Кровь изгнанника Брайан Наслунд
        Драконы Терры #1
        Бершад Безупречный - лучший драконьер на всей Терре. А также - «сын предателя Леона Бершада. Бывший наследник Заповедного Дола и провинции Дайновая Пуща. Бывший жених принцессы Эшлин Мальграв. Бывший полководец Воинства Ягуаров. Нрава буйного, легко ярится, в гневе жаждет крови. Изгнан за кровавое побоище в Гленлокском ущелье». Осужденный королевским правосудием биться с огнедышащими рептилиями, он до сих пор не потерпел ни одного поражения, и на его счету невероятные шестьдесят пять побед. Но однажды король Альмиры Гертцог Мальграв I повелевает Бершаду вернуться в столицу Незатопимая Гавань, куда осужденным на драконьерство доступ запрещен под страхом немедленной смерти. У Мальграва есть для Бершада особое поручение, и у принцессы Эшлин, посвятившей себя изучению драконов, - тоже…
        Впервые на русском - «возможно, лучший дебют в жанре темной фэнтези со времен „Ведьмака“ Сапковского» (Grimdark Magazine).
        Брайан Наслунд
        Кровь изгнанника. Драконы Терры. Книга 1
        Отцу и матери, которые научили меня письму
        Brian Naslund
        BLOOD OF AN EXILE
        
        Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, Liza Dawson Associates (США) при содействии агентства Александра Корженевского (Россия).
        

* * *
        Часть I
        Обо мне будут рассказывать всякие небылицы. Слушайте, наслаждайтесь и не спрашивайте, что было на самом деле. Правда вам не понравится.
        Сайлас Бершад
        1
        Джолан
        В день драконьерства Джолан проснулся за час до рассвета и начал собирать все необходимое: два мотка кетгута, три разновидности целебного мха, кувшин кипяченой воды, два бурдюка очищенной картофельной водки, шесть лубков, ножницы, опиум, ножи и - на случай, если сегодня Бершад все-таки встретит смерть, - белую ракушку, чтобы положить покойнику в рот, и тогда его душа отыщет море.
        Джолан трудился размеренно, брал с полок нужные вещи и, как полагалось, раскладывал их по бесчисленным кармашкам и отделениям большой кожаной сумы. Вдоль стен аптекарской лавки стояли два шкафа - высокие, от пола до самого потолка. На полках шкафов теснились десятки склянок со всевозможными мазями, бальзамами, заспиртованными внутренностями животных и припарками из мха. Джолан и его наставник - алхимик Морган Моллеван - старательно собирали все это в лесах и полях или выращивали требуемые растения в теплице на задах дома. В больших сосудах на самой верхней полке хранились только ядовитые красные улитки-катушки. Они в великом множестве расплодились на берегах реки, и местный барон, Креллин Нимбу, велел Моргану отыскать противоядие. Морган с Джоланом долгие годы изучали улиток, но противоядия так и не нашли.
        С восходом солнца аптекарская лавка наполнялась радужным светом, потому что солнечные лучи преломлялись в стеклянных пузырьках, где хранились плоды неудачных опытов.
        Джолан подставил складную лесенку к верхней полке. Там, подальше от любопытных глаз, стоял деревянный ларчик с божьим мхом, запертый на замок. Местные жители побаивались Моргана и не стали бы грабить лавку алхимика, но бродячие воры ничем не гнушались, а божий мох был весьма ценным лекарством.
        Напоследок Джолан занялся костепилкой, которой требовался тщательный уход. Выложив длинное полотнище пилки на деревянный стол в центре комнаты, Джолан внимательно осматривал, правил и точил каждый зубец. Как-то раз очередной драконьер, посетивший Выдрин Утес, угодил в драконьи лапы, и гигантский ящер в клочья разодрал ногу бедняги. Моргану пришлось ее отпиливать, и он так громко костерил плохо заточенный инструмент, что заглушал отчаянные вопли изувеченного неудачника. Нет, Джолан больше никогда не допустит такой ошибки.
        Гордясь своей предусмотрительностью, он начал править последний зубец костепилки, но тут из спальни на втором этаже спустился Морган в сером балахоне и с целительными рукавицами за поясом. Рукавицы служили для ускоренного сращивания кровеносных сосудов и внутренних органов смертельно раненного человека. Морган пользовался ими лишь в дни драконьерства.
        Такие же рукавицы носили военно-полевые лекари, но после баларского нашествия в Альмире уже тридцать лет никаких сражений не было.
        - Где кофе? - нахмурился Морган, тряхнув иссиня-черной взлохмаченной шевелюрой. К немалому удивлению Джолана, алхимик, способный пять часов подряд тщательно отмерять целебные зелья при свете свечей, не мог запомнить, что по утрам следует причесываться.
        Джолан уныло уставился на нерастопленный очаг у противоположной стены, будто пытаясь сотворить кофе взглядом. Варка кофе по утрам была главной обязанностью Джолана с первого дня ученичества. А вот сегодня он слишком долго провозился с костепилкой.
        - Я… мне надо было выправить пилу, поэтому…
        - Ладно, брось. Время поджимает. И часа не пройдет, как Бершад выйдет драконьерствовать. Бери вещи, - велел Морган и вышел из дома, оставив дверь распахнутой.
        Джолан аккуратно вложил костепилку в боковой чехол сумы, пристроил на плечи широкие кожаные ремни и последовал за лекарем, горбясь под тяжестью груза. Моргана он догнал шагах в тридцати от дома.
        - Почему дракона лучше убивать рано утром? - спросил Морган - в дурном настроении он любил проверять знания ученика.
        - Потому что по утрам драконы вялые и неповоротливые, еще не согрелись на солнце.
        - А зачем им греться на солнце?
        - Драконы - крупнейшие из известных рептилий. Они холоднокровные, как и все пресмыкающиеся, так что для подвижности им требуется внешний источник тепла. Поэтому большинство драконов не набирают полной силы до девяти, а то и до десяти часов утра, и раньше этого времени летать не могут или не хотят.
        - А бывают ли исключения из этого правила?
        - Одно-единственное, - сказал Джолан. - По неизвестной причине призрачные мотыльки способны согревать свою кровь изнутри.
        Морган выразил свое одобрение коротким кивком.
        - А почему мне необходим утренний кофе?
        Сообразив, куда ведут расспросы, Джолан замялся, но все-таки ответил:
        - Кофейные зерна возбуждают деятельность мозга, позволяют человеку думать яснее и быстрее. Они также влияют на работу прямой кишки, создавая потребность…
        - Гвардейцы и грубияны с мечами могут дурманить себе головы вином, - оборвал его Морган. - У них одна забота - как бы пробить чей-то череп. А для нас мысль - единственное оружие. - Он взглянул на Джолана. - Ум - наша защита. Затверди это накрепко.
        - Да, мастер Моллеван.
        Они молча шли по извилистой лесной тропе к городу, но Джолан понимал, что Морган намерен продолжить разговор. У алхимика была привычка нервно сжимать кулаки, когда он собирался сказать что-то неприятное.
        - Хорошо, что ты выправил костепилку, - неохотно произнес Морган (других извинений ожидать не стоило). - Сегодня она нам наверняка пригодится, хоть драконьерствует и Бершад Безупречный.
        - А он правда непобедим? - спросил Джолан.
        - Насколько мне известно, слава легендарных героев весьма преувеличена. - Помолчав, алхимик добавил: - И все же Сайлас Бершад - лучший драконьер в Терре. Вряд ли рассказы о его подвигах основаны на чистых выдумках.
        Слова Моргана прозвучали сухо, но было понятно, что ему, как и самому Джолану, не терпится увидеть, как драконьерствует Бершад Безупречный.
        Аптекарская лавка находилась в двух лигах от Выдрина Утеса. Деревенские жители не доверяли целителям-алхимикам, их стеклянным пузырькам и тщательно отмеренным зельям, а предпочитали молиться местным глиняным божкам и, надеясь на лучшее, лунными ночами приносили в жертву коз. Тем не менее, когда боль становилась невыносимой, селяне мчались в аптекарскую лавку за лекарством.
        К немалому удивлению Джолана, чесоточная сыпь и зубная боль с легкостью развеивали самые прочные религиозные убеждения.
        На деревенской площади уже толпились люди - человек тридцать. Похоже, все местные крестьяне и ремесленники бросили свои занятия и пришли поглазеть, как драконьерствует Бершад Безупречный. В ожидании зрелища люди переходили с места на место, переговаривались, и в холодном утреннем воздухе изо ртов вырывались облачка пара. Бершад Безупречный пока не появлялся.
        - Как я погляжу, не только мы припозднились, - сказал Морган. - Наверняка он еще не проспался. Небось вчера напился вусмерть, как и всякий драконьер перед схваткой. Сходи-ка проверь.
        Джолан кивнул и пошел к постоялому двору. Для этого пришлось перебираться через мелкую речушку, прилагая все усилия, чтобы не повредить глиняных истуканов, усеивавших берег. Все обитатели Терры знали о странной привычке альмирцев лепить из глины изображения местных богов. Джолан обошел одно изваяние - человеческая фигурка в локоть высотой, покрытая зеленой рыбьей чешуей. Вместо носа у божка красовался вороний клюв, а из головы торчали черные перья. Чуть поодаль стоял еще один истукан, с речной галькой на месте глаз, облепленный ивовой корой, утыканный звериными костями и с выдриным хвостом позади.
        У каждого жителя Альмиры был особый тотемный кошель, где хранилась всякая всячина, якобы обладающая волшебной силой, - палочки, листья, камешки, обрывки звериных шкур и прочее. Любой альмирец мог наскоро соорудить нужную фигурку, чтобы вымолить у божества хороший урожай, безопасный переход через бурную реку или здоровье новорожденному младенцу.
        Перед битвой у каждого солдатского шатра стоял глиняный болванчик с куском стали.
        Джолан утратил веру в могущество богов через неделю после того, как стал учеником Моргана. Алхимик так уверенно смешивал целительные снадобья из корешков, трав и мхов, а потом добавлял к ним всяческие зелья, усиливающие лекарственное воздействие, что всецело полагаться на глиняных истуканов было глупо.
        Однако же Джолан до сих пор лепил божков, украдкой от Моргана, - так, на всякий случай. От привычки трудно отказаться.
        Глиняные фигурки вот уже много месяцев усеивали речной берег у деревни. Божков было великое множество, потому что в верховьях реки свирепствовала странная хворь. Местных жителей мучили язвы, судорожные припадки и кошмарные сновидения. Зараза постепенно распространялась вниз по течению и поражала деревни одну за другой. Обитатели Выдрина Утеса винили в этом лесных демонов, поэтому для защиты каждый день лепили все новых и новых болванчиков, надеясь, что боги смилостивятся и не позволят злобным духам выбраться из воды на берег.
        Джолан знал, в чем дело. Причиной хвори были ядовитые красные улитки, расплодившиеся в верховьях реки. Морган искал от них противоядие. Однако человека, который дважды в день бьется в судорогах, а ночью страдает от кошмаров, невозможно убедить, что в его мучениях повинны какие-то улитки, а не демоны.
        Так что пусть себе лепят своих глиняных болванчиков. Моргану нужно было как можно быстрее найти противоядие. По подсчетам Джолана, времени почти не оставалось - к концу лета хворь доберется до Выдрина Утеса.
        Джолан вошел на постоялый двор. Там никого не было. Трактирщик за стойкой возился с бочонком вина. Именно для этого унылого и чахлого уроженца Выдрина Утеса три недели назад Джолану пришлось готовить особое мыло, чтобы избавить бедолагу от лобковых вшей. Разумеется, в альмирском захолустье страдали не только от демонической чесотки и судорог.
        - А где драконьер? - спросил Джолан.
        Не оборачиваясь и не прекращая возни с бочонком, трактирщик мотнул головой влево. Джолан вгляделся в дальний конец трактира. Там, за столом, крепко спал какой-то тип, уронив голову на вытянутые руки.
        - Он, что ли? - уточнил Джолан.
        - Он самый, - ответил трактирщик. - Всю ночь бухал, а час назад отрубился.
        Джолан подошел к столу. Хотя спящий сгорбился над столешницей, ясно было, что он высокого роста. В остальном он напоминал бродягу-попрошайку, а не легендарного драконьера. Лицо закрывала темная копна спутанных волос, заплетенных в сальные косички, унизанные серебряными кольцами. Черная шерстяная рубаха и штаны были штопаны-перештопаны и усыпаны заплатками. Джолан хотел встряхнуть его за плечо, но тут драконьер спросил, чуть шевельнув губами:
        - Который час?
        - Уж с полчаса, как рассвело. - Джолан изумленно разглядывал пьянчугу, не веря, что это и есть Бершад Безупречный - знаменитейший драконьер Терры.
        Странный тип медленно согнул руку в локте и, опершись на столешницу, поднялся из-за стола. Осоловелые зеленые глаза налились кровью. Колечки в косах, вдавившиеся в кожу за время сна, оставили на лбу и щеках крохотные вмятины. Грубые черты смуглого лица ничем не напоминали идеализированный образ отважного победителя драконов, восславляемый в поэмах и балладах. На вид драконьеру было где-то между тридцатью и сорока, точнее не скажешь. Ясно было, что жилось ему не сладко.
        Однако же синие татуировки на щеках ни с чем не спутаешь.
        Приговоренных к драконьерству метили одним и тем же клеймом - на обеих щеках татуировали по синему прямоугольнику. Тех, кто пытался уклониться от исполнения долга, проводил ночь в настоящей кровати или был замечен в дне пути от Незатопимой Гавани, столицы Альмиры, ждала смертная казнь. В разных краях Терры были свои обычаи, но драконьеров повсюду объявляли изгоями и лишали всех удобств привычной жизни.
        - Ты - Бершад Безупречный? - недоверчиво осведомился Джолан.
        - Я - Бершад Хмельной и Запоздалый, - буркнул тот. - Где Роуэн?
        - А кто это?
        - Тот, кто меня обычно будит. Он, а не какая-то приблудная мелюзга. - Бершад распрямился в полный рост, рыгнул, качнулся, едва не плюхнувшись на лавку, но каким-то чудом все же двинулся к двери.
        Как только Бершад вышел из трактира, в толпе раздались приветственные крики. Драконьер окинул собравшихся равнодушным взглядом, а потом заметил под серым безлистым деревом человека, который пристраивал два длинных копья к ослиному боку.
        - Эй, Роуэн! - гаркнул Бершад. - Ты что, вздумал порешить долбаного дракона в одиночку, лишь бы меня не будить?
        Роуэн, не торопясь, потуже закрепил копья и ласково потрепал осла по морде. Сам Роуэн был приземист и коренаст, в волосах и в косматой бороде сквозила проседь, но руки у него были длинные и жилистые, с толстыми запястьями и огромными ладонями; на костяшках пальцев чернели волоски. Люди с таким телосложением становятся либо хорошими земледельцами, либо отличными бойцами, это уж как жизнь повернется.
        Глядя, как Роуэн готовит снаряжение драконьера, Джолан сообразил, что перед ним - так называемый «треклятый щит», оруженосец Бершада Безупречного. Каждому драконьеру давали в услужение человека из низов, который помогал выслеживать и убивать драконов. Если дракон убивал драконьера, то оруженосца тоже предавали смерти. Треклятыми щитами обычно становились преступники или те, кому было нечего терять. Джолану стало любопытно, как Роуэн попал в оруженосцы.
        Роуэн обернулся к Бершаду:
        - Нет, я хотел, чтобы ты проспался после вчерашнего загула. Ну как, очухался? У меня все готово. - Он махнул рукой на восток: там, среди холмов, три недели назад обосновался дракон.
        Бершад шмыгнул носом, сплюнул и зашагал по тропе на восток. Роуэн повел осла следом. Мастер Морган направился за ними, и Джолан припустил вдогонку. Деревенские поначалу растерялись, но затем шумною толпой двинулись в том же направлении, не желая пропустить увлекательное зрелище.
        Разумеется, если Бершаду удастся победить дракона, то жителям деревни достанется знатная пожива.
        К поясу Бершада был приторочен длинный кинжал странного вида: расширенный конец клинка загибался внутрь, а рукоять походила на корявое корневище, оплетенное полосками акульей кожи так, что, несмотря на необычную форму, держать его было удобно.
        - Это клинок из драконьего клыка? - спросил Джолан у Моргана.
        - Да.
        - Интересно, он его сам сработал? - не унимался Джолан. - Говорят, их очень сложно переплавлять, вроде бы потому, что кальций легко размягчается, а мало кто умеет подобрать нужную температуру. Вдобавок…
        - Подумай-ка лучше о живом драконе, а не о клыках мертвого, - напомнил ему Морган.
        Джолан умолк, сообразив, что Морган не желает продолжать разговор.
        - Как тебя зовут, алхимик? - немного погодя спросил Бершад.
        - Морган Моллеван, из Паргоса.
        - Ишь как тебя далеко от дома занесло, - хмыкнул Бершад.
        - Нас всех далеко от дома занесло, барон.
        Моргану было вовсе не обязательно, точнее, и вовсе не следовало именовать Бершада этим титулом - драконьеров лишали всех званий и отличий, но целитель часто поступал не так, как следовало, а Джолан никогда не мог понять почему.
        - Скажи-ка мне, Морган Моллеван из Паргоса, - продолжил Бершад, - известны ли тебе случаи, когда изувеченный человек делал бы что-нибудь невероятное?
        - Невероятное? - переспросил Морган, рассеянно приглаживая встрепанные космы. - Однажды я ампутировал ноги прокаженному, чтобы спасти ему жизнь, а спустя час он бегал на руках, да так ловко, будто родился безногим. Он с удивительной быстротой привык к потере конечностей, наверное, потому, что нервные окончания в ногах уже отмира…
        - Нет-нет, - прервал его Бершад. - Я имею в виду нечто такое, что невозможно объяснить. Например, чудесное исцеление от смертельной раны?
        - Лекари во многом полагаются на счастливый случай, - сказал Морган. - Бывает, что людям везет, но вот с воистину чудесным исцелением я еще не сталкивался. Насколько мне известно, всему можно найти объяснение.
        - Понятно.
        - А почему ты спрашиваешь?
        Бершад сплюнул в папоротники с правой стороны тропы и попросил:
        - Лучше расскажи про дракона.
        Походка драконьера изменилась, стала уверенной и четкой. Мутные, налитые кровью глаза прояснились. Даже не верилось, что еще четверть часа назад он в пьяном забытьи спал на столе.
        Обычно похмелье так быстро не проходит.
        - Это шипогорлый верден. Самец. Молодой, но крупный, вполне зрелый. Объявился в прошлое полнолуние погреться на скальных плитах предгорья. Как начинается Великий перелет, здесь по весне всякий раз останавливаются один-два дракона, а потом улетают дальше на восток. Злобные твари.
        - Они просто стараются выжить, как и мы. Набить брюхо, согреться. Для драконов мы - злобные твари с вилами и копьями.
        Морган удивленно изогнул бровь:
        - Вот уж не думал, что ты у нас философ.
        - Я полон неожиданностей, - заявил Бершад, почесывая бороду. - Через месяц ваш верден отсюда уберется.
        - Верно, - кивнул Морган. - Вот только каждый день он травит стада, того и гляди доберется до деревни. Выдрину Утесу и без драконов хватает бед, а коль скоро в наши края забрел драконьер, то…
        - Я не виню тебя за призыв о помощи, - сказал Бершад. - И не отказываюсь от битвы. Просто напоминаю, что дракон вскорости улетит. Так что если он со мной расправится, дальнейшей помощи можно не просить. А что еще тебе о нем известно?
        - Местный свекловод, видевший дракона вблизи, рассказывал, что ящер одноглазый. На месте второго глаза - шрам.
        - Что, его уже кто-то пытался сбороть?
        - Видно, кто-то пробовал, да промахнулся. Но глаза лишил.
        - Зато он сразу поймет, что я задумал, - вздохнул Бершад.
        - Шипогорлые вердены не отличаются умом и сообразительностью. Может, он уже не помнит, что случилось.
        Бершад хмыкнул, задумался, но ничего не сказал.
        Они шли уже почти час - Бершад, Роуэн, осел, мастер Морган, Джолан и шумная толпа крестьян, разительно отличавшихся от предусмотрительных, осторожных охотников.
        Кто из жителей деревни требовал ускорить шаг, кто - замедлить ход, кто опасался приближаться к логовищу дракона, однако же никто не выказывал намерения поворачивать назад.
        Выйдя из леса, Бершад остановился, окинув взором широкое поле жухлой пшеницы, уходящее к скальным плитам предгорья Зеленый Клык. По обоим краям поля высились дубы и сосны с замшелыми стволами, земля поросла густым кустарником.
        - Тут, что ли? - спросил Бершад.
        - Дракон устроил логовище в дальнем конце поля, - пояснил мастер Морган. - Прорыл лаз на стыке двух скальных плит, там и ночует, а днем рыщет по окрестностям. На этом поле еще недавно паслись сотни овец.
        - Да, фиг к нему подберешься, - пробормотал Роуэн.
        - Точно, - кивнул Бершад. - Давай готовься.
        Роуэн освободил осла от навьюченной на него ноши, опустил на землю дубовый сундук, открыл его и начал извлекать оттуда части доспехов, передавая их Бершаду. Драконьер сам затягивал ремни и застегивал пряжки. Оба так четко и споро справлялись с работой, не делая лишних движений и не тратя слов, что было ясно - они проделывали это сотни раз. Бершад надел длинную черную кольчугу, легкий чешуйчатый нагрудник цвета лесного мха, поножи, перчатки, наплечья со вшитыми в них тонкими полосами стали и небольшой латный нашейник.
        В поэмах и балладах начищенные латы воина всегда ярко блестели, а само облачение в доспех представлялось священным ритуалом, исполненным достоинства и чести. Воины защищали Альмиру; бароны или даже сам король велели этим отлично обученным конным бойцам защищать державу мечом. Простой люд считал воинов героями и светочами доблести и славы, а альмирская знать набирала их в личную гвардию, чтобы удерживать власть в своих владениях.
        Но Бершад Безупречный не был ни воином, ни бароном. Его лишили этих званий. Теперь он облачался в доспех с вымученным тщанием старухи, доящей корову.
        Роуэн, встав за спину Бершада, потуже затянул пару ремней.
        - Что толку от этого легкого доспеха в битве с драконом? - шепнул Джолан Моргану, разглядывая тонкий нагрудник и кольчугу.
        - Верно, от него не будет толку, - признал целитель. - Вот только полная броня все равно не защитит от драконьих клыков и когтей, а вдобавок она гораздо тяжелее.
        Джолан понимающе кивнул, но подумал, что, если бы ему пришлось сражаться с драконом, он предпочел бы делать это в полной броне.
        Последней частью облачения была маска. В бою альмирские воины всегда закрывали лицо маской из дерева и кожи, изображавшей какое-нибудь божество. Драконьеров лишали земельных владений и всего имущества, но Бершаду позволили сохранить его маску - угольно-черную оскаленную морду ягуара с окровавленными клыками.
        Воины обычно предпочитали звериные маски, особенно в бою, где трудно отличить союзников от врагов, но Джолан видел и другие - свирепые фантастические лики, сделанные из гнутых костей и узловатой древесины. Безымянные альмирские боги не подчинялись никаким правилам.
        Маска крепилась к черному полушлему, прикрывавшему голову. Бершад закрыл лицо маской, поправил шлем. В широких прорезях шлема по-кошачьи светились бледно-зеленые глаза драконьера. От вида маски Джолана замутило, совсем как однажды поздней ночью, когда он возвращался в аптекарскую лавку и, услышав странный шорох в кустах, долго убеждал себя, что это лиса, а не какой-нибудь воображаемый лесной демон.
        Роуэн снял с осла два копья с ясеневыми древками и протянул их Бершаду, который удовлетворенно взвесил их на руке. Потом из седельной сумы оруженосец достал военный рог из слонового бивня. Рог был размером с грудную клетку ребенка, с пеньковой веревкой, закрепленной на двух крючках. Роуэн проверил, нет ли трещин на восковой насадке мундштука, и швырнул рог Бершаду. Драконьер повесил рог на плечо.
        Джолан присутствовал всего при трех драконьерских боях, причем дракон всегда оставался победителем. Каждый драконьер приступал к делу чуть иначе, но рогом пользовались все. Звук рога из слонового бивня вызывал зуд в ушах драконов почти всех пород и выманивал их из логовища в превеликом раздражении. Первый драконьерский бой Джолан видел десятилетним мальчуганом. Драконьеру выпала эта участь за набег на деревню во владениях тогдашнего королевского любимца, - впрочем, подобные поступки и без того обеспечивали синие прямоугольники на щеках. Бедолага облачился в латную броню, сел на осла и затрусил кругами, трубя в рог, будто созывая на помощь своих бывших соратников.
        Однако же незадачливый драконьер замешкался. Дракон выцепил его из седла, взлетел на тысячу локтей в небо и швырнул обидчика на скалы, расколов его, как чайка устрицу.
        - А почему бы драконьеру не залезть в драконье логовище ночью? - спросил Джолан Моргана, когда они несли труп в аптекарскую лавку, где целитель собирался изучить и взвесить внутренние органы несчастного; Морган проделывал это регулярно, и его заметки о печени занимали почти двести страниц.
        - Таких смельчаков хватает, - ответил Морган. - Но драконы устраивают хитроумные логовища - настоящие лабиринты с тупиками и ложными проходами. Приходится полночи искать, где именно спит дракон, а потом оказывается, что он уже не спит, потому что эти твари всегда чуют непрошеных гостей. Так что ночная вылазка в логовище дракона так же смертельна, как попытка забраться в его брюхо. Вдобавок гораздо приятнее расставаться с жизнью не в темном подземелье, а на свежем воздухе, при свете дня.
        Бершад шагнул на поле, пристально вглядываясь под ноги, и пару раз пнул землю носком сапога, расшвыривая мягкие комья чернозема.
        - Камень дать? - спросил Роуэн.
        - А то.
        Роуэн кивнул и извлек из седельной сумы белый булыжник размером с кулак. Несмотря на небольшую величину камня, все мышцы на руке оруженосца напряглись. Странный булыжник был зачем-то просверлен насквозь. Роуэн передал его Бершаду. Драконьер с видимым усилием сжал камень.
        - Ты уж постарайся уцелеть, - шутливо напутствовал Роуэн.
        Бершад хмыкнул и повернулся к Моргану:
        - Даже ради спасения моей жизни не смей от меня ничего отрубать. Если дело худо, дай мне опиума и позволь умереть с улыбкой на лице. И с видом на чьи-нибудь сиськи.
        Драконьер вытащил из-под нагрудника сине-желтую ракушку, потер ее и снова спрятал у сердца, а потом решительно зашагал к логовищу дракона.
        Несмотря на то что Бершад облачился в доспехи, нес в одной руке два копья, а в другой - тяжелый камень, а вдобавок всю ночь пьянствовал, двигался он легко и быстро. Шагах в сорока от логовища он остановился, вонзил копья в землю и начал расхаживать туда-сюда, глядя под ноги, будто что-то искал. Минуты через две он опустил странный булыжник на выбранное место и осторожно подтолкнул его сапогом.
        Потом вернулся к копьям, выдернул одно, сдвинул с лица маску и поднес рог к губам.
        Бершад протрубил лишь один раз, но протяжно - сначала тихо, а потом все громче и громче. Звук рога раздавался на одной ноте долго, словно бы несколько минут, до тех пор, пока откуда-то из-за гор не донесся пронзительный визг. Бершад отбросил рог в сторону, закрыл лицо маской и взял копье наизготовку. Дракон проснулся.
        В ясное утреннее небо взмыл фонтан щебня и мелких камней. Жители деревни дружно ахнули. Камни градом сыпались вокруг Бершада, но он даже не моргнул, просто стоял среди поля, будто пугало в латах. Все на миг стихло, а потом к небу поднялся еще один камнепад.
        А вместе с камнями к полю стрелой вылетел и зеленый дракон, круша хвостом утесы. Даже со сложенными крыльями ящер был размером с большую телегу. Затаившись за огромным валуном на краю поля, он настороженно разглядывал Бершада. Единственный пламенеющий глаз дракона был хорошо виден даже на расстоянии. Алые шипы, утыкивающие драконье горло, подрагивали от ярости.
        Бершад воткнул древко копья в просверленный булыжник и нацелил острие в небо.
        Все сказания о Бершаде Безупречном утверждали одно: драконьер сражался, будто демон, а ящер трусливо уворачивался. Говорили, что Бершад убивал драконов одним броском копья, а потом с торжествующим смехом мочился на их трупы.
        На самом деле все происходило иначе.
        Джолан не успел моргнуть, как дракон стремительно взвился в небо - откуда только силы взялись в такую рань. Бершад присел на корточки, обеими руками обхватив древко копья. Дракон метнулся к противнику, вытянув когти и разинув громадную пасть с острыми черными клыками.
        В последний миг Бершад отскочил, а дракон врезался мордой в землю, вздымая тучи соломы и чернозема. Копье куда-то исчезло, но ящер забился в судорогах, свирепо молотя хвостом по земле.
        Бершад медленно поднялся, а затем стремглав понесся прочь через поле, отчаянно работая руками и срывая маску на бегу.
        Джолан ожидал, что лицо драконьера исказится испуганной гримасой, как у тех, кому мастер Морган собирался отрезать руку или ногу. Однако же лицо Бершада сияло дикой радостью. Джолан в жизни не видел ничего подобного.
        Радость оказалась быстротечной.
        Дракон завертелся кругом и, махнув хвостом, как плетью, задел левую ногу Бершада. Удар подбросил драконьера в воздух и закружил, будто монетку. Бершад пролетел шагов пятнадцать, рухнул на землю и больше не двигался. Дракон лизнул поле и принюхался.
        Джолан вгляделся в дракона: из единственного глаза ящера торчало древко копья с надетым на него белым булыжником, глубоко вонзившееся в глазницу.
        - Не может быть… - прошептал Джолан.
        - Много чего не может быть до тех пор, пока кто-то этого не сделает, - сказал Морган.
        По морде и по шее дракона стекала густая оранжевая жижа. Ящер, ставший каким-то жалким, неуверенно отступил к логовищу, несколько раз споткнулся, а потом повалился наземь. И замер. На миг на поле воцарилась жуткая, призрачная тишина, а потом из чащи на севере донеслись веселые птичьи трели.
        - Джолан! - гаркнул Морган. - Пойдем.
        Стряхнув оцепенение, Джолан двинулся в поле вслед за целителем. Морган шел не торопясь - не хотел, чтобы учащенное сердцебиение стало помехой срочному хирургическому вмешательству, но Джолан бегом преодолел последние несколько шагов, чтобы разложить на траве ножи. Бершад лежал в беспамятстве, лишь под чешуйчатым доспехом мерно вздымалась и опадала грудь.
        Жив.
        - Левое бедро и ребра, - сказал Джолан, когда Морган присел на корточки рядом с ним.
        Целитель схватил скальпель, быстро перерезал четыре ремня на доспехе Бершада, снял нагрудник и приподнял кольчужное полотно.
        - Что видишь? - спросил он Джолана.
        Джолан осмотрел рану - бедро и ребра драконьера опухли, на животе виднелись неглубокие порезы - там, где нагрудник вдавил кольчугу в кожу. На бедре зияла круглая рана - тонкий шип драконьего хвоста пронзил кольчугу, но, по счастью, не задел кости и артерии.
        - Жить будет. Несколько сломанных ребер, хотя в целом грудная клетка не повреждена. Рана на бедре глубокая, но не опасная. Отделается хромотой.
        Морган кивнул:
        - Значит, тебе надо все обеззаразить, наложить швы и перебинтовать. А я осмотрю дракона, пока крестьяне до него не добрались.
        Джолан приготовил целебную мазь для раны на бедре Бершада, смешав в стеклянном флаконе несколько разных трав и щепотку божьего мха, добытого Морганом из заброшенного драконьего логовища в Дайновой пуще. Божий мох обладал превосходными целительными свойствами, но считался весьма дорогостоящим снадобьем, и Морган наверняка строго распек бы Джолана, поскольку в котомке лекаря хранились как минимум три обеззараживающих средства подешевле. Однако же Джолан решил, что лучший драконьер Терры заслуживает наилучшего обращения. Он добавил во флакон немного дистиллированной воды и размешал, превращая смесь в мазь, а потом плеснул на рану Бершада картофельной водки из бурдюка.
        Драконьер поморщился, но не очнулся.
        Джолан отставил бурдюк в сторону, нанес мазь на рану и начал вдевать кетгут в игольное ушко. Поднеся иглу к коже, он замер от неожиданности: рана затягивалась на глазах, словно какой-то невидимый ученик лекаря сидел напротив и сшивал ее края.
        - Не может быть… - снова пробормотал Джолан. Он не раз видел, как Морган пользовался божьим мхом для лечения ран, но ничего подобного никогда не происходило.
        - Осторожнее, малец, - пробормотал Бершад, приходя в себя. В его глазах блеснул странный огонек. - Излишняя наблюдательность опасна для здоровья. - Он вытер мазь с раны, протянул руку, схватил ивовый лубок и обернул вокруг бедра.
        Джолан хотел было расспросить Бершада, в чем дело, но краем глаза заметил какое-то движение. Левый коготь дракона чуть подрагивал. Тем временем Морган сосредоточенно рассматривал складки кожистых крыльев шипогорлого вердена. Когда дракон задвигался, целитель чертыхнулся и отступил на несколько шагов, удивленно и сердито, будто ни с того ни с сего взбрыкнула его любимая лошадь.
        Одним взмахом когтя дракон снес Моргану голову.
        Кровь хлынула струей, обезглавленное тело подергивалось. Приподнявшись на задних лапах, дракон взревел. За спиной Джолана послышались сдавленные крики, а потом истошные вопли: деревенские смельчаки стремглав удирали с поля. Поначалу Джолан оцепенел, а потом бросился между Бершадом и драконом.
        Он лихорадочно рылся в карманах, пытаясь отыскать ракушку, чтобы сунуть ее в рот, но так и не нашел.
        Земля загудела от удара, когда дракон припал на передние лапы, а потом неуверенно двинулся к Джолану. Оранжевая кровь все еще сочилась из-под копья, застрявшего в глазнице. Дракон принюхался - раз, другой, раздувая влажные ноздри.
        Джолан был образованным человеком. Он не верил ни в богов, ни в демонов и не придавал особого значения гигантским ящерам, водившимся в Терре. Они были всего-навсего животными - дикими, опасными и необычайно сильными. Однако же в этот миг ему почудилось, что дракон пытается поведать ему какую-то тайну.
        Мимо левого уха Джолана просвистело копье и с такой силой вонзилось в дракона, что пробило череп насквозь. Из дыры в драконьем затылке вылетела струя крови и осколки костей. Драконья шея запрокинулась от удара, а сам ящер обмяк и издох у ног Джолана. Обернувшись, Джолан увидел, что Бершад на ногах - покачивается, но стоит.
        - Не может быть… - в третий раз пробормотал Джолан, потому что обычный человек не способен на такой подвиг.
        - Помнишь, что я тебе говорил про наблюдательность? - прохрипел Бершад, блеванул и повалился наземь.
        Джолан долго искал голову Моргана в бороздах пшеничного поля и в купах деревьев на краю, отчаянно сдерживая слезы в присутствии Роуэна и Бершада Безупречного. Хоть драконьер и лежал без сознания, плакать в присутствии легендарного героя не хотелось.
        Деревенские жители мало-помалу выходили из убежищ. Никто не видел, как именно Бершад расправился с шипогорлым верденом, поэтому они принялись обсуждать не нечеловеческую силу драконьера, а как поделить драконью тушу между собой.
        По неизвестной причине клыки, шкура, внутренние органы и кости дракона, как правило, сгнивали за несколько дней, а иногда и за несколько часов, так что пользы от них почти не было. Поэтому Бершадов кинжал из драконьего клыка был такой редкостью - готовый клинок обычно превращался в размякшую заплесневелую палочку. А вот мешочек жира у основания каждой драконьей чешуйки легко становился добычей любого дурака. Жир перетапливали, получая из него так называемое драконье масло, которое горело в десять раз дольше, чем любой другой животный жир.
        В Альмире барону - повелителю местных владений полагалось три четверти драконьей туши, а остальное разбирали те, кто был похрабрее и озаботился захватить с собой нож. Джолан заметил, что деревенские старательно отмеряют долю барона Нимбу, который недавно построил замок в десяти днях пути от Выдрина Утеса и наверняка пришлет посыльных за драконьим жиром. Судя по величине шипогорлого вердена, это на два или на три года освободит жителей Выдрина Утеса от дани.
        Пока крестьяне делили тушу, Джолан продолжал искать голову Моргана. И куда она только подевалась? Двадцатиминутные поиски ни к чему не привели. Тем временем Роуэн соорудил носилки из гибких стволов молодых деревьев, связав их кожаными ремнями и дерюжными лоскутами. Но если не найти голову Моргана, то Джолан не сможет вложить ему в рот ракушку. А без ракушки душа Моргана будет вечно бродить по округе, искать дорогу к Морю Душ. От Выдрина Утеса до моря далеко, душа Моргана наверняка заблудится.
        Роуэн уложил Бершада на носилки и привязал их к упряжи осла.
        - Хватит уже, малец, - сказал оруженосец, но, видя, что Джолан продолжает свое занятие, добавил: - Может, он сам найдет дорогу к морю.
        - А если не найдет? - дрожащим голосом спросил Джолан, с трудом сдерживая слезы.
        Роуэн заморгал, а потом коснулся плеча Джолана:
        - Жизнь полна горя, малец, а тебе горевать рановато. Не спеши.
        Он легонько тряхнул уздечкой и повел осла в деревню.
        Джолан плелся в самом конце унылой процессии - Роуэн, осел, обезглавленное тело мастера Моргана и Бершад в беспамятстве - и хмуро обдумывал положение дел.
        Срок ученичества Джолана истекал через несколько месяцев, после чего он стал бы подмастерьем Моргана, а значит, получал бы право преемственности на договор с бароном Нимбу. Оставаясь учеником, Джолан обладал теми же правами, что и ножи в его суме или флаконы на полках в аптеке.
        То есть никаких прав у него не было.
        Если бы барон заплатил гильдии алхимиков, то они прислали бы кого-нибудь взамен Моргана, но Нимбу платить не собирался. За пять лет работы Морган так и не обнаружил действенного средства против красных улиток. Вдобавок барон подозрительно относился к целителю, поскольку больше верил в глиняных истуканов, а не в пузырьки со странными зельями. Морган так и не успел разузнать, почему Нимбу его нанял.
        Так что, скорее всего, барон отменит договор с алхимиками, выгодно продаст содержимое аптекарской лавки и выгонит Джолана из своих владений. Противиться этому бесполезно.
        Несмотря на все свои знания и опыт, Джолан был совершенно беспомощен. А в довершение всех бед он потерял ларчик с божьим мхом.
        Невеселые размышления Джолана прервал всадник на боевом скакуне, преградивший им дорогу. Воин был облачен в легкий серебряный доспех и пурпурную накидку альмирских стражей. Стражи были частью гвардии Мальграва и не подчинялись никому из военачальников, кроме самого короля. Эти отчаянные смельчаки служили разведчиками, посыльными и конными лучниками, но их главной задачей было следить за альмирскими драконьерами и безжалостно расправляться с теми, кто отлынивал от своих обязанностей.
        - Это Бершад Безупречный? - осведомился страж.
        - Фиг его знает, - ответил Роуэн. - А ты что за хрен?
        - Зим, - невозмутимо заявил страж, будто этого было достаточно, и небрежно потянулся к рукояти меча. - Отвечай.
        - Бершад это, Бершад, - сказал Роуэн, выпустив уздечку осла, и шагнул вперед.
        - Он умер?
        - Нет, задремал. Умаялся драконьерствовать, - хмуро пояснил Роуэн.
        Прищурившись, Зим поглядел на Бершада:
        - Не очень-то похож на прославленного героя.
        - Много ты понимаешь! - Роуэн сплюнул и, угрюмо уставившись на стража, тоже сдвинул руку к мечу - старому, обшарпанному, с ягуаром на рукояти с кожаной оплеткой, заскорузлой от грязи и пота.
        Зим смерил оруженосца взглядом, что-то решил для себя и расслабился.
        - Я этого мерзавца вот уж две недели ищу. - Страж швырнул к ногам Роуэна небольшой свиток. - Когда Бершад Безупречный проспится, пусть прочитает.
        - А что там? - недоуменно осведомился Роуэн.
        - Я - гонец, а не глашатай.
        - Ты - чирей на ослином заду.
        - Попридержи язык, мразь, пока не отрезали. Вместе с головой.
        - Ладно, чего там зря болтать. Вали отсюда, куда шел. Вот встретимся в глуши, там и разберемся.
        Зим что-то прошипел, пришпорил коня и ускакал. Джолан долго смотрел ему вслед, а потом повернулся к Роуэну, который уже читал свиток.
        - Что там? - спросил Джолан.
        - Вот, возьми и посмотри. Не каждому выпадает честь получить письмо от самого короля.
        Джолан взял свиток.
        Изгнанник!
        Ты должен немедленно явиться в столицу. В каком бы дерьмовом сарае ты ни заночевал, просыпайся. За каким бы драконом ни гонялся, прекращай немедленно. Твоя ссылка отменяется. На время. Возвращайся в Незатопимую Гавань.
        Гертцог Мальграв I, король Альмиры
        Чуть ниже подписи красовалась королевская печать с изображением орла, распростершего крылья на вершине величественной сосны.
        - А что понадобилось королю? - спросил Джолан.
        - Что бы там ни было, хуже не будет, - пробормотал Роуэн, снова взялся за носилки и зашагал к деревне.
        2
        Гаррет
        Под покровом ночи и тумана Гаррет спрыгнул за борт китобойного судна в лиге от альмирского берега и поплыл, подгоняемый приливом. До суши он добрался на рассвете, зачерпнул мокрыми ладонями альмирский песок и ушел подальше от воды. Во рту першило от соли.
        К поясу Гаррет прикрепил непромокаемую котомку из козьей шкуры, в которой надежно хранилось все необходимое: простой, но добротно сработанный охотничий нож, пара сапог, компас, кожаная накидка, шесть ярдов пеньковой веревки, курительная трубка, пустая фляжка, восковая гримировочная замазка, клей и два кремня. Шагах в ста от берега Гаррет достал вещи из котомки и разложил на жесткой прибрежной траве, проверяя, не потерялось ли чего.
        Вдали виднелись очертания деревни: сторожевые башни, чтобы не пропустить приближения драконов с моря, и некое подобие ограды из пл?вника. Наверное, это и был Марлинов Мыс. Судя по всему, Гаррет попал именно туда, куда и требовалось, а главное - вовремя. Вообще-то, занятия Гаррета отличались непредсказуемостью. Сложности возникали всегда.
        Небо посерело, близился рассвет. Перед долгой дорогой Гаррет решил полюбоваться восходом солнца, наслаждаясь тишиной и покоем. Прежде он бывал только в альмирской столице, Незатопимой Гавани, а в эти края не забредал, но, готовясь выполнить задание, изучил десятки карт местности. Сейчас он находился на северо-восточной оконечности Атласского побережья, среди полей и холмов. Обитатели местных деревушек поклонялись каким-то безымянным богам и жили в страхе перед ночными демонами. Незатопимая Гавань, крупнейший порт страны, находилась в южной оконечности побережья, там, где две великие альмирские реки - Атлас и Горгона - впадали в Море Душ. К югу от Незатопимой Гавани простиралась Дайновая пуща - дикие джунгли, где кишели драконы и ягуары. Единственный город в джунглях, Заповедный Дол, издавна принадлежал Бершадам, но альмирский король извел их род. Теперь этими землями владел барон Греалор.
        Сам Гаррет направлялся на запад вдоль побережья; ему предстояло пересечь Атлас и попасть в долину Горгоны. Он в последний раз взглянул на море, собрал пожитки в котомку и ушел, отвернувшись от восходящего солнца.
        Спустя два дня Гаррет добрался до моста через Атлас. Хотя река не отличалась шириной - берега отстояли друг от друга всего шагов на сто, - переправы были редки, потому что русло было глубоким, а течение бурным. Воды с такой яростью изливались с гор, что не успокаивались, пока не достигали моря. Течение с легкостью сбивало с ног и человека, и упряжку волов. Даже у берега утонуть было проще простого.
        У любой переправы через Атлас скапливалось множество торговцев и торговых караванов, что было Гаррету на руку. В толпе легко затеряться, и одинокого путника не запомнят. Он прибился к трапперам, которые как раз переходили через мост, оживленно обсуждая цены на пушнину и лучшие угодья для ловли зверя.
        - В Студеном Водопаде за бобровую шкурку дают серебряник, - с гордой ухмылкой заявил один.
        - Да ну, там всегда за бобра переплачивают, - отмахнулся другой, пьяно пошатываясь в седле мула. - Для них бобровая шапка будто королевская корона.
        - А дороги там как?
        - Туда добрался споро, а вот возвращаться было хреново - все тропы размыло, пришлось плестись в обход.
        Альмирские дороги всегда были ненадежны, поэтому Гаррет на всякий случай добавил лишние дни к срокам своего путешествия.
        Он вслушивался в голоса трапперов, запоминал звуки и ритм произношения. В последний раз он прикидывался альмирцем лет пять назад и многое подзабыл.
        Сразу за мостом располагалась фактория. Вдоль раскисшей слякотной тропы стояли лавки с припасами, из дверей выходили покупатели с мешками солонины и овощей. Гаррет зашел в первый попавшийся трактир, где было всего два посетителя. Один пьяно обмяк на стуле, а другой слепил фигурку божества прямо на барной стойке и, высунув язык от усердия, осторожно напяливал на голову болванчика корону из сосновых игл.
        Альмирцы славились не только отвратительными дорогами, но и безудержной любовью к лепке глиняных истуканов, якобы изображавших их неведомых богов.
        Гаррет сел за стойку и подозвал трактирщика.
        - Чего тебе? - промямлил трактирщик, будто набрал полный рот глины.
        - Медовухи, и послаще, - ответил Гаррет по-альмирски, выговаривая слова не совсем так, как трапперы, но здесь, в захолустье, к произношению особо не прислушивались.
        Трактирщик наполнил замызганную кружку золотистой медовухой и подтолкнул к Гаррету. На поверхности жидкости плавали черничные шкурки и кусочек сот размером с желудь. Гаррет пригубил напиток. Медовуха была сладкой, но вкусной назвать ее было сложно. Сам Гаррет предпочитал горький баларский эль, но сейчас удовлетворенно кивнул, потому что альмирцы обожали свою медовуху.
        - Я месяц провел на востоке, - сказал он. - Хочу двинуть в Глиновал. Там как дела?
        - Что, пушнину добывал?
        Гаррет кивнул:
        - Ага. Привез бобровые шкурки в Студеный Водопад. Мне за них денег отвалили, как за золотые. А теперь надо бы запастись провиантом и пойти подальше на запад.
        - В Глиновале совсем худо, - вздохнул трактирщик, навалившись грудью на стойку. - Там вроде пока заправляет Тибольт, но его власть висит на волоске. На него какой-то Хрилиан войной пошел.
        - Да ты что? - притворно удивился Гаррет.
        Альмирские бароны приносили клятву верности королю Мальграву, но постоянно вели междоусобные войны, пытаясь захватить земли соперников. Гаррет догадывался, что король поощряет междоусобицу, поскольку из-за нее баронам некогда зариться на королевский престол.
        - Говорят, Хрилиан приволок к городу катапульту, - продолжал трактирщик. - Фиг его знает, где он ее раздобыл, но такую бучу устроил! Осадил город, а Тибольт чудом отбился, хотя созвал на помощь всех своих воинов. В общем, теперь отряды Хрилиана рыщут по лесам, Тибольтово войско стоит под крепостной стеной, к городу никого не подпускают. Так что вряд ли тебе удастся пополнить там припасы.
        Гаррет одним глотком допил медовуху и спросил:
        - А как дорога на Глиновал?
        Трактирщик поморщился, недовольный тем, что посетитель не прислушивается к доброму совету, забарабанил толстыми пальцами по стойке, а потом пожал плечами:
        - После недавних ливней тракт раскис, как дерьмо в выгребной яме. Если хочешь добраться до Глиновала к середине лета, придется топать в обход. Ступай на юго-запад, вдоль гряды Демоновы Горбы, глядишь, через неделю и доберешься до Карторнского перевала, там на северном берегу ручья растут желтые цветы. В общем, моли всех богов, чтобы тропу не завалило, оттуда на север прямая дорога к Глиновалу.
        Гаррет оставил на стойке две медные монетки и ушел. Время поджимало, не опоздать бы.
        3
        Бершад
        Рассвело всего час назад, но дорога к Незатопимой Гавани на целую лигу была запружена толпами крестьян, устремившихся на столичный рынок продавать свои товары. Каждому хотелось занять местечко поудобнее. Мычала скотина, квохтали куры, а их хозяева прикрикивали на живность и переругивались между собой. Роуэн глядел на толпу с вершины холма, где они с Бершадом остановились на ночлег. Драконьер со стоном поднялся с подстилки.
        - Как нога? - спросил Роуэн.
        - Вроде на месте, - ответил Бершад.
        Изувеченная нога заживала медленнее из-за двухнедельного путешествия по берегам Атласа в столицу, но усилия ученика целителя не прошли даром.
        - А рана закрылась быстрее обычного, - сказал Роуэн, протирая заспанные глаза. - Видно, малец смазал ее чем-то особенным.
        После встречи с королевским гонцом Роуэн немедленно увез Бершада из Выдрина Утеса, но драконьер очнулся лишь через день пути. Бершад рассказал оруженосцу о чудодейственной мази и описал мох - темно-зеленый, как мокрые водоросли, испещренный крохотными голубыми цветами. Такого мха они никогда прежде не видели, а возвращаться и расспрашивать мальца было уже поздно.
        - Ага, - вздохнул Бершад и потыкал ногу пальцем, чуть морщась от боли.
        - И второе копье ты хитро швырнул.
        - Хитро - не то слово, - сказал Бершад.
        Мох, добавленный мальцом в целительную мазь, придал драконьеру необычайную силу. Тяжелое копье в руке стало легким, как речная галька.
        - Что ж, на этот раз рассказ о твоих подвигах будет весьма похож на правду.
        - Только если малец проболтается. Все остальные прятались в лесу и ничего не видели.
        - И что бы все это значило?
        Бершад поглядел на дорогу:
        - Понятия не имею. Я расспросил две дюжины алхимиков, но они ничего толком не объяснили, так что ответ вряд ли существует.
        - Слушай, мы же однажды на западе забрели в какую-то глушь, и тамошний шаман вроде бы что-то такое говорил… Помнишь его? Он еще волосы себе мазал птичьим пометом. Как его там? Хоракс, Хорлин…
        - А, тот придурок, который объявил меня богом демонов в человечьей шкуре? Фигня все это.
        - Конечно фигня, - согласился Роуэн. - У демонов бога не бывает.
        Бершад хмыкнул. В богов и в демонов он верил не больше, чем в говорящие мечи или в честных королей, но с ним явно что-то происходило. Кости его наливались странным, зловещим жаром, будто костный мозг выжигала лава. Бершада это пугало.
        - Что бы там ни было, нам сегодня надо попасть в город, - сказал он, кивая на толпу у главных городских ворот.
        - Как только тебя увидят, поднимется переполох, - напомнил Роуэн.
        - А до боковых ворот полдня пути, - возразил Бершад. - Уж лучше переполох, чем какой-нибудь прыткий стражник, который не станет читать никаких посланий, а одним махом снесет мне голову. Вдобавок в толпе перепуганных крестьян стражники не полезут на рожон.
        - Тоже верно. А ты волнуешься? - спросил Роуэн. - Ну, с королем Гертцогом встречаться и все такое?
        - Волнуюсь - не то слово.
        «Злюсь» или «свирепею» подошло бы больше.
        Роуэн озабоченно посмотрел на Бершада:
        - Ты не замышляешь никаких глупостей, а, Сайлас?
        - Ни в коем случае. Глупости я обычно совершаю не задумываясь.
        По узенькой козьей тропке они спустились с холма к дороге, ведущей к городским стенам. Незатопимую Гавань назвали так потому, что, хотя город и раскинулся между двумя могучими реками, его, в отличие от большинства альмирских городов, не затапливали ни весенние дожди, ни осенние ливни.
        Крестьяне, толпившиеся на дороге, с ворчанием расступались перед Роуэном, который вел осла в поводу. Бершад, на голову выше окружающих, следовал за оруженосцем. Им удалось пройти пару сотен ярдов, как вдруг какая-то девчушка сообразила, кто именно протискивается мимо.
        Увидев широкие синие прямоугольники на щеках Бершада, малышка задрожала от страха, дернула отца за рукав и прошептала:
        - Драконьер!
        Отец не обратил на нее внимания, и тогда она завизжала во весь голос.
        Испуганные люди порскнули в разные стороны, с безопасного расстояния глазея на отверженных. На городских стенах Незатопимой Гавани голова изгнанника не красовалась с тех самых пор, как Гралор Камнеухий, задремавший на пароме, проснулся на пристани, где палач уже точил свою секиру.
        Бершад решил, что лучше подождать. Слухи о появлении драконьера станут передаваться из уст в уста и в конце концов дойдут до стражников, а те, разумеется, прискачут, чтобы с ним расправиться. Вряд ли король удосужился сообщить стражникам, что лично призвал драконьера в столицу. Король Гертцог, упертый старикан, долго помнил обиды. А род Бершадов его весьма уязвил.
        Пока Бершад и Роуэн ждали, крестьяне, косясь на них, принялись лепить глиняных божков и бормотать молитвы. Вскоре из городских ворот выехал конный отряд гвардейцев Мальграва. Бершад насчитал двадцать всадников - многовато для того, чтобы расправиться с одним-единственным драконьером. Роуэн отшвырнул шматок бекона и встал слева от Бершада. Крестьяне отступили подальше, а гвардейцы, окружив Бершада и Роуэна, наставили на них копья. Лица всадников закрывали маски в виде орлиной головы - знак повиновения роду Мальгравов.
        Командир выступил вперед. Ярко-оранжевая полоса, вертикально пересекавшая орлиный клюв маски, выделяла его среди прочих гвардейцев. На плечи воина, как и подобало его званию, был накинут зеленый плащ, а маску обрамляла жесткая щетка конских волос, выкрашенных в синий цвет.
        - Ты сбился с пути, драконьер? - осведомился командир с нарочитой ленцой, будто проделывал это каждый день.
        - Я здесь по приказу короля, - ответил Бершад.
        - Какое совпадение! Я тоже. Только мне приказано убивать драконьеров, которые осмелятся приблизиться к городу. Как же мне разрешить это противоречие?
        Бершад не раз встречался с подобными типами - образованными, из знатных семейств, но без особого влияния при дворе. Скорее всего, командир был третьим или четвертым сыном захудалого рода; он надеялся дослужиться до высокого чина в королевской армии и тем самым помочь упрочить положение семьи, когда ее возглавит старший брат.
        - У нас есть подписанный приказ, - сказал Бершад. - Если твои люди меня не убьют, когда я двину рукой, то готов достать его из кармана.
        - Не убьют, - заверил командир.
        Бершад вытащил из нагрудного внутреннего кармана свиток и швырнул командиру. Тот ловко поймал его одной рукой, не снимая другой с рукояти меча. Хороший боец, подумал Бершад. Всегда настороже. Командир прочел королевский приказ, проверил печать на свету, а потом кивнул гвардейцам, которые дружно наставили копья в небо.
        - Эолин, Шермон, с коней! - Командир снял маску и подвесил ее к поясу; оказалось, что он очень молод, с ярко-синими глазами и орлиным носом. - Рад встрече, барон Бершад, - улыбнулся он. - Поедем в город. Король ждать не любит.
        - Прости, что не сразу тебя признал, - сказал командир, скача бок о бок с Бершадом по дороге в Незатопимую Гавань.
        - А мы знакомы?
        - Я - Карлайл Лайавин.
        Бершад был прав: род Лайавинов из Дайновой пущи был древним, но захудалым.
        - Мой отец много лет служил твоему, - продолжал Карлайл. - А я вместе со всеми провожал тебя в Гленлокское ущелье. Жаль, что для вашей семьи все обернулось так худо.
        Ни один барон с Атласского побережья не стал бы выказывать Бершаду такого сочувствия - если драконьер прогневил короля, то д?лжно гневаться и им. Но обитатели Дайновой пущи славились своей независимостью. Бершад это оценил.
        - И как же обстоят дела у Лайавинов при новом правителе? - спросил он. - Насколько мне известно, Элден Греалор властвует иначе.
        - Вот именно что иначе, - согласился Карлайл. - Барон Греалор не питает особой любви к джунглям. Он построил лесопилки по всей Дайновой пуще и разбогател. Дайновая древесина стоит целое состояние, поскольку до недавних пор купить ее было почти невозможно. - Карлайл замялся. - Прости. Наверное, тебе больно слышать разговоры о родных местах.
        - Дайновая пуща мне больше не дом, - сказал Бершад. - И мне насрать, чем там занимается Греалор.
        Иногда Бершад даже верил своим словам.
        - И все равно это неправильно, - поморщился Карлайл. - Поэтому я собрал своих людей и переехал в столицу. Поступил на службу к принцессе Эшлин Мальграв.
        При упоминании Эшлин у Бершада пересохло во рту. Всю дорогу он старался не воображать, как снова встретится с ней, но получалось плохо.
        - Разве ты не присягал служить королю?
        - Вообще-то, я числюсь в королевской гвардии, но Гертцог Мальграв не питал особой приязни к пятистам воинам из Заповедного Дола, которые, внезапно лишившись владыки, искали нового повелителя. Он отдал нас под начало Эшлин и поручил оборонять столицу. Карауля ворота, особой славы не заслужишь, но, если честно, я этому рад.
        - С чего бы?
        - Мне изрядно надоели битвы и набеги, столь любезные сердцу нашего короля. Ему ведь надо держать баронов в узде и все такое. Нет, как по мне, так лучше стеречь крепостные стены, зато каждую ночь спать в мягкой постели. Вдобавок Эшлин Мальграв никогда не отправит меня рубить лес.
        - Верно, не отправит, - сглотнув, сказал Бершад.
        Они скакали к замку по широкому тракту, от которого направо и налево отходили дороги и улочки поуже, запруженные людьми и повозками и усеянные всевозможными лавками.
        Вдали виднелась громада замка Мальграв - древней крепости, выстроенной на вершине плато. Гранитные стены уходили ввысь на восемьдесят локтей, а за ними к небу вздымались четыре огромных шпиля. Две башни пониже, одинаковой высоты, были вчетверо выше крепостных стен. На верхушках этих башен некогда сидели лучники, но теперь там располагались роскошные покои для высокородных гостей. Верхний этаж одной из башен был закопчен и разрушен с западной стороны. Бершад сощурился, стараясь получше разглядеть, что там. Поврежденные стены больше походили на оплывший воск, чем на обвалившуюся каменную кладку.
        - Что там случилось? - спросил Бершад.
        - Пожар, - ответил Карлайл.
        - Невиданное дело, чтобы пожар в замке растопил камень.
        - Твоя правда. Но начальникам стражи сказали, что вспыхнул пожар. - Карлайл пожал плечами. - Два месяца назад, как раз когда приезжало баларское посольство.
        - А ты сам видел, как горело?
        - Да, - кивнул Карлайл. - Среди ночи что-то сверкнуло и громыхнуло, будто молния ударила, хотя в небе не было ни облачка. Я выбежал во двор поглядеть, в чем дело, и увидел, что вся западная сторона башни объята пламенем. Только огонь был подозрительным.
        - Как это?
        - Цвет у него был странный. - Покосившись на закопченную башню, Карлайл многозначительно посмотрел на Бершада. - Богам известно, что я видал много горящих крепостей, да и не одну поджег. Обычно из окон вырываются желтые и оранжевые языки пламени, как в костре. А это пламя было синим. Сплошняком. Причем полыхало не из окон, а горели сами камни, да так, что за миг раскалились добела. И угасло быстро - минут за пять или за десять. Я бросился наверх, проверить, все ли потушили, но принцесса Эшлин меня не пустила.
        - Эшлин была в башне?
        - Разумеется, - сказал Карлайл, указывая на третий шпиль, вдвое выше двух башен пониже. - Ее личные покои и приемные залы по-прежнему находятся в башне Королевы, но в последние месяцы Эшлин вела какие-то дела в той, где вспыхнул пожар. - Помолчав, он добавил: - Никто не знает, чем именно она там занимается, только ходят всякие слухи. В общем, Эшлин - не обычная высокородная особа.
        Бершад знал о пересудах. Поговаривали, что Эшлин Мальграв по ночам варит папирийские зелья из драконьих потрохов в огромном котле, изменяет погоду и наводит порчу на мужчин, лишая их мужской силы. Правда, Бершад знал, что все это чушь.
        - Придворные обожают сплетни, - заметил он.
        - Верно, - улыбнулся Карлайл.
        Мало кто из жителей Альмиры уходил из родного дома дальше чем на день пути. С рассвета до заката альмирцы трудились в полях, а с наступлением темноты поклонялись лесным богам, обитателям лесов за оградами хижин. Такое замкнутое, разобщенное существование порождало суеверия. Все непонятное объявлялось колдовством и чертовщиной. Поведение Эшлин было необъяснимым для замковых стражников, крестьян и всех прочих. Если бы в ее жилах не текла королевская кровь, то Эшлин уже давно объявили бы ведьмой, прислужницей демонов, и под всеобщее ликование сожгли бы на костре.
        - Ну, что бы там ни было, - продолжил Карлайл, сворачивая на широкую улицу, - о сгоревшей башне гадать незачем. Нам, вообще-то, нужно вот сюда.
        Он указал на четвертую башню, что стояла в самой середине крепостного двора и слыла самым высоким строением во всей Альмире. В башне находились покои, пиршественные залы, зерновые амбары, кухни, бани и оружейные палаты. А еще - Гертцог Мальграв, король Альмиры.
        - Угу, - буркнул Бершад, отгоняя мысли об Эшлин, потому что пришло время сосредоточиться.
        Карлайл провел его через главные ворота крепости Мальграв, решетку которых днем поднимали. За воротами находилась большая площадь, где торговцы побогаче предлагали свои товары придворным куртизанкам. С лотков продавали пряности из заморских краев, редкостные вина и драгоценные камни для украшения глиняных божков.
        Карлайл ловко соскочил из седла, Бершад и Роуэн спешились следом. Конюхи в шелковых рубахах увели коней. Двери в десять локтей высотой, ведущие в замок, были срублены из древнего альмирского дуба и украшены резными изображениями богов.
        По обе стороны дверей выстроились две шеренги стражников, по трое в ряд, в масках и сине-черных доспехах, сверкавших на солнце. За роскошным столом сбоку от дверей сидел кастелян - тощий и мосластый, с редкими седыми волосами и глубокими морщинами на лбу и щеках - и торопливо записывал что-то в огромный фолиант.
        - Зачем ты пришел в замок Мальграв? - осведомился кастелян, не отрывая взгляда от страницы.
        - Я привел Сайласа Бершада, изгнанника-драконьера, и Роуэна, его треклятого щита. Они явились по приказу короля, - формальным тоном объявил Карлайл.
        Перо кастеляна замерло. Он уставился на Бершада и спросил:
        - А приказ у тебя с собой?
        Карлайл извлек свиток из кошеля на поясе и протянул кастеляну. Тот прочел приказ, трижды потыкав пером в королевскую печать.
        - Предъяви свою отметину, драконьер, - велел кастелян, все еще разглядывая свиток.
        Бершад снял перчатку с правой руки и закатал рукав. От запястья до плеча кожу покрывали синие спирали замысловатой татуировки. Первые завитки, у запястья, были вытатуированы одновременно с синими прямоугольниками на щеках. Древние альмирские символы обозначали бывший титул изгнанника, перечисляли его преступления и указывали причины изгнания. Кастелян огласил их вслух:
        - Сын предателя Леона Бершада. Бывший наследник Заповедного Дола и провинции Дайновая Пуща. Бывший жених принцессы Эшлин Мальграв. Бывший полководец Воинства Ягуаров. Нрава буйного, легко ярится, в гневе жаждет крови. Изгнан за кровавое побоище в Гленлокском ущелье.
        Эти символы покрывали лишь запястье Бершада, а дальше перечислялись победы драконьера. На коже Бершада корчились в предсмертных судорогах шестьдесят пять драконов. Татуировки, нанесенные разными людьми, сплетались в мозаичную картину невероятных подвигов.
        Почти все драконы были убиты ясеневым копьем, поразившим пасть или глаз. Чисто и безупречно. Единственным исключением был желтоспинный гризел, вытатуированный на бицепсе Бершада, - драконьер снес голову этой твари кинжалом из драконьего клыка. Дракон был недомерком, но биться с ним было тяжело, все равно что бороться с взбешенным вепрем, щетинистым, будто дикобраз. Яд острых шипов вызывал безумные видения, которые мучили Бершада целую неделю после битвы. Когда драконьер пришел в себя и отправился в соседнюю провинцию, оказалось, что все только и говорят о его подвиге, потому что прежде никому не удавалось обезглавить дракона, пусть даже недомерка.
        При виде татуировок Карлайл присвистнул. Таких татуировок не удостаивался ни один драконьер. Большинство при первой же попытке завершали битву с раковиной во рту, без права даже на одну-единственную татуировку, а редким счастливчикам удавалось обзавестись двумя или тремя.
        Татуировки Бершада обвивали всю его руку, украшали плечо и даже грудь и спину.
        Кастелян, не выказывая ни малейшего признака восхищения, притянул руку Бершада поближе, чтобы лучше рассмотреть изображения драконов, и чуть было не ткнул его пером, но вовремя сдержался.
        Удовлетворив свое любопытство, кастелян выпустил руку драконьера и что-то записал в своем фолианте.
        - Мне надо добавить еще одну, - сказал Бершад.
        - Татуировка подождет. А вот король Гертцог ждать не станет. - Кастелян поморщился, глядя на Бершада. - Ты жутко грязен. Я пришлю служанок, пусть приведут тебя в подобающий вид для аудиенции с королем. Твоему треклятому щиту отведут место среди слуг. Военачальник Карлайл, - сказал он, скользнув по молодому человеку небрежным взглядом, присущим всем кастелянам, с кем бы они ни разговаривали, - ты свободен.
        Карлайл даже не показал виду, что задет таким бесцеремонным обращением, и повернулся к Бершаду:
        - Для меня большая честь снова встретиться с тобой, барон.
        Кастелян хмыкнул, услышав, что Карлайл именует драконьера бывшим титулом, но ничего не сказал.
        - Надеюсь, мы с тобой еще встретимся, - продолжил Карлайл. - А до тех пор я буду охранять замок.
        Он с улыбкой надвинул орлиную маску на глаза и направился к конюшне, а кастелян принялся расспрашивать следующего посетителя, желающего пройти в замок Мальграв.
        Прежде чем расстаться с Роуэном, Бершад сказал:
        - В замке держи ухо востро. Если вдруг что не так, бери Альфонсо и уходите из Незатопимой Гавани. Меня не ждите.
        Роуэн нахмурился:
        - Сайлас, не делай глупостей. Он все-таки король.
        - Да, король. Мерзавец, который убил моего отца и наградил меня синими полосами на щеках. Я не намерен ему кланяться и лобызать руки. - Бершад, склонившись к Роуэну, сжал его плечо. - Мы с тобой через многое прошли, но тебе рановато отправляться к морю вслед за мной. Обещай, что сбежишь отсюда.
        Роуэн сглотнул и пристально посмотрел на Бершада:
        - Обещаю.
        Драконьер хлопнул его по плечу:
        - Молодец. И не волнуйся, я очень постараюсь не умереть.
        Две бледнокожие служанки с волосами соломенного цвета, явно уроженки Листирии - холодного края на дальнем берегу Моря Душ, - увели Бершада в покои во второй башне. По всей Терре прославляли необычайную удачливость драконьера, но слугам Гертцога Мальграва под страхом плетей не позволялось выказывать ему ни капли уважения. Бершад сообразил, что слуги-альмирцы, опасаясь за собственные спины, нарочно отправили к нему чужестранок.
        Листирийки наполнили огромную лохань горячей водой, всыпали туда ароматические соли и лаванду. Едва Бершад окунулся в лохань, вода почернела. Изумленные служанки сменили воду, на этот раз добавив побольше ароматических солей и трав.
        Пока одна листирийка занималась спутанными космами Бершада, другая щеткой оттирала ему руки, грудь и спину, осторожно смывая присохшие струпья и дорожную грязь. Рана на ноге зажила, под струпом остался лишь светло-розовый кружок, который вскоре превратится во вспученную, узловатую отметину. К многочисленным шрамам добавился еще один.
        Когда Бершада отмыли дочиста, одна служанка подстригла бороду драконьера, а другая умастила благовонным маслом его кожу, покрытую глубокими бороздами шрамов. Занимаясь своим делом, листирийки все время перешептывались на родном языке.
        - О чем это вы секретничаете? - спросил Бершад.
        Та, что стригла ему бороду, кашлянув, ответила на ломаном альмирском:
        - Фэй не понимает, почему тебя прозвали Безупречным. Ты же весь в шрамах. Так много шрамов не бывает даже у гвардейцев.
        - Ну, истории об этом умалчивают.
        - Что-что?
        Бершад вздохнул. Ему не хотелось объяснять смысл своего прозвища.
        - Все, чище я уже не стану. Принесите мне одежду.
        - Да-да, сейчас принесем, - ответила служанка.
        Чистая одежда - штаны, рубаха и камзол - была черной с зеленой оторочкой. На камзоле оказались костяные пуговицы, с которыми Бершад не мог справиться.
        - На фига они здесь? - пробормотал он.
        Одна из служанок с улыбкой вызвалась ему помочь. Запахнув двубортный камзол, она аккуратно застегнула пуговицы, которые образовали вертикальный ряд с левой стороны, до самого ворота. Бершад не наряжался так уже четырнадцать лет и ненавидел это одеяние. Он попытался расстегнуть пуговицу у ворота, но служанка удержала его руку и предупредила:
        - На встрече с королем все должно быть застегнуто.
        - Как скажешь.
        Пока листирийки собирали вещи, Бершад оглядел покои в поисках оружия. Любого. Какая-нибудь завалящая бритва или ножницы. Короля можно убить даже гребнем. Увы, ничего подобного не попадалось на глаза. Что ж, невелика беда. Гертцог Мальграв обрек Бершада на жалкое существование вечного изгнанника. Драконьер готов был убить его голыми руками. Мысль о том, что Гертцог умрет у него на глазах, наполняла Бершада горькой яростью и едва сдерживаемым возбуждением. Пальцы у него задрожали, кровь вскипела в жилах.
        В покои вошел юный паж и сбивчиво затараторил:
        - Я доложил королю Гертцогу о твоем прибытии, когда его величество только приступили к ужину в зале Алиор. Его величество приказали доставить тебя немедленно. Я спросил, не лучше ли после ужина, а его величество изволили швырнуть в меня соусником. Вот, пятно осталось. Так что поторапливайся.
        Они с Бершадом прошли по замку к дубовым дверям, украшенным резным изображением бога с орлиной головой и огромными крыльями.
        - Готов? - спросил паж.
        - Ага, - ответил Бершад и дернул воротник; пуговица расстегнулась.
        - Погоди, дай поправлю. - Паж встал на цыпочки, застегнул Бершаду ворот камзола и прошептал: - Между прочим, там полон зал гвардейцев с обнаженными мечами. А король гневается. Если хочешь, я дам тебе свою ракушку. Ну так, на всякий случай. - Он вытащил из кармана круглую белую раковину и протянул драконьеру. - Для меня большая честь помочь душе Безупречного Бершада найти дорогу к морю.
        Бершад невольно улыбнулся. Если кто-нибудь узнает о предложении пажа, то беднягу нещадно выпорют плетьми.
        - Как тебя зовут?
        - Деннис, барон Бершад.
        - Побереги ракушку для себя, Деннис. Море отсюда недалеко, я его и сам найду.
        Паж серьезно кивнул и открыл дверь.
        Зал Алиор, одну из малых приемных палат, назвали в честь вздорного монарха, который едва не обанкротил страну и проиграл войну со Страной джунглей, лежащей к югу от Дайновой пущи. Король трапезничал в одиночестве, в дальнем конце зала. Гвардейцы Мальграва, в полных доспехах и с обнаженными мечами, выстроились вдоль стен.
        Едва Бершад вошел в зал, один гвардеец выступил из левой шеренги, оттолкнул драконьера на шаг и грубо обыскал. Хорошо что Бершад не спрятал в рукаве какой-нибудь острый предмет.
        - Он безоружен, - объявил гвардеец и посмотрел на Бершада. - И если дерзнет подойти ближе, чем положено, то умрет. - Он перевел взгляд на Денниса.
        Паж встал перед Бершадом и повел его за собой через зал.
        - Мой государь, - с низким поклоном сказал Деннис. - Позвольте представить вам Безупре… кхм… то есть… Драконьер явился по вашему повелению.
        Король Гертцог прекратил жевать и оперся локтями о столешницу. Ладони, сложенные домиком, почти закрыли его лицо. Королевские плечи окутывала медвежья доха, но от короля веяло холодом.
        - Долго же ты сюда добирался, изгнанник.
        Бершад пересчитал гвардейцев - двадцать пять. Затем проверил, есть ли другие выходы из зала. Таковых не оказалось.
        Он пожал плечами:
        - Мой осел одряхлел и не может идти целый день. Пришлось останавливаться, чтобы он передохнул.
        Король гневно посмотрел на Бершада и вернулся к прерванной трапезе. Оторвав крыло жареной куропатки, Мальграв жадно вгрызся в него. Бершад помнил Гертцога королем-воителем, которому было привычнее в полном доспехе сидеть в седле, а не кутаться в дорогую шубу на троне. Однако годы брали свое. Король стал дряхлым и согбенным, а когда-то был сильным и стройным. Черные волосы поседели и поредели. И все же его тело было словно бы создано для жестокости и насилия. Даже сейчас его плечи были вдвое шире плеч обычного воина.
        Король жевал кусок куропатки, тянул время, показывая свою силу.
        - Чего ты хочешь, Гертцог? - спросил Бершад.
        Деннис ахнул от такой наглости. Бершаду было все равно. Он ненавидел дворцовые ритуалы, когда ему было восемнадцать, а годы, проведенные в изгнании, и вовсе лишили его желания расшаркиваться да раскланиваться, пусть даже и на королевской аудиенции.
        Король Гертцог старался не подавать виду, что его задевает подобная бесцеремонность, но лицо его чуть исказилось. Он цыкнул зубом, отшвырнул жареное крылышко и сипло произнес:
        - Для тебя есть дело в дальней стороне Терры.
        А, значит, еще один дракон. Наверное, какой-то чужеземный правитель упросил Гертцога прислать в его владения прославленного драконьера, а взамен посулил выгодные пошлины на ввозимый товар. Такое случалось и прежде, только Гертцог никогда не требовал личной аудиенции. Это что-то новенькое.
        - Где? И какой породы?
        Король отхлебнул из глиняного кубка и буркнул, глянув на Денниса:
        - Пшел вон.
        Паж выбежал из зала, словно Гертцог пригрозил ему арбалетом. Хлопнула дверь.
        Король зашелся гулким грудным кашлем, отхлебнул вина, утер губы парчовой салфеткой и бросил ее на недоеденную куропатку.
        - И почему ты еще жив?
        Бершад пожал плечами:
        - Оказывается, убивать драконов не так трудно, как говорят.
        - В этом разговоре шуточки тебе не помогут, - хмыкнул Гертцог.
        - Я что-то не пойму, о чем вообще разговор. Похоже, речь не о том, чтобы завалить чужеземного дракона.
        Гертцог пристально посмотрел на Бершада, а потом подозвал к себе одного из гвардейцев.
        - У меня для тебя есть подарок, изгнанник.
        Гвардеец взял длинный короб из полированного дуба, опустил его у ног Бершада и отступил.
        Бершад уставился на короб:
        - Там гадюки или что?
        - Да открывай уже!
        Помедлив, Бершад склонился над коробом, щелкнул застежками. В коробе лежал меч, отобранный у Бершада в день, когда его объявили изгнанником. Меч был ни альмирским, ни папирийским, а был выкован на какой-то смешанный манер. Эшлин любила подшучивать над предпочтениями Бершада при выборе меча - и женщины.
        В отличие от прямых обоюдоострых клинков альмирских гвардейцев этот был однолезвийным и чуть изогнутым. ?же, чем обычный меч, - в три пальца шириной у эфеса, а не шесть, - но короче папирийских. Рукоять, для удобства оплетенная акульей кожей, добавляла пол-локтя к длине клинка, так что мечом можно было пользоваться и как одноручным, и как двуручным. Навершием рукояти служил простой железный шар, способный пробить череп. Черные ножны были сработаны из кожи и папирийского кедра.
        - Сначала ты меня обыскиваешь, а потом даешь в руки меч? - удивился Бершад.
        Гертцог пожал плечами:
        - А ты попробуй.
        Бершад взял меч, чуть вытащил клинок из ножен, провел пальцем по лезвию. Ладонь обхватила рукоять - привычно, как надевают любимые разношенные сапоги. Однако же Бершада это не обрадовало, а наоборот, разъярило.
        - Я велел кинуть меч в самый глубокий подвал, а пару лет назад подвал затопило, - сказал Гертцог. - Похоже, клинок разъела ржа.
        У Бершада желчь подступила к самому горлу, в глазах мутилось, мысли путались. Он представил себе, как бросается к королю и вонзает ржавый клинок в его подлое сердце. Бершад готов был сорваться с места, но его остановило выражение лица Гертцога.
        Король ухмылялся. Злорадно.
        Нарочно подзуживал. Иначе и быть не может. Бершад снова посмотрел на гвардейцев, заметил пятерых с заряженными и взведенными арбалетами. Нет, раз уж он уцелел в схватках с драконами, то не намерен погибать из-за того, что не сдержал раздражения. Он подавил гнев, сжал рукоять так, что хрустнули костяшки пальцев, вложил клинок в ножны и прошипел сквозь зубы:
        - И зачем ты мне его дал?
        Королевская ухмылка исчезла. Гертцог откинулся на спинку кресла.
        - Затем, что ты должен убить императора Баларии.
        Бершад недоуменно поморщился. После безуспешных попыток вторгнуться в Альмиру балары закрыли границу. За последние тридцать лет ни один альмирец не прошел их легендарного таможенного досмотра, не говоря уже о том, чтобы посетить столицу Баларии, Бурз-аль-дун.
        - Ты шутишь?
        - А что, похоже? Если ты выполнишь мой приказ, то больше не будешь изгнанником.
        Такого никогда еще не бывало. Изгнание, как и татуировки, было пожизненным.
        - Почему ты жаждешь смерти императора?
        - А тебе не все равно?
        - Нет.
        Бершад по опыту знал, что любое королевское предложение чревато непредсказуемыми последствиями, которые легко могут привести к гибели.
        Гертцог закашлялся и тяжело сглотнул:
        - Знаешь, о чем думают старики перед смертью?
        - Нет, не знаю. Как видишь, я покамест полон сил и молодецкого задора.
        - О семье, - сказал Гертцог. - А император Баларии умыкнул у меня половину.
        - Как это?
        - Балары решили открыть границы. Два месяца назад император приехал с посольством в Незатопимую Гавань, чтобы заключить новое торговое соглашение. А после его отъезда выяснилось, что он похитил мою дочь.
        Бершад невольно напрягся:
        - Эшлин?
        - Нет, - поморщился Гертцог. - Принцессу Каиру.
        Каира была младшей сестрой Эшлин.
        - Похитил?
        - Ну не сама же она с ним уехала! Ей всего пятнадцать. Эти мерзавцы, поклоняющиеся шестеренкам, не смогли завоевать мои владения и в отместку умыкнули мою дочь. Я этого не потерплю! - Стукнув кулаком по столу, Гертцог уставился на свою испещренную шрамами руку и чуть спокойнее произнес: - Мужчина обязан защищать своих родных, иначе он и не мужчина вовсе.
        Бершад оглядел гвардейцев в зале, пытаясь сообразить, как они отнеслись к такому проявлению слабости. Лица воинов не дрогнули. Король явно с пристрастием отбирал свою свиту - простой солдат недолго хранил бы такое в тайне.
        - Да, это ты здорово облажался.
        Гертцог выпрямился на кресле и помрачнел.
        - Верни Каиру домой, - грозно прорычал он. - И убей императора Мерсера Домициана.
        Бершад качнул меч, заново привыкая к его тяжести. Как только клинок покинет ножны, придется действовать стремительно. И все же предложение короля было весьма соблазнительным. Бершад решил подыграть Гертцогу, чтобы понять, к чему именно он клонит.
        - Если помнишь, однажды ты меня уже посылал на убийство, - сказал драконьер. - И все закончилось кровавой резней и синими татуировками у меня на щеках. Почему я должен тебе верить?
        - Верь или не верь - мне все равно. Мое дело предложить. Не хочешь - отказывайся.
        - А что ты будешь делать, если я откажусь? Дальше изгонять вроде бы некуда.
        Гертцог сжал зубы и процедил:
        - Вот только не притворяйся, что тебе больше нечего терять. У тебя есть твой треклятый щит, Роуэн. И осел, о котором ты так печешься. Стоит мне пальцем шевельнуть, и кто-нибудь из моих гвардейцев отволочет Роуэна в ослиное стойло и сожжет его вместе с ослом. И тебя туда отведут посмотреть.
        Бершад не вытерпел:
        - Знаешь, Гертцог, я почти купился на нежданный подарок и на отцовскую скорбь, но все-таки ты остался тем же мошенником, что и прежде. Гниешь заживо, но все так же полон лжи и дерьма.
        Гертцог побагровел от ярости. Бершад оценил расстояние до короля - шесть, может быть, семь шагов. Далековато. Стражники могут помешать ему прикончить Гертцога.
        - Знаешь, почему я еще жив? - Бершад шагнул вперед; гвардеец за спиной тоже сделал шаг, держась так близко, что драконьер мог бы перерезать ему горло взмахом клинка, высвобождаемого из ножен. - Потому что знал: ты все эти годы сидишь сиднем в своем замке и дряхлеешь. Ждешь вестей, что я наконец-то прикусил ракушку. Слушаешь, как слуги перешептываются об очередном убитом мной драконе, и сомневаешься, что меня переживешь. А мне только этого и надо - чтобы ты уплыл к морю, зная, что я жив. Что ты проиграл. - Бершад взглянул на меч. - Но ты предоставил мне лучшую возможность. - Он повернулся спиной к королю. - Мне плевать, что император Баларии похитил твою дочь. Я четырнадцать лет мечтал тебя убить. Так что я отказываюсь от твоего хренового предложения и готов покончить со всем прямо сейчас. В этом самом зале.
        Бершад сжал рукоять меча, готовясь высвободить клинок. Гертцог облизнул губы. На лбу короля выступила испарина.
        - Принцесса Эшлин меня предупреждала, что ты откажешься, - сказал Гертцог.
        Услышав имя Эшлин, Бершад замер.
        - Интересно, что ты скажешь, когда она тебя сама попросит о том же, - продолжил король. - Вряд ли ты захочешь пронзить ей сердце.
        Бершад недоуменно наморщил лоб. Женский голос за спиной произнес:
        - Привет, Сайлас.
        У каменной колонны стояла Эшлин Мальграв. В руках, скрещенных на груди, виднелся пергаментный свиток.
        - Эшлин, - сказал Бершад, разжав пальцы на рукояти меча. Ярость, полыхавшая в его взгляде, ухнула в живот.
        Бершад уставился на свою возлюбленную.
        За четырнадцать лет у ее губ возникли тонкие морщинки, но в остальном она ничуть не изменилась. Черные кудри волной ниспадали до бедер. Большие глаза и длинный нос резко выделялись рядом с округлым подбородком. Суровый нрав Мальгравов сквозил в ее чертах, поэтому мало кто называл Эшлин красавицей. Какой-то поэт однажды сказал, что ее обличье - как буря над морем, и восхищает, и внушает тревогу. Бершад не мог этого понять. Встреча с ней была для него чем-то вроде возвращения в родной дом.
        - Четырнадцать лет - это очень долго, - только и смог пробормотать он.
        Эшлин улыбнулась, а потом кивнула на меч в руке Бершада.
        - Судя по всему, отец уже изложил тебе наше предложение.
        Бершад скрипнул зубами. Он был готов на многое ради убийства Гертцога. Даже на то, чтобы уплыть к морю вслед за ним. Но сделать это на глазах у Эшлин он не мог.
        - Ты тоже хочешь, чтобы я убил императора? - спросил он ее. - Почему?
        - Потому что лучше тебя с этим никто не справится, - ответила она.
        Подойдя к столу, она положила пергаментный свиток на столешницу, села рядом с отцом и разгладила на коленях складки черного шелкового платья.
        Хайден, телохранительница Эшлин, вошла в зал вместе с ней. Сиру, мать Эшлин, была принцессой Папирии - островного государства к северу от Альмиры. Военно-морской флот Папирии был самым могучим во всей Терре. Король Гертцог женился на Сиру из политических соображений, и принцесса не только обеспечила доступ к папирийским флотилиям, но и принесла с собой множество папирийских обычаев. В Папирии у каждой женщины королевской крови была хорошо обученная телохранительница, именуемая вдовой. Хайден, в традиционном черном доспехе из акульей кожи, тенью следовала за Эшлин.
        - Лучше меня с этим никто не справится? - переспросил Бершад. - С чего ты взяла?
        - Я все объясню, но, по-моему, здесь слишком много обнаженной стали. - Эшлин обвела взглядом зал. - Давайте-ка все успокоимся. Сайлас, садись за стол, выпей с нами.
        - Мне и здесь хорошо, - сказал Бершад.
        - И моим гвардейцам тоже, - добавил Гертцог, не сводя глаз с Бершада.
        - Как хочешь. - Эшлин налила себе вина и выпила.
        Никто из гвардейцев не шелохнулся и не вложил клинок в ножны, однако настроение в зале переменилось. Стало немного спокойнее.
        - Попасть в Баларию по-прежнему невозможно, - сказала Эшлин, опустив кубок на стол. - Но ты все же перебрался через границу, верно?
        - Да, - ответил Бершад. - Десять лет назад.
        - Поэтому лучше тебя с этим никто и не справится. Как тебе это удалось?
        - Мое копье застряло в шее галамарского громохвоста. Дракон перенес меня через горный хребет и издох на баларской стороне, в сотне лиг от границы.
        - Как это он тебя перенес? - вмешался Гертцог.
        - Мой доспех зацепился за шипы драконьего хвоста. Я очнулся, только когда дракон уже поднялся в небо на три лиги. Пришлось выбирать, что лучше - прокатиться с ветерком или упасть и разбиться до смерти.
        Гертцог хмыкнул:
        - Ни один человек, от барона до шлюхи, не верил своим ушам, когда в замок явился галамарский бард и спел балладу про это.
        Бершад снова повернулся к королю:
        - Зато в долине Горгоны каждый крестьянин считает меня богом демонов. Тамошние обитатели швыряют соль мне под ноги, чтобы я не сожрал их души. А в одной деревне даже хотели принести в жертву первенца, лишь бы я пощадил остальных.
        Король хрипло вздохнул:
        - Вот из-за таких горгонских крестьян все в Терре думают, что мы дикари, которые поклоняются глиняным божкам.
        - Вообще-то, это описание подходит почти ко всем альмирцам.
        - По-моему, мы отвлеклись, - сказала Эшлин. - Значит, в Баларию тебя перенес громохвост. А дальше что?
        - Я три дня провалялся рядом с тушей дракона и выжил лишь потому, что пил драконью кровь. А потом меня подобрал торговый караван. Торговцы отвезли меня в какую-то крепость, затерянную среди пустыни. Там меня арестовали за незаконное проникновение в страну и бросили в каземат. Спустя неделю приехал военачальник, и меня выпустили. Он знал, кто я такой, и не собирался казнить Безупречного Бершада, который не по своей воле попал в Баларию.
        - И что же сделал военачальник?
        - Отрядил три дюжины солдат, а те провели меня в Галамар через перевал на Вепревом хребте, доставили в какой-то портовый город и предупредили, что если дракон еще раз занесет меня в Баларию, то мне отрубят голову, упакуют в сосновый ящик и отправят в Альмиру.
        - А что там, на Вепревом хребте?
        - Скалы. Деревья. Каменные чешуйники, которые нападают на все, что можно съесть. Орды кровожадных дикарей, от которых трудно отбиться даже шестидесяти солдатам. В общем, там опасно.
        - И как долго вы шли через перевал?
        - Почти месяц.
        Эшлин допила вино и отодвинула кубок:
        - А ты сможешь провести небольшой отряд к баларской границе так, чтобы их не убили?
        Подумав, Бершад произнес:
        - Ты сказала, что попасть в Баларию невозможно. А сколько раз вы пытались?
        Эшлин рассеянно потерла затылок - этот жест, как правило, означал, что ей придется раскрыть секрет.
        - Сначала мы пробовали добраться туда по воде. Три самых быстрых корабля ушли в плавание, как только обнаружилось, что Каиру похитили. - Она снова взяла пергаментный свиток. - Это послание от барона Арниша, капитана эскадры. Они подошли к побережью Баларии, но там их окружили баларские фрегаты и взяли в плен у одного из островов близ Бурз-аль-дуна. Он предупреждает, что подмогу посылать бесполезно, с ней будет то же самое. В общем, по морю в Баларию не пробраться.
        - А по горам?
        - Мы отправили три поисковых отряда, один за другим, - вздохнула Эшлин. - Судя по всему, их всех перерезали скожиты. Но тебе же удалось перейти через Вепрев хребет. - Она помолчала. - По-моему, ты сможешь сделать это еще раз, с небольшим отрядом. Чтобы вернуть Каиру.
        - Знаешь, Эшлин, драконьерам, вообще-то, не позволено бродить где вздумается.
        - Ты отправишься в те края, потому что тебя посылают драконьерствовать куда-то на восток Галамара. Паж, который тебя сюда привел, самый большой болтун в Незатопимой Гавани. Он слышал королевский приказ, так что слухи уже разлетелись.
        Бершад задумался. Конечно, лучше убить короля, чем исполнять его поручение, но все-таки Бершад когда-то любил Эшлин. Может, и до сих пор любит. Может, оно того стоит…
        - Значит, мне всего-то и надо, что провести отряд через границу, а потом пусть они спасают принцессу, а я в одиночку должен убить императора?
        - Да.
        - А может быть, лучше просто спасти Каиру и не убивать императора? - спросил Бершад. - Чтобы не привлекать ненужного внимания.
        - Нет, нам надо показать свою силу, - сказала Эшлин. - Если альмирские бароны не узнают о безжалостной мести короля за похищение дочери, то сочтут это признаком слабости и не захотят подчиняться Мальгравам. Но даже если бароны не взбунтуются, балары все равно не захотят еще тридцать лет держать границы на замке. Они жаждут захватить Альмиру, чтобы превратить ее в свою колонию, точно такую же, как Галамар и Листирия. Необходимо спасти Каиру и вложить раковину в императорский рот.
        Бершад шумно выдохнул и с внезапной грустью осознал, что Эшлин изменилась.
        - Забавно, - негромко заметил он. - Точно такой же довод привел твой отец, когда отправил меня в Гленлокское ущелье с приказом убить военачальника наемников. И насколько мне известно, этот мерзавец до сих пор жив, а с Альмирой все в порядке. Знаешь, Эшлин, ты еще не такая сволочь, как твой поганый отец, но в тебе явно проступает порода Мальгравов. Тебе хочется защитить свою династию, а не Альмиру. А служить тебе я больше не обязан. - Он повернулся к Гертцогу. - Ты об этом позаботился.
        - Сайлас, я знаю, что ты не хочешь убивать драконов, - не унималась Эшлин. - Я знаю, что всякий раз, как ты берешь в руки копье…
        - Ты меня вовсе не знаешь, - отрезал Бершад, хотя Эшлин сказала чистую правду. - Я не стану заниматься этим черным делом, полагаясь на обещания Мальгравов. - Он осекся и дрогнувшим голосом прошептал: - Однажды я уже совершил такую ошибку.
        Эшлин нерешительно произнесла:
        - Но ведь это ради всеобщего блага… У императора Мерсера…
        - Между прочим, драконьеры выходят на битву с драконами именно ради всеобщего блага. Избавляют крестьян от чешуйчатой заразы, чтобы те спокойно возделывали поля.
        Гнев сдавил Бершаду горло, горькая ярость заполнила рот. В голове мелькали воспоминания об уничтоженных драконах. Бершад отшвырнул меч и плюнул на него.
        - Мне плевать на ваше всеобщее благо.
        Покосившись на гвардейцев у стен, Эшлин сказала:
        - Понятно. Ты имеешь полное право усомниться в нас. Во мне. Как бы то ни было, поразмысли над нашим предложением до утра. Проведешь ночь в настоящей кровати.
        Она изогнула бровь и чуть наклонила голову, давая понять, что готова кое-что объяснить, только не здесь и не сейчас.
        - Никакая кровать не заставит меня изменить свое решение. Так что придумай что-нибудь другое.
        4
        Бершад
        Деннис вел Бершада по замку; они шли по длинным коридорам и через просторные залы, спустились на один пролет по ступеням витой лестницы, а потом стали подниматься все выше и выше, в одну из башен. Когда-то все чудеса замка были хорошо знакомы Бершаду - сады, дворики и потайные каморки, где пахло морской солью. Теперь стены и палаты стали для него чужими, он в них путался и терялся.
        Злость на Гертцога и потрясение, испытанное при встрече с Эшлин, постепенно развеивались, но какая-то странная растерянность не покидала Бершада. Он не принял предложение Мальгравов из-за ненависти к Гертцогу. Возможно, в этом и заключалась его ошибка. Уже давно ему в обязанности вменялось лишь уничтожение драконов. Наверное, глупо было отказываться исключительно от досады.
        В покоях Бершада его дожидался Роуэн. Оруженосец сидел на полу у очага, скрестив ноги, а на тряпице перед ним были рядком разложены шесть копейных наконечников. Седьмой Роуэн держал в руках, бережно проводя точильным камнем по лезвию.
        - Что ж, ты все-таки уцелел. Вот и славно. - Роуэн поглядел на Бершада и вернулся к своему занятию. - Твои доспехи у кузнеца, но копейные наконечники я ему не доверил. У него крестьянские руки.
        - У кузнеца в замке Мальграв?
        - Крестьянские руки, - повторил Роуэн.
        - А как тебя сюда пустили? - спросил Бершад.
        - Я их уболтал, - ответил Роуэн без дальнейших объяснений.
        В покоях стояла огромная кровать и с полдюжины кресел и диванов. Впервые за долгое время Бершад мог поспать не за стойкой в трактире и не на земляном полу.
        - Ну, что случилось? - спросил Роуэн.
        Оставив без внимания мягкие кресла, Бершад уселся на пол рядом с оруженосцем.
        - Нам предложили новую работу.
        - Королю не нравится, как ты расправляешься с драконами? - Роуэн положил копейный наконечник на тряпицу и взял следующий.
        - Королю не нравится, что я до сих пор жив. Он надеялся, что я давным-давно превратился в кучу драконьего дерьма. - Бершад снял сапоги и вытянул ноги к очагу. - Но балары похитили принцессу Каиру, и Гертцог озлобился на них больше, чем на Безупречного Бершада.
        - А какое нам с тобой дело до похищенной принцессы?
        - Он хочет отрядить спасателей в Баларию, а мы должны их провести туда через Вепрев хребет. - Помолчав, Бершад добавил: - А еще он хочет, чтобы я убил императора.
        Рука с точильным камнем замерла на полувзмахе, а потом Роуэн сказал:
        - Ни фига себе. За что это его так?
        - Он похитил принцессу.
        - А, ну да. А еще за что?
        - За то, что он ставит под угрозу светлое будущее и могущество Мальгравов, - сказал Бершад.
        - Тогда конечно…
        - И если я его убью, то Гертцог обещает отменить изгнание и вернуть мне родные владения. А тебя наверняка сделает военачальником.
        - Сайлас, ты же знаешь, чего стоят его обещания.
        - Ага.
        - Вдобавок не нравится мне это. Слишком замысловато для Гертцога. Он сторонник простых решений.
        - Это Эшлин придумала.
        - Эшлин в замке?
        - Мы с ней только что виделись.
        Роуэн негромко рассмеялся:
        - Великолепно. И как она выглядит?
        - Такая же красавица.
        - Что ж, пожалуй, мне следует предположить, что именно из-за нее ты не отправил Гертцога в дальнее плавание.
        - Предполагай.
        - В таком случае просто прекрасно, что она оказалась в замке. - Роуэн подбросил полено в очаг и снова принялся точить копейный наконечник. - Ну и как, ты согласился?
        - Сначала я послал Гертцога куда подальше, но Эшлин упросила меня подумать до утра. - Бершад поморщился, вспомнив, каких глупостей наговорил ей в зале. - Все-таки я ей многим обязан.
        Роуэн отложил наконечник копья и точильный камень:
        - Судя по твоим рассказам о перевале, мы там все сдохнем. А даже если каким-то чудом доберемся до Баларии, а ты перережешь горло императору, думаешь, поганые шестереночники позволят нам уплыть домой? Это самоубийственная затея, Сайлас.
        - Может быть, - пожал плечами Бершад. - Но я выбирался и не из таких переделок. Неужели тебе хочется гоняться за очередным драконом?
        - Мне хочется уйти на покой, в тутовый сад, к детям и внукам. Доживать свой век на завалинке, попивая пивко и покуривая трубочку.
        Бершад рассеянно усмехнулся:
        - Если мы продолжим наши прежние занятия, то такого никогда не случится. Рано или поздно какой-нибудь дракон меня прикончит. После этого задрипанный страж убьет тебя и Альфонсо, а наши головы будут красоваться на крепостных стенах, пока не сгниют дочиста.
        - То же самое ты говорил шестьдесят шесть драконов тому назад.
        Бершад уставился в очаг.
        - Ну, есть и другой выход, - продолжил Роуэн. - Как дойдем до Галамара, можно улизнуть от спасателей и укрыться где-нибудь в глуши.
        Оруженосец уже не в первый раз предлагал что-то подобное. Бершад всегда отвечал одинаково:
        - Вот только если нас поймают, то живьем освежуют Альфонсо, завернут тебя в его шкуру и поджарят на медленном огне, а меня заставят смотреть. - Бершад не стал упоминать о том, что после этого ему самому выколют глаза, а потом отправят на битву с драконом. - Я на такой риск не пойду. Никогда и ни за что.
        - А вот некоторые…
        - Только дураки.
        Роуэн недовольно хмыкнул, но не стал настаивать.
        - Значит, выбирать придется между убийством еще одного дракона и убийством императора, - вздохнул Бершад. - Тебе что больше нравится? За убийство баларина нам все-таки кое-что перепадет.
        - Может, и перепадет, - согласился Роуэн и тоже вздохнул. - И вообще, мое мнение здесь ни при чем. В этой закисшей слякотной стране все, кроме меня, относятся к клятвам, будто к байстрюкам. Раз уж я пообещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, то нарушать слово не стану. Как ты решишь, так оно и будет.
