Ученик Ведьмака, №02 Проклятие Ведьмака- библиотека РусЛит

Проклятие Ведьмака Джозеф Дилейни

        Ученик Ведьмака #2
        Томаса Уорда отдали в ученики Ведьмаку, когда ему было всего тринадцать лет. Ремесло это нелегкое и опасное, учиться ему надо много лет, да и люди почему-то сторонятся тех, кто защищает их от нежити. Но мама Тома хотела, чтобы ее седьмой сын стал ведьмаком, и Том, подумав, согласился. Кто-то же должен делать эту тяжелую и грязную работу. И вот, спустя несколько месяцев, они с наставником отправляются в далекий город, в подземельях которого обитает одно из самых могущественных и злобных порождений Тьмы - демон по имени Лихо. Ведьмак, учитель Тома, твердо намерен уничтожить демона, несмотря на давнее проклятие, грозящее ему гибелью в одиночестве под землей.
        Но судьба решила иначе, и самое трудное испытание выпадает на долю Тома…

        Джозеф Дилейни
        Проклятие Ведьмака

        Посвящается Мэри

        Joseph Delaney
        The Spook's CURSE

        2005 Joseph Delaney. Originally published by Random House
        Children’s Books, a division of the Random House Group

        Оформление серии Дмитрия Сазонова
        Иллюстрация на переплете Сергея Шикина

        Самый высокий холм в Графстве окутан тайной. Говорят, что однажды, когда бушевала гроза, там погиб человек, сражаясь со злом, которое угрожало всему миру. После битвы вершина снова покрылась льдом, а когда он сошел, изменились названия всех городов, долин и даже очертания холмов. Сейчас на этой самой высокой вершине не осталось ничего, что напоминало бы о тех событиях.
        Но имя осталось.
        _
        Ее называют
        __
        КАМЕННЫЙ СТРАЖ,
        ИЛИ
        КАМЕНЬ УОРДА-ЗАЩИТНИКА

        Глава 1
        Потрошитель из Хоршоу

        Услышав первый крик, я отвернулся и с такой силой зажал уши, что заломило в висках. Помочь я пока ничем не мог. Но и слышать, как вопит от боли священник, тоже было невмоготу. Он кричал долго, очень долго… Потом все же умолк.
        Я сидел в темном амбаре, дрожа от страха и, слушая, как дождь барабанит по крыше, храбрился как мог. Ночь выдалась скверная. И наверняка дальше будет только хуже.
        Десять минут спустя прибыли такелажник и его напарник, и я бросился к двери, чтобы их встретить. Оба были мужчины крупные, я едва доставал им до плеча.
        - Ну, парень, и где мистер Грегори? - спросил такелажник, не скрывая нетерпения.
        Он поднял фонарь и подозрительно огляделся. Глаза у него были проницательные и умные. Оба пришедших выглядели людьми бывалыми, таких на мякине не проведешь.
        - Он плохо себя чувствует. - Я изо всех сил старался, чтобы голос не дрожал от волнения. - Всю прошлую неделю он пролежал в постели с лихорадкой и поэтому вместо себя послал меня. Я Том Уорд. Его ученик.
        Такелажник оценивающе оглядел меня с головы до пят и так высоко вскинул бровь, что она скрылась под козырьком кепки, с которого все еще стекали капли дождя.
        - Ну, мистер Уорд, - с заметной иронией сказал он, - мы ждем ваших указаний.
        Я сунул руку в карман штанов и вытащил набросок, сделанный каменотесом. Такелажник поставил фонарь на земляной пол, с видом утомленного жизнью человека покачал головой, бросил взгляд на своего напарника и, взяв набросок, принялся его изучать.
        В наброске указывалось, какого размера яму нужно вырыть и какой величины камнем ее потом накроют.
        Такелажник снова покачал головой, опустился на колени рядом с фонарем и поднес бумагу близко-близко к свету. Когда он поднялся, вид у него был хмурый.
        - Яма должна быть девять футов глубиной, - заявил он, - а здесь сказано - всего шесть.
        Он явно знал свое дело. Стандартная яма для домового должна быть глубиной шесть футов, но для домового-потрошителя, самого опасного из всех домовых, норма девять футов. Мы наверняка имели дело с потрошителем - подтверждением тому были крики священника, - однако рыть яму глубиной девять футов времени не было.
        - Этого хватит, - сказал я. - Но все нужно сделать к утру, иначе будет слишком поздно и священ ник умрет.
        До этой минуты эти крупные, сильные мужчины всем своим видом излучали непробиваемую уверенность, но теперь вдруг занервничали. Хотя вообще-то они должны были понять, что дело серьезное, еще когда прочитали записку, где я просил их прийти в этот амбар. Я написал ее от имени Ведьмака, чтобы они наверняка явились.
        - Ты знаешь, что делаешь, парень? - спросил такелажник. - Эта работенка тебе по плечу?
        Я посмотрел прямо ему в глаза, изо всех сил стараясь не моргать:
        - Ну, начал я уж точно хорошо - нанял лучшего такелажника в Графстве.
        Похоже, я сделал верный ход: на его лице появилась улыбка - будто расселина пролегла.
        - Когда доставят камень? - спросил он.
        - Задолго до рассвета. Каменотес сам привезет его. К этому времени у нас должно быть все готово.
        Такелажник кивнул:
        - Тогда за дело, мистер Уорд. Покажи, где нужно копать.
        На этот раз он не подтрунивал, а говорил обычным деловым тоном. Он хотел побыстрее сделать свою работу и покончить с этим. Мы все хотели того же, и время поджимало, поэтому я накинул капюшон, взял посох Ведьмака в левую руку и вышел на холод, под дождь.
        Снаружи стояла их двуколка, ее груз был накрыт куском непромокаемой ткани. От тела коня, терпеливо ждавшего под дождем, поднимался пар.
        Мы зашагали по грязи - через поле, потом вдоль живой изгороди из терновника до того места, где под кроной старого дуба кусты редели, - на самой границе кладбища. Яма должна быть близко к освященной земле, но не слишком. Ближайший надгробный камень лежал всего шагах в двадцати.
        Я указал на ствол дерева:
        - Копайте как можно ближе к нему.
        Под бдительным надзором Ведьмака я выкопал множество ям - в порядке практики - и при необходимости смог бы справиться сам. Однако эти люди были знатоками своего дела и, конечно, покончат с ним быстрее.
        Когда они пошли за инструментами, я продрался сквозь живую изгородь и побрел по дорожке между надгробиями к старой церкви. Ей явно требовался ремонт: черепица на крыше во многих местах обвалилась, а стены много лет тосковали по свежей краске. Я толкнул боковую дверь, и она со скрипом отворилась.
        Старый священник лежал на спине перед алтарем точно так же, как и раньше. Женщина по-прежнему стояла на коленях у его головы и плакала. Единственное, что изменилось, - церковь была залита светом. Женщина забрала из ризницы все свечи, повсюду расставила их и зажгла. Они стояли кучно по пять-шесть, - на скамьях, на полу, на подоконниках, но больше всего на алтаре. Их было не меньше сотни.
        Когда я закрывал дверь, в церковь ворвался поток воздуха, и пламя свечей заколебалось. Женщина подняла на меня глаза - по ее лицу катились слезы.
        - Он умирает, - с болью сказала она, и ее голос гулко отозвался под сводами пустой церкви. - Почему ты так долго?
        Сообщение застало нас в Чипендене, и, чтобы добраться до церкви, мне понадобилось два дня. До Хоршоу было больше тридцати миль, да и в путь я отправился не сразу. Поначалу Ведьмак, все еще слишком больной, чтобы встать с постели, не хотел меня отпускать.
        Обычно он не посылал учеников, не проучившихся у него хотя бы год, работать в одиночку. Мне только-только исполнилось тринадцать, и отучиться я успел меньше полугода. Это были тяжелые и жуткие месяцы, поскольку нередко приходилось иметь дело с тем, что мы называем тьмой. Я учился справляться с ведьмами, привидениями, домовыми и прочей ночной нечистью. Но был ли я готов действовать самостоятельно?
        Если все сделать как надо, искусственно связать домового нетрудно. Я дважды видел, как Ведьмак это делал. Каждый раз в помощь себе он нанимал умелых людей, и все проходило гладко. Однако в этом случае имелись определенные сложности.
        Дело в том, что этот священник был родным братом Ведьмака. Я только однажды видел его, еще весной, когда мы оказались в Хоршоу. Тогда его лицо исказилось от гнева, он вперил в нас сердитый взгляд и перекрестил воздух. Ведьмак даже не взглянул в его сторону - они не только не испытывали друг к другу никакой привязанности, но больше сорока лет даже не разговаривали. Однако родная кровь есть родная кровь. Именно поэтому Ведьмак в конце концов и послал меня в Хоршоу.
        - Священники! - возмущался он. - Почему они так уверены, что все знают? Почему вечно суются куда не следует? О чем, интересно, он думал, пытаясь одолеть потрошителя? Каждый должен заниматься своим делом.
        В конце концов он успокоился и несколько часов в деталях объяснял мне, как следует действовать; потом сообщил имена и адреса такелажника и каменотеса, которых следовало нанять. Он также назвал имя доктора, настаивая, что я должен позвать именно его, а не какого-нибудь другого целителя. Это было не так просто, поскольку доктор жил довольно далеко. Мне ничего не оставалось, кроме как послать ему записку и надеяться, что он отправится в путь немедленно.
        Я взглянул на женщину, которая нежно промокала лоб священника куском ткани.
        Сальные прямые волосы несчастного были откинуты назад, глаза закатились. Он не знал, что женщина обратилась за помощью к Ведьмаку, иначе воспротивился бы этому. Хорошо, что сейчас он не мог меня видеть.
        Из глаз женщины капали слезы, поблескивая в свете свечей. Она не была членом семьи - всего лишь домоправительницей; должно быть, он был по-настоящему добр к ней, если она так убивается.
        - Доктор скоро будет, - я попытался ее утешить, - и даст ему что-нибудь обезболивающее.
        - Он всю жизнь страдал, - ответила она, - да и я причинила ему немало хлопот. Вот почему он боится смерти. Он грешен и знает, куда попадет.
        Кем бы он ни был и что бы ни делал, такого старый священник не заслуживал. Такого никто не заслуживает. Без сомнения, он был храбрым человеком. Или очень глупым. Когда домовой начал выкидывать свои штучки, священник попытался справиться с ним самостоятельно, используя обычные «орудия» служителя церкви: колокол, святую книгу и свечу. Однако тьму этим не одолеть. В большинстве случаев не будет никакого толку - домовой просто не обращает внимания ни на священника, ни на его заклинания. Обычно он все-таки уходит по собственной воле, а священнику достаются почет и уважение.
        Однако на этот раз в Хоршоу завелся самый опасный тип домового из всех, с которыми нам приходится иметь дело. Мы называем их потрошителями скота, поскольку чаще всего они питаются животными. Однако, попытавшись вмешаться, священник сам стал жертвой домового, и теперь, попробовав вкус человеческой крови, тот превратился в настоящего потрошителя. Священнику еще повезло, что он вообще до сих пор оставался в живых.
        От подножия алтаря к лежащему священнику тянулась зигзагообразная трещина три шага длиной. В самой широкой части, размером почти в ладонь, она напоминала глубокую расселину. Расколов пол, домовой схватил старого священника за ногу и по колено утащил ее вниз. Теперь, сидя там, во тьме, ее порождение медленно высасывало из священника кровь, а вместе с ней и жизнь. Потрошитель похож на большую, толстую пиявку. Он старается, чтобы его жертва как можно дольше оставалась жива, - растягивает удовольствие.
        То, что мне предстояло сделать, не зависело от того, выживет священник или нет. В любом случае я должен был связать домового: теперь, напившись человеческой крови, он уже никогда не будет довольствоваться домашним скотом.
        - Спаси его, если сможешь, - сказал Ведьмак, когда я уже собрался уходить. - Но твоя главная задача - разобраться с домовым. Это важнее всего.

        Я занялся необходимыми приготовлениями.
        Оставив его напарника копать яму, мы с такелажником вернулись в амбар. Он знал, что делать, поэтому прежде всего налил воды в большую бадью, которую они привезли с собой. Вот еще одно преимущество работы с опытными людьми: у них есть все необходимое снаряжение. Бадья была надежная, деревянная, скрепленная металлическими обручами и достаточно большая даже для ямы двенадцать футов глубиной.
        Налив в бадью воды примерно до половины, такелажник принес из двуколки большой мешок и стал вытряхивать из него в воду коричневый порошок. Он делал это небольшими порциями, после каждой добавки размешивая раствор прочным прутом.
        Довольно скоро это превратилось в нелегкое занятие - постепенно масса в бадье становилась все более густой и вязкой. И воняло от нее точно от пролежавшей несколько недель мертвечины - что, в общем, было неудивительно, поскольку порошок не что иное, как толченые кости.
        Конечным результатом всего этого должен был стать очень прочный клей. Такелажник все больше потел и уже тяжело дышал. Ведьмак всегда сам замешивал клей и меня этому научил, но время поджимало, а такелажник был посильней меня. Поэтому он и приступил к этой работе, даже не дожидаясь моей просьбы.
        Когда клей был готов, я начал добавлять в него принесенные с собой металлические опилки и соль, стараясь помешивать, чтобы они распределились равномерно. Железо опасно для домового, потому что вытягивает из него силу, а соль обжигает. Стоит домовому попасть в яму - он останется в ней, поскольку нижняя сторона камня и стены ямы, обмазанные такой смесью, заставят его съежиться и держаться так, чтобы их не касаться. Конечно, самое сложное - загнать домового в яму.
        И это мне еще только предстояло.
        Наконец мы с такелажником решили, что клей готов.

        Поскольку яму еще не вырыли, делать мне пока было нечего, и я топтался в ожидании доктора на узкой извилистой тропинке, ведущей в Хоршоу.
        Дождь прекратился, в воздухе было ни ветерка. Стоял сентябрь, и погода уже начала меняться к худшему. В любой момент дождь мог зарядить снова, поэтому первый, пока еще далекий раскат грома на западе заставил меня занервничать еще больше. Спустя минут двадцать я услышал в отдалении стук копыт. Из-за поворота показался доктор. Он скакал так быстро, словно за ним гналась вся адская свора. За спиной у него развевался плащ.
        Представляться не было нужды, поскольку в руке я сжимал посох Ведьмака. Я лишь кивнул ему, и он, оставив вспотевшего коня пастись в высокой траве перед церковью, последовал за мной к боковой двери. Открыв ее, я из уважения пропустил его первым.
        Отец учил меня ко всем проявлять уважение - если я хочу, чтобы и другие уважали меня. Я с этим врачом знаком не был, но Ведьмак настаивал именно на его приезде, из чего я сделал вывод, что доктор знает свое дело. Звали его Шердли. При нем была черная кожаная сумка, на вид почти такая же тяжелая, как мешок Ведьмака, который я принес с собой и оставил в амбаре. Доктор положил сумку футах в шести от пациента и, не обращая внимания на всхлипывания женщины, приступил к осмотру.
        Я встал чуть сбоку позади него, чтобы лучше видеть. Осторожным движением доктор приподнял рясу священника, обнажив его ноги.
        Правая была худая, бледная и почти безволосая, но левая, в которую вцепился домовой, покраснела и распухла. Вены на ней вздулись и по мере приближения к трещине в полу становились более темными. Доктор покачал головой, вздохнул и, обращаясь к домоправительнице, заговорил так тихо, что я едва разбирал слова.
        - Ногу придется отнять, - сказал он. - Другого выхода нет.
        В ответ по щекам женщины снова полились слезы. Доктор перевел взгляд на меня и кивнул на дверь, предлагая выйти. Оказавшись снаружи, он прислонился к стене и снова вздохнул.
        - Долго еще? - спросил он.
        - Меньше часа, доктор, - ответил я. - Все зависит от каменотеса. Он сам привезет камень.
        - Если вы провозитесь хоть немного дольше, мы не спасем преподобного. По правде говоря, шанс вообще очень невелик. Сейчас даже нельзя дать ему обезболивающее, потому что он не выдержит двойной дозы, а перед ампутацией я непременно должен буду что-нибудь ему дать. Но даже в этом случае он может погибнуть от болевого шока. И сразу переносить его оттуда тоже опасно.
        Я пожал плечами. Мне не хотелось даже думать об этом.
        - Ты точно знаешь, что делать? - спросил доктор, внимательно вглядываясь в мое лицо.
        - Мистер Грегори все мне объяснил. - Я постарался произнести это как можно увереннее.
        На самом деле Ведьмак объяснил мне все даже не один раз, а, наверно, больше десяти и заставлял повторять услышанное снова и снова, пока не успокоился.
        - Лет пятнадцать назад у нас был похожий слу чай, - сказал доктор. - Мы сделали все возможное, но человек умер, а ведь это был молодой крестьянин, здоровенный, словно пес мясника, в самом расцвете сил. Давай просто держать кулаки. Иногда старики оказываются крепче, чем мы думаем.
        Повисло долгое молчание, потом я вдруг вспомнил, что нужно кое-что уточнить:
        - Вы, конечно, знаете, что мне понадобится немного его крови…
        - Не учи курицу нести яйца, - проворчал доктор, устало улыбнулся мне и кивнул в сторону тропы к Хоршоу: - Каменотес уже на подходе, поэтому лучше иди и займись своим делом. А потом я займусь своим.
        Я уже и сам расслышал вдалеке скрип колес - к кладбищу приближалась телега. Я пошел между могильными плитами, чтобы посмотреть, как дела у такелажников.
        Яма была готова, и они уже собрали под дубом деревянную платформу. Напарник такелажника залез на дерево и на прочной ветке закреплял блок - металлическую штуковину размером с человеческую голову, через которую перекинут большой крюк на цепи. Она нужна, чтобы удерживать вес камня и опустить его точно на яму.
        - Каменотес уже здесь, - сообщил я. Такелажники тут же бросили свои дела и вслед за мной пошли к церкви.
        На дорожке стоял еще один конь, а в задней части телеги лежал камень. Пока все шло гладко, но я заметил, что каменотес не смотрел мне в глаза и был явно чем-то смущен. Тем не менее мы не мешкая повезли камень по дороге к воротам, выходящим в поле.
        Когда телега подъехала к дереву, каменотес продел крюк в кольцо в центре камня и поднял его с телеги. Теперь оставалось посмотреть, точно ли камень вытесан. Кольцо каменотес определенно расположил правильно, потому что камень висел на цепи строго горизонтально.
        Когда камень стали опускать и он был в двух шагах от края ямы, каменотес поделился со мной плохими новостями.
        Оказывается, его младшая дочь заболела той же болезнью, которая свалила с ног Ведьмака и свирепствовала по всему Графству. Жена его не отходит от бедняжки, поэтому ему нужно возвращаться немедленно.
        - Ты уж прости, - сказал он, в первый раз встретившись со мной взглядом. - Но камень подогнан точно, проблем не будет. Слово даю.
        Я поверил ему. Он трудился изо всех сил и сделал камень быстро, хотя наверняка в это время ему лучше было находиться рядом с дочерью. Поэтому я расплатился с ним, поблагодарил от имени Ведьмака и от себя, пожелал скорейшего выздоровления дочери и отпустил.
        Каменотесы умеют не только хорошо обтесывать камень, но и устанавливать его, поэтому лучше было бы, чтобы он остался, - на случай, если что-то пойдет не так. Но такелажник с напарником тоже знали свое дело. Поэтому мне оставалось лишь сохранять спокойствие и смотреть в оба, чтобы не допустить какой-нибудь глупой ошибки.
        Перед тем как камень опустят на место, нужно было быстро обмазать клеем стены ямы, а потом нижнюю сторону камня.
        Я забрался в яму и при свете фонаря, который держал напарник такелажника, приступил к работе. Мазать нужно было очень тщательно, не пропуская даже крошечного пятнышка, потому что и его может оказаться достаточно, чтобы домовой сбежал. И поскольку глубина ямы была шесть футов, а не девять, как следовало бы, приходилось быть вдвойне внимательным и аккуратным.
        Смесь скрепляла почву, и это было хорошо, потому что так она дольше не растрескается и не осыплется летом, когда высохнет. Главное было понять, сколько точно нужно наносить смеси, чтобы покрытие оказалось достаточно плотным. Ведьмак сказал, что это умение приходит с опытом. Обычно он всегда проверял мою работу и добавлял несколько заключительных мазков. На этот раз все пришлось делать самому. Впервые.
        В конце концов я выбрался из ямы и занялся ее верхним краем. Камень толщиной тринадцать дюймов по длине и ширине был больше, чем сама яма - его края должны лежать на ней, не оставляя ни малейшей щелочки, через которую домовой мог бы вылезти. Поэтому их надо было обработать особенно тщательно - ведь именно здесь проходила линия соединения камня с почвой.
        Когда я закончил, полыхнула молния, а спустя несколько секунд послышался мощный раскат грома. Гроза бушевала почти над нашими головами.
        Я вернулся в амбар, чтобы достать из мешка одну важную вещь. Ведьмак называл ее «миска-приманка». Сделанная из металла, с тремя маленькими отверстиями по краям, просверленными на равном расстоянии друг от друга, она очень подходила для нашей работы. Я достал ее, протер рукавом и побежал в церковь сообщить доктору, что мы готовы.
        Открыв дверь, я почувствовал сильный запах смолы и слева от алтаря увидел маленький костер. Над ним на металлическом треножнике стоял булькающий, плюющийся горшок. Доктор Шердли собирался использовать смолу, чтобы после ампутации остановить кровотечение и обмазать ею культю; тогда уцелевшая часть ноги не загноится.
        Я мысленно улыбнулся, сообразив, где доктор взял дерево для костра. Снаружи все было мокрым-мокро, и ему не оставалось ничего другого, как использовать церковную скамью. Не сомневаюсь, священник был бы не в восторге, узнай он об этом, пусть даже скамьей пожертвовали ради спасения его жизни. Но сейчас он был без сознания, дышал глубоко и останется в таком состоянии еще несколько часов, пока будет действовать снадобье.
        Из трещины в полу слышались мерзкие чавкающие, хлюпающие звуки - домовой продолжал высасывать из ноги кровь. Он слишком увлекся, чтобы почувствовать наше присутствие и заподозрить, что скоро его трапеза может закончиться.
        Мы с доктором не обменялись ни словом, просто кивнули друг другу. Я отдал ему свою миску, чтобы набрать крови, которая мне требовалась, а он достал из своей сумки маленькую металлическую пилу и приложил ее холодные блестящие зубцы к ноге священника сразу под коленом.
        Домоправительница сидела в той же позе, что и раньше, крепко зажмурив глаза и что-то бормоча себе под нос. Наверное, она молилась; похоже, от нее доктор помощи не дождется. Поэтому, хоть и с дрожью, я опустился на колени рядом с ним.
        Он покачал головой.
        - Тебе вовсе ни к чему на это смотреть, - сказал он. - Не сомневаюсь, когда-нибудь тебе придется увидеть кое-что и похуже, но сейчас в этом нет нужды. Уходи, парень. Займись своим делом. Я справлюсь. Только пришли тех двоих, чтобы они помогли мне перенести его на телегу, когда я закончу.
        Я уже крепко стиснул зубы, готовясь к ужасному зрелищу, поэтому, услышав такое, не заставил долго себя упрашивать. С огромным облегчением я побежал к яме, но не успел еще добраться до нее, как воздух прорезал громкий крик, а следом за ним послышались истерические рыдания. Это не мог быть священник - он лежал без чувств. Это была домоправительница.
        Такелажник с напарником уже снова подняли камень и теперь стирали с него грязь. Когда они пошли к церкви, чтобы помочь доктору, я окунул кисть в оставшуюся смесь и обмазал нижнюю сторону камня.
        Едва я успел оглядеть плоды своих трудов, как прибежал напарник такелажника. Позади него, гораздо медленнее, шел сам такелажник. Он нес миску с кровью и старался не пролить ни капли. Миска-приманка - очень важная часть нашего снаряжения. В Чипендене у Ведьмака имелся целый запас таких мисок, изготовленных по его собственным чертежам.
        Я достал из мешка Ведьмака длинную цепь, на одном конце которой к большому кольцу были прикреплены три короткие цепи, заканчивающиеся каждая маленьким металлическим крючком. Эти крючки я продел в отверстия у края миски.
        Когда я поднял цепь, миска-приманка повисла на ней так устойчиво и ровно, что опустить ее в яму и очень осторожно поставить в центре особого умения не потребовалось.
        Нет, умение все же потребовалось - нужно было очень осторожно ослабить цепочки, чтобы крючки соскользнули с миски, не опрокинув ее и не разлив кровь.
        Хотя сильно нервничал, все же сумел освободить крючки с первой же попытки - недаром я провел много часов, практикуясь в этом.
        Теперь оставалось только ждать.

        Я уже говорил, что потрошители - самые опасные домовые, потому что питаются кровью. Обычно они смекалисты и очень хитры, но во время кормежки соображают медленно.
        Отрезанная нога все еще оставалась в трещине церковного пола, и домовой старательно продолжал высасывать из нее кровь - очень медленно, растягивая удовольствие. С потрошителями всегда так. Он сидит себе, сосет и чавкает, не думая ни о чем, и далеко не сразу понимает, что крови становится все меньше и меньше. Он хочет еще, но кровь теперь имеет другой вкус, а ему больше нравился прежний.
        Сообразив, что ногу отделили от тела, потрошитель последует за ним. Вот почему такелажники поторопились положить священника на телегу - сейчас она уже наверняка у окраины Хоршоу, и каждый «цок-цок» конских копыт уносит ее все дальше от разозленного домового, жаждущего той же самой крови.
        Потрошитель ведет себя как собака-ищейка. Он быстро разберется, в каком направлении увезли священника, и поймет, что тот удаляется все дальше и дальше. Но потом он почует что-то еще - то, что ему нужно, и гораздо ближе.
        Вот зачем я поставил миску в яму. И вот почему эту миску называют миской-приманкой. Она нужна для того, чтобы заманить потрошителя в ловушку. Как только он окажется в яме и приступит к еде, мы должны действовать очень быстро и не допустить ни единой ошибки.
        Я поднял глаза. Напарник такелажника стоял на платформе, положив руку на короткую цепь и готовясь опускать камень. Сам такелажник стоял напротив меня, руками придерживая камень, чтобы как можно точнее установить его, когда тот начнет опускаться. Судя по их виду, они не только ничего не боялись, но даже не нервничали. Я вдруг понял, как это здорово - работать с такими людьми. С людьми, знающими свое дело. Каждый из нас играл отведенную ему роль, каждый делал то, что нужно, настолько быстро и хорошо, насколько это вообще возможно. Мне стало легче. Я ощутил себя частью… единой команды, что ли.
        Мы спокойно поджидали домового.

        Спустя несколько минут я услышал, что он приближается. Сначала это было похоже на обычный свист ветра в кронах деревьев.
        Вот только никакого ветра не ощущалось, и на фоне узкой полоски звездного неба между грозовой тучей и горизонтом была видна восходящая луна; ее бледный свет немного усиливал освещение, которое давали наши фонари.
        Такелажник и его напарник, конечно, ничего не слышали - ведь никто из них не был седьмым сыном седьмого сына, как я. Поэтому я предостерег их:
        - Он идет. Я скажу когда.
        Теперь звук приближения домового стал более резким, почти как визг, и к нему добавилось что-то еще, вроде низкого урчания. Потрошитель быстро пересекал кладбище, прямиком направляясь к стоящей в яме миске с кровью.
        В отличие от обыкновенного домового, потрошитель не такой уж и бесплотный, в особенности когда только что поел. Однако и в такие минуты большинство людей не в состоянии видеть его, хотя очень даже почувствуют, если он на них нападет.
        Даже я видел не так уж много - просто что-то бесформенное, розовато-красное. Потом у самого моего лица всколыхнулся воздух, и потрошитель скользнул в яму.
        - Пора, - сказал я такелажнику.
        Тот кивнул напарнику, который плотнее сжал короткую цепь. Не успел он потянуть за нее, как из ямы донесся новый звук, на этот раз достаточно громкий, чтобы его услышали все.
        Я бросил быстрый взгляд на своих товарищей: они стояли, широко распахнув глаза и плотно сжав губы от страха перед тем, кто находился внизу.
        Мы услышали, как домовой приступил к еде. Такое чавканье мог бы издавать большой плотоядный зверь, если бы принялся прожорливо лакать, жадно сопя и фыркая. Наверняка потрошитель управится меньше чем за минуту - а потом почует нашу кровь: он вошел во вкус, а мы были совсем рядом.
        Напарник такелажника начал отпускать цепь, и каменная плита ровно пошла вниз. Я устанавливал один ее край, такелажник - другой. Если яма выкопана точно, а камень вытесан в полном соответствии с указанными на чертеже размерами, то не должно возникнуть никаких проблем. Я все время мысленно говорил себе, что так и будет, но никак не мог выкинуть из головы последнего ученика Ведьмака, Билли Бредли, который погиб, пытаясь искусственно связать точно такого же домового. Тогда камень встал неровно, придавив краем кисть Билли. Прежде чем камень сумели приподнять, домовой откусил Билли пальцы и принялся высасывать из него кровь. Позже бедняга умер от шока. Как я ни старался, он не шел у меня из головы.
        Необходимо было накрыть яму камнем с первого раза - и, конечно, не защемить пальцы.
        Командовал такелажник - именно он сейчас выполнял работу каменотеса. Когда между камнем и ямой осталась лишь крошечная щель, по его сигналу цепь остановилась. С сосредоточенным выражением лица он посмотрел на меня и вопросительно вскинул бровь. Я проверил свой край камня и слегка передвинул его. Казалось, он стоит в точности как надо, но я тщательно осмотрел все еще раз и только после этого кивнул такелажнику, который подал сигнал напарнику.
        Несколько поворотов короткой цепи - и камень с первого же раза занял свое место, запечатав домового в яме. Раздался разъяренный рев, однако это уже не имело значения: теперь, когда домовой в ловушке, опасаться было нечего.
        - Славно поработали! - улыбаясь от уха до уха, напарник такелажника спрыгнул с платформы. - Вот это точность!
        - Ага, - согласился такелажник и добавил с неуклюжей усмешкой: - Если это можно назвать работой.
        У меня будто гора с плеч свалилась - так я обрадовался, что все позади. И только потом, когда прямо над головой вспыхнула молния, осветив камень, я разглядел, что на нем вырезал каменотес, и впервые ощутил прилив гордости.

        Греческая буква «дельта», перечеркнутая по диагонали, - знак того, что под этим камнем лежит домовой. Под ней, справа, - римская цифра один, означающая, что это домовой самой высокой степени опасности. Всего таких степеней десять, и с первой по четвертую - это домовые, способные убивать. А ниже стояло мое имя, Уорд, - ведь это я обезвредил его.
        Я только что связал своего первого домового. И не какого-нибудь, а потрошителя!

        Глава 2
        Прошлое Ведьмака

        Два дня спустя, уже в Чипендене, Ведьмак заставил меня рассказать, как все произошло. Когда я закончил, он велел повторить еще раз, после чего поскреб в бороде и издал тяжкий вздох.
        - Что доктор говорит о состоянии моего слабоумного брата? - спросил он. - Как ему кажется, он поправится?
        - Он сказал, что вроде бы худшее уже позади, но окончательно пока говорить рано.
        Ведьмак задумчиво кивнул:
        - Ну, парень, ты хорошо поработал. Трудно пред ставить, что это можно было сделать лучше. Отдыхай до конца дня. Но не очень-то расслабляйся - завтра все пойдет как обычно. После этих треволнений тебе предстоит заново привыкать к заведенному порядку.
        На следующий день он нагрузил меня работой вдвое против обычного. Уроки начались сразу после рассвета и включали в себя то, что Ведьмак называл практическими занятиями. Это означало, что, хотя я накануне искусственно связал самого опасного домового, я снова был вынужден рыть яму.
        - Неужели это действительно нужно - рыть еще одну яму для домового? - устало спросил я.
        Ведьмак обратил на меня испепеляющий взгляд и не отводил его, пока я не потупился в крайнем смущении.
        - Воображаешь, что ты теперь выше этого, парень? - спросил он. - Ну так ты ошибаешься. За знаваться рано: тебе еще учиться и учиться. Хотя ты и связал своего первого домового, но тебе помогали умелые люди. А в будущем вполне может случиться так, что тебе придется рыть яму самому, и делать это быстро - чтобы успеть спасти чью-то жизнь.
        После того как я выкопал яму и обмазал ее стенки смесью соли с опилками, настал черед практиковаться в опускании в яму миски-приманки таким образом, чтобы не расплескать ни капли крови. Конечно, это был всего лишь урок и мы использовали не кровь, а воду, но Ведьмак относился к занятиям со всей серьезностью и, если у меня не получалось с первого раза, здорово распекал меня. Однако сегодня я не дал ему такой возможности. Я сумел сделать это в Хоршоу и сделал это во время занятий, причем десять раз подряд. Но ни единого слова похвалы от Ведьмака так и не дождался. Мне даже стало немного обидно.
        Потом мы перешли к занятиям, которые мне действительно нравились, - с использованием серебряной цепи Ведьмака. В западной части сада был врыт столб. Суть упражнения состояла в том, чтобы суметь набросить на него цепь. Ведьмак заставил меня, становясь на различном расстоянии от столба, практиковаться больше часа, все время напоминая о том, что если я промахнусь, когда придется иметь дело с настоящей ведьмой, второго шанса, скорее всего, на самом деле не будет. Бросать цепь нужно особым способом: намотать ее на левую руку и скинуть резким движением запястья; она раскручивается в воздухе и плотно обвивает столб, как бы образуя левую резьбу. С расстояния восьми футов я сумел набросить цепь девять раз из десяти, но, как обычно, Ведьмак был скуп на похвалу.
        - Неплохо, - заявил он. - Но, повторяю, не зазнавайся, парень. Настоящая ведьма не станет облегчать тебе задачу, спокойно дожидаясь, пока ты набросишь цепь. К концу года должно быть десять из десяти, не меньше!
        Мне стало еще обиднее. Я старался изо всех сил и добился заметного успеха. Более того - я связал своего первого домового и сделал это без всякой помощи наставника. Хотел бы я знать: а смог бы сам Ведьмак в годы ученичества сделать это лучше?
        После обеда Ведьмак отпустил меня в библиотеку для самостоятельной работы - читать и делать выписки; однако читать дозволялось лишь определенные книги. В этом он был очень строг. Шел еще только первый год моего ученичества, и прежде всего мне следовало изучать домовых. Но иногда, зная, что он сейчас занят, я поддавался искушению заглянуть и в другие книги.
        Поэтому, почитав, что полагалось, о домовых, я подошел к трем длинным полкам у самого окна и взял с самого верха одну из больших записных книжек в кожаном переплете. Это были дневники, причем некоторые из них оказались написанными ведьмаками сотни лет назад. Каждый охватывал период примерно в пять лет.
        В тот раз я точно знал, что ищу: один из ранних дневников Ведьмака: мне хотелось узнать, как он, будучи еще молодым человеком, справлялся со своей работой и добился ли больших успехов, чем я. Правда, до того как начать обучаться на ведьмака, он был священником, поэтому его ученичество пришлось на более зрелые годы.
        Как бы то ни было, я открыл дневник наобум и углубился в чтение. Конечно, я узнал почерк, но если бы не это, ни за что не догадался бы, что прочитанное мной написал Ведьмак. Устная речь у него была типичная для Графства - такая… простоватая, без намека на то, что мой отец называет «цирлих-манирлих». Писал же Ведьмак совсем по-другому. В его дневниках чувствовался словно бы привкус всех книг, которые он прочитал за свою жизнь. Я-то по большей части пишу как говорю: если бы папа когда-нибудь прочел мои заметки, он гордился бы мной и знал, что я по-прежнему его сын.
        Поначалу то, что я читал, показалось мне мало отличимым от недавних записей Ведьмака, если не считать того, что в прежние времена он делал больше ошибок. Как обычно, он был очень честен и каждый раз объяснял, в чем именно оказался не прав. Он всегда говорил мне, что это важно - описывать все как есть, чтобы иметь возможность извлекать уроки из прошлого.
        Он описывал, как на протяжении недели часами практиковался с миской-приманкой и его наставник злился, потому что самый лучший результат, которого он добился, был восемь из десяти! Узнав об этом, я почувствовал себя лучше. А потом прочитал такое, от чего и вовсе развеселился: оказывается, своего первого домового Ведьмак связал после почти восемнадцати месяцев ученичества. Больше того - это был всего лишь волосатый домовой, а не ужасный потрошитель!
        Да, Ведьмак был прилежным, трудолюбивым учеником, но звезд с неба не хватал. Это приободрило меня. Многое в дневнике представляло собой описание обычных ученических занятий, поэтому я быстро пролистал страницы, пока не дошел до места, когда мой нынешний наставник стал самостоятельным ведьмаком. Собственно, я уже нашел то, что искал, и готов был закрыть дневник, как вдруг какая-то мысль заставила меня вернулся к началу отрывка, и вот что я прочел. Текст передан не дословно, но достаточно точно, потому что у меня хорошая память. Да и как можно забыть то, что произвело такое сильное впечатление?

        Поздней осенью я отправился по вызову далеко на север Графства, чтобы разобраться с нелюдем, уже долгое время державшим в ужасе эту местность. Не одна семья пострадала от его жестокости. Много погибших и раненых было в тех краях.
        Я ступил под сень леса, когда на землю уже спускались сумерки. Все листья в том лесу пожухли и пали на землю, устлав ее бурым гниющим покровом, и башня напоминала указующий в небо черный дьявольский перст. В ее единственное окно выглядывала девушка. Несчастная махала мне рукой, моля о помощи. Монстр захватил ее для собственного увеселения и держал в плену.
        Прежде всего я развел костер и долго сидел, глядя на пламя и набираясь храбрости. Достав из мешка точильный камень, я точил клинок до тех пор, пока лезвие не заострилось настолько, что к нему нельзя было прикоснуться не порезавшись. Когда настала полночь, я подошел к башне и громко постучал посохом в дверь, бросая монстру вызов.
        Он выбежал ко мне, размахивая огромной дубиной и оглашая воздух яростным рычанием. Отвратительное создание было одето в шкуры животных, от них несло кровью и тухлым жиром. С превеликой злобой нелюдь набросился на меня.
        Поначалу я отступал, выжидая удобного случая, и когда он снова попытался ударить меня, я обнажил скрытый в посохе клинок и со всей силой вонзил его в голову нелюдя. Он замертво рухнул к моим ногам, однако я не сожалел, что лишил его жизни, поскольку он убивал бы снова и снова и никогда бы не насытился.
        И тут девушка окликнула меня голосом сирены, и я бросился вверх по каменным ступеням. Там, в самой верхней комнате башни, я нашел ее на соломенной постели, крепко связанную серебряной цепью. С молочно-белой кожей и длинными белокурыми волосами, она была самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел. Звали ее Мэг. Она умоляла освободить ее от цепи и была столь убедительна, что рассудок покинул меня, и мир закружился.
        Не успел я развязать цепь, как Мэг прижала свои губы к моим, и поцелуи эти были столь сладостны, что в ее объятиях я окончательно утратил разум.
        Меня разбудил льющийся в окно солнечный свет, и я впервые как следует разглядел девушку. Она оказалась ведьмой-ламией и носила на себе знак змеи: как ни хороша она была собою, вдоль позвоночника ее кожу покрывали зеленовато-желтые чешуйки.
        Трепеща от ярости, что позволил себя обмануть, я снова связал Мэг цепью и понес к яме в Чипендене. Когда я освободил ее, она стала вырываться так неистово, что я едва смог удержать ее. Пришлось схватить Мэг за длинные косы и тащить к яме волоком. Ее отчаянные крики могли бы разбудить и мертвого. Шел сильный дождь, и она оскальзывалась на мокрой траве, но я продолжал тащить девушку, хотя заросли ежевики царапали ей голые руки и ноги. Я поступал жестоко, но иначе было нельзя.
        Однако когда я начал сталкивать ее в яму, она обхватила мои колени и жалобно разрыдалась. Я долго стоял так, испытывая сердечную муку и едва сам не свалившись в яму.
        В конце концов я принял решение, о котором мне, возможно, не раз придется пожалеть. Я помог Мэг встать на ноги и обнял ее, прослезившись вместе с нею. Как мог я столкнуть в яму ту, которую полюбил больше, чем собственную душу?
        Я умолял ее простить меня. Рука в руке, мы ушли прочь от ямы.
        От этой встречи у меня осталась серебряная цепь, очень дорогостоящий инструмент. Если бы не благосклонность судьбы, мне пришлось бы долгие месяцы трудиться, чтобы приобрести ее. А какую цену я заплатил и, быть может, заплачу в будущем, я не осмеливаюсь даже думать.
        Красота - чудовищная сила. Она способна связать мужчину крепче, чем серебряная цепь - ведьму.

        Я не верил своим глазам! Ведьмак не раз предостерегал меня по поводу хорошеньких женщин, а сам, оказывается, нарушил это правило! Мэг была ведьмой, и тем не менее он не заточил ее в яму!
        Я быстро перелистал дневник до конца в поисках других упоминаний о ней, но ничего не нашел. Совсем ничего! Как будто ее и вовсе не существовало.
        Кое-что о ведьмах мне было известно, но никогда прежде я не слышал о ламиях. Я поставил дневник на место и начал просматривать нижнюю полку, где книжки стояли в алфавитном порядке. Открыл ту, что была озаглавлена «Ведьмы», но и там о Мэг не было ни слова.
        Разбираемый любопытством, я продолжил поиски и на самой нижней полке обнаружил толстую книжку под названием «Бестиарий». Там в алфавитном порядке были перечислены все виды порождений тьмы, в том числе и ведьмы. Наконец я нашел то, что хотел: ведьмы-ламии.
        Похоже, ведьмы-ламии не были уроженками Графства, а пришли к нам откуда-то из-за моря. Они избегают солнечного света, но ночью охотятся на людей и пьют их кровь. Они могут менять облик и делятся на две категории: дикие и домашние.
        Дикие - это и есть ведьмы-ламии в своем естественном состоянии - опасные, непредсказуемые и внешне мало похожие на людей. Они с ног до головы покрыты чешуей, а ногти их больше похожи на когти. Некоторые передвигаются на четвереньках, у других имеются крылья, а верхняя часть тела покрыта перьями, что позволяет им перелетать на небольшие расстояния.
        Однако дикие ведьмы-ламии могут стать домашними, если на протяжении долгого времени живут с людьми. Очень медленно, постепенно они приобретают женский облик, хотя вдоль позвоночника у них остается полоска желто-зеленых чешуек. Со временем домашние ламии даже начинают проникаться человеческими убеждениями. Часто они отказываются от зла и начинают творить добро.
        Может, Мэг в конце концов стала доброй? И Ведьмак поступил правильно, не связав ее и не столкнув в яму?
        Внезапно до меня дошло, что уже очень поздно и пора возвращаться к занятиям. Я выбежал из библиотеки. Голова у меня шла кругом.
        Спустя несколько минут мы с наставником оказались на краю западной части сада, откуда открывался вид на болота. Осеннее солнце опускалось за горизонт. Ведьмак диктовал, расхаживая взад-вперед, а я, как обычно, сидел на скамье и записывал его слова. Однако сосредоточиться мне никак не удавалось.
        Начали мы с урока латыни. У меня была специальная тетрадка для грамматики и новых слов, которым учил меня Ведьмак. Толстая тетрадка, уже почти исписанная.
        Мне страшно хотелось обсудить с Ведьмаком то, что я только что прочел, - но как это сделать? Я ведь нарушил правило читать лишь указанные им книги. Он не давал мне позволения брать его дневники, и теперь я сожалел, что ослушался его. Я знал, что он рассердится, если это выплывет наружу.
        С каждой минутой мне было все труднее вдумываться в то, о чем говорил Ведьмак. К тому же я сильно проголодался и никак не мог дождаться ужина. Обычно вечера у меня были свободными, и я мог делать в это время что захочу, но сегодня учитель сверх всякой меры загрузил меня работой. Поэтому прошло не меньше часа, прежде чем солнце село и самые трудные уроки были окончены.
        А потом я услышал звук, от которого мысленно застонал.
        Звон колокола. Не церковного, нет. Это был более высокий, мелодичный звон совсем небольшого колокола - того самого, который предназначался для наших ушей. В дом к Ведьмаку никого не допускали, поэтому люди, нуждающиеся в его помощи, должны были приходить на перекресток и звонить в этот колокол.
        - Иди и узнай, в чем дело, парень, - сказал Ведьмак, кивнув в сторону колокола.
        Обычно мы делали это вместе, но в тот день он еще не вполне оправился от болезни.
        Я не то чтобы очень торопился. Отбежав достаточно далеко, чтобы меня не было видно из дома и сада, я перешел на медленный шаг. Уже слишком стемнело, чтобы предпринимать что-либо, связанное с новым вызовом. В особенности сегодня, когда Ведьмак еще не полностью выздоровел. Значит, до утра мы делать ничего не будем. Я могу рассказать ему, что произошло, и во время ужина. Чем позже я вернусь, тем меньше времени останется для писанины. На сегодня ее и так было более чем достаточно, у меня даже запястье разболелось.
        Над перекрестком нависали ивы, которые у нас в Графстве называют лозами, и здесь было мрачно даже днем, что всегда заставляло меня нервничать. Во-первых, никогда не знаешь, кто тебя тут ждет; а во-вторых, у гостей наверняка плохие новости, иначе бы они не пришли. Им нужна помощь Ведьмака.
        На этот раз там дожидался парень в больших шахтерских сапогах и с грязью под ногтями. Нервничая даже больше меня, он выпалил свое сообщение с такой скоростью, что я половины не понял и был вынужден попросить его повторить. Потом он ушел, а я вернулся домой.
        На этот раз я не плелся еле-еле, а бежал.
        Ведьмак с опущенной головой стоял рядом со скамьей. При моем приближении он поднял глаза; лицо у него было грустное. Я понял, что он откуда-то знает, что я скажу, но все равно заговорил, задыхаясь от быстрого бега:
        - Плохие новости из Хоршоу. Мне очень жаль, но они касаются вашего брата. Доктор не смог спасти его. Он умер вчера на рассвете. Похороны утром в пятницу.
        Ведьмак испустил долгий, тяжкий вздох и несколько минут не произносил ни слова. Не зная, что сказать, я тоже молчал. Было трудно догадаться, какие чувства он испытывает. Они с братом не разговаривали больше сорока лет, ни о какой близости между ними не могло быть и речи. И все же священник приходился ему братом, и, возможно, у Ведьмака сохранились связанные с ним добрые воспоминания - из тех времен, когда они были детьми, и потом, когда еще не поссорились.
        Наконец Ведьмак снова вздохнул:
        - Пошли, парень. Поужинаем сегодня пораньше.

        Ели мы в молчании. Ведьмак больше ковырялся в своей тарелке, чем ел. То ли из-за плохих новостей о брате, то ли недавняя болезнь лишила его аппетита… Обычно за время трапезы он произносил хоть несколько слов - даже если просто спрашивал, как мне нравится еда. Это превратилось почти в ритуал, потому что следовало непременно похвалить его домашнего домового, который готовил нам еду, иначе тот мог надуться. Похвалить ужин было очень важно - если не хочешь, чтобы свиная грудинка утром оказалась подгоревшей.
        - Тушеное мясо приготовлено очень хорошо, - в конце концов сказал я. - Уж и не припомню, когда в последний раз ел такую вкуснятину.
        По большей части домовой оставался невидимым, но иногда принимал облик большого рыжего кота. Если удавалось ему угодить, он под кухонным столом терся о мои ноги. Но на этот раз не было даже еле слышного мурлыканья. Либо моя похвала прозвучала не слишком убедительно, либо плохие новости заставили домового затаиться.
        Внезапно Ведьмак отодвинул тарелку и поскреб в бороде.
        - Мы идем в Пристаун, - объявил он. - Отправляемся завтра утром.
        Пристаун? Я не верил своим ушам. Ведьмак шарахался от этого города как от чумы и однажды сказал мне, что ноги его там не будет. Причину этого он не объяснил, а я не спрашивал, потому что всегда чувствовал, когда он не хочет о чем-то говорить. Но как-то раз мы оказались в двух шагах от побережья, и нам потребовалось пересечь реку Рибл. Вот тогда-то неприязнь Ведьмака к этому городу и стала реальной помехой. Вместо того чтобы перейти на тот берег по мосту в Пристауне, мы много миль тащились до следующего.
        - Зачем? - спросил я чуть ли не шепотом, опасаясь разозлить его своим вопросом. - Я думал, мы пойдем в Хоршоу, на похороны.
        - Мы и пойдем на похороны, парень. - Голос Ведьмака был спокоен и полон терпения. - Верно, мой слабоумный брат работал в Хоршоу, но он был священником, а когда в Графстве умирает священник, его тело доставляют в Пристаун, в большом кафедральном соборе отслуживают заупокойную службу и только потом предают земле. Вот мы и пойдем туда, чтобы отдать ему последнюю дань уважения. Однако это не единственная причина. В этом городишке у меня есть одно незаконченное дело. Возьми свою записную книжку, парень. Открой чистую страницу и напиши заглавие…
        Я еще не доел тушеное мясо, но послушно сделал то, что он велел. Когда он сказал «незаконченное дело», я понял, что речь идет о нашей работе - работе Ведьмака. Поэтому я вытащил из кармана бутылочку чернил и поставил на стол рядом со своей тарелкой.
        Внезапно в голове у меня что-то щелкнуло:
        - Вы имеете в виду потрошителя, которого я связал? Думаете, он сбежал? У нас просто не было времени копать яму глубиной девять футов. По-вашему, он теперь в Пристауне?
        - Нет, парень, ты все сделал отлично. Речь идет кое о чем похуже домового. Этот город проклят! Проклят монстром, с которым я в последний раз сталкивался двадцать лет назад. Тогда ему удалось добраться до меня, и я почти полгода провалялся в постели. Чуть не умер, по правде говоря. С тех пор я не бывал в Пристауне, но раз уж мы все равно там окажемся, почему бы не завершить то незаконченное дело? Нет, город проклят не просто каким-то жалким потрошителем - он проклят древним злым духом, которого по заслугам прозвали Лихо. Он единственный из своего рода, кому удалось уцелеть, и с каждым днем становится все сильнее. С этим надо что-то делать, больше откладывать нельзя.
        В верхней части новой страницы я написал «Лихо», но, к моему разочарованию, Ведьмак внезапно покачал головой и широко зевнул:
        - Ладно, отложим до утра, парень. Заканчивай-ка лучше свой ужин, а потом сразу в постель. Завтра мы выйдем рано.

