Поцелуй шелки Тессония Одетт
        Связанные узами с фейри #3
        Красивый беглец ищет брак по расчету.
        Шелки, чей поцелуй смертелен, может решить его судьбу…
        Чтобы избежать гнева злобной морской королевы, шелки Мэйзи прячется на суше, зарабатывая воровством. Однажды девушка спасает тонущего человека и вытаскивает его на берег, тем самым нарушая закон фейри. В качестве наказания ей необходимо выследить спасенного юношу… и подарить ему свой смертоносный поцелуй.
        Сын печально известного убийцы фейри, Дориан, попав на запретный остров, сделает все, чтобы остаться здесь, даже если для этого потребуется жениться. А Мэйзи предстоит притвориться дебютанткой, чтобы завоевать его внимание.
        Но если любовь однажды придет на смену притворству, неужели рокового поцелуя будет не избежать?
        Тессония Одетт
        Поцелуй шелки
        Tessonja Odette
        Kiss of the Selkie
        
        
        Глава I
        Первый юноша, которого я поцеловала, тут же умер. Если я еще когда-нибудь прижмусь к чьим-то губам своими, эта смерть не станет последней. Очень надеюсь, что поцелуев в моей жизни больше не будет. Не потому, что не люблю целоваться. Я могла бы насладиться моментом, целуй меня кто-то более приятный. И уж тем более, если бы юноша не отшатнулся, задыхаясь от вкуса моих губ.
        Не в поцелуях дело, а в смертях, к которым эти поцелуи приводят.
        Нравится мне это или нет, правда остается правдой: для такой убийцы, как я, на острове Фейривэй не так много вариантов. Первый, конечно, - тюрьма. Так как я фейри - а точнее, шелка - это может означать вечную жизнь в клетке. Второй вариант - изгнание. Не так уж страшно, если бы не одно «но»: любая фейри, надолго покинувшая защитный магический барьер, окружающий остров, лишается своего бессмертия. И третий вариант - наказание. Поскольку островом Фейривэй правят фейри, нарушители закона расплачиваются за свои злодеяния в соответствии с нашими древними обычаями. В большинстве случаев, посредством ужасных, леденящих душу сделок и проклятий.
        По общему признанию, у меня, как у сбежавшей принцессы, есть хороший шанс спастись от худшей формы наказания благодаря влиянию моего отца - правителя Морского королевства.
        Но есть и четвертый вариант, созданный специально для меня, который хуже, чем первые три, вместе взятые. Тот вариант, из-за которого я в бегах уже больше года…
        И который логично приводит к моему любимому пятому варианту под названием «прятаться вечно».
        Где еще можно надежно спрятаться, если не в ярком, шумном городе Люменас?
        Засунув руки в карманы своего коричневого твидового пальто, я прогуливаюсь по оживленным улицам в центре, то и дело натыкаясь на рассеянных прохожих. Никто не смотрит в мою сторону, потому что вокруг есть более интересные вещи, чем розововолосая девушка-фейри в огромной кепке и мужских брюках. Если не присматриваться к моим заостренными ушам - отличительному признаку чистокровных фейри, - спрятанным под головным убором, то я могу сойти за человека. Хотя, даже если кто-нибудь и заметит, это неважно, потому что Люменас в равной степени является домом как для людей, так и для фейри.
        Я сворачиваю на улицу Галлей, где из-за туристов яблоку негде упасть. Улица кишит пешеходами, автобусами и даже одним или двумя автомобилями. Со всех сторон слышится шум: стук лошадиных копыт, зов рога, музыка и смех. Прожив здесь год, я уже привыкла к подобной суматохе, но помню, каким странным мне все казалось поначалу. Я думала, что от шума у меня вот-вот взорвется голова, и это навевало тоску по моей тихой маленькой лагуне. Теперь хаос для меня не более чем красочный фон.
        А лучше всего то, что подобная оживленность помогает мне зарабатывать.
        Пара людей останавливаются в нескольких футах передо мной, зачарованно глядя на заоблачно высокое здание из розового мрамора, покрытое переливающимися электрическими лампочками. Люменас из тех городов, что ночью становятся еще ярче, чем днем. Уже перевалило за полночь, а небо потемнело, но на улице светлее, чем при солнечном свете. И сейчас я не смогла бы увидеть звезды, даже если бы попыталась. Странное противоречие для города, расположенного в Звездном королевстве - одном из одиннадцати королевств фейри, составляющих остров Фейривэй.
        - Извините, - бормочу я, притворяясь, что спотыкаюсь, и натыкаюсь плечом на плечо мужчины. Он не замечает ни меня, ни того, как моя рука проскальзывает в его карман, доставая латунные карманные часы.
        «Слишком просто», - думаю я с ухмылкой и бросаю часы в сумку, внутри которой происходит шевеление, сопровождаемое приглушенным мужским голосом:
        - Миленькие часики, Мэйзи.
        - Подаксис, - шиплю я уголком рта, - сколько раз тебе напоминать, чтобы ты больше не произносил это имя? Меня зовут Перл, помнишь?
        Моя сумка снова двигается, когда пара красных клешней приподнимает верхний клапан. В глубине сумки мне не видны его глаза-бусинки, но я могу легко представить обеспокоенное выражение на крабоподобном лице Подаксиса.
        - Точно. Прошу прощения, ваше высочество. То есть Перл. Ты же знаешь, мне трудно использовать это имя. Это же все равно что лгать.
        - Это не ложь, - говорю я, хотя отчасти так оно и есть. Чистокровные фейри, такие как я и Подаксис, не способны откровенно лгать. Однако мы можем немного исказить правду. Все дело в намерениях. - Мое имя означает «жемчужина», что очень даже правда.
        - Знаю-знаю, - бормочет он и снова закрывает клапан сумки.
        В каком-нибудь другом месте я бы беспокоилась, что меня заметят разговаривающей с сумкой. Но не здесь. Не тогда, когда вокруг, куда ни повернись, так много более захватывающих вещей, на которые стоит посмотреть: крылатые люди, способные жонглировать чем угодно от кроликов до ножей, музыканты на импровизированных сценах, бьющие в барабаны и играющие на скрипках, свисающие с фонарных столбов прекрасные нимфы, что выполняют акробатические трюки на шелковых веревках. И это только в этом квартале.
        Расположенный на севере Звездного королевства, Люменас широко известен как музыкальная столица Фейривэя. В нем находится больше музыкальных залов, оперных и других театров, чем где-либо еще на острове. Тем не менее этот город также получил несколько более пикантных прозвищ: притон для разврата, погибель азартного игрока, дьявольское наслаждение, рай для воров. В конце концов, Люменас - город, кишащий богачами, которые приехали на отдых. И они, быть может, привлеченные красотой и искусством, остаются ради более острых ощущений.
        Я, например, использую этот город как убежище. Идеальное место, где принцесса может сменить свою личность и спрятаться. Здесь я всего лишь песчинка на морском берегу. Незаметная. Несущественная. Просто девушка, переодетая юношей и вытаскивающая безделушки из чужих карманов так же ловко, как девушки в Саду Орхидей задирают юбки.
        Я осматриваю толпу, пока мое внимание не привлекает группа людей на углу, столпившихся вокруг мужчины-фейри с рогами, который декламирует стихи. На нем нет ничего, кроме розовой юбки с оборками и красных подтяжек, открывающих выпяченную грудь и толстые скульптурные икры, от которых несколько человеческих женщин, собравшихся вокруг него, падают в обморок. Их мужья, похоже, разрываются между бдением за своими дорогими женами и слушанием фейри, который полностью завладел их вниманием. Это делает их всех идеальной мишенью. Я пробираюсь сквозь толпу, подхожу к одному из мужчин сзади и толкаю его локтем в бок. Он отшатывается, задевая рядом стоящего мужчину, из-за чего тот спотыкается и набрасывается на первого с хмурым видом и проклятиями. В этот момент я обхожу возмущенного мужчину с другой стороны и достаю из кармана его пальто бархатный мешочек с деньгами, заменяя на коробок спичек.
        Проще простого.
        К тому времени, как добираюсь до пересечения улицы Галлей с Третьей, в моей сумке лежат ожерелье, браслет и рубиновая серьга. Если раньше, лишь с Подаксисом внутри, моя сумка была легкой, то теперь я явно ощущаю ее вес. Я собираюсь повернуть на Третью улицу, готовая прекратить ночную охоту, когда что-то на Галлей снова привлекает мое внимание. Группа хорошо одетых аристократов задерживается у дверей Бриллиантового оперного театра. Смеясь, они болтают рядом с каретой, запряженной четверкой. Мужчины облачены в свои лучшие сюртуки, цилиндры и шелковые галстуки, в то время как ближайшая ко мне женщина может похвастаться облегающим черным вечерним платьем, белыми перчатками и изящной сумочкой из бисера, висящей на ее запястье. Но не это привлекает мое внимание, а украшение, которым заколот на затылке аккуратный пучок локонов. Серебряный гребень в форме морской раковины, инкрустированный переливающимся перламутром. При виде этой вещицы мой нос дергается, как будто мне вдруг захотелось чихнуть. Подобное всегда происходит, когда я замечаю какое-нибудь особенно заманчивое сокровище.
        Моя сумка шевелится, когда Подаксис отодвигает клапан в сторону. На этот раз он выглядывает наружу.
        - Не делай этого, Мэйз… Перл. Ты же знаешь, что происходит по эту сторону Третьей улицы.
        - Знаю, - бормочу я, не отрывая глаз от гребня. Он прав. К востоку от Третьей улицы, на Галлей проживает очень элитная клиентура, в отличие от коварного хаоса западной стороны. Здесь улицы гораздо менее оживленные, а звуки, доносящиеся из театров, более мягкие и мелодичные, что увеличивает шансы быть пойманной на воровстве. Не говоря уже о том, что городская тюрьма находится в квартале к востоку отсюда.
        - На сегодня достаточно, - говорит Подаксис с мольбой в голосе. - Но что еще важнее, я бы предпочел не возвращаться в тюрьму.
        - Мы были там всего лишь раз и только на пятнадцать минут, - испускаю я вздох. - Как же я хочу этот гребень.
        - Делай что хочешь, мне все равно, - ворчит он, когда забирается обратно, на дно моей сумки.
        - Я так не думаю, мой друг. - Я заворачиваю за угол оперного театра и останавливаюсь, чтобы полностью открыть свою сумку. Смеющиеся туристы проходят мимо, не обращая на меня никакого внимания. Глядя на Подаксиса сверху вниз, я улыбаюсь ему. - Мне понадобится твоя помощь в этом деле.
        Он щелкает клешнями.
        - А что, если я откажусь?
        - Ты этого не сделаешь.
        - С чего ты взяла?
        Я подмигиваю.
        - Потому что в итоге ты никогда этого не делаешь, и потому что ты мой лучший друг. А теперь пойдем. Ничего сложного! Ты знаешь, что делать.
        - Ты всегда вспоминаешь, что я твой лучший друг, в самое неподходящее время, - вздыхает он, но, несмотря на свои протесты, начинает вылезать из сумки. Я помогаю ему и сажаю у своих ног. Взвизгнув, он несется к зданию, подальше от топота прохожих. На него бросают несколько любопытных взглядов, но ни один из них не задерживается надолго. Появлением фейри на улицах Люменаса никого не удивить, хотя Подаксис - не самый распространенный вид, который встречается в Звездном королевстве. Он грибной эльф, размером с маленького терьера. Своими красными клешнями и покрытым мхом зеленым панцирем, на котором растут многочисленные грибы странной формы, Подаксис напоминает краба. Его вид, как правило, обитает в королевствах с влажным или теплым климатом. Звездное королевство можно считать достаточно комфортным для него, но мягкая погода и ничем не примечательный климат редко отвлекают его сородичей от более благоприятных мест, как, например, Лунное, Земляное или Огненное королевства.
        - Готов? - спрашиваю я.
        - Нет, - бормочет он в ответ, но поднимает клешни.
        С глубоким вздохом я натягиваю кепку на лоб, убедившись, что все выбившиеся пряди моих коротких розовых волос надежно спрятаны. Мы с Подаксисом бросаемся бежать, он - к запряженной четверкой карете, а я - к болтающей толпе. Я теряю своего друга из виду, когда прохожу мимо группы около оперного театра. Раздается ржание, за которым следует стук лошадиных копыт.
        - Что это такое? - ахает женщина с украшением в волосах, и остальные поворачиваются в сторону шума. Две лошади в передней части упряжи пытаются встать на дыбы, и женщина делает шаг назад… ко мне. Крутанувшись, я протягиваю руку, снимаю расческу с ее затылка и кладу ее в карман.
        Я едва не хихикаю вслух. Как же просто.
        Из-под задней части кареты выбегает Подаксис. Там мы и встречаемся. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и отваживаюсь оглянуться на толпу. Они все еще пытаются успокоить испуганных лошадей.
        - Ты отлично справился, - шепчу я, прижимая его к груди. Несмотря на собственную уверенность, я знаю, что лучше не задерживаться на месте, чтобы позволить ему вернуться в мою сумку. Сделаю это после того, как мы завернем за следующий угол Третьей. Когда окажемся подальше от тюрьмы, что вырисовывается на другом конце улицы.
        - Это было унизительно.
        - Но это сработало. Я же говорила…
        - Мой гребень! Джордж, ты его не видел?
        Мое сердце подскакивает к горлу, но я продолжаю смотреть прямо перед собой. Четвертая авеню находится всего в дюжине футов от отеля. После этого…
        - Эй, ты! Мальчишка! - кричит мужской голос у меня за спиной.
        - Ракушки, - бормочу я, ускоряя шаг, но уже слышу стук изящных туфель по тротуару.
        - Перл, - голос Подаксиса повышается на октаву.
        - Знаю-знаю. - Мои ноги рвутся вперед, но я заставляю себя сохранять спокойствие и вести себя естественно. Наконец, я сворачиваю на Третью улицу…
        И чуть не сталкиваюсь с двумя людьми. Накрахмаленные горчично-желтые пиджаки и черные колоколообразные шлемы выдают в них городских патрульных. Я отшатываюсь назад и в сторону, едва не спотыкаясь о собственные ноги.
        - Следи, куда идешь, - говорит один из них с насмешкой. Он фейри с коричневой кожей и огромными изогнутыми рогами по обе стороны от шлема. Женщина-патрульный рядом с ним выглядит как сильфида[1 - Сильфида - в средневековом фольклоре дух воздуха в облике женщины.], с ее голубой кожей и волосами. Сильфиды могут быть красивыми и стройными, но они, как известно, мастерски владеют мечом. Тут я замечаю один у нее на бедре.
        - Извините, - бормочу я, стараясь, чтобы мой голос звучал ниже, чем есть на самом деле. Даже при условии, что патрульные такие же фейри, как и я, загляни они ко мне в сумку или в карманы, я не получу от них никакого снисхождения.
        Сильфида начинает отступать в сторону, чтобы дать мне пройти, когда позади раздается крик:
        - Мальчик!
        Офицеры, прищурившись, смотрят на меня. Я бросаю взгляд в сторону и вижу несущегося по тротуару мужчину, одного из тех, что стояли у театра. За ним спешит женщина, у которой я украла гребень. Когда она замечает, что прижато к моей груди, ее глаза округляются.
        - Это существо напугало лошадей.
        - Ставлю пятьдесят фишек, что мальчишка - вор, - говорит мужчина.
        - Ракушки, - ругаюсь я себе под нос и отступаю к ближайшему зданию.
        Патрульные не дают мне сделать больше двух шагов, прежде чем начинают надвигаться на меня.
        - Выверни карманы и открой сумку, - требует мужчина-патрульный, протягивая ко мне руку.
        Я делаю еще один шаг к зданию.
        Затем закрываю глаза.
        И исчезаю.
        Глава II
        Открыв глаза, я обнаруживаю, что мир приобрел тревожный оттенок фиолетового, который охватывает все, от офицера, застывшего на месте в попытке схватить меня, до его спутницы-сильфиды и двух аристократов, что также неподвижны. Даже мы с Подаксисом стали фиолетовыми. Еще более странным кажется то, что изменилось буквально все: я, мой крабообразный друг, окружающие нас люди, улица и здания. Вся материя теперь состоит из кружащихся, пульсирующих фиолетовых частиц, которые постоянно находятся в движении, несмотря на то, что каждое живое существо застыло. Или почти застыло, поскольку каждый из присутствующих хоть и едва заметно, но все же продолжает двигаться.
        Так всегда бывает, когда я исчезаю. Тем не менее я все еще не привыкла к этому и не уверена, что когда-нибудь смогу.
        Я бросаюсь к зданию, но вместо того, чтобы нестись со всех ног, будто бы плыву от одной ступеньки к другой, или пробираюсь сквозь плотный песок, или иду вброд по мутной воде. Пусть мои движения плавны, а под ногами твердая почва, но мое тело реагирует не так, как в реальном мире. Все потому, что я не в реальном мире.
        Я в Двенадцатом королевстве.
        На острове Фейривэй существует одиннадцать королевств, каждое из которых названо в честь какого-либо элемента, времени года или небесного светила. У каждого королевства свой климат, а территория наглядно показывает, почему было выбрано именно такое название. Каждым королевством правят два члена королевской семьи фейри - благой и неблагой. Первый контролирует вопросы повседневной жизни, финансов и отношений между людьми и фейри, в то время как второй защищает природу и поддерживает древние традиции. Однако существует и двенадцатое королевство, в котором нет ни правителя, ни разделения на благих и неблагих. На самом деле, это и королевством-то не назовешь. Это дом Всего Сущего, царство, где зарождается магия фейри. И нет, наносить случайный визит, как я сейчас - ненормально.
        В первый раз я попала в Двенадцатое королевство случайно. Это случилось почти год назад, когда я только обосновалась в Звездном королевстве и только начала воровать. Двое патрульных, поймавших меня за кражей часов, отвезли нас с Подаксисом в городскую тюрьму. После того, как они заперли нас в темной камере, я могла думать только о том, как отчаянно хочу принять неблагую форму. Большинство фейри обладают двумя формами, которые они могут выбрать в любой момент. Неблагая - естественная форма фейри, часто животная или эфирная по своей природе, в то время как благая - более человеческая, как та, которую я ношу сейчас. Только я отличаюсь от других. Я шелки - фейри-тюлень. В отличие от почти любого другого вида фейри, шелки для изменения формы нужно нечто большее, чем простое намерение. Чтобы принять благую форму, мы снимаем наши тюленьи шкуры, а чтобы вернуться к неблагой, должны надеть эти шкуры вновь.
        Не знаю, почему для нас все так сложно. Все остальные фейри при смене формы отделываются разве что легкой дрожью, а я каждый раз испытываю большие неудобства. Тогда, в тюрьме, я полагала, что разрушила свой план под названием «спрятаться навсегда», и мечтала только о том, чтобы сменить форму, просто прикоснувшись к магии Двенадцатого королевства, как это делают все остальные. Конечно, даже будь у меня под рукой тюленья шкура, это не принесло бы особой пользы. Патрульные должны были скоро вернуться, чтобы заняться мной. Они заставили бы меня раскрыть свою истинную личность, независимо от того, в какой форме я находилась в данный момент. Это, в свою очередь, раскрыло бы мое местоположение человеку, от которого я изо всех сил пыталась скрыться. Однако мое желание принять неблагую форму было вызвано не попыткой спастись, а найти в ней утешение. В ее мехе, жире и всем том, что когда-то ассоциировалось у меня с безопасностью. Я подумала, что, если ничего уже не исправить, мне, по крайней мере, будет комфортно. Поэтому я закрыла глаза и попробовала. Я очень, очень старалась…
        И оказалась здесь, вне времени и формы.
        В тот раз я сбежала так же, как делаю это сейчас. И, честно говоря, как делала еще примерно полдюжины раз до этого.
        Я глубоко дышу. Мои легкие реагируют слишком медленно, наполняясь воздухом, который совсем не похож на воздух. Мое сердце почему-то бьется одновременно и вяло и быстро. Я добираюсь до первой попавшейся двери, к которой меня привела несчастная судьба, и прохожу через нее, даже не потрудившись открыть. Когда вся материя состоит из жужжащих частиц света, в подобных формальностях нет необходимости. Окинув пространство беглым взглядом, я замечаю состоящие из тех же фиолетовых молекул столы и стулья. Должно быть, это ресторан. Я не вижу никаких телесных очертаний, так что заведение, скорее всего, закрыто. Пробираюсь в заднюю часть комнаты, все еще чувствуя, будто мои ноги скованы грязью, и почти дохожу до кухни, когда мое внимание привлекает ближайший, полностью сервированный стол. Мой взгляд останавливается на четырех зубцах и длинной ручке. Вилка. Хотя я способна видеть ее только как силуэт движущегося, жужжащего фиолетового света, зубчатый кончик мне незнаком. Готова поспорить, что это серебро. Будь у меня сейчас настоящий нос, его бы покалывало. Я бросаю взгляд на Подаксиса, все еще прижатого к моей
груди. К счастью, он совершенно не осознает, что происходит, иначе точно бы сказал мне не делать того, что я задумала.
        - У меня есть еще несколько минут, - говорю я голосом, который звучит слишком ровно для меня. С улыбкой, которая очень медленно расплывается на губах, что совершенно не соответствует моему возбуждению, я пробираюсь к вилке и кладу ее в карман.
        Мой желудок сжимается, а давление за веками начинает нарастать.
        - Ракушки, - бормочу я. Мой голос снова звучит неправильно в моих ушах. - Думаю, несколько минут истекли.
        Твердо глядя вперед, чтобы избежать дальнейших искушений, я выхожу из ресторана и мчусь через кухню. Правда, вместо «мчаться» больше подойдет «ползти». Или «бултыхаться». Бег, который на самом деле не является бегом. Давление в моей голове продолжает нарастать, покалывая каждую фиолетовую частицу, из которой состоит моя плоть, кровь и сухожилия. Мои движения начинают замедляться, ноги кажутся слишком тяжелыми, а ступни слишком толстыми. Но дверь всего в нескольких шагах.
        Фиолетовый свет начинает рассеиваться, сквозь него проступают другие цвета. Частицы становятся толще, их жужжание замедляется. Я подхожу к двери и толкаю ее, обнаружив, что она гораздо более прочная, чем та, которую я до этого прошла насквозь. Тем не менее я продолжаю пытаться, отталкивая молекулы, которые когда-то были размером с булавочную головку, а теперь больше похожи на грейпфруты. Мое зрение затуманивается как раз в тот момент, когда рукой я прорываюсь на другую сторону. Собрав оставшиеся силы, я вытаскиваю себя, дюйм за дюймом, вдох за вдохом.
        Наконец, я прорываюсь, а мир вокруг возвращается в нормальное русло.
        Хватая ртом воздух, я прислоняюсь к стене рядом с дверью ресторана. Никак не могу заставить себя открыть глаза, но тишина в сочетании с затхлым запахом гнили, проникающим в ноздри, наводит на мысль, что я нахожусь в переулке за зданием.
        - О, ради любви к ракушкам, - говорит Подаксис. - Ты снова это сделала? Тебе действительно следует научиться себя сдерживать.
        Я крепче сжимаю друга и опускаюсь на землю. Слезы текут по щекам, пока я пытаюсь отдышаться.
        - Ты же сам говорил, что не хочешь возвращаться в тюрьму, - выдавливаю я из себя. Мое горло горит, а голос такой же слабый, как и конечности. Тело сотрясает внезапный озноб. На то, почему я продолжаю воровать старомодным способом вместо того, чтобы использовать свою странную способность проникать в Двенадцатое королевство, есть веская причина.
        В молчании Подаксиса я чувствую его желание отругать меня, но вместо этого друг прижимается ближе и похлопывает меня клешней по плечу.
        Проходит несколько минут, прежде чем я прихожу в себя. Удостоверившись, что могу продолжить путь, я открываю клапан своей сумки и позволяю Подаксису забраться внутрь, а затем поднимаюсь на все еще дрожащие ноги. Я осторожно пробираюсь к выходу из переулка, который находится на противоположной стороне от того места, где меня чуть не поймали. Надеюсь, патрульные уже прекратили поиски. Они, наверное, все еще удивляются, как это я умудрилась в мгновение ока исчезнуть. Не обнаружив никаких признаков погони по обе стороны улицы, я жду, пока мимо пройдет группа подвыпивших молодых людей, одетых только в легкие рубашки, и следую за ними, придавая своей походке больше развязности в попытке смешаться с толпой.
        Через несколько кварталов я добираюсь до улицы Ориона и отделяюсь от группы. Здесь, вдалеке от потрясающего зрелища, которым является улица Галлей, довольно тихо. Вместо высоких отелей, элегантных театров и показывающих свои таланты уличных артистов здесь расположены всякие диковинки: уникальные галереи, малоизвестные музеи восковых фигур, а также открытые совсем недавно кафе и клубы. Возможно, самым молодым из заведений является театр прозы «Стервятник», который я к тому же называю домом.
        Я добираюсь до театра, чей фасад с облупленной черной краской сразу бросается в глаза. По крайней мере, вывеска над дверью новая. На ней свежевыкрашенными красными буквами написано «Проза стервятника» с прислонившимся к букве «А» в слове «проза» одноименным рыжим пернатым в балетной пачке.
        Войдя, я нахожу главный зал пустым. На сцене темно, ни одного зажженного огонька. Последнее представление закончилось еще в десять, и все посетители давно ушли, так что необходимости тратить драгоценный свет не осталось. Не то чтобы мы вообще когда-либо тратили электричество впустую.
        Вместо этого мы предпочитаем использовать почти архаичное газовое освещение. Даже если электричество легко получить от лей-линий[2 - Лей-линии - единая сеть предположительно силовых линий энергетического поля земного шара, соединяющих древние священные места.] магии фейри, что пересекают остров, его использование все равно стоит больших денег. По словам мистера Таттла, менеджера «Прозы стервятника», театр нуждается еще во многих улучшениях, прежде чем электричество станет приоритетом. Только попробуйте возразить, и он будет продолжать причитать о том, как в его дни зрители испытывали благоговейный трепет не от трюков причудливого освещения, а от невероятной игры актеров.
        Так что излишне говорить, что я научилась не спорить с ним о стоимости света.
        Я уже преодолеваю половину комнаты, когда до моих ушей доносится чей-то смех. Из-за кулис выходят четыре фигуры, и их лица загораются, когда они замечают меня.
        - Перл, - говорит Мартин с сияющей улыбкой. Светловолосый мальчик, полуфейри, подходит ко мне, засунув руки в карманы, и остальные трое - Надя, Клаус и Стэнли - следуют за ним. Мартин сдает карты в клубе на другом конце улицы Ориона, а остальные - такие же жители «Прозы стервятника», как и я. Однако эти трое являются постоянными артистами театра, в то время как я просто воришка, что помогает финансировать их художественные проекты.
        Мартин неловко переминается с ноги на ногу и смотрит на меня из-под ресниц. Несколько недель назад мы провели вместе пару ночей. С тех пор он ведет себя все более внимательно, из-за чего я стараюсь не чувствовать себя слишком польщенной. Ему прекрасно известно, что наши отношения не могли долго длиться.
        - Приветствую, Мартин, - говорю я, сохраняя официальный тон.
        Кажется, его совсем не смущает отсутствие теплоты в моем голосе.
        - Мы идем в «Медовый домик». Не хочешь с нами?
        «Медовый домик» - это малоизвестный трактир, в котором подают только одну вещь - грушевую медовуху. Там также можно найти вино, экстракт, порошок и несколько других форм галлюциногенных плодов фейри.
        Я притворно зеваю.
        - Нет, спасибо. Думаю, сегодня я просто лягу спать пораньше. У меня выдался долгий вечерок. - Несмотря на лучшее самочувствие, чем после возвращения из Двенадцатого королевства, ощущение, что вечер действительно тянулся бесконечно. Но разве не все они такие? Так что по большей степени я просто не хочу давать Мартину ложную надежду.
        Его лицо вытягивается.
        - Ты уверена? - В его глазах я вижу все, что он оставляет невысказанным. Все, что он хочет услышать от меня: что ему следует оставить своих друзей и, возможно, лечь пораньше вместе со мной.
        Но я не собираюсь этого говорить. Мне вообще не следовало с ним заигрывать. Романтика и смертельные поцелуи не являются рецептом крепкой пары.
        - Уверена. Но все равно желаю вам приятно провести время.
        Я отступаю в сторону, но Мартин скользит пальцами по моему предплечью. Выражение его лица становится умоляющим.
        - Да ладно тебе…
        - Она не обязана идти, если не хочет, - вмешивается Надя, подходя ко мне, и бросает на Мартина многозначительный взгляд, пока тот не отпускает мою руку. Затем она с теплой улыбкой поворачивается ко мне. - Это не значит, что я не хочу, чтобы ты составила нам компанию. И ты тоже, Подаксис.
        Я смотрю вниз и вижу, как мой друг выглядывает из сумки. От грибов на его панцире исходит слабое сияние, хотя обычно они вообще не светятся.
        - Как-нибудь в другой раз, - говорю я намного более любезным тоном, чем тот, что использовала с Мартином.
        - В следующий раз, - говорит она, подмигивая, и направляется к двери. Клаус обнимает Стэнли за плечи и посылает мне воздушный поцелуй, в то время как его товарищ машет мне на прощание. После чего парочка уходит вслед за Надей. Мартин задерживается. Он открывает рот, но прежде, чем успевает произнести хотя бы слово, я протискиваюсь мимо него, чтобы уйти за кулисы. К счастью, он не следует за мной, но мое сердце все равно замирает. Скоро нам придется откровенно поговорить, и я не жду этого разговора с нетерпением.
        Я нахожу мистера Таттла в его кабинете - комнате со старым шатким столом и покосившимися шкафами для хранения документов, которая, я почти уверена, когда-то должна была стать кладовкой для швабр. Подаксис вылезает из моей сумки, и я ставлю его на пол. Грибы на его панцире перестали светиться и вернулись к своим обычным розовым, синим, красным и зеленым оттенкам. Мне любопытно, что вызвало этот короткий приступ люминесценции, но пока что у меня есть дела поважнее.
        - Что ты сегодня принесла, дорогая Перл? - спрашивает мистер Таттл, не оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Я бросаю взгляд через его плечо и вижу, как он пересчитывает марки и фишки - валюту Звездного королевства. Мистер Таттл - пожилой джентльмен лет семидесяти и человек в прямом смысле этого слова. Его морщинистая кожа напоминает мне морского слона, а редкие седые волосы - потрепанных ветром чаек, за которыми я обычно наблюдала из своей лагуны.
        - Только несколько блестящих вещиц, - говорю я, высыпая содержимое своей сумки на его стол: пара карманных часов, три кошелька с деньгами, браслет, ожерелье и две серьги от разных наборов. Мистер Таттл отодвигает цитриновые марки в сторону и подносит к глазу лупу. Одну за другой, он осматривает каждую находку, одобрительно хмыкая. На этот раз никаких вздохов благоговения, потому что я редко приношу что-то чрезвычайно ценное. В нашей работе это считается хорошей тактикой. Что-нибудь слишком впечатляющее может привлечь к нам нежелательное внимание.
        Закончив осмотр, мистер Таттл снова берет в руки ожерелье, украшенный крошечными аметистами большой кулон на медной цепочке.
        - Мадам Лилиан это понравится, - говорит он с кривой усмешкой.
        Я приподнимаю бровь.
        - О, уверена, что так и будет, но не позволяйте ей уговорить вас и в этот раз, мистер Таттл. Последнее ожерелье вы продали ей за половину того, что, как сами сказали, могли бы за него выручить
        Он смотрит на меня, и я почти вижу звезды в его глазах.
        - Ничего не могу с этим поделать, Перл. Она же волшебница.
        Я издаю лающий смешок.
        - Она шарлатанка, и вы это знаете.
        - Тогда почему я не могу мыслить здраво, когда она рядом?
        - Потому что у нее очень эффектное декольте, мистер Таттл.
        - По-моему, ничего необычного в ее декольте нет, - бормочет Подаксис у моих ног.
        Я поворачиваюсь к своему другу.
        - Нет, формы у нее фантастические.
        Это чистая правда. Природа одарила мадам Лилиан формами, по размеру превышающими даже голову гренландского тюленя. Чего бы я только ни отдала, чтобы иметь такие же. Или хотя бы часть того восхитительного жира, который у меня есть в форме тюленя. Но сейчас не об этом.
        Мистер Таттл вздыхает.
        - Так и есть, они фантастические.
        Я поворачиваюсь к старику и бросаю на него многозначительный взгляд.
        - Теперь вам лучше дать мне обещание. Я же фейри, так что легко могу заставить вас его исполнить. - Я подмигиваю, чтобы показать, что всего лишь шучу. Хотя в мире фейри обещания действительно могут стать обязательством, нарушение которого приведет к ужасным последствиям. Мистер Таттл знает, что я не из тех, кто торгуется.
        Он со стоном закатывает глаза.
        - Отлично. Я не позволю мадам Лилиан купить это ожерелье меньше, чем за… двадцать пять цитриновых марок.
        - Пятьдесят.
        - Сорок.
        - Отлично. Сорок. И это окончательная цена.
        Мистер Таттл усмехается. Происходящее его явно забавляет.
        - Ты просто невероятно жестока, Перл.
        - Это для вашего же блага. Не говоря уже о благе «Прозы стервятника».
        С моими последними словами мистер Таттл поспорить не может. Он несет ответственность за продажу наших так называемых сокровищ местным магазинам и сувенирным лавкам. Все вырученные деньги идут на финансирование театра. Мадам Лилиан - одна из постоянных клиенток мистера Таттла. Эта женщина покупает у нас краденые товары, а затем перепродает их доверчивым туристам под видом защитного амулета или зачарованного браслета, который принесет настоящую любовь. До чего же нелепо. Если мистер Таттл продолжит позволять этой дамочке водить его за нос, «Проза стервятника» никогда не увидит чудес современного электричества.
        - Очень хорошо, просто прекрасно. - Со смешком, мистер Таттл вручает мне пять цитриновых марок - оплату ночной работы, - а затем прогоняет меня из кабинета.
        Я кладу вырученные деньги в карман и вприпрыжку направляюсь глубже за кулисы.
        - Время отправиться в постель? - спрашивает Подаксис, слегка зевая.
        - Нет. - Я прохожу мимо узкого коридора, ведущего к спальням, и направляюсь прямо к задней двери, ведущей в переулок. - Мы отправляемся на прогулку.
        Подаксис тревожно постукивает клешнями, а его ножки стучат по деревянному полу.
        - Но ты сказала Мартину, что… никуда не собираешься.
        - Тогда я так и думала, но потом изменила свое мнение. - Я открываю дверь, ведущую в тихую ночь и в место, которое манит меня. Закрыв глаза, пытаюсь представить шум волн и соленые брызги на своей коже. Снова распахнув веки, вижу, что Подаксис наблюдает за мной из тени своего панциря.
        - Что?
        Он издает ворчливый вздох.
        - Для фейри, которая не умеет лгать, ты пугающе хороша в этом.
        Глава III
        Добравшись до мыса Вега, мы оказываемся в тихом одиночестве. Только черное небо, полумесяц и мягкий ветер. Если не оглядываться назад, где центр Люменаса, несмотря на расстояние в милю, сияет так же ярко, как маяк, я могу притвориться, что нахожусь далеко от цивилизации. Туристы приезжают в Люменас не ради пляжа, а это значит, что мыс почти всегда пуст. Тем не менее я все еще не решаюсь приходить сюда днем. Только ночью, когда луна становится всего лишь полоской света.
        Я подхожу к краю утеса, с которого открывается вид на волнуемый ветром океан, и делаю глубокий вдох. Соленый на вкус воздух пахнет домом. Я закрываю глаза, пытаясь представить, что нахожусь совсем не здесь, а там, где хотела бы быть, - во дворце Бершарбор.
        Хотя внутри самого дворца я никогда не проводила много времени. Бершарбор расположен на самом краю Осеннего королевства, на утесе, что возвышается над восточными морями владений моего отца. В детстве сухой воздух помещений, душная политика и хождение на двух ногах не привлекали меня. Я предпочитала вести жизнь тюленя на песчаном пляже под дворцом или в моей маленькой лагуне у подножия утеса. Защищенная коралловой стеной лагуна была идеальным местом, где юная шелки могла поплавать без опасностей открытого океана. Устав плавать, я грелась на теплых от солнечных лучей камнях, играла с Подаксисом или прижималась к своим братьям шелки. При этой мысли мое сердце сжимает тоска.
        - Ты уверена, что это разумно, Мэйзи?
        Я открываю глаза и отгоняю мысли об игривых братьях и сестрах, и моей кристально-голубой лагуне.
        По крайней мере, у меня есть Подаксис. Учитывая, что мы росли вместе с самого детства, я могу считать его не только моим лучшим другом, но и братом. Он осиротел, когда его родители погибли от зубов акулы. Мой отец нашел его и доставил домой, чтобы малютка стал моим компаньоном. Мы привязались друг к другу, как рыбы к воде, и с тех пор были неразлучны.
        Подаксис вылезает из моей сумки, и я ставлю его на землю. Поскольку мы совсем одни, я не напоминаю ему о запрете использовать мое настоящее имя.
        - Разумно? Не припомню, чтобы приходила сюда за мудростью.
        Он смотрит на меня и тревожно постукивает клешнями.
        - Просто тебе не следует находиться так близко к океану. Знаешь, я тут подумал, что приезжать в Люменас было плохой идеей, учитывая, как недалеко этот город от моря.
        В этом Подаксис прав. Когда я пустилась в бега и приехала в Люменас, он не скрывал своего беспокойства. Я бы тоже волновалась, если бы не слухи, что ходили об этом месте. Каждый, кто упоминал Люменас в разговоре, настаивал, что это идеальное место, чтобы исчезнуть и начать жизнь заново. Город блеска, красоты и разврата, дарящий в равной степени возможности и для художников, и для аристократов, и для воров. Место, где можно легко затеряться в кишащей толпе. Услышав все это, я решила рискнуть.
        И риск оказался оправданным. Я живу в Люменасе уже больше года и ни разу не была близка к тому, чтобы меня поймали те, от кого я так сильно старалась убежать. Не считая того единственного раза в тюрьме, конечно.
        Но тогда была простая ошибка новичка.
        - Подаксис, кто может меня здесь увидеть?
        - Здесь могут прятаться… хулиганы, - говорит он, хотя по тону понятно, что и сам слабо верит в сказанное.
        - Единственные хулиганы здесь - мы, - хихикаю я, переводя взгляд с одной стороны пляжа на другую, наблюдая линию возвышающихся над берегом валунов, из которых состоит выстроенная по периметру Фейривэя магическая стена. Каждый камень, по крайней мере, в два раза выше и в три раза шире меня, а щель между ними не более пятидесяти футов. Эти валуны, призванные защищать остров от внешних угроз, выстроились вдоль скалистого берега так далеко, насколько я только могу видеть. Самая большая армия в мире не смогла бы пробить наполненную невидимой магией стену, потому что только чистокровные фейри способны пройти сквозь нее. Так принято с тех пор, как закончилась последняя война между людьми и фейри. По крайней мере, так рассказывал мне отец. Война закончилась около двадцати двух лет назад, а я родилась только через несколько лет после этого. Но легенды гласят, что когда-то камни служили барьером, отделяющим земли людей на юге от царства фейри на севере. После того как человеческая армия напала на Фейривэй, стремясь уничтожить все живое на острове, чтобы сгубить всех фейри, мы восстали и одержали победу. Вот
тогда-то и передвинули эти камни. Вместо того, чтобы образовывать стену, разделяющую два вида, они стали защитным периметром, позволяющим людям и фейри жить вместе. Теперь люди не могут ни посетить, ни покинуть остров без сопровождения фейри, что очень строго контролируется.
        Для фейри, даже морской, за пределами каменной стены мало привлекательного. Волшебство стены простирается не так уж далеко в океан, а фейри не могут жить без магии.
        Что касается этой стороны, на мысе Вега немного вещей, способных привлечь таких, как я. Под обрывом только кусочек берега, а на нем не шикарный песок, а камни. Выглядывающие из воды валуны, чьи зазубрины покрыты ракушками. Вряд ли здесь найдется пляж, на котором шелки могли бы сбросить шкуру и потанцевать, не говоря уже о подходящем насесте для русалок и сирен. Здесь я одинока в лучшем смысле этого слова.
        Я поднимаю подбородок и придаю уверенности своему голосу.
        - Королева Нимуэ не найдет меня здесь. - Я пытаюсь притвориться, что звук ее имени не вызывает у меня дрожи. Возможно, мне следовало использовать одно из ее прозвищ. Как и город Люменас, эту женщину знают многие.
        Неблагая королева моря.
        Королева-убийца.
        Морская ведьма.
        Заклятый враг отца.
        - Если даже твой отец боялся ее, тебе тоже следует, - говорит Подаксис. - Не могу представить, что может напугать короля в его собственном океане. Ты должна быть очень осторожна.
        - Я и так осторожна.
        - Как скажешь, Перл.
        Со вздохом я сажусь и слегка вытягиваю ноги над краем обрыва. Подаксис садится рядом со мной. Я снимаю шляпу и позволяю своим коротким розовым волосам развеваться на ветру. Я наслаждаюсь лаской, танцующей в каждой пряди. После того, как весь день прятала волосы, это кажется таким же приятным, как хороший массаж. Несмотря на то что в Люменасе я чувствую себя в безопасности, прятать волосы - простая мера предосторожности. Не то чтобы розовые, как сахарная вата, волосы являются чем-то необычным для фейри. Известно, что у моего вида волосы могут быть любых оттенков. Только вот если к розовым волосам прибавить золотисто-коричневую кожу и обильную россыпь веснушек… Что ж, это немного сужает круг подозреваемых. Не забудьте еще и ракообразного друга, и я почти поймана.
        А если меня поймают…
        От этой мысли мне становится трудно дышать.
        «Она сделает из тебя убийцу, Мэйзи, - эхом отдается в моей голове голос отца. - Если королева Нимуэ узнает, что ты владеешь магией смерти, она выследит тебя. И не остановится, пока не сделает тебя одной из своих наемниц. После такого я не смогу жить. Ты не убийца, дитя мое. Я не смогу смотреть, как из тебя делают чудовище…»
        Стиснув зубы, я стараюсь отделаться от подобных мыслей и лезу в карман пальто. На моих губах расплывается улыбка, когда я достаю гребень в форме раковины. Провожу пальцами по гладкому перламутру и наблюдаю, как звездный свет отражается от серебряных зубьев.
        Подаксис постукивает когтем по травянистой земле, и каждый глухой удар наполнен упреком.
        - Вижу, ты не отдала это мистеру Таттлу.
        - Нет. - Игнорируя осуждающий взгляд его глаз-бусинок, я зачесываю одну сторону волос за ухо и закрепляю их гребнем так, что они перестают хлестать меня по глазам. - Подстричь волосы было лучшим выбором, который я когда-либо делала.
        - Ты часто это говоришь.
        - Потому что это правда. - Я снова лезу в карман и на этот раз достаю другое сокровище.
        При виде украденной вилки Подаксис ахает:
        - Я не видел, как ты ее взяла! Где ты ее нашла?
        - В ресторане.
        Я провожу пальцами по каждому из четырех зубцов, затем по выпуклому узору в виде раковины на рукоятке. Теперь, когда у меня есть время как следует ее рассмотреть, я удостоверяюсь, что это действительно чистое серебро. Мой нос дергается при виде, как вилка мерцает даже ярче, чем гребень для волос.
        - Ты ведь помнишь, что по вашему с мистером Таттлом соглашению ты должна отдавать все, что украдешь?
        - Я знаю условия нашего соглашения, Подаксис. Технически, мы не давали никаких связывающих обещаний, так что я предпочитаю думать об этом скорее как о предложении о сотрудничестве. Кроме того, я просто не могу дождаться момента, когда добавлю это в свою коллекцию.
        Под коллекцией я подразумеваю полную столового серебра шляпную коробку, которую прячу под кроватью в театре. Если бы только мне не пришлось оставить свои прежние коллекции, когда я пустилась в бега. У меня было так много красивых вещей, которые я собирала в течение долгих лет.
        - Что, скажи на милость, ты планируешь делать со своей коллекцией? Хм? Я знаю, что ты не собираешься ее продавать, хотя, могу предположить, вырученных денег хватило бы, чтобы профинансировать несколько недель выступлений «Прозы стервятника» или снять нам новое жилье.
        - Меня устраивает наше нынешнее жилье. К тому же собирать блестящие предметы не преступление.
        - Но красть их - да. Держать их под кроватью - значит оставлять повсюду улики.
        Я чешу зудящее место на голове зубцами вилки.
        - Я не храню все, что нахожу.
        - Не находишь, а крадешь.
        - Нет, не краду, а продаю, - говорю я. - Это не воровство, а скорее - взять вещь в одном месте, переместить ее в другое и получить от этого прибыль. По сути, я торговец.
        Подаксис усмехается.
        - Честное слово, не могу понять, как ты это делаешь.
        - Как я делаю что?
        Он снова постукивает ножками по земле.
        - Лжешь.
        - Если у меня получается произнести это вслух, значит, это не ложь.
        - Полагаю, что нет. Но каким-то образом ты убеждаешь себя в том, что все сказанное правда, когда по факту оно таковое лишь частично, ведь ты вплетаешь в правду ложь. Это сводит с ума.
        Я подмигиваю.
        - Только потому, что ты не овладел искусством делать это сам. Это называется «талант».
        - Я бы назвал это по-другому, - бормочет Подаксис себе под нос.
        Между нами воцаряется тишина, и я думаю, что это может стать его последним аргументом. Хотя, зная Подаксиса…
        - Почему ты не пошла на свидание с Мартином сегодня вечером? - Его тон меняется с осуждающего на нерешительно-любопытный.
        Мои мышцы все равно напрягаются.
        - С какой радости мне это делать?
        - Я думал, он тебе нравится.
        Я закатываю глаза.
        - Едва ли.
        Он неловко переминается.
        - Похоже, он нравился тебе достаточно, чтобы… ну, ты знаешь.
        Румянец заливает мои щеки, когда ночи, проведенные с Мартином, заполняют мои мысли.
        - Что ты можешь знать об этом? Только не говори, что подслушивал. Я же сказала тебе спать в другом месте, - я стараюсь говорить нейтрально, но в моем голосе слышатся истерические нотки, которые мне не удается скрыть. Подаксис - мой лучший друг, но мы не говорим об… этом.
        - Я не подслушивал, - поспешно заверяет он. Затем выражение его лица становится мечтательным, а уголки крошечных глаз опускаются вниз. - Я остался в комнате Нади. Ты знала, что она поет, когда ложится спать? У нее прекрасный голос.
        Я не могу не заметить тоску, проскальзывающую в словах моего друга. Это так трогательно и очаровательно, что я еле сдерживаю смех.
        - Погоди-ка… тебе что, нравится Надя?
        Подаксис щелкает на меня своими клешнями.
        - Ну и что, если так?
        - Надя - человек, Подаксис. Не думаю, что ее вид слишком высокого мнения об отношениях с крабом.
        - Я не… Я не краб. Я грибной эльф.
        - И все же, если хочешь произвести на нее впечатление, думаю, тебе придется преодолеть собственные предубеждения и принять благую форму.
        - Предубеждения?! Я? У меня нет никаких предубеждений. Я совсем не возражаю против благой формы.
        - Тогда почему ты не менялся раньше?
        Он трясет передо мной когтем.
        - Ты меняешь тему разговора. Мы говорили о тебе, Мэйзи. Тебе нравился Мартин. На протяжении двух недель я наблюдал, как на твоем лице появляется улыбка каждый раз, когда он рядом. Было приятно снова видеть тебя такой счастливой.
        Я качаю головой, стараясь не вспоминать, какими приятными на самом деле были эти две недели. Не то чтобы я что-то чувствовала к Мартину. Скорее, просто наслаждалась физической близостью с мужчиной… и тем, что мы делали.
        - Он слишком тощий. Мне нравятся люди с небольшим количеством жира на костях.
        - Ты говоришь так о каждом юноше, в которого пытаешься не влюбиться. Еще что они скучные. Или обладают индивидуальностью сухих водорослей.
        - Последнее я сказала только о принце Франко.
        И это было чистой правдой. До того, как я сбежала, отец считал, что лучший способ уберечь меня от королевы Нимуэ - выдать меня замуж за члена королевской семьи, правящей на суше. Вот тут-то и появился принц Франко из Лунного королевства. Тем не менее он был вампиром, способным прочитать каждую эмоцию, каждую ложь… Не лучшая партия для кого-то с таким количеством секретов, как у меня. Даже если бы я смогла убедить его жениться на мне, что бы он сделал, узнав, что мой поцелуй способен его убить?
        Нет. Брак, романтика, любовь… все это не для меня. Голос Подаксиса смягчается:
        - Разве ты не хочешь перестать убегать?
        - Я убегаю только тогда, когда меня вот-вот поймают полицейские.
        - Ты знаешь, о чем я. Мне казалось, мы приехали сюда, чтобы остепениться и начать новую жизнь.
        Я снова и снова верчу вилку в руках, чтобы скрыть, как меня раздражают его вопросы. Чем ближе Подаксис подбирается к правде, тем труднее мне становится дышать.
        - Да, знаю, но это не значит, что я должна подлизываться к каждому юноше, который строит мне глазки.
        - Мэйзи, твой отец хотел бы, чтобы ты была счастлива…
        Вот так просто в моем тщательно построенном фасаде образуется трещина. Прямо в центре моего сердца.
        - Чего ты добиваешься, Подаксис? - Мой голос срывается на его имени. - Хочешь, чтобы я признала, что несчастна? Что мне невыносимо грустно? Что я скучаю по отцу и братьям? - Он съеживается, от смущения широко раскрыв глаза, но ничего не говорит. Моя нижняя губа начинает дрожать. - Ты хочешь, чтобы я призналась, что мне одиноко?
        - Тебе не обязательно быть одинокой, - шепчет Подаксис. - Я знаю, что меня недостаточно…
        - Вполне достаточно, - обрываю я, яростно вытирая скатывающуюся слезу.
        - Нет, Мэйзи, недостаточно. Возможно, мы выросли вместе и стали лучшими друзьями, но тебе нужен еще кто-то, кроме меня. Тебе нужны другие друзья. Может быть, даже любимый.
        - Ты знаешь, почему мне запрещено влюбляться. Почему я не должна была позволять себе заходить так далеко с Мартином.
        Я закрываю глаза и в отчаянии откидываю голову назад. Меня расстраивает не Подаксис, а я сама. Это я пригласила Мартина в свою постель. До побега я снимала свою тюленью шкуру всего нескольких раз, потому что почти не покидала пляжа, на котором провела всю свою жизнь. Я была защищена, хотя даже не знала об этом. А затем приехала сюда, в Люменас, где новые впечатления и ощущения кроются на каждом углу. И узнала многое о существовании того, о чем даже не подозревала. Любопытные вещи, которые я, будучи тюленем, не понимала. Такие вещи, как флирт и занятия любовью просто ради удовольствия, а не для продолжения рода. Пару недель назад я решила, что хочу знать, на что это похоже, а Мартин согласился стать добровольцем. Честно говоря, я была удивлена, насколько быстро он смирился с моими условиями: никаких поцелуев и никаких привязанностей. В соблюдении первого правила он преуспел, но второе явно нарушил и стал слишком настойчивым. Я начинаю подозревать, что значение слова «нет» ему неизвестно.
        - Почему тебе запрещено влюбиться? Потому что ты не можешь кого-то поцеловать?
        Я бросаю на Подаксиса суровый взгляд.
        - Да, потому что я не могу поцеловать кого-то, при этом не убив его. Не забрав чью-то невинную жизнь. Еще раз.
        Подаксис постукивает своими клешнями. Уверена, он раздумывает, стоит ли говорить что-то еще.
        Когда он все же решается продолжить, его голос едва громче шепота:
        - Вряд ли можно назвать Лютера невинным.
        От этого имени у меня скручивает живот.
        - Мэйзи, - Подаксис нежно похлопывает меня по колену. - Ты не хотела его убивать.
        - Это не имеет значения, - отвечаю я хриплым, надрывающимся голосом, поднимаюсь на ноги и отступаю в сторону от своего друга. - Любить меня смертельно опасно. Я не могу так рисковать.
        - Так вот как ты хочешь провести остаток своей жизни? Воровать, чтобы выжить, и держать всех на расстоянии вытянутой руки?
        Чего я хочу, так это спокойно прожить свою жизнь, не беспокоясь о том, что королева Нимуэ найдет меня и попытается использовать мою смертоносную магию. Только я не могу заставить себя произнести это вслух, потому что тогда возникнет еще больше вопросов. Еще больше неприятных воспоминаний. Как, например, тот факт, что я фейри и, если не получу смертельную рану одним из немногих способов, которые могут нас убить, буду жить вечно.
        И та, кто охотится за мной, тоже.
        Я не просто так называю свой план «прятаться вечно».
        Этот факт пугает только тогда, когда задумываешься, насколько долгой может быть вечность. Неудивительно, что отец хотел выдать меня замуж за члена королевской семьи на суше. Сделай я это, все изменилось бы. Мне не пришлось бы прятаться и воровать. Я больше не принадлежала бы к Морскому королевству, а королева Нимуэ не посмела бы забрать меня из королевского дома, расположенного на суше.
        Но я уже смирилась, что этот брак не мог состояться. Не в моем случае.
        Никогда.
        Я смотрю на море, и в глазах рябит от отблеска лунного света на воде.
        - Я просто хочу выжить.
        - Знаешь, в жизни есть нечто большее, чем…
        - Святые ракушки, что это такое? - Я напрягаюсь, когда понимаю, что смотрю вовсе не на лунный свет, а на что-то другое. То, чего там быть не должно. Я на мгновение зажмуриваюсь, но отрицать увиденное просто невозможно. - Пожар.
        Глава IV
        Ночь такая темная, что я едва могу разглядеть завитки дыма, поднимающиеся в небо над местом кораблекрушения. Хотя отсюда корабля не видно, я точно знаю, что он там есть. Пожар относительно невелик, поэтому судно, думаю, не больше двухмачтовой шхуны. Несмотря на отсутствие вокруг торговых портов, близость его к берегу наводит на мысль, что оно направлялось в док. Даже если кораблекрушение произошло по эту сторону стены, окружающее его море сохранило часть магии острова. Это означает, что несчастье произошло в водах фейри, что оставляет два возможных варианта развития событий. Первое: кораблекрушение было несчастным случаем, а второе: следствием нападения.
        И атаковали фейри.
        Если так, было ли это законно? При приближении неизвестного судна к Фейривэю фейри имеют полное право остановить его любым способом.
        Но если его заманили в коварные сети…
        Нет, есть несколько гораздо более вероятных возможностей. Например, это торговое судно, которому одобрили въезд на остров, но капитан неправильно рассчитал координаты. Или это рыбацкая лодка, столкнувшаяся с неспокойным морем, отправившим ее далеко от специально отведенных для рыбалки вод. А что, если поврежденная шхуна просто ищет безопасную гавань для ремонта?
        Мой желудок сжимается. Если случилось что-то из этого, то нападение фейри может только усугубить ситуацию, ведь на борту могут находиться невинные люди.
        - Это не твое дело, Мэйзи, - предупреждающе говорит Подаксис. - Нам пора уходить. Если это несчастный случай, кто-нибудь обязательно придет на помощь.
        - Знаю, - говорю я, но обнаруживаю, что приросла к месту, не в силах отвести взгляд. Что, если он ошибается? Что, если только я заметила этот огонь? Поскольку с мыса Вега вид открывается так далеко, никто к востоку от Люменаса не сможет разглядеть пламя, а к западу отсюда есть только несколько прибрежных городов, расположенных достаточно близко, чтобы заметить кораблекрушение.
        - Я знаю этот взгляд, - начинает Подаксис. - Ты не можешь так рисковать.
        Он прав, но мое сердце все равно пропускает удар. Это не первое кораблекрушение, свидетелем которого я стала. Дома, со своего пляжа, я видела еще несколько. Всякий раз, когда подобное происходило в водах возле дворца Бершарбор, мои братья плыли туда, чтобы помочь. Иногда к ним присоединялся даже отец. Были ли моряки людьми или фейри, не имело значения. Как благой король Морского королевства, отец всеми силами старался поддерживать мир между людьми и фейри, чему способствовало спасение человеческих жизней при любой возможности. В отличие от Нимуэ, неблагой королевы Морского королевства, которая, вероятно, стала причиной большей части кораблекрушений, которые мне довелось увидеть за свою жизнь. Ее не просто так называют Королевой-убийцей. По крайней мере, так всегда говорил мой отец. И, в отличие от нее, когда дело доходило до спасения людей, он никогда не оставался в стороне и не успокаивался, пока не будет найден каждый выживший.
        Но сейчас… кажется, никто не спешит на помощь этому кораблю. Похоже, никто даже не замечает пожара.
        Никто, кроме меня.
        По мере того как корабль все больше и больше уходит под воду, мое настроение становится все более мрачным. Скоро поглощенное огнем судно опустится на морское дно. Ничего, кроме щепок, не останется, чтобы доказать, что оно вообще когда-то было здесь.
        И все, что я могу делать, это стоять и смотреть. Быть свидетелем смерти. Если рискну сделать что-нибудь еще, то могу попасться Нимуэ. Если корабль атаковали фейри, они все еще могут быть поблизости. И если они увидят меня, узнают…
        Подаксис дергает меня за брюки.
        - Нам пора идти.
        - Ракушки, - чертыхаюсь я себе под нос. - Ты прав.
        Сжимая пальцы в кулаки, я собираюсь с силами и начинаю отворачиваться, но мое сердце колотится в знак протеста. Но только теперь уже скудное пламя скрывается из виду, как краем глаза я замечаю темную фигуру, движущуюся в воде. Я замираю. А затем поворачиваюсь и подхожу так близко к краю обрыва, как только осмеливаюсь. Я щурюсь, чтобы разглядеть, что именно плещется между волнами. Но фигура исчезает. Я хмурюсь, уверенная, что видела что-то…
        Снова движение, на этот раз ближе. Силуэт напоминает голову и размахивающие руки. У меня перехватывает дыхание.
        - Там человек.
        - Где?
        Я указываю в нужном направлении, но фигура уже скрывается под волной.
        - Он тонет.
        - Ты ему ничего не должна. Если заплыл так далеко, доберется до берега самостоятельно.
        Он прав только в том случае, если выживший является чистокровным фейри. Если он человек или фейри только наполовину, ему не удастся пройти через магическую стену без должного сопровождения. Даже если речь идет о фейри, они ведь тоже могут утомиться. Море кажется относительно спокойным, но, учитывая, как далеко фигура находится от места крушения, она уже проплыла приличное расстояние, но все равно преодолела только полпути до берега. Еще большее беспокойство вызывает то, сколько времени прошло с тех пор, как выживший показывался на поверхности воды. Будь то человек или фейри в благой форме, я сомневаюсь, что он протянет под водой еще хоть немного.
        Я прикусываю губу, ожидая увидеть, как снова покажется фигура. Секунды тикают. Одна. Две. Три.
        Четыре.
        Голова снова показывается на поверхности, но на этот раз только на мгновение.
        - Ракушки, - стискиваю я челюсти и сбрасываю пальто, жилет и ботинки, оставаясь в одной рубашке и брюках с подтяжками.
        - Мэйзи, нет! - кричит Подаксис, когда я начинаю спускаться по склону утеса. - У тебя даже нет с собой тюленьей шкуры.
        - Я отличный пловец, - говорю я, ступая на один скалистый выступ за другим. По правде говоря, я никогда не плавала в благой форме. Даже будучи тюленем, всего несколько раз выходила в открытый океан и не отплывала слишком далеко от берега. Я никогда раньше не помогала отцу спасать людей. В этом не было необходимости, когда рядом были мои старшие братья.
        Ошеломляющее чувство того, что я веду себя неразумно, захлестывает меня, вызывая панику. Этого чувства почти достаточно, чтобы заставить меня передумать. Почти.
        Но если я ничего не сделаю и позволю этому человеку умереть… чем я лучше убийцы?
        Ты не убийца, дитя мое. Я не смогу смотреть, как из тебя делают чудовище.
        Отец никогда бы не позволил моряку утонуть, если бы имелся хотя бы крошечный шанс его спасти. Я, возможно, не отличаюсь такой же отвагой или честностью, как отец, но он верил в меня. Даже узнав, что я сделала, он верил, что я не убийца.
        Слезы наворачиваются на глаза от непоколебимости этой веры - веры, которой я теперь, невзирая на риск, обязана отдать должное уважение. Это придает мне уверенности, и я ускоряю шаг. Подаксис следует за мной по пятам, пробираясь по камням с гораздо большей легкостью. Я спускаюсь вниз так быстро, как только осмеливаюсь, пока мои ноги наконец не натыкаются на полоску скалистого берега. Не раздумывая ни секунды, я ныряю в море.