        Бершад кивнул. Он чувствовал себя неловко всякий раз, когда его единственный друг выказывал свою преданность. Роуэн душой и телом был предан отцу Бершада еще со времен баларского нашествия, но сам Бершад вроде бы ничем особо не заслужил такого отношения к себе.
        - Ладно, утром разберемся, - решил Бершад. - Знаешь, ступай-ка ты отсюда. А то вдруг Эшлин расчувствуется и решит ко мне заглянуть по старой памяти…
        - Ну, как скажешь, - проворчал Роуэн, завернул копейные наконечники в тряпицу и направился к двери, но у порога остановился и поглядел на кровать. - Свезло же тебе. А мне там соломы на пол навалили.
        Бершад отыскал кувшин с вином и, глядя в огонь, сделал глоток из серебряной чаши. По коридорам сновали слуги. Бершад не любил скопления народа. Даже в захолустных деревеньках, вот как в Выдрином Утесе, он предпочитал напиваться в одиночестве и впервые за четырнадцать лет проводил ночь в таком большом городе, как Незатопимая Гавань. Шорохи и шумы в замке казались драконьеру шуршанием крыс.
        Он опустошил кувшин, разделся догола и лег в постель. После долгих лет отдыха на твердой земле мягкость перин и подушек была какой-то чужеродной и неправильной. Бершад даже не пытался заснуть. Он знал, что сон все равно не придет. И не только из-за мягкой постели. Надо было принять какое-то решение.
        В дверь постучали.
        Бершад встал, натянул штаны, но так и не справился с пуговицами на рубахе.
        - Да ну его нафиг, - пробормотал он и полураздетым пошел к двери.
        На пороге стояла Эшлин Мальграв с мечом Бершада и охапкой свитков.
        - Я не нарушила твой сладкий сон, Сайлас?
        У Бершада сдавило грудь. Отчаянно захотелось сжать Эшлин в объятиях.
        - Нет, принцесса.
        Он провел ее в покои. Закрыл дверь.
        Эшлин постояла, глядя на догорающий огонь в очаге. Тусклые угли высветили очертания тела сквозь просторное шелковое одеяние - руку, изгиб бедер.
        Бершад кивнул на меч:
        - Ты же знаешь, что вручать его мне - преступление.
        Изгнанники лишались права на меч. Любому жителю Терры позволялось обезглавить человека с синими прямоугольниками на щеках, если у того обнаруживали стальной клинок.
        - Отвергать дар короля - тоже преступление, - сказала Эшлин, бросив меч на кровать. - Я вошла в зал как раз в тот миг, когда ты готовился убить моего отца.
        - Да, готовился.
        Эшлин кивнула, сощурив глаза:
        - Я с ним не разговаривала десять лет. После того что он с тобой сделал, я не могла даже жить рядом с ним.
        - Зато сейчас вы не разлей вода.
        - Мои старшие братья погибли, - сдержанно произнесла Эшлин. - А когда умрет и он, кому-то придется повелевать Альмирой. Так что этим займусь я.
        - Эшлин, - прервал ее Бершад. - Ничего страшного. Я сам озлобился почти на всех в Альмире из-за того, что со мной случилось. На Гертцога. На отца. Но больше всего - на себя. А вот тебя я никогда не винил. - Он улыбнулся, указав на окно. - Помнишь, как я взбирался на башню, к тебе в спальню?
        Напряженные плечи Эшлин чуть расслабились.
        - Помню, как я за тебя волновалась, - со смехом произнесла она. - Тебе смерть была не страшна, лишь бы залезть ко мне в постель. Я хотела было дождаться тебя в верхних покоях, но решила, что ты уже не в том возрасте, чтобы карабкаться по стенам. Вдобавок нам с тобой надо поговорить. Без посторонних.
        - Неужели ты улизнула от Хайден? - удивился Бершад, вспомнив, что телохранительницы в коридоре не было.
        - Нет, она тут неподалеку. Научилась создавать для меня иллюзорное личное пространство. И позволяет мне утолять свои желания в те редкие моменты, когда это возможно.
        - Значит, ты не в первый раз бродишь по ночам в башне?
        Она взглянула на него с до боли знакомой лукавой улыбкой:
        - Ты же сам сказал, четырнадцать лет - это очень долго.
        - Да.
        - А тебе идут татуировки… - Она приложила руку к своей щеке, туда, где изгнанникам наносили синие прямоугольники. - Повезло. Мало кого они украшают.
        Бершад сообразил, что она впервые видит его позорные отметины. Как только он вернулся из Гленлокского ущелья, его схватили у ворот Незатопимой Гавани, отобрали меч, вытатуировали прямоугольники на щеках и отправили восвояси. Никаких прощаний. Никаких последних встреч с любимой.
        - Я просил зеленые, под цвет глаз, - сказал он. - Увы, не вышло.
        - Синие тоже хорошо, - ответила Эшлин и потупилась.
        Заметив, что она умолкла, Бершад сказал:
        - Я очень расстроился, когда узнал о смерти твоего мужа.
        - Вот только не надо врать, - усмехнулась Эшлин. - Хаванат был дурак и пьяница. Хорошо, что он не станет королем Альмиры.
        - А по деревням судачат, что ты его убила. Папирийским заклятьем или как-то еще.
        - Ну да, а еще говорят, что у тебя елдак в руку длиной. Но мы-то с тобой знаем, что это не так.
        Бершад не смог сдержать ухмылки: ему всегда нравилось, что с прелестных губ Эшлин с легкостью срываются скабрезности.
        - Короче, Хаванат дважды в неделю вдрызг напивался на королевской барке. Удивительно, как он раньше не утонул.
        Они поглядели друг на друга. Бершад прекрасно понимал, что она пришла убеждать его в необходимости убийства императора Мерсера, но хотел сначала просто поболтать с ней, как в молодые годы. Хотя бы несколько минут. Даже если болтовня была сплошным притворством.
        - Судя по слухам, ты все еще интересуешься драконами, - сказал Бершад.
        В юности они с Эшлин объездили всю Альмиру в поисках драконов. Эшлин изучала их и делала зарисовки в альбом. Бершад и Эшлин ночевали в лесу и целыми днями разговаривали только друг с другом. Эх, счастливое было время!
        - На прошлой неделе мы с Хайден полдня следили за черным рогачом, - чуть улыбнувшись, сказала Эшлин. - Видели, как он боролся с соперником. Как я и подозревала, самцы этой породы сцепляются рогами и мотают друг друга, пока один из них не признает себя пораженным.
        - Странно, что король позволяет своей наследнице покидать замок и гоняться за драконами.
        Эшлин пожала плечами:
        - Короли выбирают, за что воевать. Да, я унаследую корону Мальгравов, прогляжу все глаза, читая свитки и карты, вытерплю бесконечные аудиенции и защищу династию Мальгравов на веки вечные. Однако никто меня не остановит, если мне вздумается отправиться на поиски драконов в окрестностях Незатопимой Гавани. Между прочим, тот черный рогач великолепно продемонстрировал превосходную функциональность костных тканей у особей этой породы.
        - Да, ты изменилась, - улыбнулся Бершад. - Но не полностью.
        - И ты тоже. - Она оглядела покои и добавила: - Кстати, о костях. Можно мне взглянуть?
        Очевидно, Эшлин тоже хотела потянуть время.
        - Взглянуть на что?
        - На то, что ты принес с собой. Не притворяйся, я же знаю.
        Чуть помедлив, Бершад подошел к креслу, куда Роуэн положил переметную суму, вытащил из нее кинжал из драконьего клыка и протянул Эшлин. Она взвесила кинжал в руке, провела пальцем по лезвию.
        - Какой породы был дракон? - спросила она, не отрывая взгляда от клинка.
        - Серокрылый кочевник, самка. Я завалил дракониху в окрестностях Зеленошпора.
        - Ох, сочувствую, Сайлас. Тебе же кочевники нравятся больше всего.
        До того как Сайлас стал прославленным драконьером, он любил драконов не меньше Эшлин. Увы, об этом пришлось забыть, иначе было не выжить.
        - Да, это был великолепный экземпляр, - прошептал он.
        Эшлин печально поглядела на него:
        - А как тебе удалось сохранить клык?
        Бершад замялся. По правде говоря, дракониха прокусила ему живот, а клык застрял в кишках. Роуэн извлек клык, швырнул в переметную суму и заткнул рану спартанийским мхом, что спасло жизнь Бершаду. О клыке забыли и лишь неделю спустя обнаружили, что он не сгнил.
        Однако если рассказать об этом Эшлин, то придется признаваться и во всем остальном. Бершад к этому был не готов.
        - С большим трудом, - сказал он. - Зато теперь его невозможно повредить. Видишь, на лезвии нет ни единой зарубки или отметины.
        Эшлин кивнула, понимая, что расспрашивать дальше бесполезно.
        - Зато на тебе отметин много, - сказала она, рассматривая шрамы под расстегнутой рубахой.
        - Ага.
        Когда Бершаду было шестнадцать, он целую неделю провел без сна на подоконнике своих покоев в замке, раздумывая, стоит ли взбираться в опочивальню Эшлин.
        На этот раз он не испытывал ни малейшей неуверенности.
        Он подошел к Эшлин и поцеловал ее. Провел ладонями по щекам, по черным кудрям, ниспадавшим до бедер. Он целовал ее сотни раз. Тысячи. Но четырнадцать зим и четырнадцать лет не вытравили знакомый вкус ее губ. У Бершада задрожали руки.
        Разомкнув объятья, Эшлин кончиками пальцев погладила шрамы под расстегнутой рубахой Бершада.
        - Даже не верится, что ты жив, - прошептала Эшлин. - Не верится, что этот жестокий мир позволит мне снова обнять тебя. Я так соскучилась… - Она поцеловала его шею. Скулу. Татуировки на щеках. Губы. - Мне так тебя не хватало.
        - Мне тоже тебя не хватало.
        Бершад погладил ей руку, помедлил у запястья. У внутренней стороны запястья, под шнурком из акульей кожи, скрывался папирийский нож длиной в палец. Эшлин обзавелась этим ножом, когда ей исполнилось десять лет.
        - Ты с ним так и не расстаешься? - спросил Бершад. К кожаному шнурку добавилась странная прозрачная нить, но в остальном ни шнурок, ни нож не изменились.
        - Ты же знаешь Хайден. Она утверждает, что меня легче уберечь, если я сама могу дать отпор врагам.
        Бершад коснулся ее щеки:
        - Воспоминание о твоих чертах я пронес через всю Альмиру. Ничего дороже у меня не было. Но сейчас оно кажется незначительным, словно я хранил гальку, притворяясь, будто она - огромный валун.
        Эшлин снова поцеловала его. По ее щекам струились горячие слезы. Она легонько прикусила его нижнюю губу, как делала всегда, когда у нее не было слов, чтобы выразить свои чувства.
        Наконец он высвободился из ее объятий. Притворство не имело смысла.
        - Эшлин… Я понимаю, почему Гертцогу хочется, чтобы императору скормили раковину. Твой отец ни за что не потерпит измывательств над родными и близкими. А вот на тебя это не похоже. В двенадцать лет ты, чумазая девчонка, верхом на боевом коне въехала в зал, где заседал верховный совет, и потребовала, чтобы король прекратил выдавать грамоты на драконьерство в долине Горгоны, потому что в тот год убили слишком много речных кикимор. А теперь ты жаждешь смерти императора. Почему?
        - Потому что если Мерсер доживет до лета, то уничтожит всех драконов Терры.
        - Как это? - удивился Бершад.
        - Сейчас объясню. - Эшлин кивнула на ковер у очага, и оба уселись к огню. - Когда балары согласились приехать в Незатопимую Гавань, я сказала верховному совету, что они хотят договориться о торговом соглашении с Альмирой, чтобы наконец-то прекратить тридцатилетнюю изоляцию Баларии. Частично это было правдой. Мы с императором обсудили торговлю лесом, солью, пряностями, опиумом, драконьим маслом и сталью. Вдобавок мы обсудили кое-что еще.
        Поразмыслив, Бершад сказал:
        - Брачный союз.
        - Верно. Мой забулдыга-муж утонул четыре года тому назад, а жена Мерсера умерла, так и не родив наследника. Вполне естественно, что нам следовало подумать о браке. Наша свадьба давала Мерсеру возможность исправить промах его отца и завоевать Альмиру без кровопролития.
        - А тебе?
        - Мерсер Домициан безраздельно властвует на восточном берегу Моря Душ, но я ничего не знала ни о его нраве, ни о его устремлениях, хотя неоднократно пыталась внедрить соглядатаев в императорский дворец. Мне нужно было узнать замыслы противника. Торговые переговоры дали мне такую возможность. Я наконец узнала, кто такой Мерсер Домициан. И меня это насторожило.
        - В каком смысле?
        - Зная, что мне нравится изучать драконов, Мерсер поделился со мной своими… кхм, пристрастиями. Он думал, что это подчеркнет общность наших интересов, но, насколько я могу судить, наши интересы прямо противоположны. Вот, взгляни. - Эшлин развернула один из свитков - карту, где были отмечены все драконьи логовища на восточном побережье Терры. - Уже много лет ходят слухи, что балары усиленно охотятся на драконов, чтобы обеспечить неутолимую потребность Бурз-аль-дуна в драконьем масле. Однако лишь два месяца назад я поняла, как далеко зашло дело. Если верить Мерсеру, то с прошлого Великого перелета, то есть вот уже пять лет, в округе на неделю пути от Бурз-аль-дуна не появлялся ни один дракон. В Баларии осталось одно-единственное логовище, крупнейшее в стране. Драконы прилетают туда гнездиться. - Она указала на зеленый треугольник в восточной части карты. - Его называют Зыбучей падью. Людям туда не пробраться, потому что логовище окружено непроходимыми мангровыми лесами. Каждые пять лет туда прилетают на гнездовья тысячи драконов. Молодняк рождается летом, когда зной прогревает болота. Вот уже три
года император Мерсер прокладывает тракт через мангровые леса, а еще начал производство нового типа катапульт, способных подбить дракона в полете, за тысячу локтей в воздухе. Мерсер показал мне чертежи - я даже не представляла, что в рычаге лебедки может быть столько шестеренок и болтов. Катапульты перезаряжают с необыкновенной быстротой, с помощью механизма, работающего на драконьем масле. Впрочем, неудивительно, что в стране, где вот уже пятьсот лет поклоняются богу-машине, а не глиняным истуканам, новое изобретают быстрее. - Эшлин раздраженно тряхнула головой. - В день летнего солнцестояния, когда драконы Терры вернутся в Зыбучую падь, Мерсер окружит болота сотнями новых катапульт и перестреляет всех ящеров.
        - А зачем ему разом убивать всех драконов?
        - Затем, что в Бурз-аль-дуне за месяц расходуют больше драконьего масла, чем во всей Альмире - за год. Драконье масло используют для всего в городе. Мерсер изобрел новый способ перегонки драконьего масла. В концентрированном виде оно превращается в превосходное экономичное топливо, однако с каждым годом его требуется все больше и больше. Если в Зыбучей пади истреблять драконов постепенно, то запасы масла удовлетворят потребности нескольких поколений, но Мерсер хочет уничтожить их разом, чтобы обеспечить себе почти монопольное владение самым ценным товаром в мире. Тогда Мерсер сможет устанавливать цены и поставлять драконье масло на своих условиях не только империи, но и всем остальным народам Терры.
        - А почему он тебе все это рассказал?
        - Он полагал, что после свадьбы я точно так же поступлю с Дайновой пущей и монополия станет всеобъемлющей.
        - Это ужасно.
        - Да.
        - А почему ты этого не сказала в зале Алиор?
        - Сайлас, ты же сам не дал мне возможности ничего объяснить. Вдобавок я не говорила отцу о предложении Мерсера. Если честно, я боялась, что он согласится выдать меня замуж за императора. Да, я предложила его убить, но Гертцог счел это хорошим признаком и решил, что я стала безжалостной и жестокой владычицей, достойной унаследовать престол. Что я готова окропить клинок кровью, защищая династию Мальгравов. - Эшлин умолкла, разглядывая карту. - Для народов Терры драконы важнее войн и династических устремлений. Драконы поддерживают равновесие в нашем мире. Из-за повального истребления драконов Балария почти превратилась в пустыню. В Галамаре свирепствует голод, в Листирии тоже острая нехватка продовольствия.
        - Ты не обязана помогать странам на противоположном конце Терры.
        - Может, и нет, но половина альмирских драконов во время Великого перелета отправляются в баларское логовище - и серокрылые кочевники, и курносые дуболомы, и шипогорлые вердены, и призрачные мотыльки. Неизвестно, почему они предпочитают гнездиться в дальних краях, а не в Дайновой пуще, но так было всегда. По-моему, это очень похоже на то, как лососи каждое лето уходят из глубин Западного моря нереститься в речной воде.
        - Эшлин, послушай… - Сглотнув, Бершад продолжил: - Я знаю, что тебя волнует судьба драконов, но ты все-таки наследница альмирского престола, и тебе следует оберегать альмирцев, а не гигантских ящеров.
        - Я и оберегаю своих подданных.
        Эшлин развернула еще один свиток, с нарисованной ею собственноручно картой восточной Альмиры.
        - Ты только что вернулся из Выдрина Утеса, верно?
        - Ага.
        Она указала деревню на карте.
        - А ты заметил, что на берегах реки слишком много глиняных истуканов?
        - Не помню. Меня больше занимал шипогорлый верден, которого я должен был убить по приказу твоего отца.
        - Так вот, их там полным-полно. Жители Выдрина Утеса лепят их без устали, потому что вот уже пять лет в окрестностях царят голод и болезни. - Эшлин указала на четыре деревни выше по течению. - И с каждым днем заразный недуг распространяется все дальше. Через несколько месяцев зараза придет в Выдрин Утес.
        - А при чем тут драконы?
        Эшлин накрыла карту ладонью:
        - Для серокрылых кочевников провинция Блакмар издавна служила охотничьими угодьями, но мой отец приятельствовал с отцом Креллина Нимбу. Во время баларского нашествия они сражались бок о бок. Поэтому Гертцог вот уже много лет посылает туда драконьеров. За последние два десятилетия в этом районе уничтожено тридцать кочевников.
        Бершад кивнул. С начала своего изгнания он убил одиннадцать кочевников, но уже давно не получал грамот на драконьерство в северных краях.
        - Теперь там кочевников нет вообще.
        - Они сообразили, что к чему, и покинули провинцию, - сказала Эшлин. - К великому огорчению рода Нимбу. Правители Блакмара собрали столько драконьего масла, что могли бы стать богатейшим семейством в Альмире, но вместо этого спустили все деньги на драгоценные камни для украшения глиняных божков. Глупо. - Она покачала головой. - Как бы то ни было, серокрылые кочевники - единственные хищники в этом регионе, представлявшие угрозу для альмирских черных медведей. Теперь, когда медведям больше не нужно прятаться в чаще всякий раз, как над речной долиной мелькнет драконья тень, они каждый год отъедаются перед зимней спячкой и за две осени уничтожили все поголовье выдр. В реке выдр почти не осталось.
        - А при чем тут люди?
        - Сейчас объясню. Выдры питаются рыбой. Насекомыми. Червями. В общем, чем придется. - Эшлин облизнула губы. - А еще красными улитками-катушками, которые водятся только в этой провинции. Улитки ядовиты для всех живых тварей, кроме выдр. Когда выдры исчезли, улитки начали бесконтрольно плодиться. К северу от Выдрина Утеса их так много, что по их раковинам можно перебраться через реку, будто по мосту. В небольших дозах яд не смертелен для людей, но его постоянное употребление вызывает сыпь, чирьи, судороги и галлюцинации. - Эшлин снова указала на поселения к северу от Выдрина Утеса. - И вот уже пять лет именно такие хвори донимают жителей местных деревень. Я заставила Нимбу нанять алхимика, чтобы тот отыскал противоядие, но пока что все его старания так же безуспешны, как попытки остановить прилив веслом. В северных деревнях от помощи алхимика отказались - там надеются, что глиняные божки спасут от лесных демонов. Впрочем, даже если б они согласились, никакой помощи он предложить не смог бы. Мастер Моллеван вот уже пять лет безуспешно ищет противоядие.
        Бершад решил покамест не говорить Эшлин о гибели ее алхимика. Лучше как-нибудь в другой раз.
        - Если альмирские драконы этим летом улетят в Баларию и не вернутся, то во всех городах и селениях Альмиры произойдет то же самое. А в Дайновой пуще будет хуже всего.
        - Почему? - спросил Бершад.
        - Потому что это уникальные джунгли. Корни дайновых деревьев образуют единую подземную систему, которая простирается на многие лиги. Корневая система поражена белым плесневым грибком, однако деревья не погибают - курносые дуболомы обгладывают ядовитую плесень с древесных корней, поскольку она прочищает хронически забитые носовые пазухи этих драконов.
        Бершад почесал подбородок:
        - Значит, если дуболомы не вернутся, то…
        - Тысячи лиг заповедных джунглей сгниют на корню. А потом первый же сезон дождей размоет почву и превратит все в грязевую хлябь. Погибнут тысячи людей. И через несколько лет на месте Дайновой пущи будет безжизненная пустыня.
        Бершад рассматривал карту на полу. Один участок карты был помечен большим красным кружком, а на полях виднелись какие-то записи о призрачных мотыльках. Эшлин потеребила край карты, но не стала ничего объяснять.
        - И откуда ты знаешь, что убийство Мерсера поможет все это предотвратить? - спросил Бершад. - Если уничтожение драконов приносит немалые деньги, то следующий баларский император наверняка задумает то же самое.
        - Вполне возможно, - согласилась Эшлин. - Но смерть Мерсера приведет к кризису баларского правительства. Ганон, младший брат Мерсера и его преемник, слишком юн и глуп. Его больше занимают роскошные празднества, устраиваемые в честь Этерниты, баларской богини времени. Перевозка катапульт в драконье логовище - дело непростое и затратное, требующее массовых усилий и поддержки баларских государственных чиновников. Так что этим летом Ганон не успеет ничего организовать, даже если бы и задумал продолжить начинание брата. Мы выиграем время. Драконы вернутся с зимовий в Терру, прежде чем Балария оправится от гибели Мерсера. А следующий Великий перелет будет только через пять лет.
        В юности Эшлин всему на свете предпочитала книги и смущалась, приказывая конюхам оседлать коня… А теперь, не моргнув глазом, повелевает убить императора. За прошедшие годы она очерствела.
        - Похоже, ты абсолютно все продумала.
        - Абсолютно все продумать невозможно, но теперь я понимаю, что происходит в мире. - Она сделала шаг к Бершаду. - Драконы - опасные хищники. Однако же они не только пожирают стада, но и влияют на окружающее их царство растений и животных, включая самих альмирцев. Без драконов естественный порядок нарушится. Все вокруг - и выдры, и ряска, и леса - зависит от существования драконов. Если Мерсер исполнит свой замысел, то начнутся хвори и голод. Долина Горгоны превратится в ядовитое болото. Дайновая пуща станет безжизненной пустыней. А ты можешь помочь мне остановить все это.
        Бершад сжал кулак. Потом раскрыл ладонь. Несколько часов тому назад он был готов расстаться с жизнью в пиршественном зале, залитый кровью короля и пронзенный двадцатью пятью мечами. Как быстро все меняется!
        - Я верю тебе, Эшлин. Извини, что я так дурно вел себя. Я ошибся, думая, что ты изменилась. - Он помолчал, подбирая слова, чтобы лучше объяснить свой внутренний разлад. - Видишь ли, изменился я сам. - Бершад закатал рукав. - Я своими руками убил шестьдесят шесть драконов. Четырнадцать лет я только и делал, что скитался и убивал. Исчезло все то, что с детских лет связывало меня с драконами. Я растратил все свои убеждения. И все то, что ты во мне любила, давным-давно рассыпалось прахом. Я больше никому не могу помочь.
        Эшлин внимательно рассматривала его татуировки, скользила взглядом по карте шрамов на руках, на груди и на животе.
        - Сайлас, тебе пришлось совершить немало дурного, чтобы выжить. Я тебя не виню. Но эти поступки не определяют твоего характера. Мой отец стар и болен. Он скоро умрет. И что ты будешь делать после этого? Кем станешь?
        Бершад так долго жил исключительно ненавистью к Гертцогу, что уже не помнил, кто он на самом деле. И вспоминать не хотел.
        - Не знаю.
        Эшлин свернула свиток, отложила его в сторону.
        - Твой отец грозился убить Роуэна и Альфонсо, если я откажусь, - вздохнул Бершад. - Что ты задумала?
        - В порту Незатопимой Гавани стоят два корабля. Один завтра отправляется в Галамар. А вот другой… Вы с Роуэном и ваш ослик можете немедленно отправиться на нем в плавание через Великий Западный океан, за пределы Терры.
        Бершад опешил.
        - Путешествие через океан куда опаснее дороги через Вепрев хребет, - продолжила Эшлин. - Но это путь к свободе. Там, на дальнем океанском берегу, синие татуировки изгнанника ничего не значат. Там на них никто не обратит внимания.
        Не нужно было объяснять, что Эшлин он больше никогда не увидит.
        - Мне нужна помощь, Сайлас. Но я не хочу взваливать на тебя еще одну заботу. Твоих тягот на десяток жизней хватит. Ты давным-давно искупил свои грехи за то, что случилось в Гленлокском ущелье. Если ты покинешь Альмиру, мне тебя будет очень не хватать, но я пойму и приму твое решение.
        У Бершада пересохло во рту. Он тяжело сглотнул:
        - Ну, не знаю… Все эти годы… все, что делал я… все, что сделали со мной… вряд ли я смогу вернуться к той жизни, которой нас лишили. Хотя мне этого очень хочется… - Он осекся, не в силах найти слов.
        - Не обязательно знать наверняка, - сказала Эшлин. - А решение можно принять позже. У нас еще есть время. - Она коснулась его татуированной руки, сплела его пальцы со своими. - И что бы ты ни решил, кое-что не терпит до восхода солнца.
        Она притянула его к себе и обняла. Крепко поцеловала, снова прикусила ему нижнюю губу. Они стояли, впитывая тепло тел. Бершад чувствовал, как бьется сердце Эшлин. Ее рука скользнула по его груди и животу, к поясу штанов, затеребила завязки. Он стянул шелковое платье к ее талии, упал на колени и сдернул одеяние на пол. Погладил бедро Эшлин, ощутил жар у нее в паху. До кровати они так и не добрались, упали на мягкий ковер у камина. Как в добрые старые времена. Провалились друг в друга.
        Потом Эшлин, закрыв глаза, лежала у него на груди. Крошечная родинка на левом веке Эшлин была знакома Бершаду с их самой первой ночи. Больно было видеть ее снова. Он с легкостью воссоздавал в памяти их прошлую жизнь, полную смеха и наслаждений, но вернуться к ней было невозможно.
        Бершад коснулся запястья Эшлин, обвитого полупрозрачной нитью. Странное украшение выглядело лишним на обнаженном теле.
        - Что это? - спросил он.
        Эшлин села, потерла левое запястье правой рукой:
        - Это моя забота, а не твоя.
        - Эшлин!
        - Поверь мне, Сайлас, если потянуть за эту ниточку, все усложнится еще больше.
        - Я давно уже верю только Роуэну и Альфонсо, - помолчав, заметил Бершад.
        - Вот и хорошо.
        Эшлин перекинула через него ногу, уселась ему на живот. Бершад ощутил влажный жар ее промежности. Эшлин недоуменно поглядела на шрам, пересекавший бок Бершада, - след раны, нанесенной кочевником.
        - Это же смертельное ранение!
        Это и еще два десятка подобных.
        - Ты уклоняешься от ответа.
        - Да, и вполне сознательно.
        - Ты гораздо наблюдательнее других, которые видели меня в таком положении.
        - Значит, баронесса Умбрик плохо разбирается в анатомии?
        - Откуда ты о ней знаешь?
        - Соглядатаи донесли, - сказала Эшлин.
        - Правда, что ли?
        - У отца войско, у меня - соглядатаи. Даже в разлуке я хотела все о тебе знать. Мне много о чем рассказывали… По большей части о драконах, которых ты убил, и о знатных дамах, которых ты обесчестил. Но до меня доходили и слухи о твоей способности исцеляться от смертельных ран. Мои доносчики полагают, что это пустые россказни невежественных крестьян. А вот я так не считаю. Что происходит, Сайлас?
        - Это моя забота, а не твоя, - ответил он.
        Если Эшлин не раскрывает своих секретов, то и он не станет делиться своими.
        - Что ж, тоже верно. - Она задумчиво провела пальцем по шрамам. - Может быть, к нашей следующей встрече мы с тобой освободимся от груза забот.
        - Может быть, - ответил Бершад.
        Она ласково коснулась татуировки на его щеке:
        - Как бы там ни было, мои чувства к тебе останутся неизменными. Я люблю тебя, Сайлас. И всегда любила.
        Бершад погладил ее бедра, обхватил ладонями за талию.
        - Я тоже люблю тебя, Эшлин. И всегда любил.
        Она наклонилась и поцеловала его, крепко и горячо. Ее соски скользнули по его груди. Эшлин прильнула к нему всем телом, улыбнулась, ощутив, что в нем снова вспыхнула страсть, и вобрала его в себя.
        - Даже не свободные от забот, мы с тобой еще на кое-что способны.
        Потом они лежали в кровати, слушая, как потрескивают угольки в камине. Бершад рассматривал свою татуированную руку.
        Он ощущал аромат Эшлин на своей коже, чувствовал ее вкус на губах. Только сейчас Бершад осознал, как бережно хранил воспоминания о ней. Он запрятал их в самый сокровенный уголок и не заглядывал туда четырнадцать лет.
        А теперь, когда воспоминания вырвались на свободу, он не хотел с ними расставаться.
        Еще недавно он готов был пойти на смерть, лишь бы разделаться с Гертцогом. Он даже не мечтал о корабле, который навсегда увез бы его из Терры. Но Эшлин для него была дороже мести, дороже свободы, дороже еще нескольких лет жизни. Если спасти свою разрушенную жизнь можно, лишь отказавшись помочь Эшлин, то жить ради этого не стоит.
        - Я согласен, Эшлин. Я отправлюсь в Баларию.
        Она повернулась к нему:
        - Правда?
        - Да.
        Бершад притянул ее к себе и страстно поцеловал, стараясь навсегда запомнить прикосновение ее тела.
        А потом, когда за окнами вспыхнула алая полоска зари и море под стенами замка заполыхало оранжевыми отблесками, пришло время расставаться.
        - Мне очень хочется остаться, - вздохнула Эшлин. - Но…
        - Но нельзя, - закончил за нее Бершад. - Ничего страшного. - Он сел в постели. - Расскажи, что ты задумала.
        Эшлин встала, подобрала с пола платье, расправила его.
        - В порту тебя ждет корабль «Люмината». Капитан - папириец, ему можно доверять. Трое твоих спутников уже на борту. Одна из них - папирийская вдова, Вира Цзинь-сун Ка.
        - Вдова? - переспросил Бершад. - Они всегда привлекают к себе излишнее внимание, сама знаешь. Черный доспех и все такое.
        - На себя посмотри. Синие татуировки и все такое, - возразила Эшлин. - Вира - телохранительница моей сестры. Она намерена вызволить Каиру из плена. Ей можно доверять. Твой второй спутник - Йонмар, младший сын Элдена Греалора. У него есть письменное разрешение на драконьерство, выданное бароном Корниша. Оно позволяет тебе законным образом войти в Галамар. А еще он поможет тебе перебраться через баларскую границу.
        - И для этого нужен Греалор?
        - Я хотела сама все устроить, но Греалоры, торгуя ценной древесиной, обзавелись хорошими связями в Таггарстане. Вдобавок мой отец согласился отправить тебя за границу только под присмотром одного из своих прихлебателей.
        - Если б я хотел сбежать, то давно бы улизнул.
        - Как бы там ни было, отец настаивал на этом условии, и мне пришлось согласиться. Так что Йонмар - неизбежное зло. Гертцог выдал дорожные грамоты на его имя. Без Йонмара ты не пройдешь ни в Галамар, ни в Баларию.
        - А кто третий?
        - Некий уроженец Бурз-аль-дуна. Вот ему я точно не советую доверять.
        - Это еще почему?
        - Сам поймешь, секунды через три после знакомства. - Помолчав, Эшли добавила: - Сайлас, никто из твоих спутников не знает, зачем я отправила тебя в Баларию. Постарайся сохранить это в тайне, чтобы тебя никто не выдал, даже по случайности.
        Бершад понимающе кивнул.
        Эшлин натянула платье через голову и стала завязывать ленты пояса. Бершад смотрел, как она одевается, и наслаждался еще одним хорошо знакомым зрелищем из прошлого. Ему нравилось наблюдать, как ловкие пальцы Эшлин справляются с крошечными пуговками застежки на боку платья.
        - А что ты будешь делать, если я провалю задание? - спросил Бершад.
        Пальцы Эшлин замерли. Она молчала.
        - Если тебе так важно остановить императора, вряд ли ты отрядишь для этого всего пятерых человек и осла, - продолжил Бершад. - Вот я и спрашиваю, что произойдет, если нас всех убьют.
        - После вашего отъезда я созову войска, - не оборачиваясь, ответила Эшлин. - И если вы провалите задание, то пойду войной на Баларию.
        Бершад удивился, хотя и понимал, что удивляться нечему. Эшлин ясно дала понять, что готова на все, лишь бы защитить драконов Терры.
        - Только не начинай воевать, пока точно не удостоверишься в моей гибели, - сказал Бершад.
        - Я не стала бы отправлять тебя на это задание, если бы думала, что у тебя ничего не выйдет, - сказала Эшлин. - Ты убил множество драконов, так что убийство императора для тебя - плевое дело. - Она поправила воротник платья. - А когда вернешься, я верну тебе твои родовые владения - Дайновую пущу.
        - А как же Греалоры?
        - С ними я разберусь. Сайлас, там, в джунглях, кое-где уцелели ягуары. Жизнь, которой тебя лишили, еще можно вернуть.
        Бершад задумчиво потер шрам на предплечье.
        - Эшлин, мне не место при дворе. Мне претят предательства и нарушенные клятвы, обман и ухищрения. Тебе, может, и удалось приспособиться ко всему этому, но я не могу. Поэтому и случилось то, что произошло в Гленлокском ущелье. Честно говоря, мне тошно проводить время за каменными стенами.
        Эшлин обернулась к нему:
        - Когда ты окружил Змиерубов в Гленлокском ущелье, я помню, как в Незатопимую Гавань приехал страж со срочным донесением от тебя. Мой отец послал тебе ответ, и на следующий день ты ринулся в битву. Я так и не узнала, что тебе ответил Гертцог.
        - Это не имеет значения. Что сделано, то сделано, - вздохнул Бершад. - Я помогу тебе, Эшлин, но к прежней жизни не вернусь.
        - А тебе и не придется. Я не похожа на отца. Мне все равно, как ты будешь править Заповедным Долом. И в королевский замок я тебя призывать не стану. - Она взяла его за руку. - Зато буду приезжать к тебе в гости.
        Бершад легонько сжал ей пальцы и выпустил ее ладонь. Ему хотелось вернуться в джунгли Дайновой пущи, где в густых кронах таились ягуары, не меньше, чем ему хотелось быть рядом с Эшлин. Вот уже много лет это было невозможно. А теперь у него появилась надежда.
        - Нет, мне придется приехать в королевский замок, - сказал он. - Привезти домой твою сестру.
        Эшлин улыбнулась сквозь слезы.
        - Я буду ждать, - сказала она.
        Оставшись в одиночестве, Бершад с мечом на коленях сидел у окна, слушал плеск волн и глядел на разгоравшийся рассвет, перебирая в памяти все злодеяния, совершенные с клинком или с копьем в руках. Простятся ли они ему, если он убьет императора?
        Так или иначе, но Бершад снова погрузился в океан мировых интриг.
        И теперь надо было как-то удержаться на плаву.
        5
        Гаррет
        В Глиновал Гаррет добрался ближе к ночи. Альмирцы не любили выдумывать звучные имена, и небольшой городок назвали так из-за земляного вала, с незапамятных времен окружавшего поселение. Вал, не укрепленный современными нововведениями типа каменной кладки, сохранял первозданный вид - стена утрамбованной глины вперемешку с прутьями и листвой уходила на тридцать локтей в высоту.
        Трактирщик был прав, говоря, что в Глиновале худо. Стену испещряли свежие выбоины, оставленные ядрами катапульт.
        Даже в темноте под стенами можно было разглядеть очертания воинских шатров. Гаррет насчитал четыре ряда. Через каждые пятьдесят шагов были установлены горящие светильники, и у каждого стояли на посту по двое караульных. Вдали, за полями, виднелись шатры и огни другого войска. Судя по всему, силы противников были равны. Не осада, а затянувшееся ожидание - кто первым решится напасть.
        Странные они, эти альмирцы.
        За земляным валом торчали черепичные крыши домов, расположенных концентрическими кругами, а в центре городка высилась крепость, вполовину выше вала. В крепости и находился барон Тибольт.
        Гаррет отыскал укромный уголок в сотне шагов от тракта и занялся подготовкой. Он достал из котомки мешочек восковой замазки, смочил ее водой из лужи, хорошенько размял и начал лепить себе новое лицо.
        Даже в глуши преступника легко отыскать по описанию. Рост, цвет волос, форма подбородка или приметная родинка - все это может стать причиной ареста и немедленной казни, пусть даже злодею удалось сбежать за пятьдесят лиг от места преступления. Гаррет вылепил себе мощный подбородок с ямочкой, тяжелые надбровные дуги и крупный кривоватый нос со следами многочисленных переломов. Остатки замазки он растер по всему лицу, чтобы сровнять цвет кожи. Из чужака с тонкими чертами лица и проницательным взглядом он превратился в уродливого, дочерна загорелого альмирца.
        Оставалось только обзавестись солдатским мундиром. Легче всего украсть одежду у того, кто срет или трахается. Борделя в окрестностях не было.
        А вот где располагался сральник, легко было догадаться по жуткой вони. Гаррет осторожно двинулся на запад. По обоим концам глубокой канавы стояли светильники, но караульных рядом не было. Гаррет хорошо знал, что отхожие места охраняют редко.
        На дальнем краю канавы очень кстати оказался пригорок. Там Гаррет и спрятался, между кустом и валуном. Из котомки он вытащил пеньковую веревку, быстро соорудил удавку и принялся ждать. Первые посетители сортира, четверо солдат, были вполне себе трезвые, так что Гаррет не стал высовываться из укрытия. Спустя полчаса к канаве подошел, нетвердо ступая, какой-то подвыпивший боец. Гаррет взял удавку наизготовку.
        Боец стянул штаны и раскорячился над канавой.
        Пока он справлял свою великую нужду, Гаррет терпеливо выжидал, не желая перемазаться дерьмом, но, едва солдат взялся за штаны, ловким движением накинул удавку ему на шею и коротким рывком затянул узел. Потом, для упора расставив ноги пошире, Гаррет что было сил потянул веревку на себя, и поскольку стоял на пять локтей выше канавы, то бедолага в приспущенных штанах взмыл вверх и перелетел через нее прямо в кусты.
        Его сапоги так и остались стоять на противоположной стороне отхожей канавы.
        Полузадушенный солдат с тихим свистом пытался втянуть в себя воздух. Гаррет торопливо огляделся, не заметил ли кто ночной полет. Все было тихо.
        Наконец лицо солдата побагровело, а грудь перестала судорожно вздыматься. Гаррет переоделся в снятые с трупа одежду и доспехи, подвесил к поясу меч в ножнах. Одежонка пришлась впору, а вот меч был не сбалансирован, со скользкой рукоятью. Гаррет спрятал свои пожитки в котомку и вскинул ее на плечо. Разумеется, котомка могла его выдать, потому что альмирцы такими не пользовались, но возвращаться за нею было гораздо большим риском. Накрыв труп незадачливого солдата толстым слоем листвы и дерьма из отхожей канавы, Гаррет перескочил через нее и, пьяно пошатываясь, взобрался на холм, точь-в-точь как тот, кто несколько минут назад пришел сюда посрать. На вершине холма, у светильника, стояли несколько караульных - двое из них наверняка должны были охранять отхожее место.
        - А чего это ты так долго? - спросил один у Гаррета.
        - Что, с говном расставаться не хотелось? - съязвил другой.
        Гаррет притворно споткнулся и упал на четвереньки, чтобы караульные не разглядели его лица.
        - Да у меня от похлебки все кишки скрутило, - пробормотал он, подражая выговору караульных.
        - Ага, похлебка виновата, как же! Хоть бы раз признался, что вылакал десять рогов эля, - сказал третий. - Вали отсюда, пока тебя в таком виде не застукали. Не то попадешь под розги, а Раймиер спустит с тебя шкуру. С него станется, ты же знаешь.
        Гаррет кивнул, зная, что в каждом отряде всегда есть сволочной офицер, и с напускным испугом посмотрел по сторонам:
        - А что, Раймиер в лагере?
        - Не-а, он пошел в крепость, отнести Тибольту украшения для изваяния.
        - Тибольт сегодня еще одно лепит? - спросил один из караульных.
        - А то! Он велел Раймиеру взять по пуговице у каждого, кто в сегодняшней стычке уложил противника. Так что, клянусь первенцем, изваяние будет изукрашено богаче папирийского фрегата.
        - Да ну, эти знатные сволочи вечно все усложняют.
        - А зачем ему понадобилось новое изваяние? Мы же вчера Хрилианову катапульту сожгли!
        - Ага, а потом два десятка бойцов сложили головы, гоняясь за противником по лесу. Сказать по правде, я и не думал, что у Хрилиана такие отважные воины. Наверное, он пригласил еще один отряд наемников - воинство Уоллеса, или как его там. У него все такие волки зубастые.
        - Ну да, те еще отморозки. До сих пор рыскают по лесу. - Караульный с опаской посмотрел на шатры противника. - А в крепости сейчас тепло…
        - Нам в крепость пока ходу нет. Вдруг Хрилиан выкатит еще одну катапульту? - Приятель хлопнул караульного по плечу. - Не трусь, вот Тибольт вылепит божка, и все будет хорошо. Раз уж ему понадобились пуговицы, то завтра можно не надевать доспехи, зуб даю.
        Все расхохотались.
        Гаррет под шумок улизнул к шатрам Тибольтова войска и, свернув за угол, превратился в бравого (и трезвого) посыльного с важным поручением. У каждого шатра торчали глиняные фигурки, утыканные обломками железа - очевидно, на удачу в бою.
        В шатрах отдыхали солдаты - кто спал, кто играл в карты или в кости, кто пил эль из огромных рогов. В шатре побольше три обозные шлюхи развлекали одного бойца. Точнее, шлюхи лежали голышом на плетеной подстилке, а боец, повернувшись к ним задом, лепил глиняную бабу с громадными сиськами и почему-то с яблоками в шевелюре.
        - Гунтер, ну чего ты там возишься? - окликнула его одна из шлюх. - Нам еще других сержантов ублажать!
        - Да погоди ты! - ответил он, вдавливая в глину очередное яблоко. - Все должно быть по правилам.
        Гаррет шагал мимо шатров и караульных у светильников, деловито направляясь к крепостному валу. На ходу он достал кошель, снятый с убитого солдата, вытряхнул его содержимое в грязь и всыпал в кошель горсть пуговиц, сорванных с мундира.
        Никто из солдат не обращал на Гаррета внимания. Его остановили только у дубовой двери на массивных железных петлях, врезанной в земляной вал. Один караульный загородил собой дверь, а второй сделал два шага к Гаррету.
        - Тебе чего? - спросил первый.
        - Да тут Раймиеру надо кое-что передать, - ответил Гаррет, показывая караульному кошель.
        Стражник прищурился:
        - А на фига Раймиеру твой кошель?
        - В нем не деньги, а пуговицы. Раймиер велел собрать пуговицы у всех, кто сегодня отличился в бою, а сержант только сейчас успел. Вот и отправил меня к командиру Раймиеру, строго наказал передать лично в руки.
        - А у нас приказ до утра никого не пущать, - рявкнул караульный. - Кто у тебя сержант?
        - Гунтер, - сказал Гаррет. - Наши шатры у самого сральника.
        Первый караульный сморщил нос и вздохнул:
        - Вот я так сразу и почуял, что у сральника… А про Гунтера не слыхал. - Он повернулся к напарнику: - Ты такого знаешь?
        - Да, знаю. Только он сегодня в лагере отсиживался. С какого перепугу ему понадобилось собирать пуговицы для Раймиера?
        - А хрен его знает, - пожал плечами Гаррет. - Мне что прикажут исполнять, то я и исполняю. Раз Тибольту нужны пуговицы, вот они, родимые. А прикажут волосатый елдак ощипать, значит будем ощипывать.
        Караульный хохотнул. Так оно везде: самый легкий способ втереться в доверие к страже - обхаивать начальство.
        - Ладно, проходи, только поторапливайся. Раймиер уже ушел в крепость. Они скоро начнут.
        Стражник отступил от двери и кивнул напарнику. Второй караульный с сомнением поглядел на Гаррета, но все-таки отомкнул замок тяжелым медным ключом и распахнул створку двери.
        Гаррет отдал честь караульным и вошел в туннель под земляным валом. Пятнадцать ярдов пришлось шагать в холодной сырой темноте. Наконец Гаррет вышел в Глиновал, на улицу, ведущую к крепостной башне, и невольно усмехнулся. Пробраться в осажденный альмирский город оказалось легче легкого. А вот для того, чтобы проникнуть на папирийскую заставу, потребовался месяц. В мирное время.
        На пустынных улицах Гаррету встретились лишь несколько бойцов. Все окна в домах закрыты ставнями. Нигде ни огонька, ни свечного пламени. Двери наверняка заперты на все засовы. Что ж, оно и понятно. Город на осадном положении, в нем полным-полно солдатни, жители предпочитают не высовываться на улицу. Так оно везде.
        На ходу Гаррет внимательно разглядывал крепость. Видно было, что строили ее без особого старания - небрежная каменная кладка, просевшие карнизы, шаткие подпорки. Вскарабкаться по стене не составит особого труда. Три верхних этажа башни залиты оранжевым светом. За окнами мелькали тени. Очевидно, там готовились к ритуальному освящению божка. Гаррет не знал, как именно это происходит, но шумное собрание было ему на руку.
        Из таверны напротив крепости доносились пьяные выкрики, стук игральных костей и громкие песни гуляк. Гаррет сделал вид, что направляется туда, и тут же украдкой свернул в ближайший переулок. Вдоль стены таверны тянулся вертикальный водосток - толстая труба из обожженной глины. Гаррет обхватил ее обеими руками, взобрался на крышу и огляделся по сторонам.
        С крыши таверны, в тридцати локтях над землей, запрыгнуть на стену башни было вполне возможно, хотя и сложновато. Гаррет еще раз проверил, выдержит ли крыша его вес, пару раз присел, разминая ноги. Как только гуляки в таверне завели новую песню, он с разбегу подпрыгнул как можно выше и ухватился за подоконник второго этажа.
        На миг Гаррет завис неподвижно и прислушался. Очевидно, его не заметили и не подняли тревогу. Немного выждав, он начал карабкаться по стене. На это ушло немало времени, потому что выступы в каменной кладке не располагались один над другим. На пути к верхним этажам Гаррету приходилось смещаться чуть влево, словно охватывая башню витком широкой спирали, хотя в целом строители крепости весьма облегчили его задачу.
        Чем выше он подбирался к вершине башни, тем громче становился шум веселой пирушки. За окнами били в барабаны и звонко хохотали. На четвертом этаже Гаррет высунул голову из-за подоконника, быстрым взглядом окинул зал и пополз выше по стене.
        Десять мужчин и десять женщин, все в шелковых одеяниях и лисьих масках. Наверное, супружеские пары, вассалы барона Тибольта. Два стражника замерли у входа. Гаррет мельком приметил, что еще двое расхаживали по залу, а значит, вооруженной охраны было больше четырех человек. Длинный стол ломился от яств и кувшинов с вином или элем. Гости веселились и пировали напропалую, а вот барон Тибольт отсутствовал.
        Безусловно, гораздо проще было бы отравить его настойкой паслена, которая подействовала бы через пару дней. У Тибольта разболелась бы голова, он лег бы спать и наутро не проснулся бы. Чистая работа. Безупречная.
        Но у Гаррета был иной приказ.
        На пятом этаже было тихо. Из окон веяло запахом опиума. Наверное, именно здесь расположены покои Тибольта. Гаррет осторожно заглянул в окно и увидел двоих.
        Посреди комнаты стоял воин в полном боевом облачении, но без маски. В кресле перед ним сидел человек в черном одеянии и лисьей маске со сверкающими желтыми глазами и остроконечными ушами. В руке он держал какой-то инструмент, напоминающий мастерок каменщика. Несомненно, это и был барон Тибольт.
        Оба они рассматривали изваяние. Оно вовсе не походило на то, которое лепил в шатре сержант. Статуя в человеческий рост имела типично женские формы и с ног до головы была покрыта лазурными перьями сиалии; распростертые руки напоминали огромные крылья. Бессчетные драгоценные камни среди перьев посверкивали в пламени свечей.
        - Мой господин, я принес пуговицы, - сказал воин.
        Раймиер.
        - Хорошо. Дай сюда! - Тибольт, не сводя глаз со статуи, повелительно протянул руку.
        Раймиер отдал пуговицы, и Тибольт вдавил их в глазницы изваяния, на место сосков и пупка. Оставшиеся пуговицы он пристроил в пах статуи.
        - Вот и все, - сказал Тибольт, отшвырнув мастерок. - Теперь должно хватить.
        - Мой господин, позвольте удалиться, - сказал Раймиер. - Мне нужно подготовить людей. На рассвете мы выходим в лес зачищать силы противника.
        - Ступай. И скажи остальным, что можно начинать.
        Раймиер ушел, а Тибольт опустился на колени перед изваянием, спиной к окну, за которым пристроился Гаррет. Снизу доносились напевные звуки каких-то гимнов. За шумом гости не услышат, что происходит этажом выше. Гаррет невольно улыбнулся. Прекрасно.
        Он по-кошачьи скользнул в приоткрытое окно и, прячась в сумраке, подобрался за спину Тибольта, который быстро и неразборчиво бормотал какую-то молитву.
        Гаррет подхватил с пола мастерок.
        Тибольт призывно воздел руки:
        - О богиня лесов и небес, молю тебя о помощи. Яви врагов моих в свете дня, направь мечи моих гвардейцев, дабы они…
        Гаррет стремительно зажал рот Тибольта ладонью, вонзил ему в горло мастерок, дождался, когда барон истечет кровью, и оттолкнул тело на пол.
        Мастерок остался торчать в горле Тибольта. Гаррет вытер окровавленные руки о шелковое одеяние альмирского барона и ушел тем же путем, что и пришел.
        Из города Гаррет выбрался задолго до рассвета. Он уверенно направился к городским воротам, приветственно помахал четверым стражникам и покинул Глиновал.
        Задерживаться в окрестностях города не стоило. Опасность еще не миновала. Когда труп Тибольта обнаружат, поднимется переполох. Начнутся расспросы. Если кто-то из караульных вспомнит незнакомого солдата с ямочкой на подбородке, то за ним устроят погоню. С собаками-ищейками. Надо было поскорее убраться подальше.
        Как только город остался за поворотом дороги, Гаррет бросился в чащу, к небольшому илистому озерцу. Он снял мундир, зарыл его поглубже в ил, вытащил из котомки дорожную одежду и торопливо натянул на себя.
        За ночь маскировочная замазка затвердела и намертво присохла к лицу; пришлось минут десять смывать ее озерной водой. Гаррету осталось только очистить подбородок, как вдруг у противоположного берега что-то плеснуло. По воде широкими кругами пошла волна. Похоже, в озере водились твари побольше гигантских черепах.
        Гаррет схватился за охотничий нож. Что-то было не так. Птичий гомон смолк, даже насекомые не жужжали.
        Внезапно из озера высунулась черная морда ящера, сверкнули бритвенно-острые клыки. Гаррет инстинктивно прикрыл лицо рукой, и драконьи челюсти сомкнулись на его предплечье. Гаррет вскрикнул, выругался и пырнул ящера ножом. Раз, другой, третий.
        Третий удар ножа заставил дракона чуть разжать зубы. Гаррет отшатнулся, дернул руку, обломив драконий клык, и наконец-то высвободился.
        Потом схватил котомку и помчался наутек.
        Шагах в тридцати от озера он оглянулся. Дракон был размером с небольшую рыбацкую лодку. Из пасти и глаза, задетого ударом ножа, сочилась кровь. Ящер не бросился в погоню, а остался на мелководье, злобно глядя на Гаррета.
        Минут двадцать Гаррет несся через лес, а потом все-таки остановился на полянке, пыхтя и отдуваясь. Он мысленно костерил себя за глупость. В Баларии и Галамаре драконов не встретишь на день пути от людских поселений. А в Альмире драконы попадались на каждом шагу, вот как ящерицы.
        Придется быть осторожнее, чтобы уцелеть в этой глуши.
        Гаррет отправился на запад, к войску Хрилиана. Сегодня им предстояла битва с защитниками Глиновала, поэтому никто не обратит внимания на одинокого путника.
        6
        Бершад
        Выйдя из замка, Бершад прикрыл голову капюшоном плаща, чтобы скрыть драконьерские татуировки на щеках, и вместе с Роуэном отыскал в порту «Люминату». Одномачтовое рыболовное суденышко пришвартовалось у причала между баржей-лесогрузом и галамарской карракой.
        Каррака отправлялась в дальнее плавание по Великому Западному океану, за пределы Моря Душ. Ее трюмы вмещали запасы для полугодового путешествия сотни человек на край света, где десять лет назад открыли неизведанный материк.
        Все страны Терры отправляли туда корабли в поисках новых источников природных богатств. Самыми неутомимыми искателями были жители Галамара и Листирии, где долгие годы свирепствовали засуха и голод. Мореплаватели, которым посчастливилось пересечь океан и вернуться домой, рассказывали о загадочных благодатных краях. Вода в заливах и реках была чистой и прозрачной, на морском дне в изобилии водились крабы, устрицы и мидии, бескрайние леса кишели дичью, а деревья клонились к земле под тяжестью вкуснейших плодов. И если верить слухам, по небу летали огнедышащие драконы, а в подземных пещерах обитали кланы воинственных дикарей. Несмотря на опасность, Листирия и Галамар каждый месяц отправляли туда множество кораблей.
        Бершад на миг представил, что именно на этой карраке Эшлин предлагала ему уплыть на край света, но тут же отогнал непрошеную мысль. Он уже принял решение.
        У трапа рыболовного суденышка их встретил низкорослый загорелый человек. Бритую голову обвивала повязка, чтобы пот не заливал глаза. Просторная красная рубаха цветом напоминала символ на корабельном парусе - алую рыбу. От улыбки лицо незнакомца покрылось паутиной морщин.
        - Это вас прислала Эшлин Мальграв? - спросил он, выговаривая слова на папирийский манер.
        Бершад кивнул.
        - Меня зовут Ториан, - представился папириец. - А это «Люмината», на ней вы пересечете Море Душ.
        - Я…
        Ториан укоризненно погрозил Бершаду пальцем:
        - Имен не надо. Не знаю и знать не хочу. Потом, если кто спросит, скажу, мол, пришли два типа, отсыпали звонкой монеты, попросили отвезти в Галамар. Никаких татуировок не видел. - Он снова улыбнулся. - А теперь, с вашего позволения, мы готовы отчаливать. Ваши друзья уже на борту, вас дожидаются. Ослика я сам отведу на корабль и позабочусь о ваших припасах.
        - Наши друзья? - переспросил Роуэн, которого Бершад не успел предупредить о новых спутниках.
        Ториан с улыбкой указал на корабль:
        - Там, в каюте.
        Он отдал какие-то распоряжения своей команде - троим парням помоложе, в таких же алых рубахах и с повязками на головах. Бершад решил, что это сыновья Ториана.
        Бершад заглянул в каюту. Там действительно ждали трое: вельможа, вдова и какой-то тип, прикованный к подпорке. Все они уставились на Бершада с Роуэном.
        Вельможа - светловолосый молодой человек в синей шелковой рубахе, мягких сапогах оленьей кожи и накидке из шкуры ягуара - сидел на скамье, склонившись над картой, расстеленной на бочке. Он презрительно сощурил глаза:
        - Ты - Бершад Безупречный?
        Вместо ответа Бершад откинул с головы капюшон:
        - А ты Греалор.
        - Барон Йонмар Греалор, - медленно, будто заклинание, изрек вельможа.
        Бершад поглядел на шкуру ягуара. Альмирцы постоянно украшали своих глиняных божков шкурами и костями зверей, но в роду Бершада ягуарам поклонялись. В Дайновой пуще убийство ягуара считалось преступлением, за которое карали смертной казнью.
        Бершад не верил ритуалам и молитвам, поскольку от богов помощи не дождешься, но очень любил ягуаров Дайновой пущи. Накидка из шкуры ягуара привела его в ярость.
        Йонмар перехватил взгляд Бершада, рассеянно потеребил край шкуры.
        - А, прошу прощения. Я запамятовал, что твои предки поклонялись этим гнусным созданиям. Мои воины перебили столько мерзких древесных кошек, что шкуры приходится выбрасывать. - Он пожал плечами. - Места в чуланах не хватает.
        - Сними немедленно, - прошипел Бершад. - Или я спущу шкуру с тебя.
        - Ничего подобного, - с улыбкой заявил Йонмар. - Тебя сюда прислала принцесса Эшлин. А я здесь по поручению короля. - Он прижал руку к груди. - Дорожные грамоты выданы на мое имя, и никто, кроме меня, не сможет провести всех нас через баларскую границу. Значит, я главный. Вздумаешь мне перечить, изгнанник, я заживо сварю твоего оруженосца на медленном огне. В шкуре твоего осла. И заставлю тебя смотреть. Ясно тебе?
        Бершад уставился на Йонмара, размышляя, не пристукнуть ли его на месте, но вовремя вспомнил предупреждение Эшлин.
        - А с чего ты взял, что сможешь провести нас через границу?
        - У Греалоров прекрасные связи в Таггарстане. Но мой тамошний знакомец будет иметь дело только со мной. - Йонмар хлопнул по кожаной сумке с фамильным гербом, притороченной к поясу, и больше не стал ничего объяснять.
        Борясь с желанием выбить Йонмару все зубы, Бершад повернулся к вдове, невысокой женщине с черными волосами, собранными в тугой пучок на затылке, и двумя кинжалами у пояса. Вдовы славились ловким обращением с холодным оружием и умели наносить смертельные раны даже воинам в полном боевом облачении, вскрывая вены и артерии через стыки доспешных пластин.
        - Ты Вира?
        - Да.
        Лицо в мелких оспинах, черный доспех из акульей кожи, такой же, как у Хайден. Вблизи заметно, что акулья кожа морщится крошечными складками, извилистыми, будто русла пересохших ручейков. Богатые торговцы и вельможи носили перчатки и сапоги из акульей кожи, оружейники использовали ее для рукоятей мечей, но только папирийские вдовы делали из нее доспехи. Акулью кожу не вываривали, а долго дубили особыми составами, так что она становилась гибкой и мягкой. Каждая пластина доспеха плотно прилегала к телу владелицы, будто шелковое одеяние. Такие доспехи были легче металлических и прочнее обычных кожаных, а стоили вдвое дороже.
        У левого бедра Виры висели три мотка пеньковой веревки, а к поясу справа крепился увесистый кожаный кошель - папирийские пращи и мешочек свинцовых шариков-пуль. Бершад ни разу не видел, как вдовы обращаются с пращой, зато слышал много рассказов.
        Обычной пращой и галькой пастухи сбивали волка за сотню шагов, но это требовало большого умения. Папирийская праща была куда более действенной.
        Сотни лет назад на одном из островов Папирийского архипелага обитал род отважных воительниц, хранивших в тайне свои боевые искусства. Много позже потомки воительниц стали телохранительницами королевского семейства Папирии. Праща из пеньковой веревки значительно увеличивала дальность и скорость полета метательного снаряда и по своим боевым качествам превосходила даже баларский длинный лук. Снаряды - литые свинцовые шарики - с легкостью пробивали стальные шлемы и кольчужное полотно. Пращницы могли расправиться с конным отрядом, прежде чем всадники успевали нацелить в них пики.
        - Рад встрече, - кивнул ей Бершад, зная, что ее умения сослужат им добрую службу на Вепревом хребте.
        Тип, прикованный к подпорке, тихонько лязгнул цепью. Его, грязного и тощего, как будто недавно вытащили из канавы.
        - Значит, вы тут все знакомы между собой, - сказал он, выговаривая слова на баларский манер. - Позвольте представиться. Меня зовут Фельгор. Просто Фельгор, ни кличек, ни титулов. - Он сощурил глаза, поглядел за спину Бершаду: - А ты кто?
        - Роуэн.
        - Ха. А что ты делаешь?
        Роуэн пожал плечами:
        - Бывает, кашеварю, а бывает, что и дерусь.
        Фельгор повернулся к Бершаду:
        - А драк будет много?
        - Если вдруг обойдется без драк, то, значит, моя жизнь радикально переменилась, - сказал Бершад.
        - Хреново, - вздохнул Фельгор. - Драться я не мастак.
        Бершад окинул взглядом пленника в оковах. Эшлин предупреждала, что верить ему нельзя, но не объяснила почему. Бершада это заинтересовало.
        - А в чем ты мастак? - спросил он.
        - Да во всяком разном. Если коротко, то я мастак влезать куда не просят и прибирать к рукам, что плохо лежит.
        - Значит, ты вор.
        - Точно как суд постановил. В буквальном смысле слова. Несколько часов назад я находился в каземате Незатопимой Гавани.
        - Оно и видно, - проворчал Роуэн.
        - Он нам нужен, - сказала Вира, заметив отвращение Роуэна.
        - Зачем? - спросил Роуэн.
        - Затем, что в Бурз-аль-дуне сложно пройти даже пару кварталов по улице, - пояснил Фельгор. - А уж похитить принцессу из дворца и вовсе безнадежная затея. Но у меня богатый опыт проворачивать безнадежные предприятия.
        Бершад повернулся к Вире:
        - А вдруг он нас предаст, как только мы доберемся до Баларии?
        - Мы обсудили такую возможность, - сказала Вира, - и пришли к выводу, что в его же интересах вести себя примерно.
        - Это почему же? - спросил Бершад.
        - Мои соотечественники отчего-то питают ко мне неприязнь. - Фельгор растянул в улыбке пересохший от жажды рот, сверкнул очень мелкими зубами. - Меня приговорили к смерти в Баларии, Галамаре и Листирии. А теперь еще и в Альмире. Но обещают помиловать, вот как и тебя, если мы выполним наше задание. По-моему, очень выгодная сделка, а то ходить под смертным приговором как-то несподручно.
        - Вдобавок, если он попытается сбежать, я ему ноги обрублю, - пообещала Вира.
        - Ага, - поморщился Фельгор.
        Бершад оглядел каюту. С такими спутниками он ни за что не отправился бы на опасное задание. Но выбора у него не было.
        - Нашего осла укачивает, - сказал он. - Пойду-ка я за ним поухаживаю.
        Он начал подниматься по трапу, но остановился на третьей ступеньке. Спутников не выбирают, а вот жить бок о бок с ними все равно придется.
        - В общем, мы с вами все вместе в одно дерьмо вляпались. Накормите Фельгора и дайте ему воды, а то он до Вепрева хребта не дотянет.
        7
        Эшлин
        Эшлин завтракала на веранде с видом на Море Душ. Над волнами на горизонте парил дракон, волоча по воде загнутый крючком длинный хвост. Нага-душеброд. Судя по размерам, женская особь. Душеброды были редкими гостями на Атласском побережье. Забыв о завтраке, Эшлин внимательно следила за драконом. Вот нага дернула хвостом, выцепила из воды огромного марлина и метко забросила его прямо в пасть. Восьмилетней девочкой Эшлин впервые в жизни увидела, как душеброды ловят рыбу, и немедленно решила сходить с Хайден на рыбный рынок, чтобы обмерить и взвесить марлина, а на основании полученных данных рассчитать размеры и вес дракона.
        Эшлин коснулась полупрозрачной нити на запястье. Сайлас верно заподозрил, что это не просто украшение. Эшлин рассказала бы ему всю правду, но не хотела преждевременно раскрывать свой замысел. Она посвятила свою жизнь изучению загадок природы и выявлению связей между драконами и людьми и обычно не стремилась держать свои открытия в тайне, особенно от Сайласа, однако же сейчас это было жизненно необходимо для защиты будущего Альмиры.
        Утром отец призвал к себе Эшлин и Элдена Греалора. Позавтракав, Эшлин в сопровождении Хайден отправилась в тронный зал башни Короля, где уже восседал Гертцог, кутаясь в огромную медвежью шубу, хотя утро выдалось теплым и солнечным. У стен зала замерли гвардейцы Мальграва.
        Как только Эшлин заняла свое место рядом с отцом, он кивнул стражам у двери, и в залу вошел Элден Греалор.
        - Мой государь! - Элден опустился на колено перед троном, склонил тяжелую голову с редеющей седой шевелюрой, откинутой с выпуклого лба; в длинные тонкие косицы было вплетено множество медвежьих когтей, а с пояса свисал тотемный кошель, набитый украшениями для глиняных божков. - Ах, принцесса Эшлин! Как я рад тебя видеть. Даже солнце меркнет в сиянии твоей красоты.
        Эшлин благосклонно улыбнулась, хорошо помня, что альмирские вельможи не уделяли ей никакого внимания, когда она была не первой, а всего лишь третьей среди наследников престола. Мужчинам всегда недоставало воображения, и они не могли представить себе, что будущее может разительно отличаться от настоящего.
        Когда Леона Бершада казнили, а Сайласа отправили в изгнание, Гертцог, желая уничтожить всякую память о роде Бершадов, объявил Заповедный Дол и всю провинцию Дайновая пуща главным призом рыцарского турнира. Победителем стал Элден Греалор - мелкопоместный обнищавший барон без особой власти. С тех пор они с королем стали лучшими друзьями и верными союзниками.
        А Элден Греалор разбогател.
        Джунгли Дайновой пущи раскинулись на плодороднейших землях; среди лесов лишь изредка встречались укрепленные селения. Бесчисленные поколения Бершадов почитали лес и никогда не занимались вырубкой. Дайновая пуща оставалась единственным непочатым источником древесины во всей Терре. Как только Элден Греалор заполучил эти владения, то немедленно выстроил десятки лесопилок и начал валить лес. Покамест Греалорам было далеко до богатых и знатных королевских сановников, веками облагавших своих подданных непомерными налогами, но с каждым годом состояние владельцев Дайновой пущи неуклонно увеличивалось. Равно как и число воинов Греалора в медвежьих масках - символе верности роду.
        - Изгнанник принял предложение? - спросил Греалор.
        - Да, - ответила Эшлин. - Бершад и Роуэн уже на борту корабля.
        - Долго же его уговаривали, - хмуро заметил Греалор. - А какие условия он себе вытребовал?
        Эшлин с трудом заставила себя скрыть правду от Сайласа, но без зазрений совести солгала отцу и Элдену Греалору:
        - Не волнуйся, Элден. Если Бершад вернется, Дайновую пущу у тебя не отберут. Бершад от нее отказался.
        - Вот и хорошо, - с облегчением вздохнул Элден. - Надеюсь, Бершад не подведет. Если Йонмар сложит голову на Вепревом хребте, я восприму это как личное оскорбление.
        Эшлин пожала плечами:
        - Наверняка сложит. И не он один, а все пятеро.
        - Эшлин! - укоризненно воскликнул Гертцог.
        - Они отправились в горы по моему приказу. Я отдаю себе полный отчет, чем завершится их путешествие, - сказала Эшлин. - И тебе не мешало бы считать, что Сайлас и все остальные не только не проникнут в Бурз-аль-дун, но даже не доберутся до Баларии. - Она до боли вдавила ногти в ладони. - У нас не выйдет уладить все полюбовно. Надо подготовиться к худшему. - Эшлин умолкла, собираясь с духом; она солгала Элдену именно потому, что ей требовалась его помощь. - Если Бершад не выполнит приказа, необходимо собрать в Незатопимой Гавани войска и объявить войну Баларии.
        - Объявить войну? - спросил Греалор. - Как это?
        - Что именно тебе не ясно?
        - Нет, принцесса, ты плохо представляешь себе войну с этими проклятыми часопоклонниками, - мрачно заявил Греалор. - А вот я с ними воевал и отлично знаю, что это такое.
        Эшлин хорошо представляла все ужасы войны и понимала, что потомки назовут ее кровавым тираном, однако была согласна на все ради спасения Терры.
        - Прекратите! - оборвал их Гертцог. - Разумеется, вызволить Каиру из плена лучше всего силой, но с созывом войск придется подождать.
        - Ждать некогда, - возразила Эшлин. - До летнего солнцеворота осталось всего четыре месяца. Если кинем клич сегодня, то еле-еле успеем вовремя.
        - А почему такая спешка? - спросил Греалор.
        - Если мы не соберем войска к солнцевороту, - объяснила Эшлин, - то все альмирские воины разбредутся по домам, чтобы лепить изваяния для летнего жертвоприношения.
        В далеком прошлом летнее жертвоприношение было жестокой и кровавой церемонией; в каждой альмирской деревне совершались ритуальные убийства девственниц, чтобы задобрить и отпугнуть лесных демонов. К счастью, несколько веков назад альмирцы отказались от диких обрядов и вместо этого устраивали оргии в полнолуние и резали жертвенных коз у ног огромных глиняных истуканов, на лепку которых уходили недели.
        - Дважды мы войска не соберем, - продолжила Эшлин. - А после летнего жертвоприношения будет слишком поздно. Нет, если идти войной на Баларию, сделать это нужно до летнего солнцеворота.
        - Я позвал вас не для этого, - рявкнул Гертцог, с подозрением глядя на дочь. - Дело срочное. Барон Тибольт убит. - Он захлебнулся глубоким, грудным кашлем и отпил глоток вина.
        Тибольт, чудаковатый, но глубоко преданный Мальгравам барон, вот уже тридцать лет правил Глиновалом, успешно сдерживая попытки своего западного соседа, барона Седара Уоллеса, поднять мятеж против короля.
        - Убит? - переспросила Эшлин. - Но как?
        - Зарезан в своих покоях. Два дня назад. Сегодня утром страж привез известие.
        Все ошеломленно молчали.
        - Кто-то из союзников Уоллеса взял Глиновал в осаду, - напомнил Греалор.
        - Да. Барон Хрилиан, - подсказала Эшлин, которая внимательно следила за развитием событий в Глиновале. - Но насколько мне известно, Тибольт разгромил войско Хрилиана.
        Мелкие альмирские бароны постоянно враждовали между собой и устраивали набеги на границы соседей. Это было обычным делом. А вот убийство барона - из ряда вон выходящее событие.
        - Неужели Хрилиан подослал к Тибольту убийц? - спросил Греалор.
        - Возможно, - кивнул Гертцог. - Но Тибольта зарезали в его собственных покоях, на самом верху башни, пока его свита и союзники пировали на нижнем этаже. Скорее всего, Тибольта убил кто-то из своих.
        - Как бы там ни было, убийство Тибольта создает большие затруднения, - поразмыслив, сказала Эшлин. - У Тибольта нет родственников, а значит, нет наследника. Его вассалы начнут борьбу за власть, а войско Хрилиана все еще стоит под стенами города.
        - Борьба за власть уже идет полным ходом, - сказал Гертцог. - Некий Раймиер, командир гвардейцев, объявил себя временным хозяином Глиновала, не дожидаясь, пока я назначу преемника Тибольта. Однако же именно Раймиер последним виделся с Тибольтом. Наверное, Раймиер и есть убийца.
        - А как же Тибольтово воинство?
        - Некоторые солдаты встали на сторону Раймиера, но большая часть переметнулась на службу к другим баронам. В общем, все хреново. Этот разброд надо немедленно пресечь, иначе мы потеряем Глиновал. - Король тяжело сглотнул. - Созвать войска в Незатопимую Гавань не получится, потому что я уже отправил пять тысяч своих гвардейцев, чтобы навести порядок в Глиновале.
        - Но это же половина нашей армии! - воскликнула Эшлин. - Зачем?
        - Другого выхода нет. На утро после убийства Тибольта бойцы Хрилиана окружили Глиновал и пошли в атаку. Похоже, Седар Уоллес пытается завладеть всей провинцией. Он уже безраздельно властвует в долине Горгоны. Я не желаю предоставлять ему возможность завладеть еще и Атласским побережьем.
        С тех пор как Эшлин объявили наследницей и допустили к управлению страной, она уяснила, что у короля до смешного мало власти над альмирскими баронами, особенно над Уоллесом. Седар Уоллес облек себя неувядаемой воинской славой во время баларского нашествия: его войско разбило осаду города Гилрой, а сам Уоллес возглавил передовые силы в решающем сражении у Черных Сосен. Вдобавок он с завидной настойчивостью увеличивал свои владения. Чтобы хоть как-то обуздать властолюбивого вассала, Гертцогу приходилось время от времени подстраивать мелкие стычки и набеги на земли Уоллеса, отвлекая его силы на междоусобицу. Это безотказно срабатывало вот уже много лет, но, судя по всему, теперь Седар Уоллес решил взбунтоваться по-настоящему.
        Для Эшлин этот бунт пришелся очень не ко времени. Если Бершад не справится с поручением, то для нападения на Баларию потребуются согласные усилия всех альмирских баронов. Вместо этого Альмира стояла на пороге гражданской войны.
        - Надо как-то избежать вооруженного столкновения, - вздохнула Эшлин.
        - Хрилиан сдаст Глиновал без боя, если поймет, что победы ему не видать. Поэтому я и отправил туда пять тысяч гвардейцев.
        Избегнуть насилия под угрозой большего насилия… К сожалению, иного выбора у Эшлин не было. Пока не было.
        - Что ж, допустим, это сработает, - сказала она. - И кому достанется Глиновал?
        - Элдену, - сказал Гертцог.
        - Это великая честь, мой государь, - ответил Греалор.
        - Разумеется. И ради этой чести ты сделаешь так, как велит Эшлин. Отправляйся в Заповедный Дол, собирай воинов и приводи отряд в Незатопимую Гавань. Когда мы вернем Каиру, ты получишь Глиновал.
        Элден Греалор снова помрачнел, сообразив, что выхода у него нет.
        - Будет исполнено, государь.
        - Прекрасно. Вот сегодня же и поезжай.
        - Непременно, - ответил Греалор, поднимаясь с колен. - Как только я доберусь до Заповедного Дола, то сразу же пошлю отчет о ходе подготовки.
        Греалор удалился. Эшлин с Гертцогом долго молчали. Узнав, что король изгнал Бершада, Эшлин поклялась никогда больше не разговаривать с отцом, однако же, когда после смерти двух старших братьев она стала наследницей престола, ей пришлось заключить с Гертцогом своего рода перемирие. Впрочем, отец с дочерью по-прежнему избегали оставаться наедине друг с другом.
        - Значит, изгнанник добровольно отказался от Заповедного Дола? - наконец спросил Гертцог.
        - Да.
        - Врешь, - хмыкнул король. - В последнее время ты слишком много врешь. И про пожар в восточной башне. И про то, зачем отправила изгнанника вызволять Каиру.
        - Я тебе всю жизнь вру, - ответила Эшлин. - А ты врешь мне.
        Поначалу Гертцог категорически воспротивился предложению дочери послать Бершада на спасение Каиры, но как только Эшлин согласилась назначить ему в спутники Йонмара, то и король, и Элден Греалор поддержали ее замысел. Это было очень странно даже при условии, что Бершад не станет претендовать на Заповедный Дол, поскольку помилованный драконьер немедленно превращался в угрозу. Гертцог с Элденом вынашивали какой-то план, но Эшлин не понимала, что именно они задумали. Более того, любая попытка выведать их намерения могла озлобить короля.
        - Зато Элден Греалор останется верным вассалом династии Мальгравов, - проворчал Гертцог.
        - Это понятно, - кивнула Эшлин. - Но мне не нравится улещивать таких типов, как он.
        - Каких еще таких типов? - переспросил король. - Что ты имеешь в виду?
        - Он недальновидный человек. Его заботят только деньги.
        - Может, оно и так. - Гертцог сощурил глаза. - Но ты презираешь его не только за это. Ты считаешь личным врагом любого, кто уничтожает природные богатства Альмиры. И всегда так считала. Истинный владыка не должен так жестко стоять на своем.
        - Истинный владыка как раз и обязан жестко стоять на своем, блюсти закон и охранять нравственные ценности.
        - Очень скоро ты станешь королевой - незамужней дочерью папирийки - в стране тщеславных воителей. Посмотри, что творится в Глиновале! Все альмирские бароны будут тобой недовольны - втайне или в открытую. Закон и нравственные ценности должны волновать тебя меньше всего.
        Эшлин неловко поерзала в тронном кресле. Разговор с отцом перешел на непривычные темы. Обычно Гертцог обсуждал с ней только практические аспекты управления страной: пограничные распри, передвижение войск, заключение договоров и союзов. Философствовать он не любил. Эшлин хотела править Альмирой лучше, чем отец, но сейчас, еще не будучи коронованной, уже вступила на стезю лжи и обмана.
        - Надо как-то остановить междоусобицу, - сказала Эшлин. - Сделать так, чтобы баронам можно было доверять без подкупа и без применения силы.
        - Я доверял Леону Бершаду, как родному брату, - вздохнул Гертцог. - Сама знаешь, чем это закончилось. Первым делом надо сохранить власть, а уж потом ею пользоваться. Когда я умру, ты все поймешь. Твоя власть всегда будет удерживаться на краю пропасти. Я всю жизнь боролся с баронами за контроль над управлением страной, а сейчас смерть одного-единственного человека повергла Альмиру в хаос. - Он снова зашелся приступом тяжелого кашля. - Альмирских баронов можно подчинить лишь сталью или золотом. Запомни мои слова. Ты для них - не умная и рассудительная королева, а полукровка, которая жаждет лишить их власти и денег.
        В юности Эшлин часто спорила с отцом, твердо веря, что люди пойдут на все ради высшего блага, если объяснить им, в чем именно оно заключается. Но теперь ее мнение изменилось, поэтому она и отправила убийц к императору Мерсеру, а не пыталась отговорить его от исполнения своего замысла.
        - Возможно, в этом и заключается бремя, возложенное на правителя, - ясно представлять себе высшее благо, даже если подданные не понимают, что это такое, - сказала она.
        - Вот, кстати, Элдену Греалору вряд ли достанет ума понять, почему ты хочешь собрать войско до летнего солнцеворота, но я тебя слишком хорошо знаю. Ты приказала изгнаннику убить императора не из-за похищения Каиры. И вообще, вряд ли ты пойдешь войной на Баларию только ради сестры.
        - По-твоему, я должна сидеть сложа руки? - спросила Эшлин.
        - Нет, конечно. Этот поганый часопоклонник похитил мою младшую дочь! Я и сам бы ему рот ракушкой заткнул, - прохрипел Гертцог. - Я рад, что ты не боишься испачкать руки в крови, но мне нужно знать истинную причину твоих намерений.
        Эшлин вынужденно поддерживала дружественные отношения с отцом, но не простила ему изгнание Сайласа и не горела желанием объяснять ему ход своих мыслей.
        - Зачем тебе это? Ведь мы оба хотим одного и того же, - холодно сказала она.
        - Эшлин!
        - Да, отец?
        - Я знаю, что ты обо мне думаешь, - сказал Гертцог. - По-твоему, я недальновидный и жестокий тип, погрязший в войне и в фамильных дрязгах, как и все остальные альмирские бароны. Возможно, мир сложнее, чем я его представляю, но поверь мне, он гораздо проще, чем представляешь ты. Когда под стены замка Мальграв придут воины с обнаженными мечами, тебе придется обороняться, иначе королевой тебе не бывать. Запомни мои слова: Альмирой можно править только силой стали и золота.
        - Я поняла, отец.
        - Нет, пока не поняла, - кашлянул он. - Но скоро поймешь.
        На самом верху башни Королевы находились покои со стеклянным куполом, сквозь который виднелось звездное небо. Когда-то здесь была роскошная опочивальня, но мать Эшлин, принцесса Сиру, превратила комнату в обсерваторию. Папирийские названия созвездий Эшлин узнала от матери. Три телескопа, направленные на разные участки неба, она поддерживала в чистоте и в прекрасном рабочем состоянии, чтобы наблюдать за звездами, забывая обо всем на свете.
        В этих покоях Эшлин занималась делами. На большом письменном столе высились стопки договоров, лежали подробные карты провинций и сообщения соглядатаев. К восточной стене Эшлин пришпиливала свои недавние рисунки драконов, а в подземных архивах хранились пятьдесят толстых альбомов с набросками. Рисовать драконов с натуры Эшлин начала десятилетней девочкой, не имея никакого понятия о масштабе или о законах перспективы.
        Сиру поощряла интерес дочери к драконам и пригласила Гайеллу Стерн, папирийского алхимика, чтобы обучить Эшлин естествознанию и рисованию. Десять счастливых лет Эшлин жадно впитывала знания о растительном и животном мире, особенно о драконах. Как выследить издыхающего дракона, как осторожно к нему подкрасться, как вскрыть его и осмотреть внутренности, прежде чем они начнут разлагаться. В рисовании Эшлин превзошла свою учительницу и начала постигать основы алхимии, но тут Гайеллу выдворили из Незатопимой Гавани.
        После смерти Сиру Гертцог изгнал Гайеллу из Альмиры, подозревая, что ей было известно о тайной связи королевы и Леона Бершада. Он дал Гайелле день, чтобы убраться из его владений, и пригрозил заклеймить синими татуировками на щеках, если она когда-нибудь посмеет вернуться. Эшлин не знала, где сейчас алхимик, и очень надеялась, что Гайелле удалось добраться до Папирии.
        Весь вечер Эшлин провела за чтением донесений, полученных от соглядатаев с противоположного берега Моря Душ. Балария по-прежнему оставалась непроглядной бездной, откуда не просачивалось никаких новостей, но соседние колонии были менее загадочными. В Галамаре продолжался неурожай. Голодающие покидали свои деревни и скитались в поисках еды. Эшлин много месяцев пыталась выяснить, в чем причина затяжных неурожаев. В долинах крестьяне истребили всех зеленорогов, которые прилетали на поля охотиться на краснохвостых лис. Лисы расплодились и уничтожили поголовье озерных лягушек. В свою очередь, это привело к резкому увеличению числа луговых ос - основной пищи лягушек. Сами по себе осы не служили причиной неурожая, но галамарская пшеница была подвержена спорынье, разносчиками которой были осы - к их лапкам цеплялись споры ядовитого грибка. Спорынья превращала зерно в вязкую жижу, а попадая в пищу, вызывала у людей отравления и трехдневный понос, завершавшийся смертельным исходом.
        В провинции Блакмар происходило примерно то же самое из-за красных улиток, но в Галамаре проблема была гораздо масштабнее.
        Эшлин потребовались месяцы упорного труда, чтобы отыскать все сложные связи природного комплекса. Из Галамара ей доставили лисий помет, лягушек, пшеничные зерна и живых ос. В теплице Эшлин засеяла делянку пшеницей и неделями наблюдала за осами, выискивая споры грибов на тонких осиных лапках. В конце концов ей удалось выявить все скрытые цепочки, связывающие живые существа в естественной среде обитания.
        Когда стало ясно, что причиной голода стало истребление зеленорогов, Эшлин отправила в Галамар почтовых голубей с посланием, в котором подробно разъясняла, чем вызван неурожай, и настоятельно просила оставить драконов в покое. Галамарские власти ответили письмом, полном дурацких вопросов и оскорбительных замечаний. Истребление зеленорогов именовали победой над драконами и утверждали, что ящеры не имеют никакого отношения к ядовитому грибку. Галамарцы обвинили альмирскую принцессу во вмешательстве в чужие дела, а вдобавок прозвали Безумной Королевой Ос. Впрочем, жители Незатопимой Гавани наверняка тоже придумали ей обидные прозвища, видя, как она трудится на крошечной пшеничной ниве и наблюдает за осами.
        Эшлин не обращала на все это никакого внимания. Пусть дразнят, как хотят. Затяжной неурожай грозил уничтожить все население Галамара, и то же самое может случиться в Альмире, если император Мерсер приведет свой план в исполнение. Слухи и сплетни ничего не значат, если удастся остановить катастрофу.
        Эшлин развернула карту с обозначением всех государств на побережье Моря Душ и стала прокладывать на ней курс Великого перелета. Отслеживая передвижение драконов, она чувствовала себя ближе к ним. Шипогорлые вердены начали перелет; первыми в путь отправились молодые особи. Одного убил Сайлас, но верденов уже видели по всему восточному побережью Альмиры. Эшлин смотрела на карту, размышляла о том, что поставлено на кон, и чувствовала себя наивной дурочкой, которая возложила все надежды на пятерых человек и осла.
        Завтра она попробует убедить отца отозвать гвардейцев из Глиновала. Чем скорее войска соберутся в Незатопимой Гавани, тем лучше.
        Дождавшись, когда все в замке уснут - все, кроме Хайден, которая охраняла дверь в покои принцессы, - Эшлин прошла в дальний конец комнаты. Там стоял стол с алхимическими приборами и ингредиентами. Стеклянные колбы. Медный перегонный куб. Стальные зажимы. Иглы из бамбука. Горелка с драконьим маслом, пламя которой регулировалось специальным рычажком. Эшлин всю жизнь занималась изучением драконов. Измеряла их трупы. Взвешивала внутренние органы. Исследовала анатомическое строение различных видов. Из-за этих занятий возникли слухи о ее колдовстве. Кабинет в восточной башне был гораздо больше, но его уничтожило взрывом, поэтому сейчас приходилось довольствоваться скудными запасами, хранившимися в обсерватории. Эшлин прекрасно сознавала, как важны ее занятия, и не собиралась останавливаться на достигнутом из-за недостатка инструментов и материалов.
        Она сняла с запястья полупрозрачную нить, аккуратно растянула ее на столе. Даже не верилось, что эта тоненькая нить стала причиной разрушения восточной башни. В прошлом году, препарируя столетнюю женскую особь призрачного мотылька, Эшлин обнаружила в ее позвоночнике длинное нервное волокно, усеянное шипами.
        На ощупь витое волокно напоминало нити паутины, но было гораздо толще, поэтому Эшлин решила назвать его драконьей нитью.
        За время своих исследований Эшлин препарировала двести одиннадцать драконов, включая пятнадцать призрачных мотыльков, но лишь в одном обнаружила загадочное волокно. Очевидно, оно было частью скрытого физиологического комплекса, совмещавшего биологические характеристики с элементальными силами, но его назначение покамест оставалось загадкой. Эшлин долго размышляла над словами отца о том, что Альмирой можно управлять только силой стали и золота. Наверное, для него это было истиной. Но Гертцог Мальграв всегда полагался только на войска и повиновение баронов.
        Если Эшлин поймет, как пользоваться драконьей нитью, то вполне обойдется и без всего этого.
        Она вздохнула. Сердце забилось чаще. Она всегда волновалась, пытаясь раскрыть секреты драконьей нити, особенно теперь, после пожара в восточной башне. На ладонях выступил липкий пот. Во рту пересохло. Эшлин сжала нить в кулаке и приготовилась резко потянуть ее, но тут в дверь решительно постучали.
        - Принцесса Эшлин, - раздался голос Хайден. - К вам кастелян с важной вестью.
        - Пусть подождет! - раздраженно откликнулась Эшлин, наматывая драконью нить на запястье и прикрывая ее рукавом; о существовании нити не знала даже Хайден.
        Она открыла дверь, взглянула на кастеляна и похолодела. Заплаканные глаза, опухшее от слез лицо.
        - Принцесса, - сказал он, - король умер.
        8
        Гаррет
        Гаррет истекал кровью в чаще. Ему удалось сбежать от злобного ящера, но обломок драконьего клыка глубоко застрял в мышцах предплечья. Это было весьма некстати. Целый час Гаррет безуспешно (и весьма болезненно) пытался извлечь обломок, но медлить было нельзя. Кто-нибудь в Глиновале сообразит отправить погоню, и ищейки, чуя кровь, с легкостью отыщут беглеца.
        Весь день Гаррет брел по руслу мелкого и не очень быстрого ручья, держась по колено в воде, чтобы замести следы и скрыть запах. Каждые четверть часа он останавливался и напряженно прислушивался, нет ли за ним погони и не появится ли еще какой-нибудь дракон, но пока все было тихо.
        Непредвиденное приключение наверняка приведет к очередной задержке. Конечно же, глупо и неосмотрительно подставляться под укус дракона. В деле подобные промахи грозили смертью, поэтому Гаррет всегда заботился о мелочах. Исполнение задания целиком и полностью зависело от тщательно продуманных замыслов и четких, решительных действий.
        Убедившись, что его никто не преследует, Гаррет пересек дубовый дол и вышел к тракту на юг. Он держался обочины, прячась в зарослях всякий раз, как замечал встречного путника. К сумеркам он добрался до развилки - одна дорога уходила на юго-запад, к Заповедному Долу, другая - на восток, к Незатопимой Гавани. Вот оно, назначенное место. Дождавшись темноты, Гаррет вышел из укрытия и нашел пень в семи шагах к югу от развилки. В кору была воткнута булавка с красной головкой, а в щели под ней прятался клочок бумаги, свернутый трубочкой. На бумаге затейливым почерком было написано «Заповедный Дол».
        Четыре дня Гаррет шел на юг - ночью по тракту, днем по лесу. Спал урывками, по нескольку часов в светлое время суток. Мшистая земля вязко подавалась под ногами, во влажном воздухе роилась мошкара. Черепахи, взобравшись на речные валуны, подставляли красно-оранжевые головы лучам солнца. В прудах и озерах плескались разноцветные рыбины. Если в небе пролетала птица или проплывало облако, Гаррет напрягался, ожидая нападения дракона.
        Его беспокоила укушенная левая рука. Он так и не смог извлечь застрявший в ней клык, и, хотя промыл рану и раз в день менял повязку, боль становилась все сильнее. В сыром тепле открытые раны вообще быстро воспалялись, а после того, как он переберется через Горгону и попадет в дайновые чащобы, влажность и зной усилятся.
        К пятому дню кончик клыка, торчавший из раны, позеленел. От раны тянуло скисшим молоком. Если не извлечь клык, то дело примет серьезный оборот. Свернув в лес, к ручейку среди густых кустов, Гаррет уселся на прогретый солнцем камень, швырнул котомку на землю и начал снимать рубашку. Он быстро высвободил из рукава правую руку, а с левой обращался осторожно, как со спящим младенцем. Прикосновение ткани к ране вызывало резкую боль, поэтому Гаррет охотничьим ножом распорол рукав, а заодно и окровавленную повязку.
        По берегам ручья рос мох. Гаррет нарезал его пластами и разложил на валуне, чтобы использовать как тампон для раны, после того как извлечет клык; потом выбрал местечко поглубже и сунул раненую руку под воду, надеясь, что холод послужит хоть каким-то обезболивающим.
        - Тампон из этого мха тебя наверняка убьет, - прозвучало за спиной.
        Гаррет замер - нож лежал в пяти шагах от него, на валуне, - а затем осторожно обернулся. На берегу ручья сидел мальчишка лет пятнадцати, тощий, в замызганном сером балахоне и с туго набитой сумой на плече. Безоружный. Гаррет решил, что пока не станет его убивать.
        - Мох исцеляет, - сказал он.
        - Не всякий мох исцеляет, - возразил мальчишка.
        - Да? И что ты об этом знаешь?
        - Да уж явно побольше тебя. - Мальчишка побрел по воде к валуну; неуклюжие движения выдавали в нем человека, привычного не к лесам, а к крыше над головой. - Этот мох называют «черепашьим пометом». Если приложить его к ране, она почернеет за два дня - в нем живут крошечные букашки, которые переберутся в тебя, и спустя пять дней ты либо помрешь, либо, если повезет, будешь потом тянуться к элю культей.
        Такой исход Гаррета совершенно не прельщал. Он подошел к валуну, пристально всмотрелся в мох, пытаясь отыскать там букашек, а потом сбросил пласты в реку.
        - И что ты предлагаешь? - спросил он.
        Мальчишка снял с плеча суму, порылся внутри и вытащил два стеклянных пузырька, набитые мхом.
        - Вот что тебе нужно. Багряная Башня и спартанийский мох. - Он поставил пузырьки на валун.
        Гаррет недоверчиво уставился на них.
        - Эти мхи ничем не отличаются от местного, - хмыкнул он.
        - Может, с виду и не отличаются, - ответил мальчишка, - но по силе воздействия они - что дракон красноголов против садовой змейки. Черепаший помет - самый обычный мох, он растет повсюду, а вот эти, - он указал на пузырьки, - растут только в драконьих логовищах.
        - Ну и что?
        - А то, что три разновидности драконьих мхов обладают целительной силой. Спартанийский мох обеззараживает, так что твоя рана не загниет. Багряная Башня снимает опухоль и боль.
        Гаррета совершенно не интересовало, чем отличается обычный мох от драконьего мха, но в альмирских джунглях хотелось избавиться от воспаленной раны.
        - Так и быть, я ими воспользуюсь.
        Мальчишка кивнул, откупорил пузырьки, отсыпал по нескольку щепоток каждого мха и спросил:
        - А что с тобой случилось?
        - Что, не видишь? - буркнул Гаррет. - Меня укусил дракон.
        - Бывает. Судя по клыку, молодой озерный хрипун. Повезло. Они небольшие. Дуболом оттяпал бы руку. - Наморщив лоб, мальчишка сосредоточенно разглядывал рану. - Когда это произошло?
        - Какая тебе разница? - проворчал Гаррет, глубоко вздохнул, ухватил клык двумя пальцами, дернул и тут же охнул - от прикосновения к клыку по всей руке запульсировала боль.
        - О боги, дай я тебе помогу. - Мальчишка порылся в суме и вытащил пузырек с синей жидкостью.
        - Что это?
        - Обезболивающий раствор. Из ядовитых лягушек, что водятся в Дайновой пуще.
        - Из ядовитых лягушек? Это не опасно?
        - Нет, конечно. Яд разведенный. Обезболивает всего на пару минут.
        Мальчишка осторожно коснулся краев раны, потом полил ее синей жидкостью из пузырька. Почти сразу же жар и боль исчезли, а все предплечье онемело.
        Мальчишка закупорил пузырек, спрятал его в суму, достал оттуда длинные металлические щипцы и снова занялся раной. Аккуратно подцепив край клыка щипцами, он одним ловким движением извлек его, положил на валун и, не дожидаясь появления крови, тут же вложил в рану комочки драконьего мха и перебинтовал руку Гаррета повязкой из тонкой коры.
        - Клык начал гнить, - пояснил он. - Поэтому я и хотел узнать, как долго он был в ране. Заражение распространяется очень быстро, но, по-моему, нам удалось его остановить. Жаль, что у меня нет божьего мха.
        - Почему?
        - Божий мох - самый действенный из всех драконьих мхов. Он обладает теми же целительными свойствами, что и спартанийский мох с Багряной Башней, но в большей мере. А еще он стимулирует деятельность внутренних органов. Правильно приготовленный настой божьего мха вылечивает печень заядлого пьяницы. Но божий мох так редко встречается, что о нем мало кто знает. А те, кто знает, готовы заплатить тысячу золотых за один-единственный пузырек.
        Мальчишка тяжело сглотнул и почему-то смутился.
        Кончики пальцев Гаррета защипало, к руке вернулась чувствительность, вместе с жаром и болью, но уже не такими сильными, как раньше.
        - Что ж, твои мхи подействовали.
        - Вот и хорошо, - обрадовался мальчишка. - Через пару дней воспаление пройдет.
        Он удовлетворенно посмотрел на перебинтованную руку, покосился на охотничий нож Гаррета и поспешно отступил подальше.
        - Как тебя зовут, малец?
        - Джолан.
        - И что ты делаешь в лесу, Джолан?
        - Гуляю, - ответил он, поджав губы. - На это запретов нет.
        - Ты целитель?
        - Я никто.
        - А, значит, ты - малолетний беглец, который таскает за собой суму с редкими травами и много знает про всякие мхи. Вообще-то, я знаком с алхимиками.
        Джолан потупился:
        - Я был учеником алхимика, но подмастерьем так и не стал, потому что мой наставник умер. Нимбу, местный барон, продал нашу аптечную лавку, а меня прогнал. - Он посмотрел на Гаррета. - Говорю же, я - никто.
        Гаррет понимал, что мальчишку надо убить. От свидетелей одни неприятности. Но мальчишка - целитель, поможет вылечить раненую руку и знаком с окрестностями, а к тому же наверняка заметит дракона прежде, чем Гаррет. Вдобавок с мальчишкой легче проникнуть в город - неизвестно почему, но к детям всегда относятся с б?льшим доверием.
        - Что ж, Джолан Никто, я тебе очень признателен. - Гаррет встал и вложил клинок в ножны. - Я иду в Заповедный Дол. Знаешь такой?
        - Заповедный Дол все знают, - недоуменно ответил Джолан. - А сам ты откуда?
        Из-за раненой руки Гаррет перестал говорить с альмирским акцентом и теперь, осознав свою оплошность, решил, что притворяться местным жителем можно только в очень короткой беседе.
        - Издалека.
        - Мне известны все государства Терры. Это галамарский акцент? Звучит странно, но…
        - А ты не знаешь, дорогу в Заповедный Дол не размыло?
        Джолан помотал головой:
        - В это время года, наверное, размыло. Но я тоже иду на юг. В горах есть тропа, куда разлив не добирается. Главное - держаться подальше от речных пойм.
        - Так зачем же дорогу проложили через низину?
        Джолан пожал плечами:
        - В горах много драконов.
        - Ну еще бы.
        - В лесу драконы обычно не нападают на людей. Это распространенное заблуждение.
        Гаррет приподнял перебинтованную руку.
        - Говорю же, обычно, - повторил Джолан.
        Гаррет задумался. Затопленная дорога помешает вовремя исполнить задание.
        - Если ты доведешь меня до Заповедного Дола, то на первом же постоялом дворе я сниму тебе комнату с пуховой периной и накормлю до отвала.
        Джолан недоверчиво посмотрел на него, наклонив голову на тощей шее.
        - Ты разбойник?
        - А какая тебе разница? - сказал Гаррет. - Еда и мягкая постель. Да или нет?
        Несколько миль Джолан молчал, а потом разговорился, да так, что не заткнуть.
        Пока они пробирались по густым лесам, зарослям кустарника и крутым склонам холмов, он рассказывал, какие деревья, цветы и насекомые водятся в окрестных местах - в кипарисовых рощах, в поросших камышом прудах, на берегах извилистых рек. Он вспоминал своего наставника и ядовитых улиток, которых они изучали на какой-то северной реке. Объяснял, как правильно заваривать кофе по утрам и как обращаться с переломами. Описывал свой родной город и чуму, которая с давних пор донимала округу.
        - Все считают, что чуму принесли лесные демоны, но демонов не бывает. Это первое, чему научил меня Морган. Потом он объяснил, что красные улитки отравляют грунтовые воды, и убедил жителей северных сел не пить речной воды. К сожалению, отравлена вся округа, даже новые колодцы. Вот только селяне объявили очистку воды бесовским мороком и вместо этого…
        - Стали лепить глиняных божков?
        - Ага.
        Гаррет хлебнул воды из фляжки и посмотрел на небо, нет ли драконов.
