Три Сара Лотц


        12 января 2012 года недаром назвали черным четвергом. В этот день один за другим разбились сразу четыре пассажирских самолета! За несколько часов тысячи семей лишились близких. Причины аварий так и не удалось установить. Поразительно, что в трех крушениях посчастливилось выжить трем детям, хотя шансов на спасение у них не было. Неужели случилось чудо? Но вскоре родные выживших малышей понимают, что дети изменились, и эти изменения вызывают у них ужас и панику… Возможно, четвертое крушение тоже пережил ребенок? Правда шокирует и пугает…

        Сара Лотц
        Три

        Как это начинается

        «Ну же, давай, давай…»
        Пэм не отрывает глаз от табло «Пристегните ремни безопасности», напряженно ожидая, когда оно погаснет и можно будет освободиться. Она долго не вытерпит, в ушах у нее до сих пор звучит голос Джима, чуть ли не до самой посадки уговаривавшего ее остаться: «Ты же сама знаешь, Пэм, у тебя слабый мочевой пузырь, о чем ты вообще думала, черт побери?»
        На самом деле она просто не осмелилась воспользоваться туалетной комнатой в аэропорту. Что, если она столкнется с одним из тех футуристических туалетов, о которых читала в путеводителе, и не сможет за собой смыть? Или запрется в кабинке, а потом не сможет вовремя открыть замок и опоздает на свой рейс? Подумать только, а ведь Джоани предлагала ей несколько дней посмотреть Токио, прежде чем лететь в Осаку! От одной мысли о том, чтобы в одиночку бродить по чужим улицам, и без того влажные ладони Пэм становятся мокрыми от пота  — она даже в здании аэропорта чувствовала себя потерянной. Испуганная и вспотевшая после перелета из Форт-Уэрта, она, как изможденный гигант, едва переставляя ноги, тащилась к терминалу 2 на пересадку. Мимо нее проплывал непрерывный поток подтянутых фигур. Люди вокруг непринужденно размахивали чемоданами и, пряча глаза за темными стеклами очков, казалось, излучали энергию и уверенность в себе. Она же, втискиваясь в автобус, который вез их к самолету, физически чувствовала каждый килограмм собственного багажа и краснела всякий раз, когда кто-нибудь смотрел в ее сторону.
        В рейсе на Токио, к счастью, было много других американцев (например, сидевший рядом славный молодой человек, который терпеливо объяснял ей, как пользоваться видеосистемой), но в этом самолете, как Пэм с болью в сердце осознала, она была единственной… Как там говорят в бесконечных детективных шоу, которые обожает Джим? Представительницей белой расы, вот как. И сиденья здесь оказались намного меньше  — она была втиснута в кресло, словно селедка в банку. Но тут, по крайней мере, было свободное пространство между ней и деловым с виду парнем, который сидел ближе к проходу, и не приходилось беспокоиться, что она может случайно его задеть. Хотя все равно придется побеспокоить его, когда она будет протискиваться к выходу, чтобы сходить в туалет. Господи, похоже, парень собирается поспать, а это означает, что придется его будить…
        Самолет продолжает набирать высоту, и табло упорно не желает гаснуть. Она вглядывается в темноту за иллюминатором, видит пробивающийся сквозь облако мигающий ярко-красный огонек на крыле и, схватившись за поручень кресла, чувствует, как внутри отдается гул самолета.
        Джим был прав. Она еще даже не добралась до пункта назначения, а уже была более чем сыта этой затеей. Он предупреждал, что она не приспособлена к длительным путешествиям, пытался убедить ее, что это в принципе плохая идея: «Джоани может сама в любой момент прилететь домой, Пэм, так зачем заморачиваться тем, чтобы облететь полмира, лишь бы только повидаться с ней? И с чего это ей вдруг так хочется учить азиатов? Американские дети что, недостаточно хороши для нее? К тому же, Пэм, тебе даже наша китайская еда не нравится, так как же ты собираешься питаться там сырым мясом дельфинов, или что они там, черт возьми, едят?»
        Она уперлась тогда, настояла на своем, не придав значения его неодобрению и удивив Джима тем, что так и не отступила. Вот уже два года как Джоани уехала, и Пэм было просто необходимо увидеть ее: она ужасно по ней скучала, а по тем фотографиям, которые видела в Интернете, небоскребы Осаки не отличались от небоскребов нормальных американских городов. Джоани предупреждала, что местная культура может поначалу озадачить, что Япония  — это не только цветущая сакура и гейши, загадочно улыбающиеся из-за своих вееров, но Пэм решила, что сможет с этим справиться. Она глупо полагала, что поездка станет своего рода забавным приключением, которым она еще долгие годы сможет хвастаться перед Ребой.
        Самолет выравнивается, и наконец-то табло, предупреждающее о ремнях безопасности, гаснет. Впереди заметно оживленное движение: это несколько пассажиров вскакивают со своих мест и устремляются по проходу в сторону туалетных комнат. Молясь, чтобы там не было очереди, Пэм отстегивает ремень и сдерживает себя, чтобы аккуратно пройти мимо парня у прохода, не зацепив его, как вдруг раздается страшный грохот. Пэм сразу приходит в голову мысль о хлопке обратной вспышки, как в карбюраторе автомобиля, но ведь у самолетов такого не бывает, правда? Пэм вскрикивает  — запоздалая реакция на испуг, из-за которой она чувствует себя довольно глупо. Это все пустяки. Удар молнии, вероятно. Да, конечно, так и есть. В путеводителе сказано, что в грозу такие вещи случаются…
        Еще один удар  — на этот раз он больше похож на выстрел. Из передней части салона слышатся приглушенные выкрики. Табло «Пристегните ремни безопасности» вспыхивает снова, и Пэм хватается за ремень, но пальцы не слушаются ее, и она вдруг забывает, как застегивается этот замок. Самолет проваливается вниз. Невидимая тяжелая рука давит ей на плечи, и кажется, что кто-то пытается вывернуть ей желудок через горло. Уф… Этого не может быть! Только не с ней! Подобные вещи не случаются с такими, как она, с простыми людьми. С хорошими людьми. Резкий толчок, тарахтят крышки ящиков для багажа над головой, а затем самолет, похоже, успокаивается.
        Какой-то писк, непонятный лепет по-японски, затем: «Просим всех оставаться на местах и пристегнуть ремни безопасности». Пэм снова задышала нормально  — голос в репродукторе звучит спокойно и безмятежно. Это не может быть что-то серьезное, нет никаких причин для паники. Она пытается заглянуть через спинки кресел, чтобы посмотреть, как другие пассажиры реагируют на происходящее, но видит только макушки склоненных голов.
        Пэм опять хватается за подлокотники. Вибрация самолета усилилась, руки уже заметно трясутся, а через ноги ощущается вызывающая тошноту пульсация. В щели между креслами перед ней появляется глаз, наполовину прикрытый челкой иссиня-черных волос,  — это, должно быть, маленький мальчик, которого перед самым отлетом протащила по проходу строгая молодая женщина с густо накрашенными губами. Ребенок тогда смотрел на нее как зачарованный (она еще подумала: можете что угодно говорить об азиатах, но дети у них просто прекрасны, они как нераспустившиеся бутоны). Она помахала рукой и усмехнулась, но мальчик не ответил. Потом мать что-то рявкнула, и он послушно скользнул на свое место и исчез из поля зрения. Она пытается улыбнуться, но во рту пересохло, губы прилипли к зубам, а вибрация  — о Господи!  — усилилась еще больше.
        Вниз по проходу между креслами, обтекая ее, плывет белесый туман, и Пэм ловит себя на том, что бессмысленно нажимает на интерактивный экран перед собой, неловко теребя наушники. Этого не произойдет. Это не может случиться прямо сейчас, уф… Нет, нет и нет! Если бы ей только удалось заставить экран заработать, если бы удалось посмотреть кино, что-нибудь успокаивающее  — например, вроде той романтической комедии, которую она смотрела по дороге сюда, где еще играет этот… ну как его… в общем, Райан, фамилию не вспомнить. Самолет вновь отчаянно кренится  — такое ощущение, будто он перекатывается из стороны в сторону, вверх и вниз,  — и ее желудок опять выворачивается. Она судорожно сглатывает: «Ой-ой, не хватало только вырвать!»
        Бизнесмен рядом с ней встает, взмахивая руками, когда самолет бросает из стороны в сторону,  — похоже, он хочет дотянуться до шкафчика над головой, но не может удержать равновесие. «Что вы делаете?»  — хочется крикнуть Пэм. У нее такое чувство, что если он не сядет, то ситуация только ухудшится. Тем временем вибрация становится настолько сильной, что это напоминает ей случай, когда в стиральной машине сломался какой-то там стабилизатор и обезумевшая техника в буквальном смысле принялась скакать по полу. Из тумана, хватаясь за спинки кресел, выплывает стюардесса. Она жестом просит бизнесмена сесть, и тот смиренно плюхается на свое место. Потом лезет во внутренний карман пиджака, вытаскивает оттуда сотовый телефон и, упершись лбом в спинку кресла впереди, начинает что-то говорить в трубку.
        Она должна сделать то же самое. Она должна позвонить Джиму, сказать ему о Снуки, напомнить, чтобы он не давал ей тот дешевый корм. Она должна позвонить и Джоани… Но что она ей скажет? Что может задержаться? Пэм едва истерически не рассмеялась. Нет, нужно сказать, что она ею гордится, но… А тут вообще телефоны работают, есть ли сигнал? Или нельзя пользоваться телефоном, потому что это может помешать работе навигационной системы самолета? И нужно ли вставлять кредитную карточку, чтобы заставить работать наушники с микрофоном на спинке сиденья?
        И где, собственно, телефон? В поясной сумке вместе с деньгами, паспортом и таблетками или же она положила его в чемодан? Почему она не может запомнить такие элементарные вещи? Пэм тянется за сумочкой. Такое ощущение, что желудок раздавлен о позвоночник. Ее сейчас вырвет, она это точно знает… Но тут пальцы касаются ремешка сумки  — это Джоани подарила ей сумку на Рождество, как раз перед отъездом два года назад. Да, хорошее получилось Рождество, даже у Джима в тот день было отличное настроение. Новый сильный толчок, и ремешок вырывается из рук. Она не хочет умирать вот так  — только не так! Только не среди незнакомых людей, только не с засаленными волосами  — та новая химическая завивка, кстати, была ошибкой  — и опухшими лодыжками. Ни за что! Быстренько подумать о чем-нибудь приятном, о чем-то хорошем! Это все сон, а на самом деле она сейчас сидит на диване, в руках у нее сэндвич с курятиной и майонезом, на коленях лежит Снуки, а Джим клюет носом в своем уютном кресле. Она понимает, что должна сейчас молиться, знает, что пастор Лен посоветовал бы ей в данной ситуации именно это,  — а если она
действительно будет молиться, все пропадет?  — но впервые в жизни не может вспомнить нужные слова. В конце концов ей как-то удается сложить «Помоги мне, Господи», но в голову постоянно лезут посторонние мысли. Кто присмотрит за Снуки, если с ней что-нибудь случится? Снуки уже старенькая, ей почти десять лет, почему она оставила ее? Собаки этого не понимают. Боже, в задней части ящика для белья у нее осталась целая кипа рваных колготок, которые она уже давно хотела выбросить,  — что они подумают о ней, когда найдут все это?
        Дымка в самолете сгущается, к горлу подступает желчь, в глазах все расплывается. Короткий треск, и она видит перед собой качающуюся желтую пластиковую чашку. Какие-то слова на японском, но уши заложило… Пэм, чувствуя во рту вкус вермишели с пряностями, которую ела во время предыдущего полета, сглатывает. Тут она с облегчением обнаруживает, что в туалет уже не хочется. Затем репродуктор говорит по-английски что-то непонятное, потом «…помочь сидящим рядом пассажирам…», потом опять непонятно.
        Бизнесмен продолжает бубнить по телефону, но самолет снова сильно встряхивает, и трубка вырывается у него из рук  — губы его, тем не менее, продолжают шевелиться, потому что он не сразу соображает, что телефона в руках уже нет. Пэм не хватает воздуха в легких, а неестественный металлический привкус во рту вызывает новый приступ тошноты. На мгновение ее ослепляет яркая вспышка света. Она тянется за кислородной маской, но та болтается вне досягаемости над головой, а потом она чувствует запах горелого  — как будто на горячую плиту поставили что-то пластмассовое. Она сама как-то учудила такое, положила кухонную лопатку на горелку, так Джиму хватило этой темы на несколько недель: «Женщина, ты вполне могла так спалить весь дом».
        Еще одно сообщение по громкой связи: «…обхватите… обхватите себя руками… приготовьтесь к удару».
        Перед глазами возникает изображение пустого стула, и ее переполняет такое острое чувство жалости к себе, что становится физически больно,  — это ее стул, тот самый, на котором она сидит по средам на собрании группы по изучению Святого Писания. Прочный, надежный, такой родной стул, с вдавленным сиденьем от многолетнего использования, но никогда не жаловавшийся на ее вес. Она всегда приходит на эти собрания пораньше, чтобы помочь Кендре расставить стулья, но каждый здесь знает, что она постоянно сидит по правую руку от пастора Лена, рядом с кофеваркой. За день до ее отъезда они все молились за нее  — даже Реба пожелала ей всего хорошего. Ее грудь тогда наполнилась гордостью и чувством благодарности, а щеки зарумянились от всеобщего внимания: «Дорогой Иисус, пожалуйста, позаботься о нашей сестре и добром друге Памэле, когда она будет…»
        Самолет содрогается, и теперь это сопровождается частым стуком  — бум, бум, бум!  — когда из шкафов для багажа у них над головой начинают сыпаться сумки, ноутбуки и прочая ручная кладь. Однако если ей удастся сконцентрироваться на этом пустом стуле, все будет хорошо. Как в игре, в которую она иногда играет сама с собой, возвращаясь на машине из магазина: если по дороге ей встретятся три белых автомобиля, то пастор Лен назначит ее, а не Ребу, украшать комнату цветами.
        Холодящий душу звук  — как будто гигантские ногти скребут по линолеуму классной доски, пол конвульсивно вздрагивает. Собственный вес толкает ее голову вперед, к коленям. Пэм чувствует, как клацают зубы, и, чтобы остановить все это, хочет закричать на того, кто заставляет ее закрывать голову руками. Много лет назад, когда она везла Джоани из школы, прямо перед их машиной вдруг выскочил пикап. В тот момент время невероятным образом замедлилось, она успела обратить внимание на мельчайшие детали  — трещину на лобовом стекле, ржавчину, припорошившую капот того автомобиля, но это… это происходит слишком быстро! «Остановите это, все тянется ужасно долго…» Ее молотит, бьет, стегает. Ее голова… Она не может поднять голову, а потом сиденье впереди вдруг бросается ей в лицо… Вспышка яркого белого света, которая ослепляет так, что она уже не может…


        Потрескивает костер, плюясь во все стороны искрами, но щекам холодно, на самом деле она даже замерзла. В воздухе чувствуется мороз. Она что, где-то на улице? Конечно же! Глупая. Нельзя же костер развести в помещении, верно? А она что подумала? Они всегда собираются накануне Рождества на ранчо у пастора Лена  — должно быть, она сейчас во дворе, смотрит фейерверк. Она всегда приносит свой знаменитый соус из сыра с голубой плесенью. Неудивительно, что она чувствует себя такой потерянной. Сегодня она забыла принести свое фирменное блюдо, видно, оставила его на кухонной стойке. Пастор Лен будет разочарован, и…
        Кто-то пронзительно кричит.
        «Нельзя так кричать на Рождество, почему вы так кричите? Это же такое счастливое и радостное время».
        Она поднимает руку, чтобы вытереть лицо, но почему-то не может… что-то тут не так, она лежит на собственной руке, которая вывернута за спину. И почему она лежит? Она что, заснула? Но не на Рождество же, когда так много работы… Она должна встать и извиниться за свое невежливое поведение, Джим всегда в таких случаях говорит, что ей нужно встряхнуться и постараться быть немного…
        Она проводит языком по зубам. С ними что-то не так, один из резцов сломан, и острый край колет ей язык. Она ворочается на гравии и сглатывает… Господи, в горле такое ощущение, будто она глотает бритвенные лезвия! Неужели…
        Внезапно ее осеняет, и она вдруг понимает, что произошло. От осознания этого перехватывает дыхание, а уж потом накатывает белая волна боли, которая поднимается по ее левой ноге и стреляет в живот. «Вставай, вставай, вставай…» Она пытается приподнять голову, но, когда ей это удается, в затылок впиваются невидимые обжигающие иголки.
        Еще один крик  — на этот раз совсем близко от нее. Она никогда раньше ничего подобного не слышала  — крик какой-то обнаженный, дикий, почти нечеловеческий. Ей нужно остановить его, от него боль в животе обостряется, как будто звук этот напрямую связан с ее внутренностями и больно дергает за них с каждым новым воплем.
        Слава тебе, Господи, она может шевелить правой рукой. Она приподнимает ее и прикасается к животу, но чувствует там что-то мягкое, мокрое и какое-то совершенно неправильное. Она не хочет сейчас думать, что там такое. Господи Иисусе, ей нужна помощь, нужно, чтобы кто-то пришел и помог ей! Ах, если бы только она послушалась тогда Джима, осталась дома со Снуки и не прокручивала в голове все эти нехорошие мысли о Ребе…
        «Прекрати!» Она не должна поддаваться панике. Они всегда говорят именно так: главное  — не паниковать. Она жива. И она должна быть благодарна уже за это. Нужно встать и посмотреть, где она находится. Она больше не в самолетном кресле, это она знает наверняка, она лежит на какой-то топкой, мягкой поверхности. На счет три она старается с помощью действующей руки перевернуться на бок, но вынуждена остановиться, поскольку тело пронзает вспышка боли  — острой и пугающей, как удар тока. Боль настолько сильная, что даже не верится, что это ее боль.
        Она лежит неподвижно, и, к счастью, боль начинает блекнуть, уходить, оставляя за собой тревожный след онемения (но об этом она сейчас тоже думать не хочет, нет).
        Она зажмуривает глаза, а затем резко открывает их. Мигает несколько раз, чтобы восстановить фокус. Медленно и очень осторожно пробует повернуть голову направо, и теперь это удается без той жуткой пронзительной боли. «Хорошо…» Пятно оранжевого света вдали размывает все перед глазами, превращая предметы в силуэты, но все же она может различить густые заросли деревьев  — странных скрюченных деревьев, она не может определить, что это за деревья,  — а прямо перед ними какой-то бесформенный кусок покореженного металла. Боже мой, неужели это самолет? Так и есть… Она с трудом различает прямоугольный иллюминатор на борту. Хлопок, какое-то шипение, мягкий рокот, и внезапно она видит всю сцену ясно и четко, как днем. Глаза ее наполняются слезами, но она не должна отводить взгляд. И не отведет. Она видит неровные края фюзеляжа  — а где же все остальное? Неужели она сидела в этой части самолета? Это невозможно! Там бы она не смогла выжить! Это очень похоже на громадную поломанную игрушку… Это место напоминает грязные дворы вокруг передвижных домиков на колесах, где живет мать Джима. По земле там разбросаны
ржавые запчасти от машин, поломанные детские велосипеды и всякий мусор  — она никогда не любила приходить туда, несмотря на то что мать Джима всегда была добра к ней… В таком положении поле зрения сильно ограничено, и она, не обращая внимания на страшный хруст в костях, приподнимает голову так, чтобы щека легла на плечо.
        Крик резко обрывается. «Хорошо». Ей не хочется, чтобы этот момент был отягощен еще чьей-то болью и шумом.
        Погоди-ка… Какое-то движение вон там, у линии деревьев. Темная фигура, человек… Маленький какой-то… Может, ребенок? Мальчик, который сидел в кресле перед ней? Ее переполняет чувство стыда: она даже на мгновение не вспомнила о них, пока самолет падал. Она думала исключительно о себе. Неудивительно, что она не могла молиться, какая же она христианка после этого? Фигура, к ее разочарованию, исчезает из поля зрения, а дальше в эту сторону она повернуть голову просто не может.
        Она пробует открыть рот, чтобы закричать, но не может заставить челюсть пошевелиться. «Пожалуйста… Я здесь. Больница… Вызовите помощь».
        Позади нее слышится какой-то глухой звук.
        — Ох…  — удается произнести ей.  — Ох…
        Прикосновение к ее волосам, и она чувствует, как по щекам текут слезы,  — она спасена. За ней пришли, чтобы спасти ее.
        Топот бегущих ног. «Не уходите. Не бросайте меня!»
        Неожиданно прямо перед ее глазами возникают чьи-то босые ноги. Маленькие, грязные, темные  — такие темные!  — но похоже, что они просто вымазаны какой-то черной мастикой. Грязь? Кровь?
        — Помогите, помогите, помогите…
        Ну вот, она произносит это вслух. Молодец, хорошая девочка! Если она говорит, значит, с ней все будет хорошо. Она сейчас просто в шоке. Конечно. Именно так.
        — Помогите…
        Лицо склоняется к ней, оно так близко, что она чувствует дыхание мальчика у себя на щеке. Она пытается сфокусировать на нем взгляд. Стоп! Неужели?.. Не-е-ет! Это все из-за плохого освещения. Глаза белые, полностью белые, без зрачков. «Помоги мне, Господи!» В груди возникает вопль ужаса, но застревает где-то в горле, она не может выпустить его наружу, он душит ее. Лицо отпрянуло назад. В легких тяжесть от какой-то жидкости. Теперь еще и дышать стало больно.
        Краешком глаза она замечает справа какое-то движение. Тот же ребенок? Как он мог так быстро там очутиться? Он указывает на что-то… Какие-то фигуры вокруг нее, темнее, чем деревья. Люди. Это определенно люди. Оранжевый свет блекнет, но она может четко различить их контуры. Их уже сотни, и такое впечатление, что они направляются к ней. Пробираются через эти странные деревья, неровные, шишковатые и скрюченные, словно пальцы старика.
        А где же их ноги? У них нет ног. Что-то тут не так.
        Уф… Они не настоящие. Они не могут быть настоящими. Она не видит их глаз, их лица  — черные кляксы, которые остаются плоскими и безучастными на фоне вспыхивающего и угасающего огня у них за спиной.
        Они идут за ней  — она понимает это.
        Страх отступает, и его место занимает уверенность, что времени у нее осталось очень мало. Такое впечатление, будто в нее вселяется хладнокровная и уверенная в себе Пэм,  — новая Пэм, какой настоящей Пэм всегда хотелось стать!  — которая берет контроль над ее разбитым и умирающим телом. Не обращая внимания на кровавую кашу в том месте, где когда-то был живот, она тянется к своей поясной сумке. Та по-прежнему там, где и должна быть, только съехала немного набок. Она закрывает глаза и концентрируется на том, чтобы открыть змейку. Пальцы у нее мокрые и скользкие, но сдаваться она не собирается.
        В ушах возникает какой-то гул, теперь он звучит уже громче, сверху вниз устремляется луч света и начинает скакать вокруг нее, так что она может различить разбросанные кресла, отражающие свет обломки металла, женскую туфлю на шпильке, совершенно новую. Она ждет, пока луч осветит приближающуюся толпу. Они продолжают продвигаться вперед, но она по-прежнему не может рассмотреть их лиц. И куда подевался мальчик? Если бы только она могла предупредить его, чтобы он не ходил к ним, потому что она знает, что им нужно… О да, она точно знает, чего они хотят! Но она не может думать об этом сейчас, когда уже так близка к цели. Она роется в сумке и облегченно вздыхает, когда пальцы натыкаются на гладкую поверхность телефона. Осторожно, чтобы, не дай Бог, не уронить, она достает его из сумочки  — и даже успевает удивиться, что так паниковала еще совсем недавно, когда не могла вспомнить, куда его сунула,  — и дает команду руке поднести трубку к лицу. А что, если он не работает? Что, если он сломался?
        Он не будет сломан, она не позволит ему быть сломанным! Когда телефон издает привычное приветствие ду-ду-ду-дааа, у нее вырывается триумфальный стон. Ну вот, почти готово… Возглас раздражения  — какая же она неряшливая, весь экран замазан кровью. Собрав все силы, чтобы сконцентрироваться, она находит файл «Приложения» и выбирает функцию «Диктофон». Гудение над головой становится оглушительным, но Пэм отключается от всего этого, равно как не обращает внимания на то, что больше уже не может видеть.
        Она подносит телефон к губам и начинает говорить.



        От авиакатастрофы до тайного заговора
        Феномен романа «Три»

        Элспет Мартинс

        Издательский дом «Джеймисон-энд-Уайт Паблишерс»

        Нью-Йорк * Лондон * Лос-Анджелес


        От автора

        Думаю, немногие читатели не содрогнулись бы от ужаса при упоминании о «черном четверге». День 12 января 2012 года, когда в течение нескольких часов разбились четыре пассажирских самолета и погибли более тысячи человек, навсегда вошел в список самых разрушительных катастроф, которые заставили нас по-другому взглянуть на окружающий мир.
        Как и следовало ожидать, в течение нескольких следующих за несчастьем недель информационное пространство было переполнено документальными очерками, блогами, выдержками из биографий погибших, чьими-то мнениями, которые распаляли нездоровое внимание общественности к самим катастрофам, а также к детям, выжившим после этих крушений, которых еще называли просто «Три». Но тогда никто не мог предугадать цепочки страшных событий, которые последовали, а также скорости, с которой они разворачивались.
        Как и в романе «За решеткой», посвященному моему расследованию преступления с применением огнестрельного оружия, совершенному американскими подростками в возрасте меньше шестнадцати лет, я решила, что если уж собираюсь присоединить свой голос к общему хору, то единственным способом хоть как-то продвинуться вперед будет критическое составление объективной картины, где я дам высказаться людям, непосредственно участвовавшим в происшедшем. С этой целью я обратилась к многочисленным источникам, включая неоконченную биографию Пола Крэддока, подборку переписки Чийоко Камамото и интервью, которые лично взяла во время и сразу после упомянутых событий.
        Я не собираюсь приносить извинения за то, что включила в книгу (хотя некоторым это может показаться оскорбительным) такие материалы, как рассказы людей, первыми оказавшихся на месте трагедии, заявления бывших и действующих памэлистов, ишо, обнаруженные на месте падения самолета «Сан Эйр», а также никогда ранее не публиковавшееся интервью с экзорцистом, которого нанял Пол Крэддок.
        Хотя я честно признаю, что в качестве контекста (а также в какой-то степени в интересах стройности повествования) включила в роман выдержки из газетных репортажей и журнальных статей, моим главным мотивом, как и в «За решеткой», было обеспечение непредубежденной платформы для того, чтобы поближе рассмотреть главных участников событий, имевших место с января по июль 2012 года. Помня об этом, я призываю читателей не забывать, что рассказ мой все-таки является субъективным и им следует делать из него собственные выводы.


Элспет Мартинс
Нью-Йорк
30 августа 2012 года



        Они уже здесь. Я… не давай Снуки шоколад, даже если она будет просить его на задних лапах, для собак это яд. Мальчик… вижу мальчика… вижу мертвых людей… Боже, их так много… Сейчас они идут за мной. Мы все скоро уйдем. Все мы. Пока, Джоани, сумочка мне очень нравится, пока, Джоани. Пастор Лен, предупредите их, что мальчик, он не должен…
Последние слова Памэлы Мэй Доналд
(1961-2012)

        Часть 1
        Катастрофа (дата?)

        Из первой главы романа «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Трех» Пола Крэддока (в соавторстве с Мэнди Соломоном)

        Я всегда любил аэропорты. Зовите меня старым романтиком, но я получал громадное удовольствие, наблюдая, как соединяются после разлуки родственники и возлюбленные,  — тот самый первый момент, когда, усталые и загоревшие, они входят в зал через раздвижные стеклянные двери и в глазах у них вспыхивает огонек узнавания. Поэтому когда Стивен попросил меня встретить его с девочками в Гатуике, я был более чем рад этому.
        Я выехал, оставив себе в запасе добрый час времени. Мне хотелось приехать туда пораньше, взять кофе и немного понаблюдать за окружающими. Странно вспоминать такое сегодня, но в тот день я был в прекрасном настроении. Мне перезвонили насчет роли гея-дворецкого в третьей серии «Кавендиш-холла» (это, конечно, могло обернуться созданием стереотипа для ролей на будущее, но Джерри, мой агент, считал, что это может стать моим большим прорывом), да к тому же удалось найти место для парковки хоть и далековато, но все же не в дне пути от главного выхода из аэропорта. Это был один из тех дней, когда я сижу на диете, так что я взял только латте с дополнительными сливками и направился к толпе, которая дожидалась, пока из зала выдачи багажа хлынет поток прибывших пассажиров. Рядом с магазинчиком «Кап-энд-Чау» бригада каких-то постоянно ссорящихся практикантов занималась малопривлекательной работой по разборке потрепанного рождественского стенда, который нужно было демонтировать уже очень давно, и я немного понаблюдал за разворачивающейся там мини-драмой, тогда как моей личной драме только еще предстояло
начаться.
        Я не подумал о том, чтобы свериться с табло и убедиться, что мой самолет прибывает вовремя, поэтому несколько гнусавый голос диктора, прозвучавший из динамика, застал меня врасплох.
        — Всех ожидающих прибытия рейса двести семьдесят семь компании «Гоу! Гоу! Эйрлайнс» из Тенерифе просим пройти к стойке службы информации, спасибо.
        «Но ведь это рейс Стивена»,  — подумал я и полез в свой «блэкберри», чтобы это перепроверить. Я был не слишком обеспокоен. Думаю, тогда я полагал, что рейс просто задерживается. Мне и в голову не пришло удивиться, почему Стивен не позвонил и не предупредил, что задерживается.
        Никогда не думаешь, что такие вещи могут случиться с тобой, верно?
        Сначала нас была только небольшая группка  — таких же встречающих, как я, которые приехали заранее. Красивая девушка с крашеными рыжими волосами и привязанным к палочке воздушным шариком в форме сердца, здоровенный парень с фигурой борца и дредами, супружеская пара средних лет, оба с нездоровой кожей заядлых курильщиков, одетые в одинаковые спортивные костюмы светло-вишневого цвета. В общем, не совсем та публика, с которой я обычно предпочитаю общаться. Просто удивительно, насколько обманчивым может быть первое впечатление. Сейчас я считаю всех их своими лучшими друзьями. Что ж, такие вещи очень сплачивают людей.
        По шокированному выражению на лицах прыщавого молодого человека, сидевшего за стойкой информатора, и нависавшей над ним очень бледной женщины из службы безопасности аэропорта я должен был бы догадаться, что произошло нечто ужасное, но тогда единственным, что я испытывал, было чувство раздражения.
        — Что происходит?  — выпалил я со своим лучшим акцентом из сериала «Кавендиш-холл».
        Заикаясь, юноша за стойкой сумел выдавить из себя, чтобы мы прошли за ним туда, где нам «предоставят более подробную информацию».
        Мы все сделали так, как было сказано, хотя, клянусь, я удивился, что пара в спортивных костюмах не начала скандалить хотя бы для проформы: они не были похожи на людей, выполняющих чужие распоряжения. Но, как они сами сказали мне через несколько недель на одном из собраний нашей организации «277  — все вместе», в тот момент они были в состоянии отрешения. Они просто не хотели ничего знать и, если уж с самолетом случилось что-то нехорошее, не желали услышать это от мальчишки, едва достигшего возраста половой зрелости. Молодой человек понесся вперед  — наверное, чтобы ни у кого не было возможности его расспросить,  — и провел нас через неприметную дверь служебного входа рядом с офисом таможенной службы. Нас повели по длинному коридору, который, судя по облупившейся краске на стенах и затертому полу, относился к той части помещений аэропорта, которая обычно скрыта от глаз посторонней публики. Помню, я сразу уловил резкий запах сигаретного дыма, которым пахнуло откуда-то сбоку, несмотря на строгий запрет курить на территории.
        Нас привели в угрюмого вида комнату для отдыха персонала, обставленную потертыми креслами бордового цвета из зала ожидания. На глаза мне попалась старая урна-пепельница в форме трубы времен семидесятых годов, наполовину спрятанная за искусственной гортензией из пластика. Удивительно, какие подробности фиксирует наша память, правда?
        Нам навстречу, захлопнув планшет с бумагами, направился какой-то мужчина в костюме из полиэстера  — адамово яблоко у него ходило вверх-вниз, как будто он страдал синдромом Туретта. Хотя сам он был мертвенно бледен, щеки его продолжали жить  — на них красовалось сильное раздражение после бритья. Глаза его беспокойно бегали по комнате, а после того, как на мгновение встретились с моими, взгляд его устремился куда-то вдаль.
        Думаю, именно тогда меня и осенило. Это было щемящее ощущение того, что сейчас я услышу нечто такое, что изменит мою жизнь навсегда.
        — Ладно, не тяни уже, приятель,  — наконец сказал Келвин, парень с дредами.
        Чиновник в костюме судорожно сглотнул.
        — Мне ужасно жаль, но я вынужден сообщить вам, что рейс двести семьдесят семь примерно час назад пропал с наших радаров.
        Мир вокруг меня покачнулся, и я почувствовал первые признаки приступа паники. Пальцы задрожали, а грудную клетку начало чем-то стягивать. И тогда Келвин задал вопрос, который боялись задать все остальные:
        — Он разбился?
        — В данный момент мы не можем говорить об этом с определенностью, но, пожалуйста, не сомневайтесь, что мы передадим вам информацию, как только ее получим. В распоряжении каждого из вас будут консультанты, которые…
        — А что насчет выживших?
        Руки у мужчины дрожали, и самолетик, подмигивавший нам с его пластикового бейджика авиакомпании «Гоу! Гоу!», своей наигранной беззаботностью, казалось, издевался над нами. Каждый раз, когда по телевизору крутили их совершенно убогий рекламный ролик, Стивен ворчал: «Им следовало бы называться компанией “Гей! Гей!”, а не “Гoy! Гоу!”» Он всегда шутил, что тот самолетик был с виду более «голубым», чем полный автобус обычных гомиков. Я не обижался на него, просто у нас с ним были такие отношения.
        — Как я уже сказал,  — растерянно продолжал «костюм»,  — в вашем распоряжении будут наши консультанты…
        Тут заговорила Мэл, женщина из супружеской пары в спортивных костюмах:
        — Да к черту ваших консультантов, просто скажите, что случилось!
        Девушка с шариком в руках начала громко всхлипывать  — под стать персонажам из «Истэндеров»,  — и Келвин обнял ее за плечо. Она уронила воздушный шарик, и я проследил за тем, как он печально поскакал в угол, в конце концов приютившись возле ретро-пепельницы. В комнату начали заходить другие люди, сопровождаемые сотрудниками «Гоу! Гоу!», и большинство из них выглядели такими же растерянными и неподготовленными, как и тот прыщавый юноша.
        Лицо Мэл раскраснелось и стало напоминать цветом ее спортивный костюм, когда она что-то доказывала чиновнику, тыча пальцем ему в лицо. Похоже, сейчас уже все кричали или плакали, но я ощущал какую-то странную отстраненность от происходящего, как будто находился на съемочной площадке в ожидании своей реплики. Жутко признаваться в этом, но я думал: «Запоминай, что ты чувствуешь, Пол, это может пригодиться для твоих ролей». Я вовсе не горжусь этим обстоятельством. Просто пытаюсь быть до конца честным.
        Я продолжал пялиться на шарик в углу, когда внезапно услышал голоса Джессики и Полли, прозвучавшие совершенно четко, как будто наяву: «Ну, дядя По-о-о-о-ол, что же удерживает самолет в воздухе?» За неделю до их отъезда Стивен устроил воскресный обед, и близняшки просто замучили нас вопросами о будущем полете, почему-то приняв меня за большого специалиста по воздушным путешествиям. Дети летели впервые в жизни, и это возбуждало их гораздо больше, чем сами предстоящие каникулы. Я поймал себя на том, что пытаюсь вспомнить последние слова, которые сказал мне тогда Стивен, что-то вроде: «Увидимся, когда ты станешь постарше, дружище». Мы с ним, конечно, разные, но как я мог не почувствовать тогда, что должно произойти что-то ужасное?
        Я быстро вытащил из кармана телефон, вспомнив, что Стивен за день до этого прислал мне сообщение: «Девочки передают тебе привет. На курорте полно придурков. Вылетаем в 3:30. Не опаздывай:)» Я лихорадочно стал пролистывать все принятые сообщения. Вдруг для меня стало ужасно важно, чтобы оно сохранилось. Но этого нигде не было  — должно быть, я случайно удалил его.
        Даже через много недель после этого я все еще продолжал жалеть, что у меня не сохранилось то сообщение.
        Каким-то образом я снова оказался в зале прибытия. Я даже не помню, как туда дошел и пытался ли кто-то остановить меня, когда я покидал ту жуткую комнату отдыха. Я просто брел вперед, чувствуя, что люди обращают на меня внимание, но в тот момент это было так же несущественно, как и все остальное. В воздухе определенно что-то витало, какое-то тяжкое ощущение, что бывает перед тем, как грянет буря. К черту, думал я, мне необходимо выпить, что было не похоже на меня, учитывая, что вот уже лет десять, как я с этим делом завязал. Как во сне, я поплелся в стилизованный ирландский паб в дальнем конце зала. Перед баром собралась группа каких-то молокососов, которые дружно уставились в телевизор над стойкой. Один из них, раскрасневшийся напыщенный идиот с акцентом кокни, что-то слишком громко доказывал насчет одиннадцатого сентября и твердил всем и каждому, что он, кровь из носу, в 5:50 должен быть в Цюрихе, а иначе «полетят головы». При моем приближении он остановился на полуслове, а все остальные расступились передо мной, отпрянув, словно от прокаженного. С тех пор я и сам, конечно, понял, что горе и
ужас действительно являются заразными.
        Звук в телевизоре был включен на полную мощность, а репортерша  — одна из тех ужасных, накачанных ботоксом американок с зубами Тома Круза и слишком толстым слоем макияжа  — что-то щебетала в камеру. Позади нее было видно что-то, напоминавшее небольшое болотце, и зависший над ним вертолет. А потом я прочел бегущую строку: Крушение самолета компании «Мейден Эйрлайнс» в национальном парке Эверглейдс.
        «Они что-то напутали,  — подумал я.  — Стивен с девочками летел на самолете “Гоу! Гоу!”».
        И тут до меня дошло. Упал еще один самолет.





        В 14:35 (по центральноафриканскому времени) грузопассажирский самолет «Антонов», арендованный нигерийской транспортной компанией «Далу Эйр», потерпел аварию и упал в центре Каелитши  — самого густонаселенного пригорода Кейптауна. Лиам де Вильерс был одним из первых парамедиков, прибывших на место происшествия. Опытный реаниматолог, на тот момент работавший в службе скорой медицинской помощи Кейптауна, сегодня Лиам является консультантом по психологическим травмам. Это интервью было взято у него через скайп и электронную почту, а затем собрано в единое целое.

        Когда все это произошло, мы занимались автокатастрофой на Баден-Пауэлл-драйв. Таксист подрезал «мерседес» и перевернулся, но ничего критичного не произошло. Пассажиров в такси на тот момент не было, и, хотя водитель получил лишь незначительные повреждения, нам следовало отвезти его в отделение «скорой помощи», чтобы наложить швы. Это был один из редких безветренных дней: дувший несколько недель подряд  — как раз на Пасху в Южном полушарии  — яростный ветер выдохся, и в небе был лишь единственный клочок облака, зацепившегося за вершину Столовой горы. Думаю, об этом дне можно было сказать «идеальный», хотя полного комфорта все же не было: оказалось, что припарковались мы слишком уж близко к заводу по переработке отходов макассарового масла. Подышав этими испарениями минут двадцать, я порадовался, что не успел еще съесть кентуккийского жареного цыпленка, которого купил на обед.
        В тот день я работал с Корнелиусом, одним из наших новеньких санитаров со «скорой помощи». Это был крутой парень, с хорошим чувством юмора. Пока я занимался таксистом, он поболтал с парой транспортных полицейских, прибывших на место аварии. Я перевязывал водителю предплечье, а тот орал в мобильный и что-то врал своему боссу. Вы бы и не догадались, что с ним что-то произошло: за все время он даже ни разу не дернулся. Я как раз хотел спросить Корнелиуса, сообщил ли он в приемное отделение района Фолсбей, что мы везем к ним пациента, когда в небе раздался страшный рев, от которого все мы подскочили на месте. Рука таксиста обмякла, телефон упал на землю. А потом мы увидели его. Я знаю, что об этом говорили буквально все, но это действительно выглядело, словно кадры из кино, невозможно было поверить, что это происходит на самом деле. Он летел так низко, что я мог разглядеть облупившуюся краску на его логотипе  — знаете, такой зеленый завиток вокруг буквы Д. Шасси было выпущено, а крылья лихорадочно качались из стороны в сторону, как руки у канатоходца, старающегося сохранить равновесие. Помню, я еще
подумал, что аэропорт находится в другой стороне, так какого черта вытворяет этот пилот?
        Корнелиус что-то кричал, показывая на самолет. Слов разобрать я не мог, но смысл понял. Район Митчелс-Плейн, где жила его семья, располагался совсем неподалеку от того места, куда, похоже, падал самолет. Было очевидно, что сейчас он разобьется,  — он не горел, и вообще ничего такого видно не было, но было ясно, что он в большой беде.
        Самолет скрылся из виду, затем раздался звук страшного удара; я готов поклясться, что земля содрогнулась. Позже Даррен, наш диспетчер, сказал, что мы были слишком далеко, чтобы почувствовать какой-то толчок, но мне это запомнилось именно так. Через несколько секунд в небе расцвело облако черного дыма. Оно было таким громадным, что мне вспомнились снимки Хиросимы. И я подумал: «Господи, в живых там остаться не мог никто!»
        Раздумывать было некогда. Корнелиус вскочил в такси и, связавшись по радио с базой, сказал, что мы находимся рядом с местом крупной авиакатастрофы и чтобы они сообщили в центр по чрезвычайным ситуациям. Я сказал таксисту, что ему придется подождать другую карету «скорой помощи», которая отвезет его в отделение, и крикнул:
        — Скажи им, что это фаза три, скажи им, что это фаза три!
        Копы были уже в пути и направлялись прямо к повороту Каелитши-Хараре. Я заскочил в задние дверцы «скорой помощи». Адреналин в крови зашкаливал, вымывая всю усталость, которая накопилась после двенадцатичасового дежурства. Пока Корнелиус рулил, следуя в хвосте полицейской машины, я вытащил вещевой мешок и принялся рыться в карманчиках в поисках накладок при ожогах, бутылок для внутривенных инъекций и вообще чего-то такого, что нам могло понадобиться, после чего сложил все это на стоявшие сзади носилки. Конечно, нас такому учили  — в смысле, тому, что делать, когда падает самолет. В Фиш-Хоек у залива Фолсбей есть размеченная площадка для строительства канала, и я подумал, что пилот, наверное, направил самолет туда, когда понял, что в аэропорту сесть не получится. Однако врать не буду: тренировки тренировками, но я никогда не думал, что нам в действительности придется сталкиваться с ситуациями вроде этой.
        Вы не поверите, но эта поездка буквально намертво запечатлелась в моей памяти. Треск и хлопки в рации во время переговоров, на руле  — руки Корнелиуса с побелевшими от напряжения костяшками пальцев, тошнотворный запах уличных закусочных, продукцию которых я уже точно никогда есть не стану. И, послушайте, хоть это и звучит плохо, но в Каелитши есть такие места, куда мы при обычных обстоятельствах и не подумали бы соваться; бывали случаи, когда медперсонал на происшествия там просто не пускали  — это вам на любой станции «скорой помощи» скажут. Но сейчас все было по-другому. Мне и в голову не пришло переживать по поводу того, что мы едем в этот Маленький Браззавиль. Даррен снова был на связи, рассказывал Корнелиусу о процедуре и предупреждал, что мы должны будем подождать, пока место происшествия не обезопасят. В таких ситуациях нет места героизму, тут нельзя самому получить травму, чтобы потом тобой занимались ребята из другой «скорой».
        Когда мы подъехали ближе, я начал различать крики вперемешку с воем сирен, несшимся со всех сторон. На нас накатил дым, покрывший лобовое стекло жирным налетом, так что Корнелиусу пришлось притормозить, чтобы надеть дворники. Машину заполнил едкий запах горелого топлива. Это зловоние я не мог смыть со своей кожи еще несколько дней. Вдруг Корнелиус резко нажал на тормоз, потому что на нас надвигалась толпа. Большинство людей что-то несли в руках  — телевизоры, плачущих детей, мебель, даже собак. Это были не мародеры, просто эти ребята слишком хорошо знали, как быстро распространяется огонь в этих трущобах. Большинство лачуг, построенных из дерева и листов рифленого железа, стоят впритык; они и сами по себе всегда готовы вспыхнуть как спичка, не говоря уже о том количестве керосина, который здесь хранится.
        Мы буквально ползли через толпу, и я слышал шлепки ладоней, бивших в борт нашего фургона. Прозвучал еще один взрыв, и я, инстинктивно пригнув голову, подумал: «Ну вот, началось, черт побери!» Над головой у нас кружили вертолеты, и я велел Корнелиусу остановиться  — было очевидно, что мы не можем продвигаться дальше, не обеспечив свою безопасность. Я вылез через задние дверцы и постарался подготовить себя к тому, с чем предстояло столкнуться.
        Это был настоящий хаос. Если бы я не видел все своими глазами, я бы не поверил, что это упавший самолет,  — скорее бы предположил, что здесь разорвалась громадная смертоносная бомба. А жар, которым тянуло с этого места… Потом я видел кадры съемки, съемки с вертолетов: черная яма в земле, смятые в лепешку лачуги; школа, построенная американцами, которая была раздавлена так, будто ее делали из спичек; церковь, рассеченная пополам, словно она была такой же хрупкой, как какой-нибудь садовый сарайчик.
        — Там есть еще! Там есть еще! Помогите нам!  — кричали люди.  — Здесь! Сюда!
        Казалось, в нашу сторону, взывая о помощи, кинулись сотни людей, но, к счастью, полицейские, оказавшиеся на месте этого противостояния, сумели оттеснить их назад, и мы смогли оценить, с чем имеем здесь дело. Корнелиус сразу начал разбивать их на группы очередности предоставления медицинской помощи, на месте разбираясь, кто требовал срочного внимания. Но первый же ребенок, которого я увидел, в этом уже не нуждался  — я понял это сразу. Его обезумевшая от горя мать рассказала, что они спали, когда услышали ужасающий рев и на их спальню обрушился поток обломков. Теперь мы знали, что самолет при ударе о землю развалился, разбрасывая вокруг горящие осколки, словно агент «оранж».
        Первым на место катастрофы прибыл доктор из больницы Каелитши. Это был очень толковый парень, который проделал фантастическую работу. Еще до приезда команды по чрезвычайным ситуациям он разметил места для палаток оказания первой помощи, морга и станции «скорой помощи». В организации таких вещей существует определенная система, и без специальной подготовки тут не обойтись. Они организовали внешний круг ограждения в рекордное время, и буквально через несколько минут после нашего приезда сюда прибыли пожарные и спасательная команда из аэропорта, чтобы обеспечить безопасность в зоне падения. Было жизненно важно гарантировать, чтобы в этом месте не последовало других взрывов. Мы все прекрасно знали, сколько кислорода грузят на самолеты, не говоря уже о топливе для двигателей.
        Мы по большей части занимались незначительными травмами. В основном это были ожоги, порезы конечностей осколками, несколько ампутаций, но совсем немного; у многих людей возникли проблемы с глазами  — особенно у детей. Мы с Корнелиусом были измотаны этой лихорадочной работой. Копы оттесняли толпу назад, но этих людей трудно было винить в том, что они сгрудились вокруг нас. Кто-то кричал, разыскивая пропавших родственников, другие спрашивали о состоянии здоровья своих близких, родители искали детей, которые в это время были в школе или детских садах. Некоторые снимали все это на мобильные  — я не виню их, такие вещи позволяют сохранять дистанцию от происходящего, верно? И повсюду кишели представители прессы. Мне пришлось останавливать Корнелиуса, чтобы тот не врезал одному парню с телекамерой на плече, который пытался сунуть свой объектив буквально нам в лицо.
        По мере того как дым рассеивался, можно было уже разглядеть и оценить масштаб разрушений. Покореженный металл, обрывки одежды, поломанная мебель и бытовая техника, разрозненные пары обуви, растоптанный сотовый телефон. Ну и конечно, человеческие тела… Большинство из них обгорели, но были и другие… в общем, куски… Постоянно слышались вопли, когда обнаруживали все новые и новые трупы, и палатка, использовавшаяся в качестве полевого морга, уже не могла вместить их все.
        Мы проработали там весь день и значительную часть ночи. Когда стало темно, место взрыва осветили прожекторами, и от этого почему-то стало только хуже. Даже в масках для защиты дыхания некоторые добровольцы помоложе от службы по чрезвычайным ситуациям не могли долго выносить этого: все время можно было видеть отбегающих в сторону парней, которых рвало.
        А штабель закрытых мешков с трупами все увеличивался.
        Сейчас не проходит дня, чтобы я не думал об этом. Я до сих пор не могу есть жареного цыпленка.
        А знаете, что произошло с Корнелиусом? Его жена говорит, что никогда не сможет простить его. А я могу. Я его понимаю. Я прекрасно знаю, каково это, когда все время испытываешь тревогу и беспокойство, когда не можешь спать, когда вдруг ни с того ни с сего, без всякой причины начинаешь плакать. Именно поэтому я и пошел консультантом по психологическим травмам. Понимаете, если вы там не были, адекватно объяснить всего этого невозможно, но позвольте мне попробовать как-то увязать все это для вас. Я занимался этим более двадцати лет и за это время повидал всякое. Я видел человека, которому надели на шею облитую бензином шину и подожгли; тело еще дымилось, а на лице у него было такое выражение, какого не увидишь даже в самом страшном ночном кошмаре. Я был на дежурстве, когда забастовка муниципальных служащих вышла из-под контроля и полицейские открыли огонь  — тридцать убитых, причем не только от пулевых ранений. Вы себе и представить не можете, какие страшные раны оставляет панга. Я приезжал на место массовых автокатастроф, где тела детей, совсем маленьких, в специальных детских креслах, были размазаны
по дороге на три ряда движения. Я видел, что происходит, когда у тяжелого военного грузовика отказывают тормоза и он наезжает на крошечный «Форд Ка». А когда я работал в буше Ботсваны, то натолкнулся на останки рейнджера, которого гиппопотам перекусил пополам. Но ничто из этого не может сравниться с тем, что мы увидели в тот день. И мы все понимали, через что прошел Корнелиус,  — вся наша команда знала это.
        Он сделал это в своей машине, на западном побережье, куда обычно ездил рыбачить. Асфиксия, шланг с выхлопной трубы… Все аккуратно, никакой суеты.
        Мне не хватает его.
        Потом мы получили разнос за то, что снимали тогда и выложили фотографии на Фейсбуке. Но я не собираюсь извиняться. Для нас это был один из способов-справиться, нам необходимо было это с кем-то обговорить, и если вы не сталкивались с такой работой, то вам этого не понять. Сейчас поговаривают о том, чтобы мы убрали эти снимки из-за того, что какие-то придурки используют их для своей пропаганды. Поскольку я вырос в этой стране, с ее специфической историей, я не большой поклонник цензуры, однако понимаю, почему они прикрывают это. Зачем подливать масло в огонь, верно?
        Но вот что я хочу вам сказать. Я был там, в самом центре взрыва, и ни у кого с того самолета не было ни малейших шансов выжить. Ни у кого. Я настаиваю на этом, что бы там ни твердили эти долбаные сторонники теории тайного заговора (прошу простить мой французский).
        Я настаиваю на этом.





        Йомиюри Мийадзима  — геолог и доброволец, занимающийся отслеживанием самоубийств в печально известном в Японии лесу Аокигахара, где предпочитают покончить с собой люди, страдающие глубокой депрессией; он был на дежурстве в ту ночь, когда у подножия горы Фудзи упал самолет японской компании «Сан Эйр», обеспечивающей внутренние рейсы по стране.



(Перевод с японского  — Эрик Кушан)

        В ту ночь я рассчитывал найти одно тело. Но не сотни.
        Вообще-то волонтеры по ночам не патрулируют, но, когда стемнело, нашему диспетчеру позвонил мужчина, глубоко обеспокоенный судьбой своего сына-подростка. Он перехватил несколько тревожных е-мейлов, а под матрасом у сына обнаружил экземпляр учебника для самоубийц Ватару Тцуруми. Вместе с печально известным романом Мацумото эта книга пользуется популярностью у тех, кто стремится покончить с жизнью в нашем лесу. За годы работы здесь я уж и не припомню, сколько мы таких отобрали.
        Для отслеживания подозрительной активности в районе самого часто используемого подъезда к лесу у нас установлено несколько камер видеонаблюдения, но я не получил подтверждения того, что парня кто-то видел. У меня было описание автомобиля юноши, однако я не заметил этой машины ни на обочине дороги, ни на небольших парковках на опушке. Тем не менее это ничего не означало. Часто люди отъезжают в дальние или скрытые места на краю леса и накладывают на себя руки там. Некоторые пытаются отравиться выхлопными газами, другие вдыхают токсичный дым от работающих на угле портативных барбекю. Но самым популярным способом безоговорочно является попытка повеситься. Многие из самоубийц прихватывают с собой палатки и продукты, как будто им необходимо провести ночь или две в лесу, чтобы обдумать то, что они собираются сделать, прежде чем выполнить это. Каждый год полиция и множество добровольцев прочесывают лес и находят тела тех, кто хотел умереть здесь. Когда мы в последний раз делали это в прошлом ноябре, то обнаружили останки тридцати несчастных. Большинство из них никогда не будет опознано. Если я
наталкиваюсь в лесу на кого-то, кто, как мне кажется, собирается убить себя, я прошу его подумать о той боли, которую он причинит своим близким, и напоминаю, что надежда существует всегда. Я указываю на вулканическую породу у нас под ногами и говорю, что если уж эти деревья смогли вырасти на такой твердой и недружелюбной почве, то новую жизнь человек может построить на сколь угодно неблагоприятном фундаменте.
        Для доведенных до отчаяния людей сейчас распространенной практикой является брать с собой шнур в качестве маркера, чтобы можно было найти дорогу назад, если они передумают, или же, как в большинстве случаев, чтобы обозначить, как найти их тела. Другие используют этот шнур для более низких целей: некоторые омерзительно любознательные туристы сами надеются найти кого-то из покойников, но при этом не хотят заблудиться.
        Я рискнул направиться в лес пешком и, помня обо всем этом, сначала проверил, не привязан ли к дереву какой-нибудь свежий шнур. Было темно, так что полностью уверен я быть не мог, но мне показалось, что я рассмотрел некоторые признаки того, что кто-то недавно прошел мимо табличек «Не переходите эту черту».
        Сам я заблудиться не боялся. Этот лес я хорошо знаю и ни разу не сбивался тут с пути. Прошу прощения за пафос, но за двадцать пять лет работы здесь это стало частью моей натуры. Со мной были мощный фонарь и GPS-навигатор  — это все неправда, что вулканическая порода под поверхностным слоем почвы дает помехи сигналу спутника. Просто этот лес как магнитом притягивает всякие мифы и легенды, так что люди верят в то, во что им хочется верить.
        Когда вы попадаете в лес, он окутывает вас, словно кокон. Верхушки деревьев над головой образуют мягкую колышущуюся крышу, которая закрывает вас от всего остального мира. Некоторые могут находить неподвижность и тишину леса зловещей, но это не обо мне. Духи юрэй не пугают меня. Мне нечего бояться духов мертвых. Возможно, вы слыхали какие-то истории, что в этих местах когда-то совершали убасутэ  — обычай бросать стариков или немощных умирать в голодные времена. Это совершенно необоснованно. Просто еще одна очередная страшная история, которую притягивает этот лес. Многие считают, что духи одиноки и поэтому стараются утащить за собой людей. Они верят, что именно поэтому в этот лес тянется столько народу.
        Я не видел, как падал самолет,  — я уже сказал, что небо для меня заслоняли кроны деревьев,  — зато я слышал это. Серия сильных приглушенных ударов, словно где-то с силой захлопывалась гигантская дверь. Что я тогда об этом подумал? Мне кажется, я решил, что это может быть гром, хотя в это время года гроз и тайфунов у нас нет. К тому же я был слишком поглощен тем, что всматривался в тени и оглядывал каждую ямку или вмятину под ногами, которая могла бы указывать на присутствие здесь подростка, чтобы задумываться над этим.
        Я уже готов был отказаться от своих попыток, когда вдруг затрещала рация и Сато-сан, один из парней, с которым мы вместе работаем, предупредил меня, что какой-то самолет потерпел аварию, сбился с курса и упал где-то поблизости от нашего леса  — скорее всего, в районе Нарусава. После этого я, конечно, сразу понял, что это и было источником тех звуков, которые я слышал.
        Еще Сато сказал, что все соответствующие службы уже в пути, а сам он организовывает поисковую партию. Голос его звучал так, будто у него перехватывало дыхание,  — он был в шоке. Он, как и я, прекрасно знал, насколько сложно будет спасателям добраться до этого места. Территория леса в некоторых местах крайне труднопроходима, часто попадаются глубокие скрытые расщелины, преодолевать которые очень опасно.
        Я решил двигаться на север, в сторону звука, который слышал.
        Через час я услышал гул вертолетов, прочесывавших лес. Я знал, что приземлиться там они не смогут, поэтому рискнул двигаться в том направлении еще быстрее. Я знал, что, если кто-то с самолета выжил, их нужно найти как можно скорее. Через два часа я начал чувствовать запах дыма; деревья в некоторых местах горели, но, к счастью, пожар дальше не распространялся, ветки просто тлели, словно огонь не хотел разгораться и начал гаснуть. Вдруг что-то заставило меня направить луч фонаря вверх, и я заметил висящую на дереве маленькую фигурку. Сначала мне показалось, что это обгорелое тело обезьяны.
        Но это было не так.
        Там, конечно, были и другие тела. Ночь разрывал шум вертолетов спасателей и телевизионщиков, они кружили надо мной, прожекторами выхватывая из темноты бесчисленные темные силуэты, застрявшие в ветвях. Некоторые из них я мог разглядеть очень подробно; на них не было заметно каких-либо повреждений, они как будто спали. А другие… Другим повезло меньше. Со всех тел была частично сорвана одежда, или же они были полностью обнажены.
        Я с трудом пробирался к тому месту, которое сейчас считается местом падения и где были найдены хвост и оторванное крыло самолета. Сюда уже спустились на лебедках спасатели, но вертолеты на такой предательски неровной местности сесть не могли.
        Приближаясь к хвосту самолета, я испытывал странное чувство. Он возвышался надо мной, и на нем горделиво красовался удивительным образом практически не пострадавший красный логотип. Я подбежал к двум парамедикам с воздушной «скорой помощи», стоявшим рядом с женщиной, которая стонала на земле. Я не могу вам описать, как жутко выглядели ее раны, скажу только, что никогда не слыхал, чтобы человеческое существо издавало такие звуки. В этот момент периферийным зрением я заметил какое-то движение. Некоторые из стоявших поблизости деревьев продолжали гореть, и я разглядел маленькую сгорбившуюся фигурку, прятавшуюся за обнажение вулканической скалы. Я поспешил туда, и в луче моего фонаря блеснула пара глаз. Я бросил свой рюкзак и побежал туда, как еще никогда в жизни не бегал.
        Приблизившись, я понял, что передо мной ребенок. Мальчик.
        Он скорчился и отчаянно дрожал; я обратил внимание, что одно его плечо вывернуто под неестественным углом. Я крикнул парамедикам, чтобы они быстрее шли сюда, однако из-за шума вертолетов они не могли меня услышать.
        Что я ему говорил? Сейчас уже трудно вспомнить точно, но это было что-то вроде: «Как ты? Только без паники, я уже здесь, чтобы помочь тебе».
        Тело его покрывал такой толстый слой крови с грязью, что я не сразу сообразил, что он голый,  — потом мне объяснили, что одежду его сорвало силой взрыва при ударе. Я протянул руку и прикоснулся к нему. Он был совсем замерзший  — а чего, собственно, следовало ожидать? Температура на улице была минусовая.
        Мне не стыдно сознаться, что тогда я заплакал.
        Я завернул его в свою куртку так тщательно, как только смог, и взял на руки. Он положил голову мне на плечо и прошептал:
        — Трое.
        По крайней мере, тогда мне так показалось. Я попросил повторить, что он сказал, но глаза его уже закрылись, губы обмякли, как будто он крепко спал, и меня уже больше заботило, как благополучно донести его в безопасное место и согреть, пока не началась гипотермия.
        Разумеется, сейчас все продолжают спрашивать меня, не заметил я чего-то странного в этом мальчике. Конечно же, не заметил! Он только что пережил ужасное событие, и то, что я видел, было последствиями этого потрясения.
        И я не согласен с тем, что некоторые сейчас говорят о нем. Что он одержим злыми духами, возможно, духами погибших пассажиров, которые завидуют его спасению. Некоторые утверждают, что в его сердце поселились их яростные души.
        Я также с большим недоверием отношусь и к другим россказням, которые сопровождают эту трагедию: что пилот был самоубийцей, что это лес притянул их всех к себе  — иначе с чего еще эта катастрофа могла произойти в Юкей? Такие разговоры только провоцируют лишнюю боль и тревогу, которых здесь и так уже предостаточно. Для меня очевидно, что командир экипажа старался увести самолет в ненаселенный район. На принятие решения у него были считаные минуты, и он совершил благородный поступок.
        И как может японский мальчик быть тем, что о нем говорят американцы? Он  — настоящее чудо, этот мальчишка. И я запомню его на всю жизнь.





        Моя переписка с Лилиан Смолл продолжалась до тех пор, пока ФБР не настояло на том, чтобы она прекратила всякие контакты с внешним миром  — для ее же безопасности. Хотя живет она в Уильямсберге, в Бруклине, а сама я тоже из Нью-Йорка, но с Манхэттена, мы с ней никогда лично не встречались. Ее рассказ составлен из многочисленных разговоров по телефону и переписки по электронной почте.

        Рубен все то утро вел себя беспокойно, и я усадила его смотреть канал CNN  — иногда это его успокаивает. В прежние времена он любил смотреть последние новости, особенно что-нибудь политическое, получал от этого удовольствие, выкрикивал что-то всяким там пиарщикам и политическим комментаторам, как будто они могли его слышать. Думаю, он не пропустил ни одних дебатов или интервью во время промежуточных выборов, и именно тогда я поняла, что существует проблема. Он никак не мог вспомнить имени губернатора Техаса  — ну, вы знаете, того, который не может произнести слово «гомосексуальный» без того, чтобы брезгливо не скривить рот. Никогда не забуду выражения лица Рубена, когда он пытался вспомнить, как зовут этого придурка. Понимаете, он скрывал от меня симптомы своей болезни. И скрывал их месяцами.
        В тот ужасный день ведущая брала интервью у какого-то аналитика насчет его прогнозов относительно результатов предварительных выборов и внезапно прервала его на полуслове:
        — Простите, что вынуждена вас перебить, но нам только что сообщили, что в национальном парке Эверглейдс во Флориде упал самолет компании «Мейден Эйрлайнс»…
        Разумеется, первые мысли, которые возникли в моей голове при слове «авиакатастрофа», были об одиннадцатом сентября. Терроризм. Бомба на борту. Сомневаюсь, чтобы хоть кто-нибудь в Нью-Йорке подумал иначе, когда услыхал про это крушение. Это происходило само собой.
        А потом на экране появилась картинка, вид сверху, снимали с вертолета. Особо что-то там разобрать было трудно, просто болото с большим масляным пятном посредине, куда самолет рухнул с такой силой, что трясина проглотила его. Пальцы у меня похолодели, как будто я держала лед, хотя я всегда слежу, чтобы в квартире было тепло. Я переключила телевизор на какое-то ток-шоу, пытаясь отделаться от охватившего тревожного чувства. Рубен задремал, и я надеялась, что это даст мне достаточно времени, чтобы поменять пеленки и отнести их к стиральной машине.
        Только я закончила с этим, зазвонил телефон. Я поспешила ответить, чтобы звонок не разбудил Рубена.
        Это была Мона, лучшая подруга Лори. Я еще подумала: «Чего это вдруг Мона звонит мне?» Мы никогда не были особенно близки, я не одобряла ее и всегда считала, что она плохо влияет на Лори. Именно Мона однажды в колледже втянула ее в нехорошие дела. В конце концов, правда, все закончилось нормально, но, в отличие от моей Лори, Мона к тридцати годам уже дважды успела развестись и даже в сорок не поменяла свой ветреный характер. Не поздоровавшись и не спросив о здоровье Рубена, Мона с ходу выпалила:
        — Каким рейсом прилетают Лори и Бобби?
        В груди шевельнулось противное холодное чувство, которое я уже ощущала сегодня утром.
        — О чем ты говоришь?  — не поняла я.  — Их нет в этом чертовом самолете.
        А она мне:
        — Но, Лилиан, разве Лори не сказала вам?.. Она собиралась слетать во Флориду, чтобы подыскать дом для вас с Рубеном.
        Рука моя разжалась, и я уронила телефон  — в трубке все еще эхом отдавался ее тоненький голосок. Ноги у меня подкосились, и я помню, что начала молиться, чтобы это оказалось очередной дурацкой шуткой Моны, которые она так обожала, когда была помоложе. Не попрощавшись с Моной, я выключила телефон, а потом сразу позвонила Лори и едва не закричала, когда автомат переадресовал меня на ее голосовую почту. Лори говорила мне, что едет на встречу с клиентом в Бостон и берет с собой Бобби и чтобы я не волновалась, если она пару дней не будет выходить со мной на связь.
        О, как же я жалела, что не могу в этот момент поговорить с Рубеном! Он бы точно знал, что делать. Думаю, чувства мои тогда можно было описать как полнейший ужас. Не тот ужас, который испытываешь, когда смотришь ужастик по телевизору или когда к тебе на улице пристает какой-нибудь бродяга с безумным взглядом; это ощущение было очень сильным, от такого теряешь контроль над своим собственным телом  — как будто нормальная связь с ним уже нарушена. Я слышала, как заворочался Рубен, но все равно вышла из квартиры и пошла к соседям. Я просто не знала, что еще делать. Слава Богу, Бетси была на месте: она только взглянула на меня и тут же завела в дом. Я была в таком состоянии, что не замечала густого облака сигаретного дыма, которое постоянно висело в ее квартире,  — когда нам хотелось попить кофе с печеньем, мы обычно шли ко мне.
        Она налила мне бренди, заставила выпить его залпом, а потом предложила посидеть с Рубеном, пока я буду пытаться связаться с авиакомпанией. Да благословит Господь ее золотое сердце! Даже после всего, что случилось потом, я никогда не забуду, как она была добра ко мне в тот день.
        Пробиться я никак не могла  — линия постоянно была занята и мой звонок все время ставили в очередь. Тогда я подумала, что теперь знаю, каково в аду: сгорая от страха, ждешь, чтобы узнать о судьбе своих самых близких, и все это под джазовую обработку «Девушки из Ипанемы». Каждый раз, когда я слышу эту мелодию, я мысленно возвращаюсь в то ужасное время: вкус дешевого бренди во рту, в гостиной раздаются стоны Рубена, из кухни ползет запах вчерашнего куриного супа…
        Я точно не знаю, как долго набирала этот чертов номер. И когда я уже совсем отчаялась когда-нибудь дозвониться по нему, в трубке отозвался голос. Это была женщина. Я продиктовала ей имена Лори и Бобби. Говорила она напряженно, хотя пыталась вести себя профессионально. Мне показалось, что пауза, пока она набирала эти имена в своем компьютере, длилась целую вечность.
        А потом она сказала мне, что Лори и Бобби были в списке пассажиров на этот рейс.
        А я ответила ей, что это, должно быть, какая-то ошибка. Не может быть, чтобы Лори и Бобби погибли, это просто невозможно, я бы сразу почувствовала. Я бы догадалась. Я не могла поверить. Не могла принять это. Когда к нам впервые приехала Чермейн, консультант по психологическим травмам, которого нам назначили в Красном Кресте, я по-прежнему была в таком неприятии этого, что сказала ей… мне сейчас стыдно за это… убираться ко всем чертям.
        Но хоть мой ум и отказывался принимать все это, первым моим порывом было ехать прямо на место катастрофы. Просто на всякий случай. Должна признать, что тогда в мыслях моих не было четкости. Как я в принципе могла бы осуществить это? Самолеты не летали, к тому же это означало бы бросить Рубена с посторонним человеком на бог его знает сколько времени, а может быть даже отдать его в дом престарелых. Куда бы я ни смотрела, я везде видела лица Лори и Бобби. Их фотографии были у нас повсюду. Вот Лори держит на руках новорожденного Бобби и улыбается в камеру. Бобби на Конни-Айленде с громадным печеньем. Лори школьница, Лори с Бобби на семидесятилетием юбилее Рубена, за год до того, как состояние его покатилось под гору; тогда он еще понимал, кто я такая и кто такая Лори. Я все время вспоминала тот момент, когда она сказала мне о своей беременности. Я плохо восприняла это, мне не нравилась ее идея пойти в то место и заплатить за сперму, как будто это так же просто, как купить платье. А потом еще это… искусственное осеменение. Это казалось мне таким холодным и циничным. «Мне уже тридцать девять, мама,  —
сказала она тогда (даже на четвертом десятке она продолжала называть меня мамой).  — Это может быть моим последним шансом, и будем откровенны: появление принца на белом коне в ближайшее время не предвидится». Но, конечно же, все мои сомнения рассеялись, как только я в первый раз увидела Бобби. Лори была такой замечательной матерью!
        Я продолжаю во всем винить себя и ничего не могу с этим поделать. Лори знала, что я надеялась когда-нибудь переехать во Флориду и жить в одном из этих чистых и солнечных заведений, обеспечивающих проживание с уходом, где Рубен мог бы получать всю необходимую медицинскую помощь. Поэтому они туда и полетели. Она хотела сделать мне сюрприз ко дню рождения, благослови ее Господь. Это так похоже на Лори, которая была неэгоистичной и щедрой до мозга костей.
        Бетси изо всех сил старалась успокоить Рубена, пока я металась по дому. Я не могла найти себе места. Я дергалась, постоянно проверяла, работает ли наш телефон, и тут же бросала трубку на аппарат, как будто она была раскалена: а вдруг в этот момент Лори как раз пробует дозвониться до меня, чтобы сказать, что они не полетели тем рейсом? Что они решили полететь позже. Или раньше. Я хваталась за эту мысль, как утопающий за соломинку.
        Тут начали поступать новости о других разбившихся самолетах, и я все время то включала, то выключала телевизор, все не могла решить, хочу я знать, что там происходит, или нет. О эти кадры! Странно сейчас об этом вспоминать, но, когда я смотрела сюжет, как того японского мальчика поднимали из леса на вертолет, я завидовала. Завидовала! Потому что тогда мы еще ничего не знали о Бобби. Нам было известно только то, что выживших после катастрофы во Флориде не обнаружено.
        Я думала, что на нашу семью свалились все мыслимые несчастья. Думала: почему Господь так поступает со мной?! А поверх чувства вины, агонии, убивающего полнейшего ужаса я чувствовала глубокое одиночество. Потому что, что бы там ни произошло, были они в том самолете или нет, я все равно никогда не смогу рассказать об этом Рубену. А он не сможет утешить меня, не сможет поучаствовать в организации похорон, не погладит меня по спине, чтобы я смогла уснуть. Этого больше никогда не будет. Он тоже для меня умер.
        Бетси ушла только тогда, когда появилась Чермейн; она сказала, что ей нужно вернуться к себе и приготовить что-нибудь поесть, хотя мне определенно кусок не лез в горло.
        Следующие несколько часов прошли как в тумане. Должно быть, я уложила Рубена в постель и попыталась заставить его съесть немного супа. Помню, я начала мыть кухонную стойку, терла ожесточенно, пока не ободрала кожу и руки не начали болеть, хотя Чермейн и Бетси все пытались меня остановить.
        А потом зазвонил телефон. Трубку взяла Чермейн, пока мы с Бетси, застыв на месте, стояли в кухне. Я пытаюсь сейчас припомнить для вас все слово в слово, но в голове все время что-то путается. Чермейн  — афроамериканка, у нее шикарная кожа, и они вообще медленно стареют. Но когда она вошла в кухню, выглядела она лет на десять старше.
        — Лилиан,  — сказала она,  — думаю, вам лучше сесть.
        Я не позволяла зародиться в своем сердце ни единой искре надежды. Я видела съемку с места катастрофы. Ну как там мог кто-то выжить? Я посмотрела ей прямо в глаза и сказала:
        — Просто скажите мне.
        — Это насчет Бобби,  — сказала она.  — Они его нашли. Он жив.
        А потом из другой комнаты начал что-то кричать Рубен, и я попросила ее повторить.





        Эйс Келсо, сотрудник NTSB (Национальный комитет по вопросам безопасности транспорта) со штаб-квартирой в Вашингтоне, известен многим читателям как главный ведущий шоу «Расследование ведет Эйс», которое уже четыре сезона идет на канале «Дискавери». Его рассказ является записанным фрагментом одного из многочисленных наших с ним разговоров по скайпу.

        Вы должны понять масштаб этой катастрофы, Элспет. Мы оценили его еще до того, как стало точно известно, с чем мы имеем дело. Только задумайтесь: четыре разных крушения, в которых участвуют самолеты трех разных производителей на четырех разных континентах,  — это было беспрецедентно. Мы знали, что нам придется работать в тесном контакте и координировать свои действия с AAIB в Великобритании, CAA в Южной Африке, JTSB в Японии, не говоря уже о других сторонах, которые могут иметь отношение к подобным несчастным случаям,  — фирмах-производителях, ФБР, FAA и многих других, которых я сейчас перечислять не буду. Наши парни и девушки делали все, что могли, но давление было такое, какого я никогда в жизни не испытывал. Давление со стороны родственников погибших, давление со стороны чиновников авиалиний, давление со стороны прессы, давление отовсюду. Не скажу, что ожидал какого-то полного коллапса в работе, но предполагал, что могут быть ошибки и дезинформация. Люди есть люди. Недели тянулись за неделями, и все это время мы считали, что нам повезло, если удавалось поспать пару часов в сутки.
        Прежде чем добраться до того, что, как я знаю, вы хотите от меня услышать, я обрисую ситуацию в общих чертах, чтобы ввести вас в курс дела. Как УРК (уполномоченный по расследованию крушения) самолета компании «Мейден Эйрлайнс», я сразу же, с первых секунд после того, как мне позвонили, начал формировать команду по расследованию происшествия. Региональный следователь был уже там и делал предварительную разметку колышками на местности, но на том этапе всю информацию мы получали из новостей. Руководитель местного аварийного штаба проинформировал меня по сотовому телефону о ситуации на месте, так что я знал, что мы имеем дело с тяжелым случаем. Не нужно забывать, что самолет упал в удаленном районе. Пять миль от ближайшего жилья и добрых миль четырнадцать от ближайшей дороги. С воздуха ничего рассмотреть было нельзя, если только вы точно не знали, что именно тут произошло,  — прежде чем приземлиться, мы пролетели над этим местом, так что я видел все собственными глазами. Только разбросанные обломки, залитая водой черная яма величиной со средний загородный дом и заросли меч-травы, о которую можно
порезаться до кости.
        Вот что я знал, когда только получил это задание: самолет «Макдоннелл Дуглас МД-80» разбился через несколько минут после взлета. Диспетчер аэропорта передал, что пилоты докладывали о неполадке двигателя, но на той стадии я не мог исключать вероятность преступления, особенно после того, как стали просачиваться сообщения об авиакатастрофах в других местах. Было два свидетеля, рыбаки, видевшие самолет, который вел себя странно и летел слишком низко, прежде чем рухнуть на территории национального парка Эверглейдс; они говорили, что видели вырывавшееся из двигателя пламя, пока он падал, но в этом не было ничего необычного. Свидетели практически всегда сообщают о том, что видели признаки взрыва или пожара, даже если это было в принципе невозможно. Я немедленно скомандовал своей структуре и ребятам службы обеспечения шевелить задницами и срочно выдвигаться к Ангару 6. FAA выделила нам «G-IV», чтобы лететь в Майами,  — мне нужна была команда в полном составе, и небольшой самолет бизнес-класса не ограничивал меня в этом. Послужной список компании «Мейден» в отношении обслуживания до сих пор вызывал у нас
определенную тревогу, но данное воздушное судно считалось очень надежным.
        Мы были уже час в воздухе, когда мне позвонили и сообщили, что обнаружили выжившего. Помните, Элспет, мы видели кадры, снятые телевизионщиками,  — и не догадаешься, что там упал самолет, пока не окажешься прямо на том месте, потому что он полностью ушел под воду. Должен признаться, что сначала я им просто не поверил.
        Этого мальчика направили в детскую больницу Майами, и к нам поступали донесения, что он в сознании. Никто не мог поверить: а) что он каким-то образом умудрился выжить; б) что его не съели аллигаторы. Этих мерзких тварей там настолько много, что нам пришлось вызывать вооруженных парней, чтобы они держали их на расстоянии, пока мы будем извлекать обломки.


        Приземлившись, мы сразу же направились на место. DMORT, оперативная группа для организации захоронений в чрезвычайных ситуациях, была уже там, но, похоже, они так и не нашли ни одного нерасчлененного тела. Оттолкнуться было практически не от чего, поэтому приоритетной задачей стало найти речевой самописец из кабины экипажа и черный ящик; необходимо было привлекать профессиональных ныряльщиков. А вообще там было тяжко. Жарко, как в пекле, тучи мух, жуткий запах… Нам были нужны герметичные армейские костюмы для биологической защиты, но работать в них в таких условиях  — это вам не шутка. С самого начала я видел, что нам потребуются недели, чтобы собрать по кусочкам этот самолет, но теперь, когда мы знали, что в этот же день разбились и другие самолеты, этих недель у нас просто не было.
        Мне нужно было поговорить с этим мальчиком. Согласно списку пассажиров, единственным ребенком на борту из этой возрастной категории был Бобби Смолл, летевший в Нью-Йорк с женщиной, предположительно его матерью. Я предпочел отправиться на встречу с ним один, оставив свою команду на месте катастрофы, чтобы они начали проводить предварительные мероприятия и установили контакт с местными и другими командами, направлявшимися в район падения самолета.
        Вокруг больницы бурлила толпа журналистов, сразу обступивших меня, чтобы я сделал заявление. «Эйс! Эйс!  — кричали они наперебой.  — Была ли там бомба? А что насчет остальных крушений? Они как-то связаны между собой? Это правда, что кто-то выжил?» Как обычно в таких случаях, я отвечал, что заявление для прессы будет подготовлено, когда у меня будет больше информации, что следователи по-прежнему в пути, и т. д., и т. п. Как УРК, мне меньше всего хотелось сорвать голос еще до того, как появится хоть какая-то конкретика.
        Я позвонил в больницу заранее и предупредил о своем приезде, но знал, что пройдет еще немало времени, прежде чем они позволят мне поговорить с мальчиком. Когда я ждал, пока доктора допустят меня к Бобби, из его палаты поспешно вышла медсестра. Было похоже, что она вот-вот разрыдается. Встретившись с ней глазами, я пробормотал что-то вроде: «С ним все в порядке?»
        Она только кивнула и убежала в ординаторскую. Где-то через неделю я еще раз встретился с ней и спросил, почему она была тогда так взволнована. Ей было трудно передать это словами. У нее было такое чувство, будто в ней что-то сломалось, она просто не могла больше находиться в той палате. Было видно, что ей стыдно признаваться в этом. Она сказала, что, должно быть, мысль о том, что при крушении погибло сразу столько людей, поразила ее больше, чем она ожидала, а Бобби был просто живым напоминанием об этих ужасных жертвах.
        Детский психолог, занимавшийся этим делом, приехала через несколько минут. Славная девушка, за тридцать, но выглядит моложе. Я уже забыл ее фамилию… Полански? Ох, да, верно, Панковски. Спасибо. Ее только-только назначили сюда, и ей очень не хотелось, чтобы какой-то рьяный следователь сейчас тревожил ребенка. Я сказал ей: «Леди, мы занимаемся катастрофой международного рейса, и этот мальчик может быть единственным свидетелем, который реально может нам помочь». Не хочу, чтобы вы, Элспет, посчитали меня совсем бесчувственным, но на том этапе информация об остальных авариях была очень обрывистой, а исходя из того, что я знал, мальчик действительно мог быть ключом к расследованию всего этого дела. Помните, из Японии далеко не сразу подтвердили, что у них есть выжившие, а о девочке, спасшейся в Великобритании, мы узнали только через несколько часов. Как бы там ни было, доктор Панковски сказала, что мальчик бодрствует, но до сих пор не сказал ни слова и он не знает, что его мать, вероятнее всего, погибла. Она просила меня действовать осторожно и запретила снимать разговор на видео. Я согласился, хотя
записывать допрос свидетелей было вполне стандартной процедурой. Должен сказать, что потом я и сам не мог решить, хорошо, что я не снимал это, или плохо. Я заверил доктора, что прошел специальную подготовку по опросу свидетелей, что сюда уже едет один из наших специалистов, чтобы провести подробную беседу с ним. Мне же необходимо лишь узнать, не заметил ли он что-нибудь такое, что может помочь нам двигаться в правильном направлении.
        Ему отвели отдельную палату со светлыми стенами, специально обставленную для ребенка. Нарисованный на стене Губка Боб, большой плюшевый жираф, который мне, впрочем, показался страшноватым. Мальчик лежал на спине с капельницей на руке, на коже видны были порезы от меч-травы (должен вам сказать, что в последующие дни все мы натерпелись от этой опасной штуковины), но, если не считать этого, он, похоже, серьезно не пострадал. Я до сих пор не могу понять, как это могло случиться. Все с самого начала говорили, что это похоже на какое-то чудо. Они готовились везти его на компьютерную томографию, так что в моем распоряжении было всего несколько минут.
        Медики, стоявшие вокруг его кровати, не обрадовались моему появлению, и, когда я направился к нему, доктор Панковски держалась рядом со мной. Он казался таким хрупким, особенно со всеми этими порезами на лице и предплечьях, и я, конечно же, чувствовал себя неважно, явившись задавать вопросы практически сразу после того, как он такое перенес.
        — Привет, Бобби,  — сказал я.  — Меня зовут Эйс. Я веду расследование.
        Он даже не шелохнулся. У Панковски зазвонил телефон, и она отошла в сторону.
        — Я очень рад видеть, что с тобой все в порядке, Бобби,  — продолжал я.  — Если ты не возражаешь, я хотел бы задать тебе несколько вопросов.
        Веки его резко поднялись, и он посмотрел прямо на меня. Глаза его были пустыми. Я даже не уверен, что он слышал меня.
        — Эй,  — сказал я.  — Хорошо, что ты не спишь.
        Он, казалось, смотрел куда-то сквозь меня. А потом… Слушай, Элспет, хоть это и прозвучит чертовски слащаво, но потом его глаза как-то поплыли, как будто он хотел заплакать, только… Господи… это тяжко… только заполнялись они не слезами, а кровью.
        Я, должно быть, вскрикнул, потому что возле моего локтя тут же выросла Панковски, а доктора зажужжали вокруг мальчика, как растревоженные на пикнике шершни.
        Я сказал:
        — Что у него с глазами?
        Панковски посмотрела на меня так, будто у меня только что отросла вторая голова.
        Я снова взглянул на Бобби, заглянул прямо ему в глаза, однако они были совершенно ясными  — синие, как васильки, никаких следов крови. Ни капельки.





        Из второй главы романа «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Троих» Пола Крэддока (в соавторстве с Мэнди Соломоном)

        Меня часто спрашивают: «Пол, почему ты взял на себя полную опеку Джесс? В конце концов, ты успешный актер, профессиональный артист, одинокий мужчина с непредсказуемым ритмом жизни, неужели ты действительно исключаешь возможность завести своих детей?» Ответ на это прост: сразу после рождения близняшек Шелли и Стивен усадили меня перед собой и попросили, если с ними что-то случится, стать для девочек официальным опекуном. Они много и тщательно все это обдумывали  — особенно Шелли. У всех их близких друзей были собственные молодые семьи, так что они не смогли бы уделять их детям внимание, которого те заслуживали, а родственники Шелли были вообще не вариантом (по причинам, о которых я расскажу позже). К тому же Шелли говорила, что девочки души во мне не чаяли с самого раннего возраста. «Это все, что нужно нашим Полли и Джесс, Пол,  — сказала она.  — Любовь. А у тебя ее столько нерастраченной». Стивену и Шелли, разумеется, о моем прошлом было известно все. Когда мне не было еще и тридцати, после глубокого профессионального разочарования я немного сошел с рельсов. Я снимался в пилотной версии фильма
«Врачебный такт», который в Великобритании называли очередной горячей больничной драмой, когда узнал, что все это отменяется. Я победил в конкурсе на главную роль доктора Малакая Беннета, блестящего хирурга с синдромом Аспергера, зависимостью от морфия и тенденцией к паранойе, и эта отмена тяжело ударила по мне. Я много месяцев посвятил тому, чтобы вжиться в эту роль, и по-настоящему погрузился в нее  — думаю, частично проблема была в том, что я слишком перевоплотился в этого персонажа. Как и очень многие актеры до меня, я обратился к алкоголю и другим средствам, чтобы заглушить боль. Эти факторы в сочетании со стрессом, вызванным полной неопределенностью в будущем, вызвали у меня тяжелую депрессию и то, что, как я полагаю, можно было бы назвать рядом навязчивых параноидальных идей.
        Однако с этими демонами я имел дело за много лет до того, как у Стивена и Шелли вообще возникла мысль о собственных детях, так что могу честно сказать: они на самом деле считали меня самым лучшим выбором. Шелли настояла на том, чтобы сделать это официально, так что мы пошли к адвокату и оформили все, как нужно. Конечно, когда вы делаете такие вещи, то никогда не думаете, что это действительно может пригодиться.
        Но тут я забегаю вперед.
        Выйдя из той жуткой комнаты, куда всех нас загнал неумелый персонал «Гоу! Гоу!», я полчаса провел в баре, просто глядя на бегущую строку на экране телевизора, где снова и снова прокручивались ужасные новости. А затем появились первые кадры, снятые в том районе, где, как они думали, упал самолет Стивена: картинка океана, серого и неспокойного, и какие-то качающиеся на волнах обломки. Лодки спасателей, снующие по поверхности в поисках выживших, выглядели игрушечными на фоне сурового и бескрайнего морского пейзажа. Помню, я тогда подумал: «Слава богу, Стивен и Шелли прошлым летом научили девочек плавать!» Глупо, конечно, я знаю. Дункан Гудхью еще мог бы побороться при таком волнении. Но в моменты эмоционального экстрима просто невероятно, какие мысли могут прийти в голову.
        Тогда ко мне подошла Мэл. Может, она и выкуривает по две пачки «Ротманс» в день, а одежду покупает в «Праймарк», но сердца у нее и у ее партнера Джеффа  — величиной с Канаду. Как я уже говорил, нельзя судить о книге по ее обложке.
        — Держись, дорогой,  — сказала она мне.  — Ты не должен терять надежду.
        Те молокососы в баре держались от меня подальше, но все время, пока я там сидел, не сводили с меня глаз. Я был в жутком состоянии: меня прошибал пот, била дрожь, и, должно быть, в какой-то момент я даже заплакал, потому что щеки у меня были мокрые.
        — Чего уставились?  — рявкнула на них Мэл, а потом взяла меня за руку и увела назад в комнату для инструктажа экипажей.
        К этому времени туда уже прибыла целая армия психологов и специалистов по психологическим травмам. Они были заняты тем, что разносили чай, напоминавший подслащенные помои, и устанавливали ширмы, за которыми будут проводиться консультации. Мэл взяла меня под защиту и усадила между собой и Джеффом. Джефф похлопал меня по колену и сказал что-то вроде:
        — Мы все вместе в этой ситуации, приятель,  — после чего протянул мне сигарету.
        Я не курил уже много лет, но принял ее с благодарностью.
        И никто нам не сказал, чтобы мы тут не курили.
        Вскоре к нам присоединились Келвин, тот парень с дредами, и Кайли, рыжеволосая красотка с воздушным шариком (от которого сейчас остался лишь клочок рваной резины на полу). Тот факт, что мы впятером первыми услышали страшную новость, как-то объединил нас; мы сгрудились вместе, непрерывно курили и старались не взорваться. Какая-то нервная женщина  — какой-то там консультант, хотя для этой роли она выглядела слишком легковозбудимой,  — попросила назвать имена наших родственников, которые летели этим проклятым рейсом. Как и все остальные, она повторила хорошо выученную реплику: «Как только мы что-то узнаем, сразу вам сообщим». Даже тогда мне было понятно, что они меньше всего хотят давать нам пустую надежду, но мы ведь все равно надеялись. С этим ничего нельзя поделать. Ты автоматически начинаешь молиться о том, чтобы любимый человек опоздал на самолет, что ты неправильно понял номер рейса или дату прибытия, что все это всего лишь страшный сон, просто какой-то полоумный, кошмарный сценарий. Я зациклился на этом моменте, когда еще не слышал о крушении самолета,  — я тогда следил за подростками, которые
убирали давно перестоявшую рождественскую елку (кстати, плохая примета, хотя я человек и несуеверный),  — и поймал себя на мысли, что мучительно хочу вернуться в то время, когда это пустое и болезненное ощущение еще не поселилось навсегда в моем сердце.
        Еще один приступ паники начал впиваться мне в душу своими ледяными пальцами. Мэл с Джеффом старались занять меня разговорами, пока мы дожидались, что нас прикрепят к консультанту по преодолению психологических травм, но я просто не мог выдавить из себя ни слова, что на меня совсем не похоже. Джефф показал мне заставку на экране своего смартфона  — фотографию улыбающейся двадцатилетней девушки, полноватой, но по-своему привлекательной. Он сказал мне, что это Лорейн, его дочь, которую они приехали встречать.
        — Славная девочка, одно время сошла с колеи, но сейчас все снова нормально,  — печально сказал Джефф.
        Лорейн летала на Тенерифе на шальной и богато обставленный девичник, причем решила ехать туда в самый последний момент, когда кто-то выпал из компании. Что там говорят насчет судьбы?
        Теперь я уже с трудом дышал, по вискам катились капли холодного пота. Я точно знал, что если немедленно не выйду из этой комнаты, то голова моя просто лопнет.
        Мэл сразу все поняла.
        — Оставь-ка мне свой номер телефона, дорогуша,  — сказала она, сжав мое колено рукой, тяжелой от золотых побрякушек.  — Как только мы что-то узнаем, дадим тебе знать.
        Мы обменялись телефонами (причем я вначале не мог вспомнить свой номер), и я выскочил оттуда. Кто-то из консультантов пытался остановить меня, но Мэл прикрикнула на него:
        — Дайте выйти, раз ему так хочется!
        Как я умудрился расплатиться за парковку и вернуться в свой Хокстон, не попав под колеса грузовика на шоссе М23, для меня до сих пор загадка. Еще одна тайна. Потом я увидел, что припарковал «ауди» Стивена, заехав передними колесами на бордюр, словно бросил машину, угнанную, чтобы покататься.
        В себя я пришел только тогда, когда, войдя в коридор, споткнулся и опрокинул столик, на который мы обычно кладем почту. Один из польских студентов, которые снимают квартиру в цокольном этаже, выглянул из-за двери и спросил, все ли у меня в порядке. Он, должно быть, смекнул, что ничего не в порядке, потому что, когда я спросил, нет ли у него выпивки, исчез на несколько секунд, а потом, не говоря ни слова, протянул мне бутылку дешевой водки.
        Я вбежал в свою квартиру, прекрасно понимая, что могу уйти в запой. Но мне было уже все равно.
        Я не стал морочить себе голову стаканом и начал пить прямо из горлышка. Я не чувствовал вкуса алкоголя. Меня трясло, крутило, руки мои дрожали. Я вытащил «блэкберри» и начал прокручивать контакты в записной книжке, но не знал, кому позвонить.
        Потому что первым человеком, которому я всегда звонил, был Стивен.
        Я принялся шагать по комнате.
        Снова глотнул водки.
        Меня вырвало.
        Тогда я сел на диван и включил телевизор.
        Обычные программы были отменены в связи с постоянно поступавшими новыми сообщениями об этих авиакатастрофах. Я оцепенел  — к тому моменту я был уже прилично пьян,  — но все же понял, что весь авиатранспорт был на земле, а в студию канала «СКАЙ» понаехала тьма-тьмущая всяких экспертов, у которых брал интервью угрюмый Кеннет Портер. В те дни при звуке голоса Кеннета Портера я в буквальном смысле испытывал физическую боль.
        «СКАЙ» сконцентрировал свое внимание на катастрофе самолета компании «Гоу! Гоу!», потому что она больше других имела отношение к их целевой аудитории. Одна супружеская пара сняла с круизного лайнера дрожащее любительское видео самолета, летевшего в опасной близости к поверхности океана, и на «СКАЙ» бесконечно прокручивали этот ролик. Слава богу, момент удара в эту съемку не попал, но можно было расслышать раздавшийся за кадром испуганный крик женщины:
        — О боже, Ларри! Ларри! Ты только посмотри на это!
        На экране был номер телефона, по которому можно звонить тем, кто тревожился, что его близкие могли лететь этим рейсом, и я даже подумал набрать его, но затем задал себе вопрос: а зачем? Если Кеннет Портер не расспрашивал экспертов по безопасности полетов или в очередной раз угрюмо не комментировал съемку супругов с круизного судна, «СКАЙ» переключался на другие катастрофы. Когда я услышал о Бобби, мальчике, которого обнаружили в национальном парке Эверглейдс во Флориде, и еще о троих, спасшихся при крушении японского самолета, помню, я подумал, что это все-таки могло бы произойти. Могло. Они могли остаться в живых.
        Уровень содержимого моей бутылки падал.
        Я увидел кадры, как голого японского мальчика поднимают на борт вертолета, как раненый африканский мужчина кричит, спрашивая о своей семье, а у него за спиной клубится ядовитый черный дым. Видел обращение уполномоченного по расследованию катастрофы  — ну, того самого, который немного похож на Капитана Америку,  — который призывал людей не поддаваться панике. Видел выступление явно шокированного чиновника гражданской авиации, сообщившего, что все рейсы отменены вплоть до дальнейшего особого распоряжения.
        В какой-то момент я, должно быть, отключился. Когда я очнулся, Кеннет Портер на экране передал слово симпатичной черноволосой телеведущей в блузке совершенно жуткого желтого цвета (я эту блузку никогда не забуду). В висках у меня больно пульсировало, из желудка пыталась вырваться наружу рвота, поэтому, когда ведущая сказала, что поступают сообщения, что один пассажир компании «Гоу! Гоу!» выжил, я вначале заподозрил, что воспаленное сознание просто разыгрывает меня.
        Но потом до меня дошло. Ребенок! Они обнаружили ребенка, который плавал, вцепившись в какой-то обломок, в нескольких милях от того места, где упал самолет Стивена. На кадрах съемки с вертолета сначала мало что можно было рассмотреть  — какие-то парни в рыбацкой лодке размахивают руками, маленькая фигурка в ярко-желтом спасательном жилете…
        Я пытался не дать разгуляться забрезжившей надежде, потом показали крупный план того, как ребенка поднимают в вертолет, и я вдруг нутром понял, что это одна из близняшек. Свое, родное, узнаешь в любой ситуации.
        Первым делом я позвонил Мэл. Даже не задумывался.
        — Предоставь это мне, дорогуша,  — сказала она.
        Могу себе представить, что она сама ощущала в тот момент.
        У меня сложилось впечатление, что команда службы поиска родственников появилась через считаные секунды, словно все это время они дожидались где-то у меня под дверью. Консультант по психологическим травмам Питер (фамилию его я так и не разобрал), невысокий седой мужчина в очках и с козлиной бородкой, усадил меня перед собой и принялся говорить буквально обо всем. Предупредил, чтобы я преждевременно не давал волю своим надеждам.
        — Сначала мы должны убедиться, что это действительно она, Пол.
        Потом спросил, может ли он связаться с моими друзьями или родственниками  — «для дополнительной поддержки». Я хотел позвонить Джерри, но передумал. Настоящей моей семьей были Стивен, Шелли и девочки. Друзья у меня были, но не такие, на которых можно опереться в трудную минуту, хотя потом, когда все прошло, все они попытались проявиться, желая урвать свои пятнадцать минут славы. Звучит это горько, я понимаю, но настоящих друзей узнаешь именно тогда, когда твоя обычная жизнь летит под откос.
        Я хотел немедленно лететь, чтобы быть с ней, но Питер заверил меня, что, как только состояние стабилизируется, девочку доставят в Англию самолетом военной санитарной авиации. У меня совершенно вылетело из головы, что все авиарейсы в Европе были отменены. А пока ее временно поместили в португальский госпиталь.
        Когда он решил, что я уже достаточно успокоился, чтобы воспринимать подробности, то тихо сказал, что, по-видимому, на борту вспыхнул пожар, прежде чем пилот был вынужден садиться на воду, и Джесс (или Полли  — тогда мы еще не знали, кто из близняшек это мог быть) была травмирована. Но больше всего врачей беспокоило переохлаждение организма, гипотермия. Они взяли образец моей ДНК, чтобы быть уверенными, что девочка действительно одна из двойняшек. Все это выглядит совершенно нереально, когда тебе лезут за щеку громадной палочкой с тампоном для чистки ушей, пока ты ждешь известий о судьбе самых близких тебе людей.
        Через несколько недель, на одном из наших собраний «277  — все вместе», Мэл сказала мне, что когда они с Джеффом услышали, что найдена Джесс, то еще очень долго не теряли надежды, даже после того, как начали находить тела пассажиров. Она сказала, что представляла себе, будто Лорейн выбросило на какой-то остров и она ждет, что ее спасут. Когда воздушное сообщение восстановилось, компания «Гоу! Гоу!» организовала для родственников погибших специальный чартерный рейс на побережье Португалии, откуда было проще всего добраться до места катастрофы. Я тогда не полетел, был по уши занят Джесс, но большинство из «277  — все вместе» отправились туда. Мне до сих пор страшно представить Мэл и Джеффа, которые смотрят на океан с хрупкой надеждой, что их дочь все-таки могла остаться жива.
        В компании «Гоу! Гоу!», видимо, произошла утечка информации, потому что с момента, когда было подтверждено, что одна из двойняшек выжила, мой телефон звонил не переставая. Эти писаки, будь они из «Сан» или «Индепендент», спрашивали меня об одном и том же: «Что вы сейчас чувствуете? Считаете ли вы, что случилось чудо?» Честно говоря, ответы на поток этих беспрерывных вопросов отвлекали мое сознание от горя, накатывавшего волнами, которые могли быть спровоцированы, казалось бы, совершенно безобидными вещами: рекламой автомобиля с изображением до невозможности ухоженных матери и ребенка и даже рекламирующими туалетную бумагу телевизионными роликами со щенками и невообразимо культурными малышами, едва начавшими ходить. Если я не отвечал на телефонные звонки, то сидел, приклеившись к телевизору, и смотрел новости, как бОльшая часть остального мира. Версию терроризма отбросили практически сразу, но на каждом канале была своя многочисленная команда экспертов, рассуждавших насчет того, что могло стать причиной этих инцидентов. И я, как и Мэл с Джеффом, никак не мог похоронить надежду, что где-то, не важно
где, Стивен все-таки остался в живых.
        Через два дня Джесс перевезли в частную больницу в Лондоне, где она оставалась под наблюдением специалистов. Ее ожоги были не такими уж серьезными, но в организме сохранялся постоянный спектр инфекций и, хотя сканирование на томографе не выявило нарушений неврологического характера, она по-прежнему не открывала глаз.
        Персонал в этой больнице был потрясающий, доброжелательный и располагающий к себе. Они отвели меня в отдельную комнату, где я мог подождать, пока доктор даст разрешение увидеться с ней. По-прежнему охваченный ощущением какой-то нереальности, я сидел на стильном диване от Лауры Эшли и листал журнал «Хит». Я много раз слышал, как люди говорят, что не понимают, каким образом земля может продолжать вращаться после того, как умер по-настоящему любимый ими человек,  — именно это я и чувствовал, глядя на фотографии знаменитостей, которых камера застала врасплох, без привычного макияжа. В конце концов я задремал.
        Очнулся я от шума за дверью. Мужской голос крикнул:
        — Что значит: мы не можем ее увидеть?
        Тут же к нему присоединился женский:
        — Мы же ее семья!
        Сердце мое оборвалось. Я сразу же узнал, кто это: мать Шелли, Мэрилин Адамс, и два ее сына, Джейсон («Называйте меня просто Джейс») и Кит. Много лет назад Стивен прозвал их семейством Адамсов  — по вполне очевидным причинам. Когда Шелли ушла из дому, то сделала все возможное, чтобы оборвать с ними всякую связь, однако все же сочла себя обязанной пригласить их на венчание со Стивом  — именно там я и имел сомнительное удовольствие пребывать в их компании в последний раз. Стивен вел себя максимально либерально, когда они приехали, но частенько шутил, что для всех Адамсов обязательно пребывание в «Уормвуд скрабз» не менее трех лет. Я знаю, что рискую показаться просто жутким снобом, но они и вправду представляли собой ходячее воплощение настоящего «чава», начиная от мошенничества с получением государственных пособий, торговлей из-под полы подозрительными сигаретами и заканчивая автомобилем с форсированным двигателем, стоявшим на подъездной дорожке перед муниципальным домом, где они жили. Джейс и Кит  — также известные как Фестер и Гомес  — даже детей своих (которых была целая куча, причем рожденных от
разных матерей) называли в честь каких-нибудь свежих знаменитостей или футболистов, в соответствии с последними молодежными тенденциями. Мне кажется, был там даже мальчик по имени Бруклин.
        Слыша все эти крики в коридоре, я мысленно перенесся в день венчания Стивена и Шелли, который благодаря семейству Адамсов запомнился всем присутствующим в негативном свете. Стивен попросил меня быть шафером, и я привел с собой тогдашнего бой-френда Пракеша. Мать Шелли появилась там в каком-то розовом кошмаре из полиэстера вместо платья, что придавало ей необъяснимое сходство со Свинкой Пеппой из одноименного мультфильма, а Фестер и Гомес отказались от своих обычных курток из кожзаменителя и кроссовок в пользу плохо сидевших костюмов из магазина готовой одежды. Шелли трудилась в поте лица, организуя эту свадьбу, поскольку было это еще до того, как они со Стивеном преуспели, каждый в своей области, и денег, чтобы попусту разбрасываться ими, у них просто не было. Но она откладывала и экономила, так что в итоге смогла снять для торжества небольшой загородный домик. Сначала две половинки новой семьи держались каждая на своей территории: семья Шелли на одной стороне, а я, Пракеш и друзья Шелли со Стивеном  — на другой. Два разных мира.
        Потом Стивен говорил мне, что пожалел, что не наложил ограничение на спиртное из бара. После произнесенных речей (причем речь Мэрилин была настоящим наказанием) мы с Пракешем встали и пошли танцевать. Я даже помню ту песню  — «Беспечный шепот».
        — Ой-ой!  — громко заявил один из братьев, перекрикивая музыку.  — Закурить не будет?
        — Долбаные педики!  — подхватил второй.
        Пракеш был не из тех, кто спускает оскорбления. Там даже перебранки не получилось. Только что мы танцевали, а в следующий миг он уже врезал ближайшему к нему Адамсу головой. Вызвали полицию, но никто так и не был арестован. Конечно, это поломало и свадьбу, и наши отношения; вскоре после этого инцидента мы с Пракешем расстались.
        Это было просто благословением Господним, что там не было наших мамы с папой и они не видели всего этого. Они погибли в автокатастрофе, когда нам со Стивеном едва перевалило за двадцать. Они оставили нам достаточно средств, чтобы продержаться несколько лет после их смерти,  — это папа постарался.
        И все же, когда перепуганная нянечка ввела Адамсов в комнату ожидания, у одного из братьев  — думаю, это был Джейс  — хватило такта смутиться при виде меня. Тут я вынужден отдать ему должное.
        — Не держи обиды, приятель,  — сказал он.  — В такие времена нам всем нужно быть вместе, верно?
        — Моя Шелли…  — всхлипывая, запричитала Мэрилин.
        Она продолжала повторять, что узнала обо всем, только когда в таблоиды просочился список пассажиров.
        — Я даже не знала, что они собираются куда-то лететь в отпуск! Ну кто идет в отпуск в январе?
        Пока Мэрилин продолжала бубнить, Джейсон и Кит проводили время, щелкая кнопками своих телефонов, а я попробовал представить себе, в какой ужас пришла бы Шелли, если бы узнала, что они станут частью всей этой ситуации. Но я твердо решил, что ради Джесс никаких сцен здесь не будет.
        — Я выйду покурить, мама,  — сказал Джейс, а брат выскользнул вслед за ним, оставив меня один на один с главой семьи.
        — Ну и что ты, Пол, думаешь обо всем этом?  — начала она.  — Просто ужас какой-то. Моей Шелли больше нет!
        Я промямлил что-то невразумительное, вроде того, что сочувствую ее потере, однако сам я потерял брата, одну из двойняшек и свою лучшую подругу, так что вряд ли был в состоянии искренне сострадать ей.
        — Кого бы из девочек они ни нашли, она все равно должна переехать к нам с мальчиками,  — продолжала Мэрилин.  — Она сможет жить в одной комнате с Джорданом и Пэрис.  — Тяжкий вздох.  — Если, конечно, мы переедем в их дом.
        Сейчас было не время сообщать Мэрилин о решении Шелли насчет моего опекунства, но я неожиданно для себя выпалил:
        — А с чего вы взяли, что присматривать за ней будете вы?
        — А куда она еще может податься?
        — Ко мне, например.
        Все ее подбородки дружно задрожали от негодования.
        — К тебе? Но ты ведь… ты ведь актер.
        — Она готова,  — сказала медсестра, появившаяся в дверях и прервавшая таким образом наш очаровательный тет-а-тет.  — Вы можете зайти к ней. Но у вас всего пять минут.
        Даже у Мэрилин хватило ума понять, что сейчас не время продолжать тягостный разговор.
        Нам выдали маски и зеленые халаты (ума не приложу, как им удалось найти достаточно большой размер, чтобы он налез на Мэрилин), после чего мы прошли за сестрой в палату, которая благодаря удобным диванам, обитым тканью с тонким цветочным орнаментом, и телевизору последней модели напоминала скорее дорогой гостиничный номер. Иллюзию лишь частично нарушало то, что Джесс была окружена какими-то мониторами, капельницами и всевозможным медицинским оборудованием пугающего вида. Глаза ее были закрыты, и казалось, что она едва дышит. БОльшая часть ее лица была скрыта под бинтами.
        — Так это Джесс или Полли?  — спросила Мэрилин, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Я сразу понял, которая из девочек лежит перед нами.
        — Это Джесс,  — твердо сказал я.
        — Как ты, блин… Я хотела сказать, как ты можешь быть в этом уверен? У нее ведь закрыто лицо,  — промямлила Мэрилин.
        Понимаете, все дело было в ее волосах. У Джесс на челке не хватало одной пряди волос. Как раз перед отъездом в отпуск Шелли поймала малышку на том, что та срезала ее, стараясь скопировать последнюю укороченную прическу в стиле Мисси Кей. Плюс к этому у Джесс над правой бровью был тоненький, едва заметный шрам, оставшийся после того, как она, когда только училась ходить, упала и ударилась о каминную доску.
        Она выглядела такой крошечной, такой беззащитной. И прямо там я поклялся себе, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы защитить ее.