        Вода мгновенно пропитывает мою одежду, обжигает кожу, как лед. Это совсем не похоже на то, что я чувствовала в шкуре тюленя. С ней у меня были утешительные слои жира для защиты от холодной воды и перепончатые ласты, чтобы с легкостью продвигаться вперед. Теперь же все кажется неправильным. Мои брюки и рубашка слишком тяжелые, а конечности слишком длинные, тонкие и холодные. Моя благая форма не создана для плавания так, как неблагая. В то время как с утеса волны казались мне мягкими, теперь они ощущаются сильными, а течение таким мощным, что вот-вот грозит разорвать меня надвое. На ужасающую секунду я сожалею о своем импульсивном решении спасти бьющегося в воде незнакомца, потому что это может в любой момент привести меня к смерти.
        «Нет, океан не станет моей погибелью, - говорю я себе. - Даже в благой форме я все еще остаюсь шелки. А вода - их владения».
        Паника не отступает, но мое тело расслабляется. Я закрываю глаза и перестаю бороться с течением. Вместо этого я сосредотачиваюсь на ощущении воды на моей коже. Не на том, насколько холодной она кажется или как неправильно чувствует себя мое тело в море. Я пытаюсь наладить новую форму отношений с водным пространством. Мои руки и ноги, хоть и не имеют ничего общего с ластами, все еще движутся сквозь волны, все еще встречают то сопротивление, к которому я привыкла.
        Мои легкие горят, пока я пытаюсь найти нужный ритм, движение, которое подтолкнет меня вверх и вперед, чтобы глотнуть воздуха. И наконец-то я нахожу его. Мои руки прорезают путь вперед, а затем опускаются по сторонам - очень похоже на то, как плавают русалки. Мои ноги поначалу пытаются имитировать волнистые движения их хвоста, пока я продвигаюсь вверх. Тем не менее я обнаруживаю, что если вытяну ноги и оттолкнусь ими, то смогу получить столь необходимые силы для движения вперед. Возможно, моей технике не хватает элегантности, но вскоре я уже рассекаю воду почти с легкостью.
        Как раз в тот момент, когда я думаю, что мои легкие вот-вот разорвутся в груди, мне удается вынырнуть на поверхность и сделать столь необходимый глоток воздуха. Продолжая плыть, оглядываюсь на берег, пытаясь оценить, где нахожусь и как далеко заплыла: камни и берег все еще хорошо видны. После этого я ищу следы кораблекрушения. Сначала ничего не бросается в глаза, но через мгновение появляется вспышка света - почти догоревший огонь. Судя по моему расположению относительно берега и пожара, я должна быть рядом с тонущим моряком. Если он еще не ушел ко дну.
        Держа голову над водой, я оглядываюсь по сторонам и проплываю еще немного вперед. Волны обрушиваются на мое лицо, затуманивая зрение. Куда бы я ни смотрела, моряка не видно.
        Мое сердце замирает. Я потерпела неудачу. Зря рисковала собственной жизнью и безопасностью.
        - Помогите, - доносится едва слышимый сквозь шум океана глубокий, но слабый голос.
        Откуда исходит звук? Я отплываю все дальше от берега, оглядываясь по сторонам и напрягая слух, чтобы не обращать внимания на грохот волн.
        До меня снова доносится:
        - Помогите.
        На этот раз он ближе. Яснее.
        Я плыву туда, откуда слышится мольба, и замечаю в воде фигуру: голову и руки, слабо хватающиеся за деревянную доску. Это мужчина. Накатывает еще одна волна, уносящая его с собой. Я ныряю под воду и плыву к утопающему. Добравшись до того места, где видела его в последний раз, огибаю круг, разыскиваю в темных глубинах какие-либо признаки его присутствия. Вскоре воздух в моих легких заканчивается, и я выныриваю на поверхность. Оглядываюсь по сторонам, но утопающего нигде нет. Нигде. Я жду. И жду. Прислушиваюсь. Снова и снова.
        Ничего.
        - Ракушки! - шлепаю я ладонью по поверхности воды. Он только что был здесь, а теперь его нет. Последняя волна, должно быть, забрала с собой все силы, что у него оставались. Я делаю глубокий вдох и ныряю. Вода жжет мне глаза, все видится в мрачных тонах, - в шкуре тюленя все совсем не так. В неблагой форме я могу видеть под водой ясно. Теперь же я с таким же успехом могла бы быть слепой.
        Секунды тикают. Я чувствую себя беспомощной, представляя, как моряк погружается все глубже и глубже на дно, отдаляясь с каждым ударом моего сердца. Если бы только он мог просто оставаться на месте…
        Мой пульс учащается, когда в голову приходит идея.
        Я вроде как знаю способ остановить время.
        Это рискованно. Я редко отправляюсь в Двенадцатое королевство дважды за один день из-за того, какой ущерб наносит мне подобное путешествие, но я уже зашла так далеко, пытаясь спасти этого моряка. Главным образом меня убеждает не сдаваться чистое упрямство, так что я не собираюсь опускать руки. Отец, как и мои братья, никогда этого не делали.
        Поэтому я закрываю глаза.
        И исчезаю.
        Я никогда раньше не входила в Двенадцатое королевство под водой, поэтому меня удивляет то, как мало это отличается от моментов на суше. Мир становится фиолетовым. Все вокруг замирает, кроме движущихся, кружащихся частиц, из которых состоит вся материя. В почти неподвижном океане мое тело обретает новое ощущение невесомости. Если во время моего побега, в ресторане, я чувствовала, будто тащусь по вязкой грязи, то здесь обнаруживаю, что могу двигаться с немного большей легкостью и плавностью. Я расталкиваю частицы в стороны, пока плыву по воде, которая больше не является водой, рассекая замершие течения в поисках признаков жизни. В Двенадцатом королевстве фиолетовые частицы, из которых состоят живые существа, всегда отчетливее, поэтому я сосредотачиваюсь на самых ярких оттенках. Рыба здесь, угорь там. Миллиарды искр света блестят повсюду, но нет ничего похожего по размерам на человека. Я расталкиваю все больше и больше частиц, наполовину проплывая, наполовину проходя сквозь них.
        Затем мои легкие начинают сжиматься.
        Не от недостатка воздуха.
        От того, что мое пребывание в Двенадцатом королевстве подходит к концу.
        Я поворачиваюсь то в одну, то в другую сторону, двигаясь быстрее, несмотря на то, что зрение расплывается по краям. Моряк должен быть где-то здесь.
        Частицы начинают становиться больше, плотнее, вибрируя все медленнее. Скоро время возобновит свой ход, а у меня, скорее всего, не хватит сил сопротивляться этому.
        У меня нет выбора. Я должна вернуться на поверхность.
        Мое сердце замирает от поражения, когда я начинаю плыть вверх, где частицы все еще ничтожно малы.
        Вот тогда я и замечаю его.
        Ярко-фиолетовое тело, дрейфующее слева от меня.
        Я устремляюсь к нему, мои легкие горят все сильнее с каждым взмахом рук, с каждым ударом ног. В глазах у меня почти темно, когда Двенадцатое королевство начинает растворяться. Мой желудок сжимается, а горло саднит, на этот раз и от потребности в воздухе. Я протягиваю руку вслепую… и натыкаюсь на что-то твердое.
        Хватаясь за все, что только можно - за руку, за ногу, - я поднимаюсь вверх, сквозь последние остатки застывшего времени. Мои движения перестают быть быстрыми и плавными. Но я почти на месте. Почти.
        Мои губы заглатывают воздух как раз в тот момент, когда Двенадцатое королевство исчезает и оставляет морю шанс выбросить меня на берег.
        Глава V
        Я едва сохраняю здравый рассудок, когда возвращаюсь на пляж. Каждое движение - агония. Изнеможение от плавания в благой форме, последствия путешествия в Двенадцатое королевство, тяжесть потерявшего сознание моряка рядом со мной - все это оставляет меня едва способной передвигаться, и я помогаю себе лишь редкими и слабыми гребками. Только это удерживает нас от того, чтобы свернуть в неверном направлении и разбиться о скалы, расположившиеся под обрывом.
        Каким-то чудом мои ноги в конце концов натыкаются на скалистый берег. Я падаю на спину, отпуская свой груз и позволяя ему рухнуть рядом со мной. Отворачиваюсь от моряка, откашливаясь водой и желчью. Слезы текут по щекам, когда рыдание вырывается из моей груди.
        - Мэйзи, - доносится дрожащий голос Подаксиса рядом со мной, но у меня нет сил открыть глаза. - О, ваше высочество, вам не следовало этого делать.
        - Возможно, - удается мне прохрипеть.
        В течение нескольких мучительных минут я ничего не могу делать, кроме как лежать и конвульсивно содрогаться, переводя дыхание, набираясь хоть какого-то подобия сил, пока нежные волны омывают мои ноги. С каждой секундой тревога пронизывает меня все сильнее. Начинается отлив, так что можно без опасений оставаться на пляже, но меня волнует судьба человека, которого я спасла. Я должна найти в себе силы сдвинуться с места. Нужно перевернуться и убедиться, что он жив. Вздрогнув, поднимаю голову, которая кажется слишком тяжелой, но я заставляю себя перевернуться на другой бок.
        Несколько раз моргаю, пораженная тем, как близко от меня спасенный моряк. Первое, что привлекает мое внимание, - круглые уши, свидетельствующие о том, что он, по крайней мере, наполовину человек. Это меня не удивляет, ведь я с самого начала сомневалась, что выживший в кораблекрушении может быть фейри. У нас мало причин выходить в море, даже в защищенных водах. Так кого же я спасла?
        Я обращаю свое внимание на его лицо: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. Страх сковывает мой желудок.
        - Он мертв?
        Подаксис подбегает к моряку с другой стороны и постукивает когтем по его плечу. Мужчина не двигается.
        - Не знаю, - говорит он с паникой в голосе. - Может, мне его ущипнуть?
        - Не щипай. Мне нужно проверить его жизненную силу. - Я пытаюсь вспомнить все, что почерпнула из спасений, свидетелем которых когда-то была. Напрягая свои слабые конечности, я подтягиваюсь ближе, наполовину прижимаясь к груди моряка, и кладу пальцы у основания его горла, имитируя то, что, как я видела, делали мои братья. - Черт возьми, я не знаю, как это делать. Я ничего не чувствую, но, может быть, у меня просто пальцы окоченели.
        - Я все еще могу его ущипнуть. Если этот парень жив, он точно закричит.
        Игнорируя Подаксиса, я поднимаю руку мужчины, переворачиваю его ладонь, пока не нахожу нужное место на запястье. Опять же, не уверена, правильно ли все делаю, но прижимаю пальцы к складке под ладонью незнакомца. Я знаю, что мои братья таким образом проверяли, жив ли человек, но что они делали, если никаких признаков жизни найти не удалось?
        Когда в моей голове проносятся воспоминания, ответ приходит быстро.
        - Поцелуй жизни, - говорю я себе под нос. - Я не могу это сделать.
        - Поцелуй? Зачем тебе целовать его, Мэйзи? Это абсурдно и в высшей степени нелогично.
        - Нет, Подаксис. Разве ты не помнишь? Когда мои братья спасали, казалось бы, уже захлебнувшихся моряков, они прикладывали свои рты к их ртам и вдыхали в них жизнь. - Я бросаю взгляд на приоткрытые губы мужчины. - Но я не могу этого сделать, не убив его.
        Подаксис стучит когтями.
        - Может, нам стоит просто оставить его здесь?
        - Нет, только не сейчас. Я уверена, что есть какой-то другой способ. - Я заставляю себя присесть и тру глаза, как будто это поможет мне увидеть решение. Как еще мои братья помогали тонущим людям? Я воспроизвожу последнее кораблекрушение, свидетелем которого стала. Это произошло много лет назад, но все же…
        Я, будто бы сквозь туман, наблюдаю за воспоминанием. В нем мой младший брат подплывает к месту крушения в форме тюленя. Вот он возвращается с выжившим, снимает тюленью шкуру, проверяет жизненную силу на шее и запястье моряка, а после дарит ему поцелуй жизни, положив ладони на грудь моряка…
        - Вот оно! - Я прижимаю руки к центру груди мужчины и пытаюсь имитировать движения из воспоминания. Я ожидаю, что грудь незнакомца с каждым разом будет подниматься и опускаться, но она тверда, как камень. - Это намного сложнее, чем казалось.
        - Может, нужно прикоснуться к обнаженной коже.
        Я не могу вспомнить, снимали ли мои братья рубашки с тех, кого им удалось спасти, но эта идея - лучшее, что у нас есть.
        - Довольно умно, Подаксис.
        Дрожащими пальцами я спешу расстегнуть жилет моряка. Хотя в темноте не разглядеть, какого он цвета, меня удивляет гладкость парчи, из которой он сшит. Похоже, этот человек не простой моряк или рыбак. Возможно, он даже принадлежит к аристократическому роду. Расстегнув его жилет, я перехожу к рубашке. Румянец ползет по моим щекам от осознания. Я раздеваю мужчину. Подобного я не делала даже для Мартина. Тяжело сглатываю и, прогоняя эти мысли из головы, расстегиваю последнюю пуговицу. Затем распахиваю полы в стороны и кладу руки на обнаженную кожу мужчины.
        Когда мои ладони упираются в твердые мышцы, у меня перехватывает дыхание.
        - Ой.
        - Что случилось? - переминается с ножки на ножку Подаксис.
        Я усмехаюсь, приподняв уголок губ.
        - Ну, этот совсем не тощий.
        - Не думаю, что на его костях есть жир.
        - Что бы это ни было… Кажется, мне оно нравится.
        - Сейчас не время глазеть, Мэйзи. Возможно, он уже мертв.
        - Фу, ты прав.
        Возвращаясь к делу, я пробую повторить когда-то увиденные движения, но нахожу их такими же неэффективными, как и раньше. Должна ли я надавить сильнее? Может, я положила руки не на то место? Стиснув зубы, перекидываю ногу через мужчину и усаживаюсь верхом на его бедрах, а затем прикладываю столько усилий, сколько могу, чтобы снова и снова давить на его грудь.
        - Не думаю, что это работает, - тихо замечает Подаксис. Мое сердце замирает от сожаления, которое я слышу в его голосе.
        - Это должно сработать.
        - Ты сделала все возможное. Отец гордился бы тобой.
        При упоминании об отце у меня слабеют руки. Чертыхнувшись, я прекращаю свои усилия и поднимаюсь на ноги. Злые слезы текут по моим щекам, когда я отхожу от тела моряка. Все было напрасно. Я пыталась спасти его, пыталась как-то компенсировать ту жизнь, которую украла…
        - Мэйзи, кажется, он дышит.
        Я резко оборачиваюсь.
        - Правда?
        Подаксис машет когтем в сторону лица мужчины.
        - Может быть.
        Мое сердце колотится, когда я возвращаюсь к спасенному и приседаю перед ним. Обхватив его лицо руками, прикладываю ухо к его губам. Сначала мне слышен только ритмичный звук волн, что набегают на берег, а затем - вздох. Неровный и неглубокий, но все же вздох. Через несколько секунд слышится еще один.
        Тепло наполняет мою грудь, когда я отстраняюсь, глядя в лицо моряка.
        - Он дышит. Он жив!
        - Ты сделала это, Мэйзи! Замечательно! Теперь мы можем идти?
        Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Теперь, когда стало понятно, что моряк жив, что мне с ним делать? Я не могу просто оставить его здесь. Не могу ведь? Мои бесплодные усилия продавить его крепкую грудь свидетельствуют о том, что он слишком тяжелый, чтобы перетащить его подальше от воды. Мой взгляд скользит по все еще расстегнутой рубашке, но я заставляю себя снова посмотреть в лицо незнакомца. В лунном свете его кожа кажется бронзовой, а волосы черными. Или, может быть, они просто потемнели от воды. Как бы то ни было, я ловлю себя на мысли, что хотела бы увидеть его при дневном свете. Мой взгляд падает на рот, на губы, которые, как я теперь знаю, полны жизни. На самом деле, они полные во всех смыслах. Гораздо полнее, чем у Мартина. И этот нос. Как раз их тех, что мне нравятся: немного кривоватый, возможно, сломанный раз или два, и совсем не изящный. Я видела похожих на него мужчин на плакатах возле боксерских арен улицы Галлей.
        - Он довольно привлекательный, не находишь?
        Подаксис в ответ закатывает глаза.
        Все еще обхватывая руками лицо мужчины, я придвигаюсь ближе, чтобы изучить длину черных ресниц, которые касаются высоких скул. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь такие же. Мои такие короткие, бледные и розовые, в то время как его…
        Брызги воды заливают мое лицо, когда мужчина дергается вперед в приступе сильного кашля. Я визжу, отдергиваю руки и отползаю, упираясь в берег локтями.
        - О, ради святых ракушек, он отвратителен!
        - Он только что… плюнул в тебя?
        Я отчаянно тру лицо и отползаю еще дальше от незнакомца. Когда же осмеливаюсь взглянуть на него в следующий раз, он все еще лежит на спине с закрытыми глазами, но его дыхание кажется более отчетливым.
        Подаксис постукивает когтем по моей ноге.
        - Нам действительно пора идти.
        - Думаю, ты прав.
        Теперь, когда моряк хотя бы частично пришел в сознание, он сможет сам найти дорогу домой. Если только… если только он не живет где-нибудь еще.
        Мой желудок закручивается узлом. До сих пор я не позволяла себе задумываться об этом.
        Я была сосредоточена на том, чтобы он выжил, а не на том, что будет после.
        Итак, что бы на моем месте сделали мои братья?
        После большинства спасительных операций выживших на досках перевозили во дворец Бершарбор. Редко кто был достаточно силен, чтобы передвигаться самостоятельно, когда совсем недавно чуть не утонул. Если такие находились, их все равно сопровождала армия отца. Позже выживших заключали под стражу до тех пор, пока не выяснялось, кто они и зачем пришли. Прежде чем определить наказание, отправить их домой или позволить свободно передвигаться по острову, следовало подтвердить их личности, мотивы и гражданство. С теми, кто пришел с недобрыми намерениями - браконьерами или глупыми людьми, пытающимися обманом попасть на остров, - отец был безжалостен, но со всеми остальными - добр и щедр.
        Как подобная информация может мне помочь? Я не могу заключить этого мужчину в тюрьму и понятия не имею, как определить, откуда он. Даже не будь я в бегах, у меня нет на это законных полномочий.
        Я бросаю взгляд на возвышающиеся камни, отмечающие невидимый барьер у меня за спиной. Он будто бы насмехается надо мной, неоспоримо заявляя, что я провела сквозь стену человека. Человека, у которого, возможно, не было никакого права сюда приплывать.
        Я вздрагиваю. Нет, в этом еще следует убедиться. Он вполне может оказаться местным жителем. Кроме того, был ли у меня выбор? Я не могла позволить ему утонуть.
        Ты не убийца, дитя мое.
        Там, где раньше вера отца придавала мне сил, теперь, перед ужасным грузом возможностей, она делает меня слабой. Сжав руки в кулаки, я подхожу к мужчине и толкаю его в плечо ногой.
        - Просыпайся. Откуда ты?
        Он тихо стонет, но не открывает глаз. Подаксис смотрит на меня снизу вверх.
        - Теперь я могу его ущипнуть?
        Я перевожу взгляд с друга на мужчину и, скрестив руки на груди, говорю:
        - Да.
        С чрезмерным энтузиазмом Подаксис подбегает к лицу моряка и зажимает клешней мочку его уха.
        Мужчина распахивает глаза и слабо вскрикивает. Его дыхание учащается и становится тяжелым. Посмотрев на меня, он хмурится, но, кажется, ему нелегко держать глаза открытыми. Прежде чем снова откинуться на спину, незнакомец бормочет что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы расслышать.
        - Что он сказал? - спрашиваю я Подаксиса.
        - Не знаю. Мне ущипнуть еще раз? Я могу выбрать более деликатное место.
        - Нет, - отвечаю я со вздохом и присаживаюсь на корточки рядом с мужчиной, все же стараясь держать свое лицо вне зоны его досягаемости. Я трясу моряка за плечо, а затем несколько раз шлепаю его по щеке.
        - Просыпайтесь, сэр. Вы находитесь на острове Фейривэй. Вы родом отсюда?
        Мужчина слегка приподнимает веки и произносит еще больше неразборчивых слов.
        - Я не слышу.
        - Святой. Лазаро. - Каждое слово вырывается у него с хрипом, но на этот раз они ясны, как божий день.
        - Вы принадлежите к церкви Святого Лазаро? - Узнав название человеческой религии, я содрогаюсь.
        Это одна из многих религий на острове, но она обладает худшей репутацией. Двенадцать лет назад Церковь Святого Лазаро подняла восстание против фейри и организовала нападения на несколько королевств, расположенных на севере острова. Однако восстание продлилось недолго, сопротивление было подавлено. Тем не менее многие тогда погибли, и, несмотря на более чем десятилетний мир, трудно не ассоциировать данную церковь с насилием, которое она когда-то поддерживала. Еще труднее забыть их довольно оскорбительные учения. Приверженцы святого Лазаро утверждают, что фейри не люди, а потомки демонов. До чего же нелепо.
        Я изучаю одежду мужчины, но не нахожу ничего, что указывало бы на принадлежность к братьям ненавидящей фейри церкви.
        Моряк теперь уже увереннее повторяет эти два слова, а после добавляет:
        - Святилище.
        Я складываю эти три слова вместе: «Святилище Святого Лазаро». При чем здесь церковное святилище?
        У меня перехватывает дыхание от внезапно обрушившейся на меня правды.
        Он имеет в виду не святилище. Он просит религиозного убежища.
        Я вскакиваю на ноги, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Есть только одна причина, по которой человек стал бы искать убежища после кораблекрушения - если ему не следует быть здесь.
        Глава VI
        Раздумывая, что делать, я наблюдаю за человеком в течение нескольких молчаливых мгновений. Он снова потерял сознание. Я не могу утащить его обратно за стену, потому что это значит вернуть его в море. Даже во время отлива камни не гарантируют никакого убежища. Он точно утонет.
        После всех усилий, которые я приложила, чтобы его спасти, есть ли у меня право оставить его на произвол судьбы?
        Тошнота подступает к горлу. Я знаю, что не смогу этого сделать. Мне бы никогда не хватило на подобное сил. Но в то же время я не могу ему помочь. Я уже нарушила закон фейри, когда сопроводила его на берег.
        Так что у меня остается три варианта.
        Первый - сообщить о нем патрульным офицерам и, вероятно, впутать себя в преступление, которое только поможет королеве Нимуэ найти меня.
        Второй - помочь ему найти убежище в церкви, что тоже может привести к суровому наказанию и полностью разрушить мое прикрытие.
        Или третий - скрыться с места происшествия и предоставить мужчине шанс самому решать свою судьбу.
        Для того чтобы принять решение, мне не требуется много времени. Существует только один выбор. Я сделала его, когда впервые приехала в Люменас. Я должна прятаться, а не изображать из себя героиню. Все это было огромной ошибкой.
        Глубоко вздохнув, я поднимаю Подаксиса на руки и бегу.
        Вернувшись в центр Люменаса, я удивлена, что все еще не валюсь с ног. Полагаю, единственная причина, по которой я не потеряла сознание еще там, рядом с человеком, которого оставила после всей этой подводной пытки, заключается в том, что я морская фейри, а значит, вода - моя стихия. Все фейри обладают способностью быстро исцеляться от большинства физических недугов, а близость нужной стихии делает нас еще сильнее. Не то чтобы в данный момент я чувствую себя особенно непобедимой, и дрожь, сотрясающая все мое тело из-за промокшей одежды, явное тому доказательство. Просто я чувствую себя… все еще живой.
        На городских улицах сейчас тише, чем было вечером. Их все еще можно назвать оживленными, но людей стало намного меньше. Большинство туристов, предпочитающих прогуливаться так поздно, ищут что-то поинтереснее вкусной еды: бордели, игорные дома, кальянные. Кто-то из них уже покидает публичный дом, петляя по извилистым дорожкам, чтобы вернуться в свой отель.
        Я понимаю, что, скорее всего, очень похожа на этих подвыпивших людей, потому что, сгорбившись, иду по улице Галлей и потираю руки в попытке согреться и подавить дрожь. К счастью, перед побегом с утеса у меня хватило ума забрать сброшенную одежду и обувь, но даже сухая куртка в данный момент не приносит особой пользы.
        Это заставляет меня задуматься о человеке, которого я бросила на произвол судьбы. Если я, будучи морской фейри, чувствую себя настолько ужасно, каково тогда ему? Может, он уже мертв, потому что я оставила его?
        - Ты поступила правильно, - доносится голос Подаксиса из моей сумки. Я качаю головой, понимая, что остановилась. Он смотрит на меня из-под клапана. - Ты сделала все, что только могла сделать, при этом не подвергнув себя опасности.
        Не в силах найти нужных слов, я киваю и продолжаю идти. Знаю, что он прав. Входить в море, а уж тем более спасать тонущего человека было очень опасно. О чем я только думала? Какой смысл делать что-то, чем мог бы гордиться мой отец, когда он слишком далеко, чтобы это увидеть?
        Чтобы произвести впечатление на отца, мне никогда не приходилось много стараться. Я самый младший ребенок, к тому же единственная дочь, которая не съехала из дворца столетие назад. Я всегда была рядом с братьями, даже несмотря на то, что они намного старше и достигли зрелости за много лет до моего рождения. Но, как и отец, они оберегали меня. Возможно, даже слишком. Мне так нравилось получать заботу от каждого из них. Мне говорили, что купаться в открытом океане опасно, поэтому я этого не делала. Мне запрещали спасать утопающих, поэтому я только наблюдала. Мне сказали, что снимать тюленью шкуру рискованно, поэтому я оставалась тюленем. Я всегда была слишком хрупкой, слишком молодой. Честно говоря, я наслаждалась особенным ко мне обращением, и то, что у Подаксиса имелось еще больше страхов и тревог, чем у меня, совсем не помогало. Так что для нас не было ничего лучше, чем бездельничать на берегу лагуны и радоваться столь легко получаемому одобрению с чьей-либо стороны. Подумав еще немного, я не могу вспомнить, чтобы отец когда-либо смотрел на меня без теплой улыбки, растягивающей его губы, и
неважно, в благой он был форме или в неблагой.
        Горло сводит судорогой, когда я вспоминаю, как впервые стерла эту улыбку с лица отца…
        У моих ног лежал мертвый мальчик, зажавший в кулаке мою тюленью шкуру.
        Отец перевел взгляд широко раскрытых, но пустых глаз с мальчика на меня и сжал губы так плотно, что они побелели. Я ожидала увидеть стыд, ярость, разочарование, но не увидела ничего подобного. Вместо этого я стала свидетелем страха, который позже превратился в глубочайшую печаль.
        Ты не убийца, дитя мое.
        Я не могу не спрашивать себя, сколько еще горя он испытает, узнав, что я стала причиной еще одной смерти. На этот раз косвенно, но все же…
        - Ракушки, - чертыхаюсь я сквозь зубы и ускоряю шаг. Сворачиваю на Третью и направляюсь к улице Ориона, но, добравшись до Лебединой улицы, резко сворачиваю направо, прежде чем успею передумать.
        - Куда мы направляемся? - спрашивает Подаксис настороженно.
        - Сам знаешь куда.
        - Мэйзи, ты не обязана этого делать.
        - Но все равно сделаю.
        Подпитывая собственную решимость, я почти бегу трусцой по Лебединой улице, также известной как улица Спасения, ибо именно здесь расположены все многочисленные церкви Люменаса. Сначала, узнав, сколько религиозных учреждений существует в городе, известном своими грехами, я удивилась, но позже решила, что в этом есть смысл. Там, где процветает разврат, растет и отчаянное стремление к искуплению. Я прохожу мимо разнообразных церквей. Некоторые, такие как церковь Рассвета и церковь Святого Михаила, отличаются скромными кирпичными фасадами и величественными башенками, в то время как другие, как церковь Волнообразного Удовольствия, своими мраморными колоннами и яркими светящимися лампочками больше похожи на одно из зданий на улице Галлей. Мне с трудом верится, что даже половина здешних церквей служат домом для законной религии, но я верю на слово нацарапанной над яркоосвещенным шатром Церкви Волнообразного удовольствия вывеске, что гласит: «Рай находится в ваших штанах».
        Дальше, за церковью Текстиля, расположен еще один знак, на этот раз прислоненный к тротуару. На нем изображен черно-белый портрет поразительно красивого мужчины, а рядом написано: «Кто хочет замуж за шляпника? Приз: сердце Рэндольфа Харца, который всю жизнь будет обеспечивать вас красивыми шляпами». А ниже - жирными желтыми буквами: «Завтра последний этап конкурса невест. Кого же он выберет?»
        Не будь я так сосредоточена на поиске церкви Святого Лазаро, обязательно посмеялась бы над прочитанным. Я прохожу мимо вывески, бросив на нее только беглый взгляд. Меня нечасто можно увидеть на улице Спасения. Здесь слишком много осуждающих взглядов, чтобы я могла спокойно воровать, слишком много проповедников стоят на пороге каждой церкви, слишком много фанатиков раздают листовки и зазывают весело провести время за молитвами и песнопениями. Честно говоря, сейчас мне тоже не следует здесь быть. И с каждым шагом тревожное ворчание Подаксиса все больше напоминает мне об этом.
        - Плохая, плохая, очень плохая идея, - говорит он.
        - Почти все, что я делаю, поначалу кажется плохой идеей, - бормочу я в ответ.
        Я замедляю шаг, высматривая пункт назначения и проходя одну церковь за другой. Церковь Святого Лазаро представляется мне зданием с угрожающими черными башенками, возможно, даже окруженное головами на пиках. Видение настолько четкое, что я едва не прохожу мимо простого кирпичного строения со скромной бронзовой табличкой с названием. Я останавливаюсь перед дверями, и мой взгляд падает на вывеску, очень напоминающую ту, что стояла перед Церковью Текстиля. Вместо красивого шляпника на нем фотография мужчины с редеющими волосами и улыбкой, которая больше похожа на гримасу. Кажется, глаза с этого черно-белого портрета смотрят прямо на меня. Надпись гласит: «Кто хочет выйти замуж за брата Биллиуса? Приз: вечное спасение и пятьсот цитриновых фишек. Первый этап конкурса…» За этим следует несколько дат, которые были перечеркнуты и обновлены, самая последняя в списке - сегодняшняя.
        Я приподнимаю бровь, не в силах понять, шутка это или действительно правда. Пятьсот фишек - приличное состояние, учитывая, что одна равняется десяти маркам. Но ради этого выйти замуж за мужчину, изображенного на портрете?
        - Если уж собралась это делать, поторопись, - говорит Подаксис.
        Его голос вновь напоминает мне о срочности дела, из-за которого я оказалась здесь. Не раздумывая ни секунды, я поднимаюсь по ступенькам к входной двери церкви, высоко поднимаю воротник пальто и низко надвигаю кепку. Прислушавшись, понимаю, что изнутри здания не доносится и шороха, что, скорее всего, вполне логично для религиозного учреждения далеко за полночь. Я поднимаю кулак, чтобы постучать, но останавливаюсь. Возможно, следует просто зайти внутрь? Понятия не имею, как следует вести себя в церкви. Я никогда раньше не заходила ни в одну из них.
        Сделав глубокий вдох, я решаюсь постучать. Когда никто не отвечает, стучу снова. Наконец, дверь открывает мужчина средних лет, такой же невысокий, как и я, усатый, с седеющими светлыми волосами до плеч и с глубокими морщинами вокруг глаз.
        Он одет в черную, украшенную золотой вышивкой на шее и рукавах мантию. На правой стороне его головного убора вышита эмблема святого Лазаро: пара скрещенных над пламенем мечей. Совсем не так я представляла себе церковного священника. Уж точно не с изящными золотыми обручами, которые он носит в ушах. Украшения создают лишь намек на яркость, из-за чего этот человек кажется вполне подходящим для Люменаса… но не для церкви. Разве церковь не синоним скромности? Полагаю, что Церковь Волнообразного Удовольствия опровергла бы это предположение. Кивнув, мужчина отходит в сторону и взмахом руки приглашает меня войти. За его спиной я вижу темный вестибюль, ведущий в тускло освещенную комнату, вдоль которой стоят ряды пустых скамей.
        - Приветствую, - говорит священник тихим голосом, словно боится спугнуть меня. - Я отец Виктор. Добро пожаловать в церковь Святого Лазаро. Мы всегда открыты для молитвы.
        - Я пришла не для молитвы, - говорю я, опустив голову и тоже понизив голос.
        - Значит, ты пришла на конкурс невест? Он был… отложен. Завтра мы…
        - Нет, - перебиваю я, быстро взглянув на священника, прежде чем снова опустить голову. Подготавливаясь к тому, чтобы объяснить цель своего визита, я чувствую, как мое тело сотрясает дрожь. От осознания того, что мои дальнейшие слова могут сделать из меня еще большего преступника, чем уже есть, мое горло горит. Воровство ради выживания - это одно, а предоставлять убежище тому, кого незаконно сопроводила на берег…
        Я глубоко вдыхаю и выкладываю все, пока не передумала.
        - На мысе Вега находится человек, ищущий убежища в церкви Святого Лазаро.
        Священник хмурится и несколько раз моргает, глядя на меня.
        - Прошу прощения?
        - Он на берегу. Мужчина, что едва не утонул. Не знаю, жив ли он теперь. Он точно человек…
        - Как…
        Прежде чем он успевает спросить что-то еще, я отворачиваюсь и бегу вниз по лестнице. Я ожидаю, что он погонится за мной, попросит подробностей, но когда отваживаюсь оглянуться, священник все еще смотрит мне вслед со ступеней церкви. Мой желудок сжимается, когда меня захлестывает облегчение. Я сделала это, передала сообщение. Я дала тому моряку еще один шанс выжить. Поступила правильно. Сделала все, что могла.
        Я повторяю это про себя, пока направляюсь к «Прозе стервятника» и после, когда бесшумно проскальзываю через заднюю дверь. За кулисами тихо, вокруг ни души. Интересно, остальные все еще гуляют с Мартином в «Медовом домике» или уже вернулись и легли спать? Эта мысль всего лишь мимолетно проскальзывает в моей голове, когда разум снова и снова возвращается к человеку, которого я оставила на берегу. Несмотря на все попытки уверить саму себя, что сделала правильный выбор, я не могу бороться с тревожной смесью страха и гордости, бурлящей во мне.
        Когда я добираюсь до тихого уединения своей крошечной комнаты, то почти падаю рядом со своей кроватью. На ощупь, в темноте, я лезу под матрас, пока пальцы не натыкаются на гладкий мех. Я вытягиваю тюленью шкуру и накрываюсь ею, как одеялом. Закрыв глаза, наслаждаюсь теплом, что она дарит, но сопротивляюсь желанию надеть ее. Я не позволяла себе превращаться в тюленя с тех пор, как покинула дом, но всегда держала свою шкуру под рукой. В безопасном и скрытом месте. Эта шкура - самое неоспоримое доказательство того, кто я есть на самом деле, поэтому нельзя допустить, чтобы кто-нибудь нашел ее.
        Тем не менее я также не могу полностью забыть про нее. Она часть меня. Все, что осталось от моего детства.
        Подаксис забирается ко мне на колени, и я ожидаю, что он отчитает меня за проявленное сегодня безрассудство, но мой друг ничего не говорит. Должно быть, он чувствует, что я и сама прекрасно осознаю, как сильно рисковала.
        Все в порядке. Я в порядке. Ничего не изменилось. Никто не узнает о том, что произошло. Я нарушаю закон каждый день, так что сегодня ничем не отличается от вчера.
        Кстати, о нарушении закона…
        Я снимаю кепку и провожу руками по своим все еще влажным волосам. Мое сердце замирает, когда пальцы так ничего и не нащупывают. Было слишком наивно полагать, что мой драгоценный гребень в форме ракушки останется на месте. Скорее всего, его поглотил океан.
        По крайней мере, вилка все еще лежит в кармане моего пальто.
        - Я действительно хотела этот гребень, - говорю я вслух.
        Подаксис вздыхает.
        - Вместо этого ты помогла беглецу получить убежище в церкви с дурной репутацией.
        - Беглец - слишком громко сказано, - замечаю я. - Кто знает, может, он просто нуждался в месте, где мог бы восстановить силы. В чем-то более привлекательном, чем тюремная камера?
        Хотя я говорю это только для того, чтобы поспорить с Подаксисом, произнесенные слова снимают часть груза с моих плеч. Что, если так и есть? Что, если я все это время слишком остро реагировала? Что, если он житель острова или просто сбившийся с курса моряк, у которого нет никаких плохих намерений по отношению к моей родине? Кто захочет проходить через такой трудный судебный процесс после травмы, полученной в результате кораблекрушения?
        Подаксис открывает рот. Уверена, он умирает от желания вразумить меня. Я бросаю на друга многозначительный взгляд, и он издает протяжный стон, после которого с не очень-то убедительным потворством говорит:
        - Возможно, ты права.
        Чувствуя себя удовлетворенной, не говоря уже о всевозможных видах усталости, я, напоследок погладив серый мех, возвращаю свою тюленью шкуру в ее тайное место. Затем снимаю с себя мокрую одежду и забираюсь под одеяло. Я закрываю глаза и отбрасываю все мысли о смелых спасениях, сильных волнах, мускулистой груди и темных, пропитанных морем волосах.
        Завтра все будет так, словно ничего и не случилось.
        Глава VII
        Прошло четыре дня с момента моего глупого, но отважного поступка. Никто не пришел требовать моей головы. Не то чтобы кто-то станет заходить так далеко, чтобы казнить меня на месте, если вдруг моя причастность к незаконному пересечению границы будет обнаружена. Вместо этого меня точно допросят, привлекут к судебному разбирательству, в ход которого, вероятно, вмешается мой отец. В конце концов, прежде всего я принцесса, а уже потом убийца и все остальное. Учитывая, что фейри не могут лгать, я, возможно, буду вынуждена рассказать об этом. Хотя, независимо от того, какое наказание мне назначат, худшее наступит, когда королева Нимуэ найдет меня.
        Найдет, заявит на меня права и сделает настоящей убийцей.
        Эта порочная спираль мыслей терзала мой разум последние несколько дней, в основном в моменты слабости, когда я размышляла, действительно ли понимала, что делаю, когда спасала этого человека.
        Но теперь…
        Теперь жизнь кажется настолько нормальной, насколько это вообще возможно. На улицах не видно офицеров, ищущих зацепки, способные привести к девочке-фейри, которая помогла беглецу-человеку. Никаких слухов о человеке-убийце в маске, внезапно появившемся в городе после таинственного кораблекрушения. На самом деле вообще ни слова ни о корабле, ни о крушении, ни о выжившем.
        Мы с Подаксисом явно слишком остро отреагировали.
        Вот почему впервые за четыре дня я отважилась заполнить сумку крадеными вещами.
        Я наконец смогла вернуться к работе без сковывающего каждое мое движение страха быть пойманной за что-то, кроме воровства. Последние несколько ночей я останавливалась после пары безделушек, но сегодня собрала целую расшитую блестками сумочку, в которой прятались цитриновые фишки, три пары карманных часов, кольцо, браслет и жемчужное ожерелье из бисера. Меня так и подмывает оставить последнюю находку себе, но после потери гребня для волос перспектива уже не кажется такой волнительной. Ничто и никогда не сравнится с ним по красоте.
        Еще слишком рано. Еще даже не наступила полночь, а я уже собрала достаточно, чтобы вызвать улыбку на лице мистера Таттла.
        - Это нужно отпраздновать, - говорю я, ускоряя шаг, когда мы сворачиваем с Галлея на Третью улицу. Я не позволяю себе даже смотреть в сторону Бриллиантового оперного театра и аристократов, собравшихся перед входом. В прошлый раз я твердо усвоила урок о том, чем может обернуться воровство на восточной стороне Третьей улицы.
        - Отпраздновать? Что именно? - спрашивает Подаксис из моей сумки.
        - Не знаю. Например, тот факт, что я не сижу за решеткой.
        - Полагаю, это то, чем можно гордиться, - отвечает мой друг ровным голосом.
        В моей голове вспыхивает идея, от которой текут слюнки.
        - Возможно, пришло время люми!
        - О, хорошая идея, - на этот раз в голосе Подаксиса слышится настоящий энтузиазм.
        А почему бы и нет? Люми - одно из самых известных блюд Люменаса, лакомство, приготовленное из воздушного, жареного теста и посыпанное корицей, кардамоном и ярко-желтым сахаром из звездного тростника. Их можно найти где угодно, от высококлассных ресторанов до уличных закусочных. Я предпочитаю последние, потому что уличные торговцы никогда не экономят на масле или сахаре.
        Подаксис выглядывает из сумки.
        - Куда именно пойдем? Заведение рядом с «Прозой стервятника» распродает остатки, три по цене одного.
        - Нет, я хочу попробовать у торговца на пересечении Первой и Лебединой.
        Он пристально смотрит на меня своими осуждающими глазами-бусинками.
        - На пересечении Первой и Лебединой. Значит, нам придется пройтись по улице Спасения. Снова.
        Я небрежно пожимаю плечами.
        - А что такого плохого в том, чтобы пройтись по улице Спасения?
        - Ты проходишь по ней по крайней мере раз в день с тех пор… с тех пор, как сама знаешь что.
        - Хм, - отзываюсь я с легкой усмешкой, которая, знаю, приведет его в ярость.
        Хотя Подаксис прав. После спасения утопающего я ежедневно прогуливалась по упомянутой улице, специально замедляя шаг возле церкви Святого Лазаро. Даже не знаю, что еще, кроме любопытства, влечет меня к тому месту. Я не могу не думать о судьбе мужчины, который чуть не утонул. Выжил ли он? Прячется ли в церкви? Последовали ли священники моему совету, забрали ли они его с берега?
        Я пытаюсь убедить себя, что в первую очередь хочу удостовериться, что меня в это дело впутывать не станут, но за этим кроется нечто большее. Нечто большее, что никак не связано с мускулистой грудью, красивым носом и не менее привлекательным лицом. Вообще никакой связи.
        Я спускаюсь вниз к Лебединой улице. Здесь тише, чем на Галлее, хотя из открытых дверей некоторых церквей доносятся хвалебные песнопения. Или, в случае Церкви Волнообразного удовольствия, знойные ритмы. Я прохожу мимо Церкви Текстиля и обнаруживаю, что табличка «Кто хочет замуж за шляпника» заменена поздравлениями в честь новой счастливой пары. Есть и новый портрет, на котором красивый шляпник изображен рядом с пышногрудой блондинкой в такой большой шляпе, что влюбленные под ней кажутся карликами.
        - Похоже, он сделал правильный выбор, - бормочу я.
        Когда мы приближаемся к Первой улице, я ускоряю шаг и именно тогда замечаю, что улица стала намного оживленнее, чем когда-либо до этого. Впереди стоит толпа болтающих молодых женщин. Сначала я думаю, что их тоже посетила блестящая идея купить люми, но быстро понимаю, что ошибаюсь. Толпа щебечущих барышень остается на этой стороне улицы, а торговец - через дорогу, и, что меня шокирует, все они собрались перед церковью Святого Лазаро.
        Нахмурив брови, я останавливаюсь, чтобы получше присмотреться к сплетничающим девушкам. Они стоят вокруг вывески, той самой, на которой был портрет брата Биллиуса, когда я видела ее в последний раз. На этой неделе, каждый раз, когда я проходила мимо нее, дата начала конкурса невест переносилась. Интересно, собрались ли эти дамы, чтобы посмеяться над судьбой несчастного мужчины? Я подхожу все ближе, пока не улавливаю обрывки разговора сквозь оживленное хихиканье.
        - …двадцать тысяч цитриновых фишек в год!
        - Ты действительно хочешь выйти замуж за человека из церкви Святого Лазаро?
        - Нет, но двадцать тысяч цитриновых фишек кого угодно заставят задуматься. Теперь столько платят каждому служителю церкви?
        - С таким лицом, как у него, я бы рискнула даже с одной фишкой на кону.
        - Как же несправедливо, что он ищет невесту-фейри.
        Смешок.
        - Я могу притвориться, что во мне течет кровь фейри.
        Я хмурюсь. Либо братство решило заметно приукрасить достоинства брата Биллиуса, либо написанное на вывеске вообще не о нем. Я подхожу ближе, заглядывая между женских юбок. Толпа так сосредоточена на вывеске, что никто из дам меня не замечает.
        Это неплохая возможность добавить несколько безделушек в мою сумку…
        Я оцениваю девушек свежим взглядом в поисках заколок для волос, браслетов или ожерелий. Наконец, замечаю сумочку, лениво перекинутую через женское запястье. Ее хозяйка так увлечена сплетнями, что кажется, можно просто похлопать ее по плечу и попросить отдать мне сумку. Конечно, я не стану этого делать. Мне просто нужно пройти мимо и…
        Мое внимание привлекает уголок вывески, и я замираю на месте.
        - Что, во имя раковин… - Я протискиваюсь между двумя женщинами и смотрю на фотографию.
        Подаксис приподнимает клапан сумки, чтобы тоже взглянуть.
        - О боже, это же… это…
        - Ага. - Мой взгляд останавливается на черно-белом портрете. Я узнаю квадратную челюсть, высокие скулы, полные губы, темные волосы. Единственная незнакомая черта на фотографии - ослепительные темные глаза, которые на пляже прятались за закрытыми веками.
        Рядом с портретом надпись: «Кто хочет выйти замуж за брата Дориана? Приз: вечное спасение и супружеское блаженство. Доход: двадцать тысяч цитриновых фишек в год. Требования: невеста должна быть чистокровной фейри».
        Жар заливает щеки, когда каждый дюйм моего тела покалывает от раздражения. В ярости, я тяжелым шагом огибаю все еще болтающую толпу.
        - Ну, кажется, у него все в порядке.
        - Почему тебя это раздражает? - спрашивает Подаксис.
        Я открываю рот, но понимаю, что и сама не знаю ответа. Почему меня так беспокоит изображение на вывеске мужчины, которого я когда-то спасла?
        Когда я не отвечаю, Подаксис продолжает:
        - Разве ты не хотела убедиться, что он жив и здоров?
        Я перебираю слова, прежде чем нахожу те, в которых не слишком много лжи:
        - Конечно, но он занял место бедного брата Биллиуса на конкурсе! А ведь его конкурс невест еще даже не успел начаться.
        - Конкурсы подобного рода стали довольно популярным зрелищем, верно? Это такая новая тенденция в Люменасе - выйти замуж за незнакомца и сделать из этого большой спектакль? -
        Я не отвечаю, потому что у меня есть собственные вопросы.
        - Почему он хочет жениться на ком-то из фейри? Разве братство Святого Лазаро не ненавидит нас?
        - Именно из-за этого они и получили свою репутацию, - говорит Подаксис. - Хотя существует одна причина, по которой он мог бы хотеть в жены фейри. Ты слышала о последних научных открытиях Фейривэя в области человеческого старения?
        - О каких открытиях? - спрашиваю я, когда мы поворачиваем за угол Первой улицы.
        - Ну, - говорит Подаксис тоном всезнайки, которым он и является, - исследования показали, что с момента окончания войны и объединения острова у людей, которые находятся в близких отношениях с фейри, замедляется процесс старения. Возможно, это может сделать их такими же нестареющими, как мы. Конечно, объединение острова произошло всего двадцать два года назад, и для некоторых отношения между людьми и фейри все еще табу. Так что узнать наверняка, насколько увеличится продолжительность человеческой жизни, невозможно, но то, что отношения с фейри приносят человеку особую пользу, не поддается сомнению.
        Я фыркаю от смеха.
        - Откуда ты это знаешь? Хотя нет, почему ты запомнил этот факт слово в слово, будто ждал возможности повторить его? - Осознание приходит быстро. - Ракушки, Подаксис, ты собираешь эту информацию для Нади? Чтобы убедить ее ответить взаимностью, когда наконец признаешься в собственных чувствах?
        - Ты… ну, ты такая… грубая. Если бы я когда-нибудь решился высказать свои намерения Наде, вряд ли пришел бы к ней с фактами и цифрами. Я бы… это не твое дело. Я прочитал об этом в газете и подумал, что ты захочешь знать.
        Я знаю, что смутила его, но не могу сдержать смех. Когда мне удается успокоиться, я обдумываю его слова. Если с момента окончания войны люди стали стареть медленнее, объясняет ли это то, почему я так быстро стала взрослой? В отличие от моих братьев, которые достигли зрелости только в возрасте нескольких столетий, я управилась всего за два десятилетия. Я постарела… как человек. Учитывая, что фейри не размножаются так часто или так легко, как люди, и что мое детство прошло довольно уединенно, я не встречала много других чистокровных фейри, которые родились после объединения острова. За исключением Подаксиса, конечно, который постарел, как и я.
        Полагаю, в этом есть какой-то скрытый смысл. Люди начали влиять на фейри с того момента, как ступили на наш остров тысячи лет назад. Тогда все фейри были теми, кого теперь мы называем неблагими. Духи, животные, существа. Только когда люди научили нас их языку, поделились одеждой и едой, мой вид начал перенимать их обычаи. Именно тогда мы научились принимать благую форму, которая имитировала человеческую. Вполне логично, что теперь, когда люди и фейри живут вместе, в безопасности и под защитой наполненного нашей магией барьера, они влияют друг на друга.
        Этот факт не помогает мне справиться с раздражением из-за так называемого брата Дориана. У него хватило наглости пережить кораблекрушение только для того, чтобы устроить конкурс невест, в ходе которого он планирует найти себе жену-фейри. Побывав на волосок от смерти, он решил отчаянно искать бессмертия, которое способна принести невеста-фейри?
        Несмотря на мое волнение, происходящее проясняет еще одну вещь.
        - Знаешь, думаю, это даже хорошо, - говорю я Подаксису. - Это значит, что ты ошибался на его счет. Он не беглец, а один из братьев Святого Лазаро. Так что все это время он являлся гражданином острова. Бьюсь об заклад, он просто не хотел возиться с юридическими формальностями пересечения границы посреди ночи.
        - Тогда что он делал в море?
        Этот вопрос несколько ослабляет мою убежденность, но я отмахиваюсь от своих подозрений.
        - Очевидно, какая-то командировка. Чтобы распространять доброе слово своей церкви.
        - А у учения святого Лазаро доброе слово, чтобы его распространять?
        Я издаю лающий смешок.
        - Очень умно, Подаксис. Мне нравится твое остроумие.
        Он вздыхает и смотрит на меня из моей сумки.
        - А мне не нравится, что ты еще две улицы назад прошла мимо торговца люми. Разве мы не собирались попробовать те, что были на пересечении Первой и Лебединой?
        Я резко останавливаюсь, понимая, что он прав. Мы почти дошли до улицы Ориона. Мой план полакомиться люми сорвался из-за этой дурацкой вывески.
        - Ты прав, Подаксис. Мы проделали такой путь, чтобы отпраздновать. К тому же теперь у нас для этого даже больше причин. Я спасла не просто человека, а служителя церкви, который вот-вот станет счастливым мужем. Если все-таки найдет себе невесту-фейри, еще долго… не умрет.
        - Да, Перл, ты молодец. А теперь мы можем поесть люми?
        Усмехнувшись, я разворачиваюсь и направляюсь обратно к уличному торговцу. К тому, что стоит прямо напротив церкви Святого Лазаро. Я покупаю угощения, с удовольствием запихиваю их в рот и только один раз бросаю взгляд на вывеску с портретом брата Дориана.
        Два раза.
        Пять.
        С сахарной сладостью, покрывающей губы, я приподнимаю кепку в сторону вывески.
        - Не стоит благодарностей, - бормочу я, бросая на нее последний сердитый взгляд.
        Глава VIII
        К
        тому времени, как мы добираемся до «Прозы стервятника», у меня болит живот от того, как быстро я заглотила шесть люми подряд. Даже Подаксис постанывает раз-другой, когда я сажаю его на пол в театре, хотя съел он всего-то три. Тем не менее я ни о чем не жалею, когда отдаю свои украденные сокровища мистеру Таттлу, требую десять цитриновых марок в качестве оплаты, а затем направляюсь прямо по коридору, ведущему к спальне. С каждым шагом я снимаю один предмет одежды - кепку, куртку, жилет, - пока не чувствую себя легко и свободно в рубашке и брюках с подтяжками. Отмечая подозрительную тишину за кулисами, я со вздохом провожу рукой по волосам. Никто из актеров не болтает и не репетирует запланированные на завтра реплики. Мартин не слоняется без дела, не приглашает Клауса и Стэнли куда-нибудь выпить и не строит мне глазки, как маленький тюлень. Так даже лучше, потому что все, чего я сейчас хочу, - это спокойствие и сон.
        Надежда на это исчезает, когда я открываю дверь в свою спальню. Мой желудок закручивается узлом при виде Мартина, стоящего в темной комнате, единственным источником света в которой является маленькое квадратное окно над кроватью. Он ничего не говорит, руки сцеплены за спиной. Он кажется… другим. Жестким. Сердитым. Хотелось бы мне убедить себя, что это простой визит вежливости, но я знаю, что это не так. Пришло время разговора о нас, которого я так боялась.
        - Ракушки, - ругаюсь себе под нос и застываю в дверях, не зная, что делать дальше. Наконец, я вздыхаю. - Нам нужно… поговорить.
        Подаксис отскакивает назад, постукивая клешнями.
        - Я… э-э… пойду посмотрю, дома ли Надя.
        Как только он удаляется дальше по коридору, я вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. Помещение крошечное: в нем достаточно места только для моей узкой кровати и столика, приставленного к стене, оставляющих несколько футов свободного пространства. Так что мне довольно неловко, потому что я вынуждена протискиваться мимо Мартина, чтобы зажечь лампу, стоящую на столике. Все это время он неотрывно наблюдает за мной. Когда комната освещается тусклым светом, я собираюсь с силами, чтобы посмотреть в лицо своему бывшему любовнику. Я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом, так что вместо этого продолжаю смотреть на его грудь. Мартин одет в брюки и рубашку с короткими рукавами, мало чем отличающуюся от тех, что он носит обычно. Но все же что-то в нем изменилось.
        - Мартин, я…
        Мои мысли путаются, пока я перебираю слова, чтобы сказать то, что нужно.
        Он слегка сдвигается с места и убирает одну руку из-за спины. Он тянется ко мне, и я напрягаюсь, ожидая прикосновения к щеке. Но вместо этого Мартин держит между нами зажатый кулак. Я хмурюсь, наблюдая, как он разжимает пальцы, чтобы показать предмет, лежащий на его ладони - серебряный, сверкающий, инкрустированный перламутром.
        Мой гребень в форме раковины.
        Тот, что я потеряла, когда спасала брата Дориана.
        Я порываюсь забрать гребень у Мартина, но останавливаю себя. Мой взгляд обращается к его лицу.
        - Где ты его нашел?
        Вот тогда я понимаю, что именно не так. Глаза Мартина не бледно-голубые, как я привыкла, а серые. К тому же они намного больше, чем должны быть. Черты его лица, где-то слишком округлые, а где-то слишком острые, слегка перекошены. Его светлые волосы кажутся слишком темными. Я, вероятно, не заметила бы этого, если бы не те ночи, проведенные в столь тесном контакте с ним, в этой самой комнате, при точно таком же освещении. Мой взгляд перемещается к его плечам, на которые, как я сначала предположила, накинута какая-то шаль, но теперь…
        Это вовсе не шаль, а моя тюленья шкура. От этого зрелища у меня сводит живот.
        Я отступаю на шаг.
        - Кто ты такой…
        Не-Мартин улыбается так непривычно, что у меня к горлу подступает желчь.
        - Лови, - говорит он глубоким, но не совсем мужским голосом и подбрасывает мой гребень в воздух. Я рефлекторно стараюсь его поймать, и в этот момент Мартин хватает меня за предплечье. Он вытаскивает вторую руку из-за спины, обнажая маленькую серебряную шестиугольную пудреницу. Щелчком большого пальца он открывает ее, заливая мою комнату ярким светом.
        Я пытаюсь вырваться, но чувствую, как в мою кожу впиваются когти. Свет от пудреницы становится ослепительно ярким, так что я вынуждена зажмуриться. Мое сердце колотится о ребра, когда странное жужжание начинает гудеть вокруг меня, надо мной, внутри меня. На мгновение я боюсь, что это разорвет мое тело надвое.
        Затем все прекращается.
        Свечение тускнеет.
        Я моргаю несколько раз, пока мои глаза привыкают к темноте. Первое, что я вижу, - на месте Мартина стоит женщина-фейри с переливающейся серебристо-коричневой полосатой чешуей, длинными черными когтями и коротко остриженными каштановыми волосами. Она на несколько дюймов выше меня, но выглядит где-то на год моложе. Хотя, по правде, может быть старше на несколько столетий, потому что ее заостренные уши говорят о том, что она настоящая фейри. У нее бледные глаза с зигзагообразным зрачком, как у каракатицы. Если не считать моей тюленьей шкуры, которая так и осталась на плечах женщины, незнакомка полностью раздета. Пронзая ее свирепым взглядом, я пытаюсь избавиться от ее хватки. На этот раз она отпускает меня и скрещивает руки на груди.
        Готовая бежать, я бросаю взгляд туда, где должна быть входная дверь, но обнаруживаю, что мы больше не в моей комнате. Вместо этого мы стоим посреди тусклого коридора, полностью состоящего из плотно сплетенных кораллов. Шары теплого света парят над похожими на бра коралловыми выступами. Я перевожу взгляд с одного конца коридора на другой. Кажется, он тянется бесконечно, но с другой стороны…
        К нам приближается темная фигура. Когда я отступаю назад, женщина-фейри снова хватает меня за руки.
        - Отпусти меня, - говорю я, но это бесполезно. Она хоть и выглядит примерно на мой возраст, все же намного сильнее, особенно с этими острыми когтями, пронзающими мою плоть.
        Фигура приближается к одному из шаров света, который освещает женскую фигуру с бледной кожей и длинными серебристыми волосами, ниспадающими на обнаженный торс. На ее талии висит сплетенный из морских водорослей пояс, на котором закреплены различные сумки и ножи. Ниже плоть женщины, покрытая черной чешуей, переходит в длинный, волочащийся за ней змеиный хвост. Верхняя часть тела женщины напоминает благую форму, но вместо того, чтобы ходить, как люди, она извилисто скользит из стороны в сторону. Она останавливается передо мной и улыбается кроваво-красными губами, обнажая острые зубы. Ее внешность так же прекрасна, как и ужасающа. Я никогда раньше не встречалась с ней лично, но точно знаю, кто передо мной. С тех пор как отец впервые поделился со мной рассказами о том, насколько она устрашающа, я слышала более чем достаточно, чтобы у моих кошмаров появилась определенная форма.
        - Королева Нимуэ, - произношу я сквозь стиснутые зубы.
        - Моя дорогая Мэйзи, - говорит она с тоскливой теплотой. - Надеялась, ты будешь называть меня мамой.
        Несколько мгновений я не могу сделать ничего другого, кроме как смотреть на женщину, которая родила меня. Монстр, с которым я никогда не хотела встречаться и который, очевидно, чувствовал то же самое по отношению ко мне. Сотни гневных реплик проносятся у меня в голове. И мне требуется вся сила воли, чтобы оставаться хладнокровной. Одна моя рука все еще находится в крепкой хватке похитившей меня фейри, а другую я прикладываю к талии в попытке изобразить замешательство. Наконец, я обретаю дар речи и, заставляя голос звучать ровно, как морское стекло, говорю:
        - Может, ты и соблазнила моего отца, и я вышла из твоих недр, но ты мне не мать.
        Она поднимает подбородок и хихикает.
        - Ты больше похожа на меня, чем думаешь, дорогая Мэйзи.
        Я хлопаю ресницами.
        - Так вот почему я пряталась от тебя целый год?
        Морская ведьма подползает ближе.
        - Просто посмотри на себя. Идеальное сочетание меня и Ронана.
        Я ощетиниваюсь при упоминании имени отца, слетевшего так небрежно с ее уст. Учитывая, что они были противниками всю их жизнь, кратковременный роман стал не чем иным, как ошибкой страстей. Она не имеет права называть его Ронаном, словно они старые друзья. Он, ни больше ни меньше, правитель Морского королевства. Спокойный, осторожный благой король, пытающийся умерить жестокое правление неблагой королевы.
        Теперь, когда мы стоим так близко, я не могу не заметить, что она имеет в виду. В то время как все мои братья в благой форме - точная копия отца, с тем же оттенком медно-рыжих волос и темной кожей, покрытой веснушками, я выгляжу по-другому. Мои волосы розовые, а не рыжие, кожа, хоть и покрыта веснушками, но скорее золотисто-коричневая, чем темная. Я никогда не думала, что эти различия как-то связаны с моей матерью, учитывая, что все мои братья тоже рождены разными женщинами. Бледная кожа и серебристые волосы Нимуэ объясняют мою внешность. Я всегда считала себя довольно милой, но осознание того, что я унаследовала что-то от морской ведьмы, заставляет мой желудок бушевать, как море в шторм.
        Я обращаю свое беспокойство в гнев и снова пытаюсь вырваться из хватки фейри.
        - Отпусти ее, Зара, - мягко говорит Нимуэ.