        - А каким богам поклоняются на твоей родине? - спросил Джолан, делая глоток из своей фляги.
        - Мне боги ни к чему, - буркнул Гаррет, уклонившись от прямого ответа.
        - Как-то это одиноко… Я знаю, что боги - выдумка, но, по-моему, в ней есть определенный смысл.
        - Какой еще смысл? - проворчал Гаррет.
        Поразмыслив, Джолан ответил:
        - Вот посмотри… - Он указал на желтую бабочку, присевшую на голову черепахи. - Мотылек пьет черепашьи слезы, потому что в них есть необходимая ему соль. А сам он такой невесомый, что черепаха его даже не замечает. На этом холме тысячи различных тварей живут вместе, к взаимной выгоде.
        - Ну и что?
        - Альмирцы лепят глиняных истуканов, поклоняясь безымянным лесным богам. Возможно, на самом деле никаких богов не существует, зато есть связи между всеми живыми существами. И смысл в том, что эти связи надо уважать.
        Пряча флягу в котомку, Гаррет сказал:
        - Знавал я всяких алхимиков, но они ничего подобного не говорили, а занимались поиском редких растений и животных.
        - Это потому, что легче всего зарабатывать деньги, продавая целебные отвары и обезболивающие настои, а не заниматься исследовательской работой. Морган всегда говорил, что только ленивые пользуются дарами мироздания, не понимая их сути. На самом деле алхимия гораздо сложнее. Мой наставник учил меня не просто накапливать знания, но и отыскивать связи между явлениями. Одно дело - знать названия лесных грибов, но куда важнее понимать, как эти грибы влияют на окружающую их среду.
        Они двинулись дальше, карабкаясь по замшелому откосу, распугивая оранжевых пауков и небольших желтых ящерок.
        - Раньше я думал, что понимаю, как устроен мир. Оказалось, что я был не прав. В Выдрином Утесе у меня на глазах произошло то, чего я не в силах объяснить. Местные жители назвали бы это бесовским мороком, вот как очистку воды. Но тут случилось нечто особенное.
        - В каком смысле?
        - Я знаю, как очищать воду. А то, что я видел… просто невозможно. Я должен разобраться, что к чему.
        - Зачем? - спросил Гаррет, не проявляя ни малейшего любопытства к тому, что именно видел мальчишка.
        Джолан задумался.
        - Я всю жизнь лечил больных. Есть болезни, которые можно вылечить, а есть такие, которые не поддаются лечению. И не потому, что мне не хватает знаний и опыта. Морган пять лет искал лекарство от чумы, распространяемой красными улитками, но так ничего и не нашел. А я видел то, что может все это изменить. Спасти тысячи жизней. Десятки тысяч.
        - Как-то не верится.
        - Ну, тебе не понять. Ты же не видел.
        - Тоже верно. Но если ты видел эту непонятную другим вещь в Выдрином Утесе, то зачем бродишь по лесам?
        - Драконьи логовища в Дайновой пуще - единственное место в Альмире, где растет божий мох. В нем-то все и дело.
        - Опять этот божий мох? По-моему, ты просто хочешь срубить деньжат.
        - Нет, - поморщился Джолан. - Дело не в этом. Божий мох - такое ценное лекарство, что никто даже не задумывается, как еще его можно применять. Но я во всем разберусь.
        Гаррет покосился на Джолана. Судя по всему, мальчишка говорил искренне.
        Они пошли дальше. Гаррет, вообще-то, не любил людей. Именно поэтому он так хорошо исполнял свою работу. Но этот мальчишка его не раздражал. Не часто встретишь чистосердечного человека, который к тому же не полный идиот.
        Спустя три дня они добрались до реки Горгоны - неумолимого потока в широком русле, местами больше лиги от берега до берега. Течение было не столь бурным, как в Атласе, но опасностей здесь было не меньше. Тучи мошкары, беспрестанно носясь над водой, набивались в глаза и рты путников. Были здесь и звери побольше: гибкие хитрые ягуары, злобные крокодилы и огромные речные драконы, по местным поверьям - защитники духа реки. За рекой начиналась Дайновая пуща - сплошная темная стена непроходимых джунглей.
        - Что это? - спросил Гаррет, указывая на громадные корявые стволы у берега напротив; он никогда в жизни еще не видел таких могучих деревьев.
        - Это дайны, - ответил Джолан. - Они только здесь растут. - Он на миг умолк, но, как обычно, вскоре продолжил: - Дайн - очень любопытное дерево. Его корневая система…
        - Джолан, помолчи. Давай обойдемся без лишних подробностей.
        Мальчишка смущенно кивнул, а потом посмотрел на реку и вздохнул:
        - Я в первый раз вижу Горгону. О боги, какая красота.
        - Ну, это ты сейчас так говоришь. Погоди, вот доберемся до середины…
        - Но здесь же нет переправы, - недоуменно сказал Джолан.
        - Верно, переправы здесь нет.
        - Тогда зачем здесь переправляться?
        Не ответив, Гаррет забрел в воду.
        - Эй, ты, вообще-то, понимаешь, что это очень опасно? - крикнул Джолан ему вслед.
        Гаррет остановился и обернулся к нему:
        - Ты сказал, что Заповедный Дол - к югу отсюда, но ближайшие переправы в пятидесяти лигах к западу и к востоку. Я не собираюсь терять три дня ради того, чтобы перебраться через реку, не замочив сапог.
        - Один дракон тебя уже укусил, - напомнил ему Джолан. - Тебе хочется повторения? Если тебя съедят, то помочь я ничем не смогу.
        Мальчишка был прав.
        - И что ты предлагаешь?
        - Я могу построить плот, - сказал Джолан. - За час.
        Гаррет снова посмотрел на реку. Шагах в пятнадцати от берега над водой торчал чешуйчатый горб. Судя по всему, неведомая зверюга была в три раза длиннее дракона, который укусил Гаррета.
        - Ладно. Даю тебе час.
        Джолан отправил Гаррета собирать бревна, а сам принялся вить веревки. Мальчишка неуклюже ходил по лесам, но пальцы у него были ловкие, и дело двигалось споро. Через час плот был готов, вместе с веслами, сделанными из прочных ровных ветвей.
        Гаррет хотел было столкнуть плот в воду, но Джолан присел на корточки и начал лепить глиняного божка.
        - Ты чего? - спросил Гаррет. - А кто мне рассказывал, что все боги - выдумка?
        - Боги - выдумка, но нам удача не помешает, - сказал Джолан, вставляя божку две черничины вместо глаз.
        Гаррет пожал плечами. Один его знакомый, сержант баларской армии, никогда не подтирал задницу перед битвой, утверждая, что вонь отпугивает вражьи стрелы. В сущности, глиняные божки были таким же суеверием. Только чище.
        - Можно еще и вот этим украсить, - посоветовал Гаррет, указывая на прибитые к берегу рыбьи чешуйки.
        - Тоже верно, - улыбнулся Джолан.
        Птичьи крики и жужжание мошкары внезапно смолкли на середине реки. Джолан оцепенел, широко распахнув глаза. В зеленой водной глубине скользила против течения огромная извивающаяся тень. Речной дракон был в десять раз шире хлипкого плотика.
        Как только дракон исчез из виду, Гаррет с Джоланом лихорадочно погребли к берегу. Никто не произнес ни слова, пока не уперлись сапогами в вязкий прибрежный ил.
        - А что это за дракон такой огромный? - спросил Гаррет.
        - Вот видишь, не зря мы связали плот и слепили истукана, правда? - с улыбкой заявил Джолан. - Это была альмирская речная грымза. Вот бы увидеть ее на поверхности!
        - Да? А посреди реки тебе не особо хотелось увидеть ее на поверхности.
        - Ну, тебе тоже было страшно, - сказал Джолан. - А теперь выбирай - меняем повязку или проверим, не пристанет ли к тебе еще какая-нибудь зараза? В воде полно звериного дерьма.
        Гаррет поморщился, но закатал рукав.
        - А с чего ты так торопишься в Заповедный Дол? - спросил Джолан, роясь в своей суме.
        Гаррет не ответил.
        - Ох, ты хуже Моргана! - вздохнул Джолан.
        - В каком смысле?
        - У тебя одни секреты. Как у алхимиков. Они не любят говорить об истории, и о ядах тоже. А особенно о драконах. Мой наставник не имел права мне о них рассказывать, пока я не стану подмастерьем… - Джолан осекся и начал перевязывать рану. - Драконьи логовища - самый большой секрет. Но Морган о них никогда не распространялся.
        - Некоторые секреты опасны для здоровья, малец.
        - Ага, мне это уже говорили.
        - Морган, что ли?
        - Нет, - задумчиво произнес Джолан. - Другой человек. - Он закончил перевязку, встал и посмотрел на солнце. - Пойдем. Если не станем мешкать, то через неделю будем в Заповедном Доле.
        9
        Эшлин
        Эшлин вгляделась в лицо отца. Серебристо-седую бороду закрасили черным. Отцу это не понравилось бы. Гертцога Мальграва называли по-всякому, но тщеславным он никогда не был. Он хотел бы уплыть по реке, не скрывая ни своего настоящего лица, ни своей истинной сути.
        Вести о смерти короля разлетелись по стране, и все альмирские крестьяне, воины и бароны прекратили свои занятия и на неделю погрузились в траур: поминая его, пили и рассказывали о его подвигах во время баларского нашествия. Но поминали его и иначе. Ночами в темных подвалах, погребах и на залитых лунным светом полях колдовали и совершали жертвоприношения. Под звездным небом лилась кровь коз и кур - никто не знал, сотен или тысяч. Если бы Гертцог умер пятьсот лет назад, то в его честь бароны приносили бы в жертву младенцев, а не домашних животных.
        Все в Терре считали Альмиру отсталой страной, но Эшлин радовалась уже тому, что альмирцы все-таки отказались от жуткого обычая человеческих жертвоприношений.
        Обычно покойников королевской крови отправляли в Море Душ прямо с замкового подворья, которое выходило к гавани, чтобы их души наверняка не заблудились. Всех альмирских вельмож приглашали на похороны следить, как усопший владыка возвращается туда, где рождаются все души. После окончания церемонии все напивались и рыдали над волнами, а потом скорбное прощание превращалось в печальную, но буйную оргию.
        Мать Эшлин, хотя и родилась в Папирии, хотела, чтобы ее похоронили по альмирскому обряду. Когда она умерла, Гертцог не отправил ее тело из Незатопимой Гавани в Море Душ, а увез к заповедной речушке, что текла в дне пути к северу от столицы. Ходили слухи, что он отправился туда один, потому что, взъярившись на изменницу-жену, не стал хоронить ее по заведенному обряду и даже не вложил раковину в рот покойнице, а просто зарыл труп в землю и завалил камнями. Впрочем, Эшлин этому не верила.
        Перед смертью Гертцог попросил дочь отвезти его к той же речушке и отправить в последний путь без пышных церемоний и без придворных свар. Такое решение ошеломило знать и вельмож Незатопимой Гавани - их лишили возможности выразить искренние соболезнования и продемонстрировать верность престолу, - но Эшлин исполнила отцовскую волю. Она стала королевой. Ей нужно было доказать свою способность властвовать, а не блюсти альмирские традиции.
        В путь к заповедной реке Эшлин отправилась в сопровождении Хайден и десятка королевских гвардейцев. Они помогли Эшлин уложить тело Гертцога Мальграва в ладью и, установив кордон в лесу, отошли, чтобы дать королеве возможность попрощаться с отцом.
        Оставшись в одиночестве, Эшлин думала, что на нее нахлынет горе, но ничего особенного не почувствовала. Ни слез, ни дрожи в руках. Эшлин не простила Гертцогу жестокое обращение с Сайласом, а просто примирилась с этим. Ее отец долгие годы ждал смерти, готовился к ней вместе с дочерью, и оба знали, что однажды она привезет его тело именно сюда.
        Эшлин достала взятую с собой раковину - кремово-белую, с оранжевыми и зелеными прожилками. Гертцог выбрал ее собственноручно, когда начал харкать кровью.
        Белка, спрыгнув с дерева, поскакала по речному берегу. У бортов темно-синей похоронной ладьи резвилась форель.
        Эшлин надо было произнести слова прощания, и она не собиралась отказываться от этого обряда.
        - Гертцог Мальграв был хорошим правителем Альмиры, - начала она. - Он породил двух сильных сыновей и двух прекрасных дочерей. Он разгромил баларское войско в сражении у Черных Сосен. Он дал Альмире тридцать лет мира и благоденствия.
        Эшлин умолкла. Рядом никого не было, так почему же она словно бы говорит на публику? Подумав, она произнесла:
        - Отец часто выходил из себя и не умел прощать врагов. Он подчинил себе альмирских баронов грубой силой и запугиваниями, грозился заклеймить всех синими полосами. - Она сглотнула. - Но к друзьям он был радушен и щедр и всегда заботился о родных и близких. Мы с ним по-разному представляли будущее Альмиры и по-своему любили родную страну. - Эшлин приоткрыла отцовские губы, положила ракушку ему на язык и снова закрыла его рот. - Прощай, отец. Да найдет твоя душа верный путь к морю. Я всегда буду защищать Альмиру. Обещаю.
        Она столкнула ладью в реку. Стайка форели метнулась в сторону. Течение отнесло ладью к излучине, и она скрылась из виду. В Альмире остался один-единственный представитель рода Мальгравов - Эшлин.
        Ей было очень одиноко.
        Едва Эшлин вернулась в замок, то сразу же направилась на голубятню, которую охраняли три королевских гвардейца. За голубями присматривал старый кастелян по имени Годфри. Сгорбленные плечи покрывала корка птичьего помета.
        Дороги в Альмире были ненадежными - мало того что топкие и полуразрушенные, так еще и каждую весну их заливало паводком. Гертцог много лет пытался проложить тракты, которые улучшили бы сообщение в стране и облегчили передвижение войск, но весенние муссоны ему не подчинялись, а карьеров по добыче камня в Альмире почти не было, так что мостить дороги на баларский манер не получалось. Отсутствие прочной инфраструктуры вкупе с религиозной разобщенностью и делало Альмиру отсталой страной. В отличие от централизованной передовой Баларии в Альмире правили суеверия и воинственные бароны.
        Эшлин пришла в голову мысль создать голубиную почту, чтобы не полагаться на дороги, поэтому Годфри был одним из самых занятых людей в замке Мальграв.
        Вот уже семь лет Эшлин и Годфри разводили особую породу почтовых голубей, способных преодолевать большие расстояния быстрее обычного. Все началось с дюжины птиц, а теперь уже сотни голубей летали по всей Терре: одни - в баронские замки и крепости, другие - в крестьянские хижины, на мельницы и в амбары осведомителей, которым Эшлин платила за сведения о делах местных владык, третьи - к алхимикам, изучавшим девственную природу в отдаленных уголках страны. Были и те, что отправлялись в соседние государства, например в Папирию, а еще - к тайным соглядатаям Эшлин на дальних берегах Моря Душ.
        - Здравствуй, Годфри. - Эшлин, пригнувшись, вошла в низенькую дверь голубятни.
        Кастелян рассылал альмирским баронам приглашения на коронацию Эшлин с просьбой привести с собой как можно больше воинов.
        Эшлин знала, что после смерти отца слишком рискованно собирать войска в Незатопимой Гавани, и не решилась бы на это, если бы просто хотела удержаться у власти. Но Эшлин намеревалась править страной иначе и готова была сжечь престол, лишь бы спасти драконов Терры.
        - Доброе утро, принцесса, - с поклоном ответил Годфри и тут же недовольно шевельнул косматыми бровями, осознав свою ошибку. - Ох, прости. Доброе утро, королева.
        - Ничего страшного, - отмахнулась Эшлин. - Я сама еще не привыкла.
        Годфри кивнул:
        - Со временем ко всему привыкаешь. Вот как наши голуби. - Он указал на белокрылую голубку: - Лайла вылупилась из яйца в этой самой голубятне и ничего другого не знала. А сегодня утром вернулась из Папирии - пересекла горы и безбрежный простор Моря Душ. Потому что ты научила ее этому.
        Когда Эшлин начала обучать птиц полетам на дальние расстояния, через Море Душ, все решили, что она сошла с ума: обычные почтовые голуби летали не дальше пары десятков лиг, да и то над знакомой местностью. А вот птицы Эшлин пролетали до пяти сотен лиг над водой и не терялись.
        - Править страной не труднее, чем обучать голубей, - продолжил Годфри. - Вначале все кажется невообразимо сложным, но постепенно приноравливаешься.
        - Надеюсь, ты прав, - сказала Эшлин.
        Ей нравился Годфри: его не волновало ничего на свете, кроме заботы о своих питомцах.
        - Кстати, Лайла доставила новое сообщение.
        Своим ключом (их было всего два, один у Годфри, один у Эшлин) кастелян отпер ларец в углу голубятни и протянул Эшлин крошечный пергаментный свиток, скрепленный восковой печатью с оттиском плавника орки в океане - эмблемой императрицы Окину. Эшлин приложила немало усилий, чтобы заполучить это письмо. После смерти матери Эшлин поползли слухи, что она умерла не родами, а от руки Гертцога Мальграва. Разумеется, ничего подобного не произошло, но убедить в этом жителей далекого архипелага было очень трудно.
        Императрица Папирии не могла простить Гертцогу смерти сестры, а тот в отместку стал с прохладцей относиться к островной империи. Однако Эшлин не желала потерять такого ценного союзника и долгие годы, втайне от отца, старалась упрочить связи Мальгравов с Папирией.
        За сведениями, которые передавались по официальным дипломатическим каналам, следили сотни любопытных глаз в обеих странах, и Гертцог с Окину обменивались лишь краткими вежливыми посланиями. В обход существующего протокола Эшлин завязала переписку академического характера с одной из советниц императорского двора, которую звали Ноко. С течением времени между ними установились доверительные отношения. Обе интересовались природными феноменами окружающего мира - впрочем, Ноко больше занимали растения, а не драконы, - и полагались исключительно на логические рассуждения и наблюдения. Итак, Эшлин решила рискнуть.
        Год назад, когда кашель Гертцога ухудшился, Эшлин попросила Ноко доставить императрице тайное послание. В нем содержалось простое сообщение. Эшлин знала, что после смерти отца станет править государством, жители которого больше всего уважают мужскую силу. Чтобы удержать в руках власть, Эшлин понадобятся союзники, которые сочтут ее принадлежность к женскому полу не слабостью, а, наоборот, выгодным преимуществом. Эшлин предложила императрице поддерживать личные контакты с тем, чтобы как можно лучше подготовиться к правлению Альмирой.
        Эшлин понимала, что при живом отце негоже строить планы на будущее, но мир полон мерзости и не прощает ошибок. Отрицать это бесполезно.
        Императрица Окину приняла предложение. В последующие месяцы Эшлин обменивалась с нею десятками посланий; в письмах Эшлин содержались советы, приносившие неоспоримую пользу Папирии. Когда императрица упомянула об эпидемии, свирепствовавшей на дальних островах архипелага, Эшлин разобралась в причинах болезни и предложила новый способ рытья колодцев. Источники чистой воды положили конец вспышкам заболевания. Когда в один из папирийских городов зачастила стая молодых млекорылов, Эшлин посоветовала местному гарнизону заманить драконов в чащу с помощью тряпья, смоченного соком молочая, - именно так пахли женские особи млекокрылов. Все советы принимались с благодарностью.
        В общем, все усилия Эшлин были направлены на то, чтобы после смерти Гертцога заручиться поддержкой папирийской императрицы. Послание Окину либо предоставляло Эшлин широкие возможности дальнейших действий, либо лишало ее всякой надежды.
        Эшлин вздохнула и большим пальцем сломала восковую печать.
        Для королевы Эшлин Мальграв лично
        Смерть родителя - большое горе. Наверное, сейчас тебе нелегко, как птенцу, вылупившемуся в пустом гнезде. Возлюбленная наша племянница, помни, что ты не одинока. Ты стала нашим верным союзником, и в Папирии у тебя много могущественных друзей.
        Не бойся просить поддержки, если она тебе понадобится.
        Заверяем тебя в нашей непреходящей любви.
        Ее Всевечное Величество Папирийской империи,
        Императрица Окину
        Крошечный свиток опять свернулся трубочкой. Эшлин спрятала его в складках платья и с облегчением выдохнула, мысленно слагая свой ответ. Если Бершад не справится с заданием, ей нужно придумать, как переправить альмирское войско через Море Душ.
        - Сегодня прилетел еще один голубь, королева, - сказал Годфри.
        - Который?
        - Аспер, ваше величество.
        - Ну наконец-то, - сказала Эшлин.
        Вот уже два дня она ждала, что кастелян объявит о прибытии Аспера - голубя для связи с Глиновалом, - надеясь услышать хорошие новости и отозвать с запада пять тысяч королевских гвардейцев. После смерти отца Эшлин надо было укрепить власть.
        Она развернула свиток.
        Для королевы Эшлин Мальграв лично
        С прискорбием уведомляю вас, что беспорядки в Глиновале ужесточились. Отряды барона Хрилиана бесчинствуют в окрестностях, берут в плен местных крестьян и отправляют их на виселицы, установленные перед городскими стенами. Барон Хрилиан пытается выманить военачальника Раймиера из города в надежде завязать бой, который наверняка закончится победой захватчиков, поскольку у них теперь численное преимущество. К сожалению, репутация Раймиера пошатнулась. Местные владыки подозревают его в предательстве.
        В вашем предыдущем послании говорилось, что королевские гвардейцы идут на помощь осажденному городу. Умоляю вас поторопиться, иначе Глиновал не устоит перед силами противника.
        Градоправитель Глиновала
        Юльнар Вент
        Эшлин дважды перечитала письмо и не могла оторвать взгляда от проклятых слов. Жаркая ярость сдавила горло.
        - Когда отправлять ответ, королева?
        - Немедленно, - сказала Эшлин.
        Первым делом она написала письмо Юльнару Венту, заверяя его, что королевские гвардейцы уже в пути. Эшлин нужны были войска в Незатопимой Гавани, но она не собиралась оставлять без внимания повешенных крестьян. Двигаться вперед можно разными путями. Барон Хрилиан и его банда разбойников перекрыли одну дорогу, и теперь Эшлин нужно было искать другую.
        Эшлин собиралась обратиться к императрице с просьбой предоставить ей помощь папирийского флота, но этим дело не ограничивалось. Настало время проверить, что именно готова сделать императрица для своей племянницы.
        Часть II
        10
        Бершад
        Как только «Люмината» вышла из Незатопимой Гавани в открытое море, Роуэна и Альфонсо затошнило. Роуэн постоянно блевал, стараясь попасть то за борт корабля, то в бадейку, но получалось редко.
        Альфонсо было куда хуже. Бедный осел не понимал, что происходит, жалобно кричал и завалил загон навозом. Бершад пытался успокоить Альфонсо, гладил его по морде и обещал, что все скоро кончится, а в перерывах соскребал ржавчину со своего меча. Несмотря ни на что, клинок должен сохранять остроту.
        На второй день плавания Бершад вышел из загона с бадейкой ослиной блевотины. Фельгор, усевшись на поручни, смотрел в море. Баларину больше не нужно было притворяться узником, поэтому Вира сняла с него кандалы, но пригрозила, что в случае чего отрежет ему ноги. Даже сейчас она следила за каждым его движением, будто опасалась, что он прыгнет в воду и вплавь отправится к свободе.
        Роуэн, с бадейкой между ног, сидел у мачты и разглядывал свои ступни.
        - Ох, как я по морю соскучился! - радостно воскликнул Фельгор, сияя от счастья. - Я полжизни провел на таком же корабле, только похуже. Мои родители были странствующими актерами, не могли себе позволить роскоши. Приходилось полагаться на изобретательность, но это требует…
        - Фельгор, заткнись, - буркнул Роуэн, не отрывая взгляда от ног.
        Фельгор посмотрел на него:
        - Ну да, ты у нас прирожденный мореплаватель.
        Бершад выплеснул бадейку за борт и уставился в даль. На горизонте смутно виднелись очертания островов в самой середине Моря Душ - архипелаг Сердечник. Мореплаватели обходили его стороной: подводные течения и рифы разбивали корабли в щепки. Поговаривали, что на островах путников подстерегают и иные опасности: странные звери и огромные драконы.
        А для альмирцев острова были священным местом.
        - Мне помнится, что острова были больше, - сказал Фельгор, проследив за взглядом Бершада. - Или это просто я вырос. - Он покосился на Йонмара, занятого лепкой божка на планшире. - Чего это он?
        - Там, в сердце моря, родились боги, - пояснил Йонмар, не прекращая своего занятия. - Если уж мы проплываем мимо, то надо почтить их должным образом.
        - Эх, я просто обожаю этих ваших альмирских истуканов. А покажи-ка своего.
        Йонмар гневно взглянул на Фельгора, но потом отвел руки, чтобы все могли оценить его труды. Глиняный болванчик был размером с руку; из глиняного туловища торчали медвежьи когти и ивовые прутья, а на месте глаз сверкали два рубина. Йонмар постарался на славу.
        Фельгор оглядел истукана и спросил:
        - А что ты с ним сделаешь, когда закончишь?
        - Отправлю его в море, - ответил Йонмар. - Ничто не вечно.
        - Ты готов расстаться с двумя рубинами, лишь бы боги не заскучали по родному дому? Да что такого особенного в этих островах?
        - До рождения богов миром правили драконы и демоны, - сказал Йонмар. - И повсюду были только камни и горячая зола. Потом из морских глубин на берег выбрались лесные боги, принесли с собой деревья с густой листвой и зверей с теплой кровью. А когда земля заполнилась растительностью и жизнью, боги вытащили из морских глубин людей, чтобы мы с честью жили среди их творений. После смерти мы возвращаемся в море, и, если боги считают нас достойными, присоединяемся к нашим предкам и вечно живем в сердце моря.
        - А если тебя сочтут недостойным?
        - На твою душу накладывают проклятье, - пояснил Йонмар, - и ты становишься демоном, который не выносит солнечного света и живет среди кошмаров.
        - А почему вы не лепите божков? - спросил Фельгор Бершада и Роуэна.
        - Моя душа и без того проклята, - сказал Бершад. - А даже если бы и не проклята, когда меня лишили титула и имущества, то отобрали и тотемный кошель, потому что изгнанникам не позволено просить милости у богов.
        - И у тебя тоже? - спросил Фельгор у Роуэна.
        - Нет, мой при мне. Но я ничего не опасаюсь, - ответил Роуэн, покосившись на Йонмара. - А боги всегда чуют людское отчаяние.
        Все умолкли.
        - Как по мне, так все это глупо, но я все равно обожаю вас, альмирцев, - наконец сказал Фельгор. - Таскаете за собой кошели, набитые прутиками, косточками и драгоценными камешками. Любой карманник, прогулявшись по Туманному кварталу Незатопимой Гавани, награбит столько добра, что умрет от счастья.
        - Зато я не поклоняюсь долбаным шестеренкам, - пробормотал Йонмар.
        - А вот это самое распространенное заблуждение, - возразил Фельгор. - Балары не поклоняются Этерните. Мы ее сами сотворили.
        - Люди не способны сотворить божество.
        - Еще как способны. Для этого всего-то и нужно, что металл, проволока, гайки и болты - ну и чтобы люди с тобой согласились. Так что дело не только в шестеренках, а вообще в механизмах. В Баларии все устроено куда лучше, чем у вас в Альмире. Этернита служит нам, а не мы - ей. Так жить удобнее, и не надо все время бросать свои дела и лепить изваяния.
        - Если у вас все так здорово, за каким хреном тридцать лет назад Балария пошла войной на Альмиру? - спросил Роуэн, не отрывая взгляда от бадейки.
        - Не знаю, - ответил Фельгор. - Мне было всего два года.
        А вот Бершад знал. Балария утверждала, что поводов для войны было множество - честь, завоевание, обучение дикарей-идолопоклонников. Но все сводилось к одному - к продовольствию. Стремительное расширение Баларской империи привело к тому, что кормить население было нечем, - и это еще до того, как грянул голод в Галамаре и Листирии. После поражения в войне с Альмирой Баларии пришлось закрыть границы, чтобы не пускать голодающих с окраинных земель в центральную часть страны.
        - Потому что металлом, как камнями или головешками, сыт не будешь, - сказал Бершад. - Этернита не творит еду.
        Фельгор пожал плечами:
        - Ну, я простой вор, мне лишь бы где пригреться. Я не особо задумываюсь, как и почему все в жизни происходит, мне вся эта философическая дребедень ни к чему. От нее только устаешь. - Он обернулся к Вире. - А как у вас, в Папирии?
        - А что у нас?
        - Ну, вы же поклоняетесь какому-то небесному богу? Я что-то такое слышал.
        - Папирийцы не поклоняются никаким богам. Мы просто с почтением относимся к луне и звездам.
        - А почему?
        - Луна вызывает приливы и отливы, которые уносят наши корабли в море. А звезды помогают нам плыть.
        - И все? - Йонмар недоуменно наморщил лоб.
        Вира посмотрела на него:
        - Вот попадешь темной ночью в шторм, сразу все поймешь.
        Миновав Сердечник, «Люмината» попала в шторм. Корабль мотало по волнам, палуба угрожающе кренилась, ее заливали струи дождя. Целую неделю Ториан и матросы не знали отдыха - перекрикивались, ставили и убирали паруса, травили шкоты, когда менялся ветер.
        Наутро, когда шторм начал ослабевать, вдали появилась белая, как кость, полоса побережья Галамара. Море засыпало берег тысячами крохотных раковин, и солнце выжгло их добела. Издалека светлые изгибы прибрежных скал напоминали огромную змею, вытянувшуюся в бесконечность. На берегу виднелись небольшая гавань и город, а за ними вздымалась темная громада Вепрева хребта, отделявшего Галамар от Баларии.
        - Аргель, - сказал Ториан, когда все собрались на палубе. - Самое северное поселение Галамара.
        - У аргельских шлюх очень приятно пахнет изо рта, - заявил Фельгор. - Я бы сказал, они входят в первую пятерку среди остальных шлюх мира.
        Вира зыркнула на него и поудобнее перехватила рукоять кинжала в ножнах на поясе.
        - А в другом месте нельзя пристать к берегу? - спросил Бершад Ториана. - Подальше от посторонних глаз.
        - Можно, но не здесь. На севере побережье скалистое, и сразу за горами - Балария, но там не пройти. На юге - высоченные утесы, туда не каждый вскарабкается, разве что один из десяти, а остальных смоет приливной волной. Можно пойти в обход, но это означает еще месяц плавания.
        - Меня это не устраивает, - заявил Бершад, которому во что бы то ни стало надо было попасть к императору до наступления летнего солнцестояния.
        - Тогда придется высаживаться на берег в Аргеле.
        - А ты там бывал? - спросила Вира.
        Бершад кивнул:
        - Меня поймали в горах и привели туда. Горная тропа начинается в дне пути отсюда, на северо-востоке, но ее трудно отыскать среди сосен и зарослей острокуста.
        - И как тебя приняли? - спросил Йонмар.
        Две недели Бершад пьянствовал с аргельскими баронами и торговцами - всем было интересно послушать рассказ о том, как Бершад по воздуху попал в Баларию, - а потом его наконец-то отыскал Роуэн, и их поскорее выпроводили из города. В отличие от альмирской знати галамарцы относились к драконьерам снисходительнее, однако же казнили тех изгнанников, которые без особой надобности задерживались в городе.
        - Это смотря кто, - ответил Бершад.
        В аргельском порту было малолюдно. У причала лениво покачивались корабли, но не было видно ни матросов, ни портовых рабочих - только таможенники. Ториан и команда подвели «Люминату» к причалу, где их уже поджидали шестеро вооруженных стражников в латах.
        Почти сто лет назад Балария завоевала и присоединила к своим территориям Галамар и Листирию, позволив сохранить названия и крохи независимости, однако обложила их налогами и обязала поставлять продовольствие и солдат в баларскую армию. Границы Галамара считались открытыми, но пройти таможенный досмотр было непросто, особенно такой странной компании: драконьер, папирийская вдова и баларский вор, приговоренный к смерти.
        Йонмар сошел на причал к таможенникам. Вперед выступил высокий человек в стальном шлеме, из-под которого выбивались жидкие светлые пряди, и с бородой, заплетенной в куцую косицу.
        - Дорожные грамоты, - потребовал он, протягивая руку.
        - Как тебя зовут? - недовольно осведомился Йонмар.
        - Аделон. Сержант Аделон.
        - А меня, сержант, зовут барон Йонмар Греалор. Так что будь повежливее.
        - А мне плевать, кто ты такой. Без грамоты в город ходу нет, будь ты хоть сама Этернита, долбаная богиня времени, - ухмыльнулся таможенник. - Где твои бумаги?
        На лице Йонмара отразились смущение и злость. Он неохотно достал грамоты, выданные королем Гертцогом, и вручил Аделону.
        Стражник прочитал их и заявил:
        - Сначала пойдешь к барону, - сказал он и, не отрывая взгляда от бумаг, добавил: - Вместе с изгнанником.
        - Никуда мы не пойдем, - запротестовал Йонмар.
        Вместо ответа Аделон махнул своим спутникам. Четверо взошли на борт корабля, а пятый побежал за подкреплением. Немного погодя из здания таможни, чуть дальше по пристани, высыпали еще несколько человек.
        - Мои люди обыщут ваш корабль и составят опись имущества, а барон решит, как с вами быть. Если у вас все в порядке, то через несколько часов пойдете своей дорогой.
        - Приказ короля Гертцога превалирует над распоряжениями мелкопоместного барона, - возразил Йонмар. - Пропусти нас немедленно.
        - Превалирует, говоришь? Я таких мудреных слов не знаю и знать не хочу. - Аделон сунул дорожную грамоту за пластину доспеха. - Вы с изгнанником пойдете со мной к барону - или плывите назад, в Море Душ, это уж как вам угодно.
        Бершад отдал свой меч Роуэну, чтобы не вызывать лишних подозрений, и вместе с Йонмаром, оставив спутников на корабле, направился к аргельскому барону в сопровождении Аделона и отряда из двадцати стражников.
        Они перебрались через водозащитный вал и пошли по пустынной улице.
        - А где жители? - спросил Йонмар у стражников.
        Ему никто не ответил, но через несколько кварталов издалека донесся шум, который с каждым шагом усиливался. Люди дружно выкрикивали:
        - Ру-би! Ру-би! Ру-би!
        Потом на мгновение воцарилась тишина, а следом раздались восторженные вопли и улюлюканье.
        - О боги, - пробормотал Йонмар. - Я знаю, что это…
        - Дровосеки соревнуются? - спросил Бершад.
        Йонмар зыркнул на него:
        - Там казнят скожитов.
        Они свернули на городскую площадь, и крики стали громче. На площади собралась огромная толпа. На открытом пространстве теснились сотни людей, отцы сажали детей на плечи, и даже на крышах домов устроились зеваки в обнимку с бурдюками пива и вина. Самые любопытные пытались протолкнуться поближе. Казнь была развлечением, которое любили все.
        В центре площади высился помост, наскоро сколоченный из сосновых бревен, под которым уже лежала груда обезглавленных тел. По лесенке в противоположном конце помоста стражник вел пленника со связанными руками и мешком на голове. Из-под мешка свисали длинные, до пояса, спутанные черные волосы.
        Стражник вытолкнул пленника на середину помоста и пинками заставил его опуститься на колени. На скамье слева от помоста восседал барон в роскошной горностаевой мантии - русоволосый человек средних лет, коротко стриженный и чисто выбритый. Чуть подавшись вперед, он одной рукой опирался на колено, а в другой небрежно держал обнаженный меч, указывая им на помост.
        - Это Гарвин, аргельский барон, - сказал Бершад Йонмару.
        Бершаду довелось несколько раз пировать с Гарвином. Барон, обычно суровый и серьезный, был не дурак выпить и повеселиться.
        Гарвин лениво махнул рукой, и стражник стянул мешок с головы пленника, открыв зверскую физиономию с кудлатой бородой до пупа. Косматые брови нависали над глазами, а щеку пересекал выпуклый рубец шрама. Толпа затихла.
        - Имя?
        - Логон с Потаенных Озер, - с вызовом ответил пленник.
        - В чем тебя обвиняют?
        Пленник не ответил, и Гарвин перевел взгляд на стражника.
        - Убийство. Изнасилование. Каннибализм, - заявил стражник, выступив вперед.
        Гарвин нетерпеливым жестом велел ему продолжать.
        - Этот мерзавец напал на семью галамарского шахтера, который разрабатывал небольшую шахту к югу от Лорнарского Рубежа. Шахтеру проломили голову топором и бросили труп воронью. Его жену посадили на цепь в хижине и насиловали до смерти. Детей… - Стражник замялся.
        - Продолжай, сержант, - велел Гарвин.
        - Детей съели. Причем не дикие звери. Детские кости сложили горками, с черепами наверху. Детей было трое, не старше десяти лет.
        В толпе послышались испуганные восклицания и озлобленные выкрики. Гарвин дождался, пока все умолкнут, и повернулся к дикарю:
        - Что ты на это скажешь?
        Скожит поднял голову и заговорил гулким басом:
        - Может, его убили, а детей съели. На Вепревом хребте есть племена, которые так делают. Но я тут ни при чем. В Потаенных Озерах не едят человечины.
        - Где вы поймали Логона с Потаенных Озер? - спросил Гарвин сержанта.
        - В лиге к северу от разоренной шахты, близ Лорнарского Рубежа. Он дрых под деревом, в стельку пьяный. А руки все в крови, и топор рядом лежал. Но звериной туши рядом не было, так что откуда кровь - непонятно.
        Гарвин, поразмыслив, обратился к пленнику:
        - Если сознаешься, я дарую тебе быструю смерть. - Он указал на груду обезглавленных тел. - Как бы там ни было, до заката ты не доживешь. Выбирай.
        Логон с Потаенных Озер невозмутимо оглядел толпу.
        - Меня не волнует твое предложение, повелитель низин, - наконец сказал он. - Твои люди идут в наши земли и копают там норы, как мыши и крысы. Забирают чужое, все хотят даром. Не знают, как вылечить свою отравленную, оголодавшую страну. - Он злобно уставился на Гарвина. - Делай со мной что хочешь. Но ничьих детей я не ел.
        Люди на площади заорали, требуя наказания. Гарвин встал со скамьи.
        - Пусть теперь жрет свои яйца, - объявил он. - Авось подавится.
        В толпе возбужденно закричали. Два стражника держали Логона за руки, а третий отсек ему мошонку, запихнул в рот пленника и обмотал челюсти веревкой, чтобы тот не выплюнул. Потом зажал ему нос ладонью. Лицо дикаря побагровело. Он напрягся и с огромным усилием сглотнул. Стражники отпустили его, и он, дергая ногами, повалился на помост. Через несколько минут он истек кровью, и тело сбросили на груду трупов у помоста. Стражники отправились за очередным пленником.
        - Как видите, барон сейчас занят, - сказал Аделон, ощерившись щербатой, желтозубой улыбкой. - Подождете его в крепости.
        Бершада и Йонмара повели в аргельскую крепость. На зубчатой крепостной стене висела освежеванная драконья туша. Весь жир с нее ободрали, остались только обрывки чешуйчатой шкуры и сгнившие кости. Похоже, скелет висел там уже два или три дня.
        - Это красноголов? - спросил Бершад, заметив алое пятно на черепе.
        - А тебе какая разница?
        - Зря вы выставили его скелет напоказ, - сказал Бершад. - Красноголовы образуют пары на всю жизнь и жестоко мстят придуркам, которые осмелятся убить их спутника. - Прищурившись, он прикинул размер - судя по всему, это был самец. - Между прочим, самки красноголова значительно больше.
        - Давай так - ты, изгнанник, гоняйся за живыми драконами, а с дохлыми мы как-нибудь сами разберемся.
        - Ну, как хотите.
        Кабинет барона находился в глубине аргельской крепости. Комната была небольшой, но любовно обставленной - гобелены на стенах, мягкие ковры на полу. Бершад стянул сапоги, вытер их о ковер и уселся в удобное кресло.
        - Ты же сам был бароном, - укоризненно сказал Йонмар. - Что это за поведение?
        - Ага, был, - кивнул Бершад и закрыл глаза. - Только какой из меня барон?
        Гарвин расправлялся со скожитами до самого обеда. С площади то и дело доносился рев толпы - для каждого пленника выбирали особую расправу, но в любом случае предпочтение отдавалось топору.
        Пока Бершад и Йонмар ждали окончания казни, слуги принесли эль, вино, сыр, жареную свинину и хлеб. Йонмар отказался от яств и напитков, а Бершад пил и ел так, что только за ушами трещало.
        - А не лучше бы тебе сохранить трезвый ум? - спросил Йонмар, когда Бершад осушил третий рог эля.
        - Не-а. - В Аргеле Бершаду было не по себе.
        Йонмар пожал плечами и снова уставился в окно. Об окончании казни возвестили разочарованные выкрики, потом зашуршали сотни шагов - люди уходили с площади. Немного погодя в кабинет торопливо вошел Гарвин, а следом за ним - Аделон.
        - Фу, мерзкое занятие, - пробормотал барон себе под нос, скинул сапоги, босиком перешел комнату, уселся в кресло за столом и, зажав нос двумя толстыми пальцами, посмотрел на Бершада. - Значит, мне правду сказали - ты еще жив.
        Вблизи были заметны жуткие шрамы на лице барона - судя по всему, от удара шипастой булавой или боевым молотом. Лоб, щеки и подбородок Гарвина испещряли глубокие вмятины и рубцы. Разбитый нос не вправляли, от уха осталась только нижняя половина. Да, галамарские бароны не проводили всю жизнь в сражениях и схватках, как альмирцы, но и мирной ее назвать было нельзя.
        - А знаешь, зачем я все это делаю? - спросил Гарвин, откинувшись на спинку кресла.
        - Надоело охотиться на вепря?
        - Ради людей, - пояснил барон. - Показываю, какие ужасы поджидают их за крепостными стенами. Учу горожан ценить свою безопасность.
        - Вот так обезглавишь сотню дикарей - и сразу настроение поднимается, - сказал Бершад. - Ты меня удивляешь, Гарвин. Ты же воин. Неужели не можешь править по-честному? Это знать и богачи привыкли запугивать своих подданных и устраивать для них устрашающие представления.
        - Да, знатью все и всегда недовольны. А как сами добиваются власти, то быстро осознают, как непросто принимать решения.
        - Не забывай, я сам из благородных, - сказал Бершад.
        - Ну и как оно тебе?
        - Честно говоря, не очень, - вздохнул Бершад. - Но это не означает, что я не прав.
        - А знаешь, чем сейчас занимаются мои подданные? - Барон выглянул в окно. - Все простолюдины, взрослые и дети, идут к реке на омовение. Смывают с себя ужасы казни. Этот обряд создает у них впечатление, что сделано нечто полезное. На один день они забывают о голоде, вот уже много лет царящем в Галамаре. Забывают, что ни их самих, ни их потомков не ждет ничего, кроме беспрестанного непосильного труда, а все их доходы отберет имперская столица, которую они никогда не увидят. Властвовать над людьми, в жизни которых нет ничего, кроме тягот, можно, только отвлекая их от беспросветности. В Альмире происходит то же самое, с той лишь разницей, что вместо казней у вас лепят глиняных божков и приносят в жертву людей.
        - Альмирцы не совершают человеческих жертвоприношений вот уже пять сотен лет…
        - Заткнись, молокосос! Не встревай в разговор взрослых, - оборвал Гарвин Йонмара и поглядел на Бершада, ожидая ответа.
        - Если в стране неурожай, то хорошие семена всяко лучше кровавых развлечений, - сказал Бершад.
        Эшлин считала, что неурожаи в Галамаре связаны с тем, что галамарцы истребили драконов. Бершад не знал, почему отсутствие драконов влияет на рост пшеницы, но верил, что у Эшлин есть объяснение этому.
        - А вот хороших семян у нас как раз и нет. Может, у тебя найдутся?
        - Увы, нет.
        - Я так и знал. - Гарвин скрестил руки на груди. - Рассказывай, зачем ты сюда пришел?
        - За тем же, что и всегда.
        - В окрестностях Аргеля нет драконов. Недавно залетел красноголов, но местному драконьеру посчастливилось его убить. На радостях придурок напился, а потом вышел на крепостную стену поссать, да и не устоял на ногах. Разбился насмерть. Но похвалу все-таки заслужил. Ну, драконьи кости на стене ты наверняка видел.
        - Да, видел. Кстати, зря их там подвесили. Если это был самец…
        - Ты мне зубы не заговаривай, Сайлас. Признавайся, что тебе у нас понадобилось?
        - А с чего вдруг ты такой недоверчивый? Мы же с тобой старые приятели. Извини, если я дурно отозвался о твоей власти. Я не хотел тебя обидеть, но ты же знаешь, я болван. Помнится, в прошлый раз твое прощальное напутствие было дружеским. Что ты там говорил про женщин и выпивку? Я подзабыл.
        - Я сказал: «Желаю тебе долгой жизни, а как вернешься в наши края, то не останешься без выпивки и женщин».
        - Да-да, оно самое, - с улыбкой сказал Бершад. - Это галамарская поговорка такая? Обожаю чужестранные меткие выражения. Ну вот, я и вернулся, жив и здоров. Выпивку вижу, а где же женщины?
        - Мои люди видели одну, - проворчал Гарвин. - Папирийскую вдову, из тех, что охраняют королевское семейство великой островной империи. А я вижу альмирского барона… - Он в первый раз поглядел прямо на Йонмара. - Судя по всему, четвертого или пятого сына, до которого никому нет дела.
        Йонмар стиснул зубы и промолчал, только шея над воротом побагровела.
        - А вот чего я не вижу, - продолжил Гарвин, - так это причины, по которой вы сегодня прохлаждаетесь в моем городе, попиваете мое вино и вытираете грязные сапоги о мои роскошные ковры.
        Бершад побарабанил пальцами по столешнице и взглянул на Йонмара - интересно, как стервец будет выкручиваться.
        - Если бы мне дали закончить предложение, - сказал Йонмар, - я бы объяснил, что мы путешествуем по дорожной грамоте, выданной королем Гертцогом Мальгравом. Я сопровождаю изгнанника, который следует в Корниш, где ему предстоит истребить дракона.
        - В Корниш?
        - Корнишский барон попросил, чтобы прислали Бершада, - сказал Йонмар, - и король Гертцог милостиво удовлетворил его просьбу, поскольку с недавних пор решил укреплять связи с союзниками.
        - А почему тебя приставили к Бершаду?
        Йонмар откинулся на спинку кресла и неторопливо продолжил:
        - Мы рады ссудить соседям нашего знаменитого драконьера, но король Гертцог считает, что за ним нужен глаз да глаз.
        - В наших краях умеют держать драконьеров в узде.
        - И тем не менее…
        Гарвин потер шрам на щеке:
        - И где же ваши дорожные грамоты?
        - У сержанта.
        - Аделон! - сказал Гарвин.
        Сержант пересек комнату и вручил ему бумаги. Гарвин, шевеля губами, внимательно их прочитал.
        - Я решил сначала пойти на восток, - пояснил Бершад, пока барон изучал грамоты. - Говорят, в сосновых борах предгорий много дичи.
        - А зачем вам понадобилась вдова? - спросил Гарвин, поднимая бумагу на просвет и вглядываясь в королевскую печать.
        Йонмар заметно напрягся - похоже, не придумал убедительного ответа на этот вопрос, поэтому Бершад решил прийти к нему на помощь:
        - Я уже вторую неделю пытаюсь затащить ее в койку - ты же знаешь, мне всегда нравились папирийки. Вот только дело движется туго. В страсти папирийки необузданны, как ягуары, но их нужно долго обхаживать, - с притворной улыбкой заявил он.
        - Все это очень подозрительно, - сказал Гарвин, швырнув бумаги на стол.
        - Подозрительно? Мы путешествуем по поручению короля! - возразил Йонмар.
        - Слушай, красавчик, это на вашем берегу Моря Душ все готовы лизать жопу альмирскому королю, а у нас тут все по-другому. И подчиняемся мы не вашему королю, а императору Баларии.
        Аделон перебросил копье с правой руки в левую и буркнул:
        - Их надо сразу в каземат.
        - Я что, спрашивал твоего совета, Аделон? - осведомился Гарвин. - Нет? Тогда заткнись. - Он вздохнул и снова сдавил нос пальцами. - А ты, Бершад, считаешь меня дураком? По-твоему, я - тупоголовый барон, мне можно наговорить всякой ерунды и я пропущу тебя в горы, как три предыдущих альмирских отряда?
        - А при чем тут горы?
        - А при том, что вы заявились сюда неспроста. Мне доложили, что несколько лун назад с вашей принцессой случился какой-то конфуз, в котором был замешан и баларийский посланник. Уж не поэтому ли вы решили нас навестить?
        - Слушай, какое тебе дело до альмирских принцесс, Гарвин?
        - Я подданный графа, а тот в свою очередь - подданный герцога, ну и так далее, по цепочке, до самого короля Галамара, который так глубоко зарылся в карман баларского императора Мерсера Домициана, что срет ниточками, - улыбнулся Гарвин. - А раз уж императору есть дело до альмирской принцессы, то, значит, по длинной цепочке, есть дело и мне.
        Бершад допил вино:
        - Что ж, похоже, аристократы запустили когти тебе в хребет и наконец-то превратили тебя в титулованную марионетку. А жаль.
        - Дайте-ка я вам обоим кое-что объясню, - разгневанно воскликнул Гарвин. - На свете не осталось ни листирийских графов, ни листирийских баронов. И листирийского короля тоже нет. Листирией правят баларские наместники, которые выпили все соки из и без того нищей страны. А Галамар сохранил крохи независимости - и крохи наших скудных урожаев - лишь потому, что мы исполняем приказы Баларии по мере их получения. Иначе нам не выжить. А мне было приказано не впускать в страну подозрительных чужестранцев, особенно альмирцев.
        Судя по всему, император Баларии опередил Эшлин. Очень некстати.
        - А как же грамота на драконьерство? - спросил Йонмар, все еще не веря, что ему не удалось получить требуемое. - Отвергнуть ее - неслыханное дело.
        Гарвин отодвинул грамоту на драконьерство к Бершаду, а дорожные документы Йонмара придержал.
        - По законам Терры, - продолжил он ровным голосом, не сводя глаз с Бершада, - ты, Роуэн и ваш осел отправляетесь драконьерствовать в восточной провинции Корниш. Я не вправе вам это воспретить и желаю вам всяческих успехов в вашем предприятии. А тот, кто вздумает к вам присоединиться, будет арестован и казнен за незаконное вторжение на территорию Галамара. Уверяю вас, у меня соглядатаев хватает. - Он покосился на Йонмара. - Так что вот тебе мой совет, Бершад: избавься от этого придурка, еще разок попытай счастья с вдовой и отправь ее назад, в Папирию, Альмиру, или откуда там она приехала.
        11
        Эшлин
        Сверяясь с записями в конторской книге на столе, Эшлин мысленно подсчитывала бойцов в отрядах каждого альмирского барона. Странно было сводить огромные войска к чернильным пометкам на странице, но Эшлин это успокаивало. Она почти ничего не знала о тактике ведения войны, не представляла себе, как командовать армией, но понимала числа. Числами можно было манипулировать, их можно было объяснить.
        Ежедневно Эшлин отправляла голубиную почту баронам Атласского побережья, с которыми поддерживала дружеские отношения, запрашивая сведения о количестве воинов, и считала, что их сообщениям можно верить. А вот бароны Горгонской долины редко отвечали на ее запросы и предоставляли расплывчатые, ненадежные данные. Приходилось полагаться на приблизительные цифры. Против имен некоторых мелких западных баронов стояло всего десять-двенадцать отметок, но в столбце, отведенном Седару Уоллесу, - целых восемь тысяч, что не могло не тревожить: у Эшлин было десять тысяч гвардейцев, а вот об истинном размере войска Уоллеса можно было только гадать.
        Коронация Эшлин должна была состояться через два месяца, чтобы все альмирские бароны успели добраться до столицы. Однако же Эшлин хотела собрать армию как можно скорее. Она известила Элдена Греалора о смерти Гертцога и потребовала, чтобы он незамедлительно вернулся в Незатопимую Гавань и привел свои отряды из Заповедного Дола - желательно тысяч десять гвардейцев. А еще она созвала верховных баронов на чрезвычайный совет.
        - Королева, - сказала Хайден, входя в гардеробную, - верховные бароны ждут тебя в оранжерее.
        Вот уже пять лет Эшлин занималась управлением Альмирой - издавала приказы и утверждала купчие на землю, решала имущественные споры, вводила налоги, устанавливала цены на соль и зерно, - но никогда прежде не созывала чрезвычайный совет и не отдавала приказов верховным баронам. В этом-то и заключалась разница: одно дело - изучать груду драконьих костей в безопасности обсерватории, и совсем другое - гоняться за шипогорлым верденом, который в любую минуту может тебя сожрать.
        Эшлин знала, что бароны настроены против нее - им было не по нраву то, что престол заняла женщина, да еще и с примесью папирийской крови. Вообще-то, Эшлин рисковала многим, созвав баронов в Незатопимую Гавань именно сейчас, когда Глиновал был на осадном положении. Уоллес готовился поднять мятеж, и если бароны учуют в Эшлин слабину, то немедленно присоединятся к бунтовщикам. Однако же если Эшлин удастся укрепить свое положение и заверить баронов, что она намерена блюсти их интересы, то бунтовать они вряд ли станут, хотя бы какое-то время.
        - Я готова.
        Из башни Королевы Эшлин вышла на мост, перекинутый к верхним уровням башни Короля, на ходу взглянула на восток, где до самого горизонта простирались альмирские джунгли, и увидела, как по безоблачному синему небу летит призрачный мотылек, грациозно взмахивая крыльями. Дракон был так близко, что Эшлин хорошо рассмотрела по обе стороны его морды листовидные отростки длиной в человеческую руку, покрытые белоснежной пыльцой и похожие на усики бабочки. Эшлин полагала, что с помощью этих отростков призрачные мотыльки вынюхивают лисиц, барсуков и прочих норных зверей, но доказать эти предположения ей пока не удавалось.
        Она остановилась. Будь жив ее отец, она бы попросила начать заседание совета без нее, чтобы подольше полюбоваться призрачным мотыльком. Но такой возможности сейчас не представлялось. И больше никогда не представится.
        - Королева, ты чем-то обеспокоена? - спросила Хайден.
        - Нет. - Эшлин снова поглядела на дракона. - Пойдем.
        Из всех дворцовых построек и залов Эшлин больше всего любила обсерваторию и оранжерею. Потолочные перекрытия в здании разобрали до третьего этажа, чтобы персиковые и апельсиновые деревья росли беспрепятственно, под солнечным светом, льющимся через огромные прямоугольные окна по периметру зала. Каменный пол покрыли толстым слоем почвы и дерна и засадили цветами.
        Четыре верховных барона - Седар Уоллес, Юльнар Брок, Доро Корбон и Линкон Поммол, - собравшись за круглым столом, что-то обсуждали, но умолкли, как только Эшлин вошла в оранжерею.
        Седар Уоллес настороженно выпрямился. Он прославился своими подвигами во время баларского нашествия и с тех пор прослыл соперником Мальгравов. На щеке виднелась большая родинка, черные волосы поседели, но, в отличие от остальных верховных советников, он сохранил мощь и силу воина. Он, единственный из присутствующих, был при оружии - на спинке кресла висел меч с большим изумрудом в рукояти. В этом не было ничего необычного - Седар и Элден являлись на советы вооруженными даже при жизни Гертцога Мальграва. Если Эшлин сейчас потребует унести меч, то ее сочтут слабой.
        Впрочем, ее это не беспокоило. Хайден тоже была вооружена.
        Рядом с Седаром Уоллесом сидел Юльнар Брок. Он храбро сражался во время баларского нашествия, но в последние тридцать лет невообразимо разжирел, предаваясь необузданному обжорству. Того, что он съедал за день, крестьянскому семейству хватило бы на месяц.
        Доро Корбон воином не был, а все споры решал с помощью налогов, подкупа и хорошо оплаченного войска. Эшлин он напоминал бобра.
        Линкон, будучи вдвое моложе остальных верховных баронов, не участвовал в битвах баларского нашествия. Вдобавок у него было вдвое меньше денег и власти. Его отец, Ронульд, два года назад в подпитии упал с лошади и разбился насмерть, а до этого проиграл почти все свои владения в долине Горгоны. Линкон унаследовал отцовское место в верховном совете, а вместе с ним - и все отцовские долги. Он не мог повлиять на судьбу Альмиры, поскольку у него было всего лишь две тысячи воинов.
        Линкон встал с кресла и отвесил поясной поклон:
        - Приношу глубочайшие соболезнования в связи с кончиной короля Гертцога Мальграва, твоего отца.
        Остальные бароны невнятно пробормотали что-то, подходящее случаю.
        - Спасибо. Садитесь, - сказала Эшлин.
        Рассевшись по местам, они выжидательно уставились на нее.
        - Я созвала чрезвычайный совет, потому что в Альмире наступают тяжелые времена. Мой отец умер. Мою сестру похитили.
        - Говорят, что в Глиновале беспорядки. - Седар Уоллес ковырнул грязным обломанным ногтем родинку на щеке и добавил: - Королева.
        - Верно, барон Уоллес, - кивнула Эшлин. - Рада, что ты об этом упомянул. Насколько мне известно, зачинщиком этих беспорядков стал барон Хрилиан, твой вассал.
        - У него есть все права на Глиновал - там почти сорок лет властвовал его прадед.
        - Как бы там ни было, он пытается вернуть себе власть незаконными методами. К междоусобице альмирских баронов все привыкли, но казнить крестьян под городскими стенами - это уже слишком. Если полученные мной донесения подтвердятся, то твоему вассалу грозят синие прямоугольники на щеках.
        Седар Уоллес наклонил голову набок и промолчал.
        - Бесчинства на западе должны прекратиться. Я лично приму решение, кому достанется Глиновал.
        - Принимай, королева, - буркнул Уоллес.
        Эшлин давно над этим раздумывала. Особого выбора у нее не было. Если она нарушит отцовские договоренности с Элденом Греалором, то утратит его доверие - и его воинов. Но если она открыто выкажет ему предпочтение, то с самого начала своего царствования настроит против себя остальных баронов. Их поддержкой надо было заручиться, пообещав будущие блага.
        - Я выберу правителя Глиновала после коронации, - заявила Эшлин. - А сейчас в Глиновал направляются королевские гвардейцы. Если они прибудут на место и обнаружат следы преступлений, то по справедливости накажут тех, кто их совершил.
        - Это угроза, королева? - осведомился Седар.
        - Нет, это обещание.
        Седар Уоллес уставился на нее, провел языком по зубам.
        - Я отправлю к нему гонца, королева.
        - Отправляй, и побыстрее. Далее. Похищение моей сестры, - торопливо произнесла Эшлин, не давая Уоллесу продолжить.
        Доро Корбон выпрямился в кресле.
        - Как я понимаю, королева, вдогонку похитителям послали барона Арниша.
        Корбон был потомком древнего рода, вот уже триста лет владевшего обширными землями на западе Альмиры. Корбоны были давними союзниками Уоллесов, хотя и не такими напористыми и сильными.
        - Правильно понимаешь, барон Корбон, - сказала Эшлин. - К сожалению, барону Арнишу не удалось добиться успеха в возвращении моей сестры домой. Одной дипломатией тут не обойтись. Однако же я не намерена оставлять без внимания агрессивные намерения Баларии. К середине лета моя сестра вернется в Незатопимую Гавань, даже если для этого нам придется пойти войной на Баларию.
        - Пойти войной? - переспросил Седар Уоллес. - А где взять армию?
        - У меня есть армия, - ответила Эшлин. - Через месяц на мою коронацию явятся все альмирские бароны со своими отрядами. Им было приказано собрать как можно больше воинов и привести их в город. Вдобавок каждый из вас отправит в столицу половину своих бойцов.
        Вообще-то, Эшлин собиралась потребовать, чтобы верховные бароны привели все свои воинства, но быстро сообразила, что это слишком рискованно. В любом случае число самых верных союзников Эшлин - баронов Атласского побережья и отрядов Греалора - превосходило силы баронов Горгоны.
        - Это же… почти двадцать тысяч воинов, - сказал Доро Корбон.
        - Почти тридцать тысяч, - поправила его Эшлин, которая тщательно подсчитала все цифры: для завоевания Баларии маловато, но в самый раз для того, чтобы отвлечь императора Мерсера от истребления драконов. А как только сезон миграции закончится, Эшлин отзовет войска домой. План был далек от идеального, но, если Бершад не добьется успеха, ничего другого ей не оставалось.
        - Собрать такую армию за такой короткий срок - занятие трудное, - сказал Юльнар Брок. - И дорогостоящее.
        - Разумеется, я отблагодарю вас за эту услугу, - заверила его Эшлин. - Как только ваши отряды соберутся в Незатопимой Гавани, я на десять процентов снижу налоги на ваши земли и прочие владения. На пять лет.
        Юльнар Брок облизнул губы:
        - Лучше бы на десять лет.
        - Нет, - ответила Эшлин. - На десять не получится. Но если воины прибудут раньше, то можете рассчитывать на семилетний срок.
        - Щедрое предложение, - сказал Брок. - Очень щедрое, королева. Я согласен на эти условия.
        - И я тоже, - поддакнул Доро Корбон.
        Линкон с улыбкой склонил голову.
        Бароны могли бы употребить нежданную прибыль с пользой для своих подданных - снизить налоги, построить дороги, закупить продовольствие, но Эшлин знала, что, скорее всего, деньги пойдут в их закрома. Однако с алчностью верховных баронов придется разбираться позже.
        - Мне твои поблажки без надобности, королева, - фыркнул Седар Уоллес и подался вперед. - Помнится, я уже однажды одержал победу над баларами для Мальгравов. С какой стати я должен отправлять своих бойцов через всю Терру лишь потому, что ты не способна удержать сестру в ее покоях?
        Эшлин примерно этого и ожидала.
        - Если тебя не устраивает снижение налогов, барон Уоллес, то, возможно, тебе больше по душе военные трофеи. Вполне вероятно, что твои будущие подвиги помогут тебе заполучить земли в Баларии, в дополнение к твоим владениям на западе Альмиры.
        На самом деле Эшлин не собиралась этого допускать, но понимала, что такое предложение заинтересует Уоллеса намного больше. Он так долго смотрел на нее, что Хайден за спиной Эшлин чуть шевельнулась.
        Линкон кашлянул и негромко произнес:
        - Одно дело - собрать войска. Но солдаты по воде не маршируют, а у нас не хватит кораблей, чтобы переправить армию через Терру.
        - У нас не хватит, а вот у Папирии - больше чем достаточно, - сказала Эшлин. - По моей просьбе папирийская флотилия готовится выйти из Залива Полумесяца в Незатопимую Гавань.
        - Императрица согласилась отправить флотилию? - удивленно уточнил Линкон. - Я думал, что мы вот-вот разорвем отношения с папирийцами.
        - Вот и напрасно ты так думал. Семьдесят пять папирийских военных кораблей в новолуние отправятся в Альмиру, - объявила Эшлин.
        Ей было ясно, что верховные бароны совершенно не ожидали от новоиспеченной королевы подобных действий в начале ее правления.
        - Что ж, война так война. - Линкон Поммол пожал плечами и потянулся к чаше фруктов на столе. - Хоть какое-то развлечение. Все эти совещания мне прискучили.
        - А ты, значит, самолично собрался в бой? - Седар Уоллес сложил руки на груди. - Поберегся бы. Гвардейцев у тебя маловато, за их спинами не спрячешься.
        - Мои гвардейцы берут не числом, а удалью, - сказал Линкон.
        - Свою удаль они все больше в борделях показывают, - ухмыльнулся Уоллес.
        - Тебе лишь бы шутки шутить, барон Уоллес, - сказала Эшлин. - Линкон согласился отправить своих бойцов на войну, а ты мнешься и отнекиваешься. Так что в моих глазах он намного превосходит тебя смелостью.
        Естественно, Седара Уоллеса было не удержать в узде одними язвительными замечаниями, но Эшлин решила справляться с трудностями по мере их возникновения. Если налоговые льготы и военные трофеи его не волновали, то следовало давить на его гордость.
        Седар Уоллес, сжав зубы, вперил злобный взгляд в Эшлин и Линкона, а потом наконец кивнул:
        - Ну да, я пошутил. Не волнуйся, королева, я помогу тебе собрать войско.
        - Вот и славно, - сказала Эшлин, вставая из-за стола. - Так что отправляйте сообщения домой, и побыстрее. Моя коронация не за горами.
        Эшлин вышла из оранжереи в коридор, где ее дожидался Линкон Поммол. Он учтиво предложил ей руку. Хайден следовала за ними, как обычно, в пяти шагах позади.
        - Ты очень жестко начала правление, королева, - негромко сказал Линкон.
        - Ты не согласен с моими приказами? - спросила Эшлин.
        - Не смею возражать. Но мне весьма затруднительно отправить половину своих отрядов в Незатопимую Гавань. К сожалению, моих средств едва хватает на содержание двух тысячи воинов.
        - Да, знаю.
        - И мои крошечные владения в долине Горгоны окажутся под угрозой вторжения.
        - Может быть, тебе стоило раньше озаботиться пристрастием твоего отца к азартным играм, - сказала Эшли.
        - Может быть, - вздохнул Линкон. - Однако же должен признать, что ты блестяще справилась с задачей. То, что ты разделила силы верховных баронов пополам, дает тебе полную власть над ними. Теперь Уоллес и Корбон не станут тебе мешать.
        Это было возможно лишь в том случае, если бы отряды союзников с Атласского побережья прибыли в Незатопимую Гавань раньше, чем воины из долины Горгоны. В противном случае столице грозил мятеж, но Эшлин пришлось пойти на этот риск. Во всяком случае, географическое расположение было на ее стороне - силы союзников находились гораздо ближе к Незатопимой Гавани, чем люди Уоллеса.
        - Конечно же, первостепенной задачей остается спасение Каиры, - продолжил Линкон. - Иначе по всей Терре разнесется слух, что Эшлин Мальграв не в состоянии защитить своих родных и близких.
        Дальше они пошли в молчании.
        Эшлин, заметив, что Линкон не собирается с ней расставаться, спросила:
        - У тебя ко мне есть какое-то дело? Я очень занята.
        - Я надеялся кое-что обсудить с тобой наедине. Может быть, в обсерватории? Она просто восхитительна, и мне очень хочется еще раз в ней побывать.
        - Что ж, пойдем, - кивнула Эшлин.
        В неловком молчании они прошли по веренице залов и поднялись по витой лесенке. Слуги навели порядок в обсерватории, сложили все бумаги и свитки аккуратными стопками, накрыли холстиной алхимический столик в углу. Рисунки драконов так и остались пришпиленными к стене.
        - Чего ты хочешь, Линкон? - Эшлин уселась в любимое кресло и пригласила Линкона сесть.
        Он рассматривал рисунки, приколотые к восточной стене обсерватории.
        - Великолепная работа, королева. Я никогда таких не видел.
        Эшлин поморщилась. Придется напомнить слугам, чтобы в следующий раз спрятали все рисунки и наброски - альмирской королеве не пристало выставлять напоказ свое увлечение драконами.
        - А вот это очень любопытно… - Линкон указал на три карты Альмиры, где вколотые булавки отмечали местоположение почтовых голубей - в городах, селах и на отдаленных хуторах. От каждой булавки к Незатопимой Гавани тянулась цветная нить. - Что это?
        - Здесь отмечены маршруты моих голубей, - сказала Эшлин, чтобы отвлечь его внимание от драконов. - Чтобы не забыть, с кем у меня установлена связь.
        - Твои голуби летают так далеко? - Линкон пристально, будто заучивая наизусть, разглядывал карты.
        - Да, - ответила Эшлин. - Если не попадают в лапы хищных соколов.
        - Я и не подозревал, что у тебя такие обширные связи.
        На этих картах были указаны маршруты голубиной почты в Альмире. Связи с Папирией Эшлин отмечала на отдельной карте. Большинство птиц обитало в дворцовой голубятне, но часть голубей, предназначенных для полетов в Папирию, разместили в голубятнях на северной окраине Дайновой пущи. Несколько месяцев назад, путешествуя вдоль Горгоны для подсчета численности речных грымз, Эшлин переселила голубей на юг, чтобы поддерживать связь с Ноко во время своих странствий. За птицами давно следовало послать гонцов, но у Эшлин попросту не было свободных всадников.
        Впрочем, Линкону было необязательно все это знать.
        - Вряд ли ты пришел обсуждать мои успехи в рисовании или маршруты голубиной почты, - сказала она.
        Линкон еще раз взглянул на карты и уселся в кресло напротив.
        - Да, верно. Мне хотелось бы поговорить о наших общих трудностях. Верховные бароны считают меня беспомощным ребенком, - сказал он. - Молокососом, который не участвовал в боях и никого не убил в поединке из-за пастбищных распрей. Разумеется, глупо подходить с такой меркой к значимости и достоинству властелина, но, к сожалению, таков наш мир. Примерно так же они думают и о тебе. - Он примирительно вскинул руки. - Прости, не хотел тебя обидеть, королева.
        - Мне известны взгляды верховных баронов. И что, по-твоему, с этим делать?
        - Их презрение ко мне предоставляет определенные преимущества. При мне они не опасаются обсуждать свои личные дела. С твоего позволения, я готов сообщать тебе, что именно происходит в верховном совете в твое отсутствие. Может быть, мне удастся заполучить ценные сведения, которые помогут обуздать Седара Уоллеса и его приспешников на западе.
        Эшлин откинулась на спинку кресла:
        - И чего ты ожидаешь взамен, барон Линкон?
        - Мой дар не требует ответного вознаграждения, королева, - ответил он. - Однако же, если тебе захочется передать Глиновал мне, то я буду бесконечно благодарен за твою щедрость. Вдобавок тебе наверняка понравится, как я намерен обращаться со своими владениями.
        Эшлин изогнула бровь:
        - Давай прекратим эти детские игры.
        Линкон улыбнулся:
        - От прочих верховных баронов меня отличает не только отсутствие воинского опыта, но и повышенная наблюдательность. Мне очень интересны твои исследования природы. Особенно драконов. Если ты отдашь Глиновал мне, я готов дать слово, что буду отлавливать в окрестностях только дряхлых или больных драконов, как делаешь ты для своих исследований. По моим сведениям, близ Глиновала водится много речных грымз, которые приносят пользу региону, поддерживая альмирские реки в хорошем состоянии.
        - Откуда тебе это известно?
        - Как я уже сказал, королева, мне очень интересны твои исследования. Твои наброски и записи знакомы лишь твоим доверенным людям и некоторым придворным алхимикам, но я часто посещаю архивы. Между прочим, я самый свободомыслящий член верховного совета. - Он подался к ней и прошептал: - Если позволишь, я готов стать твоим союзником.
        - Надо же, а я и без того считала тебя своим союзником.
        - Разумеется, королева. Повторяю, я не такой, как остальные верховные бароны.
        - Оно и видно, - сказала Эшлин.
        Линкон встал и как бы между прочим осведомился:
        - А тебе удалось узнать причины пожара в восточной башне?
        - Башня загорелась. Что в этом непонятного?
        - Пожар был очень странным, ведь огонь бушевал так, что оплавились камни. Я такого никогда прежде не видел. Интересно, что именно там полыхнуло? - Линкон оглядел обсерваторию, пристально всмотрелся в холстину на алхимическом столике. - В последнее время происходит слишком много странного.
        Эшлин промолчала.
        - Балары вылезают из своих укрытий и наносят визит альмирской королевской семье, - продолжил Линкон. - В восточной башне вспыхивает загадочное пламя, от которого камни плавятся, будто свечной воск. Исчезает принцесса. И впервые за четырнадцать лет знаменитого драконьера призывают в столицу. По-моему, мы стоим на пороге каких-то великих потрясений.
        Гертцог Мальграв почти не обращал внимания на Линкона, равно как и на прочих младших отпрысков знатных альмирских родов, поскольку они не сражались против Баларии. Однако же Линкон Поммол действительно отличался редкой наблюдательностью.
        - Тебе наверняка известно, что Бершада отправили морем в Галамар по просьбе корнишского барона. Нет ничего странного в том, что драконьера посылают убить дракона.
        - А в том, что драконьера призвали в столицу, тоже нет ничего странного? Если следовать этой логике, то и пожар в башне вовсе не странный.
        - Совершенно верно. В этом нет ничего странного. И никаких потрясений не предвидится. - Она занялась бумагами на столе. - Линкон, я очень занята. До встречи на следующем заседании верховного совета.
        Линкон кивнул.
        - До встречи, королева, - с улыбкой сказал он. - Королева Эшлин - очень мило звучит.
        - Мне некогда думать о том, как звучит мое имя. До свидания, Линкон.
        Когда за Линконом закрылась дверь, Эшлин облегченно вздохнула и размяла затекшие плечи. Линкон действовал не столь прямолинейно, как остальные верховные бароны, но хотел того же, что и они: власти и денег. Сайлас бы его возненавидел.
        - Все прошло хорошо, королева, - сказала Хайден.
        - Пока хорошо, - ответила Эшлин.
        - Они же согласились отправить бойцов в Незатопимую Гавань, как ты и хотела.
        - Одно дело - согласиться, а совсем другое - действительно привести свои войска в столицу. По-моему, от Седара Уоллеса следует ждать неприятностей.
        - Он просто гад, - сказала Хайден.
        - В верховном совете все они гады. И Уоллес этого не скрывает.
        - Хочешь, я их убью? - невозмутимо предложила Хайден. - Моргни два раза - и я ночью перережу каждому горло. А на их места в верховном совете назначим женщин.
        Эшлин улыбнулась, стараясь не моргать, - мало ли, а вдруг Хайден не шутит.
        - Что ж, как тебе будет угодно, - немного погодя сказала Хайден и тоже улыбнулась, что случалось очень редко. - Но мое предложение остается в силе.
        Эшлин взяла кувшин вина и наполнила свой бокал. Напиваться она не собиралась - спиртное туманило мысли и мешало работе, - но бокал вина после напряженного дня помогал ей расслабиться.
        - Вот уж не думала, что быть королевой так трудно.
        - А чего ты ожидала?
        - Сама не знаю. Свободы? Широкого выбора? К сожалению, прошлое все решило за меня.
        - Короли, точно так же как крестьяне и все остальные, должны полагаться на прошлое. И трудиться не покладая рук, чтобы создавать новые возможности в будущем.
        - Верно. Особенно теперь, когда в Незатопимой Гавани появится больше вдов.
        - О чем ты?
        Эшлин с улыбкой объяснила:
        - Императрица Окину согласилась прислать в Альмиру не только папирийские корабли, но и три сотни твоих сестер.
        - Как тебе удалось уговорить ее расстаться с таким числом вдов?
        - С превеликим трудом.
        Вдовы ценились намного больше кораблей. В Папирии было всего несколько тысяч вдов, и обучение каждой занимало восемнадцать лет, а корабль обычно строили за несколько месяцев. Поступок императрицы нарушал все традиции. Эшлин, как и всем тем, в чьих жилах текла кровь папирийских королев, по статусу полагалась лишь одна вдова - и все. Остальные вдовы - воительницы в черных доспехах - охраняли императрицу, таясь в закоулках императорского дворца.
        Триста вдов, отправленные за пределы Папирии, да еще и на охрану одного-единственного человека, - и вовсе небывалый случай.
        - При жизни моего отца это было бы невозможно, - продолжила Эшлин. - Но сейчас я - королева Альмиры. Именно этого и добивалась императрица, выдав свою сестру замуж за Гертцога Мальграва. Трон Альмиры займет полукровка. Все мои старания наладить связи между Альмирой и Папирией были не напрасны.
        - Верно, - сказала Хайден. Она неловко переминалась у двери, поглаживая эфес сабли у пояса.
        - Тебе что-то нужно? - спросила Эшлин.
        - Да, - с заминкой ответила Хайден. - Я надеялась, что ты объяснишь мне причины пожара в восточной башне. Ради твоей же безопасности мне нужно знать, не повторится ли он.
        - Хайден, я уже сказала Линкону…
        - Не трудись повторять выдумки, которые ты наплела этому белоручке. Я знаю, что дело совсем не в этом. - Она подошла поближе. - Еще до того, как твоя мать полюбила Леона Бершада, у нее были секреты. Она скрывала свои чувства, и это раздирало ее изнутри. Я никогда не просила ее поделиться со мной, а зря. Больше я не допущу такой ошибки. Эшлин, я способна защитить тебя не только оружием.
        - Ты редко вспоминаешь мою мать.
        - И ты тоже.
        Эшлин задумалась. Держать все в секрете было невыносимо, а Хайден она доверяла больше всех в Незатопимой Гавани.
        - Я попробую, - сказала Эшлин, разматывая драконью нить с запястья. - Помнишь, как мы наблюдали за самкой призрачного мотылька?
        - Той, что упала на землю? Почти год назад?
        - Год и три месяца. Когда я препарировала труп, то обнаружила, что драконьи позвонки пронизаны шипастым нервным волокном. Ничего подобного мне прежде не встречалось. Я взвесила и измерила волокно, как и все остальные органы, однако, в отличие от сердца, легких и желудка, волокно не сгнило. Я его сохранила для исследований, пытаясь понять, для чего оно. Искала сведения в архивах. Перечитала все, что написано о драконах, - по большей части о том, как их убивать. Но в прошлом многие алхимики и кастеляны интересовались анатомией драконов, проводили вскрытия, делали эскизы. Я вполне могла пропустить что-то важное в их исследованиях.
        - И что же?
        - Ничего, - вздохнула Эшлин. - Я так и не обнаружила ни единого упоминания о странных нервных волокнах или о других особенностях позвоночника. Тогда я решила расширить сферу поисков. В архивах не так много полезных сведений о драконах, зато там собраны сотни отчетов о людях, обвиненных в колдовстве или заподозренных в связях с демонами. Приводятся подробные описания преступлений и жертв, колдовские заклинания и… - Она замялась. - И перечисляются способы и орудия колдовства.
        - Эшлин… - начала Хайден.
        - Нет, я не искала заклинаний, - прервала ее Эшлин. - Я просто искала хоть что-то, похожее на нервное волокно. В современных документах оно не упоминается, но двести лет назад на северной окраине Атласского побережья казнили пастушку, которая якобы творила колдовские чары с помощью прозрачной нити, извлеченной из тела призрачного мотылька. А за сто лет до того на западе поймали шамана, который крал детей в окрестных деревнях и приносил их в жертву на лесном алтаре под священным деревом. Убив шамана, стражники отправили своему барону отчет, где между прочим говорилось, что к алтарю была привязана странная прозрачная бечевка. И наконец, среди документов, связанных с захудалым кланом из долины Горгоны, обнаружилась запись пятисотлетней давности, о жене военачальника, казненной по обвинению в колдовстве. В те времена подобные обвинения были нередки, но мое внимание сразу привлекли странные подробности: женщина якобы насылала бурю на проходящие лодки при помощи веревки из драконьей кожи, вымоченной в крови. Веревку не брала гниль.
        Обдумав услышанное, Хайден сказала:
        - Да, в этом прослеживается повторяющийся мотив.
        - Совершенно верно, - кивнула Эшлин. - И всякий раз упоминается кровь. Я капнула на волокно своей кровью, но ничего не случилось. Тогда я решила испробовать кровавые смеси - кровь различных животных, поодиночке и вместе с другими видами, кровь из артерий и вен, меняла объем крови и ее температуру. С большим трудом добывала кровь других людей, добавляла даже свои месячные. В конце концов я поняла, что не хватает определенного компонента, который начал бы реакцию. Я стала прибавлять к смеси алхимические ингредиенты, целебные и ядовитые, а также редкие травы, якобы обладающие колдовской силой, - ольху, наперстянку и прочие. Неделю за неделей я проводила опыты, но волокно ни на что не реагировало. Тогда я решила, что все дело в еде.
        - В каком смысле?
        - Призрачные мотыльки в основном питаются млекопитающими среднего размера - лисами или барсуками, - пояснила Эшлин. - Особи побольше могут завалить медведя. Если реакцию вызывает некий внешний элемент, то резонно предположить, что он содержится в том, чем питается дракон. Я начала экспериментировать с органами различных зверей. Не спрашивай, сколько мне понадобилось времени, но в конце концов я сделала вытяжку из лисьей печени - в Дайновой пуще всегда было много лис. И тут-то я и добилась успеха. - Она зажала кончик драконьей нити в кулаке. - Хайден, отойди-ка подальше.
        Эшлин резко протянула нить сквозь сжатый кулак, так что мелкие шипы оцарапали кожу. Змейки голубых искр, сорвавшись с нити, облепили кулак. Эшлин подняла руку, раскрыла ладонь, и между пальцами задрожали разряды, будто в горсти бушевала крошечная гроза.
        - Ох, черные небеса! - прошептала Хайден папирийское проклятие, не сводя глаз с ладони Эшлин.
        Эшлин улыбнулась:
        - С самого раннего детства я высмеивала альмирские ритуалы и тотемы, считала глупостью и суеверием все заклинания и костяные обереги. Лишь недавно я поняла, что все это - поверхностные признаки огромной и стройной системы, о существовании которой я не подозревала. В нашем мире существует магия особого рода. Теперь я в это верю. Она зарождается в драконьих позвонках и объединяет все живое - зверей, водоемы и землю. - Легким движением она обернула молнии вокруг пальцев. - А теперь к ней присоединилась и я. Оживить волокно можно только с помощью моей крови. В этом я убедилась наверняка.
        - Но этого недостаточно, чтобы расплавить камни башни, - недоуменно протянула Хайден.
        - Верно. - Эшлин стряхнула молнии с руки, и они рассеялись. - Сколько ни добавляй лисьей печени, сила разрядов не увеличивалась. От моей крови их становилось больше, но и только. В прошлом колдуны и ведьмы тоже добивались искр, но не осознавали всю важность своего открытия. А вот когда я сообразила, как активировать волокно, то догадалась, что в нем скрыто нечто большее. После этого я решила проводить опыты в восточной башне. Я начала реакцию, но не довела ее до логического завершения. Много месяцев я пробовала всевозможные смеси, в разных пропорциях добавляя свою кровь к плоти животных, чтобы увеличить силу разряда. Одних только записей у меня скопилось томов на пятьдесят, но все безрезультатно. А потом… - Эшлин умолкла, задумчиво глядя на свою левую руку и похрустывая костяшками пальцев.
        - Эшлин? - озабоченно окликнула Хайден, не дождавшись продолжения.
        - Как ни странно, именно император Мерсер навел меня на мысль о драконьих мхах, - вздохнула Эшлин. - Разумеется, я пыталась воздействовать ими на волокно, однако не добилась успеха, поэтому решила, что они бесполезны. А зря, поскольку они применимы к иному аспекту реакции. Во время своего визита Мерсер предложил изничтожить драконов в Дайновой пуще. Я дала ему понять, что меня привлекает такая перспектива, и вызвала его на беседу, чтобы выведать, каким именно способом он намерен увеличить эффективность драконьего масла. Мерсер поверил, что получит доступ к альмирским драконьим логовищам, и похвастался новой формулой очистки драконьего масла. - Эшлин улыбнулась. - Естественно, он думал, что я ничего не пойму, но я с первого взгляда заметила, что процесс включает в себя применение драконьих мхов - спартанийского и Багряной Башни, самых распространенных. Мох смешивают с другими ингредиентами в определенном порядке и при определенной температуре. Как только я увидела формулу, то поняла, на каком принципе основана вся реакция. Логично было предположить, что мох окажет определенное воздействие на ту
часть драконьей плоти, которая, как и драконье масло, не поддается разложению.
        - Драконье волокно?
        - Совершенно верно. Только сначала волокно необходимо активировать. Конечно же, следовало дождаться отъезда баларского посольства, но… - Эшлин посмотрела на Хайден. - Я занималась исследованиями больше года и не добилась ничего, кроме искр на ладони. В общем, мне стало стыдно, что я упустила такую очевидную вещь, поэтому, как только переговоры закончились, я бросилась проверять свои запасы алхимических ингредиентов. Ни спартанийского мха, ни Багряной Башни у меня не было, зато был божий мох. Вот им-то я и воспользовалась.
        - И из-за этого взорвалась восточная башня?
        Эшлин кивнула.
        - К бочке драконьего масла Мерсер добавлял кварту спартанийского мха. Зная, что божий мох гораздо действеннее, я использовала самую малость. Бросила щепотку мха в кювету, смешала остальные ингредиенты формулы, поставила кювету на слабый огонь и начала титрирование. Ничего не произошло. Тогда я нацедила своей крови и стала по капле добавлять ее к смеси. Тут меня отвлек стражник - известил, что император Мерсер пришел в зал приемов восточной башни и просит встречи со мной. - Эшлин вздохнула. - Я тогда подумала, что это просто совпадение, но теперь понимаю, что появление Мерсера было не случайным - он пытался выведать, что мне известно. Позже я узнала, что перед этим он несколько раз посылал своих соглядатаев к восточной башне. Именно поэтому он и показал мне формулу, догадываясь, что я обязательно захочу ее проверить. Если бы я прекратила титрирование, ничего бы не случилось. Но Мерсер меня отвлек. Я оставила волокно в кювете, заперла лабораторию на замок и приказала стражнику никого не подпускать к двери. Мерсер ждал меня в зале первого этажа. Как только я вошла в зал, прогремел взрыв, как будто в
башню ударила молния. Поднявшись наверх, я обнаружила, что дверь разнесло в щепки, а лабораторию разрушило до основания. Каменная кладка стен мерцала синим светом, а по комнате носились дуги разрядов. Камни плавились, как свечной воск. Пораженная своим открытием, я не сразу заметила, что стражник у двери тоже погиб - от него остались только пепел и зола, развеянная по коридору. - Эшлин опустила взгляд.
        - А император тоже все это видел? - спросила Хайден.
        - Да. Я и сейчас помню, как жадно он взирал на происходящее. Я сразу поняла, что мне надо от него поскорее отделаться, и забилась в истерике, так что он помчался за подмогой. Только он ушел - я выдернула драконье волокно из кюветы, и реакция тут же прекратилась. К возвращению Мерсера все выглядело так, будто в лаборатории внезапно вспыхнул сильный пожар. В суматохе я не уследила за императором, и он под шумок покинул Незатопимую Гавань.
        - И Каира вместе с ним.
        Эшлин кивнула, плотно обвила запястье драконьей нитью и прикрыла рукавом.
        - Возможно, Мерсер не понял, что и как я делала, но сообразил, что у меня есть какой-то сильный ингредиент.
        - Зря ты мне раньше не сказала, - вздохнула Хайден. - Теперь у императора есть веская причина желать тебе смерти.
        - Это вряд ли, - сказала Эшлин. - Он сам жаждет завладеть этим ингредиентом. А если я погибну, то ему не раскрыть секрет. Поэтому он умыкнул Каиру и вернет мне сестру, только если я отдам ему волокно. Или объясню, как его применять.
        - Но он же еще не выставил своих требований.
        - Верно. Я не могу понять почему. Может быть, дожидается, чтобы слухи о похищении принцессы разлетелись по всей Терре.
        Хайден задумалась.
        - Как бы то ни было, три сотни вдов превратят замок Мальграв в неприступную крепость. - Она погладила пучок волос на затылке - единственное, что выдавало ее волнение, вызванное рассказом о неимоверной силе, заключенной в драконьем волокне. - У тебя есть запас божьего мха?
        - Да, я храню его вон там, в ларце, под замком. - Эшлин указала на алхимический столик в углу комнаты. - Я уже обработала его всеми необходимыми ингредиентами, но пока еще плохо умею держать волокно под контролем. Мне редко когда удается управлять даже мелкими разрядами. Боюсь, что следующий опыт может уничтожить башню, превратить мои ноги в золу или убить всех в замке.
        - В таком случае тебе надо больше упражняться. Ты совершила чудесное открытие. Магия такой силы позволит повелевать приливами. Не следует ее бояться.
        Эшлин окинула взглядом волокно на запястье:
        - Знаю.
        Всю ночь Эшлин проверяла свои вычисления и писала письма, которые следовало разослать утром голубиной почтой. За несколько часов до рассвета она запечатала и отложила в сторону последнее письмо. Утром она лично отнесет все письма Годфри, чтобы обезопасить их от посторонних глаз.
        Эшлин погасила свечи на столе и ушла в опочивальню рядом с обсерваторией, предпочитая скромную обстановку роскошному убранству королевских покоев в замке.
        Она вздохнула полной грудью, наслаждаясь ароматом свечей - свежим, смоляным, как в лесной чаще. Усевшись на край кровати, Эшлин размотала с запястья драконье волокно. Хайден права - надо как можно быстрее научиться им пользоваться. Разумеется, можно полагаться на драконьера с тайным поручением, на отряды гвардейцев и на корабли из папирийского кедра, но волокно - последнее, что может ее защитить. Чтобы спасти баларских драконов от уничтожения, Эшлин была готова лично отправиться к императору Мерсеру, прихватив бочонок божьего мха.
        Размяв шею, Эшлин вонзила кончик ножа в ладонь, выдавила капельку крови и трижды потерла волокно. Крошечные молнии с треском заплясали вокруг ее пальцев, затем поднялись по руке и пробежали по плечам. Она снова втянула в себя воздух, отчего разряды скользнули под кожу, наливаясь силой, будто гроза. Грудь окатило жаром, пульс участился. Эшлин выдохнула, молнии заискрили по коже и покрыли голову и плечи, словно капюшон плаща. Управлять энергией можно было, лишь балансируя, будто двигаясь по бревну, перекинутому через реку, - простая задача, если поддерживать равновесие, но если качнуться, то упадешь в бурный поток.
        Эшлин продолжала мерно дышать, заставляя молнии на коже и вокруг то сжиматься, то расширяться, все время удерживая их под строгим контролем. Если сейчас добавить к волокну божий мох, то управлять энергией будет очень трудно. Эшлин вспомнила, как молнии метались по стенам, с легкостью плавили камень и металл. Без тренировки столько энергии не удержать, ведь божий мох придавал разрядам смертоносную силу.
        Эшлин закрыла глаза, заставила сердце биться ровнее, успокоила взволнованный разум. Медленно начала отсчет - вдох, выдох. Вдох, выдох. Как только контроль над разрядами ускользал, она начинала счет заново.
        После десятков попыток счет достиг тысячи вздохов. Эшлин разомкнула веки, обратила раскрытую ладонь к стене и начала направлять разряды в кончики пальцев. Занятие было трудным и очень странным, будто энергия перетекала по жилам к определенному месту тела. Когда все разряды сосредоточились в кончиках пальцев, Эшлин прицелилась и начала выпускать из пальцев крошечные молнии - одну за другой - в швы каменной кладки. Каждая молния оставляла на стене небольшую подпалину. В цель попали три из пяти выстрелов. Не потрясающий результат, но много лучше, чем раньше.
        Интересно, что подумают бароны, если увидят, как молнии срываются с ее руки? Многие в Альмире и без того верили, что Эшлин - ведьма, вступившая в сговор с демонами. Они и не догадывались, как правы.
        Эшлин хрустнула пальцами и снова активировала волокно. Скоро рассвет, незачем и думать о сне, поэтому лучше пока поупражняться.
        12
        Бершад
        Аделон и еще один воин отвели Бершада и Йонмара на пристань. По пустынным городским улицам ходили караульные, но все жители Аргеля собрались на берегу реки, смывая с себя грехи.
        Фельгор стоял на причале у «Люминаты» и ссал в реку. Он с улыбкой помахал им рукой, но Аделон грубо втолкнул его на борт.
        - Эй, полегче! - возмутился Фельгор, поправляя штаны.
        Аделон хмыкнул и жестом велел Бершаду и Йонмару подняться на корабль.
        - В городе плохи дела? - спросил Роуэн.
        - С бароном дела плохи. Нам с тобой проход разрешен, а вот их всех отправляют восвояси, - сказал Бершад, указывая на Йонмара, Фельгора и Виру. - А путевые грамоты Греалора - куча ослиного дерьма.
        - И что это значит? - спросила Вира.
        - А то, что мы в жопе, - буркнул Роуэн.
        Аделон, опершись на перила причала, грыз яблоко. Потом заметил, что на него все смотрят, перестал жевать и, цыкнув зубом, заявил:
        - Барон приказал мне дождаться, пока ваша мачта не станет размером с зубочистку.
        Бершад вздохнул. Можно, конечно, разойтись для виду и встретиться в предгорьях скрытно - он показал Вире карту Галамара, где был помечен перевал. Но соглядатаи аргельского барона наверняка будут следить за Бершадом до самого Корниша и возьмут его под арест, если он сойдет с тракта. Весь продуманный план вмиг превратился в дерьмо.
        - Прилив вас ждать не будет, - напомнил второй гвардеец.
        Бершад собрался вместе со всеми спуститься в трюм, чтобы обдумать другой план, но вдруг замер, охваченный знакомым ощущением - все кости заломило, по ним пробежала дрожь, будто от гулких звуков тайных барабанов. Это ощущение накатывало редко и всегда означало только одно.
        Бершад обернулся к Роуэну:
        - Дай-ка мне кинжал.
        Роуэн вытащил ножны из холщовой сумы и швырнул Бершаду.
        - Внушительный ножичек, - с набитым ртом буркнул Аделон. - Это драконий клык?
        - Он самый, - сказал Бершад. - Из седьмого убитого мной дракона.
        Аделон рассеянно кивнул.
        - Режет кольчугу или доспех, будто масло, - сказал Бершад, подступая поближе к нему и окидывая взглядом пристань. Никого.
        - Хороший клинок, - заметил Аделон, напряженно выпрямляясь.
        - Ага, только плохо, что короткий. Клык ведь не перекуешь, он годен только для ближнего боя. - Бершад сделал еще шаг к Аделону и негромко, доверительно произнес: - Приходится подступать вплотную.
        Аделон недоуменно поморщился, раскрыл рот с непрожеванной яблочной шкуркой, покосился на кинжал и сжал ясеневое древко копья.
        - Эй, я же сказал, что тебе…
        Бершад выхватил кинжал из ножен и одним ударом снес Аделону полголовы, срезав ее над самыми бровями. Стальной шлем с развевающимися прядями светлых волос пролетел по воздуху и, плюхнувшись в воду, скрылся в мутной глубине.
        Глаза Аделона выпучились в предсмертном изумлении. Куски яблока вывалились из отвисшей челюсти. Бершад раскрытой ладонью ткнул Аделона в грудь, и тело упало в воду вслед за шлемом. По воде пробежали круги - и все. Первый человек, убитый Бершадом за четырнадцать лет.
        Вира, стремительно выхватив из-за пояса пару длинных ножей, одним пронзила шею второго воина, а другой вонзила в бок, в щель на стыке доспехов, прямо в сердце. Воин умер мгновенно.
        Бершад подошел к Альфонсо и начал рыться в переметной суме в поисках рога и доспехов.
        - Нам в пять минут надо убраться из города.
        - Из-за тебя мы все помрем, - взвыл Ториан. - Все раньше времени ракушки прикусим! Сволочь! - Он злобно сплюнул.
        - Рано ты заволновался о ракушках, - сказал Бершад. - Поднимай паруса и вали отсюда, все обойдется.
        - А вы все сдохнете прежде, чем доберетесь до городских ворот, - сказал Ториан. - А в Море Душ «Люминату» потопит галамарский военный корабль.
        - Сегодня галамарцам будет не до кораблей.
        - Это почему еще?
        Бершад, отчетливо ощущая дрожь в костях, указал на горный хребет на востоке. Над склонами несся огромный дракон, направляясь к городу. На драконьей голове, покрытой черной чешуей, ярко алела обнаженная кость на макушке.
        - А потому, что на Аргель вот-вот нападет красноголов.
        - Ох ты, черные небеса! - забормотал Ториан, поспешно отступая на корабль.
        - Вот, держи, - сказал Роуэн, протягивая Бершаду нагрудный доспех.
        - Дракон первым делом налетит на крепость, - пояснил драконьер, потуже затягивая ремни. - Так что из Аргеля надо выбираться немедленно. - Он надел маску ягуара и ощутил знакомую тяжесть на скулах.
        Вира схватила кошель со свинцовыми пульками для пращи, одним концом длинной веревкой связала руки Фельгору, а другой конец обмотала вокруг запястья, как собачий поводок.
        - Ты чего это, а? - спросил Фельгор.
        - Держу тебя накоротке, - ответила она.
        Йонмар застыл на месте и тупо глядел, как все готовятся промчаться через город.
        - Эй, бери мешок, - рявкнул на него Роуэн. - Там провизия.
        Йонмар неуклюже приподнял тяжелый мешок. Рог, обнаруженный на самом дне сумы, Бершад повесил на плечо, взял копье и проверил наконечник. Потом обернулся и увидел, что все смотрят на него.
        - За мной! - глухо скомандовал он из-под маски.
        Когда беглецы добрались до главной площади, красноголов налетел на Аргель. Дракон был вдвое больше скелета, вывешенного на крепостной стене. Явно самка. Дракониха протаранила городскую стену и сбросила обломки на крепость, разрушив верхушку башни. При виде разъяренного красноголова стражники в страхе разбежались.
        - А ведь я предупреждал этих мудаков не вывешивать скелет красноголова, - пробормотал Бершад.
        Дракониха так молотила хвостом по крыше конюшни, что по всей площади разлетались острые куски черепицы.
        На счету Бершада было два красноголова, но справиться с ними было трудно даже ранним утром. Один едва не снес ему голову, а второй сломал все кости в ступне. Взрослые особи были летучим кошмаром. Эта самка была не просто полна горячей крови, а жаждала отомстить за своего убитого самца. Если она заметит горожан у реки, то убьет всех до единого.
        Те стражники, которые не сбежали со своих постов, готовились дать отпор. Из казарм на дальней стороне площади высыпали воины с арбалетами и алебардами. Сержанты направляли стрелков на позиции, дающие укрытие. К сожалению, все их усилия были напрасны.
        - Сюда! - крикнул Бершад, держась края площади, чтобы не оказаться в гуще сражения.
        Солдаты окружили красноголова и торопливо заряжали арбалеты.
        - Пли! - рявкнул сержант. - Завалим гадину!
        Арбалетные стрелы градом застучали по драконьей чешуе. Дракониха взревела и, резко взмахнув когтистой лапой, проломила каменную стену кузницы. В нескольких шагах от Бершада упало изувеченное тело - голова свернута ударом такой силы, что шейные позвонки пробили кольчугу насквозь.
        - Следите за Альфонсо! - бросил Бершад через плечо, боясь, что осел ушибет ногу о труп.
        Наконец они пересекли площадь и бегом бросились по пустынной улице к восточным городским воротам. Здесь шум битвы слышался глуше. Заметив, что у ворот - кирпичной арки в двадцать локтей высотой с массивной белой дверью - никого нет, Йонмар отшвырнул мешок с провизией и со всех ног метнулся к выходу из города.
        - Идиот, - буркнул Бершад.
        Йонмар был шагах в десяти от ворот, когда на арку налетел красноголов. Кирпичная кладка растрескалась под весом драконьей туши, и, чтобы удержаться, дракониха вонзила когти в алебастровую древесину двери. Арбалетные стрелы усеивали черную чешую, будто шипы.