        Анджела Думизо, родом из Восточно-Капской провинции, в то время, когда упал самолет рейса 467 компании «Далу Эйр», жила в районе Каелитши с сестрой и двухлетней дочкой. В апреле 2012 года она согласилась поговорить со мной.

        Я гладила в комнате, где мы стираем, когда впервые услышала об этом. Я очень торопилась и сосредоточенно работала, чтобы закончить в срок и успеть в четыре часа поймать такси, так что, можно сказать, я и так уже находилась в состоянии стресса: хозяин у меня очень привередливый и любит, чтобы все было тщательно выглажено после стирки, даже носки. Тут в кухню вбежала хозяйка, и по выражению ее лица я поняла, что у нас проблемы. Такое лицо у нее бывает обычно только тогда, когда ее кошки притаскивают с улицы какого-то грызуна и она хочет, чтобы я все это убрала.
        — Анджела,  — сказала она,  — я только что по каналу «Кейп Ток» слышала, что в Каелитши что-то произошло. Ты ведь там живешь?
        Я сказала, что да, там, и спросила, что это было,  — я думала, что речь идет об еще одном пожаре среди наших лачуг или о беспорядках в связи с забастовкой. Она ответила, что, насколько поняла, там разбился самолет. Мы поспешили в гостиную и включили телевизор. Все это уже было в новостях, но сначала мне было трудно понять, что они показывают. На большинстве фрагментов съемки были видны только какие-то кричащие люди, бегущие из клубов густого черного дыма. Но когда я услышала комментарий, сердце у меня оборвалось. Репортер, молодая белая женщина с испуганными глазами, сказала, что при падении самолета была полностью разрушена церковь возле сектора пять.
        Ясли моей дочки Сьюзен находились в церкви как раз в этом районе.
        Конечно, первой моей мыслью было позвонить сестре Бузи, но у меня на счету не было денег. Хозяйка позволила мне позвонить со своего сотового, но ответа не было: автоответчик тут же переадресовывал вызов на голосовую почту. Мне стало плохо, закружилась голова. Бузи всегда отвечала. Всегда.
        — Мадам,  — сказала я,  — я должна уйти. Мне нужно домой.
        Я молилась, чтобы Бузи решила забрать Сьюзен из яслей пораньше. У Бузи сегодня был выходной на фабрике, и иногда она делала так, чтобы провести с малышкой вторую половину дня. Когда я в пять утра выходила из дому, чтобы ловить такси и ехать в северное предместье, Бузи еще крепко спала, а Сьюзен лежала рядом с ней. Я старалась сохранить в сознании именно эту картину: Бузи и Сьюзен вместе, и они в безопасности. На этом я тогда и сконцентрировалась. А молиться начала уже потом.
        Мадам (настоящее ее имя  — миссис Клара ван дер Спуй, но хозяин любит, чтобы я звала ее «мадам»,  — Бузи это просто бесило) сказала, что подвезет меня.


        Собирая сумку, я слышала, как та препирается с хозяином по сотовому.
        — Йоханнес не хочет, чтобы я везла тебя,  — наконец сказала она.  — Но он может катиться к черту. Я бы никогда не простила себе, если бы позволила тебе в такой ситуации ловить такси.
        Она беспрерывно говорила всю дорогу, делая паузы только тогда, когда я подсказывала ей, куда ехать. От зашкаливавшего стресса я чувствовала себя разбитой и больной физически; я буквально ощущала, как пирог, который я ела на обед, превращается в моем желудке в камень. Когда мы выехали на шоссе, я увидела поднимавшиеся вдалеке клубы черного дыма. Через несколько километров я почувствовала его запах.
        — Я уверена, что все будет хорошо, Анджела,  — продолжала говорить мадам.  — Каелитши ведь большой район, верно?
        Она включила радио, в новостях передавали сообщение о том, что где-то в мире потерпел крушение еще один самолет.
        — Проклятые террористы!  — выругалась мадам.
        По мере того как мы приближались к дорожной развязке на Баден-Пауэлл, поток движения становился все плотнее. Вокруг нас теснились непрерывно сигналящие такси, переполненные людьми с испуганными лицами, которые, как и я, стремились побыстрее попасть домой. Мимо с воем пронеслись несколько карет «скорой помощи» и пожарных машин. Мадам начала нервничать, она вышла из своей зоны комфорта слишком далеко. Полиция перегородила дорогу, чтобы попытаться ограничить доступ автомобилей в тот район, и я поняла, что придется присоединиться к толпе, чтобы пробираться к своему жилищу уже пешком.
        — Поезжайте домой, мадам,  — сказала я и заметила на ее лице большое облегчение.
        Я не виню ее за это. Там был настоящий ад. В воздухе висело облако пепла, а от дыма уже начало резать глаза.
        Я выскочила из машины и побежала к толпе, пытающейся прорваться через заграждения, установленные на дороге. Люди вокруг меня кричали, отчаянно вопили, и я присоединила свой голос к общему хору:
        — Интомбиям! Там моя дочь!
        Полицейским все равно пришлось пропустить нас, когда на полном ходу подкатила «скорая помощь» и они вынуждены были расступиться.
        Я бежала. Никогда в жизни я так не бегала, но усталости не чувствовалось  — вперед меня толкал страх. Из дыма выплывали какие-то люди, некоторые из них были в крови. Стыдно сказать, но я даже не приостановилась, чтобы помочь им. Я сконцентрировалась на том, чтобы продвигаться вперед, хотя иногда было даже трудно рассмотреть, куда я иду. Порой мне казалось просто чудом, что я вообще что-то вижу…
        И тут я увидела воткнутые в землю флажки и заполненные синие пластиковые пакеты  — я знала, что в них сложены части покалеченных тел. Повсюду бушевал огонь, и пожарные в противогазах пытались локализовать пожар. Люди физически не могли пройти дальше. Но я все еще была очень далеко от улицы, где мы жили,  — мне необходимо было подобраться поближе. Дым обжигал легкие, глаза сильно слезились, постоянно слышались какие-то хлопки, когда в огне что-то взрывалось. Вскоре моя кожа покрылась грязью и сажей. Все выглядело совершенно по-другому, и я даже думала, не забрела ли в незнакомый квартал. Я все высматривала верхушку церкви, но ее нигде не было. От жуткого запаха  — смеси паленого мяса и горящего топлива  — меня вырвало. Я упала на колени и поняла, что ближе подойти не смогу: там просто нечем было дышать.
        Меня нашел какой-то врач со «скорой». Выглядел он совершенно изможденным, его синий комбинезон весь пропитался кровью.
        — Моя дочка. Мне необходимо найти мою дочку.  — Это все, что я смогла ему сказать.
        Я не знаю, почему он решил помочь мне. Вокруг было столько людей, которые нуждались в помощи… Он отвел меня к машине, и, пока он с кем-то связывался по рации, я села на переднее сиденье. Через несколько минут подъехал фургончик Красного Креста, и водитель помог мне втиснуться внутрь. Как и я, люди в машине были перепачканы и покрыты пеплом, большинство из них выглядели глубоко шокированными. Сзади сидела женщина со спящим ребенком на руках, которая невидящим взглядом смотрела в окно. Старик рядом со мной тихо покачал головой, на щеках его были видны следы слез.
        — Молвени,  — шепнула я ему,  — кузолунга.  — Это я сказала ему, что все будет хорошо, хотя сама уже в это не верила. Все, что мне оставалось,  — это только молиться и пытаться мысленно договориться с Господом, чтобы он уберег Сьюзен и Бузи.
        Мы проехали мимо палатки, забитой трупами. Я старалась не смотреть на это. Я видела, как люди внутри перекладывают мертвые тела  — большинство из них были в голубых пластиковых мешках. И я еще истовее начала молиться, чтобы в этих пакетах не оказалось тел Бузи и Сьюзен.
        Нас привезли в зал коммуны Мью Уэй. Предполагалось, что нужно записаться на входе, но я протиснулась мимо стоявших там служащих и вбежала внутрь.
        Даже снаружи был слышен чей-то плач. Внутри же зала царил всеобщий хаос. В центре группками расположились люди в саже и в бинтах. Некоторые плакали, другие, казалось, пребывали в глубоком шоке, глядя невидящим взглядом в никуда, как та женщина в фургончике. Я принялась проталкиваться сквозь толпу. Как я вообще могла разыскать Бузи и Сьюзен в такой массе людей? Я заметила Нолисву, нашу соседку, которая иногда присматривала за Сьюзен. На ее лице, выпачканном черной грязью, запеклась кровь. Она тихо раскачивалась вперед-назад, а когда я попыталась расспросить о Бузи и Сьюзен, только посмотрела на меня пустым, безучастным взглядом. Позже я узнала, что два ее внука были в яслях, когда в церковь врезался самолет.
        А потом я услышала, как меня кто-то окликнул:
        — Энджи?
        Я медленно обернулась и увидела Бузи, которая стояла со Сьюзен на руках.
        Я закричала:
        — Нифилиле! Вы живы!
        И повторяла это вновь и вновь.
        Не знаю, сколько времени мы стояли и молча обнимали друг друга. Сьюзен уже начала извиваться, потому что я слишком крепко прижимала ее к себе. Я до последнего не теряла надежды, но то чувство облегчения, что с моими близкими все хорошо… Мне уже никогда в жизни не испытать таких сильных эмоций. Когда мы немного успокоились и перестали плакать, Бузи рассказала, что произошло. Она забрала Сьюзен из яслей пораньше и, вместо того чтобы пойти прямо домой, решила зайти в частную лавку за сахаром. Она сказала, что звук удара был просто невообразимым, все сначала подумали, что это упала бомба. Тогда она просто схватила Сьюзен и что было сил побежала в сторону, противоположную этому грохоту, подальше от взрывов. Если бы она пошла сразу домой, они бы неминуемо погибли.
        Потому что нашего дома больше не существовало. Все наше имущество сгорело дотла.
        Мы оставались в зале, ожидая, пока нас устроят на ночлег. Некоторые устанавливали ширмы, натягивая простыни и одеяла, чтобы отделить себе импровизированные комнатки. Свои жилища потеряло очень много народу, но больше всего мне было жаль деток. Тех, кто потерял родителей, бабушек или дедушек. Таких было много, в том числе там были амагвейя, дети беженцев, которые и так уже пострадали от атак ксенофобов четыре года назад. Глаза этих детей видели слишком многое.
        Мне особенно запомнился один мальчик. В свою первую ночь там я не могла заснуть. Адреналин все еще бурлил в крови  — думаю, это были последствия того, что мне пришлось пережить в тот день. Я встала, чтобы размяться, и тут почувствовала на себе чей-то взгляд. На одеяле рядом с тем местом, где расположились мы с Бузи и Сьюзен, сидел мальчик. Раньше я его не замечала  — была слишком занята тем, что суетилась вокруг Сьюзен и стояла в очередях за пищей и водой. Даже в полумраке я рассмотрела боль и одиночество в его глазах. На одеяле он сидел совсем один, родителей или других родственников видно не было. Я еще удивилась, почему работники социальных служб не забрали его в сектор для детей, которые остались одни.
        Я спросила, где его мама. Он никак не отреагировал. Тогда я села рядом с ним и взяла его за руки. Он прижался ко мне, и, хотя он не плакал и не всхлипывал, тело его казалось каким-то неживым. Когда я решила, что он заснул, я уложила его, а сама отползла на свое одеяло.
        На следующий день сообщили, что нас переводят в гостиницу, предоставившую свои номера тем, кто лишился крова. Я оглянулась по сторонам в поисках того мальчика  — у меня появилась мысль взять его с собой,  — но его нигде не было видно.
        В гостинице мы прожили две недели, а потом моей сестре предложили работу в большой пекарне неподалеку от Масифумеле, и я пошла туда вместе с ней. И снова мне повезло. Это было намного лучше, чем работать домработницей. В пекарне были свои ясли, и я каждое утро могла брать Сьюзен с собой.
        Уже потом, когда в Южную Африку приехали американцы, которые искали того, четвертого ребенка, нас с Бузи нашел один следователь  — мужчина народности коса, а не какой-то там «охотник за головами» из-за моря  — и стал расспрашивать, не видели ли мы в том зале, куда нас поместили, необычного мальчика. По описанию он очень походил на парнишку, которого я видела в первую ночь, но я не сказала, что видела его. Сама не знаю, почему я это сделала. Думаю, где-то в глубине души я догадывалась, что ему будет лучше, если его не найдут. Я видела, что следователь понимал, что я от него что-то скрываю, однако я все равно послушалась внутреннего голоса, подсказавшего мне, чтобы я держала язык за зубами.
        К тому же… это мог быть и не тот мальчик, которого они искали. Там было много интандане, детей-сирот, а тот мальчик не сказал мне, как его зовут.





        Рядовой первого класса Сэмюель «Сэмми» Хокемейер из 3-го экспедиционного корпуса морской пехоты, базирующегося в Кэмп-Кортни на острове Окинава, после своего возвращения в США в июне 2012 года согласился побеседовать со мной по скайпу.

        Я познакомился с Джейком, когда нас обоих в 2011-м перевели на Окинаву. Сам я из Фэрфакса, штат Вирджиния, а он, как оказалось, вырос в Аннандейле, так что мы с ним подружились практически сразу. Выяснилось даже, что в средней школе я пару раз играл в американский футбол против его брата. До того как мы с ним пошли в тот лес, он был обычным парнем, ничего особенного, хотя немного более молчаливым, чем остальные, и со специфическим чувством юмора, которое могло оттолкнуть, если обращать на него внимание. Улыбчивый, пять фунтов восемь дюймов, ну, может быть, девять  — на всех этих фотографиях в Интернете он выглядит более крупным, чем был на самом деле. Более крупным и более неприятным. Когда мы служили там, мы с ним увлекались компьютерными играми, можно сказать, даже «подсели» на них  — с этим делом на нашей базе был полный порядок. И это самое худшее, что я могу о нем сказать,  — я имею в виду, до того как у него на фиг снесло крышу.
        Мы оба записались в подразделение гуманитарной помощи 3-го ЭКМП и в начале января узнали, что наш батальон направляют в лагерь возле горы Фудзи, где он будет развернут для учений,  — полное воссоздание условий катастрофы. Услышав об этом, мы с Джейком очень обрадовались. Оттуда только что вернулись несколько морских пехотинцев из антитеррористического подразделения, против которых мы пару раз сражались в компьютерной игре. Они рассказывали, что Катемба, один из близлежащих городков,  — это крутое место, где можно классно провести время; там есть одно заведение, где за три тысячи иен можно есть и пить сколько влезет. Мы также рассчитывали, что там у нас появится шанс съездить в Токио и познакомиться с японской культурой. На Окинаве этого особо не увидишь, поскольку расположена она в семистах километрах от остальной Японии. Вид на океан из Кортни открывается, конечно, потрясающий, но, если смотреть на него изо дня в день, очень скоро от всего этого начинает тошнить, тем более что большинство местных жителей не в восторге от нашей морской пехоты. Частично это объясняется инцидентом с Джирардом  —
парнем, который случайно застрелил местную женщину, которая собирала на стрельбище металлолом,  — да еще групповым изнасилованием еще в девяностые годы. Я бы не сказал, что местные жители настроены так уж враждебно, однако абсолютно точно, что очень многие из них хотели бы, чтобы нас там не было.
        Сам лагерь Фудзи  — нормальное место. Небольшой, но тренировочная зона просто класс. Нужно сказать, что, когда мы приехали туда, было жутко холодно. Все время туман, тонны дождя с неба  — нам еще повезло, что не выпал снег. Наш командир сказал, что первые несколько дней мы будем готовить снаряжение, чтобы развернуться в зоне маневрирования на северном склоне Фудзи, но не успели мы еще толком расположиться в казармах, как начала просачиваться информация о «черном четверге». Сначала мы узнали о крушении самолета во Флориде. Пара наших парней были родом из тех мест, так что родственники и подружки сбросили им последние новости по электронной почте. Потом пришло сообщение о самолете из Великобритании и еще об одном, откуда-то из Африки,  — в общем, слухи просто роились в воздухе. Многие из наших считали, что это террористы, может быть, какие-то репрессии со стороны арабов, и все мы были уверены, что нас перебросят обратно на Окинаву. Учитывая, где мы находились, казалось даже ироничным, что в последнюю очередь мы узнали о катастрофе борта компании «Сан Эйр»,  — никто из нас просто поверить не мог, что
это произошло так близко отсюда. Как и все остальные, мы с Джейком всю ту ночь просидели в Интернете. Именно тогда мы и узнали об этих выживших  — стюардессе и ребенке. Некоторое время связь была плохая, но нам все же удалось загрузить из YouTube ролик, как того мальчишку поднимали лебедкой на вертолет. Нас всех ошарашило известие, что один из спасшихся умер по пути в больницу. Странно сейчас вспоминать такое, но, помню, я тогда сказал Джейку:
        — Черт, надеюсь, это был не тот ребенок.
        Пусть это и нехорошо прозвучит, но даже то, что на борту самолета «Сан Эйр» был один американец, не сделало эту катастрофу более реальной для нас. Даже тот факт, что там погиб один из наших соотечественников.
        В пятницу утром наш командир сказал, что нужны добровольцы из подразделения гуманитарной помощи для обеспечения безопасности в районе катастрофы и расчистки посадочной площадки для вертолетов, чтобы спасатели могли ближе подобраться к этому месту. На инструктивном совещании он сообщил нам, что в том направлении движутся толпы родственников погибших, а это мешает проведению работ соответствующих служб. Пресса также способствует тому, чтобы превратить все в полный бардак, некоторые из корреспондентов даже получили травмы или заблудились в лесу, так что их самих теперь требуется спасать. Я был удивлен, что японцы захотели, чтобы к этому подключились мы. Конечно, между Штатами и Японией существует взаимопонимание, но местные все равно норовят все делать сами  — думаю, тут все дело в гордости. Но наш командир объяснил, что их сильно критиковали за то, что после крушения сверхскоростного пассажирского экспресса в конце девяностых они сваляли дурака и сильно напортачили, действуя в одиночку: недостаточно быстро согласовали свои действия, ждали, пока раскрутятся шестеренки бюрократической машины, работали
только тогда, когда получали команду от начальства, ну и всякие подобные вещи. За это люди заплатили своими жизнями. Я сразу вызвался, и Джейк тоже. Нам сказали, что мы будем работать в тандеме с группой ребят из расположенного неподалеку лагеря JGSDF, и Йодзи, японский рядовой, которого прикрепили к нам в качестве переводчика, начал по пути рассказывать нам об этом лесе. Он сказал, что у него очень плохая репутация, потому что там покончила с собой масса народу. Самоубийств тут так много, что полицейские вынуждены были разместить на деревьях камеры видеонаблюдения и в лесу полно неопознанных трупов, пролежавших здесь много лет. Еще он сказал, что местные стараются держаться от этого места подальше, считая, что его охраняют обозленные духи мертвых, души, которые не могут найти упокоения, или еще что-то в этом роде. Я не слишком-то знаком с духовной жизнью японцев, знаю только, что они верят, будто души животных могут вселиться во что угодно, от человека до стула, или как-то так. Но прозвучало все это уж больно натянуто, чтобы быть похожим на правду. Большинство наших стали чесать языками и отпускать
всякие шуточки по этому поводу, но Джейк тогда не сказал ни слова.
        Должен сказать, что поисково-спасательная группа и ребята из JGSDF неплохо поработали, чтобы обеспечить безопасность этой зоны, особенно учитывая, с чем там пришлось иметь дело, однако им серьезно не хватало личного состава. У них просто не было возможности контролировать всех, кто шатался вокруг палаток полевого морга. После инструктажа меня, Джейка, кое-кого еще из нашего батальона, а также команду японских ребят направили прямо на место крушения, а всех остальных послали обеспечивать охрану палаток морга, помогать доставлять продукты и устанавливать временные туалеты.
        Командир сообщил нам, что ребята из поисково-спасательной группы и JTSB уже нанесли на карту место, где при ударе выпало больше всего тел, и теперь они сносят трупы в палатки. Мэм, там было очень холодно и вообще хреново, а еще появился этот запах. Трупов и так было уже слишком много, а их все продолжали и продолжали доставлять.
        Нам выдали костюмы биологической защиты, которые мы задолбались напяливать поверх снаряжения, а потом нас еще отправили в марш-бросок через лес. Само это место… этот лес… Мэм, я не сразу смог приспособиться к нему. Не могу сказать, что страдаю слишком уж богатым воображением, но эта местность казалась… неправильной, что ли, и не только из-за всей той ереси, которую Йодзи рассказывал нам по дороге сюда. При том, что здесь повсюду встречались родственники погибших, спасатели, мужчины и женщины из JTSB, японские военные, а также эти долбаные репортеры всех мастей, она все равно казалась какой-то… заброшенной. А эти деревья, они были такими причудливыми. Они выглядели так, будто их просто поставили на землю, будто они в любой момент могут взять и пойти, как в каком-нибудь научно-фантастическом фильме, «Аватаре» или подобном дерьме. А еще там были дыры в грунте под ногами, как будто сама земля следила за нами. Тогда я понял, почему тут могло быть спрятано так много трупов, в таких краях очень легко затеряться.
        По мере того как мы подходили ближе, начали попадаться первые следы катастрофы. Как я уже сказал, большинство тел были отмечены на карте и запакованы, но спасатели добрались еще не до всех.
        Мэм, я не знаю, насколько вы хотите, чтобы я вдавался во все эти подробности для вашей книги, знаю только, что в основном вас интересует Джейк, но я хочу дать вам представление, на что это было похоже. Когда я был еще в школе, мы учили старинную песню «Странный фрукт». О суде Линча, который устраивали на далеком Юге. О том, что висевшие на ветках деревьев тела напоминали какие-то странные фрукты. Именно это мы и видели там. Именно это и стало попадаться нам на тех причудливых деревьях, когда мы приблизились к месту, куда упал корпус самолета. Только вот большинство этих тел не были целыми. Некоторых из наших парней тошнило, но мы с Джейком выдержали.
        Но все-таки хуже всего было то, что вокруг места происшествия бродило много гражданских, которые без устали звали своих родителей, родственников или просто близких людей. У многих из них были с собой приношения  — еда или цветы. Позже Йодзи, которого назначили разбираться с ними и уводить подальше отсюда, рассказывал, что натолкнулся на одну пару, которые были настолько уверены, что их сын остался жив, что принесли с собой смену белья.
        Как я уже говорил, команда JTSB и поисково-спасательная группа действовали очень эффективно. Нас с Джейком направили помогать этим ребятам вырубать деревья для подготовки вертолетной площадки, и, хотя работа это была тяжелая, она все же уводила нас от обломков крушения и отвлекала наши мозги от того, что мы там видели. Ребята из NTSB сделали это только на следующий день, но к тому времени все стало гораздо более организованно.
        Наш командир сказал, что на эту ночь мы должны будем остаться на месте, и нас поместили на ночлег в одной из этих долбаных палаток. Никто этому не обрадовался. Все, до самого последнего рядового, были напуганы тем, что придется провести ночь в этом жутком лесу. И не только из-за того, что мы видели там днем. Мы даже разговаривали только шепотом  — здесь почему-то казалось неуместным говорить в полный голос. Некоторые из парней пытались шутить по этому поводу, но шутки остались без ответа.
        Примерно в три ночи я проснулся от отчаянного вопля. Похоже, кричал кто-то вне палатки. Многие из нас вскочили и выбежали на улицу. Черт, адреналин так и кипел в моей крови. Но мы мало что могли увидеть из-за опустившегося тумана.
        Один из парней  — думаю, это был Джонни, чернокожий чувак из Атланты, славный малый,  — вытащил фонарь и посветил вокруг. Луч его, который дрожал, потому что у парня тряслись руки, выхватил из темноты фигуру в нескольких метрах от нас. Человек стоял на коленях, и, когда он обернулся в нашу сторону, я увидел, что это Джейк.
        Я спросил у него, какого черта тут происходит. Он выглядел совершенно ошеломленным и только покачал головой.
        — Я видел их,  — сказал он.  — Я видел их. Людей без ног.
        Я затащил его обратно в палатку, и он тут же уснул. На следующий день он наотрез отказался говорить о том, что произошло ночью.
        Джейку я этого не говорил, но, когда я рассказал о случившемся Йодзи, тот сказал:
        — У японских привидений нет ног.
        А потом добавил, что японский час колдовства  — уши-мит-су, никогда не забуду это слово,  — как раз три часа ночи. Должен признаться, что я снова здорово перепугался, когда услышал слова последнего послания Памэлы Мэй Доналд. То, что она там говорила… черт, это было слишком похоже на то, что в ту ночь я услышал от Джейка. Думаю, тогда я решил, что на него просто сильное впечатление произвел рассказ Йодзи.
        Остальные парни, ясное дело, еще очень долго морочили Джейку яйца по этому поводу. Это продолжалось даже после того, как мы вернулись в Кэмп-Кортни. Знаете, всякие подколки типа «Что, Джейк, а сегодня мертвых видел?».
        Джейк не реагировал на это. Думаю, примерно тогда он и начал переписываться по электронной почте с тем пастором из Техаса. До этого он никогда не был особенно религиозным. Лично я никогда не слышал, чтобы он упоминал имя Господа или Иисуса. Думаю, он через «Гугл» собирал информацию о том лесе и катастрофах самолетов и натолкнулся на адрес вебсайта этого пастора.
        Джейк не поехал с остальной частью нашего отряда, когда нас послали помогать в спасательных работах после наводнения на Филиппинах, он был болен, по-настоящему болен. Острые боли в животе с подозрением на аппендицит. Хотя теперь все считают, что он придуривался. До сих пор неизвестно, как он выбрался с острова. Считают, что он мог нанять рыбацкую или китобойную шхуну, которая вывезла его, что-то в этом роде. А может, это были тайваньские контрабандисты, которые перевозят в тех краях мальков японского угря или метамфетамин.
        Мэм, я бы что угодно отдал, чтобы вернуть то время. Остановить Джейка, не дать ему уйти в лес. Понимаю, тогда я ничего не мог сделать, но почему-то даже теперь чувствую личную ответственность за то, что он сделал с тем японским ребенком.





        Чийоко Камамото, восемнадцатилетняя двоюродная сестра единственного выжившего пассажира рейса 678 компании «Сан Эйр», познакомилась с Риу Таками на форуме популярной онлайновой ролевой игры. Большинство игроков были отаку (сленговое прозвище чокнутых или помешанных на чем-то) подросткового возраста или немного старше, и как одна из очень немногих девушек в этой игре Чийоко была исключительно популярна.



        Остается загадкой, почему Чийоко в качестве приятеля по чату выбрала именно Риу, игрока слабого и к тому же хихикомори (затворника), хотя это было предметом бесконечных домыслов. Пока события не вовлекли их в свой водоворот, эта пара переписывалась каждый день, порой часами. Эти сообщения были извлечены из компьютера и смартфона Чийоко после ее исчезновения и каким-то образом просочились в Интернет.
(Оригинал по большей части был написан на сленге «чат спик», но для простоты восприятия и связности был немного видоизменен.
Перевод Эрика Кушана)



        (Чийоко называет свою мать, с которой у нее холодные отношения, «Мать Природа» или МП. «Дядя Андроид» или ДА  — это Кендзи Янагида, дядя Чийоко и один из самых известных в Японии экспертов по робототехнике.)

        Регистрация сообщения @ 15.30, 14/01/2012
        ЧИЙОКО: Риу, ты здесь?
        РИУ: Где ты была?
        ЧИЙОКО: Не спрашивай. Мать Природа снова «нуждается» во мне. Ты слыхал? Про ту стюардессу. Она умерла в больнице час назад. А это означает, что единственный выживший  — это Хиро.
        РИУ: Это уже вовсю обговаривают на 2-м канале. Очень печально. А Хиро как?
        ЧИЙОКО: Нормально, думаю. Вывих ключицы, царапины… Это все, насколько я знаю.
        РИУ: Какой везучий!
        ЧИЙОКО: Именно это все время твердит Мать Природа: «Просто чудо». Она даже установила переносной алтарь для тетушки Хироми. Не знаю, откуда она взяла ее фотографию. МП всегда недолюбливала тетушку, но сейчас этого и не скажешь. «Как жаль ее, она была такая красивая, такая спокойная, такая хорошая мать». Сплошное лицемерие. Раньше она говорила, что тетя всегда выпендривалась и была задавакой.
        РИУ: Ты выяснила, что они делали в Токио? Твоя тетя и Хиро, я имею в виду.
        ЧИЙОКО: Да. МП говорит, что тетушка Хироми и Хиро навещали ее старую школьную подругу. Могу сказать, что МП жутко злится, что тетушка не зашла к нам, когда была здесь, но вслух она этого не произносит, потому что это было бы неуважительно.
        РИУ: А из репортеров кто-нибудь пробовал с тобой поговорить? Те съемки, где они пытаются залезть по стене больницы, чтобы сфотографировать выживших, они просто сумасшедшие  — ты слыхала, что один из них свалился с крыши? На Нико-Нико выложен ролик, там это снято. Какой дебил!
        ЧИЙОКО: Пока не пробовали. Но зато они разузнали, где работает наш отец. Даже такого повода, как смерть сестры, там оказалось недостаточно, чтобы предоставить ему отгул. Он отказался общаться с газетчиками. Но на самом-то деле их, конечно, интересует Дядя Андроид.
        РИУ: Я до сих пор не могу поверить, что ты родственница такого человека, как Кендзи Янагида! И что ты не выложила мне это при знакомстве  — я бы на твоем месте раструбил об этом на весь мир.
        ЧИЙОКО: Ну и как бы это прозвучало? «Привет, меня зовут Чийоко, и знаешь еще что? Я родственница того самого Человека-Андроида!» Это выглядело бы так, будто я пытаюсь тебя впечатлить.
        РИУ: Ты? Впечатлить меня? Тут все должно было бы быть абсолютно наоборот.
        ЧИЙОКО: Слушай, только не нужно снова начинать себя жалеть, ладно?
        РИУ: Не беспокойся, от этой дурной привычки ты меня уже отучила. Итак… Какой он на самом деле? Я хочу знать детали.
        ЧИЙОКО: Я уже говорила тебе. Я его почти не знаю. В последний раз я его видела, когда два года назад Хиро с тетушкой Хироми приезжали к нам на Новый год, сразу после того, как мы вернулись из Штатов. Но они тогда у нас не останавливались, и я едва перекинулась с ним парой слов. Тетушка была действительно очень красивой, но очень сдержанной. Впрочем, Хиро мне понравился, сообразительный парень. МП говорит, что Дядя Андроид может пожить у нас, пока Хиро будет в больнице. Думаю, ее это не слишком обрадовало. Я как-то подслушала, что она говорила отцу, будто Дядя Андроид такой же холодный, как и его роботы.
        РИУ: Правда? А когда его показывали в документальном фильме по телевизору, он выглядел таким забавным и крутым.
        ЧИЙОКО: В котором это? Их уже, похоже, целая тысяча.
        РИУ: Не помню уже. Хочешь, я поищу?
        ЧИЙОКО: Не парься. Но то, какой ты перед камерой, может сильно отличаться от того, какой ты на самом деле. Думаю, это вопрос генетический.
        РИУ: Что именно? Сниматься перед камерой?
        ЧИЙОКО: Да нет же! Быть холодным. Как я. Я же тоже ненормальная. Я холодная. И вместо сердца у меня осколок льда.
        РИУ: Чийоко  — Ледяная Принцесса.
        ЧИЙОКО: Чийоко  — Юки-онна. Вот мы и выяснили, что генетически во мне заложено состояние Ледяной Принцессы, которое может излечить только… что?
        РИУ: Слава? Деньги?
        ЧИЙОКО: За это я и люблю тебя, Риу: на все-то у тебя всегда готов правильный ответ. Я думала, ты сейчас скажешь «любовь», и тогда меня точно бы стошнило.
        РИУ: А чем тебе, собственно, не нравится любовь?
        ЧИЙОКО: Она существует только в плохом американском кино.
        РИУ: Но ты ведь не полностью холодная. Я точно знаю, что это не так.
        ЧИЙОКО: Тогда почему меня больше ничего не волнует? Послушай, я тебе сейчас докажу. Сколько людей погибло во время катастрофы «Сан Эйр»?
        РИУ: 525. Нет, 526.
        ЧИЙОКО: 526. Да. Включая и мою собственную тетю. Но все, что я испытываю, это облегчение.
        РИУ: ??
        ЧИЙОКО: О’кей… давай объясню. С момента этой катастрофы, с тех пор как МП услышала о тетушке Хироми и Хиро, она ни разу не наехала на меня, чтобы я продолжала ходить на подготовительные курсы. Так думать плохо? Что из-за чьей-то трагедии в моей жизни появилось немного больше покоя?
        РИУ: Эй, по крайней мере у тебя есть эта самая личная жизнь. Ты на меня посмотри.
        ЧИЙОКО: Ха! Я знала, что это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго. Ничего, ты можешь быть моим собственным персональным хихикомори. Мне нравится представлять, как ты сидишь в своей маленькой комнатке с задернутыми шторами, как ты куришь сигареты одну за другой и пишешь мне в чат, когда надоедает играть в «Рагнарок».
        РИУ: Я не хихикомори. И я не играю в «Рагнарок».
        ЧИЙОКО: Разве мы не обещали, что всегда будем честными друг с другом? Я просто сказала тебе все, как было.
        РИУ: Мне просто слово это не понравилось.
        ЧИЙОКО: Так ты теперь дуться будешь?
        РИУ: ORZ
        ЧИЙОКО: ORZ Нет! Сколько времени ты сберегал этот символ? Неужели его еще кто-то использует? Ты уверен, что тебе действительно 22, а не, скажем, 38? И когда ты наконец вырастешь и перестанешь рассылать все это дерьмо, аски?
        РИУ: Давай лучше сменим тему. Эй, когда ты собираешься рассказать мне о своей жизни в Штатах?
        ЧИЙОКО: Опять!!!! Почему тебе так хочется об этом знать?
        РИУ: Просто интересно. Скучаешь по той жизни?
        ЧИЙОКО: Нет. Не имеет значения, где ты живешь, мир перемешался. Давай другую тему, пожалуйста.
        РИУ: О’кееей… На форумах народ до сих пор с ума сходит, чего это тот самолет упал именно в Юкей. Существует целая теория насчет того, что командир экипажа сделал это с определенной целью. Он был самоубийцей.
        ЧИЙОКО: Я знаю. Это уже не новость, везде об этом говорят. А сам ты что думаешь?
        РИУ: Не знаю. Некоторые вещи указывают на то, что это может быть и правдой. У этого леса своя история, и находится он за много миль от маршрута на Осаку. Чего ему было там падать?
        ЧИЙОКО: Может быть, он просто не хотел приземляться в густонаселенном районе. Может быть, пытался таким образом спасти больше жизней. Мне жалко его жену.
        РИУ: Тебе жалко? А я-то думал, что ты Ледяная Принцесса.
        ЧИЙОКО: И все-таки мне ее жаль. Как бы там ни было, этот корпоративный рупор «Сан Эйр» твердит, что командир был у них одним из лучших и самых надежных, что он бы никогда ничего подобного не сделал. Также они говорят, что трудностей с деньгами у него не было, так что страховка ему не была нужна, а данные медосмотров показывали, что здоровье у него было крепкое.
        РИУ: Они могут врать. С другой стороны, может, он вообще рехнулся. Или его заставили сделать это.
        ЧИЙОКО: Ага! Затянули вниз голодные привидения.
        РИУ: Но ты все-таки должна признать… Почему так много самолетов, и все в один день? Должна же быть какая-то причина.
        ЧИЙОКО: Например? Только не говори мне, что это знак приближения конца света.
        РИУ: Почему бы и нет? Все-таки 2012 год.
        ЧИЙОКО: Ты чересчур начитался в Интернете про всякие тайные заговоры, Риу. А может быть, это были террористы, мы ведь до сих пор точно не знаем.
        РИУ: А не могла бы сейчас вернуться настоящая Чийоко? Пожалуйста. Это ведь ты всегда говорила, что правительство и пресса держат нас за пешек и постоянно лгут.
        ЧИЙОКО: Но это не означает, что я должна верить в какую-то наспех скроенную теорию тайного заговора. Жизнь  — она не такая. Она мрачная. Да, политики врут нам, разумеется. А как иначе мы можем быть их маленькими солдатиками и не выскакивать из общего строя, в который нас поставили?
        РИУ: Ты действительно думаешь, что они сказали бы нам, если бы это были террористы?
        ЧИЙОКО: Я только сказала, что они лгут нам. Но некоторые тайны слишком велики, чтобы их могли скрывать даже они. В Штатах  — может быть, но только не здесь. Официальное прикрытие должно пройти через восемь слоев нашей бюрократии, прежде чем его утвердят. Люди какие-то убогие. Неужели им больше делать нечего, кроме как целыми днями болтать о теориях тайных заговоров? О злобном мертвом человеке, который, скорее всего, просто хотел спасти как можно больше человеческих жизней?
        РИУ: Эй… Я уже по-настоящему начинаю беспокоиться. Неужто наша Ледяная Принцесса начинает оттаивать? А может, это знак, что на самом деле ей все-таки не совсем уж все равно?
        ЧИЙОКО: Мне все равно. Правда… О’кей, наполовину. Но это все равно сводит меня с ума. Придурки на сайтах тайных организаций такие же отвратительные и бесполезные, как и девчонки, который весь день болтают на «Микси». Можешь себе представить, что произошло бы, если бы они направили всю эту энергию на то, чтобы поговорить о действительно стОящих вещах?
        РИУ: Например?
        ЧИЙОКО: О том, чтобы изменить систему. Остановить семейственность; остановить людей, превращающихся в рабов. Чтобы люди не умирали, чтобы людей не запугивали… о таких вещах, короче.
        РИУ: Ледяная Принцесса Чийоко  — революционерка.
        ЧИЙОКО: Я серьезно. Ходить в школу, на подготовительные курсы, упорно учиться, чтобы родители гордились тобой, поступить на работу в корпорацию «Кейо», каждый день работать там ровно по 18 часов, не жаловаться, не отбиваться от стада, не быть нонконформисткой. Не слишком ли много, ты так не считаешь?
        РИУ: Ты знаешь, Чийоко, что я согласен с тобой. Но послушай… мы-то что сделать можем?
        ЧИЙОКО: Ничего. Мы ничего сделать не можем. Только принять это, или выпасть из системы, или умереть. Бедный Хиро. Его столько ожидает, есть что предвкушать.
        Примечания переводчика

        Аски (Ascii). Термин для обозначения символьной кодировки текста, которая была популярна на таких форумах, как 2-го канала.


        ORZ. Популярный японский эмотикон, обозначающий разочарование или отчаяние. Последовательность этих букв (orz) по форме напоминает человечка, стоящего на четвереньках и бьющегося головой о землю (o  — голова, r  — руки и торс, z  — согнутые ноги).


        Юки-онна (Снежная женщина). В японском фольклоре Юки-онна  — дух женщины, погибшей во время снежной бури.


        Хихикомори. Человек, социально изолированный до такой степени, что редко покидает свою комнату (если вообще покидает). По имеющимся оценкам, в Японии живет почти миллион социально изолированных подростков и молодых людей, которые таким способом решили отрезать себя от общества.





        Пресловутый британский обозреватель Паулина Роджерс, которая ведет свою колонку и известна откровенным стилем изложения, первой ввела в отношении детей, выживших в авиакатастрофах «черного четверга», термин «Трое».
        Эта ее статья была опубликована в «Дейли Мейл» 15 января 2012 года.

        После «черного четверга» прошло уже три дня, и я сижу в своем недавно оборудованном частном офисе, пялясь в экран компьютера и не веря собственным глазам.
        И не потому, что я, как вы могли бы подумать, все еще потрясена кошмарным совпадением, приведшим к четырем авиакатастрофам в один день. Хотя это действительно так. А кто не потрясен? Нет, не поэтому. Просто я прокручиваю поразительный список конспирологических сайтов, на каждом из которых представлены разные  — одна эксцентричнее другой  — теории того, что могло вызвать такую трагедию. Пять минут поиска в «Гугле» дадут вам адреса нескольких сайтов, где написано, что Тосинори Сето, отважный и самоотверженный командир экипажа, который предпочел увести борт 678 компании «Сан Эйр» в безлюдный район, чтобы избежать дополнительных жертв, был одержим духами самоубийц. Другие сайты настаивают, что все четыре разбившихся самолета стали мишенью враждебно настроенных инопланетян. Люди, занимающиеся расследованием этих катастроф, совершенно определенно утверждают, что версию террористических актов можно исключить  — особенно это касается падения самолета «Далу Эйр» в Африке, где рапорты авиадиспетчеров подтверждают, что авария произошла в результате ошибки пилота. Но есть антиисламистские сайты, выросшие как
грибы. И другие религиозные фанаты  — во имя Господа!  — от них не отстают.
        Происшествие такого масштаба неминуемо должно было привлечь к себе внимание всего мира, но почему люди так быстро начинают думать самое худшее или, не удосужившись разобраться, верят во всякие откровенно неестественные и запутанные теории? Понятно, что вероятность таких совпадений бесконечно мала, но послушайте! Неужели нам всем настолько скучно? Неужели в глубине души мы все где-то просто какие-то интернетные тролли?
        Самыми отравляющими сознание являются слухи и теории, которыми окружены трое выживших детей: Бобби Смолл, Хиро Янагида и Джессика Крэддок, которых в дальнейшем я для краткости буду называть просто Трое. И я виню в этом прессу, которая заверяет, что стремится утолить информационный голод общественности в отношении этих крох. В Японии они лезут на стены, чтобы сфотографировать мальчика, который  — не будем этого забывать  — потерял в катастрофе мать. Другие слепо рвутся на место происшествия, мешая проведению спасательных операций. В Великобритании и Штатах маленьким Джессике Крэддок и Бобби Смоллу на первых страницах газет уделяется больше внимания, чем последним оплошностям членов королевской семьи.
        Мне лучше многих других известно, какими обременительными могут быть это внимание и досужие домыслы. Когда я ушла от второго мужа и решила в мельчайших подробностях рассказать в этой самой колонке, как мы расстались, то оказалась в самом центре медийной бури. В течение двух недель я не могла и шагу ступить за порог своего дома, чтобы какой-нибудь выскочивший из-за угла папарацци не попытался сфотографировать меня без макияжа. Я могу только посочувствовать тому, через что пришлось пройти этим Троим, как и восемнадцатилетней Зайнаб Фарра, которая десять лет назад чудом спаслась в авиакатастрофе, когда рейс 715 компании «Ройал Эйр» разбился при взлете в аэропорту Аддис-Абебы. Зайнаб, как и эти Трое, была единственным выжившим тогда ребенком. Как и эти Трое, она оказалась в центре круговорота, поднятого прессой. Недавно Зайнаб опубликовала свою автобиографическую книгу «Ветер под моими крыльями», где публично призвала оставить Троих в покое, чтобы просто дать им прийти в себя после чудесного спасения. «Они  — не какие-то особенные или ненормальные,  — пишет она.  — Это просто дети. Пожалуйста, дайте
им то, что необходимо сейчас в первую очередь: свободное пространство и время, чтобы восстановиться и справиться со всем тем, что им пришлось пережить».
        И на этом  — аминь. Мы должны быть благодарны счастливому расположению звезд, что они вообще как-то спаслись, а не терять попусту время, строя вокруг них какие-то нелепые теории тайного заговора или делая их предметом публичных сплетен на первых страницах газет. Трое, я приветствую вас и до глубины души надеюсь, что вы сможете обрести покой и справиться с последствиями трагедии, унесшей жизни ваших родителей!
        Будем надеяться, что писаки по всему миру прислушаются к моим словам.





        Невил Олсон, внештатный фотограф-папарацци из Лос-Анджелеса, был найден мертвым в своей квартире 23 января 2012 года. Хотя о странном характере его смерти сообщалось в газетах, рассказ его соседа, Стива Флэнегена, обнаружившего останки, публикуется впервые только сейчас.

        Чтобы заниматься тем, чем Невил зарабатывал себе на жизнь, нужно быть человеком определенного склада. Я как-то спросил, не считает ли он это грязной работой  — прятаться в кустах и ждать, пока можно будет сделать снимок того, что находится под юбкой у какой-нибудь восходящей звезды этого месяца, и он ответил, что просто делает то, что от него хочет публика. Он специализировался на всяких грязных вещах  — типа фотографий, когда он снял, как Корина Санчес покупает кокаин в Комптоне. Каким образом он узнал, что она будет именно в это время именно в этом районе, он никогда не говорил  — мне, по крайней мере. Он всегда уклонялся от ответа на вопрос, откуда получает информацию.
        Как-то считалось само собой разумеющимся, что Невил немного странный. Нелюдимый отшельник. Я думаю, эта работа полностью соответствовала его личности. Я познакомился с ним, когда он переезжал в квартиру подо мной. В то время мы жили в жилом комплексе в Эль Сегундо, где комнаты квартир расположены на разных уровнях. Многие из тех, кто там жил, работали в LAX, так что народ приходил туда и уходил круглые сутки. Я тогда работал в прокате машин «Уан Тайм Кар Рентал», так что это место мне вполне подходило. Удобно. Жильцы дома менялись часто, и так уж вышло, что мы с Невилом в итоге задержались дольше остальных.
        Я бы не сказал, что мы были близкими друзьями или что-то такое, но если встречались случайно, то останавливались потрепаться. Я никогда не видел, чтобы к нему кто-то приходил, никогда не видел его с женщиной  — ни разу!  — или с парнем. Он казался каким-то бесполым, асексуальным. Через пару месяцев после переезда сюда он спросил, не хочу ли я заглянуть к нему и «познакомиться с его соседями по комнате». Я подумал, что, возможно, он пригласил кого-то жить к себе, чтобы легче было платить за жилье, так что сказал «да, конечно». Просто любопытно было взглянуть, что за человек может с ним ужиться.
        Когда я первый раз зашел к нему в квартиру, меня чуть наизнанку не вывернуло. Блин, как же там воняло! Даже не знаю, как точнее описать этот запах: думаю, смесь тухлой рыбы и завонявшегося мяса. А еще там было жарко и темно  — шторы задернуты, а свет не включен. «Что за хрень?»  — подумал я. А потом заметил в углу комнаты какое-то движение  — похоже, большая темная тень двигалась прямо в мою сторону. Сначала я не понял, что это такое, а затем рассмотрел громадную отвратительную ящерицу. Я заорал, а Невил принялся хохотать как невменяемый. Он ждал такой реакции. Чтобы как-то успокоить меня, он сказал:
        — Не волнуйся, это просто Джордж.
        Больше всего в тот момент мне хотелось побыстрее убраться оттуда, но, понимаете, я не хотел показаться неженкой. Поэтому я спросил, какого черта Невил делает с этой тварью в квартире, а он только пожал плечами и ответил, что у него таких долбаных зверюг три штуки,  — это вараны, из Африки, что ли, или еще откуда,  — и бОльшую часть времени он не держит их в клетках или аквариумах, а выпускает побегать. Он сказал, что они на самом деле очень сообразительные:
        — Умные, как свиньи или собаки.
        Я спросил, не опасны ли они, и он показал мне рваный шрам на запястье.
        — Тут содран здоровый лоскут кожи,  — объяснил он, как будто гордился этим.  — Но обычно они спокойные, если, конечно, с ними правильно обращаться.
        Когда я спросил, чем они питаются, он ответил:
        — Крысятами. Живыми. Я покупаю их оптом. Представляете себе, что это за работка  — торговец крысятами?
        Тут он принялся разглагольствовать о том, что некоторые люди категорически против того, чтобы кормить варанов грызунами, а я все это время продолжал следить за этой штукой. И молился, чтобы она ко мне особенно не приближалась. Но это было еще не все: в спальне он держал коллекцию змей и пауков. Там повсюду стояли аквариумы. Невил долго рассказывал мне, что тарантулы  — это самые лучшие домашние любимцы. Потом мне сказали, что он спекулировал животными.
        Через пару дней после «черного четверга» он постучал в мою дверь и сказал, что уезжает из города. В основном его работа была сосредоточена в Лос-Анджелесе, но время от времени ему приходилось выезжать отсюда. Это был первый раз, когда он попросил меня присмотреть за его «приятелями».
        — Я покормлю их перед отъездом,  — сказал он.
        Еще он сказал, что его может не быть дня три, но с ними все будет в порядке. Он попросил следить за уровнем воды и поклялся, что вараны будут надежно заперты. Обычно он не рассказывал мне о своих командировках, но в тот раз сказал, куда едет, потому что у него были большие шансы оказаться в полном дерьме.
        Он сказал, что склоняется к тому, чтобы нанять чартерный вертолет, планирует слетать в Майами, в больницу, где лежит Бобби Смолл, и попробовать сфотографировать мальчишку. Еще сказал, что делать это нужно быстро, потому что парня скоро перевезут в Нью-Йорк-сити.
        Я спросил, каким образом, черт возьми, он думает пробраться туда,  — из того, что я видел в новостях, охрана в больнице была очень серьезная,  — но он только улыбнулся в ответ и сказал, что специализируется как раз на таких вещах.
        Его не было только три дня, так что мне не понадобилось заходить в его квартиру. Я как раз возвращался домой со своей смены и видел, как он вылазит из такси. Выглядел он хреново. Его по-настоящему трясло, как будто он заболел. Я спросил, был ли он крутым парнем и удалось ли ему получить снимок того мальчика. Он не ответил, но при этом выглядел так плохо, что я пригласил его выпить. Он кивнул и сразу направился ко мне наверх, даже не заглянув к себе, чтобы проверить, как поживают его рептилии. Было видно, что он хочет хоть с кем-то поговорить, но слова застревали у него в горле. Я налил ему рюмку, и он залпом выпил. После этого я дал ему пиво, потому что крепкие напитки у меня закончились. Он быстро выпил пиво и попросил еще. Залпом выпил и второе.
        Алкоголь начал действовать, и постепенно он выложил мне, что сделал. Я думал, что он расскажет, как переоделся носильщиком, чтобы пробраться в больницу, или еще что-нибудь в этом роде; может быть, он просочился туда через морг  — в стиле какого-нибудь второсортного боевика. Но все оказалось еще хуже. Разумнее. Но хуже. Он поселился в отеле рядом с больницей с легендой, фальшивым удостоверением и акцентом, которым уже пользовался раньше,  — бизнесмен из Великобритании, прибывший в Майами на конференцию. Он сказал, что делал то же самое, когда Клинт Маэстро, солист группы «Космические ковбои», перебрал наркотиков. Именно так ему удалось тогда получить снимки совершенно изможденного Клинта в больничной сорочке с завязочками на спине. Это было просто. Он купил дополнительный инсулин и сделал себе инъекцию. Я даже и не знал, что он был инсулинозависимым, хотя откуда мне было это знать? Он свалился в баре, но успел дать понять бармену или кто там был рядом в этот момент, что его нужно отправить в ближайшую больницу. После этого он отключился.
        В отделении первой помощи Невилу поставили капельницу, но чтобы его все-таки поместили в стационар, он разыграл приступ эпилепсии. Он мог и умереть, но рассказал мне, что не в первый раз делал подобные вещи и на такой случай у него в носке всегда была пара маленьких пакетиков с сахаром, чтобы привести себя в порядок. Это был своего рода modus operandi для него. Он рассказывал, что передвигаться в таком состоянии было настоящее мучение (после «приступа» ему дали валиум, и он, после того как сам себе сделал укол, все равно чувствовал себя ужасно).
        Я спросил, удалось ли ему попасть туда, где держали мальчика, и он ответил, что нет, это был облом. Сказал, что даже близко к отделению, где лежал Бобби, не подошел, потому что охрана там была очень строгая.
        Но когда уже потом была найдена его фотокамера, оказалось, что он все-таки попал в палату того мальчика. Там был снимок Бобби, сидевшего на кровати и улыбавшегося прямо в объектив, как будто он позировал для семейной фотографии или чего-то такого. Должно быть, вы видели это фото. Эта утечка произошла через кого-то из команды коронера. Этот снимок меня вроде как напугал.
        Выпив третье пиво, он сказал:
        — Нет смысла, Стив. Во всем этом нет никакого смысла.
        Я переспросил:
        — О чем это ты?
        Но он как будто и не слышал меня. Я тогда не понял, что он имел в виду, черт побери! Потом он ушел.
        После того случая я совсем замотался на работе. Повсюду бушевал этот рвотный вирус, и у нас почти все заболели. Я работал по две смены и половину времени чувствовал себя наполовину мертвым. Это потом я сообразил, что прошла уже неделя с тех пор, как я в последний раз видел Невила.
        А затем один парень, который жил рядом с Невилом, только в другом крыле, мистер Патинкин, спросил у меня номер телефона нашего коменданта  — сказал, что у него какие-то проблемы с канализационным стоком. И что из квартиры Невила, похоже, идет запах.
        Думаю, именно в тот момент я и понял: что-то случилось! Поэтому я спустился и постучал в его дверь. Был слышен только приглушенный звук работающего телевизора и больше ничего. У меня до сих пор оставался его ключ, но потом я сильно пожалел об этом  — нужно было сразу позвонить в полицию. Мистер Патинкин пошел со мной. После этого ему пришлось обращаться к врачу, чтобы справиться с психологической травмой, а мне все еще снятся кошмары. Внутри было темно, но прямо с порога я увидел Невила, который, расставив ноги, сидел на полу у стены, как будто сполз вниз. Было что-то неестественное в его фигуре. Потому что отсутствовали куски мяса.
        Потом нам сказали, что он умер от передозировки инсулина, однако вскрытие показало, что он, вероятно, был еще жив, когда они начали его… ну, вы поняли.
        Это была громкая новость. «Мужчина заживо съеден домашними ящерицами и пауками». После эту историю раздули до того, что тарантулы опутали паутиной все его тело, а гнездо свили внутри грудной клетки. Полный бред. Могу твердо сказать, что все пауки сидели по своим террариумам или как они там правильно называются. А обглодали его вараны.
        Забавно, что он все-таки попал в выпуски новостей. Как это можно назвать? Ирония судьбы. Вокруг его квартиры крутились такие же парни, как он сам, которые пытались сделать редкий снимок. На день эта история вытеснила с первых страниц газет чудеса со спасением Троих. Но потом ее еще раз откопали, и случилось это, когда тот проповедник заявил, что это было еще одним знаком, предупреждающим о приближении конца света: животные обращаются против людей.
        Единственное, что помогает мне как-то справляться с этой жуткой историей, это мысль, что, возможно, сам Невил хотел уйти из жизни как-нибудь так. Он все-таки любил этих долбаных ящеров.



        Часть 2
        Конспирология: январь-февраль

        Бывшая прихожанка церкви Спасителя, где пастором Лен Ворхис, Реба Луис Нейлсон называет себя лучшей подругой Памэлы Мэй Доналд. Она по-прежнему живет в округе Саннах в Южном Техасе, где является координатором местного Христианского центра женщин-сурвивалисток. Она категорически утверждает, что никогда не была членом секты памэлистов пастора Ворхиса, и согласилась поговорить со мной, чтобы «все знали, что тут живут хорошие люди, которые не хотели, чтобы с этими детьми случилось что-то нехорошее». Я несколько раз говорила с Ребой по телефону в июне-июле 2012 года и составила из фрагментов этих разговоров ряд подборок.

        Первой об этом мне рассказала Стефани. Она плакала по телефону и практически не могла говорить.
        — Это Пэм, Реба,  — наконец произнесла она, когда немного успокоилась.  — Она была в самолете, который разбился.
        Я сказала, чтобы она не говорила глупостей, что Пэм в Японии навещает свою дочку и во Флориде ее быть не могло.
        — Не в том самолете, Реба. А в японском. Сейчас его как раз в новостях показывают.
        Сердце мое ухнуло куда-то в пятки. Я, конечно, слышала о крушении японского самолета, так же как и о других,  — один разбился в каком-то труднопроизносимом месте в Африке, а второй, полный английских туристов, упал в море в Европе,  — однако мне и в голову не могло прийти, что Памэла была в одном из них. Все это просто ужасно. В какой-то момент все самолеты в мире вдруг как будто посыпались с неба на землю. По каналу «Фокс» передавали про авиакатастрофу, как вдруг диктор оборвал себя на полуслове и заявил:
        — Как нам только что сообщили, разбился еще один самолет…
        Мой муж Лорн сказал, что ему эти новости уже стали напоминать какую-то бесконечно повторяющуюся кульминационную фразу.
        Я спросила Стефани, рассказала ли она об этом пастору Лену, и она сказала, что пробовала позвонить на его ранчо, но Кендра, как всегда, отвечала очень неопределенно насчет того, когда он появится, а по сотовому он не отвечал. Я положила трубку и побежала к телевизору, чтобы самой посмотреть выпуск новостей. Позади Мелинды Стюарт (это моя любимая ведущая на канале «Фокс», женщина, которую легко представить подругой, пьющей с вами кофе) были показаны две большие фотографии: на одной была Пэм, а на другой  — тот маленький еврейский мальчик, который выжил после катастрофы во Флориде. Мне не хотелось думать, что бы сама Пэм сказала об этом фото, которое, похоже, было взято из ее паспорта и смахивало на снимки преступников анфас и в профиль, которые делает для себя полиция. Внизу экрана располагалась бегущая строка, прокручивавшая одну и ту же фразу: «В катастрофе японской компании «Сан Эйр» погибло 526 человек. На борту находилась одна гражданка Соединенных Штатов, уроженка Техаса Памэла Мэй Доналд».
        Я просто сидела там, Элспет, смотрела на фотографию и читала эти слова, пока до меня окончательно не дошло, что Памэла действительно ушла от нас. Симпатичный мужчина-следователь  — зовут его Эйс, фамилию не помню  — из телевизионного шоу про авиакатастрофы, которое любит смотреть мой Лорн, вышел на связь из Флориды и сказал, что окончательно говорить пока рано, но не похоже, что к этому делу могут иметь отношение террористы. Мелинда спросила, не думает ли он, что эти аварии могли быть следствием каких-то природных факторов или, возможно, «рукой Всевышнего». Должна вам сказать, Элспет, что эти слова мне совершенно не понравились! Намекать, что нашему Господу больше делать нечего, как сбивать самолеты в воздухе! Руку к этому мог приложить только Антихрист. От возмущения я еще долго не могла сдвинуться с места, а потом они показали съемки с воздуха, какой-то домик, который показался мне знакомым. Потом я поняла, что это был дом Пэм, только с воздуха он казался меньше, чем на самом деле. И тогда я вспомнила о муже Памэлы, Джиме.
        Я с Джимом никогда особенно не пересекалась. По тому, как Пэм говорила о нем благоговейным шепотом, можно было бы решить, что он у нее какой-нибудь гигант под два метра, но оказалось, что он ненамного выше меня. Не хотела этого говорить, но я всегда подозревала, что он любитель распускать руки. Синяков у Пэм или чего-то такого мы, правда, никогда не видели. Но было странно, что он все время ведет себя так, будто старается запугать. Если бы мой Лорн хоть раз повысил на меня голос… В общем, хоть я и считаю, что мужчина действительно должен быть главой дома, но должно же быть какое-то взаимное уважение, верно? Впрочем, ни один человек на свете не заслуживает того, что пришлось пережить Джиму, и я понимала, что мы должны что-то сделать, чтобы помочь ему.
        Лорн был на заднем дворе, он проводил инвентаризацию консервированных фруктов и обновлял наши запасы продуктов. «В таких вопросах внимание не может быть излишним»,  — часто говорил он, имея в виду вспышки на солнце, всеобщую глобализацию и суперураганы, о которых все постоянно говорят, а мы не собираемся допустить, чтобы такие вещи застали нас врасплох. Кто знает, когда Иисус призовет нас присоединиться к нему?
        Я рассказала мужу о том, что Пэм была в японском самолете. Они с Джимом работали на заводе B&P, и я сказала, что он должен пойти к Джиму и узнать, не нужно ли чего. Лорн заколебался  — они не были близкими друзьями, работали в разных подразделениях,  — но все равно пошел. А я решила, что мне лучше остаться дома и сообщить о случившемся всем остальным.
        Первым делом я позвонила на сотовый пастору Лену. Меня сразу переадресовали на голосовую почту, но я оставила ему сообщение. Он тут же мне перезвонил, и по его дрожащему голосу стало понятно, что от меня он услышал эту новость впервые. Мы с Пэм дольше всех остальных были членами «внутреннего круга», как он любил выражаться. Перед тем как пастор Лен и Кендра приехали в округ Саннах,  — а было это, ох, уже пятнадцать лет назад!  — я была членом Новой церкви Откровений в Денхэме. По воскресеньям и средам я также всегда ездила (а это не близко, полчаса в один конец) на изучение Библии, потому что не могла следовать вере протестантов и согласиться с либеральными взглядами на гомосексуализм. Поэтому вы можете себе представить, как я приободрилась, когда в город приехал пастор Лен и возродил старую лютеранскую церковь, которая уже очень долго стояла пустой. Тогда еще я не слышала его радиошоу. Первым делом мне бросились в глаза его афиши. Уж он-то знает, как привлечь внимание к делам Божиим! Каждую неделю он вывешивал баннер с новым сообщением типа «Любите азартные игры? Что ж, ставка дьявола  —
человеческие души», «Господь не верит в атеистов, следовательно, атеисты не существуют»  — эти два понравились мне больше всех. Этому человеку я простила даже тогда, когда он показал картинку Библии с торчащей из нее антенной, как у мобильного, и надписью «Аппарат для спасения твоей души», хотя и считала это слишком уж вычурным. Прихожан у пастора Лена поначалу было немного, и именно там я по-настоящему познакомилась с Пэм, хотя, конечно, и раньше встречалась с ней на собраниях родительского комитета в школе  — ее Джоани была старше моих на два года. Мы с ней, разумеется, не общались с глазу на глаз по любым вопросам, но никто не мог сказать, что она была плохой христианкой.
        Пастор Лен сказал, что хочет на следующий день вечером собрать людей, чтобы помолиться за упокой души Памэлы, и, поскольку Кендра в очередной раз слегла с мигренью, попросил меня обзвонить всех членов группы по изучению Библии и пригласить их прийти. Тут вернулся раздраженный Лорн и сказал, что дом Джима окружен фургонами телевизионщиков и корреспондентов, а изнутри никто не отзывается. Ну, я, конечно, рассказала все это пастору Лену, и тот сказал, что наш христианский долг  — помочь Джиму в трудную минуту, несмотря на то что он не был прихожанином церкви. Пэм никогда не распространялась по этому поводу. Мой Лорн каждое воскресенье ездил вместе со мной, хотя и не присоединился к группе изучения Библии или кружку исцеляющих молитв, и Пэм, должно быть, было бы жутко сознавать, что теперь ее мужу предстоит одному противостоять на земле гневу Антихриста, а затем вечно гореть в аду.
        А потом я подумала, не собирается ли дочь Памэлы, Джоани, приехать домой. Ее не было уже два года, но, когда она еще училась в школе, между ней и Джимом произошла какая-то размолвка. Ему не нравился ее парень. Мексиканец. Или, думаю, наполовину мексиканец. Из-за этого в семье произошел раскол. И я знаю, что Памэла тяжело переживала это. Когда я начинала говорить о своих внуках, она всегда становилась задумчивой. Обе мои девочки вышли замуж сразу после школы и поселились неподалеку от меня. Поэтому-то Пэм и полетела в Японию. Она жутко скучала по Джоани.
        Сегодня было уже поздновато, так что пастор Лен сказал, что мы поедем навестить Джима завтра рано утром. О, когда на следующий день в восемь он заехал за мной, то выглядел очень элегантно! Никогда этого не забуду, Элспет. Костюм и красный шелковый галстук. Но тогда он постоянно следил за своим внешним видом  — прежде чем впустил в душу дьявола. Не хотела этого говорить, но, к сожалению, о Кендре я сказать такого не могу. Они с пастором Леном и внешне совсем не подходили друг другу. Она была худая, как грабли, всегда неряшливая и какая-то изможденная. Меня удивило, что в тот день Кендра поехала с нами,  — обычно она всегда находила какую-нибудь отговорку. Не скажу, что она была высокомерной… просто всегда держала дистанцию; эта рассеянная улыбка на лице, проблема с нервами. А правда, что она закончила в одном из этих… как их… приютах для душевнобольных? Они уже, по-моему, как-то иначе называются. Учреждения  — вот, никак не могла вспомнить это слово. Я все время думаю, что это настоящее благословение Господне, что у них не было детей. По крайней мере, они не испытали горя и боли, что мать их стала
слабоумной. Лично я думаю, что подтолкнули ее к этому слухи о пасторе Лене и его любовнице. Но давайте сразу уточним, Элспет: что бы я ни думала насчет того, что пастор сделал потом, сама я в эти грязные сплетни не верю.
        Коротко помолившись, мы поехали прямо к дому Пэм и Джима. Он находится на Севен-Соул-роуд, и на подъезде к нему по обе стороны улицы выстроились фургоны и машины представителей прессы, перед калиткой стояли репортеры и операторы, курили и болтали между собой.
        — Боже,  — сказала я пастору Лену,  — как же мы сможем пройти к Пэм?
        Но пастор Лен отвечал, что мы здесь по делу Господнему и никто не сможет помешать нам выполнить свой христианский долг. Когда мы остановились перед воротами, к нам ринулась свора людей с камерами, задавая вопросы типа: «Вы друзья Пэм? Что вы чувствуете в связи со случившимся?» Они фотографировали нас и снимали на видео. Тогда я поняла, через что приходится проходить всем этим несчастным знаменитостям.
        — А вы как думаете, что я должна сейчас ощущать?  — в свою очередь спросила я у молодой женщины со слишком толстым слоем макияжа, которая во всей этой толпе была самой бойкой и настойчивой.
        Пастор выразительно взглянул на меня, как будто хотел сказать: «Позвольте мне говорить с ними», но этих людей просто необходимо было поставить на место. Пастор Лен сказал им, что у нас миссия, мы пришли помочь мужу Пэм в эту тяжелую минуту и он обязательно выйдет и сделает заявление, как только убедится, что Джим держится и справляется с постигшим его горем. Это, похоже, уняло пыл журналистов, и они вернулись к своим автомобилям.
        Шторы были задернуты, и мы постучали в переднюю дверь, но нам никто не ответил. Пастор Лен обошел дом со стороны заднего двора и, вернувшись, сказал, что там та же история. Потом я вдруг вспомнила, что Пэм держала запасной ключ под цветочным горшком рядом с задней дверью  — на случай если замок случайно захлопнется. Так мы и попали в дом.
        Какой там стоял запах! Он просто сразу бил в нос. Он был такой тяжелый, что Кендра побледнела. А затем раздался визг, и через коридор к нам ринулась Снуки. У Пэм случился бы инфаркт, если бы она увидела свою кухню в таком состоянии. Ее не было всего два дня, но тут как будто бомба взорвалась. Разбитый стакан на стойке, окурок сигареты, брошенный в одну из лучших фарфоровых чашек, принадлежавших еще матери Пэм. Джим не выгуливал Снуки все это время, и на красивом линолеуме Пэм повсюду были видны «собачьи мины», как их называет мой Лорн. Должна быть с вами откровенна, Элспет, поскольку верю, что всегда нужно говорить только правду: никто из нас не любил эту собаку. Несмотря на то что Пэм купала ее по сто раз на день, от ее кожи все равно исходил этот тошнотворный запах псины. И глаза ее всегда были покрыты какой-то пленкой. Но Пэм обожала ее, и, глядя, как та обнюхивает наши ботинки и жалобно смотрит на нас в надежде, что вот сейчас придет Пэм… в общем, у меня сердце кровью обливалось.
        — Джим?  — позвал пастор Лен.  — Вы здесь?
        Было слышно, что работает телевизор, так что, проверив кухню, мы направились в гостиную.
        Увидев его, я едва не закричала. Джим сидел в своем любимом кресле, а на коленях у него лежало охотничье ружье. Окна были занавешены, в комнате стоял полумрак, и на мгновение мне показалось, что он… А потом я заметила, что рот его открыт и он похрапывает. Пол вокруг был буквально устелен бутылками из-под спиртного и пивными банками, а в воздухе висел тяжелый дух алкоголя. В округе Саннах у нас сухой закон, но спиртное всегда можно найти, если знать, где искать. А Джим это знал хорошо. Не хотела это говорить, Элспет, но я действительно не знаю, что бы он мог натворить, если бы не отключился. А что, если бы он начал в нас палить? Пастор Лен раздвинул шторы, распахнул окно, и при свете я увидела, что брюки у Джима спереди мокрые.
        Пастор Лен взял все в свои руки  — я знала, что он это сделает. Он осторожно забрал ружье с колен Джима и потряс его за плечо.
        Джим дернулся и непонимающе уставился на нас; глаза у него были краснее, чем ведро поросячьей крови.
        — Джим,  — сказал пастор Лен,  — мы только что узнали о Пэм. Мы здесь, чтобы помочь вам. Если мы можем что-то для вас сделать, только скажите.
        Джим пренебрежительно фыркнул.
        — Можете. Проваливайте отсюда.
        Я так и обомлела. Кендра издала какой-то непонятный звук, похожий на смех,  — наверное, просто была в шоке.
        Но пастора Лена это вовсе не обескуражило.
        — Я понимаю, что вы расстроены, Джим. Но мы здесь, чтобы помочь вам. Поддержать вас в беде.
        И тут Джим расплакался. Все тело его содрогалось от рыданий. Что бы они там сейчас ни говорили насчет пастора Лена, Элспет, но нужно было видеть, как он тогда обращался с Джимом. С неподдельной добротой. Потом он увел его в ванную, чтобы привести в порядок.
        Мы с Кендрой еще постояли немного, затем я толкнула ее локтем, и мы взялись за работу. Убрали в кухне, собрали в совок собачье дерьмо, хорошенько отдраили кресло. Все это время Снуки следила за нами своими большими глазами.
        Пастор Лен привел Джима обратно в гостиную, и, хотя теперь от того пахло уже намного лучше, слезы его еще не высохли. Он все продолжал и продолжал всхлипывать.
        Пастор Лен сказал:
        — Если вы, Джим, чувствуете себя лучше, мы бы хотели помолиться о Пэм вместе с вами.
        Я ожидала, что Джим снова обругает его, и могу поклясться, что, как я видела, пастор Лен ждал того же самого. Но этот человек был сломлен, Элспет. Просто порван пополам, и позже пастор Лен объяснил, что таким образом Иисус показывает, что нам необходимо впустить его в свою душу. Но для этого ты должен быть готов. Я это видела уже тысячу раз. Например, когда мы молились за кузена Стефани, Лонни, у которого было заболевание двигательных нейронов. Тогда это не сработало, потому что он не пустил Господа в свое сердце. Даже Иисус не может работать с пустым сосудом.
        Поэтому мы опустились на колени прямо рядом с диваном в окружении пустых пивных банок и начали молиться.
        — Впустите Господа в свое сердце, Джим,  — сказал пастор Лен.  — Он поможет вам. Он хочет стать вашим спасителем. Вы чувствуете его?
        Это была прекрасная картина. С одной стороны был человек, раздавленный горем так, что рыдал до беспамятства, а с другой  — Иисус, готовый принять его в свои объятия и снова вернуть к жизни!
        Мы просидели с Джимом еще минимум час. Пастор Лен все время повторял:
        — Вы теперь часть нашей паствы, Джим, мы все в вашем распоряжении, равно как и Иисус готов помочь вам.
        Я чувствовала, как при этих словах по щекам катились слезы.
        Пастор Лен помог Джиму снова усесться в кресло, и по его лицу я поняла, что пришло время вернуться к вещам практическим.
        — А теперь, Джим,  — сказал пастор Лен,  — мы должны подумать о похоронах.
        Джим промямлил что-то невнятное насчет того, что этим занимается Джоани.
        — А вы не собираетесь полететь туда, чтобы привезти Пэм обратно?  — спросил пастор Лен.
        Джим покачал головой, и глаза его забегали.
        — Она оставила меня. Я просил ее не ехать, но она меня не послушала.
        Неожиданно раздался громкий стук в дверь, и мы все вздрогнули. Толпа этих проклятых репортеров подвалила прямо к дому!
        Мы слышали, как они выкрикивали:
        — Джим! Джим! Что вы думаете о послании?
        Пастор Лен вопросительно взглянул на меня и спросил:
        — О каком послании они говорят, Реба?
        Но я, конечно, понятия не имела.
        Пастор Лен поправил галстук.
        — Я сейчас пойду и разгоню этих стервятников, Джим,  — сказал он.
        Джим поднял голову, и бегающий взгляд на его лице сменился выражением глубокой благодарности.
        — А Реба и Кендра тем временем приготовят вам что-нибудь поесть.
        В тот момент я была рада заняться хоть чем-нибудь, Элспет. Пэм, да благословит Господь ее душу, оставила для Джима массу еды, все было аккуратно расставлено в холодильнике, так что приготовить было совсем не сложно  — только достать и сунуть в микроволновку. Кендра мало чем помогала мне: она взяла на руки собаку и принялась что-то шептать ей на ухо. Так что мне самой пришлось доубирать беспорядок в гостиной, а потом еще и убеждать Джима съесть мясной пирог в высокой форме, который я выложила для него на поднос.
        Когда пастор Лен вернулся в дом, на лице у него было ошеломленное выражение. Прежде чем я успела спросить, что случилось, он схватил пульт дистанционного управления и переключил телевизор на канал «Фокс». Мелинда Стюарт рассказывала, что группа журналистов направилась к месту крушения в лесу, где упал самолет Пэм, и что там было найдено несколько сотовых телефонов пассажиров. Некоторые из этих пассажиров  — да упокой Господь их души!  — записали послания на свои мобильные, когда поняли, что их ждет смерть, и эти послания каким-то образом просочились в прессу. Можете себе представить, они раструбили эти послания даже до того, как некоторые из семей достоверно узнали, что их близкие погибли. Одно из посланий было от Пэм, хотя лично я даже не знала, что у нее был сотовый телефон. На бегущей строке внизу экрана прокручивалось послание Пэм, и пастор Лен воскликнул:
        — Она пытается мне что-то сказать, Реба! Смотрите! Вон там мое имя!
        Думаю, в тот момент мы все забыли о Джиме, потому что неожиданно услышали, как тот крикнул:
        — Пэм!
        А потом все повторял ее имя снова и снова.
        Кендра и не пыталась его успокоить. Она стояла в дверях со Снуки на руках и баюкала собачку, как малое дитя.





        Ниже приводятся тексты посланий (ишо), записанные пассажирами рейса 678 компании «Сан Эйр» в последние моменты жизни.



(Перевод Эрика Кушана, который предупреждает, что могут быть утеряны некоторые лингвистические нюансы японского языка.)

        Хироно. Дела тут плохи. Экипаж в кабине спокоен. Никто не паникует. Я знаю, что скоро умру, и я хочу сказать тебе, что… ох, отовсюду сверху падают вещи, и я должен…
        Не заглядывай в мой шкаф в кабинете. Пожалуйста, Хироно, прошу тебя. Есть другие вещи, которые ты можешь сделать. Могу только надеяться, что…


Коусан Ода, гражданин Японии, 37 лет

        Появился дым, который не похож на обычный дым. Старушка рядом со мной тихо плачет и молится, и я жалею, что не сижу сейчас рядом с тобой. В самолете есть дети. Умм… уфф… Позаботься о моих родителях. Денег должно хватить. Позвони Мотобучи-сан, он знает, что делать со страховкой. Командир делает все, что может, я должен верить в него. По его голосу я слышу, что он хороший человек. Прощай, прощай, прощай, прощай, прощай…


Шо Мимура, гражданин Японии, 49 лет

        Я должен думать, должен думать, думать. Как это случилось… о’кей, в кабине вспыхнул яркий свет. Удар. Нет, не один удар, несколько. Сначала был свет или удар? Не знаю. Женщина у окна, такая большая гаидзин (иностранка) скулит, это режет мне уши, и мне нужно собрать вещи на случай… Я записываю это, чтобы ты знала, что произойдет. Паники нет, хотя я чувствую, что должна бы быть. Я давно хотел умереть, и теперь, когда это приближается, я понимаю, что желать этого было неправильно, что мой час все-таки наступает слишком рано. Я боюсь, я не знаю, кто это услышит. Если вы сможете передать это сообщение моему отцу, скажите ему…


Кеита Это, гражданин Японии, 42 года

        Шиндзи? Ну пожалуйста, ответь! Шиндзи!
        Там был свет, яркий, а потом… а потом.
        Самолет летит вниз, он разрушается, падая, и командир говорит, что мы должны сохранять спокойствие. Я не… почему это происходит?!
        Все, о чем прошу… позаботься о детях, Шиндзи. Скажи им, что я их люблю и…


Норико Канаи, гражданка Японии, 28 лет

        Я знаю, что Господь наш Иисус Христос примет меня в свои объятия и что это его план для меня. Но как же я хочу еще раз увидеть тебя! Я люблю тебя, Су-дзин, я тебе этого никогда не говорил. Я надеюсь, что ты это услышишь. Я почему-то надеюсь, что это тебя найдет. Я хотел, чтобы в один прекрасный день мы были вместе, но теперь ты так далеко. Это происходит…


Сеодзин Ли, гражданин Южной Кореи, 37 лет

        Они уже здесь. Я… не давай Снуки шоколад, даже если она будет просить его на задних лапах, для собак это яд. Мальчик… вижу мальчика… вижу мертвых людей… боже, их так много… Сейчас они идут за мной. Мы все скоро уйдем. Все мы. Пока, Джоани, сумочка мне очень нравится, пока, Джоани. Пастор Лен, предупредите их, что мальчик, он не должен…


Памэла Мэй Доналд, гражданка США, 51 год



        Лола Кандо (имя вымышленное) называет себя бывшей проституткой и владелицей веб-сайта знакомств. Рассказ Лолы обобщен из фрагментов наших с ней многочисленных разговоров по скайпу.

        Ленни приходил повидать меня раз, может быть, два раза в неделю в течение примерно трех лет. Он приезжал из округа Саннах, а это по меньшей мере час езды, но для Ленни это были пустяки. Он говорил, что любит ездить, потому что в это время можно все обдумать. Он был настоящим красавцем. Позже разные люди пытались заставить меня сказать, что он был каким-то извращенцем, но это не так. Наркотиками и прочими подобными глупостями он тоже не баловался. Исключительно миссионерская поза в сексе, на палец бурбона и поговорить  — это он любил.
        Я встряла в это дело через свою подругу Денишу. Она настоящий специалист, предоставляет услуги клиентам, у которых трудности в контактах с женщинами. Если ты не в состоянии выйти из дому или привязан к креслу-каталке, это еще не означает, что с сексом для тебя все закончено, верно ведь? За всякую особую работу я обычно не берусь, вы понимаете. Большинство моих постоянных клиентов  — это среднестатистические Джоны, мужики, которым одиноко или чьи жены слабоваты в плане секса. Я тщательно проверяю всех своих мужчин, и если с ними нет контакта или их тянет на какие-то глупости, то говорю им: «Простите, мое расписание забито». Я не сижу на наркотиках; я не начала принимать их, потому что боялась привыкнуть. Такие девушки, как мы с Денишей, которые делают это, чтобы заработать себе на жизнь, и не углубляются в темную сторону этого занятия,  — о таких в прессе вы мало что узнаете. Такие вещи ценятся, они переплевывают все остальное, от которого, как говорит Дениша, в «Уолмарте» полки ломятся.
        У меня была квартира для деловых целей  — ну, вы понимаете,  — но Ленни не захотел приходить туда. Он очень осторожно относился к таким вопросам, доходило почти до паранойи. Он предпочитал, чтобы мы встречались в мотеле. Есть несколько таких, где предоставляют приличный номер за почасовую оплату и вопросов лишних не задают. Он всегда настаивал на том, чтобы я поселялась раньше него. Ну а в тот день он приехал поздно. Опоздал на добрые полчаса, что было на него не похоже. Ожидая, я выставила напитки, приготовила лед и села смотреть повтор сериала «Вечеринка»  — ну, там, где Микки и Шона-Ли снова оказываются вместе. Как раз когда я была уже готова бросить это дело, он буквально влетел в номер, потный и запыхавшийся.
        — Что ж, привет, незнакомец,  — сказала я. Это было такое мое традиционное приветствие.
        — Не обращай внимания, Ло,  — ответил он.  — Мне необходимо выпить, будь я проклят!
        Я аж вздрогнула. Раньше он никогда при мне такие вещи всуе не произносил. Ленни говорил, что позволяет себе выпить, только когда он со мной, и я ему верю. Я спросила, не хочет ли он начать, как обычно, ну, вы понимаете, но он сказал, что сейчас ему это неинтересно.
        — Просто выпить.
        Руки у него дрожали, и я видела, что он по-настоящему чем-то взволнован. Я налила ему двойную порцию и спросила, не хочет ли он, чтобы я помассировала ему плечи.
        — Уф…  — вздохнул он.  — Мне нужно немного посидеть спокойно. И подумать.
        Но сидеть он не стал, а вместо этого зашагал взад-вперед по комнате, как будто задался целью протереть до дыр ковер на полу. Я была не настолько глупа, чтобы спрашивать, что у него на уме. Я знала, что он сам расскажет, когда будет к этому готов. Он протянул мне свой стакан, и я снова налила ему на два пальца.
        — Пэм пыталась мне что-то сообщить, Ло.
        Конечно, в тот момент я не поняла, о чем он говорит, и ответила:
        — Лен, ты должен начать с самого начала.
        И он начал рассказывать мне о Памэле Мэй Доналд, женщине, погибшей при крушении японского самолета, и о том, что она была его прихожанкой.
        — Лен,  — сказала я ему,  — я искренне сочувствую твоей потере. Но я уверена, что сама Пэм не хотела бы, чтобы ты так из-за нее расстраивался.
        Он как будто не слышал меня. Он принялся рыться в рюкзаке, который таскал с собой, как какой-нибудь школьник-переросток, а потом вытащил Библию и хлопнул ею по столу.
        Я по-прежнему пыталась уточнить свою задачу.
        — Ты хочешь, чтобы я отшлепала тебя этой штукой, или еще что-то?
        Это было моей большой ошибкой. Лицо его густо покраснело, и он аж задохнулся, как выброшенная на берег рыба. У него очень выразительное лицо, которое, думаю, и заставляет людей ему верить,  — такое впечатление, что он просто не может вам солгать. Его вид испугал меня, и я быстренько извинилась.
        Он рассказал мне, как Пэм оставила это послание, это было одно из этих… как они называются? Иши? В общем, одно из сообщений, которые она и некоторые японцы оставили на своих мобильных, пока самолет падал.
        — Оно должно что-то означать, Ло,  — сказал он.  — И, думаю, я знаю, что именно.
        — Что, Ленни?
        — Пэм видела их, Лола.
        — Пэм видела кого, Ленни?
        — Всех тех, кто не впустил Господа в свое сердце. Всех, кто после Вознесения останется здесь.
        Понимаете, я воспитывалась в добропорядочной баптистской семье и в религиозном плане человек подкованный. В Библии есть мало такого, о чем бы я не знала. Люди могут порицать меня за то, чем я занимаюсь, но в глубине души я знаю, что Иисус не осудил бы меня. Как всегда говорит моя подруга Дениша (а она принадлежит к англиканской церкви), некоторые из лучших подруг Иисуса были жрицами любви. Как бы там ни было, еще и до того «черного четверга» Лен был одним из тех, кто верил в конец света. Одним из тех ребят, которые повсюду видят знаки того, что над нами нависла эта неминуемая беда: одиннадцатое сентября, землетрясения, холокост, глобализация, война с террором и все такое. Он действительно верил, что это всего лишь вопрос времени, когда Иисус заберет спасенных с собой на Небеса, оставив весь остальной мир страдать под игом Антихриста. А кое-кто верил, что Антихрист на земле уже сейчас. Что это генеральный секретарь ООН, президент Китая, один из этих арабов или мусульман или еще кто-нибудь. Потом они, конечно, говорили, что практически все, что показывают в новостях, можно считать таким знаком.
Например, вспышка ящура в Великобритании или даже этот норовирус, поразивший все круизные суда.
        Что касается меня, то я не знаю, как относиться ко всем этим делам с Вознесением, что в один прекрасный день все спасенные просто исчезнут на небесах, оставив одежду и все свое мирское имущество. Это кажется мне слишком большой проблемой. Зачем Господу забивать себе голову всем этим? Ленни давал мне эти книжки, «Ушедшие», ну, вы знаете, о чем я говорю, целая серия, где возрожденные христиане одним махом возносятся, а премьер-министр Великобритании в конце концов оказывается Антихристом. Я сказала ему, что прочла их, хотя на самом деле не читала.
        Я налила себе крепкого напитка. Понимала, что буду занята тут еще по меньшей мере час. Иногда Ленни включал для меня свое радиошоу. Я делала вид, что слушаю, хотя не слушала никогда. Я скорее все-таки девушка по части телевидения, а не радио. Когда я только начала встречаться с Ленни, я считала его одним из этих голодных до денег евангелистов, ребят, которых показывают по телевизору, когда они пытаются заставить людей делать пожертвования своим священникам и рассуждают о том, почему необходимо отдавать церковную десятину, даже если вы живете на социальное пособие. Сначала я думала, что он какой-то мошенник, а у меня, должна сказать, с этой публикой свои счеты! Но, узнав его поближе, я пришла к мысли, что он и на самом деле начал верить во всю эту свою… Не хотелось бы называть это чушью собачьей, потому что, как я уже говорила, я официально отношусь к баптистской церкви, но я никогда не придавала особого значения всем этим разговорам насчет адского пламени и серы. Но это не отменяет того факта, что Ленни хотел присоединиться к большим мальчикам, могущественным ребятам типа доктора Лунда  — того
самого, с которым так дружил президент Блейк. Ленни отчаянно стремился к тому, чтобы заиметь свой евангелический круг слушателей. Предполагалась, что к этому должно привести его радиошоу, но за все годы, пока этим занимался, он не продвинулся так уж далеко. И делалось это также не просто ради денег. Уважение  — вот чего хотел Ленни. Он устал быть аутсайдером, довольствующимся крохами и живущим на деньги своей жены.
        — Послушай-ка вот это, Лола,  — сказал он и прочел мне послание.
        Смысл я не очень поняла. Мне показалось, что Пэм в основном переживала за свою собаку.
        А потом он начал говорить, какое это было чудо, что те трое детей выжили и практически не пострадали.
        — Это неправильно, Лола,  — сказал он.  — Они должны были умереть.
        Я согласилась, что это было странно. Но тогда каждый находил это странным. Я думаю, что люди думали об этом, как об одном из тех безумных событий, которые просто в голове не укладываются. Как одиннадцатое сентября, например. Если только ты сам не был там и лично не пережил весь этот ужас. Но знаете, мне кажется, что люди в конце концов привыкают к чему угодно, верно? Вот недавно, например, в нашем квартале начали отключать свет и после всех бесконечных причитаний и проклятий просто поразительно, как же мы быстро с этим смирились.
        — Мальчик. Этот мальчик…  — все время бормотал Ленни.
        Он прочел отрывок из Книги пророчеств Захарии, потом переключился на Откровения Иоанна Богослова. Ленни был большой специалист по Откровениям; в детстве у меня от этого мурашки по коже разбегались. Хочу сказать, это я своими словами поспособствовала тому, что он вбил это себе в голову. Понимаете, должна признаться, что иногда я разыгрывала из себя дурочку и Ленни это нравилось (черт, да им всем это нравится).
        — Знаешь, Ленни, чего я никогда не могла понять?  — сказала я.  — Эти четыре всадника… Почему, собственно, всадники? Да к тому же еще и разных цветов.
        Ну, Ленни тут застыл на месте, будто я произнесла что-то богохульное.
        — Что ты сказала, Ло?
        Я подумала, что снова брякнула что-то не то и разозлила его, так что стала внимательно следить за ним, на случай если он захочет на меня наехать. Он стоял неподвижно, словно статуя, и только зыркал из стороны в сторону.
        — Ленни?  — окликнула его я.  — Ленни, милый, с тобой все в порядке?
        Тогда он просто хлопнул в ладоши и рассмеялся. Я вообще впервые видела, чтобы Ленни смеялся. Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал меня прямо в губы.
        — Лола,  — сказал он,  — думаю, ты попала в точку!
        — Что ты имеешь в виду, Ленни?  — спросила я.
        Но он только сказал:
        — Раздевайся.
        Потом мы сделали это, и он ушел.





        Ниже приводится запись текста радиошоу пастора Лена Ворхиса «Губы мои  — голос Господа», вышедшего в эфир 20 января 2012 года.

        Дорогие слушатели, нет необходимости говорить, что мы с вами живем в нечестивые, безбожные времена. Во времена, когда в наших школах замалчивают слова святой Библии в угоду антинаучной эволюционной лжи, когда многие вырвали Бога из своего сердца, когда разные содомиты, убийцы детей, язычники и фашиствующие исламисты имеют в нашей стране больше прав, чем добрые христиане. Когда Содом и Гоморра бросают тень на каждый аспект нашей повседневной жизни, а наши мировые лидеры изо всех сил стараются выстроить культуру всеобщей глобализации в угоду Антихристу и под его покровительством.
        Мои добрые слушатели, у меня есть для вас хорошие новости. Я располагаю доказательством того, что Иисус слышит нас, что Он внемлет нашим молитвам и что это лишь вопрос времени, когда Он заберет нас к себе.
        Слушатели, я хочу рассказать вам одну историю.
        Жила-была одна хорошая женщина. Звали ее Памэла Мэй Доналд, и была она доброй, богобоязненной женщиной, которая впустила Иисуса в свое сердце всеми фибрами своей души.
        Эта женщина решила отправиться в путешествие, чтобы навестить свою дочь в дальних краях, в Азии, если быть точным. И не знала она, пакуя чемодан, целуя мужа и прощаясь с родной церковью, что ей предстоит стать частью плана Господа нашего.
        Села эта женщина в самолет… Она села в самолет в Японии, и самолет этот упал, сброшенный с воздуха на землю силами, о природе которых мы можем только гадать.
        И когда она умирала, когда лежала на холодной и твердой чужой земле, когда вместе с кровью из ее жил вытекала последняя жизнь, Господь заговорил с ней, мои слушатели, и передал ей свое послание. Совсем как тогда, когда Господь заговорил с пророком Иоанном на острове Патмос, когда Он послал ему видение семи печатей в Откровениях. И Пэм, мои слушатели, записала это послание, чтобы у нас с вами появилась возможность понять, что хотел сказать Господь.
        Иоанн говорил, что первые четыре печати придут в виде четырех всадников. Мы знаем  — и это общепризнанный факт,  — что четыре этих всадника будут присланы с божественной целью. И со слов пророка Иезекииля нам известно, что цель эта  — наказать маловерных и безбожников. Всадники принесут на землю чуму, голод, войну и панику; они будут предвестниками великих бедствий и страданий.
        Многие люди верят, мои слушатели, что печати уже сорваны, и должен признать, что, судя по тому, что сейчас творится в мире, трудно в это не поверить. Но Пэм было показано, что Бог в мудрости своей только теперь срывает печати.
        В своем послании ко мне  — а Памэла Мэй Доналд как мудрая женщина адресовала его именно мне, мне лично  — она сообщает, что четыре всадника уже здесь. Здесь, на земле. Уже умирая, она сказала: «Мальчик, мальчик, пастор Лен, предупредите их…»
        Вы все видели новости по телевизору. Вы все видели трех выживших детей  — а может быть, их было четверо: из-за того хаоса в Африке, о котором всем известно, мы точно не можем знать, что больше никто не спасся. К тому же все вы наверняка знаете: эти трое детей не могли выжить в таком катаклизме, оставшись практически целыми и невредимыми,  — это просто невозможно. Эти трое являются единственными выжившими, я подчеркиваю это, мои слушатели, потому что это очень важно, единственными уцелевшими. Даже специалисты, расследующие эти крушения, не могут найти этому объяснение, равно как и доктора с медицинскими экспертами, которые просто не понимают, как эти дети могли спастись.
        Мои верные слушатели, я считаю, что эти дети были взяты духами тех четырех всадников.
        «Пастор Лен…  — сказала Памэла Мэй Доналд.  — Мальчик. Мальчик…» Кого еще она могла иметь в виду, кроме как того японского мальчика, которому удалось выжить?
        Все ясно как белый день. Это послание просто не может быть еще более понятным. Господь милостив, мои слушатели, и он не собирается озабочиваться помутнением нашего рассудка. Он просто великодушно показал нам еще одно доказательство того, что все, сказанное мною, правда. В главе 6 Откровений, стих первый и второй, сказано:
        И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
        Я взглянул, и вот, конь белый…
        Белый конь, мои слушатели. А теперь спросите себя… какого цвета была эмблема на самолете компании «Мейден Эйрлайнс», который упал во Флориде? Это белый голубь. Белый.
        И когда Агнец снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
        И вышел другой конь, огненно-рыжий…
        Какого цвета была эмблема на самолете компании «Сан Эйр»? Красная. Вы все это видели, дамы и господа. Цвета коммунизма. Цвета войны. Цвета крови, мои добрые слушатели.
        И когда Агнец снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри.
        Я взглянул, и вот, конь вороной…
        Действительно, эмблема британского самолета, упавшего в море, ярко-оранжевого цвета, это правда. Но какого цвета, спрошу я вас, была надпись на борту этого самолета? Черная, мои слушатели. Черная.
        И когда Агнец снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
        И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть.
        Мы все знаем, что в первоисточнике цвет коня смерти был записан как khloros, что в переводе с греческого означает «зеленый». А эмблема разбившегося африканского самолета  — какого цвета была она? Правильно. Зеленого.
        Я знаю, что очень многие могут возразить мне, они скажут: «Но, пастор Лен, это могло быть простым совпадением». Но Господь-то не допускает совпадений. Мы знаем это наверняка.
        Будут и другие знамения. Много знамений, дамы и господа. Будет война, будет чума, будет конфликт, и будет голод.
        Суд Божий спустился на землю. А когда Царь Царей откроет шестую печать, избранные получат спасение и займут по праву принадлежащее им место рядом с Иисусом в Царстве Небесном.
        Пришло наше время. Знамения ясны и понятны. Они не могли быть яснее, даже если бы Господь обвязал их красной ленточкой и протрубил о них с Небес.
        И я спрашиваю вас, мои слушатели, мои добродетельные слушатели: готовы ли вы?





        Я не могу включить сюда содержание всех сайтов, посвященных теориям заговора, появившимся после «черного четверга», однако одним из наиболее красноречивых авторов «альтернативных теорий» был писатель и самозваный уфолог Симеон Ланкастер, среди книг которого, самостоятельно им изданных, были «Пришельцы среди нас» и «Рептилии в Палате лордов». Ланкастер отказался беседовать со мной, а впоследствии отрицал, что каким-либо образом оказывал влияние на действия Пола Крэддока.



