Затаившийся у порога
Эдвард Ли


        Больная нимфоманией девушка приезжает в провинциальный городок со своей беременной подругой, в которую ещё и безумно влюблена, где, как быстро выясняется, существует культ, связанный со Сверкающим Трапецоэдром. Члены культа готовят жуткий ритуал, способный привести в наши мир самого Ньярлатхотепа - и заодно устроить апокалипсис...








        Бесплатные переводы в нашей библиотеке:
        BAR "EXTREME HORROR" 18+
        https://vk.com/club149945915https://vk.com/club149945915(https://vk.com/club149945915)



        AЛИСА ПЕРЕВОДИТ
        https://vk.com/alice_translateshttps://vk.com/alice_translates(https://vk.com/alice_translates)






        БЛАГОДАРНОСТИ

        Венди Брюэр, Бобу Штраусу, Ларри и Шейн, Кену Арнесону, Кристин Морган, Chrisperri-das, Джону, Стиву Вернону, Tree705, Vampduster, Робу Джонсу, Morleyisozzy, Мисс Веллингтон, Оgreblood, Bsaenz24, Бобу Тейлору, Liquidnoose и многим-многим-многим другим.



        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

        Я должен сделать вступление, как часто делают авторы. "ЗАТАИВШИЙСЯ У ПОРОГА" является продолжением - более чем, вероятно, проклятым - того, что, возможно, было последним серьёзным произведением Говарда Филлипса Лавкрафта, блестящего "Скитальца тьмы" - наверное, моего любимого из его рассказов. ("Он", "Крысы в ??стенах", "Пёс" и "Сны в ведьмином доме" - среди других моих любимых, хотя почти все недунсанские работы Мастера я очень высоко ценю.) Многие из вас читали "Скитальца тьмы", но, вероятно, это было довольно давно; поэтому я призываю вас перечитать его, прежде чем приступить к моим усилиям, и заново открыть для себя его жуткое чудо и призрачный гений. И те из вас, кто никогда не читал последний шедевр Говарда Филлипса Лавкрафта, пожалуйста, сделайте это сейчас. Его легко найти на сайтах общественного достояния в интернете, таких как: www.psy-q.ch/lovecraft. Как видите, я посвятил эту книгу покойному великому писателю Брайану МакНотону, отмеченному многими наградами. Хотя я никогда не встречался с Брайаном, я активно переписывался с ним в начале восьмидесятых (он утверждал, что я был его первым
"фанатским" письмом, не связанным с его порнокнигами). Его романы ужасов "Дитя любви Сатаны", "Госпожа Сатаны" и "Соблазнительница Сатаны" оказали огромное влияние. (Между прочим, это были не его названия, это были названия издателя! Издателем была Carlyle Communications.) Хотя некоторые легко возразят, я утверждаю, что никогда ещё новаторские Мифы Лавкрафта не были так интересно переосмыслены в современных терминах, как в этих трёх замечательных книгах. Пересмотренные версии были переизданы под новыми названиями, хотя я предпочитаю оригиналы и настоятельно призываю вас их поискать. Их можно недорого купить подержанными.
        Наконец, я хочу поблагодарить вас за то, что вы имеете достаточно веры в любые таланты, которые я приложил, чтобы создать эту книгу. Я надеюсь, вам это понравится. И пусть Бог и Говард Филлипс Лавкрафт простят меня.


        - Эдвард Ли





        Для Брайана МакНотона
        Покойся с миром...


        ЭДВАРД ЛИ
        "ЗАТАИВШИЙСЯ У ПОРОГА"




        ПРОЛОГ

        НЕПТУН, НЬЮ-ДЖЕРСИ
        Должно быть, какое-то бесовское извращение каждую ночь приводило Уолли Гилмана к испещрённым мухами и окутанным сигаретным дымом окнам. Он даже вспомнил эту строчку - "бесовское извращение" - из рассказа По, который он читал в детстве. (Или, может быть, это был другой автор...) Почему ему это пришло в голову сейчас (с его пенисом наружу!) И почему что-то похожее на литературную аллюзию могло проникнуть в его самые тёмные глубины самоанализа... у него не хватило смекалки для размышлений; вот, он был довольно немотивированным ночным сторожем, а не вникал в символику. Он был ещё и кое-кем другим: безнадёжным вуайеристом - отсюда и свидетельства не только его обнажённого и отчаянно возбуждённого пениса, но и высохшие следы призрачной белёсой корки под этим и каждым окном мотеля.
        Это была предпоследняя помойка, мотель под названием "Владение МакНотона", в которой так долго работал Гилман, хотя слово "владение", по правде говоря, вообще не фигурировало здесь ни в каком аспекте. L-образная лачуга располагалась возле обрыва над прибрежной дорогой и всеми её богатыми пляжными отелями внизу - сразу за выездом с автострады. Цена в тридцать девять долларов за ночь говорила обо всём. Сюда приезжали бродяги, а не бизнесмены, все низшие слои населения, а не туристы и отдыхающие. Также часто приезжали дальнобойщики, что объясняло периодическое использование проституток в аренду. Независимо от характера обитателей, Гилман наблюдал за многими половыми актами через тёмные окна, и делал это с большим энтузиазмом, волнением и удовлетворением. Он наблюдал за поездками студентов из колледжа, вечеринками с рогипнолом, холостяцкими вечеринками, вечеринками на youporn.com, развлечениями со шлюхами, типичными тусовками на одну ночь и многим-многим другим. Лучше всего, что ему платили за то, чтобы он ощутил этот рог изобилия визуальных удовольствий, пока удовлетворял себя руками.
        "У меня ЛУЧШАЯ работа в мире", - постоянно размышлял Уолли.
        Однако за всё время его работы ни один гость не останавливался больше чем на неделю.
        До настоящего времени.
        Женщина в номере восемнадцать.
        "Она здесь два месяца", - подумал он, заглядывая в щель в рваных шторах.
        И это была странная ситуация. Женщина была беременна, и, чёрт возьми, она не выглядела подходящей категории, чтобы жить здесь, когда она регистрировалась, но вот она сидела, глядя на телевизор ночь за ночью, абсолютно ничего не делая. Насколько известно Уолли, она ещё даже не выходила из комнаты.
        Но она была красавицей, и это всё, что его заботило, - конфетка для глаз, и ещё кое-что. Она всё время сидела в комнате голая, и хотя её живот торчал, как покрытый кожей баскетбольный мяч, у неё не было так много жира, как у многих других беременных женщин, когда они на некоторое время останавливались здесь. Было что-то... просто что-то...
        Осознание этого было откровением для Уолли Гилмана. С появлением этой женщины он пришёл к выводу, что у него должна быть какая-то извращённая "тяга" на беременных цыпочек. Что-то в её полноте, в этом большом алебастрово-белом животе, торчащем, как будто он сейчас лопнет, так туго натянутом; эта большая, красивая и почти чёрная прядь волос между её ног; а также...
        "Эти сиськи", - подумал он теперь, как и каждую ночь с момента её появления.
        Они были большими, налившимися, как пресловутые дыни, с сосками размером с дно пивной банки. Уолли было уже шестьдесят, но даже одна мысль об этих грудях в любое время дня и ночи заставляла его напрягаться и сочиться.
        Он кончил за минуту, представив, как она растянулась перед ним и предлагает этот восхитительный розовый изгиб плоти посреди её куста.
        "Вот дерьмо!" - подумал он, пыхтя.
        Его неистовая кульминация вызвала ещё одну молочную полоску под подоконником. Когда он посмотрел на неё, а затем на все остальные высохшие линии поблизости, он подумал:
        "Интересно, сколько спермы я выпустил на эту стену..."
        Действительно.
        Он никогда не смотрел в журнал на стойке регистрации, чтобы узнать её имя; задавать вопросы ночному администратору с лицом кураги мисс Тилтон - это то, чего он никогда не сделал бы. Зачем привлекать к себе внимание? Не было никаких опасений, что мисс Тилтон может украдкой проверить его во время его "обходов", потому что у этой высохшей палки были ходунки. Ей требовалось десять минут, чтобы проковылять от входной двери к столу регистрации. И хотя мистер МакНотон, владелец, никогда не проверял Уолли, сотрудник службы безопасности знал, что он не должен принимать эту роскошь как должное. Уолли, вероятно, мастурбировал у этих окон тысячи раз на протяжении многих лет, но он всегда держал ухо востро.
        "Чёрт, если меня поймают?" Последовавшее за этим смущение было бы непреодолимым.
        Но вернёмся к женщине, женщине из номера восемнадцать. Он мог только догадываться, что она из Нью-Гэмпшира, потому что каждую пятницу в полночь какой-то грубоватый чувак в пикапе останавливался, чтобы передать ей еду, вывезти её мусор с предыдущей недели, и, предположительно, оплачивал аренду на следующую неделю. Он приносил ей консервы и, придя, почти не говорил ей ни слова. Она просто слабо улыбалась ему, пока он занимался своими делами; она либо лежала на кровати, либо сидела в старом кресле, пухлая и нахальная, растирая свой раздутый живот. Во всяком случае, у грузовика этого чувака были номера Нью-Гэмпшира. Это был крупный, но мускулистый деревенщина, давно привыкший к тяжёлому физическому труду; они были повсюду. Единственной странностью было очень нехарактерное кольцо на его руке: крупный красный камень, может быть, чуть меньше мраморного шарика. Если бы вы спросили Уолли, это выглядело совершенно глупо на рабочем классе.
        Чаще всего чувак получал небольшой полуночный приз после того, как выполнял свои обязанности. В основном, минет, а однажды он гладил её большие красивые раздутые сиськи. Ещё несколько раз он ставил её на четвереньки и трахал её. Всё было очень формально и тихо. И когда он кончал, он уходил.
        Странно было совокупляться с беременным пузом, но не то чтобы Уолли жаловался.
        Однако ещё более странным было событие всего несколько дней назад, когда впервые с тех пор, как она зарегистрировалась, к женщине пришли дополнительные посетители.
        На этот раз чувак из пикапа привёл с собой ещё четырёх грубоватых мужчин и одну толстушку. Уолли всё пристальнее вглядывался в необычную сцену - пенис в руке, конечно, - и стал свидетелем того, чего не мог объяснить.
        Четверо мужчин и одна женщина выстроились в очередь перед беременной девушкой, которая сидела в кресле, закинув колени на подлокотники. Проблема заключалась в том, что спинка кресла была обращена к окну, через которое Уолли тайно подглядывал.
        "Чертовски неудобный вид!" - он бушевал в раздумье.
        Но должны же быть перерывы для вуайериста, нет?
        "У тебя не может быть этого постоянно".
        Тем не менее он смотрел. С этой неудачной точки обзора он видел, как каждый новичок становился на колени между ног беременной цыпочки и опускал лица.
        "Они все лижут ей „киску“", - рассуждал Уолли.
        Когда они закончили, они все ушли одновременно.
        Странность напрашивалась сама: почему четыре чувака и потрёпанная толстая женщина пришли сюда, чтобы просто отлизать у беременной цыпочки, а затем уйти?
        "Очень странно..."
        Сверчки стрекотали; мерцала луна. Личные дела Уолли были закончены на ночь, но когда он повернулся, чтобы вернуться к своим обходам...
        Он был заблокирован на своём пути.
        "Дерьмо!"
        За углом послышались шаги. Уолли стоял с открытыми глазами, когда в поле зрения появилась фигура, освещённая сзади.
        "Это мистер МакНотон! Блять! Он видел, как я дрочу?"
        Уолли щёлкнул фонариком.
        - Привет, Уол. Что ты здесь делаешь? - раздался знакомый, но не очень приятный голос.
        Адреналин Уолли упал; он выключил свет. Это был не мистер МакНотон, это был Джо Сарджент, сутулый умник, который водил автобус по маршруту четыреста двадцать восемь. Иногда он заходил ночью, чтобы потрепаться о всяком дерьме.
        - Привет, Джо, - послышалось облегчённое приветствие Уолли. - Ты напугал меня до смерти.
        - Так что ты здесь делаешь? - Джо шагнул вперёд.
        Его лицо выглядело странным; оно было плоским, а глаза у него казались слишком большими.
        - Я... проверял... все ли окна закрыты.
        Джо хихикнул.
        - Ага, а если бы у меня было квадратное отверстие в члене, я бы ссал игральными кубиками, - Джо заглянул в окно и улыбнулся. - О-о-о, да тут беременная! - он говорил о той цыпочке, которая теперь спала и распласталась на кровати. Джо толкнул Уолли локтем. - Что ты думаешь? Думаешь, она девственница? - а потом он засмеялся.
        - Ш-ш-ш! Ты её разбудишь!
        - Ой, эта будущая мама крепко спит, - водитель автобуса вгляделся более пристально. - Чувак, ты мог бы засадить свой грёбаный кочан в эту "киску", а? И получил бы пару этих сисек вдобавок.
        Уолли не мог не согласиться.
        - Да уж. Блин, - пробормотал Джо, всё ещё подглядывая.
        Его пальцы обхватили его промежность и сжали, действие, которое Уолли оставил незамеченным.
        Затем Джо расстегнул молнию.
        - Завязывай, Джо, - сказал Уолли.
        Джо нахмурился.
        - Что? - он указал на окно и усмехнулся. - Не похоже на то, что ты завязал.
        "Думаю, он прав", - признал Уолли.
        Но едва Джо поработал рукой десять секунд, как шум двигателя насторожил их обоих.
        - Блять!
        - Кто-то только что подъехал к мотелю! - прошептал Уолли. - Засунь свой член обратно в штаны, чувак!
        Внутри от шума проснулась беременная женщина. Одно ужасное мгновение она подозрительно прищурилась в окно, но затем её взгляд метнулся к двери комнаты мотеля.
        Когда дверь открылась, вошли шесть человек во главе с тем самым деревенщиной.
        - Опять он, - прошептал Уолли.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Обычно он приходит каждую пятницу ночью один, но в прошлый раз он привёл с собой ещё пятерых. И они... и они...
        Джо сердито посмотрел на него.
        - Ну?
        - Они все по очереди отлизали у беременной цыпочки.
        Джо это очень развеселило.
        - Ты меня разыгрываешь?
        - Нет... э-э-э... по крайней мере, я думаю, что они это делали. Она сидела спиной к окну, так что я не мог всё видеть.
        - Но они ведь её и трахнули, верно? Или получили минет?
        - Нет. Каждый из них полизал её "киску" минуту, а затем все ушли. О, и одна из них была женщина, - затем Уолли указал. - Но это другие люди.
        На этот раз деревенщина привёл с собой троих мужчин и двух женщин, все одного и того же низкого сорта работяг. Но в отличие от того первого случая, беременная женщина осталась на кровати, спустив зад к краю матраса, а затем подтянула колени вверх. В этой позе её лобок раздулся, как пирог с волосами.
        - А теперь смотри, - прошептал Уолли. - Сейчас начнётся...
        Парень с пивным животом в футболке без рукавов, первым встал на колени между ног женщины. На этот раз точка обзора была намного лучше, потому что Уолли мог непосредственно видеть происходящее. Он также мог видеть...
        "Как тебе это?"
        На мужчине в футболке было кольцо, точно такое же, как и на грубоватом чуваке: красный камень размером с мраморный шарик.
        - Это будет здорово! - прошептал Джо и усмехнулся. - Вечеринка по поеданию "киски" беременной девушки!
        Джо снова вытащил член и держал его в руке, готовый к работе.
        Тогда они оба смотрели с большой интенсивностью. Ни один из них не подозревал, что кто-то стоит прямо за ними.



        ГЛАВА ПЕРВАЯ

        ПРОВИДЕНС, РОД-АЙЛЕНД
        ДВУМЯ МЕСЯЦАМИ РАНЕЕ...
        Как только ты начинаешь мочиться, бородатый мужчина с оружием прыгает в ванную.
        Пистолет щёлкает и сразу прижимается к голове. От шока глаза выпучиваются; страх замораживает нервы; ужас прерывает поток твоей мочи.
        - Не кричи, - советует злоумышленник. - Не сопротивляйся. Делай всё, что я тебе говорю. Понимаешь?
        Ты один раз тяжело сглатываешь, а затем выдыхаешь:
        - Да, но, пожалуйста, не...
        Ствол пистолета оказывается прямо у тебя в зубах.
        - И не говори. Я не шучу.
        Голос звучит сухо, слегка приглушённо, как будто кто-то говорит через платок. В этом мгновенном и совершенно неподготовленном к ужасу моменте ты не можешь заметить никаких подробностей, касающихся его физических характеристик, расы или одежды. Всё, что ты заметила, - это борода, когда он прыгнул прямо в ванную через мгновение после того, как ты села на унитаз. После этого ты не видишь ничего, кроме пистолета: большого, чёрного и его странно удлинённого ствола.
        - Сейчас же, - приказывает он. - Закончи ссать.
        Команда удивляет тебя, но вместо того, чтобы протестовать, ты закрываешь глаза, делаешь глубокий вдох и напрягаешься.
        Ничего не выходит.
        - Мне... мне очень жаль. Я просто слишком нервничаю...
        Его рука расплывается и хлопает тебя по лицу.
        - Сконцентрируйся, - издаёт он холодный монотонный звук. - Наклонись вперёд, положив руки на колени. И выгни спину.
        У тебя стучат зубы, но, несмотря на ужас, ты делаешь, как тебе велят, в то время как твой разум возвращается к моментам до того, как это событие ворвалось в центр твоей скромной жизни...
        Ты пришла домой из кампуса как раз на закате. Ты чувствовала себя усталой, но удовлетворённой, потому что знаешь, что начала учиться. В своей квартире ты сразу запираешь за собой дверь - сразу за кампусом были изнасилования - и ты скидываешь обувь и раздеваешься посреди комнаты, наслаждаясь изящным ощущением прохладного воздуха после того, как сбежала от жары и влажности на улице. Это прохладный воздух, сжимающий твои соски и покрывающий восхитительными мурашками.
        "Боже, мне нужно в туалет", - думаешь ты, идя в ванную.
        Сразу же твоё изображение фиксируется в зеркале ванной, и ты останавливаешься, чтобы оценить своё отражение.
        Ты ненавидишь свои волосы, непослушные рыжие кудряшки, с которыми можно справиться, только завязав их в хвост за голову; для любой другой женщины он превратился бы в шёлковый хвост, но для тебя он выглядит как кисть из щетины. Да, ты ненавидишь свои волосы и их странный цвет бычьей крови, но все остальные, как мужчины, так и женщины, находят их очаровательными. Клин твоих лобковых волос соответствует цвету на голове и сильно вздувается. В наши дни бритьё или эпиляция воском кажутся модными, особенно среди женщин твоего возраста, но ты знаешь, что никогда этого не сделаешь, как будто наличие твоих лобковых волос доказывает что-то - смехотворная мысль.
        Ты также ненавидишь свою фигуру - ты думаешь, что ты слишком худая - и ненавидишь едва заметные веснушки, покрывающие тебя с головы до пят. Как и твои волосы, все остальные находят их очаровательными или "экзотическими", как говорили несколько мужчин.
        Но сейчас не время размышлять о себе: кажется, что твой мочевой пузырь готов лопнуть, поэтому, как только ты садишься на унитаз, искры в зеркале останавливают тебя.
        Это сверкающий крест.
        Твой отец подарил его тебе давным-давно, когда ты хотя бы частично верила в то, что он символизировал.
        "Но как я могу теперь?"
        Ты задаёшься вопросом, внезапно чувствуя себя испорченной... Последнее телефонное сообщение твоего отца отражается в твоей голове: "Пожалуйста, вернись в церковь. Вернись к Богу. Это твоё место, милая...", так похожее на многие другие сообщения, на которые у тебя никогда не хватало смелости ответить.
        Это было тогда, когда ты села на унитаз и начала мочиться, после чего бородатый мужчина с оружием ворвался...
        - И раздвинь ноги - да, вот так, - говорит он. - Чёрт, мне нравится этот большой рыжий куст. И ноги тоже поставь немного назад. Упрись в унитаз пятками.
        Оцепеневшая, ты подчиняешься необъяснимым командам.
        - Эта картинка, понимаешь? Твоя поза. Мне нужен этот образ, пока ты ссышь. Мне нужно увидеть, как выходит моча...
        Ты думаешь, что он сумасшедший.
        - А теперь. Закончи ссать. Если нет, то я...
        "Если я не... он убьёт меня", - понимаешь ты.
        Ты концентрируешься, снова закрывая глаза. Ты представляешь себе полностью развёрнутый садовый шланг. Ты думаешь о поливальной машине для газонов. Ты думаешь о протекающих водопроводных трубах.
        - Ну, давай же.
        Вот и выходит сверкающий каскад. Ты можешь почувствовать, как из тебя льётся тёплая струя, как будто она вырывается из этого ужасного затруднительного положения, от которого ты не можешь избавиться сама. Точно так же ты слышишь почти музыкальный звук её звона в туалетную воду.
        - Хорошо. А теперь одной рукой поиграй с моим членом.
        Ты запинаешься, когда снова открываешь глаза. Он уже достал его, и вот он - так внезапно - висит прямо у твоего лица. Он мягкий, но толстый, с воротником из морщинистой кожи. Вокруг него торчат проволочные волоски, словно поражённые молнией. Ты начинаешь месить его кончиками пальцев, затем - возможно, инстинктивно - наклоняешься вперёд, открывая рот.
        - Что ты делаешь?
        - Я... ты не хочешь, чтобы я...
        - Если бы я хотел, чтобы ты его сосала, я бы так и сказал. Играй с ним, но только одной рукой. Другая остаётся на коленях. И вытащи мячики и играй с ними тоже.
        Ты копаешься в расстёгнутой молнии, затем осторожно извлекаешь его яички. Ты держишь их рукой, сжимаешь несколько раз очень нежно, а затем позволяешь своей руке обвиться вокруг их горячей мясистой массы. Чувствуешь запах мыла и даже в разгар этого ужасного преступления думаешь:
        "По крайней мере, он сначала вымылся. Как тебе это? Чистоплотный насильник..."
        Но вот что это, вне всякого сомнения. Изнасилование. Ты всегда слышала об этом в новостях или читала в газетах, размышляла. Всегда что-то случается с кем-то другим...
        "Но теперь это происходит со мной".
        - Хорошо. А теперь вставай.
        Ты опорожнила свой мочевой пузырь, не осознавая этого, и когда ты снова посмотрела, то заметила, что его пенис полностью эрегирован и заметно бьётся, намного больше среднего размера.
        Хрясь!
        Ты хныкаешь при следующем шлепке по твоему лицу.
        - Что я сделала?
        - Я сказал встать.
        А затем его рука приземляется в твои волосы и тянет, рывком поднимая тебя на ноги. Лицо гудит от шлепков, болит кожа головы.
        - Открой аптечку.
        Ты смотришь, как твои широко распахнутые глаза и влажное лицо ускользают, когда ты открываешь зеркальную дверцу.
        - Посмотрим, - говорит он себе. - Вот, вазелин. Сними крышку и поставь банку на пол, а затем снова сядь на унитаз.
        "Что, чёрт возьми..."
        Но ты это делаешь, и когда ты снова смотришь на его следующую команду, всё, что ты видишь, это его подпрыгивающая эрекция.
        - Правой рукой продолжай гладить мой член, а левой вытащи резинку из моего правого кармана.
        "Резинку?"
        Ты находишь пакетик и другой рукой чувствуешь, что его пенис ещё твёрже. Когда ты его сжимаешь, он совсем не поддаётся.
        - А теперь надень резинку на мой член, - говорит он, всё ещё держа пистолет у твоего лица. - И делай это правильно, - раздаётся смех. - Ты, наверное, никогда раньше не видела резинку. Я слышал, что ты позволяешь всем своим ученикам трахать тебя без презерватива.
        Когда ты смотришь на него...
        Хрясь!
        По лицу проносится ещё одна, более жёсткая пощёчина. На этот раз от удара ты задыхаешься, ты на мгновение разворачиваешь, а затем отчаянно пытаешься надеть презерватив и катить его по его пенису.
        Теперь он выглядит инородным и пульсирует у тебя перед глазами. Похоже, что-то приготовленное и упакованное. В настоящий момент это то, чем является весь мир: эрекция этого насильника в латексной оболочке.
        - На руки и колени, - говорит он тебе, и когда ты принимаешь позу в соответствии с указаниями, он продолжает: - Поверни голову вправо, затем приложи щёку к полу, - и после того, как ты повинуешься: - Засунь пальцы в банку с вазелином и вытащи немного. Потри этим всю свою задницу, и когда ты закончишь, я хочу, чтобы ты потянулась назад и раздвинула ягодицы.
        Твоё сердце колотится. Когда ты заканчиваешь...
        "Уф!"
        Он уже встал на колени позади тебя и ударил своим пенисом. Резкое давление пугает тебя. Твой противник не теряет времени даром; он довольно быстро проникает в тебя и выходит из тебя, вытягивая член полностью с каждым ударом только для того, чтобы сразу же погрузить его обратно. Всего после десяти ударов ты сжимаешь прямую кишку - ты, как правило, раньше наслаждалась анальным сексом с любовниками, а сужение ануса - это то, о чём ты прочитала в Cosmo, чтобы увеличить удовольствие мужчины. В этом есть смысл, не так ли? Чтобы доставить удовольствие этому насильнику, потому что, если ты этого не сделаешь, он будет более склонен убить тебя. Так что сжимай его так сильно, как только можешь...
        Мужчина стонет и тут же ускоряет темп. Ты чувствуешь, как его яички хлопают тебя по влагалищу. Потом...
        Он кряхтит, дёргается, удары замедляются и, в конце концов, прекращаются. Спустя несколько мгновений ты чувствуешь, как его пенис начинает сдуваться внутри тебя.
        И тогда ты совершаешь самую серьёзную ошибку.
        Ты хихикаешь.
        - Смешно? - огрызается он. - Что смешного?
        А потом ты визжишь, когда он снова хватает тебя за волосы и поднимает на ноги.
        - Что? Я кончил быстро, это смешно?
        - Нет, нет, - рыдаешь ты.
        Он так сильно ударяет тебя о дверь ванной, что у тебя кружится голова. Ты видишь, как он кладёт пистолет, но в напряжённом параличе, который сопровождает твоё столкновение с дверью, ты не можешь даже думать, что уж говорить о том, чтобы начать оборонительную атаку. Звёзды лопаются у тебя перед глазами...
        - Давай посмотрим, как это смешно, - а потом что-то оборачивается вокруг твоей шеи, и в состоянии ужаса ты понимаешь, что это: пояс от твоего халата.
        Ты задыхаешься, сейчас польются слёзы.
        - Я не... я не смеялась, клянусь...
        Хрясь!
        Ещё одна пощёчина.
        - Да, ты это делала. Ты смеялась надо мной за то, что я быстро кончил. Ну, чёрт возьми, я собирался тебя отпустить, но, думаю, вместо этого я просто повешу тебя.
        Он почти со знанием дела натягивает пояс на крючок двери. Ты не можешь не прийти к выводу, что он делал это и раньше. Твоё дыхание едва возвращается, когда обе его руки тянут вниз за другой конец пояса.
        Самодельная петля затягивается, когда ты поднимаешься, и твои ноги отрываются от прохладной плитки ванной комнаты. Твои пальцы летят, чтобы ослабить петлю, но она слишком тугая. Твоё лицо начинает опухать.
        Ты слышишь его слова сейчас, как будто что-то бормотало в аквариуме:
        - Да, я думаю, я тебя просто повешу, раз уж ты не была хорошей девочкой.
        Твои голые пятки стучат в дверь. Однако ты пинаешь, но без толку ради своей жизни, и каким-то образом тебе удаётся протолкнуть слова через петлю, сжимающую твоё горло:
        - Я буду хорошей девочкой, я буду хорошей девочкой...
        Бум!
        Он отпускает пояс, и ты падаешь на пол.
        Почти удушение оставляет тебя более дезориентированной, чем твоё самое большое состояние опьянения. Равновесия давно нет, ты сидишь на полу, как одинокий выживший на плоту, раскачивающийся в открытом море. В твоей голове шумит гул, который каким-то образом звучит злобно, и ты знаешь, что это такое: угольно-чёрное зло похоти, извращённости и психических заболеваний, как глубинная бомба, упало в центр твоей жизни. Он берёт толстую прядь волос, уложенных за твою голову, и встряхивает её.
        - Не теряй сознание. Мы ещё не закончили. Посмотри сюда, - и ты снова визжишь, когда он сильно закручивает твои волосы.
        - Сними резинку. Возьми её за конец большим и указательным пальцами и затем - слушай! - подними над унитазом. Пусть сперма вытечет из неё в унитаз.
        Злой гул исчезает слишком медленно. Твоё сознание изо всех сил пытается его понять. Когда ты видишь его промежность у своего лица, ты чувствуешь запах собственных экскрементов, исходящих от неё: насыщенный свежий запах. Когда ты осторожно снимаешь презерватив и сливаешь его содержимое в унитаз, у тебя трясутся руки.
        - Теперь... - его голос снова стал холодным, спокойным и монотонным. - Слижи сперму из унитаза.
        Ты с головокружением смотришь на него. Твои губы дрожат, будто ты собираешься что-то сказать, но потом пистолет снова вонзается тебе в лицо.
        - То, что на конце моего пистолета, называется глушителем, - говорит он тебе. - Знаешь, глушитель? Как в кино? Пушка заряжена дозвуковыми боеприпасами. Если я нажму на спусковой крючок, шума не будет. Никто не услышит звука. Понимаешь?
        Покачиваясь на коленях, ты делаешь глоток, успеваешь кивнуть, затем опускаешь лицо в унитаз.
        Однако это действие полностью подсознательно, когда твоя рука поднимается к груди, чтобы удерживать крест, чтобы он не опустился в воду.
        Ты видишь плавающую там сперму, молочно-белую коагуляцию. Ты думаешь о куске макаронных изделий. Только теперь ты вспоминаешь, что после того, как ты помочилась, ты не смыла, поэтому тебе придётся не только слизывать его сперму, но и слизывать её из туалетной воды, окрашенной твоей собственной мочой. Ты выпячиваешь губы, как рыбьи, опускаешься ещё больше и втягиваешь.
        У тебя получается с первой попытки, прихлёбывая комок в рот и глотая.
        Когда ты поднимаешь голову, он наклоняется, чтобы осмотреть.
        - Хм-м-м... Хорошо, - говорит он тем же холодным голосом, но затем уже со своей самой агрессивной жестокостью хватает тебя за горло и швыряет в ванну.
        Твои локти, колени и голова ударились о внутреннюю часть ванны.
        - Вставь пробку в слив, - приказывает он. Его пенис всё ещё висит, высохший, как будто измученный, и извивается, когда он говорит: - Затем ляг на спину.
        Ты даже не пытаешься понять. Боль в разных областях пульсирует, когда ты поворачиваешься в тесной ванне и наклоняешься. На одну секунду ты осмеливаешься поднять глаза. Ты видишь его там, стоящего с пистолетом в воздухе.
        Ты слабо всхлипываешь:
        - Я... я сейчас на спине...
        - Я могу видеть это. Просто будь спокойной. Теперь подтяни колени к плечам, как можно дальше назад.
        Вот ещё одна невольная возможность доставить ему удовольствие. С первого по двенадцатый класс ты была гимнасткой. Благодаря твоему проворному телосложению, бодрой форме и гипермобильности ты идеально подходила для этого вида атлетизма. Почти без усилий ты отводишь колени назад и полностью кладёшь их за плечи.
        - Ух ты, это круто, - замечает он.
        Но потом он начинает на тебя мочиться.
        Ты напрягаешься в искривлённом положении; первоначальный поток бьёт тебя в живот с такой силой, что он щиплет. Затем он проводит им по твоим соскам, и они сжимаются. Его моча кажется горячей. Ты кипишь сквозь зубы, когда он зигзагами направляет поток обратно по твоему животу, а затем водит его вверх и вниз по твоей вагинальной бороздке. Кажется, он пытается нассать внутрь тебя на расстоянии.
        - Я попросил тебя закрыть ванну потому, что я не хочу, чтобы моча ушла в канализацию, - говорит он, наполовину сосредоточившись на своей задаче. - Когда я закончу писать, ты выпьешь это. Ты канализация. Понимаешь?
        "Я канализация", - думаешь ты.
        Но что будет после этого?
        Тебя обливают. Твоя плоть - это чей-то задний двор, и ты корчишься под всем этим.
        - Положи руку между ног и раскрой "киску"...
        Когда ты это делаешь, поток начинает разделять складки твоего влагалища.
        - А теперь мастурбируй, - говорит он дальше.
        Слово, как ни странно, лязгает в голове.
        - Ты слышала меня? - немного грубее. - Мастурбируй.
        И снова слово лязгает. Это как плохой аккорд, портящий грамотную музыку.
        - Ты глухая? Мастурбируй! Мастурбируй, пока я писаю на тебя!
        Последний лязг, потом муза разбивается, как безопасное стекло.
        "Ты издеваешься надо мной!" - думаешь ты, а затем отпускаешь колени из-за плеч, сутулишься и смотришь на него со вздохом и выражением лица либо отвращения, либо печального разочарования.
        - Чёрт побери, Эштон! - кричишь ты. - Этого нет в сценарии! Ты снова всё испортил!
        Уменьшается струя мочи. Злоумышленник стягивает накладную бороду и спрашивает:
        - А?
        Это провал. В очередной раз. Всё было почти идеальным, но потом ему пришлось пойти и всё разрушить.
        - Я даже не кончила, - сдерживалась она.
        Хейзел Грин села в ванну и дёрнула пробку на цепи. Когда она включала душ, тупая ярость побежала за её глазами, словно головная боль.
        - Я следовал сценарию! - настаивал на своём "насильник", который на самом деле был парнем Хейзел, её полубойфрендом, но она думала о нём только как об аспиранте по имени Эштон Кларк.
        - Ты напортачил, Эштон.
        Она покрутилась в душевой струе, погрузилась в неё лицом и начала вспениваться этим приятным гелем для душа, который, как она обнаружила, пахнул черничными маффинами.
        - Слова, слова, слова.
        Эштон уставился на неё.
        Хейзел покачала головой, от которой теперь исходила аура пузырей.
        - Эштон, насильник никогда не сказал бы мастурбировать. Он сказал бы "трахни себя, сука", или "поиграй со своей пиздой", или "потрогай свой клитор". Что-то подобное.
        - Ну, чёрт возьми!
        Эштон бросил бороду долларового магазина в мусорную корзину, сунул член обратно в штаны, вымыл руки и вылетел из ванной комнаты.
        "Упс", - подумала Хейзел.
        Вытершись, она зашагала в гостиную в одних трусиках, покрытых оранжевыми летучими мышами-смайликами, и в полотенце, обёрнутом вокруг головы. С кошачьей ухмылкой она подошла к нему сзади на стуле и стала массировать его плечи.
        - Эштон, мне очень жаль. Я не хотела тебя критиковать...
        - О, нет, совсем нет, - последовал очевидный сарказм, когда он холодно посмотрел в телевизор. - Я чувствую себя таким неудачником, что снова не понял твой драгоценный сценарий.
        - Я слишком остро отреагировала, - заскулила она, - мне очень жаль. Ты действительно втянул меня в происходящее - я думала, это будет лучший раз, но потом...
        - Я сказал неправильные слова, - закончил он с ухмылкой. - Боже, то, что я делаю для женщины, заставляет меня задуматься о себе; я должен быть созависимым или что-то в этом роде. В следующий раз ты захочешь, чтобы я брал уроки актёрского мастерства, чтобы ты могла лучше провести время.
        - Ты, кажется, хорошо провёл время, - почти огрызнулась Хейзел. - Ты кончил, не так ли?
        - Хейзел, мне пришлось заставить себя, - он язвительно рассмеялся. - Мне пришлось подумать о том, что я трахаю тебя в миссионерском стиле. Чёрт, что случилось со старой, доброй и удобной позой, а? Думаю, люди просто больше так не делают, правда? Это же блаженство. Думаю, я просто старомоден, потому что мне не интересны все эти сексуальные извращения и девиации.
        Теперь Хейзел надула губы.
        - Это просто игра, Эштон. Многие пары так делают. Это просто невинная ролевая игра.
        Он уставился на неё.
        - Хейзел, "Подземелья и Драконы" - это ролевая игра. Душить женщину и мочиться на неё, чтобы удовлетворить её пристрастие к фантазиям об изнасиловании, - это совсем другое.
        "Он просто не понимает, - подумала Хейзел. - Он переживёт это".
        - Но на этот раз это было действительно насыщенно. Может, я должна быть актрисой? Я действительно смогла принять образ мыслей жертвы изнасилования. Я ни разу не...
        - Подожди, подожди, - сказал он, подняв руку, когда реклама закончилась. - Я хочу это услышать. Это снова о том парне, который пережил "бурю в День матери".
        "Снова он, - подумала Хейзел. - Друг Фрэнка".
        Она села на край кресла Эштона и начала насухо вытирать волосы. То, что в новостях окрестили "бурей в День матери", по-прежнему оставалось загадкой для метеорологического и научного сообщества. Произошло это два месяца назад, незадолго до рассвета; весь центр Сент-Питерсберга, штат Флорида, был разрушен тем, что Национальное управление океанических и атмосферных исследований и Национальный центр ураганов определили как своего рода случайную бурю, описываемую как спонтанное скопление множественных вихрей торнадо. Две тысячи девятьсот человек погибли, некоторое время ещё кто-то был ранен, что сделало это крупнейшим стихийным бедствием в стране после землетрясения в Сан-Франциско в 1906 году. Этот человек, за которым наблюдал Эштон, был единственным выжившим в "нулевой точке", где все вихри очевидно заземлились. Были нанесены миллиарды долларов ущерба, несколько "устойчивых к буре" многоэтажек фактически рухнули, в то время как ещё у десятков были выбиты все окна, и всё их содержимое было высосано. Заселённые жилые комплексы были снесены, и даже знаменитый пирс Сент-Пит был сорван со стальных и
цементных причалов и разбит на куски. Да, это была ужасная трагедия, но, как и многие молодые люди, Хейзел относилась к ней с холодной отстранённостью. В самом деле, как изнасилование, ураганы, торнадо, приливные волны и так далее, были вещами, которые случались только с другими людьми.
        - Вот он, - сказал Эштон о фотографии, мелькнувшей в национальных новостях: фотография мужчины пятидесяти лет с серьёзными умными глазами и бородкой, тронутой сединой.
        - Уилмарт. Ты знала, что он здесь преподавал?
        - Да, Эштон, - пробормотала Хейзел, уже скучая.
        "Думаю, мне следовало бы иметь больше сострадания, - осознала она свою отчуждённость, - как всегда говорил мой отец".
        - Разве я тебе не говорила? Фрэнк Барлоу знал его очень хорошо.
        - Фрэнк, ты имеешь в виду профессора Барлоу, заведующего кафедрой геометрии?
        - Ага. Жених Сони.
        Эштон ухмыльнулся, как всегда, когда Хейзел называла свою лучшую подругу, профессора Соню Хилд, по имени.
        - Да, самый быстрый способ заработать титул жениха - это обрюхатить женщину.
        Хейзел хлопнула его по плечу - не так сильно, как ей хотелось бы. Она сменила тему, ткнув пальцем в телевизор.
        - И что? Парень умер несколько дней назад, да? Его убили?
        - Может быть, если ты перестанешь говорить, мы узнаем, - а затем Эштон прибавил громкость.
        Светловолосый телеведущий, который выглядел более подходящим для работы рупором, сообщил:
        - Несколько часов назад коронерский офис округа Белкнап признал самоубийство официальной причиной смерти профессора Генри Уилмарта. Уилмарт, высокопоставленный профессор в Провиденсе, Брауновском университете в Род-Айленде, был найден мёртвым на своей территории четыре дня назад. Местная полиция изначально полагала, что Уилмарт был убит, так как после обнаружения его тела его жилище было обнаружено разграбленным. Однако сегодня мы знаем, что профессор Уилмарт покончил с собой, повесившись. Уилмарт чудом выжил в мае прошлого года, когда массивная система множественного вихря торнадо унесла жизни почти трёх тысяч жителей за пятнадцать минут и повредила или разрушила периметр Сент-Питерсберга площадью несколько квадратных миль. Незадолго до восхода солнца двенадцатого мая Уилмарт сидел на скамейке в парковой зоне, известной как Зеркальное озеро, и со всех сторон наблюдал за торнадо. Сразу после этого он прошёл курс лечения от шока, а затем и травматологической терапии.
        Теперь на экране появилась картинка "нулевой точки". Деревья были вырваны с корнем, здания либо раздавлены, либо лишены крыш, повсюду были разбросаны обломки размером с машину, за исключением небольшого круга земли возле пруда. На экране появилась графическая стрелка, указывающая на этот круг с надписью: ПОЛОЖЕНИЕ УИЛМАРТА ВО ВРЕМЯ ТОРНАДО.
        - Боже правый, - выдохнул Эштон. - Каждый раз, когда они это показывают, мне становится плохо. Похоже на Берлин после наступления бомбардировщиков союзников.
        - Всё пострадало, кроме той маленькой площадки, где сидел профессор Уилмарт, - заметила Хейзел с исчезающим вниманием. - Поговорим об удачливых...
        Ведущий продолжил:
        - Уилмарт очень мало комментировал своё нахождение в эпицентре бури, только сказал: "Это не было вихрями торнадо. В этом я уверен..."
        Сверкали новые кадры разрушения города.
        - Эксперты Метеорологического центра США подсчитали, что разрушительная энергия, высвободившаяся на этих нескольких квадратных милях, могла быть равна всей силе, объединённой во время супервспышки в апреле 1974 года, разорвавшейся через тринадцать штатов от Огайо до Северной Каролины, породив сто сорок восемь смерчей и убив более трёхсот человек.
        - Вся эта мощь, - пробормотал Эштон, - образовалась всего на паре квадратных миль...
        - Это слишком удручает, - пожаловалась Хейзел и выключила его. - И они показывают это снова и снова. Я не знаю, зачем они это делают. Как Катрина и цунами несколько лет назад.
        - Хейзел, как дочь христианского служителя может быть такой апатичной? Это было трагическое событие. На устранение всех этих повреждений уйдут годы, - сказал Эштон.
        - Я этого не отрицаю! Я просто не понимаю, почему они должны показывать это снова и снова. Это всё равно, что СМИ тыкают нам в лица. Господи, это случилось несколько месяцев назад.
        Но Эштон всё ещё размышлял о самом событии.
        - Можешь ли ты представить, что бы произошло, если бы это длилось пятнадцать часов вместо пятнадцати минут?
        Хейзел предпочла не представлять.
        - Но мне интересно, что имел в виду Уилмарт, когда сказал, что на самом деле это был не торнадо?
        - Кто знает... После всего этого? И быть прямо в центре бури, и каким-то образом стать единственным выжившим? Просто шок от всего этого, вероятно, зажарил его мозг и сделал более хрустящим, чем свиные шкурки, - наконец у Хейзел возник вопрос, но не то чтобы он имел большое значение. - Что он вообще делал во Флориде?
        - Думаю, был в отпуске, - сказал Эштон. - он ушёл из Брауна только год или два назад. Чёрт, почему бы тебе не спросить Фрэнка Барлоу? Ты ведь собираешься увидеться с ним на этой неделе, не так ли?
        Хейзел ухмыльнулась. Ей не понравилось, как он это сказал.
        - Я не собираюсь в это путешествие, чтобы увидеть его. Я еду с Соней составить ей компанию.
        - Соня, - подчеркнул он. - Ты имеешь в виду профессора Хилд?
        - Она мой босс, Эштон, и моя лучшая подруга...
        Эштон начал постоянно хмуриться.
        - Тебе двадцать два, Хейзел. Ей тридцать пять. У двадцатидвухлетних нет лучших друзей тридцати пяти лет. Это странно.
        "Это не странно, - призналась себе Хейзел. - Просто я влюблена..."
        - Позволь мне прямо спросить. Ты ревнуешь к Фрэнку Барлоу или Соне?
        Он мрачно хмыкнул себе под нос и встал.
        - С моей кармой? Вероятно, к обоим.
        Она могла возразить... но тогда насколько это было бы лукавством? Она не чувствовала себя плохо из-за того, что была чрезмерно сексуализированной женщиной, но она чувствовала себя плохо из-за того, что скрывала некоторые вещи от Эштона. По правде говоря, прошлой зимой у неё был сексуальный роман с Соней, а незадолго до этого - с Фрэнком Барлоу.
        "Никто из них никогда не должен знать о другом", - беспокоилась она.
        - Не будь всё время таким напряжённым, - сказала она вслед Эштону. - Я сплю только с тобой.
        - Спишь? - спросил он, и теперь цинизм действительно выплеснулся наружу. - Так вот, что мы делаем?
        Он подошёл к нескольким книжным полкам и скривился, глядя на заголовки в верхнем ряду: "Понимание хронической женской парафилии". На другой книге читалось: "Идеи референции и сексуальной аберрантности. Современный комплекс фантазий изнасилования".
        - Господи, - пробормотал Эштон.
        - Это просто фетиш, Эштон, - пожаловалась она, потому что знала, о чём он думает.
        Он высоко поднял на неё бровь.
        - Я думаю, что некоторые из твоих интересов выходят за рамки фетишизма, Хейзел. Чёрт, ты же знаешь это, иначе ты бы не пошла к этим психологам.
        - Это было до того, как мы с тобой начали встречаться, и, чёрт возьми, сейчас мне жаль, что я рассказала тебе об этом. Как будто ты тыкаешь этим мне в лицо.
        - Я просто запутался...
        - У меня сексуальные желания, которые отличаются от большинства женщин, Эштон. Это всё. Почему ты не можешь с этим согласиться? Единственная причина, по которой я пошла к психологам, заключалась в том, чтобы узнать, больна ли я, и это не так.
        - Я никогда не говорил, что ты...
        - Нет, но это то, что ты имеешь в виду, - она посмотрела на него. - Вот что ты думаешь: я больна. У меня проблемы с головой.
        - Я так не думаю.
        - Мне всего двадцать два года, и я уже работаю над докторской степенью, - настаивала она, возможно, чтобы немного отплатить ему. - Больные люди так поступают? У скольких "долбанутых на голову" двадцатидвухлетних уже есть магистратура? Да, кстати, тебе сколько лет? Двадцать шесть? И всё ещё работаешь над своей?
        Эштон засмеялся.
        - Я никогда не говорил, что я умнее тебя, Хейзел. Но твои представления о развлечениях и играх действительно переходят черту. Я не знаю, как... что это за слово? Я не знаю, как это считать. Иногда я не знаю, как оценивать наши отношения.
        Плечи Хейзел и маленькие обнажённые груди резко опустились одновременно.
        - Эштон, ты же знаешь, что тебе нельзя использовать это слово на букву О. Мы обсуждали это снова и снова. Мы любовники, вот и всё. Мы друзья, а что в этом плохого? Я сейчас не ищу отношений - не тех, о которых ты говоришь.
        Она подошла к окну, лишь наполовину замечая величественный финансовый район Провиденса, Школу дизайна и окраины колледжа, огни которых только мигали с наступлением сумерек. Фары сверкали на Фултон-стрит, и залив выглядел как что-то расплавленное на закате.
        - Всегда лучше, если не усложнять, правда?
        - Но я люблю тебя, - ответил он.
        "Это не очень хорошо. Почему мужчины в этом так нуждаются?"
        - Ты издеваешься надо мной, Эштон. Слово на букву О и слово на букву Л в один день!
        Он снова натянул футболку, на которой было написано: ГАРРИ БЫЛ ПРАВ. ПОДВАЛ БЫЛ САМЫМ БЕЗОПАСНЫМ МЕСТОМ.
        Хейзел никогда не знала, что это значит, и никогда не спрашивала.
        "Потому что меня не интересует ОН. Меня интересует только то, что он делает для МЕНЯ".
        Она слишком хорошо знала это и обычно чувствовала себя виноватой.
        - Я ничего не могу поделать с собой, - последовало его следующее пустое замечание.
        Он положил пистолет обратно в коробку с надписью: REPLICA SIG P-226.
        Поставив коробку на полку, он заметил, что автоответчик Хейзел мигает.
        - Тебе пришло сообщение.
        - Я уверена, что это снова просто мой отец.
        - Разве ты не перезвонишь ему?
        Вопрос её возмутил.
        - Да, позже, Эштон. Тебе-то что? - но, опять же, она знала, о чём он думал в своей вечно крутящейся паранойе.
        "Он думает, что это звонил какой-то парень, парень, с которым я трахаюсь за его спиной".
        - Вот, послушай, раз тебе так интересно, - спохватилась она и нажала кнопку воспроизведения.
        "Хейзел, дорогая, это я, твой отец. Пожалуйста, позвони мне, я не разговаривал с тобой несколько недель, и я волнуюсь, - пауза. - Бог хочет, чтобы ты вернулась, и Он всегда будет хотеть этого. Пожалуйста. Вернись. Вернись в церковь..."
        Сообщение закончилось.
        - Неплохая идея, да? - сказал Эштон.
        - Что?
        - Я имею в виду, что возвращение в церковь может принести тебе пользу.
        Она не могла устоять.
        - У тебя большая проблема с объективностью. Вот парень, который держал меня под дулом пистолета и заставлял слизать его сперму из унитаза, говорит, что мне нужно в церковь.
        Его зубы скрипели, и он зарычал:
        - Я делаю эти сумасшедшие вещи только потому, что это то, чего ты хочешь!
        - Боже, Эштон, я только пошутила. Знаешь, ты сам себя выдал.
        - Ты не шутишь, - он закинул сумку с книгами через плечо. - Но если ты не веришь в Бога, почему ты носишь этот крест?
        "Верю ли я в бога?" - спросила она себя.
        Вопрос заставил её почувствовать себя увядшим цветком.
        - Может, я просто увлекаюсь иконографией, Эштон. Ты когда-нибудь думал об этом?
        - Это был глупый вопрос... - он выглядел совершенно подавленным, глядя на неё. - Сейчас я должен идти.
        - Разве ты не хочешь пойти поужинать? Мы могли бы поехать в Фрай-Хаус в Кальястро, - возразила она. - Это моя последняя ночь.
        - Ага, перед поездкой с лучшей подругой...
        - Соня моя лучшая подруга, а ты мой лучший друг мужского пола, - добавила она.
        - Великолепно. Я должен пойти в Хэй и заниматься сегодня вечером. Но получи удовольствие от поездки, - он направился к двери. - Где именно располагается хижина, в которую ты собираешься?
        - Это в центре Нью-Гэмпшира, недалеко от какого-то городка под названием Лакония.
        Эштон очень медленно повернулся к ней лицом.
        - Почему ты смотришь на меня так, будто я только что сказала Роузбад?
        - Разве ты не говорила, что вы с Соней едете туда, чтобы встретиться с её женихом Фрэнком Барлоу?
        - Да. Он там уже несколько дней. Мы пойдём в походы и на природу. И?
        - В хижине недалеко от Лаконии, Нью-Гэмпшир?
        - Да...
        - А Фрэнк Барлоу дружил с профессором Генри Уилмартом?
        Губы Хейзел поджались.
        - Да, Эштон! И что?
        - Именно там Генри Уилмарт покончил жизнь самоубийством, - дополнил Эштон. - Об этом говорилось в новостях. Он покончил жизнь самоубийством в своей хижине недалеко от Лаконии, Нью-Гэмпшир.
        Наконец слова проникли в её голову. Зелёные глаза Хейзел озадаченно блеснули.
        - Как странно.
        Эштон отмахнулся.
        - Просто совпадение. Я уверен, что там есть тысяча хижин. Это не может быть та самая...