        Глава 3
        Лихо

        Мы вышли вскоре после рассвета; я, как обычно, нес тяжелый мешок Ведьмака. Однако уже через час пути мне стало ясно, что наше путешествие займет не меньше двух дней. Обычно Ведьмак мерил дороги огромными шагами, так что я с трудом поспевал за ним, но сейчас он был все еще слаб, быстро начинал задыхаться и часто останавливался, чтобы отдохнуть.
        Стоял теплый солнечный день, в воздухе лишь слегка ощущалась осенняя прохлада. В голубом небе не было ни облачка, пели птицы, но все это не трогало меня. Я не мог перестать думать о Лихе.
        Меня беспокоило, что Ведьмак едва не погиб, когда попытался связать его. А ведь с тех пор он постарел, и если в самое ближайшее время не окрепнет после болезни, то как может надеяться справиться с чудовищем?
        Поэтому в разгар дня, когда мы остановились надолго, я решил расспросить его об этом ужасном духе. Я не смог заговорить сразу, потому что, к моему удивлению, едва мы уселись на ствол упавшего дерева, он достал из своего мешка каравай, большой ломоть ветчины и отрезал нам приличные порции того и другого. Обычно, когда предстояла работа, мы ограничивались жалкими крошками сыра, потому что перед тем, как встретиться с тьмой, следует поститься.
        Разумеется, я не стал жаловаться, поскольку, как обычно, был голоден. Я решил, что после похорон у нас еще будет время попоститься, а сейчас Ведьмаку нужно было набраться сил.
        Наконец покончив с едой и переведя дыхание, я достал записную книжку и спросил Ведьмака о Лихе. К моему удивлению, он не стал мне ничего рассказывать.
        - Запишешь все позже, на обратном пути, - за явил он. - Кроме того, я и сам знаю о Лихе не так уж много. Какой смысл сейчас что-то писать, если потом, возможно, придется исправлять?
        Надо полагать, при этих словах у меня отвисла челюсть. В смысле, мне всегда казалось, что Ведьмак знает о тьме почти все, что вообще можно знать.
        - Не смотри так удивленно, парень, - усмехнулся он. - Ты же знаешь, я до сих пор продолжаю вести записи. Так же будешь делать и ты, если доживешь до моих лет. В нашем деле учиться приходится всю жизнь, и первый шаг к познанию состоит в том, чтобы признать собственное невежество.
        Как я уже говорил, Лихо - древний злобный дух, который, стыдно признаться, до сих пор оказывался сильнее меня. Надеюсь, на этот раз все будет по-другому. Но для начала надо его найти. Он живет в катакомбах под пристаунским кафедральным собором. Их туннели тянутся на много миль.
        - А для чего они нужны, эти катакомбы? - спросил я, удивляясь, зачем кому-то понадобилось рыть подземные туннели.
        - Там полным-полно склепов, парень, древних подземных захоронений. Туннели существовали задолго до того, как был построен собор. Когда первые священники приплыли на кораблях с запада, этот холм уже считался священным местом.
        - Кто же их прорыл?
        - Говорят, маленький народец. Так это племя прозвали из-за невысокого роста, но правильнее называть их сегантиями. О них не много известно, помимо того, что Лихо был их богом.
        - Значит, он бог?
        - Да. Прежде он обладал великим могуществом - маленький народец понял это еще в древности и стал ему поклоняться. Думаю, Лихо хотел бы снова стать богом. Видишь ли, он привык свободно слоняться по всему Графству. Век за веком, становясь все злее и развращеннее, он изводил маленький народец ночью и днем. Натравливал брата на брата, уничтожал посевы, сжигал дома, убивал невинных. Ему нравилось смотреть, как люди пребывают в страхе и нищете, - в том состоянии, когда жизнь едва стоит того, чтобы и дальше влачить жалкое существование. Это были мрачные, ужасные времена для сегантий.
        У них был король, добрый человек по имени Хейс. В сражениях он побеждал всех врагов, он радел о благе людей и хотел, чтобы его народ стал сильным и процветающим. Но был один враг, одолеть которого ему было не по плечу: Лихо. Однажды Лихо потребовал, чтобы король Хейс платил ему ежегодную дань. Приказал бедняге принести в жертву семерых своих сыновей, начиная с самого старшего. По одному каждый год - пока не умрут все семеро. Никакой отец не в силах такого вынести. Однако Нейз, самый младший сын, оставшись один, каким-то образом сумел искусственно связать Лихо в катакомбах. Не знаю, как он это сделал… Если бы знал, может, нам было бы легче одолеть монстра. Мне известно лишь, что Лихо заперт за Серебряными вратами: как и многие порождения тьмы, он чрезвычайно уязвим для серебра.
        - И все это время он там сидит?
        - Да, парень. И будет связан до тех пор, пока кто-нибудь не откроет ворота и не выпустит его. Это всем священникам известно и передается от поколения к поколению.
        - А другого способа освободиться у него нет? Как могут Серебряные врата удерживать его?
        - Не знаю. Знаю лишь, что Лихо связан в катакомбах и может покинуть их только через эти ворота.
        Я хотел спросить: зачем его трогать, раз он все равно связан и не может сбежать? Однако задать вопрос не успел. Ведьмак уже достаточно хорошо изучил меня и легко догадывался, о чем я думаю.
        - Боюсь, просто оставить все как есть нельзя. Видишь ли, парень, сейчас сила Лиха снова растет. Он не всегда был бесплотным духом - он стал таким лишь после того, как его связали. Раньше, когда все могущество было при нем, он имел тело.
        - На что он был похож?
        - Узнаешь завтра. Когда мы пойдем на заупокойную службу, взгляни на каменную резьбу над главным входом в собор. Там Лихо и изображен, причем довольно точно.
        - Вы что, видели его?
        - Нет, парень. Двадцать лет назад, когда я впервые попытался убить его, Лихо уже был духом. Однако, по слухам, теперь сила его возросла настолько, что он может принимать вид других созданий.
        - Это как?
        - А так, что он способен менять форму, и пройдет совсем немного времени, прежде чем у него хватит сил вернуть себе первоначальный облик. Тогда он сможет подчинить себе почти любого, кого пожелает. И реальная опасность состоит в том, что он будет способен заставить кого-нибудь отпереть Серебряные врата. И вот это тревожит меня больше всего!
        - Но откуда он черпает силу? - спросил я.
        - В основном из крови.
        - Из крови?
        - Ну да. Из крови животных… и людей. Его мучает ужасная жажда. Но, по счастью, в отличие от потрошителя, Лихо может высасывать кровь из человеческого существа только в том случае, если ее отдают добровольно…
        - С какой стати кто-то станет добровольно отдавать ему свою кровь?! - возмутился я.
        Мне и представить-то такое было жутко.
        - Видишь ли, он в состоянии проникать в мысли людей. Соблазняет их обещанием денег, положения, власти… ну, сам понимаешь. Если не удается заполучить желаемое по-хорошему, не дает жертвам покоя, мучает их. Иногда заманивает в катакомбы и угрожает жомом.
        - Жомом?
        - Да, парень. Он может сделаться таким тяжелым, что его жертв находят потом с размолотыми костями, совершенно расплющенными, размазанными по земле… Их приходится отскребывать, чтобы похоронить. Вот это и есть жом. Жуткое зрелище. Лихо не может высасывать у людей кровь против их воли, но жома все боятся до ужаса.
        - Не понимаю, как он, оставаясь в катакомбах, может заставлять людей делать все это? - я пожал плечами.
        - Он умеет читать мысли, насылать сны, подтачивать и разрушать разум тех, кто наверху. Иногда он даже может видеть их глазами. Его воздействие распространяется на сам собор и дом, где живут священники, и это не дает им покоя. В Пристауне он злодействует уже много лет.
        - Через священников?
        - Да… в особенности через тех, кто не шибко умен. При всяком удобном случае он творит свои злые дела. Мой брат Эндрю работает слесарем в Пристауне и не раз сообщал мне о том, что там происходит. Лихо иссушает мужество и волю, заставляет людей делать то, что ему нужно, заглушает в них голос доброты и разума: люди становятся жадными и жестокими, злоупотребляют властью, грабят бедняков и немощных. Церковную десятину в Пристауне теперь собирают дважды в год.
        Я знал, что такое церковная десятина. Десятая часть дохода за год. Моя семья тоже платит ее местной церкви как налог с нашей фермы. Таков закон.
        - Один раз в год платить десятину и то достаточно тяжко, - продолжал Ведьмак, - но дважды - это вообще ни в какие ворота не лезет. Лихо добился того, что люди живут в страхе и бедности, - в точности как было с сегантиями. Он - проявление зла в чистом виде. Пожалуй, второго такого мне не доводилось встречать. Поэтому дальше так продолжаться не может. Я должен остановить его раз и навсегда, пока еще не поздно.
        - А как мы это сделаем? - спросил я.
        - Я пока и сам точно не знаю. Лихо - опасный и хитрый враг. Он может прочесть наши мысли еще до того, как мы сами осознаем их… Однако помимо серебра есть еще кое-что, чего он очень и очень не любит. Женщины. Он старается всячески избегать их, ему невыносимо находиться рядом с ними. Ну, в принципе, его нетрудно понять, но вот как использовать это к нашей выгоде… Тут есть над чем подумать.
        Ведьмак не раз предостерегал меня о том, что нужно быть осторожным с девочками, и особенно с теми, кто носит остроносые туфли. Я привык к замечаниям подобного рода. Однако теперь, когда мне стало известно о Мэг, у меня зародилось подозрение: а не сыграла ли она какую-то роль в том, что он так отзывается о женщинах?
        Словом, наставник постарался, чтобы мне было над чем поразмыслить. И все эти разговоры о церквях, священниках и прихожанах в Пристауне то и дело возвращали меня к мысли о Боге. Может, все священнослужители заблуждаются? Если их Бог столь могуществен, почему Он не сделает ничего с Лихом? Почему позволяет ему развращать священников и распространять зло по всему городу?
        Мой отец верующий, хотя и не ходит в церковь. Никто из нашей семьи туда не ходит, потому что крестьянский труд и в воскресенье ждать не будет - у нас всегда то дойка, то другие домашние дела. Но теперь мне вдруг стало интересно, верит ли в Бога Ведьмак, особенно с учетом того, о чем говорила мама, - что когда-то он сам был священником.
        - Вы верите в Бога? - спросил я его.
        - Раньше верил, - ответил Ведьмак, и глаза его затуманились, как у человека, с головой ушедшего в свои мысли. - В детстве я никогда не сомневался в существовании Бога, однако со временем сильно изменился. Видишь ли, парень, когда живешь на свете так долго, как я, некоторые вещи начинают вызывать удивление. Поэтому теперь я не так в этом уверен, хотя полностью от этой идеи не отказался.
        Однако послушай, что я тебе расскажу. Два или три раза в жизни я попадал в такой переплет, что не чаял выпутаться. Разумеется, это были стычки с порождениями тьмы, и я уже почти, а то и совсем был готов распрощаться с жизнью. Но как раз тогда, когда казалось, что все потеряно, в меня словно вливались свежие силы. Откуда они приходили, я могу лишь догадываться. Но с этими силами приходило и новое ощущение - будто кто-то или что-то сражается на моей стороне. Я уже был не один.
        Ведьмак замолчал и глубоко вздохнул:
        - Я не верю в Бога, о котором проповедуют в церкви. Не верю в старика с белой бородой. Но кто-то или что-то наблюдает за тем, что мы делаем, и если ты живешь как надо, в час нужды оно встанет рядом с тобой и вольет в тебя свою силу. Вот во что я верю. Ну, хватит прохлаждаться, парень. Пора в путь.
        Я подхватил мешок и последовал за ним. Вскоре мы свернули с дороги и пошли напрямик через лес и широкий луг. Идти было легко и приятно, однако мы остановились задолго до захода солнца. Ведьмак слишком вымотался. По-хорошему, ему следовало бы оставаться в Чипендене, восстанавливать силы после болезни.
        У меня возникло скверное чувство, связанное с тем, что ждет нас впереди, - сильное ощущение опасности.

        Глава 4
        Пристаун

        Пристаун, построенный на берегах реки Рибл, оказался самым большим городом, где мне когда-либо приходилось бывать. Мы спускались по склону холма, и река, словно огромная змея, мерцала оранжевым в лучах заходящего солнца.
        Это был настоящий город церквей - сплошные шпили и башни, возвышающиеся над рядами небольших домов. Прямо на вершине холма, почти в центре города, стоял кафедральный собор. Внутри его легко поместились бы три самые большие церкви из всех, какие я видел раньше. И еще там была колокольня… Построенная из известняка, почти белая и такая высокая, что, наверно, в дождливый день крест на ее вершине скрывался в облаках.
        - Это самая большая колокольня в мире, да? - в волнении спросил я.
        - Нет, парень, - улыбнулся Ведьмак. - Но самая большая в Графстве. Что неудивительно, если вспомнить, как много в этом городе священников. Хотелось бы, чтобы их было поменьше, но придется рискнуть. - Улыбка на его лице вдруг погасла. - Легок на помине! - прошипел он сквозь стиснутые зубы.
        И вытолкнул меня сквозь дыру в живой изгороди на соседнее поле. Приложил палец к губам в знак молчания и заставил припасть к земле рядом с ним. Я замер, вслушиваясь в звуки приближающихся шагов.
        Высокая, густая изгородь из боярышника по большей части еще не потеряла своих листьев, но даже сквозь них я смог разглядеть черную сутану над башмаками. Мимо шел священник.
        Мы не шевелились еще какое-то время после того, как шаги стихли в отдалении. Только тогда Ведьмак снова вывел меня на дорогу. Я никак не мог понять, к чему была вся эта суета. В путешествиях нам не раз попадались священники, и, хотя они не проявляли особого дружелюбия, никогда прежде мы не прятались.
        - Нужно быть настороже, парень, - объяснил Ведьмак. - Со священниками всегда могут возникнуть проблемы, но в этом городе они по-настоящему опасны. Видишь ли, епископ Пристауна - дядя верховного квизитора. Уверен, ты слышал о нем.
        Я кивнул:
        - Он охотится на ведьм, да?
        - Точно, парень. Схватив того, кого считает ведьмой или колдуном, он нахлобучивает черную шляпу и вершит суд… обычно очень скорый. На следующий день он надевает другую шляпу, превращается в палача и организует сожжение. Говорят, верховный квизитор добился в этом деле огромного мастерства и поглазеть на казнь собирается много народу. По слухам, он устанавливает столб с особой тщательностью, чтобы бедная ведьма мучилась как можно дольше. Предполагается, что боль заставляет ее сожалеть о своих деяниях, она молит Бога о прощении, и таким образом после смерти душа ее будет спасена. Но это всего лишь слова. Квизитор не знает того, что известно любому ведьмаку. Он не распознает настоящую ведьму, даже если она вылезет из могилы и ухватит его за ногу! Нет, он просто жестокий человек, который любит причинять боль. Это доставляет ему удовольствие. К тому же он богатеет, продавая дома и имущество казненных.
        Вот почему нас ждут дополнительные трудности. Видишь ли, квизитор считает, что ведьмаки - те же колдуны. Церковь не любит тех, кто вмешивается в дела тьмы, пусть даже борясь с ней. По их мнению, этим могут заниматься только священники. Квизитор имеет право арестовать любого, и вооруженные церковные старосты исполняют все его приказания. Но не вешай нос, парень, потому что на этом плохие новости заканчиваются.
        А хорошие новости вот какие. Квизитор живет в большом городе на юге, далеко за пределами Графства, и редко выбирается на север. Так что, если нас узнают и его вызовут, ему понадобится неделя, чтобы добраться сюда, даже верхом. Вдобавок меня здесь никто не ждет. Никому и в голову не придет, что я появлюсь на похоронах брата, с которым не разговаривал сорок лет.
        Однако меня эти его слова не очень-то успокоили. Ведьмак стал спускаться по склону холма, и я двинулся следом, в ужасе от услышанного. Мой наставник в своем плаще, с посохом ведьмака, очень рисковал входить в город в таком виде. Но только я собрался заговорить об этом, как он жестом остановил меня, и мы свернули налево, в небольшую рощу. Углубившись в нее примерно на тридцать шагов, Ведьмак остановился.
        - Ты прав, парень, - сказал он. - Сними плащ и дай его мне.
        Я не возражал. По его тону я понял, что он собирается сделать, но не мог взять в толк, как именно. Ведьмак тоже снял плащ и положил посох на землю.
        - Теперь принеси-ка мне немного тонких веток. Я имею в виду - не слишком тяжелых.
        Я выполнил его просьбу. Он положил посох среди веток и обмотал все это нашими плащами.
        Теперь мне уже стало ясно, что он задумал. Ветки торчали с обеих сторон вязанки. Казалось, будто мы просто сходили в лес за хворостом. Такая вот маскировка.
        - Неподалеку от кафедрального собора много маленьких гостиниц. - Ведьмак бросил мне серебряную монету. - Нам с тобой нельзя останавливаться в одной и той же, потому что если придут за мной, то арестуют и тебя. Тебе, парень, лучше вообще не знать, где я буду. Квизитор применяет пытки, и если захватит одного из нас, то быстро заполучит и второго. Я пойду первым. Выжди десять минут и отправляйся следом. Подыщи себе гостиницу, в названии которой нет никаких упоминаний о церкви - что бы по чистой случайности мы не оказались в одной и той же. Не ужинай - завтра нам предстоит работа. Похороны назначены на девять утра, но постарайся оказаться в соборе раньше. Если я уже буду там, держись от меня подальше.
        Я понял, что он имел в виду, говоря о работе. Мы должны будем спуститься в катакомбы, чтобы лицом к лицу встретиться с Лихом. Эта мысль мне совсем не понравилась.
        - Ах да, и еще кое-что, - снова заговорил Ведь мак, уже совсем собравшись уходить. - Возьмешь мой мешок с собой. О чем нужно помнить, входя с ним в такой город, как Пристаун?
        - О том, что нужно держать его в правой руке. Он кивнул в знак согласия, подхватил вязанку - правой рукой - и ушел.
        Мы оба были левшами, а этого священники не одобряют. Они считают, что все левши «порченые», легко поддаются искушению дьявола или даже состоят с ним в союзе.
        Я выждал даже больше десяти минут, чтобы дать наставнику возможность уйти подальше, и стал спускаться по склону холма с тяжелым мешком в руке, держа курс на колокольню. В городе мне снова пришлось подниматься в гору, чтобы попасть к кафедральному собору. Оказавшись рядом с ним, я принялся искать гостиницу.
        Их и правда было здесь очень много. Похоже, на каждой мощенной булыжником улице имелась хотя бы одна. Плохо только, что почти все их названия так или иначе имели отношение к церкви. Вот лишь немногие: «Посох епископа», «У колокольни», «Веселый монах», «Митра», «Святая книга и свеча». Последнее название напомнило мне о том, почему мы вообще оказались в Пристауне. Брат Ведьмака убедился на собственной шкуре: святые книги и свечи бесполезны против тьмы. Даже в сочетании с колоколом.
        Вскоре стало ясно, что Ведьмак, выбрав гостиницу для себя, очень затруднил мне задачу. Я потратил уйму времени, бродя по лабиринту узких переулков и широких улиц Пристауна. Ни на улице Филда, ни на другой, под названием Путь Монаха, я не обнаружил ни одной гостиничной вывески. Улицы, вымощенные булыжником, были полны людей, которые все будто куда-то спешили. Большой рынок в конце Пути Монаха уже закрывался, но кое-кто из продавцов и покупателей все еще продолжал торговаться. Здесь очень сильно пахло рыбой, и над площадью с пронзительными криками носилась стая чаек.
        Мне постоянно попадались люди в сутанах. Увидев кого-нибудь из них, я сворачивал за угол или переходил на другую сторону. Просто не верилось, что в одном городе может быть столько священников.
        Потом я спустился с Рыбачьего холма. Увидев вдали реку, я пошел обратно и в конце концов описал круг, но все без толку. Просить людей подсказать дорогу к гостинице, название которой не имело бы никакого отношения к церкви, я не мог из опасения, что меня сочтут сумасшедшим. Меньше всего мне хотелось привлекать внимание. Хотя я и нес черный кожаный мешок Ведьмака в правой руке, но то и дело ловил на себе любопытствующие взгляды.
        Наконец незадолго до наступления темноты я нашел где остановиться. Рядом с кафедральным собором, неподалеку от того места, откуда я начал свои поиски, была маленькая гостиница под названием «Черный бык».
        До того как стать учеником Ведьмака, я никогда не останавливался в гостиницах, никогда не уходил далеко от папиной фермы. С тех пор мне не раз приходилось ночевать в гостинице - иногда наш путь затягивался на несколько дней. Это могло бы случаться и чаще, если бы Ведьмак не был таким бережливым. Если погода была недостаточно плохой, он считал, что раскидистое дерево или старый сарай - вполне подходящее укрытие для ночлега. Однако сейчас я впервые останавливался в гостинице самостоятельно и потому, открывая дверь, немного нервничал.
        Я оказался в большой темной комнате, освещенной единственным фонарем. По комнате было расставлено множество столов и пустых кресел около них, а в дальнем ее конце была стойка. От нее исходил неприятный уксусный запах - дерево насквозь пропиталось прокисшим элем. Справа от стойки висел колокольчик, и я позвонил в него.
        Тут же позади нее открылась дверь, и оттуда, вытирая большие руки о грязный фартук, вышел лысый человек.
        - Мне нужна комната на ночь, если можно, - сказал я и быстро добавил: - Хотя, возможно, я останусь тут дольше.
        Он смотрел на меня с таким видом, словно я был какой-то пакостью, которую он только что обнаружил на подошве своего башмака, но стоило мне вытащить и положить на прилавок серебряную монету, как выражение лица у него заметно изменилось в лучшую сторону:
        - Ужин подать, господин?
        Я покачал головой. И не только потому, что должен был поститься. Одного взгляда на его грязный фартук было достаточно, чтобы отбить аппетит.
        Пять минут спустя я уже оказался наверху в своей комнате и запер дверь. Постель была в беспорядке, простыни грязные. Ведьмак на моем месте выразил бы недовольство, но я очень хотел спать, а здесь всяко было лучше, чем в щелястом сарае.
        Вместо белой дорожки, пересекающей зеленую лужайку в направлении западной части сада, и привычного для меня зрелища холма Клин Парлик я видел лишь ряд грязных домов на противоположной стороне улицы, из труб которых поднимался дым.
        Я лег в постель, так и не выпустив из рук мешок Ведьмака, и почти сразу же заснул.

        На следующее утро в начале девятого я уже шагал к кафедральному собору. Мешок я запер в своей комнате, поскольку странно было бы появиться с ним на заупокойной службе. Я слегка волновался, оставляя его в гостинице, но, как и дверь, мешок запирался на замок, и оба ключа лежали в моем кармане. Был у меня с собой и третий ключ.
        Ведьмак дал мне его, когда послал в Хоршоу утихомирить потрошителя. Ключ изготовил его брат, слесарь Эндрю. Этим ключом можно было открыть почти любой не слишком сложный замок. Вообще-то мне следовало его вернуть, но я знал, что у Ведьмака есть и другие такие же, и, раз он не спрашивал, я оставил ключ себе. Полезная штука, вроде маленькой трутницы, которую подарил мне отец в начале моего ученичества. Ее я тоже всегда носил в кармане. Когда-то она принадлежала моему деду и считалась фамильным достоянием, но для меня, ставшего учеником Ведьмака, трутница оказалась особенно полезной.
        Я долго взбирался на холм, держась справа от колокольни. Утро выдалось сырое, мелкий дождь моросил в лицо. Больше трети колокольни скрывали тяжелые серые тучи, быстро бегущие с юго-запада. В воздухе ощущался неприятный запах сточных канав, из труб домов валил дым, стелющийся над улицами.
        Большинство людей тоже торопливо поднимались на холм. Одна женщина только что не бежала, волоча за собой двух ребятишек, маленькие ножки которых не поспевали за ней.
        - Шевелитесь! Быстрее! - ворчала она. - А не то все пропустим!
        Сначала я подумал, что люди торопятся на похороны, но потом понял, что вряд ли - слишком уж возбужденный был у них вид. Добравшись до площадки на вершине холма, я свернул налево к собору. По обе стороны дороги толпились взволнованные люди, как будто чего-то ожидая. Они преграждали мне путь, и я со всей возможной осторожностью стал пробираться сквозь толпу, стараясь не наступить кому-нибудь на ногу и постоянно извиняясь. В конце концов толпа стала такой плотной, что я вынужден был остановиться.
        Долго ждать не пришлось. Справа от меня неожиданно раздались хлопки и приветственные возгласы, однако они не мешали расслышать цоканье лошадиных копыт. В направлении кафедрального собора двигалась большая процессия. Впереди ехали два всадника в черных шляпах и плащах, с мечами на бедрах. За ними следовали другие всадники, вооруженные кинжалами и огромными дубинками… десять… двадцать… пятьдесят… и в конце, чуть в отдалении от остальных, еще один всадник - на огромном белом жеребце.
        На нем тоже был черный плащ, но под плащом у горла и на запястьях проглядывала дорогая кольчуга, а рукоятка меча была инкрустирована рубинами. Сапоги из прекрасно выделанной кожи стоили, пожалуй, больше, чем крестьянин зарабатывает за год.
        Судя по одежде и манере держаться, всадник был из числа тех, кто привык отдавать приказы. Впрочем, это не вызвало бы сомнений, будь он даже в лохмотьях. Из-под широкополой красной шляпы выглядывали светлые волосы, а голубизне глаз уступало даже летнее небо. Я смотрел на него как завороженный. Он был почти нечеловечески красив, но одновременно и силен, с выступающим подбородком и свидетельствующим о непреклонной решимости лбом. Однако, взглянув еще раз в его голубые глаза, я увидел в них жестокость и злобу.
        Он напомнил мне рыцаря, который однажды проскакал мимо нашего хутора, когда я был еще совсем маленьким. Тот тоже даже не взглянул в нашу сторону. Для него нас просто не существовало. Ну, по крайней мере, так сказал отец. По его словам, рыцарь был из «благородных». С одного взгляда на него становилось ясно, что он вышел из семьи, все предки которой на протяжении столетий обладали богатством и властью.
        При слове «благородных» отец сплюнул на землю и добавил, что мне здорово повезло родиться крестьянским сыном, зарабатывающим себе на хлеб честным трудом.
        Этот скачущий через Пристаун человек, несомненно, тоже принадлежал к «благородным». Высокомерие и властность были написаны у него на лице. К своему ужасу, я понял, что горделивый всадник, скорее всего, квизитор, поскольку позади него два коня тянули открытую повозку, где стояли люди в цепях.
        В основном это были женщины, но было и двое мужчин. Они выглядели так, словно уже давно ничего не ели. Их одежда была в грязи, на теле видны следы побоев. У одной несчастной глаз так сильно заплыл, что напоминал гнилой помидор. Некоторые женщины безнадежно стенали, по их щекам катились слезы. Одна снова и снова с надрывом выкрикивала, что невиновна. Но тщетно. Они оказались в плену, вскоре их будут пытать, а потом сожгут.
        Внезапно к повозке метнулась молодая женщина, подбежала к одному из плененных мужчин и попыталась сунуть ему яблоко. Наверное, она была его родственницей… может, дочерью.
        К моему ужасу, квизитор просто развернул коня и сшиб ее с ног. Только что она стояла с яблоком в протянутой руке - и вот уже лежит на мостовой, крича от боли. Я хорошо разглядел безжалостное выражение его лица. Он радовался тому, что заставляет ее страдать. Повозка в сопровождении еще большего числа вооруженных всадников с грохотом проезжала мимо, и приветственные крики в толпе сменились оскорблениями и воплями «На костер их!».
        И тут я разглядел среди пленников закованную в цепи девочку, не старше меня, с широко распахнутыми от страха глазами. От дождя пряди ее темных волос прилипли ко лбу, капли стекали с кончика носа и подбородка точно слезы. Я смотрел на ее черное платье, на остроносые туфли - и с трудом верил своим глазам.
        Это была Алиса. И она стала пленницей квизитора.

        Глава 5
        Похороны

        От всего увиденного голова у меня пошла кругом. В последний раз я встречался с Алисой несколько месяцев назад. Нам с Ведьмаком пришлось разбираться с ее теткой, ведьмой по имени Костлявая Лиззи, но Алиса, в отличие от остальных членов ее семьи, не была окончательно испорченной. На самом деле, если кого-то из своих знакомых я и мог назвать другом, то, пожалуй, только ее. И это благодаря ей тогда же я сумел уничтожить Мамашу Малкин - самую злобную ведьму Графства.
        Алиса не была плохой, просто ей очень не повезло с семьей. Я не мог допустить, чтобы ее сожгли как ведьму. Нужно было что-то придумать, чтобы спасти ее, но в тот момент у меня не было никакой, даже самой смутной идеи, как это сделать. Я решил сразу же по окончании похорон просить Ведьмака о помощи.
        И еще этот квизитор. Надо же было такому случиться, что наш поход в Пристаун по времени совпал с его приездом! Нам с Ведьмаком угрожала серьезная опасность. Скорее всего, теперь мой наставник не станет задерживаться здесь после похорон. В глубине души я очень сильно надеялся, что он решит уйти прямо сейчас, отказавшись от противоборства с Лихом. Вот только я не мог сбежать, оставив Алису умирать.
        Когда повозка проехала, толпа подалась вперед и потянулась за процессией квизитора. Мне пришлось двигаться вместе со всеми, так тесно меня зажало в толпе. Повозка проехала мимо кафедрального собора и остановилась около большого трехэтажного дома. Я предположил, что это и есть церковный дом, где живут священники, и что именно здесь пленников собираются пытать. Их сбрасывали с повозки и волокли внутрь, но я был слишком далеко, чтобы рассмотреть Алису. Пока я не мог помочь ей, но надо было срочно что-нибудь придумать - ведь казнь будет скорой…
        С этими грустными мыслями я повернулся и, проталкиваясь сквозь толпу, пошел к собору, где должна была состояться похоронная служба по отцу Грегори. Это было величественное здание с огромными контрфорсами и высокими стрельчатыми окнами, забранными разноцветными стеклами. Потом я вспомнил слова Ведьмака и взглянул на большую каменную горгулью над главным входом.
        Чудовище на фасаде изображало Лихо таким, каким он был когда-то и каким пытался стать теперь, когда его сила вновь возросла. Покрытое чешуей мускулистое тело было напряжено, как перед рывком, длинные острые когти вцепились в притолоку. Казалось, чудище вот-вот спрыгнет вниз.
        За время ученичества мне доводилось встречать весьма устрашающих созданий, но ничего безобразнее огромной головы горгульи я никогда не видел. Ее вытянутый подбородок сильно загибался вверх, едва не касаясь длинного носа, а взгляд налитых злобой глаз словно следил за мной, пока я приближался к собору. Уши тоже впечатляли - такие больше подошли бы большому псу или даже волку. Да уж, меньше всего мне хотелось бы встретиться в катакомбах с таким чудищем!
        Прежде чем войти внутрь собора, я снова в отчаянии оглянулся на дом священников, спрашивая себя, есть ли хоть какая-нибудь надежда спасти Алису.
        Собор был почти пуст, и я без труда нашел место в задних рядах прихожан. Неподалеку, стоя на коленях и склонив головы, молились две старухи, и алтарный служка усердно зажигал свечи.
        У меня было время оглядеться. Внутри кафедральный собор казался больше, чем снаружи, благодаря высоким сводам и огромным деревянным балкам под потолком. Даже легкий кашель отдавался тут гулким эхо. Между скамьями было три прохода. Средний вел прямо к ступеням алтаря и был достаточно широк, чтобы по нему проехала повозка. Все здесь поражало воображение: статуи сверкали позолотой, стены были выложены мрамором. Ничего общего с маленькой церковью в Хоршоу, где служил брат Ведьмака.
        В передней части центрального прохода стоял открытый гроб отца Грегори, со свечами по углам. Никогда в жизни я не видел таких свечей - огромные, выше человеческого роста, они были укреплены в массивных медных подсвечниках.
        В собор начали заходить люди, по одному, по двое, и, как я, садились на скамьи подальше от алтаря. Я продолжал высматривать Ведьмака, но его пока не было.
        Оглядываясь по сторонам, я невольно пытался найти какие-то доказательства существования Лиха. Пока я никак не ощущал его присутствия, но это не значит, что он не способен почувствовать мое. Что, если слухи правдивы? Что, если он уже набрал достаточно сил, чтобы принять человеческий облик, и сейчас сидит среди прихожан? Я нервно оглядывался по сторонам, но потом, вспомнив, что говорил Ведьмак, расслабился. Лихо связан и сидит в катакомбах, далеко внизу. По крайней мере, сейчас мне нечего его бояться.
        Или нет? Его разум настолько силен, говорил наставник, что он может дотягиваться им до дома, где живут священники, и до собора, затуманивая мысли людей. Может, как раз сейчас он пытается проникнуть и в мою голову!
        Я в ужасе поднял глаза и поймал взгляд женщины, только что отдавшей последнюю дань уважения отцу Грегори и возвращающейся на свое место. Я мгновенно узнал в ней рыдавшую над ним домоправительницу. Она тоже узнала меня и остановилась рядом.
        - Почему ты пришел так поздно? - сердито спросила она громким шепотом. - Если бы ты явился сразу же, как я послала за тобой, сейчас он был бы жив.
        - Я сделал все, что мог, - коротко ответил я, стараясь не привлекать к нам слишком много внимания.
        - Иногда сделать все, что можешь, оказывается недостаточно, верно? Квизитор прав насчет вашего племени - от вас одни неприятности! Вы заслуживаете того, как с вами поступают!
        При упоминании квизитора я вздрогнул, но тут внутрь один за другим начали входить люди, все в черных сутанах и плащах. Священники… десятки священников! Никогда не думал, что можно увидеть их столько сразу. Как будто все священники мира съехались на похороны отца Грегори. Однако я понимал, что это не так, что здесь лишь те, кто живет в Пристауне… ну, может, еще в нескольких ближайших деревнях и городках. Домоправительница отца Грегори не произнесла больше ни слова и поспешила к своей скамье.
        Теперь я и в самом деле испугался. Вот я сижу здесь, в кафедральном соборе, прямо над катакомбами, ставшими логовом самого страшного создания в Графстве, и именно сейчас сюда прибыл квизитор… Вдруг меня узнают? Я отчаянно хотел оказаться как можно дальше отсюда и с тревогой оглядывался в поисках наставника, но не видел его. И уже совсем решил было уйти, как вдруг большие двери широко распахнулись, и в собор потянулась длинная процессия, преградив мне путь к бегству.
        Человека, который шел во главе процессии, я поначалу принял за квизитора - они и в самом деле были очень похожи. Однако этот выглядел старше, и я вспомнил слова Ведьмака о том, что дядя квизитора - епископ Пристауна. Видимо, это он и был.
        Церемония началась. Песнопения продолжались бесконечно, и так же бесконечно мы то вставали, то садились, то опускались на колени. Стоило занять одно положение, как приходилось тут же менять его. В тех местах, где похоронная служба шла на греческом, я лучше понимал, что происходит, потому что, когда я был маленьким, мама обучала меня этому языку. Однако большая часть службы велась на латыни. Кое-что я тоже ухватывал, но очень мало и решил как-нибудь при случае непременно приналечь на латынь.
        Епископ сказал, что сейчас отец Грегори на небесах и что он заслужил это, так как много лет трудился на благо людей. Я почти не удивился, что он ни словом не обмолвился о том, как именно погиб отец Грегори. Полагаю, священники не распространялись на эту тему, не желая признавать тот факт, что их заклинания бессильны.
        Спустя почти час заупокойная служба закончилась. Процессия покинула церковь, но на этот раз шесть священников несли гроб. Четверо других, довольно крупных, шли следом, держа свечи, что, по-видимому, было нелегко, учитывая, как они пошатывались под их тяжестью. И только когда последний из них проходил мимо меня, я разглядел трехгранное основание медного подсвечника.
        На каждой из трех граней была изображена безобразная горгулья, которую я видел над входом в кафедральный собор. И хотя, скорее всего, этот эффект создавало трепещущее пламя, у меня снова возникло ощущение, будто чудовище сверлило меня взглядом все время, пока священник проходил мимо.
        Наконец все священники, а следом за ними и прихожане в черном вышли, но я еще долго оставался внутри собора из опасения столкнуться с домоправительницей отца Грегори.
        И ломал голову, что же мне делать. Ведьмака я не видел, не знал, где он остановился, и не представлял, как его найти. Но нужно было предостеречь его насчет квизитора… да и домоправительницы тоже.
        Снаружи дождь прекратился, двор перед собором был пуст. Справа я увидел хвост процессии, огибающей собор и направляющейся, надо полагать, на кладбище.
        Я решил пойти другим путем - через передние ворота и дальше на улицу, но внезапно замер, потрясенный. Прямо посреди улицы жарко спорили двое людей; точнее говоря, пыл в основном исходил от сердитого краснолицего священника с забинтованной рукой. Вторым был Ведьмак.
        Похоже, оба заметили меня одновременно. Ведьмак жестом показал, чтобы я шел дальше, и сам двинулся следом по противоположной стороне улицы.
        Священник крикнул ему вслед:
        - Одумайся, Джон, пока еще не поздно!
        Я обернулся и увидел, что священник стоит, пристально глядя на меня.
        Не могу утверждать с уверенностью, но возникло впечатление, будто я внезапно заинтересовал его больше, чем Ведьмак.
        Несколько минут мы спускались по склону холма и наконец добрались до его подножия. Поначалу нам попадалось немного народу, но вскоре улицы стали у же, а людей на них прибавилось. Несколько раз сменив направление, мы добрались до рынка - большой, мощенной плиткой площади с множеством лотков под серыми тентами из водонепроницаемой ткани, натянутыми на деревянные рамы, по которой туда-сюда сновали люди. Пробираясь за Ведьмаком через толпу, я едва не наступал ему на пятки - а как еще было не потерять его среди всего этого столпотворения?
        На северной стороне площади обнаружилась большая таверна с пустыми скамейками снаружи, и Ведьмак устремился к ней. Поначалу я подумал, что он хочет перекусить: если он решил покинуть город из-за квизитора, можно было и не торопиться. Однако вместо этого он свернул в узкий, мощенный булыжником тупик, подошел к низкой каменной стене, рукавом стер с ее верхней грани капли дождя, сел и жестом велел мне сделать то же самое.
        Я послушался и огляделся. Тупик был пуст, с трех сторон его окружали стены товарных складов. Окон на них практически не было, а имеющиеся пошли трещинами и были так грязны, что по крайней мере с этой стороны можно было не опасаться любопытных взглядов.
        Ведьмак все никак не мог отдышаться после ходьбы, и это дало мне возможность первому начать разговор.
        - Квизитор здесь, - сообщил я.
        Он кивнул:
        - Ага, парень, он здесь, это точно. Я стоял там же, где и ты, только на противоположной стороне улицы, но ты был слишком занят, глазея на повозку, и не заметил меня.
        - Так вы видели ее? В повозке была Алиса…
        - Алиса? Что еще за Алиса?
        - Племянница Костлявой Лиззи. Мы должны помочь ей…
        Как я уже говорил, Костлявая Лиззи была ведьмой, которую мы поймали этой весной. Сейчас Ведьмак держал ее в яме, в своем саду в Чипендене.
        - А-а, та Алиса… Ну, тебе лучше позабыть о ней, парень, все равно ничего сделать нельзя. Квизитора сопровождают не меньше пятидесяти вооруженных людей.
        - Но это несправедливо! - воскликнул я, поражаясь его спокойствию. - Алиса не ведьма.
        - В этой жизни вообще мало справедливости, - ответил Ведьмак. - Среди осужденных на самом деле нет ни одной ведьмы. Как тебе известно, настоящая ведьма способна унюхать квизитора за много миль.
        - Но Алиса - мой друг. Я не могу оставить ее умирать! - Я почувствовал, как внутри закипает гнев.
        - Сейчас не время для сантиментов. Наше дело - защищать людей от тьмы, а не отвлекаться на хорошеньких девушек.
        Я был в ярости - в особенности теперь, когда знал, что когда-то Ведьмак сам «отвлекся на хорошенькую девушку», которая к тому же была ведьмой.
        - Алиса помогла спасти мою семью от Мамаши Малкин, вспомните!
        - А почему Мамаша Малкин вообще оказалась на свободе? Ну-ка ответь мне, парень!
        Я вспыхнул от стыда и опустил голову.
        - Потому что ты впутал в наши дела эту девчонку, - сам ответил на свой вопрос Ведьмак. - И я не хочу, чтобы это повторилось. Тем более здесь, в Пристауне, когда квизитор дышит нам в затылок. Ты поставишь под удар свою жизнь - и мою заодно. И говори потише - ни к чему привлекать внимание.
        Я оглянулся, но, кроме нас, в тупике никого не было. В отдалении мелькали проходившие мимо люди, но никто из них не смотрел в нашу сторону. Позади, за дальней стороной рынка, я видел крыши домов, поднимающийся из труб дым и колокольню. И все же, заговорив, я понизил голос.
        - Что квизитору здесь понадобилось? - спросил я. - Вы говорили, что в основном он делает свое дело на юге, а на север приезжает, лишь когда за ним посылают.
        - По большей части это так и есть, но иногда он сам отправляется в экспедицию на север Графства и даже еще дальше. По слухам, за прошедшие несколько недель он прочесал все побережье, где и насобирал весь этот сброд, который везли в повозке.
        Я разозлился, что он отнес Алису к «сброду», потому что знал: это не так. Однако сейчас было не время спорить, и я сдержался.
        - Однако в Чипендене мы будем в безопасности, - продолжал Ведьмак. - Он не отваживается забираться в те края.
        - Значит, мы возвращаемся домой?
        - Нет, парень, пока нет. Я уже тебе говорил - у меня в этом городе есть незаконченное дело.
        Сердце у меня упало, я со страхом посмотрел в сторону входа в тупик. Люди по-прежнему шли мимо по своим делам. Я слышал, как продавцы в палатках расхваливают товар. Хорошо хоть, что нас оттуда не было видно. И все же мне было тревожно. Предполагалось, что мы с Ведьмаком будем делать вид, что не знакомы. Однако священник, с которым он разговаривал у собора, узнал его. Домоправительница отца Грегори узнала меня. Что, если кто-то забредет в тупик, поймет, кто мы такие, и нас арестуют? Сейчас в городе много священников из других приходов Графства, и они знают Ведьмака в лицо. Одно хорошо - что пока они наверняка все еще на кладбище.
        - Этот священник, с которым вы разговаривали, - кто он? Похоже, он вас знает. Он не скажет квизитору, что вы здесь? - Спрашивая, я пытался понять, будем ли мы на самом деле где-нибудь в безопасности, поскольку этому краснолицему священнику ничего не стоило направить квизитора и в Чипенден. - Ох, есть и еще кое-что. Домоправительница вашего брата узнала меня на похоронах. Она была очень сердита. Она тоже может рассказать кому-нибудь, что мы здесь.
        Я все больше и больше склонялся к тому, что, оставаясь сейчас в Пристауне, мы всерьез рискуем.
        - Успокойся, парень. Домоправительница ничего никому не скажет. Она и мой брат сами были не без греха. А что касается священника, - на губах Ведь мака мелькнула слабая улыбка, - то это отец Кэрнс. Он мой кузен, который вечно сует нос не в свои дела, но намерения у него добрые. Он каждый раз пытает ся спасти меня от меня самого и направить «по пути праведному». Однако только впустую сотрясает воз дух. Я давно избрал свой путь и, праведный он или нет, с него не сойду.
        Тут я услышал звук шагов, и сердце у меня упало. Кто-то свернул в тупик и теперь шел прямо в нашу сторону!
        - Кстати, раз уж речь зашла о моей семье… - Ведьмак, казалось, был ничуть не обеспокоен. - Вот идет еще один мой родственник. Это Эндрю, мой брат.
        По булыжной мостовой к нам приближался высокий худощавый человек с грустным костлявым лицом. Он выглядел даже старше Ведьмака и напоминал пугало, несмотря на то что на нем были добротные сапоги и чистая одежда. Дело в том, что эта одежда болталась на нем как на вешалке. Похоже, он нуждался в сытном завтраке даже больше меня.
        Не потрудившись стряхнуть капли воды, он сел на стену по другую сторону от Ведьмака.
        - Я был уверен, что найду тебя здесь. Печальное событие, брат, - мрачно сказал он.
        - Да уж, - ответил Ведьмак. - Теперь нас осталось всего двое. Пятеро братьев умерли.
        - Джон, я должен сказать тебе, что квизи…
        - Знаю, - с некоторым раздражением прервал брата Ведьмак.
        - Тебе нужно уходить. Вам обоим небезопасно оставаться здесь. - Эндрю кивнул, давая понять, что узнал меня.
        - Нет, Эндрю, мы никуда не уйдем, пока не сделаем дело. И поэтому я прошу тебя изготовить для меня еще один, особый ключ, - сказал Ведьмак. - Чтобы он подходил к воротам.
        Эндрю вздрогнул.
        - Нет, Джон, не глупи. - Он покачал головой. - Я бы не пришел сюда, если бы знал, что ты задумал. Или ты позабыл о проклятии?
        - Тс-с! Не при мальчишке. Держи при себе все эти глупые суеверия.
        - Проклятие? - Во мне вдруг проснулось любопытство.
        - Видишь, что ты наделал? - сердито зашипел мой наставник на своего брата. - Это так, ерунда, - добавил он, повернувшись ко мне. - Я не верю в подобный вздор и тебе не советую.
        - Сегодня я похоронил брата, - сказал Эндрю. - Ступай домой немедленно, а то как бы мне не пришлось хоронить второго. Квизитор обрадуется, если сможет наложить лапы на ведьмака Графства. Возвращайся в Чипенден, пока не поздно.
        - Я не уйду, Эндрю, и кончим на этом. Я должен сделать свое дело, квизитор там или не квизитор, - твердо ответил Ведьмак. - Так ты поможешь мне или нет?
        - Это бессмысленно, ты ведь и сам понимаешь! - воскликнул Эндрю. - Я ведь всегда помогал тебе, разве не так? Но это чистой воды безумие. Ты страшно рискуешь уже тем, что находишься в городе. Сейчас не время разбираться с этой тварью. - Он махнул рукой в сторону колокольни. - Подумай хотя бы о мальчике. Втягивать его в это просто бес человечно. По крайней мере сейчас. Возвращайся сюда весной, когда квизитор уйдет. Тогда и поговорим. Это величайшая глупость - пытаться сделать что-то сейчас. Ты не сможешь бросить вызов и Лиху и квизитору одновременно - ты ведь уже не молод, да и выглядишь неважно.
        Пока он говорил, я поднял взгляд на колокольню. Я предполагал, что ее можно разглядеть с любого места в городе, да и сам город с нее наверняка виден как на ладони. На самом верху, чуть ниже креста, было четыре маленьких окошка. Оттуда ничего не стоило увидеть все крыши Пристауна, большинство улиц и множество людей, в том числе и нас.
        По словам Ведьмака, Лихо может использовать людей, забираясь к ним в голову и глядя их глазами. Я содрогнулся: а вдруг сейчас один из священников стоит там, наверху, прячась во тьме, и Лихо с его помощью следит за нами?
        Однако Ведьмак остался непреклонен:
        - Перестань, Эндрю! Вспомни, сколько раз ты сам говорил мне, что тьма в этом городе становится все сильнее, священники все испорченнее, а люди все запуганнее? И не забывай о двойной десятине, о квизиторе, обкрадывающем страну и сжигающем на кострах невинных женщин и девушек. Что губит здешних священников? Какая сила принуждает порядочных людей творить такие зверства или хотя бы просто позволять им происходить, держась в стороне?
        Только что вот этот парень видел свою подругу, которую везли в повозке на верную смерть. Да, в этом виноват Лихо, и его нужно остановить. Неужто ты и впрямь веришь, что я готов еще на полгода оставить его в покое? Сколько невинных сожгут за это время, сколько людей погибнут нынешней зимой от голода и холода, если я буду сидеть сложа руки? Город наводнен слухами о том, что происходит в катакомбах. Если они верны, монстр стал заметно сильнее и постепенно превращается в существо, облеченное плотью. Совсем скоро он примет свой первоначальный облик, тот самый, в котором тиранил маленький народец. И что тогда будет со всеми нами? Ему не составит труда запугать или обмануть кого-нибудь, чтобы тот открыл ворота. Нет, все гораздо проще. Я должен действовать сейчас, должен избавить Пристаун от тьмы до того, как мощь Лиха возрастет еще больше. Поэтому повторяю свой вопрос в последний раз: сделаешь мне ключ?
        Эндрю спрятал лицо в ладонях, точно так, как делали старые женщины, молясь в церкви.
        Посидев так немного, он поднял глаза и кивнул:
        - С прошлого раза у меня сохранилась литейная форма. Завтра рано поутру ключ будет готов. Наверно, я еще глупее тебя.
        - Молодчина, - похвалил Ведьмак. - Я знал, что ты не откажешь. Я приду за ним, как только рассветет.
        - Надеюсь, на этот раз, спустившись вниз, ты будешь знать, что делать!
        Ведьмак побагровел от ярости:
        - Занимайся своим делом, брат, а мое предо ставь делать мне!
        Эндрю встал, тяжело вздохнув с таким видом, словно хотел сказать, что с него хватит, и зашагал прочь, даже не обернувшись.
        - Вот что, парень, - сказал мне Ведьмак, - ты уходишь первым. Возвращайся к себе и оставайся там до утра. Лавка Эндрю - на Пути Монаха. Я сам заберу ключ. Встретимся минут через двадцать после рассвета. В такую рань народу на улицах должно быть немного. Помнишь, где ты стоял, когда квизитор проскакал мимо?
        Я кивнул.
        - Будь на ближайшем углу. Да смотри не опаздывай. Помни, нам по-прежнему нужно поститься. Да, и еще одно: не забудь мой мешок. Думаю, он нам понадобится.

        Голова у меня шла кругом, когда я возвращался в гостиницу. Что страшнее: важный, могущественный человек, который может поймать меня и сжечь на костре, или ужасное создание, уже один раз победившее моего наставника и, вполне возможно, сейчас наблюдающее за мной с колокольни глазами какого-нибудь священника?
        Глядя вверх на колокольню, краем глаза я заметил, как рядом мелькнула черная сутана. Это оказался отец Кэрнс! По счастью, на улице было полно народу, и священник смотрел прямо перед собой. Я почувствовал облегчение, поскольку, увидев меня здесь, рядом с гостиницей, он мог без труда разузнать, где я остановился. Ведьмак сказал, что его кузен не причинит нам вреда, и все же я был уверен, что чем меньше людей знают, кто мы такие и где остановились, тем лучше. Однако чувство облегчения мгновенно улетучилось, когда, вернувшись в гостиницу, я обнаружил пришпиленную к моей двери записку.

        Томас,
        если хочешь спасти жизнь своему хозяину, приходи в мою исповедальню в семь часов этим вечером. Потом будет слишком поздно.
        Отец Кэрнс

        От тревоги меня даже затошнило. Откуда отец Кэрнс узнал, где я остановился? Выходит, кто-то следил за мной… Домоправительница отца Грегори? Или хозяин гостиницы? Он мне с самого начала не понравился. Может, он послал в собор сообщение? Или это все Лихо? Неужели он следил за каждым моим шагом и рассказал отцу Кэрнсу, где меня найти? В любом случае священникам известно, где я остановился, и если они доложили квизитору, тот в любую минуту может прийти за мной.
        Я торопливо открыл дверь своей комнаты, запер ее за собой и закрыл ставни, отчаянно надеясь спрятаться от любопытных глаз Пристауна. Проверил, на месте ли мешок Ведьмака, и сел на постель, не зная, как поступить. Ведьмак велел мне оставаться здесь до утра. Вряд ли он хотел бы, чтобы я пошел на встречу с его кузеном, который любит совать нос не в свое дело. Может, он и сейчас всего лишь поступает точно так же? С другой стороны, Ведьмак сказал, что намерения у отца Кэрнса добрые. А вдруг ему стало известно о какой-то угрозе Ведьмаку? Если я не пойду, возможно, мой хозяин окажется в руках квизитора. А если пойду, то могу оказаться прямо в логове квизитора и Лиха! Даже идти на похороны уже было достаточно рискованно. Стоит ли снова испытывать судьбу?
        По-хорошему, следовало рассказать Ведьмаку о записке. Но это было невозможно. Он ведь не сказал мне, где остановился.
        «Доверяй своему чутью», - всегда учил меня Ведьмак.
        Так в конце концов я и поступил, решив пойти и поговорить с отцом Кэрнсом.