        Йонмар вскрикнул и, не сбавляя хода, попытался повернуть, но с размаху хлопнулся на задницу. Он начал было отползать и тут же замер: дракониха с ревом расправила крылья и изготовилась к прыжку.
        Альфонсо задрожал от страха и немедленно обосрался. Роуэн сыпал проклятьями и с трудом удерживал осла в поводу. Вира выпустила веревку, связывавшую запястья Фельгора, и, пригнувшись, бросилась на помощь Йонмару. Дракониха разинула пасть и двинулась вперед. Вира на бегу схватила Йонмара за плечи и резко отпихнула влево, подальше от клыкастых челюстей красноголова. Дракониха, так никем и не поживившись, поднялась над городскими стенами и снова полетела к крепости.
        Фельгор поглядывал то на Виру, то на узкую улочку справа. Бершад подошел к нему, стукнул кулаком по плечу и проворчал:
        - Тебе от нас не сбежать.
        Фельгор с сожалением посмотрел на улочку и кивнул:
        - Ну вот, уже и помечтать нельзя.
        - Охренеть, - выдохнул Йонмар. - Это… это же…
        - Время не ждет, - сказала Вира, поднимая конец веревки Фельгора. - Нам пора в путь.
        Справа от городских ворот текла река, а слева высились крутые горы. Прямо от ворот тянулась широкая дорога, вымощенная толчеными ракушками, которая пересекала длинный луг, ведущий к густому лесу.
        - Надо побыстрее добраться вон до тех тополей, - сказал Бершад, - а потом скроемся в чаще и лесом дойдем до перевала.
        Все торопливо пошли по дороге. Примерно на половине пути Роуэн с Альфонсо начали отставать. Бершад остановился, следя за драконихой, которая с визгом летала над крепостью.
        - Он выбился из сил, - объяснил Роуэн, волоча осла за собой.
        - Да брось ты глупую скотину! - прошипел Йонмар.
        Бершад схватил Йонмара за грудки и подтянул к себе.
        - Слушай, Греалор, здесь ни Гертцог, ни твой отец тебя не спасут. Даже если ты посулишь нам волшебный ковер-самолет, чтобы переправить всех через баларскую границу, но скажешь одно-единственное дурное слово о моем осле, я тебя выпотрошу.
        - Из-за него мы задерживаемся.
        - И из-за тебя тоже. - Бершад подошел к Альфонсо и сбросил самую тяжелую переметную суму с ослиной спины. - А теперь вперед.
        - Ох, поглядите-ка, - сказал Фельгор, указывая на реку.
        К берегу жались сотни несчастных аргельцев, стараясь оставаться незаметными, но получалось плохо.
        - Что ж они не разбежались? - вздохнул Бершад. - С самого начала надо было бежать.
        - А они вот не разбежались, - сказал Фельгор.
        Бершад снова посмотрел на дракониху, которая по-прежнему закладывала круги над крепостью, постепенно начиная их расширять. Очень скоро дракониха заметит сотни беспомощных людей, столпившихся на берегу.
        - Вот же ж хрень, - пробормотал Бершад.
        - И что делать? - спросила Вира.
        Бершад покрутил древко копья. Дракониха заложила вираж к югу и с ревом спикировала к реке, пролетев над головами горожан. Несчастные громко молили о спасении.
        - Вы ступайте в лес, - сказал Бершад, снимая рог с плеча. - Я догоню.
        - Сайлас, так ведь полдень же… - напомнил Роуэн.
        - Ага. Вира, ты знаешь, где начинается тропа на перевал. Вот там и встретимся.
        - А если ты…
        - Тогда спасете Каиру без меня, - ответил Бершад. - Верните ее в Альмиру и объясните Эшлин, что я очень старался выполнить свое обещание. Все, идите!
        Без дальнейших разговоров Бершад направился к городу. Дракониха кружила над головой, но пока не нападала. Если она обессилела от ран, то может и повезти, а если нет - Бершаду не выжить.
        Он подошел поближе, остановился, ощупал ракушку под нагрудным доспехом, приподнял маску и поднес рог к губам. Звук рога еще больше взбудоражит и без того разъяренную дракониху, поэтому Бершад трубил что было сил. Когда в легких кончился воздух, изгнанник вздохнул полной грудью и снова дунул в рог. И еще раз. И еще раз. И еще раз. На пятый раз дракониха завертела головой, пытаясь отыскать источник звука.
        - Давай-давай, - прошептал Бершад, закрывая лицо маской. - Это я жужжу у тебя в голове.
        Дракониха резко метнулась ввысь, превратившись в черную точку среди голубого неба. Бершад отыскал подходящее местечко и крепче сжал древко копья. Дракониха спикировала с высоты.
        - Давай-давай, - шепотом повторил Бершад; сердце отчаянно колотилось, живот сводило от страха. - Убей меня.
        Дракониха стремительно приближалась к земле. Бершад видел каждую чешуйку на морде красноголова, слышал, как похрустывают напряженные связки в широко разверстых челюстях, мог бы назвать каждый длиннющий клык в оскаленной пасти. Присев на корточки, он нацелил копье в правый глаз драконихи, но цель была крошечной, а ящер несся быстро. В самый последний миг Бершад заметил длинную кровавую рану слева на драконьей шее. Рассеченная чешуя открывала мягкую плоть. Он присел пониже, чуть сместил наконечник копья.
        Тень красноголова затмила все вокруг. Бершад отпрянул влево. Земля дрогнула от тяжелого удара. Захрустели кости, зачпокали разрывающиеся связки. Драконья туша пропахала борозду в земле. Наступила тишина. Бершад ничего не видел: маска сместилась, когда его отбросило назад. Он сорвал маску с лица, вытер пот, огляделся.
        Дракониха издохла. Из шеи торчало Бершадово копье, но вряд ли он убил красноголова. Дракониха не клацала челюстями, не старалась его ухватить. Она явно обезумела - либо от ярости, либо от изнеможения. Бершад остался жив просто потому, что ему повезло. Он подошел к драконихе и коснулся ее лба.
        - Прости, красавица.
        Бершад знал, что поступил правильно. Дракониха убила бы сотни людей - женщин, детей, всех без разбору. Однако ужасное деяние остается ужасным, даже если оно совершается по самой благородной из причин.
        В лесу Бершад отыскал следы Альфонсо и вышел к ручейку, где его дожидались остальные. Судя по всему, Фельгор только что проблевался.
        - Дракониха издохла, - сказал Бершад и повернулся к Альфонсо. - Как он?
        - Устал, - ответил Роуэн, поглаживая ослиную морду. - Напуган.
        - И я тоже, - сказал Фельгор. - В первый раз увидел живого дракона. То еще зрелище.
        - Ты в первый раз увидел дракона? - переспросил Йонмар. - Как тебе такое удалось?
        - Я вырос в Бурз-аль-дуне, - пояснил Фельгор. - Там драконы не водятся. Ну, слышал, конечно, что они опасны, но думал, что они типа медведей. Хотя, вообще-то, живых медведей я тоже не видел. Даже не верится, что ты убил это чудовище.
        - А я думала, что дракониха смешает тебя с дерьмом, - сказала Вира и улыбнулась, увидев, что все изумленно уставились на нее. - А что такого? Вы и сами так думали. - Она окинула взглядом лес: чем выше в горы, тем гуще становилась чаща, деревья льнули друг к дружке, а между пнями и замшелыми глинистыми кочками теснились кусты. - Хорошо, что ты уцелел. Тут уже беспросветная глушь, того и гляди заблудишься.
        Роуэн кашлянул:
        - Простите, что прерываю ваши благодарственные речи, но мы остались без провианта.
        - Как, совсем? - удивился Бершад.
        - Досточтимый барон Греалор выбросил мешок провизии еще в Аргеле.
        - Так ведь дракон же! - запротестовал Йонмар.
        - Провиантом не разбрасываются, - сказал Фельгор. - Никогда. Это даже мне известно.
        - А с осла, значит, суму сбрасывать можно? - возразил Йонмар. - Что там в ней было?
        - Запасная кольчуга и стальные заклепки для моего доспеха, - сказал Бершад. - Ими брюхо не набьешь.
        - Так ведь можно и поохотиться, - заявил Йонмар, явно не представляя, с какими опасностями сопряжена охота в глухомани.
        - Можно, конечно, - ответил Роуэн. - Начнешь гоняться за козами и оленями в предгорьях Вепрева хребта, живо угодишь под топоры скожитов или в пасть каменного чешуйника. - Он втянул носом воздух. - Вдобавок чем выше в горы, тем меньше живности. - Описав таким образом положение дел, он изрек неутешительный вывод: - По-моему, нам предстоит невеселый путь.
        - Ага, - сказал Бершад. - Так что вперед.
        13
        Джолан
        Стены и башни Заповедного Дола напоминали лес: толстые плети лиан опутывали огромные серые камни, густо облепленные мхом, будто город сам собой вырос из земли, а не был построен человеком. На зубцах наружной стены красовались десятки каменных изваяний: ягуары в самых разных позах - и готовые к прыжку, и безмятежно спящие, раскинув лапы.
        - Изготовлены по повелению старого барона Бершада, - пояснил Джолан, заметив, что Гаррет рассматривает статуи. - Ну, ягуары.
        - Ага, - хмыкнул Гаррет.
        Джолан так и не понял, понравились Гаррету статуи или нет - по его виду судить было трудно.
        Морган часто вспоминал о Заповедном Доле, потому что давным-давно проходил здесь ученичество. Бершады всегда привечали алхимиков, и Морган рассказывал Джолану о своих прошлых исследованиях и опытах, а также об истории рода повелителей ягуаров, защитников Дайновой пущи. В его словах звучало горькое сожаление, потому что славная династия была уничтожена.
        У восточной стены собралась толпа, хотя городские ворота находились на западе. Джолан прищурился и всмотрелся в гущу людей. Лишь подойдя поближе, он сообразил, в чем дело: на земле растянулся длинный чешуйчатый хвост локтей в пятнадцать длиной, с шипами на конце.
        - Дракон, - прошептал Джолан. - Там дракона убили.
        Гаррет покосился в ту сторону:
        - Вот и славно.
        - Давай посмотрим, - предложил Джолан.
        - А ты не боишься, что он вдруг оживет и снесет тебе голову?
        Джолан поморщился, жалея, что рассказал Гаррету всю правду о случившемся, и пробормотал:
        - Не-а, не боюсь.
        Он побежал к толпе, не обращая внимания на Гаррета - если тому неинтересно, ну и пусть. Джолан протиснулся поближе к драконьей туше, покрытой чешуей с черно-белым мраморным рисунком. Чешуйки были вдвое толще пластин доспеха. Хребет с тремя волнообразными выступами, рыло приплющенное, как у летучей мыши. Чешую пронзали десятки копий - очевидно, дракона убивали гуртом, человек пятьдесят.
        - Уродливая гадина. Как эта сволочь называется? - спросил бородач в кольчуге, явно не из местных, потому что такие драконы чаще всего встречались в Дайновой пуще.
        - Это Draconis var coruptan, - заявил Джолан, именуя дракона, как принято у алхимиков: все названия писались по-баларски.
        - Чего-чего? - удивленно протянул бородач и сплюнул.
        - Курносый дуболом, вот чего, придурок, - пояснил высокий человек с длинными черными волосами, перехваченными серебряными колечками, - судя по всему, коренной обитатель Дайновой пущи.
        - Да все один хрен. Эта дрянь мне чуть руку не откусила.
        - На то он и дракон, - сказал черноволосый. - А Ринольф так и вовсе помрет. У него печень отбита всмятку.
        Рядом с драконьей мордой виднелась груда кровавых ошметков. Вытянув шею, Джолан присмотрелся повнимательнее: изжеванная рука, блестящие искореженные остатки позолоченного нагрудного доспеха, кусок содранной кожи с вытатуированной синей полосой…
        - Это драконьер? - спросил Джолан.
        - Ага, - кивнул черноволосый. - Старкленд. Стакленд… Ну как-то так.
        - Стравалунд, - поправил его бородач.
        - Как скажешь. Эти изнеженные рохли из Незатопимой Гавани все на одно лицо.
        - Я тоже из Незатопимой Гавани.
        - Поздравляю.
        - А что он сделал?
        - То же, что и прочие драконьеры, - вздохнул бородач. - Рассердил Гертцога Мальграва. - Он обеспокоенно посмотрел на толпу. - Может, вы меня отпустите? Дракона же убили.
        Джолан сообразил, что бородач - треклятый щит погибшего драконьера, а значит, должен последовать за ним в Море Душ.
        - Сам знаешь, закон есть закон, - сказал черноволосый и многозначительно посмотрел на бородача. - Но в Дайновой пуще свои порядки. Для начала мы тебя напоим ливенелем, а там как получится, - может, мы потеряем тебя раньше, чем ты потеряешь голову.
        - Эй, не болтай лишнего, - вмешался один из местных. - Греалор в городе. Его воины ни для кого исключений не делают.
        - А мне плевать и на Греалора, и на его приспешников в медвежьих масках, - отмахнулся черноволосый. - Они мне не указ.
        Плечо Джолана крепко сжала чья-то рука.
        - Ну что, насмотрелся? - спросил Гаррет.
        Джолан хотел увидеть, как разделывают дракона. В Дайновой пуще применяли особый способ: сначала аккуратно снимали чешуйки, стараясь не повредить жировые мешочки у основания, вытапливали из них драконье масло, потом удаляли внутренние органы и снимали мясо с костей, чтобы употребить все это в пищу. В драконьем скелете оставляли только сердце, которое разлагалось вместе с костями, удобряя землю вокруг. Больше нигде в Терре так не поступали. Близ поверженного дракона уже торопливо лепили глиняных божков - убитый дракон служил подношением лесным богам.
        Но Гаррет вел себя так, что Джолан понял: задерживаться он не намерен.
        - Да, насмотрелся, - ответил Джолан.
        - Отлично. Пойдем отсюда.
        У городских ворот с широким подъемным мостом - по нему могли проехать четыре возка в ряд - Джолана и Гаррета остановил толстый косоглазый стражник.
        - Зачем вы пришли в Заповедный Дол? - равнодушно спросил он.
        - Вот, отдаю парня в ученики, - сказал Гаррет с поддельным, но вполне приличным альмирским выговором.
        - В ученики? И кто же его будет обучать? - сплюнув, осведомился стражник.
        - Кто согласится взять, тот и обучит.
        - Ха! - Стражник хлопнул Гаррета по плечу, немного приободрился и оценивающе взглянул на Джолана. - Он у тебя неслух? Отдай его в трубочисты, вот и будет ему наука. - Он жестом велел им проходить и занялся следующим человеком в очереди у ворот.
        - А почему ты ему так сказал? - спросил Джолан, шагая вслед за Гарретом по обочине широкой улицы, запруженной лошадьми и повозками и ведущей на городскую площадь.
        - В город без причины никто не приходит.
        - Нет, я не о том, - вздохнул Джолан. - Почему ты сказал, что отдаешь меня в ученики? Можно ведь было что угодно ему наплести.
        Гаррет покосился на него:
        - Самая убедительная ложь всегда основана на правде. Тебя уже продавали в ученики, вот я и решил, что ты знаешь, как себя вести, если бы нас начали расспрашивать.
        - А, верно.
        Джолан понимал, что зря увязался за Гарретом в Заповедный Дол, - уж лучше бы бродил по лесам в одиночестве. В новом знакомце ощущался какой-то подвох, и дело было не только в его напускном выговоре и общей загадочности. Гаррет все время держался настороже, как чуткий лис, вышедший на охоту, невзирая на грозящую опасность.
        Джолана разбирало любопытство. Ему хотелось выведать, откуда Гаррет родом и что он делает в Альмире, но сдерживала мысль о том, что подобное же любопытство погубило Моргана, когда он изучал шипогорлого вердена.
        На западной окраине города Джолан с Гарретом зашли на постоялый двор под названием «Маска ягуара». Пока они бродили по Заповедному Долу, начался легкий дождь, и с черепичной крыши таверны ручьями струилась вода. К водостокам были подставлены массивные глиняные кадки.
        - Для ливенеля, - пояснил Джолан, хотя Гаррет его и не спрашивал. - Это такой напиток, его делают только в Заповедном Доле, и больше нигде. Из дождевой воды и дикого хмеля.
        Гаррет молча толкнул дубовую дверь и вошел в таверну.
        В просторном помещении у очага расставили с полдюжины круглых столиков. Лестницы в торцах зала вели на второй этаж, в комнаты постояльцев. Гаррет поговорил с хозяином - седовласым старцем с бородой до пояса, - вложил ему в руку стопку монет и жестом пригласил Джолана пройти в зал. Они уселись поближе к очагу. Немного погодя из кухни вышла старуха.
        - Чего желаете? - спросила она и рыгнула.
        Джолан сообразил, что она навеселе.
        - Еды, и побольше, - верный своему слову, сказал Гаррет. - Чтобы вот парня накормить до отвала. И две кружки ливенеля.
        Джолан улыбнулся.
        Они потягивали ливенель, дожидаясь, пока принесут еду.
        - Ну, как тебе? - спросил Джолан. - Похоже на ваше баларское пиво?
        Гаррет почмокал губами:
        - Хмель свежее.
        Джолан снова улыбнулся, на этот раз шире. Гаррет словно бы не заметил, что Джолан угадал, откуда он родом, но хватило и этого.
        Полчаса спустя Джолан умял целую курицу, три свиных колбаски, несколько толстых ломтей окорока, две горячие булочки и целую миску тушеных корнеплодов. Они с Гарретом выпили уже по три кружки ливенеля, и, впервые после смерти Моргана, Джолан приободрился, хотя голова у него и кружилась.
        Несколько минут он оживленно рассказывал о своем ученичестве, а потом вздохнул:
        - Ох, кажется, что все это было давным-давно. Я целыми неделями только и занимался, что готовил травяные смеси и кипятил воду для мастера Моргана. А на самом деле жизнь идет куда быстрее.
        Гаррет задумчиво потягивал ливенель. Выпитое на нем никак не сказывалось, хотя он немного расслабился.
        - В странствиях прошлое быстро становится далеким, - помолчав, сказал он. - По-моему, пройденные лиги словно бы наводят морок на путника.
        - А ты много странствовал?
        - Да.
        - И в каких дальних краях ты побывал? - спросил Джолан, хлебнув ливенеля.
        Кружка почти опустела. Может быть, Гаррет раскошелится на четвертую?
        - Мне довелось поработать по ту сторону Таггарстана. В свободных землях Юно.
        Джолан покрутил в пальцах куриную кость, обдумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Выпивка придала ему храбрости.
        - А чем именно ты занимаешься?
        Гаррет перевел взгляд с пивной кружки на Джолана. В его серых глазах не было ни злобы, ни вообще какого-то выражения. Они вбирали в себя окружающий мир, но ничего не выдавали.
        - Ступай-ка ты спать, Джолан. Пуховая перина - дорогое удовольствие.
        14
        Бершад
        Фельгор и Йонмар были непривычны к горам.
        Поначалу баларский вор блевал, но теперь его просто тошнило всухую, и он схаркивал тягучую слюну.
        - Проклятый каземат, - бормотал он себе под нос. - Из-за него я совсем потерял форму.
        Йонмар надел в дорогу наряд из мягкой выделанной кожи, но вскоре взопрел, покрылся липким потом и к полудню не поспевал даже за Фельгором, который то и дело останавливался блевануть.
        - Что, первый раз отправился в поход? - спросил Бершад Йонмара, когда путники остановились на привал.
        Йонмар привалился к валуну и, стянув сапоги, проверял, не натер ли мозолей. Он зыркнул на Бершада, но промолчал.
        - Ничего, привыкнешь, - сказал Бершад. - Если каменный чешуйник тебя не сожрет.
        Он снял со спины Альфонсо бурдюк, вылил из него вино и наполнил родниковой водой. Подняв бурдюк над головой, Бершад направил струю воды в рот.
        - Ты пьешь, как папириец, - заметила Вира.
        Бершад прополоскал рот, сделал глоток и протянул бурдюк Вире. Она отпила воды таким же способом и передала бурдюк Йонмару, который присосался к отверстию, как щенок к мамкиной титьке. Напившись, он отдал бурдюк Фельгору, который с опаской глотнул, подождал, не стошнит ли, и сделал пару глотков побольше.
        - Ха, с чего это наш драконьер вдруг заделался трезвенником? - спросил Йонмар. - Говорят, ты вечно пьяный ходишь.
        Бершад почесал бороду:
        - А вот не надо верить слухам.
        В городе он и часу не мог провести без выпивки, но за городскими стенами все было иначе. В глуши или в дремучем лесу он неизменно чувствовал себя спокойно и легко.
        - А что делать, если нападут скожиты? - спросил Фельгор, вглядываясь в чащу.
        - Лорнарский Рубеж далеко к северу отсюда, - сказал Бершад. - В общем-то, здесь безопасно, разве что на камнях оскользнешься.
        - Между прочим, шахтерское семейство вырезали как раз к югу от Рубежа, - напомнил Йонмар.
        - Сомневаюсь, - хмыкнул Бершад. - Солдаты Гарвина - как сборщики налогов. Они обязаны доставлять барону определенное количество… преступников. Мы с вами можем месяц бродить по лесам и никаких убитых шахтеров не обнаружим.
        Вира поморщилась:
        - Ну и нравы у местных! Свиньи и то совестливее.
        - Можно подумать, что вдовы - образец добродетели, - фыркнул Йонмар. - Убийцы и соглядатаи, даром что притворяются телохранительницами.
        - Зато мы не убиваем без разбору, - сказала Вира.
        Бершад пожал плечами и снова отпил из бурдюка:
        - Сегодня переночуем к югу от Рубежа. А о скожитах подумаем завтра.
        Незадолго до темноты Вира ушла на разведку, искать место для ночлега. Укромный уголок обнаружился в излучине горной реки. Когда туда добрались и остальные, Вира уже поймала четыре форели на бечевку со стальным крючком, выпотрошила их, насадила на хворостинки и развела под ними костер.
        - Наша убийца - на все руки мастерица, - ухмыльнулся Фельгор, глядя на Йонмара. - Вот и сейчас тебя выручила.
        - У каждого своя роль, - буркнул Йонмар.
        - Да? - поинтересовался Бершад. - А тебе какая досталась? Гневить баронов и терять провиант?
        - Я не виноват, - возразил Йонмар. - Кто ж знал, что в Галамаре теперь такие строгости.
        - А если нас не пустят в Баларию, ты то же самое скажешь?
        - С Баларией все по-другому. Я в Таггарстане договорился, там все схвачено.
        - Точно знаешь?
        Йонмар возмущенно зыркнул на Бершада:
        - Я не собираюсь оправдываться перед демоном Гленлокского ущелья.
        У Бершада екнуло сердце, как всегда при упоминании Гленлокского ущелья. Он умолк.
        Все разделили между собой рыбу и согрелись у костра. Хвоинки раскидистой сосны были длинными, как пальцы, и отбрасывали игольчатые тени на поляну. Йонмар сначала жаловался, что натер ноги, а потом начал лепить очередного глиняного божка. Фельгор и Роуэн рассказывали друг другу о попойках. Вира устроилась подальше от костра и молчала.
        Бершад съел свою порцию рыбы. Разговаривать не хотелось. Аргель испортил ему настроение. Фельгор болтал не переставая, и Бершад его почти не слушал. Немного помолчав, Фельгор обратился к Йонмару:
        - А почему его называют демоном Гленлокского ущелья?
        - А потому, что наш приятель заработал там синие полосы на щеках, - с гаденькой улыбочкой заявил Йонмар. - Жуткая история.
        Воцарилась тишина. Заметно было, что Роуэну хочется врезать Йонмару в морду.
        - Ну расскажите же! - сказал Фельгор. - Что мне, одному вас развлекать?
        Бершад не отрывал взгляда от земли.
        Йонмар прокашлялся и начал:
        - Четырнадцать лет назад юного наследника Дайновой пущи послали подавить мятеж в восточной части провинции. Видишь ли, к концу баларского нашествия альмирскому войску не хватало солдат. Погибло больше половины наших воинов, да и крестьян осталось немного, пополнения было брать неоткуда. - Йонмар вытащил из своего тотемного кошеля косточку и осторожно вставил ее в божка. - Поэтому король Мальграв решил прибегнуть к услугам наемников. Был такой отряд головорезов, они называли себя Змиерубы. А командовал им молодой, но жестокий военачальник. Как там его звали, изгнанник?
        - Вергун, - пробормотал Бершад. - Валлен Вергун.
        - А, точно! Вергун. - Йонмар ухмыльнулся. - Когда говорят о той войне, обычно вспоминают Седара Уоллеса и битву у Черных Сосен или то, как Гертцог повел войска к морю, за отступавшими баларами. Но за то, что Альмира вообще смогла принять участие в этих сражениях, следует благодарить Вергуна и его Змиерубов. После победы выяснилось, что альмирская казна пуста и платить наемникам нечем. Так что королю пришлось шестнадцать лет выплачивать долг по частям, да еще и с огромными процентами. В итоге помощь наемного войска обошлась Альмире вдвое дороже.
        - С крупными долгами всегда так, - сказал Бершад. - От них трудно избавиться.
        - Вергун с войском оставались в Альмире, чтобы получить все, что им причиталось. Они заняли город Гленлок, на восточной оконечности Дайновой пущи. Золото им выплачивали по частям, а в Дайновой пуще наемникам жилось, как бы получше тут выразиться… припеваючи. Но война давно закончилась, бойцов в альмирской армии прибавилось, и король решил, что пришло время разобраться с условиями этой невыгодной сделки. Для этого-то и понадобился вот этот самый тип, - указал Йонмар на Бершада. - Гертцог отправил юного владыку ягуаров на переговоры, а для пущей важности дал ему под начало три тысячи воинов. Такой вот первый командный пост. Да только все пошло наперекосяк, - продолжил он. - Вместо того чтобы начать переговоры, Бершад прямым ходом двинулся на Гленлок и решил взять его боем. Город-то он взял, но Змиерубы улизнули в горы. Бершад помчался следом и загнал их в ущелье. Наемники оказались в ловушке. Но, отступая, Вергун захватил заложников - несколько сотен альмирских крестьян и горстку местных баронов помельче, - и выставил их у входа в каньон, под тополями, с веревками на шеях. А потом заявил Бершаду:
давай, мол, наступай. И на следующий день этот мерзавец так и сделал.
        - Все было не так, - пробормотал Бершад.
        Йонмар пожал плечами:
        - Как бы там ни было, изгнанник погубил сотни невинных альмирцев. Женщин и детей. Ну а потом началось просто смертоубийство. Свидетели утверждают, что Бершад крошил наемников на куски и вопил, как демон. Топтал их лошадиными копытами, кровь так и летела во все стороны. Перерубал веревки повешенных - ну, куда дотягивался. Да только всех наемников так и не уничтожил. - Йонмар улыбнулся. - Говорят, что Вергун сбежал и скрылся на востоке, за Морем Душ. А своих бойцов оставил на поклев воронам.
        О том, что произошло в Гленлокском ущелье, знали все альмирцы. И в общем-то, все так и было, кроме одной подробности, известной только Бершаду. И Гертцогу Мальграву. Но Бершад не стал поправлять Йонмара по той же причине, по которой ничего не рассказывал Эшлин. Все равно это ничего бы не изменило.
        - Эта трагическая история случилась как раз тогда, когда Сиру Мальграв разродилась пятым ребенком. Роды были тяжелыми, младенец появился на свет мертвым. А следом за ним отправилась вниз по реке и королева, но перед смертью объявила своему царственному супругу, что дитя - не от него. В последние годы жизни королевы ее спальню частенько навещал Леон Бершад, владыка Дайновой пущи и друг короля. Говорят, что Леон Бершад, вне себя от горя, признался королю во всем. Гертцог Мальграв казнил своего друга за день до того, как Бершад, окропленный кровью невинных детей, вернулся в Незатопимую Гавань. Разумеется, никто не возражал, когда Гертцог приказал украсить синими полосами щеки юного наследника Дайновой пущи. - Йонмар поглядел на Бершада. - Скажи-ка, изгнанник, ты никогда не задумывался, что было бы, если бы ты умерил свою жажду крови?
        Бершад зыркнул на Йонмара, с трудом сдерживая бурлящий внутри гнев:
        - А ты никогда не задумывался, как будут выглядеть твои легкие, когда я вырву их у тебя из груди?
        После этого все долго молчали.
        Фельгор облизнул губы:
        - Ну, я все-таки не солдат и уж конечно не барон, но, по-моему, тебя уронили в кучу дерьма, а потом разозлились, что вонь поднялась. Это ведь не ты, а король пригласил наемников в Альмиру. Вдобавок, когда солдаты хватаются за оружие, страдают невинные люди. Я по себе это знаю. А вину всегда сваливают с больной головы на здоровую. - Фельгор посмотрел на Бершада. - Если честно, то мне твое старое имя нравится куда больше.
        Йонмар поморщился:
        - Ну конечно, ворюга защищает убийцу. Оно и понятно, преступники всегда выгораживают друг друга.
        Бершад кивнул Фельгору, но ничего не сказал. Он давно уже не надеялся ни на оправдание, ни на прощение за то, что произошло в Гленлокском ущелье.
        Йонмар продолжал разглагольствовать. Бершаду очень хотелось выдрать ему язык, поэтому он встал, вытащил из переметной сумы свечу, зажег ее горящим прутиком из костра, отошел в сторону, туда, где щипал травку Альфонсо, и первым делом занялся своим мечом: тщательно протер клинок промасленным обрывком козьей шкуры, заметил пятнышки ржавчины, оставшиеся после плавания по Морю Душ, и начал счищать их точильным камнем. Привычное занятие успокаивало.
        Вира подошла к Бершаду, когда он трудился над полукружьем ржавчины размером с ноготь.
        - Даже не надейся, - буркнул Бершад. - Про Гленлокское ущелье мне сказать нечего.
        - Меня абсолютно не волнует твое прошлое, если оно никак не затрагивает мое будущее, - сказала Вира. - Меня больше интересует твой меч.
        Бершад посмотрел на нее. Он пока не понимал намерений вдовы.
        - Это меч моего дяди Грегора, - ответил он.
        - Никогда не думала, что встречу папирийский клинок в Альмире. Вы, альмирцы, предпочитаете свои огромные мечи, из-за которых над вами все насмехаются.
        - После свадьбы Гертцога и Сиру Грегор каждую весну ездил в Папирию. Он был хорошим посланником. В отличие от многих альмирцев ему нравилось путешествовать и бывать в разных странах. - Бершад сковырнул чешуйку ржавчины с металла. - Он так восхищался мастерством папирийских оружейников, что заказал у них клинок и для себя.
        - А какое имя носит меч? - спросила Вира.
        - У него нет имени, - ответил Бершад. - Это очень по-альмирски. Ни нашим клинкам, ни нашим богам имен не дают.
        - Понятно. Значит, это особый клинок.
        - Да.
        Он повернул меч рукоятью вперед и протянул Вире. Она взвесила его на руке, одобрительно кивнула и спросила:
        - Твой дядя умер?
        Она отдала меч Бершаду и села рядом с ним. Подошел Альфонсо, ткнул мордой в ладонь Виры, а потом снова стал щипать траву.
        Бершад покачал головой:
        - Нет, он изгнанник, как и я. Только он ушел в изгнание по своей воле. Я был совсем мальчишкой, когда Грегор отказался от своих титулов и владений. Все его земли в Дайновой пуще перешли к моему отцу, а меч достался мне. Потом мой дядя сел в ялик и отплыл из Незатопимой Гавани в самое сердце Моря Душ. И вот уже двадцать лет от него ни слуху ни духу.
        - И зачем он туда поплыл? - спросила Вира.
        Бершад пожал плечами:
        - Так ведь он не говорил. Может, проведал, что мой отец - любовник королевы, и хотел улизнуть подальше, прежде чем Гертцог узнает. Ну, многие так думают. Но отец рассказывал, что Грегор изменился после баларского нашествия. Он ведь был тяжело ранен, чуть не умер от ран, и голова у него стала как клетка, которую раскачивает ветер. Он искал тихое, покойное место.
        Бершад умолк и занялся крошечной, с веснушку, точкой ржавчины у самого эфеса. Краем глаза он заметил, что Вира встала.
        - А какие имена носят твои кинжалы? - спросил он.
        В Аргеле Вира сражалась храбро и умело, и Бершад надеялся заручиться ее поддержкой и в следующей схватке. Разговор об оружии - лучшее средство найти общий язык с профессиональным убийцей.
        - Это Кайса, - указала Вира на правый кинжал. - А это Овару.
        - Начало и конец, - перевел Бершад с папирийского. - Значит, ты - середина.
        - Ты говоришь по-папирийски?
        - С ужасным акцентом.
        Вира улыбнулась и потерла большим пальцем рукоять Овару, выточенную из кости косатки.
        - Хорошо, что ты с нами, - сказал Бершад. - Без тебя мы бы не выбрались из Аргеля.
        - Йонмар точно бы не выбрался, - презрительно заметила Вира.
        - Ну, я бы этому не огорчился.
        - Не будь он нужен нам живым, я бы не стала его спасать. - Она медленно повела правой рукой. - Вот, пока его тащила, потянула себе плечо.
        Бершад вложил меч в ножны и бережно опустил на землю. Потом он отстегнул нагрудный доспех, снял кольчугу и начал разглядывать ее полотно при свете свечи, отыскивая поврежденные или погнутые кольца. Таких оказалось шесть, и он подошел к Альфонсо, вытащил из переметной сумы мешочек запасных и ласково потрепал осла по морде. Альфонсо радостно прянул ушами.
        - Похоже, ослика ты любишь больше остальных, - заметила Вира, когда Бершад уселся и стал чинить кольчугу.
        - С ослами проще, чем с людьми, - сказал Бершад. - Да и с остальными зверями тоже. Даже драконы, безжалостные убийцы, никогда не притворяются кем-то другим.
        - Ты поэтому так ненавидишь Йонмара?
        Бершад покосился на молодого барона, который растирал себе ступни и не отрывал взгляда от глиняного божка.
        - Я знавал и похуже.
        - Кого, например?
        Бершад посмотрел на Виру. Ее любопытство было непритворным.
        - До того как меня заклеймили, я был наследником могущественного рода. Наши владения были огромны и богаты. Наши воины славились на всю Альмиру. С северной границей наших владений соседствовало имение некоего барона Умбрика - несколько деревень и кофейная плантация. Своего войска Умбрик не держал, но очень старался мне угодить, поэтому, когда я стал верховным бароном, то отдал в его распоряжение отряд бойцов. Он каждый месяц посылал мне дары - выдержанные вина, кофе, ливенель. Рассказывал о встреченных в лесу ягуарах, зная, что они мне нравились. Я считал его другом. - Бершад умолк, прилаживая кольцо к кольчуге. - Спустя год после моего изгнания мне дали приказ убить дракона во владениях Умбрика. Гертцог не любил посылать меня в окрестности Дайновой пущи, опасаясь, что местные жители меня поддержат, но имение Умбрика располагалось на северной окраине и считалось безопасным. Я обрадовался, что встречу знакомого. Надеялся, что заночую под крышей, может быть, даже в постели, если Умбрик расщедрится. Но он вышел из своей глиняной башни с мечом наперевес, накинув на плечи ягуаровую шкуру, вот как у
Йонмара. Он бросил шкуру под ноги, обоссал ее и заявил, что утром отправится на охоту и убьет еще одного ягуара. Потом он добавил, что изгнанникам не место в его владениях и что на своей земле он не потерпит ни моей татуированной физиономии, ни моего осла.
        - Какой радушный хозяин, - вздохнула Вира.
        - Ну, тогда все считали, что жить мне осталось недолго. Боялись, что если выкажут мне уважение, то король разгневается. Но самое смешное, лет через десять мне снова довелось пройти через владения Умбрика. К тому времени я уже прославился. Умбрик втерся в доверие к Греалорам, построил десяток лесопилок и вырубил тысячелетние леса, обратив древесину в золото. И даже заложил городок рядом с плантацией, назвал его в свою честь: то ли Умбрикова Падь, то ли Умбриков Дол, ну, как-то так. Хвастливый мерзавец. Короче, когда я во второй раз проходил по его землям, альмирские бароны уже взяли в привычку приглашать меня в свои крепости - украдкой, чтобы не прознал Гертцог Мальграв. Умбрик послал солдата в таверну, где я остановился, и велел привести меня в свой новехонький особняк. И даже устроил пиршество в мою честь, чтобы его жена и дети познакомились с Бершадом Безупречным.
        - И ты пошел?
        - Конечно, - ответил Бершад. - Первое правило драконьера: никогда не отказывайся от горячей еды и мягкой постели. За четырнадцать лет мы с Роуэном это твердо усвоили, потому что по большей части живем вот так… - Он махнул рукой в сторону рыбьих костей и тонких подстилок у костра. - В общем, барон Умбрик лебезил передо мной так, будто я по-прежнему был наследником Дайновой пущи. А когда он упился до полусмерти, я увел его хорошенькую жену в супружескую спальню и оттрахал ее на супружеском ложе.
        - Значит, о тебе не только небылицы рассказывают, - улыбнулась Вира.
        Бершад пожал плечами:
        - Я это к тому, что дикий зверь, в отличие от человека, никогда не сделает подлости. И тому, кто это понимает, не приходится гадать о намерениях зверей.
        Вира долго смотрела на Бершада, а потом спросила:
        - Кстати, как ты сообразил, что на Аргель нападет дракон?
        - Увидел, как он слетает с горы.
        - Может, оно и так, но ты снес полголовы сержанту гораздо раньше, чем появился дракон. Откуда ты знал, что он появится?
        Помедлив, Бершад произнес:
        - А ты глазастая, все примечаешь.
        - Это не ответ, - сказала Вира.
        Предчувствовать появление драконов Бершад начал на пятый год изгнания, после того как несколько раз был тяжело ранен и лечил раны драконьим мхом. Теперь при приближении дракона у него ныли все кости. Бершад догадывался, что этому есть какая-то причина, но не знал, какая именно. Объяснять все это Вире ему не хотелось, поэтому он сказал ей полуправду:
        - Я с ранней юности привык к драконам, еще до того, как меня заклеймили. В Дайновой пуще курносых дуболомов больше, чем бездомных котов в Незатопимой Гавани. Перед появлением дракона все вокруг замирает. Словно бы цепенеет. - Он пожал плечами. - Как только научишься это замечать, ни один дракон не застанет тебя врасплох. Вот и все.
        - Не верю.
        - Ну, как хочешь.
        Вира прищурилась:
        - На твоем месте многие похвалялись бы тем, что убили красноголова. Ты спас жизнь сотням людей. И ни капельки этим не гордишься. Почему?
        - Аргельцы выставили труп дракона напоказ, на городской стене. Если бы такое сотворили с твоим любимым, как бы ты поступила?
        - У меня нет любимого.
        - А ты представь, что есть.
        Вира задумалась.
        - Ну, поубивала бы всех.
        - Вот и я тоже. А нам пришлось убить дракониху. По необходимости.
        Вира вгляделась в лицо Бершада:
        - Гм, такого я от тебя не ожидала.
        - А чего ты вообще ожидала?
        - Грубияна и пьяницу, который только и умеет, что тыкать копьем. Ну или елдаком.
        - Ты погоди судить, вот как познакомимся поближе, еще не то увидишь.
        Вира фыркнула и отвернулась к костру, но Бершад успел заметить, как ее губы сложились в улыбку.
        Лорнарский Рубеж был стеной смерти. Каждые полсотни шагов виднелись груды сосновых ветвей, на которых лежали искореженные человеческие скелеты с выбеленными костями и черепами, выкрашенными в красный цвет. Рядом валялись связки ржавых мечей, обмотанные полусгнившей пеньковой бечевой.
        На соснах сидели огромные черные птицы с белыми кончиками крыльев и тяжелыми загнутыми клювами. Птицы перекликались короткими печальными криками.
        - Чьи это кости? - спросила Вира.
        - Галамарских солдат, которые забрели за Рубеж.
        - Я мечтал увидеть это своими глазами. - Йонмар дрожащей рукой коснулся горки костей. - В детстве старшие братья запугивали меня рассказами о стене скелетов, говорили, что здесь в горах до сих пор бродят духи погибших, которые превратились в демонов.
        - Тут не демонов бояться надо, - хмыкнул Бершад.
        - На всякий случай я слеплю божка. На удачу. - Йонмар потянулся к тотемному кошелю.
        - Только попробуй! Я тебе его в глотку запихну, - пригрозил Бершад. - Собери оружие - и вперед.
        Огромные птицы, как стражи, следовали за путниками, перелетая с одной сосны на другую. Под их весом трещали и клонились ветви. Горный склон порос бумажными березами, галамарскими ясенями и белыми дубами. Там и сям виднелись громадные замшелые валуны в пятнах лишайников. Бершад обходил их стороной.
        - А зачем их обходить? - спросил Фельгор, тяжело дыша, после того как путникам пришлось минут двадцать пробираться по крутому откосу через заросли колючего кустарника.
        - Затем, что любой валун может оказаться затаившимся каменным чешуйником, который только и ждет, когда добыча подойдет к нему поближе, - ответил Бершад, хотя и знал, что близость дракона отзовется у него ломотой в костях, но понапрасну рисковать не хотелось. Каменные чешуйники - те еще сволочи.
        Фельгор ойкнул и при виде каждого валуна стал прятаться за спину Роуэна.
        Повсюду были заметны признаки весны - из-под земли пробивались первые горные цветы, на ветвях набухли зеленые почки. Бершад погрузился в размышления о грядущем Великом перелете - через несколько недель драконы устремятся в Зыбучую падь. Времени оставалось совсем немного.
        Чем выше в гору поднимались путники, тем ?же становилась тропа, испещренная следами оленей и лис. В лесу было очень тихо. Бершад шел впереди, а Вира прикрывала тыл. Правой рукой она сжимала кинжал, а левой - пращу, готовая отразить любое нападение сзади. Роуэн, Фельгор и Йонмар шли посередине. Йонмар цеплялся за меч так, что любому было ясно - ему никогда не приходилось отбиваться от врагов. Бершад не знал, злиться на молодого барона или завидовать ему. Сам Бершад так сжился с насилием, что не мог даже представить мирной жизни.
        К вечеру с горных вершин спустились тучи, сеяли мелким холодным дождем. Путники остановились на ночлег между двумя раскидистыми соснами, чьи кроны тесно переплелись над головой, давая хоть какую-то защиту от непогоды. Здесь было не так мокро. Бершад вырыл глубокую яму и развел в ней костер. На растопку пошла горсть сухой сосновой хвои, которой он предусмотрительно набил карманы, видя, что собирается дождь.
        - Пойду-ка я добуду чего-нибудь поесть, - сказал Роуэн, вынимая из переметной сумы лук и стрелы.
        - Я помогу, - вызвался Фельгор.
        - Это тебе не жратву с телег да с подоконников тырить, - сказал Роуэн.
        - А вдруг у меня хорошо получится?
        Роуэн, прищурившись, посмотрел на баларина:
        - Ну ладно. Только смотри у меня, чтоб ни звука.
        Они отошли от костра.
        - Роуэн, - сказала ему вслед Вира, - ты глаз с него не спускай. Ни на миг.
        Роуэн улыбнулся и хлопнул Фельгора по плечу:
        - Не волнуйся. Фельгор знает, что, если захочет сбежать, я всажу ему стрелу в жопу.
        Они скрылись в сумерках. Вира набрала воды в ручье неподалеку, а Бершад подкинул хвороста в костер, следя, чтобы пламя не вырывалось из ямы. Йонмар надел доспехи, неуклюже, как человек, которому никогда не приходилось делать это самому. У него не хватало силенок носить доспехи целый день, но на привале он хотел себя обезопасить. Днем Йонмар взваливал свои доспехи на Альфонсо, но с кожаным кошелем у пояса не расставался ни на минуту.
        Все трое сидели у костра в молчании, а спустя полчаса вернулись Роуэн и Фельгор.
        - А мы с добычей! - объявил Фельгор, держа что-то в подоле рубахи. - Два кролика и дикий лук.
        - Это ты, что ли, добыл? - спросила Вира.
        - Кроликов подстрелил я, - сказал Роуэн, подходя к костру; на поясе треклятого щита болтались две тушки. - И лука нарыл. Фельгор, наш главный добытчик, набрал полный подол диких яблок, только они на вкус как дерьмо.
        - Яблоки не для нас, а для Альфонсо, - пояснил Фельгор, скармливая крохотные кислые яблоки ослу; Альфонсо довольно захрумкал, дергая ушами. - Вот видите? Ему нравится.
        Бершад пожал плечами:
        - И то дело. Тут, на вершине, травы почти нет.
        Роуэн выпотрошил кроликов, разрезал луковицы пополам и высыпал все в котелок. Все смотрели, как закипает вода.
        - Ах, как вкусно пахнет! - сказал Йонмар, одергивая кольчугу.
        - А на вкус дерьмо, - сказал Роуэн, помешивая похлебку. - Жаль, соли нет.
        - Соль, говоришь? - спросил Фельгор; он уже скормил ослику все яблоки, и теперь Альфонсо обнюхивал его рубаху, требуя угощения. Баларин подошел к костру, вытащил увесистый черный мешочек, распустил кожаную тесьму, лизнул палец и сунул его внутрь. К кончику пальца прилипли белые крупинки. - Ну что, четыре щепотки или пять?
        - Откуда это у тебя? - спросила Вира.
        - Стырил у аргельского блондинчика, как раз перед тем, как Бершад снес ему черепушку.
        Роуэн улыбнулся:
        - Охотник из тебя дерьмовый, Фельгор, но вот за это спасибо. Семь щепоток будет в самый раз.
        Фельгор добавил соли в котелок, Роуэн попробовал варево и одобрительно кивнул. Бершад отыскал свою трубку, набил ее альмирским табаком и добавил к нему крошки опиума, чтобы дать отдых усталым мышцам. Вокруг распространился маковый аромат, и глаза Фельгора радостно сверкнули. Бершад передал ему трубку: Фельгор накормил ослика и помог с ужином, так что наверняка заслужил пару затяжек.
        - А за что ты угодил в темницу? - спросил Бершад.
        - Невежливо расспрашивать пленника, как он заработал свои оковы, - сказал Фельгор, затягиваясь.
        - Но ты же больше не пленник.
        - Невидимые оковы держат пуще железных. Я по-прежнему пленник - и твой, и вот ее. - Фельгор указал на Виру, которая сидела на соседнем камне и точила клинок. - И даже если вы помрете раньше меня, я все равно останусь в плену этих гор.
        - Ну расскажи уже, не томи, - сказал Роуэн, не отрывая взгляда от кипящей похлебки.
        Фельгор предложил Вире затянуться, но вдова отмахнулась. Баларин не стал предлагать трубку Йонмару, а сразу вручил ее Бершаду. Потом задумчиво потер подбородок, скрывая улыбку на губах.
        - Меня заграбастали уроды в орлиных масках, когда я обчищал бордель в Незатопимой Гавани. В Туманном квартале.
        - Неужто за грабеж борделя отправляют на плаху? - спросил Бершад.
        - Ну, это зависит от борделя. Этот оказался не простой. Для особых… удовольствий.
        - Там дети были, что ли?
        Фельгор помотал головой.
        - Нет, там было заведение для благородных. Для самых упоротых поклонников глиняных божков. Ну знаете, для тех, кто устраивает оргии в полнолуние. Вот не совру, там их было человек пятьдесят, и все дрючили друг друга, чисто хряки со свиньями.
        Йонмар неловко заерзал, потому что Греалоры славились своими полночными оргиями в полнолуние.
        - А ты что, решил к ним присоединиться? - спросил Бершад, снова передавая трубку Фельгору.
        Баларин глубоко затянулся:
        - Не-а, такие благородные забавы не по мне. - Он выпустил струйку дыма. - Я туда забрался за золотом, серебром и драгоценными камнями, которые понатыкали в глиняных истуканов в человеческий рост. Ваши альмирские оргии - дорогое удовольствие.
        Бершад уперся спиной в сосновый ствол:
        - И как же ты попался?
        - Да как любой вор. На жадности. Раньше я грабил только пустые помещения, так оно безопаснее. Но тут не выдержал, решил поживиться. Там в одном божке был рубин размером с мой кулак. Я сообразил, что после оргии его наверняка унесут, поэтому и рискнул, пока они там все трахались. Но какой-то барон меня заметил, поднял тревогу, не вынимая елдака из чьей-то жопы. В общем… - Фельгор в притворном отчаянии всплеснул руками. - Ну а потом все как обычно: оковы, темница, кусачие крысы. Короче, до плахи мне оставалось пара дней, но какая-то голубоглазая вдова меня вызволила.
        - Хайден, - сказал Бершад. - Хайден ее зовут.
        - Ага, наверное, - кивнул Фельгор. - Так вот, значит, эта самая Хайден заявила, что у нее другие виды на мое будущее.
        - А что именно она тебе сказала? - спросил Бершад, которому хотелось понять, зачем Эшлин включила Фельгора в их отряд.
        - Сказала, что принцесса Эшлин заинтересовалась списком моих баларских подвигов. Уж не знаю, где она раздобыла этот список. У вас в Альмире преступников приводят к барону, а он уж наказывает, как ему взбредет в голову. В Баларии совсем не так - там преступников отдают под суд, а судебные разбирательства записывают, дословно. В Бурз-аль-дуне есть такое здание, где хранят все эти записи. Очень милое местечко, я оттуда кое-что воровал.
        - И что же такого интересного в твоем списке?
        Фельгор пожал плечами:
        - Когда мне было четырнадцать, меня арестовали в императорском дворце Бурз-аль-дуна, я там изображал из себя поваренка. Я ничего не украл, никто так и не выяснил, почему я затесался среди слуг, поэтому меня приговорили к трем ударам плетью и отпустили. Но проступок занесли в список, а запись сохранилась. «Тайное и незаконное проникновение в императорский дворец», ну или как-то так. Голубоглазая папирийка мне все это зачитала. - Фельгор сделал еще одну глубокую затяжку. - Так вот, эта самая Хайден спросила, смогу ли я снова пробраться во дворец. Я объяснил, что полной уверенности у меня нет, но эти напудренные сволочи вряд ли заткнули дыру, через которую я туда проник. Иначе все бы утопли в дерьме, ну, если вы понимаете, о чем я.
        - Нет, не понимаю, - сказал Бершад.
        - Короче, - продолжил Фельгор, так ничего и не объяснив, - потом она спросила, смогу ли я тем же путем провести во дворец кое-кого еще. Ну, я сказал, что да, кого угодно, лишь бы не толстых. Вот после этого меня и отдали Вире и этому уроду. - Он ткнул трубкой в сторону Йонмара.
        - А вы что молчали? Раньше нельзя было сказать? - спросил Бершад, укоризненно глядя на Виру с Йонмаром.
        Йонмар, потупившись, ковырял палочкой в земле:
        - Ох и любишь ты болтать, баларин.
        Фельгор откинулся на локтях и протянул к огню ноги в сапогах.
        - Ага, мне это уже говорили. Одна шлюха в Наропе так и сказала, что у нее еще никогда не было такого болтливого клиента. Представляете? Шлюха! А у нее клиентов было хоть отбавляй. Ну, наропские шлюхи - они на всю Терру знаменитые.
        Бершад повернулся к Вире, но та пожала плечами:
        - Я думала, принцесса Эшлин тебя предупредила.
        - Нет, не предупредила.
        Точно так же, как не предупредила остальных о том, что предстояло сделать Бершаду в императорском дворце. Бершаду все это не нравилось, хотя он понимал, что Эшлин поступила разумно.
        - Потому что тебя могут поймать, - сказала Вира, явно пришедшая к такому же выводу. - И запытать. - Она перевела взгляд с Бершада на Роуэна. - Чем меньше человеку известно, тем меньше он расскажет на дыбе, когда палачи будут выдирать у него ногти или запихивать его яйца в его же жопу.
        - А что, так делают? - спросил Фельгор.
        - Делают все, что угодно, лишь бы получить ответ на интересующие их вопросы, - сказала Вира.
        Все умолкли, только слышно было, как Роуэн помешивает варево в котелке и как Вира точит кинжал.
        - Готово, - объявил наконец Роуэн. - Изысканных яств не обещаю.
        Все ели молча, столпившись у котелка и передавая друг другу две большие ложки. Похлебка отдавала травой и землей, но Бершад так проголодался, что ему было все равно. Когда котелок опустел, Роуэн подставил его Альфонсо, и ослик вылизал посудину дочиста.
        - Спасибо за соль, - сказал Роуэн Фельгору, подкидывая поленце в костер.
        - Надо было еще и чеснока украсть, - добавил Бершад.
        - Или лаванды, - сказала Вира, глядя в огонь. - Дикий рис с лавандой - очень вкусно.
        - А что, папирийцы приправляют еду лавандой? - спросил Фельгор. - Я думал, лаванду добавляют в мыло, для запаха. Все шлюхи так делают.
        - Интересно, а ты все свои знания почерпнул из борделей? - спросила Вира.
        - Не-а, только половину.
        - Грязная скотина, - пробормотал Йонмар.
        - Можно подумать, ты, барон Грехор, борделей в жизни не видал.
        - Не Грехор, а Греалор!
        - А мне без разницы, - отмахнулся Фельгор и продолжал рассказывать о том, что узнал в борделях.
        Остальные обсуждали свои любимые приправы. Немного погодя Бершад почувствовал, что ему скрутило кишки, и отошел в сторонку.
        В сотне шагов от костра виднелся громадный валун. Каменные чешуйники не забирались так высоко в горы, поэтому Бершад спустил штаны и присел на корточки за камнем, оказавшись в одиночестве впервые с тех пор, как покинул замок в Незатопимой Гавани. Лишь теперь до него дошло, чем чревато его решение. Он на Вепревом хребте, в двух днях пути от ближайшего поселения. Позади трупы и еще один убитый дракон. Впереди - страна, где его казнят, если увидят. С каждым новым шагом оставалось все меньше шансов снова встретиться с Эшлин. При мысли об этом сдавливало грудь.
        Бершад закончил свои дела, недовольный тем, что расчувствовался, присев посрать.
        За деревьями глухо щелкнула тетива, и в бедро Бершада вонзилась стрела.
        - Йопт!
        Бершад упал на четвереньки, чудом не угодив в кучку собственного дерьма, и, путаясь в спущенных штанах, переполз к другому краю валуна. В паре десятков шагов от него послышалось сначала разочарованное восклицание лучника, промазавшего по легкой добыче, а потом шорох клинка, высвобождаемого из кожаных ножен.
        Бершад сглупил, отправившись посрать без оружия. По бедру, пронзенному стрелой, разливалась боль, согнутая нога пульсировала в агонии, но кость была не задета, так что обойдется. Бершад стянул штаны, подтер ими задницу и, свернув в тугой комок, швырнул в сторону привала. Штаны задели сосновую ветку и с хрустом обломали пару сучков.
        Лучник двинулся по следу обосранных штанов. Просто удивительно, как легко сбить с толку противника в темноте. Да и просто в драке. При виде обнаженного меча люди по большей части превращаются в перепуганных дураков. Шаги приближались. Бершад обогнул камень с другой стороны, чтобы не попадаться на глаза.
        Лучник остановился у валуна и огляделся. Бершад беззвучно скользнул к нему сзади. Противником оказался коротышка в медвежьей шкуре. Бершад запрыгнул ему на спину, обхватил обеими руками голову лучника и впечатал ее в бок валуна. Череп влажно хрустнул.
        Тело противника обмякло, но на всякий случай Бершад перевернул его, выхватил клинок из вялых пальцев и рубанул по горлу лучника. Кровь хлынула струей, и лишь тогда Бершад сообразил, что убил девчонку. Молоденькую, лет двадцати, с рыжими кудряшками и неимоверно кривыми зубами. В затуманенных глазах не было страха - только растерянность и недоумение.
        - Прости, красавица, - пробормотал Бершад и запоздало вспомнил, что сказал то же самое драконихе, убитой в Аргеле.
        С той стороны, где путники устроили привал, раздался лязг металла. Судя по всему, скожиты сначала выждали, когда один из них отойдет, а потом напали. Разумно. Бершад осторожно двинулся на звук, припадая на раненую ногу и согревая яйца левой рукой. Должно быть, соплеменники девчонки уверены, что она его подстрелила, и это давало Бершаду некоторое преимущество.
        Он подкрался к двум соснам. Под ними царил хаос. Скожитов было четверо. Отброшенный в сторону котелок катился с горки, из развороченной ямы вырывались языки пламени. Вира носилась между пылающих углей, уворачиваясь от здоровенного скожита в разномастных доспехах и звериных шкурах, который пытался достать ее огромным двуручным мечом. Скожит взмахнул клинком раз, другой, но оба раза Вира, поднырнув под клинок, всаживала в противника кинжал - сначала в бедро, а потом под ребра справа. Второй кинжал застрял в ране, а Вира скользнула в сторону, из-под меча скожита.
        Папирийских вдов обучают быстро убивать тяжеловооруженных бойцов - выматывать силы врага, увиливать от его ударов и пронзать жизненно важные органы так, что противник умирает от кровопотери, даже не успевая сообразить, что ему проткнули печень, легкие и сердце. Скожит, который гонялся за Вирой, явно хотел разрубить ее пополам, а потом вместе с соплеменниками расправиться с Роуэном. Вместо этого из него хлестала кровь, и он, считай, был уже трупом, только пока еще не догадывался об этом.
        Хотя Роуэну недоставало Вириной ловкости, он сражался яростно, как волк, загнанный в ловушку. На него набросились сразу два скожита, но один, с разрубленным черепом, уже распластался на земле и сучил ногами в предсмертных судорогах. Роуэн метко разил коротким мечом, отбиваясь от второго скожита, а потом, подобравшись поближе, стал пинать противника локтями, коленями и обитыми железом сапогами.
        Последний скожит преследовал Фельгора, выкрикивая хриплые ругательства на своем языке и размахивая каменной дубиной. Фельгор, безоружный и до смерти перепуганный, уворачивался от ударов и отступал все дальше от костра.
        Баларскому воришке грозила неминуемая смерть.
        Бершад, оставаясь в темноте, забрал вправо и, невзирая на резкую боль в раненом бедре, бросился на помощь. Скожит уже замахнулся дубиной, готовясь пробить Фельгору череп.
        Если Бершад нападал на кого-нибудь сзади, то не останавливался на полумерах. Ударом краденого меча он рассек по диагонали шею, ключицу и грудь противника. Клинок застрял в позвоночнике скожита, чуть выше пупка. Скожит попытался издать боевой клич, но в горле у него глухо забулькало, и он повалился на землю. На голые ляжки Бершада хлынул поток алой крови.
        У ног Фельгора вмиг образовалось багряное озерцо. Баларин тяжело дышал, обливался потом и трясся мелкой дрожью.
        Бершад выпустил из рук меч и посмотрел Фельгору в глаза.
        - Он - труп, а ты нет, - прохрипел драконьер, считая, что напоминание никогда не помешает.
        Остальных скожитов тоже убили. Роуэн вытирал кровь с меча. Вира, наступив на грудь поверженного врага, вытаскивала кинжал из раны. Ногу Бершада свело жуткой болью. Он сорвал с плеч Фельгора накидку, обвязал ее вокруг пояса, похромал к развороченному кострищу и уселся на землю.
        - А за тобой, значит, лучника отправили, - сказал Роуэн, кивая на стрелу, торчащую из ноги Бершада. - Я принесу бинты.
        Бершад рассеянно кивнул, оглядывая поляну. Альфонсо невозмутимо стоял в сторонке и щипал траву. Роуэн достал из переметной сумы бинты и склянку с драконьим мхом.
        - Давай только бинты, - сказал Бершад. - Рана пустяковая.
        Ему не хотелось, чтобы посторонние догадались о чудесных свойствах драконьего мха. Роуэн кивнул, спрятал склянку и вручил Бершаду бинты.
        - А где Греалор? - спросил драконьер, выдернув стрелу из раны.
        - С ним хреново, - поморщился Роуэн. - Его порешили первым делом. Мол, раз он в доспехах, значит самый сильный. Ну, кроме тебя, конечно.
        Роуэн подволок труп Йонмара к костру. Фельгор с Вирой подошли поближе.
        Во лбу молодого барона торчала стрела. На лице застыло раздраженное выражение, будто его отвлекли от какого-то важного дела.
        - Видно, у них было два лучника. Один подбил вот его, а второй - тебя, - хмыкнул Роуэн. - Повезло.
        Бершад вздохнул, наклонился, сорвал с трупа шкуру ягуара, аккуратно свернул и положил в огонь, представляя, как пепел улетает к морю. Потом он вынул белую раковину из мешочка на шее и вложил ее Йонмару в рот. Даже души мудаков заслуживают помощи, чтобы не заблудились по дороге к морю.
        После этого Бершад уселся на камень и, рассеянно потирая ноющую рану, погрузился в размышления. Эшлин говорила, что Йонмар во что бы то ни стало должен остаться в живых. Ну, тут не срослось. Бершад повернулся к Вире:
        - Йонмар сказал, что собирается провести нас в Баларию через Таггарстан. Ты не знаешь, как именно?
        Вира стерла кровь с кинжала и вложила его в ножны:
        - Нет, не знаю. Вроде бы Греалоры с кем-то там договорились.
        - Дай-ка мне его кошель, - попросил Бершад.
        Роуэн сорвал с пояса Йонмара кожаный кошель и бросил Бершаду. В кошеле оказался дрянной нож, мешочек с двадцатью серебряниками, измятый пергаментный свиток и резная палисандровая шкатулка.
        Первым делом Бершад развернул пергамент, прочитал, перечитал и недоуменно наморщил лоб.
        - Ну, что там написано? - спросил Фельгор.
        - Там написано: «Принеси это послание в „Семь якорей“, вручи его и плату таггарстанскому вампиру, и вас переправят в Баларию».
        - Таггарстанскому вампиру? - переспросил Фельгор. - Так и написано?
        - Я, вообще-то, умею читать, - сказал Бершад. - А что? Ты с ним знаком?
        Фельгор облизнул губы и покосился на труп Йонмара:
        - Нет, лично не знаком. Но кое-что слыхал.
        - Ну, так или иначе, он-то нам и нужен.
        - А что за плата? - спросила Вира.
        Все уставились на палисандровую шкатулку. Ее бока украшали резные изображения альмирских богов со звериными мордами и встрепанными космами. Бершад щелкнул серебряной застежкой, поднял крышку. В шкатулке лежал изумруд размером с кулак. Бершад взял его и поднес к огню:
        - Вот и ответ на твой вопрос.
        - Палец Этерниты мне в жопу! - ахнул Фельгор. - Ни хрена себе камешек.
        - Даже не думай его умыкнуть, - предупредил Бершад. - Не то я выбью тебе все зубы и продам тебя в бордель, будешь там за медяшку у всяких уродов отсасывать. Ясно тебе?
        Фельгор поморщился:
        - Слушай, что ты все время грозишь мне членовредительством? Не доверяешь, что ли?
        - Ну, о доверии мы еще поговорим. - Бершад закрыл шкатулку и отдал ее Роуэну. - Давайте-ка оттащим трупы подальше. Неплохо бы поспать. Завтра нам еще идти и идти.
        15
        Джолан
        Джолан проснулся часа через два после восхода солнца. Вот уже пять лет он так долго не спал, всегда вставал на заре. Даже скитаясь по альмирским джунглям после того, как покинул Выдрин Утес, он по привычке просыпался с рассветом, а несколько раз спросонья порывался приготовить кофе на несуществующей плите. Что ж, ливенель и пуховая перина - прекрасное снотворное.
        Джолана мучила жажда, а голова раскалывалась, будто мозгам внезапно стало тесно в черепе. Наконец-то он понял, от каких ощущений пытались избавиться пьянчужки в Выдрином Утесе, когда вваливались в аптекарскую лавку после разгульной ночи в таверне и требовали какого-нибудь зелья, чтобы унять боль.
        Вообще-то, Джолан знал, как приготовить настойку, избавляющую от похмелья, но для нее требовались четыре ингредиента из драконьего логовища: божий мох, икра зеркальной лягушки, плоды пурпурной лианы и дайновая завязь. Вот только где их сейчас взять?
        - Не судьба, - пробормотал он, сел, осмотрелся и чуть не обосрался от страха.
        В кресле у круглого окна во всю стену комнаты сидел Гаррет. На нем был кожаный дорожный плащ с темными полосами на плечах и рукавах - то ли копоть, то ли просто грязь. Гаррет курил трубку, а на коленях у него лежал охотничий нож.
        - Ну, как тебе перина? - спросил Гаррет, выдувая два завитка дыма из ноздрей.
        - Я и не подозревал, что сон - это удовольствие, - ответил Джолан. - Спасибо.
        Гаррет посмотрел в окно.
        - У меня с рукой что-то неладно, - сказал он.
        - Ну, она поноет еще пару недель. Багряная Башня не избавляет от боли.
        - Боли я не боюсь. А вот пальцы меня не слушаются, онемели и покалывают. Я даже не могу сжать кулак.
        Джолан недоуменно наморщил лоб. Может, драконий клык зацепил не только мышцу, но и задел нерв или сухожилие?
        - Дай-ка взглянуть.
        Гаррет протянул руку. Джолан подошел к нему и размотал повязку. Рана заживала нормально - затянулась коркой запекшейся крови, ни воспаления, ни нагноения. Но кончики пальцев Гаррета побелели, будто он долго гулял по морозу без рукавиц.
        - Плохо дело, - вздохнул Джолан.
        - Что случилось? - спросил Гаррет.
        - Драконья гнусь.
        - Это не ответ.
        - Ну, такое осложнение. Тебя цапнул озерный хрипун. Крошечная частичка его клыка откололась, попала в кровяную жилу, застряла где-то у запястья, и теперь там разлагается.
        - А ты можешь ее извлечь?
        - Ох, боюсь, я не справлюсь с такой сложной операцией. Как бы хуже не стало. Есть особое зелье, оно помогает, но для него нужны ингредиенты из драконьего логова. - Джолан прикинул, что хранится в его суме.
        - Мне сейчас нельзя задерживаться в Заповедном Доле, - вздохнул Гаррет. - В твоем распоряжении не больше часа. Ты сможешь вылечить меня или нет?
        Джолан облизнул губы.
        - Настойка кружевной лимонницы и имбирь у меня есть, не хватает только заразихи. Если принимать эту смесь в течение семи дней, то, наверное, все пройдет.
        - Наверное?
        - То есть пройдет, конечно, - торопливо закивал Джолан. - Все пройдет. У здешнего алхимика должна быть заразиха. Аптекарская лавка здесь, неподалеку. Но заразиха дорого стоит.
        Гаррет достал из внутреннего кармана пять золотых монет.
        - Вот, ступай и разбуди алхимика. Мне нельзя здесь оставаться.
        Джолан выбежал на улицу, проклиная себя за недосмотр. Мастер Морган такого бы не допустил. Может, кусочек отломился от клыка, потому что Джолан слишком резко выдернул его из раны? А может, он неправильно рассчитал дозу обезболивающего?
        - Нет, - прошептал себе под нос Джолан. - Тогда бы онемела вся рука. Тут явно драконья гнусь.
        Он так глубоко погрузился в размышления, что не заметил, как по всему городу тревожно зазвенели колокола, а все прохожие устремились в одном направлении. Многие указывали куда-то вдаль, за тракт.
        - Это барон Греалор! - сказал какой-то дочерна загорелый тип рядом с Джоланом. - Я его накидку признал.
        - А вот и нет, - возразил его спутник.
        На другом конце улицы завизжала женщина. Сквозь толпу проталкивался отряд суровых воинов с мечами наголо.
        - Расступись! - кричал командир. - Не подходите к замку! Займитесь делом!
        Его никто не слушал. Толпа хлынула следом за солдатами.
        Джолан увидел аптекарскую лавку на противоположной стороне улицы, но людской поток и любопытство увлекли его за собой, к тракту. Джолан сдался и начал проталкиваться сквозь толпу, чтобы посмотреть, что там происходит; к алхимику он успеет и попозже.
        Джолан свернул за угол.
        В пасти каменного ягуара болтался повешенный.
        Статуя ягуара красовалась на крыше громадного особняка. Ветер легонько раскачивал труп на длинной пеньковой веревке, закрепленной на морде зверя, локтях в тридцати над землей. Зевакам были хорошо видны подошвы дорогих кожаных сапог. Пунцовое лицо искажала жуткая гримаса. С сапога капала моча.
        - Говорю же, это барон Греалор, - повторил загорелый тип. - Неделю назад я видел, как он въезжал в город, а на плечах у него была точно такая же шкура ягуара. - Он смачно сплюнул. - Редкий мудак.
        - А зачем он приезжал? - спросил Джолан.
        - Собирал войско, чтобы повести бойцов в Незатопимую Гавань. Ну, куда уж теперь…
        - Если это Элден Греалор, то какого хрена он здесь, а не в замке?
        Загорелый тип ухмыльнулся:
        - Так все ж знают, что Элден держит здесь любовниц. У него их несколько, одна другой краше.
        - Врешь ты все. И никакой это не барон Греалор. Если всех верховных баронов перевешают на каменных ягуарах, то нам тем более не поздоровится.
        - Между прочим… - Загорелый тип задумчиво почесал подбородок. - Тут недавно в Глиновале барон Тибольт ракушку проглотил. Ну, мой племяш так говорит, хотя кто его знает, он мастер сказки сочинять.
        - Сказки? Это теперь всякую ложь так называют?
        - Глиновал… - пробормотал Джолан.
        С Гарретом они встретились в нескольких днях пути от Глиновала.
        Джолан начал протискиваться к аптекарской лавке. Навстречу ему шагали три воина в зеленых табардах и черных кольчугах, с масками ягуара у пояса. Похожую маску Джолан видел в Выдрином Утесе, у Бершада, только эти были не такие страшные. Значит, это бойцы из воинства Ягуара, бывших отрядов Бершада. Теперь они служили Греалорам, но сохранили старые маски, а не заменили их медвежьими - символом нового господского рода. Морган иногда упоминал о них, говорил, что за такую дерзость обычно отправляют на виселицу, но в воинстве Ягуара служили самые храбрые и ловкие бойцы во всей Терре, поэтому им многое сходили с рук, лишь бы они сражались там, куда их пошлют.
        Три солдата разглядывали повешенного.
        - И как его оттуда снимать? - спросил один.
        - Сначала надо попасть в особняк, - сказал другой. - Камберленд говорит, что воины Греалора забаррикадировали вход и никого не впускают. Они решили, что это мы с ним расправились.
        - О боги, они что, на драку нарываются?
        - Ну, если б я командовал бойцами, которые повесили своего господина, то я бы тоже валил все с больной головы на здоровую. Все равно в столице нас по-прежнему считают сторонниками Бершада.
        Первый солдат покачал головой:
        - Охренеть. Ладно, давай-ка соберем наших.
        Хозяйка аптекарской лавки только-только открывала дверь.
        - Там что, карманника поймали? - спросила она Джолана.
        Он не стал отвечать, ведь стоит рассказать ей, что случилось, она тут же закроет лавку и побежит глазеть.
        - Мне пол-унции заразихи и стерильную склянку. - Он показал хозяйке золотые монеты. - Только побыстрее, пожалуйста.
        Спустя полчаса Джолан вернулся на постоялый двор. Гаррет курил трубку и смотрел в окно. Охотничий нож висел в ножнах у пояса.
        - Там какого-то барона убили, - сказал Джолан.
        Он распаковал покупки, достал ступку и пестик и начал растирать заразиху.
        - Правда, что ли?
        - Повесили на статуе ягуара над улицей. Так и болтается у всех на виду. Толпа собралась, не протолкнешься.
        - А может, он сам повесился? От расстройства.
        Джолан на миг замер, неожиданно сообразив, что мог бы и не возвращаться, а раствориться в огромном городе, бросив этого загадочного, неприметного человека на произвол судьбы. Он посмотрел на Гаррета и продолжил смешивать целебное зелье.
        Он растер заразиху в порошок, высыпал в склянку, добавил настойку кружевной лимонницы из аптекарской лавки Моргана и невольно поморщился, сообразив, что придется израсходовать весь запас. Кружевная лимонница встречалась куда реже заразихи, и стоила целое состояние. За одну склянку можно было выручить мешок золота, а не несколько монеток. Но без лимонницы зелье не подействует, и, хотя Джолан все больше и больше побаивался Гаррета, совесть не позволяла ему схитрить. Он отрезал четыре толстых ломтика имбиря и добавил их в склянку. Настойка кружевной лимонницы смешается с порошком заразихи, и полученное зелье нейтрализует драконью гнусь в теле Гаррета. Имбирь был просто для вкуса.
        - Готово? - спросил Гаррет.
        - Да. - Джолан заткнул склянку пробкой, обернул кожаным лоскутом, чтобы не разбилась в дороге, и вручил Гаррету. - Принимай по глотку в день. Через пару дней к руке вернется подвижность, но продолжай пить зелье, пока склянка не опустеет. Это очень важно.
        Гаррет встал, отпил глоток из склянки и сунул ее в котомку из козьей шкуры.
        - Я снова перед тобой в долгу, Джолан, - сказал он, неловко протянув вперед левую руку.
        На раскрытой ладони лежали пять золотых монет. Джолан посмотрел на деньги, потом перевел взгляд на правую руку Гаррета, свободно опущенную к бедру, чуть ниже рукояти острого охотничьего ножа.
        - Ничего подобного, - сказал Джолан. - И денег мне не нужно. Честное слово. Я просто… я так мечтал увидеть логовища драконов Дайновой пущи.
        16
        Гаррет
        Мальчишку убивать не хотелось, но, на свою беду, тот был слишком сообразителен. Гаррет протянул Джолану деньги, выжидая удобного случая перерезать ему горло. Но мальчишка не двигался, а просто стоял и смотрел на Гаррета. Не ныл. Не умолял. Чем понравился Гаррету еще больше, но это ничего не изменяло. Мальчишка должен был умереть.
        На скрипучих ступеньках за дверью загрохотали шаги. В комнату ворвались три стражника в черных кольчугах, с медвежьими масками у пояса. Один - сержант, второй - одышливый толстяк, а третий - худощавый и осмотрительный, задержался у входа. Все были готовы обнажить мечи. А зря. В небольшой комнате неудобно орудовать длинными клинками. Надо было вытащить их из ножен еще на лестнице.
        Сержант с вислыми брылями и заспанными глазами подступил к Джолану:
        - Ты Джолан из Выдриного Утеса?
        - Я… нет, - ответил Джолан.
        Сержант оглядел комнату, заметил алхимические приспособления и суму с травами, принюхался и сплюнул на пол.
        - Очень странно, - заявил он. - Потому что ты точь-в-точь подходишь под описание, а обычные мальчишки не таскают за собой алхимическую хрень. Разве что ученики алхимиков. Точнее, бывшие ученики.
        - В чем дело, сержант? - спросил Гаррет. Ему очень не хотелось ввязываться в разборки. Разборки привлекают внимание, а лишнее внимание ему сейчас было ни к чему. Он и так опаздывал.
        - Этот малец спалил аптекарскую лавку барона Нимбу на севере Альмиры, а потом сбежал. А барон Нимбу такого не любит. Вот уже месяц стражи объявляют о награде за поимку беглеца - в тавернах, на дорогах, в общем, повсеместно. Долго ли, коротко ли, но и до нас, на юге, дошла весть. Ты что, надумал отсидеться в Заповедном Доле, а?
        - Никакой я не Джолан, - сказал Джолан. - Я из Вересковой пади, это на…
        - Заткнись! - отмахнулся сержант. - Элден Греалор болтается в петле и заливает мочой центральную площадь. У меня нет времени разбираться с юными лжецами. Пусть какой-нибудь барон этим занимается. - Заспанные глаза уставились на Гаррета. - А ты с ним, что ли?
        - Типа того, - ответил Гаррет.
        Врать было бесполезно, - скорее всего, мальчишку заложил хозяин постоялого двора.
        Сержант задумался, провел языком по передним зубам, не сводя глаз с Гаррета.
        - Значит, пойдешь с нами, до выяснения…
        Гаррет метнулся вперед и всадил охотничий нож в правое ухо сержанта. Серебристый кончик клинка высунулся из левого виска, выдавив из раны кусочек мозга. Заспанные глаза сержанта на миг сверкнули, а потом закатились. Колени подогнулись. Гаррет выдернул нож и оттолкнул труп на толстяка, который запоздало дернулся, но не устоял на ногах и отлетел к дальней стене.
        Гаррет бросился влево, чтобы перерезать горло третьему стражнику, но тот каким-то чудом ухитрился обнажить меч и отбил атаку. Охотничий нож звякнул о металл меча, и руку Гаррета свело судорогой. Он машинально саданул по горлу противника левой рукой, но драконья гнусь не позволяла сжать пальцы в кулак, поэтому смертельного удара не получилось.
        Стражник задохнулся, но все-таки занес меч для ответного удара. Надо же, какое невезение - среди стражников оказался ловкий боец, обычно эти придурки не умеют пользоваться оружием. Гаррет отскочил, уклонившись от взмаха меча, который разрубил бы его от ключицы до легкого, потом сжал нож обратным захватом и приготовился к следующей атаке. Внезапно к нему бросился толстяк и сбил с ног. Гаррет упал, а толстяк всем телом навалился на него.
        И тут то ли сказалось умение убийцы, то ли просто улыбнулась удача, но охотничий нож Гаррета вонзился толстяку в глаз. Кровь хлынула Гаррету в лицо. Челюсти стражника сомкнулись с такой силой, что три зуба раскрошились.
        Третий стражник двинулся к Гаррету, потирая горло и шипя:
        - Ну, сволочь…
        Он занес клинок.
        Гаррет знал, что закончит жизнь в схватке, но не представлял такого бесславного конца: распростертый на полу, залитый чужой кровью, а вдобавок - придавленный тушей стражника.
        Внезапно в висок худощавого стражника ударил метко пущенный каменный пестик. Стражник упал как подкошенный - то ли убит, то ли оглушен. Гаррет выдернул нож из глазницы толстяка, встал и перерезал горло единственному оставшемуся противнику.
        Дрожащий Джолан скорчился в углу, глядя на кровавую бойню, и быстро, прерывисто дышал.
        - Ты собирался меня убить, - сказал он, не отводя глаз от трупов.
        - Да.
        Джолан вздохнул и посмотрел на Гаррета:
        - Ну, убивай.
        17
        Бершад
        После гибели Йонмара путники двигались быстрее.
        Фельгор с каждым днем становился все бодрее и выносливее, несмотря на долгие лиги пути и скудную еду. Часть краденой соли помогла Роуэну завялить кроличье мясо, чтобы было что пожевать в дороге.
        Вира полюбопытствовала у Фельгора, что происходит.
        - Это все солнышко, - ответил он. - Балары - как подсолнухи. Все, что нам нужно, - солнечные лучи и немного воды.
        - Значит, мы на тебе еды сэкономим, - сказал Роуэн.
        - Я сказал «как подсолнухи». Это метафора. Ну, когда говорят об одном, а на самом деле это символ…
        - Я знаю, что такое метафора, - буркнул Роуэн.
        - Да-да, - закивал Фельгор. - Конечно, дражайший Роуэн, ты знаешь, что такое метафора.
        Роуэн забормотал себе под нос что-то о подсолнухах, похлебке и придурочных баларах, но Бершад заметил, что его треклятый щит перестал относиться к вору с неприязнью. Роуэну всегда нравились изгои и бунтари.
        Вот уже который день они шли звериными тропами, избегая дорог пошире, которыми наверняка пользовались скожиты. Земля была каменистая, кое-где поросшая колючей травой и покрытая нетающим снегом в тени скал. Когда Бершад впервые оказался на этом перевале, балары схватили его у озера, недалеко от вершины горы. Бершад пытался отыскать взглядом два утеса, высившихся над озером, но со стороны Галамара горы выглядели иначе. А когда его выпроваживали из Баларии, он не удосужился запомнить обратную дорогу.
        Бершад остановился напиться, и Фельгор, пыхтя, подошел к нему.
        - Давно хотел тебя поблагодарить, - заявил Фельгор.
        - За что? - буркнул Бершад, утирая пот с бороды.
        - Если б не ты, мне проломили бы черепушку, - сказал Фельгор и прищурился, всматриваясь в даль. - Так что спасибо.
        Бершад опустил бурдюк с водой, внимательно поглядел на Фельгора. Ничего не сказал.
        - Слушай, а чего ты такой угрюмый? - спросил Фельгор. - Ты ж целыми днями только и делаешь, что всех спасаешь. Вон, город спас. Меня спас. Только Йонмара не спас, но, если честно, он меня достал. Так что этого благородного мудака мне не жалко ни капельки.
        Бершад по-прежнему молчал. Фельгор отошел.
        - Вот однажды все переменится, - проворчал Бершад ему вслед. - И мне к горлу приставят клинок. - Он протянул Фельгору бурдюк. - Вот тогда и отблагодаришь, если сможешь. Договорились?
        После нападения скожитов все согласились, что ночью не стоит разводить костров. Вместо этого Бершад, Роуэн и Фельгор сидели, кутаясь в накидки, и жевали вяленую крольчатину. Вире холод был нипочем. По ночам она накрывала Альфонсо запасной накидкой.
        - Знаешь, вот ты первая женщина, которая переносит холод лучше мужчин, - сказал Роуэн. - Моя жена всегда жаловалась на сквозняки.
        - У тебя была жена? - спросил Фельгор.
        - А что, в это трудно поверить?
        Фельгор не ответил, только поплотнее закутался в свою накидку.
        - Холод - понятие относительное, - сказала Вира. - Я знаю, что такое настоящая стужа.
        - Откуда?
        - Папирийский архипелаг тянется далеко на север.
        - А ты оттуда родом? - спросил Фельгор.
        - Нет, там уже давно никто не живет. Но вот уже сотни лет, как там обучают вдов. На острове Рорику, в северной оконечности архипелага, есть гора, которая даже в самое жаркое лето покрыта толстым слоем льда. Там я провела восемнадцать лет.
        - Ну и как оно? - спросил Роуэн. - В смысле, обучение.
        - Холодно. Очень холодно. Так холодно, что многие мои сестры-вдовы замерзали насмерть.
        - А зачем тогда обучение? - спросил Бершад.
        - Те, кто проходит обучение, заслуживают право на акулий доспех. Жизнь вдовы посвящена защите королевского рода. Папирийскую императрицу денно и нощно охраняют сто восемь моих сестер. - Вира пожала плечами. - Я мечтала стать одной из них.
        - А теперь, наверное, ссышь кипятком от возмущения, потому что вместо этого бегаешь по горам с чужеземными мужиками, гоняешься за альмирской принцессой, - сказал Фельгор.
        - Можно и так сказать. - Она поправила выбившуюся прядь волос. - Но во всяком случае, здесь не холодно.
        Все рассмеялись. Бершад, пристально смотревший на Виру, вдруг увидел, что по ее лицу скользнуло странное выражение. Печаль.
        Роуэн тоже это заметил.
        - Я только сейчас сообразил, что, наверное, ты - вдова Каиры, - сказал он.
        Вира медленно кивнула.
        - Да. Я была с Каирой почти с самого ее рождения. - Она осеклась и уставилась на свои кулаки. - И никогда себе не прощу, что ее похитили у меня из-под носа.
        - Ну, твоей вины в этом нет, - сказал Роуэн. - Никто не в состоянии ни на секунду не упускать человека из виду.
        - Дело не в этом. Я дала слово ее защищать и нарушила эту клятву. Мне нет прощения.
        Все умолкли. Бершад представлял себе, как тяжело Вире. Ему была хорошо знакома эта боль - он и сам испытывал нечто подобное.
        - Каира жива, - прервал молчание Бершад. - И ты тоже. Не кори себя. Слезами горю не поможешь. Лучше думай о предстоящем деле.
        Вира ничего не сказала, но немного приободрилась.
        - Когда меня заклеймили, - сказал Бершад, пытаясь развеять всеобщее уныние, - Каира была совсем малышкой. А какой она стала, когда подросла?
        Поразмыслив, Вира ответила:
        - Красавица. Веселая. Кого хочешь насмешит. На нее всегда обращали внимание - на любом пиршестве, на любом празднике. В нее влюблялись с первого взгляда.
        - Такая принцесса как раз по мне, - пробормотал Фельгор.
        Вира пожевала губу.
        - Но она часто бывает шальной и безрассудной. Обиды помнит долго, а коварством превосходит сестру. У нее порывистая, страстная натура.
        - Дайте две, - заявил Фельгор, мечтательно зажмурив глаза.
        - Эй, ты поосторожнее, баларин. За такие слова я однажды сломала руку какому-то молодому барону.
        Фельгор умоляюще сложил руки, но глаз не открыл.
        - Так я ж никого не хочу обидеть, паучок.
        Через несколько дней путники вышли к реке. Синий поток сбегал с гор, срываясь с высоких утесов, и разбивался о скалы.
        - Надо перебираться на другой берег, - сказал Бершад, перекрикивая рев воды.
        - А как? - спросила Вира.
        Поток был таким стремительным, что переправиться через него было невозможно - ни здесь, ни где-нибудь в другом месте.
        Бершад кивнул:
        - С противоположного берега в горы ведет надежная тропа. А если идти вдоль реки, то мы обязательно где-нибудь застрянем. Помнится, мы где-то здесь и переправлялись, когда меня выпроваживали из Баларии.
        - И правда, как? - спросил Фельгор, глядя на быстрое течение.
        Бершад пожал плечами:
        - Ну, осенью река была помельче и поспокойнее. А теперь весна, снег тает, река бурная и полноводная…
        - В общем, другая река, - сказал Роуэн. - И как сейчас через нее перебраться?
        Бершад окинул взглядом любопытные лица спутников и указал на сотню ярдов вверх по реке, где в воде виднелся ствол поваленного дерева.
        - Так оно насквозь прогнило, - сказал Роуэн, подойдя поближе. - Осел споткнется, упадет в воду и утонет.
        - Да ладно! Немного намокнет - и все. Мы и не через такие реки перебирались.
        - Так ведь это когда было? Лет десять назад…
        Бершад посмотрел на ствол. Да, похоже, дерево подгнило, но верхушка ствола, упиравшаяся в противоположный берег, была шага три шириной в самом узком месте, так что вряд ли найдется переправа получше. Каменистый берег, на котором были путники, порос густым лесом. Если отойти от реки, то легче легкого заблудиться и сбиться с дороги.
        - Значит, сначала вор, потом осел.
        Как ни странно, Фельгор обрадовался.
        - Ну что, прыг-скок? - с затаенной надеждой спросил он.
        - Именно что прыг-скок, - сказал Бершад.
        - Я не возражаю.
        Фельгор швырнул свою суму на противоположный берег и на цыпочках прошел по стволу, раскинув руки и осторожно переставляя ноги. Он соскочил с другого конца ствола и картинно раскланялся. Глаза у него забегали, оценивая расстояние до спутников. Казалось, что ему сообщили какой-то секрет и он не мог поверить своему счастью. Бершад двинулся к стволу, но его опередила Вира.
        Она сделала два шага вперед, отцепила пращу с пояса и вложила в нее свинцовые пульки.
        - Похоже, тебе вскружили голову странные мысли, Фельгор, - сказала Вира. - Ты лучше гони их прочь. Как только ты повернешься, заработаешь свинцом под колено, станешь хромоножкой, и по горам тебя повезет Альфонсо. Ему не впервой.
        Фельгор поджал губы:
        - Знаешь, паучок, в один прекрасный день ты научишься мне доверять.
        - Но не сегодня.
        Бершад кивнул Вире:
        - Теперь Альфонсо.
        Роуэн вздохнул, взял осла под уздцы и повел по стволу за собой. Альфонсо обнюхал странный мостик, попробовал его копытом, фыркнул и пошел следом за Роуэном.
        На середине реки ствол начал крошиться.
        - Быстрее, Роуэн!
        Роуэн что-то пробурчал и двинулся дальше мелкими осторожными шажками. Шагах в трех от берега ствол рассыпался в щепки.
        Альфонсо испуганно заржал и рванулся вперед, молотя копытами по трухлявой древесине. Бурный поток уносил обломки дальше. Осел ткнулся мордой в Роуэна, тот споткнулся и, повалившись в воду, чудом уцепился за каменистый берег. Альфонсо уперся копытами в поясницу Роуэна и выбрался на твердую почву. Прогнивший ствол переломился пополам, и его смыло водой.
        - Немного намокнет, говоришь? - крикнул Роуэн, потирая спину. - Ну ты и сволочь!
        Альфонсо, забыв о недавней смертельной опасности, невозмутимо щипал травку. Бершад поглядел на Виру:
        - Что ж, придется искать другой брод.
        Вира ловким движением вынула свинцовые пульки из пращи и сунула их в кошель.
        - Баларин должен провести меня в императорский дворец. Я не хочу надолго упускать Фельгора из виду. Может, выше по течению удастся перейти на другой берег?
        - Не знаю, - буркнул Бершад, всматриваясь в лесную чащу.
        Вдоль реки пойти не получится: на этом берегу высился отвесный утес, а лес был такой густой, что через него не пробраться.
        - Что делать будем? - крикнул Фельгор с другого берега.
        - Там чуть дальше начинается тропа, - ответил Бершад, перекрывая шум воды. - Она ведет к драконьему логовищу. Вот там нас и подождете.
        - А это далеко? - спросил Роуэн.
        - Для вас - день пути, может, чуть меньше. А мы отыщем брод и подойдем чуть позже.
        - Доспехи возьмешь?
        - Нет, только маску. И копье, - ответил Бершад, зная, как тяжело в доспехах карабкаться по горам.
        Роуэн кивнул, подошел к Альфонсо, снял с седельной луки маску ягуара, обвязал ее пустым бурдюком и швырнул через реку. Бершад поймал сверток, повесил бурдюк на плечо и пристроил маску на крючок у пояса. Потом Роуэн метнул копье, чуть правее Бершада, который перехватил его в воздухе.
        - Идите вдоль реки, так не заблудитесь, - снова напомнил Бершад и обернулся к Вире. - Готова?
        Она кивнула и жестом показала Бершаду, мол, веди. Роуэн и Фельгор уже скрылись в зарослях на тропке, которая лениво вилась по горе на противоположном берегу.
        Ярдов через сто Бершад и Вира оказались среди огромных валунов в сумрачном лесу. Поначалу они пытались идти вдоль берега, надеясь отыскать еще один брод, но часа через три, взмокшие и исцарапанные ветвями и острыми краями камней, сообразили, что дальше придется пробираться на карачках.
        Бершад остановился и, свесившись с высокого камня, стал набирать воду в бурдюк, держа его обеими руками, чтобы не унесло бурным течением.
        - Нет, по берегу дальше идти невозможно. - Он сделал несколько глотков из бурдюка и передал его Вире.
        - Согласна, - кивнула она.
        Бершад отыскал узкий скалистый уступ, по которому можно было пройти, но он вел в другую сторону. Если не найти какое-нибудь ущелье, по склонам которого можно спуститься к реке, то они потеряют много времени, но другого выхода не оставалось.
        Почти все утро они шли вдоль хребта, а к полудню Вира внезапно остановилась и сказала:
        - А ты больше не хромаешь.
        - Чего? - Бершад обернулся к ней.
        - Тебе же стрела пробила ногу. Вчера ты хромал, - недоуменно сказала Вира.
        Бершад посмотрел на свое бедро и потер его. Рана затянулась даже без помощи божьего мха, гораздо быстрее, чем у обычного человека.
        - Я привык к боли.
        - Нет, тут дело не в этом, - возразила Вира. - Стрелу выпустили ярдов с пятидесяти, она вонзилась глубоко в мышцу.
        Бершад пожал плечами. На самом деле стрелу выпустили с тридцати ярдов.
        - Ты вообще не смог бы ходить.
        - А я могу, - ответил Бершад. - И хорошо, что могу. Иначе тебе пришлось бы меня нести.
        О том, как быстро заживают его раны, до сих пор не знал никто, кроме Роуэна. Бершад сообразил, что ему следовало бы быть осторожнее.
        Вира продолжала удивленно смотреть на него.
        - А какая у тебя была самая тяжелая рана?
        - Знаешь, сейчас не время это обсуждать.
        Бершад двинулся дальше по скалистой тропе, но Вира его задержала, положив руку на плечо:
        - Нет уж, рассказывай.
        Бершад не мог рассказать ей, что серокрылый кочевник цапнул его за живот так, что кишки вывалились наружу. Дракон оставил Бершаду не только клык, из которого был сработан кинжал, но и два круглых шрама размером с яблоко на животе, там, где сомкнулись драконьи челюсти. Роуэн заткнул раны божьим мхом и две недели волочил Бершада Безупречного на носилках, ожидая, что тот вот-вот помрет. Однако на третью неделю Бершад уже ходил, а на четвертую - снова убивал драконов.
        - Однажды красноголов чуть не оттяпал мне ступню, - сказал Бершад.
        - Что сделало бы тебя калекой, - сказала Вира.
        - Наоборот, это сделало меня самым везучим мудаком во всей проклятой Терре, - с невольной злостью огрызнулся Бершад. - Мы так и будем весь день здесь байки травить или все-таки пойдем?
        Вира отступила на пару шагов и посмотрела на него как на норовистую лошадь, на которой придется скакать.
        - Ладно, - вздохнула она. - Пойдем.
        Они шли уже несколько часов, но возможности спуститься к реке так и не представилось. К вечеру Бершад и Вира выбрались на плато, заваленное древним камнепадом у крутого утеса, на который все же можно было забраться.
        - Вот на утесе и подождем, - сказала Вира.
        - Чего?
        - Если за нами погоня, то лучше всего встретить преследователей здесь.
        Бершад сообразил, что она права, и продел копье в петлю ремня на спине.
        - Ладно. - Он начал карабкаться на огромный валун у подножья утеса, с трудом отыскивая выступы, за которые можно было ухватиться.
        Вира хрипло хохотнула, подступила к камню и ловко взобралась на него.
        - Смотри не соскользни, - сказала она, залезая все выше и выше.
        Бершад, тяжело дыша, добрался до первого уступа на утесе, и Вира помогла ему перевалить через край. Уступ оказался площадкой размером шагов в сорок.
        - Темнеет, - сказала Вира, глядя на западный край неба.
        - Наверное, тут и заночуем, - сказал Бершад. - Если в сумерках полезем выше, легко сорваться.
        - Это тебе легко сорваться. Ты карабкаешься, как пьяный младенец.
        Бершад оставил подколку без ответа, вглядываясь в чащу и в россыпи камней внизу.
        - Думаешь, за нами увязались скожиты?
        - А что бы сделал ты, если бы какие-то чужаки вторглись в твои владения и убили твоих друзей? - спросила Вира.
        - У меня нет друзей, - ответил Бершад. - Но я понимаю, о чем ты.
        Он присел в тени нависшего камня. Вира пристроилась рядом, так близко, что до Бершада доносился запах папирийского ароматического масла в ее волосах. Плато внизу прекрасно просматривалось, но их самих было не видно.
        Потянулись часы ожидания. Бледный свет луны озарял скалы и деревья. Под ногами Бершада шмыгали мыши, искали съестного. С ближайшего дерева слетела сова, и мыши прыснули в разные стороны. Сова, хлопая крыльями, скрылась в темноте.
        Бершад хотел спросить у Виры про папирийских сов, но она напрягла плечи и застыла. Бершад, не двигаясь, оглядел плато, пытаясь сообразить, что ее напугало. Если бы скожит не моргнул как раз в тот миг, когда взгляд Бершада скользнул по нему, драконьер пропустил бы два глаза, сверкнувших во тьме.
        Над изможденной физиономией скожита топорщилась всклокоченная шевелюра. Он долго всматривался в ночь, а потом беззвучно исчез.
        Почти полчаса Вира с Бершадом не двигались и не разговаривали. Наконец Вира еле слышным шепотом спросила:
        - Ну что?
        - Не знаю. Он вел себя очень осмотрительно, наверняка подозревает, что здесь кто-то есть. Мы оставили за собой слишком явные следы.
        - Согласна. И что дальше?
        Ответ на вопрос дали скожиты. Вдали - ярдах в четырехстах от того места, где Бершад и Вира сошли с тропы, - вспыхнул желто-оранжевый огонек костра и вскоре увеличился до яркого столпа света среди темных деревьев.
        - Хреново, - пробормотал Бершад.
        Вира беззвучно растянулась на камнях и подползла к краю утеса.
        - Они так долго следили за нами украдкой, а теперь развели костер? - шепнула она Бершаду. - Это неспроста.
        - Может, они решили, что потеряли след?
        - Ты сам-то этому веришь?
        - Нет, - вздохнул Бершад. - А если б и верил, то все равно не хочу лазить по горам, постоянно оглядываясь. Из твоей пращи пульки далеко летят?
        - Если кого замечу, убью. Но надо размахнуться хорошенько, а здесь маловато места. - Вира указала на костер. - В темноте, да еще и среди деревьев, можно сделать пару удачных бросков, не больше. Пращой удобнее пользоваться на открытых пространствах.
        Если скожитов больше четырех, то Бершада с Вирой ждали большие неприятности.
        - Давай-ка проверим, - предложил Бершад. - Тихонечко.
        - От тебя слишком много шума, - сказала Вира. - Да еще и вот это. - Она ухватила его косички, поморщилась, выпутала из своей прически два кожаных шнурка и связала волосы Бершада в тугой узел. - Так хоть звенеть не будет, но кольца у тебя в волосах отражают лунный свет получше любого зеркала.
        Бершад пожал плечами:
        - Если начать их снимать, мы провозимся до рассвета.
        Они бесшумно спустились с утеса и направились по плато к костру, а в нескольких сотнях шагов от огня поползли к стоянке скожитов, прижимаясь к земле и прячась в густых зарослях молодого сосняка.
        У костра сидели шестеро, жарили горную козу. Все были одеты в звериные шкуры и разномастные доспехи, как и те скожиты, которые недавно напали на путников. Однако эти дикари явно сняли с врага доспехи подороже - стальные кольчуги, чешуйчатые латные рукавицы, а у одного был даже новехонький позолоченный нагрудник.
        - Думаешь, они переправились через реку? - спросил один, с длинными, до пояса, волосами, выкрашенными в ярко-синий цвет и выстриженными в узкий гребень на макушке. Дикарь говорил по-галамарски, но произносил слова гортанно и невнятно, перемежая речь странными выражениями, так что Бершад понимал лишь общий смысл.
        - Переправились, но не все. Двое пошли в эту сторону, - ответил другой, низенький и сухопарый. Он один из всех сидел совсем рядом с костром. В нем чувствовалась привычная уверенность вожака.
        - Но ты их не нашел, - сказал Синеволосый.
        - Чужаков можно отыскать не только по следам и сломанным веткам, - заявил вожак, длинным загнутым ножом отрезал кусок козьей туши и сунул в рот. Его щеки лоснились от жира. Он прожевал мясо и одобрительно кивнул: - Ешьте.
        Остальные начали разрывать тушу на части. Какое-то время слышалось лишь громкое чавканье. Неплохо бы напасть на скожитов, пока они занимались едой и не держали ни копий, ни топоров. Но у всех были длинные острые ножи, а если очень захотеть, то убить можно и самым маленьким клинком. Лучше дождаться, пока они уснут.
        - Ворон, а ты видел, как убили Плосконосого? - спросил Синеволосый соседа; судя по всему, он был самым болтливым в отряде. - Прям посередке развалили пополам.