        Ниже приводится короткая выдержка из записи в блоге с его веб-сайта, aliensamongstus.co.uk, которая была сделана 22 января 2012 года.

        Интервенция инопланетян:


«Черный четверг  — какие нам еще нужны доказательства?»

        Разбились четыре самолета. На четырех континентах. Эти события приковали к себе внимание всей мировой прессы, КАК НИ ОДНО ДРУГОЕ СОБЫТИЕ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. И этому не может быть никакого другого объяснения, кроме как то, что Другие, лазутчики из иных миров, решили ЗАХВАТИТЬ ВЛАСТЬ на Земле и ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ это нам.
        Попомните мои слова: лишь вопрос времени, когда Маджестик-12 осуществят прикрытие этого на самом высоком уровне. Они станут отрицать наличие в отчетах о катастрофах указаний на какие-то «сверхъестественные» их причины. Подождите, и вы сами увидите. Они уже говорят, что в крушении африканского самолета виноваты пилоты. Утверждают, что причиной катастрофы в Японии был выход из строя гидравлической системы. Но мы-то знаем, что это не так. ОНИ БУДУТ НАМ ЛГАТЬ. Они будут лгать, потому что они В СГОВОРЕ с нашими внеземными повелителями. Просто удивительно, что этих троих детей (если это вообще дети) еще не забрали для защиты в лаборатории (см. возможные места их расположения).
        Давайте рассмотрим доказательства.
        ЧЕТЫРЕ САМОЛЕТА
        Четыре??? Известно, что шансы человека выжить во время авиакатастрофы оцениваются как один к 27 миллионам. Так какова же вероятность того, что на ЧЕТЫРЕХ самолетах, разбившихся в один и тот же день, окажется ТРОЕ выживших? Шансы на это настолько мизерные, что и посчитать трудно. Нет. Это была преднамеренная акция. Террористы? Тогда почему до сих пор никто не взял на себя ответственность за содеянное? ПОТОМУ ЧТО ТЕРРОРИСТЫ НЕ ИМЕЮТ К ЭТОМУ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ. Ответственность за это несут совсем другие.
        ЯРКИЕ ВСПЫШКИ СВЕТА
        Почему по крайней мере двое из пассажиров рейса «Сан Эйр» в своих посланиях упомянули, что видели вспышки яркого света? Ведь НЕ БЫЛО никаких свидетельств взрыва или пожара на борту. Или свидетельств разгерметизации. ОБЪЯСНЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО ОДНО. Известно, что некоторые летательные аппараты пришельцев в форме буквы V видели только после появления в небе ярких огней. Так что ЯРКИЙ СВЕТ в кабине  — это явное указание на присутствие Других.
        ПОЧЕМУ ДЕТИ?
        Единственное, с чем могут согласиться буквально все, это то, что НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ трое детей не могли выжить в этих катастрофах. И тем не менее.
        Так почему же Другие выбрали именно детей? Я думаю, это объясняется тем, что как вид мы выкармливаем свое потомство, но не только это: нашей первой реакцией в любом случае будет заботиться о них и ЗАЩИТИТЬ.
        Мы знаем, что излюбленным методом атаки Других являются инфильтрация и ХИТРОСТЬ. Было бы слишком очевидно вновь вводить себя в ПРАВИТЕЛЬСТВА. Они пробовали делать это ранее, и их оттуда ВЫБРОСИЛИ! Они здесь, чтобы наблюдать за нами. И мы не знаем, каким будет их следующий ход. Эти Трое будут контролироваться инопланетными силами путем воздействия на их сознание и тела, и со временем мы увидим, как это проявится.
        Эти дети были ИМПЛАНТИРОВАНЫ, и они следят за тем, что мы будем делать.
        ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ЕДИНСТВЕННЫМ ОБЪЯСНЕНИЕМ СЛУЧИВШЕГОСЯ!



        Часть 3
        Выжившие: январь-февраль

        Лилиан Смолл

        Зелна, одна из женщин, с которой мы познакомились в центре ухода за страдающими болезнью Альцгеймера, куда я возила Рубена, пока тот был еще мобильным, называла состояние своего мужа Карлоса «Эл», словно это была отдельная сущность, реальный человек, а не болезнь. Часто по утрам, когда мы с Рубеном приезжали туда, Зелна говорила мне:
        — Как ты думаешь, Лили, что наш Эл сделал сегодня?
        А потом рассказывала о каком-нибудь забавном или тревожном поступке, который Эл «заставил» сделать Карлоса,  — вроде того, что он завернул всю обувь в газеты, чтобы ей не было холодно, или что он называл посещение этого центра «ходить на работу».
        Некоторое время она вела блог под названием «Нас трое: Эл, Карлос и я», который даже получил какие-то награды.
        У меня начало входить в привычку также называть болезненное состояние Рубена «Эл». Думаю, это давало мне надежду, что где-то глубоко внутри по-прежнему живет настоящий Рубен и ждет своего времени, борясь, чтобы Эл окончательно не взял над ним верх. Хотя я и понимала, что думать так глупо, это удерживало меня от того, чтобы начать обвинять Рубена в том, что он украл последние годы, которые мы мечтали провести вместе. Вместо этого я могла обвинять Эла. И даже могла ненавидеть его за это.
        Зелна была вынуждена несколько лет назад уложить Карлоса в стационар, а когда она переехала в Филадельфию, чтобы жить у дочери, мы потеряли с ней связь. Мне ее не хватало, не хватало нашего центра по уходу за больными, не хватало людей вокруг, которые точно знали, через что мне приходилось пройти. Мы там часто смеялись над тем, что делали или говорили наши супруги или родители. Помню, Зелна смеялась до слез, когда я рассказала ей, что Рубен настаивает на том, чтобы надевать трусы поверх брюк, словно готовится пробоваться на роль гериатрического Супермена. Разумеется, ничего смешного в этом не было, но вы не задумывались, что смех и вправду может быть лучшим лекарством? Если вы не будете смеяться, вы станете плакать. Так что я не чувствовала по этому поводу никакой вины. Нисколечко.
        Но даже когда Рубен больше не мог ездить в медицинский центр, поместить его в приют все равно было для меня не вариантом. И дело даже не в деньгах  — просто я уже бывала в таких местах. Мне не нравился стоявший там запах. Я подумала, что справлюсь с тем, чтобы ухаживать за ним самой. Лори делала, что могла, а если мне нужна была передышка, рядом всегда были Бетси и агентство. Услугами агентства я пользовалась нечасто: там страшная текучесть кадров, и никогда не знаешь, кого они пришлют тебе на этот раз.
        Не хочу, чтобы вы подумали, будто я хнычу: мы как-то сводили концы с концами, и мне еще повезло. Рубен никогда не был буйным. У некоторых из таких больных появляются параноидальные мысли, что те, кто за ними ухаживает, хотят лишить их свободы,  — особенно когда они перестают узнавать людей по лицам. А еще он не рвался куда-то ходить, никогда, пока я была с ним, не пытался уйти из квартиры. Болезнь Рубена быстро прогрессировала, но даже в плохие дни, когда Эл брал над ним полный контроль, он в основном вел себя спокойно, пока видел мое лицо, когда я говорила с ним. Однако он страдал от страшных ночных кошмаров. С другой стороны, он всегда был большим фантазером.
        Я смогла.
        И у меня сохранились свои воспоминания.
        Мы были счастливы, я и Рубен. Как много людей могут сказать о себе такое, не кривя душой? Я всегда возвращалась к этой мысли. В журналах, которые приносила Лори, часто писали, что идеальные отношения  — это когда вы являетесь лучшими друзьями со своим партнером (о, как же я ненавижу это слово! Партнер  — это звучит так холодно, вам не кажется?), а у нас с ним все именно так и было. И когда появилась Лори, она идеально влилась в нашу с ним жизнь. Обычная сплоченная семья. Устоявшийся режим жизни. Каждый вечер совместный обед (мы соблюдали шаббат, несмотря на то что у Рубена никогда не было много времени для Бога). Он был хорошим мужем. Хорошим кормильцем. После того как Лори уехала учиться в Нью-Йоркский университет, я немного загрустила  — думаю, я страдала от синдрома опустевшего гнезда, и в этот момент Рубен удивил меня поездкой на машине в Техас. Из всех мест он выбрал Техас! Он хотел побывать в Сан-Антонио и заглянуть в Аламо. Пока Эл не отобрал у него чувство юмора, он по любому поводу шутил: «Что бы ни случилось, у нас с тобой всегда останется свой Париж, штат Техас».
        Впрочем, наша жизнь до того, как пришел Эл, не всегда была гладкой. А у кого иначе? За столько-то лет бывали и проблемы. Лори, сорвавшаяся с катушек в колледже, опухоль, обнаруженная у меня в груди, которую мы заметили как раз вовремя, скандал с матерью Рубена, связавшейся с молодым парнем, с которым она познакомилась во Флориде. Нам пришлось справляться со всем этим.
        Это Рубен предложил, чтобы мы переехали в Бруклин, когда Лори сказала, что беременна. Он видел, как беспокоило меня то, что она собирается воспитывать ребенка одна. Ее карьера только начиналась, и ей необходима была поддержка. Никогда не забуду, как она в первый раз пригласила нас на свое шоу во время Недели моды в Нью-Йорке. Как мы с Рубеном гордились ею! Множество моделей были мужчинами, одетыми в женское платье, отчего у Рубена полезли глаза на лоб, но мы никогда не были такими уж предубежденными в таких делах. Плюс Рубен любил Нью-Йорк и был по-настоящему городским человеком. В первые годы совместной жизни, когда он работал внештатным преподавателем, мы много путешествовали по стране и поэтому привыкли к тому, что часто приходилось быстро сматывать удочки и переезжать на новое место. «Хватит плыть по течению, Лили, давай переедем в большой город. Почему бы и нет?» По правде говоря, для Рубена не имело значения, где мы жили. Он всегда был завзятым читателем. Любил книги. Причем все книги. Беллетристику, публицистику и, конечно, историю. БОльшую часть свободного времени он проводил, уткнувшись в
книгу, а ведь это можно делать где угодно, верно? И это стало еще одной трагедией, проявившейся с приходом Эла: одним из первых признаков болезни Рубена стало то, что он потерял способность читать, хотя поначалу он от меня это тоже скрывал. Больно думать, что он несколько месяцев сидел в кровати и листал страницы книг, которые не мог прочесть, листал, просто чтобы я не беспокоилась лишний раз. Через пару месяцев после того, как ему был поставлен диагноз, я неожиданно выяснила истинную степень того, как он пытался скрыть от меня свою болезнь. В ящике с его носками я обнаружила пачку каталожных карточек, на которых он писал себе заметки для напоминания. На одной из них было написано «ЦВЕТЫ». Это разбило мне сердце. В течение сорока пяти лет каждую пятницу он неизменно покупал мне цветы.
        Я немного нервничала из-за переезда в район, где жила Лори. И не потому, что мне не хотелось покидать Флемингтон. Мы с Рубеном особой общительностью не отличались, а те немногие друзья, которые у нас были, уже давно перебрались во Флориду, спасаясь от неприветливых зим штата Нью-Джерси. Мы не могли себе позволить не только купить жилье на Парк-Слоуп или Бруклин-Хайтс, но даже снять его там. За дом нам заплатили, так что деньги у нас были, но, когда случился кризис, цены на недвижимость во Флемингтоне сильно упали. Район у Лори был смешанный: много молодежи, много доминиканцев, однако там также была большая община хасидов  — их вид успокаивал Рубена, когда ему впервые по-настоящему стало плохо. Возможно, это было как-то связано с детством; его семья была православной. Лори помогла нам найти хорошую квартиру в многоквартирном доме неподалеку от парка, в пяти минутах ходьбы от лофта на Бери-стрит, где жила сама. Нашими ближайшими соседями были такие же старики, как и мы, что помогало на первых порах, и у нас с Бетси сразу же завязались хорошие отношения. Мы обе любили рукоделие  — Бетси здорово
вышивала крестом,  — и к тому же мы с ней смотрели одни и те же шоу. Рубен поначалу находил ее несколько навязчивой  — плюс ему очень не нравилось, что она курит, он был большим противником курения,  — но именно Бетси предложила ему пойти добровольцем в центр грамотности для взрослых. Это, конечно, стало еще одним занятием, от которого Рубену в итоге пришлось отказаться. Он также скрывал это от меня, придумывал какие-то отговорки насчет того, что хочет больше быть дома, чтобы помогать мне с Бобби. Ох, как же я любила наблюдать за Бобби, когда он был совсем маленьким! Ему был примерно годик, когда он стал центром нашей жизни; Лори каждое утро завозила его к нам, и, когда погода была хорошая, мы с Рубеном водили его в парк. Бывали с ним свои сложности, такое случается со всеми детьми, но он был славным маленьким мальчиком, лучиком света в нашей жизни. И с ним мы были при деле!
        А потом  — бац! Появился Эл. Рубену был всего семьдесят один год. Мы рассчитывали на добрые лет десять спокойной совместной жизни, думали, что, возможно, переедем во Флориду, когда будем уверены, что Лори и Бобби уже справятся дальше сами, снимем квартиру неподалеку от наших друзей, наших старых соседей. «Сперва семья  — потом Флорида»  — такой был у Рубена девиз. И тогда у нас еще были деньги. Немного, но в течение многих лет мы были экономны. Но все это поглотил Эл, так же как уничтожил личность Рубена. Пес, грызущий кость до тех пор, пока не высосет из нее весь костный мозг до последней капельки, оставив лишь пустую оболочку. Что-то я начинаю уж больно драматизировать. Была у нас «Медикейд», однако некоторые виды лечения, в основном новые, этой программой не охватываются.
        Лори часто говорила мне:
        — Мама, ну что ты делаешь? Твои последние годы в результате тоже будут уничтожены.
        Но тут не все так просто, верно? Я скрывала от Лори болезнь отца, сколько могла, но она далеко не глупа, она видела, что он становится все более забывчивым, говорит всякие непонятные вещи. Думаю, то, что он стал несколько эксцентричным, она списывала просто на возраст.
        Я вынуждена была сказать ей об этом на второй день рождения Бобби. Я испекла шоколадный торт «Пища дьявола», ее любимый, и мы все пытались заставить Бобби задуть свечи. В тот день он очень капризничал  — знаете, ужасный возраст эти два года. Вдруг Рубен ни с того ни с сего сказал:
        — Не дайте ребенку сгореть, не дайте ребенку сгореть.
        А затем залился слезами.
        Лори была в ужасе, мне пришлось усадить ее и рассказать о диагнозе, который нам поставили полгода назад. Она была очень расстроена, разумеется, но все же сказала, и я этого никогда не забуду:
        — Мы прорвемся через это вместе, мама.
        Я, естественно, чувствовала себя ужасно из-за того, что пришлось взваливать это на нее. Мы-то переехали в город, чтобы помогать ей с Бобби, а теперь этот план рушился. Лори занималась своей карьерой и Бобби, но она всегда приезжала к нам, как только могла. Бобби был еще слишком маленьким, чтобы понимать, что происходит с его дедушкой. Я боялась, что это может расстроить ребенка, но странное поведение Рубена, похоже, нисколько его не заботило.
        Ох, Элспет, что сказать вам о днях, которые я пережила после того, как услышала про Бобби! О чувстве вины, которое я испытывала из-за того, что не сразу поехала в Майами, чтобы быть с ним в больнице. Именно тогда я по-настоящему поняла, насколько в действительности ненавижу Эла. Мне хотелось орать на него за то, что он украл у меня Рубена, тогда как мне необходимо бороться с новой бедой. Я не прошу о сочувствии, есть люди, у которых все намного хуже, чем у меня, но до сих пор не могу отделаться от мысли, что была за что-то наказана. Сначала Рубен, потом Лори. Дальше что?
        Вокруг все развивалось стремительно, и многое из этого проплывало передо мной как в тумане. Постоянно звонил телефон, меня осаждали репортеры и телевизионщики. В конце концов мне пришлось положить трубку рядом с телефоном, а самой пользоваться сотовым, который дала мне Лори. Но даже после этого они каким-то образом ухитрились узнать мой новый номер.
        Я не могла ступить за порог без того, чтобы в лицо мне сразу же не уперлась телекамера. «Что вы сейчас испытываете? Чувствовали ли вы, что он был все это время жив?» Они хотели знать, как себя чувствует Бобби, как он справляется с пережитым, что он ест, религиозна ли я, когда его выпишут домой, собираюсь ли я полететь, чтобы увидеть его. Они предлагали мне деньги. Много денег. Умоляли меня продать им фотографии  — его и Лори. Я понятия не имею, где они раздобыли снимок, сделанный в его первый день в школе,  — подозреваю, что у Моны. Я никогда не обвиняла ее в этом, но откуда еще они могли заполучить фото? А всякие рекламщики и люди кино из Голливуда! Они хотели купить у меня права на историю жизни Бобби. Но ему ведь всего шесть лет! Деньги были последним, о чем я тогда думала. Нам сказали, что страховку выплатят даже несмотря на то, что авиакомпания «Мейден Эйр» практически сразу же после этих событий обанкротилась. Лори не бедствовала, хотя богатой не была. Она ассигновала все свои сбережения нам с Рубеном на домик во Флориде.
        Но, по правде говоря, не все внимание было таким отвратительным. Люди делали подарки, присылали письма. Некоторые из этих посланий были очень трогательными и даже душераздирающими, в особенности от людей, которые сами потеряли детей. В конце концов мне пришлось бросить их читать. Они действительно разбивали мое сердце, которому и так было трудно выдерживать такое.
        Сестра Рубена, которая до этого много раз предлагала прилететь, чтобы помогать ухаживать за братом, звонила по три-четыре раза на день и все спрашивала, что я собираюсь делать с шивой для Лори. Но как я могла думать об этом, пока Бобби был в Майами? Я была почти благодарна тому обстоятельству, что все авиакомпании отменили рейсы и она физически не могла прилететь и начать совать свой нос куда не следует. В первые дни заботу о приготовлении еды взяла на себя Бетси, да благословит ее Господь. Все время приходили и уходили какие-то люди (с этим помогала Чермейн, которая проверяла, не являются ли они переодетыми репортерами). Люди из нашего района, которые узнали о Лори. Бывшие ученики Рубена из центра ликвидации неграмотности для взрослых. Друзья и коллеги Лори. Много разных людей. Чернокожие, латиносы, евреи… Разные. И все они предлагали свою помощь.
        Бетси даже связалась с раввином, который предложил свои услуги в организации поминальной службы, хотя и знал, что мы нерелигиозны. О похоронах речь не шла, пока нам не выдадут тело… не хочу сейчас останавливаться на этом. Тот день… когда мы определили ее на вечный покой… Не могу, Элспет. Не могу. Я так никогда и не поехала во Флориду, чтобы хотя бы взглянуть на памятник, хотя Бетси говорила, что может поехать со мной. Иногда я виню себя и за это.
        У меня было много страхов насчет того, смогу ли я одновременно ухаживать за Бобби и за Рубеном. Много велось разговоров о том, чтобы поместить Рубена в приют, пока Бобби полностью не поправится. Это огорчало меня. Я ничего этого даже слышать не хотела. Бобби и Рубен  — это вся моя семья, мы справимся, да и Бетси, благослови ее Господь, сказала, что поможет всегда, когда бы мне это ни потребовалось. Были также разговоры о том, чтобы мне, Бобби и Рубену переехать в лофт Лори. Там было просторнее, чем в моей квартире на две спальни,  — прежде чем Бетси помогла мне оборудовать свободную комнату для Бобби, я занималась там шитьем,  — однако я опасалась, что переезд слишком растревожит Рубена. Но не только это… находиться там было очень болезненно, хотя в тот первый и единственный раз, когда я была там, чтобы забрать вещи Бобби, со мной вызвалась поехать Чермейн. На меня сильно подействовали брошюры по недвижимости во Флориде, которые Лори собирала для меня и которые я увидала в ее кухне. Нужно будет сказать об этом Моне, она предлагала разобраться с имуществом Лори, поместить его куда-то на хранение  —
сама я сделать это точно не смогла бы. И все время, пока внутри меня продолжались эти нервные дерганья  — настоящий «тяни-толкай»,  — я не переставая думала о Бобби, который лежал в той больнице совсем один.
        Однажды вечером, где-то через пару дней после того, как мы узнали о Бобби, мы с Рубеном были в своей квартире одни. Я села на кровать, и меня захлестнула такая волна отчаяния и одиночества, что захотелось умереть. Я не могу передать это словами, Элспет, это было слишком сильное чувство, которое жило во мне. Не знаю, может быть, энергия моей боли каким-то образом дала Рубену силы на несколько секунд прогнать Эла, только он потянулся ко мне и взял мою руку. Он сжал ее. Я заглянула ему в глаза и увидела Рубена, прежнего Рубена, моего лучшего друга, он как будто говорил мне: «Держись, Лили, не сдавайся». А затем на лице снова появилась все та же ничего не выражающая маска  — вернулся Эл, и все опять исчезло.
        Однако это придало мне силы не останавливаться.
        Чермейн понимала, какое чувство вины я испытываю из-за того, что не нахожусь рядом с Бобби, и она связала меня с его психологом в больнице Майами, доктором Панковски. Та очень помогла мне и сказала, что он сможет вернуться домой уже в скором времени. Она сказала, что томограмма у Бобби хорошая, что он уже начал разговаривать; говорит он пока немного, но, похоже, понимает, что с ним произошло.
        Когда нам сообщили, что он может вернуться домой, мне нанес визит помощник нашего мэра, славный молодой человек, афроамериканец.
        — Бобби  — это ребенок-чудо, миссис Смолл,  — сказал он.  — И здесь, в Нью-Йорке, мы о своих заботимся.
        Он предложил организовать дежурство полицейских перед моим домом, если внимание прессы станет чрезмерным, и даже прислал лимузин, чтобы отвезти меня в аэропорт Кеннеди.
        В аэропорт со мной поехала Чермейн, а Бетси с еще одной присланной нам сиделкой осталась присматривать за Рубеном. В последний раз я так нервничала только в день своей свадьбы!
        Бобби прилетал специальным чартерным рейсом, причем в ту часть аэропорта, где обычно встречают разных политиков и всяких важных людей,  — это означало, что наконец-то газетчики не будут нам досаждать. Они усадили меня в зале ожидания, и я заметила, что весь персонал старается на меня не смотреть. Последние несколько дней я совершенно не заботилась о своем внешнем виде и теперь из-за этого чувствовала себя неловко. Чермейн все время держала меня за руку. Просто не знаю, что бы я без нее делала. Она и до сих пор поддерживает со мной контакт.
        День был морозным, но небо было очень ясным и очень синим. Мы с Чермейн поднялись, чтобы посмотреть, как будет садиться самолет. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем двери наконец-то открылись. А затем я увидела его, спускающегося по ступенькам, крепко державшегося за руку молодой женщины. Вместе с ним прилетела доктор Панковски, да благословит ее Господь. Она показалась мне слишком молодой для доктора, однако я всегда буду ей благодарна за то, что она сделала для малыша. Ему дали новую одежду, так что одет он был уже тепло; лицо было прикрыто капюшоном.
        Я шагнула ему навстречу.
        — Бобби, это я. Твоя бабуля,  — сказала я.
        Он посмотрел на меня и шепотом переспросил:
        — Бабуля?
        Ох, Элспет, тут я разрыдалась. Естественно. Я трогала Бобби, ощупывала, гладила его лицо, словно пыталась убедиться, что он действительно со мной.
        А когда я обняла его, у меня внутри как будто кто-то включил свет. Я не могу лучше описать это ощущение, Элспет. Понимаете, с этого момента я твердо знала: что бы ни случилось с Лори, что бы ни случилось с Рубеном, теперь, когда Бобби снова со мной, все обязательно будет хорошо.





        Лучшая подруга Лори Смолл, Мона Гладуэлл, в конце апреля 2012 года согласилась поговорить со мной по скайпу.

        Послушайте, Лори была моей подругой, лучшей подругой, и мне не хотелось бы, чтобы это прозвучало так, будто я поливаю ее грязью, но я считаю важным, чтобы люди знали правду о ней и Бобби. Не поймите меня превратно, Лори была особенная, она много для меня сделала, но порой она… она могла быть немного чудной.
        Я познакомилась с Лори в средней школе. Мои старики переехали во Флемингтон, штат Нью-Джерси, из Куинс, когда мне было пятнадцать, и мы с ней сразу сошлись. На первый взгляд, Лори была типичной примерной девочкой. Хорошие оценки, вежливая, никогда никаких неприятностей. Но у нее была тайная жизнь, о которой ее родители даже не догадывались. Курила травку, выпивала, путалась с мальчиками  — обычные вещи для подростков. В то время Рубен преподавал в школе историю Америки, и Лори очень старалась не подпортить ему репутацию. Рубен был крутым. Никто из ребят в школе не мог сказать о нем дурного слова. Он был просто мистер Смолл. Не так, чтобы сильно популярный, но он умел рассказывать. Спокойный такой. Думаю, тут дело в чувстве собственного достоинства. Он был еще и умным. Но если бы он знал, что Лори у него за спиной пьет и путается с парнями, он бы ей этого никогда не простил.
        А что касается Лилиан… Я знаю, что она меня никогда не любила, обвиняла в том, что произошло с Лори в колледже, но все же она была нормальная. Впрочем, если сравнивать с моими стариками, нормальным будет практически кто угодно. Лилиан никогда не работала и, похоже, была счастлива оставаться домохозяйкой, все время заниматься стряпней, шить и делать всякие такие вещи, а Рубен зарабатывал вполне достаточно, чтобы им хватало на жизнь. Если не учитывать их политические взгляды (а они были в гораздо большей степени либералами, чем можно было, глядя на них, подумать), создавалось впечатление, будто они продолжают жить в пятидесятых годах.
        После окончания школы мы с Лори решили поступать в Нью-Йоркский университет  — Лилиан была не в восторге от этой идеи, хотя университет находился в каком-то часе езды от Флемингтона. Лори потребовалось немного времени на то, чтобы там съехать с катушек. Она постоянно участвовала в каких-то тусовках, начала принимать тяжелые наркотики, кокаин в основном. У нас была разработана целая система на случай, если становилось известно о приезде ее стариков; мы убирали комнату, которую делили с ней, она прятала свои татуировки и проверяла, чтобы не было видно никаких следов. Но потом она дошла до точки, когда скрывать все это стало уже невозможно. Лилиан взвилась на дыбы, настояла на том, чтобы она вернулась домой, и закончилось это тем, что Лори бросила учебу. Поунявшись и придя в себя, Лори вернулась в город и перепробовала миллион разных профессий: инструктор йоги, персональный стилист, маникюрша, бармен. Кстати, со своим первым мужем я познакомилась как раз в баре, где за стойкой работала Лори. Впрочем, длилось это недолго  — и мой муж, и ее работа там.
        Потом ни с того ни с сего Лори вдруг пошла на дизайнерские курсы  — убедила Рубена и Лилиан заплатить за все это, хотя я до сих пор не знаю, откуда они взяли такие деньги. Я тогда думала, что это ее очередной чудаковатый выбрык, но оказалось, что она в этом преуспела  — особенно в дизайне шляп, которые стали ее фишкой. Она начала прилично зарабатывать, переехала в Бруклин, где уже могла позволить себе собственную студию. Она разработала дизайн шляпки на мою вторую свадьбу и отказалась брать за это деньги, хотя тогда только-только начинала.
        Как раз после того шоу с Галлиано она и узнала, что беременна.
        — Этого ребенка я сохраню,  — сказала она.  — Мне уже под сорок, и другого шанса у меня может просто не быть.
        Кто отец ребенка, она мне не сказала, так что, полагаю, она сделала все это умышленно. Я не говорю, что она спала с кем ни попадя, но при этом любила со вкусом провести время. И не видела смысла в том, чтобы заводить с кем-то отношения.
        Она сочинила всю эту историю насчет искусственного оплодотворения просто для того, чтобы Лилиан не сходила с ума. Я никак не могла поверить, что она решилась пойти на такое,  — все это было как-то неправильно. Но она сказала, что так будет проще. После того как этот проповедник начал упирать на то, что Бобби появился на свет не от мужчины, что он был неестественно рожденным ребенком и все такое, я могла бы кое-что сказать, рассказать всю правду, но потом подумала, что все это скоро само собой заглохнет. Кто может серьезно воспринимать такие вещи?
        Еще будучи беременной, Лори прошла через все эти религиозные инстанции, договорилась отдать Бобби в еврейскую школу Чедер, сходила в синагогу  — короче, все эти дела. Она говорила, что это у нее синдром еврейской матери. Длилось это недолго. Я думала, у нее крыша поедет, когда Лилиан с Рубеном решили перебраться в Бруклин, но на самом деле она была довольна.
        — Может, это не такая уж плохая идея, Мона,  — сказала она мне.
        Да, пока Рубен не заболел, всегда иметь Лилиан под рукой было действительно хорошо. Особенно когда Бобби был совсем маленьким. Но все стало совершенно наоборот, когда Рубену стало по-настоящему плохо и уже Лори пришлось помогать им. Хотя в этом она была молодцом. В каком-то смысле это помогло ей вырасти. Я восхищаюсь тем, как она отреагировала на это. И все же… Иногда мне кажется, что она хотела, чтобы Лилиан и Рубен переехали во Флориду и просто отвалили от нее,  — хоть я понимаю, что рассуждаю сейчас, как законченная сволочь, но я бы не осуждала ее за это. У нее было еще столько дел.
        А Бобби… не хотелось этого говорить, но, Богом клянусь, после катастрофы он стал другим ребенком. Знаю, знаю, что вы скажете: это может быть ПТСР, шок или еще бог весть что. Но перед тем, как это произошло… когда он был маленьким… слушайте, тут по-другому и не скажешь. Он был каким-то адским малышом, у него вспышки гнева случались по миллиону раз в день. Я звала его Дэмиен  — ну, как того мальчишку из кино,  — и Лори это ужасно злило. Лилиан и половины всего этого не видела: когда он был с ней, он вел себя, как маленький ангел,  — думаю, из-за того, что она предоставляла ему полную свободу. Рубен начал болеть, когда Бобби было где-то года два или около того, так что Лори уже не так много времени проводила с ним. Лори вообще портила его, давала все, что он хотел, хотя я и говорила ей, что этим она вредит только ему самому. Я не говорю, что она была плохой матерью. Это не так. Она любила его, а для них это и было самым главным, верно? Хотя, по правде говоря, я и сейчас не могу сказать, был ли он просто испорчен или это был случай, который моя мать называет «дурное семя».
        Лори надеялась, что он остепенится, когда пойдет в школу. У них по соседству как раз открылась одна из художественных школ «Магнит», и она решила пристроить его туда. Но это не помогло. Уже через несколько дней ее пригласили поговорить насчет «сложностей с интеграцией ее ребенка в коллектив» или какими там еще дурацкими словами они называют такие проблемы.
        Один раз, когда Бобби было года четыре, Лори потребовалось срочно встретиться с каким-то важным клиентом. Ей нужно было на кого-то оставить сына, и, поскольку Лилиан повезла Рубена на прием к новому доктору, она попросила меня посидеть с ним. Тогда я жила в квартире на Кэрролл-Гарденс, и мой тогдашний жених купил мне котенка, изящную маленькую кошечку, которую мы назвали Сосиска. Я пошла принять душ, а Бобби оставила перед телевизором, но когда я начала сушить волосы феном, то услышала из кухни дикий вопль. Клянусь вам, я в жизни бы не подумала, что домашние животные могут так кричать. Бобби держал Сосиску за хвост и раскачивал из стороны в сторону. На лице его было выражение, которое можно было бы описать словами «класс, это на самом деле весело». Мне не стыдно признаться, что я стукнула его. Он упал и ударился лбом о кухонную стойку. Крови было море. Мне пришлось срочно вести его в «скорую» и накладывать швы. Но он не плакал. Даже не дернулся. После этого случая мы с Лори немного отдалились друг от друга, но ненадолго  — нас слишком многое связывало. Впрочем, то был последний раз, когда она
просила меня побыть с ее ребенком.
        А вот после катастрофы… было такое впечатление, будто его подменили. Я не очень много с ним пересекалась, но когда я видела его, он неизменно был вежливым, вел себя образцово, был почти славным. Лилиан никогда не просила присмотреть за ним, что было для меня своего рода облегчением, но я постаралась внести свою лепту помощи иначе. Я уладила вопрос с квартирой Лори, упаковала ее пожитки, нашла нового жильца  — в общем, всякое такое.
        Когда я узнала о ней, это стало для меня тяжелым ударом. Я несколько дней проплакала. Никак не могла остановиться. Как я уже говорила, она могла чудить, могла иногда не сделать того, что обещала, однако она по-прежнему была моей лучшей подругой.
        А то, что они говорят про Бобби, будто он одержим дьяволом, это все, конечно, полная чушь. Господи, поверить не могу, что теперь и я туда же… Но, может быть, я тогда просто видела его в худшем проявлении. Ведь дети же могут вести себя плохо с родителями, верно? А это уже просто… Я знаю, что вся эта воинствующая братия говорит о нем. Я человек нерелигиозный, но тут поневоле начинаешь задумываться: а что, если они действительно правы? Все эти доказательства и подтверждения  — они ведь очень странные, да? Цвета самолетов и вообще какой хрен… ой, простите… я хотела сказать, как он в принципе мог выжить? Самолет-то разбился вдребезги.





        Из третьей главы романа «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Троих» Пола Крэддока (в соавторстве с Мэнди Соломоном)

        Такого внимания прессы к Джесс, после того как ее переправили военным санитарным самолетом в Великобританию, я себе даже и представить не мог. Трое «чудо-детей» быстро становились сенсацией десятилетия, и страстное желание общественности Соединенного Королевства знать все о состоянии Джесс было неистребимо. Папарацци и разные писаки, работающие на таблоиды, поселились на ступеньках моего дома на постоянной основе, а больница практически находилась в осаде. Джерри предупредил, чтобы я не особо откровенничал в разговорах по своему мобильному,  — на случай если его прослушивали.
        Должен сказать, что поддержка, которую получала Джесс от совершенно незнакомых людей, просто зашкаливала. Подарки от доброжелателей очень скоро заполонили всю комнату малышки, другие оставляли ей перед больницей открытки, цветы, послания и целые легионы мягких игрушек  — всего этого было такое количество, что едва видна была ограда, окружавшая больничный участок. Люди были очень добры и таким способом показывали свое сердечное отношение к Джесс.
        Тем временем мои отношения с Мэрилин и остальным семейством Адамсов портились с каждым днем. Я не мог избежать встреч с ними в комнате ожидания, а навязчивые постоянные требования Мэрилин, чтобы я отдал ей ключи от дома Стивена и Шелли, становились просто невыносимыми. Но настоящая холодная война между нами началась только двадцать второго января, когда я случайно услышал, как Джейс наехал на одного из докторов Джесс перед дверью ее палаты. Тогда она еще не очнулась, но врачи заверили нас, что признаков ухудшения функционирования мозга не наблюдается.
        — Черт, почему вы не можете просто разбудить ее?  — заявил Джейс, тыча желтым от никотина пальцем в грудь бедного доктора.
        Тот заверил, что они делают все, что в их силах.
        — Да что вы говорите?  — презрительно фыркнул Джейс.  — Если закончится тем, что она, блин, превратится в долбаный овощ, всей вашей шайке придется ухаживать за ней.
        Это стало последней каплей. Что касается меня, то мне все было ясно: Адамсы показали свое истинное лицо. Я не мог запретить им посещать Джесс, но зато мог дать понять, что ни при каких обстоятельствах они не получат опеку над девочкой после ее выписки. Я сразу связался с адвокатом Шелли и поручил ей проинформировать Адамсов о распоряжениях Шелли и Стивена в отношении опекунства над их детьми.
        Через день на первой полосе «Сан» появился заголовок: «БАБУШКА ДЖЕСС ВЫЧЕРКНУТА ИЗ ЕЕ ЖИЗНИ».
        Нужно отдать должное фотографу, он выхватил эту свору во всей их бандитской красе: мамаша Адамс вытаращилась в объектив, а вокруг нее стоят хмурые братцы и прочие отпрыски их семейства, как на рекламе, продвигающей преимущества контроля над рождаемостью. Мэрилин особо не стеснялась в заявлениях относительно своего взгляда на происходящее: «Это неправильно,  — говорит Мэрилин (58 лет).  — Образ жизни Пола противоречит морали. Он  — гей, а мы  — добропорядочные граждане. Семья. Джесс будет лучше у нас».
        Газета «Сан», разумеется, не могла упустить такой шанс. Они где-то раздобыли мою фотографию, сделанную во время прошлогоднего гей-парада, где я был одет в пачку и смеялся со своим тогдашним партнером Джексоном. Этот снимок во всех красках был помещен напротив снятого крупным планом семейства Адамсов.
        История эта разошлась со скоростью лесного пожара, и уже очень скоро другие таблоиды также раскопали компрометирующие меня фотографии  — без сомнения, за это нужно благодарить моих бывших и нынешних друзей. Думаю, не стоит винить их за то, что они продали эти снимки. Ведь многие из них сами являются актерами, борющимися за существование.
        Но ситуация по-настоящему обернулась против меня, когда нас с Мэрилин пригласили на шоу Роджера Клайдсдейла. Джерри предупреждал, чтобы я не ходил туда, но разве я мог допустить, чтобы Мэрилин высказывалась там одна, не дать ей отпор? Я познакомился с Роджером несколько лет назад на деловом ленче для представителей СМИ, и, судя по нескольким его утренним шоу «на злобу дня», которые я видел, он довольно резко высказывался по поводу «хапуг, обманом вымогающих государственные пособия», как он выразился. На основании этого я наивно полагал, что он будет на моей стороне.
        Атмосфера в студии была наэлектризована в ожидании бури; публика жаждала решающей схватки. И они не были разочарованы. Честно говоря, вначале я думал, что все обернется в мою пользу. Мэрилин сразу бухнулась на студийный диван, пробормотав что-то совершенно невнятное в ответ на фирменные вопросы Роджера типа «почему вы активно не ищете работу?» Затем он перевел свой буравящий взгляд на меня.
        — У вас есть какой-либо опыт ухода за детьми, Пол?
        Я ответил ему, что присматривал за Джесс и Полли, когда они были еще совсем маленькими, и еще раз подчеркнул, что Стивен и Шелли выбрали меня их опекуном.
        — Ему просто нужен их дом! Он ведь актер! Ему плевать на этого ребенка!  — заверещала Мэрилин, почему-то сорвав этим аплодисменты.
        Роджер несколько секунд выдерживал паузу, чтобы дать страстям поутихнуть, а затем сделал ход, совершенно ошарашивший меня.
        — Пол… Это правда, что вы страдали психическим расстройством?
        Публика снова взорвалась, и даже Мэрилин выглядела несколько опешившей.
        Я не был готов к этому вопросу. Заикаясь и сбиваясь на каждом шагу, я предпринял жалкую попытку объяснить, что тот мой срыв уже в прошлом.
        Разумеется, это фактическое признание породило бесконечный поток новых сенсационных заголовков, суть которых сводилась к одному: «Опекуном Джесс будет псих».
        Понятное дело, я был опустошен и подавлен. Никому не понравится, когда о нем пишут такие вещи, и мне приходилось винить только самого себя за свою открытость. Потом меня жестко критиковали за то, как я после всего этого повел себя по отношению к прессе. Среди прочих нелестных эпитетов меня называли публичной проституткой и «самовлюбленным и не внушающим доверия эгоистом». Но что бы ни писали обо мне в газетах, в сердце у меня на первом месте всегда были интересы Джесс. Я отложил свою карьеру на обозримое будущее, чтобы все свое время посвятить только ей. По правде говоря, если бы я был заинтересован в том, чтобы эксплуатировать ее в корыстных целях, то мог бы заработать миллионы. Но дело было не в деньгах, поскольку страховки Шелли и Стивена были полностью выплачены, а кроме этого была еще и компенсация, которую я намеревался поместить в трастовый фонд на имя Джесс. Она всегда будет присмотрена. Причины, по которым я появлялся на различных утренних шоу, не имели ничего общего с деньгами, а были направлены исключительно на то, чтобы внести в этот вопрос полную ясность. На моем месте так поступил бы
каждый.
        Как видите, проблем у меня было невпроворот, однако приоритетом оставалась Джесс. Малышка по-прежнему была без сознания, но, если не считать ожоговых травм, поправлялась. Мне необходимо было начинать думать о том, где Джесс будет жить.
        Доктор Касабян, который победил в конкурсе и был назначен психологом Джесс, когда она в конце концов пришла в себя и начала говорить, предположил, что, видимо, лучше всего она будет чувствовать себя в знакомом окружении, а это означало переезд в дом Стивена в Чизелхерсте.
        Когда я после всего случившегося в первый раз вошел туда, это был один из самых тягостных моментов в моей жизни. Все здесь, от школьных и свадебных фотографий на стенах до засохшей елки на подъездной дорожке к дому, которую Стивен так и не собрался выбросить, напоминало о том, что мы с Джесс потеряли. Когда я закрывал за собой дверь под выкрики просочившихся и сюда газетчиков (да, они сопровождали меня даже в этой болезненной ситуации), я чувствовал себя таким же убитым, как это было, когда я впервые услышал трагическую новость.
        Но я заставил себя противостоять ситуации. Ради Джесс я должен был быть сильным. Я медленно обошел дом, сломавшись окончательно, когда увидел фотографию, на которой мы со Стивеном были еще совсем детьми и которую он поставил у себя в кабинете. Я был маленький и толстенький, с редкими передними зубами, а он  — стройный и серьезный. По виду вы никогда не сказали бы, что мы с ним двойняшки, да и люди мы с ним были совершенно разные. Уже в восемь лет я, например, знал, что хочу быть на сцене, в то время как Стивен был гораздо более сдержанным и серьезным. И все же, несмотря на то что в школе мы вращались в разных кругах, мы всегда были близки; а когда он познакомился с Шелли, наши отношения даже стали более глубокими. Мы с Шелли сразу же подружились.
        Хоть это и разбивало мне сердце, я заставил себя провести ночь здесь  — для блага Джесси мне было необходимо самому акклиматизироваться в этом доме. Я почти не спал, а когда все-таки наконец заснул, мне приснились Стивен и Шелли. Сон был такой явственный, как будто они находились со мной в этой комнате, как будто их души цеплялись за этот дом. Но я знал, что в отношении Джесс поступаю правильно, что они дают мне на это свое благословение.
        Их тела до сих пор не были собраны воедино. Как и тело Полли. В каком-то смысле это тоже было для меня благословением Господним. Вместо воспоминаний об ужасающей поездке для опознания в каком-то бездушном португальском морге мои воспоминания о них связаны с нашим последним совместным ужином: Полли и Джесс хихикают, а Стивен и Шелли обсуждают свой последний в жизни короткий отпуск. Счастливая семья за столом.
        Я не знаю, что бы делал во время всех этих перипетий без Мэл, Джеффа и остальных хороших людей из «277  — все вместе». Не забывайте, все эти мужчины и женщины потеряли своих близких самым ужасным из возможных способом, однако при первой же возможности они дружно вставали на мою защиту. Мэл и Джефф даже сопровождали меня, когда я перевозил свое имущество на новое место, помогали мне решить, что делать с семейными фотографиями, которые были расставлены здесь повсюду. Мы решили убрать их, чтобы у Джесс было время окончательно смириться со смертью родителей и сестры. За этими людьми я был как за каменной стеной  — говорю это совершенно искренне.
        Конечно, та желчь, которой плевалась семейка Адамсов и их подручные, газетные писаки, было еще не все, с чем нам пришлось столкнуться. Особенно после того, как стал распространяться настоящий вирус теорий тайного заговора: что эти катастрофы являются подтверждением того, что 2012 год действительно будет годом конца света; что самолеты сбросили на землю инопланетяне, а тела Троих сохранили специально; а потом еще это бредовое заявление какого-то американского проповедника насчет того, что в Джесс, Хиро и Бобби вселились трое из четырех всадников Апокалипсиса! Это последнее заявление привело Мэл просто в ярость  — по ней не скажешь, но она была стойкой католичкой, и конкретно эта теория оскорбила ее в лучших чувствах.
        Примерно в то же время мы узнали, что планируется проведение поминальной службы. Те немногие тела, которые удалось каким-то образом восстановить, все равно могли быть выданы родственникам только после окончания следствия, которое могло затянуться на несколько месяцев, а все мы, между тем, чувствовали, что это нужно как-то завершить. До сих пор не было точно известно, что вызвало крушение самолета «Гоу! Гоу!», хотя версия терроризма была отброшена, как и в случае всех остальных катастроф. Я старался не особенно прислушиваться к новостям о ходе расследования  — от этого становилось только тяжелее,  — однако понял, что по одной из версий это могло быть как-то связано с электромагнитной бурей, вызвавшей сильную турбулентность, которую почувствовали и все остальные самолеты, пролетавшие в этом районе. Мэл рассказывала мне, что видела съемку с военной подводной лодки, которую направили, чтобы она нашла в обломках на морском дне черный ящик. Она говорила, что там все выглядело очень умиротворенно: средняя часть корпуса воздушного судна почти не пострадала и навечно упокоилась в своей подводной могиле.
Она сказала, что единственное, что ее хоть как-то утешало, это мысль, что все произошло очень быстро. Ей трудно было бы смириться с тем, что ее Лорейн и другие пассажиры этого самолета знали, что им предстоит умереть, как тем несчастным с японского рейса, у которых было время написать предсмертные послания. Я хорошо понимаю, что она имела в виду, но так думать нельзя, просто нельзя.
        Основная поминальная служба должна была пройти в Соборе Святого Павла, а еще одна дополнительная для широкой публики  — на Трафальгарской площади. Я знал, что семейка Адамсов обязательно там будет, без сомнения, со сворой репортеров из «Сан» на поводке, и поэтому нервничал, что вполне объяснимо.
        И снова на помощь мне пришли Мэл, Джефф и целая армия их друзей и родственников. Весь этот тяжелый день они провели со мной бок о бок. Честно говоря, их судьба во многом была похожа на семью Шелли. Джефф уже много лет не работал, и жили они в муниципальном доме в Орпингтоне неподалеку от дома Адамсов. Было бы вполне логично, если бы они как раз приняли сторону Мэрилин, тем более что пресса рисовала меня «снобом из частной школы, да еще с артистическими замашками». Однако они этого не сделали. Когда мы приехали на службу, причем одновременно с Адамсами (это был просто перст судьбы, ведь там собрались тысячи людей), Мэл подошла к Мэрилин и, тыча пальцем ей в лицо, прошептала:
        — Если ты начнешь строить козни, я вышвырну тебя отсюда за ухо, поняла?
        У Мэрилин на голове был дешевый черный платок, напоминавший громадного паука, который негодующе задрожал, несмотря на то что лицо ее осталось каменным. Джейс и Кит попытались было возмутиться, но быстро остыли под взглядами Гейвина, старшего сына Мэл и Джеффа, бритоголового парня с фигурой и замашками вышибалы из стриптиз-клуба. Позже я узнал, что он связан со всякими темными делами. Крутой парень, с которым лучше не ссориться.
        Я бы обнял его из благодарности.
        Не стану останавливаться на самой службе, но одна ее часть особенно тронула меня  — когда выступил Келвин. Он выбрал стихотворение У. Х. Одена «Остановите все часы», то самое, которое большинству людей известно по фильму «Четыре свадьбы и одни похороны». Оно могло бы показаться слащавым, однако читал его громадный парень с дредами на голове, читал тихо и с достоинством. А когда прозвучала строчка «Пусть над головой со стоном печально кружат самолеты», было бы слышно, если бы в толпе пролетела муха.
        Едва я вышел из собора, мне позвонил доктор Касабян. Джесс очнулась.
        Я не знаю, каким образом Мэрилин и остальные Адамсы тоже проведали о том, что Джесс вышла из комы,  — должно быть, им позвонил кто-то из медсестер,  — но когда я, переполняемый радостными эмоциями, приехал в больницу, они уже ждали меня у дверей ее палаты.
        Доктор К. прекрасно знал о наших враждебных отношениях  — ведь он жил не на другой планете  — и поэтому твердо заявил нам, что напряженная атмосфера  — это то, что в данный момент нужно Джесс меньше всего на свете. Мэрилин угрюмо согласилась прикусить язык и сказала Фестеру и Гомесу подождать снаружи, после чего мы поспешили зайти, чтобы увидеть ее. Мэрилин в своем все еще возмущенно дрожащем платке сделала все, чтобы подлететь к кровати Джесс первой, практически оттолкнув меня в сторону.
        — Это я, Джесси,  — сказала Мэрилин.  — Твоя бабушка.
        Джесс рассеянно посмотрела на нее пустым взглядом, а затем протянула руку ко мне. Мне хотелось бы сказать, что она поняла, кто мы такие, однако в глазах ее не было искры узнавания, что вполне понятно и объяснимо. Но меня не оставляет мысль, что, взглянув на нас обоих и как-то оценив, она уже тогда сообразила, что для нее будет меньшим из зол.





        Чийоко и Риу

        Регистрация сообщения @ 19.46 21/01/2012
        РИУ: Ты здесь?


        Регистрация сообщения @ 22.30 21/01/2012
        ЧИЙОКО: Я вернулась.
        РИУ: Когда?
        ЧИЙОКО: Минут пять назад.
        РИУ: 24 часа ни одного сообщения. Без тебя. Это было… так странно.
        ЧИЙОКО: Как мило! Что ты делал, пока меня не было?
        РИУ: Как обычно. Спал. Что-то ел, смотрел какую-то древнюю серию «Добро пожаловать в ЭнЭйчКей», но это так, чтобы убить время. И еще… ты мне соврала.
        ЧИЙОКО: Что ты имеешь в виду?
        РИУ: Я видел тебя по телевизору. Ты красивая. Уф… ты немного похожа на Хадзуки Хитори.
        ЧИЙОКО: …
        РИУ: Прости. Не хотел тебя смутить. Извини меня за эту глупую выходку.
        ЧИЙОКО: А откуда ты узнал, что это была я? У меня ведь не было бейджика с именем.
        РИУ: Это должна была быть только ты. Ты была возле Хиро, стояла позади своего дяди, я прав? Сюжет о Хиро и Кендзи шел почти столько же, сколько об этой… как ее… короче, о сумасшедшей жене министра Ури. Той, которая верит в пришельцев.
        ЧИЙОКО: Айкао Ури.
        РИУ: Да, о ней. Так все-таки это была ты?
        ЧИЙОКО: Возможно.
        РИУ: Я знал! Только, кажется, ты говорила, что не гонишься за модой?
        ЧИЙОКО: Я и не гонюсь. Ладно, хватит обо мне.
        РИУ: Прости еще раз. Ну и как все прошло?
        ЧИЙОКО: Это была поминальная служба, так как она могла пройти, сам подумай!
        РИУ: Я тебя раздражаю?
        ЧИЙОКО: Эй, я ведь Ледяная Принцесса. Я всегда раздражительна. Я расскажу тебе, если ты так хочешь это услышать. Насколько подробно ты хочешь узнать детали?
        РИУ: Я хочу услышать все. Послушай… Я знаю, что это против наших правил, но… ты только сама скажи это. Хочешь поговорить в скайпе?
        ЧИЙОКО: …
        РИУ: Ты еще здесь?
        ЧИЙОКО: Давай лучше продолжать, как обычно.
        РИУ: Как скажете, Ледяная Принцесса. Теперь я знаю, как ты выглядишь. И ты не сможешь спрятаться от меня. Прости, мой невеселый смех закончен.
        ЧИЙОКО: Странно чувствовать, что ты знаешь меня в лицо. Как будто теперь ты обладаешь властью надо мной или что-то в этом роде.
        РИУ: Эй! Но ведь я первым назвал тебе свое настоящее имя. Ты представить себе не можешь, как это было тяжело.
        ЧИЙОКО: Я знаю. И я не параноик.
        РИУ: Я рассказал тебе такие вещи, которые никогда и никому не рассказывал. Ты не осуждаешь меня. И ты не пялишься на меня, как эти старые лахудры, живущие по соседству.
        ЧИЙОКО: Как бы я могла это делать? Мы ведь живем в разных префектурах.
        РИУ: Ты понимаешь, что я имею в виду. Я доверяю тебе.
        ЧИЙОКО: Только вот ты знаешь, как я выгляжу, а я о тебе этого не знаю.
        РИУ: Ты выглядишь лучше меня.
        ЧИЙОКО: Прекрати!
        РИУ: О’кей. Так расскажи мне, как все прошло. Ты выглядела по-настоящему взволнованной. Возле усыпальницы… все эти фотографии пассажиров… Казалось, что показывали их целую вечность.
        ЧИЙОКО: Так оно и было. Я имею в виду, насчет моего волнения. Даже Ледяную Принцессу это задело за живое. 526 человек. Даже не знаю, с чего начать…
        РИУ: Начни с начала.
        ЧИЙОКО: Ок… Итак, я уже говорила тебе, что выехать мы должны были действительно рано. Раз в жизни отец все-таки взял на работе отгул, а Мать Природа сказала, что я должна быть одета во все черное, только «не слишком модно». А я и говорю: «Без проблем, МП».
        РИУ: Ты выглядела классно.
        ЧИЙОКО: Ай!
        РИУ: Прости.
        ЧИЙОКО: Благодаря статусу Дяди Андроида нам удалось поселиться в одном из домиков неподалеку от озера Сайко, так что не было необходимости уезжать сразу же после окончания церемонии, как большинству родственников погибших, хотя многие из них все же остановились в «Хайлэнд Резорт» или одном из других туристических отелей вокруг горы Фудзи. Домик наш был обставлен в японском стиле, а хозяева, пара древних стариков, просто глаз не могли оторвать от Дяди Андроида. Женщина все время спрашивала, не принести ли нам чай, и пыталась рассказать, как добраться до ближайших горячих источников, как будто мы приехали сюда отдыхать на выходные.
        РИУ: В точности как мои соседи.
        ЧИЙОКО: Да, действительно очень навязчивые старики. Когда мы приехали, опустился утренний туман и было холодно. МП всю дорогу в машине говорила без умолку, показывая в ту сторону, где должна была находиться гора Фудзи, если бы мы могли ее видеть,  — она целый день была спрятана за облаком. Нас встретил Дядя Андроид, который приехал из Осаки накануне вместе с Хиро и сестрой одного из своих лаборантов, которую попросил помочь ему приглядывать за Хиро. Я знаю, что МП обиделась на него за то, что он сразу улетел в Осаку, а не остановился у нас, после того как Хиро выписали из больницы, но она сохраняла вежливое и почтительное выражение лица. Дядя Андроид выглядел намного старше того, каким я его помнила.
        РИУ: Думаешь, он и своего робота сделает так, чтобы тот с годами казался старше?
        ЧИЙОКО: Риу! Как это мрачно! Не похоже на тебя.
        РИУ: Прости. А Хиро?
        ЧИЙОКО: Он спал, когда приехали мы с МП и отцом,  — не забывай, было еще очень рано. Помощница поклонилась и принялась знакомиться с моими родителями, все время поглядывая на Дядю Андроида и глупо улыбаясь. Было видно, что она положила на него глаз как на своего будущего мужа. Когда МП, отец и Дядя Андроид ушли в другую комнату, чтобы поговорить наедине, она тут же рванула к своему сотовому и принялась бешено печатать сообщения.
        РИУ: Думаю, я видел ее! Большая голова. Одутловатое лицо. Толстая.
        ЧИЙОКО: Откуда ты знаешь, что это была не я?
        РИУ: А что, это была ты? Если так, то я дико извиняюсь. Не хотел тебя обидеть.
        ЧИЙОКО: Ну конечно же, это была не я!
        РИУ: Прости идиота.
        ЧИЙОКО: Ты такой доверчивый. Когда мои родители закончили свои приватные беседы с Дядей Андроидом, то вернулись обратно, после чего мы все слонялись по комнате и вели по-настоящему ужасно неловкий разговор. Наконец Дядя Андроид сказал: «Я должен идти будить Хиро. Уже пора вставать».  — «Разрешите мне сделать это»,  — отозвалась ассистентка. Буду звать ее Пухлое Лицо. Так вот, Пухлое Лицо жеманно поклонилась, как последняя дура, и вышла из комнаты. А дальше было весело. Мы услышали дикий визг, и потом она бегом спустилась со второго этажа с криком: «Ай, Хиро меня укусил!»
        РИУ: Хиро укусил ее? Серьезно?
        ЧИЙОКО: Она того заслуживала. МП сказала, что Хиро, наверное, приснился страшный сон и от испуга он проснулся. Должна сказать, что она тоже была о Пухлом Лице невысокого мнения, отчего мне в кои-то веки было приятно находиться с ней рядом. Дядя Андроид пошел за ним наверх сам. Хиро был одет в маленький черный костюм, глаза у него были заспанные. А после этого Дядя Андроид едва взглянул на него и почти с ним не разговаривал.
        РИУ: Что ты хочешь этим сказать?
        ЧИЙОКО: Я думаю, ему было просто больно смотреть на него, потому что он слишком напоминал ему Тетушку Хироми. Хиро был совсем на нее не похож, но, вероятно, у них была та же манера поведения. Мне продолжать?
        РИУ: Да, пожалуйста.
        ЧИЙОКО: Хиро осмотрел нас всех по очереди, а, увидев меня, подошел, шаркая ногами по полу, и взял меня за руку. Сначала я не знала, что мне делать. Его пальцы были холодными как лед. МП, похоже, удивилась, что Хиро выбрал меня, и все пыталась увлечь его к себе. Но он даже не шевельнулся. Он прислонился ко мне, и я услышала, как он тяжело вздохнул.
        РИУ: Ты думаешь, что напомнила ему мать?
        ЧИЙОКО: Возможно. А может быть, он сообразил, что все остальные люди в этой комнате  — просто долбаные лузеры.
        РИУ: !!!!!!
        ЧИЙОКО: Потом мы поехали на место проведения панихиды к мемориальному знаку. Все еще было очень рано, но там уже собрались тысячи людей, а также целые толпы корреспондентов и телевизионщиков. Когда люди увидели Хиро, внезапно наступила тишина  — он по-прежнему не отпускал мою руку  — и слышно было только щелканье и жужжание репортерских камер. Несколько человек почтительно поклонились, хотя я так и не поняла, кому они кланялись  — Дяде Андроиду или Хиро. Это было странное ощущение, когда находишься в центре внимания, и было очень заметно, что Пухлое Лицо восторженно ловила этот момент. Отец сохранял на лице отсутствующее выражение, а МП просто не знала, куда деть глаза. Толпа даже отпрянула назад, так что мы смогли прямо пройти к фотографии тетушки, чтобы отдать дань ее памяти, не ожидая в общей очереди. По-прежнему висел туман, и воздух был густой от ладана. Я тебе еще не надоела? Я не слишком подробно рассказываю?
        РИУ: Нет! Это захватывает. Тебе нужно стать писательницей. Ты все так красиво рассказываешь.
        ЧИЙОКО: Ты что, серьезно?????
        РИУ: Да.
        ЧИЙОКО: Ха, расскажи это экзаменационной комиссии.
        РИУ: Продолжай, прошу тебя.
        ЧИЙОКО: Пока мы там стояли, в толпе прокатился ропот, и к нам подошла какая-то женщина. Я ее сразу не узнала. А потом вдруг поняла, что это жена командира Сето. Она уже старая, ей минимум сорок, но в реальной жизни она намного красивее.
        РИУ: А вот этого по телевизору не показывали.
        ЧИЙОКО: Прийти сюда  — это был отважный поступок с ее стороны, тем более если учесть, сколько еще всяких придурков продолжали твердить, что в авиакатастрофе виноват командир Сето. Это меня просто бесит, особенно после того, как ишо подтвердили, что он до самого последнего момента был спокоен и владел собой. Плюс был еще ролик, снятый одним бизнесменом на свой телефон, где было видно, как кабина заполняется дымом, так что это точно была какая-то техническая проблема. Его жена была спокойна и полна достоинства. Она поклонилась Хиро, но не произнесла ни слова. Сейчас я уже жалею, что ничего не сказала ей. Я хотела бы сказать, что она должна гордиться тем, что сделал ее муж. Потом она ушла. И я ее больше не видела.
        РИУ: Должно быть, это было сильное переживание.
        ЧИЙОКО: Да уж. Остальное ты, наверное, видел по телевизору.
        РИУ: А с премьер-министром ты не говорила?
        ЧИЙОКО: Нет. Впрочем, в реальной жизни он оказался намного старше и ниже ростом. А его похожая на штрих-код лысая макушка живьем гораздо более заметна. Когда ветер поддувал остатки волос, был виден его голый череп.
        РИУ: !!!!!!!!
        ЧИЙОКО: Эй, а ты слышал речь Дяди Андроида насчет того, что он при жизни очень ценил тетушку Хироми и что он приложит все свои силы, чтобы увековечить ее память, хорошо воспитав Хиро?
        РИУ: Конечно.
        ЧИЙОКО: Даже я чуть не расплакалась. И дело тут не столько в его словах, сколько в атмосфере сказанного. Это уже, наверное, звучит так, будто я помешалась на всяких спиритических делах, да?
        РИУ: Нет. Я могу ощутить атмосферу, о которой ты говоришь, даже в своей паршивой комнате.
        ЧИЙОКО: И все это время Хиро держался за мою руку. Я постоянно поглядывала на него, чтобы убедиться, что с ним все о’кей, при этом МП и Пухлое Лицо без устали суетились вокруг него, стараясь переплюнуть друг друга, но он вел себя так, будто их там вообще не было.
        РИУ: А та американка, которая тоже была в самолете? Это ведь ее дочь выступала там, верно? Хорошо говорит по-японски.
        ЧИЙОКО: Да. Это послание, которое оставила ее мать… Как ты думаешь, что она пыталась сказать? «Мальчик, мальчик…» Ты думаешь, она видела Хиро, перед тем как умереть?
        РИУ: Не знаю. Я по-английски плохо понимаю, так что я только читал перевод. На 2-м канале и в «Токо Z» по этому поводу была целая куча всяких догадок и рассуждений.
        ЧИЙОКО: Зачем ты попусту теряешь время на этих сайтах? Нет, правда? А сейчас что там говорят?
        РИУ: О том, что она сказала насчет мертвых людей. Они говорят, что она, должно быть, видела духов мертвых.
        ЧИЙОКО: Ну конечно. Как будто она не могла иметь в виду более очевидные вещи  — реальных людей, которые погибли в катастрофе. Люди все-таки идиоты какие-то.
        РИУ: Ты видела ее фотографию?
        ЧИЙОКО: Какую именно?
        РИУ: Ту, которая с американского сайта  — Celebautopsy.net. Которую тот мерзавец репортер сделал, прежде чем журналистам запретили доступ на место происшествия. Это было просто ужасно.
        ЧИЙОКО: Зачем ты на нее вообще смотрел?
        РИУ: Прошел по ссылке, заблудился… Эй, прости, что спрашиваю, но твоя тетя оставила сообщение?
        ЧИЙОКО: Я не знаю. Дядя ничего не сказал. Если и оставила, то в журналы оно не просочилось.
        РИУ: Итак, после молитв и речей, что было потом?
        ЧИЙОКО: Мы вернулись обратно в наш коттедж. Пухлое Лицо настаивала, что Хиро необходимо поспать, и на этот раз он молча пошел за ней. За весь день он никому не сказал ни единого слова. Мать Природа говорит, это потому, что он все еще психологически травмирован.
        РИУ: Это конечно.
        ЧИЙОКО: Чуть позже Пухлое Лицо попыталась посплетничать со мной, но после того, как я бросила на нее свой самый лучший суровый взгляд, взгляд злой кошки, все поняла и остаток вечера провела на телефоне. Дядя Андроид почти все время молчал, хотя МП пыталась поговорить с ним о том, что делать с останками Тетушки, когда их нам выдадут.
        РИУ: Мне кажется, они сказали, что будет произведена общая кремация.
        ЧИЙОКО: Да. Но их будет две  — одна здесь, а вторая в Осаке. Тетушка родилась в Токио, но жила в Осаке, так что ему предстоит решить, что делать. Однако Матери Природе удалось убедить его пожить несколько дней в городе у нас, прежде чем он уедет в Осаку.
        РИУ: Серьезно? Значит, Кендзи Янагида в твоем доме? Прямо сейчас?!
        ЧИЙОКО: Да. И не только это: Хиро крепко спит на моей кровати в метре от того места, где сижу я.
        РИУ: А Пухлое Лицо?
        ЧИЙОКО: МП велела ей возвращаться в Осаку  — сказала, что она здесь не нужна.
        РИУ: Держу пари, что Пухлое Лицо обиделась.
        ЧИЙОКО: Да. Хоть раз в жизни я по-настоящему горжусь тем, что я дочь МП.
        РИУ: Еще один непростой вопрос, на который ты можешь не отвечать… Ты ездила на место аварии? Я слышал, что родственники некоторых погибших требовали отправить их туда на следующий день.
        ЧИЙОКО: Нет. Было организовано несколько автобусов, чтобы отвезти туда всех желающих со станции Кавачико. Я тоже собиралась поехать, но МП и отец захотели побыстрее вернуться в город. Я когда-нибудь сама туда съезжу. Ой, забыла тебе сказать. После службы к нам подошел парень, который спас Хиро, чтобы выразить нам свое почтение.
        РИУ: Парень, который мониторил самоубийц?
        ЧИЙОКО: Да.
        РИУ: И какой он?
        ЧИЙОКО: Ну… тихий, но выглядит как человек, которому можно доверять. Печальный, но не в депрессии, если такое вообще бывает. Настоящая старая школа. Подожди, не уходи пока. Меня зовет МП. Я должна идти.


        Регистрация сообщения 22/01/2012 @ 10.30 am
        ЧИЙОКО: Риу, ты здесь?
        РИУ: Всегда здесь. Что случилось?
        ЧИЙОКО: Дядя Андроид только что выяснил, что Пухлое Лицо посылала письма на электронную почту «Шукан Буншун», пытаясь продать свой рассказ. Мать Природа рвет и мечет, Дядя Андроид просто кипит. Мать Природа спросила, не оставит ли он Хиро пожить здесь, чтобы избежать излишнего внимания, когда он вернется в Осаку. И предложила мои услуги в качестве его телохранителя.
        РИУ: Что? ТЫ будешь смотреть за ребенком?
        ЧИЙОКО: Ну да. А что, ты думаешь, я попытаюсь его испортить?
        РИУ: А что, была мысль? Нет, не испортить, я не это хотел сказать. Но смотреть за ним…
        ЧИЙОКО: Ты же знаешь, какая тут обстановка. А что еще я могу делать? Я не потеряна для более свободного образа жизни.
        РИУ: В любой момент ты можешь присоединиться к моей банде якудза, крошка. Хорошие люди нам всегда нужны.
        ЧИЙОКО: Избитая фраза. Слушай, мне нужно идти. МП снова хочет поговориииииить.
        РИУ: Ладно, держи меня в курсе.
        ЧИЙОКО: Обязательно. И спасибо, что был здесь.
        РИУ: Всегда.





        Доктор Паскаль де ла Круа, французский профессор по робототехнике, в настоящее время работающий в Массачусетском технологическом институте, был одним из немногих людей, с которыми отец Хиро Янагида, знаменитый специалист по робототехнике Кендзи Янагида, согласился поговорить в ближайшие несколько недель после катастрофы, унесшей жизнь его жены.

        Я знаю Кендзи много лет. Мы познакомились в 2005 году на Всемирной выставке в Токио, где он представил Сурработ № 1  — своего первого андроида-доппельгенгера. Я был просто сражен  — какое мастерство! Сурработ № 1 был ранней моделью, но даже тогда их с Кендзи можно было различить с большим трудом. Многие из специалистов в нашей области отвергали эту работу, называя ее самолюбованием или прихотливым капризом, насмехаясь над тем, что здесь Кендзи в большей степени фокусировал внимание на человеческой психологии, чем на робототехнике, однако я был иного мнения. Другие находили появление Сурработа № 1 очень тревожным, считали это вторжением в опасную зону, которая имеется внутри каждого из нас. Я даже слышал, как кое-кто говорил, что создавать машины, которые выглядят в точности как человеческое существо, просто неэтично. Какая чушь! Если нам удастся понять и объяснить природу человека  — что может быть более высоким призванием?
        Я продолжу. Мы много лет поддерживали с ним контакт, и в 2008-м Кендзи с женой и сыном приехали в Париж и остановились у меня. Хироми плохо говорила по-английски, так что общение с ней было ограниченным, но моя жена была просто очарована Хиро. «Японские дети так хорошо воспитаны!» Думаю, если бы у нее была возможность усыновить его прямо на месте, здесь и сейчас, она непременно сделала бы это!
        Я как раз находился в Токио, когда узнал о крушении самолета и гибели жены Кендзи. Я сразу понял, что обязательно должен повидаться с ним, что в этот момент друзья ему необходимы, как никогда. Видите ли, год назад я потерял отца, очень близкого человека, он умер от рака, и Кендзи прислал мне очень теплые соболезнования. Но на мои звонки Кендзи не отвечал, а его помощники из Осакского университета не говорили мне, где он сейчас находится. В последующие несколько дней повсюду появились его фотографии. Тут не было такого сумасшествия в СМИ, которое сопровождало чудесное спасение американского мальчика и несчастной девочки из Великобритании,  — японцы не так навязчивы,  — но внимания к нему все равно было очень много. И еще эти безумные слухи! Весь Токио был загипнотизирован и очарован Хиро. От персонала гостиницы я слышал, что некоторые серьезно верили в то, что в мальчика вселились духи всех тех, кто погиб в том самолете. Полная ерунда!
        Сначала я хотел поехать на поминальную службу, но потом подумал, что мне, пожалуй, там не место. Тут я услышал, что Кендзи едет обратно в Осаку. Я решил, что не буду сразу возвращаться домой, а вместо этого предприму еще одну попытку увидеть его, и забронировал билет на ближайший рейс до Осаки. К тому времени авиасообщение почти полностью восстановилось.
        Я не стыжусь признаться, что воспользовался своей репутацией, чтобы получить доступ в его лабораторию в университете. Его помощники и ассистенты, многих из которых я знал, вели себя почтительно, однако сказали, что он пока недоступен.
        И тогда я увидел его андроида. Сурработ № 3. Он сидел в углу комнаты, и с ним говорила молодая ассистентка. Я сразу понял, что через робота говорит сам Кендзи; я много раз видел раньше, как он это делает. На самом деле, если его приглашали прочесть лекцию, а он при этом не мог покинуть университет, он мог бы послать вместо себя робота и разговаривать через него на расстоянии!
        Вы хотите, чтобы я немного объяснил, как работает этот механизм? D’accord. Если самыми простыми словами, которые я могу подобрать, то он управляется дистанционно, через компьютер. Кендзи использует камеру, улавливающую движения его лица и головы, и передает сигнал на серводвигатели  — микромоторчики, спрятанные под поверхностью лица андроида. Таким образом зеркально дублируются движения мышц лица  — повторяется даже мигание век. Микрофон воспроизводит голос Кендзи, который передается изо рта андроида вплоть до мельчайших интонаций. В груди робота имеется механизм  — такой используют производители высокого класса кукол для секса,  — который имитирует дыхание. Когда разговариваешь с андроидом, это может привести в замешательство. На первый взгляд  — вылитый Кендзи. Он даже прическу меняет, после того как Кендзи сходит к парикмахеру!
        Я настоял на том, чтобы поговорить с ним, и, ни секунды не колеблясь, сказал:
        — Кендзи, я знаю о Хироми, и мне очень жаль ее. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Если я могу что-то для тебя сделать, пожалуйста, дай об этом знать.
        Наступила пауза, а затем андроид что-то сказал ассистентке по-японски.
        Она сказала:
        — Пойдемте,  — и пригласила следовать за ней.
        Она провела меня через обескураживающее количество разных коридоров в цокольный этаж. При этом она вежливо отказалась отвечать на все мои вопросы о самочувствии Кендзи, и я не мог не восторгаться ее преданностью ему.
        Она постучала в какую-то дверь без опознавательных знаков, и нам открыл сам Кендзи.
        Увидев его, я был в шоке. После того как я только что поговорил с его двойником-андроидом, было особенно заметно, насколько он вдруг постарел. Волосы его были взъерошены, под глазами  — черные круги. Он что-то резко бросил ассистентке  — что было на него не похоже, я никогда раньше не видел, чтобы он вел себя невежливо,  — и она поспешно удалилась, оставив нас одних.
        Я принес свои соболезнования, но он, казалось, их не слышал. Черты его лица были абсолютно неподвижны, и лишь глаза выдавали какие-то признаки жизни. Он поблагодарил меня за то, что я проделал такой путь, чтобы повидать его, но сказал, что в этом не было необходимости.
        Я спросил, почему он работает в подвале, а не в лаборатории, и он ответил, что устал находиться в обществе людей. После поминальной службы пресса беспрерывно преследовала его. Затем он спросил, не хочу ли я оценить его последнее творение, и жестом пригласил пройти в комнату.
        — Ох!  — воскликнул я, едва переступив порог.  — Я вижу, тебя навещает сын.
        Еще не договорив, я понял свою ошибку. Ребенок, сидевший на небольшом стуле рядом с одним из компьютеров Кендзи, был не человек. Это была еще одна из его копий. Версия собственного сына в виде сурработа.
        — Это и есть твой последний проект?  — спросил я, стараясь не показать, насколько шокирован.
        Он в первый раз за все это время улыбнулся.
        — Нет. Я сделал его в прошлом году.
        Затем он жестом позвал меня в угол комнаты, где сидел сурработ, одетый в белое кимоно. Сурработ-женщина.
        Я подошел. Она была удивительно, идеально красива, на губах застыла слабая улыбка. При каждом вдохе и выдохе грудь ее медленно поднималась и оседала.
        — Это…  — Произнести имя его жены вслух я не смог.
        — Да, это Хироми, моя жена,  — ответил он и, не сводя с нее глаз, добавил:  — Все почти так, как будто ее душа по-прежнему здесь.
        Я пытался расспросить, почему он почувствовал потребность создать копию своей погибшей жены, хотя ответ был очевиден, не так ли? Он уходил от моих вопросов, но зато рассказал, что Хиро живет в Токио у родственников.
        Я подумал: «Кендзи, у тебя есть сын, который остался жив и который нуждается в тебе. Не забывай об этом, мой друг». Но вслух ничего не сказал.
        И не только потому, что это не мое дело. Просто я знал, что горе его слишком глубоко, чтобы он мог слышать то, что говорю я.
        Поэтому я сделал единственное, что мог сделать в этой ситуации. Я ушел.
        На улице даже красота этого города не могла успокоить меня. Я чувствовал какую-то тревогу и неустроенность, как будто земная ось вдруг сдвинулась с места.


        Пока я так и стоял, глядя на здание университета, с неба пошел снег.





        Мэнди Соломон является автором литературного текста и соавтором неоконченных мемуаров Пола Крэддока «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Троих».

        Когда я впервые встречаюсь с человеком, для которого буду писать, моя главная цель заключается в том, чтобы завоевать его доверие. Обычно для опубликования мемуаров знаменитостей существуют жесткие сроки, так что, как правило, мне приходится работать быстро. Большинству моих клиентов на протяжении карьеры приходится сталкиваться с какими-то разоблачениями или полным дерьмом, которое о них пишут (либо же их пиар-агентства сами участвуют в написании этого дерьма), так что по большей части они стараются скрывать свою истинную сущность. Но читатель-то не дурак, он за милю чует халтуру. Для меня очень важно, чтобы мы включили в текст по крайней мере немного действительно нового материала, поддерживая баланс между обычными пиар-уловками и настоящими откровениями и шокирующими фактами. С Полом, конечно, у меня таких проблем не было. Он был предельно откровенен с самого начала. Мои издатели и его агент договорились между собой в кратчайшее время. Они хотели получить взгляд изнутри, рассказанную очевидцем историю о том, как Джесс справляется с пережитым; они знали, что интерес к ней будет громадным, и не
ошиблись. История эта разрасталась с каждым днем.
        Впервые мы встретились с ним в кафе-баре в Чизелхерсте где-то в начале февраля. Джесс все еще была в больнице, и Пол был занят тем, что перевозил свои вещи в ее дом, готовя место к ее возвращению. Мои первые впечатления о нем? Он был довольно обаятельным, остроумным, немного манерным, конечно, но на то он и актер  — или был актером. Смерть брата, несомненно, сильно ударила по нему, и, когда я коснулся этой темы, он даже прослезился. Однако он вовсе не смутился, что таким образом проявил передо мной свои чувства. Он был предельно откровенен относительно своего прошлого, рассказал, что, когда ему было чуть больше двадцати, много пил, экспериментировал с наркотиками, спал с кем попало. Он не особенно вдавался в детали своего пребывания в психиатрической клинике Модсли, однако и не отрицал этого. Сказал, что тот срыв был связан с тяжелым стрессом, который был вызван разочарованием по профессиональной линии. Я никогда ни на секунду не усомнился в том, что он способен присмотреть за ребенком. Если бы меня кто-то спросил после той первой встречи, что я о нем думаю, я бы ответил, что он хороший парень,
возможно, немного самовлюбленный, но не сравнить с тем, с чем мне уже приходилось сталкиваться.
        После того как я завоевал доверие клиентов, я даю им диктофон  — цифровое устройство для записи голоса, если быть точным,  — и прошу наговаривать на него текст как можно чаще, не особенно задумываясь над тем, что они говорят. Я всегда заверяю, что не буду использовать информацию, относительно которой они испытывают неловкость. Большинство из них настаивают, чтобы это было закреплено в контракте, и это хорошо для меня. Всегда существуют пути, как это можно обойти, и в любом случае очень многие любят приукрасить историю своей жизни. Вы удивитесь, насколько быстро они привыкают к диктофонному методу, причем некоторые используют его как своего персонального доктора. Вы читали «Бой ради славы»? Откровенную биографию Ленни Л., бойца, специалиста по боям без правил? Вышла в печать в прошлом году. Боже, чего он только не наговорил! Я смог использовать едва половину из этого. Частенько он прерывался, чтобы заняться сексом, так что в конце концов я начал думать, что все это было подстроено намеренно.
        Применяя диктофонный метод, Пол чувствовал себя как рыба в воде. Вначале все, казалось, шло хорошо. Я набросал черновик первых трех глав и послал ему е-майл, расписав в деталях, что еще мне может понадобиться. Послания от него приходили регулярно, как по часам, но затем  — примерно через неделю после возвращения Джесс домой  — внезапно прекратились. Я рассудил, что он, видимо, по уши занят Джесс, вниманием прессы и теми сумасшедшими, которые до сих пор не оставляли их в покое, так что отстал от него где-то приблизительно на месяц. Он продолжал обещать мне, что вышлет еще материал. И вдруг ни с того ни с сего заявил, что с книгой покончено. Мои издатели пришли в ярость и стали грозить, что подадут на него в суд. Понимаете, они ведь выплатили ему аванс.
        Нашла это Мэл. На столе в комнате Пол оставил для меня флешку в конверте, на котором было написано мое имя и номер телефона. Я, разумеется, передал это в полицию, но только после того, как скачал все и сделал резервную копию. Была у меня мысль перебить все это дело в текст и, возможно, позднее опубликовать, но уже после первого раза я больше не мог это слушать.
        Это напугало меня, Элспет. Испугало до смерти, до потери пульса.





        Текст диктофонной записи Пола Крэддока, датированной 2/02/2012 @ 22.15

        Итак, мы снова продолжаем, Мэнди. Господи, каждый раз, когда вижу твое имя, в голове всплывает песня Барри Манилова: «Ох, Мэнди, ты приходишь, отдаешь всего себя, ничего не прося взамен, но я все равно прогоняю тебя прочь…» Это на самом деле было о его собаке? Прости, тут действительно не место для такой непочтительной беспечности, но ты сам советовал расслабиться и говорить все, что приходит в голову, а это, ты знаешь, отвлекает мои мысли от Стивена. От катастрофы. От всего, черт побери!
        (Всхлипывание.)
        Прости. Прости. Я в порядке. Такое порой случается, я думаю, что справляюсь, а потом… Итак. День шестой после возвращения Джесс домой. Это по-прежнему похоже на вытертую школьную доску  — ее воспоминания о жизни до «черного четверга» все еще обрывочны, а о крушении самолета она вообще ничего вспомнить не может. Она по-прежнему выполняет свой утренний ритуал, как будто оторвана от внешнего мира и нуждается в напоминании о том, кто она: «Я  — Джессика, ты  — мой дядя Пол, а мои мама, папа и сестра на небе с ангелами». Я все еще испытываю угрызения совести насчет этих самых ангелов  — Стивен и Шелли были атеистами,  — но ты сам попробуй объяснить концепцию смерти шестилетней девочке без того, чтобы не приплести сюда Небеса. Я постоянно напоминаю себе, что доктор Касабян (господи, на днях я как-то оговорился и назвал его доктором Кеворкяном  — не включай это в текст!) сказал, что ей нужно какое-то время, чтобы привыкнуть, и что такие изменения в ее поведении являются нормальными. Как ты знаешь, признаков повреждения головного мозга нет, но я немного порылся в Интернете и выяснил, что ПТСР может
творить странные вещи. Что касается хороших новостей, она стала гораздо более коммуникабельной  — даже больше, чем до аварии, если в этом можно найти какой-то смысл.
        Когда я сегодня укладывал ее спать, произошел забавный случай, хотя я не уверен, что мы можем включить это в книгу. Помнишь, я говорил тебе, что мы читаем «Лев, Колдунья и Платяной шкаф»? Джесс сама выбрала. В общем, неизвестно с чего она вдруг говорит:
        — Дядя Пол, а мистер Тумнус тоже любит целовать мужчин, как и ты?
        Я был просто ошарашен, Мэнди. Стивен и Шелли считали, что их девочки еще слишком маленькие для разговоров о птичках и пчелках, не говоря уже о чем-то более сложном, так что, насколько мне известно, они не обсуждали с близняшками тот факт, что я  — гей. А сам я не показывал ей газеты и не разрешал лазить в Интернет  — подальше от всего того дерьма, которое говорят в Штатах о ней и остальных двух ребятишках. Я молчу уже насчет желчи, которую продолжают выплескивать на меня Мэрилин и семейка Адамсов в разных таблоидах. Я думал спросить, кто рассказал ей, что я «люблю целовать мужчин», но потом решил не заострять на этом внимание. Возможно, в больнице к ней прорвался какой-то писака, а персонал потом скрыл это.
        Она не собиралась сдаваться.
        — Так что, дядя Пол, он тоже любит?  — продолжала спрашивать она.
        Ты же помнишь, Мэнди, как там было в книжке, верно? Мистер Тумнус был первым из говорящих животных, на которого натолкнулась Люси, когда через платяной шкаф попала в Нарнию,  — маленький парнишка с козлиной бородкой и ногами оленя, фавн или что-то в этом роде. (На самом деле по описанию он здорово смахивал на консультанта по психологическим травмам, который появился сразу после того, как я узнал новость о Джесс.)
        Честно говоря, на картинке мистер Тумнус выглядит охренительно гомосексуально с этим маленьким шарфиком, легкомысленно повязанным на шее. Думаю, нельзя исключать возможности, что он вполне мог трахаться с каким-нибудь кентавром где-то в лесу. Господи! Это тоже не включай. Кажется, я ответил ей что-то типа:
        — Ну если и так, то это был его выбор, не так ли?  — после чего продолжил чтение.
        Мы углубились в книгу довольно далеко, и я немного занервничал, когда мы дошли до того места, где Аслан, говорящий лев, сдается злой королеве, чтобы она его убила. Стивен рассказывал мне, что, когда он читал это своим девочкам в прошлом году, они долго плакали, а Полли даже мучили кошмары по ночам.
        Но на этот раз у Джесс обошлось без слез.
        — Зачем было Аслану это делать? Это ведь глупо, дядя Пол, разве не так?
        Я решил не объяснять ей, что смерть Аслана  — это христианская аллегория, намек на Иисуса, который умер за наши грехи, и прочую хрень, поэтому сказал примерно вот что:
        — Ну, Эдмунд предал остальных, и злая королева сказала, что убьет его. А Аслан, потому что он такой хороший и добрый, ответил ей, что займет место Эдмунда.
        — Все равно глупо. Но я рада. Потому что мне нравится Эдмунд.
        Если ты помнишь, Мэнди, Эдмунд  — это тот эгоистичный, испорченный, лживый и мерзкий мальчишка.
        — Почему?
        А она и говорит:
        — Потому что он единственный из всех детей, кто не был долбаным гомиком.
        Боже, я не знал, отчитывать ее или смеяться! Помнишь, я говорил тебе, что она нахваталась массы грязных слов, когда была в больнице? Должно быть, от охранников или уборщиков, потому что мне трудно представить, чтобы доктор К. или медсестры говорили такое, не обращая на нее внимания.
        — Нельзя говорить такие вещи, Джесс,  — сказал я.
        — Какие такие?  — спросила она и продолжила:  — Так не бывает. Какой-то чертов платяной шкаф. Это все как будто, дядя Пол.
        Похоже, эта мысль отвлекла Джесс, и вскоре она заснула.
        Думаю, я должен быть благодарен, что она вообще говорит и общается. С виду она не слишком расстраивается, когда я упоминаю о Стивене, Шелли и Полли, но еще, конечно, рано судить. Доктор К. говорит, что я должен быть готов к некоему эмоциональному спаду, но пока все идет хорошо. Нам еще очень далеко до того, чтобы отправить ее в школу,  — не хватало только, чтобы детки там рассказали Джесс все, что о ней сейчас говорят,  — но мы все же постепенно продвигаемся вперед, к нормальной жизни.
        Ну, что еще? Ах да, завтра приходит Даррен из социальной службы, чтобы проверить, «как я справляюсь». Я уже говорил тебе о нем? Даррен нормальный, хотя немного экзотичный  — борода, сандалии, питается сухими завтраками,  — но могу сказать, что он на моей стороне. Возможно, мне нужно подумать насчет того, чтобы пригласить au pair или что-то в этом роде, хотя живущая по соседству надоедливая старушка, миссис Эллингтон-Берн (как тебе фамилия?!), постоянно ноет, чтобы я позволил ей приглядывать за Джесс. Мэл и Джефф также говорят, что с радостью могут посидеть с ребенком. Вот уж действительно стойкая парочка. Думаю, ты мог бы написать так: «Мэл и Джефф продолжают быть моей надежной опорой, в то время как я борюсь, чтобы соответствовать новому для себя статусу отца-одиночки». Слишком витиевато? Ну, можешь это как-то переиначить. Ты проделал большую работу с первыми главами, так что я уверен, что у тебя получится и все будет круто.
        Подожди, возьму свой чай. Черт! Вот блин! Облился. Вау… Горячий. О’кей…
        Психи сегодня не звонили, слава Богу. Та группа, которая убеждена, что Джесс  — инопланетянка, все-таки унялась, после того как я попросил полицейских предупредить их. Так что теперь остались только «Божий отряд» и пресса. Джерри может договориться с киношниками. Он по-прежнему считает, что нам следует немного подождать, а потом с аукциона продать историю Джесс для сценария. Со стороны это, наверное, выглядит так, будто мы жадничаем, особенно учитывая, что мы уже получили страховку, однако Джесс, когда станет постарше, будет мне благодарна, что я обеспечил ее жизнь с финансовой точки зрения. Трудное решение. Не представляю, как выдерживает тот американский мальчик,  — внимание к нему должно быть просто безумным. Я по-настоящему сочувствую его бабушке, хотя она, по крайней мере, все-таки живет в Нью-Йорке, а не в одном из этих штатов Библейского пояса. Полагаю, что со временем все в конце концов уляжется. Я уже писал тебе, что еще одно ток-шоу в Штатах пытается собрать Троих всех вместе? На этот раз крупное шоу. Они хотели отвезти нас в Нью-Йорк на самолете, но Джесс это сейчас в любом случае не по
силам. Тогда они предложили интервью через скайп, но все развалилось, после того как отец японского мальчика и бабушка Бобби наотрез отказались. На все это уходит куча времени. В такие дни я иногда жалею, что не могу отключить этот проклятый телефон, но я должен быть доступен для социальных служб и других важных звонков. Я уже говорил тебе, что записался на шоу «Утренняя дружеская беседа с Рэнди и Маргарет» на следующей неделе? Обязательно посмотри, а потом расскажешь, что ты об этом думаешь. Я согласился только потому, что агент, который звонил мне, был очень настойчив и не отставал! А Джерри сказал, что для меня это шанс внести ясность и все объяснить после всей той грязи, которую на меня вылили в «Мейл он Санди».
        (Звук рингтона  — тема из фильма «Доктор Живаго».)
        Подожди.
        Опять эта чертова Мэрилин. И так поздно! Не буду отвечать. Спасибо тебе, автоопределитель номера. Они все разглагольствуют насчет того, когда я привезу Джесс к ним в гости. Я не могу послать их раз и навсегда, потому что они тут же обратятся к своему любимому болтуну писаке из «Сан», но до сих пор продолжаю настаивать на публичных извинениях от журнала «Чат», где меня назвали несостоятельным инвалидом. Я надеюсь, ты не воспринимаешь всерьез весь этот бред, Мэнди. Ты думаешь, мы должны больше сказать об этом в книге? Джерри говорит, что нам следует это приуменьшить. Честно говоря, там не так много такого, о чем стоило бы говорить. Да, был небольшой промах десять лет назад  — подумаешь, большое дело. А с тех пор, как я узнал эту ужасную новость, у меня даже соблазна выпить не было.
        (Зевает.)
        Пока достаточно. Спокойной ночи. Иду спать.


        3:30 УТРА
        О’кей. О’кей. Все хорошо. Дышать.
        Только что произошла какая-то хрень. Мэнди… Я…
        Дыши глубоко, Пол. Это все только в твоей голове. В твоей проклятой голове.
        Выговорись. Да. Блин. Почему нет? Я же потом могу удалить это, разве не так? Психология через повествование  — доктор К. гордился бы мной.
        (Нервно смеется.)
        Боже, я весь промок от пота. Насквозь. Ясность воспоминания уже стирается, но вот что я запомнил.
        Я неожиданно проснулся и почувствовал, что кто-то сидит в ногах моей кровати  — матрас немного прогнулся, как будто на него опустился какой-то вес. Я сел, и меня охватил приступ жуткого страха. Думаю, я инстинктивно понял, что, кто бы это ни был, он слишком тяжел для Джесс.
        Кажется, я сказал что-то типа «Кто здесь?».
        Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядел темную фигуру в ногах своей кровати.
        Я замер. Еще никогда я не испытывал такого страха. Это… черт, думай, Пол! Ощущение такое… будто в вену мне впрыснули порцию цемента. Я смотрел на фигуру целую вечность. Человек сидел неподвижно, ссутулившись, и смотрел на свои руки.
        А затем он заговорил:
        — Что ты наделал, Пол? Как ты мог такое здесь допустить?
        Это был Стивен. По голосу я сразу же понял, что это был он, однако фигура его выглядела непривычно. Он был какой-то покоробленный. Согнутый, голова слишком большая. Но он был таким реальным, Мэнди! Несмотря на охватившую меня панику, какое-то мгновение я был абсолютно убежден, что он действительно находится здесь, и почувствовал прилив радости и облегчения.
        — Стивен!
        Наверное, я выкрикнул это. Я бросился, чтобы схватить его, но он уже ушел.


        5:45 УТРА
        Господи, я только что прослушал запись. Это странно, насколько порой сны могут казаться такими реальными и при этом так быстро таять. Должно быть, это подсознание хочет мне что-то сказать. Но мне все равно не терпится, чтобы наступил рассвет и поскорее стало светло. Не могу решить, стоит посылать тебе это или нет. Не хочется выглядеть сумасшедшим, тем более что обо мне и так уже ходит масса всяких таких историй.
        И что это должно было означать: «Как ты мог такое здесь допустить?»?



        Часть 4
        Конспирология: февраль-март

        Второй рассказ Ребы Луис Нейлсон, «ближайшей подруги» Памэлы Мэй Доналд

        Стефани сказала, что с ней чуть истерика не приключилась, когда она услыхала шоу пастора Лена насчет послания Памэлы. Он всегда после изучения Библии обсуждал со своим внутренним кругом, что собирается говорить в радиошоу, но на этот раз просто взял и сразу вышел с этим в эфир. После того, что я услышала, я почти не спала той ночью. Все не могла понять, почему он сначала не поделился такими важными вещами со своей паствой. Потом он сказал, что истина открылась ему как раз в тот день и он почувствовал, что призван как можно быстрее распространить эту новость. Мы со Стефани согласились, что эти дети не смогли бы выжить таким вот образом без помощи руки Божией, а цвета самолетов, совпадающие с видением Иоанна в его Откровениях,  — как такое может быть простым совпадением? Но когда пастор Лен начал утверждать, что Памэла была пророком, как Павел и Иоанн, я сочла, что поверить в такое крайне трудно,  — и не я одна.
        Да, я знаю, что у Господа для каждого из нас есть свой план, смысл которого нам не всегда ясен, но чтобы Памэла Мэй Доналд была пророком? Бесхитростная старушка Пэм, которая дико расстраивалась, если у нее подгорало шоколадное печенье для рождественской благотворительной акции? Я держала свои сомнения при себе и поделилась ими со Стефани, только когда та пришла навестить меня. Тогда мы еще ужасно уважали пастора Лена, это действительно так, и поэтому решили ни словом не обмолвиться об этом Кендре.
        Несколько дней после выхода шоу в эфир мы почти не видели пастора Лена. Я просто не знаю, как ему удавалось найти время для сна! Он даже не пришел в среду на занятие по изучению Библии. На самом деле он позвонил мне и попросил отменить наше собрание. Сказал, что уезжает в Сан-Антонио, чтобы встретиться с веб-дизайнером: хотел открыть свой интернет-форум, чтобы обсуждать на нем то, что он называл «правдой о Пэм». Еще сказал, что вернется очень поздно.
        Я спросила:
        — Пастор Лен, вы уверены, что вам нужно связываться с Интернетом? Разве это не порождение дьявола?
        — Нам необходимо спасти как можно больше людей, Реба,  — ответил он.  — Нам необходимо доносить это послание всеми способами, какими только возможно.  — Затем он привел цитату из Откровений:  — «Когда Христос вернется, увидит Его каждый глаз».
        Ну как я могла спорить с этим?
        Моя дочь Дайна показала мне этот сайт через несколько дней, когда он был готов. Назывался он pamelaprophet.com! На главной странице там была помещена громадная фотография Памэлы. Снята она была, должно быть, давненько, потому что на ней Пэм выглядела на добрых десять лет моложе и минимум на тридцать фунтов худее. Стефани рассказала мне, что слыхала, будто пастор Лен даже заходит на этот самый «Твиттер» и уже получает послания и письма по электронной почте со всего мира.
        Что ж, примерно через неделю после того, как был запущен этот сайт, начали появляться первые «ротозеи», как мы со Стефани называли их между собой. Сначала они были в основном из соседних округов, но когда послание пастора Лена распространилось в Сети (Дайна сказала, это называется «стало виралом»), стали приезжать «ротозеи» аж из Лаббока. За один день конгрегация почти удвоилась. Сердце мое от этого должно было бы петь  — ведь столько человеческих существ обратились к Богу! Но должна признать, что во мне все еще жило сомнение, особенно после того, как пастор Лен вывесил перед церковью баннер «Округ Саннах  — дом Памэлы Мэй Доналд» и начал называть своих прихожан «памэлисты».
        Многие из этих «ротозеев» также хотели увидеть и дом Памэлы, и пастор Лен завел с Джимом разговор насчет того, чтобы брать плату за вход, а потом использовать эти деньги на то, чтобы «распространить это послание широко и далеко». Никто из нас не посчитал это удачной идеей, и я сочла своим долгом отвести пастора Лена в сторону и высказать ему свои сомнения. Джим, может быть, и принял Господа в свое сердце, но сейчас он пил, как никогда раньше. Шериф Бомонт даже был вынужден несколько раз предупредить его за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, а когда я приезжала, чтобы приготовить ему поесть, от него разило так, будто он принимал ванны из виски. Я понимала, что Джим будет не в состоянии справиться с незнакомыми людьми, досаждающими ему днем и ночью. У меня отлегло от сердца, когда пастор Лен согласился со мной.
        — Вы правы, Реба,  — сказал он.  — Я каждый день благодарю Господа за то, что он послал мне вас и что я могу рассчитывать на вас, как на свою правую руку.
        Потом он добавил, что будет внимательнее приглядывать за Джимом, потому что тот «продолжает бороться со своими демонами». Мы со Стефани и остальными членами нашего внутреннего круга установили очередность дежурств у Джима, чтобы точно знать, что он накормлен, и следить за тем, чтобы дом не пришел в полное запустение, пока его хозяин переживает скорбный период траура. Пастор Лен очень хотел привезти пепел Памэлы обратно в США после окончания расследования, чтобы можно было организовать надлежащую поминальную службу, и попросил меня выяснить, когда Джоани собирается прислать урну. Джим даже не выслушал меня толком. Я, конечно, не уверена  — он был из тех, кто не станет с вами просто так разговаривать, даже под действием алкоголя,  — но я думаю, что он даже не говорил со своей дочерью. Для меня было ясно как белый день, что он просто опустил руки и сдался. Ему приносили еду и свежее молоко, но частенько он просто оставлял все это портиться, даже не удосуживался поставить принесенное в холодильник.
        Пару недель события у нас действительно развивались бурно, Элспет!
        После того как пастор Лен открыл этот свой сайт, он целыми днями звонил нам со Стефани и рассказывал о том, как стремительно, одно за другим, происходят события, которые он предсказывал.
        — Вы видели новости, Реба?  — говорил он.  — В Великобритании ящур. Это знак, что нестойкие в вере и безбожники столкнутся с голодом.
        Потом появился вирус, который поразил круизные корабли  — от Флориды до Калифорнии; это должно было означать, что свою уродливую голову поднимает чума. Ну а в том, что касается войны, тут, конечно, всегда под рукой целая куча примеров  — например, исламофашисты, с которыми приходится сражаться нашим бедным морским пехотинцам, или эти психи из Северной Кореи.
        — И это еще не все, Реба,  — говорил мне пастор Лен.  — Я тут подумал… а как же семьи, в которых живут эти трое детей? Почему Господь выбрал поместить своих посланников в такие дома?
        Должна признать, что в его словах что-то было. Мало того, что Бобби Смолл жил в еврейской семье (хотя я знаю, что у евреев было свое место в планах Божиих), но Стефани рассказывала, что читала в «Инквайерер» о том, что он был одним из этих «детей из пробирки».
        — Он родился не от мужчины,  — сказала она.  — Он ненатуральный, искусственный.
        Затем появилась информация, что английская девочка живет в Лондоне с одним из гомосексуалистов, а отец японского мальчика конструирует этих отвратительных андроидов. Дайна показала мне клип с одним из них в YouTube; я была шокирована! Он был похож на настоящего человека, а что говорит Господь о создании фальшивых идолов? Потом были также все эти безбожные разговоры о злых духах, которые живут в лесу, где разбился самолет. Мне было очень жаль Пэм, которая умирала в таком жутком месте. Они там, в Азии, верят в очень странные вещи, не так ли? Например, индусы с их фальшивыми богами в виде животных со множеством рук. Одного этого достаточно, чтобы ночью снились кошмары. Пастор Лен, разумеется, все это выложил на своем сайте.
        Я уже точно не могу припомнить, сколько времени прошло с того момента, как послание пастора Лена вирально пошло по сети, когда мы со Стефани поехали на ранчо, чтобы навестить Кендру. Она забрала Снуки к себе домой, и Стефани сказала, что наш христианский долг  — проверить, как Кендра справляется с этой собачкой. Мы обе знали, что у нее проблемы с нервами, и подробно обсуждали между собой, как она сдала в последнее время, после того как город наводнили эти «ротозеи». Стефани прихватила собственноручно испеченный пирог, однако, честно говоря, Кендра не слишком обрадовалась, увидев нас. Она только что искупала собаку, так что от нее воняло не так уж сильно, и даже повязала ей на шею красный бантик, как у домашних питомцев всяких там знаменитостей. Все время, пока мы находились там, Кендра нас почти не замечала. Просто продолжала возиться с собакой, как будто это был ее маленький ребенок. Даже колы нам не предложила.
        Мы уже собирались уходить, когда к дому на своем пикапе с ревом подкатил пастор Лен. Затем он буквально влетел в дом. Могу сказать, что я в жизни не видела более довольного собой человека.
        Поздоровавшись с нами, он воскликнул:
        — Я сделал это, Кендра! Я сделал это!
        Кендра на это никак не отреагировала, так что нам со Стефани пришлось спрашивать, что он имеет в виду.
        — Мне только что позвонил доктор Лунд! Он пригласил меня выступить на его конференции в Хьюстоне!
        Мы со Стефани просто не поверили своим ушам! Мы с ней, конечно, обе каждое воскресенье смотрим шоу доктора Теодора Лунда, и Пэм по-настоящему завидовала, когда Лорн подарил мне на день рождения книгу рецептов от Шерри Лунд «Любимые семейные блюда» с ее дарственной подписью.
        — Ты ведь понимаешь, дорогая, что все это означает?  — спросил пастор Лен у Кендры.
        Кендра наконец оставила в покое собачку и сказала:
        — И что теперь?
        А пастор Лен расплылся в улыбке до ушей и ответил:
        — Я скажу тебе, что теперь. Теперь я наконец-то буду играть с большими мальчиками.