        Глава 6
        Сделка с дьяволом

        Спешить было некуда, и я медленно плелся по сырым, мощенным булыжником улицам. От волнения ладони у меня взмокли, а ноги, казалось, не желали идти в сторону собора. Как будто они были умнее меня. Приходилось почти насильно переставлять их одну за другой. Вечер выдался прохладный, и, возможно, поэтому людей вокруг было немного. По дороге мне даже не попалось ни одного священника.
        До кафедрального собора я добрался примерно в десять минут седьмого. Пройдя через ворота и оказавшись в большом, вымощенном плитняком дворе, я не смог удержаться и опять взглянул на горгулью над главным входом. Отвратительная голова показалась мне еще больше, а глаза - совсем живыми. Их взгляд явно был прикован ко мне, пока я шел к двери. Длинный подбородок, почти касающийся носа, делал монстра не похожим ни на кого, когда-либо виденного мною прежде. Впечатление усиливали собачьи уши, длинный, высунутый изо рта язык, а два коротких, торчащих из черепа и загибающихся кверху рога внезапно напомнили мне козла.
        Я отвернулся и, содрогаясь от мысли о полной чужеродности ужасного создания, вошел в собор. Когда глаза привыкли к темноте, я выдохнул с облегчением, увидев, что храм почти пуст.
        Несмотря на это, я испытывал страх по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось находиться в кафедральном соборе, где в любой момент могли появиться священники. Если отец Кэрнс обманул меня, я только что прямиком угодил в его ловушку. Во-вторых, сейчас я был на территории Лиха. Солнце скоро сядет, а в это время, как известно, создания тьмы сильнее всего. Вдруг с наступлением темноты он сумеет дотянуться до меня из своих катакомб и поработить мой разум? Нужно было покончить с делом как можно быстрее и убираться отсюда.
        Где здесь исповедальня? В задней части собора сидели только две старые дамы, но впереди, рядом с маленькой дверью какой-то деревянной кабинки, стоял на коленях старик.
        Я понял, что это именно то, что я ищу. Точно такие же кабинки тянулись вдоль всей стены. Должно быть, там и проходят исповеди. Над каждой кабинкой в голубом стеклянном патроне была укреплена свеча, но горела лишь та, около которой на коленях стоял пожилой мужчина.
        Я прошел по правому проходу и встал на колени позади него. Спустя несколько минут дверь исповедальни открылась, и оттуда вышла женщина под черной вуалью, закрывающей лицо. Она пересекла проход и опустилась на колени чуть дальше, а старик вошел внутрь.
        Некоторое время до меня долетало лишь невнятное бормотание. Я никогда в жизни не был на исповеди, но вполне представлял себе, что это такое. Один из братьев отца незадолго до смерти стал очень религиозен. Отец называл его Святой Джо, хотя вообще-то его имя было Мэтью. Он исповедовался дважды в неделю: рассказывал священнику о совершенных грехах, и тот накладывал на него наказание. По большей части оно состояло в том, чтобы без конца молиться. Надо полагать, сейчас старик тоже перечислял священнику свои грехи.
        Дверь оставалась закрытой, казалось, целую вечность, и мое терпение было на исходе. Потом я вдруг испугался: а что, если внутри не отец Кэрнс, а другой священник? Тогда, чтобы не вызвать подозрений, мне и в самом деле придется исповедоваться. Я попытался срочно вспомнить несколько грехов, которые прозвучали бы убедительно. Интересно, жадность - грех? А обжорство? Ну, есть мне точно хотелось, но я ведь не ел целый день, и теперь в животе урчало.
        Внезапно вся затея показалась мне безумной. Меня ведь могут схватить в любую минуту!
        Я поддался панике и встал, собираясь уйти. И только тут, к огромному своему облегчению, заметил маленькую табличку, вставленную в паз над дверью. На ней было написано: ОТЕЦ КЭРНС.
        В этот самый миг дверь открылась, и старик вышел. Я занял его место в исповедальне и прикрыл за собой дверцу. Внутри было тесно, темно, и, когда я опустился на колени, мое лицо оказалось очень близко к металлической решетке. Позади решетки висела коричневая занавеска, а еще дальше за ней мерцала свеча. Сквозь решетку я не мог разглядеть лица, видел просто темные очертания головы.
        - Ты хочешь исповедаться? - Священник говорил с сильным акцентом Графства и шумно дышал.
        Я лишь пожал плечами, но потом сообразил, что он не видит меня сквозь решетку.
        - Нет, отец, но спасибо за вопрос. Я Том, ученик мистера Грегори. Вы хотели меня видеть.
        Прежде чем отец Кэрнс заговорил снова, возникла крошечная пауза.
        - А-а, Томас! Хорошо, что ты пришел. Мне нужно поговорить с тобой, рассказать что-то очень важное, поэтому прошу тебя, подожди, пока я закончу свои дела. Обещаешь, что не уйдешь, не поговорив со мной?
        - Я выслушаю вас.
        Теперь я не раздавал обещания направо и налево. Этой весной я дал слово Алисе и в результате имел множество неприятностей.
        - Вот и молодец, - сказал он. - Перед нами с тобой стоит важная задача, и это хорошее начало. Знаешь, о чем я говорю?
        Может, он говорит о Лихе, подумал я? Однако решил, что лучше не упоминать этого имени в такой близости к катакомбам, и ответил:
        - Нет, отец.
        - Ну, Томас, мы должны вместе разработать план, как спасти твою бессмертную душу. И для на чала нужно уйти от Джона Грегори, оставить ваше отвратительное ремесло. Сделаешь это для меня?
        - Я думал, вы хотите поговорить со мной о том, как помочь мистеру Грегори. - Я начал злиться. - Я думал, он в опасности.
        - Он и впрямь в опасности, Томас. Мы должны помочь Джону Грегори, но сначала нужно помочь тебе. Сделаешь, о чем я прошу?
        - Не могу, - ответил я. - Отец заплатил большие деньги за мою учебу, а мама огорчится даже еще больше. Она говорит, что у меня дар и нужно использовать его для помощи людям. Ведь ведьмаки именно этим и занимаются. Мы приходим на помощь людям, когда им угрожает опасность со стороны тьмы.
        Последовала долгая пауза, во время которой я слышал лишь дыхание священника. Потом мне пришло в голову кое-что еще.
        - Знаете, я ведь помог отцу Грегори, - выпалил я. - Позже он умер, это правда, но я спас его от гораздо худшей смерти. По крайней мере, он умер в постели, в тепле. Он пытался одолеть домово го… - Стараясь объяснить суть происшедшего, я не вольно заговорил громче. - Потому и попал в беду. У него ничего не получилось. Мистер Грегори умеет такие вещи делать, а священники нет. Священники не умеют избавляться от домовых, потому что не знают как. Всего лишь помолиться - этого мало.
        Я понимал, что не следовало говорить так о молитвах, и думал, что отец Кэрнс рассердится. Однако этого не произошло. Он повел себя очень спокойно, отчего все стало только хуже.
        - О да, требуется нечто гораздо большее. - Его голос звучал теперь едва ли громче шепота. - Гораздо, гораздо большее. Тебе известен секрет Джона Грегори, Томас? Знаешь, каков источник его силы?
        - Да. - К собственному удивлению, я и сам почти успокоился. - Он много лет учился. Можно сказать, всю свою жизнь. Собрал целую библиотеку, а до этого был учеником, вот как я сейчас. Внимательно выслушивал все, что говорил его учитель, и записывал в книжку. Я тоже так делаю.
        - Думаешь, мы поступаем иначе? Чтобы стать священником, нужно долго-долго учиться. Священники - умные люди, прошедшие обучение у еще более умных людей. Почему же у тебя получилось то, чего отец Грегори не смог сделать, хотя читал святую книгу Господа нашего? Как ты объяснишь, почему твой учитель запросто делает то, чего его брат не мог?
        - Потому что священников учат неправильно, - ответил я. - И потому что мы с моим учителем седьмые сыновья седьмых сыновей.
        Священник по ту сторону решетки издал странный звук. Вначале я подумал, что он задыхается, но потом понял, что это смех. Он смеялся надо мной!
        Я решил, что это очень невоспитанно. Мой отец всегда говорил, что нужно уважать чужое мнение, даже если оно кажется глупым.
        - Это просто суеверие, Томас, - сказал наконец отец Кэрнс. - Быть седьмым сыном седьмого сына ничего не значит. Всего лишь сказки невежественных старух. Истинная причина могущества Джона Грегори настолько ужасна, что я даже подумать о ней не могу без содрогания. Видишь ли, Джон Грегори заключил сделку с преисподней. Он продал душу дьяволу.
        Я просто ушам своим не поверил. Открыл рот, но не сумел произнести ни звука и лишь покачал головой.
        - Это правда, Томас. Вся его сила - от дьявола. А то, что ты и другие жители Графства называют домовыми, - это просто дьяволы меньшего разряда, и они поддаются вашему воздействию, потому что так велит им их хозяин. С точки зрения дьявола, оно того стоит, потому что за это он когда-нибудь получит душу Джона Грегори. Для Бога же любая душа бесценна, любая душа чиста и прекрасна, и дьявол пойдет на все, чтобы запятнать ее грехом и затащить в вечное пламя адское.
        - А как насчет меня? - Я снова начал сердиться. - Я свою душу не продавал, но отца Грегори спас.
        - Все очень просто, Томас. Ты слуга ведьмака, как вы их называете, а он, в свою очередь, слуга дьявола. Пока ты служишь ведьмаку, зло дает тебе свою силу взаймы. Но, конечно, если ты завершишь обучение этому мерзкому ремеслу и сам начнешь практиковать его, тогда настанет твоя очередь. Тебе тоже придется отречься от своей души. Джон Грегори пока не рассказывал тебе об этом, потому что ты слишком молод, но рано или поздно непременно это сделает. И когда этот день настанет, ты не слишком удивишься, потому что вспомнишь мои слова. Джон Грегори сделал в своей жизни много серьезных ошибок и оставил благодать далеко-далеко позади. Ты знаешь, что он был священником?
        - Знаю, - кивнул я.
        - А ты знаешь, как произошло, что прямо перед посвящением в духовный сан он отказался от своего призвания? Тебе известно о его позоре?
        Я не отвечал, понимая, что отец Кэрнс сейчас все расскажет.
        - Некоторые богословы утверждают, что женщины лишены души. Споры на эту тему продолжаются, но в одном не сомневается никто - священник не должен жениться, потому что это будет отвлекать его от служения Господу. Джон Грегори впал в двойной грех: позволил себе не просто увлечься женщиной, но женщиной, обрученной с одним из своих братьев. Семья распалась. Брат восстал против брата из-за женщины по имени Эмили Бернс.
        Мне все больше и больше не нравился отец Кэрнс. Я знал: скажи он моей маме, что женщины лишены души, она бы за словом в карман не полезла - распекла бы его в пух и прах. Однако мне было любопытно послушать о Ведьмаке. До этого я знал лишь о Мэг, а теперь выясняется, что еще раньше он увлекся этой Эмили Бернс. Я был поражен и жаждал услышать подробности.
        - Мистер Грегори женился на Эмили Бернс? - выпалил я.
        - Нет - в глазах Господа, - ответил священник. - Как и наша семья, Эмили родом из Блэкрода и до сих пор в одиночестве живет там. Некоторые говорят, что они поссорились, но, как бы то ни было, Джон Грегори в конце концов встретил далеко на севере Графства другую женщину и привел ее с собой на юг. Ее звали Марджери Скелтон, она известная ведьма. Местные знали ее как Мэг, и со временем по всей пустоши Англзарк, а также городам и деревням на юге Графства о ней пошла дурная слава.
        Я молчал. Отец Кэрнс, надо полагать, решил, что я не знаю, что сказать, от потрясения. Так оно в общем-то и было, если иметь в виду все им сказанное, однако чтение дневника Ведьмака в какой-то степени подготовило меня к худшему.
        Отец Кэрнс презрительно фыркнул и закашлялся:
        - Ты знаешь, кого из своих шестерых братьев обидел Джон Грегори?
        - Догадываюсь, - ответил я. - Отца Грегори.
        - В таких набожных семьях, как Грегори, существует традиция, что один из сыновей посвящает себя Богу. Когда Джон отказался от своего призвания, его место занял другой брат, и тоже начал обучаться на священника. Да, Томас, это был отец Грегори, которого мы похоронили сегодня. Он потерял и свою нареченную, и брата. Что еще ему оставалось, кроме как обратиться к Богу?
        Когда я только вошел в собор, он был почти пуст, но во время нашего разговора шум за пределами исповедальни усилился. То и дело раздавались шаги, все громче звучали голоса. Теперь вдруг запел хор. Наверно, сейчас было уже гораздо больше семи, и солнце село. Я решил извиниться и уйти, но едва открыл рот, как, судя по звукам, отец Кэрнс встал.
        - Пойдем со мной, Томас, - сказал он. - Я хочу тебе кое-что показать.
        Я услышал, как он открыл дверь и вышел в храм, и последовал за ним.
        Он поманил меня к алтарю, где на ступенях тремя ровными рядами по десять человек выстроился хор мальчиков. Все были в черных сутанах и белых стихарях.
        Отец Кэрнс остановился и положил мне на плечо забинтованную руку:
        - Вслушайся в их пение, Томас. Ну чем не ангелы? Я не знал, что ответить, потому что никогда не слышал, как поют ангелы, но у мальчиков получалось явно лучше, чем у отца, который всегда на дойке затягивал песню. От его голоса молоко могло скиснуть.
        - Ты мог бы петь в таком хоре, Томас, но теперь уже слишком поздно. Голос у тебя начал ломаться, и ты свой шанс упустил.
        Он был прав. Большинство этих мальчиков выглядели младше меня, и голоса у них звучали почти как девчоночьи. В любом случае, из меня певец не намного лучше, чем из папы.
        - Тем не менее для тебя еще многое открыто. Давай-ка я покажу тебе…
        Он провел меня мимо алтаря, через дверь и дальше по коридору. Потом мы вышли в сад позади собора. Вернее, по размеру это было больше похоже на поле, чем на сад, и росли тут не розы и прочие цветы, а овощи.
        Уже заметно стемнело, но все же можно было разглядеть в отдалении живую изгородь из боярышника и сразу за ней кладбище с могильными камнями. Прямо перед нами на коленях стоял какой-то священник и садовым совком выпалывал сорняки. Такой большой сад - и такой маленький совок…
        - Ты из крестьянской семьи, Томас. Это славный, честный труд. Работая здесь, ты чувствовал бы себя как дома. - Отец Кэрнс кивнул на стоящего на ко ленях священника.
        Я покачал головой и твердо сказал:
        - Я не хочу быть священником.
        - О, ты никогда и не будешь священником! - с возмущением воскликнул отец Кэрнс. - Для этого ты слишком близко подошел к дьяволу, и всю оставшуюся жизнь придется приглядывать, как бы ты не скатился обратно. Нет, этот человек просто брат.
        - Брат? - недоуменно переспросил я, думая, что он имеет в виду семейные отношения.
        Священник улыбнулся:
        - В таком большом кафедральном соборе, как наш, священники не могут обойтись без помощников. Мы называем их братьями, потому что, хотя они не могут совершать таинства, им по плечу выполнять другие жизненно важные задачи. Они часть церков ной семьи. Брат Питер - наш огородник, и очень преуспел в этом. Что скажешь, Томас? Ты хочешь быть братом?
        Я хорошо знал, что такое «быть братом». Как младшему сыну из семи мне всегда поручали ту работу, которую не хотел делать никто другой. Похоже, здесь все было точно так же. В любом случае, у меня уже есть работа, и я нимало не поверил в то, что отец Кэрнс рассказал о дьяволе и Ведьмаке. Хотя услышанное и заставило меня призадуматься, но в глубине души я знал, что это неправда. Мистер Грегори был хорошим человеком.
        К этому времени заметно стемнело и похолодало, и я решил, что пора уходить.
        - Спасибо, что поговорили со мной, отец, - сказал я, - но не могли бы вы рассказать, какая опасность сейчас угрожает мистеру Грегори?
        - Все в свое время, Томас. - Он еле заметно улыбнулся.
        Именно что-то в этой улыбке подсказало мне, что он говорит неправду и на самом деле помогать Ведьмаку не собирается.
        - Я обдумаю то, о чем вы рассказали, но теперь мне пора возвращаться, а не то я останусь без ужи на, - сказал я.
        Мне показалось, что это подходящее оправдание. Он же не знал, что я пощусь, готовясь разбираться с Лихом.
        - Мы покормим тебя ужином, Томас, - заявил отец Кэрнс. - На самом деле, тебе лучше остаться тут на ночь.
        Из боковой двери вышли и направились в нашу сторону два священника. Это были крупные мужчины, и мне не понравилось выражение их лиц.
        Наверно, был момент, когда я еще мог сбежать, однако мне показалось глупым делать это, не будучи уверенным в том, что должно произойти.
        А потом было уже слишком поздно. Священники встали по бокам от меня и крепко схватили за предплечья. Я не вырывался, потому что это не имело смысла. Руки у них были большие и сильные. Я почувствовал, что если не тронусь с места, то они просто припечатают меня к земле. Потом меня повели обратно в собор.
        - Это для твоего же блага, Томас, - говорил по дороге отец Кэрнс. - Сегодня ночью квизитор схватит Джона Грегори. Конечно, будет суд, но исход его известен. Ведьмака обвинят в сделке с дьяволом и сожгут на костре. Вот почему я не могу отпустить тебя к нему. У тебя еще есть шанс. Ты всего лишь мальчик, и твою душу можно спасти без костра. Если бы ты во время ареста оказался вместе с ним, тебя ждала бы та же участь. Это все для твоего блага, по верь.
        - Но вы же его двоюродный брат! - воскликнул я. - Родич! Как вы можете так поступать? Позвольте мне уйти и предостеречь его!
        - Предостеречь его? - переспросил отец Кэрнс. - Думаешь, я не пытался предостеречь его? Почти всю его взрослую жизнь я только и делал, что предостерегал его. Теперь настала пора поду мать о его душе. Спасти же его душу может лишь боль. Понимаешь? Я стремлюсь помочь ему, Томас. Есть вещи поважнее нашего мимолетного пребывания в этом мире.
        - Вы предали его, своего кровного родственника! Это вы сказали квизитору, что мы здесь.
        - Не о вас обоих, только о Джоне. Присоединяйся к нам, Томас. Молитва очистит твою душу, и никакая опасность больше не будет угрожать твоей жизни. Ну, что скажешь?
        Не было смысла спорить с тем, кто безоговорочно уверен в своей правоте, поэтому я не стал впустую тратить слова. Пока они вели меня все дальше и дальше во тьму собора, тишину нарушали лишь звуки наших шагов и звяканье ключей.

        Глава 7
        Бегство и пленение Ведьмака

        Меня заперли в маленькой сырой комнате без окна и не принесли ужина, о котором говорил отец Кэрнс. Постелью мне должна была служить охапка соломы. Дверь закрылась, и я остался в темноте, слушая, как ключ поворачивается в замке и эхо шагов отдается в гулком коридоре.
        Было так темно, что я не видел даже собственных рук, но это меня мало беспокоило. Шесть месяцев обучения у Ведьмака не прошли даром - я стал гораздо храбрее. Как седьмой сын седьмого сына, я всегда видел всякие создания, недоступные глазам обычных людей, но Ведьмак объяснил мне, что большинство из них не способны причинить вреда. Собор был старый, и за садом находилось большое кладбище, а это означало, что поблизости наверняка есть неупокоенные души - всякие там призраки и привидения. Но я их не боялся.
        Нет, если меня что и беспокоило, так это Лихо внизу, в катакомбах! Мысль о том, что он может проникнуть мне в голову, приводила в ужас. Я, конечно, не хотел этого, а ведь если он теперь настолько силен, как предполагал Ведьмак, то, должно быть, следит за тем, что происходит. Скорее всего, это по его воле отец Кэрнс пошел против собственного кузена. Демон отравляет священников ядовитой злобой, а заодно прислушивается к их разговорам и теперь наверняка знает, кто я такой и где нахожусь. Можно не сомневаться - дружеских чувств он ко мне не питает.
        Конечно, я не собирался торчать в застенке всю ночь. Видите ли, у меня в кармане по-прежнему лежали три ключа, и я решился использовать тот, который в свое время сделал Эндрю. Не только отец Кэрнс прятал козыри в рукаве.
        Ключ Эндрю не помог бы мне проникнуть сквозь Серебряные врата - тут наверняка требовалось что-то гораздо более тонкое и искусное. Но он запросто позволит мне выбраться в коридор и откроет любую дверь собора. Только нужно дождаться, пока все уснут, и тогда незаметно улизнуть. Если уйти слишком рано, меня, скорее всего, схватят. С другой стороны, если слишком замешкаться, я не успею предостеречь Ведьмака и могу дождаться незваного гостя, Лиха. Да, тут главное было не просчитаться…
        Когда стало совсем темно и все звуки снаружи стихли, я решил рискнуть. Ключ без малейшего сопротивления повернулся в замке, но не успел я открыть дверь, как услышал шаги. Я замер, едва дыша. Постепенно шаги смолкли в отдалении, и снова наступила тишина.
        Однако я не торопился выходить и постоял еще немного, настороженно прислушиваясь. В конце концов я затаил дыхание и отворил дверь. По счастью, она даже не скрипнула. Я вышел в коридор и остановился, снова прислушиваясь.
        Я понятия не имел, есть ли кто-то в соборе и его боковых пристройках. Может, все ушли в дом, где живут священники? Однако какая-то охрана тут наверняка была, решил я и на цыпочках пошел по темному коридору, стараясь не издавать ни малейшего звука.
        Добравшись до боковой двери, я пораженно замер. Ключ мне тут был без надобности - она оказалась открыта.
        Небо прояснилось, и взошла луна, освещая дорогу серебристым светом. Выйдя наружу, я осторожно двинулся дальше. И только тут почувствовал, что за спиной у меня кто-то есть: он стоял сбоку от двери, укрывшись в тени большого каменного контрфорса.
        На мгновение я замер, не в силах пошевельнуться от ужаса. Кровь бешено стучала в ушах. Потом я медленно обернулся. Из тени в лунный свет выступил человек. Я мгновенно узнал его. Нет, это оказался не священник, а брат, тот самый, который прежде, стоя на коленях, полол сорняки в саду. У брата Питера было изможденное лицо, а голова почти совсем лысая, лишь чуть пониже ушей топорщились тонкие седые волосы.
        Внезапно он заговорил.
        - Предупреди своего хозяина, Томас, - сказал он. - Да поторопись! Вы должны как можно быстрее покинуть город.
        Не отвечая, я повернулся и со всех ног помчался по тропинке. Остановился я, лишь оказавшись на улице. Дальше я пошел шагом, чтобы не привлекать к себе внимания. По дороге я раздумывал над тем, почему брат Питер не остановил меня. Может, это просто не его дело? В смысле, он не обязан стоять на страже?
        Однако особо размышлять об этом не было времени. Нужно, пока не поздно, предупредить Ведьмака. Я не знал, в какой гостинице он остановился, но, возможно, это известно его брату… С него я и решил начать. Путь Монаха - одна из улиц, по которой я бродил в поисках гостиницы, и отыскать там лавку Эндрю наверняка не составит труда. Я торопливо шагал по булыжным мостовым, понимая, что времени у меня очень мало. Быть может, квизитор и его люди уже в пути.
        На широком, переползающем с холма на холм Пути Монаха я легко нашел лавку слесаря.
        Над входом висела табличка, на которой мне удалось разглядеть лишь имя: ЭНДРЮ ГРЕГОРИ. Пришлось трижды постучать, прежде чем в верхней комнате зажегся свет.
        Эндрю, в длинной ночной рубашке, открыл дверь, высоко держа свечу, чтобы разглядеть мое лицо. Он казался одновременно удивленным, раздраженным и усталым.
        - Ваш брат в опасности. - Я старался говорить как можно тише. - Я предупредил бы его и сам, но не знаю, где он остановился…
        Не говоря ни слова, Эндрю поманил меня рукой и повел в свою мастерскую. На стенах висели ключи и замки самых разных форм и размеров. Один большой ключ по длине не уступал моему предплечью. Каким же огромным должен быть замок, который он отпирает!
        Я быстро объяснил Эндрю, что произошло.
        - Говорил же я ему, что это опасно - оставаться здесь! - воскликнул он, с силой ударив кулаком по верстаку. - И будь проклят этот предатель, наш двуличный двоюродный братец! Я всегда знал, что ему нельзя доверять. Лихо, видимо, добрался до него и использовал, чтобы убрать с дороги Джона - единственного человека во всем Графстве, который представляет для него реальную угрозу!
        Он поднялся наверх, но быстро вернулся, уже одетый. Вскоре мы шагали по пустым улицам, снова в направлении кафедрального собора.
        - Он остановился в «Книге и свече», - пробор мотал Эндрю, качая головой. - Почему, хотел бы я знать, он не сообщил тебе об этом? Ты прямиком пошел бы туда, не тратя времени зря. Ладно, будем надеяться, что еще не слишком поздно!
        Однако было уже слишком поздно. Мы услышали шум за несколько улиц - гневные выкрики и стук в дверь, такой громкий, что мог бы разбудить и мертвого.
        Стараясь не попадаться никому на глаза, мы следили за происходящим из-за угла. Мы не могли ничего поделать. У дверей гостиницы был сам квизитор на своем огромном коне и с ним человек двадцать вооруженных людей. Все с дубинками, а кое-кто вытащил и меч, словно ожидая встретить сопротивление. Один из них снова заколотил в дверь рукояткой меча.
        - Открывайте! Открывайте! Да пошевеливай тесь! - закричал он. - Или мы взломаем дверь!
        Судя по звукам, дверь отперли, и показался хозяин гостиницы в ночной рубашке, с фонарем в руке. Выглядел он совершенно сбитым с толку, как если бы только что очнулся от глубокого сна. Он увидел лишь двух вооруженных людей - и не увидел квизитора. И поэтому совершил ужасную ошибку: начал возмущаться и протестовать.
        - Да что это такое? - закричал он. - Может человек поспать после того, как целый день вкалывал? Шумите тут посреди ночи! Я знаю свои права. Закон это запрещает.
        - Дурак! - гневно воскликнул квизитор, подскакав к самой двери. - Закон - это Я! В твоем доме спит колдун, слуга дьявола! Знаешь, что полагается за укрывательство врага церкви? Отойди в сторону, если не хочешь поплатиться жизнью!
        - Простите, господин! Простите! - захныкал бедный горожанин с выражением ужаса на лице, в мольбе вскинув руки.
        В ответ квизитор сделал знак своим людям. Они грубо схватили хозяина гостиницы, не церемонясь вытащили его на улицу и швырнули на землю.
        Потом, явно умышленно, с перекошенным от злобы лицом квизитор проскакал на своем белом жеребце прямо по распростертому телу. Удар копытом пришелся по ноге несчастного, и я отчетливо услышал, как хрустнула кость. Кровь застыла у меня в жилах. Лежащий на земле хозяин гостиницы завопил. Четверо вооруженных людей вбежали в дом и загрохотали сапогами по лестнице.
        Когда они вытащили Ведьмака наружу, он выглядел старым и больным. Может, и испуганным тоже, но я был слишком далеко, чтобы разглядеть.
        - Ну, Джон Грегори, наконец-то ты мой! - гром ко, надменно воскликнул квизитор. - Твои старые сухие кости должны хорошо гореть!
        Ведьмак не ответил. Я видел, как ему связали за спиной руки и повели по улице.
        - Столько лет, и вот чем все кончилось, - про бормотал Эндрю. - А ведь он всегда стремился делать только добро. Он не заслуживает смерти на костре.
        У меня никак не укладывалось в голове, что все случилось на самом деле. Пока Ведьмак не скрылся за углом, я не мог и слова вымолвить - в горле будто ком застрял.
        - Нужно что-то делать! - сказал я в конце концов. Эндрю устало покачал головой:
        - Давай, парень, придумай, что нам делать, а по том поделись со мной. Потому что самому мне ничего в голову не приходит. Вернемся-ка лучше ко мне, а на рассвете тебе нужно убраться подальше отсюда.

        Глава 8
        Рассказ брата Питера

        Кухня находилась в задней части дома. Окна ее выходили в небольшой мощенный плитняком двор. Когда небо начало светлеть, Эндрю предложил мне скромный завтрак - яйцо и ломоть поджаренного хлеба. Я поблагодарил, но отказался, поскольку все еще постился. Если бы я поел… ну, это означало бы, что я смирился с тем, что Ведьмаку конец и нам с ним не предстоит встретиться с Лихом лицом к лицу. Кроме того, у меня совсем пропал аппетит.
        Я послушался совета Эндрю и все время ломал голову над тем, как спасти Ведьмака. Об Алисе я тоже думал. Если ничего не предпринять, их обоих сожгут.
        - Мешок мистера Грегори так и лежит в моей комнате в «Черном быке», - внезапно вспомнил я. - А наши с ним плащи и посох наверняка остались в его гостинице. Можно все это как-то забрать?
        - Ну, это то немногое, чем я могу тебе помочь, - ответил Эндрю. - Для нас с тобой слишком рискованно ходить за вашими вещами, но у меня есть человек, который сделает это. Чуть позже.
        Он снова вернулся к еде, и тут в отдалении зазвонил колокол. Это были однотонные звуки, с большими паузами между ними, и чувствовалось в них что-то скорбное, словно то был погребальный звон.
        - Это в соборе? - спросил я.
        Эндрю кивнул, продолжая медленно жевать. Похоже, и у него пропал аппетит.
        У меня мелькнула мысль, что, может, колокол созывает людей на утреннюю службу. Но не успел я спросить, как Эндрю, проглотив кусок, сказал:
        - Так звонят, когда кто-нибудь умирает в кафедральном соборе или другой городской церкви. Или если где-то еще в Графстве умер священник и новость об этом только что получена. В последнее время такой звон слышен тут часто. Боюсь, в нашем городе быстро разбираются с любым священником, который задается вопросами по поводу влияния тьмы и развращения умов.
        Я вздрогнул.
        - В Пристауне все знают, что причина наступления мрачных времен - Лихо? - спросил я. - Или только священники?
        - О Лихе знают многие. В домах рядом с собором горожане закладывают входы в свои подвалы кирпичами, повсюду страх и суеверия. Кто осмелится осудить за это людей, если они не могут полагаться даже на собственных священников? Неудивительно, что верующих становится все меньше… - Эндрю грустно покачал головой.
        - Вы сделали ключ? - спросил я.
        - Ну да. Но теперь он бедняге Джону уже ни к чему.
        - Мы можем воспользоваться им. - Я говорил быстро, стремясь выложить все до того, как он меня прервет. - Катакомбы тянутся под собором и домом, где живут священники. Значит, оттуда можно в них пробраться. Дождемся ночи, когда все уснут, и проникнем в собор.
        - Это чистой воды глупость. - Эндрю снова покачал головой. - Дом священников очень велик, там полно комнат как над землей, так и в подвалах. И вдобавок мы даже не знаем, где именно содержат пленников. К тому же их охраняют вооруженные люди. Хочешь тоже сгореть на костре? Лично я точно такой судьбы не желаю!
        - И все же нужно попытаться, - настаивал я. - Они не ожидают, что кто-то осмелится проникнуть в здание, зная, что под ним Лихо. Мы застанем их врасплох. И кто знает - может, охранники уснут?
        - Нет, - решительно ответил Эндрю. - Это безумие, и оно не стоит наших с тобой жизней.
        - Тогда дайте мне ключ, я пойду сам.
        - Без меня ты заблудишься. Там, внизу, целый лабиринт туннелей.
        - Значит, вы знаете дорогу? Вы уже бывали внизу?
        - Да, я доходил до Серебряных врат, но не дальше. Двадцать лет назад я спускался туда вместе с Джоном, и этот демон внизу едва не убил его. Он может убить и нас. Ты ведь слышал, что говорил Джон: Лихо больше не бесплотный дух, он меняет форму и может превращаться во что угодно. Мы можем встретиться там бог знает с кем. Люди рассказывают о злобных черных псах с огромными клыками, о ядовитых змеях… Вспомни: Лихо способен читать мысли людей и принимать форму того, чего они боятся больше всего на свете. Нет, это слишком опасно. Не знаю, что хуже - сгореть заживо на костре или быть уничтоженным Лихом. Ты молодой, вся жизнь впереди - зачем ставить себя перед таким выбором?
        - Пусть вас это не беспокоит, - сказал я. - Ваше дело - замки и ключи, а у меня своя работа.
        - Если даже мой брат не сумел его одолеть, какие шансы у тебя? Тогда Джон был в расцвете сил, а ты всего лишь мальчик.
        - Я не настолько глуп, чтобы пытаться уничтожить Лихо. Я просто хочу вызволить Ведьмака.
        И снова Эндрю покачал головой:
        - Сколько времени ты уже у него?
        - Почти полгода.
        - Ну, этим все сказано. Я понимаю, ты хочешь как лучше, но, боюсь, получится наоборот…
        - Ведьмак говорил, что сгореть заживо - ужасная смерть. Хуже ничего не бывает. Вот почему он никогда не сжигает ведьм. Вы хотите, чтобы он прошел через это? Пожалуйста, помогите мне. Это его последний шанс.
        На этот раз Эндрю ничего не ответил. Просто долго сидел молча, погрузившись в свои мысли. Когда он наконец встал, то сказал лишь, что меня никто не должен видеть.
        Я решил, что это добрый знак. По крайней мере, он не выпроводил меня.

        Я сидел в задней комнате, не зная, что будет дальше, и обмирая от страха. За окном медленно разгоралось утро. Я с вечера не смыкал глаз и очень устал, но после событий сегодняшней ночи мне было не до сна.
        Эндрю ушел в свою мастерскую. В основном оттуда доносились звуки работы, но время от времени звякал дверной колокольчик - это очередной посетитель входил в лавку или покидал ее.
        Эндрю вернулся на кухню незадолго до полудня. Выражение его лица изменилось - теперь он выглядел задумчивым. И он пришел не один!
        Я вскочил, собираясь бежать, но задняя дверь была заперта, а между мной и второй дверью стояли двое мужчин. Потом я узнал гостя, и от сердца у меня отлегло. Это оказался брат Питер - он принес мешок и посох Ведьмака, а также наши плащи!
        - Все в порядке, парень. - Эндрю успокаиваю щим жестом положил руку мне на плечо. - Пере стань дергаться и сядь. Брат Питер - друг. Видишь, он принес тебе вещи Джона.
        Брат Питер улыбнулся и протянул мне мешок, посох и плащи. Я кивнул в знак благодарности, взял их, положил в угол и сел. Питер и Эндрю отодвинули кресла от стола и тоже уселись лицом ко мне.
        Большую часть жизни брат Питер работал на свежем воздухе, и неудивительно, что под воздействием солнца и ветра кожа у него загорела до черноты и казалась дубленой. Ростом он был не ниже Эндрю, но заметно сутулился - может, потому, что долгие годы ковырялся в земле совком и мотыгой, согнувшись в три погибели. Самой выдающейся частью его лица был нос, больше похожий на вороний клюв, однако в широко расставленных глазах светилась доброжелательность. Чутье подсказывало мне, что он хороший человек.
        - Что ж, - заговорил брат Питер, - тебе повез ло, что этой ночью обход делал я, а не кто-нибудь другой, иначе ты снова оказался бы в темнице! Отец Кэрнс вызвал меня сразу после рассвета и задал несколько не слишком приятных вопросов. И явно остался недоволен ответами. Думаю, на этом он со мной еще не закончил!
        - Мне очень жаль, - сказал я. Брат Питер улыбнулся:
        - Не беспокойся, парень. Я всего лишь садовник. К тому же все думают, что я туговат на ухо. Кэрнс скоро отстанет от меня. Еще и потому, что квизитору и так есть кого сжигать!
        - Почему вы помогли мне сбежать? - спросил я. Он вскинул брови:
        - Не все священники подвластны Лиху. Я знаю, отец Кэрнс твой кузен, - Питер посмотрел на Эндрю, - но я ему не доверяю. По-моему, Лихо уже добрался до него.
        - Я и сам так подумал, - ответил Эндрю. - Джона предали, и наверняка за этим стоит Лихо. Всем известно, что Джон представляет для него угрозу. Вот Лихо и использовал слабость нашего двоюродного братца, чтобы избавиться от него.
        - Ага, я уверен, что так оно и есть. Ты обратил внимание на его руку? Он говорит, что обжег ее свечой, но когда Лихо одолел отца Хендла, у того была такая же рана. Думаю, Кэрнс дал этой твари свою кровь.
        Видимо, на лице у меня появилось выражение ужаса, потому что брат Питер подошел и обнял меня за плечи:
        - Не волнуйся так, сынок. В соборе еще остались порядочные люди, и пусть я всего лишь скромный брат, но считаю себя одним из них и служу Господу как умею. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и твоему наставнику. Тьма пока еще не победила! Поэтому давайте перейдем к делу. Эндрю сказал, что у тебя хватит храбрости спуститься в катакомбы. Это правда? - Он в задумчивости потер кончик носа.
        - Кто-то же должен, - ответил я. - Вот я и хочу попытаться.
        - А что, если ты лицом к лицу встретишься с… - Питер запнулся, словно у него язык не поворачивался назвать Лихо по имени. - Тебе кто-нибудь рассказывал о том, что ты можешь там увидеть? О том, что он способен менять облик, читать мысли и… - Он на мгновение заколебался, оглянулся и прошептал: - О жоме?
        - Да, я слышал, - ответил я гораздо увереннее, чем, по правде говоря, себя чувствовал. - Но кое-что и я могу сделать. Лихо наверняка боится серебра… - Я отпер замок на мешке Ведьмака и показал им серебряную цепь. - Я могу связать его этим. - Стараясь не моргать, я поглядел в глаза брату Питеру.
        Они посмотрели друг на друга, и Эндрю улыбнулся:
        - Надо полагать, у тебя большая практика?
        - Я практиковался часами. В саду мистера Грегори в Чипендене врыт столб. Я могу с восьми футов набросить на него эту цепь девять раз из десяти.
        - Ну, если ты сумеешь проникнуть ночью в дом священников, то, по крайней мере, одно преимущество у тебя точно будет. Сегодня там наверняка останется меньше народу, чем обычно, - сказал брат Питер. - Этой ночью умер один из священников нашего собора, и тело уже доставили сюда. Почти все священники будут vigil.
        Из уроков латыни я знал, что «vigil» означает «бодрствовать», но мне пока было не ясно, что именно за этим стояло.
        - Они будут читать молитвы и охранять тело. - Увидев недоумение на моем лице, Эндрю улыбнулся. - Кто умер, Питер?
        - Отец Робертс, бедняга. Покончил с собой - бросился с крыши. Уже пятое самоубийство за этот год. - Брат Питер перевел взгляд с Эндрю на меня. - Видишь ли, он проникает людям в голову. Заставляет делать то, что против Бога и совести, а для человека, который посвятил себя служению Господу, это очень тягостно. Поэтому священник, не в силах больше терпеть такие муки, иногда кончает жизнь самоубийством. А это ведь смертный грех - лишить себя жизни, и священники знают, что, совершив такое, никогда не попадут на небеса, никогда не будут с Богом. Представь себе, что должно произойти, чтобы решиться на такое! Если бы только нам удалось избавиться от этого исчадия ада до того, как в городе не останется ни одного доброго, порядочного священника!..
        Последовало короткое молчание, однако я заметил, что губы брата Питера шевелятся, и подумал, что он, наверно, молится за беднягу священника. Я окончательно уверился в этом, увидев, что он перекрестился. Потом мужчины посмотрели друг на друга и разом кивнули, как будто пришли к какому-то молчаливому соглашению.
        - Я дойду с тобой до Серебряных врат, - сказал Эндрю. - Кроме того, брат Питер тоже может помочь…
        Неужели брат Питер отправится с нами? Видимо, он прочел этот вопрос на моем лице, потому что вскинул руки, улыбнулся и покачал головой:
        - Ох, нет, Том! У меня не хватит храбрости и близко подойти к катакомбам. Нет, Эндрю имеет в виду другую помощь. Видишь ли, существует карта туннелей. Она висит в рамке на стене сразу за дверью в дом священников. За той самой дверью, которая ведет в сад. Не счесть, сколько времени я простоял там, ожидая, пока кто-нибудь из священников спустится и даст мне задание на день. За долгие годы я изучил каждый дюйм этой карты. Ты запишешь, что я буду говорить, или сможешь запомнить?
        - У меня хорошая память, - ответил я.
        - Ну, тогда просто скажи, если понадобится, я повторю это еще раз. Эндрю сказал, что он доведет тебя до Серебряных врат. За ними иди до того места, где туннель раздваивается. Иди по левой ветке, пока не доберешься до ступеней. Они ведут к двери, за которой находится большой винный погреб. Он заперт, но с таким другом, как Эндрю, это не помеха. Выйти из погреба можно только через дверь в правом дальнем углу.
        - А вдруг Лихо пройдет вслед за мной через винный погреб и сбежит? - спросил я.
        - Нет, он может покинуть катакомбы только через Серебряные врата, поэтому, как только войдешь в винный погреб, ты окажешься в безопасности. Однако перед тем как покинуть погреб, ты должен сделать кое-что еще. Слева от двери есть люк в потолке. Он выходит на дорожку, которая тянется вдоль северной стены собора, по ней из погреба доставляют вино и эль. Прежде чем идти дальше, отопри люк. В случае необходимости ты сможешь быстро сбежать, не возвращаясь к воротам. Пока все ясно?
        - А не проще ли использовать люк, чтобы спуститься? - спросил я. - Тогда я мог бы не проходить мимо Серебряных врат и Лиха!
        - Это, конечно, намного проще, - ответил брат Питер, - но слишком рискованно. Люк виден и с тропы, и из дома священников. Кто-нибудь может заметить, как ты спускаешься через него.
        Я задумчиво кивнул.
        - Хотя входить через люк не стоит, есть еще одна веская причина, почему следует через него выйти, - сказал Эндрю. - Я не хочу, чтобы Джон подвергался риску нового столкновения с Лихом. Видишь ли, мне кажется, в глубине души он боится… Боится так сильно, что это не дает ему одержать победу…
        - Боится?! - возмущенно воскликнул я. - Мистер Грегори не боится никаких созданий тьмы!
        - Нет, боится. И настолько, что не может признаться в этом, - продолжал Эндрю. - Скорее всего, он не признается в этом даже себе самому. Од нако существует проклятие, сделанное много лет назад, и…
        - Мистер Грегори не верит в проклятия, - снова прервал его я. - Он же сам сказал вам об этом.
        - Я объясню - если ты дашь мне вставить хоть словечко. Это в высшей степени опасное и могущественное проклятие. Сильнее не бывает. Целых три шабаша ведьм с холма Пендл собрались вместе, чтобы наслать его. Джон слишком мешал им творить их черные дела, поэтому они на время забыли свои распри и прокляли его. Они принесли кровавую жертву, пролив невинную кровь. Это случилось в Вальпургиеву ночь, в канун первого мая, двадцать лет назад. Позже ведьмы прислали ему забрызганный кровью обрывок пергамента. Джон сказал мне, что там было написано: «Ты умрешь во тьме, под землей, и ни одного друга не будет рядом!»
        - Катакомбы… - прошептал я.
        Если он в катакомбах встретится с Лихом один на один, то все условия проклятия окажутся выполнены!
        - Да, катакомбы, - сказал Эндрю. - Как я уже сказал, выведи его через люк… Прости, брат Питер, что прервал тебя.
        Питер еле заметно улыбнулся и продолжил:
        - Когда отопрешь люк, выйди через дверь в коридор. Дальше самое сложное и опасное. Они держат пленников в камере в самом дальнем конце. Там, надо полагать, ты и найдешь своего учителя. Однако, чтобы добраться туда, нужно пройти мимо караулки. Поскольку внизу сыро и холодно, стражники обычно разжигают в камине большой огонь. Если на то будет Божья воля, они, спасаясь от сквозняков, еще и дверь закроют. Тогда ты без труда проберешься к камере. Освободи мистера Грегори, выведи его через люк, и сразу же уходите из города. Он разберется с этой тварью в другой раз, когда уйдет квизитор.
        - Нет! - воскликнул Эндрю. - После всего, что произошло, я не хочу, чтобы он вообще возвращался.
        - Но если он не сразится с Лихом, то кто? - спросил брат Питер. - Я тоже не верю ни в какие проклятия. С Божьей помощью Джон одолеет злого духа. Ты же знаешь, все становится только хуже. Не сомневаюсь, скоро он доберется и до меня.
        - До тебя - нет, брат Питер, - ответил Эндрю. - Я мало встречал таких сильных людей, как ты.
        - Стараюсь держаться, как только могу, - ответил Питер, однако невольно содрогнулся. - Услышав шепот у себя в голове, усердно молюсь. В нужде Бог дает нам силы - если хватает ума попросить Его об этом. Как бы там ни было, что-то надо делать. Другого способа покончить с этой напастью я не вижу.
        - С ней будет покончено, когда у людей иссякнет терпение, - сказал Эндрю. - Я вообще не понимаю, почему они терпят квизитора так долго. У некоторых сожженных есть здесь родственники и друзья.
        - Может, ты прав, а может, нет, - ответил брат Питер. - Многим нравится смотреть, как людей сжигают на костре. Нам остается только молиться.

        Глава 9
        Катакомбы

        Брат Питер вернулся к своим обязанностям в соборе, а мы остались ждать, когда сядет солнце. По словам Эндрю, легче всего было проникнуть в катакомбы через подвал заброшенного дома рядом с собором: там после наступления темноты нас никто не увидит.
        Время шло, и я нервничал все больше и больше. Разговаривая с братом Питером и Эндрю, я старался выглядеть уверенным в себе, однако на самом деле до ужаса боялся Лиха. И принялся рыться в мешке Ведьмака, рассчитывая отыскать что-нибудь, что может пригодиться.
        Первым делом я, конечно, достал длинную серебряную цепь и обвязал ее вокруг пояса, под рубашкой. Хотя прекрасно понимал: одно дело набрасывать ее на деревянный столб и совсем другое - на Лихо. Потом настала очередь соли и железных опилок. Переложив трутницу в карман куртки, я набил ими брючные карманы - правый солью, левый опилками. Их сочетание хорошо срабатывало против созданий тьмы. Именно таким образом я в конце концов одолел старую ведьму Мамашу Малкин.
        И все же я понимал - этого вряд ли хватит, чтобы прикончить столь могущественное создание, как Лихо, иначе Ведьмак еще в прошлый раз разобрался бы с ним раз и навсегда. Однако я отчаянно попытался сделать хоть что-то, и от одной мысли о том, что у меня есть серебряная цепь, становилось легче. В конце концов, я не собирался сражаться с Лихом. Мне нужно лишь не подпустить его к себе на то время, которое потребуется для спасения наставника.
        Наконец, с посохом Ведьмака в левой руке и его мешком с нашими плащами в правой, я вслед за Эндрю пошел по темнеющим улицам. Небо затянули тяжелые тучи, в воздухе ощущался запах приближающегося дождя. Я уже ненавидел Пристаун с его узкими улицами и огороженными стенами задними дворами. Мне ужасно не хватало холмов и обширных открытых пространств. Все бы, кажется, отдал за то, чтобы снова оказаться в Чипендене и корпеть над учебными заданиями Ведьмака! Никак не укладывалось в голове, что, возможно, это моя последняя ночь в жизни.
        На подходе к собору Эндрю свернул в узкий переулок, куда выходили задние дворы. Остановившись у одной из дверей, он поднял фонарь и кивком дал мне понять, что нужно войти в маленький дворик. Тщательно заперев за собой калитку, он направился к черному ходу утопающего во тьме дома.
        Эндрю повернул ключ в замке, и мы вошли. Заперев за нами дверь, он зажег две свечи и дал одну мне.
        - Этот дом опустел больше двадцати лет назад, - сказал он. - И так и стоит, поскольку, как ты, наверно, догадываешься, в нашем городе не жалуют людей наподобие моего брата. В этом доме обитает что-то очень мерзкое, поэтому люди обходят его стороной, и даже собаки стараются держаться подальше.
        Он был прав насчет того, что здесь скрывается что-то мерзкое. На внутренней стороне задней двери Ведьмак вырезал знак.