        Прежде чем отпустить мою руку, Зара прожигает меня взглядом, а затем бросает что-то Нимуэ. Когда та ловит предмет, я узнаю серебристую пудреницу, которую приспешница морской ведьмы открыла как раз перед тем, как свет поглотил нас целиком. Каким-то образом этой вещице удалось в одно мгновение перенести меня из моей комнаты туда, где мы находимся сейчас. Или я просто потеряла сознание? Оба варианта мне кажутся маловероятными.
        Освободившись от хватки Зары, я делаю шаг в сторону и упираю кулаки в бедра, сжав в одной руке твердый предмет, и это заставляет меня вспомнить о гребне для волос. Вздернув подбородок, я спрашиваю:
        - Как ты меня нашла?
        Она смеется.
        - Мне ли не знать, где ты. Я… как там меня называют на суше? Ведьма?
        - Тебя там называют по-разному, но ни одно из имен не предназначено, чтобы польстить тебе.
        - Ах да. Мне действительно нравятся эти прозвища. Они создают вокруг меня довольно злобную ауру, разве нет?
        - Это ты так думаешь.
        Нимуэ тоже вздергивает подбородок, и одобрительная улыбка появляется на ее лице.
        - Мэйзи, дорогая, с тех пор, как твой отец рассказал мне, на что ты способна, я искала тебя.
        Кровь отливает от моего лица.
        - Что ты имеешь в виду, когда говоришь «он рассказал мне»?
        Когда после убийства Лютера отец предупредил меня, что Нимуэ начнет охотиться за мной, он, казалось, был полон решимости помешать ей найти меня. Он отчаянно хотел обезопасить меня. Именно поэтому намеревался выдать замуж за кого-то из наследников другого королевства, расположенного на суше. Так почему, во имя всего святого, он рассказал морской ведьме о том, что я сделала?
        В голову мне приходит ответ такой ужасающий, что меня начинает бить дрожь.
        - Что ты с ним сделала?
        Моя голова наполняется наихудшими из возможных вариантов. Она убила его? Пытала? Будь он мертв, до меня бы дошли слухи об этом, верно? Смерть члена королевской семьи фейри вряд ли является незначительной новостью.
        Нимуэ приподнимает бровь.
        - Я ничего не делала твоему отцу, моя маленькая жемчужина.
        Мои мечущиеся мысли замирают. Я не могу поверить ее словам. Ведь не могу? Неспособность лгать еще не означает, что она не может обманывать. Я открываю рот, но не издаю ни звука.
        - Нам многое нужно обсудить, - говорит Нимуэ со вздохом. - Но сначала мне нужно кое-что сделать.
        Она скользит ко мне, и я отшатываюсь, но не успеваю уйти далеко, так как Зара оказывается у меня за спиной и сжимает мои руки сзади, чтобы обездвижить. Почему она такая сильная? Нимуэ приближается и обхватывает мое лицо руками. Я пытаюсь вырваться, но она крепко сжимает мои щеки. Выражение ее лица остается нежным, когда она смотрит на меня сверху вниз с мягкой улыбкой на губах.
        Затем она приоткрывает свои рубиновые губы и начинает петь. Мелодия странная и пугающая, пронизанная словами на языке, которого я не понимаю. Песня накрывает меня, окутывает, как одеяло. Кажется, будто каждое слово скользит по моей коже, заставляя даже самые маленькие волоски на теле вставать дыбом. Давление сжимает мои легкие, наполняя сердце острой болью. Уверенная, что она убивает меня, я едва сдерживаю крик…
        Песня обрывается, и агония заканчивается. Нимуэ отпускает меня.
        Я впиваюсь взглядом в глаза своей матери.
        - Что ты сделала со мной?
        Она отворачивается и начинает скользить обратно по коралловому коридору.
        - Пойдем, - бросает она через плечо. - Попробуешь убежать, и будешь мертва уже через десять дней.
        Глава IX
        С отвисшей челюстью я смотрю вслед удаляющейся Нимуэ. Буду мертва через десять дней? Она только что… наложила на меня проклятие? Моя мать продолжает скользить по коридору, в то время как во мне борются страх и ярость, заглушая все остальные чувства.
        Удар локтем в бок заставляет меня вернуться к реальности.
        - Шевелись, - говорит Зара с усмешкой, - или я потащу тебя за волосы.
        Я слишком ошеломлена, чтобы сделать что-либо еще, кроме как повиноваться. Стиснув зубы, сосредотачиваюсь на своем гневе, чтобы побороть страх, и крадусь за удаляющейся фигурой Нимуэ. Она ведет меня по извилистым коридорам через коралловые залы. Зара следует за мной по пятам, как злая тень, подталкивая в спину всякий раз, когда считает это необходимым. То есть каждые пять секунд. Я бросаю на нее взгляд через плечо только для того, чтобы получить в ответ гораздо более острый взгляд. Я пользуюсь возможностью, чтобы оценить ее гибкое тело и обнаружить слабые места. Учитывая крепкую на вид чешую, острые когти на кончиках перепончатых пальцев и то, что она почти на фут выше меня, сомневаюсь, что у нее вообще есть какая-то слабость. По ее внешнему виду не понять, находится ли она в благой или неблагой форме. У некоторых фейри формы почти не различаются. У всех шелки, а значит, и у меня, есть очевидная разница: одна форма - тюлень, а другая - почти идентична человеческой. Хотя существуют фейри, которые ходят на двух ногах в обоих обличиях, меняя разве что волосы и кожу.
        Полагаю, не имеет никакого значения, какую форму сейчас носит Зара, потому что она в любом случае одолеет меня. Я снова смотрю вперед, борясь с желанием наброситься на фейри, ударить ее по чешуйчатому лицу и сорвать мою тюленью шкуру с ее плеч. Только вот учитывая, что большую часть своей жизни я провела в образе довольно ленивого тюленя, понятия не имею, как сражаться. Воровать - другое дело. Кража требует ума, быстроты и умения оставаться незаметным. Сражение же… Я даже не знаю, с чего начать. Мое единственное оружие - маленький гребень для волос. Сомневаюсь, что им можно нанести большой вред. Я могла бы войти в Двенадцатое королевство. Остановить время и забрать тюленью шкуру, а затем броситься в противоположную сторону, обратно по коридору. Но где выход из этого лабиринта? Смогу ли я сбежать прежде, чем Зара или Нимуэ догонят меня?
        Нет, лучшее, что я могу сделать, это сохранять спокойствие. Следовать за морской ведьмой. Чем скорее пойму, где нахожусь, тем быстрее смогу найти способ выбраться отсюда. Я прищуриваюсь, глядя на спину Нимуэ, пытаясь увидеть, держит ли она серебряную пудреницу, которую передала ей Зара. С помощью какой-то странной магии эта вещь привела меня сюда. Если смогу украсть ее…
        Попробуешь убежать и будешь мертва уже через десять дней.
        Стоит учитывать и это тоже.
        Чем дальше мы идем, тем шире становятся коридоры. Стены теперь кажутся более элегантными. Их украшают радужные раковины, а коралловые бра заменяют ракушки. Сферы света, парящие над ними, становятся ярче. Наконец, мы приходим в просторную комнату с куполообразным коралловым потолком, в центре которого висит сверкающая множеством огней коралловая люстра. Пол покрыт гладким песком, а по периметру расположены перламутровые колонны, арки между которыми служат входами в еще несколько залов. Нимуэ скользит к возвышению, на котором стоит огромное ложе с бархатными подушками. По бокам от него - два больших кристально-голубых бассейна. Морская ведьма опускается на свое место и манит меня пальцем. Зара, посчитав мои движения слишком медленными, тычет локтем мне в спину.
        Я поворачиваюсь к ней.
        - Может, уже прекратишь?
        Она обнажает зубы, но прежде чем успевает ответить, Нимуэ говорит:
        - Оставь нас, Зара. Лучше приведи Сестер.
        Оскалившись в мою сторону, Зара разворачивается на пятках.
        Я бросаюсь за ней.
        - Отдай мою шкуру, ты, гарпия, проклятая моллюсками.
        - Следи за языком, дочь, - говорит Нимуэ с хихиканьем. - Так уж устроен мир, что неблагим морским фейри нравятся гарпии.
        - Прикажи ей вернуть мою шкуру. Ты хоть представляешь, насколько оскорбительно то, каким образом она ее носит?
        - Позже ты сможешь вернуть тюленью шкуру, но пока я предпочитаю, чтобы Зара позаботилась о ней.
        Пылая от злости, я сжимаю челюсти, когда Зара выходит из комнаты и направляется в один из соседних залов. Чувство беспомощности угрожает парализовать меня, затянуть в омут горя, но я отгоняю его, пока оно не стало слишком глубоким. Страх мне сейчас не поможет. Печаль тоже. Все, что у меня есть, - мой ум. И год практики в воровстве.
        Медленными шагами я подхожу к Нимуэ, оценивая окружающую меня обстановку свежим взглядом.
        - Неплохой тронный зал, - замечаю я.
        За всю жизнь я бывала только в двух дворцах. В Бершарборе, хотя там я редко проводила время в помещении, а позже - во дворце Селены, резиденции неблагой королевы Лунного королевства. Именно туда отец отправил меня, чтобы выдать замуж за принца, и именно оттуда я сбежала. Во дворце Селены я пробыла недолго, но смогла оценить его роскошь и заметить, чем он отличается от Бершарбора. Комната, в которой я сейчас нахожусь, несомненно, является тронным залом. Это значит, что мы во дворце Джиневры.
        Надежда ярко расцветает в моем сердце. Я слышала о дворце Джиневры и примерно знаю, где он находится. Но удивлена, обнаружив, что он наполнен воздухом, а не водой, потому что, по слухам, этот дворец расположен под водой. Полагаю, то, что часть дворца содержит воздух, вполне разумно, поскольку существует множество видов морских фейри, которым для жизнедеятельности требуется кислород. Кроме того, дворец был построен для размещения как морских, так и наземных фейри. Давным-давно, еще до первой войны, дворцом правила королева Мелузина - мать Нимуэ. Соответственно, она также является моей бабушкой по материнской линии. Мелузина правила морем из Джиневры, в то время как ее супруг, король Херн, управлял Осенним королевством из дворца, построенного так близко к морю, как только было возможно для правителя суши. Бершарбор. Мой дом. Дворец моего отца.
        Однако следует обратить больше внимания на слухи о том, что два дворца когда-то соединяли коралловые пещеры. Так возлюбленные королевских кровей могли легко навещать друг друга. Говорят, что с тех пор пещеры были разрушены, некоторые заполнены воздухом, другие водой, но все они стали тупиками. И все же…
        Я близко к дому. К отцу. Если бы я только могла…
        - Помни мои слова, моя маленькая жемчужина. - Нимуэ наблюдает за мной сквозь полуопущенные веки. - Если попытаешься уйти без моего благословения, никто не избавит тебя от наложенного мной проклятия. Даже магия твоего дорогого отца недостаточно сильна, чтобы противостоять моей. Но сейчас не об этом. Какое-то время мы будем одни, так что давай поговорим откровенно, как мать и дочь.
        - Мать и дочь, - бормочу я с презрением.
        Нимуэ игнорирует мои пропитанные ядом слова и продолжает улыбаться, сидя на своем троне.
        - Спроси меня о чем угодно, и я отвечу, любовь моя.
        Использование подобного обращения возмущает меня. Как будто она знает значение слова «любовь». И все же у меня имеются вопросы. Я скрещиваю руки на груди, сосредотачиваясь на ощущении гребня из ракушек, все еще зажатого в руке. Гладкий перламутр под моими пальцами дает возможность отвлечься от паники. Я опираюсь на одно бедро.
        - Ты так и не сказала, как нашла меня.
        - Как уже сказала, я разыскивала тебя, - говорит Нимуэ. - С тех пор как твой отец рассказал мне о твоей силе, я каждый день отправляла свою магию в море на поиски твоей сущности.
        Я приподнимаю бровь.
        - Моей… сущности?
        - Да. Пожалуйста, скажи мне, что ты знаешь хоть что-то о магии фейри.
        - Я знаю о родстве со стихиями и все такое, - говорю я с сердитым видом.
        - Хорошо. Как нам известно, морские фейри обладают естественной близостью с водной стихией. Ты также должна знать, что каждый правитель в Фейривэе в разной степени имеет доступ ко всем четырем стихиям.
        Я киваю, пытаясь выглядеть так, будто все, что она говорит, мне давно известно. Правда в том, что мне мало что известно о магии. Я не знаю, как соткать чары или заставить океан подчиняться моим прихотям. Самостоятельно я использую магию, только когда снимаю свою тюленью шкуру. Для этого требуется лишь щепотка. Полагаю, я также использую ее, чтобы попасть в Двенадцатое королевство, но каким образом это происходит, все еще остается для меня загадкой.
        Морская ведьма продолжает:
        - Как и другие правители, я могу управлять водой, воздухом, огнем и землей. Однако есть пятый элемент, к которому могут прикоснуться немногие фейри. Духовный элемент. Хотя я во многом похожа на свою мать, именно магия моего отца отличает меня от других членов королевских семей. Он был банши, певцом смерти. Именно благодаря ему я могу пользоваться духовным элементом. Вот что я подразумеваю под сущностью. Как твоей матери, мне не нужно ничего, кроме собственной крови, чтобы найти твою сущность. Так что четыре дня назад я кое-что почувствовала. Почувствовала, как ты входишь в море. В этот же самый день Зара вернулась с той маленькой безделушкой, которую ты сейчас держишь в руках. Она нашла ее на дне океана недалеко от места кораблекрушения. Этот гребень, наполненный твоей сущностью, помог мне узнать наверняка, как тебя найти.
        Упоминание духовного элемента озадачило меня, но я стараюсь не показывать этого. Понятия не имела, что именно это делает Нимуэ такой сильной.
        - Я наложила заклинание, позволяющее Заре следовать за твоей сущностью. Она нашла тебя, понаблюдала за тобой несколько дней, следуя по пятам. А потом привела сюда.
        Я хочу спросить, как Заре удалось принять облик Мартина, но прежде, чем успеваю это сделать, Нимуэ продолжает:
        - А теперь, дочь, удовлетвори мое любопытство. Скажи мне, на что ты способна.
        Несколько мгновений я молча наблюдаю за ней. Что именно ей известно? Лучше не давать больше информации, чем у нее есть.
        - Зачем спрашивать? Я думала, что мой отец уже все тебе рассказал.
        - Он действительно так и сделал. Потому что у него не было выбора.
        По моему телу пробегает дрожь.
        - Но ты сказала, что ничего ему не сделала.
        - Мы с твоим отцом заключили соглашение еще до твоего рождения. Мы спорили о том, кому ты будешь принадлежать, какому королевству будешь служить, пока наконец не пришли к компромиссу. Мы договорились, что, если ты родишься тюленем, будешь жить с ним. Но родись ты в любой другой форме, осталась бы со мной. Кроме того, если ты когда-нибудь докажешь, что наделена такой же магией, как я - властью над жизнью и смертью, которую я унаследовала от своего отца-банши, - твой отец скажет мне. После чего ты будешь принадлежать мне. Он нашел лазейку в части об откровенности и ждал почти целый год после того, как твоя магия проявилась, прежде чем наконец признаться.
        Я внимательно слушаю Нимуэ. Отец никогда не упоминал о сделке. Никогда не сообщал, что Нимуэ может заявить на меня свои права. Впервые я узнала, что она угрожает мне, в тот день, когда убила Лютера. Отец никогда не говорил, что причиной опасности станет то, что он сам расскажет морской ведьме о моей смертоносной магии. Мой желудок завязывается узлом. Не знаю, должна ли чувствовать себя преданной. Безусловно, отец только пытался защитить меня, так ведь?
        - В любом случае, - говорит Нимуэ, отвлекая меня от сбивчивых размышлений, - расскажи-ка мне об этой магии поцелуев.
        - Зачем? Чтобы ты использовала ее?
        В этот момент за пределами тронного зала раздается какой-то шум. Секундой позже из коридоров появляется дюжина или около того женских фигур. Еще несколько появляются из бассейнов, что расположены по обе стороны от трона. Зара возглавляет группу фейри, которые чем-то похожи на нее: чешуйчатые тела разных оттенков, жабры на шеях и когтистые пальцы. Я узнаю фейри, которые поднимаются из бассейнов, - прекрасные ундины, наяды и морские нимфы, синекожие никси, сирены с мясистой верхней частью тела, заканчивающейся чешуйчатыми хвостами, келпи с гладкими, черными, лошадиными телами и красными глазами.
        Фейри рассаживаются вокруг трона Нимуэ. Некоторые с обожанием смотрят на свою королеву, в то время как другие бросают на меня свирепые взгляды с другого конца комнаты. Я глубоко вдыхаю, приказывая себе не паниковать и не показывать страха.
        - Сестры Черного Угря, пожалуйста, познакомьтесь с моей дочерью Мэйзи. Мэйзи, это мои самые верные подданные.
        Под этим морская ведьма подразумевает своих самых преданных убийц. Я слышала о Сестрах Черного Угря. Нимуэ возглавляла их под началом королевы Мелузины. И Нимуэ, и мой отец служили в армии ныне покойной королевы, но исполняли совершенно разные обязанности. До объединения острова мир с людьми был непрочным. Отец отвечал за защиту острова от морских нарушителей, в то время как Сестры Черного Угря вершили тайное правосудие. Отец был публичным лицом подводной армии, в то время как Нимуэ являлась ее скрытой силой. После того, как люди объединились с фейри, морская ведьма заняла место неблагой королевы Морского королевства. Несмотря на существующие правила, запрещающие Нимуэ совершать несанкционированные убийства, отец опасался, что она, не обратив на них внимания, погубит остров. Именно тогда он занял место благого короля Мореи, выступая за мир и борясь с жестокими наклонностями Нимуэ.
        Даже думать не хочу о том, как между ними закрутился роман.
        - Мэйзи, перед тобой стоят самые могущественные женщины моря, каждая из которых, как и ты, обладает особым талантом, помогающим нашему королевству процветать. Я уже попросила тебя рассказать мне о своем даре, но, думаю, будет лучше, если ты покажешь его.
        - Прошу прощения?
        Она щелкает пальцами.
        - Зара.
        Челюсть фейри напрягается, когда она бросает вопросительный взгляд на свою королеву. Нимуэ полностью игнорирует ее, так что Зара вздергивает подбородок и неторопливо подходит ко мне.
        - А теперь, Мэйзи, покажи мне, на что ты способна.
        Я перевожу взгляд с Зары на Нимуэ.
        - Ты… хочешь, чтобы я поцеловала ее?
        Нимуэ коротко кивает.
        - Это же ее убьет.
        - Мне все равно.
        Я перевожу взгляд на Зару, чьи поджатые губы и тревожный взгляд не выдают и намека на страх.
        - Давай же, - насмехается фейри. Я отступаю, но Зара делает шаг за мной. - В чем дело, маленький тюлень? Так быстро позабыла презрение, что испытываешь ко мне? Или просто не хочешь целоваться с женщиной?
        - Я… я бы с удовольствием поцеловала кого угодно, - говорю я, через секунду уже проклиная себя за столь жалкий ответ.
        - Предпочитаешь что-нибудь более… знакомое? - Чешуя смещается на ее лице от лба к подбородку, образуя лицо, так похожее на Мартина. - Поцелуй меня, - говорит она глубоким голосом, который звучит почти убедительно.
        Я отступаю назад, но она снова сокращает расстояние между нами.
        - Как насчет этого? - Чешуя на ее лице снова смещается, заменяя облик Мартина кем-то с темной кожей, веснушками и медно-рыжими волосами.
        Я замираю при виде имитации отца, на этот раз пугающе точной.
        - Я эльф-каракатица, искусна в чарах, способных имитировать облик других людей. Я могу быть тем, кем ты захочешь. - Ее лицо снова меняется, на этот раз становясь лишь немного похожим на мужчину, которого я спасла, - брата Дориана. Мне кажется, что уровень исполнения имитации Зары зависит от того, насколько хорошо она знакома с человеком, которого изображает. Значит ли это, что она видела Дориана лично? Или, преследуя меня по приказу моей матери, только посмотрела на черно-белую фотографию, что украшает вывеску возле церкви? Если так, то Заре каким-то образом удалось подобрать точный оттенок кожи и волос.
        - Ты такая жалкая, - бурчит Зара себе под нос, приближая лицо - теперь уже свое собственное - слишком близко к моему. - Ты не смогла бы убить меня, даже если бы попыталась.
        - Ты хочешь, чтобы я убила тебя?
        - Нет, я хочу надеть твое лицо и выползти на берег возле твоей маленькой лагуны. Там я хочу найти каждого из твоих братьев и перерезать им горло и содрать кожу с их костей. После чего хочу сделать накидку из их шкур. А потом, нарядившись в их плоть, направиться прямиком к твоему жалкому, бесхребетному, безмозглому отцу и…
        С яростью, бурлящей в моей крови, я бросаюсь вперед и прижимаюсь губами к ее губам. Я ничего не делаю, чтобы превратить это в настоящий поцелуй, просто изо всех сил прижимаюсь губами к губам Зары. Лишь бы заглушить ее мерзкие слова. Через какое-то время я отступаю назад, оставляя между нами несколько футов расстояния. Она стоит на месте, кривя губы в ухмылке, а после качает головой.
        - Ты… - Следующее слово застревает у нее в горле. Улыбка мгновенно исчезает с ее губ, когда Зара хватается за горло. Она немного бледнеет.
        Я перевожу взгляд на Нимуэ и ее убийц. Все смотрят с любопытством, не проявляя и капли беспокойства за свою Сестру.
        Зара падает на землю, а я застываю на месте, дрожа и наблюдая, как еще одна жертва умирает от моих ядовитых губ.
        Глава X
        Я замечаю, что Нимуэ поднялась со своего трона, только когда она кладет руку мне на плечо.
        - Ты отлично справилась, - шепчет она, а затем мягко отталкивает меня в сторону. Я ожидаю, что она поднимет мертвое тело Зары на руки, но вместо этого Нимуэ становится перед ним и закрывает глаза.
        Знакомое ощущение наполняет мои кости. Оно тянет меня вперед, затягивает внутрь. Это ощущение предлагает мир и спокойствие, способ остановить время и убежать от того, кто я есть, и от того, что сделала. Поэтому я тоже закрываю глаза.
        Когда открываю их, мир становится фиолетовым.
        Когда магия Двенадцатого королевства окружает меня, мой страх почти исчезает. Только на этот раз я здесь не одна. Скорее всего, на самом деле я никогда не бываю одна в этом королевстве, но обычно единственная, кто свободно передвигается по нему. На этот раз здесь есть кто-то еще.
        Нимуэ.
        Ее тело, как и все остальное, состоит из фиолетовых частиц, но в отличие от ярко-фиолетовых замороженных фигур ее приспешников и убывающего фиолетового оттенка, которым покрыто тело на полу, морская ведьма, кажется, осознает свое окружение. Скользя, она огибает Зару и направляется к фигуре, которую я сначала не заметила. Немного более бесформенная, чем остальные, она плавает и колышется в нескольких футах от Зары. Нимуэ подходит к светящемуся существу и протягивает руку.
        - Иди сюда, дитя, - шепчет Нимуэ голосом, который звучит одновременно слишком громко и слишком тихо в этом странном мире. - Твое время еще не пришло.
        Фиолетовая форма колеблется один раз, другой, а затем протягивает что-то вроде руки, позволяя Нимуэ ухватиться за нее. Схватив одной рукой светящееся существо, другой морская ведьма мягко подталкивает его вперед. Когда они добираются до тела Зары, Нимуэ тихо поет на том же языке, на котором проклинала меня. Световая форма начинает дюйм за дюймом опускаться, а морская ведьма следует за ней, пока свет не заполняет форму, которую представляет собой тело Зары. Нимуэ продолжает петь, и мелодия превращается в навязчивый вой. Когда песня заканчивается, она снова выпрямляется во весь рост и поворачивается ко мне. Волна паники пробегает по моему телу, когда мать склоняет голову набок.
        - Ты тоже здесь, моя маленькая жемчужина?
        Этого вопроса достаточно, чтобы вышвырнуть меня из Двенадцатого королевства. Я открываю глаза и обнаруживаю, что время возобновило свой ход. Я готовлюсь к тошноте, которая обычно следует за этим, но ничего не происходит. Не в этот раз. Это потому, что не я открыла вход в тот мир? Неужели я только что отключила связь моей матери с Двенадцатым королевством? Еще больше меня беспокоит тот факт, что она вообще способна войти туда, что значит… это еще одна странная сила, которую я унаследовала от нее.
        Я встречаюсь взглядом с морской ведьмой и обнаруживаю, что она с понимающей улыбкой на губах наблюдает за мной сквозь опущенные веки.
        - Дитя мое, да ты полна сюрпризов, - говорит она.
        Зара, которая хватает ртом воздух и, спотыкаясь, поднимается на ноги, избавляет меня от необходимости отвечать. Увидев меня, она скалит зубы и, выставив когти, делает угрожающий шаг вперед.
        - Ты, тупоголовый тюлений выродок…
        - Достаточно, - твердо командует Нимуэ. - Ты знала, во что ввязываешься, Зара. - Разъяренная фейри останавливается, но не сводит с меня глаз. - Возвращайся к Сестрам, - требует Нимуэ.
        Низкое рычание вырывается из горла Зары, но она повинуется, пристально глядя на меня с каждым шагом, который делает.
        - Я горжусь тобой, дочь, - ухмыляется Нимуэ, как будто я только что выполнила свое первое подводное сальто. - Теперь нам предстоит еще многое обсудить. - С этими словами она скользит к своему трону и садится.
        - Например, то, как ты только что заставила меня убить кого-то?
        Она легкомысленно взмахивает рукой в сторону Зары.
        - Она была едва жива. А теперь, смотри, с ней все в порядке!
        Зара усмехается.
        - Мне нечего с тобой обсуждать, - говорю я. - Я не обязана ни говорить с тобой, ни слушать тебя…
        - На самом деле, еще как обязана. Согласно моей сделке с твоим отцом, теперь ты служишь мне. Являешься одной из моих подданных. Ничто не может нарушить это.
        Ничего… кроме брака с другим королевством. Ради всего святого, отец знал гораздо больше, чем пытался показать. Будь он честен со мной с самого начала, я могла бы поступить по-другому, когда он сосватал меня за земного принца. Тогда я не стала бы беспокоиться о том, что меня отвергнут, когда обнаружат мой смертельный поцелуй. Я могла бы даже припугнуть этим принца! Заставила бы его жениться на мне и обеспечить тем самым мою безопасность. Огненная ярость закипает в моей крови, но быстро успокаивается, потому что, в конце концов, я не огненная фейри, а водная. Я мягкий маленький тюлень, который даже не может убить того, кого ненавидит, не говоря уже о том, чтобы угрожать невинному.
        - Тогда чего ты от меня хочешь? Собираешься заставить присоединиться к твоим Сестрам? Будешь организовывать убийства, которые мне придется выполнять?
        Нимуэ изучает меня скучающим взглядом.
        - Полагаю, тебе необязательно присоединяться к Сестрам, - говорит она неохотно, но довольно расчетливо. - На самом деле, я могла бы вообще отказаться от любых притязаний на тебя.
        Надежда зарождается в моем сердце, но подозрения все же берут над ней верх.
        - Как это?
        Морская ведьма откидывается на спинку трона, мотая из стороны в сторону своим змеиным хвостом.
        - Ты кое-что забрала у Сестер. Спасла того, кто был обязан умереть.
        Я мгновенно понимаю, о ком речь. Брат Дориан.
        - Так это ты устроила кораблекрушение.
        - Да.
        - Почему? Чем он так разгневал тебя?
        Морская ведьма издает лающий смешок.
        - Ты понятия не имеешь, какого монстра спасла. Его зовут Дориан Арико, сын Астерна Арико. Тебе знакомо это имя?
        Я качаю головой.
        - Довольно предсказуемо. Разумеется, твой отец обеспечил тебе спокойную жизнь в Бершарборе. Как бы то ни было, Астерн Арико являлся членом братства Святого Лазаро, человеком, следующим ордену силы. После того как восстания были подавлены, он тайно доставил в свое поместье захваченных во время стычек фейри. В своем подвале он основал нелегальный бойцовский клуб, которым управлял в течение трех лет, пока фейри не обнаружили его. Нашим плененным собратьям приходилось сражаться друг с другом или с другими недавно захваченными фейри, а иногда даже с людьми Святого Лазаро. Много фейри погибло. К тому времени, когда бойцовский клуб рассекретили, в живых осталась только одна морская фейри. Позже ее убил сын Астерна, Дориан Арико, когда тому было всего десять лет.
        - Почему он убил фейри? - спрашиваю я голосом едва громче шепота. У меня никак не получается соотнести образ десятилетнего ребенка-убийцы с красивой фотографией, которую я видела возле церкви.
        Нимуэ пожимает плечами.
        - Он сын своего отца. Какая еще тебе нужна причина? Астерн Арико воспитывал сына так, чтобы тот пошел по его стопам и вступил в орден силы братства Святого Лазаро. Многие считают, что мальчик убил фейри в ходе простой тренировки, несмотря на то, что сам он пытался оправдаться простой самообороной. Но убитая им фейри скончалась от семи ножевых ранений, а когда мальчика нашли, тот был с ног до головы залит кровью, как будто купался в ней.
        От одной только мысли об этом желчь подступает к моему горлу.
        Морская ведьма продолжает:
        - Астерн и все остальные, кто состоял в бойцовском клубе, были казнены, но Совет Альфы признал мальчика невиновным. Тем не менее вряд ли кто-то, даже члены королевской семьи, действительно поверили в это.
        Я удивлена, что преступление посчитали достаточно серьезным, чтобы отдать в руки Совета Альфы. Как высшая форма правления в Фейривэе, состоящая из правителей каждого королевства, Совет Альфы рассматривал только самые крупные дела. Большинство вопросов может решить суд королевства, в котором совершено преступление. Обычно только юридические скандалы, связанные с самими членами королевской семьи, требуют вердикта Совета Альфы. С другой стороны, святой Лазаро ходит по лезвию ножа еще со времен восстаний. Полагаю, вполне логично, что любое преступление, связанное с братством, рассматривается как государственная измена.
        - Если все считают его виновным, почему же его не убили? - спрашиваю я, и от этого вопроса у меня скручивает живот. Считаю ли я, что его следовало убить? Стоило ли его вообще убивать?
        - Вскоре после казни мать мальчика отправила его в школу-интернат в Бреттоне. Вероятно, чтобы предотвратить дальнейшее расследование, которое могло бы доказать вину ее сына. С тех пор там он и жил. Не было никакой необходимости наказывать его еще больше.
        - Но он вернулся?
        - Да, чтобы потребовать свое наследство, - говорит Нимуэ с усмешкой. - Имущество Астерна Арико, доходы от азартных игр и поместья были конфискованы Советом Альфы, но, поскольку он оказался единственным членом семьи, чью вину доказали, его пожелания, когда дело касалось сына, должны были быть соблюдены. Он выделил значительную сумму на образование Дориана, а также солидное состояние, на которое тот мог претендовать, когда достигнет совершеннолетия. Деньги, скорее всего, были получены от незаконных ставок, но доказательств этого не нашлось. Таким образом, наследство мальчика, зарезервированное на его имя, было отложено, чтобы он мог забрать его в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. Если по истечению этого времени Дориан не появится, состояние автоматически признается неустойкой. Никто не ожидал, что он вернется, потому что только житель острова может претендовать на богатство и собственность, расположенные на нем. Покинув Фейривэй, человек без разрешения на краткосрочный въезд обязан повторно подать заявление на получение гражданства. Дориан, похоже, был настроен решительно, раз
назначил встречу на острове Ванмар, чтобы обсудить упомянутое гражданство.
        - Остров Ванмар? - эхом отзываюсь я, услышав незнакомое название.
        - О, дитя мое, ты жила под стеклянным куполом, верно? - Я прищуриваюсь, но Нимуэ только смеется. - Это один из маленьких охраняемых островов на севере, сразу за Лунным королевством. Там всегда совершаются сделки с людьми, имеющими сомнительное происхождение. Лучший способ решения юридических вопросов без получения позволения проникать на сам материк.
        - Вот когда на его корабль напали? Когда он направлялся на этот остров?
        Вполне логично, учитывая, что крушение произошло к западу от мыса Вега. К северо-западу оттуда расположена небольшая группа островов, один из которых, я предполагаю, и есть Ванмар. Должно быть, фейри сбили корабль с курса, вместо этого направив его к мысу. С содроганием я задаюсь вопросом, сколько еще человек было на борту. Капитан, команда, возможно, другие, ищущие гражданства люди. Их я не спасла.
        - Да, и, если бы ты не вмешалась, он никогда не добрался бы до берега. Пожар уничтожил бы каждого, кто плыл на этом корабле.
        - Я пыталась покончить с ним, - возражает Зара, - но он напал на меня, разбил масляную лампу о мою голову и толкнул меня в огонь.
        Я пристально смотрю на нее.
        - Я бы, вероятно, поступила точно так же, если бы ты попыталась меня убить.
        Зара встает и делает шаг вперед.
        - Как будто он этого не ожидал. Морская фейри, которую он убил, была моей сестрой. В течение трех лет ее держали в клетке в подвале, прикованной железными цепями - нелегальным металлом. Вероятно, ты слишком глупа, чтобы понять, что он смертелен для фейри. Одно только прикосновение подобно пытке. Постоянное пребывание в железных наручниках медленно отравляло ее плоть. Она мучилась в бесконечной агонии. Но это еще не все. Она была вынуждена бороться за свою жизнь ночь за ночью. Из всех фейри, которых Арико держал для своего боевого ринга, выжила только она. Она оставалась там три года. И этот… мальчик… убил ее.
        Я разрываюсь между сочувствием, отвращением и раздражением. Ее сестра действительно не заслуживала подобной участи, но я не могу избавиться от ощущения, что они чего-то недоговаривают. Если эта фейри оказалась последней выжившей в жестоком бойцовском клубе, как десятилетний мальчик смог победить ее? В таком юном возрасте был ли он действительно злобным чудовищем? И как все это относится ко мне? Я снова обращаю свое внимание на Нимуэ.
        - Как это все позволит мне не присоединяться к твоей веселой компании убийц?
        - Прояви терпение, любовь моя, - говорит Нимуэ раздражающе нежным голосом. - Как я уже говорила, ты понятия не имеешь, во что вмешалась. Ты помогла мальчишке добраться до берега.
        - Откуда ты вообще это знаешь?
        Она опускает взгляд на мой сжатый кулак, в котором я все еще держу гребень.
        - После того как твой отец наконец рассказал мне о твоих способностях, я настроила всех Сестер на твою сущность, чтобы любая из них могла найти тебя. Зара, оправившись от атаки Дориана, почувствовала тебя. Это она нашла гребень. Той ночью я уже почувствовала тебя в океане, поэтому, когда Зара принесла мне гребень, сразу поняла, что произошло. И все же мне были нужны дополнительные доказательства. Поэтому я использовала твою маленькую безделушку, чтобы создать заклинание, которое позволило Заре выследить тебя. Она шла по твоему следу от моря до ступеней церкви Святого Лазаро, а после - по всему Люменасу, пока наконец не увидела во плоти. Она наблюдала, как ты снова и снова возвращалась в церковь, как будто искала что-то. Или кого-то.
        Я сжимаю челюсти, надеясь, что морская ведьма не видит, как румянец заливает мои щеки. Не то чтобы мне было стыдно. Почему бы не проверить того, чью жизнь я спасла? Я только хотела знать, жив он или мертв.
        Нимуэ вздыхает.
        - Теперь, по твоей милости, все мои усилия могут оказаться напрасными. Церковь Святого Лазаро предоставила Дориану Арико убежище, которое действует в течение четырнадцати дней. Если ты хорошенько подумаешь, дорогая дочь, то, вероятно, сможешь догадаться, что произойдет дальше.
        Я пожимаю плечами:
        - У него больше не будет убежища, а значит, ты пошлешь Сестер Черного Угря, чтобы те попытались убить его еще раз?
        - Не совсем, потому что он уже опережает нас. Возможно, ты заметила вывеску возле входа в церковь. То объявление с участием красивого брата Дориана, что охотится на невесту-фейри.
        - Я его заметила, - говорю я, неловко переминаясь с ноги на ногу, прежде чем напоминаю себе, что следует оставаться отчужденной и незаинтересованной.
        - А обратила ли ты внимание на временные рамки конкурса? Он заканчивается как раз в последний день, когда ему предоставят убежище. А после этого предполагается свадьба. Если Дориан женится на фейри или фейри-полукровке, ему гарантировано гражданство. Совет Альфы не станет заказывать убийство законного гражданина, а это значит, что у нас есть всего десять дней, чтобы исправить беспорядок, который ты устроила. И делать это придется тебе.
        Я тупо смотрю на морскую ведьму.
        - Мне?
        - Да.
        - Ты просишь, чтобы я… убила его?
        - Похоже, ты прекрасно с этим справляешься.
        Гнев вспыхивает во мне.
        - Я не собираюсь убивать его, Нимуэ. Я не одна из твоих наемниц. Накажи меня, если хочешь, угрожай, сколько угодно, но ничего не сможет убедить меня сделать это. Я не такая бессердечная, как ты.
        По крайней мере, так считал отец. Он верил в это настолько, что пытался мне помочь. Пытался предотвратить ту самую судьбу, которую я так глупо навлекла на себя.
        Нимуэ встает со своего трона и скользит ко мне. Когда она начинает говорить, ее голос звучит холодно:
        - Да, я убийца, любовь моя, но эта обязанность была возложена на меня Советом Альфы. У каждого монарха своя роль, и некоторые из этих ролей важнее других. Королева Никсия известна как могущественная заклинательница, ответственная за распределение наказаний в судебных делах высшего уровня. Королева Эстер наблюдает за научным прогрессом Звездного королевства. Твой отец отвечает за безопасность морских путей для торговых судов. У меня тоже есть свои обязанности. Я совершаю убийства, санкционированные Советом Альфы. С этим я не могу поспорить. А ты можешь?
        Я содрогаюсь от того, на что она намекает. Кораблекрушение было не просто безрассудным нападением, а попыткой убийства, одобренной самим Советом Альфы. Тем самым советом, к которому принадлежит мой отец. Чтобы столь рискованные действия были приняты, необходимо единогласное решение всех членов.
        Если мой отец считал, что Дориан должен умереть, на то должна быть веская причина.
        Лицо Нимуэ смягчается, когда она останавливается передо мной.
        - Этот мальчишка виновен, любовь моя. Он уже занял место своего отца в церкви, которая ненавидит фейри. Как и его отец, он был принят в орден силы. Ты должна понимать, что, если ему удастся взять в жены фейри, он будет жесток с ней. Она запросто может стать его следующей жертвой.
        Я тяжело сглатываю, и мое дыхание становится поверхностным, пока я пытаюсь переварить все, что сказала морская ведьма. Она была права в одном: я вела уединенную жизнь. Несмотря на то, что многому научилась с тех пор, как сбежала, я все еще мало что знаю о людях. В моих ли силах спасти сумасшедшего?
        Я выбрасываю этот вопрос из головы и сосредотачиваюсь на гораздо более насущных проблемах.
        - Ты все еще не сказала, каким образом это поможет мне освободиться от тебя.
        - Если ты решишь это дело, совершишь это убийство, я отпущу тебя. Убей Дориана Арико, и я откажусь от любых посягательств на тебя. Тебе не придется присоединяться к Сестрам. Ты сможешь вернуться домой к отцу. А еще лучше… - Она делает драматическую паузу и склоняет голову набок. - Я могу сделать так, чтобы тебе больше никогда не пришлось убивать кого-либо своим поцелуем.
        Ошеломленная, я молчу. Страх и тоска в равной мере наполняют мое сердце, сталкиваясь в дрожащих конвульсиях, пока я обдумываю столь невероятное предложение. Здесь определенно скрыт какой-то подвох. Я пытаюсь не попасться на ее удочку, не задать вопрос, который вот-вот готов сорваться с губ. Но это бесполезно. Любопытство поднимается из груди к горлу, подталкивая слова:
        - Ты действительно можешь забрать мою магию?
        - Я могу сделать так, что тебе больше никогда не придется бояться кого-то поцеловать. Я могу зачаровать твои губы таким образом, что твой следующий поцелуй станет последним, который приведет к бессмысленной, мгновенной смерти. С этого момента ты сможешь целоваться с любовью, со страстью, с радостью, при этом не причинив вреда ни одной живой душе. Но только при условии, что выполнишь мою просьбу.
        Я провожу рукой по волосам и расфокусированно смотрю в никуда, когда отступаю от морской ведьмы.
        - Я… не могу. Если он попросил убежища в церкви, то, вероятно, и шагу не ступит за ее пределы.
        - Тебе не стоит беспокоиться об этом. Ты войдешь в церковь и подойдешь прямо к Дориану Арико.
        - Но как?
        - Приняв участие в конкурсе невест.
        Глава XI
        Замерев, я смотрю на королеву Нимуэ широко раскрытыми глазами. Возможно, я неправильно расслышала.
        - Прошу прощения?
        - Ты присоединишься к конкурсу и поборешься за его руку и сердце. Соревнование начинается через три дня, так что ты сможешь подарить ему свой поцелуй на рассвете семь дней спустя.
        Я заикаюсь, подыскивая слова, которые помогут мне разобраться в столь нелепом плане.
        - Ты хочешь, чтобы я боролась за право стать его невестой?
        - Только столько, сколько потребуется, чтобы поцеловать его.
        - Но ты все же ожидаешь, что я проникну на конкурс и… что дальше? Поцелую его при всех, чтобы показать, кто именно его убил?
        Нимуэ хихикает.
        - Не столь очевидно, дитя мое. Я предлагаю тебе поцеловать его наедине, особенно если ты сможешь поймать момент и не оставить при этом улик, что вы вообще были вместе. Участницы становятся гостями церкви либо на протяжении всего конкурса, либо до тех пор, пока не будут от него отстранены. Это значит, у тебя будет предостаточно темных ночей, чтобы попытаться. Даже если будет установлено, что ты находилась с ним в момент смерти, никаких доказательств того, что ты стала причиной его кончины, найти не удастся. Я видела, как выглядела Зара, прежде чем вернуть ее обратно. Не знай я наверняка, могла бы подумать, что она пострадала от любого естественного недуга. Тебя могут осматривать и тыкать в тебя пальцами, пока ты не посинеешь, но ничего, что могло бы связать тебя со смертью Дориана, не найдется.
        - Я не хочу, чтобы меня осматривали или тыкали в меня пальцами.
        - Тогда делай свою работу как следует. - Ее голос звучит резко. - Я делаю тебе одолжение, Мэйзи. С тех пор, как ты родилась, я считала дни до того, как смогу обнаружить в тебе ту же магию, что и у меня. Чтобы вернуть ребенка, которого потеряла. Думаешь, мне нравится наказывать тебя при нашей первой встрече? Неужели ты думаешь, что в своем предложении я не иду на уступки? Я согласилась освободить тебя от соглашения, которое нас связывает.
        Я закатываю глаза.
        - Если бы ты действительно делала мне одолжение, то не стала бы манипулировать мной, чтобы заставить кого-то убить. Вот почему я убегала от тебя целый год. Потому что не хотела становиться частью этого. - Я указываю на Сестер, которые рычат в ответ. - Я не хочу убивать людей.
        Нимуэ подходит ближе и понижает голос:
        - Всего лишь еще один поцелуй, Мэйзи, и тебе больше никогда не придется никого убивать. Наконец-то ты сможешь поцеловать кого-нибудь по любви.
        Любовь. То, чего, как я поклялась, у меня никогда не будет. Могу ли я принять ее предложение? Убить человека в обмен на свободу от своей ужасной магии? Моя жизнь могла бы стать совершенно другой. Если Нимуэ действительно не станет заявлять права на меня как на своего подданного, мне больше не придется убегать. Я смогу вернуться домой к отцу. Смогу передвигаться по острову, не прячась и не воруя. Смогу отправиться в приключение и увидеть то, чего не могла всю свою жизнь. Я смогу… влюбиться.
        Но сначала мне придется убить человека, которого сама же и спасла.
        Могу ли я это сделать?
        Я вздергиваю подбородок.
        - Что, если я откажусь?
        - Тогда ты останешься подданной моего королевства и будешь обязана следовать моим приказам, одним из которых вполне может стать посвящение в Сестры Черного Угря. И да, ты можешь попытаться сбежать, но мои слова остаются в силе. Ты умрешь через десять дней, если не подчинишься мне. Только я могу снять проклятие, которое наложила. Поверь, любовь моя, я хотела бы увидеть, как ты проживешь очень долгую и счастливую жизнь.
        Я отступаю от нее, разрываясь между негодованием и беспомощностью. Куда ни посмотри, меня подстерегает неизбежный исход. С одной стороны, я свободна, но должна ради этого убить человека. С другой, становлюсь орудием в руках монстра. Или того хуже - выбираю смерть. Мое сердце так сильно колотится о ребра, что кажется, вот-вот может взорваться.
        - Один поцелуй, Мэйзи, - повторяет Нимуэ, ее голос такой же мягкий, как крошечные волны, набегающие на берег. - Это все, чего я прошу. Один поцелуй, влекущий за собой смерть опасного человека.
        Смирение сковывает мои кости, заставляя почувствовать себя тяжелой и усталой. Потерянной. Мой голос звучит тихо:
        - Я даже не знаю, смогу ли присоединиться к конкурсу. Что, если они уже нашли достаточное количество участниц?
        Губы Нимуэ изгибаются в довольной усмешке, от которой у меня к горлу подступает желчь.
        - Ты уже присоединилась.
        - Что? Как?
        Какое-то движение привлекает мое внимание, и я вижу, как чешуя Зары начинает мерцать от головы до ног. Когда чешуйки оседают, их место занимает иллюзия, которая помогает ей стать похожей… на меня. За исключением отвратительно пышного розового платья, конечно. В остальном сходство пугающе сверхъестественное. Она складывает руки на груди и натягивает жеманную улыбку на свои-мои губы.
        - О, я бы так хотела принять участие в конкурсе, - говорит она голосом, который звучит почти как мой. - В конце концов, это я спасла его. Вы знали? Я влюбилась в него в тот момент, когда увидела.
        Я задыхаюсь, и жар обжигает мои щеки, но не только из-за оскорбительного подражания.
        - Ты можешь лгать.
        - Вот что делает ее такой ценной для меня. Эльф-каракатица способна не только использовать свои чары, чтобы умело имитировать другого человека, но и вполне может солгать, пока притворяется кем-то другим.
        - Если она может выдавать себя за кого угодно, зачем тебе я?
        - Потому что это твоя ошибка, - говорит Нимуэ. - Теперь ты обязана хранить мне верность, и я буду обращаться с тобой так, как обращалась бы с любой из Сестер. Ты вмешалась в миссию, так что тебе все и исправлять.
        - Я спасла его только потому, что он оказался в океане. Выполняй Зара свою работу с самого начала, ничего бы из этого не случилось. Или я ошибаюсь?
        Зара открывает рот, обнажая острые зубы, но Нимуэ поднимает руку, чтобы успокоить ее.
        - Ты сделаешь это, дочь. Правда остается правдой: он бы утонул, не сопроводи ты его через границу. - Морская ведьма протягивает ко мне руку. - Так мы заключаем эту сделку или нет?
        Я издаю лающий смешок.
        - Возможно, я мало видела в этой жизни, но уж точно знаю, что лучше не соглашаться на сделку, пока ее условия не согласованы окончательно.
        Она одаривает меня одобрительной улыбкой.
        - Очень хорошо. Вот мои условия: ты примешь участие в конкурсе невест, сделаешь вид, что хочешь замуж за Дориана Арико, хотя на самом деле твоя цель - разделаться с ним. Через десять дней ты поцелуешь его до восхода солнца, прежде чем он женится на фейри. Я же, в свою очередь, наложу на твои губы такое заклятие, что твой следующий поцелуй станет последним поцелуем, что приведет к смерти. Если тебе удастся убить Дориана Арико, я верну тебе твою тюленью шкуру и откажусь от любых посягательств на тебя как твоя мать и как твоя королева.
        Когда она замолкает, я бросаю на нее многозначительный взгляд.
        - Я также хочу услышать часть о том, что случится, если я потерплю неудачу.
        Нимуэ одаривает меня еще одной одобрительной усмешкой. Она испытывает меня, и я ненавижу ее за это.
        - Если ты не сможешь поцеловать Дориана Арико, и он останется жив к первому восходу солнца после истечения срока предоставления убежища, проклятие, которое я наложила на тебя, заберет твою жизнь. Мое проклятие таково: любая человеческая одежда, которую ты носишь, сгорит, как и любая другая тюленья шкура, кроме твоей собственной.
        Меня охватывает паника. В дневное время шелки могут выжить в благой форме, только если наденут человеческую одежду или вернутся в свою тюленью шкуру. В противном случае они погибнут. Даже укрытие в океане не может спасти шелки от такой участи. Их жизни становятся данью моря, но, умирая, они превращаются в морскую пену. Из-за этого я никогда не раздеваюсь полностью при дневном свете, даже для того, чтобы принять ванну или переодеться. На мне всегда остается по крайней мере один предмет одежды.
        Ярость вспыхивает во мне, поднимаясь, подобно приливающей волне.
        - Ты проклянешь меня, даже если я соглашусь на сделку? Нарушенные сделки и так приводят фейри к смерти. Разве этого не достаточно?
        Нимуэ не выказывает и намека на стыд.
        - Мое проклятие останется дополнением к нашей сделке. Однако я обещаю, что, если у тебя все получится, через десять дней до восхода солнца мы встретимся на мысе Вега, где я сниму с тебя проклятие и верну тебе тюленью шкуру. Если же ты потерпишь неудачу, я в любом случае буду ждать тебя там, чтобы получить хоть какие-то объяснения. Так что, теперь ты согласна на сделку? Если нет, ты все еще считаешься моей подданной и должна оставаться со мной. Конечно, у тебя есть следующие десять дней, чтобы попытаться угодить мне настолько, чтобы я сняла проклятие и оставила тебя в живых. Но тогда смертоносная магия тоже останется с тобой, и ты сможешь начать знакомство со своими новыми Сестрами.
        Моя ярость сменяется печалью, когда тяжесть сделки давит на мои плечи.
        - Убийство, смерть или вечная жизнь наемницей. Вот и все варианты, что у меня есть.
        - Довольно справедливые варианты, - говорит Нимуэ.
        Я качаю головой.
        - Что ты вообще знаешь о справедливости?
        Выражение лица морской ведьмы становится жестче, но она не возражает. Вместо этого она снова протягивает руку, ожидая, когда я скреплю нашу сделку.
        - Я ненавижу тебя, - говорю я сквозь зубы.
        - Хорошо. Направь этот гнев на Дориана Арико. Ведь это он - причина, по которой ты здесь, верно? Я спрошу тебя еще раз: согласна ли ты на эту сделку?
        Мои легкие словно сдавливают железные тиски, а горло горит от негодования.
        Но какие еще варианты у меня есть? Эта сделка - мой единственный шанс на нормальную жизнь.
        Все, что мне нужно сделать, - это убить опасного человека.
        С глубоким вздохом я хватаю королеву за руку. Мои следующие слова ощущаются на языке, как разбитые раковины:
        - Я согласна на эту сделку.
        Когда представление окончено, Нимуэ позволяет Сестрам уйти. Как только мы остаемся одни, она поворачивается ко мне с широкой улыбкой. Улыбкой, которая переполнена не материнской гордостью, а кое-чем другим - отвратительно фальшивой добротой и детской взволнованностью.
        - Нам нужно, чтобы ты выглядела наилучшим образом. Пойдем, моя дорогая дочь, я подготовила для тебя лучший номер и множество платьев на выбор. - Морская ведьма начинает ускользать, но я не предпринимаю и малейшей попытки последовать за ней.
        - Что заставляет тебя думать, что я останусь здесь еще хотя бы на минуту?
        Нимуэ поворачивается ко мне лицом и хмурится, как будто не понимает моих слов. После короткого молчаливого изучения уголок ее рта приподнимается в ухмылке.
        - Ты не можешь участвовать в конкурсе невест в таком виде.
        Я сопротивляюсь желанию взглянуть вниз на свою мешковатую льняную рубашку и грязные брюки. Вместо этого смело встречаю взгляд морской ведьмы.
        - Я и сама могу подготовиться к этой миссии. Где выход?
        - Почему я должна позволить тебе уйти? - спрашивает она, надув губы. Я ожидаю услышать злость в ее голосе, но этого не происходит.
        - Почему бы и нет? Ты ничем не рискуешь, позволяя мне вернуться в Люменас. Если провалю задание, твое проклятие убьет меня. Если не присоединюсь к конкурсу, нарушу нашу сделку, что приведет к тому же исходу. Единственный приемлемый вариант - выполнить свою задачу и убить этого юношу.
        - Но ты только пришла, - она сокращает расстояние между нами и берет мои руки в свои.
        Я слишком устала, слишком опустошена, чтобы отодвинуться. Нимуэ разжимает мои одеревеневшие пальцы и осторожно берет гребень. С вызывающей тревогу нежностью она заправляет волосы мне за ухо, и я вздрагиваю от прикосновения, но остаюсь на месте, когда она закалывает гребень в виде раковины.
        - Позволь мне позаботиться о тебе. Ты моя единственная дочь, Мэйзи.
        - Со своими Сестрами Черного Угря ты обзавелась кучей приемных. Они, в отличие от меня, похоже, действительно тебя любят.
        Ее губы замирают между улыбкой и хмурой гримасой.
        - Неправильно, что ты уже такая взрослая. Ты ведь все еще ребенок.
        - При чем здесь это?
        - Я думала, что у нас будет больше времени. Думала, твоя магия проявится сразу же, и у меня будет возможность воспитать тебя.
        Я издаю мрачный смешок.
        - Отец сказал, что в тот момент, когда я родилась, ты зарычала от разочарования и отказалась даже взять меня на руки.
        Выражение ее лица на секунду меняется, прежде чем снова становится непроницаемой маской.
        - Я рассказала тебе о сделке, которую мы заключили с твоим отцом. Из-за того, что ты родилась тюленем, я была обязана передать тебя ему. В противном случае, ты осталась бы со мной. Каждый ребенок, которого зачал твой отец, рождался точно таким же, как он, независимо от того, кем была мать. Тем не менее я все же питала надежду. В своем чреве я чувствовала, что ты такая же, как я. Ты была моей во всех отношениях, а потом появилась на свет с серой шерстью и ластами. Признаюсь, чувство было, будто ты предала меня. Ребенок, которого, как мне казалось, я уже так хорошо знала. Однако правда заключалась в том, что от осознания, что мне придется отказаться от тебя, я была убита горем. И все же надежда никогда не покидала меня. Я знала, однажды ты докажешь, что обладаешь магией, подобной моей, магией, с которой твой отец не хочет иметь ничего общего. Вот почему он согласился отдать тебя, если ты докажешь, что являешься такой же, как я. Он знал, что не сможет жить с дочерью, владеющей темной магией. Сама мысль об этом вызывала у него отвращение.
        Я качаю головой, в которой эхом отдаются слова отца.
        «Она не остановится, пока не сделает тебя одной из своих наемниц. После такого я не смогу жить. Ты не убийца, дитя мое. Я не смогу смотреть, как из тебя делают чудовище…»
        Нимуэ ошибается на его счет. Отец имел в виду совсем не это, когда сказал, что не сможет жить с тем фактом, что я стала убийцей. Он любил меня. Все еще любит. Он взял на себя вину за смерть Лютера и сделал все, что мог, чтобы защитить меня от Нимуэ. Не потому, что моя темная магия вызывала у него отвращение, а потому что… потому что…
        - Ты ничего не знаешь о моем отце.
        Морская ведьма открывает рот, но тут же закрывает его, словно обдумывая, что именно хочет сказать.
        - Я понимаю, что не должна плохо отзываться о твоем герое, поэтому не стану этого делать. Важно другое - все это время я была права насчет тебя. Ты такая же, как я. И теперь я могу стать матерью, которой всегда хотела быть.
        - Хочешь сказать, что теперь можешь угрожать мне и заставлять убивать других. - Я скрещиваю руки на груди и отступаю от нее на шаг. - Можешь претендовать на меня, как на подданную своего королевства, но ты не моя мать и никогда ею не будешь.
        Глава XII
        Грудь Нимуэ вздымается, когда она смотрит на меня с яростным выражением лица. Я боюсь, что она набросится на меня, накажет за неповиновение, но я слишком зла, чтобы беспокоиться об этом. Между нами воцаряется тишина, пока я с вызовом смотрю морской ведьме в глаза. Через мгновение ее ярость исчезает, и на ее место возвращается холодная маска Королевы-убийцы.
        - Прекрасно, Мэйзи. Если ты так хочешь подготовиться к конкурсу самостоятельно, я отвезу тебя прямо на мыс Вега.
        - Я сама найду обратный путь. Просто укажи, в какой стороне берег.
        Она усмехается.
        - Чтобы ты могла сбежать к своему отцу?
        Я сжимаю челюсть. Таков был план. Я думала, что перед возвращением в Люменас смогу, по крайней мере, навестить его и братьев. Возможно, отец заверил бы меня, что Нимуэ переоценивает свои способности, что он легко может снять проклятие, которое она наложила на меня.
        В этот момент я напоминаю себе, что уже заключила сделку, а сделки фейри обязательны к исполнению. Слишком поздно давать задний ход и надеяться, что меня можно спасти. Я должна убить Дориана. Не стоит забывать и о сделке моих родителей. Они договорились, что, проявив темную магию, я стану подданной Нимуэ. Так что теперь отец ничего не может для меня сделать.
        - Хорошо, - говорю я. - Отвези меня обратно.
        Нимуэ лезет в мешочек, висящий у нее на поясе, и достает серебряную пудреницу.
        - Что это? - спрашиваю я.
        - Это называется Колесница. Редкое приспособление фейри, которое позволяет мгновенно перемещаться в пространстве. Оно было изобретено примерно после окончания первой войны фейри. Так как предоставлять Колесницу для всеобщего пользования слишком опасно, Совет Альфы разрешает владеть подобными технологиями только немногим членам королевской семьи.
        - И почему-то они сочли благоразумным дать одну тебе?
        Морская ведьма ухмыляется.
        - Они об этом даже не подозревают. Давай остановимся на том, что я пошла на многое, чтобы украсть ее.
        - Не понимаю, если у тебя есть что-то настолько мощное, почему бы не воспользоваться этим, не перенестись к Дориану и не покончить с ним?
        - Я уже говорила, этот беспорядок устроила ты, тебе его и исправлять. Кроме того, у этой технологии есть свои ограничения. С помощью Колесницы можно перемещаться только в те места, которые ты уже видела или где уже успела лично побывать. Перед отправлением нужно представить пункт назначения своим мысленным взором. И еще эту вещицу можно использовать только дважды, после чего ее следует зарядить звездным светом. Соответственно, мой обратный путь, после того как отвезу тебя на мыс Вега, займет больше времени, поскольку Зара уже использовала Колесницу, чтобы доставить тебя сюда.
        Я хмурюсь.
        - Какое замысловатое приспособление.
        - Да, и даже не думай пытаться украсть его у меня, иначе я отрежу тебе руки. Подойди, встань рядом.
        Сердито глянув на нее, я подхожу к ней, и Нимуэ кладет руку мне на предплечье.
        - Для совместного путешествия между нами должен быть контакт.
        Другой рукой морская ведьма открывает пудреницу. Как и тогда, когда ее открыла Зара, свет становится все ярче и ярче, пока не ослепляет полностью. Я закрываю глаза и снова чувствую странное гудение, которое отдается эхом в моих костях. Когда оно прекращается, шум волн наполняет уши. Я открываю глаза и нахожу себя на узком берегу мыса Вега. Нимуэ отпускает мою руку. Я смотрю на небо, такое же темное, как и тогда, когда мы с Подаксисом вернулись в «Прозу стервятника». Усыпанное звездами, оно странно контрастирует с теплым сиянием покинутого только что тронного зала. Мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как Зара захватила меня в плен, но, похоже, все заняло не больше часа.
        Часа, который все изменил.
        - Есть еще одно заклинание, которое я должна наложить на тебя, - говорит Нимуэ.
        - Что ты имеешь в виду? - спрашиваю я, и мои плечи напрягаются.
        - Ты же хочешь, чтобы я выполнила свою часть сделки? Если все еще мечтаешь, чтобы больше тебе никогда не пришлось убивать, стоит дать мне разрешение изменить свою магию.
        Я отшатываюсь при мысли о том, чтобы позволить морской ведьме снова использовать свою магию, но напоминаю себе, что это именно то, чего я хочу. Избавления от моей смертоносной силы - единственная хорошая вещь, которую ее магия способна сделать для меня. Я переминаюсь с ноги на ногу.
        - Ты обещаешь, что это избавит меня от темной силы?
        - Я обещаю, что твой следующий поцелуй станет последним поцелуем, который приведет к чьей-либо смерти.
        С глубоким вздохом я киваю.
        - Отлично, тогда сделай это.
        Нимуэ закрывает глаза и подходит ближе. Я вздрагиваю, когда она поднимает руку к моему лицу и прижимает кончик пальца к моим губам. Как и раньше, морская ведьма начинает петь. От этой мелодии, даже когда она заканчивается, мои губы покалывает. Нимуэ отступает, и я прикасаюсь к своему рту.