        Приведенная ниже статья британского журналиста и режиссера документального кино Малколма Адельштайна была первоначально напечатана в журнале «Свитч Онлайн» 21 февраля 2012 года.

        Я стою в громадном фойе Хьюстонского конференц-центра, где проходит ежегодный съезд Предсказателей библейского конца света, держу в руках Библию с изображением рыбака, забрасывающего нахлыстом мушку, и ожидаю, пока человек с малопривлекательным именем Гибкий Сэнди закончит рекламировать свой последний роман. Несмотря на вступительный взнос в пять тысяч долларов, эта конференция привлекла тысячи участников со всего Техаса, а стоянка перед зданием центра просто забита трейлерами и внедорожниками с номерами, зарегистрированными даже в Теннеси и Кентукки. Такое впечатление, что я здесь самый молодой, причем лет на двадцать моложе всех остальных,  — вокруг меня волнами колышется море седых голов. Можно смело утверждать, что я оказался далеко вне своей зоны комфорта.
        У Феликса «Гибкого» Сэнди колоритное прошлое. До обращения в протестантскую веру в начале семидесятых он успешно выступал в цирке в качестве человека-змеи, акробата на трапеции и импресарио  — эдакая версия Ф. Т. Барнума с привкусом адской серы. Согласно биографии Гибкого Сэнди, его роман «По натянутой проволоке  — прямо к Иисусу» был бестселлером и пользовался большой популярностью в восьмидесятые годы. Легенда гласит, что к нему обратился доктор Теодор Лунд, восходящая тогда звезда Библейских пророчеств, и попросил написать первую книгу из целой серии, посвященной теме конца света. В книгах этих, написанных стремительной прозой в стиле Дэна Брауна, подробно рассказывается, что произойдет после того, как случится Вознесение и спасенные со всего мира исчезнут в мгновение ока, оставив привязанных к земле неверующих противостоять Антихристу  — персонажу, необъяснимым образом поразительно напоминающему бывшего премьер-министра Великобритании Тони Блэра. Гибкий Сэнди по-прежнему продолжает набирать силу и популярность  — в последнее время вышло девять его книг, ставших бестселлерами (по имеющимся
оценкам, они разошлись тиражом более семидесяти миллионов экземпляров). Недавно он также запустил собственный веб-сайт, rapturesacoming.com, на котором отслеживаются глобальные и национальные катастрофы, где можно узнать (за небольшую плату, разумеется), насколько близко в каждый конкретный день мы приближаемся к Армагеддону. Всей своей жилистой, подтянутой фигурой и постоянно загорелой кожей восьмидесятилетний Гибкий Сэнди излучает энергию человека, по меньшей мере вдвое более молодого. Когда он идет вдоль длинной череды своих преданных поклонников, улыбка ни на миг не сходит с его губ. Я надеюсь убедить его принять участие в серии документальных фильмов, которые продюсирую и которые будут посвящены американскому Движению конца света. Последние несколько месяцев я переписывался по электронной почте с его пресс-секретарем  — хрупкой энергичной женщиной, которая недоверчиво разглядывает меня с первого момента моего приезда,  — с целью организовать встречу с ним. На прошлой неделе она намекнула, что у меня, возможно, появится такой шанс, если я приеду на конференцию в Хьюстон, где он будет представлять
свою последнюю книгу.
        Для тех, кто не в курсе, вера в конец света главным образом заключается в убеждении, что в любой момент те, кто признал Иисуса своим личным Спасителем (которых также называют Возрожденными во Христе), будут подняты на небо (или иначе  — Вознесены), тогда как все остальные будут семь лет терпеть жуткие страдания под игом Антихриста. Эти верования, которые строятся на буквальной интерпретации некоторых библейских пророчеств (включая Откровения Иоанна, предсказания пророков Иезекииля и Даниила), распространены гораздо шире, чем многие думают. По имеющимся оценкам, только в Соединенных Штатах более шестидесяти пяти миллионов людей верят, что события, описанные в Откровениях, могут действительно произойти уже при их жизни.
        Многие из проповедников-предсказателей стараются уклоняться от общения с неевангелистской прессой, и я довольно наивно полагал, что мой английский акцент поможет растопить лед между мной и Гибким. Пять тысяч долларов  — слишком большие деньги, которые будут попросту выброшены на ветер, если взамен я получу только тематическую Библию. (Кстати, в этом фойе продаются также Библия для детей, «Христианские жены», Библии для охотников и любителей оружия  — однако мне приглянулась именно с рыбаком, ловящим нахлыстом, на обложке. Сам не знаю почему. Сам-то я никогда рыбу не ловил.) Плюс к этому, я довольно оптимистично надеюсь, что если уж Гибкий согласится побеседовать со мной, то мне, возможно, удастся уговорить его представить меня самой важной здесь персоне  — доктору Теодору Лунду. (Впрочем, я не слишком обольщаюсь на этот счет: друзья журналисты рассказывали мне, что в этом смысле у меня больше шансов получить приглашение на стриптиз в исполнении Ким Чен Ира.) Мегазвезда мирового евангелического движения, доктор Лунд может гордиться собственным телевизионным каналом, сетью франшизных мегацерквей
Истинной Веры, приносящих «пожертвования» на сотни миллионов долларов в год, а также благосклонностью бывшего президента-республиканца «Билли-Боба» Блейка. Наравне с самыми знаменитыми звездами Голливуда у него есть многочисленная армия поклонников по всему миру: права на трансляцию трех его воскресных служб проданы в самых разных странах, и, по имеющимся оценкам, еженедельно его ток-шоу, посвященное теме конца света и предсказаниям, смотрят более ста миллионов людей по всей земле. Хотя линия доктора Лунда и не такая жесткая, как у доминианистов, фундаменталистской секты, активно борющейся за строгое выполнение в США библейских законов (что должно было бы повлечь за собой законодательную смертную казнь за аборты, гомосексуализм и растление несовершеннолетних), он все же является ярым противником однополых браков и абортов, ставит под большое сомнение глобальное потепление, а также не прочь использовать свое влияние, чтобы воздействовать на принятие политических решений, особенно в тех вопросах, которые касаются политики на Ближнем Востоке.
        Очередь из фанов, ожидавших, чтобы Гибкий подписал им свою книгу, ринулась вперед.
        — Эти книги изменили всю мою жизнь,  — со страстью заявляет стоящая передо мной женщина, хоть я ее ни о чем и не спрашивал.
        Она толкает перед собой тележку из супермаркета, доверху нагруженную пачками книг из серии «Ушедшие».
        — Они привели меня к Иисусу.
        Мы рассуждаем о ее любимых персонажах (больше всего ей нравится Питер Кин, пилот вертолета, чья пошатнувшаяся вера восстановилась  — слишком поздно, впрочем,  — когда он воочию увидел свою возродившуюся жену, детей и второго пилота, которые до этого разбились у него на глазах). Я решил, что было бы неучтиво подходить к Гибкому без экземпляра его книги, так что прихватываю парочку с рекламного стенда. Помимо стопок книг «Ушедшие», внимание мое привлекает глянцевая кулинарная книга. На обложке фотография густо накрашенной женщины с напряженными глазами на недавно подтянутом лице. Я узнаю в ней жену доктора Лунда, Шерри, соведущую его еженедельного ток-шоу, которое проходит после проповеди. Книги ее рецептов регулярно возглавляют списки бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», а учебник секса «Интимная близость по-христиански», написанный в соавторстве с доктором Лундом, имел головокружительный успех в восьмидесятые.
        Пока Гибкий игриво общается с толпой своих престарелых поклонников, я глазею на рекламные стенды бесед, диспутов и собраний молитвенных групп, очень плотно запланированных на этот уик-энд; большинство из этих щитов представляют собой вырезанные в полный рост глянцевые фигуры разных знаменитых проповедников, которые являются визитной карточкой этого события. Наряду с несколькими беседами на тему «Готовы ли вы к Вознесению?» здесь проводятся симпозиумы по креационизму, а также  — из добавленных в самый последний момент  — встреча с пастором Леном Ворхисом, новым порождением блока конца света. Ворхис недавно произвел небольшую бурю в «Твиттере» своим экстраординарным заявлением, что трое детей, выжившие в катастрофах «черного четверга»,  — это на самом деле четверо всадников Апокалипсиса из Откровений.
        В конце концов очередь редеет, и приходит мой черед. Высокомерная пресс-секретарь что-то шепчет на ухо Сэнди Гибкому, и он наводит луч своей улыбки на меня. Его маленькие глазки сияют, как блестящие черные пуговки.
        — Англия, да?  — говорит он.  — Я был в Лондоне в прошлом году. Это языческая страна, которая нуждается в Божием спасении. Я прав, сын мой?
        Я заверяю его, что да, он, безусловно, прав.
        — Чем вы конкретно занимаетесь, сын мой? Патти говорит, что вы хотите взять интервью или что-то в этом роде, так?
        Я говорю ему правду: что я снимаю документальное кино для телевидения и что я очень хотел бы поговорить с ним и доктором Лундом об их карьере.
        Глазки-пуговки Гибкого сверлят меня еще более интенсивно.
        — Вы работаете на Би-Би-Си?
        Я говорю: да, я действительно работал на Би-Би-Си. И это не ложь. Я и вправду начинал свою карьеру журналиста рассыльным на Би-Би-Си в Манчестере, хоть меня и уволили оттуда через два месяца за курение травки в комнате отдыха. Впрочем, об этом я предпочитаю не упоминать.
        Гибкий, похоже, немного расслабляется.
        — Погоди, сын мой, я посмотрю, что тут можно сделать.
        Это оказывается гораздо легче, чем я ожидал. Он снова подзывает свою консультантку, которая умудряется одновременно улыбнуться Гибкому и сердито посмотреть на меня, после чего они что-то недолго обсуждают шепотом.
        — Сын мой, Тедди в настоящий момент очень занят. Знаешь, почему бы тебе не заехать через пару часов ко мне в пентхаус? А я посмотрю, что могу сделать, чтобы познакомить тебя с ним. Он большой поклонник шоу «Кавендиш-холл», которое идет на вашем канале.
        Я не очень в курсе, какое отношение «Кавендиш-холл», слащавая драма, пустившая волну по всему миру, может иметь ко мне, однако оказывается, что Гибкий Сэнди все еще под впечатлением того, что я работаю на Би-Би-Си. Я спешно ретируюсь, пока пресс-секретарь не успела убедить его изменить решение.


        Вместо того чтобы вернуться в свой маленький и изящный гостиничный номер (плата за который, к счастью, включена в стоимость билета), я решаю посмотреть, не попадаю ли по времени на какую-нибудь беседу. Встреча-знакомство с пастором Леном Ворхисом идет уже полчаса, я опоздал, но доверительно сообщаю администратору, что являюсь личным другом Гибкого Сэнди, и он разрешает мне проскользнуть внутрь.
        В зрительном зале «Старлайт» есть только стоячие места, и все, что мне видно, это стриженая макушка пастора Лена Ворхиса, которая мечется взад-вперед перед аудиторией. Голос его время от времени неуверенно подрагивает, но по хору одобрительных «аминь» видно, что он четко доносит до слушателей свое послание. Я краем уха слышал, что эксцентричная теория пастора Лена вызвала яростные дебаты в среде тех, кто верит в конец света, и особенно  — среди представителей движения претеристов, которые, в отличие от других фракций, считают, что события, описанные в Откровениях, произошли уже сейчас. Здесь я узнаЮ, что основой диких утверждений пастора Лена являются именно Откровения Иоанна, согласно пророчествам которого четверо всадников принесут с собой войну, мор, голод и смерть. Пастор Лен начинает приводить последние «знаки» того, что, по его словам, подтверждает эту теорию. Среди них упоминается жуткая смерть в зубах варана для папарацци, который, как утверждается, нелегально проник в больничную палату к Бобби Смоллу (нападения животных на людей также входят в перечень напастей, приведенных в
Откровениях), и подробности недавней вспышки норовируса, превратившей целую флотилию круизных лайнеров в заблеванное воплощение адских мук человечества. На основании этого он умудряется сделать откровенно пугающее заявление о том, что очень скоро война принесет опустошение в страны Африки, а птичий грипп выкосит в Азии каждого десятого.
        Под мощные возгласы «аминь» я выскальзываю из зала. В ожидании аудиенции с Гибким Сэнди и доктором Тедди Лундом очень хочется выпить чего-нибудь горячительного.


        Я ошеломлен, когда дверь в шикарный люкс открывает лично доктор Лунд, который приветствует меня ослепительной улыбкой, демонстрирующей работу его дантиста на уровне настоящего произведения искусства.
        — Рад познакомиться, сын мой,  — говорит он, пожимая мою ладонь двумя руками. Коже его присуще какое-то слабое искусственное свечение, как у облученного фрукта.  — Могу я предложить вам что-нибудь из напитков? Вы, англичане, любите чай, верно?
        Я бурчу что-то вроде «да, конечно, любим» и позволяю ему отвести себя туда, где в креслах с экстравагантной обивкой сидят Гибкий Сэнди и еще один мужчина за сорок в недорогом костюме. В считаные секунды я соображаю, что мужчина этот  — на самом деле пастор Лен Ворхис. Он явно чувствует себя не так непринужденно, как двое остальных мужчин,  — он производит на меня впечатление мальчика, очень старающегося вести себя примерно.
        Нас представляют друг другу, и я позволяю поглотить себя дивану, стоящему напротив них. Все дружно смотрят на меня и улыбаются, причем ни у одного улыбка не доходит до глаз.
        — Гибкий говорит, что вы работаете на Би-Би-Си,  — начинает доктор Лунд.  — Скажу вам, сын мой, что телевидение не для меня, но я люблю сериал «Кавендиш-холл». В те времена люди знали, как нужно себя вести, не правда ли? У них была высокая мораль. А вы здесь для того, чтобы снимать документальный фильм или что-то в этом роде?  — Прежде чем я успеваю вставить слово, он уже продолжает:  — Здесь много парней, которые хотели бы взять у нас интервью. Со всего мира. Но могу сказать, что, похоже, настало время передать свое послание в Англию.
        Я собираюсь ответить, но тут в дверях одной из спален появляются две женщины. В более высокой из них я сразу же узнаю жену доктора Лунда, Шерри,  — она накрашена и причесана в точности, как на обложке своей последней кулинарной книги. Вторая женщина, топчущаяся позади, выглядит полной ее противоположностью  — больший контраст и вообразить трудно. Худая как швабра, на вытянутых в нитку губах ни следа помады, на руках безвольно болтается какой-то миниатюрный белый пудель.
        Я вскакиваю на ноги, но доктор Лунд жестом останавливает меня. Он представляет мне Шерри, а также вторую женщину, которая оказывается Кендрой, женой пастора Лена. Кендра едва взглядывает в моем направлении, а Шерри пронзительно смотрит на меня какую-то наносекунду, после чего поворачивается к мужу.
        — Не забудь, что Митч уже едет, чтобы повидаться с тобой, Тедди.  — Она бросает мне одну из своих искусных улыбок.  — Мы собираемся ненадолго вывести Снуки на свежий воздух.
        После этого она уводит Кендру вместе с собачкой из номера.
        — Давайте вернемся к нашим делам,  — говорит доктор Лунд.  — Что конкретно у вас на уме, сын мой? Какой именно документальный фильм вы планируете снимать?
        — Ну…  — говорю я.
        И внезапно, без всяких на то причин, моя тщательно отрепетированная беседа куда-то улетучивается, а в голове образуется звонкая пустота. В отчаянии я смотрю на пастора Лена Ворхиса.
        — Вероятно, я мог бы начать с… Я слышал ваше выступление, пастор Ворхис… Это было, хм… интересно. Можно мне задать вам несколько вопросов по вашей теории?
        — Это не теория, сын мой,  — ворчит Гибкий, стараясь удержать свою неизменную улыбку.  — Это правда.
        Понятия не имею, почему эти трое мужчин заставляют меня так нервничать. Возможно, здесь срабатывает сила их коллективной убежденности и их личности  — невозможно стать проповедником из списка «Форчун 500», не будучи человеком харизматичным. Мне все же удается взять себя в руки.
        — Но… если вы говорите, что первые четыре печати были только что открыты, разве это не противоречит вашим верованиям? Насчет того, что церковники будут вознесены до того, как всадники принесут на землю опустошение?
        Эсхатология  — учение о пророчествах конца света  — очень быстро становится все более сложной и запутанной. Согласно моим исследованиям, доктор Лунд и Гибкий являются приверженцами теории Вознесения до наступления бедствий, когда Вознесение будет иметь место до семилетнего периода страданий (то есть до того, как Антихрист возьмет верх и превратит жизнь остальных из нас в кошмар). Убеждения пастора подпадают под теорию Вознесения после наступления несчастий, где получившие новую жизнь христиане будут оставаться на земле, чтобы быть свидетелями стадии расплаты с пожарами и адской серой, которая, по его словам, уже началась.
        Красивое лицо пастора Лена напрягается, он нервно поправляет лацкан пиджака, но Гибкий и доктор Лунд в унисон усмехаются, как будто я мальчик, который по глупости сказал что-то неподобающее, но веселое.
        — Здесь нет никаких противоречий, сын мой,  — говорит Гибкий.  — В Евангелии от Матфея, глава 24, сказано: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это  — начало болезней».
        Доктор Лунд подхватывает:
        — Это происходит повсюду. Прямо сейчас. И мы понимаем, что «болезни» эти сигнализируют об открытии первых четырех печатей. Из Откровений и со слов пророка Захарии мы также знаем, что после этого по миру посланы четверо вестников. Белый конь  — на запад, красный  — на восток, черный  — на север, а бледный конь  — на юг. Теперь, когда печати открыты, наказание падет на Азию, Америку, Европу и Африку.
        Я с трудом стараюсь следовать этой логике, в итоге удается зацепиться только за последние слова.
        — А Австралия? А Антарктида?
        Гибкий снова посмеивается над моей тупостью и качает головой.
        — Они не являются частью глобального падения нравов, сын мой. Но и до них дойдет черед. Правительства стран мира соберутся вместе с ООН, и образуется многорогий зверь Антихристов.
        Теперь, когда меня с порога не взяли за шкирку и не дали пинка под зад, я уже чувствую себя несколько более уверенно. Я говорю, что, по данным NTSB, все аварии обусловлены вполне объяснимыми событиями  — ошибкой пилота, возможным столкновением с птицей, техническими неполадками,  — а вовсе не вмешательством сверхъестественных сил (каким-то образом мне удается сформулировать это так, чтобы не упоминать пришельцев или дьявола).
        Пастор Лен открывает рот, чтобы ответить, но тут вмешивается доктор Лунд:
        — Я сам отвечу на этот вопрос, Лен. Вы считаете, что у Господа не хватило бы сил сделать так, чтобы эти события выглядели как несчастные случаи? Он хочет испытать нашу веру, отделить верующих от язычников. Мы приняли во внимание его призыв. Но мы занимаемся спасением душ человеческих, сын мой, и, когда будет найден четвертый всадник, даже самые заблудшие будут призваны в его стадо.
        Я чувствую, как у меня отвисает челюсть.
        — Четвертый всадник?
        — Именно так, сын мой.
        — Но ведь в катастрофе в Африке никто не выжил.
        Пастор Лен и доктор Лунд переглядываются, после чего доктор Лунд едва заметно кивает.
        — Мы считаем, что выжившие есть,  — говорит пастор Лен.
        Я, запинаясь, говорю, что, согласно данным NTSB и авиационных агентств Африки, вероятность того, что кто-то мог выжить после катастрофы рейса «Далу Эйр», полностью исключена.
        Доктор Лунд иронично улыбается.
        — Они то же самое говорили насчет остальных трех аварий, а вы посмотрите, что Господь решил показать нам.
        Он выдерживает паузу. А затем задает вопрос, который, как я знал, рано или поздно возникнет:
        — А вы спасли свою душу, сын мой?
        Странные глаза-пуговки Гибкого Сэнди буравят меня насквозь, и я вдруг снова оказываюсь в школе, стою перед директором. Меня переполняет горячее желание солгать, сказать: «Да, конечно, я один из них, из спасенных». Но видение быстро проходит, и я говорю им правду:
        — Я еврей.
        Доктор Лунд одобрительно кивает. Улыбка Гибкого Сэнди даже не дрогнула.
        — Евреи нам нужны,  — говорит доктор Лунд.  — Вы  — важная составная часть грядущих событий.
        Я понимаю, о чем он говорит. После Вознесения и правления Антихриста Иисус вернется, чтобы победить неверных и силой свергнуть Антихриста с его трона. Эта битва должна произойти в Израиле, и доктор Лунд, как и многие из тех, кто верит в пророчества, громогласно заявляет, что настроен про-израильски. Он считает, что, как об этом сказано в Библии, Израиль принадлежит евреям и только евреям, и непреклонен в том, что разделу земель и мирным переговорам с Палестиной необходимо решительно противостоять. Ходят слухи, что во времена пребывания президента «Билли-Боба» Блейка в Белом доме доктор Лунд был там регулярным посетителем. Мне хочется задать ему вопрос насчет слона в комнате  — почему, собственно, тот, кто искренне верит в неминуемое наступление конца света, связывается с политикой?  — однако доктор Лунд поднимается, прежде чем я соображаю, как это сформулировать.
        — Счастливого пути, сын мой,  — говорит он.  — Свяжитесь с пресс-секретарем, она поможет вам во всех вопросах.
        После еще одного раунда рукопожатий меня выпроваживают. (Через несколько дней я так и сделал, как он сказал, но услышал лишь лаконичное, резкое «доктора Лунда сейчас нет» и полное молчание в ответ на все свои попытки связаться с Гибким Сэнди.)
        Покидая конференцию с книгой «Ушедшие» и Библией с рыбаком на обложке под мышкой, я обхожу плотную шеренгу громадных телохранителей, окруживших мужчину в еще более дорогом костюме, чем у доктора Лунда. Я сразу же узнаю его. Это Митч Рейнард, бывший губернатор штата Техас, который всего за пару недель до этого объявил о своем намерении баллотироваться в президенты от республиканской партии.





        Ниже приводится выдержка с веб-сайта Феликса «Гибкого» Сэнди, rapturesacoming.com

        Верующие, вот мое послание к вам на сегодня. Наши братья, доктор Теодор Лунд (который не нуждается в том, чтобы я представлял его вам) и пастор Лен Ворхис из округа Саннах, открыли нам Истину, неопровержимое доказательство того, что первые четыре печати, упомянутые в Откровениях, были открыты и четыре всадника отправились по всему свету, чтобы наказать безбожников голодом, мором, войной и смертью. Некоторые из вас могут задать вопрос: но, Гибкий, разве печати эти не были сломаны уже много лет назад? Ведь падение нравов наблюдается в мире в течение многих поколений, разве не так? Я бы сказал вам, что это может быть, но Господь в мудрости своей теперь открыл нам истину. И если вы, верующие, подумаете, что все будет происходить совсем так же, как это было в моей девятой книге из серии «Ушедшие»  — «Вор в ночи»,  — мне нет нужды напоминать вам, что заказать ее вы можете прямо на этом сайте.
        И это еще не все. Вы увидите, что знаков появляется все больше и на этой неделе происходят новые тяжкие бедствия. Хорошие же новости состоят в том, что все мы ждем, что Иисус заберет нас к себе!


Гибкий

        Полный список можно найти под заголовком, если ЩЕЛКНУТЬ по ссылке, но здесь приводятся наши топ-варианты:


        ЧУМА (рейтинг вероятности по оценке rapturesacoming: 74 %)
        Рвотный вирус, появившийся вначале на круизных лайнерах, распространился в США: www.news-agency.info/2012/february/norovirus-spreads-to-US-East-Coast
        (Спасибо Исле Смит из Северной Калифорнии, приславшей эту ссылку! Гибкий ценит твою веру, Исла!)


        ВОЙНА (рейтинг вероятности по оценке rapturesacoming: 81 %) Ну, что я могу тут сказать? Война всегда является сильным индикатором, она не оставляет нас и сегодня. Священная война с терроризмом по-прежнему бушует в Афганистане, смотрите ссылку: www.Atlantic-mag.com/worldnews/north-korea-nuclear-threat-could-be-a-reality


        ГОЛОД (рейтинг вероятности по оценке rapturesacoming: 81 %) Похоже, что эпидемия ящура ступила уже и на остальную часть Европы. Читайте об этом в статье: «Новая вспышка ящура может нанести мощный удар по животноводству  — предупреждает правительство Великобритании» (источник: www.euronewscorp.co.uk/footandmouth/).


        СМЕРТЬ (рейтинг вероятности по оценке rapturesacoming: 91 %)
        И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним. И дана ему власть над четвертою частью земли  — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. (Откровения Иоанна Богослова, 6:8)
        В последнее время случилась масса нападений животных на людей, как и предупреждалось в стихе 6:8. Читайте здесь:
        «Американский турист погиб в Ботстване в результате нападения бродячей гиены».
        «Расследование по делу фотографа из Лос-Анджелеса, заживо съеденного его домашними варанами, отложено» (www.latimesweekly.com).


        Примечание Гибкого: Последний случай представляет особый интерес, поскольку фотограф был связан с Бобби Смоллом, что дает этому происшествию рейтинг 9 по десятибалльной шкале! Начиная с 11 сентября мы еще никогда не были так близки к этому!





        Лола Кандо

        Я некоторое время не видела Ленни, не видела с тех пор, как он рассказал мне о послании Памэлы Мэй Доналд. Потом он позвонил и попросил встретиться с ним в одном из мотелей. Ему повезло  — у меня как раз появилось окно. Один из моих постоянных клиентов, бывший морской пехотинец, славный парень, загрустил и попросил отложить наше свидание.
        Как бы там ни было, в тот день Ленни ворвался в номер, залпом опрокинул стакан, который я ему налила, и принялся шагать взад-вперед по комнате. Он сказал мне, что только что вернулся с конференции в Хьюстоне. В этот момент Ленни был похож на маленького мальчика, который в первый раз попал в Диснейленд. Полчаса, не меньше, он говорил без умолку. Он рассказал, что тусовался там с доктором Лундом, который пригласил его появиться на воскресном шоу. Сказал, что даже обедал вместе с Гибким Сэнди  — парнем, который пишет книжки, которые я так и не удосужилась прочесть. С упоением твердил о том, что зал, где он выступал, был под самый потолок забит верующими.
        — Угадай, кто еще там был, Ло?  — спросил он, развязывая галстук.
        Я не знала, что ответить; судя по благоговению, с которым он рассказывал обо всех этих мужиках, я не удивилась бы, если бы он сказал, что это был сам Иисус.
        — Митч Рейнард,  — сказал он.  — Сам Митч Рейнард! Доктор Лунд оказывает ему поддержку.
        Я совсем не интересуюсь политикой, но даже я знаю, кто такой этот парень. Пару раз видела его в новостях, которые так любит смотреть Дениша. Гладкий такой мужчина, бывший проповедник, немного похож на Билла Клинтона, всегда у него есть правильные ответы на любые вопросы, был когда-то членом контингента Движения чаепития. Он не вылазил из новостей, когда вдруг оказалось, что он собирается баллотироваться в президенты от республиканцев. Либералы крепко критиковали его за высказывания насчет феминизма и того, как омерзительны однополые браки.
        Ленни начало заносить, он стал говорить, что это может стать билетом в большую политику и для него.
        — Все возможно, Ло. Доктор Лунд говорит, что мы должны сделать все возможное, чтобы взять выборы под свой контроль и обеспечить возвращение страны к здоровым моральным устоям.
        Разглагольствуя о морали, Ленни, насколько я знаю, не находил ничего ханжеского в том, чтобы платить мне за услуги. Возможно, он даже не видел в этом супружеской измены. Он редко говорил о своей жене, но у меня сложилось впечатление, что близости у них не было уже давно. Правда, что касается последних нескольких наших с ним свиданий, то там вряд ли можно говорить о каком-то адюльтере  — он был слишком занят тем, чтобы выговориться и загрузить меня.
        Можно ли сказать, что слава ударила ему в голову? Да, конечно. После того как он открыл свой сайт и попал в компанию к доктору Лунду, он напоминал ребенка с новой игрушкой. Он сказал, что контактировал с людьми со всего мира. Даже с народом из Африки. По его словам, был один парень, Монти, который писал ему по электронной почте почти каждый день, и еще был морской пехотинец, который служил где-то в Японии, Джейк как-то там, не могу вспомнить его фамилию, хотя потом она появилась во всех газетах. Ленни рассказывал мне, что этот морской пехотинец был в лесу, где разбился тот самолет. Где Пэм сделала свой последний вздох. Он сказал, что доктор Лунд пытался связаться с бабушкой Бобби, хотел пригласить и его на свое шоу, но так ни до чего и не договорился. Мне действительно жаль эту бедную женщину. Нам с Денишей обеим жаль ее. Очень нелегко, наверное, находиться в фокусе такого внимания, когда ты в трауре.
        А Ленни все продолжал и продолжал рассказывать о том, как наполучал приглашений на интервью отовсюду  — от разных ток-шоу, радиопрограмм, интернет-блогов; в общем, их там была целая куча, причем не только религиозного толка.
        — А ты не беспокоишься, что они станут насмехаться над тобой, Ленни?  — спросила я.
        Он обмолвился, что пиар-команда доктора Лунда предупредила его, чтобы он поосторожнее общался с нехристианской прессой, и, мне кажется, это был мудрый совет. А насчет того, что он говорил, будто эти дети и есть всадники, вы сами можете прикинуть, сколько народу сочло все это полной чушью.
        — Я просто вещаю истину, Ло,  — ответил он.  — Если они захотят проигнорировать ее, это уже их дело. Когда придет время Вознесения, мы все увидим, кто будет смеяться последним.
        В тот день он даже не сделал это. Просто хотел поговорить. Уходя, он напомнил мне, чтобы я обязательно посмотрела шоу доктора Лунда «Духовное единение Истинной Веры» в этот уик-енд.
        Мне было любопытно, как будет воспринят Ленни, так что, когда наступило воскресенье, я уселась смотреть телевизор. Дениша долго не могла взять в толк, что я вообще, черт возьми, делаю. Я не говорила ей, что Ленни был одним из моих клиентов. Я уважаю приватность клиентов, хотя и понимаю, что звучит это смешно, учитывая все то, что я вам сейчас рассказываю. Но меня ведь никогда не просили молчать, верно? К репортерам-то я не пошла. Как бы там ни было, сначала на громадную золоченую кафедру перед многочисленным церковным хором взошел доктор Лунд. Эта его церковь, размером с хороший торговый пассаж, трещала по швам от забивших ее зрителей. В основном он просто повторил теории Ленни насчет послания Памэлы Мэй Доналд, прерываясь каждые пять минут, чтобы хор немного попел, а толпа могла приобщиться к этому со своими «аминь» и «восхвалим Иисуса». Затем он перешел к тому, что наступило время расплаты за грехи. Доказательство тому  — процветающая безнравственность, геи, феминистки, убийства неродившихся детей, школьные советы, пропагандирующие теорию эволюции, и тому подобное. Дениша только языком цокала.
Ее Церковь была в курсе, чем она зарабатывает на жизнь, да и с геями они никаких проблем не видят.
        — Им просто все равно, Ло,  — сказала она.  — Люди есть люди, и уж лучше говорить об этом открыто, чем скрывать. Сам-то Иисус ведь никого не судил, верно? За исключением только тех менял.
        У большинства этих богатых проповедников и высокопоставленных пасторов есть свои скелеты в шкафу, и чуть ли не каждый день они попадают в какой-нибудь скандал. Но только не доктор Лунд. О нем говорили, что он чист как стеклышко. Дениша убеждена, что у него просто хорошие связи, чтобы его черные делишки не просачивались в СМИ, но жертвы есть все равно.
        После проповеди доктор Лунд прошел в зону на краю сцены, которая была обставлена, как гостиная: дорогие ковры, картины, абажуры с золотыми кистями на лампах. На диване его дожидались жена доктора Лунда, Шерри, Ленни и еще какая-то тощая женщина, выглядевшая так, будто ее не кормят. Тогда-то я впервые увидела жену пастора Лена, Кендру. Она отличалась от Шерри настолько разительно, что дальше просто некуда. Про Шерри Дениша сказала, что та напоминает ей Тэмми Фэй Беккер  — все эти накладные ресницы и прочие аксессуары гомиков в женском платье. Но Ленни приняли хорошо. Он был немного возбужден, нервно ерзал, голос его чуть дрожал, но он не сбивался и не путался. В основном говорил доктор Лунд. Кендра вообще не произнесла ни слова. А выражение ее лица… по нему трудно было что-то понять. Не могу сказать, нервничала она или думала, что все это просто глупость, а может, ей было до смерти скучно.





        Пастор Лен Ворхис согласился дать интервью на нью-йоркском радио в пресловутом ток-шоу диджея Эрика Кэвэна «Откровенное мнение». Ниже приводится распечатка этой передачи, вышедшей в эфир 8 марта 2012 года.

        ЭРИК КЭВЭН: Сегодня со мной в прямом эфире пастор Лен Ворхис из округа Саннах, штат Техас. Вы, ребята, должно быть, уже слышали о нем: это тот самый парень, который утверждает, что в трех детей, выживших в катастрофах «черного четверга», вселились духи четырех всадников Апокалипсиса. Пастор Лен… Кстати, могу я к вам так обращаться?
        ПАСТОР ЛЕН ВОРХИС: Да, сэр, это абсолютно правильно.
        ЭК: Ух, это со мной впервые, никто раньше не говорил мне «сэр». Должен сказать, что вы любезнее большинства приглашенных гостей, которые приходят сюда. Пастор Лен, вы в данный момент склоняетесь к использованию Твиттера. Вы считаете правильным для евангелистского христианина применять социальные сети таким вот образом?
        ПЛ: Я считаю, что мы должны использовать все имеющиеся способы, чтобы распространять добрые вести, сэр. Уже находясь здесь, я получил информацию, что в округе Саннах собираются толпы людей, стремящихся к спасению. Более того: в моей церкви они практически вынесли двери. (Смеется.)
        ЭК: Смахивает на сцену из «Челюстей». Выходит, вам понадобится церковь побольше?
        (Пауза.)
        ПЛ: Я не вполне уверен, что…
        ЭК: А теперь позвольте мне перейти непосредственно к вашим высказываниям. Некоторые могут сказать, что ваше убеждение насчет того, что эти дети являются всадниками,  — полное безумие, не могу найти другого слова.
        ПЛ (нервно смеется): Вы бы, сэр, все-таки подбирали выражения…
        ЭК: Это правда, что вы выдвинули свою теорию после того, как одна из ваших прихожанок, Памэла Мэй Доналд, единственная американка на борту японского самолета, разбившегося в лесу, оставила на своем телефоне последнее послание?
        ПЛ: Ах… да, сэр, все правильно. Ее послание было адресовано мне, и значение его ясно как белый день. «Пастор Лен,  — сказала она.  — Предупредите их о мальчике». Единственным мальчиком, которого она могла иметь в виду, был единственный выживший в той катастрофе японский ребенок. Единственный выживший. А эмблема компании на самолете…
        ЭК: В послании она также упоминает свою собаку. Если вы считаете, что она говорила, будто японский мальчик был каким-то предвестником конца света, это должно означать, что вы верите в то, что теперь мы должны относиться к этой семейной дворняжке как к чему-то божественному?
        (Несколько секунд мертвого молчания.)
        ПЛ: Ну, я бы не заходил настолько далеко насчет…
        ЭК: На своем сайте pamelaprophet.com,  — вы обязательно должны заглянуть на него, ребята, поверьте, оно того стоит!  — вы пишете о существовании фактов, подтверждающих ваши высказывания. Знаки того, что бедствия, которые должны принести с собой всадники, уже появляются. Позвольте мне привести пример для тех слушателей, которые, возможно, незнакомы с вашей теорией в подробностях. Вы утверждаете, что вспышка ящура, которая сейчас имеет место в Европе, вызвана появлением всадника, я ничего не путаю?
        ПЛ: Все правильно, сэр.
        ЭК: Но ведь такие вещи случались всегда! В Великобритании то же самое происходило и несколько лет тому назад.
        ПЛ: Это ведь не единственный знак, сэр. Если вы сложите их все вместе, ясно увидите картину того…
        ЭК: А все эти знаки, вы говорите, указывают на тот факт, что близок конец света, когда все спасенные будут вознесены на небо. Можно ли тогда сказать, что вы, евангелисты, с нетерпением ждете этого события?
        ПЛ: Я бы не сказал, что это правильная формулировка. Нет, сэр. Важно дать понять вашим слушателям, что под словами «взять к себе» Господь подразумевает…
        ЭК: Значит, все эти знаки  — способ, которым Бог говорит нам: «Время вышло, ребята, спасайтесь или вечно горите в адском пламени»?
        ПЛ: Уфф… Я не уверен, что это…
        ЭК: Ваши рассуждения попали под огонь радикальной критики со стороны религиозных лидеров, скажем так, более традиционного толка. Немало из них высказались в том плане, что ваши слова, я цитирую: «абсолютнейшая чушь, имеющая целью поднять панику».
        ПЛ: Сомневающиеся будут всегда и везде, сэр, но я бы хотел призвать ваших слушателей…
        ЭК: За вашей спиной стоят несколько очень влиятельных людей, тяжелая артиллерия. Я говорю о докторе Теодоре Лунде и его Движении конца света. Это правда, что он ездит поохотиться с бывшим президентом «Билли-Бобом» Блейком?
        ПЛ: Уфф… Вам следовало бы спросить об этом у него самого, сэр.
        ЭК: Мне нет необходимости спрашивать у него насчет его взглядов на права женщин, мирные соглашения с Израилем, аборты и браки между геями. Потому что он ярый противник всего этого. Вы разделяете его взгляды?
        (Еще одна долгая пауза.)
        ПЛ: Я считаю, что нам нужно обратиться к Библии за наставлениями по этим вопросам, сэр. В Левите говорится, что…
        ЭК: Но кроме того, разве в том же Левите не говорится, что иметь рабов  — это круто, а те дети, которые перечат родителям, должны быть побиты камнями? Почему вы, ребята, соглашаетесь со всеми этими делами насчет геев, а на весь остальной бред просто не обращаете внимания?
        (Мертвая тишина в течение нескольких секунд.)
        ПЛ: Сэр, я решительно возражаю против такого тона. Я пришел к вам, чтобы сказать вашим слушателям, что время…
        ЭК: Поехали дальше. Ваша теория насчет Троих не единственная, которая сейчас на слуху. Есть немало психов, которые считают, что в этих детей вселились инопланетяне. Почему вы считаете, что их взгляды более безумны, чем ваши убеждения?
        ПЛ: Я не очень понимаю, что вы этим…
        ЭК: Трое  — это просто дети, верно? Они и без того столько пережили. Разве не по-христиански было бы не судить их?
        (Еще одна долгая пауза.)
        ПЛ: Я не… Я…
        ЭК: Ладно, пусть они одержимы, но реальные-то дети остались в их телах? Если это так, то там, внутри, должно быть тесновато, или не так?
        ПЛ: Господи… Иисус действует таким образом, о котором мы можем только…
        ЭК: Ах, снова эта отговорка «пути Господни неисповедимы».
        ПЛ: Уфф… но вы не можете… вы не можете игнорировать знаки того, что… Каким еще образом эти дети могли выжить в таких катастрофах? Это просто…
        ЭК: Это правда, что вы полагаете, будто существует четвертый ребенок, который выжил после катастрофы в Африке? Четвертый всадник? Вы говорите это, несмотря на то что в NTSB абсолютно уверены, что ни один человек не мог бы спастись в этой трагедии?
        ПЛ (откашливается): Уфф… на месте падения… там была такая неразбериха. Африка… Африка  — это…
        ЭК: Так каким же образом эти всадники сбросили самолеты на землю? Чисто практически: для этого понадобилось бы немало усилий, верно?
        ПЛ: Уфф… точно я вам этого сказать не могу, сэр. Но зато я скажу вам, что, когда они опубликуют отчеты расследования катастроф, там будут признаки того, что… что…
        ЭК: Признаки вмешательства сверхъестественных сил? Как считают те, кто верит в пришельцев?
        ПЛ: Вы передергиваете мои слова, сэр. Я вовсе не имел в виду, что…
        ЭК: Благодарю вас, пастор Лен Ворхис. После этого сообщения мы включим все свои линии для телефонных звонков.





        Следователь NTSB Эйс Келсо еще раз пообщался со мной после того, как данные предварительного расследования всех четырех авиакатастроф были оглашены на пресс-конференции, которая состоялась в Вашингтоне, штат Вирджиния, 13 марта 2012 года.

        Как я уже сказал на пресс-конференции, мы редко представляем результаты своих расследований в такие сжатые сроки. Но это был особый случай  — людям необходимо знать, что причиной этих трагедий был не терроризм и не какие-то сверхъестественные события, да и семьям погибших нужно было как-то закрыть этот вопрос. Вы не поверите, какое количество звонков поступило в наш вашингтонский офис от всяких психов, убежденных, что мы действуем в сговоре с государственными агентствами типа пресловутых «Людей в черном». Разумеется, ко всему этому добавлялось и то, что авиационная промышленность, понесшая громадные убытки после «черного четверга», нуждалась в возобновлении своей деятельности. Вы слышали, что несколько самых бессовестных авиакомпаний попытались извлечь выгоду из того факта, что все трое выживших сидели ближе к хвостовой части самолетов? Повысили цену за места сзади, а для компенсации своих финансовых потерь подумывали и о том, чтобы перенести назад места для пассажиров первого и бизнес-класса.
        Для нас очень скоро стало очевидным, что терроризм тут ни при чем. По найденным телам и обломкам было установлено, что ни один из самолетов не претерпел существенных разрушений в воздухе, что обязательно имело бы место, если бы на борту сработало взрывное устройство. Разумеется, мы сначала должны были также рассмотреть версию захвата воздушного судна, но за все время расследования ни одна из организаций не выступила с таким заявлением.
        Как вам известно, масштабная операция по поиску речевого самописца и черного ящика на месте падения рейса компании «Гоу! Гоу!» продолжается и в настоящий момент, однако точно установлена последовательность событий, повлекших за собой аварию. Во-первых, сопоставив маршрут полета и метеорологические данные, мы поняли, что им пришлось лететь через сильную грозу. Последний контакт с самолетом и данные автоматической телеметрии, поступившие в технический центр «Гоу! Гоу!», показали, что в самолете произошли многочисленные неполадки электрооборудования, особенно в системе обогревателя приемника статического давления. Это должно было привести к образованию кристаллов льда в приемнике статического давления, что, в свою очередь, повлекло за собой неточности в показаниях скорости полета. Считая, что скорость слишком низкая, пилоты стали последовательно повышать ее, чтобы избежать срыва. Мы считаем, что они продолжали делать это, пока не превысили технические возможности самолета и в буквальном смысле не обломали крылья. Мы практически уверены, что ожоговые травмы Джессики Крэддок были вызваны загоранием
топлива после падения либо срабатыванием осветительной ракеты.
        С рейсом «Далу Эйр» произошла иная история. Ряд факторов, добавившихся к этой катастрофе, указывали на то, что такого несчастного случая следовало ожидать. Для начала, конструкция самолета «Антонов-124» относится к семидесятым годам и, образно говоря, находится на расстоянии многих световых лет от технологий электродистанционной системы управления, применяемых в «Эйрбас». Кроме того, самолет этот эксплуатировался небольшой нигерийской компанией, которая в основном перевозила грузы и, нужно сказать, имела не самую лучшую репутацию с точки зрения обеспечения безопасности полетов. Не вдаваясь в технические тонкости, скажу только, что система автоматической посадки по приборам Международного аэропорта Кейптауна в тот день не работала  — может быть, она просто никудышняя. Также «Антонов» не был оснащен современным навигационным оборудованием, таким как СМН (система маршрутной навигации), и не имел адекватного обеспечения, чтобы работать с альтернативной системой захода на посадку. Пилоты неправильно оценили ситуацию и зашли на посадку почти на сто футов ниже необходимого, правое крыло задело линию
электропередач, после чего «Антонов» сразу же рухнул на густонаселенный район, расположенный по соседству с аэродромом. Должен сказать, что на всех нас произвело сильное впечатление то, как CAA и команда Управления по чрезвычайным ситуациям Кейптауна проводили расследование крушения самолета «Далу Эйр». Эти парни и девушки знают свое дело. И не скажешь, что речь идет о стране третьего мира  — они в кратчайшие сроки разобрались и навели порядок. Главный следователь Номафу Нката (боюсь, что могу неправильно произносить его имя, Элспет) сразу же после этого происшествия собрал подробные показания свидетелей, а еще несколько человек засняли самолет за мгновения до падения на свои мобильные телефоны. Следователи сейчас продолжают заниматься идентификацией тел погибших, найденных на месте катастрофы. Похоже, что многие из них были беженцами или искали политического убежища, поэтому представляется практически невозможным установить их родственников, чтобы провести сравнительный анализ ДНК. Речевой самописец в конце концов был восстановлен. Народ на месте собирал обломки и продавал их туристам  — вы можете
представить себе такое дерьмо?! Но, как я уже отметил, работавшая там команда достойна самых высоких оценок.
        Далее перехожу к катастрофе самолета компании «Мейден Эйр», на которой я был назначен УРК, прежде чем меня попросили возглавить проведение всей операции. Улики указывают на то, что в этом самолете произошла практически полная потеря мощности обоих двигателей в результате всасывания в них посторонних предметов  — возможно, при столкновении с большой стаей птиц. Это произошло примерно через две минуты после взлета на самом уязвимом участке набора высоты. Пилоты были не в состоянии вернуться в аэропорт, и приблизительно через три-четыре минуты самолет упал в национальном парке Эверглейдс. Черный ящик мы нашли сразу, однако данные его вызывали у нас сомнения. В турбинах N1 обоих двигателей имелись повреждения, которые могли быть вызваны попаданием птиц, однако, как это ни удивительно, никаких следов останков этих птиц там не оказалось. В соответствии с моими рекомендациями комиссия сделала вывод о том, что наиболее вероятной причиной аварии все-таки мог быть выход из строя двигателей в связи с попаданием в них нескольких птиц.
        Кроме этого у нас был еще один случай, который я назвал бы самым противоречивым. Я говорю о катастрофе рейса «Сан Эйр». Трудно было сдержать все те слухи, которые окружали причину падения этого самолета,  — в частности, это касается заблуждения насчет того, что командир Сето собирался покончить с собой и разбил самолет преднамеренно. Помимо этого, жена японского министра транспорта сделала публичное заявление о том, что в этом замешаны пришельцы. В своих попытках как можно скорее разобраться во всем этом мы испытывали сильное давление. У нас был речевой самописец, зафиксировавший отказ гидравлики, а по данным черного ящика мы знали, что воздушное судно упало фактически из-за низкого качества проведенных на нем работ. Несоблюдение базовых норм при процедуре ремонта хвостовой части привело к тому, что заклепки корпуса ослабли. Конструктивная целостность фюзеляжа была нарушена, в результате чего примерно через четырнадцать минут полета произошла взрывная декомпрессия. Был поврежден руль направления и потеряно давление в гидравлической системе, управлять самолетом стало практически невозможно. Пилоты
сражались с ним как могли. Ими можно только восхищаться. Мы провели компаративный тест на симуляторе, и ни одному из нас не удалось продержать машину в воздухе столько, сколько смогли это сделать они.
        Конечно, на пресс-конференции нам пришлось отвечать на тонну вопросов, многие журналисты хотели узнать, откуда исходил яркий свет, который видели несколько пассажиров. Причины могли быть разные. Вероятнее всего  — молния. Поэтому мы опубликовали расшифровку записи речевого самописца как можно скорее, чтобы сразу же пресечь все слухи и домыслы.





        Приведенная ниже расшифровка записи речевого самописца в кабине экипажа рейса SAJ 678 компании «Сан Эйр» была впервые опубликована на веб-сайте Национального комитета по вопросам безопасности транспорта 20 марта 2012 года (КМД  — командир, ВП  — второй пилот, АДС  — авиадиспетчерская служба).

        Запись начинается в 21 час 44 минуты (через четырнадцать минут после взлета из аэропорта Нарита).
        ВП: Проходим эшелон полета три три ноль, командир, еще идти тысячу футов. Похоже, на уровне три четыре ноль будет славно и гладко, даром что там предсказывали турбулентность при ясном небе.
        КМД: Хорошо.
        ВП: У вас есть…
        (Громкий удар. Сигнал тревоги, сработала сигнализация разгерметизации.)
        КМД: Маска! Надеть маску!
        ВП: Маска надета!
        КМД: Мы теряем салон, ты можешь контролировать его?
        ВП: Салон уже находится на 14 000!
        КМД: Иди к ручному пульту и перекрой выпускной клапан. Похоже, у нас разгерметизация.
        ВП: Ох, командир, нам нужно спуститься!
        КМД: Попробуй еще раз.
        ВП: Клапан полностью закрыт, бесполезно  — я не могу управлять им!
        КМД: Ты закрыл выпускной клапан?
        ВП: Ответ утвердительный!
        КМД: О’кей, понятно. Передай АДС, что мы начинаем аварийное снижение.
        ВП: Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй  — SAJ678 начинает аварийное снижение. У нас взрывная разгерметизация.
        АДС: Вас понял. Мэйдэй SAJ678, вы можете снижаться, других самолетов, которые могут вам помешать, нет. Остаемся на связи.
        КМД: Я сохраняю управление. Какая у нас ячеечная MORA?
        ВП: Эшелон 140.
        КМД: Отключаю автомат тяги, установить на круговой шкале эшелон полета 140.
        ВП: Эшелон полета 140 установлен.
        КМД (по громкой связи): Дамы и господа, говорит командир экипажа. Мы начинаем аварийное снижение, пожалуйста, наденьте кислородные маски и следуйте инструкциям стюардесс.
        КМД: Начинаем аварийное снижение. Опустить рычаги управления двигателей, выполнить аэродинамическое торможение. Считывать данные аварийного снижения.
        ВП: Рычаг управления опущен, аэродинамический тормоз включен, курс  — выбранный, нижний уровень  — выбранный, пусковые переключатели двигателей  — в положении «непрерывно», табло «Пристегните ремни»  — включено, кислород для пассажиров  — включен, код ответчика 7700, АДС  — предупреждена.
        КМД: Не могу управлять курсом  — заваливаемся вправо. Не могу выровнять крылья!
        ВП (ругается): Руль направления или элерон?
        КМД: Левый элерон выжат до конца, но машина не слушается!
        ВП: Основной предупредительный сигнал  — гидравлика. Я выключаю сигнал. Мы потеряли всю гидравлику, горят сигнальные лампочки низкого давления в системе А и Б! Возьму краткий справочник и гляну, как проверить гидравлику.
        КМД: Дай мне хоть немного гидравлики!
        ВП (ругается)
        КМД: Хочу добавить тяги на третий и четвертый двигатели.
        ВП: Похоже, дублирующая система тоже не работает. Обе гидросистемы пустые!
        КМД: Продолжай пробовать.
        ВП: Две тысячи футов до критического уровня. Тысяча футов до критического уровня!
        (Звук сигнала потери высоты.)
        КМД: Я сбрасываю аэродинамический тормоз и добавляю тяги на номер 1 и 2.
        ВП: Нос заваливается  — тяни вверх!
        КМД: Она не слушается! Еще тяги, чтобы замедлить снижение.
        КМД: О’кей. Она выравнивается  — но я по-прежнему не контролирую курс. Продолжает заносить вправо.
        ВП: Попробуй добавить тяги на 3 и 4.
        КМД: О’кей. Еще тяги на 3 и 4…
        КМД: Не помогает  — она по-прежнему уходит вправо!
        АДС: Мэйдэй SAJ678, сообщите ваш курс!
        ВП: Мэйдэй SAJ678, мы потеряли всю гидравлику, будем возвращаться к вам.
        КМД: У нас нет руля!
        ВП: Мы должны переходить на ручной резервный режим!
        КМД (ругается): Но, похоже, мы и так уже на ручном режиме! Стараюсь удержать управление. Посмотрим, можем ли мы немного снизить скорость,  — триста узлов.
        ВП: Нос снова заваливается!
        КМД: Аэродром близко отсюда?
        ВП: Он…
        КМД: Дай мне еще тяги на 3 и 4!
        (Звук автоматического сигнала приближения к земле: «Воу-воу  — поднимайте, воу-воу  — поднимайте, земля слишком близко, земля слишком близко, воу-воу  — поднимайте, воу-воу  — поднимайте, земля слишком близко».)
        КМД: Полную тягу на все четыре… Тяни вверх! Тяни!
        ВП (ругается)
        КМД: Тяни вверх! Тяни вверх!
        На этом запись обрывается.





        Приведенная ниже статья была напечатана в газете «Кримсон Стейт Экоу» 24 марта 2012 года.

        Проповедник конца света начинает охоту за четвертым всадником

        На недавней пресс-конференции в Хьюстоне доктор Теодор Лунд, одна из главных движущих сил евангелического Движения конца света, заявил представителям мировой прессы следующее: «Четвертый всадник уже здесь, и только вопрос времени, когда он будет обнаружен». Доктор Лунд ссылается на теорию, первоначально выдвинутую проповедником из техасской глубинки, согласно которой трое детей, чудесным образом выживших в разрушительных авиакатастрофах «черного четверга», одержимы всадниками Апокалипсиса, посланными Богом как предвестники конца света. Эта теория основана на последних словах Памэлы Мэй Доналд, единственной гражданки США на борту самолета, упавшего в печально известном «лесу самоубийц» Аокигахара в Японии. Доктор Лунд и его последователи твердо убеждены, что другого объяснения так называемому «чудесному спасению» Троих быть не может, и считают, что многочисленные глобальные катаклизмы, такие как беспрецедентные наводнения в Европе, засуха в Сомали и эскалация ситуации в Северной Корее, являются явными признаками приближающегося конца света.
        А теперь доктор Лунд сделал очередное поразительное заявление о том, что имеется еще один ребенок  — четвертый всадник,  — который выжил в самолете компании «Далу Эйр», разбившемся в Кейптауне, Южная Африка. Ссылаясь на недавно опубликованный список пассажиров того рейса «Далу Эйр», доктор Лунд сказал, что на борту был только один ребенок примерно того же возраста, что и трое детей, оставшиеся живыми и практически невредимыми после страшных катастроф,  — семилетний нигерийский мальчик по имени Кеннет Одуа: «Мы верим, что Кеннет окажется одним из вестников Господних».
        Доктора Лунда не смущает заявление Комитета гражданской авиации Южной Африки, где категорически сказано, что «выживших на рейсе 467 компании «Далу Эйр» однозначно нет».
        «Мы найдем его!  — заявил он.  — После катастрофы творился полный хаос. Африка  — беспорядочное место. Ребенок мог легко потеряться или куда-то уйти. А когда мы его найдем, это будет как раз требующимся доказательством для всех тех, кто еще не пришел в стадо Христово».
        На вопрос, что он имеет в виду, доктор Лунд ответил: «Вы не должны остаться здесь, когда придет Антихрист, иначе придется вынести страдания и муки, которых вы себе даже представить не можете. Как говорится в «Посланиях к Фессалоникийцам», День Господа придет, как вор в ночи, и теперь Иисус может призвать нас к себе в любой момент».
        Объявлена награда в 200 000 долларов США!

        Награда тому, кто найдет Кеннета Одуа, семилетнего нигерийского пассажира, летевшего в грузопассажирском самолете «Антонов», который разбился 12 января 2012 года в пригороде Каелитшер (так было написано в оригинале), Кейптауна, Южная Африка. Считается, что Кеннет покинул детский приют, куда был помещен после катастрофы, и в настоящее время может жить на улицах Кейптауна.
        По описанию его тети, Вероники Элис Одуа, у Кеннета большая голова, очень темная кожа и шрам серповидной формы на голове. Если вам что-то известно о его местонахождении, отошлите, пожалуйста, электронное сообщение на адрес Findingkenneth.net либо перезвоните на номер +00 789654377646 и оставьте сообщение. Стоимость звонка  — согласно тарифам оператора.



        Часть 5
        Выжившие: март

        Чийоко и Риу



(Переводчик Эрик Кушан отмечает, что выбрал для приведенного ниже текста японское слово «идзоку» вместо примерного перевода «родственники погибших» или более буквального перевода «семьи ушедших».)

        Регистрация сообщения @ 16.30, 05/03/2012.
        РИУ: Где ты была весь день? Я уже начал беспокоиться.
        ЧИЙОКО: Сегодня приходили шесть идзоку.
        РИУ: Все одновременно?
        ЧИЙОКО: Нет. Две семьи пришли утром вместе, остальные отдельно. Это так утомительно. Мать Природа всегда говорит, что мы должны относиться к родственникам погибших с уважением. Я понимаю, что всем им сейчас больно, но почему она не думает о том, каково Хиро выслушивать их целыми днями?
        РИУ: Ну и каково ему?
        ЧИЙОКО: Это должно ему по-настоящему надоедать. Они расшаркиваются перед ним, кланяются, а затем спрашивают одно и то же: «Скажи, а Йоши, или Сакура, или Шиндзи, или еще кто-то страдал? Они говорили что-нибудь перед смертью?» Как будто Хиро может знать, кто эти люди! Меня просто воротит с этого, Риу!
        РИУ: Меня бы тоже воротило.
        ЧИЙОКО: Если они приходят, когда МП нет дома, я говорю им, чтобы уходили. МП всегда предупреждает, что он по-прежнему не говорит, только им это, похоже, без разницы. Но сегодня, пока МП была в кухне и готовила чай, я провела эксперимент. Я сказала им, что на самом деле он говорит, только очень застенчивый. Я рассказала им, что он всегда говорил, будто там не было паники или чего-то ужасного, пока самолет падал, и что никто особо не страдал, кроме той американской женщины и еще двоих выживших, которые потом умерли в больнице. Это было плохо с моей стороны?
        РИУ: Ты сказала им то, что они хотели услышать. Пожалуй, наоборот, ты сделала им добро.
        ЧИЙОКО: Ну да… Я сказала это только потому, что хотела, чтобы они побыстрее ушли из нашего дома. До поры до времени я только по сто раз подавала всем чай и носила на лице маску типа «я так сочувствую вашей потере». Ох, вот что я еще хотела тебе сказать. Знаешь, большинство идзоку, которые приходили к Хиро, были древними стариками, а сегодня пришла женщина помоложе. «Помоложе»  — это значит, что она могла передвигаться без палочки и не выглядела готовой рухнуть в обморок, когда я подала чай не совсем правильно по церемонии. Она сказала мне, что она жена мужчины, который сидел рядом с той американкой.
        РИУ: Я знаю, кого ты имеешь в виду… Кеита Это. Он тоже оставил послание, верно?
        ЧИЙОКО: Да. Я еще раз перечитала его после ее ухода. В принципе, там сказано, что перед тем, как сесть в самолет, он хотел покончить с собой.
        РИУ: Ты думаешь, его жена знала, что он чувствовал, перед тем как умереть?
        ЧИЙОКО: Ну, теперь-то она точно это знает.
        РИУ: Ей, должно быть, больно. А что она хотела узнать у Хиро?
        ЧИЙОКО: Все как обычно. Вел ли ее супруг себя отважно, когда самолет начал падать, и говорил ли он что-то еще, кроме того, что было в его послании. Все это она спросила с довольно безучастным видом. У меня сложилось впечатление, что ей скорее было любопытно посмотреть на Хиро, чем услышать от него что-то утешительное. Как будто он экспонат какой-то. Это разозлило меня.
        РИУ: Скоро они прекратят приходить.
        ЧИЙОКО: Ты так считаешь? В катастрофе погибло более пятисот человек. Остались еще сотни семей, которые могут по-прежнему хотеть увидеть его.
        РИУ: Не думай об этом. По крайней мере, они точно знают, почему разбился самолет. Это может помочь.
        ЧИЙОКО: Да. Наверное, ты прав. Надеюсь, это принесет жене командира хоть немного покоя.
        РИУ: Она по-настоящему тронула тебя.
        ЧИЙОКО: Это правда. Должна признаться, я часто о ней думаю.
        РИУ: А почему?
        ЧИЙОКО: Потому что я знаю, как это бывает. Когда тебя избегают, когда люди говорят о тебе ужасные вещи.
        РИУ: Такое случалось с тобой, когда ты была в Штатах?
        ЧИЙОКО: Тебе и вправду нравится раскапывать всякую информацию, верно? Но в ответ на твой вопрос я скажу: нет, когда я была в Штатах, никто от меня не шарахался.
        РИУ: Ты завела там друзей?
        ЧИЙОКО: Нет. Только знакомых. Знаешь, Риу, я нахожу большинство людей скучными и унылыми. Включая и американцев. Хотя знаю, что ты ими восхищаешься.
        РИУ: Нет же! С чего ты это взяла?
        ЧИЙОКО: Тогда почему еще ты так интересуешься моей жизнью там?
        РИУ: Я же говорил тебе  — просто любопытно. Я хочу знать о тебе все. И не злись.
        ЧИЙОКО: Ой! Новая атака ORZ.
        РИУ: Я знал, что это подбодрит тебя. И еще, просто чтобы ты знала… я счастлив, что антиобщественная Ледяная Принцесса считает, что я стОю того, чтобы со мной общаться.
        ЧИЙОКО: Ты и Хиро  — единственные люди рядом, которых я выношу.
        РИУ: Вот только одного из нас ты никогда не видела, а второй не отвечает на твои слова. Ты это предпочитаешь? Молчаливое обращение?
        ЧИЙОКО: Уж не ревнуешь ли ты меня к Хиро, Риу?
        РИУ: Конечно нет! Я не это хотел сказать.
        ЧИЙОКО: Не обязательно что-то говорить, чтобы тебя поняли. Ты был бы поражен тем, сколько эмоций может выразить Хиро, пользуясь только языком глаз и тела. Да, согласна, это успокаивает, когда человек может тебе ответить, но это также разочаровывает. Не волнуйся, я не собираюсь предпочесть тебе Молчаливого Мальчика. К тому же ему полюбились шоу «Смейтесь, это правильно!» и «Передник любви», чего, как я знаю, с тобой никогда бы не случилось. Надеюсь, это у него пройдет.
        РИУ: Ха! Ему ведь всего шесть.
        ЧИЙОКО: Да. Однако шоу эти  — для дебильных взрослых. Не понимаю, что он в них находит. Мать Природа беспокоится о том, что скажут власти, если он в ближайшее время не вернется в школу. А я думаю, что ему не стоит туда возвращаться. Страшно подумать, как он будет с другими детьми.
        РИУ: Согласен. Дети жестокие.
        ЧИЙОКО: И как он сможет защитить себя, если даже не может говорить? Ему нужна защита.
        РИУ: Но не может же он уклоняться от этого всегда, верно?
        ЧИЙОКО: Мне необходимо найти способ научить его, как защитить себя. Я не хочу, чтобы он пережил то, через что пришлось пройти нам. Я этого не выдержу.
        РИУ: Я знаю.
        ЧИЙОКО: Эй, он сейчас тут, сидит рядом со мной, хочешь сказать ему «привет»?
        РИУ: Привет, Хиро!
        ЧИЙОКО: Отлично! Он просто поклонился тебе в ответ. МП говорит, что хочет отвезти его обратно в больницу, чтобы его еще раз обследовали. Я против и борюсь с ней из-за этого. Зачем все это? С физической точки зрения у него все в порядке.
        РИУ: Может быть, ему просто нечего сказать.
        ЧИЙОКО: Да. Может, в этом-то все и дело.
        РИУ: Ты слышала, что говорят американцы? Насчет четвертого ребенка? Того, который в Африке?
        ЧИЙОКО: Конечно. Но это же глупо! МП говорит, что какой-то американский репортер вчера звонил сюда. Иностранец, который работает на «Йомиури Шимбун». Они такие же идиоты, как Айкао Ури и весь этот ее бред насчет пришельцев. Ну как может жена министра быть такой дурой? Ладно, беру свои слова обратно, потому что мне не следовало этому удивляться. Только я беспокоюсь, что она захочет прийти, чтобы встретиться с Хиро.
        РИУ: Ну да. «Забери меня, Хиро, к вашему главному».
        ЧИЙОКО: Послушай, Риу. Я просто хотела сказать, что очень ценю, что ты меня слушаешь.
        РИУ: С чего это ты вдруг?
        ЧИЙОКО: Я хотела сказать это уже давно. Я понимаю, что это не очень-то вяжется с моими замашками Ледяной Принцессы. Но мне это помогает.
        РИУ: Хм… Чийоко, мне тоже нужно тебе кое-что сказать. Это трудно, но мне нужно это выпустить из себя. Думаю, ты можешь догадаться, о чем речь.
        ЧИЙОКО: Придержи пока эту мысль. Мне что-то кричит МП.


        Регистрация сообщения @ 17.10, 05/03/2012
        ЧИЙОКО: Дядя Андроид здесь! Он не предупредил, что приедет, вот МП и бесится. До связи.


        Регистрация сообщения @ 02.30, 06/03/2012
        ЧИЙОКО: Риу! Риу!


        Регистрация сообщения @ 02.40 am, 06/03/2012
        РИУ: Я здесь! Прости, заснул. А сигнал о твоем сообщении разбудил меня.
        ЧИЙОКО: Слушай… я хочу сказать тебе нечто весьма необычное. Только ты должен пообещать, что никому не расскажешь.
        РИУ: Ты и вправду считаешь, что меня нужно об этом просить?
        ЧИЙОКО: Ну ладно… Дядя Андроид кое-что принес для Хиро. Подарок.
        РИУ: Что это? Ну, не томи уже!
        ЧИЙОКО: Это андроид.
        РИУ: !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
        ЧИЙОКО: Дальше  — еще лучше. Это точная копия Хиро. Выглядит в точности как он, только волосы немного другие. Тебе нужно было слышать, как вопила МП, когда увидела это.
        РИУ: Ты это серьезно? Роботизированная версия Хиро?
        ЧИЙОКО: Да. Дядя Андроид сказал, что конструировал его перед тем, как погибла тетушка Хироми. Робот этот очень и очень тревожный какой-то. Даже еще более причудливый, чем его собственный сурработ. И это еще не все.
        РИУ: Что, еще что-то есть? Но что может быть еще более странным?
        ЧИЙОКО: Погоди. ДА принес его сюда, потому что МП сказала ему, что Хиро отказывается говорить. И он подумал, что это может помочь ему. Ты ведь знаешь, как работает андроид дяди Андроида?
        РИУ: Думаю, да. Он использует камеру, фиксирующую движения его лица, которая через компьютер связана с сенсорами андроида.
        ЧИЙОКО: Пять баллов! У дяди Андроида ушла куча времени на то, чтобы настроить все это. Мы с МП сидели и смотрели, а он тем временем сфокусировал объектив, фиксирующий движение, на лице сына, а потом сказал Хиро, чтобы тот попробовал сказать несколько слов. Хиро пошевелил губами  — на самом деле сказал что-то шепотом,  — и тогда андроид сказал… постой-ка… ну да, андроид сказал: «Привет, папа».
        РИУ: !
        ЧИЙОКО: МП чуть в обморок не рухнула. Он выглядит таким реальным. В груди у него есть механизм, благодаря которому кажется, что он дышит. Он даже мигает время от времени.
        РИУ: Ты можешь себе представить, если ты снимешь все это, а потом выложишь на «Нико-Нико»???
        ЧИЙОКО: Айййй! Все репортеры просто с ума посходят!
        РИУ: Но если теперь он заговорил… не захотят ли следователи узнать у него, что он видел во время аварии?
        ЧИЙОКО: Какое это имеет значение? Сейчас у них есть все ответы. Ты же читал расшифровку последних переговоров пилотов. Властям известно, что было причиной. Лучшее, что мы можем сейчас сделать,  — это просто подождать и посмотреть, не поможет ли этот робот Хиро общаться с нами. А он, похоже, работает. Угадай, что он сказал за обедом?
        РИУ: И что?
        ЧИЙОКО: По поводу приезда ДА МП решила приготовить его любимое блюдо  — натто.
        РИУ: Бурда.
        ЧИЙОКО: Знаю. Я и сама ненавижу его. Я дала Хиро его миску, он посмотрел в нее сверху вниз, пошевелил губами, а андроид сказал за него: «Я не люблю это, можно мне, пожалуйста, рамэн?» Даже МП рассмеялась. МП попросила меня уложить его спать, а потом я тайком спустилась вниз, чтобы послушать, о чем они с ДА говорят. Отца, как всегда, не было дома.
        РИУ: Ну и?
        ЧИЙОКО: МП сказала, что беспокоится из-за того, что Хиро не возвращается в свою начальную школу  — в смысле, что начальство скажет. ДА ответил, что воспользуется своим положением и сделает так, что Хиро некоторое время не будет ходить в школу, по крайней мере пока не станет нормально разговаривать, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания. Потом ДА много раз повторил, что мы должны держать все, что произошло с андроидом, в тайне. МП согласилась с ним.
        РИУ: Должно быть, он благодарен, что вы так хорошо заботитесь о Хиро.
        ЧИЙОКО: Думаю, да. Но послушай, Риу. Ты никому не должен об этом рассказывать.
        РИУ: А кому я могу рассказать?
        ЧИЙОКО: Не знаю. Ты, похоже, всегда зависаешь на 2-м канале. Ты и твой любимый символ ORZ.
        РИУ: Очень забавно. Смотри, ты снова вызвала его.
        ЧИЙОКО: Ой! Убери его! Я должна идти, мне нужно поспать. Эй, а что ты хотел сказать мне раньше?
        РИУ: Это может подождать. Потом поговорим, да?
        ЧИЙОКО: Конечно. Не переключайтесь, оставайтесь на нашей волне, чтобы опять услышать захватывающие последние новости из Безумного мира Ледяной Принцессы и Неподражаемого Говорящего Мальчика.
        РИУ: Ты забавная.
        ЧИЙОКО: Я в курсе.


        Вскоре после исчезновения и предположительной гибели Риу и Чийоко на всевозможных японских интернет-форумах появились тысячи сообщений, манга и онлайновых новеллизаций, посвященных их истории и отношениям. Они превратились, как выразился комментатор по вопросам культуры Рики Шиноко, в «олицетворение недовольного поколения».





        Приведенный ниже пост, написанный Анонимом 111, был первоначально выложен на форуме 2-го канала.



(Перевод Эрика Кушана, который в своих комментариях отмечает, что японский термин «шиндзу» обозначает двойное самоубийство любовников, которые лишены возможности быть вместе в силу обстоятельств либо социальных устоев.)

        Затворник и Ледяная Принцесса: история шиндзу

        Была ли для Риу и Чийоко, Затворника и Ледяной Принцессы, уготована судьба всегда быть вместе? Я верю, что да. Их свела Судьба, а связь между ними была скреплена печатью третьего члена этой группы, Молчаливого Мальчика, который стал липким рисом в их суши, связывающим все воедино. Но давайте обернемся назад, заглянем в их прошлое и посмотрим, что же заставило их стать такими, какими они были…


        РИУ. Человек сидит в затемненной комнате, лицо его купается в тусклом мягком свете компьютерного монитора. В коридоре перед дверью его маленькой спальни слышатся шаркающие шаги матери.
        — Риу?  — зовет она.
        Он не отвечает.
        Он ждет, пока не чувствует, что она ушла, потом открывает дверь и забирает миску супа мисо, пачку ментоловых сигарет «Ларк» и дешевые полуфабрикаты в пакетах, которые она подает ему в последние дни. Как и он, она уже сдалась и оставила все попытки что-то изменить.
        Прошло уже два года с тех пор, как он в последний раз выходил в мир. И уже шесть месяцев, как он в последний раз видел лицо отца, хотя они и живут с ним в одном доме.
        Что сделало его таким? Что заставило этого чувствительного, умного молодого человека, такого многообещающего в свое время, мечтавшего стать художником, запереться у себя и оградиться от внешнего мира?
        Ответ попробуем найти в его прошлом, когда он еще ходил в среднюю школу.
        Все начинается в один прекрасный день после школьных занятий. Риу не особенно спортивный парень, но и не худший игрок в бейсбол в своей школе. Но, ожидая, пока капитаны по очереди набирают себе команды, он чувствует волны возбуждения, которые прокатываются по его одноклассникам. Ощущение паники в нем нарастает по мере того, как одного за другим разбирают других мальчиков. Он остается последним. Он спрашивает у капитанов, почему это так, но не получает ответа.
        Он спрашивает об этом у другого мальчика, с которым у него хорошие отношения, однако и тот смотрит сквозь него, как будто он невидимый.
        Его избегают, но он не понимает почему. Своих одноклассников он знает много лет; с большинством из них он ходил в один детский садик. Так почему они сейчас ведут себя так?
        Наконец одному мальчику, которого он едва знает,  — прилежный ученик и такой же поведенный на компьютерах, как и он,  — становится его жалко. Он рассказывает Риу, что никакой особенной разницы нет. Просто все мальчики договорились между собой, что в этом году изгоем будет он.
        Риу продолжает ходить в школу, но его по-прежнему избегают. Третирование не усиливается, но от этого почему-то только хуже. В конце концов даже учитель перестает его вызывать, и порой ему приходится даже щипать себя, чтобы убедиться, что он и вправду не стал невидимкой.
        Оказываясь дома, Риу делает вид, что все хорошо. Его родители много работали, чтобы послать его в эту переполненную школу, и он не хочет их подводить. Многие из мальчиков, с которыми он учится днем, по вечерам ходят вместе с ним на дополнительные занятия, так что наказание это продолжается и там.
        Но он не может так жить постоянно  — слишком велико напряжение, когда он старается внешне выглядеть нормальным, в то время как внутри все разрывается. Много лет тому назад он сказал родителям, что мечтает стать художником, но они настояли на том, чтобы он учился на более стОящую специальность. Риу согласился, прикинув, что в этом случае он, по крайней мере, сможет рисовать и делать наброски в свободное время. Но он не может справиться со своим новым статусом невидимки, который накладывается на боль от задушенной мечты.
        И он начинает сдаваться. Его больше не заботит, что с ним происходит.
        Он демонстративно с треском проваливается на экзаменах. Бремя разочарования родителей слишком тяжело, чтобы Риу смог вынести его. Однажды он просто закрывается в своей спальне и отказывается открыть дверь.
        Внутри его комнаты безопасно. Не нужно терпеть боль от множества скользящих по нему взглядов, делая вид, что тебя не существует. Не нужно следить за тем, как все остальные вокруг тебя налаживают свою жизнь. Не нужно видеть беспокойство и разочарование, застывшее на лицах родителей.
        Он знает, что соседи спрашивают о нем, однако мать скрывает от них правду. Она смиряется, как и отец, который теперь работает дольше, чем это нужно.
        После нескольких недель взаперти он больше не может выносить запах немытого тела и грязных волос. Лицо его заросло юношеским пушком. Зубы покрыты налетом. Иногда он даже не утруждает себя пользоваться туалетом в конце коридора и мочится в бутылки, которые складывает под письменным столом.
        Много времени он проводит во сне. От слишком частого курения кожа его становится желтовато-землистой. Он больше не рисует. Он потерял чувство времени, он не видит солнечного света.
        Через год такой жизни он отважился выйти в онлайн. Он сразу же воспрянул духом, как только начал общаться с другими посетителями чат-форума 2-го канала, однако такая дружба скоротечна. Его навыки общения устарели, и он вечно говорит что-то не то. После этого он обращается к фантазийным ролевым играм в онлайне, теряя себя в мире, где может общаться посредством своего аватара, прячась под видом выдуманного персонажа. Он проводит долгие недели за совершенствованием своих умений. Примеривая на себя черты своего героя, он становится другим человеком. Более смелым. Способным разговаривать с другими. И строит из себя нормального студента дневного отделения.
        А затем он знакомится с ней.
        Сначала он остается в тени и только наблюдает со стороны. Она хороший игрок и выбрала себе аватар персонажа, который может исцелять других посредством магии. В отличие от других игроков женского пола на этом сайте, она неохотно признается, что она девушка. Но когда все-таки признается, то не манипулирует другими игроками и не пытается завоевать их симпатии, вызывая ревность внутри группы.
        Он внедряется в ее клан. Однако он по-прежнему в тени. Именно она делает первый шаг, и он удивлен, что девушка может быть такой отважной. Она уводит его на сайт частной переписки, где они могут общаться без посторонних глаз и ушей.
        Он не может поверить, что она выбрала его, и сначала нарушение собственной безопасности гнетет его.
        Он врет ей. Говорит, что он нормальный человек. Выдумывает историю о другой жизни, жизни, в которой он преуспевающий художник манга, востребованный клиентами. Мужчина, у которого нет проблем в общении с женщинами. Но Чийоко мгновенно замечает трещины в фундаменте этого мира, созданного его фантазией. Мало-помалу она вытаскивает из него всю правду. Для него это большое облегчение.
        Этого недостаточно, чтобы вынудить его покинуть свою комнату, хотя теперь он снова начинает делать зарисовки. А когда он не общается с Чийоко, он рисует ее. Делает ее своей героиней, своей Сейлор Мун.
        Благодаря ей в его комнату заглянуло солнце.


        ЧИЙОКО. А что же Чийоко, ставшая партнершей Риу на этой преступной стезе,  — как Бонни для Клайда? Как могла девушка из хорошей семьи, из благополучного дома так показательно и демонстративно сбиться с пути?
        И снова мы должны оглянуться назад, ведь ее история в чем-то напоминает историю Риу…
        Все начинается медленно, настолько медленно, что Чийоко сразу даже не замечает этого. И начинается в первую же неделю после того, как она приходит в привилегированную школу для девочек в районе Сибуя. Чийоко не рассчитывала завести здесь друзей в самый первый день. Она знает, что будет поначалу выделяться как новенькая. Предыдущие четыре года она прожила в Америке, пока ее отец работал в чикагском филиале японской компании, и понимает, что это отделит ее от других.
        Чийоко обременена не только большим умом, но и большой проницательностью. Она не выносит, что все, с кем ей приходится вступать в контакт, показывают миру фальшивую маску, тогда как внутри их истинные личности усыхают и вянут.
        В отличие от Риу, Чийоко не избегают, однако она становится мишенью для нападок группы девочек. Начинается все с хихиканья и шепота на ушко друг другу, когда рот прикрывают ладошкой. Когда Чийоко высмеивает такое их поведение и дает отпор, становится только хуже. Теперь девочки видят вызов для себя в том, чтобы подорвать чувство собственного достоинства Чийоко.
        С каждым днем процесс раскручивается все сильнее. Они делают злые замечания насчет тела и лица Чийоко, выкладывают сообщения на форуме «Микси», где пишут, что от нее плохо пахнет, просто воняет, как от немытой бездомной женщины.
        Она собирает все свои внутренние силы и старается игнорировать это. Некоторое время ей удается.
        Чийоко не нуждается в друзьях, как другие, более обычные люди, но постепенно, как волны, подтачивающие скалу, травля девочек начинает подрывать ее самооценку.
        Девочки вывешивают ее фотографию, где она переодевается для урока по плаванию, на школьную доску объявлений и предлагают другим прокомментировать ее тело.
        После этого они устраивают ей шуточные похороны. Они жгут ладан на ее парте и отсылают ей открытку с соболезнованиями.
        Чийоко все еще пытается отбиваться. Она дает пощечину главарю этой группы, и учитель, который не обращает внимания на плохое обращение с Чийоко, принимает сторону популярных в школе девочек.
        Это уже слишком. Чийоко отказывается идти в школу. Когда родители спрашивают ее о причинах, она отвечает, что не желает быть частью группы, сделавшей ее мишенью своих нападок, или частью системы, которая позволяет безнаказанно продолжать травлю и издевательства. Отец вскипает, мать кричит до хрипа. Они не хотят, чтобы она позорила семью.
        Поэтому она каждый день уходит из дому, как будто отправляется в школу, а сама бродит по улицам.
        Вполне возможно, что она экспериментирует с выпивкой, с запрещенным сексом. Ходят слухи, что она несколько месяцев позволяла пожилому ловеласу платить за ее сексуальную благосклонность.
        Но приходит день, когда родители узнают об обмане. И снова приходят в ярость.
        Чийоко, у которой обострены все чувства после того, что ей приходилось испытывать в школе, теперь видит признаки запугивания во всех гранях жизни общества. На месте работы отца, в оценивающих взглядах родственников матери. В том, как многие люди смотрят на бедных или как они высмеивают иммигрантов, корейцев, которые пытаются сделать Японию своим новым домом. Она чувствует, что живет в обществе, напоминающем громадного спрута, который длинными скользкими щупальцами держит за горло каждого гражданина страны. Она понимает, что не может убить этого монстра, поэтому ее единственный выбор сводится к тому, чтобы ждать, пока он медленно пережмет для нее доступ кислорода, либо лишить его этой возможности. Самоубийство быстрее, чем медленная смерть в объятиях спрута, думает она. Она рассуждает, что это чуть ли не почетно.
        Однажды ночью, когда родители уже спят, она берет нож из маминой коллекции и режет запястья горизонтальными порезами, как это показано в учебнике для самоубийц.
        Мать находит ее лежащей на простынях, насквозь пропитанных кровью.
        Ее спасают в последний момент.
        Ее родители не знают, что с ней делать, как ее лечить. Они скрывают, что она пыталась покончить с собой. Они позволяют ей ходить в бесплатную школу, но и там она не возвращается к жизни. Как и Риу, она сбегает в кибермир, но это пустое занятие. Мелкие пререкания на чат-форумах, сплетни на «Микси» не привлекают ее. Экспериментируя в ролевых компьютерных играх, она знакомится с Риу, человеком таким же сломленным и уставшим, как и она сама. Она чувствует его боль, которая является зеркальным отражением ее собственной боли.
        Возможно, она нашла родственную душу, но этого недостаточно. Она по-прежнему тянется к тому покою, который принесет смерть, к бегству от исковерканного, удушающего общества. Она строит крепкий панцирь вокруг своего сердца и своего сознания. Никто больше никогда не сможет причинить ей боль, но ей по-прежнему нужен повод, чтобы жить, в то время как монстр продолжает стискивать свои щупальца.
        И наконец, когда на волне трагедии в ее жизни появляется Молчаливый Мальчик, такой повод у нее появляется.





        Лилиан Смолл

        Бобби жил у нас уже шесть недель, когда впервые проснулся настоящий прежний Рубен. В тот день у меня была сиделка, чтобы присматривать за Рубеном, так что я смогла отвести Бобби в парк. Я беспокоилась по поводу того, что Бобби не проводит время с другими детьми, но посылать его обратно в школу казалось мне неправильным  — по крайней мере, не при таком внимании со стороны прессы. По ночам меня мучили кошмары, в которых я опаздывала забрать его из школы и его похищал один из этих религиозных фанатиков. Но нам было необходимо выходить на улицу, а возможности покинуть квартиру не было уже много дней. После того как были опубликованы отчеты о расследовании катастроф, произошла новая вспышка интереса к этой теме и весь наш район был забит фургонами этих чертовых корреспондентов теленовостей. Но теперь мы, по крайней мере, узнали, почему упал тот самолет. Следователь NTSB, которая пришла ко мне, чтобы рассказать об их выводах, перед тем как они будут проводить пресс-конференцию,  — меня удивило, что это была женщина,  — сказала, что все произошло мгновенно и Лори ничего не почувствовала. Когда я узнала,
что Лори не страдала, это не утешило меня, а снова разбередило старую рану, и мне пришлось, извинившись, уйти на несколько минут, чтобы слезами дать выход горю. Следователь не отрывала глаз от Бобби; было заметно, что ей просто не верилось, что он мог там выжить. А тот факт, что самолет могли сбить птицы… птицы! Ну как такое вообще могло произойти?
        Потом, когда все немного улеглось, эти проклятые фанатики конца света снова завели всю эту чушь насчет того, что в африканской катастрофе должен был выжить еще один ребенок. Это пригнало новую волну журналистов и телевизионщиков, а также новые толпы религиозных типов с вытаращенными глазами и плакатами, предупреждающими о конце света. Бетси была просто в бешенстве.
        — Да они просто придурки ненормальные, их нужно арестовать за распространение такого вранья!
        Я перестала читать газеты, после того как они написали, что Бобби был «ненатуральным», не говоря уже о том, что там выдумывали про его одержимость. В конце я уже была вынуждена просить Бетси, чтобы она прятала от меня все эти статьи и даже не рассказывала мне о них. Я не могла больше этого слушать.
        Все стало настолько сложно, что мне пришлось разработать особый план, чтобы мы с Бобби могли выйти из квартиры. Сначала я просила Бетси выглянуть и проверить, не шатаются ли по парку эти враждебные люди или крикливые религиозные фанатики, после чего Бобби надевал свою маскировку  — бейсбольную кепку и очки с простыми стеклами. Он, благослови его Господь, относился к этому, как к игре «Бабушка, пора переодеваться!». После того как были опубликованы наши с Бобби фотографии на поминальной службе по Лори, я перекрасила волосы. Это была идея Бетси, и мы с ней провели полчаса в аптеке «Уолгринс», выбирая цвет. В итоге остановились на каштановом, хотя я переживала, что буду выглядеть несколько вульгарной. Как же я жалела, что не могу узнать мнение Рубена по этому поводу!
        В тот день мы с Бобби чудесно провели время. Шел дождь, так что других детей там не было, однако это было хорошо для нас обоих. На целый час я почти смогла себе представить, что мы живем нормальной жизнью.
        После того как мы вернулись из парка, я поудобнее уложила Рубена на кровати. С тех пор как Бобби стал жить с нами, Рубен стал более безмятежным, что ли,  — думаю, именно так это и можно назвать. Он много спал, и сны, похоже, не мучили его.
        Я приготовила нам с Бобби по сэндвичу с ростбифом, что делаю нечасто, и мы уселись на диване смотреть канал «Нетфликс». Я выбрала фильм под названием «Остров Нима» и сразу же об этом пожалела, потому что прямо во время вступительных титров там появилась умершая мать. Но Бобби даже не дернулся. Он до сих пор не усвоил (думаю, это будет правильное выражение), что произошло с Лори. Он приспособился жить со мной и Рубеном, как будто всегда жил с нами. И он никогда не упоминал о Лори, если только я сама об этом не заговаривала. Я все время повторяла, что мама любила его больше жизни и что ее душа всегда будет с ним, но до него это, кажется, не доходило. Я все откладывала поход к новому консультанту по психологическим травмам  — похоже, Бобби в этом не нуждался,  — но зато по-прежнему поддерживала связь с доктором Панковски, которая заверила меня, что волноваться не стоит. Она сказала, что у детей есть приспособительный механизм, помогающий им справляться с внезапной ментальной травмой, и предупредила, чтобы я не паниковала, если замечу изменения в его поведении. Лори я никогда об этом не говорила, но в
те несколько раз, когда я оставалась с ним сразу после того, как Рубен заболел, он вел себя немного импульсивно. Была у него пара вспышек гнева. Но после аварии и смерти матери… после Лори… он как-то разом повзрослел; словно понял, что нам нужно действовать сообща, чтобы преодолеть все это. А еще он стал гораздо ласковее. Я пыталась прятать от него свое горе, но всякий раз, когда Бобби видел меня в слезах, он обнимал меня и говорил:
        — Не грусти, бабушка.
        Когда мы смотрели телевизор, он прижался ко мне, а потом сказал:
        — А По-По не может смотреть его вместе с нами, бабушка?
        «По-По»  — это он так называл Рубена. Не могу припомнить, откуда это взялось, но Лори считала, что это хорошо, так что мы поощряли его так говорить.
        — По-По спит, Бобби,  — сказала я.
        — По-По много спит, правда, бабушка?
        — Да, правда. Это потому…
        Ну как объяснить ребенку, что такое болезнь Альцгеймера?
        — Ты же знаешь, что По-По некоторое время болел? Ты должен помнить это по тому времени, когда еще не переехал жить к нам.
        — Да, бабушка,  — угрюмо сказал он.
        Не помню, как это произошло, но, должно быть, я задремала перед телевизором. Я проснулась оттого, что кто-то смеялся. Фильм давно закончился, так что это точно был не телевизор.
        Это был Рубен.
        Я, Элспет, сидела абсолютно неподвижно, боясь даже дышать. Потом я услышала, как Бобби что-то сказал  — слов я разобрать не могла,  — после чего вновь раздался смех.
        Я не слышала этого звука много долгих месяцев.
        Шея у меня болела из-за неудобной позы, в которой я заснула, но я не обращала на это внимания. Я бросилась к ним с такой скоростью, какой от себя уже и не ожидала.
        Они были в спальне. Рубен сидел, волосы у него на голове были всклокочены; Бобби примостился на краю его кровати.
        — Привет, бабушка,  — сказал Бобби.  — По-По проснулся.
        Мертвое выражение лица  — маска Эла  — куда-то исчезло.
        — Привет,  — отчетливо сказал Рубен как ни в чем не бывало.  — Ты не видела, где мои очки для чтения?
        Я прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать.
        — Бобби хочет, чтобы я ему почитал.
        — Что, правда?  — как мне кажется, растерянно спросила я.
        Меня начало трясти. Уже много месяцев у Рубена не было периодов просветления  — моментов «анти-Эл»,  — если не считать того случая, когда он сжал мне руку, после того как мы узнали о чудесном спасении Бобби. Способность разговаривать  — это было первое, что Эл украл у Рубена, а сейчас тот говорил совершенно четко и все слова шли в правильном порядке.
        Я подумала, что, наверное, просто еще сплю.
        Затем Рубен сказал:
        — Я заглянул в бомбочку, но не смог их найти.
        Я не придала значения тому, что он использовал не то слово  — «бомбочку» вместо «тумбочку»; я думала только о том, что на моих глазах происходит какое-то чудо.
        — Я поищу их для тебя, Рубен,  — сказала я.
        Эти очки ему не были нужны уже очень долго, ведь, пока с ним был Эл, читать он не мог. Пульс мой стучал, как колеса стремительно несущегося поезда, я искала повсюду, во всех местах, которые только могли прийти в голову, двигала вещи по всей квартире. Я боялась, что если не найду эти очки, то Рубен отступит и верх снова возьмет Эл. Наконец я все-таки нашла их на дне ящика для носок.
        — Спасибо, дорогая,  — сказал Рубен. Помню, что еще тогда мне показалось это странным: Рубен никогда раньше не говорил мне «дорогая».
        — Рубен… а ты… как ты себя чувствуешь?  — Мне по-прежнему было психологически трудно говорить с ним.
        — Немного устал. А в остальном  — хорошо.
        Бобби сходил в свою спальню и принес оттуда одну из старых книжек с картинками. Довольно странную, под названием «Растительный клей», которую Лори купила ему несколько лет назад. Он протянул ее Рубену.
        — Хм…  — произнес Рубен, искоса взглянув на книгу.  — Слова здесь… они неправильные.
        Сознание его снова угасало. Я видела, как в глазах его мелькнула тень Эла.
        — Может быть, мне попросить бабушку, чтобы она почитала ее нам с тобой, По-По?  — спросил Бобби.
        Еще один смущенный взгляд, а затем новая искра жизни.
        — Да. А где Лили?
        — Я здесь, Рубен,  — сказала я.
        — Ты какая-то более рыжая. Моя Лили была темненькая.
        — Я покрасила волосы. Тебе нравится?
        Он не ответил  — не смог. Он снова пропал.
        — Почитай нам это, бабушка,  — сказал Бобби.
        Я села на кровать и начала читать книгу. Голос мой дрожал.
        Рубен практически мгновенно заснул. Когда я подтыкала одеяло Бобби, укладывая его спать, то спросила, о чем они разговаривали, когда я услышала смех Рубена.
        — Он рассказывал мне свои плохие сны, а я сказал, что ему больше не нужно будет видеть их, если он этого не хочет.
        Я думала, что не засну в ту ночь. Но заснула. Проснувшись, я обнаружила, что Рубена на его половине кровати нет. Я бегом бросилась в кухню. Сердце тяжело и глухо стучало у меня в груди.
        Бобби сидел на кухонной стойке и что-то говорил Рубену, который ложечкой насыпал сахар в чашку с молоком. На рабочей поверхности стойки было грязно  — рассыпанный молотый кофе, какие-то крошки, разлитое молоко,  — но мне было все равно, в тот момент я думала только о том поразительном факте, что Рубен сам оделся. Куртка была одета шиворот-навыворот, но в остальном он выглядел нормально. Он даже пробовал побриться, и это не так уж плохо получилось. Он взглянул на меня и помахал рукой.
        — Я хотел достать бубликов, но не смог найти ключ от буфета.
        Я попыталась улыбнуться.
        — Как ты себя сегодня чувствуешь, Рубен?
        — Хорошо, спасибо, что спросила, это приятно,  — сказал он.
        Он не полностью стал прежним, с ним все-таки что-то было не так  — чего-то не хватало во взгляде, но он стоял, ходил, он был одет и разговаривал.
        Бобби потянул Рубена за руку.
        — Давай, По-По, пойдем смотреть телевизор. Можно ведь, бабушка?
        Я все еще находилась в состоянии изумленного оцепенения, но кивнула.
        Я не знала, куда себя деть. Я позвонила в агентство насчет сиделки и сказала, что сегодня мне никто не нужен, а потом записалась на прием к доктору Ломейеру. Все эти действия я выполняла на автомате.


        Выйти из квартиры, даже после такого чуда, все равно оставалось делом непростым. Рубен очень долго никуда не выходил, и я опасалась, что это его слишком утомит. Я думала попросить Бетси совершить привычный уже осмотр территории и проверить, не отираются ли поблизости репортеры, но что-то остановило меня, и я не постучала в ее дверь. Вместо этого я вызвала такси, хотя клиника «Бет Израэль» находилась от нас всего в нескольких кварталах, и сказала Бобби, чтобы он надел свой маскировочный наряд. В тот день нам повезло. Репортеров я вообще не заметила, а люди, крутившиеся рядом с нашей квартирой  — какой-то хасид и группа подростков-латиноамериканцев,  — даже не взглянули в нашу сторону. Водителю такси удалось припарковаться прямо перед парадным входом. Он как-то странно посмотрел на Бобби, но ничего не сказал. Это был один из этих водителей-иммигрантов. Бенгалец или откуда-то из тех краев. Думаю, он даже не говорил по-английски, и мне пришлось показывать ему дорогу к клинике.
        Наверное, Элспет, мне нужно немного рассказать вам о докторе Ломейере. Нет сомнений в том, что он хороший врач, но мне очень не нравилось, что он, когда я привозила Рубена на обследования, говорил о нем так, как будто его здесь нет.
        — Ну, и как дела у Рубена сегодня, миссис Смолл, есть ли у нас с ним какие-то проблемы?
        Это был первый доктор, который сказал нам, что причиной забывчивости Рубена может быть болезнь Альцгеймера. Рубену он тоже не понравился.
        — Почему я должен узнавать о себе подобные новости от такого придурка, как этот?
        Специалист, к которому нас направляли, был гораздо более презентабельным, но это означало путешествие на Манхэттен, а я не была готова везти Рубена так далеко. Пока что сойдет доктор Ломейер. Мне были необходимы ответы. Мне было необходимо знать, с чем мы имеем дело.
        Когда мы вошли в кабинет доктора Ломейера, он был приветливее, чем обычно.
        — А это Бобби?  — спросил он.  — Я о вас слышал, молодой человек.
        — А что вы делаете на компьютере?  — поинтересовался Бобби.  — У вас там картинки. Я хочу их посмотреть!
        Доктор Ломейер удивленно заморгал, а затем развернул монитор к Бобби. На экране была фотография альпийского пейзажа.
        — Нет, не эту картинку,  — сказал Бобби.  — Ту, на которой тети держатся за свои письки.
        Наступило неловкое молчание, а затем Рубен ясно и разборчиво произнес:
        — Ну давайте, док, покажите ему эти картинки.
        Бобби улыбнулся ему, очень довольный.
        Челюсть у доктора Ломейера отвисла. Вы можете подумать, что я преувеличиваю, Элспет, но вам нужно было видеть лицо этого человека.
        — Миссис Смолл,  — сказал он,  — и сколько времени это уже продолжается?
        Я рассказала ему, что Рубен начал разговаривать вчера вечером.
        — Он начал связно разговаривать вчера вечером?
        — Да,  — подтвердила я.
        — Понятно.
        Доктор нервно заерзал в кресле.
        Я почти ожидала, что Рубен сейчас отпустит что-нибудь типа «эй, тупица, я тут, если вы не в курсе», но он промолчал.
        — Должен сказать, миссис Смолл, что весьма озадачен, если то, что вы говорите, правда. Расстройство Рубена было… На самом деле я крайне удивлен, что он вообще передвигается. Еще совсем недавно я полагал, что следует выписать вам направление в один из государственных приютов для подобных больных.
        Гнев налетел на меня, как разогнавшийся поезд.
        — Не смейте так говорить о нем! Он находится здесь! Он  — живой человек, а вы… вы…
        — Придурок?  — совершенно отчетливо подсказал Рубен.
        — Бабушка?  — Бобби вопросительно взглянул на меня.  — Можно мы пойдем отсюда? Этот человек больной.
        — Это твой дедушка больной, Бобби,  — сказал доктор Ломейер.
        — О нет,  — заявил Бобби,  — По-По не больной.  — Он потянул меня за руку.  — Пойдем, бабушка. Это глупо.
        Рубен был уже на ногах и направлялся в сторону двери. Я тоже встала.
        Доктор Ломейер все еще пребывал в растерянности, лицо его стало багрово-красным.
        — Миссис Смолл, убедительно прошу вас, пожалуйста, сразу же запишитесь на еще один прием. Я могу направить вас к доктору Алену из клиники «Гора Синай». Если Рубен демонстрирует признаки улучшения когнитивной способности, это может означать, что дозировка демантина, на которой он находился, работает гораздо более эффективно, чем мы могли себе представить.
        Я не сказала ему, что Рубен уже много недель назад отказался принимать лекарства. Что бы ни было причиной таких чудесных превращений, это был точно не демантин. Я не могла заставить Рубена глотать эти таблетки.





        Дочь Стэна Муруа-Уилсона, Изабель, раньше училась с Бобби Смоллом в одном классе. В мае 2012 года мистер Муруа-Уилсон согласился побеседовать со мной по скайпу.