        Это была греческая буква «пи», которая используется для обозначения призрака или неупокоенной души. Внизу справа стояла цифра один, обозначающая, что это призрак самой высокой степени опасности, способный подтолкнуть человека на грань безумия.
        - Его звали Мэтти Банс, - продолжал Эндрю. - В нашем городе он убил семерых, а может, и больше. У него были очень сильные руки, и своих жертв он душил. В основном это были молодые женщины. Говорят, он приводил их в эту самую комнату и тут душил. Но однажды он нарвался на женщину, которая стала сопротивляться и вонзила ему в глаз шляпную булавку. Он умирал медленно, от заражения крови. Одно время Джон собирался изгнать из дома его призрак, но потом передумал. Он всегда знал, что когда-нибудь вернется в наш город, чтобы прикончить Лихо, и хотел обеспечить себе возможность спускаться отсюда в катакомбы. Дом, где обитает призрак, никто покупать не захочет.
        Внезапно воздух стал заметно холоднее, пламя свечей заколыхалось. Что-то находилось рядом и с каждым мгновением приближалось. Не успел я сделать еще один вдох, как оно появилось. На самом деле я ничего не видел, просто чувствовал, как что-то притаилось в тени в дальнем углу кухни, вперив в меня злобный взгляд.
        То, что я ничего не видел, было очень плохо. Самые могущественные призраки способны по собственному выбору либо становиться видимыми, либо нет. Призрак Мэтти Банса только что продемонстрировал мне свою силу, потому что, оставаясь невидимым, дал понять, что наблюдает за мной. Хуже того - я явственно чувствовал, что он желает нам зла. Нужно было убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
        - Вроде как похолодало или это мне кажется? - спросил Эндрю.
        - Да, здесь холодно.
        Я не стал говорить ему о присутствии призрака - не стоит лишний раз пугать человека.
        - Тогда пошли.
        Эндрю повел меня к лестнице в подпол.
        Внутри дом не отличался от большинства жилых домов Графства: две комнаты наверху, две внизу и мансарда под скатом крыши. И дверь в подпол на кухне находилась на том же самом месте, что и в доме в Хоршоу, куда Ведьмак привел меня в первую ночь после того, как я стал его учеником. В том доме тоже обитал призрак, и чтобы проверить, способен ли я выполнять эту работу, Ведьмак приказал мне в полночь спуститься в подпол. Той ночи мне никогда не забыть. До сих пор вздрагиваю, стоит только подумать о ней. Вслед за Эндрю я спустился в подпол. На выложенном плитняком полу не было ничего, кроме груды старых половиков. На вид здесь было сухо, но в воздухе ощущался запах плесени. Эндрю отдал мне свечу и оттащил половики в сторону. Под ними обнаружился люк.
        - В катакомбы можно проникнуть разными путями, - сказал Эндрю, - но этот самый легкий и наименее рискованный. Тут почти наверняка никого не встретишь.
        Он поднял крышку люка, и я увидел уходящие во тьму ступени. Снизу потянуло запахом влажной земли и гнили. Эндрю взял у меня свечу и стал спускаться первым, велев мне немного подождать. Потом он крикнул:
        - Спускайся, но люк не закрывай - на случай, если понадобится быстро убираться отсюда!
        Я положил на пол мешок Ведьмака с нашими плащами и пошел следом, по-прежнему сжимая в левой руке его посох. Оказавшись внизу, я с удивлением обнаружил, что пол не земляной, а булыжный - как улицы наверху. Интересно, это сделали люди, жившие здесь до того, как был построен город? Те, которые поклонялись Лиху? Если да, то, видимо, булыжные улицы Пристауна были скопированы с этих, в катакомбах.
        Не сказав больше ни слова, Эндрю устремился прочь, и я почувствовал, как сильно он хочет, чтобы все поскорее закончилось. Я его понимал.
        Поначалу туннель был достаточно широк, чтобы двое людей могли идти по нему бок о бок, но выложенные камнем своды нависали так низко, что Эндрю приходилось наклонять голову. Неудивительно, что Ведьмак называл строителей туннелей маленьким народцем: они явно были намного ниже ростом, чем нынешние люди.
        Довольно скоро туннель стал сужаться, а временами попадались места, где потолок просел, словно не выдержав тяжести собора и других зданий наверху. Кое-где булыжники, которыми были выложены стены и потолок, вывалились, и сквозь бреши просачивалась жидкая грязь. Где-то в отдалении капала вода, да наши шаги по булыжнику эхом отдавались от стен - вот и все звуки, раздававшиеся в тишине.
        Вскоре туннель сузился еще больше, и мне пришлось идти следом за Эндрю. Дойдя до развилки, мы свернули налево, в еще более тесный туннель, и оказались рядом с нишей в стене. Эндрю остановился и поднял свечу, осветив то, что там находилось. Я в ужасе уставился на открывшееся зрелище. Там тянулись ряды полок, на которых лежали кости: черепа с пустыми глазницами, кости рук, ног, пальцев и еще какие-то, непонятно от чего, все разных размеров, все вперемешку. И все человеческие!
        - В катакомбах полным-полно склепов наподобие этого, - сказал Эндрю. - Здесь, в темноте, они хорошо сохраняются.
        Кости были маленькие, похожие на детские. Наверно, они принадлежали людям маленького народца.
        Мы пошли дальше, и вскоре впереди стал слышен звук быстро бегущей воды. Мы свернули за угол - и верно: там струился даже не ручеек, а целая речка.
        - Она течет под улицей перед собором, - Эндрю кивнул на темную воду, - и мы перейдем вон там…
        Всего камней было девять, широких и плоских, но каждый лишь едва выступал над поверхностью воды.
        Эндрю без труда зашагал с камня на камень. На другой стороне он остановился и повернулся, глядя, как я перехожу подземную реку.
        - Сегодня это совсем несложно, - заметил он, - но после сильного дождя вода иногда поднимается высоко над камнями. Тогда течение запросто может сбить с ног и унести.
        Мы продолжили путь, и звук быстро бегущей воды стал стихать.
        Внезапно Эндрю остановился, и, взглянув поверх его плеча, я понял, что мы добрались до ворот. Но что это были за ворота! В жизни не видел ничего подобного. От пола до потолка, от стены к стене, поблескивая в свете свечи, туннель полностью перекрывала металлическая решетка. Она была выкована из сплава с большой примесью серебра, и, похоже, делал ее кузнец великого умения и таланта. Прутья решетки были не монолитные, но состоящие из множества гораздо более тонких прутков, закрученных спиралью таким образом, что в целом создавалось впечатление узкого цилиндра. Узор выглядел очень сложным: отдельные мелкие детали казались узнаваемыми, однако по мере того, как я в них вглядывался, они словно бы неуловимо изменялись.
        Эндрю положил руку мне на плечо:
        - Это и есть Серебряные врата. Теперь сосредоточься, это важно. Ощущаешь что-нибудь поблизости? Что-нибудь… ну, темное?..
        - Вроде бы нет, - ответил я.
        - Так не годится! - отрезал Эндрю. - Ты должен быть уверен! Если эта тварь сбежит, она будет терзать все Графство, а не только священников.
        Ну, я не чувствовал никакого холода - обычного признака того, что рядом находится порождение тьмы. По крайней мере, это доказывало, что опасности нет. Однако Ведьмак часто повторял, что лучше все проверить дважды и что нужно доверять своему чутью. Поэтому я сделал глубокий вдох и сосредоточился.
        Ничего. Я не чувствовал ничего.
        - Все чисто, - сказал я.
        - Уверен? Действительно уверен?
        - Уверен.
        Вдруг Эндрю опустился на колени и полез в карман брюк. В нижней части решетки была небольшая резная дверца, и маленький замок располагался так близко к земле, что Эндрю пришлось еще низко наклониться. Он очень осторожно вставил в замок совсем уж крошечный ключ. Я вспомнил огромный ключ на стене в его мастерской. Можно подумать, что чем больше ключ, тем он важнее, но здесь дело обстояло явно наоборот. Что могло быть важнее маленького ключа, который Эндрю сжимал в руке? Того самого, который защищал от Лиха все Графство.
        Он слегка поворачивал ключ то туда, то обратно в поисках нужного положения. Наконец ключ повернулся, Эндрю отпер дверцу и встал.
        - Не передумал? - спросил он.
        Я помотал головой, опустился на колени, протолкнул посох в открытую дверцу и на четвереньках пролез сам. Эндрю тут же запер за мной ворота и просунул ключ сквозь решетку. Я положил его в левый брючный карман, затолкав поглубже в железные опилки.
        - Удачи тебе, - сказал Эндрю. - Я вернусь в под пол и подожду там около часа на случай, если что-то заставит тебя отступить. Если за это время ты не появишься, я пойду домой. Жаль, что больше ничем не могу тебе помочь. Ты храбрый парень, Том. Хо тел бы я, чтобы и у меня хватило мужества пойти с тобой.
        Я поблагодарил его и побрел во тьму один, держа посох в левой руке, а свечу в правой. Спустя несколько мгновений я вдруг, к своему ужасу, осознал, что затеял. Может, я не в своем уме? Я находился прямо в логове Лиха, который мог появиться в любую минуту. О чем я только думал! Вдруг он уже знает, что я здесь?
        Сделав глубокий вдох, я постарался взять себя в руки. Может, он не такой уж и всезнающий? Иначе наверняка попытался бы выскользнуть через Серебряные врата, едва Эндрю отпер их. И если катакомбы в самом деле такие большие, как говорят люди, может, в эти минуты Лихо на расстоянии нескольких миль отсюда. Как бы то ни было, мне ничего не оставалось, кроме как идти вперед. Ведь от меня зависела жизнь Ведьмака и Алисы.
        Спустя примерно минуту я добрался до развилки. Вспомнив указания брата Питера, свернул налево. Воздух вокруг стал холоднее, возникло ощущение, что я не один. В отдалении, куда не достигал свет свечи, порхали, словно летучие мыши, маленькие бледные светящиеся создания. Они влетали и вылетали из склепов, ряд которых тянулся вдоль стены туннеля. Когда я приближался к ним, они исчезали. Близко к себе они меня не подпускали, но каким-то образом я чувствовал, что это призраки маленького народца. Призраки меня мало волновали. Лихо - вот кого я никак не мог выкинуть из головы.
        Свернув за угол, я почувствовал, что наступил на что-то мягкое и липкое. Я поднял свечу повыше. От увиденного колени у меня задрожали, а рука со свечой заходила ходуном. Это был мертвый кот. Но меня напугало не то, что он был мертв, а то, КАК он погиб.
        Без сомнения, кот прокрался в катакомбы в поисках крыс или мышей, но конец его был поистине ужасен. Он лежал на животе, с выпученными глазами. Бедное животное было расплющено до толщины не больше дюйма, его буквально вдавило в булыжник. Однако высунутый язык все еще блестел, - похоже, кот погиб недавно. Я содрогнулся от ужаса. Значит, вот как выглядят жертвы жома. И если я попаду в лапы Лиху, меня ждет та же участь.
        Я быстро пошел дальше, радуясь, что ужасное зрелище осталось позади, и наконец оказался у основания деревянной лестницы. Если брат Питер все запомнил правильно, она ведет в винный погреб священников.
        Поднявшись наверх, я отпер дверь ключом Ведьмака, вошел в погреб и закрыл дверь за собой, но запирать ее не стал.
        В большом помещении было множество огромных бочек с элем и тянулись бесконечные ряды полок с винными бутылками. Некоторые из бутылок явно лежали тут давно - судя по тому, что были затянуты паутиной. Стояла мертвая тишина. Похоже, в погребе, кроме меня, никого не было - если, конечно, кто-нибудь не наблюдал за мной, затаившись среди бочек. Свеча освещала лишь небольшое пространство вокруг, и уже в нескольких шагах все утопало во тьме, так что спрятаться было где.
        По словам брата Питера, священники спускаются в погреб за вином раз в неделю и по большей части не очень-то любят это делать - из-за Лиха, конечно. Однако относительно людей квизитора он ничего утверждать не мог: они не местные и мало что знают, а потому ничего не боятся. Более того, они наверняка не упустят возможности угоститься элем и вряд ли удовлетворятся одной бочкой.
        Я осторожно пересек погреб, останавливаясь и прислушиваясь через каждые десять шагов. И наконец увидел дверь, ведущую в коридор, а чуть левее нее - большой деревянный потолочный люк, прилегающий непосредственно к стене. У нас дома тоже есть такой люк. Когда-то наше хозяйство называли «Фермой Пивовара», потому что наши предки поставляли пиво в окрестные таверны и хозяйства. По словам брата Питера, через этот люк забирали из погреба бочки и корзины с бутылками, не проходя через дом священников. И он был прав: безусловно, это был самый легкий способ сбежать отсюда. Конечно, тут нас скорее могут заметить, однако, вернувшись к Серебряным вратам, мы рискуем столкнуться с Лихом, а если учесть, что Ведьмак уже достаточно времени провел в заточении, вряд ли у него хватит сил одолеть его. Да и о проклятии не стоит забывать. Верит Ведьмак в него или нет, но судьбу искушать не стоит.
        Прямо под люком стояли большие бочки с пивом. Я поставил свечу на одну из них, положил рядом посох и, взобравшись на другую, смог дотянуться до люка. Замок в нем был устроен таким образом, что его можно было отпереть с любой стороны. Ключ Ведьмака еще раз помог мне, и я отпер люк, но не стал его открывать, потому что это могли заметить снаружи.
        Дверь в коридор тоже открылась без труда. Я медленно проворачивал ключ в замке, чтобы не произвести ни малейшего шума. Да, подумал я, повезло Ведьмаку, что у него брат слесарь.
        Открыв дверь, я вышел в длинный, узкий, вымощенный плитняком коридор. Он был пуст, но шагах в двадцати впереди, справа, я увидел закрытую дверь и над ней горящий факел, вставленный в кольцо. Надо полагать, это и есть караулка, о которой говорил брат Питер. Дальше по коридору виднелась вторая дверь, а за ней уходящие вверх каменные ступени.
        Я медленно, почти на цыпочках, держась в тени, пошел по коридору к первой двери. Дойдя до нее, я услышал доносившиеся изнутри звуки - покашливание, смех и бормотание.
        Внезапно сердце у меня заколотилось со страшной силой. Очень близко к двери раздался низкий голос, и не успел я спрятаться, как она с силой распахнулась, едва не ударив меня. Я быстро юркнул за нее и распластался на каменной стене. В коридор вышел человек.
        - Мне пора вернуться к своим делам, - произнес голос, который я сразу же узнал. Это был квизитор, и он обращался к кому-то в караулке! - Пошлите за братом Питером. Пусть его доставят ко мне, когда я закончу с остальными. Отец Кэрнс не сам упустил нашего пленника, он знает, кто в этом виноват. Хорошо хоть, у него хватило здравого смысла сообщить обо всем мне. Покрепче свяжите нашему доброму брату руки, да не церемоньтесь с ним. Пусть веревка врезается в тело, чтобы он не сомневался в том, что его ждет! Уж конечно, не просто пара резких слов. Каленое железо развяжет ему язык!
        Ответом ему был взрыв громкого, грубого хохота. Квизитор закрыл дверь и быстро зашагал по коридору к ступеням в дальнем конце. От движения воздуха черный плащ вздымался у него за плечами.
        Стоило ему обернуться - и он увидел бы меня! Мелькнула мысль, что он остановится рядом с камерой, где сидели обреченные, но, к счастью, он прошел мимо, стал подниматься по лестнице и исчез из виду.
        Бедный брат Питер! Его собирались пытать, и у меня не было никакой возможности предупредить его. И это я - тот беглый пленник, о котором упоминал квизитор. Брат Питер позволил мне сбежать и за это обречен. Значит, отец Кэрнс рассказал квизитору обо мне. Ведьмак уже у него в руках, теперь квизитор наверняка хочет схватить и меня. Я должен освободить учителя до того, как будет уже слишком поздно для нас обоих.
        В этот момент я едва не допустил грубую ошибку, двинувшись по коридору в сторону камеры, но через мгновение до меня дошло, что приказ квизитора, скорее всего, будет выполнен немедленно. Так и произошло. Дверь караульного помещения снова открылась, оттуда, размахивая дубинками, вышли два человека и зашагали к лестнице.
        И опять, как только дверь закрыли изнутри, я оказался весь на виду, но удача и на этот раз не оставила меня. Караульные не обернулись. Как только они скрылись, я выждал несколько секунд, пока эхо их шагов не стихло вдали и сердце не перестало колотиться как бешеное. И тут я услышал доносившиеся из камеры голоса. Кто-то плакал, кто-то молился. Я метнулся вперед и оказался у тяжелой двери, верхняя треть которой представляла собой металлическую решетку.
        Я поднес свечу к решетке и заглянул внутрь. В трепещущем свете камера выглядела скверно, а запах оттуда шел еще хуже. Там теснились около двадцати человек. Некоторые лежали на полу и, похоже, спали. Другие сидели, прислонившись спиной к стене. Какая-то женщина стояла рядом с дверью - это ее голос донесся до меня. Я подумал, что она молится, но она, закатив глаза, бормотала какую-то тарабарщину и, похоже, была на грани безумия.
        Мне не удалось разглядеть ни Ведьмака, ни Алисы, но это не означало, что их там нет. В камеру затолкали всех пленников, которых ожидал костер.
        Не тратя времени даром, я положил посох, отпер дверь и медленно открыл ее. Я хотел войти внутрь и поискать Ведьмака и Алису, но не успел даже полностью распахнуть дверь, как женщина, которая стояла рядом и причитала, преградила мне путь.
        Она громко прокричала что-то прямо мне в лицо. Я не понял ни слова, но испуганно оглянулся на караулку. Спустя несколько мгновений остальные пленники вскочили и столпились у женщины за спиной, выталкивая ее в коридор.
        Слева от нее стояла девочка, может, всего на год старше Алисы, с большими карими глазами и добрым лицом… Ну я и обратился к ней.
        - Я ищу кое-кого, - прошептал я.
        Больше я не успел произнести ни слова. Девочка широко открыла рот, как бы собираясь заговорить; зубы у нее были скверные - отчасти ломаные, отчасти гнилые. Однако вместо слов изо рта у нее вырвался дикий смех. Окружающие тут же шумно загомонили. Не имело смысла взывать к их разуму или просить успокоиться. Этих людей пытали, они провели много дней или даже недель в ожидании смерти. Они тыкали в меня пальцем, а какой-то крупный, долговязый мужчина с дикими глазами с силой сжал мне руку и стал трясти ее в знак благодарности.
        - Спасибо! Спасибо! - кричал он, так крепко стискивая мне руку, что я испугался, как бы он не сло мал ее.
        Я ухитрился вырвать руку, поднял посох и отступил на несколько шагов. В любой момент караульные могут услышать шум и выглянуть в коридор. Что, если ни Ведьмака, ни Алисы в камере нет? Что, если их держат в каком-то другом месте?
        Однако было уже слишком поздно задаваться этими вопросами. Под натиском пленников отступая по коридору, я прошел мимо караулки и спустя несколько мгновений оказался у двери в винный погреб. Оглянувшись назад, я увидел цепочку следующих за мной людей. Теперь, по крайней мере, никто не кричал, и все же они производили слишком много шума. Оставалось надеяться, что караульные сильно пьяны и привыкли к тому, что пленники шумят. Да и вряд ли охране придет в голову, что те могут освободиться.
        Оказавшись внутри винного погреба, я быстро вскарабкался на бочку и толчком открыл люк. В лицо ударил прохладный влажный воздух, сквозь отверстие люка я мельком увидел каменную опору внешней стены собора. Снаружи шел сильный дождь.
        Пленники начали залезать на другие бочки. Мужчина, который только что тряс мне руку, грубо оттолкнул меня в сторону и стал протискиваться сквозь люк. Спустя несколько мгновений он оказался снаружи и протянул вниз руку, предлагая втащить меня наверх.
        - Давай же! - прошипел он.
        Я заколебался - мне хотелось сначала выяснить, выбрались ли из камеры Ведьмак и Алиса. А потом стало уже слишком поздно. Какая-то женщина залезла на бочку рядом со мной и подняла руки. Мужчина, не колеблясь, ухватил ее за запястья и протащил сквозь отверстие люка.
        После этого у меня уже не осталось никаких шансов. Со всех сторон напирали пленники, некоторые даже чуть не дрались между собой в отчаянном стремлении поскорее выбраться на волю. Однако не все вели себя так. Второй мужчина опрокинул бочку набок и подкатил ее к той, что стояла под люком, - чтобы остальным было легче карабкаться. Потом он помог залезть на бочку старой женщине и поддерживал ее за ноги, пока мужчина наверху медленно протаскивал ее сквозь отверстие люка.
        Пока пленники входили в дверь винного погреба и залезали на бочку, я приглядывался к ним, надеясь увидеть Ведьмака и Алису.
        Внезапно меня поразила одна мысль: а что, если кто-то из них настолько ослабел, что не в состоянии покинуть камеру?
        Мне ничего не оставалось, как вернуться и осмотреть ее. Я спрыгнул с бочки, но было уже слишком поздно: послышался крик, потом сердитые голоса, по коридору загрохотали сапоги. В погреб, размахивая дубинкой, ворвался крупный, сильный караульный. Оглянулся по сторонам и, взревев от ярости, бросился прямо ко мне.

        Глава 10
        Девичья слюна

        Не колеблясь ни мгновения, я схватил посох и задул свечу. Погреб погрузился во тьму, а я рванул в направлении двери в катакомбы.
        Сзади поднялась невообразимая суматоха: крики, топот, звуки борьбы. Оглянувшись, я увидел, что кто-то из караульных принес в погреб факел. Я шмыгнул за ряды полок с винными бутылками, стараясь держаться подальше от света.
        Это было ужасно - то, что я бросил Ведьмака и Алису. Зайти так далеко - и все же не суметь спасти их! Оставалось надеяться, что во время всей этой суматохи они каким-то образом сумеют выбраться наружу. Оба способны видеть в темноте, и если уж я сумел найти дверь в катакомбы, то они и подавно смогут. Я чувствовал, что кто-то из пленников последовал моему примеру, надеясь спрятаться от караульных в темных закоулках погреба. Некоторые даже опередили меня. Может, среди них были мой учитель и Алиса, но я не мог рисковать, окликая их. Пока я пробирался под прикрытием полок, мне показалось, что впереди дверь в катакомбы быстро открылась и закрылась, но в такой темноте уверенности у меня не было.
        Спустя несколько мгновений и я прошел через эту дверь. Едва она закрылась за мной, я оказался в такой плотной тьме, что на протяжении нескольких секунд не видел даже собственных рук. Я стоял наверху лестницы, дожидаясь, пока глаза хоть немного привыкнут к темноте.
        Как только это произошло, я осторожно спустился по ступеням и как мог быстро пошел по туннелю, понимая, что в конечном счете кто-нибудь наверняка догадается проверить эту дверь: я не стал запирать ее за собой на случай, если Алиса и Ведьмак шли сзади.
        Вообще-то я хорошо вижу в темноте, но в этих катакомбах, казалось, с каждым шагом становилось все темнее. В результате мне пришлось остановиться и достать из кармана трутницу. Опустившись на колени, я высыпал на камни щепотку трута, высек искру и вскоре сумел зажечь свечу.
        Теперь я шел быстрее, но с каждой минутой воздух вокруг становился все холоднее, и не очень далеко впереди по стене метались зловещие тени. Снова там беспорядочно летали бледные светящиеся призраки умерших, и теперь их было гораздо больше.
        Видимо, я побеспокоил их, когда в прошлый раз прошел по туннелю.
        Я остановился. Что это? Где-то в отдалении послышался собачий вой. Сердце у меня заколотилось. Это настоящий пес или Лихо? Эндрю говорил об огромном черном псе со злобно оскаленными острыми клыками, который на самом деле был Лихом. Я уговаривал себя, что это воет самая обыкновенная собака, каким-то образом забредшая в катакомбы. В конце концов, если сюда забрался кот, то почему этого не могла сделать собака?
        Вой раздался снова и надолго повис в воздухе, отдаваясь эхом в бесконечном хитросплетении туннелей. Где он, спереди или сзади? В этом туннеле или в другом? Ответа я не знал, но, учитывая, что квизитор и его люди были сзади, мне оставалось одно - двигаться в сторону ворот.
        Ну я и зашагал, вздрагивая от холода. Обошел раздавленного кота, добрался до развилки, завернул за угол, увидел Серебряные врата. И остановился, почувствовав, как от страха задрожали колени. Потому что впереди, во тьме за пределами круга, выхватываемого пламенем свечи, кто-то ждал меня, сидя на полу около ворот, прислонившись спиной к стене и свесив голову. Может, это сбежавший пленник из тех, кто опередил меня?
        Обратного хода все равно не было, поэтому, высоко подняв свечу, я сделал несколько шагов вперед. Бородатое лицо повернулось ко мне…
        - Что ты так долго? - произнес голос, который я мгновенно узнал. - Я уже пять минут жду тебя тут!
        Это был Ведьмак, живой и здоровый! Я кинулся вперед, испытывая огромное чувство облегчения оттого, что он сумел сбежать. На левом глазу у него расплылся ужасный синяк, рот распух. Ясно, что его били.
        - Как вы? - с тревогой спросил я.
        - Нормально, парень. Еще несколько минут передышки - и я буду в полном порядке. Давай пока открывай ворота.
        - Алиса была с вами? - спросил я. - В той же камере?
        - Нет, парень. Лучше выкинь ее из головы. Помочь мы ей теперь все равно не сможем, зато хлопот с ней не оберешься. - Его голос прозвучал жестко и твердо. - Она заслуживает того, что ее ждет.
        - Смерти на костре? Вы же никогда не сжигаете ведьм, а она совсем еще ребенок! И вы сами говорили Эндрю, что она невиновна!
        Я был потрясен до глубины души. Да, Ведьмак никогда не доверял Алисе, и все же ужасно, что он так о ней говорит. Особенно теперь, когда он сам только что чудом избежал той же участи.
        - Ради бога, парень, ты что, заснул? - нетерпеливо и раздраженно спросил Ведьмак. - Давай по шевеливайся! Доставай ключ и открывай ворота! - Я на мгновение заколебался, и он протянул ко мне руку. - Давай сюда мой посох, парень. Я слишком долго проторчал в сырой камере, и теперь старые кости ноют…
        Я протянул ему посох, но когда его пальцы начали приближаться к моим, внезапно отпрянул в ужасе.
        Дело было не только в его жарком зловонном дыхании, которое ударило мне в лицо. Гораздо важнее было то, что он протянул ко мне правую руку! Правую, я не левую!
        Это был не Ведьмак! Это был не мой учитель!

        Я стоял, словно окаменев, и смотрел, как он уронил руку и она тут же, извиваясь точно змея, поползла ко мне по булыжникам. В мгновение ока она удлинилась вдвое и плотно, болезненно сомкнулась на моей щиколотке. Моим первым порывом было попытаться вырваться из ее смертоносной хватки, но я понял, что это бесполезно, и не стал дергаться.
        Я попытался сосредоточиться, крепче сжал посох, чтобы побороть страх, и напомнил себе о необходимости правильно дышать. Я был в ужасе, но хотя тело мое окаменело, голова работала с лихорадочной быстротой. Существовало единственное объяснение происходящему, и оно заставило меня содрогнуться: передо мной был Лихо.
        Я внимательно разглядывал его, в надежде обнаружить хоть что-то, способное мне помочь. Оно выглядело в точности как Ведьмак, да и голос звучал так же. Не отличить, если не считать руки-змеи.
        Так прошло несколько секунд, и я почувствовал себя лучше. Этому приему научил меня Ведьмак: испытывая сильный страх, нужно полностью сосредоточиться и как бы отодвинуть свои чувства в сторону. «Тьма питается страхом, парень, - говорил он, - а если разум спокоен и живот пуст, битва уже наполовину выиграна, даже не начавшись».
        И это сработало. Тело перестало дрожать, я успокоился и почти расслабился.
        Лихо отпустил мою щиколотку, рука-змея скользнула на свое место. Он сделал шаг ко мне. При этом раздался странный звук: не топот сапог, как можно было ожидать, а скорее царапанье огромных когтей по булыжнику. От движения Лиха воздух заколебался, пламя свечи затрепетало и отбрасываемая «Ведьмаком» тень на стене исказилась.
        Я быстро опустился на колени и положил посох и свечу на пол между нами. Спустя мгновение я был уже на ногах и, сунув руки в карманы штанов, набрал полные горсти соли и железных опилок.
        - Пустая трата времени, - произнес Лихо, и сейчас его голос звучал совсем иначе, чем у Ведьмака. Резкий и низкий, он отражался от камней катакомб, заставляя колени мои дрожать, а зубы - выбивать дробь. - Эти старые трюки на меня не действуют. Я слишком долго живу на свете, чтобы такая чепуха причинила мне вред. Твой хозяин, Старые Кости, однажды попытался их применить, но без толку. Без всякого толку!
        Я заколебался, но лишь на мгновение. Может, он лжет и попытаться все равно стоит. Но потом в левой ладони среди металлических опилок я ощутил что-то твердое. Маленький ключ от Серебряных врат. Я не мог бросить опилки, не рискуя потерять его.
        - Ах-х-х… у тебя есть то, что мне нужно. - Губы Лиха искривила хитрая улыбка.
        Он что, читает мои мысли? Или у меня все на лице написано? Или он просто догадался? В любом случае ему многое известно.
        - Послушай, - все с тем же хитрым выражением на физиономии продолжал он, - если уж Старые Кости не сумел одолеть меня, на что ты можешь рассчитывать? Ни на что, поверь! Они уже идут сюда и скоро тебя найдут. Слышишь крики караульных? Сгоришь на костре, вот что тебя ждет! Сгоришь вместе с остальными! Отсюда можно выбраться только через эти ворота. Другого способа нет, понимаешь? Открой их, пока не поздно!
        Лихо стоял сбоку от ворот спиной к стене туннеля. Я понимал, чего он добивается: проскользнуть вслед за мной в ворота, вырваться на свободу и начать бесчинствовать по всему Графству. И я знал, что сказал бы Ведьмак, чего он ожидал бы от меня. Мой долг - сделать так, чтобы Лихо оставался в своей ловушке в катакомбах. Это важнее, чем моя жизнь.
        - Не будь глупцом! - прошипел Лихо все тем же низким, резким голосом, не имеющим ничего общего с голосом Ведьмака. - Послушайся меня, и окажешься на свободе! А я еще и вознагражу тебя. Щедро вознагражу. Я уже предлагал это твоему хозяину, но он отказался. И где он теперь, а? Ответь! Завтра его допросят и признают виновным, а день спустя сожгут.
        - Нет! - сказал я. - Я не могу этого сделать. Физиономия Лиха налилась яростью. Он все еще имел сходство с Ведьмаком, но злоба исказила хорошо знакомые мне черты. Он сделал еще шаг в мою сторону и вскинул вверх кулак. Может, это была всего лишь игра колеблющегося пламени свечи, но мне показалось, что он растет. И я почувствовал, как на плечи и голову начала давить невидимая тяжесть, принуждая меня опуститься на колени. Я вспомнил размазанного по булыжнику кота и понял, какая участь меня ждет. Даже вдохнуть и то не удавалось, и мною начала овладевать паника. Я не мог дышать! Да-да, совсем не мог!
        Свет свечи внезапно померк, в глазах потемнело. Я отчаянно пытался заговорить, взмолиться о пощаде, но понимал, что снисхождения не будет - если я не отопру Серебряные врата. О чем только я думал! Каким же надо быть дураком, чтобы вообразить, будто после всего нескольких месяцев обучения я смогу отбиться от столь могущественного и злобного создания, как Лихо! А теперь я умираю… никаких сомнений. Один в катакомбах. И что еще хуже - умираю зря, не сумев спасти ни своего наставника, ни Алису.
        Потом я услышал в отдалении стук башмаков по булыжнику. Говорят, когда умираешь, слух отказывает последним. Мелькнула мысль, что стук этих башмаков будет последним звуком в моей жизни. Однако потом невидимая тяжесть, сплющивающая тело, медленно отпустила. Зрение прояснилось, я снова мог дышать. Лихо повернул голову и устремил взгляд в сторону изгиба туннеля. Он тоже что-то услышал!
        Да, без сомнения, это были шаги. К нам кто-то приближался!
        Я быстро взглянул на Лихо и увидел, что он изменяется. Ничего подобного я даже представить не мог. Он стал гораздо больше, головой доставая почти до потолка туннеля, тело изгибалось вперед, и лицо теперь не имело никакого сходства с Ведьмаком. Подбородок удлинялся, вытягиваясь вперед и загибаясь вверх, точно крюк, а нос, напротив, тянулся вниз. Что это - он приобретает свой истинный облик, тот самый, что изображен над входом в собор? Значит, он уже полностью восстановил свои силы?
        Я прислушивался к звуку шагов. Похоже, сюда шел один человек, а не отряд людей квизитора. Да пусть даже и отряд, сейчас меня это не волновало. В них было мое спасение.
        Когда кто-то вышел из-за угла и оказался в свете свечи, прежде всего я увидел башмаки. Точнее, остроносые туфли. А потом показалась и вся девочка в черном платье.
        Это была Алиса!
        Она остановилась, бросила на меня быстрый взгляд и удивленно распахнула глаза. При виде Лиха ее лицо приобрело не столько испуганное, сколько сердитое выражение.
        Я обернулся на Лихо, и на мгновение наши взгляды встретились. В его глазах полыхала злость, но одновременно проглядывало что-то еще. Однако прежде чем я сообразил, что именно, Алиса зашипела, словно кошка, бросилась к Лиху и, к моему величайшему изумлению, плюнула ему в лицо.
        Дальнейшее произошло так быстро, что было не уследить взглядом: налетел внезапный порыв ветра, и Лихо исчез.
        Мы долго стояли не двигаясь. Потом Алиса посмотрела на меня.
        - Не нравится ему девичья слюна, да? - Она скупо улыбнулась. - Вовремя я появилась.
        Я не находил слов для ответа, не в силах поверить, что Лихо удалось прогнать так легко. Раздумья по этому поводу, однако, не помешали мне встать на колени и попытаться вставить ключ в замок Серебряных врат. Это оказалось не так-то просто, потому что руки у меня дрожали, как прежде у Эндрю. Наконец я сумел правильно всунуть ключ, и он повернулся. Я открыл дверцу, схватил ключ, посох и пролез в отверстие.
        - Возьми свечу! - крикнул я Алисе.
        Едва она оказалась в безопасности, как я снова вставил ключ в замок, теперь уже снаружи, но он никак не хотел поворачиваться. Это продолжалось, кажется, целую вечность, и я все время трясся от страха, что в любой момент может вернуться Лихо.
        - Долго ты еще будешь возиться? - спросила Алиса.
        - Это не так просто, как кажется.
        В конце концов я все же запер замок и вздохнул с облегчением. Но потом вспомнил о Ведьмаке…
        - Мистер Грегори был с тобой в камере? - спро сил я.
        Алиса покачала головой:
        - Когда ты пришел, уже нет. Примерно за час до этого его увели на допрос.
        Мне несказанно повезло, что я избежал плена и сумел выпустить пленников из камеры. Однако везение не может длиться вечно. Так всегда бывает - то густо, то пусто. Я опоздал всего на час. Алиса на свободе, но Ведьмак остался в плену, и если я не придумаю еще что-нибудь, чтобы вызволить наставника, его сожгут.
        Не теряя времени даром, я повел Алису по туннелю, и вскоре мы добрались до быстро текущей подземной реки.
        Я беспрепятственно перешел на другую сторону, но, оглянувшись, увидел, что Алиса по-прежнему стоит на дальнем берегу, глядя на воду.
        - Тут глубоко, Том! - закричала она. - Слишком глубоко, а камни скользкие!
        Я вернулся к ней, взял за руку и перевел через реку. Вскоре мы дошли до открытого люка в заброшенном доме, вылезли через него в подпол, и я закрыл за нами крышку. К моему разочарованию, Эндрю уже ушел. Мне нужно было поговорить с ним: сказать, что Ведьмака в камере не оказалось, что брату Питеру угрожает опасность и что слухи оказались верны - к Лиху вернулась его сила!
        - Какое-то время нам лучше оставаться здесь. Когда выяснится, что пленники сбежали, квизитор на верняка начнет обыскивать город. А в этом доме живет призрак, и подпол - последнее место, куда сунутся его люди.
        Алиса кивнула, и в первый раз с весны я как следует разглядел ее. Мы были одного роста, и это означало, что она тоже выросла, по крайней мере на дюйм. Одета она была так же, как тогда, когда я отводил ее к тетке в Стаумин. Конечно, это было не то же самое черное платье, но точная его копия.
        Алиса по-прежнему была очень хорошенькая, но похудела и казалась старше, как будто ей пришлось пережить что-то, заставившее ее быстро повзрослеть. Что-то такое, чего никому не следует переживать. Спутанные волосы слиплись от грязи, мазки грязи были и на лице. Алиса выглядела так, словно не мылась по крайней мере месяц.
        - Рад тебя видеть, - сказал я. - Я чуть с ума не сошел, когда понял, что это ты в повозке квизитора.
        Вместо ответа она взяла меня за руку и пожала ее:
        - Я такая голодная, Том. У тебя ничего нет поесть? - Я покачал головой. - Даже кусочка старого заплесневелого сыра?
        - Прости. Ничего не осталось.
        Алиса отвернулась и потянула за край старый половичок, лежащий поверх груды точно таких же:
        - Помоги мне, Том. Не хочу сидеть на камнях.
        Я поставил свечу, положил посох, и мы расстелили коврик на плитах. Запах плесени усилился, во все стороны по полу стали разбегаться жуки и блохи.
        Алису это, по-видимому, нимало не беспокоило. Она уселась на половик, подтянула к себе колени и уткнула в них подбородок.
        - Когда-нибудь я за все рассчитаюсь, - сказала она. - Никто не заслуживает такого обращения.
        Я сел рядом и накрыл ее руку своей:
        - Что произошло?
        Она молчала, очень долго, и я уже решил, что не дождусь ответа, но тут она заговорила:
        - Старая тетя была добра ко мне. Работала я много, это правда, но кормила она всегда хорошо. Только я начала привыкать к жизни в Стаумине, как появился квизитор. Застал нас врасплох, приказал взломать дверь. Но эта тетя была не то что Костлявая Лиззи. Она не была ведьмой. В полночь они бросили ее в пруд. На берегу собралась большая толпа, все смеялись и выкрикивали всякие глупости. Вот уж я натерпелась страху! Думала, что теперь моя очередь. Ей привязали ноги к рукам и швырнули в воду. Она пошла на дно словно камень. Было темно, ветрено, и в тот миг, когда она ударилась о воду, сильный по рыв ветра задул почти все факелы. Они не скоро су мели найти ее.
        Алиса закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Я молча ждал, пока она сможет рассказывать дальше. Когда она подняла голову, глаза у нее были сухие, но губы дрожали.
        - Когда ее вытащили на берег, она была мертва. Это несправедливо, Том. Она не всплыла, утонула - и значит, была невиновна. Но тем не менее ее убили! А меня после этого просто затолкали в повозку к остальным.
        - Мама говорит, что топить ведьм просто глупость. Это никогда не срабатывает, - сказал я.
        - Нет, Том, квизитор совсем не глуп. Он ничего не делает без причины, можешь не сомневаться. Он жадный. Жадный до денег. Он продал тетин дом, а деньги взял себе. Мы видели, как он их считал. Вот почему он так поступает, понимаешь? Объявляет людей ведьмами, отбирает у них дома, земли и деньги. Хуже того - ему нравится это занятие. У него внутри тьма. Он говорит, что очищает Графство от ведьм, но на поверку квизитор более жесток, чем любая известная мне ведьма, а я-то уж многое повидала.
        Там была девушка по имени Мэгги, не намного старше меня. Вместо того чтобы топить ее, квизитор придумал другую проверку, и мы все смотрели, как это происходило. Он использовал длинную острую булавку. Втыкал ее в тело Мэгги снова и снова. Ты наверняка слышал, как она кричит. Бедняжка чуть с ума не сошла от боли. Время от времени она теряла сознание, и тогда ее обливали водой, чтобы привести в чувство. А потом наконец нашли то, что искали. Метку дьявола! Знаешь, что это такое, Том?
        Я кивнул. Ведьмак рассказывал, что по этому признаку тоже обнаруживают ведьм, но, по его словам, это была еще одна ложь. Не существует никаких меток дьявола. Это известно всем, кто не понаслышке знаком с тьмой.
        - Это жестоко и несправедливо, - продолжала Алиса. - Когда приходится долго выносить боль, тело немеет, и в конце концов ты перестаешь чувствовать уколы. Вот это и есть место, где дьявол прикоснулся к тебе, говорят они. Значит, ты виновна и тебя нужно сжечь. Но хуже всего было смотреть на лицо квизитора. Чувствовалось, что он страшно доволен собой. Ничего, я с ним рассчитаюсь. Отплачу за все. Мэгги не заслуживает того, чтобы ее сожгли.
        - Ведьмак тоже не заслуживает, чтобы его сожгли! - с горечью воскликнул я. - Он всю свою жизнь сражался с тьмой.
        - Он мужчина, и поэтому его ждет более легкая смерть, - сказала Алиса. - Квизитор делает так, чтобы женщины горели дольше. Якобы женскую душу спасти труднее, чем мужскую. Женщинам требуется больше боли, чтобы начать сожалеть о своих грехах.
        Это напомнило мне слова Ведьмака о том, что Лихо не выносит женщин - якобы они заставляют его нервничать.
        - Монстра, в которого ты плюнула, называют Лихом, - сказал я. - Ты слышала о нем? Как тебе удалось так легко напугать его?
        Алиса пожала плечами:
        - Всегда чувствуешь, когда кому-то не по себе, стоит тебе оказаться поблизости. К примеру, некоторым мужчинам. Я всегда знаю, когда мне не рады. Такое ощущение возникает у меня рядом со старым Грегори, и здесь было то же самое. Ну а стоит плюнуть - и всякие твари обычно убираются с дороги. Плюнь три раза на жабу - и месяц или даже больше к тебе не приблизится никто с влажной холодной кожей. Лиззи постоянно так делала. А что до Лиха… Не думаю, что на него так подействовал мой плевок. Да, я слышала о нем. И если он уже в состоянии принимать любой облик, нам всем грозят серьезные беды. Наверно, я просто застала его врасплох, вот и все. В следующий раз, если я снова спущусь туда, он будет наготове.
        На некоторое время воцарилась тишина. Я просто пялился на старый, заплесневелый половик и вдруг услышал, что у Алисы изменилось дыхание. Глянув на нее, я увидел, что она спит в той же позе, положив подбородок на колени и глубоко дыша.
        Вообще-то мне не хотелось задувать свечу, но кто знает, сколько нам придется просидеть в этом подполе? Лучше сохранить ее, чтобы иметь возможность зажечь снова.
        Погасив свечу, я тоже попытался уснуть, но это оказалось совсем не просто. Во-первых, я так замерз, что даже дрожал. А во-вторых, не мог выкинуть из головы Ведьмака. Нам не удалось освободить его, а теперь, после всего случившегося, квизитор разозлится еще больше. Пройдет совсем немного времени, и костры запылают.
        В конце концов я, видимо, все же задремал, потому что меня внезапно разбудил шепот Алисы, раздавшийся у самого уха:
        - Том, тут в углу что-то притаилось. Оно на меня смотрит, и мне это не нравится.
        Алиса оказалась права. Я тоже чувствовал чье-то присутствие в углу; к тому же заметно похолодало. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Скорее всего, это снова Мэтти Бане, душитель.
        - Не бойся, Алиса, - сказал я. - Это просто призрак. Постарайся не думать о нем. Пока мы его не боимся, он не может причинить нам вреда.
        - Я и не боюсь. По крайней мере сейчас. - Она помолчала. - Знаешь, как было страшно в камере? Вокруг все кричат и плачут, ни на миг не уснуть. Теперь мне просто необходимо хорошенько выспаться. Но страсть как хочется, чтобы он убрался отсюда. Это неправильно - что он так смотрит.
        - А я никак не придумаю, что делать дальше. - Мои мысли снова вернулись к Ведьмаку.
        Алиса не отвечала и вскоре снова задышала глубже. Уснула. И я, должно быть, тоже, потому что проснулся от внезапного шума.
        Это был топот тяжелых сапог. В кухне над нами кто-то ходил.

        Глава 11
        Суд над Ведьмаком

        Дверь со скрипом отворилась, и подвал осветило колеблющееся пламя свечи. К моей радости, это пришел Эндрю.
        - Я так и думал, что найду тебя здесь, - сказал он.
        Эндрю положил на пол маленький сверток, поставил свечу рядом со мной и кивнул на Алису. Она все еще спала, лежа на боку спиной к нам и подложив руки под голову.
        - Кто это?
        - Раньше она жила поблизости от Чипендена. Ее зовут Алиса. Мистера Грегори там не оказалось, его как раз увели на допрос.
        Эндрю печально покачал головой:
        - Брат Питер так мне и сказал. Надо же, как не повезло! Еще полчаса - и Джон оказался бы в ка мере вместе с остальными. В общем, одиннадцати пленникам удалось сбежать, но пятерых снова схватили. Однако это еще не все скверные новости. Люди квизитора арестовали брата Питера на улице сразу же после того, как он вышел из моей лавки. Я сам видел все из окна на верхнем этаже. Значит, мне пора уходить из этого города. Скорее всего, теперь придут и за мной, но я не собираюсь тут торчать, чтобы потом меня допрашивали. Я уже запер лавку, а инструменты погрузил на повозку. Вернусь на юг, в Адлингтон, где работал раньше.
        - Мне очень жаль, Эндрю.
        - Не стоит сожалеть. Как не помочь родному брату? К тому же для меня все не так уж страшно обернулось. Помещение лавки я всего лишь арендовал, дело свое знаю. Без работы не останусь. Вот, - он развернул сверток, - я принес немного еды.
        - Который сейчас час?
        - До рассвета осталось часа два. Я рисковал, придя сюда. После всей этой суматохи полгорода не спит. Люди собираются в торговом здании на улице Рыбаков. После того что случилось этой ночью, квизитор решил ускорить суд над теми пленниками, которые остались у него в руках.
        - Почему не подождать до рассвета?
        - Тогда соберется еще больше народу, - ответил Эндрю. - Он хочет покончить с этим делом до того, как кому-то может прийти в голову оказать ему сопротивление. Некоторые горожане недовольны тем, что он творит. Что касается сожжения, то оно будет происходить ночью, после наступления темноты, на холме в Вортаме, там, где маяк. На случай беспорядков квизитор захватит с собой много вооруженных стражников, поэтому, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты до темноты переждешь здесь, а потом покинешь город.
        Не успел он развернуть сверток, как Алиса перекатилась на спину и села. Может, унюхала еду, а может, слышала наш разговор и просто притворялась, что спит. Тут были ломти ветчины, свежий хлеб и два больших помидора. Даже не поблагодарив Эндрю, Алиса накинулась на еду. Поколебавшись, я присоединился к ней. Я здорово проголодался, а поститься дальше не было смысла.
        - Ну, я пошел, - сказал Эндрю. - Бедняга Джон! Но теперь уж точно ничего не поделаешь.
        - Может, стоит еще раз попытаться? - спросил я.
        - Нет, ты сделал все, что мог. Слишком опасно выходить отсюда, когда вот-вот начнется суд. И совсем скоро беднягу Джона под охраной повезут в Воротам и сожгут живьем вместе с остальными несчастными.
        - А как же проклятие? Вы же говорили, что он должен умереть в одиночестве под землей, а не на холме с маяком.
        - Проклятие… Я верю в него не больше, чем Джон. Просто готов был на все, лишь бы удержать его от того, чтобы разбираться с Лихом, когда квизитор в городе. Нет, боюсь, судьба моего несчастного брата предрешена, поэтому тебе лучше поскорее убраться отсюда. Джон как-то рассказывал, что в северной части Графства, где-то около Кастера, работает другой ведьмак. Может, он тебя и возьмет. Когда-то он тоже был учеником Джона. - Эндрю кивнул на прощание. - Я оставлю тебе свечу. Удачи в пути. И если когда-нибудь тебе понадобится хороший слесарь, ты знаешь, где его искать.
        С этими словами он ушел. Я слышал, как он поднялся по ступенькам и закрыл за собой дверь. Алиса сидела, слизывая с пальцев помидорный сок. Мы съели все, ни крошки не осталось.
        - Алиса, я хочу пойти на суд. Вдруг сумею как-то помочь Ведьмаку. Пойдешь со мной?
        Алиса широко распахнула глаза:
        - Зачем? Ты же слышал, что он сказал, Том! Что ты можешь сделать против вооруженных стражников? Нет, будь благоразумен. Не стоит так рисковать. Кроме того, с какой стати мне ему помогать? Для меня старый Грегори этого бы не сделал. Дал бы мне сгореть, и все дела!
        Я не знал, что на это возразить. В каком-то смысле она была права. Я ведь и вправду просил Ведьмака помочь Алисе, а он отказался. Я вздохнул и встал:
        - Ну а я пойду.
        - Нет, Том, пожалуйста, не бросай меня здесь. С этим призраком…
        - Ты же сказала, что не боишься.
        - Да, не боюсь. Но когда я второй раз уснула, мне показалось, будто что-то сжимает мне горло. А если ты уйдешь, он может вытворить что-нибудь и похуже.
        - Тогда пойдем со мной. Это будет не очень опасно, ведь на улице все еще темно. Кроме того, в большой толпе легче всего спрятаться. Пойдем, ну пожалуйста. Решайся.
        - У тебя есть план? - спросила она. - Что-нибудь такое, о чем ты мне не рассказал?
        Я покачал головой.
        - Ясно, - хмыкнула она. - Ничего определенного.
        - Послушай, Алиса, я просто хочу пойти и посмотреть. Если пойму, что ничем не смогу помочь, мы уйдем. Но я никогда не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь еще раз.
        Алиса неохотно поднялась:
        - Ладно, пойдем посмотрим что к чему. Но пообещай: если станет слишком опасно, мы тут же уйдем. Я знаю квизитора лучше, чем ты. Поверь, нам не стоит вертеться у него под носом.
        - Обещаю, - сказал я.
        Мешок и посох Ведьмака я оставил в подполе, и мы отправились на улицу Рыбаков, где должен был проходить суд.
        Эндрю говорил, что полгорода не спит. Это оказалось слишком сильно сказано, но все же для такого раннего времени слишком во многих домах за занавесками горели свечи, а по темным улицам, в том же направлении, что и мы, торопливо шагали люди.
        Я был уверен, что мы не сумеем подойти близко к зданию, что снаружи стоят охранники, но, к моему удивлению, людей квизитора нигде не было видно. Большие деревянные двери были широко распахнуты, люди устремлялись к дверному проему, толпились в нем, но тут же снова выходили наружу, как если бы внутри не было места.
        Я осторожно проталкивался вперед, радуясь, что еще темно. Добравшись до самых дверей, я увидел, что внутри совсем не так тесно, как мне подумалось вначале. Там ощущался тошнотворный, сладковатый запах. Весь первый этаж занимало одно просторное помещение с посыпанным опилками полом из плитняка. Большинство людей были выше меня, поэтому разглядеть мало что удавалось, но мне показалось, что впереди есть большое пустое пространство, куда никто не хотел заходить. Я схватил Алису за руку и, пробиваясь вперед, потащил ее за собой.
        У дверей зала было темно, но дальнюю его часть освещали два больших факела, установленных в углах деревянного помоста. На нем, глядя вниз, стоял квизитор и что-то говорил, однако слов было не разобрать.
        Я оглянулся. Выражение лиц вокруг отличалось большим разнообразием: гнев, печаль, горечь и смирение. Некоторые были настроены откровенно враждебно. По-видимому, здесь собрались в основном те, кто не одобрял деятельности квизитора, - наверно, родственники или друзья обвиняемых. Эта мысль приободрила меня: не исключено, что нам еще выпадет шанс спасти Ведьмака.
        Однако очень быстро мои надежды угасли - я понял, почему никто не проходил вперед. У основания помоста стояли пять длинных скамей, и на них спиной к нам сидели священники, а позади них лицом к нам в два ряда стояли вооруженные люди с мрачными физиономиями. Многие держали руки на рукоятях мечей, как будто им не терпелось вытащить клинки из ножен. Никто не хотел слишком приближаться к этим людям.
        Я поднял глаза и увидел, что вдоль стен зала тянет ся высоко расположенный балкон. Лица всех стоящих там людей - отсюда они казались просто белыми овалами - были обращены вниз. Находиться там было безопаснее всего, и видно лучше. Слева оказались ступеньки, и я потащил к ним Алису. Вскоре мы оказались на широком балконе.
        Он не был забит до отказа, и мы быстро нашли себе местечко у перил на полпути между дверью и платформой. Здесь тот же неприятный запах ощущался гораздо сильнее, чем внизу. Внезапно до меня дошло, что это такое. Почти наверняка в этом помещении обычно торговали мясом - пахло кровью. Квизитор находился на помосте не один. Позади него, в тени, охранники сгрудились вокруг ожидающих суда пленников, а прямо за спиной квизитора двое охранников держали за руки плачущую пленницу. Это была высокая девушка с длинными черными волосами, в рваном платье и босиком.
        - Это Мэгги! - прошипела Алиса мне в ухо. - Та, которую кололи булавками. Бедная Мэгги, это ужасно. Я-то думала, что она убежала…
        Здесь, наверху, слышно было гораздо лучше, и я мог разобрать каждое сказанное квизитором слово.
        - Эта женщина призналась во всем! - громко и высокомерно объявил он. - На ее теле была найдена метка дьявола. Мой приговор таков: привязать к столбу и сжечь заживо. И да будет Господь милостив к ее душе.
        Мэгги зарыдала еще громче, но один из охранников схватил ее за волосы и потащил через дверь в задней части помоста. Не успела она скрыться, как вперед, на свет факелов, вытолкали еще одного пленника, в черной сутане и со связанными за спиной руками. На мгновение я подумал, что ошибся, но в то же мгновение все сомнения исчезли.
        Это был брат Питер. Я узнал его по венчику седых волос вокруг лысой головы, по сутулой спине и плечам. По лицу узнать его было невозможно, потому что из-за следов побоев и пятен запекшейся крови он был сам на себя не похож. Сломанный нос почти расплющился по лицу, один глаз превратился в раздувшуюся красную щель.
        Ужасно было видеть этого доброго человека в таком состоянии. Сначала он позволил мне сбежать, потом рассказал, как добраться до камеры, чтобы спасти Ведьмака и Алису. Наверно, под пытками он сознался во всем. Чувство вины накрыло меня.
        - Прежде это был брат, верный слуга церкви! - провозгласил квизитор. - Однако взгляните на него сейчас! Взгляните на этого предателя! На того, кто помогал нашим врагам и стал союзником тьмы. У нас есть его признание, написанное собственноручно. Вот оно!
        Он поднял лист бумаги, показывая его всем.
        Никто, конечно, не имел возможности ничего прочесть - там могло быть написано что угодно. Но даже если сказанное соответствовало действительности, одного взгляда на несчастного брата Питера было достаточно, чтобы понять - признание из него выбили. Это было нечестно. Тут даже и не пахло справедливым судом. Ведьмак как-то рассказывал, что, когда людей судят в замке в Кастере, там, по крайней мере, происходит настоящее слушание - есть судья, есть обвинитель и есть человек, который пытается оправдать обвиняемого. Здесь же квизитор все делал сам!
        - Он виновен, в этом нет никаких сомнений, - продолжал он. - И потому мой приговор таков: от вести его в катакомбы и оставить там. И да будет Господь милостив к его душе!
        Внезапный вздох ужаса пронесся над толпой, причем чувствовалось, что больше всех потрясены сидящие перед платформой священники. Они-то точно знали, какая судьба ждет брата Питера - его расплющит Лихо.
        Питер попытался что-то сказать, но у него слишком распухли губы. Один из охранников кулаком ударил его по голове, квизитор наградил злобной улыбкой. Несчастного потащили к двери в задней части платформы, и не успел он оказаться снаружи, как вперед вывели следующего пленника. Сердце у меня упало. Это был Ведьмак.
        На первый взгляд ему пришлось несравненно легче, чем брату Питеру, - на его лице было всего лишь несколько синяков. Но потом я заметил такое, от чего меня пробрала дрожь. Он щурился от яркого света факелов и казался сбитым с толку, в глазах застыло отсутствующее выражение. Он выглядел… потерянным, как если бы у него отшибло память и он забыл даже, кто он такой. Как же, должно быть, сильно его били!
        - Перед вами Джон Грегори. - Громкий голос квизитора эхом отдавался от стен. - Апостол дья вола, ни больше ни меньше, который на протяжении многих лет занимался своим богопротивным ремеслом по всему Графству, выманивая деньги у легковерных людей. И вы думаете, что этот человек покаялся? Признал свои грехи и умолял о милосердии? Нет, он проявил упрямство и ни в чем не сознался! Теперь очистить его может лишь огонь, только в этом его единственная надежда на спасение. Но хуже того: не удовлетворившись тем, что заключил сделку с дьяволом, он обучал своему ремеслу других. Отец Кэрнс, прошу тебя встать и дать показания. С одной из передних скамеек поднялся священник и вышел вперед, оказавшись в свете факелов. Он стоял спиной ко мне, я не видел его лица, но разглядел забинтованную руку и узнал голос, который слышал в исповедальне:
        - Господин квизитор, Джон Грегори привел с со бой в этот город ученика, чья душа тоже уже отрав лена. Его зовут Томас Уорд.
        Я услышал, как Алиса тяжело задышала рядом. Колени у меня задрожали, и внезапно я остро осознал, как опасно находиться здесь, так близко к квизитору и его вооруженным приспешникам.
        - Милостью Господа нашего мальчик оказался у меня в руках, - продолжал отец Кэрнс, - и если бы не вмешательство брата Питера, позволившего ему сбежать, я доставил бы его на допрос. Однако я успел поговорить с ним, господин. Мальчик упрям не по годам и не поддается никаким словесным убеждениям. Сколько я ни старался, он так и не понял, что стал на неправедный путь, и в этом нужно винить Джона Грегори, человека, который не только сам практиковал свое вредоносное ремесло, но и развращал молодежь. Насколько мне известно, через его руки прошло не меньше двадцати учеников, и теперь они занимаются тем же и сами имеют учеников. Вот каким образом дьявольская порча распространяется по всему Графству!
        - Благодарю тебя, отец. Можешь сесть. Одних твоих показаний достаточно, чтобы осудить Джона Грегори!
        Когда отец Кэрнс сел, Алиса сжала мой локоть.
        - Пошли, - зашептала она мне в ухо. - Оставаться тут слишком опасно!
        - Нет, пожалуйста, - зашептал я в ответ. - Еще чуть-чуть…
        То, что здесь прозвучало мое имя, напугало меня, но я хотел задержаться еще немного, чтобы точно знать, какая судьба ждет моего хозяина.
        - Джон Грегори, ты заслуживаешь одного-единственного наказания! - провозгласил квизитор. - Тебя привяжут к столбу и сожгут живьем. Я буду молиться за тебя. Я буду молиться, чтобы боль помогла тебе осознать ошибочность избранного тобой пути. Я буду молиться, чтобы ты просил Господа о прощении. Тогда тело твое сгорит, но душа спасется.
        Во время этой речи квизитор неотрывно сверлил Ведьмака взглядом, но с таким же успехом он мог выкрикивать свой приговор, обращаясь к каменной стене. В глазах Ведьмака не мелькнуло даже искры понимания. В каком-то смысле это было хорошо, потому что он, похоже, не имел представления, что здесь происходит. Но это же заставило меня осознать, что, если даже каким-то образом я сумею освободить его, он, возможно, никогда не будет таким, как раньше…
        Ком застрял у меня в горле. Дом Ведьмака стал моим новым домом, я помнил все его уроки, все наши разговоры, все жуткие сражения с тьмой. Мне будет недоставать всего этого, и при мысли, что наставника сожгут живьем, на глазах у меня выступили слезы.
        Мама была права. Поначалу я колебался относительно ученичества у Ведьмака. Меня страшило одиночество. Однако мама сказала, что я смогу разговаривать с Ведьмаком и что, хотя он учитель, а я ученик, со временем мы станем друзьями. В тот день я не мог сказать наверное, подружились ли мы, потому что он часто обращался со мной сурово и сердился на меня, но одно я знал точно: мне будет недоставать его.
        Когда охранники потащили Ведьмака к задней двери, я кивнул Алисе и, наклонив голову и стараясь не встречаться ни с кем взглядом, повел ее по балкону и дальше, вниз по лестнице. Снаружи небо уже начало светлеть. Когда ночная темнота окончательно рассеется, кто-нибудь может узнать нас. Теперь на улицах было гораздо больше народу, и за то время, что мы провели внутри, толпа около здания, где шел суд, по меньшей мере удвоилась. Я проталкивался к задней части дома, к двери, откуда выводили пленников.
        Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять - надеяться не на что. Ни одного пленника мне рассмотреть не удалось, что неудивительно, поскольку около двери столпились не меньше двадцати охранников. Можно ли даже думать о том, чтобы что-то затевать против них? Сердце у меня окончательно упало, и, повернувшись к Алисе, я сказал:
        - Пошли отсюда. Тут ничего не поделаешь.
        Мне хотелось поскорее спрятаться в подполе, поэтому шли мы быстро и по дороге не проронили ни слова.