        - Почему это вызывает такие ощущения?
        - Это мощная магия, - говорит она серьезным тоном, - но она исчезнет, как только ты поцелуешь Дориана.
        Осязаемое напоминание о том, что я заключила сделку с морской ведьмой, заставляет мой желудок закрутиться узлом.
        - Пусть все пройдет успешно, - желает Нимуэ довольно официально. - Независимо от того, добьешься ты успеха или нет, я буду ждать тебя здесь на рассвете, после окончания конкурса.
        Я киваю и разворачиваюсь, чтобы уйти.
        - Что, даже не обнимешь свою маму?
        Не обращая внимания на ее замечание, я продолжаю удаляться от скалистого берега, пока не достигаю края утеса. Оттуда я поднимаюсь вверх и не позволяю себе оглядываться на море, пока не добираюсь до вершины. А когда поворачиваюсь, то с удивлением обнаруживаю, что Нимуэ все еще стоит на берегу и наблюдает за мной. Затем, помахав рукой и улыбнувшись, она ныряет в воду.
        К тому времени, как добираюсь до «Прозы стервятника», я чувствую себя ходячим трупом. Мои конечности кажутся тяжелыми, а на сердце давит железный груз. С каждым шагом, который я делаю, мне все больше и больше хочется спать, но, стоит мне подойти к двери своей спальни, как раздаются сразу два голоса.
        - Где ты была? - спрашивает Подаксис, пока они с Надей несутся по коридору мне навстречу. Я подавляю стон. Лучший друг смотрит на меня с беспокойством в глазах и постукивает когтями.
        Надя выглядит возмущенной и ошеломленной. Она одета в красный шелковый халат в цветочек, а ее короткие черные волосы заколоты шпильками, которые, как я уже видела, утром превращают ее прическу в самые элегантные волны. Я всегда завидовала ее волосам. Они немного короче моих, подстрижены чуть выше подбородка, но при этом никогда не выглядят такими дикими, как мои розовые локоны. Надя кладет руки на бедра и оглядывает меня с ног до головы.
        - Подаксис сказал, что ты собиралась поговорить с Мартином в своей комнате, но когда он пришел вас проведать, там никого не было. Полчаса назад Мартин пришел пригласить нас в «Медовый домик» и сказал, что весь вечер работал за карточным столом и даже не видел тебя. Что происходит? Мы ужасно волновались.
        Я пытаюсь отшутиться. Мы с Надей никогда не были близки. Я всегда считала ее скорее другом Подаксиса, чем своим. Она действительно волновалась обо мне?
        - Просто вышло недоразумение.
        Подаксис в отчаянии поднимает когти.
        - Как это может быть недоразумением, Перл? Я видел Мартина собственными глазами, в то время как он утверждает, что ничего подобного не было.
        - Это не то, о чем ты думаешь. К тому же сейчас это неважно.
        Он постукивает задними когтями.
        - О, а я говорю, что это важно. Пожалуйста, объясни нам.
        - Я расскажу тебе обо всем позже, - медленно говорю я, бросая на него многозначительный взгляд, который, надеюсь, передает то, что я не могу высказать вслух.
        Подаксис фыркает, но все же прекращает спорить.
        Подозрительно прищурившись, Надя переводит взгляд с меня на моего лучшего друга.
        - Если не хочешь говорить все при мне, то просто скажи. Жаль только, я не знала, что с тобой все в порядке. Тогда бы не провела последний час, бегая по улицам Люменаса в халате.
        - Ты действительно это сделала?
        - Она не лжет, - вставляет Подаксис, и я замечаю слабое свечение, исходящее от его грибов.
        Я тронута тем, как сильно Надя, похоже, заботится обо мне. Мне хочется как-то отплатить ей, даже если речь идет только о частичной правде.
        - Просто… это не имеет никакого отношения к Мартину. Случилось досадное недоразумение, ясно? Я могу сказать только одно - я решила побороться за руку молодого человека на конкурсе невест.
        Надя в замешательстве морщит лоб.
        - И ради этого тебе пришлось исчезнуть больше чем на час?
        Я не решаюсь рассказать правду.
        - Подаксис бы этого не одобрил, - наконец говорю я.
        У того от возмущения перехватывает дыхание.
        - Не смей говорить мне, что присоединилась к соревнованию, чтобы выйти замуж за брата Дориана. Это очень, очень плохая идея, Перл, и ты это знаешь.
        - Почему это плохая идея? - спрашивает Надя. - Если Перл хочет найти свою любовь, разве ты не должен порадоваться за нее? - Она переводит взгляд с меня на Подаксиса, пока выражение ее лица не меняется. - Если только… между вами что-то есть?
        - Нет! - выкрикиваю я в ужасе.
        - Это же отвратительно, - говорит Подаксис. - Она мне как сестра.
        Надя пожимает плечами.
        - Тогда в чем проблема, мой маленький краб?
        Я ожидаю, что Подаксис начнет ворчать из-за того, что его назвали крабом, но он только улыбается Наде в ответ.
        - Полагаю, никаких проблем нет.
        - Тогда давайте отпразднуем это, но, пожалуйста, дорогая Перл, успокой меня, скажи, что не присоединишься к соревнованиям в чем-то подобном. - Она смотрит на мой наряд с еще большим презрением, чем моя мать.
        Я испускаю тяжелый вздох.
        - У тебя случайно нет какой-нибудь одежды, которую я могла бы одолжить?
        - Эти конкурсы невест действительно в моде на улице Спасения, верно? - говорит Надя, роясь в сундуках с тканью. Она откладывает пару отрезов шелка в сторону и подходит к вешалке, на которой висит несколько платьев разных фасонов. Мы находимся в гримерной театра, которая может похвастаться огромным количеством противоречивых костюмов, многие из которых были сшиты самой Надей. Или, точнее, были переделаны из одежды, которую либо выбросили, либо оставили в отелях и борделях. У театра выстроены рабочие отношения с несколькими заведениями, которые продают нам подержанную одежду со скидкой.
        Я морщу нос, когда Надя протягивает мне ярко-красное платье.
        - Нет? - спрашивает она, после чего возвращает наряд на место.
        Возможно, я ошиблась, обратившись к ней за помощью. У нас не совсем одинаковое представление о моде. Как местная воздушная гимнастка, Надя, как правило, облачается в облегающие трико с блестками, в то время как я чувствую себя более комфортно в мужской одежде. Тем не менее я видела несколько прекрасных платьев, которые она сшила для артистов театра. Здесь должно найтись хоть что-то, что я могу надеть.
        - Ты видела вывеску со шляпником на прошлой неделе? - Надя тихо присвистывает. - Он довольно красив, верно? К какой церкви, ты сказала, принадлежит твой будущий возлюбленный?
        К большому неудовольствию Подаксиса, я сообщила ей лишь самые незначительные подробности о предстоящем конкурсе. Было легко догадаться, что он умирает от желания услышать всю историю целиком. Когда Надя попросила дать нам немного времени, чтобы разобрать одежду, мой лучший друг выглядел так, словно готов взорваться. Уверена, прямо сейчас он ждет в моей комнате, нетерпеливо постукивая своими маленькими коготками.
        - Церковь Святого Лазаро, - говорю я.
        Она морщится, но в последнюю минуту превращает эту гримасу в улыбку.
        - О да. Святой Лазаро. У них довольно печальная слава, не находишь?
        - Я знаю, что у них не самая лучшая репутация среди фейри, - соглашаюсь я, изображая энтузиазм, - но брат Дориан ищет невесту-фейри. Тебе не кажется, что это свидетельствует о том, что он восхищается такими, как я?
        - М-м-м, - неубедительно бормочет она. Надя - человек, поэтому может лгать. Она поднимает синюю шерстяную юбку и вместе с шелком откладывает ее в сторону, а затем набрасывает поверх белую кружевную блузку. - Полагаю, они хотят показать миру, что изменились, - говорит она. - Вот почему так много церквей начали устраивать подобные конкурсы. Это доказывает, что они веселые и современные. К тому же так они обманом заманивают людей в свою паству. - Надя фыркает от смеха, но замолкает. - О, я не шучу, Перл, дорогая. Если тебе нравится религиозный юноша, я поддерживаю тебя целиком и полностью. Как думаешь, сколько нарядов тебе понадобится?
        - Конкурс длится семь дней, но сомневаюсь, что смогу продержаться там так долго, - сообщаю я.
        Надя бросает на меня озадаченный взгляд.
        - Ты не думаешь, что сможешь победить?
        Я пожимаю плечами.
        Поникнув плечами, она наклоняет голову.
        - Если это то, что ты хочешь, тогда почему кажешься мне такой грустной?
        Я в очередной раз вынуждена подбирать ответ, который не является ложью.
        - Я, ну… Я не смогу работать на мистера Таттла во время конкурса. Мне придется гостить в церкви. Сомневаюсь, что у меня будет время собирать сокровища.
        Надя пренебрежительно отмахивается от моих слов.
        - Он поймет. Мистер Таттл всегда поддерживал нас в поисках лучшей жизни. Возможно, он даже немного чересчур лоялен. Наверное, ты заметила, как много исполнителей приходят и вскоре уходят из этого театра. Только единицы из нынешних артистов были здесь, когда «Проза стервятника» только открылся. Тем не менее мы все порадуемся за тебя, если ты выиграешь, и будем счастливы твоему возвращению, если проиграешь.
        - Я… Я буду скучать по театру, если выиграю.
        Это правда. За последний год я полюбила свой маленький импровизированный дом. После завершения миссии я буду вольна идти куда захочу. И пусть перспектива беспрепятственного передвижения приводит меня в трепет, театр все же стал для меня убежищем. Я даже не уверена, что захочу уезжать отсюда. С другой стороны, освобождение от Нимуэ означает, что мне больше не придется прятаться. Не понадобится вымышленное имя. Я смогу быть принцессой Мэйзи, смогу пойти куда угодно, делать что угодно. Разве принцессе место в любительском театре?
        - О, - говорит Надя с явным удивлением. - Я не знала наверняка, нравится ли тебе это место или кто-то из нас.
        Меня пронзает чувство вины. Я не хотела, чтобы кто-нибудь в театре подумал, что они мне не нравятся, особенно Надя. Скорее, я старалась не заводить близких друзей. С таким количеством секретов, как у меня… ну, это просто казалось мне неправильным.
        - Как насчет этого? - Надя держит в руках мерцающее платье, сшитое из прозрачного бледно-розового, голубого и белого шелка. Без рукавов, с тонкими жемчужными бретельками, оно напоминает мне ослепительный опал. По тому, как наряд свисает с вешалки, я не могу сказать наверняка, но, похоже, у него нет спинки. А если она все же есть, то расположена очень низко.
        - Я работала над ним несколько недель. Вполне в стиле фейри. Ну, знаешь, никакой лишней ткани, много обнаженной кожи. Оно должно тебе прекрасно подойти.
        Я качаю головой.
        - Я хочу произвести впечатление на служителя церкви, а не работать в Саду орхидей.
        Она покачивает бедрами.
        - Думаешь, религиозные люди выше земных желаний? Надев это платье, ты точно выиграешь. Доверься мне.
        «Мне не нужно побеждать, - говорю я себе. - Мне нужно убить».
        Вслух же я произношу:
        - Я подумаю об этом и вернусь за ним, если что. А пока давай просто подберем одежду на три дня. Что-нибудь скромное.
        Надя качает головой и возвращает платье на вешалку.
        - Пессимистичная Перл. Так и быть.
        После того как Надя закончила выбирать для меня одежду и настояла на том, чтобы перешить ее, дабы перед началом конкурса идеально подогнать под мою фигуру, я возвращаюсь в свою комнату. Конечно же, Подаксис там, преследует меня по пятам. Сейчас мне хочется только опуститься на пол и укрыться своей тюленьей шкурой. Но я не могу. Мою шкуру забрали, и я не получу ее обратно, пока не выполню свое задание. Поэтому вместо этого я опускаюсь на кровать и смотрю в потолок.
        Подаксис заползает на матрас рядом со мной.
        - Мэйзи, я больше не могу этого выносить. Что случилось на самом деле? Почему ты участвуешь в этом нелепом конкурсе?
        Мой ответ получается коротким и слабым:
        - Она нашла меня, Подаксис.
        - Кто?
        - Ты знаешь кто. Нимуэ. Моя мать.
        При звуке ее имени мой лучший друг съеживается.
        - О нет. Что же случилось?
        Слеза скатывается из уголка моего глаза и стекает по щеке. Хотела бы я просто закрыть глаза и забыть о том, что произошло за последние пару часов. Тем не менее Подаксис - мой лучший друг, мой брат. Он заслуживает правды.
        Так что я рассказываю ему все.
        Глава XIII
        Следующие дни я провожу, расхаживая по своей комнате и усердно убеждая себя, что поступаю правильно. Не только для себя, но и для блага Фейривэя. Просто потому, что юноша, которого я спасла, не показался мне убийцей, еще не значит, что я не допустила ужасную ошибку, впустив его на остров. И если покушение на его жизнь действительно было санкционировано Советом Альфы, разве мне не следует довериться их решению? В конце концов, этот человек убил фейри. Пусть ему и было десять лет, но его жертва, запертая в подвале, закованная в железные наручники, была вынуждена сражаться за свою жизнь в течение трех лет. Действительно ли это было самообороной? Семь ножевых ранений и мальчик, с ног до головы покрытый кровью.
        Когда логичное мышление не снимает бремя с моего сердца, я сосредотачиваюсь на эгоистичных причинах того, что собираюсь сделать. После еще одного поцелуя я буду вольна вести жизнь, которую захочу, смогу уехать, куда душе заблагорассудится. И даже могу вернуться, чтобы повидаться с отцом…
        От мыслей о нем у меня сжимается сердце. Я все еще не уверена, что чувствую после разговора с Нимуэ. Почему отец не рассказал мне о сделке с ней? Может ли быть хоть какая-то доля правды в том, что сказала морская ведьма: что он отдал меня, потому что одна мысль о том, чтобы жить со смертельно опасной дочерью, вызывает у него отвращение?
        Нет, я отказываюсь в это верить. Тем не менее, по мере того как приближается время начала конкурса, вопросы не дают мне покоя. Снова и снова, расхаживая по своей комнате, я размышляю о том, чтобы написать отцу письмо, но не могу заставить себя сделать это. Я избегала любого общения с ним с тех пор, как сбежала, потому что опасалась, что мои письма могут перехватить.
        Теперь, когда Нимуэ нашла меня, больше нет необходимости прятаться. Я должна написать ему. Если не для того, чтобы задать интересующие меня вопросы, то хотя бы чтобы сообщить, что я в безопасности.
        Только вот тогда мне придется признаться, что по моей собственной глупости морская ведьма нашла меня. И что я согласился убить кого-то для нее.
        Осознав это, я решаю, что лучше подождать, пока дело не будет сделано, пока нельзя будет с уверенностью сказать, что я свободна, что мне больше никогда не придется убивать. Вот тогда и напишу отцу.
        А до тех пор от полной свободы меня отделяет только один поцелуй. Одна жизнь закончится, а моя наконец-то сможет начаться.
        Наступает утро первого дня конкурса невест. Я стараюсь сосредоточиться на положительной стороне происходящего, пока пробираюсь от «Прозы стервятника» к улице Спасения. Проходит совсем немного времени, прежде чем я начинаю ворчать себе под нос, поскольку в туфлях на каблуках, которые Надя сумела найти для меня, мне приходится передвигаться изящными, но маленькими шажками. Мне больше по душе кожаные ботинки на плоской подошве, которые я обычно ношу, но Надя отказалась учитывать мое мнение. Вместо этого она почти втолкнула меня в узкие черные туфли и приказала забыть о ботинках. В большой ковровой сумке, которую я прихватила с собой, лежит еще одна пара - шелковые танцевальные туфли, - а также свежая сменная одежда. Надя чуть в обморок не упала, когда я заявила, что обойдусь одной сумкой, которую к тому же понесу сама. Смешнее всего было наблюдать, как она попыталась заставить Подаксиса принять благую форму и притвориться моим слугой.
        - Я часто размышляю о том, как ты выглядишь в благой форме, - сказала она сегодня утром, бросая на Подаксиса оценивающий взгляд из-под ресниц, в ответ на который мой лучший друг был способен только невнятно заикаться.
        Слава богу, Надя понятия не имеет, что я принцесса. Она бы наняла всех известных нам актеров, чтобы эффектно представить меня служителям церкви. В конце концов, я настояла на том, что обойдусь без фанфар и ограничусь единственной ковровой сумкой с вещами.
        - Не могу поверить, что мы действительно это делаем, - говорит Подаксис. Я держу его в одной руке, в то время как другой сжимаю сумку. - Ты уверена, что они вообще позволят мне войти?
        - А почему должно быть иначе?
        - Я же не участвую в конкурсе.
        - Ну, я не смогу вынести это в одиночку, так что ты станешь кем угодно, кого они позволят пронести через порог. Даже статуей моего несуществующего двоюродного дедушки Джорджа, если понадобится.
        - Я вообще не понимаю, каким образом мое присутствие может тебе помочь.
        Я пожимаю плечами.
        - Мне может понадобиться помощь в шпионаже. Или… просто дружеская поддержка.
        - Вспоминаешь, что я твой лучший друг, только когда тебе это удобно, - бормочет он.
        Когда мы добираемся до улицы Спасения, я уже покрыта потом. Не знаю, то ли от беспокойства, то ли от тяжести переполненной сумки, то ли от дискомфорта, который доставляют ходьба на каблуках и душный корсет. Все, что я знаю, это то, что даже приторно-сладкий аромат люми, манящий с противоположной стороны улицы, не может успокоить мои нервы. Хотя на мгновение у меня возникает искушение просто забыть про этот сумасшедший план и наесться сладостей, пока не потеряю сознание от блаженства. Однако это длится всего секунду, потому что мне известно, что поставлено на карту.
        Моя жизнь.
        Когда я добираюсь до церкви Святого Лазаро, перед входом снова виднеется толпа. Группа мужчин и женщин кружит вокруг вывески и пытается украдкой заглянуть внутрь. Парадные двери открыты, но, учитывая мужчину, стоящего в дверном проеме, оставаясь снаружи, ничего рассмотреть им не удается. Мужчина в дверях одет так же, как и священник, с которым я разговаривала в ту ночь, когда спасла Дориана. Как же его звали? Отец Виктор? Однако это не он. Этот незнакомец на несколько дюймов выше и в два раза шире.
        Глубоко вздохнув, я поднимаюсь по лестнице и подхожу к нему.
        - Я пришла, чтобы участвовать в конкурсе.
        Он оценивающе смотрит на меня проницательным взглядом. Не могу сказать, доволен он увиденным или испытывает отвращение. Хотя, учитывая репутацию церкви, последнее является более ожидаемым. Мужчина продолжает смотреть на меня, и я неожиданно осознаю, что мне знаком этот плотоядный взгляд. Это брат Биллиус с предыдущей вывески. Тот священник, чей конкурс невест так и не смог начаться. Стоит заметить, что черно-белая фотография заметно приукрасила его достоинства, потому что его цветная версия не настолько хороша. У него редкие песочно-каштановые волосы и водянистые голубые глаза. Круглый живот, наверное, единственное, что мне нравится в этом мужчине.
        - Церемония благословения открыта для публики, но она состоится только завтра вечером, - сообщает он слегка гнусавым тоном.
        Я хмурюсь.
        - Нет, вы меня неправильно поняли. Я участвую в конкурсе невест.
        Глаза брата Биллиуса расширяются от удивления. Румянец заливает его круглые щеки, когда он окидывает меня оценивающим взглядом во второй раз, рассматривая все, начиная с моего платья и заканчивая сумкой и туфлями. Когда его взгляд возвращается к моему лицу, он достает из-под мантии кожаную записную книжку и ручку.
        - Извините, но вы совсем не похожи на остальных претенденток. Могу я узнать ваше имя, дорогое дитя Всемогущего?
        Я открываю рот, чтобы ответить, но задумываюсь. Стоит представиться как Перл или как Мэйзи? Это Зара записала меня на участие в этом безумии. Известен ли ей мой псевдоним? Если да, то воспользовалась ли она им?
        Я сглатываю.
        - Мэйзи.
        Биллиус просматривает свои записи, а затем спрашивает:
        - Фамилия?
        Вопрос застает меня врасплох, и я несколько раз моргаю, глядя на священника.
        - У меня нет фамилии.
        - Как это нет?
        Стараясь не показывать своего раздражения, я поворачиваю голову так, чтобы он мог увидеть заостренный кончик моего уха чуть ниже гребня в виде ракушки.
        - Я чистокровная фейри, а фамилии больше присущи людям, все это знают. - Это известно даже мне, той, что провела большую часть жизни в образе тюленя.
        - Прошу прощения, дорогое дитя, но в моем списке я вижу только Полоумную Мэйзи.
        - Полоумная?! - повторяю я. Мои щеки горят, и я жалею, что не ударила Зару по лицу, когда у меня была такая возможность. - Это уж точно не мое имя.
        Биллиус морщится.
        - Тогда нам поможет идентификация.
        Я снова пребываю в полной растерянности.
        - Паспорт, вид на жительство?
        Должны ли другие фейри обладать подобными вещами? Если у меня и было что-то из перечисленного, я оставила все в тот момент, когда сбежала.
        Вздохнув, Биллиус закрывает свой блокнот и пристегивает его к поясу.
        - Без подтверждения личности я не имею права впускать вас внутрь.
        Я лихорадочно размышляю, пытаясь найти решение. Он не может отослать меня прочь. Будь я настоящей принцессой… Что ж, я и есть настоящая принцесса. Не то чтобы меня воспитывали, как гламурных королевских особ, о которых ставят пьесы в театрах.
        В детстве тот факт, что я дочь короля, никогда не казался мне важным. Не тогда, когда я была самой младшей из многих наследников, ни один из которых не казался таким уж царственным. все же…
        Я выпрямляю спину и придаю лицу выражение, которое, как надеюсь, выглядит надменным. И следом с моих губ слетают слова, которые я не осмеливалась произнести вслух с тех пор, как сбежала.
        - Я принцесса Мэйзи, дочь правителя Морского королевства, Ронана. Сам факт того, что я это сказала, является достаточным доказательством, потому что фейри не могут лгать. Брат Дориан ведь ищет невесту-фейри, верно?
        Служитель церкви наклоняет голову набок. Не могу точно сказать, смотрит ли он на меня с подозрением или с восхищением.
        - Так вы принцесса-фейри?
        - Я же уже сказала. Неужели вы заставите меня повторять?
        Биллиус снова краснеет, но все еще улыбается.
        - Прошу простить мою излишнюю бдительность, дорогое дитя Всемогущего, но вы утверждаете, что являетесь принцессой, а пришли сюда одни с единственной сумкой. Где же ваши служанки, госпожа?
        Я наигранно оглядываюсь по сторонам.
        - Сколько еще принцесс пришло поучаствовать в конкурсе? У каждой из них есть горничные?
        - Вы единственный член королевской семьи. - Биллиус прочищает горло и добавляет: - Ваше высочество. Несмотря на это, большинство других пришли, по крайней мере, с компаньонкой.
        Я стараюсь не насмехаться над словом «компаньонка». Обычно жители Люменаса более небрежны, когда дело доходит до приличий и правил хорошего тона, но я должна была догадаться, что церковь поддержит старомодные обычаи. Что ж, если они настаивают, чтобы у меня была компаньонка…
        Я поднимаю Подаксиса немного выше.
        - У меня есть он.
        - О, не втягивай меня в это, - бормочет мой друг, пытаясь отвернуться от мужчины. - Я предпочитаю притвориться статуей.
        - Он? - Биллиус прикладывает руку к сердцу, как будто я только что поклялась его дорогим Всемогущим. - Компаньон-мужчина в качестве сопровождающего? Пожалуйста, скажите, что он, по крайней мере, приходится вам братом.
        - Приемным, - говорю я в спешке. Этот факт достаточно правдив, чтобы я могла заявить о нем вслух. Возможно, отец и не усыновил Подаксиса официально, когда принес осиротевшее существо домой, но я считаю его своим братом. - Если мой отец, который, напоминаю вам, является благим королем Мореи, считает Подаксиса достаточно хорошим компаньоном, тогда и вам следует.
        - Прошу прощения, - говорит Биллиус, неловко кланяясь, после чего открывает свой блокнот и яростно царапает что-то на бумаге. - Принцесса Мэйзи, дочь короля Ронана, я вас зарегистрировал. Пожалуйста, входите и занимайте место рядом с другими участниками.
        С еще одним поклоном он отворачивается в сторону. Я, стараясь держать голову высоко поднятой, протискиваюсь мимо, но, прежде чем переступить порог, слышу, как позади раздается шквал шепота. Бросив взгляд через плечо, я понимаю, что толпа зевак за время моего с Биллиусом разговора только увеличилась. Дюжина пар глаз наблюдают за мной. Люди улыбаются или обмениваются замечаниями, прикрывая при этом свои рты рукой. Прежде чем отвернуться, я улавливаю хихиканье и шепот «принцесса, у которой мужчина-компаньон».
        - Ракушки, - бормочу я, забегая через дверной проем в коридор. - Не такое впечатление я хотела произвести. Люди сплетничают обо мне. Теперь сделать задуманное так, чтобы никто не знал, что здесь была принцесса Морского королевства, почти невозможно.
        Подаксис пожимает плечами.
        - Есть вероятность, что они вскоре забудут о тебе.
        Я пересекаю коридор и приближаюсь ко входу в следующую комнату. На меня обрушивается яркий свет и шум хлопков. Я едва успеваю сдержать крик и сначала думаю об устройстве матери, потому что свечение кажется таким же ослепляющим, но, по мере того как оно исчезает, передо мной предстает мужчина в очках, одетый в твидовый костюм и шляпу-котелок. В одной руке он держит хлопающую, напоминающую большую коробку, штуковину с линзой, а в другой - металлическую палку, увенчанную бледно светящимся шаром, похожим на огни во дворце морской ведьмы. Точно такие же были и у отца в Бершарборе. Технология освещения фейри. Мужчина, должно быть, что-то сделал, чтобы заставить свет вспыхнуть, потому что теперь от него осталось только мягкое свечение. Я и раньше видела камеры в городе, но никогда так близко и уж точно ни одной достаточно маленькой, чтобы ее можно было носить с собой. Теперь, когда я лично познакомилась с этим устройством, могу с уверенностью заявить, что оно мне не нравится.
        - Участница номер шесть, - говорит мужчина с улыбкой, как будто совсем недавно не пытался меня ослепить. - Меня зовут Сэм Спутник. Я официальный фотограф конкурса.
        Рядом с Сэмом появляется еще одна фигура: мужчина-фейри с заостренными ушами, белыми веснушками, ярко-оранжевыми волосами и тоненькими завитыми усами. На нем светло-зеленый костюм, а там, где заканчиваются брюки, я замечаю изящные оленьи копыта.
        - Глинт МакКриди, - представляется он, делая пометки в своем блокноте, пока смотрит на меня. Я так понимаю, он репортер. И, по-видимому, у него есть фамилия. Глинт мотает головой направо.
        - Не могли бы вы отойти немного в сторону?
        Я делаю несколько шагов с намерением уйти, но свет вспыхивает снова, заставляя меня замереть на месте. Я моргаю, чтобы избавиться от ярких пятен в глазах, и обнаруживаю, что Глинт МакКриди, нахмурив брови, все еще что-то строчит в своем блокноте, пока его взгляд перемещается с меня на бумагу и обратно.
        - Может, уже прекратите? - говорю я сквозь зубы.
        - Нам нужен ваш портрет, мисс, - сообщает Сэм Спутник.
        - А мне нужно записать каждую деталь вашего наряда, - добавляет мистер МакКриди, хотя по его тону можно предположить, что он не слишком впечатлен увиденным.
        Мистер Спутник поднимает свой шар-вспышку.
        - Я предлагаю сделать еще один…
        Я раздраженно отворачиваюсь только для того, чтобы столкнуться лицом к лицу с одетым в простую черную мантию юношей, который выглядит на несколько лет моложе меня.
        - Могу я взять вашу сумку?
        Я слишком ошеломлена, чтобы сделать что-то еще, кроме как отдать свои пожитки.
        - Хорошо.
        - А это? - Мальчик протягивает свободную руку к Подаксису, но я делаю шаг назад. Глаза незнакомца расширяются, как будто он только сейчас замечает, что то, что я держу, не очередная сумка. Он отдергивает руку как раз в тот момент, когда еще одна вспышка освещает половину моего лица. - Священный огонь святого Лазаро, что это такое? - спрашивает мальчик.
        Я прижимаю Подаксиса к груди, прежде чем мой друг попытается отсечь мальчику пальцы.
        - Не твоего ума дело. - С этими словами я удаляюсь, готовая проклясть любого, кто хотя бы попытается заговорить со мной, прежде чем я сумею собраться с мыслями.
        К счастью, меня никто больше не беспокоит, так что я решаю осмотреться. Я нахожусь в комнате, которую мельком увидела в первую ночь, когда пришла сюда: устланный ковром проход, по бокам которого стоят скамьи. Полагаю, это и есть та часть церкви, где проходят церемонии. Как бы она ни называлась. Здесь тихо и немноголюдно. Дневной свет проникает только через витражные окна и открытую дверь. Стены светлые, а скамьи и балки над головой сделаны из темного дерева. Впереди я вижу накрытый тканью алтарь, свечи и небольшую жаровню, в которой горит маленький, но устойчивый огонь. За ним находится вырезанный из дерева рельеф с изображением ангелов, херувимов, нескольких зубастых животных, а в центре - человек с раскинутыми в стороны руками и ногами. Его конечности охвачены пламенем. Должно быть, это знаменитый святой Лазаро, которого так почитает эта церковь. Я все время ожидаю увидеть что-то зловещее, скрывающееся в тени, как, например, железные кандалы или плохо скрытое пыточное приспособление, свисающее со стропил, но ничего такого нет. Как и снаружи, внутри церковь выглядит довольно скромно. Слишком
мирно для церкви с такой темной репутацией.
        Я обращаю свое внимание на скамьи и вижу, что передние заняты предположительно другими участницами. С одной стороны прохода, по две на каждой скамье, сидят шесть девушек, а с другой я замечаю еще трех: две расположились вместе, в то время как третья осталась позади одна. Скорее всего, пары - это конкурсантки со своими компаньонками, так что я испытываю облегчение, поняв, что по крайней мере еще кто-то пришел без сопровождения. Каждая девушка сидит скромно и молчаливо. Некоторые поворачиваются в мою сторону, а одна даже улыбается, но по большей части мне оказан такой же холодный прием, как полуночное море.
        Я выбираю пустую скамью между двумя занятыми и делаю все возможное, чтобы сидеть как леди. Мне требуется вся выдержка, чтобы не ерзать и не теребить одежду. На мне не было столько слоев ткани с тех пор, как отец послал меня добиться расположения принца Лунного королевства. Этим утром Надя проследила, чтобы я надела полный комплект нижнего белья: шелковые чулки, льняную сорочку, нижние юбки и жесткий корсет. Затем на меня натянули зеленую клетчатую юбку и белую кружевную блузку с нелепыми пышными рукавами. В отличие от того, как я предпочитаю носить мужскую рубашку, блузка застегнута на все пуговицы, а изумрудно-зеленый шелковый галстук образовывает аккуратный бант на воротнике. Чудо, что я вообще могу дышать. Засовывая палец под галстук, я пытаюсь немного ослабить его.
        - Перестань ерзать, - шепчет Подаксис, пока садится рядом со мной на скамью. Несмотря на его предостережение, ему тоже, похоже, не по себе. Взгляд глаз-бусинок моего лучшего друга бегает по помещению, а передние когти нервно стучат друг о друга.
        - Могу я хотя бы снять перчатки?
        - Нет! Ты слышала, что сказала Надя. В официальных ситуациях перчатки просто необходимы.
        - А эта ситуация официальная?
        Он колеблется.
        - Откуда мне знать?
        Я оглядываюсь по сторонам. Судя по всему, другие девушки тоже в перчатках.
        - Чертовы правила приличия, - бормочу я.
        Одна из двух девушек, что сидят на скамье передо мной, с любопытством оборачивается. Прежде чем она переводит взгляд на Подаксиса, я замечаю лицо в форме сердечка и темные глаза. Такие же темные волосы заколоты под зеленой шляпкой с белыми пионами. Милая улыбка делает ее черты более привлекательными, когда незнакомка поворачивается к нам еще сильнее.
        - Ты поступила очень умно, - говорит она голосом, который обычно можно услышать только к востоку от Третьей улицы. Значит, она из богатых. Когда я ничего не говорю, девушка добавляет: - Я имею в виду, было умно привести с собой домашнее животное.
        - Домашнее животное!? - ахает Подаксис.
        - Вообще-то он не животное, - говорю я.
        Незнакомка игнорирует нас обоих.
        - На прошлой неделе отец купил мне пикси фенек. Я так старалась, чтобы мне позволили привести ее. Но, как мы обе знаем, спорить - это грех. - Девушка серьезно смотрит на меня, словно я обязана понимать, о чем она говорит. Я ничего не знаю о грехе, а еще меньше мне известно о том, кто такие пикси фенек. Я знаю, что фенек - это разновидность лисы, но при чем тут пикси? Она говорит о существе, которое является фейри, человеком, или речь просто о более мелкой разновидности животного?
        Я даже не уверена, что хочу знать ответ.
        - Я Ванесса Кортер, - говорит девушка, не потрудившись представить свою компаньонку, пожилую женщину с каштановыми, уже слегка тронутыми сединой волосами.
        Когда я не отвечаю, Ванесса спрашивает:
        - А ты кто?
        - Мэйзи.
        - Из какой ты церкви?
        - Я не из церкви.
        Девушка слегка отшатывается.
        - Понимаю, но ведь ты последователь Всемогущего, верно?
        Я неловко ерзаю на стуле. На этот раз меня больше раздражает девушка, чем одежда.
        - Я была воспитана на вере во Всесущую и магию Двенадцатого королевства.
        - Тогда ты язычница. - По тому, как изменился ее тон, я могу сказать, что Ванесса считает это плохим поступком. Даже ее компаньонка бросает на меня презрительный взгляд через плечо. - И, судя по твоим ушам, ты настоящая фейри.
        Я осматриваю ее уши, но нахожу их слишком круглыми.
        - Разве, чтобы стать участницей, не нужно быть фейри хотя бы наполовину?
        Она вздергивает подбородок.
        - Моя мать - фейри, но она родилась в благой форме и ни разу не принимала плотскую.
        Плотская форма? Я издаю смешок, на который Ванесса не обращает никакого внимания.
        - Она вошла в общество, как только остров был объединен, так что мы вполне цивилизованны.
        - Как… мило, - замечаю я.
        - Значит, ты ищешь спасения? Вот почему ты хочешь выйти замуж за брата Дориана?
        - Спасения? - С каждой секундой этот разговор становится все менее и менее приятным.
        В глазах девушки загорается возбуждение.
        - Отвернуться от магии - единственный способ достичь спасения и ослабить злобную природу фейри. Брак со служителем церкви может обратить любого с кровью фейри к свету и отвратить от тьмы. Конечно, я не из Святого Лазаро, а из Бреттонской церкви. Знаешь, а ведь это первая религия, появившаяся на Фейривэе. Фейри были всего лишь зверями до того, как люди впервые обнаружили остров. Именно человеческое влияние сделало их лучше и умнее. Вполне естественно, что однажды все фейри станут полностью благими.
        Я сжимаю пальцы в кулаки. Чем больше эта девушка говорит, тем больше я мечтаю, чтобы она заткнулась, потому что, если она скажет еще хоть слово…
        - Может, она не столько ищет спасения, сколько хочет развратить брата Дориана, - доносится насмешливый женский голос из-за моей спины. Я поворачиваюсь и вижу блондинку, одетую в простое серое платье. Высокий вырез, лиф без украшений, хотя скромный фасон все равно не скрывает пышного изгиба ее груди. Я бы умерла, чтобы иметь такие же изгибы. Девушка опирается локтем на спинку моей скамьи и криво усмехается Ванессе, отчего та шокированно приоткрывает рот.
        - Развратить брата Дориана?! Это богохульство!
        - Богохульство - это то, как ты осуждаешь себе подобных. - Блондинка убирает прядь волос со лба, чтобы небрежно продемонстрировать свои заостренные уши.
        - Спорить - грех, поэтому я больше ничего не скажу. - С этими словами Ванесса отворачивается от нас, получая одобрительный кивок от своей чванливой компаньонки.
        Я оглядываюсь на блондинку.
        - Мэйзи, верно? - уточняет она. - Я Брайони Роуз.
        - Брайони Роуз… Я что, единственная чистокровная фейри, у которой нет фамилии?
        - О, это ненастоящая фамилия. Так называют меня сестры Агата, Спрюс и Марш в монастыре. Я ничего не знаю о своем происхождении. Кем бы ни были мои родители, они отправили меня в школу к сестрам, когда я была еще младенцем. Поскольку технически я не совершаю выход в общество, мне, к великому огорчению братства, разрешили прийти без сопровождения. - Ее губы приподнимаются в еще одной озорной улыбке, и я сразу понимаю, что Брайони Роуз мне нравится.
        Раздается характерный щелчок шара-вспышки у двери, и, обернувшись, я вижу, как в церковь входит еще одна девушка. Перед камерой она чувствует себя гораздо увереннее меня и, к удовольствию мистера Спутника, принимает несколько различных поз, прежде чем остановиться, чтобы поболтать с Глинтом МакКриди. Судя по тому, как она указывает на свою юбку, я предполагаю, что они говорят об ее ансамбле - лиловой юбке и сочетающемся с ней жакете с рукавами, вдвое более пышными, чем у меня. Посмеявшись вместе с репортером, она направляется к проходу. Новоприбывшая - настоящая фейри с заостренными, усыпанными драгоценными камнями ушами - идет, задрав нос, а пышные юбки шуршат при каждом шаге. В то время как другие конкурсантки сидят в компании одного сопровождающего, у этой женщины их сразу двое, обе молодые девушки. Последняя конкурсантка занимает скамью с противоположной от меня стороны.
        Парадные двери закрываются, и из коридора выходит еще одна фигура, в которой я узнаю отца Виктора, священника, которому когда-то сообщила о судьбе Дориана. За ним следует брат Биллиус, а рядом с ним…
        У меня перехватывает дыхание.
        Дориан.
        Глава XIV
        После того как заключила сделку с Нимуэ, я пыталась представить, как выглядит Дориан. Не таким, каким я запомнила его на том темном и скалистом берегу, а таким, каким предпочла бы увидеть. Убивающим фейри сгорбленным чудовищем с жестоким взглядом, пружинистой походкой и мясистыми руками, созданными для удушения невинных. Убийцей, который преследует свою жертву с угрожающим рычанием. Но теперь, смотря на него, я не вижу ничего похожего на свои фантазии.
        Вместо этого я вижу горделивую осанку, прямой нос, широкие плечи. Волосы Дориана, темнее, чем я думала, коротко подстрижены по бокам, а сзади спадают свободными черными локонами. Он одет не в мантию, которую носят другие мужчины, а в широкие брюки и черную куртку с золотой вышивкой на манжетах и высоким воротником на пуговицах. Когда по пути к алтарю он проходит мимо моей скамьи, я приглядываюсь повнимательнее и замечаю темные глаза, высокие скулы и полные губы.
        Губы, которые я обязана поцеловать в течение семи дней.
        От одной мысли об этом я снова ощущаю покалывание. Не то чтобы это ощущение прекращалось с тех пор, как Нимуэ изменила свое заклинание, но, кажется, оно становится более острым, почти болезненным. Словно мои губы мгновенно узнают свою цель и готовы выполнить просьбу - убить.
        Чувство вины сводит меня с ума, но я напоминаю себе, что этот человек опасен. Он убил морскую фею, искупался в ее крови, и покушение на него было одобрено Советом Альфы. И моим отцом.
        Мысль об этом снимает лишь часть напряжения. Когда Дориан проходит мимо, я смотрю на его зад. Там, под накрахмаленными брюками, проглядывается округлый изгиб. Не могу не признать, что мне нравится то, что я вижу. И не только мне. Взгляды всех присутствующих следят за братом Дорианом, пока он быстрыми, уверенными шагами поднимается по помосту. Мой нос дергается, почти так же, как когда я вижу красивые сокровища, будто бы созданные для кражи.
        Я выбрасываю эту мысль из головы. Дориан не сокровище. Он моя цель. Чудовище, обреченное на смерть.
        - А он ничего, верно? - шепчет у меня за спиной Брайони.
        При звуке ее голоса я вздрагиваю, но заставляю себя любезно улыбнуться.
        Отец Виктор останавливается в центре помоста, а Дориан и Биллиус занимают места по бокам от него. Биллиус ухмыляется в своей плотоядной манере, в то время как Дориан с твердым, холодным выражением лица стоит, сцепив руки за спиной. Хотя слово «надменное» подходит его лицу больше. Учитывая, насколько он выше Биллиуса и Виктора, от него исходит ощущение власти. Возможно, это дает о себе знать скрытая внутри него тьма. Я жду, когда Дориан посмотрит в мою сторону - или в любом другом направлении, кроме как прямо перед ним, - но этого не происходит. Этот юноша не смотрит ни на что и ни на кого. Нервничает ли он? Или просто так сильно ненавидит фейри, что даже не потрудился изобразить интерес к конкурсу, проводимому от его имени? Подаксис забирается ко мне на колени, и я прижимаю его к груди, чтобы он смог увидеть помост.
        - Добро пожаловать, дети Всевышнего, - говорит отец Виктор. Он закрывает глаза, прижимает кулак к сердцу, а под его густыми усами появляется теплая улыбка. Свет от жаровни, стоящей на алтаре, падает на золотые кольца, которые священник носит в ушах. - Пусть Священный огонь святого Лазаро вечно согревает наши сердца.
        - Да будет благословен Его Священный Огонь, - вторят Дориан и Биллиус в унисон.
        Я оглядываюсь на участниц, чтобы понять, должны ли мы повторить что-нибудь из услышанного. Тем не менее единственной, кто что-либо говорит, оказывается Ванесса. Она произносит «Хвала Всевышнему», а я морщу нос, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.
        - Мне это тоже кажется странным, - шепчет Брайони позади меня, - а я живу в монастыре.
        Я благодарно улыбаюсь ей и снова сосредотачиваюсь на помосте.
        Отец Виктор открывает глаза и протягивает руки.
        - Дорогие конкурсантки, мы рады приветствовать вас на нашем скромном конкурсе невест. Меня зовут отец Виктор, я священник церкви Святого Лазаро в Люменасе. Справа от меня брат Биллиус, а слева - тот, с кем, как мне известно, каждая из вас рада познакомиться. Брат Дориан из ордена силы.
        Об ордене силы я знаю только то, что Нимуэ произносит это словосочетание как нечто плохое. Мне любопытно, почему ни Виктор, ни Биллиус не были представлены как члены какого-либо ордена, но священник не утруждает себя объяснениями. Он делает паузу и жестом указывает на Дориана. Я ожидаю, что теперь, когда его представили, этот юноша признает наше присутствие, но он этого не делает.
        - Братство благодарит вас за то, что присоединились к нам, - продолжает отец Виктор. - Уверен, вам не терпится услышать, как именно будет проходить наш конкурс. Во-первых, давайте воспользуемся моментом, чтобы поблагодарить наших семерых участниц и дать каждой из них шанс лично поприветствовать брата Дориана. - Он замолкает, когда брат Биллиус протягивает ему свой блокнот. Тем временем Глинт МакКриди и Сэм Спутник бегут по проходу. Фотограф устанавливает свою камеру на штатив между двумя передними скамьями, в то время как репортер приседает у основания помоста. Отец Виктор просматривает записи в блокноте Биллиуса и указывает на крайнюю переднюю скамью, что расположена напротив меня.
        - Джози Ричмонд.
        Девушка с волосами мышиного цвета медленно встает со своего места. Ее губы плотно сжаты в попытке подавить смущенную улыбку, пока она поднимается по ступеням, чтобы предстать перед Дорианом. Этот юноша наконец шевелится, впервые с тех пор, как поднялся на помост. Он, слегка обхватив обтянутые перчатками пальцы, наклоняется и целомудренно целует тыльную сторону ее ладони.
        - Рад познакомиться с тобой, Джози Ричмонд, - говорит Дориан таким тихим голосом, что я едва могу его расслышать. Все еще сжимая ее руку в своей, он замирает, пока не вспыхивает лампочка камеры. Как только свет гаснет, Дориан отпускает Джози и жестом просит ее вернуться на свое место.
        После этого отец Виктор вызывает конкурсантку, расположившуюся позади Джози.
        - Фрэнни Делафонт.
        Эта девушка подходит к помосту с гораздо меньшим энтузиазмом, чем ее предшественница. Она даже не утруждает себя улыбкой, когда Дориан целует ей руку, а когда они замирают перед камерой, Фрэнни заметно напрягается.
        Наступает очередь следующей девушки.
        - Агнес Брин, - объявляет Виктор.
        Поцелуй в руку. Вспышка.
        Затем следующая конкурсантка.
        - Грета Гартер.
        Грета - та самая привлекательная особа с чрезмерно пышными рукавами - подходит к помосту в сопровождении шуршания своих юбок. Остановившись перед Дорианом, она приседает в элегантном реверансе.
        - Для меня большая честь быть здесь, - говорит она певучим голосом, а затем плавно протягивает руку в перчатке.
        Я ошеломлена, когда вижу, как уголок губ Дориана приподнимается в улыбке. До сих пор его лицо оставалось таким же мрачным, как у человека на похоронах. Тем не менее, когда он целует руку Греты, выражение его лица снова становится жестким. Дориан слегка наклоняется к камере, в то время как Грета подходит слишком близко и, поджав губы, едва заметно склоняет голову вниз. После чего девушка отпускает руку Дориана и позирует рядом с ним: сначала положив руку на бедро, затем дотронувшись до волос. Жених отступает назад, позволив Грете завладеть вниманием камеры. Он закатывает глаза, а на его губах появляется намек на улыбку. По какой-то причине при виде этого я ощущаю трепет в животе.
        - Очень хорошо, - говорит Виктор, когда становится ясно, что Грета не покинет помост без вмешательства. Положив руку ей на плечо, священник ведет конкурсантку вниз по ступенькам. С нервным смешком он обращает свое внимание на переднюю скамью ряда, в котором сижу я.
        - Ванесса Кортер.
        Девушка поднимается с высоко поднятой головой и останавливается в нескольких футах от Дориана, чтобы поприветствовать его кивком. Жестким, чопорным движением она протягивает руку, являя собой образец женской благопристойности. На этот раз закатываю глаза я. Даже не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть, как она позирует перед камерой, и не замечаю самодовольного выражения на ее лице, когда она снова садится на скамью передо мной.
        - Принцесса Мэйзи из Морского королевства, - объявляет Виктор.
        Это привлекает ко мне внимание. Когда все взгляды устремляются в мою сторону, у меня комок встает в горле. Ванесса ахает, поворачиваясь. Уверена, это как-то связано со словом «принцесса». Ракушки. Еще больше нежелательного внимания.
        - Поторопись, - бормочет Подаксис.
        На дрожащих ногах я встаю и направляюсь к проходу. Глинт МакКриди следит за каждым моим шагом, быстро строча что-то в своем блокноте. Поднявшись на помост, я встречаюсь взглядом с Дорианом. Я изучаю его лицо в поисках хоть малейшего признака того, что он узнал меня, вспомнил, что это я спасла ему жизнь.
        Тем не менее выражение его лица остается неизменным. Когда он берет мою затянутую в перчатку руку, в его поведении проглядывается только мрачная вежливость. Даже несмотря на ткань, что разделяет нас, я напрягаюсь от его прикосновения. Дориан наклоняется вперед. Я застываю, наблюдая, как его губы касаются тыльной стороны моей ладони, а черный локон спадает на его лоб. Мой нос дергается. Один раз. Второй. Снова это чувство - странная щекотка, которую я испытываю, когда хочу что-то украсть. Что за чертовщина? Дориан выпрямляется, и, когда наши взгляды встречаются, упавший черный локон остается лежать у него на лбу.
        - Рад познакомиться с вами, принцесса Мэйзи, - говорит Дориан. Если раньше, когда он здоровался с другими девушками, я едва могла уловить звучание его голоса, то теперь слышу его отчетливо. Он глубокий, грохочущий. Мой нос дергается еще раз.
        Вздрогнув, я чихаю. И слишком поздно отдергиваю руку, чтобы прикрыть нос и рот. Дориан испуганно отступает назад. В этот момент вспыхивает лампочка камеры.
        - Прошу прощения, - шепчу я.
        Дориан несколько раз моргает, после чего уголок его рта приподнимается.
        - Все в порядке, - говорит он с намеком на веселье в голосе.
        Подавленная, я бросаюсь вниз с помоста, чтобы вернуться на свою скамью. Не могу заставить себя посмотреть, как на помост вызывают Брайони Роуз.
        - Я чихнула на него, - бормочу я Подаксису. - Я чихнула на него, и все это видели. Даже мне понятно, что это неприлично.
        Подаксис похлопывает меня по бедру.
        - Это ему за то, что плеснул тебе в лицо морской водой.
        Его слова ни капельки не утешают. Я борюсь с желанием плюхнуться на свою скамью и спрятаться в Двенадцатом королевстве.
        Брайони Роуз возвращается на свое место, и отец Виктор продолжает:
        - Теперь, когда все конкурсантки официально представлены, давайте перейдем к правилам конкурса. Чтобы завоевать сердце брата Дориана, вы должны стать последней оставшейся участницей в конце финальной Церемонии благословения. Вас семеро, поэтому наш конкурс продлится семь дней. Уже завтра состоится первая Церемония благословения, во время которой будет исключена первая конкурсантка. С этого момента каждый вечер одна участница будет отправляться домой. Таким образом, после последнего ухода будет определена победительница. Будучи участницей конкурса невест, вам запрещается покидать территорию церкви. За исключением свиданий с братом Дорианом, Церемоний благословения или любых других официальных мероприятий, вы будете оставаться в женском крыле церкви. Данная мера призвана защитить неприкосновенность пространства, в котором привыкли жить наши братья. Однако не волнуйтесь, еда будет доставляться прямо к вашей двери. Мы также постарались сделать ваши спальни максимально удобными.
        - Оказаться запертой в церкви… - бормочет Брайони. - Похоже, я зря покинула монастырь.
        - Церемонии благословения будут открыты для публики, - продолжает отец Виктор, - а групповые мероприятия задокументирует наш приглашенный репортер Глинт МакКриди. Сегодня вечером, чтобы познакомиться поближе, всех участников ожидает совместный ужин. Завтра каждая из вас проведет один час с братом Дорианом. Данное свидание должно пройти в присутствии компаньона. Местом встречи может стать библиотека, сад или гостиная, в зависимости от предпочтений брата Дориана. Подобные встречи будут повторяться в течение недели, что позволит Дориану лично познакомиться с конкурсантками и сузить выбор невесты. Каждый день вам следует быть готовыми либо к групповым мероприятиям, либо к вышеупомянутым индивидуальным встречам. По окончании конкурса будет проведена свадебная церемония.
        - Вы имеете в виду сразу же после окончания? - спрашивает Ванесса.
        Отец Виктор открывает рот, чтобы ответить, но Грета Гартер опережает его:
        - Все конкурсы невест так устроены, дорогая. Ты никогда раньше не участвовала в них?
        Ванесса игнорирует Грету и шепчет своей компаньонке:
        - Я даже не выбрала свадебное платье.
        - Чтобы официально ответить на ваш вопрос, мисс Кортер, - говорит Виктор, - свадьба состоится в полночь после заключительной Церемонии благословения. Теперь, когда мы выяснили все детали, я искренне желаю вам удачи и хорошего времяпрепровождения. Это первый конкурс невест в нашей церкви, и мы надеемся, что он не станет последним.
        На последних словах отца Виктора улыбка Биллиуса становится шире.
        Позади меня раздаются шаги. Обернувшись, я вижу нескольких юношей (все подростки, если я правильно разбираюсь в человеческом старении), похожих на того, кто забрал мою сумку. Они продвигаются по проходу, и один отделяется от компании, чтобы остановиться у занятой скамьи.
        - Да благословит вас Его Святой Огонь, - говорит Виктор и снова прикладывает кулак к сердцу. - Пожалуйста, следуйте за назначенным вам посвященным, который сопроводит вас в спальню.
        С этими словами он, Биллиус и Дориан покидают помост и выходят через боковую дверь.
        Посвященные выводят нас из той части церкви, которая, как я теперь узнала благодаря приставленному ко мне мальчику, называется нефом[3 - Неф - вытянутое помещение, часть интерьера, ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов, отделяющих его от соседних нефов.]. Оттуда мы входим в парадный холл и открываем другую дверь, что ведет в тускло освещенный коридор. После нескольких поворотов мы проходим мимо сада, расположенного во внутреннем дворе, а после поднимаемся по лестнице. Наконец, мы оказываемся в крыле церкви, вдоль которого выстроился ряд закрытых дверей.
        Сопровождающий меня мальчик останавливается возле одной из них.
        - Это ваша комната, мисс… то есть я хотел сказать Ваше высочество.
        - Не нужно подобных формальностей, - говорю я, легкомысленно махнув рукой. - «Мэйзи» будет вполне достаточно.
        - О, не думаю, что это правильно, - морщится мальчик.
        - А я не очень правильная принцесса. Мне не слишком нравятся все эти «Ваше высочество».
        Мальчик, переминаясь с ноги на ногу, отвечает:
        - Если вы настаиваете, чтобы я обращался к вам по имени, то я лучше буду называть вас мисс Мэйзи.
        - Договорились, - сдаюсь я со смиренным вздохом. - А тебя как зовут?
        - Посвященный Джереми.
        - Сколько тебе лет, Джереми?
        - Тринадцать. Сегодняшний ужин состоится в пять вечера. Я вернусь, чтобы сопроводить вас. Не покидайте женское крыло без меня. Поскольку мероприятие групповое, присутствие компаньонов не требуется. Кстати, о компаньонах… - Мальчик прочищает горло. - Данное крыло на время конкурса было специально зарезервировано для женщин. Так что комната вашего… друга расположена внизу.
        Мои глаза расширяются, и я прижимаю Подаксиса к груди.
        - Что? Почему?
        - Только женщинам разрешается проживать в этом крыле. Пожалуйста, Ваше высочество, поскольку вы член королевской семьи, я не могу указывать вам, что делать, но меня настоятельно просили позаботиться о том, чтобы ваш спутник мужского пола не проживал с вами в одной комнате. Это стало бы настоящим скандалом. - При этом щеки мальчика становятся свекольно-красными.
        Я едва подавляю стон. Год назад, в Лунном дворце, никто и глазом не моргнул, когда я жила в одной комнате с Подаксисом. Конечно, тогда мы находились среди фейри и к тому же в неблагой форме.
        - Для него подготовлена отдельная комната в крыле для посвященных, - говорит Джереми. - Это всего на один этаж ниже.
        Подаксис успокаивающим жестом похлопывает меня по плечу.
        - Все в порядке, - заверяет он. Несмотря на его утешительный тон, мое сердце замирает. Грибные эльфы не любят оставаться в одиночестве, а Подаксису редко приходилось с этим сталкиваться. - Со мной все будет хорошо.
        - Ладно, - сдаюсь я.
        Джереми переводит взгляд с меня на Подаксиса.
        - Мне… отнести вас, мистер Краб?
        Мой друг щелкает клещами в его сторону.
        - Меня зовут Подаксис, мальчик, и нет, я умею ходить. - Он начинает вырываться из моей хватки, поэтому я опускаю его. Оказавшись на полу, он тут же бросается бежать по коридору.
        Мальчик пускается следом.
        - Я должен сопровождать вас, мистер… Подаксис. Подождите! Позвольте мне показать вам, где расположена ваша комната.
        Мои губы изгибаются в грустной улыбке, когда я смотрю, как Подаксис сворачивает за угол. Как только он исчезает из виду, я обращаю свое внимание на другую сторону крыла. Все остальные девушки уже вошли в свои комнаты: некоторые оставили двери открытыми, так что до меня доносятся отголоски возбужденной болтовни, другие же предпочли сразу же запереться.
        Войдя в свою комнату, я нахожу скудно обставленное помещение. Довольно скромно, но после моей крошечной комнаты в театре эта выглядит как дворец. Она примерно в четыре раза больше. Кровать, которая почти такого же размера, как та, к которой я привыкла, покрыта чистыми льняными простынями и шерстяным одеялом, а к изголовью прислонена хорошая увесистая подушка. Сразу же над ней в рамке висит картина, изображающая ту же сцену, что я видела за алтарем в нефе. Остальные стены голые и светлые, если не считать занавешенного окна. Кроме кровати, в комнате также есть прикроватная тумбочка, туалетный столик и шкаф, возле которого на полу лежит моя сумка.
        Я направляюсь прямо к окну и раздвигаю занавески. Меня встречает солнечный свет и вид на расположенный этажом ниже сад. Он устроен под открытым небом и полон зелени, окружающей спиралевидную пешеходную дорожку, которая ведет к круглому внутреннему двору. Я замечаю нескольких облаченных в мантии братьев. Они подстригают живые изгороди и подрезают кусты. В остальном же сад пуст. Несколько мгновений я ничего не делаю, только смотрю на открывающийся вид, наблюдая за работой священников и любуясь самыми высокими ветвями стройной белой березы, листья которой колышет ветерок. Я позволяю своему разуму опустеть и на время забыть о темном деле, которое должна совершить…
        - Мэйзи.
        Когда в мое окно кто-то резко стучит, я с криком отпрыгиваю назад. Но затем замечаю красный коготь, мелькающий над подоконником.
        - Что за ракушки? Подаксис? - Я спешу обратно к окну, открываю защелку и нахожу своего друга, цепляющегося за подоконник. Когда оконная створка проезжает мимо, Подаксис пригибается, и я наклоняюсь вперед, чтобы затащить его внутрь, прежде чем происходящее привлечет внимание садовников. Закрыв и снова заперев окно, я с удивленной улыбкой поворачиваюсь к другу. Обычно Подаксису не свойственна спонтанность или смелость. - Что ты делаешь?
        Он смотрит на меня с пола.
        - Разве ты не слышала мальчишку? Моя комната прямо этажом ниже.
        - Да, но я не думала, что ты полезешь по стене, чтобы увидеться со мной.
        - Она кирпичная, - сообщает он, как будто это должно все объяснить. - По ней легко взбираться.
        - Что ж, я рада, что ты нашел способ пробраться сюда никем не замеченным.
        - Кстати, о том, чтобы оставаться незамеченным. - Он несколько раз щелкает клешнями, прежде чем его глаза расширяются от страха, который мне так хорошо знаком. Голос Подаксиса повышается на октаву. - Как, черт возьми, ты собираешься это провернуть, Мэйзи?
        Я пожимаю плечами.
        - А как мне этого не делать?
        - Ты слышала правила конкурса. Зараз ты можешь провести с Дорианом наедине всего лишь час. Конкурс длится семь дней, и, поскольку на сегодня запланирован лишь групповой ужин, у тебя есть максимум шесть часов в его обществе, и то, если свидания будут происходить ежедневно и тебе удастся добраться до конца.
        - А кто сказал, что мне обязательно оставаться до конца конкурса?
        Мой друг проводит когтем по лицу.
        - Мэйзи, не знаю, заметила ли ты, насколько строга эта церковь, но, похоже, она следует социальным нормам. Так что я нахожу крайне маловероятным, чтобы служитель церкви поцеловал кого-то, кого он знает всего несколько часов. Готов поспорить, что поцелуев не будет до самой свадьбы. Мэйзи, тебе придется выиграть конкурс.
        - Ты несешь чушь, Подаксис. Думаешь, я просто буду ждать, пока он меня поцелует?
        - Ну… да. Разве не такое поведение подобает молодой леди?
        От смеха я откидываю голову назад.
        - Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.
        - Значит, ты не собираешься побеждать в конкурсе?
        - Нет. - Я поворачиваюсь к своей ковровой сумке и начинаю ее распаковывать. - При первой же возможности, как смогу остаться с Дорианом наедине, я покончу с этим. Подойду прямо к нему, прижмусь губами к его губам, и дело будет сделано. Уже завтра вечером я буду свободна.
        Глава XV
        В пять часов приходит Джереми, чтобы сопроводить меня на ужин. За несколько минут до этого Подаксис вышел через окно, пообещав в мое отсутствие изучить планировку церкви. Чем больше мы узнаем о нашем окружении, тем больше вероятность, что моя миссия пройдет успешно. Поскольку для личных свиданий Дориан будет выбирать места сам, мне нужно спланировать все так, чтобы я сумела поцеловать его в любом из них. Несмотря на заверения Нимуэ в том, что отыскать связь между мной и смертью Дориана будет невозможно, я все же хочу сделать все, что в моих силах, чтобы избежать подозрений.
        - Столовая прямо здесь, мисс Мэйзи, - сообщает Джереми, останавливаясь перед открытой дверью.