        ГЛАВА ВТОРАЯ

        Хейзел снилось, что безликие мужчины насилуют её в каком-то сарае. Хотя на самом деле она никогда в жизни не была в сарае, это должно было быть таковым, потому что она видела тюки сена, стеллажи с инструментами, повозки с упряжью, как если бы их тянули лошади, плуги и так далее. Деревянные лестницы вели на верхние чердаки над перекрещивающимися стропилами, а на платформах лежали новые тюки сена. Мужчины были одеты в колониальную одежду: сапоги с медными пряжками, туники с пышными рукавами, брюки из грубой ткани с верёвочными ремнями, и все они носили трёхконечные шляпы; но, как сказано выше, у них не было лиц. И они не говорили; на самом деле сон - кошмар - существовал в мёртвой тишине.
        Она была обнажена и вся в царапинах; когда её обильный пот попадал в длинные тонкие порезы, её кожа пела от боли. Все мужчины стояли вокруг и смотрели, их необрезанные пенисы свисали с брюк, как грязные, мясистые морды. Один держал её сзади, сцепив её локти так сильно, что её груди выпячивались, а позвоночник выгибался назад, как лук. Другой подошёл и начал снова и снова бить раскрытой ладонью её лицо, десятки раз, потом ещё десятки, пока её щека не начала пульсировать, и она не могла видеть ничего, кроме головокружительного тюля блёсток. Когда удары почти лишили её сознания, её уложили на солому, и мужчина на каждой лодыжке связал ей ноги. Третий держал подошву ботинка у её горла, чтобы она не могла извиваться. Один за другим, с изнурительной, молчаливой медлительностью, они насиловали её, каждая грязная "морда" скользила в её чрезмерно смазанную вагину, внутрь и наружу, пока, в тот самый момент, перед кульминацией, каждая не была немедленно извлечена, чтобы обильно эякулировать на её живот и грудь.
        В конце этого первого раунда Хейзел лежала покрытая слизью и блестящая. Прошло несколько минут, затем начался второй раунд. Её лодыжки вытянули за голову, чтобы, по сути, сложить её пополам, а затем процесс повторился, только на этот раз была задействована прямая кишка; здесь, однако, эякуляции не были экстернализированы, а вместо этого закачивались глубоко в её кишечник. Когда все закончили, её удерживали в том же положении... и начался третий раунд.
        "Боже мой, неужели это..."
        Двое мужчин вели большую облезлую охотничью собаку, которая сразу же нависла над ней. Животное нужно было немного поощрить, прежде чем блестящая розовая кость выскользнула из оболочки полового члена и приступила к задаче постоянного прелюбодеяния. У Хейзел закатились глаза, когда собака отчаянно насиловала её, но посреди этого процесса один мужчина натянул ей на голову хлопковый мешок, а затем...
        Упс!
        Мешок стал влажным. Хейзел знала, что один из них помочился на мешок, и последующая влажность сделала почти невозможным дыхание через ткань. Тем временем собака насиловала её всё дальше и дальше, эта розовая кость металась туда-сюда, и когда сознание Хейзел начало растворяться в темноте, она подумала:
        "Они собираются задушить меня до смерти, пока меня будет трахать собака".
        В тот момент, когда эта мысль пришла ей в голову, её чресла начали трястись в серии мощных оргазмических спазмов. Каждый мускул в её теле напрягся от канонады порывов удовольствия...
        За несколько мгновений до того, как она наверняка задохнётся, с её головы сдёрнули мешок. Она втянула воздух и в то же время ощутила горячее, водянистое выделение пса. Хейзел вздохнула от изматывающего удовлетворения.
        Внезапно послышались мужские голоса, словно нажали кнопку включения звука.
        - Держите её дьявольскую щель вверх, братья. Она не должна выливаться.
        - Нет греха в том, чтобы осквернить того, кто хулит Бога!
        - Христианские солдаты, давайте сделаем это! Вяжите её!
        Шкивы заскрипели после того, как петли были надеты на её лодыжки, и её внезапно подняли в воздух вверх ногами.
        - Эта безбожная блудница должна умереть, полная собачьей спермы...
        Верёвки были развязаны, и Хейзел осталась подвешенной. Вверх ногами она смотрела, как мужчины покидают сарай, но даже в ужасе от этой травмы каждый нерв всё ещё гудел от восхитительного оргазма.
        - Хейзел, дитя моё, - раздался мягкий эхом голос.
        Он пришёл сверху. Прищурившись, она посмотрела на чердачные платформы за сетью стропил. С ближних чердаков вниз смотрели раздавленные неописуемые лица, с клыкастыми ртами, змеиными языками, бормочущие в восторге от того, что с ней сделали.
        "Демоны", - подумала она, потому что у некоторых из них на голове были рога.
        - Хейзел, я заклинаю тебя...
        С самого высокого чердака раздался мягкий голос, и это не было лицо демона, которое, как она видела, говорило с ней. Это был длинноволосый бородатый мужчина, глаза которого излучали странный и первозданный покой.
        - Хейзел, дитя божье. Вернись. Я заклинаю тебя.
        "Спаси меня", - подумала она и потянулась к нему, но при этом крест, висевший у неё на шее, соскользнул с её головы и упал в грязь внизу.
        Хейзел очнулась, словно от выстрела из пистолета, и после мгновения помутнения сознания закрыла лицо руками и подумала:
        "Больная, больная, больная..."
        Потом она вздрогнула в постели и поёжилась.
        - Я больная, - прошептала она вслух, а когда пробормотала, мельком увидела своё отражение в зеркале над комодом и подумала о "Крике" Эдварда Мунка.
        "Если бы любой другой женщине приснился такой сон, их бы вырвало, - подумала она. - Но я? Мне это понравилось".
        Это были мрачные моменты, подобные этому, когда Хейзел поняла, что никакие рационализации или душевные разговоры с психиатром не могут повлиять на правду. Прошлым вечером, когда она ехидно сказала Эштону, что не больна, а просто сильно сексуализирована, она знала, что лжёт. Она была одержима - возбуждена - фантазиями об осквернении, унижении и всевозможных изнасилованиях.
        "Это неправильно. Это всё, о чём я думаю..."
        Ну, не совсем всё.
        "Я также думаю о Соне. Много".
        И эти мысли не несли с собой и тени грубых и неприглядных фантазий, которые так занимали её личность. Так или иначе, Соня была её шлюзом. Тайная любовь Хейзел к практически замужней женщине вспыхнула так сильно, что её подсознание наказало её, зная, что на эту любовь невозможно ответить взаимностью. Её любовь к Соне Хилд не могла быть ни более кристальной, ни более прекрасной... но затем шлюзы открылись, как канализационная труба, идущая прямо в середину её души.
        "Я не могу быть с Соней, и судьба специально насильно скармливает мне грязь", - знала она.
        Но почему?
        Она намеренно отключила свой разум, пока окончательно просыпалась, затем оделась в шорты, майку и флуоресцентно-оранжевые шлёпанцы. Это было единственное время в году, когда такая лёгкая одежда была удобной в ??Новой Англии. Её часы Сальвадора Дали - плавящийся циферблат - показывали без двух минут семь утра. Она схватила свои сумки и выбежала из квартиры за пределами кампуса; едва она ступила на парковку, как Соня запищала и подъехала на своём новеньком серебристом Toyota Prius.
        - Привет, Хейзел, - сказала хорошенькая почти черноволосая женщина из водительского окна. - Ты как всегда вовремя.
        "Я люблю тебя", - подумала Хейзел, уставившись на свои сумки, свисающие с рук.
        Она могла бы заплакать.
        - Двигайся, - приказала Хейзел. - Позволь мне вести машину.
        - О, но я могу водить...
        - Ты должна просто расслабиться и наслаждаться пейзажем. Доктор сказал тебе не утруждать себя, - Хейзел бросила свои сумки в багажник и открыла водительскую дверь.
        - Хейзел, тебе не нужно баловать меня. Я прекрасно могу водить...
        Хейзел хихикнула.
        - Тебе будет неудобно. Давай, смотри. Твой живот едва помещается за рулём.
        Соня посмотрела на свою беременность, затем подняла брови. Между низом колеса и её животом существовал только дюйм пространства.
        - Хорошо...
        - Женщины на девятом месяце беременности не должны садиться за руль в шестичасовых поездках.
        - Я на восьмом месяце беременности, Хейзел, а ехать всего три часа.
        - Давай. Выходи.
        Соня с большим трудом вытащила ноги из пространства, затем позволила Хейзел взять себя за руку и помочь подняться на ноги.
        "Эштон говорит, что я больше похожа на парня, чем на девушку, - размышляла Хейзел. - И я думаю, что он прав".
        Когда Соня наклонилась, чтобы встать, её грудь наполовину выскользнула из V-образного выреза тонкого летнего платья. Глаза Хейзел непредусмотрительно нацелились на мясистую белую выемку. Ей хотелось окунуться лицом в тёплое изобилие грудной плоти. Она хотела лизнуть её...
        - Давай, - сказала она, когда Соня полностью встала на ноги.
        Соня была ростом пять футов восемь дюймов - на шесть дюймов выше Хейзел - и имела безупречную осанку для женщины с поздним сроком беременности. Ещё до того, как она забеременела, она всегда была крепкой, без лишнего веса: непомерные формы; широкие бёдра; сильные, подтянутые ноги; и высокая, полная грудь. Мужчины называли её "кирпичной стеной", а Хейзел - "блестящей". "Роскошная" - вот слово, которое Хейзел использовала, чтобы лучше всего описать телосложение своей подруги. Даже во время беременности она не набрала чрезмерного веса. От одного вида тела Сони Хейзел хотелось растаять.
        "Я как озабоченный подросток, смотрящий на фото Пэм Андерсон на развороте".
        Черты лица Сони заставили бы модель позавидовать, и было что-то в её кремовой, нежно-белой коже, что казалось безупречным. Она сияла самым здоровым блеском, а густые прямые волосы обрамляли светящееся лицо чёрной рамкой.
        Ледяные голубые глаза сверкнули лучезарной улыбкой.
        - Что-то не так?
        - Не так? - Хейзел вырвалась из этого состояния. - Ничего, я просто...
        Упрекающая полуулыбка.
        - Не бери в голову! Просто помоги мне.
        Хейзел понимала, что Соня знала...
        Как только они были пристёгнуты ремнями, Хейзел отправилась в путь, счастливая отвлечься от колледжа и жаркой летней сессии.
        - Мило с твоей стороны вести машину, - сказала Соня. - Но когда устанешь, так и скажи, и я возьмусь сама.
        - Забудь про это, - главные ворота университета уменьшились на заднем плане. - Это будет очень весело. Мне нужна небольшая поездка, чтобы проветрить голову.
        - Ах, да?
        - Конечно. Я только что проверила сорок курсовых работ по элементам натурализма в "Строителе Сольнесе" Генрика Ибсена.
        - Ты та, кто хочет стать профессором английского языка. В любом случае, его "Дикая утка" лучше, - Соня посмотрела на неё. - Но это не совсем то, от чего ты хочешь очистить свою голову. Хейзел, я всегда могу сказать.
        "Держу пари, ты можешь".
        - Ещё парень. Эштон думает, что я извращенка. Меня это начинает беспокоить.
        - Как говорится: "Не могу с ним жить, не могу выкинуть его в мусорку". Если он действительно любит тебя, он будет рассматривать твою извращённость не как извращённость, а как сексуальное разнообразие, как уникальность.
        "Но это и есть извращение", - подумала Хейзел, вспомнив пагубный, но восторженный сон.
        - В любом случае, я на самом деле не хочу, чтобы он любил меня. В конечном итоге он пострадает, и мне будет неловко из-за этого.
        - А, значит, есть кто-то ещё на горизонте...
        Хейзел долго молчала.
        - Я просто хочу забыть о мужчинах во время этой поездки. Сделать вид, что их не существует.
        - Это может быть не так просто. Фрэнк присоединится к нам завтра.
        - Завтра? Я думала, что он сейчас там.
        - Не в хижине. Он сейчас в походе.
        Хейзел попыталась не выдать внезапное внутреннее возбуждение.
        "Если его не будет до завтра... то мы с Соней сегодня будем вдвоём".
        - Я не была на природе в таком месте со времён "Девочек-скаутов" - ненавидела это.
        - Хейзел! - взвизгнула Соня. - Ты была девочкой-скаутом?
        - Ну, да.
        - Я просто не могу представить это...
        "Да, но я могу представить тебя. В постели. Со мной, - Хейзел дразнила себя этой мыслью. - Как и в декабре прошлого года..."
        - И я была ужасной девочкой-скаутом.
        Соня ухмыльнулась.
        - Каким образом?
        - Я... - но тут Хейзел спохватилась.
        "Я не могу ей этого сказать".
        - Курение сигарет и прочее, - солгала она. - Контрабанда грязных любовных романов.
        По правде говоря, в двенадцать лет Хейзел соблазнила нескольких других девочек. Она показала им, как мастурбировать, она продемонстрировала куннилингус.
        "Боже мой, если бы меня поймали... Если бы они сказали моему отцу..."
        Она вздрогнула.
        - Не знаю почему, - заметила Соня. Ветер из окна развевал её идеальные чёрные волосы, - но я пыталась вспомнить это слово на днях, после урока в три пятнадцать. Ты уже ушла...
        - Какое слово?
        - Слово, которое ты всегда упоминаешь, которое психолог применил к тебе. Не фетишизм, а...
        - Парафилия, - сообщила Хейзел. - Направление сексуального интереса на объекты, половые акты без проникновения или сексуальную стимуляцию при нетрадиционных обстоятельствах. Это немного сложнее, чем фетишизм; это более навязчиво, по крайней мере, так они говорят. Но у меня "необструктивная парафилия", поэтому она не считается клинической и, следовательно, не требует лечения.
        - Необструктивная? - спросила Соня.
        - Это как разница между тем, кто слишком много пьёт в обществе, и клиническим алкоголиком. Алкоголик управляется выпивкой. Это препятствует его способности функционировать на работе и поддерживать нормальную социальную и домашнюю жизнь. В конце концов алкогольная зависимость стоит ему работы, семьи, друзей, финансов и всего такого. Но при необструктивной парафилии люди всё ещё успешно функционируют. Это я, - но даже когда Хейзел объяснила, она знала, что была не совсем правдива.
        Она функционировала "нормально" и преуспела в должности помощника преподавателя, но в глубине души её навязчивые идеи периодически выливались во что-то почти ненормальное. Она знала это. Дошло даже до того, что ей было так неудобно и стыдно за некоторые из своих навязчивых идей, что в конце концов она преуменьшила их значение для кратковременного психолога в прошлом году.
        "Я слишком боялась, что она поставит мне клинический диагноз..."
        - Но, Соня, с какой стати ты думаешь об этом?
        Улыбка Сони сжалась, как будто кто-то признался в чём-то, чем не слишком гордился.
        - Но ты сказала, что парафилия редко встречается среди женщин?
        - Да, очень редко - поверь мне, я читала об этом столько же, сколько и большинство психиатров. Парафилией страдают девяносто пять процентов мужчин и пять процентов женщин, - Хейзел укоризненно нахмурилась. - А теперь ответь на мой вопрос.
        Соня вздохнула.
        - Ну, тогда у меня тоже есть, это всё, что я имела в виду.
        Комментарий странно ускорил сердцебиение Хейзел.
        - Что?
        - Я не хочу говорить!
        - Что за дерьмо! - Хейзел повысила голос. - Я рассказала тебе все свои хреновые вещи! Это несправедливо!
        - Это просто... визуальная вещь, ну... вроде того.
        - Соня, если ты мне не скажешь, я остановлюсь и оставлю тебя на дороге, беременная ты или нет!
        - Хорошо... - уступила другая женщина. - Знаешь того нового студента, который перевёлся из Маркетта - уроки в пять пятнадцать, вторник, четверг? Джордж...
        - Джордж Кукер, - сказала Хейзел. - Я думаю, он неплохо выглядит. Что, у тебя есть фантазии о нём?
        - Наверное, в его телосложении и лице что-то есть, - призналась Соня, - но на днях, перед уходом из класса, он спросил меня что-то о Гэтсби - боже, я ненавижу эту книгу, Фицджеральда так переоценили, - но после того, как он ушёл, у меня была самая странная идея: я представляла, что я с ним в постели, а пока он спит, я щупаю его и, ну... дрочу ему. Всё это время он спал.
        Хейзел рассмеялась.
        - Но ведь это же не парафилия?
        - О, нет, - заверила Хейзел. - Это называется сомнофилия.
        - Ты шутишь? Есть термин для этого?
        - Конечно. Ты не поверишь некоторым парафильным ярлыкам. Клисмафилия: сексуальное возбуждение от клизмы.
        - Ни за что! Есть такие люди?
        - Ага. О, и вот ещё: агалматофилия, сексуальное влечение к статуям или манекенам.
        Соня взвизгнула.
        - Но я не понимаю про Джорджа Кукера, - продолжала Хейзел. - Он какой-то придурок, разве нет?
        - Наверное, но у него есть, как бы это сказать, чтобы не прозвучало грубо?
        - Просто скажи это! - Хейзел была в нетерпении.
        - Он должен быть одарённым там, потому что у него была действительно большая выпуклость в промежности.
        - Мне нравится это! Ты не только сомнофилка, но и макрогениталка! Возбуждение к большим мужским половым органам.
        - Ну, да ладно, это у каждой женщины есть, - предположила Соня.
        - Не совсем. Некоторых женщин-микрогениталок возбуждают парни с маленькими пенисами. А ещё есть эндовульвизм: мужчины, которых привлекают девушки с чрезмерно большими вагинальными губами.
        Челюсть Сони недоверчиво отвисла.
        - И мне очень не хочется тебе это говорить, - продолжала педантизировать Хейзел, - есть ещё лактафилия...
        - Влечение к кормящим женщинам?
        Хейзел кивнула.
        - Ты сейчас готова? Циезолагния: мужчин возбуждают беременные женщины.
        - О, а это приятно знать!
        Хейзел наклонилась, понизив голос.
        - Можно задать личный вопрос?
        Лицо Сони скривилось.
        - Я не знаю! - она рассмеялась. - Этот разговор становится довольно жёстким!
        - Поскольку ты теперь убеждённая сомнофилка... ты когда-нибудь дрочила Фрэнку во сне?
        - Я не скажу!
        - Конечно, скажешь, - была уверена Хейзел. - И в этом нет ничего плохого. У каждого есть небольшая сексуальная причуда. По крайней мере, ты не идрофродиак.
        - Хейзел, я не хочу знать...
        - Тот, кого возбуждает запах немытых гениталий.
        - Замолчи! Больше не надо! - смех Сони оборвался. - Меняем тему!
        Это было слишком смешно.
        - Поскольку ты мой босс, думаю, я могу согласиться с этим, - она уже свернула на внешнюю петлю Провиденса и внезапно начала вести маленькую машину среди кружащих рядов других машин. - Подожди минуту! Какой путь в Нью-Гэмпшир? Я никогда не была там.
        - Вот этот выезд, ехать по трассе I-95 на север. Жаль, что ты никогда не была в Нью-Гэмпшире. Место абсолютно прекрасное.
        Хейзел произвела обгон.
        - Это Гранитный штат, не так ли? Гранит меня не привлекает.
        - Восемьдесят процентов штата покрыто лесами, и подожди, ты увидишь район озёр, куда мы направляемся. Я никогда не была в этом месте, но проезжала много раз. Ты никогда не видела лоно природы таким.
        - Но... Лакония, - задумалась Хейзел. - Разве это не шикарный район на берегу озера, полный богатых снобов с многомиллионными яхтами?
        - Да, но мы едем на запад оттуда, в место под названием, - Соня достала из сумочки свою карту. - Боссет-Вэй, Фрэнк говорит, что это похоже на стиль Хутервилля в Новой Англии.
        - Хутервилль? Звучит как место для извращенцев: много женщин с большой грудью.
        - Нет! Разве ты никогда не смотрела "Нижнюю юбку", когда была маленькой? - Соня закатила глаза через паузу. - Конечно, нет. Ты слишком молода.
        - Полагаю, что так.
        Хейзел поставила машину на круиз-контроль. В глубине души она была полна смутного искупления.
        "Видите ли, я не единственная с сексуальными извращениями. Даже у Сони они есть..."
        Или это было просто больше рационализации?
        Требовались все усилия, чтобы не коситься на Соню, которая довольно сидела на пассажирском сиденье и читала студенческие конспекты. Её крепкие ноги скрещены в лодыжках, тяжёлая, но крепкая грудь мелко покачивается на полном жизни животе. Губа Хейзел дрожала в сексуальной фантазии: они стояли вместе, обнажённые, лаская друг друга, их руки исследовали каждый дюйм тела друг друга. Хейзел накапала детское масло на руки, затем с обожанием покрыла им кожу Сони, нежно массируя распухшие груди, разглаживая масло по ещё более распухшему животу, затем по рукам, ногам и спине, пока Соня не засияла, как прекрасный человеческий драгоценный камень...
        - Ты замечталась? - спросила Соня с некоторой тревогой.
        Муза Хейзел отвлекла её до такой степени, что шины пересекли внешнюю линию обочины. Она тут же поправила движение, подумав:
        "Внимание!"
        - Извини. Я просто счастлива... - хотела она сказать, как она счастлива быть с Соней, но так не годилось. - Я счастлива, что уезжаю из города. Мне ещё нужно проверить сочинения по классике, но будет так здорово сделать это в бревёнчатом домике посреди леса, а не в моей унылой маленькой квартирке.
        - Не могу не согласиться, - сказала Соня. - Но это не бревёнчатый домик. Это называется наклонная хижина. Фрэнк показал мне фотографии; это выглядит довольно круто - очень похоже на Генри Дэвида Торо, поэтому такие новички, как мы, оценят его больше. А вода поступает из настоящего подземного источника.
        - Звучит довольно по-деревенски, - размышления Хейзел удлинились. - Электричество есть, не так ли?
        - Да, конечно. Это не тотальные захолустья.
        - Что побудило Фрэнка арендовать именно эту хижину только для отдыха в середине лета?
        - Ничего, - сказала Соня. - Хижина принадлежит профессору Генри Уилмарту. Я же говорила тебе, что они с Фрэнком были коллегами, верно?
        "Профессор Генри..."
        Хейзел не сводила глаз с дороги.
        - Или, лучше сказать, хижина принадлежала ему, - поправила Соня.
        - Я помню, как слышала о нём несколько раз. Человек, который покончил жизнь самоубийством несколько дней назад, - пробубнила Хейзел.
        - В прошлую субботу вечером, если быть точным. Я уверена, что ты видела о нём в новостях с мая прошлого года.
        "Человек, который вышел живым из эпицентра бури на День матери".
        - Это слишком большое совпадение, Соня. Буквально вчера вечером, когда в новостях сообщили, что официальной причиной его смерти было самоубийство, Эштон не мог в это поверить, когда я сказала ему, куда мы направляемся. Мы подумали, что это просто случайность, что место его смерти было в том же районе, куда мы с тобой едем.
        Соня вскинула голову.
        - Я не сочла нужным рассказывать тебе все подробности, - она случайно коснулась обнажённого плеча Хейзел. - Тогда ты могла бы и не поехать.
        Комментарий застал Хейзел врасплох. "Она думала обо мне. Она очень хотела, чтобы я поехала с ней..."
        - Уилмарт и Фрэнк годами работали вместе над каким-то побочным проектом, - сказала Соня. - Изначально отец Фрэнка тоже работал над этим.
        - Отец Фрэнка?
        - Да, он знал Уилмарта задолго до того, как Фрэнк познакомился с ним. Но несколько лет назад отец Фрэнка заболел и потерял зрение.
        - О, это очень плохо.
        - Но, во всяком случае, именно поэтому Фрэнк пригласил нас. У Уилмарта в хижине хранилось много бумаг, так что Фрэнк собирает их все. Самое ужасное, что Уилмарт был довольно обдуманным в своих намерениях. Видишь ли, в начале прошлой недели он попросил Фрэнка приехать поработать над некоторыми вещами, он сказал Фрэнку быть там в воскресенье.
        - Но ты сказала, что Уилмарт покончил с собой в субботу, - вспомнила Хейзел.
        - Ага. Таким образом, совершенно очевидно, что Уилмарт организовал приглашение только для того, чтобы его тело было быстро обнаружено. Это Фрэнк нашёл его.
        Хейзел стиснула зубы.
        - О, это отвратительно.
        - Должно быть, это был настоящий шок. Фрэнк вошёл туда, думая, что собирается увидеть своего старого друга, но его старый друг был мёртв.
        - Подожди минутку, - мелькнула мысль в голове Хейзел. - Значит, ты говоришь мне, что Генри Уилмарт покончил с собой в той же хижине, в которой мы собираемся остановиться?
        Соня кивнула с некоторой неохотой.
        - Я... думаю, я должна была сказать тебе и это...
        Хейзел была поражена.
        - Да, может быть, это было бы неплохо!
        - Но тогда бы ты не поехала...
        "Да, я бы тогда не поехала", - Хейзел сама это знала.
        - Ты ассистент преподавателя в колледже Лиги плюща, Хейзел, - объяснила своё пренебрежение Соня информацией. Она бросила на Хейзел ещё одну лучезарную улыбку. - Ты ведь не веришь в призраков, нет?
        - Нет! Но, по крайней мере, скажи мне, что он не покончил с собой в постели, в которой я буду спать!
        Соня весело рассмеялась.
        - Нет. Он повесился. В его кабинете. Если кого-то и беспокоят призраки, так это Фрэнка, потому что в кабинете все бумаги Уилмарта.
        "Отлично. Я буду жить в хижине в глуши, где отбросил коньки какой-то парень!"
        Хейзел нравились сюрпризы сексуального характера, но не такие, как этот. Однако её раздражение рассеялось, когда Соня похлопала Хейзел по коленке и заверила:
        - Нам будет очень весело, только подожди.
        - О, всё в порядке, - сказала Хейзел.
        - И Фрэнк говорит, что есть несколько чистых, отдалённых мест, где можно поесть. Настоящая региональная кухня.
        - О, гранитные бургеры, да?
        - Не будь язвительной задницей.
        - На самом деле я ем почти всё, что угодно, - сказала Хейзел. - Когда я ем овальных крабов или омаров, я ем даже кишки.
        - Спасибо, что поделилась этим со мной, - сказала Соня и поморщилась.
        - Когда я училась в средней школе, мой отец взял меня с собой в Финикс - у него был какой-то съезд служителей - и я ела жареную игуану, и - да - она была на вкус как курица.
        - Фу! Хладнокровные животные должны быть в террариуме, а не на обеденном столе.
        "Да, я съем что угодно, точно, - ворвались грязные мысли Хейзел. - И я бы продала свою душу, чтобы съесть ТЕБЯ! - но потом крест на её шее, казалось, вспыхнул, словно от возмущения. - Моя душа? - она могла рассмеяться. - Что я предлагаю? С этим дерьмом в голове и со всеми грехами, которые я совершила, моя душа стоит около доллара. В деньгах Монополии".
        Съезды на Фрамингем, Уолтем и Бостон проносились мимо зелёных дорожных знаков над головой; даже за это короткое время они уже вторглись в Массачусетс. Внезапно Хейзел почувствовала укол отчаяния. Когда она развлекалась, время летело незаметно, и она боялась, что это путешествие закончится раньше, чем она это осознает. Это будет самое большое количество времени, которое она проведёт с Соней за два года, что она знала её.
        "Она ДОЛЖНА знать, что у меня есть чувства к ней. Я ЗНАЮ, что должна".
        Хейзел могла только надеяться, что это обстоятельство - и, возможно, небольшое влечение со стороны Сони - может лишить взрослую женщину бдительности.
        "Всего одну ночь, всего один час... Пожалуйста..."
        Её мысли снова носились по кругу; так всегда было, когда её навязчивые идеи вторгались.
        "Найди о чём поговорить!"
        Она искала идеи для светской беседы, а затем остановилась на:
        - Ты сказала, что Фрэнк и Уилмарт работали над сторонним проектом?
        - Да, много лет вместе с отцом Фрэнка.
        - Что за проект?
        - Просто скучное математическое дерьмо. Они все невозможные умники. На самом деле, давным-давно отец Фрэнка был деканом Принстонской школы прикладной математики.
        - Ух ты. Думаю, Фрэнк унаследовал сообразительность дорогого старого папочки.
        Соня хихикнула.
        - И его внешность тоже. Однажды я увидела старую фотографию его отца, и он был точной копией Эррола Флинна.
        - Эррол... О, это тот парень с ирокезом из American Idol?
        Соня смотрела.
        - Ты действительно ребёнок, Хейзел. Но я думаю, это моя точка зрения: ум и внешность передаются в семье. Забавно, больше всего меня привлекает во Фрэнке его личность, но также помогает и то, что он чертовски красив.
        Хейзел крепко сжала руль. Она знала, что должна сказать что-то в ответ, но она также знала, насколько осторожной она должна быть.
        "Она бы возненавидела меня, если бы когда-нибудь узнала..."
        - Личность? Я не очень хорошо его знаю, но да, конечно, он интересная личность.
        Последовало несколько мгновений тишины, что показалось странным, но когда Хейзел обернулась, она заметила, что Соня снова улыбается ей, только улыбка расширилась до такой степени, что она боялась, что её подруга вот-вот расхохочется.
        - Соня, почему ты улыбаешься мне?
        - О, ничего. Хватит уже играть.
        - Что?
        - О, ради всего святого, Хейзел. Всякий раз, когда мы с тобой разговариваем и всплывает имя Фрэнка, ты ведёшь себя так, будто ты на иголках. Всё нормально.
        Страх начал проникать в душу Хейзел.
        - Я знаю о твоей... небольшой встрече с Фрэнком прошлым летом, - добавила Соня.
        Теперь казалось, что ледяная вода заполнила живот Хейзел. Она сглотнула, и вдруг слёзы выступили в её глазах.
        - Ты... ты знаешь?
        - Да, милая, и не волнуйся, - ещё одно похлопывание по колену. - Всё нормально.
        - Я... я... О, господи, Соня!
        Соня рассмеялась.
        - Он сказал мне об этом на следующий день после того, как это произошло.
        Хейзел всё ещё дрожала от осознания. Внезапно её охватила потребность признаться.
        - Мне жаль! Это была ночь, когда театральный факультет ставил "Короля Лира", и я напилась, помнишь, и...
        - Да, Хейзел, я помню. А я устала, ушла пораньше и заставила Фрэнка пообещать отвезти тебя домой...
        - И... и... чёрт возьми, Соня! Я не хотела, я никогда бы... Я была так чертовски пьяна! И - чёрт возьми - с тех пор я чувствую себя таким дерьмом, но... но... но... ты всё это время знала?
        - Да. Ничего важного.
        У Хейзел чуть не случился апоплексический удар.
        - Ты моя лучшая подруга, и я была с твоим женихом, и ты не злишься?
        - Нисколько.
        - Не могу поверить, что ты всё ещё разговариваешь со мной!
        Соня обняла Хейзел за плечо и чмокнула её в щёку.
        - Дорогая, я профессор гуманитарного университета, как и Фрэнк. Мы оба знаем, что люди есть люди, и иногда люди совершают... определённые вещи. В моих отношениях с Фрэнком нет ревности. Так что тебе больше не нужно вести себя странно всякий раз, когда поднимается тема Фрэнка.
        Хейзел недовольно огляделась.
        - Но он не знает о...
        - О том маленьком веселье, которое мы с тобой устроили прошлой зимой после рождественской вечеринки на факультете? Конечно, знает.
        "Боже мой..."
        Хейзел потребовалось несколько мгновений, чтобы справиться с потоком информации.
        - Соня, клянусь, я никогда не хотела тебя обмануть - ты очень важна для меня!
        - И ты тоже важна для меня, Хейзел, - сказала Соня, скорее как мать, успокаивающая ребёнка.
        Хейзел отчаянно хотела, чтобы Соня ей поверила.
        - Единственная причина, по которой я не сказала тебе, это потому, что я знаю, как сильно ты его любишь, и я подумала, что если я скажу тебе, то это разрушит всё для вас обоих.
        - Ты была мила, что подумала об этом, - выдала Соня. - Но просто помни, что главное в любых отношениях - это правда. Но не будем обо всём этом сейчас...
        - Но... но, знаешь, мы не сделали это, - продолжала запинаться Хейзел. - Мы... у нас даже не было секса... э-э-э... полового акта, я имею в виду. Мы занимались...
        - Расслабься! - Соня рассмеялась. - Он рассказал мне все кровавые подробности. Мы всегда так делаем друг другу.
        Хейзел снова сглотнула.
        - Фрэнк и я занимались сексом на стороне и раньше, мы это практикуем, и, вероятно, будем делать это снова, - теперь Соня рассматривала свои ресницы в откидном зеркале. - Это просто вопрос отношений; доказательство того, что у всех они разные. У нас такие. Но теперь, когда я сказала тебе, пожалуйста, прекрати вести себя так, будто ты нервничаешь всякий раз, когда поднимается тема Фрэнка. Всё нормально.
        Хейзел почувствовала, что сдулась от облегчения, когда ехала дальше.
        "Слава богу, слава богу, слава богу..."
        Хотя её свидание с Фрэнком занимало ничтожное место в её сексуальной жизни, Хейзел всегда чувствовала себя из-за этого ужасно, потому что её опьянение и возбудило её. Как только он отвёз её обратно в квартиру, она скорее ложно, чем правдиво заявила, что слишком пьяна, чтобы раздеться. Поможет ли ей Фрэнк? Он помог. Как только она была обнажена, ему удалось несколько раз дважды взглянуть на её тело. Волнение от демонстрации себя наполняло её соски, которые имели свойство набухать сильнее, чем у большинства женщин. Фрэнк пытался натянуть ей на голову ночную рубашку, когда её рука нашла его промежность и начала тереть.
        - Эй, Хейзел. Что ты делаешь?
        Но к тому времени, как он начал возражать, она уже вытащила его член и схватила его. Она отбросила ночную рубашку, села на край кровати и прошептала:
        - Просто позволь мне отсосать тебе. Всё, что я хочу сделать, это попробовать твою сперму.
        - Я... - опешил Фрэнк, и его член оказался у неё во рту.
        От волнения у Хейзел скрутило живот; ей пришлось массировать свои интимные места рукой, в то время как её губы плотно скользили взад и вперёд по чувствительной плоти полового члена Фрэнка. Каждый раз, когда она отстранялась, она ощущала восхитительный тягучий солёный вкус его предэякулята. В конце концов она уговорила его лечь на кровать.
        В позе шестьдесят девять она продолжала сосать с неумолимой медлительностью; она хотела, чтобы он умолял её, чтобы он смог кончить. Поочерёдно она отрывала рот от скользкого ствола и опускала его обратно. Очевидно, Фрэнк чувствовал себя нехорошо, совершая оральные действия, но по собственной воле взял с тумбочки лежащий на виду вибратор и провёл жужжащим наконечником сначала по её половым губам, а затем по её клитору. Она позволила этой канализации разврата открыться в своём сознании, а затем представила, как он мочится прямо через свою эрекцию в её рот. Одна только эта мысль утроила её желание, и она усилилась снова, когда её мысленный взор увидел, как он сильно ударил её по лицу открытой ладонью. Она почти кончила, когда представила, что он её трахает и одновременно уменьшает приток крови к её мозгу, сжав руками её горло, но только когда она переместила образ с него на Соню, её кульминация накалилась. Она мечтала просто поцеловать её, и именно тогда оргазм достиг вершины и взорвался. Она выпустила его член изо рта, когда сжалась в спазмах удовольствия, её "киска" внезапно забилась, как бешеное
сердце, когда её спина выгнулась, пальцы ног согнулись, и она завизжала, пока ощущения не утихли. Затем она успокаивалась, откинувшись на спину, и ухмылялась ему. Когда он провёл своей головкой по её губам, ища повторного входа, она ухмыльнулась ещё больше и покачала головой.
        - Я не собираюсь. Я хочу увидеть, как ты сделаешь это сам.
        - Что?
        - Ты слышал меня. Единственный способ кончить сейчас - это сделать всё самому.
        - Почему ты, маленькая сука, дразнила мой член?
        Но именно такой реакции она и хотела. Он с непреклонностью вскочил, оседлал её живот и начал мастурбировать. Пальцы его свободной руки скручивали её сосок, пока боль не закрутилась, и тогда она сказала:
        - У тебя не хватит яиц, чтобы придушить меня.
        Та же рука схватила её горло и сжала сильнее, чем она думала, что он посмеет, и рука не отпускала, пока её зрение не затуманилось наполовину. Он дёрнулся, и первая струя его эякулята коснулась её груди по диагонали. Когда она широко раскрыла рот, он наклонился и позволил остаткам попасть внутрь. Она медленно проглотила комок на языке, а затем с глотком позволила ему соскользнуть в живот. Только что проглоченная, тёплая масса, казалось, пульсировала и даже становилась теплее, нелепо, но как будто она одобрила свой новый дом.
        - Ты хотела попробовать, - сказал он, всё ещё злясь из-за того, что им манипулировали, - ну вот, - затем он выдавил последнюю бусинку и размазал её по губам.
        - Это было весело, - пробормотала она, - но настоящий мужчина сказал бы слизнуть всё остальное.
        Она провела пальцем по линии спермы, которая лежала на её груди.
        - Да, так и будет, - последовал его ехидный ответ, когда он засунул свой пенис обратно в штаны и застегнул молнию.
        - Ну, тогда, - спросила она, - что ты об этом думаешь? - и она наклонилась, взяла ложку из пустой кофейной чашки, затем тщательно зачерпнула оставшуюся сперму.
        Фрэнк смотрел, не открывая рта, пока она дочиста высасывала ложку.
        - Что ты делаешь на факультете английского языка? - спросил он. - Ты должна сниматься в порно.
        - Не-а, - пробормотала она. - Так веселее, но знаешь... Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы сейчас на меня помочился.
        Фрэнк расхохотался.
        - Давай, - проворковала она. - Ты в бешенстве, что я не отсосала тебе, так что вот твой шанс отомстить. В глубине души все мужчины хотят поссать на женщин. Я это где-то читала. В дело вступают твои остаточные гены пещерного человека. Да ладно, Фрэнк, не будь "киской". Помочись на меня. Ты знаешь, чего хочешь.
        Теперь Фрэнк заливался смехом.
        - Хейзел, сделай себе БОЛЬШОЕ одолжение. Избегай алкоголя любой ценой. Это превращает тебя в умалишённую шлюху. И, может быть, ты захочешь пойти поспать сейчас. Вам с Соней предстоит преподавать урок в восемь часов, и, поверь мне, у тебя будет сильное похмелье.
        Он направился к двери, всё ещё посмеиваясь. Она ухмыльнулась ему сквозь прищуренные глаза, откинувшись щекой на подушку. Она подняла одну ногу, высокомерно демонстрируя свой рыжий лобок, и сказала:
        - Спасибо, что проводил меня после "Короля Лира"...
        Фрэнк ещё немного рассмеялся и сказал:
        - Ты ненормальная.
        - Правда? - ответила она.
        Потом он ушёл, посмеиваясь...
        В больном менталитете Хейзел принуждение мужчины к мастурбации не было таким серьёзным нарушением, как половое сношение или оральный секс до конца. Тем не менее, когда она проснулась на следующее утро, она не могла чувствовать себя более презренной. Соня была её большой тайной любовью и самым близким другом.
        "Каким ДРУГОМ это делает меня?"
        Теперь, когда она ехала по постоянно изгибающейся дороге, удаляясь всё дальше и дальше от городской жизни и всё ближе и ближе к колыбели природы, облегчение Хейзел нахлынуло на неё. Любой другой немедленно разорвал бы дружбу из-за того, что его так возмутительно предали. Если бы это случилось...
        "Возможно, я даже не захотела бы больше жить", - подумала она.
        - Помоги мне здесь, ладно? - просьба Сони вывела из размышлений Хейзел. Соня как могла наклонилась вперёд, пытаясь, но безуспешно, расстегнуть застёжку лифчика. - Клянусь, моя грудь становится больше с каждым днём. Этот бюстгальтер меня убивает.
        - Она вырабатывает молоко, она готовится, - сказала Хейзел.
        Она потянулась и расстегнула застёжку.
        - Ах, - выдохнула Соня. - Так-то лучше. Им определённо нужен перерыв, а мне определённо нужны бюстгальтеры побольше.
        - Они будут ещё больше, когда ты родишь. Ну, какое-то время.
        - Господи, я надеюсь, что нет, - Соня на мгновение обхватила их руками, чтобы снять лифчик.
        - Надеюсь, ты будешь кормить грудью?
        - Конечно.
        - Говорят, чем дольше ты кормишь грудью, тем сильнее будет иммунная система твоего ребёнка.
        - Я чувствую, что у меня достаточно молока, чтобы выкормить грудью десять детей, Хейзел. Боже...
        "Покорми меня грудью", - размышляла Хейзел.
        Её вагина на самом деле сжалась, когда она представила, как сосёт молоко из одного из сосков Сони. Она будет сосать, сосать и сосать. Каким должно быть молоко на вкус? И что будет чувствовать Соня, когда она будет вытягивать молоко из неё?
        "О, Боже, у меня такая хрень в голове..."
        - Если ты не возражаешь, я спрошу... Безопасно ли для беременных женщин продолжать нормальные и регулярные половые контакты?
        Соня закатила глаза.
        - Хейзел, это всё, что у тебя на уме? Секс?
        "Ты и половины не знаешь".
        - Давай. Ответь на вопрос.
        Плечи Сони поникли.
        - Некоторые женщины могут заниматься сексом в течение всего срока, разве ты этого не знаешь? Но не я.
        - Почему?
        - Факторы риска увеличивают вероятность осложнений. Во-первых, мне больше тридцати, во-вторых, у моей стороны есть семейная история выкидышей и преждевременных родов. Поэтому мой врач запретил половые сношения на всю беременность.
        - Облом, - сказала Хейзел. - Но я уверена, что вы двое нашли множество способов обойти это.
        Она нежно покраснела.
        - Давай просто скажем, что Фрэнк демонстрирует потрясающее ораторское искусство.
        Когда у Сони зазвонил мобильный телефон на приборной панели, она взглянула на определитель номера.
        - Это Фрэнк! - её лицо казалось просветлённым. - Я включаю громкую связь... Привет, дорогой! Мы сейчас в пути. Боже, я очень скучаю по тебе.
        Хейзел ухмыльнулась.
        - Я тоже скучаю по тебе, детка, - ответил Фрэнк скрипучим голосом на другом конце линии. - Когда ты будешь в хижине?
        - Чуть больше двух часов, может меньше. Хейзел за рулём.
        - Привет, Хейзел, - сказал Фрэнк.
        Хейзел замедлилась, когда заметила, что едет на скорости восемьдесят пять.
        - Привет, Фрэнк. Сохранил для нас природные тропы?
        - Не сомневайся. И природа здесь отличная. Это моя вторая ночь. В этих лесах так красиво. После похорон Генри я ушёл, ещё не вернулся в хижину, но надеюсь встретить вас там завтра утром или днём.
        - Не будь слишком дерзким в дикой природе, Джеймс Фенимор Купер, - убеждала Соня.
        - Нетти Бампо, ты не такой, - рассмеялась Хейзел.
        - Не волнуйся. Я очень впечатлён собой для моих сорока лет. Я прошёл почти весь путь до вершины, и тропы нет вообще. Я своего рода горд.
        - Что за вершина? - спросила Хейзел.
        - Увидите, когда доберётесь до хижины. Просто посмотрите на запад. Она называется Пик Уиппла, на высоте тысячи футов. Она вся покрыта лесом, но прямо посреди него есть очаровательное ущелье.
        - Фрэнк! - пожаловалась Соня. - Ты сумашедший? Ты преподаватель геометрии, а не альпинист!
        - Ничего, дорогая, - настаивал голос. - И это действительно заставляет меня ценить природу.
        - Ты здесь, чтобы проверить вещи Генри Уилмарта! Не лазить по горам и спать в лесу, где водятся медведи, змеи и...
        - Расслабься. Документы Генри пока в порядке, осталось только завещание. Пик Уиппла даже не настоящая гора, но в каком-то смысле это всё ещё часть работы Генри.
        - На горе? - спросила Хейзел. - Или на вершине? Что это вообще?
        - Да, предположительно, наверху есть дом. Генри и мой отец нашли его более десяти лет назад, и я хочу его увидеть.
        - Дом, - пробормотала Соня. - Из всех вещей, которые...
        - Они назвали его Серым Домом. У Генри, вероятно, есть какие-то старые бумаги, которые мне нужно посмотреть, - продолжил Фрэнк. - Всё это довольно любопытно.
        - Просто сделай мне одолжение, Фрэнк! - Соня продолжала своё недовольство. - Слезай оттуда немедленно!
        - Завтра, как я и сказал. Я почти нашёл его и не могу остановиться, зайдя так далеко, - звуки потрескивали на линии. - И, дорогая, я узнал больше с тех пор, как мы в последний раз разговаривали. Когда я приехал сюда в воскресенье - я рассказывал тебе об этом, - первое, что я увидел, - это тело Генри. Он покончил с собой за ночь до этого.
        - Но я думала, что хижину ограбили, - вспомнила Хейзел. - А не мог ли кто-нибудь убить его и представить это как самоубийство?
        - Не-а. Это правда, кто-то прошарил это место в поисках чего-то, но они не тронули бумажник Генри, который был полон кредитных карт и наличных. И, кроме того, Генри оставил предсмертную записку: записку специально для меня.
        Что-то в том, как он это сказал, заставило Хейзел похолодеть.
        - Она была прямо на столе в его кабинете. Она гласила что-то вроде: "Мой дорогой друг Фрэнк, если ты это читаешь, значит, я уже мёртв..." и ещё что-то. Но внизу был номер телефона, по которому он хотел, чтобы я позвонил.
        - Номер телефона? - спросила Соня, недовольная всем этим. - Чей?
        - Я перейду к этому. Первое, что я сделал, это позвонил властям. Сначала прибыл отдел окружного шерифа, а затем скорая помощь, которая доставила тело Генри в морг в Лакония Дженерал.
        - Фрэнк! - крикнула Соня. - Чей был номер?
        - Это был адвокат из Лаконии, - сказал Фрэнк. - Поэтому я позвонил ему, рассказал, что случилось, а потом он сказал мне, что у него есть срочные документы для меня на случай смерти Генри. На следующий день я получил отчёт о смерти Генри и отнёс его адвокату, и... и... ну, вот что меня шокировало.
        Хейзел и Соня переглянулись.
        - По последней воле и завещанию Генри оставил своё имущество мне, - сказал Фрэнк.
        - Ты шутишь! - выдохнула Соня.
        - Нет. Во-первых, он оставил мне хижину и десять акров земли, на которой она стоит. Это может стоить больших денег, но он также оставил мне пятьдесят штук на своём расчётном счёте, а также несколько акций и сертификатов. Адвокат точно не знает, сколько всё это стоит, но по крайней мере ещё пара сотен штук.
        "Что за странный чувак", - подумала Хейзел.
        Соня прижала руку к груди.
        - Я бы сказала, что это замечательно, но, конечно, не при таких обстоятельствах. И всё же какой шок.
        - Это ты мне говоришь? - сказал Фрэнк. - Я ничего не наследую, пока завещание не выйдет из-под действия суда, но я, честно говоря, не вижу, чтобы Генри был должен людям много денег. Чего бы это ни стоило, я, наконец, смогу вытащить своего отца из этого дерьмового дома для престарелых в Конкорде и переместить его во что-то более приличное.
        Соня была ошеломлена.
        - О, Фрэнк, я не знаю, что сказать.
        - Я знаю. Отстойно, когда умирает друг семьи, чтобы кидаться на его имущество как грабитель. Я злюсь больше, чем кто-либо. Я злюсь, что он покончил с собой.
        - Наверное, что-то давно назревало в нём, - предположила Хейзел. - Это вариант для большинства самоубийц.
        - Не в этом случае, я так не думаю. Это всё чёртова буря. Он так и не оправился от этого. Папа разговаривал с ним несколько раз с мая, сказал, что Генри больше не в себе.
        - Это понятно, - рассудила Соня.
        - Конечно, - добавила Хейзел. - Он едет во Флориду на каникулы и становится свидетелем одного из самых страшных стихийных бедствий в Америке.
        Соня продолжила:
        - И выживает, когда столько других было убито. Это повредит любой психике.
        Ещё одна пауза на линии, затем Фрэнк сказал:
        - Но Генри оставил мне ещё одну вещь через адвоката: инструкции.
        - Чтобы закончить его работу, сторонний проект, над которым работали вы с ним и твой отец? - сказала Соня.
        - Нет, нет, это то, что он сказал мне по телефону, когда пригласил меня сюда, но помнишь, это был предлог, просто чтобы я оказался там. В инструкциях говорилось, что он хочет, чтобы я уничтожил все его бумаги и файлы. Он сказал, что эта теория не работает, и он не хотел, чтобы она когда-либо была обнародована, потому что его будут считать сумасшедшим.
        - Как странно, - сказала Соня. - Это было то, над чем вы работали годами.
        - Для меня, да, это были годы, но для Генри и моего отца это были десятилетия, - сказал Фрэнк.
        Хейзел пришлось спросить:
        - В чём именно заключался характер работы?
        - Неевклидовы геометрические закономерности, но... - усмехнулся Фрэнк. - Вы, девочки, легкомысленные. Мне было бы бесполезно объяснять.
        Соня ничего не знала об этом.
        - Неевклидовы...
        - Может быть, я и легкомысленная, Фрэнк, - призналась Хейзел, - и очень многие мужчины, с которыми я встречалась, думают обо мне как о ком-то ещё более худшем, похожим на это, но я достаточно изучала математику, чтобы понять, что вся геометрия - Евклидова. Это должно быть потому, что её придумал Евклид.
        - Он действительно её придумал, Хейзел? - спросил Фрэнк, - или он был просто первым, кто достаточно хорошо понял измеримость углов, плоскостей и точек, чтобы дать этому название? Существовала ли математика до того, как кто-то придумал уравнение один плюс один равно двум? Существовала ли физика плазмы полмиллиона лет назад, когда единственными протолюдьми были неуклюжие приматы, у которых не хватило ума даже использовать палки в качестве инструментов?
        Соня и Хейзел смотрели сквозь паузу.
        Фрэнк начал возражать:
        - Конечно, гипотеза неевклидизма считается вздором, но только потому, что она опирается на предположения, которые не могут опровергнуть "Десять элементов" Евклида и все законы геометрии, которые следовали за ними. Но в нашей теории - ну, в основном теории Генри - мы почти доказали существование непостоянства между постоянными углами, плоскостями и точками.
        - Хм-м-м? - спросила Хейзел.
        - Он сейчас в ударе, - сказала Соня. - Но ты сама попросила об этом.
        - Эта несогласованность создаётся путём идентификации определённых последовательностей угловых градусов, которые при правильном агрегировании объединяются, чтобы сформировать управляемую конфигурацию. Другими словами, эта конфигурация меняется без изменений.
        Соня вздохнула.
        - Фрэнк. Довольно.
        - Иными словами, постоянство и в постоянстве становятся одним и тем же. Угол в сорок пять градусов может принять состояние фиктивности...
        - О, конечно, мы знаем, что это значит! - воскликнула Соня.
        - И, следовательно, расшириться до сорока шести градусов, в то время как первоначальные сорок пять остаются постоянными.
        - Фрэнк, - сказала Соня, - не сади аккумулятор.
        - Но в чём конечная точка теории? - спросила Хейзел.
        - Я рад, что ты спросила об этом, так как легкомысленные никогда не смогут понять, не вдаваясь в термины непрофессионала. Конечная точка по существу бесконечна. Мы говорим здесь о податливости неподатливого, Хейзел. Принципы неевклидизма обладают потенциалом для производства неограниченной энергии. Они могли перемещать объекты разного веса и массы между двумя точками на большом расстоянии. Они могли выпасть под действием силы тяжести. Они могли поднять объект размером с Великую пирамиду в космическое пространство с нулевыми энергетическими затратами. Они могли бы преобразовать верхнюю восьмую дюйма воды в Атлантике в достаточное количество водорода, чтобы обеспечить весь мир электричеством на десятилетие бесплатно.
        - Фрэнк, - сказала Соня, - нам надо ехать, но увидимся завтра!
        - Для меня это звучит как журавль в небе, - сказала Хейзел. - Это как холодный синтез. Конечно, было бы здорово достичь ядерных температур без ядерного источника, но если это вообще возможно, первоначальный расход энергии будет больше, чем произведённая энергия.
        - Хейзел! - пронзительно воскликнул Фрэнк. - Ты улавливаешь!
        - Фрэнк, серьёзно. Позволь спросить у тебя кое-что...
        Соня застонала.
        - Хейзел, дорогая, пожалуйста, не надо.
        - Между тобой, твоим отцом и Генри Уилмартом, кто самый умный?
        Фрэнк не колебался.
        - Генри, вне всякого сомнения. Он гений. При жизни он разбирался в геометрических тезисах лучше, чем кто-либо в стране.
        - Итак, логически, если самый умный из троицы решил, что теория не может работать, то какой самый рациональный вывод?
        Вздох на другой стороне.
        - Я знаю, что теория действительно неработоспособна. Но вы не представляете, как это волнительно для нас. Я даже позвонил отцу и спросил, что мне делать.
        - Что он сказал? - спросила Соня, нахмурившись.
        - Он сказал мне уважать желание Генри и уничтожить всю работу. Я имею в виду, я сделаю это, я должен. Он оставил мне всё своё состояние и попросил взамен только одно: я должен это сделать, - сотовая связь дрейфовала. - Я должен проверить этот дом и посмотреть, что у него там есть, вот и всё. Потерпите меня.
        Соня начала ныть:
        - Но, Фрэнк, мне не нравится мысль о том, что ты слоняешься по горе...
        - Это всего лишь небольшая географическая вершина, дорогая.
        - Что бы ни было! Мне нужно, чтобы ты сейчас же спустился. Ты мне нужен. Сегодня ночью! И ты... ты понимаешь, о чём я...
        - Это всего лишь дикая догадка, - засмеялась Хейзел, - но я думаю, что она имеет в виду твои ораторские способности, Фрэнк.
        - Ах, ну, конечно! - выпалил Фрэнк. - Поверь мне, дорогая, завтра их будет много, и много... э-э-э... других видов, как только младший увидит свет.
        Соня хлопнула Хейзел по руке; Хейзел только рассмеялась.
        - И кстати, как дела у младшего? - спросил Фрэнк.
        - Как обычно, пинается, - ответила Соня, потирая живот. - Я действительно думаю, что это будет мальчик со склонностью к футболу.
        - Идеально! Послушайте, девочки, я собираюсь вернуться к своему маршруту, так что езжайте осторожно, увидимся завтра. И весело проведите время в хижине. Я позвоню тебе сегодня вечером около девяти, чтобы узнать, как дела.
        - Будь осторожен там, наверху, - ещё раз взмолилась Соня. - И не забывай, я люблю тебя.
        - Я тоже тебя люблю - до хрена.
        - Как романтично! - взвизгнула Хейзел.
        Когда прощание завершилось, Соня закончила разговор со слезами на глазах.
        - С ним всё будет в порядке, - заверила Хейзел. - Мужчины, которым за сорок, начинают заниматься охотой, рыбалкой, подниматься в горы. Не волнуйся.
        - К чёрту такие приключения, - произнесла Соня редкую нецензурную брань. - Он не должен лазить по горам и слоняться по лесу. Там змеи, ради бога.
        - Не волнуйся! Если появится змея, Фрэнк до смерти утомит её рассказами о геометрии, - предположила Хейзел.
        Это вызвало у Сони улыбку.
        - А поскольку тебя сегодня с ним не будет, - добавила Хейзел, не подумав, - у меня есть три набора вибрирующих любовных зажимов, если хочешь, одолжи их. Они великолепны, - она ухмыльнулась. - Я даже надену их на тебя.
        Соня удивлённо рассмеялась.
        - Хейзел, пожалуйста... Просто езжай...
        Два часа спустя монотонная панорама асфальта, бетона и шквала машин растворилась в плюшевой листве, стофутовых деревьях и тенистых извилистых лесных дорогах. Всё вокруг было таким безумно зелёным, что Хейзел пришлось перевести дыхание.
        "Мне нужно чаще выбираться из города", - подумала она.
        Она никогда не любила гулять на свежем воздухе, но внезапно оказавшись среди всей этой дикой природы, она почувствовала себя потерянной, как будто так долго упускала что-то важное.
        - Это так красиво, - заметила Соня, широко раскрыв глаза на пейзажи, проливающиеся за её окном. - И это так здорово, что мы едем по дороге, которая называется шоссе Дэниела Вебстера.
        - Только английские урбанисты могут это оценить, - заметила Хейзел. - Но история Бенета меня всё же бесит.
        - Почему? Это замечательная история!
        Хейзел взмахнула рукой.
        - Это копия произведения Вашингтона Ирвинга "Дьявол и Том Уокер".
        - Это вариация на тему, Хейзел. Не плагиат.
        - И этот мудак получил Пулитцеровскую премию!
        - Если это плагиат Ирвинга, дорогая, то история Ирвинга плагиат Гёте.
        - В таком случае "Фауст" Гёте был плагиатом Кристофера Марлоу, так что вот.
        - Боюсь, Фицджеральд сказал это лучше всех. "Маленькие писатели заимствуют, великие воруют".
        Глаза Хейзел сузились.
        - Ты уверена, что это был Фицджеральд, а не Вудхауз? Или - нет! - Сэмюэль Джонсон.
        - Какая разница? Мы почти там!
        Проехав поворот на Лаконию, они свернули на безжизненную развилку и вдруг почувствовали, что лес поглотил их. Сначала они миновали знак ОЛЕНИЙ ПЕРЕХОД, затем другой знак гласил:
        ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БОССЕТ-ВЭЙ; НАСЕЛЕНИЕ: СЛИШКОМ МАЛО, ЧТОБЫ ЕГО СЧИТАТЬ.
        - Мне нравится это! - воскликнула Соня.
        - Да, только посмотри на это место...
        Хейзел остановилась у длинной одноэтажной таверны, построенной из досок из высохшего дерева. Место казалось отодвинутым вглубь леса. ТАВЕРНА "В ЛЕСУ БОССЕТ-ВЭЙ", читалось на шаткой вывеске. В основном пикапы заполняли вымощенную землёй стоянку. Пока они смотрели, припарковался старый грузовик со странными закруглёнными крыльями, и из него вышел импозантный мужчина ростом более шести футов. Лохматые, остриженные каштановые волосы венчали голову, сидящую на плечах шириной, казалось, в аршин; мускулы выпирали из-под серой футболки с прожилками пота, а обтягивающие выцветшие джинсы, казалось, вот-вот порвутся на его слоновьих ногах.
        - Наверное, это то, что ты называешь лесником, - прокомментировала Соня.
        - Ты только взгляни на эту мускулистую стойку, похожую на Пола Баньяна! - восторженно воскликнула Хейзел. - Я бы кончила с ним в мгновение ока!
        Соня выглядела возмущённой.
        - Он буквально в два раза больше тебя, Хейзел. Он бы разорвал тебя пополам.
        - Дерьмо. Я бы занималась его хозяйством, пока он не потеряет ясность. Он бы приполз к моим ногам и умолял бы жёстко трахнуть меня...
        - Хейзел, иногда ты действительно слишком груба. Ты говоришь как мужлан. И, кроме того, тебе должно быть стыдно за себя. У тебя есть парень.
        Хейзел ухмыльнулась.
        - Он просто парень. Я не замужем, ты же знаешь... - она подмигнула. - И не помолвлена.
        - Ну, может быть, ты должна уже быть. Это может очистить твой рот и твой разум. Честно говоря, ты говоришь о сексе больше, чем любая женщина, которую я когда-либо встречала. Ты полностью зацикливаешься на этом, и это нездорово.
        "Думаешь, я этого не знаю? - подумала Хейзел во внезапном отчаянии. - Я НЕ ЗДОРОВА. И моё единственное лекарство - это ТЫ..."
        - Эй, мне можно помечтать, не так ли? И не говори мне, что нет.
        - Мне вот этого не нужно. Мне очень нравится Фрэнк. Он - всё, чего я когда-либо хотела в сексуальном плане.
        - Отлично, но ты иногда фантазируешь о Пите. Все так делают.
        Соня неохотно наклонила голову.
        - Ну, конечно, иногда да. Но не очень часто.
        - Спасибо.
        Затем они обе заметили ещё одну вывеску:
        СВЕЖАЯ РЫБА, МИДИИ;
        ИГРЫ - ПО ЧЕТВЕРГАМ В НОЧЬ;
        СВИНИНА, ОТКОРМЛЕННАЯ РЫБОЙ.
        ВСЁ, ЧТО ВЫ ЗАХОТИТЕ СЪЕСТЬ!
        - Свинина, откормленная рыбой? - спросила Хейзел. - Это звучит интересно.
        Соня скривилась и выдавила:
        - Гадость.
        - Вот твоя местная кухня, - сказала Хейзел, - но меня это устраивает. Мне нравится пробовать новое.
        - Хейзел, у них, наверное, в меню есть лоси!
        - Нравится тебе это или нет, - настаивала Хейзел, - скоро мы будем есть в этом месте. Мы были бы глупы, если бы не сделали это просто из соображений благоразумия.
        - Как скажешь, - пробормотала Соня, но тут же поискала в сумочке хоть какое-то утешение и улыбнулась, глядя на коробку тарталеток.
        ПЕРЕУЛОК БОССЕТ-ВЭЙ, - читалось на следующем знаке. Соня следовала указаниям карты, когда выпалила:
        - Поверни налево!
        Небольшой подъём привёл их вглубь леса, затем дорога превратилась в земляную тропинку. Обогнув глубоко затенённый тупик, Хейзел остановилась.
        Они обе уставились на сколоченную из тёмных досок хижину. Её крытая черепицей крыша резко поднималась вверх. Грубые деревянные ставни примыкали к болезненно узким окнам, а более тёмные деревянные доски составляли входную дверь. Бoльшая часть здания была покрыта плющом и деревьями позади, до такой степени, что это казалось наростом леса, тем посторонним предметом, который он хотел изгнать.
        - Это оно? - спросила Хейзел, озадаченная.
        Соня указала на громоздкий металлический почтовый ящик. УИЛМАРТ, Г. - читалось на наклейке из хозяйственного магазина.
        - Думаю, это то самое место.
        Хейзел взволнованно выпрыгнула из машины. Несмотря на тень, её окутала густая влажность. Если не считать тупика, неба не было видно из-за густых зарослей деревьев, а большинство деревьев - белых сосен, как она думала, - достигали не менее ста футов в высоту. Только с одного точного ракурса она могла видеть за вездесущими деревьями: узкий переулок над открытым пространством, который следовал за небольшим наклоном участка и открывал клин широких полей, край значительного озера и что-то, что выглядело так, как будто оно могло быть поселением.
        - Боже мой, здесь так жарко и душно! - Соня стонала, когда вышла наружу.
        - Это похоже на эффект тропического леса, - предположила Хейзел. Она предложила Соне руку. - Все эти деревья настолько высоки и расположены близко друг к другу, что не пропускают ветер. Летняя жара заставляет влагу конденсироваться и подниматься вверх, но деваться ей некуда.
        Но Хейзел ничуть не возражала. Для неё, прожившей бoльшую часть жизни в Новой Англии, жара и влажность были настоящим праздником после девяти месяцев холодной погоды в году. Это заставляло её чувствовать себя живой, покалывая от молодости.
        Соня в ужасе указала.
        - И что... что... что это?
        - Я не видела таких со времён "Девочек-скаутов"! - Хейзел была в восторге от узкой пристройки сбоку от хижины.
        - Это не...
        - Это старый добрый сортир, Соня. Со всем нашим образованием, со всем нашим интеллектом, нашими степенями, нашей утончённостью и нашим стремлением к знаниям, вот к чему всё это привело. Мы будем гадить в дыре в земле.
        - Боже мой...
        - А это, должно быть, сток из родника, - заметила Хейзел, глядя на торчащие из фундамента хижины водосточные трубы; они сворачивали в небольшой овраг на краю леса. - Вероятно, внутри есть бочонок для хранения или канистра. Труба за домом ведёт от родника к дому, а перелив стекает по желобу в лес. Даже зимой вода не замерзнёт, -?потому что она всегда движется.
        - Превосходно! - воскликнула Соня, всё ещё потрясённая туалетом.
        - И теперь, когда я думаю об этом... - Хейзел начала приближаться к сортиру. Был ли он настолько стар, что на самом деле наклонялся? - После трёх часов в дороге эта девушка должна хорошенько пописать.
        - Я тоже, но... но... не туда!
        - Я и не знала, что ты такая принцесса, - хихикнула Хейзел и распахнула деревянную дверцу сортира.
        "Не так уж и плохо".
        Она ожидала бoльшего запаха, но потом вспомнила, как мало пользовались этим помещением. Фрэнк пробыл здесь всего несколько дней, а до этого время от времени появлялся только Генри Уилмарт. Она посмотрела на грубую дыру, прорезанную в деревянной скамье, которая подходила для стульчака.
        "В основном... дерьмо мертвеца там внизу", - пришла грубая мысль.
        Дверь захлопнулась, оставив только бесформенный луч света, проникающий через штампованное отверстие в форме серпа луны в стене. Она сбросила шорты и села, подождала мгновение, затем её мочевой пузырь начал опорожняться. Она прислушалась, и её бровь приподнялась из-за длинной череды секунд, которые тикали, прежде чем она услышала, как поток наконец достиг дна.
        Она усмехнулась над абсурдной идеей: когда она сидела там, рука поднялась из ямы для отходов и обхватила её лобок. Потом ещё одна мысль: она посмотрела вниз, в клин между ног, и увидела лицо, восторженно смотрящее вверх...
        "Идиотизм!" - подумала она, смеясь про себя.
        Но не потребовалось много времени, чтобы эти мимолётные представления спровоцировали нечто другое: фантазии. Не типичные фантазии.
        Фантазии Хейзел...
        С оглушительным треском дверь туалета сорвана с петель. Ты замираешь на месте, с ужасом глядя на огромный силуэт, стоящий сейчас в дверях. Когда у тебя отвисает челюсть, чтобы закричать, твоё дыхание останавливается в груди, и ты не слышишь ни звука. Это широкоплечий мужчина с толстыми ногами и лохматыми волосами, который вмешался, а ты продолжаешь беспомощно сидеть со спущенными шортами.
        "Человек из таверны!" - осознаёшь ты.
        Того, которого Соня назвала "лесорубом", потому что он так выглядит: массив скульптурных человеческих мышц и плотной мускулатуры, такой высокий, что ему приходится пригибаться, чтобы войти. Его намерения явно преднамеренны, потому что его пенис уже выскочил из расстёгнутых джинсов - вялый, но длинный и толстый - болтается там, как сырая свиная вырезка. Когда он видит страх в твоих глазах, пенис начинает наливаться кровью и подниматься по нарастающей. Когда ты пытаешься проскочить мимо него...
        Бам!
        Его кулак размером с окорок хватает тебя за волосы и бьёт головой о стену. Тяжёлое, кружащее голову оцепенение бросает тебя на пол. Твои ноги подняты, и твои шорты стянуты. Затем ты слышишь ещё один треск, и когда твоё зрение проясняется, ты замечаешь, что этот бегемот вырвал "стульчак" из креплений, гвоздей и всего остального, оставив прямоугольную дыру, полную зловонной тьмы. Его рука снова хватает тебя за волосы и поднимает на колени.
        Наконец, он говорит голосом, похожим на мокрое месиво.
        - Делай всё, что я тебе говорю, или я вывихну тебе бёдра и брошу тебя туда. Ты умрёшь в дерьме, чего ты и заслуживаешь.
        Толстые, как хот-доги, пальцы срывают крошечный крестик на твоей шее и выбрасывают его.
        Головокружение, ты смотришь вверх. Насилие закалило его пенис до размеров огурца по длине и ширине, с тёмно-бордовой головкой, похожей на яблочко. Крошечная щель для мочи мерцает слюной.
        - Расстегни мои штаны и вытащи мои яйца.
        Твои руки трясутся, ты тянешься вперёд, потом впиваешься...
        "О, боже", - думаешь ты, когда поднимаешь мошонку...
        Она выглядит не по-человечески, этого не может быть. В пронизанной солнцем темноте ты видишь, что держишь в руках горячую мясистую массу, для которой не характерны два яичка; вместо этого это больше похоже на гроздь винограда, обтянутую кожурой. Каждая отдельная "виноградинка" легко различима под прожилково-перепончатым покровом.
        Всё это время у твоего лица пульсирует толстая, слегка перекошенная эрекция.
        - Плюнь достаточно слюны на мой член, - приказывает хлюпающий голос.
        Ты совершаешь ошибку, говоря:
        - Что... что?
        И человек-монстр работает пальцами по обеим сторонам твоей трахеи. Ты дёргаешься на коленях, высунув язык; кажется, что он пытается вырвать тебе глотку, и что ещё хуже, так это лёгкость, с которой он это делает.
        Наконец, ты хрипишь:
        - Я сделаю это! Я сделаю всё, что ты скажешь!
        Пальцы отступают, и внезапно ты наклоняешься вперёд, изрыгая слюну по всему его члену.
        - Больше. На весь ствол.
        Твой страх уже высосал из твоих пор столько липкого пота. Ты задыхаешься от жары и напугана, потому что так трудно вызвать слюну. Ты отчаянно втягиваешь щёки изнутри, и как только его рука возвращается к твоему горлу, ты успеваешь выпустить достаточное количество слюны на головку.
        Не колеблясь, когда его руки цепляются за твои влажные подмышки, ты отрываешься от пола. Твоя спина врезается в стену.
        Грязный голос звучит:
        - Подтяни колени.
        Ты немедленно подчиняешься приказу, и через мгновение его залитый слюной, невероятно большой член натыкается на вход твоей вагины, а затем толкается. Ты чувствуешь, что канал расширяется так широко, что это причиняет боль. Когда эрекция проскальзывает на всю длину, ты скрипишь зубами. Твоё влагалище легко вмещало много больших пенисов, но никогда - никогда - такого большого.
        - Тебе страшно? - спрашивает он.
        - Да! - ты рыдаешь.
        - Но тебе же это действительно нравится. Это то, чего ты на самом деле хочешь. Такая безбожная пизда, как ты?
        Член втягивается в тебя и выходит из тебя, пока его таз качается в машинном ритме. Это порождает влажный скользкий звук. Ты клянёшься, что чувствуешь конец его там, где твой пупок.
        - Ты должна была сделать так, как сказал твой отец, - замечает затем грязный голос и начинает заливаться смехом.
        Тогда ты кричишь громко, как свист поезда, когда наконец смотришь ему в лицо.
        Это не лесник - о, нет. Лицо перевёрнуто: по глазу на каждой щеке, зубастый рот и толстые губы на лбу. Его уши заострены.
        - Дьявол рассказал мне всё о тебе...
        Это твой крик вызывает у него оргазм. Ты чувствуешь, как он вливается в тебя, один тёплый вихрь за другим. Однако ты чувствуешь себя всё хуже и хуже, когда замечаешь следующее различие: это не похоже на то, как будто в тебя стреляет сперма, это больше похоже на то, что твой вагинальный канал заполняется чем-то нечеловечески более густым, как тёплый мармелад.
        Рот на лбу мужчины - или существа - улыбается в сложном удовлетворении.
        - Это должно тебе помочь, - его голос хрипит, и снова...
        Бам!
        Он бросает тебя на пол.
        С ещё более невообразимым отвращением ты замечаешь, что его огромный мошоночный мешок теперь сдулся, как будто каждая из "виноградин" опустела...
        "В меня", - понимаешь ты.
        Избыток сочится из твоей вагины, и он действительно похож на мармелад, но слегка мутный и испещрённый крошечными чёрными шариками, которые напоминают тебе целые перчинки.
        - Теперь это не займёт много времени.
        Твой чудовищный нападавший запихивает массу опустошённых гениталий обратно в джинсы.
        - Видишь ли, я эктогенно трансфицированный шоггот, но ты не можешь знать, что это значит. У меня около десяти процентов, которые видоизменяются; им нравится менять вещи по сравнению с тем, чем они были когда-то...
        Слова крутятся в голове.
        "Шоггот. Эктогенно... трансфицированный..."
        Они ничего не значат. Но теперь твой пот начинает литься...
        - Хотелось бы, чтобы меня полностью перевели в слугу, но они этого не сделают. Я недостаточно умён... Чёрт...
        Ты начинаешь дрожать и...
        - Никакого этого девятимесячного дерьма. Когда девка получает "киску", полную шогготской спермы, это занимает не больше минуты или двух...
        И твой живот начинает вздуваться. На ум приходит образ воздушного насоса, наполняющего пляжный мяч; давление такое великое, спину вдавливает в пол, а потом ты замечаешь, что грудь тоже набухает, наполняется нечеловеческим молоком, а в животе растёт что-то мерзкое. Твой пупок выворачивается наизнанку, а затем ты стонешь от нарастающей боли.
        - Видишь, как быстро? Разве это не круто?
        Всего через несколько секунд твой живот станет больше, чем у Сони.
        - Пора выйти этой твари, - хлюпает существо. - Толкай. Вытолкни его.
        Ты напрягаешь мышцы и толкаешь... и кричишь от боли.
        - Позволь мне помочь тебе, - предлагает существо.
        Он кладёт ботинок тебе на живот и начинает медленно надавливать. Вода выплёскивается, когда давление разрывает мембрану; ты вскрикиваешь. Живот опускается ещё немного.
        - Вот так, - бормочет он.
        Ты чувствуешь, как растягивается твоя вагина, затем волны боли заставляют тебя биться в конвульсиях, когда ты ощущаешь, как что-то извивающееся выскальзывает из тебя.
        Ты слышишь детский плач.
        - Привет, маленький засранец, - говорит перевёрнутый рот человека-монстра. Глаза на его щеках смотрят на тебя. - Это мальчик.
        Он поднимает его.
        Сначала твои собственные глаза останавливаются на сияющем личике и животе ребёнка, которые кажутся нормальными. Он пухленький, приятный, даже милый, но потом раздаётся крик, когда ты видишь, что его руки и ноги представляют собой извивающиеся щупальца. А лицо ребёнка? Нормальное?
        Не совсем.
        Его рот представляет собой бледную беловато-розовую присоску размером с чашку для эспрессо.
        Уродливый отец младенца кладёт его на твою грудь, после чего младенец тут же находит набухший сосок и начинает сосать...
        - Вот так. Мамочка и её малыш.
        Он поднимает тебя; ты чувствуешь, как чудовищная плацента висит, как хвост, между твоими ногами. Пока маленькое существо высасывает молоко из твоей мокрой груди, голос отца хрипит:
        - Ты права. Это всего лишь фантазия, но фантазия не что иное, как куча дерьма из твоей собственной головы. Что ты должна понять здесь? В этом месте? Дерьмо из твоей собственной головы смешивается с дерьмом снаружи...
        "Снаружи" - произносишь ты слово, обмякнув на его руках. Ребёнок уже опорожнил одну грудь, поэтому охотится за другим соском.
        - Когда всё твоё молоко будет выпито, он выпьет твою кровь, - предупреждают тебя. - Теперь я пойду туда и трахну эту беременную. Ты не поверишь, что сперма шоггота сделает с уже беременной девкой. Это часть работы...
        Перевёрнутый рот опускается к твоему и очень нежно целует тебя.
        - Но чувак не врал, просто чтобы ты знала. Все десять элементов Евклида неверны. Постоянные углы податливые. Как глина...
        - Что? - ты бредишь.
        - И последнее, - слизь течёт из уголков его рта. - Найди камень... и будешь вознаграждена.
        А потом ты кричишь, когда он бросает тебя и твоего ужасного ребёнка в яму с экскрементами...
        - Хейзел! - срывается пронзительный голос. - Господи, сколько времени тебе нужно, чтобы помочиться!
        Хейзел очнулась от злого видения, как будто её ударили по лицу.
        "Бля, откуда ЭТО взялось?"
        С неё капал пот, она всё ещё сидела на грубой дыре в доске.
        - Э-э-э... иду! - крикнула она в ответ.
        Шорты задрались, она вылетела из сортира. Выражение её лица, несомненно, свидетельствовало о том, что её тошнит.
        - Что с тобой не так? - спросила Соня, прислонившись к крылу машины. - Ты вся покраснела и взволнована.
        - Я... в этом сортире жарче, чем в печи для пиццы, - только и смогла сказать Хейзел.
        Видение или сон наяву, или что бы то ни было - кошмар - смутили её, и, выходя из туалета, она инстинктивно оглянулась через плечо. Не было ничего нового в том, что непристойные и даже болезненные фантазии подкрадывались к ней, когда она меньше всего этого ожидала, но это?
        "Невероятно..."
        К ней вернулось украденное дыхание. Когда Соня полезла в багажник за сумками, Хейзел хлопнула её по рукам и оттолкнула.
        - Ты беременна, помнишь? Готова родить? Беременные женщины не таскают чемоданы.
        - Мне не нужна няня!
        - Не спорь. Открой дом; я возьму сумки.
        Несмотря на свою гибкую фигуру, Хейзел умудрилась за одну ходку унести и большие чемоданы, и оба их ноутбука. Соня оставила входную дверь полуоткрытой; когда Хейзел ступила на деревянную веранду, она не могла не посмотреть на странный дверной молоток: лицо из потускневшей меди с большими пустыми глазами, но без носа и рта. По какой-то причине безликое лицо вызвало у неё странную дрожь.
        - Боже мой, здесь жарче, чем на улице! - Соня взвизгнула изнутри.
        Хейзел переступила порог, охваченная раздражающим жаром, но тут же вздохнула.
        - Ты не шутишь, - она бросила сумки и побежала открывать каждое окно. - Надеюсь, у нас будет попутный ветер, - но потом она сдулась, когда воздух оставался застойным. - Соня, найди свет.
        - Я пытаюсь!
        Хейзел услышала, как щёлкнули выключатели, и, наконец, длинная и широкая передняя комната наполнилась светом.
        - По крайней мере, они экологичные, - заметила Соня о спиралевидных высокоэффективных лампочках, которые висели на шнурах в стропилах. - Боже, это место похоже на Бонанзу.
        - Что?
        - Не бери в голову. Я постоянно забываю. Ты слишком молода.
        "Великолепно".
        Но теперь воздух внутри начал циркулировать и, следовательно, охлаждаться. Несколько потолочных вентиляторов также включились.
        Хейзел по крайней мере нашла это место интересным. Эта главная комната занимала бoльшую часть дома; тёмные панели покрывали стены, в то время как деревянные доски, подобные тем, что снаружи, составляли пол, только они были покрыты блестящим лаком. Ни на одной стене не висело ни одной картины, и не было ничего, что могло бы напоминать ковровое покрытие, даже коврика.
        - Блять, - выпалила Соня.
        - Мы действительно прибыли на место назначения, - весело сказала Хейзел. - Ты разочарована? Не так уж всё плохо. Место примитивное, конечно, но это будет приключение.
        - О, ради бога, Хейзел, - Соня зашагала по большой комнате. В углу стояла высокая двуспальная кровать. - Здесь даже нет спален. Это и есть спальня.
        "Построено с экономией", - решила Хейзел.
        Полуприличный секционный диван стоял полукругом перед большим плоским экраном. Перед ним находился журнальный столик, заваленный книгами и журналами по математике. Хейзел взяла один и нахмурилась. "Американский журнал геометрической теории". Она не могла представить себе ничего более скучного.
        - И я предполагаю, что это кухня, - сказала она затем, обнаружив, что задняя часть комнаты уставлена ??шкафами над столом для разделки, небольшим холодильником и микроволновой печью. Кастрюли и сковородки висели на крючках в стене. - Примитивно, но сойдёт, - она похлопала по большой дровяной печи. - И я предполагаю, что это плита. У меня такое чувство, что мы будем много есть вне дома.
        Соня подозрительно провела рукой по полкам и столешницам.
        - Во всяком случае, чисто, - её голова резко наклонилась. - Подожди... что это за звук?
        "Струится вода", - заметила Хейзел.
        - Я была права насчёт бочки.
        В дальнем конце кухни стояла не деревянная бочка, а пластиковый открытый бочонок с кристально чистой водой. По входной трубе поступала вода, а отток выходил через другую трубу.
        - Вот как это делали в колониальные времена.
        - Я в восторге.
        Хейзел окунула жестяную кружку в воду и сделала большой глоток.
        - О, Соня! Она вкусная и почти ледяная!
        Соня сделала глоток и должна была согласиться, но тут на её лице отразился ужас.
        - Подожди минуту!
        - Что не так?
        - Где душ?
        "Хороший вопрос".
        Хейзел вышла на охоту; при этом Соня пронзительно ворчала за спиной:
        - Мне всё равно, как жарко, Хейзел, я не могу ни купаться, ни принимать душ в такой холодной воде! Пожалуйста, скажи мне, что здесь есть какой-нибудь водонагреватель!
        Вдоль восточной стены располагались три узкие двери. Они выглядели как дверцы шкафа, но когда Хейзел вошла в первую...
        - Вот он. И, ух ты, вещи становятся всё более и более примитивными.
        Соня заглянула ей за спину и увидела крошечную комнату с деревянными досками и ещё меньшим окном. Для "душевой кабины" хватило металлической ванны со сливом, а над ней висела простая насадка для душа и ручка насоса на стене.
        Соня возмутилась:
        - Мы должны качать воду для душа?
        - Похоже на то, но - нам повезло, - Хейзел склонилась над небольшим устройством на полу, которое посредством трубок существовало между скромным резервуаром для воды и насадкой для душа. - Вот твой водонагреватель.
        Соня вздохнула, приложив руку к животу.
        - Слава Богу за маленькие радости.
        Всё больше и больше Хейзел размышляла, что это может быть веселее, чем она думала. Когда она открыла вторую дверь, то увидела просто лестницу.
        - Что это? Чердак?
        - О, Фрэнк упомянул, что есть выход на крышу.
        - Мы можем смотреть на звёзды и загорать обнажёнными!
        Соня казалась менее восторженной.
        - Это ты можешь смотреть на звёзды и загорать обнажённой. Ты можешь представить, как я карабкаюсь по ней? Мой гигантский живот, вероятно, даже не пролез бы в люк. Фрэнк сказал, что он здесь только для того, чтобы весной легче было чистить водосточные желоба.
        Но Хейзел уже взобралась по лестнице с металлическими перекладинами. Когда она открыла люк, то увидела впереди идущую дорогу, ведущую к открытым полям.
        - О, это круто!
        - Слезай оттуда! - приказал голос Сони. - Ты можешь упасть.
        Хейзел действительно хотела когда-нибудь забраться сюда и сделать несколько снимков; с более высокой точки обзора открывался лучший вид на берег озера и посёлок. Но когда она сбежала вниз по лестнице, Сони уже не было. На долю секунды она почувствовала укол тревоги.
        - Соня? Где ты?
        - Здесь...
        Третья узкая дверь была открыта.
        - А, кабинет Генри Уилмарта, - сказала Хейзел, входя.
        Это была единственная часть дома, которая казалась нормальной: компьютер, письменный стол, несколько книжных полок, радио.
        Соня с любопытством рассматривала какие-то бумаги на столе. Выражение её лица померкло.
        - Что ты нашла?
        - Довольно мрачная штука, - заметила Соня. - Это предсмертная записка, которую Генри оставил Фрэнку.
        Только сейчас до Хейзел дошло, что она стоит в комнате, где покончил с собой профессор Генри Уилмарт. Вместо озноба она почувствовала что-то похожее на прилив жара. Она заглянула через плечо Сони и прочла плотный, лаконичный почерк:
        "Мой дорогой друг Фрэнк, если ты читаешь это, значит, я уже мёртв. Моя смерть от моей собственной руки - это действие, которое я не могу и не буду полностью объяснять; я только надеюсь, что ты и твой отец Тёрнстон поймёте. Я думаю, что мир из вас двоих был назидан нашими стимулирующими исследованиями на протяжении многих лет. Я извиняюсь постфактум за ложный способ, которым я заманил тебя сюда, потому что теперь, я уверен, ты понял, почему я это сделал. Ни один суицидальный человек не хочет, чтобы его нашли через несколько недель или месяцев после свершившегося факта. Прости и ещё раз пойми меня.
        После того катастрофического шторма в Сент-Питерсберге в мае прошлого года я сильно заболел психически. Мой дух чувствует себя грязным. Я брожу по этим лесам, бесцельно и беспорядочно, с бессонными глазами и полным отсутствием жизненных сил. Это не поддаётся описанию, мой друг. Призраки всех погибших от бури преследуют меня повсюду, образно говоря, конечно. В последнее время я часто задаюсь вопросом: то ли мой больной ум, то ли сама хижина так резко испортили мои сны и запятнали мои мысли? Не будь я человеком с эрудицией, я, пожалуй, больше склонен был бы сказать второе, хотя и знаю, что этого не может быть. У человека может заболеть разум, а не его жилище. Тем не менее, к этому моменту мои симптомы могут быть только клиническими. Мои сны стали действительно ужасными, окрашенными гротескной чувственностью, не похожей ни на что весомое. Иногда даже - клянусь - люди (или вещи, похожие на людей) произносят в моих снах высказывания, раскрывающие информацию, которую я проверяю позже. Это невозможно, я знаю, и я могу только опасаться того, что ты можешь подумать. В общем, это ещё одно доказательство
слабости моего ума.
        Пожалуйста, организуй избавление от моего жалкого тела; мне очень жаль, что я должен оставить это тебе таким образом. Мои самые искренние пожелания твоему отцу, берегите себя и будьте здоровы.
        С уважением, Генри.
        P.S. Но так просто ты не сорвёшься с крючка! Позвони по номеру внизу, чтобы получить дальнейшие инструкции, которые, я надеюсь, не слишком будут неудобны".
        - Номер адвоката в городе, - вспомнила Хейзел.
        - Удачи сделать что-нибудь из этого.
        Соня протянула ей следующий лист бумаги. Он был архаично запечатан сургучом и клеймом с надписью Г.У., печать, конечно, была уже сломана. Глаза Хейзел заблестели...
        "Без сомнения, Фрэнк, теперь мой поверенный сообщил тебе, что всё моё имущество переходит к тебе. Я надеюсь, что это поможет твоему будущему и будущему твоего отца, особенно тебе, когда появится ребёнок. Взамен, однако, я представляю тебе мои последние просьбы...
        1) Фрэнк, я слишком глубоко копался в кишках нашего исследования - больше чем на целое поколение. Как кролики из пословицы, мы гоняемся за морковкой на палочке. Ах, но какие у нас были мечты, а? Тем не менее, мои самые последние открытия безоговорочно указывают на ложность неевклидов. Это не работает, Фрэнк. Это невозможно. Так что, пожалуйста, не трать больше времени на поиски этого золотого тельца. Я также известил твоего отца, и он согласен. Если бы эта теория попала в наши академические каналы, моё имя было бы посмертно подвергнуто критике. Ты молод и полон сил, Фрэнк, но ты должен смотреть на это по-моему. Наше исследование, в конечном счёте, никогда не может быть функциональным. Так что выбрось это из головы и вернись к более продуктивной учёбе. Кроме того, я должен настоятельно просить тебя уничтожить все следы нашей теории. Уничтожить все мои бумаги в этом кабинете и удалить все мои компьютерные файлы. Сделай это, Фрэнк, пожалуйста. Любое интеллектуальное наследие, которое у меня может быть, будет испорчено насмешками, если ты этого не сделаешь. Единственная причина, по которой я не
уничтожил всё это сам, - это ужасный недостаток энергии с моей стороны, который, как я могу только подозревать, является симптомом тяжёлой депрессии.
        2) В прошлые годы, до болезни твоего дорогого отца, ты слышал наши упоминания о Сером Доме. Это тоже загаженное место, довольно опасное и к тому же совершенно бесполезное. Пожалуйста, никогда не ходи туда, Фрэнк. Никогда не пытайся найти его. Это дурацкая затея..."
        - Коттедж, о котором Фрэнк говорил по телефону, - произнесла Хейзел. - Уилмарт просил Фрэнка не ходить туда...
        - И сказал, что это опасно, - добавила Соня. - Фрэнк, должно быть, пытается вызвать у меня сердечный приступ.
        "На протяжении сотен лет это отвратительное место оставалось незамеченным. Поэтому я прошу тебя никому о нём не упоминать, и пусть оно вернётся к своей анонимности. Скорее всего, ты всё равно не сможешь его найти, так что просто... успокой меня, Фрэнк. Не пытайся сделать это.
        3) Точно так же не пытайся найти СТ. Я избавился от него безвозвратно. Это фальшивый авгур, так что, как и о Доме, забудь о нём..."
        - СТ? - спросила Хейзел. - Что это?
        - Понятия не имею, - ухмыльнулась Соня. - Уилмарт, должно быть, не очень хорошо знал характер Фрэнка. Ты говоришь Фрэнку не делать что-то, что только увеличивает шансы, что он это сделает.
        - Типичный мужчина.
        "Я избавился от него настолько, что уверен, что его никогда не найдут. Мои последние исследования показали непригодность СТ и, соответственно, всей теории. Это зловещий СТ, Фрэнк. Это иона, идол математика. Подобно дьяволу, это Великий Обманщик, побуждающий нас следовать лжи. Пожалуйста, не оскорбляй мою память, Фрэнк.
        Забудь, что проклятый камень когда-либо существовал".
        Хейзел сложила бумагу, голова у неё затуманилась.
        "Проклятый КАМЕНЬ?"
        Мародёр в её жуткой фантазии в туалете говорил что-то о камне, не так ли? Он также делал ссылки, которые можно было проследить до того, что Фрэнк сказал по телефону, но эти ссылки, очевидно, были повторно отфильтрованы через фантазию через её подсознание.
        "Но Фрэнк ни разу не упомянул о КАМНЕ во время телефонного разговора, не так ли?"
        Хейзел вздрогнула.
        - Фрэнк меня иногда просто сжигает, - кипятилась Соня, расхаживая по маленькой комнате. - Мало того, что он игнорирует последнюю волю Генри, он пытается найти какой-то нелепый дом, которому сотни лет и который, вероятно, готов обрушиться. С моей удачей, он упадёт ему на голову, и я стану вдовой раньше, чем... я выйду замуж!
        - Вероятно, он никогда не найдёт это место, Соня, - предположила Хейзел. - Всю дорогу до этой вершины покрыты деревьями целые квадратные мили - ты видела это. Но я хотела бы знать, что это за камень, этот СТ.
        - Мне наплевать. И он очень пожалеет, что провернул этот трюк, - руки Сони сжались в кулаки. - Никакого орального секса для него, вот увидишь.
        Хейзел рассмеялась.
        - О, дай ему передышку. Он просто в походе. Бедняга сидит в офисе девяносто девять процентов времени.
        - Перестань за него заступаться! - Соня завизжала. - Он заставляет меня нервничать. Как бы ты себя чувствовала, если бы Эштон решил заняться альпинизмом, в то время как тебе пришлось бы сидеть в какой-то нелепой хижине без кондиционера, пока ты была беременна его ребёнком?
        Хейзел улыбнулась, затем огляделась.
        - Посмотри на это, - и она достала с книжной полки какую-то декоративную металлическую коробку, пять или около того дюймов в длину и четыре в высоту.
        - Шкатулка для драгоценностей? - недоумевала Соня.
        - Может быть, но... - Хейзел сразу же заметила главную странность. - Она неравномерная. Видишь? - она указала на слегка непараллельные линии коробки. - Довольно фанково - стильная штука, я думаю.
        Соня прищурилась.
        - Это же не золото, правда?
        Хейзел постучала по стенке ногтем.
        - Думаю, нет.
        Это был желтоватый металл, но слишком тёмный для золота; однако он также не был похож на бронзу или латунь. "Янтарный" было единственным словом, которое она могла подобрать, чтобы описать его уникальный оттенок. Обе женщины, казалось, пристально смотрели на него, словно на какой-то чарующий тотем.
        - Какие интересные узоры, - заметила дальше Соня.
        Хейзел не назвала бы их интересными. "Больше похожи на тревожные..."
        Странные глифы и узоры вроде знаков "меньше" и "больше" были очень слабо выгравированы по всему объекту. На крышке, по центру каждой слегка неровной стороны, были такие же тусклые барельефы, которые, казалось, изображали какую-то неясную фигуру, детали которой она не могла разобрать. Хейзел не могла понять, почему эта фигура её нервировала.
        - Открой, - сказала Соня.
        Хейзел помолчала, затем ногтем приподняла загнутую крышку.
        Металлическая яйцевидная полоса была закреплена крошечными распорками внутри шкатулки. Хейзел не могла представить, для какой цели это служило.
        - Теория шкатулки для драгоценностей.
        - Зачем полоса? Чтобы закрепить что-нибудь на ней?
        Хейзел снова закрыла крышку. Действительно она смотрела на коробку с малым вниманием, но что-то...
        "Что-то в ней было..."
        Что вызывало у неё тошноту. У неё закружилась голова, когда она внимательнее посмотрела на едва различимые гравюры - в основном формы, похожие на букву V по бокам, - и ей показалось, будто маленькие углы то открывались, то закрывались.
        "Я просто устала", - подумала она.
        Но тут её прищур обострился: она смотрела на выгравированную фигуру на крышке. Её желудок сжался.
        На мгновение фигура выглядела выпуклой, с цепочкой щупалец внизу.
        Ещё один мираж, рождённый усталостью.
        "Щупальца", - слово закрутилось у неё в голове.
        Её разум просто заставил её так думать, основываясь на ужасающем ребёнке из её кошмара в сортире.
        - Положи обратно, - с отвращением сказала Соня. - Не знаю почему, но мне она не нравится. Внезапно она стала выглядеть жутко.
        - Ага, - Хейзел поставила шкатулку обратно на полку. - Может быть, это болезнь с моей стороны, но... разве ты не говорила, что Генри покончил с собой в этой комнате?
        - М-м-м...
        Затем они обе посмотрели на единственную верхнюю балку кабинета.
        - Должно быть, так оно и есть, - сказала Хейзел.
        Но в то же время Соня случайно заглянула в маленькую урну у стола. Она отпрыгнула назад, словно испуганная, и нахмурилась, указывая вниз.
        - Теперь я действительно собираюсь надрать ему задницу, - сказала она.
        Хейзел заглянула в мусорное ведро. В нём был кусок толстой верёвки.
        - Большое спасибо, Фрэнк, за то, что оставил петлю висельника в доме! - добавила Соня.
        - Ты вдруг стала такой брезгливой.
        Хейзел пришлось усмехнуться.
        - Брезгливой и стервозной. Боже мой, мой живот торчит, как пивной бочонок, пока отец моего ребёнка играет в Льюиса и Кларка, и теперь я смотрю на чёртову верёвку, на которой Генри покончил с собой. Фрэнк действительно иногда может быть невнимательным придурком.
        - Он просто рассеян...
        - Не заступайся за него!
        - Но ты права, он невнимательный придурок.
        - Так-то лучше.
        - Слушай, я голодна, так что давай...
        - У нас есть тарталетки, - напомнила Соня.
        Хейзел нахмурилась.
        - У тебя внутри растёт ребёнок, Соня. Он или она заслуживает лучшего, чем тарталетки. Так что иди готовься. Мы идём в таверну "В ЛЕСУ БОССЕТ-ВЭЙ" или как там она называется.
        - Ты просто хочешь подлизаться к леснику, - сказала Соня, понимающе кивая. - Я тебя знаю.
        - Просто соберись, а я выброшу это в мусорный контейнер, - а затем она полезла в мусорное ведро и схватила кусок верёвки, которая, несомненно, была на шее Генри Уилмарта несколько ночей назад.
        - Фу! - Соня взвизгнула.
        Хейзел выскочила из хижины.
        "Она действительно перегружена гормонами беременности или чем-то ещё".
        Снаружи она пересекла передний двор к концу подъездной аллеи, но притормозила, чтобы бросить гримасничающий взгляд на туалет. В её сознании щупальцевидный новорождённый завизжал, его рот-присоска пульсировал.
        "Господи..."
        Напротив почтового ящика стоял большой пластиковый мусорный контейнер. Она подняла крышку и затаила дыхание от вони. Но прежде чем она выкинула петлю, она поймала себя на том, что смотрит вниз.
        Несколько предметов, которые она не могла идентифицировать, лежали в мешке с мусором.
        К металлическим платформам были прикреплены кожаные ремни, а из каждой из двух платформ торчали острые стальные шипы. В мусорный контейнер также был опущен длинный кожаный ремешок с пряжкой, но он был слишком длинным для ремня.
        Она подняла одну из платформ.
        Когда она заметила щепки, застрявшие в стальных шипах, она могла догадаться, что это были предметы, которыми рабочие лазили по телефонным столбам; на шипах было выгравировано название бренда: СПОРТИВНЫЕ АЛЬПИНИСТЫ ИНКОРПОРЕЙТЕД. Затем она достала из мусора квитанцию, которая гласила: СНАРЯЖЕНИЕ ДЛЯ АКТИВНОГО ОТДЫХА ХАММОНДА, БОССЕТ-ВЭЙ, шипы лайнмены, одна пара, 199 долларов 99 центов. Следующий предмет: пояс для масштабирования деревьев, один, 69 долларов 99 центов.
        - Это Фрэнк купил? - Хейзел пробубнила вслух, но затем квитанция сказала ей, что этого не могло быть.
        Эти предметы были куплены не только до приезда Фрэнка, но и за два дня до того, как Генри Уилмарт покончил жизнь самоубийством.
        Хейзел почти не знала Уилмарта, хотя он определённо не произвел на неё впечатление спортивного альпиниста или другого спортсмена.
        Последний пункт в квитанции сделал открытие ещё более мрачным.
        Верёвка, сизаль, 3/4 дюйма, 20 футов, 10 долларов США.
        Хейзел смотрела в никуда.
        "Зачем Генри покупать шипы для лазанья по деревьям? Если только..."
        Если только он изначально не планировал повеситься на дереве? Тогда он подумал, что это лучший вариант?
        Она предположила, что в этом есть смысл.
        Она бросила верёвку в мусорный контейнер, потом заметила ещё одну вещь: металлическую банку, про которую она сначала подумала, что это банка с краской, пока не подняла её для более тщательного осмотра. ДРЕВЕСНАЯ СМОЛА, гласила она. Она была пуста, но на стенке банки остались следы какого-то смолистого вещества.
        "О, например, когда ты срезаешь ветку с дерева, это то, что ты намазываешь на пень".
        Она пожала плечами, поставила банку обратно в мусорный контейнер, закрыла крышку и вернулась в хижину.