        Глава 12
        Серебряные врата

        Когда мы наконец оказались в подполе, Алиса & устремила на меня гневный взгляд:
        - Это несправедливо, Том! Бедная Мэгги! Она не заслуживает смерти на костре. Никто из них не заслуживает. Нет, нужно что-то делать!
        Я пожал плечами, глядя в пространство. Мой разум оцепенел. Вскоре Алиса легла и уснула. Я пытался последовать ее примеру, но мысли о Ведьмаке не давали мне покоя. Ну да, вроде бы никакой надежды нет. Но может, стоит пойти к месту казни? Может, тогда какая-то возможность и появится? Я без конца обдумывал этот план, прикидывал так и эдак и в конце концов решил, что с наступлением сумерек покину Пристаун и пойду домой, чтобы переговорить с мамой. Она подскажет, что делать.
        Все случившееся здесь мне не по зубам, я нуждаюсь в помощи. Мне предстояло идти всю ночь без сна, поэтому было бы разумнее выспаться сейчас, пока есть возможность. Однако задремал я далеко не сразу. Когда же это произошло, мне почти сразу же стал сниться сон: я снова был в катакомбах.
        Как правило, во сне ты не понимаешь, что спишь. Однако если это все же случается, как правило, происходит одно из двух: либо ты тут же просыпаешься, либо остаешься во сне и дальше действуешь по своему желанию. Так, по крайней мере, всегда бывало со мной.
        Но в этом сне все было иначе. В этом сне как будто что-то управляло мной. Я шел по темному туннелю с огарком свечи в левой руке, приближаясь к одному из склепов, где лежали останки маленького народца. Я не хотел подходить к ним, но ноги сами несли меня туда.
        Я остановился у входа в склеп и в трепещущем свете свечи увидел кости. В основном они лежали на полках в дальней части склепа, но некоторые грудой валялись на булыжниках пола. Я не хотел входить в склеп, честно, не хотел, но у меня как будто не было выбора. Я шагнул внутрь, услышал, как мелкие обломки костей трещат у меня под ногами, и внезапно ощутил холод.
        Как-то зимой, когда я был маленьким, мой брат Джеймс погнался за мной и набил мне уши снегом. Я вырывался, но он был всего на год младше нашего старшего брата Джека и такой здоровенный, что отец в конце концов пристроил его учеником к кузнецу. У Джеймса с Джеком совершенно одинаковое чувство юмора. Джеймс считал, что это очень смешно - набить мне уши снегом, но мне-то было по-настоящему больно, все лицо онемело и продолжало ныть даже спустя час.
        Примерно то же самое я испытал в этом сне. Чрезвычайно сильный холод. Значит, ко мне приближалось создание тьмы. Ощущение холода возникло внутри головы, и в конце концов она так замерзла и онемела, что почти перестала быть частью меня.
        Что-то находящееся во тьме позади заговорило со мной. Что-то, стоящее между дверным проемом и мной, почти вплотную ко мне. Голос был резкий, низкий, и я сразу узнал его. Даже стоя спиной к этой твари, я ощущал ее зловонное дыхание.
        - Вот мы и здесь, - сказал Лихо. - Это все, что у меня есть.
        Я не ничего не ответил; последовало долгое молчание. Это был просто ночной кошмар, я силился проснуться, но без толку.
        - Уютная комнатка, вот эта, - продолжал Лихо. - Одно из самых моих любимых мест, да. Полным-полно старых костей. Хотя вообще-то мне нужна свежая кровь, и лучше всего молодая. Но если мне не удается ее заполучить, старые кости тоже неплохо. Хотя свежие лучше - вкусные, мозговые… Мое излюбленное лакомство. Мне нравится раскалывать свежие кости и высасывать из них мозг. И все же старые кости лучше, чем ничего. Вот такие старые, как эти. Это лучше, чем голод, гложущий меня изнутри. Голод - это очень скверно.
        В старых костях мозга нет. Однако, видишь ли, старые кости хранят воспоминания. Я поглаживаю их не спеша, чтобы они выдали мне все свои секреты. Вижу покрывавшую их когда-то плоть, ощущаю надежды и честолюбивые планы, которые так и не осуществились, оставив по себе память лишь в виде хрупких, мертвых костей. Это тоже дает мне пищу, тоже утоляет голод…
        Лихо совсем близко наклонился к моему левому уху и почти шептал. Мне вдруг очень захотелось повернуться и посмотреть на него, но он, видимо, читал мои мысли.
        - Не оборачивайся, парень, - предостерегающе сказал он. - Вряд ли тебе понравится то, что ты увидишь. Просто ответь на один вопрос…
        Последовала долгая пауза. Я слышал, как в груди колотится сердце. Наконец Лихо спросил:
        - После смерти… что происходит?
        Ответа я не знал. Ведьмак никогда не обсуждал со мной эту тему. Я знал лишь, что существуют призраки, по-прежнему способные думать и говорить. И что иногда душа покидает тело, но остаются какие-то ее обрывки. Однако куда уходит душа, когда покидает тело, я не знал. Только Бог знает. Если Бог существует.
        Я покачал головой, не произнося ни слова. И оборачиваться тоже не посмел, просто чувствовал, что сзади затаилось что-то огромное, ужасное.
        - А ничего нет после смерти! Ничего! Совсем ничего! - взревел Лихо прямо мне в ухо. - Просто черная пустота. Никаких мыслей. Никаких ощущений. Забвение. Вот и все, что ждет тебя по ту сторону смерти. Но выполни мою просьбу, парень, и я подарю тебе долгую-долгую жизнь! Три раза по двадцать и еще десять лет - вот и все, на что могут рассчитывать жалкие людишки. И это в лучшем случае. А я способен продлить срок твоей жизни в десять, в двадцать раз! И все, что требуется, - это открыть ворота и выпустить меня! Просто открой ворота, а я сделаю все остальное. Твой хозяин тоже обретет свободу. Я знаю, ты хочешь этого. Вы сможете вернуться к той жизни, которую вели прежде.
        Какая-то часть меня страстно желала ответить «да». Что меня ожидало? Ведьмака вот-вот сожгут, а я должен буду в одиночестве отправиться в Кастер, не имея никакой уверенности в том, что мое ученичество продолжится. Если бы и впрямь можно было бы вернуться к прежней жизни! Искушение сказать «да» было очень велико, и все же я понимал, что это невозможно. Даже если Лихо сдержит слово, я не мог пойти на то, чтобы он свободно бродил по всему Графству, сея зло. Я знал - Ведьмак скорее бы умер, чем допустил, чтобы это произошло.
        Я открыл рот, чтобы сказать «нет», но Лихо не дал мне произнести ни слова.
        - С девчонкой было бы проще! - заявил он. - Все, что ей нужно, это тепло очага. Дом, где можно жить. Чистая одежда. Но только подумай, что я предлагаю тебе! И взамен прошу лишь немного твоей крови. Тебе это никак не повредит. Совсем чуть-чуть, вот и все, о чем я прошу. И тогда мы заключим с тобой договор. Только дай мне насосаться твоей крови, чтобы я снова стал сильным. Просто открой ворота и отпусти меня на свободу. После этого я выполню три твоих желания и подарю долгую-долгую жизнь. Кровь девчонки лучше, чем ничего, но твоя - это то, что мне на самом деле нужно. Семь раз по семь, вот кто ты такой. Только раз мне довелось попробовать такой же крови, и я до сих пор помню ее сладкий вкус. Каким сильным я стану! И как щедро вознагражу тебя! Разве это не лучше, чем пустота смерти?
        Ах, когда-нибудь смерть, конечно, придет к тебе, что бы я ни делал. Подкрадется, словно туман на речном берегу сырой, холодной ночью. Однако я могу отсрочить этот миг, отсрочить на годы и годы. Пройдет очень много времени, прежде чем ты взглянешь в лицо тьмы. В лицо пустоты. Ну, что скажешь, парень? Я способен на многое, но я связан. А ты можешь мне помочь!
        В страхе я снова попытался проснуться, но вместо этого с моих губ вдруг сорвались слова - почти помимо моей воли, как будто их произнес не я, а кто-то другой:
        - Я не верю, что после смерти нет ничего. У меня есть душа, и если я буду жить по справедливости, то и после смерти весь не умру. Что-то там да будет. Не верю, что не будет ничего. Не верю в это!
        - Нет!!! - взревел Лихо. - Ты не знаешь того, что известно мне! Ты не способен видеть то, что я вижу! Я вижу, что лежит за гранью смерти. Пустота. Ничто. Я знаю! И понимаю, как это ужасно - стать ничем. Ничем, ничем, ничем!
        Неожиданно сердце у меня перестало бешено колотиться, и я успокоился. Лихо по-прежнему стоял за спиной, но в склепе стало теплее. И вдруг я все понял. Понял, в чем беда Лиха, почему он вынужден питаться плотью и кровью людей, их надеждами и мечтами…
        - У меня есть душа, поэтому весь я не умру, - очень спокойно сказал я. - В этом и состоит разница между нами. У меня есть душа, а у тебя нет! Для тебя после смерти и впрямь ничего не будет! Совсем ничего!
        Демон схватил меня и ударил головой о ближайшую стену, за спиной послышалось гневное шипение, тут же сменившееся ревом ярости.
        - Глупец! - заорал Лихо.
        Его голос гремел, эхом отдаваясь от стен склепа и раскатываясь по темным, длинным туннелям катакомб. Лихо дергал мою голову из стороны в сторону, лоб мне царапали холодные твердые камни. Краем глаза я видел гигантскую руку, вцепившуюся мне в волосы. Вместо ногтей на ней были огромные желтые когти.
        - Я дал тебе шанс, но теперь ты упустил его навсегда! - ревел Лихо. - Однако ты не один в со стоянии помочь мне! Я не сумел заполучить тебя, но уж ее не упущу!
        Меня отшвырнуло на груду костей в углу. Они посыпались, и я стал падать сквозь них, все дальше и дальше вниз, глубоко, в бездонную чашу, полную костей. Свеча не горела, но кости, казалось, мерцали во тьме: оскалившиеся черепа, реберные кости, кости рук, ног, фрагменты пальцев… сухой прах покрывал мое лицо, забивался в рот, в нос и дальше в горло, так что в конце концов я едва мог дышать.
        - Вот какова смерть на вкус! - закричал Лихо. - Вот как выглядит смерть!
        Кости исчезли, теперь я не видел ничего. Совсем ничего. Просто падал во тьму и сквозь тьму. Я ужаснулся при мысли, что Лихо каким-то образом сумел убить меня во сне, но все равно силился проснуться. Нет-нет, просто он разговаривал со мной, пока я спал, и теперь мне было ясно, кого он будет уговаривать сделать то, что я сделать отказался.
        Алису!

        Наконец я сумел вынырнуть из сна, но было уже слишком поздно. Горящая рядом со мной свеча превратилась в огарок. Я проспал несколько часов! Вторая свеча исчезла, и вместе с ней - Алиса!
        Я ощупал карман и убедился в том, о чем уже догадывался: Алиса взяла ключ от Серебряных врат…
        Когда я с трудом встал на ноги, голова у меня болела и кружилась. Прикоснувшись ко лбу тыльной стороной ладони, я почувствовал, что она влажная от крови. Каким-то образом Лихо во сне сумел меня ранить. И мысли мои он тоже читал. Как можно одолеть того, кто знает, что ты задумал, прежде, чем ты сделаешь шаг или произнесешь хотя бы слово? Ведьмак прав - это самая опасная тварь, с которой нам когда-либо приходилось иметь дело.
        Алиса оставила люк открытым. Я схватил огарок и не мешкая бросился вниз, в катакомбы. Несколько минут спустя я добрался до реки. Казалось, она стала глубже, чем прежде. Вода, кружась в водовороте, скрывала три из девяти камней, в том числе и центральный. Течение так и норовило сбить с ног.
        Я быстро пересек реку, надеясь, вопреки здравому смыслу, что еще не слишком поздно. Однако стоило мне повернуть за угол, как я увидел Алису. Она сидела, прислонившись спиной к стене. Левая рука ее лежала на булыжниках, пальцы были в крови.
        И Серебряные врата были открыты!

        Глава 13
        Костер

        - Алиса! - закричал я, не веря своим глазам. - Что ты наделала?! Она подняла на меня глаза, в них блестели слезы. Ключ все еще торчал в замке. Я со злостью вытащил его и сунул в брючный карман, поглубже в железные опилки.
        - Вставай! - От злости я едва мог говорить. - Нужно убираться отсюда.
        Я протянул ей руку, но она не взяла ее. Вместо этого прижала к телу свою собственную окровавленную руку и уставилась на нее, вздрагивая от боли.
        - Что у тебя с рукой? - спросил я.
        - Ничего особенного. Скоро все будет в порядке. Теперь все будет в порядке…
        - Нет, Алиса, это не так. Теперь из-за тебя все Графство в опасности.
        Я мягко потянул ее за здоровую руку и повел по туннелю. Когда мы дошли до реки, девочка вырвала у меня руку, но я как-то не придал этому значения, быстро перешел реку и, только оглянувшись уже на другой стороне, увидел, что Алиса замерла на месте, глядя на воду.
        - Давай! - крикнул я. - Быстрее!
        - Не могу, Том! Мне не перейти реку!
        Я поставил свечу и вернулся к девочке. Она отшатнулась, но я обхватил ее руками. Если бы она стала вырываться, я бы с ней не справился, но едва мои руки коснулись ее, Алиса обмякла и привалилась ко мне. Не теряя времени, я подогнул колени и взвалил ее на плечо - именно так Ведьмак всегда носил ведьм.
        Видите ли, теперь уж точно никаких сомнений не осталось. Если Алиса не в состоянии пересечь бегущую воду, значит, она стала тем, кем, как всегда опасался Ведьмак, могла стать. Сделка с Лихом заставила ее пересечь грань и перейти на сторону тьмы.
        Умом я понимал, что нужно бросить Алису здесь. Я знал, что Ведьмак именно так и поступил бы. Но я не мог. Понимал, что иду против него, но все равно не мог. Ведь это была та самая Алиса, вместе с которой нам так много пришлось пережить…
        Она оказалась легкой, и все же переходить реку с грузом на плечах было трудновато. Я пошатывался, стараясь удержать равновесие на скользких камнях. И, хуже того, едва я начал пересекать реку, Алиса завопила, точно ее режут.
        Когда мы в конце концов оказались на другом берегу, я поставил ее на землю и взял свечу:
        - Пошли!
        Но девочка только дрожала и не двигалась с места. Пришлось взять ее за руку и тащить за собой до самых ступенек в подпол.
        Там я поставил свечу и сел на край старого половика. Алиса же осталась стоять, обняв себя за плечи и прислонившись к стене. Никто из нас не произносил ни слова. О чем было говорить? К тому же я был занят: надо было поразмыслить.
        Я проспал долго? Выглянув в дверь, я увидел, что солнце уже садится. Еще полчаса, и пора в путь. Мне отчаянно хотелось помочь Ведьмаку, однако я понимал, что бессилен. Больно было даже думать о том, что его ожидало, - но что я мог сделать против нескольких десятков вооруженных людей? А просто так стоять и смотреть, как его сжигают на костре… Нет, это было выше моих сил. Нужно вернуться домой и поговорить с мамой. Она подскажет, что мне делать дальше.
        Может, моя жизнь в качестве ученика Ведьмака окончена. А может, мама скажет, что я должен пойти на север и найти себе нового наставника. Трудно предугадать, что она посоветует.
        Поняв, который примерно час, я размотал с себя серебряную цепь и положил ее в мешок Ведьмака, где уже лежал его плащ. Мой отец всегда говорит:
        «Мотовство до добра не доводит». Поэтому я вытряхнул из карманов сколько сумел соль и опилки и пересыпал их в специальные отделения в мешке.
        - Пошли, - сказал я Алисе.
        Так, с плащом, мешком и посохом в руке, я поднялся по ступенькам и с помощью второго ключа отпер заднюю дверь. Когда мы вышли во двор, я снова запер ее за собой.
        - Прощай, Алиса.
        - Что? Разве ты не пойдешь со мной, Том? - требовательно спросила она.
        - Куда это?
        - Туда, где их будут сжигать, конечно. Чтобы найти квизитора. Он получит сполна все, что заслужил, за то, что сотворил с моей бедной старой тетей и Мэгги.
        - И как же ты собираешься сделать это?
        - Видишь ли, я дала Лиху свою кровь. - Алиса широко распахнула глаза. - Просунула пальцы сквозь решетку, и он высасывал кровь из-под ногтей. Сами девушки, может, ему и не нравятся, но их кровь - совсем другое дело. Он высосал сколько хотел. Значит, наше соглашение вступило в силу и теперь он должен сделать то, что я скажу. Должен выполнить мою волю.
        Ногти левой руки Алисы почернели от запекшейся крови. Почувствовав тошноту, я отвернулся, отпер ворота и вышел в проулок.
        - Куда ты, Том? Не бросай меня сейчас! - крикнула Алиса.
        - Я возвращаюсь домой, хочу поговорить с мамой, - даже не обернувшись, ответил я.
        - Ну и иди к своей мамочке! Ты просто маменькин сынок и всегда таким будешь!
        Не успел я сделать и дюжины шагов, как она бросилась вдогонку:
        - Не уходи, Том! Пожалуйста, не уходи!
        Я продолжал шагать, по-прежнему не оглядываясь.
        Когда Алиса снова меня окликнула, чувствовалось, что она по-настоящему разозлилась. Однако еще явственнее в ее голосе слышалось отчаяние.
        - Ты не можешь вот так взять и бросить меня, Том! Я тебе не позволю. Ты мой. Ты принадлежишь мне!
        Когда она подбежала ко мне, я развернулся лицом к ней:
        - Нет, Алиса. Я не принадлежу тебе. Я принад лежу свету, а ты теперь принадлежишь тьме!
        Она выбросила вперед руку и вцепилась мне в левое предплечье. Очень сильно - я чувствовал, как ногти впиваются в тело. Я вздрогнул от боли, но взгляда не отвел:
        - Ты не понимаешь, что натворила!
        - Ох, Том, очень даже хорошо понимаю. Я точно знала, что делала, и когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это. Ты так переживаешь из-за своего драгоценного Лиха, но поверь мне - квизитор гораздо хуже. - С этими словами Алиса отпустила мою руку. - Я сделала то, что сделала, ради всех нас, ради тебя, ради меня и даже ради старика Грегори.
        - Лихо убьет его. Это первое, что он сделает, оказавшись на свободе!
        - Ты ошибаешься, Том! Это не Лихо желает смерти старику Грегори, а квизитор. Теперь у Грегори одна надежда уцелеть - Лихо. И все благодаря мне.
        Я стоял, не зная, что сказать.
        - Послушай, Том, идем со мной и сам все увидишь.
        Я покачал головой.
        - Ну, пойдешь ты со мной или нет, я все равно это сделаю, - продолжала Алиса.
        - Что сделаешь?
        - Спасу пленников квизитора. Всех! И покажу ему, что это такое, когда тебя сжигают заживо!
        Я сурово посмотрел на Алису, но она не дрогнула. В ее глазах полыхал гнев, и мне показалось, что сейчас она выдержала бы даже взгляд Ведьмака, на что обычно была неспособна. Алиса и вправду намеревалась сделать все, о чем говорила. Наверно, Лихо действительно станет повиноваться ей. В конце концов, они ведь заключили соглашение.
        Если существует хоть крошечный шанс спасти Ведьмака, нужно идти туда и помочь ему оказаться в безопасности. То, что приходится полагаться на помощь такого порождения зла, как Лихо, мне совсем не нравилось - но разве у меня был выбор? Алиса свернула в сторону холма с маяком, и я медленно побрел следом.

        Улицы были пустынны, и шли мы быстро.
        - Мне, наверно, лучше избавиться от этого посоха, - сказал я Алисе. - Он может нас выдать.
        Она кивнула в сторону полуразрушенного сарая:
        - Спрячь позади него. Подберем на обратном пути. На западе догорал закат. Алое зарево отражалось в реке, змеящейся меж холмов. Мой взгляд неудержимо притягивал холм с маяком. Нижняя часть его склонов заросла деревьями, с которых уже начали облетать листья, но у вершины росли лишь трава и кустарник.
        Оставив последние дома позади, мы влились в поток людей, пересекающих реку по узкому каменному мосту. Люди брели медленно, словно с трудом преодолевая сопротивление пропитанного влагой воздуха. Берега затянул туман, но он остался внизу, когда мы, оскальзываясь на мокрых гниющих листьях, стали взбираться по склону холма. Наверху уже собралась большая толпа, и люди прибывали с каждой минутой. Там были сложены три огромные кучи хвороста, самая большая - в середине. Из этих погребальных костров торчали толстые деревянные столбы, к которым должны были привязать жертв.
        Городские огни остались далеко внизу, и здесь было заметно холоднее. Освещение создавали факелы на верхушках высоких, тонких деревянных шестов, медленно покачивающихся под порывами ветра. Однако все равно оставалось множество островков густой тени, и мы юркнули в один из них, чтобы иметь возможность все видеть, оставаясь незамеченными.
        Спиной к кострам стояли человек десять или больше - крупные, сильные мужчины в черных колпаках с прорезями для глаз и рта. В руках они держали дубинки и, похоже, страстно желали пустить их в ход. Это были палачи, которым предстояло помогать квизитору во время сожжения и, в случае необходимости, удерживать на расстоянии толпу.
        У меня были большие сомнения насчет того, как поведет себя толпа. Можно ли рассчитывать на этих людей? Конечно, тут наверняка присутствуют родственники и друзья осужденных, у которых, может, и возникнет желание спасти их - но осмелятся ли они? Брат Питер был прав, говоря, что есть множество людей, которым нравится смотреть, как сжигают других. Для них это просто развлечение.
        Едва эта мысль промелькнула в моем сознании, как в отдалении послышался барабанный бой.
        «Сжечь! Сжечь всех ведьм, сжечь!» - вот что, казалось, выбивали барабаны.
        По толпе пробежал ропот, постепенно перешедший в рев и свист. На своем огромном белом жеребце приближался квизитор, а следом за ним грохотала открытая повозка с пленниками. Со всех сторон ее окружали всадники с мечами на бедрах. За ними важно вышагивали двенадцать барабанщиков, театральными жестами вскидывая и опуская барабанные палочки.
        «Сжечь! Сжечь! Сжечь всех ведьм, сжечь!»
        Внезапно у меня возникло ощущение полной безнадежности. Стоящие в толпе впереди начали забрасывать пленников гнилыми фруктами. Однако сопровождающие повозку охранники, видимо опасаясь, что по ошибке достанется и им, направили коней прямо на толпу, заставив ее отхлынуть назад.
        Повозка остановилась, и тут я в первый раз смог как следует разглядеть Ведьмака. Некоторые пленники стояли на коленях и молились, другие плакали и рвали на себе волосы, но мой учитель стоял выпрямившись и глядя прямо перед собой. Лицо у него выглядело измученным, усталым, и в глазах было то же отсутствующее выражение, как будто он не понимал, что происходит. Над левым глазом появился новый синяк, нижняя губа треснула и распухла, из чего я сделал вывод, что его опять били.
        Вперед вышел священник со свитком в правой руке, и ритм барабанного боя изменился. Теперь это был низкий, нарастающий рокот, внезапно оборвавшийся, когда священник начал зачитывать то, что было написано на пергаменте.
        - Слушайте, жители Пристауна! Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями казни на костре двенадцати ведьм и одного колдуна, великих грешников, которых вы видите перед собой. Молитесь за их души! Молитесь, чтобы страдания помогли им осознать свои ошибки. Молитесь, чтобы, поняв это, они просили Господа о прощении и о спасении своей бессмертной души.
        Снова застучали барабаны. Однако священник еще не закончил и, едва они смолкли, продолжил чтение:
        - Наш лорд-протектор, верховный квизитор, же лает, чтобы эта казнь послужила уроком тем, кто избрал путь тьмы. Смотрите, как будут гореть эти грешники! Смотрите, как затрещат их кости и плоть начнет оплывать, словно свеча. Слушайте их крики и не забывайте, что это ничто по сравнению с пламенем ада! Ничто по сравнению с вечными муками, ожидающими тех, кто не заслуживает прощения!
        После этих слов воцарилась гробовая тишина. Может, людей испугало напоминание об аде, однако мне показалось, что тут было что-то еще. То, что самого меня страшило невероятно: стоять и смотреть на тот ужас, который вот-вот должен был произойти. Осознавать, что живая плоть и кровь преданы огню и терпят невыразимую боль.
        Двое мужчин в колпаках вышли вперед и грубо стащили с повозки первую пленницу - женщину с густыми седыми волосами почти до пояса. Пока они волокли ее к ближайшему костру, она плевалась, осыпала их проклятиями и отчаянно пыталась освободиться. В толпе засмеялись, начали отпускать колкости и всячески обзывать ее, но она каким-то чудом сумела вырваться и бросилась в темноту.
        Не успели охранники сделать и шага вдогонку, как квизитор проскакал мимо них на своем коне, из-под копыт которого во все стороны летел дерн. Он схватил старуху за волосы, ударил ее кулаком и дернул вверх с такой силой, что спина у нее выгнулась дугой, а ноги почти оторвались от земли. Пока квизитор волок ее к костру, она вопила высоким, тонким голосом. Охранники снова схватили приговоренную и быстро привязали к одному из столбов ближайшего костра. Ее судьба была предрешена.
        Сердце у меня упало - следующим из повозки вытащили Ведьмака. Его подвели к самому большому костру и привязали к центральному столбу. Он не делал попыток вырваться. Я снова вспомнил его слова о том, что смерть на костре - одна из самых мучительных и что поэтому он никогда не поступает так с ведьмами. Это было невыносимо - видеть, как он стоит здесь привязанный к столбу, ожидая страшной участи. У некоторых присутствующих квизитора в руках были факелы. Я представил себе, как они подносят их к кострам и пламя охватывает Ведьмака. Ужас сковал меня, по лицу покатились слезы.
        Что он там говорил о том, будто кто-то или что-то все время наблюдает за нами? И если мы живем по совести, говорил он, то в час нужды это что-то или кто-то встанет рядом с нами и даст нам часть своей силы? Ведьмак всю жизнь жил по совести и делал то, что считал правильным. Разве он не заслуживает, чтобы ему помогли?
        Если бы я вырос в семье, где принято ходить в церковь, я бы сейчас помолился. Однако у меня не было такой привычки, я не знал, как нужно молиться, и все же, не отдавая себе в этом отчета, начал что-то нашептывать. Я не собирался молиться, но, полагаю, именно так это и называется.
        - Помоги ему, пожалуйста, - прошептал я. - Пожалуйста, помоги ему…
        Неожиданно волосы на голове у меня зашевелились, я ощутил очень сильный холод - к нам приближалось нечто, принадлежащее тьме. Нечто сильное и опасное. Алиса вдруг тяжело задышала и застонала. В то же мгновение в глазах у меня потемнело и, потянувшись к ней, я не смог разглядеть даже собственной руки. Приглушенный шум голосов толпы затих в отдалении, воцарилась тишина. Возникло чувство, будто я отрезан от остального мира, остался один в темноте.
        Я знал, в чем дело. Это появился Лихо. Я ничего не видел в кромешной тьме, только чувствовал, что он рядом - огромный темный дух, страшная тяжесть, угрожающая выдавить из меня жизнь. Я был в ужасе - боялся и за себя, и за всех собравшихся тут ни в чем не повинных людей, - но не мог сделать ничего, кроме как дожидаться, пока тьма рассеется.
        Когда в глазах прояснилось, я увидел, что Алиса устремилась вперед. Прежде чем я смог остановить ее, она вышла из тени и направилась прямо к Ведьмаку, рядом с которым стояли два палача. Квизитор тоже был рядом. Когда она приблизилась, он развернул коня в ее сторону и пустил его легким галопом. У меня мелькнула мысль, что он хочет сбить ее с ног, однако он вдруг резко остановил коня, так близко от Алисы, что мог бы дотянуться до нее рукой. На его лице заиграла жестокая улыбка. Должно быть, он узнал в ней сбежавшую пленницу.
        Того, что Алиса сделала дальше, мне не забыть до конца моих дней.
        Во внезапно наступившей тишине она вскинула в сторону квизитора руки, указывая на него указательными пальцами. И вдруг расхохоталась - так громко, что смех эхом прокатился по холму, - и снова волосы у меня на затылке встали дыбом. В этом смехе звучали вызов и торжество, и я подумал: как это странно - квизитор собрался сжечь на костре невинных, несправедливо обвиненных людей, в то время как настоящая ведьма, обладающая подлинной силой, на свободе и смело смотрит ему в лицо.
        Потом Алиса раскинула руки в стороны и завертелась волчком. На носу и голове белого жеребца квизитора проступили темные пятна. Поначалу я не понял, что происходит, но потом конь испуганно заржал и встал на дыбы, и я увидел, как капли крови срываются с левой руки Алисы. Оттуда, где совсем недавно сосал кровь Лихо.
        Откуда-то налетел мощный порыв ветра, ослепительно полыхнула молния, и загрохотал гром, с такой силой, что у меня заложило уши. Я стоял на коленях, люди вокруг кричали и плакали. Оглянувшись, я увидел, что Алиса по-прежнему крутится, все быстрее и быстрее. Белый конь снова встал на дыбы и на этот раз сбросил с себя квизитора прямо в костер.
        Еще раз полыхнула молния, и вдруг край костра вспыхнул. Пламя с треском взметнулось вверх и охватило стоящего на коленях квизитора. Охранники бросились к нему, чтобы помочь, однако толпа тоже хлынула вперед, и одного из охранников стащили с коня. То, что происходило дальше, выглядело как самый настоящий бунт. Одни люди яростно сражались, другие начали разбегаться. В воздухе звенели крики и вопли.
        Я выронил мешок и бросился к своему наставнику - пламя распространялось быстро и грозило поглотить его. Не раздумывая, я кинулся прямо в костер, чувствуя жар пламени, от которого уже начали загораться крупные куски дерева.
        Я неумело пытался распутать узлы на веревке Ведьмака. Слева какой-то человек развязывал седовласую женщину, которую привязали первой. Меня охватила паника - ничего не получалось. Слишком много узлов! И они слишком сильно затянуты, а жар все сильнее!
        Внезапно слева раздался торжествующий вскрик. Человек освободил женщину, и одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, как именно он это сделал: в руке у него блеснул нож. Мужчина повел женщину от костра и тут бросил взгляд в мою сторону. Шум стоял страшный - вопли, стоны, треск пламени. Даже если бы я крикнул, он бы меня не услышал, поэтому я просто протянул к нему руку. На мгновение он заколебался, но потом бросил мне нож.
        Он упал неподалеку, в огонь. Не раздумывая, я сунул туда руку и нащупал нож. На то, чтобы разрезать веревки, ушло всего несколько секунд.
        Меня охватило чувство огромного облегчения: Ведьмак, только что стоявший на пороге смерти, был свободен. Однако радовался я недолго. Вокруг было полно людей квизитора, нас запросто могли заметить и схватить. И тогда мы сгорим оба!
        Нужно было увести Ведьмака от горящего костра во тьму, туда, где нас никто не сможет увидеть. На это, казалось, ушла целая вечность. Он тяжело наваливался на меня и делал маленькие, неуверенные шаги. Вспомнив про мешок, я свернул к тому месту, где его оставил. Нам просто на редкость повезло, что мы не наткнулись на людей квизитора. Самого его нигде не было видно, но в отдалении направо и налево рубились всадники. В любую минуту кто-нибудь из них мог напасть на нас. С каждым шагом двигаться становилось все труднее и труднее - Ведьмак наваливался на меня всей своей тяжестью, а я в правой руке нес еще и его мешок. Но потом кто-то подхватил его под другую руку, и мы устремились под деревья, во тьму и безопасность. Это была Алиса.
        - Том, у меня получилось! - взволнованно вос кликнула она.
        Я не знал, что и сказать. Конечно, я был рад тому, как обернулось дело, но мне не нравилось, какой путь она выбрала.
        - Где теперь Лихо? - спросил я.
        - Не думай об этом, Том. Я могу чувствовать, когда он рядом, и сейчас его здесь нет. Наверно, потратил много сил на то, что только что сделал, и теперь убрался куда-нибудь во мрак, чтобы восстановить их.
        Не могу сказать, что это сообщение меня обрадовало.
        - А что там с квизитором? - спросил я. - Он сгорел?
        Алиса покачала головой:
        - Только руки обжег, когда упал, вот и все. Но теперь, по крайней мере, он знает, что это такое - гореть заживо!
        Только тут я почувствовал боль в собственной руке - левой, на которую опирался Ведьмак. Я глянул на нее и увидел, что тыльная сторона кисти покраснела и покрылась волдырями. С каждой минутой боль усиливалась.
        Мы пересекли реку по мосту вместе с испуганными людьми, торопливо шагающими в сторону города и жаждущими как можно скорее оказаться подальше от того, что творилось за их спинами. Очевидно, они опасались расплаты за бунт. Можно не сомневаться: люди квизитора быстро спохватятся и постараются изловить пленников и наказать тех, кто принимал участие в их освобождении. Пострадать мог любой, подвернувшийся им под руку.
        Задолго до рассвета мы покинули Пристаун и первые несколько часов нарождающегося дня провели в полуразрушенном хлеву, опасаясь, что люди квизитора рыщут вокруг в поисках сбежавших пленников.
        Ведьмак не произнес ни слова - ни когда я заговаривал с ним, ни когда подобрал его посох и отдал ему. Взгляд у него по-прежнему был отсутствующий, как будто мысленно он находился где-то совсем в другом месте. Я начал беспокоиться - может, удар по голове серьезно повредил ему, - и эта мысль не оставила мне выбора.
        - Нужно отвести его к нам домой, - сказал я. - Мама сумеет ему помочь.
        - Хотя меня видеть рада не будет, верно? Даже когда узнает, что я сделала. Да и твои братья тоже.
        Я кивнул, вздрогнув от боли в руке. Алиса была права. Лучше бы не брать ее с собой, но без помощи мне было не обойтись. Ведьмак еле стоял на ногах.
        - Что с тобой, Том? - Тут она заметила, в каком состоянии моя рука, и подошла поближе, чтобы разглядеть ее. - Побудь здесь, я скоро вернусь…
        - Нет, Алиса, это слишком опасно!
        Но она уже выскользнула из сарая, а десять минут спустя вернулась с кусочками коры и листьями растения, которое я не узнал. Разжевала кору в кашицу и скомандовала:
        - Вытяни руку!
        - Что это? - с сомнением спросил я, но послушался, поскольку рука сильно болела.
        Осторожными движениями Алиса приложила кашицу из коры к ожогу и обернула руку листьями, закрепив их лоскутом от своего черного платья.
        - Это Лиззи меня научила, - сказала она. - Скоро перестанет болеть.
        Я собрался запротестовать, но боль почти сразу же стала ослабевать. Это было лекарство, и применять его научила Алису ведьма. Лекарство, которое помогало. Странно устроен этот мир. Иногда зло творит добро. И я имею в виду не только свою руку. Сделка, которую Алиса заключила с Лихом, спасла Ведьмаку жизнь.

        Глава 14
        Рассказ отца

        К нашей ферме мы вышли примерно за час до заката. Это было удачно, потому что как раз в это время отец и Джек обычно шли доить коров. Я хотел успеть поговорить с мамой наедине.
        Я не был дома с весны, когда сюда явилась старая ведьма Мамаша Малкин. Благодаря отваге Алисы ведьму мы уничтожили, но случившееся разозлило Джека и расстроило его жену Элли. Я знал, что они будут недовольны, если я останусь здесь после наступления темноты. Ремесло Ведьмака пугало их, к тому же они беспокоились, как бы чего не случилось с их ребенком. Поэтому все, чего я хотел, - это помочь Ведьмаку и тут же уйти.
        Я понимал, что, приведя сюда Ведьмака и Алису, рискую жизнью всех домашних. Если люди квизитора найдут нас здесь, они не пожалеют тех, кто укрывает ведьму и ведьмака. Я не хотел подвергать свою семью большей опасности, чем это необходимо, и решил оставить Алису с Ведьмаком за пределами фермы. Неподалеку стояла старая пастушья хижина, принадлежащая нашим соседям. Скот они больше не разводили, и хибарка уже много лет стояла пустой. Я помог Алисе втащить Ведьмака внутрь, сказал, чтобы они ждали меня здесь, и пошел через поле к ограде нашей фермы. Когда я открыл дверь кухни, мама, как обычно, сидела в своем кресле-качалке около очага. Стоило мне войти, кресло перестало качаться, и мама пристально посмотрела на меня. Занавески были уже задернуты, и в медном подсвечнике горела восковая свеча.
        - Садись, сын, - негромко, мягко пригласила меня мама. - Подвинь кресло и расскажи мне все.
        Казалось, она ничуть не удивилась, увидев меня.
        Так было всегда. К маме часто обращались, когда у живущих по соседству женщин были трудные роды и повитухи боялись, что не справятся. И каким-то загадочным образом она всегда заранее знала, что потребуется ее помощь. Она чувствовала такие вещи - вот как сейчас почувствовала, что я приду. В маме вообще было что-то особенное. Она обладала даром, который человек вроде квизитора наверняка попытался бы искоренить.
        - Случилось что-то скверное, да? - спросила мама. - И что с твоей рукой?
        - Пустяки, мама. Просто ожог. Алиса помогла мне, теперь совсем не болит.
        При упоминании Алисы мама вскинула брови:
        - Расскажи мне все, сын.
        Я кивнул, чувствуя, как к горлу подступает ком. И смог заговорить лишь с третьей попытки - так срывался голос. Когда же наконец мне это удалось, слова полились неудержимым потоком:
        - Они едва не сожгли мистера Грегори, мама. Квизитор схватил его в Пристауне. Мы сбежали, но за нами наверняка гонятся, а Ведьмак очень плох. Ему нужна помощь. Нам всем нужна помощь.
        Слезы побежали по лицу, когда я признался самому себе в том, что сейчас беспокоило меня больше всего. Главной причиной, почему я не хотел идти на холм с маяком, был страх. Я боялся, что они схватят меня и тоже сожгут.
        - Что, хотела бы я знать, вы делали в Пристауне? - спросила мама.
        - Умер брат мистера Грегори, и там проходили похороны. Мы должны были пойти.
        - Ты не все мне рассказал. Как вам удалось сбежать от квизитора?
        Мне неприятно было рассказывать маме, что сделала Алиса. Дело в том, что однажды мама попыталась помочь Алисе, и я не хотел, чтобы она знала, что в конце концов Алиса перешла на сторону тьмы, чего всегда и опасался Ведьмак.
        Однако выбора у меня не было. Ну, я и рассказал ей все. Когда я закончил, мама глубоко вздохнула.
        - Вот это настоящая беда, - сказала она. - Лихо на свободе… это не сулит ничего хорошего жителям Графства… а еще и подчиняющаяся его воле молодая ведьма… Я боюсь за всех нас. Однако теперь нужно просто сделать все, что в наших силах. Больше ничего не остается. Пойду возьму свою сумку и посмотрю, могу ли я чем-нибудь помочь бедному мистеру Грегори.
        - Спасибо, мама. - Тут до меня дошло, что до сих пор мы разговаривали только о моих неприятностях. - А как дела у вас? Как дочка Элли?
        Мама улыбнулась, но я заметил в ее глазах оттенок грусти.
        - О, с малышкой все прекрасно, Элли и Джек по-настоящему счастливы. Но знаешь, сынок, - она ласково прикоснулась к моей руке, - у меня для тебя тоже есть плохие новости. Они касаются твоего отца. Он очень сильно болен.
        Я вскочил, не веря своим ушам, но одного взгляда на мамино лицо оказалось достаточно, чтобы понять - это серьезно.
        - Сядь, сын, и выслушай меня внимательно, прежде чем горевать. Дело обстоит скверно, но могло быть еще хуже. Вначале он все время мерз, потом болезнь перекинулась на грудь и началось воспаление легких. Мы едва не потеряли его. Сейчас, на деюсь, он пошел на поправку, однако всю зиму ему придется беречься - на ферме он теперь не работник. Джеку придется справляться одному.
        - Я мог бы помочь, мама…
        - Нет, сынок, ты должен заниматься своим делом. Сейчас, когда Лихо на свободе, а твой наставник болен, Графство нуждается в тебе как никогда. Вот что, давай я сначала поднимусь к твоему отцу и сообщу, что ты здесь. Я не буду ничего рассказывать о бедах, которые на тебя обрушились: от плохих новостей ему может стать хуже.
        Я остался ждать на кухне. Спустя минуту-другую мама вернулась со своей сумкой.
        - Я пойду к твоему учителю, а ты пока поднимись к отцу. Он обрадуется тебе, но постарайся не слишком утомлять его. Он все еще очень слаб.

        Отец сидел в постели, опираясь на подушки. Когда я вошел, на его лице возникла бледная улыбка. Он похудел, выглядел усталым, а седая щетина на подбородке старила его.
        - Какая приятная неожиданность, Том! Садись. - Он кивнул на кресло рядом с постелью.
        - Мне очень жаль, - сказал я. - Если бы я знал, что ты заболел, то пришел бы раньше, чтобы повидаться с тобой.
        Отец махнул рукой, словно хотел сказать, что это не важно. И вдруг ужасно закашлялся. Что же с ним было в разгар болезни, если он сейчас так кашляет? В комнате пахло болезнью… чем-то таким, чего никогда не ощущаешь на открытом воздухе. Чем-то, что бывает только в комнате больного.
        - Как твоя работа? - спросил он наконец, с трудом отдышавшись.
        - Неплохо. Я уже привык. Это лучше, чем работать на ферме. - Я постарался не думать о случившемся.
        - Работать на ферме для тебя слишком скучно, да? - Он снова устало улыбнулся мне. - Вспомни, я и сам не всегда был фермером.
        Я кивнул. В молодости отец был моряком. Он рассказывал нам всякие истории о тех краях, где побывал, - очень интересные, красочные и волнующие. Когда он вспоминал те времена, его глаза сияли, и складывалось впечатление, что мыслями он был далеко-далеко. Как я хочу, чтобы эти искры жизни снова вспыхнули в его глазах!
        - Да, папа, я знаю. Расскажи мне одну историю. Ту, об огромном ките.
        Помолчав, он взял меня за руку и подтянул поближе:
        - Думаю, сейчас нужно рассказать тебе другую историю, сынок. Пока еще не поздно.
        - Не говори глупостей, - сказал я, не ожидав такого поворота нашего разговора.
        - Да, Том, я надеюсь увидеть еще одну весну, а может, и лето, но не думаю, что надолго задержусь в этом мире. Я много размышлял в последнее время и решил, что пора рассказать тебе о том, что мне известно. Я не надеялся увидеться с тобой так скоро, но вот ты здесь - и кто знает, когда мы встретимся снова? - Он помолчал. - Это о твоей матери… как мы с ней нашли друг друга и все такое.
        - Впереди у тебя не одна весна, папа, - возразил я.
        По правде говоря, он меня удивил. Отец рассказывал нам много замечательных историй, но от разговора о том, как он встретился с мамой, упорно уклонялся. Обычно давал понять, что не хочет говорить об этом. Он либо менял тему, либо заявлял: «Спросите у нее самой». Но мы никогда этого не делали. В детстве многого не понимаешь, но если чувствуешь, что родители не хотят о чем-то говорить, не всегда решаешься спрашивать. Однако сегодня все было иначе.
        Устало покачав головой, отец понурился, словно на плечи ему давила ужасная тяжесть. Когда он выпрямился, на лице снова промелькнула бледная улыбка:
        - Знаешь, я совсем не уверен, что мама поблагодарит меня за то, что я тебе рассказал. Поэтому пусть все останется между нами. Твоим братьям я ничего рассказывать не стану, и ты не делай этого, сынок. Но раз уж ты выбрал такое ремесло и раз уж ты седьмой сын седьмого сына… ну, ты меня понимаешь…
        Он снова замолчал и закрыл глаза. У меня даже сердце защемило - он выглядел таким старым и больным! Наконец он взглянул на меня:
        - Как-то раз мы вошли в маленькую гавань, чтобы пополнить запасы пресной воды. - Как будто опасаясь, что может передумать, отец с ходу приступил к сути дела. - Это была уединенная деревушка у подножия высоких скалистых гор - всего лишь дом капитана порта и несколько маленьких рыбачьих хижин из белого камня. Мы были в море несколько недель, и наш капитан, добрая душа, сказал, что мы заслужили передышку, и отпустил нас всех на берег, но по очереди, в две смены. Я оказался во второй и попал на сушу уже после наступления темноты.
        Нас было больше десяти человек, и когда мы добрались до таверны, расположенной на краю деревни примерно на полпути к горам, она уже закрывалась. Поэтому мы торопились напиться, заливая спиртное в глотку, как будто были уверены, что завтрашний день никогда не наступит. А потом купили еще по бутыли красного вина на каждого, рассчитывая прикончить их на обратном пути.
        Наверно, я здорово перебрал, потому что проснулся на обочине крутой дороги, ведущей к гавани.
        Небо уже начало светлеть, но меня это не слишком обеспокоило, потому что отплыть мы должны были только в полдень. Я поднялся, отряхнулся и тут вдалеке услышал чьи-то всхлипывания.
        Я не сразу сообразил, что это за звуки. В смысле, вроде бы похоже на женский плач - но кто знает, что это на самом деле? Мы вдоволь наслушались странных рассказов о всяких тварях, охотящихся на путников. Я был один и, не боюсь признаться, испугался. Но если бы я так и не решился пойти посмотреть, кто же это плачет, то никогда бы не встретил твою маму и сейчас ты бы здесь не сидел.
        Я вскарабкался на крутой холм рядом с дорогой, спустился по другой его стороне и оказался на краю очень высокого утеса. Внизу бились о скалы волны, и в заливе стоял на якоре корабль, такой маленький, что, казалось, он мог уместиться у меня на ладони.
        На краю утеса, словно крысиный зуб, торчала узкая скала. К ней была привязана цепями молодая женщина. Она сидела лицом к морю и была в чем мать родила.
        Сказав это, отец покраснел.
        - Она заговорила со мной… о чем-то, чего сильно боялась… о чем-то гораздо худшем, чем обнаженной быть привязанной к скале. Она говорила на своем языке, и я не понимал ни слова… и до сих пор не все понимаю, но тебя-то она учила ее родному языку, только тебя, верно? Она хорошая мать, но ни один из твоих братьев не слышал от нее ни слова по-гречески.
        Я кивнул. Моим братьям это не слишком нравилось, особенно Джеку, что нередко осложняло мне жизнь.
        - Она не могла объяснить на словах, чего боится. Я понял лишь, что опасность угрожает со стороны моря, но никак не мог взять в толк, о чем речь. И тут над горизонтом показался краешек солнца, и девушка закричала.
        Я смотрел на нее - и не верил своим глазам: ее кожа начала покрываться крошечными волдырями. Не прошло и минуты, как тело девушки превратилось в одну сплошную рану. Солнца она боялась, вот чего. И до сего дня, как ты наверняка заметил, она плохо переносит даже здешнее солнце, а в том краю солнце куда злее нашего, и без моей помощи она бы просто умерла.
        Отец замолчал, пытаясь одолеть одышку, а я в это время думал о маме. Да, я всегда знал, что она избегает солнечного света, но это не казалось мне чем-то удивительным.
        - Что я мог сделать? - продолжал он. - Времени на раздумья не было, поэтому я содрал с себя рубашку и укрыл женщину. Но этого оказалось недостаточно, пришлось снять и штаны тоже. А потом я встал спиной к солнцу, чтобы моя тень защитила ее от опаляющего света.
        Миновал полдень, а я все стоял, пока солнце наконец не скрылось. К этому времени корабль отплыл без меня, спина моя обгорела, зато твоя мама осталась жива и ее волдыри исчезли. Я попытался освободить ее от цепи, но тот, кто привязывал ее, знал об узлах больше меня, а ведь я, что ни говори, был моряком. И только когда мне в конце концов удалось распутать цепи, я увидел кое-что еще - более жестокое и более гнусное. Я просто глазам своим не поверил. В смысле, она такая хорошая женщина, твоя мама… как могли сделать с ней это - да и с любой женщиной, если уж на то пошло?
        Отец снова замолчал, глядя на свои руки, подрагивающие от воспоминаний. Я ждал почти минуту, а потом не выдержал и спросил:
        - Что это было, папа? Что с ней сделали? Когда он поднял на меня глаза, они были полны слез.
        - Прибили левую руку к скале, толстым гвоздем с широкой шляпкой. Пока я пытался придумать, как освободить ей руку, не причинив боли, она лишь улыбнулась и просто сдернула ее с гвоздя. На камни тут же хлынула кровь, но твоя мама встала и подо шла ко мне, как будто все это были сущие пустяки.
        Я попятился и едва не свалился с утеса, но она успела схватить меня за плечо и помогла удержаться… И тут мы поцеловались. Я был матросом и каждый год бывал во многих портах, не раз целовал женщин, но обычно после того, как крепко напивался, иногда даже до бесчувствия. Я никогда не целовал женщину на трезвую голову, и уж точно при свете дня. Не могу объяснить, почему в тот же миг я понял, что она - моя судьба. Женщина, с которой я останусь до конца своих дней.
        Отец снова закашлялся. Кашлял он очень долго, а когда наконец перестал, то с трудом перевел дыхание. Наверно, нужно было дать ему отдохнуть, но я понимал, что другого шанса узнать о маме мне может и не представиться. Мысли метались в голове. Кое-что из его рассказа напомнило мне записи Ведьмака о Мэг. Ее тоже связали цепью, и, освободившись, она тоже поцеловала его. Интересно, цепь, которой связали маму, была серебряной? Я не решился задать этот вопрос, потому что не был уверен, что хочу знать ответ. Может, отец сам скажет.
        Выждав минуту, я все же спросил:
        - Что случилось потом, папа? Как ты сумел вернуться домой?
        - У твоей матери были деньги, сынок. Она жила одна в большом доме с садом, окруженном высокими стенами. Он находился примерно в миле от того места, где я ее нашел. Там я и бросил якорь. Рука у нее зажила быстро, не осталось даже шрама, а нашему языку я ее научил. Показывал на разные предметы и говорил, как они называются. Она повторяла, а я кивал, если она говорила правильно. Любое слово она схватывала с первого раза. У тебя умная мама, сынок. Действительно умная, и у нее прекрасная память.
        Мы прожили в этом доме не одну неделю, и я был по-настоящему счастлив - но только до того вечера, когда к нам в гости впервые пришли ее сестры. Их было двое, такие высокие… неистовые женщины. Обычно они разводили костер за домом и сидели там до рассвета, разговаривая с твоей мамой. Иногда все трое танцевали вокруг костра, а иногда ночь напролет играли в кости. Но всегда, когда они приходили, начинались споры, с каждым разом все более бурные.
        Я чувствовал, что это имеет какое-то отношение ко мне, потому что сестры твоей матери, увидев меня в окне, сердито отворачивались, а она махала мне рукой, чтобы я шел обратно в комнату. Я им явно не нравился, и, по-моему, именно по этой причине мы перебрались оттуда в Графство.
        Когда-то я отплыл отсюда как наемник, обычный матрос, а вернулся джентльменом. Твоя мама оплатила дорогу, у нас была отдельная каюта. Потом она купила эту ферму, и мы поженились в маленькой церкви на холме Меллора, где на кладбище похоронены мои родители. Твоя мать не верит в то, во что верим мы, но ради меня она согласилась обвенчаться, чтобы соседи не судачили. Не прошло и года, как на свет появился твой брат Джек. Я прожил славную жизнь, сынок, и лучшая часть ее началась в тот день, когда мы встретились с твоей мамой. Однако я рассказываю тебе все это потому, что хочу предупредить тебя. Ты понимаешь, что однажды, когда меня не станет, мама вернется домой, туда, откуда она родом?
        Услышав такое, я изумленно открыл рот:
        - Но ведь у нее тут семья. Не бросит же она своих внуков?
        Отец печально покачал головой:
        - Не думаю, что у нее есть выбор, сынок. Как-то она сказала мне, что у нее там осталось «незаконченное дело». Не знаю, что она имела в виду, и она ни когда не рассказывала, почему ее привязали к скале и оставили умирать. Но там ее родина, и мама вправе распоряжаться собственной жизнью. Когда придет время, она вернется туда, поэтому постарайся не делать расставание еще труднее. Посмотри на меня, парень. Что ты видишь?
        Я не знал, что сказать.
        - Ты видишь старого человека, которому оста лось недолго. Мне достаточно взглянуть в зеркало, чтобы понять это. Поэтому не надо говорить мне, что я ошибаюсь. Что касается твоей мамы, то она еще в расцвете сил. Конечно, она не та девушка, какой была когда-то, и все же впереди у нее долгая жизнь.
        Если бы не то, что я сделал тогда для нее, твоя мама и не посмотрела бы в мою сторону. Она заслужила свою свободу, поэтому пусть уйдет с улыбкой. Ты ведь сделаешь, чтобы так все и случилось, сынок?
        Я кивнул и оставался с отцом до тех пор, пока он не успокоился и не уснул.