        - Гром так однажды зарубил сильного воина, - пробормотал Ворон с набитым ртом. - Топором.
        - Драконьи ссаки! - презрительно фыркнул Синеволосый. - Гром зарубил пацана лет десяти. Тощего.
        Ворон сердито зыркнул на Синеволосого, но ничего не ответил, только проглотил прожеванное мясо и откусил новый кусок. У костра лежали четыре или пять бурдюков с вином. Его почему-то никто не пил.
        - Да, мы гоняемся за сильным воином, - вздохнул Синеволосый. - Он проломил череп Красноногой. Мы нашли ее в лесу, не вместе с остальными.
        - Красноногая мне нравилась, - заявил кто-то из скожитов.
        - Ага, потому что она тебе отсасывала.
        Скожит пожал плечами:
        - Она веселая была.
        Спустя двадцать минут от козы осталась лишь груда окровавленных костей. Сухопарый вожак пристально вглядывался в лес.
        - Ну что, спать, - наконец сказал он. - Ворон караулит первым.
        Скожиты заворчали, но сделали, как сказано. Улеглись по кругу, так, чтобы каждый мог быстро вскочить и отбить нападение со всех сторон. Оружие спрятали под шкуры, чтобы сталь не блестела под луной. Вскоре все притворно захрапели, а Ворон посидел на валуне, глядя в одну сторону, а потом тоже вроде бы задремал.
        Бершад жестом поманил Виру за собой, отполз подальше в густые заросли сосняка и приложил губы ей к уху.
        - Засада, - прошептал он, вдыхая сиренево-лавандовый аромат папирийского масла.
        Вира кивнула и, повернувшись, прошептала Бершаду на ухо:
        - Убивать будем?
        - Если их не убить, они не отстанут. - Он задумался, можно ли сделать это вдвоем. Можно, но сложно. - Зайди с противоположной стороны, а я останусь здесь. Сними караульного пращой. Может, они станут отбиваться, а может, разбегутся. Как бы то ни было, убей первого, кто вскочит, а я метну копье и брошусь на них. Как только меня окружат, подберись и начинай убивать в спину.
        - Что, вот так все по-простецки?
        - Если перемудрить с убийством, то в своей премудрости и увязнешь, - повторил Бершад слова Роуэна.
        Вира скрылась в темноте. Бершад подобрался поближе к костру и выжидал. Караульный, Ворон, все еще притворялся спящим. Бершад надел маску и потуже затянул ремни. Маска привычно, успокаивающе сдавила лоб и скулы. Жаркое дыхание обдавало кожу. Бершад ждал. Спустя несколько минут с противоположной стороны донесся еле слышный шорох.
        Голова Ворона разлетелась на куски. Алые ошметки и обломки черепа брызнули во все стороны. Обрывок скальпа попал в костер, завоняло паленым волосом, в огне зашкворчала кожа. Скожиты не двинулись с места, но в лунном свете засверкали белки раскрытых глаз. В следующий миг вожак с воплем вскочил, остальные последовали за ним и разбежались в разные стороны.
        - Хреново, - вздохнул Бершад.
        Следующий выстрел из Вириной пращи подбил скожита, который мчался к Бершаду. Камень, пробив спину дикаря, сорвал огромный кусок кожи и раскрошил позвоночник в труху. Скожит повалился ничком. Попробовал подняться. Дернулся. Замер.
        Вожак тут же метнулся в сторону Виры, зажав в обеих руках короткие мечи. Он двигался с уверенностью человека, привыкшего к засадам. Судя по всему, у Виры не было времени перезарядить пращу.
        Синеволосый и еще два скожита вглядывались в темноту, выискивая противника. Бершад прицелился в того, кто был поближе, и метнул копье. Копье вонзилось в ключичную ямку скожита и пробило тело насквозь.
        Из груди дикаря с влажным хлюпаньем хлынула кровь. Скожит упал на колени и умер. Бершад обнажил меч.
        Синеволосый и его приятель, коренастый пузан, увидели, что Бершад один, и зашли с обеих сторон - Синеволосый слева, а Пузан справа. Их кожа в пламени костра отсвечивала оранжевым. У Синеволосого был двусторонний каменный топор, а у Пузана - грубо сработанная булава, обычная дубина, утыканная острыми шипами.
        - А, это ты, - сказал Синеволосый, продолжая наступать слева; он был грузен, но двигался ловко и легко.
        - Ага, я, - сказал Бершад; черная маска приглушала слова.
        - Красивая маска, - сказал Синеволосый. - Чё за кот?
        - Ягуар.
        Синеволосый понимающе кивнул, будто получил ответ на важный вопрос.
        - Обещаю не расколоть ее топором, если ты обещаешь не разрубить меня напополам, - ухмыльнулся он.
        Бершад тоже ухмыльнулся, но Синеволосому был виден только ягуарий оскал.
        - Договорились.
        Бершад по опыту знал, что при численном преимуществе противника бойцов губит не грубая сила, а страх. От испуга начинаешь глядеть по сторонам, следить за врагами, не можешь сосредоточиться. А это плохо. Скожиты это понимали и рассыпались во все стороны, чтобы отвлечь Бершада, а при удобном случае зайти ему за спину и продырявить. Они действовали терпеливо и осторожно, без лишнего риска, поскольку осознавали свое преимущество.
        Но Бершад не испугался и не запаниковал. Он выждал, когда два дикаря отошли подальше друг от друга, а Синеволосый занес ногу для шага и нетвердо стоял на ногах. Бершад накинулся на Пузана, с которым было легче справиться. Коренастый скожит удивленно отпрянул и занес булаву для удара, но Бершад стремительно подскочил к нему, целя мечом в широкую грудь. Пузан неуклюже взмахнул булавой перед собой. Меч застрял между двумя железными шипами, и булава, опускаясь влево, потянула его за собой.
        Вместо того чтобы попытаться высвободить клинок - что дало бы возможность Синеволосому отрубить Бершаду голову сзади, - драконьер выпустил его из рук. Меч отлетел в сторону и с глухим ударом вонзился в землю. Пузан ухмыльнулся и угрожающе занес булаву, но Бершад ухватил его за косматую шкуру, притянул к себе и начал бить головой ему в рожу.
        Раз, другой, третий - стремительно и сильно. Маску ягуара украшали стальные полосы, поэтому физиономия Пузана быстро утратила очертания. После третьего удара глаза скожита закатились. Он выронил булаву и обмяк.
        Бершад метнулся влево, вовремя уклонившись от топора Синеволосого. Одним ударом скожит перерубил своему приятелю руку у самого плеча, будто сухое полено. Пузан осел на землю и задергался в предсмертных судорогах.
        Синеволосый, набычившись, наступал на Бершада, яростно размахивая топором. Дикарь ловко владел своим грозным оружием, держа его обеими руками и выписывая в воздухе широкие дуги. Бершад уворачивался и перепрыгивал с места на место, в шаге от громадного смертоносного полумесяца.
        Бершад подался влево, споткнулся, уткнулся маской в грязь и стремительно откатился в сторону. Лезвие каменного топора вонзилось в землю там, где только что была голова драконьера. Синеволосый занес топор для горизонтального удара с оттяжкой, но Бершад вскочил, поднырнул под топор и сбил дикаря с ног.
        Грузный скожит покачнулся, но не упал, а шарахнул по спине Бершада топорищем. Раз, другой. На конце топорища был острый шип, который пронзил накидку драконьера и впился в тело.
        Бершад выхватил из поясничных ножен кинжал из драконьего клыка и подрезал Синеволосому коленную связку. Скожит застонал от боли.
        И наконец повалился на землю.
        В падении он все-таки занес топор для последнего смертельного удара. Бершад перехватил руку Синеволосого и вонзил кинжал ему в запястье. Топор выпал из онемевшей руки. Бершад одним движением перерезал горло противника с такой силой, что клинок необычайной остроты едва не обезглавил скожита.
        В груди Бершада заполыхала жажда крови, но он ее подавил. Вира еще сражалась. Бершад подхватил меч и бросился в темноту, к хриплым выкрикам и звону металла. Вира и сухопарый вожак боролись на земле. Вира вскочила на спину скожита, у которого хлестала кровь из четырех или пяти ран, и пыталась перерезать ему горло кинжалом.
        Вирин наплечный доспех акульей кожи был разрублен, под ним виднелась кольчуга. Скожит одной изувеченной рукой отводил кинжал от горла, а другой с силой выламывал Вире пальцы на левой руке, напрягая все мышцы жилистого предплечья.
        Бершад бросился вперед и сапогом наступил на рукоять Вириного кинжала, всадив его в глотку скожита.
        Из раны брызнула темная кровь, на губах вожака выступила алая пена. Бершад снова топнул. Убил. Он отступил назад и глубоко задышал, стараясь усмирить нахлынувшее безумие. Вира осторожно высвободилась из обмякшего захвата и неуверенно встала, как тот, кто предвидит грядущую боль.
        - Остальные убиты? - спросила она, тяжело дыша.
        Бершад кивнул, снял маску и утер едкий пот.
        - Ловкий был гад, - пробормотала Вира и вытащила из горла скожита влажно чавкнувший кинжал.
        Бершад посмотрел на труп. Потом на левую руку Виры, на скрученные и переломанные пальцы, торчавшие во все стороны.
        - А вот это хреново, - сказал он.
        Она посмотрела на свою ладонь и поморщилась, будто только что заметила.
        - Черные небеса! Это я недоглядела.
        - Пойдем к костру. Посмотрим, что можно сделать.
        18
        Эшлин
        Эшлин сидела под навесом на балконе внутренней крепостной стены Незатопимой Гавани. Последние две недели будущая королева проводила здесь каждое утро, встречая альмирских гвардейцев, явившихся на коронацию. Отец всегда говорил, что воины, приходя в столицу, должны видеть своего повелителя, чтобы помнить, кто будет судить их за провинности.
        Эшлин поступала так по другой причине. На коленях Эшлин лежал увесистый том в кожаном переплете, куда она записывала всех гостей столицы. Вот проскакал Креллин Нимбу во главе отряда из пятидесяти воинов. Небогатые владения барона Нимбу - Выдрин Утес и еще пара деревень - находились в провинции Блакмар. Его солдаты в разномастных доспехах скакали верхом, все были в желтых плащах и в масках выдр, показывая, что они подвластны барону Нимбу. Почти все маски были свежевырезанными.
        Наверное, он нанял новых бойцов, пообещав расплатиться с ними деньгами, вырученными за дракона, которого Бершад убил в Выдрином Утесе. Если наемникам пообещают большее жалованье, то они выбросят маски выдр и вырежут себе новые. Для мелкопоместных баронов верность наемников была так же мимолетна, как глиняные божки, вылепленные на речном берегу в дождливый день.
        По правде сказать, для верховных баронов она была так же мимолетна, просто они платили больше.
        Каире понравилось бы наблюдать за въездом воинов в город. Она всегда любила пышные церемонии при дворе Незатопимой Гавани. Во время пиршеств она порхала от стола к столу, заигрывала с баронами и смеялась их шуткам. Эшлин с грустью подумала, что в последние семь лет видела младшую сестру только на пирах и королевских приемах. В детстве они редко играли вместе, а с тех пор, как Эшлин объявили наследницей, и вовсе стали чужими. На первый взгляд Эшлин вела себя так, как и полагается старшей сестре-королеве: ради спасения Каиры готова была отправить за ней и флот, и армию. Однако же она прекрасно понимала, что если бы ей пришлось решать, как поступить - спасти Каиру или остановить Мерсера, то она выбрала бы не спасение сестры. Ей было неловко и совестно, но она оставалась тверда в своих убеждениях.
        Эшлин с напускной улыбкой приветственно помахала барону Нимбу, въезжавшему в ворота замка. Он ответил ей церемонным двойным ударом в грудь. Эшлин закатила глаза - в отличие от Каиры, ей не нравились пафосные выражения преданности.
        Она внесла число гвардейцев барона Нимбу в свои записи. Мало-помалу воинов в ее армии прибывало.
        Эшлин перелистала страницы, подсчитывая, сколько гвардейцев прибыло в город. Вот уже несколько недель мелкопоместные бароны с Атласского побережья приводили своих воинов - почти пять тысяч бойцов. С верховными баронами дело обстояло иначе. Линкон Поммол привел тысячу солдат, как и обещал. Бароны Брок и Корбон прислали лишь половину обещанных сил, хотя воины и прибывали каждый день. Так что теперь в Незатопимой Гавани было около тринадцати тысяч солдат.
        А вот от Седара Уоллеса пока не было никого - ни единого бойца в волчьей маске.
        Уоллес ссылался на весенние дожди и бездорожье западных земель. Это беспокоило Эшлин, но не так сильно, как то, что вот уже несколько недель она не получала никаких известий из Заповедного Дола и Глиновала. Она понятия не имела, когда прибудут отряды Элдена Греалора, и не знала, жив ли Юльнар Вент в Глиновале. Почтовые голуби из тех краев больше не прилетали в голубятню, и Эшлин отправила десяток стражей в оба города выяснить, что происходит. В отсутствие вестей ей приходилось действовать вслепую. Более того, без королевских гвардейцев и отрядов Греалора из Заповедного Дола Эшлин не смогла бы удержать под контролем те войска, которые уже собрались в столице. Если бароны из Горгоны сообразят, что у них перевес сил в городе, то наверняка поднимут мятеж. Этого ни в коем случае нельзя было допустить.
        Через час на балкон поднялся королевский гвардеец в орлиной маске, обливаясь потом и тяжело дыша. Он пытался что-то сказать, но так громко пыхтел, что слов было не разобрать.
        - Успокойся, - сказала Эшлин. - Дыши ровнее.
        Гвардеец кивнул и набрал в грудь воздуха.
        - Королева, - начал он. - Они здесь.
        Эшлин смотрела в телескоп с балкона на вершине башни Короля. На горизонте виднелись семьдесят два папирийских фрегата. Корабельные мачты в восемьдесят локтей высотой были сработаны из древних папирийских кедров. Казалось, что на замок по морю движется обгорелый лес. Корабельные корпуса были выкрашены черным маслом папирийских млекокрылов - редким видом драконов, обитавших почти исключительно на островах Папирии. Паруса были убраны, но мерные взмахи весел несли фрегаты к берегу. На мачте флагманского корабля развевался папирийский стяг - косатка, зависшая в прыжке над лесистым островом.
        На всякий случай Эшлин еще раз пересчитала корабли и занесла их число в книгу. Семьдесят два фрегата.
        - Трех не хватает, - пробормотала она. - Что, в общем, неплохо для такой большой флотилии в плавании вокруг Надломленного полуострова. Очень неплохо.
        - И когда они прибудут в порт? - спросила Хайден.
        - С такой скоростью - часов через восемь или девять, - ответила Эшлин. - Но вообще-то, им пора ставить паруса, уже дует прибрежный бриз.
        На кораблях будто услышали эти слова, и горизонт внезапно заиграл многоцветьем - красным, синим, оранжевым и черным. Обгорелый лес мачт превратился в плавучий цветник парусов.
        - Часа через два, - улыбнулась Эшлин. - А то и меньше.
        Прибытие папирийского флота означало, что, так или иначе, Эшлин сможет остановить истребление драконов. Конечно же, ей хотелось, чтобы вместо семидесяти двух кораблей на горизонте появился один-единственный, который привез бы Сайласа, Каиру и известие о смерти императора Мерсера. Но мало ли чего хочется в этой жизни. Бесполезно тратить время на игру воображения. Надо разбираться с тем, что есть.
        Эшлин встала.
        - Отыщите барона Поммола. Мы с ним поедем в порт. Остальные бароны могут идти пешком.
        Эшлин и Линкон прибыли в гавань в крытом паланкине, с эскортом гвардейцев под началом Карлайла. Когда кортеж проходил по городу, все движение остановилось. Воины криками разгоняли толпу, прокладывая дорогу паланкину.
        Короткая поездка напомнила Эшлин о том, как уязвимы короли и королевы. Правитель похож на самое высокое дерево в лесу - его и замечают, и валят первым.
        - Прошу прощения, королева, - сказал Линкон, усевшись в паланкин, - но чем я заслужил такую честь?
        - Ты же умный человек, - ответила Эшлин. - Догадайся сам.
        Линкон задумчиво приложил палец к губам:
        - Я - единственный, кто прислал обещанное число воинов?
        - Совершенно верно, - кивнула Эшлин. - Хотя Корбон и Брок стараются от тебя не отставать. В отличие от Уоллеса.
        - Понятно, - сказал Линкон. - И что ты собираешься предпринять?
        - Попытаюсь его убедить.
        Триста вдов, присланных в поддержку королевы, помогут убедить кого угодно.
        Линкон кивнул и поудобнее устроился на подушках сиденья.
        - Ты загадочная женщина. Я до сих пор не могу понять, зачем нам вторгаться в Баларию.
        - Я хочу вернуть сестру.
        - Это прекрасный довод для мелкопоместных баронов. И недалеких верховных баронов. Но для тебя, прилежной естествоиспытательницы, которая великолепно знает историю, этого недостаточно. Ты наверняка хочешь добиться еще какого-то результата.
        - Разумеется, хочу, - подтвердила Эшлин, прибегая к самому удобному объяснению. - Я хочу взять страну под контроль. Как ты заметил, я великолепно знаю историю. В архивах полным-полно сведений о королях и военачальниках, которые покоряли армии, страны и целые континенты, сначала определяя врага, а потом начиная с ним войну.
        - Понятно, - сказал Линкон. - У подобной тактики есть как определенные достоинства, так и сопутствующие потери. В войне с Баларией погибнет много альмирцев.
        - К сожалению, барон Линкон, мне давно известно, что в этой жизни ничего не достается без сопутствующих потерь.
        Эшлин вспомнила о Сайласе и о данном ему поручении. Она убедила Сайласа отправиться в рискованное предприятие.
        - Возможно, это так, - сказал Линкон, покосился за окно и продолжил: - Однако же мне любопытно, почему ты решила объявить войну именно сейчас. Если не ошибаюсь, наш флот отправится в Баларию как раз тогда, когда Великий перелет будет в самом разгаре.
        - Не я выбирала время похищения сестры.
        - Да, естественно, но, зная о твоем интересе к драконам, мне кажется, что по счастливому совпадению война поможет тебе проследить за их перелетом.
        - Вооруженное вторжение на территорию другого государства счастливым не назовешь, - с укоризной в голосе произнесла Эшлин. - По-твоему, я отправляю войска в Баларию, чтобы полюбоваться перелетом драконов? Ты с ума сошел? Я - королева Альмиры. Меня заботят более важные вещи.
        Линкон побледнел, сообразив, что слишком много себе позволил.
        - Да-да, конечно, - пробормотал он с легким поклоном и поерзал на сиденье. - Приношу искренние извинения.
        Эшлин смотрела на него и молчала. Линкон, самый проницательный из всех верховных баронов, вполне мог догадаться о ее истинных намерениях. Но, судя по всему, сейчас Эшлин удалось его обмануть.
        Они прибыли в порт. Хайден открыла черную лакированную дверцу паланкина. Эшлин, жмурясь от яркого солнца, вышла на пристань и козырьком поднесла ладонь к глазам.
        Следом за ней прибывали верховные бароны Альмиры, выстраиваясь на пристани под разноцветными шелковыми навесами, которые торопливо устанавливали слуги. Под ярко-синим полотнищем стоял Седар Уоллес, заложив руки за спину. Огромный изумруд в эфесе его меча ярко сверкал в солнечных лучах. Доро Корбон смотрел то на папирийскую флотилию, то на Эшлин. Юльнар Брок развалился на ложе, лакомясь мясными тефтельками под соусом.
        - Верховные бароны, - поприветствовала их Эшлин.
        - Королева! - хором откликнулись они.
        Эшлин повернулась к морю и заполнившим его кораблям.
        Флагманский фрегат был шагах в ста от пристани. Черный корпус был длиной в три дома, а мачты выше любого дерева на сто миль вокруг Незатопимой Гавани. С десяток бритоголовых папирийских матросов сновали по палубе и переговаривались на своем наречии, готовясь пристать к берегу.
        На палубу вышла одна-единственная вдова и направилась к сходням. Темные глаза и черные волосы выдавали чистокровную папирийку. Левую щеку и губы пересекал глубокий раздвоенный шрам.
        - Меня зовут Сосоне Калара Сун, - сказала она, выговаривая слова на папирийский манер.
        У Эшлин перехватило горло - папирийский акцент напомнил ей о матери, - но она переборола себя.
        - Императрица Окину просила еще раз передать ее искренние соболезнования по поводу смерти короля Гертцога Мальграва.
        - Спасибо, - ответила Эшлин и окинула взглядом корабль. - Сколько с тобой людей?
        - На этом корабле - сто семь императорских вдов. Еще сто девяносто две поровну разделены между следующими четырьмя кораблями, на случай если бы мы попали в шторм. Скажу честно, некоторые из моих сестер только недавно завершили обучение на острове Рорику, но даже самые юные вдовы вдвое опаснее потных и неуклюжих альмирцев в их железных доспехах.
        - Вот и славно, - улыбнулась Эшлин.
        - Мне поручили передать тебе вот это. - Сосоне вытащила письмо из-под нагрудной пластины доспеха из акульей шкуры и протянула его Эшлин.
        На ярко-синей восковой печати красовалась папирийская косатка.
        Эшлин вскрыла письмо.
        Для королевы Эшлин Мальграв
        Королева Эшлин!
        За прошедшие годы ты одарила Папирию многим, а сейчас мы вручаем тебе свой дар. Надеюсь, что в будущем нас ждет взаимовыгодный обмен дарами.
        Заверяем тебя в нашей непреходящей любви.
        Ее Всевечное Величество Папирийской империи,
        Императрица Окину
        Эшлин сложила листок пополам и спрятала его в рукав. Потом окинула взглядом причал, заметила неуверенность в глазах верховных баронов. Эшлин не любила церемоний, которые так нравятся военным, считая напрасной тратой сил и марширующих солдат в лязгающих доспехах, и ритуальные тотемы, и салютование ударом в грудь. Но теперь, став повелительницей этих высокомерных военачальников, она осознала, в чем заключается их смысл и ценность.
        - Пусть войдут! - велела она.
        - Вдовы! - скомандовала Сосоне.
        По сходням хлынула река черного шелка. Шорох доспехов пронесся над гаванью, как дуновение ветра. Вдовы встали полукругом за спиной Эшлин, образовав стену из черной акульей кожи. Некоторые женщины были чуть постарше Каиры, но выражения их лиц говорили о суровой дисциплине.
        Юльнар Брок выронил сочное ребрышко и с раскрытым ртом уставился на вдов. Доро Корбон был готов убежать и спрятаться. Однако Эшлин больше беспокоили не они.
        Седар Уоллес не сводил глаз с Эшлин. В отличие от остальных появление вдов его не впечатлило. Хотя, возможно, он просто это скрывал.
        Эшлин выступила вперед:
        - Верховные бароны, наш флот прибыл.
        У Доро Корбона подергивался уголок рта.
        - Великолепно, королева!
        - Да-да, прекрасные корабли, - сказал Юльнар Брок, подрагивая многочисленными подбородками.
        - Спасибо. Я слежу за гвардейцами, прибывающими в столицу. Барон Поммол сдержал свое слово и прислал обещанные отряды. Бароны Корбон и Брок, насколько я понимаю, все обещанные вами воины прибудут в город в ближайшие десять-двенадцать дней. Я права?
        Корбон посмотрел на Сосоне, а она окинула его суровым взглядом.
        - Да, королева. Примерно через одиннадцать дней.
        Эшли повернулась к Седару Уоллесу. На первом заседании верховного совета она выманила у него невнятное обещание поддержки. Если бы у Эшлин было больше времени, она нашла бы элегантный способ заставить Уоллеса повиноваться, смягчить соперничество между баронами, которое много лет насаждал ее отец. Но времени на это не оставалось.
        Поэтому пришлось предъявить Седару Уоллесу ультиматум.
        - Барон Уоллес, где твои бойцы?
        Седар Уоллес выступил вперед. Откашлялся.
        - Дороги затоплены и разбиты, поэтому…
        - Состояние альмирских дорог не извиняет нарушения моих приказов, - оборвала его Эшлин. - Ты нарушил королевское повеление. Если ты не приведешь свои отряды в столицу ко дню моей коронации, то станешь нежеланным гостем в Незатопимой Гавани. Тебе ясно?
        Уоллес сцепил зубы, словно собрался обнажить меч и пронзить Эшлин насквозь, но передумал, посмотрев на вдов. Папирийские вдовы слыли не только верными защитницами, но и искусными тайными убийцами.
        - Ясно, королева, - проворчал он. - Мои воины прибудут вовремя. Как я и обещал.
        Эшлин задумалась. В тоне Уоллеса явно скрывался какой-то намек, который ей очень не нравился. Тем не менее полученный ответ ее удовлетворил, а добиваться большего придется в другой раз. Она коротко кивнула верховному барону.
        Сосоне сделала шаг вперед.
        - Какие будут приказания, королева?
        - Отправь вдов охранять замок и приходи ко мне, в башню Королевы. Я хочу познакомиться с тобой поближе.
        - Будет исполнено, королева.
        Час спустя Эшлин заперлась в своих покоях с Хайден, Сосоне и десятью вдовами. Также присутствовал и Линкон Поммол. Он сидел в кресле, прижав ладони к коленям и оцепенев, будто заяц при виде хищника.
        - Сосоне, что входило в твои обязанности в Папирии? - спросила Эшлин.
        - Я много лет была телохранительницей младшей сестры ее императорского величества.
        - Касуми? - уточнила Эшлин. - Но ведь она лет десять назад умерла от лихорадки.
        - Да, к сожалению.
        - И чем ты занималась в последнее время?
        Сосоне склонила голову:
        - У императрицы много врагов. Иногда лучше их выследить, чем дожидаться их появления.
        - Ты - тайный убийца, - сказал Линкон.
        - У меня широкий круг обязанностей, - улыбнулась Сосоне, и ее шрам мертвенно побледнел.
        - Понятно. - Эшлин готова была использовать вдов как тайных убийц, но не хотела, чтобы ее считали жестокой и кровожадной владычицей. Но будет ли достаточно простого намека на угрозу, чтобы заставить Седара Уоллеса повиноваться? - Сейчас для нас главное, чтобы верховные бароны прислали своих воинов в Незатопимую Гавань.
        Хайден негромко кашлянула:
        - Прошу прощения, королева, но для нас главное - сохранить тебе жизнь. Приближается день твоей коронации.
        - Тебе кто-то угрожает? - спросила Сосоне.
        В дверь постучали. Вдовы приготовились обнажить клинки. Хайден вышла за дверь и почти сразу же вернулась.
        - Королева, прибыл страж из Заповедного Дола с важным сообщением. Он безоружен, я проверила.
        - Пусть войдет.
        - Королева, - начал страж, преклонив колена перед Эшлин. Он был высок, с длинными русыми волосами и крупным угреватым носом; накидку фамильных цветов Греалоров покрывала дорожная грязь.
        - Встань, - сказала Эшлин. - Элден уже выехал в Незатопимую Гавань?
        - Нет, ваше величество. - Страж тяжело сглотнул. - Барон Греалор погиб.
        - Как это случилось? - рассеянно повторяла Эшлин.
        После того как страж доложил ей все новости, Эшлин в сопровождении Хайден и Сосоне удалилась в обсерваторию, чтобы обдумать случившееся.
        - В Заповедном Доле много сторонников Бершада, - сказала Хайден. - И Воинство Ягуаров. Если Элден собирал бойцов, то, возможно, Ягуары восстали и повесили барона.
        - Нет, - вздохнула Эшлин. - Ягуары - воины. Они не убивают тайно. Здесь что-то другое. И очень знакомое.
        - В каком смысле знакомое? - спросила Сосоне.
        - Убивают барона, без свидетелей. И начинается смута. Точно так же, как в Глиновале.
        Страж сообщил и другие вести из Заповедного Дола. В городе находились и три сына Элдена, причем каждый объявил себя единственным законным наследником. Старшего уже убили на дуэли, а оставшиеся двое заняли оборону в разных концах города, и силы разделились. Более того, братья, как и Хайден, решили, что в смерти Греалора виновато Воинство Ягуаров. Ягуары ответили на обвинения вооруженным мятежом и, выиграв несколько стычек с отрядами Греалора, скрылись в джунглях.
        - Значит, события в Глиновале и в Заповедном Доле связаны между собой? - спросила Хайден.
        - По-моему, и то и другое выгодно Седару Уоллесу. - Эшлин сверилась с картой, заглянула в свои записи. - Положение дел в Заповедном Доле не исправишь силами местных баронов. Придется послать на юг отряд королевских гвардейцев.
        Хайден поморщилась:
        - Половина королевских гвардейцев сейчас в Глиновале. А в Незатопимую Гавань устремилось большое количество людей, так что гвардейцы просто необходимы, чтобы поддерживать порядок и спокойствие в столице. И охранять тебя, королева.
        - Теперь меня будут охранять Сосоне и ее вдовы, - сказала Эшлин. - А завтра утром три тысячи королевских гвардейцев отправятся на юг. В Незатопимой Гавани останутся лишь силы, необходимые для охраны городских стен, а порядок в самом городе будут поддерживать воины Линкона Поммола и мелкопоместных баронов Атласского побережья до тех пор, пока гвардейцы не вернутся из Глиновала и Заповедного Дола.
        - Это ставит тебя в очень опасное положение, - заметила Хайден. - Особенно в том случае, если в город придут отряды Седара Уоллеса прежде, чем наши вернутся с юга.
        - Другого выбора у меня нет, - сказала Эшлин. - Я немедленно издам приказ. Королевские гвардейцы должны навести порядок в Заповедном Доле и вернуться в Незатопимую Гавань с подкреплением. Хайден, объяви бойцам, что с рассветом они выступают на юг.
        19
        Бершад
        Три вывихнутых пальца Виры странно отгибались от ладони. Мизинец был переломан и выкручен в двух местах так, что обломки кости пропороли кожу.
        - Ну, это можно спасти, - сказал Бершад, осмотрев руку Виры в свете костра. - А вот мизинец надо отрубить.
        Вира поморщилась и кивнула.
        - Сначала вправь вывихи.
        - Будет больно, - предупредил Бершад.
        Она махнула здоровой рукой, мол, приступай.
        Бершад схватил ее указательный палец.
        - На счет три. Раз…
        Он с хрустом вправил палец. Вира шумно втянула в себя воздух и топнула ногой.
        - Два…
        Он вправил средний палец.
        - И три.
        Безымянный палец был вывихнут сильнее остальных. Бершаду пришлось сначала его резко дернуть, чтобы кость приподнялась и вошла в сустав. Потом он передал Вире оставшийся от скожитов бурдюк с вином. Вира сделала четыре или пять больших глотков.
        - Ссаки, а не вино, - пробормотала она.
        Бершад обнажил клинок из драконьего клыка, обтер его начисто и несколько секунд подержал в пламени костра. Потом отвязал с пояса кошель со спартанийским мхом, раскрыл его. Поверх мха были сложены шелковые повязки. Бершад расстелил одну в сторонке, вынул несколько комочков мха и, растерев их между пальцами, присыпал крошками шелк. Затем снова взял кинжал.
        - Мох остановит кровь и не даст ране загноиться, - объяснил Бершад.
        Он потянул Вирину руку к бревну, на котором недавно сидел один из скожитов, осторожно свел вместе вправленные пальцы, высвобождая поврежденный мизинец.
        Перед подобной операцией хирурги и алхимики всегда связывали пациентов по рукам и ногам и поили их опиумной настойкой, но Вира держалась спокойно. Вдобавок опиума у них все равно не было - он остался у Роуэна.
        - Готова?
        - Да.
        Бершад рубанул кинжалом как раз под последним суставом, чисто отделив мизинец, и сразу же, пока не хлынула кровь, приложил к ране спартанийский мох и туго перебинтовал ладонь шелковой повязкой, затянув ее с помощью прутика. Потом присел на корточки. Вира тяжело дышала, но в целом перенесла ампутацию без особых эмоций. Она взяла бурдюк и отпила еще вина. Бершад смотрел, как она глотает.
        - И что теперь? - спросила она, утирая рот тыльной стороной здоровой руки.
        Бершад всмотрелся в небо на западе, за купой кедров.
        - Скоро рассветет. Надо подняться на утес и вскарабкаться выше.
        - Думаешь, погони больше не будет? - спросила Вира.
        - Не знаю. Вполне возможно, что число убитых отобьет у скожитов желание нас преследовать.
        Бершад взял у Виры бурдюк и отхлебнул вина. Оно и впрямь было как ссаки.
        Когда они взобрались на утес, серое сияние зари уже сменилось светом дня.
        - Сейчас мне меньше всего хочется лезть в гору, - призналась Вира.
        - Жизнь полна разочарований, - сказал Бершад.
        Из-за Вириной раны восхождение продвигалось медленно. Всякий раз, когда Вира оскальзывалась или не могла удержаться за выступ, она бормотала себе под нос папирийские проклятья. Наконец они нашли расщелину, по которой можно было спуститься к бурной реке. Бершад надеялся отыскать переправу, но вместо нее путникам встречались только ревущие перекаты и сильное течение, грозно бившееся о скалы.
        Бершад ступил одной ногой в воду и тут же схватился за куст - бурлящий поток норовил сбить с ног.
        - Здесь не перебраться, - сказал он Вире.
        С трудом верилось, что рассыпавшееся в щепки бревно доставит им столько неприятностей. Пришлось снова лезть в гору.
        В полдень Бершад объявил привал.
        - Надо поменять тебе повязку, - объяснил он, переводя дух.
        - Как, уже?
        - Из-за грязи и пота рана может воспалиться и быстрее загниет. Лучше поменять повязку, чем отрубить руку.
        Вира поглядела на ладонь, будто выискивая признаки гниения, а потом села под корявым деревом и протянула руку Бершаду. Он размотал повязку, спрятал ее, чтобы потом прокипятить, и заменил старый комочек спартанийского мха свежим.
        - У тебя хорошо получается, - заметила Вира.
        Бершад хмыкнул и приложил свежий мох к ране.
        - Было время научиться.
        - А почему ты не приложил мох к своей ране? - Вира испытующе глянула на него темными глазами. - Только не говори, что твоя рана была легкой. Я не дура.
        Бершад задумался, не выпуская ее запястья. Вот уже много лет он никому не рассказывал правды, даже Эшлин. Он не стал пользоваться спартанией, чтобы Вира не заметила, как быстро затянется рана, едва мох соприкоснется с кожей, и не стала донимать его вопросами, на которые у него не было ответа.
        - Нам еще долго бродить по горам, так что мох лучше приберечь, еще пригодится, - наконец сказал он.
        Вира прищурилась:
        - Врешь.
        - А честности тебе никто не обещал. - Бершад перевязал ей руку и начал упаковывать мох и повязки в кошель. - Пойдем, - сказал он.
        - Нет. - Вира вытащила комок мха из кошеля.
        - Зачем ты это? - спросил Бершад.
        - Если не хочешь говорить правду, мне твоя нога все расскажет, - заявила Вира, сдернула пращу с пояса, по-змеиному стремительно захлестнула кожаной тесьмой запястья Бершада и привязала его руки к ветви над головой.
        - Ты чего? - спросил он.
        - Заткнись.
        Он попытался вырваться, но безуспешно. Вира сдернула с него штаны, сунула комок спартании под повязку раны и грубым рывком вернула штаны на место. Потом схватила Бершада за горло и посмотрела в глаза.
        - Если вынешь мох, я тебя снова свяжу и повторю все заново, так что мы сегодня никуда дальше не пойдем. Понятно?
        Бершад злобно зыркнул на нее. Ясно было, что Вира иначе не успокоится, а убивать ее Бершаду не хотелось.
        - Будь по-твоему, вдова, - буркнул он. - Но то, что ты узнаешь, тебе не понравится.
        - К этому я привычная. - Она развязала ему руки и ушла в лес.
        Обычно высоко в горах растительность редеет, но Бершад и Вира приближались к драконьему логовищу, где все было наоборот. Повсюду пестрели яркие цветы, мох толстым слоем покрывал землю, толстые лианы оплетали стволы и ветви сосен, так что в зеленой хвое там и сям виднелись тяжелые грозди желтых соцветий. Их красота была обманчива. Буйная растительность драконьего логовища душила обычный лес. Эту медленную, незаметную борьбу за место под солнцем легко было принять за мирное сосуществование.
        Ближе к вечеру Бершад с Вирой дошли до тихого ручья, текущего к бурной реке. В теплой, пронизанной лунным светом воде лениво плавали толстые разноцветные рыбы, то и дело поднимаясь на поверхность, чтобы полакомиться вечерней мошкарой, которая густой пеленой висела в воздухе.
        - А почему вода такая теплая? - спросила Вира, нарушив пятичасовое молчание, и поднесла руку к поверхности ручейка, над которым вился пар.
        Бершад не ответил. Он все еще сердился.
        С наступлением темноты они решили устроить привал в излучине ручья, близ глубокого пруда у замшелого утеса. На берегу клонилось к земле огромное дерево с наполовину вывороченными корнями, опутанное лианами. Густая крона создавала надежное укрытие, и путники остановились там на ночлег. Бершад развел костер, а Вира закинула в пруд бечевку с крючком и с сожалением погладила прореху в наплечном доспехе из акульей шкуры, оставленную мечом вожака скожитов. Залатать доспех было нечем. Бершад и Вира молчали. Бершад мрачно чистил оружие. Мох сделал свое дело, и драконьер знал, что увидит Вира, когда снимет с него повязку. Его это не прельщало.
        Вскоре Вира принесла улов - две здоровенные желто-синие рыбины. Она выпотрошила их и, распластав на плоском камне, стала жарить на костре.
        - Здесь очень странные рыбы, - сказала она.
        - Это потому, что чуть выше - драконье логовище, - пояснил Бершад, сообразив, что отмалчиваться - занятие бесполезное и ребяческое. - Оно изменяет растительный и животный мир в округе. Делает его богаче. Рыбы в ручьях, как раскормленные бароны в своих замках, жиреют на чужом горбу. Вдобавок здесь все живет дольше. Может, этим рыбам лет сто.
        Вира странно посмотрела на него:
        - Откуда ты столько знаешь про драконьи логовища?
        - В Дайновой пуще их полным-полно, - ответил Бершад. - В детстве я часто в них забирался. В общем-то, там безопасно, только непонятно. Поэтому о них и сочиняют всякие страшные байки. Никому не известно, как и почему возникают драконьи логовища, что в них растет, кто их населяет. Люди всегда боятся того, чего не понимают, поэтому и выдумывают всяких бесов, которые якобы водятся в пышной растительности логовищ, охраняют там кладки драконьих яиц.
        Вира хмыкнула, здоровой рукой проверила, готова ли рыба, потом откинулась назад и испытующе поглядела на Бершада:
        - Ну что, тебя опять связывать или сам покажешь мне рану?
        - А тебе очень хочется на нее посмотреть? - уточнил Бершад. - Потому что я и так помогу тебе перебраться через Вепрев хребет и попасть в Баларию. Без лишних осложнений.
        - Да, хочется.
        Бершад встал, расстегнул штаны, приспустил их и выбросил комок спартании. В свете костра Вира увидела, что рана, нанесенная стрелой, уже затянулась, остался только набухший розовый шрам.
        - Довольна? - Бершад натянул штаны и уселся у костра.
        Вира потеребила повязку на ладони и отвела взгляд.
        - М-да, такого я не ожидала.
        - А чего ты ожидала?
        - Не знаю. - Вира посмотрела на него. - Значит, вот таким манером ты и выжил? За столько лет…
        Бершад кивнул:
        - Мой третий дракон пропорол мне спину, проткнул печень и почку. Роуэн по привычке приложил к ране спартанию - любому бойцу известно, что раны надо содержать в чистоте, - но мы с ним оба решили, что тут мне и конец пришел. Роуэн приволок меня в амбар и сидел со мной, дожидался, когда настанет время вложить мне в рот раковину. Да только так и не дождался. - Он пожал плечами. - Через неделю мы снова отправились в путь.
        В костре трещали поленья. Пламя отражалось в темных глазах Виры.
        - И кем же тебя теперь считать?
        - Многие называют меня демоном. Поэтому я никому об этом не рассказываю.
        - Ну, я не из таких.
        Бершад наклонился к костру, потыкал в рыбину. Врать ему надоело, но и объяснений у него не было.
        - Ты хоть скажи, как это вообще, - попросила Вира, заметив его замешательство.
        - Такое ощущение, что внутри меня что-то постороннее, чуждое. Вот как драконье логовище чуждо этой горе. И чем дальше, тем хуже. В последний раз, когда мне к ране приложили мох, он придал мне такую силу, что я пронзил копьем драконий лоб, представляешь?
        - Да уж, нечеловеческая сила, - вздохнула Вира.
        - То-то и оно. - Он помолчал. - А как бы ты поступила на моем месте?
        - Попыталась бы найти разгадку, - сказала Вира. - Не важно, какой ценой, но докопалась бы до правды. Ты верно говоришь, люди всегда боятся того, чего не понимают. А тем, что тебя пугает, невозможно управлять.
        - Так я и ищу, вот уже четырнадцать лет. Расспрашиваю всех алхимиков и шаманов, не встречалось ли им нечто подобное. Только даже они ничего не знают.
        - Ты не отчаивайся, продолжай искать, - сказала Вира. - А свою силу употреби на защиту близких. Ну, я бы вот так поступила. - Она окинула его оценивающим взглядом. - Но ведь ты идешь в Бурз-аль-дун не для того, чтобы кого-то защищать, верно?
        Бершад замялся:
        - Мне надо вернуть должок.
        - Должок? - переспросила Вира. - Это ты про ущелье?
        - Да. И не только. Я совершил много злых дел. - Бершад потер татуировку на предплечье, вспомнил всех до одного драконов, навеки запечатленных на его коже. И в его душе.
        - То есть тебя объявили изгнанником, а теперь заставляют спасти похищенную принцессу, которую ты в жизни не видел, и таким образом возвратить некий долг? Знаешь, мы с тобой почти не знакомы, но в эту чушь я не верю.
        Бершад хмыкнул:
        - Тебе никогда не говорили, что ты чересчур наблюдательна?
        - Сайлас, что ты собираешься сделать, когда мы доберемся до Бурз-аль-дуна?
        - Этого тебе лучше не знать.
        - Почему?
        - По той же причине, по которой Эшлин не объяснила мне роль Фельгора в нашей авантюре. Чем меньше знаешь, тем меньше расскажешь пыточных дел мастеру. - Он помолчал. - Я помогу тебе вызволить Каиру. Но после этого у меня свое задание. Я дал слово Эшлин Мальграв и намерен его сдержать любой ценой. Это тебе понятно? Ты же тоже отправилась с нами, потому что дала слово Мальгравам.
        - Да, - кивнула она.
        - А я тебе помогу, - сказал Бершад. - Иметь в помощниках демона - неплохая штука.
        Вира долго смотрела на теплый пруд, потом встала, подняла руки над головой и потянулась. Акулья кожа доспеха тихонько вздохнула. Вира опустила руки.
        - По-моему, ты совсем не похож на демона, Сайлас. Ты человек. Мужчина. - Она облизнула губы. - А я, по-твоему, на кого похожа?
        Бершад удивленно наморщил лоб:
        - Ты меня не боишься?
        - По-твоему, похоже, что мне страшно?
        - Нет.
        - Тогда ответь на мой вопрос.
        - Ты - женщина, Вира, - сказал он и, помолчав, добавил: - Красивая женщина.
        Вира отстегнула ремни и сняла нагрудный доспех, потом стянула с себя пропотевшую льняную сорочку и швырнула ее на землю. Маленькие темные соски окружала тоненькая полоса ареол. Вира распустила кожаные тесемки на бедрах, одним движением скинула штаны и сапоги. Между бедер виднелся хохолок гладких черных волос, отливавший шелком в оранжевых отсветах костра. Ее тело было гладким и гибким. Даже обнаженная, она держалась с уверенностью убийцы. Вира повернулась и шагнула к теплому пруду; пляшущие тени подчеркивали мускулы ее спины и бедер.
        - Пойдем, - сказала она, не оборачиваясь. - Мы оба давно не мылись.
        Она прошла по мшистому берегу и с легким плеском прыгнула в воду. Бершад задержался, размышляя. Даже если он доберется до Бурз-аль-дуна, то там и погибнет. Глупо отказывать себе в последнем удовольствии.
        Бершад разделся и подошел к краю пруда.
        Вира, стоя по пояс в воде, распустила волосы. По плечам рассыпались пряди, такие длинные, что их концы черным облаком расплылись по поверхности воды. Соски отвердели от ночной прохлады, а серебряное отражение луны очертило форму ее груди, ключиц и шеи. Над водой виднелся крошечный черный овал пупка.
        Вира смотрела на Бершада, зачерпывая воду здоровой рукой и поливая себе грудь. Лунный свет не только озарял гибкую фигуру Виры, но и подчеркивал корявые шрамы Бершада, затянувшиеся раны на его плечах, груди и ребрах, следы клыков на руках и ногах.
        - Лезь в воду, - велела Вира. - С грязным я трахаться не собираюсь.
        Он ступил в пруд, почувствовал, как от тепла расслабляются напряженные мышцы и ноющие суставы. Песчаное дно мягко пружинило под ногой. Бершад подошел к Вире. Она с призрачной улыбкой на губах провела мокрыми ладонями по его груди и рукам, размяла мускулы, осторожно коснулась шрамов.
        Он погладил ей руку и заметил длинный вертикальный шрам, протянувшийся от бедренного сустава до подмышки.
        - Моя первая ошибка, - сказала Вира, проследив за его взглядом, и взмахнула левой рукой, без мизинца. - И список моих ошибок все увеличивается и увеличивается. Скоро я стану похожей на тебя. - Она опустила раненую руку в воду, чуть поморщилась, а потом расслабленно вздохнула.
        - В тепле заживет быстрее, - сказал Бершад, проводя большим пальцем по шрамам на щеках Виры.
        Она привстала на цыпочки и положила ладони ему на плечи.
        - Повернись и сядь на дно, - велела она.
        Вира наклонила его назад, чтобы он окунул волосы в воду, а потом запустила пальцы правой руки в спутанные косички, унизанные колечками, почесала ему скальп, размяла основание шеи и за ушами.
        - Жаль, что мыла нет, - сказала она, продолжая массировать ему голову. - Но все лучше, чем ничего.
        Бершад обернулся и уткнул лицо в ее гладкий живот, поцеловал ребра и просунул руку между ног. Вира вздохнула, дернула его за длинные мокрые косички. Бершад обеими руками подхватил ее за ягодицы, поднял из воды и уложил на мшистый берег. От разгоряченного водой тела поднимался парок.
        Бершад навалился на нее всем телом, ощутил мимолетное сопротивление и скользнул внутрь. Вира ахнула и впилась ногтями ему в спину. Он мерно задвигался взад-вперед. Она крепко сдавила его ногами, а он перехватил ее запястья, поднял ей руки над головой, наклонился и начал целовать губы и шею.
        Вира чуть привстала, скользнула пухлыми губами ему по уху. Он вдохнул мшистый запах леса, смешанный с ароматом лавандового масла в волосах Виры. Среди деревьев и над водой гулко, прерывисто жужжали тучи летней мошкары, будто тайное биение огромного сердца. Шрамы Бершада словно бы обожгло изнутри, и он ощутил, как в глубине тела копится наслаждение. Вира сомкнула веки, чуть приоткрыла рот, румянец опалил кожу.
        Потом они расслабленно, сплетя тела, лежали на мшистом берегу. Вира провела пальцем по ноге Бершада, к месту, куда вонзилась стрела, и внезапно села. Ее лицо скрывали длинные пряди волос и темнота.
        - Как тебе удалось сохранить это в тайне? - спросила Вира. - Неужели никто не заметил?
        - Изгнанники все время в пути. За четырнадцать лет только Роуэн был моим постоянным спутником. Рядом со мной никто надолго не задерживается. Люди видят меня мельком и замечают лишь то, что хотят заметить. Миру нужен герой, а не демон.
        Вира встрепала ему волосы, поцеловала.
        - Я не верю в героев, - шепнула она.
        20
        Джолан
        В пяти лигах от Заповедного Дола Гаррет скинул плащ и остановился у ручья смыть с рук засохшую кровь.
        На постоялом дворе он долго смотрел на Джолана, направив ему в лицо окровавленный охотничий нож, потом вложил клинок в ножны и без дальнейших объяснений помог Джолану упаковать вещи и украдкой выбраться из города.
        Ручей вился в ста шагах от дороги, близ двух древних дайнов, тесно сплетенных стволами.
        - Здесь и заночуем, - сказал Гаррет, глядя на восток. - Костер не разводи.
        Джолан кивнул и ничего не сказал. На закате они устроились поудобнее среди древесных корней, жуя вяленую говядину. Правое веко Джолана дергалось с тех самых пор, как они ушли с постоялого двора, а руки тряслись так сильно, что есть было трудно.
        - А ты перерезал горло уже мертвому? - немного погодя спросил Джолан. - Ну, тому стражнику, в которого я запустил пестиком? - Эти вопросы весь день звучали у него в голове, как барабанный бой.
        - Он не дышал, - ответил Гаррет.
        - Значит, это я его убил.
        - А какая разница, что его убило - пестик или клинок? - спросил Гаррет. - Считай, стражники умерли, как только ворвались к нам в комнату.
        - Мне важно это знать.
        Гаррет тяжело вздохнул, вытащил трубку, набил ее табаком, но зажигать не стал. Просто сидел с трубкой в руке, потирая деревянную чашечку большим пальцем.
        - Ты не сказал мне, что ты - беглец, - укоризненно произнес он.
        - А ты не сказал мне, что ты - убийца, - ответил Джолан.
        Гаррет прищурился, но промолчал.
        - Я же не дурак, - продолжил Джолан. - Барон Греалор повешен на статуе. А все только и говорят, что про убийство барона Тибольта в Глиновале. И то и другое - твоих рук дело.
        - Верно.
        Джолан сглотнул:
        - А скольких ты вообще убил?
        - Больше, чем ты, - ответил Гаррет. - Меньше, чем другие.
        - Почему ты их убиваешь? Они… они тебе чем-то помешали?
        - Нет, они помешали кому-то другому. И этот другой меня нанял.
        Джолан закусил губу:
        - Ты - наемный убийца.
        - А что в этом плохого? - спросил Гаррет.
        - Как что? Ты же убиваешь людей за деньги!
        - То же самое делает любой альмирский воин. Но обычный солдат вершит грязные дела. Ты когда-нибудь видел деревню после набега бойцов, обезумевших от жажды крови? Все мужчины и мальчишки зверски убиты. Все женщины изнасилованы. И девчонки тоже. Альмирцы славятся своей кровожадностью.
        - Я видел, что ты сделал с бароном Греалором. Чистой работой это не назовешь, - возразил Джолан.
        - Он не почувствовал ни малейшей боли, - сказал Гаррет. - Те, кого я убиваю, даже не ощущают присутствия убийцы рядом с ними. Однажды я убил барона на его собственной прогулочной барке, в окружении телохранителей и свиты. Меня никто не заметил. Я работаю чисто.
        - А угодить в драконью пасть - тоже чистая работа?
        Гаррет задумался.
        - Ну, жизнь непредсказуема. Но я - лучший в своем деле.
        - Это не оправдывает убийства. Ты все равно остаешься наемным убийцей.
        Гаррет пожал плечами:
        - Каждому отведена своя роль. Если бы я ее не играл, мое место занял бы кто-то другой.
        - Значит, ты ни в чем не виноват? - Джолан повысил голос. - Убогое оправдание. Все так делают. Прячутся за богами, титулами и жалкими извинениями, чтобы не нести ответа за свои злодеяния. Никто не желает видеть правды. Никому не стыдно за свои поступки.
        Гаррет с непроницаемым лицом поглаживал трубку. Джолан не мог понять, скучно Гаррету, неинтересно или он сейчас вскочит и перережет глотку своему спутнику.
        - А как же аптекарская лавка? - спросил Гаррет. - Тебе не стыдно, что ты ее сжег?
        - После смерти Моргана я не знал, что делать, - вздохнул Джолан. - Пришел в лавку, подождал. Явился барон Нимбу, заявил, что я незаконно нахожусь в его владениях, пригрозил, что выпорет меня, если я до заката не уберусь восвояси. - Он тяжело сглотнул. - Барон не заслужил ни лавки, ни тех целебных трав, что в ней хранились. Я собрал, что мог, а остальное запалил. Но ведь от этого никто не умер.
        - Да, от огня никто не умер. Но новому алхимику пригодились бы зелья, чтобы лечить жителей Выдрина Утеса.
        - Нимбу собирался все продать. Даже если б я остался в Выдрином Утесе, то ничего не смог бы сделать.
        - И кто теперь оправдывается? Прячется за извинениями? А вдруг ты нашел бы лекарство от чумы, которая вот уже много лет донимает округу? Ты же сам о ней рассказывал. Но нет, ты сбежал. И теперь жителям Выдрина Утеса никто не поможет.
        - Но тебя-то это не оправдывает.
        - А я и не говорю, что оправдывает. Но я не увиливаю от ответственности за совершенные мной убийства. В отличие от тебя. Вдобавок у тебя логика хромает. По-моему, мастер Морган не одобрил бы таких неумелых рассуждений.
        - Что ж. - Джолан сцепил зубы. - Да, я виноват. Я виноват в том, что спалил дотла место, которое служило мне домом. И в том, что убил человека в Заповедном Долу. - Джолан отшвырнул кусок вяленой говядины. - И в том, что спас твою несчастную жизнь. Дважды. И буду чувствовать себя виноватым всю жизнь, до тех самых пор, пока не отправлюсь в дальнее плавание к Морю Душ.
        Гаррет заморгал, но ничего не сказал.
        - А почему ты меня еще не убил? - спросил Джолан. - Я тебя вылечил. Помог проникнуть в Заповедный Дол. А теперь от меня никакой пользы. Почему ты меня не прирезал на постоялом дворе?
        У Гаррета дрогнули веки.
        - Ты мне нужен живым.
        - Зачем?
        - Тому, кто промышляет мокрыми делами, важно иметь под рукой надежного целителя. Я тебе доверяю. И вдобавок знаю, что ты беглец, а значит, при необходимости можно заручиться твоей помощью и в будущем.
        Джолан погрузился в размышления.
        - Если тебя снова цапнет какой-нибудь дракон, то проще забраться в лавку алхимика и угрозами склонить его к сотрудничеству, а не искать меня по всей стране.
        - Джолан, если человек хочет остаться в живых, то не приводит таких доводов.
        - Я просто объясняю, где у тебя логика хромает, Гаррет.
        Они уставились друг на друга.
        - Ты очень смышленый парень, Джолан, - сказал Гаррет. - И наверняка сам сообразишь, почему я оставил тебя в живых. - Он оперся о пенек, закрыл глаза. - Пора спать. Так или иначе, завтра мы с тобой расстанемся. А как именно - решай сам.
        Джолан смотрел на Гаррета, пока тот не задышал мерно и глубоко, как спящий. Потом Джолан вытащил из сумы целебные травы. Он вполне мог смешать жидкий яд, пропитать им лоскут и приложить к лицу Гаррета. Убийца умер бы за три секунды. Ну или за пять. Хотя, конечно, можно приготовить и какое-нибудь другое зелье.
        Выбор оставался за Джоланом.
        21
        Гаррет
        Когда Гаррет проснулся, Джолан сидел в нескольких шагах от него, скрестив ноги. Неподалеку, на плоском валуне, стояли три склянки с красноватой жидкостью, закупоренные пробками.
        - Настойка, которую я приготовил в Заповедном Доле, очистит твою кровь от драконьей гнуси, но рану все равно придется обрабатывать. Вот этого обеззараживающего зелья должно хватить на три недели, - сказал Джолан, не глядя на Гаррета. - Смазывай рану три раза в день или даже четыре, если погода сырая. Старайся не мочить рану и меняй повязки дважды или трижды в день. Каждый день.
        Гаррет сел. Проверил, на месте ли охотничий нож и котомка из козьей шкуры. Задумался, не подсыпал ли Джолан отравы в зелье. Вполне возможно.
        - А куда ты собрался? - спросил Гаррет.
        - На юго-восток, - неопределенно ответил Джолан. - К драконьим логовищам.
        - Решил спасти мир?
        Джолан пожал плечами и отвернулся.
        Гаррет встал:
        - Ну а мне на север.
        Джолан тоже встал:
        - Ты меня многому научил, Гаррет. Я все запомнил.
        Гаррет кивнул:
        - Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, Джолан, - сказал он с неподдельной искренностью и сам удивился своим словам.
        Мальчишка скрылся в чаще. Вдали пару раз хрустнули ветки, и Гаррет остался один. Он вытащил пробку из склянки и смазал рану. Вначале защипало, потом обдало холодком. Гаррет посидел, проверяя, не отравил ли его Джолан, но все обошлось. Вместо смерти появились белки, заскакали у его ног, выискивая крошки вяленой говядины.
        Гаррет улыбнулся. Понял, что будет скучать без мальчишки и его бесконечной болтовни. Ну, может, оно и к лучшему. Пусть себе бродит по лесам, ищет грибы и мох, живет мирной жизнью, которой Гаррет никогда не знал.
        Он собрал свои нехитрые пожитки и отправился на север. Путь до Незатопимой Гавани был долгим, но Гаррет всегда завершал начатое. А в столице Альмиры его ждало последнее дело.
        Часть III
        22
        Эшлин
        Эшлин сидела на троне, стараясь держаться как можно прямее. С самого утра - вот уже пять часов - она принимала альмирских баронов. Спина у нее взмокла от пота, в горле пересохло, а последние полчаса рядом назойливо жужжала муха.
        До коронации оставалась неделя, но Эшлин решила дать аудиенцию мелкопоместным альмирским баронам, чтобы заранее заручиться их поддержкой. Сейчас их помощь была бы очень кстати, потому что в столице почти не осталось королевских гвардейцев.
        - Королева, - сказал Креллин Нимбу.
        Эшлин вспомнила, как он со своим отрядом въезжал в Незатопимую Гавань. Теперь, когда у барона Нимбу появились деньги и бойцы, он наверняка станет подыскивать себе жену в столице, что, в общем-то, было нетрудно: внешность у него была привлекательная, ее не портила аккуратно подстриженная бородка. Однако дело осложнялось тем, что, по слухам, он любил мочиться на женщин, которых приводил к себе в спальню.
        Нимбу преклонил колена перед троном.
        - Мой род верой и правдой служил твоему роду с давних пор, когда Мальгравы еще не правили Альмирой. Не один десяток лет Блакмар был надежной опорой Мальгравам на всем северном побережье Атласа. Именно мы…
        - Мне известны твои заслуги, - оборвала его Эшлин, зная, что барон будет перечислять свои великие и малые подвиги до тех пор, пока его не остановят. - Что тебе угодно сегодня?
        Нимбу умолк и поправил воротник ярко-желтого камзола с черными пуговицами.
        - Королева, я пришел с жалобой. У меня в Выдрином Утесе была аптекарская лавка, - сказал он. - По твоему повелению я нанял алхимика, Моргана Моллевана, чтобы он нашел средство справиться с недугом, который, как вам известно, свирепствует в наших краях. Я выплатил ему договорную цену и передал в пользование три акра земли и уютный дом.
        Пять лет назад, когда стало ясно, что ядовитые красные улитки распространяют чуму по всей провинции Блакмар, Эшлин приказала Нимбу нанять алхимика. Король не отменил приказа дочери, но и не поддержал его, поэтому барон всеми силами старался увильнуть от исполнения своих обязанностей.
        - Если память мне не изменяет, все это ты проделал с большой неохотой. Напомни-ка мне, на сколько лет была снижена пошлина на шерсть? На год или на два?
        - На три, королева.
        - На три… - задумчиво повторила Эшлин. Разумеется, она это прекрасно помнила, но надо было, чтобы Нимбу сказал это сам. - Продолжай, барон.
        - Недавно алхимика убил дракон. А ученик алхимика, мальчишка по имени Джолан, украл самые ценные зелья, сжег все остальное и сбежал. Я объявил награду за его поимку и требую, чтобы гильдия алхимиков возместила мне понесенные убытки. По закону аптекарская лавка и все ее содержимое после смерти Моргана принадлежит мне.
        Эшлин знала о печальной участи Моргана. Невосполнимая потеря. А Нимбу, которого так долго пришлось убеждать в необходимости нанять алхимика, теперь ни с того ни с сего требует возмещения убытков. К сожалению, сейчас не время подвергать сомнению искренность его намерений. Он привел в Незатопимую Гавань всего пятьдесят бойцов, но Эшлин был нужен каждый воин.
        - С шипогорлым верденом, который убил мастера Моргана, расправился Бершад Безупречный, верно? - осведомилась она.
        - Да, королева.
        - В таком случае все очень просто устроить, - сказала Эшлин. - Гильдия алхимиков - разобщенный союз мастеров, от которых будет трудно добиться какого-либо ответа в отношении одного из многочисленных учеников, склонного к поджогам. Все убытки тебе возместят из королевской казны. Более того, по альмирским законам ты обязан сдать в казну треть драконьего масла, извлеченного из шипогорлого вердена. Надеюсь, ты привез его с собой.
        - Да, королева. Я хотел доставить его лично.
        - А теперь можешь увезти его в Блакмар. Или, если хочешь, его сегодня же погрузят на торговое судно, а тебе выплатят рыночную цену золотом. Тебя это устраивает?
        - Да, королева. - Барон Нимбу поклонился, и по его лицу расплылась улыбка. Треть драконьего масла, извлеченного из шипогорлого вердена, стоила гораздо больше аптекарской лавки. - Лучше золотом.
        - Естественно, предполагается, что часть этого золота ты употребишь на то, чтобы отстроить аптекарскую лавку и нанять нового алхимика, - добавила Эшлин.
        - Но, королева… - Улыбка Нимбу улетучилась.
        - Вполне очевидно, что возмещения ущерба ты просил потому, что присутствие алхимика в Выдрином Утесе значительно облегчало жизнь твоим подданным, - твердо сказала Эшлин. - А мне известно, что ты, барон Нимбу, всегда стараешься облегчить жизнь своим подданным, особенно если у тебя есть для этого средства.
        Нимбу сглотнул. На лбу у него выступила испарина.
        - Ты очень проницательна, королева. Я распоряжусь, чтобы аптекарскую лавку отстроили незамедлительно.
        - Рада это слышать, барон Нимбу, - сказала Эшлин и решила, что через пару недель обязательно проверит, как идет строительство - в Блакмаре у нее был осведомитель, который пришлет весточку голубиной почтой. Если не отыскать противоядия от красных улиток, то вскоре чума распространится по всей провинции Блакмар. - Спасибо за визит.
        - Я удостоился великой чести, королева, - сказал Нимбу. - Да ниспошлют тебе боги ясное небо и ласковое солнце на долгие годы.
        Когда Нимбу удалился, Эшлин, не разжимая плотно сомкнутых губ, скрипнула зубами. Вспомнила прощальное напутствие отца. Все-таки лучше править Альмирой не силой стали, а силой золота.
        Эшлин потеребила драконью нить на запястье, сожалея, что не может провести остаток дня за изучением ее секретов. К трону приближался очередной барон. Эшлин незаметно вздохнула. День обещал быть длинным.
        23
        Бершад
        Проснувшись, Бершад и Вира искупались в теплой воде пруда.
        - А тебе часто приходилось пользоваться мхом? - Вира, разглядывая шрамы на теле Бершада, уложила распущенные волосы в тугой пучок.
        Бершад ополоснул левую руку, ощутив под пальцами длинный шрам от локтя до плеча - давний след когтя громохвоста.
        - Слишком часто, - ответил он.
        Вира набрала воду в горсть и ополоснула лицо.
        - Как думаешь, сегодня доберемся до остальных? - спросила она.
        - Ага.
        Она кивнула и медленно побрела к берегу. Мокрая кожа поблескивала в утреннем свете.
        - Ну хоть одно приятное воспоминание останется, - сказала Вира, облачаясь в обшарпанный доспех из акульей кожи.
        Бершад, повернувшись к Вире спиной, тоже оделся. Они присели у догорающего костра и доели остатки рыбы, а потом перебрались через ручей. Выжженное кострище было единственным напоминанием о предыдущей ночи.
        Они углубились в заросли. Толстый слой мха странно пружинил под ногами. Бершад надел маску, обнажил кинжал из драконьего клыка и начал прорубать дорогу сквозь густую сеть лиан. Вира шла следом. Клинок с влажным хрустом врезался в зелень.
        - Вообще-то, ягуары движутся очень тихо, - сказала Вира, когда Бершад случайно чуть не повалил молодое деревце.
        - Плохой из меня ягуар, - буркнул он. - Да и барон тоже хреновый.
        - Зато ты в другом хоть куда, - сказала она и, помолчав, добавила: - Много в чем.
        Обогнав Бершада, Вира бесшумно скользнула в колючий куст, да так, что ни одна ветка не качнулась, и вскоре превратилась в черную тень среди деревьев. Через пару часов Бершад выбрался на поляну. Вира, скрестив ноги, сидела на большом плоском камне и невозмутимо точила один из своих кинжалов.
        - Мост там, впереди, - сказала она, указывая на север. - И наши тоже. Я унюхала дымок трубки Роуэна.
        Бершад кивнул, вытер клинок из драконьего клыка о штанину и вложил в ножны. Посмотрел на Виру.
        - Слушай, - начал он, - ночью мы…
        - Про то, что было ночью, говорить не обязательно.
        - Понимаешь, опасно отправляться в Баларию, не зная, в каких мы с тобой отношениях, - сказал Бершад.
        Его больше заботило не то, что они с Вирой переспали, а то, как она восприняла его удивительную способность к исцелению.
        Вира взглянула на него.
        - Ты мне нравишься, - сказала она. - И то, что было ночью, мне тоже понравилось. Но ты прав - мы с тобой на службе у двух разных Мальгравов. Так что лучше забыть обо всем, что случилось, и двигаться к цели. Вот такое у меня отношение. А у тебя?
        - И у меня тоже, - сказал Бершад.
        Его это вполне устраивало.
        Древний трехарочный мост из почерневшего гранита когда-то был внушительным сооружением, но теперь выглядел лишь чуть-чуть надежней прогнившего ствола, который подломился под Роуэном и Альфонсо. Бершад коснулся замшелых камней, крошившихся под рукой.
        - Кто его здесь построил? - спросила Вира. - Явно не скожиты.
        - Алхимики, - ответил Бершад. - Они сотни лет исследуют драконьи логовища. Балары говорят, что раньше на эту гору стекались толпы алхимиков, собирали целебные травы, что-то здесь изучали. Но скожиты их распугали.
        - Понятно.
        Роуэн, Фельгор и Альфонсо устроили привал на противоположной стороне моста. Фельгор дремал у костра, положив голову на брюхо ослика, а Роуэн сидел рядом, покуривая трубку. У его ног лежал меч.
        - Долго же вы, однако, - сказал Роуэн, не выпуская трубки изо рта.
        Фельгор приоткрыл один глаз, сел, почмокал губами, обеими руками пригладил сальные волосы. Пристально посмотрел на Виру с Бершадом, принюхался и заявил:
        - Вы трахались.
        Роуэн изогнул бровь, но ничего не сказал.
        - А вы тут давно? - спросила Вира.
        Фельгор улыбнулся, обнажив очень мелкие зубы, и почесал реденькую бороденку.
        - «А мы подойдем чуть позже…» - повторил он голосом Бершада. - Мы вас ждем уже два дня. Тропа была в сотне ярдов от той переправы, ну мы и пошли по ней. - Он огляделся. - Если честно, мы тут заскучали. Вчера я полдня рассказывал Роуэну про дочку мясника, с которой познакомился в Драммонде, у нее такие здоровые…
        - Вы-то сами как добрались? - перебил его Роуэн.
        Бершад пожал плечами:
        - Да так, без приключений. Палец вот только потеряли.
        Роуэн взглянул на руки Бершада, потом на Виру, заметил перевязанную ладонь без мизинца.
        - Ты знаешь, где мы?
        Бершад осмотрелся, кое-что припомнил. Тропа вела на север, прямиком через драконье логовище, к горному озеру.
        - Ага, - сказал он. - Знаю.
        К полудню они добрались до входа в логовище - туннеля под горой, заросшего зелеными, багряными и пунцовыми кустами, лианами и спартанийским мхом, среди которого вился ручей. Роуэн немедленно наполнил суму кусками мха.
        Обычно драконы устраивали логовища не высоко в горах, а в теплых и влажных низинах, вот как в Дайновой пуще. Чем их привлекла труднодоступная вершина Вепрева хребта, алхимики так и не разобрались, но постоянно приходили сюда за растениями для всевозможных целебных настоек - от снотворного до средства от поноса. Состав своих зелий алхимики держали в секрете и наживали огромные состояния, продавая лекарства больным.
        - А тут не опасно? - спросил Фельгор Бершада, который начал расчищать заросли у входа. - Они какие-то… колючие.
        - Как тебе сказать, - ответил Бершад, разрубая толстую лиану, обрызгавшую его густым оранжевым соком. - Ты уже встретился и с драконом, и со скожитами - и ничего, уцелел. Так что колючки - не самое страшное.
        Фельгор прикусил нижнюю губу, всмотрелся в туннель, отступил за спину Роуэна и похлопал его по плечу в кольчуге.
        - Ну, колючки и лианы мне не страшны, у меня есть надежный щит.
        - Может, ты к кому-нибудь другому пристанешь, для разнообразия? - Роуэн вытащил из ножен кинжал и тоже начал расчищать вход.
        - Мне с тобой хорошо. Мы же друзья.
        - Я тебе не друг, баларин, - огрызнулся Роуэн, впрочем беззлобно.
        - Ну, не то чтобы задушевные, как два голубка, - сказал Фельгор. - Но и не враги.
        - Ладно, вперед! - начал Бершад и внезапно остановился, оглушенный шумом драконьего логовища: тысячи зверьков и насекомых в замшелой земле. Шум длился всего секунду, а потом смолк.
        - Что с тобой? - спросила Вира, коснувшись плеча Бершада.
        - Все в порядке, - моргая, ответил он.
        То, что он сейчас чувствовал, совсем не походило на приближение дракона, но ощущения были очень странными. В прошлый раз, когда балары вели его через логовище, ничего подобного он не испытывал.
        Они двинулись в темноту. Факел зажигать не понадобилось: сквозь расщелины в потолке пещеры пробивались тоненькие лучики света, так что видно было, куда идти. В тяжелом влажном воздухе сновала мошкара. С обеих сторон нависали тени высоких корявых деревьев. Чем глубже путники забирались в логовище, тем чаще перед ними мелькали насекомые и мелкие зверьки.
        - Крысы и ящерицы, - пояснил Бершад, заметив страх в глазах товарищей; даже Вира шарахалась от теней.
        - А драконы? - спросил Фельгор.
        Бершад помотал головой:
        - Это вряд ли. - Он разрубил еще одну лиану, преграждавшую им путь; во все стороны брызнул сок, на этот раз пунцовый. - До Великого перелета еще несколько недель, и все драконы обычно устремляются в логовище в восточной Баларии.
        А значит, остается совсем немного времени, чтобы остановить задуманное императором массовое истребление драконов. Мешкать больше нельзя.
        - Почему все так опасаются драконьих логовищ, если самих драконов тут не бывает? - спросила Вира.
        - Потому что алхимики напускают ужаса, рассказывают всякие страхи.
        - Алхимики - это такие типы в серых балахонах, что ли? - спросил Фельгор. - В Баларии они дерут зубы болящим и продают всякие мази, чтобы с уда не капало. Им-то это зачем?
        Бершад провел рукой по лбу, смахивая пот, и перемазался соком лианы.
        - Ну вот если бы ты обнаружил в горах тысячу ничейных золотых жил, ты побежал бы всем рассказывать про свою удачу? И как просто туда добраться?
        - А, вот оно что! - смекнул Фельгор. - Хитро они все обставили. Надо будет запомнить. Слушай, а этих алхимиков тут, случайно, нет? А то у меня зуб ноет.
        - Это потому, что ты не чистишь зубы перед сном, - сказал Роуэн. - Я же тебя учил.
        - Ну ладно, сегодня обязательно почищу, - ответил Фельгор. - Странные вы, альмирцы. Сами все завшивленные, мажете волосы глиной, в стране нет ни одной приличной дороги, зато зубы надо содержать в чистоте. Зубы! Вот как это понять?
        Ручеек превратился в небольшой водопад. По обе стороны высились замшелые валуны. Роуэн подтолкнул Альфонсо вперед. Ослик обнюхал ближний берег, посмотрел на противоположный, прянул ушами и осторожно перебрался через ручей.
        - А разумно ли полагаться на осла-проводника? - удивленно спросила Вира.
        - Он нам не раз жизнь спасал, - ответил Бершад и двинулся следом за Альфонсо.
        Ослик без труда взобрался на камни, а вот людям было скользко подниматься на замшелый каменистый берег. Чем выше, тем труднее становилось идти. Ручеек скрылся в крошечной пещере, куда пролез бы только младенец, и тропа исчезла. Впереди была стена непроходимых колючих зарослей.
        Бершад укоризненно поглядел на Альфонсо. Ослик, жуя какую-то травку, пристыженно отвернулся.
        - Может, попробуем с другой стороны? - предложил Роуэн.
        - Скоро стемнеет.
        - Уже и без того темно, - сказал Фельгор, махнув рукой во тьму.
        - Я к тому, что, когда солнце зайдет, тут лучше не оставаться.
        - Ты же говорил, что здесь безопасно, - напомнил Фельгор.
        - Ну, на болоте или в сосновом бору тоже безопасно, - сказал Бершад. - Только не по ночам.
        Он начал протискиваться сквозь заросли, одной рукой рубя колючие лианы и кусты, а другой отшвыривая ветви в сторону. Через несколько шагов ему пришлось надеть маску, чтобы шипы не исцарапали лицо. Бершад поднес кинжал к очередной багряной лиане, и тут его снова оглушило, но на этот раз звук был громче и дольше. Со всех сторон в ушах барабанной дробью отдавался перестук тысяч звериных сердец, как будто он разом слышал каждое насекомое, крысу и змею.
        - Что за хрень! - Бершад сорвал маску, прислонился к дереву, сделал шаг вперед, поскользнулся и упал.
        - Сайлас! - Роуэн схватил его за руку; голос прозвучал как дикий рев. - Что с тобой? О боги, у тебя кровь из носа так и хлещет!
        - Шум… - пробормотал Бершад. - Здесь так шумно…
        Он заткнул уши, но от этого стало еще хуже. Он сделал несколько медленных, глубоких вдохов - не помогло. В глазах потемнело.
        - Что делать? - спросил Фельгор. - Он как будто нанюхался опия…
        Рев в ушах Бершада не прекращался.
        - Это из-за драконьего логовища, - сказала Вира. - Бершада надо отсюда вытащить, и чем скорее, тем лучше.
        Бершад почувствовал, как его взяли под руки, подняли и протащили несколько шагов. Он слышал биение сердец своих спутников лучше, чем свое собственное. Дикий хор звериных голосов не смолкал. На миг все звуки смешались в мелодичную волну.
        А потом все стихло. Навалилась темнота.
        24
        Бершад
        Бершад очнулся, лежа на спине. Над ним синело небо. Слух вновь стал нормальным: легкий ветерок, далекий птичий щебет. Сердце мерно билось в груди.
        - Ты как?
        Бершад приподнялся на локтях. Рядом с ним сидел Роуэн, разглядывая небольшую склянку, в которой виднелась полоска темно-зеленого мха с крошечными голубыми цветочками.
        - Это он?
        - Ага. Я сначала попробовал спартанию, но она не помогла, а я прямо не знал, что с тобой делать. Ты весь трясся, а из носа ручьем хлестала кровь. Я уж думал, помрешь. Ну, забрался поглубже в логовище, нашел этот мох под каким-то корявым деревом, сорвал горсточку и запихнул тебе кусочек в глотку. Вот ты и оклемался. - Роуэн отвел взгляд. - Я потом хотел еще набрать, но забыл где. В общем, мы тебя вытащили на свежий воздух.
        - Ну, главное, что ты меня спас, Роуэн.
        Бершад почесал бороду и огляделся. Его спутники устроили привал под раскидистым дубом в небольшой долине среди высоких гор.
        - И сколько я провалялся без чувств? - спросил Бершад.
        - Примерно час.
        Бершад размял руки. Поморгал. Все было в порядке. Как обычно.
        - Вира с Фельгором взяли Альфонсо и пошли за водой. - Роуэн указал Бершаду за спину.
        Вдали виднелось большое синее озеро. Бершад разглядел на берегу ослика и две человеческие фигурки.
        - Со мной такого никогда не бывало: ни в детстве, когда я лазил по драконьим логовищам, ни десять лет назад, когда балары вели меня этой дорогой.
        - За десять лет много чего случилось.
        - Ага. - Бершад покачал головой. - Мне показалось, что весь мир вокруг… просыпается.
        - И ты чуть не умер.
        - Значит, буду держаться подальше от драконьих логовищ, чтобы такого больше не повторилось.
        - Это ты сейчас так говоришь, Сайлас. А потом - кто знает.
        - В жизни ничего не скажешь наверняка.
        Роуэн посмотрел на склянку со мхом и протянул ее Бершаду.
        - Вот, пусть всегда будет при тебе.
        Бершад замялся:
        - Я не хочу им пользоваться. Только при крайней необходимости.
        - Ты же собираешься убить императора.
        Бершад кивнул. Ради этого все и затевалось.
        - Так вот, это тот же самый мох, который малец положил тебе на рану в Выдрином Утесе. Понятное дело, у алхимиков он есть, потому что только они шастают по драконьим логовищам. Тогда этот мох тебе здорово помог. Мало ли, вдруг ты попадешь в какую переделку, и вот тогда пригодится.
        Бершаду было не по себе от того, как влиял на него мох, однако он понимал, что Роуэн прав. Императора Мерсера окружают десятки телохранителей. Мох давал Бершаду хоть какую-то возможность подобраться поближе к императору. Бершад взял склянку и задумался, куда бы ее спрятать. В конце концов он сунул ее в узел волос на затылке - и не заметно, и не разобьется. Хорошо, что он привык годами обходиться без гребня.
        - Вира про меня знает, - вздохнул Бершад.
        - Я так и думал, - сказал Роуэн. - Ну, эта не проболтается. Такая женщина как раз для тебя.
        - Какая такая? - спросил Бершад, глядя на озеро.
        Вира с Фельгором уже возвращались к ним, навьючив на Альфонсо два больших бурдюка.
        - Суровая, - сказал Роуэн. - И честная.
        - Полная противоположность баларину, который тебе очень нравится, - заметил Бершад.
        Роуэн хмыкнул:
        - Просто он похож на моего младшенького, По.
        - Как это?
        За все эти годы Роуэн почти ни разу не говорил о своих родных.
        - Ну, он всегда и во всем видит что-нибудь хорошее, даже в беде. - Роуэн помолчал и улыбнулся. - А еще брехливый, как шакал. Когда По был совсем мальчишкой, то заставил старшего брата целую неделю помогать по хозяйству в обмен на обещание показать тому дырку в местной бане, чтобы подглядывать за девчонками. Никакой дырки там не было, так что в конце недели По огреб тумаков.
        - Они все в Заповедном Доле? - спросил Бершад. - Ну, твои родные?
        - Ага. У сыновей уже свои семьи. Они люди обеспеченные, у них тутовые сады за городом, шелковые черви приносят хороший доход. Мне это нравится - мои сыновья выращивают что-то полезное, а не убивают, как их отец.
        - Ты скучаешь без них?
        - Конечно. Но они понимают, что заставило меня так поступить.
        - И жена тоже понимает? Ты же пошел на верную смерть, когда вызвался стать моим треклятым щитом.
        Роуэн поморщился:
        - Жена уплыла в море раньше меня. Умерла от кровавой лихорадки.
        - Извини. Я не знал.
        Роуэн отмахнулся:
        - Мне за многое нужно заплатить. Как и тебе. - Он посмотрел на Бершада. - Во время баларского нашествия твой отец меня спас. А значит, без Леона Бершада моя семья не знала бы мирной жизни. Сыновья уже взрослые, самостоятельные, а ты… - Он улыбнулся. - А тебе нужна моя помощь.
        - Да, ты прав. Нужна.
        Роуэн потянулся, глядя, как Вира и Фельгор возвращаются к костру.
        - Вот если честно, нам с ними по пути. Без этого придурка Греалора подобралась неплохая компания. Воры и убийцы.
        Бершад ничего не ответил - Вира и Фельгор были совсем близко - и про себя согласился с Роуэном. Бершад вообще не доверял большим скоплениям людей, будь то аристократы в баронском замке или крестьяне и рыбаки в деревенской таверне, - при первом же признаке опасности любая толпа тут же превращается в жестокую и беспощадную свору. А вот о новых спутниках так думать не получалось. Они нравились Бершаду. Он даже начал им доверять.
        - Ну вот, еще не умер! - сказал Фельгор, ухмыляясь во весь рот.
        Альфонсо подошел к Бершаду, с нетерпеливой радостью лизнул ему щеку, а потом потрусил на ягодную полянку слева от привала.
        - Он очень за тебя беспокоился, - с улыбкой объяснила Вира.
        - Ага, - фыркнул Фельгор. - Можно подумать, только Альфонсо за него беспокоился. Интересно, хладнокровные вдовы всегда так тревожатся, когда идут за водой? - Он одарил Виру сияющей улыбкой.
        - Тебе никогда не говорили, что у тебя зубы как у шестилетней девчонки? - спросила Вира.
        - И такое бывало.
        Вира вздохнула и посмотрела на Бершада:
        - Хорошо, что ты оклемался. Что случилось?
        - Да мне в логовище что-то примерещилось.
        - Ты же говорил, что там безопасно, - напомнил Фельгор.
        - Нет, я сказал, что там нет драконов.
        - Мы все там были… - Фельгор зашмыгал носом. - Может, и на меня оно подействовало?
        - Вряд ли.
        Фельгор шмыгнул носом еще раз, для проверки.
        - Ну ладно. - И, помолчав, добавил: - А что на ужин?
        Все разошлись на поиски еды, а Бершада оставили на привале набираться сил. Роуэн и Фельгор отправились собирать подножный корм, а Вира вернулась к озеру порыбачить. Бершад подбросил хвороста в костер и, глядя в огонь, начал разбираться в своих ощущениях. Слышал он нормально - где-то неподалеку шуршали мыши, но теперь Бершад не различал биения их крошечных сердец. Потом он вытащил из ножен кинжал из драконьего клыка и ткнул им себе в руку. Из пореза выступила кровь, струйкой стекла по предплечью. Бершад с облегчением отметил, что ранка не затянулась сама собой. Все эти годы необъяснимая способность исцеляться помогала ему выжить. Хотя и очень пугала.
        Спустя час все собрались у костра. Роуэн и Фельгор нашли пару десятков грибов, размером с голову младенца. Роуэн всыпал грибы в котелок и повернулся к Вире:
        - Ну как, в озере рыба есть?
        - Не совсем. - Вира опустила на землю кожаную суму, в которой что-то шевелилось. - Раки, - объяснила она. - По всему берегу.
        Фельгор одним пальцем приоткрыл горловину сумы и заглянул внутрь.
        - Эх, мне бы форель!
        - А мне б жареного барашка с подливкой, - буркнул Роуэн, подхватив суму. - Будешь есть, что дадут. - Он посмотрел на Виру. - Молодец!
        Роуэн добавил раков в котел с грибами и помешал воду.
        - Панцири все десны изрежут, - заныл Фельгор.
        - Хочешь, я твою долю съем? - предложил Бершад.
        - Нет-нет, я сам.
        Похлебка явственно отдавала рачьим дерьмом, но котелок опустошили подчистую. Фельгор достал какой-то бурдюк (Бершад не помнил такого среди поклажи), откинулся назад, плеснул себе в рот струю виски, посмаковал и проглотил.
        - О! - сказал он, причмокнув. - Забористая хрень.
        Все уставились на него.
        - Фельгор, где ты эту хрень раздобыл? - спросил Бершад.
        - Нашел.
        - Вот здесь, в глуши? Откуда тут взяться полному бурдюку виски?
        - Да там, у реки. Когда мы с Вирой ходили за водой, я сразу приметил схрон в камышах.
        - Что-то я никакого схрона там не видела, - сказала Вира.
        - А это потому, что у меня глаза зорче твоих, паучок.
        Вира поморщилась:
        - Не называй меня так. И когда ты успел забраться в этот схрон? Я же тебя ни на миг из виду не выпускала.
        Фельгор улыбнулся и отпил еще глоток:
        - Ты же помнишь, я - вор.
        Бершад посмотрел на бурдюк. С виду, похоже, баларский. Наверное, виски спрятали пограничные стражники, а где виски, там и съестное.
        - Завтра утром покажешь мне схрон, - сказал Бершад. - А сейчас поделись-ка находкой.
        Он глотнул из бурдюка. Виски обожгло горло и согрело внутренности. Вообще-то, в пути Бершад обычно не пил, но вчера он чуть не умер в драконьем логовище, да и покамест, впервые за несколько недель, им не грозила опасность. Самое время выпить и расслабиться. Он передал бурдюк Вире. Она сделала глоток и, судя по всему, пришла к тому же выводу, что и Бершад.
        На четверых было больше чем достаточно. Первым захмелел Фельгор, заплетающимся языком целый час расспрашивал Роуэна, какие женщины ему нравятся, а потом, когда тема себя исчерпала, начал рассуждать о колбасках и пиве.
        - Вот я никогда не пробовал этого вашего хваленого ливенеля, - рыгнув, сказал Фельгор Роуэну. - По мне, нет ничего лучше можжевеловой водки с лаймом. Ничего. Вот придем в Бурз-аль-дун, я тебя угощу… Я все лучшие таверны знаю.
        - Фигня все это, - ответил Роуэн, из-за виски громче обычного. - Ливенель - самый лучший напиток на свете. Он на вкус, как… э-э-э…
        - Как туманное утро, - сказал Бершад. - На заре.
        - Вот да, - подтвердил Роуэн. - Именно так.
        - Ха, - сказал Фельгор. - А какой вкус у туманного утра?
        - Такой же, как у ливенеля, - улыбнулась Вира, растянувшись у костра и глядя на звезды. - Тебе ж только что сказали.
        - Ты захмелела, паучок, - сказал Фельгор.
        - Мы все захмелели, воришка.
        - Ага. - Фельгор причмокнул. - Веселенькое дельце. Сидим в глуши, выпиваем у озера, наелись каких-то хрустящих озерных тварей, Вира потеряла палец, а я больше недели толком не срал, уж не знаю, как вы.
        - Могло быть хуже, - сказал Бершад.
        - Куда уж хуже?
        - А если б Йонмара не убили?
        Все рассмеялись. Вира вернула Фельгору бурдюк, и виски пошло по кругу, пока не выпили всё до последней капли. Фельгор отрубился первым, за ним Роуэн. Оба громко храпели. Бершад и Вира долго сидели у костра. Молчали.
        Глядели друг на друга и слушали ночь.
        25
        Бершад
        Из-за виски все спали допоздна. Бершад проснулся ближе к полудню, уже без похмелья, а вот остальным было худо.
        - Подъем! - гаркнул Бершад. - Пора в путь.
        - Да не ори ты так! - пробормотала Вира, облизывая пересохшие губы. - Ох, водички бы.
        - По-моему, я умираю, - заявил Фельгор, щурясь на солнце.
        - Погоди, сначала покажи, где ты нашел виски.
        Фельгор рыгнул, будто собираясь блевануть, но потом просто сплюнул.
        - Ага, покажу. Это вон там.
        Путники собрали пожитки и спустились к берегу озера. Пока Роуэн и Вира жадно хлебали воду, Фельгор отвел Бершада к схрону.
        - Вот, только там больше ничего нет.
        Бершад обнажил меч и начал раздвигать им высокие камыши, тихонько шуршавшие при каждом взмахе. Углубившись в заросли, минут через пять драконьер добрался до высокой кочки и ткнул в нее мечом. Клинок глухо ударил о дерево. Бершад нагнулся, запустил пальцы в грязь и нащупал край чего-то деревянного.
        - Эй, помоги-ка! - сказал он Фельгору.
        - А что это?
        - Найди край с той стороны.
        Фельгор обошел кочку, повторил движения Бершада, кивнул. Вдвоем они вытащили из грязи деревянную лодку - баларскую дори, шагов десять длиной. В нее вполне поместились бы четверо, но борта были покорежены и изъедены глиной. Под лодкой обнаружились четыре весла, облепленных улитками.
        - Переберемся на ней через озеро, - сказал Бершад. - А дальше река сливается с рекой побольше, которая течет через Таггарстан.
        Фельгор почесал в затылке:
        - Какая-то она ненадежная. Не потонет?
        - Иначе только на своих двоих. Или вплавь, - сказал Бершад.
        Фельгор пожал плечами:
        - Ну ладно, давай на лодке.
        Самым трудным было погрузить на лодку Альфонсо, пожитки и всех остальных. С ослика сняли поклажу и почти час заманивали его в лодку. Хорошо, что Вира нашла дикую морковь. Альфонсо нерешительно потоптался по дну, прошел к носу и улегся там спать. Остальные забрались в лодку, кое-как расселись и начали грести.
        - С похмелья хуже занятия не придумаешь, - сказал Фельгор минут через двадцать.
        - В бою тяжелее, - сказал Роуэн.
        - Ты что, сражался после попойки?
        - Ну да, если не было времени снова напиться. Солдаты только и делают, что чего-то ждут. А в перерывах пьют и валят противника в грязь. Ну или протыкают его мечом, если получится.
        - Ужасно.
        - Согласен.
        С противоположного берега озера по северным отрогам Вепрева хребта текла узкая река, бурная и порожистая. Лодку качало и швыряло в разные стороны, словно какой-то жестокий ребенок пытался утопить кота. Вскоре Фельгор бросил весло и начал блевать, а Альфонсо тихонько подвывал, тщетно пытаясь встать.
        - Я передумал, - выдохнул Роуэн на тихом участке реки. - Грести с похмелья - занятие хуже всего на свете. О боги!
        - Сосредоточься и греби, - сказала Вира. - Главное - не отпускай весла.
        Река петляла по ущельям, лодку бросало от одного берега к другому и крутило так, что по большей части гребцы смотрели не вперед, а назад, лихорадочно работали веслами и орали дурными голосами, перебираясь через пороги и лавируя между камней. К вечеру уцелели всего два весла, воды в лодке было по щиколотку, а бедняга Альфонсо оцепенел от ужаса.
        Наконец они прошли сквозь узкое ущелье, где лодку едва не разбило в щепки, и река стала шире, а течение замедлилось. Теперь можно было наслаждаться путешествием. Все долго молчали, не веря своему счастью. На закате Бершад поглядел назад и увидел вдали громаду Вепрева хребта. Перед ними расстилалась бескрайняя степь.
        - Выбрались, - сказал Бершад.
        - Ничего хуже со мной в жизни не случалось, - сказал Фельгор.
        - На тебе же ни царапины, - заметила Вира. - Хотя вопил ты громче всех.
        - Не у всех в жилах лед, а не кровь, как у тебя, паучок, - возразил Фельгор. - И не у всех безумие в сердце, вот как у нашего отважного драконьера. Но ты верно подметила. Все-таки это не самое худшее, что со мной случалось. Однажды я заплатил десять серебряников за шлюху, а у нее оказался уд.
        Все молчали.
        - Здоровенный такой. Толстый.
        Молчание затягивалось.
        - Что, никому не интересно узнать, как это произошло? - спросил Фельгор.
        - Если ты начнешь рассказывать, я перережу тебе глотку и брошу в реку, - сказала Вира.
        - Да ладно, не пугай меня, паучок, - усмехнулся Фельгор. - Мы же знаем, что это неправда. Я тебя обворожил, вот как Роуэна. - Он ополоснул речной водой лицо, перемазанное грязью. - Так вот, плачу я, значит, десять серебряников этой шлюхе, потому что у нее кожа белая-белая и гладкая, как свежее масло. Ну, поднимаемся мы в мою комнату в таверне…
        Бершад очень старался не слушать, но кое-какие подробности до него все-таки донеслись.
        Вскоре после полуночи лодка приблизилась к баларской заставе, и Фельгор наконец-то заткнулся. На северном берегу реки высилась глухая каменная стена, футов пятьдесят высотой, черная, как акулий глаз. Стена протянулась почти на пол-лиги, и посреди нее виднелась стальная решетка ворот. По обе стороны ворот пылали факелы, а на реке рядком выстроились лодки. По стене расхаживали караульные в металлических шлемах, тускло поблескивавших в лунном свете.
        - Тут нам не пробраться, - сказал Фельгор. - За воротами начинается туннель в четыре лиги длиной, утыканный бойницами и амбразурами. Те, у кого нет пропуска, к концу туннеля лишаются и жизни. Каждый корабль и каждую лодку тщательно осматривают, чтобы никто не спрятался среди грузов. Если кого обнаружат, то сразу превращают в баларского дикобраза.
        - В кого? - переспросила Вира.
        - Выпускают в бедолагу тучу стрел, - пояснил Бершад.
        Лодка проплыла мимо ворот, где стоял длинный ряд торговых галей - традиционных гребных судов, распространенных на восточных реках.
        - И кто за всем этим следит? - спросил Бершад Фельгора. - В Альмире так через месяц был бы полный бардак.
        - Ну, во-первых, вы, альмирцы, - дикие люди, - улыбнулся Фельгор. - А во-вторых, Баларией правят Домицианы, тираны и деспоты. Они особенные. Для них управлять страной - обычное дело. После того как вторжение в Альмиру закончилось крахом, император Элиас Домициан воздвиг пограничные стены, чтобы не пускать в страну чужеземцев. На этом можно было бы и остановиться, но его сын, Мерсер, пошел дальше. Он разделил Бурз-аль-дун на районы. Перейти из одного района в другой можно только через пропускной пункт, при наличии особого баларского пропуска. Обезопасив таким образом столицу, император Мерсер распространил свое начинание по всем баларским городам и трактам. Так что вся страна теперь у него под контролем. Говорят, у него есть особый зал, откуда он всем этим управляет, но, по-моему, это выдумки. - Фельгор сплюнул в реку. - Если бы такой зал был, я бы его обязательно нашел.
        Бершад хмыкнул, вспоминая, что говорила ему Эшлин. Баларская система пропускных пунктов не развалится в один миг после убийства Мерсера, но из-за смерти императора в стране начнется хаос и об истреблении драконов забудут.
        Среди судов у ворот были и военные корабли, и прогулочные барки. Борта военных кораблей были обшиты стальными листами, а на носу и на корме виднелись помосты для лучников. На широких прогулочных барках красовались шелковые павильоны, а над водой разносились ароматы благовоний и негромкие звуки арфы.
        - Богатые балары приезжают сюда за рабами, - пояснил Фельгор. - В Баларии нет невольничьих рынков, а рабство объявлено вне закона, но невольников можно ввозить из-за границы, хотя за них и приходится платить налог размером с сегодняшнее похмелье. Ну, богатеям это не впервой, вот они и ездят за рабами - в основном за наложницами - в Таггарстан.
        - Откуда ты так много об этом знаешь? - спросила Вира.
        Фельгор не сводил глаз с самой большой и роскошной барки, словно надеясь увидеть на палубе полуголую наложницу.
        - Плохой был бы из меня вор, если б я не знал, что делается на этих барках.
        - А ты их обворовывал? - спросил Бершад.
        Фельгор снова сплюнул в реку и помотал головой:
        - Нет, легче пробраться в мышиную жопу, чем туда. А вдобавок если поймают, то не сбежишь. Только придурок попытается ограбить барку. Лучше дождаться, пока они не начнут выгружаться. Вот в портах ворам раздолье. Особенно в баларских портах. У богатеев там особые сходни, с домиками, наподобие жилых.
        - Ясно, - сказал Бершад.
        Они гребли вдоль стены, которая сменилась узким ущельем. Бершад подумал, что будь у них веревка и колья, то на отвесные скалы можно было бы вскарабкаться. Вира тоже это заметила.
        - А можно ведь и по скале взобраться и попасть в страну, - сказала она.
        - Там сотни лиг пустыни, - объяснил Фельгор. - Баларские войска охраняют подступы к воде и дорогу в Бурз-аль-дун, так что невозбранно пересекают пустыню только стервятники и драконы.
        - Может, и так, - недоверчиво сказала Вира. - А может, ты хочешь, чтобы мы сначала пошли в Таггарстан. Там легко скроется любой воришка.
        - Обижаешь, паучок, - сказал Фельгор. - По правде сказать, мне очень хочется еще раз проникнуть в императорский дворец. То-то повеселимся.
        - Только смотри у меня, Фельгор, не чуди там, а то худо будет. Ясно тебе? - пригрозила Вира.
        - Ясно, - пробормотал Фельгор и, отвернувшись, уставился на реку.
        Они гребли всю ночь, сменяя друг друга на паре оставшихся весел. К рассвету вдалеке показался город. Таггарстан находился там, где сливались шесть горных рек - одни не шире ручья, а другие шагов семьдесят в ширину, так что на месте слияния постоянно бурлил водоворот. Бершад поглядел за борт: прозрачный горный поток замутился.
        На воде виднелись хижины на сваях и баржи, скрепленные помостами. Все это и образовывало постоянно меняющийся плавучий город - центр оживленной торговли. За пределами города шесть рек образовывали одно широкое русло - реку Муракаи, которая текла по заболоченной равнине до самого Гразиленда, далекой восточной страны.
        Каждый день неторопливое течение Муракаи приносило с востока сотни чужеземных торговцев, которые везли в Таггарстан свои товары для Терры. Бершад поднес ладонь ко лбу и вгляделся в город. Лодка проплыла под деревянным мостом, под которым висели таблички с белыми буквами ТАГРСТ.
        - Новый указатель им не помешает, - сказал Роуэн, зевая; он подремывал рядом с Альфонсо, у борта лодки.
        Город представлял собой лабиринт каналов, образованный плавучими хижинами и стоящими на якоре баржами. Повсюду пахло прогнившей древесиной и дохлой рыбой. Над водой висели тучи мух и комаров, хотя солнце взошло всего полчаса назад. Издалека доносился шум рыбного рынка.
        - Нам туда, - сказал Фельгор. - Раздобудем завтрак и, может быть, кое-какие сведения.
        На своем веку Бершад повидал много рынков. Он стоял у ворот базара благовоний, куда пускали только благородных дам, вдыхал пьянящие ароматы и думал, как возможно такое чудо в том же мире, где существует Гленлокское ущелье, с его грудами трупов и реками крови. Он бывал на ярмарках тотемов в долине Горгоны, где торговали самоцветными камнями, сушеными внутренностями зверей и редкими растениями, обладающими волшебными свойствами.
        Но Бершад никогда не видел такого рынка, как в Таггарстане.
        Все каналы и переулки вели к центру города - залитому водой пространству, где теснились лодки и баржи, будто стрелы в колчане. На каждом суденышке чем-то торговали. Покупатели перебирались с одной лодки на другую по веревочным мосткам, выкрикивали цены, торговались, жаловались и знаками показывали продавцам на борту, какой товар им нужен, а взамен швыряли им кошели с деньгами.
        Здесь продавали и огромных рыбин с глазами размером в кулак, выловленных в глубинах Великого Западного океана, и связки речной форели или крошечных водяных курочек. Большие гразилендские лодки, доверху нагруженные опиумом, сидели глубоко в воде.