        ГЛАВА ТРЕТЬЯ

        Удивлённая Соня сказала:
        - Этот бургер из белки прекрасен! - после всего лишь одного укуса. - И подумать только, у меня были сомнения.
        - Ондатра тоже превосходна, - похвалила Хейзел тягучие, но ароматные кусочки на своей тарелке с едой. - На вкус как копчёная утка, а опоссум напоминает мне мясо голени индейки.
        Затем она откусила хрустящий кусочек следующего блюда: жареной во фритюре бородавчатой ??змеи.
        - Только не говори мне, - заподозрила Соня, - что она на вкус как курица?
        - Не-а. Больше похоже на форель, и очень вкусно.
        Хейзел скользнула взглядом по таверне: деревянные столы, деревянные стены и деревянные полы. Ароматы с кухни были восхитительными. У самой задней стены тянулся длинный бар, занятый рабочими... Жлобами, другого слова она не могла подобрать. Большинство столов было занято группами грубоватых мужчин с грубым голосом. Однако её поразило, что, когда они с Соней вошли, посетители почти не обратили на них внимания.
        "Похоже, мы здесь единственные женщины, кроме официанток".
        Она, по крайней мере, ожидала, что на них будут глазеть, особенно учитывая её скудные шорты и топ, а также огромный бюст Сони, но на самом деле ничего этого не было.
        "Думаю, я чувствую себя не в своей тарелке, если нет извращенцев, жаждущих меня".
        - Официантка? - позвала она. - Я бы хотела заказать ещё одно блюдо, пожалуйста.
        Соня выглядела удивлённой.
        - Ты только что съела целую убийственную тарелку и теперь хочешь ещё?
        Хихикающая официантка была абсолютным клише: коренастое, грушевидное тело; собранные волосы; макияж глаз, который выглядел нанесённым ножом для масла; и бейджик с надписью Асенат.
        - Это должно означать, что ей нравится наша еда. Держу пари, в городе нет таких ресторанов.
        - Это такой неожиданный сюрприз, - сказала Хейзел. - Всё даже лучше, чем я себе представляла.
        - Я рада, и, судя по тебе, тебе не помешало бы немного мяса на твоих костях, - официантка фыркнула, как тётя Би из "Шоу Энди Гриффита". - И если тебе нужна моя рекомендация, закажи окуня. Это филе весом девять унций на подушке из пресноводных мидий и раковых хвостов, обжаренных в чесночном масле.
        Хейзел решительно кивнула.
        - Я беру.
        - Что-нибудь ещё для тебя, дорогая? - спросила Асенат Соню. - Видишь, у тебя на подходе молодой парень, не забудь, что ты должна есть за двоих.
        - Спасибо, не надо, - Соня баюкала выпуклый живот. - Беличьего бургера хватит на нас обоих. Я буду довольна, просто наблюдая, как моя ста пяти фунтовая подруга ест больше, чем футболист.
        Хейзел пожала плечами.
        - Я всегда ем как свинья, но не набираю ни грамма.
        - Я была такой же, милая, - уверяла Асенат, и её жировые отложения тряслись, когда она смеялась, - так что ты просто вспомни, что там говорят о дарёных конях! - а потом ушла наводить порядок, всю дорогу смеясь.
        - Держу пари, что рыба на самом деле заморожена, - прошептала Соня. - В таких местах всегда говорят, что она свежая, а потом выясняется, что она пролежала в глубокой заморозке в течение года и прибыла из Вьетнама.
        - Здесь нет ничего несвежего, мисси, - хрипловатый голос удивил их обеих. - Я поставлю на это своё средство передвижения.
        Хейзел и Соня подавили шок, когда, повернувшись, увидели пожилого мужчину в инвалидной коляске, проезжавшего между столами. Сморщенное лицо и злые глаза, он носил шляпу с надписью ВЕТЕРАНЫ ЗАРУБЕЖНЫХ ВОЙН ЛЮНТВИЛЛЯ. Но особенностью, от которой и у Сони, и у Хейзел замолчали языки, было то досадное обстоятельство, что у старика не было рук.
        Наконец Хейзел сумела ответить:
        - Звучит одобряюще, сэр.
        - Зови меня, Клоннер, милая, не сэр. Клоннер Мартин, - сказал он с неуместным южным акцентом. - Когда я впервые приехал сюда десять лет назад, эта свалка была просто баром, полным деревенских быдло, так что я поговорил с владельцем, я сказал ему: "Когда Бог раздавал мозги, вы, должно быть, были в заднице. Со всеми тварями в этих лесах и со всеми рыбами в озере Слэддер, вы совершите самоубийство, если не превратите эту дыру в лесу в ресторан".
        - Что ж, я рада, что он последовал твоему совету, Клоннер, - сказала Соня.
        Старик прищурился.
        - Последовал моему совету? Эй, дерзкий парень сказал мне поцеловать его там, где не светит солнце, и выгнал меня. Так что я просто решил купить у него эту забегаловку, кстати, почти даром.
        - О, так ты владелец, - заметила Хейзел.
        - Должна сказать, я была в нескольких хороших ресторанах в своей жизни, но этот определённо самый уникальный.
        - Спасибо, спасибо, милая. Всё дело в том, чтобы воспользоваться преимуществами наших ресурсов и идентифицировать рынок. Зимой у нас есть лыжники, а летом туристы. Почему бы не дать им то, чего они больше нигде не получат?
        - Ты настоящий маркетолог, Клоннер, - сказала Соня. - Никогда бы не подумала, что белка может быть такой хорошей.
        - Я ловил белок, опоссума, ондатру, змею, что угодно, с тех пор, как я был ребёнком, и ловил рыбу тоже. Сейчас, конечно, нельзя, - и он засмеялся, подняв культи. - Сейчас этим занимается мой полоумный племянник и его дружок бывший заключённый.
        Он развернул кресло и указал на продолговатое отверстие в стене, через которое можно было увидеть кухню. Прямо в проёме два деревенских мужчины лет тридцати были заняты разделкой рыбы. Один был коренастый и бородатый, с косматыми каштановыми волосами; он закусил губу, пока работал. Другой - более высокий и стройный - казался более непринуждённым в работе, свистя, когда его нож пронзал куски чистого белого мяса.
        - Видите там двух неудачников? Это они. Всё, что они умеют делать, это охотиться и ловить рыбу, но я думаю, это лучше, чем ничего.
        Хейзел посмотрела на них. Реднеки старались и были хороши.
        Следующим старик указал культёй прямо на Соню.
        - В любом случае, мисси, если твоя подружка скажет, что её окунь - не самая свежая рыба, которую она когда-либо пробовала, я оплачу вам весь чек.
        - О, я уверена, что такого не будет, Клоннер, - ответила Соня, смущённая теперь, когда её замечание услышали. - Ты нас убедил. Но... откуда именно ты? У тебя южный акцент, но у всех остальных здесь акцент Новой Англии.
        Клоннер уверенно кивнул, скрестив укороченные руки.
        - Я из Люнтвилля, Западная Вирджиния, мисси. Переехал сюда десять лет назад, купил по дешёвке пару кусков земли. Ты знаешь, надоело быть среди деревенщин.
        Он сделал паузу для эффекта, затем все трое расхохотались.
        - И дайте угадаю. Вы, девочки, держу пари, что из Проверденса.
        - Откуда ты знаешь? - удивлённо спросила Хейзел.
        - Я видел наклейку Брауновского университета на вашей машине, - а затем он снова засмеялся.
        - Ты действительно что-то, Клоннер, - сказала Хейзел.
        - И не списывайте никого со счетов из-за того, что у него нет рук, - продолжал он. - Некоторые люди с приветом, но это не имеет большого значения. Первые шестьдесят лет моей жизни у меня были руки, - он пожал плечами, - теперь нет. У меня есть пара крючков, но они мне не очень нравятся.
        Прежде чем Хейзел успела одуматься, она спросила:
        - Клоннер, как... как ты их потерял?
        - Проклятое заболевание, - небрежно сказал он. - Бегает в нашей семье, как сказал мне доктор. Индуистский парень, или свами. У старшего брата Джейка оно тоже было, поэтому бедному ублюдку отрезали ноги. Но я? Я получил его в руки, и я думаю, что я, должно быть, разозлил Бога в раз или два больше, потому что сразу после того, как свами отрезал мне руки, у меня был громадный случай артрита, так что я должен теперь катить свою старую задницу в этом кресле, - он поднял обрубок, как будто на нём всё ещё была рука, и ему хотелось показать палец. - Но вы знаете, я вижу, что моя жизнь по-прежнему благословенна. Сердце всё ещё бьётся, солнце всё ещё светит, и я всё ещё пью пиво, так что у меня есть за что благодарить его.
        - Это замечательная точка зрения, Клоннер, - сказала Хейзел, но тут же почувствовала угрызения совести.
        "Похоже на то, что сказал бы мой отец..."
        Это сделало Хейзел более внимательной ко всему, что она считала само собой разумеющимся.
        Теперь Клоннер с любопытством смотрел на них.
        - Думаю, кое-что проскользнуло в ваших головах, а?
        - Что это, Клоннер? - спросила Соня.
        - Я имею в виду, я подумал, что вы решите: "Как, чёрт возьми, парень без рук может даже пить пиво?"
        Хейзел и Соня озадаченные переглянулись.
        Официантка поставила банку Bud на столик рядом с ним.
        - Вот, Клоннер.
        - Лучшее, что есть в собственном баре, это то, что ты можешь пить бесплатно! - воскликнул он, а затем очень осторожно наклонился, просунул край банки между верхним и нижним передними зубными протезами, затем запрокинул голову и выпил.
        Хейзел и Соня переглянулись.
        - Видите? Ничего страшного, - сказал он. - Мне лучше вернуться назад и убедиться, что меня уже не ободрали как липку. Но вы, девочки, берегите себя, и спасибо, что заглянули.
        - Было приятно поговорить с тобой, Клоннер, - сказала Хейзел. - И мы вернёмся за свининой, откормленной рыбой, в неограниченном количестве.
        - Здесь лучшая свинина, которую вы когда-либо ели, так что сделайте это. И если вам что-нибудь понадобится или есть какие-то вопросы по местности, - добавил он, отъезжая, - просто приходите и спросите меня.
        - Спасибо, Клоннер, - сказала Соня.

* * *

        Когда он ушёл, Хейзел заметила:
        - Какой замечательный, энергичный старик.
        - Ага. У бедняги нет рук, но на его лице всё ещё широкая улыбка. А я? Я впадаю в истерику, будто завтра не наступит, если сломаю ноготь или если Фрэнк опоздает на пять минут.
        "Мне нужно больше узнать о его мировоззрении", - подумала Хейзел, но она знала, что всё это мысленные разговоры.
        Даже сейчас она осматривала таверну, скользя взглядом по разным мужчинам, фантазируя о том, с кем из них она хотела бы заняться сексом. Несколько мужчин играли в дартс в одном углу, болтая в сдержанном веселье. Ещё двое играли в бильярд с серьёзными выражениями на уставших от работы лицах.
        Когда она моргнула, она перевела дыхание и вдруг увидела себя раздетой, с кляпом во рту, с завязанными глазами и руками, связанными за спиной. Она склонилась над бильярдным столом, в то время как один крепкий мужчина стоял позади, чтобы методично насиловать её в анус. Другой ловко погружал толстый конец кия в её влагалище и обратно, как будто кто-то сбивает масло...
        Хейзел вздрогнула.
        Соня застенчиво улыбалась.
        - Чем ты так занята?
        - Что?
        - Ты понимаешь, о чём я говорю. С тех пор, как мы вошли сюда, ты присматриваешься ко всем присутствующим.
        - Нет, не присматриваюсь, - выпалила Хейзел.
        - О, я знаю. Ты ищешь того парня, которого мы видели, когда впервые проезжали мимо. Парень, похожий на лесника.
        Хейзел нахмурилась, сказала:
        - Нет.
        Но подумала:
        "Она права".
        - Но теперь, когда ты упомянула об этом, я его нигде не вижу.
        - Ну и дела, я думаю, это значит, что он ушёл, Хейзел, - послышался сарказм Сони.
        - Но его грузовик всё ещё снаружи.
        - А, я вижу, ты не просто парня ищешь, а ещё и запомнила, какой у него грузовик.
        Её сотовый телефон зазвенел, затем она застонала, когда посмотрела на идентификатор вызывающего абонента.
        - Проклятие. Я никогда не давала свой номер мобильного отцу.
        - Это ужасно, Хейзел, - теперь Соня выглядела искренне раздражённой. - Как ты можешь просто так игнорировать своего отца? Он очень приятный человек, а ты уклоняешься от его звонков, как от телемаркетолога, - резкий хмурый взгляд. - Ты собираешься ответить на него, да?
        Хейзел пожала плечами.
        - Ответь! - отрезала Соня. - Не будь таким дерьмом.
        - Привет, папа, - наконец подхватила Хейзел. - Извини, что не была на связи.
        Жестяной голос на другом конце провода, казалось, вибрировал.
        - О, слава богу, Хейзел! Я так волновался. Я уже несколько недель звоню на твой домашний номер...
        Хейзел взяла телефон на улицу, чтобы немного побыть наедине.
        - Я была очень занята проверкой работ для летней сессии. Я хотела позвонить тебе, но... ты знаешь, как оно бывает.
        Жестяной голос смягчился.
        - Я даже не знал, что у тебя есть сотовый телефон, пока этот славный молодой человек Эштон не дал мне его...
        "Да, папа? Ты бы видел, как вчера вечером этот „славный молодой человек“ мочился на твою дочь".
        Она сдержала смех.
        - Я только что купила мобильник, папа, - солгала она. - Я не успела тебе позвонить, потому что как раз после окончания сессии мы с Соней поехали в Нью-Гэмпшир, чтобы встретиться с её женихом. Мы сейчас там.
        - Нью-Гэмпшир? Как долго ты там будешь?
        - Всего неделя или две.
        Разочарование просочилось в тон её отца.
        - Я так надеялся, что ты сможешь прийти на торжественное открытие нового прихода, но это было две недели назад. Какая красивая церковь, дорогая...
        - Ой, извини, - продолжала она оправдываться. - Я забыла. Но когда я вернусь, обещаю, я приду и посмотрю.
        - Хейзел. Ты знаешь, я хочу, чтобы ты сделала больше, чем просто пришла и увидела это, - теперь голос звучал несчастно. - Тебе нужно вернуться в церковь, вернуться к Богу. Я был бы так счастлив, если бы ты была моим руководителем хора. Ты так красиво поёшь...
        "О, Господи, опять эта хрень".
        - Я очень занята в университете, папа. Между преподаванием и работой над докторской у меня действительно нет времени.
        Пауза, затем:
        - Всегда есть время для Бога, дорогая.
        - Я позвоню тебе через несколько дней, хорошо? И я приду к тебе, когда вернусь, обещаю, - она изо всех сил пыталась завершить неудобный звонок.
        Её отец задыхался?
        - Я люблю тебя, Хейзел...
        - Я тоже тебя люблю, пап, - чуть не заскулила она.
        - И, что более важно, Бог любит тебя. Но иногда мне кажется, что ты в это не веришь.
        "Я в это не верю, - пришла мгновенная мысль. - С чего бы Богу любить такую безрассудную, неисправимую извращенку, как я? Каждая мысль в моей голове оскорбляет Бога..."
        - Хейзел? Ты здесь?
        - Да, папа. Мне пора идти, но я буду на связи...
        Он усмехнулся.
        - По крайней мере, постарайся не уклоняться от всех моих звонков.
        Хейзел вздохнула.
        - До свидания, дорогая, - сказал её отец. - Иди с Богом...
        - Пока, - быстро сказала она и закончила разговор.
        "Дерьмо! Это так неудобно! - она знала, что причина, по которой ей не нравилось разговаривать с отцом, заключалась в том, что даже простой звук его голоса вызывал у неё чувство вины. - У меня в голове клоака, а он хочет, чтобы я пошла в ЦЕРКОВЬ!"
        Она уныло повернулась, прислонившись к уличному столбу. Как кто-то может быть так не в ладах с самим собой? Пикап припарковался всего в нескольких футах от неё, и из него вышли ещё двое рабочих, то ли лесорубы, то ли строители. Все мускулистые и с широкими плечами, с сильными ногами, с пучками волос, выбивающихся из-под воротников.
        - Привет, - сказал один с полуулыбкой.
        Хейзел посмотрела ему в промежность, сказала:
        - Привет.
        И смотрела, как они входят в таверну.
        "Иди с Богом", - повторила она слова отца, но в то же время фантазировала.
        Её затащили на капот пикапа. Первый жлоб лёг прямо ей на голову и трахнул её в рот; слоновий пенис, казалось, проникал в её горло и выдавливал глаза при каждом толчке. Другой словно накачал её "киску" маленьким вантузом...
        "Больная, больная, больная", - подумала она.
        Шлёп! - раздался внезапный звук.
        Позади таверны крупный мужчина без усилий швырнул в мусорный бак огромный мешок с мусором.
        "Это он!"
        Это был "лесник". На таком расстоянии Хейзел чувствовала себя крошечной.
        "Он мог бы свернуть меня в маленький шарик и просто трахнуть, смешать с грязью..."
        - Извините, - бросилась она. - У вас есть время...
        Он исчез через чёрный ход, так и не услышав её.
        Хейзел зашаркала обратно, надеясь, что её окунь готов или что-то другое, чтобы отвлечься от плотской грязи, которая, казалось, покрывала её, как слизь.
        - Ты уверена? - сказала Соня из окна водителя. - Долго идти по такой жаре.
        - Хижина всего в паре миль. Мне просто хочется прогуляться, - она похлопала себя по животу, который теперь выпирал, - мне нужно отработать часть этой еды.
        - Ну, ладно. Но если устанешь, просто позвони мне на мобильный, и я тебя заберу.
        - Хорошо.
        Хейзел смотрела, как Соня выводит Toyota Prius из фаланги пикапов и уезжает. Теперь она чувствовала себя сытой, но беспокойной. Она знала, что звонок отца выбил её из колеи. Да, она знала, что была дрянной дочерью. Она знала, что её отец был хорошим человеком, который очень любил её и сделал для неё всё, и всё же избегала его. Он заставлял её слишком много думать о себе, и это расстраивало её. Она также расстроилась из-за того, что не смогла встретиться с лесником, хотя не могла понять, почему.
        "Он просто деревенщина из глуши".
        Она могла только предположить, что её очарование связано с какой-то подсознательной - и извращённой - фантазией.
        "Дерьмо..."
        Над линией деревьев горизонт начал пылать, когда солнце на дюйм опустилось ниже.
        "Может быть, пара миль ходьбы прочистит мою голову..."
        Извилистая дорога к хижине была заасфальтирована, но вскоре Хейзел свернула на широкую грунтовую дорогу. Если она правильно ориентировалась, это должно было направить её к озеру Слэддер, которое она хотела бы увидеть. Время от времени она проходила мимо стоящих в лесу групп трейлеров. Они казались скрытыми. На бельевых верёвках трепетали лоскуты белья. Чем дальше она продвигалась, тем гуще становился лес, высокие сосны и дубы казались всё ближе и ближе друг к другу. Внезапно она почувствовала себя неловко, с босыми ногами и шлёпками, когда вокруг могли быть змеи и колючки.
        "Иди с Богом, иди с Богом", - преследовал голос её отца.
        Она усердно посещала церковь вплоть до окончания средней школы, незадолго до того, как её сексуальные навязчивые идеи дали о себе знать в её душе.
        "Верила ли я когда-нибудь в Бога? - спрашивала она себя сейчас, но тогда была уверена, что так и есть. - Так когда же я перестала?"
        Ответа не было.
        Её отец всегда был методистским священником и параллельно владел небольшим магазином по продаже грузовиков. Новый приход был его мечтой. Хейзел знала, как сильно её отец хотел, чтобы она вернулась в церковь - он обвинял "либеральную, атеистическую университетскую жизнь" в том, что она оттолкнула её, - но теперь, в этой удушающей жаре и свежем воздухе, она вдруг поняла, что не это было угасанием веры, но вместо этого было чувство всепоглощающего отвращения к себе. Она чувствовала, что ей не место в церкви, что для человека, который так рьяно стремился к сексуальному разврату, как она сама, её присутствие на скамьях было бы лицемерием.
        "У меня достаточно поводов для сожалений..."
        Её мать отказалась от брака всего через несколько месяцев после рождения Хейзел, и хотя её отец никогда не делился подробностями - "Это была просто воля Божья, и этого достаточно для меня" - Хейзел слышала, как некоторые родственники утверждали, что её мать на самом деле была настоящей шлюхой.
        "Теперь я знаю, откуда взяла свои гены сексуального наркомана", - подумала она.
        Иногда она задумывалась над самыми нелепыми вещами:
        "У моей матери астенолагия? Она асфиксифилка или майевзиофилка?"
        Хейзел пришлось рассмеяться.
        Внезапно она остановилась; казалось, что её мысли блуждали вместе с ногами, потому что теперь она поняла, что грунтовая дорога разветвилась, и она бессознательно свернула вместе с ней. Деревья стояли вокруг неё нереально неподвижно. Впереди - десять ярдов? Двадцать? - мужчина стоял к ней спиной. Просто... стоял там.
        Глаза Хейзел сузились.
        "Нет причин бояться... так что не бойся".
        Она уверенно шагала вперёд.
        - Простите, сэр? Думаю, я свернула не туда. Не могли бы вы сказать мне, как вернуться к...
        Её горло заткнули оставшиеся слова, когда мужчина быстро повернулся. Её сумочка упала в грязь. На мужчине была потёртая футболка с пятнами, заляпанные джинсы и...
        "Чёрт возьми, что это такое?"
        Маска. Маска Питера Пэна.
        На самом деле Хейзел не вскрикнула, пока не обернулась и не увидела второго, более высокого мужчину, перегородившего дорогу позади неё. Этот, одетый очень неряшливо, был в маске Белоснежки.
        Пауза в несколько секунд была её самой большой ошибкой; к тому времени, когда она попыталась убежать перпендикулярно в лес, рука Питера Пэна уже сжимала заднюю часть её топа. Одним взмахом руки она швырнула её в грязь.
        Послышался стереофонический смешок. Нож к её горлу сопровождал слова с южным акцентом.
        - Не шуми, а то я перережу тебе глотку и ты истечёшь кровью, пока мы будем тебя трахать.
        Сердце Хейзел заколотилось, когда грязная рука стянула с неё топ через голову. Две более грязные руки терзали её грудь, а Питер Пэн схватил её за волосы.
        - Что за здоровенная куча металлической мочалки, - хмыкнул он.
        Он потёр её лицо о свою промежность. Джинсовая ткань безошибочно пахла рыбой.
        Белоснежка сказал с тягучим акцентом, похожим на что-то из Новой Англии:
        - Ты слышал, что она сказала? Сказала, что ест как свинья. Ну, а если мы посмотрим, будет ли она трахаться как свинья?
        "Кто-то из таверны, - в отчаянии подумала Хейзел. - Но, чёрт! Таверна была полна!"
        Теперь чья-то рука коснулась её промежности.
        - Держу пари, у неё там бритый пирог.
        - Не-е-е-е-е...
        - Точно. Молодые девушки в эти дни, особенно девушки из колледжа, все бреются. Держу пари.
        - Хорошо, тогда поспорим. Победитель получает этот пирог первым.
        Шлёпанцы Хейзел были сброшены, а её шорты вывернуты наизнанку.
        - Ну, ты только посмотри! - сказал Белоснежка. - Я никогда не ел кусок такого рыжего пирога, как у неё!
        Униженная, Хейзел напряглась, когда один из них схватил горстью её обильный участок лобка и потянул. Колющая боль; кожа её полового холмика стянулась.
        - Большая куча для такой "киски".
        - Э-э-э... И красивые большие губы на ней, - глаза за глазницами маски Белоснежки выровнялись. - Лучше держи глаза закрытыми, рыженькая. Чем меньше ты нас видишь, тем больше шансов, что мы тебя не убьём.
        Глаза Хейзел закрылись.
        - Переверни её на живот. Я хочу посмотреть, сколько выйдет из неё дерьма.
        - Точно.
        Грубые руки перевернули Хейзел, как мешок с мукой. Её ягодицы были раздвинуты.
        - Блин! - подтвердил южный голос. - Эта задница - свежий кукурузный хлеб прямо из духовки! - и кончик пальца шевельнулся в анальном отверстии.
        - Хорошо использованная, тьфу. Ты мог бы сказать по взгляду? Скорее кратер вместо дырки. Значит, ей не привыкать получать член в задницу, - зазвенели пряжки ремней. - Хорошо, приступим. Ты будешь первый.
        Хейзел почувствовала, как нападавшие меняют позиции. Она крякнула; её щека впиталась в грязь, когда её бёдра были подняты. С закрытыми глазами она, казалось, чувствовала больше. Она услышала звук прочищаемого горла, затем...
        Тьфу!
        В щель её ягодиц приземлился слизистый комок, после чего протиснулся пенис более чем скромного размера.
        - Ничего себе, - последовала немедленная жалоба. - Дырка у этой стручковой фасоли совсем не тугая. И это при такой маленькой заднице?
        - Хе-хе-хе... Говорил тебе, она выглядела хорошо использованной. Вероятно, в неё вошло больше членов, чем вышло дерьма.
        Несмотря на нахлынувший ужас, Хейзел смогла осознать обиду и...
        - Эй, чувак! - Питер Пэн был в восторге.
        Хейзел ловко сжала анус.
        "Значит, у меня большая дырка, ага, - успела она сообразить. - Как тебе такая дырка, деревенская куча мусора?"
        Её ловкость позволила ей сжать сфинктер и удерживать его на значительном протяжении.
        - А-а-а-а, чувак! Внезапно, она стала тугая, как задница маленького мальчика!
        Протяжное произношение Белоснежки с акцентом Новой Англии захохотало.
        - Как ты можешь знать о задницах маленьких мальчиков? - а потом раздался гортанный взрыв смеха.
        - Просто образная речь, понимаешь?
        Теперь, с механической быстротой, Хейзел начала безостановочно раскачивать сложные мышцы, открывая и закрывая их в темпе, соответствующем её сердцебиению.
        Её содомизатор задыхался, хрюкая почти от боли, когда пенис погружался внутрь и наружу.
        - Клянусь могилой моей мамы, это лучший грёбаный жопотрах, который у меня когда-либо был! - а потом он начал дрожать, его удары усиливались, и: - Ах, блять, а-а-а-а-а-а-а!
        Хейзел легко почувствовала, как горячие струи завихрились в её кишечнике. Она чувствовала тошноту, но была взволнована. В конце концов вторгшийся пенис выскользнул из неё.
        - Не могу поверить, что мой член так быстро сплюнул.
        - Твой член всегда быстро плюёт, - засмеялся Белоснежка. - У него нет опыта, который есть у меня. Ну-ка, ты, убирайся с моей дороги, - сказал Белоснежка, - чёрт, моя очередь. И пока я трясу её дерьмо, ты лучше поблагодари даму за то, что она хорошо позабавилась с тобой, а? Может быть, познакомишь её с нашим обычаем?
        - Я как раз подумал об этом!
        Когда более высокий мужчина изверг значительно бoльшую эрекцию через её сфинктер, Питер Пэн оторвал её лицо от земли и провёл своим сдутым пенисом по её верхней губе.
        "Ах ты, УБЛЮДОК!" - подумала она.
        Теперь ей пришлось нюхать остатки собственных экскрементов. Однако всё это время в её голове, как барабан, крутился вопрос:
        "Что они сделают со мной, когда закончат?"
        - Ну, чёрт меня возьми, если ты не прав, - ругался Белоснежка, насилуя её. - Она очень даже ничего, я говорю тебе. Точно так же, как сказал мой папа, когда трахнул овцу, я чертовски с ним согласен, это самый тугой зад, который я когда-либо трахал.
        - А я говорил тебе!
        - Зажми потуже, рыженькая, зажги, как умеешь, а то ты можешь расстроить меня и моего приятеля, и тогда мы отрежем твои маленькие кексовые титьки, и ты подавишься ими до смерти.
        Хейзел собрала каждую йоту силы в своём теле, сосредоточила её на своём сфинктере и сжала...
        - Э-э-э-э!
        Ещё больше спермы попало в её кишечник; Хейзел чувствовала, что этот вклад был значительно больше, чем вклад первого деревенщины. Член дёрнулся в любопытной дрожи, когда яйца нападавшего приблизились к её влагалищу.
        Мужчина выдохнул.
        - Если бы она могла сделать свой анус ещё туже, она бы, вероятно, перерезала трубу из ПВХ.
        - Или смяла пустую банку из-под Bud.
        - Э-э-э... Жаль, что у нас её нет, - его бёдра приблизились к ягодицам Хейзел. - Да расслабься же, рыжая, ну вот, хорошо.
        Хейзел была в отчаянии.
        "Он только что кончил, так что... что он сейчас делает?"
        Казалось, он качает бёдрами, как игрок в гольф, перед тем, как сделать удар.
        - Почти готово.
        А потом...
        "Боже мой..."
        Он начал мочиться.
        - Видишь ли, чего я всегда не понимал, так это того, что если ты собираешься кончить суке в зад, то почему ты не можешь и помочиться, а?
        - Точно.
        Хейзел поморщилась, уткнувшись лицом в грязь.
        "А я думала, что это я больная на голову".
        В нижней части её живота расцвёл жар; она чувствовала, как её кишечник набухает и наполняется, она даже чувствовала, как поступившая моча прослеживает извилины её толстой кишки. После того, как должно было пройти две полных минуты, поток не уменьшился.
        "Какого хрена, приятель! Ты собираешься ссать весь грёбаный день?"
        - Грузовик подъезжает к заправочной станции! - каркнул Питер Пэн. - Динь-динь-динь-динь-динь...
        Когда мочи больше не осталось, Белоснежка медленно отодвинулся. Хейзел представила жирную бритую крысу, которую вытаскивают из её задницы.
        - Не пожалел я росы этой девчонке в задницу. Это заставляет меня визжать как розового поросёнка, идея девицы, наполненной моей мочой.
        Питер Пэн зааплодировал в дегенеративном ликовании, и когда он это сделал, его вялый член затрясся.
        - Я видел это!
        Хейзел рухнула на живот. Вся эта моча, вздувшаяся в её кишечнике, заставляла её чувствовать себя на плаву. Её мозг казался чем-то нарезанным на десятки самородков, и каждый самородок боролся, но не мог полностью воссоединиться с другими. Она не могла до конца представить себе, что скоро умрёт.
        - Я тут подумал...
        Внезапно её поволокли по грязи за волосы, пока она не устроилась в сидячем положении у дерева.
        - Пришло время этой суке заполниться с обеих сторон. Я набил ей задницу, так почему бы тебе не набить ей живот?
        - Ага! Это будет именно то, что я и сделаю!
        Затуманенное сознание Хейзел не осознавало их намерений, пока Питер Пэн не встал со своим отвратительно пахнущим пенисом прямо перед её лицом.
        - Открывай.
        Хейзел взглянула вверх полуприкрытыми глазами.
        - Что?
        - Давай, рыжая! Открой эту хуесоску, - улыбающаяся маска Питера Пэна выглядела нелепо, когда из неё исходили такие слова. - Я написаю тебе в рот, а ты выпьешь.
        Хейзел моргнула. Разве ей ещё не хватило? Когда она посмотрела на себя, её нижняя часть живота раздулась так, что она сама выглядела наполовину беременной.
        "Я сижу в лесу, изнасилованная и голая, с торчащим животом, потому что какой-то деревенщина только что использовал мою задницу в качестве писсуара", - подумала она очень конкретно.
        - Нет, - сказала она.
        Глаза Питера Пэна выглядели недоверчиво. Взгляд Белоснежки медленно блуждал.
        - Чего-чего?
        - Я не собираюсь пить твою мочу, - сказала Хейзел. Она пожала плечами. - Мне уже всё равно, моя жизнь - кусок дерьма, потому что Я - кусок дерьма. Мой отец - самый замечательный человек в мире, а я отношусь к нему как к отребью - я избегаю его, потому что я слишком ленива и безразлична, чтобы беспокоиться об этом. Единственный человек, которого я действительно люблю - женщина, кстати, - думает, что мы всего лишь "подруги", и у меня больше психических проблем, чем я рассказала в этом ненормальном сообщении, - она подняла испачканные грязью руки. - Давай, убей меня. Я задолбалась.
        Питер Пэн взмахнул ножом.
        - Если ты так хочешь...
        Хейзел улыбнулась, когда лезвие опустилось.
        "Я думаю, что... приму это".
        - Не, не, не! - вмешалась рука Белоснежки, чтобы убрать нож. - Нет ничего забавного в том, чтобы убивать девку, которая не испугалась, да и вообще, она просто играет с нами сейчас.
        - Играет? - спросил Питер Пэн.
        - Э-э-э... Ей всё равно, выживет она или умрёт, и знаешь что?
        - Что?
        - Мы свяжем её и отнесём обратно в лачугу, - Белоснежка опустился на одно колено и посмотрел прямо на неё сквозь глазницы маски. - И сегодня вечером мы обязательно схватим беременную, - он произнёс слово "беременную" как "бермеменную". - Э-э-э, маленькая рыжеволосая девица думает, что может заговаривать нам зубы. Прежде чем мы убьём тебя, мы убьём её, твою за-бер-ме-меневшую подружку.
        Хейзел сглотнула. Впервые она полностью открыла глаза и посмотрела на него.
        - Я собираюсь всадить вилы этой сучке прямо в её большой живот. Потом я буду трахать её, пока кровь малыша будет хлюпать из её дырки. А ты будешь смотреть. Хе-хе-хе... - его настоящий глаз подмигнул в глазнице маски. - Думаешь, я вру?
        - Хорошо, я сделаю это! - пронзительно прокричала Хейзел и открыла рот.
        Смех порхал над её головой. Питер Пэн стоял перед ней; её сидячее положение позволяло почти идеально совместить промежность насильника и рот Хейзел. Каждый мускул на её шее напрягся от внезапного порыва промежностной вони.
        - Целый день не мочился... Надеюсь, ты будешь вести себя правильно, дорогуша, - Питер Пэн схватил её за щёку, пока не стало больно. - Послушай. У меня своя система, понимаешь? Ты открываешь рот, я писаю в него, пока он не наполнится. Тогда я останавливаюсь, и ты глотаешь. Тогда ты снова открываешь, и я снова наполню его, и мы пойдём дальше, слышишь?
        Хейзел закатила глаза.
        - Как методично. Так что я должна предположить, что это не первый раз, когда ты заставляешь женщину пить свою мочу...
        Вап!
        Твёрдая ладонь ударила её по голове.
        - Не первый раз? - захихикал Белоснежка. - Мы мочой девок заливаем с возраста енота.
        - О, возраст енота, да? Мне стало любопытно, - искушала судьбу Хейзел. - Как это долго? Возраст енота?
        Вап!
        Голова Хейзел качнулась на шее.
        - Ты смеёшься над нами? - спросил Питер Пэн, зажав кончик своего вялого пениса между указательным и большим пальцами.
        - Готова? Вот ещё кое-что, что тебе нужно знать, - Белоснежка опустился на колени и широко раздвинул ноги Хейзел. - Если ты не будешь глотать каждую каплю, тогда...
        Хлоп!
        Его кулак стукнул по её вагине.
        - Я врежу тебе в пизду.
        Хейзел застонала от удара, её пах пульсировал.
        - Хорошо, - прохрипела она. - Я поняла.
        - Тогда готовься! - Питер Пэн праздновал.
        Хейзел напряглась: глаза закрыты, шея вытянута, спина выгнута, рот открыт. Мгновение спустя её ротовая полость наполнилась горячей мочой, затем поток остановился, и Хейзел напряглась, а затем проглотила её.
        Она пошатнулась, где сидела.
        - Открывай!
        Из-за пульсирующего психического отвращения Хейзел заставила себя придерживаться "системы". Она открыла рот и позволила ему снова наполниться.
        И снова.
        И снова.
        И снова... и снова... и снова...
        Она не могла найти сравнения со вкусом. Она могла думать о нём только как о чём-то минеральном и антисептике: о чём-то отвратительном, но не поддающемся описанию. Она, казалось, могла чувствовать запах, спускающийся ей в горло. Но самым худшим ощущением было то, что всё это жидкое тепло перетекало изо рта в желудок.
        Протяжное произношение Белоснежки из Новой Англии прозвучало так, словно он был удивлён:
        - Она пыхтит как чемпион, а?
        Питер Пэн крякнул.
        - А у меня ещё много припасов для этой сучки!
        Хейзел сглотнула и снова открыла рот...
        И снова и снова.
        "О, боже, он когда-нибудь закончит?"
        На тринадцатом глотке она икнула, подумала: "Чёрт!" и излила весь рот.
        Хлоп!
        Её лицо раздулось; её чуть не вырвало. Удар кулака Белоснежки по её вагине был больше похож на быстрый и очень точный удар молотком. У неё болели почки и даже яичники.
        "Если он сделает это ещё раз, он может разорвать мою матку", - подумала она сквозь самое болезненное оцепенение.
        - Боже мой, я чертовски люблю бить девчонок по их "кискам".
        - Да, чувак!
        Последовали ещё три глотка и ещё три глотка, прежде чем мочевой пузырь Питера Пэна наконец опустел.
        Хейзел почувствовала, как её живот и кишечник плеснулись, когда она наклонилась боком, скуля и в слезах.
        - Ну, вот это то, что я называю наполнить суку.
        - Посмотри на её кишки!
        Действительно, вся эта моча делала её вздутой.
        - А живот? Это что-то! Эй... А почему её соски такие, будто их покусали?
        Только теперь Хейзел осознала самый непристойный элемент этого инцидента: она вибрировала в состоянии ускоренного сексуального возбуждения.
        - Я не верю! - воскликнул Питер Пэн. - Её чёртовы соски торчат, как свечи зажигания на лодочном моторе!
        - Да, они... хе-хе-хе! Это очень особенная девка, которая возбуждается, когда её насилуют и сливают мочу ей в рот, а?
        "Да, - подумала Хейзел, - это должна быть я".
        Несоответствия бушевали. Она была в ужасе, с отвращением и смертельно напугана, но её либидо выдавало все такие неоспоримые факты. Изнасилована, избита и наполнена мочой, да, двумя мужчинами, которые вполне могли убить её, но...
        Она никогда в жизни не чувствовала себя такой возбуждённой.
        - Снова на руки и ноги, - приказал Белоснежка. - Мы ещё не закончили, девочка.
        "Они снова собираются трахнуть меня в жопу?" - подумала она.
        Автоматически она приняла приказанную позу, затем...
        Памф!
        Рабочий ботинок Белоснежки надавил на её лопатки, от силы которого её лицо снова врезалось в грязь.
        - Держи свою великолепную маленькую попку торчком, рыжая, чтобы ты смогла показать нам фонтан мочи.
        - Мочи... что?
        - Выдуй всю мою мочу из твоей задницы, надави посильнее, понимаешь? Мы хотим посмотреть, как далеко она выстрелит.
        "Ты, блять, издеваешься надо мной!"
        Но какой у неё был выбор, кроме как приспособиться к извращённому приказу? Она выпятила свой зад, сделала несколько глубоких вдохов, затем напрягла живот и надавила...
        - Эй, чувак!
        - Ты тоже видишь это?
        Анус Хейзел расширился, и она выпустила из кишечника настоящий шлейф грязной мочи. Он выпрыгивал из неё так, что она подумала о водомёте.
        Питер Пэн хихикнул.
        - Детка, похоже, ты только что выстрелила чёртову кварту из задницы своим фонтаном!
        "Потрясающе..."
        Белоснежка захлопал.
        - В своё время я видел много девчонок, которые пускали мочу из своих задниц, но не так далеко! Теперь пришла очередь твоего желудка опустеть, да?
        - Только об этом подумал, - а затем Питер Пэн опустился рядом с ней на колени, как борец. Он схватил её за голову, прижав предплечье ко лбу, пока она продолжала напрягаться на коленях. - Теперь, если ты укусишь меня, я сломаю твою милую шею, слышишь?
        - Укушу... что? - пробормотала она.
        - И не забывай, - прибавил Белоснежка, - про свою бермеменную подружку. Я воткну крючок ей в "киску" и вытащу ребёнка за его нос, ясно?
        Он и Питер Пэн хохотали.
        Хейзел всё поняла, когда Питер Пэн выделил два грязных пальца и прижал их к её губам. Она открыла рот, затем пальцы скользнули внутрь и сильно прижались к задней части её языка. Неприятное давление застало её врасплох; её рвотный рефлекс откликнулся, как сработанный выключатель. Её живот опустился, а затем...
        У-у-урп!
        Её вырвало большим едким колодцем мочи. Это было похоже на перевёрнутое ведро с водой. Нападавшие захихикали. Затем пальцы просунулись глубже и надавили...
        Желудок Хейзел судорожно сжался, и из него выплеснулась ещё одна горячая моча с примесью еды в грязь. У неё закружилась голова, а мышцы живота свело судорогой.
        - Пожалуйста, хватит! - рыдала она.
        У-у-урп!
        Пальцы двинулись снова, на этот раз миновав миндалины, чтобы спровоцировать новый выброс.
        - Хорошая девочка, - проворковал Питер Пэн.
        - Это лучше, чем смотреть телевизор!
        Должно быть, это был какой-то очень тёмный уголок её души, который позволил Хейзел размышлять: из всех случаев, когда она подвергалась насилию - и поощряла это насилие...
        ЭТОТ был самым печальным.
        - Я не могу поверить в то, что вижу... нет, сэр! Эта больная сука играет с собой, пока её тошнит! - возмутился Белоснежка.
        После очередного порыва с губ Хейзел скатилась желчь, а перед глазами поплыли пятна. Правильно ли она его расслышала?
        О, да...
        Когда пальцы Питера Пэна снова сжались, Хейзел поняла, что её правая рука просунулась между ног, чтобы гладить клитор.
        - Может, просто выпотрошить эту ненормальную суку...
        Хейзел рвало ещё несколько раз. Таким образом, в грандиозном финале пальцы прижались сильнее, чем когда-либо, и на этот раз не сдавались. Пугающе большое мокрое пятно мочи и кусочков еды покрывало перед ней грязь. Её живот накачивался, накачивался и накачивался, а Хейзел кашляла, кашляла и кашляла. Она уже давно отдалась сухому вздыгиванию, но вторгающиеся пальцы всё ещё сохранялись. Она была сломлена, жалкая, злая и без сил. Из неё уже ничего не выходило, но пальцы хотели бoльшего. Когда через несколько минут они, наконец, удалились, Хейзел решила, что ей не хватило одного спазма, чтобы её вырвало.
        Измученная, корчившаяся и чуть не потерявшая сознание от головокружения, она перевернулась, хрипя, после того как Питер Пэн наконец освободил её. Это социопатическое насилие над её телом заставило каждый нерв в её теле гудеть от необузданной похоти. Она лежала в большом пятне мочи и собственной блевотины и открыто мастурбировала.
        Питер Пэн усмехнулся.
        - Любая другая девчонка была бы напугана до чёртиков, но эта девчонка возбуждена, как кобыла!
        - Единственная в своём роде, - заметил Белоснежка, но произнёс "роде" как вроде.
        Хейзел играла со своим клитором, просовывая его между пальцами, как арбузное семя, а Питер Пэн, казалось, восхищался её набухшими сосками.
        - Ущипните их сильнее! - выдохнула она.
        Она почти взвизгнула, когда он подчинился, скручивая ареолы, как будто они были шурупами. Задница Хейзел сжалась, она брыкалась, а потом конвульсивно кончила. После она лежала почти парализованная, как будто без сознания.
        Белоснежка рылся в её маленькой сумочке.
        - Она не любит денег. У неё ничего нет, кроме двадцати грёбаных долларов.
        Он сунул купюру в карман, качая головой в маске.
        - Я что, похожа на чёртов банкомат? - рявкнула она на него.
        - У неё очень много мужества, я скажу тебе.
        - Да, чувак.
        - Что это за хрень? - спросил Белоснежка и достал маленькую бутылочку Pond’s.
        - Это лосьон для рук, Эйнштейн! - крикнула Хейзел.
        - Не умничай, - но, конечно же, Белоснежка произнёс "умничай" как умвничай.
        - Рыжая сделала всё, что мы сказали, а она всё ещё не умоляет о жизни.
        - Полагаю, это может означать только...
        Питер Пэн закрыл рот Хейзел открытой ладонью, а затем двумя пальцами зажал ей ноздри.
        Её глаза выпучились; она промычала в закрытый рот. Смешки Питера Пэна становились всё мрачнее и мрачнее, когда её зрение помутнело. Она шлёпнулась в грязь, как препарированная лягушка. Её лёгкие расширились...
        "Они убивают меня. На этот раз по-настоящему".
        Смех стал эхом, когда сознание Хейзел потемнело.
        Она умерла? Она чувствовала, что очень быстро тонет, падая в бесконечную дыру в земле...
        Безликий голос прошептал очень далеко:
        "Хейзел, дитя моё, заклинаю тебя..."
        У неё перехватило дыхание, когда руки оторвались от её лица. Она хрипела и одновременно втягивала воздух, вздрагивая. Но...
        Но...
        Чудовищный натиск - непристойное посягательство - вызвал её первый нешуточный крик.
        "Что это?"
        Она услышала новые смешки, словно какой-то трюк со звуковыми эффектами, который превращал каждое произнесение в сотню, вместе с...
        Вместе с тошнотворным влажным шлёпающим звуком. Что-то огромное входило и выходило из её влагалища до такой степени, что она думала, что рожает ребёнка наоборот.
        - Посмотри, рыжая! - Питер Пэн расхохотался.
        Чья-то рука дёрнула её голову, заставив взглянуть вниз между расставленными ногами. В то же время она почувствовала самый ужасный запах в своей жизни.
        "Он не... Он же не..."
        Белоснежка сел между её ног. Он снял один из своих ботинок; отсюда была и вонь: отвратительный запах большой, немытой несколько дней ноги деревенщины. Она могла только догадываться, что он намазал её лосьоном для рук, и теперь почти вся его ступня застряла в её вагинальном бочонке.
        - Вот так, э-э-э! - он праздновал. - Вот так...
        Шмяк, шмяк, шмяк, - шлёпал звук.
        Ужасная штука входила и выходила из неё, время от времени расширяя её вагинальные губы до растянутого розового края.
        - Нет ничего лучше старого доброго траханья ногами, чтобы сбить спесь с девицы! - Питер Пэн загудел.
        Шмяк, шмяк, шмяк...
        - Э-э-э, э-э-э, - проворчал Белоснежка. - Я не делал грёбаный трах ногами уже...
        - Что? - крикнула Хейзел. - С ёбаного возраста енота?!
        Насильники расхохотались.
        - Давай, - подначивал Питер Пэн. - Посмотрим, сможет ли она кончить от этого.
        Ужасная ступня согнулась внутри, затем Белоснежка оторвал её зад от земли и...
        - Э-э-э! Она идёт!
        Когда ступня вошла в неё до щиколотки, Хейзел, что вполне понятно, вскрикнула.
        А затем руки Питера Пэна опустились, чтобы закрыть ей рот и снова зажать ноздри.
        Шмяк, шмяк, шмяк...
        Её конвульсии удвоились. Она услышала отдалённое гудение в своей голове, затем её лёгкие снова начали расширяться. Смешки порхали, как летучие мыши вдалеке.
        "Вот оно", - пришла спокойная мысль сквозь ужасающие субвенции.
        Крест на запятнанной груди Хейзел казался раскалённым слитком на её сердце, и когда её жизнь начала погружаться в невыразимую тьму, она умоляла:
        "Я знаю, что меня не стоит спасать, Боже, но мог бы Ты хотя бы знать, что я сожалею о своих грехах?"
        Её мозг обесточился, эффект от которого поразил её, как сильнодействующий опиум, и даже когда её разум стал полностью чёрным, она знала, что мастурбирует, знала даже, что достигла оргазма в момент...
        Смятение. Пандемическое волнение. Руки отлетели от лица Хейзел. Она взвизгнула, когда ступня была выдернута из её разграбленного влагалища, как леденец, вытащенный изо рта жадного малыша. Хейзел чуть не умерла от дрожи, когда её легкие переполнял воздух. Что происходило? Когда ей удалось наклониться, в её глазах вспыхнул интенсивный белый свет.
        "Свет в конце туннеля Смерти", - подумала она наверняка, но тогда почему нападавшие всё ещё здесь?
        Белоснежка и Питер Пэн, казалось, впали в панику и ругались себе под нос.
        - Ну вот, чёрт возьми, как тебе это нравится?
        - Давай, мы должны убираться!
        Бешеные шаги загрохотали по земле, затем их маниакальные силуэты исчезли в деревьях.
        "Должно быть, я ещё жива", - предположила Хейзел.
        Очень медленно её зрение начало проясняться. Очевидно, игра в футбол продолжалась какое-то время, потому что солнце опустилось ниже. Именно тогда она поняла, что интенсивный белый свет в её глазах на самом деле был парой фар автомобиля.
        Огромная, широкоплечая фигура приблизилась и подняла её.
        - Святой Моисей, с тобой всё в порядке, мисс? - раздался добродушный, но тяжёлый голос.
        Хейзел просто безвольно лежала на руках, которые казались надёжными, как металлические перила.
        - Я, я... - только и смогла сказать она.
        - Не волнуйся. Эти мужчины ушли, - сказал ей грубый северный акцент.
        А затем она почувствовала, как её пронесли на небольшое расстояние и посадили на пассажирское сиденье того, что, по её мнению, должно было быть пикапом. Её спаситель исчез на мгновение, затем вернулся с сумочкой и скудной одеждой. Он накрыл её одеялом. Когда он сел за руль, Хейзел наконец смогла сказать:
        - Спасибо. Ты спас мою жизнь.
        Его форма выглядела нечёткой.
        - Ой, нет, я сомневаюсь, что они бы тебя убили, но они были грубыми, но сейчас всё в порядке. Я тебе скажу, однако, если этот парень делал то, что, похоже, он делал... ну, я почти хотел бы убить их сам, - пауза. - Кажется, в этом мире много злых людей.
        Хейзел обняла себя под одеялом, когда пикап отъехал. Ответил ли Бог на её молитвы или это была просто удача? Наконец к ней вернулось зрение, и она смогла разглядеть в подробностях своего спасителя...
        "Я не верю..."
        Это был мускулистый мужчина, которого она видела за выносом мусора. "Лесник".
        - Ты, должно быть, одна из девчонок, живущих у Уилмарта.
        - Да, - выпалила она. - Меня зовут Хейзел Грин.
        - А я Гораций Ноулз. Вырос здесь, - он покачал головой, увенчанной тонкими прямыми чёрными волосами до воротника. - Здесь лучшие леса и природа, которые ты можешь найти в нашем районе, - мирное растягивание зазвучало еле сдерживаемым гневом. - Но иногда случаются такие нечестивые вещи. Это может отпугнуть туристов. Никогда не понимал, почему некоторые люди такие... плохие.
        "Такие злые", - спонтанно подумала Хейзел.
        - О, но мы с подругой на самом деле не туристы - её, кстати, зовут Соня. Мы просто приехали, чтобы встретиться с её женихом. Он унаследовал хижину Генри Уилмарта.
        - Я встречался с профессором Уилмартом только один раз. Очень хороший человек, и очень жаль, что так случилось...
        - Да...
        - Что ж, лучше не думать об этом. Особенно после того, через что тебе пришлось пройти. Всего двадцать минут, и я доставлю тебя к шерифу округа.
        Хейзел потёрла живот под одеялом; он всё ещё болел от принудительных рвотных схваток.
        "Шериф округа..."
        - Не беспокойся, Гораций. Но если бы ты мог отвезти меня обратно в хижину, это было бы здорово.
        Только сейчас она заметила остальные черты его лица: точёная челюсть, тёмные глаза, бакенбарды.
        "Он деревенский Адонис", - подумала Хейзел.
        Но Гораций выглядел встревоженным её комментарием.
        - Но, мисс, тебя изнасиловали, не так ли?
        "Приятель, из-за того дерьма, которое эти животные сделали со мной, твоё типичное изнасилование выглядит как дети, пускающие мыльные пузыри".
        - Да, но мне неудобно сообщать об этом в полицию. Я не могу дать описание; они были в масках.
        Гораций мрачно кивнул.
        - Кажется, я понял, о чём ты говоришь. Многие женщины не сообщают, что их изнасиловали, потому что половине из них не верят.
        Она чуть не рассмеялась.
        "Все женщины, которые рассказывают об этом, шлюхи. Ага".
        - Они не порезали меня и не убили. Мне на самом деле очень повезло.
        - Боже милостивый, но и это не пустяки, - сказал Гораций.
        Хейзел остановилась на его словах. Бессознательно её пальцы скользнули между грудей и коснулись её креста.
        - Если ты так уверена, - сказал он, - то я верну тебя в хижину в кратчайшие сроки.
        Теперь Хейзел почувствовала облегчение. Но потом...
        - Ой, подожди минутку. Я грязная! Я не хочу, чтобы Соня видела меня такой; она беременна, и это определённо огорчит её. Рядом есть мотель? Мне очень нужен душ.
        - "Гостевой дом Кезии Мейсон" полон, я в этом уверен, да и тебе будет приятнее, если ты помоешься в моём трейлере.
        - Спасибо, Гораций. Ты находка.
        Всего через несколько минут она неуклюже вошла в скромный передвижной дом, обвешанный колокольчиками; её рука держала одеяло завёрнутым вокруг себя. Гораций нёс её вещи позади неё.
        - Не такой уж большой, но это дом.
        - Он очень хорошо обставлен, - сказала Хейзел об интерьере.
        Это выглядело совсем не трейлером, а чем-то более уютным. Плюшевый диван и ковёр, тёмные стены, картины в рамках.
        - Прямо здесь, - сказал он и открыл узкую дверь.
        Он протянул ей полотенце. Когда она взяла его, она потеряла хватку за одеяло и наполовину распахнулась, обнажая свой меховой лобок, живот и одну грудь.
        Гораций тут же отвернулся.
        - Упс, - сказала Хейзел.
        - Я буду здесь, если тебе что-нибудь понадобится.
        - Спасибо.
        Ванная представляла собой крошечное отделение, но для Хейзел в тот момент оно не могло быть более роскошным. Она чувствовала себя осквернённой мерзостью - на самом деле, злом - и отчаянно нуждалась в том, чтобы смыть всю эту немыслимую грязь. Она вообразила, что черти тащат её с голой задницей через дерьмовую канаву в аду. Горячая вода в кабине размером с телефонную будку приводила её в негодование, но она застонала от восторга, когда потоки пота, грязи и мочи отслоились. Теперь, когда она была удалена от опасности, она стала больше осознавать потери, которые понесло её тело, особенно её влагалище. Оно болело от нанесённого ему ужасного оскорбления, и когда Хейзел совершенно объективно подумала о том, что именно произошло, она съёжилась.
        "Нога! Большая, грязная нога деревенщины!"
        Она намылила лобок большим количеством пены, смыла его, затем снова намылила, но всё ещё чувствовала себя грязной. Ей хотелось в душе пузырёк, полный Listerine, и хотелось бы, чтобы она могла подключить шланг к насадке для душа и смыть с себя всё, как грязь с автомобиля. Ей пришлось довольствоваться тем, что она вставляла кусок мыла во вход во влагалище, вытаскивала его, а затем вводила пальцы.
        Вытершись и переодевшись, она похромала обратно в переднюю комнату. Теперь её вагина пульсировала постоянной болью. Она услышала странный свистящий звук, который колебался то в одном, то в другом месте, а затем обнаружила Горация сидящим за гончарным кругом в маленькой комнате сбоку. Его нога нажимала на педаль, которая вращала колесо, а его руки искусно лепили пышную вазу из мокрой глины. В углу стояла печь. На вешалках на стене висело множество ножей, стилусов и других инструментов для работы с глиной, а на полках напротив размещалось множество готовых изделий: миски, цветочные горшки, трубчатые колокольчики, пресс-папье в форме лебедей, бабочек и так далее.
        - Ты настоящий ремесленник, - похвалила Хейзел товар.
        - Я гончар, - сказал Гораций, не поднимая глаз. Он нажал на педаль. - Я делаю в основном колокольчики и местные безделушки для туристов. Много моих вещей продаётся в "Лавке диковин Пикмана" на Мэйн-Стрит. Ты и твоя подруга, возможно, захотите зайти и посмотреть.
        - Мы придём, - пообещала Хейзел, оглядывая все выставленные объекты. - Значит, это твоё основное занятие, и ты подрабатываешь в таверне на стороне?
        Гораций рассмеялся себе под нос.
        - Скорее наоборот. Но пока у меня есть работа в таверне, я могу легко платить по счетам.
        Хейзел не слышала последних его слов, потому что что-то на верхней полке привлекло её внимание. Она потянулась, сняла её.
        Это была замысловатая и очень искусно сделанная глиняная шкатулка, около пяти дюймов в длину, четыре в ширину и четыре в высоту. Слегка кривобокая, её углы немного смещены, её стороны слегка непараллельны.
        "Прямо как шкатулка в хижине, только глина вместо металла..."
        Те же причудливые глифы украшали её бока и крышку: ряды v, <, ^, .>, беспорядочно перемежающиеся. Она была уверена, что её размеры идентичны шкатулке в хижине. Единственным отличием, кроме композиции, было отсутствие любопытных барельефов по бокам и в центре крышки: тревожные фигуры. После продолжительного наблюдения глифы тоже казались более разнообразными, а может быть, и более многочисленными, чем на корпусе шкатулки из хижины.
        - В хижине есть шкатулка, очень похожая на эту.
        - Металл, золотистого цвета, да? - спросил Гораций.
        - Точно, да.
        - Это была модель, которую я использовал, чтобы сделать шаблон для этой, - Гораций указал на шкатулку в её руке. - Видишь ли, недавно профессор Уилмарт принёс ту золотистую шкатулку. Он сказал, что она очень старая, из Египта, из какого-то тайного места. И он хотел, чтобы я продублировал её, сказал, что углы должны быть точными, и сказал, что заплатит мне пять сотен долларов за прототип. Сказал, что если я хорошо поработаю, он заплатит приличную сумму за целую кучу - ещё за тридцать две штуки, сказал он.
        Хейзел уставилась на него.
        - Значит, Генри Уилмарт заплатил тебе за эту шкатулку?
        - Э-э-э, да, он это сделал. Наличными деньгами. Мне было нехорошо так много брать, но он сказал, что за такие навыки, как у меня, можно получить приличный гонорар.
        - Когда это было, Гораций?
        - О, прошлой весной, я полагаю.
        - Перед бурей на День матери в Сент-Питерсберге?
        - О... э-э-э... кажется, это было в марте.
        Она попыталась выяснить эту историю подробнее.
        - И он сказал, что хочет купить у тебя ещё таких?
        - Если бы я сделал работу правильно. Сказал, что углы должны быть точными, и, что ж, я поставлю на кон своё имя, углы точны, - он указал на набор транспортиров, циркуля и поликарбонатных угловых трафаретов, висящих на стене. - Они точны, всё как надо. Сказал, что это не обязательно должен быть металл, хотя глина подойдёт, и он сказал, что на ней не нужны такие же рисунки. На металлической коробке были эти жуткие рисунки, похожие на монстров.
        Хейзел почувствовала лёгкий холодок, когда вспомнила барельефные фигуры. Фигуры казались враждебными и со щупальцами? Она вздрогнула.
        Гораций указал на лист миллиметровки, прикрепленный к стене.
        - Только размеры коробки должны были быть такими же. Но гравюры - маленькие знаки - должны были быть другими.
        Хейзел изучила миллиметровку и заметила на ней смещённую под углом диаграмму в разобранном виде, изображающую четыре стороны коробки и крышку.
        - Другие, - пробормотала она.
        - Э-э-э... видишь, я даже сделал эти шаблоны для каждой стороны и крышки, - затем он поднял пластиковые листы, на которые были скопированы и вырезаны глифы.
        - Но он так и не нанимал тебя на изготовление остальных шкатулок?
        - Нет. Никогда больше не видел его лично, - Гораций отставил вазу и вымыл руки в маленькой раковине. - Странно как-то. Я слышал, что он всегда был дома и никогда не выходил. Так что, когда я закончил первую шкатулку, я оставил письмо под его дверью, сказал ему, что она готова, чтобы он мог её посмотреть. Через некоторое время я получаю письмо, в котором он благодарит меня за беспокойство, но говорит, что ему больше не нужны шкатулки. Плюс чек ещё на пять сотен.
        - И когда это было? - спросила Хейзел. - Это было до или после...
        - Это было после той большой бури, в которой он выжил, во Флориде... э-э-э... вроде в конце мая или начале июня.
        Хейзел в недоумении смотрела на шкатулку. Когда она открыла её, то обнаружила похожий интерьер: семь распорок, поддерживающих металлическую полосу в форме яйца.
        - Профессор Уилмарт когда-нибудь говорил, для чего эта шкатулка?
        Гораций вытер свои большие мясистые руки бумажными полотенцами. Хейзел смотрела на них, представляя, как одна прижимается к её горлу, а другая входит в её влагалище...
        - Кажется, я припоминаю, как он говорил, что это кристальная шкатулка. Она должна держать какой-то кристалл. Сказал, что у него куча друзей, которым они нужны. Какое слово он использовал? - Гораций прищурился. - Я думаю, геммологи.
        Хейзел моргнула.
        "Кристалл. Драгоценный камень? Разве в письме Генри не упоминался КАМЕНЬ, который он также называл СТ?"
        - Сейчас уже совсем темно. Мне лучше вернуть тебя домой.
        Хейзел поковыляла за ним к грузовику. Грозовые тучи бродили над головой, поглотив прекрасную луну.
        "Похоже, сегодня будет дождь".
        Она отдыхала, пока Гораций выруливал громоздкий грузовик из захолустья и выезжал на главную дорогу.
        "Что за день..."
        Она чувствовала себя странно спокойной и совершенно определённо не травмированной, несмотря на ужасную сцену ранее. Хуже того, она почувствовала намёк на возбуждение, несомненно, вызванное её близостью к этому красивому, сильному, как бык, деревенщине, который её спас.
        - Ты очень скромен, Гораций, но знаешь, я думаю, что эти люди действительно собирались меня убить.
        - Может быть, но я так не думаю. Я уверен, что это были Рыбные парни, просто нутром чувствую, но, чёрт возьми, я этого не докажу.
        - Рыбные парни?
        - Пара местных парней, не очень хорошие. Ходят слухи, что они оба отсидели по мелочи, но даже у них, говорю тебе, не хватило бы яиц на убийство. Там, наверное, пара каких-то браконьеров проходила. Здесь много браконьеров, всё время охотятся на белохвостого оленя, лося и бобра. Знаешь, охота на лося и бобра незаконна.
        Хейзел вздохнула.
        - Гораций, я не это имела в виду, - её рука скользнула к мраморно-твёрдому бедру, натягивающему джинсовую ткань. - Я имела в виду, что независимо от того, спас ты мне жизнь или нет, я всё равно в долгу перед тобой. Единственный способ, который я могу придумать, чтобы отблагодарить тебя, это...
        Её рука скользнула по промежности, которая казалась набитой. Такое ощущение, что в этом семени был фунт говяжьего фарша. Её палец жадно скользил вверх и вниз по молнии...
        - Гораций, притормози, - прошептала она ему на ухо.
        - О чём ты, Хейзел...
        - Притормози, притормози...
        Гораций заворчал, а затем вывел грохочущий грузовик на обочину. Она сразу почувствовала лихорадку. Она расстегнула его ремень на штанах и раскрыла его ширинку серией движений, которые казались синхронными. Он не носил трусов. Мускусный запах дневной работы донёсся до неё, когда её рука выложила всё это тёплое, мягкое мясо.
        "Боже мой", - подумала она, закружившись, нежно сжимая массу мошонки и свёрнутого члена.
        - Эй, - пробормотал он.
        Масса замерла, но даже так было видно, какой он внушительный. Хейзел обхватила большим и указательным пальцами стержень, чтобы помочь ему двигаться, и при этом почувствовала, какой он был горячий в её руках. Ткань крайней плоти была сложена вверху; ей нравилось осторожно тянуть её и чувствовать, как вся эта нежная кожа скользит вверх и вниз по горячему столбу. В свете приборного щитка она заметила толстые и длинные вены, как дождевые черви. Гораций заёрзал на своём месте, пока она продолжала медленно поглаживать его. Когда он полностью начал пульсировать, Хейзел была почти ошеломлена его размером: обхват банки Red Bull, но на несколько дюймов больше. Ей хотелось всё это попробовать. Ей хотелось позволить всему погрузиться в неё.
        "Меня только что изнасиловали до полусмерти двое парней, ещё более больных, чем Ричард Спек, и СЕЙЧАС посмотри, что я делаю..."
        Как она вообще должна пытаться понять себя?
        "Этот член великолепен, - подумала она, ошеломлённая. - Это чёртово произведение искусства..."
        Затем она взяла мошонку, которая заполнила всю её руку, и у неё чуть не закружилась голова, когда её пальцы исследовали каждое яичко, каждое размером и весом почти с куриное яйцо. Возбуждение, которое она вызвала, заставило яйца начать подниматься вверх на своих замысловатых связях, затем она снова схватила стержень и сдвинула крайнюю плоть полностью вниз, обнажая пухлую, жирную корону. Мокрота заполнила значительную щель для мочи. Даже эта мелочь половой анатомии завораживала её, и из-за нетипичного размера органа она задавалась вопросом, можно ли...
        Хейзел прижимала колонну одной рукой, а большим и указательным пальцами другой открывала тонкую щель. Гораций вздрогнул, а Хейзел обрадовалась возможности полностью ввести конец своего мизинца в выход из уретры Горация, чего она раньше никогда не могла сделать.
        Но что теперь?
        "Я должна пососать его, я просто ДОЛЖНА..."
        Она наклонилась, чтобы отсосать ему, но как только её губы практически встретились с головкой...
        - Ой, знаешь ли, - оттолкнул её Гораций, - дело не в тебе, Хейзел. Ничего такого, просто...
        Хейзел уставилась на него.
        - Я просто не хочу, чтобы ты этого делала, не пойми неправильно, - с трудом ему удалось засунуть эти чудесные яйца и бьющийся член обратно в штаны. - Видишь ли, я заимел себе малышку - её зовут Лилиан, - и, видишь ли, она сейчас в Ираке. Она в роте связи. Я был бы подлым грязным псом, чтобы дурачиться с другой девчонкой, пока моя малышка там борется за мою свободу. Вот так, сэр, более низкого поступка быть не может.
        "О, ради бога! Деревенщина с моралью!"
        - Поэтому я просто надеюсь, что ты поймёшь и не примешь это на свой счёт, - сказал он и снова отправился в путь.
        Хейзел закрыла лицо руками и рассмеялась.
        - Ты хороший человек, Гораций, и ты даже не представляешь, как повезло твоей девушке. В наши дни таких мужчин, как ты, не так много, - она вздохнула. - И теперь, я думаю, ты считаешь, что я супершлюха, раз так делаю...
        - Нет, не волнуйся. Я всё понимаю.
        - Я просто не знала, как ещё отблагодарить тебя...
        Он поднял палец.
        - Приходи в "Лавку диковин Пикмана". Я бы хорошо выглядел в глазах владельца, если бы ты купила что-нибудь, и держу пари, что там есть много того, что тебе понравится.
        - Я с нетерпением жду этого, Гораций.
        - И как я уже сказал, - он довольно улыбался за рулём, - не благодари меня, благодари Господа...
        Дождь только начался, когда Хейзел вошла в хижину. В прихожей тихо горел свет, но Сони там не было.
        - Соня? Я вернулась.
        - О... я здесь.
        Хейзел последовала за голосом своей подруги в маленькую каморку. Соня сидела за столом Генри Уилмарта, изучая пачку бумаг.
        - Ух ты, долгая была прогулка, - сказала Соня, не поднимая глаз.
        - Это заняло больше времени, чем я думала, и...
        Наконец глаза Сони поднялись в восклицании.
        - Что случилось?! Ты поранилась?
        Хейзел прихрамывала внутрь.
        "Ну, меня только что трахнули ногами, если ты это имеешь в виду".
        - Думаю, я не в той форме, в которой предполагала. Болит везде. На полпути я так устала, что словила попутку, одного местного деревенщину.
        Соня подозрительно нахмурилась. Внезапно загрохотал гром, затем по крыше забарабанил дождь.
        - И я вернулась как раз вовремя, - добавила Хейзел. Она склонилась над столом. - Похоже, здесь кто-то серьёзно суёт свой нос в чужие дела.
        - Я взяла на себя смелость просмотреть бумаги Генри, - защищалась Соня.
        - Феминистская доктрина. Звучит неплохо, - Хейзел заметила множество бумаг, написанных от руки, многие из которых были на иностранных языках. - А также?
        Соня откинулась на спинку кресла и вздохнула. Она поправила своё положение в кресле, чтобы приспособиться к вздувшемуся животу.
        - Куча действительно причудливой чепухи.
        - Это определённо латынь, - сказала Хейзел, поднимая лист. - А ещё это похоже...
        - Я знаю. Не ксерокопия, а мимеограф в старинном стиле, - добавила Соня. Лист был пурпурного цвета и потрёпан. - Я не видела ничего подобного уже несколько десятилетий.
        Хейзел пробежала глазами несколько строк.
        - Я понимаю немного по-латыни, но бoльшая часть этого неразборчива. Terrum Per Me Ambula? Кое-что о "хождении по земле...", - она прищурилась. - Per quaspheres opportunus означает "там, где встречаются сферы". И... Non in notus tractus tamen inter illud tractus? Чёрт, я не знаю. Может быть, "не в известных пространствах, а между ними?"
        Соня показала ей другую бумагу. Хейзел процитировала:
        - They frendo civis... - она моргнула. - "Они разрушают города" или что-то в этом роде.
        - Странно.
        На обороте был приклеен стикер Post-It. Написано курсивом:
        "Мимео рукописной страницы заступничества А.А. Я полагаю, что кто-то переписал страницу из перевода Вормиуса 1228 г. н. э. Либо в Национальной библиотеке в Париже, либо в Лиме".
        - Удивительно, - сказала Хейзел. - А как насчёт остальных?
        Соня протянула ей потёртую фотографию размером 8х10, которая выглядела почти такой же изношенной, как мимеограф. На обороте тем же почерком было написано:
        "Вероятно, незаконно сделанная копия предполагаемого греческого перевода Н. (Феодор Филат, 950 г. н. э.), избежавшего осуждения и сожжения по приказу патриарха Михаила, 1050 г. н. э. Эта копия, как полагают, спрятана в Ватикане?"
        - Греческий, да? - заметила Хейзел. - Удачи в переводе.
        - Ага. И записи выглядят как почерк Генри.
        - Это имеет смысл. Это его вещи, и он, очевидно, изучал их с некоторым интересом.
        - Транскрипции латыни и греческого средневековья и старше? Печатных станков тогда ещё не было, - Соня как будто запыхалась. - Значит, кто-то получил доступ к оригинальным копиям текстов, которые должны были быть написаны от руки, а затем скопировал некоторые части своей рукой?
        Хейзел смиренно пожала плечами.
        - Наверное. Ну и что?
        - Генри Уилмарт был математиком, Хейзел, и специалистом по геометрии. Но всё это похоже на старый фольклор или что-то в этом роде. И ни на одной из этих страниц нет ни одного числа или уравнения.
        - Соня! - выпалила Хейзел. - Как сказать по-гречески "мне плевать"?
        - Не умничай, - усмехнулась в ответ Соня. - А теперь посмотри на это.
        Ещё одна помятая фотография 8x10. Внизу, чётко выведенные перьевой ручкой и НЕ рукой Генри Уилмарта, были слова: "Один из двух сохранившихся листов Аль-Азифа, украденный дьяконом М. Бари за несколько дней до падения Конст." Само фото, однако, было сразу узнаваемо: нарисованная от руки схема шкатулки в разобранном виде, плоскости которой были не совсем ровными. На каждой плоскости были рисунки тех же геометрических фигур (v, .>, ^, .>), которые Хейзел узнала на металлическом ящике.
        Она сняла шкатулку с полки и сравнила её.
        - Это то же самое, - заключила она. - Размеры и символы.
        - Да, и разве это не интересно?
        Хейзел приподняла бровь.
        - На самом деле да, - она сразу почувствовала себя оживлённой.
        Она собиралась рассказать Соне о похожей глиняной шкатулке, которую Генри заказал Горацию, но передумала.
        "Узнает об этом сама".
        - И "падение Конст." должно быть падением Константинополя, верно?
        - Ага. Середина 1400-х годов. Это что-то очень старое, Хейзел. А теперь... посмотри на обороте.
        Хейзел перевернула фотографию и увидела короткую пометку, сделанную рукой Уилмарта:
        "Смотри файл 293. Похоже, наша работа для нас окончена".
        Она подошла к картотеке.
        - Там этого нет. Номерных файлов нет, - сообщила Соня. - Даже папок нет.
        Хейзел выдвинула все ящики и обнаружила, что некоторые из них пусты, а другие полны школьных бумаг.
        - Ты права, - её глаза сузились, глядя на стол. - А что насчёт стола?
        - Закрыт.
        - Прояви инициативу! - пожаловалась Хейзел.
        Она прошла на кухню и вернулась со шваброй.
        - Что ты...
        Хейзел воткнула конец швабры в ручку первого ящика стола и резко дернула. Замок в старом деревянном столе легко треснул.
        - Хейзел!
        - Генри Уилмарт мёртв, верно? И он оставил Фрэнку хижину и всё её содержимое, верно?
        - Ну да, но...
        - Значит, это теперь стол Фрэнка, верно?
        - Вроде того, я думаю, но...
        - Значит, согласно феминистской доктрине, стол и твой тоже.
        Соня рассмеялась.
        - Феминистская доктрина, да?
        Хейзел опустилась на колени.
        - Честно говоря, что в этом такого? Парень мёртв.
        Она обыскала ящики, но не нашла ничего похожего на пронумерованные папки с файлами. В основном только отраслевые журналы и старые школьные планы и программы. Также увеличительное стекло и степлер. Она воскликнула: "Вот чёрт!", когда вытащила из нижнего ящика бутылку виски Kessler, и "Вот чёрт, чёрт, чёрт!", когда достала оттуда револьвер.
        - Он заряжен? - шёпотом спросила Соня.
        - Не знаю. И не знаю, как узнать, и не хочу узнавать, - она вернула его вместе с бутылкой, потом полезла обратно. - Хм-м-м...
        Она вытащила цифровую камеру.
        - Проверь её! - взволнованно сказала Соня.
        Хейзел включила её, а затем хихикнула:
        - Разве не было бы бомбой, если бы там были фотографии Фрэнка и Генри Уилмарта, например, целующихся и занимающихся сексом друг с другом?
        Соня сделала испуганное лицо.
        - Хейзел, ты больна!
        - Просто мысль, - она проверила меню на крошечном экране, а затем опустила плечи. - Проклятие! Карта памяти пуста.
        - Вот и всё.
        - И так много о тайне файла 293.
        Она собиралась закрыть последний ящик, но остановилась, когда заметила странность. Она наклонилась ближе.
        На внутренней стороне ящика шариковой ручкой было нацарапано одно слово: Йог-Сотот.
        "Что бы это ни было, - сказала себе Хейзел, - зачем Генри Уилмарту писать это на внутренней стороне своего стола?"
        - Может быть, файл в том доме, куда пошёл Фрэнк?
        Соня кивнула.
        - Возможно, но если бы я спросила его, он бы узнал, что мы копались в личных вещах Генри.
        - Вероятно, он не был бы слишком рад этому.
        - Нет.
        Затем Хейзел пришла в голову идея, быстро вспыхнувшая.
        - Подожди минуту! Может, это не бумажный файл, а компьютерный! - и она нажала кнопку питания на ноутбуке, стоящем за маленьким столиком сбоку от большого стола.
        После загрузки Хейзел и Соня почти в унисон произнесли "Чёрт". На экране замигало окно с паролем.
        - Есть идеи? Когда у Генри день рождения? - спросила Хейзел.
        - Он был слишком умён - и слишком эксцентричен - для этого, - Соня задумалась. - Что Фрэнк говорил по телефону ранее? Отец геометрии?
        Взволнованная, Хейзел набрала ЕВКЛИД, а затем получила пометку "ПАРОЛЬ НЕВЕРНЫЙ".
        - Проклятие!
        - Ну, - сдалась Соня. - В любом случае, это не наше дело.
        - Конечно, нет, но мне очень хочется узнать, что это за файл. А тебе?
        - Да, но мы никогда не залезем в компьютер. Просто выключи его.
        Рука Хейзел нависла над мышью.
        - Хм-м-м... Интересно... - она снова заглянула в нижний ящик.
        - Что ты делаешь?
        - Печатай, как я читаю, - проинструктировала Хейзел, щурясь на загадочные каракули. - Й-О-Г-дефис-С-О-Т-О-Т.
        Соня так и сделала, нахмурившись.
        - Это что?
        - Здесь написано. Иногда люди пишут свои пароли вне поля зрения на случай, если они их забудут. Я делаю то же самое с номером своего банковского счёта, когда оплачиваю онлайн.
        Соня щёлкнула по вкладке.
        - Ты была права! - взвизгнула она.
        Хейзел посмотрела на светящийся фон экрана. Она улыбнулась.
        - А теперь посмотрим, что мы сможем раскопать...
        Простой поиск по номеру "293" открыл каталог, полный пронумерованных файлов, почти тысяча из них.
        Когда Хейзел открыла файл 293, она обнаружила, что это пять изображений в формате jpeg, по одному с каждой стороны металлического ящика плюс крышка.
        - Он отсканировал шкатулку? - спросила Соня.
        - Похоже на то, - и она указала на сканер, стоящий над компьютером.
        На следующей странице были показаны те же пять изображений в формате jpeg, только каждый глиф был обведён красными чернилами и ему был присвоен номер, который соответствовал нижеприведённому списку хронологических чисел, а каждому номеру был присвоен другой номер, но в градусах.
        - Генри измерил градусы каждого угла на коробке и пронумеровал их, - предположила Хейзел.
        - Прокрути вниз, может быть, есть ещё.
        Хейзел так и сделала, но нашла только напечатанные слова: "Коэффициенты для схемы питания оригинального носителя СТ".
        - Опять этот чёртов СТ, - пробормотала Хейзел.
        - Я предполагаю, что градусы каждого угла составляют уравнение.
        Хейзел странно посмотрела на экран.
        - Но для чего? И что, чёрт возьми, такое СT?
        - Камень какой-то, да? Разве не это подразумевали инструкции Генри?
        Хейзел кивнула, а потом решила сказать ей...
        - Помнишь парня, которого мы видели ранее, которого ты называла "лесником"?
        - Ага, кусок бифштекса, которого ты так жаждешь, - с ухмылкой сказала Соня.
        - Как бы там ни было... Это парень, который подвёз меня сегодня домой, но сначала отвёз к себе домой, в трейлер в лесу.
        Соня нахмурилась.
        - Боже мой, Хейзел! Ты этого не сделала!
        - Нет...
        Соня погрозила пальцем.
        - Я знаю тебя, Хейзел. Ты эксцентрична и спонтанна. В это время и в этом месте ты не могла бы просто взять мужчину и отпустить его. Сексуальная революция мертва, и её убили венерические заболевания.
        Хейзел вздохнула.
        - Я не трахалась с ним, Соня. Иисус...
        "Всё, что я пыталась сделать, это отсосать ему, а уже после я бы с ним трахнулась..."
        - Я пытаюсь тебе кое-что рассказать, ясно? Этого парня зовут Гораций...
        - Гораций?
        - Гораций Ноулз. Он гончар, продаёт свои вещи в магазине в городе. Но у него была шкатулка, по размеру такая же, как эта металлическая, только глиняная.
        Прежнее возмущение Сони исчезло.
        - Ты шутишь!
        - Нет, и это Генри Уилмарт заплатил ему, чтобы он сделал её прошлой весной, до бури.
        - С какой стати он...
        - Я не знаю, но он также указал, что, возможно, хочет, чтобы Гораций сделал ещё целую кучу этих коробок, но позже - когда он вернулся из Флориды - он отменил заказ.
        Соня повертела в руке металлическую коробку.
        - Вот такие же коробки...
        - Да, те же размеры, та же асимметрия, - Хейзел взяла коробку у подруги и озадаченно изучила её. - Да, они одного размера, но я уверена, что гравюры разные. Это те же типы конфигураций, но на глиняной шкатулке Горация их больше и в другой последовательности.
        - Теперь я совсем запуталась.
        - Единственное, что Гораций мог рассказать мне о шкатулке, это то, что Генри сказал, что в ней должен быть кристалл.
        - Как странно, - Соня сейчас казалась взволнованной, до некоторой степени заинтересованной, но чем-то сбитой с толку. - Хейзел, я слишком долго сидела, и теперь моя спина убивает меня. Поможешь мне лечь, хорошо?
        Внезапно внимание Хейзел отвлеклось. Она помогла Соне подняться из-за стола и осторожно провела её в главную комнату. Здесь горело всего несколько огней, и из открытых окон было слышно, как льётся дождь.
        - По крайней мере, дождь всё охладит...
        Кровать королевского размера стояла в одном углу, а диван, телевизор и журнальный столик - в другом.
        "Интересно, смогу ли я заснуть с ней в одной постели?" - тихо надеялась Хейзел.
        Она усадила Соню на край кровати.
        - Боже, я вдруг так устала, - пробормотала Соня.
        Взгляд Хейзел упал на грудь её подруги и на красивый комок плоти, в котором была новая жизнь. Она смотрела на сонное лицо Сони.
        "Боже мой, я люблю тебя".
        - Тогда ложись спать. Это был долгий день.
        - Я не могу, Фрэнк позвонит в девять, - она зевнула. - Разбудишь меня в восемь тридцать, хорошо?
        - Конечно, - сказала Хейзел, сжавшись внутри. Она представила себе, как закатывает платье для беременных Сони, раздвигает ноги и утыкается лицом в этот тёплый мех. - Я буду в берлоге, ещё немного поковыряюсь в личной жизни мертвеца.
        Соня усмехнулась, закрыв глаза.
        Вернувшись к компьютеру, Хейзел начала щёлкать случайные файлы - всё, что угодно, лишь бы отвлечься от Сони. Многие файлы представляли собой краткие напечатанные заметки, например:
        Файл 67: инвариантные интервалы кажутся прямолинейными, что предполагает обозначение размерности, зависящей от несуществующего источника энергии. S во второй степени не может равняться Y2 + Z2.
        Или же:
        Файл 745: носителем для СТ может быть только способ восходящей связи, использующий энергию доступного пространства, даже идеального вакуума! Да! (Смотреть файл 691)
        Файл 691: мне кажется, что Альхазред обладал лишь частичным пониманием частного потенциала. Евклид ДОЛЖЕН иметь оригинальную шкатулку и, возможно, даже сам СТ, около 270 г. до н. э., и сделал записи, которые Альхазред скопировал и ввёл вместе со схемой в Аль-Азиф... У Евклида мы знаем, что есть только десять аксиом и постулатов, но схема (файл 13) ДОКАЗЫВАЕТ существование одиннадцатого. Конечно, Альхазред бы этого не понял! Он был оккультистом, а не математиком!
        - Хорошо, - простонала Хейзел и нажала на файл 13.
        Файл 13:
        v = S
        ^ = Т
        < + Е
        .> = (D)размерность
        Колебания мощности зависят от суммы каждой степени каждого v, ^, < и .>.
        Хейзел моргнула.
        - S равно пространству, T равно времени, E равно энергии? - спросила она у воздуха.
        Последняя строка файла гласила:
        ~ = квадратный корень в прежние времена 0,33.
        Теперь у неё начала болеть голова.
        "Ладно, мне уже скучно. Я должна придерживаться того, что знаю: Хемингуэя, Фицджеральда и Фолкнера".
        Она уже собиралась выключить компьютер, когда подумала:
        "О, какого чёрта?"
        Она нажала на самый последний файл...
        Файл 944:
        v.><<^ ~ v^ ~ v<^.>.>v^.>^v ~ v ~ v^<^ ~ <.>
        = D + S + E + T в тридцать третьей степени!
        "Тёрнстон! Фрэнк! Боже мой, это оно!"
        Хейзел прокрутила содержимое того же файла вниз и нашла ещё одну развёрнутую диаграмму, похожую на открытую шкатулку. В отличие от первого, который представлял собой цифровое сканирование металлического ящика, этот был нарисован от руки с дотошностью архитектора, настоящий чертёж другого ящика. Каждая секция была заполнена глифами, намного больше, чем секции металлического ящика. Хейзел была уверена: это схема глиняной шкатулки, которую сделал Гораций...
        Тут ей пришло в голову, что раз уж она открыла самый последний файл, то почему бы не посмотреть самый первый?
        Щёлк...
        Файл 1 был ещё одним jpeg, сияющим своей яркостью и чёткостью. На картинке был изображён драгоценный камень яйцевидной формы, который сначала выглядел чёрным, как обсидиан, но затем, как только он сменил угол обзора, он приобрёл оттенок тёмно-красного вина. Ей показалось, что внутри кристалла она обнаружила более тёмные и более светлые алые полосы. Весь камень мерцал сотнями мельчайших граней.
        Она задержала взгляд, а потом поняла, что кристалл был сфотографирован на том же столе.
        Под изображением была надпись, которая гласила: СИЯЮЩИЙ ТРАПЕЦОЭДР.
        Хейзел смотрела так, словно экран был пропастью.
        "Сияющий... Трапецоэдр... СТ..."
        Это должен быть он.
        "Я ДОЛЖНА выяснить, что это за штука..."
        Очнувшись в ту же секунду, Хейзел перевела курсор обратно в папку и решила просмотреть каждый файл в каталоге, если потребуется, пока не обнаружит назначение этого загадочного красно-чёрного кристалла.
        В этот момент дом сотряс сильный удар грома, и все огни погасли.
        Хейзел вылетела из кресла, когда в соседней комнате раздался пронзительный крик. Она погрузилась почти в полную темноту, пока не сверкнула молния и не показала ей, что кровать пуста.
        - Соня! Где ты...
        - Я здесь... о, чёрт возьми!
        Хейзел воспользовалась мобильным телефоном, чтобы осветить себе путь на голос.
        "Я думала, она в постели!"
        Но тут она обнаружила Соню, стоящую неуклюжей и голой в металлическом корыте под примитивным душем.
        - Ты в порядке?
        - Да, но я чуть не упала, когда погас свет, - возмущалась Соня.
        - Ты напугала меня до чёртиков; это звучало как из фильма ужасов. Ты сказала мне, что хочешь вздремнуть.
        Мокрая и вся в мыльных пузырях, Соня ворчала.
        - Я знаю, но, как бы я ни устала, я не могла спать. Каждый раз, когда я начинала засыпать, я начинала думать о Фрэнке на вершине какой-то дурацкой горы посреди дурацкой грозы и, возможно, что в него попала молния.
        - Ты и правда паникёрша, - рассмеялась Хейзел.
        Соня помолчала, глядя в сторону, как будто что-то неприятное пришло ей в голову.
        - А потом, когда я наконец заснула, - она ??вздрогнула, - мне приснился самый ужасный сон...
        - Что было во сне?
        - Я была покрыта какой-то слизью, а потом... а потом эта штука, которая, я думаю, была щупальцем осьминога, начала входить... - Соня сильно зажмурила глаза и энергично замотала головой.
        - Что? - Хейзел подстрекала. - Куда начало входить щупальце?
        - О, Хейзел, это слишком отвратительно, чтобы об этом думать. Не заставляй меня говорить об этом...
        "Щупальце", - размышляла Хейзел, конечно, вспоминая свой кошмар в сортире: ужасный ребёнок со щупальцами и присоской вместо рта.
        - Поэтому я решила принять душ в этой дурацкой металлической ванне, - продолжила Соня, - и с этой дурацкой водяной помпой!
        - Просто стой и не двигайся; ты можешь поскользнуться. Я скоро вернусь.
        "Честное слово, - подумала Хейзел. - Она иногда как маленький ребёнок".
        Она быстро нашла на кухне несколько свечей, зажгла одну и вернулась. Соня снова взвизгнула, когда в очередной раз прогремел гром.
        - Расслабься, - сказала Хейзел.
        - Поможешь мне закончить, а? - Соня указала на грубую ручку насоса.
        - Конечно... - Хейзел привела в действие помпу, пока Соня заканчивала намыливать себя.
        - Это со мной в первый раз: душ с родниковой водой. Но этот водонагреватель работает; иначе она была бы ледяной.
        - Мне жаль поселенцев в колониальные времена.
        - Возможно, они даже не удосужились мыться. Ты знаешь, первая ванна не была изобретена до 1800-х годов.
        - Гадость, - Хейзел продолжала качать, позволяя себе лишь косвенно смотреть на тело Сони.
        "Боже мой..."
        Один только её вид заставил Хейзел вздрогнуть в паху. Набухшая грудь и ещё более опухший живот, всё блестит. Беременность растянула соски Сони в прелестные тёмно-розовые круги шириной в несколько дюймов; Хейзел представила, как медленно облизывает каждую окружность по внутренней спирали, а затем останавливается на набухших сосочках, чтобы пососать. Её глаза следили за дорожками пены, спускавшимися по стройным ногам Сони.
        "Я не могу этого вынести..."
        - Я закончу через минуту.
        - Не торопись.
        Улыбнулась ли Соня через голое плечо? И задерживались ли её руки, когда они намыливали налитые молоком груди? Затем она взмыла копну тёмных волос между ног...
        Теперь вагина Хейзел начала пульсировать, несмотря на всё, что с ней было сделано сегодня. Она знала, что никогда не сможет рассказать Соне об изнасиловании; точно так же она была удивлена ??тем, насколько незатронутой она себя чувствовала сейчас, всего через несколько часов после жестокого факта. Вместо этого её внимание всецело было приковано к Соне, к её сияющему телу, ко всем этим сладострастным изгибам, ко всей этой идеальной тёплой белой коже. Один из психотерапевтов Хейзел однажды назвал её эротоскопичной.
        "Ты гораздо больше похожа на мужчину в том, как спонтанно реагируешь на сексуальные образы, -?- сказала женщина. - Ты не только эротоманка, ты ещё и эротоскопична. Просто возбуждающий образ запускает твою либидинозную систему... мгновенно. Очень редко это бывает среди женщин. На самом деле все твои парафилические расстройства исключительно редки среди женщин. Считай себя уникальной, Хейзел".
        "Да пошла ты", - подумала Хейзел в ответ.
        Менее чем за год она прошла через полдюжины психотерапевтов и в конце концов бросила их всех.
        Тем не менее, образ Сони в душе, казалось, просачивался в психику Хейзел...
        - Можешь перестать качать прямо сейчас.
        - Осторожный выход, - Хейзел развернула полотенце и обернула его вокруг плеч Сони.
        - Спасибо, - Соня подоткнула полотенце на грудь и вздрогнула, когда в маленьком окошке снова блеснула молния.
        Свет свечи мерцал, отбрасывая их тени на стену. Тени дёрнулись.
        - Давай выбираться отсюда. Эта комната жуткая.
        "Вся эта хижина жуткая", - решила Хейзел.
        Она схватила свечу и последовала за Соней обратно в главную комнату.
        Хейзел позволила своему сердцу замедлиться. Даже в старом полотенце красота Сони бушевала в глазах. Ей хотелось мастурбировать, но где? Невозможно.
        - По крайней мере, похоже, что дождь закончился, - заметила она, чтобы отвлечь её.
        - Это? - Соня подошла к окну. Теперь была только струйка. - Да, но, если нам повезёт, электричество будет включено через неделю.
        ЩЁЛК...
        Все огни снова зажглись.
        - Видишь, что ты получаешь за цинизм? - сказала Хейзел и потушила свечу.
        - О, чёрт возьми, я всё время забываю... - Соня порылась в своей дорожной сумке и достала пластиковую бутылку.
        - Забываешь что?
        - Эту штуку, - она подняла бутылку. - Этот специальный лосьон я видела по телевизору. Все звёзды используют его. Это помогает предотвратить растяжки.
        Она сняла полотенце и бросила его на кровать, снова стоя совершенно обнажённой перед Хейзел.
        - О, позволь мне! - Хейзел не выдержала.
        Она потянулась к бутылке, но Соня не позволила ей взять её.
        - Нет, Хейзел, это плохая идея. Ты бы увлеклась, и ты это знаешь.
        - Фигня. Единственная причина, по которой ты не позволяешь мне это, потому что ты боишься, что это тебя возбудит.
        - О, так ты так думаешь? - Соня бросила острый взгляд, помолчала и передала бутылку Хейзел.
        "Мой счастливый день".
        Она выдавила кремово-бежевую жидкость на ладонь, а затем аккуратно разгладила крем по центру живота Сони. Хейзел была поражена; она не могла поверить, насколько тугим был наполненный плодом живот, каким твёрдым он был. Она очень медленно потирала повторяющиеся круговые движения, затем остановилась, чтобы провести кончиком пальца по выступающему пупку. Когда она водила туда-сюда...
        - Остановись! - Соня хихикнула. - Это щекотно.
        - Ой, извини, - Хейзел впрыснула ещё себе в руку и повторила процесс, всё больше и больше её голова кружилась от тепла, образа и присутствия подруги.
        "Я люблю тебя так сильно, что не могу этого вынести!" - она могла бы заплакать.
        Теперь она скользнула рукой к груди Сони и начала нежно тереть. Когда Соня напряглась, чтобы возразить, Хейзел перебила её:
        - Знаешь, у женщин также бывают растяжки и на груди.
        - Да, я думаю, бывают...
        Рука Хейзел скользнула по форме каждой груди, очень изящно лаская. Она хихикнула, не в силах сдержаться.
        - Они действительно большие, Соня...
        - Ты мне это говоришь? Они также и тяжёлые. С моими сиськами и малышом в животе я удивлена, что мне не нужен корсет для спины.
        Хейзел обильно нанесла ещё лосьона...
        - Да ладно, ты так используешь половину проклятой бутылки, - возразила Соня.
        - Не-е-е-ет, - а затем пальцы Хейзел начали дразнить один из растопыренных розовых сосков Сони.
        Соня выхватила бутылку.
        - Достаточно, спасибо. Я не могу получить растяжки на сосках...
        - Откуда ты знаешь?
        Застенчивая ухмылка появилась на губах Сони, но прежде чем она надела халат, Хейзел была уверена, что кончики сосков её подруги стали в два раза больше, чем в душе.
        "Сейчас она вся возбуждена, но никогда не признается в этом".
        Хоть какое-то удовлетворение.
        - О, я нашла фотографию СТ, - сказала Хейзел. - Это был самый первый файл в папке Генри.
        - СТ... О, ты имеешь в виду камень?
        - Хм-м-м... Это большой кристалл; Генри сделал его цифровую фотографию прямо у себя на столе.
        Соня схватила её за руку.
        - Покажи мне!
        Однако в кабинете ноутбук спал. Хейзел нажала кнопку питания, но появился только экран с ошибкой.
        - Не верю! Буря сломала компьютер.
        - Но это ноутбук. Батарея должна была сработать сразу же, как отключилось электричество.
        Хейзел подняла один конец ноутбука.
        - Есть причина, по которой это не произошло - отсутствие батареи.
        Батарейный отсек был пуст.
        - О, нет. Фрэнк будет в ярости.
        - Нет, если мы ему не скажем, - напомнила Хейзел. - О, господи, я не знаю, почему компьютер не работает. Должно быть, скачок мощности.
        - Я не очень люблю врать, Хейзел.
        - Это не ложь. Это просто уклонение от правды.
        Соня рассмеялась.
        - Думаю, это то же самое. Что ещё было в этих файлах?
        - Покомпонентная схема другой коробки. Символы на ней были другими, и я клянусь, что это те же самые символы на глиняной шкатулке, которую сделал Гораций.
        - Ты и твой Гораций... Кстати, как выглядел камень?
        Хейзел пришлось подумать об этом.
        - Он был красивым, но также каким-то... Я не знаю. Тревожным? Не знаю почему. Иногда он казался чёрным, иногда тёмно-бордовым, а внутри были красные нити. Генри назвал его Сияющим Трапецоэдром.
        - Вот это слово.
        - Я думаю, что Трапецоэдр - это кристалл, поверхность которого полностью состоит из многоугольников, если я правильно помню свою геометрию.
        Соня взяла с полки металлическую коробку.
        - И он должен быть внутрь неё?
        - Да, или... я думаю, Генри создал глиняную коробку для той же цели. У меня возникла идея, что глиняная коробка с новыми символами должна быть улучшенной версией металлической коробки, по крайней мере, так предполагалось в некоторых текстовых файлах.
        - Проклятие, - Соня нахмурилась, глядя на мёртвый ноутбук. - Я хотела бы увидеть эту фотографию, хотя бы ради любопытства.
        - Позже я возьму свой ноутбук и прочитаю справочные материалы о методах перезагрузки и восстановления...
        В главной комнате зазвонил мобильный телефон Сони.
        - Это Фрэнк!
        Соня бросилась в комнату, взяла трубку.
        - Привет, Фрэнк! Как дела?
        Хейзел последовала за ней, затем встала прямо рядом с ней, склонив ухо к телефону. Вдалеке она услышала, как Фрэнк сказал:
        - Здесь всё в порядке.
        Какое-то потрескивание.
        - Чертовски повезло, что я нашёл дом до того, как началась буря.
        - В доме есть электричество? - спросила Соня.
        Фрэнк, казалось, засмеялся над более громкой статикой.
        - Ни в коем случае, только свечи. Но ты не поверишь, сколько вещей Генри нужно разобрать. Боюсь, на всё это уйдёт много времени.
        - Чепуха, Фрэнк! - отрезала Соня. - Ты вернёшься завтра, как и обещал, верно?
        Нерешительность, затем ещё более громкая статика.
        - Может быть, я не успею к завтрашнему дню, дорогая. Буду завтра вечером, возможно.
        - Фрэнк, это неприемлемо!
        Треск и статика, казалось, удвоились.
        - Ты меня слышишь? Прости, дорогая, но Генри оставил много бумаг и...
        - Да, и всё, что тебе нужно сделать, это уничтожить их, как он приказал! Так сделай это и возвращайся сюда!
        - Просто постарайся потерпеть...
        - Единственное, что я потерплю, это твоего ребёнка ещё три-четыре недели! По крайней мере, ты мог бы быть достаточно внимательным, чтобы провести со мной немного времени!
        "Ого, она действительно разозлилась", - подумала Хейзел.
        После очередной волны помех Фрэнк сказал:
        - Я хочу хотя бы прочитать часть этой работы, прежде чем уничтожу её, дорогая. Неужели ты этого не понимаешь?
        - Нет!
        - Это моя область исследования. Просто дай мне время до завтрашнего вечера, хорошо?
        Зубы Сони скрипели.
        - Раннего вечера!
        - Хорошо...
        - Обещай!
        - Дорогая, я обещаю. А пока там есть чем заняться. Уверен, вы с Хейзел отлично проведёте время. Прогуляйтесь по природным тропам, осмотрите озеро Слэддер, отправьтесь в загородную поездку. Вы могли бы даже... - но затем треск усилился в десять раз.
        - Фрэнк, я тебя почти не слышу!
        - Разрушила буря... плохая связь сотового...позвоню утром...
        - Тебе было бы лучше это сделать!
        - Люблю тебя, милая...
        Соня тряслась на месте, настолько она была раздражена.
        - Я тоже тебя люблю, но если ты не вернёшься завтра вечером, я очень сильно отпинаю тебя по яйцам...
        - Связь теперь ещё хуже... созвонимся позже. Доброй ночи...
        Связь оборвалась.
        Соня закрыла телефон и положила его на тумбочку. Её лицо было розовым от гнева.
        - Этот сукин сын просто бесит меня.
        - О, мы проведём время вместе, дорогая. Нам будет очень весело.
        - Весело, чёрт возьми. У меня вот-вот родится ребёнок, а он в каком-то доме на горе возится с кучей работ по геометрии.
        Хейзел закатила глаза.
        - Соня, дай человеку передышку. Всё, что он на самом деле делает, это исполняет последнюю волю коллеги.
        - Да? - Соня фыркнула и села на кровать. - Или, может быть, с ним там наверху женщина.
        Хейзел не удержалась от реплики:
        - О, но я думала, что у вас свободные отношения.
        - Только с нашего общего предварительного одобрения, - каменным голосом ответила Соня.
        - Условно свободные отношения, как я понимаю, - Хейзел пришлось рассмеяться. - Я бы в любом случае не беспокоилась. Фрэнк слишком поглощён собой, чтобы иметь любовницу на стороне. Зачем ему организовывать всю эту хижину только ради этого? Ты действительно думаешь, что он развлекается, когда его наставник умер всего несколько дней назад и случайно оставил ему всю хижину?
        Соня успокоилась.
        - Ты права. И он слишком поглощён собой.
        - Так что просто не беспокойся об этом. Воспользуйся советом подруги. Ты сейчас какая-то капризная, так почему бы тебе просто не пойти спать? Завтра ты почувствуешь себя намного лучше.
        Соня кротко улыбнулась и кивнула.
        - Ты права, как всегда. Мне жаль, что мои ненормальные гормоны продолжают доставлять тебе неудобства, - она поцеловала Хейзел в щёку. - Доброй ночи.
        - Я попытаюсь исправить компьютер Генри, но не буду обещать.
        "Поцелуй меня снова, поцелуй меня снова", - металась мысль.
        - Было бы хорошо.
        - О, и... где я сплю?
        - В кровати, глупышка! - Соня рассмеялась. - Ты такой параноик. Ты что, думала, я заставлю тебя спать на диване? - она усмехнулась в главной комнате и начала выключать свет.
        Хейзел восторженно наблюдала за ней, а через несколько мгновений свет отключился.
        "У меня в голове такой бардак, что я не могу в это поверить".
        Она ввела несколько команд восстановления на ноутбук Генри, но безуспешно, затем достала свой собственный ноутбук и поставила его на стол.
        "По крайней мере, это не Синий экран смерти", - подумала она.
        Она оставила дверь кабинета приоткрытой всего на дюйм, и, пока она читала какие-то файлы по устранению неполадок, один глаз то и дело поглядывал на кровать, где Соня лежала на боку на простынях.
        "Как я могу любить кого-то так сильно и всё же чувствовать, что это так неправильно?"
        Ничто не казалось справедливым. Её собственные сексуальные аномалии также были несправедливы.
        "Больная, больная, больная, - подумала она, вспоминая оргазм, который, как она была уверена, она испытала, даже когда Питер Пэн душил её, когда ступня погрузилась в её пизду. - Почему я не могу просто быть нормальной?"
        Но где-то в глубине её сознания прозвучал ответ голосом её отца: "Вернись к Богу".
        Она прикрыла рот рукой, чтобы подавить восторженный визг, когда увидела, что ноутбук Генри наконец-то перезагружается; через мгновение она смогла получить доступ к папке, полной файлов Генри. Когда она повторно щёлкнула файл 1, экран заполнился поразительным изображением Сияющего Трапецоэдра.
        Его неопределённый цвет очаровал её. Каждая грань сложной многоугольной поверхности мерцала. Она поймала себя на том, что смотрит, когда её разум теряет фокус, но затем головокружение потрясло её, словно два пальца щёлкнули перед её лицом.
        "Было десять часов вечера, когда компьютер пришёл в норму, но сейчас уже одиннадцать. Я, должно быть, задремала и не поняла этого..."
        Она нажала на функцию масштабирования и переместила курсор на случайную грань. Каждый последующий щелчок приближал сверкающую картинку всё ближе и ближе, пока весь экран не превратился в стеклянный чёрно-бордовый цвет.
        Изображение, заполнившее рамку, поначалу казалось ничем, просто этот странный цвет, но когда она вгляделась внимательнее...
        Слышала ли она звуки флейт? Музыка - если её вообще можно было так назвать - звучала очень слабо, но в то же время казалась структурированной и диссонирующей. Хейзел дёрнула головой, потом даже заткнула уши пальцами, но преобладала мизерная какофония.
        "Звуковой мираж, - подумала она. - Вероятно, от переутомления, возможно, какая-то травма-стрессовая реакция".
        Когда у неё перехватило дыхание, маниакальные звуки исчезли.
        "Что всё это было?"
        Чем больше она смотрела на увеличенное изображение, тем больше оно ей нравилось. Она подумала о пещерных людях, которые с трепетом и удивлением смотрели на огонь или смотрели на звёзды, не имея ни малейшего понятия, что они собой представляют.
        Теперь она чувствовала себя подавленной, но каким-то образом мотивированной, и следующее, что она осознала, это то, что она открыла нижний ящик стола. Её рука скользнула мимо револьвера и неожиданно с её стороны приземлилась на увеличительное стекло.
        "Что я..."
        Она поднесла стекло к экрану компьютера, стала смотреть...
        Её разум натянулся как струна, как будто её череп растворился, оставив только её сырой мозг, который выкачивался через её отверстия для глаз и каким-то образом всасывался в изображение на экране. Она подумала о внетелесных переживаниях, о чём-то, во что она никогда не верила, считала обнадёживающим галлюцинозом, но теперь...
        Её альтернативное зрение было вынуждено пристально смотреть; оно рухнуло, как камень, сброшенный с самолёта, и взлетело. Чем больше она приближалась к тому, к чему падала, тем больше Хейзел видела города или что-то вроде городов: геометрическое владение невозможной архитектуры, простиравшееся длинной исчезающей линией ужасного чёрного цвета - бушующая Земля безумств. Вогнутые горизонты, усеянные звёздами или вещами, похожими на звёзды, сверкали рядом с кубистическими пропастями. Она видела здания и улицы, туннели и многоэтажки, странные приплюснутые фабрики, из труб которых валил маслянистый дым. Это был некрополь, систематизированный и бесконечный, лишённый ошибок в своих движущихся углах и линиях. Это было столпотворение. Желоба почернели от ядовитого ихора. Приземистые стигийские церкви воспевали безмозглых богов. Безумие было здесь правителем, атаксия - единственным порядком, тьма - единственным светом. Гениальный, невыразимый монарх оглянулся... и улыбнулся.
        Хейзел всё это видела. Она видела, как время идёт вспять, смерть сгнивает в жизнь, целые планы будущего погружаются глубоко в чрево истории. И она также видела людей. Или вещи, похожие на людей.
        Одна из тварей махала ей щупальцем.
        - Э-э-э... шуб-нлеб-нбб-лррг-глуд-блеммеб, - послышались слова.
        Бестелесное сознание Хейзел смотрело и пускало слюни.
        - Нуб-кребб-небб-е-э-йургг-флюрп-эй-фтагн...
        Несколько тварей теперь махали ей своими присосками-щупальцами. Их лица пристально смотрели назад, перевёрнутые лица, покрытые карбункулами.
        - Губ-нбб-грлм-наабл-э-э-нуууррлатхотеп.
        Когда Хейзел наконец стряхнула с себя проблеск ужаса, она оказалась лицом вниз на столе. Увеличительное стекло треснуло.
        "Что за чёрт?"
        Кошмар, конечно. Она заснула у экрана. Крошечные часы в другой комнате тихо отбивали полночь.
        "О, чёрт, я чувствую похмелье".
        Она подтянулась, посмотрела на экран компьютера и застонала.
        ВАШ КОМПЬЮТЕР ВЫКЛЮЧАЕТСЯ ИЗ-ЗА ОБЩЕЙ ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ОШИБКИ.
        Затем экран стал чёрным.
        "Великолепно".
        Она снова села и протёрла глаза. Видение, которое у неё было, казалось, засело в глубине её разума, как сгусток крови.
        "Что это было?"
        Она была утомлена с самого начала и, вероятно, также страдала от отсроченного стресса из-за изнасилования.
        "А потом? Я заснула у экрана и мне приснился кошмар. Большое дело".
        Но какой это был кошмар. Щупальца. Люди со щупальцами и перевёрнутыми лицами, как подгоревшие пироги. Они разговаривали с ней.
        - Пора спать, - решила она.
        Она стянула с себя топ и сняла шорты, затем на цыпочках прошла в главную комнату, где Соня крепко спала на кровати. Вентиляторы были включены, обдувая воздухом всё вокруг. Она уже собиралась сама лечь в постель, но споткнулась.
        "О, нет..."
        Ей нужно было в туалет, а так как туалета в хижине не было...
        "Ни за что. Я НЕ пойду в тот туалет, - она сразу поняла. - Не в полночь".
        Её единственный другой вариант?
        "Медведи писают в лесу, значит, я тоже смогу".
        Она нашла фонарик в кухонном ящике, затем дверь в задней части дома позволила ей выйти. Её тут же ошеломил плотный, полуоглушительный хор сверчков и цикад, подчёркнутый мокрым лесом после того, как буря миновала. Облака над головой поредели, позволяя лунному свету падать за дом. Как ни странно, она почувствовала, что может ощущать свет на своём обнажённом теле. Её кожу пощипывало от слабого прохладного ветерка, который шуршал в лесу.
        Она сошла с коротких ступенек, немного побродила, затем резко присела на корточки рядом со старым угольным грилем и начала мочиться.
        "О, так уже лучше... - тут её поразила самая нездоровая мысль. - Сколько мочи Питера Пэна выливается из меня?"
        Он же не мог заставить её вырвать каждую каплю, не так ли? Разве её небольшое количество, хотя бы след, не метаболизируется в её собственном теле? Она поджала губы, словно пробуя что-то отвратительное.
        Моча всё ещё выходила.
        "Давай уже..."
        В таком сценарии, как она могла не представить, что за ней шпионит какой-нибудь ночной извращенец? Затем она закрыла глаза, и внезапно образ невольно врезался в её голову: люди-щупальца из кристалла собрались вокруг неё. Двое держали её в воздухе на своих цепких руках, а третий расположил своё уродливое лицо между её бёдрами, а затем открыл рот с пухлыми губами на морщинистом лбу. Он выпивал её мочу так быстро, как струя могла вытекать из неё, а когда она начала отступать, губы сомкнулись вокруг её половой щели и сосали, пока последняя капля не высосалась из её мочевого пузыря и не попала в её уретру. Хейзел извивалась в непреклонных объятиях щупальцев. Но теперь, когда существо удовлетворило свою жажду жидкими выделениями, его следующим желанием были отходы твёрдого состояния.
        Отвратительный рот опустился ниже и начал сильно сосать её анус. Наконец её кишки поддались давлению и начали выпускать свои продукты, и когда они были высосаны, люмпеническое чудовище принялось небрежно жевать. Существо урчало от восторга? Его собственные щупальца извивались от радости. Тогда Хейзел упала на мокрую землю и с ужасом увидела, что щупальцами были не только руки её посетителей, но и их ноги, ибо они были одеты в багряные мантии, расшитые золотом, по краям которых были вышитые золотом глифы, похожие на те, что были на коробке. Когда мантии раздвинулись, она увидела, что их ноги стали более толстыми, венозные щупальца с расширенными круглыми присосками для ног, и, что ещё хуже, их гениталии казались свёрнутыми, как серые, мясистые шланги в паху. Две твари теперь двигались у неё между ног, а третья оставалась у неё на плечах, обхватив одной из своих резиновых лапок её горло. Когда она начала сжиматься, как удав, тело Хейзел напряглось, вытянулось, затем мясистая петля сжалась так, что язык высунулся, и она не могла дышать. Именно тогда двое других раскрутили свои члены и начали
бормотать в каком-то безумном возбуждении. Теперь с надутыми щеками, но с торчащими сосками, Хейзел вгляделась в лунный свет и увидела точную природу их пенисов: два фута длиной каждый, напоминающие концы слоновьих хоботов. Стволы, не теряя времени, одновременно проникли в её влагалище. Глаза, похожие на прыщики на щеках, смотрели вниз на её застывшее от ужаса тело; опухшие рты тяжело дышали и пускали слюни. Хейзел начала кончать залпами; это было похоже на приступ удовольствия, столкнувшийся с ужасом удушья. Её задница извивалась в грязи, когда она кончала снова и снова, даже когда преисподние гениталии закачивали сгустки горячей, густой помои глубоко в её вагину...
        Глаза Хейзел резко распахнулись от ментального рывка. Она продолжала сидеть на корточках, хотя и закончила справлять нужду.
        "Вот это и есть я. Голова, полная извращённого ДЕРЬМА..."
        Что могло заставить её разум создать такое отвратительное видение? Она сделала несколько глубоких вдохов, начала вставать...
        - Шуб-нбб-грлп-наабл-нит...
        Хейзел ахнула и упала навзничь, едва не закричав.
        "Не может быть!"
        Она направила луч своего фонарика в сторону отвратительного гудения, но там ничего не было.
        "Я действительно не в себе сегодня, - подумала она, когда успокоилась. - В лесу НЕТ ЛЮДЕЙ-ЩУПАЛЕЦ!"
        Она вернулась в хижину, заперла дверь, затем легла в постель и тут же уснула судорожным сном, полным гнилостных видений и чёрного, бессмысленного бормотания.



        ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

        На следующее утро небольшая местная поездка привела их к не слишком неожиданно названной Мейн-стрит, которая включала в себя небольшой район в центре города. Бoльшую часть занимали лавки безделушек, несколько магазинов антиквариата, подержанных книг и свечей ручной работы, а также несколько закусочных, и ещё крошечное почтовое отделение и рыболовный магазин. Проснувшись, они решили приехать сюда после утверждения Хейзел: "Я так голодна, что могла бы съесть пару водителей грузовиков"; кроме того, она хотела зайти в "Лавку диковин Пикмана" и выполнить своё обещание, данное Горацию. Маленький магазин располагался прямо на углу.
        - Интересный небольшой район в центре города, - сказала Соня после завтрака в закусочной под названием "Закусочная". Они лениво шли по малолюдной улице, минуя витрины магазинов. - Я думала, что он будет более деревенским, как таверна.
        - Думаю, в лыжный сезон сюда приезжает много богатых людей, - безобидно сказала Хейзел, но тут же заметила, что Соня улыбается ей.
        На самом деле, она уже несколько раз ловила её на этом сегодня утром, даже сразу после того, как встала с постели.
        "Почему она продолжает улыбаться мне?"
        С самого начала она чувствовала себя не в своей тарелке: плохой ночной сон, кошмары, вещи, которые её усталый разум представлял себе в формате jpeg кристалла, не говоря уже об изнасиловании. Периодическая улыбка Сони казалась бранящей, как взрослый может улыбаться ребёнку, который сделал какую-то незначительную ошибку. Кроме того, сегодня Соня выглядела намного бодрее, с горящими глазами и сияющей кожей. На ней был красочный сарафан для беременных с цветочными узорами. Даже её тело, казалось, смутно светилось сквозь одежду.
        Хейзел была одета в шорты цвета хаки и рубашку, завязанную на талии. На рубашке было изображено лицо Марка Твена и внизу было написано: АНГЛИЧАНЕ - ЛУЧШИЕ ЛЮБОВНИКИ, а затем был изображён герб Университета Брауна.
        - Хочешь заглянуть в какой-нибудь из этих магазинов?
        - Нет. Может быть позже. Я счастлива просто гулять с тобой.
        Это замечание застало Хейзел врасплох; оно звучало почти интимно. Но зато Хейзел вдвойне удивилась, когда Соня вдруг взяла её за руку.
        - Мне так повезло, что у меня есть такой замечательный друг, как ты, - сказала Соня.
        Хейзел посмотрела на неё и не знала, что сказать. Но она знала, что думать.
        "Я тебя люблю. Я люблю тебя до безумия..."
        - О, вот куда ты захочешь пойти, - сказала Соня и указала на "Магазин диковин Пикмана" на углу. - Мне было бы очень интересно познакомиться с этим парнем Горацием, - а затем Соня одарила Хейзел ещё одной своей загадочной улыбкой.
        "Что с ней сегодня?"
        - Да, он гончар, но он также подрабатывает в таверне.
        Они прошли мимо парикмахерской, маникюрного салона, потом у следующего магазина походка Хейзел замедлилась:
        СНАРЯЖЕНИЕ ДЛЯ АКТИВНОГО ОТДЫХА ХАММОНДА.
        "В этом магазине Генри Уилмарт купил верёвку, на которой он повесился".
        Но потом она вспомнила, что ещё он купил: шипы для лазания по дереву и всё такое.
        - Давай перейдём здесь, - сказала Хейзел, когда проехала машина.
        Соня улыбалась ей.
        "Это глупо, - подумала Хейзел. - Гормоны или что-то в этом роде. Примечание для себя: НИКОГДА не беременеть. Это делает тебя странным".
        Колокольчик зазвенел, когда они вошли в лавку антиквариата. В магазине пахло старостью, и измождённый человек с тусклыми глазами за прилавком выглядел тоже старым. Он сидел за кассой, держа большой палец в палитре, глядя на большой наполовину нарисованный холст на мольберте. Как ни странно, на нём были выглаженные брюки, красивая рубашка на пуговицах и галстук.
        "Здесь слышали о рубашках?" - Хейзел захотелось сказать ему.
        - Здравствуйте, дамы, - его голос заскрипел, как старая дверная петля.
        Он водил по холсту тонкой кистью.
        - Привет, - сказала Хейзел. - Мы здесь, чтобы увидеть Горация Ноулза. Он сказал, что будет сегодня.
        Мужчина, который наверняка носил парик, не смотрел на неё. Вместо этого он заговорил, нанося ещё краски.
        - Ах, Гораций. Он действительно должен был пополнить запасы сегодня, но позвонил в последнюю минуту. Он утверждает, что у него появилась ещё одна работа.
        "Дерьмо".
        - О, мы бы хотели взглянуть на его глиняную посуду.
        Он нахмурился, потом потёр ухо. Именно тогда Хейзел заметила, что у него есть слуховой аппарат.
        - Проклятая безделушка. Ах, но да, работы Горация можно найти на западной стене. А если вас заинтересуют оригинальные картины, моя личная галерея находится в восточной комнате.
        Соня подавила смех на чудака; Хейзел лишь ухмыльнулась.
        "Восток? Запад? Эй, я забыла свой компас".
        Она бросила быстрый взгляд на нынешнее полотно владельца: скелет с длинными распущенными светлыми волосами держал на груди скелет младенца.
        - Мадонна с младенцем, - сообщил ей мужчина. - Вам это нравится?
        - О, о, да. Это очень интересно, - пробормотала Хейзел.
        "Как ты думаешь, а ты не мог придумать что-то ещё менее оригинальное?"
        Она схватила Соню за руку и направила к полкам с глиняной посудой.
        На полках стояли тщательно обожжённые вазы, пепельницы и коробочки для колец. Соня взяла в руки фарфоровую лягушку с ненормально большими глазами.
        - Это довольно круто. Что-то другое, без клише.
        - Вещи, которые были у него дома, были ещё лучше, - сказала Хейзел, рассматривая подставку в форме морской звезды.
        - Наверное, я немного... ревную...
        Хейзел вздохнула и посмотрела на неё. Соня снова улыбалась своей широкой улыбкой.
        - Я же говорила тебе, - прошептала она, - я ничего с ним не делала, а даже если бы и делала, зачем тебе всё равно ревновать?
        - Пошли... - Соня сделала несколько шагов, затем остановилась, чтобы посмотреть на набор глиняных колокольчиков. - О, я такое люблю.
        - Не меняй тему, - настаивала Хейзел. - Что с тобой сегодня?
        Соня только улыбнулась, приподняла бровь, потом посмотрела на часы.
        "Мужчины правы. Женщины сумасшедшие".
        Хейзел собрала полдюжины гончарных изделий Горация и отнесла их к прилавку.
        - Я говорю, вы должны искренне восхищаться работой Горация, - заметил мужчина. - Он хороший гончар.
        "Что меня восхищает больше, чем его работа, так это его пенис, но это уже другая история".
        - Он не просто гончар, - настаивала Хейзел, - он ремесленник. Парень с таким талантом? Он мог бы разбогатеть на выставках ремёсел в Провиденсе.
        - Хм-м-м... Ну, ладно.
        Хейзел умышленно хвалила Горация, хотя бы в знак благодарности за то, что он вчера её спас. Мужчина отложил кисть и завернул покупки Хейзел. Именно во время этого процесса Хейзел заметила быструю тёмно-красную вспышку. Этот мистер Пикман носил совершенно нетипичное для мужчин кольцо: неуклюжий полированный камень размером с небольшой шарик жевательной резинки. Его цвет напомнил Хейзел Сияющий Трапецоэдр.
        - Какое интересное кольцо...
        - Это корунд из Новой Шотландии. Очень редкий. Друиды говорили, что он приносит прибыль знающим.
        - О...
        Он поднял руку, посмотрел на кольцо, потом на Хейзел.
        - Я бы сказал, что очень похоже на цвет твоих волос. У тебя прекрасные волосы, если ты не возражаешь, что я так говорю.
        После тончайшая улыбка появилась на его очень узких и очень сухих губах.
        От его слов и скрипучего голоса у Хейзел побежали мурашки по коже. Чувствовала ли она, что её соски действительно сжимаются?
        - Спасибо, сэр. Хорошего дня.
        - Я вижу, галерея вас не интересует?
        - О, мы вернёмся позже! - заверила Хейзел и вытащила Соню из магазина. - До свидания!
        Соня укоризненно посмотрела на большую сумку с вещами, купленными Хейзел.
        - Не знала, что ты так любишь глиняную работу.
        - Я просто хотела купить сувениры, - прокомментировала Хейзел.
        Соня взяла Хейзел за руку.
        - Куда сейчас?
        - Давай заедем к трейлеру Горация.
        - Должны ли мы это делать? - Соня чуть не надулась. - Мне действительно не хочется делить тебя ни с кем сегодня.
        "Делить меня?" - Хейзел не поняла.
        Они побрели по спокойной, усеянной магазинами дороге обратно к машине.
        - Настоящая причина, по которой я хочу, чтобы мы туда поехали, это потому, что тебе нужно увидеть керамическую версию металлического ящика.
        - Ой, верно.
        Хейзел усадила Соню на пассажирское сиденье и повела машину. Было жарко для этого в начале дня; Хейзел сразу же вспотела. Из-за вчерашнего проливного дождя всё теперь было ужасно влажным. Асфальтированная дорога широкой полосой вилась между деревьями; даже лес был туманным от сырости, когда Хейзел бросала на него взгляд. Мимо них прошло несколько грунтовых и гравийных поворотов. РЫБА - ПОЛМИЛИ, прочитала она покосившуюся деревянную табличку на одном из поворотов.
        "Гораций говорил... Рыбные парни?"
        У Хейзел закружилась голова. Его догадка о личности её насильников. Может ли знак обозначать, что они там вели свои дела?
        "Не говори глупостей, - отругала она себя. - Вероятно, на озере Слэддер работают десятки рыбаков".
        Она заставила себя отвлечься от темы, чтобы сконцентрироваться на своих ориентирах.
        "Вот сюда", - поняла она и свернула направо на грунтовую дорогу.
        - Эти леса вдруг стали жуткими, - заметила Соня. - И посмотри на туман.
        В лесу, казалось, зависли щупальца газообразной влаги.
        - От дождя да ещё от жары, - ответила Хейзел, а потом мельком взглянула на Соню.
        Соня улыбалась.
        - Ну хорошо. В чём дело? - спросила Хейзел.
        Пальцы Сони теребили локоны Хейзел.
        - В чём дело?
        - Ты улыбаешься. Твой взгляд. Всё утро ты смотрела на меня таким взглядом, - а потом Хейзел попыталась, но, скорее всего, не смогла изобразить его.
        Голос Сони понизился до чего-то вроде знойной октавы.
        - Ты была великолепна прошлой ночью.
        Хейзел вздрогнула.
        - Что, исправила компьютер Генри? Я бы не назвала это великолепной работой; позже снова произошёл сбой.
        - Да ладно тебе.
        Хейзел перевела взгляд.
        - Соня, ты сегодня такая дура.
        - О, я знаю, что я была в плохом настроении вчера, но ночью ты определённо настроила меня на правильный лад, - внезапно Соня наклонилась и прижалась губами прямо к уху Хейзел. - Ты была просто... такой... милой.
        "Что за хрень?"
        Хейзел приподнялась на сиденье, затем подняла глаза.
        - Соня, о чём ты говоришь?
        Соня выглядела ошарашенной.
        - Это было круто. Я никогда в жизни так не кончала. Тем более с Фрэнком.
        "Сегодня ночью?"
        Глаза Хейзел помутнели.
        - Что, эм-м-м... Что?
        Соня пронзительно рассмеялась.
        - О, так ты притворяешься, что не помнишь? Отлично.
        Хейзел продолжала смотреть, больше в пустоту, чем на Соню.
        - Серьёзно. Я... не помню... Мы...
        Если можно было похотливо кивать, Соня так и делала. Она обняла Хейзел за плечо, наклонилась ближе и провела кончиком языка вверх по шее Хейзел.
        - Ты сегодня неотразима. Но потом, если ты хочешь знать правду... ты всегда неотразима для меня.
        Хейзел начало слегка трясти. Она не была к этому готова. Теперь ей говорили слова, которые она так жаждала услышать, но никогда не слышала.
        "Мы, должно быть, занимались сексом прошлой ночью, но я... не... помню..."
        - А если ты этого не помнишь, - сказала Соня, поглаживая Хейзел по бедру, - у тебя худшая память на свете.
        Её рука скользнула под рубашку Хейзел "Марк Твен"; соски Хейзел напряглись, как крошечные стояки, когда кончики пальцев потрогали их. Затем пальцы скользнули вниз к её промежности и начали мягко тереть её.
        Хейзел кипела в сдерживаемом безумии блаженства, вожделения и любви. Теперь её промежность тёрлась более непосредственно. Она почувствовала, как её желание приливает.
        - А ты такая неэгоистичная, милая, - прошептала Соня. - Ты даже не позволила мне сделать что-нибудь для тебя.
        - Я... нет?
        Развратная улыбка стала шире.
        - О, я поняла! Ты забралась в ту бутылку виски в столе Генри? Вот почему ты не помнишь.
        Хейзел чувствовала себя раздираемой противоположностями. Её ощупывал и сексуально возбуждал единственный настоящий любовный интерес в её жизни, но раздражение от отсутствия воспоминаний сводило её с ума.
        Губы Сони вернулись к уху.
        - Сними эти шорты. Мне нужно спуститься ниже...
        - В машине? - воскликнула Хейзел.
        - Я знаю, как ты ко мне относишься, - продолжал её шёпот. - Разве ты не хочешь, чтобы я...
        - Да! - Хейзел выкрикнула. - Но...
        "Что происходит?"
        - Но не здесь. Тем более средь бела дня.
        Её соски покалывали, как горячие камни; её вагина стучала в её шортах.
        "Это безумие. Я должна собраться с мыслями".
        - Давай... подождём... пока не вернёмся в хижину, - пробормотала она.
        Соня, всегда улыбаясь, скользнула обратно на пассажирское сиденье.
        - Я понимаю. Трудно представить...
        - Нет, нет, просто...
        - Я знаю, как ты любишь игры, Хейзел. Я не против поиграть в них...
        "Боже мой, боже мой..."
        Хейзел снова выехала на дорогу. Что могло объяснить отсутствие её памяти, из которой выпал сеанс занятий любовью?
        "И я ЗНАЮ, что не пила виски Генри. Я НЕНАВИЖУ виски".
        Что тогда?
        Ситуация была невозможной; Хейзел с трудом могла сообразить. Она свернула на извилистую тропинку, ведущую к одинокому трейлеру Горация. Рука Сони продолжала играть на коленях Хейзел, возбуждая, а затем отдёргивая, вызывая ещё больше покалывания и желания.
        "Она сводит меня с ума..."
        Трава росла ближе к трейлеру; Хейзел остановилась и заглушила двигатель.
        - Я просто хочу, чтобы ты увидела глиняную коробку, - оправдывалась она, но ей-богу, она не понимала, почему это вдруг стало так важно.
        Возможно, это действительно было не так важно. Ей нужно было привести в порядок свои мысли; либо так, либо Соня сама играла в какие-то игры, в какие-то жестокие игры.
        - Шикарное место, - усмехнулась Соня. - Как в Башне Трампа.
        - Будь милой. Не все, кто живёт в трейлере, - белый мусор.
        - И я могу себе представить, что происходило в этом трейлере прошлым днём...
        - Не могла бы ты остановиться на этом! - Хейзел попыталась говорить серьёзно, но в то же время хихикнула, когда палец Сони начал щекотать её пупок. - Ничего не происходило.
        - Это хорошо. Ладно, пойдём знакомиться с Горацием, - но тут Соня быстро схватила Хейзел за плечи, притянула её лицо к себе и стала целовать.
        Поцелуй был глубоким, сначала ненасытным, а затем откровенно непристойным. Язык Сони вторгся в рот Хейзел, столкнулся с её языком, а затем начал его сосать. Тем временем Хейзел начала таять в объятиях возлюбленной. Она чувствовала, как тепло Сони исходит от её плоти через прозрачный сарафан, а соски под тканью затвердевают и принимают форму леденцов. Она прервала небрежный поцелуй достаточно надолго, чтобы сказать:
        - Знаешь... - а затем Хейзел чуть не вскрикнула, когда заметила, что Соня сбросила бретельки сарафана, обнажив бушующую налившуюся грудь.
        Хейзел могла рассыпаться при одном их внезапном виде.
        - К чёрту Горация. Давай вернёмся в хижину и потрахаемся.
        Хейзел отстранилась.
        - Прикрой их! Он может увидеть...
        Она бросила нервный взгляд на крошечные окна трейлера, нащупывая лямки Сони. Разочарование почти вызвало слёзы на её глазах. Растерянность и возбуждение, казалось, смешались в её душе, словно кто-то месил тесто.
        "Всё это время я хотела её больше всего на свете, а теперь вдруг..."
        Рука Сони вернулась к промежности Хейзел.
        - Ты сможешь увидеться с Гарольдом позже...
        - Горацием!
        - Итак, заведи машину, разверни её и отвези нас обратно в хижину. Фрэнк вернётся сегодня вечером, помнишь? Давай проведём весь день в постели, - глаза Сони заблестели, но вдруг выражение её лица потеряло всякую причудливость и стало смертельно серьёзным. - Ты даже не представляешь, как мне сейчас нужно быть с тобой.
        Слова ошеломили Хейзел.
        - Хорошо...
        И её рука коснулась ключа, но затем дверь трейлера щёлкнула, и из неё вышел надвигающийся, улыбающийся и очень мускулистый Гораций.
        - Поздно...
        - Полагаю, нам всё же нужно уезжать, - нараспев сказала Соня.
        Хейзел хотелось ударить кулаками по рулю.
        "Почему она так хочет потрахаться со мной?"
        Она попыталась успокоиться, вышла и улыбнулась.
        - Привет, Гораций. Надеюсь, мы не помешали.
        - Нет, совсем нет, - прогремел голос здоровяка. - Очень приятно снова увидеть тебя.
        - Гораций, это моя подруга, профессор Соня Хилд.
        Соня протянула руку.
        - Здравствуйте, Гораций. Рада познакомиться с вами.
        - Э-э-э... Я тоже. Готовитесь к новому прибавлению, как я вижу.
        Соня приложила руку к животу.
        - Я с нетерпением жду возможности стать матерью, но мне надоело быть будущей матерью, если вы понимаете, о чём я.
        - Я понимаю вас, мисс Хилд. Моя собственная матушка сказала мне, что я весил двенадцать фунтов, когда вышел на свет в тот день.
        Соня сосредоточилась на очень крупном мужчине.
        - Я верю этому.
        - Она чертовски устала таскать меня в себе. "Бог не помогает", - говорила она. Наверное, она не это имела в виду. Ведь каждая новая жизнь - это настоящий дар от Бога.
        Выступление стало неловким; затем устойчивый бриз заставил десятки глиняных колокольчиков зазвучать сияющим звоном.
        - Лучше нам войти внутрь, - предложил Гораций и проводил их в трейлер.
        - Мы заходили в магазин мистера Пикмана раньше, но тебя там не было, - сказала Хейзел. - Он сказал, что ты занят.
        - Верно, - ответил Гораций. - Чёрт возьми, я сегодня... Но сначала... - он пододвинул стул, чтобы Соня села.
        - Я просто хотела, чтобы Соня увидела твою глиняную копию шкатулки.
        - О, э-э-э... Скоро вернусь, - сказал Гораций и исчез в своей рабочей комнате.
        - Этот мужчина огромен, - прошептала Соня. - Нельзя было подумать, что такой крупный парень будет заниматься гончарным делом, - она наклонилась ближе. - И я понимаю, почему он тебя так привлекает. Большие совсем не в моём вкусе, но ты... - затем последовала ещё одна хитрая улыбка.
        - Перестань! - прошептала в ответ Хейзел.
        - И просто помни. Чем больше времени мы будем терять здесь, тем меньше нам придётся заниматься любовью, прежде чем вернётся Фрэнк.
        Слияние предвкушения и замешательства только сильнее закружило Хейзел. Она чуть не закричала, когда Соня подняла одну из своих грудей и сказала сквозь ухмылку:
        - Пососёшь их, пожалуйста?
        Руки Хейзел расплылись, чтобы снова прикрыть подругу.
        - Почему ты так со мной поступаешь? - пришёл её импульсивный шёпот. - Ты никогда не была такой!
        - Прошлая ночь понадобилась мне, чтобы понять, насколько я воспринимала тебя как должное, - снова этот смертельно серьёзный взгляд. - Мне плохо от этого.
        - Остановись! Не здесь...
        Пол трейлера слегка покачивался, когда к ним присоединился Гораций.
        - И-и-и... вот она.
        Он передал глиняную шкатулку Соне.
        - Это потрясающе, - прокомментировала Соня, рассматривая её асимметричную форму. - Она такая же, как металлическая в хижине.
        - Но ведь все эти маленькие иероглифы другие, не так ли? - предположила Хейзел.
        - Да. И похоже, их больше, - она посмотрела на Горация, который стоял огромным, скрестив руки на груди. - Это увлекательная работа, Гораций. И правильно ли я понимаю, что Генри Уилмарт попросил вас сделать это?
        - Э-э-э, это правда, - он также взглянул на Хейзел. - И я только что вынул из печи ещё пять. Вот почему меня сегодня не было в магазине мистера Пикмана. Я полагаю, он очень недоволен.
        - Ещё пять? - спросила Хейзел. - Но вчера ты сказал, что Генри передумал и больше не заказывал их.
        Гораций кивнул.
        - Это был кто-то другой. Странная вещь, тьфу. Сегодня утром я нашёл в своём почтовом ящике письмо с заказом ещё тридцати двух шкатулок, о чём Генри сначала просил, но потом передумал.
        - Кто это был?
        Гораций пожал плечами.
        - Не знаю, письмо не было подписано, просто было сказано, что он представляет друзей-геммологов Генри из клуба, и им нужно больше шкатулок. Думал, что это глупо, наверное, в шутку, пока не открыл ещё один конверт, в котором было пять тысяч долларов. Наличными. Как можно отказаться от пяти тысяч баксов? Господи, у меня никогда не было столько денег сразу в руках... никогда.
        Хейзел и Соня переглянулись.
        - Как странно, - сказала Соня.
        И Хейзел добавила:
        - Но он просто оставил письмо? Никто не стучал в дверь, чтобы поговорить с тобой?
        - Нет. Просто оставил письмо и деньги в моём ящике и ушёл. Ни имени в письме, ни хрена.
        - И этот человек сказал, что шкатулки нужны "друзьям Генри"? - Соня попросила разъяснений.
        - М-м-м...
        - Клуб геммологов, - вспомнила Хейзел из их вчерашнего разговора. - Разве это не то, что ты сказал?
        - Э-э-э...
        - Как любопытно, - Соня потёрла подбородок. - Фрэнк никогда ничего не говорил о том, что Генри интересуется драгоценными камнями.
        - Да, но они с Фрэнком - профессора геометрии, Соня, - заметила Хейзел. - Огранённые драгоценные камни покрыты гранями, состоящими из геометрических конфигураций, точно так же, как драгоценный камень, который Генри назвал "Сияющим Трапецоэдром", - карие глаза снова умоляли Горация. - А Генри сказал, что в шкатулке хранится драгоценный камень, верно?
        - Кристалл, - сказал он. Гораций забрал шкатулку у Сони. - Я не вижу во всём этом особого смысла. Шкатулка - это просто увлечение, он хочет специальную витрину для каждого кристалла. Я не смею задавать вопросов насчёт вещей, которых я не знаю. Я просто делаю свою работу.
        - Это настоящая загадка, - сказала Соня.
        "Да, - подумала Хейзел. - Это не мог быть ФРЭНК, человек, который оставил письмо. Сейчас он в горах, в каком-то нелепом доме, - мысли Хейзел остановились. - Или это он?"
        Соня немного неловко встала и протянула свою сумочку Хейзел.
        - Гораций, ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоей ванной?
        - Пожалуйста, конечно, - Гораций провёл её в тесный холл. - Извини, что в ней так мало места.
        - Всё хорошо, спасибо.
        Узкая дверь щёлкнула.
        "По крайней мере, лучше, чем в нашем туалете, - размышляла Хейзел. - Или во дворе".
        - По крайней мере, поздравляю с новым заказом.
        - Спасибо большое. Очень много денег кто-то оставил в моём почтовом ящике. Хочешь увидеть остальные?
        Хейзел последовала за ним в его маленькую мастерскую. Воздух был теплее здесь, от печи. На подносе стояли ещё пять только что обожжённых шкатулок. Гораций показал ей свою технику, подняв пластиковую версию шкатулки - "форму, вывернутую наизнанку", как он это назвал, и объяснил, как он сначала смазывает пластиковую шкатулку маслом, затем наносит вокруг неё глину, после чего прижимает заранее приготовленные формы, пластиковые карточки-шаблоны с каждой стороны и на крышке; это вдавливало последовательности глифов прямо в поверхность глины. Затем вывернутую наизнанку форму он вынимал, и глиняную оболочку обжигал в печи.
        - Довольно трудоёмко, - заметила Хейзел.
        - Новым были только формы и шаблоны. Как только я сделал их правильно, остальное несложно. На самом деле довольно весело.
        Хейзел внимательнее посмотрела на пять новых шкатулок и была поражена точностью каждой из них. Тем не менее, несколько раз её глаза скользили по промежности Горация - его упакованной промежности - и она обнаружила, что теперь её гораздо меньше интересовала его сексуальная одарённость. Сознание того, что она скоро займётся любовью с Соней, казалось, очистило её разум от всей грязи, от всех этих фетишей, парафилий, извращений и мерзостей.
        "Соня - моё лекарство..."
        Идея сексуальной возни с этой горой мускулов по имени Гораций или с любым другим мужчиной, если уж на то пошло, казалась такой же скучной, как раскладывание пасьянса.
        В этот момент она услышала приглушённый звонок мобильного телефона, но не её, а Сони. Она вытащила его из сумочки подруги, увидела, что это звонит Фрэнк, и сказала:
        - Извини, Гораций, я на минутку.
        - Конечно.
        - Привет, Фрэнк, это Хейзел, - ответила она, возвращаясь в гостиную. - Соня в ванной...
        - Слава богу, - пришёл странный ответ Фрэнка.
        Хейзел нахмурилась.
        - Во сколько сегодня вечером ты вернёшься?
        - М-м-м... В этом и загвоздка. Я нашёл здесь больше работ Генри - они завораживают, так что...
        - Фрэнк, - задумалась она. - Ответь на вопрос. Во сколько сегодня вечером ты вернёшься?
        Статическая пауза.
        - Этого не будет сегодня, Хейзел. Может быть, завтра днём, но я даже этого не могу гарантировать. Здесь так много важных данных.
        - Это дерьмо, Фрэнк! - почти закричала она. - Соня и так достаточно взбешена. Если ты не вернёшь свою задницу обратно в хижину сегодня вечером, у тебя может больше не быть невесты.
        - Слушай, слушай, - в его голосе звучало отчаяние, но восхищение. - Заставь её понять. Это важно для меня...
        - Звучит как кусок дерьма! Она думает, что с тобой наверху есть ещё одна женщина!
        - Ради бога, это смешно.
        Он запыхался, когда говорил?
        - Соня иногда может выйти из-под контроля, так что мне нужно, чтобы ты оказала мне большую услугу...
        Зубы Хейзел заскрипели.
        - Не заставляй меня быть посредником, Фрэнк!
        - Просто скажи ей, пожалуйста. Если я позвоню ей по телефону, она взорвётся. Так что, пожалуйста, Хейзел, просто скажи ей, что...
        - Фрэнк! Будь мужчиной и поговори с ней сам. Она в ванной, подожди секунду, я дам ей трубку.
        - Нет, нет, это очень важно. Я читал все записи Генри, которые он припрятал здесь, в доме. Я думаю... я думаю, что он ошибается. Я думаю, что теория действительно может работать.
        - Мне плевать на теорию, Фрэнк, - отрезала Хейзел, но тут же заметила, как Гораций поднял бровь в другой комнате. Она поспешила в маленькую ванную. - Сейчас передаю телефон Соне в ванной. Ты скажешь ей...
        - Нет. Скажи ей от меня. Скажи ей, что мой мобильный телефон разрядился, пока мы разговаривали.
        - Нет! И не смей вешать трубку, эгоистичный, невнимательный ублюдок.
        - Ты гадина, Хейзел. Я бы сделал это для тебя. Если бы ты могла видеть эту работу здесь, ты бы поняла...
        - Не смей...
        Фрэнк повесил трубку прежде, чем Хейзел успела добраться до ванной. Она дошла до холла, затем вернулась в гостиную.
        "Она будет в ярости, когда услышит об этом..."
        Соня вышла через минуту. Хейзел боялась того, что должно было произойти дальше.
        - Спасибо, что показал нам шкатулки, Гораций. Нам пора идти.
        - Было удовольствием видеть вас. Заходите в любое время.
        Хейзел нацарапала номер своего сотового и передала ему.
        - Позвони мне через несколько дней. Мы бы хотели пригласить тебя на ужин или что-то в этом роде.
        - Что ж, большое спасибо, я так и сделаю.
        Вернувшись на улицу, Хейзел открыла дверцу машины для Сони, которая дрожала от сдерживаемого волнения.
        - Хорошо, я увидела шкатулку, так что поехали, - и в этот момент Соня не могла более распутно взглянуть на Хейзел.
        Хейзел остановилась у водительской двери.
        "Это будет нелегко".
        - Послушай, Соня...
        - Что?
        - Эм-м-м...
        Все эти похотливые грани в выражении лица Сони мгновенно потускнели. Она знала, что что-то не так.
        - Что такое, Хейзел? Мне не нравятся вибрации в твоём голосе сейчас.
        Хейзел сглотнула.
        - Когда ты была в ванной... Звонил Фрэнк. И я ответила.
        - О, хорошо. Во сколько он сказал, что будет в хижине Генри?
        Шлёпанцы Хейзел ступили на траву. Однако всю дорогу вниз по подъездной дорожке была только грязь после вчерашнего дождя.
        - Он всё ещё в доме. Он... не вернётся сегодня вечером. Завтра днём, может быть.
        В глазах Сони вдруг появился блеск, способный резать камень. Она достала свой мобильный телефон, набрала номер Фрэнка и стала ждать. Очевидно, включилась голосовая почта Фрэнка, а не сам Фрэнк.
        - Фрэнк, это Соня. Что ты тянешь? Я не потерплю такого обращения. В чём дело? Ты избегаешь меня? Я слишком заноза в заднице, чтобы с ней разговаривать? Послушай, если ты не перезвонишь мне сейчас же, я могу просто засунуть это обручальное кольцо тебе прямо в задницу, - слёзы начали течь по её щекам. - Ты тот, кто хотел быть отцом, и прямо сейчас мой живот торчит, как бочка с рассолом, а в нём твой ребёнок. Перезвони мне, или ты пожалеешь!
        Затем она повесила трубку.
        Инцидент смыл предыдущую похотливость Сони, как ведро воды затушило костёр. Её взгляд пронзил Хейзел через крышу машины.
        - Я сказала ему подождать тебя, но он не стал, - сказала Хейзел. - Он боялся, что ты сорвёшься на него. Он хотел, чтобы я сказала тебе, что его мобильный телефон сдох.
        Соня вытерла глаза. Её молчание было самым неприятным аспектом этого события.
        - Я спешила в ванную, чтобы дать тебе телефон, но он повесил трубку.
        Потекли ещё более напряжённые моменты. Безобидно пели колокольчики. Соня молчала, гневно глядя в лес.
        - Он сказал, что нашёл ещё работы Генри, важные вещи, - добавила Хейзел. - Его, знаешь ли, взволновала эта теория, вся эта неевклидова чепуха. Я имею в виду, что парень - академик. Он увлекается геометрическими принципами так же, как мы - темами и вариациями "Моби Дика".
        Бессвязный взгляд Сони стал ещё острее.
        - Не заступайся за него!
        - Я и не думала! - Хейзел чуть не заплакала. - Он мне даже не очень нравится; будь моя воля, ты бы даже не была с этим придурком! Я назвала его эгоистичным, невнимательным ублюдком!
        Хоть еле прослеживаемо, Соня улыбнулась.
        - Ты милая, Хейзел. И мне жаль, что ты в центре этого. Но ты меня знаешь, наверное, лучше, чем кто бы то ни было: мне нужно побыть одной несколько часов...
        "Нет!" - мысли Хейзел завопили.
        - Я слишком измучена и, поверь мне, какое-то время не буду хорошей компанией. Я поеду обратно в хижину и попытаюсь расслабиться, хорошо?
        Хейзел просто смотрела.
        - Соня, пожалуйста...
        - Извини, что ввела тебя в заблуждение, но это было до того, как Фрэнк сделал этот ход, - Соня вытерла глаза, как будто изо всех сил старалась не развалиться. - Просто позволь мне немного побыть одной.
        - Ты вернёшься в хижину без меня? - пробормотала Хейзел, теперь её собственные слёзы угрожали пролиться.
        - Я должна. Пожалуйста, пойми; не сердись. Но ты знаешь, как мне это нужно. Как-его-там может отвезти тебя позже, ладно? Или просто позвони мне через несколько часов...
        Хейзел покачивалась на месте, глядя поверх крыши машины.
        - Я заставлю тебя забыть о Фрэнке, - она сглотнула. - Я тебя люблю. Пожалуйста... дай мне ша...
        - Так будет лучше, - сквозь удушье сказала Соня. - Просто... прости меня.
        Соня села в машину и уехала.
        Хейзел чувствовала себя автоматическим выключателем, который только что выключили. Она смотрела сквозь пустоту, как Prius исчезал за изгибом деревьев. Ей хотелось кричать, плакать и смеяться одновременно, но вместо этого она молчала на месте, дрожа от сокрушительного разочарования.
        "В одном дюйме от меня моя мечта почти сбылась... и Фрэнку пришлось всё испортить..."
        Теперь она чувствовала себя удручённой, разбитой; она чувствовала, как будто куски её психики были отрезаны и выброшены.
        "Всегда я, всегда я..."
        Дверь трейлера снова хлопнула, когда Гораций вышел; он казался нерешительным.
        - Я не стал слушать намеренно, но не мог не вслушаться. Твоя подруга, кажется, совсем расстроилась из-за чего-то.
        - Ага, - вздохнула Хейзел, вытирая слёзы.
        - И ты тоже. Чем-нибудь я могу помочь тебе?
        Хейзел вздрогнула и криво улыбнулась.
        "Своим видом".
        - Просто девчачьи разговоры, Гораций. Молодая и глупая, это про меня. Всё будет хорошо.
        - Э-э-э, я на это надеюсь.
        Но будет ли всё действительно хорошо?
        Гораций спустился по ступенькам и удивил её, предложив стакан воды со льдом.
        - Вот. Ужасно жарко; ты, вероятно, почувствуешь себя лучше после того, как примешь это.
        - Ты очень внимательный, Гораций.
        Холодная вода в горле взбодрила её; это сфокусировало её предыдущую идею на чём-то внезапном, захватывающем. "Соня не в состоянии подняться на вершину... но я в состоянии..."
        Она с надеждой посмотрела на возвышающегося Горация.
        - Ты знаком со старым домом, построенным на вершине горы?
        Гораций обдумал эту мысль. Когда он скрестил руки, его бицепсы раздулись до размера запекаемой картошки.
        - Если ты имеешь в виду Пик Уиппла, ну, э-э-э... Я помню, когда я был маленьким пареньком, моя бабушка говорила об этом, пытаясь напугать меня, я полагаю. Сказала, что он стоит прямо на краю утёса и не имеет входной двери, - он произносил слово "дверь" как "двее-урь". - Сказала, что там обитают привидения, и они были там ещё до того, как сюда пришли белые люди.
        - Другими словами, он построен индейцами.
        - Нет, потому что это то, о чём я спрашивал, а она сказала, что индейцы не могут построить его, потому что они не умеют резать камень. Видишь ли, моя бабушка сказала, что дом сделан из серых камней, из гранита.
        "Серые камни, - мысли Хейзел блуждали. Серый Дом - так его называл Фрэнк".
        - Я хотела бы пойти и посмотреть на это, Гораций. Но... как мне туда попасть?
        Гораций тонко усмехнулся.
        - А, ну да ладно, видишь ли, я не думаю, что он существует на самом деле, Хейзел. Просто рассказ бабушки...
        - Да, да, но давай просто представим, что он существует, - настаивала она на своём. - Как мне его найти?
        Крупный мужчина пожал плечами и указал высоко на запад.
        - Другого пути нет, кроме как пройти всю дорогу до вершины пешком, и я полагаю, что на то, чтобы туда добраться, уйдёт как минимум полдня. Видишь весь этот туман?
        Взгляд Хейзел проследил направление его пальца. Это была просто вершина, покрытая деревьями, по крайней мере в полумиле вверх.
        "Туман?" - задумалась она.
        Она напрягла зрение.
        - Смотри по линии туда, где нет деревьев.
        Теперь она увидела это. Должно быть, много тысячелетий назад там был какой-то оползень или лавина, потому что теперь она обнаружила полосу на самом экстремальном подъёме вершины, покрытую только кустами, без деревьев. На самом верху, насколько она могла видеть, лежало одеяло бледного тумана.
        - Но я бы не пошёл туда, если бы был тобой, - продолжал Гораций. - Это как Сонный Крикун или Человек-Козёл, понимаешь? Там, наверху, не может быть каменного дома, если подумать.
        - Почему бы и нет?
        - Невозможно таскать туда все эти гранитные блоки, - Гораций потёр подбородок. - Конечно, моя бабушка сказала, что видела его сама, когда была маленькой. Так что... кто знает?
        "Интересно", - Хейзел не сводила глаз с отдалённого пятна тумана.
        - Она сказала, что в доме должны быть сокровища, но она не может их достать, потому что не может попасть внутрь. Как я уже сказал, не было никакой двери.
        "Каменный дом... без двери? Мог ли Фрэнк действительно так хитро лгать? - Хейзел так не думала. - Дом ДОЛЖЕН существовать; Генри даже упомянул об этом в предсмертной записке. И Фрэнк действительно ЕСТЬ там, прямо сейчас. И если он не вернётся к завтрашнему дню... я попытаюсь найти его..."
        - Странные сказки об этом доме, скажу я. Но в каждом месте есть несколько загадок.
        - Городские легенды, истории в захолустьях - все они одинаковые, - заметила Хейзел. - Рассказывать истории - часть человеческой природы, но я думаю, что каждая история, которая когда-либо существовала, так или иначе основана на фактах.
        - Э-э-э... Есть ещё кое-что, если хочешь поговорить о странном, - его большая рука коснулась её спины и подтолкнула к подъездной дорожке. - Скажи мне, что ты думаешь, но только иди по краю.
        Она поняла, что он имел в виду; вся подъездная дорога была в грязи после дождя. Она осторожно шла по опушке леса.
        - Эти отпечатки - мои, - сказал он, указывая на дорожку больших следов, идущих к почтовому ящику, а затем обратно к трейлеру. - Но вот... видишь?
        Они стояли у громоздкого почтового ящика. Следы, отпечатанные в грязи, шли туда, потом от ящика.
        - Следы того, кто оставил тебе конверт и деньги, - заметила Хейзел.
        Она не видела в этом ничего странного. Гораций поднял палец.
        - Держись у края и увидишь.
        Она последовала за ним дальше от подъездной дорожки к самой заляпанной грязью дороге; всё это время палец Горация указывал на следы. С каждым отпечатком, оставленным таинственным доставщиком, Гораций считал:
        - Один, два, три...
        "К чему он клонит?" - Хейзел задумалась.
        - Тридцать один, тридцать два, тридцать три.
        Гораций и Хейзел остановились. Но то же самое сделали и следы, почти посреди дороги. Следы от шин машины Сони шли далеко от них и, следовательно, не могли замазать дополнительные следы.
        - Странно? - спросил Гораций.
        - Очень странно, - призналась она, глядя на окончание отпечатков.
        "Тридцать три шага туда и тридцать три шага назад. А потом..."
        Как будто человек, доставивший конверт, появился, а потом растворился в воздухе.
        Между следами и перспективой найти Серый Дом Хейзел надеялась на достаточное умственное развлечение, чтобы забыть о своей почти сексуальной сессии с Соней. Это работало... какое-то время в любом случае. Она отказалась от предложения Горация прокатиться, решив вместо этого вернуться в город пешком по асфальтированной дороге. Густые сосны и дубы тянулись по обеим сторонам дороги, лишь изредка разрываясь, чтобы показать маленькие домики, торчащие в конце коротких проездов. Пока она шла, дневная жара и влажность слепили её.
        "Даже не знаю, куда я иду".
        Несколько человек, сидевших на крыльце или возившихся в кустах, небрежно махали ей рукой.
        "Как Соня назвала это место? Хутервилль?"
        Старуха и старик в креслах-качалках, деревенщины развешивают бельё на верёвке. Но ей пришлось остановиться у соседнего дома, к которому она подошла: там стояла машина окружного шерифа, а сам офицер был занят заботой о том, чтобы разлучить ссорящуюся парочку.
        - Успокойтесь сейчас, вы оба, - предупредил он.
        Тем временем сорокалетний мужчина в майке без рукавов и с пивным животом с красным лицом бесновался на взлохмаченную женщину с ещё бoльшим животом.
        - Я женат не чертовски меньше двадцати лет, плачу по счетам, работаю на износ! - он произносил "работаю" как "роботою". - Ну, и тут я вижу, что она крутит с другим мужчиной!
        Мимо прошла Хейзел, всего в десяти футах от конфликта, пытаясь сделать вид, что не слушает.
        "Вот так. Захолустная любовь дала течь. Старая добрая бытовая ссора..."
        - Я никогда не изменяла тебе, Кэл, и чертовски хреново об этом говорить! - завопила женщина с двойным подбородком в ответ, размахивая кулаками. - И это после всего, что я сделала для тебя?
        - Чёрт, женщина!
        Хейзел ухмыльнулась. Судя по внешности неряшливой полной женщины и её красному носу, тайный поклонник с очень низкими стандартами может быть участником неверности.
        "Бери, что можешь, дорогая..."
        - Ну же, Эмма! - рявкнул шериф. Он оттолкнул женщину, словно она была питбулем. - Кэл невольно поймал тебя с другим мужчиной? Признайся, если он это сделал...
        - Он ничего подобного не делал, потому что другого мужчины не было! - женщина крикнула.
        - Если нет другого мужчины! - заревел муж в ответ. - Тогда кто же дал тебе это кольцо?
        Хейзел взглянула на свиную руку женщины одновременно с шерифом. На её пальце блестело грубо огранённое тёмно-красное кольцо.
        Хейзел не была уверена, но подумала:
        "Разве мистер Пикман не носил такое же кольцо?"
        Не то чтобы это имело значение. Хейзел ускорила шаг; ей надоело слушать злых деревенщин. Уходя, она услышала крик женщины:
        - Я же говорила тебе! Я нашла его! Ни один мужчина не дал мне его!
        Хейзел была рада, что конфронтация осталась позади.
        Ещё полмили, и она была на Мэйн-стрит. Случайные прохожие кивали ей, но одна женщина нахмурилась, когда её муж внимательно посмотрел на Хейзел.
        "Наверное, я просто убиваю время", - подумала она, заглядывая в какие-то окна.
        Однако каждый раз, когда она думала, что чувствует себя лучше, её начинали беспокоить случайные образы.
        "Я могла бы быть с Соней прямо сейчас. Прямо СЕЙЧАС... - она поёжилась. - Чёртов Фрэнк. Всё испортил".
        Вскоре образы стали непристойными, но совершенно не касались Сони. Если всего час назад она чувствовала себя излеченной от своих извращений и безумных фетишей, то теперь все они хлынули обратно в её голову, как цемент из бетономешалки. Она вспомнила, как вчера Белоснежка нассал в неё, а потом ей пришлось пить ещё больше мочи прямо из вонючего члена Питера Пэна. Затем она почувствовала, как призраки его грязных пальцев впились ей в горло, заставив её вырвать всё обратно. Она вздрогнула на ходу, потрясённая видением; тем не менее, всё, что отвратительное воспоминание сделало, это щёлкнуло её извращённым выключателем, и следующее, что она почувствовала, - это её сексуальные нервы.
        "О, нет, только не снова..."
        По мере того как тошнота росла, её вагина начинала всё больше пульсировать.
        "Больная, больная, больная", - пришла мрачная мысль.
        Она даже не признавалась бы себе, зачем вообще пришла сюда, но теперь ей пришлось столкнуться с этим лицом к лицу...
        "Рыбные парни... Так сказал Гораций".
        Её беспокойство сводило её с ума. Ей нужно было найти этих Рыбных парней...
        Она немного побродила, заглядывая в случайные витрины. За углом появился магазин ритуальных услуг. Она решила зайти за газировкой Sierra Mist, но ей пришлось сделать двойную попытку, когда она миновала очередь из десяти человек у фотостойки. Все они стояли, дружелюбно болтая, под вывеской, на которой было написано:
        ФОТОГРАФИИ НА ПАСПОРТ
        "ЭТИ деревенщины? - удивилась она, обходя их на кассу. - Ужасно много из них получают паспорта, хотя они им и не нужны в этой глуши..."
        Ну, что ж. Она ещё немного погуляла, в основном рассматривая далёкие пейзажи. Зелёные лесистые холмы были ближе, а горы дальше. Здесь всё казалось чистым; даже небо выглядело ярко-голубым.
        В конце концов она забрела в таверну "В лесу Боссет-Вэй".
        "Кто-то здесь должен знать, где я могу найти Рыбных парней".
        Это был единственный способ узнать для неё, действительно ли они её вчера так изнасиловали.
        Заведение было пусто на две трети, но сигаретный дым застилал барную стойку. Тихие рабочие-деревенщины либо жевали зубочистки и пили пиво за столом, либо - клац! - играли в бильярд. Одна пожилая пара, очевидно, туристы, сидела с тарелками с колбасками из опоссума. Хейзел тоскливо села за длинный пустой бар.
        - Ой, какой душистый горошек к нам пожаловал, - приветствовала дородная барменша с собранными в пучок волосами и в фартуке. - Что будешь?
        - Как насчёт пива?
        "Крепкий алкоголь просто высвобождает из меня больше, чем обычно, - призналась она. - Так почему бы тогда не остановиться на пиве?"
        - Сейчас принесу! О-о-о, и мне ужасно нравятся твои волосы! Какой прекрасный цвет!
        - Спасибо, - сказала Хейзел.
        "Мои волосы выглядят как овечья шерсть, смоченная в соусе барбекю. О чём ты сейчас говорила: прекрасный цвет?"
        Её мозг, казалось, тикал, когда она сидела там. Сейчас она чувствовала себя такой больной, но в то же время такой тревожно-безумной.
        "Чёртов Фрэнк. Заставил меня быть в этом дерьмовом положении. Если с ним действительно там женщина, я отрежу ему член и повешу на заборе".
        Глухой звук. Барменша поставила пиво.
        - Вот, милашка, - широкое лицо, казалось, было очаровано Хейзел. - Надеюсь, ты не возражаешь, что я так говорю, - пухлые пальцы протянулись и ущипнули её за щёку, - и ты можешь не поверить, но было время, когда я была такой же хорошенькой, как ты...
        - Да, Ида! - крикнул кто-то из-за бильярдного стола. - Когда Эйзенхауэр был президентом.
        Лицо барменши вытянулось, глаза вытаращились.
        - Тише, Нахум Гарднер! Чтобы я не рассказала всем, что, похоже, ты делал в мужском туалете прошлой ночью!
        В воздухе раздался хохот.
        Хейзел мрачно отхлебнула пива.
        "Реднековый рай".
        Она подумала заказать обед, но поняла, что у неё нет аппетита. Всё, что заполнило её разум, - это образы секса с Соней - секса, которого у неё, скорее всего, никогда не будет. Но когда она попыталась думать о чём-то другом, она вздрогнула от того, что произошло в её голове: её обоссали, её ударили в лицо, её душили и держали за ноги, когда какой-то безликий головорез трахал её...
        "Боже..."
        Она подумала позвонить Эштону, который, как она знала, любил её, но отмахнулась от этой мысли.
        "Я хочу только, чтобы Соня любила меня, а этого НИКОГДА не произойдёт".
        Она бросила рассеянный взгляд на бильярдный стол, заметила одного коренастого мужчину с накачанными мышцами и волосами, выбившимися из-под воротника рубашки. В видении она представила, как он прелюбодействовал с ней на одном из барных столиков, её глаза и рот были залеплены клейкой лентой. Он глотнул из пивной бутылки, пока трахал её, но затем внезапно отстранился, залил её половые губы своей спермой и погрузил пивную бутылку в неё, толстым концом вперёд...
        Хейзел потёрла лоб и застонала, её гениталии извивались, покрываясь желанием.
        - О, кстати, у меня никогда не было возможности рассказать тебе об этом, Ханна, но, э-э-э... всё, что мне нужно, это мой паспорт, тогда я не думаю, что это займёт много времени, прежде чем меня пошлют туда, - это была Ида, барменша, возбуждённо болтавшая по телефону. - Э-э-э... Сан-Паулу называется. Не знаю, что это такое, но я думаю, что это одно из тех пляжных мест...
        Глаза Хейзел сузились.
        "Эта женщина едет в Сан-Паулу?"
        Ничего более невероятного ей и в голову не пришло бы.
        - О боже, да! У меня не было отпуска уже несколько лет!
        Когда Ида повесила трубку, Хейзел пришлось спросить:
        - Вы сказали, что собираетесь в отпуск в Сан-Паулу?
        - Точно! Я так взволнована! - женщина просияла. - Ты знаешь, что это такое, дорогая?
        - Да, это в Бразилии.
        Глаза Иды опустели.
        - А где это?
        "Она получает паспорт для поездки в Сан-Паулу и даже не знает, где это? - Хейзел смутилась. - Должно быть, она выиграла лотерею или что-то в этом роде".
        - Южная Америка, юго-западное побережье. Но это не на пляже, как в Рио, а скорее в тридцати милях от океана. Прочтите об этом месте, прежде чем отправиться туда, потому что это не совсем туристическое место.
        - Нет... пляжей?
        - Нет, если у вас нет Land Rover. Я уверена, что есть автобусы, которые ходят на побережье, но в Южной Америке даже автобусы вызывают подозрения. Разбойники, повстанцы. А в Сан-Паулу одна из самых высоких плотностей населения среди городов мира, почти двадцать миллионов человек, и большинство из них живут в крайней нищете. Есть эскадроны смерти, банды, наркотики, карманники, что угодно. И есть марксистские террористические ячейки, которые любят похищать американцев, - Хейзел отхлебнула пива. - Вместо этого вы можете попробовать Рио или какой-нибудь пляжный курорт к югу от него.
        - Да ведь я говорю... - выпалила Ида. - Никогда бы не подумала, что меня пошлют в такое место.
        "Да, она, должно быть, лотерею выиграла", - Хейзел поняла точно.
        - О, и кстати. Вы не знаете, где я могу найти Рыбных... - но прежде чем она успела договорить, зазвонил телефон.
        - Сейчас вернусь, милая...
        Как только Ида отошла, стул скользнул по полу несколько ниже. На нём оказался широкоплечий мужчина с серым лицом. Он был одет в заляпанную потом футболку с надписью "СРУБ И ПЕРЕВОЗКА ДЕРЕВЬЕВ". Он сидел почти удручённый, протирая глаза, как будто усталый или умственно истощённый.
        - Чёрт, - пробормотал он.
        - Ты выглядишь так же, как я себя чувствую сейчас, - предположила Хейзел.
        Мужчина огляделся затуманенными глазами.
        - Привет, э-э-э... ну, я чувствую себя развалиной. Спал совсем чуть-чуть этой ночью, - он фыркнул. - Кошмары, понимаешь?
        - Ну, я сама так же, - ответила Хейзел. - Должно быть, что-то в воздухе.
        Большая рука скользнула.
        - Меня зовут Натаниэль, зови меня Нейт. Нейт Пизли.
        - Привет, Нейт, я Хейзел.
        Когда она пожала большую, твёрдую, как сталь, руку, она представила, как она прижимается к её горлу, а он водит влажным концом огромного члена вперёд и назад по выступу её клитора.
        "Прекрати это! Прекрати это!"
        - Однажды я встречалась с психологом, который сказал, что лучший способ очистить память о неприятном сне - это поговорить о самом сне, - сказала она.
        Он покачал головой, издав звук.
        - У меня никогда не было кошмаров, так что я не запомнил его по-настоящему. Мне приснилось, что я проснулся в своей постели и каким-то образом понял, что в доме кто-то есть. Тогда я подумал, что это место было в огне, - он произнёс огонь как "угонь", - потому что вокруг был этот чёрный туман, как будто он просачивался сквозь швы в полу, но когда я принюхивался, он совершенно не пах, как будто кто-то курил. Пахло чем-то вроде свежего мяса или рыбы. Следующее, что я помню, это то, что я лежу в постели, но не могу пошевелить ни одним мускулом, чтобы спасти свою жизнь, но я вижу, как какой-то парень ходит вокруг меня и бормочет всю эту чепуху. Похоже, он был в тёмных очках, чёрт возьми.
        - Это всё? - спросила Хейзел. - Это весь сон?
        - Э-э-э... всё, что я помню, да. После этого я не сомкнул глаз.
        "Дерьмо, приятель, - подумала она. - Мой кошмар был гораздо хуже".
        - Скажи, Нейт, ты когда-нибудь слышал об очень старом доме на вершине Пика Уиппла? - она подумала и спросила.
        Его глаза задумчиво сузились, затем он оживился и сказал:
        - Э-э-э, не думал, что ты упомянешь об этом. Не слышал о нём многие годы. Его неизвестно кто построил. Я никогда не посещал это место, но мои братья сделали это, проделав весь путь пешком, когда мы были маленькими...
        Ида, явно подслушивая, проковыляла сзади.
        - О, нет, Нейт, нечего тебе забивать голову моей подруги всей этой ерундой! - она серьёзно посмотрела на Хейзел. - Дорогая, это не что иное, как небылицы. На Уиппле нет дома с привидениями...
        - Но мои братья посещали его, когда мы были маленькими, - настаивал Нейт.
        Укоряющий взгляд.
        - Нейт, может быть, у тебя и хорошие братья, трудолюбивые ребята, но они оба врут, как пара лгунишек.
        Нейт остановился.
        - Ну хорошо, не буду спорить с тобой, Ида.
        - Хорошо, - сказала Хейзел, - но мне нужно знать ещё кое-что. Кто-нибудь из вас может сказать мне, где найти людей, известных как Рыбные...
        Снова зазвонил телефон, вызывая Иду, и одновременно с этим зазвонил мобильный телефон Нейта.
        "Иисус!" - Хейзел могла бы закричать на свою удачу.
        - Ой, чёрт возьми, - сказал Нейт. - Срочная работа в доме Карвен, да? Я как раз собирался закинуть в себя чего-нибудь, но... Ой, ладно, - он повесил трубку, позвякивая ключами. - Надо бежать, Хейзел. Босс платит вдвойне, так что, думаю, мой желудок подождёт с обедом. Впрочем, с тобой приятно было поговорить.
        - С тобой тоже...
        Через мгновение он уже был за дверью.
        "Рыбные парни, рыбные парни", - Хейзел повторяла слова.
        Судьба помешала ей узнать их местонахождение?
        "Судьба или Бог", - пришла вторая неприятная мысль.
        Игроки за бильярдным столом ушли, дав друг другу "пять" после игры, и когда Хейзел повернулась посмотреть, она обнаружила, что бар пуст. Она всё ещё могла бы расспросить Иду о Рыбных парнях...
        "Если она когда-нибудь перестанет болтать по телефону!"
        Следующими вошли несколько молодых людей, похожих на яппи, в туристическом снаряжении. На них были футболки Бостонского колледжа - враги.
        "Тупик. Они бы точно не знали".
        Ида поставила ей ещё пива, зажав телефон между щекой и подбородком.
        "Я думаю, ты будешь болтать весь день", - но потом Хейзел моргнула, заметив малиновую искорку.
        "Как тебе это?"
        На Иде было что-то похожее на алое кольцо, такое же, как у мистера Пикмана и женщины, которая спорила со своим мужем...
        Звук, похожий на скрип подшипника, привлек её внимание, затем хриплый голос:
        - О, вот она! Хейзел, не так ли?
        Хейзел повернулась и увидела, как Клоннер Мартин подъезжает в кресле.
        - Привет, Клоннер. Рада снова тебя видеть, - она соскочила со стула и села напротив него за ближайший столик. - Как дела?
        Он фыркнул, приподняв культи.
        - Всё ещё нет рук, но солнце всё ещё светит, мир всё ещё вращается, и я всё ещё пью пиво, так что я в порядке.
        Хейзел улыбнулась, качая головой. Она вспомнила его такой же вчерашний оптимизм.
        - Ты меня очень вдохновляешь, Клоннер.
        - Ой, ладно... - он заказал себе пива. - У меня всё в порядке. В любом случае лучше, чем в Люнтвилле, Западная Вирджиния.
        - О, верно. Ты вырос там. Разве ты не говорил, что у тебя там также есть брат?
        - Да, конечно. Джейк.
        Затем Хейзел мрачно вспомнила, что Клоннер потерял руки из-за диабета, а его брат потерял ноги. Внезапно она почувствовала небольшой заряд; само присутствие старика помогло ей избавиться от беспокойства и депрессии. Её освежило то, что она услышала резкий, потрескивающий южный акцент, в отличие от тихого протяжного произношения настоящих местных жителей.
        - Что побудило тебя переехать именно сюда?
        Клоннер сделал хороший глоток пива, закусив край банки.
        - Счастливый случай, наверное. Увидел объявление о продаже земли в глубине Филд-н-Стрим. Цена была подходящей, и я только что получил немного денег, поэтому я сказал, а почему бы и нет и поехал, чтобы проверить это. Никогда больше не возвращался. Я был готов к жаре, болезням и москитам, - ещё один глоток, и он продолжил: - Купил себе приличный участок земли на пару акров на берегу озера с лачугой чуть дальше по дороге. Я живу в трейлере, а мой племянник-неудачник и его дебильный приятель живут в лачуге. И, как я сказал тебе вчера, дорогая, я также купил себе этот бар, как только понял, куда дует ветер. Но будь я проклят, если не удвою его прибыль!
        - Но у тебя всё ещё есть земля в Западной Вирджинии? - спросила Хейзел, будто очарованная бородатым стариком.
        - Нет, нет, дорогая, я всё продал. Там была дрянная земля в сто акров в округе Рассел. Она не стоила много, но однажды какой-то деловой парень предложил мне за это большую монету. Он был из горнодобывающей компании, и земля стоила приличных денег из-за того, что на ней жили цыгане.
        Хейзел нахмурилась.
        - Цыгане?
        - Ага. Итак, он и его горнодобывающая компания купили всё это, и вот я здесь, - он покачал головой. - Но за всю мою проклятую жизнь я ни разу не слышал о цыганах в этом районе и на берегу, ни разу не видел на ней ни одного цыгана, ни других бродяжек тоже, - он почесал подбородок культёй. - Полагаю, он хотел заставить цыган работать в своей горнодобывающей шахте.
        Хейзел прищурилась.
        - Клоннер, я думаю, ты имеешь в виду гипс, а не цыган. Это минерал, используемый в строительных материалах.
        Клоннер замолчал.
        - Да что ты говоришь! Блин, я всё это время думал, что это цыгане. Я тебе скажу кое-что, каждый день человек узнаёт что-то новое!
        Хейзел пришлось сдерживать себя, чтобы не засмеяться.
        - Да, я уверена, что на твоей земле был гипс, и поэтому тебе хорошо заплатили.
        "Какой непосредственный..."
        - О, и я рада, что встретила тебя, Клоннер. Ты знаком с кое-какими людьми - возможно, братьями - известными как Рыбные парни?
        Клоннер чуть не выронил пиво из зубных протезов.
        - О, да, мисси, мне жаль это говорить. Это два неудачника, о которых я только что сказал, что я позволил им жить в моей хижине у озера, мой толстый и бесполезный племянник Клейтон и его никуда не годный приятель Уолтер Браун. Они продают свой улов в местные рестораны. Ловят также сурка на филе, опоссума, ондатру. На самом деле, я указал тебе на них вчера, - он произнёс указал как "укозал", а затем ткнул на отверстие в стене высотой по пояс, в котором Хейзел вспомнила, как видела двух мужчин, разделывавших рыбу на филе.
        - О, так эти ребята - Рыбные парни, - признала она, и теперь её охватила тревога.
        Бородатый парень был толстым, в то время как его напарник рядом с ним был высоким и худощавым. Она вспомнила, что Питер Пэн был толстым, а Белоснежка - тощим и высоким...
        "Может быть, Гораций был прав в своей догадке?"
        - Где мне их найти, Клоннер? Где эта их лачуга у озера?
        Этот вопрос почти заставил старика громко застонать.
        - Ой, мисси, ты не должна туда идти. Какого чёрта ты хочешь найти этих двух белых отребьев?
        Хейзел рассмеялась.
        - Ты, конечно, не очень хорошо отзываешься о своём племяннике, Клоннер.
        - Он ленивый, толстый придурок, а его приятель Рюмка не кто иной, как скунс и хорёк.
        - Рюмка?
        - О, да, это прозвище Уолтера, - Клоннер издал губами звук "п-п-пф". - Отличное прозвище для аль-ко-гоулика. Рюмка прибыл сюда из Брэттлборо, штат Вермонт, скорее всего, из-за мужей слишком многих деревенских блядей с которыми он связывался. Знаешь, у друга моего племянника есть горох в стручке. Но конечно, я считаю, они приличные рыбаки и звероловы, но ни на что другое они не годятся. Сделка, которую я заключил с ними, состояла в том, что они ежемесячно платят мне какие-то два гроша за аренду, чтобы ловить рыбу и дичь, но они тратят все свои деньги на выпивку и почти не платят мне за жильё, - это явно было больной темой для Клоннера. - Но я не могу их выгнать. Кровь Клейтона - и моя тоже, в конце концов, - наконец, его измождённое лицо, казалось, стало ещё более измождённым. - Скажи, Хейзел, что ты вообще спрашиваешь насчёт этих двух никчёмных? Ты сказала, что хочешь знать, как их найти?
        - Ну да, - и её обеспокоило то, как легко пришла ложь. - Мы с подругой Соней хотим сегодня вечером приготовить гриль, поэтому мне нужно купить свежей рыбы. И кто-то упомянул Рыбных парней, так что я подумала, что они будут хорошей сделкой.
        Клоннер пожал плечами.
        - Ах, ну, они приносят хороший свежий улов, я отдам должное паре дебилов, - его культя махнула в сторону входной двери. - Просто пройди полмили по дороге, потом поверни к озеру на отроге Садок, как оно называется. Пройди немного вперёд, там и будет лачуга.
        "Бинго!" - Хейзел возрадовалась.
        - Большое спасибо, Клоннер, - она попыталась заплатить по счёту, но старик и слышать об этом не хотел.
        - Твои наличные не принимаются в моём баре, милая. Но сделай мне одолжение, если встретишь Клейтона и Рюмку.
        - Конечно, Клоннер.
        - Ты скажи этим двум пропитанным пивом бездельникам, что было бы неплохо, хотя бы раз, чтобы они действительно заплатили свою проклятую ренту, как никто другой в мире!
        - Я сделаю это, Клоннер. До скорого.
        Хейзел улыбнулась ему и вышла из бара.
        Переход с утра на начало дня принёс больше жары и влажности; это пришло волнами.
        "Не стоило пить это пиво", - сразу подумала она.
        Она уже была на взводе, чувство, которое ей обычно не нравилось. Тем не менее каждый шаг, который она делала по дороге, приносил ей освежающее волнение.
        "Клейтон Мартин и Рюмка Браун..."
        Неужели они окажутся Питером Пэном и Белоснежкой? А если бы они ими были...
        Почему она не боялась этой перспективы?
        Она нашла поворот со странным названием Садок менее чем за десять минут. Однако здесь асфальт кончился, оставив узкую дорогу ещё более грунтовой, чем у дома Горация. Когда она подумала о том, чтобы пройтись по опушке леса, один шаг сказал ей, что это бесполезно. Очевидно, земля здесь лежала очень низко; вчерашние ночные ливни превратили лесной ковёр из листьев и мусора в болото.
        "К чёрту её, - решила она. - Грязь смывается".
        Она сняла шлёпанцы и невозмутимо зашагала по помоям. В любом случае, ей было всё равно, насколько испачкались её ноги.
        "Остальная часть меня может через некоторое время стать намного грязнее..."
        Волнение нахлынуло ещё сильнее. Пот пропитал рубашку "Марк Твен" до такой степени, что она прилипла к её груди, как мокрая вуаль. Нервы били током в её сосках, которые вздулись на полдюйма, и из-за жары и изнурительной ходьбы её шорты задрались в расщелину ягодиц. Когда грязная траншея дороги закончилась, она почувствовала головокружение...
        Вышеупомянутая хижина стояла совсем рядом с берегом, а плоское стекло озера Слэддер мерцало почти так далеко, как она могла видеть. От лачуги тянулся ветхий пирс, а в воде неподвижно стояла старая лодка, заваленная сетями и удочками; шкуры животных, подвешенные на раме размером два на четыре.
        "Ну вот и они, - подумала Хейзел, по щиколотку в грязи. - Рыбные парни".
        Всего через несколько минут она получит ответ на свой вопрос...
        Её ноги тряслись, когда она приближалась. Она взглянула на маленькие окна лачуги и...
        "Что это за шум?"
        Она услышала звук, похожий на звук пылесоса, хотя, судя по внешнему виду помещения и её впечатлению от его жильцов, она не могла представить, что здесь ведётся какая-то уборка. Ужасная вонь дула ей в лицо из мусорного бака сразу за крыльцом.
        "Уф-ф-ф", - подумала она, глядя на него, потому что там были груды рыбьих голов, а также головы опоссумов, белок и других млекопитающих.
        Деревянная дверь была открыта, откуда доносился машинный звук.
        "Отличный замысел", - подумала она с сарказмом, потому что хижина была построена ниже небольшого возвышения перед береговой линией; избыток дождевой воды из леса явно попадал в шатающееся здание с одного конца.
        ВАША РЫБА УЖЕ ЖДЁТ ВАС! - прочитала она неаккуратно нарисованный знак. - ОНДАТРА, ОПОССУМ, СУРОК - ДЁШЕВО!
        Хейзел не колебалась, когда ступила на переднее крыльцо и без стука вошла в лачугу.
        Звук пылесоса оглушил её. Там была настоящая катастрофа: сломанные кресла с откидной спинкой, стоявшие криво, покоробленный стол, полный пустых пивных банок, телевизор с вешалкой вместо антенны. Различные провода свисали с потолка; помятый холодильник, микроволновая печь с трещиной на стекле и плита составляли кухню, а кастрюли и сковородки свисали с потолка. Единственная настоящая лампа стояла на прилавке, но без абажура. Толстый шатен открывал холодильник за пивом. У него была борода.
        "Клейтон, - поняла Хейзел. - Племянник Клоннера".
        Он подошёл к прилавку и принялся за отвратительную работу по разделке какого-то освежёванного животного размером с таксу. В противоположном конце хижины возился второй мужчина: высокий, жилистый, с щетиной на лице и запавшими глазами. Его длинные волосы были цвета грязной овцы.
        "Уолтер „Рюмка“ Браун..."
        Действительно, Хейзел видела, как вчера в таверне оба мужчины разделывали рыбу на филе. Рюмка сделал паузу, чтобы выпить банку пива, а затем вернулся к своим шумным обязанностям, потому что он был тем, кто издавал оглушительный звук. Дальний конец хижины опустился настолько, что на полу образовалось углубление, в котором скопился дюйм воды. Не помня о возможности поражения электрическим током, Рюмка шёл ботинками по воде, держа в руках прозрачную пластиковую трубку длиной два фута и диаметром в дюйм; эта трубка была соединена с длинным чёрным шлангом, подсоединённым к машине, похожей на анализатор двигателя на заправке, только очень старой. Мужчина пылесосил воду, которая находилась в углублении, грубой спальной зоне хижины, как она могла видеть, потому что две ветхие кровати со стальным каркасом занимали уголок. Матрасы лежали без простыней и в пятнах.
        Хейзел просто стояла и оглядывалась.
        - Эй! Эй! - крикнул толстяк Клейтон своему напарнику. Он отложил свой окровавленный нож для филировки. - Рюмка! - он стукнул кастрюлей об импровизированный кухонный стол. - Выключи эту чёртову штуку!
        Рюмка посмотрел вверх среди высасывающей какофонии; вода громко хлюпала в трубке. Он заметил Хейзел, стоящую там, и выключил машину.
        - У нас гости, - сказал Клейтон.
        Рюмка отложил насадку в сторону и вышел из воды. Он всмотрелся лицом хорька.
        - Кто ты?
        Хейзел скрестила руки на груди.
        - Клейтон и Уолтер, он же "Рюмка" - Рыбные парни, да? Приятно видеть вас снова. И чтобы вы знали, вчера я не подавала заявление об изнасиловании, но я сказала некоторым людям, что сейчас приду сюда. Так что если я, скажем, исчезну, полиция будет знать, куда идти. Имейте в виду, что в Нью-Гэмпшире всё ещё существует смертная казнь.
        Оба мужчины посмотрели друг на друга, прищурив глаза.
        - Это насчёт той работы, которую вы, ребята, проделали со мной вчера. Особенно трах ногами.
        - Клейтон, о чём она говорит? - спросил Рюмка.
        Хейзел рявкнула:
        - Глупые деревенские болваны! - затем она указала на захламлённую полку, на которой лежали два пластиковых лица: Питера Пэна и Белоснежки. - Если вы собираетесь изнасиловать женщину до полусмерти, у вас хотя бы должно хватить мозгов спрятать улики!
        Хижина несколько мгновений стояла в тишине, Клейтон и Рюмка не могли подобрать слов. Клейтон сглотнул, и... нервничал ли Рюмка, когда подошёл к холодильнику за очередным пивом?
        - Итак... - начала Хейзел. - Вот мы и подошли к делу, и поскольку я только что сказала вам, что никогда не подавала заявление в полицию, что это говорит вам, двум экспертам?
        - А? - спросил Рюмка.
        Клейтон почесал затылок.
        Хейзел вздохнула.
        - Ребята, вы знаете, что такое карт-бланш?
        - А?
        - Карта... что? - спросил Клейтон.
        - Свободный выбор? - Хейзел продолжила. - Консенсус?
        Рюмка отпил ещё пива, нахмурившись.
        - Мы не знаем, о чём ты говоришь.
        - Чёрт возьми, - пробормотала она. - Послушайте, у меня есть некоторые проблемы - некоторые психологические проблемы. У них есть имена за всё хорошее, что они делают. Эротомания. Другая - хроническая транзиторная парафилия. Один врач даже сказал, что у меня сексуальная патология. Это означает, что у меня деструктивные сексуальные фантазии, которые достаточно сильны, чтобы причинить вред моей жизни. Я не ожидаю, что вы, ребята, знаете, что всё это значит, поскольку вы оба, вероятно, бросили школу в четвёртом классе...
        - Я дошёл до седьмого, мисси! - Рюмка вскрикнул так, как будто обиделся.
        - Я то же самое, - прохрипел Клейтон.
        - Замечательно, - простонала Хейзел. - Но вот что вы можете понять. Я больна на голову. Больна... как сексуально больна. У меня есть фетиши и фантазии, которые существуют на навязчивом уровне.
        Лицо Рюмки, казалось, вытянулось в задумчивости.
        - Ты имеешь в виду, что ты, типа, нимфоманка?
        - Да! - Хейзел торжествовала. - Наконец-то ты понял! - она сняла влажную футболку, подняв запотевшие груди с явным предвкушением. Затем она вышла из шорт. - В любое время, вам, двум придуркам, должно быть совершенно ясно, что я готова, желаю и могу.
        Посмеиваясь, Клейтон поднял её одной рукой за промежность, а другой - за подмышку.
        - На кровать, - скомандовал Рюмка. - Кажется, вчера мы недостаточно хорошо настроили эту суку.
        Клейтон швырнул её на грязный матрас. Заскрипели пружины.
        - Думайте обо мне, как о забегаловке, где всё включено, - выдохнула Хейзел. - Делайте всё, что хотите.
        - Всё? - спросил Клейтон, снимая испачканные джинсы.
        Она вздрогнула, когда Рюмка ущипнул её половые губы.
        - Только не убивайте и не режьте меня. О, и, пожалуйста, никаких вещей ногами.
        Мужчины покатились со смеху. Клейтон, теперь уже без штанов, сидел у неё на животе, из его паха воняло. Он откашлялся, а затем позволил комку мокроты расплескаться между её грудями.
        - Вот спелые персики, хе, хе, хе! - заметил Рюмка.
        - Ага, и я буду их жёстко трахать, - пообещал Клейтон.
        Он положил свою эрекцию на её маленькое декольте, затем прижал обе груди друг к другу. Он начал двигаться. Хейзел почувствовала, как влажный от мокроты орган скользит взад-вперёд. Тем временем Рюмка вводил два, три, четыре пальца в её раскрытую вагину. Когда большой палец двинулся внутрь, и все пальцы сложились в кулак, Хейзел дёрнулась от мучительного удовольствия. Рюмка двигал кулаком вперёд и назад, совершая движения по часовой стрелке и против часовой стрелки, и когда он ущипнул её клитор - довольно сильно, - у Хейзел случилась серия сжимающих взрывных спазмов. Она вскрикнула, когда кулак вошёл глубже. Кровать качалась. Затем огромный вес Клейтона поднялся, когда он взял свой пенис, поглаживая скользкую кожу. Он быстро наклонился вперёд, приложил свою налитую корону прямо к её ноздре и...
        - Вот тебе капли в нос! - с силой воскликнул он.
        Бoльшая часть каждой струи спермы вливалась прямо в ноздрю, пока она не стала захлёбываться, она открыла рот, а затем почувствовала, как семя стекает по задней стенке горла. Клейтон стряхнул остаток на её губы.
        - Это как сморкаться задом наперёд, да? - толстяк упивался.
        - Э-э-э, - согласился Рюмка. - И я уже закончил с этой грязной шлюхой, - он высвободил из неё руку, вытер её о её лицо, а затем сказал: - А как тебе эта идея?
        Рюмка отошёл, когда Клейтон слез с неё. Хейзел лежала расплющенная на ужасной кровати, её желудок втягивал и выпячивал.
        "Ещё, ещё", - умоляли её мысли.
        Её пальцы гладили её ноющий, стучащий клитор.
        - Подготовься, Клейтон, - приказал Рюмка.
        Но что он делал? Клейтон руками заставил её сесть, а сам сел прямо за ней и взял её шею на сгиб локтя.
        - Ой, да! - загудел он. - Это действительно раззадорит эту суку!
        Хейзел метнула взгляд вправо...
        "Что он делает?"
        Но всё, что она увидела, очень мельком, это как Рюмка сделал ещё один глоток пива и причмокнул губами. Затем он исчез с краев её поля зрения.
        - Э-э-э, это, вероятно, добавит ей бодрости на целый день...
        Хейзел сжалась от резкого громкого звука: визга снова включающегося вакуумного насоса. Рука Клейтона хлопнула её по рту, затем её глаза широко распахнулись, когда снова появился Рюмка, держащий длинную прозрачную насадку на конце шланга пылесоса.
        - Посмотрим, что это сделает с её сосками, а?
        Спина Хейзел выгнулась, когда насадку приложили к её правой ареоле. Мгновенный контакт был установлен, край сопла прижался к её плоти, а вой мотора удвоился из-за сопротивления. Она наблюдала наполовину с ужасом, наполовину с восхищением, как прозрачная трубка высасывала её ареолу на дюйм, затем на дюйм-полтора. Когда казалось, что двигатель вот-вот сгорит от сопротивления, Рюмка начал включать и выключать его, снова и снова, давление высасывало сосок, а затем отпускало. Хейзел корчилась в постели от восхитительной боли.
        - Чертовски горячо! Ты только посмотри, пожалуйста, на это! - крикнул Клейтон.
        - Э-э-э, да, сэр, - прокомментировал Рюмка, выключив машину. - Разве ты не видишь, что я смотрю на это? - он снял насадку, чтобы открыть измученный сосок Хейзел, который теперь был высосан и превратился в нечто размером с грецкий орех без скорлупы, только яростно-розового цвета. - Ты мог бы повесить на него свою шапку и пальто, - а затем раздался оглушительный визг машины, и процесс повторялся с её левым соском, снова и снова, снова и снова, снова и снова.
        Теперь оба соска торчали одинаково, налитые кровью.
        - Сделай её "киску" такой же сейчас, - предложил Клейтон.
        - Подождите минутку, тайм-аут, - Хейзел достаточно очнулась от болезненного оцепенения, чтобы возразить. - Боюсь, это слишком.
        Шлёп!
        Удар руки Рюмки по её лицу выбил из неё половину сознания.
        - Ты сказала что угодно, - напомнил он, и снова включил пылесос.
        Теперь Клейтон подтянул её колени к плечам, чтобы выпятить её вульву. Всё, что заполнило голову Хейзел, был этот безумный, оглушающий звук...
        Край насадки плотно прижался к отверстию её полового органа. Тут же розовые половые губы, как ириски, втянулись в трубку. Оба мужчины с ликованием уставились на её промежность. Вся эта нервная, сверхчувствительная плоть, казалось, заполнила первый дюйм насадки, как будто всасывание втягивало её влагалище наизнанку в трубку. Переключатель включался и выключался под мрачный смех Клейтона и Рюмки. Включался и выключался, включался и выключался...
        После нескольких минут этого Хейзел чуть не конвульсировала - два дюйма её вагинальной плоти - вагинальный проход, может быть правильным термином, - были втянуты в трубку. Безумный вой машины нарастал и нарастал по мере того, как встречалось всё бoльшее и бoльшее сопротивление, и Хейзел снова начала достигать оргазма, на этот раз с помощью самых извращённых средств в своей жизни. Когда три дюйма плоти были извлечены, Рюмка выключил машину.
        - Проклятие! - Клейтон воскликнул о визуальном эффекте. - Это сильно накачало её "киску", так и было!
        - Э-э-э, это я сделал.
        Выпучив глаза, Хейзел посмотрела себе между ног; её половые губы казались опухшими, как губы боксёра, который только что проиграл бой. Сумасшедшая активность утроила приток крови к этой чувствительной области, оставив её пульсировать вязким покалыванием.
        Рюмка отхлебнул ещё пива.
        - Хе-хе-хе. У этой шлюхи теперь есть крутая дырка.
        Клейтон крутил всё ещё торчащие соски, пока Хейзел не вскрикнула. Затем он провёл толстыми пальцами по её тёмно-рыжим лобковым волосам, пока они не нашли растерзанные половые губы и не начали возиться с ними.
        - Весело трахаться с девчонками, конечно.
        - Особенно с больными на голову, вроде этой рыжей, - добавил Рюмка, расстёгивая штаны.
        Он возился с несколькими подушками под её ягодицами, а Клейтон продолжал сидеть позади неё. Её крест застрял между её грудями из-за спермы и мокроты.
        Рюмка встал на колени между её ног.
        - Э-э-э, только одно может помочь девке с такой пухлой "киской", это хороший трах.
        Эрекция выглядела на добрых восемь дюймов, необрезанная. Он оттянул обильную крайнюю плоть, затем провёл короной вверх и вниз по поверхности её полового органа.
        - Чёрт, трюмная помпа так возбудила эту больную суку, что она течёт, как решето, - сказал он.
        "Можешь сказать это ещё раз, - пришла задыхающаяся мысль. - А теперь перестань играть со мной и ТРАХНИ меня..."
        Он сильно ввёл свой член по самые яйца, затем начал энергично трахать её. Влагалище Хейзел вскипело от предыдущего всасывания, как будто помпа создала новую паутину нервов. Рюмка полностью вытащил свой член, затем снова и снова вталкивал его обратно, пока кровать не закачалась так сильно, что, должно быть, была близка к обрушению. Невероятно, однако, что мужчина поддерживал своё прелюбодеяние, положив одну руку на бедро, а другой рукой глотал пиво из банки.
        Подпрыгивая на кровати, Хейзел дрожала. Ей пришлось спросить:
        - Если ты пьёшь только пиво, почему твоё прозвище "Рюмка"? Мне кажется, ты должен пить что-то рюмками...
        Его лицо скривилось от приближения оргазма.
        - А? - яйца шлёпали дно её приподнятой задницы. - Ну, скоро увидишь, - он подмигнул Клейтону. - Придуши её немного - пусть в ней искра зажжётся. Только будь осторожен, не убей её...
        Хейзел поперхнулась, когда обе мясистые руки Клейтона схватили её горло и сжали.
        "Опять это", - подумала она с отчаянным восторгом.
        В тот же миг у неё закружилась голова и помутнело в глазах. Член продолжал входить и выходить. Каждый раз, когда сознание Хейзел начинало темнеть, хватка Клейтона ослабевала настолько, что она возвращалась на мгновение назад. Её голова болталась, а язык высовывался из-под обвисшей улыбки. Теперь её вагина была разграблена; она сжималась вокруг поршневого штока из упругой плоти. Всё это время, чем выше и выше она поднималась, сочетание нарастающих сексуальных ощущений сливалось с эффектом снижения подачи кислорода к мозгу, вызывая героиновую эйфорию. В третий раз она начала жёстко кончать...
        Её сознание провалилось в мёртвое пространство; затемнение охватило её, задерживаясь. Сквозь щели в тёмной завесе своей души она увидела, как отец смотрит на неё, в слезах...
        Она ожила, как будто поднялась из смоляной ямы. Когда её глаза снова открылись, она сначала ничего не увидела. Её сердце пропустило удары, но в конце концов исправилось. Когда её зрение наконец сфокусировалось...
        "Что он сейчас делает?"
        Сцена сложилась перед ней. Она осталась лежать на кровати, её задница была подпёрта, а ноги широко расставлены. Рюмка остался стоять на коленях между ними, хотя и убрал свою эрекцию и теперь лихорадочно мастурбировал...
        - Ах, блять, хер! Вот она идёт!
        Клейтон маниакально хихикнул позади неё.
        Рюмка не тратил себя на её живот, как она думала. Вместо этого...
        "Боже мой..."
        Он осторожно мастурбировал в предмет своей тёзки: рюмку. Хейзел недоверчиво смотрела на каждую белую струйку, летевшую в крошечное стёклышко.
        - У-у-у... Э-э-э...
        Когда он кончил, его член обмяк. Он поднял рюмку, чтобы она могла её рассмотреть.
        Клейтон слюняво хихикнул ей в ухо.
        - Видишь? Вот почему его называют "Рюмка"...
        - А ещё я люблю тот кофе, понимаешь? Chock Full’a Nut.
        Рюмка была почти доверху наполнена спермой.
        - Давай, рыжеголовая. Открывай.
        Глаза Хейзел вытаращились.
        - Ни за что. Это нелепо. Ты не можешь ожидать, что я проглочу столько спермы.
        Шлёп!
        Весь воздух из лёгких Хейзел вырвался наружу. Рюмка вогнал кулак прямо ей в солнечное сплетение. В то же время Клейтон снова сжал её горло своей удушающей хваткой.
        Она плюхнулась на кровать, как рыба, с посиневшим лицом. Раньше было приятно, а теперь стало мучительно. Она не могла дышать.
        Голос Рюмки звучал так, словно исходил из конца длинного гулкого туннеля.
        - Ты можешь поверить в это, а?
        - Да уж. Сделай сучке одолжение, а она с тобой гадости разговаривает.
        - Да, сэр, это недопустимо.
        Клейтон ослабил хватку; Хейзел распласталась, как мокрые тряпки на кровати, и захрипела.
        - Ну, - обратился к ней Рюмка. Он держал рюмку впереди. - Что ты там сказала?
        "О, боже..."
        Хейзел запрокинула голову и открыла рот. Оба мужчины усмехнулись, когда рюмка опрокинулась, и почти целая унция спермы попала ей в рот. Её тошнило, но она оставила всё внутри, опасаясь неизбежного, затем она сосчитала в уме до трёх и сглотнула.
        - Не за что, - хихикнул Рюмка. - Посмотри на это так, рыжая. Я только что накормил тебя бесплатным обедом.
        Оба мужчины слезли с кровати.
        Измученная и всё ещё запыхавшаяся, Хейзел могла только сидеть на грязной кровати и смотреть на них. Рюмка, болтая обмякшим членом, подошёл к холодильнику за очередным пивом. Тем нелепее выглядел Клейтон: толстый, грязный и без штанов. Он направился к задней двери.
        - Я скоро вернусь. Мне нужно пописать.
        - И мне, - сказал Рюмка и тоже на мгновение направился к двери.
        Но потом он остановился на секунду.
        - Подожди-ка, Клейтон. Что мы делаем? Почему мы выходим на улицу, когда туалет рядом?
        Туалет он произнёс как "турлет".
        Лицо Хейзел, казалось, увяло, и сейчас у неё даже не было сил возражать. Рюмка опустился перед ней на колени на облезлой кровати. Он вставил вялый член прямо ей в рот. Хейзел зажмурилась, ожидая, что он опустеет, но вместо этого тот сдержался и крикнул:
        - Что ты там делаешь, Клейтон? Ну, давай же.
        - Хм-м-м?
        Рюмка махнул ему в сторону кровати.
        - Подойди ко мне сюда, и дай ей своего змея в рот. Давай дважды наполним суку. Оба в одно и то же время.
        Толстый, нелепый и без штанов Клейтон колебался.
        - Ой, блин, Рюмка. Я не знаю. Мой член застрянет там прямо рядом с твоим? Звучит довольно странно, не так ли?
        Рюмка нахмурился.
        - Не странно, если мы писаем в девичий рот!
        Клейтон пожал плечами, стоя с отвисшим животом.
        - Наверное, ты прав, - а затем он опустился на колени прямо рядом со своим партнёром и скользнул своим пенисом в уже набитый рот Хейзел.
        Оба мужчины начали хихикать, когда начался звук струящейся жидкости.
        Двойные горячие струи ударили ей в горло. Хейзел выбросила из головы все вопросы и ответы, чтобы полностью сосредоточиться на своей задаче. Её горло отчаянно работало, как машина, чтобы проглотить мочу за достаточное время, чтобы освободить место для бoльшего количества. Она напряглась, не смея подумать о том, что может случиться, если она отрыгнёт или просто укусит их.
        - Знаешь, что я сейчас подумал? - сказал Рюмка, прижимая кулак к бедру и продолжая мочиться. - Кажется, пустая трата времени - мочиться в озеро, когда у нас есть рот совершенно грязной девчонки, чтобы пописать туда.
        - Я согласен! - подтвердил Клейтон.
        Они мочились ещё несколько минут, и Хейзел удалось проглотить почти всё. Вчерашний день не шёл ни в какое сравнение с этим. Сколько жидкости в объеме они могли бы влить в неё? И что ещё хуже, сколько именно мочи может выпить ста пяти фунтовая женщина, прежде чем её желудок лопнет?
        Когда она подумала, что умрёт, двойные струи стихли. Мужчины отошли, посмеиваясь, оставив Хейзел сидеть с раскинутыми ногами, с пузатым животом, наполненным до разрыва ужасным выплескивающимся жаром.
        - Получила достаточно, не так ли? - спросил Рюмка, усмехаясь и потянувшись за очередной банкой пива.
        "Чёрт", - подумала Хейзел.
        - Теперь займись нашей стиркой, а потом прибери это помещение, - тявкнул Клейтон, после чего они оба расхохотались.
        "С какой стати я вообще пришла сюда?" - спросила она себя, затем сползла с кровати.
        Её желудок действительно слышно выплеснулся, когда она поплелась обратно на "кухню" и ошеломлённо надела рубашку и шорты.
        "Я ухожу отсюда и никогда не вернусь..."
        - Хорошего дня, милая! - Клейтон махнул рукой и улыбнулся. - Не забудь сделать счастливое лицо!
        - Ты уверена, что не хочешь остаться? - грянул Рюмка. - Знаешь, мы могли бы обниматься, держаться за руки и читать стихи.
        Хижина чуть не закачалась от их смеха. Хейзел, пошатываясь, направилась к двери, всё ещё не в себе. Однако какое-то внутреннее чувство остановило её у входа. Она закашлялась, моргнула, глубоко вздохнула.
        "Мне нужно вылить из себя всю эту мочу", - её мысли блуждали, но в то же время её глаза бродили по замусоренному банками столу.
        Рядом с открытым пакетом картофельных чипсов лежала книга о путешествиях "Нью-Йорк для чайников". Кроме того, на проржавевшей диванной подушке лежала ещё одна книга - "Путеводитель Фодора по Мехико".
        Это выглядело странно. Она указала на книги.
        - Значит, вы, ребята, путешествуете, да? Вы... парни?
        Оба мужчины посмотрели друг на друга, как будто скрывая какое-то тайное удовлетворение.
        - Ой, ну да, - подтвердил Рюмка. - Я еду в Мехико, а Клейтон - в Нью-Йорк.
        Хейзел продолжала смотреть на них, несмотря на своё истощение.
        - И много путешествуете, а?
        - Э-э-э, первый раз, никогда не путешествовали раньше. Но мы подумали, почему бы и нет? Такие трудолюбивые парни, как мы? Мы имеем право на отпуск.
        "Трудолюбивые парни..."
        - М-м-м... Как странно, - пробормотала Хейзел.
        - Что такое, мисси? Что-то не так в том, что мы поедем в отпуск? - Рюмка возмутился.
        - Вы, ребята, просто не кажетесь мне путешественниками. И вы, вероятно, лучшие друзья, так?
        - Так, - сказал Клейтон, держа пиво.
        Он всё ещё не надел штаны.
        - Поскольку вы друзья, - предположила Хейзел, - я думаю, вы бы могли путешествовать вместе...
        - Что, ты говоришь, что мы типа педики? - Рюмка переспросил её.
        - Ради бога! - воскликнула Хейзел. - Никто из вас раньше не путешествовал, но один собирается в Нью-Йорк, а другой в Мехико? Почему именно в эти места и ??почему не вместе? Просто мне это кажется... странным. Единственное, что было более невероятным, так это то, что низкопробная барменша Ида собирается ехать в Сан-Паулу из всех возможных мест. Это не складывается.
        Терпение Рюмки лопнуло.
        - Странно, да? Хорошо, я тебе скажу, единственное, что мне кажется странным, это то, что ты всё ещё стоишь там. Мы только что накачали твои сиськи и "киску", а затем налили достаточно мочи в тебя, чтобы заполнить детский бассейн.
        - Ага, - иронично согласился Клейтон. - Лучше тебе убираться отсюда, пока мы не решили проделать с тобой настоящую работу.
        Интуиция Хейзел подсказала ей немедленно двигаться к двери - уйти... Она даже увидела, как Клейтон беспорядочно трёт свой член, который вдруг снова стал наполовину твёрдым.
        "Если эти два мерзавца снова поднимут свои члены... Я точно знаю, куда они их засунут..."
        Тем не менее, её ноги остались там, где она стояла.
        Она приложила руку к своему тошнотворному животу, затем снова посмотрела на них.