        Глава 15
        Серебряная цепь

        Когда я спустился, мама уже вернулась. Мне хотелось узнать, как там Ведьмак и как она помогла ему, но я не успел ничего спросить. Сквозь кухонное окно я увидел Джека, идущего по двору вместе с Элли, которая несла на руках малышку.
        - Я сделала для твоего учителя все, что смогла, сынок, - шепнула мама перед тем, как Джек открыл дверь. - Поговорим после ужина.
        Увидев меня, Джек замер в дверном проеме. Выражение его лица менялось то в одну сторону, то в другую. Наконец он улыбнулся, подошел и положил руку мне на плечо.
        - Рад видеть тебя, Том, - сказал он.
        - Я просто заглянул по пути в Чипенден, - ответил я. - Хотелось посмотреть, как вы тут. Я бы и раньше пришел, если бы знал, что папа так болен…
        - Он уже поправляется, - перебил меня Джек. - и это главное.
        - Да, Том, ему сейчас гораздо лучше, - сказала Элли. - Через несколько недель он будет в полном порядке.
        Грустное лицо мамы говорило о другом: папе крупно повезет, если он доживет до весны. Она понимала это, и я тоже.
        За ужином все выглядели подавленными, даже мама. Не знаю, что тому было причиной - мое присутствие или в папина болезнь, - заставившей всех притихнуть, но во время еды даже Джек все больше помалкивал, хотя когда наконец открыл рот, то не удержался от насмешки:
        - Что-то ты бледный, Том. Должно быть, все рыщешь по ночам. Смотри, добром это не кончится.
        - Не будь таким бессердечным, Джек! - упрекнула его Элли и повернулась ко мне: - Как тебе наша Мэри, Том? Мы ее уже месяц как окрестили. Выросла она хоть немного с тех пор, как ты видел ее?
        Я улыбнулся и кивнул. По правде говоря, я поразился, как повзрослела малышка. Раньше это было нечто крошечное, с красным сморщенным личиком, а теперь она стала пухленькой, с крепкими ручками, ножками и внимательным, даже настороженным выражением лица. Казалось, она вот-вот спрыгнет с колен Элли и начнет ползать по полу.
        Я думал, что не так уж голоден, однако стоило маме положить мне на тарелку большую порцию источающего пар тушеного мяса с овощами, как я тут же накинулся на еду.
        Не успели мы закончить, как мама с улыбкой сказала Джеку и Элли:
        - Мне нужно кое-что обсудить с Томом. Может, вы сегодня ляжете пораньше? И не беспокойся о по суде, Элли. Я сама все вымою.
        На блюде оставалось еще немного тушеного мяса, и Джек сперва жадно посмотрел на него, а потом вопросительно - на маму. Однако Элли тут же встала, следом за ней медленно поднялся и Джек. Хотя я видел, что ему все это не слишком нравится.
        - Я только возьму собак и пройдусь вдоль ограды, - сказал он. - Прошлой ночью тут лиса объявилась.
        Как только они ушли, я выпалил вопрос, который жег мне язык:
        - Как он, мам? Мистер Грегори поправится?
        - Я сделала для него что смогла. Когда страдает голова, обычно это проходит само собой, раньше или позже. Время покажет. Думаю, чем скорее вы вернетесь в Чипенден, тем лучше. Здесь ему всегда рады, но я вынуждена уважать чувства Джека и Элли.
        Я кивнул, с грустью глядя на стол.
        - Осилишь вторую порцию, Том? - спросила мама.
        Дважды предлагать мне добавки не потребовалось. Мама улыбнулась, увидев, как я уминаю мясо.
        - Я только поднимусь к папе, взгляну, как он там, - сказала она через некоторое время.
        Вернулась она быстро:
        - С ним все хорошо. Спит.
        Она села напротив и смотрела, как я ем, с очень серьезным выражением лица.
        - Ранки у Алисы на пальцах… это оттуда Лихо пил кровь? - спросила она.
        Я кивнул, и тут же последовал новый, неожиданный вопрос:
        - Ты доверяешь ей после того, что произошло? Я пожал плечами:
        - Не знаю. Да, она перешла на сторону тьмы, но без ее помощи Ведьмак и другие невинные люди по гибли бы.
        Мама вздохнула:
        - Скверное дело, я даже не знаю, что и сказать. Правильнее было бы мне пойти с вами, помочь отвести твоего учителя в Чипенден, потому что это будет нелегкое путешествие… Но я не могу оставить папу. Ему может снова стать хуже, и я не хочу рисковать.
        Я подчистил тарелку куском хлеба и отодвинул кресло:
        - Я, пожалуй, пойду, мам. Чем дольше я здесь нахожусь, тем большая опасность вам угрожает. Вряд ли квизитор просто так даст нам уйти. И теперь, когда Лихо напился крови Алисы и вырвался на свободу, существует риск, что я могу показать ему дорогу сюда.
        - Так уж не торопись, - сказала мама. - Я дам вам в дорогу немного ветчины и хлеба.
        - Спасибо, мама.
        Я смотрел, как она режет хлеб, и страшно сожалел, что не могу задержаться подольше, хотя бы на одну ночь…
        - Том, мистер Грегори рассказывал тебе о ведь мах, которые используют приживал?
        Я кивнул. Разные типы ведьм черпают силу из разных источников. Одни используют магию костей, другие кровавую магию, а недавно Ведьмак рассказал мне о третьем, еще более опасном типе. Эти ведьмы практикуют так называемую магию приживал. Они дают свою кровь какой-нибудь живой твари - коту, жабе или летучей мыши. И это создание становится их глазами, ушами, исполнителем их воли. Но иногда могущество приживалы настолько возрастает, что ведьма полностью оказывается в его власти и у нее не остается - или остается совсем мало - собственной воли.
        - Ну, это то, что, по мнению Алисы, она сейчас делает - использует магию приживалы, Том. Она заключила соглашение с этим созданием, и теперь оно должно исполнять ее желания. Однако это опасная игра, сын. Если Алисе не хватит осторожности, то в конце концов они поменяются ролями, и доверять ей тогда уже будет нельзя. По крайней мере, пока жив Лихо.
        - Мистер Грегори сказал, что Лихо становится сильнее и скоро сможет вернуть себе первоначальный облик, обрасти плотью. Я видел его в катакомбах - он превратился в Ведьмака и пытался обмануть меня. Похоже, его могущество и впрямь растет.
        - Это все так, но то, что произошло недавно, отчасти отбросило его назад. Видишь ли, Лихо потратил много энергии, выбираясь на свободу из заточения, где пробыл так долго. Поэтому сейчас он несколько сбит с толку, растратил часть своих сил и, скорее всего, остается бесплотным, не имея возможности обрести тело. Но как только перестанет действовать его договор с Алисой, он вернет себе все, что утратил.
        - Он может видеть глазами Алисы? - спросил я.
        Эта мысль просто ужасала - мне ведь предстояло идти рядом с Алисой под покровом ночи. Сразу вспомнилось ощущение, когда тяжесть Лиха давила на голову, плечи и я был уверен, что он вот-вот меня расплющит. Может, стоит подождать рассвета?..
        - Нет, сынок, пока нет. Она дала ему свою кровь и отпустила на свободу, за что он обещал повиноваться ей трижды, но каждый раз при условии, что она снова будет давать ему кровь. Во время этой истории с кострами на холме с маяком Алиса опять «подкормила» его, в результате чего ослабела и сопротивляться теперь может с трудом. Если она даст ему свою кровь еще раз, вот тогда он сможет видеть ее глазами. В результате, когда он напьется ее крови в третий раз, она полностью окажется в его власти, а сам Лихо сможет обрести первоначальный облик. И тогда Алису уже не спасти.
        - Значит, он все время будет преследовать ее?
        - Да, сынок, но какое-то, достаточно короткое время шанс найти Алису будет у Лиха невелик - если только она сама не призовет его. А если она будет находиться в движении, ему будет еще труднее. Стоит ей надолго задержаться на одном месте, и она станет для Лиха более уязвимой. И каждую ночь силы его будут прибывать. Не забывай - теперь его жертвой может стать кто угодно. Ему поможет любая кровь, как человека, так и животного. Ему ничего не стоит поймать во тьме одинокого путника, до смерти напугать его и подчинить своей воле. А потом, сумев отыскать Алису, он всегда станет держаться поблизости от нее, за исключением разве что дневных часов, когда он, скорее всего, будет прятаться под землей. Создания тьмы редко осмеливаются выходить на свет по доброй воле. Но теперь, когда Лихо на свободе и с каждым днем становится все сильнее, всем людям Графства ночью нужно проявлять особую осторожность.
        - Как это все началось, мама? Мистер Грегори рассказывал, что королю маленького народца Хейсу пришлось принести в жертву Лиху своих сыновей и что каким-то чудом последний сын сумел связать эту тварь.
        - Это ужасная и одновременно очень грустная история, - ответила мама. - Об участи королевских сыновей даже думать невыносимо. Однако я считаю, что ты должен знать, как это было. Тогда ты лучше будешь понимать, кто тебе противостоит. Лихо обитал в длинной гряде могильных курганов, среди костей мертвецов. Сначала он утащил туда старшего сына, использовал его в качестве игрушки, проникал в мысли, сны и в конце концов довел до полного, беспросветного отчаяния. Точно так же он поступил со всеми остальными сыновьями короля, замучив их одного за другим. Подумай только, что должен был чувствовать отец! Он, король, ничем не мог помочь своим несчастным детям.
        Мама печально вздохнула.
        - Ни один из сыновей Хейса не выдержал дольше месяца. Трое бросились с утеса и разбились о скалы. Двое перестали есть и умерли от голода. Шестой за плыл так далеко в море, что силы у него иссякли, и он утонул - весной его тело выбросило на берег.
        Все шестеро похоронены в могилах, вырубленных в скале. Рядом с ними в точно такой же могиле лежит их отец, умерший вскоре после гибели шестого сына - сердце бедного короля разорвалось от горя. Его пережил лишь Нейз, последний, седьмой сын.
        Король тоже был седьмым сыном, и Нейз, как и ты, имел дар. Ростом он был невелик, даже по меркам своего народа, но в его жилах текла кровь предков. Он одолел Лихо и искусственно связал его, но никто, даже твой наставник, не знает, как ему это удалось. Впоследствии демон все-таки убил Нейза, расплющив его о камни. Шли годы, но кости принца все время напоминали Лиху, как его обманули, и в конце концов он расколол их на мелкие кусочки и протолкнул сквозь отверстия в Серебряных вратах. Только тогда прах Нейза захоронили как полагается - в одной из каменных могил рядом с отцом и братьями. Тогда-то эта гряда могильных курганов и получила название Хейсхем - в честь древнего короля.
        Некоторое время мы молчали. Ужасная история!
        - В таком случае, как можно остановить Лихо теперь, когда он на свободе? - нарушил я молчание. - Как его убить?
        - Предоставь это мистеру Грегори, Том. Просто помоги ему вернуться в Чипенден и поправиться. Он сообразит, что делать дальше. Легче всего было бы связать Лихо снова, но ведь это не помешает ему творить зло, как все последние годы. Если он начал обретать плоть еще в катакомбах, то сумеет сделать это снова, примет свой первоначальный облик и будет продолжать отравлять жизнь в Пристауне, а через него и во всем Графстве. Поэтому, хотя связанный Лихо менее опасен, людям не будет покоя, пока он жив. Твой учитель должен разузнать, как убить его, - ради всех нас.
        - А что, если Ведьмак не выздоровеет?
        - Давай будем надеяться на лучшее, потому что предстоит сделать еще кое-что, и тебе одному не справиться. Пойми, сын, где бы Алиса ни была, Лихо станет использовать ее, чтобы вредить другим. Твоему наставнику все-таки придется посадить ее в яму.
        Я видел, что мама очень нервничает. Внезапно она приложила руку ко лбу и закрыла глаза, как будто у нее сильно разболелась голова.
        - Мама с тобой все в порядке? - с тревогой спросил я.
        Она кинула и улыбнулась:
        - Послушай, сынок, побудь какое-то время один. Я должна написать письмо и хочу, чтобы ты взял его с собой.
        - Письмо? Кому?
        - Узнаешь, когда я закончу.
        Я сидел в кресле рядом с огнем, глядя на тлеющие угли, а мама писала за столом. Меня разбирало любопытство, что это она там пишет. Закончив, она вернулась в свое кресло-качалку и протянула мне запечатанный конверт, на котором было написано:

        Моему младшему сыну, Томасу Дж. Уорду

        Я страшно удивился. Мне почему-то казалось, что это будет письмо для Ведьмака, которое он должен прочесть, когда поправится.
        - Зачем ты написала это письмо, мама? Почему просто не сказать мне то, что считаешь нужным?
        - Потому что наше любое, даже самое незначительное действие может изменить ход вещей, сынок. - Мама ласково положила руку мне на плечо. - Заглядывать в будущее опасно, а рассказывать другим, что ты там видишь, - вдвойне. Твой учитель следует своим путем, и так и должно быть. Все мы обладаем свободой воли. Однако тьма впереди сгущается, и я должна сделать все, что в моих силах, чтобы предотвратить худшее. Открой это письмо лишь в минуту крайней нужды, когда будущее покажется тебе безнадежным. Доверяй своему чутью. Ты поймешь, когда этот день настанет… хотя я молюсь за всех нас, чтобы этого никогда не произошло. А до тех пор просто сохрани мое письмо.
        Я послушно сунул его в карман куртки.
        - Теперь иди за мной, - продолжала мама. - У меня есть для тебя кое-что еще.
        По тому, как странно прозвучал ее голос, я догадался, куда она меня поведет. И оказался прав. Взяв в руки медный подсвечник, мама поднялась по лестнице в свою личную, всегда запертую кладовую под чердаком. До сих пор туда никто, кроме мамы, не заходил. Даже отец. Правда, совсем маленьким я был тут с ней пару раз, но ничего не запомнил.
        Она достала из кармана ключ, отперла дверь, и мы вошли внутрь. В комнате было множество коробок и ящиков. Я знал, что мама приходит сюда раз в месяц, но понятия не имел зачем.
        Она остановилась перед большим сундуком около окна и посмотрела на меня так пристально, что мне стало не по себе. Конечно, она моя мама и я люблю ее, но… не пожелал бы никому встретиться с ней на узкой дорожке.
        - Ты почти полгода был учеником мистера Грегори и, следовательно, имел достаточно времени, чтобы во многом разобраться, - сказала мама. - И теперь тьма заметила тебя и постарается поймать. Значит, ты в опасности, сынок, и со временем эта опасность будет лишь возрастать. Но не забывай - ты ведь тоже растешь. И растешь быстро. Каждый вдох, каждый удар сердца делает тебя сильнее, храбрее, лучше. Джон Грегори много лет боролся с тьмой, прокладывая путь для тебя. Потому что, сын, когда ты станешь взрослым мужчиной, настанет уже черед тьмы бояться тебя: тогда ты будешь охотником, а она - жертвой. Ради этого я и дала тебе жизнь.
        Мама улыбнулась, но улыбка была грустной. Потом она открыла сундук и подняла повыше свечу, давая мне возможность разглядеть, что лежит внутри.
        В свете свечи сверкала длинная, прекрасная серебряная цепь.
        - Возьми ее, - сказала мама. - Я не могу при коснуться к ней.
        Эти слова заставили меня вздрогнуть - я понял, что передо мной та самая цепь, которой маму когда-то привязали к скале. Отец не говорил, что цепь была серебряная, а между тем это очень важно, потому что именно такой обычно связывают ведьм. В ремесле ведьмака без этого инструмента не обойтись. Но значит ли это, что мама ведьма? Может, она ведьма-ламия, как Мэг? Серебряная цепь… и то, как она потом поцеловала папу… все это показалось мне очень знакомо.
        Я поднял цепь, играя звеньями. Она была очень красивая, легкая и гораздо лучше качеством, чем цепь Ведьмака. Серебра в сплаве явно было больше.
        Как будто догадавшись, о чем я думаю, мама сказала:
        - Значит, папа рассказал тебе о том, как мы встретились. Но вот что крепко-накрепко запомни, сын. Никто не является воплощением добра или зла в чистом виде - в нас вдоволь намешано того и другого. Однако в жизни каждого человека наступает момент, когда он делает шаг в сторону либо света, либо тьмы. Иногда он принимает это решение самостоятельно, а иногда - под воздействием встречи с кем-то. Благодаря тому, что твой отец сделал для меня, я шагнула в правильном направлении, поэтому я сегодня здесь. Теперь эта цепь принадлежит тебе. Возьми ее и береги до тех пор, пока она тебе не понадобится.
        Я намотал цепь на запястье, стряхнул ее и сунул во внутренний карман, туда, где уже лежало письмо. Мама закрыла крышку сундука, и мы покинули кладовую.
        Внизу я взял сверток с бутербродами и собрался уходить.
        - Дай-ка я взгляну на твою руку.
        Я протянул руку, мама осторожно развязала ткань и сняла листья. Ожога как не бывало.
        - Девочка знает свое дело, - сказала она. - В этом ей не откажешь. Теперь пусть рука дышит, и спустя несколько дней ты забудешь об ожоге.
        Мама обняла меня, я еще раз поблагодарил ее, открыл заднюю дверь и вышел в ночь. Я был уже на полпути через поле, когда услышал собачий лай и увидел фигуру, направляющуюся в мою сторону.
        Это оказался Джек, и когда он подошел ближе, я разглядел, что лицо его искажено от злости.
        - За дурака меня держишь, да? - воскликнул он. - Не прошло и пяти минут, как собаки нашли их!
        Я посмотрел на собак, съежившихся у ног Джека. Это были трудяги, не слишком-то ласковые, но меня они знали и обычно так или иначе приветствовали. Ничего похожего на этот раз не было. Что-то сильно напугало их.
        - Девчонка шипела и плевалась на них. Они удирали оттуда, словно сам дьявол накручивал им хвосты. Я велел ей убираться, а у нее хватило наглости заявить, что она не на нашей земле и меня это не касается.
        - Мистер Грегори болен, Джек. Мне ничего не оставалось, как попросить маму о помощи. Я оставил их с Алисой за пределами нашей фермы, потому что знаю, как ты к этому относишься.
        - Еще бы тебе не знать! Я взрослый человек, но мама отправила меня в постель, точно маленького. Кому это понравится? Да еще на глазах у моей жены. Иногда я начинаю сомневаться, станет ли эта ферма когда-нибудь моей.
        К этому времени я и сам разозлился и едва не брякнул в ответ, что, по всей видимости, это произойдет скорее, чем он думает. Все перейдет Джеку, как только отец умрет, а мама вернется к себе на родину. Однако я прикусил язык и ничего такого не сказал.
        - Мне очень жаль, Джек, но я должен идти.
        И я зашагал в сторону хижины, где оставил Ведьмака и Алису. Отойдя на некоторое расстояние, я оглянулся и увидел, что Джек идет к дому.

        Мы отправились в путь, не обменявшись ни словом. Мне было о чем подумать, и, надо полагать, Алиса это понимала. Ведьмак все так же безучастно глядел в пространство, но на ногах стоял уже тверже. По крайней мере, больше на нас не опирался.
        Я нарушил молчание примерно за час до восхода солнца.
        - Ты голодная? - спросил я. - Мама дала нам кое-что перекусить.
        Алиса кивнула. Мы уселись на травянистой насыпи и приступили к еде. Я предложил поесть и Ведьмаку, но он грубо оттолкнул мою руку, отошел в сторону и сел на бревно, как будто не хотел находиться рядом с нами. Или, по крайней мере, рядом с Алисой.
        - Вроде бы он стал покрепче. Что мама дела ла? - спросил я.
        - Обмыла ему лоб, а потом долго смотрела в глаза. И дала выпить какое-то снадобье. Я к ним не совалась, и она даже не глянула в мою сторону.
        - Она знает, что ты сделала. Мне пришлось рассказать ей. Я не могу обманывать маму.
        - Я сделала то, что считала правильным. Отплатила этому извергу и спасла вон сколько людей. Я сделала это и ради тебя, Том. Теперь старик Грегори снова с тобой, и вы можете продолжить ваши занятия. Ты ведь этого хочешь? Ну разве я поступила неправильно?
        Я молчал. Алиса помешала квизитору сжечь невинных людей, спасла много жизней, в том числе и жизнь Ведьмака. Безусловно, все это было очень важно, но дело не в том, что она сделала, а в том, каким путем. Я хотел бы помочь ей, но не знал как.
        Теперь Алиса принадлежала тьме, и едва Ведьмак поправится, он захочет посадить ее в яму. Мы оба понимали это.

        Глава 16
        Яма для Алисы

        Наконец, когда солнце снова клонилось к западу, впереди показались холмы, и вскоре мы уже шли среди деревьев к дому Ведьмака, выбрав окружной путь, чтобы деревня Чипенден осталась в стороне.
        Неподалеку от ворот я остановился. Ведьмак, отставший от меня шагов на двадцать, смотрел на дом с таким видом, словно видел его впервые. Я перевел взгляд на Алису:
        - Тебе лучше уйти.
        Она кивнула. У Ведьмака обитал домовой, который, кроме всего прочего, охранял дом и сад. Шагни Алиса в ворота, она оказалась бы в страшной опасности.
        - Где ты остановишься? - спросил я.
        - Обо мне не беспокойся. И не думай, что я уже во власти Лиха. Для этого я должна еще дважды его призвать, верно? Сейчас не так уж холодно, ну несколько дней я побуду где-нибудь тут, поблизости. Может, в развалинах дома Лиззи. А потом, скорее всего, уйду на холм Пендл. Куда еще мне деваться?
        У Алисы там жили родные, но все они были ведьмами. Что бы она ни говорила, теперь она перешла на сторону тьмы. И, ясное дело, с ними ей будет лучше всего.
        Не сказав больше ни слова, она развернулась и растаяла в ночи. Я с грустью проводил ее взглядом, а потом открыл ворота.
        Я отпер переднюю дверь, и мы с Ведьмаком вошли в дом. Я повел его на кухню. В очаге уже горел огонь и стол был накрыт на двоих. Домовой ожидал нас. Это был легкий ужин, просто две миски горохового супа и несколько толстых ломтей хлеба. После долгого путешествия я сильно проголодался и сразу же набросился на еду.
        Какое-то время Ведьмак просто сидел, глядя в свою миску с супом, над которой поднимался пар, но потом взял кусок хлеба и окунул его в горячее варево.
        - Это было нелегко, парень. Славно… снова оказаться дома, - сказал он.
        Я едва не свалился с кресла от удивления, что он снова заговорил.
        - Вам лучше?
        - Ага, парень, гораздо лучше. Как следует отосплюсь и буду в полном порядке. Твоя мама добрая женщина. И умелая - в Графстве никто лучше нее не разбирается в снадобьях.
        - А я думал, вы ничего не помните. Вы как будто были где-то не здесь… ну, почти как если бы спали на ходу.
        - Так оно и было, парень. Я все видел и слышал, но это казалось таким… ненастоящим. Как ночной кошмар. И не мог говорить - просто не находил слов. Только когда увидел дом, пришел в себя. Ключ от Серебряных врат еще у тебя?
        Удивившись, я сунул руку в карман штанов, вытащил ключ и протянул его Ведьмаку.
        - Много хлопот он нам причинил. - Он повертел ключ в руке. - Но ты все сделал хорошо, все учел.
        Я улыбнулся - давно уже я не чувствовал себя таким счастливым, - но мой учитель заговорил снова, и гораздо резче:
        - Где девчонка?
        - Наверно, где-нибудь неподалеку.
        - Ладно, мы разберемся с ней позже.
        Во время ужина я все время думал об Алисе. Где она раздобудет еду? Впрочем, она отлично умеет ловить кроликов, так что с голоду не умрет, об этом можно не беспокоиться. Однако весной, после того как Костлявая Лиззи похитила ребенка, жители деревни сожгли ее дом, и развалины - плохое убежище от осенних холодов. Правда, как сказала Алиса, погода пока стоит теплая… Нет, самая большая опасность угрожает ей со стороны Ведьмака.
        Так уж получилось, что следующая ночь была последней относительно теплой в этом году: наутро в воздухе уже явственно ощущалась прохлада. Мы с Ведьмаком сидели на скамье, глядя на холмы, и ветер становился все сильнее. Листья падали с деревьев, как непрекращающийся дождь. Лето и впрямь закончилось.
        Я уже приготовил свою записную книжку, но Ведьмак не торопился начинать урок. Он еще не совсем оправился после всего, что ему пришлось пережить. За завтраком говорил мало и по большей части глядел в пустоту в глубокой задумчивости.
        В конце концов молчание нарушил я:
        - Чего Лихо хочет теперь, когда он на свободе? Какой вред он может причинить Графству?
        - Ну, тут и думать нечего. Больше всего он хочет стать еще могущественнее, тогда не будет предела тому ужасу, который он способен нагнать на людей. Все Графство накроет тень зла, и ничто живое от нее не спасется. Лихо будет пить кровь, читать мысли - и так до тех пор, пока окончательно не восстановит свои силы. Тогда он сможет видеть глазами людей, свободно расхаживающих при дневном свете, когда он вынужден прятаться под землей. Прежде он управлял только священниками в кафедральном соборе и распространял свое влияние на один Пристаун, а теперь никто не будет в безопасности во всем Графстве.
        Возможно, следующим пострадает город Кастер, однако поначалу Лихо может напасть и на какую-нибудь маленькую деревушку и расплющить всех ее обитателей - просто для устрашения. Чтобы показать, на что он способен! Именно так он подчинил себе Хейса и всех королей, которые правили до него. Неповиновение означает одно: все жители будут раздавлены.
        - Мама сказала, Лихо будет искать Алису, - с несчастным видом произнес я.
        - Так оно и есть, парень! Твою глупую подружку Алису. Она нужна ему, чтобы восстановить силы. Она уже дважды давала ему свою кровь, поэтому для нее оставаться на свободе означает окончательно и бесповоротно оказаться в его власти. Если ничто его не остановит, она превратится в придаток Лиха, и от нее самой мало что останется. Он будет использовать ее с такой же легкостью, с какой я сгибаю палец. Лихо понимает это - и сделает все, что сможет, чтобы снова насосаться ее крови. Теперь он не оставит ее в покое.
        - Но она сильная, - запротестовал я. - К тому же, мне кажется, Лихо боится женщин. Мы оба встретились с ним в катакомбах, когда я пытался спасти вас. Он принял ваш облик, чтобы обмануть меня.
        - Значит, слухи не врут - он действительно еще там, внизу, получил способность приобретать физическую форму.
        - Да, но когда Алиса плюнула в него, он сбежал. Может, ей удастся еще раз такое проделать?
        - Да, подчинять женщин Лиху труднее, чем мужчин. Женщины заставляют его нервничать, потому что они своенравные и часто непредсказуемые создания. Но теперь, когда он напился женской крови, совсем другое дело. Он будет преследовать Алису и никогда не оставит ее в покое. Станет прокрадываться в ее сны и показывать, что может ей дать, - вещи, которые она получит, стоит лишь попросить. И в конце концов она решит, что, пожалуй, нужно снова его призвать. Не сомневаюсь: мой кузен тоже оказался во власти Лиха, иначе он никогда бы меня не предал.
        Ведьмак поскреб бороду.
        - Лихо будет становиться все сильнее и сильнее, и если никто не помешает ему творить черные дела, все Графство наконец окажется подверженным порче. Так произошло и с маленьким народцем. Нам нужно точно выяснить, как именно удалось связать Лихо, а еще лучше - как его можно убить. Поэтому нам придется отправиться в Хейсхем. Там в большом могильном кургане, в каменных могилах, похоронены Хейс и его сыновья.
        Мы пойдем туда, как только я окрепну. Как тебе известно, люди, умершие насильственной смертью, долго не могут покинуть этот мир. Если нам повезет, около тех могил все еще будет слоняться парочка-другая призраков. Может, даже призрак Нейза, который связал Лихо. Не исключено, что это наш единственный шанс, потому что, по правде говоря, я пока представления не имею, как со всем этим покончить. Ведьмак понурился, вид у него был по-настоящему взволнованный. Я никогда не видел его таким, ей-богу.
        - Вы уже бывали там? - спросил я, удивляясь, почему с призраками никто не поговорил раньше и не попросил их уйти.
        - Да, но только однажды, еще учеником. Мой наставник усмирял неугомонного морского духа, который не давал покоя всему побережью. Покончив с этим, мы шли к дому мимо могил на холме, и я почувствовал, что там кто-то есть, потому что, несмотря на теплую летнюю ночь, вдруг стало очень холодно. Однако учитель шел себе и шел, и я спросил его, почему мы не остановимся и не разберемся с тем, кто там бродит.
        «А зачем? - ответил он. - Он никому не причиняет беспокойства. Кроме того, некоторые призраки остаются на земле, потому что у них тут есть незаконченные дела. Так пусть они ими и занимаются». Тогда я не понял, что он имел в виду, но, как обычно, учитель оказался прав.
        Я попытался представить себе Ведьмака учеником. В то время он был много старше меня, потому что сначала учился на священника. Интересно, каков был его наставник - человек, взявший такого взрослого ученика?
        - До того как мы пойдем в Хейсхем, - продол жал Ведьмак, - нам нужно еще кое-что сделать. Ты догадываешься что?
        Я вздрогнул, поняв, что он собирается сказать.
        - Да-да - разобраться с девчонкой. А для этого нужно знать, где она прячется. Думаю, что в развалинах дома Лиззи. Что скажешь?
        Я хотел возразить, но он так пристально смотрел на меня, что, не выдержав, я опустил глаза. Не мог я ему лгать, и все тут!
        - Да, скорее всего, она там, - промямлил я.
        - Нельзя допустить, чтобы она тут болталась, парень. Она опасна, очень опасна. И значит, должна сидеть в яме. Причем чем скорее она там окажется, тем лучше. Поэтому давай-ка начинай копать…
        Я взглянул на него, не веря своим ушам.
        - Послушай, парень, я понимаю, это трудно, но другого пути нет. Наш долг - защищать жителей Графства, а эта девчонка всегда будет представлять для них угрозу.
        - Но это несправедливо! - воскликнул я. - Она спасла вам жизнь! И мне тоже, еще раньше, весной! Все, что она делала, в конце оборачивалось к лучшему. У нее добрые намерения!
        Ведьмак вскинул руку, велев, чтобы я замолчал.
        - Не трать попусту слова! - сурово заявил он. - Я знаю, что она спасла от костра не только меня, но и других людей. Однако она освободила Лихо, а я скорее бы умер, чем отпустил на свободу этого мерзкого демона, чтобы он творил свои злые дела. Все, делай, что я сказал, и давай покончим с этим!
        - Но если мы убьем Лихо, Алиса освободится! Получит еще один шанс!
        Лицо Ведьмака покраснело от гнева, в голосе послышались угрожающие нотки.
        - Ведьма, использующая магию приживалы, всегда опасна, а со временем, повзрослев, становится несравненно более смертоносной, чем те, кто использует магию костей или крови. Обычно приживала - это просто летучая мышь или жаба, маленькое, тщедушное создание, лишь со временем набирающее силу. А теперь подумай только, что сделала эта девчонка! Связалась с Лихом! И воображает, будто это он подчиняется ее воле! Она умная и отчаянная и способна на что угодно. И - да, слишком самонадеянная! Со смертью Лиха ничего не закончится. Если позволить ей расти на свободе и стать взрослой женщиной, из нее получится такая ведьма, каких Графство еще не видывало! Нет, нужно разобраться с ней сейчас, пока еще не поздно. Я наставник - ты ученик. Иди за мной и делай что тебе сказано!
        С этими словами он повернулся ко мне спиной и решительно зашагал к дому. Сердце у меня упало, но я пошел следом, взял лопату, мерную планку, и мы направились прямо в восточную часть сада. Там, меньше чем в пятидесяти шагах от темной ямы, где сидела Костлявая Лиззи, я начал копать новую яму, восьми футов глубиной и четыре на четыре в сечении.
        Только после захода солнца Ведьмак наконец разрешил мне закончить работу. И когда я выкарабкивался наверх, сердце у меня ушло в пятки, потому что Костлявая Лиззи сидела в яме совсем рядом.
        - На сегодня все, - сказал Ведьмак. - Завтра утром пойдем в деревню и найдем каменотеса.
        Каменотесу предстояло зацементировать края ямы, вмазав в цемент тринадцать железных прутьев, которые должны будут помешать ведьме сбежать. Все время, пока каменотес будет работать, Ведьмаку придется охранять его от своего домового.
        Когда я устало потащился к дому, наставник положил руку мне на плечо:
        - Ты выполнил свой долг, парень. Большего от тебя никто не может потребовать. Должен сказать, что пока ты более чем соответствуешь обещаниям твоей мамы…
        Я изумленно посмотрел на него. Как-то мама написала ему письмо, где говорилось, что лучшего ученика, чем я, у него никогда не было и не будет, но он не любил вспоминать об этом.
        - Продолжай в том же духе, - продолжил Ведьмак, - и когда придет мое время уходить на покой, я буду уверен, что оставляю Графство в надежных руках. Надеюсь, моя похвала немного поднимет тебе настроение.
        Ведьмак всегда скупился на проявление чувств, и это было из ряда вон - услышать от него такое. Наверно, он просто пытался развеселить меня, но я никак не мог выкинуть из головы Алису и яму. Даже похвала не помогла.

        Ночью я никак не мог уснуть, поэтому бодрствовал, когда все произошло.
        Поначалу я подумал, что внезапно разразилась гроза. Послышался рев, свист… Казалось, весь дом дрожит и сотрясается под ударами ураганного ветра. Что-то с ужасной силой врезалось в мое окно, раздался треск стекла. В ужасе я вскочил на ноги и отдернул занавеску.
        Большое подъемное окно состояло из восьми толстых, неровных стекол, так что и в лучшие времена сквозь него было видно не очень-то много. Однако в небе висела половинка луны, и я сумел разглядеть, как ходят ходуном верхушки деревьев - будто целая армия рассерженных великанов трясет их за стволы. Три стекла пошли трещинами. На мгновение возникло искушение потянуть за веревку и приподнять нижнюю половину рамы, чтобы лучше видеть, что происходит. Однако я быстро сообразил - что-то тут не так. Какая может быть гроза при такой-то ясной луне? Нет, наверняка на нас кто-то напал. Неужели Лихо? Значит, он нашел нас?
        Потом прямо откуда-то сверху раздался грохот, будто кто-то с силой колотил тяжелым кулаком по крыше. Слышно было, как отваливается черепица, разбиваясь о плитняк, выложенный по краю западной лужайки.
        Я быстро оделся и бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Задняя дверь была распахнута, и я выбежал на лужайку, прямо навстречу ветру, такому сильному, что я чуть не задохнулся. Даже шаг против такого ветра сделать было трудно. И все же я заставил себя медленно, одну за другой, переставлять ноги, стараясь не жмуриться под напором бьющего в лицо воздуха.
        В свете луны я разглядел Ведьмака, стоящего между деревьями и домом. Ветер яростно хлестал его черным плащом. Ведьмак высоко вскинул свой посох, будто готовясь отразить удар. Мне понадобилась целая вечность, чтобы добраться до него.
        - Что это? - закричал я, когда в конце концов оказался рядом.
        Ответ пришел немедленно, но не со стороны Ведьмака. Ужасный, зловещий звук наполнил воздух - пронзительный крик пополам с утробным рыком. Наверняка он раздавался на мили вокруг. Это рычал домовой Ведьмака. Я уже слышал его раньше, весной, когда домовой не дал Костлявой Лиззи догнать меня в саду. Значит, он тут, во тьме среди деревьев, лицом к лицу с кем-то, угрожающим дому и саду.
        И кто это мог быть, как не Лихо?
        Я стоял, стуча зубами, дрожа от страха и холода. Все тело болело от ударов обрушившейся на нас убийственной бури. Однако вскоре ветер пошел на убыль, вокруг снова стало тихо и спокойно.
        - Пошли домой, - сказал Ведьмак. - До утра тут ничего не сделаешь.
        Когда мы подошли к задней двери, я остановился, глядя на разбросанные по плитняку куски черепицы.
        - Это был Лихо? Ведьмак кивнул.
        - Не слишком-то долго ему пришлось искать нас, верно? - Он покачал головой. - Уверен, все дело в девчонке. Сначала он нашел ее. А может, она сама позвала его.
        - Она бы этого не сделала. - Мне хотелось защитить Алису. - Нас спас домовой? - спросил я, меняя тему разговора.
        - Ну да, сейчас это ему удалось - вот только какой ценой? Завтра узнаем. Но я не поручусь, что он справится и во второй раз. Знаешь, парень, я, пожалуй, покараулю, а ты возвращайся в свою комнату и ложись спать. Мало ли что случится утром… Голова у тебя должна быть ясная.

        Глава 17
        Появление квизитора

        Я снова спустился вниз перед самым рассветом.
        Небо, ночью такое чистое, сейчас затянули тяжелые тучи, в воздухе не было ни ветерка, лужайки покрывала первая осенняя изморозь.
        Ведьмак стоял возле задней двери, почти в той же позе, в какой я его оставил. Вид у него был усталый, а лицо пасмурное, мрачное - почти как небо над головой.
        - Ну, парень, давай-ка прикинем урон.
        Я подумал, что он имеет в виду дом, но вместо этого он зашагал в сторону западной части сада. Повреждения, конечно, были, но не настолько серьезные, как можно было предположить по тому, что тут творилось ночью. Обломились несколько больших веток, трава была усыпана мелкими сучками, скамья перевернута. Я помог Ведьмаку поставить ее на место.
        - Не так уж страшно, - сказал я, чтобы подбодрить его, уж слишком мрачно он выглядел.
        - Еще как страшно, - угрюмо возразил он. - Я знал, что Лихо становится все сильнее, но не думал, что это будет так быстро, никак такого не ожидал. Выходит, времени у нас осталось всего ничего!
        Мы пошли обратно. На крыше были видны щербины от выпавшей черепицы, колпак одной дымовой трубы отвалился.
        - Этим займемся потом, - сказал Ведьмак.
        Почти сразу же мы услышали донесшийся из кухни звон колокольчика. В первый раз за это утро губы Ведьмака тронула бледная улыбка:
        - По правде говоря, я не был уверен, что сегодня утром у нас будет завтрак. Может, все не так плохо, как я думал…
        Первое, что я заметил, оказавшись на кухне, это кровь на плитках пола между столом и очагом. И тут было по-настоящему холодно. Потом я понял почему. Я пробыл у Ведьмака почти полгода, но за все это время впервые утром в очаге не горел огонь. И на столе не было ни яиц, ни ветчины - всего лишь по одному тонкому ломтику поджаренного хлеба на каждого.
        Ведьмак предостерегающе тронул меня за плечо:
        - Не говори ничего, парень. Ешь и будь благо дарен за то, что есть.
        Я послушался, но, проглотив последний кусочек хлеба, почувствовал, что в животе по-прежнему урчит. Ведьмак встал.
        - Превосходный завтрак. Хлеб поджарен - луч ше не бывает, - сказал он в пустоту. - И спасибо за все, что ты сделал этой ночью. Мы оба тебе очень благодарны.
        По большей части домовой оставался невидимым, однако сейчас он снова возник в облике большого рыжего кота. Раздалось еле слышное мурлыканье, и он появился неподалеку от очага. Правда, выглядел он не так, как прежде. Одно ухо было разорвано и кровоточило, шерсть на шее свалялась от запекшейся крови. Но ужаснее всего было то, что на месте левого глаза зияла кровоточащая рана.
        - Он никогда уже не будет таким, как прежде, - с грустью сказал Ведьмак, когда мы вышли во двор. - Нам повезло, что Лихо еще не обрел всю свою силу и мы пережили эту ночь. Домовой помог нам выиграть немного времени, и мы должны воспользоваться этим, пока не поздно…
        Не успел он договорить, как на перекрестке зазвонил колокол. Значит, Ведьмак опять кому-то понадобился. После всего, что случилось, я подумал, что учитель отмахнется от этой новой напасти, но ошибся.
        - Иди, парень, узнай, что там стряслось. Колокол перестал звонить прежде, чем я добрался до места, но веревка все еще раскачивалась. В кругу деревьев, которые у нас называют лозой, было, как обычно, сумрачно, но мне понадобилось всего мгновение, чтобы понять - Ведьмака никто не вызывал. Там ждала девочка в черном платье. Алиса.
        - Ты ужасно рисковала! - воскликнул я, качая головой. - Тебе повезло, что мистер Грегори послал меня узнать, что случилось.
        Алиса улыбнулась:
        - Старик Грегори сейчас не в том состоянии, чтобы поймать меня. От него и половины не осталось.
        - Смотри не просчитайся! - рассердился я. - Он заставил меня вырыть яму. И ты окажешься в ней, если не будешь осторожна.
        - У старика Грегори совсем не осталось сил, вот он и поручил тебе копать яму! - насмешливо ответила Алиса.
        - Вовсе нет. Он заставил меня копать, чтобы я смирился с тем, что должен сделать, а именно - посадить тебя туда.
        В голосе Алисы послышались грустные нотки:
        - Неужели ты и впрямь поступил бы со мной так, Том? После всего, через что мы вместе прошли? Я-то ведь спасла тебя от ямы. Ты забыл, как Костлявая Лиззи хотела заполучить твои кости? Как она точила свой нож?
        Нет, все это я хорошо помнил. Без помощи Алисы той ночью мне пришел бы конец.
        - Послушай, Алиса, отправляйся на холм Пендл прямо сейчас, пока еще не поздно. Уйди отсюда как можно дальше!
        - Лихо не согласен. Он считает, что я должна еще какое-то время оставаться тут.
        - Надо же, он не согласен! - взорвался я. - Да кто он такой? Этой ночью он напал на дом Ведьмака и едва не убил нас. Это ты послала его?
        Алиса покачала головой:
        - Я тут совершенно ни при чем, Том, клянусь. Мы просто поговорили, вот и все.
        - Я думал, ты не собираешься больше иметь с ним дела! - воскликнул я, не веря своим ушам.
        - Я старалась, Том, в самом деле старалась. Но он приходит и нашептывает мне… разное. Приходит в темноте, когда я пытаюсь уснуть. Разговаривает со мной в моих снах. И обещает… всякие вещи.
        - Какие еще вещи?
        - Не все так просто, Том. Ночи уже становятся холоднее, теплое время заканчивается. Лихо говорит, что я могла бы иметь дом с большим камином, много угля и дров и никогда бы ни в чем не нуждалась. Обещает красивую одежду, чтобы люди перестали воротить от меня нос, как сейчас, когда я похожа на оборванку.
        - Не слушай его, Алиса. Соберись с духом, постарайся!
        - Если бы я его совсем не слушала, - сказала Алиса со странной полуулыбкой на лице, - ты бы первый пожалел об этом. Видишь ли, мне известно кое-что еще. И это кое-что может спасти жизнь тебе и старику Грегори.
        - Говори.
        - С какой стати? Ведь ты собираешься до конца дней держать меня в яме!
        - Это нечестно, Алиса.
        - Ладно, помогу тебе еще раз. Но хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать, что ты сделаешь то же самое для меня?.. - Она грустно улыбнулась. - Дело в том, что к Чипендену приближается квизитор. У него обгорели руки на костре, и теперь он жаждет мести. Ему известно, что старик Грегори живет где-то поблизости. Он взял с собой вооруженных людей и собак-ищеек с огромными зубами. Будет здесь не позже полудня. Так что иди и скажи об этом старику Грегори. Благодарности, ясное дело, я от него не жду.
        - Да-да, иду!
        И я рванул прочь, побежал вверх по холму прямо к дому. На бегу устыдился, что и сам не поблагодарил Алису, - но как благодарить за то, что она в очередной раз помогла нам с помощью тьмы?
        Ведьмак ждал меня у самой двери:
        - Ну, парень, и носишься же ты. Отдышись-ка сначала. Судя по твоей физиономии, новости не из приятных.
        - Квизитор на пути сюда! - выпалил я. - Он узнал, что мы живем неподалеку от Чипендена.
        - И кто же тебе рассказал об этом? - Ведьмак с задумчивым видом почесал бороду.
        - Алиса. Она говорит, он будет здесь к полудню. А ей сказал Лихо…
        Ведьмак тяжело вздохнул:
        - Тогда нам лучше поскорее убраться отсюда. Для начала спустись в деревню и скажи мяснику, что мы уходим на север, в Кастер, и какое-то время нас не будет. Потом то же самое сообщи бакалейщику. Пусть по крайней мере неделю не присылают нам провизию.

        Я кинулся в деревню и сделал все, как было велено. Когда я вернулся, Ведьмак уже ждал на пороге, готовый отправиться в путь. Свой мешок он, как обычно, отдал мне.
        - Мы ведь идем на юг? - спросил я. Ведьмак покачал головой:
        - Нет, на север, я же сказал. Нам нужно в Хейсхем, чтобы, если повезет, поговорить с призраком Нейза.
        - Но зачем же было сообщать всем, куда мы идем? Не лучше ли сделать вид, будто мы собираемся на юг?
        - Нет, потому что я очень надеюсь, что квизитор на пути сюда завернет сначала в деревню. Узнав новости, он не станет обыскивать дом, а поскачет на север в надежде, что его собаки-ищейки быстро найдут наш след. Таким образом мы уведем их от дома. В моей библиотеке есть просто уникальные книги. Если он нагрянет сюда, его люди разграбят и, возможно, сожгут дом. Нет, я не могу подвергать свои книги такому риску.
        - А как же домовой? Он же охраняет дом и сад? Разве он не готов разорвать на куски любого, кто по пытается проникнуть сюда? Или он теперь слишком ослабел?
        Ведьмак вздохнул, глядя на свои сапоги:
        - Нет, пока у него хватит сил, чтобы справиться с квизитором и его подручными, но я не хочу, чтобы на моей совести была гибель людей, если без этого можно обойтись. И даже если домовой убьет всех, кто попытается проникнуть сюда, кто-то наверняка сможет убежать. После этого уже ни у кого не будет сомнений, что я заслуживаю смерти на костре. А они вернутся, но уже с целой армией. И этому не будет конца. Тогда уж точно покоя не жди, и мне придется покинуть Графство.
        - Но ведь они могут нас схватить!
        - Нет, парень, - если мы пойдем напрямую через холмы. Верхом там не очень-то поскачешь, к тому же мы опередим их на добрых несколько часов. Мы хорошо знаем Графство, а люди квизитора здесь чужаки. Ладно, пошли, мы и так уже потеряли много времени!
        И Ведьмак так быстро зашагал в сторону холмов, что я, с тяжелым мешком за плечами, едва за ним поспевал.
        - Разве кто-то из людей квизитора не может просто обогнать нас, чтобы встретить в Кастере? - спросил я.
        - Уверен, так они и сделают. Если бы мы и впрямь собирались в Кастер, нам бы точно не поздоровилось. Но мы обойдем город с востока, а потом свернем на юго-запад, к Хейсхему. Туда, где каменные могилы. С Лихом надо что-то делать, а время на исходе. Поговорить с Нейзом - наш последний шанс.
        - А что будет потом? Мы когда-нибудь сможем вернуться домой?
        - Почему бы и нет? Со временем… В конце концов квизитор потеряет наш след. О, он отступится не сразу, не надейся. Однако поищет-поищет - и уберется туда, откуда пришел. Кому охота таскаться по морозу, когда можно пересидеть зиму в тепле?
        Я кивнул, однако на душе у меня все равно было беспокойно. План Ведьмака, может, был и неплох, но изъяны в нем просто бросались в глаза. Хотя бы то, что он все-таки недостаточно окреп для перехода через холмы. И нас могут схватить еще до Хейсхема. Опять же, что мешает людям квизитора обыскать дом Ведьмака и сжечь его дотла, особенно если они потеряют наш след? И в любом случае следующий год спокойным не будет. Весной квизитор наверняка снова отправится на север. Он производит впечатление человека, который никогда не сдается. Куда ни кинь - всюду клин. Я никак не мог представить себе расклад, при котором мы снова сможем спать спокойно. И еще одна мысль буквально сразила меня…
        Что, если они схватят меня? Квизитор пытает людей, добиваясь от них того, чего он хочет. Что, если я не выдержу и расскажу, откуда я родом? Он забирает себе или сжигает дома приговоренных. Может так получиться, что из-за меня папа, Джек, Элли и их малышка лишатся крыши над головой. А что будет, если квизитор увидит маму? Она боится солнечного света, помогает местным повитухам во время трудных родов и собирает лечебные травы. Маме точно несдобровать!
        Терзаемый всеми этими тревогами, я все же помалкивал, потому что чувствовал, что Ведьмак и без того устал от моих вопросов.