        Само собой разумеется, что все мы, родители учеников школы Роберто Эрнандеса, были более чем шокированы, когда узнали о Лори. Мы просто не могли поверить, что подобные вещи могут произойти с кем-то из наших знакомых. Не то чтобы у нас с Лори что-то было, вы не подумайте. Моя жена, Анна, не ревнивая, но у нее была пара стычек с Лори на собраниях родительского комитета по поводу ее поведения. Анна сказала, что та любит пофлиртовать, и назвала ее сумасбродкой первый сорт. Большинство детей в школе  — испаноговорящие латиноамериканцы, но дело не в интеграции и диверсификации образования; послушайте, Лори была не тот человек, который стал бы посылать своего ребенка в школу только за тем, чтобы тот сошелся с детьми из их района. Знаете, очень немногие белые родители, чьи дети посещают специализированные школы, такие, как бы это сказать, чопорные. А Лори могла легко устроить Бобби в одну из хороших еврейских школ, расположенных по соседству. Я убежден, что частично проблема между Анной и Лори заключалась в Бобби… если хотите знать, он был далеко не самый простой ребенок.
        Моя специализация  — английский язык, и я планировал преподавать, пока Изабель не окончит школу, а поведение Бобби  — до катастрофы, я имею в виду,  — и отношение к нему Лори напомнили мне новеллу Ширли Джексон «Чарльз». Читали? О мальчике по имени Лаури, который каждый день приходит из детского сада и рассказывает о злом мальчике по имени Чарльз, который очень плохо себя ведет, обижает других детей, убил хомячка и прочее. Родители Лаури злорадствуют и возмущенно говорят что-то типа «Почему родители Чарльза не приструнят его?». Ну и, конечно, когда они приходят на родительское собрание, то узнают, что в группе нет мальчика по имени Чарльз,  — этот плохой ребенок на самом деле их собственный сын.
        Некоторые родители пытались поговорить с Лори насчет Бобби, но, похоже, толку от этого было мало. В прошлом году Анна вообще пришла в ярость, когда Изабель вернулась домой и рассказала, что Бобби пытался ее укусить. Анна была готова пойти к директору школы, но я ее отговорил. Знал, что все это само пройдет или, может быть, Лори возьмется за ум и начнет давать ему риталин или еще что-нибудь в этом роде; у этого ребенка был серьезный СДВ.
        Могу ли я сказать, что после авиакатастрофы он стал другим ребенком? Сейчас об этом ходит много разговоров, особенно в связи со всей той чушью, которую несут эти идиоты, пророки и предсказатели. Но из-за того, что бабушка Бобби, Лилиан, решила перевести его на программу домашнего обучения  — думаю, это было обусловлено нездоровым вниманием к нему со стороны прессы и всяких психов,  — лично мне судить трудно. Однако однажды я с ним все-таки пересекся, где-то в конце марта. Погода была не очень, но Изабель целый день долбила меня насчет того, чтобы пойти в парк, так что в конце концов я сдался.
        Когда мы пришли туда, Изабель сразу бросила что-то вроде:
        — Смотри, папа, там Бобби.
        И прежде чем я успел ее остановить, она побежала к нему. На нем были бейсбольная кепка и очки, так что я не сразу его узнал, но Изабель моментально его раскусила. Бобби был с пожилой женщиной, которая представилась как Бетси, соседка Лилиан. Она сказала, что Рубену, мужу Лилиан, сегодня хуже, поэтому она предложила вывести Бобби немного погулять. Эта Бетси была очень разговорчивой!
        — Хочешь поиграть со мной, Бобби?  — спросила Изабель.
        Она у нас хорошая маленькая девочка. Бобби кивнул и протянул ей руку. Вместе они пошли на качели. Я внимательно следил за ними, вполуха слушая Бетси. Было видно, что она находит странным, что я остаюсь дома смотреть за Изабель, тогда как Анна ходит на работу.
        — В мое время такое никогда бы не произошло,  — все время повторяла она.
        А у многих моих приятелей из нашего района ситуация такая же. От этого ты не становишься в меньшей степени мужиком. Мы не скучаем. У нас есть клуб для бега трусцой, мы встречаемся в оздоровительном центре, чтобы поиграть в ракетбол. Всякие такие вещи.
        Изабель что-то сказала Бобби, и он засмеялся. Я уже начал расслабляться. Они были перед глазами, голова к голове, болтали себе о чем-то. И, похоже, отлично проводили время.
        — Он мало видится с другими детьми,  — тем временем продолжала Бетси.  — Я не виню Лилиан, у нее и так забот по горло.
        По дороге домой я спросил у Изабель, о чем они с Бобби говорили. Я беспокоился, что он, возможно, рассказывал ей что-то об аварии и о том, как умирала его мать. Вопрос о человеческой смерти я еще с Изабель не поднимал. У нее был хомячок, который с каждым днем становился все более и более вялым, однако я планировал, когда придет время, просто заменить его, чтобы она об этом не знала. Я боюсь таких вещей. Анна совсем другая. «Смерть  — это факт жизни». Но ведь мы не хотим, чтобы наши дети вырастали слишком быстро, верно?
        — Я рассказывала ему про ту тетю,  — сказала она.
        Я прекрасно понял, что она имеет в виду. С возраста примерно трех лет Изабель страдала от ночных кошмаров. Очень специфических, вызывавших гипнагогические галлюцинации, в которых малышка видела сгорбленную старуху, крутившуюся у нее перед глазами. Частично проблема была обусловлена тем, что моя теща забила Изабель голову всякими россказнями и суевериями типа историй насчет чупакабры и прочим бредом. Мы с Анной постоянно пытались бороться с этим.
        Состояние Изабель в прошлом году стало настолько тяжелым, что я раскошелился на психолога. Она сказала, что Изабель в конце концов преодолеет это, и я молился, чтобы в действительности все так и вышло.
        — Бобби  — как та тетя,  — сказала Изабель.
        Я спросил, что она имеет в виду, но она только ответила:
        — Он просто такой.
        Честно говоря, это меня немного напугало.
        Это, конечно, ничего не значит, но… С тех пор как в тот день Изабель увиделась с Бобби, она больше ни разу с криком не просыпалась ночью и ни разу не пожаловалась на то, что ее посещает «та тетя». Через несколько недель я еще раз спросил, что она имела в виду, когда говорила, что Бобби «как та тетя», но она повела себя так, будто понятия не имеет, о чем я говорю.





        Расшифровка диктофонной записи Пола Крэддока, март 2012 года

        12 МАРТА, 5:30 УТРА
        Я только разок выпил, Мэнди. Только разок… У меня снова была одна из этих ночей, Стивен приходил опять, но на этот раз он не говорил, он просто…
        (Звук удара, за которым следует шум смываемой в туалете воды.)
        Больше никогда. Больше, блин, никогда. Через несколько часов тут будет Даррен, и я не могу допустить, чтобы он почувствовал от меня запах перегара. Но это все-таки помогает. Не могу этого отрицать.
        Господи!


        12 МАРТА, 11:30 УТРА
        Думаю, с этим я справился. Тщательно проследил, чтобы не было запаха жидкости для полоскания рта,  — это бы меня мгновенно выдало. Нашел в глубине шкафчика в ванной какой-то старый баллончик дезодоранта, и в итоге от меня стало пахнуть техническим мускусом. Но я решил, что в последний раз пользуюсь такой возможностью.
        Я в любом случае не собираюсь проводить с Дарреном много времени. Джесс, как обычно, обвела его вокруг своего маленького пальчика.
        — Даррен, вы не хотите приехать и посмотреть со мной «Мой маленький пони»? Дядя Пол купил мне все серии.
        До катастрофы она определенно не была такой общительной. Теперь я в этом совершенно уверен. Они с Полли никогда не были, как говорится, не по годам развитыми. Всегда стеснялись незнакомых людей, но я думаю, что небольшого изменения в ее поведении следовало ожидать. Даррен говорит, что мы должны подумать о ее возвращении в школу после пасхальных каникул. Посмотрим, что на это скажет доктор К.
        Спасибо за понимание по поводу того, что я некоторое время не посылал тебе свои записи. Просто… высказывать все это вслух таким вот образом… знаешь, это и вправду помогает. Я скоро вернусь к прежнему состоянию и буду посылать нормальный материал, обещаю. Это, должно быть, печаль. Самоотречение или еще что-то такое. Это ведь одна из стадий, которую все проходят во время скорби по погибшим, верно? Хорошо, блин, что Джесс ничего подобного не переживает. Она, похоже, со всем смирилась и даже пока не плакала  — даже тогда, когда с ее лица в первый раз сняли бинты и она увидела шрамы. Они не такие уж страшные, ничего такого, чего нельзя было бы немного подправить макияжем, когда она подрастет. И волосы ее тоже начинают отрастать. Однажды мы с ней баловались в Интернете, подбирая себе шляпы. Она выбрала черную шляпу из мягкого фетра, которая выглядела исключительно стильно. Не могу себе представить, чтобы прежняя Джесс занималась чем-то подобным. И совсем не в стиле ее любимой Мисси Кей, которая по своему вкусу относительно одежды напоминает скорее заторможенного, не различающего цветов гомика.
        Но все-таки… просто так принять все, как это сделала она… это ведь не может быть нормальным, да? Я уже почти поддался искушению показать ей семейные фотографии, которые убрал перед ее приездом сюда, чтобы посмотреть, не удастся ли запустить в ней какой-то эмоциональный отклик, но я пока что сам не готов смотреть на них и при этом слежу, чтобы не слишком расстраиваться, когда я рядом с ней. Теперь, когда опубликовали то, что они назвали предварительными результатами расследования катастроф, я очень надеюсь, что для меня это будет означать какое-то облегчение. Помогает и «277  — все вместе». Я им не рассказывал о своих ночных кошмарах. И ни за что не стану этого делать. Я доверяю им, особенно Мэл и Джеффу, но как знать… Эти долбаные газетчики ведь опубликуют все, что угодно, верно? Ты читал эту душещипательную историю о Мэрилин, которую они напечатали в «Дейли Мейл»? (Стивен, кстати, называл эту газету «Дейли Хайль!».) Там она говорит, что у нее диагностировали эмфизему и «все, что я хочу,  — это перед смертью увидеть мою малышку Джесси», после чего снова слезы. Чистый эмоциональный шантаж. Я все
время ожидаю увидеть крадущихся к дому Фестера и Гомеса. Но думаю, что даже семейка Адамс не такая тупая, чтобы рисковать получить судебный запрет приближаться к Джесс. К тому же я всегда могу позвонить сыну Мэл, крутейшему парню Гейвину, чтобы он приехал и нагнал на них страху Господнего, если они тут появятся.
        Господи, только послушать меня! Болтаю, как идиот. Это все стресс. Не высыпаюсь. Неудивительно, что эти американские мерзавцы в Гуантанамо использовали лишение сна в качестве орудия пытки.
        (Звук рингтона  — тема к кинофильму «Доктор Живаго».)
        Погоди. Телефон.


        11:45 УТРА
        Очаровательно. Час от часу не легче. Это наемный репортер, как обычно, на сей раз из «Индепендент». Казалось бы, вполне здравомыслящая газета. Они хотели бы узнать, что я чувствую по поводу слухов насчет того, что один из этих религиозных болванов собирается разыскивать четвертого всадника. Нет, ты можешь в это поверить?
        А ко мне это, блин, какое имеет отношение? Боже мой! Четвертый ребенок? Чушь собачья! Он даже имел наглость спросить у меня, не заметил ли я каких-то изменений в поведении Джесс. Серьезно? Так для этого теперь нужна пресса? Чтобы верить всяким заклинателям змей и религиозным фанатикам? Неужто все психи разом сбежали из сумасшедшего дома? Ух, это получилось неплохо. Нужно будет не забыть оставить, когда буду удалять все про мои сны.
        Правильно. Сначала кофейку, потом одеть Джесс, а затем в «Уайтроуз». Сегодня здесь дежурят всего два этих неандертальца из папарацци, так что с тем, чтобы незаметно улизнуть, проблем быть не должно.


        15 МАРТА, 11:25 ВЕЧЕРА
        Хм… даже не знаю, что об этом сказать. Странный был день.
        Сегодня утром я решил, что, будут там папарацци или нет, мы все равно должны выйти на свежий воздух. Я дома постепенно выживал из ума, а Джесс слишком много смотрела телевизор. Но мы не могли выходить когда нам вздумается, если не хотели, чтобы нас до смерти защелкали папарацци. Слава Богу, ее не интересовали новостные каналы, но зато я так часто слышал мелодию из «Моего маленького пони», что уже начал бояться, чтобы у меня голова от этого не лопнула. Мы прошли по переулку до конюшен в конце улицы, сопровождаемые группой слащавых престарелых репортеров с зачесанными на лысину остатками волос.
        — Улыбнись в камеру, Джесс!  — приговаривали они, сопя вокруг нее, как компания педофилов, которых на днях выпустили из психушки для душевнобольных преступников.
        Все мои душевные силы уходили на то, чтобы не послать их всех куда подальше, но я нацепил маску «доброго дяди», а Джесс, как обычно, им подыгрывала, позируя с лошадьми и взяв меня за руку, когда мы шли домой.
        Поскольку на следующий день мы должны были встречаться с доктором К., я подумал, что будет неплохо попробовать вызвать Джесс на откровенность по поводу Полли, Стивена и Шелли. Меня беспокоило, что она такая сдержанная и при этом такая… счастливая, как мне казалось. Потому что она была именно такой. Причем, блин, постоянно, все время, как ребенок из низкопробного американского комедийного сериала восьмидесятых годов. Она даже перестала использовать нехорошие слова.
        Как обычно, она спокойно выслушала меня  — со слегка снисходительным выражением на лице.
        Я указал жестом на телевизор, где в который уже раз повторялась одна из серий «Моего маленького пони»  — сериала, который, я должен признать, странным образом вызывает какое-то привыкание, несмотря на совершенно жуткую музыкальную тему. К этому времени я выучил его практически наизусть.
        — Помнишь, Джесс, как Эплджек отказывается принять помощь от своих друзей и все заканчивается тем, что она попадает в беду?  — произнес я голосом «бодрого дяди».  — А в конце Твайлайт Спаркл и другие помогают ей выбраться и она понимает, что иногда единственный способ справиться с трудностями  — это поделиться ими со своими друзьями.
        Джесс ничего не сказала. Просто посмотрела на меня так, будто я полностью свихнулся.
        — Я хочу сказать, что ты можешь на меня в любой момент опереться, Джесс. И это вполне нормально  — плакать, когда тебе грустно. Я знаю, что ты должна ужасно скучать по Полли, маме и папе. Я понимаю, что не могу заменить их тебе.
        — Мне не грустно,  — ответила она.
        Возможно, она заблокировала их от своего сознания. Возможно, она представляет себе, что их никогда не существовало.
        В тысячный раз я задал ей тот же вопрос:
        — Может быть, завтра пригласить кого-нибудь из твоих друзей, чтобы они пришли и поиграли с тобой?
        Она зевнула и сказала:
        — Нет, спасибо.
        После чего принялась снова смотреть мультик об этих чертовых пони.


        3:30 УТРА
        (Всхлипывание.)
        Мэнди. Мэнди. Я больше не могу этого выносить. Он был здесь… Лица его видно не было. И снова он сказал это. Он только это и говорит: «Как ты мог такое здесь допустить?»
        Ох, Господи, ох, блин!


        4:30 УТРА
        Никак не могу снова заснуть. Ну никак, блин.
        Они такие реальные, эти сны. Невообразимо реальные. И… зараза. Это выше человеческого понимания… Но на этот раз я был уверен, что почувствовал какой-то запах  — едва уловимый запах гниющей рыбы. Как будто со временем тело Стивена начало разлагаться. Я по-прежнему не могу разглядеть его лица…
        Правильно. Довольно с меня.
        Я должен это прекратить.
        Это полнейший абсурд.
        Однако… Я думаю, что, возможно, это берет начало от чувства вины. Может быть, моему подсознанию нужно, чтобы я столкнулся с этим.
        Я делаю для Джесс все, что могу,  — это, разумеется, так. Но меня не оставляет ощущение, что я что-то упускаю. Что я должен был бы делать больше.
        Как тогда, когда умерли папа с мамой. Я переложил все это на Стивена. Предоставил ему заниматься всеми приготовлениями к похоронам. Я тогда был в отъезде, играл в пьесе Алана Беннета в Эксетере. Думал, что моя карьера более важна; убеждал себя, что мама с папой не захотели бы, чтобы я облажался и испортил свой большой прорыв,  — ха-ха. Какой там прорыв! По большей части, если бы собиралась половина зала, это уже была бы большая удача. Думаю, я все еще злился на них. Я никогда им этого не высказывал, но они это знали. Они дали мне понять, что я паршивая овца в нашей семье, а Стивен  — их золотой мальчик. Я знаю, что говорил тебе об этом раньше, Мэнди, но на самом деле в детстве мы со Стивеном не были близки. Мы никогда не дрались или что-то такое, но… Все его любили. Я не завидовал, но ему это давалось просто и легко. А мне это было совсем непросто. Слава Богу, что Он дал нам Шелли. Если бы не она, мы с братом никогда бы не воссоединились.
        Но я знал… Я всегда знал… Он был слишком хорошим, Стивен. Лучше, чем я.
        (Всхлипывание.)
        Даже вступался за меня, когда я того не заслуживал.
        И в глубине души, где-то очень глубоко, я знаю, что он понимал: я недостаточно хорош, чтобы присматривать за Джесс.
        Он и Шелли… они ведь были такие успешные, верно? А тут я…
        (Шумное сопение.)
        Послушай меня. Маленькая и несчастная дамочка  — жалость к себе.
        Это просто чувство вины. Вот и все. Чувство вины и раскаяние. Но с Джесс я буду лучше. Я докажу Стивену и Шелли, что они были правы, когда поручили мне опекунство. И тогда, возможно, он оставит меня в покое.


        21 МАРТА, 11:30 ВЕЧЕРА
        Я сдался и попросил миссис Эллингтон-Берн присмотреть за Джесс сегодня вечером, пока я съезжу на собрание «277  — все вместе». Обычно я беру Джесс с собой, и она, конечно, всегда ведет себя, как маленький ангел. Мэл усаживает ее в фойе местного общественного центра, где мы собираемся, и находит ей какое-то занятие  — раскрашивание или еще что-то, а я приношу с собой ноутбук Стивена, чтобы она могла в очередной раз смотреть мультик про Рейнбоу Дэш и других маленьких девочек-пони, но некоторые из «277»… Не знаю, но у меня такое впечатление, что они чувствуют себя неловко, когда она приходит. Они, разумеется, ведут себя с ней очень мило, просто… в общем, я не могу их в этом винить. Она для них  — вопиющее напоминание о том, что их собственные близкие тогда не выжили. Некоторым из них это может казаться несправедливым. И я догадываюсь, что им, должно быть, хочется спросить, что происходило в те последние секунды, перед тем как самолет упал. Она говорит, что ничего не помнит, да и с чего бы ей помнить? Она просто отключилась, когда все это произошло. Следователь из AAIB, который приходил к нам перед
тем, как они провели ту пресс-конференцию, сделал все возможное, чтобы разбудить ее память, но она твердо стояла на своем, что последнее ее воспоминание связано с тем, как она купалась в бассейне гостиницы в Тенерифе.
        Миссис ЭБ практически выставила меня за дверь собственной квартиры  — так ей не терпелось остаться с Джесс. Наверное, она очень одинока. Я никогда не видел, чтобы к ней кто-то приходил, если не считать Свидетелей Иеговы, и большую часть времени она ведет себя как несчастная старая перечница. Спасибо хоть, она оставила дома свою визгливую шумную собачку, так что по крайней мере не нужно беспокоиться, что все чехлы на мебели будут в шерсти этого отвратительного пуделя. Не думаю, что ее высокомерие направлено персонально на меня. Джефф говорит, что она всегда смотрит на него так, будто у него туфли в дерьме (типичное выраженьице в стиле Джеффа), так что, полагаю, это просто ее монументальный снобизм в действии. Я нервничал, оставляя Джесс с ней, однако Джесс на прощание бодро помахала мне рукой. Раньше я никогда не произносил этого вслух, но… иногда я не могу с уверенностью сказать, может, ей и пофиг, есть я рядом или нет.
        Как бы там ни было… на чем я там остановился… Ах да, «277  — все вместе». Я едва не проболтался им обо всем. Чуть не рассказал о Стивене. О ночных кошмарах. Господи… Но вместо этого я без умолку тараторил о внимании прессы и о том, как это меня достало. Я понимал, что отнимаю своей болтовней время у других, но просто не мог остановиться.
        В конце концов Мэл вынуждена была меня прервать, потому что было уже поздно. Пока все мы пили чай, поднялись Келвин и Кайли и сказали, что у них есть объявление. Кайли стала вся красная и стояла, нервно сжимая руки, а потом Келвин рассказал, что они начали встречаться и планируют помолвку. Мы принялись радостно кричать и захлопали. Честно говоря, я им немного завидовал. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз хотя бы выпивал с кем-то, с кем мне хоть в принципе хотелось бы переспать, а теперь на это шансов практически нет, ведь так? Могу себе только представить, что по этому поводу напишет «Сан»: «Любвеобильный дядя Джесс превращает дом в притон для сексуальных извращенцев». Или что-то в этом духе. Я сказал, что очень рад за них, хотя он был старше нее и все это выглядело довольно скоротечным и опрометчивым  — прошел всего месяц, как они начали встречаться.
        Как бы там ни было, он славный малый. Кайли повезло с ним. За всеми этими массивными мускулами и манерами типа «Какие-то проблемы, чувак?» скрывается по-настоящему чувствительная натура. Я и сам начал к нему немного приглядываться, после того как он на панихиде прочел те стихи, хотя и знал, что это ни к чему не приведет. Келвин правильный донельзя. Они все такие. Я единственный гей в нашей компании  — ха-ха, блин. После того как все поздравили их, Келвин заявил, что его старики  — они оба погибли во время катастрофы  — были бы рады познакомиться с Кайли; они десятилетиями наезжали на него, чтобы он женился. Эти слова снова завели нас всех. Джефф даже чуть не плакал. Мы все знали, что Келвин оплатил эту поездку родителей на Тенерифе, подарил ее им на рубиновую свадьбу. Должно быть, жутко тяжело жить с такой мыслью. Это напомнило мне маму Бобби Смолла. Она полетела во Флориду, чтобы подыскать дом, где могли бы поселиться ее родители, верно? Кошмар. Какая страшная карма!
        Часть наших из «277» пошли в паб, чтобы отметить это событие, но я решил, что это не самая удачная идея. Слишком велико было искушение выпить чего-то крепкого. Я точно не уверен, но мне показалось, что некоторые из ребят вздохнули с облегчением, когда я не пошел с ними. А может быть, это просто поднимает голову моя старая подружка  — паранойя.
        Когда я вернулся, миссис Эллингтон-Берн ссутулившись сидела на диване и читала роман Патриции Корнуэлл. Похоже, она не слишком торопилась вернуться домой, поэтому я решил спросить, не заметила ли она каких-то изменений в Джесс после катастрофы  — не считая чисто внешних, разумеется. Мне хотелось проверить, один ли я считаю, что личность Джесс претерпела какие-то трансформации в духе «Доктора Кто».
        Она долго и напряженно думала над моим вопросом, а потом покачала головой и сказала, что с уверенностью утверждать не может. Кроме этого она добавила, что сегодня вечером Джесс была «просто сокровищем», хотя, к ее удивлению, попросила посмотреть что-нибудь другое, а не «Моего маленького пони». Миссис ЭБ довольно эмоционально призналась, что они с ней прошлись по марафону реалити-шоу  — все подряд, от «Британия имеет талант» до «Следующая топ-модель Америки». А потом Джесс без напоминаний сама пошла спать.
        Поскольку ЭБ по-прежнему не собиралась никуда уходить, я достаточно многозначительно еще раз поблагодарил ее и выжидательно улыбнулся. Она поднялась с дивана и уставилась на меня, обвисшие щеки на ее бульдожьем лице возбужденно дрожали.
        — Дам вам один небольшой совет, Пол,  — сказала она.  — Следите за тем, что выбрасываете в мусорный бак.
        Меня охватил приступ паранойи; на мгновение я подумал, что она обнаружила одну из моих бутылок, которые я называл «спасительная выпивка», и собирается шантажировать меня. Я слишком много напирал на то, что завязал, чтобы позволить этому выплыть наружу. Не говоря уже обо всем остальном.
        — Эти газетчики, знаете ли…  — сказала она.  — Я несколько раз заставала их роющимися в мусорных баках. Но не беспокойтесь, я их прогнала.  — Затем она похлопала меня по руке.  — Вы прекрасно справляетесь. Джесс в абсолютном порядке. Трудно найти для нее более надежные руки, чем ваши.
        Я проводил ее, а потом разрыдался. Это были слезы облегчения. Облегчения оттого, что хотя бы один человек считал, что я делаю что-то хорошее для Джесс. Даже если человек этот  — черствая старая перечница.
        И теперь я думаю, что просто обязан взять ситуацию со своими ночными кошмарами под контроль. Собраться, взять себя в руки и закопать жалость к себе раз и навсегда.


        22 МАРТА, 4 ЧАСА ВЕЧЕРА
        Только что вернулись от доктора К.
        После того как он закончил с Джесс  — все как обычно: она, похоже, хорошо справляется, мы определенно можем рассчитывать в скором времени вернуть ее обратно в школу, и т. п., и т. д.,  — я попытался заговорить с ним о некоторых своих проблемах и заботах. Упомянул, что мне снятся плохие сны, но, по понятным причинам, в детали не вдавался. С ним легко разговаривать, он добродушный и, хотя обладает избыточным весом, он ему скорее идет: он напоминает симпатичного толстого мишку, а не обжору, от которого нужно побыстрее прятать все сладкое. Он говорит, что мои кошмары  — это знак, что мое подсознание постепенно преодолевает горе и страхи и, как только внимание прессы ослабнет, все уляжется и встанет на свои места. Он говорит, что мне не следует недооценивать давления, которое на меня оказывают газетчики, семейка Адамсов и фанатики, которые продолжают время от времени звонить. Он сказал, что мне было бы хорошо попринимать что-нибудь для сна, и выдал рецепт на какие-то таблетки, которые, как он сказал, гарантированно заставят меня заснуть.
        Итак, посмотрим, будут ли они работать.
        Но скажу честно: даже с этими снотворными таблетками я все равно боюсь засыпать.


        23 МАРТА, 4 ЧАСА УТРА
        (Всхлипывание.)
        Никаких снов. Нет Стивена. Но это… это, уф… не то чтобы хуже, но…
        Я проснулся примерно в то же время, когда обычно приходит Стивен, где-то в три, и услышал доносящиеся откуда-то голоса. А затем смех. Смеялась Шелли. Абсолютно точно. Я вскочил с кровати и бегом кинулся вниз. Сердце стучало где-то в горле. Не знаю, что я рассчитывал там увидеть, может быть, Стивена и Шелли, стоящих в коридоре и рассказывающих, как они… блин, не знаю… как их похитили сомалийские пираты или еще что-нибудь в этом роде, поэтому они не давали о себе знать. Я был спросонья и не мог думать связно.
        Но это была просто Джесс. Она сидела почти вплотную к экрану телевизора и смотрела на DVD запись со свадьбы Шелли и Стивена.
        — Джесс?  — тихо позвал я, чтобы не напугать ее.
        Я подумал: «Черт, неужели она наконец решила повернуться лицом к своей утрате?»
        Не оборачиваясь, она вдруг сказала:
        — Вы завидовали Стивену, дядя Пол?
        — Почему я должен был ему завидовать?  — спросил я. Мне тогда и в голову не пришло поинтересоваться, почему она называет его «Стивен», а не «папа».
        — Потому что они любили друг друга, а у вас не было никого, кто бы вас любил.
        Жаль, что я не могу воспроизвести ее интонацию. Это была интонация ученого, рассматривающего интересный образец.
        — Это неправда, Джесс,  — сказал я.
        Потом она сказала:
        — Вы любите меня?
        Я сказал, что да. Но это была ложь. Я любил прежнюю Джесс. Прежний Пол любил прежнюю Джесс.
        Будь я проклят. Не могу поверить, чтобы я мог сказать такое. Что я имею в виду под «прежней Джесс»?
        Я оставил ее пересматривать DVD, а сам проскользнул в кухню и неожиданно для себя раскопал старую бутылку хереса для выпечки. Я сам спрятал ее в свое время  — с глаз долой, чтоб и мыслей таких не было.
        Она до сих пор смотрит то видео. Снова и снова. Уже в четвертый раз я слышу музыку с торжественной церемонии. «Лучше быть вместе» Джека, блин, Джонсона. А она смеется. Смеется непонятно чему. Ну что там может быть такого смешного?
        А я сейчас сижу и смотрю на бутылку, Мэнди.
        Но я не прикоснусь к ней. Не прикоснусь.





        Джеффри Моран и его жена были главной движущей силой при создании «277  — все вместе»  — группы поддержки для тех, кто потерял близких во время катастрофы самолета авиакомпании «Гоу! Гоу! Эйр». В начале июня Джеффри согласился побеседовать со мной.

        Я во всем виню прессу. Они должны ответить за это. Телефонное хакерство, печатание всяких измышлений  — все сходит им с рук, и я не стал бы винить Пола за то, что он стал немного параноиком. Эти мошенники несколько раз даже пытались заставить нас с Мэл сказать о нем что-то плохое, задавали всякие провокационные наводящие вопросы. Мэл, ясное дело, сказала им, чтобы они катились подобру-поздорову. Мы очень дружны в «277  — все вместе», заботимся о своих. Знаете, я и сам думаю, что это настоящее чудо, когда трое деток выжили после такого; просто бывают в жизни вещи, которые невозможно объяснить. Но попробуйте сказать это помешанным на инопланетянах или янки со всем этим их бредом насчет тайных заговоров. А если бы не чертовы репортеры, вся эта чушь не разнеслась бы по белу свету. Это они удерживают внимание общества на таких вещах. Расстрелять на фиг этих жуликов! Многих из них по крайней мере.
        Мы знали, кто такой Пол, разумеется, знали. И здесь я не имею в виду то, что он гей. То, что люди делают за закрытой дверью своего дома, это их личное дело. Я говорю о том, что он немного выпендрежник, любит находиться в центре внимания. Он сразу же сказал нам, что он актер. Я никогда о нем не слышал, хотя сам он говорил, что в прошлом сыграл несколько ролей на телевидении, даже главным персонажем раз был. А так  — эпизодические роли. Должно быть, травмировал свое эго, когда не попал в жизни туда, куда хотел. Напоминает немного мою Лорейн. Она была, конечно, намного моложе его, но у нее ушло немало времени на то, чтобы понять, чего она хочет,  — столько всего перепробовала, пока остановилась на косметологии. Некоторым людям нужно больше времени, чтобы найти свой путь в жизни, верно?
        Перед тем как Пол стал вести себя… ну… перед тем как он начал становиться несколько более замкнутым, чем обычно, он немного раздражал Мэл. Если ему позволить, он мог болтать на наших собраниях часами без умолку. Как могли, мы старались помогать ему с Джесс. Это не всегда было просто, у нас у самих внуки, за которыми нужно присматривать. Наш Гейвин, у него своих трое деток, но Пол  — это случай особый. Бедняге нужна была вся поддержка, какая только возможно, при таком-то давлении на него и постоянных наездах второй половины семьи  — дурное семя, как говорит про них моя Мэл,  — которые приносят ему столько неприятностей. Гейвин вступился бы, если бы они вздумали дурить на поминальной церемонии. Гейвин в следующем году идет на службу в полицию. Из него выйдет отличный коп, как из всех, кто, так сказать, побывал по другую сторону закона. Не то чтобы он когда-то попадал в серьезные переделки… А эта заносчивая соседка Пола, она тоже делает, что может. Какой бы высокомерной она ни была, сердце у нее в правильном месте. Я как-то видел, как она шуганула одного папарацци, вылив на него ведро холодной воды.
Я ее зауважал, какая бы она там ни была на самом деле.
        Иногда, если Полу нужно было куда-то ненадолго отлучиться, я забирал Джесс из школы, зачастую один. Мэл в последние недели была все время занята. Она у меня очень энергичная. И всегда такой была. Глава нашей семьи, несмотря на то, кто именно носит брюки в нашем доме. Я не возражаю, люблю сильных женщин. Вполне могло так получиться, что это я нашел бы Пола и Джесс. Не могу с этим смириться, но она сильнее меня. Она винит себя, но кто из нас мог подумать, что Пол может сделать такое? Трудно себе представить, чтобы такое мог сделать даже серийный убийца, не то что Пол.
        Так вот. Мэл была все время занята, и это помогало ей заткнуть дыру, которая образовалась в душе после потери нашей Лорейн. Сразу после катастрофы Мэл каждый день звонила в AAIB, все хотела узнать, когда они опубликуют результаты расследования. Для всех нас было очень важно знать, что же там все-таки произошло. Думаю, нам больше всего хотелось убедиться, что все случилось очень быстро, что никто из них не страдал. Поневоле постоянно думаешь о том, что происходило там в самые последние минуты. Мы не могли смириться с мыслью, что Лорейн знала, что ей предстоит умереть, как в японской катастрофе, когда у пассажиров было время оставить последние послания. В конце концов все свелось к человеческой ошибке. Пилоты летят в грозу, а потом перемерзает эта маленькая трубка. Когда думаешь обо всех тех мелочах, которые могут сломаться в самолете, голова раскалывается. Кусочек изоляции, оставленный на воздушном клапане, ничтожная неполадка, не до конца устраненная или непроверенная. Какая бессмыслица…
        Когда канал «Дискавери» планировал специальную программу, посвященную «черному четвергу», к нам подошел продюсер, предложивший стать «говорящими головами» в том шоу,  — он хотел, чтобы мы рассказали, что чувствовали, когда узнали, что самолет упал. Страшно об этом сейчас подумать, но до того, как потеряли Лорейн, мы с Мэл любили это шоу, посвященное расследованию причин авиакатастроф, шоу с этим американским экспертом, Эйсом Келсо. Теперь, конечно, лучше бы я его никогда не видел. Мэл сразу дала продюсерам от ворот поворот, то же самое сделали Келвин и Кайли. Тогда они уже были вместе. Кайли потеряла в той аварии свою половинку, а Келвин был одинок, так почему бы и нет? Конечно, он был намного старше нее, но отношения между маем и сентябрем могут быть прочными, разве не так? Посмотрите хотя бы на нас с Мэл. Она на семь лет старше меня, а мы живем душа в душу уже больше двадцати лет. Кайли и Келвин планировали свадьбу на август, но теперь они поговаривают о том, чтобы отложить ее. Я говорил им, что нужно внести немного радости в нашу жизнь и нельзя позволить нарушить это тому, что произошло с
маленькой Джесс.
        О чем это я? Ах, да, вот именно тогда я и должен был бы догадаться, что с Полом определенно что-то не так. Когда он сказал, что не хочет участвовать в шоу на «Дискавери», я имею в виду. Я скажу так: он старался не вытаскивать Джесс перед камерами. На самом деле пытался делать наоборот. Но вначале он стеснялся появляться перед репортерами. Первые несколько месяцев казалось, что он участвует вообще во всех утренних шоу: сидит себе на диванчике и рассказывает, как управляется с Джесс. При этом я не считаю, что это дает прессе право совать нос в его личную жизнь и потом травить его, как это сделали они. Казалось бы, после того, что случилось с Ледяной Принцессой, они должны были вынести какой-то урок. Сколько еще крови должно пролиться, прежде чем всему этому придет конец? Я понимаю, что отвлекаюсь, сейчас продолжу, просто во мне все кипит.
        А что касается Джесс… Она была настоящее золото. Просто сокровище. Складывалось впечатление, что она была более мудрая, чем ее сверстники, что в принципе неудивительно, учитывая, сколько ей пришлось пережить. Все время улыбалась, никогда не жаловалась на шрамы на лице. Жизнерадостный характер, солнечное настроение… Просто поразительно, как дети умеют приходить в себя после таких вещей, верно? Я читал биографию девушки-мусульманки, единственной выжившей в авиакатастрофе в Эфиопии, где она пишет, что ей все происшедшее долгие годы казалось просто нереальным. Может быть, и Джесс справлялась со всем этим таким же образом. Мэл вообще не могла прикоснуться к той книге. Как и большинство из «277  — все вместе». Келвин говорит, что он до сих пор, прежде чем смотреть телевизор, посылает сначала кого-нибудь взглянуть, что по нему показывают. Не может видеть ничего про самолеты или авиакатастрофы. И даже просто полицейские боевики смотреть.
        И скажу, что нет, не было в Джесс ничего странного. Я готов официально заявить об этом. Это все чертовы американцы и их выдумки насчет этих бедных деток. Мэл это просто бесит. И мы ведь не одни, кто думает, что с Джесс все было в порядке, так ведь? Послушайте, что о ней говорят в школе. Послушайте ее учительницу, она женщина без глупостей. Ее психолог и тот парень из социальной службы, они ведь тоже никогда не замечали ничего предосудительного, правда?
        Когда я последний раз видел Джесс, я был один. Мэл уехала помогать Кайли выбирать место для свадебного торжества, а у Пола были какие-то проблемы, он сказал, что ему нужно встретиться со своим агентом. Я привез Джесс из школы и повел смотреть лошадей на конюшнях в конце их переулка. Я всегда спрашиваю у нее, как дела в школе, немного переживаю, чтобы ее не обидели другие дети. Шрамы у Джесс не такие страшные, но они все-таки есть, а вы сами знаете, какими могут быть дети. Но она сказала, что никто никогда не смеялся над ней. Крутая маленькая штучка. В тот день мы с ней хорошо провели время. Когда мы вернулись домой, она попросила меня почитать ей книгу «Лев, Колдунья и Платяной шкаф». Она и сама могла читать, но сказала, что ей нравится, как я имитирую голоса героев. Она находила эту книгу забавной и могла читать ее сколько угодно.
        Когда мы услышали, что приехал Пол, она улыбнулась совершенно очаровательной улыбкой, напомнившей мне Лорейн, когда та была маленькой.
        — Вы хороший человек, дядя Джефф,  — сказала она.  — Мне очень жаль, что вашей дочке пришлось умереть.
        Теперь, когда я думаю о ней, я всегда вспоминаю это. Это доводит меня до слез.





        Чийоко и Риу (переписка имела место за три месяца до их исчезновения)

        Регистрация сообщения @ 13.10, 25/03/2012
        РИУ: Ты здесь?


        Регистрация сообщения @ 13.31, 25/03/2012
        РИУ: Ты здесь?


        Регистрация сообщения @ 13.45, 25/03/2012
        ЧИЙОКО: Я здесь.
        РИУ: Я беспокоился. Раньше ты никогда так подолгу не молчала.
        ЧИЙОКО: Я была с Хиро. Мы с ним разговаривали. МП ушла, так что в кои-то веки дом был в полном нашем распоряжении.
        РИУ: Он уже говорил что-то о катастрофе?
        ЧИЙОКО: Да.
        РИУ: Ну и?
        ЧИЙОКО: Он говорит, что помнит, как его поднимали в спасательный вертолет. Он сказал, что это было весело. «Как будто летаешь». Сказал, что с нетерпением ждет, чтобы повторить это.
        РИУ: Странно.
        ЧИЙОКО: Я знаю.
        РИУ: Это все, что он помнит о катастрофе?
        ЧИЙОКО: Это все, что он до сих пор рассказал. Если он и знает еще что-то, то не говорит. А я не хочу слишком настойчиво подталкивать его к этому.
        РИУ: Он уже сказал что-то о маме?
        ЧИЙОКО: Нет. А почему это тебе, собственно, так интересно?
        РИУ: Конечно интересно! А что, не должно быть?
        ЧИЙОКО: Снова я на тебя наезжаю, да?
        РИУ: Я уже привык к этому.
        ЧИЙОКО: Ледяные ожоги от Ледяной Принцессы.
        РИУ: Чийоко… когда он говорит с тобой через андроид, ты на кого смотришь? На Хиро или на него?
        ЧИЙОКО: Ха! Хороший вопрос. В основном на Хиро, но это странно… Теперь я уже к нему привыкла. Он выглядит почти как его близнец. Вчера я поймала себя на том, что разговариваю с ним, как с живым человеком, когда Хиро выходит из комнаты.
        РИУ: !!!
        ЧИЙОКО: Я рада, что хоть один из нас смеется. Но то, как я реагирую на него, забывая, что на самом-то деле он неживой, как раз и объясняет, почему дядя Андроид сделал сурработа Хиро первым.
        РИУ: ???
        ЧИЙОКО: Он хотел выяснить, станут ли люди, когда в конце концов преодолеют жутковатое ощущение сверхъестественного, обращаться с андроидами так, будто они живые. Теперь мы знаем, что они действительно будут видеть в них людей. Или, по крайней мере, Ледяная Принцесса будет видеть.
        РИУ: Прости мою тупость. Эй, ты видела интервью, где он говорит, что иногда, когда люди прикасаются к сурработу, а он в это время находится далеко и управляет им дистанционно, он все равно чувствует их пальцы на своей коже? Человеческий мозг  — странная штука.
        ЧИЙОКО: Да уж. Хотела бы я знать, почему Хиро разговаривает только через него. Я знаю, что голос у него не пропал, так что говорить он может. Возможно, это дает ему эмоциональную дистанцию, хотя в этом доме мы все эмоционально удалены друг от друга  — ха-ха.
        РИУ: Как оператор, который может снимать жуткие сцены, при этом не отворачиваясь. Да. Думаю, ты права насчет этой дистанцированности.
        ЧИЙОКО: Ты дальше послушай. Сегодня я спросила, не хочет ли он вернуться в школу.
        РИУ: И?
        ЧИЙОКО: Он ответил: «Если только я смогу взять с собой свою душу».
        РИУ: Его  — что?
        ЧИЙОКО: Так он начал называть своего сурработа.
        РИУ: Ты не должна об этом никому говорить! Особенно сейчас, когда Айкао Ури снова повсюду в новостях со своими сумасшедшими теориями насчет пришельцев. Ты не должна подбрасывать ей новые идеи!
        ЧИЙОКО: Что она говорит теперь? Она опять как-то упоминала Хиро?
        РИУ: На этот раз нет. Но она действительно верит в то, что была похищена инопланетянами. На «Нико-Нико» выложен крутой клип, где она рассказывает, как ее там зондировали. Тот, кто сделал этот ролик, смонтировал его вперемешку с кадрами из «Инопланетянина». Очень забавно получилось.
        ЧИЙОКО: Она такая же поведенная, как и те американцы со всеми их штучками насчет четвертого ребенка. Все это раскручивается по новой. Снова всеобщее внимание. Только осела грязь, как кто-то сует палку в воду  — и она опять становится мутной.
        РИУ: Ха! Очень образно. Тебе нужно книги писать. А я буду рисовать для них иллюстрации.
        ЧИЙОКО: У нас могла бы быть собственная фабрика манга. Иногда я думаю… Погоди. Кто-то пришел. Наверное, коммивояжер какой-нибудь проверяет свою удачу или еще кто-то.


        Регистрация сообщения @ 15.01, 25/03/2012
        ЧИЙОКО: Угадай, кто это был.
        РИУ: Сдаюсь.
        ЧИЙОКО: Ну хоть попробуй!
        РИУ: Жена командира Сето.
        ЧИЙОКО: Нет. Еще одна попытка.
        РИУ: Айкао Ури и ее приятели-инопланетяне?
        ЧИЙОКО: Нет!
        РИУ: Тоторо в своем Котобусе?
        ЧИЙОКО: Ха! Нужно будет рассказать об этой версии Хиро. Я говорила тебе, что дала ему посмотреть «Мой сосед Тоторо», хотя МП сказала, что я не должна этого делать, потому что это может его расстроить?
        РИУ: Нет! Об этом ты мне не говорила. Ну и что, это его расстроило? Или расстроило его андроид?
        ЧИЙОКО: Нет. Он смеялся. И даже решил, что та часть, где мама девочек лежит в больнице, вообще забавная.
        РИУ: Это действительно странный ребенок. И все-таки. Если это был не Котобус, тогда кто же?
        ЧИЙОКО: Дочка той американки.
        РИУ: Дочь Памэлы Мэй Доналд?
        ЧИЙОКО: Да.
        РИУ: Как она узнала, где вы живете?
        ЧИЙОКО: Вероятно, получила наш адрес в одной из групп поддержки идзоку. Но его можно найти и в других источниках. В журналах всегда пишут, что наш дом находится неподалеку от станции Йойоги, а на сайте «Токио Геральд» есть его фотографии.
        РИУ: И какая она?
        ЧИЙОКО: Я думала, ты видел ее там, на поминальной церемонии.
        РИУ: Я имею в виду, что она за человек?
        ЧИЙОКО: Сначала я думала, что она  — типичная иностранка. В каком-то смысле так оно и есть. Но она была очень спокойна, невозмутима, одевается консервативно. Поздоровалась со мной так, будто знала о моем высоком статусе Ледяной Принцессы Номер Один в Синдзюку.
        РИУ: Ты пустила ее в свой дом?
        ЧИЙОКО: Почему нет? Она такая же идзоку, как и все остальные. Более того, я позволила ей поговорить с Хиро.
        РИУ: С самим Хиро или с его душой?
        ЧИЙОКО: С душой Хиро.
        РИУ: Ты позволила ему разговаривать с ней через сурработа? Я думал, ты злишься на нее, нет?
        ЧИЙОКО: С чего мне на нее злиться?
        РИУ: Из-за того, что вызвали слова ее матери.
        ЧИЙОКО: Это же не ее вина. Это все глупые американцы. А она, когда приехала, выглядела такой потерянной. Нужно мужество, чтобы проделать весь этот путь из Осаки ради того, чтобы увидеться с ним.
        РИУ: Что-то здесь не так. Ледяная Принцесса никогда не стала бы вести себя таким образом.
        ЧИЙОКО: А может, мне хотелось услышать, что она собирается сказать Хиро. Может быть, я любопытная.
        РИУ: И как она отреагировала, когда увидела «душу Хиро» и поняла, что ей придется разговаривать с ним через него?
        ЧИЙОКО: Она сначала просто уставилась на него, а потом отвесила один из этих застенчивых поклонов, которые люди с Запада делают, когда стараются быть вежливыми. Я слышала, как он сразу же захихикал через андроида. Сам он прятался за ширмой в моей комнате перед компьютером с камерой. Я была впечатлена тем, что она не закричала и не стала сходить с ума.
        РИУ: И что она у него спросила?
        ЧИЙОКО: Первым делом она поблагодарила его за то, что он согласился поговорить с ней. Потом она захотела узнать то, что они все хотят узнать: страдала ли ее мать.
        РИУ: И что?
        ЧИЙОКО: И Хиро ответил: «Да».
        РИУ: Ух. И что она на это сказала?
        ЧИЙОКО: Поблагодарила за то, что он был с ней честен.
        РИУ: Значит, Хиро признался, что разговаривал с ее матерью?
        ЧИЙОКО: Не совсем так. На самом деле он не дал ей ни одного прямого ответа. Я сначала думала, что она сильно расстроится, но потом Хиро сказал ей: «Не надо грустить», причем по-английски!
        РИУ: Так Хиро умеет говорить по-английски?
        ЧИЙОКО: Должно быть, тетушка Хироми или дядя Андроид научили его некоторым фразам незадолго до катастрофы. Потом она показала ему фотографию матери и спросила, уверен ли он, что видел ее. И опять он сказал ей: «Не надо грустить». Она начала плакать, рыдать по-настоящему. Я заволновалась, что это может расстроить Хиро, и попросила ее уйти.
        РИУ: Чийоко, не мне, конечно, тебе указывать… Но… Я думаю, тебе не стоило этого делать.
        ЧИЙОКО: Прогонять ее?
        РИУ: Нет. Позволять ей разговаривать с душой Хиро.
        ЧИЙОКО: Я не спрашивала твоего мнения по этому поводу, Риу! А вообще-то я думала, что ты как раз любишь американцев.
        РИУ: Почему ты так резка со мной?
        ЧИЙОКО: Это несправедливо, чтобы ты заставлял меня чувствовать себя виноватой.
        РИУ: Я не пытаюсь заставить тебя испытывать чувство вины. Я пытаюсь быть твоим другом.
        ЧИЙОКО: Друзья не судят друг друга.
        РИУ: Я и не сужу тебя.
        ЧИЙОКО: Судишь. Этого мне от тебя тоже не нужно. Как раз это, блин, я постоянно получаю от МП. Я пошла.
        РИУ: Подожди! А не можем мы хотя бы поговорить об этом?
        ЧИЙОКО: Не о чем тут разговаривать.


        Регистрация сообщения @ 16.34, 25/03/2012
        РИУ: Ты все еще злишься?


        Регистрация сообщения @ 16.48, 25/03/2012
        РИУ: ORZ


        Регистрация сообщения @ 03.19, 26/03/2012
        ЧИЙОКО: Риу, ты не спишь?
        РИУ: Мне жаль, что так вышло днем. Ты видела? Я даже послал тебе ORZ.
        ЧИЙОКО: Да, видела.
        РИУ: Ты в порядке?
        ЧИЙОКО: Нет. Мать Природа и отец ссорятся. Такого не было с тех пор, как тут появился Хиро. Я волнуюсь, чтобы они не расстроили его.
        РИУ: А из-за чего они ссорятся?
        ЧИЙОКО: Из-за меня. МП говорит, что отец должен быть построже и заставить меня вернуться в бесплатную школу. Она говорит, что нужно заставить меня задуматься о своем будущем. Но кто тогда будет смотреть за Хиро?
        РИУ: Ты по-настоящему привязалась к этому мальчишке.
        ЧИЙОКО: Да.
        РИУ: Тогда… И что бы ты хотела делать в жизни?
        ЧИЙОКО: Я, как и ты, никогда не заглядываю дальше, чем на день вперед. Какие есть варианты? Я не хочу работать на какую-нибудь корпорацию, стать рабом на всю жизнь. Я не хочу скакать с места на место, выполняя тупую работу за гроши. Наверное, я закончу тем, что буду жить в палатке в парке вместе с бездомными. Для МП было бы пределом счастья, если бы я вышла замуж и нарожала детей, сделав это целью своей жизни.
        РИУ: Ты думаешь, такое может когда-нибудь произойти?
        ЧИЙОКО: Никогда! Я люблю Хиро, но сама мысль об ответственности за чью-то жизнь… Я буду жить одна и умру одна. Я всегда знала это.
        РИУ: Ты не одна, Йоко.
        ЧИЙОКО: Спасибо, Риу.
        РИУ: Неужто Ледяная Принцесса только что сказала «спасибо»?!
        ЧИЙОКО: Мне нужно идти. Хиро проснулся. Поговорим с тобой завтра.



        Часть 6
        Конспирология: март-апрель

        Лола Кандо

        Когда Ленни в последний раз приехал ко мне, он был ужасно зол. Едва войдя в мотель, он тут же осушил двойной бурбон, а затем еще один. У него ушло какое-то время на то, чтобы достаточно успокоиться и рассказать мне, что произошло.
        Как оказалось, Ленни выяснил, что доктор Лунд организовал для Митча Рейнарда большой митинг в Форт-Уорте, некий произраильский съезд «Верующие  — объединяйтесь», и Ленни жутко оскорбился, что его не пригласили выступить на нем. Но это еще не все. После его выступления на радиошоу  — том самом, где тот нью-йоркский диджей вволю поиздевался над ним,  — доктор Лунд послал своего пресс-атташе встретиться с Ленни. Этот самый пресс-атташе (которого Ленни описал как «нахального дешевого лакея в костюме») сказал, что ему не стоит привлекать к своей персоне чрезмерное внимание и что он должен дать доктору Лунду и Гибкому Сэнди возможность самим распространять новости о послании Памэлы по своим каналам. А еще Ленни был в ярости, что доктор Лунд не хочет, чтобы он участвовал в поисках четвертого ребенка.
        — Надо найти способ убедить его, что я ему необходим, Ло,  — сказал он.  — Памэла выбрала меня, меня, чтобы я распространял ее слово. Он должен понять это.
        Не скажу, что мне было жаль Ленни, но доктор Лунд отстранил его и увел его послание. Было видно, что Ленни чувствует себя, как непопулярный ученик в школе. И не думаю, что это как-то было связано с деньгами. Ленни рассказывал мне, что его веб-сайт собирает пожертвования со всего мира. Если вам интересно мое мнение, в основном это была гордыня и больше ничего.
        Может, доктор Лунд и охладел к нему, но послание Ленни завоевывало популярность со скоростью распространения пожара. Спасти свои души желали уже люди, которых я никогда не считала религиозными. Даже парочка моих клиентов пошла и сделала это. Было понятно, что некоторые из них, ясное дело, делают это для подстраховки, просто на всякий случай  — а вдруг все окажется правдой? Не имело значения, что протестанты и даже некоторые мусульманские лидеры утверждали, что повода для паники нет, люди просто реально начали верить в это. По всему миру происходили все эти знаковые события  — подтверждения чумы, голода, войны и чего-то там еще. Ситуация с рвотным вирусом и ящуром все ухудшалась, а потом в Африке случилась засуха, да еще эти страхи, когда Северная Корея начала угрожать испытаниями ядерного оружия. И это было только начало. Потом поползли слухи насчет дедушки Бобби и робота, который появился у японского мальчика. Выходило так, что, как только кто-то опровергал теории Ленни, сразу всплывал какой-нибудь подтверждающий их знак, возвращавший все на свои места. Если бы меня, когда я только познакомилась
с Ленни, спросили, сможет ли он поднять такую суматоху, я бы гроша ломаного на это не поставила.
        — Мне необходима более прочная платформа, Ло,  — все время говорил он.  — Доктор Лунд забирает у меня все. Он действует так, как будто это была его идея.
        — Но разве это все не для того, чтобы спасти человеческие души, милый?  — спросила я его.
        — Конечно, речь идет о спасении людей.
        Тут он по-настоящему завелся, стал рассуждать о том, что времени, может быть, совсем мало и что они с доктором Лундом должны работать вместе. Он в тот день даже не захотел делать свое обычное это. Был слишком взвинчен, не смог… ну, вы понимаете. Сказал, что должен встретиться с тем парнем, с Монти, и начать планировать, как ему снова войти в милость к большим мальчикам. Он рассказал мне, что у него на ранчо уже сейчас живет немало таких «посланников», как Монти, и, мне кажется, он подумывал, что было бы хорошо пригласить туда еще. После того как он ушел, я стала собираться, чтобы вернуться к себе на квартиру к следующему клиенту, когда в дверь номера постучали. Я подумала, что это, наверное, снова Ленни, который пожалел, что понапрасну убил наш час вместе на пустую болтовню. Я открыла и увидела женщину. Я сразу поняла, кто это. Узнала ее по этой собачке, Снуки. Сейчас она выглядела даже еще более худой, чем тогда, на шоу доктора Лунда. Тощая, слишком тощая, вроде тех, кто страдает анорексией. Но выражение ее лица было уже другим. Она не выглядела потерянной, как это было в прошлый раз. Она не
злилась, не психовала, но взгляд ее говорил: «Со мной шутки плохи».
        Она оглядела меня с ног до головы, и я поняла, что она пытается сообразить, что Ленни во мне нашел.
        — Сколько уже времени вы с ним этим занимаетесь?  — прямо, в лоб спросила она.
        Я сказала все как есть. Она кивнула, а потом протиснулась мимо меня в комнату.
        — Ты любишь его?  — спросила она.
        Я едва не расхохоталась. Сказала, что Ленни был для меня лишь одним из постоянных клиентов. Я не была его подружкой, или любимой, или еще что-то. Я знаю, что немало моих клиентов женаты, но это их личное дело.
        Это, похоже, как-то ее успокоило. Она села на кровать и попросила налить ей что-нибудь. Я плеснула ей немного того, что обычно пьет Ленни. Она понюхала сначала, а затем залпом выпила. Поперхнулась, у нее потекло по подбородку, но она, похоже, этого даже не заметила. Она обвела рукой номер и сказала:
        — Все, чем ты с ним занималась, за это платила я. Я платила за все.
        Я не знала, что на это сказать. Я, в принципе, знала, что Ленин зависит от ее денег, хотя не знала, в какой степени. Она посадила собаку на кровать рядом с собой. Та обнюхала простыни, а потом бухнулась на бок, как будто сейчас концы отдаст. Я знала, что в мотель запрещено приводить животных, но не собиралась говорить ей этого.
        Она спросила, что именно любит Ленни, и я рассказала ей всю правду. Она сказала, что он, по крайней мере, все эти годы не скрывал от нее какой-нибудь странный сексуальный фетиш.
        Затем она спросила, верю ли я в то, что он говорит, будто дети  — это всадники. Я ответила, что уж и не знаю, чему верить, а чему нет. Она кивнула и встала, чтобы уйти. Ничего больше не сказала. Внутри у нее чувствовалась глубокая печаль. Мне это было хорошо видно. Должно быть, это она рассказала корреспонденту «Инквайерер» о нас с Ленни. Буквально через день-другой тот парень позвонил мне, прикинувшись обычным клиентом. К счастью, у меня хватило ума раскусить его, но это не остановило фотографов, которые еще несколько дней испытывали вокруг меня свою удачу.
        После этого я во всем призналась Денише, рассказала ей, что Ленни был одним из моих клиентов. Ее это не удивило. Денишу вообще трудно чем-то шокировать. Она всякого повидала. Наверное, вы хотите спросить, что я чувствую по отношению к Ленни теперь. Как я уже говорила, меня вечно пытаются заставить сказать, что он был чудовищем. Но это не так. Он был просто мужчиной. Думаю, когда я решусь написать книгу, по поводу которой на меня все время наседают издатели, я расскажу об этом больше, но на сегодняшний день это все, что я могу сказать на эту тему.





        Приведенная ниже статья отмеченного международными наградами блоггера и журналиста-фрилансера Вуйо Молефе была впервые опубликована в онлайновом журнале «Умбузо» 30 марта 2012 года.

        Тела погибших вернулись домой: человеческие жизни, заплаченные за катастрофу «Далу Эйр»

        Памятник жертвам катастрофы «Далу Эйр» будет открыт только на следующий день, а фотографы уже бродят вокруг этого места. Автобусы привезли команды муниципальных работников, которые должны оцепить территорию вокруг наспех сооруженного памятного монумента  — зловещего вида черной стеклянной пирамиды, которая была бы больше к месту в каком-нибудь второразрядном научно-фантастическом фильме. Почему пирамида? Хороший вопрос, однако, несмотря на целый ряд редакционных статей в газетах, осуждающих своеобразный выбор дизайна этой конструкции, ни один человек из тех, с кем я говорил об этом, включая члена городского совета Кейптауна Равви Мудли, который заказывал его, и даже самого скульптора, художницы Морны ван дер Мерве, похоже, не готов ответить на него прямо.
        Вокруг этого места также роятся работники правоохранительных органов, мужчины и женщины, которые сразу заметны по стереотипным черным костюмам и наушникам в ухе. Они поглядывают на меня и других представителей прессы со смешанным чувством презрения и отвращения. Среди известных и хорошо подготовившихся к завтрашней церемонии личностей  — Андисва Лусо, которого выбрали новым лидером Молодежной лиги Конгресса африканских наций, и Джон Диоби, высокопоставленный нигерийский проповедник, а по совместительству шишка в большом бизнесе, у которого, как поговаривают, есть связи с рядом мегацерквей США, включая церкви, находящиеся под крылом доктора Лунда, попавшего на первые полосы газет всего мира благодаря своей теории о том, что Трое являются предвестниками Апокалипсиса. Ходят слухи, что это Диоби и его соратники установили денежную награду тому, кто найдет Кеннета Одуа, пассажира «Далу Эйр», считающегося, вероятнее всего, четвертым всадником. Хотя Комитет гражданской авиации Южной Африки и Национальный комитет по вопросам безопасности транспорта настаивают, что ни один человек рейса 467 компании «Далу
Эйр» не мог выжить, это вознаграждение уже инициировало истеричную охоту на человека, в которой с готовностью принимают участие как местные жители, так и туристы. И тот факт, что имя Кеннета выгравировано на мемориальной плите, несмотря на отсутствие его останков или следов ДНК, которые так и не были обнаружены, привело в ярость ряд нигерийских групп христиан-евангелистов  — еще одна причина для принятия повышенных мер безопасности.
        Но я здесь не для того, чтобы враждовать со службой безопасности или вымаливать интервью у VIP-персон. Сегодня меня интересуют вовсе не они.
        У входа в здание местной общины Мью Уэй меня встречает Леви Банда (21), родом из Блантира, Малави. Три недели назад он отправился в Кейптаун, чтобы разыскать останки своего брата Элиаса, который, как он считает, стал одной из случайных жертв, погибших, когда фюзеляж упавшего самолета прорезал смертельную борозду по району города. Элиас работал садовником в Кейптауне, чтобы поддерживать свою многочисленную семью в Малави, и Леви заподозрил неладное, когда тот целую неделю не выходил на связь со своими близкими.
        — Он каждый день посылал нам СМС, и каждую неделю от него приходили деньги. У меня не было другого выхода, как поехать сюда и попытаться его разыскать.
        Элиаса нет в списке погибших, но при таком количестве неидентифицированных останков  — большинство из которых, как считается, принадлежат нелегальным иммигрантам,  — которые дожидаются процедуры официального опознания по образцу ДНК, это ни о чем не говорит.
        Во многих африканских культурах, включая и мою собственную  — кхоса, очень важно, чтобы тела погибших вернулись на родину их племени, чтобы воссоединиться там с душами предков. Считается, что, если этого не сделать, душа погибшего останется неприкаянной и будет приносить горе живущим. А доставка тела домой может быть делом дорогим. Перевозка тела по воздуху в Малави или Зимбабве может стоить до 14 000 рэндов, и без чьей-то поддержки такое для среднего гражданина просто недоступно. Для семей беженцев транспортировка мертвого тела на две тысячи километров по автодорогам  — перспектива пугающая и ужасная. Когда-то я слыхал истории о том, как распорядители похорон сговаривались с семьями умерших оформлять трупы как мануфактурные товары, чтобы сэкономить на транспортных расходах.
        После катастрофы Каелитша гремела голосами громкоговорителей, когда родственники жертв умоляли общественность помочь, чем может, чтобы тела погибших могли быть доставлены на родину. Нередко бывает, что скорбящие получают вдвое больше денег, чем им требовалось; многие люди из Восточно-Капской провинции мигрируют в Кейптаун в поисках работы, и никто не знает, когда они сами будут нуждаться в такой помощи. А во всяких комитетах и организациях беженцев ситуация такая же.
        — Община здесь была очень щедрой,  — говорит Дэвид Аман (52), опрятный и учтивый зимбабвиец из Чипинге, который также согласился побеседовать со мной.
        Как и Леви, он находится в Кейптауне в ожидании, когда власти дадут добро на то, чтобы он забрал домой останки своего кузена, Лавемора, также ставшего жертвой авиакатастрофы на земле. Но еще до отъезда из Зимбабве Дэвид получил то, чего не было у родственников Леви,  — уверенность в том, что близкий ему человек мертв. И узнали они это не от патологоанатома, работавшего на месте происшествия.
        — Когда мы перестали получать вести от Лавемора, мы сначала не знали, жив ли он,  — рассказал мне Дэвид.  — Моя семья обратилась к знахарю (сангома), который провел ритуал и поговорил с предками моего кузена. Они подтвердили, что тот связался с ними, и после этого мы уже точно знали, что он умер.
        В конце концов тело Лавемора было идентифицировано по ДНК, и Дэвид надеется, что уже скоро привезет его останки обратно в Чипинге.
        Но что делать, если нет тела, которое можно было бы похоронить?
        Если у Леви не будет останков, которые он сможет привезти родным, у него не будет другого выхода, кроме как собрать немного пепла и земли на месте трагедии и похоронить их, когда он вернется домой. На этом месте его история переходит в разряд ночных кошмаров (или фарсов). Когда он пытался набрать немного земли в небольшой мешочек, на него налетел какой-то сверхбдительный коп, который обвинил его в том, что он ворует сувениры, чтобы продавать их неразборчивым туристам и «охотникам за Кеннетом Одуа». Несмотря на все протесты, Леви арестовали и посадили в камеру предварительного заключения, где он, постоянно опасаясь за свою жизнь, томился весь уик-энд. К счастью, узнав о его бедственном положении, за него вступились несколько неправительственных организаций, а также посольство Малави, и в итоге Леви был освобожден относительно целым и невредимым. У него взяли образец ДНК, и теперь он ждет подтверждения, что Элиас находится среди жертв.
        — Они сказали, что на это не уйдет много времени,  — говорит он.  — А люди здесь были добры ко мне. Но я не могу приехать домой без того, чтобы не вернуть в семью хотя бы какую-то частичку брата.
        Когда я уже уходил с места грядущего события, то получил сообщение от своего редактора, где говорилось, что для участия в завтрашней церемонии в Кейптаун прилетела тетя неуловимого Кеннета, Вероника Одуа, однако сразу же отказалась общаться с прессой. Могу только догадываться, что она сейчас чувствует. Как и Леви, она пребывает в состоянии мучительной неопределенности, надеясь, что каким-то образом ее племянник все-таки избежал участи погибших.





        Суперинтендант Рэнделл Арендсе работает диспетчером в полицейском участке в Каелитше, Кейптаун. Мы беседовали с ним в апреле 2012 года.

        Какой там, на фиг, четвертый всадник! Каждый божий день к нам в участок тянут очередного нового «Кеннета Одуа». Обычно это какой-то уличный мальчишка, которому посулили пару монет за то, чтобы он сказал, что он Кеннет. И такое творится не только у нас. На ушах стоят все полицейские участки в Кейптауне. Эти придурки из Америки не понимают, что они затеяли. Двести штук баксов? Это же почти два миллиона рэндов, что намного больше, чем большинство южноафриканцев видят за всю свою жизнь. У нас есть фотография этого мальчика, но, честно говоря, мы не видим смысла сравнивать ее с теми проходимцами, которые приходят к нам. Большинство моих ребят были там, на месте, в тот день и видели все эти разрушения. Никто с того самолета никак не мог остаться в живых, каким бы ушлым всадником Апокалипсиса он ни был.
        Поначалу это были только местные жители, решившие попытать счастья, но потом начали приходить и иностранцы. Сначала их было немного, а потом повалили. Наши жулики довольно быстро смекнули, что к чему. Некоторые из самых сообразительных даже предлагали свои услуги через Интернет. Вскоре появились целые синдикаты, организовывавшие туры практически по всем районам города. Ни у кого из них не было официального разрешения на такую деятельность. Но это не останавливало жертв мошенников. Да что там говорить, некоторые даже платили вперед. Это была легкая охота, похожая на стрельбу по рыбе, плавающей в бочке, и я скажу вам  — только не для записи!  — что не удивлюсь, если в этом участвовали и некоторые полицейские.
        Я вам описать не могу, сколько простофиль застряло в аэропорту в ожидании того, что кто-то должен приехать за ними и забрать в соответствии с проплаченным пакетом услуг «все включено». Сюда поприезжали профессиональные «охотники за головами», бывшие копы и даже несколько этих чертовых охотников на большую дичь. Некоторые из них погнались за деньгами, и им было в высшей степени плевать, правда это или нет, но немало прибывших действительно верили в бред, который нес этот проповедник. Но Кейптаун  — место непростое. Тут нельзя просто поехать в Гугсе или Кейп-Флэтс или Каелитши на модном, взятом напрокат автомобиле и начать задавать вопросы  — и не важно, сколько львов или гепардов вы подстрелили в буше. Очень многие выяснили это тяжким способом, когда их так или иначе обобрали, лишив всего самого ценного.
        Никогда не забуду двух больших американских парней, заявившихся к нам в участок однажды к ночи. Бритые головы, мускулы на мускулах. Оба бывшие маршалы из Штатов, а до этого служили в морской пехоте. Думали, что они очень крутые, рассказывали нам потом, что за вознаграждение ловили в Америке самых разыскиваемых преступников. Но когда я увидел их в первый раз, они тряслись, как перепуганные маленькие девочки. Они зацепились со своим так называемым гидом в аэропорту, и тот отвез их туда, куда они и хотели,  — в центр Каелитши. Когда они прибыли на место назначения, «гид» отобрал у них «глоки», все наличные, кредитки, паспорта, обувь и одежду, оставив в одних трусах. Да еще и поиздевался над ними. Заставил босиком зайти в старый, невыносимо вонючий уличный сортир, связал их и сказал, что, если они вздумают кричать и звать на помощь, пристрелит их. Когда они наконец освободились, было уже темно, от них воняло дерьмом, а того мерзавца давно и след простыл. Пара местных жителей сжалилась над ними и отвела в участок. Мои ребята еще долго ржали над этими двоими. Пришлось везти их в американское посольство
в одном нижнем белье. Ничего из запасной одежды, которая была у нас в участке, на них просто не налазило.
        На самом деле народ у нас жесткий, большинство из них каждый день борются просто за то, чтобы выжить, и они, если смогут, воспользуются любым шансом. Не все, конечно, но жить здесь трудно. Тут нужен опыт такой жизни. Людей здесь необходимо уважать, иначе они трахнут вас по полной программе. Как вы думаете, вот я помчался бы в центр Лос-Анджелеса или еще куда, чтобы вести себя так, будто я там хозяин?
        Клянусь, все эти приезжающие сюда мухус могли бы с таким же успехом отдать все ценные вещи парням из иммиграционной службы прямо на въезде, чтобы исключить промежуточное звено. В конце концов нам пришлось вешать таблички в аэропорту, чтобы предупреждать людей. Это напомнило мне фильм «Чарли и шоколадная фабрика». Та же охота за счастливым билетом, где надуют всех.
        Я хочу сказать, что это была большая головная боль для нас, полицейских, и всех остальных, хотя для индустрии туризма это было классно. Отели переполнены, экскурсионные автобусы забиты  — на этом зарабатывали все, от уличных мальчишек до владельцев гостиниц. Причем уличные мальчишки  — особенно. Понимаете, в какой-то момент поползли слухи, что Кеннет живет где-то на улицах города. Чему только люди не верят, если перед ними замаячил хоть мизерный шанс, верно?
        Мне только было жалко тетю Кеннета. Она, похоже, славная женщина. Мой двоюродный брат Джемми входил в ее вооруженную охрану, когда открывали тот памятник погибшим, и для этого она прилетела из Лагоса. Он рассказывал мне, что она была в полном замешательстве, все время повторяла, что если те детки каким-то чудом спаслись, то почему не мог остаться в живых и Кеннет?
        Эти хреновы фундаменталисты подарили ей несбыточную надежду. Да уж, именно так. Ложную надежду.
        Никому и в голову не пришло остановиться и подумать, что они поступают с людьми жестоко.





        Реба Луис Нейлсон

        Все это становилось уже слишком для меня. Я чувствовала, что пастор Лен все больше поворачивается спиной к своему подлинному внутреннему кругу в пользу таких людей, как этот Монти. Я уже рассказывала вам о нем, Элспет? Не могу припомнить. Короче, он был одним из первых ротозеев, кто решил тут остаться,  — он приехал в округ Саннах вскоре после того, как пастор Лен вернулся с конференции в Хьюстоне. Через несколько дней он уже повсюду таскался за пастором Леном, преданно глядя на него, словно бродячая собачка, которую только что покормили. Мне он с самого начала не понравился, и я это сейчас говорю не из-за того, что он сделал с бедным Бобби. Было в нем что-то такое, хитрость какая-то, и это было не только мое мнение.
        — У этого парня такой вид, что его не помешало бы хорошенько поскрести,  — все время говорила Стефани.
        У него руки были все в татуировках  — причем некоторые из них казались мне не совсем христианскими,  — да и волосы давно нужно было подстричь. Он выглядел наподобие одного из сатанистов, как их иногда показывает «Инквайерер».
        После того как приехал Монти, Джим, похоже, оказался не в фаворе у пастора Лена. Конечно, пастор Лен иногда вытаскивал его в церковь по воскресеньям, и я знаю, что он не отказался от мысли организовывать платные экскурсии в дом Пэм, но бОльшую часть времени Джим просто сидел дома и пил до одури.
        Пастор Лен попросил кузена Стефани, Билли, оценить кое-какие строительные работы, которые он наметил, чтобы привести ранчо в порядок, и Билли рассказал нам, что складывается впечатление, будто люди приезжают туда постоянно. Если не знать, сказал он, то с виду можно подумать, что там обосновалась одна из коммун хиппи.
        За эти недели, Элспет, у меня было много бессонных ночей. Не могу вам передать, как я страдала. То, что пастор Лен говорил обо всех этих знаках… это казалось таким правдоподобным, и все же… У меня просто в голове не укладывалось, чтобы Памэла, эта вечно неряшливо одетая старая Памэла, была пророком.
        Я все уши прожужжала Лорну об этом.
        — Реба,  — сказал он мне,  — ты сама знаешь, что ты добропорядочная христианка и Иисус спасет тебя, что бы ни случилось. Если ты не хочешь больше ходить в церковь к пастору Лену, то, может, сам Господь подсказывает тебе не делать этого.
        Стефани чувствовала то же самое, что и я, но отделиться было не так просто. По крайней мере, в такой общине, как наша. Думаю, можно сказать, что я просто ждала удобного момента.
        Мы со Стефани переживали, что Кендра будет не способна совладать со всеми вновь прибывающими ротозеями, поэтому решили, что, хотя сами мы и не согласны со всем тем, что пастор Лен делает в последнее время, все равно будет правильно, если мы поедем туда и посмотрим, как она там справляется. Мы планировали сделать это на уик-энд, однако в пятницу всплыла эта история насчет любовницы пастора Лена. Стефани, как только узнала об этом, сразу пришла ко мне и принесла с собой выпуск «Инквайерер». Все это было прямо на первой странице: «Грязные любовные похождения проповедника конца света». На фотографиях была крупная женщина в красных брюках и плотно облегающем топе, но изображение было настолько крупнозернистым, что было невозможно понять, загорелая она, чернокожая или одна из этих латиносок. Сначала я не поверила во всю эту историю. Я была твердо убеждена, что, даже после того как он впустил в себя дьявола, где-то в нем все равно должен оставаться настоящий пастор Лен  — хороший человек, который пятнадцать лет стоял во главе нашей церкви. Я отказывалась верить тому, что всех нас столько лет водили за
нос. К тому же, как я сразу сказала Стефани, где, скажите, он мог находить время для того, чтобы путаться с падшими женщинами? За всеми занятиями у него времени едва хватало на сон.
        В общем, когда мы со Стефани уже заканчивали разговор, на дорожке к дому появился не кто иной, как пастор Лен собственной персоной. Сердце у меня оборвалось, когда я увидела вместе с ним этого Монти.
        — Реба,  — первым делом сказал пастор Лен, как только вошел через нашу обтянутую сеткой дверь,  — Кендра у вас?
        Я ответила, что не видела ее.
        Монти уселся прямо на стол и, не спрашивая разрешения, налил себе стакан чая со льдом. Глаза Стефани возмущенно сузились, но он не обращал на нее никакого внимания.
        — Пропали все вещи Кендры,  — сказал пастор Лен.  — И собака тоже. Она вам ничего не говорила, Реба? Насчет того, куда она могла поехать? Я связался с ее братом из Остина, но он сказал, что не видел ее.
        Я сказала ему, что у меня даже догадок нет, куда она могла поехать, и Стефани повторила то же самое. Хотелось мне еще добавить, что лично я не виню ее за то, что она сбежала, после того как все эти посторонние люди оккупировали ее дом.
        — Возможно, это даже к лучшему,  — сказал он.  — Мы с Кендрой… у нас были определенные разногласия относительно роли Иисуса в нашей жизни.
        — Аминь,  — сказал Монти, хотя мне это показалось совершенно неуместным.
        Стефани попыталась спрятать номер «Инквайерер», который держала в руках, но пастор Лен заметил это.
        — Не слушайте обо мне всякую ложь,  — сказал он.  — Я никогда не делал чего-то аморального. И все, что мне нужно в жизни,  — это Иисус.
        И я поверила ему, Элспет. Этот человек действительно умел убеждать, когда хотел, и я видела, что в этот момент он не врет.
        Я приготовила кувшин свежего чая со льдом, а затем решила озвучить то, что крутилось у меня в голове.
        — Как вы собираетесь кормить весь тот народ, что уже приехал к вам, пастор Лен?
        Мне не стыдно сказать, что, задавая этот вопрос, я смотрела прямо на Монти.
        — Господь даст нам пищу. И об этих добрых людях хорошо позаботятся.
        Ну, по мне, так они вовсе не выглядели добрыми людьми. Особенно такие, вроде Монти. Я сказала что-то о том, что люди пользуются его добрым характером, и пастор Лен по-настоящему рассердился на меня.
        — Реба,  — сказал он,  — что Иисус говорил насчет того, чтобы судить людей? Вам как доброй христианке следовало бы знать это в первую очередь.
        А потом они с этим Монти ушли.
        Я была расстроена этим препирательством, нет, правда расстроена, и впервые за много лет, когда наступил воскресный день, не пошла в церковь. Стефани потом рассказывала мне, что там было полно новых ротозеев и многие из нашего внутреннего круга тоже не пришли туда.
        В общем, прошло дня два, что-то около этого. Я занималась своими делами, хотела закончить консервирование на этой неделе (к тому времени, Элспет, у нас уже был запас консервированных фруктов на добрых два года, но все равно сделать оставалось еще немало). Мы с Лорном говорили о том, чтобы заказать немного дров и сложить их на заднем дворе на случай, если выйдет из строя электричество, когда услышали, как перед крыльцом со скрежетом остановился пикап. Я выглянула в окно и увидела за рулем сползшего вниз по сиденью Джима. Я не видела его с тех пор, как относила пирог. На стук в дверь он тогда не откликнулся, и, как ни больно мне признаваться в этом, я оставила пирог на ступеньке крыльца.
        Он едва не вывалился из машины, а когда мы с Лорном подбежали, чтобы подхватить его, сказал:
        — Мне позвонила Джоани, Реба.
        Пахло от него кошмарно, жуткая смесь перегара и пота. И выглядел он так, будто не брился несколько недель. Я подумала, что дочка позвонила, чтобы сообщить ему, что прах Пэм наконец будет доставлен домой, поэтому он так расстроился.
        Я усадила его на кухне, и он сказал:
        — Ты не могла бы позвонить пастору Лену? Чтобы он прямо сейчас приехал?
        — А почему ты сразу не поехал к нему на ранчо?  — спросила я.
        Хотя на самом деле никуда ему ехать не следовало бы. Алкоголем от него пахло за километр. У меня от этого даже глаза начали слезиться. Если бы шериф Бомонт увидел его в таком состоянии, то точно бы запер у себя для надежности, от греха подальше. Я налила Джиму колы, чтобы ему полегчало. После размолвки, которая произошла у нас с пастором Леном, я не особенно горела желанием звонить ему, но все равно позвонила. Не ожидала, что пастор ответит, но он ответил. И сказал, что сейчас приедет.
        Пока мы ждали пастора Лена, Джим больше молчал, хотя мы с Лорном и пытались разговорить его. А из того немногого, что он все-таки произнес, мы мало что поняли. Через пятнадцать минут появился пастор Лен. Как обычно, со своим псом Монти на поводке.
        Джим начал прямо в лоб:
        — Джоани ездила встретиться с тем мальчиком, Лен. Ну, с тем, из Японии.
        Пастор Лен застыл на месте. Прежде чем их дорожки разошлись, пастор Лен всегда рассказывал о том, как уже мучительно долго доктор Лунд пытается поговорить с кем-нибудь из этих детей. Взгляд Джима забегал.
        — Джоани сказала, что этот японский мальчик… сказала, что она говорила с мальчиком, но не совсем с ним.
        Никто из нас, во имя Иисуса, не понял, о чем он говорит.
        — Я что-то не пойму вас, Джим,  — сказал пастор Лен.
        — Она сказала, что он разговаривает через андроида. Через робота, который выглядит в точности как он.
        — Робот?  — удивилась я.  — Он говорил с ней через робота? Вроде тех, которых показывают в YouTube? Боже милостивый!
        — Что все это значит, пастор Лен?  — спросил Монти.
        Пастор Лен ничего не ответил, он молчал минимум минуту.
        — Думаю, мне следует позвонить Тедди.
        Так пастор Лен назвал доктора Лунда. Просто Тедди, как будто они с ним друзья-приятели, хотя все мы знали, что в отношениях с доктором Лундом у него были большие проблемы. Потом Лорн сказал мне, что, по его мнению, пастор Лен надеялся, что эта история как-то загладит его вину за ложь с той проституткой, как-то компенсирует нанесенный вред.
        А затем наступил неожиданный поворот событий. Джим сказал, что он уже сообщил обо всем газетчикам и рассказал им, что Джоани ездила повидать того японского ребенка и разговаривала с роботом, выглядевшим в точности как этот мальчик.
        Пастор Лен стал бордовым, как вареная свекла.
        — Джим,  — сказал он,  — почему вы не рассказали это мне, прежде чем идти к газетчикам?
        На лице Джима появилось упрямое выражение.
        — Пэм была моей женой. Они предложили мне денег. Я не мог отказаться. Мне нужно на что-то жить.
        Это было слабое оправдание, потому что по страховке Джиму полагалась за Пэм целая тонна денег. Лорн потом заявил, что ему все ясно как день: пастор Лен психовал, потому что хотел использовать эту информацию в своих целях.
        Джим грохнул кулаком по столу.
        — И люди должны знать, что мальчишка этот  — воплощение зла. Как могло так получиться, что он выжил, а Пэм  — нет, а, пастор Лен? Это несправедливо. Неправильно. Пэм была хорошей женщиной. Хорошей женщиной.
        Джим начал плакать, приговаривая, что все эти дети были убийцами. Что это они убили всех людей в тех самолетах и он удивляется, что никто, кроме него, этого не видит.
        Пастор Лен сказал, что отвезет его домой, а Монти поехал сзади в пикапе Джима. Им пришлось немало потрудиться, чтобы усадить Джима в новый внедорожник пастора Лена. Джим уже рыдал так, что слезы текли ручьем, его всего трясло. Его нельзя было оставлять одного. Было очевидно, что с рассудком у него не все в порядке. Но он был упрям, и в глубине души я была уверена, что он бы обязательно отказался, если бы я предложила ему остаться у нас.





        Эта книга уже была готова к печати, когда мне наконец-то удалось взять интервью у Кендры Ворхис, жены пастора Лена, проживающей отдельно. Беседа наша состоялась в современной, оборудованной по последнему слову техники психиатрической лечебнице, где она пребывает в настоящий момент (я согласилась не разглашать ее местонахождение).

        В палату Кендры, просторную солнечную комнату, меня провожает санитарка с безупречным маникюром. Кендра сидит за письменным столом, перед ней  — открытая книга (позже я рассмотрела, что это последнее издание из серии «Ушедшие» Гибкого Сэнди). При моем приближении сидящая у нее на коленях собачка, Снуки, без особого энтузиазма виляет хвостом, но сама Кендра, похоже, не замечает моего присутствия. Когда же она в конце концов поднимает глаза, взгляд у нее ясный, а выражение лица намного более осмысленное, чем я ожидала. Она такая худая, что видна каждая вена под полупрозрачной кожей. В речи ее чувствуется техасская неспешность, и говорит она очень аккуратно  — возможно, это как-то связано с лекарствами, которые она принимает.
        Она жестом приглашает меня в кресло напротив письменного стола и не возражает, когда я устанавливаю перед ней диктофон.
        Я спрашиваю у Кендры, почему она решила поговорить именно со мной, а не с кем-то из других журналистов, которые тоже очень хотели бы взять у нее интервью.


        КЕНДРА ВОРХИС: Я читала вашу книгу. Ту, в которой вы берете интервью у детей, которые случайно застрелили своих братьев или сестер из маминого 38-го калибра. Необычно. Или когда вы спрашиваете, кто вбил им в головы убить своих одноклассников из папиной полуавтоматической игрушки. Лен чуть с ума не сошел, когда увидел, что я ее читаю. Ну еще бы, он ведь большой специалист по этой бредовой Второй поправке насчет разрешения носить оружие.
        Но вы не должны думать, что я пытаюсь отомстить за то, что Лен связался с проституткой. Шалавы  — кажется, так их называют. Если хотите знать, она мне даже понравилась. Она была до приятного откровенна, что в наши дни большая редкость. Я надеюсь, что она получит свои пятнадцать минут славы и воспользуется этим. Извлечет выгоду и потратит на что-нибудь стоящее.


        Я спрашиваю, не через нее ли просочилась в прессу информация о неблаговидном поведении пастора Лена. Она вздыхает, нервно поглаживает Снуки, а затем коротко кивает. Я спрашиваю, почему она разгласила эту историю, если не из мести.


        КВ: Потому что правда освободит вас!


        Она смеется отрывисто и невесело.


        КВ: Кстати, когда будете это писать, можете говорить все, что придет в голову. Все что вздумается. Но если вам на самом деле хочется узнать правду, то я сделала это, чтобы навсегда увести Лена от доктора Лунда. Лен был убит горем, когда «большие мальчики» пинком под зад вышвырнули его из клуба, когда он выставил себя на посмешище на радиошоу, но я знала, что с него станется тут же приползти обратно, стоит только доктору Лунду щелкнуть пальцами. Я думала, что делаю это на благо Лена, ведь все видят, что доктор Лунд манипулирует людьми. А доктор Лунд не захочет иметь рядом с собой помощника, замешанного в сексуальном скандале, чтобы не замарать кристальную репутацию при своих политических устремлениях. Оказывается, это было самое худшее, что я только могла сделать. У меня по тысяче раз в день в голове проносится мысль: а что было бы, если бы я в тот день не пошла за Леном? Что, если бы оставила все так, как есть? Я все думаю: если бы Лен каким-то образом опять оказался в милости у доктора Лунда, может быть, это сыграло бы свою роль и все вышло бы по-другому? Может, это остановило бы его и он не стал
бы слушать безумные речи Джима Доналда? Сейчас все говорят о том, что Лен «впустил в душу дьявола», но не все так просто. В действительности на самый край Лена подтолкнуло разочарование. Разбитое сердце поступает с людьми и так.


        Я открыла было рот, чтобы отреагировать на эти слова, но она продолжала.


        КВ: Я не сумасшедшая. Не помешанная. Не душевнобольная. Меня так изматывает притворство. Нельзя же всю жизнь играть какую-то роль, верно? Они говорят, что у меня депрессия. Клинический случай. Может быть, даже биполярная, но кто знает толком, что это означает? Место это не из дешевых. Я заставляю платить по счету своего бездельника-братца. Он дорвался до папиных денег, получил львиную долю, так что пришла пора ему раскошелиться. А кого еще мне просить? Я думала о том, чтобы обратиться лично к доктору Лунду. Даже на той жутко неприятной конференции было видно, что он считает меня обузой. Я точно знаю, что в тот раз он не хотел, чтобы Лен появился на его шоу вместе со мной. Его жене я также не понравилась. Это у нас с ней было взаимно. Вы бы только видели ее физиономию, когда я отказалась присоединиться к Лиге женщин-христианок. «Мы обязаны поставить этих феминисток и убийц детей на место, Кендра».


        Она подозрительно смотрит на меня, прищурив глаза.


        КВ: Вижу, что вы, скорее всего, как раз одна из этих феминисток, я не ошиблась?


        Я отвечаю, что да, она права.


        КВ: Тогда это взбесит доктора Лунда еще больше, когда он прочтет то, что я собираюсь сказать. Я не такая. В смысле, не феминистка. Я вообще никакая. Нет на мне никаких ярлыков, никаких пристрастий. О, я знаю, что эти странные женщины в том жутком месте думают обо мне. Я прожила там пятнадцать лет. Они думали, что я заносчивая, что-то соображали насчет моего социального положения на основании того, откуда я туда попала. Думали также, что я слабая, слабая и кроткая. Но «блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Лен, конечно, мог заставить их сердца трепетать. Я удивляюсь, как он не закрутил с одной из них. Но, думаю, я должна быть благодарна, что он все-таки решил не пачкать у себя на заднем дворе.
        Что за жизнь! Застрять в каком-то захолустном округе с проповедником в качестве мужа. Не этого хотел для меня мой папа. Да и сама я тоже вряд ли стремилась к такому. У меня были свои амбиции, хоть и немного. Я задумывалась над тем, чтобы стать учителем. Знаете, я ведь закончила колледж. А те женщины пытались заинтересовать меня всей этой чушью с подготовкой к концу света. В случае вспышки на солнце или ядерной войны даже тысяча банок консервированной репы все равно не спасет, правда ведь? Памэла была самой лучшей из всей этой компании. В другой жизни мы могли бы быть с ней подругами. Ну, может быть, не подругами, но она была все-таки не такой скучной, как все остальные. Не была занудливой, не сплетничала. Я даже сочувствовала тому, что она живет с таким мужем. Этот Джим убогий, как приблудный пес. А Джоани, ее дочку, я любила. Я радовалась за нее, ликовала в душе, когда она решила положить этому конец и отправилась посмотреть мир.


        Она снова возится со Снуки.


        КВ: Мне нравится думать, что Пэм, по крайней мере, была бы спокойна, зная, что о ее Снуки заботятся.


        Я спрашиваю, где она познакомилась с пастором Леном.


        КВ: Где же еще? На митинге верующих. Это было в Теннеси, я там училась в колледже. Мы с ним познакомились в забитой людьми палатке.


        Она невесело усмехается.


        КВ: Это была любовь с первого взгляда  — для меня, по крайней мере. Только через много лет до меня дошло, что Лен нашел меня привлекательной из-за денег, которые у меня были. Все, что он хотел,  — это иметь собственную церковь.
        — Ради этого я и был послан на землю,  — любил говорить он.  — Проповедовать слово Божие и спасать человеческие души.
        Тогда он был баптистом, как и я. Он поздно поступил в колледж, а до этого напряженно работал на Юге. Переполняемый огнем и верой в Христа, он работал почасово дьяконом у доктора Сэмюеля Келлера. Вряд ли вы его помните. Не тот уровень, но тогда казалось, что он на коне, что это будет новый Джон Хаги, пока его в девяностых не застукали со спущенными штанами. Дерьмо  — штука липкая, с этим не поспоришь, как говорил мой папа, и, после того как Келлера застали ласкающим мальчика в публичном туалете, Лен обнаружил, что найти другое место работы ему будет нелегко, по крайней мере пока весь этот шумный скандал не уляжется. Единственным вариантом для него было начать свое дело с нуля, самостоятельно. Он много ездил, подыскивал правильное место. А затем приехал в округ Саннах. Мой папа только что умер, оставив мне наследство, и на эти деньги мы купили здесь ранчо. Я думала, что у Лена были какие-то планы насчет того, чтобы заняться фермерством, но что он мог знать о сельском хозяйстве?
        С виду он был красивым мужчиной. И до сих пор, я думаю, таким является. И знал преимущества хорошего обхождения. Папа был не в восторге, когда я привела его в наш дом.
        — Помяни мои слова, этот мальчик еще разобьет тебе сердце,  — сказал он тогда.
        Папа ошибся. Лен не разбил мне сердце, но старался изо всех сил  — это точно.


        По щекам ее бегут слезы, но она, кажется, не замечает этого. Я протягиваю ей салфетку, и она рассеянно вытирает глаза.


        КВ: Не обращайте внимания. Я не всегда была такой. Я на самом деле верила, ох, как я верила! Нет, я потеряла веру тогда, когда Бог счел нужным не давать мне детей. Это было все, чего я хотела. Все могло бы сложиться по-другому, если бы мне было дано это. Я ведь не так много просила. А Лен даже не рассматривал вариант с усыновлением ребенка: «Дети не входят в планы Иисуса относительно нас, Кендра».
        Но теперь-то у меня появился ребеночек, верно? О да! Ребеночек, которому я нужна. Которому нужно, чтобы его любили. Который заслуживает, чтобы его любили.


        Она снова гладит Снуки, хотя та практически не реагирует на это.


        КВ: Лен  — не злой человек. Нет. Я этого никогда не скажу. Он человек разочарованный, отравленный разрушительными амбициями. Он не был достаточно умен и достаточно харизматичен  — до тех пор пока в его глазах не появился адский огонь, пока та женщина не упомянула его в своем послании.
        Как это все горько звучит, да?
        Я не держу зла на Памэлу. На самом деле я не виню ее. Как я уже говорила, она была хорошей женщиной. Мы с Леном… Думаю, в наших отношениях наступил застой, затянувшийся на долгие годы, и что-то должно было измениться. У него было свое радиошоу, свои группы по исцелению и изучению Святого Писания, он много лет потратил, стараясь, чтобы «большие мальчики» заметили его. И я никогда не видела его в таком возбуждении, как тогда, когда его пригласили на ту проклятую конференцию. Была во мне какая-то часть  — часть, еще не умершая к тому времени,  — которая думала, что, может быть, это станет для нас процессом нового становления. Но он позволил всему этому захватить свои мысли. И он действительно верил в то послание. Он и сейчас по-настоящему верит в него. Люди называют его шарлатаном, говорят, что он ничем не лучше помешанных на пришельцах или ненормальных лидеров разных культов, но в этой части, по крайней мере, они не правы.
        Я не могла вынести, когда все эти люди начали съезжаться на ранчо. Они пугали Снуки. Я убеждена, Лен думал, что сколотит состояние из всех тех пожертвований, церковных десятин, которые они привнесут. Это должно было доказать доктору Лунду, что у него тоже могут быть преданные последователи. Но ни один из приехавших не привез с собой денег. И прежде всего  — этот Монти. Я иногда чувствовала, как он следит за мной. Было что-то порочное в том, как у этого человека устроены мозги. Я много времени проводила у себя в комнате, смотрела сериалы и шоу. Лен пытался вытащить меня в церковь по воскресеньям, но к тому моменту я уже не могла смотреть на это. В другое время мы бы со Снуки просто сели в машину и уехали куда глаза глядят, не заботясь о том, что это за дорога.
        Это неминуемо должно было окончиться плохо. Я говорила Лену не участвовать в шоу с тем нахальным шутником из Нью-Йорка. Но Лен и слушать не хотел. Он не любил, когда ему перечили. В голову ему ударили власть и внимание, которые он получал. Да, именно так. Они. Ударили. Ему. Прямо в голову.
        Я понимала, что доктор Лунд в конце концов захочет использовать его, и все так и случилось. Он взял слова Лена и воспользовался ими в своих целях. Лен мог сколько угодно выходить из себя, пытаясь связаться с доктором Лундом или этим Гибким Сэнди по телефону, но закончилось тем, что в итоге с ним перестали разговаривать даже пресс-секретари. Все время поступали новости, что все больше и больше людей спасают свои души, и доктор Лунд получал львиную долю дивидендов от этого. Понимаете, у него ведь были связи. А когда он поддержал этого Митча Рейнарда и не пригласил Лена выступить на произраильском митинге… В общем, я никогда не видела Лена более огорченным. Я не могла находиться там, не могла видеть его лицо после того, как вышла статья в «Инквайерер»,  — в тот же день, когда она была опубликована, я уехала. Он все отрицал  — я знала, что он будет вести себя именно так. Но то, что его выгнали из клуба «больших мальчиков», нанесло по его чувству собственного достоинства существенно более сокрушительный удар, чем могла это сделать любая статья в газете, какой бы сенсационной она ни была. На самом деле
я не сомневаюсь, что отставка у доктора Лунда ранила его гораздо больнее, чем мой уход.
        Это было жестоко. Доктор Лунд чуть приоткрыл волшебную дверцу, позволил ему через щелку заглянуть внутрь дворца, а затем захлопнул ее у него перед носом.


        Она вздыхает.


        КВ: Снуки нужно уже вздремнуть. Вам пора уходить. Я сказала, что хотела.


        Прежде чем уйти, я спросила, как она сейчас относится к Лену, и в глазах ее вспыхнула злость.


        КВ: Для Лена в моем сердце больше нет места. Нет места ни для кого.


        Она целует Снуки в макушку, и у меня складывается впечатление, что она забыла о том, что я все еще здесь.


        КВ: Ты ведь никогда бы не причинила мне боль, Снуки? Нет. Ты бы этого не сделала.



        Часть 7
        Выжившие: апрель

        Лилиан Смолл

        Я жила какой-то странной полужизнью. Бывали дни, когда Рубен мог общаться так же четко, как я сейчас говорю с вами, но стоило мне завести разговор о нашем старом доме, или об одном из наших старых друзей, или о книге, которая когда-то ему особенно нравилась, как в глазах его тут же появлялось озабоченное выражение и взгляд начинал метаться из стороны в сторону, словно он пытался уловить какую-то информацию, и возвращался обратно ни с чем. Такое впечатление, что прошлое до момента, когда он проснулся, оставалось для Рубена чистым листом. Я решила не подталкивать его. Тяжело об этом говорить… но на самом деле он, похоже, не помнил наше с ним общее прошлое и даже не понимал больше нашу старую шутку «Париж-Техас»  — и тогда мне становилось почти так же больно, как в дни, когда приходил Эл.
        Потому что иногда Эл действительно возвращался. Когда Рубен просыпался, я сразу же понимала, будет это день Рубена или Эла; я видела это в его глазах, когда приносила утренний кофе. Бобби относился ко всему этому спокойно и вел себя одинаково, был перед ним Рубен или Эл, но для меня это было тяжело. Эта неопределенность, когда не знаешь, с чем столкнешься на следующее утро… Я обращалась к Бетси или звонила в агентство только тогда, когда была уверена, что сегодня будет день Эла. И не потому, что не доверяла Бетси. Я просто не могла забыть, как отреагировал доктор Ломейер, когда Рубен заговорил с ним. Мне была невыносима мысль о том, что могут подумать эти сумасшедшие, когда узнают такое о Рубене. Они ведь не оставят его в покое. Я уже со счета сбилась, сколько раз бросала трубку, когда понимала, что звонит один из этих религиозных болванов, умоляя меня разрешить ему поговорить с Бобби.
        И еще… Даже если это был день Рубена, он все-таки не был самим собой. По какой-то причине он пристрастился к «Взгляду»  — шоу, к которому до болезни испытывал отвращение, и теперь они с Бобби могли часами смотреть старые фильмы, тогда как Рубен никогда не был особым фанатом кино. Он также потерял интерес к каналам новостей, даже несмотря на то, что там показывали все эти политические дебаты.
        Однажды утром я была в кухне, готовила завтрак и собиралась с силами, чтобы идти будить Рубена, когда ворвался Бобби.
        — Бабушка,  — сказал он,  — По-По хочет сегодня пойти погулять. Он хочет на улицу.
        Бобби взял меня за руку и повел в спальню. Рубен сидел на кровати, пытаясь натянуть носки.
        — С тобой все в порядке, Рубен?  — спросила я.
        — Мы могли бы поехать в город, Рита?
        Теперь он начал называть меня так. По аналогии с Ритой Хейворт. Из-за рыжих волос, понятное дело.
        — Куда именно ты хотел бы поехать?
        Рубен с Бобби переглянулись.
        — В музей, бабушка!  — воскликнул Бобби.
        Накануне вечером показывали фильм «Ночь в музее», и Бобби был в восторге от того, что там экспонаты оживали. Это был день Эла, так что я сильно сомневалась, чтобы что-то из содержания фильма просочилось в сознание Рубена, что было большим облегчением, потому что посредине фильма Бобби вдруг заявил: «Этот динозавр похож на тебя, По-По. Он оживает совсем как ты!»
        — Рубен,  — сказала я,  — ты думаешь, что в состоянии сегодня выйти из дому?
        Он с готовностью кивнул, совсем как маленький ребенок.
        — Да. Пожалуйста, Рита! Давай поедем туда и посмотрим динозавров.
        — Да, динозавров!  — подхватил Бобби.  — Бабушка, ты думаешь, они на самом деле жили?
        — Ну конечно, Бобби,  — ответила я.
        — Мне нравятся их зубы. Однажды я возвращу их к жизни.
        Энтузиазм Бобби оказался заразительным, и если кто-то и заслуживал каких-то удовольствий, то это как раз он. Бедный маленький мальчик целыми днями сидел дома, хотя никогда на это не жаловался, ни единого раза. Но поездка на Манхэттен могла таить в себе всякие опасности. А что, если нас узнают на улице? Что, если за нами последует кто-нибудь из этих религиозных фанатиков и попытается похитить Бобби? И еще я волновалась, что у Рубена могут закончиться силы. Возможно, его умственные функции и улучшались, но физически он очень быстро уставал.
        Однако я отмела все страхи и быстренько вызвала такси, пока не передумала.
        Уже уходя, мы столкнулись с Бетси, и я про себя начала молиться, чтобы Рубен ничего ей не сказал. Конечно, у меня был уже миллион таких случайных встреч, и мне в душе очень хотелось с кем-нибудь поделиться  — о состоянии Рубена я не говорила ни единой живой душе, за исключением этого ни на что не способного доктора Ломейера, вот так. Глядя на Бетси, я одними губами произнесла: «К доктору», и та кивнула, но Бетси  — женщина умная, и я видела, что она понимает, что я от нее что-то скрываю.
        Таксист умудрился найти свободное место для парковки прямо напротив нашей двери, просто благословение Господне, поскольку, как я заметила, несколько этих ненормальных с их оскорбительными плакатами уже начали собираться возле парка, хотя было всего девять часов утра.
        К счастью, наш таксист  — еще один из этих иммигрантов из Индии  — нас не узнал, а если и узнал, то не подал виду. Я попросила его провезти нас через Уильямсбергский мост, чтобы Рубен мог полюбоваться видом оттуда, и  — ох, Элспет!  — мне и самой очень понравилось это путешествие. Был замечательный ясный день, так что линия горизонта выглядела так, будто специально позировала для открытки, а солнце выскакивало прямо из воды. Пока мы неслись по Манхэттену, я показывала Бобби все достопримечательности  — Крайслер-билдинг, Рокфеллер Плаза, Трамп-тауэр,  — а он сидел, приклеившись к окну, и задавал вопрос за вопросом. Поездка эта обошлась мне в целое состояние, почти сорок долларов вместе с чаевыми, однако она того стоила. Перед тем как мы вошли в музей, я спросила у Рубена и Бобби, не хотят ли они съесть по хот-догу на завтрак, после чего мы сидели в Центральном парке и ели сосиски, как обычные туристы. Лори как-то приводила меня сюда с Бобби  — не в сам музей, а в парк. Бобби тогда был раздражительным, погода стояла морозная, но я все равно вспоминаю тот день с нежностью. Лори не переставая
рассказывала о заказах, которые к ней поступают; она тогда так радовалась прекрасному будущему!
        Хоть день был и будним, народу в музее оказалось полно, так что нам пришлось довольно долго стоять в очереди. Я начала уже волноваться, что нас узнают, но большинство посетителей были туристами  — много китайцев и европейцев. Да и Рубен выглядел уставшим, на лбу у него выступили капли пота. А Бобби был полон энергии и все не мог оторвать взгляд от скелета динозавра, стоявшего в фойе.
        Мужчина в билетной кассе, разговорчивый афроамериканец, внимательно посмотрел на меня.
        — Мы с вами не знакомы, мэм?
        — Нет,  — отрезала я, возможно, немного резко.
        Заплатив и повернувшись спиной, я услышала, как он окликнул меня:
        — Погодите!
        Я остановилась в нерешительности, опасаясь, что он может рассказать всему музею, кто такой Бобби. Однако он сказал:
        — Могу я предложить инвалидную коляску для вашего мужа, мэм?
        Я едва не расцеловала его. Все говорят, что ньюйоркцы нахальные и самовлюбленные, но это неправда.
        Бобби уже дергал меня за руку:
        — Бабушка! Динозавры!
        Кассир исчез и вернулся с инвалидной коляской. Рубен немедленно опустился в нее. К этому времени я уже начала серьезно беспокоиться. Он выглядел каким-то растерянным, и я переживала, что Эл может внезапно вернуться и навлечь на нашу голову неприятности.
        Кассир направил нас к лифтам.
        — Давай, сынок,  — сказал он Бобби.  — Покажи бабушке с дедушкой динозавров.
        — А вы верите, что динозавры по ночам оживают, дяденька?  — спросил его Бобби.
        — А почему бы и нет? Случаются ведь разные чудеса, правда?
        Он заговорщицки подмигнул мне, и я точно поняла, что он знает, кто мы такие.
        — Не беспокойтесь, мэм,  — сказал он,  — я никому ничего не скажу. Идите спокойно и развлекитесь.
        Мы сразу направились на тот этаж, где были выставлены динозавры. Я рассчитывала, что мы быстренько осмотрим экспозицию, ради Бобби, а потом поедем прямо домой.
        Я сказала Бобби держаться рядом со мной, повсюду были толпы посетителей, и мы с трудом продвигались в первый зал.
        Вдруг Рубен посмотрел на меня и сказал:
        — Кто я? Мне страшно.
        А потом он заплакал, чего с ним не случалось с того времени, как он «ожил», как выразился Бобби. Я изо всех сил старалась успокоить его. На него начали оборачиваться люди, а мне сейчас меньше всего хотелось привлекать к себе внимание. А когда я подняла голову, Бобби пропал.
        — Бобби!  — позвала я.  — Бобби!
        Я искала в толпе бейсбольную кепку с эмблемой «Янкиз», но Бобби нигде не было.
        Паника захлестнула меня, словно волна. Я бросила Рубена и побежала.
        Я расталкивала людей, игнорируя возмущенные замечания вроде «Эй, леди, нельзя ли поосторожнее?», меня прошиб холодный пот.
        — Бобби!  — отчаянно кричала я на пределе легких.
        Перед глазами мелькали страшные картины. Бобби увел кто-то из этих религиозных фанатиков, похитил и делает с ним самые жуткие вещи. Бобби потерялся в Нью-Йорке, бродит по улицам и…
        Ко мне подошла женщина из охраны.
        — Успокойтесь, мадам,  — сказала она.  — Здесь нельзя кричать.
        Я поняла, что она приняла меня за душевнобольную, и я не виню ее за это. Я и сама чувствовала себя так, будто теряю рассудок.
        — Мой внук! Я не могу найти своего внука.
        — Успокойтесь, мадам,  — повторила она.  — Как он выглядит?
        Мне не пришло в голову сказать ей, кто такой мой Бобби на самом деле  — что он Бобби Смолл, один из Троих, чудо-ребенок или что-нибудь еще из всей этой чуши. Все это как-то вылетело у меня из головы, и я рада, что не сделала этого,  — немедленно бы вызвали полицейских и, без сомнения, завтра же вся эта история появилась на первых полосах газет. Охранница сказала, что предупредит персонал на всех входах и выходах, просто на всякий случай, но в этот момент я услыхала самое милое моему сердцу слово на свете:
        — Бабушка?
        От облегчения я едва не потеряла сознание, а затем увидела, как он вприпрыжку приближается ко мне.
        — Где ты был, Бобби? Ты меня до смерти перепугал.
        — Я был возле большого. У него громадные зубы, как у волка! Но пойдем скорее, бабушка, мы нужны По-По.
        Можете в такое поверить: Рубен совершенно вылетел у меня из головы! Мы сразу же поспешили в выставочный зал, где его оставили. К счастью, он просто заснул в своей коляске.
        Я почувствовала себя снова в безопасности, только когда мы уже ехали домой в такси. Слава Богу, Рубен немного успокоился, когда проснулся, и хотя он и не был самим собой, но по крайней мере мне, кроме всего прочего, не пришлось паниковать еще и по поводу полного возвращения Эла.
        — Они не ожили, бабушка,  — сказал Бобби.  — Динозавры не ожили.
        — Это потому, что они оживают только по ночам,  — сказал Рубен.
        Он снова был с нами. Он взял меня за руку и сжал ее.
        — Ты была молодцом, Лили,  — сказал он.
        Лили  — он назвал меня Лили, а не Рита!
        — Что ты имеешь в виду?  — спросила я.
        — Ты не сдалась. Ты не бросила меня.
        И тут я расплакалась. Я ничего не могла с этим поделать, слезы сами текли по щекам.
        — Ты в порядке, бабушка?  — спросил Бобби.  — Почему ты грустишь?
        — Со мной все хорошо. Просто я волновалась за тебя,  — ответила я.  — Я думала, что потеряла тебя в музее.
        — Ты не можешь меня потерять,  — сказал Бобби.  — Правда не можешь, бабушка. Это просто невозможно.