        - И все это богатство - под самым носом у балар. Почему бы им не завоевать город? - спросила Вира.
        - Это невозможно, - сказал Фельгор, ковыряя в зубах щепкой. - На самом деле Таггарстана не существует, тут просто полусгнившие баржи на якоре. Если балары нападут на Таггарстан, все эти проходимцы поднимут якоря и уплывут себе вниз по реке, обоснуются где-нибудь в другом месте. В общем, за ними придется бесконечно гоняться. - Он выбросил щепку в воду.
        Бершад направил лодку на пустующее место в одном из каналов, у входа в рынок. К перилам привалился старик с белой бородой, запятнанной зеленой блевотиной. Он подслеповатыми глазами уставился на Бершада.
        - Это твое место, что ли? - по-баларски спросил Бершад.
        Молчание. Бершад повторил вопрос по-галамарски. Из уголка стариковского рта сползла струйка слюны.
        - Он из Паргоса, - сказала Вира, надевая перевязь с кинжалами.
        - Можно здесь лодку поставить? - на ломаном паргосском повторил Бершад.
        Старый пьяница окинул Бершада испытующим взглядом и пробормотал:
        - Драконьерам перечат только дураки. Но ты тоже остерегись. Может, в Таггарстане законов и не так много, как в Терре, но, если какой татуированный изгнанник здесь задержится, ему быстро укоротят шею.
        Он плюнул на Бершадов сапог и заковылял прочь, на ходу прихлебывая из глиняной фляги. Бершад сообразил, что другого разрешения здесь не требуется.
        - Фельгор, а ты знаешь, где тут таверна «Семь якорей»? - спросил Бершад, привязав лодку.
        - Кстати… - Фельгор понизил голос. - Ты не боишься связываться с вампиром? Может, поищем кого другого?
        - Это еще почему?
        - Да об этом вампире идет дурная слава, - ответил Фельгор.
        - А какая разница? - сказал Бершад. - Это ж не значит, что он нам не поможет.
        - Да кто его знает? Вдруг он нас съест, Сайлас.
        - Как это?
        Фельгор замялся, смущенно посмотрел на всех:
        - Таггарстаном всегда правили трое: Малакар Роф, Фаллон Сиконе и Альто Якун. У каждого было свое дело. В основном они контрабандой возили в Баларию опиум, а из Баларии - очищенное драконье масло. Ну и держали в Таггарстане все опиумные притоны и игорные заведения.
        - Фельгор, а при чем тут «он нас съест»?
        - Так я к этому и веду. Значит, два года назад неведомо откуда появился этот вампир. Ну и началось. Он целый год собирал свое воинство - в основном пиратов и преступников. Потом, пару месяцев назад, за ночь захватил все дело Альто Якуна. И по слухам, сожрал его сердце и печень.
        - Откуда ты все это знаешь? - спросила Вира. - Ты же сидел в альмирской тюрьме.
        - Такие новости мгновенно разлетаются по всем тюрьмам Терры. Говорят, вампир такой жестокий, что с ним лучше не связываться. - Фельгор придвинулся к Бершаду и зашептал: - Баларские пропуска можно достать иными путями.
        - Возможно. Но этот - самый быстрый.
        - И самый опасный.
        - Самый быстрый путь всегда самый опасный, - сказал Бершад. - Спасибо за интересный рассказ, но у нас нет времени искать еще одного умельца, который подделает пропуска. Йонмар же договорился с вампиром. Вот мы и напомним ему об уговоре. Короче, где «Семь якорей»?
        Фельгор снова посмотрел на спутников и понял, что поддержки ему не найти.
        - Ладно, пойдемте.
        Вслед за Фельгором они прошли по узким мосткам, соединявшим плавучие хижины и баржи-развалюхи. За окнами виднелись пьянчужки, дрыхнущие на замызганных подстилках. Не спали только подозрительного вида громилы, которые брели каждый по своим делам, готовые в любой момент кого-нибудь ограбить. Прохожие беззастенчиво отпихивали друг друга в толпе, но Бершад заметил двух типов, которым безоговорочно уступали дорогу: оба без рубашек, с рыбацкими тесаками и короткими мечами, а кожа покрыта паутиной татуировок. Странные типы несли на плечах глиняные бутыли с рисовым вином.
        - Эти из банды Пьяных Пауков, - сказал Фельгор, дождавшись, когда они пройдут мимо. - Пираты, у них на севере свой остров. С ними опасно связываться. Они часто приезжают в Таггарстан по делам.
        Загорелая женщина с голой грудью и кольцами в сосках послала Фельгору воздушный поцелуй.
        - Эх, вот по такому Таггарстану я и соскучился! - вздохнул Фельгор.
        Почти час они пробирались по узким мосткам, перекинутым между лодками, на южную сторону города, где на воде покачивались семь барж.
        - Вот тебе и «Семь якорей», - сказал Фельгор. - Название объяснять не требуется. Вампир не властен надо всем городом, но в этой части он вроде как король.
        - А Альфонсо с собой можно привести? - спросил Роуэн.
        - Это же Таггарстан! - ответил Фельгор. - Тут хоть льва с собой приводи, никто и глазом не моргнет.
        - Вот и славно, - сказал Бершад, протискиваясь мимо Фельгора.
        Широкие открытые мосты соединяли все семь барж, а внутри убрали все перегородки и заполнили пространство разноцветными шатрами, большими и маленькими. В шатрах толпились люди и звучала музыка. Фельгор повел путников на баржу.
        В большинстве шатров играли в кости, а танцовщицы развлекали посетителей, как в обычных увеселительных заведениях. Были здесь и опиумные павильоны. Бершад и Вира заглядывали в них на ходу. В одном на коврах лежали человек двадцать, нагишом, разглядывая сотни крошечных зеркал на леске, свисавших с потолка. В другом на полу стояла огромная лохань с зеленой краской, а вдоль стен на полках горели десятки свечей. В лохани сидели трое и разрисовывали друг друга зелеными завитками.
        - Вампир запрещает своим людям курить опиум, - сказал Фельгор. - Поэтому с ним никто не связывается. Но опиумные павильоны приносят хороший доход. Таких больше нет нигде на свете.
        На самом деле Бершад знал, что самые лучшие опиумные павильоны делают мастера из племени морлангов в Стране джунглей. Для морлангов опиум был религией. А воины-морланги считались бесстрашными наемниками и возили свои павильоны с собой. В Гленлокском ущелье Бершад затоптал их десятками.
        Они пересекли первую баржу и подошли к развилке моста. Фельгор указал налево, где стоял на якоре огромный черный фрегат. Судя по виду, на корабле можно было выйти в море, вот только на палубе была широкая надстройка.
        - Вампир вон там, - сказал Фельгор, а потом махнул направо, где виднелась баржа-таверна. Над крутобоким корпусом высились несколько ярусов наспех сооруженных комнат. На каменной табличке было написано: «ХЛЕБ, ЯЙЦА, МЯСО». - А вот тут можно подкрепиться перед встречей с этой кровожадной гадиной. Я вот-вот умру от голода.
        - Неплохое предложение, - сказал Роуэн. - Если честно, я и сам не прочь поесть.
        Бершад задумался. У него тоже было пусто в животе. Он посмотрел на Виру, и та неохотно кивнула.
        - Ладно. Тогда позавтракаем и отправимся к вампиру.
        В барже-таверне было сумрачно. Пахло опилками и водорослями. Посетители сидели за столами, пили из глиняных кувшинов и жадно поглощали хлеб, яйца и мясо. Бершад с остальными протолкались сквозь толпу в самый конец помещения, к замызганной барной стойке, где нашлось местечко для Альфонсо. Бершад кивком подозвал подавальщика и спросил по-баларски:
        - Сколько? - Он указал на соседний стол, где стояла тарелка еды и кувшин вина.
        - За еду три коралла, за вино - один, - ответил подавальщик, коренастый тип с толстой шеей и громадными волосатыми ручищами.
        У Бершада не было кораллов, и он понятия не имел об их ценности. Он вытащил из Йонмаровой сумы два серебряника и положил на стойку:
        - Четыре порции всего.
        Подавальщик сгреб монеты и ушел, а через пару минут вернулся с едой, вином и сдачей - целой пригоршней кораллов.
        - Меня сильно обсчитали? - спросил он Фельгора.
        - Тебе лучше не знать.
        Бершад пожал плечами и начал есть. Остальные накинулись на еду и глотали не жуя. Когда тарелка опустела, Бершад хлебнул вина из кувшина. Вино было теплым, прозрачным и отдавало рисом. Бершаду очень хотелось выпить все до дна, но он сдержался. Он снова подозвал подавальщика, положил на стол серебряник и спросил:
        - Ты знаешь Таггарстанского вампира?
        Фельгор хотел было что-то сказать, но Вира гневно зыркнула на него.
        - И где ж таких драконьеров берут? - удивленно спросил подавальщик.
        - Далеко отсюда.
        - Оно и видно, - фыркнул подавальщик. - Потому что в Таггарстане вампира знают все. А еще знают, что он не любит, когда о нем расспрашивают.
        - Ну, я человек невежественный и рисковый, - улыбнулся Бершад, выкладывая еще два серебряника, и уточнил: - Он сейчас вот там, на черном корабле?
        - Ага.
        - А как с ним увидеться?
        Подавальщик запустил грязные пальцы в сальные волосы:
        - Увидеться с вампиром можно, только если вампир сам того захочет. Допивай свое вино и проваливай.
        Бершад отсыпал еще пять серебряников:
        - А как он выглядит?
        Подавальщик уставился на серебряные монеты, как на ядовитых пауков, потом вздохнул и подобрал их со стойки.
        - Кожа бледная, как кость, глаза красные. Его клинок молниеносен и убивает любопытных. А потом вампир их съедает.
        У Бершада зашевелились волосы на затылке.
        - Вергун.
        - Кто-кто? - переспросил подавальщик.
        - Ты говоришь о человеке по имени Валлен Вергун, - сказал Бершад.
        - Ну да, Вампир Вергун. Ты ешь его еду и пьешь его вино.
        Бершад залпом осушил кувшин, сжимая его побелевшими пальцами:
        - Мне надо с ним поговорить. Немедленно.
        Подавальщик расхохотался:
        - Поговорить с вампиром ты сможешь, если залез в долги, а расплатиться нечем. Или если начнешь буянить в его заведении. Только предупреждаю, разговор тебе не понравится.
        - Понятно.
        Бершад выхватил из-за пояса кинжал и ткнул рукоятью в лицо подавальщика. Нос хрустнул, хлынула кровь, и подавальщик сполз по стене на пол.
        - Ступай скажи Валлену Вергуну, что в его заведении буянит Бершад Безупречный.
        26
        Эшлин
        Оранжевое сияние закатного солнца заливало замок Мальграв и Незатопимую Гавань. Эшлин готовилась к коронации. Со двора замка доносились голоса сотен людей и запах моря. Альмирские бароны ждали свою королеву.
        Наряд Эшлин - длинный отрез черного шелка, пятью витками обвивавший грудь и руки, - складывался в замысловатый узор треугольных разрезов и четких складок ткани. Черные волосы Эшлин, уложенные высокими шпилями, ониксовой короной вздымались над головой.
        - Западные бароны прибыли? - спросила Эшлин кастеляна, робко вошедшего в ее опочивальню.
        Эшлин весь день не выходила на крепостные стены, потому что служанки вот уже пять часов делали ей прическу.
        - Да, прибыли, королева. Пятьдесят баронов из долины Горгоны, а то и больше. Они остановились в особняке Седара Уоллеса и ждут тебя в замковом дворе вместе с остальными.
        Наконец-то.
        - А сколько с ними воинов? - спросила Эшлин.
        - Прошу прощения, королева?
        - Сколько воинов прибыло с западными баронами?
        Кастелян сверился с записями. Замялся.
        - Королева, здесь отмечены только бароны. Они въехали в город без воинов.
        Очень странно. Может быть, бароны торопились к коронации? Но Эшлин знала, что вполне возможно и другое. Уоллес обещал прислать своих людей в срок. А вдруг этого не произошло? По какой причине?
        - Пригласи ко мне Хайден и Сосоне, - сказала она кастеляну.
        Вдовы вошли в опочивальню - обе в черных доспехах и простых масках из акульей шкуры, оставлявших открытыми только глаза.
        - Седар Уоллес не привел в город своих воинов. Приехали только его вассалы, бароны из горгонской долины, - сказала Эшлин. - Что-то не так.
        - Наверное, он что-то задумал, - проворчала Хайден.
        - Сейчас самое удобное время бросить мне вызов. Если меня убьют до официальной коронации, Уоллес захватит власть.
        - Но для этого он должен привести в город своих воинов.
        - Не обязательно, - вздохнула Эшлин. - В замок их не пустят, а мои гвардейцы охраняют город. Даже численное превосходство не даст Уоллесу никаких преимуществ. А вот если его войско осталось за городом, то контролировать его я не смогу. Разумеется, сегодня в замок приглашены все бароны, Уоллес это знает.
        Эшлин прикусила губу и задумалась. Можно немедленно арестовать Уоллеса, но тогда возмутятся его вассалы и, возможно, поднимут мятеж. Вспыхнет гражданская война, чего нельзя было допустить. До летнего солнцеворота оставалось совсем немного времени.
        - Королева, - сказала Сосоне, - если тебе грозит опасность, коронацию лучше отложить.
        - Если я так не уверена в своих силах, что опасаюсь даже коронации, то никто из баронов не пойдет со мной в Баларию. Нет, надо просто усилить охрану. Сколько вдов охраняет замковые стены?
        - Ровно сотня, - ответила Сосоне.
        - Отправь половину во двор, пусть следят за каждым вассалом Уоллеса.
        - Бароны перепугаются, - заметила Сосоне.
        - Мне это и нужно. Если Уоллес решит, что сегодня у него есть шанс, он им обязательно воспользуется. Избежать резни можно только демонстрацией силы.
        - Но в таком случае входы и выходы в замковый двор останутся без должной охраны, - напомнила Сосоне. - И половина коридоров замка тоже не охраняется.
        Эшлин прикусила губу. Сосоне была права.
        - Кому можно доверять?
        - Королевские гвардейцы под командованием Карлайла Лайавина патрулируют городскую стену. Их можно отправить на охрану замка, - сказала Хайден. - По-моему, Карлайлу и его людям можно доверять.
        - Нет. Пока мы не узнаем, где люди Уоллеса, королевские гвардейцы должны патрулировать городские стены, - возразила Эшлин.
        Карлайл долгие годы готовил королевских гвардейцев к обороне Незатопимой Гавани. Несколько сотен воинов легко отразят нападение многотысячной армии.
        - А еще кому?
        Воцарилось молчание. Да, королевские гвардейцы должны охранять городские стены, но у Карлайла можно попросить пару десятков бойцов.
        - Пусть гвардейцы остаются на городских стенах, - наконец сказала Эшлин. - Передай Карлайлу, пусть пришлет полсотни лучников для охраны замкового двора.
        - Будет исполнено, королева, - сказала Сосоне.
        - Сосоне, кто из вдов лучше всех владеет пращой? - спросила Эшлин.
        - Я, - без ложной скромности ответила Сосоне.
        - Если я прикажу, пробей голову Уоллесу. Ясно?
        - Да, королева.
        - Хорошо.
        Эшлин готова была расправиться с Уоллесом, если он ее к этому вынудит.
        - Я займусь подготовкой. - Сосоне поклонилась и вышла из опочивальни.
        Хайден подошла к Эшлин и негромко спросила:
        - Нить при тебе?
        - Да, - ответила Эшлин, коснувшись левого запястья. - И ножичек тоже.
        - Отлично. - Хайден внимательно оглядела опочивальню, будто Седар Уоллес прятался за завесами.
        - Не волнуйся, Хайден. Я знаю, что мне грозит, и готова ко всему. Что ж, осталось только надеть маску и спуститься во двор.
        Альмирские воины надевали маски в битве, а альмирские короли и королевы - на коронации и потом на королевских аудиенциях. Сайлас в шутку говорил, что это придумали для того, чтобы назойливые просьбы и жалобы придворных выслушивал не король, а какой-нибудь доверенный советник.
        Лучший резчик Незатопимой Гавани потратил целый месяц на создание маски для Эшлин. Символом Мальгравов был орел, именно его изображала маска Гертцога - по традиции и для того, чтобы гвардейцам не нужно было делать новые боевые маски.
        Эшлин решила сохранить орлиные маски своих воинов, но себе придумала новую.
        Ее маска, вырезанная из папирийского кедра и выкрашенная в белый цвет, изображала морду призрачного мотылька - овальные глаза, небольшой нос, изысканный узор чешуек, напоминавший соты, двойные усики, ниспадавшие до ключиц. К усикам крепились серебряные колечки и крошечные круглые зеркала, которые разбрасывали по залу сверкающие каскады солнечных зайчиков.
        Резчик предложил Эшлин выбрать что-нибудь не столь вызывающее. Альмирцы изображали своих безымянных богов в виде всевозможных птиц и зверей, но не драконов. Лишь немногие по-прежнему верили, что драконы и демоны населяли Терру еще до того, как тут появились боги и теплокровные животные, но поклоняться драконам считалось вульгарным. Эшлин это не тревожило. Ей надо было объявить Альмире, что она - независимая королева, которая не намерена придерживаться устарелых традиций и обычаев. Следовало убедить альмирцев, что драконы - не враги людей. Этим и объяснялась новая маска Эшлин.
        Вдобавок она всю жизнь обожала призрачных мотыльков; один из них и одарил ее драконьей нитью на запястье. Другая маска была бы предательством.
        Эшлин надела маску. Тонкие шпили прически скользнули в специально проделанные отверстия в кедровой древесине. Маска, пахнущая свежестью и жизнью, плотно прилегала к лицу. Хоть резчику и не нравился выбор Эшлин, свою работу он выполнил на совесть.
        На коронации все альмирские бароны тоже будут в масках, как того требовала традиция.
        Эшлин помедлила в опочивальне, чтобы дать время лучникам Карлайла занять свои места. Ближе к полуночи в опочивальню вошла запыхавшаяся вдова и что-то шепнула на ухо Хайден.
        - Все готово? - спросила Эшлин.
        Хайден кивнула.
        Эшлин сделала глубокий вдох. Выдохнула.
        - Пойдем.
        Спускаясь по лестнице в замковый двор у моря, Эшлин по привычке считала ступеньки. Тысяча пятьдесят восемь. Эшлин казалось, что спуск по самой длинной лестнице в замке Мальграв занял считаные мгновения; от возбуждения у нее кружилась голова.
        На краю каменного помоста над замковым двором стояли четыре верховных барона Альмиры. В дальнем конце лужайки мраморные ступени спускались к Морю Душ. На лужайке, между помостом и берегом моря, развели несколько больших костров. Вокруг каждого костра стояли шесть глиняных истуканов в человеческий рост, украшенных орлиными перьями и утыканных сапфирами, за которые можно было купить десятки бочек драконьего масла. Эшлин считала, что стыдно тратить деньги на бессмысленные украшения.
        И разумеется, во дворе Эшлин дожидалась вся альмирская знать. Сотни баронов в масках.
        Альмирские бароны очень редко собирались вместе. Обычно их призывали в столицу небольшими группами, требуя привезти ежегодную дань или лично уведомить о делах и нуждах их провинций, однако же подлинной причиной была необходимость держать баронов под контролем и в постоянных переездах, чтобы у них не было возможности плести заговоры, устанавливать тайные связи или устраивать мятежи.
        Отец Эшлин поддерживал установленные порядки, но никогда не собирался пойти войной на Баларию. Эшлин надеялась сплотить баронов вокруг себя.
        Бароны расхаживали по двору, переговаривались, пили вино из особых длинногорлых фляг, как принято на маскарадах. Владения одних баронов были не больше крестьянского подворья, а другие властвовали над многочисленными городами и обширными земельными угодьями, но все они были связаны сетью вассального подчинения одному из верховных лордов, а через них - королю или королеве.
        Среди бессчетных звериных масок Эшлин заметила группу волков в дальнем конце лужайки - пятьдесят баронов, которые прибыли сегодня и сразу же отправились в особняк Уоллеса. Теплым вечером гости нарядились в шелка, но все обладатели волчьих масок кутались в тяжелые плащи. Странно. Успокаивало лишь то, что по приказу Эшлин в непосредственной близости от каждого волка теперь находилась вдова.
        Заметив появление Эшлин, все умолкли и замерли. Каира узнала бы каждого по маске - она всегда следила за эмблемами и символами родовитых семейств, в отличие от Эшлин, которая не любила перегружать память ненужными сведениями. Однако же сейчас ей бы это очень пригодилось, чтобы понять, кто за какой маской скрывается.
        Как ни странно, ей захотелось, чтобы сестра была рядом.
        Эшлин оглядела зубчатые стены, окружавшие замковый двор. В проемах между зубцами виднелись силуэты вдов и королевских гвардейцев в орлиных масках. Высокие стены предоставляли явное преимущество лучникам, так что вряд ли Седар Уоллес решится на отчаянную выходку.
        Линкон Поммол украдкой подал ей знак выступить вперед. Эшлин узнала его сразу, хотя черепашья маска скрывала его лицо. Эшлин назначила Линкона глашатаем на коронации. Разумеется, было бы лучше предоставить эту почетную обязанность кому-то из баронов Атласского побережья, с которыми Эшлин поддерживала давние и прочные связи, но глашатаем, как правило, избирали верховного барона, к которому прислушивалась остальная знать. Эшлин хотелось поскорее избавиться от старомодных устоев, но этот обычай сейчас следовало соблюсти. Она подошла к краю каменного помоста, чтобы все ее видели.
        - Бароны Альмиры, - провозгласил Линкон, - позвольте представить вам законную наследницу короля Гертцога Мальграва, королеву Эшлин Мальграв!
        Люди на лужайке, словно бы накрытые невидимой волной, опустились на колени и склонили головы.
        - Все вы представляете интересы Альмиры, - продолжил Линкон. - Ваш голос - это голоса крестьян и кузнецов, плотников и мясников, охотников и ткачей, стражей и воинов. Итак, приносите клятву.
        Все представители альмирской знати в один голос произнесли:
        - Эшлин Мальграв, мы вручаем тебе наши замки. Мы вручаем тебе наши усадьбы. Мы вручаем тебе наши реки, долины и леса. Все это - твое. Мы просим тебя хранить наши границы, чествовать безымянных богов, оберегать наших детей и защитить нас от демонов, царящих в ночи.
        Эшлин выпрямилась и ответила - громко, чтобы маска не заглушила ее слов:
        - Я принимаю ваши замки и дома, ваши реки, долины и леса. Я беру на себя труд хранить ваши границы и ваших детей. Я буду чествовать безымянных богов и защищу вас от демонов, царящих в ночи. - Она недовольно поморщилась под маской - ритуальный ответ был еще одним обычаем, который сейчас приходилось блюсти. - Я вас не подведу.
        - Эшлин Мальграв, - прозвучал во дворе дружный хор, - мы именуем тебя своей королевой.
        Эшлин церемонно поклонилась присутствующим - ее последний поклон, королева никому не кланяется.
        - Встаньте, альмирцы! - сказала она.
        По обычаю, новый правитель обращался к своим подданным с речью, полной неопределенных обещаний чести, богатства и славных побед в грядущие годы. Однако же Эшлин нужно было объяснить, зачем она собирает войско. Она кашлянула и звонким голосом продолжила:
        - Я взошла на альмирский престол в трудное время. Смерть моего отца - трагическая утрата для всей страны. Вдобавок этой весной вероломные балары похитили мою сестру, увезли за Море Душ и заточили в темницу.
        Захолустные бароны, до которых еще не дошли эти вести, возмущенно зароптали и заохали.
        - В Глиновале вспыхнул бунт, - сказала Эшлин, перекрывая шум, - а верховный барон Элден Греалор был убит в своем собственном городе. Теперь его сыновья выступили друг против друга ради права властвовать в Дайновой пуще, а тем временем отдельные мятежники сеют в провинции смуту и раздор.
        Эшлин не хотела во всеуслышание обвинять Воинство Ягуаров, хотя знала, что именно они призывают жителей Дайновой пущи к мятежу. С этим придется разбираться позже.
        - Нам не нужна разобщенная Альмира. Мы сильны своим единством!
        Все согласно зашептались.
        - Я поставила императора Домициана перед выбором: либо верни сестру домой до летнего солнцестояния, либо на Баларию обрушится вся мощь Альмиры. - Эшлин нервно облизнула губы. - На празднование моей коронации вся альмирская знать явилась со своими отважными воинами. Вы наверняка заметили флотилию в порту Незатопимой Гавани. Если император Баларии не исполнит требуемого, то мы вместе с вашими бойцами пойдем на него войной.
        Раздались восторженные восклицания, но большинство баронов молчали. Эшлин знала, что вассалы пойдут за своими верховными баронами. Настало время проверить, так ли это.
        - Барон Линкон, что скажешь? - спросила Эшлин своего глашатая.
        Линкон повернулся лицом к присутствующим и объявил:
        - Я готов пойти войной на Баларию, чтобы вызволить из плена принцессу Каиру Мальграв!
        Его вассалы в черепашьих масках откликнулись громкими криками согласия.
        - Барон Корбон?
        - Королева, я поддерживаю тебя всем сердцем и всеми своими клинками, - ответил он из-под козьей маски, скрывшей и его бегающие глаза, и нервно подрагивающие губы.
        Его вассалы завопили громче вассалов Линкона.
        - Барон Брок? - обратилась Эшлин к верховному барону, который стоял, опираясь на трость. - Ты меня поддержишь?
        - Ну, я так жирен, что не в состоянии взобраться на шлюху, не то что подняться на корабль.
        Все засмеялись.
        - Но у меня одиннадцать сыновей, сильных и храбрых. Они полны доблести и силы, в отличие от отца, который страдает подагрой. - Он перевел дух. - Все мои сыновья поклялись, что первыми ступят на баларскую землю и первыми прольют баларскую кровь!
        Его вассалы разразились восторженными воплями. Эшлин подождала, пока утихнет шум. Слово последнего верховного барона было самым важным. Без полной поддержки Седара Уоллеса у Эшлин ничего не выйдет. Она отыскала взглядом Сосоне на замковой стене. Вдова чуть заметно кивнула, снимая пращу с пояса.
        - Барон Уоллес, - сказала Эшлин, поворачиваясь к человеку в волчьей маске, укутанному в тяжелый плащ, как все его вассалы. - Ты - герой, покрывший себя славой во время баларского нашествия. По слухам, ты лично сразил сотню воинов в битве у Черных Сосен. Ты готов защитить со мной честь Альмиры?
        На мгновение волк замер, потом шагнул к краю платформы и снял маску. Эшлин с ужасом заметила довольное выражение его лица и презрительный изгиб губ.
        - Нет.
        - Ты отказываешься сражаться за родину? - спросила Эшлин, давая ему возможность оправдаться. В конце концов, нельзя же убить верховного барона прилюдно - и лишь за одно короткое слово.
        - Я отказываюсь от тебя, Эшлин Мальграв, - сказал он и, повернувшись к баронам, повысил голос: - Эта полукровка обманом заставила вас следовать за собой на папирийских кораблях, уговорила отправить свои войска на войну, которую вы не начинали и которая вам ни к чему.
        Люди начали перешептываться. Вассалы в волчьих масках смешались с толпой, и вдовам пришлось последовать за ними.
        - Эшлин сидит в своей башне и замышляет разрушить страну. Ее всегда интересовали только драконы, а теперь она зачем-то решила атаковать Баларию в то время, когда Альмиру раздирают междоусобные войны.
        - Что ты творишь, Уоллес? - вмешался Линкон; за черепашьей маской голос звучал глухо и слабо. - Это государственная измена.
        - Не суйся не в свое дело, малец, - ответил Уоллес и широко развел руки. - Все те, кто за Эшлин Мальграв, против меня. Так что решайте сами. Немедленно.
        - Нет, барон Уоллес, - сказала Эшлин. - Это у тебя был выбор - повиноваться королеве или принять положенную кару. И ты его сделал. - Она взглянула на Сосоне. - Исполняй!
        Сосоне метнула свинцовую пульку из пращи с такой быстротой, что Эшлин даже не успела перевести взгляд на Уоллеса. Звонко стукнул металл. Эшлин повернулась к верховному барону и увидела, что тот выхватил из-под плаща стальной щит и укрылся за ним, отразив выстрел Сосоне. Щит, обтесанный по бокам, легко было спрятать под плащом.
        Свинцовая пулька вонзилась в металл. Темные глаза Уоллеса торжествующе сверкали, с губ не сходила ухмылка.
        - Еще! - приказала Эшлин.
        Ни Сосоне, ни еще кто-нибудь из вдов не успели сделать выстрел. Уоллес опустил щит и спрыгнул с помоста во двор. Воцарился хаос. Стрелять в Уоллеса не было возможности из-за толкотни, а вассалы в волчьих масках так быстро смешались с толпой, что вдовы их потеряли.
        Эшлин с ужасом глядела, как волки выхватывают из-под плащей короткие мечи и щиты. Судя по всему, они, как и Эшлин, по-своему подготовились к коронации.
        - Ко мне! - выкрикнула Хайден.
        Вокруг Эшлин выстроилась стена вдов в доспехах акульей кожи. Сверкнули кинжалы.
        Волки, в толпе оторвавшись от преследовательниц, стали подбираться к помосту, расталкивая безоружных гостей, прибывших на коронацию. Какой-то барон врезался в глиняного истукана, повалил его на лужайку. Перья и сапфиры разлетелись во все стороны. Волк швырнул меч Седару Уоллесу, и, не дожидаясь, пока гости разбегутся, верховный барон и его люди укрылись за щитами, не давая возможности вдовам применить пращи.
        Линкон встал поближе к Эшлин. По его виду ясно было, что он напуган до смерти. Бароны Корбон и Брок сбежали под прикрытием своих воинов.
        - Королева, надо уходить, - сказала Хайден, не спуская глаз с приближающихся воинов Уоллеса.
        Эшлин сцепила зубы и сжала кулак. Если она уйдет с помоста, то все внимание вдов будет направлено на ее защиту, что даст Седару Уоллесу шанс сбежать. Этого нельзя было допустить. Все должно закончиться здесь и сейчас.
        - Нет. Убейте их всех.
        Хайден вздрогнула и на миг оцепенела.
        - Хайден!
        - Пращи к бою! - крикнула Хайден.
        Все вдовы подняли пращи над головой, трижды крутанули и выстрелили.
        Как правило, щит воина служил надежной защитой от пращи, но Сосоне и ее отряд занимали выгодную позицию над лужайкой, а приспешники Уоллеса обтесали края щитов, чтобы незаметно пронести их на коронацию, поэтому сплошной стены щитов не получилось. Вдовы стреляли метко, попадая в любую щель. Один из волков не успел прикрыться щитом. Волчья маска разлетелась в щепки, воин повалился на колени, а брызги крови залили площадку, где еще недавно стояла Эшлин. Свинцовые пульки сразили еще десяток человек. Если волки не двинутся с места, то еще два или три залпа их прикончат.
        - В атаку! - заорал Уоллес.
        Стена щитов распалась, и волки двинулись к Эшлин. Часть вдов метнулась им навстречу. Воины взмахнули тяжелыми клинками. Вдовы уворачивались и отвечали на удары стремительными взмахами кинжалов, но не могли поразить противника.
        Теперь, когда бойцы Уоллеса оказались на открытом пространстве, Эшлин ждала, что с замковых стен посыплется град стрел и свинцовых пулек, но тщетно. Она посмотрела на стену и увидела, что воины в орлиных масках обнажили мечи и нападают на вдов. Один из орлов сцепился со вдовой, которая готовилась выстрелить из пращи, и оба свалились со стены. Остальные вдовы схватились за кинжалы и начали отбиваться.
        Эшлин не могла поверить, что королевские гвардейцы ее предали, но другого объяснения не было. Это означало, что ее преимущество упущено. Она размотала драконью нить с запястья. Седара Уоллеса нельзя было выпускать из замка живым.
        - Увертливые, суки! - прорычал один из волков, пытаясь пронзить вдову мечом. - Эй, сталкивайте их со стены! - заорал он, замахнулся круглым щитом и сбил двух вдов с помоста.
        Вдовы ловко спрыгнули на траву и бросились вверх по ступеням оборонять Эшлин. Остальные волки тоже начали размахивать щитами, сталкивая вдов во двор. В строю защитниц Эшлин образовался проем. В него тут же вбежал Седар Уоллес и метнулся к королеве. Хайден рванулась к нему, отразив удар своим мечом. Клинки скрестились - раз, другой, третий - так стремительно, что Эшлин не могла за ними уследить.
        - Отведите королеву в башню! - крикнула Хайден своим спутницам.
        Не успела Эшлин и слова сказать, как ее схватили за плечи и подтолкнули к замку так быстро, будто ее влекло океанское течение. Перед тем как скрыться в узком проходе, Эшлин заметила, как Седар Уоллес перерезал горло вдове, которая попыталась напасть на него сзади.
        Эшлин торопливо повели по замку. Перед глазами мелькали каменные плиты и факелы, откуда-то доносились крики. Вдова, которая вела Эшлин, тяжело дышала.
        - Нам надо вернуться, - сказала Эшлин.
        - Нет, королева.
        - Приказы отдаю я, и я приказываю тебе…
        - Королева, Хайден действует согласно твоему приказу, - ответила вдова, подталкивая Эшлин вперед. - У противника численное преимущество, мы не сможем одновременно защищать тебя и убить Седара Уоллеса. Зная, что ты в безопасности, Хайден с остальными сможет расправиться с волками. Все будет…
        Они свернули за угол, и в лицо Эшлин плеснула горячая жидкость. Эшлин обернулась. Из шеи вдовы торчала арбалетная стрела. В дальнем конце коридора стояли два волка. Один из них перезаряжал арбалет. Они двинулись к Эшлин.
        - Ага, наша королева драконов осталась одна-одинешенька, - сказал волк слева, в светлой маске.
        - И вокруг никаких папирийских сучек, - сказал волк в темной маске. - Так что мы с тобой сначала позабавимся, а потом уж прирежем.
        Эшлин знала, что делать. Волки уверенно приближались, даже не обнажив мечей.
        - Прошу вас… - дрожащим голосом пролепетала она, поднимая руки.
        - Чего ты просишь? - издевательски спросил тип в светлой маске и посмотрел на приятеля: - Сульдур, ты первым? Или после меня?
        - Давай ты первым, Ован. Я ее подержу.
        Эшлин не двинулась с места. Их надо было подпустить поближе.
        - Жалеешь небось, что Хайден рядом нет, - сказал Ован.
        Он взял Эшлин за горло, но не сдавил, а просто держал. Металл латной рукавицы холодил кожу.
        - Да, - сказала Эшлин. - Хайден всегда говорила, что меня легче защитить, если я смогу защитить себя.
        Отработанным движением согнув запястье, Эшлин высвободила крошечный нож и, просунув его под светлую волчью маску, вонзила в горло воина. Острое лезвие вошло в кожу, словно булавка проткнула бумагу. Волк оступился, покачнулся, выронил меч и обеими руками схватился за горло. Кровь залила ему пальцы.
        - Ован? - изумленно спросил Сульдур, не трогаясь с места.
        Эшлин с маху рубанула ножом по ладони - слишком глубоко - и провела окровавленной рукой по драконьей нити. Ощутила, как под пальцами собираются молнии. Сосредоточилась на грудных клетках воинов, представляя, что это просто камни в стене.
        - Что за…
        Эшлин выпустила две искрящиеся дуги. Оба волка замерли, из-под масок повалил дым. Деревянные края масок обуглились от жара. Эшлин остановилась, и волки тут же упали, как якоря за борт корабля.
        Эшлин медленно сползла по стене на пол, не сводя глаз с двух мертвых воинов. Пахло паленым волосом и жареным мясом. Нож так раскалился, что на запястье у Эшлин вскочил волдырь. Металлические крючки, которые удерживали черный шелк ее наряда, тоже нагрелись, а ткань вокруг них задымилась.
        Оставаться здесь не следовало. Эшлин немного успокоилась, сорвала кинжал с пояса одного из воинов и двинулась по проходу до следующего поворота. Там она, с кинжалом в одной руке и нитью в другой, спряталась в нише, откуда просматривался весь коридор. Сердце колотилось. Если появятся воины Уоллеса, она их убьет.
        Там ее и обнаружили пять вдов.
        Эшлин отвели в башню Королевы. Через пять минут опочивальня заполнилась вдовами с обнаженными клинками. Все внимательно вглядывались в двери, окна и тени. В замке остался единственный верховный барон, Линкон Поммол. Он сидел на диване напротив Эшлин и молчал. Смертельно бледный, с перепуганным взглядом.
        - Что случилось на замковом дворе? - спросила Эшлин. - Королевские гвардейцы нас предали?
        - На стене были не они, - ответила вдова, с ранами на лбу и на запястье. - Люди Уоллеса подстерегли гвардейцев по дороге в замок, убили их и нацепили их маски.
        - Кто из гвардейцев остался в живых?
        - Никого, - сказала вдова.
        От очередного вопроса Эшлин удержал какой-то шум у входа в башню. Хлопнула дверь. На лестнице прозвучали шаги, и в дверь вбежала Хайден с обнаженным мечом. И лицо, и клинок были залиты кровью. Алые капли растекались по ковру королевской опочивальни.
        - Ты жива! - сказала Эшлин, вставая. Больше всего на свете ей хотелось броситься к Хайден и обнять ее.
        - Замок и замковый двор в безопасности, королева, - сказала Хайден. - Мы убили почти всех волков.
        - Почти… - повторила Эшлин. - Что произошло?
        Хайден утерла кровь с губ.
        - Когда Уоллес сообразил, что до тебя ему не добраться, он с боем вырвался из замкового двора. У берега его дожидалась лодка. Он сбежал.
        Все смолкли. Эшлин опустила взгляд на свою маску: левую сторону окропила кровь, в драконьей пасти торчала щепка от волчьей маски.
        - Королева, - сказала Хайден. - Какие будут приказания?
        Даже если бы Седар Уоллес был убит, нападение на королеву само по себе было катастрофой. Вместо того чтобы сосредоточить в своих руках власть и силу, необходимую для вторжения в Баларию, Эшлин едва не погибла. Если она не примет правильного решения, то потеряет и Незатопимую Гавань, и Альмиру, и все остальное.
        - Выведи всех отсюда, а замок запри. Тогда его не надо будет охранять. Отправь двух вдов к Карлайлу Лайавину, на городские стены, пусть предупредят его, что мы ожидаем нападения извне и изнутри. Я разрешаю убить любого, кто вздумает им угрожать.
        - Будет исполнено, королева.
        - И пусть вдовы сегодня же посетят каждого барона, который явился ко мне на коронацию.
        - С каким сообщением?
        Эшлин задумалась. Уоллес подготовил нападение не в одиночку. У него были сообщники. Но сейчас у Эшлин не было времени их искать. Ей надо было внушить баронам уверенность, а не страх.
        - Седар Уоллес с позором бежал из города. Его приспешники убиты. Эшлин Мальграв жива. И правит Альмирой.
        27
        Бершад
        Подавальщик, которому Бершад разбил нос, выбежал из таверны, прижимая к лицу окровавленную тряпку. После этого ушли и остальные посетители, потому что никому не хотелось присутствовать при вампирских разборках.
        - Так ты знаком с вампиром? - спросила Вира, когда таверна опустела.
        Бершад кивнул.
        - Я истребил его войско в Гленлокском ущелье.
        - И что ты собираешься делать при встрече? - спросила Вира.
        Бершад покосился на встревоженного Роуэна и ответил:
        - Убью гада.
        Он навек распрощался со своей прошлой жизнью, все равно ее было не вернуть, но не собирался упускать шанс снести голову бледнолицему мерзавцу.
        - Между прочим, именно у него мы должны получить пропуск в Баларию, - напомнила Вира. - А с покойником не договоришься.
        Бершад промолчал, взял с барной стойки еще кувшин вина и ополовинил одним глотком. Разумеется, Вира была права, но в Бершаде кипела застарелая злоба, и сейчас его совершенно не волновали ни похищенные принцессы, ни обреченные драконы.
        - Шли бы вы отсюда, все трое, - сказал Бершад.
        - Нам лучше всем вместе отсюда сматываться, - возразил Фельгор. - Добром это не кончится.
        - Согласен, - кивнул Роуэн. - Хотя, конечно, очень странное совпадение: тот, кто нам нужен, - старый знакомец. - Он положил руку Бершаду на плечо. - Предлагаю уйти и поискать другой способ проникнуть в Баларию.
        - А по-моему, надо отдать ему изумруд, забрать пропуск и завершить то, за чем нас послали, - сказала Вира. - И незачем махать клинками.
        - Нет, есть зачем. - Бершад повернулся к Роуэну. - Уведи их отсюда. Подождите меня у лодки. Если к вечеру я не вернусь с пропуском, пусть Фельгор найдет мастера, который все подделает. А меня не ищите.
        - Сайлас… - начал Роуэн.
        - Не спорь со мной. Все, валите отсюда.
        Бершад погладил Альфонсо морду, шлепнул его по крупу, и ослик побрел к дверям вслед за Роуэном. Фельгор покачал головой. Вира остановилась в дверях:
        - Эшлин Мальграв тебя не за этим отправляла.
        Бершад отхлебнул пива из рога и буркнул, не глядя на Виру:
        - Ступай уже.
        Полчаса в таверне никого не было. Бершад пил и ждал.
        Наконец в дверь вошли двое. Один - громила, настоящий великан, выше Бершада на полголовы и намного шире в плечах. Светлокожий, с шеей как у быка и кулаками размером с кухонный котел. Веки громилы украшала татуировка - вторая пара глаз; так обычно делали листирийские наемники, чтобы показать, что они всегда начеку. За спиной у него висел огромный двуручный меч: рукоять торчала над головой, а кончик едва не волочился по полу.
        Второй тип был пониже Виры, тощий и жилистый. Его темная кожа была покрыта татуировками, длинные черные косы завязаны большим узлом на макушке, а бегающий взгляд хитрых глаз обшаривал все в таверне.
        - Говорят, ты расквасил нос Барлоу, - сказал тощий.
        - Кому? Подавальщику в этой дыре? - спросил Бершад.
        - Ага.
        - Верно говорят.
        - Меня зовут Лиофа. Это вот Деван. - Тощий мотнул головой в сторону громилы. - И не пытайся ускользнуть. Мимо нас не проскочишь, тут все ходы-выходы перекрыты.
        - Если б я хотел сбежать, то не стал бы вас дожидаться, - буркнул Бершад. - Барлоу сказал тебе, кто я такой?
        - Сказал, кем ты назвался. - Лиофа сплюнул на грязный пол. - Покажи руку, драконьер.
        Бершад подошел поближе к факелу и закатал рукав: всю руку покрывали вытатуированные драконы. Ни у одного драконьера на свете не было столько татуировок, так что в личности Бершада сомнений не оставалось.
        Лиофа присвистнул:
        - Ого! Что ж, наш главарь приглашает тебя к себе, на «Черного лиса». Отобедать зовет.
        Бершад хмыкнул, сплюнул и сказал:
        - Пойдем.
        Деван провел его по плавучим мосткам на «Черного лиса». Лиофа, насвистывая, шел в трех шагах позади. Бершад покосился на мостики, ведущие к центру Таггарстана, и увидел, что на каждом стоит вооруженная стража. Все смотрели на него. У борта «Черного лиса» деревянная винтовая лестница вела на помост над палубой.
        - Ступай первым, драконьер, - сказал Деван.
        На помосте шагов триста шириной стоял огромный шатер из человечьей кожи. Лоскуты, сохранившие людские очертания, были стянуты алыми и белыми шелковыми шнурами, трепетавшими на ветру. Бершад уже видел этот шатер. Вокруг пахло благовониями, эвкалиптом и розмарином, но сквозь эти ароматы пробивался и другой запах.
        Кровь.
        Деван оттеснил Бершада в сторону и кивнул двум стражникам в узорчатых нагрудных латах у входа в шатер. Стражники откинули полог. Из шатра пахнуло смертью.
        - С непривычки бывает боязно, - сказал Лиофа.
        - Заходи, - буркнул Деван.
        Оружие у Бершада отбирать не стали. Деван и Лиофа вошли следом.
        В каждом углу шатра торчало копье с насаженным на него человеком: древко, вонзенное в зад, пронизывало тело насквозь и высовывалось изо рта, как толстый багровый росток. На полу валялись обрывки человечьей кожи.
        Посреди шатра за большим круглым столом сидел тип, бледный, как кость, и жевал кровавый ошметок мяса.
        - Привет, Сайлас, - сказал Валлен Вергун. - Рад встрече.
        Его длинные серебристые волосы ниспадали до пояса, лицо было бледным, как у мертвеца, но самым пугающим были глаза Валлена - алые, глубоко посаженные.
        - Говорят, тебя изгнали, - продолжил Вергун. - Какая трагедия.
        - Ага, ты вне себя от горя, - буркнул Бершад.
        Вергун улыбнулся, отложил вилку с ножом, оперся локтями на стол и опустил подбородок на сплетенные пальцы.
        - Я б спросил, что ты делаешь в Таггарстане, но я давно тебя ожидаю. - Он окинул Бершада оценивающим взглядом. - А еще я жду Йонмара Греалора. Где он?
        - По пути поймал стрелу в лоб, - ответил Бершад. - Не повезло.
        - Понятно, - без особого удивления произнес Вергун. - Лиофа, Деван, вы свободны.
        Его головорезы вышли из шатра.
        - Значит, ты теперь занимаешься подделками и держишь дешевые кабаки? - спросил Бершад, оставшись наедине с Вергуном. - А ведь когда-то командовал наемничьим войском.
        - Змиерубам далеко до моих нынешних убийц. Кстати, их у меня теперь много больше, равно как и богатства, и власти. Не то что четырнадцать лет назад. Вот, допустим, Греалор. Он согласился доставить мне бесценный дар в обмен на поддельный пропуск в Баларию. Подделать баларский пропуск очень непросто. И стоит больших денег. В Таггарстане многие предлагают свои услуги, но пропуск их работы всегда обнаруживают на входе, и незадачливых путников немедленно превращают в дикобразов. А мои пропуска безупречны. Вот как ты, Бершад. Поэтому я на них много зарабатываю, - ухмыльнулся Вергун.
        Бершаду ужасно хотелось его убить, но надо было пробраться в Баларию. Он вытащил из кармана изумруд.
        - Давай пропуска.
        Вергун улыбнулся и лизнул верхнюю губу.
        - Надо же, камешек-то уцелел. Отлично. Но по-моему, ты не совсем понимаешь, в чем тут дело. Для тебя пропуска нет.
        - Почему? - спросил Бершад.
        - В пропуске указаны приметы путника, - объяснил Вергун. - Балары - очень скрупулезный народ. Они обожают бюрократию больше, чем своего механического бога. Именно поэтому императору удается держать границы на замке. Так вот, у меня есть пропуск для покойного барона Йонмара. И пропуск для невысокой черноволосой женщины. И для баларина с очень мелкими зубами. Разумеется, все на вымышленные имена. А вот на альмирца с татуированными щеками пропуска нет. И на старика с ослом тоже.
        Бершад задумался. С самого начала было непонятно, отчего Греалоры согласились отозвать его из изгнания. Бершад, будучи законным наследником и бароном Дайновой пущи, представлял собой угрозу для Греалоров. А если бы Греалоры избавились от Бершада и в то же время оказали услугу Мальгравам, то укрепили бы свое положение и попали бы в фавор.
        - Похоже, Йонмар собирался расплатиться с тобой не только драгоценным камнем, - вздохнул Бершад. - Он пообещал доставить меня к тебе.
        - Великолепно! - сказал Вергун. - Раньше ты бы до этого не додумался. Кстати, почему ты не сбежал, когда узнал, что пропуска продаю я?
        - По той же причине, по которой ты хотел со мной встретиться, - ответил Бершад. - У нас с тобой есть незаконченное дельце.
        - Верно.
        В шатер залетел легкий ветерок; еще сильнее запахло кровью и гниющими трупами.
        - По-моему, ты станешь еще одним украшением моего шатра. Я уже и особое место для тебя присмотрел, чтобы всем были видны твои татуировки. - Вергун ткнул в один из углов. - Судя по всему, тебя непросто убить. Вот я и хочу посмотреть, как долго ты будешь умирать с копьем в заднице.
        - Ну а ты, конечно же, позовешь на помощь своих громил, чтобы меня подержали, пока ты разберешься с моей жопой.
        Вергун улыбнулся:
        - Типа того.
        - Что ж, попробуй.
        Вергун укоризненно прищелкнул языком и погрозил Бершаду пальцем:
        - Нет, убивать тебя я не собираюсь. Быстрая смерть тебе не грозит. Я сделаю это по-своему.
        Бершад выхватил кинжал.
        - Вот прямо сейчас и приступим.
        - Еще один шаг - и все твои приятели окажутся на кольях, - сказал Вергун, предостерегающе воздев ладонь.
        Бершад остановился.
        - А, ты думал, они сбежали? Ох, я тебя умоляю. Мало того что я знал, как они выглядят, так они еще и шли мимо моих кораблей. А мне доносит каждый, кто их видел. Твоих приятелей задержали на полпути. - Он кивнул в сторону входа. - Они ждут тебя снаружи.
        Бершад сжал рукоять кинжала:
        - Врешь!
        - А когда я пообещал вздернуть альмирцев на тополях в Гленлокском ущелье, то тоже врал? - спросил Вергун. - Спрячь клинок, или твои приятели умрут.
        Бершад выругался про себя. Надо же было так сглупить и попасться в ловушку Вергуна!
        Он вложил клинок в ножны. Вергун улыбнулся и встал:
        - Прошу на выход!
        На палубе стояли Вира, Роуэн и Фельгор со связанными руками и кляпами во ртах. На голове Роуэна кровоточила рана, а левый глаз Виры заплыл. Их окружили двадцать вооруженных головорезов.
        - Прекрасно сработано, - сказал Вергун, выходя из шатра следом за Бершадом. - Как все прошло?
        - Ну, они поупрямились, но все-таки пошли, - сказал один из головорезов. - Осла мы отвели в трюм. А вдова убила Поллара и Роя.
        - Вдовы помогают избавляться от лишних людей, - пожал плечами Вергун. - Поллар и Рой - слабаки, получили свое.
        - Вообще-то, не слабаки, - пробурчал себе под нос головорез и посмотрел на Виру. - Но ты же велел оставить пленников в живых.
        - Да, велел. А знаешь почему?
        Головорез пожал плечами.
        - Я мог бы прямо сейчас всех убить, - сказал Вергун, прохаживаясь по палубе. - Но тогда, к сожалению, этого никто не увидит. Если Бершад Безупречный погибнет без свидетелей, мне не поверят. А такого допустить нельзя. - Он поджал губы. - В последнее время мне очень везло. Все, что еще недавно принадлежало Альто Якуну, теперь принадлежит мне. Но Якун был слабаком, и сердце у него было ожиревшее и насквозь гнилое. Убить его было легко, и особой заслуги в этом нет. А вот если я убью Бершада Безупречного в честном поединке, на виду у всего Таггарстана, то Малакар и Фаллон это запомнят. И станут меня уважать. В Таггарстане уважение заработать очень непросто.
        Бершад скрипнул зубами:
        - Да не тяни ты!
        - Ладно. Мы с тобой пойдем на арену. В меловой круг, как в Альмире. Мне очень понравился этот ваш обычай. Если победишь ты, то мои люди выдадут тебе пропуска и отпустят на все четыре стороны. В конце концов, мы договорились. Но если ты проиграешь…
        Вергун поманил его за собой, в шатер, к насаженным на копья трупам.
        Бершад покосился на Роуэна, Виру и Фельгора:
        - Мои спутники здесь ни при чем. Дай мне слово, что ты их отпустишь.
        Вергун улыбнулся. В красных глазах сияла жестокая радость.
        - Люди не заключают договоров с демонами. Однако же в Таггарстане соблюдают любые договоренности. Мой договор с Йонмаром Греалором остается в силе, даже если Йонмара уже нет в живых. Если ты выполнишь то, что я предложил, и если твои друзья не станут вмешиваться, то я их отпущу.
        Бершад кивнул:
        - И когда будет этот поединок?
        - В полночь.
        - Нужно что-то придумать, - сказала Вира, стоя на палубе у поручней.
        Бершад готовился к поединку. У Виры отобрали кинжалы, у Роуэна - меч, но путы сняли, потому что стража окружала пленников сплошным кольцом. Близилась полночь. На «Черном лисе» были только люди Вергуна, но слух о поединке разнесся по всему городу, поэтому рядом с кораблем уже покачивались лодки, битком набитые зеваками.
        - Придумывать нечего, - сказал Бершад.
        Он облачился в доспехи, не надел только ягуаровую маску. Стальной обруч его левой латной рукавицы случайно погнулся, и Бершад стал его выправлять, чтобы он не мешал держать меч.
        Роуэн угрюмо сидел, скрестив ноги, лепил глиняного божка и украшал его корой дайнового дерева. За четырнадцать лет, проведенных с Бершадом, Роуэн ни разу не лепил божков. Он обеспокоенно поглядывал на Бершада, но молчал, зная, что слова здесь ни к чему.
        - Говорят, он лучший мечник по эту сторону Моря Душ, - сказал Фельгор. - Преувеличивают, наверное, но все-таки…
        - Вообще-то, я тоже неплохо владею мечом, - проворчал Бершад и, морщась от натуги, попытался распрямить погнутый обруч. - Ничего другого нам не остается.
        - Можно спрыгнуть за борт, - предложила Вира. - В темноте нас не найдут. Вы же все умеете плавать?
        - А Альфонсо? - напомнил Бершад. - Он мается где-то в темном трюме, бедняга. Не оставлять же его здесь. Да и что потом? Украсть рыбачью лодку и поплыть в Баларию? Без пропусков? Думаешь, если мы улыбнемся и приветственно помашем, нас пропустят через границу? Или что, так и идти на восток, куда глаза глядят?
        Все молчали. Бершад продолжал возиться с обручем.
        - Скоро середина лета. У нас нет времени, - продолжил он, не сводя глаз с латной рукавицы. - Мне велено переправить вас через горы и провести в Баларию. Этим я и занимаюсь.
        Бершад резко сдернул обруч с рукавицы и швырнул его за борт.
        Вира коснулась его руки:
        - Пращу у меня не отобрали. У меня за нагрудником осталась одна свинцовая пулька. Если он победит, я убью его одним выстрелом.
        - Нет, тогда и тебя убьют. Если я умру, защищай Роуэна. Он присмотрит за Альфонсо. - Помолчав, Бершад добавил: - А если доберешься до Бурз-аль-дуна, попробуй убить баларского императора. Очень тебя прошу.
        - Ты о чем?
        Бершад не успел ответить. Из шатра появился Валлен Вергун, весь в черном. Его камзол, перчатки и сапоги были усеяны стальными полосами и шипами, никаких доспехов не было. Вергун не любил носить лишний вес.
        Бершаду было некогда объяснять Вире, в чем дело. Он кивнул ей и направился к Вергуну. Сплюнул на ходу, надел ягуаровую маску. Она привычно сдавила скулы и нос.
        Яркий свет полной луны заливал большой меловой круг, вычерченный посреди палубы. Валлен Вергун обнажил свой клинок - баларский палаш с летучей мышью на эфесе. Рукоять была обмотана отрезом алого шелка, трепетавшего на ветру. Этот же клинок был у Вергуна в Гленлокском ущелье. Бершад вытащил меч из ножен и шагнул в меловой круг.
        - Сегодня поединок между Бершадом Безупречным и мной, - громко объявил Вергун, чтобы его слышали на ближайших лодках. - Если изгнанник победит, то он и его товарищи получат пропуск и свободу. Если изгнанник потерпит поражение, то станет самым знаменитым украшением моего шатра.
        С лодок донеслись восторженные возгласы. Зевакам было все равно, кто победит, а кто проиграет, лишь бы пролилась кровь.
        - Готов, Сайлас? - спросил Вергун.
        - Да начинай уже.
        Вергун улыбнулся и стремительно бросился на него. Три молниеносных атаки, одна за другой - сверху, снизу, снова сверху. Бершад их все отразил и попытался нанести ответный удар, но Вергун отскочил и уклонился от клинка противника.
        Бершад всегда считал, что поединок чем короче, тем лучше. В затяжных схватках побеждал тот, у кого больше практического опыта. Вот уже четырнадцать лет Бершад почти не касался меча, а Вергун наверняка ежедневно упражнялся.
        Поэтому Бершад продолжил наступление, держа меч наготове у бедра. Вергун скользнул влево, чего и добивался Бершад. Вместо того чтобы попытаться пронзить движущуюся мишень, Бершад подступил ближе к Вергуну, в зону удара его палаша. Вергун слабо отбивался, чуть задев плечо противника, но не причинив ему особого вреда.
        Бершад одной рукой схватил Вергуна за запястье, саданул ему в лицо рукоятью, дернул за руку, двинул коленом в живот и завалил на спину. Ну вот и все. Пятнадцатисекундный поединок. Только и осталось, что вонзить Вергуну меч в сердце.
        Но клинок Бершада пронзил воздух. Вергун откатился и резанул палашом Бершаду по ребрам. Бершад крякнул, почувствовал, как разошелся под клинком полосчатый нагрудник доспеха, как треснули кости. Бершад упал на одно колено.
        Вергун с размаху заехал ему рукоятью палаша в лоб. У Бершада перед глазами вспыхнули и поплыли разноцветные пятна. Он попробовал встать, но Вергун ударил его под колени, и клинок срезал кусок мяса с икры Бершада. Вергун дважды пнул противника и прижал к земле, наступив сапогом на грудь. Потом приставил кончик палаша к горлу Бершада.
        - М-да, особого удовольствия я так и не получил, - сказал Вергун. - Признаешь поражение? Если попросишь пощады, так и быть, уважу. Убью быстро. Безболезненно.
        Бершад выхватил из поясничных ножен кинжал из драконьего клыка и попытался всадить его в колено Вергуна.
        Вергун отпрыгнул, посмеиваясь. Бершад с усилием поднялся, правой рукой сжимая меч, а левой - кинжал из драконьего клыка, рукоятью вперед. Левая нога не слушалась. Зеваки на лодках вопили и скалили зубы, требуя продолжения.
        - Ты проиграл, - сказал Вергун, заходя слева. - Дальше будет только хуже.
        - Ты слишком много болтаешь, Вергун. Тебе такого не говорили?
        - В последнее время - нет.
        Вергун стремительно обогнул Бершада, вонзил клинок ему в спину и толчком повалил на колени.
        - Знаешь, Сайлас, я тут сегодня вспомнил Гленлокское ущелье… - Вергун обошел его кругом. - А скажи-ка мне, почему ты бросился в атаку, когда я повесил всех этих альмирцев у входа в ущелье? Я ведь был готов к переговорам.
        Бершад не ответил.
        - Ты ж у нас теперь легендарный драконьер, вряд ли тебя об этом спрашивают. Боятся, наверное. Или просто из вежливости. - Голос Вергуна то приближался, то отдалялся. Судя по всему, мерзавец расхаживал кругами. - Здесь, в Таггарстане, где на Гертцога Мальграва всем наплевать, люди тебя оправдывают. Мол, неверные сведения. Грозные наемники. И все такое. Некоторые даже утверждают, что сперва я убил заложников и поэтому ты на меня напал. Странно, как оно все оборачивается. Одного и того же человека можно представить и злодеем, и героем, в зависимости от его репутации, слухов и прошествия времени. Но мы с тобой оба знаем правду.
        Он пнул Бершада в живот, а потом в лицо. В Бершаде всколыхнулись боль и злоба.
        - Отвечай! - яростно прошипел Вергун.
        - Потому что я последняя сволочь! - выдохнул Бершад, отчаянно пытаясь встать. Голова кружилась. Из изувеченной ноги хлестала кровь. - Зато я остался до конца. А ты сбежал. Бросил своих бойцов в ущелье. - Морщась, он шагнул вперед. - Может, я и демон с гнилым сердцем, но ты - проклятый трус.
        Услышав это, Вергун взревел, рванулся к Бершаду, сделал обманный выпад книзу и ударил сверху. Бершад успел подставить кинжал, но у него не хватило сил отразить удар. Оба клинка врезались в ягуаровую маску. Треснуло дерево, а глазницы сместились, и маска перекрыла Бершаду глаза.
        Вергун продолжал наносить удары плоской стороной меча. Добить Бершада было легко, но вампир добивался не этого. Он ломал противнику кости.
        Сначала правую руку - локоть, запястье и плечо. Бершад выронил меч и застонал.
        - Проси пощады, - сказал Вергун.
        - Да пошел ты… - огрызнулся Бершад из-под маски.
        Вергун раздробил ему левую коленную чашечку, потом лодыжку.
        - Попросишь, куда ты денешься! - прорычал он.
        Бершад выронил кинжал, сдернул маску. Кожи коснулась ночная прохлада, как глоток воздуха утопающему.
        - Не дождешься!
        - Я переломаю тебе все кости до единой, - пригрозил Вергун.
        Бершад посмотрел на Виру. Она стояла у самого края мелового круга и медленно качала головой, сжимая одной рукой поручни. Ее мутило.
        - У меня их много, - сказал Бершад, глядя на Вергуна и отхаркивая кровь.
        Вергун взревел и очередным ударом раздробил левую ладонь Бершада, а потом его ключицу. Драконьер ничком повалился на палубу.
        - Проси пощады, урод! - заорал Вергун, брызжа слюной. - Проси, кому говорят!
        - Не буду.
        Бершад схватил свой меч и попытался опереться на него, чтобы встать, но не удержался на ногах.
        Вергун вложил палаш в ножны, подошел к Бершаду и отобрал у него меч.
        - Папирийский хлам! - Таггарстанский вампир отшвырнул клинок за пределы мелового круга, наступил на правую руку Бершада и взял кинжал из драконьего клыка. - А вот это интересно. - Он оценивающе взвесил кинжал на ладони. - Что ж, если не хочешь просить пощады для себя, может, попросишь для кого-нибудь другого. Я свое слово держу и твоих друзей не трону, но… - Вергун многозначительно умолк, перебросил кинжал из руки в руку и повернулся к Лиофе. - Приведи осла.
        У Бершада мучительно засосало под ложечкой. Лиофа ушел. Вира рванулась в круг, но Деван огромной ручищей схватил ее за плечо. Роуэн стоял, не двигаясь, скрипел зубами. Немного погодя на палубу вышел Альфонсо, потянулся к яблоку в руке Лиофы. Вергун пристально разглядывал ослика, будто собрался его покупать.
        - Ну что, твой последний в жизни скакун? - спросил он Бершада.
        - Только попробуй его тронуть…
        - А что ты сделаешь? - Вергун подступил к Альфонсо и перехватил кинжал из драконьего клыка рукоятью вперед. - Отрастишь новые руки и ноги, встанешь и убьешь меня? Это вряд ли. - Он посмотрел на Бершада. - Проси пощады, Сайлас. Немедленно.
        Если бы Бершаду удалось извлечь склянку со мхом из-под волос, у него был бы шанс. Но он лежал на левом боку и не мог даже приподнять правую руку.
        Зеваки на лодках притихли. Бершада охватила тревога.
        - Я больше повторять не стану.
        Бершад снова потянулся к склянке под волосами. Бесполезно - обе руки были сломаны.
        - Пощади, - пробормотал он.
        - Погромче, пожалуйста. Тебя не всем слышно.
        - Прошу тебя, - из последних сил произнес Бершад. - Убей меня, но не трогай моего осла.
        Вергун ухмыльнулся, в красных глазах сверкнула злобная радость.
        - Спасибо, Сайлас. Мне так хотелось это услышать. - Он облизнул губы, посмотрел на кинжал. - Запомни, каково оно.
        Таггарстанский вампир вонзил кинжал в шею Альфонсо, у основания черепа. Ослик коротко вскрикнул и упал на палубу. Вергун плюнул на труп Альфонсо и по самую рукоять всадил клинок в бурую шкуру.
        Бершад взвыл. Попытался подняться и услышал, как хрустнули кости в запястье. Его окатила ослепительная горячая волна боли.
        - Не-е-е-ет! - завопил он в палубу. - Только не его!
        Вергун снова обнажил меч.
        - А теперь, мой дорогой Сайлас, я дам тебе ту самую пощаду, о которой ты так просил. - Он шагнул к Бершаду. - Увидимся в каком-нибудь поганом потустороннем мире.
        Бершад знал, что облажался. Не сдержал обещания, данного Эшлин. Он обещал ей остаться в живых. Но сейчас ему, исполненному бурлящей ярости, казалось, что именно такой смерти он и заслуживает.
        - Погоди! - пробасил Роуэн.
        Все обернулись к нему. В глазах Роуэна стояли слезы, в голосе звучала тревога.
        - Погоди! - повторил он.
        - Чего тебе, старик? - спросил Вергун.
        - Я возьму на себя долг Бершада.
        - Нет, - прохрипел Бершад. - Я не позволю…
        Вергун пнул его в живот. Бершад умолк.
        - Не смеши меня, - сказал Вергун, не сводя глаз с Бершада.
        - Таков обычай! - крикнул Роуэн, громко, чтобы все слышали, и выступил вперед. - Даже преступникам это дозволено. Даже таким чудовищам, как ты. Я беру долг Бершада на себя.
        Вергун задумчиво посмотрел на Роуэна.
        - Тебя не было в Гленлокском ущелье, но я знаю, кто ты, - сказал Вергун. - Роуэн. Из воинства Леона Бершада во время баларского нашествия.
        - Что было, то быльем поросло.
        - И все же. Сайлас явно не умеет обращаться с мечом, а о тебе говорил, что ты знатный мечник. Ты что, решил, что я вымотался и сейчас со мной легче справиться?
        - Может, и так. Только я стою перед тобой без меча, придурок, - ответил Роуэн. - Я сказал, что беру долг Бершада на себя. Я не собираюсь с тобой рубиться. - Он взглянул на Бершада. - Возьми мою жизнь взамен его. Вот что я тебе предлагаю. Только сперва дай слово, что вручишь им пропуска и отпустишь восвояси.
        Вергун сощурил глаза и недоверчиво посмотрел на Роуэна.
        - Ты не шутишь, старик?
        - Нет, не шучу.
        - Что ж… - Вергун покосился на Бершада. - Сайлас все равно что сдох. От такого не оправится даже Бершад Безупречный. Ну, пусть умрет калекой, зная, что отправил на смерть своего друга. Мне это очень нравится. В общем, неплохая плата за Змиерубов. - Вергун повысил голос, обращаясь к зрителям. - Этот тип вызвался поменяться местами с Бершадом, чтобы заплатить за его поражение в меловом круге. Как вам известно, на правила мне наплевать, но древние обычаи я чту. Твое предложение принято, Роуэн.
        Вергун похлопал по клинку палаша:
        - По твоему слову, старик.
        - Дай мне с ним поговорить, - сказал Роуэн, подступив к краю мелового круга.
        Поразмыслив, Вергун кивнул:
        - Только без глупостей.
        На палубе воцарилась тишина. Роуэн вошел в меловой круг и опустился на колени рядом с Бершадом:
        - Прости меня, Сайлас.
        - Не надо, - сказал Бершад. - Лучше уведи отсюда Виру и Фельгора.
        - Так я этого и добиваюсь. Хочу сохранить им жизнь. Им и тебе.
        - Я уже труп.
        - Нет. И тебе это известно.
        Бершад сглотнул, ощутив железистый привкус крови и адреналина.
        - Без тебя и без Альфонсо мне жить незачем. Бесполезное занятие.
        - Неправда. Четырнадцать лет скитаться по глуши, убивая драконов, - вот это бесполезное занятие. Но то, что ты делаешь сейчас, то, что ты сделаешь в Бурз-аль-дуне, - это очень важно. Все эти годы я тебя оберегал не для того, чтобы ты бесславно погиб. Ты герой, Сайлас. Ты всегда это скрывал, но меня не обманешь. - Роуэн скупо усмехнулся. - А теперь дай мне припасенную ракушку.
        Бершад не знал, что делать. Все болело. Он хотел что-то возразить, но губы не слушались. Слова не шли.
        Роуэн коснулся его плеча:
        - Все по справедливости, Сайлас.
        Он запустил руку под латный нагрудник Бершада и вытащил сине-желтую морскую раковину, которую Бершад носил с собой четырнадцать лет. Подбросил раковину на заскорузлой ладони.
        - Альфонсо уплыл раньше меня, но я его догоню. Ослики плавают медленно. - Он помолчал, сглотнул. - А когда я доберусь до моря, то отыщу твоего отца. И мы с ним будем ждать тебя. Надеюсь, ждать придется долго.
        Не дожидаясь ответа, Роуэн встал и пересек круг.
        - Не тяни, - сказал он Вергуну и положил раковину в рот.
        Лиофа с ухмылкой выступил вперед.
        - Если место изгнанника занял этот старик, то ради него не стоит марать хороший клинок.
        - Тоже верно, - пожал плечами Вергун. - Деван, займись-ка.
        Деван вытащил из заплечных ножен громадный меч и с гаденькой улыбочкой двинулся к Роуэну.
        Роуэн невозмутимо смотрел на него.
        Вира рванулась к ним, но Фельгор сумел ее удержать. Бершад снова попытался встать, но от усилия только переломал еще больше костей в коленях и ступнях. Он заорал от боли. Упал.
        Зажмурился, когда Деван занес меч. Но слышал, как сталь разрубила плоть. И все остальное тоже слышал.
        Часть IV
        28
        Вира
        Река Лоронг ровно, как ножом, прорезала желтую песчаную пустыню на юге Баларии. Торговое судно Валлена Вергуна было быстроходным. Капитан корабля, пьянчужка по имени Боргон, который никогда не расставался с кувшином рисового вина, объяснил, что вот уже двадцать лет водит корабли по Лоронгу и знает реку как свои пять пальцев.
        Бершад, спеленатый холщовыми повязками, лежал в каюте, дремал, требовал рисового вина, блевал и снова засыпал. В Баларию путники попали четыре дня назад. Через пропускной пункт они прошли легко - ну, если сравнивать с Вепревым хребтом и Таггарстаном. После жутких событий на «Черном лисе» Вергун, как и обещал, отпустил пленников и вручил им три поддельных пропуска - металлические жетоны с описанием путников, выгравированным с одной стороны, и набором отверстий, выбитых с другой. Вдобавок Вергун предложил отправить их в Баларию под присмотром Лиофы и Девана на корабле, перевозившем контрабанду. Вира сообразила, что Вергуну нужны были либо свидетели смерти Бершада, либо его убийцы, если он вдруг выживет. Но отказываться от поездки в Бурз-аль-дун было неразумно, ведь Вире надо было как можно скорее спасти Каиру.
        На пропускном пункте стражники придирчиво сравнили лица путников с их описанием и вставили жетоны в какое-то устройство, которое Вира толком не разглядела. Все оказалось в порядке. Потом четыре часа проверяли корабельные грузы и даже запустили в трюм собак, чтобы те вынюхали контрабанду. Собаки ничего не нашли.
        Бершаду достался пропуск Йонмара. Стражники с подозрением отнеслись к типу, с ног до головы обмотанному бинтами, пропитанными кровью и гноем. Впрочем, раненая нога, с торчащими из нее обломками кости, убеждала в том, что здесь все без подвоха. Вира объяснила стражникам, что это галамарский барон, страдающий заразной кожной болезнью, который направляется на лечение в Бурз-аль-дун. Однако стражники все-таки размотали повязки на лице Бершада - хорошо, что перед этим Вира два часа сшивала окровавленные лоскуты свиной шкуры, чтобы прикрыть ими татуированные щеки драконьера. Обезображенное и изувеченное лицо убедило стражников.
        Вира решила, что в Бурз-аль-дун попасть было бы проще, карабкаясь по отвесным скалам и пробираясь через пустыню. А так… Бершад был изувечен. Альфонсо и Роуэн погибли. Вира недолго знала старого альмирца, но ей нравилась его верность и отчаянная храбрость. Он до самого конца защищал Бершада и Альфонсо. Вире его уже очень не хватало.
        Она долго смотрела на реку, рассеянно теребя обрубок мизинца. Хоть палец и остался где-то на Вепревом хребте, его кончик почему-то ужасно зудел. Потом она спустилась в каюту, проверить, как там Бершад. Его раны ужасали. Обычный человек на всю жизнь остался бы калекой, не смог бы ни ходить, ни держать плошку и ложку. Но Вира знала, как его вылечить. Для этого нужен был мох, а найти его на реке, текущей среди пустыни, было не так-то и просто. Да и времени почти не оставалось.
        Убедившись, что на нее не обращают внимания, Вира спустилась в трюм - весьма вместительный для небольшого речного корабля. В трюме было четыре просторных отделения. Три дня Вира украдкой обыскивала трюм, но не обнаружила ничего, кроме зерна, грибов и солонины. А Бершада надо было чем-то лечить. Случайно Вира заметила небольшое отверстие в дальнем конце трюма. Она просунула туда палец, приподняла доску и увидела тайник, полный дубовых бочек. Вира только собралась проверить их содержимое, но тут в трюме появился Лиофа, и ей пришлось украдкой ускользнуть.
        Но теперь ей ничего не мешало. Она глубоко вздохнула, открыла тайник и забралась внутрь. Подползла к ближайшей бочке, кинжалом отковырнула крышку и улыбнулась в полумраке.
        Под крышкой влажно пружинил слой мха, а под ним прятались десятки склянок с опиумом. Очевидно, мох скрывал запах опиума, поэтому ищейки его не учуяли. Отлично.
        В каюте Бершада воняло, как в выгребной яме. Зараза, гниль и дерьмо. В первый же день Вира сняла с Бершада свиную шкуру, но лучше выглядеть он не стал. Сейчас он приоткрыл глаз, облепленный коркой подсохшего гноя.
        - Вина… - простонал Бершад. - Дай вина или убей.
        Только этого он и просил с тех пор, как пришел в себя.
        Вира закрыла за собой дверь и откупорила принесенный бочонок с опиумом.
        - Фиг тебе, а не вино. И смерти тоже не дождешься.
        Она осторожно размотала грязные повязки на раздробленных руках и ногах, на поломанных ребрах, на треснувшей ключице, обломки которой продырявили кожу. Вира промыла все раны кипяченой водой и стала обкладывать их мхом.
        - Ничего другого все равно нет, - объяснила она.
        Бершад сообразил, что она делает, но у него не было сил сопротивляться.
        - Не хочу, не надо… - бормотал он. - Дай мне умереть.
        - Ты нужен мне живым. - Вира прижала комок мха к ребрам драконьера. Из раны хлынула черная струя зараженной крови. - А жизнь полна разочарований, сам знаешь.
        Чтобы спасти принцессу Каиру, Вире требовалась помощь еще одного убийцы. Да, Вергун вручил им обещанные пропуска и заверил, что его люди не тронут ни Виру, ни Фельгора, но она все равно держалась настороже. Без драки не обойдется.
        Вира сомневалась, что мох чем-то поможет Бершаду - на этот раз увечья были гораздо хуже, чем рана, оставленная скожитовой стрелой, - но на всякий случай прикладывала комки побольше и туго перевязывала их шелковыми бинтами.
        - Хоть вина принеси, - снова простонал Бершад.
        Вира вздохнула, поставила у кровати глиняную бутыль рисового вина и вышла из каюты. Бершад дрожащими руками взял бутыль и приложился к горлышку.
        Лиофа и Деван сидели на корме, жарили на огне куропатку и наблюдали за Вирой. Рядом с ними лежал огромный двуручный меч Девана.
        - Ты еще не передумала, папирийка? - спросил Лиофа.
        Почти все четыре дня плавания головорезы уговаривали ее с ними переспать. Лиофа утверждал, что женщина получает небывалое удовольствие, когда ее трахают двое одновременно. Вира с трудом сдерживалась, чтобы его не убить. Не сейчас, как-нибудь в другой раз.
        - Где Фельгор? - спросила она.
        Лиофа с прищуром уставился на нее и улыбнулся. Вот уже два дня у него меж зубов торчал застрявший кусок мяса. Молчание затягивалось - эти придурки наверняка решили, что Вира воспылала к ним страстью. Наконец Деван не выдержал и мотнул головой к носу корабля.
        Фельгор сидел у поручней и вырезал из деревяшки нечто, отдаленно похожее на изуродованного быка.
        - Все трудишься?
        - Ага, - буркнул Фельгор, не глядя на Виру; с самого Таггарстана он ходил мрачный и угрюмый.
        - Ну хоть скажи, что это?
        - Я уже говорил. Это - ключ к императорскому дворцу.
        Вира перегнулась через поручень и посмотрела на реку. У борта корабля плыли две большие щуки.
        - Он помрет? - неожиданно спросил Фельгор.
        - Не знаю.
        - А что будет, если помрет?
        Помолчав, Вира ответила:
        - Нам надо спасти Каиру.
        Фельгор закончил вырезать изгиб фигурки и тоже уставился на воду.
        - Этот лысый гад убил Роуэна. - Он повернулся к Вире; в глазах стояли слезы. - Ты же этого просто так не оставишь?
        Вира прикусила губу, вспомнив, как Деван с ухмылкой смотрел на труп Роуэна.
        - С их помощью мы проникнем в Бурз-аль-дун.
        - А потом что?
        - А потом - не твоя забота.
        - Я тебе помогу, - сказал Фельгор. - Я умею драться.
        - Да-да, я видела, как ты дерешься. Все больше под ногами путаешься.
        Он промолчал.
        - Я серьезно, Фельгор. Не лезь не в свое дело. Ты должен помочь мне пробраться во дворец.
        Фельгор понурился и снова взялся за деревяшку:
        - Мне не хватает старика и его ослика. Роуэн обещал научить меня стрелять из лука… - Он сглотнул. - Я так этого ждал.
        - Мне их тоже не хватает, - сказала Вира.
        Оба умолкли. Вира взглянула на солнце. День клонился к закату.
        - Мне надо поговорить с капитаном, - вздохнула она. - Узнать, где мы находимся.
        Капитанская каюта находилась на носу корабля, откуда сквозь замызганное окошко виднелась река. Капитан Боргон выходил из каюты лишь затем, чтобы пополнить запасы рисового вина. Каюта провоняла запахами спиртного и мочи. Двери не было, поэтому Вира просто постучала по стене. Боргон дремал в кресле. Услышав стук, он неохотно приоткрыл желтушный глаз.
        - Я же просил меня не беспокоить.
        - Долго еще до Бурз-аль-дуна?
        - Ох, ради Этерниты, отстань со своими вопросами, - проворчал Боргон, оглаживая грязную спутанную бороденку.
        На вид ему было лет семьдесят, хотя в действительности вряд ли больше сорока. Землистый цвет лица, желтые обломанные ногти. Он постоянно рыгал.
        Вира скрестила руки на груди:
        - Отвечай, кому говорят!
        Он облизнул губы и почесал бороду. Хоть Боргон и был редким олухом, он понимал, что с папирийской вдовой шутки плохи.
        - Недели две.
        - Почему так долго?
        Боргон вздохнул:
        - Сначала ты требуешь у меня ответ, а потом возмущаешься. Если тебе сроки не нравятся, прокладывай курс сама. - Он махнул рукой на груду смятых карт на столе в углу каюты. - Буду только рад. Всю жизнь мечтал посадить корабль на мель посреди пустыни. Большое удовольствие сдохнуть от жажды.
        Он откинулся на спинку кресла и снова закрыл глаза.
        Вира уставилась на него, но капитан немедленно захрапел. Она вышла из каюты и забралась на форштевень, где находился помост, откуда можно было ловить рыбу, когда корабль стоял в гавани. Здесь было безопасно - незаметно не подкрадешься, потому что скрипучий палубный настил выдавал приближение любого. Вира сидела на помосте до тех пор, пока солнце за ее правым плечом не закатилось за горизонт.
        В сумерках она заметила большую стаю драконов, летящую на восток. В темноте трудно было разглядеть, какой они породы, но, судя по всему, это заботливая мамаша вела свой выводок в восточное логовище. У Виры не было времени подробно изучить драконов Терры, но она, как и все, знала, что каждые пять лет проходит Великий перелет. Вскоре все небо заполнится драконами.
        С наступлением темноты Вира спустилась в каюту проверить, как там Бершад. К ее удивлению, гнилостная вонь исчезла, теперь в каюте пахло лесом и землей. Было влажно и душно. Бершад не спал - в тусклом свете свечей ярко сверкали зеленые глаза.
        Вира сняла повязку с его ключицы, приподняла мох. Рана еще не затянулась, но сломанная кость уже срослась. Воспаление исчезло без следа.
        - Черные небеса! - пробормотала Вира.
        Бершад глядел на нее горящим взглядом.
        - Лучше бы я умер.
        29
        Бершад
        Мох подействовал, но исцеление проходило не безболезненно и не особо быстро. Бершад скрипел зубами и глотал рисовое вино, пока раны на его теле затягивались, а кости срастались.
        День за днем проходил в смеси боли и кошмаров. По утрам он просыпался и, не помня о случившемся, хотел потрепать Альфонсо по холке, узнать, что Роуэн готовит на завтрак. А потом накатывали страшные воспоминания о трупах на палубе «Черного лиса», и драконьер с головой окунался в беспросветное горе.
        Бершад клял безымянных богов и мечтал о смерти, которая о нем забыла.
        Потом, много дней спустя, он очнулся от лихорадочного забытья, в котором дети и женщины, повешенные Вергуном на тополях у входа в Гленлокское ущелье, выбрались из петли и погнались за ним по лесу. В темноте зловеще сверкали их красные глаза. В разинутых ртах виднелись распухшие, почерневшие языки.
        В дальнем углу каюты сидела Вира. Разутая. Судя по всему, она уже долго за ним наблюдала.
        - Тебе больно? - спросила она.
        - А ты как думаешь? - прохрипел Бершад, сплюнул на пол и зашарил вокруг в поисках бутыли рисового вина. Не нашел.
        - Прекращай пить.
        - Меня мучает жажда. Тяжелая работа - целыми днями сращивать кости.
        - Чем больше ты пьешь, тем медленнее они сращиваются, - сказала Вира. - Я заметила. Через неделю мы прибудем в Бурз-аль-дун, нужно, чтобы ты был в форме.
        Бершад откинулся на пропотевший тюфяк и, полузакрыв глаза, посмотрел на Виру.
        - Оставь меня здесь. Вы с Фельгором идите спасать принцессу, а я здесь сдохну. - Он потер горло.
        - Если ты сгниешь на корабле, то не выполнишь данного тебе поручения.
        - Вот и хорошо. Все, за что я берусь, заканчивается кровью невинных. Гленлокское ущелье. Драконы. Ослик и мой единственный друг. Чем дольше я живу, тем больше люди страдают.
        - Я тоже чувствую себя виноватой, - сказала Вира. - Надо было прислушаться к советам Фельгора и найти другой путь в Баларию. А на палубе «Черного лиса» мне надо было… - Она осеклась. - Теперь уже ничего не изменишь. Надо двигаться дальше.
        - Я больше не могу.
        Вира долго смотрела на него.
        - Ты все время бормочешь что-то о Гленлокском ущелье. Что там произошло?
        Бершад поморщился:
        - Тебе же безразлично мое прошлое.
        - Сейчас твое прошлое затрагивает мое будущее.
        Бершад промолчал.
        - Сайлас, почему ты отдал приказ наступать?
        Четырнадцать лет Бершад лгал о том, что действительно случилось в Гленлокском ущелье, но сейчас, в корабельной каюте, среди кошмаров, не смог скрыть правды.
        - Гертцог Мальграв приказал мне не договариваться со Змиерубами, а убить их всех до единого. Честно сказать, я не возражал. Валлен и его бойцы были редкими сволочами и много лет измывались над жителями Дайновой пущи. Но я все испортил. Поторопился и дал Вергуну возможность сбежать вместе с большей частью его войска. Я загнал его в Гленлокское ущелье, потому что оно тупиковое, но он прошел через близлежащий город и взял там заложников. А потом привязал их к тополям у входа в ущелье. Женщин и детей. Они были вне себя от страха. - Бершад умолк. Ему сдавило грудь и горло. - Гленлокское ущелье не так уж и далеко от Незатопимой Гавани. Я отправил к королю гонца с письмом, объяснил, что Вергун взял заложников, и попросил времени и денег, чтобы заплатить выкуп. Надеялся все поправить. Но Гертцог прислал мне ответ, в котором говорилось, что он арестовал моего отца за измену. - Бершад сглотнул. - И пообещал, что, если я наголову разгромлю Змиерубов, он помилует моего отца, сошлет его в изгнание за Море Душ и позволит мне править Дайновой пущей. - Бершад прижал два пальца к ране на запястье, поморщился от
боли и от воспоминаний. - Поэтому я и напал на Вергуна. Пожертвовал сотнями невинных ради того, чтобы сохранить жизнь отцу. Но Гертцог все равно его казнил.
        - Король тебя предал.
        - Я сам себя предал. Мой отец такого не хотел, но я боялся его потерять. - Он помолчал. - Даже сейчас, когда я закрываю глаза, то вижу повешенных. Так что со мной обошлись по заслугам.
        Вира долго молчала.
        - Каира - не первая, у кого мне довелось служить телохранительницей, - наконец сказала она. - За день до того, как завершилось мое обучение на Рорику, пираты похитили родственницу императрицы, совсем еще девочку. Она играла на берегу, собирала ракушки. Пираты ее схватили. Мой корабль направлялся в столицу, но мне поручили свернуть с курса и спасти ребенка. Мне тогда было восемнадцать. Я была сильная, уверенная в себе, бесшабашная. Ночью я прокралась на пиратский корабль, нашла пленницу и решила, что смогу улизнуть вместе с ней, но… - Она потупилась. - Даже хорошие люди в прошлом ошибались и вершили дурные дела. Жизнь продолжается, хотя каждый хоть когда-нибудь и допускает промахи, которые ничем не искупить. Вот такой урок преподала мне та девочка. Роуэн это тоже понимал. За всеми твоими угрызениями совести он все равно видел в тебе героя. И поэтому принес себя в жертву, чтобы ты смог продолжить свое дело. Пришло время признать свою истинную натуру и совершить что-то по-настоящему важное и нужное. Иначе Роуэн напрасно принял смерть. - Вира подалась вперед. - Не забывай свои обещания. Ты дал слово
Эшлин Мальграв. И мне тоже.
        - Я помню, - сказал Бершад.
        - Вот и хорошо. - Она натянула сапоги и встала. - Кстати, с нами плывут Деван и Лиофа. Так что хватит тебе пить. Когда твои раны затянутся, мы убьем мерзавцев.
        Вира ушла. Бершад глядел в потолок. Искалеченное тело заживало, и драконьер чувствовал себя совершенно иначе. Кровь билась в жилах с какой-то неуемной силой, как зверь, рвущийся из клетки. Бершад ощущал движение корабля по реке и еще тысячи движений - дробный стук рыбьих сердец за бортом, смутное притяжение далеких драконов. Нечто подобное с ним было, когда он потерял сознание в драконьем логовище на вершине Вепревого хребта.
        Вира вряд ли сознавала, о чем просит. Если Бершад сбросит с себя все оковы и снимет все маски, то неизвестно еще, что окажется под ними. Это может быть хуже, чем полное истребление драконов. Намного хуже.
        Но все-таки Вира была права. Он дал слово. А вдобавок Бершаду очень хотелось увидеть, как угаснет взгляд Девана. Он отшвырнул полупустую глиняную бутыль рисового вина, зачерпнул мох из бочки и прижал его к ранам. Растянулся на тюфяке и отдался во власть исцеляющей боли. Сосредоточился. Вспомнил склянку с драконьим мхом, которую дал ему Роуэн, нащупал ее на затылке, под волосами. Можно было съесть кусочек мха и исцелиться в считаные мгновения. Но Бершад удержался от соблазна.
        Если использовать мох сейчас, то при встрече с императором в Бурз-аль-дуне у Бершада не останется никаких шансов.
        30
        Эшлин
        - Как это нет вестей? - спросила Эшлин Годфри.
        Плечи кастеляна покрывала толстая корка голубиного помета.
        - Прошу прощения, королева. Я каждый день отправляю по два сообщения, в Глиновал и в Заповедный Дол, с приказом всем королевским гвардейцам немедленно вернуться в Незатопимую Гавань. Но ответа до сих пор нет.
        Иногда, особенно в долгих перелетах к Заповедному Долу, голуби пропадали, но один-два, не больше. Прошло уже семь дней с тех пор, как Седар Уоллес сбежал. Из Незатопимой Гавани отправили двадцать восемь посланий, так что в голубятне почти не осталось птиц. А это означало, что кто-то старательно отстреливает голубей. Судя по всему, Уоллес окружил Незатопимую Гавань лучниками и велел им уничтожать всех птиц, вылетающих из столицы. Да, Седар Уоллес был великим тактиком в бою, но Эшлин и не подозревала, что он способен на такую тщательно продуманную подготовку.
        - Может быть, стражи что-нибудь узнают, - пробормотала Эшлин.
        После того как стало ясно, что голубиная почта не срабатывает, Эшлин отправила послания с верховыми стражами и надеялась получить ответ к ночи.
        - Королева, а как дела в городе? - спросил Годфри, учтиво склонив голову.
        Эшлин посмотрела на него:
        - В городе поддерживают порядок.
        После того как на Эшлин напали во время коронации, она отправила корабли вдоль побережья, а воинов - в леса и приказала отыскать Седара Уоллеса, но тщетно. Она также установила в городе комендантский час. Карлайл Лайавин и его бойцы вызвались охранять городские стены. Карлайл приходил к ней с докладом и, похоже, не спал уже много дней. Воины Линкона Поммола несли стражу на городских улицах, а верховные бароны Корбон и Брок укрылись в своих городских особняках и окружили себя своими бойцами. Хоть бароны и не пытались перерезать Эшлин горло, ясно было, что особой поддержки от них не дождаться.
        - А что слышно из-за Моря Душ? - спросила Эшлин, надеясь, что Бершад уже добрался до Бурз-аль-дуна. - Есть новости?
        - По всей Терре начался Великий перелет. Молодые драконы уже улетели на восток. А драконихи с выводками вылетят через несколько недель.
        Эшлин кивнула:
        - И это все?
        Кастелян замялся. Кашлянул.
        - Да, королева. Больше ничего нового. Наши соглядатаи в Галамаре сообщают о неурожае, голоде и толпах обездоленных. В главных городах вспыхивают мятежи, но все это продолжается уже долго. Северная Листирия бунтует, а галамарские князья пытаются подавить бунт. В Баларии, как обычно, все спокойно.
        Эшлин снова кивнула. Сведения из Баларии добывать было сложно, как из запертого ларца, но известие о смерти императора всколыхнуло бы всю Терру. Приходилось признать, что Бершад либо не справился с заданием, либо так задерживается, что поручение станет бессмысленным.
        У голубятни послышался какой-то шум. Хайден схватилась за меч и встала перед дверью, загородив своим телом Эшлин. На пороге появилась Сосоне.
        - С городских стен докладывают, что к городу подъезжают всадники.
        - Стражи? - спросила Эшлин.
        - Пока неизвестно, но ты наверняка захочешь их встретить.
        - Да, спасибо. - Эшлин обернулась к Годфри. - Продолжай отправлять голубей. Необходимо оповестить наших гвардейцев в Заповедном Доле и Глиновале.
        Когда они добрались до городской стены, уже почти стемнело. Эшлин забралась на помост, чтобы лучше видеть. Рядом с ней стоял Карлайл Лайавин, утомленный, но исполненный решимости.
        - Военачальник Лайавин, - обратилась к нему Эшлин, - стражи уже вошли в город?
        - Нет, королева. Они почему-то остановились вон там, в роще.
        Карлайл указал вдаль. Эшлин вгляделась в сумрак. Сверчки и цикады громко стрекотали в угасающем свете дня. Между деревьями сверкали крохотные искорки светлячков. Немного погодя Эшлин заметила в роще какое-то движение.
        - Да, солдаты, - сказала она. - Но я не различаю цвет их мундиров. К чему бы нашим стражам выжидать в роще?
        - Не знаю, ваше величество, - сказал Карлайл. - Вообще-то, так не положено. Я возьму десяток бойцов и поскачу туда, разберусь, в чем дело.
        - Нет, не стоит, - сказала Эшлин.
        Что-то было не так. Она пристально вгляделась в рощу, но в темноте можно было разобрать только силуэты воинов между деревьями. Краем глаза Эшлин заметила, что Годфри выпустил из голубятни двух голубей.
        Один голубь полетел на запад, высоко над деревьями, как его обучили, но тут с верхушки самого высокого дерева взвилась стрела и пронзила птицу в самое сердце. Эшлин удивленно распахнула глаза.
        - Закройте ворота! - велела она.
        - Но ведь стражи не… - начал Карлайл.
        - Это не стражи. Перекройте все ходы и выходы и приготовьтесь отражать нападение. Немедленно.
        - Будет исполнено, королева! - Карлайл повторил приказ караульным на городской стене, а потом бросился вниз по лестнице предупредить остальных. Вскоре до Эшлин донесся скрип городских ворот.
        - В чем дело? - удивленно спросила Хайден, подступив поближе.
        - Это Уоллес, - объяснила Эшлин. - Он пытается меня обмануть. Если отправить отряд на разведку узнать, что происходит со стражами, то Уоллес их окружит и перебьет. А потом атакует ворота, чтобы с боем прорваться в город, а не осаждать его.
        - Но я не вижу людей Уоллеса, - сказала Хайден, глядя со стены.
        - Поверь мне, они там.
        Люди в роще как будто услышали ее слова. Среди деревьев вспыхнули сотни костров, озарив стволы оранжевым сиянием. Очертания воинов стали четкими. На груди бойцов явственно виднелись красно-белые эмблемы Седара Уоллеса, а над трактом заполоскал огромный красно-белый стяг.
        Теперь, когда Эшлин велела запереть ворота, воинству Уоллеса было незачем прятаться.
        В отсветах костров было заметно, что между деревьями что-то мельтешило. С ветвей, покачиваясь, как трава под ветром, свисали какие-то длинные предметы.
        - Что это? - спросила Хайден.
        Через миг Эшлин поняла, что это. Во рту у нее пересохло, сердце взволнованно забилось.
        - Это королевские гвардейцы, - ахнула она. - Их повесили.
        - Почти сотню человек, - добавила Сосоне. - Значит, это не только стражи.
        Эшлин не сводила глаз с раскачивающихся трупов. На многих виднелись зеленые плюмажи командиров.
        - Это те, кого отец отправил в Глиновал, - сказала она. - И те, кого я отправила в Заповедный Дол. Седар Уоллес всех убил.
        Если Уоллес повесил командиров, значит уничтожено все войско.
        - Судя по числу костров, у стен города собралось не меньше десяти тысяч бойцов, - наскоро прикинула Эшлин. - А может, и больше.
        Значит, вассалы Уоллеса все-таки привели свои отряды, просто не разрешили им войти в город.
        - Надо предупредить наших гвардейцев, - сказал Карлайл.
        - Нет, погодите. - Эшлин понимала, что преждевременная паника была совершенно излишней. - Мы закрыли ворота, и Уоллес не станет атаковать. У него не хватит людей, чтобы штурмом взять стены. Но он знает, что у меня тоже не хватает гвардейцев, чтобы вступить с ним в открытый бой. Наверняка он привез катапульты и собирается взять город в осаду.
        - У нас есть корабли, - напомнила Сосоне. - Можно подвозить подкрепление и съестные припасы по морю.
        - Это займет слишком много времени, - возразила Эшлин. - Из-за моей коронации в Незатопимой Гавани собралось слишком много людей. Съестного хватит на пару недель, а потом бароны и их войска взбунтуются.
        Вдобавок через полмесяца она собиралась отправить флот на войну. Годфри был прав - Великий перелет уже начался и с каждым днем число мигрирующих драконов возрастало. По подсчетам Эшлин и на основании наблюдений предыдущих лет, Великий перелет вступит в полную силу через девятнадцать дней, самое большее - через двадцать семь.
        - Всадник! - выкрикнул боец на стене.
        - Сколько?
        - Один! Всего один. Мчится к главным воротам.
        Эшлин отыскала взглядом нервно скачущую лошадь с седоком, который едва держался в седле.
        - Подстрелить его? - спросил лучник.
        - Нет, - ответила Эшлин, не сводя глаз с всадника. - Это труп. Впустите лошадь в северо-западные ворота. - (Их можно было открыть и закрыть быстрее всего.) - И принесите сюда тело.
        Это оказался труп Юльнара Вента, градоправителя Глиновала, того самого, чьих писем так ждала Эшлин. Седар Уоллес перерезал ему горло, привязал ноги к седлу, прибил к груди послание и пустил лошадь галопом к Незатопимой Гавани. Хайден с силой выдернула длинный гвоздь из тела и передала окровавленный листок Эшлин.
        Эшлин Мальграв!
        Ты больше не королева Альмиры. Я убил гвардейцев, которых ты отправила в Глиновал. Я убил гвардейцев, которых ты отправила в Заповедный Дол. Долина Горгоны моя. Дайновая пуща моя. И все остальные земли вскоре тоже станут моими.
        Завтра на рассвете начнут стрелять мои катапульты. Отдай мне Незатопимую Гавань без боя, и я сохраню тебе жизнь, отправлю в изгнание. А если ты окопаешься в своей проклятой башне, то тебя отымеют все мои бойцы по очереди, а потом я отрублю тебе голову.
        Седар Уоллес, король Альмиры
        Глядя на листок, Эшлин невольно сжала левый кулак так, что драконья нить впилась ей в кожу и задымилась.
        - И что теперь? - спросила Хайден.
        - Предупреди бойцов, пусть готовятся к обстрелу катапульт на заре.
        31
        Вира
        Вдалеке виднелись очертания Бурз-аль-дуна. За день до этого пески пустыни сменились невысоким кустарником и камышами вдоль берегов, а за ночь чахлая растительность превратилась в оливковые рощи и лимонные сады. Вира заметила стада каких-то копытных с бурыми шкурами и двумя длинными рогами, черно-белыми спиралями скручивавшимися над головой. Животные мирно щипали травку в тени лимонных деревьев.
        - Прекрасный вид, правда? - сказал Боргон за спиной Виры. - В моем детстве сады с газелями начинались в двух днях пути до Часов.
        - А что изменилось?
        Боргон пожал плечами:
        - Баларские власти истребили всех драконов в тех местах, где теперь пустыня. После этого все и началось - мартышки взбесились, загрызли зверей помельче и сожрали все, кроме кактусов. Потом началась засуха. Всю округу засыпало песком. В общем, сплошное невезение. А эти сады не завяли лишь потому, что сюда дотягиваются каналы из Бурз-аль-дуна.
        - Да, не позавидуешь, - сказала Вира, которой было совсем не жаль балар. Она знала, что сплошное невезение обычно происходит оттого, что люди принимают одно неправильное решение за другим.
        Море было где-то рядом. В воздухе пахло солью. С самого рассвета Вира стояла на носу корабля и смотрела на далекий город, замеряя большим пальцем высоту городских башен. За свою жизнь Вира побывала во многих городах, но Бурз-аль-дун был самым большим и высоким из всех. Химейя, столица Папирии, в сравнении с ним была жалкой горсткой хижин из камня и кедра.