        Я вытряхиваю из головы нездоровые мысли и вхожу в комнату. Она простая, без окон, со стенами, оклеенными кремовыми обоями и увешанными старомодными картинами в толстых деревянных рамах. Стол представляет собой длинный, покрытый скатертью с цветочным рисунком прямоугольник, на котором стоит множество подносов. Бросив взгляд вдоль стола, я обнаруживаю, что все остальные участницы уже прибыли. Кроме них, в столовой больше никого нет. Некоторые девушки болтают друг с другом, в то время как другие бросают на соперниц ледяные взгляды. Самые холодные особы из всех собравшихся - Ванесса и Грета - сидят по разные стороны у главы стола. Хотя большая часть холода исходит от Ванессы, которая наблюдает за другой девушкой, стиснув зубы. Грета же, наоборот, с безмятежной улыбкой хлопает ресницами, как будто даже не догадывается о гневе Ванессы.
        Брайони встает из-за стола и подходит ко мне.
        - Ты слишком опоздала, чтобы претендовать на лучшие места, - говорит она с ухмылкой.
        - Лучшие места? - хмурюсь я.
        Она кивает в сторону Ванессы и Греты.
        - Мы предполагаем, что Дориан будет сидеть во главе стола.
        Полагаю, это само собой разумеется. Дома, когда я ела за королевским столом, отец тоже сидел во главе. Это место, должно быть, считается очень почетным, но не думаю, что еда оттуда кажется вкуснее.
        - Нам, вероятно, тоже следует занять свои места. - Брайони возвращается к столу, и я следую за ней, занимая стоящий напротив нее стул, прямо в середине стола. Остальные три участницы, расположившиеся в дальнем конце, продолжают болтать.
        - Не такого званого ужина я ожидала, - говорит Ванесса со своего почетного места. - Нас должны были собрать в гостиной, а после сопроводить на наши места. Свободных стульев еще много, а это значит, что будут присутствовать и другие гости. А я ведь надела для этого свое лучшее платье. - Она оглядывает стол и останавливает свой взгляд на мне, а когда мельком смотрит на Брайони, ее губы кривятся в ухмылке. - Похоже, не у всех из нас хватило порядочности переодеться.
        - А мне следовало переодеться? - Я бросаю взгляд на свой наряд, затем на других девушек. Брайони и я - единственные, кто остались в той же одежде. Все остальные надели платья, причем те, что выбрали Ванесса и Грета, можно назвать самыми элегантными. На Ванессе напоминающее кондитерское изделие платье из шелка цвета фуксии, украшенное кружевами, а на Грете - платье из зеленого атласа с черными рукавами, расшитыми бисером. Три другие девушки, по сравнению с этими двумя, ограничились более простыми нарядами. Неожиданно я чувствую, что моя одежда совсем не к месту. Мне и в голову не приходило, что к обеду следует переодеться. Тем более я взяла с собой не так уж много нарядов и приберегала самый лучший на завтра для личной встречи с Дорианом. Что теперь, когда я думаю об этом, кажется мне абсурдным, учитывая, что моя цель - убить этого юношу.
        Мой желудок скручивает, но я отказываюсь поддаваться мрачным мыслям.
        Свобода. Просто сосредоточься на свободе, которую ты получишь после этого.
        И на том факте, что умрешь, если не выполнишь порученное тебе задание.
        Ванесса усмехается, возвращая тем самым меня к реальности.
        - А ты точно принцесса? Потому что ты не ведешь себя как одна из них.
        Я открываю рот, но Брайони опережает меня.
        - Не всем коровам нужно мычать, чтобы убедить других в том, кто они есть. - Она оглядывает Ванессу с ног до головы, затем натягивает на губы застенчивую улыбку. - Очевидно.
        - Что ж, а я вот думаю, что все сегодня выглядят великолепно, - говорит Грета Гартер и, не обращая внимания на царящее в комнате напряжение, взмахивает рукой. С другого конца стола она одаривает каждую из нас сияющей улыбкой. Когда ее взгляд останавливается на девушке, сидящей напротив нее, Грета нагибается, чтобы коснуться кончика носа Ванессы. - Не хмурься, дорогая, у тебя появятся морщины.
        - Еда выглядит… сносно, - ровным тоном замечает одна из тех девушек, что заняли другую сторону стола. Кажется, ее зовут Фрэнни, та, что выглядела крайне безразличной, когда ее представили Дориану. У нее широкие плечи и каштановые волосы, заплетенные в две косы, которые скреплены вместе петлей на шее. Фрэнни смотрит на жареные овощи, рыбу и что-то еще, похожее на кашу. - Мы должны подождать их? Я просто умираю с голоду.
        Я пожимаю плечами и продолжаю осматривать блюда. В еде я никогда не была избирательной, но должна признать, угощения довольно простые. Рыба выглядит аппетитно, но… Подождите-ка!
        - Пожалуйста, скажите мне, что это люми! - Я тянусь через стол к тому, что выглядит, как мое самое любимое лакомство… только чтобы обнаружить, что это всего лишь булочка. - О, какое разочарование.
        - Что именно вас разочаровало? И что такое люми? - слышу я глубокий и пусть не совсем знакомый голос, но все же понимаю, кому он принадлежит, еще до того, как вижу говорящего.
        Когда Дориан проходит через дверной проем, в моей голове не остается ни одной связной мысли. Его взгляд прикован ко мне, склонившейся над обеденным столом, с рукой, что все еще тянется к миске с булочками. В комнате воцаряется тишина, а остальные девушки встают в почтительном приветствии. Мне же приходится искать изящный способ выпрямиться. Виктор и Биллиус, а также пара братьев, с которыми я незнакома, следуют за Дорианом. Все они одеты в черные мантии братства. Очевидно, мужчины не сочли нужным наряжаться. Везет же некоторым. Замыкает шествие репортер Глинт МакКриди. К моему счастью, фотографа, похоже, среди присутствующих нет. За день у меня получилось более чем достаточно неловких фотографий.
        - Ты никогда не пробовал люми, брат Дориан? - посмеиваясь, отец Виктор подходит к Дориану и хлопает его по плечу. Меня охватывает облегчение, когда священник отвлекает от меня внимание. - Это следует исправить. Но не сегодня. Сегодня вечером мы поужинаем скромными подношениями. - Священник оглядывает комнату, затем откидывает голову назад. - Должен сказать, дамы, вы выглядите замечательно. Хотя мне следовало бы уточнить, что планируется простая трапеза, а не званый ужин.
        Брат Биллиус оглядывает участниц гораздо более внимательным взглядом.
        - Юные леди действительно любят ослеплять своим великолепием, - говорит он с зубастой ухмылкой.
        - По крайней мере, присядьте, - замечает Виктор и, к большому ужасу Ванессы и разочарованию Греты, в котором она надувает губы, направляется прямо во главу стола.
        Когда священник опускается на стул, Ванесса прячет свой свирепый взгляд за ухмылкой.
        - Простите меня за дерзость, отец Виктор, но разве не Дориан должен здесь сидеть? Ведь этот ужин устроен в его честь, верно?
        Виктор краснеет, переводя взгляд с Ванессы на Дориана.
        - Все верно, моя дорогая. Как глупо с моей стороны. Я так привык сидеть здесь…
        - Нет, - возражает Дориан, прежде чем священник успевает подняться. Выражение его лица напоминает ту холодную маску, что была, когда он стоял на помосте, а тон звучит сугубо официально. - Как священник, вы являетесь голосом Всемогущего и главой этой церкви. Вы останетесь сидеть во главе стола, где вам и место. Я же найду место среди своих потенциальных невест. - С этими словами он подходит к столу и занимает место рядом со мной. Слева от него - Фрэнни, а справа от меня, между мной и Гретой, - другой брат. Биллиус располагается между Ванессой и Брайони, в то время как Глинт МакКриди садится напротив Дориана, а Агнес и Джози остаются справа от него.
        На осознание того, что я единственная, кто еще не присел, мне требуется чересчур много времени. Жар приливает к щекам, когда я опускаюсь на стул и пытаюсь взять себя в руки. Почему я так волнуюсь?
        - Несмотря на то, что это неофициальный ужин, - говорит Виктор, - мы все же произнесем молитву. Позвольте нам…
        - О, могу я удостоиться чести произнести ее? - спрашивает Ванесса с излишним энтузиазмом. Виктор хмурится, но выражение его лица быстро сменяется на веселье. - Конечно, мисс Кортер. Я и мечтать не смею о том, чтобы встать на пути чьей-то любви к Всевышнему. Давайте возьмемся за руки. - Виктор разводит руки в стороны, и Ванесса со скромной улыбкой сжимает его ладонь и закрывает глаза.
        - О, - удивленно произносит Грета и тоже берет священника за руку. Вот и все, что происходит, прежде чем в мою сторону простираются две ладони: одна от брата, что сидит справа от меня, и другая, слева - от Дориана. Я оглядываю сидящих за столом и вижу, что все, за исключением меня, образовали цепочку из сцепленных рук.
        Я перевожу взгляд с одной раскрытой ладони на другую и, наконец, кладу свои, затянутые в перчатки, поверх них. Рука справа от меня кажется вялой, как дохлая рыба, в то время как левая - просто теплая и твердая. Ванесса начинает молитву со слов «Дорогой Всемогущий», но я с трудом могу сосредоточиться на том, что именно она произносит. Мое внимание сузилось до каждой точки, в которой Дориан в своей перчатке прикосается ко мне. Прикосновение человека, которого я спасла. Того, кого я скоро убью. Это чувство настолько всепоглощающе, что у меня сжимаются легкие. Я смотрю на наши сцепленные руки, но заставляю себя отвести взгляд и сосредоточиться на чем угодно, кроме юноши, что сидит рядом со мной.
        Глубоко вздохнув, я смотрю через стол и обнаруживаю, что все остальные закрыли глаза. Хотя Грета время от времени украдкой приоткрывает один. Кажется, она единственный человек за этим столом, который мыслями так же далеко, как и я. Даже Брайони с легкостью держит за руки своих спутников, сохраняя веки плотно закрытыми, пока Ванесса без умолку болтает о щедрости приготовленного ужина.
        Я продолжаю оценивать собравшихся, но когда мой взгляд падает на другой конец стола, краем глаза я вижу Дориана. Я разрываюсь между желанием отвести взгляд и воспользоваться возможностью изучить его, пока он этого не замечает. Последнее желание побеждает, и я медленно приближаю к нему свое лицо, ровно настолько, чтобы разглядеть темные ресницы, завиток волос, полноту губ…
        Его веки трепещут, и Дориан открывает глаза, слегка поворачиваясь ко мне.
        Когда мы встречаемся взглядами, мое сердце колотится о ребра. Я тут же зажмуриваюсь и отворачиваю лицо, пытаясь не обращать внимания на то, какой теплой стала моя все еще лежащая поверх его руки ладонь. В кои-то веки я рада, что надела перчатки, потому что у меня наверняка вспотели руки. Мое сердце продолжает колотиться, когда Ванесса заканчивает молитву. Я не смею открыть глаза, не смею позволить себе даже подумать о том, смотрит ли Дориан на меня.
        - Да будет благословен Его Святой Огонь, - говорит отец Виктор.
        - Да будет благословен Его Святой Огонь, - эхом отзываются братья.
        Когда Дориан отпускает мою руку, я снова могу дышать, но странным образом застываю на месте. Отсутствие прикосновения тяжело воспринимается в одной пустой ладони и кажется совершенно несущественным в другой.
        «Это чувство вины, - говорю я себе. - Вот что ты чувствуешь».
        Этого достаточно, чтобы заставить меня засомневаться во всем, что я делаю. Действительно ли я готова убить человека?
        Дориан смотрит на меня так, словно я высказала свои мысли вслух. У меня перехватывает дыхание, когда он наклоняется немного ближе.
        - Вы в порядке, мисс… Я имею в виду Ваше высочество? - Вопрос хоть и вежливый, но в нем нет и намека на теплоту.
        - Я в порядке, - спешу заверить я, но Дориан не отводит взгляда. Выражение его лица жесткое, настороженное, и глаза полны не беспокойства, а чего-то совершенно другого.
        Презрения? Отвращения? Подозрения?
        Убийца фейри ищет невесту-фейри.
        Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, почему нахожусь здесь. Почему он здесь. Ему нет дела ни до меня, ни до фейри, ни до этого конкурса. Он только хочет найти невесту-фейри, чтобы получить гражданство, которое Совет Альфы не хочет ему предоставлять. Потому что когда-то он убил фейри. Потому что его отец был злым человеком, вытворяющим мерзости с моим народом. Потому что сам Дориан пошел по стопам отца, присоединившись к церкви, что когда-то спровоцировала восстание, в результате которого погибли тысячи людей.
        Даже будь Дориан самым добрым существом на земле, правда остается правдой. Это вопрос жизни и смерти. Если не умрет он, это сделаю я. Проклятие Нимуэ настигнет меня через семь дней.
        Когда выбор стоит между его жизнью и моей, принять решение просто.
        Я выбираю себя.
        Глава XVI
        Когда мы приступаем к ужину, Глинт МакКриди начинает задавать вопросы Дориану и участницам конкурса, записывая ответы в свой блокнот. Своими многословными ответами Ванесса и Грета, похоже, соревнуются за его внимание. Первая рассказывает о своей страсти к церкви, в то время как вторая рассуждает о своих личных симпатиях вроде музыкального театра и антипатиях вроде тараканов.
        Большинство времени я отмалчиваюсь, но делаю это неспециально. Несмотря на все мои попытки игнорировать близость Дориана, я обнаруживаю, что слишком хорошо осведомлена о каждом его движении. Наши стулья расположены достаточно далеко друг от друга, чтобы после инцидента с рукопожатием избежать случайных соприкосновений, но все же мои мышцы напряжены так, будто я ожидаю удара с его стороны в любой момент.
        Мужчине справа от меня, которого, как я узнала, зовут брат Кристофер, я уделяла столько внимания, что он запросто мог отравить мою еду. Хотя он, в отличие от Дориана, за весь вечер сказал мне больше трех слов. На самом деле, как по мне, так он оказался даже болтливым, постоянно спрашивая меня, нравится ли мне еда, нахожу ли я свою спальню удобной, какой цвет предпочитаю. Учитывая такое же внимание братьев к другим участницам, я начинаю задаваться вопросом, не является ли эта трапеза какой-то уловкой, чтобы показать и других холостяков церкви Святого Лазаро. Брат Биллиус, похоже, проникся искренней симпатией к Ванессе. Он уже полдюжины раз предложил ей дополнительную порцию каждого блюда и даже попытался разрезать ее рыбу на кусочки удобного для пережевывания размера. Тем временем она делала все возможное, чтобы игнорировать его.
        - Вы достаточно поели? - спрашивает брат Кристофер, будто бы цитируя страницу из книги «Разговоры за обедом», что написал Биллиус. - Могу я предложить вам еще одну булочку?
        Я смотрю в свою тарелку. Мне едва удалось съесть больше нескольких кусочков рыбы.
        - Нет, спасибо, - отвечаю я так вежливо, как только могу.
        - Но вам, кажется, они пришлись по душе, - продолжает он. - То есть, когда я только вошел в столовую, вы, похоже, очень стремились к ним.
        Мои щеки пылают при воспоминании о неловком положении, в котором я оказалась ранее.
        - Я думала, это люми, - бормочу я, прерывая продолжение беседы глотком воды.
        К моему ужасу, Дориан поворачивается ко мне.
        - Я так и не узнал, что такое люми.
        Я чуть не захлебываюсь, когда он впивается в меня взглядом. Мне требуется несколько ударов сердца, чтобы подобрать слова.
        - Это… десерт.
        Он ждет от меня подробностей, но я, кажется, не могу придумать лучшего объяснения. Какого черта я замираю всякий раз, когда он смотрит на меня? Таким образом дает о себе знать мое чувство вины? Если бы я пыталась выиграть награду самого очевидного убийцы, уже держала бы трофей в руках.
        К счастью, меня спасает Глинт МакКриди.
        - Отец Виктор, могу ли я задать довольно деликатный вопрос?
        Священник любезно кивает.
        - Я ценитель правды, так что готов ответить на любые ваши вопросы.
        Репортер наклоняется вперед, держа ручку наготове.
        - Поскольку речь идет о членах религиозного братства, я ожидал, что обязательным станет обет безбрачия. Разве братья Святого Лазаро отказались от подобных традиций?
        Розовый румянец ползет по шее отца Виктора, но в остальном он остается невозмутимым.
        - Мы действительно соблюдаем подобные клятвы, мистер МакКриди. Тем не менее наша церковь процветает за счет своих прихожан, поэтому мы пытаемся сделать все возможное, чтобы увеличить их число. По этой причине в нашей церкви есть то, что мы называем орденами. Когда брат вступает в орден, он больше не обязан проводить свою жизнь исключительно в церкви. В глазах общественности он становится лицом трех главных принципов Святого Лазаро: истины, служения и силы. Он может жениться, жить вне церкви и даже найти работу, которая позволит ему представлять свой орден.
        - Связана ли разница в ваших нарядах с этими самыми орденами? - спрашивает Глинт.
        - Да, - отвечает Виктор. Он указывает на Дориана, а затем на Кристофера. - Эти молодые люди вступили в орден, брат Дориан принадлежит к ордену силы, а брат Кристофер - к ордену служения. По их курткам можно понять, что они были выбраны, поскольку остальные из нас носят мантии. У брата Кристофера своя квартира в центре города, а на работе он готовит еду для бедных. - После этого Виктор кивает в сторону Биллиуса. - Брат Биллиус тоже намерен вступить в орден, как только найдет невесту. На данный момент он исповедуется здесь, в церкви, чтобы подготовить себя к вступлению в орден истины. Как вы видите, некоторые братья становятся членами ордена до вступления в брак, в то время как другие ждут, пока у них появится для этого причина.
        - Ах, - отзывается Глинт, делая пометки в своем блокноте. - Большое вам спасибо за столь подробное объяснение. А чем, позвольте спросить, занимается брат Дориан? Каковы обязанности брата из ордена силы? - Взгляд репортера перемещается с Дориана на Виктора, хотя ни один из них не отвечает сразу.
        Выражение лица Виктора выдает легкий дискомфорт от подобного вопроса, но его тон остается сердечным, когда он наконец говорит:
        - В наши дни орден силы стал менее многочисленным. Когда-то он представлял частные военные силы церкви. Но после войны, а затем и восстаний… Что ж, мы больше не обучаем братьев сражаться. К тому же нам не разрешено носить с собой оружие. Все это к лучшему, - последнюю фразу священник добавляет довольно поспешно.
        Глинт косится на отца Виктора.
        - Тогда что именно делает брат Дориан? Как он демонстрирует свой орден в глазах общественности?
        Виктор улыбается, но его улыбка больше похожа на гримасу.
        - Нам еще предстоит решить, как именно брат Дориан будет поддерживать орден силы. Видите ли, он все еще живет в церкви.
        Глинт открывает рот, чтобы задать еще один вопрос, но Дориан прерывает его резким тоном:
        - Существуют способы продемонстрировать силу и без применения оружия. Сила духа, например. Сила сердца. Сила характера. Даже сила тела может быть достигнута без какого-либо насилия. Я восхищаюсь силой как качеством, поэтому и выбрал этот орден.
        Глядя на макушку этого юноши, я борюсь с желанием прищуриться. Дориан подобрал довольно красивые слова, но я не могу не думать о его отце. Астерн Арико принадлежал к ордену силы и, судя по всему, тоже восхищался этим качеством. Он восхищался им до такой степени, что основал нелегальный бойцовский клуб с фейри. Это настоящая причина, почему Дориан выбрал именно этот орден? Он хотел быть похожим на своего отца? Нимуэ, конечно же, в первую очередь, предположила бы именно это.
        Кстати говоря, я удивлена, что никто не упоминает о наследстве Дориана. Никто даже не спрашивает об этом. Тогда мне приходит в голову, что я, возможно, единственная участница, которая знает правду о его прошлом, о том, что он использует религиозное убежище, чтобы остаться на острове. Все остальные, включая репортера, похоже, предполагают, что Дориан уже давно в братстве. С другой стороны, когда я впервые увидела фотографию Дориана на вывеске возле церкви, то предположила то же самое.
        - Спасибо за объяснение, брат Дориан, - говорит Глинт. - А теперь мне хотелось бы узнать, правда ли то, что вы недавно потерпели кораблекрушение?
        От этого вопроса у меня перехватывает дыхание. Возможно, в конце концов, репортер не так уж и не осведомлен. Дориан застывает на месте. Я наблюдаю, как он осторожно кладет вилку и вытирает губы салфеткой.
        - Почему вы спрашиваете об этом? - говорит он.
        Репортеру удается не побледнеть под пристальным взглядом темных глаз Дориана.
        - Источники сообщают, что был замечен мужчина, которого принесли с берега в церковь. Большинство предположило, что этим мужчиной были вы.
        Дориан разминает челюсть, взад-вперед. Он бросает быстрый взгляд на отца Виктора, который отвечает кивком.
        - Я действительно потерпел кораблекрушение, но, как видите, мне удалось выжить.
        Я удивлена, что он не воспользовался возможностью заявить, что на его корабль напали. Признание Дориана в том, что он стал мишенью для фейри, могло бы наделать много шуму. Люди имеют право потребовать расследования. Если станет известно, что Совет Альфы санкционировал убийство человека, может вспыхнуть еще одно восстание. Если только во время расследования Совету не удастся убедить всех, что Дориан злодей. На что они вполне способны.
        Возможно, в этом случае Дориану действительно лучше промолчать. В конце концов, вполне разумно, что фейри не станут выступать против него, если он воздержится от неоднозначных высказываний в их адрес. Хотя неверность данного предположения доказывает мое присутствие здесь сегодня вечером.
        - Почему вы были на корабле? - спрашивает Ванесса. - Это была рабочая поездка?
        - Я шел из Бреттона, - вот и все, что отвечает Дориан.
        - Как вам удалось пережить кораблекрушение? - продолжает Глинт.
        - Я поплыл к берегу.
        - Как? Будучи человеком, вы не смогли бы преодолеть барьер в одиночку.
        Дориан колеблется, прежде чем ответить:
        - Я был не один.
        Я замираю. Мое сердце тяжело колотится в груди.
        Репортер наклоняется ближе, его глаза горят восхищением.
        - Кто-то спас вас?
        Дориан поочередно сжимает и разжимает пальцы той руки, что лежит на столе, возле тарелки.
        - Да, - наконец произносит он.
        Глинт уже соскальзывает на самый краешек своего стула, и кажется чудом, что он еще не свалился на пол.
        - Кто же?
        Я задерживаю дыхание, ожидая, что Дориан посмотрит на меня, подаст какой-нибудь знак, что ему известно, кто я такая, однако он лишь качает головой.
        - Я не помню.
        По какой-то возмутительной причине мое сердце замирает от его ответа, но это чувство быстро сменяется возмущением. Как он посмел меня забыть?
        - Вы не помните? Но… разве никто вам не сказал? - Глаза Глинта МакКриди, вспыхнув, останавливаются на мне. - Ваш спаситель сидит за этим самым столом.
        Кровь отливает от моего лица, и все негодующие мысли возвращаются обратно.
        «Пожалуйста, не называй мое имя. Пожалуйста, не называй мое имя».
        Дориан закрывает глаза.
        - Прошу прощения?
        - Это принцесса Мэйзи, - объявляет репортер, и, когда каждая пара глаз обращается ко мне, я жалею, что не могу просто испариться. Ванесса смотрит на меня так, словно я всеми силами пыталась привлечь к себе внимание, танцуя обнаженной на столе. Грета же смотрит с такой широкой улыбкой, что можно подумать, перед ней разыгрывается развлекательное шоу.
        Глинт продолжает говорить, в этот раз обращаясь ко мне:
        - У меня имеются достоверные сведения, Ваше высочество, что вы упомянули о спасении брата Дориана, когда записывались на конкурс. Вы сказали, что это одна из причин, по которой вы хотели бы в нем участвовать. У меня здесь ваша цитата, в которой говорится: «Я безумно влюблена в него. Сделаю все, чтобы завоевать его сердце».
        Я низко сползаю на своем стуле, в очередной раз проклиная Зару за впечатление, которое она создала обо мне. Неужели нужно было заходить так далеко?
        Дориан медленно поворачивается ко мне, и выражение его лица такое же суровое, как и всегда.
        - Так это вы спасли меня? Почему я не слышал об этом раньше?
        Я открываю рот, но ни одного слова не срывается с моих губ. Мой язык заплетается, как водоросли на морском берегу.
        - Я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, - замечает Глинт.
        Я перевожу взгляд с Дориана на репортера, пытаясь придумать что-нибудь - что угодно, - чтобы сменить тему разговора. Но затем чувствую, как что-то дергает меня за юбку. Я опускаю взгляд и обнаруживаю красную клешню, вцепившуюся в подол, а затем похожий на гриб панцирь Подаксиса. При виде лучшего друга меня охватывает облегчение, позволяющее хотя бы на мгновение отвлечься. Он снова дергает меня за юбку, и я вижу, как он произносит что-то одними губами.
        Я снова обращаю внимание на пристальные взгляды собравшихся, затем смотрю на свою тарелку. Одним быстрым движением я подношу руку к столу и смахиваю на пол лежащую на краю вилку.
        - Позвольте мне поднять ее для вас, - говорит брат Кристофер, но я ныряю вниз прежде, чем он успевает даже пошевелиться.
        Я хватаюсь за ручку вилки как раз в тот момент, когда Подаксис шепчет:
        - Скажи, что не будешь ни подтверждать, ни опровергать их утверждения.
        - Что это вообще значит?
        - Просто скажи! Подобное постоянно пишут в газетах. Таким образом ты не признаешься, что сделала это, но и не отрицаешь подобного. Это ложь без лжи, в которой ты так хороша.
        - Ладно, - соглашаюсь я, выпрямляюсь и внезапно выпаливаю: - Я не стану ни подтверждать, ни опровергать подобные утверждения.
        Ответом мне становится полнейшая тишина. Все усугубляет Дориан, который продолжает на меня пялиться. Я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом. Что я увижу в его глазах? Благодарность? Удивление? Испуг, вызванный тем, что мне известна его тайна? Вопрос, по какой именно причине я пришла сюда?
        Пот начинает стекать по моему затылку.
        - Кто такой святой Лазаро? - Голос Брайони разрывает тишину, и я благодарна ей как никому другому.
        - О, да! - говорит отец Виктор, как будто ему так же, как и мне, не терпится поговорить о чем-то другом. - Я даже не задумывался, что не все из вас знают о нашем любимом святом и его мученичестве.
        - Каким именно пыткам его подвергли? - спрашивает Грета дрожащим от волнения голосом. - Недавно я видела пьесу, в которой разыгрывалось самое ужасное и самое реалистичное потрошение, после которого он медленно сгорел дотла.
        Виктор моргает, глядя на девушку, как будто не может понять причину ее энтузиазма. Затем он прочищает горло.
        - Святой Лазаро был приговорен к смерти на костре после того, как люди осудили его за то, что посчитали бредом безумца. В последние дни своей жизни он был сам не свой, и люди думали, что в него вселился дьявол. Он непреклонно повторял, что фейри придут за всеми нами. Заметьте, все происходило еще до первой войны, во времена, когда считалось, что плохое обращение с фейри вызовет их гнев. Поэтому Лазаро и убили. Позже, после начала первой войны, слова святого Лазаро превратились из бреда в пророчество.
        - Так вот на чем основана эта церковь? - спрашивает заговорившая впервые за вечер Фрэнни. Она все еще выглядит так, будто очень хочет оказаться где-нибудь еще. - На бреде сумасшедшего?
        Священник хихикает.
        - О нет, конечно, нет. До своей кончины Лазаро был гораздо большим, чем просто сумасшедшим. Он был не только щедрым филантропом, но и ученым, искателем истины. Он финансировал первое исследование фейри и стал основоположником научных гипотез о происхождении их таинственных способностей.
        - Хотите сказать, что он ставил на них эксперименты, - приторно замечает Брайони. - Не забудьте еще рассказать о том, что перед смертью он назвал им же созданную науку ошибочной и заявил, что фейри - потомки демонов.
        - Да, он проводил эксперименты на фейри, - говорит, не смущаясь, отец Виктор, - и, возможно, отрекся от своих работ перед смертью, но его ранние открытия стали основой для дальнейших исследований, что позволило продвинуться вперед современной науке.
        - Как вы думаете, это правда, что святой Лазаро был проклят одним из своих подопытных? - спрашивает Брайони, пытаясь скрыть улыбку за серьезным выражением лица. - Поэтому он сошел с ума?
        Отец Виктор пренебрежительно отмахивается.
        - Самое главное, моя дорогая, это то, что церковь Святого Лазаро в том виде, в котором она существует сегодня, следует не прошлому святого Лазаро, а его наследию - трем основным принципам, которые он отстаивал. Силе, истине и служению.
        - Какой из этих принципов вы отстаивали, когда восстали против фейри? - спрашивает Фрэнни, сверля священника взглядом. - Почему вашей церкви приписывается так много темных дел?
        Ванесса ахает.
        - Это довольно неуважительный вопрос, мисс Делафонт. Как вы смеете…
        - Все в порядке, моя дорогая. - Он успокаивает Ванессу взмахом руки, а затем обращается к Фрэнни: - Я всегда рад откровенному разговору о нашей вере. Да, люди из нашего братства совершали ужасные поступки, но не стоит считать зло собственностью одного человека, одной группы или одной организации. Зло - достояние людей. Оно может быть свойственно кому угодно. Я знаю, оно присутствовало здесь, о чем глубочайше сожалею. Как священник этой церкви, я стремлюсь искупить грехи тех, кто был до меня. Стремлюсь показать святого Лазаро современному миру. Вот почему мы начали устраивать конкурсы невест. Мы хотим привлечь новые лица в нашу паству. Мы жаждем шанса показать, что мы больше, чем наше прошлое.
        Я фыркаю от смеха, не успев замаскировать его под кашель.
        - У тебя есть что добавить, моя дорогая? - спрашивает Виктор.
        И снова все взгляды устремлены в мою сторону. Я знаю, что должна молчать, но у моего рта, похоже, другие планы.
        - Ваша религия утверждает, что фейри - потомки демонов. Если вы все еще придерживаетесь столь устаревших представлений, конкурс невест и современная театральная постановка не помогут представить святого Лазаро современному миру.
        Священник некоторое время молчит.
        - Я никогда не перестану пытаться искупить ошибки прошлого моей церкви, но не стану извиняться за нашу веру. Все, что я могу сделать, это продемонстрировать наши истинные намерения, которыми являются мир и единство. Вот почему многие из нашего братства стремятся найти себе невест-фейри.
        - О, а я думала, это ради спасения фейри, - замечает Брайони с выражением, полным притворной невинности.
        При этих словах Ванесса оживляется.
        - Спасение фейри - самое высокое, к чему мы только можем стремиться.
        Биллиус поворачивается к ней с широкой улыбкой.
        - Не могу не согласиться.
        Я сжимаю челюсти, заставляя себя промолчать, но ничего не выходит:
        - Спасение фейри - дерьмо келпи[4 - Келпи - в шотландской низшей мифологии водяной дух, обитающий во многих реках и озерах. Келпи большей частью враждебны людям. Являются в облике пасущегося у воды коня, подставляющего путнику свою спину и затем увлекающего его в воду.].
        Ванесса бледнеет, прижимая руки к губам.
        - Как ты можешь так выражаться?
        Подаксис похлопывает меня по ноге - молчаливое напоминание о том, что я переступаю границы дозволенного.
        Дориан поворачивается ко мне с суровым выражением лица.
        - Ты не думаешь, что фейри нуждаются в спасении?
        Я пытаюсь игнорировать его, но, будь прокляты границы дозволенного, промолчать просто невозможно.
        - Я думаю, что наши души - не человеческого ума дело. Особенно учитывая тот факт, что именно они стали причиной восстания. А еще раньше они напали на наш остров и стремились уничтожить на нем все живое. В конце войны всех спасли фейри. Это фейри…
        - Фейри виновны в таком же количестве темных дел, что и люди, - прерывает он. - Злобные проклятия, невозможные сделки, физические нападения, принуждение… Ваш вид причинял вред людям и продолжает причинять его по сей день.
        Я не сразу нахожу нужные слова.
        - Все эти вещи незаконны…
        - Думаешь, это их остановит? А как насчет того, что произошло после последней войны? Фейри наказали людей острова, людей, которые не были причастны к недавним нападениям. Они отняли у бедолаг их земли, захватили власть над островом. Люди потеряли дома, работу. Неудивительно, что мы устроили бунт! Мой народ только стремился к справедливости.
        - Возможно, именно так мы себя чувствовали в прошлом, - говорит отец Виктор, приподнимаясь со своего места. На его губах появляется улыбка, которая тем не менее не скрывает внезапный страх в глазах или дрожь в голосе. - Уверяю вас, церковь Святого Лазаро поддерживает мир, а не восстание. Мы были неправы, устроив бунт против наших монархов. Хотя стоит заметить, что восстание организовали имеющиеся среди нас радикалы. - Когда взгляд священника останавливается на мне, я понимаю, что являюсь причиной его страха. Я или, по крайней мере, мой отец, потому что, повтори я слова Дориана кому-нибудь из членов королевской семьи, вся церковь оказалась бы под пристальным вниманием. Если бы отцу Виктору стало известно, кто является моей матерью, его страх увеличился бы в десять раз…
        Виктор прочищает горло и бросает на Дориана многозначительный взгляд.
        Тот стискивает челюсти.
        - Отец Виктор прав. Только радикалы рассуждали подобным образом, мы же больше так не думаем. - Слова Дориана звучат натянуто и жестко, но именно так я и хочу их слышать. Потому что это показывает его истинное лицо, помогает мне осуждать его.
        Такого человека будет гораздо легче убить.
        Глава XVII
        Благодаря более нейтральным вопросам, которые Глинт МакКриди задает после этого, остальная часть ужина проходит в гораздо меньшем напряжении. Тем не менее, когда посвященный Джереми появляется, чтобы сопроводить меня обратно в мою комнату, мне не терпится последовать за ним. После напряженного разговора с Дорианом я не в состоянии находиться рядом с ним ни секунды. Тот факт, что после нашей стычки он не положил в рот ни кусочка, говорит мне, что у него, вероятно, ко мне те же чувства. По крайней мере, теперь я знаю, что Нимуэ была права: Дориан Арико такой же, как его отец.
        Добравшись до своей комнаты и закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и издаю стон. Истощение и раздражение борются во мне за превосходство. Когда я слышу стук в окно, то шаркающей походкой пересекаю комнату, чтобы впустить Подаксиса. Похоже, моему другу удалось выскользнуть из столовой вслед за нами.
        - Тебе действительно не следовало говорить то, что ты сказала, Мэйзи, - заявляет он, как только я закрываю окно.
        Я пожимаю плечами.
        - Какая разница? Меня все равно не смогут исключить до завтрашнего вечера.
        - Что, если завтра, во время вашего свидания, все пойдет не по плану? Что мы будем делать, если ты не… совершишь то, что должна?
        - Все предельно просто - я подойду к нему и прижмусь своими губами к его.
        Подаксис постукивает задним когтем по полу.
        - Что, если все не так просто, как ты думаешь?
        - Насколько может быть сложно кого-то поцеловать? Я в состоянии незаметно засунуть руку в чей-то карман или забрать кошелек прямо из рук владельца.
        - Это не одно и то же.
        - Что ты вообще знаешь об этом?
        - Я… изучал это искусство.
        - Ой? - ухмыляюсь я. - И с кем это ты собираешься использовать это искусство, которое так тщательно изучал?
        - С кем-нибудь.
        - С Надей? В какой форме? В форме краба или все-таки примешь благую форму?
        Он снова стучит когтями.
        - Я пока что размышляю над этим.
        Я издаю смешок, который обрывается, когда кто-то распахивает дверь моей комнаты. Первое, что я порываюсь сделать, - это спрятать Подаксиса, но он уже сам юркнул под кровать. Кроме того, незваный гость смотрит прямо на меня.
        Скрестив руки на груди, в комнату входит Ванесса, на ее лице застыло выражение ярости.
        - Какова твоя цель?
        Компаньонка вбегает следом за девушкой.
        - Мисс Кортер, подобное поведение вряд ли уместно.
        - Неуместно то, что это… это грешное существо притворяется, будто бы она спасла брата Дориана. - Губы Ванессы кривятся в усмешке.
        Я пытаюсь с вызовом принять взгляд незваной гостьи, но не могу оторвать глаз от ее шеи, на которой замечаю сверкающее изумрудное ожерелье. Ее запястье украшает еще более потрясающий золотой браслет со свисающими каплевидными жемчужинами. От увиденного мой нос дергается. Отчаянно пытаясь найти способ украсть их, я сжимаю пальцы в кулак. Нет, я здесь не для этого. Чтобы успокоить свои желания, подношу руку к той стороне головы, где мои волосы заколоты гребнем в виде ракушки. Это лишь немного ослабляет мою тягу к блестящей безделушке на запястье Ванессы.
        Пожилая женщина заламывает руки. Она что-то шепчет на ухо своей подопечной, но я могу разобрать только слово «принцесса».
        Ванесса усмехается.
        - Принцесса?! Очень в этом сомневаюсь. Ты, наверное, даже не фейри, верно? Держу пари, у тебя фальшивые уши.
        - О, как у меня, - раздается другой голос, когда в комнату входит Грета Гартер. Она постукивает по своему остроконечному уху. - Это реквизит для сцены.
        Ванесса набрасывается на нее, и я с облегчением наблюдаю, как ее гнев направляется в другое русло.
        - Реквизит для сцены?
        Как всегда, невозмутимая презрением другой девушки, Грета кивает, а после театрально взмахивает рукой.
        - Я актриса.
        - Ты вообще фейри? - приподнимаю я бровь. Зарождающегося любопытства оказывается достаточно, чтобы преодолеть раздражение при виде остальных участниц, что толпятся у моей открытой двери. Брайони входит и прислоняется к стене.
        Грета подмигивает мне с улыбкой старлетки. Как я не догадалась, когда впервые увидела ее?
        - Я не стану ни подтверждать, ни опровергать подобные утверждения.
        Со стоном, полным разочарования, Ванесса вскидывает руки в воздух. Ее компаньонка, вероятно, понимая, что попытки контролировать подопечную не приносят никакого результата, медленно пятится из комнаты.
        - Неужели я единственная, кто серьезно относится к этому конкурсу? Неужели я единственная, кто действительно хочет выйти за него замуж?
        - Я тоже хочу, - доносится тихий голос Агнес из моего дверного проема. Кажется, это первый раз, когда она что-то говорит. Кроме того, только сейчас я замечаю ее заостренные уши, выглядывающие из-под светлых, собранных в тугой пучок у основания шеи волос. - Мои родители присоединились к человеческому обществу после объединения острова, но они не богаты и не знатны. Так что у меня нет приданого, и победа в конкурсе невест - мой единственный шанс найти выгодную партию.
        Джози поднимает руку:
        - А я просто хочу выйти замуж. За кого угодно. Мне двадцать шесть, из четырех дочерей-полукровок я самая старшая. Все мои сестры уже давно замужем. Для меня было бы честью найти себе пару в лице брата Дориана.
        - Ну, а я не хочу выходить замуж, - заявляет Фрэнни, проталкиваясь мимо двух других девушек, чтобы войти в мою комнату. - Это родители мечтают, чтобы я обзавелась семьей, и не хотят слышать и слова против.
        - Тогда почему ты здесь? - рявкает Ванесса.
        Фрэнни пожимает плечами.
        - Надеюсь, это ненадолго.
        С очередным стоном Ванесса снова набрасывается на Грету.
        - А ты что здесь забыла? Ты же актриса, у которой явно неплохое состояние.
        Грета издает хихикающий смешок.
        - Нет, я бедна как церковная мышь.
        - У тебя двое слуг!
        - Слуги? О, ты о моих компаньонах? Нет, они ходят со мной в школу. Просто они решили, что будет забавно сыграть эту роль. Вся моя одежда - сценические костюмы.
        Впервые я вижу в Грете что-то вроде родственной души. Мы разные, но все же у нас есть кое-что общее. Хотя я этого не признаю. Я пришла сюда не друзей заводить.
        - В какую школу ты ходишь? - спрашивает Агнес.
        - Школа искусств «Бореалис», - отвечает Грета. - Университет исполнительских искусств в южной части города. Обучение там стоит дорого, так что моя бедная мама близка к разорению. Вот почему я должна выйти замуж за богача!
        Ванесса прожигает Грету взглядом, а затем переключает свое внимание на Брайони.
        - А ты?
        - Я живу в монастыре. Там скучно, а объявление этого конкурса показалось мне забавным.
        - Забавным! Здесь нет ничего забавного. Речь идет о нашем будущем. - Ванесса возвращает свое внимание ко мне, и на этот раз я пронзаю ее свирепым взглядом. - Даже не заставляй меня спрашивать. Будь ты принцессой, не стояла бы здесь в поношенной одежде, пытаясь выйти замуж за мужчину из братства. Тебя бы выдали замуж за принца, разве нет?
        - О, я бы хотела выйти замуж за принца, - говорит Грета.
        Ванесса игнорирует этот комментарий.
        - Я ни на секунду не поверю, что ты фейри, а уж тем более принцесса. Или в то, что ты спасла брата Дориана.
        Я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к кровати.
        - Верь во что хочешь. Для меня это не имеет значения.
        - Просто признайся, что лжешь. Я же знаю! В противном случае ты бы так и сказала. Если ты действительно фейри, то не можешь лгать. Если не можешь признать, что спасла его, значит, это неправда.
        Я пожимаю плечами.
        - Ты уже уверена, что я не фейри, так какая разница, скажу я это или нет?
        Брайони отталкивается от стены и подходит на несколько шагов ближе.
        - Я могу предложить другую причину, по которой она не призналась.
        - Призналась? - фыркает Ванесса. - Ты говоришь так, будто за спасение брата Дориана ей грозит наказание. Вряд ли что-то подобное произойдет, если он гражданин, а она предположительно принцесса.
        - О, а я думала, ты уверена, что я ей не являюсь? - замечаю я с ухмылкой.
        - Или, - говорит Брайони, для интриги растягивая данное слово, - брат Дориан не является гражданином острова.
        Ванесса несколько раз моргает, ее убежденность явно пошатнулась. Тем не менее она вздергивает подбородок и возражает:
        - Он возвращался из миссионерской поездки в Бреттон.
        - Разве он говорил что-то подобное? - спрашивает Брайони.
        - Он никогда прямо об этом не заявлял, - соглашается Джози, снова поднимая руку.
        Грета ахает, покачивая бедрами.
        - О-о-о, ты права! Он всеми силами старался уклониться от ответа, верно? О, я так обожаю загадочных мужчин.
        Я крепко сжимаю губы. Пока что я единственная, кто знает всю правду о Дориане и полна решимости оставить ее при себе. Если покажу, что мне известно больше, чем остальным, это может сделать меня подозреваемой, как только миссия будет выполнена.
        - В этом есть смысл, - говорит Брайони. - Что может быть лучше для получения гражданства, чем поспешная свадьба?
        Ванесса от удивления открывает рот.
        - Как ты смеешь говорить о нем с таким пренебрежением. Никто из вас не заслуживает брата Дориана, и, надеюсь, он это понимает.
        - Что заставляет тебя думать, что ты его достойна? - спрашивает Фрэнни.
        - Я ему ровня, - отвечает Ванесса. - Мы разделяем любовь к Всемогущему, ведь я из Бреттонской церкви.
        Фрэнни бросает на девушку тяжелый взгляд.
        - Не только ты.
        - Намекаешь, что… - морщится Ванесса.
        - Да, я принадлежу к той же церкви, что и ты, чванливая дура. И знаешь что? Я надеялась выбыть из этого дурацкого соревнования первой, но теперь хочу остаться хотя бы для того, чтобы продержаться на день дольше, чем ты, и посмеяться тебе в лицо.
        Ванесса закатывает глаза.
        - Ты не очень хороший человек.
        - А ты дура!
        - Ругаться - грех!
        - Как и быть дурой.
        - Это не так. И это ложь!
        Уперев руки в бока, я делаю шаг вперед и едва ли не кричу:
        - Когда все уже уберутся из моей комнаты?
        Препирающаяся парочка замолкает, но Ванесса переводит свой сердитый взгляд на меня. Я снова замечаю ее ожерелье, которое напоминает мне о соблазнительном браслете на ее запястье. Теперь я хочу украсть его из простой вредности. Мой нос снова дергается, едва не вызывая новый приступ чихания, но я поглаживаю гребень кончиками пальцев и заставляю себя отвлечься.
        Ванесса открывает рот, но прежде, чем успевает заговорить, я заявляю:
        - Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Мне все равно, что ты хочешь сказать, что хочешь сделать, а уж тем более, во что ты веришь или не веришь. Я тебе не нравлюсь, и ты мне тоже. А остальные из вас, если не уберутся прямо сейчас и не дадут мне немного поспать, тоже попадут в черный список.
        Агнес и Джози сразу же выбегают в холл, за ними с высоко задранным носом следует Ванесса. Брайони одобрительно кивает, прежде чем, прикрыв за собой дверь, уйти вместе с Гретой и Фрэнни.
        Со стоном я падаю на кровать и прикрываю глаза руками. Одеяла сдвигаются, когда Подаксис забирается и устраивается рядом с моим плечом.
        - Я никогда в жизни не была так благодарна за то, что росла только с братьями, - говорю я.
        Он похлопывает меня по руке.
        - Не могу тебя в этом винить. - Между нами воцаряется тишина, пока мой друг не нарушает ее, чтобы с трепетом в голосе спросить: - Ты готова к завтрашнему дню? К первому свиданию наедине с Дорианом?
        Его вопрос возвращает мои мысли к постоянно покалывающим губам. Я открываю глаза и смотрю в потолок, обдумывая все, что должна сделать. Все, что получу в награду после того, как задание будет выполнено. Конец наложенного на меня проклятия Нимуэ. Свобода от нее и Сестер Черного Угря. И, что еще лучше, свобода от моей смертоносной магии.
        - Да, - наконец говорю я. - Мое первое и последнее свидание с Дорианом.
        Глава XVIII
        На следующее утро я мало что могу сделать, кроме как мерить шагами свою комнату в ожидании встречи с Дорианом. Джереми передал записку, в которой было указано только время нашего свидания. Полдень. И больше ничего. Я ожидала, что мальчик также сообщит мне, в каком из трех мест будет проходить встреча, что позволило бы составить четкий план. Хотя знание местности не принесло бы много пользы, потому что я видела сад только из окна своей спальни. К счастью, Подаксис тайно исследовал два других помещения - гостиную и библиотеку - и описал их мне. В библиотеке есть несколько ниш для чтения и множество книжных полок, а это значит, там должно иметься несколько скрытых мест, где я смогу незаметно поцеловать Дориана. К тому же мой друг сказал, что гостиная довольно маленькая. Это позволит мне сократить расстояние между мной и Дорианом. Что касается сада…
        Я выглядываю в окно, наверное, уже в сотый раз за утро, изучая пешеходные дорожки, открытое небо над головой и стены церкви, окружающие местность.
        - Я уже говорил тебе, - повторяет Подаксис, забираясь на подоконник и постукивая по стеклу. - Наилучшее место, где можно спрятаться, за тем деревом. На противоположной стене нет окон, а по обе стороны - густые кусты.
        - А что, если во время нашего свидания там будут садовники? - спрашиваю я, покусывая губу.
        - Так я и говорю - кусты. Честно говоря, сад наименее подозрительное место для выполнения твоей миссии. Безвременную кончину Дориана можно будет списать на какую-нибудь аллергию.
        Я хмуро смотрю на Подаксиса.
        - У людей аллергия на свежий воздух так же, как у фейри на золу или железо?
        От мысли об этом я содрогаюсь. Несмотря на то, что оба упомянутых материала запрещены на острове, все фейри боятся их, ведь для нас они являются смертельно опасными. Во время первой войны люди обнаружили нашу слабость и вскоре изготовили оружие из золы и железа. Я часто задаюсь вопросом, был бы мой вид уничтожен, если бы мы не пришли к соглашению о мире и не прекратили боевые действия.
        - Как я понимаю, человеческая аллергия немного отличается от нашей, - говорит Подаксис. - Она может быть на что угодно и наступить в любое время. К тому же ее причина меняется от человека к человеку.
        - Откуда ты знаешь?
        Он бросает на меня многозначительный взгляд.
        - Читал рекламные проспекты, помнишь? При желании ты бы тоже многому могла научиться.
        Я закатываю глаза и сосредотачиваю свое внимание на дереве, на которое указал Подаксис. Оно большое и широкое, с длинными раскачивающимися ветвями, которые почти касаются поросшей травой земли вокруг него. Выросшая на пляже, я никогда особо не интересовалась деревьями, но, по-моему, конкретно это называется ивой. Если Подаксис прав насчет человеческой аллергии, то я отчаянно надеюсь, что моя встреча с Дорианом состоится именно в саду. Это лучший способ избежать подозрений.
        - Мне нужно вернуться в свою комнату, - говорит Подаксис. - Близится время встречи. Я обязан сопровождать тебя, но совсем не обязан находиться в твоей спальне до указанного часа.
        Я с трудом сглатываю и смотрю на часы. Он прав. До полудня всего четверть часа. Поэтому лишь киваю и открываю для него окно.
        - Все будет хорошо, - шепчет мой друг перед тем, как начать спускаться по стене.
        В отсутствие Подаксиса груз предстоящего задания тяжело давит мне на сердце.
        Джереми с Подаксисом приходят всего за несколько минут до полудня. Я встречаю их в коридоре, и мой лучший друг приветствует меня ничем не примечательным тоном:
        - Ваше высочество! Так приятно видеть вас сегодня.
        - И правда, Подаксис, - говорю я тоном гораздо менее беспечным. - Действительно прелестно.
        Джереми, похоже, ничего не замечает и спокойно ведет нас по коридору. Я задерживаю дыхание, когда мы приближаемся к дверям, ведущим в сад, но мой желудок скручивается в узел, когда мы проходим мимо. Про этот план стоит забыть. Значит, наша встреча пройдет либо в библиотеке, либо в гостиной.
        Мы проходим мимо нефа, а затем заходим в комнату, расположенную с другой стороны. Джереми распахивает дверь, открывая нашему взору скромное помещение с диваном, чайным столиком и несколькими стульями. Должно быть, это гостиная. Затаив дыхание, мы с Подаксисом переступаем порог и находим Дориана стоящим у окна, которое тоже выходит в сад, хоть и с другого угла.
        Дориан поворачивается ко мне с натянутым поклоном.
        - Ваше высочество.
        Он одет в ту же черную куртку и брюки, что и вчера. Полагаю, члены ордена обязаны всегда носить форму.
        Джереми закрывает дверь, оставляя в гостиной меня, Подаксиса и Дориана. Я должна быть благодарна, что среди присутствующих больше никого нет - в частности, братства, - но вместо этого чувствую, как тошнота подступает к горлу. Глядя на стоящего передо мной юношу, я сжимаю пальцы в кулаки и не могу заставить себя пошевелить любой другой частью тела. Мой разум пуст. Разве я не должна сделать реверанс? О чем вообще я думаю? Мне следует подойти к нему, обхватить его лицо руками и прижаться губами к его губам. Именно так я раз за разом представляла себе этот момент.
        «Сейчас или никогда, - говорю себе. - Покончи с этим раз и навсегда».
        Сделав глубокий вдох, я собираю все свое мужество, чтобы сделать шаг…
        - Мы ждем кое-кого еще, - сообщает Дориан, заставляя меня замереть на месте. В этот момент дверь открывается, и в гостиную входит Глинт МакКриди.
        - Извините, что опоздал, - произносит он и садится перед камином. Репортер одет в ярко-синий костюм с цветочным принтом. Из-под брюк выглядывают отполированные до ослепительного блеска копыта, а оранжевые усы выглядят еще более завитыми, чем вчера. Закинув ногу на ногу, Глинт открывает свой блокнот.
        - Ведите себя так, словно меня здесь нет. Я должен задокументировать эту встречу в самой естественной форме.
        Я таращусь на него, разинув рот. Как, черт возьми, мне подарить Дориану смертельный поцелуй на глазах у репортера? Я совсем не ожидала, что он будет присутствовать на нашем свидании.
        - Пожалуйста, присаживайтесь, Ваше высочество, - приглашает Дориан, взмахнув рукой в сторону зоны для чаепития.
        Дрожащими шагами я пробираюсь к чайному столику и сажусь на диван, забиваясь в его угол так сильно, как только могу.
        Дориан бросает взгляд на пустое место рядом со мной, прежде чем устроиться на противоположном конце дивана. Его поза кажется напряженной, а на лице застыло мрачное выражение. Он определенно не похож на мужчину, собирающегося познакомиться поближе с потенциальной невестой. В любом случае после вчерашнего ужина я уверена, что нахожусь в самом конце списка кандидаток. Дориан прочищает горло и поворачивается ко мне лицом.
        - Вы находите вашу комнату… ад меня забери, что это такое? - Он вскакивает на ноги, когда Подаксис забирается на один из пустых стульев.
        Я перевожу взгляд с Дориана на своего друга, понимая, что тот до сих пор его даже не заметил.
        Губы Глинта растягиваются в довольной усмешке, когда он строчит что-то в своем блокноте.
        - Не обращайте на меня внимания, - ворчит Подаксис ровным голосом. - Я просто ее компаньон.
        - Компаньон, - повторяет Дориан, напрягая плечи. То, как он прижимает руки к бокам, заставляет его выглядеть так, будто при необходимости готов сражаться с моим другом.
        - Да, мой компаньон, - говорю я, пытаясь успокоить Дориана, чтобы он вернулся на место. Я не смогу приступить к выполнению своей задачи, если он будет так напряжен. Тем более с присутствующим здесь Глинтом я вообще не уверена, что смогу что-то сделать. - Подаксис мне как брат.
        Дориан встречается со мной взглядом.
        - Ваш брат?
        Я киваю.
        - Мы росли вместе, когда я была тюленем.
        - Тюленем.
        Я сжимаю челюсти, чтобы удержаться от вопроса, способен ли он произнести что-то еще, а не только эхом повторять мои слова.
        - Я шелки.
        Дориан тяжело вздыхает, что, кажется, снимает часть напряжения с его плеч. Он медленно возвращается на место.
        - Простите меня, Ваше высочество. Я был застигнут врасплох появлением вашего… компаньона.
        - Пожалуйста, давайте обойдемся без «Ваше высочество», - предлагаю я. - Меня зовут Мэйзи.
        - Но вы ведь принцесса-фейри? Поскольку вы член королевской семьи, я должен обращаться к вам должным образом.
        - Да, но я предпочитаю просто Мэйзи. - Дориан ничего не говорит, поэтому я добавляю: - Если это вам поможет, можете обращаться ко мне мисс Мэйзи.
        - Что ж, хорошо, - соглашается он с короткой улыбкой, которая не затрагивает глаз. - Тогда могу я налить вам чаю, мисс Мэйзи?
        Я никогда не была любительницей чая и всегда предпочитала воду или вино, но вопрос Дориана наводит меня на определенную мысль.
        - Будьте так любезны.
        Он наклоняется и наполняет две чашки чаем, после чего протягивает одну мне, а другую оставляет себе. Мои пальцы дрожат, когда я притворяюсь, что делаю глоток. Поставив чашку на блюдце, я слегка подкашливаю. Еще раз. И еще.
        - Что это за чай? - спрашиваю я хриплым голосом.
        Глаза Дориана расширяются, пока он оценивает содержимое своей чашки.
        - Черный?
        Я издаю сдавленный звук.
        - Воды, - говорю я. - Мистер МакКриди, будьте так добры, принесите мне воды.
        Репортер делает паузу, и на его лице отражается разочарование.
        - Я?
        Я киваю.
        - Прошу вас. Кипяченую. С солью.
        - С солью?
        - Я же морская фейри.
        Репортер прищуривает глаза. Учитывая, что он и сам фейри, то может раскусить мою уловку. Тем не менее я вынуждена рискнуть. Покорно вздохнув, он закрывает блокнот и встает.
        - Пожалуйста, не разговаривайте, пока я не вернусь.
        Я обмахиваю лицо веером, издавая еще несколько легких покашливаний даже после того, как Глинт выходит из гостиной. Только удостоверившись, что он достаточно далеко, я перестаю кашлять.
        Дориан слегка наклоняется вперед.
        - С вами все в порядке?
        - О, я чувствую себя превосходно. Как глупо с моей стороны.
        Он рассматривает меня несколько секунд. Это подозрение я вижу в его глазах?
        - Может, нам стоит подождать возвращения мистера МакКриди, прежде чем мы продолжим наш разговор?
        Я отмахиваюсь от этого предложения.
        - В этом нет необходимости. - Я придвигаюсь немного ближе, пытаясь притвориться, что просто расправляю свои юбки.
        - Как пожелаете, - говорит Дориан ровным голосом. - Мисс Мэйзи, у вас есть другие братья?
        Ракушки, терпеть не могу светские беседы. Но если это поможет незаметно приблизиться к нему…
        - Есть, - отвечаю я, снова пододвигаясь. - На самом деле у меня их много. Они живут дома, во дворце Бершарбор.
        - А сестры?
        - Да, но они на несколько столетий старше и не живут во дворце. Я самый младший ребенок своего отца. Хотя у меня есть двоюродные сестры-шелки. - Мне требуется мгновение, чтобы понять, что будет довольно вежливо в свою очередь спросить что-нибудь у Дориана. - А как насчет вас? У вас есть братья или сестры?
        - Сестры, - говорит он, и на мгновение его взгляд становится расфокусированным. - Две сестры.
        Я снова придвигаюсь, но в этот момент Дориан смотрит на мои бедра. Я замираю.
        - Сколько им лет?
        - Шестнадцать и четырнадцать. - Его лицо лишено эмоций, но в словах слышится определенная тяжесть. Возможно, печаль? Это заставляет меня задуматься, не будят ли разговоры о семье воспоминания о его покойном отце.
        «Его отец - предатель, убийца фейри», - напоминаю я себе.
        Покачав головой, Дориан переводит взгляд на меня.
        - Что морская принцесса делает в Люменасе?
        В его вопросе нет и намека на упрек, но, несмотря на это, он выводит меня из себя. В основном потому, что я не знаю, как на него ответить, чтобы не солгать. С другой стороны, какое это имеет значение? Дориан не задержится на этом свете достаточно долго, чтобы передать кому-либо мои слова. От этой болезненной мысли мой желудок переворачивается, но я стараюсь это игнорировать.
        - Я живу здесь около года.
        - Чем вы здесь занимаетесь?
        - Я… работаю в театре под названием «Проза стервятника».
        Впервые в глазах Дориана появляется что-то, похожее на интерес.
        - Что именно вы там делаете?
        Мне требуется несколько секунд, чтобы найти ответ. Я не могу удержаться от гордой ухмылки, когда подбираю правильную фразу, которая сделает мои следующие слова правдой.
        - Я помогаю финансировать представления.
        - Я заинтригован, - признается Дориан, и, похоже, это действительно так. Не сводя с меня глаз, он ставит свою чашку и наклоняется ко мне. Кажется, с каждой минутой он чувствует себя все более комфортно в моей компании.
        Подаксис прочищает горло.
        - Я… пойду посмотрю в окно. - Он вскакивает со стула и перебирается по полу так быстро, как я никогда не видела, а, добравшись до окна, решительно поворачивается к нам спиной, лишая себя возможности увидеть, что произойдет дальше.
        Это наш знак. Время пришло.
        Я придвигаюсь к Дориану еще на дюйм. Кровь шумит у меня в ушах, а на шее выступают капельки пота. Покалывание в губах усиливается, в то время как все остальное внутри содрогается при мысли о том, что я собираюсь сделать.
        «Он плохой человек, - говорю я себе. - Он убил фейри. Он защищал восстание святого Лазаро».
        И что важнее всего…
        Либо его жизнь, либо моя.
        - Мы можем поговорить о… вопросе, который я задал вам вчера за ужином? - спрашивает Дориан.
        Все внутри завязывается узлом. Я вспоминаю наш напряженный разговор о спасении фейри и о том, как он защищал восстание церкви. Если Дориан собирается поднять этот вопрос, я рискую упустить свой шанс. Более того, Глинт МакКриди может вернуться в любой момент.
        - Вы можете задать мне любой вопрос, - говорю я, придвигаясь еще на дюйм.
        Что-то похожее на нервозность отражается на лице Дориана, отчего он выглядит гораздо менее суровым, чем раньше.
        - Я знаю, что вы не хотели подтверждать или опровергать случившееся, но я подумал, что теперь, когда мы одни, без репортера… Я просто хочу знать, правда ли вы… вы - это она? Потому что я помню девушку, которая спасла меня той ночью.
        Собрав всю свою решимость, я наклоняюсь вперед, беру лицо Дориана в свои ладони и прижимаюсь своими покалывающими, горящими губами…
        - Что вы делаете? - Он обхватывает мои запястья и слегка отталкивает меня.