        Час спустя мы уже были высоко в холмах. Безветренный день обещал быть погожим.
        Если бы не причина, по которой мы оказались здесь, я наверняка радовался бы такой хорошей погоде. Компанию нам составляли лишь кроншнепы и кролики, а далеко на северо-западе в солнечном свете посверкивало море.
        Поначалу Ведьмак шел впереди, довольно бодрым шагом, но задолго до полудня начал сдавать и, когда мы присели рядом с пирамидой из камней, выглядел уже совершенно измотанным. Когда он разворачивал сыр, я заметил, что руки у него дрожат.
        - Держи, парень, - он протянул мне небольшой кусок. - Только не накидывайся сразу.
        Я стал медленно жевать сыр.
        - Ты заметил, что девчонка тащится за нами? - спросил Ведьмак.
        Я изумленно посмотрел на него и покачал головой.
        - Она идет в миле позади. Мы остановились, и она остановилась. Как думаешь, что ей нужно?
        - Наверное, ей просто некуда идти, кроме как на холм Пендл, а туда она возвращаться не хочет. И в Чипендене остаться не может - там ведь вот-вот появятся квизитор и его люди.
        - Ага. А может, просто ты ей нравишься, вот она и плетется за тобой? Жаль, что я не успел разобраться с ней до того, как мы покинули Чипенден. Она опасна, потому что, куда бы ни пошла, Лихо тоже будет неподалеку. Сейчас-то он под землей, но солнце сядет - и он потянется к ней, словно мотылек к пламени свечи. Если она еще раз даст ему свою кровь, он сможет видеть ее глазами и слышать ее ушами. Впрочем, кругом полно другой добычи - хоть людей, хоть животных. Он будет питаться их кровью, становясь все сильнее и сильнее. И в конце концов обрастет плотью. То, что произошло сегодня ночью, - лишь начало.
        - Но если бы не Алиса, мы бы остались в Чипендене и попали в лапы квизитору, - заметил я.
        Ведьмак словно и не слышал моих слов.
        - Ладно, пора идти. Сидя здесь, я не становлюсь моложе, - сказал он.
        Однако спустя час мы уже снова отдыхали, на этот раз еще дольше. И так продолжалось весь день: переходы становились все короче, привалы - все длиннее. К заходу солнца погода изменилась. В воздухе запахло влагой, и вскоре пошел мелкий дождь.
        Когда стемнело, мы начали спускаться к ограде - длинной стене, сложенной из разномастных камней. Склон был крутой, трава скользкая, и мы оба несколько раз падали. Вдобавок дождь усилился и подул сильный ветер.
        - Давай передохнем, пока я отдышусь, - сказал Ведьмак.
        Мы перелезли через стену и уселись с другой ее стороны, укрываясь от дождя и ветра.
        - В моем возрасте сырость проникает в самые кости, - проворчал Ведьмак. - Проживешь всю жизнь в Графстве, будешь чувствовать то же самое.
        Рано или поздно здешняя погода доконает любого. Что-нибудь да страдает - либо кости, либо легкие. Мы съежились у стены. Я ужасно устал и, несмотря на погоду, с трудом боролся со сном, но все же уснул. Мне приснился один из тех долгих снов, которые, кажется, тянутся всю ночь. И в конце он превратился в кошмар.

        Глава 18
        Кошмар на холме

        Это был определенно самый жуткий сон в моей жизни, а ведь с тех пор, как я стал учеником Ведьмака, кошмары снились мне довольно часто.
        В этом сне я как будто потерялся и искал дорогу домой. Никаких трудностей с этим вроде бы не предвиделось, поскольку светила полная луна, но стоило мне свернуть, и я оказывался в совершенно незнакомом месте. В конце концов я перевалил через вершину холма Палача и увидел внизу нашу ферму.
        Чем ближе я к ней подходил, тем сильнее меня охватывало беспокойство. Слишком уж тихо там было, слишком спокойно даже для ночного времени. Никакого движения. И ограда совсем покосилась, чего ни папа, ни Джек в жизни бы не допустили. И дверь хлева болталась на одной петле.
        Дом выглядел заброшенным: несколько окон разбито, на крыше тут и там не хватает черепицы. Открыть заднюю дверь оказалось нелегко, но в конце концов она поддалась. Я вошел на кухню, которая выглядела так, будто уже много лет здесь никто не жил. Повсюду лежала пыль, с потолка свисала паутина. Мамино кресло-качалка стояло прямо посреди кухни, и на нем лежал сложенный листок бумаги. Я взял его и вышел наружу, чтобы прочесть при свете луны:

        Могилы твоего отца, Джека, Элли и Мэри - на холме Палача.
        Мать найдешь в сарае.

        Сердце у меня едва не разорвалось, и я выбежал во двор. Остановился около сарая, внимательно прислушался. Все было тихо. Не чувствовалось даже дуновения ветерка. Сильно нервничая, не зная, чего ожидать, я шагнул во мрак. Может, тут тоже могила? Мамина могила?
        Сквозь дыру в крыше внутрь проникал лунный луч, и в его свете я разглядел мамино лицо. Она смотрела прямо на меня. Кроме лица, я ничего не увидел в потемках, но по тому, как низко над полом оно было, решил, что мама стоит на коленях.
        Почему она здесь? И почему у нее такой несчастный вид? Она что, не рада мне?
        Вдруг мама вскрикнула, как от сильной боли.
        - Не смотри на меня, Том! Не смотри на меня! Отвернись! - закричала она с мукой в голосе.
        Я отвернулся. Мама поднялась, и тут уголком глаза я разглядел такое, от чего внутри у меня все заледенело. Вниз от шеи и дальше мама очень изменилась. Я увидел крылья и чешую. Сверкнули острые когти - это она взлетела в воздух, врезалась в крышу сарая и вылетела сквозь нее, проломив дыру. Прикрывая лицо от падающих кусков дерева и обломков крыш, на фоне диска полной луны я увидел черный силуэт, устремившийся прочь.
        - Нет! Нет! - закричал я. - Это неправда! На самом деле нет этого!
        Мне ответил голос внутри головы, и я сразу узнал утробное шипение Лиха:
        - Луна открывает истинную природу вещей, парень. Тебе это уже известно. Все, что ты видишь, правда, хотя это еще только должно произойти. Всему свое время.

        Кто-то тряс меня за плечо, и я проснулся в холодном поту. Надо мной склонился Ведьмак:
        - Просыпайся, парень! Просыпайся! Это всего лишь кошмар. Лихо пытается проникнуть в твои мысли, высосать из нас силы.
        Я кивнул, но не стал рассказывать Ведьмаку, что видел во сне. Слишком больно было об этом говорить. Я взглянул на небо. Дождь все еще шел, однако между рваными облаками кое-где проглядывали звезды. Было все еще темно, но приближение рассвета уже ощущалось.
        - Мы проспали всю ночь?
        - Да, - помявшись, ответил Ведьмак, - хотя в мои планы это не входило. - Он поднялся на негнущихся ногах. - Давай-ка двигаться, пока есть возможность. - В его голосе прозвучала тревога. - Слышишь их?
        Я прислушался, и в конце концов сквозь шум дождя и ветра до меня донесся далекий собачий лай.
        - Да, они не очень далеко отсюда, - сказал Ведьмак. - Единственная надежда - сбить их со следа. Нужна проточная вода, но достаточно мелкая, чтобы мы могли по ней идти. Конечно, через какое-то время мы будем вынуждены выбраться на сушу, но собакам придется побегать, прежде чем они снова выйдут на наш след. А если поблизости окажется еще один ручей, будет совсем хорошо.
        Мы перебрались через вторую стену и продолжили спуск по крутому склону, оскальзываясь на мокрой траве. Внизу на фоне неба вырисовывался неясный силуэт пастушьей хижины, а рядом - склоненное от ветра терновое дерево, словно вцепившееся в карниз голыми ветвями. Некоторое время мы продолжали спускаться к хижине, но потом внезапно остановились.
        Чуть ниже и слева стоял небольшой деревянный загон. Света хватало, чтобы разглядеть в нем небольшое стадо овец, штук около двадцати. И все они были мертвы.
        - Мне это совсем не нравится, парень.
        Мне тем более, подумал я. Но потом до меня дошло, что Ведьмак имел в виду не мертвых овец. Он смотрел на хижину позади загона.
        - Скорее всего, мы уже опоздали, - почти про шептал он. - Однако нужно пойти и посмотреть…
        Крепко сжимая в руке посох, он направился к хижине, и я за ним. Проходя мимо загона, я бросил взгляд на ближайшую мертвую овцу. Белая шерсть была измарана кровью. Если это работа Лиха, подкормился он хорошо. Насколько сильнее он стал?
        Передняя дверь была широко распахнута, поэтому мы без церемоний вошли внутрь, Ведьмак впереди. Едва перешагнув порог, он остановился и с шумом втянул воздух. Где-то в глубине комнаты горела свеча, и в ее трепещущем свете я увидел то, что сначала принял за тень пастуха, хотя вообще-то таких густых теней не бывает. Он стоял спиной к стене, вскинув посох над головой, как будто нам угрожая. Мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что именно я вижу, но когда это произошло, колени у меня задрожали, а сердце бешено заколотилось.
        На лице пастуха застыла ярость пополам с ужасом. Несколько зубов было сломано, рот в крови. Сначала я подумал, что он стоит, но это было не так. Его расплющило по стене, размазало по камням.
        Тут, безусловно, поработал Лихо.
        Ведьмак сделал еще шаг в комнату. И следующий. Я шел сразу за ним и вскоре уже мог разглядеть весь тот кошмар, который творился внутри. Раньше в углу стояла детская кроватка, но она была разбита о стену, и среди обломков валялись одеяльца и маленькая простынка в пятнах крови. И никаких признаков ребенка. Ведьмак осторожно поднял одеяльце. То, что он увидел, явно расстроило его. Он сделал мне знак не смотреть и со вздохом положил одеяльце на место.
        Тут я заметил мать младенца - она лежала на полу, отчасти скрытая креслом-качалкой. Хорошо, что я не мог видеть ее лица. В правой руке она сжимала вязальную спицу, клубок пряжи закатился в камин и остался лежать рядом с подернутыми пеплом углями.
        Я увидел, что дверь на кухню была открыта, и мое сердце вдруг сдавил страх. Там что-то пряталось, точно. Только я об этом подумал, как в комнате заметно похолодало. Лихо все еще был здесь, я чувствовал это всем своим существом. В ужасе я едва не выбежал из хижины, однако Ведьмак замер на месте, и я же не мог бросить его…
        Вдруг свеча погасла, как будто чьи-то невидимые пальцы сжали фитиль. Мы погрузились во мрак, и из кухни раздался низкий голос. Он резонировал в воздухе и заставлял так сильно вибрировать вымощенный плитками пол, что я ощутил это подошвами.
        - Привет, Старые Кости! Наконец-то мы снова встретились. Я искал тебя. Знал, что ты где-то поблизости.
        - Ну вот ты меня и нашел. - Ведьмак уперся посохом в пол и устало навалился на него.
        - Ты всегда любил совать нос не в свои дела, верно, Старые Кости? Но в последнее время делаешь это слишком часто. Поэтому, пожалуй, сначала я убью мальчишку, а ты будешь стоять и смотреть. Потом настанет твоя очередь.
        Невидимая рука подняла меня в воздух и шмякнула о стену с такой силой, что перехватило дыхание. Потом я почувствовал давление, настолько мощное, что, казалось, вот-вот затрещат ребра. Однако страшнее всего была жуткая сила, которая норовила вдавить мой лоб в стену. Я вспомнил лицо пастуха и кровавые пятна на камнях. Охваченный ужасом, я не мог ни вздохнуть, ни шелохнуться. В глазах потемнело, и последнее, что сохранилось в памяти, это как Ведьмак, вскинув посох, кинулся к дверному проему кухни.

        Кто-то мягко потряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Ведьмака. Я лежал на полу хижины.
        - Пришел в себя, парень? - с тревогой спросил он.
        Я кивнул. Ребра болели, и с каждым вдохом все сильнее. И все же я дышал. Я был жив!
        - Попробуй-ка подняться… - Ведьмак поддержал меня, и я сумел встать. - Идти можешь?
        Я кивнул и сделал шаг вперед. Ноги слегка подкашивались, но идти я мог.
        - Ну вот, молодец.
        - Спасибо, что спасли меня, - сказал я. Ведьмак покачал головой:
        - Я тут ни при чем. Лихо просто внезапно исчез, как будто его кто-то позвал. Я видел, как он поднимался над холмом. Словно черное облако закрывало последние звезды. Ужас, что он тут на творил. - Ведьмак обвел взглядом хижину. - Нам нужно уходить, и как можно быстрее. Сначала мы должны спасти самих себя. Может, мы и смогли бы уйти от квизитора, но, раз девчонка тащится за нами, Лихо всегда будет поблизости, а он с каждым часом становится все сильнее. Нужно добраться до Хейсхема и выяснить наконец, как нам разделаться с этой тварью раз и навсегда!
        Мы покинули хижину, начали спускаться по склону и перелезли еще две полуразрушенные стены, прежде чем до меня донесся шум быстро бегущей воды. Сейчас учитель шел немного быстрее - почти с той же скоростью, что и на выходе из Чипендена.
        Сон явно пошел ему на пользу. Я едва поспевал за ним - мешок сильно оттягивал руку.
        Потом мы вышли на узкую крутую тропу рядом с широким, быстро сбегающим вниз по округлым валунам ручьем.
        - Примерно в миле отсюда он впадает в озеро, - сказал Ведьмак, устремившись вниз по тропе. - Там местность выравнивается. Из озера вытекают два других ручья. Это и есть то место, которое нам нужно.
        Я изо всех сил старался не отставать. Дождь зарядил пуще прежнего, земля предательски ускользала из-под ног. Один неверный шаг - и можно было запросто оказаться в воде. Я думал о том, держится ли Алиса по-прежнему поблизости и сможет ли пройти по тропинке вроде этой так близко к быстро бегущей воде. Что ни говори, она тоже в опасности. Собакам ничего не стоит учуять и ее запах.
        Даже сквозь шум дождя и рев бурного ручья был отчетливо слышен лай собак-ищеек. Он раздавался все ближе и ближе. Внезапно я услышал такое, отчего дыхание у меня перехватило.
        Кричала Алиса!
        Я оглянулся на тропу позади, но Ведьмак схватил меня за руку и потащил вперед.
        - Мы ничего не можем поделать, парень! - про кричал он. - Совсем ничего! Так что давай не останавливайся!
        Я подчинился, стараясь не слышать раздававшиеся позади крики и душераздирающие, пронзительные вопли. Постепенно все смолкло, и снова остался лишь шум стремительно бегущей воды.
        Небо уже заметно посветлело, и внизу, среди деревьев, в первых рассветных лучах мерцало озеро.
        Сердце у меня сжималось при мысли о том, что, возможно, произошло с Алисой. Она не заслуживала такой участи.
        - Давай пошевеливайся, парень, - снова поторопил меня Ведьмак.
        И тут мы услышали позади новые звуки, все ближе и ближе. Похоже, нас догонял пес. Большой пес.
        Какая несправедливость! Мы были совсем рядом с озером и вытекающими из него ручьями. Еще десять минут - и псы потеряли бы наш след. К моему удивлению, Ведьмак не ускорил шаг, даже пошел медленнее, а потом вовсе остановился и потянул меня в сторону от тропы. Что это он, совсем обессилел, недоумевал я. Если это так, то нам обоим конец.
        Я посмотрел на Ведьмака, надеясь, что он достанет что-нибудь из своего мешка и спасет нас. Однако он не двигался. Пес стремительно приближался. Когда он оказался совсем рядом, я заметил, что он как-то странно себя ведет. Во-первых, не столько лаял, сколько повизгивал, а во-вторых, смотрел только вперед и как будто не замечал нас. Он промчался мимо так близко, что я мог бы коснуться его рукой.
        - Похоже, он в ужасе, - заметил Ведьмак. - Смотри! Вон еще один!
        Повизгивая точно так же, как первый, и поджав хвост, мимо пронесся второй пес. Потом еще два и сразу следом за ними пятый. Ни один не обратил на нас ни малейшего внимания, все мчались вниз по раскисшей от дождя тропе.
        - Что произошло? - спросил я.
        - Думаю, совсем скоро мы это выясним, - ответил Ведьмак. - Идем дальше.
        Дождь перестал. Вскоре мы добрались до озера. Оно оказалось довольно большим, гладь воды морщил лишь впадающий в него неподалеку пенистый поток. Он нес в озеро мелкие прутья, крупные ветки, а иногда даже обломки бревен.
        Внезапно с громким плеском в воду плюхнулось что-то более крупное, ушло на глубину, но тут же вынырнуло шагах в тридцати от места впадения ручья и медленно заскользило к западному берегу озера. Больше всего это что-то было похожее на человеческое тело.
        Я бросился к воде. Неужели это Алиса? Я готов был нырнуть в озеро, но Ведьмак удержал меня, схватив за плечо.
        - Это не Алиса, - мягко сказал он. - Тело слишком большое. Кроме того, мне кажется, она снова призвала Лихо - иначе почему он так неожиданно исчез из хижины? А с его помощью она кого хочешь одолеет. Давай-ка обойдем озеро и посмотрим, что там такое.
        Спустя несколько минут ходьбы вдоль извилистого края озера мы уже стояли на его западном берегу под ветвями платана, подошвами утопая в опавшей листве. Тело в воде медленно двигалось в нашу сторону. Я от всей души надеялся, что Ведьмак прав и это не Алиса, однако в сумеречном свете раннего утра как следует что-либо разглядеть не получалось. А если это не она, то кто?
        Меня охватил страх, но ничего другого, кроме как ждать, пока небо посветлеет и тело подплывет поближе, не оставалось.
        Наконец облака медленно разошлись и стало достаточно светло, чтобы мы могли рассмотреть мертвеца и узнать его.
        Это был квизитор.
        Я недоуменно смотрел на тело. Оно плыло на спине, над поверхностью воды виднелась лишь голова. Рот и глаза были широко раскрыты, на бледном лице застыло выражение ужаса. Казалось, в нем не осталось ни кровинки.
        - В свое время он утопил много ни в чем не повинных людей, - сказал Ведьмак. - Бедных, старых и одиноких. Тех, кто тяжко трудился всю свою жизнь и на старости лет заслуживал немного покоя и уважения. А теперь настал его черед. Уж он-то точно заслужил такой конец.
        Я знал, что все эти разговоры о том, будто ведьмы после смерти всплывают, а невинные тонут, - глупые суеверия, и все же меня не покидало странное ощущение. Квизитор всплыл, а ни в чем не повинная тетя Алисы утонула…
        - Это Алиса убила его? - спросил я. Ведьмак кивнул:
        - Да, парень, можно и так сказать, хотя, в общем-то, все сделал Лихо. Теперь она уже дважды обращалась к нему. Значит, его власть над ней будет возрастать и Лихо может видеть все, что видит она.
        - Может, нам лучше поторопиться? - Я в тревоге посмотрел туда, где на другой стороне озера в него впадал ручей. Совсем рядом с тропой. - Разве люди квизитора не могут спустить сюда?
        - В конце концов наверняка спустятся - когда опомнятся. Но думаю, что это произойдет не так уж скоро. Нет, прежде сюда доберется кое-кто другой, и, если я не ошибаюсь, она уже рядом…
        Проследив за взглядом Ведьмака, я рассмотрел маленькую фигурку. Она на мгновение замерла на тропе, глядя на падающую в озеро воду. Потом, увидев нас, Алиса пошла вдоль берега в нашу сторону.
        - Помни, - предостерег меня Ведьмак, - теперь Лихо видит ее глазами. Он стал сильнее и попытается нащупать все наши слабые места. Будь крайне осторожен и в словах, и в делах.
        Сначала я хотел крикнуть Алисе, чтобы она убегала, пока не поздно: кто знает, что Ведьмак способен с ней сотворить? Однако внезапно я испытал отчаянный страх перед ней. Но что я мог сделать? В глубине души я понимал, что Ведьмак - ее единственная надежда. Кто еще мог освободить ее из-под власти Лиха?
        Алиса остановилась у края воды, так что я оказался между ней и Ведьмаком. Она все вглядывалась в тело квизитора, и на ее лице проступало смешанное выражение ужаса и торжества.
        - Смотри-смотри, девочка, - сказал Ведьмак. - Смотри на дело своих рук. Ну как, оно того стоило?
        Алиса кивнула.
        - Он получил по заслугам, - твердо ответила она.
        - Да, но какой ценой? Ты все дальше и дальше погружаешься во тьму. Призови Лихо еще раз - и ты пропала навсегда.
        Алиса не отвечала. Мы долго простояли в молчании, просто глядя на воду.
        - Что ж, парень, - заговорил наконец Ведьмак, - пойдем дальше. Пусть другие разбираются с этим мертвецом, а у нас своя работа. Что до тебя, девочка, то ты пойдешь с нами - если понимаешь, что для тебя лучше. И будешь слушаться меня во всем, потому что больше тебе надеяться не на кого. Другой возможности вырваться из-под власти Лиха у тебя не будет.
        Алиса подняла на него взгляд широко распахнутых глаз.
        - Ты понимаешь, какая опасность тебе угрожает? Хочешь освободиться? - спросил Ведьмак.
        Алиса кивнула.
        - Тогда иди сюда!
        Алиса послушно подошла к нему.
        - Теперь эта тварь будет все время держаться рядом с тобой, поэтому иди-ка ты с нами. Я предпочитаю хотя бы примерно представлять, где находится Лихо. Все лучше, чем если он станет шататься по всему Графству, наводя ужас на порядочных людей. Поэтому слушай меня внимательно - и, главное, слушайся. Сейчас важно, чтобы ты ничего не видела и не слышала, тогда Лихо не сможет ни о чем через тебя не узнать. Однако ты должна согласиться на это добровольно. Если хоть немного смошенничаешь, нам придется очень туго.
        Ведьмак открыл свой мешок и принялся рыться в его содержимом.
        - Этим я завяжу тебе глаза. - Он вытащил по лоску черной ткани. - Согласна?
        Алиса кивнула. Ведьмак протянул к ней левую ладонь:
        - А это видишь? Восковые затычки для ушей.
        В каждой затычке был утоплен маленький серебряный гвоздик - чтобы легче вытаскивать ее из уха.
        Алиса с сомнением поглядела на них, но покорно наклоняла голову, пока Ведьмак бережно вставлял ей в уши затычки и крепко завязывал глаза.
        Потом мы тронулись в путь. Ведьмак вел Алису, придерживая ее за локоть. Я от всей души надеялся, что мы никого не встретим. Что люди подумают, увидев нас? Уж точно не обрадуются встрече…

        Глава 19
        Каменные могилы

        Наступил день, а при свете встречи с Лихом мы могли не бояться: как и почти все создания тьмы, с восходом он укрылся под землей. И теперь, лишившись возможности видеть глазами Алисы и слышать наши разговоры, он не будет точно знать, где мы.
        Я думал, нам предстоит долгое путешествие, и спрашивал себя, успеем ли мы добраться до Хейсхема до темноты. Однако, к моему удивлению, Ведьмак привел нас к большой ферме. Мы в ожидании остановились у ворот. Пока фермер, хромая и опираясь на палку, ковылял к нам, собаки лаяли так громко, что могли бы разбудить и мертвого. На лице старика застыло выражение тревоги.
        - Мне очень жаль, - прокаркал он. - Правда, но пока все по-прежнему. Я бы отдал, будь у меня хоть что-нибудь.
        Оказывается, пять лет назад Ведьмак избавил ферму этого человека от надоедливого домового, но до сих пор не получил причитающуюся ему плату. И теперь хотел, чтобы фермер расплатился с ним, но не деньгами.
        Спустя полчаса мы тряслись в повозке, которую тянул самый крупный конь из тех, что мне приходилось видеть. Правил повозкой сын фермера. Поначалу, правда, он недоуменно уставился на Алису и ее завязанные глаза.
        - Хватит таращиться на девчонку, занимайся лучше своим делом! - рявкнул на него Ведьмак, и парень тут же отвел взгляд.
        Похоже, он радовался, что везет нас, что на несколько часов сумел улизнуть от надоевшей домашней работы. Вскоре, двигаясь окольными дорогами, мы уже объезжали Кастер с востока. Чтобы никто, с кем мы могли встретиться на пути, не увидел Алису, Ведьмак велел ей лечь на дно повозки и прикрыл соломой.
        Конь, без сомнения, привык к тяжкому труду и с такой легкой ношей, как мы, несся во весь опор. В отдалении уже можно было разглядеть город Кастер и его замок. Там, после долгого судебного расследования, погибло множество ведьм, только их не сжигали, а вешали. Поэтому, как сказал бы отец с его моряцкими словечками, мы обошли город на всех парусах, оставили его позади, проехали по мосту через реку Лун и двинулись в направлении Хейсхема.
        Парню с фермы было велено дожидаться на окраине деревни.
        - Мы вернемся на рассвете, - сказал Ведьмак. - Не волнуйся, я позабочусь, чтобы ты не пожалел о по траченном времени.
        По узкой тропе мы поднялись на гору, к старой церкви. Погост остался справа от нас. Здесь, на подветренной стороне, высокие деревья осеняли древние могилы, все было спокойно и тихо. Однако на самом верху утеса дул сильный ветер, и в воздухе ощущался привкус моря. Перед нами громоздились развалины маленькой каменной часовни - уцелели всего три стены. Внизу раскинулась бухта. Был прилив, и прибрежная полоска песка почти полностью скрылась под водой. В отдалении волны бились о небольшой скалистый мыс.
        - Западное побережье по большей части равнина, - сказал Ведьмак, - а этот утес - самая высокая точка Графства. Говорят, именно тут когда-то впервые высадились люди. Они плыли из какой-то страны далеко на западе, и их судно напоролось вон на те скалы внизу. Эту часовню построили их потомки. А вот такого…
        Я проследил за движением его руки и увидел каменные могилы.
        - …во всем Графстве нигде больше нет, - за кончил Ведьмак.
        Прямо на краю крутого обрыва в каменном пласту были вырезаны шесть каменных саркофагов в форме человеческого тела. Все разных размеров, слегка отличающиеся по форме, но все небольшие, словно рассчитанные на детей. Ничего удивительного, ведь они предназначались для людей маленького народца. Для шести сыновей короля Хейса.
        Ведьмак опустился на колени рядом с ближайшей могилой и провел пальцем по краю квадратного углубления в ее изголовье - точно такие же были на всех остальных могилах. Его ладонь полностью закрыла углубление.
        - Интересно, для чего это? - пробормотал он себе под нос.
        Теперь, приглядевшись внимательнее, я увидел, что могилы не так малы, как показалось вначале.
        - Какого роста был маленький народец? - спросил я.
        Вместо ответа Ведьмак открыл мешок, достал оттуда сложенный мерный шест, развернул его и измерил могилу.
        - Эта около пяти футов, - сообщил он, - а в ширину около тринадцати с половиной дюймов. Обычно маленький народец хоронил вместе со своими покойниками кое-какие принадлежности, которые мог ли пригодиться им в другой жизни. Мало кто был ростом выше пяти футов, многие были гораздо ниже. Но каждое новое поколение становилось все крупнее, поскольку браки между ними и захватчиками из-за моря были обычным явлением. Поэтому нельзя считать, что маленький народец вымер. Их кровь течет и в наших жилах.
        Ведьмак повернулся к Алисе и, к моему удивлению, развязал ей глаза, вынул ушные затычки и убрал все это в свой мешок. Алиса заморгала, недоуменно оглядываясь. Вид у нее был не слишком довольный.
        - Мне здесь не нравится, - пожаловалась она. - Что-то не так. Тут есть что-то скверное.
        - В самом деле, девочка? - усмехнулся Ведьмак. - Пожалуй, это самое интересное, что ты сказала за весь день. И это весьма странно, потому что мне здесь как раз очень нравится. Что может быть лучше бодрящего морского воздуха!
        Лично мне воздух совсем не казался бодрящим. Ветер стих, с моря потянулись щупальца тумана, и стало заметно холоднее. Еще час - и совсем стемнеет. Я понял, что Алиса имела в виду. После заката от таких мест лучше держаться подальше. Я тоже ощущал присутствие чего-то, настроенного не слишком дружелюбно.
        - Тут неподалеку что-то прячется, - сообщил я Ведьмаку.
        - Давайте просто посидим здесь и подождем, пока оно свыкнется с нашим присутствием, - ответил он. - Не хотелось бы его спугнуть…
        - Это призрак Нейза? - спросил я.
        - Надеюсь, что да, парень. Поживем - увидим. Нужно всего лишь проявить немного терпения.
        Мы уселись на травянистом склоне. День медленно угасал, и мною все сильнее овладевала тревога.
        - А что будет, когда совсем стемнеет? - спросил я. - Вдруг объявится Лихо? Теперь, когда вы сняли повязку с глаз Алисы, он узнает, где мы!
        - Здесь мы в безопасности, парень, - ответил Ведьмак. - Пожалуй, это единственное место в Графстве, куда он не сунется. Что-то тут произошло, и, если я не ошибаюсь, Лихо не подойдет к этому месту ближе чем на милю. Может, он и знает, где мы, да вот сделать ничего не может. Я прав, девочка?
        Алиса вздрогнула и кивнула.
        - Он пытается заговорить со мной, вот что он делает. Но его голос едва слышен, как бы издалека. Он не может проникнуть даже в мою голову.
        - На что я и рассчитывал, - сказал Ведьмак. - Значит, мы не зря проделали весь этот путь.
        - Он хочет, чтобы я убралась отсюда. Хочет, чтобы я пошла к нему…
        - А ты хочешь этого?
        Алиса снова вздрогнула и покачала головой.
        - Рад за тебя, девочка, поскольку, как я уже сказал, после третьего раза тебя уже никто не спасет. Где он сейчас?
        - Глубоко под землей. В темной, сырой пещере. Нашел там какие-то кости, но их мало, а он очень голоден.
        - Отлично! Теперь самое время заняться делом, - сказал Ведьмак. - Вы оба спрячьтесь где-нибудь в этих развалинах. - Ведьмак кивнул на разрушенную часовню. - Попытайтесь немного поспать, а я останусь тут и буду ждать.
        Мы не стали спорить и устроились на траве в развалинах часовни. Поскольку одна стена у нее отсутствовала, мы могли видеть и Ведьмака, и могилы. Я думал, он тоже сядет, но он остался стоять, левой рукой опираясь на посох.
        Я устал и уснул довольно быстро, однако вскоре внезапно проснулся, потому что Алиса трясла меня за плечо.
        - Что случилось?
        - Он только впустую тратит там время. - Алиса кивнула туда, где среди могил, скрючившись, сидел Ведьмак. - Здесь что-то есть, но оно вон там, ближе к ограде.
        - Ты уверена? Алиса кивнула:
        - Иди сам скажи ему. Он будет недоволен, если я стану давать ему советы.
        Я подошел к Ведьмаку и окликнул его:
        - Мистер Грегори!
        Он не двигался, и я подумал, что он уснул. Однако он медленно встал и повернулся ко мне, но только верхней частью туловища, оставив ноги на месте.
        Звездный свет, лившийся с неба сквозь дыры в облаках, не позволял разглядеть лицо Ведьмака, я видел лишь темную тень под капюшоном.
        - Алиса говорит, у ограды что-то есть, - сказал я.
        - Вот, значит, как - пробормотал он. - Ну, пошли посмотрим.
        Мы зашагали в сторону ограды. Рядом с ней холод ощущался еще сильнее, и я понял, что Алиса права. Там притаился какой-то дух.
        Ведьмак ткнул рукой себе под ноги, а потом неожиданно опустился на колени и начал выдирать из земли длинную траву. Я тут же кинулся помогать ему. Вскоре обнаружились еще две каменные могилы, одна длиной футов пять, а вторая примерно вдвое короче. Самая маленькая из всех.
        - В жилах того, кто здесь похоронен, текла чистейшая древняя кровь, - сказал Ведьмак. - Именно она дает силу. Это как раз то, что мы ищем. При зрак Нейза придет! А теперь возвращайся обратно, парень, держись отсюда подальше.
        - Мне нельзя остаться и послушать? - спросил я. Ведьмак покачал головой.
        - Вы мне не доверяете?
        - А ты сам себе доверяешь? - ответил он во просом на вопрос. - Ну-ка спроси себя! Начать с того, что Нейз наверняка предпочтет встретиться лишь с одним из нас. Но главное - Лихо умеет читать мысли, и потому лучше тебе ничего не слышать. Ты ведь не настолько силен, чтобы помешать ему копаться у тебя в голове. Нельзя, чтобы он узнал, что мы тут обнаружили, что у нас есть план, что нам известно его слабое место. Можешь ли ты быть уверен, что ничего не выдашь, если он проникнет в твои сны и мысли?
        Нет, конечно, такой уверенности у меня не было.
        - Ты храбрый малый, самый храбрый из всех моих учеников. И все же ты всего лишь ученик, не более того, и не стоит забывать об этом. Так что давай иди отсюда! - И Ведьмак взмахом руки отослал меня прочь.
        Я не стал спорить и припустил к развалинам часовни. Алиса спала, и я сел рядом с ней, но никак не мог успокоиться - уж очень хотелось знать, о чем расскажет призрак Нейза. Предостережение Ведьмака о том, что Лихо может проникнуть в мои сны и мысли, не слишком меня беспокоило. Здесь ему до нас не добраться, а если Ведьмак выяснит все, что нужно, еще до наступления завтрашней ночи с Лихом будет покончено.
        Так что я выбрался из развалин и прокрался вдоль стены поближе к Ведьмаку. Это был не первый случай, когда я ослушался учителя, но уж точно первый, когда на карту так много было поставлено. Я сел, прислонившись спиной к стене, и замер в ожидании. Оно оказалось не слишком долгим. Даже на таком расстоянии я почувствовал сильный холод и не смог сдержать дрожь. Приближался кто-то из усопших - но был ли это призрак Нейза?
        Над меньшей из двух могил начало формироваться что-то мерцающее. По форме оно походило на светящуюся колонну, едва достающую Ведьмаку до колен. И он сразу же заговорил. Кругом стояла мертвая тишина, и, хотя Ведьмак понизил голос, я слышал каждое слово.
        - Говори! - сказал он. - Говори, я приказываю тебе!
        - Оставь меня в покое! - прозвучало в ответ.
        Хотя Нейз умер в расцвете сил, казалось, что говорит очень старый человек. Голос был ворчливый, дребезжащий и бесконечно усталый. Однако это вовсе не означало, что это не его призрак. По словам Ведьмака, призраки разговаривают совсем не так, как люди при жизни. Они проникают прямо в наш мозг. Именно поэтому мы в состоянии понять даже того, кто жил много-много лет назад и разговаривал на другом языке.
        - Меня зовут Джон Грегори, и я седьмой сын седьмого сына. - Теперь Ведьмак повысил голос. - Я должен завершить то, что следовало сделать давным-давно, чтобы положить конец злодеяниям Лиха и дать тебе возможность упокоиться с миром. Но для этого мне нужно кое-что выяснить. Прежде всего назови свое имя!
        Последовала долгая пауза, и я уже решил, что призрак не станет отвечать. Но он заговорил:
        - Я Нейз, седьмой сын Хейса. Что ты хочешь узнать?
        - Настало время покончить с этим раз и навсегда, - сказал Ведьмак. - Лихо на свободе, скоро вернет себе прежнюю силу и будет угрожать всей стране. Его нужно уничтожить. Расскажи, как тебе удалось связать его в катакомбах. Как его можно убить?
        - А ты достаточно силен, - продребезжал Нейз, - чтобы закрыть свой разум и не позволить Лиху читать мысли?
        - Да, это я смогу, - ответил Ведьмак.
        - Тогда, может быть, есть надежда. Я расскажу тебе, как я связал его. Для начала заключил с Лихом сделку. Он мог трижды напиться моей крови - и трижды должен был мне повиноваться. В самой глубине катакомб Пристауна есть склеп с урнами, в которых находится прах наших древних усопших, тех, от кого пошел наш народ.
        Именно туда я каждый раз вызывал Лихо и давал ему напиться своей крови.
        В первый раз я потребовал, чтобы он никогда больше не возвращался к этому кургану, держался на приличном расстоянии от места, где похоронены мои отец и братья. Я хотел, чтобы они покоились с миром. Лихо застонал от огорчения, потому что любил отлеживаться здесь в дневное время, высасывая из костей мертвецов последние сохранившиеся в них воспоминания. Однако сделка есть сделка, и он вынужден был подчиниться. Вызвав Лихо во второй раз, я отослал его на край света в поисках некоего знания, с тем чтобы он вернулся через месяц и один день. Именно столько времени мне было нужно.
        Мои люди приступили к работе, сооружая и подгоняя Серебряные врата. Но, даже вернувшись, Лихо не узнал об этом, потому что у меня хватало сил скрывать от него свои мысли.
        Дав ему напиться крови в третий раз, я громким голосом объявил, что от него потребуется. «Ты будешь привязан к этому месту! - сказал я. - Заточен в катакомбах. Но, как ты ни мерзок, я не могу оставить тебя хотя бы без проблеска надежды на возможность выбраться отсюда, и поэтому я построил Серебряные врата. Если кто-нибудь когда-нибудь окажется настолько глуп, чтобы открыть их в твоем присутствии, ты сможешь выбраться на свободу. Однако если впоследствии ты по какой-то причине снова вернешься сюда, то это будет уже навсегда!»
        Вот так излишняя мягкость стала причиной того, что я не связал его сразу же на веки вечные, о чем потом сожалел всю свою жизнь. Некоторые расценивают это качество как слабость - и в данном случае они правы. Потому что я даже Лихо не смог обречь на вечное заточение, не оставив ему хотя бы крошечной лазейки для бегства.
        - Ты сделал великое дело, - заявил Ведьмак, - и теперь я смогу довести его до конца. Если бы только удалось снова заманить его обратно! Тогда он навсегда оказался бы привязан к катакомбам. И все же это лишь начало. Как его можно убить? Это тебе известно? Теперь он настолько полон злобы, что мало просто его связать - его необходимо уничтожить.
        - Во-первых, он должен обрести плоть. Во-вторых, нужно заманить его в катакомбы. И в-третьих - пронзить его сердце серебром. Только при выполнении всех этих трех условий он умрет. Однако тот, кто попытается сделать это, сильно рискует. Смертные муки Лиха будут сопровождаться таким мощным выбросом энергии, что его убийца почти наверняка погибнет и сам.
        Ведьмак тяжело вздохнул:
        - Благодарю за все, о чем ты мне рассказал. Это будет трудно, но дело должно быть сделано любой ценой. Ты выполнил свое предначертание. Покойся с миром. Пересеки черту и уйди.
        В ответ призрак Нейза застонал так горестно, что у меня на голове зашевелились волосы. Это был стон, исполненный муки.
        - Для меня не может быть мира и покоя, пока Лихо жив…
        С этими словами маленькая светящаяся колонна растаяла. Не задерживаясь ни на минуту, я пополз вдоль стены обратно в развалины. Вскоре туда пришел и Ведьмак, улегся на траву и закрыл глаза.
        - Мне нужно многое обдумать, - прошептал он. Я промолчал, потому что меня вдруг пронзило острое чувство вины из-за того, что я подслушал его разговор с Нейзом. Теперь мне слишком многое было известно, но если я признаюсь, учитель прогонит меня и я окажусь один на один с Лихом.
        - С первым светом я все объясню, - все так же шепотом сказал Ведьмак, - а сейчас нужно немного поспать. Все равно это небезопасно - уходить от сюда до восхода солнца.

        К своему удивлению, спал я хорошо и проснулся незадолго до рассвета от странного скребущего звука. Оказывается, Ведьмак точил выкидной клинок посоха о точильный камень, который всегда носил в своем мешке. Трудился он методично, время от времени проверяя лезвие пальцем.
        Наконец послышался щелчок - по-видимому, оставшись доволен, Ведьмак убрал клинок в посох.
        Я встал, потягивая затекшие ноги. Ведьмак взял мешок и снова принялся в нем рыться.
        - Теперь я точно знаю, что делать, - сказал он. - Мы можем одолеть Лихо. Однако никогда в жизни у меня не было задачи труднее. Если у меня не получится, тяжко придется всем.
        - Что нужно сделать?
        До чего же погано я себя чувствовал, спрашивая Ведьмака о том, что уже и так знал! Не отвечая, он подошел к Алисе. Она сидела в сторонке, обхватив руками колени.
        Ведьмак завязал ей глаза и вставил в ухо одну из затычек.
        - Прежде чем я вставлю вторую, выслушай меня внимательно, девочка, потому что это важно, - сказал он. - Как я уже говорил тебе вчера вечером, ты должна делать что я велю, сразу же и без вопросов. Понимаешь?
        Алиса кивнула, и он вставил ей в ухо вторую затычку. Теперь Алиса снова не могла ни слышать, ни видеть, и Лихо не узнает, что мы собираемся делать или куда направляемся. Если только не сумеет проникнуть в мои мысли. Мною снова овладело сильное беспокойство. Я слишком много знал!
        Ведьмак повернулся ко мне:
        - Теперь я скажу кое-что, что тебе не понравится. Мы должны вернуться в Пристаун. Точнее, в катакомбы.
        Он резко развернулся, сжал локоть Алисы и повел ее туда, где нас ждал парень с фермы.
        - Нам нужно в Пристаун, да побыстрее, - сказал ему Ведьмак.
        - Ничего не знаю, - ответил тот. - Мой старик ждет меня к полудню. Дома полно работы.
        Ведьмак протянул ему серебряную монету:
        - Вот, возьми. Доставь нас на место до темноты - и получишь вторую. Не думаю, что твой отец будет против. Он знает цену деньгам.
        Уложив Алису у нас в ногах, Ведьмак снова укрыл ее от посторонних глаз соломой, и вскоре мы уже были в пути. Опять объехали Кастер стороной, но потом свернули не к холмам, а к большой дороге, ведущей прямо в Пристаун.
        - А это не опасно - возвращаться туда при свете дня? - нервничая, спросил я. На дороге было полно и повозок, и пеших людей. - Что, если нас заметят люди квизитора?
        - Риск, конечно, есть, - ответил Ведьмак, - но те, кто вместе с квизитором охотился на нас, сейчас, скорее всего, заняты доставкой тела. Они наверняка повезут его в Пристаун, чтобы там похоронить, но доберутся туда не раньше завтрашнего дня. К тому времени все будет кончено, и мы уже покинем город. Вдобавок скоро разразится гроза, и все здравомыслящие люди будут сидеть по домам.
        Я взглянул наверх. На южной части небосклона начинали скопляться облака, но ничего угрожающего я в них не заметил, о чем и сказал Ведьмаку.
        - Тебе еще предстоит многому научиться, парень, - ответил он. - Это будет такая сильная гроза, каких тебе, наверно, и видеть не доводилось.
        - А я-то думал, что после всех этих дождей нам причитается хоть несколько дней хорошей погоды.
        - Не сомневайся, так оно и будет, но это уж никак не обычная гроза. Если я не ошибаюсь, ее вызвал Лихо - как и тот ветер, который обрушился на мой дом. Еще один признак того, насколько он стал могуществен. Он учинит эту грозу, чтобы продемонстрировать свой гнев и разочарование из-за того, что лишен возможности использовать Алису по своему желанию. Ну, а нам это на руку. Он будет слишком занят, чтобы беспокоиться из-за нас с тобой. Заодно мы сможем беспрепятственно проникнуть в город.
        - Зачем мы должны идти в катакомбы - чтобы убить Лихо? - спросил я, всей душой надеясь услышать от Ведьмака то, что уже и без того знал. Тогда мне не нужно было бы больше притворяться.
        - Это на случай, если я не смогу уничтожить его, парень. По крайней мере, Лихо снова окажется за Серебряными вратами, и на этот раз уже навсегда. Так сказал призрак Нейза. Все вернется к тому, что было раньше. Ну хватит вопросов. Мне нужно обдумать, как действовать…
        Больше мы не обменялись ни словом до самых окраин Пристауна. К этому времени небо почернело, почти прямо над головой сверкали молнии и грохотали раскаты грома. Дождь лил как из ведра, одежда промокла, и я чувствовал себя очень неуютно. И еще мне было жаль Алису - она по-прежнему лежала на дне повозки, воды в которой набралось почти на дюйм. Наверно, это очень неприятно - ничего не видеть, не слышать и не знать, где находишься и когда закончится поездка.
        Моя же поездка закончилась гораздо раньше, чем я ожидал. На окраине Пристауна, на последнем перекрестке, Ведьмак велел парню с фермы остановить повозку.
        - Ты слезешь здесь, - сказал он, сурово глядя на меня.
        Я изумленно уставился на него. С кончика его носа на бороду стекали капли дождя, но он, не мигая, сердито смотрел на меня.
        - Я хочу, чтобы ты вернулся в Чипенден. - Ведьмак кивнул в сторону узкой дороги, тянущейся примерно на северо-восток. - Сразу же отправляйся на кухню и скажи домовому, что я, может быть, не вернусь. Передай ему, что в этом случае он должен исполнять свои обязанности до тех пор, пока ты не закончишь ученичество и не сможешь вступить во владение домом.
        Потом иди к северу от Кастера и найди там местного ведьмака, Билла Аркрайта. Он человек скучноватый, но достаточно честный и будет обучать тебя еще четыре-пять лет. Потом возвращайся в Чипенден и продолжи обучение. Не важно, что я не смогу больше понукать тебя, ты должен зарыться с головой во все дневники!
        - Что имеете в виду? Почему это вы можете не вернуться? - снова задал я вопрос, на который уже знал ответ.
        Ведьмак печально покачал головой:
        - Потому что существует один-единственный способ разделаться с Лихом, и, скорее всего, это будет стоить мне жизни. И боюсь, девочке тоже. Это тяжко, парень, но дело должно быть сделано. Может, когда-нибудь, через много лет, ты столкнешься с такой же нелегкой задачей, хотя я всей душой надеюсь, что нет. Тем не менее такое иногда случается. Мой учитель погиб, исполняя свой долг, а теперь настала моя очередь. История зачастую повторяется, и мы должны быть готовы пожертвовать своей жизнью. Такая уж у нас работа, и лучше тебе поскорее свыкнуться с этой мыслью.
        Может, эти настроения были порождены тем, что Ведьмак вспомнил о проклятии, спрашивал я себя. И еще: если он погибнет, то Алису некому будет защитить и она полностью окажется во власти Лиха.
        - А как же Алиса? - запротестовал я. - Вы ведь не сказали ей, что может произойти! Вы обманули ее!
        - Дело должно быть сделано. Девочка, скорее всего, зашла слишком далеко, и спасти ее невозможно. Так что все не так уж плохо. По крайней мере душа ее будет свободна. Все лучше, чем быть связанной с таким отвратительным созданием.
        - Пожалуйста, - умоляюще сказал я, - позвольте мне пойти с вами. Позвольте мне вам помочь!
        - Лучший способ помочь - делать то, что тебе сказано!
        Ведьмак нетерпеливо схватил меня за руку и грубо столкнул на землю. Я упал на колени, а когда поднялся, повозка уже удалялась, и Ведьмак даже не оглянулся.

        Глава 20
        Мамино письмо

        Я дождался, пока повозка почти исчезла из виду, и, всхлипывая, поплелся за ней. Я не знал, что собираюсь делать, но мысль о том, что должно случиться, была невыносима. Ведьмак, похоже, смирился с неизбежным, а бедная Алиса даже не знает, что ее ждет.
        Большого риска оказаться замеченным не было - дождь неистово поливал землю, и из-за черных облаков над головой стало темно почти как ночью. Однако Ведьмак был очень чутким и, подойди я слишком близко, мог тут же обнаружить меня. Поэтому я то бежал, то шел, держась в отдалении, но не теряя повозку из виду. Улицы Пристауна обезлюдели, и даже если повозка намного опережала меня, я продолжал слышать цоканье копыт и грохот колес по булыжной мостовой.
        Вскоре над крышами начал неясно вырисовываться шпиль из белого известняка, подтверждая, куда именно направлялся Ведьмак. Как я и предполагал, он ехал к дому с привидением, откуда через погреб можно проникнуть в катакомбы.
        В этот момент у меня возникло необыкновенно странное ощущение. Это не было уже знакомое ощущение холода, которым обычно сопровождается появление кого-то принадлежащего тьме. Нет, это было похоже на то, как если бы внутри головы появился крошечный ледяной осколок. Ничего подобного я никогда прежде не испытывал, но сразу понял, кто это, и каким-то образом сумел выкинуть из головы все мысли за мгновение до того, как Лихо заговорил.
        - Ага, наконец-то я нашел тебя!
        Я инстинктивно остановился и закрыл глаза. И хотя тут же вспомнил, что он не может видеть через них, продолжал стоять зажмурившись. Ведьмак рассказывал, что Лихо воспринимает мир не так, как мы. Пусть даже он в состоянии найти тебя - точно паук, связанный со своей жертвой шелковой нитью, - ему неведомо, где ты находишься. Поэтому нужно и дальше не открывать глаза. То, что я вижу, так или иначе будет просачиваться в мои мысли, а Лихо вскоре наверняка попытается проникнуть в них. И может догадаться, что я в Пристауне.
        - Где ты, парень? Говори, чего уж там. Рано или поздно, с трудностями или без них, ты все равно сделаешь это. Ты предпочитаешь…
        Осколок льда становился все больше, и вся голова как будто онемела. Я снова вспомнил нашу ферму и своего брата Джеймса - как он догнал меня той зимой и набил мне уши снегом.
        - Я возвращаюсь домой, - соврал я. - Хочу не много передохнуть.
        Говоря, я представлял себе, будто вхожу во двор фермы, откуда на горизонте сквозь мрак неясно вырисовывается холм Палача. Вот залаяли собаки, и я, расплескивая лужи и чувствуя, как дождь бьет в лицо, бреду к задней двери.
        - Где Старые Кости? Ну-ка отвечай! Куда он ушел с девчонкой?
        - Обратно в Чипенден. Хочет посадить Алису в яму. Я пытался отговорить его, но он не послушал. Он всегда так поступает с ведьмами.
        Я представил себе, как рывком открываю дверь и вхожу на кухню. Занавески задернуты, на столе в медном подсвечнике горит восковая свеча. Мама сидит в своем кресле-качалке. Увидев меня, она поднимает голову и улыбается.
        Миг - и Лихо исчез, а холод начал спадать. Я не помешал ему читать мои мысли, просто обманул его. Я сделал это! Однако вскоре мой восторг пошел на убыль. А вдруг он снова появится? Или, того хуже, нанесет визит моей семье?
        Я открыл глаза и со всех ног побежал к дому с привидением. Спустя несколько минут снова стали слышны звуки едущей повозки, и я вернулся к прежнему способу передвижения - то бегом, то шагом.
        Наконец повозка остановилась, но почти сразу же снова тронулась с места, и я нырнул в проулок. Молодой фермер, сгорбившись, сидел на козлах, и конь звонко цокал копытами по булыжной мостовой, подхлестываемый вожжами.
        Парень явно торопился домой, и я не мог осуждать его.
        Я выждал минут пять, давая возможность Ведьмаку и Алисе зайти в дом, а потом бросился бегом по улице и оказался во дворе. Как я и ожидал, Ведьмак запер заднюю дверь, но ключ Эндрю все еще был у меня, и через мгновение я уже стоял на кухне. Достал из кармана огарок свечи, зажег его и начал спускаться в катакомбы.
        Услышав где-то впереди вскрик, я догадался, что это: Ведьмак нес Алису через реку. Наверно, даже с повязкой на глазах и ушными затычками она чувствовала рядом бегущую воду.
        Вскоре я сам перебрался на другой берег и оказался у Серебряных врат. И как раз вовремя - Алиса и Ведьмак уже были по другую их сторону, и учитель стоял на коленях, собираясь запереть ворота.
        Ну и рассердился же он, когда я подбежал к нему!
        - Мне следовало догадаться, что так и будет! - сказал он звенящим от злости голосом. - Что, мать не научила тебя слушаться?
        Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что Ведьмак был прав, что он просто заботился о моей безопасности, но тогда я рванулся вперед и ухватился за створку ворот, не давая им закрыться. Какое-то время Ведьмак сопротивлялся, но потом просто отпустил створку и перелез на мою сторону, с посохом в руке.
        Я не знал, что сказать. В голове все перемешалось. Я понятия не имел, чего добивался, увязавшись за ними. И тут внезапно снова вспомнил о проклятии.
        - Я хочу помочь. Эндрю рассказал мне о проклятии: что вы умрете во мраке и рядом не будет ни одного друга. Алиса вам не друг, не то что я. Пока я здесь, все будет не так, как там сказано…
        Ведьмак вскинул посох над головой, точно собирался ударить меня. Он как будто стал выше ростом и теперь грозно нависал надо мной. Никогда я не видел его таким сердитым. А потом, к моему удивлению и ужасу, он опустил посох, сделал шаг вперед и влепил мне пощечину. Я отшатнулся, не в силах поверить в случившееся.
        Удар был не слишком силен, но от обиды слезы выступили у меня на глазах и побежали по щекам. Отец никогда не бил меня по лицу. Неужели Ведьмак и впрямь сделал это? Мне стало ужасно больно. Не в смысле физической боли, нет.
        Качая головой, он несколько мгновений пристально вглядывался в мое лицо с таким видом, словно я сильно разочаровал его. Потом снова прошел через ворота, закрыл и запер их за собой.
        - Делай что тебе сказано! - приказал он. - Ты не просто так пришел в этот мир, на то есть своя причина. Нельзя взять и наплевать на это ради того, что ты все равно не в силах изменить. Сделай это если не ради меня, то хотя бы ради своей мамы. Возвращайся в Чипенден, а потом отправляйся в Кастер. Она бы этого хотела. Сделай так, чтобы она могла гордиться тобой.
        С этими словами Ведьмак круто развернулся, взял Алису за локоть и повел ее в глубину туннеля. Я провожал их взглядом, пока они не свернули за угол и не исчезли из виду.