        - Мне нужно знать, как добраться до места под названием Серый Дом.
        Тишина.
        Рюмка замер на середине глотка. Клейтон замедлил игру с самим собой, глядя на неё.
        - Никогда не слышал о Сером Доме, - сказал ей Рюмка с острой ухмылкой.
        - Я тоже, - проворчал Клейтон, как ни странно обороняясь.
        - Чушь, - возразила она. - Вы знаете о чём я говорю. Что это с людьми вокруг? Барменша в таверне говорит, что этого места не существует, а двое других людей, с которыми я разговаривала, говорят, что слышали о нём, но не знают, как туда попасть, а теперь вы, двое шутников, говорите, что никогда о нём не слышали. Но он существует; я знаю это на самом деле.
        - О, так ты знаешь?
        - Ага. Он должен быть где-то на Пике Уиппла, где весь этот туман. Вы, ребята, живёте здесь, вы должны знать о тропе, ведущей к нему.
        Рюмка махнул рукой.
        - Ой, это не на Уиппле, а далеко за Маунт-Вашингтон...
        - О, так ты слышал об этом, - бросила вызов Хейзел, и когда он сказал ей это, у неё сразу же сложилось впечатление, что он намеренно даёт ей ложную информацию.
        "Почему?"
        В полуразрушенном помещении стало напряжённо. Рюмка потёр кулаком ладонь.
        - Ты снова нас злишь, девчонка?
        - Ага! - сказал Клейтон. - Похоже, ты самая главная из этих поганых шлюх. Хочешь, мы немного успокоим тебя?
        - Ты много вопросов задаёшь, рыжеголовая, а у меня от этого перхоть вылезает. Так почему бы тебе не свалить отсюда, пока я не ударил тебя в пизду так сильно, что грёбаные яичники соскользнули с твоего носа?
        - В чём проблема? - настаивала Хейзел. - Всё, о чём я прошу, это немного помочь найти это место. Чёрт, это меньшее, что вы можете сделать.
        Шея Рюмки напряглась, когда его глаза уставились на неё.
        - Что ты имеешь в виду?
        Хейзел фыркнула.
        - Чёрт возьми! Я только что позволила вам, двум животным, использовать моё тело для Главной вечеринки извращенцев! Всё, о чём я прошу, это одолжение! Скажите мне, как найти Серый Дом!
        - О, так мы должны тебе услугу, да? - Рюмка издевался. - Хорошо, тогда... Клейтон! - отрезал он. - Держи её!
        Толстый уже проскользнул сзади, и через секунду он набросился на неё. Она вскрикнула, когда он прижал её локти так близко, что они соприкоснулись.
        - Хорошо! - закричала она. - Я уйду! Отпустите меня!
        - Со всем уважением, мисси...
        Фумп!
        Тело Хейзел дёрнулось, когда Рюмка пнул её прямо в промежность в стиле профессионального спортсмена. Клейтон не отпустил, когда от удара её ноги оторвались от пола. Потом появилась боль...
        Он сломал ей лобковую кость? Она могла только молиться, чтобы насилие не разорвало какие-либо органы и не вызвало внутреннего кровотечения.
        - Хе-хе-хе... Думаешь, ты усвоила урок, не задавать вопросов, когда это не твоё дело?
        Согнувшись наполовину, Хейзел подняла взгляд и увидела, что Рюмка стоит высоко и ехидно, скрестив руки на груди. Она заметила его руку...
        "Ещё один..."
        На нём было кольцо с алым камнем.
        Её голос шуршал, как гравий.
        - Что это за кольцо на тебе?
        Лицо Рюмки покрылось гримасой, когда он смотрел на неё.
        - Я не могу в это поверить! Мы только что предостерегли сучку не задавать лишних вопросов, ну и что она делает? - Рюмка заорал: - Задаёт ещё вопрос!
        Он протянул руку и схватил светильник, свисавший с потолка кухни, затем...
        Он разбил лампочку без абажура о столешницу, потом... надел чёрную резиновую перчатку.
        Хейзел начала визжать и лягаться, но усилия были бесполезны; Клейтон лишь крепче сжал её локти. Рюмка задрал её рубашку, затем рукой в ??перчатке сжал её правую грудь. Сосок остался растянутым от насоса.
        - Не смей! - закричала она. - Разве ты не...
        Вжух!
        Рюмка аккуратно прикоснулся обоими свинцовыми стержнями разбитой лампочки к распухшему соску Хейзел. После контакта раздался треск.
        Она подпрыгнула вверх от прикосновения, которое больше походило на удар битой, чем на удар током. Хотя контакт длился всего секунду, её ноги невольно задёргались. Вся правая сторона её груди пульсировала странным ощущением покалывания, жжения и онемения.
        - Ещё раз для её же блага, - настаивал Клейтон. - Как говорил мой папа.
        Даже в своём ужасе и непрекращающейся агонии Хейзел не могла сдержаться:
        - Для какого блага? Ты, собачье дерьмо на палочке, бесполезный толстый кусок...
        Вжух!
        Второй контакт задел её левый сосок. Хейзел взвыла.
        - Что ты думаешь, Клейтон? Она не усвоила урок?
        - Да, да, я усвоила! - Хейзел захрипела.
        - Не-а-а...
        Третий контакт отбросил её ноги на ярд от пола и выгнул позвоночник вперёд, как крендель. На этот раз действия Рюмки повторно приложили ста десяти вольтовые выводы лампы к промежности Хейзел...
        Она безвольно упала в руку Клейтона, после чего задрожала.
        - Достаточно, рыжая?
        Хейзел, едва осознавая, кивнула.
        - Не приходи сюда больше. Нам надоела твоя рыжеволосая "киска" и твоя дерзость. Клейтон?
        Пятки Хейзел волочились по полу, когда её вытащили на крыльцо, её безвольно поставили на ступеньки и толкнули.
        Она сделала шаг вперёд, пошатнулась, затем упала - шлёп! - в море грязи, которой была покрыта подъездная дорожка. Она приземлилась лицом вперёд.
        - Хе-хе-хе... Думаешь, маленькая мисси вернётся завтра?
        - Надеюсь, что так! Мы можем выпить чаю с оладьями!
        Ничто особенно разумное не занимало разум Хейзел в этот момент, только её осознание своего возмущения, своей боли и своей глупости. Вспыхнула всего одна связная мысль:
        "Мне ТАК ПОВЕЗЛО, что я жива..."
        Забрызганная грязью, она в конце концов вскочила на ноги, а затем обхватила руками ноющую промежность. Её соски зашипели от слабой, постоянной боли. Затем она застонала, когда вспомнила, что всё ещё полна пивной мочи. Она, пошатываясь, побрела вниз по дорожке, Рюмка и Клейтон хохотали позади неё. Бросив последний мрачный взгляд назад, она увидела, что Клейтон также носил одно из грубых малиновых колец.
        "Боже мой, Боже мой, Боже мой", - её мысли гудели с каждым неточным шагом.
        Шлёпанцы давно исчезли, её босые ноги в конце концов скатились с подъездной дорожки на мощёную второстепенную дорогу. Она сделала паузу, когда её сердце пропустило несколько ударов, а затем сумела вырваться из вероятного обморока. Когда вспыхнуло сознание, она наклонилась прямо на обочине дороги, засунула два пальца себе в горло и заставила себя вырвать. Потекли потоки мочи - больше, чем несколько.
        "Я, должно быть, единственная женщина в истории, которую рвало деревенской мочой ДВА дня подряд..."
        Когда всё кончилось, она побрела дальше, затем свернула в лесной уголок, ведущий к берегу озера. Следующее, что она осознала, - это то, что она бредёт в холодную воду, чтобы смыть с себя всю ужасную дневную грязь.
        "Я просила и получила, всё правильно, - подумала она. - Некого винить, кроме себя".
        Она скинула свои шорты и рубашку в воду, стряхнула их и прополоскала снова и снова. Вернувшись на берег, она осмотрела себя на наличие физических повреждений. К счастью, между её ногами не было видно следов крови и следов удара током через шорты. Однако её грудь была другой историей. Отсасывающая машина сделала ей достаточно плохо, но электрические разряды оставили её соски вдвое более распухшими, с небольшими ожогами по обеим сторонам ареол.
        "Слава богу".
        Она избавила себя от последней мысли, затем, как могла, тряхнула своей одеждой, оделась и пошла обратно к дороге.
        Она знала, что заставило её пойти туда: её болезнь, её парафилия, вызванная разочарованием от того, что она упустила свой шанс с Соней.
        "Я даже не помню, чтобы с ней что-то было. Должно быть, я сделала это во сне..."
        Но что побуждало её задавать вопросы, вопросы, которые только ещё больше раздражали её отвратительных нападавших, вплоть до домогательств к ней, избиения её, использования на ней электрического тока?
        Сейчас назревало слишком много всего. Эти странные кольца, обычные сельские жители, предвкушающие поездки в Сан-Паулу, Мехико, Нью-Йорк? И нехарактерное для Фрэнка отсутствие и странное поведение. И проблема всё ещё оставалась: действительно ли на горе стоял древний каменный дом? Хейзел была уверена, что да.
        "Так почему я не могу получить прямой ответ ни от кого?"
        Полчаса ходьбы привели её в чувство. Боль немного отступила, но теперь её чувства обострились. Она знала, что её могли покалечить, серьёзно ранить или убить, но каким-то образом она избежала этих участей и теперь шла домой, как ни в чём не бывало.
        "И именно так я должна себя вести, когда вернусь в хижину Генри, - знала она. - Вроде ничего не случилось..."
        День красиво расцвёл перед ней: безупречный солнечный свет сиял на безоблачном небе. Головокружительно высокие деревья по обеим сторонам переливались сочной, колеблющейся зеленью. Птицы пели дружно. Вскоре она действительно улыбалась, хромая по дороге, но улыбка исчезла, когда зазвонил её мобильный телефон, и она увидела, что это была не Соня, а Эштон.
        "Как раз то, чего мне сейчас не хватало..."
        Почему она не хотела отвечать? Ей нравился Эштон, но... Она позволила голосовой почте включиться, подождала мгновение, затем выслушала:
        "Хейзел, это снова я - большой сюрприз. Я не знаю, почему тебе так тяжело отвечать на звонки, но... В любом случае, перезвони мне, пожалуйста? С тех пор, как ты уехала, я, наверное, оставил с полдюжины сообщений; я просто хочу знать, что ты в порядке. Наверное, я бы волновался до смерти, но я только что разговаривал с твоим отцом, и он сказал, что разговаривал с тобой вчера, - долгая пауза на линии. - Я просто скучаю по тебе. О, и я хотел рассказать тебе о новой церкви твоего отца; я посмотрел на неё сегодня утром. Это красиво, и, ну, знаешь, твоему отцу немного обидно, что ты ещё не была там..."
        "Боже мой! - Хейзел задумалась. - Если не мой отец заставляет меня чувствовать себя виноватой, так этот Эштон!"
        "Так почему бы нам не сделать это, когда ты вернёшься из этой поездки, ладно? Это сделало бы твоего отца очень счастливым... В любом случае, я надеюсь получить от тебя весточку в ближайшее время, и я люблю тебя..."
        Хейзел этого было достаточно; она убрала телефон.
        "Сейчас не время, чтобы какой-то парень говорил мне, что любит меня", - и тогда она сразу подумала о Соне... и продолжала ругать себя за то, что даже не смогла вспомнить, что между ними произошло прошлой ночью.
        Когда она вернулась в хижину, ей не терпелось помыться.
        "Тихо", - подумала она, потому что Соня дремала.
        Потолочные вентиляторы дули, а жалюзи на открытых окнах были опущены, и в комнате царил полумрак. Она разделалась с одеждой и прокралась в душевую кабину. Она нажала громоздкий душ, от холодной воды побежали мурашки. Возможно, это было подсознательное стремление наказать себя, не подогрев воду сначала. Стуча зубами, она намылилась, сильно потёрлась, потом смыла пену, но нужно было повторить процедуру ещё два раза, прежде чем она почувствовала себя чистой.
        "Обсессивно-компульсивное, - полушутя подумала она про себя; она даже вымыла свой крошечный крестик, а потом на самом деле брызнула на него обеззараживающим лосьоном. - Прости меня, прости меня, - пришла бесцельная мысль, и затем она сникла, когда посмотрела вниз на своё мокрое, обнажённое тело: оскорблённые соски, всё ещё торчащие из-за всасывающей машины, и её ноющий клитор, набухший и чрезмерно чувствительный от злобного удара, совершённого Рюмкой. - Ублюдки... Куски дерьма..."
        Но, конечно же, она получила только то, о чём просила.
        Она на цыпочках вернулась в гостиную, надела чистые шорты и короткую майку, потом остановилась и мечтательно посмотрела на Соню, которая продолжала спать на простынях.
        "Я должна лечь с ней в постель", - подумала она, но потом поняла, что это будет иметь неприятные последствия.
        Настроение Сони останется испорченным из-за того, что она расстроилась из-за Фрэнка. Вместо этого Хейзел схватила камеру, затем тихо поднялась по металлической лестнице рядом с душевой, толкнула люк и забралась на крышу.
        Пылало солнце.
        "Вот это я и называю пейзажем", - подумала она.
        Если бы она заняла правильное положение, то могла бы смотреть прямо в сторону подъездной дорожки через широкую щель между деревьями и видеть, насколько обширным было озеро Слэддер. Части города, которые были видны, выглядели крошечными, но тщательно детализированными. Она сделала несколько фотографий.
        Сама того не осознавая, она вытянула шею. Ещё одна удачная точка обзора показала ей зловещий подъём Пика Уиппла, который теперь по какой-то причине казался таким огромным, что казался нереальным. Прищурившись - Вот оно! - она разглядела сгусток тумана, на который указал Гораций. Туман висел прямо перед обрывом, который сейчас казался таким крутым, что у неё закружилась голова при мысли, что она будет там, наверху. Но...
        "В чём причина этого тумана?"
        Казалось, что он просто лежит на вершине, бледное пятно.
        Действительно ли там был спрятан дом?
        "Действительно ли Фрэнк был там?"
        Она ещё немного посидела на крыше, потом поймала себя на том, что смотрит на очень высокое дерево - ей казалось, на белую сосну, - которое росло прямо рядом с хижиной, так близко, что она могла встать на карниз и дотронуться до коры. Она услышала шорох птиц среди густоты ветвей, заметила несколько дупел, торчащих из ствола, как дырявые бородавки. Она улыбнулась, когда заметила воробьёв, гнездящихся в одном из них. Дальше, правда, она слегка наклонилась, встала на руки и колени...
        На коре виднелись следы осколочных борозд - она как-то странно подумала о следах от зубов, - разделённых расстоянием в несколько футов и выглядевших довольно правильными. Следы вели по крайней мере на пятьдесят футов вверх по толстому, возвышающемуся дереву.
        "Что это за чертовщина?" - подумала она, но затем ответ сам появился.
        Выемки могли быть сделаны только чем-то металлическим, и тогда она вспомнила о тех ботинках с шипами для альпинизма, которые Генри Уилмарт загадочным образом оставил в мусорном баке.
        "Должно быть, он использовал их, чтобы взобраться на ЭТО дерево", - поняла она, потому что, когда она оглядела другие деревья рядом с жилищем, все они были свободны от борозд.
        "С какой стати он хотел это сделать?"
        Хейзел снова спустилась по лестнице и минуту спустя выскользнула из парадной двери.
        "Бьюсь об заклад, мусорщики уже приехали, - подозревала она, но когда она открыла бак в конце дороги, инструменты всё ещё были там. - Генри было почти шестьдесят, и если он смог это сделать, то и я смогу", - рассуждала она.
        Она собрала ботинки с шипами и кожаный ремешок с пряжкой, который в квитанции назывался "поясом для взбирания на деревья".
        "Не помешает проверить", - сказала она себе, и, кроме того, с высоты дерева она могла бы сделать несколько эффектных снимков.
        Она на цыпочках прошла через хижину, схватила на кухне пару рабочих перчаток и снова поднялась на крышу.
        "Мне двадцать два года, я имею степень магистра, - напомнила она себе. - Я должна сделать это..."
        Она неуклюже села на крышу и натянула шипованные ботинки. Стоять, таким образом, было ещё более неловко, но ей удалось пристегнуться к карнизу, обмотать ремень для скалолазания вокруг ствола огромной сосны, затем продеть его за спину и застегнуть застёжку.
        "А теперь..."
        Она упёрлась шипованной ногой в дерево, перевела дух и спрыгнула с карниза, вонзив в кору и второй ботинок.
        "Всё просто!"
        Всё, что оставалось, - это постепенный процесс подтягивания ремня на несколько футов, отталкивания назад, а затем с каждым ботинком всё выше и выше. Она использовала предыдущие следы в качестве ориентира.
        Десять минут спустя она была почти в шестидесяти футах над серединой дерева.
        "Ух ты!"
        Она оттолкнулась назад, чувствуя себя в полной безопасности благодаря ремню и шипам. Она навела свою цифровую камеру, перевела зум и сделала несколько потрясающих снимков озера Слэддер и города. Она также заметила несколько выступающих чаш на деревьях, несколько гнёзд, заполненных крошечными птичками. Она сделала ещё несколько снимков.
        Но первоначальные следы, которые оставил Генри... были выше.
        Хейзел поднялась выше.
        "Я прирождённая альпинистка!" - праздновала она.
        Вскоре она поднялась почти на сто футов вверх по древнему дереву, окружённому тяжёлыми ветвями. Следующая серия снимков должна быть ещё лучше.
        Она собиралась подняться выше, но заметила, что следы Генри остановились.
        "Не увлекайся, - подумала она. - Лучше отступить и вернуться в хижину".
        Затем она могла бы загрузить изображения в свой ноутбук и увидеть их с бoльшей чёткостью. Она как раз собиралась это сделать, когда...
        Дупло в дереве размером с обеденную тарелку смотрело ей прямо в лицо, когда она собиралась опустить ремень для взбирания. Но птичьего гнезда не было видно. Вместо этого дыра внутри была заполнена чем-то чёрным и - когда она коснулась его пальцем в перчатке - липким, как смола...
        "Эта штука для заплат на деревьях", - вспомнила она.
        Пустая банка которой была выброшена в мусорный бак.
        Остальное было простым дедуктивным умозаключением. Когда Генри взобрался на это дерево меньше недели назад, он сделал это для того, чтобы заполнить это дупло этой субстанцией. Однако...
        Она знала, что ни одно из других дупел не было запечатано. Так что...
        Почему мужчина почти шестидесяти лет, склонный к самоубийству, взобрался на это дерево на сотню футов только для того, чтобы залатать единственное дупло, а затем спустился вниз и выбросил альпинистское снаряжение в мусорку?
        Хейзел тут же вдавила руку в перчатке в чёрную полублестящую поверхность материала пластыря. Он не сильно затвердел; солнце сделало его податливым, как глину для лепки.
        "Здесь что-то есть", - она знала наверняка, а потом начала вырывать струйки смолистого пятна.
        Вытащив половину его и швырнув на землю, она почувствовала что-то внутри чаши. Оно сдвинулось. Она сплела пальцы, затем...
        "Вытаскивайся, ублюдок!"
        ...Извлекла смоляной комок. Трепет пронёсся через неё, когда она отметила его базовую яйцевидную форму, длину четыре дюйма и, возможно, три в глубину.
        "Это ДОЛЖЕН быть он! Генри спрятал его ЗДЕСЬ!"
        Сияющий Трапецоэдр.
        Меньше чем через десять минут она вернулась в хижину с брошенным снаряжением. Она встала, склонившись над кухонной стойкой, и принялась чистить испачканный камень, сначала вытирая как можно больше смолы бумажными полотенцами, а затем более тщательно протирая его.
        Через полчаса она подумала:
        "Чёрт!"
        Запястья и пальцы болели. Оставшийся тонкий слой смолы потребует гораздо больше усилий для полного удаления.
        "Мне нужен какой-нибудь очиститель", - решила она.
        Если бы всё осталось так, как сейчас, это заняло бы вечность.
        - А, вот ты где, - раздался сзади сонный голос Сони.
        - Чёрт, извини, я, должно быть, разбудила тебя...
        - Нет, нет, - Соня, взлохмаченная, достала из холодильника газировку. - Я спала несколько часов, боже...
        Хейзел посмотрела на неё.
        - Разве... - начала она, затем закусила губу.
        - Нет, я ничего не слышала от Фрэнка, этого придурка, - Соня протёрла глаза. Для женщины, которая только что вздремнула несколько часов, она выглядела так, будто ей нужно было ещё поспать. - Меня это действительно беспокоит.
        Хейзел изо всех сил пыталась сказать что-нибудь в утешение, но знала, что нечего.
        - В любом случае, мне очень жаль, что я бросила тебя в трейлере Гарольда.
        - Горация, - поправила Хейзел. - И это нормально. Тебе нужно было собственное пространство. Я... - обстоятельства вынудили её остановиться. - Я хорошо погуляла.
        Но потом она подумала:
        "На самом деле, меня изнасиловали, пинали и били током, но я испытала массу оргазмов. Видишь, какая я никчёмная?"
        - Я рада, - сказала Соня, потом покосилась на чёрную выпуклость на прилавке. - Что это?
        - Сияющий Трапецоэдр, хочешь верь, хочешь нет.
        - Камень, от которого, по словам Генри, он избавился?
        - Хм-м-м... Короче говоря, я нашла его застрявшим в недрах дерева и покрытым этой чёрной древесной смолой.
        Соня усмехнулась.
        - Вот тебе и "безвозвратное" распоряжение Генри.
        - На самом деле, это было довольно умно. Что-то, что он не хотел, чтобы нашли, поэтому он спрятал это рядом с домом...
        - Последнее место, куда бы кто-то подумал заглянуть. Как "Украденное письмо" По. Но как ты...
        Хейзел пожала плечами.
        - Мне повезло, - сказала она. - Но он покрыт этим чёрным веществом, и я не могу его снять. Я умираю, так хочу увидеть, как он выглядит. Картинка на компьютере Генри была потрясающей - особенно цвета - так что настоящий будет ещё лучше.
        - Смола из дерева, да? Если ты использовала стальную губку, она может поцарапать поверхность.
        Хейзел вытерла руки.
        - Мне нужно достать растворитель для очистки...
        - Любой углеводород, вероятно, подойдёт, медицинский спирт, бензин - чёрт возьми, может быть, даже бутылка виски Генри.
        - Я сделаю это позже - у меня сводит пальцы от всего этого трения.
        Хейзел последовала за подругой в гостиную, где они обе сели на край кровати. Соня смотрела куда-то вдаль.
        - Перестань волноваться, - прошептала Хейзел. - Это нехорошо для тебя.
        - Я не знаю, волнуюсь я или злюсь, - Соня тревожно вцепилась в колено. - Я думаю... что, может быть, мне стоит просто отменить свадьбу?
        Хейзел знала, что ей следует быть осторожной в любых сопутствующих замечаниях.
        - Слушай, Соня. Я не заступаюсь за него, но я думаю, что это было бы серьёзной чрезмерной реакцией.
        Соня потёрла виски.
        - Ты права, и я действительно слишком остро реагирую на вещи, но - Господи! - это действительно причиняет мне боль.
        Хейзел обняла её.
        - Мужчины - это просто кучка пенисов, так оно и есть. Мы миримся с их дерьмом, а они с нашим.
        - Как мило с твоей стороны! - Соня выдавила смешок.
        - Просто позволь ему закончить все эти дела с Генри, и тогда всё будет в порядке. А если нет... - Хейзел развела руками. - Тогда мы оторвём ему яйца и повесим их на зеркало заднего вида, как игральные кости из губки.
        Соня вяло рассмеялась.
        - Хотела бы я быть такой же практичной и разумной, как ты. По крайней мере, я попытаюсь, - она остановилась на мгновение. - Но... разве человеческая природа не бывает иногда ревнивой, подозрительной, неуверенной или параноидальной?
        - Иногда, конечно.
        - А что мне делать, если он не вернётся завтра днём? Что, если он снова позвонит и найдёт ещё оправдания, что его здесь не будет?
        - Что ж...
        Соня ломала руки.
        - Если он не вернётся завтра... Я собираюсь взобраться на эту чёртову вершину, или гору, или что там ещё, и прикончить его.
        Хейзел обняла её.
        - Это разумно, если он не вернётся завтра днём. Но ты не пойдёшь, я пойду.
        - Хейзел, это моя головная боль, а не твоя.
        - Ты на восьмом месяце беременности, и у тебя есть предписания врача не перетруждаться, - напомнила Хейзел. - Сегодня я разговаривала с некоторыми людьми о том, как добраться до того дома.
        - Серьёзно? - удивлённо спросила Соня.
        - Гораций говорит, что его бабушка рассказывала ему, что это место находится прямо наверху, там, где туманная гряда. Он также прикинул, что на то, чтобы добраться туда, уйдёт полдня, поэтому я иду, а не ты, - Хейзел была уверена в том, что справится с задачей, если в ней возникнет необходимость. - Но давай просто дадим Фрэнку ещё один день и посмотрим.
        Соня кивнула.
        - Ты замечательная, Хейзел. Не знаю, что бы я без тебя делала...
        От этих слов у Хейзел полегчало. Тогда она могла бы растаять, когда Соня поцеловала её в щёку.
        "Пожалуйста, пожалуйста, ещё", - умоляла Хейзел.
        - Я так устала, что не понимаю, - Соня разочарованно зевнула. - Я не должна быть такой уставшей, особенно после сна.
        - Стресс, - предположила Хейзел. - Беспокойство о Фрэнке утомило тебя, - она обняла её, сопротивляясь движению притянуть сильнее, затем просто улыбнулась и сказала: - Поспи ещё немного. Я разбужу тебя к ужину. Я заметила гриль на заднем дворе - мы поужинаем позже. Я приготовлю тебе что-нибудь.
        - М-м-м, - пробормотала Соня, - ты прелесть...
        Потом она снова заснула.
        Следующие несколько часов Хейзел провела, пытаясь привести компьютер Генри в порядок - безрезультатно - и ещё час после этого, пытаясь смыть всю смолу с Сияющего Трапецоэдра: это было невозможно без какой-нибудь чистящей жидкости. Она положила его в машину, зная, что утреннее солнце нагреет его и сделает смолу менее липкой. Она действительно хотела увидеть кристалл во всём его сияющем зрелище. Позже она поехала в город и купила на рынке свежего судака, а также немного спаржи и картофеля. Когда она разбудила Соню в шесть часов вечера, они устроили сказочный пир на заднем дворе.
        Но тревога её подруги из-за поведения Фрэнка никуда не делась. Соня оставалась рассеянной и на взводе, несмотря на очевидное усилие не казаться такой. Они сидели на улице до глубокой темноты, наблюдали за светлячками и слушали цикад, а потом легли спать.
        Хейзел, по сути, заставила себя заснуть, во-первых, от попытки изгнать непристойную дихотомию: отвратительные вещи, которые Рыбные парни сделали с ней, а также тот факт, что она получила необычайное удовольствие от их действий. Кроме того, то, что она была в постели с Соней, но не могла заниматься с ней любовью, только усугубляло её разочарование. Хуже было знать, что прошлой ночью у них была сильная близость, но, конечно...
        "Я ничего из этого не помню..."
        Несколько любовников в её прошлом жаловались, что она разговаривает во сне, но также периодически подвергается нападкам лунатизма.
        "Прошлой ночью, я думаю, я спала...ЧЁРТ".
        Сознательное упущение того, чего она так сильно хотела, только усугубляло её уныние. В конце концов, однако, она всё-таки заснула под мягкое гудение потолочных вентиляторов...
        ...Ночь окутывает тебя, пока ты лежишь голая и потеешь в постели, но поначалу ты видишь лишь темноту. Фон твоего спящего разума превратился в чёрную пропасть? Внезапно твой дух закрутится, как пропеллер, а длинные отталкивающие слова с хрипом и эхом отразятся в бездне и начнут кружиться, кружиться, кружиться, кружиться вместе с твоим изуродованным духом: алголагник тот, кто получает сексуальное удовлетворение от боли, получаемой сексуальной стимуляцией, возникающей из-за того, что он является её объектом или находится рядом с ним, асфиксофил тот, кто жаждет быть задушенным во время секса, биастофил одержим жестокостью и изнасилованием, гибристофил участвует в сексуальных отношениях с дегенератами и преступниками, астенолагника влечёт к унижению, подавлению и избиению, цезолагника сексуально возбуждает вид беременных женщин, урофил принуждает к мочеиспусканию.
        Затем:
        "Больная, больная, больная, больная, больная..."
        Затем:
        "Ты, ты, ты, ты, ты..."
        И ты крутишься по спирали, пока в неё не проникают всё более громадные, влажные, неряшливые слова:
        "Хейзел, дитя моё, я заклинаю тебя... Мой дорогой друг Фрэнк, если ты читаешь это, то я уже мёртв... Съешь сперму из унитаза... Это ключ к тому, где встречаются сферы... Этой безбожной блуднице всё равно нужно умереть... Полная спермы дворняга, э-э-э... Я надеюсь услышать от тебя вести в ближайшее время... Я люблю тебя, Хэйзел... Принципы неевклидизма обладают потенциалом для производства неограниченной энергии, они могут перемещать объекты неравного веса и массы между двумя точками на огромном расстоянии... Не так уж много, я бы предпочёл кончун и мочу, слитую девчонке в зад... Ты не понимаешь, я нашёл здесь ещё больше работ Генри - это завораживает... Когда девчонке наполняют „киску“ шогготской спермой, это не занимает много времени, минуту или две... Письмо не подписано, только сказано в нём, что он представляет друзей-геммологов Генри, и они хотели больше шкатулок... Я подумал, что это была глупая шутка, может быть, пока не открыл другой конверт, в котором было пять тысяч долларов... Мои сны стали ужасными, действительно окрашенными гротескной чувственностью, не похожей ни на что в моём опыте.
Даже - клянусь - люди (или вещи, похожие на людей) произносят в моих снах высказывания, раскрывающие информацию, которую я проверяю позже... Никогда не слышал ни о каком Сером Доме... Йог-Сотот и его свита был и всегда будет не в известных пространствах, а между этими пространствами, затаившимся у порога... И все погибшие во время бури следуют за мной повсюду... Пожалуйста, вернись в церковь, вернись к Богу, это твоё место, милая... Пожалуйста, не оскорбляй мою память, Фрэнк... Забудь, что проклятый камень когда-либо существовал..."
        Чёрная кровь бездны очищается, и тогда... ты можешь видеть. Ты можешь видеть себя.
        - Только что у меня появилось желание, понимаешь? Нет, я не могу объяснить причины.
        - Чёрт, да, Рюмка!
        - Я должен посмотреть, что в этом огромном животе, хе, хе, хе...
        Твой дух падает, когда ты понимаешь, что снова оказалась в гнусной лачуге Рыбных парней. Ты сидишь обнажённой на полу из гнилого дерева, твоя вагина ноет, струйки студенистой спермы вверх и вниз по твоей груди, как следы слизняков, как белые сопли. Ты можешь почувствовать запах, который поднимается вверх - вся эта сперма, выплеснутая на тебя. Оковы стягивают твои лодыжки; цепь между ними прикручена к полу. Ты смотришь вверх...
        - Вы, ублюдки! Держитесь от неё подальше! - ты кричишь так, будто видишь кровавое убийство. - Клянусь Богом, я убью вас обоих, конченые неудачники, если вы тронете её хоть одним пальцем!
        Соня растянулась на одной из испачканных кроватей, голая, с кляпом во рту и дрожит от ужаса. Она лежала крестообразно, её лодыжки и запястья были привязаны к каждой опоре кровати. Её большой беременный живот торчит, блестя от пота, пупок выпячивается, как жёлудь из плоти.
        Рюмка разглаживает мозолистые руки по скользкому животу.
        - Хе-хе-хе... Хе-хе-хе, - затем его взгляд устремляется на тебя. - Мы заставим эту толстобрюхую суку родить, рыжая, - он стоит, ухмыляясь, его вялый член свисает с молнии. - А ты будешь смотреть.
        - Ага! - Клейтон начинает хихикать и подпрыгивать.
        Он стоит, как всегда, толстый и вонючий, без штанов, на волосатых ягодицах мазки фекалий. Он лезет в банку с жиром, зачерпывает горсть и намазывает бледную массу на край...
        - Что вы делаете, злобные хуесосы! - кричишь ты.
        ...На край прозрачной пластиковой насадки, с которой ты слишком хорошо знакома. Затем он становится на колени у края кровати и после некоторой ловкости вводит трубку на несколько дюймов в вагинальный канал Сони.
        - Уберите это оттуда! Не смейте, больные куски дерьма! Оставьте её!
        Рюмка подмигивает, потом включает трюмный насос.
        Мотор ревёт. Тело Сони напрягается, когда она выгибает спину на кровати, пытаясь закричать сквозь кляп. Злой смех Рюмки и Клейтона едва слышен из-за нарастающего безумного воя мотора насоса. Рюмка давит ей на живот, а Клейтон вонзает сопло глубже.
        - Убирайтесь от неё! Убирайтесь!
        Рюмка ворчит, затем включает машину на следующий уровень.
        Рёв мотора теперь оглушительный. Это звук, действительно выкованный в аду. Соня ёрзает на кровати, щёки надуваются, когда промышленный отсос сильнее воздействует на то, что может быть только её шейным каналом.
        - Прекратите! Остановитесь! - кричишь ты снова и снова, пока твои глазные яблоки не готовы выскочить, но даже из глубины лёгких твои мольбы не слышны из-за рёва мотора.
        Так проходят целые минуты...
        Наконец, Рюмка и Клейтон недоверчиво хмурятся, когда отключается трюмная помпа и безумный визг стихает.
        Клейтон чешет бороду.
        - Что случилось?
        - Мотор трюмной помпы сгорел!
        - Блин! Сучья "киска" измотала его!
        Рюмка качает головой, вытаскивает сопло и смотрит на него с недоумением.
        - Даже не высосал из неё воду. Думаешь, с ним что-то не так?
        - Конечно, Рюмка!
        Глаза Сони теперь безумно широко раскрыты, когда она содрогается на чудовищной кровати.
        "Слава Богу!" - думаешь ты.
        Но... но что теперь?
        - Вот вы и повеселились! Теперь давайте! Я дам вам денег, я дам вам машину - что угодно, только отпустите нас!
        - Слышишь, Клейтон?
        - Конечно!
        Рюмка идёт к прилавку, затем снова появляется не с одной, а с двумя абажурами, каждый с разбитыми лампочками.
        "О, Боже. НЕТ..."
        - Никогда не видел, как рожают ребёнка раньше, - сказал Рюмка. - Так что мы собираемся заставить твою подругу покончить с этим, - он держит концы лампы. - В одну сторону, в другую, и этот ребёнок выйдет.
        Затем безумие возобновляется. Соня начинает кувыркаться на матрасе, в то время как Рюмка и Клейтон держат по лампе, поднося живые свинцовые стержни к её соскам. Ты слышишь знакомый - Вжух! - с последующим треском. Слышно, как зубы Сони скрипят за кляпом. Через некоторое время из истерзанных ареол поднимаются струйки дыма.
        - Ну, вот мы и подготовились, - замечает Рюмка, - давай поторопимся.
        Ты кричишь, кричишь и кричишь, когда они начинают попеременно бить Соню в пупок и клитор.
        Вжух!
        Треск...
        Вжух!
        Треск...
        Вжух!
        Треск...
        Несколько раз они удерживают свинцовые стержни на несколько секунд, из-за чего Соня начинает биться в конвульсиях и даже шипеть. Её волосы встали дыбом, и даже пучок её лобковых волос вздулся от статики. Затем они начинают бить по всей окружности её вздутого живота.
        К тому времени, когда они остановились, ты кричишь из самой глубины горла. Соня лежала ещё жива, вздрагивая, с открытыми глазами. Белки её глаз давно покраснели от кровоизлияний.
        Рюмка теперь, похоже, раздражён их повторяющейся неудачей в выкидыше.
        - Чрево этой суки взломать сложнее, чем грёбаный сейф в полу, Клейтон. Я этого не понимаю.
        - Да уж, крепкая пизда.
        Следы от ожогов покрывают живот Сони. В комнате ужасный запах, который может быть только у обожжённой кожи и обожжённой плоти половых губ.
        - Давай-ка я принесу двадцатифунтовую кувалду, - предлагает Клейтон. - Блин, мы выбьем из неё ребёнка.
        - Пожалуйста, пожалуйста, просто СТОП! - ты кричишь. - Почему вы это делаете?
        Рюмка хмурится на твой вопрос.
        - Почему мы это делаем? А почему ты думаешь, мисси? Мы делаем это, потому что это весело!
        Затем они оба снова начинают кудахтать, Клейтон весело машет своим пенисом вверх и вниз.
        - Ну, кувалда недостаточно особенная, Клейтон...
        - Особенная?
        - Э-э-э... Это неподходящий способ, понимаешь?
        - Неподходящий?
        Рюмка закатывает глаза.
        - Клейтон, подумай хорошенько! Нам нужно суммировать то, что не было сделано раньше. Хм-м-м... - он делает глоток пива в раздумьях. - Ой, у меня есть идея!
        - Пожалуйста, Боже, я умоляю вас, ПОЖАЛУЙСТА, не делайте этого! Сделайте это со мной, а не с ней! Просто, ПОЖАЛУЙСТА, отпустите её...
        - Клейтон, мне тошно слышать это. Нет ничего надоедливее, чем нахальная сука с громким ртом. Как её заткнуть?
        С удивительной ловкостью Клейтон переворачивается и...
        Хлоп!
        ...Ударяет тебя босой ногой по голове. Ты падаешь, твои цепи натягиваются, и твои чувства разбиваются, как стекло.
        В основном это зернистая завеса полусознания, которая скрывает твой разум сейчас.
        - Хе-хе-хе... Хе-хе-хе... - продолжаешь слышать ты.
        Ты слышишь, как звенят твои цепи, когда ты пытаешься протащить себя вперёд. Когда ты пробуешь держать глаза открытыми, они продолжают закрываться.
        - Хе-хе-хе... Хе-хе-хе...
        Твоя рука скользит по твоей груди сквозь липкую сперму, отчаянно касаясь твоего креста.
        "Помоги мне, Боже", - приходит твоё лицемерное моление.
        Но крест изменился.
        Теперь это пентаграмма.
        Ты пытаешься сосредоточиться, подавить сокрушительное желание упасть в обморок. Ещё больше звенят цепи, когда ты на коленях направляешься к Соне. На четвереньках ты смотришь на облезлую постель...
        И сердце стучит в груди.
        Как бы долго ты ни была ошеломлена или без сознания, теперь ты видишь, что они замышляли.
        Ты прыгаешь вперёд с колен в атакующем рефлексе. Слышно, как из кляпа Сони вытекает крошечный трель, а Рюмка готовит изрядную длину верёвки к середине растянутого живота Сони.
        Он завязывает узел...
        - Хе-хе-хе!
        ...И просовывает под узел деревянный стержень. Среди безумия ты думаешь одно слово:
        "Жгут..."
        Клейтон хихикает, когда Рюмка начинает крутить стержень...
        Твои крики летят, как бьющееся стекло. Твои лодыжки кровоточат из-за металлических цепей, и ты бесполезно ползёшь по полу. Половина оборота деревянного стержня погружает верёвку в живот Сони, словно кто-то натягивает её вокруг пляжного мяча.
        - Крути, Рюмка! Крути!
        - Я кручу! - а потом бросает на тебя самую злую ухмылку, когда медленно поворачивает стержень дальше.
        Ты действительно слышишь скрип верёвки.
        Ты кричишь без чувств.
        - Я сделаю всё что угодно! ЧТО УГОДНО! Просто перестаньте!
        Рюмка смотрит на неё.
        - Что угодно?
        - ДА! - ревёшь ты.
        - Хм-м-м... - Рюмка кусает губу, удерживая стержень, чтобы поддерживать натяжение жгута вокруг живота Сони. - Скажем, ты стала бы есть дерьмо Клейтона?
        Твой разум колеблется.
        - ДА! Просто сними с неё эту верёвку!
        Он медлит, переворачивает стержень, пока верёвка не ослабевает.
        - Ладно, рыжеволосая, мы договорились с тобой. Но только ты должна знать. Клейтон много ест, так что ты понимаешь, что он много срёт.
        Клейтон неудержимо хихикает. Без штанов, грязный и толстый, он идёт в твою сторону, в изобилии перебирая свой пенис.
        - Ложись на спину и широко распахни рот, рыжая! Я насру тебе прямо туда!
        По крайней мере, они отменили пытки Сони. Ты ложишься на спину, как тебе было приказано, открываешь рот, но почти кричишь, когда Клейтон грубо садится на корточки прямо над твоим лицом. Каньон его заляпанных дерьмом ягодиц опускается, затем видение трепещет от ужаса, когда он расширяет эти ягодицы руками, чтобы дать более чёткое представление о сморщенном прыщавом анусе.
        - Клейтон, попробуй накормить её дерьмом прямо в рот. Я был бы счастлив увидеть это.
        - Постараюсь!
        С открытым ртом ты ждёшь. Отвратительная расщелина теперь парит всего в нескольких дюймах от твоих губ. Когда ещё более отвратительный сфинктер начинает расширяться, ты захлопываешь глаза.
        - Вот и оно!
        Анус Клейтона выдавливает плотный твёрдый стул, который...
        - Э-э-э...
        ...Чудесным образом скользит прямо между твоими губами. Когда он опускается к задней части горла, у тебя нет другого выбора, кроме как разорвать его зубами, напрячься и сглотнуть. Запах процесса можно представить, а вот вкус?
        Ты не можешь даже описать этого...
        С каждым отчаянным глотком каждого сегмента стула у тебя есть время только снова открыть рот, чтобы принять ещё один сегмент.
        - Ай, не-е-е, ты жульничаешь! - слышишь ты жалобу Рюмки. - Сделка расторгнута, если ты будешь обманывать! Не просто так, ты должна жевать...
        Сейчас вся твоя душа стонет, но ты должна это сделать. Это единственный способ спасти Соню. Ты на самом деле жуёшь следующий сегмент, твой живот дрожит от протеста против того, что в него навязывают. Как будто всё твоё лицо сомкнётся от безобразия, а ты всё равно ешь; даже твой рот парализует, когда он пытается манипулировать тёплым плотным стулом. Один за другим они спускаются из адского ущелья. Твой язык не может не обнаружить кукурузу, непонятный песок, бобовые оболочки и другие таинственные фекальные остатки. Всё, что ты можешь сделать, это растолочь их и проглотить, твой дух кричит всё время.
        - Э-э-э, вот это развлечение! - ты слышишь рёв Рюмки.
        Ещё через минуту или две кишечник Клейтона испытывает облегчение. Он достаточно любезен, чтобы вытереть свою задницу тыльной стороной твоей безвольной руки, но ты, по сути, слишком огорчена, чтобы действительно это заметить. Ты практически бьёшься в конвульсиях, когда лежишь на полу с выпученными глазами и полным животом горячего дерьма; ты слишком хорошо осведомлена о его жаре и чувстве гротескной полноты внутри тебя.
        Твои зубы испачканы фекалиями, рот забит ими. Ты беспомощна, чтобы остановить густую, ужасающую вонь, которая исходит изо рта с каждым вдохом...
        "Но я сделала это, ей-Богу, - думаешь ты. - Я это сделала!"
        - Снимите эти оковы и отпустите нас сейчас же, - требуешь ты.
        Рюмка встаёт, разводя руки.
        - Я всегда выполняю свои обещания. Человек, который нарушил своё слово, ни о чём. Клейтон, отпусти её.
        - Конечно, Рюмка.
        Ты выжидающе смотришь вверх, но потом...
        "Боже мой, блять!"
        Клейтон оборачивается и начинает сильно ссать тебе в лицо.
        И Рюмка снова начинает крутить стержень жгута.
        - Вы, лживые отморозки, злые куски деревенского дерьма!
        - Хе-хе-хе! Хе-хе-хе! - продолжает он крутить стержень. Верёвка всё туже и туже сжимает живот Сони. Теперь её тело изгибается вверх, и только пятки и лопатки касаются матраса. - Вот он идёт, э-э-э-э! Э-э-э-э!
        Клейтон может только хихикать, выплёскивая остатки своей мочи тебе в лицо. Затем он подходит к кровати и вынимает у Сони кляп...
        Крик, вырывающийся из её горла, разбивает все окна в хижине.
        - Хе-хе-хе! Хе-хе-хе!
        Верёвка скрипит, пробираясь глубже.
        - Вытащи ребёнка! - Клейтон радуется.
        - ТЫ СУМАСШЕДШИЙ ПСИХ! БЕЛЫЙ МУСОР! - ревёшь ты.
        Рюмка теперь выдерживает более жёсткую рукоятку. Он тянет стержень, как рычаг, который не поддаётся. Визги Сони звучат как тормоза без колодок, но в промежутках Рюмка смотрит на тебя и говорит:
        - Чёрт, не знаю, что это за хрень вся происходит, рыжая. Но это не правда, а сон.
        - Да, - соглашается Клейтон. - Твой сон. А это значит, что это просто куча дерьма из твоей головы.
        Верёвка продолжает скрипеть.
        - Но что ты должна понимать, здесь? В этом месте? Дерьмо из твоей головы смешивается с дерьмом снаружи...
        Ты смотришь на слова сумасшедшего. Отвратительный мираж из сортира - человек с перевёрнутым лицом - сказал то же самое, не так ли, и когда эта мысль приходит тебе в голову, твои глаза снова возвращаются к Клейтону, а затем к Рюмке. Они изменились... как будто их откровение вызвало аллегорическую метаморфозу...
        Их лица перевёрнуты, эффект от чего только делает их насмешливые, деревенские ухмылки ещё более отвратительными. А их гениталии - нормальные всего несколько минут назад - теперь украшены бордовыми сферами вместо головки и мошонки, как мешки с виноградом.
        - Клейтон, вот он!
        - Давай! Давай!
        И ещё одно: их руки превратились в толстые, сильно присосавшиеся щупальца.
        Последний крик Сони свистит в воздухе. Раздаётся долгий громкий "Кр-р-р-р-р-ранч", а затем плещется вода. Ты отворачиваешься, как раз в тот момент, когда живот Сони начинает сжиматься.
        - Хе-хе-хе...
        Рюмка и Клейтон подпрыгивают в чудовищном ликовании, извивая щупальца. Ребёнок начинает кашлять, и последнее, что ты видишь, это перевёрнутое лицо Рюмки, которое всё ближе и ближе приближается к твоему, перевёрнутая улыбка становится всё шире, и он объясняет:
        - Ну, мисси, я должен сказать тебе кое-что ещё. Хочешь знать, что это такое?
        Твои глаза кажутся пустыми, когда ты смотришь.
        - Губ-наб-шуб-набл-э-у-блеб-ньярлатхотеп...
        Ты кричишь так сильно, что кровь брызжет изо рта, и тут ты...
        ...Очнулась в постели рядом с Соней, вся в поту и дрожа под пеленой зернистой тьмы, растянувшейся по комнате.
        Хейзел слышала, как стучит её сердце.
        "Боже мой, ещё один кошмар... Что, блять, со мной не так?"
        Она лежала неподвижно, оправляясь от лавины отвратительных образов, всё ещё крутившихся в её голове.
        "Успокойся, успокойся, всё кончено..."
        Она повернула голову налево и увидела, что Соня довольно спит. Затем она повернула голову вправо...
        Она могла видеть узкую дверь в кабинет; та была приоткрыта на несколько дюймов, и настольная лампа отбрасывала на пол расширяющийся клин бледно-жёлтого света. Это она оставила свет включенным раньше или Соня? Перспектива не имела большого смысла, поскольку Хейзел заметила бы это перед сном.
        Что-то пахло мясом в комнате, даже с включёнными потолочными вентиляторами. Но её внимание привлёк не странный запах, а быстрые, неравномерные щелчки, которые она сразу узнала.
        Клавиатура компьютера.
        Её глаза расширились, когда она лежала, уставившись на щель в двери кабинета.
        "Кто-то... печатает. На одном из компьютеров..."
        Сомнений быть не могло, если, конечно, это не очередной сон...
        - Кто там? - позвала она, но её голос звучал скрипучим и слабым в зернистой темноте. - Я слышу, как ты печатаешь.
        - Ты ничего не слышишь, Хейзел, - совершенно небрежно ответил мужской голос. - Так что просто заткнись.
        Голос - она была уверена - принадлежал Фрэнку.
        - Фрэнк, что ты там делаешь? Почему ты не разбудил нас, когда вернулся?
        Раздражённый вздох между паузами клавиатуры.
        - Потому что я не вернулся, - потом смешок. - Я всё ещё в Сером Доме. Это сон, Хейзел. Ещё не поняла?
        "Сон, будь проклята моя задница", - решила она, потом хотела слезть с кровати...
        Однако она не могла сделать больше, чем попытаться встать на пол. Она приподнялась на руках, попробовала спустить ноги, но внезапно на неё обрушилось ужасное давление. Был ли у неё инсульт, сердечный приступ? Нет, как поняла она.
        "Никаких симптомов, никакой боли. Так почему..."
        Как будто гравитация пространства, которое она занимала, увеличилась в десять раз.
        - Фрэнк! Что за херня! - закричала она, но дерзкое восклицание не пробудило Соню ото сна.
        Ещё один смешок из кабинета.
        - Хейзел, единственная херня, что есть в этом доме, - это ты.
        - Мудак! Помоги мне подняться!
        На её просьбу ответили только ещё одним щелчком клавиш.
        Что он там делал, даже если это был сон? И если это действительно был сон, то это должно сделать его - чем? Сон во сне во сне? - пришло абсурдное соображение. Тем временем каждый мускул её спины и рук совершенно беспомощно напрягался от увеличивающегося веса, давления или гравитации; что-то невидимое буквально придавило её спиной к матрасу. Через мгновение она снова лежала на спине и не могла пошевелиться. Паралич позволял ей двигать только головой вперёд и назад. Когда она снова перевела взгляд вправо, её глаза метнулись ниже, на пол перед кабинетом...
        Клубы чёрного дыма, казалось, поднимались вверх от пола.
        "Огонь! Хижина горит..."
        Но потом, присмотревшись, она поняла, что это не мог быть дым.
        Дым не пахнет мясом.
        - На самом деле это не дым, - пояснил Фрэнк из кабинета. - Ты можешь думать об этом как о газовой фазе сточных вод...
        Клин света увеличился, когда дверь кабинета со скрипом открылась. Огромная тень стояла в клине, затем быстро сжалась, когда Фрэнк вышел. Он посмотрел на Хейзел на кровати.
        - Это поток проводимости, Хейзел, - он усмехнулся, - от заклинаний.
        "Заклинаний", - мысленно повторила слово Хейзел.
        Даже в своём трепете она нахмурилась.
        - Кто ты, по-твоему, такой? Ван Хален? Фрэнк был в тёмных очках, несмотря на скудный свет в комнате.
        - А что, похож? - сказал он и рассмеялся.
        - А при чём здесь заклинания?
        - Заклинания, Хейзел - оккультные теоремы, управляющие угловыми инвариантами поверхности Сияющего Трапецоэдра, - он наклонился и потёр её голую ногу. - Ты знаешь, что это такое, не так ли? Сияющий Трапецоэдр?
        Хейзел собиралась согласиться, собиралась сказать ему, что нашла его и заперла в машине, но потом отказалась от своего утверждения, сама не зная почему. Вместо этого она предпочла неполную правду.
        - О, этот красный драгоценный камень на компьютере Генри. Файл 1. Я видела его картинку. Что это за хрень?
        - Что это за хрень? - пробормотал он. Он был одет в брюки цвета хаки, мокасины и рубашку с короткими рукавами, вывернутыми наизнанку. Волосы у него были растрёпаны, и в целом он выглядел усталым и грязным. - Тебе не нужно знать, потому что ты никогда не поймёшь. Ты просто легкомысленная и сексуальная маньячка.
        - Ну, спасибо...
        - Генри струсил, как и мой отец. Вот он и выбросил его, мудак. Система работает в последовательности 33, но без этого кристалла у нас есть только 32. Это уменьшает коэффициент мощности на десять в 32-й степени.
        Хейзел ухмыльнулась своему замешательству.
        "О чём он говорит?"
        - Разве ты не видишь? Генри знал, что обломает нас. Вот почему он избавился от кристалла.
        Хейзел нервно вздохнула.
        - Фрэнк, это не похоже на сон. Это кажется реальным.
        - Трижды хвала Богу, хм-м-м? За создание человеческого разума и всех его десяти триллионов синаптических связей. Невероятная работа - иметь возможность делать все эти вещи и при этом создавать сны с такой ясностью, точностью и такой абсолютной достоверностью, что мы даже не верим, что это сны, - его рука скользнула вверх по внутренней стороне её бедра, погладила пышные волосы на лобке, а затем сжала её промежность. - Это было реально?
        - Да! - закричала она.
        - Но как это может быть? Если бы это было на самом деле, Соня проснулась бы. Ты знаешь, что иногда у тебя очень мерзкий голос? - он фыркнул. - Это напоминает мне о моей матери, что, я думаю, является одной из многих причин, по которым ты мне никогда не нравилась.
        - О, просто здорово это слышать, Фрэнк!
        - Вот эта, с другой стороны... - он подошёл к Соне, спящей на боку. Он толкнул её на спину, затем опустился на колени на кровать. Его пальцы спустили бретельки её ночной сорочки, затем он поднял большие выпуклые груди. - Боже, какие классные сиськи, не так ли? Дерьмо, - он играл с ними, увлечённый. - Я люблю эти сиськи, Хейзел, но проблема в том, что я чертовски ненавижу всё остальное, что к ним прикреплено.
        - Ты действительно дерьмовый человек, Фрэнк.
        - Ага, - усмехнулся он. - Я такой. Но, наверное, я просто любитель больших сисек. У тебя таких нет и никогда не будет. Я всего лишь пару раз помял её сиськи, а потом я узнаю, что мы типа влюблены друг в друга, и у нас должен быть ребёнок, - он натянул ночную рубашку на вздувшийся живот Сони и скривился от отвращения. - Надо было сделать аборт пузатой плаксивой машине.
        - Фрэнк! Это ужасно!
        Его брови приподнялись над оправой солнцезащитных очков.
        - Подумай о том, что ты только что сказала. Ужасно, что я это говорю?
        - Да!
        - Но это твой сон, Хейзел, как и сказал тебе толстяк в другом сне. Это твой разум вложил эти слова в мои уста, так что же это на самом деле означает? Значит ли это, что я ужасен? - он большим пальцем раздвинул половые губы Сони, затем ухмыльнулся. - Нет. Это значит, что ты ужасна.
        Хейзел разочарованно выдохнула.
        - Этот сон хреновый, Фрэнк. Я просто хочу, чтобы он закончился.
        - Конечно, ты хочешь, - он вернулся к Хейзел. - Но, посмотрев на большую, вздутую ламантиновую грудь моей невесты, у меня вдруг появился грифель в карандаше, если ты понимаешь, о чём я, - теперь он стоял рядом с Хейзел, ближе.
        Именно тогда Хейзел заметила странность: его дыхание.
        Всякий раз, когда Фрэнк говорил, изо рта его, казалось, исходил туман, как при разговоре в холодную погоду.
        Только это дыхание-туман было чёрным, как копоть.
        - Почему твоё дыхание... - начала она.
        - Просто больше потока проводимости, - он ещё резче улыбнулся сквозь чёрный оральный туман. - Заклинания меняют валентность проксимальных молекулярных цепочек - это всё геометрия, Хейзел, - и одним из многих результатов является направленный выход. Возможность. Он включает инверсивную модель квадратичной поверхности в угловых гиперболических вариантах. Например, прямо сейчас ты, вероятно, чувствуешь, что на тебе лежит невидимая водяная кровать, верно?
        - Да!
        - Ну, посмотри на это, - он наклонился, - если я засуну палец, всего один палец, тебе за голову и подниму...
        Он так и сделал, и голова Хейзел приподнялась над кроватью, словно мгновенно стала невесомой.
        - Видишь? Мои мозговые волны - мои мысли - манипулировали желаемой обшивкой.
        Его палец продолжал поднимать её голову, затем спину, пока она полностью не села, а затем...
        Он продолжал направлять палец, теперь вперёд и вниз. Через несколько мгновений она наклонилась, и её спина согнулась...
        - Что ты делаешь?
        - Соня сказала, что ты очень гибкая или что-то в этом роде, раньше была гимнасткой.
        - И что?
        - Я хочу увидеть, как ты отлижешь сама себе, - дымный смешок. - Не знаю, почему, правда. Просто мысль о том, что ты отлижешь себе, действительно звонит в мои колокола...
        Причудливая задача, невыполнимая для большинства, была легко выполнима для такой ловкой, как Хейзел, хотя она уже давно не думала об этом. Однако она уступила извращённой просьбе, расслабив тазобедренные суставы и до крайности раздвинув ноги.
        "Сконцентрируйся", - подумала она, а палец Фрэнка всё ещё нажимал.
        Она ощутила, как её позвоночник напрягается, а затем изгибается ещё больше, пока волосы на лобке не щекочут ей губы. Она вытянула язык, провела кончиком между складками и ощутила запретный трепет.
        - Нет, нет, не только языком, - приказал он. - Засунь весь рот в свою "киску" и соси.
        Она ещё больше расслабилась, согнувшись в человеческую извилину. Она чувствовала запах собственного мускуса, и каждое крошечное усилие приближало её всё ближе и ближе к...
        - Вот, - удовлетворённо сказал Фрэнк. - Ты дотянулась. А теперь соси.
        Её половые губы всё ещё болели от различных пыток, которые принёс день, но как только внешняя вульва была втянута в её рот, она наслаждалась интенсивным, но успокаивающим ощущением. Она посасывала собственные складки, играла ими между губами. Она услышала, как расстегнулась молния Фрэнка.
        - Всоси весь свой клитор в рот, - выдохнул он, наклоняясь ближе, чтобы смотреть. Мясной запах его чёрного дыхания хлынул ей в промежность. - Соси его, как маленький член, и кончи...
        Хейзел так и сделала, подтягивая клитор, капюшон и непосредственную плоть вверх с помощью всасывания. Её слюна хлюпала, когда всасывание стало систематическим.
        - Хорошо, хорошо, да, - выдохнул Фрэнк, и с его одобрения раздался звук его собственной мастурбации. - Соси. Заставь себя кончить...
        Хейзел забила себе голову множеством дневных происшествий; тошнотворных для типичных женщин, эти образы заставили её напрячься всего через минуту, вызывая волны неизбежности, которые заставляли её пульсировать в паху. Она позволила всему этому воспроизвестись в её голове: её пытали, занимались фистингом, трахали между сисек; ещё её били, душили и накачивали трюмной помпой; её заставляли проглотить рюмку, полную спермы, а затем позволяли опорожнить не один, а два мужских мочевых пузыря в её желудок. Все эти отвратительные образы приводили её в бешенство, когда её рот отчаянно скользил по её собственному телу.
        - Подумай о Соне, - прошептал затем чёрный голос Фрэнка. - Представь, что ты сосёшь её "киску"...
        Простые слова привели её в восторг; её таз вздрогнул у рта, когда сильные спазмы прекратились.
        - Хорошо, хорошо... Соси, соси...
        Она кончила, когда ей показалось, что она рухнет в себя. Она на самом деле почти плакала, это было так хорошо...
        Когда она хотела пошатнуться, Фрэнк резко поднял её лицо. Большой и указательный пальцы его левой руки сделали ямочки на её щеках, придав губам форму рыбьих, в то время как его правая рука прижала его головку прямо к отверстию и...
        - Туда...
        Сгустки спермы текли между её губами на язык, завихрениями. Когда он закончил, он сжал её щёки и полностью откинул её голову назад.
        - Проглоти сейчас же.
        Хейзел чуть не вырвало, когда она это сделала.
        "О, мерзость..."
        Вкус спермы не был похож ни на что из того, что она когда-либо пробовала, на вкус она была отвратительной. На вкус она была такой же, как пахла старая сперма на высохшем мокром пятне трёхдневной давности.
        Оккультная гравитация комнаты швырнула её лопатки обратно на кровать.
        - Ты не женщина, ты знаешь это? - слова Фрэнка были туманны. Он снова застегнул молнию. - Ты воплощение извращённой мерзкой фантазии, Хейзел. Ты олицетворение Женщины как вещи, сексуальной помойки, Хейзел, существующей исключительно как вместилище всякого ненормального желания, которое когда-либо составляло самые плотские навязчивые идеи извращенцев, - он улыбнулся под дурацкими солнцезащитными очками. - Ты мясо, и что ещё хуже, ты довольна этой ролью. Ты ходишь по земле с единственной истинной целью: быть трахнутой хоть кем-либо. Ты человеческий презерватив, Хейзел, чёртова мусорка, и это всё, чем ты когда-либо будешь.
        - Да пошёл ты нахуй, - плевалась она.
        Чёрный голос Фрэнка хрипел, когда он говорил.
        - Найди Сияющий Трапецоэдр и будешь вознаграждена, - а потом он повернулся и вышел из хижины, считая каждый шаг.
        - Один, два, три...
        Когда он ушёл, сознание Хейзел погрузилось в абсолютную, призрачную черноту.
        - Почти полдень! - голос врывался в её сон. - Не хочешь встать?
        Глаза Хейзел открылись. Когда она пыталась заговорить, её язык казался приклеенным к нёбу.
        "Что? - подумала она тогда. - О, Боже..."
        Солнечные лучи один за другим входили в комнату, когда Соня открывала шторы.
        - Вот кофе, - Соня улыбнулась ей, поставив чашку на тумбочку.
        На ней был ещё один яркий цветочный сарафан.
        - Сейчас действительно уже полдень? - Хейзел застонала.
        В затылке пронзила головная боль.
        - Почти, - Соня казалась бодрой, энергичной, когда возилась по комнате.
        "По крайней мере, она уже не в упадке, - подумала Хейзел. Она села голая в постели, протирая глаза. - Проклятие".
        - Извини, что так долго спала. Это не похоже на меня.
        - Без проблем.
        Хейзел собиралась рассказать о своих кошмарах, но потом передумала, когда вспомнила медленно восстанавливающиеся детали.
        - Я всё равно работала.
        - Какая работа? Летняя сессия закончилась. Ты в отпуске.
        Соня вздохнула.
        - Сегодня утром я проверила свою электронную почту и нашла письмо от Администрации. Они потеряли все мои студенческие оценки - весь студенческий список - для всех моих занятий в сессии. Так что теперь я должна пересобрать всю эту чёртову штуку и отправить им обратно. Они должны иметь его для квартальной статистики.
        - Облом, - сказала Хейзел. - Я буду рада помочь.
        - Спасибо, но это действительно то, что я должна сделать сама. Возможно, это займёт ещё пару часов, - её улыбка сияла. - По крайней мере, мне будет чем заняться, пока Фрэнк в пути.
        "Фрэнк..."
        Хейзел попыталась сморгнуть остатки кошмара: чёрные солнцезащитные очки Фрэнка, его чёрное дыхание, отвратительные комментарии и гнилую сперму...
        Соня села рядом.
        - И я сожалею о вчерашнем.
        Хейзел могла бы застонать.
        - Тебе не нужно изви...
        - Ты права, я слишком остро отреагировала, - Соня засмеялась и потёрла животик. - Беременность, понимаешь? Сумасшедшие гормоны. Я не знаю, как Фрэнк терпел меня последние восемь месяцев.
        "Что ж, это перемена, - подумала Хейзел. - Он больше не Большой Злой Волк".
        - Он сказал, что вернётся сегодня днём, - она пыталась говорить твёрдо, - и я уверена, что он вернётся.
        - Я знаю. Я постоянно забываю. Фрэнк не просто эгоцентричный парень, он эгоцентричный профессор колледжа. И к настоящему времени батарея его телефона разрядилась, так и должно быть. Как ты сказала, как только он избавится от всего этого с Генри, с ним всё будет в порядке.
        Хейзел рассеянно кивнула. Конечно, она знала, что прошлая ночь действительно была сном... но во рту у неё был ужаснейший привкус. Она спрыгнула с кровати.
        - Ну, ты возвращайся к работе. Мне нужно принять душ и решить, что я буду делать сегодня, - но когда она отошла, рука Сони схватила её за запястье.
        - Подожди!
        - Что?
        Соня легонько поцеловала её в губы.
        - Спасибо за то, что ты такая хорошая подруга. Я не знаю, что бы я делала без тебя.
        Хейзел посмотрела на неё, надеясь, что момент станет серьёзным, но затем выражение лица Сони стало озабоченным. Её палец изящно коснулся левого соска Хейзел.
        - Твои соски выглядят напряжёнными...
        "Так и должно быть", - подумала Хейзел.
        - Иногда они такие бывают, вот и всё. Приближаются месячные, - а затем она направилась голой в душ.
        В каморке она почистила зубы, почистила язык, страстно прополоскала горло, а затем позволила прохладной воде очистить её разум. Но нужно было почистить Сияющий Трапецоэдр, и она хотела ещё раз попытаться восстановить компьютер Генри.
        "Фрэнк мог знать, что делать", - подумала она.
        Она тщательно намылила лобок, затем покраснела от брызг, когда вспомнила, как во сне делала себе куннилингус.
        "Я действительно делала это во сне, не так ли?"
        Она не могла представить другого. Однако больше всего её беспокоила перспектива, которая только сейчас позволила всплыть на поверхность её сознания. Соня казалась уверенной, что Фрэнк действительно вернётся сегодня днём, но...
        "А если нет?"
        Хейзел знала, что ей придётся самой найти Серый Дом.
        Сегодня она надела флуоресцентно-зелёные шлёпанцы, короткую джинсовую юбку с эффектом потёртости и футболку без рукавов с надписью:
        АПРЕЛЬ - САМЫЙ ЖЕСТОКИЙ МЕСЯЦ,
        РАЗМНОЖЕНИЕ СИРЕНИ ИЗ МЁРТВОЙ ЗЕМЛИ.
        - Т.С. ЭЛИОТ
        Она закатила глаза, когда увидела своё отражение в зеркале: оба соска торчали, как колышки между строк.
        Когда Хейзел вернулась, она не могла определить, что натолкнуло её на эту идею.
        - Разве ты не говорила, что отец Фрэнка живёт в Конкорде?
        Соня сидела за ноутбуком в кабинете. Она ни разу не оторвалась от печатания, когда ответила:
        - Да. Я ходила туда с ним однажды - довольно унылое место. Это практически дом престарелых.
        - Значит, отец Фрэнка - инвалид?
        - Он ходит нормально, проблема в том, что он полностью слепой. Фрэнк всегда чувствовал себя плохо из-за того, что у него не было достаточно денег, чтобы устроить его в более приятном учреждении. По крайней мере, теперь, с наследством Генри, он сможет, - Соня огляделась. - Почему ты спрашиваешь?
        Хейзел возилась с металлической версией шкатулки с кристаллом.
        - Ты какое-то время будешь занята, а мне скучно. Могу я взять твою машину и поехать в Конкорд? Я хочу спросить отца Фрэнка о Сияющем Трапецоэдре.
        - О чём? О, кристалл.
        - Да, и я хочу спросить его об этом клубе геммологов, о котором упоминал Гораций. Это звучало довольно странно.
        - Это вместе с анонимным письмом и пятью тысячами наличных.
        - Я имею в виду... да ладно? Клуб геммологов? Фрэнк когда-нибудь упоминал о том, что Генри Уилмарт состоит в каком-нибудь геммологическом клубе?
        - Не-а. Но он явно знал об этом Сияющем... как-его-там, потому что в последней инструкции Генри просил его не искать его, - напомнила Соня. - Мне самой сейчас любопытно. Ты действительно хочешь поехать в Конкорд?
        - Почему бы и нет? Это не может быть так далеко.
        - Отсюда, наверное, меньше часа, - Соня сверилась со своей адресной книгой на ноутбуке, затем быстро распечатала адрес Тёрнстона П. Барлоу. - Просто используй карту в машине, у тебя не должно возникнуть никаких проблем. Это недалеко от Технического института Нью-Гэмпшира.
        - Круто. Увидимся позже.
        - О, подожди, и пока ты будешь там, захвати что-нибудь навынос, ладно? Для нас троих. Я умираю, как хочу китайской еды!
        - Конечно.
        - Говядина с рисовой лапшой!
        - Я поняла, - улыбнулась Хейзел. - Увидимся через несколько часов.
        Она выскочила из дома на ветреную жару. Салон машины обжигал; она оставила дверь открытой, чтобы проветрить, затем взяла бумажный пакет с Сияющим Трапецоэдром. Кусочек древесной смолы действительно размягчился от жары, но всё равно оставил липкое месиво.
        "Я займусь этим позже", - решила она, потом села в машину и поехала.
        Дорога на юг по межштатной автомагистрали 93 за сорок минут привела её в Конкорд. Архитектура эпохи революции была видна во всех направлениях; город казался аккуратным, как булавка, но слишком маленьким для столицы штата. Через несколько минут она припарковалась и въехала в дом для престарелых "Амми Пирс". Фрэнк называл это место "дерьмовой дырой", но Хейзел нашла внешний вид чистым, величественным и впечатляющим. Выгребная яма появилась после того, как она вошла, когда к ней сразу же обратились запахи дома престарелых и далёкое бормотание.
        "Господи..."
        Это были не совсем квартиры, а одиночные комнатушки, как в пансионате. Хейзел зарегистрировалась у обшарпанной стойки регистрации; затем клерк - худощавый лысеющий мужчина с гигантским адамовым яблоком - обошёл стол и повёл её в комнату мистера Барлоу. Взгляд клерка, казалось, прошёлся по её соскам сквозь футболку. Он провёл её на второй этаж. Желтовато-коричневый ковёр пах гнилью; она заставила себя не всматриваться в пятна различной формы. Человек в белой одежде толкал тележку в конце зала.
        "Прислуга", - предположила она.
        Мужчина посмотрел на Хейзел безучастным взглядом, затем двинулся вперёд.
        "Жуткое место".
        Когда она постучала в дверь мистера Барлоу, приглушённый голос сказал:
        - Пожалуйста, входите.
        В комнате было темно - конечно! Человек был слеп.
        - Здравствуйте, профессор Барлоу. Меня зовут Хейзел Грин. Я...
        Тёмная форма голоса из угла обладала удивительной жизненной силой.
        - О, да. Фрэнк упоминал тебя. Ты подруга его невесты.
        - И ассистент преподавателя в Брауне, да, и я также довольно хорошо знаю Фрэнка.
        - Не стесняйся включить свет и присесть.
        И когда Хейзел сделала это, она была потрясена, заметив измождённое состояние Тёрнстона Барлоу.
        Он был пугалом в огромной одежде, но выглядел чистым, недавно выбритым, с ровно причёсанными белоснежными волосами. Хейзел знала, что мужчине за шестьдесят, но фигура, сидящая перед ней в кресле напротив, выглядела на восемьдесят. Впалые щёки, запавшие глаза, лицо бледное, как воск; в целом он казался истощённым. Она могла видеть только самые низы его радужных оболочек. Остальная часть комнаты выглядела такой же немощной, как и он сам.
        "Бедный ублюдок", - подумала она.
        Тонкие, бескровные губы едва шевелились, когда он продолжил:
        - А теперь ты, Соня и Фрэнк отдыхаете в хижине покойного Генри Уилмарта, верно?
        - Да, сэр.
        - Генри был блестящим человеком, - голос был со сверхъестественным рвением для столь истощённого человека. - Очень жаль, что так произошло. Однако, оглядываясь назад, я не был бы так уж удивлён.
        - Действительно?
        - Он стал совсем другим человеком, когда вернулся из Сент-Питерсберга.
        "Буря в День матери..."
        Хейзел пыталась сосредоточиться на своей задаче, но её раздражала рассеянность. Она чувствовала себя неловко...
        - Я подозреваю, что Фрэнк или Соня уведомили тебя о том, что я совершенно слеп, - продолжал старик, - и я уверен, что ты время от времени слышала, что слепые, как известно, компенсируют свой недостаток зрения путём развития избыточной остроты в других чувствах.
        - Да, я слышала это.
        - Итак, я надеюсь, ты не обидишься, что я скажу, - он сделал паузу и вздохнул, - что ты пахнешь интенсивно и совершенно прекрасно...
        Хейзел усмехнулась.
        - Я вовсе не обижена, профессор Барлоу.
        - В таком месте, как это, обострённое обоняние - скорее проклятие, чем благословение, - он улыбнулся мёртвыми глазами. - Ты оживила день старика больше, чем ты можешь себе представить.
        - Что ж, я рада этому, - и только тогда Хейзел поняла, что неосознанно раздвинула ноги в джинсовой юбке. Если бы мужчина мог видеть, прямо сейчас он бы увидел с высоты птичьего полёта её промежность без трусов. Эта идея мгновенно возбудила её. - Я думаю, что вы чувствуете запах моего геля для душа. Пахнет черничными маффинами. Парню, с которым я встречаюсь, он нравится.
        - Черничные маффины и, ну... - мысль исчезла. - В таком случае я завидую твоему кавалеру, - сказал он и рассмеялся.
        "Боже мой", - подумала она.
        Она заметила мешковатую промежность старика: на ней образовалась шишка.
        "Он может УНЮХАТЬ мою „киску“... и это делает его член твёрдым..."
        Это осознание заворожило её.
        - В любом случае, - попыталась она продолжить, - наверное, мне следовало позвонить сначала, так что, надеюсь, это не доставляет вам неудобств...
        - Вовсе нет, Хейзел. Любому другу моего сына здесь всегда рады, безоговорочно, - ещё один смех. - Не то чтобы здесь было много посетителей.
        Рассеянность теперь резала её. А ещё её вагина трепетала от простого осознания того, что её запах и её присутствие вызывали у немощного мужчины эрекцию, и от осознания того, что он не может видеть...
        Очень-очень медленно она подняла юбку до таза, затем закатала топ, говоря:
        - Я пришла сюда, чтобы задать вам несколько вопросов.
        - Вопросы молодых вызывают только восторг у отставных академиков, поверь.
        Теперь Хейзел сидела на стуле, расставив ноги, её юбка была полностью задрана вверх, а голые соски набухли, её груди выглядели как возбуждённые маленькие персики.
        "Я выставляю себя перед слепым", - пришла наглая и насквозь бесчувственная мысль, а вместе с ней ещё больше воспалились её собственные соски и стала пульсировать борозда её половой щели.
        Тем временем "шишка" в мешковатых брюках жильца дома престарелых Тёрнстона Барлоу удлинилась. Взгляд Хейзел затуманился, но она смогла спросить:
        - Я хотела бы узнать о Сияющем Трапецоэдре.
        Глаза Барлоу, хотя и мёртвые, казалось, потемнели. Странно энергичный голос, казалось, двоился, когда он ответил:
        - Откуда ты знаешь о... Фрэнк ведь тебе не говорил, не так ли?
        - Нет, сэр, но в некоторых письмах, которые Генри оставил на столе, были упоминания об этом. Мы с Соней не особо любопытствовали, но не могли их не заметить. Генри называл его "идолом" и "золотым тельцом". Что же он имел в виду? Это просто камень, верно?
        Теперь мужчина казался удручённым... и его эрекция ослабла.
        - Мне было бы бессмысленно объяснять, Хейзел. Нужно быть очень ловким математиком с хорошим знанием физики, чтобы хотя бы приблизиться к пониманию, - старик, казалось, задумался. - У тебя его нет, правда? Камня?
        - Нет, сэр, - солгала она. - В письме Генри говорилось, что он избавился от него.
        Костлявые руки Барлоу тёрли лицо. Он замолчал.
        - Профессор Барлоу? Вы в порядке? - Хейзел сглотнула. - Если я вас чем-то огорчила, прошу прощения.
        - Нет, нет, это просто... Боже мой. Ты не поверишь, во что мы чуть не ввязались, - он с трудом откашлялся; во всяком случае, теперь, когда Хейзел подняла эту тему, он выглядел ещё более костлявым. - Ты должна понять, что Генри Уилмарт был гением - гением с потенциалом Эдварда Теллера.
        - Эдварда... кого?
        - О, конечно, ты его не знаешь. Он человек, который изобрёл водородную бомбу.
        Хейзел боролась со своим любопытством и неистовым возбуждением. Она не могла держать свои мысли в порядке.
        "О чём он говорит?"
        Старик наклонился к телефону с громкоговорителем, стоявшему рядом с ним.
        - Прошу прощения, но мне нужно позвонить Фрэнку...
        Хейзел перекинула колени через подлокотники кресла, ещё больше обнажив меховой лобок.
        - Вероятно, вы не сможете этого сделать. Прямо сейчас только мы с Соней в хижине Генри.
        Лицо Барлоу исказилось беспокойством.
        - Так где же Фрэнк? Он должен быть там, уничтожая...
        - Да, сэр, уничтожая документы и файлы Генри. Потому что Генри чувствовал, что это будет считаться шарлатанством и вызовет только насмешки над его именем.
        - Шарлатанство, - пробормотал Барлоу.
        - Эта теория, над которой вы трое работали. Неевклидизм.
        Бледно-белые брови приподнялись.
        - Ты очень сообразительна. Но знаешь ли ты, что это значит?
        - Понятия не имею. Фрэнк попытался объяснить, но это вылетело у нас из головы.
        Голос старика звучал гортанно.
        - Я рад, что это произошло. Есть вещи, которые людям знать не нужно, Хейзел. Лучше бы они никогда даже не рассматривали их в самых надуманных фантазиях. К счастью, Генри Уилмарт понял это до того, как стало слишком поздно. Я молю Бога, чтобы Фрэнк сделал то же самое. Так... где он? Ты говоришь, его сейчас нет в хижине?
        - Нет, сэр, он ушёл сразу после похорон Генри несколько дней назад, - сказала она, в то же время водя подушечкой среднего пальца вверх и вниз по гладкой бороздке своей "киски".
        "Больная, больная, больная", - она осуждала себя, но тем не менее продолжала это делать.
        Это ощущение заставляло её зашипеть сквозь зубы, но она знала, что не посмеет. Известно, что у слепых развито не только обоняние, но и слух.
        Барлоу собирался продолжить свои вопросы, но Хейзел прервала его.
        - Не могли бы вы извинить меня на минутку, сэр? Мне нужно воспользоваться вашей ванной, если вы не возражаете.
        - О, конечно, - крючковатая рука указала за спину. - Направо. Возможно, это не самая чистая ванная - я, конечно, не знаю, - он улыбнулся. - Я нахожусь во власти обслуживающего персонала.
        - Я скоро вернусь, - сказала она и ушла.
        В ванной она посмотрела на себя в зеркало.
        "Что ты делаешь? Ты пришла сюда, чтобы ПОГОВОРИТЬ со стариком, а не ИГРАТЬ С СОБОЙ перед ним!"
        Разъярённая, она помочилась, смыла, потом вымыла руки, и вдруг у неё поползли мурашки. Она знала, что это была её болезнь, которая, как всегда, погружалась в неё. Какие бы извращённые мозговые клетки в её голове не делали её такой... теперь они искрились энергией.
        "Нет, нет, нет", - простонала она про себя и стянула майку через голову.
        Она сняла юбку и теперь стояла полностью обнажённой.
        "Нет, нет, нет..."
        Она позаботилась о том, чтобы не шуметь, выходя из ванной. Она выглянула из-за входа в холл и действительно увидела, что отец Фрэнка дрожащими руками ласкает свою промежность. Она вернулась в ванную, закрыла дверь достаточно громко, чтобы он мог услышать, и вышла.
        - Я вернулась, - сказала она и осторожно положила одежду на стул. Она снова села, и теперь её всю покалывало от того факта, что она сидит совершенно обнажённая перед слепым мужчиной. - На чём мы остановились? О, да, мы говорили о...
        Старик запнулся.
        - Хейзел, я... я рад поговорить с тобой, но боюсь, что сейчас я ужасно отвлекаюсь. Я ослеп уже почти пять лет назад, но... но...
        Хейзел прижала руку к своей вагине и делала медленные круговые движения.
        - Но что, сэр?
        Он казался нерешительным.
        - Ты будешь ужасно возражать, если я прикоснусь к твоему лицу? Я бы очень хотел тебя увидеть, и, конечно же, прикосновение - это единственный способ, которым слепые могут по-настоящему видеть.
        "Осторожна. Будь очень осторожна".
        - Конечно, - сказала она и вскочила.
        Она встала прямо перед ним, наклонилась и взяла его за руки. Затем она положила их на лицо.
        Кончики пальцев блуждали повсюду, от лба до горла и обратно.
        - Боже мой... Ты такая красивая, такая милая.
        - Спасибо, - прошептала она.
        Мёртвые глаза поднялись. Теперь его пальцы блуждали на её ключицах, и зрение Хейзел становилось всё туманнее и туманнее, а болезнь погружалась всё глубже, пропитывая её мозг, как губку.
        В глазах старика блеснули две слезы.
        - Пожалуйста... - раздался самый сухой писк.
        Хейзел схватила его за запястья и прижала его руки к своей груди.
        - Я знал это, - прошептал он.
        Теперь всё его тело дрожало в кресле.
        Её собственный голос пересох.
        - У меня есть некоторые проблемы, профессор Барлоу, и... как я уверена, вы всё прекрасно знаете. Я пытаюсь думать о них как о легкомысленных маленьких фетишах, маленьких извращениях, но я думаю, что это нечто бoльшее. Я рационализирую то, что меня заставляют делать, говоря себе, что если никто не пострадает, всё в порядке. Но это довольно наивно, я полагаю...
        Руки старика скользнули по молодой груди Хейзел, затем вниз по талии, по животу.
        - Слепые мечтают об этом, Хейзел. Других фантазий у нас, правда, нет...
        Пока руки ласкали её грудь, Хейзел смотрела вниз, между его рук, вниз, на свой живот и грозный пучок тёмно-рыжих лобковых волос; она заметила натянутую промежность старика и заметила там мокрое пятно размером с десятицентовую монету. Как давно он не прикасался телу? Сколько времени прошло с тех пор, как он испытывал эту близость и у него действительно была эрекция? Когда последний раз он кончал?
        Глухое дыхание Барлоу участилось.
        - Ты такая красивая моперистка, Хейзел.
        Её груди тряслись, когда она засмеялась.
        - Моперистка?
        - Так называется этот конкретный фетиш, - его голос то повышался, то понижался. - Тот, кто совершает "непристойное обнажение в присутствии слепого", - это тот, кто испытывает сексуальное возбуждение, выставляя себя напоказ.
        "Моперистка, да?"
        - Это новинка для меня, - сказала она, приближая лобок. - Я должна внести это в свой список.
        Теперь старые руки лепили её бёдра, кружили вокруг живота, прощупывали пупок.
        - Но ты точно не возбуждена, - прошептал Барлоу. - Такую молодую, красивую женщину, как ты, не мог возбудить слепой старик...
        Хейзел взяла его руку и приложила к своей вагине. Она провела одним из его пальцев прямо в свою щель. Та пульсировала и была горячая.
        - Так вы думаете, я не возбуждена, да?
        Она водила дрожащим пальцем внутрь и наружу, напрягая себя.
        - Пожалуйста, - взмолился он. - Позволь мне... попробовать тебя на вкус... Это было так давно.
        Хейзел не требовалось времени ни на обдумывание, ни на взвешивание субъективных сторон ситуации. Бoльшая часть её сознательных мыслей казалась плёнкой. Она прижала Барлоу к креслу, затем легко вскочила, поставив босые ноги на подлокотники. Профессор Барлоу дрожал и стонал, слепо глядя в ожидании. Лишь однажды совесть Хейзел спросила: "Что я делаю?". Но лишь однажды.
        Она подняла правую ногу прямо вверх, как игрок на пике удара, затем прижала подошву ступни к стене. Отсюда она лишь наклонила лобок, направляя его прямо к тонкогубому рту больного отца Фрэнка. Выравнивание было идеальным.
        Поза Хейзел напрягла её спину и мышцы ног, когда шестидесятилетний язык погрузился в её складки.
        Старик хмыкнул в чём-то вроде умоляющего восторга. Хейзел подтолкнула свой клитор ближе. Вскоре, однако, он освоился, возможно, старые воспоминания снова вспыхнули, когда движения его языка стали ритмичными.
        Сквозь его мяуканье она могла слышать, как он отчаянно лапал себя за промежность судорожной рукой.
        "Не перевозбуди его..."
        - Просто расслабьтесь, - прошептала она, напрягая мышцы живота. - Не торопитесь.
        Сфинктер и вульва Хейзел начали пульсировать. Внутри её разума ощущалась плотина, сдерживающая извилистую пропасть девиантных образов, в которых она жаждала искупаться. Когда плотина прорвалась...
        Хейзел зашипела, её "киска" сжалась.
        Образы нахлынули - мужчины приближаются к ней, писают ей в лицо, привязывают её, согнувшуюся, у позорного столба для массового изнасилования - и она кончает прямо в лицо старику, её вагина похожа на раздавленную дымящуюся губку. Она чувствует, как её собственные соки вытекают из неё, как перезрелый фрукт, который надкусывают. Она держала свою "киску" прижатой ко рту Барлоу, продолжая кончать с каждым движением таза.
        "Осторожнее, осторожнее, - твердила она себе. - У него может быть сердечный приступ".
        Но она не могла себя дисциплинировать ни на йоту. Она соскользнула на корточки, расстегнула его штаны и достала пенис.
        - О, дорогая, - прохрипел он, глядя вверх мёртвыми глазами. - Ты такая милая, милая...
        "Слишком твёрдый член для старика, как скала, - подумала она. Она повертела его в руке. - Я думаю, что и больше, чем у Фрэнка".
        Стержень стареющей плоти дрожал в её руке. Барлоу съёжился, когда кончики её пальцев дразнили скользкую головку. Щель для мочи выглядела разинутой, крошечный голодный ротик был открыт.
        - Расслабьтесь, - прошептала она, затем ловко вставила кончик в свою вульву и медленно присела, пока её вагина не поглотила всё это.
        Неуклюжее положение заставило член касаться её в местах, которые обычно не исследуются. Она медленно начала поднимать и опускать таз.
        - Не двигайтесь, - раздался её следующий шёпот. - Просто расслабьтесь и позвольте мне это сделать...
        Она ускорила свой ритм, провела раскрытыми ладонями по его впалой груди, думая:
        "Не умри и не болей коронарной болезнью".
        Но тут мужчина ахнул и кончил серией хилых толчков. Хейзел вздохнула, чувствуя, как горячие, липкие нити прыгают в её вагинальный канал.
        - Вот так, вот так, всё хорошо. Просто расслабьтесь и кончайте...
        Несколько мгновений спустя старик безвольно лежал в кресле, фигура из палочек в слишком большой одежде, когда Хейзел напрягла вагинальные мускулы, чтобы выдавить последнюю сперму и ощущения, а затем изящно слезла с него.
        "Я НЕ должна была этого делать", - опасалась она, стоя и глядя на него.
        - Профессор? Вы в порядке, не так ли?
        Лицо с открытым ртом кивнуло.
        - Да, да, я...
        - Не говорите пока. Просто отдохните и восстановите дыхание. Мы поговорим через несколько минут. Позвольте мне принести вам стакан воды.
        Он снова кивнул, одними губами сказал:
        - Спасибо.
        Хейзел снова оделась и пошла на кухню.
        "Похлопай себя по спине, Хейзел. Ты только что была близка к тому, чтобы свести бедного старого слепого человека в могилу из-за своей больной головы. Ты извращенка, извращенка. Каждый день тебе удаётся найти ещё одного нового как минимум".
        Она налила стакан воды, хотела было вернуться к нему, но заметила открытую дверь.
        "Спальня", - поняла она.
        В ней почти ничего не было, только кровать и комод. Голые стены, углы которых были затянуты паутиной. Однако на комоде стояла странная вещь: фотография в рамке.
        "Зачем слепому человеку..."
        Но она решила, что фотография должна иметь сентиментальную ценность, видит он её или нет. Однако к ней не прикасались годами, как доказала четвертьдюймовая пыль. Хейзел подняла её, вытерла.
        Трое мужчин в туристическом снаряжении стояли перед хижиной Генри Уилмарта, все с робкими улыбками. Слева Фрэнк, молодой, энергичный, с глазами, горящими жаждой знаний. Когда это было сделано, ему должно было быть около двадцати пяти. Справа стоял Тёрнстон Барлоу, ничуть не похожий на иссохший панцирь в дальней комнате. По оценке Хейзел, начало его пятидесятых годов. Он стоял крепко, уверенно, сильно, но излучал ауру академика.
        Посередине стоял Генри Уилмарт, чья улыбка казалась менее робкой и более понимающей. Напряжённый взгляд, губы, сжатые в учёной бороде. В его руке на уровне талии был Сияющий Трапецоэдр.
        "Интересно..."
        Возможно, профессор Барлоу поместил фотографию сюда, потому что она напоминала ему о лучших временах? Несмотря на мёртвые глаза, возможно, он каждый день рисовал это в своём воображении и размышлял о том, что это значит: часть его жизни, имеющая цель.
        Фотография показалась грустной. Хейзел перевернула её, надеясь найти дату, но вместо этого обнаружила маленькую фотографию, высунувшуюся из-под края рамки. Она взяла её и уставилась.
        Ни один человек не находился в пределах границ снимка. Среди зарослей ежевики, лиан и тесно сросшихся деревьев было сфотографировано небольшое здание из неровных камней. Незакрытые окна стояли в глубоких амбразурах из тонко вытесанной скалы; даже скудная покатая крыша казалась сделанной из каменных листов, может быть, из шифера. Туман окутывал единственный видимый угол жилища. Никакой двери не было видно.
        "Серый Дом!" - прокричали мысли Хейзел.
        Так что... он действительно существовал. По какой-то причине, увидев эту фотографию, сердце Хейзел забилось быстрее.
        Она привела всё в порядок и вернулась к профессору Барлоу, который смог отдышаться.
        - Я здесь, - сказала она, чтобы предупредить его, затем взяла его руку и вложила в неё стакан с водой.
        Он улыбался, измученный.
        - Какой ты ангел, Хейзел. Какое благословение...
        Хейзел поникла.
        "Я сексуальный урод, я девиантный, эротоманический парафилик. Когда мужчины насилуют меня и заставляют пить их мочу, мне это НРАВИТСЯ. Когда они душат меня до потери сознания, пока трахают меня... Я кончаю, - она могла рассмеяться. - Ангел? Благословение? Я так не думаю..."

