Кто там Артур Чарлз Кларк
        Кларк Артур Чарлз Кто там


        Артур Кларк
        Кто там?
        Когда меня вызвала служба контроля, я сидел, заполняя ежегодную рапортичку, под прозрачным сводом своего кабинета - "Наблюдательного пузыря", который вздулся над осью космостанции, словно колпак на ступице колеса. Не совсем бла гоприятное место для работы - очень уж вид захватывающий... В нескольких метрах от меня монтажники исполняли свой замедленный балет, собирая невиданную мозаику из огромных деталей. А за ними, в двадцати тысячах милях от нас, на фоне звез дных вихрей Млечного Пути голубовато-зеленым светом мерцает полная Земля.
        - Дежурный слушает, - ответил я. - В чем дело?
        - Наш радар нащупал что-то, небольшой, почти стационарный объект, расстояние две мили, пять градусов западнее Сириуса. Попробуйте обнаружить его визуально.
        Объект, с такой точностью следующий по нашей орбите, не мог быть метеоритом; скорее всего какой-нибудь потерянный нами же предмет - скажем, недостаточно надежно зашвартованная монтажная деталь, которая мало-помалу отстала от станции. Так я решил в первый миг, однако, взяв бинокль и осмотрев участок неба вокруг Ориона, быстро убедился, что моя догадка была неверной. Космический путник дейс твительно был сделан руками людей, но к нам он не имел никакого отношения.
        - Нашел, - доложил я службе контроля. - Это чей-то экспериментальный спут ник. Конусовидный, четыре антенны, в основании как будто система линз. Судя по конструкции, запущен военно-воздушными силами США в начале шестидесятых годов. Помнится, они много спутников затеряли: все радиосвязь отказывала. Не сразу уда лось освоить эту орбиту.
        Сверившись с картотекой, контроль подтвердил мое предположение. А еще нем ного спустя выяснилось, что Вашингтон ни капельки не взволнован находкой спут ника, потерянного двадцать лет назад, и не будет опечален, если мы потеряем его снова.
        - Но этого делать нельзя, - решила служба контроля. - Пусть он никому не нужен, спутник может помешать космонавигации. Придется кому-то отправиться за ним и доставить его на станцию.
        "Кому-то" - значит мне. Я не мог послать никого из монтажной бригады: в ней ни одного лишнего человека, к тому же мы отстали от графика, а здесь каждый потерянный день стоил миллиона долларов. Вся радио- и телесеть Земли нетерпеливо ожидала, когда наша станция начнет ретрансляцию программ и откроется глобальное вещание, охватывающее весь мир от полюса до полюса.
        - Хорошо, я сам его заберу, - ответил я контролю, скрепляя бумаги эластичной лентой, чтобы вентиляторы не разметали их по всему помещению.
        Моя интонация должна была показать, что я приношу жертву, но в глубине души я только радовался. Уже две недели, если не больше, я не выходил в космос, и мне начали приедаться все эти накладные, сводки о наличии материалов и прочие славные дела, которые наполняют жизнь дежурного по космической станции.
        Единственный член экипажа, который встретился мне на пути к воздушному шлюзу, был кот Томми. Он появился на станции совсем недавно, но, когда вас отде ляют от Земли тысячи миль, вы особенно сильно привязываетесь к животным, тем более что далеко не все комнатные животные могут приспособиться к невесомости. Томми что-то мяукнул мне на своем кошачьем языке, пока я забирался в скафандр, но мне было некогда с ним играть.
        Здесь, пожалуй, уместно напомнить вам, что скафандры работников космостанции совсем не похожи на гибкие костюмы, которые применяют для прогулок на Луне. Наши скафандры, по сути дела, миниатюрные космические корабли на одного человека. Это широкие цилиндры длиной около семи футов, оснащенные реактивными двигателями малой мощности.
        Забравшись в свой персональный космический корабль, я включил зажигание и посмотрел на приборы. Часто можно услышать, как космонавт, облекаясь в скафандр, бормочет магическое слово "гокираба". Эта формула напоминает, что необходимо проверить горючее, кислород, радио, батареи. Все было нормально, и я опустил на место прозрачное полушарие своего шлема, изолируясь от внешней среды. Предстояла короткая прогулка, поэтому я не стал проверять контейнеры для продовольствия и специального снаряжения, без которого нельзя отправляться на серьезные задания.
        До станции всего какая-нибудь дюжина футов, но я уже представлял собой неза висимую планету, маленький отдельный мирок. Из моего летающего цилиндра мне отк рывался великолепный вид на всю вселенную, и, хотя мягкое сиденье и предохрани тельные ремни не позволяли повернуться кругом внутри скафандра, я мог дотянуться до любой кнопки или контейнера руками или ногами.
        В космосе солнце - опаснейший враг, оно может мгновенно ослепить вас своим ярким сиянием. Осторожно-осторожно я отодвинул темные фильтры на "ночной" сто роне скафандра и повернул голову, чтобы взглянуть на звезды. Одновременно включил автомат, управляющий наружными "козырьками" на шлеме. Теперь, как бы скафандр ни вращался, глаза будут защищены от нестерпимого света.