        Я замираю, когда между нашими лицами остается только несколько дюймов. Мое дыхание становится поверхностным, пока я размышляю, стоит ли мне наклониться немного вперед и попытать удачу еще раз. Его крепкая хватка заставляет меня задуматься, смогу ли я вообще сдвинуться с места.
        Он медленно отпускает мои запястья и поднимается на ноги.
        - Неужели вы только что попытались меня поцеловать?
        Я отвожу взгляд и опускаю руки на колени.
        Дориан отступает и неловко опускается на стул в дальнем конце стола.
        - Я не хочу смущать вас, мисс Мэйзи, но, возможно, как принцессе-фейри, вам мало знакомы человеческие приличия.
        В его тоне столько сожаления, что меня тошнит. Мой разум разрывается между ужасом, паникой и грузом неудачи. Между всем этим вплетено самое непостижимое чувство из всех - та самая эмоция, о которой говорил Дориан. Смущение. От этого жар приливает к моим щекам, и я сжимаю складки своих юбок. С каждым учащенным ударом сердца мое смущение разрастается, пока не становится похожим на гнев - гораздо более приятное чувство, за которое я хватаюсь, как за спасательный круг.
        - Смущена? Я? Я принцесса-фейри, брат Дориан. Я не… Почему я должна быть смущена?
        Выражение его лица в мгновение ока становится жестким.
        - Ах так? Тогда мне следует предположить, что вы пытались заманить меня в ловушку, чтобы я разрушил вашу репутацию и, руководствуясь честью, выбрал вас в конце конкурса? - Он откидывается на спинку стула и качает головой. - Я наслышан об обманах фейри, мисс Мэйзи, и о шелки тоже. Морские искусительницы. Вам не удастся добиться успеха, используя свои уловки против братства Святого Лазаро. Никто из здешних священников, и уж точно не я, никогда не был столь наивным.
        Мне не сразу удается сформулировать свой ответ.
        - Я не пыталась заставить вас обманом испортить мою репутацию. Фейри гораздо меньше заботятся о подобных вещах, чем люди.
        Он встает со стула.
        - Тогда, возможно, мы вообще не подходим друг другу. Доброго вам дня. - Не удостоив меня вторым взглядом, Дориан направляется к двери и уходит.
        Единственный звук, который я слышу в его отсутствие, мое сердцебиение, которое отдается эхом от звука хлопнувшей двери. Я даже не замечаю Подаксиса, пока друг не забирается ко мне на колени.
        - Я говорил, что все не так просто, - шепчет он.
        Я открываю рот, чтобы возразить, но у меня не осталось на это сил. Я потерпела неудачу. У меня был план, которому я следовала… и все испортила.
        Голос Дориана, его извиняющийся тон и злобные слова, которые он сказал после, заполняют мой разум. Я съеживаюсь от воспоминания о том, как пылали мои щеки, когда он отверг мою попытку поцеловать его. Вообще-то он предотвратил мою попытку убить его, и все же я не могу избавиться от стыда из-за того, что мой поцелуй был отвергнут.
        Глупо, глупо, глупо.
        Хуже всего то, что я ничуть не приблизилась к освобождению от Нимуэ. Ее проклятие убьет меня через шесть дней.
        И только что я, возможно, лишила себя любого шанса на победу.
        Глава XIX
        Несколько часов спустя я снова расхаживаю по своей комнате. Поднос с обедом, который Джереми принес мне час назад, остается нетронутым. Мой желудок слишком напряжен, чтобы даже думать о еде, особенно учитывая то, что лежит рядом с подносом, - записка с указанием времени сегодняшней Церемонии благословения. Восемь часов. Сейчас половина восьмого, а это значит, что до начала осталось всего полчаса. Сегодня вечером Дориан отправит одну из девушек домой. Вполне вероятно, что это буду я.
        Отчаянный стук в окно прерывает ход моих мыслей. В спешке я открываю защелку.
        - Он собирается исключить тебя, - сообщает Подаксис, как только за его спиной оконное стекло встает на место. - Я подслушал разговор брата Биллиуса с Виктором. Тот сказал, что Дориан сделал свой выбор и… и…
        - И меня отправят домой. - Мой желудок скручивает еще сильнее. Со стоном я опускаюсь на кровать и прячу лицо в ладонях. - Я должна все исправить.
        - Но как?
        Я снова встаю и продолжаю расхаживать по комнате.
        - Я должна сделать так, чтобы он выбрал другую кандидатуру на выбывание. Думаю, я знаю, что делать. - План, формирующийся в моей голове, вызывает головокружение. - Но это еще не все. Есть кое-что более важное.
        Подаксис семенит по полу, стараясь не отставать от моих взволнованных шагов.
        - Не хочешь поделиться?
        Я останавливаюсь и смотрю на лучшего друга.
        - Подаксис, я собираюсь сказать то, в чем редко признаюсь. Ты был прав. Я должна сделать так, чтобы Дориан поцеловал меня, а не наоборот.
        - С этим я полностью согласен, - говорит Подаксис, - но, похоже, даже я недооценил его добродетель. Не удивлюсь, если он и вовсе откажется от поцелуев, пока не сделает окончательный выбор. Или, того гляди, до самой свадьбы.
        Я киваю и снова начинаю расхаживать по комнате.
        - Значит, я обязана выиграть этот дурацкий конкурс. В течение следующих шести дней мне нужно либо так сильно влюбить его в меня, чтобы он позабыл о приличиях, либо дойти до самого конца и позволить нашему первому поцелую ознаменовать его последний вздох.
        - Звучит довольно мрачно, - замечает Подаксис.
        Тут не поспоришь. Одной мысли о том, чтобы играть с чьим-то сердцем ради убийства, достаточно, чтобы заставить меня задуматься, стоит ли вообще моя жизнь спасения. Если выполню задуманное, навсегда останусь плохой. И все же, я предпочту быть плохой, чем мертвой. Я решительно вздергиваю подбородок и сжимаю пальцы в кулак.
        - Я обязана победить.
        Подаксис кривит рот в гримасе.
        - Уверена, что сможешь это сделать?
        Я качаю головой.
        - Нет, если продолжу в том же духе. До сих пор я не прилагала никаких усилий. Думала, что все пройдет легко, что к этому времени уже буду свободна. Я наивно полагала, что мне не придется производить на Дориана впечатление, ухаживать за ним или что-то в этом роде.
        - Так… ты собираешься ухаживать за ним?
        - Да. А это значит, что мне предстоит очень много работы. Нужно раздобыть больше одежды, притвориться, что Дориан мне нравится.
        - Не забегай вперед, - постукивает своими клешнями Подаксис. - Тебя все еще могут исключить сегодня вечером. До церемонии осталось всего полчаса.
        - Ты прав.
        - О, мне действительно нравится это слышать. Уже дважды за сегодняшний день.
        - Не привыкай. - Я бросаю на него свирепый взгляд, в котором все же нет злобы. Как я могу злиться, учитывая волнение, бурлящее в моей груди? - Пришло время заняться тем, что у меня получается лучше всего.
        - Спорить и отказываться прислушиваться к доводам разума?
        - Нет, - улыбаюсь я своему другу. - Красть блестящие предметы.
        Спустя четверть часа я все еще чувствую себя уверенно, но мое тело кажется опустошенным из-за последнего визита в Двенадцатое королевство. Я направляюсь в другой конец коридора, изо всех сил стараясь вести себя естественно. Несмотря на желание свернуться калачиком на своей кровати и пролежать так до конца вечера, я одета в свой самый красивый наряд - вечернее платье лавандового цвета, которое выбрала для меня Надя. Остановившись перед последней комнатой в дальнем конце коридора, я делаю глубокий вдох, заставляю свои губы сложиться в то, что, надеюсь, покажется убедительной улыбкой, и стучу костяшками пальцев по двери.
        Внутри комнаты слышится движение, но проходит несколько секунд, прежде чем кто-то решает открыть дверь. На пороге стоит компаньонка Ванессы.
        - Ваше высочество, - говорит она с холодной вежливостью.
        - Приветствую вас, - отзываюсь я. - Могу ли я поговорить с Ван… - Я уже собираюсь назвать имя, когда вспоминаю о правилах приличия. Поскольку Ванессу нельзя назвать моей подругой, мне следует упоминать ее строго по фамилии. - Могу ли я поговорить с мисс Кортер?
        Бросив взгляд за спину пожилой женщины, я замечаю девушку, которую ищу. Ванесса с книгой в руках сидит на кровати в скромной позе, которую, очевидно, выбрала специально, услышав стук в дверь. Не удивлюсь, если книга перевернута вверх ногами.
        Ванесса поднимает на меня взгляд, и томное выражение на ее лице сменяется хмурым. Захлопнув книгу, она встает с кровати и направляется к двери. Когда она приближается, мой взгляд падает на изумрудное ожерелье у основания ее шеи.
        - А, это ты, - замечает она. Компаньонка бросает на Ванессу предупреждающий взгляд, но та не обращает на нее никакого внимания. Присев в легком реверансе, женщина позволяет воспитаннице занять свое место на пороге. - Что тебе нужно?
        Мне требуется мгновение, чтобы подобрать слова.
        - Я пришла, чтобы извиниться. Меня расстраивает то, что мы так и не смогли найти общий язык.
        Ванесса подозрительно прищуривается.
        - Вот как?
        Она ожидает, что за этим последуют извинения, но слова кажутся мне настолько фальшивыми, что язык не поворачивается их произнести. Вместо этого я наклоняюсь немного ближе.
        - Могу я открыть тебе секрет? - Единственный ответ, которого меня удостаивает Ванесса, - скрещенные на груди руки. Я вздыхаю, словно то, что собираюсь сказать, причиняет мне глубокую боль. - Обещаешь не рассказывать ни одной живой душе?
        Ванесса перестает хмуриться, и я вижу, как в ней зарождается любопытство.
        - Так и быть.
        - Я… сбежала.
        - От чего? - приподнимает она бровь.
        Я снова вздыхаю, смотря будто бы сквозь нее.
        - В прошлом году отец пытался сосватать меня принцу-фейри. Я не любила его, так что сбежала. Вместо этого я приехала в Люменас, чтобы вести самостоятельную жизнь. Отец не знает, что я здесь. - Каждое слово - правда, так что они легко слетают с моего языка.
        - И что? - пожимает плечами Ванесса.
        - Поэтому я и не хотела, чтобы все узнали, что я принцесса или что спасла брата Дориана. Но и то и другое - правда, клянусь тебе. Я принцесса Мэйзи, дочь правителя Морского королевства Ронана, и в ту ночь, когда брат Дориан потерпел кораблекрушение, это я провела его через границу.
        - Почему же ты хотела сохранить это в тайне? - В глазах Ванесса все еще виден скептицизм, но ее поза стала намного более расслабленной.
        - Мое признание могло вызвать скандал. Тогда отец узнал бы, что я здесь. - Хотя последняя часть технически верна, было бы неплохо обойти ее стороной.
        - Так… что же? Ты хотела завоевать сердце брата Дориана, не называя своего имени?
        - Знай он заранее, что я фейри, которая спасла его в ту ночь, да к тому же принцесса… Ну, это бы дало мне некоторое преимущество, разве нет?
        Она наблюдает за мной сквозь полуопущенные веки, и при взгляде на заостренные кончики моих ушей ее глаза загораются.
        - Если ты так не хотела, чтобы кто-нибудь узнал правду, откуда у репортера появились записи об этом?
        Я качаю головой и серьезно смотрю на Ванессу.
        - Клянусь, я никогда ничего ему не говорила. - Это правда. Вместо меня это сделала Зара.
        - Зачем ты мне это рассказываешь?
        Я заставляю свои губы сложиться в добрую улыбку.
        - Хотя мы и не нравимся друг другу, ты относишься ко мне, как к обычной девушке, не как к принцессе. Я… - Я делаю паузу, чтобы подобрать нужные слова. - Для меня ценно, что в этом конкурсе мне не стали делать поблажки только потому, что я из королевской семьи. Тем не менее я прошу тебя уважать мою частную жизнь и не поднимать темы, о которых я предпочла бы не говорить в присутствии посторонних. Мне и так сложно уклоняться от вопросов мистера МакКриди, не говоря уже о самом брате Дориане. Поэтому, когда в дело вступают другие конкурсантки, я предпочла бы не повторять фиаско прошлого вечера.
        Она вздергивает подбородок.
        - Прошлым вечером я не хотела, чтобы другие девушки вмешивались. Знаешь, мне ведь тоже было неприятно. Если ты помнишь, Фрэнни была довольно груба со мной. Ты слышала, что она сказала? Она заявила, что хочет остаться только для того, чтобы увидеть, как я уйду первой. Это же можно приравнять к угрозе.
        - Помню-помню, - говорю я, понижая голос до шепота. - Похоже, ты ей совсем не нравишься.
        - Не нужно быть гением, чтобы понять, - отвечает Ванесса с усмешкой.
        - Прошу прощения, но мне пора возвращаться в свою комнату. Посвященные скоро придут, чтобы сопроводить нас на церемонию. - Я делаю шаг назад и усилием заставляю себя остановиться. Мой взгляд прикован к изумрудному ожерелью на шее девушки. - Мисс Кортер, должна сказать, ваше ожерелье великолепно.
        Ее лицо озаряет надменная улыбка.
        - Спасибо. Это подарок моей матери. Она также дала мне… - Ванесса замирает, а после сжимает свое теперь уже голое запястье. - Где мой браслет?
        Я стараюсь придать своему лицу выражение озабоченности.
        - Пока мы разговаривали, я не заметила на тебе браслета. - Чистая правда. В последний раз я видела браслет, когда прошла сквозь стену ее спальни, в чем мне любезно помогло Двенадцатое королевство.
        Ванесса поворачивается к своей компаньонке.
        - Миссис Нолан, когда вы в последний раз видели мой браслет?
        Женщина запинается, качая головой.
        - Не помню. Уверена, еще сегодня утром он был на вашем запястье.
        - Найди его! Я не могу пойти на церемонию без этого браслета.
        - Кажется, я видела, что браслет был на тебе, когда ты пришла в мою комнату вчера вечером, - замечаю я.
        Ванесса насмехается надо моими словами, наше временное перемирие явно окончено.
        - Правда? Похоже, ты уделяешь моему браслету слишком много внимания.
        - Я лишь хотела сказать, что другие девушки, вероятно, тоже видели его прошлым вечером. Мы могли бы спросить, не находил ли его кто-нибудь. Что, если ты просто уронила его? Если кто-то нашел твой браслет, он с радостью его вернет, верно же?
        - Они скорее положат его себе в карман и не скажут ни слова, - бормочет Ванесса, лихорадочно переворачивая подушки и вытряхивая платья.
        - Ты же не думаешь, что кто-то мог украсть твой браслет? - Я сохраняю свой тон легким и скептическим, будто это Ванесса предложила столь нелепую идею. - Кто вообще способен на подобное?
        Ванесса замирает и несколько раз моргает, глядя на меня. Через мгновение она с пылающими щеками вылетает из своей комнаты и проносится мимо меня по коридору. Я следую за ней по пятам. Девушка останавливается перед дверью Фрэнни и с силой стучит по ней. Компаньонка девушки открывает, но прежде, чем она успевает заговорить, Ванесса спрашивает:
        - Где Фрэнни Делафонт?
        С заранее подготовленным сердитым взглядом Фрэнни подходит к двери и скрещивает руки на груди. От этого движения становится заметно выглядывающее из-под кружевной манжеты ее платья украшение, изготовленное из золота и каплевидного жемчуга.
        - Какого черта…
        С яростным вздохом Ванесса бросается вперед и хватает девушку за руку. Другой рукой она оттягивает манжету, чтобы обнажить браслет полностью.
        - Это мое!
        Глядя на свое запястье, Фрэнни моргает, и ее лицо бледнеет.
        - Подожди! Это… это… Я не знаю, как это здесь оказалось.
        Зато я знаю, потому что надела этот браслет на ее руку примерно за пять минут до того, как постучалась в комнату Ванессы. Мой желудок сжимается от чувства вины, когда я вижу озадаченный взгляд Фрэнни. Но если мне необходимо впутать кого-нибудь в скандал, выбор очевиден. Либо девушка, которую я презираю больше всего, либо та, которая меньше всего хочет быть здесь.
        - Ты мерзкая воровка. Ты украла его у меня! - кричит Ванесса.
        - Я этого не делала!
        Их крики становятся достаточно громкими, чтобы заставить других участников выйти в коридор. Брайони бочком подходит ко мне.
        - Что происходит?
        Я пожимаю плечами и с открытым ртом указываю на спорящую парочку. Существует большая вероятность, что я переигрываю, но даже если и так, Брайони ничего не замечает.
        Грета стоит по другую сторону от меня, ее глаза горят от возбуждения.
        - Я опоздала? Что я пропустила?
        В коридоре слышатся шаги. Я знаю, что это посвященные, что пришли, чтобы сопроводить нас на церемонию.
        Не обращая внимания на собравшуюся толпу, Ванесса топает ногой.
        - Как ты смеешь лгать мне в лицо? Он же на твоем запястье, корова!
        Фрэнни обнажает зубы, пока пытается справиться с застежкой.
        - Мне не нужен этот отвратительный кусок металла. Забирай. - Она швыряет браслет в Ванессу, которая ловит его, прижав к груди. Фрэнни уже собирается закрыть дверь у нее перед носом, но Ванесса толкает свою соперницу.
        - Как ты смеешь! Ты же воровка. Я требую, чтобы ты немедленно убралась отсюда.
        Фрэнни оглядывает Ванессу с ног до головы, скривив губы в усмешке.
        - Кем ты себя возомнила? Ты не имеешь права решать, что мне делать.
        - Я прекрасно вижу, что ты воровка и лгунья.
        К этому времени посвященные уже входят в коридор и замирают с широко раскрытыми глазами. Я подхожу к Джереми.
        - Возможно, следует обратиться за помощью, пока ситуация не усугубилась.
        Посвященный кивает, но не предпринимает ни малейшей попытки уйти.
        Голос Фрэнни повышается, эхом разносясь по коридору:
        - Только попробуй назвать меня воровкой хотя бы еще один раз.
        Я бросаю взгляд на ссорящихся. Фрэнни, которая на полфута выше Ванессы, смотрит на нее сверху вниз с убийственным выражением лица. Ванесса бесстрашно встречает этот взгляд. Она упирает руки в бедра.
        - Лгунья. Грешница. Воровка.
        Неожиданно Фрэнни поднимает руку и ударяет Ванессу кулаком в лицо.
        - Ракушки, - чертыхаюсь я себе под нос. Не совсем так я представляла происходящее. Ситуация слишком обострилась. Я поворачиваюсь к Джереми: - Позови кого-нибудь на помощь! Сейчас же!
        На этот раз мальчик спешит выполнить указание. Я бросаюсь обратно к девушкам: Фрэнни удерживает на месте ее компаньонка, в то время как миссис Нолан успокаивает рыдающую Ванессу. Мой взгляд мечется между ними, и сердце разрывается в попытке понять, кого именно я должна утешать. Хотя почему я вообще должна утешать кого-то из них? Ведь именно этого я и хотела, верно? Ну, не совсем этого. Я надеялась, что одна из них устроит такую сцену, что впадет в немилость, чтобы вместо меня стать главной кандидатурой на исключение. Тем не менее я не хотела, чтобы кто-то пострадал.
        Несколько мгновений я могу лишь наблюдать, пока шум вокруг меня нарастает, подобно волнам, разбивающимся о берег. Конкурсантки перешептываются, миссис Нолан кричит на компаньонку Фрэнни, а виновницы скандала снова осыпают друг друга оскорблениями.
        - Хватит! - Уверенному голосу удается заглушить какофонию.
        Мы все оборачиваемся, чтобы увидеть отца Виктора, стоящего в начале коридора рядом с Джереми. Чуть позади брат Дориан наблюдает за происходящим с суровым выражением лица. Его взгляд скользит по залу, и у меня перехватывает дыхание, когда он останавливается на мне. Я не могу смотреть на него, не вспоминая ощущение его рук на моих запястьях, прежде чем он оттолкнул меня, звук его голоса, в котором сначала слышалось сожаление, а затем презрение.
        Мое сердце колотится о ребра, и я поспешно отвожу взгляд. Похоже, я не единственная, кто попадает под воздействие Дориана. Ванесса, заметив его, начинает рыдать и закрывает лицо руками, но я все же замечаю воспаленную кожу вокруг глаза в том месте, куда ее ударила Фрэнни. Можно только представить, какой синяк останется после этого.
        Отец Виктор наклоняется к Джереми:
        - Скажи брату Биллиусу, чтобы он сообщил собравшимся зрителям, что Церемония благословения откладывается. - Когда мальчик снова уходит, Виктор окидывает всех пристальным взглядом. - А теперь может кто-нибудь, у кого осталась хоть капля здравого смысла, объяснить мне, что происходит?
        Глава XX
        Полчаса спустя я вместе с другими участниками нахожусь в нефе. Мы выстроились в ряд по одну сторону алтаря, лицом к многочисленным рядам занятых скамей. Я была удивлена, обнаружив, что церковь полна нетерпеливых гостей. Большинство из них кажутся людьми, хотя и присутствуют несколько фигур с явными признаками фейри: мужчина с загнутыми рогами на голове, женщина с голубыми крыльями и кто-то с напоминающей кору коричневой кожей. Я осматриваю передние ряды и обнаруживаю, что Глинт МакКриди уже что-то строчит в своем блокноте. Он переводит взгляд с ряда участниц на такого же непоколебимого, как и всегда, брата Дориана, который расположился на противоположном конце помоста. К счастью, с того места, где я стою, его не слишком видно. Иначе я наверняка постаралась бы проанализировать каждое изменение его мимики, что свело бы меня с ума.
        Отец Виктор в центре возвышения. Он приветствует собравшихся на Церемонии благословения краткой молитвой. В попытке не поднимать глаз и придать лицу смиренное выражение, я едва слышу его слова. Все это время по моей коже бегут мурашки от усилий, которые требуются, чтобы не ерзать. Каждая проходящая минута все больше и больше выводит меня из себя. Мой ход с браслетом, как я и ожидала, вызвал большой ажиотаж, но я понятия не имею, будет ли этого достаточно. После того, как мы рассказали отцу Виктору, что произошло в коридоре, он приказал нам вернуться в комнаты. Я расхаживала из одного угла в другой, ожидая, что же будет дальше. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он вернулся с короткой лекцией о том, что воровство и насилие недопустимы и что конкурс невест Святого Лазаро должен стоять выше тех, что проводятся в других, менее почитаемых заведениях.
        - Драму ради драмы не следует поощрять, - сказал он. И на этом все. Вскоре после этого посвященные вернулись, чтобы сопроводить нас в неф. И Фрэнни, и Ванесса пошли с нами.
        Я рискую бросить взгляд на обеих. Фрэнни стоит по одну сторону от меня, неподвижная и прямая, как доска, но в остальном равнодушная. Ванесса в другом конце линии, ближе всего к отцу Виктору. На ней синяя шелковая шляпка с черной сеткой, прикрывающей ту половину лица, на которой расцветает синяк под глазом. Она гораздо менее напряжена, хотя скромная улыбка не затрагивает ее глаз. Невозможно предугадать, получит ли кто-то из них худший выговор, чем уже получила я.
        Мое внимание переключается на аудиторию, и я мечтаю, чтобы Подаксис был здесь. Сопровождающие не обязаны присутствовать на Церемониях благословения, а я не видела своего друга с того момента, как отправилась выполнять свой план. Однако этот эльф стал настоящим мастером пряток и шпионажа, так что он может находиться где угодно. Как бы то ни было, мне бы сейчас очень не помешала дружеская поддержка.
        - Я так нервничаю, - шепчет Грета, стоя с другой стороны от меня. Она последняя в ряду конкурсанток, что помогает мне не чувствовать, будто наш порядок на помосте указывает на степень благосклонности Дориана. Насколько я знаю, Грета не сделала ничего, чтобы заслужить его неудовольствие, если только он не узнал о ее фальшивых ушах. Прежде чем украсть браслет Ванессы, я задумалась о том, чтобы рассказать, что Грета носит сценический реквизит и, скорее всего, даже не является фейри, но мне вроде как нравится эта девушка. Определенно больше, чем Ванесса. И, в отличие от Фрэнни, Грета хочет здесь остаться. Кроме того, раскрыв чью-то тайну, было бы гораздо труднее остаться нейтральной стороной.
        - …а теперь давайте начнем Церемонию благословения, - произносит отец Виктор, отчего мое сердце снова начинает трепетать. Грета хватает меня за руку и взвизгивает от возбуждения.
        Ради всех ракушек. Время пришло.
        Виктор меняется местами с Дорианом, но я не осмеливаюсь посмотреть в его сторону. Вместо этого пытаюсь придать своему лицу выражение надежды, хотя готова поспорить на тысячу цитриновых фишек, что выгляжу так, будто страдаю запором.
        Благодаря впечатляющей акустике нефа, глубокий баритон Дориана разносится над аудиторией.
        - Спасибо, что присоединились к моей первой Церемонии благословения. В попытке найти себе невесту, мне было приятно познакомиться с этими прекрасными участницами.
        Я стараюсь не морщить нос от того, каким ровным кажется его голос. Неужели я единственная, кто это замечает? Он совсем не похож на восторженного жениха. Хотя, полагаю, в этом есть смысл, ведь он не хочет жениться на фейри. Для него гарантированное гражданство - необходимое зло, открывающее путь к возможности получить наследство, что оставил его мерзкий отец. Человек, по стопам которого идет и сам Дориан. Напоминание об этом успокаивает мои нервы, и мне становится легче дышать.
        Я здесь не просто так. У меня есть веская причина, чтобы остаться. Даже то, что я украла браслет, из-за которого одна невыносимая особа получила кулаком в глаз, тоже имеет определенный смысл.
        На этот раз, когда я пытаюсь выглядеть, как питающая надежду барышня, все выходит более правдоподобно.
        Дориан продолжает:
        - Теперь я выберу тех девушек, которые завтра продолжат свое участие в конкурсе.
        Держащий в руках букет лилий брат Биллиус присоединяется к Дориану в центре помоста.
        - Я приготовил шесть розовых лилий, и одну простую белую, - объясняет Дориан. - Те, кому я передам розовый цветок, останутся, а та, что получит белую лилию, сегодня вечером отправится домой с искренней благодарностью за уделенное мне время.
        - Лилия, - шепчет Грета с ноткой разочарования. - Я получала шляпу за каждый раунд, который прошла в «Кто хочет замуж за шляпника».
        Я с трудом сглатываю, не в силах ответить. Тем временем собравшиеся в зале начинают ерзать на своих местах. Многие зрители в нетерпении наклоняются вперед.
        Дориан подходит к краю помоста с розовой лилией в руке и с натянутой улыбкой поворачивается к нам.
        - Ванесса Кортер.
        Мой желудок сжимается, когда Ванесса почти подскакивает к нему и принимает предназначенный ей цветок. Ракушки. Похоже, ее реакции на кражу браслета было недостаточно, чтобы отправить ее домой. Но остается еще Фрэнни…
        Ванесса подбегает к отцу Виктору. Священник кладет руку ей на плечо и бормочет молитву. Должно быть, это и есть благословляющая часть всей этой Церемонии. После этого священник проводит ее на другой конец помоста, где девушка улыбается, как выдра, которой досталась лучшая устрица.
        На мой взгляд, Дориан объявляет другие имена слишком быстро. Джози Ричмонд, Агнес Брин, Брайони Роуз получают прекрасные розовые лилии. Остаемся только Фрэнни, Грета и я. На одно мимолетное мгновение я задаюсь вопросом, не стоим ли мы действительно в порядке от наиболее понравившихся к наименее. Может, Подаксис ослышался. Возможно, Грета - та, кого собираются исключить…
        - Грета Гартер, - объявляет Дориан с розовой лилией в руке.
        Мой желудок сжимается, когда Грета поворачивается ко мне со вздохом, прежде чем с важным видом направиться к Дориану, как старлетка, что принимает букет после спектакля. Она берет лилию, поворачивается к зрителям, улыбается и машет рукой. Помост освещает лампочка-вспышка, любезно предоставленная Сэмом Спутником и его камерой. Толпа, безусловно, любит Грету. Настолько, что отцу Виктору приходится подталкивать девушку, дабы перевести ее на другую сторону помоста за благословением.
        - Принцесса Мэйзи.
        Мое сердце останавливается. Я не была готова услышать следующее имя, не говоря уже о том, что оно окажется моим. Когда внимание аудитории переключается на меня, мои щеки пылают. Взгляд падает на лилию в руке Дориана, но вместо одного цветка он сжимает два: розовый и белый.
        И этот изверг не спешит показывать, какой из них предназначается мне.
        Мы встречаемся взглядами, и в глазах Дориана я не нахожу и намека на веселье.
        - Иди, - шепчет Фрэнни, толкая меня локтем в бок. И тут я понимаю, что до сих пор не сдвинулась с места.
        На трясущихся ногах я пробираюсь к Дориану. Каждый шаг кажется одновременно вечностью и кратким мигом. Как только я подойду к нему, пути назад уже не будет. Либо он исключит меня, лишив возможности завершить свою миссию, либо позволит остаться. До конца. Пока я не завоюю хрупкое сердце Дориана и не заставлю его принять свою судьбу в поцелуе.
        Я останавливаюсь перед ним. Мое сердце уходит в пятки, а на лбу выступают бисеринки пота. Пьянящий аромат лилий наполняет мои чувства. Мой взгляд замирает на двух цветках. Дориан протягивает мне один, и я принимаю его трясущимися пальцами, вздрагивая, когда мы случайно соприкасаемся. Он задел меня или я его? Я смотрю на лилию, и мне требуется несколько секунд, чтобы определить ее цвет. А когда мне это удается, я вскидываю голову.
        - Она розовая, - говорю я, прежде чем успеваю себя остановить.
        Уголок его рта приподнимается - один из тех редких намеков на веселье, которые появляются на его суровом лице.
        - Ты предпочитаешь белую?
        - Нет! - спешу сказать я. - Нет. Спасибо.
        С коротким поклоном он указывает на отца Виктора. Я почти кланяюсь в ответ, прежде чем вспоминаю, что являюсь королевской особой. Вместо этого киваю и бросаюсь к священнику. Он кладет руку мне на плечо и произносит свою молитву. Как только я занимаю свое место рядом с другими девушками, то вижу Фрэнни, стоящую перед братом Дорианом.
        - Мне жаль, Фрэнни Делафонт, но наши пути должны разойтись.
        Она выпрямляется и протягивает руку за белой лилией. Дориан отдает ей цветок, но кладет другую ладонь на тыльную сторону ее руки.
        - Я восхищаюсь твоей силой, - говорит он так тихо, что я почти пропускаю его слова мимо ушей.
        Выражение лица Фрэнни проясняется, после чего брат Биллиус подходит, чтобы увести ее.
        Час спустя я лежу на спине, уставившись в потолок и прижимая к груди розовую лилию. Кто-то стучит в окно, и, повернувшись, я вижу, как Подаксис открывает его. В надежде, что мой друг заглянет, я оставила окно слегка приоткрытым. К тому же мне не хотелось вставать с постели до конца вечера. После напряженного дня, что выпал на мою долю, мне едва удается думать, не говоря уже о том, чтобы двигаться.
        Он перелезает через подоконник и толкает оконную раму.
        - Я никогда в жизни так не волновался, - сообщает он, забираясь на кровать рядом со мной. - Когда он оставил тебя и Фрэнни напоследок… Мне показалось, я вот-вот упаду в обморок. - Подаксис тихо присвистывает и устраивается на моей подушке.
        Я наклоняю голову в его сторону.
        - Ты видел церемонию?
        - Я сидел рядом с Надей на задних рядах.
        Услышав это, я резко поднимаюсь, скрещиваю ноги и смотрю на своего друга.
        - Надя тоже была там?
        - И мистер Таттл. Они хотели проверить, как ты поживаешь, и были очень удивлены, услышав, что к тебе обращаются «принцесса Мэйзи».
        Из меня вырывается стон.
        - Как я теперь посмотрю им в глаза? Я планировала завтра попросить Надю подобрать мне другую одежду.
        - О, она оказалась быстрее. Надя сообщила мне, что перешила еще четыре наряда. Если ты не сможешь прийти за ними сама, она пошлет Клауса и Стэнли в нарядах горничных знатной леди, чтобы те доставили тебе одежду.
        - Она правда это сделала?
        Он фыркает от смеха.
        - Думаю, самое время признать, что она твой друг.
        Я прикусываю губу. Возможно, Подаксис прав. Я всегда считала его своим единственным другом и никогда не стремилась сблизиться с кем-либо из театра. С моими темными секретами и Королевой-убийцей на хвосте подобная затея казалась мне слишком опасной. Но теперь… теперь Нимуэ знает мое местонахождение. Многие из моих секретов все еще со мной, но, по крайней мере, теперь мне не нужно скрывать, кто я такая. Могу ли я… завести друзей?
        Я подавляю свою надежду напоминанием о том, что у меня нет будущего. До тех пор, пока не преуспею в своей миссии.
        - Хорошо, я пойду в театр завтра после свидания с Дорианом. Надеюсь, я узнаю, когда…
        - Свидание с Дорианом? О чем ты? - прерывает меня Подаксис. - Ты что, не слушала отца Виктора? Завтра вместо индивидуальных встреч будет публичный спектакль. Э-э-э, как же он это назвал? Демонстрация женских достижений.
        Я хмурюсь. Честно говоря, я пропустила все, что произошло после момента, когда Дориан вручил мне лилию. Я испытала невероятное облегчение и была слишком шокирована, чтобы обращать внимание на что-то еще, кроме своих вихрящихся мыслей.
        - Чертовы ракушки, какая еще демонстрация женских достижений?
        Подаксис пожимает плечами.
        - Полагаю, ты должна показать, что именно делает тебя образованной молодой леди.
        - Как шоу талантов? Те, что они устраивают на улице Галлей?
        - Откуда мне знать?
        - Ракушки. - Я задумываюсь. - Какие таланты есть у меня?
        - Ты карманница. Лжешь, несмотря на то, что являешься чистокровной фейри. Выгоняешь девушек с конкурса. Инициируешь насилие.
        Я бросаю на него многозначительный взгляд.
        - Я серьезно.
        Подаксис постукивает задними когтями.
        - Мы должны что-нибудь придумать. О! Я чуть не забыл тебе сказать. Брат Биллиус сделал предложение Фрэнни Делафонт перед ее отъездом!
        - Правда? Сейчас? - говорю я, хотя это не должно меня удивлять. Очевидно, что церковь отчаянно пытается женить как можно больше своих братьев. - Что же она ответила?
        - Она, конечно же, отказалась, - усмехается мой друг. - Странно, что она и его по лицу не ударила. Кажется, эта девушка была очень счастлива вырваться из этого места.
        - Я помню, как она сказала, что вообще не хочет выходить замуж.
        На мгновение мое сердце замирает, одолеваемое знакомым мне спутником по имени вина. Несмотря на то, что мой выбор пал на Фрэнни, потому что я знала, мне не будет слишком стыдно, когда ее вынудят уйти. Тем не менее я не могу отрицать, что причинила ей зло. Из-за меня ее обвинили в воровстве. По крайней мере, она ушла с достоинством. Я вспоминаю, что сказал Дориан, когда дарил ей лилию: что он восхищается ее силой. Не уверена, о какой именно силе речь. С одной стороны, это казалось проявлением доброты, способом продемонстрировать свое уважение, несмотря на решение исключить ее из конкурса. С другой стороны, его восхищение девушкой, которая поставила кому-то синяк под глазом, заставляет меня вспомнить об отце Дориана и его отвратительном подпольной клубе. Возможно, не доброта побудила Дориана сказать подобное, а болезненная одержимость насилием. В конце концов, он же принадлежит к ордену силы.
        Я вытряхиваю эти мысли из головы и сосредотачиваю свое внимание на Подаксисе.
        - Как же ты узнаешь так много всего? Подглядываешь за всеми в окна?
        - Я хорош в альпинизме и неплох в прятках, - говорит он, защищаясь, после чего щелкает клешнями, и его тон смягчается. - Ты мой лучший друг, Мэйзи. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Независимо от того, насколько ужасной я нахожу твою миссию.
        Мое сердце сжимается. Уже не в первый раз я задаюсь вопросом, заслуживаю ли такого друга, как Подаксис. Брат, связанный со мной не кровными узами, а преданностью. Прежде чем позволить эмоциям взять надо мной верх, я заставляю себя улыбнуться.
        - Рада слышать, потому что завтра мне понадобится твоя помощь.
        Глава XXI
        На следующее утро я стою возле приоткрытой двери в ожидании звука скрежета когтей. Так ничего не услышав, я смотрю на свое отражение в зеркале. За неимением других вариантов, на мне тот же наряд, что и в день приезда: клетчатая юбка и кружевная блузка с длинными пышными рукавами. Я разглаживаю складки на юбке, а затем пытаюсь проделать то же самое с волосами. Конечно, к моему раздражению, ничего не выходит.
        Раньше мне нравились мои короткие розовые локоны, но теперь, когда необходимость произвести впечатление на Дориана тяжело давит на плечи, я не могу не отметить, насколько отличаюсь от других девушек. Мои волосы не отнести к наиболее распространенным видам: они не длинные, не гладкие. Их также не назвать аккуратно завитыми. Вдобавок, у других они всегда уложены в какую-то, будто бы созданную по волшебству прическу. Мои же локоны цвета сахарной ваты беспорядочными волнами рассыпаются вокруг лица, и единственное, что остается на месте, - прядь, заколотая украденным гребнем в виде ракушки. Хотя даже ее окружают свободные волосинки, либо слишком тонкие, либо слишком короткие, чтобы оставаться вместе с остальными.
        - Он один, по близости никого, - докладывает Подаксис, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности. - Поторопись!
        Отказавшись от попыток улучшить свой внешний вид, я хватаю с комода бумажный пакет и вслед за своим другом выбегаю в коридор. К счастью, в женском крыле пусто, и, следуя за Подаксисом, я не попадаюсь никому на глаза. Точно так же сегодня утром Подаксис провел меня по маршруту, который, по его словам, является лучшим способом незаметно проникнуть в церковь или выйти из нее.
        Подаксис поворачивает за угол и спускается по лестнице.
        - Он здесь, внизу.
        - Здесь - это… где?
        - Откуда мне знать? Какое-то место, где люди избивают вещи.
        - Избивают вещи? - эхом отзываюсь я, но Подаксис не обращает на меня внимания, пока мы продолжаем спускаться по лестнице. Я крепче прижимаю бумажный пакет к груди, его содержимое теплое и успокаивающее. Когда мы приближаемся к подножию лестницы, я улавливаю странный запах. Что-то, пахнущее не столь ужасно, как мусорный бак в переулке, но менее приятно, чем пляж в жаркий день. Как и пляж, этот запах содержит такое же количество соли…
        В поле моего зрения появляется комната, и мое сердце замирает, когда в центре открывшегося помещения я замечаю Дориана.
        Без рубашки.
        У меня расширяются глаза, когда я вижу, как напрягаются мышцы на его спине. Бронзовая кожа Дориана блестит от пота, когда он бьет кулаками странный твердый, но все же довольно мясистый мешок, что свисает со стропил почти таких же высоких, как сам юноша. Дориан шаркает ногами вперед и назад, снова и снова тыча кулаками. Не в силах отвести взгляд, я сглатываю и яростно шепчу своему другу:
        - Какого черта ты притащил меня сюда?
        - Ты сказала, что хочешь поговорить с ним наедине.
        - Да, но разве моя просьба не предполагает, что он должен быть одет?
        Подаксис переводит взгляд с меня на Дориана.
        - На нем брюки.
        Я стискиваю челюсти, уже готовая броситься обратно вверх по лестнице, но Дориан останавливается и смотрит на меня с удивлением.
        Прищурив глаза, он стремительно приближается.
        - Что вы здесь делаете? Вам запрещено покидать женское крыло без сопровождения посвященного.
        - Похоже, мне пора уходить, - говорит Подаксис, карабкаясь вверх по лестнице.
        Я бросаю на своего удаляющегося друга свирепый взгляд, после чего, когда Дориан сокращает оставшееся между нами расстояние, поворачиваюсь к нему.
        - Мне так жаль, я не хотела вам мешать. - Я отступаю на шаг, но, наткнувшись каблуком на нижнюю ступеньку, спотыкаюсь. У меня подкашиваются ноги, и я уже начинаю заваливаться назад, едва не выпуская бумажный пакет из рук, когда кто-то помогает мне сохранить равновесие.
        Я обнаруживаю, что Дориан стоит всего в футе от меня, ухватившись одной рукой за мое плечо, а другой - за талию. Он убирает руку с моей талии так быстро, будто ошпарился, но ждет, пока я не встану на ноги, прежде чем отпустить плечо. Моя кожа горит в тех местах, к которым он на мгновение прикоснулся. Скорее всего, это потому, что он такой теплый, доказательством чего служат блестящие капли пота, стекающие по его лицу, волосам, шее и груди. Теперь я понимаю, что это был за резкий соленый запах. Пот. По какой-то причине меня это совсем не отталкивает.
        Мой нос дергается, когда я останавливаю взгляд на крепкой мускулатуре Дориана. Мне хочется чихнуть. Ракушки, только не снова. Разве недостаточно того, что я уже чихнула ему в лицо? Я заставляю себя отвести от него взгляд и задерживаю дыхание в попытке подавить желание чихнуть. Но я слишком потрясена. Подаксис был прав в тот день, когда я вытащила Дориана из моря. На его костях, конечно, немного жира, но я все равно нахожу себя очарованной увиденным. Тут и там на его коже виднеются бледные шрамы, и мне становится интересно, как он их получил. Я замечаю один, очевидно от гораздо более серьезного ранения, чем остальные. Над изгибом плеча участок плоти размером с мой кулак испещрен неровной рубцовой тканью. Мой взгляд опускается по рельефному животу, пока не добирается до пояса его кремовых льняных брюк. Я удивлена, увидев Дориана в чем-то другом, кроме его униформы. В отличие от накрахмаленных черных брюк, которые он обычно носит, этот легкий и тонкий материал мягко облегает его бедра, сужаясь к колену. Ниже я нахожу упругие, стройные икры…
        Дориан прочищает горло, и я заставляю себя посмотреть ему в глаза. Мои щеки пылают. О, ради всего святого, почему я рассматривала его ноги? Или вообще любую часть его тела? Дориан тянется ко мне, и я вздрагиваю.
        Однако понимаю, что он тянется вовсе не ко мне, а к чему-то на стене рядом с дверью. Когда он отступает назад, в руке у него полотенце, которым он вытирает лицо. Я стискиваю зубы, когда замечаю ухмылку, играющую на его губах. Когда в следующий раз Дориан встречается со мной взглядом, он повторяет свой вопрос:
        - Что вы здесь делаете?
        Я глубоко вдыхаю соленый аромат, исходящий от его кожи, и протягиваю ему бумажный пакет.
        - Я хотела отдать вам это.
        Дориан перестает вытирать волосы и в ответ на мои слова приподнимает бровь.
        - Что это?
        - Люми. Я… я помню, вы говорили, что никогда их не пробовали. Поэтому купила несколько у продавца, что торгует через дорогу.
        - Вы нарушили церковные правила и покинули свою комнату, чтобы сделать мне подарок? Как мило.
        Не могу сказать наверняка, потому что его глупое лицо остается непроницаемым, но я почти уверена, что он иронизирует. И все же Дориан забирает бумажный пакет из моих рук. Перекинув пропитанное потом полотенце через плечо, он заглядывает внутрь. Запах сахара и кардамона смешивается с ароматом соли, парящим в воздухе. Выражение лица Дориана, как и его поза, смягчаются.
        Я заламываю руки.
        - Это в качестве предложения о мире. Я надеюсь, вы не думаете обо мне плохо после того, что случилось вчера.
        - Ответить на это - значит признать, что я вообще думаю о вас, - сухо отвечает Дориан.
        Я ощетиниваюсь, испытывая искушение сбежать, но губы Дориана кривятся в подобии усмешки. Он что, поддразнивает меня? Отказываясь признать укол, я продолжаю свою хорошо отрепетированную речь.
        - Я хотела бы извиниться за… за свое поведение и поблагодарить вас за то, что не исключили меня из конкурса.
        Дориан приподнимает голову, вглядываясь в меня из-под полуопущенных век. Возможно, не следовало намекать на то, что мне известно о его намерении отправить меня домой.
        И все же он ничего не говорит, заставляя мой пульс учащаться под его пристальным взглядом. Я прикусываю губу, а затем выдавливаю из себя следующие слова:
        - Мне очень жаль.
        Я действительно сожалею, но только потому, что мои действия едва не лишили меня шанса на успешное выполнение миссии.
        Дориан приподнимает подбородок, внимательно смотря на меня из-под ресниц.
        - Почему вы это сделали? Почему пытались поцеловать меня?
        Кровь отливает от моего лица. Это не то, в чем я могу признаться. Тем не менее я могу уклониться от вранья с помощью правды другого рода.
        - Вы оказались правы, сказав, что я мало что знаю о человеческих приличиях. Большую часть своей жизни я провела в форме тюленя.
        - Ах да, - говорит он. - Шелки-искусительница.
        - Шелки, - говорю я, делая ударение на это слово, - которая редко снимала тюленью шкуру. Прошедший год стал первым, что я провела только в благой форме. К тому же большую часть времени я оставалась в театре, в котором работаю. Признаюсь, это не самая подходящая обстановка для молодой незамужней девушки, но, надеюсь, вы простите мне это.
        Дориан скрещивает руки на груди, и мне требуется вся сила воли, чтобы снова не восхититься его мускулатурой.
        - Почему вы вообще решили участвовать в этом конкурсе? - спрашивает он. - Почему хотите выйти за меня замуж?
        Еще один вопрос, на который я не могу ответить. Я делаю глубокий вдох.
        - Могу ли я вместо этого ответить на какой-нибудь другой вопрос?
        Поразмыслив, Дориан кивает.
        - Я действительно спасла вас. Вечером седьмого числа я была на мысе Вега и заметила кораблекрушение. Думала, что никто не выжил, но когда увидела, как вы пытаетесь добраться до берега, бросилась в воду, чтобы помочь вам.
        Суровая маска на его лице трескается, заставляя его выглядеть по-юношески растерянным. Так он выглядел прямо перед тем, как я попыталась поцеловать его вчера в гостиной.
        - Почему? - хмурится Дориан.
        Я снова начинаю заламывать руки, но приказываю себе остановиться. Мне требуется несколько мгновений, чтобы отложить в сторону все, что произошло с той ночи, все, что я узнала о нем, и все, что мне еще предстоит сделать. Когда нахожу нужные слова, они предельно правдивы.
        - Я видела, как вы тонули, и мое сердце сказало, что спасти вас будет правильным поступком.
        Выражение его лица смягчается больше, чем я когда-либо видела, а губы изгибаются в печальной улыбке.
        Я отвечаю тем же. На мгновение ко мне возвращается то чувство, что я испытала на утесе. Убежденность в правильности своего поступка. В том, что мой отец может мной гордиться. Что я сама могу гордиться собой. На один вдох я притворяюсь, что все еще чувствую это. На один выдох позволяю себе забыть, что Дориан должен умереть.
        - Мне тоже жаль, - к моему удивлению, говорит Дориан. Он смотрит вниз, на пол между нами. - Я был к вам слишком строг. Поспешил высказать собственные предположения. Будь я джентльменом, сделал бы вид, что ничего не произошло, направил бы нашу встречу в другое русло. Я не должен был спорить с вами по поводу… ваших действий или намекать на то, что вы смущены или, того хуже, руководствуетесь дурными намерениями.
        Он говорит «будь я джентльменом». Означает ли это, что он не считает себя таковым?
        Дориан продолжает:
        - Я уже много лет не живу в Фейривэе, и, признаюсь, мой опыт общения с фейри редко оказывался положительным.
        Мое сердце ожесточается, стирая мимолетную фантазию. Как бы сильно я ни понимала, что мне не следует ничего говорить, я не могу не задать следующий вопрос, хотя бы ради того, чтобы узнать, что он скажет:
        - Тогда почему вы хотите жениться на фейри?
        Дориан вздыхает и снова встречается со мной взглядом. Его голос, приглушенный тайной, становится тише:
        - Вы, как никто другой, должны понять. Ведь вы спасли меня. Вы знали, что мне нужно попасть в церковь Святого Лазаро, а значит, я, должно быть, умолял вас об убежище.
        - Вы ничего не помните?
        - Я помню, как кто-то пришел мне на помощь. Помню смотрящую на меня сверху вниз женщину с лунным светом, играющим в ее волосах. - Взгляд Дориана становится отстраненным, но он быстро возвращается к реальности. - Полагаю, это были вы. И на этом все. Следующее воспоминание - как я очнулся в церковном лазарете. Клянусь вам, у меня не было намерения незаконно пересекать границу. Я должен был причалить к острову Ванмар и получить гражданство законным путем. Но теперь… Должно быть, вы и так знаете остальное.
        Я ничего не говорю, предпочитая скрыть правду. Мы оба знаем, что через несколько дней срок предоставления ему убежища истечет. Тогда у фейри появится право заключить его в тюрьму и наказать за незаконный переход границы. Если, конечно, он не женится на ком-то, кто является фейри хотя бы наполовину, и не станет гражданином, заключив законный договор, скрепленный поцелуем в губы с новой невестой.
        Мои губы.
        Его смерть.
        Моя свобода.
        - Спасибо. Я в большом долгу перед вами.
        Я выпрямляю спину, растягивая губы в игривой усмешке.
        - На вашем месте я бы так не говорила. Слишком уж похоже на заключение сделки. А вам, конечно же, известно, что с фейри лучше не торговаться.
        - Тогда, возможно, мы найдем другой способ сравнять счет. - Его тон едва ли намекает на что-то, но ухмылка возвращается на губы. Это делает Дориана таким непохожим на того чопорного, бесчувственного человека, каким я привыкла его видеть. Блеск в его глазах разжигает внутри меня огонь, который придает мне смелости.
        - Возможно, - говорю я, после чего отворачиваюсь от него. Прежде чем сделать шаг, я оглядываюсь через плечо и замечаю, как он бросает взгляд на мою задницу. От этого трепет в моем животе только усиливается. - Желаю вам насладиться люми.
        Дориан удерживает мой взгляд, пока я не отвожу его, чтобы начать подниматься по лестнице. Не могу не представлять, как он следит за каждым моим шагом, пока я не скроюсь из виду. Но это ведь всего лишь мои фантазии.
        А вот нехватка воздуха в моей груди кажется слишком реальной.
        Глава XXII
        - Желаю вам насладиться люми, - передразнивает меня Подаксис высоким голосом, как только я достигаю верха лестницы.
        Я поджимаю губы, чтобы скрыть предательскую улыбку, которая каким-то образом появилась на них. Пока мой друг смеется надо мной, мои щеки пылают.
        - Ты все это время подслушивал?
        - Конечно, я же должен был убедиться, что он не попытается забить тебя до смерти, как тот боевой мешок.
        Я скрещиваю руки на груди.
        - Нет, тебе было совсем не обязательно оставаться. У меня не возникло никаких неприятностей.
        - Не тогда, когда ты флиртуешь, лишь бы выкрутиться из них.
        - Я не… - Я пытаюсь заявить, что не флиртовала, но последнее слово отказывается слетать с моего языка. Значит ли это, что я и правда заигрывала с Дорианом? Что ж, полагаю, это хороший способ выполнить свою работу. Когда Подаксис снова хихикает, я прожигаю его взглядом. - Не хочу об этом говорить. Если ты так хорош в том, чтобы подглядывать за другими, почему бы тебе не сказать мне, свободен ли путь наружу?
        Мои слова стирают только половину веселья с раздраженного лица моего друга, когда он убегает дальше по коридору.
        Как только он возвращается, мы следуем тем же путем, которым пришли, пока не добираемся до сада. Там мы переходим на другую сторону. В данный момент садовники отсутствуют, но мы все же обходим сад по периметру, чтобы не быть замеченными из окон. Наконец, мы выходим через дверь в противоположной стене. Я останавливаюсь, пока Подаксис проверяет, есть ли кто-то внутри, а затем мы выходим через боковую дверь, которая ведет в переулок за Лебединой улицей. Это тот же маршрут, которым я воспользовалась ранее, чтобы купить для Дориана люми. Мой друг прав. Ему удалось найти идеальный способ выйти из церкви, при этом не привлекая к себе внимания.
        - К «Прозе стервятника»? - спрашивает он, взглянув на меня.
        - Да, достопочтенный господин, - говорю я насмешливым высокосветским тоном. - Мы направляемся в театр.
        Я поднимаю Подаксиса на руки и уже хочу засунуть его в несуществующую сумку, когда вспоминаю, что у меня больше нет причин прятаться. Меня уже нашли. Поэтому прижимаю своего маленького друга к груди и направляюсь к выходу из переулка.
        Я не была на улице Ориона несколько дней и теперь ощущаю некоторую ностальгию. Захудалые магазины, тротуары с редкими пешеходами, звуки музыки, доносящиеся из открытых дверей, где репетируют различные группы… Каким-то образом эти вещи вместе с солеными волнами и песчаными пляжами пополнили список вещей, которые я бы назвала успокаивающими. Возможно, более подходящее слово - «дом».
        Я открываю дверь театра и замечаю движение на сцене. Мой взгляд останавливается на Наде, которая подвешена в воздухе на своем воздушном обруче. Она одета в фиолетовый бархатный купальник и колготки, а ее короткие черные волосы все еще заколоты шпильками для завивки. Плавными, волнообразными движениями она меняет положение на обруче, перекидывая ноги через верх, и остается болтаться вниз головой.
        - О, ради всего святого, - бормочет Подаксис, все еще находящийся в моих объятиях. Я опускаю его на пол, и мы вместе подходим к сцене.
        - Уже тренируешься? - спрашиваю я.
        - Я надеялась, что ты придешь. - Надя одаривает нас перевернутой улыбкой, а затем подмигивает мне. - Ваше высочество.
        Я упираю руки в бедра.
        - Даже не начинай. Есть причина, по которой я не признавалась в своем королевском происхождении. Если начнешь обращаться ко мне как-то еще, кроме Мэйзи или Перл, я на веки вечные перестану с тобой разговаривать.
        Надя фыркает от смеха и с невероятной грацией расцепляет ноги, переворачивается и соскальзывает с обруча. Не знаю, как ей удается двигаться, как русалка, в воздухе.
        - Так уж и быть, Перл. Давай посмотрим на одежду, которую я выбрала для тебя. Ты тоже можешь пойти, Дакс.
        - Дакс? - бурчу я себе под нос, ухмыляясь лучшему другу.
        - Ни слова, Мэйзи, - бормочет он. Если бы его панцирь мог покраснеть, уверена, он бы так и сделал. Вместо этого грибы на его спине начинают слегка светиться. Это его способ показать смущение?
        Мы следуем за Надей за кулисы, и я испытываю облегчение от того, что Клаус и Стэнли, похоже, еще спят. Полагаю, им тоже уже известно о моей истинной личности, так что мне хотелось бы избежать любых вопросов об этом. Хотя я рада видеть, что мистер Таттл проснулся и сидит за своим столом. Я останавливаюсь рядом с ним, кивком показывая Подаксису и Наде, чтобы шли в раздевалку без меня:
        - Я догоню.
        - Перл! - при звуке моего голоса восклицает мистер Таттл и поворачивается на стуле. - Или мне следует называть тебя…
        - Нет, не следует, - улыбаюсь ему я и опираюсь локтем на его плечо. - Вы будете относиться ко мне так же, как и раньше. И, просто чтобы доказать, что я все та же Перл…
        Я лезу в карман юбки и достаю серебряное ожерелье, которое украла по дороге сюда. Оказывается, одеваясь как симпатичная, состоятельная девушка, я становлюсь такой же невидимой, как когда ношу поношенную мужскую одежду.
        Мистер Таттл с широкой улыбкой принимает ожерелье, и я сразу понимаю, кому именно он собирается его продать.
        - Ах, какая милая вещица.
        Пригрозив ему пальцем, я говорю:
        - Не смейте отдавать его мадам Лилиан меньше, чем за двадцать фишек.
        - Как скажешь, - отвечает он и взамен пытается вручить мне несколько фишек.
        - Оставьте их себе, - говорю я. - Это ожерелье - подарок, потому что я отсутствую на этой неделе. - Мое сердце сжимается, и я отказываюсь думать о том, что произойдет, когда эта неделя закончится. Куда я пойду, когда стану свободной?
        Мистер Таттл, похоже, думает о том же, но по другим причинам. Уголки его глаз опускаются, хотя улыбка все еще остается на губах.
        - Пыльный театр - не место для принцессы. Ей также негоже быть коллекционером найденных сокровищ.
        Я приподнимаю уголок губ в ухмылке.
        - Я думала, что быть членом королевской семьи означает делать все, что захочу.
        - Но это действительно то, чем ты хочешь заниматься?
        Выражение моего лица меняется. У меня нет ответа на его вопрос, потому что я еще не загадывала так далеко. Я только начала понимать, что значит свобода. Я заставляю себя улыбнуться в ответ.
        - Мне пора присоединиться к Наде и Подаксису. - Я ласково сжимаю плечо старика, а затем направляюсь в раздевалку.
        Открыв дверь, я сначала никого не вижу за рядами вешалок с одеждой, но через несколько мгновений замечаю их, стоящих спиной ко мне. Подаксис цепляется за верхнюю перекладину одной из вешалок, в то время как Надя достает жилет и брюки в серую клетку. Я в замешательстве, почему Надя выбрала для меня мужской наряд, когда раньше настаивала на туалетах изысканной леди. И тут до меня доходит. Я вижу правду в кивке Подаксиса, в ярком сиянии, исходящем от его розовых, синих, красных и зеленых светящихся грибов.
        Подаксис не светится, когда смущен.
        Он светится, когда влюблен.
        И костюм, который держит Надя, предназначен не мне, а ему.
        Мои глаза щиплет от внезапно подступивших слез, и я чувствую, как мое сердце раскалывается надвое. Не из-за ревности, а из-за самой странной, самой счастливой печали, которую мне никогда раньше не доводилось испытывать.
        Несмотря на все мои поддразнивания, Подаксис - мой лучший друг, мой приемный брат, который дорог мне больше, чем кто-либо другой. И он по-настоящему и глубоко влюблен.
        Знает ли Надя? Должно быть, он попросил ее сшить для него одежду, но знает ли она почему? Понимает ли она, что это значит? Мой друг никогда не принимал благую форму, но раз уж попросил одежду, значит, хочет попробовать. Он хочет стать благим… ради нее.
        И будь я проклята, если происходящее не вызывает у меня желания разрыдаться от счастья, как полнейшая идиотка.
        Теперь у меня появилась еще одна причина преуспеть в своей миссии. Если потерплю неудачу и умру от проклятия Нимуэ, сердце Подаксиса разобьется. Боюсь, что тогда у него не останется любви, чтобы поделиться ею с Надей. А если я сдамся и присоединюсь к мерзким Сестрам Черного Угря, он последует за мной. Я знаю это наверняка. Получается, у меня остается только один вариант.
        Выполнение задания, что дала мне морская ведьма. Свобода.
        Убийство Дориана.
        - Готова увидеть свою новую одежду? - спрашивает Надя.
        Я несколько раз моргаю, осознавая, что все еще стою у двери. Подаксиса нигде не видно, но я почти уверена, что занавеска в раздевалке колышется. Мой друг пытается измениться прямо сейчас? Эта мысль кажется мне слишком волнующей - или, может быть, пугающей, - чтобы вынести ее. Я проглатываю свое любопытство и, подходя к Наде, стараюсь не выдавать своих эмоций. Я никогда не любила обниматься, но каждая моя клеточка хочет прижать эту девушку к себе, чтобы сказать ей, как я счастлива за нее. А после пригрозить притащить сюда Фрэнни Делафонт, которая поставит ей синяк под глазом, если она когда-нибудь посмеет разбить сердце моего друга. Вместо этого я довольствуюсь кривой улыбкой и скрещенными на груди руками.
        - Покажи мне, в каких ужасных нарядах я теперь буду вынуждена разгуливать.
        С возбужденным визгом она начинает раскладывать мой новый гардероб. Две юбки с жакетами в тон, две блузки с пышными рукавами, бледно-голубое вечернее платье, фиолетовое бальное платье и длинное пальто сливового цвета с соболиным мехом на воротнике, подоле и рукавах. Все выглядит слегка изношенным, но даже для меня, особы, которая предпочла бы носить брюки и свободную блузку дни напролет, эта одежда кажется сногсшибательной.
        - Спасибо, Надя.
        - Это еще не все. - Она направляется к одной из вешалок с одеждой и достает знакомое платье: длинное и облегающее, оформленное в мерцающих оттенках розового, голубого и белого и украшенное нитями жемчуга. - Это станет твоим свадебным платьем.
        - Я не могу надеть подобное на свадьбу, - усмехаюсь я. - Ты забыла, что этот конкурс устраивает церковь?
        Она пожимает плечами.
        - Тогда надень его во время медового месяца.
        - Медового месяца?