* * *

        - Знаете, я тоже неплохо провела время, - сказала она. Но теперь, когда её извращения были подавлены, она чувствовала себя непоколебимой. - Среди прочего, мы говорили о Фрэнке, профессор.
        Его вялое лицо замерло, а затем показало узнавание.
        - О, да. И ты упомянула, что он ещё не в хижине Генри. Так... где он?
        Хейзел предпочла не признаваться в том, что видела снимок.
        - Он поднялся на вершину Пика Уиппла, в место под названием Серый Дом, - а затем она очень внимательно изучила лицо Барлоу.
        Старик внезапно застыл от чистого гнева.
        - Ради бога! Ему было дано специальное указание не делать этого!
        - Этот дом... всё ещё там?
        - Да, - прохрипел старик. - Генри и я были там несколько раз много лет назад, - он сжал костлявый кулак. - Чёрт!
        - Соня не слишком рада, что он там. Она должна родить через несколько недель и хотела проводить с Фрэнком как можно больше времени.
        Волнение Барлоу заставило его заметно дрожать.
        - Право же, я должен позвонить ему...
        - Он был там несколько дней, последний раз мы слышали о нём вчера, - Хейзел откинулась на спинку кресла, задумавшись. - Батарея его телефона уже должна быть разряжена.
        Барлоу слабо нащупал кнопку на телефоне, нажал её и сказал "Фрэнк" в микрофон, который, несомненно, был подключен к программе распознавания голоса. Громкая связь начала звонить. Сразу же включилась голосовая почта Фрэнка, и после гудка профессор Барлоу рявкнул:
        - Фрэнк, это твой отец! Тебе нельзя находиться в этом чёртовом доме; он готов рухнуть, так что уходи немедленно! Я серьёзно, сынок. За всю свою жизнь я ни о чём тебя не просил, но сейчас умоляю. Покинь Серый Дом и вернись в хижину Генри. Немедленно уходи! Это позор для тебя быть там, когда тебя ждёт беременная невеста - тебе должно быть стыдно за себя! И послушай, сынок: когда вернёшься, позвони мне. У нас с тобой будет долгий разговор, - затем он ткнул пальцем в кнопку выключения.
        "Ух ты, похоже, из-за меня у Фрэнка будут большие проблемы с его отцом".
        Барлоу заламывал свои старые руки.
        - У Фрэнка есть упрямая сторона, но он никогда не был жадным. Вот почему это меня удивляет.
        - Жадным? Я не понимаю.
        - Раньше ты спрашивала, почему Генри назвал Сияющий Трапецоэдр золотым тельцом. Хейзел, это ложный символ.
        Ещё больше недоумения.
        - Значит, есть связь между кристаллом и Серым Домом?
        - Действительно есть.
        - Фрэнк сказал, что он там задержится, потому что Генри оставил там много бумаг, сказал, что ему потребуется время, чтобы всё это уничтожить.
        - Послушай... - он сел прямо, положив руки на колени, поражённые артритом, и уставился прямо на Хейзел своими бесполезными глазами. - Забудь обо всём, Хейзел. Фрэнк, скорее всего, увидит свет, как только подумает об этих вещах, сложит два и два вместе. Всё, что я тебе скажу, - он указал костлявым пальцем, - этот камень, этот ужасный кристалл обладает... силой.
        - Да ладно, профессор.
        Казалось, он просчитывал свои следующие слова.
        - Это действительно хорошо, что Генри избавился от него, но позволь мне просто высказать своё мнение. Если по какой-то причине ты, Фрэнк или Соня найдёте, где Генри спрятал камень, бросьте его в озеро, закопайте, выбросьте в мусорку - что угодно. И что бы ты ни делала... не смотри на него.
        Это становилось странным. Больше всего Хейзел беспокоила убеждённость, с которой Барлоу делал свои комментарии.
        - Почему, сэр? Это просто камень.
        - Это гораздо больше, чем просто камень. Это искуситель.
        "Может быть, мне стоит просто уйти, - подумала она. - Наверное, я его в этот момент только раздражаю".
        Но всё равно...
        Она смотрела на кристалл, не так ли? Не сам камень, а фотографию на компьютере Генри. И она видела какие-то вещи...
        "Нет, я ДУМАЛА, что видела какие-то вещи..."
        - Металлическую шкатулку тоже, - продолжил старик. - Уничтожь её. Скажем так, ты окажешь мне услугу.
        - Вы меня действительно сбиваете с толку, сэр. Не смотреть на камень?
        Теперь он казался оживлённым, напряжённым в какой-то необъяснимой решимости.
        - Именно так. Если ты будешь смотреть на него достаточно долго... он заставит тебя захотеть что-то сделать, Хейзел. Он был очень близок к тому, чтобы заставить Генри Уилмарта совершить что-то ужасное...
        - Что? - почти закричала она.
        - И он сделал то же самое со мной, - он откинулся на спинку кресла, каким-то образом выглядя теперь ещё старше, ещё более немощным. - Генри был сильнее меня, я полагаю. Он смог вовремя сказать ему "нет", прежде чем тот зацепил его. А мне, наоборот, не повезло.
        "Ладно, это бесполезно. Человек не в себе. Он, наверное, уже в полустарческом маразме. Полудрагоценные камни не имеют СИЛЫ. Ты не можешь сказать НЕТ куску камня".
        - Что вы хотите этим сказать, сэр?
        Он указал на свои глаза.
        - Я слишком долго смотрел, моя дорогая. И когда я понял, что пытается со мной сделать Сияющий Трапецоэдр, я сопротивлялся... За это сопротивление я и был наказан.
        Глаза Хейзел переместились, когда она посмотрела на него.
        - Кристалл сделал меня слепым, - он вздохнул. - И помнишь, что я сказал раньше? Что слепые способны отточить другие чувства до бoльшей ясности, потеряв зрение?
        - Да.
        Он потёр лицо, как будто устал.
        - Знаешь, это не только запахи, вкусы и звуки. Это также определённая интуиция. Например, когда я раньше спрашивал тебя, нашла ли ты Сияющий Трапецоэдр, ты ответила, что нет, - очень тихая пауза. - Ты солгала, да?
        Хейзел замерла.
        - Да, сэр, так и есть.
        - И где ты его нашла?
        - Генри положил его в дупло дерева, а затем замазал дупло древесной смолой. Я наткнулась на него по чистой случайности.
        Старик сейчас казался потерянным, но в то же время он отчаянно пытался не показаться таким.
        - Полагаю, я прозвучал слишком драматично, Хейзел. Но разве ты не можешь сделать это для меня? - он издал сухой смешок. - Не могла бы ты умилостивить этого сумасшедшего старика? Пожалуйста. Положи камень обратно в дупло, закрой его и, ради бога, не говори Фрэнку, что ты что-то об этом знаешь. Ты сделаешь это для меня? Пожалуйста?
        - Да, сэр, я сделаю, - сказала она.
        "Большое дело! Это просто камень".
        - Спасибо. И, пожалуйста, скажи Фрэнку, чтобы он позвонил мне, когда вернётся в хижину Генри, хорошо?
        - Конечно.
        Мужчина сдулся.
        "Наверное, я вымотала всю его энергию", - подумала она.
        - Мне пора идти, профессор.
        - Да, я очень устаю, и, боюсь, скоро придёт медбрат с моими лекарствами.
        Глаза Хейзел сузились. Да, слепой и старый, но он не выглядел больным.
        - Надеюсь, вы не болеете чем-то серьёзным, сэр.
        - Нет, нет. Артериальное давление, артрит - неизбежные недуги стариков, - казалось, он даже с трудом улыбался. - Но, пожалуйста, заходи снова в любое время. Было приятно... находиться в твоей компании. Ты замечательный, щедрый человек.
        "Думаю, это вежливый способ отблагодарить нимфоманку за то, что она с тобой трахнулась".
        Она встала.
        - Я скоро приеду снова, обещаю. До свидания, сэр.
        Он поднял парализованную руку, чтобы помахать.
        Хейзел ушла, думая:
        "Неужели он действительно во всё это верит? Не смотреть на камень, потому что у него есть СИЛА, он зацепит тебя своими КРЮЧКАМИ..."
        Она закрыла дверь и обернулась только для того, чтобы увидеть того, кого она ранее определила как уборщика, толкающего свою тележку прямо к профессору Барлоу.
        - Как мило, - сказал он.
        Он смотрел прямо на её грудь, где её соски всё ещё заметно торчали из ткани обтягивающего топа.
        - Простите?
        - Как приятно видеть профессора Барлоу с гостем, - продолжал мужчина. Ему было сорок, грузный, невзрачный. Он открыл ящик тележки и достал маленький бумажный стаканчик. - Его сын приходит сюда один раз в голубую луну, ну... очень редко.
        Теперь Хейзел заметила, что он толкнул не тележку для уборки, а тележку с лекарствами. Несколько ящиков были забиты бутылочками с таблетками.
        - Так вы медбрат для жильцов? - спросила она.
        - Просто фармацевт.
        - Я не знала, что у профессора Барлоу проблемы с кровяным давлением...
        Мужчина как раз собирался украдкой взглянуть на набухшие соски Хейзел, но её вопрос зацепил его.
        - У него нет высокого кровяного давления. Что натолкнуло вас на эту идею?
        - Он только что сказал мне.
        - О, - сказал он, растягивая слова. - Я могу понять это, я думаю. Он не хочет, чтобы вы знали. Его кровяное давление идеально. Хотел бы я, чтобы так было у меня.
        Хейзел начала раздражаться.
        - Так что с ним не так?
        Он встряхнул маленький стаканчик с таблетками.
        - Позвольте мне сказать это так. Вот эти таблетки? Это антипсихотики.
        - Анти...
        - Профессор Барлоу совершенно, совершенно, на сто процентов безумен.
        "Интересно, Фрэнк уже вернулся?" - спросила она себя, когда подъехала к хижине.
        Что-то показалось странным, когда она вышла из машины и посмотрела на деревянное здание. Вся дорога назад вымотала её мозг; между странными замечаниями Тёрнстона Барлоу и внезапным беспорядочным поведением Фрэнка, не говоря уже о перепадах настроения Сони и различных других лакомых кусочках мистики или чепухи, Хейзел с трудом соображала.
        А теперь это...
        Хижина выглядела пустой, но почему у неё могло сложиться такое впечатление?
        "Машина у меня весь день, так что Соне некуда деться".
        Она попыталась отвлечься от тревожных впечатлений, направляясь по дорожке с китайским заказом навынос и пакетом с Сияющим Трапецоэдром (она также купила средство для полировки драгоценных камней в магазинчике рядом с рестораном), но затем увидела что-то белое рядом с подъездной дорожкой.
        "Скомканный бумажный шар?" - спросила она себя.
        Подбирать его было ещё более тревожно, потому что он лежал всего в нескольких шагах от пресловутого туалета. Каждый раз, когда она видела архаичную структуру, она содрогалась при воспоминании о "кошмаре", который у неё был.
        "Найди камень... и будешь вознаграждена", - сказал ей насильник с перевёрнутым лицом и слащавым голосом.
        "Фрэнк сказал то же самое во сне, который я видела прошлой ночью..."
        Желудок Хейзел напрягся, когда над ней нависли обрывки сна.
        Объект действительно представлял собой лист бумаги, скомканный в шар, как будто кто-то бросил его туда. Шар растёкся обратно в лист, когда она его развернула.
        - Что это, чёрт возьми, такое? - пробормотала она.
        Плотный почерк заполнил обе стороны. Взгляд Хейзел, казалось, исказился, пока она изучала его: список имён, адресов, номеров телефонов и номеров социального страхования. Каждая запись была пронумерована, и первыми в списке были...
        1)
        Ханна Боуэн
        610 Лафану Вуд-Роуд
        Боссет- Вэй, Нью-Гэмпшир
        03266 - 161-14-6557
        Тел.: 646-262-0051
        2)
        Эмма Фриборн
        368 Бирс Спёр
        Боссет- Вэй, Нью-Гэмпшир
        03246 -464-18-9571
        Тел.: 646-202-4978
        3)
        Набби Гарднер
        4285 Махен Крик
        Боссет-Вэй, Нью-Гэмпшир
        03246 - 410-42-2649
        Тел.: 646-301-2476
        Список доходил до 33. Хейзел заметила несколько знакомых имён, таких как Ида Солтонстолл, скорее всего, барменша в таверне; и Натаниэль Пизли, которого она там же встретила. Ричард Пикман, суровый художник и владелец магазина, тоже был в списке, а также Уолтер Браун и Клейтон Мартин, мужчины, которых она обвиняла в изнасиловании...
        Ещё больше странностей. Зачем во дворе на бумажке рукописными буквами составлен список из тридцати трёх местных жителей?
        "Что-то, что написал Генри?"
        Но нет, она видела достаточно его характерного почерка, чтобы понять, что он не был этим писцом.
        "Фрэнк", - это имя прозвучало у неё в голове, как колокольный звон.
        - Соня, я вернулась! - крикнула она, ворвавшись в хижину, - и я про китайцев не забыла... - она остановилась, ожидая ответа. Быстрый взгляд показал ей, что в берлоге никого нет. - Соня? - Хейзел убрала еду в холодильник, уже прекрасно зная, что Сони в доме нет.
        "Фрэнк, должно быть, наконец вернулся, и они вышли на прогулку", - как она надеялась, но чутьё подсказывало ей совсем другое.
        Она поспешила в кабинет, поискала образец почерка Фрэнка, но смогла найти только почерк Генри. Выругавшись, она попробовала включить компьютер Генри Уилмарта - даже зная, что он окончательно сломался, - затем села с тряпкой и начала чистить заляпанный смолой кристалл только что купленным специальным чистящим средством.
        "Работает как волшебство..."
        Она была удивлена ??тем, насколько эффективно растворитель слизал липкую чёрную гадость. Через несколько минут алый кристалл замерцал.
        "Ух ты..."
        Она подняла его. Чёрные полосы, вплетённые в рубиново-красный цвет камня, казалось, двигались. Затем она сняла металлическую шкатулку и сравнила её с трапецоэдром. Глифоподобные гравюры на шкатулке идентичны многим углам мерцающих граней камня.
        "И что бы ты ни делала... НЕ смотри на него", - прозвучало в её голове предупреждение профессора Барлоу.
        Он хотел, чтобы она избавилась от кристалла и уничтожила шкатулку.
        Хейзел уставилась в камень... и ничего не увидела.
        "Глупость".
        Теперь она почувствовала искушение заглянуть в него поглубже, но, к её удивлению, компьютер Генри внезапно загрузился. Она положила шкатулку и Сияющий Трапецоэдр обратно в пакет, затем переключила своё внимание на компьютер, сразу же получив доступ к огромному списку заметок Генри. Она щёлкнула случайный файл внизу.
        "Странно..."
        Она просматривала список городов. "БОЛЬШИЕ города", - поняла она, пробежав глазами список.
        ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ
        1) Токио / Йокогама - 32,1 млн;
        2) Нью-Йорк - 17,8 млн;
        3) Сан-Паулу - 17,7 млн;
        И список продолжался вниз - длинный список. Хейзел сразу поняла, что в список вошли самые густонаселённые города на земле. Последние три были...
        31) Бангкок - 6,5 млн;
        32) Йоханнесбург - 6 млн;
        33) Ченнаи - 5,9 млн.
        А потом список закончился. Хейзел в замешательстве посмотрела на него. Тридцать три местных жителя в одном списке и тридцать три крупных мегаполиса в другом списке. Почему число тридцать три вдруг появилось повсюду?
        "Очередной кошмар, - подумала она, а затем её взгляд стал вдумчивее. - Разве Фрэнк не говорил в кошмаре что-то о последовательности из тридцати трёх?"
        От всей этой неразберихи у неё кружилась голова. В следующем файле был список тех же имён из рукописного списка, который она нашла снаружи, но на этот раз не в алфавитном порядке...
        1) Нахум Гарднер - Токио;
        2) Клейтон Мартин - Нью-Йорк;
        3) Ида Солтонстолл - Сан-Паулу;
        И далее вниз, перечисляя каждое имя в рукописном списке.
        "Тридцать три имени, тридцать три города..."
        Но что, чёрт возьми, всё это может означать? Хейзел щёлкнула другой случайный файл и нашла очередь изображений в формате JPEG. Но имя файла было СЕНТ-ПИТЕРСБЕРГ.
        "Боже мой", - подумала она, открывая первую фотографию.
        Что это было? Огромная масса фигур заполнила небо, перед рассветом виднелся городской пейзаж. Формы представляли собой слияние цветов: коричневого, чёрного, серого. Хейзел хотелось верить, что это грозовые тучи, но если это так, то они не похожи ни на какие облака, которые она когда-либо видела. Они казались наполовину твёрдыми, наполовину газообразными, и хотя она знала, что это было её воображение, она могла поклясться, что обнаружила огромные уродливые придатки, вырастающие из массы.
        "Генри сделал это незадолго до того, как в мае прошлого года разразилась буря", - поняла она.
        Следующая фотография заставила её вздрогнуть. Зловещая масса теперь, казалось, опускалась на городской квартал, поглощая многоэтажки и офисные здания...
        И следующая: все каменные блоки небоскрёба попали в стоп-кадр, взорвались, как от бомбы, и остался только стальной скелет.
        Следующая: на бульваре сотрясаются дома, а по улице сносит машины, почтовые ящики, мусор и людей.
        Последний файл показал груду человеческих тел, прижатых к стене: конечности искривлены, лица застыли в ужасающей смерти. Многие из их рук и ног выглядели так, будто плоть была разъедена, оставив изогнутые кости, которые были каким-то образом пожелтевшими и резиновыми...
        Хейзел тут же закрыла файл, её желудок сжался.
        "Чёрт возьми, это ужасно..."
        В новостях обвиняли в трагедии множественные вихревые торнадо - редкое явление природы - но, но...
        Хейзел знала, как выглядит торнадо. На фотографиях ничего такого не было видно.
        Ей становилось всё хуже и хуже, пока её разум прокручивал каждый вопрос. Чтобы проветрить голову, она пошла на кухню за газировкой, затем вернулась и обнаружила, что смотрит на небольшой письменный стол у задней стены, где Соня установила свой собственный ноутбук.
        "Как я могла это упустить!"
        Ноутбук Сони был открыт, его цветная заставка бродила, а к клавиатуре была приклеена быстро нацарапанная записка:
        ХЕЙЗЕЛ!
        ФРЭНК ПОЗВОНИЛ СРАЗУ ПОСЛЕ ТВОЕГО УХОДА. СКАЗАЛ, ЧТО НЕ ПРИДЁТ ДО ЗАВТРА. ПОЗВОНИ МНЕ В ТУ ЖЕ МИНУТУ, КАК ПРИЕДЕШЬ.
        ЛЮБЛЮ, СОНЯ.
        "О, нет, нет, нет, пожалуйста! Скажи мне, что ты не..."
        Она вытащила мобильник и набрала номер.
        - Хейзел! Слава богу, - ответила Соня запыхавшимся голосом.
        - Что случилось?
        - Этот засранец придумал ещё отговорки, чтобы не возвращаться в хижину, - словно смягчила слова Соня. - Так что мне просто нужно знать. Я не думаю, что он когда-либо был в этом чёртовом Сером Доме, если он вообще существует.
        - Да, существует, по крайней мере, по словам отца Фрэнка. И я видела его на фотографии.
        - Хорошо, хорошо, но именно поэтому я сделала это. Если Фрэнка там нет, то я узнаю, что он всё это время мне лгал...
        Губы Хейзел сжались.
        - Соня, пожалуйста, скажи мне, что ты не поднимаешься на вершину Пика Уиппла.
        - У меня не было другого выбора! - взвизгнула её подруга. - Он лгал мне несколько дней, и я должна знать, почему!
        - Соня! Ты на восьмом месяце беременности! Из-за напряжения у тебя могут случиться преждевременные роды!
        - Я осторожна, я делаю это медленно...
        - Херня! Спускайся прямо сейчас же!
        Пауза, тяжёлое дыхание.
        - Я не могу, Хейзел. Думаю, я почти у цели. Вдруг похолодало, и тумана много... Я присяду на минутку и отдышусь...
        Хейзел не могла быть в бoльшей ярости.
        - Ты снова остро реагируешь! Я не могу поверить, что ты сделала что-то настолько сумасшедшее!
        Задыхающийся смех.
        - Сумасшедшее, да? Хочешь услышать что-нибудь сумасшедшее? Фрэнк был в хижине Генри прошлой ночью, пока мы обе спали.
        Хейзел остановилась. Она вспомнила свой сон.
        "Мне приснился Фрэнк... в хижине. Вчера ночью".
        Это было невозможно.
        - Посмотри на мой ноутбук, - скомандовала Соня. - Я специально оставила его включенным, чтобы ты могла увидеть.
        Хейзел пошевелила мышью и обнаружила, что компьютер Сони уже подключен к сети. Но псевдоним вверху был не Сони, а Фрэнка, и прямо сейчас она просматривала веб-сайт Государственного департамента США.
        - Соня, что это? Государственный департамент?
        - Я сходила с ума от паранойи, Хейзел. Так что я зашла в аккаунт Фрэнка - он не знает, что у меня есть его пароль.
        - Почему ты так поступила?
        - Почему ты думаешь? Я хотела посмотреть, получает ли он электронные письма от другой женщины.
        - И что же?
        - Он не получал, но... смотри. Посмотри на историю браузера.
        Хейзел нахмурилась, выполняя просьбу. На экране появилось несколько десятков URL-адресов, все с веб-сайта Государственного департамента. Затем Хейзел пригляделась и увидела страницу, к которой неоднократно обращались.
        - Онлайн-заявки на паспорт США?
        Теперь Соня переводила дыхание.
        - Ага. Это то, что Фрэнк делал, когда пробрался сюда прошлой ночью. Я понятия не имею, почему он запрашивает паспорта для десятков местных жителей. Посмотри на них.
        Хейзел прокрутила вниз до первого URL-адреса, нашла заявку и увидела, чьё имя и информация были введены.
        - Ханна Боуэн, - сказала она вслух. Затем она нажала второй запрос: - Эмма Фриборн, - и третий: - Набби Гарднер.
        - Они все местные, Хейзел. Это безумие. Я посчитала общее количество, и оказалось тридцать три. Ради бога, зачем Фрэнку это делать?
        Желудок Хейзел уже скрутило. Эти первые три имени были первыми тремя в рукописном списке и соответствующем списке городов.
        - Дай мне секунду.
        Она проверила остальных и необъяснимым образом нашла в алфавитном порядке тридцать три жителя Боссет-Вэй. Имена на бумаге и имена в онлайн-заявках были идентичными.
        - Ты здесь? - спросила Соня.
        - Ага. Послушай, Соня, тут сразу целая куча странных вещей происходит. Я узнала больше о кристалле, и я узнала больше от отца Фрэнка...
        - Тёрнстона? Что он сказал?
        Она продолжала смотреть на рукописный список, пока говорила.
        - Это слишком сложно, чтобы объяснять по телефону. Но у меня есть несколько идей.
        Она снова услышала, как Соня идёт - её перерыв закончился.
        - Просто оставайся на месте. Ты подвергаешь опасности себя и ребёнка, поднимаясь на Пик Уиппла. Просто сядь, вздремни, а я сейчас поднимусь. Я не беременна и в хорошей форме, держу пари, что смогу быть там через несколько часов.
        - Я бы хотела, чтобы ты пришла, Хейзел, - сказала Соня, тон её стал слабее.
        - Я буду. Прямо сейчас. Но не напрягайся больше.
        - Просто оставайся на связи. Я прошла весь этот путь, теперь я не могу остановиться.
        - Да, можешь, чёрт возьми!
        - И... - на линии повисла долгая пауза. - Иисус...
        Хейзел до боли прижимала телефон к уху.
        - Что?
        - Этот туман, или мгла, или что-то в этом роде... Сейчас очень густой, - был слышен хруст её шагов. Затем они остановились. - Боже мой...
        - Соня, что такое?
        Голос Сони понизился до тишины.
        - Я нашла его, Хейзел. Я нашла Серый Дом...
        - Не входи! Отец Фрэнка сказал, что он вот-вот рухнет!
        - Не похоже, выглядит солидно, - ещё одна пауза. - Мне пора идти, Хейзел. Если Фрэнк действительно там, я должна столкнуться с ним. А если нет... то, думаю, это значит, что он спит с какой-то девкой где-то в мотеле.
        - Не ходи в дом! - Хейзел продолжала кричать. - Подожди, пока я приду!
        - Нет, нет, Хейзел. Я должна войти. Меня тошнит от этого. Я перезвоню тебе через несколько минут...
        - Не вешай трубку! Не вешай...
        Линия разорвалась.
        "Сумасшедшая! - думала она. - Всё это безумие!"
        Через несколько секунд она выскочила за дверь, вернулась в машину, а затем помчалась по дороге, которая должна была привести её к подножию Пика Уиппла...



        ГЛАВА ПЯТАЯ

        "Что случилось?" - Соня задумалась.
        Когда она очнулась, она лежала в душном оцепенении. Но... Очнулась ли она?
        И после чего она очнулась?
        Она лежала на холодном каменном полу. Над ней тянулся небольшой потолок, который, как и стены, был сложен из камня. Она ничего не могла вспомнить, пока...
        "Дом. Серый Дом, - она не могла двигаться. Воспоминания отфильтровывались мельчайшими струйками. - Я была зла на Фрэнка, поэтому поднялась на Пик Уиппла и... и... я нашла дом, не так ли? Я разговаривала с Хейзел по мобильному, и..."
        Больше ничего. Тьма.
        "Вспоминай!" - приказала она себе.
        Она была слишком дезориентирована. Ничто не возвращалось к ней последовательно. Дверь... которая открылась в воздух. Алая жара. Странные слова. Два глазных яблока на каменном полу. Смех, который почему-то был похож на черноту помоев. Сногсшибательный оргазм. Сосущий звук.
        Её сердце забилось в груди.
        Ещё через несколько минут, проведённых в полусонном состоянии, Соня смогла приподняться на локтях. Тут же она разразилась криками.
        Она видела, что лежит голая, но кричала не поэтому.
        Обнажённая, да, но она также легко поняла, что больше не беременна.
        И тогда-то - тогда - она вспомнила всё:
        Соня вешает трубку с Хейзел как раз в тот момент, когда видит, как Серый Дом появляется из поднимающихся мазков бледного тумана. Действительно, странное здание. Стены из каменных блоков, их швы потемнели от грибка и плесени; неровная шиферная крыша, увитая плющом; узкие окна в железных рамах, стёкла которых настолько потускнели от времени, что стали почти чёрными. Но...
        Нет входной двери.
        Она обходит дом вокруг, сначала южную стену, потом восточную, потом северную, потом...
        Соня громко кричит, когда видит, что западная стена здания построена вплотную к отвесной скале. Если бы она сделала ещё один шаг...
        Её рука поднимается к груди.
        Она бы упала с полмили прямо вниз.
        Но кто построил такое странное сооружение? И с какой стати Генри выбрал это место для работы?
        Впрочем, это не имеет значения, поскольку Соня хочет только одного: найти Фрэнка.
        "Мудак. Вероятно, сейчас с ним там женщина, СОВСЕМ МОЛОДАЯ женщина, возможно, первокурсница. Делает из меня олениху, пока я таскаю с собой его ребёнка..."
        Она начинает проверять окна.
        "Дом без двери".
        Это безумие. Все окна крепко заперты...
        Да!
        Кроме одного.
        Оно со скрипом открывается, и оттуда просачивается сбивающий с толку запах свежего мяса.
        "Чёрт возьми, - думает она в отчаянии. - Могу ли я сделать это?"
        Она поднимает одну ногу выше и ещё выше, оконная амбразура давит ей на промежность. Кряхтение, затем глубокий вдох, и ей удаётся протиснуться внутрь, узкая рама едва освобождает её беременный живот.
        "Христос!"
        Но теперь... она внутри.
        Несколько свечей освещают комнату с каменными стенами. Нет причин звать Фрэнка, потому что она сразу видит, что в комнате - во всём доме - Фрэнка нет. Её ярость возрастает. Нет не просто Фрэнка, нет вообще ничего. Ни мебели, ни картин, ни ламп, ни каких-либо украшений. И, кроме того...
        Никаких доказательств наличия дополнительных бумаг, документов и файлов, касающихся "исследований" Генри. На самом деле в этом месте нет ни одной книги, ни картотеки, ни папки. Ничего такого. Кроме...
        Она осторожно подходит к углу. Она смотрит, наклоняясь. Сначала она думает, что это розыгрыш, какая-то китайская резиновая хэллоуинская штуковина, но лишь мгновение наблюдения показывает ей, что это вполне реально: два окровавленных глазных яблока на полу.
        Соня отступает, по коже бегут мурашки.
        "Чьи это... глаза?" - вопрос шепчет в глубине её сознания.
        Она знает, что необходимо предпринять какие-то действия - скорее всего, бежать, - но она не может сосредоточиться на этой идее. Вместо этого она просто продолжает отступать...
        Шмяк!
        Стена останавливает её, затем по комнате начинает разноситься слабый гудящий звук. Она молчит, видя, как щупальца тумана начинают подниматься из швов в каменных блоках пола, но в отличие от бледного тумана снаружи, этот туман чёрный.
        Очень медленно Соня оборачивается.
        Она смотрит не на стену, а на дверь, и она быстро вычисляет, что дверь существует на западной стене, стене, построенной вровень с пропастью снаружи...
        Это дверь в колониальном стиле: тяжёлая, с девятью панелями, овальной латунной дверной ручкой, витиевато расклешёнными петлями. Лист пожелтевшей бумаги, который, по её мнению, на самом деле должен быть пергаментом, был приколот гвоздями к центральной панели.
        Соня читает пергамент вслух...
        - Древние были, Древние есть, Древние будут. Не в знакомых нам пространствах, а между ними. Йог-Сотот - это врата, через которые встречаются сферы...
        Ошеломлённая собственным замешательством, Соня поднимает бумагу и читает более архаичные каракули на другой стороне.
        - Ветер бормочет Их голосами; земля бормочет Их сознанием; там, где сохраняется благоговение перед Их словом, и туда, где благословлены Их тотемы, они приходят. Они приходят и волнуют моря. Они сгибают леса. Они разрушают города...
        Соня переводит дух и читает последнюю строчку:
        - Не мёртво то, что в Вечности пребудет, со смертью Времени и Смерть умрёт.
        Соня сглатывает. Слова давят на её голову; у неё ужасный привкус на языке. Она присматривается к двери и видит, что её панели покрыты глифами, которых раньше не было, глифами вроде таких:
        v.><<^ ~ v^ ~ v<
        "Такие как на металлической шкатулке", - понимает она.
        Но пока она смотрит, ряды глифов умножаются, пока они не роятся по всему дереву, они двигаются, они открываются и закрываются, и вот когда дверная ручка начинает поворачиваться...
        У Сони есть все намерения собраться и убежать, но когда она пытается...
        Она едва может двигаться.
        Она вскрикивает, когда смотрит вниз и видит, как щупальца чёрного тумана ползут вверх по её ногам с ощущением, будто тёплые дождевые черви, затем вверх и по животу, потом по плечам. Они держат её там. В конце концов некоторые щупальца прилипают к её сарафану. Они скатывают сарафан по её телу, потом скатывают трусики, и через секунду она уже совершенно голая, дрожит и замирает на месте. А потом?
        Вжух!
        Дверь распахивается, и Соня видит только небо и обширный пейзаж, простирающийся на многие мили.
        Сейчас её голосовые связки парализованы. Её лёгкие пытаются издать крик, но безрезультатно. Она пытается закричать, потому что несколько фигур в мантиях и капюшонах, кажется, сочатся из разреженного воздуха сразу за дверью, и с громким хлюпающим звуком они шагают вперёд и входят в комнату.
        К ней тянутся верёвочные руки: щупальца из блестящей серо-розовой плоти. Лица в капюшонах кажутся перевёрнутыми; это вообще не лица, а тряпки и коричневые, как комья экскрементов. Губы, похожие на варёные колбаски, выворачиваются в чудовищные улыбки, чтобы их облизывали языками, как куски печени. Золотая вышивка украшает бахрому тёмно-бордовых мантий, и когда мантии расходятся, Соню тошнит при виде этого. Их ноги составляют более толстые щупальца с прожилками, а между ними свисают скрученные мясные рыла вместо гениталий. Ноги, по которым они ходят, представляют собой перевёрнутые воронки из неземной плоти.
        Соня начинает терять сознание, но ядовитый туман держит её, как упряжь. Ей кажется, что она слышит безумный звук - флейты? - что-то сумасшедшее, как пластинка, проигрываемая задом наперёд. Всё это время щупальца выходят вперёд; они полны ярости при виде её обнажённого тела; они визжат, хихикают и размахивают бескостными отростками.
        На том, что должно быть лбом, есть большой гнилой рот; он всасывается в рот Сони, слизистая печень вместо языка проталкивается сквозь её губы и блуждает по её горлу, пока она не начинает задыхаться. Остальные обнимают её своими щупальцами, терзают её груди, ласкают её лобок, в восторге крутят раздувшийся живот. Сзади один из них вставляет свой болезненный пенис в её прямую кишку, ворча, и через несколько мгновений начинает эякулировать какую-то форму спермы, которая кажется горячей и густой, как суп из фасоли и проса, в то время как другие открыто мастурбируют на месте, концы их щупалец обвивают концы ужасных членов, а затем они хихикают в унисон, эякулируя на неё в экстазе, забрызгивая её живот, орошая её груди. Преисподняя сперма выглядит и пахнет рвотой.
        Когда их пир кончается, один из них наклоняет свою мерзость вместо лица к ней и говорит:
        - Э-э-э... шуб-нлеб-нбб-лррг-глуд-блеммеб...
        И тогда все они берут Соню на руки и выносят за дверь...
        Она не падает, как она ожидала или даже надеялась в этот момент. Они ходят по облакам? Но нет, они словно растворяются в воздухе и выпадают... где-то ещё.
        Неровные угловатые стены из блестящего красного камня с чёрными полосами составляют комнату, в которой она сейчас парит. Да, парит. Кажется, что она лежит на воздухе, её спина параллельна алому полу. Воздух здесь чем-то похож на тёплое масло. Когда Соня оглядывается, она не находит следов своего ужасного эскорта: она одна.
        И парит.
        Невидимая сила широко раздвинула её ноги. Она чувствует падение давления. Она снова пытается закричать, но из её горла не вырывается ни звука, когда сверху появляется огромный кусок плоти цвета синяков шириной шесть дюймов и длиной в десятки футов. Подобно змее, он бродит вокруг неё, как бы изучая её, затем поднимает "голову", которая на самом деле вовсе не голова, а пульсирующий конус с ободком. Губы конуса окружают множество розовых мясистых штук, похожих на языки, с которых сочится прозрачная слюна. Конус поднимается, отступает назад, затем очень медленно опускается, направляясь внутрь, и прикрепляется к растопыренной промежности Сони.
        Он начинает сосать её промежность. В воздухе она застывает. Всасывание усиливается, а затем начинает пульсировать весь шланг. Все эти десятки крошечных язычков слюнявят внутреннюю часть её вульвы, вызывая самые непристойные ощущения. Некоторые ласкают её клитор одновременно, в то время как другие бродят, чавкают и лижут глубже её вагинальный ствол. Всё это время всасывание усиливается, и даже когда начинает приближаться оргазм непонятного тенора, Соня знает, что пытается сделать этот зловещий шланг, или щупальце, или змея, или что это такое: оно пытается высосать её ребёнка.
        Бороться бесполезно. Всё, что она может сделать, это парить в воздухе и чувствовать. Чувствовать, как эти языки извиваются над каждым дюймом её вагины внутри и снаружи, безумно обслуживая её клитор и разжигая самые экстатические ощущения, которые она когда-либо знала.
        Её оргазмы вспыхивают. Её вагина бьётся, когда начинает следовать один бредовый спазм за другим. Её глаза закатываются. Всё её тело содрогается от каждого мощного толчка...
        Потом что-то щёлкает. Она слышит крошечный приглушённый хохот и чувствует, как что-то вырывается из её внутренностей. Однако она не может представить, что это такое, потому что она всё ещё слишком потеряна в муках своего оргазма. Тем не менее, этот поток - это ощущение, что у неё отошли воды.
        Вскоре повторяющиеся спазмы трансформируются во что-то другое: схватки.
        Теперь Соня знает, но всё, что она может сделать, это смотреть в ужасе, когда шланг пульсирует сильнее, а всасывание усиливается, её тело дрожит, а затем...
        Она чувствует, что что-то огромное... покидает её. Её вздувшийся живот начинает сжиматься, а влагалище зияет, когда её плод и плацентарная масса высасываются прямо из её матки в шланг. Её челюсть кажется резиновой, когда её рот отвисает от этой самой беззаконной кражи.
        Она видит, как комок её ребёнка медленно скользит вверх по шлангу, как у змеи, проглатывающей яйцо, в несколько раз превышающее её собственный обхват...
        А потом её высосало из невозможной алой комнаты и...
        Хлоп!
        Бросило обратно в Серый Дом.
        Дверь захлопывается, и Соня теряет сознание.
        Соня лежала почти так же парализованная, как и в воспоминании. Её руки отчаянно забегали по только что сдувшемуся животу.
        "Мой ребёнок пропал, мой ребёнок пропал, мой ребёнок пропал", - слова перекачивались у неё в голове.
        Да, эти монстры по ту сторону двери забрали её ребёнка. Она перевернулась, вопя от возмущения и больше не заботясь о том, жива она или мертва, и начала голая ползти обратно к двери. Она вернётся - да! Она откроет дверь и вернётся, противостоит им и сразится с ними, ей-богу...
        Но прежде чем она успела дотянуться до дверной ручки, дверь начала открываться сама по себе. На этот раз, однако, порог переступили не мерзости в мантиях. Это был Фрэнк.
        "Отлично. Вот эта херня", - подумала Хейзел об этой странности.
        Входная дверь в Серый Дом находилась на стене у скалы. Что это был за дом? Прежде чем повернуть голову назад, она мельком взглянула на крутой, испещрённый пнями обрыв. Мгновение её трясло от головокружения, но затем она потянулась обратно.
        "Иисус!"
        Чтобы подняться на Пик Уиппла, потребовалось более четырёх часов, трудный подъём в гору через густой лес, паутину лиан и упавшие ветки. Однако она могла видеть, где кто-то наполовину проложил путь мачете - Фрэнк, без сомнения. Дом находился в коконе бледного тумана.
        "Полностью из камня. Сотни лет назад? Разве не так сказал Гораций?"
        Каждый тонко огранённый камень, из которого состояла каждая стена, был больше шлакоблока; Хейзел не могла представить, сколько они весят по отдельности. Она также не могла себе представить, как люди так давно доставили блоки сюда.
        - Соня! - заорала она во всё горло, стуча в одно из узких окон.
        Она неоднократно звонила на мобильный, но Соня не брала трубку. Она также позвонила Фрэнку, чтобы высказать ему за всё хорошее, что было им сделано.
        "Ублюдок. Что бы он ни задумал, мы сейчас докопаемся до сути".
        Она осмотрела тесный дом и наконец нашла открытое окно. Её гибкое тело позволяло легко проскользнуть внутрь, и как только она это сделала...
        Всё, что она могла, это стоять и смотреть.
        Её шокированный взгляд привлёк не пустующий интерьер дома и не старинная дверь, завешенная листом пожелтевшей бумаги. Это были даже не два неряшливых предмета в углу, которые казались выколотыми глазами.
        Это была Соня.
        Она лежала голая, испачканная и очень неподвижная. Хейзел пришло в голову, что она вполне может быть мертва, но вместо того, чтобы немедленно броситься к ней, она остановилась...
        "Она... Нет, этого не может быть..."
        Либо воображение, либо ракурс, но на мгновение Хейзел подумала, что беременный живот Сони немного больше, чем должен быть.
        Но это было невозможно.
        Хейзел тут же опустилась на колени перед подругой. Она похлопала Соню по лицу, моля:
        - Пожалуйста, не умирай!
        И почувствовала сокрушительное облегчение, когда глаза Сони затрепетали. Её взгляд выглядел косым, полубезумным; её рот превратился в крошечную букву "О", когда она смотрела вверх.
        - Хейзел, - пробормотала она.
        - Не волнуйся, я здесь...
        Соня начала вздрагивать на том месте, где лежала.
        - Они... они забрали моего ребёнка!
        "Она в шоке", - решила Хейзел.
        - Соня, успокойся. Я не знаю, что здесь произошло, но никто не забирал твоего ребёнка.
        - Разве ты не видишь! Я больше не беременна! Я... - но тут Соня приподнялась достаточно, чтобы увидеть, что она действительно всё ещё беременна.
        Она кричала целую минуту.
        - Это невозможно! Хейзел, я прошла через дверь, они провели меня через ту дверь...
        Хейзел попыталась сдержать её истерику.
        - Тебе приснился кошмар или что-то в этом роде, Соня. Ты не могла пройти через эту дверь; она выходит на скалу. Если бы ты прошла через эту дверь, ты бы свалилась на самое дно Пика Уиппла...
        - Нет! Нет! Ты не понимаешь! Мы прошли, но он превратился в другое место. Эти твари, эти монстры! У них были щупальца вместо рук и ног, гнилые, перевёрнутые лица, и они носили мантии, и они... они привели меня в эту комнату, которая была чёрно-красной, как кристалл, а потом гигантское щупальце с присоской на конце опустилось вниз и высосало моего ребёнка!
        "Что мне теперь делать? - возмутилась Хейзел. - Она в бреду".
        Вопрос был только в том, почему? И почему она была голая?
        Соня баюкала вздутый живот, её глаза в смятении были приоткрыты.
        - Но потом... потом... Чёрт, я не могу вспомнить!
        - Попробуй, Соня. Не торопись.
        Соня уставилась в пространство, и тут же её лицо побледнело.
        - Фрэнк, - прохрипела она.
        - Что насчёт него? - Хейзел поспешила. - Где он?
        - Я... я... Хейзел, я знаю, это звучит безумно, но после того, как эти твари забрали моего ребёнка, они бросили меня обратно сюда, и я больше не была беременна!
        - Ладно, ладно, - попыталась подбодрить её Хейзел. - Но ты что-то говорила о Фрэнке? Где Фрэнк?
        - Затем дверь снова открылась, и вышел Фрэнк! И он потащил меня обратно через дверь, но на этот раз я попала в другое место, и... и...
        - И что, Соня?
        Крики Сони заставили Хейзел заскрипеть зубами.
        - В меня вложили другого ребёнка, другого ребёнка, - вдруг прошептала Соня. - В одну минуту я больше не была беременна, а в следующую... снова была.
        "У неё был психотический эпизод, должно быть", - решила Хейзел.
        - Соня, послушай, что ты говоришь. Ты веришь, что сейчас носишь в своей утробе другого ребёнка?
        Шёпот проскользнул.
        - Ребёнка-монстра...
        "Отлично. Шок. Психическое расстройство, плюс то, что Фрэнк с ней сделал. Я должна отвезти её к врачу", - знала Хейзел.
        Но это будет непросто. Чтобы вернуть полусумасшедшую беременную женщину обратно на тропу, потребуется...
        "Вся ночь, если у неё не случатся преждевременные роды в процессе".
        Но у неё не было выбора.
        - Давай, мы идём домой, - Хейзел поставила Соню на ноги, снова надела туфли и сарафан. Но ей пришлось спросить: - Соня. Чьи это глаза? - указывая на шарики в кровавой луже. - Они...
        - Это Фрэнка, - сказала Соня и сглотнула. - Он сказал, что вытащил их сам, а затем их заменили на красные кристаллы, уменьшенные копии Сияющего Трапецоэдра. Фрэнк показал их мне...
        - Соня, ты в бреду.
        - Когда он снял солнцезащитные очки...
        Этот комментарий заморозил взгляд Хейзел.
        "Солнцезащитные очки. Прямо как... в моём кошмаре..."
        Но потом Соня настояла, что это вовсе не кошмар, что Фрэнк действительно был прошлой ночью в хижине Генри. Да, ссылка на солнцезащитные очки очень обеспокоила Хейзел, а также её упоминание облачённых в мантии "тварей" со "щупальцами" вместо рук и ног. Всё слишком похоже на то, что она видела - или думала, что видела - в формате JPEG Сияющего Трапецоэдра...
        Каким-то образом теперь она знала, что средоточием всех этих странностей и всего этого безумия был Сияющий Трапецоэдр.
        Он был у Хейзел с собой в бумажном пакете, который она принесла, вместе с металлической шкатулкой...
        И вместе с пистолетом, который она нашла в ящике стола Генри.
        Потребовалось немало усилий, чтобы помочь Соне протиснуться через узкое окно. Но после того, как она вывела Соню наружу...
        Она остановилась, всё ещё в доме.
        - Хейзел! - Соня выстрелила шёпотом. - Ну, давай же!
        - Нет, подожди, - Хейзел повернулась. Она оглядывалась на дверь. - Я должна увидеть, - и затем она направилась к двери.
        - Нет! Нет! Это какое-то другое место, Хейзел! Какое-то другое измерение! Если ты войдёшь туда, в тебя тоже засадят ребёнка-монстра!
        "Посмотрим", - подумала Хейзел.
        Она не колеблясь повернула ручку и широко распахнула дверь.
        Хейзел крикнула. Порыв ветра чуть не сбил её с ног. Заходящее солнце наполнило комнату оранжевым оттенком, чего и следовало ожидать, а за ним простиралась густая лесистая долина, озеро и город.
        - Ты видишь это, Соня? - крикнула она сквозь ветер. - Это просто город внизу! Монстров нет! Другого измерения нет.
        - Это то, что ты хочешь думать...
        Ветер свистел. Хейзел начала толкать дверь, чтобы не допустить стихающего порыва ветра, но остановилась, когда ей показалось, что она услышала:
        "Не уходи, Хейзел. Ты не понимаешь. Тебя ждут чудеса".
        Хотя слова качались на ветру, она знала, что они принадлежат Фрэнку.
        "Это Ньярлатхотеп, - отозвался голос. - Посланник".
        "Я этого не слышу! - Хейзел взвизгнула про себя. - Это галлюцинация!"
        "Помогите нам передать сообщение, Хейзел - да, ты и Соня. Подождите, пока восстановится поток проводимости, тогда и вы сможете заходить сюда..."
        Хейзел захлопнула дверь и выскользнула в окно.
        - Я знаю, ты слышала его, Хейзел...
        - Я ничего не слышала, - отрицала она, беря Соню за руку и ведя сквозь бледный туман. - Мне только кажется, что я что-то слышала...
        - Это Фрэнк.
        - Из-за силы внушения.
        - Держу пари, ты также видела чёрный туман, - настаивала Соня.
        Хейзел напряглась.
        - Вот каким было дыхание Фрэнка, когда он говорил. Оно было чёрным, не таким, как этот туман снаружи, а таким же, как туман, сползший с пола. Это удерживало меня там...
        Хейзел стряхнула это, подгоняя Соню.
        "Не думай. Просто иди".
        И идти было долго, и Соня всю дорогу спотыкалась и болтала чепуху. Было уже за полночь, когда они, наконец, достигли подножия Пика Уиппла, снова сели в машину и направились прочь.
        - Куда мы едем? - пробормотала Соня с пассажирского сиденья.
        Она неуклюже валялась, с отвращением баюкая огромный живот.
        - Я не уверена, - сказала Хейзел.
        Её руки вцепились в руль, пока её разум метался в поисках ответов.
        - Ой, я так устала... Но я не хочу возвращаться в хижину.
        - Соня, мы никогда не вернёмся в хижину, да и в этот грёбаный дом, разве что с динамитом.
        Шины гудели по асфальту; перед ними фары пронзали темноту.
        - Я думаю, нам следует вернуться в Провиденс, отвести тебя к врачу...
        - Да! На аборт! - Соня застонала при виде своего живота. - Я должна вытащить из себя этого монстра, и нет смысла беспокоиться о Фрэнке. Теперь он один из них, в другом измерении.
        "Она безнадёжна", - поняла Хейзел.
        Но слишком многое из того, что она сказала, всё ещё кипело в ней. Она не верила в предзнаменования и не верила в общие сны. Но какое другое объяснение могло быть?
        "Что-то я либо не понимаю, либо ещё не знаю, так что просто забудь".
        Но одну вещь она не могла забыть, это бумажный пакет на заднем сиденье.
        "Этот чёртов кристалл и эта шкатулка, - её мысли тикали, пока машина неслась по длинным поворотам дороги. - И прямо сейчас Гораций делает их ещё больше, потому что кто-то неназванный заплатил ему за это..."
        Это должен был быть Фрэнк.
        Звук шин усыпил Соню.
        "Сияющий Трапецоэдр и шкатулка, - подумала Хейзел. - Каким-то образом они связаны со всем, что не так..."
        Может быть, Гораций мог вспомнить что-то ещё из того, что сказал Генри Уилмарт? Больше нечего было придумать...
        Вместо того, чтобы ехать прямо из города навсегда, Хейзел свернула по обсаженной деревьями грунтовой дороге к Горацию.
        "Слава Богу, он дома".
        Она увидела свет в трейлере и его пикап, припаркованный у входа. Соня продолжала спать, поэтому Хейзел схватила пакет, выпрыгнула и побежала к трейлеру.
        На расшатанном крыльце она остановилась, когда ветерок включил дюжину трубчатых колокольчиков. Это был прекрасный, мелодичный звук, даже в его беспорядке. Но потом, между нотами, до её слуха долетали крошечные слова...
        "Хейзел, дитя моё. Я заклинаю тебя..."
        Она вздрогнула, покачала головой и пошла дальше.
        - Гораций! - закричала она, стуча в тонкую металлическую дверь. - Это я, Хейзел! Пожалуйста! Мне надо поговорить с тобой!
        Она постучала, но ответа не было.
        "Может, он спит? И просто ничего не слышит?"
        Она подёргала ручку, обнаружила, что та не заперта, и вошла. Её встретили тишина и тусклый свет. Телевизор был включен с выключенным звуком: японский повар в каком-то ярком кулинарном шоу. Он провёл тесаком прямо по середине кокоса, расколов его пополам.
        - Гораций? - позвала она.
        От каждого шага пол трейлера скрипел. Её брови нахмурились; она вошла в его рабочую комнату...
        Первым делом она заметила, что Горация здесь нет. Во-вторых, она заметила, что полка, на которой он хранил глиняные шкатулки, была пуста.
        Третьим, что она заметила, был чемодан.
        Он лежал открытым на рабочем столе Горация, марки Samsonite стандартного размера. Он был заполнен десятками глиняных шкатулок. Хейзел не стала их считать, но если бы она это сделала, то насчитала бы ровно тридцать три штуки.
        "Таинственный заказ завершён, - поняла она. - Но ГДЕ Гораций?"
        Осторожные шаги несли её по глубине трейлера. Ванная комната размером с каморку? Пустая. Кладовая и маленькая спальня? Никаких следов Горация. Осталась ещё одна дверь в конце прохода.
        Подойдя ближе, она услышала звук - влажный звук, - который мгновенно напомнил ей о фелляции. Плавно, ровно, ритмично. Она замерла.
        "Дерьмо! Может быть, его девушка дома в отпуске? Может быть, она сейчас там..."
        Гладкий, влажный звук нарастал.
        Дверь стояла чуть приоткрытой. Хейзел посмотрела в щель и посмотрела вниз.
        "Ты должно быть издеваешься надо мной..."
        В щели, похожей на ломтик сыра она смогла разглядеть то, что могло быть только обнажёнными бёдрами Горация. Он лежал на кровати, и у его паха действительно кто-то делал фелляцию. Но толстый пенис Горация, который всего несколько дней назад она видела во всей его красоте, был вялым, и тем не менее его продолжали сосать. Конечно, все мужчины время от времени сталкивались с эректильной дисфункцией, даже такие сексуальные произведения искусства, как Гораций. Однако не это было той странностью, которая возбудила беспокойство Хейзел. Этот "кто-то" не был девушкой Горация. На самом деле это была вовсе не девушка.
        Это был мистер Пикман из антикварного магазина.
        "Не может быть, чтобы Гораций был геем, - решила она. - Ни за что".
        Не её дело, правда, но Хейзел полностью открыла дверь. Мистер Пикман продолжал возиться с пахом Горация, жадно посасывая очень дряблый орган. Гораций неподвижно лежал на кровати в джинсах до середины бедра. Угол двери закрывал его голову от взгляда Хейзел.
        - Чем занимаетесь? - спросила Хейзел.
        Мистер Пикман совершенно не обратил внимания на вопрос. Он просто продолжал это делать, постоянно покачивая головой в скошенном парике. Он присел на край кровати.
        - Мистер Пикман! - завопила она. - Гораций! Что это за хрень?
        Голова Пикмана замедлилась, затем остановилась. Он вопросительно посмотрел вверх и, узнав стоящую там Хейзел, ухмыльнулся.
        - Вы издеваетесь надо мной, да? Вы двое любовники?
        Ухмылка стала глубже. Затем Пикман сначала поправил свой парик, потом повозился со слуховым аппаратом.
        - Проклятая штуковина. Стоит шесть тысяч долларов, - пробормотал он.
        Хейзел не могла сдержать удивление.
        - Пройди дальше по комнате, мисс, и, скорее всего, ты получишь ответы на все свои вопросы, - он усмехнулся. - Ну, во всяком случае, на один из них.
        Хейзел так и сделала, повернувшись к Горацию... То, что она увидела, ударило её спиной о стену.
        Причина, по которой Гораций лежал так неподвижно во время оральной службы, теперь стала ясна: он был мёртв. Его лицо было расколото, а голова была разделена точно пополам от центра макушки черепа до адамова яблока. Кровь залила подушку, на которой лежала его голова.
        Возможно, довольно сумасшедшее подсознание Хейзел сформулировало точные слова для её требования:
        - Почему ты сосёшь член мертвеца?
        Раздосадованный Пикман встал.
        - Ну, если хочешь знать, я всегда мечтал об этом, - раздался высокий скрипучий голос. - Видишь ли, я всегда любил этого человека, но, как это обычно бывает, Гораций не был склонен к тем же склонностям, что и я. Как говорится в старой поговорке? Ты можешь иметь то, чего не хочешь, но того, чего хочешь, у тебя никогда не будет.
        Хейзел была подавлена.
        - И что? Ты сказал ему, что хочешь отсосать его член? А потом он отвергает тебя, и ты его убиваешь?
        - О, нет, нет, нет, - возмутился он. - Я знал, что Гораций никогда не согласится, но я всегда представлял, что его член великолепен. Это было провидением, что я никогда не увижу его, пока он был жив, но что в действительности плохого, теперь, когда он мёртв?
        - Кто-то разрубил ему голову пополам! - крикнула Хейзел. - Если это был не ты, то кто?
        - О, я признаюсь в содеянном, - он наклонился, - но я лишил Горация жизни не по той причине, которую ты, кажется, предполагаешь, - он снова поднялся, взяв двусторонний топор. - Я сделал это с ним, и не так уж плохо, если можно так сказать. Но ты должна понять, что я не хотел убивать Горация. Мне было приказано.
        - Приказано кем?
        - Нашим наставником.
        "Наставник?"
        - Его зовут Фрэнк? Фрэнк Барлоу?
        Пикман сделал паузу.
        - Я так и не узнал его имени, но, тем не менее, он наш наставник. Довольно любезный парень, я полагаю, хотя временами немного вспыльчивый.
        Пикман указал на крест Хейзел.
        - Как и твой Иисус, он может ходить по воде.
        Тон Хейзел понизился.
        - Он был в солнцезащитных очках?
        Пикман казался удивлённым.
        - Почему ты это спрашиваешь? Значит, ты знаешь о нём!
        Ей приходилось отводить глаза от Горация, чтобы думать.
        "Фрэнк приказал этому психу убить Горация, ПОСЛЕ того, как Гораций закончил глиняные шкатулки".
        - И это ты положил все шкатулки в чемодан, да?
        - Снова верно, - он фыркнул. - Но вряд ли это простые шкатулки, мисс. Я бы объяснил, но уверен, что ты никогда не поймёшь. Понимание приходит только после индоктринации.
        - Шкатулка - это своего рода носитель или активатор для Сияющего Трапецоэдра, не так ли?
        - Это действительно так, - сказал Пикман. - Я впечатлён.
        - Гораций сказал мне, что шкатулка должна содержать кристалл, как своего рода ящик для хранения, но в примечаниях Уилмарта он упоминается как "носитель энергии". Единственное, что я могу предположить, это то, что ты кладёшь кристалл в шкатулку, потом... что-то происходит.
        - Что-то невероятное, - провозгласил Пикман, но теперь его взгляд скользнул вниз, к провисшему бумажному пакету. - Мисс, если можно? Это у тебя там Сияющий Трапецоэдр?
        - Ага, - сразу сказала она. - И шкатулка из золота из хижины Генри.
        Пикман что-то задумал.
        - Дай мне его, пожалуйста, тогда можешь идти. У меня нет указаний убивать тебя.
        - Я не отдам тебе это дерьмо, - выпалила она.
        Глаза Пикмана закатились; он поднял топор.
        - Нужно ли напоминать тебе об орудии в моих руках? Если ты не отдашь мне кристалл, я просто возьму его после того, как сделаю с тобой то же, что сделал с Горацием.
        Хейзел вытащила револьвер и направила его.
        - Мой... о, мой...
        - Ага, - Хейзел посмотрела на него с полным пренебрежением. - Почему ты назвал Фрэнка "наставником"?
        Пикман сел у кровати, бросил последний несчастный взгляд на мёртвые гениталии Горация и резко рухнул.
        - Потому что он внушил нам всем, что мы избранные. Он помог нам увидеть истину, он собрал нас в стадо, когда пришёл к нам.
        - Во снах? - рассуждала Хейзел. - Он пришёл к вам во сне, а из-под пола шёл чёрный туман?
        Пикман недоуменно посмотрел на неё.
        - Конечно же, ты не подвергалась индоктринации, - он внимательно посмотрел на её руки. - Если да, то у тебя должно быть кольцо.
        - Как то, что у тебя на пальце? - бросила она вызов, заметив неровный алый камень, чуть меньше мраморного шарика.
        - Да. Боюсь, я был неискренним, когда сказал тебе, что это новошотландский корунд.
        У Хейзел разболелась голова, пытаясь понять это. Но оставалась объективная проблема, что делать с мистером Пикманом? Однако её продолжали одолевать вопросы.
        На трупе Горация она не заметила такого кольца.
        - Гораций не прошёл индоктринацию, как ты говоришь. Но он всё ещё должен быть частью того, что происходит. Он сделал все эти шкатулки.
        - Он не более причастен к этому, чем ты, мисс. Он был просто невежественной пешкой. Наш единственный интерес к нему был связан с его навыками ремесленника.
        - Так что он даже не знал, что делает?
        - Нет, бедный дурак. И когда он выполнил задание... - Пикман поднял топор.
        - Ты убил его, потому что он вам больше не был нужен.
        - Боюсь, что так.
        "Фрэнк, - продолжала она думать. - Всё сосредоточено вокруг Фрэнка".
        - Значит, Фрэнк внушил некоторым людям этот ваш культ...
        - Не культ. Мы паства.
        - Отлично. Но какое это имеет отношение к тридцати трём заявлениям на получение паспорта для кучи местных деревенщин?
        - Ого, да ты много знаешь, - сказал он. - Но боюсь, на этой ноте я предпочитаю промолчать.
        Хейзел навела пистолет.
        - Я не боюсь умереть, мисс, потому что в каком-то смысле я не умру, как и обещал наставник, - он улыбнулся, снова указывая на её крошечный крестик. - Наш бог гораздо более щедр в раздаче бессмертия, чем ваш.
        "Какое имя я слышала?" - Хейзел напрягла память.
        - Нарл-что-то? Нарло...
        - Ньярлатхотеп... - его тонкогубая ухмылка сияла. - Дай мне Сияющий Трапецоэдр, и ты тоже сможешь насладиться плодами Посланника.
        "Ньярлатхотеп. Посланник..."
        Хейзел просто смотрела.
        - Но... для кого он Посланник?
        - Для бoльшего Бога, - мечтательно прошептал Пикман. - Йог-Сотота.
        Это было знакомое слово, не так ли?