        Бурз-аль-дун раскинулся по обоим берегам реки Лоронг. На западном берегу теснились здания из серого камня и дерева - высокие, выше обычных, но в остальном мало чем отличающиеся от построек в Незатопимой Гавани. А вот на восточном берегу стояло нечто невиданное. Прочные особняки из красного, белого и желтоватого мрамора сверкали в солнечных лучах, из бесчисленных жестяных труб валил дым. Огромные башни оплетала сеть медных трубок и лесов с шестеренками, которые поднимали вверх и вниз передвижные деревянные помосты.
        - А зачем все это? - спросила Вира, указывая на леса.
        - Из-за этого Бурз-аль-дун и прозвали Часами, - сказал Боргон. - Это для богачей-сволочей, которые живут в этих башнях, - еда, питье, в общем, все, чего их подлые душонки пожелают. Так что этим гадам даже задницу с дивана отрывать незачем. А по медным трубкам идет вода. Такое вот устройство.
        До Виры доходили слухи, что в Бурз-аль-дуне живут с небывалой роскошью, но она представляла себе толпы слуг и изящно обставленные покои, а не город, в котором все делалось с помощью механических устройств и металла.
        Вдали показалось здание с огромным куполом, настолько больше всех остальных домов, что наверняка это был императорский дворец. Из купола наполовину высовывалось громадное зубчатое колесо, широкое, как улица. Оно медленно, размеренно вращалось.
        - Что это? - спросила Вира. Она никогда не видела ничего подобного.
        - Это центровая шестерня. Она питает энергией весь город, дает свет, тепло, воду и управляет пропускными пунктами. - Боргон почесал ухо, изъеденное коростой. - Всю ночь шумит.
        Вира хотела подробнее расспросить его о центровой шестерне, но умолкла при виде невероятно длинного моста, перекинутого через реку и соединявшего две части города.
        Мост был двухуровневый. По нижнему уровню, темному и грязному, двигались пешеходы, а по верхнему, открытому, катили кареты и несли паланкины. Богатые на виду, бедняки в тени. Все как обычно.
        Но самым удивительным была статуя посреди моста. Этернита.
        Высотой в сотню локтей, вся из стали, нагая богиня с распущенными волосами вздымала руки к небу. Когда лодка приблизилась к мосту, Вира заметила, что пряди волос богини сделаны из винтиков, болтов, шестеренок и сверл.
        Боргон сжал в кулаке медные часы, висевшие у него на шее, но ничего не сказал.
        Лодка проплыла под мостом. По обоим берегам тянулись пристани и причалы. Над водой летали стаи чаек, слышались неразборчивые крики матросов и портовых рабочих. На причалах было людно, но царил порядок.
        Вира принюхалась и удивленно наморщила лоб.
        Во всех портах Терры воняло так, будто все сооружения были построены из дерьма. А здесь повсюду веяло сосновым запахом жженого драконьего масла. В Бурз-аль-дуне смрад тысяч бедняков не просто заглушили, а заменили ароматом самого дорогого вещества на свете.
        За мостом река расширялась. В гавани среди рыбацких лодок и барж стояли огромные торговые галеи, готовые к отплытию в Море Душ.
        - И куда нам сейчас? - спросила Вира Боргона. - В один из протоков? - Она указала на западный берег, где темнели длинные доки.
        - Нет, нам к богатеям. У них все огорожено и перекрыто, вот как там. - Боргон указал на высокий док с железной крышей, похожий на складское помещение. - Валлен требует, чтобы все происходило без свидетелей. Сюда не подберешься, если у тебя нет нужного пропуска.
        - Эти пропуска действуют и для прохода по городу? - спросила Вира.
        - Да, как и везде в Баларии. Без пропуска здесь никак. Пропуск определяет, где тебе жить, чем заниматься, можно ли покидать пределы города. - Боргон почесал спутанную бороденку. - Золотаря из трущоб не выпустят дальше нескольких улиц от дома, потому что кругом пропускные пункты. - Он указал на западный берег, где между двух обшарпанных каменных домов виднелись высокие железные ворота.
        - То есть свободы нет ни у кого.
        Боргон пожал плечами:
        - А это как посмотреть. Золотарь, конечно, чистит клоаку, но здесь она благоуханная, а не зловонная, как по всей Терре. И чумы в городе вот уже несколько десятков лет не было. Во всем мире свирепствуют болезни, голод и бешеные обезьяны, а в Бурз-аль-дуне никто не голодает. Многие считают, что это лучше, чем хваленая свобода. - Боргон сплюнул за борт. - Но все равно всякий раз, как захожу сюда в порт, в заднице свербит. Неестественно все это.
        Он прошаркал к себе в каюту.
        Вира думала, что слухи о Бурз-аль-дуне преувеличены, но ошиблась. Новшества этого баларского города были настоящими чудесами.
        Вира направилась на корму. Лиофа заметил приближение вдовы и преградил ей дорогу.
        - К калеке идешь? - с улыбкой спросил он, тряхнув заплетенной в косички шевелюрой.
        Вира ждала, пока он освободит ей путь. Лиофа не двинулся с места.
        - Вергун такое уже делал, - продолжил он. - Изувечил человека и оставил его в живых, чтобы подольше помучить. А еще одному обрубил все пальцы, засолил их и отправил придурка ловить марлина. Представляешь?
        Вира молчала.
        - В общем, бедолага вернулся ни с чем, а Вергун скормил ему засоленные пальцы и заставил рассказать, каковы они на вкус. Хотя, по-моему, это было уже чересчур.
        - И зачем ты мне все это рассказываешь? - спросила Вира.
        - Так смешно же. - Лиофа сложил губы в улыбку, но глаза оставались серьезными. - Понимаешь, у того придурка был брат, который решил свести с нами счеты. Попытался убить меня и вампира вилами. Ну, его винить трудно. Все-таки семья есть семья. А вот вы с баларином как-то очень спокойно отнеслись к смерти старика. Странно все это.
        - С Бершадом мы едва знакомы, а старик для меня и вовсе чужой, - солгала Вира, незаметно потянувшись к рукояти Кайсы. - Мне просто нужно попасть в город.
        - Понятно. Значит, мозги у тебя все-таки есть. - Лиофа наклонился к ней. - Потому что в доке нас ждут семеро. Все силачи. А тому брату я выдрал кишки и ими его задушил. И с тобой то же самое будет, если вдруг удумаешь какую-нибудь гадость.
        Не дожидаясь ответа, он хлопнул Виру по плечу и ушел.
        Вира направилась в каюту Бершада. В пяти шагах от двери пахнуло влажной зеленью. Вира втянула уже привычный запах и подумала: «Хорошо, что сюда никто не приходит, а то полюбопытствовали бы, откуда здесь взялись джунгли».
        Бершад сидел на полу у дальней стены, полураздетый, в набедренной повязке из оленьей кожи, и пытался размотать побуревший бинт с правой руки. Его раны больше не нуждались в перевязке - о переломанных запястьях и щиколотках напоминали только свежие шрамы и кольца розовой кожи. Даже Вира, которая видела это каждый день, не могла привыкнуть к такому невероятному зрелищу.
        Бершад посмотрел на нее. Его глаза тоже изменились - теперь они словно бы горели в глазницах.
        - Мы уже в городе?
        - Да, - кивнула Вира. - Направляемся в какой-то крытый док.
        - Деван и Лиофа на палубе?
        - Да.
        Бершад сжал кулак, раскрыл ладонь, начал разматывать повязку, увидел, что под ней, и оставил в покое.
        - О чем задумался? - спросила Вира.
        - О том, что жить им осталось недолго.
        - Лиофа сказал, что в доке их ждут семеро.
        Бершад снова сжал кулак:
        - Со скожитами было хуже.
        - Нет, скожитов было шестеро. А этих будет девять, если считать Лиофу и Девана. Здесь мы в закрытом пространстве, неожиданно напасть не получится. И не забывай, ты две недели провалялся на заплесневелом тюфяке, сращивая сломанные кости.
        - Со мной все в порядке.
        - Ну да, лучше, чем было. - Вира подошла к нему и двумя пальцами надавила на его ключицу; Бершад зашипел от боли. - Но это не значит, что ты готов к драке.
        - Эти сволочи от меня не уйдут.
        - И от меня тоже. Но их больше, чем нас, а ты еще не окреп. Надо что-то придумать.
        - И что ты предлагаешь?
        Вира оглядела каюту. Деван и Лиофа считали, что искалеченный Бершад лежит при смерти. Этим можно было воспользоваться.
        - Замотаем тебя грязными бинтами. - Вира присела на корточки перед Бершадом, чтобы пальцем вычертить план в пыли на полу. - Судя по всему, крытый док - такое прямоугольное помещение, высотой в два или три этажа, где хранятся доставленные грузы. Если ты проберешься туда, пока все будут разгружать товар, я залезу куда-нибудь повыше, на нос или на корму, в зависимости от того, где находится наружная дверь. Ты заманишь их подальше от выхода, а я начну сбивать из пращи. Ну а с теми, кто уцелеет, ты и сам разберешься.
        Бершад посмотрел на рисунок в пыли и встал, морщась от натуги.
        - Неси бинты.
        32
        Бершад
        План Виры, хотя и не самый лучший, оставался их единственным шансом. Вира велела Фельгору не высовываться и не мешать ей с Бершадом заниматься делом.
        Корабль направился к причалу. Бершад, обмотанный грязными окровавленными бинтами, напоминал свежевырытый труп. Лишь сейчас он понял, как сильно его изувечил Вергун, - при каждом движении сломанные кости давали знать о себе. Едва затянувшиеся раны грозили снова открыться. Бершад сообразил, что не вынесет затяжной драки.
        Корабль причалил. Портовые рабочие перекрикивались, закрепляя швартовы. Бершад и Вира дождались, когда закроют большие ворота, выскользнули из трюма и огляделись. Корабль стоял в крытом полутемном помещении. Гавань осталась за массивными железными воротами, наполовину уходившими в воду и не пропускавшими света. По другую сторону ворот виднелись деревянные сходни, ведущие с борта корабля в каменный дворик пристани. Там уже стояли Деван, Лиофа и еще семеро. Один, толстяк в кожаном жилете, покрытом серебряными кольцами, осматривал бочонок с опиумом. Лиофа наклонился к небольшой глиняной бочке, открыл ее, опустил внутрь кончик ножа, потом вгляделся в лезвие.
        - И что ты там увидел? - спросил толстяк.
        - Проверяю, очищенное ли. Очищенное драконье масло должно быть зеленоватым.
        - Мы вам когда-нибудь другое поставляли?
        - Нет. Но тебя не обманут до тех пор, пока не обманут в первый раз. - Лиофа зыркнул на толстяка, вытер нож о рубаху и указал на бочку. - Можно грузить.
        - Погоди-ка, - сказал толстяк. - Тут мака не хватает, дружище.
        Лиофа удивленно наморщил лоб:
        - Как это?
        - А ты посчитай.
        Теперь, когда все занялись поисками пропавшего бочонка, можно было начинать.
        - Готов? - шепнула Вира.
        Бершад кивнул и захромал к сходням, опираясь на меч в ножнах, как на клюку, и прижимая к груди полупустую бутыль рисового вина. Вира забралась на крышу капитанской каюты.
        - Это еще что за хрень? - спросил толстяк. - Что, вампир теперь приторговывает прокаженными?
        Все уставились на Бершада. Он застонал и пустил слюну, расплескивая на ходу рисовое вино.
        - Только этого нам не хватало! - пробормотал Лиофа и крикнул Девану: - Отведи калеку на корабль. Как он вообще на ногах стоит?
        Деван обернулся. По лицу расплылась зловещая улыбка. Он схватился за рукоять двуручного меча за спиной, но не стал обнажать клинок.
        - Ты еще жив, драконьер? - прохрипел Деван. - Я думал, тебя придется лопатой с пола отскребать.
        Бершад продолжал ковылять по сходням. Деван, Лиофа и толстяк стояли слишком близко к кораблю, что не позволяло Вире прицелиться. Остальные шестеро следили за происходящим, но держались поодаль.
        Сообразив, что Бершад не останавливается, Деван скорчил злобную гримасу:
        - Марш в трюм, покойник!
        - Сам ты покойник, - ответил Бершад, подходя ближе и отталкивая Девана ладонью; руку едва не свело от боли, а громила даже не шелохнулся. - Давай, хватай свой меч!
        Контрабандисты заинтересованно посмотрели на него. Четверо, чуя возможность драки, отошли от ящиков и направились к Бершаду. Двое у дверей взялись за мечи, но остались на месте.
        - Убирайся на корабль, кому говорят! - прошипел Лиофа, сжимая рукоять кинжала.
        - Не волнуйся, Лиофа, - сказал Деван, доставая меч из-за спины и небрежно держа его одной рукой. - Сдохнет, как и его старик. - Он улыбнулся. - Как трусливая сука.
        Бершад пообещал Вире, что дождется ее первого выстрела. У нее был хороший обзор, она сообразит, когда самое удобное время стрелять. Но сейчас, оказавшись на расстоянии клинка от злодея, который убил Роуэна, Бершад не стерпел. В нем вскипела ярость.
        Он подобрался и что было сил взмахнул мечом. Деван едва успел неуклюже отвести удар и шлепнулся на задницу.
        - Что вы устраиваете, болваны! - заорал толстяк. - Прекратите немедленно!
        Бершад рубанул мечом по его брюху. Толстый слой жира разошелся, сизые кишки вывалились на камни. Бершад засадил рукоятью меча в рожу Лиофы, потом попытался пронзить его грудь, но Лиофа увернулся, отпрыгнул за ящик и скрылся в полумраке дока.
        Деван вскочил на ноги, занес меч над головой. Под ребрами виднелся порез, сделанный его же клинком, который Бершад оттолкнул при первой атаке.
        Два контрабандиста набросились на Бершада справа. Раздался свист, и одна голова разлетелась фонтаном мозгов и осколков кости. Второй тип упал, схватившись за висок; между пальцев хлестала кровь. Пулька Виры пробила одному голову насквозь и ударила в другого. Четверо оставшихся контрабандистов, включая двоих у дверей, метнулись к Бершаду. Вира выстрелила из пращи, но попала в деревянный ящик и отчаянно выругалась.
        Бершад зарычал и кинулся на Девана.
        Они сошлись посреди каменного дворика, осыпая друг друга градом ударов. Меч Девана был вдвое больше обычного, но громила размахивал им, словно кухонным ножом. Всякий раз, когда Бершад отражал удар, ему казалось, что запястья вот-вот переломятся. Деван закряхтел и начал мощную атаку, от которой Бершад с трудом отбился. Кожа над ключицей Бершада лопнула, грудь сдавило от боли.
        Если продолжать рубиться с Деваном на мечах, то Бершаду не выжить. Он взревел, подскочил к Девану так близко, что ощутил его горячее дыхание, засадил ему коленом по яйцам и ударил лбом в нос. Брызнула кровь, хрястнули кости. Деван ошеломленно выронил тяжелый меч. Однако, прежде чем Бершад успел прикончить громилу, на него самого кто-то набросился.
        Задохнувшись от неожиданности, Бершад повалился на камни. Захрустели ребра. Кто-то вспорол ему спину мечом. Еще кто-то пнул его в бок. Бершад перекатился и подставил руку под лезвие мачете, нацеленное ему в лицо. Зазубренный металл глубоко впился в ладонь и вонзился в кость. Бершад взвыл, выругался, завалил противника на себя и укусил его за щеку. В рот хлынула теплая кровь. Контрабандист завизжал, отшатнулся, сорвал с пояса ледоруб и взмахнул им, чтобы пробить Бершаду лоб, но очередной выстрел Виры разнес ему затылок.
        Бершад перехватил ледоруб и всадил его в ногу второго противника. Тот упал. Бершад выдернул ледоруб и трижды вонзил его в грудь контрабандиста, чувствуя, как ломаются кости. Кровь залила руки и лицо Бершада.
        Он встал, сжимая ледоруб, и повернулся к последнему контрабандисту, с волосами, уложенными в четыре здоровенных рога. Кровь стекала с Бершада, как струи ливня.
        - Да ну его на фиг, - пробормотал контрабандист, дрожащей рукой сжимая мачете, и бросился к двери.
        Но не пробежал и полпути, как его снял меткий выстрел Виры. Контрабандист упал и забился в судорогах.
        Бершад обернулся к Девану, который снова взялся за меч, но теперь держал его с видимым усилием. Из разбитого носа лилась кровь.
        - Кто ты такой, драконьер?
        Бершад перехватил ледоруб поудобнее и шагнул вперед.
        - Ты демон? - заорал Деван.
        Бершад продолжал шагать. Каждый шаг давался ему с нестерпимой болью.
        Деван замахнулся мечом, но Бершад всадил ледоруб ему в запястье и выпустил рукоять. Потом кулаком ударил Девана в горло. Громила выпучил глаза и побагровел. Бершад вонзил свой меч ему в живот и повернул клинок, наматывая на него кишки.
        - Это за то, что ты убил моего друга, сволочь! - прошипел Бершад.
        Он выдернул меч из груди Девана и с такой силой рубанул по черепу противника, что расколол голову пополам. Меч застрял в ключице.
        Слева послышались шаги. Бершад обернулся и увидел, что на него мчится Лиофа с поднятым мечом. От выстрелов Виры его защищала груда ящиков. Бершад попытался высвободить застрявший меч. Лиофа метнулся вперед, направив клинок прямо в грудь Бершаду.
        В самый последний миг в Лиофу врезалась черная тень и повалила его на ящики.
        Фельгор.
        Лиофа и Фельгор сцепились. Лиофа извернулся, прижал Фельгора к камням и приготовился перерезать ему горло. Бершад схватил Лиофу за загривок и размозжил ему голову.
        - Сволочь! Крысеныш хренов! - вопил Бершад, молотя головой Лиофы по камням.
        Потом опустился на корточки и, тяжело дыша, огляделся. Надо было как-то успокоить дикую звериную ярость. Хотелось убить еще кого-нибудь, чтобы избавиться от жажды крови, но все противники были мертвы. Фельгор отполз подальше и пытался вытереть кровавые ошметки с лица.
        С корабля в док спустилась Вира - вспотевшая, с пращой в руке.
        - Я же просила дождаться моего знака!
        Бершад долго не мог успокоиться после схватки. Он отправил Виру и Фельгора на разведку, понять, где они находятся. Дождавшись, когда они уйдут, Бершад сорвал с себя грязные повязки, набрал мха из бочонков с опиумом и приложил к новым ранам на руке и спине, а заодно и к старым, которые открылись во время боя. Он еще долго будет очень слаб, но мох позволял ему двигаться.
        После этого Бершад свалил трупы контрабандистов в большой ящик, ополоснул лицо и руки и решил заняться изувеченными до неузнаваемости телами Девана и Лиофы, но тут вернулись Вира с Фельгором.
        - Ну как? - спросил Бершад.
        - Мы в Театральном квартале, - ответил Фельгор.
        - А ты знаешь, как отсюда попасть во дворец?
        - Знаю. Тут недалеко. Если наши пропуска помечены правильными кодами, то все получится.
        - Какими еще кодами?
        - Увидишь, - сказал Фельгор. - А тут вот еще что. - Он расправил смятый лоскут. - Вся улица такими обвешана.
        - Что это?
        - Такие объявления выставляют перед всеобщим празднеством или парадом. Этот назначен на послезавтра, в центральном садовом квартале. - Фельгор замялся. - Свадьба.
        Бершад выхватил у Фельгора лоскут. Написано было по-баларски, но изображение свадебной накидки ни с чем не спутаешь, а большие черные буквы складывались в имя - «КАИРА МАЛЬГРАВ».
        - Что за хрень? - пробормотал Бершад и передал лоскут Вире.
        - Дождемся вечера и пойдем во дворец, - сказала она.
        В небольшом крытом доке было тихо. Вира села на корточки в уголок и стала править кинжалы. Фельгор устроился как можно дальше от трупов Девана и Лиофы. Бершад проверил свои доспехи и надел их. Посмотрел на корабль. Капитан так и не вышел из каюты. Бершад вполне мог вернуться в Таггарстан и убить Валлена Вергуна.
        - Я тебя не держу, - сказала Вира, проследив за его взглядом и догадавшись о мыслях драконьера.
        - Что-что? - переспросил он.
        - Если задумал вернуться, я тебя не держу, - повторила Вира.
        Бершад уставился на свои ладони. Убийство Девана и Лиофы не принесло ему успокоения. Роуэн и Альфонсо погибли. Их смерти не отменишь.
        - Нет, - сказал Бершад. - Ты права. Жизнь продолжается.
        - Вот и хорошо, - сказала Вира. - Но если ты пойдешь с нами во дворец, то не смей снова так себя вести.
        - Как «так»?
        - Держи себя в руках. Ты… - Она окинула взглядом окровавленный дворик. - Ты будто превратился в дикого зверя. Если учудишь такое во дворце, нас всех убьют.
        Бершад сглотнул:
        - Больше не повторится. Честное слово.
        Во всяком случае, до тех пор, пока он не встретится с императором.
        - Я тебя еще кое о чем хотела спросить. Помнишь, что ты сказал мне в Таггарстане, перед поединком?
        - Да, я иду в Баларию не для того, чтобы спасти Каиру.
        - Это понятно, - сказала Вира. - А зачем тебе убивать императора?
        Бершад замялся. Как бы ей это объяснить?
        - Помнишь, ты как-то говорила, что если бы была такой же, как я, то воспользовалась бы своей силой, чтобы защитить близких. В своей жизни я потерял многих: семью, возлюбленную, а теперь вот своего единственного друга. - Бершад надавил на раненую руку и поморщился от боли. - Император хочет уничтожить то немногое, что мне еще дорого в этой жизни. А я постараюсь его остановить.
        Вира долго смотрела на него.
        - Верю, - наконец сказала она, отводя с лица черную прядь. - Но в одном ты не прав. Твоим другом был не только Роуэн. - Она указала на Фельгора. - Вот он тоже твой друг. И я. Может, поначалу это было не так, но сейчас все изменилось. Во всяком случае, для меня.
        И для Бершада тоже.
        - Вы оба нравились Роуэну, - вздохнул он. - На Вепревом хребте он сказал, что мне очень подходит такая женщина, как ты. Я не сразу понял, что он имел в виду. Мы оба изгнанники и бродим по самой окраине мира. - Он посмотрел на Виру. - Я помогу тебе спасти Каиру. Но потом у меня другая задача.
        Вира кивнула и окинула его понимающим взглядом.
        - Жаль, что иначе не сложилось.
        - Мне тоже жаль, - сказал Бершад и посмотрел на корабль. - Мне надо кое-что сделать.
        - Что?
        - Послать весточку в Таггарстан.
        Он взял мачете контрабандиста, отсек головы трупам Лиофы и Девана, подхватил их за волосы - разрубленную пополам голову Девана пришлось собирать по кускам - и понес в капитанскую каюту. Боргон прятался под столом, заваленным скомканными картами.
        - Вылезай! - сказал Бершад.
        Боргон выкарабкался и испуганно уставился на головы.
        - Я видел, как тебя принесли на корабль, - сказал он, глядя на Бершада желтушными глазами. - С такими увечьями люди не выживают. А ты…
        Бершад шагнул вперед. Боргон поспешно отступил.
        - После того как мы уйдем из дока, отвезешь это в Таггарстан. - Бершад швырнул головы на стол и схватил Боргона за ворот. - Скажешь Валлену Вергуну, что своими глазами видел, как я их убил. И скажешь, что я вернусь и что его ждет та же участь. А до тех пор Бершад Безупречный желает ему сладких снов.
        Фельгор по-прежнему сидел в уголке дока и нервно потирал руки. У его ног виднелась горка хлопьев засохшей крови.
        - Ты спас мне жизнь, - сказал Бершад, усаживаясь рядом с ним.
        - Да неужели? - Фельгор посмотрел на него. - По-моему, ты бы уцелел, даже если бы он вонзил меч тебе прямо в сердце.
        - Нет, не уцелел бы.
        - Ты, вообще-то, понимаешь, какой ты страшный?
        - А зачем ты тогда меня спас?
        Фельгор снова потер руки:
        - Сначала я просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. Но после того, что случилось на Вепревом хребте, я передумал. Я не мог позволить этим гадам тебя убить, ведь ты столько для меня сделал. Ты и Роуэн. - Помолчав, он добавил: - Не знаю, демон ты, драконьер, или вообще невесть какое чудовище, но ты мой друг.
        Бершад посмотрел на Фельгора:
        - Я сделаю все, чтобы ты вышел живым из этой передряги. Помоги нам пробраться во дворец и иди себе, куда глаза глядят. Ты это заслужил.
        Фельгор кивнул.
        - Я тут для тебя кое-что нашел, - сказал он и вручил Бершаду небольшую жестянку. - Вот, это я украл в одном из местных театров, когда мы с Вирой ходили на разведку.
        Бершад открыл жестянку. В ней оказался театральный грим, как раз под цвет кожи Бершада.
        - Чтобы замаскировать твои татуировки.
        Бершад кивнул:
        - Отдыхай. Через час выходим.
        33
        Бершад
        Даже глубокой ночью Бурз-аль-дун не затихал. Бершад никогда в жизни такого не видел. По мощеным бульварам и проспектам, в свете сотен медных фонарей, заправленных драконьим маслом, сновали толпы людей.
        Альмирские бароны могли жечь драконье масло в свое удовольствие - такая роскошь была доступна только знати и богачам, как и тысячеакровые земельные владения, и войска. А здесь еженощно жгли сотни галлонов драконьего масла на благо всех жителей Бурз-аль-дуна. Эта расточительность была сродни тому, как если бы кто-то каждый день покупал корабли, а вечером их сжигал, чтобы наутро начать все по новой.
        Трое спутников шли гуськом. Фельгор впереди, с фонарем, снятым со стены. Бершад посчитал это воровством, но их никто не остановил. Из театральной труппы Фельгор, кроме грима для Бершада, умыкнул еще и яркий камзол с кружевами для себя и два таких же ярких плаща, под которыми Вира и Бершад скрыли оружие, доспехи и лица. Поначалу Бершад отказывался, считая, что они привлекут излишнее внимание, но Фельгор настоял.
        - Я здесь вырос, - объяснил он, указывая на пятерых оборванцев, сидевших на невысоком заборе и оглядывавших толпу. - Вот таким же мальцом пришел в Театральный квартал по рабочему пропуску убирать мусор и конский навоз с улиц, когда богатеи приезжали посмотреть представление. Ребятишки здесь ошиваются, завидуют торговцам и знати и довольны лишь тем, что тут их накормят, а жар драконьего масла их согреет. Скучная, обыденная жизнь. А может, кто-то из них и сообразит, в чем тут правда.
        - Какая правда? - спросил Бершад.
        - Из канавы все законы и установления в Часах кажутся непреложными, но это не так. - Фельгор усмехнулся. - Непреложного не бывает. И когда малец из трущоб за рекой это осознаёт, то обретает власть, потому что ему нечего терять. Так что вскоре он начнет пробираться через пропускные пункты и озорничать.
        - Кстати, о пропускных пунктах, - сказала Вира. - Сколько нам надо пройти?
        - Всего один, - сказал Фельгор. - Считайте, нам повезло. Сначала надо пересечь Театральный квартал, а он очень большой. Балары любят представления. На противоположной стороне квартала пропускной пункт в окрестности дворца. Там живут богачи, и все застроено роскошными особняками. Йонмар, хоть и был редкий мудак, хорошо продумал эту часть плана.
        - А как пройти через пропускной пункт у дворца? - спросил Бершад.
        - Вокруг дворца девятнадцать пропускных пунктов, - ответил Фельгор. - Но нам они ни к чему. У нас другая дорога. - Он обернулся, блеснул мелкими зубами в свете фонаря. - Вам понравится.
        По обе стороны улицы высились дома, самый низкий - высотой с альмирскую крепость. По стенам каждого дома вилась паутина медных труб и подъемников. Из таверн и питейных заведений доносился шум - смех, музыка, звон посуды. Путники пересекли широкий мост и смешались с толпой людей, направлявшихся к театру под открытым небом на берегу. Все были коротко стриженные, в шелковых рубахах.
        - Надо было подстричься, - сказал Фельгор, ероша шевелюру. - Баларина сразу узнаешь: нос длинный, волосы короткие. Ну да ладно.
        За рядами сидений виднелась сцена, по которой двигался огромный бумажный дракон - красный, изнутри подсвеченный свечами. Его волоком тащили обнаженные танцоры, с ног до головы выкрашенные в черный цвет. Время от времени танцор рядом с драконьей головой выдувал изо рта струю синего пламени. Высокий мальчишечий голос запел что-то по-баларски. Бершад, хотя и не разобрал все слова, все-таки понял достаточно.
        Песня была о нем и о семнадцатом драконе, которого он убил на северном побережье Альмиры.
        - Этого еще не хватало, - пробормотал он и поплотнее закутался в плащ.
        У входа в театр стояли ларьки, где торговали билетами, снедью и вином. Фельгор встал в очередь у ларька. Вира ткнула его под ребра и прошипела:
        - Ты чего? У нас нет времени.
        - Я проголодался, - сказал Фельгор. - А клюквенных пирожков я два года не ел. Если мне сегодня суждено помереть, то на полный желудок. Не волнуйся понапрасну, вон, лучше посмотри представление. - Он повернулся к Бершаду. - Только не спрашивай его, как все было, а то он все испортит.
        - Все знают, как оно было, - проворчал Бершад.
        Пока они стояли в очереди, Бершад заметил, что почти у каждого баларина на шее висели крошечные часы. От мерного тиканья у Бершада по коже побежали мурашки.
        Фельгор купил четыре пирожка с клюквой и кувшин вина у торговца с острым, как кинжал, носом, угостил спутников и взял себе два пирожка. На сцену вышел актер, игравший Бершада, - невероятно мускулистый великан с дурацким длиннющим копьем. Он начал какой-то сложный танец, сопровождавшийся песней о славном долге драконьера спасти горожан.
        - Пойдем отсюда, - буркнул Бершад.
        Вдруг зрители подозрительно засуетились. Бершад испугался, что его узнали, но потом сообразил, что все указывают не на него, а в небо. Над городом летела стая курносых дуболомов - дракониха и десяток ее отпрысков. Их силуэты четко темнели в лунном свете. По толпе пронеслись ахи и охи.
        - Чего это они так разволновались? - спросил Бершад. - В Дайновой пуще эти дуболомы на каждом шагу.
        Фельгор не ответил - как и все его соотечественники, он, разинув рот, завороженно уставился в небо.
        - Фельгор!
        - Чего? - Он оторвался от созерцания. - А, ну так здесь ведь не Дайновая пуща. Драконы пролетают над Бурз-аль-дуном только в начале Великого перелета, - объяснил Фельгор. - Да и тогда их не часто увидишь. Я вот, пока тут жил, ни разу не видел. Хотя мой старший брат рассказывал, что, когда мне было одиннадцать лет, над нашим домом пролетел горный красноголов. Только я сидел в сортире и все пропустил. А может, брат все выдумал, он любит привирать. - Помолчав, он добавил: - Похоже, скоро начнется Великий перелет.
        - Очень скоро, - кивнул Бершад, вспомнив, зачем отправился в Баларию. - Пойдемте.
        Они зашагали на восток. Фельгор жадно хлебал вино из кувшина. На левой стороне улицы толпились люди - по большей части посудомойки и кухарки. Фельгор велел спутникам перейти на правую сторону, где почти никого не было.
        - Нас там скорее заметят, - напомнила Вира, старательно пряча оружие под плащом.
        - Мы не одеты как прислуга, - сказал Фельгор. - А если Вергун хорошо подделал пропуска, то нам ничего не грозит.
        Он вытащил из кармана металлический пропуск. Бершад и Вира сделали то же самое.
        На круглом, размером с чайное блюдце, жетоне из гладкого серого металла с одной стороны был выбит набор отверстий, а с другой - выгравировано описание владельца на баларском. В этом и заключалась проблема Бершада. Грим скрывал его татуировки, но внешнего вида не изменял. А Бершад был совсем не похож на Йонмара.
        - А как же приметы? - спросил Бершад.
        - Я еще на корабле у него допытывалась, - сказала Вира. - Он так ничего и не ответил.
        - Да успокойтесь вы, - заявил Фельгор. - Мне не впервой пробираться через пропускной пункт. Главное, чтобы драконьер прошел последним. И дайте-ка мне еще вина.
        Фельгор сделал четыре или пять больших глотков и отшвырнул пустой кувшин. Путники свернули за угол и подошли к тяжелой железной решетке, перегораживавшей дорогу. Толстые прутья, сделанные из того же серого металла, что и пропуска, скрещивались геометрическим узором. Решетка доходила до крыш ближайших домов, как минимум двести локтей в высоту. По обе стороны решетки виднелись узкие калитки, в которые два стражника впускали людей. Рядом с каждой калиткой стояло какое-то металлическое приспособление, от которого под землю уходили четыре медные трубы.
        - Вот это - пропускной пункт? - уточнил Бершад.
        - Ага, - сказал Фельгор. - Не забудьте, Сайлас идет последним.
        Они встали в очередь на правой стороне улицы, за тремя знатными горожанами, одетыми в такие же яркие наряды, как те, которые украл Фельгор. Наконец-то Бершад все понял. Человек подходил к калитке, вручал стражнику свой жетон, стражник опускал металлический кружок в странное приспособление, поворачивал рукоятку сбоку, в машине что-то жужжало, из нее вырывался клуб пара, пахнущий драконьим маслом, потом раздавались щелчки, и пропускной жетон вылетал из щели. Стражник брал пропуск, читал описание, пристально всматривался в стоящего перед ним человека и возвращал ему жетон. Лишь после этого человек проходил в калитку.
        Фельгор уверенно направился к стражнику и протянул ему пропуск.
        - Отличное представление! - сказал он и громко рыгнул. - Превосходное. Просто… - Он пошатнулся, но устоял на ногах.
        Стражник подозрительно посмотрел на Фельгора, еще раз прочитал описание на жетоне и вернул его владельцу. Фельгор взял пропуск и, оказавшись за калиткой, кивнул Вире и Бершаду.
        Вира предъявила свой жетон, и ее пропустили. Настала очередь Бершада. Он посмотрел на стражников, и решил, что в случае чего первым убьет того, кто слева, который держал руку поближе к мечу. Обычно так поступали опытные бойцы. Жетон Бершада выдержал проверку машиной. Стражник поднес его поближе к глазам и стал читать описание.
        Тут Фельгор и облевал ему все плечо и щеку. Во все стороны разлетелись алые брызги - вино и клюквенные пироги.
        - Что за фигня?! - заорал стражник. - Ты что, сдурел?
        - Извините, - пробормотал Фельгор. - Я немного перебрал…
        - Немного? - возмущенно закричал стражник, утирая лицо и шею. - Мне здесь еще шесть часов торчать. - Он вручил Бершаду жетон. - Уведите своего бухого приятеля куда подальше. - Он поманил к калитке следующего в очереди и, убедившись, что Бершад отошел подальше, пробормотал себе под нос: - Гребаные богатеи!
        - Ну что, поняли? - сказал Фельгор, когда все свернули за угол. - Любой закон можно либо нарушить, либо обойти.
        После пропускного пункта в городе стало потише. Огромные здания сменились имениями, окруженными невысокими оградами.
        - Жить здесь - дорогое удовольствие. Тут обитают самые богатейшие богачи. - Он указал на высокие белые заборы и черепичные крыши за ними. - Когда я был совсем мальчишкой, я много чего оттуда вынес. В богатых домах полным-полно золотой и серебряной посуды. Вот скажи, сколько тарелок нужно одной семье?
        Они шли долго. Бершад прикинул, что полночь уже миновала. А до рассвета надо было попасть во дворец и затаиться.
        - Фельгор, сколько нам еще… - Бершад осекся.
        Путники свернули за угол, и перед ними возник дворец. Под его громадный купол уместился бы целый город. Вокруг купола высилось кольцо башен - относительно небольших, но все равно превосходящих размерами все близлежащие здания. От города дворец отгораживала огромная стальная стена.
        - Еще далеко. Примерно с лигу, - сказал Фельгор. - Дворец так велик, что с ума можно сойти.
        Бершад прищурился: посреди купола что-то двигалось.
        - Что это там?
        - Центровая шестерня, - сказал Фельгор.
        - Вечно пьяный капитан говорил мне, что она снабжает энергией весь город.
        - Ага.
        - А как? - спросил Бершад.
        - Понятия не имею.
        Все трое уставились на шестеренку.
        - И как же перебраться через стену? - спросила Вира.
        - А нам не нужно через нее перебираться, - ответил Фельгор. - Я вам все покажу.
        Они стали плутать в лабиринте улиц. Несколько раз из-за угла появлялся желтый отсвет фонарей ночного патруля, и путникам приходилось прятаться в переулках или за кустами, чтобы не нарваться на проверку пропусков. А когда прятаться было негде, Фельгор, ловко орудуя отмычкой, взломал замок садовой калитки.
        - У тебя драконы, а у меня отмычки, - прошептал он Бершаду.
        Наконец они добрались к подножью дворцовой стены. Особняки по соседству, сложенные из красного кирпича или светлого мрамора, были больше и роскошнее прочих - во многих городах Терры их бы назвали дворцами.
        - Здесь живут самые знатные вельможи, - сказал Фельгор. - Генералы, министры и прочие. Они все время проводят во дворце, поэтому обзавелись домами поблизости. Чтобы в карете далеко не ездить. Ну, нам это как раз на руку.
        Он провел спутников в проулок между особняками, такой узкий, что Бершаду пришлось протискиваться боком.
        За домами оказался небольшой дворик, посреди которого росло белое дерево. Фельгор подошел к дереву, сделал три шага вправо и потыкал в землю пальцем - раз, другой, третий.
        На третий раз палец застрял в земле.
        - Все на месте, - прошептал Фельгор и приподнял квадратный кусок дерна, будто крышку люка на петлях.
        Бершад не сразу сообразил, что это и была крышка люка на петлях. Под крышкой темнел провал туннеля.
        Фельгор ухмыльнулся:
        - Владельцы даже не запирают этот люк. Видно, давным-давно про него забыли. А я про него узнал по чистой случайности. Оказался в нужное время в нужном месте. Ну, знаете, как оно бывает.
        - А куда ведет туннель? - спросил Бершад.
        Фельгор ухмыльнулся еще шире:
        - Друзья мои, по этой трубе утекают в клоаку все вельможные ссаки и все королевское дерьмо. А нам придется идти против течения.
        В клоаке было темно и жарко, а от стен веяло дерьмом. Фельгор, светя фонарем под ноги, шел впереди, по узкой дорожке, выложенной старинным кирпичом, вдоль вяло текущей реки фекалий. Под потолком виднелись десятки медных труб, которые время от времени вздрагивали.
        Мимо проплыла здоровенная какашка.
        - Вот, какой-то вельможа совершил ночное злодейство, - сказал Фельгор. - Интересно, что он ел на ужин - курятину или баранину?
        - Умолкни, - шикнула на него Вира.
        Фельгор не обратил на нее внимания.
        - Это еще что! Я первый раз забрался сюда спустя несколько часов после свадебного пира во дворце. Какой-то императорский родственник женился. Видели бы вы, сколько здесь было говна! Одно слово, потоп. А воняло так, что меня чуть наизнанку не вывернуло.
        Бершад вспомнил ряды фонарей и факелов с драконьим маслом на улицах, торговцев сластями и питьем в Театральном квартале. Красота и удобство наверху, дерьмо внизу. Через каждые триста шагов они попадали в помещение побольше - отстойник, откуда сточные канавы расходились в две, три, а то и в пять сторон. Фельгор ни разу не замешкался на перекрестках и уверенно вел спутников дальше. Бершад невольно проникся к нему уважением.
        - Говоришь, в нужное время, в нужном месте? - спросил он после седьмого отстойника. - А в каком же месте надо оказаться, чтобы выучить все это наизусть?
        - Для моих приятелей клоака - самое оно, - сказал Фельгор. - В городской клоаке есть отстойники побольше, в них живут те, кто не хочет считаться с законом. Вольнодумцам и бунтовщикам там раздолье. Некоторые целыми месяцами не выходят на поверхность, потому что под землей перемещаться легче. А вот в дворцовую клоаку ведут всего несколько ходов, и основные туннели перегорожены стальными решетками и толстыми стенами. Чтобы с ними справиться, нужна целая армия работников. Или чудо. Нет, я, вообще-то, в чудеса не верю, но… Я же не думал, что ты сможешь ходить. - Он оглянулся на Бершада. - А с тех пор изменил свое мнение.
        - А кто тебе рассказал, как сюда попасть?
        - Никто, - ответил Фельгор. - Я случайно узнал. Хотел обнести домишко, висел вниз головой над окном спальни, пытался разузнать, есть ли там чем поживиться. Ну и подслушал, как министр, который тут жил, распекал слугу, что, мол, под любимым хозяйским деревом вечно смердит дерьмом.
        - И ты сообразил, что к чему?
        Фельгор фыркнул:
        - Нет, что ты! Особняк я, конечно же, грабанул, а потом целый месяц пил виски и ни о чем не вспоминал. Как-то раз подавальщица из таверны пригласила меня к себе в отстойник. Вход туда можно было найти только по запаху дерьма среди благоухания драконьего масла. Тогда-то я и смекнул, в чем дело. Три ночи шарашился под деревом, а когда наконец нашел люк, то обследовал дворцовую клоаку несколько месяцев. Несколько месяцев, представляешь?
        Фельгор сощурил глаза и снова втянул зловонный воздух.
        - А теперь говорите потише. Над нами - жилые покои, - прошептал он.
        - Да ты сам больше всех языком чешешь! - прошипела Вира.
        Еще через несколько поворотов Фельгор начал останавливаться у отверстий в стенах. На металлических пластинках под ними было что-то накорябано. Фельгор подносил фонарь поближе и долго всматривался в каждую пластинку. У пятой он передал фонарь Бершаду.
        - Вот, пришли.
        Он вытащил из-под полы камзола металлический штырь длиной локтя три и насадил на его кончик резную деревянную фигурку.
        Бершад посмотрел на отверстия. Почти все были узкими, не шире детских плеч, и покрыты ржавчиной, но эта труба была поновее, достаточно широкая для взрослого.
        - Почему эта не такая, как все? - спросил Бершад.
        - Когда я первый раз здесь осматривался, то проверил все сточные отверстия. Это - самое широкое.
        - Но почему?
        Фельгор пожал плечами:
        - Точно не знаю. Наверное, тот, кто ходит в этот сортир, знатный засранец. Вот и сделали трубу пошире, чтобы не забивалась.
        - Ради одного-единственного человека?
        - Вот когда увидишь, куда она ведет, тогда и поймешь. Подними-ка фонарь повыше.
        Фельгор засунул в отверстие странный штырь с фигуркой на конце и начал им тыкать туда-сюда. Каждые несколько секунд что-то подавалось, и штырь все глубже уходил в отверстие.
        - И как долго ты с этим возился? - минут через пять спросил Бершад.
        - Лучше тебе не знать. Скажи спасибо, что заслонки в сточных трубах не запирают на замок.
        Последняя заслонка подалась, отверстие металлически лязгнуло и открылось. Оттуда вывалилась какашка, чуть ли не Бершаду в лицо. Он заглянул в глубину туннеля, но увидел только темноту.
        - Ну, самый крупный лезет первым, - сказал Фельгор, поглядев на Бершада. - Мне очень не хочется оказаться впереди тебя, если ты вдруг застрянешь.
        Бершад скинул плащ, еще раз посмотрел на отверстие и снял доспехи, свалив их грудой у канавы. Потом пристроил меч к пояснице и протиснулся в туннель. Стенки под пальцами скользили.
        - Дыши пореже и постарайся не выпасть оттуда, - сказал ему вслед Фельгор.
        - Да пошел ты, - буркнул Бершад.
        Сточная труба была такой узкой, что плечи Бершада плотно прилегали к стенкам и ему приходилось с усилием отталкиваться ногами от вонючих камней.
        Как же вывести из дворца Каиру? Трудно было представить, что все они, перемазанные дерьмом, носятся по дворцовым коридорам в поисках принцессы, а потом заталкивают ее в сточную трубу сортира. Впрочем, пусть об этом думает Вира, решил Бершад.
        Так прошло около часа. Наконец Бершад протиснулся по небольшому изгибу трубы и увидел над собой свет. Каменные стены покрывал толстый слой дерьма, и Бершад чуть не блеванул. Наконец он вытянул усталую, ноющую руку и ощутил над собой прохладный воздух, а не теплый камень.
        Он с усилием выкарабкался из толчка, стараясь двигаться как можно тише, и огляделся.
        Он оказался в просторнейшей уборной, шагов пятнадцать в ширину. Толчок был сделан из слоновой кости и расписан золочеными гирляндами по краям. Половину комнаты занимала огромная ванна из кедра, выложенная перламутром изнутри. Из окошка в потолке падал лунный свет.
        Из толчка высунулась чумазая рука Фельгора, а потом и он сам. За ним последовала Вира. Фельгор подошел к светильнику на стене и что-то повернул. Щелкнул невидимый засов, и стенная панель сдвинулась.
        - Потайной ход? - прошептал Бершад.
        - Нет, бельевой чулан, - шепотом ответил Фельгор. - В нем мы просидим всю ночь, поэтому сначала лучше смыть с себя всю грязь.
        Бершад удивленно посмотрел на него:
        - Мы же не успеем натаскать воды.
        Фельгор улыбнулся:
        - Эх, вы, олухи захолустные! Показываю. - Он подошел к ванне, покрутил медную ручку. Послышался далекий шум, и из медной трубы хлынула струя воды.
        Фельгор набрал воды в горсть и ополоснул лицо и руки.
        Ничего подобного Бершад в жизни не видел.
        - Если бы ваши шаманы меньше возились в грязи и не устраивали оргий, то тоже придумали бы что-нибудь в этом роде, - сказал Фельгор. - И научились бы мостить дороги, - проворчал он себе под нос.
        Бершад поморщился, а потом отодвинул Фельгора от водопроводного крана, чтобы ополоснуться самому.
        Когда все вымылись, Фельгор вытащил из бельевого чулана стопку полотенец, за которой виднелось пространство шагов шесть в глубину и два в ширину. Фельгор вошел внутрь.
        Вира с Бершадом переглянулись.
        - Иди первая, - сказал Бершад.
        Вира покосилась на него, но послушалась. Бершад втиснулся следом и загородил проход стопкой полотенец.
        - Устраивайтесь поудобнее, - сказал Фельгор. - Скоро набегут слуги, так что мы проторчим здесь до ночи.
        Бершад оперся о стену и сжал рукоять меча. Интересно, заходит ли в этот сортир император? Эх, вот если бы вместо долгих и опасных странствий по дворцу можно было бы просто выскочить из бельевого чулана и заколоть императора на толчке!
        Но император в этот сортир так и не зашел. Зато раны Бершада продолжали затягиваться под действием целебного мха. Драконьер задремал, но его почти сразу же разбудила Вира.
        - У тебя слишком громкие кошмары, - сказала она.
        34
        Бершад
        Уборная пустовала почти целый день. Потом в нее вошел кто-то, страдающий одышкой, и мучительно опорожнил кишечник. Следом появилась служанка и зажгла ароматную свечу с драконьим маслом. В бельевой чулан она не заглянула.
        Фельгор угостил всех клюквенным пирожком, который оказался у него в кармане, - баларский вор наверняка стащил лакомство у лоточника. С наступлением ночи шум в соседних покоях стих.
        - Мы где вообще? - прошептал Бершад.
        - В покоях императора Агрионта, - шепнул в ответ Фельгор. - Здесь жила его фаворитка. А сам он был очень жирный, поэтому для него и построили такую широкую сточную трубу.
        - Интересно, а до Каиры далеко?
        Фельгор пожал плечами:
        - Зависит от того, где ее держат. - Он почесал грязную бороду. - Если бы мне надо было спрятать альмирскую принцессу, я поместил бы ее в восточное крыло. Помнится, там есть уединенные покои в башне.
        - Вот туда мы первым делом и пойдем.
        Фельгор нащупал дверную защелку и нажал ее. Стенная панель отошла в сторону.
        Из уборной все вышли гуськом: Фельгор впереди, Бершад посредине, а Вира позади. Покои поражали роскошью убранства, перед которой меркли парадные залы замка Мальграв. Пол устилали плюшевые ковры, по стенам были развешаны великолепные шпалеры. В комнате стояла резная деревянная мебель, заваленная мягкими подушками, - длинные лежанки и всевозможные кресла. В отличие от альмирских замков здесь было не сумрачно, а светло: всю южную стену занимали два огромных окна, от потолка до пола. В покои струился лунный свет.
        За окнами вздымался купол дворца. Значит, они находились где-то в кольце башен, окружавших купол. Отсюда было лучше видно центровую шестерню. Бершад и Вира зачарованно следили за ее медленным вращением. Фельгор развеял чары.
        - В общем, нам надо туда, - сказал он, указывая на три башни в противоположной стороне кольца; в сравнении с громадой купола башни выглядели игрушечными. - Надо держаться коридоров для слуг, там нет стражи. Охранники обычно патрулируют залы и покои, где есть ценности, чтобы ночью ничего не украли. - Он умолк и, подумав, добавил: - Но все равно, если кого увидите - убивайте.
        Фельгор направился в дальний угол комнаты, напротив входной двери, ощупал стену и отыскал потайную защелку. В стене открылась дверца, и Фельгор вошел внутрь.
        Они плутали по длинным извилистым коридорам, где по потолку тянулись медные трубы. Коридоры чем-то напоминали клоаку, только здесь было просторнее и пахло розмарином.
        Наконец Фельгор сделал знак остановиться, присел на корточки, повозился с очередной защелкой и открыл еще одну дверь. Выглянул. Снова закрыл. Поманил к себе Виру с Бершадом и зашептал:
        - Два стражника в двадцати шагах отсюда. Один смотрит в нашу сторону, другой - в противоположную. Убить их надо бесшумно, иначе нас вмиг заграбастают. В этом коридоре стражники стоят у каждых покоев.
        - А иначе никак? - спросила Вира.
        Фельгор помотал головой:
        - В восточные башни иначе не пробраться. И оттуда только один выход.
        Вира кивнула, сняла с пояса короткую пращу и вложила в нее пульку.
        - Ты двадцать шагов быстро пройдешь? - спросила она Бершада.
        - Да уж постараюсь.
        Он снял ножны, беззвучно обнажил меч и кивнул Фельгору.
        Тот раскрыл дверь и скользнул в сторону. Пригнувшись, Бершад длинными бесшумными шагами метнулся вперед. Стражник сощурил глаза, вглядываясь в сумрак коридора. Он разглядел Бершада на полпути, округлил глаза и раскрыл рот, чтобы поднять тревогу. Но тут его лицо ввалилось.
        Тело стражника содрогнулось и с металлическим лязгом упало. К счастью, он повалился ничком, так что второй стражник, поглядев на него, не заметил следов выстрела Виры. И не посмотрел в коридор.
        - Торин? В чем дело…
        Бершад схватил его голову и втиснул в стену, потом отступил на шаг и снизу вверх рубанул мечом по затылку - единственный смертельный удар, возможный в узком проходе. Стражник упал навзничь. Бершад присел на корточки и на всякий случай закрыл стражнику рот ладонью - вдруг тот завопит, пусть даже и с ополовиненным мозгом.
        Стражник не завопил.
        Фельгор уже снял связку ключей с пояса первого стражника и отпер замок. Вира подхватила труп за руки и поволокла к двери, из которой они все вышли. Бершад сделал то же самое со вторым трупом. На одном из наручей стражника тикали часики размером с монетку. Бершад спрятал тело, вернулся за отрубленным затылком и тоже швырнул его к трупам.
        Фельгор тем временем отпер двери покоев. В дальнем углу виднелась витая лестница. Сквозь узкие окна на пол падали яркие полосы лунного света. Все вошли в башню.
        В лабиринте коридоров башни было пусто. Фельгор, Бершад и Вира поднялись на несколько этажей. Каждая дверь вела в другом направлении. Фельгор приглядывался ко всем замкам, фыркал и проходил мимо, качая головой. На самом верху обнаружилась золоченая дверь с врезанными в нее десятками тикающих часов. Фельгор присел на корточки, потрогал золотую пластину замка и вытащил из камзола крошечный крючок и проволочку.
        - Она там.
        - Откуда ты знаешь? - спросил Бершад.
        - По замку. Это замок принцессы, которая не хочет видеть незваных гостей. Иначе такое сложное устройство без надобности. - Фельгор несколько минут возился с замком. - Неподатливая штучка, - пробормотал он.
        Раздался тихий щелчок, и дверь отворилась.
        Фельгор взмахнул рукой:
        - Вперед, герои.
        Дверь вела в коридор, который, по сути, был крытым мостом, ведущим в другую башню. Бершад прошел по мосту и нажал ручку двери. Дверь приоткрылась. Он вернулся к спутникам и сказал:
        - Все. Ступай отсюда, Фельгор.
        - Как это? - спросил Фельгор.
        - А если Каиры тут нет? - спросила Вира.
        - А где же ей быть? Опочивальню принцессы сразу узнаешь, что здесь, что в Альмире. Фельгор, ты свое дело сделал. - Бершад повернулся к Вире. - А мы держим свое слово.
        Помявшись, Вира согласно кивнула:
        - Ты свободен, Фельгор.
        Фельгор посмотрел на них:
        - Спасибо вам обоим. Я знаю, что сказал бы Роуэн. - Он сглотнул и серьезно продолжил: - Постарайтесь не умереть, ладно?
        С этими словами баларский вор поклонился и скользнул в сумрак.
        Вира и Бершад прошли по мосту и открыли дверь. За дверью оказалась просторная круглая комната с огромной круглой кроватью в центре и здоровенным сундуком у стены. Сквозь стеклянный потолок струился лунный свет.
        В кровати спала женщина. Под шелковыми простынями виднелись блестящие черные волосы и крутой изгиб бедра. Рука свисала с края кровати. Бершад огляделся - нет ли здесь стражников или дверей. Не увидев ни того ни другого, он вошел в опочивальню.
        В лунном свете Бершад рассмотрел ее лицо. Каиру он помнил девочкой, но фамильные черты Мальгравов ни с чем не спутаешь.
        - Просыпайся, принцесса, - сказал он.
        У Каиры были высокие скулы и пухлые губы. Эшлин больше походила на сурового отца, а Каира унаследовала яркую красоту матери. Принцесса шевельнулась, открыла бледно-бирюзовые глаза и заморгала.
        - Привет. Ты, должно быть, Бершад Безупречный.
        Она приподнялась на локте. Шелковая простыня соскользнула, обнажив грудь. Каира не соизволила прикрыться.
        - Откуда ты меня знаешь?
        - Ты - самый знаменитый человек в Терре, - ответила она. - А моя сестра утверждает, что на тебя можно положиться в любой беде. Наверняка она тебя послала меня спасать.
        - Типа того, - сказал Бершад.
        - А меня спасать не надо. Ни сейчас, ни потом.
        Бершад оглядел комнату:
        - Где твоя одежда?
        Каира небрежно махнула рукой:
        - Там, в сундуке, есть какие-то платья. Но я их не ношу. - Она улыбнулась. - Ганон предпочитает меня в чем мать родила.
        - Прикройся, - сказала Вира, выходя из-за спины Бершада.
        Услышав ее тихий голос, Каира поспешно подтянула к горлу простыню, будто на нее накричали.
        - Вира? - спросила она. - Что ты тут делаешь?
        - А ты как думаешь? - прошипела Вира, опускаясь на колени у кровати. - Тебя похитили из замка. Я же не могу оставить тебя в лапах балар!
        - Меня никто не похищал! - вздохнула Каира и закатила глаза. - Я сама сбежала, чтобы выйти замуж за Ганона.
        Вира удивленно заморгала, побагровела и мощным усилием воли сдержалась.
        - Принцесса, я преодолела сотни лиг пути и немереные опасности, чтобы спасти тебя. Я убила десятки людей. А ты утверждаешь, что сбежала по собственной воле?
        - Ну да. Мне очень жаль, что ты столкнулась с трудностями, но у меня все в полном порядке. Я выйду замуж за Ганона и стану женой наследника Баларской империи. Я не хочу жить в захолустье, среди немытых дикарей. Бурз-аль-дун - современный город, центр цивилизации и власти. Мое место здесь.
        - Тебе жаль, что я столкнулась с трудностями… - повторила Вира.
        - Да, а что?
        Бершад сжал руку в кулак и с большим трудом сдержался, чтобы не влепить Каире пощечину. Но у него были свои проблемы. Интересно, где тут императорские покои.
        Вира взяла Каиру за подбородок.
        - Если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, я тебя сама убью, - прошептала она. - Ясно тебе?
        Каира сморщилась и словно бы снова превратилась в маленькую девочку.
        - Да, Вира.
        - Почему ты мне не сказала?
        - Ты бы меня остановила.
        - Да, я попыталась бы тебя остановить, - признала Вира. - Но в конце концов ушла бы с тобой. Если ты на самом деле этого очень хотела. Я не могу тебя защитить…
        - Если тебя нет рядом со мной, - закончила за нее Каира, закатывая глаза. - Помню, помню. На самом деле мне больше всего хочется остаться в Баларии. В Альмире мне делать нечего.
        Вира долго смотрела на Каиру, пытаясь пересилить раздражение. Чувство долга заставляло ее охранять принцессу.
        - Тогда я остаюсь с тобой.
        Каира, не скрывая подозрения, уставилась на нее.
        - Я же не могу силой уволочь тебя из дворца посреди ночи. Это против твоей воли, - продолжила Вира. - В твоих жилах течет кровь владычиц Папирии, а значит, я должна тебя оберегать независимо от того, где ты находишься. И независимо от того, за кого ты выйдешь замуж.
        Каира улыбнулась:
        - Ты очень трезвомыслящий человек, Вира. Мне тебя очень недоставало.
        - Мне тебя тоже недоставало. Я очень беспокоилась… - Вира сглотнула. - Я рада, что с тобой все в порядке. И теперь не оставлю тебя без защиты.
        Она обняла Каиру. Такое проявление чувств было нехарактерно для женщины, которая была невозмутимым убийцей.
        Бершад кашлянул:
        - Вряд ли императору понравится, что в его дворец проникла вдова и убила его людей.
        - Не волнуйся, - заявила Каира. - Я уговорю Ганона, а Ганон убедит императора, что Вира должна остаться со мной. - Она улыбнулась. - Все будет хорошо, Вира. Я в этом уверена.
        Вира кивнула и посмотрела на Бершада:
        - Сайлас, тебе надо уходить.
        Бершад покосился на дверь:
        - Ты тут одна справишься?
        - Справлюсь, - ответила Вира. - И что бы ты там ни задумал, останавливать тебя не намерена.
        Бершад коснулся ее плеча:
        - Береги Каиру. И себя тоже.
        - Так и сделаю.
        Бершад направился к двери, но тут в опочивальне раздался нежный перезвон. Бершад обернулся. Каира с улыбкой дергала шнурок колокольчика под потолком, сзывая слуг.
        - Ой-ой-ой! - лукаво воскликнула она.
        Вместо слуг, готовых помочь Каире одеться или принести ей завтрак в постель, в опочивальню ворвались стражники - целый десяток, а то и больше. Не успел Бершад схватиться за меч, как к горлу ему приставили шесть копий.
        - Бросай оружие, если хочешь остаться в живых, - приказал один из стражников, по виду сержант.
        Бершад оглядел всех бойцов - суровые, невозмутимые лица, жесткие взгляды. Он опустил меч.
        - И ты, папирийка, - велел сержант.
        - Ох, черные небеса! - вздохнула Вира и бросила кинжалы на пол.
        - Не смейте их трогать! - вмешалась Каира. - Ганон сказал…
        - Я знаю, что мне приказано, - без особого почтения заявил сержант. - Спи спокойно, принцесса. Спасибо за помощь.
        Бершад заметил, что все стражники, наставившие на него копья, глазели на обнаженную Каиру. Он поднес руку к затылку, нащупал склянку под волосами и стал ее выпутывать, но тут сержант обернулся к нему.
        - Свяжите им руки! - скомандовал он.
        Стражник подошел к Бершаду, завел ему руки за спину и сковал запястья наручниками. Сержант всмотрелся в лицо Бершаду. Грим со щек смылся, и стали видны синие татуировки.
        - Ты - Бершад Безупречный, - сказал сержант.
        - Он самый.
        - Ха, а я думал, ты побольше будешь.
        Один из стражников удивленно покосился на сержанта: Бершад был на полголовы выше всех в опочивальне.
        - Ну извини, не угодил, - сказал Бершад. - И что теперь будет?
        - Император желает тебя видеть, - сказал сержант. - А дальше - не знаю.
        Кто-то накинул Бершаду на голову дерюжный мешок. Бершад не сопротивлялся - его вели туда, куда он и сам хотел попасть. Он улыбнулся про себя: после всех тягот пути ему наконец-то повезло.
        - Нет! - воскликнула Вира, когда ее попытались увести из опочивальни. - Я остаюсь с принцессой…
        Послышался глухой звук удара: Виру саданули в живот. Она застонала, а потом шумно блеванула на пол.
        - Еще раз поднимешь руку на мою вдову, тебя казнят, - заявила Каира, причем так властно, что Бершад не сразу сообразил, что это сказала она. - Вира остается со мной.
        Все умолкли. Сержант погрузился в размышления.
        - Хорошо, - наконец сказал он. - Вдова остается с принцессой. Бершад Безупречный идет с нами.
        Сержант подталкивал Бершада в спину древком копья. Спустя несколько минут пленника привели в комнату и усадили в мягкое кресло. Четыре руки придержали его за плечи, а кто-то снял с него наручники, которые тут же сменились тяжелыми оковами, приделанными к подлокотникам кресла.
        - Да не такой уж я и грозный, - сказал Бершад.
        Ему никто не ответил.
        Хлопнули двери. Мешок с головы Бершада не сняли, но драконьер слышал, как за спиной кто-то сопит.
        - А завтраком меня накормят? - спросил Бершад.
        - Молчи, иначе заткну рот кляпом, - сказал стражник. - И изобью так, что будешь ссать кровью. Ясно тебе?
        Бершад хмыкнул.
        Он сидел и ждал, поскольку ничего другого не оставалось. Вира позаботится о Каире. Интересно, где сейчас Фельгор? Наверное, упился вдрабадан в какой-нибудь таверне, наслаждается свободой. Вот и хорошо. Ловкий вор этого заслуживал.
        Спустя долгое время за спиной Бершада открылась дверь. Вошли какие-то люди - много, судя по звуку шагов. Заскрипели кресла, потом с головы Бершада сняли мешок. Бершад сощурился от утреннего света. Солнце стояло уже высоко.
        Бершад сидел в роскошно обставленной комнате - не в опочивальне, а в кабинете. От обручей оков на запястьях толстые стальные цепи уходили к пластинам, привинченным к полу. Бершад мог двигать руками, но не мог сложить ладони вместе. На стене перед ним были книжные полки, а чуть правее - огромная карта Баларии и ее колоний. У стен замерли семеро стражников в замысловатых стальных доспехах, каждый с мечом и копьем. На их наручах тикали часы. Посреди комнаты красовался полированный стол эбенового дерева.
        За столом сидел человек в простом, но явно дорогом одеянии темно-синего шелка. С виду ему было лет сорок, но в темных волосах и короткой бороде посверкивали серебристые пряди, что делало его старше. Светло-серые глаза были такими ясными, что казались прозрачными. Рядом с ним стоял тощий старик, похожий на чахлое дерево: впалые морщинистые щеки, узловатые пальцы, распухшие суставы. Борода и длинные седые волосы, щедро умасленные и перевитые бечевками, торчали во все стороны, как сухие ветви. На нем был странный камзол из зеленой кожи, а на изможденном лице застыло выражение напряженного любопытства.
        - Бершад Безупречный, - сказал по-альмирски тот, что сидел. - Побежден девчонкой с колокольчиком.
        - Вообще-то, там были и стражники.
        - Мне доложили, что они боялись зайти в опочивальню. Двадцать закаленных бойцов испугались одного твоего имени, чуть не обоссались со страху. - Он приподнялся над столом и сощурил светло-серые глаза. - А у тебя вся голова дерьмом перемазана, что ли?
        Бершад попытался взъерошить волосы, но цепи не позволяли. Он посмотрел на поднятую ладонь, прикидывая, можно ли нагнуть голову и как-то достать склянку со мхом из-под волос на затылке. Нет, не выйдет.
        - Да, наверное, - ответил Бершад. - Извини.
        Человек за столом снова опустился в кресло:
        - Ты далеко от дома, изгнанник.
        По-альмирски он говорил без акцента, так чисто, как те, кто провел сотни часов за изучением этого языка.
        - У изгнанников нет дома. - Бершад посмотрел на человека за столом. - А ты император, что ли?
        Человек за столом улыбнулся, обнажив ровный ряд зубов - белоснежных, кроме серебряного резца.
        - Я - Мерсер Домициан. Император Баларии, главнокомандующий ее армии, владыка ее колоний.
        - Какой впечатляющий титул, - сказал Бершад, чувствуя, как забилось сердце.
        Наконец-то он добрался до цели. Пересек море, горы и пустыню. Убивал, потерял лучшего друга и осла, переломал все кости, но наконец-то отыскал того, кого должен был убить. Вдоль нижней челюсти Мерсера тянулся шрам - полускрытый бородой, но все равно заметный. Может, он получил рану в сражении или просто в детстве упал на дворцовой лестнице.
        - А это мой королевский инженер, Озирис Вард, - пояснил император, указывая на старика. - Он очень рад с тобой встретиться.
        Старик облизнул губы:
        - Скажи, изгнанник, когда ты получил вот эту рану? - Он указал на сломанную ключицу Бершада: мох уже осыпался и на месте раны розовела свежая кожа.
        - А какая тебе разница?
        - Выглядит так, будто это случилось много месяцев назад, - заявил Озирис Вард, - но, скорее всего, кость была сломана недавно, прошло всего лишь две или три недели.
        - Да пошел ты!
        Озирис Вард улыбнулся:
        - Чем ты пользовался, чтобы ускорить исцеление?
        У Бершада екнуло под ложечкой.
        Озирис понизил голос:
        - Может быть, мхом?
        Бершад не знал, что делать. Он много лет расспрашивал всяких знахарей и шаманов о невероятно быстром исцелении, но не выяснил ничего, кроме дурацких суеверий. Сейчас ему было совсем некстати разговаривать с человеком, который знал, как и почему это происходит.
        - А что тебе известно о мхах? - спросил Бершад.
        Озирис Вард снова улыбнулся и сказал императору:
        - Мне все ясно. Я знаю, что тебе нужно о многом побеседовать с нашим гостем, но после того, как вы закончите, мне хотелось бы побыть с ним наедине.
        - Это уж как изгнанник себя поведет, - сказал император, не сводя глаз с Бершада. - Ступай, Озирис, попозже поговорим.
        Озирис Вард поклонился, хотя на него никто не смотрел, направился не к двери, а к книжным полкам и приподнял потайную защелку. Стена сдвинулась в сторону, открыв выход на винтовую лестницу, ведущую куда-то вниз. Озирис ступил на лестницу, и стена скользнула на место.
        - Озирис очень любит этот потайной ход, - сказал император. - Его строили целый год, и мне он обошелся в целое состояние, но мой отец на смертном одре предупредил меня, что на императорском троне Баларии надолго задерживаются только те, кто исполняет все прихоти Озириса Варда. Как я убедился, это был очень верный совет.
        Бершад поерзал в кресле, но промолчал.
        - Но говорить мы будем не об Озирисе Варде, - продолжил Мерсер, - а о твоем присутствии в моем дворце, изгнанник.
        - Ну, это очень просто объяснить, - сказал Бершад. - Папирийская вдова еще в Альмире подмешала мне что-то в вино. А очнулся я здесь, во дворце, в чьем-то сортире, и всю ночь плутал в поисках выхода.
        Воцарилось молчание. Мерсер не сводил глаз с лица Бершада.
        - Очень смешно, - без улыбки сказал император. - Сложись все иначе, мы бы с тобой подружились. Ты рассказывал бы мне о своих подвигах, а я угощал бы тебя вкусным мясом и дорогим вином. И прислал бы к тебе какую-нибудь служанку, чтобы всю ночь ублажала тебя в постели.
        - Звучит заманчиво.
        - Еще бы, - сказал Мерсер. - Но сейчас передо мной не живая легенда. Не герой, который утром убил зеленорога в Левенвуде, а после обеда поскакал в Вермант и убил там громохвоста. И не юный барон, который погубил невинных людей в Гленлокском ущелье, чем заслужил изгнание. - Император умолк и почесал шрам, полускрытый бородой. - Нет, передо мной тот, кто тайком пробрался в мой дворец, убил двух моих стражников и попытался похитить невесту моего брата за день до ее свадьбы.
        - Вообще-то, ее похитили твои люди. А я хотел ее освободить.
        Мерсер погрузился в размышления.
        - Как бы там ни было, у нас возникла проблема.
        - Ага, - сказал Бершад.
        - И решить ее можно тремя способами. Хочешь узнать какими?
        Бершад приподнял скованные руки:
        - Даже если не хотел бы, все равно придется.
        Мерсер кивнул:
        - Итак, первый способ. Я отрубаю тебе голову, кладу ее в деревянный короб и отправляю в Альмиру. Это самый простой способ, и, признаюсь… - император доверительно наклонился вперед, - он мне нравится больше всего.
        Он умолк, дожидаясь ответа Бершада. Бершад молчал.
        - Второй способ. Я отдам тебя в руки Озириса Варда, который всегда находит применение живым экземплярам, как он их называет. Старик почему-то очень интересуется тобой. Утверждает, что уже долго держит тебя под наблюдением. В общем-то, это тоже неплохой способ. Как я недавно упоминал, тот, кто потакает прихотям Озириса, прочно сидит на императорском троне.
        Бершад снова промолчал. Не стоит думать о том, что Озирису, который дожидается внизу, известны ответы на вопросы, терзавшие Бершада долгие годы. Это отвлечет от главной задачи. Надо с этим повременить.
        Мерсер устало вздохнул:
        - И третий способ. Им почти всегда пользовался мой отец. Он не любил разбрасываться полезными вещами. Надо же, он поучает меня даже из могилы. С отцами всегда так, правда?
        Бершад молчал. Мерсер закинул руку на спинку кресла.
        - Так вот, третий способ - воспользоваться тобой.
        - Взять в услужение, что ли?
        Мерсер уставился на него:
        - Нет, не в услужение.
        - Вот и хорошо. Из меня получится хреновый слуга. Разве что кашевар. Роуэн варил знатную похлебку, и я кое-чему у него научился…
        - По-твоему, я тебя отпущу после того, что ты хотел сделать? - оборвал его Мерсер. - Ты проиграл. Твоя дурацкая миссия - хуже дерьма у тебя в волосах. Каира сама не желает отсюда убегать.
        Бершад вспомнил, как Каира звонила в колокольчик: не злобно, не презрительно, а убежденно.
        - Откуда ты знал, что я намерен пробраться во дворец?
        Мерсер улыбнулся:
        - А почему ты спрашиваешь?
        - На звон колокольчика обычно прибегают слуги. А тут прибежали стражники.
        - А, вот ты о чем. - Мерсер сложил ладони домиком. - Я бы тебе объяснил, но ты и сам можешь сообразить.
        Бершад подумал и сказал:
        - Гарвин уцелел после нападения красноголова на Аргель.
        - Верно. Барон из своего разрушенного города сообщил мне, что ты отправился в горы. Погоню за тобой посылать не стали, думали, ты сгинешь на Вепревом хребте. А не сгинешь, так я все равно знал, куда ты устремился. И даже в какие покои. Поздравляю, ты совершил настоящий подвиг.
        Бершад скрипнул зубами, разозлившись, что его так ловко провели. Что ж, убийство Мерсера теперь доставит ему больше удовольствия. Однако он решил на всякий случай убедиться в правоте суждений Эшлин.
        - И как же ты намерен мной воспользоваться?
        - Альмирцы тебя обожают, Бершад Безупречный, истребитель драконов. Скольких ты убил - пятьдесят два или пятьдесят три?
        - Шестьдесят семь, - ответил Бершад. - Новые татуировки пока еще не сделал.
        - Шестьдесят семь драконов… - равнодушно повторил император. - Впечатляющая цифра. - А что ты скажешь, если узнаешь, что я создал особое оружие для уничтожения драконов? И никакие драконьеры для этого не нужны.
        - Скажу, что ты сбрендил.
        - Вовсе нет. - Мерсер указал на карту. - Видишь эти красные участки? Это последние драконьи логовища в Баларии и ее колониях.
        Такую же карту показывала Бершаду Эшлин. Самым большим красным пятном была Зыбучая падь, но по территории баларских колоний виднелась россыпь красных точек.
        - Немного осталось, - сказал Бершад.
        - Да, немного, но Зыбучая падь очень велика. Любой драконьер, который туда забредет, очень быстро отыщет свою смерть. А я сконструировал новый тип катапульты, которая мигом перебьет всех драконов, собравшихся там после Великого перелета. Эти машины заряжаются специальным автоматическим устройством, а не заводятся вручную, и способны убивать по дракону каждые тридцать секунд. У меня таких машин уже сотни.
        - И где они?
        - Тут неподалеку, - ответил Мерсер.
        Бершад посмотрел на карту. От Бурз-аль-дуна к драконьему логовищу вел широкий тракт, но, судя по количеству пропускных пунктов на нем, дорога была не близкой. А до середины лета оставалось меньше трех недель.
        - Если твои машины в городе, то как ты собираешься быстро перевезти их через всю страну?
        - Разумеется, в Альмире такое невозможно. У вас на это ушел бы целый год. Но ровные мощеные дороги - чудесная вещь. К тому же завтра - королевская свадьба. Настоящий праздник. В Бурз-аль-дун приехали все министры и генералы, каждый с целой армией носильщиков. После свадьбы я выдам всем носильщикам особые пропуска, позволяющие пронести катапульты через всю Баларию. Правители стран часто используют празднества в своих целях. - Он улыбнулся, будто удачно пошутил. - Все это непросто устроить, но с пропусками все получится лучше некуда.
        - А при чем тут свои цели и строгая секретность? Ведь твои подданные и без того в твоем полном распоряжении.
        - Во-первых, ни у кого ничего не бывает в полном распоряжении, - возразил Мерсер. - А во-вторых, массовое истребление драконов до сих пор было невозможно. Никто в Терре не может об этом даже помыслить. Я не хочу тратить время на то, чтобы убеждать балар в своей правоте. Им необязательно понимать мои методы. Они должны исполнять мои приказы. Я знаю, что радикального изменения взглядов проще и легче добиться наглядным примером. Я применил тот же метод, когда ввел пропуска.
        - Достал ты меня со своими долбаными пропусками, - сказал Бершад.
        - Они тебе не нравятся?
        - С ними все сложно.
        - Естественно. Ведь ты незаконно проник и в страну, и во дворец. Пропуска для того и предназначены, чтобы удерживать от вторжения непрошеных гостей, - сказал Мерсер. - Вообще-то, их придумал мой отец, но он считал их только действенной пограничной мерой, чтобы оградить природные богатства Баларии от расхищения алчными чужеземцами. В первых пропусках указывались только приметы владельца, а отверстия в жетоне были фиксированными. Но я осознал весь масштаб их возможного применения и добавил кое-какие нововведения. Теперь в пропусках есть особый механизм, позволяющий менять набор отверстий. Всю суть тебе не понять, но если вкратце, то я теперь контролирую передвижение людей по всей Баларии - и по городским кварталам, и между населенными пунктами.
        - Нашел чем гордиться!
        - Да, это мое наследие.
        - А что станет с твоим драгоценным наследием после твоей смерти? - спросил Бершад. - Или ты придумал машину, которая позволяет жить вечно?
        - Течение времени неумолимо. Рано или поздно Этернита призывает к себе каждого. Ганон, мой младший брат, хорошо умеет развлекать министров, но, боюсь, совершенно не склонен к государственному мышлению. - Мерсер пожал плечами. - Но пока мне без нужды думать о смерти. - Он указал на стражников у стен. - Как видишь, я вполне здоров и хорошо защищен.
        Бершад хмыкнул. Если император умрет в этих покоях, то никакого истребления драконов не будет.
        - Все это очень познавательно, - сказал Бершад. - Но я что-то не пойму, зачем тебе моя помощь? И зачем ты рассказываешь все это мне, хотя скрываешь от своих подданных.
        - Мне не нужна твоя помощь, чтобы уничтожить всех драконов в Зыбучей пади. - Мерсер облизнул губы. - Но в Терре есть еще одно место, где сосредоточено множество драконьих логовищ. И тебе оно хорошо известно.
        Бершад сощурился:
        - Дайновая пуща.
        - Да. Я хочу, чтобы ты вернулся за Море Душ и помог мне их расчистить.
        - Не знаю, слыхал ты или нет, но мы с королем Гертцогом не в лучших отношениях.
        - Гертцог Мальграв умер от давней болезни легких, - веско заявил Мерсер. - Вскоре после того, как ты покинул Альмиру. Эшлин Мальграв теперь королева.
        Бершад задумался.
        - С ней я тоже не в лучших отношениях, - соврал он; знай император о его связи с Эшлин и о том, зачем она отправила сюда Бершада, то не беседовал бы с ним, а приказал бы его заколоть.
        - Это не важно, - сказал Мерсер. - Если бы Эшлин согласилась выйти за меня замуж, то стала бы самой влиятельной женщиной Терры, но она избрала иную стезю. Впрочем, альмирский престол ей не удержать.
        - Ты собираешься ее свергнуть из-за того, что она тебе отказала?
        - Ничего подобного. Свергнуть ее намерен не я, а альмирские бароны. Нет, конечно же, не без моей скромной помощи. Я их к этому подтолкнул. Прежде чем покинуть Альмиру, я кое-что шепнул на ушко одному недовольному барону, а там уж политика и алчность сделали свое дело. Недовольный барон прибег к услугам Гаррета, наемного убийцы, чтобы дестабилизировать обстановку в стране. А Гаррет свое дело знает. На него всегда можно положиться. Так что трон под Эшлин уже зашатался. Вот мы здесь с тобой беседуем, а она прозябает в осажденной Незатопимой Гавани. Загнанная в угол. В полном отчаянии. И никакого выбора у нее нет.
        Бершад недоуменно наморщил лоб. Все это время он представлял себе, как Эшлин в полной безопасности сидит в своей башне, изучает драконов и пути их перелетов. А оказывается, она теперь королева, а в стране нарастает мятеж. Это известие потрясло Бершада до глубины души.
        - Откуда ты все это знаешь? - спросил он.
        - Эшлин Мальграв - не единственный человек в Терре, способный разводить почтовых голубей. А кроме голубей мне потребовалась всего-навсего горстка грамотных людей на побережье Альмиры.
        Бершад умолк. Судя по всему, Мерсер не лгал.
        - После того как Эшлин свергнут, на престол взойдет Каира, законная наследница, - продолжил Мерсер. - В Альмиру она вернется под защитой самого знаменитого героя во всей Терре. Гертцог тебя ненавидел, но бароны примут с распростертыми объятьями, особенно потому, что тебя обожает простой люд. Так что с твоей помощью передача власти в стране совершится мирно, а вдобавок больше не потребуется объявлять людей изгнанниками и отправлять их на драконьерство, ведь все драконы будут уничтожены. Ты сделаешь Альмиру современной страной, как Балария.
        - Современной страной? Твоя страна некогда была цветущими землями, а ты превратил свои владения в сплошную пустыню.
        Мерсер сощурил глаза:
        - Вот и она так говорит.
        - Кто?
        - Эшлин Мальграв. Нудит и нудит о том, как важно сохранить драконов. - Мерсер пренебрежительно взмахнул рукой, будто отгоняя муху. - А у самой в стране нищета, болезни и мятежи. Даже не верится, что она думает о высшем благе. Лишь пять из десяти детей альмирской бедноты доживают до двух лет. В Бурз-аль-дуне выживают девять из десяти. Здесь нет голода, нет болезней, у каждого есть работа и каждый знает свое место. В Баларии даже чернорабочие пользуются всеми благами драконьего масла - и на городских улицах, и в своих жилищах. А то, что для этого приходится истреблять драконов, еще не делает меня злодеем.
        - Ты можешь сколько угодно рассказывать, что убиваешь драконов лишь ради блага своих подданных, но мы с тобой знаем, что это не так.
        - Да неужели? - поджал губы Мерсер.
        - Тебе нужны запасы драконьего масла, чтобы удержаться у власти. Ты уже уничтожил многие драконьи логовища и теперь испугался, потому что без всех этих фонарей и механических приспособлений твой хваленый порядок в Бурз-аль-дуне перестанет действовать. И вся твоя драгоценная система развалится.
        - Невозможно изменить мир, если не держать его под контролем, - сказал Мерсер. - Эшлин Мальграв этого не понимает, поэтому теперь ее город в осаде, а Бурз-аль-дун - нет.
        - Может, ты и прав, - сказал Бершад. - Но истребление драконов в Зыбучей пади решит одну проблему и создаст тысячу. Ты уничтожишь всю Терру.
        Мерсер улыбнулся:
        - Не стану отрицать, уменьшение численности драконов неблагоприятно сказывается на моей империи. В Листирии неурожай. В Галамаре голод. В моих южных землях взбесились проклятые мартышки. Но такова цена прогресса. После истребления драконов в Зыбучей пади я получу столько драконьего масла, что моя держава не только продолжит процветать, но и станет еще лучше. У нас появятся такие устройства, которых ты даже не можешь себе представить, изгнанник. Поэтому я дерзнул нарушить естественный порядок вещей, чтобы не обрекать людей на вечное несчастье и прозябание. Уже сейчас Бурз-аль-дун - оплот здоровья и благополучия. Маяк во мраке. Неужели ты не хочешь, чтобы Альмира достигла того же?
        - Нет, не хочу. - Бершад пожал плечами. - Видел я твой город. Такое не для меня. Так что возьми свой третий способ и засунь его себе в жопу.
        Мерсер скривился:
        - Я полагал, ты обрадуешься, что твари, причинившие тебе столько бед, будут уничтожены. Нет так нет. Я не намерен тебя переубеждать. Просто убью и начну приводить свой замысел в исполнение.
        Бершад понимал, что гораздо безопаснее на время согласиться с императором, втереться к нему в доверие и, улучив минутку, сломать ему шею. Но Бершад не любил ни лгать, ни увиливать, да и особым терпением не отличался. Сейчас ему представилась удобная возможность, и он не собирался ее упускать.
        - Ну, тогда убивай, - сказал Бершад. - Потому что я тебе ни в чем помогать не собираюсь, даже если захочешь зад от трона оторвать.
        - А жаль. - Мерсер уставился на изгнанника призрачными серыми глазами; за его спиной солнце заливало громады Бурз-аль-дуна золотисто-оранжевым сиянием. - Я так надеялся… Но вы с Эшлин Мальграв цепляетесь за старый мир, который очень скоро исчезнет. Тебе не удалось спасти Каиру, а Эшлин не удастся удержать королевский престол.
        - А вот в этом ты не прав.
        Император Мерсер удивленно изогнул бровь.
        - Я пришел в Баларию не за Каирой. - Бершад расправил плечи. - Я пришел за тобой.
        Император Баларии изумленно поглядел на него.
        Бершад изо всех сил дернул рукой. Почувствовал, как кость выскочила из плечевого сустава, что дало ему возможность дотянуться до склянки со мхом, выдрать зубами пробку и проглотить содержимое. Рот наполнился вкусом перегноя. Жар волной окатил тело, наполнив его силой.
        Император привстал. Стражники у стен оцепенели от неожиданности.
        - Ты что задумал? - спросил Мерсер, недоуменно сморщившись.
        Бершад посмотрел на него и улыбнулся. Услышал щелчок - плечевой сустав встал на место. Вмиг исцелились все увечья, полученные в поединке с Вергуном.
        - У меня есть четвертый способ.
        Изгнанник рывком поднял руки над головой, с лязгом выдернув цепи, намертво прикрепленные к полу. Конец одной цепи размозжил голову стражнику, стоявшему ближе всего, а конец второй цепи устремился к императору. Мерсер успел отшатнуться, и тяжелое железное звено впилось не в императорскую грудь, а в ножку кресла.
        Бершад вскочил, сорвал оковы с запястий, и в него с разных сторон тут же вонзились три копья. Он упал на колено, ребром ладони переломил одно древко, выдернул из живота обломок с острием и всадил его в голову стражника, метнувшего копье. Два копья в спине провернулись, но Бершад, не обращая внимания на боль, схватил меч убитого стражника и одним взмахом перерезал горло еще двоим.
        - Все на защиту императора! - послышался крик.
        - Убейте его! - завопил Мерсер, отступая к дальней стене, вместо того чтобы броситься к выходу.
        Бершад выдернул из спины два копья. Раны тут же затянулись. Оставалось три стражника. Двое наставили копья на Бершада, а третий закрыл собой императора. Как только ближайший стражник ткнул копьем, Бершад перехватил острие и саданул древком в живот противника так, что тот согнулся пополам. Изгнанник отбил удар второго стражника и пронзил его грудь мечом с такой легкостью, будто стальной доспех был куском сыра. Потом снова взмахнул мечом, снеся полчерепа согнувшемуся пополам стражнику, и подступил к императору.
        Последний стражник принял оборонительную позицию, но у него так тряслись руки, что ни о какой обороне речи не было.
        - Не может быть… - пролепетал он.
        Бершад выхватил у него меч и вонзил клинок в голову стражника. Тот бездыханным упал к ногам императора. Бершад воздел рассеченную ладонь, показывая Мерсеру, как стремительно затягивается рана.
        - Ну что, император, тебе все еще без нужды думать о смерти?
        Мерсер лихорадочно огляделся в поисках выхода.
        - А может, обсудим условия еще раз? - спросил он, сообразив, что выхода нет. - И тогда я, император, буду у тебя в долгу.
        - Нет.
        Мерсер сглотнул:
        - Эшлин Мальграв послала тебя меня убить?
        - Да.
        - Понятно. Вот в чем разница между императором и королевой захолустья. Она послала одного-единственного убийцу перерезать мне горло. А я украл у нее страну. С Мальгравами покончено.
        - Надо же, мертвец, а такой самоуверенный.
        - Моя смерть ничего не изменит. Ты остановишь истребление драконов, но перемен тебе не прекратить. Их никто не остановит. А Эшлин меня ненадолго переживет. - Он осекся и перевел дух. - Она ничем не лучше меня. Она жаждет силы и, так же как и я, черпает ее в телах драконов, вот только найденная ею сила ничем не согреет тех, кто мерзнет в ночи. Она не поможет голодающим, хворым или бедным. Она расколет мир напополам. Нет, Эшлин ничем не лучше меня. Просто она вершит злодейства не своими руками, а посылает для этого своего демона.
        Бершад не понимал, о чем говорит Мерсер. Ясно было одно: чем все закончится.
        - Если хочешь, умри с оружием в руках.
        Мерсер кивнул, наклонился, выдернул меч из головы стражника. Сжал клинок левой рукой, замер в привычной стойке бойца, потом начал наносить Бершаду уверенные, четкие удары. Он был хорошим мечником, но сейчас это не имело значения. Бершад легко уклонялся, а потом Мерсер обманным маневром зашел сбоку и пронзил грудную клетку противника. Меч застрял между ребер, а Бершад в свою очередь воткнул клинок в ямку над ключицей императора и достал до самого сердца. Мерсер вздохнул, будто услышал что-то неприятное от своей возлюбленной, и умер, пронзенный мечом насквозь.
        Бершад оттолкнул труп. Постоял, глубоко и ровно дыша. Раны на теле стремительно затягивались. Он прошел сотни лиг, чтобы исполнить поручение. Но теперь, когда все было кончено, он ничего не ощущал. Никакого внезапного прилива теплых чувств, никакого облегчения. Все то, что делало его жизнь такой тяжелой - гнет неизбывной вины и угрызений совести, - никуда не исчезло. Искупление было легким, легче перышка, и тут же забылось.
        35
        Бершад
        Бершад стоял в зале, полном трупов, и думал, что делать дальше. Он взглянул на дверь. Ни стражи, ни тревоги. Может, просто выскользнуть отсюда и скрыться в коридорах для слуг? Сбежать из дворца, пробраться на корабль и уплыть из Баларии. Мечты, мечты… Но даже если улизнуть из города было бы легко, Бершад не хотел этого делать. Он повернулся к книжным полкам.
        Озирис Вард знал, что происходит с его телом, а значит, Бершаду надо было поговорить с инженером. Проще простого.
        Потайная защелка обнаружилась за толстым фолиантом под названием «Завоевания императора Юнока III». Бершад открыл тайный ход, дождался, когда за спиной закроется дверца, отыскал механизм на противоположной стороне, воткнул в него меч и сломал всю конструкцию, чтобы дверь снова не открылась. Потом начал спускаться по узкой витой лесенке. Аромат розмарина, пропитавший замок, сменился запахом драконьего масла и плесени.
        Лесенка вела в огромное подземелье. В дальнем конце горели факелы, но вокруг царил полумрак. Судя по всему, подземный зал простирался чуть ли не под всем замком. Пол едва заметно подрагивал под ногами.
        Бершад двинулся к факелам. Постепенно глаза привыкали к темноте. Справа и слева виднелись очертания массивных предметов, похожих на арбалеты, но к каждому были прикреплены какие-то механические устройства размером с лошадиный торс. Бершад сообразил, что это и есть хваленые катапульты Мерсера. Их было несколько сотен.
        За залом с факелами начинался коридор с низким потолком, ведущий в хорошо освещенное помещение поменьше. В углу пылал очаг, а в противоположной стене виднелась тяжелая дубовая дверь, обитая стальными заклепками. Повсюду ярко сияли светильники. На каменном постаменте в центре комнаты стоял деревянный стол, заваленный окровавленными внутренними органами, драконьей чешуей, какими-то металлическими инструментами. Под склянками и пузырьками прозрачного стекла горело пламя спиртовок. У очага за простым письменным столом сидел на табурете Озирис Вард и улыбался Бершаду. Встрепанная борода и густо умащенные волосы делали его похожим на альмирского глиняного божка.
        - Добро пожаловать в мою мастерскую, - просипел он хриплым голосом, царапающим, как наждачная бумага.
        Бершад огляделся в поисках оружия или стражников, но ничего не увидел.
        - Мы с тобой одни, - сказал Озирис. - А значит, можно звать тебя настоящим именем. Знаешь, барон Бершад, я очень долго ждал этой встречи.
        - А тебе не интересно, как я сюда попал? - спросил Бершад, указывая на свою окровавленную одежду.
        - Я и так знаю. Ты там всех убил.
        Бершад вошел в комнату.
        - А тебя совсем не огорчает, что императора убили?
        Озирис пожал плечами:
        - Император Мерсер был для меня важным союзником, но его роль в моей работе подошла к концу. Так что я, как обычно, продолжу свои изыскания без него.
        - Продолжишь? - переспросил Бершад. - Будешь уничтожать драконов в Зыбучей пади? - уточнил он, сжимая рукоять меча.
        - Нет, меня такие глупости не занимают. Об этом мечтал Мерсер, ну а я целюсь куда выше. - Он улыбнулся, обнажив до странности белые ровные зубы в косматой бороде. - В этом году истребления драконов не произойдет. А через пять лет, когда начнется очередной Великий перелет, кто знает, каким будет мир? Возможно, убивать драконов вообще не понадобится. Ты же этого хотел?
        - Я хочу не только этого… - Бершад замялся. Он пришел сюда за ответами, настало время их получить. - Я хочу знать, что со мной происходит.
        - Ты - парадокс. Ты одновременно и создатель драконов, и их истребитель.
        Бершад недоуменно наморщил лоб. О чем говорит этот странный старикан?
        - Почему мох меня исцеляет?
        - Удивительное дело, правда? Меня очень радует возможность разузнать об этом побольше. Мне будет интересно тебя изучать.
        - Ты ничего и никого не будешь изучать. Ты ответишь на мои вопросы, и, может быть, я сохраню тебе жизнь.
        - Понимаешь ли, барон Бершад, ты надо мной не властен.
        Бершад наставил на него меч:
        - Ты уверен?
        - Да, конечно. Дело в том, что мне известно кое-что, чего ты не знаешь.
        - Что именно? - Бершад угрожающе сделал шаг вперед, готовясь добывать ответы силой.
        - Если смешать корень канистина и околоплодную жидкость драконьего яйца, а потом сорок три часа прогревать ее на слабом огне, то получится такое обездвиживающее зелье, против которого не устоять ни одному живому существу, даже тем, кто обладает… ну, скажем так, непомерной силой.
        - Это ты о чем?
        Бершад вышел на середину комнаты.
        - Сейчас я тебе продемонстрирую. - Узловатой рукой Озирис выхватил из-под полы небольшой арбалет и выстрелил Бершаду в грудь.
        Бершад отшатнулся. Крохотная арбалетная стрела не причинила ему особого вреда. Он потянулся к старику, но внезапно комната поплыла у него перед глазами и закачалась. Бершад повалился на пол. В глазах потемнело.
        - Вот видишь, - откуда-то издалека прозвучал голос Озириса. - Не волнуйся, барон Бершад, мы продолжим нашу беседу чуть позже, в более комфортных условиях. А теперь, раз ты все равно потеряешь сознание, позволь мне провести первый опыт.
        Озирис порылся на столе и подошел к Бершаду с мачете в руках.
        - Скажи-ка мне, барон, тебе никогда не доводилось восстанавливать отрубленную конечность?
        Бершад попытался ответить, но губы не двигались. Он словно бы выхлебал целый бочонок крепкого вина.
        - По-моему, нет. - Озирис чуть-чуть отодвинул в сторону левую ступню Бершада - покрытую застарелыми шрамами, ту самую, которую много лет назад погрыз красноголов. - Крепись, барон. Сейчас будет больно.
        С тошнотворным хрустом мачете вошло в щиколотку Бершада. Сначала изгнанник ничего не почувствовал, только услышал, как на каменные плиты пола хлынула кровь. Затем пришла боль - жаркая, ослепительная, будто к телу приставили раскаленную кочергу.
        Он лишился чувств.
        Бершад очнулся, поморгал и увидел над собой своды подземелья. Он, в одной набедренной повязке, лежал на столе, прикованный толстыми стальными кандалами за запястья и щиколотки. В висках стучало, в голове мутилось. Он подергал оковы, но те не поддавались.
        - Даже не пробуй разорвать цепи, - сказал Озирис Вард откуда-то сзади. - Сталь, сплавленная с камнем, уходит под землю на пятьдесят шагов. Из этих оков не вырваться даже красноголову.
        Бершад повернул голову. Озирис Вард сидел за письменным столом и что-то писал на коричневом пергаменте.
        - Пока ты спал, наверху поднялась суматоха, - сказал Озирис, тыча пером в потолок и не отрывая взгляда от пергамента. - Наш несчастный император! Убит за день до свадьбы брата с альмирской принцессой. А убийца ускользнул. - Он довольно усмехнулся. - Впрочем, балары - люди сообразительные и ко всему быстро приспосабливаются. Ты пропустил первую в истории империи коронационную свадьбу. Или свадебную коронацию. Празднование удалось на славу. Жители Бурз-аль-дуна обожают Каиру. Просто удивительно, как красота и ласковые слова действуют на большое стечение народа, несмотря на то что страна должна скорбеть о смерти любимого повелителя. Но Баларией теперь правят император Ганон Домициан и императрица Каира Домициана. Открываются восхитительные возможности…
        Не совсем понимая, о чем говорит Озирис, Бершад чуть приподнял голову и оглядел себя. Вместо культи на левой ноге красовалась совершенно здоровая ступня. Без единого шрама.
        - Замечательно, правда? - сказал Озирис. - При правильном обращении скорость роста соответствует характеру раны. Разумеется, в определенных пределах.
        - Что ты со мной сделал? - спросил Бершад.
        - То же самое, что ты неоднократно проделывал сам с собой, судя по твоим шрамам. Просто я сделал это лучше. Чище.
        Рядом с Озирисом на подносе стояли десятки пустых склянок, а у стола виднелась дубовая бочка, до половины заполненная темно-зеленым мхом, усыпанным голубыми цветочками. Пахло перегноем.
        - Знаешь, что это? - спросил Озирис.
        - Знаю, что он делает.
        - Ну да, конечно. Альмирцы называют его божьим мхом, однако издревле он известен под самыми разными именами. Очень редкое растение.
        - А где же ты набрал целую бочку?
        - Места знать надо. Этот мох мне доставляют из драконьего логовища на острове посреди Моря Душ. Добираться туда далеко и очень опасно. Но оно того стоит. Видишь ли, до определенной степени любой мох исцеляет. Даже тот, который растет на старых стенах, поможет затянуться царапинам, ссадинам и мелким порезам. Если обернуть рану или сломанную кость повязками из речного ила, все заживет за неделю. Но драконий мох действует иначе. Из трех его разновидностей только божий мох способен отращивать утраченные конечности, да и то если он недавно собран. Это очень важное открытие, барон Бершад. Ты не представляешь, сколько нового я узнал за то короткое время, что мы с тобой знакомы.
        - Это волшебство? - спросил Бершад.
        - Волшебства не бывает. Есть только вопросы без ответов. - Озирис встал и подошел к Бершаду. - Если показать дикарю в джунглях стальные доспехи и сказать, что их выковали из руды, он тоже назовет это волшебством. В этом и заключается мое мастерство. В сравнении со мной все остальные - дикари. А то, что происходит с тобой, - дар твоих предков. Он передается из поколения в поколение среди кровных родственников, точно так же, как твои зеленые глаза.
        Озирис вытащил какой-то инструмент, похожий на заточенную ложку, и невозмутимо выковырял кусок из свежеотросшей ступни.
        - Да пошел ты! - завопил Бершад, пытаясь ударить Озириса кулаком, но толстые стальные цепи оказались очень прочными.
        Старик склонился над бедром Бершада и подцепил ложкой еще кусок плоти.
        Бершад забился в оковах.
        Когда он успокоился и посмотрел на ногу, то увидел, что рана на ступне уже затянулась и зарубцевалась. А вот рана на бедре сочилась кровью, как и положено ранам.
        - Поразительно! - пробормотал Озирис. - Знаешь, что это означает?
        - Я тебе грудную клетку разворочу, старик!
        - Божий мох закончил свое действие много часов назад, однако же новая конечность сохранила ускоренную способность к восстановлению. Невероятно! Разумеется, неизвестно, сколько это продлится. Необходимы дальнейшие наблюдения. Недели или дни. А может, она теперь сохранится навсегда.
        Он отошел к очагу и принялся что-то записывать. Бершад глубоко дышал, сдерживая ярость. Похоже, он так и умрет в этом подземелье.
        Озирис закончил писать.
        - Ты пришел ко мне за ответами, - сказал он. - И уже ответил на многие из моих вопросов. Справедливость требует, чтобы я ответил на твои. В конце концов, чисто из вежливости.
        - Из вежливости? Ты только что отрубил мне ногу!
        - И помог тебе отрастить новую, причем гораздо лучше. Опять-таки из вежливости. Но как тебе будет угодно.
        Бершад сглотнул, сделал несколько глубоких вдохов. Если уж ему суждено здесь умереть, то он встретит смерть, зная, что с ним происходит.
        - А ты встречал таких же, как я?