        - Предполагаю, тебе он понадобится, - говорит она с лукавым взглядом. - С тем состоянием, что есть у твоего жениха, он просто обязан отвезти тебя в какое-нибудь шикарное место. Или, по крайней мере, в хороший отель на улице Галлей. Это платье мигом побудит его раздеть тебя.
        Огонь обжигает мои щеки от образов, которые вызывают ее слова. Но в моем воображении раздеваюсь не я. Мокрая от пота кожа Дориана - это все, о чем я могу думать. О том, как его мышцы напрягаются и перекатываются под кожей, когда он бьет по мешку…
        Я отгоняю эти мысли прочь. Мне требуется мгновение, чтобы снова обрести голос.
        - С чего ты взяла, что я дойду до финального раунда? Он может исключить меня в любой день.
        - Ой, да ладно тебе. Даже у пессимистичной Перл должна появиться надежда, если она позволила предоставить ей такой роскошный гардероб. Кроме того, я видела, как он смотрел на тебя на церемонии. Просто потому, что я просидела на задних рядах с Даксом, еще не значит, что не заметила электрический ток, что бежит между вами.
        - Ты бредишь, если думаешь, что между нами хоть что-то бежит, - фыркаю я.
        Она кладет мерцающее платье к остальной одежде и садится за туалетный столик, где начинает вынимать шпильки из волос. Каждая из них оставляет после себя ошеломляюще тугую волну темных волос, и ни одна прядь не опускается ниже подбородка.
        - Тогда почему ты была единственной, на кого он смотрел дольше секунды?
        - Уверена, он… смотрел на всех точно так же.
        - Нет, вручая лилию, он так долго смотрел на тебя, что я было подумала, как бы зрители не начали скандал. В образовавшейся тишине можно было услышать, как падает булавка. Все с благоговением наблюдали за происходящим, а потом его пальцы коснулись твоих… - Она мечтательно вздыхает, снимая последнюю шпильку.
        Я закатываю глаза.
        - Ты преувеличиваешь.
        - Назови мне хоть одну вескую причину, по которой он так смотрел на тебя, хотя на других девушек едва ли бросил мимолетный взгляд. За исключением мисс Делафонт, конечно. Он проявил доброту к девушке, которую отправил домой, но в этой доброте не было страсти. А вот ты! Между вами действительно есть что-то волнующее.
        Я меняю позу, размышляя, стоит ли говорить ей правду.
        Надя, должно быть, видит это в моих глазах, потому что встречается со мной взглядом в зеркале.
        - Выкладывай уже, Перл! Что случилось?
        - Он вел себя со мной иначе только потому, что… потому что сначала хотел отправить домой меня.
        - Почему ты так думаешь?
        Я прикусываю губу.
        - Потому что я пыталась поцеловать его.
        Надя приоткрывает рот. Когда она поворачивается ко мне лицом, в глазах ее светится веселье.
        - Ах ты, маленькая блудница!
        - Все прошло не очень хорошо. Он был очень зол.
        - Наверное, ты просто ранила его гордость, вот и все, - пожимает плечами Надя. - Ты должна позволить ему поцеловать тебя первым.
        - Именно так я ей и сказал, - раздается голос Подаксиса. Он выныривает из-за занавески в своей неблагой форме. Я не могу избавиться от некоторого разочарования. Неужели я ошиблась и он совсем не собирался менять форму?
        Я снова обращаю внимание на Надю.
        - То, что я вынуждена ждать, когда меня поцелует мужчина, глупо. Но так и есть. По крайней мере, когда дело касается Дориана. Теперь я в этом уверена.
        - Ну, на этот случай у меня кое-что есть. - Она роется в коробках с маленькими баночками и тюбиками, пока не протягивает мне одну. - Косметика.
        Морща нос, я принимаю баночку с кораллово-розовой пастой. Ненавижу косметику. На самом деле, настолько, что, когда отец послал меня добиваться расположения неблагого принца Лунного королевства, я обзавелась довольно удобными чарами, вплетенными в пару туфель с хрустальными каблуками. Всякий раз, когда я надевала их, то выглядела идеально причесанной и накрашенной. Не было видно ни выбившихся прядей волос, ни веснушек. К сожалению, я оставила упомянутые туфли несчастной служанке по имени Эмбер, чтобы та смогла незаметно сбежать из дворца. Я часто задумываюсь, где она теперь…
        - Румяна для губ и щек, - объясняет Надя, возвращая меня к реальности. - Всего лишь мазок придаст тебе соблазнительное сияние. После чего просто хлопай ресницами вот так. - Она демонстрирует как, положив одну руку на бедро и выпячивая при этом грудь. Вдобавок она еще и надувает губы. - И поджимай губы, когда улыбаешься. Так оглянуться не успеешь, как он тебя поцелует.
        Я не имею ни малейшего представления, как кто-то может одновременно поджимать губы и улыбаться, но позволяю Наде оставить за собой роль эксперта. А она явно знает, о чем говорит, поскольку Подаксис снова светится, глядя на нее снизу вверх.
        - Чем еще я могу тебе помочь, Перл? - спрашивает Надя. - Я возьму для тебя пару шелковых перчаток, еще одни туфли…
        - Думаешь, у меня есть талант?
        Надя склоняет голову набок.
        - Уверена, у тебя их много.
        - Но мне нужно выбрать один для Демонстрации женских достижений.
        - Ну, а что ты умеешь делать?
        Я пожимаю плечами.
        - Красть. Плавать, но теперь у меня нет тюленьей шкуры.
        Я рада, что она не задает дополнительных вопросов. Уверена, теперь ей точно известно, кто и что я такое.
        - Ты умеешь петь?
        Я качаю головой.
        - Играешь на каком-нибудь инструменте?
        - Нет.
        - Занимаешься рукоделием? Читаешь? Обладаешь какой-нибудь впечатляющей магией фейри?
        Я снова качаю головой. Магия у меня есть, но я не могу показать зрителям, как замораживаю время и вхожу в царство духов. Ну, я могла бы попробовать, но сомневаюсь, что мое исчезновение произведет большое впечатление на брата, который и так настороженно относится к фейри.
        Надя вскидывает руки в воздух.
        - Чему вообще учат принцесс в наши дни?
        - У меня было не самое королевское воспитание.
        Она издает лающий смешок.
        - Это очевидно. Значит, нам нужно быстро что-то придумать. Ты сказала, что хорошо плаваешь, и нам всем известно, что ты отличный вор. Что ж, мы должны извлечь выгоду из твоей грации.
        - Ты думаешь, я грациозная?
        Надя колеблется, прежде чем ответить, но когда она это делает, ее ответ больше похож на вопрос:
        - Да? Я думаю, ты определенно можешь быть грациозной. Как ты относишься к лире?
        - Лира? - хмурю я брови.
        - Мой воздушный обруч. Что ты об этом думаешь?
        - Безнадежно, - говорю я с усмешкой. - Разве ты сможешь научить меня им пользоваться к вечеру?
        Глава XXIII
        Позже тем же вечером я сижу на самой передней скамье нефа, рядом с другими участницами. Начинается Демонстрация женских достижений. Джози Ричмонд сидит на помосте за пианино и играет прекрасную мелодию. Пот скапливается у меня под мышками, и, чтобы скрыть дрожь, мне приходится сидеть на руках. Я не имею ни малейшего представления, в каком порядке мы будем выступать. Джози выходит первой, но моя очередь может настать в любой момент.
        Очередь выставить себя полной дурой, если не буду осторожна.
        Я одета в золотой купальник с оборками и тонкую шифоновую юбку чуть ниже колен. Надя настаивала, чтобы я обошлась без юбки, но в одном купальнике я чувствую себя слишком раздетой. Пока что мой скандально обтягивающий наряд прикрыт новым пальто сливового цвета, но это только заставляет меня потеть еще больше. Мои друзья где-то среди зрителей, но я не видела их с тех пор, как Надя доставила воздушный обруч и проследила, чтобы его правильно повесили. Я перестала вытягивать шею, чтобы осмотреться, потому что даже малейшее движение заставляет мои мышцы взвывать в знак протеста. Оказывается, с Надей обруч только выглядит легким, хотя на самом деле он довольно тяжелый. Прежде чем покинуть театр, чтобы прокрасться обратно в церковь, мне удалось выучить очень короткую программу, которую она и Подаксис сочли неплохой. Я выжала из себя все соки. Теперь остается только надеяться, что этого окажется достаточно, чтобы не вылететь из конкурса к концу вечера. Поскольку Церемония благословения состоится сразу же после наших выступлений, шанса завоевать расположение Дориана больше не будет.
        Я бросаю взгляд через проход на скамью, на которой рядом с Виктором, Биллиусом и парой других братьев сидит виновник происходящего. Кажется, я узнаю брата Кристофера, который сидел рядом со мной за ужином. Позади них - Глинт МакКриди; его блокнот открыт, ручка наготове. Хотя я с начала конкурса избегала читать написанные им статьи - потому что, позвольте просто быть с вами честной, зачем начинать читать их сейчас, - я съеживаюсь при одной мысли о том, что он может написать обо мне сегодня вечером.
        «Забудьте о тюленях, прыгающих через обручи. Принцесса Мэйзи болтается, как рыба на крючке!
        Члены королевской семьи такие же, как мы! Или даже хуже, потому что эта принцесса не просто неуклюжая. Она еще и плохо ориентируется в пространстве».
        Я оглядываюсь на сцену и чувствую боль в плечах от движения. Вздрогнув, потираю шею. Не будучи ценителем хорошей музыки, я смотрю выступление Джози, на самом деле не слыша его, а вместо этого снова и снова прокручиваю в голове порядок движений.
        «Я смогу это сделать, - говорю я себе. - Я грациозная шелки. Я двигаюсь по воздуху, как по воде».
        Песня Джози подходит к концу, и зрители сдержанно аплодируют. Отец Виктор выходит на помост, чтобы объявить следующую участницу, и я разрываюсь между страхом и надеждой. Одна часть меня хочет как можно скорее покончить с этим, в то время как другая предпочла бы, чтобы здание рухнуло в пылающем огне, прежде чем меня заставят подняться на этот помост.
        По воле судьбы следующей выступаю не я. Моя очередь не наступает и после. Вместо этого сначала Агнес демонстрирует свое впечатляющее рукоделие с птицами и пикси, затем Ванесса читает очень длинный и скучный отрывок из Священного Писания. После чего Грета произносит драматический монолог. И наконец, Брайони выходит на сцену и исполняет комичный вальс с невидимым партнером.
        Когда Брайони заканчивает свой танец, мне кажется, что мое сердце вот-вот выскочит от осознания, что я следующая. Не просто следующая, а последняя. И снова я задаюсь вопросом, имеет ли порядок выступления какое-то отношение к благосклонности Дориана. Неужели я все еще последняя в борьбе за его сердце? Ради блага ракушек, я же принесла ему люми!
        Брайони покидает помост, и ее место занимает отец Виктор. Кровь отливает от моего лица, когда я смотрю, как лиру спускают со стропил. Обруч останавливается в пяти футах над землей, достаточно низко, чтобы я могла дотянуться до него без прыжка. Тем не менее даже в этом случае мне придется совершить акробатический трюк, просто чтобы взобраться на него. Это движение я, вероятно, освоила лучше всего, но мне все равно кажется, что меня сейчас стошнит.
        К тому времени, как Виктор произносит мое имя, я вся покрыта испариной и дрожу. Он возвращается на скамью рядом с Дорианом, а посвященный Джереми садится за пианино. К счастью, я смогла убедить его сыграть для моего выступления. Мальчик опускает пальцы на клавиши и начинает играть веселую мелодию, которая, я уверена, знакома всем. Пусть я и не догадывалась о ее существовании до приезда в Люменас, но с тех пор слышу ее почти каждый день. Она гремит со сцен на каждом углу. Надя настаивала, что знакомая песня поможет мне подстроить свои движения под ритм, так что вуаля.
        А я все еще прикована к своему месту. Кто-то толкает меня локтем в бок, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Грета с широкой улыбкой пытается столкнуть меня со скамьи. Сделав глубокий вдох, я заставляю себя встать и сбросить пальто. Прохладный воздух, касающийся моей кожи, приносит облегчение. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что стою на мысе Вега или, что еще лучше, нахожусь в своей лагуне за дворцом Бершарбор. На дрожащих ногах поднимаюсь на помост и останавливаюсь рядом с обручем. Ухватившись за одну сторону лиры обеими руками, я отказываюсь смотреть на публику. Мои мышцы болят, но я не обращаю на это внимания. Надя заверила, что, стоит начать выступать, мое тело расслабится. Главное - не забывать дышать.
        Крепко сжимая обруч, я отрываюсь от земли, фиксирую тело и, широко отставив ногу, продолжаю поднимать ее, пока не получится зацепиться ею за обруч, в то время как другая нога полностью выпрямляется. Затем, держа одну руку на обруче, я отпускаю другую и поднимаю ее над головой по дуге, немного отклоняясь назад, пока мне не удается выгнуть спину. Удерживая позицию, глубоко дышу, позволяя себе собраться с мыслями. Лира медленно вращается по кругу, и я чувствую, как начинаю успокаиваться. Плавными движениями, которым меня научила Надя, я меняю дугу и возвращаю руку на кольцо, на этот раз выше. Подтягиваюсь, пока обе ноги не оказываются над нижней частью обруча. Выполняя движение за движением, я понимаю, что наслаждаюсь элегантными позами, которые изображаю с помощью простого изменения хвата и положения конечностей. Я стараюсь, чтобы каждое движение соответствовало звучащей музыке, но, скорее всего, пропускаю один или три такта. По крайней мере, я не забыла порядок движений. Я не только помню его, но и очень хорошо исполняю. То есть настолько хорошо, насколько могу.
        Я продолжаю выступление, вытягивая руки и ноги. Удерживая позу, медленно изменяя ее. Сменяя захват.
        Я вытягиваю одну руку, тяну носочек и обхватываю обруч коленом. Удерживаю позу. Перехожу к следующей. И к следующей.
        По мере приближения к финалу программы моя уверенность растет, а на губах расцветает улыбка. Лицом к публике, я сажусь на обруч, как на качели, держась руками по обе стороны. Вытягиваю ноги, болтаю ими, а после закрепляю обруч под коленями и так грациозно, как только могу, скольжу руками по лире, после чего откидываюсь назад до тех пор, пока моя голова не оказывается всего в паре футов от земли. Я вытягиваю руки и выгибаю спину, сохраняя позу, пока вращается лира. К счастью, движение обруча настолько похоже на пребывание под водой, что у меня почти не кружится голова. Будь это иначе, у меня возникли бы проблемы.
        Вместо проблем, наклоняясь вперед и снова хватаясь за обруч, я чувствую только невероятную легкость. Когда начинаю поднимать ноги с обруча, мои мышцы горят. Я выпрямляю ноги и сгибаюсь под перевернутым углом. Мое тело теперь находится под обручем, а ноги над головой. Я сохраняю позу в течение нескольких секунд, а затем сгибаю колени и подтягиваю ступни к обручу и проскальзываю под него. Пока я удерживаю свой вес, мои руки начинают дрожать. У меня почти не осталось сил. Все, что нужно сделать, - опустить свое тело вниз и приземлиться на пол. Но когда я пытаюсь откинуться назад и расставить ноги, ничего не выходит.
        Я смотрю на обруч и рядом со своими руками вижу обернутые вокруг низа складки золотого шифона.
        - Ракушки, - чертыхаюсь я. После того как распутаю свою чертову юбку, придется найти другой способ завершить представление. Глубоко дыша, я меняю хватку, намереваясь подтянуться обратно. Мои плечи дрожат, бицепсы молят дать им передышку. Моя усталость растет с каждой секундой… и мои руки соскальзывают с обруча. Я вскрикиваю, ожидая, что рухну спиной на твердый пол, но моя перекрутившаяся юбка все еще не распуталась. Дрыгая ногами, я снова тянусь к обручу только для того, чтобы услышать отчетливый звук рвущейся ткани.
        Моя юбка трещит. Я пытаюсь ухватиться за обруч, приземлиться прямо, сделать что угодно, чтобы не упасть на задницу, как идиотка. Но уже слишком поздно.
        И все же пола моя задница не касается.
        Вместо этого, замедляя темп падения, сзади меня обхватывают чьи-то руки. Я что-то сжимаю… но это определенно не лира. Мне требуется мгновение, чтобы понять, где я нахожусь и кто стоит передо мной. Мое тело все еще расположено под углом падения, но руки обвиты вокруг шеи Дориана, который держит меня за талию. Я замираю, не смея даже дышать, когда его лицо находится всего в нескольких дюймах от моего. Дориан взволнованно хмурится, но через мгновение выражение его лица смягчается, а уголок рта приподнимается в усмешке.
        Его голос звучит тихо, так что только я могу слышать, что он говорит:
        - Разве мы не оказались в подобном положении сегодня утром?
        Мое сердце колотится так быстро, что, уверена, он чувствует, как его стук эхом отдается в моих руках, торсе, в каждой части меня, которая прикасается к нему. А в данный момент таких частей очень много.
        Это длится всего мгновение. Слишком рано - или недостаточно скоро - он помогает мне встать и, оставив одну, бросается обратно вниз по помосту. Пианино затихло, и я не имею ни малейшего представления, когда именно Джереми перестал играть. Покусывая губу, я смотрю на публику. До меня начинают доноситься какие-то звуки. Сначала я слышу только аплодисменты, но потом понимаю, что они перемешаны со смехом, даже громким хохотом.
        Я поджимаю губы, и вспыхивает свет камеры Сэма Спутника. Когда мое зрение проясняется, я вижу стоящего передо мной Глинта МакКриди. Широко улыбаясь, репортер переводит взгляд с меня на свой блокнот, в котором что-то яростно строчит. Мне требуется каждая капелька сдержанности, чтобы не одарить их обоих сердитым взглядом. Я медленно осматриваю переднюю скамью, пока не нахожу Дориана. На его лице все еще остается кривая улыбка, которую минуту назад я видела вблизи. Теперь, с этим выражением лица, он кажется другим, похожим на утреннюю версию. Потную, с голым торсом, ухмыляющуюся версию.
        Скрестив руки на груди, я отвожу взгляд и тяжелой походкой спускаюсь с помоста. Совсем не как леди, знаю, но прямо сейчас меня это не волнует. Я слишком расстроена собственной грациозностью, которой у меня, похоже, явно нет.
        Я возвращаюсь на свою скамью, где по бокам от меня оказываются Грета и Брайони.
        - Это было потрясающе, - шепчет Брайони, широко улыбаясь.
        - Ты определенно знаешь, как разжечь драму, - добавляет Грета.
        Я игнорирую их замечания и стараюсь не выставлять свои расстроенные чувства на всеобщее обозрение. Тем временем моя плоть становится горячей в тех местах, где все еще ощущаются прикосновения Дориана.
        Глава XXIV
        Еще один цветок - пурпурный георгин в форме звезды - стоит в вазе на моем туалетном столике. Я была шокирована, услышав собственное имя сразу после начала Церемонии благословения, и еще больше удивилась, заметив цвет георгина, когда его вложили в мои трясущиеся руки. Сегодня вечером цветы, предназначенные для тех, кто останется, были фиолетовыми. Белый же георгин получила Агнес. Она ушла домой после долгих рыданий в коридоре и утешений Джози. В тот момент я твердо решила оставаться в своей комнате, чтобы не пришлось прощаться. В любом случае я совсем не знала Агнес.
        После всех событий я знаю, что не должна чувствовать ничего, кроме облегчения и гордости за то, что продержалась еще один день и стала на шаг ближе к выполнению своей миссии. Но вместо этого чувствую себя обеспокоенной, взбудораженной. Я ворочаюсь с боку на бок в постели. Хотя время и близится к полуночи, мне никак не удается уснуть. Будь Подаксис здесь, я бы разбудила его, чтобы поговорить. Но мой друг уже вернулся в свою комнату, не пожелав оставаться со мной. Независимый маленький хитрец. Уверена, ему пойдет на пользу небольшая дистанция со мной. Грибные эльфы - семейные существа и процветают благодаря близким отношениям. До сих пор эту роль выполняла я, но теперь…
        Я вспоминаю, как сегодня утром он сиял рядом с Надей. Странная смесь радости и печали наполняет мою грудь. Меня не может не радовать то, что мой друг готовится привязаться к кому-то еще. Тем не менее это вызывает тоску в моем сердце. Пустоту. Желание когда-нибудь испытать что-то подобное. Найти того, с кем я смогу быть честной, кого-то, кто заставит меня измениться и кого я буду любить.
        Лицо Дориана встает перед моим мысленным взором. Многозначительная ухмылка играет на его губах.
        «Разве мы не оказались в подобном положении сегодня утром?»
        Я резко сажусь в постели. Почему мне на ум пришел Дориан, когда я размышляла о… о… Я даже не могу закончить эту мысль. Дориан Арико не из тех, от кого можно потерять голову. И плевать, как блестят его дурацкие мышцы или насколько сильными кажутся его руки. Он убивающий фейри монстр, которого меня послали усмирить. Я не могу. Не могу думать о нем иначе.
        Тем не менее, когда я вспоминаю, как он спас меня от падения с лиры, как моя кожа горела под его руками, как бешено колотилось мое сердце…
        Нет. Ничего подобного. Дориан - брат Святого Лазаро, церкви, которая стала виной кровавого восстания против фейри. Кровопролития, которое он так яростно защищал, когда даже его наставник не стал этого делать. Он убил фейри, когда был совсем ребенком. Он сын жестокого преступника.
        Я вспоминаю сегодняшнее утро, когда застала его в тренировочном зале. Мои мысли были сосредоточены на обнаженной коже и впечатляющих мышцах, так что я даже не увидела, что на самом деле открылось моему взору. Он готовился к бою. Боксировал. Именно за этот вид спорта был казнен его отец, принуждающий к смертельным поединкам пленных фейри. Что там сказала Нимуэ? Что Дориан убил фейри в ходе тренировки, хотя, по его словам, это было самообороной?
        Уже этого должно быть достаточно, чтобы считать его жестоким убийцей. Что со мной не так? Возможно, в попытке завоевать сердце Дориана я начала путаться, что реально, а что нет.
        Я разочарованно качаю головой, откидываю одеяло и направляюсь к своему гардеробу, чтобы надеть первую попавшуюся вещь. Юбка и блузка. Жаль, что я не захватила с собой кепку и брюки, но придется обойтись тем, что есть. Одно мне известно точно - я нуждаюсь в свежем воздухе. В шуме волн. В умиротворении, что дарит мыс Вега.
        Одевшись, я открываю дверь. В коридоре тихо и пусто. В женском крыле не раздается ни звука, никаких свидетельств того, что кто-то еще, кроме меня, страдает от раздражающей бессонницы. Пробираясь по извилистым коридорам, я добираюсь до расположенного во внутреннем дворе сада. В поисках каких-либо признаков жизни я стою прямо в дверном проеме и смотрю на темные, цветочные кусты и деревья. Осматриваю окна на наличие раздвинутых штор, света или любопытных взглядов. Но так ничего и не нахожу. Только свет луны над головой. Я бесшумно прокрадываюсь через дверь и пересекаю садовую дорожку, но замираю.
        На другой стороне сада я замечаю какое-то движение. Тень среди теней. Я пригибаюсь к живой изгороди и наблюдаю, как в дальнем конце сада, куда мне и нужно попасть, от одной двери к другой быстрой, но плавной походкой прогуливается фигура. Человек одет не в одну из униформ братства, а в простые брюки и рубашку с короткими рукавами. Когда он поворачивает назад, туда, откуда пришел, лунный свет выхватывает знакомые черты. Те, что я уже видела вблизи.
        Сильный нос. Мягкие губы. Серьезное выражение лица.
        Я хмурюсь, когда Дориан проскальзывает в дверь, ведущую в переулок. Подозрение ползет по моей спине, отбрасывая прочь все намерения отправиться на мыс Вега. Теперь я могу думать только о том, чтобы последовать за Дорианом и посмотреть, куда он направляется. Возможно, за этим ничего не кроется. Он тоже может нуждаться в свежем воздухе, как я. Тем не менее Дориан - разыскиваемый беглец, который находится в безопасности только на территории церкви. Куда бы ни направлялся, он идет туда не как брат Святого Лазаро, о чем свидетельствует его повседневная одежда. Что бы он ни собирался сделать, это явно что-то секретное.
        Не раздумывая ни секунды, я пробираюсь через сад и прохожу через ту же дверь. Добравшись до нее, слышу, как закрывается следующая - та, что ведет в переулок. Я останавливаюсь за ней, отсчитывая воображаемые шаги. Даже при условии, что из-за собственного колебания я могу потерять Дориана из виду, оно также обеспечивает достаточную задержку, чтобы он не услышал, как снова открывается дверь, и не увидел, что я иду за ним.
        Проходит несколько секунд, я делаю глубокий вдох и продолжаю движение.
        Переулок пуст, Дориана нигде не видно. Прикусив губу, я размышляю, в какую сторону пойти, и останавливаю свой выбор на левой. Будет не слишком накладно вернуться, если Дориан все-таки пошел в другом направлении. Я крадусь по переулку. Мое сердце колотится от чего-то, напоминающего возбуждение. Не знаю, что ожидаю найти, но часть меня отчаянно желает поймать Дориана за попыткой совершить что-то мерзкое. Это подтвердит утверждения Нимуэ о его истинной природе. Я даже могла бы застигнуть его врасплох на месте преступления, подарить свой поцелуй и таким образом выполнить свою миссию без малейших колебаний. Больше никакого нервного трепета при взгляде на него. Больше никаких попыток подобрать правильные слова, когда я пытаюсь говорить в его присутствии. Больше никакого тепла на моей коже при воспоминании о его прикосновениях.
        Больше никаких сомнений в том, правильно ли я поступаю.
        По мере того как я добираюсь до входа в переулок, моя уверенность только растет, но вдруг мне в голову приходит другая мысль. Возможно, он улизнул, не чтобы совершить что-то ужасное, а чтобы… навестить любовницу.
        От этой мысли волна огня приливает к моим щекам, но я пытаюсь успокоиться. Если найду Дориана с любовницей, не смогу со стопроцентной гарантией утверждать, что он заслуживает смерти, но зато смогу использовать это против него. Некоторые конкурсантки придут в ярость, обнаружив, что их желанный кавалер не целомудрен. Этого может даже оказаться достаточно, чтобы заставить их покинуть соревнование.
        Я заворачиваю за угол и направляюсь к Лебединой улице. Улицы города примерно так же оживлены, как и улица Спасения после полуночи, - то есть на них гораздо меньше прохожих, чем на Галлей, но гораздо больше активности, чем внутри тихой спящей церкви. Я осматриваюсь в поисках удаляющейся фигуры Дориана и замечаю его на углу, через дорогу. Только вот он не отступает, не крадется и не прячется. Он навещает торговца люми.
        Увидев это, я чуть не спотыкаюсь, но заставляю себя продолжать идти и перехожу на другую сторону Лебединой улицы. Там я останавливаюсь рядом с Церковью Огородников и оглядываюсь на лавку торговца люми. Дориан принимает бумажный пакет, расплачивается, а затем отправляется на запад. Я позволяю ему немного отдалиться, прежде чем последовать за ним по другой стороне улицы. Наблюдая, как он засовывает в рот люми, я могу с уверенностью судить, что мой утренний подарок пришелся ему по вкусу.
        Он расправляется еще с двумя люми и выбрасывает пакет в мусорное ведро возле последней, расположенной на Лебединой улице церкви. Там он поворачивает за угол и направляется на север. В этом месте улицы не так оживлены, поэтому, чтобы остаться незамеченной, я следую за ним на б?льшем расстоянии. Тем не менее Дориан ни разу не оглядывается назад. Засунув руки в карманы, он неторопливым шагом прогуливается по городу и выглядит при этом гораздо более расслабленным, чем когда пробирался через сад. Вскоре впереди начинают мигать огоньки улицы Галлей, а тротуары снова заполняются людьми. Чтобы не упустить Дориана из виду, когда он поворачивает налево, я ускоряю шаг. На мгновение он исчезает за толпой шумных мужчин, слоняющихся возле таверны, но, обогнув их, я нахожу Дориана на другой стороне улицы. Западная часть Галлея резко контрастирует с восточной, где возле оперного театра я когда-то украла свой гребень для волос. В то время как к востоку от Третьей улицы свое прибежище находят элитная клиентура, высококлассные театры и частные клубы, к западу от Первой расположено больше таверн, пивных и игорных
притонов, чем где-либо еще в Люменасе. Не говоря уже о публичных домах.
        Мой желудок сжимается, когда я снова думаю о том, что Дориан, возможно, пришел сюда ради плотских утех.
        Наконец, он останавливается, как если бы его застали врасплох. Я тоже останавливаюсь и прислоняюсь к ближайшей стене, сутулясь, как спотыкающиеся вокруг меня пьяницы. Дориан, конечно, даже не смотрит в мою сторону. Его внимание приковано к шатру, поставленному за пределами арены «Изумрудная комета». Потирая челюсть, он читает вывеску о поединке Эммета против Гастингса, который состоится завтра вечером.
        Ах, боксерский поединок. Стоило бы догадаться.
        Я изучаю лицо Дориана и замечаю отражающуюся на нем тоску. Он смотрит на шатер еще несколько секунд, прежде чем продолжить свой путь. Я, подгоняемая растущим с каждым шагом любопытством, следую за ним. Наконец Дориан поворачивает к какому-то зданию и заходит внутрь.
        Я задерживаюсь у входа, изучая простую черную вывеску над дверью, гласящую: «Клуб «Скорпиус». Никогда ничего не слышала об этом клубе, но изнутри доносятся звуки музыки. Когда я тянусь к двери, размышляя, стоит ли мне входить туда, меня охватывает паника. Несмотря на музыку, это место вполне может оказаться домом для плотских утех или частным джентльменским клубом. Или…
        Меня осеняет ужасающая мысль. Расположенный так близко к арене «Изумрудная комета», клуб «Скорпиус», должно быть, является нелегальным боевым притоном.
        Укрепляя свою решимость, я открываю дверь и вхожу внутрь.
        Глава XXV
        Я останавливаюсь прямо за дверью. Клуб «Скорпиус» - не увеселительный дом и не нелегальный боксерский клуб. Я не могу испытывать большего облегчения. Хотя заведение и не кажется таким уж простым. Но я не ожидала, что Дориан придет в простой мюзик-холл. Клуб, с его скромной планировкой, отсутствием швейцара, гардероба и билетеров, выглядит как заведение, которое запросто можно найти на улице Ориона. Здесь только сцена, танцпол, бар и обеденная зона, уставленная столами, стульями и несколькими кабинками, что скрыты за занавесками. Приглушенный свет создает таинственную атмосферу, а воздух насыщен едкой смесью духов, дыма и алкоголя.
        На сцене ансамбль, состоящий из барабанов, фортепиано и трех рожков, названий которых я не знаю, играет какую-то веселую мелодию. В центре, облаченная в длинное зеленое платье, стоит женщина-фейри с короткими рыжими волосами и заостренными ушами. Она раскачивается из стороны в сторону под музыку, напевая звонким голосом. Такую песню можно услышать только в подобном маленьком мюзик-холле. Именно такая музыка нравится мне больше всего.
        Я никогда особо не интересовалась музыкой или танцами, пока не приехала сюда. У меня никогда не возникало соблазна снять тюленью шкуру и потанцевать на берегу со своими двоюродными братьями, разучить их знойные движения. Потом я перебралась в Люменас и обнаружила, что в музыке и танцах кроется гораздо большее. Хотя я все еще терпеть не могу оперу или те медленные, отточенные танцы, которые исполняются во многих бальных залах Люменаса, но я начала ценить именно ту музыку, которую слышу сейчас. К тому же и танцы в этом месте именно такие, к которым я отношусь терпимо. Дикие и хаотичные движения. Кто-то танцует один, кто-то - с партнером. Когда дело доходит до прикосновений, не существует строгих правил: одни ограничиваются соприкосновением рук, другие же прижимаются к своему партнеру всем телом.
        От обильного проявления последнего я краснею, но напоминаю себе, зачем пришла сюда. Отводя взгляд от танцпола, осматриваю клуб в поисках высокой фигуры и темных волнистых волос. Наконец, я замечаю, как Дориан устраивается на барном стуле, и вхожу в обеденную зону, но не знаю, что делать дальше. Я шла за ним по пятам, узнала, куда он пошел, а теперь… теперь он заказывает выпивку. Не навещает любовницу. Не ищет удовольствий в захудалом борделе. Ракушки, он явно не делает ставок на незаконные бои и не избивает фейри в переулках. Возможно, я ошибалась, когда пыталась найти на него компромат.
        - Перл!
        Мое сердце подпрыгивает, когда из дальнего конца бара доносится голос Мартина. Он небрежно прислоняется к столешнице, а когда я встречаюсь с ним взглядом, кивает с широкой улыбкой. Я быстро разворачиваюсь и направляюсь обратно тем же путем, которым пришла, но не успеваю сделать и трех шагов, как Мартин оказывается прямо передо мной.
        - Перл, как поживаешь?
        Я сжимаю губы в слабой улыбке и заставляю себя не оглядываться через плечо на Дориана. Стараясь говорить спокойно, я спешу ответить:
        - Все в порядке, спасибо, что спросил. На самом деле, я как раз собиралась уходить…
        - Как проходит… ну, ты знаешь… конкурс? - В его голосе слышится нерешительность и что-то похожее на надежду. Взгляд Мартина навевает воспоминания о времени, которое мы провели вместе несколько недель назад. Время, на котором я не позволяла себе зацикливаться, потому что знала, что ничего серьезного между нами быть не может.
        Впервые с тех пор, как мы знакомы, я так близко подошла к возможности стать свободной. Скоро мне больше не придется убегать. Как только я выполню задание Нимуэ, моей смертоносной магии придет конец. У меня, наконец, появится шанс испытать то, чего я избегала с тех пор, как обнаружила свою силу.
        Любовь.
        От этого слова у меня сводит внутренности. Сначала я думаю, что это чувство вины за то, что мне предстоит сделать. Да, это чувство, безусловно, является постоянным спутником, с каждым вздохом, сжимающим мое сердце. Тем не менее я чувствую себя подобным образом еще и потому, что знаю - я не люблю Мартина. Даже чуть-чуть. К тому же сомневаюсь, что он тоже испытывает ко мне что-то подобное.
        Какое-то время я даже не знаю, что сказать. Отчасти потому, что не умею лгать и слишком взволнована, чтобы подбирать слова, но также и потому, что мой ответ может положить конец нашим отношениям.
        Мартин тянется ко мне и кладет руку мне на плечо. Я замираю, испугавшись, что он хочет поцеловать меня. От одной мысли об этом покалывание в губах усиливается. Мартин, кажется, не замечает моего равнодушия и начинает скользить пальцами вверх-вниз по моей руке.
        - Я не злюсь, Перл. Я… Я рад за тебя. Если это действительно то, чего ты хочешь. - Его слова звучат мягко, но выражение лица подсказывает, что, возможно, он так не думает. В его глазах виднеется что-то похожее на боль. Или ревность?
        - Спасибо за понимание, - говорю я, сохраняя официальный тон. - Я не хотела вводить тебя в заблуждение или что-то в этом роде. Этот конкурс… - Я отваживаюсь бросить взгляд на бар, но он получается слишком мимолетным, чтобы сказать наверняка, смотрит ли Дориан и сидит ли он вообще возле бара. Я делаю глубокий вдох и излагаю ту правду, которая скажет Мартину одно, но для меня будет значить совсем другое: - Этот конкурс предоставляет мне возможность получить то, чего я хочу больше всего на свете.
        Пальцы Мартина замирают и едва заметно сжимаются.
        - То, чего ты хочешь больше всего на свете.
        Я с трудом сглатываю.
        - Да.
        Он с покорным кивком отпускает меня.
        - Хорошо. Я уважаю твое решение.
        - Спасибо. А теперь я… мне действительно нужно идти. - Слова высыхают у меня на губах, когда я начинаю осознавать, что рядом с нами кто-то есть. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Дориан. Я чувствую его. Или, возможно, чувствую ту соль, запах которой уловила на его коже сегодня утром.
        - Мэйзи? - говорит Дориан. - Что вы здесь делаете?
        Я изо всех сил стараюсь выглядеть удивленной, когда поворачиваюсь к нему лицом. Странного вида его одежды, вплоть до рукавов рубашки, достаточно, чтобы слова застряли у меня в горле, пока я пытаюсь успокоиться.
        - Брат Дориан, какой приятный…
        - Ты следишь за мной? - На его лице застывает суровое выражение, и он подозрительно щурится. Какой заметный контраст с игривой ухмылкой, которую я видела на его губах в тот момент, когда он поймал меня на помосте. Это изменение так раздражает, что у меня от напряжения сводит зубы, а по венам начинает бежать огонь.
        Я открываю рот от возмущения, которое в данный момент совсем не трудно изобразить.
        - А может это ты следишь за мной?
        Мартин набрасывается на Дориана:
        - Подожди-ка, ты что, следишь за ней?
        Мы с Дорианом игнорируем его, не отрывая друг от друга глаз. Он открывает рот, но я опережаю:
        - Жестоко заставлять меня сидеть в церкви всю неделю.
        - Зачем ты пришла сюда?
        - А ты зачем пришел сюда?
        - Я пришел сюда первым.
        - Откуда ты знаешь? - скрещиваю я руки на груди. Когда он не отвечает, я добавляю: - Почему тебя вообще беспокоит мое присутствие? Боишься быть пойманным за чем-то незаконным?
        - Я просто пришел выпить.
        - Я… - Я пытаюсь сказать, что тоже пришла пропустить стаканчик, но эта ложь оказывается слишком большой, чтобы даже самой в нее поверить. Подбирая слова, я говорю: - Я тоже собираюсь что-нибудь выпить. Мартин, не принесешь мне напиток?
        Выражение его лица становится более расслабленным.
        - Хочешь что-нибудь конкретное?
        - Что-нибудь крепкое.
        - Будет сделано, - говорит он и нежно дотрагивается до моей руки. Я сжимаю челюсти, чтобы не отпрянуть от его прикосновения.
        Я по-прежнему смотрю на Дориана, ярость кипит в моей крови. Возможно, он прав, и я следила за ним, но меня раздражает быть пойманной. Хотя больше всего меня раздражает его самодовольство по этому поводу.
        Он подходит ближе.
        - Если ты пытаешься сблизиться со мной, чтобы победить в конкурсе, ничего не выйдет, искусительница.
        Если раньше я была зла, то теперь меня можно сравнить со свирепым морем во время шторма.
        - Как ты смеешь даже намекать на такое! Ты же знаешь, что я прожила в Люменасе целый год. Если кому-то и известны лучшие заведения города, так это мне.
        - Так это одно из лучших заведений города? - усмехается Дориан.
        - Мне подходит и, судя по всему, тебе тоже.
        - Я уже пять дней подряд сюда прихожу и ни разу тебя здесь не видел.
        - О, так теперь это место принадлежит тебе?
        Дориан закатывает глаза, и на его губах играет мрачная улыбка.
        - Мне просто трудно поверить, что из всех мест, куда можно пойти, ты пришла именно в то, куда я ходил каждую ночь, чтобы сбежать… - он замолкает.
        Собирался ли он сказать «из церкви»? Он не может негативно относиться к святому Лазаро, потому что его речь за ужином напоминала речь настоящего фанатика. Возможно, он собирался сказать «от конкурса невест». Представляю, как это утомительно - притворяться, что хочешь жениться на фейри.
        Дориан не предпринимает никаких попыток закончить предложение.
        - Глинт МакКриди тоже где-то здесь? Сэм Спутник готов сделать скандальную фотографию меня с шелки-искусительницей?
        Теперь мои щеки пылают.
        - Верь во что хочешь, но я пришла сюда не для того, чтобы провести с тобой время или для чего-то еще, что ты вбил себе в голову. Я здесь, чтобы выпить и встретиться со своим другом.
        - Друг, - повторяет Дориан со смехом. - Ускользнуть из церкви ночью, чтобы навестить друга, в то время как борешься за мои руку и сердце, еще хуже, чем если бы ты следила за мной.
        Я вскидываю руки.
        - Да чего ты вообще хочешь от меня?
        - А чего хочешь от меня ты? Половину времени ты ведешь себя так, словно находиться в моем обществе - тяжелая работа, будто еще немного, и ты оторвешь мне голову. А потом вдруг кажешься слишком застенчивой, чтобы даже поговорить со мной, но при этом все же пытаешься поцеловать.
        Унижение бурлит, как водоворот, в моей груди. Я указываю на него пальцем, мой голос дрожит:
        - Не половину времени, а только один раз, за который я уже извинилась. Кроме того, кто бы говорил! Сегодня тебя вроде бы можно терпеть, а завтра ты становишься холодным и отстраненным и обращаешься со мной, как с коварным монстром-фейри.
        Дориан поджимает губы, но ничего не говорит, оставляя между нами ледяное молчание. К счастью, в этот момент возвращается Мартин с моим напитком. Я беру стакан из его рук и сразу же, едва ощущая вкус, проглатываю содержимое. Тепло скользит по горлу и согревает желудок. Что бы это ни было, напиток крепкий и явно изготовлен фейри. Я могу сказать это по покалывающей эйфории, которая начинает танцевать на краях моего сознания.
        Мартин переводит взгляд с меня на Дориана, а затем отталкивает его, чтобы встать между нами.
        - Не хочешь потанцевать?
        - Да, - отвечаю я, не глядя на него. Дориан качает головой и направляется обратно к бару. Я наблюдаю за его удаляющейся фигурой со смесью ярости и стыда. Источник ярости очевиден. Дориан - самодовольный зануда. Но при чем тут стыд?
        Причина стыда кроется в моих собственных словах о том, что он обращается со мной, как с коварным монстром-фейри.
        Правда заключается в том, что не его поведение заставляет меня чувствовать себя монстром. Я и есть монстр. Кто еще стал бы использовать магию фейри, чтобы убить человека?
        «Тот, кто находится в отчаянии», - напоминаю я себе. Пути назад все равно нет. Возможно, сегодня вечером я не застала Дориана за чем-то ужасным, кроме того, что он был самим собой, но это ничего не меняет. Либо я убью его, либо убьют меня.
        Только один раз.
        Только в этот раз
        Тогда мне больше никогда не придется беспокоиться ни о Нимуэ, ни о проклятии, которое она наложила на меня, ни о ее Сестрах Черного Угря.
        Мартин протягивает руку и кивает в сторону танцпола.
        - Пойдем?
        - Да, но сначала мне нужно выпить еще.
        Глава XXVI
        По мере того как проходит ночь, я все больше расслабляюсь: пью, танцую, снова пью. И так по кругу. Все это время я бросаю взгляды на бар, где Дориан выпивает в одиночестве, вероятно, в два раза больше, чем выпила я. Всякий раз, когда я смотрю в его сторону и замечаю, что он тоже смотрит на меня, стараюсь не обращать на это внимания. Вместо этого я отвожу взгляд и пытаюсь выглядеть так, будто мне веселее, чем есть на самом деле. Неважно, танцую ли я одна или болтаю с Мартином. Несмотря на мои попытки притвориться, что прекрасно провожу время, я знаю, что мои действия ставят под угрозу всю тяжелую, уже проделанную работу. Будет чудом, если меня не исключат на завтрашней Церемонии благословения. Но сегодня вечером я предпочитаю забыть об этих заботах.
        Забыть мой разговор с Дорианом.
        Забыть о том, как я должна с ним поступить.
        Забыть о том, что произойдет, если я этого не сделаю.
        Забыть о том, что он заслуживает своего приговора.
        Забыть о том, что часть меня все еще не уверена в его правильности.
        После третьего бокала «Звездного сияния», самого известного алкогольного напитка звездного королевства, я возвращаюсь на танцпол, раскачиваясь под хриплые звуки барабанов, рожков и пианино. Моя голова становится легкой, а конечности и того легче, словно я снова в океане. Своими движениями я рассекаю воздух, как ластами воду. Несколько незнакомцев приглашают меня на танец, но я отказываюсь, предпочитая раскачиваться в одиночестве. До сих пор, спасибо ракушкам, я танцевала с Мартином только один раз. Я все еще полна решимости расставить все точки над «i» в наших отношениях. «Звездное сияние» затуманивает мой разум, так что не могу точно сказать, когда видела его в последний раз. Я начинаю задумываться, не ушел ли он, не попрощавшись - что меня определенно бы обрадовало, - когда он внезапно встает передо мной с протянутой рукой. Начинается новая песня, на этот раз более медленная. Танцующие разбиваются на пары и прижимаются друг к другу.
        - Могу я пригласить тебя на танец? - спрашивает Мартин.
        Я открываю рот, чтобы сказать «нет», но мои слова выходят слишком медленно. Или он действует слишком быстро. В любом случае Мартин берет меня за руку и подходит ближе. Другой рукой он обвивает мою талию.
        - Еще один танец?
        - Так уж и быть.
        Я отступаю назад и кладу руку ему на плечо, чтобы создать между нами дистанцию. Рука Мартина, лежащая на моей спине, расслабляется и принимает более целомудренное положение прямо посередине. Возможно, я и не самая приличная леди, но с ним действительно хочу соблюдать границы. Тем более, когда за нами наблюдает Дориан. Эта мысль побуждает меня взглянуть на барную стойку, где Дориан наливает еще один полный стакан, не отрывая от меня глаз. Я оглядываюсь на Мартина, который начинает кружить нас в ритмичном танце.
        Он хмурит брови, глядя на меня сверху вниз.
        - Так этот юноша - тот, из-за кого ты участвуешь в конкурсе?
        - Да, - отвечаю я, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица.
        - Похоже, вы двое не очень ладите.
        - У нас возникли… некоторые разногласия.
        Он ухмыляется.
        - А, все понятно.
        - Что понятно?
        - Споры. Гнев. Вот что делает его таким соблазнительным, верно?
        - Не понимаю, о чем ты.
        Мартин пожимает плечами.
        - И со мной случалось подобное. Ничто так не разжигает пламя страсти, как ненависть.
        - Все совсем не так, - хмурюсь я.
        - И все же, - говорит он, - ты заслуживаешь большего. Тебе не нужно участвовать в каком-то нелепом конкурсе, чтобы найти хорошего мужа. Ты могла бы заполучить кого угодно вместо того, чтобы соглашаться на такого мудака, как он.
        Жар зарождается в моей груди, и слова в защиту Дориана уже готовы сорваться с моих губ, но я проглатываю их. Зачем мне защищать Дориана? Мартин прав, так ведь? Разве мысленно я не называла Дориана так же?
        Воспоминания о том, как Дориан поймал меня под воздушным обручем, заполняют мой разум. Затем появляются более ранние моменты, на которых он благодарит меня за спасение своей жизни, принимает люми, снова покупает их сегодня вечером. Я признаю, что в Дориане есть нечто большее, чем я могу понять. Вероятно, он скрывает множество ужасных вещей, но не только. Есть еще и более мягкие качества, намеки на которые мне изредка удавалось заметить.
        - Он не такой, как ты думаешь, - говорю я, удивляясь, когда подобные слова слетают с моих губ.
        - Я все еще думаю, что ты достойна большего. На самом деле, я знаю.
        - Я сама решу, в кого влюбляться, - заявляю более серьезным тоном.
        - Так значит, ты его любишь? - прищуривается Мартин.
        С разинутым ртом, я не нахожу слов.
        - Я… пока что я пытаюсь узнать его.
        Мартин притягивает меня к себе так, что моя грудь прижимается к его. На своем лице я чувствую его тяжелое от алкоголя дыхание.
        - Если тебе нужна страсть, я могу ее дать. Я держался на расстоянии, потому что ты сказала «никаких поцелуев и никаких привязанностей». Теперь мне ясно, что это не то, чего ты на самом деле хочешь. Я могу сделать для тебя гораздо больше, чем он.
        Я толкаю его в грудь, снова создавая между нами расстояние.
        - Мне не нравится твое поведение, Мартин, - говорю я сквозь зубы.
        - А когда он себя так ведет, тебе нравится? Человек, которого ты знаешь всего несколько дней? - Он останавливается и подносит руку к моей щеке. Запах его пропитанного алкоголем дыхания раздражает мои чувства. Я отворачиваю голову, уклоняясь от прикосновения, но он тянется к другой щеке, обхватывая мое лицо.
        - Мартин, остановись.
        - Я знаю тебя, Перл. Я знаю тебя почти целый год.
        - Ты совсем меня не знаешь. - Я отталкиваю его руки от своего лица, но он приближается снова. Прежде чем Мартин успевает снова ко мне прикоснуться, он отшатывается на несколько футов назад. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что перед Мартином стоит толкнувший его ладонью в грудь Дориан.
        - Убери от нее руки, - говорит он с глубоким рычанием.
        - Убери свои руки от меня, - насмехается Мартин.
        - Я сделаю это, если оставишь ее в покое.
        - Иди домой, Мартин, - добавляю я, скрещивая руки на груди. - Ты пьян и выставляешь себя на посмешище.
        Он переводит взгляд с меня на Дориана и, наконец, высвобождается из его хватки. С сердитым взглядом, он разглаживает рубашку и уходит.
        Я смотрю Мартину вслед, пока тот не скрывается из виду.
        Дориан медленно поворачивается ко мне лицом.
        - С тобой все в порядке?
        Я киваю. Не думаю, что ухаживания Мартина были для меня опасны, но я все же благодарна, что их так внезапно прервали. Придется рассказать Наде, Клаусу и Стэнли о его поведении. Раньше Мартин никогда не вел себя подобным образом, но моим друзьям следует знать о его истинной натуре.
        Дориан несколько минут изучает меня, нахмурив брови, а потом спрашивает:
        - Не хочешь закончить этот танец со мной?
        Мое сердце делает сальто в груди.
        - Хорошо.
        Дориан делает несколько осторожных шагов мне навстречу - ничего похожего на агрессивные попытки Мартина сблизиться. Несмотря на это, я вынуждена подавить вздох, когда он кладет руку мне на спину. Не от испуга, а от того, как его рука мгновенно согревает мою кожу. И тут я понимаю, что ни один из нас сегодня не надел перчаток. Дориан поднимает другую руку, и я кладу свою ладонь поверх его. Мы начинаем раскачиваться в медленном ритме, смотря друг другу за спины. В течение нескольких минут ничего не происходит. Я так остро ощущаю его присутствие, прикосновение его руки, несмотря на многие дюймы, разделяющие наши тела. Я даже не замечаю, когда одна песня сменяется другой, более быстрой. Понимаю это только тогда, когда Дориан берет меня за руки и вводит в новый ритм, где мы шагаем навстречу друг другу и расходимся, шагаем навстречу и снова расходимся.
        Выражение его лица постепенно меняется с характерного серьезного на более мальчишеское, непринужденное. Благодаря «Звездному сиянию», все еще струящемуся по моим венам, меня наполняет головокружительная эйфория, и вскоре на моих губах появляется улыбка. Глядя куда угодно, только не на своего партнера, я позволяю себе притвориться, что танцую не с Дорианом Арико, а просто… с кем-то. С каким-то юношей. На мгновение мы оказываемся не в том месте, где я нашла его, потому что следила, а в простом мюзик-холле. Мы просто танцуем. Проживаем вечер веселья и свободы.
        К моему удивлению, Дориан танцует так, как будто делал это раньше. Судя по тому, каким напряженным он кажется большую часть времени, я приняла его за человека, который будет чувствовать себя комфортно только на душном балу, а не пританцовывая под группу, исполняющую джаз. Когда мы снова отступаем друг от друга, он отпускает одну руку и поворачивает меня, кружа по кругу, после чего снова приближается. Даже не осознавая этого, я оказываюсь в его объятиях, обнимаю его за шею, в то время как он кладет ладонь мне на спину. Остальные наши руки остаются целомудренно сомкнутыми сбоку. На этот раз мы так близко, что у меня перехватывает дыхание. Между нами всего лишь дюйм, и я чувствую, как дыхание Дориана шевелит мои волосы. Я знаю, что он прожигает меня взглядом, и заставляю себя поднять голову, чтобы посмотреть в его глаза.
        Пока он удерживает мой взгляд, на его лице появляется хмурое выражение. Я догадываюсь, что в складке между бровями таится мучающий его вопрос.
        - Что? - спрашиваю я голосом, который почему-то звучит хрипло.
        - Кто для тебя Мартин?
        Вот так в мгновение ока моя фантазия о танце с каким-то юношей испаряется. Потому что кто-то другой не стал бы спрашивать о таких вещах без какой-либо деликатности.
        - Он мой друг, - коротко отвечаю я. - Точнее, он был моим другом. Он часто проводит время в «Прозе стервятника» с другими постоянными актерами.
        - Друг и ничего больше?
        Я знаю, что мне следует сохранить подробности нашей с Мартином истории при себе, но «Звездное сияние», похоже, развязывает мне язык. Хотя, возможно, это благодарность Дориану за вмешательство.
        - Он мой бывший любовник, но никогда не нравился мне так, как ему бы хотелось. Вообще-то он не в моем вкусе. А теперь он мне совсем разонравился.
        В глазах Дориана мелькает веселье.
        - Не в твоем вкусе? Тогда кто же в твоем вкусе?
        Он, вероятно, ожидает, что я начну ему льстить, что мне и следует сделать. Будь я умнее, обязательно воспользовалась бы этой возможностью, чтобы снова заручиться его расположением, убедить, что я всем сердцем желаю выйти за него замуж. Но я отвожу от Дориана взгляд и только пожимаю плечами.
        - Давай же, - подталкивает Дориан. Его серьезный фасад рушится все больше и больше, открывая еще один слой непринужденности, о существовании которой я и не подозревала. - Скажи мне. Думай о происходящем, как об одном из наших свиданий в рамках конкурса. Если ты оказалась достаточно хитрой, чтобы заполучить дополнительное время со мной, можешь им воспользоваться.
        Когда я возвращаю свой пристальный взгляд к нему, внутри меня зарождается протест, и я уже открываю рот, чтобы возразить, когда вижу кривую усмешку на его губах.
        Святые раковины. Он просто дразнил меня?
        Этого достаточно, чтобы ослабить мою защиту настолько, что я говорю правду:
        - Мне нравятся мужчины с небольшим количеством жира.
        Он смеется.
        - Жира?
        - Почему ты смеешься? Да будет тебе известно, я нахожу жир очень привлекательным. В детстве меня хвалили за то, что я была особенно пухлым тюленем, и я горжусь этим.
        Ухмылка Дориана становится шире.
        - Я просто никогда раньше не слышал, чтобы кто-то говорил о жире. Поскольку ты шелки-искусительница, то вполне логично, что использовала слово «жир». И заявила, что находишь его привлекательным.
        - О, - говорю я, игнорируя тот факт, что он снова назвал меня искусительницей. Потому что впервые это не звучит как оскорбление. - Я забыла, что жир числится в списке достоинств только у морских фейри.
        - Что еще тебе кажется привлекательным?
        - Юмор. Доброта. - Следующее слово вылетает само собой. - Мускулы. Мускулы кажутся мне очень привлекательными. - Черт возьми, почему я только что сказала это? Будь проклято «Звездное сияние».
        Он приподнимает бровь.
        - Вот как?
        Мои щеки горят, и я пытаюсь как можно скорее перевести наш разговор на любую другую тему.
        - А что нравится тебе?
        Дориан открывает рот, но ничего не говорит. Веселье медленно исчезает из его глаз, а выражение лица снова становится каменным. Он прочищает горло.
        - Я ищу невесту, обладающую добротой, целомудрием и глубоким почтением к Всемогущему. Ту, что захочет бок о бок со мной демонстрировать Его величие.
        Я хмурюсь. Его ответ звучит холодно и будто бы отрепетированно. Уверенная, что мне не стоит что-либо говорить, я прикусываю губу. И все же… это чертово «Звездное сияние» заставляет мой рот двигаться, прежде чем я успеваю себя остановить:
        - Тебе и правда нравится что-то подобное или это то, что должно значиться в рекламных проспектах?
        Дориан прищуривается. Я уже начинаю бояться, что сказала лишнее, когда его самоконтроль ослабевает, и он тяжело вздыхает. Его игривая улыбка возвращается.
        - Мы же притворяемся, что у нас официальное свидание, верно?
        - Это ты так захотел, не я. Потому что я определенно не планировала заявлять публично о том, как сильно люблю жир и мышцы. Так что твой ответ тоже должен быть откровенным.
        Дориан отпускает мою талию и кружит меня еще раз, прежде чем снова заключить в свои объятия. На этот раз моя грудь касается его, зарождая волнующий жар внизу живота.
        - Я ищу… честную женщину.
        Это точно не обо мне. По крайней мере, когда дело касается его.
        - Ту, что не боится высказывать свое мнение.
        Ладно, эта часть действительно может быть обо мне.
        - Кого-то, кто заставит меня чувствовать, что я нечто большее, чем форма братства или мое состояние. Кого-то, кто не будет осуждать меня за мое прошлое. - Он удерживает мой взгляд несколько секунд, пока выражение его лица не становится отстраненным. Я могу только предположить, что упоминание о прошлом вызвало воспоминания о его отце. И о его собственных преступлениях.
        Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать рвущееся наружу сочувствие, но мое сердце все равно замирает. Дориана осуждают за его прошлое. Не только я, но и весь Совет Альфы. Хотя разве так и не должно быть? Фейри обязаны сохранять свой остров в безопасности, гарантировать, что опасность не проникнет через наш защитный барьер. Если мы ошибемся, нас может ждать ужас, которого не видели с тех пор, как Церковь Святого Лазаро спровоцировала кровавое восстание.
        Дориан качает головой и снова ухмыляется.
        - Мне нравятся девушки, которые хорошо танцуют.
        Я смеюсь, когда он снова кружит меня.
        - В этом я проигрываю. Мы с тобой оба знаем, что мне не хватает изящества.
        - Ничего подобного, - говорит он, снова притягивая меня к себе.
        Я бросаю на него многозначительный взгляд.
        - Я чуть не упала перед тобой. Дважды.
        - Это не значит, что тебе не хватает изящества. Я видел, как ты танцуешь. - В уголках его глаз появляются морщинки, а улыбка становится шире. Такого выражения на его лице я никогда раньше не видела.
        - Ты смотрел, как я танцую?
        - Из бара, - кивает он. - Ты двигаешься так свободно. Мне… мне это нравится. Мне нравится…
        У меня перехватывает дыхание, когда он скользит по мне пристальным взглядом. В его глазах загорается огонь. Я напрягаюсь, когда чувствую, как Дориан скользит своей широко раскрытой ладонью по моей пояснице. Его пальцы посылают дрожь по моему позвоночнику. Другой рукой он отпускает мою ладонь и поднимается вверх, к плечу. Мой желудок закручивается узлом, а покалывание на губах усиливается. С внезапным потрясением я понимаю, что, возможно, момент, когда он поцелует меня, настал. Мое сердце колотится о ребра, когда Дориан поднимает руку с моего плеча, чтобы дотронуться до моих волос. Я задерживаю дыхание, борясь с желанием отстраниться, отвернуться, сделать что угодно, но все же не двигаюсь и позволяю ему сделать то, что должно быть сделано. Мне известно, что бороться с необходимостью бессмысленно. Я должна позволить этому случиться.
        Я закрываю глаза и жду.
        Но ничего не происходит.
        Я широко распахиваю глаза и понимаю, что мы перестали танцевать. Вокруг нас другие пары все еще продолжают двигаться. Судя по всему, в какой-то момент песня снова изменилась, потому что теперь мелодия такая же буйная, как и биение моего сердца. Дориан остается на месте, одна его рука все еще покоится на моих волосах, пока он скользит по мне расфокусированным взглядом.
        - Лунный свет, - говорит он медленно и мягко. - Звезды, танцующие вокруг твоей головы, напоминают мне о лунном свете, который я видел в твоих волосах в ту ночь, когда ты спасла меня.
        - Звезды? - Я поднимаю взгляд, ожидая увидеть блики огней сцены или даже огненных эльфов, но там ничего нет.
        - Семь кругов ада, ты прекрасна. Откуда у тебя эти звезды?
        Вот тогда я понимаю то, что должна была осознать в ту минуту, когда он начал быть со мной милым.
        Дориан Арико явно пьян.
        Глава XXVII
        Я отступаю на шаг от Дориана, и внутри меня поднимается волна паники.
        - Сколько ты выпил сегодня вечером?
        Его веки медленно опускаются в попытке моргнуть.
        - Недостаточно.
        - Что ты пил?
        - То же, что и всегда. Три кружки эля и «Медоед».
        Я облегченно вздыхаю. Эль - в значительной степени человеческий алкоголь, но все, что сделано фейри, может представлять опасность. В то время как фейри могут выпить практически все и при этом испытывать только мимолетное удовольствие или временное изменение настроения, людям грозят катастрофические последствия, если они попробуют определенные сорта фруктов фейри. Особенно не везет тем, у кого отсутствует привычка употреблять что-то подобное. Учитывая, что еще неделю назад Дориан жил в Бреттоне, он точно не привык к таким эликсирам. К счастью, он пил простой эль. Если только…
        - Что, черт возьми, такое «Медоед»?
        - Эль с порцией грушевой медовухи.
        Я закатываю глаза. Что ж, это объясняет появление галлюцинаций. К счастью, речь идет о небольшой порции, а значит, действие скоро должно пройти.