        А вот и моя цель: серебристое пятнышко, заметно выделяющееся среди звезд своим металлическим блеском. Я нажал ногой педаль акселератора и ощутил посте пенно нарастающее ускорение. Через десять секунд достиг нужной скорости и отк лючил двигатель. Теперь я по инерции минут за пять достигну спутника, немногим больше времени понадобится на обратный путь.
        И тут-то, погружаясь в межзвездную пучину, я вдруг ощутил: что-то стряслось.
        Внутри космического скафандра никогда не бывает полной тишины. Постоянно слышится нежный шорох притекающего кислорода, слабое жужжание вентиляторов и моторов, шелест собственного дыхания, наконец, если внимательно вслушаться, глухой стук вашего сердца. Все эти звуки заперты в скафандре и образуют непри метный фон жизни в космосе, вы замечаете их только тогда, когда привычный шум вдруг изменяется.
        Именно это произошло сейчас: появился звук, которого я не мог определить, - глухой прерывистый стук, иногда вместе с каким-то царапанием, словно скребли металлом по металлу.
        Я похолодел. Затаив дыхание попытался на слух определить, откуда идет необычный звук. Приборы на щитке управления ничего мне не говорили. Стрелки стоят неподвижно, не вспыхивают красные лампочки, предупреждающие о близкой беде. Утешительно, конечно, да не очень. Я давно уже привык в таких случаях доверять своему инстинкту, а он бил тревогу, призывая, пока не поздно, возвра щаться на станцию!
        Я и теперь не люблю вспоминать те несколько минут, когда паника, подобно могучему приливу, вторглась в мое сознание, снося все плотины, которые логика и рассудок человека противопоставляют тайнам вселенной. Встретившись с фактами, не поддающимися логическому истолкованию, я ощутил, что значит быть на грани безумия.
        Убеждать себя, будто обеспокоивший меня звук вызван капризом механизмов, было бесполезно. Хотя я был предельно изолирован и находился вдали от всех чело веческих существ, от любых материальных объектов, ощущения говорили мне, что я не один. Слух улавливал слабые, но совершенно явные проявления жизни.
        На какой-то страшный миг мне почудилось, будто нечто невидимое, спасаясь от жестокого, беспощадного космического вакуума, пытается проникнуть снаружи в ска фандр. И я отчаянно забился в своих доспехах, глядя во всех направлениях, кроме одного, запретного, грозившего мне слепотой. Разумеется, снаружи ничего не было. И не могло быть, а между тем царапание настойчиво продолжалось, становясь все громче!
        Обычно космонавты не страдают суеверием, уж вы положитесь на мое слово, а не на всякий вздор, который пишут о нас. Но неужели у вас повернется язык упрекнуть меня за то, что я, исчерпав все возможности логики, вдруг вспомнил, как погиб Верни Саммер, погиб совсем рядом со станцией...
        Его сгубил (вечная история!) один из тех случаев, которые считают "невозмож ными". Три неисправности одновременно: отказал регулятор кислородного прибора, так что давление внутри скафандра стало стремительно расти, не сработал предох ранительный клапан, наконец, один из швов оболочки оказался недостаточно прочным. Миг - и космос ворвался внутрь...
        Я не знал Берни лично, но почему-то воспоминание о его страшной участи вдруг потрясло меня до глубины души. Ужасная мысль родилась в моем сознании. О таких вещах обычно избегают говорить, но дело в том, что поврежденный скафандр - слишком драгоценная вещь, чтобы его списывать, пусть даже он убил своего вла дельца. Его чинят, снабжают новым номером и вручают другому космонавту.
        Что происходит с душой человека, погибшего в межзвездном пространстве, вдали от родного мира? Быть может, это ты, Берни, цепляешься за последний предмет, который связывает тебя с твоей далекой утраченной родиной?
        Мне уже казалось, что царапание и шорох звучат со всех сторон, кошмарные видения носились перед моим взором. Оставалась последняя надежда, единственный способ спасти свой разум: убедиться, что скафандр не принадлежал до меня Берни, что облегающий меня металлический кожух не был чьим-нибудь гробом.
        Не сразу сумел я нажать нужные кнопки и настроить передатчик на аварийную волну.
        - Станция! - простонал я. - Неисправность! Проверьте, кому раньше принад лежал скафандр и...
        Я не закончил фразу; говорят, микрофон не выдержал моего вопля. Но какой человек, наглухо изолированный в космическом скафандре, не завопил бы, внезапно ощутив на шее чье-то мягкое прикосновение?
        Видимо, я рванулся вперед и, несмотря на предохранительные щитки" ударился головой о край приборной доски. Когда меня через несколько минут подобрал спаса тельный отряд, я все еще был без сознания, а на лбу у меня горела багровая ссадина.
        Вот почему я последним изо всех сотрудников релейной космосети узнал, что произошло. Очнувшись час спустя, я увидел, что весь наш медицинский персонал в сборе, но врачам явно было не до меня. Они слишком увлеклись игрой с тремя оча ровательными котятами, которых наш Томми (и кто это ухитрился дать кошке мужское имя?) произвел на свет в укромном месте пятом контейнере моего скафандра.