        "Да! Компьютерный пароль Генри!"
        - Хорошо. Тогда в чём Послание?
        - Боюсь, не мне говорить...
        Бам!
        Рука Хейзел дёрнулась, когда она выпустила одну пулю в живот мистера Пикмана. Топор лязгнул, и Пикмана отшвырнуло к стене, где он рухнул на пол, истекая кровью.
        Агония исказила его лицо.
        - Что... зачем ты это сделала?
        Хейзел пожала плечами.
        - Посмотрим. Во-первых, ты убил Горация, а Гораций мне нравился. Во-вторых, твоё пухлое лицо меня бесит. В-третьих, я ненавижу твой высокомерный, педантичный тон. А четыре? - она сердито посмотрела на него. - Твои картины отстой.
        Пикман булькнул, глядя на неё в ужасе. Хейзел положила пистолет и взяла топор. Она направила лезвие на середину головы Пикмана, замерла, затем глубоко вздохнула и высоко подняла топор, выгнув спину, приподнявшись на цыпочках, а затем...
        Свуш!
        Она опустила лезвие по идеальной дуге. Удар расколол голову Пикмана пополам, фактически разрубив всю шею и остановился только у грудины.
        "Кого-то нужно обнять... и я думаю, что это я".
        Она посмотрела на раздвоенную голову Пикмана, а затем объяснила, что он заслужил это за убийство Горация. Око за око, разрубленную голову за разрубленную голову.
        Хейзел схватила бумажный пакет и пошла обратно в рабочую комнату Горация. У неё было намерение вернуть чемодан, полный глиняных шкатулок, но когда она посмотрела вниз, это намерение стало спорным.
        Чемодан исчез.
        "Блять!"
        Она в спешке покинула трейлер, почти уверенная, что её ноздри учуяли запах сырого мяса...
        Хейзел чуть не летела, паря по длинным изгибам дороги, по обеим сторонам которой росли деревья с тяжёлыми ветвями.
        "Единственный парень во всём этом чёртовом городе, которому я доверяю, мёртв. И что теперь?"
        Шины проехали ещё один извилистый поворот.
        "Подожди-ка минутку. ЕСТЬ ещё один человек, которому я доверяю..."
        Несколько минут спустя её фары скользнули по фасаду таверны "В лесу Боссет-Вэй". Парковка выглядела полной.
        - Соня, я пойду внутрь, поговорю с Клоннером, а потом вернусь, ладно? - она подтолкнула ослабевшую Соню. - Хорошо?
        Соня сонно кивнула, что-то пробормотала и снова уснула.
        "Отлично. Осталось поймать удачу за хвост".
        Когда Хейзел вышла, она сразу же увидела энергичного старого Клоннера Мартина, который сидел один в своём инвалидном кресле прямо у входной двери.
        - Клоннер!
        - Ну, привет, Хейзел! - старик выдал приветствие. - Я вижу, ты решила заскочить попозднее. Что ж, мы всегда рады тебе.
        Она бросилась прямо вверх.
        - Клоннер, я пришла поговорить с тобой...
        - Что-то не так? Ты выглядишь немного обеспокоенной. Ну, что бы это ни было, я уверен, что смогу помочь.
        Она наклонилась ближе, широко раскрыв глаза в тусклом свете.
        - Происходит куча неправильных вещей. Некоторые люди здесь... изменились. Я знаю, это звучит безумно, но происходит какая-то странная культовая деятельность, и всё это связано с Генри Уилмартом и некоторыми вещами, которые мы нашли в его хижине.
        Высохшее лицо Клоннера вдруг стало задумчивым.
        - Если ты хочешь знать правду, Хейзел, это совсем не звучит безумно. И ты права, что некоторые люди меняются. Я слышал ещё кое-что очень странное, например, люди ждут паспорта, и всё такое, и...
        - И некоторые очень необычные местные жители предвкушают поездки в другие города, некоторые из которых являются международными.
        В глазах Клоннера появился страх.
        - Я слышал то же самое за последние два дня. И я слышал кое-что ещё, только сегодня вечером... - Клоннер посмотрел по сторонам, словно проверяя, нет ли подслушивающих. - Проходи, поговорим в моём кабинете...
        "Значит, дело не только во мне", - с облегчением подумала Хейзел.
        Странно, однако, что в таверне было так тихо, несмотря на полную парковку. Она открыла дверь старику, подождала, пока он вкатится, и вошла вслед за ним.
        Внутри было человек тридцать, все сидели за столами или в баре, тихо болтая, потягивая пиво.
        - Скромная ночь, - сказала Хейзел.
        - Ой, да, мы здесь не все буйные деревенщины, - Клоннер пододвинул свою инвалидную коляску к столику, где барменша Ида тут же принесла ему пива. - Вообще-то, у нас просто ночная встреча, дорогая.
        Глаза Хейзел просканировали интерьер. Среди посетителей она увидела несколько женщин, но в основном мужчин. Некоторых она уже видела раньше, например, Нейта Пизли, с которым она познакомилась ранее.
        "Разве его имя не было в этом списке?" - спросила она себя.
        А ещё мужчина и женщина - Кэл и Эмма, подумала она, - которые на днях спорили с шерифом, играющим в судью. Плюс некоторые другие, которых она видела в городе.
        Очень медленно все в баре повернули головы, чтобы посмотреть на Хейзел... и ухмыльнуться.
        Хейзел взвизгнула, когда за ней распахнулась дверь, и вошли Клейтон и Рюмка, неся внутрь Соню.
        Несколько мужчин бросились на неё как в тумане; один схватил её за шею, другой поднял за лодыжки.
        У обоих на пальцах были кольца с алыми кристаллами.
        - И ты тоже, Клоннер! - Хейзел завопила, когда её отнесли к столу и швырнули на спину. - Я думала, ты хороший человек!
        Клоннер расхохотался со своего кресла, хмыкнул:
        - Тогда ты ошибалась, - и сделал глоток пива, облизнув горлышко бутылки. - Мы поражены, что девчонку с твоими умственными способностями из колледжа можно так обвинить в глупости. Почему ты не уехала из города?
        - Потому что я доверяла тебе! - и Хейзел бесполезно извивалась против своих мародёров, когда они подняли её джинсовую юбку и натянули её футболку выше груди.
        Женщина вышла вперёд и протянула им верёвку. Хейзел тут же подумала о пистолете, а потом поникла, когда поняла, что оставила его в машине.
        - Рыбные парни говорили мне, что ты грязная девчонка, - заметил Клоннер.
        - Э-э-э, да, - согласился Рюмка. - Я никогда не встречал ни одной более грязной. Пьёт мочу, как чемпион, глотает кончу, напрашивается в жопу и кончает, когда ты её душишь.
        - Самая грязная чёртова шлюха, которую вы когда-либо видели, - добавил Клейтон, а затем они оба отнесли Соню без сознания обратно на кухню.
        Клоннер продемонстрировал блестящие, но смещённые зубные протезы, когда ухмыльнулся.
        - Так ты думаешь, что ты грязная? - он подмигнул. - Мы покажем тебе настоящую грязь.
        Чем упорнее Хейзел боролась, тем яростнее с ней обращались мужчины.
        - Как насчёт этой кучи волос? - прокомментировал один из них и сильно ударил ладонью по её открытому лобку.
        Потом Ида, толстая буфетчица, запустила в него пальцы.
        - Ах, нет, Уилбур Уэйтли, ты не проявишь неуважения к моей маленькой подружке, хе-хе-хе, - а потом... Ку-у-у-у-ХОК! - сплюнула в ржавый хохолок.
        Затем подковылял какой-то человек с согнутым позвоночником и сказал:
        - Послушай, Ида, если я не харкну лучше, чем ты, меня зовут не Чарли Уорд, - скрюченный чудак вонзил оба больших пальца в половые губы Хейзел, развёл их в стороны, затем наклонился и - Ку-у-у-у-ХОК! - выплюнул прямо во влагалище.
        - Кто следующий, дорогие? Может быть, кто-то из вас сейчас наполнит это вместилище спермы?
        Следующим к ним обратился один из мужчин, которые её связали:
        - Эти легковесы ни хрена не знают, - Хлоп! Он врезался кулаком в челюсть Хейзел, лишив её сознания, но когда она разинула рот - Ку-у-у-у-ХОК! - он выдул в него комок слизи, зажав ноздрю большим пальцем. Затем он сжал её челюсть и заставил её сглотнуть. - Как дела сейчас?
        Зал аплодировал.
        Хейзел дёрнулась на столе. Её связали с некоторым мастерством: правое запястье хлестнуло по изгибу левого колена, и наоборот; она была человеческим шаром. Две другие полные женщины хихикали, играя с её грудями.
        - Нашли миленькую штучку, не так ли? - похвалил один из них.
        - Я мог бы её подбодрить! - закричал другой.
        Хейзел бросила взгляд на Клоннера, скрежеща зубами.
        - Что ты имел в виду, когда сказал, что это твоя ночная встреча?
        Теперь Клоннер играл с её грудями - своими культями.
        - Ты ещё не поняла?
        - Это Фрэнк, не так ли? Наставник?
        Кустистые брови Клоннера приподнялись.
        - Верно. Видишь ли, весь список теперь у него. Большинству, чтобы понять свои задачи, требуется день, но некоторым, например, Нейту Пизли, требуется два-три дня.
        Она вспомнила, как Пизли рассказывал ей свой сон. Чёрный туман. Мужчина в тёмных очках... Нейт ухмыльнулся ей, затем ущипнул её за сосок, пока она не издала пронзительный визг. Он тоже носил одно из алых колец размером с мраморный шарик.
        - Это что-то вроде отправки людей в другие города - большие города, - проскрежетала она.
        - Ой, только не беспокойся об этом, - сказал Клоннер. - Вместо этого тебе нужно беспокоиться о том, в какой форме ты будешь, когда мы с тобой закончим, - старая голова на тощей шее вытянулась, и он закричал в спину: - Клейтон! Принеси жир!
        В отверстии в кухонной стене появилось толстое лицо Клейтона.
        - А зачем?
        - Не спрашивай меня, парень! Просто сделай это, бесполезное, не платящее арендную плату жирное животное!
        - А-а-а...
        - Что они там делают с Соней? - спросила Хейзел. - Делайте со мной всё, что хотите, но - пожалуйста! - не делайте ей больно.
        - О, мы и так сделаем всё, что захотим, дорогая, - сказал старик.
        - Ради бога, я умоляю тебя!
        - Ради Бога? Ради дьявола? Нет, дело не в них, - а потом он повернулся к другой стороне стола.
        Теперь, когда она была связана в клубок, они устроили это так, что её задница находилась прямо за краем стола. Когда она снова огляделась, то увидела, что все в комнате кружатся вокруг неё. Несколько женщин - все определённо непривлекательные и среднего возраста - но в основном мужчины, и теперь она увидела, что все они носили алые кольца.
        "Эти кольца ДОЛЖНЫ быть сделаны из того же минерала, что и Сияющий Трапецоэдр", - она была уверена.
        Но оригинальный кристалл остался в машине с пистолетом. Может быть, она могла бы обменять его, потому что, если её отвратительный сон о Фрэнке действительно был правдой, то кристалл был тем, чего они очень хотели.
        "И НЕ ЗНАЮТ, что он у меня есть..."
        Сзади вышел Клейтон, покачивая пивным животом. Он нёс банку жира Crisco...
        Хейзел не задумывалась, для чего он будет использоваться.
        - Принеси пользу, Клейтон, - приказал Клоннер, поднимая культи. - Намажь меня.
        - Конечно, дядюшка, - Клейтон зачерпнул немного жира и начал намазывать им культи Клоннера.
        - Я видела список, Клоннер, - рассеянно рявкнула Хейзел. - Все в этой комнате в нём, не так ли?
        - Вот-вот. Конечно, я не в нём, потому что у меня нет рук. Не могу работать со шкатулкой, - он огляделся. - Ты же знаешь, для чего нужны шкатулки, не так ли?
        - Держать Сияющий Трапецоэдр.
        - Ага. Все эти люди будут делать работу; моя работа состоит только в том, чтобы присматривать за ними и не пускать их в неприятности, пока им не придёт время уехать, - теперь он тёр культи друг о друга, как повар, перебирающий два ножа. - Сейчас я тебя повеселю, девочка.
        Она почувствовала, как кончик культи трётся о её вульву. Однако, прежде чем он успел вставить его, она выпалила:
        - Но разве у тебя не отсутствует один человек?
        Клоннер колебался.
        - Ты не знаешь, о чём говоришь. Не считая меня, нас тут тридцать три. Двадцать восемь мужчин, пять женщин, - он посмотрел на Пизли. - Не так ли, Нейт?
        - Ну, я так думаю, Клоннер.
        - Ага? - Хейзел бросила вызов. - А как же Пикман, тот придурок из магазина безделушек?
        Комната замерла. Клоннер обернулся через своё кресло.
        - Пикман здесь, не так ли?
        Все огляделись, потом кто-то сказал:
        - Чёрт, а она права. Его здесь нет.
        Кто-то ещё вмешался:
        - Ой, забудь об этом, Клоннер. Сука просто пытается потянуть время.
        - Время не имеет значения для Него, - озвучил другой быдло.
        Клоннер уставился на неё между бёдер.
        - Где Пикман?
        - Отпусти меня и Соню, и я тебе скажу...
        - Хм-м-м, дай подумать... Ой, знаешь что? - Клоннер поднял свои смазанные культи. - Мне плевать! Он появится, - он подъехал ближе между ног Хейзел. - А теперь я буду трахать тебя, пока твои глазные яблоки не поменяются местами.
        - Э-э-э-э-э-э-э-э-э!
        - Да, давай, дядюшка, она никогда этого не забудет!
        - Засунь их до упора, до упора, Клоннер!
        "Это обычная ночь деревенщин-психопатов?" - подумала Хейзел в самом мрачном сознании.
        Она попыталась расслабить пах, зная, что должно произойти, но не могла не вздрогнуть, когда Клоннер ввёл первый обрубок ей во влагалище. Сначала вход и выход очень медленно, но затем всё быстрее и глубже, каждое скользкое, извращённое проникновение напрягает каждый мускул её тела. Затем...
        "Только не туда..."
        Другой обрубок был вонзён ей в анус и засунут глубоко.
        Крик Хейзел сотрясал всю комнату.
        Её взбивали; когда одно предплечье вошло внутрь, другое отдёрнулось, и вскоре гротескное вторжение приобрело регулярный ритм. С каждым проникновением толпа хлопала, как публика на бейсбольном матче.
        - Давайте, девчонки! - кто-то загудел. - Встаньте в очередь и приготовьтесь приседать!
        "Приседать?" - Хейзел удалось удивиться сквозь ужас.
        Движение предплечий взад-вперёд заставляло её чувствовать, будто её внутренние органы перестраивались.
        - Ой, я первая! - Ида хихикнула, покачивая висячими сиськами, когда она подошла к столу.
        Она задрала платье и сняла трусики...
        Двое мужчин помогли ей подняться на стол.
        - Что нужно этой шлюхе, так это хорошо умыть лицо.
        - Э-э-э-э!
        Остальные четыре женщины стояли в очереди, тоже сняв трусики, а Ида присела на корточки над лицом Хейзел. Раздвинутый лобок женщины выглядел ужасно, огромный пучок волос спускался даже по внутренней стороне её бёдер. Два пальца нажимают на верхнюю часть петушиной вульвы, обнажая уретру.
        - Ну давай, дорогая, - сказала Ида и начала мочиться.
        Грязный поток ударил Хейзел в лицо. Ида вертела бёдрами, раскачивая мочу вперёд-назад, вверх-вниз; она хлынула по лицу Хейзел. Однажды струя брызнула ей на глаза и просочилась внутрь, обжигая. Когда мочеиспускание замедлилось, Ида вздрогнула внутренними мышцами, выпустив несколько последних струй прямо к губам Хейзел.
        - Тебе понравилось, детка? - спросила она, затем напряглась, пукнула газом и встала со стола.
        Толпа взревела.
        Одна за другой оставшиеся четыре женщины последовали её примеру, каждая вагина среднего возраста была ещё более ужасной, чем предыдущая. Одна была похожа на перекати-поле с грудой вяленой говядины посередине, а у другой моча пахла спаржей. Хейзел едва могла дышать на протяжении всего процесса; время от времени одно из проникновений предплечья Клоннера врезалось так глубоко, что её рот открывался, пропуская поток мочи.
        Когда женщины закончили, аплодисменты переросли в грохот, и в последнем жесте все они наклонились и плюнули Хейзел в лицо.
        Стекая мочой, Хейзел прохрипела:
        - Зачем вы это делаете со мной?
        Весь зал ответил в полный унисон:
        - А почему бы и нет?
        Наконец руки старого Клоннера начали уставать. Всего за несколько ударов до того, как Хейзел была уверена, что она разорвана изнутри, сальные культи были вытащены наружу, затем Клоннер повернулся, чтобы провести вонючими палками по её лицу. Хейзел хотелось, чтобы её голова могла как-то полностью уйти в тело, как у черепахи.
        - Да, сэр, в старые добрые времена, - воскликнул Клоннер под новые аплодисменты, - там, откуда я родом, это называлось встряской.
        Хейзел ошеломлённо огляделась и увидела, что все мужчины с расстёгнутыми штанами лениво мастурбируют. Она расслабилась в своих оковах, затем посмотрела на Клоннера.
        - Я убила Пикмана в трейлере Горация.
        - О, ты правда это сделала?
        - Да, а потом я позвонила в полицию и сказала им, что еду сюда, - солгала она.
        - Вы слышите, банда? - воскликнул кто-то. - Она вызвала полицию! - а потом все засмеялись, когда мужчина вышел из толпы.
        Мужчина в форме окружного шерифа.
        - Врать - это грех, девочка, - упрекнул Клоннер. - А это, кстати, шериф Том Мэлоун.
        "Чёрт", - подумала Хейзел.
        - Ты никому не звонила, а если бы и позвонила, это не имело бы значения. Потому что мы под защитой.
        - Ага? - Хейзел сплюнула. - Под защитой Фрэнка? Тогда где он?
        - Нет, не Фрэнка...
        - Ньярлатхотепа?
        Глаза-бусинки Клоннера расширились.
        - Ты знаешь больше, чем мы думали. Что ты знаешь о Ньярлатхотепе?
        - Он Посланник, и - что? - он приходит сюда через Сияющий Трапецоэдр? Это так работает?
        - Что вы думаете, ребята? - Клоннер обратился к толпе. - Думаете, мы должны рассказать ей... или вы думаете, что мы должны выбить из неё всё дерьмо?
        Толпа взревела, мужчины отчаянно виляли своими членами.
        - Ньярлатхотеп - Посланник величайшего бога из всех, дорогая.
        - Йог-Сотот! - зал ликовал.
        - А остальные - Великие Древние, - он перекатился обратно к столу и пристально посмотрел на неё. - Йог-Сотот - это врата, и он пройдёт через них, как только Послание Ньярлатхотепа будет доставлено. Конечно, это меньше всего тебя сейчас волнует, милые пирожки, - он бросил взгляд на кричащую толпу. - Стройтесь, ребята, по одному! Мы ещё не закончили, чёрт возьми, это дело - ни за что!
        Именно тогда двадцать восемь мужчин, все доведённые до твёрдости, выстроились у края стола.
        - Таким шлюхам нужно напомнить, зачем они здесь! - Клоннер подстрекал, как тренер команды. - Им также нужно напомнить, что их жопы не просто для говна! Так что вдуйте ей посильнее, парни! Я хочу, чтобы каждый из вас сначала дал ей хорошенько прямо в её зад, а затем кончил в её большую рыжеволосую "киску". Если повезёт, она забеременеет и разродится дерьмом!
        Мужчины сплотились, крича, свистя, переходя в психотическое гормональное безумие.
        "Приготовься, - бубнила Хейзел про себя. Какой смысл было бояться? - Это, вероятно, займёт некоторое время..."
        И через некоторое время это произошло.
        Каждый мужчина по очереди подошёл и ловко изнасиловал её. Все они, казалось, задерживали свои оргазмы на неумолимое количество времени, и один из них, Нейт Пизли, как подумала она, долбил свою эрекцию в её анус и обратно в течение десяти минут. Но за несколько ударов до того, как они кончили, все до единого вытащили свои пенисы прямо в её влагалище, а затем эякулировали. Всё испытание длилось не менее двух часов и сопровождалось непрекращающимся звуком их бёдер, шлёпающих её по ягодицам. Она испытывала облегчение при каждом выбросе спермы в её вагину, хотя бы потому, что это означало, что ещё один закончил. Она чувствовала, как отдельные эякуляции - некоторые довольно сильные - медленно вытекают наружу, после чего каждая стекает между её задницей и расплёскивается на пол. Мужчины, которые закончили, сели с пивом, чтобы посмотреть на остальных, и некоторые из них - к её несчастью - делали второй заход. Один мужчина, однако, не тратил на неё свои природные ценности...
        - О, нет, - простонала она, когда увидела его и его подпрыгивающую эрекцию.
        Уолтер "Рюмка" Браун.
        - Я не буду жадным, - сказал он, вставая с расставленными ногами и дроча в бешеном ритме. - Я знаю, как сильно тебе это нравится... - и затем он сжал кулак, замедлил удары и поставил рюмку. - Э-э-э, вот оно, э-э-э... - одна густая молочно-белая струя за другой ударяла в стекло, пока не...
        - Залил до чёртиков прямо до краёв! - Клоннер праздновал, а затем остальные возобновили аплодисменты.
        Теперь Хейзел не стала сопротивляться, потому что знала, что если она это сделает, это принесёт ей и Соне только худшую смерть. Ей даже не нужно было просить открыть рот.
        - Ну, давай, рыжая, как ты любишь - быстро и аккуратно! - Рюмка вылил рюмку ей в рот; её содержимое выскользнуло единым вязким комком.
        Горло Хейзел свело, когда она сглотнула.
        - Ну, это самая грязная шлюха или ещё нет? - крикнул кто-то.
        - Хорошая работа, мисси, - подкатил Клоннер. - Ты обслужила всех этих похотливых парней, не моргнув глазом. Мы гордимся тобой.
        Хейзел едва слышала ехидные смешки. Боль в её половых органах и прямой кишке пульсировала вместе с её сердцем.
        Клоннер объявил присутствующим:
        - Хорошо, ребята, веселье закончилось. Вам лучше всем идти домой. Не похоже, что наставник придёт сегодня ночью, так что мы просто встретимся здесь завтра в это же время.
        Толпа пробормотала "прощай", "дай пять", похлопав по спине, и начала расходиться. Было ли это её воображение, или её внимание было намеренно сосредоточено на крошечной искорке кроваво-красного света, которая мерцала от крошечного камня на всех их пальцах?
        Испытания, по крайней мере, вроде бы закончились, но...
        "Так ли это было на самом деле?"
        Конечности Хейзел развернулись и шлёпнулись на стол, когда кто-то разорвал её путы. Она чувствовала тёплый комок спермы Рюмки в своём животе; всё внутри как будто свернулось.
        - Конечно, могло быть и хуже, да? - Клоннер обратился к ней.
        Хейзел уставилась на него.
        - Ты издеваешься надо мной, да?
        Клоннер пожал костлявыми плечами.
        - Мы заставили тебя выпить только сперму Рюмки. Я имею в виду, мы могли бы быть настоящими мудаками и заставить тебя пить сперму каждого, верно?
        Хейзел гладила своё ноющее влагалище руками.
        - Ну да, я думаю, это правда.
        Клоннер поднял свои культи.
        - Так что, чёрт возьми, девочка, меньшее, что ты можешь сделать, это поблагодарить меня. Святое дерьмо, девушки такие неблагодарные в наши дни, не так ли, парни?
        Остались только Рюмка и Клейтон. Они пили пиво в баре.
        - Э-э-э, они такие, точно, Клоннер, - согласился Рюмка, затем Клейтон.
        - Неблагодарные, неблагодарные, неблагодарные!
        Оба мужчины вскочили со своих стульев, Клейтон принёс Клоннеру ещё пива.
        Хейзел села на край стола и поморщилась, глядя на старика.
        - Позволь мне понять это правильно. Хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за то, что не заставил меня пить чужую сперму?
        - Чёрт возьми, и я немного обижен, что ты до сих пор этого не сделала.
        Лицо Хейзел вытянулось в отчаянии.
        "Ради бога..."
        Но она знала, что у неё не было выбора.
        - Хорошо, - вздохнула она. - Спасибо, Клоннер, что не заставил меня пить всю чужую сперму.
        Клоннер хлопнул обрубками вместе и захохотал.
        - А кто сказал, что мы этого не сделаем?
        Появился Клейтон со своей большой жирной ухмылкой необразованного жлоба. Он держал алюминиевую сковородку для выпечки. Когда он слегка отклонил её, Хейзел увидела в ней множество спермы.
        - Ты этого не сделаешь! - крикнула она.
        - Мы здесь не куча дураков, дорогая, - сказал Клоннер.
        - Прежде чем мы начали трахать тебя, - сообщил Рюмка, - мы поставили эту сковородку на пол, поэтому, когда вся эта конча выпала из твоей "киски", она попала в неё.
        - И угадай, кто будет это пить? - добавил Клейтон.
        "Я действительно позволю им сделать это со мной? - Хейзел задумалась. Она взяла сковороду. - Если я этого не сделаю, меня убьют, и Соню убьют. Если я сделаю..."
        Она внимательно посмотрела на совокупность сперматозоидов двадцати восьми мужчин. Сковорода была покрыта перламутровой слизью, и вся она стекала в угол, когда она снова наклонила её.
        "И некоторые из этих парней кончали дважды, - с унынием вспомнила она. - И это МНОГО спермы..."
        - Что ж? - настаивал Клоннер.
        В голове Хейзел гудело. Она ещё раз взглянула на сковородку и вздохнула.
        - Невероятно! - возмутился Клейтон.
        - Эта девчонка должна получить какую-нибудь награду, если это сделает! - воскликнул Рюмка.
        - Самая крутая шлюха, которую я когда-либо видел в своей жизни! - добавил Клоннер.
        Хейзел поднесла уголок сковородки к губам, наклонила его и позволила всей этой сперме скользнуть в рот и в горло.
        - Вот, - она облизала губы. - Счастливы теперь?
        - Ты единственная в своём роде! - Клоннер вскрикнул. - Готов был поспорить на всё, что у меня есть, что ты этого не сделаешь, - он подмигнул. - Тест почти закончен, дорогая, и пока что у тебя только пятёрки.
        Хейзел усмехнулась, не обращая внимания на сопливое послевкусие.
        - Тест?
        - Есть ещё одно дело, которое ты должна сделать, и если ты это сделаешь... можешь идти.
        Хейзел рассмеялась.
        - Я полная идиотка, по-твоему? Ты никогда не отпустишь меня.
        - Конечно, он отпустит, - сказал Рюмка. - Ты нам ни за что не нужна.
        Он вернулся к бару с Клейтоном.
        - Серьёзно? - сказала Хейзел Клоннеру.
        - Точно.
        - И Соня тоже сможет уйти, да?
        - Что ж, - Клоннер покачал головой, - не буду тебе врать, но твоей беременной подружки здесь больше нет. Я велел парню увезти её, как только она здесь оказалась.
        - Увезти её куда?
        - Не это важно. Видишь ли, ОНА важна. Но ты... ты нет. Так что, если ты хочешь уйти отсюда, всё, что тебе нужно сделать, это ещё одно задание.
        Хейзел собиралась спросить, что именно, но тут услышала позади себя приглушённое хихиканье и свистящий звук. Она посмотрела в сторону бара и увидела, что Рюмка и Клейтон одновременно мочились в пивной кувшин.
        "Бля, - подумала она. - Чего ещё я могла ожидать?"
        Она произнесла короткую, слабую молитву, услышав, как наполняется кувшин.
        "Боже, пожалуйста, пусть будет так, что если я это сделаю, я уйду отсюда живой. Хорошо? Пожалуйста?"
        - Помоги старому парню, Клейтон, - сказал Клоннер.
        Рюмка принёс кувшин, который выглядел примерно на две трети, не считая пены. Клейтон расстегнул молнию Клоннера, порылся внутри пальцами и вытащил...
        "Ебена мать..."
        Будто изъеденный, мясистый комочек.
        - Что случилось с твоим членом? - пришлось спросить Хейзел.
        - Ой, ничего страшного. Этот доктор - свами - сделал мне так называемую пенэктомию. Он отрубил мне пенис, потому что он гнил, как и мои руки. Гангрена, сказал он, от проклятого диабета. Всё, что от него осталось, это этот маленький кусочек. Но мне не на что жаловаться, в своё время было много кончунов, - а затем Клейтон поднял его сзади, а Рюмка поставил кувшин. - А-а-ах, - вздохнул старик и позволил всему выйти наружу.
        Поток струился, взбивая ещё больше пены. Но Хейзел морщилась...
        - А что не так с твоей мочой? Она выглядит... выглядит... розовой.
        - Ой, это какое-то дерьмо, что-то... ты должна спросить у свами. У меня что-то не так с почками, поэтому в моей моче всегда есть немного крови.
        Это было похоже на розовый лимонад, свистящий из кусочка плоти. Желудок Хейзел уже скрутило. Когда мочевой пузырь старика был опорожнён, кувшин был почти полон и имел слабый розовый оттенок. Принуждение к питью мочи было достаточно неприятным - как могли подтвердить последние несколько дней - но каким-то образом мысль о том, что в ней есть кровь, делала эту перспективу бесконечно хуже.
        Хейзел угрюмо сидела на краю стола. Её глаза потускнели, когда Рюмка, произнося: "Хе-хе-хе", вложил кувшин в её руки.
        - Давай, рыжая! - Клейтон загудел.
        - Покажи нам, из чего ты сделана, - добавил Клоннер.
        - Не разочаровывай нас, - закончил Рюмка. - Хе-хе-хе...
        Хейзел подняла кувшин и начала пить. Она пыталась шагать в ногу с каждым глотком, чтобы как можно быстрее получить в себя как можно больше:
        Пых... Пых... Пых...
        Вот так. Вкус, конечно, был неописуемый, а ещё хуже были пена и жар. Этот процесс, казалось, накачал тепло в её живот быстрыми и равномерными дозами.
        Пых... Пых... Пых...
        С каждым глотком её пальцы на ногах непроизвольно сгибались, а грудные мышцы сжимались, отчего её груди дёргались. Её разум пошатнулся к тому времени, когда она опустошила уровень только наполовину.
        Пых... Пых... Пых...
        - Она не собирается бросать! - закричал Рюмка.
        - Выпьет до последней капли! - пришёл к выводу Клейтон.
        Клоннер добавил в завершение:
        - Я не получал такого удовольствия со времён моей первой ночной встречи!
        Пых... Пых... Пых...
        А затем остатки пены вылились ей в рот, и она закончила.
        Мужчины хлопали от души, ну, по крайней мере, Рюмка и Клейтон хлопали, но Клоннер тоже хлопал культями. Пластиковый кувшин с грохотом упал на пол, и Хейзел снова легла на стол. Она держала свой живот сквозь самый удручающий стон.
        - Ты не шутил, Рюмка! Она пьёт мочу, как чемпион.
        - Я же говорил.
        - Да, она совсем чокнутая сука! - вмешался Клейтон.
        Хейзел хмыкнула, когда снова села.
        - Сейчас дайте угадаю, - сказала она. - Я спрошу могу ли я уйти, тогда вы, грязные деревенщины, все закудахчете со смеху и скажете, что нет, верно?
        Все трое мужчин посмотрели друг на друга.
        - О чём ты говоришь? - Клоннер фыркнул. - Мы уже сказали, что если ты выпьешь всю эту мочу, ты сможешь удрать. Так что... беги.
        Хейзел не могла, просто не могла в это поверить. Живот выпятился, она медленно соскользнула со стола.
        "Нет, - она была уверена. - Они несут чушь. Я ЗНАЮ, что они..."
        Она сделала несколько осторожных шагов к двери, затем оглянулась через плечо.
        - Думает, мы с ней шутим, - рассмеялся Рюмка.
        Клоннер рассмеялся ещё громче.
        - Давай же! У нас нет причины держать тебя здесь!
        Клейтон ухмыльнулся:
        - Так что тебе лучше уйти... пока мы не передумали...
        - И мы прекрасно знаем, что тебя нет смысла обвинять в том, что ты пойдёшь в полицию, ты не настолько глупа.
        Хейзел посмотрела на них.
        - Потому что у нас тридцать с лишним свидетелей, включая шерифа, которые готовы поклясться, что ты явилась сюда пьяная и бесчинствующая, пытаясь раскрутить парней на секс и вела себя как сумасшедшая, - добавил Клоннер. - Ты здесь не на хорошем счету, так что убирай свою грязную задницу отсюда и возвращайся туда, откуда пришла.
        Рюмка кивнул, прищурившись.
        - Забудь об этой твоей беременной подружке, забудь об этом городе и забудь, что ты была здесь.
        Старик повернулся на своём кресле и покатился к бару.
        - Клейтон, включи этот телевизор и посмотри, сможешь ли ты найти какую-нибудь игру.
        - Э-э-э, - сказал Рюмка, беря ещё пива. - Ужасно было видеть, как Red Sox сыграли против Yankees.
        Рот Хейзел открылся.
        "Может ли это... быть правдой?"
        Она всё ещё не верила. Она на цыпочках подошла к двери, бросила последний взгляд назад и увидела, что все смотрят на телевизор. Потом она выбежала из бара.
        Снаружи никто не ждал. Стрекотали сверчки, светили огни парковки. Моча плескалась у неё в животе, когда она запрыгнула в машину, завела её и включила передачу. Ей нужно было бы повернуть налево, чтобы выехать из города навсегда, но эта мысль не присутствовала в её сознании. Она резко крутанула руль вправо.
        Потом врубила по газам.
        Toyota Prius врезался прямо через парадную дверь в бар, издав звук, похожий на грохот. Оглушительный рёв заставил её улыбнуться. Проникновение машины пересекло переднюю часть таверны, взорвав окна, отшвырнув в сторону столы и стулья, а затем она столкнулась с самой длинной стойкой, где сидели Рюмка и Клейтон. Рюмка был отброшен на десять футов вправо, а тело Клейтона улетело влево, прямо в очень удивлённого Клоннера, чьё кресло опрокинулось на бок. Обрубки Клоннера затряслись, когда он покатился по полу.
        Доски падали на крышу машины, а другие стучали то тут, то там. Телевидение кричало что-то о том, что кто-то по имени Ван провёл "идеальную игру", а Red Sox проиграли двадцать шесть раз, но Хейзел ничего не знала о хоккее. Она вышла с широкой ухмылкой, прошлась среди обломков, затем налила себе бочкового пива.
        "СЕЙЧАС пришло время Miller..."
        Она бродила вокруг, глядя на свою работу.
        "О, молодец! - решила она. - Я думаю, что они всё ещё живы".
        Каждый из мужчин находился в каком-то серьёзном сотрясении, но первым она подошла к Клейтону: лицо было окровавлено, нос разбит, одна нога вывернута наизнанку. Он всхлипнул, содрогаясь на полу.
        Хейзел ткнула ногой его большой живот.
        - Привет, Клейтон! Не умирай! Не отключайся!
        На неё смотрели вытаращенные глаза и опухшее лицо.
        - Сумасшедшая блядь! Смотри, что ты со мной сделала!
        - Ну, а чего ты ожидал после групповухи с участием двадцати восьми человек?
        - Блин! Ты сама сказала нам, что была нимфоманкой! Всё, что мы сделали, это дали тебе то, что ты просила!
        - Клейтон, я не просила заставлять пить меня сковороду, полную спермы, или пивной кувшин, полный мочи вонючих деревенщин, - она наступила ему на сломанную лодыжку, и он закричал. - Скажи мне, где Соня?
        Его сокрушённый голос сорвался.
        - Я не знаю, я не знаю...
        - Правда?
        Ручная соковыжималка для цитрусовых на барной стойке практически звала её по имени. Хейзел не потребовалось времени, чтобы схватить её и стянуть с Клейтона штаны, обнажив его ссохшиеся от ужаса гениталии. Она поместила его правое яичко в чашу соковыжималки и без всяких предисловий сжала ручки...
        Звук - на самом деле мокрый хруст! - взволновал её, но гораздо более приятным был глубокий, похожий на моржовый вой гудок, вырвавшийся из толстой глотки Клейтона.
        - Клейтон, где Соня?
        - Не знаю, клянусь! - проревел он.
        Его лицо выглядело безумным, глаза бегали туда-сюда.
        Она поместила левое яичко в чашу соковыжималки.
        - Подожди, подожди! - умолял он. - Я вспомнил только что! Они отвезли её на автобусную станцию!
        Хейзел посмотрела на него, сказала:
        - Ты лжёшь, - а потом...
        Хря-я-ясь!
        Левое яичко было раздавлено.
        "Он не знает, - решила она, - и Рюмка тоже".
        Единственным, кто мог знать, был Клоннер.
        Клейтон теперь лежал комком конвульсивного, скулящего жира. Она вытащила из бара стеклянную трубочку для питья, смазала её конец слюной, а затем провела ею по его уретре.
        - Нет, нет, я умоляю тебя...
        Вжух!
        Сделав это, она подошла к Рюмке, который лежал с выпученными глазами и сломанными ногами. Должна ли она использовать соковыжималку для цитрусовых?
        "Хм-м-м", - подумала она.
        Очевидно, Хейзел сегодня была в ударе по работе с членами, потому что, сделав ещё один глоток пива, она схватила лампу рядом с кассовым аппаратом, подёргала её, а затем выключила. Она разбила лампочку, обнажив два свинцовых провода. Затем...
        С Рюмки спустились штаны.
        Он зарыдал как ребёнок, когда она вытащила дряблую плоть его пениса. Раз или два он попытался дёрнуться, но за это был вознаграждён рукой Хейзел, сжимающей сломанный участок голени.
        - Ну, вперёд, - сказала она, изящно втыкая первый свинцовый провод лампочки в несчастную прорезь для мочи.
        Затем она просто наклонила лампу на несколько дюймов, пока второй провод не коснулся волосатого шарика.
        И она включила свет.
        Это был рок-н-ролл, и она отлично проводила время, наблюдая, как Рюмка напрягается и бьётся в конвульсиях на полу. Несколько раз она включала и выключала лампу, заставляя его вопли чередоваться. Через минуту или две белки его глаз стали красными, как томатный сок, яйца начали дымиться, а член начал сереть и сжиматься, потому что в каком-то смысле он жарился.
        Когда казалось, что он вот-вот захрипит, Хейзел убрала лампу.
        - Как тебе это нравится? - спросила она.
        Он что-то пробормотал, уже едва в сознании, с высунутым языком.
        - Но ведь могло быть и хуже, верно?
        Должно быть, он услышал её, потому что его покрасневшие глаза расширились при этих словах.
        - Я имею в виду, что я могла бы быть настоящей сукой и раздавить оба твоих яйца, как я сделала Клейтону. На мой взгляд, ты должен поблагодарить меня, и, честно говоря, я обижена, что ты этого ещё не сделал.
        Он издавал грубые, отрывистые звуки, пытаясь говорить.
        - Давай, скажи: "Спасибо, Хейзел, что не раздавила мне яйца, как Клейтону", - она погрозила ему пальцем. - Если ты этого не сделаешь, я раздавлю их и ещё немного ударю током твой член.
        Щёки Рюмки надулись, его язык всё ещё высовывался; однако, несмотря на это препятствие, он издавал слабые звуки, которые грубо повторяли то, что она приказала.
        - Не за что, - сказала она и...
        Хря-я-ясь!
        Хря-я-ясь!
        Всё равно раздавила оба его шарика соковыжималкой для цитрусовых.
        И это было отключкой сознания для Уолтера Брауна по прозвищу "Рюмка".
        "Ну и здорово", - подумала она. Телевидение всё ещё болтало о том, что кто-то по имени "А-Род" выиграл два турнира Большого шлема. Хейзел предположила, что этот человек, должно быть, выиграл хоккейный матч, поэтому его наградили двумя бесплатными завтраками у Денни. Она оглянулась и увидела, что Клоннер пытается отползти от неё на четвереньках.
        - О, не уходи, Клоннер. Нам нужно поболтать.
        Она налила себе ещё пива за барной стойкой и осмотрелась.
        "Здесь должно быть что-то... Ах!"
        На полке она нашла моток изоленты, а в углу пластиковое ведро. Она схватила их, взяла бумажный пакет из машины и ударила ногой по спине Клоннера, из-за чего его ноги и руки вывернулись наружу.
        - Сумасшедшая сука! - завизжал он. - Я звоню шерифу!
        - Серьёзно? И как?
        - Чёртовы женщины все сумасшедшие! Я инвалид, чёрт возьми!
        Хейзел помахала пистолетом перед его лицом.
        - Послушай, Клоннер, я могла бы прострелить тебе коленные чашечки и локти из этого пистолета, убить током то, что осталось от твоего члена, с помощью лампы, и раздавить твои яйца моей цитрусовой соковыжималкой, и ты, наверное, сказал бы мне, где Соня, верно?
        Его восковое лицо метнулось, культи бились о пол.
        - Я не знаю, где она, а даже если бы я знал, я бы не сказал тебе, потому что то, что эти штуки сделают со мной, когда мои кишки вывернутся, в миллион раз хуже, чем ты можешь себе представить!
        - Какие штуки, Клоннер? - её глаза сузились. - Люди-щупальца?
        - Слуги Йог-Сотота!
        Хейзел по-прежнему отказывалась в это верить. Это были галлюцинации или игры света, когда она смотрела на изображение Сияющего Трапецоэдра в формате jpeg.
        - Ты мне скажешь, где Соня, - сказала она и пододвинула пластиковое ведро.
        Потом она сунула пальцы себе в горло...
        Изо рта хлынула рвота Ниагарского водопада: сперма, пиво, но в основном моча с пеной. Много всего. С каждым нажатием пальцев её живот втягивался и изливался ещё больше, один головокружительный толчок за другим. Потребовалось несколько минут, чтобы всё это вылить, и при этом её живот сильно болел. Тем не менее, несмотря на неудобство, она улыбнулась с глубоким удовлетворением, потому что ведро теперь было наполовину полным.
        "Но это должно погрузить и его нос, - понимала она", - поэтому, чтобы добавить к уровню, она присела на корточки над ведром и начала мочиться.
        Прошло некоторое время, и она была рада видеть, что её собственный вклад повысил уровень хотя бы ещё на дюйм.
        - Уже понимаешь, Клоннер? - спросила она.
        - Это ты не понимаешь, сумасшедшая спермоглотка! Я не знаю, где твоя подруга!
        - Но ты сказал мне, что приказал своему человеку забрать её.
        - Да! - он сплюнул, и тут у бедняги выпали зубные протезы. Следующие слова он выдавил из себя: - Именно наставник сказал ему, куда её отвезти!
        "Наставник, - подумала она. - Фрэнк".
        Она сразу же догадалась, что Клоннер говорит правду. К настоящему времени, конечно, и это вполне понятно, Хейзел находилась в середине стойкого приступа временного безумия, но некоторые аспекты её рассудка оставались почти нетронутыми, что доказывало её мужество. Из пакета она достала Сияющий Трапецоэдр.
        - Где, чёрт возьми, ты его нашла?! - закричал поражённый Клоннер.
        - Не имеет значения. Но ты знаешь, что это такое, и ты собираешься рассказать мне, - она держала кристалл в форме яйца между ними, затем повернула его в свете бара; он сверкал, как звёздная пыль.
        Тёрнстон Барлоу велел ей не смотреть на него, но загадочная красота камня делала это невозможным. Её голова наклонилась, а глаза расширились...
        Действительно ли грани двигались, менялся ли угол каждой многоугольной плоскости? Этого просто не могло быть, она знала это, но чем глубже она вглядывалась в алую и чёрную глубину кристалла, тем сильнее она чувствовала, как он тянет её собственный разум.
        - Иисус! - взвизгнула она и уронила камень.
        Она могла бы поклясться, что видела лицо - лицо Фрэнка - улыбающееся ей в ответ.
        Казалось, что её мозг превратился в пудинг, когда кто-то засунул туда руки, и эти руки вырвались, когда она уронила кристалл.
        "Этот ужасный кристалл обладает... силой", - скрипнули слова профессора Барлоу.
        Хейзел покачала головой, стряхивая образы, затем посмотрела на Клоннера. Он так и остался лежать, как груда одетых палок, но дрожал, зажмурив глаза.
        Она ткнула его.
        - Что именно он делает?
        Клоннер отчаянно замотал головой.
        - Открой свои глаза! - крикнула она. - Я не заставлю тебя смотреть на это.
        Старик неохотно повиновался, дрожа нижней губой.
        - Как он работает? - она снова подняла его, вынув металлическую шкатулку из пакета. - Что - точнее - он должен делать?
        - Просто забудь это! - крикнул он.
        - Он входит сюда, да? - и она открыла шкатулку и посмотрела на металлическую ленту внутри.
        Она повертела кристалл в руке...
        - Ради Иисуса, не делай этого, девочка!
        Она положила кристалл на ленту...
        - Это камень в шкатулке, Клоннер! Это не магия! Как ты можешь в это верить? - но даже когда она задала вопрос, она задумалась, во что она сама верила?
        Она держала открытую шкатулку перед его иссохшим лицом.
        - И что теперь? Я должна сказать какие-то волшебные слова? Я должна произнести оккультное заклинание или пробормотать какое-то геометрическое уравнение? Что? Скажи-ка! - её глаза сузились, глядя на шкатулку. - Я должна закрыть шкатулку?
        - Не закрывай шкатулку, ненормальная шлюха! - закричал Клоннер, и как только пальцы Хейзел действительно закрыли замысловатую крышку шкатулки...
        Она закричала от громкого хлопка снаружи, громкого, как выстрел из гаубицы, и ещё больше досок с лязгом упало на пол от внезапного сотрясения. Огни замигали и погасли. Казалось, будто земля под таверной икнула, подбросив здание на дюйм вверх и позволив ему снова рухнуть.
        В результате сотрясения Хейзел уронила шкатулку, которая с грохотом открылась и упала на пол. Выкатился Сияющий Трапецоэдр.
        - Больше так не делай! - прохрипел старик. - Ещё не время! Пока ничего не готово!
        Хейзел приходила в ярость. Да, ужасный звук напугал её, но она знала, что этому есть разумное объяснение.
        - Клоннер, этот кристалл не издавал этот звук.
        - Ага? Что же тогда?
        Хейзел пожала плечами.
        - Это был раскат грома или взорвался трансформатор. Это должно было быть...
        Она на мгновение выглянула наружу и увидела чистое ночное небо. Ближайший трансформатор, установленный на телефонном столбе, на котором располагался фонарь парковки, уцелел.
        - Расскажи мне, что ты знаешь об этом кристалле, и я оставлю тебя в живых, - сказала Хейзел, когда вернулась.
        - Убей меня, - выпалил скрюченный старик.
        Хейзел указала на ведро.
        - Я утоплю тебя в этом ведре, полном мочи, рвоты и спермы!
        Старик действительно улыбнулся, несмотря на свой ужас.
        - Тогда сделай это, рыжеволосая маленькая шлюха. Знаешь, кто ты? Спермоприёмник с сиськами. И я готов поспорить, что твоя мама отсасывает у собак.
        Хейзел улыбнулась.
        - Ты, должно быть, действительно хочешь умереть, Клоннер. Я сейчас сорвалась с крючка, я чувствую себя сумасшедшей, так что поверь мне, я это сделаю. По крайней мере, скажи мне. Скажи мне, почему ты хочешь умереть?
        - Потому что я облажался, вот почему! - Клоннер зажмурился. - Когда наставник вернётся, если я не умру... он отведёт меня к тем штукам...
        - Людей-щупалец не существует, - процедила она сквозь зубы. - Мне приснилось, что...
        - Тебе это не приснилось, идиотка! Они настоящие! А то, что они сделали с твоей подругой, ну...
        Как могла Хейзел забыть, на чём настаивала Соня?
        "Они подменили моего ребёнка на ребёнка-МОНСТРА!"
        - Она была в бредовом состоянии, Клоннер.
        Клоннер сумел улыбнуться.
        - Позволь мне спросить тебя, девочка. Твоя мама научила тебя сосать член или твой папа? - сломленный старик подмигнул. - Держу пари, это был твой папа. Держу пари, он держал свой член у тебя во рту в ту минуту, когда твоя мама отлизывала тебе "киску".
        Хейзел поникла. Она знала, что он просто пытался досадить ей, чтобы спровоцировать убить его с бoльшей целесообразностью.
        "Ты не должен был упоминать моего отца..."
        Она очень устала сейчас физически, а также устала от всего, что давило на её ум. Она залепила Клоннеру рот длинным куском изоленты, затем подняла его ноги и встала так, что держала старика вверх ногами, обеими руками обхватив его бёдра.
        - Один, два...
        Она усилила хватку.
        - Два с половиной...
        Старик хныкал под клейкой лентой.
        Хейзел отказалась от "тройки" и опустила голову в ведро.
        "Боже, это приятно..."
        Она была счастлива, увидев, что уровень поднялся намного выше его ноздрей. Клоннер весил немного, но она была удивлена, что он не сопротивлялся, попав под эту жидкость. Через несколько долгих мгновений ужасное содержимое ведра начало пузыриться. Обрубки Клоннера дёрнулись, хотя и неуверенно, а затем хрупкое тело несколько раз содрогнулось. Пузыри раздулись, а потом...
        Всё остановилось.
        Хейзел вытащила его, бросила вниз и сорвала ленту. Какой бы отвратительной ни была эта задача, она оседлала его и несколько раз надавила на его грудь, пока он не выплюнул полную жидкость из лёгких. Затем - Чёрт, это было действительно отвратительно! - она вычистила пальцами мусор изо рта и - Неужели! - поднесла свои губы к его губам, дунула и снова набрала полные лёгкие. Затем она сжала его грудь, пока его сердце не заработало снова. Последовал небольшой припадок, затем его глаза распахнулись.
        - Ты встречался со своим создателем? - спросила Хейзел.
        Мерзкая слюна полетела, когда он крикнул:
        - Ты злая сука! Ты должна была убить меня!
        - Я это сделала, - она улыбнулась. - Но затем я реанимировала тебя.
        Его обрубки болтались в воздухе.
        - Убей меня, грязная блядь! Ты сосёшь член, глотаешь мочу, лижешь задницу, трахаешься с дворовыми псами!
        Хейзел встала и улыбнулась, а затем, к полному удивлению, ударила пяткой Клоннера в солнечное сплетение, и когда его беззубый рот открылся в дыхании...
        "Вот тебе", - подумала она.
        Она перевернула ведро над его лицом, наполнив его рот.
        Она смотрела, как он корчился в ужасе, и сказала разрушенной таверне:
        - Я чувствую себя намного лучше.
        А как же Сияющий Трапецоэдр и его таинственная шкатулка?
        "Посмотрим, что делать дальше".
        Она подняла странные предметы и вышла на улицу. Клоннер выругался ей вслед, бессильно плюхнувшись на пол.
        На стоянке звук сверчков и цикад пульсировал в восхитительном слиянии. Полная луна сияла. Она увидела, что на небе не было ни облачка, но шумный звук, который она услышала несколько минут назад, определённо был особенно сильным ударом грома.
        Она присела на скамейку на несколько минут, чтобы её психика успокоилась. Звуки природы умиротворяли её. Она беспокойно посмотрела на кристалл и шкатулку.
        "Я надеюсь, что больше никогда не увижу этих людей-щупалец... кем бы они ни были на самом деле..."
        Она знала, что должна попытаться найти Соню, а не сидеть здесь, но...
        Сначала ей нужно было что-то доказать самой себе.
        Хейзел положила кривоугольный кристалл поверх шкатулки. Её пальцы зависли.
        "Ничего не будет", - подумала она.
        Затем она закрыла крышку...
        То, чему она стала свидетельницей, заняло всего несколько минут, но с таким же успехом могло пройти и несколько часов. Звуки тут же её оглушили, сначала серия того же какофонического шума, что она слышала раньше, так громко, что не могла слышать собственные крики. Затем раздался великий всепроникающий треск. За всем этим раздавались пронзительные визги, настолько душераздирающие, что казалось, что её барабанные перепонки пронзают копьями. Визги доносились с неба, и именно туда её испуганный взгляд устремился дальше: в облака...
        Небо набухло; оно выворачивалось наизнанку, и с каждым взбалтыванием оно, казалось, закрывало всё больше настоящего неба, на которое она только что смотрела. Сначала Хейзел подумала, что небо меняется, но когда какофония и хаос вошли в свой собственный темп, она поняла, что оно совсем не меняется...
        Оно стирается.
        Но чем? Что может объяснить это? Услышала ли она эхо смеха за визгом? Как что-то титанических размеров, смеющееся в горной расщелине? Когда она снова посмотрела, луна была полностью закрыта, как и все звезды. Единственным источником света был натриевый свет на шесте, который бешено раскачивался взад-вперёд, словно на ураганном ветру, но, но...
        Ветра не было.
        Хейзел остолбенела, глядя вверх с закрытой шкатулкой на коленях. Теперь небо начало закручиваться невозможным водоворотом, движениями, как вода, падающая в канализацию, только наоборот. Громовой стон отозвался эхом и давил на её барабанные перепонки, и во что бы то ни стало небо превратилось в болезненные цвета, коричневато-чёрно-серые, которые, казалось, пульсировали. Цвета сливались в формы, не случайные, а преднамеренные формы, которые не оставляли Хейзел другого выбора, кроме как думать о каких-то придатках. Потом придатки стали тянуться вниз и касаться земли...
        Каждый контакт сметал то, к чему прикасался: вековые деревья, автомобили на стоянке и весь торговый центр через улицу. Громкий хруст и треск усилились, потом она заметила вмятины на дороге, которые были шире самой дороги. В одном направлении пролетели вырванные с корнем деревья, в другом пролетел искорёженный фургон, в котором всё ещё находился лихорадочный водитель. Хейзел смотрела, как фонарный столб наклонился к земле, словно на него наступил какой-то невидимый циклоп.
        В отчаянии она открыла металлическую шкатулку и вынула Сияющий Трапецоэдр.
        Ничего не произошло.
        Открытие было встречено ещё бoльшим количеством визга колёс, бoльшим количеством того же потустороннего смеха. Среди хаоса отключилось всё электричество, и город за окном погрузился в темноту. Тем не менее, тёмное пульсирующее свечение давало достаточно света, чтобы продолжать видеть разрушение. Мимо проносились сорванные крыши, но их толкал не ветер, а скорее что-то сотрясающее, или давящее, или, возможно, даже искажение гравитации. Мимо также летели люди, кричащие люди.
        Струя коричнево-чёрной тьмы устремилась вниз и превратила здание ратуши в груду щебня.
        Небо превратилось в нарост, который был живым, расчётливым и заранее обдуманным. Хейзел продолжала кричать, когда ещё несколько вырванных с корнем деревьев взлетели прямо на неё, а затем в последнюю секунду их отбросило прочь. Теперь всё, что она могла видеть, - это бурлящий мрак - мрак внутри мрака - и ей казалось, что она также видит тени внутри теней. У неё возникла идея, что нарост сейчас развивается, даже что-то извергается из его середины. Формы, которые казались двуногими, вырывались из новых теней и носились вокруг почти слишком быстро, чтобы их можно было разглядеть. Были ли у фигур щупальца вместо рук и ног? Не могли ли чернильно-чёрные отвороты на них быть мантиями? Быстрый взгляд на один из капюшонов показал ей перевёрнутое изъеденное ржавчиной лицо? Однако над ней возвышалась самая массивная фигура из всех - шароголовая тварь со множеством придатков, которая простиралась на сотни футов.
        В шаре было вдавлено лицо, которое каким-то образом не было лицом. Оно безумно ухмыльнулось. Хейзел открыла рот, уловив намёк на чудовищный глаз наверху, горящий трёхлепестковый глаз.
        Затем фигура начала идти...
        По пути Хейзел увидела огромные периметры леса, расплющенные каждым громоподобным шагом. Меньшие фигурки продолжали носиться в пропахшей мясом тьме, некоторые приставали к людям своими вторгающимися щупальцами, другие разрушали здания, просто проходя сквозь них. Когда трое теневых фигур рванулись к Хейзел, она закричала, перекрывая невозможный грохот, но как только твари собирались схватить её, они остановились и умчались прямо в таверну. Через несколько секунд они вытащили извивающиеся фигуры Клоннера, Рюмки и Клейтона как раз в тот момент, когда в самой нижней части мрака образовалась расщелина - нет, не расщелина, а отверстие. По одной они протаскивали своих жертв через отверстие и исчезали.
        Весь этот хаотический звук, движение и разрушения происходили вокруг Хейзел.
        "Кристалл, - оцепенело подумала она. - Он защищает меня, пока всё остальное разрушается..."
        Теперь земля вдалеке действительно билась, словно от шагов колосса.
        Когда Хейзел перебежала парковку...
        Бам!
        Вся таверна "В лесу Боссет-Вэй" была сначала раздавлена ??до основания, а затем расколота на миллион кусков.
        "Что я буду делать?!"
        Земля продолжала биться, бешеные флейты звучали, и злобные тени носились туда и сюда, и всё это время этот непристойный колосс продолжал колотить землю.
        Хейзел упала на колени и с визгом свернулась калачиком.
        - Дай мне его! - рявкнул мясистый голос над ней, и внезапно две руки заскребли по Сияющему Трапецоэдру и его носителю.
        Глаза Хейзел поднялись...
        - Фрэнк!
        Действительно, это Фрэнк отобрал у неё вещи: неопрятный, грязный, с торчащими вверх волосами. Он всё ещё носил нелепые солнцезащитные очки.
        - Хейзел, ты дура! - проревел он, дымя чёрным дыханием.
        - Фрэнк, ради бога, что происходит?
        - Что происходит? Ты разрушаешь город, вот что происходит, - возмутился он.
        Очень быстро он поместил Сияющий Трапецоэдр обратно в металлическую шкатулку, закрыл крышку и пробормотал:
        - Меб-глед’нл-эээ-нгаи-игг...
        Слова вырвались из его чёрного туманного дыхания, и когда он закончил их говорить...
        Небо треснуло...
        Хейзел просто смотрела.
        И нарост и всё, что в нём, свернулось в себя и...
        Хлоп!
        Пропало.
        Хейзел пошатнулась. Наверху мерцали звёзды, и яркий белый свет полной луны омывал её и Фрэнка, когда они стояли на разрушенной стоянке.
        - Ты совсем чокнутая, - сказал Фрэнк.
        Он усмехнулся и покачал головой.
        - Я только что случайно сделала то, что сделал Генри Уилмарт в Сент-Питерсберге на прошлый День матери, - пробормотала Хейзел.
        - Да, и это было чертовски глупо. Но... - он поднял кристалл. - Твоя глупость дала мне вот это - самый первый камень. Ему десять миллионов лет, Хейзел. И теперь, когда он у нас есть...
        - Теперь, что у вас есть? - крикнула Хейзел.
        - Просто забудь это. У меня много работы, - Фрэнк обернулся и начал считать шаги. - Раз, два, три...
        Хейзел дёрнулась за ним.
        - Где Соня?
        - В безопасности. С нами - пять, шесть, семь...
        - Чёрт возьми, Фрэнк! Мне нужны ответы!
        Фрэнк начал бегать.
        - Одиннадцать, двенадцать, тринадцать... Иди домой, Хейзел, и считай, что тебе повезло... шестнадцать, семнадцать, восемнадцать...
        - Почему?
        - Двадцать, двадцать один... Потому что я оставляю тебя в живых... Двадцать пять, двадцать шесть...
        Хейзел побежала.
        - Тридцать три паспорта! Тридцать три человека! И тридцать три глиняных шкатулки, за изготовление которых ты заплатил Горацию Ноулзу!
        - Тридцать, тридцать один...
        Хейзел схватила его и остановила.
        - В заметках Генри говорилось, что неевклидова теорема основывалась на отношении энергии, равном десяти в тридцать третьей степени!
        Фрэнк повернулся к ней лицом. Он улыбнулся.
        - Твоё стремление узнать удивительно, Хейзел. Но ты не поверишь мне на слово, что это действительно то, чего ты не хочешь знать?
        - Нет, - она вздрогнула на месте. - Скажи мне.
        Постоянно улыбаясь, он сделал шаг назад.
        - Тридцать два...
        - Не оставляй меня здесь в неведении, Фрэнк!
        - Тридцать три...
        Фрэнк исчез в облаке мясистого чёрного тумана.
        "Цифры..."
        Хейзел обмякла в лунном свете. Вдалеке она услышала крики, вопли и стоны. Собаки лаяли. Завыли сирены аварийных машин...
        Хейзел повернулась, чтобы уйти, затем...
        - Попалась!
        Две руки протянулись из воздуха, схватили её за макушку и потащили в небытие...