        Это последняя сохранившаяся переписка в системе мгновенного обмена сообщениями между Риу и Чийоко.

        Регистрация сообщения @ 20.46, 03/04/2012
        ЧИЙОКО: Я думала, ты мне друг!!!!!!!!!! Как ты мог так со мной поступить www.hirotalksthroughandroid/tokyoherald Я надеюсь, тебе хоть хорошо заплатили и оно того стоило.
        РИУ: Чийоко! Клянусь тебе, клянусь, что это был не я.
        ЧИЙОКО: МП в ярости. Дядя Андроид грозит забрать Хиро обратно в Осаку. Тут повсюду репортеры. Если я его потеряю, я умру. Как ты мог?
        РИУ: Это не я!
        ЧИЙОКО: Ты поломал мне жизнь, НИКОГДА БОЛЬШЕ МНЕ НЕ ПИШИ.
        РИУ: Йоко? Йоко? Ну пожалуйста. Пожалуйста! ЭТО БЫЛ НЕ Я!





        Опустошенный после того, как Чийоко заблокировала все сообщения от него, Риу перешел на форум «Разбитые сердца» для одиноких мужчин на 2-м канале под аватаром Человек-ORZ и начал там новую тему: «Гик-неудачник нуждается в помощи». Практически мгновенно его история распространилась, захватив воображение посетителей форума и вызвав миллионы откликов.



(Перевод Эрика Кушана, который отмечает, что для передачи смысла японского сленга, используемого на форумах, были использованы американские сокращения и сленг.)

        Дата сообщения: 2012/04/05 01:32:39.32
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Нужен совет от обитателей сети, пожалуйста! Мне необходимо восстановить связь с девушкой, которая заблокировала мои контакты с ней.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        А чего она тебя кинула, ORZ?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Она думает, что я предал ее, но это был не я.
        ИМЯ: АНОНИМ 275
        Понятно, но нужно больше информации.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        О’кей, но это так быстро не объяснишь. Я общался с этой девушкой онлайн, называл ее Ледяной Принцессой. Она намного выше меня по статусу, так что можешь себе представить, как я удивился, что такой человек, как она, проводит время с таким лузером, как я. Все было нормально, мы разговаривали каждый день, болтали и все такое. А потом… что-то случилось. В газеты просочилась… скажем так, одна история, в которой ее семья выглядела плохо, и она думает, что это я все разболтал, и теперь она заблокировала меня, и я не могу посылать ей сообщения. Парни, я не хочу, чтобы вы думали, что я неудачник. Но это больно. Когда она перестала принимать мои сообщения, было такое чувство, будто желудок у меня был стеклянный, а тут он взял и разбился вдребезги.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        «Будто желудок у меня был стеклянный». Красиво излагаешь, ORZ.
        ИМЯ: АНОНИМ 28
        Я сейчас плачу.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Спасибо. Мне очень плохо. Это как физическая боль. Не могу есть или спать. Все время читаю и перечитываю нашу переписку. Сегодня несколько часов анализировал каждое слово, которое мы сказали друг другу.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Уххх!!!! Тебе следовало бы знать, чувак ORZ, что женщины для того и созданы, чтобы причинять нам боль. Пошли они все!
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Не обращай внимания на 23.
        Я бывал в твоей ситуации, ORZ. Есть надежда, что удастся восстановить связь?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Не знаю даже. Я жить не могу без нее.
        ИМЯ: АНОНИМ 278
        Как она выглядит? Горячая штучка????
        ИМЯ: АНОНИМ 99
        (Вздох.) Какой же ты, 23, чайник в этих делах.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я видел ее всего раз. И не вживую. Она немного похожа на Хадзуки Хитори.
        ИМЯ: АНОНИМ 678
        Хадзуки Хитори из «Сани Джуниорс»? Ни фига себе! ORZ, да у тебя хороший вкус, чувак. Я тоже влюблен в нее.
        ИМЯ: АНОНИМ 678
        Хадзуки??? Я б ееееееееееееееееееееееееееее
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Контролируйте свою похоть, сетяне.
        ORZ, тебе нужно пойти и поговорить с ней лично. Сказать ей, что ты чувствуешь.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Все не так просто. Неловко. Вы, ребята… Я до сих пор живу со своими родителями и типа не выхожу из дому.
        ИМЯ: АНОНИМ 987
        Это круто. Я тоже живу дома.
        ИМЯ: АНОНИМ 55
        Я тоже. Подумаешь, большое дело.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я не это имел в виду. Я не выходил из дому… давно, в общем. Я даже из своей комнаты не выходил.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        И сколько это уже длится, ORZ?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Ох, парни, вы меня осудите!!!!
        Больше года уже.
        ИМЯ: АНОНИМ 87
        Реальный мир может быть полным отстоем. Даю совет, ORZ. Если не хочешь ходить в сортир, держи у себя под столом старые пластиковые бутылки из-под воды на всякий случай. Я именно так поступаю, когда зависаю за игрой в онлайне.
        ИМЯ: АНОНИМ 786
        Классный совет, 87!
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Сетяне. ORZ у нас  — хикикомори.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        ORZ живет в сети, а это означает, что он способен на человеческий контакт. Он просто затворник, а не настоящий хикикомори.
        (Разговор ненадолго прерывается спором насчет истинной природы хикикомори.)
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        ORZ, ты еще здесь?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я здесь. Послушайте… простите, что занимаю ваше время. Пока писал все это, понял… По-любому, что она могла во мне увидеть? С чего бы ей вообще смотреть в сторону такого лузера, как я?
        Вы сами подумайте… Ни работы, ни денег, ни надежды.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Твоя Принцесса что, умерла? Нет. Всегда есть какая-то надежда. Сетяне, этот человек нуждается в нашей помощи. Пора экипироваться.
        ИМЯ: АНОНИМ 85
        Оружие на изготовку.
        ИМЯ: АНОНИМ 337
        Отслеживайте эту Принцессу в своих прицелах.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        К бою готовы, СЭР!
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Сначала мы должны помочь ORZ выбраться из его комнаты.
        ИМЯ: АНОНИМ 47
        ORZ. Дам несколько хороших советов.
        1. Помойся хорошенько, чтобы выглядеть как можно более презентабельно. Никаких засаленных волос или прыщей.
        2. Сходи в «Юникло» и купи хорошую одежду, ничего вульгарного или крикливого.
        3. Пойди и встреться с Принцессой.
        4. Пригласи ее поужинать.
        5. За едой расскажи о своих чувствах.
        Таким образом, даже если она отошьет тебя, ты ни о чем сожалеть не будешь.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        ORZ может не знать, где она живет, если они с ней общались только в онлайне. Он сказал, что денег у него нет, как же он купит новую одежду?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Спасибо за совет. Адреса ее я не знаю, но знаю, что живет она возле станции Йойоги.
        ИМЯ: АНОНИМ 414
        Там неподалеку есть хорошее место, где подают отличную пасту.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Пасту на первом свидании? Иди в якиторию, французский или какой-нибудь экзотический ресторан, там и сможешь нормально поговорить.
        (Разговор прерывается дискуссией насчет выбора лучшего места для первого свидания.)
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Это не первое свидание. ORZ и Принцесса  — родственные кибердуши. Сетяне, вы отвлекаетесь от темы. Сначала ORZ нужно привести себя в порядок и выйти из комнаты.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Вы правда думаете, что мне следует попробовать встретиться с ней лично?
        (Следует целый хор утвердительных реплик типа «да», «сделай это, чувак», «ты все равно ничего не теряешь» и т. п.)
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        О’кей. Вы меня почти убедили! Теперь о вещах практических… Думаю, что смогу достать денег, но немного. Принцесса живет в другой префектуре, так что мне потребуется где-то остановиться, пока я буду искать ее дом. Гостиницу я себе позволить не могу. Есть какие-нибудь предложения? Кто-нибудь из вас оставался на ночь в интернет-кафе? Это вообще вариант?
        ИМЯ: АНОНИМ 89
        Не идеальный, но я однажды делал так на окраине Синдзюку. Дешево, и там можно в автоматах купить что-то поесть.
        (Сетяне забрасывают ORZ советами, споря о том, где ему следует остановиться и как лучше привлечь внимание Принцессы.)
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Мне нужно поспать. Я уже 20 часов на ногах. Спасибо, парни. Вы мне по-настоящему помогли. Я уже не чувствую себя таким одиноким.
        ИМЯ: АНОНИМ 789
        Ты можешь это сделать, ORZ!
        ИМЯ: АНОНИМ 122
        Сделай это ради всех поведенных на компьютерах гиков.
        ИМЯ: АНОНИМ 20
        Удачи тебе!!! Мы все с тобой, ORZ. Давай, чувак, ты мооооооооооооооооожешь сделать это.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Сделай это, блин.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Пиши, держи нас в курсе!!!!!!


        (Через два дня, в течение которых на форуме было много домыслов и рассуждений, Риу, он же Человек-ORZ, вновь появляется в чате.)
        Дата сообщения: 2012/04/07 01:37:19.30
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Не знаю, слышит ли меня кто-нибудь из тех, с кем я общался по теме, которую открыл накануне. Перечитывал все, что вы тогда мне сказали. Крышу снесло от количества поддержки, которую я получил на этом сайте!
        Я просто хотел сказать вам, ребята, что таки последовал вашему совету. Я вышел из дому.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        ORZ! Где ты сейчас?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Сижу в кабинке интернет-кафе.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        И каково это: снова выйти в большой плохой мир? Нам нужны подробности. Начни с самого начала.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Ага. Как я уже говорил, я последовал вашему совету. Сначала я помылся. Почистил зубы, которые стали желтыми от постоянного курения. Потом волосы. Денег на стрижку не было, так что сделал это сам. И думаю, что у меня не так уж плохо получилось! Теперь  — самое сложное. Вы, парни, точно меня за это осудите. Мои родители были на работе, когда я вышел, и я взял все сбережения, которые мать хранила в кухне. Немного, но хватит, чтобы продержаться на плаву пару недель, если быть бережливым. Я оставил записку, но до сих пор чувствую себя хреново из-за этого. Я написал, что решил уйти искать работу, чтобы больше не быть обузой для семьи.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Ты все правильно сделал, ORZ. Ты сможешь расплатиться с ними, когда встанешь на ноги.
        ИМЯ: АНОНИМ 28
        Да, ORZ. Ты сделал единственное, что мог сделать в такой ситуации. Продолжай и рассказывай нам все в подробностях.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Спасибо, парни. Подробности, говорите… о’кей.
        Туфли мои по-прежнему стояли в шкафу рядом с входной дверью, где я их оставил год назад. Они были покрыты толстым слоем пыли.
        Выйти из дому было одной из самых сложных проблем в моей жизни. Как бы вам это объяснить… Когда я шагнул за порог, то почувствовал себя спичкой в океане. Все казалось мне слишком ярким, слишком большим. Тут как тут оказались соседки, целыми днями глазеющие на улицу из-за своих занавесок. Я знаю, что они месяцами сплетничали обо мне и это доставляло много страданий моей матери.
        Когда я уходил, едва перевалило за полдень, но даже мой район в это время казался невыносимо оживленным. Мне постоянно хотелось вернуться в свою комнату. Как будто что-то тянуло меня обратно, но я переборол это чувство и заставил себя трусцой бежать к станции. Быстро купил билет до Синдзюку, пока не успел передумать. Не зная, что еще делать, пошел в магазин «Йошинойя», хотя есть мне не хотелось. Там я заставил себя спросить у парня за стойкой, не знает ли он какого-то дешевого заведения, где я мог бы остановиться. Он оказался нормальным и рассказал, как добраться в это интернет-кафе.
        Буду честным… у меня вроде как крыша немного съезжает…
        ИМЯ: АНОНИМ 179
        Держись, чувак. Мы все с тобой. Итак, что же дальше? Как ты разыщешь ее дом?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я тут провел небольшой поиск. Ее семья… они, скажем так, люди не последние, так что мне удалось раскопать их адрес.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Ты хочешь сказать, что она  — личность известная???
        (Последующие несколько часов были посвящены всяким умным словам и рассуждениям по поводу того, из какой семьи может быть Принцесса.)
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Думаю, что если я все-таки решусь увидеться с ней, то лучше подождать, пока ее родители уйдут из дому.
        ИМЯ: АНОНИМ 902
        Ты уже придумал, что собираешься ей сказать?
        ИМЯ: АНОНИМ 865
        Разбитый стеклянный желудок ORZ напряженно позвякивает. Он курит сигарету и стоит под уличным фонарем, глядя на дом Принцессы. Затем давит окурок ботинком, подходит к передней двери и стучит.
        Ему открывает она. У него перехватывает дыхание. Она еще прекраснее, чем в его воспоминаниях.
        — Это я, ORZ,  — говорит он, снимая темные очки.
        — Забери меня отсюда!  — умоляет она, падая перед ним на колени.  — Возьми меня, возьми меня прямо сейчас!
        ИМЯ: АНОНИМ 761
        Молодец, 865, я просто LOL!!!
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Ну же, не тяни кота за хвост.
        ИМЯ: АНОНИМ 2
        Я тут подумал… Может быть, я и знаю, как привлечь ее внимание…
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Да, ORZ. Мы же на твоей стороне, чувак!!!
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я вам завтра расскажу, сработало ли это. Если нет, я к этому времени свернусь в клубок, порежу себе вены и буду рыдать.
        ИМЯ: АНОНИМ 286
        Только победа, у тебя нет другого выхода, ORZ! Ты можешь это сделать!!!!!


        (После того как Риу ушел с форума, там состоялся следующий обмен сообщениями.)
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Сетяне… Думаю, я знаю, кто эта Принцесса.
        ИМЯ: АНОНИМ 874
        И кто же она?
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        ORZ говорил, что семья Принцессы хорошо известна. Он также сказал, что живет она возле станции Йойоги. В Йойоги живет Хиро.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Хиро???? Чудо-ребенок Хиро? Мальчик Андроид?
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Да. Хиро живет с тетей и дядей. А у них есть дочь. Я пересматривал ролик с поминальной церемонии. И заметил в толпе девушку, похожую на Хадзуки, которая стояла рядом с родственниками, и еще одну, которая была не такой привлекательной.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Так наш застенчивый ORZ влюблен в двоюродную сестру Мальчика Андроида??? ВПЕРЕД, ORZ!





        Отрывок из «Затворник и Ледяная Принцесса: история шиндзу» (ниже приведено продолжение литературной обработки этой истории, написанной Анонимом 111, которая первоначально была выложена на форуме 2-го канала).

        Чийоко, крепко держа Хиро за руку, прячется в своей спальне. Она слышит, как родители снова ссорятся и кричат друг на друга. В том, что новости просочились в прессу, они обвиняют ее.
        Ее дядя в бешенстве и грозит забрать Хиро в Осаку, где к нему не будет такого внимания средств массовой информации.
        От одной этой мысли у нее тоскливо сосет под ложечкой. Она нужна Хиро, как и он нужен ей.
        От мысли, что она может его потерять, хочется умереть.
        Хиро осторожно высвобождает руку и идет к андроиду.
        Чийоко уже настолько привыкла слышать разговаривающего андроида, что это больше не кажется ей чем-то неестественным. А Хиро так натренировался, что ему почти не приходится двигать губами, чтобы было понятно.
        — Не грусти,  — говорит он.
        Она ничего не может с собой поделать. Она сидит за компьютером и кликает на сноски всех подряд материалов о Хиро, «мальчике Андроиде». Как и Риу, она отслеживает их в обратной последовательности и очень скоро понимает, что поторопилась с выводами. Она обвиняла в утечке информации его и ошибалась.
        Это был не он. Это была та американка. Дочка Памэлы Мэй Доналд.
        Она видит длинный перечень все более и более отчаянных просьб выслушать его.
        Она пытается ожесточиться на него. Он ей не нужен. Ей вообще никто не нужен. Она пытается убедить себя в том, что ей не нужен даже Хиро.
        Но она обманывает себя.
        Она выдергивает шнур питания компьютера, сбрасывает монитор на пол и начинает топтать его ногами. Силы вскоре покидают ее, и она падает на колени, давая волю горю и отчаянию, которые так долго прятала в себе.
        Хиро кладет руку ей на плечо.
        — Смотри,  — неожиданно говорит он своим собственным голосом. И показывает на окно.
        Вскочив на ноги, она выглядывает из окна и видит мужчину, который смотрит на нее.
        Посреди асфальта баллончиком с краской написаны буквы O, R и Z  — ORZ.
        Когда мать спрашивает, куда она идет, Чийоко не обращает на это внимания. Просто выбегает из дома туда, где ее ждет Риу.





        Запись текста диктофонной записи Пола Крэддока, апрель 2012 года

        17 АПРЕЛЯ, 00:30
        Боже, столько времени прошло… Как ты, Мэнди? Знаешь, несмотря на то что я болтаю с тобой в эту хренову штуковину, как будто ты мой самый близкий друг или заместитель доктора К., до меня не так давно вдруг дошло, что я не могу вспомнить твоего лица. Я даже полез в Фейсбук, чтобы свериться с фотографией на твоей странице и напомнить себе, как ты выглядишь. Я ведь говорил тебе, насколько ненавижу этот Фейсбук, верно? Сам виноват, впрочем. Я тупо принял приглашение в друзья от чертовой уймы народу, не проверив их сперва должным образом. А эти мерзавцы забросали мою «стену» и аккаунт в Твиттере угрозами и оскорблениями из-за всех этих дел с Мэрилин.
        Мэнди, я хотел бы извиниться за то, что игнорировал твои звонки. Я просто не мог… В общем, было у меня несколько тяжелых дней. Даже не несколько, а много, если уж быть откровенным. Несколько недель  — ха-ха. И конца им не было видно. Стивен… ну, ты знаешь. Не хочу об этом. И я мало что сделал, чтобы разобраться, что мы оставим из всей этой слюнявой болтовни. Я вообще мало что сделал, честно говоря.
        Это произошло слишком скоро. Слишком скоро после трагедии. Теперь я это понимаю. Но я думаю, что мы, вероятно, сможем переработать это позднее, после того как я… после того как я в большей степени почувствую себя самим собой. Понимаешь, сейчас я не в лучшем состоянии.
        Иногда я занимаюсь тем, что рассматриваю фотографии Джесс, стараясь уловить разницу. Она как-то поймала меня за этим занятием.
        — Что ты делаешь, дядя Пол?  — спросила она, вся такая милая и веселая, будь она проклята.
        Вот таким образом она и подбирается ко мне.
        — Ничего!  — рявкнул я.
        Я так раскаивался, что на следующий день отправился в магазин игрушек и потратил на всевозможные штучки из телерекламы и прочую чепуху столько, что хватило бы на первый взнос за машину. Теперь у нее полный комплект всех этих жутко дорогих «Моих маленьких пони», а также множество всевозможных Барби, из-за чего, думаю, феминистка Шелли наверняка перевернулась в гробу.
        Но я все же пытаюсь. Боже, я пытаюсь! Но просто… это ведь не она. Джесс и Полли очень любили всякие глупые истории по мотивам басен Эзопа, которые для них придумывал Стивен. Я как-то попробовал тоже сочинить одну такую, свою версию «Пастух и волк», но Джесс только посмотрела на меня так, будто я сошел с ума.
        Ха! Может быть, так оно и есть.
        Потому что есть еще кое-что. Вчера ночью я опять долго сидел в «Гугле», стараясь докопаться до самых истоков того, что чувствую по отношению к Джесс. Существует такое заболевание  — синдром Капгра. Оно довольно редкое, но те, кто от него страдает, убеждены, что окружающие их люди подменены. Как звенья в цепи. Я понимаю, что ненормально даже думать об этом. Более того  — это опасно… Но это как-то успокаивает  — знать, что существует особый синдром, который все объясняет. На самом деле причина может быть просто в стрессе. И в данный момент я склоняюсь именно к этому.
        (Откашливается.)
        Господи. Дел было много. Чего стоит только первый день Джесс снова в школе. Думаю, это мы с тобой можем использовать. Именно такие вещи нравятся читателям, разве не так? Думаю, я рассказывал тебе, что доктор К. и Даррен решили, что будет лучше, если она после пасхальных каникул вернется в школу. Учеба дома была далека от идеала. Я ведь не учитель, да и к тому же… это для меня означало общение с ней в течение нескольких часов ежедневно.
        Как всегда, там было полно представителей прессы, и я устроил спектакль всей своей жизни, использовав все свои улыбки, так что в итоге мне можно было давать премию Британской академии кино- и телевизионных искусств за роль озабоченного опекуна. Газетчики остались толпиться у ворот, а я проводил Джесс в класс. Учительница, миссис Уолбэнк, организовала детей на то, чтобы украсить его: через всю доску висел большой плакат «Добро пожаловать обратно, Джесс!». Миссис Уолбэнк  — крепкая и слишком уж жизнерадостная женщина, напоминающая героинь романов Энид Блайтон. Она из тех, кто проводит выходные за посещением всяких заповедных мест, топча волосатыми ногами продуваемые ветрами склоны холмов. От одного ее вида мне захотелось напиться и выкурить пачку «Ротманс». (Да-да, Мэнди, теперь уже по двадцать сигарет в день, хоть я никогда не делаю этого в доме. Еще одна дурная привычка, которую нужно скрывать, ха-ха, хотя я выяснил, что миссис ЭБ и сама не прочь украдкой выкурить сигаретку.)
        Вскоре я обнаружил, что миссис Уолбэнк разговаривает с детьми, как со взрослыми, но зато к взрослым относится как к полным «тормозам».
        — Здравствуйте, дядя Джесс! Теперь вам не о чем беспокоиться. У нас тут с Джесс все будет хорошо, верно?
        — Ты уверена, что готова к этому, Джесс?  — глупо улыбаясь, спросил я.
        — Конечно, дядя Пол,  — ответила она с приторно-почтительной улыбкой, которая уже вызывала во мне отвращение.  — Поезжайте домой, выпейте водки и закурите.
        Миссис Уолбэнк уставилась на меня и растерянно заморгала, а я попытался перевести все в шутку.
        С чувством облегчения, которое всегда посещало меня, когда Джесс не было рядом, я выбежал оттуда.
        Оказавшись на улице, я пытался игнорировать дежурные вопросы газетчиков типа «Когда вы собираетесь позволить Мэрилин увидеться со своей внучкой?», бормоча, как обычно, всякую фигню вроде «Когда Джесс будет в настроении сделать это» и т. п., и т. д. Затем я вскочил в «ауди» Стивена и для начала просто немного проехался. В итоге я оказался в центре Бромли. Припарковавшись, я отправился в «Маркс и Спенсер», чтобы купить что-то особенное к торжественному ужину по поводу первого дня Джесс в школе. Все это время я понимал, что просто играю роль. Строю из себя заботливого дядюшку. Но я не мог… я не мог перестать думать о Стивене и Шелли  — настоящих Стивене и Шелли, а не о том Стивене, который приходит ко мне по ночам; только мысль о том, что нельзя подвести их, заставляла меня продолжать делать все это. Я все время думал, что если позволю себе вжиться в эту роль, то она в конце концов станет реальностью. И я в итоге вернусь в свое нормальное состояние.
        Как бы там ни было, я стоял в очереди, зажав в руке корзинку, полную всяких отвратительных полуфабрикатов из пасты, которые так любит Джесс, когда поймал себя на том, что глаза мои сами тянутся к отделу «Вина мира». Я живо представил себе, как сижу прямо там и бутылку за бутылкой глушу красное чилийское, пока живот не лопнет.
        — Проходите, дорогой,  — сказала мне стоящая позади пожилая женщина,  — касса уже свободна.  — И тем вернула меня обратно в действительность.
        Кассирша сразу же узнала меня и улыбнулась стандартной «улыбкой поддержки», как я стал это называть.
        — Как у нее дела?  — с видом конспиратора шепотом спросила она.
        — Ну почему речь все время только о ней?  — едва не взвился я, но выдавил из себя что-то вроде «У Джесс все прекрасно, спасибо, что поинтересовались», после чего каким-то образом умудрился уйти, не врезав кулаком по ее физиономии или не закупив весь винный отдел целиком.


        24 АПРЕЛЯ, 23:28
        На этой неделе у меня все было хорошо, Мэнди. Теперь, когда Джесс в школе, все намного лучше. Мы даже по вечерам вместе смотрим марафон «Единственный путь  — это Эссекс». Она обожает это отталкивающее реалити-шоу и, похоже, никак не насмотрится на перемазанных спреем для загара дебилов, несущих друг другу полную ересь в ночных клубах, что, в принципе, должно было бы меня несколько беспокоить. Однако я предполагаю, что все ее школьные друзья тоже увлечены подобной чушью, поэтому следует воспринимать это как вполне нормальное поведение, что утешительно. Она по-прежнему ведет себя безупречно и неизменно жизнерадостна (впервые в жизни мне хотелось бы, чтобы она вспылила или отказалась вовремя идти спать). Я продолжаю убеждать себя, что доктор К. прав, что, разумеется, ее поведение обязано было измениться, после того как она перенесла психологическую травму. Чтобы оправиться после такого, нужно время.
        — Джесс,  — сказал я во время перерыва на рекламу (настоящая передышка от всей этой пошлости на экране!),  — ты и я… у нас с тобой все в порядке, верно?
        — Конечно, в порядке, дядя Пол.
        И после этого я впервые за целую вечность подумал, что у нас действительно все будет хорошо. Я преодолею все трудности.
        Я даже позвонил Джерри, чтобы сказать ему, что снова готов к работе. Он, ясное дело, спросил про диктофонные записи, сказал, что твои издатели постоянно долбят его, чтобы я посылал больше материала, а я, как обычно, начал оправдываться. С ними бы оргазм случился, если бы я отослал им все это не редактируя.
        Но я все это вырежу. Да.


        25 АПРЕЛЯ, 16:00
        Уф… Большой, большой день, Мэнди. Только ушел Даррен  — боже, какой же он дотошный, этот придурок: полез в холодильник и по всем шкафам в кухне, чтобы проверить, чем питается Джесс, хотя я уверен, что в его стандартные обязанности это не входит!  — и тут зазвонил телефон. Как тебе известно, обычно мне звонит либо пресса, либо какой-нибудь навязчивый религиозный фанатик, который где-то спер или перекупил мой новый номер. Но сегодня  — сюрприз, сюрприз!  — это были приверженцы версии похищения инопланетянами. Они было притихли, когда я натравил на них копов  — сразу после того, как Джесс выписали из больницы. Я хотел сразу же повесить трубку, но что-то меня остановило. Слова звонившего парня  — звали его Саймон как-то там  — звучали вполне разумно. Он сказал, что звонит, чтобы справиться, как у меня дела. Не у Джесс, а у меня. Мне нужно было быть осторожным  — десять к одному, что мой телефон прослушивался!  — так что я в основном предоставил возможность говорить ему. Да, честно говоря, мне и сказать-то особо было нечего. Слушая его, я чувствовал, будто смотрю на себя со стороны, из другого угла
комнаты. Я понимал, что позволять ему говорить со мной  — это сумасшествие. Он говорил, что пришельцы  — он называл их «другие», как в плохом сценарии второразрядного фильма,  — поступают так: похищают людей, помещают в их тело микрочип, после чего с помощью «внеземной технологии» управляют ими. Он говорил, что они в сговоре с правительством. Это заставило меня… Почему бы мне не быть откровенным? Ведь этого все равно никто не услышит. Черт, ладно… Слушай, на каком-то уровне это приобретает определенный смысл, хоть и странный. Я хочу сказать… А что, если «черный четверг»  — это, в конечном итоге, все-таки какой-то эксперимент правительства? Существует громадное множество народу, который верит в то, что эти дети ни при каких обстоятельствах не могли выжить в таких авиакатастрофах. И здесь я не имею в виду явных психов вроде тех непримиримых сторонников библейской версии. Или придурков, считающих, что в этих детей вселился дьявол. Даже тот следователь, который приходил к нам, чтобы спросить Джесс, что она помнит, тоже смотрел на нее так, будто не мог поверить, что она выжила. Конечно, в японской
катастрофе были люди, которые пережили первый удар о землю, но жили они все-таки недолго. И вправду, как могла выжить Джесс? Ведь большинство других тел… их ведь разорвало на куски, верно? А этот самолет «Мейден Эйрлайнс», когда его начали раскапывать в Эверглейдс, выглядел так, будто он побывал в блендере.
        О’кей… Дыши глубже, Пол. И успокойся, блин. Если не спать, то может и крыша поехать.


        29 АПРЕЛЯ, 3:37 УТРА
        Он вернулся. Теперь уже три ночи подряд.
        Звучит дико, но я начинаю привыкать к этому. И уже не пугаюсь, когда просыпаюсь ночью и вижу, что он сидит здесь.
        Вчера ночью я снова попробовал заговорить с ним.
        — Что ты пытаешься мне сказать, Стивен?
        Но он просто повторил то, что говорил всегда, а потом исчез. Смрад стал сильнее. Я до сих пор чувствую этот запах на постельном белье, даже сейчас. Тухлая рыба. Разлагающаяся плоть. Черт. Не могу же я все это выдумывать в своем воображении? Или могу? Могу?
        И еще… Я должен кое в чем признаться, хотя гордиться мне тут нечем.
        Вчера ночью я не мог этого выдержать. Я вышел из дому в четыре часа утра  — ну да, правильно, и оставил Джесс одну  — и поехал в круглосуточный универсам «Теско» в Орпингтоне. Где купил себе плоскую бутылку виски «Беллс».
        К моменту, когда я добрался домой, она была пуста.
        Я спрятал бутылку под кровать, вместе со всеми остальными. Может быть, миссис ЭБ мне и союзник в плане тайком выкуриваемых сигарет, но и она ужаснулась бы количеству пустой тары, которую я насобирал. Я выхожу из-под контроля; снова нужно завязывать с этим. Необходимо прекратить все это дерьмо.


        30 АПРЕЛЯ
        Вот вам и вся моя решимость наладить свои дела.
        Я только что вернулся из спальни Джесс. Сам не знаю, что я ожидал там найти. Возможно, книгу «Забота о человеке», как в одной из серий того старого фильма «Сумеречная зона», ха-ха.
        (Смех Пола переходит во всхлипывание.)
        Все нормально. Я в порядке.
        Но она другая. Другая. От этого никуда не деться. Она даже поснимала у себя в комнате все свои старые плакаты с Мисси Кей. Вероятно, у пришельцев хороший вкус.
        (Снова смех, переходящий в слезы.)
        Но… как она может быть не Джесс, а кем-то еще?
        Это должен был быть я.
        Но…
        Все труднее скрывать все это от Даррена. Я не могу позволить себе расколоться. Только не сейчас. Мне нужно прикрыть свои тылы. И докопаться до самой сути. Я даже рассматривал вариант с тем, чтобы уступить и свозить ее повидаться с Мэрилин. Но сможет ли эта жирная корова сказать, изменилось что-нибудь в Джесс или нет? Шелли ненавидела ездить туда, так что Мэрилин видела девочку реже, чем я. Но, думаю, оно того все-таки стоит. Они ведь с Джесс ближайшие родственники как-никак.
        А пока я попросил Петру, одну из эффектных молодых мамочек из школы Джесс, привести ее дочь Саммер к нам сегодня после обеда, чтобы они с Джесс поиграли. Эта Петра постоянно пишет мне, звонит и спрашивает, чем может нам помочь, так что тут же откликнулась на приглашение. Она даже предложила собрать и других девочек из школы и привезти их всех к нам.
        Итак… Я оставляю диктофон в спальне Джесс. Просто чтобы проверить. Чтобы убедиться. Узнать, что говорит Джесс, когда меня нет рядом. Разве не так должен был бы поступить хороший любящий дядя? Может быть, у Джесс что-то наболело, и она откроется Саммер, и тогда я буду знать, что она ведет себя так потому, что у нее имеет место то, что доктор К. называет «неисследованная психологическая травма». Они будут здесь уже через пять минут.
        (Слышен звук приближающихся детских голосов, который постепенно становится все громче.)
        — …Тогда ты можешь быть Рейнбоу Дэш, а я буду Принцесса Луна. Если только ты не захочешь быть Рэрити.
        — А у тебя есть все пони, Джесс?
        — Да. Это Пол купил их мне. А еще он купил Барби в бальном платье. Вот она.
        — Ух, это круто! Она такая красивая. Но ведь у тебя даже не было дня рождения.
        — Я знаю. Ты можешь забрать ее, если хочешь. Пол может купить мне другую.
        — Правда? Ты самая лучшая! Джесс, что ты собираешься делать со всеми игрушками Полли?
        — Ничего.
        — И еще, Джесс… Это было больно? В смысле, когда ты получила эти ожоги.
        — Больно.
        — А шрамы эти сойдут?
        — Это не имеет значения.
        — Как это не имеет?
        — Не важно, сойдут они или останутся.
        — Моя мама говорит, что это настоящее чудо, что ты выбралась из того самолета. Она говорит, чтобы я не задавала тебе вопросов про это, потому что ты можешь заплакать.
        — Да не собираюсь я плакать!
        — Мама говорит, что позже ты сможешь закрыть шрамы макияжем, чтобы люди не пялились на них.
        — Ладно, давай играть.
        (Следующие пятнадцать минут девочки заняты игрой под названием «Мой маленький пони знакомится с Барби в Эссексе». Затем издалека слышится голос Пола, который зовет девочек вниз перекусить.)
        — Ты что, не идешь?
        — Ты иди первая. А я соберу пони. Они могут поесть вместе с нами.
        — О’кей. А я правда могу взять себе Барби в бальном платье?
        — Да.
        — Ты моя самая лучшая подруга, Джесс.
        — Я знаю. Иди ты первая.
        — О’кей.
        (Диктофон записывает звуки того, как Саммер выходит из комнаты. На несколько секунд наступает пауза, во время которой слышатся приближающиеся шаги и дыхание. Затем, еще через три секунды, в микрофоне звучит: «Привет, дядя Пол».)





        Когда через несколько дней после похорон Джесс я прилетела в Лондон, чтобы встретиться со своими издателями в Великобритании, Мэрилин Адамс пригласила меня в свою резиденцию  — ухоженный муниципальный дом на три спальни со всеми удобствами. Мэрилин ждала меня, сидя на диване, на расстоянии вытянутой руки от нее лежала кислородная подушка. Когда я уже готова была начать интервью, она вдруг вытащила откуда-то сбоку пачку сигарет, прикурила и сделала глубокую затяжку.

        Только мальчикам моим не говорите, хорошо, дорогая? Я знаю, что мне нельзя, но после всех этих дел… Как это может мне навредить? Сигаретка  — мое единственное утешение в последние дни.
        Я прекрасно знаю, что вы читали обо мне в газетах, дорогая моя, но на самом деле у нас не было по отношению к Полу никаких плохих чувств помимо того, что он хотел держать Джесс подальше от нас. У меня есть двоюродный брат, который такой же, как и он, в смысле  — гей. Мы не испытываем никакой нетерпимости к таким вещам, видит Бог. Таких людей много повсюду, и я, например, обожаю Грэхема Нортона. Но пресса… они любое твое слово перековеркают. Виню ли я Шелли за то, что она отдала опекунство Полу? На самом деле  — нет. Она хотела лучшей жизни для себя и своих девочек  — кто же может ее за это осуждать? Так особо и не повзрослела толком. Я знаю, что люди считают нас хапугами, но мы ведь имеем право жить так, как сами того хотим, разве нет? Все сейчас стараются найти себе эту чертову работу.
        Некоторые думают, что мы хотели Джесс только из-за дома Шелли и всех этих денег по страховке. Я бы соврала, если бы сказала, что они не были бы кстати, но, видит Бог, это была самая последняя из мыслей в наших головах. На самом деле мы просто хотели проводить время с нашей маленькой Джесс. Все это усугублялось все больше и больше, и в какой-то момент стресс стал таким тяжелым, что я едва могла уснуть.
        «Ты со всеми этими переживаниями заработаешь себе инфаркт, мама»,  — все время говорили мои мальчики. Так что в конце концов, когда я уже по-настоящему заболела, я отступила и решила не вмешивать во все это адвокатов. Подумала, что так будет лучше. Джесс ведь всегда может приехать и найти нас тут, когда подрастет, не так ли?
        Поэтому, когда Пол позвонил и спросил, не хотим ли мы увидеться с Джесс, я была в таком состоянии, что меня можно было свалить пушинкой. Социальные службы сто лет обещали нам, что сделают все возможное, только я ни в грош не ставила их слова. Мы все обрадовались до полусмерти. Мы подумали, что будет лучше не перегружать ее, здесь бывает жуткий хаос, когда мы иногда собираемся все вместе, поэтому было решено, что будем только я, мальчики и ее двоюродный брат Джордан, который ближе всех к ней по возрасту. Я рассказала маленькому Джордану, что его кузина приедет к нам в гости, и он сказал:
        — Но разве она не инопланетянка, бабушка?
        Его отец отвесил ему оплеуху, но Джорди все повторял то, что услышал где-то в школе.
        — Как кто-то может верить во всю эту чушь?  — всякий раз говорил Кит, когда кто-нибудь из этих чертовых американцев начинал разговоры о том, что Трое упомянуты в Библии, или что там они еще говорят. Он сказал, что на этих жуликов следовало бы подать в суд за клевету, но нам это было просто не по плечу, верно?
        Когда социальный работник высадил Джесс перед домом, я была просто в шоке. Со времени, когда я видела ее в последний раз, она здорово вымахала, как молодое деревцо. Все эти фотографии в газетах не оценивали ее по достоинству. Шрамы на лице были не такими уж страшными, из-за них ее кожа просто казалась немного более натянутой и блестящей, вот и все.
        Я подтолкнула Джордана локтем и сказала, чтобы он пошел и обнял сестру. Он, слава Богу, сделал все, как ему было сказано, хотя, как я заметила, и не особенно охотно.
        Джейс сходил в «Макдоналдс» и принес нам всем гамбургеры, а я расспросила Джесс о школе, ее друзьях и все такое. Она оказалась настоящей маленькой болтушкой. Такая смышленая. Совсем не стеснялась и чувствовала себя непринужденно среди нас. Честно говоря, я была немного удивлена. В последний раз, когда я ее видела, она была жутко застенчивой, точно так же, как и ее сестра Полли. Когда Шелли привозила их, они все время держались за мамину юбку. Мы с мальчиками еще шутили, что они похожи на парочку маленьких принцесс. Совсем не такие буйные и непоседливые, как другие дети. Нужно сказать, правда, что мы не так часто видели близняшек. Шелли привозила их только на Рождество да на дни рождения, и как раз прошел ровно год с той шумной ссоры, когда Бруклин укусила Полли. Но тогда Бруклин только-только начала ходить и сама не понимала, что делает.
        — Почему бы тебе, Джордан, не показать Джесс твою комнату? Может, она захочет поиграть на твоей компьютерной приставке,  — сказала я.
        — Она какая-то смешная,  — заметил Джордан.  — У нее лицо смешное.
        Я дала внуку подзатыльник и велела Джесс не обращать на него внимания.
        — Все нормально,  — сказала она.  — Мое лицо и вправду смешное. Этого не должно было случиться. Это была ошибка.  — Она задумчиво покачала головой, как тысячелетняя старуха.  — Иногда и мы ошибаемся.
        — Кто мы? Кто ошибается, дорогая?  — спросила я.
        — Ох, да просто мы все,  — сказала она.  — Пойдем, Джордан. Я расскажу тебе одну историю. Я знаю много разных историй.
        И они ушли вдвоем, Джесс и Джордан. Я смотрела на них, и у меня даже потеплело на сердце. Семья  — это ведь очень важно, верно?
        В те дни мне было тяжело подниматься по лестнице на второй этаж, это все проблемы с легкими, поэтому я попросила Джейса взглянуть, как там они. Он сказал, что они сразу же подружились и что Джесс болтает за троих. Не успели мы опомниться, как наступило время ей ехать домой.
        — Хочешь еще приехать к нам?  — спросила я.  — Побыть со своими двоюродными братьями и сестрами?
        — Да, бабушка, с удовольствием,  — ответила она.  — Это было так интересно.
        После того как этот малый из социальной службы забрал ее, я спросила у Джордана, что он думает о Джесс, не считает ли он, что она изменилась и все такое, но он только покачал головой. Он вообще мало говорил о ней. Я спросила, о чем они полдня разговаривали, но он ответил, что толком не помнит. Я не стала на него давить. После того, что произошло с Джесс потом, нашего маленького негодника мучили такие кошмары по ночам, что вы не поверите.
        В тот вечер мне позвонил Пол, и я испытала еще один шок, когда услышала его голос. К тому же он был таким вежливым. Поинтересовался, не заметила ли я в Джесс чего-то странного. Так и спросил. Сказал, что немного волнуется за нее.
        Я ответила ему то, что говорю сейчас вам: что она  — очаровательная маленькая девочка и быть с ней  — настоящая радость.
        Ему, видимо, это показалось забавным, потому что он начал хохотать как невменяемый и, прежде чем я успела спросить, что в этом такого смешного, бросил трубку.
        Конечно, очень скоро после этого мы все узнали, что он с ней сделал. Это едва не добило меня. Собственно, как и всех нас. То, как она умерла… Ничего удивительного, что Джордану снятся кошмары по ночам, верно?





        Лилиан Смолл

        Звонок в тот день раздался в шесть утра, и я кинулась к телефону, пока он не разбудил Рубена. После того дня в музее я плохо спала, и у меня уже вошло в привычку вставать с постели где-то в районе пяти, чтобы побыть несколько минут наедине с собой и привести в порядок нервы, прежде чем я узнаю, каким будет мой муж, с которым я встречусь сегодня.
        — Кто это?  — резко бросила я в телефонную трубку. Если это кто-то из газетчиков или тех помешанных, которые ловили свой шанс вот таким ранним звонком, я была не в настроении с ними особо любезничать.
        Последовала пауза, а потом звонивший представился Полом Крэддоком, дядей Джессики. Его резкий английский акцент напомнил мне одного из героев сериала «Кавендиш Холл», о котором постоянно говорила Бетси. Это был странный разговор, все время прерывавшийся долгими неловкими паузами, хотя, как вы понимаете, у нас с ним было о чем поговорить. Помню, я еще подумала: «Как удивительно, что никому из нас раньше не пришло в голову связаться друг с другом!» Наших детей во всех газетных статьях постоянно связывали между собой, и время от времени продюсеры крупных ток-шоу настойчиво пытались собрать у себя в студии всех троих детей, но я всегда отвергала их предложения. Я сразу же заметила, что с Полом что-то не так, однако, кажется, связала это с разницей во времени или искажениями звука на линии. В конце концов он объяснил, почему позвонил. Он хотел узнать, не заметила ли я каких-то изменений в Бобби  — в его характере или поведении  — после катастрофы.
        Тот же вопрос мне постоянно задавали эти чертовы репортеры, и в своем ответе я была краткой. Он извинился за беспокойство и повесил трубку, даже не попрощавшись.
        Его звонок разволновал меня, и я никак не могла успокоиться. Почему он спрашивал меня о таких вещах? Я знала, что Пол, как я сама и семья того маленького японского мальчика, должно быть, страдал под давлением повышенного внимания прессы. Думаю, я даже испытывала угрызения совести, что так обрезала его. Голос его звучал встревоженно, как будто ему нужно было с кем-то поговорить.
        А я уже устала от постоянного чувства вины: что не отдала снова Бобби в школу; что не возила Рубена к доктору Ломейеру, чтобы он был под наблюдением специалиста; что скрывала его состояние от Бетси. Как и Чермейн, которая продолжала звонить нам каждую неделю, Бетси с самого начала поддерживала меня, но я все равно не могла отделаться от ощущения, что то, что произошло с Рубеном,  — это мое личное чудо. И мой личный крест. Я понимала, что будет, если случившееся всплывет. Ведь скандальная история про маленького японского мальчика, который общается посредством робота, сделанного специально для него отцом, уже давно крутилась во всех новостях.
        Я сделала себе кружку кофе, села в кухне и уставилась в окно. Был замечательный весенний день, и, помню, я подумала, как хорошо было бы просто пойти погулять и посидеть где-нибудь в кафе. Уделить какое-то время себе.
        Рубен к этому времени уже проснулся, и в тот день на месте был именно Рубен, а не Эл. Я подумала, что могла бы выскочить минут на десять и посидеть в парке на солнышке. Просто подышать свежим воздухом.
        Я приготовила Бобби завтрак, убрала в кухне и спросила у Рубена, не будет ли он возражать, если я на несколько минут отлучусь.
        — Конечно, иди, Рита,  — ответил он.  — Иди, и желаю тебе хорошо провести время.
        Я заставила Бобби пообещать, что он никуда не выйдет из квартиры, и ушла. Прошлась по парку, села на скамейку напротив спортивного центра и подставила лицо солнечным лучам. Я говорила себе: «Всего пять минуточек, а потом я вернусь, поменяю постельное белье и пойду с Бобби в магазин за молоком». Мимо меня проследовала группа молодых людей с детскими колясками, и мы обменялись улыбками. Я взглянула на часы и вдруг поняла, что отсутствую уже сорок минут  — куда только улетело это время? Я была всего в пяти минутах ходьбы от своего дома, но несчастный случай может произойти за считаные секунды. От внезапного приступа паники меня даже замутило, и я тут же поспешила домой.
        И мои опасения оказались не напрасными. Я громко закричала, когда, войдя в квартиру, увидела мужчин в одинаковых костюмах, которые стояли посреди моей кухни. У одного из них глаза были закрыты, и он прижимал руку Бобби к своей груди. Второй занес руку у малыша над головой и тихо бормотал что-то неразборчивое.
        — Прочь от него!  — закричала я во все горло. Я сразу поняла, кто они такие. От них просто веяло фанатизмом.  — Немедленно убирайтесь из моей квартиры!
        — Это ты, Рита?  — откликнулся Рубен из комнаты с телевизором.
        — Эти люди попросились войти и посмотреть «Взгляд» вместе с нами, бабушка,  — сказал Бобби.  — Они из тех, кого Бетси называет «ноль без палочки»?
        — Иди в свою комнату, Бобби,  — велела я.
        Затем снова обернулась к мужчинам. Ярость буквально кипела во мне. Они выглядели словно близнецы: одинаковые светлые волосы с пробором сбоку, одинаковое чопорное самодовольное выражение на лицах, из-за которого ситуация выглядела еще более тревожной.
        Позже Бобби рассказал, что они появились всего за каких-то пять минут до моего прихода и не успели сделать ничего, кроме того, что я увидела у нас в кухне. Должно быть, они проследили, как я уходила, и решили попытать удачу.
        — Все, о чем мы просим,  — это позволить, чтобы дух Бобби омыл нас,  — сказал один из них.  — Вы обязаны сделать это для нас.
        — Ничего она вам не обязана,  — отозвалась Бетси у меня из-за спины. Слава Богу, она услышала мои крики.  — Я уже вызвала полицию, так что уносите свои библейские задницы отсюда подобру-поздорову.
        Двое мужчин молча переглянулись и направились к двери. Похоже, они хотели еще поразглагольствовать насчет всей этой чуши, но, взглянув на Бетси, передумали.
        Бетси сказала, что присмотрит за Бобби, пока я буду писать заявление. Я понимала, что уже слишком поздно беспокоиться о том, что она узнает все о Рубене. Чуть позднее в тот же день меня навестил лично комиссар полиции. Он сказал, что мне следовало бы подумать о круглосуточной охране, может быть, нанять частного телохранителя, но я не хотела посторонних людей в своем доме.
        Когда я закончила общаться с полицейским, то сразу поняла, что Бетси заметила перемены в Рубене и хотела бы поговорить об этом. У меня не было другого выхода, как все ей рассказать. Так что кого мне винить в случившемся, как не себя?





        Соседка Лилиан Смолл, Бетси Кац, согласилась поговорить со мной в конце июня.

        Что меня больше всего расстраивает, так это то, что я же все время была осторожна со всеми этими репортерами. Эти газетчики… Они могут быть умными и очень изобретательными в своем вынюхивании. Звонят мне, задают всякие наводящие вопросы, как будто я вчера родилась и не вижу все их хитрости насквозь.
        — Миссис Кац,  — говорили они,  — а это правда, что Бобби ведет себя немного странно?
        — Это вы ведете себя странно,  — отвечала я им.  — Не хлопотно быть такими тупыми?
        Если бы не Бобби, даже не знаю, смогла бы Лили найти в себе силы продолжать жить после смерти Лори. Лори была славной девочкой, с претензией на тонкую художественную натуру, конечно, но все же она была хорошей дочерью. Не знаю, смогла бы я двигаться дальше с такой раной в сердце. А Бобби! Какой очаровательный ребенок! Никогда не было никаких сложностей с тем, чтобы оторвать его от рук Лили. Он приходил ко мне в кухню, помогал готовить печенье и вообще вел себя непринужденно, как будто был членом моей семьи. Иногда мы с ним усаживались перед телевизором и вместе смотрели викторину «Своя игра». Он был хорошей компанией, славный мальчик, жизнерадостный, всегда с улыбкой на лице. Я переживала, что он мало общается с другими детьми. Ну какому ребенку хочется проводить свободное время с пожилыми дамами? Но его это, похоже, не волновало. Я много раз говорила Лили, что семья раввина Тоба открыла хорошую еврейскую школу в Бедфорд-Стайвесант, однако она даже слышать об этом не хотела. Но разве я могу осуждать ее за то, что она хотела держать его поближе к себе? Бог не дал мне детей, и, когда мой муж Бен
умер от рака  — в сентябре будет уже десять лет,  — для меня это стало как удар ножом в сердце. Лили и так уже слишком много потеряла. Сначала Рубена, потом дочь.
        Я чувствовала, что Лили старается что-то скрыть от меня, но сама бы в жизни не догадалась, что именно она утаивала. Лили врать не умела, она была для меня открытой книгой. Я не давила, чтобы она мне все рассказала, потому что решила, что в конце концов она сама придет и все выложит. Если ее попросить, она отдаст последнюю рубашку. К тому же она видела меня в тяжелые времена, когда я поскользнулась на льду в Проспект-парк и сломала запястье, после чего пришлось идти к Бет Израэль на рентген. Буквально сразу после переезда к нам она стала мне как сестра. Рубен  — это другая история; он мог быть раздражительным, но в итоге мы привыкли друг к другу. До болезни он всегда сидел, уткнувшись в книгу. А когда у него проявились первые симптомы слабоумия, куда Лили пошла в первую очередь? Ко мне. И это случилось еще до того, как она рассказала об этом остальным родственникам. Даже до того, как об этом узнала Лори.
        В тот день я убирала в кухне, когда услышала крики Лили. Первой моей мыслью было, что что-то случилось с Рубеном. Я сразу же побежала в их квартиру. Когда я увидела этих странных мужчин с глазами фанатиков и в одинаковых костюмах, которые отирались у двери, то тут же вернулась к себе и вызвала полицию. Я поняла, кто они такие. Откуда? После того как эти фанатики начали шататься по нашему району, я могла узнать любого из них за километр. Даже тогда, когда они, считая себя большими умниками, переодевались в бизнесменов. Эти оказались сообразительными и смылись до приезда копов. Пока Лили делала заявление, я вошла в квартиру присмотреть за Бобби и Рубеном.
        — Здравствуйте, Бетси,  — сказал Бобби.  — Мы с По-По смотрим «Отсюда  — в вечность». Это старый фильм, где все раскрашено только в белый и черный цвет.
        И тут Рубен очень отчетливо сказал:
        — Старые фильмы самые лучшие.
        И как, вы думаете, я на это отреагировала? Я чуть из собственной кожи не выскочила от неожиданности.
        — Что ты сказал, Рубен?
        — Я сказал, что сейчас уже не делают такое кино, как раньше. Ты что, плохо слышишь, Бетси?
        Мне нужно было сесть. Я помогала Лили ухаживать за Рубеном с того момента, как Бобби выписали из больницы, и за все это время не слышала от него ни единого связного слова.
        Вернулась Лили и сразу же поняла, что я все знаю. Мы с ней пошли в кухню, и она налила нам бренди. Потом все мне объяснила. Что ни с того ни с сего однажды вечером Рубен вдруг взял и заговорил.
        — Чудеса какие-то,  — сказала я.
        Когда я вернулась к себе, то никак не могла успокоиться. Мне нужно было с кем-то поговорить. Я попыталась позвонить раввину Тоба, но его не было дома, а мне, тем не менее, нужно было облегчить душу. Поэтому я позвонила своей невестке. Племянник ее лучшей подруги, Элиот, хороший парень,  — по крайней мере, тогда я так думала!  — был доктором, и она сказала, что мне следовало бы побеседовать с ним. Я просто пыталась помочь. Я думала, что смогу получить для Лили мнение о случившемся еще одного компетентного человека.
        Когда я рассказываю все это сейчас, то понимаю, что звучит это так, будто я  — законченная дура.
        Уж не знаю, заплатили ему или что еще там они могли сделать, только я уверена, что это он рассказал все репортерам. На следующий день, когда я выходила из дома в магазин,  — просто купить немного хлеба, потому что на вечер у меня был суп,  — то увидела, что вокруг их квартиры крутятся газетчики. Ничего необычного в этом не было. Они попытались заговорить со мной, но я их сразу отшила.
        Перед булочной я увидела заголовок на листовке: «Это чудо! Дряхлый дедушка Бобби внезапно начал разговаривать!» Меня чуть не вырвало прямо на месте. Да простит меня Господь, но у меня первым делом промелькнула мысль, что во всем этом нужно винить тех религиозных придурков, которые хитростью проникли к ним в квартиру. Но из статьи ниже становилось понятно, что информация эта поступила «из источника, близкого к Лили Смолл».
        Я забеспокоилась. Я понимала, что это может означать для Лили. Все психи, с самым опасным из них во главе, наверняка слетятся на это, как мухи на дерьмо.
        Я сразу же побежала домой и сказала Лили:
        — Я не думала все это разглашать, но так получилось.
        Она стала вся белая, и я ее понимаю.
        — Ну вот опять,  — только и сказала она.  — Ну почему они не оставят нас в покое?!
        Лили мне этого никогда не простила. Она не вычеркнула меня из своей жизни, но с тех пор всегда вела себя со мной очень настороженно.
        Я все думаю  — правда, думаю!  — не стало ли это частью того, что повлекло за собой все последующие события. Да простит меня Господь!



        Часть 8
        Конспирология: апрель-июнь

        Эта статья появилась 19 апреля на makimashup.com  — сайте, посвященном «всему удивительному и таинственному со всего мира».

        Японская королева сверхъестественного

        В первом видеоклипе показана красивая японская женщина, которая стоит на коленях на циновке татами посреди элегантной комнаты с приглушенным освещением. Она поправляет ярко-красное кимоно, закрывает глаза и начинает декламировать отрывок из «Похищенная»  — японского бестселлера мемуаров, написанного Аки Кимурой, которая была изнасилована тремя американскими морскими пехотинцами на Окинаве в 90-е годы. Во втором клипе эта женщина двадцать минут очень подробно рассказывает о похищении людей инопланетянами. В третьем она же детально объясняет, почему выживший при катастрофе самолета «Сан Эйр» Хиро Янагида является национальным достоянием, символом японского своеобразия и стойкости.
        Эти клипы, появившиеся сначала на японской видеообменной платформе «Нико Нико Доуга», стали виральными, с рекордным в истории этого сайта количеством просмотров. То, что сделало их такими привлекательными, имеет отношение не к эклектически подобранным темам ее монологов, а к личности самой этой женщины. Видите ли, все дело в том, что эта женщина  — не человек. Это сурработ  — андроидная копия Айкао Ури, которая была поп-идолом, достигнув пика популярности в 90-х годах, прежде чем вышла замуж за политика Масамару Ури. Айкао не ленится, когда речь заходит о возможности заработать сомнительную славу. Практически постоянно фигурируя в сводках новостей, она ввела маниакальную моду на бритые брови в начале 2000-х, пылко настроена против американцев (поговаривают, что объясняется это ее неудачей закрепиться в Голливуде в середине 90-х), всегда носит только японскую традиционную одежду, отвергая идеалы западной моды, и, что вызывает больше всего дискуссий, недавно сообщила, что начиная с детских лет ее несколько раз похищали инопланетяне.
        Глядя на то, как разговаривает сурработ Айкао Ури, приходишь в замешательство. Проходит несколько секунд, прежде чем мозг приспосабливается и ты понимаешь, что… что-то не так в этой  — во всех остальных смыслах  — яркой женщине. Модуляции ее голоса лишены эмоций, ее жесты на какую-то долю секунды задерживаются, теряя от этого свою убедительность. И еще у нее мертвый взгляд.
        Айкао открыто признает, что заказала собственного сурработа, после того как стало известно, что выживший при катастрофе самолета «Сан Эйр» Хиро Янагида будет общаться только через своего андроидного двойника, созданного его отцом  — знаменитым экспертом в области робототехники. Айкао считает, что, разговаривая через сурработов, которые управляются дистанционно с помощью сверхсовременной видеокамеры и устройства воспроизведения голоса, «мы становимся ближе к чистоте бытия».
        И Айкао не единственная, кто выбрал такую «чистоту бытия». Знаменитые на весь мир своим экстравагантным чувством вкуса молодые японские законодатели мод также подхватили повальное увлечение сурработами. Те, кто не может позволить себе собственного двойника (самая простая андроидная копия стоит до сорока пяти тысяч долларов), просто покупают реалистичных манекенов и секс-кукол и далее модифицируют их. Улицы вокруг Хараюку, где традиционно собираются участники костюмированных представлений, переодевающихся персонажами манга и аниме, кишат модниками, мужчинами и женщинами, которые горят желанием выставить напоказ свои версии сурработного сумасшествия, называемого также «культ Хиро».
        Говорят также, что некоторые женские музыкальные группы, такие как очень популярные ансамбли «АКВ 48» и «Санни Джуниорс», уже создают собственные сурработные номера, основанные только на танце и беззвучном синхронном шевелении губами.





        В середине апреля я вылетела в Кейптаун, Южная Африка, для встречи с Винсентом Кати, частным детективом, нанятым для того, чтобы выяснить местонахождение неуловимого Кеннета Одуа  — так называемого четвертого всадника.

        Зона прибытия в интернациональном аэропорту Кейптауна кишит энергичными и назойливыми туристическими гидами, которые орут: «Такси, мадам?»  — и размахивают у меня перед носом флаерами на «Туры по Каелитши  — все включено». Несмотря на всеобщий хаос, в толпе легко заметить Винсента Кати  — частного сыщика, согласившегося несколько дней сопровождать меня по Кейптауну. При росте за метр девяносто и весе под сто пятьдесят килограммов он возвышается над водителями такси и туроператорами, словно башня. Он приветствует меня широкой улыбкой и немедленно берет под контроль мой багаж. Проталкиваясь через толпу к автостоянке, мы обмениваемся дежурными фразами. Неподалеку прохаживаются двое усталых полицейских в синей униформе, которые смотрят на каждого подозрительно, однако ни они, ни таблички, предупреждающие вновь прибывших «не вступать в контакт с незнакомыми людьми», похоже, не отпугивают местных аферистов. Винсент отбрасывает с дороги парочку самых навязчивых, коротко бросив: «Воертсек».
        Я измождена шестнадцатичасовым перелетом и до смерти хочу выпить чашечку кофе и принять душ, но, когда Винсент спрашивает, не желаю ли я прямиком отправиться на место крушения самолета «Далу Эйр», прежде чем поселяться в гостиницу, я с готовностью соглашаюсь. Он одобрительно кивает и подталкивает меня к своей машине  — блестящему черному BMW с тонированными окнами.
        — Здесь нас никто не рассмотрит,  — говорит он.  — Будем выглядеть как политики.
        Он выдерживает паузу и, взглянув на меня, закатывается хохотом. Я опускаюсь на сиденье пассажира и отмечаю для себя, что на приборной доске установлена крупнозернистая фотография Кеннета Одуа, снятая, когда ему было четыре года.
        Когда мы покидаем аэропорт и выруливаем на автомагистраль, я замечаю вдалеке Столовую гору, за вершину которой зацепилось облако. Дело идет к зиме, но небо над головой безупречно голубое и прозрачное. Винсент сворачивает на шоссе, и в глаза мгновенно бросаются явные признаки ужасной бедности. Аэропорт, возможно, и построен по последнему слову техники, но по обе стороны дороги стоят покосившиеся ветхие лачуги, и Винсенту приходится резко тормозить, когда поток машин зигзагом начинает перебегать маленький мальчик, который тянет за собой на веревке собаку.
        — Здесь недалеко,  — говорит Винсент, цокая языком, потому что ему приходится справа обгонять забитый пассажирами ржавый микроавтобус, который нахально едет в левом ряду, предназначенном для скоростного движения.
        Я спрашиваю, кто его нанял искать Кеннета, но он только улыбается и качает головой. Журналист, который дал мне координаты Винсента, уверял, что тому можно доверять, но меня все равно не покидает беспокойство. Я задаю вопрос о сообщениях насчет того, что многие охотники за Кеннетом были здесь ограблены.
        Он вздыхает.
        — Пресса преувеличила. В беду попадали только те, кто вел себя уж больно глупо.
        Я спрашиваю, верит ли он сам, что Кеннет на самом деле где-то бродит.
        — Это не важно, во что верю лично я. Может быть, ребенок где-то здесь, может быть  — нет. Но если его можно найти, я его найду.
        Мы съезжаем с шоссе, и справа я вижу край громадной территории, забитой небольшими каменными домиками, хижинами из жести и досок, а также бесконечными рядами туалетных кабинок, которые напоминают будки часовых.
        — Это и есть Каелитши?
        — Да.
        — И сколько вы уже ищете его?
        — С самого начала. И это не было развлекательной прогулкой. Сначала были даже проблемы и неприятности со стороны членов мусульманской общины, которые пытались запретить людям говорить с нами, с теми, кто искал его.
        — Почему?
        — У вас в Америке такого нет? Хм… Эти возмутители спокойствия полагали, что Кеннет мог быть мусульманином. Они возражали против приезда сюда американцев и заявляли, что он был одним из их посланников. Потом было публично объявлено, что он из христианской семьи, и теперь им все по барабану!
        Новый взрыв смеха.
        — Насколько я понимаю, вы  — человек нерелигиозный.
        Он сразу делается серьезным.
        — Нет. Я слишком много видел.
        Он поворачивает направо, и через несколько минут мы оказываемся в сердце жилого поселка. Грунтовые дороги, извивающиеся среди бесконечных рядов лачуг, не имеют обозначений. Попадается много эмблем кока-колы, большинство из которых налеплено на морские контейнеры: я догадываюсь, что они представляют собой импровизированные магазины. Несколько маленьких детей в грязных шортах машут машине рукой и улыбаются, а затем с улюлюканьем бросаются вслед за нами. Винсент съезжает на обочину, протягивает одному из них десять рэндов и поручает присматривать за BMW. Парнишка гордо выпячивает грудь и согласно кивает.
        В нескольких сотнях метров от нас вдоль ряда лавок уличных торговцев, продающих свой незамысловатый товар, припаркован туристский автобус. Я вижу, как супружеская пара из Штатов выбирает проволочную скульптурку самолета и начинает торговаться с продавцом.
        — Отсюда мы пойдем пешком,  — говорит Винсент.  — Держитесь возле меня и не встречайтесь глазами ни с кем из местных.
        — О’кей.
        Он снова смеется.
        — Да не нервничайте вы так, все будет хорошо!
        — Вы живете здесь?
        — Нет. Я живу в Гугсе. В Гугелету.
        Я видела воздушную съемку того места, где упал самолет, оставивший за собой на поверхности широкую рваную борозду, но здесь явно живут упорные люди, и теперь уже почти не осталось следов разрушений. Начато строительство новой церкви, а на местах, где бушевал пожар, уже повырастали новые хижины. В центре всего этого нелепо торчит сияющая пирамида из черного стекла, на которой выгравированы имена погибших (включая и Кеннета Одуа).
        Винсент опускается на корточки и проводит пальцами по земле, просеивая ее.
        — Здесь все еще находят всякие остатки. Кости и кусочки металла. Они как-то вырываются на поверхность. Как у человека, когда у него рана. Или заноза. Земля исторгает это из себя.
        Когда мы приходим обратно и снова возвращаемся на шоссе, настроение у нас подавленное. Мимо проносятся новые микроавтобусы, забитые людьми, которые едут в город. Навстречу нам летит Столовая гора, но сейчас облако уже скрывает ее пресловутую плоскую вершину.
        — Я отвезу вас в гостиницу, а вечером отправимся на охоту, о’кей?
        Набережная Кейптауна, где расположен мой отель из стекла и бетона, представляет собой невероятный контраст с тем местом, где мы только что были. Как будто совершенно другая страна. Трудно поверить, что все эти модные магазины и пятизвездочные рестораны находятся в нескольких минутах езды на такси от беспросветной нищеты предместий.
        Я принимаю душ, а затем спускаюсь в бар, где делаю несколько звонков, пока дожидаюсь Винсента. Здесь уже сидят несколько небольших групп мужчин среднего возраста, и я изо всех сил стараюсь услышать, о чем они говорят. Среди них много американцев.
        Я уже пыталась договориться об интервью с главным следователем Управления гражданской авиации (CAA) Южной Африки, однако ее офис отказался разговаривать с прессой. Но я все равно набираю их номер. Голос секретарши, которая мне отвечает, звучит устало:
        — Все это есть в официальном докладе. Выживших не было.
        Все мои усилия пообщаться со спасателями, первыми прибывшими на место крушения, также заканчиваются ничем.
        Винсент появляется в отеле с таким видом, будто он тут хозяин,  — впрочем, в этой экстравагантной роскоши он смотрится так же органично, как и в сердце Каелитши.
        Я рассказываю о своей неудаче с CAA.
        — Смело можете о них забыть. Но я посмотрю, что можно сделать, чтобы вы смогли поговорить с другими людьми.
        Он звонит по мобильному. Разговор короткий и ведется на наречии кхоса.
        — Мой напарник собрал мальчишек, найденных сегодня вечером.  — Он вздыхает.  — Это ничего не даст. Но я должен отслеживать их. Мой босс хочет получать полный отчет каждый день.
        Мы направляемся в сторону доков и замедляемся, приблизившись к подземному пешеходному туннелю. Обстановка здесь мрачная, освещение слабое, и меня вновь охватывает предчувствие беды.
        Напарник Винсента, невысокий жилистый мужчина по имени Эрик Маленга, ожидает нас возле незаконченного пролета. Он окружен тремя грязными детьми, которые, как мне кажется, не очень уверенно стоят на ногах. Позже мне рассказывают, что большинство уличных детей пристрастились нюхать клей и растворитель, пары которого они вдыхают, вызывает нарушение координации. Винсент говорит мне, что эти дети перебиваются тем, что попрошайничают и подворовывают в центре города.
        — Иногда им удается раскрутить иностранцев, чтобы те купили им хлопья и молоко, и тогда они продают это неорганизованным туристам,  — говорит он.  — Другие торгуют собственным телом.
        Когда мы подходим поближе, я замечаю четвертого ребенка, который сидит отдельно от всех на перевернутом ящике. Он дрожит, но непонятно, от страха это или от холода.
        Самый высокий из детей, тощий мальчишка с сопливым носом, при виде нас вскакивает и показывает пальцем на малыша на ящике:
        — Это он, босс. Это Кеннет. Я теперь получу свою награду, босс?
        Винсент рассказывает мне, что последний «Кеннет» даже не нигериец. По расовой классификации он считается «цветным»  — от этого слова я вздрагиваю.
        Винсент устало кивает Эрику, который подталкивает мальчика с ящика к своей машине.
        — А где Эрик их берет?  — спрашиваю я.
        — По ночлежкам,  — говорит Винсент.  — Подальше от этой своры бандитов.
        — Но он сам сказал, что он Кеннет, босс,  — скулит мальчишка с сопливым носом.  — Он сам так сказал, клянусь.
        — А ты знаешь, почему все ищут Кеннета?  — спрашиваю я у него.
        — Да, леди. Они думают, что он  — дьявол.
        — Это неправда,  — говорит другой мальчик.  — Ему просто нужно пойти к шаману, он одержим духом ведьмы. Если встретишься с ним, то долго не проживешь.
        — Он выходит только по ночам,  — присоединяется к разговору третий.  — Если он к вам прикоснется, то часть тела, которой он коснулся, умрет. А еще он может заразить СПИДом.
        — Да, я тоже это слышал,  — говорит высокий мальчик, он у них явно за предводителя.  — Я знаю одного человека, который его видел, леди. Если дадите мне сотню, я вас к нему отведу.
        — Эти мальчишки ничего не знают,  — говорит Винсент, но все равно вручает каждому по двадцать рэндов и отпускает восвояси.
        Они шумно радуются и неровной походкой убегают в темноту.
        — Вот так все и происходит. Но я должен быть обстоятельным и составлять отчет каждый день. Кроме того, я практически каждый день посещаю морг  — на случай, если он появится там. Но туда я вас не поведу.
        Встретившись со мной на следующий день перед гостиницей, Винсент говорит, что уезжает на западное побережье  — «появилась ниточка». Он дает мне координаты копа из полицейского участка Каелитши, который, по его словам, готов побеседовать со мной. Кроме того, он называет мне имя врача «скорой», прибывшего на место через несколько минут после аварии, а также номер телефона женщины, которая в результате катастрофы потеряла свой дом.
        — Она что-то знает,  — говорит он.  — Может быть, она поговорит с вами. С иностранкой.
        Затем, после очередной широкой улыбки и рукопожатия, он удаляется.


        Через десять дней, уже у себя дома на Манхэттене, я получаю сообщение от Винсента. Там всего три слова: «Они нашли его».





        Следующее заявление было зарегистрировано в полицейском участке Буйтенкант в Кейптауне 2 мая 2012 года.

        ПОЛИЦЕЙСКАЯ СЛУЖБА ЮЖНОЙ АФРИКИ
        ЕК / Я: Брайан Ван дер Мерве
        OUDERDOM / ВОЗРАСТ: 37
        WOONAGTIG / МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА: 16 Эвкалиптус-стрит, Белвиль, Кейптаун
        ТЕЛЕФОН: 021 911 6789
        WERKSAAM TE / МЕСТО РАБОТЫ: Кугель Иншуренс Брокерс, Пайнлэндс
        ТЕЛЕФОН: 021 531 8976
        VERKLAAR IN AFRIKAANS ONDER EED / ПОД ПРИСЯГОЙ ЗАЯВЛЯЮ НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ СЛЕДУЮЩЕЕ:


        Вечером 2 мая примерно в 22:30 я бы аристован (так написано в оригинале) в конце Лонг-стрит в деловом центре Кейптауна напротив магазина «Бирс». Я остановился, чтобы подвезти ребенка, когда позади остановился полицейский автомобиль.
        Я объяснил офицерам, что остановился по причине того, что беспокоился за безопасность ребенка. Мальчик, которому было восемь или девять лет, не должен был находиться на улице в это время суток, и я остановился, чтобы предложить подвезти его.
        Я отрицаю, что подстрекал мальчика на секс, а также отрицаю, что, когда офицеры полиции подошли к моей машине, брюки у меня были спущены и мальчик совершал со мной половой акт.
        Сержант Манжит Кумар вытащил меня из машины и ударил по лицу  — я настаиваю, чтобы это было отражено здесь. Затем он спросил мальчика, как его зовут. Мальчик ему не ответил. Тогда одна из полицейских, констебль Люси Писториус, сказала мальчику: «Ты Кеннет?» Мальчик ответил, что да.
        Аресту я не сопротивлялся.


BvdMerwe
HANDTEKENING / ПОДПИСЬ



        Андисва Матебеле (имя изменено) является главной воспитательницей в приюте для брошенных и совращенных детей в Кейптауне (его точное местонахождение по понятным причинам не разглашается). Она согласилась побеседовать со мной по телефону при условии, что я не буду называть ее настоящего имени и адреса приюта.

        Позор! Когда мальчика впервые доставили к нам, он был крайне истощен, и, прежде чем его искупать, я позаботилась о том, чтобы ему дали миску маисовой каши и тушеной баранины. Я очень переживала за него, и не только потому, что у него на руках и ногах нарывали язвы. Его показали доктору, который прописал ему антибиотики, а кроме этого он прошел курс антиретровиальной терапии, поскольку налицо были признаки того, что он занимался проституцией. Для уличных детей это не редкость. Многие из них были совращены собственными родителями, и они просто не знают другого способа выживания.
        Что можно сказать об этом мальчике? Насколько я могу судить, у него не было нигерийского акцента, но точно сказать сложно, потому что говорил он очень мало. Он казался старше семи лет  — возраста Кеннета Одуа. Пока он ел, я спросила:
        — Тебя зовут Кеннет?
        — Да, меня зовут Кеннет,  — сказал он.
        Но позже выяснилось, что я могла спросить его о чем угодно, он все равно согласился бы со мной.
        На следующий день в наш приют приехала бригада криминалистов, и они взяли у него образец слюны для проведения теста на ДНК. Меня проинформировали, что мальчик будет находиться у нас, пока они не убедятся, что это на самом деле Кеннет. Я очень переживала, чтобы он, если на самом деле окажется тем самым ребенком, как можно скорее воссоединился со своей тетей и остальными родственниками.
        Сама я не из Каелитши, но я была возле мемориала и видела место, где упал самолет. Мне тоже с большим трудом верится, что кто-то мог пережить такое, но ведь подобное произошло во время катастроф в Америке, Азии и Европе, так что я уже не знаю, что и думать. Мало-помалу, задавая прямые вопросы, я смогла постепенно выудить из мальчика его историю. Он сказал, что некоторое время жил на пляже в Блуберге, после на Калк-Бэй, а потом решил снова вернуться в деловой центр города.
        Я следила, чтобы другие дети его не обижали,  — а такое могло произойти,  — но большинство из них старались держаться от него подальше. Я не говорила им, кем он может оказаться. Я была единственным человеком, кто знал об этом. Кое-кто из нашего персонала суеверен, и у нас уже шли разговоры о том, что если мальчик действительно выжил после авиакатастрофы, то он определенно должен быть колдуном.
        Через две недели мы узнали, что по результатам анализа его ДНК совпала с ДНК его тети, и уже очень скоро власти организовали большую пресс-конференцию. Я полагала, что Кеннета практически сразу увезут, но тут нам позвонили из полиции и сказали, что тетя Кеннета заболела (возможно, от шока, когда узнала новость о своем племяннике) и не может прилететь из Лагоса, чтобы официально опознать мальчика и забрать его. Они сказали, что вместо нее к нам едет другой его родственник, дальний.
        Он приехал на следующий день и представился двоюродным братом отца Кеннета. Я спросила, уверен ли он, что этот мальчик является его родственником, и он твердо ответил, что совершенно уверен.
        — Ты знаешь этого человека, Кеннет?  — спросила я у мальчика.
        — Я знаю этого человека,  — ответил он.
        — Ты хочешь поехать с ним или остаться здесь, с нами?
        Мальчик не знал, что на это ответить. Если бы я спросила его: «Хочешь ли ты остаться?»  — он бы ответил: «Я хочу остаться». Но если бы я потом спросила его: «Хочешь ли ты уехать с этим мужчиной?»  — он бы ответил: «Я хочу уехать».
        Похоже, он плохо понимал, что происходит.
        Его увезли в тот же вечер.





        Статья была опубликована в английском онлайновом издании «Ивнинг Стэндард» 18 мая 2012 года.

        Лихорадка Вознесения захлестывает США

        Один предприимчивый пастор открыл в Сан-Антонио, штат Техас, первый в мире баптистский центр «драйв-тру»  — «не выходя из машины». Здесь вы по цене жареного цыпленка можете застолбить себе место на небесах.
        — Вы можете спасти свою душу во время обеденного перерыва!  — лучезарно улыбается пастор Винсент Гэлбрейт (48).  — Просто заезжайте к нам, примите Иисуса в свое сердце и езжайте на работу с уверенностью в том, что, когда наступит время Вознесения, вы будете одним из Божиих избранников.
        Пастор Гэлбрейт, последователь Движения конца света доктора Теодора Лунда, выдвинул эту идею после того, как его церковь наводнили христианские фанатики, захваченные эксцентричной теорией, что Трое, а теперь еще и Кеннет Одуа, являются вестниками Апокалипсиса. Хотя центр открыт меньше недели, очередь к нему растянулась на весь квартал.
        — Люди чувствуют безысходность, так что тут все правильно,  — говорит пастор, который до этого был страховым агентом.  — Все эти знаки нельзя игнорировать, и я понимал, что кто-то должен предложить свое решение. Мы не щепетильны. Мне все равно, какой была ваша предыдущая религиозная принадлежность. Мусульмане, иудеи, атеисты  — добро пожаловать все! Никто не знает, когда Господь решит призвать нас к себе.
        Он усмехается. А я тем временем думаю о том, чтобы организовать франчайзинг на эту схему.
        Новое предприятие пастора Гэлбрейта является всего одним из множества индикаторов того, что тысячи людей из Библейского пояса США и вне его воспринимают теорию о всадниках Апокалипсиса очень серьезно. Согласно данным опроса, проведенного CNN вместе с журналом «Таймс», обескураживающие: 69 % американцев верят, что события «черного четверга» могут быть знаком того, что конец света неминуем.
        В Кентукки Хэнниген Льюс (52) собирает вокруг себя приверженцев движения «Бросай работу».
        — Вознесение может произойти в любой момент,  — говорит бывший водитель автопогрузчика.  — Если вы летите в самолете, едете в автобусе и при этом вы один из спасенных, что ж, когда вы внезапно вознесетесь на небеса, подумайте о кровавой бойне на земле.
        Позаимствовав лозунг предвыборной компании непопулярной в Великобритании консервативной партии, он призывает тех, кто верит в Вознесение, вернуться «назад к основам» и отказаться от любой техники, которая потенциально может нанести вред тем, кто останется, когда правоверные будут вознесены на небеса.
        Однако не все американские верующие принимают эту теорию. Пастор Кеннеди Олакс, глава расположенной в Остине организации «Христиане за изменения», говорит:
        — Мы будем призывать людей не впадать в истерию, захлестнувшую страну в настоящее время. Нет никаких оснований для паники. Нелепая и бездоказательная «теория всадников»  — не более чем насаждение страха, порожденное желанием попрать право на свободу вероисповедания и протащить Рейнарда в Белый дом, учитывая, что идет год перевыборов.
        Другие группы озабочены политическими и социальными переменами, которые могут быть вызваны религиозной истерией. И теперь, когда доктор Лунд и его быстро растущее Движение конца света публично поддержали президентскую надежду республиканцев, придерживающегося жесткой линии Митча Рейнарда, их опасения представляются все более обоснованными.
        — Мы обеспокоены,  — говорит официальный представитель «Лиги геев и лесбиянок» Поппи Абрамс (37).  — Нам известно, что доктор Лунд упорно старается объединить все разрозненные евангелистские и фундаменталистские группы, относящиеся к «новым правым», а Митч Рейнард стоит на платформе, запрещающей однополые браки и аборты. Возможно, он пока не лидирует в рейтинге, однако поддержка его растет ежедневно.
        Иман Ариф Хамид из «Исламской коалиции США» настроен более философски:
        — Мы не волнуемся из-за того, что могут начаться репрессии среди мусульман, как это было после одиннадцатого сентября. БОльшая часть озлобленности, похоже, направлена против клиник, производящих аборты, и гомосексуальных общин. До сих пор не сообщалось о каких-то гонениях на мусульман.
        Хотя в Великобритании «теория всадников» не вызвала пока такой же паники, многие британские духовные лидеры всех конфессий, от католиков до англиканцев, отмечают увеличение посещений церкви. И теперь, когда обнаружен так называемый «четвертый всадник», возможно, всего лишь вопрос времени, когда мы станем свидетелями сверхразрастания нашего собственного христианского культа уже по эту сторону Атлантики.





        Реба Луис Нейлсон

        Мне больно вспоминать об этом, Элспет, но я чувствую необходимость облегчить душу и выговориться. Люди должны знать, что в округе Саннах живут добрые христиане, которые никогда не хотели, чтобы этим детям был причинен какой-то вред.
        Я убеждена, что пастор Лен по-настоящему начал впускать дьявола в свое сердце после того, как Кендра уехала из дому, а доктор Лунд окончательно порвал с ним. Потом были все эти журналисты, которые сделали из него посмешище (Стефани рассказывала, что на него даже показывали пародию в «Субботнем ночном шоу», хотя она редко смотрит такого рода передачи). А весь этот народ, ротозеи, они тоже ничем не помогли ему. После того как в Африке нашли Кеннета Одуа и поползли слухи, что дедушка Бобби Смола начал говорить, несмотря на то что у него болезнь Альцгеймера, сюда прибыла новая большая волна приезжих. Их было так много, что, как я слышала, пастору пришлось брать в аренду какие-то химические туалеты, а его ранчо вообще не было видно с дороги из-за припаркованных на его участке пикапов и домиков на колесах. Я не утверждаю, что среди них не было добропорядочных христиан, но иногда я встречала кое-кого из них в городе, и у многих в глазах было растерянное выражение, как будто души у них разбиты. Народ вроде этого Монти.
        Но с моей точки зрения, настоящим переломным моментом был Джим.
        О, это был ужасный день! Я запомнила его в мельчайших подробностях. Я была в кухне, готовила сэндвич для Лорна  — с вареной колбасой и сыром, его любимый. У меня в кухне есть телевизор, и там показывали интервью, которое Миранда Стюарт брала у Митча Рейнарда, где он говорил, что США катится в пропасть и что пришло время, когда страна должна вернуться к основам высокой морали (Стефани говорит, что он немного похож на Джорджа Клуни, но я не уверена в этом). В то время их с доктором Лундом постоянно показывали в новостях. Либеральные элементы шерстили их в хвост и в гриву, но они все равно стояли на своем, что и понятно. Я как раз собиралась нести Лорну его ленч, когда зазвонил телефон. Я услышала в трубке голос пастора Лена и, признаться, почувствовала себя неловко. Я подумала, что он, наверное, хочет спросить, почему я столько времени не хожу в церковь или в группу изучения Святого Писания, но он всего лишь хотел узнать, не видела ли я Джима. Пастор Лен сказал, что планировал одну из своих утренних проповедей, а Джим согласился приехать на его ранчо и рассказать вновь прибывшим ротозеям, какой
хорошей женщиной была Памэла. Я ответила, что не видела Джима уже примерно неделю, но собиралась сегодня вечером отнести ему лазанью. Пастор Лен попросил меня поехать пораньше и проверить, как там Джим, потому что к телефону он не подходит. Еще он сказал, что надеется увидеть меня в церкви в это воскресенье, после чего повесил трубку.
        Чтобы прийти в себя после этого звонка, мне понадобилось добрых полчаса  — где-то в глубине души я испытывала чувство вины за то, что таким вот образом повернулась спиной к церкви,  — а затем я обзвонила наш внутренний круг, чтобы узнать, не слыхал ли кто-нибудь что-то о Джиме. Дело в том, что к тому времени большинство людей уже прекратили наведываться к нему и приносить еду. Стефани, Лен и я были единственными, кто еще заглядывал время от времени в его дом, хотя благодарности от него мы никогда не видели. После этого я три или четыре раза набрала номер Джима, но никто не отвечал. Лорн был на заднем дворе, и я попросила его отвезти меня к Джиму, чтобы убедиться, что он там не упился вусмерть и не проломил себе голову.
        Я всегда благодарю Господа за то, что в тот день у моего Лорна был выходной,  — сама бы я этого не пережила. Как только мы остановились перед домом, я сразу поняла, что произошло что-то ужасное. Я догадалась об этом по туче мух, которые ползали по внутренней поверхности сетки на входной двери. Она была вся черная от них.
        Лорн тут же позвонил Мэнни Бомонту, и мы оставались в машине, пока шериф и его заместитель не вошли в дом. Шериф Бомонт сказал, что все очевидно  — это самоубийство; Джим сунул ствол дробовика в рот и буквально снес себе голову с плеч. К тому же он оставил записку, адресованную пастору Лену. Мы не знали, что в ней написано, до того момента, пока пастор Лен сам не прочитал ее на похоронах Джима. Вот тут-то все и обернулось по-настоящему к худшему.
        Возможно, Джим и совершил страшный грех перед Богом, лишив себя жизни, но я, Стефани и еще несколько членов внутреннего круга все же договорились принести цветы на панихиду. Церковь под самые стропила была забита ротозеями пастора Лена, посторонними людьми, которые даже не знали Джима. Лорн сказал, что пастор Лен явно играл перед камерами прибывших сюда телевизионщиков, надеясь, без сомнения, что доктор Лунд увидит его в новостях.
        — Джим  — мученик,  — сказал пастор Лен.  — Один из свидетелей, как и его жена, Памэла. Время на исходе. Остаются еще тысячи людей, которые нуждаются в спасении, пока не стало слишком поздно. Нам для этого необходимо еще время, но Иисус не собирается ждать вечность.
        Лорн говорит, что власти должны были остановить его прямо тогда, на месте. Но что мог сделать шериф Бомонт? Это Америка, и здесь люди на своей земле вольны делать все, что захотят, а пастор Лен не нарушал закон. Тогда, по крайней мере. Ведь он не вышел и не сказал в открытую, что дети эти должны быть убиты.
        Пастор Лен долгое время был моей путеводной звездой. Я верила каждому его слову, вслушивалась в его проповеди и очень уважала его. Но то, что он сказал насчет того, что Памэла была пророком и Джим, когда убивал себя, не совершил грех, а просто это был его способ показать, что пятая печать уже открыта, никак не укладывалось в моей голове, это факт. Я верю, что Иисус говорил со мной, и он сказал мне: «Реба, отойди от этого. Отойди немедленно. Раз и навсегда». Так я и сделала. И в глубине души знаю, что тогда поступила правильно.





        Хотя рядовой первого класса Джейк Уоллес пытался вывести из строя жесткий диск своего ноутбука после исчезновения с военной базы на острове Окинава, приведенная ниже информация была восстановлена анонимным хакером и выложена в популярном разоблачительном блоге VigilanteHacks в качестве возможного косвенного доказательства того, что пастор Лен Ворхис сыграл свою роль в убийстве Хиро Янагида.

        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 25/04/2012


        Уважаемый сэр!
        Благодарю вас за присланную ссылку на вашу последнюю проповедь на YouTube. Я с благоговением слушал, когда вы говорили, что думаете о своих Посланниках по всему миру. Но пришел в бешенство, читая ниже все эти неуважительные комментарии. Я поступил так, как вы сказали, и не ответил им, хотя всем сердцем хотел это сделать! Я также, как видите, открыл еще один почтовый ящик под другим именем  — как вы мне и говорили!
        Я очень многое хочу сказать вам, сэр. Вы просили сообщить, если мне снова приснится сон о миссис Памэле Мэй Доналд. И прошлой ночью мне такой сон приснился. На этот раз я вышел из палатки и пошел на лесную поляну, куда упал самолет. Миссис Доналд лежала на спине, и лицо ее было покрыто тонким белым саваном. Когда она вдыхала, ткань попадала ей в рот, и я пытался вытащить ее оттуда, чтобы она не задахнулася (так и написано в оригинале). Саван выскальзывал из моих пальцев, а затем она пропала, и на ее месте появилась моя сестра Касси, и на ней тоже был саван, и она сказала мне: «Я тоже не могу дышать», а потом я проснулся. Я замерз, как будто на самом деле был в лесу, и пришлось заткнуть себе рот кулаком, чтобы снова не начать кричать.
        Сэр, без ваших писем я чувствовал бы себя очень одиноко. Даже христиане из наших морских пехотинцев здесь отпускают шуточки насчет мальчика и робота, через которого он разговаривает. Они просто не понимают, что это совсем не повод для шуток. Здесь есть группа людей, которые копируют то, что делает этот ребенок, и говорят только через роботов и фальшивых идолов, и я боюсь, что влияние Антихриста распространяется даже на этот остров. Я веду себя сдержанно, как вы и говорили, и просто выполняю свой долг и тренируюсь, но это тяжело. Если мы можем спасти хоть одного человека, разве не это мы и должны сделать? Здесь есть американские семьи с детьми, есть невинные люди. Разве не мой долг как Посланника спасти других, пока еще не слишком поздно?
        Искренне ваш,


Дж.



        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 26/04/2012


        Мой истинный Посланник!
        Таков наш жребий и наше бремя  — быть окруженными людьми, которые отказываются видеть истину. Будь осторожен, чтобы они не просочились в твое сердце своей ложью и своими чарами, вызывающими сомнение. Сомнение  — это демон, относительно которого ты всегда должен быть настороже. Именно поэтому я и советовал тебе вести себя сдержанно и не высовываться. Я прочел твои слова насчет невинных и сам тоже борюсь с этим чувством, но настанет время, когда мы выйдем на заключительное сражение, и тогда те, кто принял истину в свое сердце, будут спасены.
        Как же меня обрадовал твой сон! Это же еще один ЗНАК! Как и нашему пророку Памэле Мэй Доналд, тебе были показаны доказательства, когда в лесу ты увидел тех, кто будет забран на небеса и спасен. Памэла Мэй Доналд показывает тебе истинный путь. Она показывает тебе, что, как и желчь, которой брызжут ложные пророки вроде Гибкого Сэнди и доктора Лунда, слова пусты, и только ДЕЙСТВИЯ имеют значение, когда приходит время испытаний.
        Тебя испытывают, Джейк. Тебя испытывает Господь наш Иисус, чтобы понять, не собьешься ли ты с пути истинного. Ты и только ты являешься нашим гласом и нашим сердцем в этой языческой стране. Я знаю, как тебе одиноко, но ты получишь свою награду. Знаки выстраиваются, Джейк. Знаки ВЫСТРАИВАЮТСЯ. Число моих Посланников множится, и в мою паству входит все больше и больше избранных. Но ты, ты, кто совсем один в стране варваров, ты  — самый отважный из всех.
        Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет.
        Помни, что глаза и уши многоглавого Антихриста следят за каждым из наших Посланников, так что будь бдителен.


        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 07/05/2012


        Уважаемый сэр!
        Очень хорошо с вашей стороны писать мне так часто, ведь я понимаю, что теперь, когда вваши (так было написано в оригинале) истинные Посланники воссоединяются с вами телом и душой, вы должны быть очень заняты. Всем своим СЕРДЦЕМ я бы хотел быть с ними, но понимаю, что план Господа в отношении меня другой!
        Вваши (так было написано в оригинале) слова приносят мне истинное утешение, но вваш (так было написано в оригинале) замысел мне понятен, не беспокойтесь, сэр, я осторожен и всегда удаляю эти письма, как вы и говорили.
        Вчера в Урима прошла еще одна демонстрация протеста против американских баз. Я испытывал острое желание выйти к варварам и рассказать им, что они должны обратиться к Иисусу, пока не слишком поздно. У Луки сказано, что мы должны любить врагов своих, делать им добро, давать им взаймы, не ожидая никакой отдачи, но я знал, что ради высшего блага не должен был делать этого.
        Искренне ваш,


Дж.



        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 20/05/2012


        Уважаемый сэр!
        Я проверял свой почтовый ящик каждый день и прокручивал в уме все, что сказал вам, на случай, если вдруг чем-то вас обидел, потому что я уже долго не получал от вас писем, а потом я увидел в новостях про смерть мужа Памэлы Мэй Доналд.
        Там говорят, что он взял на душу грех самоубийства. Неужели это правда?
        Я понимаю, что вы должны быть очень заняты оплакиванием, но, пожалуйста, попробуйте написать мне, даже если это будет всего одна только строчка, потому что ваши слова вселяют в меня силы. Я пробовал найти ваш веб-сайт, но так и не смог на него выйти, и это заставило меня волноваться, что вас и других Истинных Верующих захватили врасплох слуги Антихриста.
        Сэр, мне необходима ваша помощь. На Филиппинах наводнения, которые должны быть еще одним знаком того, что наш мир захватывает зло. Некоторые из ребят поговаривают, что наш отряд будет переброшен туда в помощь спасателям. Смогу ли я по-прежнему быть вашими Глазами, Ушами, Голосом и Сердцем, если уеду туда?
        Я чувствую себя здесь очень одиноко.


Дж.



        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 21/05/2012


        Сэр, вы здесь? Мой отряд убывает через три дня. Что мне делать?


        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 21/05/2012


        Истинный Посланник!
        Ты не одинок. Ты должен верить в то, что даже в своем молчании я рядом с тобой. Нас преследуют и подвергают гонениям Ложные Пророки и их приспешники, но нас не сломить.
        Я послал тебе копию своей последней записи в блоге, где поясняются действия Джима Доналда.
        Джим Доналд, как и его Возлюбленная Жена, принес себя в жертву, чтобы раскрыть нам настоящую Истину, Истину, о которой я догадывался с самого начала, когда Памэла Мэй Доналд заплатила самую высшую цену за то, чтобы лично послать мне свое пророчество.
        Ты один из избранных. Ты особенный. Мы стоим перед лицом Священной Войны, и время истекает. Пришла пора выйти вперед Воинам Господа. Готов ли ты стать одним из Воинов Господних?
        Нам необходимо поговорить, но не там, где рядом с нами могут быть глаза и уши Антихриста. Дай мне знать о времени, когда я мог бы позвонить тебе, чтобы нам никто не помешал.


        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 27/05/2012


        Уважаемый сэр!
        Я прошу прощения, что иду против ваших пожеланий, но со мной просто агония! Я все время думаю про свою семью и особенно про свою сестру, которая не была спасена, и про то, что будет со всеми ими, если они не увидят Истину, пока еще не слишком поздно.
        Я получил ваш подарок. Я уже связался с группой людей, которые, как я думаю, могут помочь мне уйти, но я в этом не уверен.
        Я нахожусь в лазарете, как вы мне и сказали, поэтому не могу много писать. Мой отряд уехал. Сможем ли мы поговорить опять? Мне необходимо услышать ваш голос, и у меня есть сомнения.


Дж.



        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: [email protected]
        ДАТА: 27/05/2012


        Не связывайся со мной больше. Я сам с тобой свяжусь.





        Хотя веб-сайт пастора Лена pamelaprophet.com больше не функционирует, 19 мая на нем была закэширована следующая запись.

        Сердце мое было по-настоящему согрето посланиями о мученической смерти Брата нашего, Джима Доналда.
        Потому что именно таким он и был, мои Преданные Посланники. Джим Доналд был мучеником. Он был мучеником, отказавшимся от своей жизни ради всех нас, как это сделала и его любимая жена Памэла. Я призываю вас не верить утверждениям доктора Лунда, что, забрав у себя жизнь, Джим Доналд тем самым совершил большой грех. Джим является мучеником, который умер, чтобы мы узнали правду. Пророком, который пожертвовал собой, чтобы принести нам Весть Божию о том, что Господь наш в Величии Своем решил открыть пятую печать.
        Как сказано в Откровениях, 6:9, И, когда Он открыл пятую печать, я увидел под жертвенником души умерщвленных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели.
        Преданные мои Посланники, Джим Доналд, как и Памэла Мэй Доналд, был мучеником за свою веру. Я был там, когда он был спасен после того, как оплакал смерть своей любимой жены, и в момент его смерти Господь решил послать ему видение.
        Я решил привести здесь последние его слова, чтобы вы все могли прочесть их:
        Почему они были спасены, а она  — нет? Она была хорошим человеком, хорошей женой, и я не хочу этого больше делать, они не правы, в голове у них зло. Они уже принесли смерть тысячам и принесут смерть еще большему количеству людей, ЕСЛИ ИХ НЕ ОСТАНОВИТЬ.
        Джим хочет этим сказать, что он, как и Памэла, чист. Время истекает для каждого из нас, и мы должны сделать все, что сможем, чтобы собрать как можно больше людей в лоно памэлистов, и как можно скорее. Разве может быть более высокое призвание, чем спасти как можно больше людей, пока не открыта шестая печать?
        Памэла Мэй Доналд была рупором Господа. Она была средством, через которое было доставлено Его послание. Доктор Лунд и другие шарлатаны попытались похитить ее послание, и Джим доказал это. Доктор Лунд не верит в то, что пятая печать уже открыта, но он ошибается.
        «Мальчик… Предупредите их…»  — передала мне Памэла Мэй Доналд.
        И возопили они голосом великим, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, Ты не судишь и не мстишь за кровь нашу живущим на земле?





        Лорн Нейлсон, хотя и неохотно, все же согласился дать мне интервью в июле 2012 года. Ниже приводится отредактированная версия нашего разговора.