        - Да, - сказал Озирис. - Другие завязи даровали мне свои знания, но у тебя я научусь большему.
        - Завязи?
        - Надо же как-то называть таких, как ты. Всему на свете необходимы имена. - Старик кашлянул. - В детстве ты много времени проводил в драконьих логовищах.
        - Откуда ты знаешь?
        - Это общий признак таких, как ты.
        - И что со мной будет? Я… превращусь в дракона?
        Озирис улыбнулся:
        - Возможно. В твоей крови есть некая сила, которая связывает тебя с землей. И с драконами. Из-за этого на тебе все так быстро заживает. Я понимаю, это звучит загадочно, но лишь потому, что я покамест не разобрался в данном феномене. Мне известно одно: ты - очень опасное создание. То, что столько раз спасало тебе жизнь, в конце концов тебя погубит - это необратимый и разрушительный процесс. Впоследствии ты, вероятно, обретешь иной облик, но человеком уже не будешь.
        - Ты уверен?
        - Барон, невозможно остановить неизбежное.
        Бершад снова вздохнул. Во рту у него пересохло.
        - И сколько мне еще осталось?
        - Если честно, то просто поразительно, что ты протянул так долго, принимая во внимание твой образ жизни последние четырнадцать лет. Каждый раз, пользуясь мхом для исцеления ран и увечий, ты приближаешь свой расцвет. Полагаю, теперь ты ощущаешь и другие изменения в себе. Ты, очевидно, обнаружил, что божий мох придает тебе невероятную силу - именно с его помощью ты разорвал оковы и в одиночку расправился с восемью стражниками. Но, кроме этого, происходит и еще кое-что. У тебя возникла глубинная связь с природой и дикими животными, верно?
        Бершад и прежде чувствовал приближение драконов, а потом, оказавшись в драконьем логовище на Вепревом хребте, остро ощутил все звуки и запахи. Позднее, в плавании по реке Лоронг, он слышал, как бьются рыбьи сердца за бортом.
        - Да.
        - Значит, расцвет уже близко, барон. Но ты - единственный, кто обладает уникальной способностью сдерживать изменения. Вполне возможно, что в таком виде ты проживешь еще четырнадцать лет. А может, не выдержишь интенсивности моих опытов и расцветешь прямо здесь, в подземелье, чего мне очень хотелось бы избежать, потому что в таком случае ты убьешь и меня, и половину жителей Бурз-аль-дуна.
        - А при чем здесь расцвет? Что это вообще означает?
        Озирис улыбнулся:
        - По-моему, сейчас моя очередь задавать вопросы. - Он подошел к столу и записал что-то еще.
        Бершад пытался осмыслить услышанное.
        - Ты еще не просил сохранить тебе жизнь, - сказал Озирис. - Это очень странно.
        - А если попрошу, ты меня отпустишь?
        - Интересный вопрос. - Озирис отложил перо. - Скажи-ка мне, барон, что ты сделаешь, если я прямо сейчас сниму с тебя оковы?
        - Убью тебя нафиг.
        - А после этого?
        Бершад задумался. Он так старался выполнить данное ему задание, что даже не представлял, что и как будет делать, если каким-то чудом уцелеет.
        - Вернусь к Эшлин. - Он вообразил ее лицо. Ее руки. И вражеские воинства под стенами города. У него перехватило дух. - Зря я ее оставил.
        - Значит, назад, к возлюбленной. В Альмиру. Очень интересно.
        - Ну, я тут прикован к столу в хреновом баларском подземелье, так что один фиг, интересно или нет.
        Озирис погрузился в размышления.
        - Да, пожалуй. Кстати, нам следует продолжить опыты. - Он подошел к полке и снял с нее мачете. - Давай-ка сейчас отрубим всю ногу целиком. Главное, постарайся не откусить себе язык, его очень трудно выращивать по новой.
        С ногой Озирис возился долго, нанес ударов десять, а то и больше. Бершад корчился от боли, вопил благим матом и под конец обоссался. Потом Озирис подобрал обрубок и сунул его в мешок. Кровь хлестала повсюду. Четыре пригоршни божьего мха еле-еле остановили кровотечение. Боль утихла, превратилась в ласковое тепло, будто культю опустили в прогретый солнцем пруд.
        Бершад дергался, стонал и был не в силах произнести нечто членораздельное. Озирис делал какие-то записи, потом нащупал пульс на запястье и на шее Бершада.
        - Великолепно, барон. Ты в прекрасном состоянии. А теперь продолжим. Осталось совсем немного, и я получу ответы на все свои вопросы.
        Не успел Бершад вымолвить и слово, как Озирис скальпелем перерезал ему горло. В рот хлынула кровь, Бершад потерял сознание, а Озирис торопливо заткнул рану мхом.
        Бершад очнулся. В подземелье было пусто, угли в очаге еле тлели. Нога отросла. Новая конечность ощущалась странно - вроде бы живая, но какая-то отдельная от тела.
        Он уставился в потолок, по которому тянулась паутина медных труб, и задумался, зачем ему, в сущности, понадобилось что-то узнавать о себе. Причины мгновенного исцеления по-прежнему оставались неизвестны. Всего-то и выяснилось, что в один прекрасный день это его убьет. И что все это как-то связано с драконами.
        Он так отчаянно корил себя за глупость, что не сразу расслышал странное царапанье - тихое, но настойчивое. Металл скреб о камень. Вжик-вжик, вжик-вжик. Звук доносился из угла справа, где в стене виднелась проржавевшая решетка.
        Бершад недоуменно покосился на нее, и тут решетка затряслась, подалась вперед, а потом скользнула вбок, открыв черный квадрат потайного хода. И ухмыляющуюся рожу Фельгора.
        - Ну ты и попал, драконьер.
        - А где Озирис? - еле слышно прошептал Бершад.
        - Не волнуйся, - сказал Фельгор, выкарабкиваясь из дыры. Он подстригся и переоделся в наряд дворцового слуги. - Полчаса назад этот псих ушел из дворца. Я проследил за ним до самого порта. Он предупредил своего помощника, что отлучается на весь день, а еще пробормотал что-то про сломанный корабль. В общем, нам лучше здесь не задерживаться. - Баларский вор осмотрел кандалы Бершада и снял с пояса отмычку. - Если тебе очень хочется, могу тебя отсюда вызволить.
        - А как по-твоему, мне хочется или не очень?
        Фельгор вытащил из ножен длинный изогнутый кинжал и поморщился.
        - Ну, фокус со мхом - это одно. А вот отращивать отрубленные ноги - это совсем другое. Может, тебе жить надоело, кто тебя знает. В общем, сам выбирай.
        Бершад посмотрел на кинжал. Таким клинком легко отрубить голову с одного удара, даже у Фельгора это получится. Наверное, лучше быстрая смерть, чем то, что ждет его в будущем. И тут ему вспомнились слова Виры: воспользуйся своей силой, чтобы защитить близких. Роуэн и Альфонсо погибли, но Эшлин была жива. Может, Бершад проклят. Может, он демон. Но силы у него еще были.
        - Сними с меня цепи, - потребовал Бершад.
        - Отлично, - сказал Фельгор. - Правильный выбор.
        Он повозился с кандалами, и спустя две минуты Бершад был на свободе.
        - Ты можешь ходить? - спросил Фельгор.
        Бершад спустил ноги на пол и сделал несколько шагов на пробу. Кожа ступней стала нежной, как у новорожденного, а не загрубевшей от долгих лет ходьбы, но в остальном все было в порядке.
        - Превосходно! - Фельгор порылся в сундуке у стены и вытащил оттуда черные полотняные штаны, кожаную рубаху и крепкие сапоги.
        Пока Бершад одевался, баларский вор сновал по подземелью, прикарманивая все ценное.
        - Готов?
        - Погоди.
        Оглядев подземелье, Бершад заметил бочку драконьего масла - судя по всему, его доливали в светильники. Бершад поднял бочку и направился в зал, где стояли катапульты.
        - Зачем она тебе? - спросил Фельгор.
        - Хочу закончить то, что начал.
        Покойный император Мерсер не сможет истребить драконов, но лучше подстраховаться, чтобы этого не сделал еще кто-нибудь.
        Бершад выбил днище у бочки и щедро окропил драконьим маслом ряды катапульт. Потом снял факел со стены и швырнул подальше. Вспыхнуло пламя, осветив подземный зал с сотнями метательных машин. Бершад смотрел, как разгорается огонь.
        - Да уж, не самый разумный поступок, - пробормотал Фельгор и ткнул пальцем вверх.
        По потолку тянулись тысячи медных труб - одни толщиной в руку, другие шириной с городскую улицу. Все они подрагивали и гудели. Бершад сообразил, что прямо над ними находится огромная шестеренка.
        - М-да…
        - Надо валить отсюда, - сказал Фельгор.
        - Согласен.
        - Главное, чтобы ты пролез в дыру.
        Бершад просунул голову в квадратное отверстие, выдохнул весь воздух из грудной клетки, втянул живот и с большим трудом протиснулся в потайной лаз, отталкиваясь ногами от каменных плит. Фельгор скользнул следом и установил решетку на место.
        - Если мы уцелеем при взрыве, то никто не поймет, как мы отсюда выбрались, - сказал баларин. - То-то старый псих удивится. Наверное, все запишет и будет ломать голову над великой тайной.
        - Слушай, а ты вообще долго за нами наблюдал?
        - Долго. Навидался всякой жути, б-р-р. Ладно, пора двигаться.
        Узкий туннель вел к широкой сточной трубе. В ней Бершад мог стоять в полный рост. Они долго шли за тонкой струйкой воды, стекавшей по трубе, и наконец добрались до решетки, за которой виднелась речушка. Решетка была заперта на здоровенный замок изнутри.
        - Повезло, - сказал Фельгор, орудуя отмычкой. - Замок старый. Новые замки без пропуска не открываются.
        Даже со старым замком Фельгору пришлось провозиться минут пятнадцать. Наконец они выбрались в вечернюю прохладу, почти в лиге от дворца.
        - Отлично. Мы совсем рядом с портом, - сказал Фельгор, оглядевшись. - Поначалу в городе поднялась суматоха. Сотни вооруженных солдат с факелами носились по улицам, искали драконьера с синими татуировками на щеках. А после свадьбы и коронации все стихло. Народ вообще быстро забывает мертвых правителей.
        Бершад ополоснул лицо и волосы, с трудом удержался, чтобы не потыкать в новоотросшие конечности.
        - А что с Вирой? - спросил Фельгор. - Я хотел с ней повидаться, но та часть дворца так тщательно охраняется, что туда не проберешься.
        - Да и не надо, - сказал Бершад. - Каира решила остаться в Баларии, так что Вира при ней.
        - Ну, тогда наш паучок и без нас обойдется. Она умеет за себя постоять.
        Бершад кивнул:
        - А почему ты за мной вернулся?
        Фельгор шмыгнул носом, высморкал черные от копоти сопли.
        - Я вообще часто ищу приключения на свою задницу без всякой на то причины. Когда я в первый раз забрался во дворец, то не для того, чтобы что-то слямзить, а просто так, из любопытства. И чтобы навести шороху среди знати. А теперь вот решил вызволить из подземелья убийцу баларского императора. То-то шуму будет.
        - Но тебе же грозила смерть! - сказал Бершад. - Должна же быть какая-то причина.
        Фельгор замялся.
        - Бершад, старый псих резал тебя на куски! - Он потупился. - Не мог же я тебя бросить на верную смерть. Мы с тобой столько пережили…
        Бершад не знал, что на это ответить. Фельгор заметил выражение его лица и улыбнулся.
        - Давай без сантиментов, драконьер. Тебе не пристало. Короче, в городе нам оставаться нельзя. Куда теперь двинем?
        - В Альмиру, - сказал Бершад. - Мне надо вернуться в Альмиру.
        Фельгор почесал подбородок:
        - Ого! Слушай, войска у тебя нет. В осажденную Незатопимую Гавань просто так не прорвешься.
        - Знаешь, на всем белом свете мне дороги только ты с Вирой и Эшлин Мальграв. Сейчас жизнь Эшлин в опасности. Я просто обязан ей помочь. А если нет, то лучше сразу перережь мне глотку.
        - Что ж, Альмира так Альмира, - кивнул Фельгор.
        - Ну, тебе туда возвращаться незачем. Свой должок ты выплатил.
        - В Баларии меня приговорили к смертной казни, - напомнил Фельгор. - А в Альмире обещали помилование. - Он посерьезнел и добавил: - Роуэн погиб, присматривать за тобой некому, так что вторая пара глаз не помешает. Ведь беда и так ходит за тобой следом.
        - Спасибо тебе, Фельгор. За все спасибо.
        Баларский вор отмахнулся и посмотрел на гавань.
        - Вообще-то, умыкнуть корабль из Залива Сломанных Часов не очень просто, но…
        Издалека, со стороны дворца, донесся грохот. Фельгор и Бершад обернулись. Центровая шестерня заскрежетала и остановилась. Из дворцового купола взметнулся столб черного дыма.
        - Ну вот, теперь будет полегче, - сказал Фельгор.
        - А почему?
        - На моей памяти центровая шестерня останавливалась дважды. Она снабжает энергией весь город. Все пропускные пункты. Все подъемники и краны. Пока шестерню не починят, вся жизнь в Бурз-аль-дуне замирает. - Он указал на противоположный берег. - Пробраться в порт отсюда легче легкого - здесь нет никаких пропускных пунктов. И в суматохе вывести в море корабль тоже просто. Куда проще, чем залезть в императорский дворец по сточной трубе.
        36
        Эшлин
        С балкона башни Королевы Эшлин смотрела, как воины Уоллеса заряжают катапульту дохлой коровой. В папирийскую подзорную трубу можно было разглядеть солдат в волчьих масках. Все, кроме одного, поспешно отошли от заряженного орудия, и оставшийся нажал на рычаг. Корова перелетела через городскую стену и шмякнулась на пустынную площадь. По брусчатке разлетелись кровавые гниющие ошметки. С недавних пор Уоллес вместо камней забрасывал город дохлятиной, чтобы распространить не только разрушения, но и заразу. В доме по соседству с башней обуглилась разворошенная крыша - в нее попал Уоллесов зажигательный снаряд. Уоллес любил их метать, потому что пожары были видны со всех концов города.
        С тех пор как воинство Седара Уоллеса окружило Незатопимую Гавань, атаки на город стали ежедневными. Королевские гвардейцы отступили за внутренние стены, что позволило Уоллесу передвинуть осадные орудия поближе и метать снаряды в городские кварталы. За один день его воины уничтожили четырнадцать зданий. Погибли двадцать три гвардейца и восемьдесят семь горожан. На деревьях гнили раздутые трупы повешенных мальгравских командиров, вороны выклевывали им глаза.
        До дня летнего солнцестояния оставалось совсем немного. Нужно было срочно отправлять флотилию в путь, иначе будет поздно.
        Эшлин знала, что править страной очень непросто, но всегда думала, что основной трудностью станут глобальные проблемы терранской экономики, в частности снабжение продовольствием, а также политика и отношения с иностранными государствами, не говоря уже о том, что следовало оберегать драконов и здоровье людей. Она намеревалась решить все эти задачи, но увязла в дурацкой борьбе за власть. Себялюбивые устремления Седара Уоллеса приводили ее в ярость, однако же она пока не придумала ни как убедить Уоллеса снять осаду, ни как сохранить престол и спасти драконов от истребления. Вместо того чтобы разбираться с вопросами первостепенной важности, ей пришлось бороться с алчными устремлениями Уоллеса и противостоять его требованиям. Это раздражало больше всего: даже взойдя на королевский престол, она оставалась рабой исторических традиций и мужского корыстолюбия.
        Немедленно следовало что-то предпринять. Драконам Терры грозила опасность, а Эшлин торчала в осажденной Незатопимой Гавани.
        Она вернулась в зал, где за круглым столом ее ждали оставшиеся верховные советники. У стен стояли Хайден, Сосоне и военачальник Карлайл Лайавин.
        На карте города, расстеленной посреди стола, было отмечено расположение Уоллесовых катапульт. Поля карты пестрели заметками и расчетами Эшлин, а на самой карте были помечены вероятные участки обстрела, чтобы Карлайл мог разместить своих бойцов в безопасных зонах. Математические выкладки всегда привлекали Эшлин, но ей становилось не по себе при мысли о том, что за цифрами скрываются разрушенные здания и погибшие люди.
        Поддерживать порядок в осажденном городе было нелегко. Запасы провизии истощились. Солдаты готовы были взбунтоваться. Бароны, прибывшие в столицу на коронацию, заперлись в своих городских особняках. Сосоне и ее вдовы держали под контролем замок и гавань, но долго так продолжаться не могло.
        Надо было срочно что-то делать.
        Линкон Поммол вырядился в белую рубаху и штаны. Доро Корбон покрылся испариной от напряжения. Слуги Юльнара Брока принесли ему глиняную миску ребрышек в каком-то ароматном соусе. Горожане жарили крыс и пекли лепешки из жмыха, а Юльнар ни часу не мог потерпеть без еды.
        - Докладывайте, какова ситуация в городе, - сказала Эшлин. - Сколько боеспособных воинов, сколько погибших. Боевой дух. Военачальник Лайавин?
        Он выступил вперед и сложил руки на груди. На поясе висела орлиная маска, пересеченная ярко-оранжевой полосой.
        - В начале осады под моим началом было четыреста пятьдесят бойцов. Осталось четыреста семь, но основные потери мы понесли в первые две ночи, когда не знали дальности стрельбы Уоллесовых катапульт. - Карлайл указал на карту. - Мои воины смогут удержать городские стены, если тщательно отслеживать смену позиций осадных орудий.
        - А боевой дух?
        - На высоте. Я и мои воины готовы отдать за тебя жизнь, королева.
        Эшлин кивнула. К счастью, люди Карлайла понесли небольшие потери, хотя и приняли на себя первый удар врага.
        - А как обстоят дела у баронов с Атласского побережья? - спросила Эшлин, поскольку их отряды тоже охраняли стены.
        Карлайл поморщился:
        - К сожалению, их войска понесли большие потери. У меня нет точных сведений, но, по слухам, им причинен значительный ущерб. Я не уверен, что мы можем на них полагаться.
        Проклятье!
        - Барон Линкон, - обратилась она к верховному советнику.
        Линкон откашлялся:
        - Я потерял двести бойцов. Еще триста тяжело ранены и не пригодны к строевой службе. Среди оставшихся полутора тысяч человек боевой дух на высоте.
        - На какой именно?
        Линкон еще раз кашлянул:
        - Среди моих людей нет дезертиров, королева.
        - Корбон! - сказала Эшлин.
        - В городе три тысячи моих солдат, - сказал Доро Корбон. - Но большинство - деревенские жители, которые прибыли в столицу посмотреть на коронацию. Они недавно принесли мне присягу, и я в них пока не уверен. Они готовы сбежать из города при первой же возможности, а через неделю разорвут меня в клочья, лишь бы добраться до продуктовых складов.
        - А как обстоят дела у тебя, барон Брок? - спросила Эшлин. - Где твои одиннадцать сыновей, которые обещали первыми ступить на баларскую землю?
        Юльнар Брок уставился на миску с ребрышками. Эшлин заметила, что он до сих пор не прикоснулся к еде.
        - Когда Уоллес передвинул катапульты к самым стенам города, мои отряды попали под тяжелый обстрел. Погибли почти тысяча воинов. Меньше половины из тех, что уцелели, сохранили боевой дух. - Он понизил голос. - А вчера ночью снаряд попал в конюшню и убил трех моих сыновей. Королева, мои люди не готовы сражаться. Они беспокоятся о своих домах и семьях. Кто защитит их от гнева Седара Уоллеса, который сейчас рыщет по стране, грабит и разоряет наши усадьбы? - Он свесил голову. - Может быть, стоит как-то договориться с Уоллесом?
        - Понятно.
        Эшлин стало ясно, что воины, собравшиеся в Незатопимой Гавани, не хотят ввязываться в бой с Седаром Уоллесом. А о том, чтобы отправить их в Баларию, больше не могло быть и речи, если что-то радикально не изменится. И чем скорее, тем лучше.
        - Возможно, барон Брок прав, - сказал Линкон. - Наверное, дипломатия - единственное действенное оружие.
        Эшлин задумалась. Всю свою жизнь она провела во власти рока и обстоятельств. Она стала наследницей после того, как погибли ее братья. Она взошла на престол после смерти отца. А потом все сторонники Мальгравов исчезли один за другим, и ей пришлось искать компромиссы. Это было так унизительно.
        - Есть еще один способ, - заявила она. - Отправьте гонца к Седару Уоллесу. Передайте ему, что я вызываю его на поединок. Завтра в полдень мы с ним встретимся в меловом круге, во дворе замка.
        Ночью Эшлин целый час отмечала на карте места появления драконов, готовящихся к Великому перелету. Нетерпеливый драконий молодняк уже пересек Море Душ. Несколько недель они проведут в Зыбучей пади, выкликая отсутствующих подруг и устраивая бои друг с другом. Взрослые особи и драконихи тем временем собирались на альмирском побережье, чтобы отправиться в Баларию. Вскоре небо над Альмирой потемнеет от драконьих стай.
        После этого Эшлин полюбовалась своими старыми рисунками, сделанными еще в то время, когда они с Сайласом были помолвлены. Он взбирался по стене башни Королевы и залезал в окно опочивальни, чтобы провести ночь с Эшлин. А потом они вместе рассматривали рисунки, и Эшлин рассказывала ему о драконах: где обитает каждый вид, чем питается, какое влияние оказывает на окружающий мир.
        Все это было давно, словно бы в другой жизни.
        Если Эшлин не сумеет защитить драконов Терры, то все, что она совершила до сих пор, окажется бесполезным, - и то, что она отправила Сайласа в Баларию, и то, что обрекла на верную смерть тысячи королевских гвардейцев. Отступать было нельзя. Да и некуда.
        Она открыла ларец с алхимическими снадобьями, высыпала из него содержимое, сдвинула потайную панель на дне и достала небольшую запертую шкатулку. Единственный ключ от нее висел на шее у Эшлин. Она открыла шкатулку и сжала в руке склянку с божьим мхом.
        Так или иначе, но завтра осада города завершится.
        37
        Гаррет
        Гаррет наблюдал за кофейней в северо-западной части города, известной как Туманный квартал. Кофейня находилась в непосредственной близости к замку Мальграв, в тени башни Короля. Здесь, куда не доставали снаряды катапульт, было много прохожих. По улицам разгуливали высокородные дамы с замысловатыми прическами, утыканными драгоценными шпильками, и разряженные в роскошные шелка. Стражники с тяжелыми мечами патрулировали район.
        Двухэтажное здание кофейни с десятью огромными окнами, сложенное из гранита и дубовых балок, занимало полквартала. Именно здесь Гаррету назначил встречу его наниматель.
        Гаррет обошел вокруг кофейни и рассеянно приценился к колбаскам на лотке разносчика, внимательно осматривая входы и выходы из здания. В восточной стене виднелась дверь, выходящая в переулок, а сзади располагался огороженный дворик с колодцем - один путь к отступлению и один тупик.
        Гаррет несколько раз сжал кулак. Рука, пораженная драконьей гнусью, вполне исцелилась - зелье Джолана сработало на славу.
        Поправив охотничий нож на поясе, Гаррет вошел в кофейню.
        Там было полным-полно народу. Посетители с удовольствием потягивали кофе. Несмотря на осадное положение, местные богатеи ни в чем себе не отказывали и продолжали наслаждаться жизнью, хотя по пути в Туманный квартал Гаррет встретил двух нищенок, дерущихся за дохлую крысу, а на улицах валялись десятки трупов - их никто не убирал, лишь рядом с некоторыми красовались глиняные божки.
        По сравнению с Бурз-аль-дуном Незатопимая Гавань была захолустным поселком. Но, как и везде в Терре, бедняки страдали первыми - и больше всех.
        - Чем могу служить? - с расчетливым сладострастием спросила черноволосая женщина в облегающем черном наряде.
        - Я гость Палтрикса, - ответил Гаррет тоном мелкого альмирского барона, что вполне соответствовало его дорогому шелковому наряду, украденному тем же утром.
        - Понятно, - многозначительно кивнула женщина и поманила Гаррета за собой.
        Соблазнительно покачивая бедрами, обтянутыми переливающейся тканью, женщина вытащила из декольте ключ, отперла замок дубовой двери, но входить не стала. Даже внутрь не заглянула.
        - Спасибо, - сказал Гаррет.
        - Не стоит благодарности. - Она снова кивнула и ушла.
        Гаррет закрыл за собой дверь. Из круглого окна небольшой круглой комнаты падал свет, а в канделябрах на стенах горели свечи. Посреди комнаты стоял невысокий круглый столик, вокруг которого лежали четыре подушки. На одной сидел барон в изящном синем одеянии; длинные светлые волосы стягивала черная шелковая лента.
        - Это ты Палтрикс? - уточнил Гаррет с галамарским выговором и уселся напротив того, кто нанял убийцу альмирской знати.
        - Нам больше нет нужды притворяться, - ответил барон. - Я - верховный барон Линкон Поммол. А ты - Палач?
        - Верно.
        - Как тебе удалось проникнуть в осажденный город, мимо бойцов Седара Уоллеса?
        Гаррет пожал плечами:
        - Проникать в запретные места - мое занятие.
        - По-моему, ты не слишком торопишься куда-нибудь проникать. Ты опоздал на двадцать два дня.
        - Я задержался на двадцать два дня, но с самого начала предупреждал, что в этом деле точных сроков не бывает. Если бы в Альмире была хоть одна мощеная дорога, было бы гораздо легче.
        Возвращению Гаррета на север помешала лавина, которая завалила главный альмирский тракт. На объездных проселочных дорогах скопилось столько крестьянских возков, что несколько дней Гаррет не мог пройти ни лиги.
        Линкон приложил два пальца к губам:
        - Что ж, я тебя не виню. Ты прекрасно справился с задачей. Эшлин пришлось отослать из Незатопимой Гавани почти всех гвардейцев, чтобы подавить начавшуюся смуту.
        - А потом Седар Уоллес их убил.
        На подходе к столице Гаррет видел трупы повешенных гвардейцев.
        - Верно, - улыбнулся Линкон. - Эшлин пока еще на троне, но мои воины держат город под контролем. Все прекрасно устроилось.
        Гаррет с трудом сдерживал раздражение. Он терпеть не мог ошибок, которые постоянно допускали бароны, вмешиваясь в его работу. Линкону незачем было соваться в дело, для которого он нанял Гаррета.
        - Я бы не сказал, что все прекрасно устроилось. Из-за тебя, барон, мне будет гораздо труднее справиться с заданием. От меня требовалось прибыть в Незатопимую Гавань и убить королеву, у которой нет ни друзей, ни союзников, ни войск. Вместо этого мне пришлось пробираться в город, осажденный каким-то остервенелым горгонским бароном, а Эшлин Мальграв находится под круглосуточной охраной сотен папирийских вдов. Сомневаюсь, что ты держишь что-то под контролем.
        Улыбка Линкона исчезла.
        - Да, Эшлин оказалась хитроумнее, чем можно было ожидать. Она втайне заключила союз с Папирией и, разумеется, воспользовалась этим, чтобы обезопасить себя.
        - Ты хоть понимаешь, как трудно убить хотя бы одну папирийскую вдову? Все мои действия в альмирской глуши должны были лишить Эшлин защиты. А ты допустил, чтобы она обзавелась охраной. А еще это дурацкое покушение на ее жизнь во время коронации…
        Линкон кашлянул:
        - Седар Уоллес решил воспользоваться представившейся возможностью.
        - И совершил огромную ошибку.
        - Ты ничего не понимаешь! Все могло быть гораздо хуже, - сказал Линкон. - Если бы я не догадался отослать сотню своих лучших лучников в окрестные леса, чтобы они сбивали почтовых голубей Эшлин, то она призвала бы на помощь всех воинов из Заповедного Дола. И еще тысячу папирийских вдов. Я - единственный человек в Альмире, который осознал, как опасны эти проклятые птицы.
        - Когда все начиналось, ты уверял, что сможешь обуздать Седара Уоллеса. Ты поддержал его начинания, а значит, отвечаешь за его ошибки.
        - Да, к сожалению, у нас возникли непредвиденные затруднения. Но я готов за все заплатить. Скажем, вдвое больше обещанного.
        Как все знатные особы, Линкон пытался откупиться от своих промахов.
        - Дело не в деньгах, барон. Ты недооценил Эшлин Мальграв, помешал моей работе и ославил меня перед другими. Этого не изменишь. - Гаррет подался вперед. - За такое полагается удавка на шею.
        - Ты мне угрожаешь? - Линкон поставил кофейную чашку на стол, так и не отпив ни глотка. - Не забывай, с кем ты говоришь. Я - верховный барон Альмиры.
        - А меня наняли убить королеву, так что убийство верховного барона не составит для меня особого труда.
        Линкон удивленно изогнул бровь и невозмутимо произнес, ничем не выдавая испуга:
        - Кстати, завтра наша хитроумная королева сама отправит себя на плаху. - Он взял чашку со стола - руки его все-таки дрожали, хотя и едва заметно, - поднес к губам и сделал глоток.
        Вдали камень, выпущенный из катапульты, с грохотом врезался в здание. Послышались крики и вопли.
        - Как это?
        - Император Мерсер недаром хотел ее смерти. Эшлин так жаждет войны с Баларией, что готова на все, лишь бы снять осаду. Она вызвала Седара Уоллеса на поединок.
        - На поединок? У нее есть паладин?
        Линкон помотал головой:
        - В Альмире нет такого обычая.
        - Она владеет оружием?
        - Откуда? Она ведь женщина.
        - Зря ты так. Многие женщины гораздо опаснее любого мужчины. - Гаррет помолчал. - Эшлин не стала бы предлагать поединок, если бы не была уверена, что выйдет из него победительницей. Она что-то задумала.
        Линкон пренебрежительно отмахнулся:
        - Эшлин считает, что все ответы записаны в ее любимых книгах, и надеется всех перехитрить. На этот раз у нее ничего не выйдет. Кишка тонка. Из нее вышел бы неплохой кастелян, но править страной она не умеет. Наверное, решила, что с Седаром Уоллесом можно договориться по-мирному, не подозревая, что легче усмирить волка. Так что, поверь мне, завтра ее ждет смерть.
        - Я тебе не верю, барон. Вдобавок, если ты так считаешь, тогда зачем тебе понадобилось со мной встречаться?
        - И правда, зачем? - Линкон притворно погрузился в размышления. - Видишь ли, я совершенно уверен, что Эшлин Мальграв завтра увидит последний в своей жизни рассвет, а вот с Седаром Уоллесом все гораздо сложнее. Ты же сам сказал, что я не могу его обуздать. Меня очень беспокоят его дальнейшие действия. Что он сделает со мной после того, как расправится с Эшлин?
        Гаррет молча посмотрел на Линкона.
        - Если ты завтра убьешь Седара Уоллеса, то я заплачу тебе столько же, сколько за убийство Эшлин. Которая все равно завтра погибнет. А ты за одну и ту же работу получишь вдвойне.
        - Дело не в деньгах.
        - Гаррет, дело всегда в деньгах. А тот, кто это отрицает, никогда не терял состояния и никогда не пытался освободить династию от долгов и насмешек.
        Гаррет задумался, вычищая грязь из-под ногтей.
        - Скажи-ка, барон Линкон, каким королем ты намерен стать после убийства Эшлин Мальграв и Седара Уоллеса?
        Линкон улыбнулся, откинулся на подушки и завел заученную речь:
        - Эшлин Мальграв - пережиток прошлого. Она погружена в свои ученые занятия и не понимает, что наша несчастная страна обладает ценнейшим ресурсом - огромными запасами драконьего масла. Когда я взойду на престол, то первым делом заключу торговое соглашение с Баларией - то самое, которому так долго противилась Эшлин, - и начну, как все остальные государства, собирать и продавать драконье масло за границу. А когда моя казна наполнится, я построю дороги, создам действенные правительственные структуры и национальную армию. Выведу Альмиру из вековой тьмы на свет.
        - А, ну да…
        Гаррет вспомнил, что нечто подобное говорил император Мерсер Домициан. Возможно, этот барон продержится на троне больше месяца, поскольку обладает и хитроумием, и жаждой власти. Впрочем, Гаррета это мало интересовало. Завтра он должен был убить Эшлин Мальграв, а значит, пока не стоило настраивать против себя Линкона.
        - Во-первых, завтра тебе нужно вывести своих воинов из Незатопимой Гавани, - сказал он барону.
        - Будет сделано, - кивнул Линкон. - Королева мне доверяет.
        - А мне понадобится подробная карта города и окрестностей. Да, и еще - доспехи и маска, как у твоих воинов.
        Линкон с облегчением вздохнул:
        - Значит, мы с тобой договорились?
        - Я всегда завершаю начатое, барон. Неужели император тебе этого не говорил?
        - Говорил. Что еще тебе нужно?
        Гаррет посмотрел в окно. Уже смеркалось, а ему предстояла долгая бессонная ночь.
        - Кофе.
        38
        Бершад
        За час до рассвета Бершад и Фельгор увидели береговую линию Альмиры. На горизонте вырисовывалась Незатопимая Гавань, охваченная пламенем. То и дело в небо взлетал огненный снаряд и взрывался где-то в черте города.
        - Ух ты! - протянул Фельгор, почесав в затылке.
        - Ага, - буркнул Бершад.
        Из Баларии они сбежали на шхуне, украденной у театральной труппы. Фельгор утверждал, что вырос на точно таком же корабле. Они выбрались из Бурз-аль-дуна без особого труда - императорский дворец горел, а в городе царила паника. Фельгору удалось провести шхуну по Морю Душ вдвое быстрее, чем капитану «Люминаты», и он постоянно хвастался своими знаниями морских течений. Однако же прошлой ночью шхуна попала в шторм. С нее сорвало почти все паруса, а руль шатался, как прогнивший зуб, который давно пора выдрать. Тем не менее Фельгор привел шхуну в Незатопимую Гавань.
        Бершад сразу заметил военные корабли, охранявшие вход в залив.
        - Эшлин позвала на помощь папирийский флот, - сказал он.
        - Почему они просто стоят в порту? - спросил Фельгор. - На них можно уплыть из осажденного города.
        - Эшлин не знает, что я убил императора, и собирается пойти войной на Баларию. Для этого ей и нужны корабли.
        - А кто осаждает город?
        - Понятия не имею.
        Фельгор выпустил из рук штурвал и переставил парус.
        - Ну вот мы и доплыли. Что будем делать?
        Бершад оглядел берег:
        - Заведи шхуну в порт.
        - А как же военные корабли?
        - Через час взойдет солнце. Надо действовать открыто и честно.
        - Я не люблю действовать открыто и честно.
        Бершад укоризненно поглядел на Фельгора:
        - У капитанов военных кораблей должен быть приказ меня пропустить.
        - А если такого приказа нет?
        Бершад пожал плечами:
        - Тогда наши души легко найдут море.
        В лиге от берега к шхуне направился папирийский фрегат, вдевятеро больше украденного Фельгором суденышка. Военный корабль подошел к левому борту шхуны, над поручнями появились два наголо бритых папирийских моряка и вонзили гарпуны в палубу.
        - Это еще зачем? - удивился Фельгор. - От вас же не убежишь.
        - В таком дырявом корыте, конечно, не убежишь, - ответил кто-то с папирийским выговором.
        - Так ведь и я о том же. А вы тут гарпунами швыряетесь.
        - Мы их заберем, как только убьем вас, придурков. Кто еще на вашей шхуне?
        - Больше никого, кроме нас, - ответил Бершад. - Где ваш капитан?
        Папирийцы присмирели.
        Немного погодя еще один голос пробасил:
        - Я капитан. А ты кто?
        - А ты посмотри на меня, - сказал Бершад, - сразу узнаешь.
        На палубе появился загорелый седобородый папириец и, сощурившись, посмотрел на Бершада.
        - Подойди-ка поближе, тебя издалека не разглядеть.
        Бершад выступил вперед, отвел черные космы от лица. Папирийские матросы зашептались между собой. Капитан сплюнул за борт и невозмутимо произнес:
        - Ну, заработал пару татуировок на щеках. Невелика заслуга.
        Бершад закатал рукав рубахи и показал длинный ряд драконов, вытатуированных от запястья до самого плеча.
        Капитан цыкнул зубом:
        - Вот это да! Сайлас Бершад, с возвращением. - Он недоуменно почесал подбородок. - Вас всего двое? Королева Эшлин говорила, что ты вернешься с ее сестрой.
        - Не вышло. Но мне нужно немедленно увидеть Эшлин.
        Капитан поморщился:
        - Боюсь, это будет непросто. У нее сегодня важное дело.
        - Что за дело?
        - Я тебе все объясню. Перебирайтесь на фрегат, я доставлю вас в порт. - Он окинул шхуну презрительным взглядом. - А то ваша посудина вот-вот затонет.
        Бершад спрыгнул с борта фрегата, когда до пристани оставалось еще пять шагов. Приземлившись, он почувствовал, как с хрустом переломились кости в левой ступне, но через три шага снова срослись. Новоотросшая конечность все еще обладала силой мгновенного исцеления.
        - Эй! - окликнул его Фельгор, спускаясь по трапу. - Погоди, куда ты мчишься? Я же не умею отращивать новые ноги!
        - Нет времени ждать.
        Бершад ужаснулся рассказу капитана. Эшлин шла на смерть ради войны, в которой больше не было нужды. Эшлин ничего не знала. Бершаду надо было срочно с ней увидеться.
        - Я с тобой, - заявил Фельгор, наконец-то спрыгнув на причал. - Хочу познакомиться с королевой, которая затеяла всю эту хрень, и получить свою награду. Мы сейчас куда?
        Капитан объяснил, что Эшлин встречается с Седаром Уоллесом у главных городских ворот. Там, куда вела дорога из гавани.
        - Вон туда. И не отставай.
        39
        Эшлин
        Эшлин вышла из ворот Незатопимой Гавани, окруженная вдовами. Следом маршировали гвардейцы во главе с Карлайлом Лайавином, а за ним шествовали отряды Линкона Поммола. Линкон отправил своих лучников охранять городские стены, чтобы уцелевшие королевские гвардейцы могли сопровождать королеву.
        На Эшлин были кожаные штаны, шелковая рубаха с широкими рукавами, прикрывавшими запястья, и папирийский нагрудный доспех из акульей шкуры, принадлежавший одной из погибших вдов. У Эшлин не было ни оружия, ни чего-нибудь металлического.
        Линкон стоял слева от нее и оглядывал поле. На нем были дорогие доспехи из зеленого металла, протравленного кислотой так, чтобы напоминать змеиную чешую. Тонкая шея забавно торчала из толстого железного ворота.
        - Эшлин, не делай этого, - сказала Хайден.
        - Не делай этого, королева, - вторила ей Сосоне. - Мы можем сесть на папирийский корабль и уплыть в Папирию. Твоя смерть никому не поможет.
        - И бегство в Папирию тоже никому не поможет.
        Вдовы все утро отговаривали Эшлин от поединка, но она оставалась непреклонной. Другого выхода у нее не было. В краешке широкого рукава рубахи прятался пузырек с божьим мхом, а драконья нить обматывала левое запястье.
        - В круг я войду одна, - сказала Эшлин. - Все остальные не отходите от стен, в случае чего лучники вас прикроют. Что бы ни случилось, защищайте город. Я не хочу лишних смертей.
        Линкон кивнул:
        - Будет исполнено, королева.
        Эшлин посмотрела на него, однако ничего не сказала. Отступать было некуда. Она жестом подозвала к себе Хайден и Сосоне.
        - В случае провала отправляйтесь на юг, к Умбрикову Долу, а потом сверните на восток, вдоль реки, до самой мельницы.
        - Зачем? - недоуменно спросила Хайден.
        - На мельнице есть почтовый голубь, который долетит до замка Химейи. Мельник знает, кто в Дайновой пуще прячет остальных голубей. Если я умру, то немедленно известите императрицу Окину. Ясно вам?
        Хайден нахмурилась и неохотно кивнула:
        - Да, королева.
        Королева вышла на поле одна. В ушах отдавался звук шагов и шорох жухлой летней травы под ногами. Эшлин не было страшно. Она понимала, что хуже уже не будет, и это странным образом успокаивало. Может быть, то же самое чувствовал Сайлас, отправляясь убивать своего первого дракона.
        Навстречу Эшлин выступила сотня воинов. Во главе отряда шел седовласый командир в красном доспехе. Над правым плечом сверкала зеленая искорка - изумруд в эфесе меча.
        Седар Уоллес.
        У мелового круга виднелись десятки глиняных божков с воткнутыми в них обломками стали. Эшлин переступила меловую черту. Люди Уоллеса выстроились по дуге вдоль черты, но в круг вошел только Уоллес. По традиции поединок проводился один на один.
        Эшлин и Уоллес сблизились на расстояние десятка шагов. Седые волосы Седара были уложены аккуратным узлом, борода подстрижена. По западному обычаю он прочертил грязью три полосы в волосах. Его доспех, сделанный из сотен металлических пластин, покрытых красной эмалью, походил на змеиную чешую.
        - Я думал, ты не придешь, - сказал Уоллес.
        - И ошибся.
        - Тогда приступим, - буркнул Уоллес.
        - Сначала я хочу задать тебе вопрос.
        - Не пытайся меня уговаривать, полукровка. - Уоллес сделал шаг вперед. - В круге только сражаются, а не чешут языками.
        - Правда, что Линкон Поммол помог набрать бойцов в твое воинство перед моей коронацией?
        Уоллес изумленно взглянул на Эшлин, но ничего не ответил.
        - Тебе сообщили, что я сняла стражу с городских стен и отправила гвардейцев на охрану замка. Об этом знали только верховные бароны.
        Вначале Эшлин подозревала в предательстве Корбона или Брока, но, увидев выражение лица Линкона перед тем, как отправилась на поединок, поняла, что с ним что-то неладно.
        Уоллес улыбнулся:
        - Что ж, тебя все равно ждет смерть, поэтому, так и быть, я скажу тебе, что твой так называемый приспешник, погрязший в долгах, действительно тебя предал. Он желает тебе зла куда дольше, чем я.
        Эшлин скрипнула зубами и почувствовала, как шипит и раскаляется драконья нить на запястье.
        - Он умрет следующим.
        - Возможно. - Уоллес обнажил меч и привычным движением занес его для атаки. - Но убью его я.
        Он двинулся на Эшлин. Она отступила влево, чтобы замах клинка пришелся вдоль торса Уоллеса, и кончиком пальца коснулась запястья. Ощутила скопившуюся силу.
        - Из тебя не вышел бы правитель, - заявил Уоллес, уверенно наступая на Эшлин, которая продолжала отходить влево по кругу, следя за руками и ногами противника и выжидая удобного момента. - Несмотря на все твои рисунки, на все твои знания и убеждения, ты так и не осознала, что мир - это жестокий и зловещий вихрь. - Он двинулся за ней по кругу. - Все, что с ним можно сделать, - это отвоевать себе уголок и защищать его. Твой отец это понимал, а ты…
        Эшлин сжала в кулаке пузырек с божьим мхом. Стекло треснуло. Она сорвала драконью нить с запястья и протянула ее через окровавленный кулак. Сила знакомо заискрила по телу, а потом ее мощные волны пробежали по руке и сотрясли жилы. Нервные окончания напряглись. Эшлин вздохнула полной грудью, собирая силу воедино - это упражнение она проделывала еженощно, - и ощутила, как по легким и сердцу заскользили пучки молний. Она раскрыла ладонь - сияющий свет стек по рукам и собрался у кончиков пальцев.
        Уоллес опустил меч, замер и удивленно пробормотал:
        - Это еще что за хрень?
        - Это мой клинок, - ответила Эшлин и выпустила молнию в Седара Уоллеса.
        Разряд поразил его правую руку, красные пластинки доспеха рассыпались по жухлой траве и подожгли ее. Вторая молния ударила Уоллесу в грудь и сбила его с ног.
        Он изумленно вытаращил глаза и завопил:
        - Ведьма! Демоница!
        Верховный барон испуганно уставился на своих людей у края мелового круга. Все они обнажили мечи, но опасались переступить черту.
        - Помогите! - хрипло выкрикнул Уоллес. - На помощь!
        Воины на миг замешкались - для альмирцев меловой круг был священным местом. Но столь же священной была и черта, отделяющая колдовство от людей. Люди Уоллеса с криком рванулись к Эшлин.
        Она схватила Уоллеса за шею и вздернула стоймя, будто младенца. Драконья нить придала Эшлин невероятную силу.
        - Погодите! - заорал Уоллес бойцам.
        Эшлин сдавила ему горло и выпустила скопившийся заряд в тело мятежного барона. Выбеленная мелом трава в круге обуглилась, от Эшлин волнами расходился невероятный жар, от которого кожа на лице Седара Уоллеса зашкворчала, поджариваясь, будто на сковороде.
        Что-то хлопнуло. Все вспыхнуло ослепительной белизной.
        40
        Гаррет
        Невообразимо яркая вспышка заставила Гаррета прикрыть глаза ладонью, но оранжевое сияние проникло сквозь сомкнутые веки, высвечивая мелкие кровяные сосуды изнутри. Когда Гаррет снова открыл глаза, Седар Уоллес и его воины исчезли.
        В центре выжженного круга стояла Эшлин Мальграв, тяжело дыша. Над ее плечами мелькали разряды молний. Темное облако, промчавшись по опустевшему полю, взмыло в небеса и растаяло. За свою жизнь Гаррет видел много странного, но с таким столкнулся впервые.
        - Что случилось? - пробормотал один из бойцов.
        - Куда все делись? - прошептал другой.
        К ногам Гаррета с влажным шлепком шмякнулся дымящийся труп. Чешуйчатый доспех Седара Уоллеса раскалился добела, будто его целый час продержали в кузнечном горне. Металл сплавился с кожей и седыми волосами, лица не осталось.
        Линкон был прав - часть работы сделана без участия Гаррета, но исполнить оставшуюся часть будет гораздо сложнее.
        Вдовы бросились к королеве. Люди Линкона их не останавливали, но королевские гвардейцы в орлиных масках не двинулись с места.
        Рядом с Гарретом испуганно переговаривались бойцы:
        - О боги, это Седар Уоллес?
        - Что она с ним сделала? И как?
        - Она ведьма! Проклятая папирийская ведьма!
        - И как нам теперь быть?
        - Фиг его знает!
        - Если Эшлин выиграла поединок, то осада кончена?
        - Да кого теперь волнует какая-то осада? - Один из солдат указал в поле. - Она только что живьем изжарила Седара Уоллеса и убила сотню его бойцов.
        Гаррет посмотрел вдоль шеренги воинов и увидел Линкона Поммола, который переводил взгляд с волков Уоллеса на вдов, бросившихся на защиту Эшлин. Верховный барон не был военачальником, но понимал, что должно произойти, чтобы к концу дня занять альмирский престол.
        41
        Эшлин
        Перед глазами Эшлин мелькали искры. Тело горело, жилы полнились жаром. Использование драконьей нити причиняло невероятную боль, но то, что чувствовала сейчас Эшлин, было намного больше боли.
        С этой болью не хотелось расставаться.
        Время замедлилось. Тело Эшлин насквозь пронзил невидимый поток силы и, пробежав по земле, соединил ее с биением сердец всех людей. Наверное, так призрачный мотылек в небесах ощущает пульс своей жертвы в лесной чаще. Эшлин почувствовала волнение и беспокойство вдов, бегущих к ней через поле, замешательство Линкона и его людей у городской стены, испуг и озлобление бойцов Седара Уоллеса, оставшихся без военачальника. Воины в волчьих масках, яростно вытаращив глаза, жаждали отомстить за поверженного барона. Они-то и представляли самую большую опасность для Эшлин, поскольку находились ближе всех к ней. Бойцы в первой шеренге сомкнули щиты и бросились к Эшлин. Их было в двадцать раз больше, чем вдов, и они доберутся до нее раньше.
        Стоя в выжженном круге, Эшлин начала считать пульс воинов так же, как когда-то считала швы кирпичной кладки в стенах своей опочивальни. Просто сейчас числа были очень большими.
        Она раскрыла ладони и выпустила навстречу противнику поток энергии. Ослепительно-белые молнии, прорезав траву и почву, пронзили строй, паутиной оплели стену щитов, заискрили на доспехах и повалили тысячу бойцов наземь, будто внезапно накатившая волна.
        Некоторым удалось отразить молнию щитами. Таких осталось около трех сотен. Они продолжали наступать. Застонав от боли, Эшлин сжала драконью нить, подпитывая ее божьим мхом и своей кровью. Молния обвила руку королевы до самого плеча и превратилась в огромную искрящуюся плеть. Эшлин взмахнула рукой. Бегущих воинов подбросило в воздух, будто горсть мелких монет, и отшвырнуло к лесной опушке. Искалеченные тела судорожно подпрыгивали и замирали навсегда.
        Совершенно обессиленная, Эшлин опустилась на колено. Пальцы онемели. В глазах потемнело. Она начала оседать на землю, но тут ее подхватили крепкие руки.
        И поставили на ноги.
        42
        Гаррет
        Гаррет не отводил взгляда от Эшлин до тех пор, пока вдовы не скрыли ее из виду. Было неясно, ранена ли она и как тяжело. Совершенно точно одно - она упала.
        Эшлин не удалось истребить всех волков Уоллеса, но почти все его воинство превратилось в дымящуюся груду кровавых ошметков. Стволы деревьев на опушке леса растрескались и обуглились от жара. Горела листва. До Гаррета долетел тошнотворный запах жареного мяса.
        Уцелевшие воины в волчьих масках больше не рвались в бой. Они побросали оружие и убежали в лес.
        Бойцы Линкона нервно поглядывали на закрытые городские ворота и тоже готовились сбежать. Многие потихоньку отступали поближе к стенам, чтобы первыми рвануть в город. Судя по всему, Эшлин вот-вот в одиночку победит оба войска, что весьма впечатляло, однако Гаррет не мог этого допустить. Он подошел к Линкону, который ошарашенно глядел на побоище.
        - Она выбилась из сил, - прошипел Гаррет. - Ее можно прикончить.
        - Ты уверен? - спросил Линкон, которому очень не хотелось терять своих людей.
        Гаррет посмотрел в поле. Вдовы выстроились вокруг Эшлин, скрывая ее из виду, но Гаррет успел заметить, что она все еще стоит на коленях. Он всегда доводил свою работу до конца и на этот раз тоже решил рискнуть. В конце концов, ведьму можно задушить, если накинуть ей на шею удавку.
        - Отдай приказ атаковать вдов, - сказал Гаррет, снимая с пояса веревку. - А я займусь королевой.
        Прищурившись, Линкон вгляделся в круг вдов, тронул коня с места и воскликнул:
        - Слушайте меня! Вы - альмирские воины. Вы - храбрецы, а не стая испуганных волков.
        Послышались одобрительные выкрики. Как обычно, уверенность командира передалась бойцам.
        - Мы дали клятву защищать страну и ее жителей от всех врагов. - Линкон выхватил меч из ножен и указал на Эшлин. - Мы не потерпим, чтобы Альмирой правила ведьма-демоница! Сейчас она ослабела, растратив свои колдовские силы. Надо истребить ее чужеземных защитников и уничтожить демонские чары, которые поганят нашу землю.
        Солдаты оглушительно завопили. Линкон молчал, дожидаясь, чтобы они хорошенько взъярились. Гаррету стало любопытно, где Линкон Поммол научился произносить зажигательные речи, ведь ясно было, что никаких сражений он прежде не видел.
        - Убейте вдов! - наконец крикнул Линкон. - Принесите мне голову ведьмы!
        Бойцы устрашающе взревели и забили клинками по щитам. Все хором начали выкликать:
        - Убей ведьму! Убей ведьму! Убей ведьму!
        43
        Бершад
        Бершад и Фельгор добежали до городских стен, и тут в небе засияла вторая ослепительная вспышка. Лучники на стене зажмурили глаза и спрятались за зубцы. Один растяпа так перепугался, что спустил стрелу, которая вонзилась совсем рядом с его собственным сапогом. Бершад примчался на стену и посмотрел в поле.
        Эшлин без сил скорчилась на выжженной земле, а вокруг нее плясали молнии. К ней на помощь устремились сотни папирийских вдов. Опушку дальнего леса устилали останки уничтоженного воинства. Уцелевшие бойцы, побросав мечи, поспешно скрывались в чаще.
        - Это она? - спросил Фельгор.
        - Она.
        - А почему ты ничего не говорил про молнии?
        - Молнии - это что-то новенькое.
        Бершад попытался осмыслить происходящее. Под городскими стенами стояли несколько тысяч воинов в черепашьих масках и в полном вооружении: копье, меч и щит. Чуть поодаль собрались королевские гвардейцы - около четырех сотен бойцов в орлиных масках. Все были готовы бежать подальше от Эшлин Мальграв. Воняло горящей травой и жареным мясом.
        Всадник в черепашьей маске пришпорил белого скакуна и что-то выкрикнул, перекрывая шум. Начала его речи было не разобрать, но до крепостных стен ясно долетели последние слова:
        - Убейте вдов! Принесите мне голову ведьмы!
        Воины в черепашьих масках ринулись на поле. Всадник на белом скакуне дал знак открыть ворота и скрылся за городскими стенами. Королевские гвардейцы в орлиных масках продолжали стоять на месте. Их командир с оранжевой полосой поперек маски подъехал к началу колонны. Бершад запоздало сообразил, что это Карлайл Лайавин - тот самый, кто проводил его в Незатопимую Гавань. Карлайл обнажил меч и выкрикнул:
        - Не знаю, как вы, но я принес присягу Эшлин Мальграв. А Линкону Поммолу я ничего не обещал. Вам все ясно?
        Его бойцы гулко ударили мечами по щитам.
        - Тогда за работу, - сказал Карлайл.
        Орлы рванули вслед за черепахами, отставая на несколько сотен шагов. Воинов в черепашьих масках было в три раза больше, но если вдовы продержатся, пока королевские гвардейцы не подоспеют им на помощь, то у Эшлин оставался шанс.
        - Я иду к ним, - сказал Бершад Фельгору. - А ты уматывай отсюда подальше.
        - Фиг тебе, - ответил баларин.
        - Ты чего?
        - Я не собираюсь повторять по новой все ту же историю - мол, ты свое дело выполнил, теперь спасай свою шкуру. Мы это уже проходили. Нет, раз уж мы с тобой снова влипли, пойду-ка я украду для нас еще одну лодку. Только скажи, где тебя ждать.
        - Фельгор, время поджимает.
        - Вот и я о том же. Отвечай.
        Бершад посмотрел на Фельгора и понял, что тот не изменит своего решения.
        - Ладно. К северу от города есть залив с большим белым валуном на берегу. Там меня и дожидайся.
        Бершад не надеялся, что доберется до залива живым, но иначе Фельгор не ушел бы из города.
        - Лучники, Карлайл и его гвардейцы предали барона Поммола! - крикнул сержант на стене, указывая на воинов в орлиных масках. - По моей команде стреляйте в них!
        - Ну что за фигня, - пробормотал Бершад, глядя на лучников. - Фельгор, встретимся в заливе. Иди.
        Бершад метнулся по стене к сержанту. До него оставалось десять шагов.
        - Стрелы к тетиве! - заорал сержант.
        Пять шагов.
        - Целься!
        Бершад схватил сержанта, приложил головой о стену и сбросил вниз с высоты пятьдесят локтей. Обмякшее тело ударилось о землю и замерло. Один из лучников обернулся к Бершаду и оскалился, целясь в него из лука.
        - Стреляйте в драконьера! - завопил он.
        Бершад саданул ему в горло, отшвырнул на соседнего солдата и спрыгнул со стены.
        44
        Гаррет
        Гаррет пошел в атаку вместе с бойцами Линкона. В двухстах шагах от королевы их накрыл залп из вдовьих пращей. Зловещий свист пулек сменился тягостной тишиной. Гаррет убавил шаг и спрятался за спину широкоплечего воина, которому тут же размозжило голову. Гаррет подхватил его щит и рванулся вперед, чтобы выйти из зоны обстрела. Он пробежал шагов пятьдесят, и тут вдовы выпустили второй залп.
        - Прикрывайтесь щитами! - завопил Гаррет. - Поднимите щиты!
        Как только в его собственный щит ударили четыре пульки, Гаррет опустил его и помчался дальше. На третий залп у вдов не будет времени.
        Воины Линкона подошли ближе. Круг вдов распался, папирийки выстроились неширокой подковой, заняв оборонительную позицию, чтобы отбивать врага с флангов. Хотя вдовы и служили телохранительницами, они прекрасно разбирались в ведении битвы.
        Трава под ногами Гаррета сменилась выжженной землей. Он столкнулся с шеренгой вдов и скрестил клинки с высокой папирийкой. Она попыталась садануть ему коленом между ног, но он увернулся, и тогда она плюнула ему в глаз. По тому, как она владела мечом, Гаррет понял, что с ней не совладать, поэтому откатился назад и укрылся за спинами людей Линкона.
        Сегодня Гаррета наняли убить одну-единственную женщину, поэтому он не собирался рисковать жизнью, сражаясь с опытными воительницами.
        Эшлин он пока не видел, но не видел и молний, еще недавно сверкавших по всему полю. Вот и славно. Надо дождаться, когда бойцы Линкона прорвут оборону вдов, и все будет кончено.
        Гаррет пробрался в самый хвост колонны и, к своему безмерному изумлению, столкнулся с воином в орлиной маске, которую пересекала оранжевая полоса. Он едва успел увернуться от первого удара, как альмирец с размаху ткнул его в висок рукоятью меча.
        В глазах Гаррета потемнело.
        45
        Бершад
        Бершад, не дожидаясь, когда срастутся раздробленная ступня и сломанное колено, бросился в поле. Первые десять шагов жуткая боль обжигала все мышцы и сухожилия, но обе ноги исцелились, едва он отбежал подальше от городской стены.
        Две стрелы вонзились в землю слева от него, потом еще три впились ему в бедро, спину и шею. Бершад споткнулся, выровнялся и выдрал стрелы из шеи и бедра. Раны тут же затянулись. До стрелы в спине было не достать. Оставалось только надеяться, что она его не убьет.
        Карлайл и его воины с разбегу напали на людей Поммола, и ход битвы переменился. Вместо ожидаемой бойни на поле воцарился хаос. Бершад оказался за спиной одного из копейщиков Поммола, выхватил меч у него из ножен и всадил в позвоночник, оторвав врага от земли. Воин рядом изумленно отпрянул. Бершад разрубил ему череп и подобрал его копье.
        Бершад разил копьем и мечом, расчищая себе путь среди воинов в черепашьих масках. Доспеха на нем не было, поэтому за несколько секунд ему нанесли больше десятка ран. Те части тела, на которых Озирис не ставил свои живодерские опыты, пострадали больше. Бершад почти прорвался сквозь гущу схватки, как кто-то саданул его щитом по голове. Изгнанник повалился на спину.
        Противник оскалился и занес копье, готовясь вонзить его в сердце Бершада.
        За спиной бойца в черепашьей маске мелькнули черные акульи доспехи, и из его горла внезапно хлынула кровь. Воин попытался вздохнуть. Хотел что-то сказать. Упал ничком и умер.
        Повсюду вдовы душили и пронзали мечами людей Линкона. Многие корчились на земле, а из ран под доспехами - в паху, в подмышках и в горле - сочилась кровь.
        В падении Бершад выронил меч, но все еще сжимал в кулаке сломанное копье. Он встал и, превозмогая боль ран, побрел навстречу Эшлин.
        Почти дошел.
        46
        Гаррет
        Гаррет очнулся от боли - чей-то стальной сапог наступил ему на живот. Черепашья маска слетела с Гаррета, ему сломали нос и выбили зуб. Не обращая внимания на боль, Гаррет огляделся.
        Неожиданное нападение орлов лишило воинов Линкона преимущества на поле боя, и теперь их теснили с тыла. Если люди в орлиных масках сомкнут строй с вдовами в центре поля, то сражение будет проиграно. Гаррет ползком пробирался между бойцами туда, где тридцать вдов обступили Эшлин плотным кольцом. Пара десятков воинов в черепашьих масках пытались пронзить их копьями и мечами. Гаррету не требовалось прорываться внутрь - ему нужно было лишь на миг увидеть шею Эшлин.
        Он крался вдоль кольца вдов, будто шакал, выискивающий слабину в стае. Каждые несколько секунд одна из вдов делала выстрел из пращи, выпуская пульку в голову или в шею противника. Копейщики Поммола нападали поодиночке или небольшими группами, но тут же отступали, пронзенные тремя или четырьмя клинками.
        Гаррет не останавливался. Выжидал. Наблюдал.
        Вот мелькнула бледная шея Эшлин. Он встал, метнул веревку, почувствовал, как она захлестнулась вокруг шеи, потянул и дернул из последних сил. Эшлин Мальграв вылетела из круга вдов и приземлилась у его ног. Ее шея почему-то не сломалась от рывка, но это уже не имело значения. Королева оказалась во власти Гаррета.
        Он снял с пояса охотничий нож и только собрался вонзить клинок в сердце Эшлин, как услышал за спиной звериный рык.
        47
        Бершад
        Бершад с разбегу налетел на человека, накинувшего петлю на шею Эшлин, насквозь проткнул его обломком копья и отбросил к груде дымящихся трупов. Добивать мерзавца не было времени - Эшлин задыхалась. Бершад опустился на колени рядом с ней, запустил пальцы под петлю на шее и ослабил веревку. Эшлин резко втянула воздух и выдохнула струю горячего пара.
        Жива! Бершад коснулся щеки Эшлин. Кожа обжигала пальцы. Одна рука Эшлин была перемазана кровью и остатками божьего мха, другая сжимала странную прозрачную нить.
        - Сайлас? - недоуменно спросила Эшлин, сощурив глаза. - Как ты здесь оказался?
        - Сейчас это не важно. - Бершад огляделся - тот, кого он проткнул копьем, куда-то исчез. - Надо отсюда уходить.
        Бершад хотел было встать, но бок пронзила резкая боль. Под сердцем у него торчал охотничий нож, всаженный по рукоять.
        - Что за фигня?
        К ним бросились две вдовы: одна с раздвоенным шрамом на губах, а вторая - Хайден, которая размахивала пращой, целясь в Бершада.
        - Хайден, стой!
        Слишком поздно. Она выстрелила. Бершад услышал влажный шлепок за спиной. Он обернулся: на земле судорожно подергивался воин-черепаха с пробитой грудью.
        Бершад подобрал меч и щит убитого, морщась от боли в боку. Поискал, кого бы еще убить, но на поле боя остались только вдовы и гвардейцы в орлиных масках. Никто не праздновал победу. Все оглядывались, тяжело дышали. Чего-то ждали. Выжженное поле усыпали трупы.
        Ворота Незатопимой Гавани распахнулись, и на поле высыпали воины в самых разных масках, все с мечами наголо.
        - Это твое войско? - спросил Бершад у Эшлин.
        - Все верные мне гвардейцы - с нами на поле, - сказала Эшлин, неуверенно поднимаясь на ноги.
        - Тогда хреново.
        Было ясно, что с таким многочисленным воинством им не справиться. Но раз Бершаду все равно суждено умереть, то лучше встретить смерть здесь. Он заслонил собой Эшлин и поднял щит. Не дожидаясь приказа, оставшиеся орлы выстроились рядом с ним. Среди них был и Карлайл Лайавин - потеки крови почти скрыли оранжевую полосу на его маске.
        Он коротко кивнул Бершаду:
        - Не знаю, как ты здесь оказался, но рад встрече, барон.
        - Взаимно.
        Вдовы выстроились за спинами воинов и начали стрелять из пращей.
        - Берегите снаряды! - крикнула Хайден.
        Вражеские воины пошли в наступление. Бершад видел их разноцветные маски, слышал, как звенят кольчуги. Он покрепче сжал рукоять меча и сосредоточил внимание на том, кто возглавил атаку. Высоченный воин с круглым щитом размахивал боевой секирой. Вот его-то Бершад и снимет. А потом еще двоих или троих.
        Внезапно за спиной Бершада послышалось потрескивание, а потом в воина с секирой ударила молния. Воин оцепенел - и в следующий миг разлетелся кровавыми ошметками. Круглый щит, отброшенный в сторону, сбил соседнего бойца.
        Сотни молний послабее, вылетев из руки Эшлин, паутиной опутали все войско противника. Из носа и ушей Эшлин струилась кровь, а на лице застыла смесь боли и наслаждения.
        Глаза Эшлин закатились. Молнии исчезли, и Эшлин в беспамятстве осела на землю. Многие из наступавших бойцов повалились на траву, но остались живы. У Эшлин не было сил уничтожить еще одно воинство, она смогла лишь задержать его.
        Бершад подхватил Эшлин на руки, поморщился от боли в раненой груди. Охотничий нож наверняка пронзил ему легкое, а то и хуже.
        - Я ее унесу, - сказал Бершад.
        - Куда? - спросила Хайден.
        Бершад кивнул на север, где виднелась дубовая роща.
        - Туда, к заливу. Там нас должна ждать лодка.
        Главное - чтобы Фельгор уцелел.
        - Мы задержим врагов, - сказал Карлайл. - Прикроем ваше отступление.
        - Нет, - возразил Бершад. - Прикажи своим людям рассыпаться в разных направлениях. - Он посмотрел на Хайден. - И вдовы тоже пусть разбегутся. Если противник не поймет, куда именно мы направились, то Эшлин останется в живых.
        - Мы пойдем с вами - я и еще три вдовы, - сказала Хайден.
        - Хорошо, - ответил Бершад.
        Воины, пораженные молниями Эшлин, в судорогах корчились на земле или блевали, стоя на коленях.
        Хайден обернулась к вдове со шрамом на губах, будто задавая ей безмолвный вопрос.
        - Императрица Окину следит за положением дел в Альмире. Мы с сестрами останемся и отвлечем врага на себя.
        Хайден кивнула.
        - До Умбрикова Дола не близко, но в Дайновой пуще легко оторваться от преследователей. Так что пробивайтесь к переправе через Горгону.
        - Понятно, - ответила вдова.
        Почти все воины противника были уже на ногах.
        - Готовы? - спросил Бершад.
        Все согласно кивнули.
        - Вперед!
        Бершад нес Эшлин через лес. Он не оглядывался, не проверял, нет ли погони, просто бежал, надеясь на удачу. Через несколько сотен шагов за спиной послышались крики преследователей.
        - Быстрее! - сказал Бершад. - Не останавливайтесь.
        Они выбежали из леса на белый песок укромной бухты. Бершад подвернул ногу, упал и увидел среди деревьев пару десятков воинов в масках лисы и барсука. Они бросились к Бершаду, но в пяти шагах от него их пронзили арбалетные стрелы.
        - Что за фигня? - пробормотал Бершад.
        Вместо краденой рыбачьей лодки у берега стоял папирийский военный фрегат. Вдоль поручней на палубе виднелись матросы с арбалетами.
        - Поднимайтесь на борт! - выкрикнул голос с папирийским выговором.
        Бершад взял Эшлин на руки и шагнул вперед, но тут же, задыхаясь, повалился на белоснежный песок. Ему казалось, что он тонет. Нож, пронзивший грудь, явно задел жизненно важные внутренние органы.
        - Берите королеву, - велела Хайден своим спутницам. - Я помогу Бершаду.
        Опираясь на подставленное плечо, Бершад побрел на мелководье, но тут же упал в воду. Хайден помогла ему подняться.
        - Дай мне ракушку, - пробормотал он, чувствуя приближение смерти.
        - Не глупи, - сказала Хайден. - Мы почти на месте.
        Три вдовы подняли Эшлин на борт, потом помогли Бершаду перебраться через поручни. Под конец он уже не дышал.
        - У него в легком нож, - сказал кто-то. - Надо вытащить клинок.
        - Нож задел сердце. Если его вытащить, то драконьер умрет от кровоизлияния.
        - А если не вытащить, то он задохнется.
        У Бершада потемнело в глазах. Как странно - он перенес столько тягот и лишений, а теперь погибает от жалкого куска стали. Хорошо хоть море рядом.
        - Нужен мох! - прозвучал знакомый голос. - Раздобудьте ему клочок мха!
        Фельгор.
        Бершад с трудом приоткрыл глаз, увидел смутные очертания Фельгора, который носился по палубе.
        - Что это в руке у королевы? Мох?
        - Не знаю, оно все обугленное…
        - Да, это божий мох, - сказала Хайден.
        - Отлично! Тут еще остались необожженные кусочки. - Фельгор склонился над Эшлин и аккуратно собрал мох с ее ладони. - Надеюсь, хватит. - Он с озабоченным видом обратился к Бершаду: - Потерпи еще немного, приятель, все будет хорошо.
        Бершад ощутил, как из груди вытаскивают нож. На палубу хлынула кровь, но рука Фельгора тут же накрыла рану. По телу Бершада расплывалось тепло, кости и внутренние органы исцелялись.
        Бершад глубоко вздохнул.
        Фельгор довольно улыбнулся:
        - Я снова спас тебе жизнь, Сайлас. - Он посмотрел на берег. - Вот теперь я чувствую себя настоящим героем.
        Матросы подняли якорь и сели на весла.
        48
        Эшлин
        Эшлин очнулась в сумрачном трюме корабля. Корпус мерно покачивался на волнах. Ужасно болела голова, а во рту ощущался противный металлический привкус. Эшлин машинально коснулась запястья. Драконья нить была на месте. Сражение помнилось смутно, но с каждым мигом воспоминания становились все четче. Она убила Седара Уоллеса. И кого еще? Сотни, тысячи погибших…
        - Ты очнулась.
        Эшлин приподнялась на тюфяке. Рядом с ней сидел Сайлас. Грудь его была перебинтована, но повязку не пятнала кровь.
        Сайлас протянул ей глиняный кувшин:
        - Выпей, поможет.
        Она медленно отпила холодного рисового вина, которое отбило противный привкус во рту. Потом выдохнула - и с губ сорвалась струйка пара. Интересно, долго ли так будет продолжаться?
        - Как ты вернулся в Альмиру? - сипло спросила Эшлин. У нее саднило в горле.
        - Долго рассказывать, - ответил он. - Но ты в безопасности. И Хайден тоже. Мы на папирийском корабле. Не знаю, как Фельгору удалось их уговорить, но мы с тобой перед ним в долгу.
        - А как же Незатопимая Гавань? И остальные вдовы? И Карлайл с его гвардейцами?
        - Все разбежались в разные стороны. Не знаю, что с ними случилось.
        Бершад взял у нее кувшин и тоже отхлебнул вина.
        Эшлин посмотрела на обнаженный торс Бершада.
        - Погоди, ты же был весь изранен - стрелы в спине, нож в груди. - Она коснулась его повязки.
        - А, это для виду, чтобы не пугать матросов. Не хватало еще, чтобы к королеве-ведьме прибавился демон-драконьер.
        Он размотал льняную повязку. От ран не осталось и следа, только под грудью, у самого сердца, виднелся тонкий белый шрам. Бершад аккуратно сложил полотно и посмотрел на Эшлин.
        - Весной, когда мы расстались, и у тебя, и у меня были секреты. По-моему, после того, что сегодня произошло, их больше незачем скрывать - ни друг от друга, ни от всего мира.
        - По-моему, ты прав.
        Они долго сидели в трюме, рассказывая друг другу о своих приключениях. Вспоминали погибших: отца Эшлин, Греалоров, Роуэна, Альфонсо. Бершад объяснил, что случилось с Каирой и что он сделал с императором Баларии. Поведал, что с ним сотворил Озирис Вард в подземельях императорского дворца. Эшлин рассказала ему о драконьей нити, Седаре Уоллесе и смуте в Альмире.
        - Ты сдержал свое слово и вернулся, - вздохнула она. - А я не смогу сдержать свое. Я больше не властна отдать тебе Дайновую пущу. Прости меня, Сайлас.
        Бершад помедлил с ответом.
        - Четырнадцать лет я корил себя за прошлое. Копил бесцельную, бессильную злобу. Но ты меня спасла. Теперь я знаю, где я нужен. Не в Дайновой пуще, а рядом с тобой. Не важно, где ты. И не важно, что сулит будущее.
        Эшлин не знала, что сказать. Помолчала, вспоминая Линкона Поммола в башне Короля, и сжала кулак так, что ногти впились в ладонь.
        - Я не заслуживаю твоей преданности.
        Бершад хотел было что-то ответить, но вдруг вздрогнул и встревоженно посмотрел вверх.
        - Сайлас, что с тобой?
        Люк в трюм приподнялся и в проеме показалась улыбающаяся физиономия баларина, которого Эшлин отправила за море с Бершадом. Она хорошо запомнила его мелкие зубы.
        - Выходите на палубу! Там такое… Незабываемое зрелище.
        Бершад помог Эшлин выбраться из трюма. Папирийский фрегат шел на север вдоль побережья Альмиры. На палубе стояли Хайден и три вдовы. Их доспехи все еще пятнала кровь, но лица были чисто умыты. Эшлин оглянулась и рассмотрела вдалеке очертания замка Мальграв. На западе, над полем сражения, вздымались клубы черного дыма.
        - Не туда смотришь, королева, - сказал Фельгор, указывая на восток, в море.
        По небу летели тысячи драконов. Призрачные мотыльки, шипогорлые вердены, курносые дуболомы. Огромные стаи отбрасывали тень на волны Моря Душ. Драконья чешуя сверкала и переливалась под солнцем, повсюду разносились пронзительные крики.
        - В Зыбучей пади им больше ничего не грозит, - сказал Бершад, глядя в небо. - Мы спасли их, Эшлин. Мы с тобой их спасли. Так что не думай о всякой там преданности. Я люблю тебя, Эшлин. Всегда любил и буду любить.
        Эшлин со слезами на глазах смотрела на драконов, а потом медленно произнесла:
        - Что ж, я могу сдержать хотя бы часть своего обещания. Барон Сайлас Бершад, я отменяю твое изгнание и дарую тебе королевское помилование. Отныне ты больше не драконьер.
        Бершад сжал ее ладонь в своей руке:
        - Если ты захочешь отомстить за случившееся, я помогу тебе убить всех виновных. Если ты захочешь навсегда покинуть Альмиру, то мы поплывем к истоку Моря Душ и никогда сюда не вернемся. Но где бы ты ни была, Эшлин, я всегда буду рядом с тобой.
        Эшлин прильнула к нему и поцеловала. Она понимала, что драконья нить - не просто оружие, способное истреблять целые армии, а часть неведомого ей мира. Теперь Эшлин обрела чудесную, могущественную силу и хотела узнать о ней как можно больше. А сделать это можно было лишь в одном месте.
        - Папирия, - прошептала она. - Давай поплывем в Папирию.
        49
        Вира
        Вожидании Озириса Варда Вира смотрела на Каиру, поглаживая рукоять Бершадова меча. Озирис вручил ей клинок - в знак доброй воли, как он выразился, - после того, как она принесла присягу Каире и стала ее телохранительницей.
        - Ты опять за свое, - сказала Каира.
        - В каком смысле, принцесса?
        - Я теперь императрица.
        - Извини. В каком смысле, императрица?
        - Ты опять смотришь на меня с укоризной.
        Вира поглядела на Залив Сломанных Часов, где волны буйно бились о скалы. Каира зачем-то решила сегодня покинуть дворец и отправиться сюда, чтобы что-то показать своей телохранительнице, вот только отказывалась объяснить, что именно.
        - Прошу прощения, императрица.
        Каира осторожно кивнула. На ней была корона из драконьих костей, которую Ганон надел на супругу во время коронационной свадьбы. По баларскому обычаю новобрачная должна была носить корону целый месяц, чтобы поскорее забеременеть. Эта корона, да еще Бершадов кинжал из драконьего клыка были единственными неразложившимися остатками драконов, известными Вире.
        - Не понимаю, чем ты так расстроена. Я жива, я стала императрицей Баларии, и ты снова моя телохранительница. Все, как ты хотела.
        На самом деле Вира хотела, чтобы Каира вернулась в Альмиру, где ей ничто не угрожало. А поскольку этого не случилось, теперь Вира не знала, что делать.
        - Ты все еще сердишься на меня за то, что я позвонила в колокольчик и вызвала стражу? - не унималась Каира.
        Вира промолчала.
        - Я же уже объясняла, что Бершада все равно схватили бы и заковали в кандалы. А то, что я позвонила в колокольчик, значило, что мне можно доверять. Мне же лучше, если балары решат, что я заслуживаю доверия. Бершад все равно сбежал. Так что все сложилось как нельзя лучше.
        Не успела Вира указать Каире на ошибочность ее рассуждений, как появился Озирис с всклокоченными сальными волосами и в длинном зеленом кожаном камзоле.
        - Императрица Домициана, - поклонился Озирис, подходя поближе.
        Вира встала так, чтобы при первом же признаке опасности перерезать ему горло.
        - А наш новый император к нам сегодня присоединится? - спросил Озирис.
        - Нет, - ответила Каира. - Он готовится к пиршеству.
        - Так ведь пиршество было вчера.
        - А сегодня еще одно. Но не волнуйся, твои опыты интересуют меня больше, чем пиршества.
        - Рад это слышать, императрица.
        - По пути сюда я заметила, что центровая шестерня снова вращается, - сказала Каира. - Значит, пропускные пункты снова работают?
        - Да, императрица. Причину прискорбных неполадок уже устранили.
        - Великолепно. И спасибо тебе, Озирис, что ты согласился на сегодняшнюю встречу, - сказала Каира. - Я знаю, что ты очень занят, но мне надо как-то успокоить Виру.
        - Императрице без нужды благодарить простого инженера, но мне льстят твои слова. - Озирис посмотрел на Виру, отчего у нее по коже поползли мурашки. - Чем ты недовольна, вдова Вира? По-моему, все сложилось как нельзя лучше.
        - Вот и я сказала то же самое! - встряла Каира.
        - К примеру, - продолжил Озирис, не сводя глаз с Виры, - ты весьма расположена к Сайласу Бершаду. Неужели ты не рада, что он сбежал, совершив злодейское преступление? - с улыбкой осведомился он.
        Озириса Варда ничуть не опечалили ни гибель императора, ни побег Бершада. Спустя три дня после этих событий он приказал прекратить поиски убийцы. Даже пожар во дворце и поломка всех механизмов в столице не особо встревожили королевского инженера. Вира не доверяла Озирису Варду и относилась к нему с большим подозрением.
        - Прошу прощения, - сказала Вира. - Для меня все это внове.
        - Что ж, хватит пустых разговоров, - воскликнула Каира. - Давай уже ей покажем твое чудесное изобретение, а то я знаю, она мне не поверит, пока не увидит его своими глазами.
        - Как будет угодно, императрица. - Озирис указал на залив. - Вира, посмотри на фрегат.
        В заливе стоял только один корабль - широкопалубный, с низкой осадкой, совсем не такой, как суда баларского флота.
        - А что с ним такого? - спросила Вира.
        - Погоди, - сказала Каира. - Сейчас увидишь.
        Немного погодя вода у бортов фрегата вздыбилась, словно под кораблем разинуло огромную пасть какое-то сказочное чудовище, но вместо разверстых челюстей и щупальцев на поверхность поднялись два огромных надутых бурдюка, подвешенные к длинным балкам, которые торчали по обе стороны корабля, будто крылья.
        Фрегат начал подниматься из воды. С черного корпуса стекали туманные струи вспененной воды. Корабль завис над прибоем, и Вира увидела, что к днищу приделан какой-то механизм, сработанный из драконьих останков, стальных трубок и медных проводов. Если один-единственный драконий клык или корона из драконьих костей считались чем-то небывалым, то просто невероятно, как Озирису удалось сохранить целые драконьи скелеты.
        Между балками новоявленных крыльев растянули широкие паруса, которые тут же наполнились ветром. Над водой распространился запах драконьего масла. Фрегат чуть качнулся с бока на бок, будто орел, слетевший с верхушки сосны.
        - Черные небеса! - выдохнула Вира, глядя, как корабль поднимается ввысь, и представляя, с какой легкостью он перелетит самые высокие крепостные стены.
        Теперь войну будут вести иначе. Отпадет нужда в многомесячных осадах - такое судно с легкостью захватит любой укрепленный замок.
        - Мир создан из очень интересных вещей, - сказал Озирис. - Камень, древесина, живые существа, плоть, кровь и кости. Мы придумываем правила. Придумываем свое видение окружающего мира и устанавливаем его пределы. Но тот, кому хватает дерзости не следовать правилам, а нарушать их, сможет достичь многого. Очень многого.
        - И сколько у тебя таких кораблей? - спросила Вира, побелевшими пальцами сжав рукоять Бершадова меча.
        - Скажем так, драконье масло - не единственная причина того, что в Баларии так мало драконов. Но пусть тебя не страшит моя летучая армада. Я - верный слуга императрицы.
        Вира долго смотрела на Озириса, а потом спросила:
        - А похоже, что мне страшно?
        - Нет, вдова Вира. Не похоже.
        Все трое разглядывали корабль.
        - Альмира всегда была для меня тюрьмой, - внезапно сказала Каира до странности холодным тоном. - Мне вечно все приказывали - то отец, то Эшлин. Иди на пиршество. Развлекай баронов. Ублажай народ. Улыбайся. Помавай рукой. Улыбайся шире. Радушнее. Как я все это ненавидела! - Каира перевела дух и злобно заявила: - Но все это позади, Вира. Теперь я свободна. А с этими кораблями меня никто не посадит в золоченую клетку. Теперь мы сможем полететь куда угодно. Будем смотреть с высоты на тех, кто копошится внизу. - Она повернулась к Вире, и зловещий оскал сменился обворожительной улыбкой: - Повеселимся вволю.
        Приложение
        Драконы Терры
        (Полевые заметки Сайласа Бершада и материалы исследований Эшлин Мальграв)
        ШИПОГОРЛЫЙ ВЕРДЕН(Draconis grimensis)
        Средних размеров, зеленая шкура, оранжевые глаза. Злобный, быстрый, не очень сообразительный. Всегда откликается на звук рога, но сильно раздражать вердена не стоит, особенно перед битвой, иначе все плохо кончится.
        Обитает в предгорьях, устраивает подземные логовища неподалеку от скальных плит, где удобно греться на солнце, и в непосредственной близости от источника пищи. Питается преимущественно овцами и козами. Кровь вердена разогревается быстрее, чем кровь других драконов. Если он провел на солнце больше часа, то нападать на него - чистое самоубийство.
        Ареал обитания - восточная Альмира.
        Окрас: чешуя, отливающая оттенками зеленого - от темно-оливкового до яркой зелени богомола. Морковно-оранжевый цвет глаз свидетельствует о подслеповатости в дневное время; способность к ночному видению хорошо развита, что помогает ориентироваться в лабиринтах логовищ и подземелий. Шипы на горле служат защитой от соперников-самцов.
        Средняя длина: 11 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 1,5 стоуна[1 - Автор пользуется старинной английской мерой веса, 1 стоун равен примерно 6,4 кг.].
        Общие замечания: Самка выращивает потомство в одиночку, активно защищает свою территорию. Вердены - отличные охотники и, к огорчению пастухов, избирают своей добычей парнокопытных, тем самым поддерживая природное равновесие в долинах Атласского побережья.
        ГОРНЫЙ КРАСНОГОЛОВ(Draconis rex cranis)
        Огромный и злобный. Легко приходит в ярость, поэтому расправляться с ним нужно быстро. Лучше всего нападать за час до рассвета, но трубить в рог следует за полчаса до этого, потому что у драконов этой породы крепкий сон. По-любому придется туго, даже если начать бой ни свет ни заря. По возможности лучше избегать запросов на уничтожение красноголова.
        Встречается редко. Ареал обитания - Вепрев хребет на востоке и Горгонов кряж на западе.
        Окрас: обсидианово-черная чешуя на теле, на шее отливает красным, от алого до кораллового; макушка всегда кроваво-красного цвета, не покрыта чешуей.
        Средняя длина: 27 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 6,5 стоуна.
        Общие замечания: Утолщенные кости черепа - продукт боев с соперниками в сезон спаривания. В отличие от других видов и несмотря на кажущуюся агрессивность, самцы нежно заботятся о своем потомстве. Логовища устраивают в горах, но охотятся в предгорьях и на равнинах. Добычей служат олени, лоси и домашний скот.
        ОБЫКНОВЕННЫЙ ГРОМОХВОСТ(Draconis tonitrui cauda)
        Просыпается рано. Его трудно застать врасплох и не нужно выманивать звуком рога. Стоит лишь на пол-лиги приблизиться к логовищу, как он сам выйдет навстречу. Тонкую чешую можно пронзить копьем, но из-за проклятого хвоста к дракону трудно подобраться. Когда громохвост готовится к прыжку, то подрагивает одним или другим ухом, что позволяет судить, с какой стороны будет нанесен удар хвостом. Следует прикрыться прочным щитом, принять на него скользящий удар и притвориться мертвым. Дракон подойдет обнюхать жертву, тем самым подставляя голову или сердце под бросок копья. Главное - не промахнуться, потому что следующий взмах хвоста будет смертельным.
        Часто встречающийся дракон, легко узнаваем по хвосту.
        Окрас: Чешуя играет всеми оттенками светло-синего, от лазоревого цвета яйца малиновки до сизой синевы голубиного крыла.
        Средняя длина: 17 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 1 стоун.
        Общие замечания: В хвосте мужской особи насчитывается от пяти до семи бритвенно-острых шипов, каждый в локоть длиной. Ареал обитания: Альмира, Галамар и Балария. Питаются разнообразной добычей, но предпочитают отлавливать всеядных зверей средних размеров, когда те приходят на водопой к реке. Катастрофические последствия истребления баларского подвида описаны в моем трактате «Мародерствующие макаки Южной Баларии».
        ЧЕРНЫЙ РОГАЧ(Draconis corniger habitus)
        Дракон средних размеров, с черной чешуей. Рог выглядит устрашающе, но не опасен, потому что рогач не пользуется им для обороны. Нападает всегда одинаково: дважды обходит жертву кругом, а потом прыгает, как кот на мышь. Набирает полную силу лишь после полудня, так что с утра его легко поразить копьем в глаз.
        Дракон средних размеров, обитает в лесах.
        Окрас: чешуя обсидианово-черная, без вариаций, отсюда и название.
        Средняя длина: 14 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 2 стоуна.
        Общие замечания: На середине морды у мужских особей растет рог, достигающий двух локтей в длину. Рог служит не для обороны, а используется в период гона: соперники сталкиваются рогами, пытаясь повалить друг друга.
        ДАНФАРСКИЙ ПЕСЧАНЫЙ БРОДЯЖНИК(Draconis arenus natans)
        Весьма хитроумный дракон. Устраивает фальшивые логовища у подножья высоких кактусов и зарывается в песок у входа, поджидая жертву. Присутствие дракона выдают следы на песке. Чтобы выманить дракона, нужно бросить на песок камень побольше, и когда бродяжник накинется на добычу, отрубить ему голову.
        Мелкий дракон золотистого цвета, обитает в пустынях. Ограниченный ареал распространения. Анатомическое строение не изучалось.
        ЗАПАДНЫЙ ПРИЗРАЧНЫЙ МОТЫЛЕК(Draconis wisp somnium)
        Призрачные мотыльки не нападают на людей или скот, поэтому приказы на их уничтожение практически не выдаются. Что само по себе хорошо. Эти драконы - красивые и грациозные создания, их не хочется пронзать копьем.
        Очень редкая разновидность дракона средних размеров. Встречается в Альмире и Папирии.
        Окрас: светлая, почти белая чешуя кремовых и дымчатых оттенков.
        Средняя длина: 18 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 5,5 стоуна.
        Общие замечания: Дракона называют призрачным мотыльком за бледный окрас и длинные перистые придатки на морде, напоминающие усики бабочки. Придатки покрыты белой пыльцой, которая, вероятно, позволяет дракону вынюхивать добычу, обитающую в норах, - к примеру, лисиц и барсуков.
        Не проявляет интереса к людским поселениям и к домашнему скоту. В полете размеренно взмахивает крыльями и парит, зависая в воздухе, как в воде.
        Малоизвестной, но важной характеристикой данного вида является удивительно долгий срок жизни. В естественных условиях особи живут от восьмидесяти до ста пятидесяти лет и в силу этого обладают рядом малоизученных анатомических особенностей.
        ГАЛАМАРСКИЙ КАМЕННЫЙ ЧЕШУЙНИК(Draconis lapis numquam)
        С этим драконом справиться непросто. Его чешуя цветом и толщиной напоминает каменные плиты. Обычно ящер прячется среди скал, поджидая жертву - горных коз или неосмотрительных путников. В засаде он невидим и неуязвим. Сразить его можно, лишь когда он приступает к еде. Для успешного нападения следует взобраться повыше, швырнуть дракону козу и дождаться, когда он раскроет пасть. От движения челюстей чешуя на затылке расходится, и в образовавшийся просвет можно вонзить копье.
        Крупный дракон-отшельник, обитает в основном в предгорьях Вепревого хребта.
        Окрас: от золотисто-песчаного до коричневого, с оттенками древесной коры.
        Средняя длина: 47 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 10,5 стоуна.
        Общие замечания: Камнеподобная чешуя невероятной прочности, в отличие от чешуи других драконов не поддается растворению в кислоте и не дробится под ударами кузнечного молота. Материал подобной твердости подошел бы для доспехов, но чешуйка размером с женскую ладонь весит больше, чем гвардеец в полном боевом облачении.
        НАГА-ДУШЕБРОД (Draconis mare spinatea)
        Ужасный и огромный дракон, по счастью, обитает только в открытом море. Непонятно, как его убить. Разве что привязать себя к лодке, будто наживку, предварительно вложив ракушку в рот.
        Крупный дракон, гнездится на скалистых необитаемых островах в море Терры.
        Окрас: чешуя всех оттенков синего, от лазури до индиго.
        Средняя длина: 33 шага от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 7,5 стоуна.
        Общие замечания: Хвост в два раза длиннее туловища, что делает дракона неуклюжим на суше, но прекрасно подходит для ловли рыбы на лету. Обычно дракон загибает хвост крючком и опускает его в воду, летя над морем. Питается марлинами, морскими львами, дельфинами и орками. Мужские особи сразу поглощают улов, а женские особи уносят добычу потомству, в островные гнездовья.
        Остается загадкой, какую именно роль играют эти драконы в подводной экосистеме Терры. И что испытывает марлин, когда крылатое создание выхватывает его из воды и уносит в адскую безводную высь?
        АЛЬМИРСКАЯ РЕЧНАЯ ГРЫМЗА(Draconis flumine daeas)
        Крупный бурый дракон, обитающий в реках. На грымзу лучше охотиться зимой. В холодной воде они не набираются сил до полудня. Подводное логовище дракона легко опознать по более светлой прибрежной почве и густым зарослям голубых водяных лилий. Лучше всего подгрести к логовищу на большом баркасе - шагов тридцать длиной - и швырнуть в воду увесистый камень. Грымза поднимется на поверхность и раскроет пасть, чтобы проглотить баркас, и вот тут-то и следует метнуть копье в подставленное незащищенное нёбо. Если удачным ударом поразить мозг, то дракон издохнет, прежде чем успеет сомкнуть челюсти.
        Крупный дракон, обитает в альмирских реках.
        Окрас: чешуя выглядит бурой, но в действительности ее цвет варьируется от изумрудно-зеленого до лазурного.
        Средняя длина: 42 шага от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 11,5 стоуна.
        Общие замечания: Питается придонной рыбой, раками и сомами, а также выдрами. Угрозы для людей не представляет, но альмирцы боятся его из-за устрашающих размеров. Речная кикимора - жизненно важный элемент альмирского природного комплекса. Драконий навоз удобряет речные берега и способствует росту водяных растений, чьи корневые системы предотвращают эрозию почвы в сезон дождей, а буйная растительность служит кормом для травоядных.
        КУРНОСЫЙ ДУБОЛОМ(Draconis var coruptan)
        Встречаются особи самых разных размеров - одни не больше лошади, другие способны сокрушить крепостные стены. Чешуя толстая, хребет шипастый. Предпочитают устраивать логовища на лужайках в дайновых лесах, зарываясь в корни деревьев.
        Задранный (курносый) нос не позволяет поразить дракона в глаз. Следует применять копье с особо длинным древком и целиться в ноздрю - так легче повредить мозг.
        Ареал обитания - дайновые джунгли.
        Окрас: характерная крапчатая черно-белая чешуя.
        Средняя длина: 12 шагов от носа до кончика хвоста (приблизительные данные, поскольку размер варьируется).
        Средний вес сердечной мышцы: 1,25 стоуна.
        Общие замечания: Задранный короткий нос - причина частых воспалений дыхательных путей. Вероятно, белая плесень, поражающая корни дайновых деревьев, помогает драконам справляться с инфекцией. Таким образом создается любопытный симбиоз, причем если истребят один вид, то исчезнет и другой.
        АЛЬМИРСКИЙ ОЗЕРНЫЙ ХРИПУН (Draconis luc vocifera)
        Мелкий и не особо опасный дракон. Приказов на его уничтожение почти не выдают. Если хрипун угнездился в озере близ поселения, то местному барону достаточно отправить на расправу отряд гвардейцев, тем самым избегая уплаты налогов на собранное драконье масло.
        Тот, кому посчастливилось получить грамоту на истребление хрипуна, не станет заниматься долгими поисками, а просто отправится к ближайшему озеру и поплещется в воде. Хрипун сам найдет драконьера.
        Ареал обитания - побережье Атласа и долины Горгоны.
        Окрас: темно-зеленая чешуя под водой выглядит черной.
        Средняя длина: 7 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 1 стоун.
        Общие замечания: Гнездовье озерного хрипуна - признак чистого водоема. Точно так же, как цапли сдерживают рост поголовья рыбы и лягушек, хрипун контролирует размножение мелких хищников - например, выдр, койотов и енотов. Этот озерный санитар предотвращает чрезмерное разорение гнезд водоплавающих птиц и змей, не позволяя нарушать хрупкое природное равновесие.
        ЖЕЛТОСПИННЫЙ ГРИЗЕЛ(Draconis hallucina favar)
        Мелкий дракон, не крупнее большой собаки, что не уменьшает его опасности. Он быстро разогревается и взлетает со стремительностью ястреба. Его следует ловить на земле, но с большой осторожностью. Желтые шипы на спине выделяют яд, вызывающий жуткие видения.
        Мелкий дракон. Ареал обитания - долина Горгоны. В летние месяцы прилетают на побережье Папирии.
        Окрас: туловище покрыто черной чешуей с ярко-желтыми шипами вдоль хребта.
        Средняя длина: 2 шага от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 0,5 стоуна.
        Общие замечания: Небольшой размер позволяет дракону быстро разогревать кровь. Самой примечательной характеристикой этой разновидности являются ядовитые шипы. Яд вызывает галлюцинации, судороги и в некоторых случаях паралич со смертельным исходом. Ядовитые железы начинают работать на втором году жизни дракона. Вероятно, это как-то связано с характером его питания. Необходимо дальнейшее изучение.
        СЕРОКРЫЛЫЙ КОЧЕВНИК(Draconis ravus vargus)
        Дымчатый дракон средних размеров. Охотиться на него трудно, потому что он проводит в воздухе почти весь день, от рассвета до заката, пролетает сотни лиг, а гнездится на вершине одиноких скал. Однако же его любимая пища - гигантские речные черепахи. Лучше всего отыскать пустынный речной островок, привязать там черепаху, а самому укрыться в засаде. Кочевник прилетит и начнет долбить черепаший панцирь. Тут-то дракона и можно пронзить копьем в пасть.
        Редкая разновидность, с самыми крупными территориальными владениями.
        Окрас: от светло-дымчатого до угольно-серого.
        Средняя длина: 17 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 3,5 стоуна.
        Общие замечания: Размах территориальных владений означает, что эти драконы оказывают влияние практически на все природные зоны Терры. Как правило, кочевники пожирают зверье на водопое и таким образом оберегают прибрежную растительность от чрезмерного вытравления.
        По слухам, Сайлас Бершад сделал кинжал из клыка серокрылого кочевника, однако нам пока не удалось добиться такого же результата.
        ПАПИРИЙСКИЙ МЛЕКОКРЫЛ(Draconis pallida vela)
        Я убил одного-единственного дракона этой породы. Он был хворый, полуслепой и не мог летать. Неизвестно, как он добрался в южные края. Я подошел к нему и просто вонзил копье в драконий глаз. Все произошло с такой легкостью, что мне стало противно.
        Ареал обитания - Папирийские острова.
        Окрас: типичный. Белые крылья и черное туловище.
        Средняя длина: 14 шагов от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 3,5 стоуна.
        Общие замечания: Распространен только в Папирии. Питается мелкой рыбой и дичью. Выделяет масло черного цвета, отличающееся особой вязкостью и густотой. Разведенным маслом папирийцы пропитывают корабельные корпуса. Масла одного дракона хватает на сотню судов. О других свойствах масла млекокрыла ничего не известно, но они несомненно представляют интерес.
        ГАЛАМАРСКИЙ ЗЕЛЕНОРОГ(Draconis cortex circumsta)
        Большой, зеленый и злобный. Быстро разогревается. Иногда способен подняться на крыло до восхода солнца. Устраивает логовище в ясеневых и кедровых рощах. Оставляет хорошо заметные следы на коре, потому что любит тереться рогами о стволы. Рог мешает меткому броску в драконий глаз, но брюхо ящера покрыто мягкой чешуей. Надо присесть, держа копье строго вертикально, острием вверх, и если очень повезет, первым же броском зеленорог сам себя выпотрошит.
        Ареал обитания - галамарские леса.
        Средняя длина: 23 шага от носа до кончика хвоста.
        Средний вес сердечной мышцы: 4,5 стоуна.
        Общие замечания: Странная привычка тереться рогом о хвост представляет определенный интерес. Вскрытие показало, что от рога по всему телу проходят полые сосуды. Судя по всему, трение рога служит для разогрева тела, чем и объясняется способность к быстрым действиям до восхода солнца.
        Эти драконы почти истреблены в Галамаре; отдельные особи укрылись в труднодоступных местах, а на территории Галамара практически исчезли ясеневые рощи.
        Благодарности
        Писательский труд требует уединения, а вот создать книгу можно лишь общими усилиями. Без помощи и поддержки окружающих Бершад Безупречный и его спутники продолжали бы свои странствия лишь в моем воображении.
        Во-первых, я благодарен моему литературному агенту Кейтлин Бласделл и моему редактору Кристоферу Моргану. Они с самого начала подбадривали и поддерживали меня мудрыми советами. Огромное спасибо всей команде в американском отделении издательства «Тор», а также Белле Пейган и сотрудникам британского отделения «Тора».
        Спасибо Мелоре Вольф, Грегу Хрбеку и Гэри Блаувельту за неоценимую помощь начинающему писателю. Спасибо Джастину Энтони, который, прочитав книгу в ранней редакции, настоял на том, чтобы я продолжил работу.
        Спасибо моим родителям: если бы не их любовь и забота, я бы не справился. Спасибо также брату с сестрой за то, что не давали мне спуску.
        Пока я писал книгу, Лола, моя верная и храбрая овчарка, по большей части спала у моих ног. Она-то и придумала все самое интересное.
        И огромное спасибо тебе, Джесс Таунсенд, за доставленную радость.
        notes
        Примечания
        1
        Автор пользуется старинной английской мерой веса, 1 стоун равен примерно 6,4 кг.