        Я простоял, наверно, полчаса или даже час, в оцепенении глядя на запертые ворота.
        Чего я ждал? Не знаю. Наконец все надежды растаяли, и я побрел обратно, понятия не имея, что собираюсь предпринять. Скорее всего, просто выполню приказание Ведьмака. Вернусь в Чипенден, а оттуда пойду в Кастер… Что еще мне оставалось? Однако я никак не мог выкинуть из головы эту пощечину. Расстаться в гневе и разочаровании, когда, может быть, мы уже больше не увидимся…
        Я пересек реку и спустя некоторое время поднялся по лестнице в погреб. Уселся на заплесневелый старый половик и попытался принять какое-нибудь решение. Внезапно я вспомнил про другой путь в катакомбы; воспользовавшись им, я оказался бы уже по ту сторону Серебряных врат. Люк, открывающийся в винный погреб, тот самый, через который сбежали несколько пленников! Удастся ли воспользоваться им незаметно? Вполне вероятно - если все сейчас собрались в соборе.
        Ну, допустим, я сумею проникнуть в катакомбы. Дальше-то что делать? Как помочь Ведьмаку? Вдруг получится, что я снова ослушался его и все впустую? Стоит ли подвергать свою жизнь опасности, если мой долг состоит в том, чтобы отправиться в Кастер и продолжить обучение? Как к такому решению отнеслась бы мама? Все эти вопросы кружились в голове, но ответов на них я не находил.
        Ни один выбор не казался мне абсолютно правильным. Однако Ведьмак всегда советовал мне доверять своему чутью, а оно просто кричало, что я должен предпринять еще одну попытку помочь. И тут внезапно я вспомнил о мамином письме. Сейчас дело обстояло в точности так, как она говорила: «Открой это письмо лишь в минуту крайней нужды. Доверяй своему чутью».
        Сейчас как раз и наступила «минута крайней нужды». Сильно нервничая, я вытащил конверт из кармана куртки, несколько мгновений просто смотрел на него, а потом надорвал, достал письмо и, наклонившись к свечке, прочел его.

        Дорогой Том.
        Для тебя настал час величайшей опасности. Я не рассчитывала, что это случится так скоро, и теперь все, что я могу сделать, это рассказать, с чем ты можешь столкнуться в зависимости от того, какое решение примешь.
        Многое мне не дано предвидеть, но одно не вызывает сомнений: твой учитель спустится в склеп в самой глубине катакомб и встретится там с Лихом, где между ними произойдет схватка не на жизнь, а на смерть. Ему придется использовать Алису, чтобы заманить туда Лихо. Он будет вынужден действовать таким образом, поскольку у него нет выбора - в отличие от тебя. Ты можешь тоже спуститься в этот склеп и попытаться помочь ему. Тогда из вас троих, встретившихся лицом к лицу с Лихом, двое покинут катакомбы живыми.
        Однако если сейчас ты просто уйдешь, то те двое внизу погибнут наверняка. И погибнут напрасно.
        Иногда в этой жизни приходится жертвовать собой ради блага других. Жаль, что мои предсказания не принесут тебе утешения. Будь сильным и делай то, что подсказывает тебе совесть. Какой бы выбор ты ни сделал, я всегда буду гордиться тобой.
        Мама

        Мне припомнились слова, сказанные Ведьмаком вскоре после начала моего ученичества; он произнес их с такой убежденностью, что они врезались в память: «Мы не верим в пророчества и в то, что будущее предопределено».
        Как сильно мне сейчас хотелось верить в то, что Ведьмак был прав, произнося их! Потому что, если права мама, то один из нас - Ведьмак, Алиса или я - умрет там внизу, во тьме. Однако письмо, которое я держал в руке, не оставляло сомнений в том, что будущее можно предвидеть. Иначе как мама узнала бы, что Ведьмак с Алисой спустятся в склеп и встретятся там лицом к лицу с Лихом? И как она могла так точно угадать, когда я прочту письмо?
        Чутье? Можно ли все объяснить им одним? Мне вдруг стало очень страшно, так страшно, как, пожалуй, еще не было за все мое ученичество у Ведьмака. Возникло ощущение, будто я нахожусь внутри ночного кошмара, где все предопределено заранее, и у меня нет никакого выбора. О каком выборе может идти речь, если предоставить Ведьмака и Алису самим себе означает обречь их на верную смерть?
        И существовала еще одна причина, почему я просто обязан был снова спуститься в катакомбы. Проклятие. Может, именно мысль о нем подтолкнула Ведьмака ударить меня? Потому что втайне он верил в него - и боялся? Еще и поэтому следовало попытаться ему помочь. Когда-то мама говорила, что он станет моим учителем и в конечном счете другом. Не знаю, можно ли считать, что это время наступило, но я-то определенно был ему другом. По крайней мере, по сравнению с Алисой. И Ведьмак нуждался во мне!

        Когда я вышел со двора и оказался в проулке, дождь по-прежнему шел, но на небе больше не клубились жуткие тучи. Похоже, гроза еще не кончилась, но над Пристауном образовалось место, которое мой отец назвал бы «оком урагана». В эту минуту относительного затишья до меня донесся звон соборного колокола. Это был не похоронный звон, который я слышал из дома Эндрю, когда кто-то из священников покончил жизнь самоубийством. Это были ясные, полные надежды звуки, созывающие паству на вечернюю службу.
        Я ждал в проулке, прислонившись к стене, чтобы хоть немного укрыться от дождя. Не знаю, зачем я это делал - ведь я уже насквозь промок. Наконец колокол перестал звонить. По-видимому, теперь все собрались в соборе и путь свободен.
        Я медленно двинулся дальше, свернул за угол и зашагал к воротам. Уже темнело, да еще и плотные облака громоздились над головой, но потом внезапно полыхнула молния, и в ее свете я увидел, что площадь перед кафедральным собором пуста. Полнеба заслонял темный силуэт здания с его большими контрфорсами и высокими стрельчатыми окнами, за которыми трепетал свет свечей. В левом от входа окне разноцветными стеклами было выложено изображение святого Георгия в доспехах, с мечом и щитом, на котором был изображен красный крест. В правом окне был святой Петр, стоящий перед рыбацкой лодкой, а в центре, прямо над входом, - вырезанное из камня изображение злобного Лиха: голова горгульи, уставившаяся, казалось, прямо на меня.
        Изображение святого, в честь которого меня назвали, здесь отсутствовало. Фома Неверующий. Он всегда сомневался. Не знаю, кто именно, отец или мама, выбирал для меня имя, но оно оказалось очень к месту. Я тоже был неверующим - то есть не разделял веру церкви. И когда-нибудь меня похоронят за оградой кладбища, не на нем. Кости ведьмака не могут покоиться в освященной земле. Однако меня это ничуть не тревожило. Как часто повторял Ведьмак, священники ничего не понимают.
        Из собора доносилось пение. Скорее всего, тот самый хор, который мне довелось услышать после разговора с отцом Кэрнсом в его исповедальне. На мгновение я позавидовал прихожанам. Религия дает им возможность верить во что-то сообща. Быть в соборе вместе со всеми этими людьми легче, чем в одиночку спускаться в сырые, промозглые катакомбы.
        Я пересек двор и пошел по усыпанной гравием тропе, тянущейся параллельно северной стене церкви. И, едва не высунувшись из-за угла, почувствовал, как сердце подскочило в груди. Около люка кто-то сидел, прислонившись к стене, чтобы укрыться от дождя. На боку у человека висела тяжелая деревянная дубинка. Ясное дело, это один из церковных караульных.
        Я едва не застонал вслух. Это следовало предвидеть. После бегства пленников в церкви должны были усилить охрану… Тем более что в их погребе полно вина и пива.
        Охваченный отчаянием, я был почти готов сдаться, но только собрался повернуться и на цыпочках сбежать, как до меня донесся какой-то звук. Я замер, вслушиваясь. Никакой ошибки, это определенно храп. Караульный спал! Вот это да! И как можно спать, когда бушует гроза и грохочет гром?
        Не смея поверить в свою удачу, я очень, очень медленно подошел к люку, стараясь не скрипеть подошвами по гравию и страшно волнуясь, как бы караульный не проснулся.
        Оказавшись рядом, я, однако, слегка успокоился. Рядом с ним валялись две пустые винные бутылки. Караульный, скорее всего, пьян в стельку и вряд ли проснется в ближайшее время. И все же рисковать не стоило, поэтому я действовал очень осторожно. Опустился на колени, беззвучно вставил ключ Эндрю в замок, открыл люк, проскользнул внутрь, встал на бочку и закрыл его за собой.
        С помощью трутницы, с которой я не расставался, мне без труда удалось зажечь огарок свечи. Теперь не придется пробираться в темноте на ощупь, но я по-прежнему не знал, как найти склеп.

        Глава 21
        Жертва

        Петляя между бочками и рядами полок с винными бутылками, я добрался до двери в катакомбы. По моим представлениям, до наступления ночи оставалось меньше четверти часа, поэтому следовало поторопиться. Я понимал, что, как только зайдет солнце, мой хозяин заставит Алису вызвать Лихо в последний раз.
        Потом Ведьмак постарается проткнуть его сердце серебряным клинком, но вряд ли у него будет больше одной попытки. В случае успеха высвободившаяся энергия, скорее всего, убьет его. В случае же неудачи… Это, конечно, очень смело с его стороны - быть готовым принести в жертву свою жизнь, но если он не одолеет Лихо с первого раза, то и Алиса умрет понапрасну.
        Поняв, что его обманули и что теперь он навсегда заперт за Серебряными вратами, Лихо придет в ярость. И за промашку Ведьмак поплатится и своей жизнью, и жизнью Алисы. Лихо размажет их тела по булыжнику.
        У подножия лестницы я остановился. Куда идти? И тут же мне припомнилась одна из поговорок отца: «Какая нога впереди, туда и иди».
        Сейчас у меня впереди была левая нога, и вместо того, чтобы углубиться в туннель прямо перед собой, тот самый, который вел к Серебряным вратам и реке позади них, я свернул влево. Это был узкий ход, по которому мог пройти лишь один человек; узкий, изогнутый и круто уходящий вниз, так что возникло чувство, будто я спускаюсь по спирали.
        Чем дальше я уходил вниз, тем холоднее становилось, и я понял, что это собираются призраки мертвых. Краем глаза я то и дело замечал их: духи маленького народца, крошечные фигурки, похожие на пятнышки света, вылетающие из стен туннеля и снова исчезающие в них. И я подозревал, что позади их гораздо больше. Возникло ощущение, будто они движутся следом за мной вниз, к склепу.
        Наконец впереди замерцал огонек свечи, и я вошел в склеп. Он оказался меньше, чем я ожидал: круглое помещение не больше двадцати шагов в диаметре. Поверху тянулась утопленная в скалу полка, на которой стояли большие каменные урны с прахом древних покойников. В центре потолка зияло круглое отверстие, похожее на дымоход, - темная дыра, куда не достигал свет свечи. Из этой дыры свешивались цепи и крюк.
        С каменного потолка капала вода, стены были покрыты зеленой слизью. Пахло гнилью и застоявшейся водой.
        Вдоль стены тянулась каменная скамья, и на ней, обеими руками опираясь на посох, сидел Ведьмак, а рядом с ним Алиса, все еще с повязкой на глазах и ушными затычками.
        При моем появлении он пристально посмотрел на меня, но не рассердился, а скорее опечалился.
        - Ты даже глупее, чем я думал, - сказал он, когда я подошел к нему. - Лучше уходи, пока есть возможность. Совсем скоро станет слишком поздно.
        Я покачал головой:
        - Пожалуйста, позвольте мне остаться. Я хочу помочь.
        Ведьмак тяжело вздохнул:
        - Твое присутствие может даже все испортить. Если Лихо поймет, где мы, он будет держаться подальше отсюда. Девочка не знает, где она, я смогу закрыть от него свой разум. А ты сможешь? Что, если он прочтет твои мысли?
        - Какое-то время назад Лихо уже пытался прочесть мои мысли. Хотел узнать, где вы. И где я. Однако я выстоял, и он ничего не узнал, - ответил я.
        - Как тебе это удалось? - внезапно охрипшим голосом спросил Ведьмак.
        - Я обманул его. Притворился, что возвращаюсь домой, и сказал, что вы на пути в Чипенден.
        - И он тебе поверил?
        - Похоже на то, - ответил я, внезапно усомнившись в этом.
        - Что ж, все выяснится достаточно скоро, как только мы его вызовем. А пока отойди немного в туннель, - более мягко сказал Ведьмак. - Оттуда ты сможешь все видеть. Если дело обернется скверно, может, у тебя даже будет крошечный шанс удрать. Иди, парень! Не торчи здесь. Время близится!
        Я так и сделал - на несколько шагов углубился в туннель. Сейчас солнце наверняка уже опустилось на горизонт, мир затопила мгла, и Лихо вот-вот покинет свое прибежище под землей. Будучи бесплотным, он может быстро летать по воздуху и проходить сквозь скалы. Как только Алиса вызовет его, он помчится прямо к ней, быстрее, чем ястреб со сложенными крыльями падает на свою жертву. Если план Ведьмака сработает, Лихо не догадается, где его ждет Алиса, - пока не окажется в склепе, а тогда будет уже слишком поздно. Однако мы-то тоже будем здесь, и, поняв, что его обманули, Лихо обрушит на нас всю свою ярость.
        Ведьмак встал, повернулся лицом к Алисе и долго стоял молча, склонив голову. Будь он священником, я подумал бы, что он молится. Потом он протянул руку к Алисе и вытащил восковую затычку из ее левого уха.
        - Вызывай Лихо! - закричал он так громко, что эхо его голоса раскатилось по склепу и туннелям. - Быстрее, девочка! Не мешкай!
        Алиса не произнесла ни слова и даже не шелохнулась - в этом не было нужды. Она просто мысленно пожелала, чтобы Лихо оказался здесь.
        Он появился без всякого предостережения. Только что все было спокойно, а в следующее мгновение нас обдало волной холода, и в склепе возник Лихо. Голова его была точь-в-точь как у горгульи над главным входом кафедрального собора: ощерившиеся зубы, торчащий между ними длинный язык, огромные собачьи уши и изогнутые рога. А ниже шеи он выглядел как большое черное клубящееся облако.
        У него уже достало сил вернуть себе первоначальный облик! Как Ведьмак мог надеяться одолеть его?
        Лихо замер. Взгляд темно-зеленых, расколотых вертикальной щелью глаз метался из стороны в сторону.
        Потом он осознал, где находится, и испустил прокатившийся по туннелю стон муки и страха, такой мощный, что я ощутил вибрацию сначала подошвами, а потом и каждой косточкой.
        - Снова связан, снова! И теперь уже навечно! - яростно прошипел он.
        Холод сделался таким нестерпимым, что я буквально заледенел.
        - Ну да, - сказал Ведьмак. - Теперь ты здесь, здесь и останешься, навсегда привязанный к этому проклятому месту!
        - Радуйся-радуйся, Старые Кости. И глотни воздуха в последний раз. Ты меня обманул, да, - но какой ценой? Что тебе это даст, кроме холода смерти? Ничего, - тебя ждет только вечная тьма, а я-то останусь здесь, и те, что наверху, по-прежнему покорные моей воле, будут исполнять все мои приказания. Поток свежей крови не оскудеет! Все твои труды пойдут прахом!
        Голова Лиха выросла в размерах, подбородок удлинился, загнулся вверх и почти слился с крючковатым носом. Темное облако кипело, формируя плоть. Стали видны шея и верхняя часть широких, мощных, мускулистых плеч, покрытых грубой зеленой чешуей.
        Я знал, чего ждет Ведьмак, - мгновения, когда грудь полностью проступит и он сможет нанести удар в сердце. Прямо у меня на глазах кипящее облако опустилось еще ниже, сформировав тело до уровня пояса.
        Однако, как выяснилось, я ошибся! Ведьмак не стал использовать свой клинок. Словно бы ниоткуда в его левой руке возникла серебряная цепь, и он вскинул руку, чтобы накинуть ее на Лихо.
        Мне уже приходилось видеть, как он это делает, когда он набрасывал цепь на Костлявую Лиззи. Тогда, образовав безупречную спираль, цепь упала на нее, прижав руки ведьмы к бокам. Лиззи рухнула на землю и могла только рычать - так плотно цепь обмоталась вокруг ее тела и туго зажала рот.
        Я не сомневался, что то же самое произойдет сейчас и настанет очередь Лиха беспомощно лежать на каменном полу. Однако в тот самый момент, когда Ведьмак готов был бросить серебряную цепь, Алиса неуверенно поднялась и сорвала с глаз повязку.
        По-моему, это получилось случайно, но тем не менее каким-то образом она оказалась между Ведьмаком и его целью. И помешала точному прицелу. Вместо того чтобы упасть на голову Лиху, цепь лишь задела его плечо. Он вскрикнул от боли, а цепь соскользнула на пол.
        Однако это был еще не конец. Ведьмак схватил посох и вскинул его над головой. Послышался щелчок - мерцая в свете свечи, освободился скрытый в посохе клинок. Тот самый, который он точил в Хейсхеме. Я однажды видел, как он орудует им, - во время схватки с Клыком, сыном старой ведьмы Мамаши Малкин.
        Ведьмак с силой нанес удар, целясь Лиху в сердце. Тот попытался увернуться, но это удалось ему лишь отчасти. Клинок пронзил левое плечо, и Лихо вскрикнул от боли. Алиса отшатнулась с выражением ужаса на лице, а Ведьмак снова вскинул посох, готовясь нанести второй удар. На его лице застыло мрачное, решительное выражение.
        И тут внезапно погасли обе свечи, погрузив во мрак и склеп, и туннель. Когда я с помощью трутницы торопливо зажег свой огарок, то увидел, что Ведьмак в склепе один. Лихо исчез! И Алиса тоже!
        - Где она? - Я бросился к Ведьмаку, но тот лишь с грустью покачал головой.
        - Стой где стоишь! - приказал он. - Это еще не конец!
        Он взглянул туда, где в темной дыре на потолке исчезали цепи. Они образовывали петлю, рядом с которой свисал еще один, свободный конец цепи; к нему, почти касаясь пола, крепился большой крюк. Это было что-то вроде натяжных блоков, которые такелажники используют, чтобы опустить камень на яму с домовым.
        Казалось, Ведьмак к чему-то прислушивался.
        - Он где-то наверху, - прошептал он.
        - В дымоходе?
        - Да, парень. Можно и так сказать. По крайней мере, иногда это отверстие использовали как дымоход. Даже спустя много лет после того, как Лихо был связан, а маленький народец вымер, на этом самом месте слабые и глупые люди приносили жертвы Лиху. Дым через дымоход поднимался в его берлогу наверху, а цепи использовали для того, чтобы поднять обгоревшее подношение. И с некоторыми из этих людей за все труды он потом расправлялся по-свойски - расплющивал их!
        Между тем что-то начало происходить - я почувствовал, как из дымохода потянуло холодом. Подняв глаза, я увидел, как оттуда медленно вытекает и заполняет верхнюю часть помещения что-то вроде дыма. Как будто здесь совершалось новое жертвоприношение!
        Но нет, это был не дым, а что-то гораздо более плотное. Что-то вроде воды, вроде черного водоворота, кружащегося над нашими головами. Спустя несколько мгновений он остановил свое движение и теперь напоминал полированную поверхность темного зеркала. В нем можно было разглядеть наши отражения: я, а рядом Ведьмак, вскинувший над головой посох с нацеленным вверх клинком и готовый нанести следующий удар.
        Дальше все произошло так быстро, что я толком не успел ничего разглядеть. Поверхность черного зеркала вспучилась в нашу сторону, оттуда что-то выскочило, и вот уже Ведьмак, распростершись на спине, лежит на полу. Он грохнулся со всей силой, посох отлетел в сторону и с треском раскололся на два неравных куска.
        В первый момент я замер в полном оцепенении - не в состоянии ни соображать, ни пошевелить хотя бы пальцем. Наконец, дрожа всем телом, я подошел к Ведьмаку - посмотреть, что с ним.
        Он лежал на спине, с закрытыми глазами, из носа стекала струйка крови. Дышал он ровно, глубоко, и я мягко встряхнул его, пытаясь разбудить. Никакой реакции. Я подобрал с пола обломок посоха - тот, из которого торчал клинок. Он был длиной с мое предплечье, я засунул его за пояс и встал у цепей, глядя вверх.
        Кто-то должен попытаться помочь Алисе, уничтожив демона раз и навсегда. А кто же, кроме меня, может это сделать? Я не хотел отдавать ее Лиху.
        Для начала я постарался опустошить свой разум - чтобы в нем не осталось ни единой мысли, которую мог бы прочесть Лихо. Ведьмак, наверно, учился этому не один год. А мне оставалось лишь попытаться сделать все, что в моих силах.
        Я стиснул конец свечи зубами и крепко обхватил руками свисающую цепь, стараясь по возможности не звенеть ею. Потом поставил ноги на крюк и зажал цепь коленями. По веревке я лазил хорошо, вряд ли по цепи окажется труднее.
        И стал со всей возможной быстротой карабкаться по холодной, жесткой цепи. Добравшись до слоя дыма, я сделал глубокий вдох, задержал дыхание и высунул голову во мрак. Ничего не было видно, и, хотя я не дышал, дым проникал и в рот, и в нос, а в горле возник едкий вкус, напомнивший о подгорелых сосисках.
        Внезапно голова вынырнула из дыма, и я подтягивался до тех пор, пока плечи и грудь не оказались над ним. Это была круглая комната, почти в точности такая же, как внизу, с одной лишь разницей - то, что там выглядело как дымоход, здесь напоминало уходящий вниз ствол шахты, и дым стлался в нижней половине комнаты.
        В противоположной стене во тьму уходил туннель, а на каменной скамье, точно такой же, как внизу, сидела Алиса. Дым доходил ей почти до колен. Левую руку она протянула Лиху. Мерзкий монстр склонился над ней, стоя на коленях в клубах дыма. Его изогнутая дугой обнаженная спина напоминала огромную зеленую жабу. Прямо у меня на глазах он сунул руку Алисы в свою огромную пасть. Девочка вскрикнула - Лихо начал у нее из-под ногтей высасывать кровь. Это был уже третий раз, когда он подкармливался кровью Алисы, и, когда он закончит, она полностью окажется в его власти!
        Я был холоден как лед, а мой разум пуст - никаких мыслей в голове. Подтянувшись еще выше, я слез с цепи на каменный пол. Лихо слишком увлекся, чтобы заметить мое присутствие. В этом отношении между ним и потрошителем из Хоршоу не было никакой разницы: когда он ел, то ничего вокруг не видел и не слышал.
        Я подошел поближе, вытащил из-за пояса обломок посоха Ведьмака и поднял его над головой, целясь клинком в зеленую чешуйчатую спину. От меня требовалось одно - с силой нанести удар и пронзить сердце Лиха. Сейчас он уже облекся плотью, и, значит, ему конец. Он умрет. Однако в тот самый миг, когда я уже напряг руку, мною овладел страх.
        Я понимал, что произойдет дальше. Высвободится такое огромное количество энергии, что я тоже погибну. Стану призраком, как бедняга Билли Бредли, который умер, когда домовой откусил ему пальцы. Он тоже был учеником Ведьмака, вполне успешным учеником, но теперь похоронен за оградой кладбища Лейтонской церкви. Эта мысль была невыносима.
        Мысль о смерти ужасала меня, и я затрепетал - сначала затряслись колени, потом дрожь распространилась по всему телу, и в конце концов ходуном заходила рука, сжимавшая посох.
        Лихо, по-видимому, почувствовал мой страх, потому что внезапно повернул голову. Пальцы Алисы все еще были у него во рту, по загнутому вверх подбородку стекала струйка крови. И тут, когда еще немного - и было бы поздно, мой страх просто взял и растаял. Я вдруг вспомнил, зачем оказался здесь, вспомнил слова из письма мамы: «Иногда в этой жизни приходится жертвовать собой ради блага других».
        Она предупреждала меня, что из нас троих живыми покинут катакомбы лишь двое, но я почему-то все время думал, что погибнет Ведьмак или Алиса, и только сейчас до меня дошло, что это могу быть я! Мне никогда не закончить ученичество, никогда не стать ведьмаком. Однако, пожертвовав сейчас своей жизнью, я спасу их обоих. Внезапно я совершенно успокоился. Просто принял свою судьбу, смирился с тем, что произойдет.
        Это случилось в самый последний миг, когда Лихо уже понял, что я намерен сделать. Однако вместо того чтобы расплющить меня на месте, он повернул голову к Алисе, и она ответила ему странной, таинственной улыбкой.
        Я со всей силой нанес удар, целясь в сердце. Клинок прошел сквозь плоть Лиха, будто ее и не было, но вдруг в глазах у меня задрожало и потемнело. Все тело с головы до ног затряслось крупной дрожью, так что я перестал быть хозяином своим мышцам. Свеча вывалилась изо рта, я почувствовал, что падаю. По всей видимости, я промахнулся и не попал Лиху в сердце!
        На мгновение мелькнула мысль, что я умираю. Все вокруг затопила тьма, но я сердцем чувствовал, что Лихо исчез. С трудом нашарив на полу свечу, я снова зажег ее, жестом велел Алисе молчать и прислушался к доносившимся из туннеля звукам. Впечатление было такое, что там убегал, шлепая лапами по полу, очень большой пес.
        Я снова засунул обломок посоха за пояс, достал из кармана куртки мамину серебряную цепь и намотал ее на левое запястье. Взял в правую руку свечу и без промедления ринулся в туннель.
        - Нет, Том, нет! Оставь его в покое! - закричала сзади Алиса. - С ним все кончено, ты можешь воз вращаться в Чипенден!
        Она бросилась ко мне, но я с силой оттолкнул ее, так что она едва не упала. Однако тут же выпрямилась и снова устремилась ко мне. Я вскинул левую руку, показав ей серебряную цепь:
        - Держись от меня подальше! Теперь ты принадлежишь Лиху. Если не уймешься, я свяжу и тебя!
        Теперь, после того как она в третий раз дала ему свою кровь, верить было нельзя ни единому слову Алисы. Ее могла освободить лишь его смерть.
        Я повернулся к ней спиной и быстро углубился в туннель. Впереди слышались звуки, которые издавал Лихо, сзади цокали по плитам каблучки остроносых туфель Алисы. Внезапно шлепанье впереди смолкло.
        Что такое? Лихо просто перенесся в другую часть катакомб? Я двинулся дальше, держась настороже, и тут заметил что-то впереди. Что-то на полу туннеля. Когда я подошел ближе, меня чуть не вырвало от ужаса.
        Там, на спине, лежал брат Питер. Раздавленный. Голова, правда, осталась цела, в широко раскрытых глазах застыло выражение ужаса. Однако, начиная от шеи вниз, тело было расплющено по камням.
        Это зрелище потрясло меня. За время своего ученичества я нагляделся всяких ужасов и видел мертвецов чаще, чем многие люди за всю жизнь. Однако это был первый случай, когда я видел мертвым человека, который мне нравился, - и вдобавок погибшего такой жуткой смертью!
        Я стоял, глядя как завороженный на останки брата Питера, и Лихо воспользовался моим замешательством, чтобы вынырнуть из мрака туннеля. На мгновение он остановился, злобно сверля меня взглядом. Зеленые, расколотые вертикальной черной щелью глаза мерцали в полумраке. Тяжелое мускулистое тело покрывали грубые черные волосы, в широко разинутой пасти сверкали острые желтые зубы. Что-то капало с длинного, загнутого вверх языка - это была не слюна, а кровь.
        Лихо стрелой метнулся вперед. Уже приготовившись бросить цепь, я услышал, как за спиной вскрикнула Алиса, и только тут понял, что целью его нападения был не я, а она!
        Я ничего не понимал. Угроза Лиху исходила от меня, не от Алисы. Почему он напал на нее?
        Не знаю, как я успел изменить направление броска. В саду Ведьмака мне удавалось набрасывать цепь на столб девять раз из десяти, но сейчас все было иначе. Лихо оттолкнулся и прыгнул, он был уже в воздухе и приближался невероятно быстро. Цепь взметнулась и тугой спиралью обвила тело демона. Мои тренировки не пропали даром - она упала очень точно. Лихо несколько раз перекувыркнулся, завывая и пытаясь освободиться.
        Теоретически сейчас он не мог ни вырваться, ни исчезнуть, ни изменить форму, но я не имел права рисковать. Нужно было пронзить ему сердце, и как можно быстрее. Я бросился вперед, на ходу выхватив из-за пояса обломок посоха, и, когда уже занес клинок над Лихом, он взглянул на меня. В его глазах полыхала ненависть, но не только. Еще там был страх, абсолютный ужас перед лицом смерти, перед провалом в ничто, в вечную пустоту. Внутри моей головы зазвучал его умоляющий голос:
        - Пощады! Пощады! Там нет ничего, кроме вечной тьмы! Ты этого хочешь, парень? Ты ведь тоже погибнешь!
        - Нет, Том, нет, не делай этого! - закричала у меня за спиной Алиса, вторя Лиху.
        Я не стал их слушать. Не имело значения, какую цену я заплачу за его гибель. Лихо извивался в хватке серебряных колец, и мне пришлось ударить дважды, прежде чем я попал в сердце.
        С третьим ударом он просто исчез, но до моих ушей донесся громкий вопль. Не знаю, кто кричал - Лихо, Алиса или я сам. А может, все трое.
        Я ощутил невероятной силы толчок в грудь и вслед за ним внезапную слабость. Потом все звуки исчезли, и я почувствовал, что погружаюсь во тьму.

        Если верить моему следующему ощущению, я стоял у края огромного водоема.
        Несмотря на его размеры, это было скорее озеро, чем море, поскольку, хотя в сторону берега дул приятный ветерок, вода оставалась спокойной и в ней словно в зеркале отражалось безоблачное голубое небо.
        От усыпанного золотистым песком берега то и дело отплывали маленькие лодки и устремлялись к расположенному невдалеке острову. На нем росли зеленые деревья, на просторных лугах под ветром качалась трава. Мне этот остров показался самым прекрасным местом в мире. Ничего похожего я в жизни не видел. На вершине холма среди деревьев стояло здание, похожее на замок, который мы видели, объезжая стороной Кастер. Однако здешний замок был выстроен не из холодного серого камня, а будто бы из радуги и испускал свет, лучи которого, словно солнце, согревали мне лоб.
        Я не дышал, но чувствовал себя спокойным и счастливым. Помню, у меня мелькнула мысль, что если я умер, то это приятно - быть мертвым. Я знал, что должен добраться до замка, и побежал к ближайшей лодке, торопясь успеть на борт. Заметив мое приближение, люди в ней повернули ко мне головы. И в тот же миг я понял, кто они такие. Они были маленькие, очень маленькие, с темными волосами и карими глазами. Маленький народец, вот кто это был! Сегантии!
        Они приветственно заулыбались, бросились ко мне и потащили к лодке. Никогда в жизни не чувствовал я себя таким счастливым, таким желанным, таким долгожданным. Казалось, мое появление несказанно их обрадовало. Всякое ощущение одиночества исчезло. Однако стоило мне оказаться рядом с лодкой, как я почувствовал, что в левое предплечье вцепилась чья-то холодная рука.
        Обернувшись, я никого не увидел, но руку сжимало все сильнее, и мне стало больно. В кожу вонзились острые ногти.
        Я попытался вырваться, забраться в лодку, и маленький народец помогал мне, однако какая-то невидимая сила все яростнее терзала мою руку, причиняя жгучую боль. Я закричал и сделал глубокий, мучительный вдох, отозвавшийся в глубине горла всхлипом. По всему телу побежали мурашки, и меня бросило в жар. Становилось все жарче и жарче, как будто я пылал изнутри.
        Я лежал на спине в полной темноте. Шел сильный дождь. Я чувствовал, как капли барабанят по опущенным векам, лбу и даже затекают в раскрытый рот. Сил открыть глаза не было, но будто издалека я слышал голос Ведьмака:
        - Оставь его в покое, девочка! Больше мы ничего не можем для него сделать!
        Я открыл глаза и увидел склонившуюся надо мной Алису, а позади нее темную стену кафедрального собора. Алиса сжимала мое левое предплечье, это ее ногти впивались в кожу. Склонившись надо мной, она шептала мне в ухо:
        - Ты не уйдешь так легко, Том. Возвращайся. Возвращайся к нам.
        Я снова сделал глубокий вдох. Ведьмак шагнул вперед, изумленно распахнув глаза. Когда он опустился рядом со мной на колени, Алиса встала и отошла в сторону.
        - Как ты себя чувствуешь, парень? - мягко спросил Ведьмак, помогая мне сесть. - Я решил, что ты умер. Клянусь, в твоем теле не было ни искры жизни, пока я выносил тебя из катакомб!
        - Лихо… мертв? - спросил я.
        - Мертв, парень, мертв. Ты прикончил его и при этом едва не погиб сам. Идти сможешь? Нам нужно убираться отсюда.
        За спиной Ведьмака все тем же пьяным сном спал караульный, рядом с ним валялись две пустые бутылки. Однако в любую минуту он мог проснуться.
        С помощью Ведьмака я ухитрился встать. Мы покинули владения собора и пошли по пустынным улицам.

        Поначалу я чувствовал слабость и даже дрожал, но по мере того, как мы удалялись от городских домов в глубь страны, у меня как будто прибавлялось сил. Спустя какое-то время я обернулся и посмотрел на Пристаун, раскинувшийся внизу - мы уже поднимались в холмы. Облака растаяли, взошла луна, и в ее свете шпиль собора, казалось, мерцал. Я остановился, вглядываясь:
        - Он уже выглядит лучше.
        Стоя рядом, Ведьмак проследил за направлением моего взгляда.
        - Издалека большинство вещей выглядит лучше, - ответил он. - И, если уж на то пошло, большинство людей.
        Поскольку это, по-видимому, была шутка, я улыбнулся. Ведьмак вздохнул:
        - Ну, теперь в Пристауне и правда станет гораздо лучше. Но мы не будем торопиться возвращаться сюда.
        Спустя примерно час мы нашли на обочине дороги старый покинутый сарай. Там гуляли сквозняки, зато, по крайней мере, было сухо. Мы съели немного сыра, и Алиса сразу же уснула, но я долго сидел, размышляя о том, что произошло. Ведьмак тоже не спешил ложиться. Он сидел молча, обхватив руками колени. В конце концов он спросил:
        - Откуда ты узнал, как можно убить Лихо?
        - Я видел, что вы старались нанести ему удар в сердце… - начал я, но тут мне стало ужасно стыдно лгать. Я понурился. - Мне очень жаль. Это неправда. Я подглядывал, когда вы разговаривали с призраком Нейза. И слышал каждое слово.
        - Это и вправду очень жаль, парень. Ты сильно рисковал. Если бы Лихо прочел твои мысли…
        - Да, мне действительно очень жаль.
        - И ты не говорил, что у тебя есть серебряная цепь, - сказал он.
        - Мне ее дала мама.
        - Ну, это как раз получилось очень удачно. Как бы то ни было, сейчас цепь в моем мешке, в полной безопасности… до тех пор, пока опять тебе не понадобится, - угрожающе закончил Ведьмак.
        И снова надолго замолчал, углубившись в свои мысли.
        - Когда я выносил тебя из катакомб, ты уже по холодел и казался мертвым, - произнес он наконец. - Я не мог ошибиться - слишком часто мне приходилось видеть покойников. Потом девочка схватила тебя за руку, и ты вернулся. Не знаю, как все это понимать.
        - Я был с маленьким народцем. Ведьмак кивнул:
        - Да, теперь, когда Лихо мертв, все они упокоятся с миром. В том числе и Нейз. А ты что скажешь, парень? На что это похоже? Тебе было страшно?
        Я покачал головой:
        - Мне было гораздо страшнее после того, как я прочел мамино письмо. Она знала, что должно про изойти. Я почувствовал, что у меня просто нет выбора. Все было предрешено. Но если все предрешено, то какой смысл вообще жить?
        Ведьмак нахмурился и протянул ко мне руку:
        - Дай-ка это письмо.
        Я достал его из кармана и отдал ему. Он прочел письмо, вернул его мне и долго сидел, не произнося ни слова.
        - Твоя мать проницательная и умная женщина, - сказал он наконец. - Это видно хотя бы из на писанного здесь. Она точно рассудила, как я должен буду действовать. И знала достаточно, чтобы сделать правильный вывод. Это не пророчество. Жизнь и без веры во всякие пророчества достаточно скверная штука. Ты сделал свой выбор, спустился в катаком бы, но ведь мог поступить и иначе. Мог просто уйти, и тогда все сложилось бы по-другому.
        - Но после того как я сделал свой выбор, все остальное произошло в точности так, как она предсказала. Мы втроем встретились с Лихом, и только двое выжили. Я был мертв, когда вы выносили меня из подземелья. Как все это объяснить?
        Ведьмак не отвечал. Молчание затянулось. Наконец я лег и погрузился в сон без сновидений. Я ни словом не упомянул о проклятии, потому что знал, что учитель не хочет об этом говорить.

        Глава 22
        Уговор дороже денег

        Близилась полночь, над деревьями повис рогатый месяц. Ведьмак не стал приближаться к своему дому напрямую, предпочтя обойти его с востока. Я подумал о яме для Алисы в восточной части сада. Яме, которую вырыл я.
        Надо полагать, теперь он не станет сажать ее в яму? После всего, что она сделала, чтобы помочь нам? Позволив завязать себе глаза и заткнуть уши, она без единой жалобы провела долгие часы в тишине и мраке.
        Тут я увидел впереди ручей, и в душе вспыхнула новая надежда. Ручей был узкий, вода в нем бежала быстро, посверкивая в лунном свете. И посреди потока лежал один-единственный камень.
        Ведьмак хотел учинить Алисе проверку!
        - Шагай прямо, девочка, - сурово заявил он. - Вон туда. Пересеки этот ручей!
        Я взглянул на Алису, и сердце у меня упало. Она явно была в ужасе. Я вспомнил, как вынужден был переносить ее через подземную реку рядом с Серебряными вратами. Теперь Лихо мертв, его власть над Алисой закончилась - но кто знает: вдруг причиненный ей вред слишком велик и возрождение невозможно? Вдруг Алиса слишком глубоко увязла во тьме и никогда уже не сможет пересечь бегущую воду? Вдруг она насовсем превратилась в злобную ведьму?
        Алиса, дрожа, замерла у края воды. Дважды она поднимала ногу, чтобы шагнуть на плоский камень в середине потока, и дважды опускала ее. Выступившие на лбу капли пота скатывались по носу и глазам.
        - Давай, Алиса, ты сможешь! - попытался я подбодрить ее.
        Ведьмак кинул на меня испепеляющий взгляд.
        Тут, сделав над собой невероятное усилие, Алиса шагнула на камень, перенесла на него тяжесть тела, выбросила вперед левую ногу и оказалась на другом берегу. Там она тут же села и спрятала лицо в ладони.
        Ведьмак прищелкнул языком, пересек ручей и быстро начал подниматься по склону холма в сторону деревьев на краю сада. Я дождался, пока Алиса поднялась, и мы вместе пошли туда, где, сложив на груди руки, нас ждал Ведьмак.
        Как только мы приблизились, он внезапно сделал шаг вперед, схватил Алису и перекинул ее через плечо, держа за ноги. Она закричала и стала вырываться, но он, по-прежнему не произнося ни слова, еще сильнее прижал ее к себе и зашагал по саду.
        Я в отчаянии следовал за ним. Он углубился в сад, направляясь к могилам с останками ведьм, прямо к пустой яме. Это было нечестно! Алиса ведь прошла проверку, разве нет?
        - Помоги мне, Том! Пожалуйста, помоги мне! - закричала она.
        - Разве нельзя дать ей еще один шанс? - умоляюще спросил я. - Всего один шанс? Она же пересекла ручей. Она не ведьма.
        - Да, на этот раз она выкрутилась, - рявкнул через плечо Ведьмак. - Но порча внутри ее просто ждет своего часа.
        - Как вы можете так говорить?! После всего, что она сделала…
        - Это самый надежный способ. Так будет лучше для всех!
        Я понял - настал час для того, что отец назвал бы «горькой правдой». Придется сказать Ведьмаку, что мне известно о Мэг, даже рискуя тем, что он возненавидит меня за это и не захочет учить дальше. Но, может, упоминание о прошлом заставит его передумать? Нестерпимо было даже предположить, что Алисе придется вечно сидеть в яме, которую вдобавок я же своими руками и выкопал.
        Остановившись на самом краю ямы, Ведьмак собрался опустить туда Алису, и тут я закричал:
        - С Мэг вы так не поступили!
        Он повернулся ко мне с выражением крайнего изумления на лице.
        - Вы же не посадили Мэг в яму! - продолжал я. - А она была ведьмой! Вы не сделали этого, потому что она была вам не безразлична! Пожалуйста, не поступайте так с Алисой! Это несправедливо!
        Изумление на лице Ведьмака сменилось яростью. Он стоял на краю ямы, переминаясь с ноги на ногу, так что я даже испугался, как бы он сам туда не свалился. Казалось, это продолжалось целую вечность, но потом, к моему облегчению, ярость уступила место какому-то другому чувству. Он повернулся и зашагал прочь, по-прежнему с Алисой на плече.
        Обойдя новую, пустую яму, он прошел мимо той, где томилась в заключении Костлявая Лиззи, мимо могил, в которых были похоронены две мертвые ведьмы, и вышел на вымощенную белыми камнями дорожку к дому.
        Несмотря на недавнюю болезнь и все то, через что ему пришлось после нее пройти, а также тяжесть Алисы на плече, Ведьмак шагал так быстро, что я едва за ним поспевал. Достав ключ из кармана штанов, он отпер заднюю дверь дома и вошел внутрь прежде, чем я добежал до порога.
        Он направился прямо на кухню и остановился около очага, где, рассыпая искры, мерцало пламя. В кухне было тепло, свечи зажжены, на столе расставлены два прибора.
        Ведьмак медленно снял Алису с плеча и опустил вниз. В то мгновение, когда ее остроносые башмаки коснулись плиток пола, огонь в камине погас, свет свечей затрепетал, а в воздухе заметно похолодало.
        Следом за тем послышалось гневное ворчание, от которого задребезжала посуда и даже мелко затрясся пол. Это злился домовой Ведьмака. Если бы Алиса вошла в сад, даже в сопровождении Ведьмака, он тут же разорвал бы ее на части. Однако поскольку Ведьмак принес Алису на себе, домовой ощутил ее присутствие лишь в тот миг, когда ее ноги коснулись пола. И теперь явно был не слишком доволен.
        Ведьмак положил ладонь левой руки на голову Алисы и три раза с силой топнул ногой.
        Наступила тишина. Ведьмак заговорил громким командирским голосом:
        - Слушай меня! Слушай внимательно, что я скажу! Ответа не последовало, но в очаге снова затеплился огонь и холод в воздухе стал ощущаться меньше.
        - Пока это дитя в моем доме, ни один волос не упадет с ее головы! - продолжал Ведьмак. - Однако приглядывай за всем, что она делает, и особенно как выполняет мои приказания.
        С этими словами он снова трижды топнул по полу. В ответ огонь в очаге разгорелся с прежней силой, и в кухне снова стало тепло и уютно.
        - А теперь приготовь ужин на троих! - скомандовал Ведьмак, после чего поманил нас за собой.
        Мы покинули кухню, поднялись по лестнице и остановились около запертой двери в библиотеку.
        - Пока ты здесь, девочка, будешь отрабатывать свое содержание, - проворчал Ведьмак. - Здесь хранятся очень ценные книги, поэтому не смей заходить сюда, но я буду давать тебе по одной, и ты пере пишешь их, сделав копии. Ты все поняла?
        Алиса кивнула.
        - Есть и еще работа для тебя - рассказывать этому парню все, чему ты научилась у Костлявой Лиззи. Все-все, ничего не упуская. А он запишет. Там, конечно, будет много чепухи, но это не имеет значения, поскольку это все равно пополнит наши знания. Со гласна?
        Алиса снова кивнула, с очень серьезным выражением лица.
        - Ну, это уладили. Спать будешь в комнате над Томом, в верхней части дома. А теперь хорошенько обдумай то, что я сейчас скажу. Домовой в кухне знает, кто ты такая и кем едва не стала. Поэтому не вздумай хоть на шаг перейти дозволенные границы - он станет следить за всем, что ты делаешь. И ему доставит огромное удовольствие… - Ведьмак тяжело вздохнул. - Даже думать не хочу, на что он способен. Так что не давай ему ни малейшего повода. Сделаешь все, как я сказал? Тебе можно доверять?
        Алиса закивала, на ее лице расплылась широкая улыбка.
        За ужином Ведьмак вел себя непривычно тихо. Больше всего это напоминало затишье перед бурей. Мы тоже в основном помалкивали, но Алиса обшаривала взглядом все вокруг, снова и снова возвращаясь к большому, пылающему в очаге полену, от которого по всей кухне распространялось приятное тепло.
        Наконец Ведьмак отодвинул тарелку:
        - Ладно, девочка, отправляйся в постель. Мне нужно кое о чем переговорить с парнем.
        Когда Алиса ушла, Ведьмак отодвинул кресло, подошел к очагу и наклонился к огню, грея над пламенем руки. Потом он повернулся ко мне и проворчал:
        - Ну, признавайся, откуда ты узнал о Мэг?
        - Прочел в вашем дневнике. - Я виновато потупился.
        - Так я и думал. Разве я тебя не предупреждал, что этого делать нельзя? Ты снова ослушался меня! В моей библиотеке есть вещи, которые тебе пока рано читать. Которые ты еще не готов читать. Что тебе читать, а что нет, буду решать я. Понял?
        - Да, сэр. - За все месяцы своего ученичества я впервые обратился к нему таким образом. - Но я узнал о Мэг не только оттуда. Отец Кэрнс рассказывал мне о ней, и об Эмили Бернс тоже. О том, как вы увели ее у своего брата и как из-за этого раскололась ваша семья.
        - От тебя ничего не скроешь, да, парень?
        Я пожал плечами. Оттого, что все наконец выплыло наружу, у меня будто камень с души свалился. Ведьмак вернулся к столу.
        - Я прожил долгую жизнь и не могу утверждать, что горжусь всем, что делал, но на любое событие всегда можно взглянуть с разных сторон. Никто из нас не совершенен, парень. Когда-нибудь ты узнаешь все, что требуется, и тогда сможешь судить о моих поступках. Сейчас нет никакого смысла ворошить прошлое, хотя, что касается Мэг, ты встретишься с ней, когда мы отправимся на верещатник Англзарк. Это произойдет скорее, чем ты думаешь, потому что, не зависимо от погоды, мы переселимся в мой зимний дом через месяц или около того. Ну, какие еще тайны открыл тебе отец Кэрнс?
        - Он сказал, что вы продали душу дьяволу… Ведьмак улыбнулся:
        - Ох уж эти священники! Нет, парень, моя душа по-прежнему принадлежит мне. Много-много лет я боролся, чтобы сохранить ее, и, хотя сила не на моей стороне, душа все еще при мне. Что касается дьявола… Прежде я думал, что зло скорее внутри каждого из нас, словно трут, который только и ждет искры, чтобы вспыхнуть. Однако в последнее время я начал задаваться вопросом, нет ли чего-нибудь за всем, с чем мы имеем дело - чего-нибудь прячущегося глубоко во тьме. Чего-нибудь, что становится сильнее по мере того, как набирает силы тьма. Чего-нибудь, что священники называют дьяволом…
        Взгляд зеленых глаз Ведьмака, казалось, пытался прожечь меня насквозь.
        - Что, если дьявол в самом деле существует, парень? Что мы стали бы делать с ним?
        Прежде чем ответить, я надолго задумался.
        - Ну, нужно было бы, наверно, вырыть очень большую яму. Больше, чем когда-нибудь рыл любой ведьмак. Потом нам понадобились бы мешки соли, мешки железных опилок и по-настоящему огромный камень.
        Ведьмак улыбнулся:
        - Чтобы сделать это, придется привлечь к работе половину всех живущих в Графстве каменотесов, такелажников и их подмастерьев! Ладно, отправляйся в постель. Завтра мы вернемся к нашим занятиям, тебе нужно хорошенько выспаться.

        Когда я открывал дверь своей комнаты, из полумрака на лестнице выступила Алиса.
        - Знаешь, Том, а мне здесь нравится. - Она широко улыбнулась. - Такой большой, славный, теплый дом. Хорошее местечко, чтобы встретить зиму.
        Я улыбнулся в ответ. И не стал говорить, что совсем скоро мы уйдем отсюда на Англзарк. Зачем? Алиса была счастлива, и мне не хотелось отравлять ей первые же часы.
        - Когда-нибудь этот дом станет нашим, Том. Ты этого не чувствуешь?
        Я пожал плечами:
        - Никто не знает, что нас ждет в будущем.
        Я постарался поглубже упрятать воспоминание о мамином письме.
        - Это старик Грегори сказал тебе, да? Ну, он многого не знает. Ты станешь лучшим ведьмаком, чем он сам. Можешь не сомневаться!
        Алиса начала подниматься по лестнице, но потом вдруг остановилась и обернулась.
        - Он так отчаянно хотел моей крови! Лихо, я имею в виду, - сказала она. - Ну, я и заключила с ним сделку еще до того, как он насосался в пер вый раз. Мне просто хотелось, чтобы все снова стало по-старому, я и попросила, чтобы вы со стариком Грегори остались в живых. Лихо согласился. Уговор дороже денег, поэтому он не мог убить старика Грегори и не мог причинить вреда тебе. Убил его ты, но это стало возможно только благодаря мне. Потому он и напал на меня в конце - к тебе-то он не мог прикоснуться. Только не рассказывай об этом стари ку Грегори. Он не поймет.
        Алиса ушла, а я остался стоять с открытым ртом. До меня медленно доходило, что же она сделала. В каком-то смысле - пожертвовала собой. Лихо убил бы ее, как когда-то убил Нейза. Она спасла меня и Ведьмака. Спасла нам жизнь. Я должен всегда помнить об этом.
        Ошеломленный, я вошел в свою комнату и закрыл дверь, а потом еще долго лежал без сна.

        Как и прежде, большую часть того, о чем рассказано здесь, я записал по памяти, иногда пользуясь своим дневником.
        Алиса ведет себя хорошо, и Ведьмак доволен ее работой. Она пишет очень быстро, и притом разборчиво и четко. Еще она, как и обещала, рассказывает мне, чему ее научила Костлявая Лиззи, а я все записываю.
        Конечно - хотя Алиса об этом пока не знает, - она не останется с нами надолго. Ведьмак сказал, что она начинает слишком отвлекать меня от занятий. Да и ему не доставляет особой радости, что у него в доме живет девочка в остроносых туфлях, особенно если учесть, как близко она соприкоснулась с тьмой.
        Сейчас поздний октябрь, и вскоре мы переберемся в зимний дом Ведьмака на вересковой пустоши Англзарк. Там поблизости есть ферма, где живут люди, которым он доверяет. Он думает, что они согласятся взять к себе Алису. Конечно, он заставил меня пообещать, что пока я ничего не скажу ей об этом. Как бы то ни было, мысль о разлуке с Алисой меня огорчает.
        И конечно, я встречусь с Мэг, ведьмой-ламией. А может, и с другой женщиной Ведьмака.
        Блэкрод находится недалеко от пустоши, и, по слухам, семья Эмили Бернс по-прежнему живет там. Меня не покидает чувство, что в прошлом Ведьмака еще много такого, о чем мне ничего не известно.
        Я бы предпочел остаться здесь, в Чипендене, но он - Ведьмак, а я - всего лишь ученик. И до меня уже начало доходить, что он никогда ничего не делает без серьезных на то оснований.
        Томас Дж. Уорд