        Я хочу сразу же заявить: я никогда не доверял Лену Ворхису. С самого первого дня, когда он только приехал в округ Саннах. Говорить он действительно умел, но, насколько я понял, был пустомелей  — одни разговоры и никакого действия.
        Но Ребе он сразу понравился, и, думаю, это обстоятельство принесло нам экономию, потому что теперь не нужно было каждое воскресенье ездить в округ Денхэм в тамошнюю церковь. Никто из нас не знал, что и думать, когда он начал говорить, что эти дети были четырьмя всадниками. Реба была предана этой церкви, и я не собирался ее подталкивать. По мне, было очевидно, что Лен использует последние слова погибшей женщины в своих целях, как средство для того, чтобы попасть в команду крупных проповедников из Хьюстона. А потом он впутал во все это еще и Джима Доналда. Джим мог быть низким, как толпа последних негодяев, но смерть Пэм больно ударила по нему. Он перестал ходить на работу, не разговаривал со своими приятелями. Лен должен был просто оставить его и позволить ему спиться до смерти, если именно этого он и хотел.
        Знаете, кого я виню в том, что все вышло так плохо? Не Джима, и даже не тех репортеров, которые раструбили все это в газетах и на телевидении. Я виню в этом доктора Лунда и того писателя, Гибкого Сэнди. Они с самого начала поощряли Лена. И никто не может сказать, что они ни в чем не виноваты, как бы складно они ни пели, отрицая свою вину.
        Через неделю после похорон Джима двоюродный брат Стефани, Билли, должен был завести на ранчо бревна и попросил меня поехать с ним. Сказал, что не хочет ехать туда один, а его обычный напарник слег от того самого рвотного вируса, который тряс весь наш округ. Реба попросила меня прихватить с собой несколько банок ее консервированных персиков. «Для тамошних деток».
        Я был на ранчо Лена уже довольно давно, в последний раз на Рождество или что-то в этом районе. Я, конечно, видел всех этих новых людей, разъезжающих в пикапах или джипах с затемненными стеклами, так что мне было где-то любопытно взглянуть, что там в принципе происходит. Билли сказал, что ему как-то тревожно находиться среди них. Большинство было из нашего штата, но кое-кто приехал аж из Нового Орлеана.
        Когда мы подъехали к воротам, то увидели, что перед ними стоят двое мужиков. Один из них был этот Монти, тот, который так не нравился Ребе. Они остановили нас, спросили, что нам надо, вроде они были тут на карауле. Билли им все объяснил, после чего они отступили и пропустили нашу машину, хотя посматривали на нас очень подозрительно.
        Палаток и трейлеров там оказалось не так много, как я ожидал, но все равно их было предостаточно. Повсюду бегали дети, группами стояли женщины. Когда мы подъехали, я кожей чувствовал на себе их взгляды. Я сказал Билли, что Грейсона Тэтчера, которому принадлежало это место до приезда сюда Лена, хватил бы инфаркт, если бы он увидел, во что превратилось его ранчо.
        Вскоре после того, как мы приехали, из главного дома с широкой улыбкой на лице большими шагами вышел пастор Лен, а несколько парней, появившихся из сарая, начали разгружать бревна.
        Я поздоровался с пастором как можно вежливее и вручил персики, которые прислала Реба.
        — Поблагодарите ее от моего имени, Лорн,  — сказал он.  — Она хорошая женщина. Передайте, что я буду очень рад видеть ее в воскресенье здесь. Жаль было закрывать церковь в городе, однако Господь указал мне, что путь мой ведет сюда.
        Разумеется, я не собирался ничего этого передавать жене.
        А потом я услышал стрельбу со стороны пастбища позади дома. Причем похоже было, что стреляли из автоматического оружия.
        — Чем вы там занимаетесь, Лен? Охотничий сезон ведь закрыт.
        — Мы должны быть настороже, Лорн. Работа Господа не ограничивается только молитвами.
        Богом каждому дано право защищать себя. Я научил своих девочек стрелять, точно так же как мы с Ребой учили их быть готовыми на случай, если все-таки произойдут какие-нибудь выбросы на солнце, которые предсказывают. Но его слова прозвучали, как совершенно другое родео  — как будто они там готовились к какому-то сражению. Чем больше я оглядывался по сторонам, тем сильнее становилось это ощущение. Было ясно, что они собираются возводить защитные сооружения. Рядом со старым сараем для кормов лежали мотки колючей проволоки, и Билли сказал, что эти бревна они, скорее всего, используют для строительства какой-то изгороди.
        Мы убрались оттуда так скоро, как только смогли.
        — Как думаешь, стоит рассказать шерифу Бомонту, что мы здесь видели?  — спросил Билли.
        Было видно, что там все плохо закончится, это чувствовалось даже по запаху  — так издалека слышишь смрад от падали, пролежавшей на обочине дороги два дня на солнце.
        Поэтому мы поехали и встретились с Мэнни Бомонтом. Спросили, знает ли он, что происходит на ранчо. Мэнни сказал, что, пока памэлисты не нарушают никаких законов, он с ними ничего сделать не может. Уже потом появилась масса вопросов. Почему ФБР не просматривало его электронную почту и прочие такие вещи, как они делали это с исламофашистами? Думаю, они просто не верили, что проповедник из какого-то захолустья способен выйти в большой мир и принести такую беду, какую принес он. А может, они просто побоялись получить еще один Уэйко, если попробуют заткнуть ему рот.





        Прежде чем покинуть остров Окинава, рядовой первого класса Джейк Уоллес 11 июня 2012 года послал электронное письмо родителям в Вирджинию. Содержание этого письма появилось в прессе после официального опознания тела Джейка.

        Мама, папа!
        Я делаю это ради вас и Касси.
        Кто-то должен стать Воином Господним в битве за человеческие души, и я призван выполнить свой долг. Знаки становятся все более очевидными. Потоп на Филиппинах, война, которая вот-вот разгорится в Корее, четвертый всадник, которого они нашли в Африке.
        Я должен действовать быстро, потому что время уже на исходе.
        Я пишу это, чтобы попросить вас пойти и спасти свои души, впустить Иисуса в свое сердце, пока еще не слишком поздно.
        Папа, я знаю, что ты не веришь в Бога, и я как сын просто прошу тебя посмотреть на факты. Господь не стал бы нас обманывать. Ты говорил мне, что 11 сентября было тайным сговором правительства, и очень злился, когда никто из нас не соглашался с тобой. Пожалуйста, папа. Поведи маму и Касси в церковь, и там примите Господа в ваши сердца. ВРЕМЯ БЕЖИТ, ОНО НА ИСХОДЕ.
        Я увижусь с вами на небесах, когда Господь призовет всех нас к своей груди.
        Ваш сын,


Дж.



        Монти Салливан, единственный памэлист, согласившийся побеседовать со мной, в настоящее время находится под стражей в Северном изоляторе для защиты арестованных тюрьмы «Айкерс Айленд», где ожидает суда. Мы разговаривали с ним по телефону.

        ЭМ: Когда вы впервые услышали о пасторе Лене Ворхисе и его теории насчет всадников?
        МОНТИ САЛЛИВАН: Думаю, это было в самом начале. Тогда я работал водителем грузовика, развозил кур из округа Шелби по всему штату. Рация моя молчала, было спокойнее, чем обычно, так что я начал крутить приемник, искал станцию с роком. Тогда я вообще не имел никакого отношения к этим религиозным шоу. Черт, да и страну нашу не особенно-то любил. Когда я проезжал через округ Саннах, то случайно натолкнулся на радиошоу пастора Лена. И что-то в его голосе привлекло мое внимание.
        ЭМ: А можно более конкретно?
        МС: Он говорил так, будто по-настоящему верил в то, что говорил. Об очень многих пасторах и проповедниках, которых слышишь по радио и телевидению, сразу думаешь, что все, что им нужно,  — это тяжко заработанные простым народом гроши. До того времени я никогда особо не вдавался во все эти религиозные дела. Когда я был моложе, у меня отшибло к этому интерес, и все из-за матери. Она была настоящей верующей и каждый месяц посылала свою десятину проповеднику одной из этих суперцерквей в Хьюстоне, даже если в доме нечего было есть. Было видно, что пастор Лен другой, он ни разу никого не попросил прислать ему денег. И то, о чем он говорил, сразу же привлекло мое внимание. Конечно, «черный четверг» был во всех новостях, и множество разных проповедников, особенно евангелистов, говорили, что это очередной знак, что мы движемся к Армагеддону. То же самое говорили и после одиннадцатого сентября, в общем, все это было не ново. Но подход пастора Лена попал точно в цель. То, что он сказал насчет последних слов Памэлы Мэй Доналд… Доказательства были слишком убедительными. Все цвета этих самолетов в точности
совпадали с цветами всадников, о которых Иоанн писал в своих Откровениях, а еще тот факт, что дети не должны были выбраться оттуда невредимыми. Через пару дней, закончив рейс, я сразу полез в Интернет и зашел на сайт пастора Лена pamelaprophet.com. Там он представил все доказательства, черным по белому. Я прочел их, а потом откопал старую Библию матери  — единственную вещь, которая у меня от нее осталась. Все остальное я продал, хоть оставила она мне не так уж много. Как вы можете догадаться, в то время я вел себя довольно необузданно. Я не принимал наркотиков или чего-то тяжелого, но любил выпить, так что все деньги ушли именно на это.
        После того как я прослушал шоу пастора Лена и почитал его веб-сайт, думаю, я не спал три дня. Я чувствовал, что во мне что-то нарастает. Конечно, уже потом пастор Лен объяснил мне, что это был Святой Дух.
        Я написал ему е-мейл, сказал, что на меня его слова произвели очень сильное впечатление. Я думал, что у меня мало шансов получить от него ответ. Но черт меня подери, если он не ответил мне в течение часа! Причем ответил лично, это был не автоматически составленный ответ, которыми пользуется большинство. Я помню его наизусть. Я перечитывал его, наверное, миллион раз. «Монти, я действительно очень благодарен, что вы связались со мной. Ваша вера и искренность подтверждают, что я на правильном пути, на пути спасения еще большего количества таких хороших людей, как вы».
        Я дождался выходного и всю ночь ехал в округ Саннах, прямо в церковь пастора Лена. Потом ждал в очереди, чтобы получить спасение. В тот день там было человек пятьдесят, и атмосфера казалась по-настоящему праздничной. Мы все понимали, что делаем правильные вещи. Я представился пастору Лену, когда он обходил всех людей, благодаря за то, что они приехали в его церковь. Я никогда не думал, что он вспомнит, кто я такой, но он сразу же меня узнал. «Вы тот самый парень, который написал мне из Кендрика»,  — сказал он.
        После того как он все так понятно объяснил, я понял, что столько лет был просто слепым. Я разбил сердце своей матери, отвернувшись от церкви, когда был молодым, и пожалел, что она не дожила до этого момента и не увидела, что я вернулся в стадо Христово. Как я мог сам не видеть, что мы катимся к концу света? Как мог Господь не испепелить нас гневом Своим после всего того, что творится в мире? Чем больше я думал об этом, тем больше у меня кружилось в голове. Вы знаете, что в Америке детей в школе заставляют  — заставляют!  — читать Коран? Но не Библию, не Библию, мэм. Теория Божественного начала запрещена, зато разрешены справочники атеистов. Помимо этого, здесь есть геи и убийцы неродившихся детей, есть либералы, устраивающие заговор, чтобы превратить Америку в нацию безбожников. В этом смысле прав был доктор Теодор Лунд, хотя потом и повернулся спиной к истине, которую проповедовал пастор Лен. Оказалось, что доктор Лунд просто хотел забрать всю славу, которую несло в себе послание Памэлы. Он не был предан делу спасения человеческих душ, как был предан этому пастор Лен.
        ЭМ: Когда вы решили переехать в округ Саннах?
        МС: После того как был спасен, я приехал домой и писал пастору Лену почти каждый день в течение нескольких недель. Где-то в начале марта я почувствовал призыв переехать поближе к его церкви и стать одним из его Посланников, памэлистов. Решение это далось мне легко, потому что сам Господь подталкивал меня к этому. Когда же пастор Лен пригласил меня переехать к нему на ранчо, я даже не задумывался. Уволился с работы, продал свой грузовик и автостопом доехал до самого округа Саннах. Я был нужен ему и стал его верной правой рукой.
        ЭМ: Вас раньше уже задерживали за правонарушения, связанные с насилием?
        МС: Не совсем так, мэм. Была одна случайная драка на школьном дворе да пара ссор, но это когда я еще выпивал. Не утверждаю, что я чист как стеклышко, но я никогда не был жестоким человеком. И никогда не имел никаких проблем с законом.
        ЭМ: Откуда у вас появилось оружие, из которого вы стреляли в Бобби Смола?
        МС: Конкретно этот пистолет принадлежал Джиму Доналду. Пастор Лен говорил, что тот с трудом пытался смириться со смертью жены. Пастор Лен делал все, чтобы помочь ему, и было видно, что он на самом деле жутко огорчен всем этим. Он был настоящим мучеником, как и Памэла. Он видел всю правду про разрушение, которое несут в мир всадники, и то, как они убили тех невинных людей в самолетах.
        ЭМ: Это пастор Лен инструктировал вас поехать в Нью-Йорк, чтобы убить Бобби Смола?
        МС: Я сделал то, что должен был сделать любой, кто заботится о спасении человеческих душ. Я действовал как Воин Господень и делал все возможное, чтобы отвести угрозу и дать людям время спастись до начала Вознесения. Если бы нам удалось остановить появление новых знаков и затормозить работу всадников, у нас было бы больше времени, чтобы распространить послание Божие и привести больше людей в стадо Христово. Теперь, когда они нашли четвертого всадника и сера адская просыпается на землю со всеми этими природными бедствиями  — наводнениями на Филиппинах и в Европе, предупреждениями о цунами в Азии,  — времени у нас уже немного.
        ЭМ: Но если вы верите в то, что эти четыре всадника являются вестниками Божиими, почему вас не тревожило то, что, пытаясь убить Бобби Смола, вы будете наказаны самим Господом?
        МС: Погодите минутку, мэм. Никто вообще не говорит об убийстве. Когда придет Антихрист, когда будет сломана шестая печать, возврата уже не будет. И нет никаких гарантий, что вы получите свой второй шанс во время Великого бедствия. Я нахожусь на стороне Господа, и Он знает, что пастор Лен и памэлисты напряженно работали, чтобы привлечь в его паству как можно больше людей. А эти дети, они неестественные. Это каждому видно. Прошло какое-то время, и они начали использовать свою силу и выставлять ее напоказ. Возможно, начинали они и как посланники Бога, но я твердо верю в то, что сказал нам Джим: в конце концов они станут орудиями в руках Антихриста.
        ЭМ: Пастор Лен приказал вам застрелить Бобби?
        МС: Я не могу ответить на этот вопрос, мэм.
        ЭМ: Многие считают, что вы действовали под влиянием пастора Лена и что он должен нести такую же ответственность, как и вы.
        МС: Иисус был наказан за то, что распространял слово Божие. И мне не важно, что они говорят. Вскоре я буду в объятиях Иисуса. Они могут запереть меня в камере, могут посадить на электрический стул  — мне это все равно. Наверное, все это является частью плана Господнего. Здесь я сижу в тюрьме с грешниками, и в этом мой шанс спасти как можно больше из них.



        Часть 9
        Выжившие: май-июнь

        В течение нескольких недель после того, как Риу впервые появился на форуме 2-го канала, горячее обсуждение того, действительно ли его Принцесса является двоюродной сестрой Хиро Янагида, достигло апогея. В конце концов Риу вернулся на форум под своим обычным аватаром  — Человек-ORZ.

        Дата сообщения: 2012/05/01 21:22:22.30
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Привет, ребята. Не знаю, сколько сейчас в Сети тех из вас, кто был на связи, когда я некоторое время назад начинал эту тему. Я просто обалдел от того, насколько вы, парни, проявили участие к моей истории. Просто хотел еще раз сказать вам спасибо.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        ORZ! Ты вернулся! Круто! Ну и????? Сработало???? Нашел свою Принцессу???
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Ответ простой  — да. И теперь мы вместе.
        (На это следует не меньше сотни разных откликов от «w00t» до «какая же ты все-таки задница/раздолбай/босс/мужик/чувак и т. п.». Под бурное ликование «сетян» Риу пускается в объяснения, как он баллончиком с краской нарисовал символ «ORZ» на асфальте перед домом Чийоко, чтобы привлечь ее внимание.)
        ИМЯ: АНОНИМ 557
        ORZ, мы должны знать: Принцесса  — это двоюродная сестра Мальчика Андроида?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я ждал, что вы спросите об этом… Я следил за разговорами на некоторых других ветках. По понятным причинам я не могу подтвердить или опровергнуть это.
        ИМЯ: АНОНИМ 890
        ORZ, ты встречался уже с Мальчиком Андроидом?
        ИМЯ: АНОНИМ 330
        Насколько горяча оказалась Принцесса, чувак?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Как тебе ответить на это так, чтобы не соврать… Когда я впервые увидел ее… Она была не тем человеком, которого я себе представлял. Но почему-то это не имело ни малейшего значения.
        ИМЯ: АНОНИМ 765
        Значит, она оказалась надутой квочкой, которая была на мемориальной панихиде, а не девушкой, похожей на Хадзуки? Облом, чувак.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        С возвращением, ORZ. Не обращай внимания на 765.
        ИМЯ: АНОНИМ
        Чувак, давай к самому интересному. Ты ее уже того????
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Не торопись. Дай сказать Человеку-ORZ.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Это может прозвучать слащаво, но, парни, то, что я с ней, изменило всю мою жизнь.
        Даже несмотря на то, что она Принцесса, у нас с ней больше общего, чем я мог предполагать. У нее, как и у меня, был в прошлом очень тяжелый период. У нас с ней общие взгляды буквально на все: общество, музыку, компьютерные игры, даже на политику. Да уж, иногда у нас с ней разгораются по-настоящему горячие дебаты!
        Я даже начал рассказывать ей такое, чего никогда и никому не говорил.
        Она помогла мне найти работу в магазине «Лоусонс», так что мне теперь потихоньку капают деньги (немного, но, чтобы не голодать, хватает).
        Это может прозвучать убого, но… иногда мне снится, что мы с ней женаты и живем в своей квартире, откуда нам никуда не нужно выходить.
        ИМЯ: АНОНИМ 200
        Ой! Прямо завидно, ORZ.
        ИМЯ: АНОНИМ 201
        На любовь похоже.
        ИМЯ: АНОНИМ 7889
        Давай, Человек-ORZ, расскажи нам о Хиро. Ты уже видел его сурработ?
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        И что он думает насчет культа Хиро?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Парни, без обид, но это публичный форум, и я не могу говорить об этом в деталях. Принцесса с ума сойдет, если что-то из того, что я скажу, попадет в журналы.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Нам ты можешь доверять, ORZ, но мы тебя понимаем.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Скажем так: находиться рядом с неким человеком  — очень успокаивает. Я такого никогда в жизни не встречал. Это все, что я могу сказать.
        ИМЯ: АНОНИМ 764
        А как часто вы видитесь с Принцессой?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Почти каждый вечер. Родители у нее типа строгие и не одобряют, чтобы она встречалась с кем-то вроде меня, так что нам приходится скрывать это. Напротив ее дома есть небольшая детская площадка, и я дожидаюсь ее там. Рядом стоит многоквартирный дом, так что иногда мне кажется, что за мной наблюдают, но это я перенесу как-нибудь.
        ИМЯ: АНОНИМ 665
        ORZ закуривает еще одну сигарету, дожидаясь, пока Принцесса выйдет, чтобы присоединиться к нему. Он понимает, что выглядит круто. Возможно, сегодня наступит та самая ночь.
        Некоторые из соседей посматривают на него в окна, но он знает, что связываться с ним они не станут. Он просто поигрывает своими мускулами, и они тут же исчезают.
        ИМЯ: АНОНИМ 9883
        Ледяная Принцесса выскакивает на улицу, на ней только короткое платьице, совсем прозрачное…
        ИМЯ: АНОНИМ 210
        Принцесса падает в его объятия, ей все равно, кто сейчас на нее смотрит…
        ИМЯ: АНОНИМ 336
        Руки ORZ скользят по ее маленькому телу, он сжимает ее грудь, и она хватает его за запястья, отталкивая его ладони назад. Одним коротким движением она стягивает платье через голову и отбрасывает его в сторону. Огромный член ORZ туго напрягается в брюках, язык его начинает ласкать ее соски, и она умоляет его взять ее прямо здесь, на улице…
        ИМЯ: АНОНИМ 8885
        Ледяная Принцесса опускается на четвереньки, ORZ пристраивается сзади нее. Он плюет на ладонь и натирает член по всей его длине. Она выгибается дугой, а он хватает ее за волосы на затылке… С каждым новым мощным толчком ее ягодицы вздрагивают, а бледное напряженное тело ORZ блестит от выступивших капелек пота.
        ИМЯ: АНОНИМ 77
        «Ты самый лучший, ORZ,  — говорит Принцесса.  — Ты царь, бог».
        ИМЯ: АНОНИМ 1110
        Все соседи одобрительными возгласами отмечают сексуальное мастерство Человека-ORZ.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        (Смайлик «Я краснею».)
        Представляете, что будет, если она когда-нибудь это прочтет?
        ИМЯ: АНОНИМ 45
        Чувак, ты лучше расскажи, что ты делал с ней на самом деле.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Мне нужно идти. Она ждет меня.
        ИМЯ: АНОНИМ 887
        ORZ, не оставляй нас, держи в курсе. Мы были с тобой на каждом шагу твоего пути. Гику достается Принцесса? Где такое еще бывает, кроме как не в Сети?
        ИМЯ: АНОНИМ 220
        Да, ORZ, ты наш должник. Так что ты просто обязан рассказывать нам, как развивается эта история.
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Я знаю. Очень важно знать, что вы вместе с нами и готовы помочь, даже если вы все психи, зацикленные на сексе. Приятно сознавать, что мы не одни.





        В июне 2012 года я в скайпе побеседовала с Нейлом Мелланкэмпом, художником-графиком, проживающим в Гринпойнте.

        После того как в районе начали появляться все эти психи, никто из соседей не стал открыто заявлять, что хотел бы, чтобы Лилиан и Бобби переехали куда-нибудь еще, но, как вы понимаете, большинство из нас думало об этом.
        Я живу в нескольких кварталах от квартиры Лилиан, по другую сторону парка Маккаррен, и вся эта территория превратилась в цирк практически сразу после того, как они узнали, где живет Бобби. Здесь все начало бурлить. Сначала это были репортеры и разные ребята, которые хотели получить фрагмент записи для своего блога, твиттера или еще чего-нибудь. «Каково это, жить так близко от чудо-ребенка?» и т. п., и т. д. Я всегда отвечал, чтобы они катились к чертовой матери, хотя были в нашем районе и такие, кто видел в этом шанс на свои пятнадцать минут славы. Придурки! Потом подвалила толпа по НЛО. Эти вообще были ужасные чудаки, хотя было видно, что большинство из них  — народ безобидный. Эти отирались вокруг дома Бобби и выкрикивали: «Мы хотим улететь с тобой, Бобби!» Но копы быстро их разогнали. Они не были такими упорными, как религиозные чокнутые. Эти накатывали волнами. Когда в новостях сообщили о муже Лилиан, появилось жуткое количество всяких придурков, целый контингент, которые мечтали, чтобы Бобби излечил их,  — мне казалось, что эта публика просто нанимала автобусы и ехала сюда черт знает откуда,
из какого-нибудь Мудаксвиля, штат Каролина, или еще чего-нибудь в этом же роде. Их крики были слышны даже после наступления темноты. «Бобби! Бобби!  — орали они.  — У меня рак, прикоснись ко мне и исцели меня!» Но эти были еще ничего по сравнению с самыми мерзкими, которые шатались в парке и изводили людей. «Бог ненавидит сигареты!»  — кричали эти, хотя попробуй догадайся, какое это может иметь отношение к шестилетнему мальчику. Были и другие, которые выглядели так, будто сошли со страниц какого-то комикса; у них на футболках и плакатах было написано «Конец света уже рядом!» и «Ты уже спас свою душу?». Вскоре сложилось впечатление, что невозможно из дому и шагу ступить, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь из них. Но вы же знаете наш район, верно? Тут у нас пестрая смесь, как и повсюду в Бруклине, есть свои артистические натуры, есть помешанные на джазе, хасиды, куча народу из Доминиканской республики, однако все эти ненормальные стояли особняком.
        Не поймите меня превратно; как бы быстро все это нам ни надоело, мне все равно было жаль Лилиан. Как и большинству из наших. Моя подружка написала заявление в полицию на двух самых наглых типов за сквернословие, но что могли сделать копы? Этим ненормальным было все равно, арестуют их или нет. Им хотелось стать мучениками.
        В то утро я направлялся на работу и по определенным причинам решил поехать на сабвее, а не автобусом; это означало, что мне необходимо было пройти через парк и мимо дома Лилиан. Ранним утром в парке, толкая перед собой детские коляски, бегает трусцой множество тех, кого моя подружка называет бандой папаш-неформалов, но парень, которого я заметил в районе скамеек перед спортивным центром, определенно не был похож на остающегося дома с детьми папашу, который в свободное время подрабатывает, торгуя на раскладном лотке домашней едой. Этот мужик просто сидел там, но было заметно, что с ним что-то не так, и не только из-за того, как он был одет. Утро было теплое  — не жаркое и влажное, как у нас иногда бывает, но паркое,  — а одежда у этого парня была как для зимы: длинное черное пальто, похожее на шинель армейского покроя, и черная, плотно облегающая шапочка. Проходя мимо, я кивнул ему, но он смотрел куда-то сквозь меня. Я попытался не придавать этому значения, но, уже дойдя до Лоример, вдруг почувствовал, что должен развернуться и проверить, что он делает в нашем районе. Он, конечно, мог быть просто
бедным бездомным или кем-то вроде того, но что-то говорило мне, что нужно это выяснить. Я поискал глазами копов, которые иногда ставят свою машину возле дома Лилиан, но так никого и не увидел. Я не верю во всякие божественные или сверхъестественные вещи, но тут внутренний голос четко сказал мне: «Нейл, пойди возьми себе кофе, проверь этого чувака, а потом можешь двигать на работу». Так я и сделал. Купил большой черный американо в «Оргазмик Органик» и пошел обратно в парк.
        Когда я снова вышел на улицу Лилиан, то увидел, что тот скользкий тип движется в мою сторону, но идет очень медленно. Чувство тревоги вернулось, и теперь я уже точно знал, что с ним что-то серьезно не так. Улица не была пустынной, множество народу шло на работу, но я сфокусировался только на нем и ускорил шаг. Дверь дома Лилиан открылась, и на тротуар вышли пожилая женщина с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, и мальчик в бейсбольной кепке. Я сразу же их узнал. Кто бы ни придумал этот маскарад, с воображением у него было туго.
        — Берегитесь!  — закричал я.
        Дальше все происходило очень быстро, но в то же время словно в замедленном кино, если в том, что я только что сказал, может быть какой-то смысл. Тот жутковатый парень вытащил пистолет  — я в пистолетах не разбираюсь, так что не могу сказать, что именно было у него в руках,  — и начал переходить улицу, не обращая внимания на дорожное движение. Я, долго не думая, побежал прямо к нему, сорвал крышечку со стакана своего кофе и швырнул его в негодяя. Прямо ему в лицо. Он все-таки выстрелил, но промахнулся и попал в припаркованный у тротуара «шевроле».
        Тут все принялись истошно вопить:
        — Ложитесь, ложитесь же!
        Следующее, что я запомнил, был тот второй чувак, который появился ниоткуда,  — потом оказалось, что это был коп не при исполнении, который просто возвращался с дежурства,  — и как заорет на стрелка:
        — А ну бросай это долбаное оружие!
        Тот странный парень сделал все, как ему сказали, но к тому моменту уже стало ясно, что он не опасен. Он выл и отчаянно тер глаза и лицо. Мой кофе был горячим, и кожа у него стала ярко-красной. Он упал на колени прямо посреди проезжей части, а коп отбросил носком ботинка его пистолет в сторону и стал что-то говорить в рацию.
        Я подбежал к Лилиан и Бобби. Лицо у нее было пепельно-серое, и я даже испугался, что сейчас ее хватит инфаркт, удар или еще что-нибудь в этом же роде. Ну а Бобби… уж не знаю, был ли это шок или что-то еще, только он вдруг начал хихикать. Лилиан схватила его за руку и затащила обратно в дом. Мне показалось, что буквально через какие-то секунды вся улица уже была забита полицейскими машинами. Того странного парня подняли на ноги и куда-то увезли. Надеюсь, этот негодяй сгниет в тюрьме.
        Тот коп потом позвонил мне и заявил, что я настоящий герой. В офисе мэра сказали, что меня представили к гражданской медали за отвагу. Но я ведь только сделал то, что сделал бы любой другой, понимаете?
        После того случая я уже не видел Лилиан и Бобби в нашем районе. Они переехали на конспиративную квартиру, да? Так мне сказала пожилая леди, которая живет в их доме. А Лилиан прислала мне по-настоящему классный е-мейл, где написала, что она никогда не забудет того, что я совершил в тот день. Читая это, я даже прослезился. А в следующий раз я увидел их уже в новостях.





        Это последний е-мейл, который я получила от Лилиан Смолл.
        Он датирован 29 мая.

        Мы делаем все, что можем, Элспет. Меня до сих пор трясет,  — а кого не будет трясти после такого?  — но я стараюсь быть сильной ради Рубена и Бобби. С Бобби все в порядке  — думаю, он даже по-настоящему не понял, что произошло.
        Кажется, я рассказала все, что вы хотели узнать. Если можно, напишите, пожалуйста, в вашей книге, что мы не знаем, почему Рубен стал говорить опять, только это все равно не имеет никакого отношения к Бобби. После того как злые люди стали болтать, что это еще один зловещий знак, я думала о том, чтобы все отрицать, но Бетси ведь знает правду, как знает ее и Бобби. Не хочу, чтобы он, когда подрастет, читал вашу книгу или новости в газете и думал о том, что его бабушка была лгуньей. В глубине души я верю, что это просто Рубен сделал над собой последнее усилие, чтобы выбросить Эла из своего сознания, чтобы можно было спокойно проводить время с внуком. И сделала это возможным только сила его любви.
        Они настаивают, чтобы мы теперь переехали на конспиративную квартиру. Выбор у меня невелик, если я хочу обеспечить Бобби безопасность. Идут разговоры о том, чтобы поместить Рубена в специальный приют в другом штате, но я на это не пойду.
        Нет. Мы одна семья и будем вместе, что бы ни случилось.





        Расшифровка диктофонной записи Пола Крэддока, май-июнь 2012 года.

        14 МАЯ, 5:30 УТРА
        Я никак не могу отделаться от запаха. Это рыбный запах. Запах, который оставляет после себя Стивен, когда приходит ко мне. Я уже все перепробовал, даже драил стены «Доместосом». От этого сильного моющего средства пекло в глазах, но я все равно не мог остановиться.
        Джесс, как обычно, ничего этого не замечала. Просто сидела на кушетке и смотрела «X-фактор», пока ее сумасшедший дядюшка метался по дому с ведром моющего средства для туалетов. Как будто ее это вовсе не колышет, как сказал бы Джефф. Я пригласил к нам миссис ЭБ, надеялся на мудрость и опыт пожилой женщины по части выведения невыветривающихся запахов (ей я соврал, что сжег на плите купленные для Джесс рыбные палочки). Она вывела меня в сад покурить, утешительно похлопала по руке и сказала, что я пытаюсь взять на себя слишком много задач, особенно учитывая давление со стороны прессы. Она сказала, что мне нужно попробовать больше плакать, чтобы выпустить свое горе наружу, а не закупоривать его в себе. А потом все рассказывала, как страдала, когда десять лет назад умер ее муж. Сказала, что не знала, сможет ли вообще жить дальше, но Господь помог ей найти выход.
        Эй, привет, Господи, это я, Пол! Почему, блин, ты меня не слышишь?
        У меня как будто раздвоение личности. Рациональный Пол и Пол Чокнутый. Раньше так не было. Был просто эпизод с депрессией. Не раз и не два я уже поднимал трубку, чтобы позвонить доктору К. или Даррену и попросить их забрать Джесс. Но затем в голове звучал голос Шелли: «Все, что ей нужно, это любовь, а у тебя, Пол, нерастраченной любви  — валом».
        Так что я не могу ее бросить.
        И все-таки, может, это синдром Капгра? Может?
        Я даже… Господи, я даже придумал отговорку, чтобы отвести Джесс в квартиру миссис ЭБ и посмотреть, как будет реагировать на нее собака миссис ЭБ. В кино собаки сразу чувствуют, если с кем-то что-то не так. Если он одержим или еще что. Но эта собака вообще ничего не сделала. Лежала себе и все. Так что нужно бы жить сегодняшним днем.
        Нужно бы.
        Но это такое напряжение  — стараться вести себя нормально, когда внутри все кричит… Боже! Канал «Дискавери» хочет взять у меня своего рода интервью о том, что я почувствовал, когда узнал о катастрофе. Я не могу. Сразу категорически отказался. И я совсем забыл о фотосессии от «Санди Таймс», которую Джерри организовал еще несколько недель назад. Когда пришли фотографы, я просто захлопнул дверь у них перед носом.
        Джерри просто рвет на себе волосы. Он уже не покупается на мою дежурную версию типа «я все еще убит горем». Он говорит, что твои издатели, Мэнди, подадут на меня в суд. Ну и пусть. К черту! Мне какое дело? Все рушится, разваливается на части.
        И таблетки эти не работают.
        (Всхлипывание.)
        «Привет, дядя Пол»,  — сказала тогда она. Откуда, блин, она могла знать, что в комнате установлен диктофон?


        21 МАЯ, 14:30
        Пока Джесс была в школе, я провел еще одно интернет-расследование. Прогуглил весь этот бред, исходящий от памэлистов, теории насчет пришельцев и даже информацию о тех, кто считает, что дети одержимы демонами (таких тоже оказалось много).
        И все из-за детей. Из-за других детей. Бобби Смолла и Хиро как там бишь его. Они тоже ненормальные, ведь так? Когда я позвонил Лилиан, было заметно, что она от меня что-то скрывает, и теперь мне точно известно, что это было. Болезнь Альцгеймера не лечится. Это знает каждый. Нет. С Бобби тоже не все так просто. И еще один, который разговаривает через андроида. О чем, блин, это все говорит?
        Насчет Кеннета Одуа я нашел практически только то, что и ожидал найти,  — кучу истерических религиозных сайтов («Вот оно, последнее необходимое нам доказательство!»), несколько сатирических статей и кое-какую информацию о том, что сейчас его содержат на конспиративной квартире в Лагосе «для его собственной безопасности».
        А что, если они вправду всадники? Да знаю я, знаю. Мэл, та вообще бы взбесилась, если бы услышала, что я произношу такие вещи. Вы только послушайте! Рассудительный Пол даже мысли такой не допустил бы, но, думаю, нам нужно быть открытыми для всех версий. С Джесс определенно что-то не так. Всякое странное дерьмо происходит и вокруг двоих остальных. Или даже троих. Кто, черт возьми, знает, на какие штучки готов этот третий?
        Пришельцы, всадники или демоны  — с ума сойти!
        (Начинает всхлипывать.)
        Может, следует еще раз позвонить Лилиан? Не знаю.


        28 МАЯ, 22:30
        Умом я понимаю, что мне должно быть жалко Бобби, после того как на него напали, но на самом деле мне жалко только Лилиан.
        Все это, разумеется, крутится во всех новостях. На каждом чертовом канале. Раньше я не дал бы Джесс смотреть это. Держал бы ее подальше от всего этого, но теперь… Чего париться? На нее это, похоже, вообще не произвело никакого впечатления.
        В сюжете канала «СКАЙ» они показали коллаж снимков с мест катастроф и увеличенные до гигантских размеров фотографии Троих. Я застал Джесс за тем, что она сидела в нескольких сантиметрах от экрана среди разбросанных «Моих маленьких пони» и смотрела, как «СКАЙ» наглядно показывал временнУю цепочку происходивших событий, а потом вызывал разных экспертов, чтобы до посинения обсуждать эти кадры.
        Я заставил себя подойти к ней.
        — Хочешь поговорить об этом, Джесс?
        — Поговорить о чем, дядя Пол?
        — О том, почему этого маленького мальчика показывают в новостях. И почему в новостях показывают твою фотографию.
        — Нет, спасибо.
        Я еще поторчал там несколько секунд, после чего выскочил покурить.
        Даррен говорит, что, весьма вероятно, полиция установит наблюдение за нашим домом на случай, если религиозные фанатики решат переправиться через Атлантику и сделать своей мишенью Джесс.
        Сегодня ночью, после того как она уйдет спать, я собираюсь предпринять еще одну последнюю попытку вызвать Стивена на разговор. «Как ты мог такое здесь допустить?» Он ведь должен иметь в виду Джесс, верно?
        Я должен был сделать это сто лет назад.
        Я собираюсь бодрствовать всю ночь, выпить столько крепкого кофе, чтобы хватило свалить даже лошадь, а когда придет Стивен, заставить его поговорить со мной.


        30 МАЯ, 4 ЧАСА УТРА
        Должно быть, я все-таки задремал. Но когда проснулся, он был здесь. Все лампы были включены, но он выглядел так, будто находился в темноте. Сидел в тени. Лица его мне видно не было.
        Он пошевелился, и смрад стал таким сильным, что меня вырвало.
        — Что ты хочешь? Пожалуйста, скажи мне,  — попросил я.  — Прошу тебя!
        Я протянул руку, чтобы схватить его, но там ничего не было.
        Я вбежал в комнату к Джесс, растолкал ее и сунул ей под нос фотографию Полли.
        — Это твоя сестра! Почему же тебе, черт возьми, все равно?
        Она потянулась и улыбнулась мне.
        — Дядя Пол, мне нужно выспаться. Утром в школу.
        Господи, как можно быть такой рациональной?
        Боже, помоги мне!


        1 ИЮНЯ, 16:30
        Сегодня меня навестила пара копов. Пришли так рано, что я еще даже одет не был. Собственно говоря, это была даже не полиция, а специальная служба. Нормальный Пол, то есть я, каким был до того, как случилось все это чертово дерьмо, сжался внутри меня. Их звали Кэлвин и Мэйсон. Кэлвин и Мэйсон! Похоже на название сериала о мужественных полицейских. Кэлвин  — чернокожий, говорит со своеобразными интонациями, как в школе для мальчиков, плечи как у регбиста. Полностью соответствует вкусу Нормального Пола. Мэйсон постарше, седая лиса.
        Я приготовил им чай, извинился за стойкий запах моющего средства (после реакции миссис ЭБ я понял, что не нужно упоминать о запахе тухлой рыбы). Они хотели узнать, не было ли телефонных звонков с угрозами в последнее время, как это случалось в самом начале, когда Джесс только приехала домой. Я сказал «нет». И сказал правду. Единственным, кто донимал нас в эти дни, была пресса.
        Джесс, разумеется, вела себя выше всяких похвал. Улыбалась, смеялась и вообще выглядела как очаровательная маленькая знаменитость. Может, они и крутые, но тогда я не думал о детективных способностях Мэйсона и Кэлвина. Они, ясное дело, клюнули на это. Леска, грузило и крючок. Мэйсон даже имел наглость спросить, можно ли ему сфотографироваться с ней, чтобы потом показать это фото дочери.
        Они сказали, что станут приглядывать за нашим домом и чтобы я сразу звонил им, если меня будет что-то беспокоить. Я едва не ляпнул: «Не могли бы вы предупредить моего брата, чтобы он, блин, наконец оставил меня в покое?» Моего мертвого брата! Ну и ОНО, конечно. Воображаю, как бы это было воспринято!
        Нужно прекратить называть Джесс «оно». Это неправильно, только подпитывает монстра.
        Когда они ушли, я снова попытался позвонить Лилиан. Никто не ответил.


        2 ИЮНЯ, 4 ЧАСА УТРА
        (Всхлипывание.)
        О’кей.
        Я проснулся. Почувствовал знакомую тяжесть на своей кровати. Но это был не Стивен. Это была Джесс, хотя она не такая тяжелая, чтобы своим весом продавить матрас, или не так?
        — Тебе нравятся твои сны?  — спросила она.  — Это я даю их тебе, дядя Пол. Чтобы ты мог увидеть Стивена, когда только захочешь.
        — Кто ты?
        Это был первый раз, когда я решился спросить такое.
        — Я Джесс,  — ответила она.  — А ты думал кто? Какой же ты глупенький, дядя Пол!
        — Убирайся!  — закричал я на нее.  — Убирайся, убирайся, убирайся!
        Горло у меня болит до сих пор.
        Она засмеялась и выскользнула из комнаты. Я запер за ней дверь.
        Я не оставляю себе вариантов. Они отберут Джесс у меня, если узнают, о чем я думаю. Иногда мне кажется, что это было бы хорошо. Но что, если настоящая Джесс тоже еще там, пытается вырваться, пытается получить помощь? Что, если я нужен ей?
        Наступило время стать проактивным. Изучить имеющиеся варианты. Не делать поспешных выводов. Собрать еще информацию. Все предусмотреть.
        Выбора у меня нет.





        Герхард Фридман, «светский экзорцист», работающий по всей Европе, согласился поговорить со мной в скайпе в конце июня, после того как я сделала пожертвование в его организацию.

        ГЕРХАРД ФРИДМАН: Прежде чем начать отвечать на ваши вопросы, я бы хотел кое-что прояснить. Сам я не люблю пользоваться словом «экзорцизм». У него слишком много разных толкований и подтекстов. Нет, если быть точным, то моя профессия  — «внутреннее исцеление и высвобождение духа». Именно такие услуги я и предлагаю. Я также хотел бы уточнить, что не назначаю плату за свои услуги, а просто прошу сделать пожертвование в том объеме, в каком обратившийся ко мне клиент посчитает нужным. Также я не связан с какой-либо церковью или религиозной организацией. Я просто занимаюсь своей практикой в несколько иной манере. И в настоящее время бизнес идет очень хорошо. Скажем так: я редко летаю не первым классом. Примерно в то время, когда со мной связался мистер Крэддок, я бы сказал, что проводил до трех очисток и высвобождений духа в день по всей Европе и Великобритании.


        Я спрашиваю Герхарда, каким образом с ним связался Пол Крэддок.


        ГФ: У меня есть несколько способов, какими потенциальные клиенты могут выйти на контакт со мной. Мистер Крэддок связался со мной через один из моих аккаунтов в Фейсбуке. У меня их несколько. Я также есть, разумеется, и в Твиттере, есть у меня и свой веб-сайт. Поскольку его обстоятельства не позволяли мне приехать к нему домой, мы договорились встретиться в месте, которое я иногда использую для высвобождения духа.


        Сообщить о его местонахождении он отказывается. Я спрашиваю, знал ли он, кто такой Пол Крэддок, до того, как они встретились.


        ГФ: Да. Мистер Крэддок мне все очень откровенно рассказал, но я заверил его, что наши отношения останутся конфиденциальными  — примерно как соглашение между пациентом и доктором. Я был осведомлен о теориях насчет Джессики Крэддок и других детей, но не позволял этому как-то влиять на свой диагноз. Сейчас я разговариваю с вами только потому, что информация о том, что мистер Крэддок воспользовался моими услугами, все равно уже просочилась в прессу через его охранников.


        Я говорю, что была на его веб-сайте, где он утверждает, что существует дух, который проявляется как гомосексуализм. И спрашиваю, знал ли он, что Пол Крэддок  — гей.


        ГФ: Да, я знал об этом. Но я также знал, что в его случае корень проблемы не в этом. Он был обеспокоен тем, что он сам или его племянница заражены негативной энергией или, если хотите, одержимы. Когда мы встретились, он был возбужден, но не слишком. Он повторял снова и снова, что связался со мной просто для того, чтобы «исключить этот вариант», и просил исследовать такую возможность. Мистер Крэддок рассказал мне, что ему снятся исключительно тревожные сны, в которых к нему приходит мертвый брат, и что у него есть сложности в отношениях с племянницей. И то и другое  — симптомы одержимости злым духом и/или заболевания, спровоцированного чрезмерным воздействием негативной энергии.


        Я спрашиваю, знал ли он о том, что у Пола Крэддока были проблемы с психическим здоровьем.


        ГФ: Да. Он был в этом предельно откровенен со мной. Я всегда очень внимателен, чтобы не перепутать, например, приступ шизофрении с одержимостью, но тогда я сразу понял, что имею дело не с этим. Когда доходит до таких вещей, у меня исключительно обостряется интуиция.


        Я спрашиваю, как он обычно проводит высвобождение духа.


        ГФ: Первым делом я усаживаю объект и убеждаюсь, что ему удобно. Затем я намазываю ему лоб маслом. Для этого подходит любое масло, однако я предпочитаю оливковое масло «экстра верджин», поскольку оно похоже, дает лучшие результаты.
        Далее я должен определить, имею ли я дело с отравлением негативной энергией или с одержимостью какой-то сущностью. Если это одержимость, следующий шаг  — выяснить, какого рода сущность вселилась в клиента и вызвать ее по имени. Сущности  — это беспокойные и могущественные явления, попавшие на Землю из другого измерения. Они цепляются к тому, кто и так уже ослаблен, например обидой, или, возможно, отравлен чьей-то негативной энергией, которая подорвала внутренние защитные силы. Сущности бывают множества разных типов. Я специализируюсь на тех, которые нашли вход в нашу реальность в тех местах, где происходило много всего негативного.
        Я также провожу чистку объекта, поскольку объект может захватывать негативную энергию в себя. Именно по этой причине я всегда призываю людей быть осторожными при обращении с антиквариатом и разными артефактами из музеев.


        Я спрашиваю его, почему, если Пол Крэддок считал, что Джессика тоже одержима, он не попросил, чтобы она тоже очистилась.


        ГФ: Это было невозможно из-за его текущей ситуации. Он сказал, что находится под постоянным наблюдением прессы, которая следовала за ним и Джесс повсюду.
        Но когда он начал более подробно описывать свои симптомы, куда входило и болезненное ощущение, что Джесс  — это не настоящая Джесс, а подмена, я пришел к выводу, что если проблема была в сущности, то она вселилась в него, а не в его племянницу. Горе и страдание, которые он пережил после того, как его близкие погибли в авиакатастрофе, должны были ослабить его защиту достаточно, чтобы он стал идеальным кандидатом на одержимость. Он также высказывал тревогу, что Джесс может быть инопланетным существом, но тут я заверил его, что пришельцев не существует и он, скорее всего, имеет дело с наплывом негативной энергии.
        И когда я настроился на него, то действительно обнаружил, что он страдает от серьезного недомогания, вызванного чрезмерной интоксикацией плохой энергией. Я заверил его, что, после того как мы пройдем через очистительный ритуал, в который входит намазывание маслом и перенос плохой энергии через прикосновение, он больше никогда не будет страдать от своих снов или от ощущения, что его племянница  — подмена.
        Потом я предупредил его, что, хотя он и прошел очистку, защитные силы все еще подорваны и внутри него все равно будут оставаться следы плохой энергии, которые в конечном итоге могут привлечь сущность. Я посоветовал ему любой ценой избегать стрессовых ситуаций.
        Он поблагодарил меня, а перед уходом сказал:
        — Теперь у этого может быть только одно объяснение.


        Я спрашиваю, знал ли он, что имел в виду Пол Крэддок.


        ГФ: Тогда  — нет.



        Часть 10
        Заключительные игры

        Джо ДеЛессепс, торговый агент, регулярно путешествующий по штатам Мэриленд, Пенсильвания и Вирджиния, согласился побеседовать со мной в скайпе в конце июня.

        Я работаю в трех штатах, продаю практически любые хозяйственные товары, какие вам только в голову могут прийти, ведь по-прежнему есть люди, которые предпочитают иметь дело с живым человеком, а не с компьютером. Я съезжаю с главных магистралей, отдаю предпочтение проселочным дорогам. Как сказал бы мой внук Пайпер, так я и кручусь. За много лет я проложил для себя несколько маршрутов, у меня появились любимые места, где я останавливаюсь выпить кофе и съесть пирог, многие из которых я навещаю по нескольку лет, хотя все больше и больше семейных магазинчиков закрылись из-за кризиса. Я также не поклонник сетей мотелей и предпочитаю небольшие отели, принадлежащие одной семье. Там может не оказаться кабельного телевидения или закусочных «Тако Белл» под боком, но хорошая компания и кофе всегда лучше, да и цены там сносные.
        В тот день я выбился из графика: оптовик, с которым я встретился в Балтиморе, очень любит поговорить, и я потерял чувство времени. Я уже хотел выезжать на федеральную автостраду, но прямо перед дорогой на Майл Крик  — это один из моих любимых маршрутов, проходящий рядом с лесом Грин Ридж,  — есть одна придорожная закусочная, где отличный кофе, а блинчики и того лучше, так что в итоге я решил поехать длинным путем. Моя жена Тамми всегда ворчит, чтобы я следил за своим холестерином, но я рассудил, что если она ничего не узнает, то и расстраиваться не будет.
        Я добрался туда где-то около пяти, за полчаса до закрытия. Припарковался рядом с новым внедорожником «шевроле» с тонированными стеклами. Когда я вошел внутрь, то сразу сообразил, кому принадлежит эта машина: в кабинке у окна пила кофе небольшая компания. С первого взгляда я подумал, что это обычная семья: супружеская пара с ребенком путешествуют в компании дедушки с бабушкой. Но, присмотревшись повнимательнее, я понял, что они как-то не стыкуются друг с другом. Не было у них той непринужденности в общении, которая всегда присутствует в большинстве семьей или среди людей, едущих в отпуск. Особенно нервничала пара помоложе. На рубашке молодого парня были видны характерные складки, как будто он только что вытащил ее из упаковки.
        Я знал, что Сьюз, повар по блюдам быстрого приготовления, хочет поскорее отправиться домой, поэтому заказал блинчики действительно быстро, да еще добавил в кофе дополнительные сливки, чтобы он был не таким горячим и я мог выпить его быстрее.
        — По-По хочет в туалет,  — сказал маленький мальчик, показывая на дедушку.
        Но старик не произнес ни слова! Я видел, что с ним что-то не так. Пустой взгляд, совсем как у моего папы в самом конце.
        Пожилая женщина помогла старику доковылять до туалета. Я поздоровался, когда они проходили мимо моего столика, и она устало улыбнулась в ответ. Было видно, что ее рыжие волосы крашеные, потому что у корней они на дюйм оставались седыми. Тамми сказала бы, что идет женщина, у которой не нашлось времени немного последить за собой. Я почувствовал на себе взгляд  — на меня смотрел молодой парень. Я кивнул ему и сказал что-то насчет того, что сейчас не помешал бы дождик, но он ничего не ответил.
        Они вышли за несколько минут до меня, но, когда я оказался на улице, все еще продолжали усаживать старика во внедорожник.
        — Куда направляетесь?  — спросил я, стараясь, чтобы это прозвучало дружелюбно.
        Молодой глянул на меня.
        — В Пенсильванию,  — сказал он. Было видно, что он только что это придумал.
        — Уф… Что ж, счастливого пути.
        Пожилая рыжеволосая женщина неуверенно улыбнулась мне.
        — Пойдем, мама,  — сказала ей молодая женщина, и рыжеволосая вздрогнула, как будто ее ущипнули.
        Мальчик помахал мне рукой, и я подмигнул ему. Славный паренек!
        Они резко тронулись с места, направившись в противоположном от Пенсильвании направлении. На такой тачке не могло не быть GPS, и было видно, что молодой парень хорошо знает, что делает. Думаю, тогда я решил, что это не мое дело.
        Я не видел, как это произошло. Я выехал из-за поворота и увидел яркий свет фар. «Шевроле» лежал на крыше на противоположной стороне дороги.
        Я остановился и нащупал аптечку на заднем сиденье. Если ездить столько, сколько я, неминуемо будешь видеть множество дорожных происшествий, так что я вожу с собой аптечку уже очень давно. Даже курсы первой помощи проходил несколько лет назад.
        Они врезались в оленя. Думаю, молодой парень слишком резко крутанул руль и перевернул машину. Сразу было видно, что двое на переднем сиденье  — водитель и молодая женщина с тяжелым взглядом  — погибли и это произошло очень быстро. Там все перемешалось, и даже трудно было понять, какие из окровавленных кусков мяса принадлежат оленю, а какие  — людям.
        Старик на заднем сиденье тоже погиб. Крови на нем не было, но глаза были открыты и не мигали. Казалось, он просто почил с миром.
        С рыжеволосой женщиной история была другая. Крови на ней было немного, но я видел, что ей зажало ноги. Глаза ее были широко открыты, взгляд ошеломленный.
        — Бобби…  — прошептала она.
        Я понял, что она, видимо, имеет в виду мальчика.
        — Я поищу его, мэм.
        Сначала я не мог его нигде найти и подумал, что он, должно быть, вылетел через заднее стекло. Я обнаружил его тело в двухстах ярдах от машины. Он лежал в кювете, лицом вверх, как будто что-то рассматривал в небе. Было видно, что душа его уже отошла. В нем чувствовалась пустота, и при этом было похоже, что на нем нет ни царапины.
        Я никак не мог вытащить женщину, для этого явно требовались «челюсти жизни», а к тому же опасался, что у нее может быть поврежден позвоночник. К этому моменту она уже перестала плакать. Я держал ее за руку, когда она потеряла сознание. Я вслушивался, не раздастся ли шум работающего двигателя, и ждал приезда копов.
        Кто они такие, я выяснил только на следующий день. Тамми поверить не могла, что я раньше этого не сообразил: фотографии мальчика были на первых страницах всех журналов, которые она получает.
        Как-то все это было неправильно. Каковы были шансы у этого бедного ребенка, побывавшего в двух фатальных катастрофах? Я планировал продолжать работу до тех пор, пока Тамми силой не заставит меня выйти на пенсию, но, возможно, это был знак для меня, что пора завязывать. Знак, что все  — значит, все.





        Я долго думала, стоит ли включать в книгу заключение о результатах вскрытия тела Бобби Смолла. Но после того, как несколько конспирологических сайтов принялись утверждать, что его смерть была инсценировкой, решила привести выдержку из этого документа. Согласно выводам патологоанатома Элисон Блэкберн, главного судмедэксперта штата Мэриленд, проводившей тщательное обследование внутренних органов, никаких аномалий выявлено не было.



        Бобби Смолл был официально опознан Моной Гладуэлл, которая отказалась говорить со мной еще раз.



(Чувствительные читатели могут пропустить этот фрагмент.
Полный текст заключения можно найти по ссылке http://pathologicallyfamous.com/)

        ОФИС ГЛАВНОГО СУДМЕДЭКСПЕРТА ШТАТА МЭРИЛЕНД

        Покойный: Бобби Рубен Смолл
        Номер аутопсии: SM 2012 —001346
        Возраст: 6 лет
        Пол: мужской
        Дата: 11 /06/2012
        Время: 9:30


        Обследование и сводный анализ выполнил: Элисон Блэкберн, доктор медицины, главный судмедэксперт.
        Первоначальное обследование: Гэри Ли Шварц, доктор медицины, заместитель главного судмедэксперта.
        Остеологическое обследование: Паулина Мэй Свонсон, доктор философии, АССА.
        Токсикологическое обследование: Майкл Гринберг, доктор философии, АССА.


        РЕЗУЛЬТАТЫ АНАТОМИЧЕСКОГО ОБСЛЕДОВАНИЯ
        Малолетний ребенок мужского пола с поверхностными ссадинами на лбу, носу и подбородке. Полный вывих между С6, С7 и С7, Т1. Разрыв межпозвонкового диска и передней связки С6, С7. Процесс перелома позвонка С6. Наблюдался частичный разрыв волокон корешка спинномозгового нерва и многочисленные источники кровотечения.


        ПРИЧИНА СМЕРТИ
        Травматическое разрушение шейного отдела спинного мозга.


        РОД СМЕРТИ
        Смерть в результате несчастного случая, согласующаяся с выбросом из автомобиля.


        РАЗВЕРНУТОЕ РЕЗЮМЕ
        Бобби Смолл, 6-летний ребенок мужского пола, 6 месяцев назад был единственным выжившим в авиакатастрофе, в которой погибла его мать. При этом он получил минимальные повреждения, от которых полностью восстановился. Его преследовали религиозные группировки, и было принято решение перевезти его вместе с бабушкой и дедушкой на конспиративную квартиру. Всех троих перевозили на внедорожнике «Шевроле Себебн» двое агентов ФБР. Бобби сидел на заднем сиденье между дедушкой и бабушкой, был пристегнут набедренным ремнем безопасности. Примерно в 17 часов они остановились возле придорожной закусочной «У Дьюка» в штате Мэриленд. Там всю группу видел мистер Джозеф ДеЛессепс, разъездной торговый агент. Они привлекли его внимание, поскольку показались ему странной группой. Взрослые пили кофе, а для Бобби взяли молочный клубничный шейк и тарелку чипсов. Группа ушла оттуда примерно в 17:30; сразу за ними вышел и мистер ДеЛессепс, отметивший, что «Шевроле Себебн» резко стартовал на большой скорости. Приблизительно в 17:50 мистер ДеЛессепс выехал за поворот на лесном участке дороги и заметил на краю дороги разбитый
«Шевроле Себебн». Он обнаружил машину врезавшейся в большое дерево, на капоте автомобиля и частично в салоне за разбитым вдребезги лобовым стеклом находились останки убитого оленя. В самом автомобиле были два мертвых человека на переднем сиденье и умерший старик на заднем. С другой стороны на заднем сиденье находилась тяжело раненная пожилая женщина. Маленького мальчика, которого он видел в закусочной, нигде видно не было, поэтому мистер ДеЛессепс принялся искать вокруг машины. Он нашел тело мальчика в небольшом кювете в двухстах метрах от внедорожника. Признаков жизни тот не подавал. Мистер ДеЛессепс сразу же позвонил по 911.


        ИЗУЧЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ И ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
        1. Отчет центра экспертизы транспортных средств относительно «Шевроле Себебн». Характер повреждения капота и лобового стекла согласуется с наездом на оленя. Повреждение задней части автомобиля согласуется с ударом о ствол дерева. Заднее стекло разбито, центральный набедренный ремень безопасности поврежден. Никаких следов повреждений или неисправностей автомобиля до катастрофы не выявлено.
        2. Рапорт бригады по расследованию автокатастроф. Следы протекторов на асфальте с высокой долей вероятности указывают на резкое торможение после наезда на оленя на скорости от средней до высокой, что привело к заносу автомобиля и удару его задней частью о дерево. Ремни безопасности взрослых пассажиров остались на местах, однако центральный набедренный ремень безопасности был открыт и частично поврежден, что привело к тому, что жертва, ребенок мужского пола, была выброшена из машины через разбитое заднее стекло.


        ИДЕНТИФИКАЦИЯ
        11/06/2012 в 21:45 было проведено полное посмертное обследование тела Бобби Смолла, который был идентифицирован офисом главного судмедэксперта округа Норфолк. В качестве ассистента на аутопсии присутствовал Дэвид Майклс.


        ОДЕЖДА И ЦЕННОСТИ
        Бобби Смолл был одет в ярко-красную бейсбольную кепку (найденную на месте происшествия), синие джинсы, красную футболку с надписью «Ночь в музее», светло-серую куртку с капюшоном и пару красных кроссовок «Конверс».


        ВНЕШНИЙ ОСМОТР
        Тело принадлежит хорошо упитанному белому мальчику и согласуется с заявленным возрастом в 6 лет.
        Рост тела: 45 дюймов
        Вес: 46 фунтов
        Волосы на голове светло-русые, средней длины, слегка вьющиеся. Родимых пятен или татуировок нет. Небольшой шрам на лбу. Поверхностные ссадины на лбу, носу и подбородке. Зрачки одинаковые и нормальной формы. Радужная оболочка глаз голубая. Здоровые молочные зубы, два передних резца отсутствуют.





        Хотя Пол Крэддок и пытался уничтожить жесткий диск своего компьютера, несколько документов и переписка по электронной почте были восстановлены, включая приведенный ниже фрагмент, который просочился в прессу.



(Грамматические ошибки и стилистика оставлены без исправлений, чтобы нагляднее показать его настроение.)

        СПИСОК ВСЕГО ТОГО СТРАННОГО ДЕРЬМА,
        КОТОРОЕ ДЖЕСС НАГОВОРИЛА СЕГОДНЯ (8 ИЮНЯ)
        (Насчет ее новой одержимости скукой.) Дядя Пол, а тебе не надоело быть самим собой? Мне быть собой скучно. (Возвращается смотреть свое новое любимое шоу  — этот долбаный ЕПЭЭ.) Этим людям скучно быть самим собой. (Я спрашиваю у нее што это значит.) Когда тебе скучно, это все равно, что быть чашкой, которая не может быть наполнена (Што это еще за хренов дзен, где она это слышала???? Уж точно не на «Большой брат ВИП».)


        (10 ИЮНЯ)
        Я протягиваю ей ее ужин, она говорит, Дядя Пол, а Стивен пахнет так же мерзко, как эти рыбные палочки? (Я вскрикнул, она смеется.) Я ухожу, она переключает телевизор на новости. Слышу, как она над чем-то смеется. Меня чуть не вырвало, когда это оказалось репортажем про то, как Бобби Смолл погиб в автомобильной катастрофе. Я спрашиваю што тут смешного, она говорит, он не умер, просто балуется, строит из себя дурачка, как мама, папа и Полли.
        (Я на кухне, снова думаю про таблетки, сколько их будет безопасно.) Она подкрадывается так, что я ее не вижу. Приближается слишком близко к моему лицу. Говорит, я особенная пол? В школе говорят что да. Это так просто.


        (14 ИЮНЯ)
        Оно застает меня в слезах. Хочешь, пойдем поиграем со мной в моего маленького пони? Ты можешь снова быть принцессой луна а Стивен может быть принцессой селестией (смеется).
        1) ОДЕРЖИМОСТЬ. ЗА: она кажется всигда знает о чем я думаю, знает вещи которые не могла знать например о моей сексуальной ориентации, знает прро сны со Стивеном говорит что сама посылает их
        2) ОДЕРЖИМОСТЬ. ПРОТИВ: Я НЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ ЗНАЮ ТО ЧТО Я ДУМАЮ а она не подпадает ни под что похожее по списку признаков в интернете и не говорит другими странными голосами и этот придурок Герхард сказал что это маловероятно хотя я не доверяю его мнению
        3) ТЕОРИЯ ВСАДНИКОВ. ЗА: цвета самолетов, много указаний на то, что они никак не могли выжить, другие дети тоже ведут себя странно, маразматический дед Бобби говорит и Хиро говорит через этого чертово робота и как столько всего может быть не так, потому что столько людей верит что это правда а тперь они нашли и четвертого хотя это может быть просто новая чушь
        4) ТЕОРИЯ ВСАДНИКОВ. ПРОТИВ: полное безумие, даже архиепископ кентерберийский и тот главный иман говорят что это абсолютная чушь и еще они верят в небесных фей и если в ней есть всадник гдде тогда настоящая джесс и почему она выглядит как реальная она. Знаки который они приводят на веб-сайте могут происходить где угодно и эпидемия ящура по-любому вспыхивает и животные людей все время кусают по-любому равно как и наводнения и т. п. и т. д.
        5) СИНДРОМ КАПГРА. ЗА: история моего психического заболевания хотя оно было связано только со стрессом и это было бы хорошо поскольку это медицинское сосстояние которое могло бы объяснить почему я думаю что она не джесс дже несмотря на то что она выглядит как джесс и иногда говорит как джесс. Хотел бы я чтоб это было так
        6) СИНДРОМ КАПГРА. ПРОТИВ: у меня такого раньше никогда не было, никаких травм головы (разве что я напился ударился головой и сам не понял этого) это все очень очень очень блин редко бывает
        7) ПРИШЕЛЬЦЫ. ЗА: то же что и одержимость и могло бы объяснить каким образом она инагда похоже смотрит на меня как будто я какой-то эксперимент
        8) ПРИШЕЛЬЦЫ. ПРОТИВ: потому что это нерацанально хтя доказательства могут быть убедительными и это единственный вариант я еще не исключил нужно будет посмотреть ище окей пол



        КОМУ: [email protected]
        ОТ КОГО: openyreyes.com
        ТЕМА: Ответ на: Совет насчет конфиденциальности
        ДАТА: 14 июня 2012


        Пол, спасибо за твой е-мейл, буду рад помочь, чем смогу.
        Как я уже говорил тебе во время нашего телефонного разговора, самый общепринятый вариант, по какому они работают, заключается в том, что они вживляют в объект МИКРОЧИП. Я считаю, что в момент катастроф дети были приведены в состояние стаза, поэтому они не были травмированы. Затем они были имплантированы. Путем манипуляции через «голос в голове» Чужие (ПРИШЕЛЬЦЫ) способны управлять теми, кого они выбрали, и влиять на них. Это новый тип технологий, находящийся во многих СВЕТОВЫХ ГОДАХ от того, что можем делать в нашем мире мы.
        Ты говоришь, что проверил все варианты и доказал, что это НЕ ЯВЛЯЕТСЯ случаем одержимости демоном. Я просто аплодирую тебе за такую тщательность.
        Я совсем не удивлен, что Джесс не проявляет тревожных симптомов или отклонений от своего нормального поведения,  — этого следовало ожидать. Помни, что изменение ЛИЧНОСТИ на самом деле НЕ является симптомом ПТСР. Как ты говоришь, стоит только посмотреть, что происходит с мальчиком в Японии (он говорит через механизм, через РОБОТА) и мальчиком в Америке, который, без сомнения, экспериментирует с когнативным (так и написано в оригинале) функционированием своего дедушки. Весьма маловероятно, что он действительно умер. Это уловка правительства, потому что оно в сговоре с ЧУЖИМИ. Сами они получили иммунитет от экспериментов и заключили соглашение с пришельцами, чтобы у тех была полная свобода питаться нашей энергией.
        Твои вопросы относительно теории памэлистов весьма интересны. Я считаю, что здесь присутствует МНОЖЕСТВО сходств с правдой. Это очень близко к тому, во что верим МЫ. Они все же ошибаются, но БОЛЕЕ ПРАВЫ, ЧЕМ САМИ О ТОМ ПОДОЗРЕВАЮТ.
        А то, что ты ощущаешь, нельзя путать с синдромом Капгра. Это психологическая анамалия (так написано в оригинале).
        Как действовать дальше? Я был бы осторожен с Джесс, хотя маловероятно, что она причинит тебе какой-то вред. Сны и видения, которые к тебе приходят, возможно, вызваны вмешательством чипа. Я бы посоветовал тебе внимательно следить за ней и быть аккуратным в том, что ты ей говоришь.
        Дай знать, если я могу тебе еще чем-то помочь.
        С наилучшими пожеланиями,


Сай



        Норико Инада (имя вымышленное) живет на пятом этаже многоквартирного дома напротив дома Чийоко Камамото. Этот материал был подготовлен Дэниелом Мимура, журналистом «Токио Геральд», который взял у нее интервью через два дня после убийства Хиро Янагида.



(Перевод Эрика Кушана)

        Обычно я встаю очень рано, где-то часов в пять, и, дожидаясь, пока взойдет солнце, часто смотрю на часы рядом с кроватью. Поэтому-то я знаю точное время, когда прозвучал первый выстрел. Хотя мой дом расположен всего в двухстах метрах от скоростной магистрали Хатсудай с напряженным дорожным движением, он хорошо защищен от шума. Но этот звук все равно прорвался в мою комнату. Приглушенный хлопок, от которого я вздрогнула, потом еще один, потом еще два. Я никогда раньше выстрелов не слышала, только по телевизору, так что не знала, что и думать. Может быть, это фейерверк? К тому же я не могла точно определить, откуда этот звук исходил.
        У меня ушло несколько минут на то, чтобы забраться в кресло-каталку, но постепенно я все-таки подкатила его к тому месту перед окном, где провожу большую часть дня. Выхожу я не слишком часто. В нашем многоквартирном доме есть лифт, но через его двери трудно проехать без посторонней помощи, а моя сестра может выбрать время, чтобы посещать меня, всего раз в неделю, когда приносит мне продукты. Я жила здесь много лет со своим мужем, а когда он умер, решила, что останусь здесь все равно. Тут мой дом.
        Было еще темно, солнце только-только начало пробиваться на небо, но благодаря уличным фонарям я со своего места видела, что дверь дома семьи Камамото открыта. Было еще слишком рано, чтобы Камамото-сан уходил на работу,  — он уходит каждый день в шесть,  — так что это давало повод для тревоги. Никто, кроме меня, в нашем районе не всполошился. Когда меня чуть позже в тот же день допрашивала полиция, они сказали, что соседи, которые тоже слышали выстрелы, приняли их за хлопки в карбюраторе, как если бы кто-то заводил автомобиль.
        Я открыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха, и стала ждать, не повторится ли звук или не выйдет ли кто-нибудь из дома. Затем я увидела фигуры двух людей, идущих к дому со стороны Хатсудай. Когда они проходили под моим окном, я увидела, что девушка была Чийоко Камамото, а по длинным волосам узнала в ее спутнике парнишку, которого много раз видела раньше, когда он околачивался на нашей детской площадке. Однажды я видела, как он написал ей послание на асфальте баллончиком с краской, но потом он его стер, так что жаловаться я не стала. Эти двое были очень разными людьми. Чийоко шла с высоко поднятой головой, как будто все эти улицы принадлежали ей, а он все как-то сутулился, словно старался казаться меньше, чем был на самом деле. Я много раз видела, как Чийоко по ночам выскальзывала из дому, чтобы встретиться с ним, но как они возвращаются, я видела впервые. Они тихонько разговаривали между собой, так что деталей разговора я не слышала. Чийоко рассмеялась и подтолкнула парня локтем, а тот склонился к ней, чтобы поцеловать. Затем она шутливо оттолкнула его в сторону и повернулась, чтобы
зайти в дом.
        Увидев, что дверь открыта, она замерла в нерешительности, а потом повернулась и что-то сказала своему спутнику. Она вошла внутрь, и через тридцать секунд я услышала ее крик. И не просто крик  — вопль. В нем было столько страдания, что слышать это было ужасно.
        Мужчина, который остался ждать на улице, дернулся, будто его ударили в лицо, и тоже побежал в дом.
        Из дверей начали выглядывать соседи, встревоженные жуткими криками, которые, казалось, никогда не прекратятся.
        На улицу, шатаясь, вышла Чийоко с мальчиком на руках. Мне показалось, что она испачкалась черной краской, но когда она, спотыкаясь, вышла под свет фонаря у меня под окном, оказалось, что это не черный цвет, а красный. Маленький мальчик, Хиро, безвольно висел у нее на руках, и… и… его лица я не увидела. На месте лица было кровавое месиво. Высокий парнишка попытался помочь ей, как и другие соседи, но она закричала, чтобы ее оставили в покое. Она кричала на Хиро, чтобы тот проснулся, чтобы прекратил притворяться.
        Он был такой славный маленький мальчик. Каждый раз, выходя из дому, он смотрел вверх и махал мне рукой. Сестра сначала мне вообще не поверила, когда я рассказала, что чудо-ребенок живет в доме напротив моего. Вся Япония приняла этого ребенка в свое сердце. Иногда на улице его поджидали фотографы. Один из них как-то раз постучал в мою дверь и спросил, нельзя ли снять тот дом из окна моей квартиры, но я ему отказала.
        Не больше чем через три минуты я услышала, как подъехала «скорая помощь». Для того чтобы забрать тело Хиро у Чийоко, потребовались усилия троих врачей: она отчаянно отбивалась. Полицейские попытались усадить ее в один из своих автомобилей, но она вывернулась и, прежде чем они успели ее остановить, бросилась бежать от них прямо так, вся в крови. Длинноволосый мальчик кинулся за ней.
        По мере того как новость распространялась, перед домом росла толпа зевак и репортеров. Наступила полная тишина, когда из дома вынесли тела, уложенные в черные пластиковые мешки. Я тогда отвернулась от окна.
        В ту ночь я вообще не спала. Думала, что уже никогда не смогу уснуть снова.





        Через несколько минут после того, как в новостях сообщили об убийстве Хиро, форум 2-го канала буквально взорвался.

        Дата сообщения 2012/22/06 11:19:29.15
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Черт! Вы, ребята, слышали насчет Хиро?
        ИМЯ: АНОНИМ 356
        Поверить не могу. Мальчик Андроид мертв. В его дом ввалился этот долбаный ублюдок, американский морской пехотинец. И застрелил родителей Принцессы, как и Хиро.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Вы видели материал на «Реддит»? Пехотинец этот был одним из религиозных придурков. Как и тот чувак, который пытался застрелить ребенка в Штатах.
        ИМЯ: АНОНИМ 885
        ORZ был там. Тело нашли ORZ и Принцесса. У меня все плачет внутри за ORZ. Вы видели эти кадры? Где он рвался к Принцессе, а полицейские пытались его не пустить. Я мысленно подбадривал его.
        ИМЯ: АНОНИМ 987
        Мы все это делали, чувак. Я был очень рад, когда в конце они все-таки выбрались. Давай, ORZ!
        ИМЯ: АНОНИМ 899
        А Принцесса не такая горячая, как, по-моему, должна была бы быть. ORZ выглядит типичным отаку, таким я себе его и представлял.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Как это холодно сказано! Пошел ты!
        ИМЯ: АНОНИМ 555
        Как думаете, куда направились ORZ и Принцесса? Копы захотят с ними поговорить.
        ИМЯ: АНОНИМ 6543
        Думаете, с ORZ все о’кей?
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Не будь таким долбаным тупицей! Конечно же, ничего с ним не о’кей!!!!
        (Дальше последовали многочисленные рассуждения, что все это может означать для будущего ORZ и Принцессы. Через три часа на форуме появился Риу.)
        Дата сообщения 2012/22/06 14:10:19.25
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Привет, парни.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        ORZ??? Это вправду ты?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Это я.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        ORZ, ты в порядке? Как Принцесса? Где вы?
        ИМЯ: ЧЕЛОВЕК-ORZ
        Времени у меня мало. Меня ждет Принцесса.
        Я показал ей ваши сообщения, и она говорит, что сейчас уже не имеет значения, что вы знаете, кто мы такие на самом деле. Она говорит, что вы никогда не должны забыть то, что они сделали.
        Она сломлена.
        Я сломлен.
        Но мы хотим сказать спасибо за то, что вы нас поддержали.
        Это все непросто…
        Хочу сказать вам, что больше вы меня не услышите.
        Мы хотим быть вместе навсегда и собираемся уйти туда, где они не смогут причинить нам боль.
        Жаль, что я не смог встретиться с каждым из вас. У меня бы не хватило мужества покинуть свою комнату без вашего поощрения и поддержки.
        Прощайте.
        Ваш друг Риу (также известный как Человек-ORZ).
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        ORZ?????
        ИМЯ: АНОНИМ 288
        ORZ!!! Возвращайся, приятель.
        ИМЯ: АНОНИМ 90
        Он ушел.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Сетяне, это очень плохо. Все это прозвучало как предсмертная записка самоубийцы.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        ORZ никогда бы не сделал ничего такого… Или сделал бы?
        ИМЯ: АНОНИМ 57890
        Если бы ORZ и Принцесса не были в ту ночь вместе, морпех мог бы застрелить и ее.
        ИМЯ: АНОНИМ 896
        ORZ спас ей жизнь.
        ИМЯ: АНОНИМ 235
        Да. И если 111 прав, то теперь они собираются вместе убить себя. Пакт самоубийц.
        ИМЯ: АНОНИМ 7689
        Нет никаких доказательств того, что они собираются это сделать.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Эти долбаные американцы… За всем этим стоят они. Они убили Хиро и разбили счастье ORZ. Им нельзя этого спускать.
        ИМЯ: АНОНИМ 23
        Согласен. ORZ один из нас. Они должны заплатить.
        ИМЯ: АНОНИМ 111
        Сетяне, может быть, впервые в жизни пришло время сделать что-то стоящее.





        Мелани Моран согласилась побеседовать со мной в скайпе в середине июля, вскоре после похорон Джессики Крэддок.

        Я во всем виню себя. Джефф говорит, что я не должна, но иногда я просто ничего не могу с этим поделать.
        — Тебе и своих проблем было предостаточно, детка,  — повторяет он.  — Да и что ты тогда могла сделать?
        Но, оглядываясь теперь назад  — задним числом это всегда проще!  — я не могу отделаться от чувства, что должна была увидеть: к этому идет. Пол уже некоторое время вел себя настолько странно, что даже Келвин и все остальные насторожились. Он пропустил последние три собрания «277  — все вместе», а за пару недель до того, как это случилось, перестал просить нас с Джеффом забрать Джесс из школы или посидеть с ней, пока его нет. Честно говоря, мы почувствовали облегчение. У нас и своих дел хватало, нужно было присматривать за собственными внуками, особенно после того, как Гейвин стал рано уходить на экзамены в полицию. А Пол действительно норовил перетаскивать одеяло на себя, старался все время быть в центре внимания. Он мог быть таким нуждающимся, самовлюбленным. Но даже несмотря на это, я должна была сделать больше. Должна была не расслабляться и приглядывать за ним.
        Я слышала, как его социальный работник давал интервью на радио, пытался все объяснить. Мол, неудивительно, что Пол всех одурачил, ведь он был актером, зарабатывал себе на жизнь тем, что играл роли разных людей. Но это всего лишь оправдания. А фактически социальные службы не выполняли свою работу. Облажались, короче. Как и тот психолог. Как любит повторять мой Джефф, Пол все-таки был не настолько хорошим актером.
        Когда мы только запустили «277  — все вместе», некоторые из наших  — немногие, нужно сказать,  — считали, что, поскольку Пол был единственным, у кого в той катастрофе выжил кто-то из родственников, ему следовало бы вести себя скромнее, отойти на второй план и больше давать говорить другим. Мы с Джеффом были с этим не согласны. Пол ведь потерял брата, верно? И племянницу, и невестку. В первый раз, когда Пол привел на собрание Джесс, большинству наших было тяжело смотреть на нее. А как относиться к чудо-ребенку? Потому что она была чудо. И не только в том смысле, какой вкладывают в это слово фундаменталисты. Вы, должно быть, слышали, что сказал отец Джереми: «Это называется создавать христианству дурную репутацию».
        Мы порядочное количество раз оставались дома с Джесс, пока Пол уходил делать то, что должен был делать. Очаровательная маленькая девочка, такая жизнерадостная. Я испытала облегчение, когда Пол решил снова отдать ее в школу. Вернуть в колею нормальной жизни. Начальная школа, куда Джесс ходила, похоже, была местом, где она могла получить хорошую поддержку. Они там даже провели очаровательную поминальную службу по Полли. Думаю, в определенном смысле Полу было даже тяжелее, чем нам. У него был член семьи, который остался жив, но это было постоянным напоминанием о том, что другие погибли, понимаете?
        Вы можете решить, что я отвлекаюсь и перескакиваю. Но единственными людьми, с которыми я подробно говорила об этом, были Джефф и отец Джереми. Моя Лорейн сказала бы, что это называется полным засиранием мозгов. Уж она-то умела подобрать правильное, точное словцо. Вся в меня.
        Не обращайте внимания, слезы у меня теперь всегда очень близко. Я знаю, что люди считают меня грубой, жесткой старой стервой, так оно и есть, но это достает. Все эти несчастья, эти смерти… Все это лишнее. Джесс не нужно было умирать, и Лорейн не нужно было умирать.
        В тот день я отключила телефон. Всего на несколько часов. Приближался день рождения Лорейн, и я была в подавленном состоянии. Чтобы привести себя в порядок, решила подольше полежать в ванне. Когда я снова включила сотовый, то увидела голосовое сообщение от Пола. Он извинялся, что держался отчужденно в последнее время, сказал, что ему многое нужно было сделать и о многом подумать в эти несколько дней. Голос его звучал блекло. Безжизненно. Потом уже я сообразила, что еще тогда должна была почувствовать плохое. Он спросил, не могла бы я приехать, чтобы поговорить. Сказал, что будет весь день дома.
        Я попробовала перезвонить ему, но звонок переадресовывался на автоответчик. Мне меньше всего хотелось сейчас ехать к Полу, но я чувствовала себя виноватой, что не позвонила ему, чтобы узнать, почему он в последнее время не ходил на собрания «277  — все вместе». Джефф был у Гейвина, присматривал за малышами, так что я поехала к нему одна.
        Добравшись туда, я позвонила в дверь, но мне никто не ответил. Я попробовала еще раз, но потом увидела, что передняя дверь чуть приоткрыта. Я понимала, что здесь что-то не так, но все равно зашла внутрь.
        Я нашла ее в кухне. Она, раскинув руки, лежала на полу возле холодильника. Все вокруг было красным. Красные брызги на стенах, на холодильнике, на других белых поверхностях. Сначала я не хотела верить, что это кровь. Но этот запах… Об этом они не говорят во всех этих шоу. В криминальных шоу, я имею в виду. О том, как дурно может пахнуть кровь. Я сразу же поняла, что она мертва. На улице было жарко, и вокруг уже вились несколько больших трупных мух, которые ползали по ее лицу и телу. Те места… о боже… те места, куда он бил ножом… это были глубокие раны, порой до кости. Под ней разлилась лужа крови. Глаза ее были открыты и смотрели вверх, и в них тоже было полно крови.
        Меня стошнило. Сразу же. Прямо на одежду. Я начала молиться. Ноги были такие тяжелые, будто на каждой болталось по бетонному блоку. Я решила, что сюда, должно быть, ворвался сумасшедший и напал на нее. Вытащив свой телефон, я позвонила на 999. До сих пор не понимаю, как в том состоянии мне удалось что-то им объяснить.
        Только я закончила звонить, как услышала сверху глухой удар. Это не я заставила свое тело двинуться вперед. Я знаю, что это трудно понять. Меня как будто кто-то подталкивал сзади. Насколько я понимала, тот, кто сделал это с Джесс,  — кто бы он ни был,  — мог все еще быть в доме.
        Я шла по этой лестнице, как какой-то робот. На последней ступеньке я сильно стукнулась пальцем ноги, но даже не почувствовала этого.
        Он лежал на кровати белый как полотно. По ковру были разбросаны бутылки из-под выпивки.
        Сначала мне показалось, что он мертв. Но затем он застонал, и я даже подскочила на месте. А потом я заметила упаковку снотворных таблеток, которую он зажал в руке, и валявшуюся рядом пустую бутылку из-под виски «Беллс».
        На боковом столике он оставил записку, написанную крупным ожесточенным почерком. Мне никогда уже не выбросить эти слова из головы: «Я должен был сделать это. Это ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД. Я должен был вырезать из нее чип, чтобы она стала СВОБОДНА».
        Я не отключилась, но время, пока приехала полиция, вылетело из моей памяти. Та снобистская соседка Пола… она сразу увела меня к себе домой. Было видно, что она и сама не в себе от шока. В тот день она была добра ко мне. Дала чашку чая, помогла почистить одежду, вызвала за мной Джеффа.
        Они сказали, что Джесс, видимо, долго истекала на полу кровью. И теперь это не идет у меня из головы. Если бы я приехала навестить Пола раньше… Если бы, если бы, если бы…
        А теперь… Я не испытываю злости на Пола  — мне его жалко. Отец Джереми говорит, что прощение  — единственный способ двигаться дальше. Но я все равно не могу отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы он все-таки умер. А так, когда его заперли в одном из этих заведений, какое будущее может его ожидать?





        Приведенная ниже статья, написанная журналистом Дэниелом Мимура, была опубликована на ресурсе «Токио Геральд Онлайн» 7 июля 2012 года.

        Западные туристы стали мишенью участников Движения ORZ

        Вчера во второй половине дня экскурсионный автобус, полный американских туристов, был забросан яйцами и ведрами с красной краской, когда остановился на автостоянке перед храмом Мэйдзи в Сибуя. Злоумышленники исчезли до появления полиции, но когда они ретировались с места происшествия, то выкрикивали: «Это вам за ORZ!» При нападении никто не пострадал, хотя, по имеющимся сообщениям, некоторые пожилые туристы были глубоко потрясены происшедшим.
        Имеется также несколько неподтвержденных сообщений о том, что вчера вечером несколько американских студентов, изучающих здесь язык, подверглись нападкам в магазине электроники в Акихабара, а также еще об одном неподтвержденном случае словесного оскорбления британского туриста в парке Инокасира.
        Считается, что все эти инциденты являются делом рук Движения ORZ  — группы, протестующей против убийства Хиро Янагида, которая взяла на себя ответственность за разрисовывание помещений ряда западных магазинов и религиозных организаций граффити. 24 июня, через два дня после убийства Хиро Янагида, персонал уборщиков, приехавший в Объединенную церковь Токио в Ометсандо, расположенную рядом с культовым бутиком «Луи Виттон», обнаружил на стене рядом с входом нарисованную дамскую сумку, пропитанную кровью. В тот же вечер на стенах обоих экспресс-кафе «Уэндиз» в Токио и «Макдоналдс» в Синдзюку появились рисунки контуров блюющего человека, вызвавшие одновременно недовольство и приступы веселья. Через неделю система видеонаблюдения засекла человека в маске, который разрисовывал табличку перед американским посольством.
        На каждом из этих мест была оставлена отличительная подпись ORZ  — эмотикон или смайлик, который напоминает по форме человеческую фигурку, бьющуюся головой об землю, обозначает депрессию или отчаяние и очень популярен на таких форумах, как форум 2-го канала.
        Пресс-секретарь Японского национального совета по туризму подчеркнул, что Япония не является нацией, для которой характерны «акции протеста через насилие», и о ней нельзя судить по действиям «заблуждающегося меньшинства».
        Сейчас Движение ORZ привлекло на свою сторону красноречивого и высокопоставленного сторонника. Айкао Ури, лидер быстрорастущего и довольно спорного Культа Хиро, сделала следующее заявление: «Убийство Хиро, за которое не может быть прощения, и тот факт, что правительство США не заботится о том, чтобы привлечь виновных к ответственности, ясно указывают на то, что нам необходимо немедленно прервать с ними все отношения. Япония  — не маленький ребенок, нуждающийся в присмотре американской няньки. Я аплодирую тому, что делает Движение ORZ. Это позор, что наше собственное правительство слишком трусливо, чтобы последовать их примеру». Айкао Ури призвала укреплять связи с Кореей и Китайской Народной Республикой и зашла в этом настолько далеко, что настаивает на выплате этим странам репарации за военные преступления Японии против них в ходе Второй мировой войны. Она в первых рядах кампании за то, чтобы исторический договор «О взаимовыгодном сотрудничестве и безопасности между Соединенными Штатами и Японией» был аннулирован, а все войска США, базирующиеся на острове Окинава, были отозваны. Она замужем за
политиком Масамара Ури, которому многие предрекают должность нового премьер-министра.





        Во время спутниковой TED-конференции 10 июля 2012 года Миранда Смеллинг, автор книги «Корни зла: фундаментализм и гендерное неравенство», присоединилась к одному из своих самых непримиримых противников, архиепископу Кентерберийскому, Кристоферу Уолтерсу, чтобы обсудить с ним глобальные последствия растущего Движения конца света. Ниже приводится выдержка из их дебатов, на которых в качестве зрителей присутствовали доктор Тарик Сайед, профессор Кембриджского университета, эксперт по изучению современного ислама, и Анджелик Кауэлл, член Британской гуманитарной ассоциации.

        АРХИЕПИСКОП УОЛТЕРС: Большинство из вас должно знать, что мы с Мирандой Смеллинг последние десять лет находимся в жесткой оппозиции друг к другу, а некоторые из вас, вероятно, даже присутствовали на наших с ней ежегодных горячих дебатах в Кембриджском университете. Миранда известна как один из самых суровых критиков религии и автор нескольких книг, основанных на убеждении, что религия является главной причиной несчастий, поразивших сегодня весь мир. Что касается меня как главы Англиканской церкви, то можно даже не объяснять, что мои взгляды лежат в противоположной части спектра. Я считаю, что религия и вера являются теми каналами, по которым может распространяться человеческое сострадание и участие. Так что же сегодня собрало нас вместе? Атеистку и, как, безусловно, выразилась бы Миранда, лукавого служителя культа?
        (Смех и аплодисменты публики.)
        МИРАНДА СМЕЛЛИНГ: Спасибо, Кристофер. Большое удовольствие находиться сегодня с вами. Я очень люблю наши дебаты. И, если можно, хотела бы сразу к ним перейти. Если в двух словах, то последователи Движения конца света и памэлисты говорят следующее: присоединяйтесь к нам, и вы будете спасены. Нет  — и тогда, став сначала свидетелями невообразимых жестокостей, бед и несчастий, вы будете вечно гореть в аду. И вы думаете, что какой-нибудь обычный Джон Лопух, который воспитывался на религии, но всю жизнь просидел на заборе, сразу ухватится за этот шанс? Да ни при каких обстоятельствах! Он станет заниматься собственным спасением только в случае крайней необходимости, ведь что ему терять? И это уже небольшой шаг в сторону от веры. А если вы верите, верите по-настоящему, вы захотите находиться рядом с другими такими же верующими  — в единении сила, сообща безопаснее, верно? А если теперь перевести это «сообща» в голоса избирателей, вы сами увидите, к чему я веду.
        АК: Думаю, мы оба согласимся, что самое тревожное в Движении конца света  — это их способность сеять страх и панику в обществе. Религия не должна ориентироваться на страх, не должна ориентироваться на ненависть. Она должна ориентироваться на любовь, сострадание и участие. Это фундамент для благотворительности, прибежище для одиноких и удрученных.
        МС: И посмотрите, к чему привело такое паникерство, как вы точно выразились. Практически не вызывает сомнения, что прискорбному умственному расстройству Пола Крэддока поспособствовало безжалостное внимание прессы, которую, в свою очередь, подпитывали утверждения приспешников конца света о том, что Джессика Крэддок была одержима посланником Господа. Бобби Смолл трагически погиб по пути на конспиративную квартиру, после того как выжил при нападении человека, связанного с памэлистским культом,  — человека, который искренне верил в то, что, убив этого славного маленького мальчика, он оборвет цепь событий, которые ведут к Армагеддону. А затем последовали глубоко огорчительные убийства Хиро Янагида и его дяди с тетей, Ютака и Хайяшибара Камамото, застреленных американским солдатом, чья мотивация к убийству также была основана на религиозных убеждениях. Но особую тревогу вызывает то, что, несмотря на все эти трагические и бессмысленные смерти, поддержка для клики приспешников конца света сейчас сильнее, чем когда-либо. Почему, Кристофер, с вашей точки зрения, так много людей с такой готовностью
покупаются на то, что Трое  — или Четверо  — являются предвестниками Апокалипсиса?
        АК: Во-первых, я хотел бы заметить, что люди, стоящие за Движением конца света, очень харизматичны и способны вселять веру в свои конгрегации. В частности, у доктора Лунда есть обширная аудитория последователей по всему миру. И доводы, которые они приводят, многими воспринимаются как исключительно убедительные. Факт обнаружения Кеннета Одуа, расцветка эмблем самолетов, знаковые события, охватившие землю…
        МС: Под знаковыми вы имеете в виду «события, которые происходят каждый год как нечто само собой разумеющееся»?
        АК: Конечно. Однако вы в каком-то смысле сами ответили на вопрос, прозвучавший в вашем первом заявлении. Корнем этого является страх смерти. Если вы верите, что произойдет Вознесение и в мгновение ока ваше земное существование оборвется быстро и безболезненно, то этот страх уходит. Это просто более экстремальный вариант того, во что верят менее радикально настроенные христиане,  — что после смерти мы попадем на небеса. И если по части попадания на небеса я спорить не стану…
        (Новый смех среди слушателей.)
        …то я готов подискутировать о том, что эти проповедники  — а конкретнее, доктор Лунд и Гибкий Сэнди  — интерпретируют Книгу Откровений совершенно буквально. Откровения, как вы, Миранда, знаете, являются проблемной частью эсхатологии, и у меня складывается впечатление, что многие из этих проповедников просто выбирают элементы, которые подходят под их теории, и полностью игнорируют то, что является намного более важным и значимым. Когда Господь заговорил с Иоанном на горе Патмос…
        МС: Где, кстати, в изобилии растут всякие чудодейственные грибы.
        (Смешки постепенно утихают.)
        АК (добродушно): Я, по-моему, вас не перебивал, Миранда.
        МС: Прошу прощения.
        АК: Моя точка зрения состоит в том, что нет необходимости трактовать события из Откровений буквально, чтобы верить в Бога. А именно это и делают фундаменталисты: понимают все буквально и выдергивают из контекста те фрагменты, которые подходят под их планы. Например, они продолжают заявлять, что, несмотря на свое убеждение, что в Троих вселились духи троих всадников, смерти этих детей никак не замедлят (за неимением более точного слова) приближающееся Вознесение; даже наоборот  — это, по словам доктора Лунда, «только ускорит его». И давайте к тому же не забывать, что, направляя свою энергию на ненависть,  — мишенью которой становятся те, кого они считают ответственными за падение нравов в Америке,  — они игнорируют послание Иисуса о любви. Повторяю: главной опорой религии должна быть любовь, желание помочь больным, старым, бедным и немощным. Религия не должна использоваться в качестве политического оружия, ею нельзя манипулировать, чтобы порождать страх. И, пожалуйста, не судите обо всех верующих по действиям нескольких из нас. Точно так же, как мы не можем осуждать всех мусульман после атак
террористов в Америке в прошлом десятилетии, мы не можем стричь всех христиан под одну гребенку.
        МС: Я хотела бы добавить, что мы не можем сбрасывать со счетов секту памэлистов, Движение конца света доктора Лунда и других фундаменталистов, которые оказали им поддержку в качестве невинных простофиль. Доктор Лунд напряженно работает над тем, чтобы собрать все разрозненные группировки, относящиеся к религиозным правым, под свое крыло. Он говорит так: «Если вы верите в Христа, зачем распыляться и спорить по мелочам? А сплотившись, мы сможем вернуть нравственность на нашу землю». Всех их объединяет очень крепкая политическая платформа. И теперь, когда найден так называемый четвертый всадник, их рейтинги вообще раздулись до угрожающих цифр.
        Приведу только один пример того, что это может означать. Если эти люди прорвутся к власти  — локтями или зубами, что становится все более вероятно!  — и если они искренне верят в то, что очень скоро наступит Вознесение и Земля будет оставлена всяким язычникам и неверующим, как вы думаете, станут ли они заботиться о таких сугубо приземленных проблемах, как защита окружающей среды и спасение планеты? Не буду даже пытаться угадать, к какого рода законам это может привести. Конечно, доктор Теодор Лунд публично отстранился от памэлистов после нападения на Бобби Смолла и убийства Хиро Янагида, однако это, похоже, только подняло доверие к нему.
        Я могу считать, что теория всадников  — это полная чушь, но я действительно верю, что Апокалипсис  — по крайней мере, в каком-то смысле этого слова  — неминуем. Но не по тем причинам, на которые упирают памэлисты, фундаменталисты и сторонники конца света. Если  — или когда, если вы настроены пессимистически,  — это действительно произойдет, думаю, мы все с этим согласимся: настоящей причиной станут именно они.



        Послесловие к первому изданию

        Приведенная ниже статья была напечатана в «Токио Геральд» 28 июля 2012 года.

        В Юкей обнаружены останки Человека-ORZ

        Каждый год добровольцы из числа полицейских полиции префектуры Яманаси и рейнджеров Фудзисан тщательно прочесывают печально знаменитый лес Аокигахара в поисках тех, кто решил свести счеты с жизнью в этом «море деревьев». В этом году было обнаружено более сорока тел, включая останки человека, которые, как полагает полиция, могут принадлежать Риу Таками (22), ставшему печально знаменитым после того, как история его преданности и трагической любви захватила умы участников форума на 2-м канале. Считается, что Таками, который использовал на форуме аватар Человек-ORZ, состоял в романтических отношениях с Чийоко Камамото (18), двоюродной сестрой Хиро Янагида  — единственного выжившего в авиакатастрофе рейса 678 компании «Сан Эйр». Чийоко и Риу исчезли 22 июня 2012 года  — в тот самый день, когда Хиро и родители Чийоко были застрелены рядовым Джейком Уоллесом, американским солдатом с военной базы Кэмп Кортни на острове Окинава. Рядовой Уоллес застрелился на месте. Рядом с обнаруженным разложившимся телом лежали принадлежавшие Чийоко Камамото туфли, мобильный телефон и бумажник. Предполагается, что Чийоко
Камамото тоже покончила с собой в этом лесу, однако ее тело пока что найдено не было.
        По странной иронии судьбы останки обнаружил Йомиюри Мийадзима (68), доброволец, отслеживавший в этом лесу самоубийц, который спас Хиро Янагида на месте падения самолета 12 января 2012 года. Мийадзима, утверждающий, что был полностью внутренне опустошен, когда узнал о безвременной кончине Хиро, наткнулся на частично разложившийся труп в ходе поисков в районе ледяной пещеры.
        Исчезновение Таками послужило искрой, спровоцировавшей волну антиамериканских протестов, которые продолжаются до сих пор, становясь все более ожесточенными, и во главе которых стоят Движение ORZ и Культ Хиро. Власти опасаются, что обнаружение этих останков может вывести и без того взрывоопасную ситуацию из-под контроля.





        Журналист Вуйо Молефе посетил пресс-конференцию, созванную Южноафриканским отделением Союза рационалистов 30 июля 2012 года в Йоханнесбурге. Вот его записи с ресурса @VMtruthhurts.

        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Ha входе в зал для конференций Йоханнесбурга снова проверяют документы. Уже в третий раз. #остыньтемынетеррористы.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Много всяких разговоров. Ходят слухи, что Вероника Одуа собирается сделать заявление.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        @melanichampa (Ответ Мелани Чампа) Не знаю. Я здесь уже час. Если будешь идти, принеси кофе и пончиков, пожалуйста, сестричка.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        НАКОНЕЦ-ТО. Появляется пресс-секретарь ЮА Союза рационалистов Келли Ингелс. Речь идет о грядущих выборах в США.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        КИ: Обеспокоены растущей внутренней поддержкой религиозным правым  — могут быть глобальные последствия.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Слухи оправдываются. Вероника Одуа здесь! Выглядит старше своих 57. Ей требуется помощь, чтобы пройти в передние ряды.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        ВО нервничает. Голос дрожит. Говорит, что она здесь, чтобы поставить все на свои места. Зал замирает. Это может означать только одно.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        ВО: «Это не мой племянник. Они несколько недель держали его на конспиративной квартире и не показывали мне. Как только я его увидела, я сразу сказала им об этом».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        ВО: «Они предложили мне денег, чтобы я молчала, но я не захотела взять их». Говорит, что двоюродный брат отца Кеннета деньги все-таки взял.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Журналист Би-Би-Си: «Кто предлагал вам деньги?» ВО: «Американцы. Их имен я не знаю».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        В зале серьезный гул. Келли Ингелс: «Также имеется подтверждение от источника в лаборатории Йоханнесбурга, что митохондриальная ДНК не совпадает».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Этому источнику тоже заплатили, чтобы он молчал. Он говорит, что правительство Южной Африки и группировка религиозных правых в сговоре. #сюрпризсюрпризсновакоррупция.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        И еще один неожиданный гость! Журналист из Зимбабве рядом со мной говорит, что это даже похлеще, чем коррупционный скандал вокруг министра транспорта Мзобе.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Новый человек  — это женщина из Восточно-Капской провинции, Люси Инката. Она говорит, что «Кеннет»  — это ее внук Мандла.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        ЛИ: «Мандла сбежал из дому, чтобы разыскать в Кейптауне своего отца. У восьмилетнего мальчика большие проблемы с умственным развитием».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Келли Ингелс: «Мы работаем над тем, чтобы вернуть Мандла домой как можно скорее».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Вероника Одуа: «Тяжело это говорить, но я смирилась с тем, что Кеннет мертв». Некоторые из репортеров начинают возмущаться.


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        КИ: «Теперь, когда открылась вся правда, люди увидят, насколько своекорыстны могут быть политики».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        КИ: «Хотелось бы поблагодарить тех, у кого хватило отваги выйти и рассказать правду».


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        RT @kellytankgrl НАКОНЕЦ-ТО в этой неразберихе появилось хоть какое-то здравомыслие #недадиммерзавцампобедить


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        RT@brodiemermaid Пиар-команде религиозных правых понадобится еще одно чудо, чтобы выбраться из всего этого #недадиммерзавцампобедить


        Вуйо Молефе @VMtruthhurts
        Сейчас весь зал взволнованно гудит. Ожидается реакция поборников конца света. Сможет ли это как-то повлиять на большинство их членов? #недадиммерзавцампобедить



        Примечание редактора

        Послесловие к специальному юбилейному изданию

        Когда агент Элспет Мартинс в начале 2012 года предложила мне издать «От авиакатастрофы до тайного заговора», я был заинтригован. Я читал книгу Элспет «За решеткой», она мне очень понравилась, и я знал, что если у кого-то и есть перспектива на что-то свежее по материалам событий вокруг «черного четверга» и Троих, то только у Элспет. Когда книга стала приобретать какие-то очертания, стало понятно, что в руках у нас окажется нечто очень специфическое. Мы приняли решение ускорить работу над ней, чтобы опубликовать ее в начале октября, перед знаковыми выборами 2012 года.
        В течение недели она выдержала второй тираж, а затем и третий. На сегодняшний день продано уже более 15 миллионов экземпляров, и это несмотря на мировой экономический кризис и общее падение объемов продаж книг. Причем никто  — и меньше всего сама Элспет  — не мог предвидеть фурор, который вызвала эта книга.
        Так почему, собственно, юбилейное издание? Зачем еще раз переиздавать книгу, которую в эти смутные времена Союз рационалистов назвал подстрекательской и взрывоопасной?
        Помимо вполне очевидной причины: эта книга сама по себе имеет культурную и историческую ценность, поскольку, безусловно, оказала влияние на результаты президентских выборов в США 2012 года  — нам предоставили права на кое-какой совершенно новый материал, который приведен в приложении к этому изданию. Многие читатели узнают здесь, что на вторую годовщину «черного четверга» Элспет Мартинс исчезла. Факты таковы: после путешествия по Японии Элспет вышла из отеля в Роппонги, Токио, утром 12 января 2014 года. Мы можем только догадываться, что произошло после этого, поскольку все последующие попытки отследить ее передвижение были крайне затруднены эскалацией напряжения в этом районе. Начиная с этой даты ее кредитными карточками и мобильным телефоном больше не пользовались, хотя в октябре 2014 года на сайте Amazon появилась самостоятельно опубликованная книга «Нерассказанные истории о «черном четверге» и не только», автор Элспет Мартинс. Ходит много разговоров о том, написала ли эту книгу сама Элспет или это был какой-то самозванец, которому очень хотелось заработать на пресловутой популярности ее
предыдущей книги, «ОАДТЗ».
        Для этого юбилейного издания мы получили специальное разрешение бывшего партнера Элспет, Саманты Химмельман, на то, чтобы опубликовать ее последнюю известную корреспонденцию.
        Элспет, если вы это читаете, пожалуйста, свяжитесь с нами.