* * *

        - Итак, - прошептал Фрэнк и потёр руки. - Вот мы и здесь.
        Хейзел скорчилась на каменном полу. Когда Фрэнк затащил её в небытие, их обоих выплюнуло в середину Серого Дома. Лист пергамента затрепетал на двери, затем дверь захлопнулась.
        Пламя свечи мерцало вокруг. Фрэнк бродил по каменному интерьеру, лениво поглядывая в несколько окон. Он держал Сияющий Трапецоэдр обеими руками, как будто он был таким же хрупким и ценным, как яйцо Фаберже.
        - Ты помогла нам больше, чем ты можешь себе представить, - пропел он лёгким эхом.
        Его дыхание стало чёрным.
        - Ты про кристалл? - сказала Хейзел.
        - Обнаружение его более чем перевешивает любой вред, который ты могла причинить.
        - Какой вред?
        - Убить Ричарда Пикмана, например, и, - он усмехнулся, - убрать из дела Уолтера Брауна и Клейтона Мартина. Все они подверглись идеологической обработке - все они были нашими агентами. Конечно, их троих придётся заменить, но на это у нас полно времени.
        Хейзел нахмурилась.
        - Ты имеешь в виду три из тридцати трёх?
        - Да.
        - Фрэнк, ты видел, какой ад развёрзся там внизу? Я не удивлюсь, если половина людей в городе погибла, включая большинство твоих агентов.
        - Нет, нет, они все были защищены, как и ты.
        - Что, кольца? Они сделаны из того же материала, что и кристалл, не так ли?
        Фрэнк кивнул, улыбаясь.
        - И ты была защищена, просто имея его, - он поднял трапецоэдр, - точно так же, как Генри Уилмарт был единственным выжившим на День матери в Сент-Питерсберге.
        - Так что же тебя защищает? - спросила Хейзел.
        Фрэнк снял солнцезащитные очки, показывая, что его выкопанные глазницы были снова заполнены самородками алого кристалла размером с мяч для гольфа.
        - Я должна была знать, - пробормотала она. - А где же металлическая шкатулка?
        - Я оставил её там. Она нам больше не нужна, - а затем он указал на открытый чемодан в углу, наполненный тридцатью тремя новыми глиняными версиями шкатулки.
        - Я не понимаю! - выпалила Хейзел.
        - И ты, вероятно, никогда не поймёшь, Хейзел. Это непостижимо. Ты недостаточно умна, чтобы понять это.
        Она ухмыльнулась ему.
        - Я знаю, что у меня самая светлая голова из всех.
        - Но, видишь ли, мы были достаточно умны. Я, мой отец и Генри - особенно Генри. В некотором смысле, когда дело касалось неевклидовых тезисов, Генри был даже умнее их.
        - Кого их?
        Фрэнк только указал на дверь.
        - Металлической шкатулке, которую ты можешь представить себе как носитель силы, как и камню, более десяти миллионов лет. Она была доставлена сюда много тысячелетий назад: эксперимент, чтобы увидеть, что существа этой планеты однажды научатся с ней делать. Но когда Генри взломал код, он понял, что выгравированные на ней глифы на самом деле были геометрическими уравнениями, которые могли использовать силу Сияющего Трапецоэдра. Но он понял и кое-что ещё.
        - Что? - недоверчиво спросила Хейзел.
        - Он понял, что эти уравнения устарели. Они даже близко не подошли к тому, чтобы подчеркнуть всю энергию кристалла, - его алые глаза сверкнули на неё. - Так ты знаешь, что он сделал?
        Ответ щёлкнул в голове Хейзел, как сломанный карандаш.
        - Он переписал их...
        - И тем самым улучшил их - да! Отлично! Видишь ли, Генри был таким умным, и поэтому он приказал этому увальню создать ему прототип нового носителя с улучшенными уравнениями.
        Хейзел приподнялась на локтях.
        - Думаю, теперь я начинаю понимать, Фрэнк. Он взял кристалл и металлическую шкатулку в Сент-Питерсберг для пробы, не так ли?
        Фрэнк замер.
        - Да, - наконец ответил он. - Просто посмотреть, действительно ли это сработает. Вот почему он выбрал День матери. Город был городом-призраком. Большинство предприятий были закрыты, большое количество жителей уехало из города на праздник.
        - Так что, если бы это действительно сработало, то было бы минимальное количество человеческих жертв, - заключила Хейзел.
        - В яблочко. И это было падением Генри - он струсил в последнюю минуту, - Фрэнк выдохнул чёрный туман. - Когда дело дошло до дела, Генри не был достаточно злым, чтобы полностью реализовать свой потенциал, как и мой отец.
        - Но ты смог, - сказала Хейзел с ядом в голосе. - Ты чистое, грёбаное зло класса А.
        Раздался смех, затем Фрэнк пожал плечами.
        - Это всего лишь риторика, Хейзел. Если хочешь, ты можешь легко заменить слово злой на слово ответственный.
        - О, чёрт возьми, Фрэнк!
        - Что? - он казался удивлённым. - Было ли злом для Соединённых Штатов нанести ядерный удар по Японии или для Рима уничтожить Карфаген? Было ли злом то, что монголы опустошали Восточную Европу? Или это было ответственно? Разве эти более достойные расы не просто предпринимали шаги, чтобы сохранить себя в целости? Разве они не несли ответственность за своё собственное сохранение? - он ещё глубже посмотрел на неё алыми глазами. - Это всё, чем я занимаюсь. Я несу ответственность за своих хозяев.
        - Ты, должно быть, действительно ненавидишь мир, - пробормотала она.
        - Мир? Что такое мир на самом деле? Это куча дерьма, которое человечество испоганило всеми возможными способами. Человеческая раса - позор; она больше не заслуживает даже существования. Выживает сильнейший, как говорится. И это не человечество.
        - Сияющий Трапецоэдр каким-то образом вызывает разрушительные бури, - сообщила Хейзел. - И ты хочешь использовать его, чтобы вызвать бури в тридцати трёх крупнейших городах на Земле.
        Губы Фрэнка раздражённо скривились.
        - Не бури, Хейзел. Ты видела, что там произошло. Это была буря?
        Губы Хейзел дрогнули.
        - Это был призыв...
        - Ради какого-то бога или чего-то такого, - она вспомнила, что говорили Пикман и Клоннер, и вспомнила это слово из своих видений. - Нарлат-что-то-там.
        - Ньярлатхотеп, Хейзел. Посланник. И его Послание - уничтожение. Это его ты видела там внизу, его и его слуг; одно его присутствие приносит все разрушения во славу Йог-Сотота, - Фрэнк закрыл глаза и на этот раз посерьёзнел. - Йог-Сотот - это Ключ. Древние были, Древние есть, Древние будут. Не в знакомых нам пространствах, а между ними. Йог-Сотот - это Врата, через которые встречаются сферы, а Ньярлатхотеп - его Посланник...
        Хейзел хотела встать, но всякий раз, когда она пыталась, вспыхивала боль.
        - Так вот что это? Ты издеваешься надо мной, Фрэнк. Оккультные заклинания? Колдовство?
        - Это на самом деле, Хейзел. В прежние времена - когда был построен этот Дом - истина Йог-Сотота действительно была замаскирована оккультизмом. Во-первых, индейцы? Затем суеверные колонисты? Колдовство было единственной концепцией, к которой они могли серьёзно относиться. Они были невежественными крестьянами; они думали, что поклоняются дьяволу, потому что дьявол был всем, что они могли понять. Но на самом деле они отдавали дань уважения Йог-Сототу. Их перекошенные пентаграммы были, сами того не ведая, неевклидовыми формулами, - Фрэнк продолжал ходить по пропахшей мясом комнате. - Но на самом деле? Это не колдовство, Хейзел. Это не заклинания. Это просто математика, которая даёт одному плану существования доступ к другому.
        Как могла Хейзел поверить в такое? И - теперь - как она не могла?
        Голос Фрэнка помрачнел, когда он процитировал:
        - Земля бормочет их Голосами; Земля бормочет их Сознанием...
        - Где Соня, Фрэнк? - Хейзел сплюнула.
        - Там, где сохраняется благоговение перед их Словом и где благословлены их Тотемы, они приходят. Они приходят и волнуют моря...
        - Фрэнк!
        - Они сгибают леса.
        - Фрэнк, что с тобой случилось!
        - Они разрушают города...
        Внезапно снаружи послышалось завывание ветра. Фрэнк снова повернулся к ней.
        - Мне сделали предложение, и я согласился. Вот что случилось со мной. Такое же предложение они сделали моему отцу, который начал его принимать, но потом отказался. За это его ослепили. Они сделали предложение и Генри, но он категорически отверг их, когда осознал весь потенциал теоремы. Я согласился служить им, Хейзел, но как чистокровного человека они сочтут меня отвратительным. Так что... меня немного изменили, вот и всё, - он ухмыльнулся. - Меня трансфицировали мутагенным материалом, созданным ими самим существом раболепия, известным как шоггот. Что-то вроде ДНК, только намного сложнее, - он, казалось, вздрогнул, как будто в момент дискомфорта. - Это займёт некоторое время, но как только я обращусь, я буду для них приемлем. Я смогу служить им здесь, когда земля будет расчищена.
        Хейзел больше не хотела этого слышать.
        - Хорошо, Фрэнк. Ты как хочешь. Но где Соня?
        - Я говорил тебе. Она в безопасности.
        - Она сказала, что что-то по ту сторону двери унесло её куда-то... и забрало её ребёнка...
        - Совершенно верно, - он закашлялся. - Ребёнку пришлось уйти...
        - Фрэнк! Это был твой ребёнок!
        Чёрный туман вырвался из его рта, когда он усмехнулся.
        - Разве похоже, что меня это волнует?
        - Что они с ним сделали?
        - О, после аборта, я уверен, они использовали его для развлечения и еды, после того, как ткань мозга плода была высосана, конечно. Они используют её для исследований.
        Хейзел съёжилась от болей в теле.
        - И что потом?
        - Подумай, Хейзел. Они вытащили ребёнка, чтобы освободить место.
        - Чтобы освободить место для ещё одного ребёнка! - взвизгнула Хейзел. - Я подумала, что она сошла с ума, когда сказала мне это, но это правда, не так ли? Они забрали её ребенка и посадили одного из своих детей!
        Изменяющееся лицо Фрэнка скривилось в жесточайшей хмурости.
        - О, Хейзел, ты безнадежна. У нас в списке тридцать три города, верно? И тридцать три паспорта для тридцати трёх агентов. Ты знаешь это. Как только паспорта будут готовы, будет выдано тридцать три билета на самолёт. Теорема работает в последовательностях из тридцати трёх; это должно быть очевидно для тебя сейчас. Думай, Хейзел. Думай.
        - Я думаю, что ты ублюдок! - закричала она. - Но какое это имеет отношение к тому, что они засунули монстра ей в живот?
        Фрэнк подошёл к чемодану и указал на него.
        - Тридцать три энергоносителя, да?
        - Да!
        - Но только один из них здесь, - и он поднял Сияющий Трапецоэдр. - Теперь ты поняла?
        Хейзел была готова выдать решительное "нет!", но вместо этого она вскрикнула, когда в дверь раздался громкий стук.
        Когда Фрэнк открыл её, она увидела не ночное небо и не сумрачный город, а тёмный пульсирующий кроваво-красный свет. С пола ползли щупальца чёрного тумана, а потом она услышала хлюпающий звук...
        "Нет, нет, нет..."
        Когда в комнату вошли четыре аберрации в мантиях и капюшонах. Их отвратительные перевёрнутые конусы вместо ног двигали их внутрь, и в своих щупальцах они баюкали Соню.
        Она была обнажённой, с тусклыми глазами и очень, очень беременной. Всё её тело сияло, словно покрытое скорлупой, и на самый невероятный момент её голова склонилась набок, и она встретилась взглядом с Хейзел. Её губы пытались шевелиться, но не издавали ни звука.
        Две твари сжали свои щупальца, чтобы раздвинуть бёдра Сони, затем подошёл Фрэнк. Он наклонился, заглядывая между ног своей невесты, как сумасшедший гинеколог. Он воздвиг Сияющий Трапецоэдр...
        - Нет! - Хейзел закричала.
        И ввёл его во влагалище Сони. Он толкнул, потом его рука исчезла, потом вставил и половину предплечья. Затем...
        Чпок!
        Он выдернул руку, оставив кристалл в утробе Сони.
        - Вот почему они высосали ребёнка, Хейзел. Не заменить его своим, а просто освободить место.
        - Для ещё бoльшего количества трапецоэдров, - прохрипела Хейзел.
        - А сейчас, впервые в истории, все тридцать три из них вместе, - он похлопал по вздувшемуся животу. - Идеальный тайник, да? И когда придёт время, каждый агент придёт к ней, возьмёт свой кристалл и свой энергоноситель, а затем полетит в заранее оговоренный пункт назначения, - он обратился к облачённым существам. - Уберите отсюда эту корову. Я организую её транспортировку позже.
        Они пошли обратно тем же путём, что и пришли, Соня была в их цепких руках. Когда они переступили порог, дверь хлопнула.
        Хейзел показалось, что Фрэнк ёрзал. Он делал это, как будто замёрз.
        - Сила экспоненциальна, Хейзел. Со всеми тридцатью тремя кристаллами на земле одновременно? Позволь привести пример. После активации тьма призывает Ньярлатхотепа. Вместе они в тридцать три раза мощнее, чем по отдельности. А теперь представь, что сила, которую Генри высвободил в Сент-Питерсберге, увеличилась на тридцать три, но вместо пятнадцати минут активации она продолжается всю ночь. Ты можешь себе это представить? Хм-м-м? Когда агенты используют их, это начнётся через минуту после захода солнца и не прекратится до рассвета. Это начинается в середине и работает наружу. Видишь ли, Ньярлатхотеп в чём-то подобен твоему Богу. Он вездесущ. Он может быть одновременно на тридцати трёх местах или на тридцати трёх миллионах мест. Держу пари, мы убьём миллиард человек в первую же ночь. И когда первые тридцать три города будут уничтожены, агенты перейдут к следующему по величине городу, и так далее, пока не останется ничего, - тишина заполнила комнату. - Это будет прекрасно... Слава Йог-Сототу и его Посланнику Ньярлатхотепу, чьё Послание - уничтожение.
        - Когда, Фрэнк? - раздался сухой вопрос Хейзел.
        Его улыбка казалась многомерной.
        - Когда звёзды правы. Когда Солнце в пятом доме, а Сатурн в трине. Затем снова придёт Йог-Сотот, как только Его Посланник освободит для Него дорогу.
        - А что насчёт тебя?
        - Меня? Я буду жить, чтобы служить им и их свите вечно, здесь и везде, в других измерениях, в других фазовых сдвигах, - дыхание Фрэнка сбилось, когда он вздохнул. - Во веки веков...
        Хромал ли он, когда пошёл и открыл дверь? Он смотрел в сумерки, как будто дивясь выдающимся достопримечательностям. Но когда он повернулся...
        Хейзел вздрогнула.
        Штаны Фрэнка были расстёгнуты, обнажая гениталии.
        - Раз уж ты всё равно здесь, ладно?
        - Фрэнк, ты хоть представляешь, через какое дерьмо я прошла?
        - Но это жизнь, не так ли? - он шагнул вперёд, пока его обмякший пенис не стал болтаться перед её лицом. - Пожалуйста? Тогда можешь идти.
        Хейзел хотела, чтобы она могла дематериализоваться.
        - Я сказал "пожалуйста", - смех. - А мне как бы и не надо.
        Застонав, Хейзел выпрямилась на коленях. Его промежность не могла вонять более отвратительно; очевидно, он не мылся несколько дней. Она держала свой разум пустым, когда взяла сморщенную плоть в рот и начала работать с ней губами. Вонючие шарики сразу же начали сжиматься, затем щуплая плоть за считанные мгновения удлинилась до полной твёрдости. Она набрала столько слюны, сколько смогла, затем двигала головой взад-вперёд, пока не нашла свой ритм.
        - Да, - казалось, прохрипел он.
        Её голова покачивалась, губы плотно скользили, язык свернулся под венозным горячим стержнем. Когда его бёдра начали дрожать, он схватил её за голову и начал тереться о её лицо. Но когда он кончил...
        Из горла Фрэнка вырвался смех.
        Он яростно наполнил рот Хейзел чем угодно, кроме обычной спермы. Это было больше похоже на густую слизь, с тухлым и каким-то смолистым вкусом. Гнилая жижа наполняла её рот один порыв за другим, пока она не оторвала губы и не закричала, только чтобы получить ещё один поток прямо в лицо. Фрэнк выдёргивал остальное руками, смеясь глубоким отрывистым субоктавным смехом, и когда это было сделано, Хейзел прислонилась к каменной стене, промокшая.
        - Вот! - воскликнул Фрэнк. - Да, смотри! Это происходит!
        Последний взмах его руки содрал кожу с пениса, а затем пенис вздулся как будто изнутри. Фрэнк оторвал мошонку и яички, отшвырнул их в сторону, посмотрел вниз своими алыми глазами и увидел, как расширился член без кожи, а затем...
        Бац!
        Старый человеческий пенис Фрэнка раскололся, и изнутри появился новый и бесспорно нечеловеческий. Однако появилось то, что она уже видела раньше в своих видениях: сероватый кусок мяса, похожий на первые два фута хобота слона.
        Только тогда Хейзел посмотрела на него.
        Чёрный туман, казалось, исходил из его пор; он изобиловал этим. Чем бы ни был этот потусторонний ихор, он растаял с его одежды, обуви, даже с волос, а затем начал таять с его плоти.
        Хейзел просто смотрела, даже когда последняя ядовитая эякуляция капала у неё изо рта.
        Когда метаморфоза завершилась, человечность Фрэнка была отброшена, и теперь на её месте стоял новый Фрэнк...
        Хейзел поползла к широко открытой двери.
        Это был изгиб того, что можно было бы назвать только щупальцами: два вместо рук, два вместо ног, и присоска из множества таких придатков, составляющих его среднюю часть. Перевёрнутых конусов плоти было достаточно для ног, которые подпрыгивали, когда он шагал вперёд.
        К этому времени Хейзел была уже почти готова умереть, но прежде чем она успела перекатиться через порог и рухнуть на дно Пика Уиппла, существо, которое раньше было Фрэнком, схватило её своими цепкими руками и подняло вверх.
        Сбивчивым голосом он выпалил:
        - Прощай, Хейзел!
        А потом он злобно вышвырнул её за дверь.
        Тишина. Неподвижность.
        Хейзел ожидала, что тут же разобьётся насмерть, но вместо этого просто повисла в воздухе...
        В дверях чудовище было в малиновой мантии с золотой бахромой. Когда он натянул капюшон на похожий на узелок выступ вместо головы, Хейзел мельком увидела его лицо.
        Если зловонную физиономию можно было назвать лицом, то его черты были перевёрнуты. Пухлые губы образовывали дугу на лбу, а на щеках выступали неправильные выпуклости для глаз. Цвет лица придавал существу общее подобие пережаренного пирога.
        - Шуб-неб-флурп-н-ей-фтагн, - сказал он ей и насмешливо помахал щупальцем. - Наабл-э-э-блеб-нуууррлатхотеп...
        И Хейзел упала.



        ГЛАВА ШЕСТАЯ

        - Боже Всемогущий, - прошептал отец Грин, пастор Объединённой Троицкой церкви Христа недалеко от Провиденса, штат Род-Айленд.
        Он смотрел через окно машины широко раскрытыми глазами на то, что можно было назвать не иначе как пейзажем разрушения.
        Рядом с ним за рулём сидел не менее потрясённый аспирант по имени Эштон Кларк. Когда полиция штата заметила римский воротник отца Грина, они пропустили машину через блокпост.
        - Это ужасно, - возмутился Эштон. - Всё выглядит сплющенным.
        Грин сжал серебряный крест на шее.
        - Это даже хуже, чем сообщали сегодня утром в новостях.
        Огромные сосны и дубы, плотно обрамлявшие дорогу, действительно были раздавлены бурей невероятной силы. В новостях ещё предстояло должным образом определить, что здесь произошло. Ураганы принесли дождь, но его не должно было быть, и он точно не мог сформироваться мгновенно. Единственным предположением до сих пор был многовихревой торнадо.
        - Прямо как буря в День матери в Сент-Питерсберге, - пробормотал Эштон. - И мне не нравится общий знаменатель.
        - Этот человек, да, - ответил Грин. - Который совершил самоубийство.
        - Профессор Генри Уилмарт. Сэр, это слишком большое совпадение. Парень покончил с собой здесь, в этом городе, буквально на прошлой неделе, - он сделал паузу, пока они проезжали мимо небольшого трейлерного парка: раздавленные жилища. Эштон увидел конечности, торчащие из складок металла. - А теперь... это. То же самое повторяется снова. Скажите мне, что это?
        - Не нам об этом знать, Эштон, - сказал преподобный. - Нам нужна только вера. Мы должны, - он перекрестился, когда они проехали мимо нескольких изувеченных тел. - Я верю в Бога Всевышнего, что Хейзел ещё жива...
        Эштон хотел было что-то сказать, но его губы замерли, когда он увидел женщину, чьё тело лежало гармошкой между двумя поваленными деревьями. Некоторые из её внутренних органов свисали изо рта, затенённые мухами.
        - Наверное... это город, - заметил Грин.
        На ещё больше сломанных деревьях лежала перевёрнутая табличка:
        ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БОССЕТ-ВЭЙ;
        НАСЕЛЕНИЕ: СЛИШКОМ МАЛО, ЧТОБЫ ЕГО СЧИТАТЬ.
        Разрушенный лесной ландшафт уступил место тому, что когда-то было небольшой городской площадью, раздавленные здания и автомобили теперь стали её самой заметной чертой. Несколько человек на дороге тоже выглядели расплющенными, будто паровыми катками. Что, чёрт возьми, могло сделать это?
        Машины скорой помощи стояли с горящими фарами, а национальные гвардейцы вытягивали трупы, которые они нашли в развалинах. Рядом с чем-то, похожим на разрушенную таверну, лежала странная груда брезента.
        "Ещё трупы", - подумал Эштон, но потом...
        Он резко остановил машину, выскочил и побежал.
        - Эштон! Куда ты...
        Отец Грин вылез из машины и погнался за ним, перелетая через пни, обломки и множество тел.
        - Та машина! - крикнул Эштон. - Смотрите!
        Пыхтя, пожилой мужчина всмотрелся и заметил серебристый седан, наполовину раздавленный обломками таверны.
        "Номера Род-Айленда", - обнаружил он.
        Эштон врывался в беспорядок, швыряя доски и отбрасывая в сторону щебень.
        - Я почти уверен, что эта машина принадлежит профессору Соне Хилд! Это машина, на которой они с Хейзел приехали сюда!
        "Пожалуйста, Боже, пожалуйста, - молился Грин, отодвигая доски. - Не пускай мою дочь в эту машину. Никто внутри не мог быть живым".
        - Слава богу, там пусто, - сказал Эштон и опустился на колени. - Но это должен быть тот самый автомобиль, - он указал на наклейку Университета Брауна на треснувшем лобовом стекле.
        - В какую хижину они поехали? - спросил отец Грин. - Мы должны найти её.
        - Хижина Уилмарта, - Эштон отряхнулся. - Надо спросить у местных... если кто-то вообще жив.
        Они побрели обратно к стоянке.
        - Продолжай смотреть вокруг, - сказал пастор. Он поднял свой молитвенник. - Полагаю, мне лучше заняться своим делом, - и он подошёл к накрытой брезентом груде трупов и начал читать "Ходатайства за умерших".
        Когда Эштон увидел мужчину, идущего по краю дороги, он подбежал. Это был старик с согнутой спиной. Он ковылял, неся чемодан.
        - Сэр, сэр! Я пытаюсь найти хижину Уилмарта, - взмолился Эштон. - Вы знаете, где это?
        - Ну, э-э-э, думаю, да, юноша, - сказал странный старик и вытер лоб.
        Преклонный возраст и тяжёлая трудовая жизнь сморщили его лицо.
        - Пойдёшь по той дороге, но... Я не собираюсь лгать тебе, сынок. Я проходил мимо неё этим утром, и она... э-э-э, была разрушена.
        Эштон обмяк на месте.
        - Вы видели молодую женщину лет двадцати пяти? Рыжие волосы, стройная, красивая фигура? Или женщину с короткими чёрными волосами, беременную женщину?
        - Нет, сынок. Не могу сказать, что я их видел, - когда он снова вытер лоб, Эштон заметил неуклюжее малиновое кольцо на одном пальце. - Удачи, молодой человек. Мне нужно идти. Прошлой ночью немногие выжили, я должен уезжать.
        Автомобильный гудок просигналил; Эштон увидел старый пикап с несколькими деревенскими типами внутри. Он помог старику убрать его чемодан на заднее сиденье. Затем старик протиснулся в машину.
        - Может быть, тебе нужно быть здесь, но, сынок, будь осторожен вокруг всего этого. И будь уверен, что тебе надо уезжать.
        Грузовик с грохотом уехал, но не раньше, чем Эштон заметил такое же алое кольцо на пальце обветренного водителя.
        Поднималась вонь, странная... как свежее мясо и тухлое мясо вместе. Когда над головой послышался крик, Эштон поднял глаза и увидел, как вокруг кружат огромные стаи ворон, сотни из них.
        "Они хотят есть", - подумал студент.
        Он побежал обратно к пастору как раз в тот момент, когда мимо с рёвом пронёсся военный грузовик, в задней части кузова которого лежали занятые мешки для трупов.
        Отец Грин крестил ещё несколько тел. Конечности трупов казались какими-то обожжёнными, обугленными, но кости, выглядывающие из-под них, были согнуты и странно пожелтели. У одного трупа, одетого в рубашку Бостонского колледжа, голова выглядела расплавленной.
        - Что может быть причиной этого? - спросил Эштон.
        - Бог его знает, - последовал торжественный ответ Грина. - Я уже видел несколько таких тел.
        Он потянулся вниз...
        - Руки прочь! - рявкнул один из солдат.
        Подошёл сержант.
        - Сержант, есть идеи, что...
        - Это может быть какое-то разъедающее вещество, - сказал им солдат с бесстрастным выражением лица. - Мы не знаем. Почти все в жилом секторе мертвы, и большинство из них выглядели вот так обгоревшими, - он схватил палку и ткнул её в согнутую большеберцовую кость мёртвой толстой женщины.
        Она тряслась, как будто что-то сделало её резиновой.
        - Коррозия? - спросил Эштон. - Это была какая-то странная буря. Какое отношение к этому могут иметь коррозионные вещества?
        - Послушайте, отец, - сказал сержант, - я знаю, что вас это беспокоит, но, может быть, вам лучше убраться отсюда, пока мы не наведём порядок?
        - Хорошо, сержант, - согласился пастор. Он подтолкнул Эштона под руку и повернул к машине. - Это может быть наш последний шанс, - прошептал он. - Что сказал старик?
        - Хижина Уилмарта была разрушена, - повторил Эштон.
        - Но всё равно надо осмотреть.
        - Дорога здесь...
        Мимо с рёвом проносилось ещё больше грузовиков, нагруженных трупами, въезжали новые машины скорой помощи. Врачи скорой помощи с бледными лицами стояли истощёнными или мрачно преклоняли колени перед ещё бoльшим количеством трупов. Запах поднимался вместе с солнцем. С такой жарой и влажностью это не займёт много времени; отец Грин повидал многое в Боснии.
        - Вероятно, дорога будет заблокирована упавшими деревьями, - заметил Эштон, когда они подошли к своей машине.
        - Мы проедем столько, сколько сможем, а остальное пройдём пешком, - Грин сжал свой крест, пока костяшки пальцев не побелели.
        "Вся эта смерть - везде, но я ЗНАЮ, что Хейзел ещё жива. Она ДОЛЖНА быть жива".
        - Эй, отец, посмотрите на это...
        Эштон что-то подобрал и протянул ему.
        - Шкатулка? Табакерка? - Грин повертел пустой предмет в руке. - Кажется, она преднамеренно перекошена - смотри, углы все неровные.
        - Похоже на золото.
        Грин покосился на любопытные иероглифы на ней. Он не знал почему, но они ему не нравились. Наверху была слабая гравировка...
        Грин вздрогнул, как будто ему стало плохо.
        - Золото или нет, это... не для нас, - он только чувствовал в этом что-то ужасное, что-то несостоятельное по отношению к Богу, Христу и Святому Духу.
        Он уронил странную шкатулку и растоптал её подошвой.
        То, что он мог видеть на дороге, ведущей мимо города, казалось ясным. Отец Грин в последний раз огляделся.
        "Все эти тела. Все эти люди мертвы, - его вера закалялась - он был безумен. Он стиснул зубы, глядя в небо. - Во имя ХРИСТА, Боже! После всего, что я сделал на службе у Тебя за ВСЮ ЖИЗНЬ, не мог бы Ты, ПОЖАЛУЙСТА, оставить мою дочь в живых, чёрт возьми!"
        Когда он посмотрел через крышу машины, Эштон бросился бежать по дороге, крича:
        - Господи!
        "Куда он бежит?" - Грин нахмурил брови.
        Он посмотрел на дорогу...
        Его сердце дрогнуло.
        К ним, пошатываясь, подошла женщина, похожая на беспризорницу, её глаза открылись, глядя на тысячу ярдов. Её волосы выглядели грязными, но нельзя было отрицать их цвет: бычья кровь.
        - Хейзел! - Эштон прохрипел. - Слава Богу, ты жива! - Эштон чуть не столкнулся с ней. Он заключил её в объятия, слёзы навернулись на его глаза. - О, чёрт, мы так волновались!
        Когда недоверчивый взгляд отца Грина испарился, он побежал к ним.
        "Невозможно. Секунду назад я смотрел на эту дорогу, но её нигде не было видно..."
        Впрочем, спорить он не собирался. Но, похоже, отец Грин только что выиграл большой куш у Бога...
        - Эштон? - пробормотала Хейзел.
        Она вцепилась в него, ослабев на коленях.
        - Ты в порядке?
        - Я... не знаю... - её широко распахнутые глаза метнулись к отцу. - О, папа!
        Грин обнял свою дочь, как никогда раньше.
        - Дорогая, мы думали... - но он позволил словам раствориться. Она была покрыта какой-то невыразимо вонючей гадостью. - Хейзел, ты заболела?
        - Что это за дрянь на тебе? - спросил Эштон.
        - Ты не захочешь знать, - прошептала она.
        Это не имело значения. Молитва отца Грина была услышана, его величайшее желание. Но Хейзел, казалось, сейчас колебалась. Вероятно, обезвожена, вероятно, ничего не ела со вчерашнего вечера.
        - Давай отведём её в машину, Эштон.
        Как только Грин произнёс эти слова, колени Хейзел подогнулись. Эштон поднял её на руки и понёс к машине.
        Они уложили её ничком на заднее сиденье. Отец Грин схватил бутылку воды, которую она залпом осушила наполовину, как только пришла в себя.
        - Дорогая, где твои друзья? - спросил Грин.
        - Хм-м-м?
        Эштон опустился перед ней на колени.
        - Соня Хилд и Фрэнк Барлоу - ты знаешь. Хейзел, где они? Они...
        Хейзел посмотрела в пространство.
        - Пропали.
        Отец Грин тоже опустился на колени и схватил её за руку.
        - Дорогая, Эштон сейчас тебя увезёт. Он проверит тебя в ближайшей больнице, а потом отвезёт обратно в Провиденс...
        - Нет! - выпалила Хейзел.
        - Хейзел, о чём ты говоришь? - спросил Эштон.
        Она откашлялась.
        - Я должна остаться здесь...
        - Здесь нет, Хейзел! - воскликнул Эштон. - Прошлой ночью была буря...
        Она саркастически улыбнулась?
        - Никакой бури не было, Эштон. Это было... что-то намного хуже, чем буря...
        - Дело в том, дорогая, - вмешался отец, - что здесь все мертвы. Вернись домой, - он улыбнулся ей. - Вернись к Богу...
        Хейзел оглянулась на него.
        - Я недостойна дома, папа. Я недостойна Эштона, недостойна тебя и особенно недостойна Бога.
        - Бред какой-то! Почему ты это сказала?
        Она взглянула на Эштона, закатила глаза, потом снова посмотрела на отца.
        - Я эротоманка, папа. Ты, наверное, даже не знаешь, что это значит...
        - Хейзел, просто... забудь обо всём этом, - попытался остановить её Эштон.
        - Я позволяю себя насиловать, папа. Я участвую в групповухах, - её глаза ни разу не моргнули, когда она смотрела на отца. - Я умоляю мужчин душить меня, пока они меня трахают. Я пью их мочу, папа. Так что... я чертовски хорошо знаю, что Бог никогда не сможет этого простить.
        - Конечно же, Он сможет! - сказал отец Грин, даже не опешив. - Он прощает хуже, чем это каждый день, - он сильнее сжал её руку. - Но ты должна сделать первый шаг. Подумай об этом, дорогая. Хорошо?
        Хейзел сглотнула и кивнула. Когда мимо проезжала машина, она вздрогнула и выглянула. Это был длинный потрёпанный седан, битком набитый людьми. В багажнике была привязана стопка чемоданов.
        - Выжившие, - произнёс Эштон. - Эвакуация.
        - Не выжившие, - пробормотала Хейзел себе под нос. - Агенты...
        - Что ты сказала, милая? - спросил Грин.
        Мужчина в пассажирском окне действительно подмигнул Хейзел? Ещё один обветренный деревенский тип. Взгляд отца Грина сузился на руке мужчины, свисавшей из окна. На ней было самое странное алое кольцо...
        Хейзел застонала и потеряла сознание.
        - Она устала от всего, через что ей пришлось пройти, - заметил Эштон. - Ужас бури, видя, как убивают всех этих людей.
        - И понимая, что её друзья, вероятно, мертвы, - закончил отец Грин. Он закрыл дверь и подошёл. - Забери мою дочь отсюда, Эштон. Отвези её в больницу, убедись, что с ней всё в порядке, а затем отвези её домой.
        - А вы?
        - Завтра я уеду, - он повернулся и увидел группу национальных гвардейцев, несущих из леса носилки с трупами. - Судя по всему, - он поднял свою Книгу общих молитв, - я смогу быть полезным.
        - Ну ладно. Если вы уверены. Я позвоню вам на мобильный, как только отвезу Хейзел.
        - Спасибо, Эштон.
        Оба замерли на месте. Ещё больше чёрных птиц пронеслось над головой, и вдалеке снова завыли сирены. Где-то в небе послышались вертолёты.
        На лице отца Грина отразилось презрение.
        - Это злое место, Эштон.
        - Я знаю. Я чувствую это...
        - Даже дурно пахнет, - вонь стала миазмальной. - Пахнет...
        - Здесь пахнет так, будто дьявол насрал здесь.
        Плечи Грина поникли.
        - Не совсем те слова, которые я бы выбрал, но... да. Ты совершенно прав.
        Ещё несколько слов, и они расстались. Эштон дал задний ход, затем свернул на главную дорогу и выехал.
        Когда ещё два гвардейца с белыми лицами прошли мимо с носилками, Грин побледнел, увидев лежавший на них труп: человека, вся грудная клетка которого, казалось, была лишена плоти. Кости под ним были покрыты пеплом, но пожелтели и дико согнулись, словно расплавленный пластик.
        - Ой, бля!
        - Чёрт, мужик!
        Грин посмотрел на шум. Несколько солдат выскочили из обрушившегося леса; все они выглядели отвратительно. Когда сержант спросил, один из них сказал:
        - Мы только что нашли ещё дюжину тел там, под камнями. Я не могу поднять это дерьмо, сержант!
        Отец Грин вздохнул. Он снова открыл свой молитвенник и начал читать:
        - О, Боже, Чьи милости неисчислимы, прими наши молитвы за души усопших рабов Твоих... - когда он без обременения шёл к мучительной сцене.



        ЭПИЛОГ

        НЕПТУН, НЬЮ-ДЖЕРСИ
        ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ...
        Ночной сторож Уолли Гилман и водитель автобуса Джо Сарджент пристально смотрели через щель в занавеске на окно номера восемнадцать мотеля "Владение МакНотона". Джо вынул свой пенис и медленно мастурбировал, пока сцена внутри прогрессировала: трое мужчин и две женщины готовятся сделать куннилингус очень обнажённой и очень беременной жительнице комнаты. Она лежала на кровати, прижавшись ягодицами к краю матраса, подтянув колени, чтобы сделать чувствительное отверстие между ног как можно более доступным.
        - Невероятно, чёрт возьми, - прошептал Джо, лаская свой пенис.
        "Да, - Уолли согласился. Однако его смутило, что член Джо был значительно больше его. - Что за хрень..."
        Но сцена внутри?
        Уолли не знал, что с этим делать.
        Прямо сейчас между раздвинутыми ногами беременной цыпочки стоял на коленях деревенщина с пивным брюхом в футболке без рукавов. Вокруг розовой расщелины торчали блестящие чёрные волосы. Расщелина зияла.
        - Вечеринка с поеданием "киски" в грязном мотеле, - пробормотал Джо. - И у беременной девушки в придачу. Чувак, лучше этого не бывает.
        Звуки его мастурбации усилились.
        - Да, но, Джо, в этом нет особого смысла, не так ли? - спросил Уолли. - Эти парни вон там... деревенщины из глуши, как и те две женщины. Какой смысл в том, что они приходят сюда посреди ночи только для того, чтобы отлизать у горячей беременной "киски" и уйти?
        Джо нахмурился через плечо.
        - Ты жалуешься? Какая разница? Наверное, это какой-нибудь извращённый клуб свингеров или что-то в этом роде.
        Уолли обдумал эту идею, не очень убедившись.
        Луна мерцала вниз. Уолли чувствовал себя взволнованным, даже встревоженным, как будто кто-то наблюдает за ними издалека. Но когда он посмотрел на кусты позади себя, там, конечно, никого не было.
        - О, чёрт возьми, мужик! - свирепо прошептал Джо. - Посмотри на это дерьмо!
        Когда Уолли заглянул в щель, его рот открылся.
        "Так вот, что они делают..."
        У парня в футболке без рукавов застряла рука до запястья в заднице беременной женщины...
        Джо с энтузиазмом сказал:
        - Чувак, это не вечеринка с поеданием "киски". Это фистинг-вечеринка!
        И так и казалось.
        Деревенщина провёл рукой по своду влагалища беременной цыпочки. Он надавил...
        Следующее, что они осознали, рука чувака была на два дюйма от запястья, на три, затем на четыре...
        Ни Уолли, ни Джо не издали ни звука, а всего мгновение спустя рука чувака засунулась в женщину по локоть.
        - Не могу поверить в то, что вижу, - прошептал Джо.
        - Что он пытается сделать? Совершить ей аборт?
        Когда деревенщина убрал свою руку, в его руке был большой алый кристалл.
        Затем он встал, положил камень в мешок и уступил место следующему в очереди.
        Джо уже перестал мастурбировать. Зрелище из эротического превратилось в откровенно отвратительное. И более того: необъяснимое.
        Следующей была толстуха с волосами, собранными в пучок на голове, которая скользнула рукой в ??половой орган беременной женщины и вытащила алый кристалл...
        Джо никогда ещё не выглядел так не в своей тарелке, когда он повернулся и прислонился к стене, его лицо выражало то ли раздражение, то ли растерянность.
        Теперь его шёпот был пропитан страхом.
        - Уолли... Что, чёрт возьми, там происходит?
        - Я. Не. Знаю.
        - Здесь что-то действительно не так, чувак. Эта цыпочка не беременна. У неё грёбаная матка, полная красных камней. Они похожи на гигантские грёбаные рубины, чувак.
        Уолли смотрел.
        - Я. Знаю.
        - Я никогда в жизни не видел ничего настолько отвратительного...
        Это заявление стало бы подходящей эпитафией для Джо Сарджента, поскольку это были последние слова, которые он произнёс. Уолли тоже сказал своё последнее слово, хотя ещё не осознавал этого. Он ещё раз взглянул на невообразимую сцену по ту сторону грязного окна:
        Третий посетитель извлёк кристалл из пухлого влагалища беременной женщины...
        - Сколько ещё этих штук есть в ней? - раздался болезненный вопрос Уолли.
        Он повернулся, чтобы снова посмотреть на Джо, как раз в тот момент, когда у него появилось ещё одно странное подозрение, что кто-то наблюдает за ними. У него не было времени кричать, и у синаптической активности в его мозгу не было времени даже подумать о том, на что он мог смотреть. На самом деле ОН всё это время стоял там, хотя и невидимый из другого фазового сдвига: кожа слизняка, щупальцеобразная мерзость в алой мантии и капюшоне. В то же время существо обвило щупальце вокруг шеи каждого человека и с быстрым сжатием...
        Хрясь!
        Хрясь!
        Шейные кости Джо Сарджента и Уолли Гилмана были разъединены, что привело к разрыву позвоночника. Последним изображением, запечатлевшимся в мозгу Уолли, было лицо мародёра: распухшие губы на выпуклом лбу, глаза, вживлённые в ржавые щёки, - всё это выглядело как что-то гнилое.
        - Снеб-нгал’н-шабб, - произнесло существо, а затем парапространственный выход раскрылся, как уродливая молния.
        Уолли и Джо вытолкнули к выходу, затем выход закрылся.
        Этот отвратительный слуга, чьё имя он до сих пор считал Фрэнком, заглянул в окно.
        Последний агент ночи, житель Боссет-Вэй по имени Джервас Дадли, только что извлёк кристалл из многоцелевого чрева Сони Хилд.
        У окна Фрэнк одобрительно кивнул.
        Через несколько минут все агенты внутри ушли. Завтра ночью придёт больше, и следующей ночью после той, и ночью после неё, пока все Сияющие Трапецоэдры не будут распределены. Затем каждый агент отправится с билетами на самолёт в указанные целевые города. Вскоре Послание Ньярлатхотепа будет доставлено во славу Йог-Сотота.
        Фрэнк посмотрел на Соню и на её крепкие груди, на её большой белый живот, на обильный лобок, и когда он это сделал, пухлые, как кусок дерьма, губы на его лбу растянулись в улыбке.
        "О, да".
        Фрэнк решил, что как только все кристаллы будут извлечены из коровы, он снова обрюхатит её просто так.


        Перевод:Alice-In-Wonderland


        Бесплатные переводы в нашей библиотеке:
        BAR "EXTREME HORROR" 18+
        https://vk.com/club149945915https://vk.com/club149945915(https://vk.com/club149945915)



        AЛИСА ПЕРЕВОДИТ
        https://vk.com/alice_translateshttps://vk.com/alice_translates(https://vk.com/alice_translates)