Джаред Артур
Шеф-редактор,
«Джеймисон энд Уйат», Нью-Йорк
Январь 2015




        КОМУ: (Саманта Химмельман) [email protected]
        ОТ КОГО: (Элспет Мартинс) [email protected]
        ТЕМА: Прочти, пожалуйста 12 января 2014, 7:14


        Сэм!
        Я помню, что ты просила больше не связываться с тобой, но мне кажется уместным послать это тебе на вторую годовщину «черного четверга», особенно учитывая, что завтра я уезжаю в лес Аокигахара. Дэниел  — мой контакт в Токио  — отчаянно пытается отговорить меня, но я зашла уже так далеко, что могу дойти и до конца. Не хотелось бы, чтобы это прозвучало мелодраматически, но люди имеют обыкновение уходить в этот лес и не возвращаться. Не волнуйся  — это не предсмертная записка самоубийцы. Хотя я точно не знаю, как это можно назвать. Наверное, я просто подумала, что заслуживаю шанса все сделать правильно и кто-то должен знать, почему я здесь.
        Не сомневаюсь, ты решила, я свихнулась, что еду в Японию именно сейчас, особенно в свете замаячившей на горизонте угрозы Тройного азиатского альянса, но ситуация здесь не такая мрачная, как ты, должно быть, об этом слышала. Я не ощутила никакой враждебности со стороны таможенников или людей, крутящихся вокруг зоны прилета в аэропорту; если уж на то пошло, они были скорее индифферентны. Однако мой отель в «секторе для выходцев с Запада», который когда-то был суперзвездным «Хайаттом»  — колоссальное выложенное мрамором фойе, сверхстильные лестницы,  — очень серьезно сдал. Как сказал один датский парень, пока мы стояли с ним в очереди в иммигрантскую службу, отели, предназначенные для «западников», находятся сейчас в управлении у бразильских иммигрантов с ограниченными визами и минимальной зарплатой  — то есть никто не забивает себе голову такими пустяками, как стандарты обслуживания. Работает всего один лифт, некоторые лампочки в коридорах не горят вообще (я серьезно понервничала, пока добралась к себе в номер), и думаю, что тут месяцами никто не заморачивался тем, чтобы пропылесосить ковры. В моем
номере пахнет затхлым сигаретным дымом, а на кафеле в душе проступает черная плесень. Из позитивного же нужно отметить, что туалет  — эдакая штуковина из области научной фантастики с подогревом сиденья  — работает как в сказке (спасибо японской технической мысли).
        Как бы там ни было, пишу я не для того, чтобы поплакаться насчет своего гостиничного номера,  — см. приложение. Я не могу заставить тебя прочесть это: насколько я понимаю, ты сотрешь это, как только пробежишь глазами название темы сообщения. Я знаю, что ты мне не поверишь, но несмотря на все вырезания/вставки/копирования в этом материале (ты же меня знаешь  — старые привычки трудно истребить), я клянусь, что не планирую использовать его содержание в другой книге  — в данный момент, по крайней мере. С этим покончено.


ХХ



        Письмо Sam.docx
        50К Смотреть Скачать


        11 января. 18:00, Роппонги-Хиллс, Токио
        Сэм, я столько должна рассказать тебе, но даже не знаю, с чего начать. Учитывая, что спать сегодня ночью я точно не буду, начну, думаю, с начала, а там посмотрим, куда я дойду, пока не сдуюсь.
        Послушай, я знаю, ты думаешь, что в прошлом году я сбежала в Лондон, чтобы скрыться от всей той шумихи, которая поднялась после публикации книги, и частично это, конечно, правильно. Ненавистники и рационалисты до сих пор бомбят мой почтовый ящик, обвиняя меня в том, что я одна несу ответственность за то, что в Белый дом вошел доминионист, и ты, без сомнения, по сей день думаешь, что я получаю лишь то, что заслужила. Можешь не переживать  — я не собираюсь оправдываться или в очередной раз повторять, что «От авиакатастрофы до тайного заговора» (или же, если настаиваешь, «От чуши до консерватизма») не включала в себя ничего такого, чего не было бы в открытой печати. Просто чтобы ты знала: я до сих пор чувствую себя виноватой, что не показала тебе окончательный вариант рукописи, и меня не оправдывает тот факт, что ее забрали в издание, как только я подписала свои последние интервью с Кендрой Ворхис и Джеффри и Мэл Моран.
        В конце концов, в августе накатил новый шквал ругательных однозвездочных откликов на Amazon. Ты должна их почитать  — представляю, какой ты получишь кайф от этого. Мне в глаза бросился, например, вот этот комментарий  — возможно, потому что он необычно сдержанный и написан грамматически правильно.


        44 из 65 человек посчитали этот отзыв полезным.
        ОЦЕНКА: 1 звезда из 5 возможных. За кого себя держит эта Элспет Мартинс????
        22 августа 2013 года
        ОТ КОГО: zizekstears (Лондон, Великобритания)  — см. все мои отзывы


        Это отзыв на «От авиакатастрофы до тайного заговора» (формат kindle edition)
        Я слышал о полемике, которую в прошлом году вызвала эта так называемая «небеллетристическая книга», но думал, что это преувеличено. Несомненно только, что новые религиозные правые использовали цитаты из нее в ходе своей предвыборной кампании в качестве «доказательства» того, что Трое были не просто детьми, страдающими от ПТСР.
        Я не удивлен, что Союз рационалистов США так обрушился на автора. Мисс Мартинс оформила и отредактировала каждое интервью или выдержку из текста в преднамеренно манипулятивной и рассчитанной на сенсацию манере («кровоточащие глаза»???? и все эти ужасные слащавые рассуждения о старике, страдающем слабоумием). Она выказывает неуважение к семьям детей и пассажирам, трагически погибшим в «черный четверг».
        ИМХО Мисс Мартинс представляет собой не более чем плохое подражание Стадсу Теркелу. Ей должно быть стыдно за то, что она опубликовала такой отстой. Не куплю больше ни одной ее книги.


        Вот так.
        Но мощный резонанс от книги был не единственной причиной, побудившей меня уехать. Я приняла твердое решение убраться из Штатов в тот день, когда произошла бойня в округе Саннах  — и через два дня после того, как ты прогнала меня и сказала больше никогда к тебе не обращаться. Впервые я увидела аэросъемку того ранчо: разбросанные повсюду трупы, черные от обсевших их мух, лужи запекшейся крови в пыли  — в уединенной анонимности мотеля «Комфорт Инн», который оказался вполне подходящим местом для меня, чтобы залечь на дно и зализывать раны. Я угощалась содержимым мини-бара и перещелкивала каналы телевизора, когда грянули эти новости. Я была пьяна и сначала вообще плохо соображала, что показывают по CNN. И меня, собственно говоря, стошнило, когда я прочла в бегущей строке: «Массовое самоубийство в округе Саннах. 33 погибших, включая пятерых детей».
        Я несколько часов неподвижно сидела, застыв перед экраном, все смотрела, как репортеры толкаются локтями в борьбе за место напротив ворот ограждения и пережевывают разные вариации на одну и ту же тему. «Пастор Лен Ворхис, выпущенный под залог в ожидании суда по обвинению в подстрекательстве к насилию, и его последователи направили накопленное у них оружие против самих себя…» Ты видела это интервью с Ребой, заклятой подругой Памэлы Мэй Доналд? Как тебе известно, мы с ней никогда не встречались лично, а по ее голосу в телефоне я представляла ее тучной дамой с перманентной завивкой (я почувствовала себя странным образом оторванной от жизни, когда поняла, что на самом деле она была тощей, а на голове у нее седая коса, змейкой спадающая на плечо). Реба была настоящим кошмаром для того, кто берет у нее интервью,  — постоянно зациклена на исламофашистах и своем домашнем консервировании,  — но тогда мне было ее жалко. Как и большинство членов внутреннего круга пастора Лена, она думала, что пастор и его памэлисты считали, будто, пойдя по следам Джима Доналда, они станут мучениками. «Я молюсь за спасение их
душ каждый день». По ее глазам было видно, что призрак их гибели будет посещать ее до конца дней.
        Грустно в этом признаться, но, отбросив сочувствие к Ребе, я очень скоро стала переживать о том, какие последствия бойня в округе Саннах будет иметь лично для меня. Я понимала, что массовое самоубийство памэлистов повлечет за собой новую волну требований от меня каких-то комментариев и шквал писем от разного рода наемных писак, где они будут умолять меня связать их с Кендрой Ворхис. И конца этому не будет. Думаю, что последней каплей, которая добила меня, был момент, когда Рейнард, изображая на своем красивом лице голливудского артиста оптимальное благочестие, выступил с обращением к нации: «Самоубийство  — грех, но мы должны молиться за этих погибших. Давайте будем рассматривать это как знак, что мы должны работать вместе, скорбеть вместе и вместе бороться за нравственность Америки».
        В этой стране меня уже больше ничего не удерживало. Рейнард, Лунд, поборники идеи конца света и все поддерживающие их ублюдки могли забирать ее себе. Сэм, ты во всем винишь меня? Наши отношения были подорваны, наши общие друзья были ужасно злы на меня (в первую очередь за издание «ОАДТЗ», а потом и за то, что погрузилась в жалость к себе, когда меня начали за нее критиковать), и моя карьера лопнула. Я подумала о летнем времени, которое проводила с отцом в Лондоне. И решила, что Англия  — место хорошее, ничем не хуже других.
        Но, Сэм, ты должна мне поверить: я убедила себя, что вожделенные мечты Рейнарда насчет нации, которой правит библейский закон,  — это только мечты, не больше. Конечно, я понимала, что кампания Рейнарда и доктора Лунда под лозунгом «Сделаем Америку нравственной страной» объединит разрозненные группировки фундаменталистов, но, клянусь, я просто недооценила, насколько быстро может распространиться это движение (думаю, это можно частично списать на счет землетрясения в провинции Ганьсу  — еще одного ЗНАКА гнева Господнего). Если бы я знала, что нагнетание Рейнардом страхов и паники заразит розовые и красные штаты, если бы догадывалась, как плохо все это обернется, я бы никогда не уехала оттуда без тебя.
        Хватит оправдываться.
        Итак…
        Я поменяла свой гостиничный номер в Нижнем Ист-Сайде на квартиру в Ноттинг-Хилл. Народ здесь напоминает мне Бруклин-Хайтс: смесь из бойких профессионалов с лоснящимися волосами, богатых неформалов и время от времени появляющихся бомжей, роющихся в мусорных баках. Но я до сих пор по-настоящему не задумывалась, что буду делать в Лондоне. Речь, разумеется, не идет о том, чтобы писать продолжение «ОАДТЗ». Я и сейчас с трудом верю, что я та самая женщина, которую удалось расшевелить на то, чтобы написать «Нерассказанные истории о “черном четверге”». Все эти интервью с родственниками жертв катастроф (женой командира Сето и Келвином из «277  — все вместе», например); анкеты беженцев из Малави, которые по-прежнему продолжают искать в Каелитши пропавших родственников; разоблачение новой волны фальшивых «Кеннетов», всплывших после разоблачения Мандла Инката…
        Первые несколько недель я пьянствовала, перебиваясь на диете из «Столичной» и тайской еды навынос. Я ни с кем не разговаривала, кроме кассира в винном отделе и парня из тайского ресторанчика, и изо всех сил пыталась стать настоящим хикикомори, как Риу. А когда все-таки рисковала выходить на улицу, то старалась скрыть свой акцент. Британцы до сих пор очень скептически относились к тому, что Рейнард смог выиграть выборы после скандала с Кеннетом Одуа,  — сейчас мне меньше всего хотелось быть втянутой в политические дискуссии насчет «попирания демократии». Мне кажется, британцы думали, что мы извлекли уроки после того, как у власти был Блейк. Полагаю, мы все так считали.
        Я старалась избегать новостей, но случайно натолкнулась на выскочивший в компьютере ролик из Интернета с демонстрациями протеста против Библейского закона в Остине. Господи, это не на шутку напугало меня! Многочисленные аресты, слезоточивый газ, разгул полиции… Отследив тебя по Твиттеру (хочу сказать, что я вовсе не горжусь этим своим поступком), я узнала, что ты уехала в Техас вместе с «Сестрами против консерватизма», чтобы воссоединиться там с контингентом Союза рационалистов, и после этого я два дня не спала. В конце концов я позвонила Кайле  — мне необходимо было знать, что с тобой все в порядке. Она говорила тебе об этом? Как бы там ни было, я избавлю тебя от прочих деталей насчет моей лондонской изоляции, которую я сама себе организовала, и перейду к тому, что ты назвала бы пикантными подробностями.
        Через несколько недель после волнений в Остине я ехала в универсам «Сейнсберис», когда на глаза мне попался заголовок на афише от «Дейли мейл»: «Планируется превратить дом убийцы в мемориал». Согласно этой статье, какой-то местный чиновник настаивал на том, чтобы превратить дом Стивена и Шелли Крэддок  — место, где Пол исколол Джесси ножом до смерти,  — в еще один мемориал «черного четверга». Когда я летала в Англию, чтобы встретиться со своими британскими издателями и взять интервью у Мэрилин Адамс, я специально не поехала туда. Не хотела, чтобы эта картина сохранилась у меня в голове. Но после того, как прочитала это, я как-то сама собой оказалась на промозглой платформе в ожидании опаздывающего поезда, который направлялся в Чизлхерст. Я сказала себе, что это мой последний шанс увидеть это место, пока оно еще не попало под охрану Национального треста. Но не только из-за этого. Помнишь, как Мэл Моран рассказывала, что не могла удержаться, чтобы не подняться наверх, в спальню Пола, хотя точно понимала  — это плохая идея? Я чувствовала то же самое  — как будто я просто обязана поехать туда.
(Понимаю, что звучит это приторно-сентиментально, совсем в духе Паоло Коэльо,  — но это чистая правда.)
        Дом затерялся на улице, где полно чистеньких мини-особняков. Его окна заколочены досками, стены перемазаны красной, как кровь, краской и граффити («Берегись, здесь живет ДЬЯВОЛ»), Дорожка к дому заросла бурьяном, а рядом с гаражом угрюмо покосилась табличка «Продается». Но тревожнее всего выглядел небольшой могильник из заплесневелых мягких игрушек, сваленных кучей возле входной двери. Я заметила несколько «Моих маленьких пони», разбросанных на ступеньках крыльца,  — некоторые из них даже не распакованные.
        Я уже подумывала перелезть через запертую садовую калитку, чтобы заглянуть на задний двор, когда услышала у себя за спиной громкое «Эй!».
        Обернувшись, я увидела полную женщину с непослушными седыми волосами, которая широкими шагами двигалась ко мне по дорожке, волоча за собой на поводке престарелую собачонку.
        — Сюда нельзя, юная леди! Это частная собственность!
        Я сразу же узнала ее по фотографиям с похорон Джесс. Она нисколько не изменилась с тех пор.
        — Миссис Эллингтон-Берн?
        Она в нерешительности приостановилась, но затем расправила плечи. Несмотря на армейскую осанку, было в ней нечто меланхолическое. Как в генерале, которого раньше времени списали в резерв.
        — А вам какое дело? Вы еще одна журналистка? Что вы никак не уйметесь?!
        — Я не журналистка. Уже не журналистка, во всяком случае.
        — Но вы американка.
        — Американка.
        Я подошла к ней поближе, и маленькая собачка улеглась на землю возле моих ног. Я почесала ей за ухом, и она посмотрела на меня снизу вверх мутными от старческой катаракты глазами. Она напомнила мне Снуки (своим внешним видом и запахом), а это, в свою очередь, навело на мысли о Кендре Ворхис (последнее, что я слышала о ней  — сразу после бойни в округе Саннах,  — было то, что она сменила имя и собирается переехать в Колорадо, чтобы присоединиться к коммуне радикальных вегетарианцев).
        Глаза миссис Эллингтон-Берн подозрительно прищурились.
        — Постойте… Я вас откуда-то знаю?
        Я мысленно прокляла гигантскую фотографию, которую народ из отдела маркетинга в издательстве прилепил на заднюю сторону обложки «ОАДТЗ».
        — Не думаю.
        — Знаю. Вы написали ту книжку. Ту мерзкую книжку. Что вам здесь нужно?
        — Мне было просто любопытно взглянуть на этот дом.
        — Что, зуд любопытства? Вам должно быть стыдно за себя.
        Я не могла удержаться и спросила:
        — Вы по-прежнему видитесь с Полом?
        — А что, если и так? Вам-то что? А теперь уходите, пока я не вызвала полицию.
        Год назад я бы подождала, пока она вернется в дом, а сама бы еще покрутилась там, но сейчас просто убралась оттуда.
        Через неделю у меня зазвонил телефон, что само по себе было уже событием: мой новый номер знала только Маделейн, которой вскоре предстояло стать моим бывшим агентом, и спаммеры. Я была ошарашена, когда мужчина на том конце линии представился Полом Крэддоком (позже я узнала, что новую секретаршу Маделейн пленил его британский акцент и она дала ему мой номер). Он сказал, что миссис ЭБ упомянула в разговоре с ним, что я сейчас в Лондоне, и как бы между делом сообщил, что один из его психиатров  — в качестве довольно сомнительного хода  — посоветовал ему прочесть «ОАДТЗ», что должно было помочь ему «внутренне примириться с тем, что он сделал». Сэм, этот человек рассуждал вполне здраво, логично и даже остроумно  — и это, не будем забывать, при том, что он резал свою племянницу ножом, пока та не умерла. Он также сообщил мне последние новости о Мэл и Джеффе Моранах (которые переехали в Португалию, чтобы быть поближе к месту вечного упокоения их Лорейн) и о Мэнди Соломоне, фактическом авторе его книги, который присоединился к одной из сект, отколовшихся от Движения конца света в Котсуолдсе.
        Он попросил меня написать заявку на свидание с ним, чтобы мы могли «немного поболтать с глазу на глаз».
        И я согласилась навестить его. Разумеется, согласилась. Я могла быть в глубокой депрессии, могла жалеть себя до слез, могла переехать в Лондон, чтобы убежать от негативных последствий этой проклятой книги, но как я могла пропустить такую возможность? Нужно ли объяснять тебе, Сэм, что я тут же ухватилась за этот шанс? Ты ведь меня знаешь.
        В тот вечер я еще раз прослушала его диктофонные записи (должна признаться, что я сильно нервничала, пришлось даже оставить свет в спальне включенным). Я снова и снова прокручивала слова Джесс «привет, дядя Пол», все пыталась выловить в интонации что-нибудь кроме шутливой игривости. И не смогла. Судя по фотографиям, найденным через «Гугл», Кент-хаус  — строго охраняемая психиатрическая клиника, где содержался Пол,  — представлял собой угрюмого вида массивное здание из серого камня. Я не могла отделаться от мысли, что нельзя допускать, чтобы такие психушки для невменяемых (о’кей, я в курсе, что это не литературный термин) выглядели так стереотипно и по-диккенсовски.
        Я должна была подписать официальное обязательство не публиковать подробностей относительно моего посещения Пола. Допуск от полиции и разрешение на свидание пришли в последний день октября  — на Хеллоуин. По странному совпадению, именно в этот день на «Реддит» впервые прошел слух о том, что Рейнард планирует отменить Первую поправку. Я по-прежнему избегала смотреть «СКАЙ» и CNN, но рекламных щитов газет избежать не удавалось. Помню, я еще подумала: как это могло так быстро раскрыться? Но даже тогда я не допускала мысли, что Рейнард сможет обеспечить себе поддержку Конгресса и большинства в две трети голосов, которые для этого требовались. Глупо, я знаю. К тому времени католическая церковь и мормоны уже пообещали свою поддержку кампании «Сделаем Америку нравственной»  — даже последний дебил мог бы догадаться, к чему это может привести.
        Я решила раскошелиться на такси, вместо того чтобы играть в русскую рулетку с железнодорожным транспортом, и приехала на свидание с Полом как раз вовремя. В реальной жизни Кент-хаус оказался таким же неприветливым, каким выглядел на снимках в Интернете. Недавняя пристройка к зданию  — архитектурное уродство из кирпичной кладки и стекла  — почему-то делала это место еще более устрашающим. После того как двое неуместно жизнерадостных охранников обыскали и просканировали меня, очень общительный санитар с кожей такой же землисто-серой, как и его седые волосы, проводил меня в уродливую пристройку. Воображение рисовало мне, что я встречусь с Полом в пустой камере с решеткой на дверях, где за каждым его движением будут следить несколько мрачных надзирателей и парочка психиатров. Но вместо этого меня через стеклянные двери ввели в большую просторную комнату, обставленную стульями с такой яркой обивкой, что она казалась просто безумной. Санитар сказал мне, что других посетителей больше не будет,  — похоже, автобус в это заведение во второй половине дня отменили. Ничего необычного в этом не было.
Великобританию тоже не обошла стороной рецессия, вызванная вмешательством Рейнарда на Ближнем Востоке. Но, должна сказать, здесь не было каких-то ворчаний и недовольств  — что в принципе уже вызывает восхищение,  — когда было предложено ввести нормирование на электроэнергию и топливо. Возможно, для британцев конец света  — это своего рода прозак.
        (Сэм, я не могла записать наш разговор, поскольку вынуждена была оставить свой iPhone у секьюрити, и все эти записи сделаны по памяти. Я знаю, что ты не обращаешь особого внимания на такие мелочи, но зато я обращаю.)


        Щелкнула дверь в противоположном конце комнаты, и через нее вразвалочку вошел болезненно тучный мужчина, одетый в футболку размером с хорошую палатку и с пластиковым пакетом из универсама «Теско» в руках. Санитар окликнул его:
        — Все в порядке, Пол? Твоя посетительница здесь.
        Я сразу подумала, что тут, должно быть, какая-то ошибка.
        — Это и есть Пол? Пол Крэддок?
        — Здравствуйте, мисс Мартинс,  — сказал мужчина голосом, который я тут же узнала по диктофонным записям.  — Рад познакомиться с вами.
        Перед самым отъездом я просмотрела на YouTube ролики с фрагментами ролей Пола в кино и сейчас тщетно пыталась рассмотреть под заплывшими скулами и пухлыми обвисшими щеками следы его довольно красивых черт лица. Но только глаза были прежними.
        — Прошу вас, называйте меня Элспет.
        — Что ж, тогда Элспет.
        Мы пожали друг другу руки. Ладонь у него оказалась липкая, и я с трудом удержалась от искушения вытереть руку о брюки.
        Санитар похлопал Пола по плечу и кивнул в сторону застекленной кабинки в нескольких метрах от нашего стола.
        — Я буду там, Пол.
        — Спасибо, Дункан.
        Стул жалобно заскрипел, когда Пол опустился на него.
        — Ох, пока не забыл…  — Он порылся в пластиковом пакете и вынул оттуда экземпляр «ОАДТЗ» и красную гелевую ручку.  — Подпишете для меня?
        Ситуация из причудливо странной превращалась в вообще сюрреалистичную.
        — Ммм… конечно. Что вы хотите, чтобы я написала?
        — «Полу. Без вас я бы этого не сделала».
        Я вздрогнула, и он рассмеялся.
        — Не обращайте внимания на мои выходки. Напишите, что захотите.
        Я нацарапала «Мои наилучшие пожелания, Элспет» и подтолкнула книгу к нему через стол.
        — Простите, пожалуйста, этот внешний вид,  — сказал он.  — Я превращаюсь в пудинг. Кроме еды, здесь мало чем можно заняться. Вас шокировало, что я запустил себя до такой степени?
        Я пробормотала что-то о том, что несколько лишних фунтов  — еще не конец света. Нервы у меня были на пределе. Пол определенно не выглядел и не вел себя, как законченный сумасшедший,  — я, правда, сама точно не знала, что ожидала увидеть, возможно, какого-то психа в смирительной рубашке с глазами навыкате,  — но если он сейчас вдруг потеряет контроль над собой, нагнется через стол и попытается меня задушить, здесь был только один худосочный санитар, чтобы остановить его.
        Пол прочел мои мысли.
        — Вас удивляет отсутствие надзора за мной? Сокращение штата. Но не волнуйтесь: у Дункана черный пояс по карате. Верно, Дункан?
        Пол помахал рукой санитару, который только усмехнулся и покачал головой.
        — Что вы делаете в Лондоне, Элспет? Ваша агент сказала, что вы переехали сюда. Вы покинули Соединенные Штаты из-за неблагоприятного политического климата?
        Я ответила, что это было одной из причин.
        — Не могу сказать, что осуждаю вас. Если этот придурок из Белого дома добьется своего, очень скоро у всех наступит «Житие по Левиту». Геев и непослушных детей будут забивать камнями, а от людей с угрями и женщин во время месячных будут шарахаться. Замечательно. Я почти благодарен судьбе, что нахожусь здесь.
        — Зачем вы хотели увидеться со мной, Пол?
        — Как я уже сказал по телефону, я узнал, что вы в Англии. И подумал, что было бы хорошо встретиться с вами с глазу на глаз. Доктор Аткинсон пришел к выводу, что мне полезно встретиться с одним из моих биографов.  — Он рыгнул, прикрыв рот ладонью.  — Это он дал мне почитать вашу книгу. К тому же всегда приятно увидеть здесь новое лицо. Раз в месяц приходит миссис ЭБ, но и этого бывает чересчур. Хотя я не могу пожаловаться на недостаток просьб о встрече.  — Он мельком глянул на санитара в кабинке.  — Иногда их у меня бывает до пятидесяти в неделю  — в основном, конечно, это психи, помешанные на тайных заговорах, но было даже несколько предложений о супружестве. Не так много, как у Юргена, но близко к тому.
        — Юрген?
        — A-а, Юрген Уильямс, вы, должно быть, слышали о нем. Он тоже здесь. Убил пятерых школьников, но по нему этого не скажешь. Собственно говоря, он довольно туповат.
        Я понятия не имела, как на это реагировать.
        — Элспет, когда вы вставляли в книгу мою историю… Вы слушали оригинальные диктофонные записи или только читали их расшифровку?
        — И то и другое.
        — Ну и…
        — Они напугали меня.
        — Психоз  — штука малопривлекательная. У вас, должно быть, ко мне масса вопросов. Можете спрашивать о чем угодно.
        Я поймала его на слове:
        — Вы, пожалуйста, дайте знать, если я перехожу черту дозволенного… но что произошло в последние несколько дней перед тем, как Джесс умерла? Может быть, она сказала вам что-то такое, что заставило вас… заставило вас…
        — Зарезать ее? Не стесняйтесь произносить такие вещи. Это просто факты. Но нет. Ничего такого она не говорила. Тому, что я совершил, не может быть прощения. Ее оставили на мое попечение, а я убил ее.
        — В ваших записях… вы говорили, что она насмехалась над вами.
        — Параноидальный бред.  — Он нахмурился.  — Это все только в моей голове. В Джесс не было ничего странного. Все причины во мне. Доктор Аткинсон все четко объяснил.  — Он снова взглянул на санитара.  — У меня был психотический срыв, спровоцированный стрессом и злоупотреблением алкоголем. И закончим на этом. Вы можете написать об этом в своей следующей книге. Могу я попросить вас об одолжении, Элспет?
        — Конечно.
        Он снова полез в свой пакет и на этот раз извлек оттуда тонкий блокнот. Он протянул его мне.
        — Я тут писал кое-что. Здесь немного… Стихи. Могли бы вы прочесть их, а потом дать мне знать, что об этом думаете? Возможно, это как-то заинтересует ваших издателей.
        Я решила не сообщать ему, что издателей у меня больше нет, хотя подозревала, что они ухватились бы за возможность напечатать стихи, написанные печально известным убийцей ребенка. Я сказала, что сделаю это с радостью, и снова пожала Полу руку.
        — Только убедитесь, что прочли все.
        — Обязательно.
        Я смотрела ему вслед, когда он так же вразвалочку ушел, после чего санитар с землистой кожей проводил меня к охранникам на выходе. Читать его записи я начала в такси по дороге домой. Первые три страницы были заняты короткими и ужасными стихами с названиями типа «Кавендишские сны» (строка, которую я перечитываю в двадцатый раз, наводит на мысль: мы все актеры) или «Тюрьма плоти» (Я ем, чтоб забыться, но душа моя в тревоге… Я думаю: смогу ли я когда-нибудь сказать нет?).
        Остальные страницы были чистыми, однако на внутренней стороне картонной обложки было написано:
        Джесс сама хотела, чтобы я сделал это. Это она ЗАСТАВИЛА МЕНЯ сделать это. Прежде чем уйти, она сказала мне, что они уже были раньше и что иногда она решает не умирать. Она сказала, что иногда они дают людям то, что те хотят, а иногда не дают. Спросите других, ОНИ ЗНАЮТ.


        Сэм, а что бы с этим сделала ты? Зная тебя, предположу, что ты немедленно связалась бы с психиатром Пола и рассказала ему, что тот по-прежнему пребывает в состоянии психического срыва.
        И это было бы правильно.
        Но я  — не ты.
        После того как «ОАДТЗ» вышла в свет, я думала, что, наверное, являюсь единственным человеком в мире, который считает, что в этих Троих не было ничего сверхъестественного (не могу подобрать более точное слово). Я со счета сбилась, сколько раз ко мне обращались разные чокнутые, умолявшие продвинуть написанные ими книжонки о том, что Трое не умерли и живут сейчас у женщины из племени маори в Новой Зеландии или что они в настоящий момент тусуются с пришельцами на базе ВВС США в Дульсе, штат Нью-Мексико. (У меня есть доказательства, мисс Мартинс! Почему еще мир может катиться в преисподнюю?!) А кроме этого существует бесчисленное множество всяких конспирологических сайтов, которые приводят цитаты или выдержки из «ОАДТЗ» в качестве «подтверждения» своих теорий насчет того, что в Троих вселились инопланетяне или что они являются путешественниками по многомерному пространственно-временному континууму. Больше всего они заостряли свое внимание на следующих фрагментах.


        БОББИ: Однажды я верну их (динозавров) к жизни.


        ДЖЕСС: Это не так устроено. Чертов платяной шкаф. Как будто бы, дядя Пол.
        Это была ошибка. Иногда мы ошибаемся.


        ЧИЙОКО: (Хиро) говорит, что он помнит, как его поднимали в спасательный вертолет. Он сказал, что это было весело. «Как будто летишь». Он сказал, что ждет не дождется, когда сделает это снова.


        Существует даже несколько сайтов, посвященных обсуждению последствий навязчивой идеи Джесс насчет «Льва, Колдуньи и Платяного шкафа».
        Но остальные из нас вынуждены признать, что у всего этого есть вполне рациональное объяснение: дети выжили в катастрофах, потому что им повезло; взгляд Пола Крэддока на события, связанные с поведением Джесс, был просто бредом сумасшедшего; Рубен Смолл мог просто оказаться в состоянии ремиссии; Хиро всего лишь передразнивал страстное увлечение своего отца андроидами. Изменения в поведении детей могли быть результатом психологической травмы, которую они претерпели. И давайте не забывать о многих часах записей, которые я не включила в свою книгу,  — долгоиграющие жалобы Пола Крэддока на неудачи в области секса; всякие мелочи из повседневной жизни Лилиан Смолл  — когда абсолютно ничего не происходило. На что и упирал рецензент на Amazon, когда обвинял меня в том, что я манипулирую фактами и рвусь к сенсациям.
        Но… но…
        Она сказала мне, что они уже были раньше и что иногда она решает не умирать. Она сказала, что иногда они дают людям то, что те хотят, а иногда не дают.
        У меня есть несколько вариантов. Я могу снова навестить Пола и напрямую спросить, почему он решил дать мне эту информацию; я могу проигнорировать это как бред психически больного человека; я могу выбросить всю свою рассудительность в окошко и подумать над тем, что в действительности могут означать эти слова. Я попробовала первый из них, но мне было сказано, что Пол не заинтересован поддерживать со мной дальнейшие контакты (из-за того, безусловно, что он боится, что я могу показать написанное им его психиатру). Второй вариант был заманчивым, но Пол, вероятно, все-таки подсунул мне это с определенной целью: спросите у других, ОНИ ЗНАЮТ. Кажется, я подумала, что от этого не будет никакого вреда,  — а что еще мне было делать со своим временем, кроме как шататься по Ноттинг-Хилл в пьяном угаре?
        Таким образом, я все-таки выбросила благоразумие в окошко и решила поиграть в адвоката дьявола. К примеру, что на самом деле означали слова, которые Джесс сказала Полу перед тем, как он ее убил, а Пол повторил мне? У психов, помешанных на тайном заговоре, найдется триллион теорий по поводу того, что они уже были раньше, и того, что иногда она решает не умирать, но я не собиралась связываться с ними. А как насчет того, что иногда они дают людям то, что те хотят, а иногда не дают? В конце концов, Трое действительно дали людям  — приверженцам теории конца света, по крайней мере,  — то, что те хотели: недвусмысленное «подтверждение» того, что Апокалипсис близок. Опять же, Джесс дала Полу то, что, как он сам думал, было нужно ему,  — известность; Хиро дал Чийоко основание продолжать жить, а Бобби… Бобби вернул Лилиан ее супруга.
        Я решила, что пришло время нарушить обещание.


        Сэм, я знаю, что тебя бесит, когда я от тебя что-то утаиваю (как это было, например, с первым черновым вариантом «ОАДТЗ»), но я дала слово Лилиан Смолл никому не говорить, что она выжила в автокатастрофе, погубившей Рубена и Бобби. Из всех людей, у которых я брала интервью для этой книги, ее история произвела на меня самое большое впечатление  — и я была очень тронута тем, что она так доверяла мне, что связалась со мной, когда находилась в больнице. ФБР предложило поменять ее местонахождение, и после этого мы решили, что будет лучше не возобновлять наши контакты,  — ей не нужны были новые напоминания о том, что она потеряла.
        Я очень сомневалась, что ФБР просто так даст мне ее телефонный номер, поэтому решила действовать через ее соседку, Бетси.
        В трубку мне ответили по-немецки:
        — Ja?
        — Я бы хотела поговорить с миссис Кац.
        — Она здесь больше не живет.
        Я никак не могла определить принадлежность этого акцента  — возможно, он был откуда-то из Восточной Европы.
        — Вы не могли бы дать мне ее новый адрес? Это действительно очень важно.
        — Подождите.
        Стукнула положенная телефонная трубка, на заднем плане кто-то что-то сказал басом. Затем:
        — У меня есть ее телефон.
        Я пробила по «Гуглу» код полученного телефонного номера  — Торонто, Канада. Мне почему-то было трудно представить себе Бетси в Канаде.


        (Сэм, дальше идет расшифровка записи нашего разговора. Да, я знаю, что ты сейчас думаешь: зачем было записывать разговор и расшифровывать запись, если я не собиралась использовать его в книге или статье? Пожалуйста, просто поверь мне  — клянусь, что в обозримом будущем ты не увидишь где-нибудь в продаже новой книги Элспет Мартинс «Правда о Троих».)
        Я: Здравствуйте… Это Бетси? Бетси Кац?
        БЕТСИ: Кто это звонит?
        Я: Элспет Мартинс. Я брала у вас интервью для своей книги.
        (Долгая пауза.)
        БЕТСИ: A-а, писательница! Элспет! Как поживаете?
        Я: У меня все хорошо. А вы как?
        БЕТСИ: Кто меня станет слушать, если я начну жаловаться? Что вы думаете о том, что происходит в Нью-Йорке? Эти волнения в новостях, нехватка бензина. А вы в безопасности? В доме тепло? Еды хватает?
        Я: Все в порядке, спасибо. Я тут подумала… Вы не знаете, как я могла бы связаться с Лилиан?
        (Еще более долгая пауза.)
        БЕТСИ: Так вы не знаете? Ну да, конечно, откуда же вам знать? Мне очень жаль сообщать вам об этом, но Лилиан умерла. Вот уже месяц назад. Она ушла во сне  — хороший конец. Она совсем не страдала.
        Я (после нескольких секунд молчания, когда я изо всех сил старалась держать себя в руках  — в голове была полная каша): Мне очень жаль.
        БЕТСИ: Она была очень хорошей женщиной. Знаете, она ведь приглашала меня пожить у нее. Когда в Нью-Йорке начали отключать свет. Просто позвонила мне ни с того ни с сего и говорит: «Бетси, ты не можешь жить там одна, приезжай в Канаду». Канада! И я… Не буду врать, я скучаю по ней. Но здесь хорошая община, славный раввин, который заботится обо мне. Лили сказала мне, что благодарна вам за то, как она выглядела в вашей книге,  — умнее, чем на самом деле. Но то, что сказала Мона,  — это же просто чистый яд! Лили было трудно читать это. А что вы думаете о том, что происходит в Израиле? И этот тупица в Белом доме, он хоть понимает, что делает? Он что, хочет, чтобы все мусульмане обрушились на нашу голову?
        Я: Бетси, а перед тем, как Лилиан умерла, она не говорила чего-нибудь… ммм… необычного о Бобби?
        БЕТСИ: О Бобби? А что она должна была сказать? Только то, что жизнь ее была трагедией. Всех, кого она когда-либо любила, у нее забрали. Господь может быть жестоким.


        Я повесила трубку. Потом проплакала два часа подряд. В кои-то веки слезы эти не были вызваны жалостью к себе.


        Но если бы я и поговорила с Лилиан, что бы она сказала мне? Что Бобби, который приехал домой после авиакатастрофы, не был ее настоящим внуком? Когда я брала интервью у нее несколько месяцев назад, каждый раз, как только она говорила о Бобби, в голосе ее слышалась только любовь.
        Спросите остальных, ОНИ ЗНАЮТ.
        Итак, кто еще остался? Я знала, что Мона, лучшая подруга Лори Смолл, исключается (после фурора, произведенного «ОАДТЗ», она отказывалась даже говорить со мной), но был кое-кто еще, кто сталкивался с Бобби, и это не прошло для него незамеченным.
        Эйс Келсо.
        Сэм, представляю себе твое лицо, когда ты это читаешь. На нем смесь гнева и ярости. Ты была права, когда говорила, что я должна была в первую очередь думать о его репутации. Ты была права, когда говорила, что я не была достаточно настойчивой, чтобы признание, что он видел кровь в глазах Бобби Смолла, было опущено в последующих изданиях (еще один гвоздь в крышку гроба наших с тобой отношений). И да, мне нужно было уничтожить запись, опровергающую заявление Эйса, что говорил он все это не для протокола. Ну почему, блин, я тогда тебя не послушала?
        В последний раз я видела его в безликом зале для совещаний адвокатской конторы, представляющей наших издателей, когда ему сказали, что его отстраняют. Щеки его обвисли, глаза были красные, он не брился много дней. Потертые джинсы вздулись на коленях, от неопрятного вида кожаной куртки пахло старым потом. Эйс, у которого я брала интервью для книги и которого видела по телевизору, был голубоглазым красавцем с квадратной челюстью  — настоящий Капитан Америка (как когда-то сказал о нем Пол Крэддок).
        Я понятия не имела, станет ли он со мной вообще разговаривать, но что мне было терять? Я позвонила ему в скайп, почти уверенная, что он не ответит. А когда он все-таки ответил, голос его звучал вяло, как будто я его только что разбудила.
        ЭЙС: Да?
        Я: Эйс… Хай. Это Элспет Мартинс. Ммм… как поживаете?
        (Несколько секунд паузы.)
        ЭЙС: Я по-прежнему в затянувшемся отпуске по болезни. Официальное название для перманентного отстранения от должности. Какого черта вам нужно, Элспет?
        Я: Я подумала, что вы должны об этом знать… Я ездила на свидание с Полом Крэддоком.
        ЭЙС: Ну и что?
        Я: Когда я встретилась с ним, он категорически утверждал, что то, что он сделал с Джесс, было результатом психотического срыва. Но когда я уже уходила, он дал мне блокнот. Я понимаю, что это прозвучит безумно, но в нем он писал, что  — помимо всего прочего  — Джесс сказала ему, что «уже была здесь раньше» и что «иногда она принимает решение не умирать».
        (Еще одна долгая пауза.)
        ЭЙС: Зачем вы все это мне рассказываете?
        Я: Я просто подумала… не знаю. Может… то, что вы сказали о Бобби… Как я уже говорила, это настоящее безумие  — даже подумать такое, но Пол сказал «спросите остальных», вот я и…
        ЭЙС: Вы что-то знаете, Элспет? Я в курсе, что вас много критиковали за то, что вы включили в свою книгу, но, насколько я понимаю, на вас нападали по ошибочным причинам. Вы опубликовали весь этот взрывоопасный материал насчет изменения личностей детей, бросили эту бомбу и просто отошли в сторону. Дальше этого вы не пошли; посчитали, что у всего этого есть рациональное объяснение, и наивно полагали, что все, кто прочтет это, увидят все в том же свете.
        Я: Я не намеревалась…
        ЭЙС: Я знаю, какие были ваши намерения. А теперь вы вынюхиваете, а вдруг с этими детьми и вправду было что-то такое, я прав?
        Я: Я просто пытаюсь разобраться.
        ЭЙС (вздыхает): Вот что я вам скажу. Я вам скину кое-что по электронной почте.
        Я: Что именно?
        ЭЙС: Сначала прочтите, потом поговорим.


        (Письмо пришло в мой ящик практически мгновенно, и я кликнула на вложении, которое было озаглавлено: SA6780RG.
        С первого взгляда я подумала, что это точная копия расшифровки записи переговоров пилотов рейса «Сан Эйр», которую я включила в «ОАДТЗ». И все действительно так и было, за исключением последнего обмена фразами, за секунду до крушения самолета.
        КОМАНДИР ЭКИПАЖА (ругается): Ты видел это?
        ВТОРОЙ ПИЛОТ: Ух! Молния?
        КОМАНДИР ЭКИПАЖА: Ответ отрицательный. Никогда не видел такой вспышки. На TCAS ничего нет, запроси диспетчера, нет ли рядом с нами еще одного самолета…)


        Я: И что это такое, черт возьми?
        ЭЙС: Вы должны понимать, что мы не хотели разжигать панику. Людям необходимо было знать, что причины авиакатастроф вполне объяснимы. Самолеты, стоящие в аэропортах, должны были подняться в воздух.
        Я: Так в NTSB подделали расшифровку переговоров «Сан Эйр»? И сейчас вы хотите сказать, что вы там, ребята, серьезно верили в то, что имеете дело с инопланетянами?
        ЭЙС: Я хочу сказать, что мы столкнулись с фактами, которые не могли объяснить. Если отбросить в сторону «Сан Эйр», то единственной катастрофой, у которой была вполне определенная причина, было крушение «Далу Эйр».
        Я: Черт, что вы такое говорите? А как же насчет катастрофы «Мейден Эйр»?
        ЭЙС: У нас там было столкновение со стаей птиц без каких-либо останков этих птиц в двигателях. Конечно, все это можно было бы объяснить, если бы двигатели загорелись,  — но этого не произошло. Каким образом, черт побери, два реактивных двигателя могли взорваться от столкновения с птицами, от которых не осталось ни малейших следов? А теперь взгляните на катастрофу с «Гоу! Гоу!». Там мы буквально хватались за каждую соломинку, но твердо можно сказать лишь вот что: чертовски необычно, чтобы в наши дни пилоты полетели в бурю такой силы. И ответьте мне еще на один вопрос: каким образом, блин, эти трое детей могли выжить после такого?
        Я: Вы вспомните Зайнаб Фарра, девочку, которая выжила после авиакатастрофы в Эфиопии. Эти трое такие же, им просто повезло…
        ЭЙС: Чушь! И вы сами это знаете.
        Я: Эта расшифровка… Почему вы послали ее мне? Вы на самом деле хотите, чтобы я ее опубликовала?
        ЭЙС (горько усмехается): А что может такого произойти, чтобы было еще хуже? Рейнард мне медаль выдаст  — за еще одно доказательство того, что Трое не были просто обычными детьми. Делайте с этим, что хотите. NTSB и JTSB в любом случае будут все отрицать.
        Я: Значит, вы серьезно считаете, будто было что-то… ну, не знаю… потустороннее в этих Троих? Вы ведь исследователь  — ученый.
        ЭЙС: Я уверен только в том, что видел сам, когда поехал навестить Бобби. Это не было галлюцинацией, Элспет. И еще тот фотограф, который закончил тем, что стал обедом для собственных проклятых рептилий, он ведь тоже что-то видел. (Снова вздыхает.) Послушайте, вы просто делали свою работу. Я бы не стал наезжать на вас за то, что вы опубликовали мои слова о Бобби. Может, я и сказал, что это было не для протокола, а может, и не говорил. Но это правда. Факты таковы, что нужно было быть слепым, чтобы не увидеть, что с этими детьми что-то не так.
        Я: И что вы предлагаете?
        ЭЙС: Все зависит от вас, Элспет. Но что бы вы ни сделали, я предлагаю делать это быстро. Последователи Движения конца света одержимы решимостью воплотить в жизнь собственные пророчества. Как, черт возьми, разговаривать с президентом, который убежден, что конец света совсем близко и единственный способ спасти людей от осуждения на вечные муки  — это превратить Соединенные Штаты в теократическое государство? Ответ простой. Никак.


        Конечно, я боролась с мыслью, что в NTSB действительно могли подправить запись переговоров  — даже если они боялись паники, вызванной причиной катастроф. А может, эта запись  — месть Эйса за прокол с кровью в глазах? Если я опубликую что-нибудь в этом роде, у Союза рационалистов будет еще один повод вздернуть меня.
        Но ты уже понимаешь, к чему я веду. У меня был блокнот Пола, расшифровка записи переговоров (возможно, поддельной) от Эйса, а также его заверения, что он на самом деле видел кровь в глазах Бобби.
        Все это могло быть полной чушью  — наверное, так оно и было. Но оставался еще один ребенок.
        Несколько следующих дней я провела, собирая информацию о Чийоко и Риу. Большинство ниточек вело к новым материалам о трагической истории их любви, среди которых была совсем недавняя статья о всплеске похожих самоубийств, но вот о Хиро в Интернете было на удивление мало. Я связалась с Эриком Кушаном, парнем, который переводил с японского фрагменты для «ОАДТЗ», думала, может, он даст мне какие-то зацепки, но он выехал из Японии за несколько месяцев до того, как был аннулирован договор о взаимном сотрудничестве между Соединенными Штатами и Японией, и все, что он смог мне предложить,  — это поискать в Культе Хиро.
        Я думала, что это движение могло трансформироваться во что-то наподобие мунистов или Аум Синрикё, однако, вместо того чтобы стать жестким националистическим направлением, оно сдулось практически до тренда одной пусть известной, но эксцентричной личности. Теперь, когда муж Айкао Ури победил на выборах, она отбросила свой сурработ и все свои теории насчет пришельцев, сосредоточив силы на кампании в поддержку Тройного азиатского альянса. Движение ORZ полностью ушло в подполье.
        Ты помнишь Дэниела Мимура? Он был одним из журналистов «Токио Геральд», который дал мне разрешение использовать несколько своих статей для «ОАДТЗ». Он также был одним из немногих (наряду с Лолой, «любовницей» пастора Лена, и кинорежиссером-документалистом Малколмом Адельштайном), кто прислал мне слова поддержки, когда полилось все это дерьмо. Казалось, он был рад, что я с ним связалась, и мы немного поболтали о том, как японский народ относится к замаячившему на горизонте возможному альянсу с Китаем и Кореей.
        Остальную часть нашего разговора я записала.


        ДЭНИЕЛ: Это может тебя заинтересовать. Пока не пришли к власти новые националисты, были попытки вообще запретить эту историю шиндзу, которую ты вставила в свою книгу,  — историю о Риу и Чийоко.
        Я: Почему?
        ДЭНИЕЛ: Наши бюрократы переживали, что она может вызвать волнения инакомыслящих. Новую волну ORZ-протестов.
        Я: Ты думаешь, что Чийоко и Риу действительно умерли в лесу Аокигахара?
        ДЭНИЕЛ: Убежден, что Риу  — точно, они сделали аутопсию, что для Токио совсем необычно, такие вещи не делаются автоматически в случае любой подозрительной смерти. А тело Чийоко так и не было обнаружено, так что кто знает…
        Я: Думаешь, она может быть жива?
        ДЭНИЕЛ: Возможно. Ты слышала эти сплетни насчет Хиро? Они уже давно крутятся.
        Я: Ты имеешь в виду чушь о том, что «Трое по-прежнему живы»?
        ДЭНИЕЛ: Да. Хочешь, я попробую порассуждать на эту тему?
        Я: Разумеется.
        ДЭНИЕЛ: Это, конечно, конспирологический бред, но… Смотри, начнем с того, что копы оцепили место происшествия действительно очень быстро. Медэксперты и криминалисты были специально проинструктированы, чтобы не общались с прессой. Даже ребята из полиции не могли толком от них ничего добиться сверх официальной версии.
        Я: О’кей… но зачем им было инсценировать его смерть?
        ДЭНИЕЛ: Может быть, новые националисты это заранее планировали. Я имею в виду: какой лучший способ настроить народ против Штатов? В крайнем случае, если человек склонен думать в этом направлении, можно сказать, что они все подстроили, организовали инсценировку, убили старших Камамото и того солдата и обставили все так, будто Хиро мертв.
        Я: Бессмыслица какая-то. Рядовой Джейк Уоллес был памэлистом  — у него был мотив убить Хиро. Как они могли подключить его к такой сложной схеме?
        ДЭНИЕЛ: Эй, не трогай Посланника. Я тебе просто рассказываю о слухах. Черт, я не знаю, может, они как-то пронюхали о том, что он собирается сделать, и просто подставили его. Влезли в его электронную почту, как это произошло с другими ребятами.
        Я: Но свидетели утверждали, что видели, как Чийоко несла тело Хиро.
        ДЭНИЕЛ: Да. Но ты сама видела сурработов, которых делает Кендзи Янагида? Они сверхъестественные. Пока носом в них не ткнешься, они выглядят очень убедительно.
        Я: Погоди… но тогда получается, что Чийоко тоже должна быть в этом замешана?
        ДЭНИЕЛ: Да.
        Я: Ладно, допустим, все действительно было так, как ты говоришь. Чийоко осталась безучастной и позволила убить своих родителей… почему?
        ДЭНИЕЛ: Кто знает… Деньги? Чтобы они с Хиро могли уехать в какую-то неизвестную страну и до конца жизни купаться в роскоши? А бедняга Риу попался на это и в итоге стал еще одной жертвой.
        Я: Ты хоть представляешь, как часто мне приходилось слышать всякие такие теории?
        ДЭНИЕЛ: Конечно, представляю. Я же говорил: все это бред.
        Я: А ты пробовал копать?
        ДЭНИЕЛ: Поковырялся вокруг да около, ничего серьезного. Ты сама знаешь, как делаются такие вещи. Если бы там действительно что-то было, к этому времени какая-то информация точно просочилась бы.
        Я: А Кендзи Янагида официально опознавал тело Хиро?
        ДЭНИЕЛ: Ну и что?
        Я: Если кто-то и знает правду, то только он. Он согласится поговорить со мной?
        ДЭНИЕЛ (смеется): Ни под каким соусом. Это все чушь, Элли. Мальчик мертв.
        Я: Кендзи Янагида все еще в Осаке?
        ДЭНИЕЛ: В последний раз я слышал о нем, когда он сбежал из университета, после того как Культ Хиро устроил на него там настоящую охоту: они отчаянно хотели, чтобы он стал одним из их высокопоставленных талисманов. Очевидно, он переехал в Токио и сменил имя.
        Я: А не мог бы ты отследить его для меня?
        ДЭНИЕЛ: Ты представляешь себе, сколько народу пыталось поговорить с Кендзи Янагида и в итоге упиралось лбом в стену?
        Я: Однако у меня есть то, чего у них нет.
        ДЭНИЕЛ: И что же это?


        Я не рассказала Дэниелу о записи от Эйса. Может быть, это мой шанс поговорить с Кендзи Янагида, а может  — нет.
        Я знаю, что ты сейчас думаешь: «Она не рассказала Дэниелу об этом, потому что это ее эксклюзив и она хотела использовать его в своих целях  — возможно, затолкать в новую книгу». Но повторюсь, Сэм, я завязала с этим, клянусь.


        Следующие несколько недель я ничего не предпринимала. Мир затаил дыхание, когда группа ренегатов из Движения конца света попыталась поджечь мечеть аль-Акса на Храмовой горе в Иерусалиме, предприняв очередное усилие взвинтить гонку к Вознесению. Даже у меня хватило ума не лететь в Азию в такой момент, который мог стать началом Третьей мировой войны.
        А новости, поступающие из Соединенных Штатов, были такими же гнетущими. Я, возможно, и прятала голову в песок, но до меня все равно так или иначе доходили сообщения об участившихся нападениях на подростков-геев, о массовом закрытии медицинских центров по охране репродуктивного здоровья, о блокировании доступа в Интернет, об арестах лидеров GLAAD и Союза рационалистов на основании так называемых законов о государственной безопасности. Великобритания, где также имели место антиамериканские выступления, начала урезать связи с режимом Рейнарда, и независимый аналитический центр по контролю за миграцией развернул кампанию, чтобы воспрепятствовать потоку беженцев из США. Мне бы не хотелось, чтобы ты подумала, будто я не беспокоилась о тебе. Во время сезона отпусков я только об этом и думала (не собираюсь плакаться о том, как я провела День благодарения в полном одиночестве в своей промерзшей квартире, питаясь купленной на вынос курицей «джалфрези»). Я думала о тебе, когда английские селебритис присоединились к самым влиятельным и знаменитым людям США в ходе кампании «Спасем наш Билль о правах»,  — этот
факт должен был дать выход твоему внутреннему цинизму. Все ролики из YouTube и все песни супергрупп в мире не могли бы изменить убеждение людей, которые искренне верили в то, что, уничтожая «безнравственность», они спасают других от вечных мучений в преисподней.
        Но я не могла этого так оставить.
        Помня, что Эйс сказал мне шевелиться и не медлить, я позвонила Дэниелу в начале декабря (о’кей  — я была немного выпивши в тот момент) и сказала ему, что мне нужна помощь, чтобы попасть в Токио. Он, конечно, подумал, что я свихнулась,  — его контракт только что был расторгнут (он сказал, что такое происходит с людьми с Запада по всей Японии, такой себе способ сказать, что «им здесь больше не рады». Собственно говоря, сам Дэниел был наполовину японцем, так что для него это было настоящим шоком). Благодаря новым правилам даже с британским паспортом мне требовалась виза, серьезное основание для поездки и еще один гражданин Японии, который согласился бы стать моим спонсором и представителем моих интересов. С большой неохотой Дэниел сказал, что попросит одного из своих друзей помочь мне.
        Я разыскала Паскаля де ла Круа  — старинного приятеля Кендзи  — и попросила его спросить у Кендзи, не согласится ли он встретиться со мной. Я рассказала ему всю правду  — что у меня есть новая информация о катастрофе самолета «Сан Эйр», которую Кендзи необходимо знать. Я сказала, что лечу в Токио специально, чтобы встретиться с ним. Паскаль, конечно, выслушал это без всякого энтузиазма, но все-таки согласился написать Кендзи е-мейл при условии, что, если мне действительно удастся встретиться с ним, я не буду ничего публиковать о нашей встрече.
        Думаю, после этого в ожидании ответа я проверяла свой электронный почтовый ящик не менее пятидесяти раз в день  — отфильтровывая письма с проклятиями в свой адрес и разный спам.
        Ответ пришел в тот же день, что и моя виза. Только адрес, больше ничего.
        Билет в Токио стал моим подарком ко дню рождения самой себе (из-за перебоев с топливом поездка эта образовала громадную брешь в финансах на моей кредитке  — и впервые я порадовалась, что все-таки опубликовала эту проклятую книгу).
        Сэм, буду с тобой откровенна. Прежде чем ехать, я очень долго и внимательно смотрела на себя. Какого черта я себе думаю? Что творю? Разве то, что я собираюсь продолжить все это, не делает меня такой же ненормальной, как эти фанатики, помешанные на конце света или на каком-то тайном заговоре? И допустим, что эта совершенно бредовая затея встретиться с Кендзи Янагида действительно приведет меня к Хиро. Допустим, он все еще жив и мне удастся поговорить с ним. А он расскажет мне, что все Трое были одержимы всадниками из Откровений, или были психическими пришельцами, или тремя, блин, из четырех участников квартета «Фор Топс»,  — и что тогда? Является ли моим долгом «раскрыть всю правду»? А если и так, что изменится? Вспомнить хотя бы скандал вокруг Кеннета Одуа. Железно доказано, что анализ ДНК был подделан, но миллионы людей по-прежнему покупаются на всю эту чушь в исполнении доктора Лунда насчет того, что «на то Божия воля, чтобы четвертый всадник никогда не был найден».
        Полет был просто кошмарным. Я на себе испытала весь нервный мандраж Памэлы Мэй Доналд еще до того, как мы взлетели. Все представляла себе, что она должна была чувствовать в последние минуты перед тем, как самолет упал. Я даже поймала себя на том, что мысленно составляю в голове свое ишо  — просто так, на всякий случай. (Не буду смущать тебя этими деталями.) Не помогало также и то, что к середине полета 90 % остальных пассажиров (все они были «западниками», в основном из Великобритании и Скандинавии) были уже пьяными. Сидевший рядом со мной парень  — какой-то компьютерный специалист, летевший в Токио, чтобы помочь распустить филиал IBM в Роппонги,  — просветил меня насчет того, чего ожидать, когда мы прилетим. «Понимаете, они не то чтобы открыто враждебны или что-то такое, но лучше будет все же остановиться в «западном секторе»  — это Роппонги и Роппонги-Хиллс. Там неплохо, полно пабов.  — Он одним махом опрокинул двойной «Джек Дэниелс» и дохнул на меня перегаром бурбона.  — Да и кому сейчас нужно тусоваться с япошками? Если хотите, я могу вам там все показать». Я отклонила его предложение, и, к
счастью, вскоре после этого он отключился.
        Когда мы приземлились в международном аэропорту Нарита, нас завели в специальную зону ожидания, где с дотошностью криминалистов проверили наши паспорта и визы. Потом нас согнали в автобусы. Вначале я не заметила каких-то признаков того, чтобы Япония, как и весь остальной мир, двигалась к экономическому коллапсу. Только когда мы уже ехали через мост к сердцу города, я наконец сообразила, что рекламные вывески, фирменные знаки известных брендов и даже токийская телебашня были освещены лишь наполовину.


        Дэниел приехал ко мне в гостиницу на следующий день и трепетно, шаг за шагом, расписал для меня инструкции, как добраться по адресу Кендзи в Канда. Это в старой части города, и он посоветовал мне в зоне, которая официально не одобрена для посещения «западниками», спрятать волосы, надеть темные очки и прикрыть нижнюю часть лица медицинской маской от гриппа. Это показалось мне немного чересчур, но он сказал, что, хотя и сомневается, чтобы я попала в какую-то беду, лучше все-таки не привлекать к себе излишнего внимания.


        Я решила не делать для себя скидок на сдвиг по времени из-за перелета и после встречи с Дэниелом направилась в Йойоги, чтобы взглянуть на дом Чийоко  — место, где погиб Хиро. Только не спрашивай меня почему. Видимо, я подумала, что должна получить полный набор впечатлений об «обстоятельствах убийства». Я ожидала, что заблужусь, и даже приготовилась к этому. Однако ничего подобного не произошло, в метро по-прежнему были указатели на английском. Но по мере того, как я вышла со станции и стала пробираться через суетливую торговую зону с массой небольших супермаркетов и кафе (а также мимо остатков «Старбакс» с заколоченными досками окнами), меня охватило нервное возбуждение из-за осознания того, что я попала в чуждое окружение. Чувствовалась какая-то свобода в том, что я прячусь под измененной внешностью. Две трети пассажиров в метро  — будь то служащие в строгих темных костюмах или модницы в вычурных юбках и с кучей шарфиков на шее  — носили на лице марлевые повязки от гриппа. Идя через жилой район по узкой улочке, которая вела к дому Хиро, я оглядывалась по сторонам в поисках следов работы команды
ORZ. Но стены зданий и тротуар были нетронуто чистыми. Сигналили звонками проезжавшие мимо велосипеды, и у меня складывалось впечатление, что люди здесь продолжают жить своей повседневной жизнью. Дэниел был убежден, что Япония удержится на краю экономической пропасти частично благодаря разрыву с США: «Мы пережили Вторую мировую войну с ее атомными бомбардировками, землетрясения две тысячи одиннадцатого и тринадцатого годов, аварию на АЭС Фукусима. Переживем и это».
        Номера на фасаде дома видно не было, но я узнала его по фотографиям в газетах. Светло-коричневый, скромный, общие стены с соседними домами, тяжелые деревянные двери и сверкающие окна. Меня, привыкшую к западному способу выражения скорби (могильник из мягких игрушек перед домом Джессики, например), удивило отсутствие каких-то мемориальных знаков. Не было даже намека на то, что здесь произошло что-то нехорошее. Я подняла голову, и в доме напротив увидела женское лицо в окне. Я помахала рукой, и она помахала мне в ответ.
        Я не стала там задерживаться.
        По дороге обратно на станцию я прошла мимо небольшой детской площадки. Ветерок чуть раскачивал качели в форме лошадки, и ржавые шарниры жалобно скрипели. Место, где Риу дожидался Чийоко…


        Сэм, я была измождена, а впереди у меня был долгий день. Уже светает, но мне нужно рассказать еще об одном эпизоде. У меня не было времени расшифровать диктофонную запись моего разговора с Кендзи Янагида  — я виделась с ним только вчера,  — так что ты получишь его в отредактированном виде.


        Без инструкций Дэниела я бы заблудилась уже через считаные секунды. Канда  — лабиринт из хитросплетения улочек с массой маленьких ресторанчиков, крохотных книжных лавок и прокуренных кафе, забитых служащими в черных костюмах,  — приводила в замешательство после относительно бездушной западной архитектуры района Роппонги. Следуя указаниям, я вышла на узкую аллею, переполненную людьми, лица которых были закрыты шарфами и медицинскими масками. Я остановилась перед дверью между двумя магазинчиками, в одном из которых продавались пластиковые корзинки с сушеной рыбой, а в другом было выставлено несколько детских рисунков в рамках, и сверила иероглифы на табличке с тем, что написал для меня Дэниел. С бьющимся под самым горлом сердцем я нажала кнопку домофона.
        — Хай?  — рявкнул в ответ мужской голос.
        — Кендзи Янагида?
        — Да?
        — Меня зовут Элспет Мартинс. Вам говорил обо мне Паскаль де ла Круа.
        Через мгновение щелкнул замок, и дверь открылась.
        Я шагнула в коридор, пахнущий плесенью, и, поскольку больше идти было некуда, начала спускаться по короткой лестнице. В конце ее находилась полуоткрытая дверь без опознавательных знаков. Я толкнула ее и оказалась в большой мастерской, где царил беспорядок. В центре комнаты я заметила группку людей. А затем мозги у меня заклинило  — не могу найти более точного слова, чтобы передать суть происшедшего!  — потому что до меня вдруг дошло, что это не люди, а сурработы.
        Я насчитала их шесть  — три женщины, двое мужчин и (как это ни ужасно!) ребенок; они стояли на стендах, и свет галогеновых ламп отсвечивал от их восковой кожи и слишком блестящих глаз. Еще несколько сидели на стульях и потертых креслах в полутемном углу  — один из них даже забросил ногу на ногу в совершенно естественной человеческой позе.
        Кендзи вышел из-за большого рабочего стола, покрытого какими-то проводами и уставленного компьютерными мониторами и оборудованием для пайки. Он выглядел на десять лет старше и на двадцать килограммов легче, чем в роликах на YouTube,  — кожа вокруг глаз была покрыта морщинами, высокие скулы выглядели слишком выпирающими, как на голом черепе.
        Без каких-либо приветствий он сказал:
        — Какая у вас есть для меня информация?
        Я рассказала ему о признании Эйса и вручила копию расшифровки переговоров пилотов. Не меняя выражения лица, он быстро пробежал ее глазами, после чего сложил листок и сунул в карман.
        — Зачем вы мне это принесли?
        — Я подумала, что вы имеете право знать правду. Ваши жена и сын были в том самолете.
        — Спасибо.
        Несколько секунд он пристально смотрел на меня, и у меня сложилось впечатление, что он видит меня насквозь.
        Я показала в сторону сурработов.
        — Чем вы здесь занимаетесь? Они все для Культа Хиро?
        Он скривился.
        — Нет. Я изготовляю копии людей. В основном для корейцев. Копии людей, которых они потеряли.
        Взгляд его скользнул в сторону стопки восковых масок, лежавших на скамейке. Посмертных масок.
        — Как та, которую вы сделали с Хиро?
        Его передернуло. (Кто станет винить его за это? Не очень-то деликатно с моей стороны было сказать такое.)
        — Янагида-сан… ваш сын, Хиро… когда его убили, вы сами опознавали его?
        Я внутренне приготовилась к потоку ругательств в свой адрес. Но вместо этого он просто сказал:
        — Да.
        — Простите, что задаю такие вопросы… просто ходит столько слухов, что, может быть, он не… может быть…
        — Мой сын мертв. Я видел его тело. Вы это хотели у меня узнать?
        — А Чийоко?
        — Так вот почему вы приехали? Чтобы спросить меня о Хиро и Чийоко?
        — Да. Но эта расшифровка  — настоящая, тут все правда. Даю вам слово.
        — А зачем вы хотели узнать о Чийоко?
        Я решила говорить только правду. Подозревала, что любую ложь он раскусит сразу же.
        — Я следую по цепочке зацепок, касающихся Троих. И она привела меня к вам.
        — Ничем не могу вам помочь. Уходите, пожалуйста.
        — Янагида-сан, я проделала очень длинный путь…
        — Почему вы не можете оставить все так, как есть?
        Я видела горе и боль в его глазах. Я зашла с ним слишком далеко и, честно говоря, была сама себе омерзительна. Я уже развернулась, чтобы уйти, но в этот момент заметила в темном углу сурработ, который наполовину спрятался за копией тучного мужчины. Это была женщина в белом кимоно, которая сидела в специально выделенной для нее зоне. Она казалась единственной из всех, кто дышал.
        — Янагида-сан, это копия вашей жены? Хироми?
        Последовала долгая пауза, потом он сказал:
        — Да.
        — Она была очень красива.
        — Да.
        — Янагида-сан, а она… она не оставила послания? Ну, ишо, как некоторые другие пассажиры?
        Я уже не могла остановиться. Мне было необходимо это знать.
        — Она там.
        На секунду я подумала, что он имеет в виду жену. А потом в голове что-то щелкнуло.
        — Она? Вы имеете в виду Чийоко?
        — Хай.
        — В лесу? Аокигахара?
        Он едва заметно кивнул.
        — А где в лесу?
        — Этого я не знаю.
        Я не собиралась больше испытывать свою удачу.
        — Спасибо вам, Янагида-сан.
        Когда я уже поднималась по лестнице к выходу, он сказал:
        — Погодите.
        Обернувшись, я оказалась с ним лицом к лицу. И выражение этого лица было таким же бесстрастным, как у стоявшего рядом с ним сурработа. Затем он сказал:
        — Хироми… В своем послании она сказала: «Хиро умер».


        Вот так. Это было все, чего я добилась. Я понятия не имею, почему Кендзи рассказал мне содержание ишо его жены. Может быть, он просто был благодарен за расшифровку переговоров пилотов. Может быть, он, как и Эйс, считает, что больше не имеет смысла держать все в себе.
        А может быть, он соврал.


        Лучше я отошлю тебе это прямо сейчас. Wi-Fi здесь дерьмовый  — чтобы сделать это, придется спускаться в фойе. В лесу будет холодно  — начал идти снег.


        Сэм, я знаю, что шансы на то, что ты на самом деле прочтешь это, невелики, но просто чтобы ты знала: я решила, что после этого я возвращаюсь. Обратно в Нью-Йорк-сити  — если губернатор не треплется насчет референдума о выходе из состава Штатов, я хочу быть там. Не собираюсь больше убегать. Надеюсь, что ты тоже будешь там.
        Я люблю тебя,


Элли

        Как это заканчивается

        Маскировка Элспет за темными очками и теперь уже немного влажной марлевой маской в пригороде работает так же эффективно, как и в городе,  — до сих пор никто из пассажиров, едущих вместе с ней, ни разу даже не задержал на ней взгляд. Но когда она выходит на Отцуку  — крошечной станции, выглядящей так, будто время для нее остановилось в пятидесятых годах прошлого века,  — человек в униформе что-то рявкает.
        Ее мгновенно охватывает паника, но потом она догадывается, что он всего лишь просит предъявить билет. Кивнув, она протягивает ему свой билет, и он жестом показывает ей на старинный локомотив, ожидающий на соседней платформе. Звучит свисток, и она вскарабкивается на поезд, испытывая большое облегчение оттого, что вагон пуст. Она опускается на скамейку и пытается расслабиться. Поезд дергается, содрогается и начинает набирать ход, а она смотрит через покрытые сажей окна на припорошенные снегом поля, деревянные домики с покатыми крышами и небольшие промерзшие огороды, совсем пустые, если не считать пропавшей от мороза капусты. Через щели вагона свистит ледяной воздух, в стекло тихо бьется легкий снегопад. Она напоминает себе, что до Кавагучико, конечной станции, еще четырнадцать остановок.
        Она сосредотачивается на стуке колес и старается не задумываться о том, куда направляется. На третьей остановке в вагон поднимается мужчина с лицом таким же помятым, как его одежда, и она напрягается, потому что он выбирает место напротив нее. Она молится, чтобы он не попытался вовлечь ее в разговор. Он ворчит, роется в своей большой сумке для покупок и вытаскивает пакет с чем-то, напоминающим гигантские роллы, завернутые в листы нори. Один из них он сует в рот, а затем предлагает пакет ей. Решив, что отказаться будет невежливо, она бормочет: «Аригато»  — и берет один. Но вместо риса, завернутого в лист морской водоросли, она кусает какую-то воздушную хрустящую сладость со вкусом заменителя сахара. Она не торопится есть это, чтобы он не вздумал предложить ей еще (ее уже и так мутит), а потом потихоньку роняет голову, делая вид, что дремлет. Это притворство лишь отчасти: после бессонной ночи она выдохлась.
        Когда она в следующий раз открывает глаза, то ошеломленно вздрагивает: за окном высятся громадные американские горки, с ржавеющей рамы которых свисают хищные зубы сосулек. Должно быть, они относятся к одному из ныне не работающих курортов на горе Фудзи, о которых ей рассказывал Дэниел,  — нелепый динозавр, застрявший неизвестно где.
        Последняя остановка.
        Одарив ее на прощание широченной улыбкой, от которой она чувствует угрызения совести, что притворялась спящей, старик уходит. Поотстав немного, она следует за ним через железнодорожные пути к безлюдной станции  — деревянному строению с отделкой из отличной сосновой доски, более уместной, вероятно, на каком-нибудь альпийском горнолыжном курорте. Откуда-то доносятся звуки шарманки, достаточно громкие, чтобы она продолжала слышать их, когда выходит на площадку перед зданием станции. Кабинка для приезжих туристов справа от нее выглядит вымершей, как древний мавзолей, но зато она замечает единственное припаркованное рядом с остановкой автобуса такси, из выхлопной трубы которого тянется дымок.
        Она достает клочок бумаги, на котором Дэниел (с большой неохотой) написал название пункта назначения, заворачивает в него банкноту в десять тысяч иен и идет к машине. Она протягивает все это водителю, который не выказывает никаких эмоций. Он кивает, сует деньги в карман куртки и сразу же отводит взгляд. Внутри такси пахнет застарелым сигаретным дымом и безысходностью. Сколько людей этот человек отвез в лес, зная, что, вероятнее всего, обратно они не вернутся? Водитель заводит мотор еще до того, как она успевает пристегнуться, и машина мчится через пустынную деревню. Большинство магазинов стоят с забитыми окнами, на колонках заправочной станции болтаются висячие замки. По дороге им встречается лишь одно транспортное средство  — пустой школьный автобус.
        Через несколько минут они начинают объезжать большое, покрытое льдом озеро, и Элспет приходится хвататься за ручку дверцы, когда водитель бросает машину в крутые повороты узкой дороги,  — очевидно, что ему хочется побыстрее покончить с этой поездкой не меньше, чем ей. Она видит покосившийся скелет большого храма, перед которым высится лес надгробий на заброшенных могилах, из снега игриво торчат остовы выстроенных в ряд прогнивших лодок и обгорелые останки нескольких хижин для пикников. Вдали виднеется Фудзияма, вершина ее скрыта туманом.
        Они оставляют озеро позади, и водитель съезжает на пустынное шоссе, а потом резко поворачивает и несется по сужающейся дороге, заваленной снегом и скользкой из-за льда. С обеих сторон к ним подбирается лес. Она понимает, что это, должно быть, и есть Аокигахара,  — она узнает выпуклые корни, расползающиеся по поверхности твердой вулканической породы. Они проезжают мимо нескольких загрузнувших в сугробах машин, брошенных на обочине дороги. В одной из них  — она почти уверена в этом  — за рулем сгорбленная фигура человека.
        Водитель направляет машину на парковку и резко останавливается перед невысоким строением с закрытыми ставнями окнами, от которого веет запустением. Он показывает на деревянную табличку, висящую над тропой, уходящей в лес.
        Здесь в снегу тоже есть несколько холмиков в форме автомобилей.
        Как, интересно, она собирается добираться отсюда обратно на станцию? На обочине дороги есть остановка автобуса, но кто знает, ходят они сейчас или нет.
        Водитель нетерпеливо барабанит пальцами по рулю.
        У Элспет нет другого выхода, кроме как попробовать поговорить с ним.
        — Хм… Вы не знаете, где я могу найти Чийоко Камамото? Она живет где-то здесь.
        Он качает головой. И снова показывает в сторону леса.
        И что теперь? Что, черт возьми, она ожидала тут найти? Чийоко, которая дожидается ее в лимузине? Нужно было послушаться Дэниела. Это было ошибкой. Но теперь она уже здесь  — какой смысл просто так возвращаться в Токио, не проверив все имеющиеся возможности? Ей известно, что поблизости есть деревни. Она должна будет добраться до одной из них, даже если автобусы не ходят. Она бормочет: «Аригато», но водитель не отвечает. Как только она закрывает за собой дверь, он резко жмет на газ.
        Несколько секунд она стоит неподвижно, давая окружающей тишине окутать себя. Бросает взгляд на темный провал уходящей в лес тропы. Голодные духи, прячущиеся в лесу, уже должны были бы попытаться увлечь ее под эти деревья. С другой стороны, думает она, их мишенью ведь являются уязвимые и сломленные, разве не так? Хотя какая она сейчас, если не уязвимая и не сломленная?
        Как все это нелепо…
        Стараясь особо не вглядываться в брошенные автомобили, она пробирается через глубокие сугробы и направляется к снежным холмикам, выстроившимся по кругу перед зданием. Она читала, что здесь есть несколько памятников жертвам авиакатастрофы, и, сметая снег с одного из них, раскапывает деревянный знак. Позади него под другим сугробом она различает очертание креста в западном стиле. Элспет сметает снег, чувствуя, как от тающих кристалликов начинают промокать перчатки, и читает надпись: «Памэла Мэй Доналд. Вечная память». Она думает, есть ли здесь свой памятный знак у командира Сето. Она слышала, что, несмотря на все доказательства его невиновности, семьи некоторых погибших пассажиров (в голове всплыло японское название для родственников жертв катастрофы, на использовании которого настаивал Эрик Кушан,  — идзоку) по-прежнему продолжают винить в случившемся его. Возможно, это действительно был сюжет, стоивший того, чтобы его расследовать. «Нерассказанные истории о “черном четверге”». Сэм была права: в ней накопилось столько всякого дерьма.
        Звук человеческого голоса за спиной заставляет ее вздрогнуть от неожиданности. Резко обернувшись, она видит сутулую фигуру в ярко-красной ветровке, которая направляется к ней из-за здания. Человек что-то сердито кричит ей.
        Прятаться нет смысла. Она снимает темные очки и часто моргает от ударившего в глаза яркого света.
        Он останавливается в нерешительности.
        — Что вы здесь делаете?
        В его английском чувствуется легкий калифорнийский акцент.
        — Я приехала посмотреть на мемориал,  — неожиданно для себя врет она, сама не зная почему.
        — Зачем?
        — Просто любопытно.
        — Люди с Запада больше не приезжают сюда.
        — Не сомневаюсь. Хм… вы очень хорошо говорите по-английски.
        Он неожиданно и очень широко улыбается. Зубы у него кривые, с большими щелями. Он быстро закрывает рот.
        — Я учил его много лет назад. По радио.
        — Вы здесь хранитель?
        Он хмурится.
        — Я вас не понял.
        Она указывает в сторону обветшалого здания.
        — Вы живете здесь? Присматриваете за этим местом?
        — Ага!  — Еще одна обнажающая плохие зубы улыбка.  — Да, я здесь живу.
        Она думает, что, может быть, это Йомиюри Мийадзима, смотритель за самоубийцами, который спас Хиро и обнаружил останки Риу. Но это было бы уж слишком большой удачей, так не бывает.
        — Я хожу в лес, чтобы забрать вещи, которые люди там оставляют. Я могу продать их.
        Элспет отчаянно дрожит, мороз щиплет ее за щеки и заставляет слезиться глаза. Она переступает с ноги на ногу, но это не помогает.
        — Много народу сюда приезжает?  — Она кивает в сторону брошенных машин.
        — Да. Хотите войти?
        — В лес?
        — До места, где разбился самолет, идти далеко. Но я могу отвести вас туда. Деньги у вас есть?
        — Сколько?
        — Пять тысяч.
        Она роется в кармане и достает оттуда банкноту. Действительно ли она хочет сделать это? Оказывается, что да. Однако здесь она не поэтому. То, что она действительно должна сделать,  — это спросить его насчет местонахождения Чийоко, но… Если уж она зашла так далеко, почему бы не сходить и в лес?
        Мужчина разворачивается и идет в сторону тропы, а Элспет с трудом, но старается не отставать. Ноги у него кривые, он минимум лет на тридцать старше нее, но, как оказалось, энергии в нем, как у двадцатилетнего юноши.
        Он расстегивает цепь, натянутую поперек тропы, и убирает деревянную табличку  — краска надписи на ней отслоилась и выцвела. Деревья осыпают ее душем из снежных лепестков, которые как-то просачиваются за шиворот в местах, где шарф сдвинулся. Она слышит собственное хриплое дыхание, которое режет слух. Старик сходит с главной тропы, углубляясь в чащу леса. Элспет колеблется. Никто, кроме Дэниела, не знает, что она здесь (Сэм могла не прочесть ее письмо, которое она отослала по электронной почте только сегодня утром), да и он через несколько дней покидает Японию. Если она попадет в беду, она пропала. Она нащупывает свой телефон. Сигнала нет. Естественно. Она пытается внимательно смотреть по сторонам, выискивая приметы, которые могли бы ей помочь найти дорогу обратно к автопарковке, но уже через несколько минут деревья полностью поглощают ее. Она удивлена отсутствием дурного предчувствия, которого от себя ожидала. «Собственно говоря,  — думает она,  — все отлично». Время от времени попадаются коричневые прогалины в снегу, где кроны деревьев полностью закрывают землю, да и в этих узловатых корнях есть
свое очарование. Сэмюель Хокемейер  — морской пехотинец, попавший на место происшествия через пару дней после катастрофы,  — сказал, что они выглядят таинственно и зловеще.
        И все же, пробираясь по глубокому снегу по следам идущего впереди старика, она не может забыть, что это то самое место, с которого все началось. Целая череда событий, начало которым положили не трое детей, выживших в авиакатастрофах, а, казалось бы, безобидное послание, оставленное перед смертью простой домохозяйкой из Техаса.
        Мужчина внезапно останавливается, а потом круто поворачивает направо. Элспет немного отстает, не зная толком, что делать. Но он отходит недалеко. Она осторожно продвигается вперед и замирает на месте, потому что вдруг замечает на белом снегу синее пятно. У подножия дерева, свернувшись клубочком, лежит человек. С ветки над телом змейкой свисает веревка, на оборванном конце которой застыли кристаллы льда.
        Старик приседает на корточки и начинает обыскивать карманы темно-синей куртки. Голова трупа наклонена вперед, так что Элспет не видит, мужчина это или женщина. Змейка на валяющемся рядом рюкзаке наполовину расстегнута, и внутри просматривается сотовый телефон и что-то похожее на дневник. Сжатые в кулак пальцы на руках синие, ногти побелели. Сладкий ролл, которым угостил пожилой мужчина в поезде, подкатывает из желудка к горлу.
        Элспет рассматривает тело с каким-то нездоровым благоговением  — мозг ее, похоже, слабо воспринимает то, что видят глаза. Неожиданно, без каких-то предварительных симптомов, рот ее заполняется выбросом желчи, и она хватается за ствол дерева, зайдясь в судорогах сухих рвотных позывов. Потом жадно втягивает воздух в легкие и трет глаза.
        — Видите?  — бесстрастным голосом спрашивает старик.  — Этот мужчина умер, думаю, два дня назад. На прошлой неделе я нашел пятерых. Из них две пары. У нас тут многие выбирают умереть вместе.
        Элспет чувствует, что ее всю трясет.
        — Что вы будете делать с телом?
        Он пожимает плечами.
        — Забирать их приедут, только когда станет теплее.
        — А как же его семья? Они могут искать его.
        — Все возможно.
        Он сует в карман сотовый телефон и выпрямляется. Потом поворачивается, чтобы идти дальше.
        Элспет уже увидела в этом месте все, что хотела. Как она могла находить его прекрасным?
        — Погодите,  — окликает она.  — Я тут кое-кого ищу. Одну молодую женщину, которая живет где-то неподалеку. Чийоко Камамото.
        Мужчина останавливается, но не оборачивается.
        — Вы знаете, где она живет?
        — Да.
        — Отведете меня к ней? Я заплачу.
        — Сколько?
        — А сколько нужно?
        Плечи его поникли.
        — Пойдемте.
        Она отступает в сторону, чтобы пропустить старика, а потом следует за ним обратно к автопарковке.
        На труп она не оглядывается.
        Элспет почти бежит, чтобы не отстать, и в какой-то момент, поскользнувшись, отчаянно молотит воздух руками, умудрившись сохранить равновесие только в самый последний момент.
        Он открывает двойные ворота сбоку здания и исчезает внутри, а через несколько секунд Элспет слышит натужное гудение мотора, который тот пытается завести.
        Вскоре из ворот, кашляя, как астматик, задним ходом выезжает автомобиль.
        — Садитесь,  — коротко бросает старик через окно.
        Понятно, что она его чем-то обидела: то ли тем, что не захотела дойти до места крушения, то ли тем, что упомянула Чийоко.
        Она поспешно забирается внутрь, пока он не передумал. Он выезжает с парковки на дорогу, так же мало обращая внимания на снег и лед на ней, как и водитель такси. Похоже, он едет к краю леса, и вскоре за поворотом она различает припорошенные снегом крыши нескольких деревянных строений.
        Старик замедляет ход, и они тащатся мимо ряда продуваемых всеми ветрами одноэтажных домиков. Она замечает проржавевший торговый автомат, наполовину занесенный снегом трехколесный детский велосипед на обочине дороги, кучу покрытых сосульками дров, сваленных у стены одного из домов. Когда они доезжают до окраины деревни, он поворачивает обратно в сторону леса. Дорога здесь покрыта нетронутым слоем снега  — ни единый след человека или животного не нарушает его поверхность.
        — Здесь кто-нибудь живет?
        Он игнорирует вопрос и жмет на акселератор. Машина неуклюже взбирается на небольшой подъем и останавливается в сотне метров от строения из расслаивающихся досок, которое устроилось в мрачного вида нише на опушке леса. Если бы не покосившаяся веранда, окружающая его, и не закрытые ставнями окна, оно напоминало бы сарай.
        — Это то место, которое вы искали.
        — Чийоко живет здесь?
        Старик цыкает зубом и смотрит прямо перед собой. Элспет стягивает промокшую перчатку и роется в кармане в поисках денег.
        — Аригато,  — говорит она, протягивая их ему.  — Если мне понадобится ехать обратно, могу я к вам…
        — Идите.
        — Я вас чем-то обидела?
        — Меня вы не обидели. Я просто не люблю это место.
        Это говорит человек, который зарабатывает на жизнь тем, что обирает трупы?! Элспет снова начинает трясти. Он берет деньги, и она выбирается из машины. Она ждет, пока машина сдаст назад, напоследок выпустив из выхлопной трубы облако черного дыма. Она с трудом сдерживается, чтобы не крикнуть: «Постойте!» Завывание мотора быстро затихает вдали  — даже слишком быстро, как будто сама атмосфера жадно поглощает каждый звук. Вокруг тихо. Слишком тихо. В каком-то смысле лес выглядел даже более радушно. Где-то в области затылка появляется тревожное ощущение, что за ней наблюдают.
        Она взбирается на деревянное крыльцо перед домом, с облегчением отметив для себя, что пол здесь усыпан окурками сигарет. Следы жизни. Она стучит в дверь. В горле першит, и впервые за много лет она ловит себя на том, что хочет закурить. Она стучит еще раз и решает, что, если ей и сейчас никто не ответит, просто уберется отсюда к чертовой матери.
        Но уже через секунду дверь ей открывает полная женщина, одетая в неряшливое розовое юката. Элспет пытается вызвать в памяти фотографии Чийоко. Она вспоминает невысокого пухленького подростка с тяжелым взглядом и дерзким выражением лица. И думает, что, может быть, только глаза остались теми же.
        — Вы Чийоко? Чийоко Камамото?
        Широкое лицо женщины расплывается в улыбке, и она отвешивает легкий поклон.
        — Заходите, пожалуйста,  — говорит она. Ее английский безупречен и  — как и у старика  — несет на себе следы американского акцента.
        Элспет ступает в узкую прихожую  — воздух здесь такой же морозный, как и на улице,  — и сбрасывает промокшие ботинки, морщась, когда холодное дерево пола кусается через колготки. Ботинки свои она ставит на специальную полку рядом с кроваво-красными шпильками и несколькими парами грязных домашних шлепанцев.
        Чийоко (если это она, потому что Элспет в этом до сих пор не уверена) через дверь жестом приглашает ее в такой же холодный дом, который внутри кажется намного меньше, чем снаружи. Короткий коридор делит его на две зоны, частично закрытые дверьми-ширмами. В дальнем конце Элспет различает что-то наподобие маленькой кухни.
        Она следует за Чийоко за ширму налево и попадает в плохо освещенную квадратную комнатку, пол которой покрыт потрепанной циновкой татами. Посредине стоит грязный низенький столик, вокруг разбросано несколько серых линялых подушек.
        — Садитесь.  — Чийоко жестом показывает в сторону подушек.  — Я принесу вам чаю.
        Элспет делает, как ей сказали, колени ее громко хрустят. Здесь лишь немногим теплее, и в воздухе чувствуется слабый запах рыбы. Кофейный столик перепачкан соусом и засохшей лапшой, похожей на червячков.
        Она слышит приглушенные голоса, а потом какое-то хихиканье. Маленький ребенок?
        Женщина возвращается и приносит с собой поднос с чайником и двумя круглыми чашками. Она расставляет все это на столе и опускается на колени с грацией, которая кажется неожиданной при такой полноте.
        — Вы ведь на самом деле Чийоко, верно?
        Натужная улыбка.
        — Да.
        — Вы и Риу… Что там произошло? Они обнаружили в лесу ваши туфли.
        — Вы знаете, почему нужно снимать обувь, перед тем как умереть?
        — Нет.
        — Чтобы не принести с собой грязь в жизнь после смерти. Вот почему так много привидений без ног.
        Хихиканье.
        Элспет пригубливает чай. Он холодный и горький на вкус. Она заставляет себя сделать еще глоточек, с трудом сдерживая тошноту.
        — Почему вы переехали сюда?
        — Мне здесь нравится. Приезжают посетители. Некоторые приходят, прежде чем уйти в лес и умереть. Влюбленные, которые думают, что ведут себя благородно и возвышенно, что их никогда не забудут. Как будто кому-то есть до этого дело! Они всегда спрашивают меня, должны ли они это сделать. И знаете, что я им отвечаю?  — Чийоко лукаво улыбается уголком рта.  — Я говорю им, чтобы они сделали это. Большинство из них мне что-то приносят  — еду, иногда дрова. Как будто я  — какое-то святилище. Они написали обо мне книги, сложили песни. Есть даже такая серия этих чертовых манга. Вы видели?
        — Да, я видела это.
        Она кивает и кривится в гримасе.
        — О, конечно. Вы же упоминали об этом в своей книге.
        — Так вы знаете, кто я?
        — Да.
        Внезапно Элспет подскакивает на месте, потому что из-за раздвижной двери раздается пронзительный высокий крик.
        — Что это было?
        Чийоко вздыхает.
        — Это Хиро. Уже почти время его кормить.
        — Кто?
        — Ребенок Риу. Мы делали это всего раз.
        Снова хихиканье.
        — Было не очень здорово. Он был девственником.
        Элспет ждет, что Чийоко поднимется и уйдет к ребенку, но она, похоже, не собирается этого делать.
        — Риу знал, что будет отцом?
        — Нет.
        — А это его тело было найдено в лесу?
        — Да. Бедняга Риу. Отаку без своего любимого дела. Я помогла ему сделать то, что он задумал. Хотите, чтобы я рассказала вам, как он ушел? Это хорошая история. Вы можете поместить ее в свою книгу.
        — Хочу.
        — Он сказал, что последует за мной куда угодно. И когда я сказала ему, что хочу умереть, он сказал, что пойдет за мной и в загробную жизнь тоже. Прежде чем мы познакомились, он входил в группу самоубийц в онлайне. Вы знали об этом?
        — Нет.
        — Никто этого не знал. Это было как раз перед тем, как мы начали с ним переговариваться. Он никак не мог решиться на это. Его нужно было подтолкнуть.
        — И, как я догадываюсь, его подтолкнули вы?
        Она пожимает плечами.
        — Это было несложно.
        — А вы? Вы ведь тоже пытались покончить с собой, верно?
        Чийоко смеется и задирает рукава. На запястьях и предплечьях нет никаких шрамов.
        — Нет. Это все выдумки. А у вас никогда не было такого чувства? Как будто вы хотите умереть?
        — Бывало.
        — У всех бывает. Людей останавливает на самом краю страх. Страх неизвестности. Страх того, что мы можем обнаружить в потустороннем мире. Но бояться нечего. Все просто продолжается, дальше и дальше.
        — Что продолжается?
        — Жизнь. Смерть. Мы с Хиро провели много часов, беседуя об этом.
        — Вы имеете в виду своего сына?
        Чийоко насмешливо улыбается.
        — Не говорите глупости. Он всего лишь младенец. Я, конечно же, имею в виду другого Хиро.
        — Хиро Янагида?
        — Да. Хотите поговорить с ним?
        — Хиро здесь? Каким образом это может быть? Он ведь был убит тем морским пехотинцем. Застрелен.
        — Вы в этом уверены?  — Чийоко плавно поднимается на ноги.  — Пойдемте. У вас, должно быть, найдется к нему масса вопросов.
        Элспет встает, затекшие ноги болят от неудобного сидения на полу. Перед глазами все плывет, желудок сжался от спазма, и на мгновение в голове мелькает ужасная мысль, что Чийоко ее опоила. Эта женщина определенно неуравновешенная и если то, что она рассказывала о Риу и приходящих к ней будущих самоубийцах, правда,  — просто опасна. К тому же Элспет не может забыть реакцию старика водителя на это место. Рот наполняется слюной, и она щипает себя за руку, не желая поддаваться этому состоянию. И все проходит. От усталости кружится голова. Она измождена.
        Она следует за Чийоко к еще одной раздвижной двери-ширме по другую сторону центрального прохода.
        — Входите,  — говорит Чийоко, отодвигая дверь достаточно широко, чтобы Элспет могла проскользнуть внутрь.
        Здесь темно, деревянные ставни закрыты. Элспет украдкой оглядывается по сторонам и, когда глаза привыкают к темноте, различает в левой части комнаты детскую кроватку и матрас с горой подушек под окном. Рыбный запах здесь сильнее. Она содрогается, вспомнив видения Пола Крэддока с его умершим братом. Чийоко вынимает из кроватки ребенка, едва начинающего ходить, и малыш тут же обхватывает ее ручками за шею.
        — Мне показалось, вы сказали, что Хиро здесь.
        — Так и есть.
        Прижав ребенка к бедру, Чийоко открывает одну из ставен, впуская в комнату луч света.
        Элспет ошибалась  — на матрасе вовсе не подушки, а прислонившаяся к стене фигура человека, лежащего вытянув ноги.
        — Я оставлю вас наедине,  — говорит Чийоко.
        Элспет ничего не отвечает. Она смотрит на сурработ Хиро Янагида, и тот моргает, но немного медленнее, чем было бы убедительно для человека. Кожа его местами надрезана, одежда поношена.
        — Привет.
        От звука этого голоса  — безусловно, детского голоса  — Элспет вздрагивает.
        — Привет,  — повторяет андроид.
        — Это ты, Хиро?  — говорит Элспет.
        До нее вдруг доходит полнейший абсурд ситуации, в которой она очутилась. Она в Японии. Разговаривает с роботом. Она разговаривает с каким-то проклятым роботом!
        — Да, это я.
        — Можно мне… Можно мне поговорить с тобой?
        — Вы и так со мной говорите.
        Элспет подходит ближе. На его матовой коже видны небольшие коричневые пятнышки. Капельки засохшей крови?
        — Ты кто?
        Андроид зевает.
        — Я  — это я.
        Элспет чувствует ту же разобщенность с действительностью, которую ощущала в мастерской Кендзи Янагида. В голове становится пусто. Она не знает, о чем спросить сначала.
        — Как ты выжил в той катастрофе?
        — Мы сами выбираем такое. Но иногда мы ошибаемся.
        — А Джессика? А Бобби? Где они? Они по-настоящему умерли?
        — Им стало скучно. С ними всегда так. Они знали, чем это закончится.
        — И как же все закончится?
        Он снова моргает, глядя на нее.
        После нескольких секунд молчания Элспет спрашивает:
        — А существует… существует четвертый ребенок?
        — Нет.
        — А что насчет крушения четвертого самолета?
        Голова робота слегка дергается в сторону.
        — Мы знали, что это будет день, чтобы сделать это.
        — Сделать  — что?
        — Прибыть.
        — Тогда… почему дети?
        — Мы не всегда дети.
        — Что это означает?
        Его голова дергается, и он снова зевает. У Элспет складывается впечатление, что оно намекает: сама догадайся, стерва! Когда оно издает звук, похожий на смех, рот его открывается чуть шире, чем нужно бы. Есть что-то знакомое в том, как оно произносит слова. Элспет знает, как это устроено. Она видела съемку того, как камера фиксирует движения мышц лица Кендзи Янагида. Но в комнате нет никаких намеков на компьютер. И… разве для этого не требуется какой-то сигнал? Но ведь здесь сигнала нет, правильно? Для верности она еще раз проверяет свой телефон. Хотя Чийоко может управлять андроидом из другой комнаты.
        — Чийоко? Это вы? Это ведь вы, да?
        Грудь сурработа поднимается и опускается, затем замирает.


        Элспет выбегает из комнаты, шлепая босыми ногами по татами. Она отодвигает дверь в пустую кухню, за которой видна крошечная ванная. В небольшом тазу плавают грязные матерчатые пеленки. Она пятится и открывает ширму в единственную оставшуюся комнату. Лежащий на полу сын Чийоко, который играет с грязной плюшевой зверушкой, смотрит на нее и смеется.
        Она открывает входную дверь и видит стоящую на крыльце Чийоко, вокруг ее головы клубится сигаретный дым. Могла она подстроить это все здесь, пока Элспет рыскала по дому? Она в этом не уверена. Она натягивает ботинки и присоединяется к Чийоко на крыльце.
        — Это были вы, Чийоко? Это вы разговаривали через андроида?
        Чийоко гасит окурок о перила и прикуривает еще одну.
        — Вы правда подумали, что это была я?
        — Да. Нет. Я не знаю.
        Морозный воздух не способствует ясности мыслей, и Элспет уже тошнит от всех этих разговоров загадками.
        — О’кей… Если это были не вы, тогда кто они были  — или есть? Трое, я имею в виду?
        — Вы видели, кто Хиро.
        — Я видела там только чертового андроида.
        Она пожимает плечами.
        — Каждая вещь имеет душу.
        — Так, значит, вот что он такое? Душа?
        — В каком-то смысле.
        «Господи…»
        — Вы не могли бы просто дать прямой ответ?
        Еще одна улыбка, приводящая Элспет в бешенство.
        — Задайте мне прямой вопрос.
        — О’кей… Хиро  — настоящий Хиро  — говорил вам, почему Трое, кем бы там они ни были, пришли сюда и взяли себе тела этих детей?
        — Зачем им нужны для этого какие-то причины или основания? Почему мы охотимся, когда не испытываем недостатка в еде? Почему мы убиваем друг друга из-за всяких пустяков? Почему вы думаете, что им нужна была какая-то более существенная мотивация, кроме как просто посмотреть, что из этого может получиться?
        — Хиро намекнул, что они уже были здесь раньше. Это же я слышала и от дяди Джессики Крэддок.
        Она снова пожимает плечами.
        — Во всех религиях существуют свои пророчества насчет конца света.
        — Ну и что? Какое это имеет отношение к тому, что Трое бывали здесь раньше?
        Чийоко издает странный звук, что-то среднее между вздохом и фырканьем.
        — Для журналистки вы очень плохо умеете додумывать до конца. А что, если они были здесь раньше, чтобы заронить семя?
        Элспет вздрагивает.
        — Исключено. Вы хотите сказать, что они прилетали сюда тысячи лет назад и создали весь этот мир просто для того, чтобы можно было потом вернуться и посмотреть, чем это закончилось? Безумие какое-то.
        — Конечно.
        Все, с Элспет довольно. Она устала буквально до мозга костей.
        — И что теперь?
        Чийоко зевает; у нее не хватает нескольких зубов. Она вытирает рот рукавом.
        — Делайте свою работу. Вы ведь журналистка. Вы нашли то, что искали. Возвращайтесь и расскажите всем, что видели. Напишите статью.
        — Вы действительно полагаете, что мне кто-то поверит, когда я скажу, что разговаривала к каким-то чертовым андроидом, в которого… вселилась душа одного из Троих?
        — Люди поверят в то, во что хотят верить.
        — А если они на самом деле поверят… Тогда они подумают… Они скажут…
        — Они скажут, что Хиро  — бог.
        — А он бог?
        Чийоко пожимает плечами.
        — Шиката га наи,  — отвечает она.  — Какая разница?
        Она гасит окурок о перила и заходит в дом.
        Элспет еще несколько минут стоит в шоке, а затем, не видя других вариантов, застегивает куртку и уходит.



        Как это начинается

        Памэла Мэй Доналд лежит на боку, глядя на мальчика, который мечется вместе с другими среди деревьев.
        — Помоги мне,  — хрипит она.
        Она шарит в поисках своего телефона. Он должен быть где-то в ее поясной сумке, она в этом уверена. «Давай, давай, давай…» Ее пальцы нащупывают его, она почти берет его… «Он совсем близко, ты можешь это…» Но она, похоже, не полностью… С ее пальцами что-то не так. Они не работают, они онемели, они мертвы и больше ей не принадлежат.
        — Снуки,  — шепчет она, а может быть, ей только кажется, что она произносит это вслух.
        Как бы там ни было, это единственное слово, которое приходит ей на ум, прежде чем она умирает.
        Мальчик приближается к ней, на цыпочках переступая через корни деревьев и обломки самолета. Он смотрит сверху вниз на тело Памэлы Мэй Доналд. Она умерла. Испустила дух, прежде чем успела набрать сообщение. Он разочарован, но такое случалось и раньше. В любом случае, эта игра начинает ему надоедать. Они все надоедают. Не важно. Все всегда заканчивается одинаково.
        Он приседает на корточки и обхватывает руками колени. Его бьет озноб. Уже можно различить гул приближающихся спасательных вертолетов. Ему всегда очень нравится, как его поднимают лебедкой на борт вертолета.
        Но в следующий раз он сделает все по-другому. И, похоже, он уже знает, как именно.