        - В этот раз я выпил целых два, - говорит Дориан, и с возвращением ухмылки на его щеках появляются ямочки. Затем он неуклюже машет рукой. - Но перед последним я попробовал… то, что ты для меня передала.
        - Подожди, что? Я ничего тебе не передавала.
        - Это сделал твой друг, - говорит Дориан с явно преувеличенным презрением. - Прямо перед тем, как пойти с тобой танцевать. Прежде чем мне захотелось… оторвать ему голову. - Постепенно он перестает делать паузы между словами.
        - Хочешь сказать, что Мартин дал тебе что-то выпить и сказал, что это от меня?
        Дориан кивает.
        - Как выглядел напиток?
        - Это было… то, что ты сама пила. - Он пытается пожать плечами, но только спотыкается.
        От его слов у меня расширяются глаза.
        - Мартин дал тебе «Звездное сияние»? Ты смешал «Звездное сияние» с грушевой медовухой? Каждому известно, что их нельзя смешивать, какими бы маленькими ни были дозы. - Я сжимаю челюсти, желая, чтобы Мартин был здесь и я могла врезать ему по носу.
        - Было… довольно неплохо. Мне понравилось.
        Я качаю головой, чувствуя, как мое собственное опьянение начинает рассеиваться.
        - Нам нужно вернуться в церковь. «Звездное сияние» усиливает действие грушевой медовухи, а значит, твои галлюцинации будут только усиливаться. - Я ошеломлена собственными словами, как только они слетают с моих губ. Почему я должна доставлять его домой, пока ему не стало еще хуже? Разве это не прекрасная возможность? Нетрезвый мужчина является легкой мишенью. Протанцуй мы еще одну или две песни, мне не нужно было бы ждать, пока он поцелует меня. Я могла бы поцеловать его сама, и при этом он даже не догадался бы, что происходит.
        «Это общественное место, - рассуждаю я. - Слишком много свидетелей видели нас вместе. Если с ним что-нибудь случится, я попаду под подозрение».
        Знаю, это слабое оправдание, особенно когда речь идет об одурманивающих веществах фейри. Вряд ли кто-то догадается, что виной кончины Дориана стал мой поцелуй. По правде говоря, сложившаяся ситуации - идеальный момент, чтобы выполнить мой план.
        - Галлюцинации, - хихикает Дориан. - Так вот почему у тебя звезды в волосах? А как насчет тех, что пляшут в твоих глазах?
        - Это танец раздражения, - заявляю я и, не раздумывая ни секунды, выталкиваю его с танцпола.
        Дориан делает несколько шагов, прежде чем снова остановиться.
        - Я хочу увидеть звезды.
        - Они же у меня в волосах, - закатываю я глаза.
        - Нет. Я хочу увидеть настоящие.
        - Хорошо, - смягчаюсь я, как если бы говорила с ребенком. - Тогда пойдем за мной на улицу. Там мы посмотрим на настоящие звезды.
        На этот раз Дориан позволяет мне вывести его из клуба. Вокруг темно и тихо. Только с центральной улицы Галлей доносится отдаленный шум. Там театральные представления все еще в самом разгаре. Мы останавливаемся перед входом, и Дориан, откинув голову назад, закрывает глаза. Когда он снова открывает их, то, тяжело вздыхая, смотрит на небо. Свет центральной части города приглушает звездное сияние, но все же их можно разглядеть.
        - Вот что я делаю, - шепчет Дориан. Едва заметная грустная улыбка появляется на его губах. - Я прихожу сюда, чтобы забыть. Смотрю на небо и притворяюсь, что нахожусь в другом месте.
        - Ты представляешь какое-то конкретное место? - спрашиваю я.
        Он кивает и задумчиво произносит следующее слово.
        - Дом.
        Я предполагаю, что он имеет в виду дом, в котором вырос, тот, где фейри держали прикованными в подвале. В том доме Дориан семь раз ударил морскую фею ножом и искупался в ее крови. От этой мысли у меня желчь подступает к горлу.
        На долю секунды я раздумываю о том, чтобы поцеловать его прямо сейчас, покончить со всем, сделать наконец то, ради чего я сюда пришла, но Дориан переводит взгляд на меня, и в его глазах появляется озорной блеск.
        - Обычно я забираюсь на крышу церкви.
        - На крышу мы не полезем, но нам нужно немедленно вернуться в церковь. Единственное лекарство от смеси грушевой медовухи и «Звездного сияния» - сон. В противном случае… Ну, тебе лучше даже не знать. - Я лично видела, что происходит, когда Клаус и Стэнли решили проверить, из-за чего весь шум. Примерно через два часа Стэнли опорожнил содержимое своего желудка, а после звал маму и бегал по театру, спасаясь от невидимых пауков. В то время как Клаус лег спать и проснулся на следующий день, всего-то рассказывая о странных снах.
        - Хорошо, - говорит Дориан со стоном и начинает спускаться по тротуару.
        - Не в ту сторону. - Я хватаю его за руку и тяну в противоположном направлении. - Церковь находится в этой стороне.
        Он смотрит на мою руку, и я поспешно отдергиваю ее, прежде чем начать идти. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что Дориан следует за мной, но нахожу его гораздо ближе, чем ожидала.
        А потом он просто берет меня за руку.
        Едва не споткнувшись, я заставляю себя продолжать идти. Ладонь Дориана согревает мою. Мне следует отстраниться. Держаться за руки, особенно без перчаток, неприлично. Возможно, я мало что знаю о том, как быть леди или принцессой, но даже мне известно, что при прогулках с мужчиной следует положить руку на сгиб его локтя. В городе я постоянно видела пары, которые именно так и делают.
        Но это? Соприкасающиеся ладони, плечи…
        Так делать нельзя.
        Я это прекрасно знаю, но все же позволяю Дориану держать меня за руку. Я оправдываю собственное поведение тем, что это удержит его от погони за невидимыми монстрами и парящими звездами, но отчасти мне нравится ощущение подобной близости.
        Неважно, что речь идет о Дориане Арико, разыскиваемом беглеце, человеке, которого меня послали убить. Мы идем молча, но время от времени Дориан все же восклицает о ярких цветах, вращающихся дверных проемах и других всевозможных вещах, которые я не вижу. Каждый раз, когда он пытается уйти, я сжимаю его руку и прошу остаться со мной.
        Мы находимся всего в нескольких кварталах от церкви, когда действие одурманивающих веществ достигает нового уровня. Дориан останавливается, поворачивает меня лицом к себе и кружит по кругу, как на танцполе. Точно так же, как и тогда, он заканчивает вращение, притягивая меня к себе. Когда моя грудь сталкивается с его, у меня перехватывает дыхание. Не зная, куда деть руки, я кладу их ему на плечи, в то время как его покоятся у меня на спине.
        - Мне понравилось танцевать с тобой, - шепчет Дориан.
        Я наклоняю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и обнаруживаю стеклянный взгляд и появившиеся в уголках морщинки.
        Дориан все еще очень не похож на его обычную серьезную версию.
        Когда я ничего не отвечаю, он добавляет:
        - А тебе понравилось?
        - Понравилось. - Я шокирована, потому что понимаю, что мой ответ - правда. Должно быть, «Звездное сияние» все еще действует на мой язык.
        - Мы должны как-нибудь повторить. - Дориан пристально смотрит на меня, и, кажется, я вижу желание, плавающее в его глазах. Конечно, не настоящее, а всего лишь продукт галлюцинации. На данный момент он, вероятно, даже не понимает, кто я такая.
        Что подтверждает, что это идеальный момент для поцелуя.
        Улыбка Дориана исчезает, и выражение его лица становится мрачным, таким же, как когда он смотрел на звезды.
        - Я уже очень давно не позволял себе веселиться.
        Я хмурюсь, не совсем уверенная, что сказать в ответ. Наконец решаюсь заговорить:
        - Почему?
        С отстраненным взглядом он качает головой.
        - Я не заслуживаю веселья. Тем не менее каждую ночь сбегаю куда-нибудь, ставя под угрозу шанс все исправить. Не для меня. Для меня уже ничего нельзя исправить. Для них.
        Я хмурюсь. Меня удивляет серьезное выражение лица Дориана. Обычно эффект грушевой медовухи и «Звездного сияния» проявляется не так. Я ловлю себя на мысли, что отчаянно пытаюсь понять, что он говорит.
        - О чем ты?
        Дориан слабо улыбается.
        - О моих сестрах. Я все, что у них осталось с тех пор, как она…
        Я задерживаю дыхание, ожидая, когда Дориан закончит предложение, но он этого не делает. Вопрос слетает с моего языка прежде, чем я успеваю себя остановить:
        - Кто она?
        Он встречается со мной взглядом.
        - Мама. Она умерла несколько месяцев назад. - Не говоря больше ни слова, он отворачивается и продолжает идти.
        Когда мы добираемся до церкви, Дориан едва стоит на ногах. Я провожу нас к двери, закрывая ее так тихо, как только могу.
        - Тебе нужно вернуться в свою комнату, - шепчу я.
        Он кивает, но это движение, похоже, лишает его равновесия. Вздрогнув, Дориан кренится в сторону. Чтобы удержать его, я упираюсь руками в его ребра.
        - Почему комната вращается? - спрашивает он голосом, слишком громким для мертвой тишины, царящей в коридоре.
        - Говори тише, - приказываю я яростным шепотом. - Если только братство не считает приемлемым тот факт, что ты возвращаешься домой пьяным. Если это так, мне больше нет смысла тебе помогать.
        Кажется, это немного отрезвляет Дориана. В его глазах вспыхивает паника.
        - Нет, не позволяй им найти меня.
        - Тогда молча возвращайся в свою комнату.
        - Хорошо, - соглашается он и делает неуверенный шаг. В очередной раз я пытаюсь поймать его, прежде чем он врежется в стену.
        - Что происходит? Мой разум ясен, но мое тело… такого раньше не случалось.
        Я ставлю под сомнение ясность его разума. Если в скором времени Дориан не заснет, его начнут мучить иллюзии бесчисленных кошмаров.
        - Хорошо, я помогу тебе. Но ты должен показать мне дорогу.
        - Мне не нужна помощь. Я член ордена силы. - Он заканчивает свою браваду смешком и позволяет мне обнять его одной рукой за талию, а другую положить на грудь. Я игнорирую тот факт, насколько интимным было бы такое прикосновение в любой другой ситуации.
        Мы продвигаемся медленно, поскольку он делает тяжелые, шаркающие шаги, направляя нас в сад и через дверь, из которой, я видела, он вышел всего несколько часов назад. С другой стороны находится коридор, который я никогда раньше не видела. Там темно, тускло и много дверей.
        - Спальни посвященных, - шепчет Дориан.
        Мы проходим мимо дверей и направляемся в конец коридора, где находим лестницу. Я сглатываю. В таком состоянии Дориан ни за что не сможет спуститься по ней.
        - Твоя комната находится внизу?
        Он кивает.
        Ракушки. Будет нелегко.
        С другой стороны, есть один способ…
        Я прикусываю губу, обдумывая имеющиеся у нас варианты. Раньше я брала с собой в Двенадцатое королевство только Подаксиса, но нет никаких оснований полагать, что не смогу провести и Дориана. Возможно, это единственный способ доставить его в комнату в целости и сохранности.
        Но почему я так сильно забочусь об этом? Я могла бы исчезнуть прямо сейчас, пробраться через Двенадцатое королевство, вернуться в женское крыло и позволить Дориану, упав с лестницы, разбиться насмерть.
        При этой мысли мое сердце сжимается, и его пронзает почти осязаемая боль. Я пытаюсь убедить себя, что все это из-за того, что Дориан должен умереть от моего поцелуя. Хотя бы для того, чтобы избавить меня от смертоносной магии, но знаю, что это не так.
        Правда заключается в том, что…
        Правда…
        Я качаю головой. Просто на данный момент я не совсем в своем уме. Возможно, во мне и не плещется смесь грушевой медовухи и «Звездного сияния», но я выпила достаточно и - да, стоит признать - поддалась глупым несуществующим чарам Дориана, которые появляются, только когда он до неприличия пьян. Мне жаль его. Вот и все. Хоть я и не знаю почему. Пусть я убийца, но все еще могу сохранить хоть каплю достоинства как Дориана, так и своего собственного. Я не позволю этому дураку сломать себе шею. Когда он испустит свой последний вздох, виной тому будут мои губы.
        - Держись крепче, - говорю я Дориану, а после закрываю глаза и исчезаю.
        Глава XXVIII
        Я просыпаюсь на боку, за моей спиной успокаивающее тепло. Мои чувства наполняет запах соли, смешанный с чистым, подобным утренней росе ароматом. Зарывшись лицом в мягкие простыни, я понимаю, что запах исходит от одеяла. Но мое одеяло никогда не пахло так хорошо.
        Что-то движется позади меня, и я думаю о Подаксисе, но вспоминаю, что тот ночевал в своей комнате. Да и фигура позади слишком велика. Она касается всего, начиная от моей спины и заканчивая ногами. Что-то скользит по моему бедру, и я понимаю, что это чья-то рука. Очень большая, очень тяжелая и теплая рука. Горячее дыхание покалывает мне затылок, шевелит волосы и…
        «Кто, проклятые ракушки, в моей постели?»
        Я резко открываю глаза и обнаруживаю, что нахожусь вовсе не в своей комнате. Эта хоть и обставлена примерно так же просто, но в два раза больше моей. Шкаф явно не мой, в открытой дверце я не вижу ничего, кроме черных костюмов с вышитыми золотом манжетами. Тумбочка, как и стоящий на ней портрет, изображающий женщину и двух девочек-подростков, тоже не мои.
        И эта кровать с ароматом соли и утренней росы не моя, но…
        Подобно стремительному водопаду, на меня обрушиваются события прошлой ночи.
        Слежка за Дорианом, который выходит из церкви.
        Клуб «Скорпиус».
        Один стакан «Звездного сияния» сменяется другим.
        Танцы с Мартином. Короткая перебранка.
        А потом… Дориан.
        Дориан.
        Дориан.
        Так медленно, как только возможно, я поворачиваю голову, пока не вижу темные кудри, бронзовый лоб, черные ресницы, покоящиеся на щеках. Взглядом я спускаюсь к полным, слегка приоткрытым губам.
        Мое сердце бешено колотится, и я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что действительно не сплю. Мой взгляд опускается с его губ на шею, ожидая увидеть только голую кожу, но вместо этого я нахожу льняную рубашку, воротник которой пусть и слишком расстегнут, но, по крайней мере, Дориан одет.
        Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, что произошло после того, как мы потанцевали.
        Мы вышли из клуба.
        Шли домой пешком. Он держал меня за руку.
        При этом воспоминании я с трудом сглатываю.
        Потом мы вернулись в церковь, и я помогла ему спуститься по лестнице…
        Двенадцатое королевство! Вот что произошло. Перед мысленным взором я прокручиваю воспоминание о том, как тащила Дориана сквозь сверкающие фиолетовые частицы. Все это время он оставался без сознания, но от этого его тело не весило меньше. Не то чтобы он был таким же тяжелым, как за пределами Двенадцатого королевства, но все же не как Подаксис, который почти ничего не весит.
        Дориан был вибрирующей массой, намного большей, чем я, так что мне пришлось побороться, чтобы обхватить его так, чтобы мои руки, которые перестали ощущаться как руки, не проскальзывали сквозь частицы его тела.
        Когда мы наконец добрались до низа, я была измотана. Все закончилось тем, что мы рухнули друг на друга. Дориан, конечно, не понял, что произошло, и начал рассыпаться в извинениях. После того, как я потратила столько энергии в Двенадцатом королевстве, мне потребовалась вся сила воли, чтобы сдержать рвотные позывы. В тот момент мы услышали, как в дальнем конце коридора открылась дверь, и Дориан быстро затащил меня в свою комнату.
        Я снова осматриваю помещение, пока не нахожу дверь. Я помню, как мы, спотыкаясь, прошли через нее прошлой ночью, закрыв так быстро и тихо, как только могли. После этого мы замерли. Дориан упирался рукой в дверь, я прислонилась к стене, прислушиваясь к звукам, которые издавал кто-то, вышедший на разведку. К счастью, никто не подошел к двери его комнаты, но через несколько минут я с болью осознала, как близко мы стоим друг к другу.
        Дориан, сонно вздыхая, снова шевелится позади меня. Я замираю, размышляя, как, чертовы ракушки, выбраться отсюда, не разбудив его. Как я вообще оказалась в его постели?
        Я закрываю глаза и проигрываю тот момент, когда Дориан оттолкнулся от двери и начал неуклюже снимать обувь. Именно тогда я попыталась выскользнуть, чтобы вернуться в свою комнату, но мои ноги, все еще слабые после посещения Двенадцатого королевства, подкосились. Я опустилась на пол и закрыла глаза, чтобы перевести дыхание, а когда в следующий раз осмелилась их открыть, обнаружила перед собой стоящего с протянутой рукой Дориана.
        Помню, как он помог мне встать, но потом настала его очередь потерять равновесие. У меня закружилась голова, и следующее, что я помню, - мы свалились на его кровать. Смеясь, как будто это не было самой неуместной вещью в мире, Дориан отодвинулся и подтянулся к изголовью.
        Тогда я заставила себя выпрямиться, но моя голова все еще продолжала кружиться.
        - Ты можешь ненадолго прилечь, - прошептал Дориан.
        - Это не… - Мой язык был слишком тяжелым, чтобы говорить. Я попробовала еще раз. - Это вряд ли можно назвать целомудренным или уместным.
        - К черту целомудренность и уместность, - сказал он, смеясь. Я помню, как тоже рассмеялась, впервые услышав от него ругательство. Что подумало бы братство о таких выражениях? Затем Дориан похлопал по кровати и отодвинулся в дальний конец. - Давай же. Так тебе станет лучше.
        - Это я должна была убедиться, что тебе стало лучше, - возразила я, но не смогла найти в себе сил, чтобы продолжить спорить. Перспектива лечь и избавиться от головокружения была слишком заманчивой.
        Именно тогда я устроилась на кровати рядом с Дорианом. Нас разделяло всего несколько дюймов. После этого я мало что помню. Может быть, мы просто молчали.
        Но я помню последние слова, которые он мне сказал.
        Его голос был едва громче шепота, и каждое слово вырывалось медленно, с усилием:
        - Если бы мы были в моем университете, а это была бы моя комната в общежитии. Если бы я не был братом Святого Лазаро, а ты не была бы принцессой…
        - Что тогда? - Я помню, как задавала этот вопрос с тяжестью в теле, убаюканная вибрациями его глубокого голоса.
        - Тогда я бы не оттолкнул тебя, когда ты попыталась меня поцеловать. Я бы притянул тебя ближе и позволил поцеловать меня прямо сейчас. Я бы позволил тебе большее. И сделал бы большее для тебя.
        У меня перехватило дыхание, но я слишком устала, чтобы думать об этом.
        - Что именно ты бы сделал?
        Следующее слово - последнее слово - прозвучало как плеск мягкой волны о гостеприимный берег. Такое плавное и тихое, но в то же время скрывающее в себе невероятные глубины:
        - Все.
        Это последнее, что я помню. Это слово эхом отдается в моей голове. Жужжащий жар зарождается глубоко внутри меня, отдаваясь волнением внизу живота. Я знаю, что должна уйти, пока он не проснулся, но не уверена, что мои ноги снова не подогнутся. Я слишком потрясена, слишком одержима этим последним маленьким словом.
        Дориан снова двигается, прижимаясь своими бедрами ближе к моим. Рукой он скользит к моему животу, под ткань блузки. Тогда я понимаю, что она не заправлена в юбку. Прошлой ночью, прежде чем последовать за Дорианом, я покинула свою комнату в такой спешке, что просто набросила блузку поверх сорочки, которая теперь является единственным препятствием, отделяющим его руку от моей плоти. Дориан медленными, тяжелыми, исходящими из глубин его сна движениями поднимается выше и выше, пока не добирается прямо до складки под одной из моих грудей. Там его рука замирает, и я чувствую, как его лицо оказывается прямо у моей шеи. Его губы так близко к моему уху, что, когда он издает усталый стон, этот звук посылает дрожь моего позвоночника до самых пальцев ног. Тепло, образовавшееся между моих бедер, обжигает, поэтому я крепко сжимаю их, игнорируя звук тяжелого дыхания Дориана на моей шее.
        А потом оно останавливается.
        Дориан застывает позади меня, рука под моей грудью напрягается.
        Я проклинаю себя за то, что упустила шанс уйти раньше. Что со мной не так? Я должна была сбежать в тот момент, когда только открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в незнакомом помещении. А теперь мне придется иметь дело с тем, что будет дальше.
        Дориан выпрямляется и вскакивает с кровати. Я делаю то же самое, изображая шок, который вижу в его глазах.
        - Почему, черт возьми, ты в моей постели? - спрашивает он. Его грудь тяжело вздымается.
        В попытке защититься я поднимаю руки.
        - Я не хотела оставаться.
        Он несколько раз моргает, глядя на меня. Момент, когда к нему приходит осознание, принося с собой воспоминания о прошлой ночи, становится очевидным, потому что именно тогда он опускает голову и потирает переносицу. Его щеки пылают.
        - Какого черта, искусительница? - бормочет Дориан.
        Воспользовавшись выпавшим шансом, я отступаю к двери.
        - Я сейчас же уйду.
        Он поднимает голову и пронзает меня свирепым взглядом.
        - Что ты задумала? - Его взгляд становится острым, а в тоне слышится подозрение. - Неужели ты… все это подстроила? Так ты решила выиграть конкурс? Обманом заставив меня запятнать твою добродетель, чтобы я по долгу чести был обязан на тебе жениться?
        - Ты не запятнал мою добродетель.
        - Тогда осквернил твою репутацию.
        Я бросаю на него свирепый взгляд, в моей крови кипит ярость.
        - Моя репутация не будет осквернена, потому что никто не узнает, ты, проклятый моллюск, сын гарпии! - заявляю я сквозь стиснутые зубы.
        - Проклятый моллюск, - повторяет он себе под нос с озадаченным выражением лица.
        - Отвернись и закрой глаза, - шиплю я дрожащим от попытки держать себя в руках голосом.
        - Зачем?
        - Таким образом, если кто-нибудь спросит, видел ли ты, как я выходила из твоей комнаты, ты сможешь сказать «нет».
        - Кто будет спрашивать об этом? К тому же какое это имеет значение? Я же не фейри, а значит, могу солгать.
        Мне нужно, чтобы он закрыл глаза, потому что не собираюсь уходить через дверь. Должно быть, наступило утро, а значит, члены братства уже свободно передвигаются по церкви. Чтобы выбраться отсюда незамеченной, мне придется совершить еще одно путешествие в Двенадцатое королевство. Я запинаюсь, пытаясь найти оправдание.
        - Что, если моя юбка порвана и… и я не ношу нижнего белья?
        С выпученными глазами Дориан делает шаг назад.
        - Где твое нижнее белье?
        - Просто отвернись! - почти кричу я.
        Наконец, он делает, как ему велено. Я открываю и закрываю дверь, просто чтобы он услышал, после чего бесшумно соскальзываю в фиолетовое царство.
        Глава XXIX
        Два часа спустя Подаксис шаркает по полу моей спальни.
        - Дела идут плохо, Мэйзи, - говорит он голосом, полным паники.
        Я сижу на кровати и, нахмурив брови, смотрю на разворот «Ежедневного иллюминатора», газеты, которая, как Подаксис утверждает, является самым популярным источником сплетен в городе. Там я нахожу статью Глинта МакКриди с подробным описанием конкурса невест. На одной стороне я вижу портрет Дориана, тот самый, что украшал вывеску перед церковью, а на другой - несколько портретов некоторых участниц. В верхней части страницы - Ванесса, за ней следует Грета Гартер и наконец… я. Но не только. Меня обнимает Дориан, фото сделано в финале моего катастрофического выступления на Демонстрации женских достижений. Не будь я так подавлена, восхитилась бы технологиями Звездного королевства, позволяющими показать фотографии, сделанные менее двадцати четырех часов назад.
        С гримасой я читаю заголовок над фотографией. «Морская принцесса-шелки или коварная королева драмы?» Читать то, что написано в сопровождающем заголовок тексте, просто невыносимо. Я со стоном складываю газету и отбрасываю ее в сторону, а затем снова падаю на кровать.
        - По крайней мере, я попала в газеты, - бормочу я. - Это же должно что-то значить, верно? О Брайони или Джози, например, они даже не потрудились написать.
        - Это только выставляет тебя в негативном свете, - возражает Подаксис. Он забирается на кровать и щелкает клешнями. - Это еще не все. С твоим именем в газетах новости точно скоро дойдут до твоего отца.
        При мысли об этом мое сердце сначала наполняется надеждой и самой наивной верой в то, что скоро правитель Морского королевства ворвется в город и спасет меня.
        Но он не может.
        Он ничего не может сделать.
        Согласно сделке, которую он заключил с моей матерью, теперь я принадлежу ей. Теперь я подданная неблагого двора Морского королевства. Если верить Нимуэ, даже будь у отца право вернуть меня, он не обладает достаточной силой, чтобы снять проклятие, которое она наложила.
        - Кроме того, - говорит Подаксис, - я считаю своим долгом передать то, что мне удалось подслушать.
        Я перекатываюсь ближе к своему другу и приподнимаюсь на локте.
        - Что же ты слышал?
        - Сегодня утром Дориан попросил отца Виктора оставить личную встречу с тобой напоследок. До твоей… гм… ночной экскурсии ты значилась в списке первой. - Подаксису известны только некоторые детали моей так называемой экскурсии. Я не осмелилась рассказать другу, что случайно провела ночь в комнате Дориана, в его постели, в его объятиях…
        Я качаю головой и переключаю свое внимание на лист бумаги, лежащий рядом с моей тарелкой для завтрака. На нем отмечено время сегодняшнего свидания с Дорианом. Семь вечера, в то время как Церемония благословения состоится в восемь. Дориан не даст мне и секунды, чтобы передохнуть. Означает ли это, что он намерен сократить время нашей встречи? Возможно, это будет простое прощание и предварительное предупреждение о том, что сегодня вечером он отправит меня домой?
        - Я также слышал, как отец Виктор сказал, что для жены брата Святого Лазаро ты немного неотесанная. А также ты недостаточно покорна, так что он не уверен, что твою душу можно спасти. Похоже, когда дело доходит до мнения церкви, ты наименее подходящая кандидатура. Безусловно, Ванесса - фаворитка церкви, в то время как Грета - любимица публики.
        Я сажусь, сгорая от негодования.
        - Так значит, отец Виктор сказал, что «мою душу нельзя спасти»? Как он может идти в ногу со временем, если все еще говорит о женском подчинении и спасении душ фейри?
        Подаксис пожимает плечами.
        - По крайней мере, он сказал, что ты ему действительно нравишься.
        Я замираю, и мой пульс учащается.
        - Дориан так сказал?
        - Нет, отец Виктор. Он говорит, что ты милая, умная девочка.
        - Не знаю, называли ли меня раньше милой, - говорю я, пытаясь игнорировать то, как сжимается мое сердце.
        Подаксис вздыхает.
        - Мэйзи, все только усугубляется. Прошлая ночь была идеальным шансом. Тебе следовало…
        - Знаю.
        Он колеблется, прежде чем спросить:
        - Тогда почему ты этого не сделала?
        Я встаю и складываю руки на груди, поворачиваясь к своему другу спиной.
        - Сделать подобное не так просто, ясно? Я думала, что справлюсь, но это не так.
        Подаксис сползает с кровати и обходит вокруг, пока не оказывается прямо передо мной. Его тон смягчается.
        - Я знаю, что тебе тяжело. Убийство вообще не должно быть легким. Будь это так, ты бы не пустилась в бега, а присоединилась к Сестрам Черного Угря. Но ты умрешь, если не сделаешь этого.
        - Мне это известно, - бурчу я себе под нос.
        - Точно? Потому что время, которого у тебя не так много, уходит. Так что ты не имеешь права упускать такой шанс, как прошлой ночью. Убийство - грязное дело, но ты должна помнить, что оно было санкционировано Советом Альфы. Твоим отцом…
        - Что, если они ошибаются? - Слова слетают с моего языка быстрее, чем я успеваю их осмыслить. Но теперь, когда я произнесла их, я могу с таким же успехом признать их истинность. На меня нахлынули воспоминания о прошлой ночи, о грустной улыбке Дориана и о том, как он признался, что его мать умерла.
        - Что, если Совет Альфы ошибается насчет него?
        - Он сам признался, что убил фейри.
        - Даже Нимуэ признала, что это расценили как самооборону.
        - Допустим, так и есть. Что тогда, Мэйзи? Что ты собираешься делать? Обсудить этот вопрос с Советом Альфы, прежде чем проклятие убьет тебя? Или ты решила пожертвовать собой?
        Слова Подаксиса отрезвляют меня так, что мой желудок закручивается узлом. Мне нечего сказать, потому что он прав.
        Мой друг продолжает стучать когтями по полу, пока расхаживает передо мной.
        - Никогда не думал, что настанет момент, когда я буду поощрять чье-либо убийство. Окажись мы в любой другой ситуации, я бы посоветовал тебе сделать все возможное, чтобы никому не навредить. Но в данном случае, если не выполнишь условия сделки, расплатишься собственной жизнью. Я не смогу… Не смогу смириться с твоей смертью. Пусть мы и не связаны кровными узами, ты моя сестра, Мэйзи. Если ты умрешь, потому что не смогла убить какого-то беглеца, думаю, часть меня умрет вместе с тобой.
        Мое сердце разрывается, а в горле внезапно саднит. Я помню, как увидела его в раздевалке с Надей, рассмотрела его влюбленность и получила дополнительную мотивацию для достижения успеха. Я не могу разбить сердце Подаксиса, позволив проклятию забрать мою жизнь. Кроме того, если не справлюсь со своим заданием, нет никакой гарантии, что кто-то другой не придет, чтобы закончить работу до того, как Дориан женится. У Нимуэ есть и другие, гораздо более способные убийцы. Она выбрала меня для этой миссии по одной-единственной причине - чтобы наказать.
        Я делаю глубокий вдох и опускаю плечи.
        - Ты прав, Подаксис. Я попала в эту переделку по собственной вине, но теперь, когда я здесь, у меня не так много вариантов: либо я убью его, либо умру сама. К тому же, как только сделаю это, мне больше не придется никого убивать. Проклятие будет снято. Моя темная магия исчезнет. Я получу свободу.
        Я ожидаю, что слово «свобода», как обычно, взбодрит меня, но этого не происходит. На этот раз за ним следует вопрос: познаю ли я когда-нибудь истинную свободу, если совершу такое темное преступление?
        Невольное убийство Лютера не в счет. Я совсем не хотела его убивать.
        Но с Дорианом….
        Это будет настоящим убийством.
        Санкционированная Советом Альфы или нет, его смерть останется на моей совести. Тошнота подкатывает к моему горлу, а ноги начинают дрожать. Просто чтобы не упасть, я сутулюсь на кровати.
        - Как же я это ненавижу, - шепчу я, смаргивая непролитые слезы.
        Подаксис успокаивающим жестом похлопывает меня по лодыжке.
        - Знаю, Мэйзи, знаю. Но ты так близка к цели. Если сможешь еще раз остаться с ним наедине так же, как прошлой ночью, он обязательно поцелует тебя. По крайней мере, ясно, что ты ему нравишься.
        Я презираю то, как от этих слов теплеет в моей груди. Шмыгнув носом, отбрасываю все мысли, которые делают меня слабой, и поднимаюсь на ноги. Нравится мне это или нет, пришло время сформулировать план. Покусывая большой палец, я меряю шагами свою комнату. Как бы сильно ни сжималось мое сердце при мысли об этом, я знаю, что Подаксис прав: Дориана влечет ко мне. По крайней мере, когда он пьян. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его танцевать со мной. Пусть его признание о том, как ему понравилось быть моим партнером, было вызвано одурманенным состоянием, в нем все же должна содержаться доля правды. Так ведь? Прошлой ночью, несмотря на игривое настроение, временами он становился мрачен и делился со мной вещами, которые совсем не казались лживыми.
        Например, о смерти его матери.
        О сестрах, которые зависят от него.
        Нет, об этом мне лучше не думать.
        Вместо этого я сосредоточусь на том, как он прижимал меня к себе, когда мы танцевали. Как держал меня за руку.
        Должен быть способ использовать это слабое влечение, которое он испытывает ко мне.
        Будь в моем распоряжении всего одна ночь, чтобы по-настоящему довести его до благоговейного трепета, произвести на него впечатление, соблазнить его… Я поворачиваюсь к Подаксису.
        - У меня появилась идея.
        В семь вечера я иду на запланированное свидание с Дорианом, на этот раз в церковную библиотеку - комнату, в которой я еще не была. Посвященный Джереми ведет меня и Подаксиса, снова выступающего в роли моего компаньона, к двойной двери в конце коридора. Мальчик распахивает их и приглашает нас внутрь, после чего закрывает их за нами. Вряд ли достойная своего названия, библиотека больше похожа на маленькую пыльную комнату, пахнущую высохшей бумагой. С одной стороны расположены четыре ряда книжных полок, на которых, кажется, нет ничего, кроме религиозных текстов, а с другой - зона отдыха. Там, стоящим перед стулом, я нахожу Дориана с заложенными за спину руками. Я встречаюсь с ним взглядом, но не могу прочесть выражение его лица. Он снова носит ту холодную, бесстрастную маску, которая отражается в его напряженной позе и вздернутом подбородке.
        Тем не менее я не могу смотреть на него, не вспоминая о том, как мы проснулись этим утром. Его тело, прижатое к моему. Его дыхание, ласкающее мой затылок. Его рука, скользящая вверх по моему животу…
        У меня перехватывает дыхание, но я делаю все возможное, чтобы успокоиться, пока Подаксис спешит к книжным полкам. Глубоко вздохнув, я направляюсь к Дориану.
        - Ваше высочество, - говорит он болезненно официальным тоном, - как приятно видеть вас сегодня вечером. Глинт МакКриди скоро…
        - Нет, - прерываю я, подходя к нему с высоко поднятой головой. - В этом нет необходимости. Я хочу перенести встречу.
        Удивление искажает его холодные черты, и он откидывает голову назад.
        - Прошу прощения?
        - Я хочу, чтобы наше свидание состоялось после сегодняшней Церемонии благословения.
        Он усмехается.
        - Откуда ты знаешь, что все еще будешь здесь после церемонии?
        - Потому что ты точно захочешь присутствовать на нашей встрече.
        - Сомневаюсь.
        С ухмылкой я лезу в карман юбки, достаю два билета и держу их прямо перед его лицом.
        Глаза Дориана расширяются, когда он читает:
        - Эммет против Гастингса. У тебя есть билеты на сегодняшний матч? - Он пытается схватить один, но я вырываю их и засовываю обратно в карман.
        - Да. Учитывая, что билеты уже распроданы, тебе придется пойти со мной. Если хочешь увидеть матч.
        Было рискованно предполагать, что он еще не купил билеты. Основываясь на мюзик-холле, который он выбрал прошлой ночью, я почти уверена, что он предпочитает менее людные места. Умный ход для того, кто тайком покидает безопасное убежище.
        Дориан смотрит на меня сквозь полуопущенные веки.
        - Даешь мне взятку, чтобы я не отправил тебя домой сегодня вечером?
        Я делаю шаг навстречу и позволяю ярости засиять в моих глазах:
        - Нет, даю тебе шанс загладить вину за то, каким образом ты обошелся со мной сегодня утром. Знаешь, я ведь не была обязана помогать тебе прошлой ночью. Если бы не я, ты бы сломал себе шею, упав с лестницы.
        На долю секунды выражение его лица смягчается, прежде чем снова стать недоверчивым.
        - Я заглажу свою вину, сопроводив тебя на боксерский матч? Тебе вообще нравится бокс?
        Я легкомысленно пожимаю плечами.
        - Слышала, это очень важный матч. К тому же ты должен помнить, что мне нравятся мышцы. - Я хлопаю ресницами, пока мои губы растягиваются в улыбке. И тут с благоговением и ужасом я осознаю, что флиртую. Понятия не имела, что способна на это.
        Явно обдумывая мое предложение, Дориан прикусывает уголок губ. Некоторая напряженность покидает его позу, а плечи опускаются, но его слова пропитаны сожалением:
        - Я не должен покидать церковь.
        - Разве раньше тебя это останавливало? - понижаю я голос. - Ты сказал, что ходил в клуб «Скорпиус» пять вечеров подряд. Матч состоится в полночь. Уверена, ты сможешь улизнуть.
        Он отводит туманный взгляд в сторону и начинает притопывать.
        - Меня не должны видеть. Ты, как никто другой, должна понимать почему.
        - Никто тебя не узнает, - шепчу я. - Надень повседневную одежду, как прошлой ночью. Прихвати с собой шляпу.
        Дориан снова покусывает губу, не сводя глаз с моего кармана. Затем он издает смиренный стон.
        - Семь кругов ада, почему именно Эммет против Гастингса?
        - Так ты согласен? - спрашиваю я с полной надежды улыбкой.
        - Согласен, - кивает он. Мы встречаемся взглядами, и я чувствую себя пойманной в ловушку. Следующие слова Дориан произносит мягко: - Ты все еще остаешься для меня загадкой.
        - Что ты имеешь в виду?
        Некоторое время он ничего не говорит, просто смотрит на меня. После чего пожимает плечами, и выражение его лица снова становится холодным.
        - Не знаю. Просто не могу перестать задаваться вопросом, союзник ты мне или враг.
        Внутренности скручиваются узлом, но я пытаюсь ответить на его слова небрежным смехом.
        - Что заставляет тебя думать, что я твой враг?
        - Ваша просьба перенести свидание принята, - говорит Дориан, полностью игнорируя мой вопрос. - Встретимся у арены. - С этими словами он отвешивает мне пренебрежительный поклон.
        Я коротко киваю в ответ.
        - Тогда хорошего вам вечера. - Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь на каблуках и выхожу из библиотеки, Подаксис следует за мной по пятам. Мы не разговариваем, пока не добираемся до моей комнаты и не закрываем дверь.
        - Все прошло хорошо, - оценивает Подаксис.
        - Он меня раскусил, - говорю я, направляясь к шкафу. - Возможно, это мой последний шанс. Все должно произойти сегодня вечером.
        - Уверена, что сможешь это сделать?
        - Да, - я распахиваю дверцы шкафа. - С некоторой помощью, конечно. Никогда не думала, что скажу это, но пришло время достать платье.
        - Достать платье? Какое платье?
        - Это, - говорю я и достаю блестящий наряд, который взяла только потому, что Надя настояла.
        - Ты наденешь это на Церемонию благословения? - поморщившись, спрашивает мой друг.
        - Конечно, нет. Я надену его на боксерский матч. Если оно действительно такое соблазнительное, как говорит Надя, Дориан не сможет решить, смотреть ли ему на меня или на ринг.
        Подаксис постукивает своими клешнями, немного отступая назад.
        - Ты выглядишь так, будто собираешься на войну.
        - Так и есть, - говорю я. Потому что сегодня вечером битва состоится не только между Эмметом и Гастингсом.
        Но и между мной и Дорианом.
        Между жизнью и смертью.
        Между добром и злом.
        Между моей головой и моим сердцем.
        Так что это платье, возможно, лучшее оружие, что у меня есть.
        Глава XXX
        Незадолго до полуночи я направляюсь к арене «Изумрудная комета». Я плотнее закутываюсь в пальто - длинное, цвета сливы, с отделкой из соболиного меха - и пытаюсь не думать о возмутительно легком платье, которое спрятано под ним. Увидев в зеркале, как мерцающий шелк облегает каждый изгиб моего тела, я несколько раз порывалась переодеться. Существует большая вероятность, что Дориан будет оскорблен моим нарядом, что идет вразрез с моими намерениями. Тем не менее есть более важные вещи, о которых следует подумать. В первую очередь, придет ли Дориан вообще. Пока я иду от Лебединой улицы к улице Галлея, его нигде не видно. Хотя я снова и снова выглядывала из окна, прежде чем покинуть церковь, я не заметила, чтобы он вышел раньше меня. В любом случае он мог уйти гораздо раньше или сразу следом за мной. И все же я не могу избавиться от страха, что он не придет. Что он блефовал, когда сказал, что согласен на эту встречу.
        Хотя зачем ему блефовать? Пытайся он подставить меня, просто отправил бы домой во время Церемонии благословения несколько часов назад.
        Чего Дориан не сделал.
        Я все еще участвую в конкурсе.
        Воспоминание о сегодняшней церемонии заставляет мои плечи стать такими же напряженными, какими они были во время нее. Я не только волновалась, что нахожусь на волосок от исключения, но и когда отец Виктор обратился к аудитории с обзором того, что произошло вне поля зрения общественности - в основном, с обычными краткими сведениями о свиданиях Дориана, - я в ужасе ожидала того, что Глинт МакКриди или какой-нибудь другой репортер прервут священника, чтобы сообщить, что нас с Дорианом заметили в клубе «Скорпиус».
        К счастью, ничего подобного не произошло, а Виктор проанализировал мое взаимодействие с Дорианом простым: «Им понравилась очень короткая беседа об атлетическом спорте».
        Я усмехаюсь, вспоминая легкую ухмылку, которую заметила на лице Дориана после того, как отец Виктор произнес это. «Очень короткая беседа об атлетическом спорте». Это, безусловно, был самый скучный отчет Виктора о сегодняшних свиданиях. Например, с Брайони Дориан обсуждал свои самые странные сны, с Гретой - лучшие театральные постановки, а Джози играла для него на пианино. С другой стороны, свидание с Ванессой превратилось в часовое чтение Священного Писания. Однако Виктор представил это как самую очаровательную вещь в мире. Полагаю, любой священник так бы и подумал.
        Но что думает Дориан?
        Нравится ли Ванесса ему так же сильно, как и церкви?
        Я выбрасываю этот вопрос из головы. Какая разница, что он думает? Важно то, что я все еще участвую в конкурсе и могу выполнить свою миссию. Важно то, что сегодня вечером домой отправили Джози, а не меня. Очевидно, она и ее прелестная игра на пианино мало кому понравились, потому что именно она получила белую маргаритку, в то время как остальным достались желтые. Однако, по словам Подаксиса, она вернулась домой не с пустыми руками. Ходят слухи, что перед отъездом она получила предложение от брата Кристофера и ответила согласием.
        Полагаю, для нее все сложилось хорошо. Я помню, как в ту первую ночь, когда все конкурсантки оказались в моей комнате, она сказала, что готова выйти замуж за кого угодно. Оказывается, ее кто угодно - Кристофер. Он не казался таким уж плохим, когда сидел рядом со мной за ужином.
        Когда я приближаюсь к арене, тротуар заполнен выстроившимися в очередь под шатром посетителями. Здесь собрались самые разные гости, от людей, что нарядились в цилиндры и вечерние платья, до фейри с заостренными ушами и яркими костюмами. Не все одеты с иголочки. Я замечаю множество посетителей, чьи наряды едва ли лучше уличных оборванцев. При дальнейшем осмотре я понимаю, что здесь присутствуют даже несколько неблагих фейри, в том числе группа голубых огоньков, четыре фиолетовых пикси и пука[5 - Пука - согласно легенде, является ловким оборотнем, способным принимать различные - страшные или приятные - формы, и может обернуться лошадью, кроликом, козой, гоблином или собакой. Независимо от того, какую форму принимает пука, шерсть его почти всегда темная. Существо якобы чаще всего принимает форму гладкошерстной черной лошади с развевающейся гривой и светящимися золотыми глазами.]. Последний нетерпеливо топает копытами всякий раз, когда очередь перестает двигаться. Я удивлена увидеть здесь фейри. Хотя я мало что знаю о боксе, мне всегда казалось, что это в первую очередь человеческий вид спорта.
Очевидно, моему виду нравится наблюдать, как люди избивают друг друга.
        В поисках Дориана я оглядываю тех, кто еще не выстроился в очередь, но нигде его не вижу. Мой желудок сжимается. Неужели он действительно позволил мне пройти еще один раунд соревнований только для того, чтобы выставить меня на посмешище?
        В этот момент кто-то кладет руку мне на плечо, и я вздрагиваю. Резко обернувшись, обнаруживаю позади себя Дориана. При виде него мое сердце переворачивается. Не то чтобы он выглядит иначе, чем прошлой ночью. Он снова одет только в брюки и рубашку с короткими рукавами. Никакого жилета, пиджака или галстука. Единственное дополнение - коричневая твидовая кепка, которая напоминает мне ту, которую я люблю носить, переодеваясь мальчиком. Его волосы по бокам подстрижены так коротко, что единственным признаком темных локонов является скопление беспорядочных волн прямо под козырьком.
        - Привет, - произносит он ровным голосом. Выражение его лица пустое, граничащее с раздражением. Если он действительно взволнован предстоящим матчем, то отлично это скрывает.
        - Ты пришел, - говорю я, улыбаясь.
        Но Дориан не улыбается в ответ.
        - Я же сказал, что приду.
        Я сжимаю челюсти, чтобы не сказать, что предпочитаю, когда он пьян. По крайней мере, тогда он добр ко мне. Остается только надеяться, что мой план на сегодняшний вечер не провалится с треском. Этим утром предположение о том, что Дориана хоть немного влечет ко мне, казалось логичным. Что где-то под алкоголем прошлой ночью, когда он кружил меня и улыбался так, будто я была единственной девушкой в мире, скрывалась правда.
        Но теперь, когда вернулось его ледяное поведение… Я начинаю думать, что прошлая ночь действительно была последним шансом, когда он мог поцеловать меня. Каким-то образом я знаю, что сегодня вечером даже блестящее платье не привлечет его внимания. Меня охватывает паника, я испытываю искушение бросить все и убежать обратно в церковь. Тем не менее это чувство оказывается мимолетным, его смывает глубокое понимание того, что мне придется приложить все усилия и пройти через это.
        Иначе я умру.
        - Пойдем? - спрашиваю я.
        Дориан кивает, и мы направляемся в конец очереди. Кажется, будто все вокруг увлечены оживленной болтовней о матче, но мы с Дорианом молча стоим бок о бок. Дюймы, разделяющие нас, кажутся тяжелым железом. Краем глаза я замечаю каждое его движение, то, как он прячет руки в карманы. Это создает странный контраст в его позе - беззаботная сутулость с негнущимися, выдающими его дискомфорт руками. Даже его молчание кажется тяжелым. Тем временем я не могу остановить свое бешено колотящееся сердце. Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица, но не могу перестать покусывать внутреннюю сторону своих покалывающих губ. К тому же мои щеки горят без всякой на то причины.
        Мы продвигаемся на несколько мест вперед. Я прочищаю горло и пытаюсь завязать светскую беседу.
        - Ты… ты ходил в клуб «Скорпиус» сегодня вечером?
        Дориан вздыхает, отказываясь смотреть на меня. Когда он отвечает, его слова звучат все так же безэмоционально.
        - Нет. Сегодня вечером я не планирую напиваться.
        Исчезает всякая надежда привести его в легкомысленное, беззаботное состояние. Подаксис был прав. Я совершила большую ошибку, не воспользовавшись возможностью, когда она у меня была. Он ни за что не поцелует меня. Я сжимаю челюсти и смотрю на Дориана, оценивая расстояние между нами. Каковы шансы на успех, если я наброшусь на него прямо сейчас, прежде чем успеет меня остановить? С руками в карманах…
        - Что? - спрашивает Дориан наконец, переводя взгляд на меня. Когда наши глаза встречаются, его грудная клетка приподнимается, как если бы у него перехватило дыхание. Его поза становится еще более напряженной, чем раньше. - Почему ты так на меня смотришь?
        Я отворачиваюсь.
        - Я на тебя не смотрю.
        - Но смотрела.
        - Разве это преступление?
        Дориан на мгновение замолкает.
        - Иногда ты так смотришь на меня, что это действительно кажется незаконным.
        Я не знаю, что на это сказать, поэтому молчу. Но теперь он смотрит на меня, и от его пристального взгляда сама начинаю напрягаться.
        С очередным вздохом Дориан отводит глаза в сторону.
        - Мне нравятся твои волосы, - бормочет он.
        Я так удивлена услышанным, что не могу удержаться и смотрю на него снова.
        - Правда?
        - Кажется, ты шокирована этим.
        Потому что так и есть. Я пыталась завить волосы шпильками, которые Надя упаковала для меня, но у меня не получилось ничего, даже отдаленно напоминающего ее гладкие волны. По-видимому, для этого требуется больше пары часов. Так что я просто встряхнула розовые пряди и по старинке заправила одну сторону гребнем в форме ракушки.
        - Я думала, что вышло немного неаккуратно.
        - Еще как, - говорит Дориан, но затем уголки его губ приподнимаются, давая мне возможность увидеть другую его версию. Он снова встречается со мной взглядом. - Но мне нравится их растрепанность. И цвет. Розовый… действительно хорош.
        Мои щеки горят, и я улыбаюсь в ответ. Мне хочется что-то сказать, возможно, что мне тоже нравятся его волосы, но вместо этого я только поджимаю губы. Теперь, когда заставила его улыбнуться, следует сделать все возможное, чтобы ничего не испортить.
        - Простите, - возмущенно произносит мужчина позади нас.
        Я моргаю несколько раз, понимая, что мы с Дорианом все еще смотрим друг на друга, совершенно упуская из виду, что очередь продвинулась вперед еще на несколько мест.
        - Прошу прощения, - бросает Дориан через плечо, и мы делаем несколько шагов вперед. В следующий раз, когда я смотрю на него краем глаза, он кажется более расслабленным. Выражение его лица стало мягче, а усмешка все еще приподнимает его губы. Этого достаточно, чтобы я успокоилась.
        На мгновение я могу притвориться.
        Что никакой миссии нет и я на настоящем свидании.
        Что юноша рядом со мной любит меня больше, чем кто-либо другой в этом мире.
        Что мне не нужно его убивать.
        Внутри арена просто огромна. В центре возвышается боксерский ринг, окруженный многоуровневыми сиденьями. Частные смотровые ложи расположены этажом выше, а над ними дополнительные места, с которых ринг, должно быть, выглядит совсем крошечным. Учитывая, что я купила билеты сегодня, когда они почти были распроданы, нам предстоит сидеть именно там. В билетах, которые я показала Дориану сегодня утром, действительно были указаны места высоко на стропилах. Тем не менее, пока мы стояли в очереди, потребовалось всего несколько карманов и самая элементарная ловкость рук, чтобы приобрести пару билетов получше.
        Мы направляемся к нашим местам, расположенным в одном из последних рядов яруса первого этажа. Протискиваясь мимо нескольких других посетителей, мы находим нужные кресла. Дориан немедленно садится, но я колеблюсь. Сейчас самое время показать платье, но я не уверена, что готова.
        Дориан поднимает на меня взгляд.
        - Чего ты ждешь?
        Я делаю глубокий вдох и начинаю расстегивать пуговицы своего пальто.
        - Я… мне жарко. Я не лгу, но это не имеет никакого отношения к температуре внутри арены.
        - Разве тебе не следовало оставить пальто в раздевалке? - рассеянно протягивает он, больше не глядя на меня.
        - Возможно, - отзываюсь я, но когда мы проходили мимо гардеробной, я была не готова снять пальто. Даже сейчас я испытываю искушение остаться в нем, но раз уж я решила надеть это дурацкое платье, то, чертовы ракушки, Дориан его увидит.
        Наконец-то расстегнув пуговицы, я снимаю пальто и кладу его на сиденье.
        Дориан приподнимается со своего места.
        - Что, черт возьми, на тебе надето?
        - Платье.
        Мою кожу покалывает во всех неприкрытых местах, тех местах, на которые сейчас смотрит Дориан. На лифе переливающегося платья достаточно ткани, чтобы прикрыть грудь, но он не соединяется с подолом, пока не достигает моего пупка. Поэтому мои ключицы, область декольте и верхняя часть туловища остаются открытыми, исключая возможность надеть корсет. Глаза Дориана становятся все шире, пока он осматривает меня. Сложно сказать, доволен ли он или испытывает отвращение. В любом случае я не могу не задаться вопросом, что бы он подумал, увидев мою спину. Тонкие шелковые бретельки платья сходятся на шее, оставляя спину открытой, если не считать перекрещивающихся с одной стороны на другую нитей жемчуга. Сверху свисают дополнительные жемчужины, создающие импровизированные рукава-колпачки. Будет настоящим чудом, если я переживу ночь, случайно не зацепившись за что-нибудь и не разбросав жемчужины по всей арене.
        Дориан несколько раз моргает и шепчет:
        - Это вряд ли можно назвать платьем.
        - Ну я же фейри. Мне не нужно носить одежду, которая прикрывает каждый дюйм моего тела. - Хотя прямо сейчас мне бы очень этого хотелось. По крайней мере, я надела длинные перчатки до локтя. Притворяясь вполне уверенной в себе особой, я высоко поднимаю подбородок и опускаюсь на свое место. После чего легкомысленно обвожу рукой зрителей вокруг нас.
        - Посмотри, как одеты остальные. Я не единственная, кто носит вечернее платье.
        - Вечернее платье… Это не… - Все еще полусидя, Дориан несколько раз сжимает и разжимает кулаки.
        Я встречаю его взгляд с невинным выражением лица.
        - Не хочешь присесть?
        Пробормотав проклятие, он плюхается на сиденье рядом со мной и потирает лоб.
        - Не могу поверить, что ты надела что-то подобное, - бормочет он.
        - А что не так с этим платьем? - хлопаю я ресницами. Теперь его дискомфорт доставляет мне удовольствие.
        - Оно оставляет очень мало пространства для воображения.
        Я издаю смешок.
        - Значит ли это, что я лишаю тебя удовольствия воображать меня?
        Дориан наклоняется ко мне и понижает голос.
        - Когда ты рядом… выглядя так… Мне даже не нужно ничего воображать. - Его горло сжимается, и слова, кажется, отказываются срываться с языка. Дориан скользит взглядом по тонким шелковым бретелькам, по жемчугу, накинутому на мои плечи, после чего демонстративно отводит взгляд. Прочищая горло, он неловко ерзает на стуле.
        Подавив усмешку, я явно слишком демонстративно оглядываюсь по сторонам. После чего пожимаю плечами.
        - Не вижу, чтобы кто-нибудь на меня смотрел. - Говоря это, я чувствую, как Дориан впивается взглядом в мой профиль. Я медленно поворачиваюсь к нему. В темных радужках его глаз виднеется тепло, которого я раньше не замечала. Я не планирую произносить следующие слова с придыханием, но все же делаю это. - Кроме тебя.
        - Ты и святого выведешь из себя, - говорит Дориан, но его словам не хватает ожидаемой резкости. Он почти шепчет, его голос такой низкий, что отдается эхом в моих костях. В его глазах нет гнева. Только огонь и трепет. Вид настолько опьяняющий, что никто из нас не замечает выходящих на ринг бойцов. Только когда раздается гонг, мы оба вздрагиваем и бросаем взгляд в центр арены, где уже начался матч.
        Глава XXXI
        Как бы сильно я ни восхищалась внешними данными бойцов, я никогда не видела боксерского поединка. Я ожидаю, что возненавижу увиденное, не смогу даже смотреть, - особенно рядом с Дорианом - не думая об отвратительном подпольном клубе Астерна Арико. Так что я удивляюсь, как быстро меня увлекает происходящее. Двое мужчин, Эммет и Гастингс, одетые только в льняные шорты и мягкие перчатки, кружат вокруг друг друга, подпрыгивая, извиваясь и обмениваясь ударами. Когда звучит гонг, знаменующий окончание раунда, они возвращаются в свои углы, где пьют воду и бросают на противника свирепые взгляды. Затем, когда начинается новый раунд, они поднимаются на ноги и приступают к новой схватке.
        В течение первых двух раундов Дориан сидит, откинувшись на спинку стула с выражением притворной скуки на лице. Его челюсти плотно сжаты, он не смотрит на меня, не разговаривает. По мере того как продолжается матч, он, кажется, решает сменить не очень впечатляющую тактику и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. Вскоре, когда мужчины наносят особенно впечатляющие удары, он не в силах удержать восклицаний, большинство из которых я не могу классифицировать как ругательство или похвалу.
        Наконец, бросив в мою сторону несколько взглядов, он наклоняется ближе.
        - Ты понимаешь, что происходит?
        - Почему ты думаешь, что не понимаю? - усмехаюсь я.
        Уголок его рта приподнимается.
        - Ну, так понимаешь?
        - Немного.
        - Хочешь, чтобы я объяснил?
        Сначала я порываюсь отказаться и заявить, что прекрасно могу разобраться в тонкостях кровавого спорта сама. Но я привела его сюда не для того, чтобы спорить. Мы здесь, чтобы я соблазнила его, так что его вопрос дает мне шанс улучшить ту атмосферу, что царила между нами до сих пор. Кроме того, в его глазах светится надежда, так что я киваю.
        Просияв от моего согласия, Дориан наклоняется немного ближе.
        - Мужчина с рыжими волосами - Эммет - действующий чемпион мира в супертяжелом весе. Темноволосый - Гастингс - претендент на данный титул. Он просто потрясающий.
        Я снова смотрю, как бойцы обмениваются ударами. Примерно одинакового телосложения и роста, они отличаются широкими плечами, выпуклыми бицепсами и бедрами толщиной со стволы деревьев. Я не могу не отметить, что предпочитаю мускулатуру Дориана, но эту мысль лучше оставить без внимания.
        Эммет нацеливается на живот Гастингса, но тот, с легкостью уклоняясь, отскакивает в сторону.
        - Гастингс довольно быстр, верно? - говорю я Дориану.
        - Так и есть. Он мог бы бегать вокруг Эммета кругами, но он понимает, что нужно беречь силы.
        - Значит, ты болеешь за Гастингса?
        - А как же. Однажды, на выходных в Бреттоне, я видел его поединок. Говорю тебе, он - следующий чемпион. - Дориан смотрит на меня с широкой улыбкой. Я вижу, он действительно наслаждается происходящим и больше не пытается притворяться равнодушным. - А за кого ты болеешь?
        На мгновение наши взгляды встречаются, и при виде его легкой улыбки я чувствую, как мой пульс учащается. От перемены в его поведении у меня почти захватывает дух. Я снова обращаю свое внимание на ринг.
        - Я еще не решила.
        Матч продолжается, и Дориан объясняет мне, какой удар является джебом, кроссом, апперкотом или прямым правыми. Проходит не так много времени, прежде чем я признаюсь, что тоже болею за Гастингса. Его скорость, сравнимая только с силой его ударов, впечатляет. Эммет тоже неплох. Когда Гастингс одерживает верх, он также сильно наносит ответный удар. Гастингс падает после жестокого удара по голове, но поднимает, когда судья не успевает досчитать до трех. С каждым раундом мое сердце бьется все быстрее, и вскоре мы с Дорианом сидим на краешках своих мест, крича вместе с толпой.
        Восьмой раунд подходит к концу. Затем девятый. Гастингс снова падает. Потом приходит черед Эммета. И еще раз. Поединок продолжается, и бойцы получают все больше синяков, а в перерывах между раундами выглядят все более усталыми. Когда начинается десятый раунд, у Гастингса, кажется, открывается второе дыхание. Внезапно он использует свою скорость не только в нападении, но и в обороне. Его удары теперь быстрее, настойчивее. Эммет, наоборот, значительно замедляется. Его реакция недостаточно быстрая, чтобы поспевать за приливом энергии Гастингса.
        - Рискованная схема, - замечает Дориан. - Если Гастингс измотает себя в этом раунде, так и не победив Эммета, в следующем он может оказаться в крайне невыгодном положении.
        Гастингс бросается на Эммета, нанося джеб за джебом. Хотя, может быть, это кроссы. Я даже не могу ничего сказать, потому что слишком поглощена борьбой. Я даже не помню, как поднялась на ноги, но я явно стою, как и остальные зрители. Радостные крики и свист проносятся по арене, когда Эммет начинает прогибаться под атакой Гастингса. Его защита слишком медлительна, чтобы противостоять безжалостным ударам противника.
        Я подпрыгиваю на носках, наблюдая, как Эммет без особого эффекта ударяет Гастингса по ребрам.
        - Оторви ему чертову голову, Гастингс!
        Дориан издает лающий смешок.
        - Это немного чересчур, тебе не кажется?
        Я поворачиваюсь к нему и вижу, как вокруг его глаз появляются веселые морщинки, и обнаруживаю, что тоже смеюсь.
        - Может быть, но… - Эммет отшатывается назад, и я снова разворачиваюсь к рингу. - Уничтожь его!
        Дориан присоединяется к моим требованиям не щадить Эммета.
        Гастингс наносит ему один удар. И еще. От следующего изо рта Эммета вылетает слюна, и он падает на пол. Судья начинает отсчет.
        Раз.
        Два.
        Три.
        Голос судьи заглушают радостные возгласы и крики, потому что Эммет все еще без сознания. Он приходит в себя примерно на четыре, но, как бы он ни пытался подняться на ноги, к тому времени, как судья доходит до десяти, он все еще лежит.
        Гастингс выигрывает матч.
        Вокруг раздаются оглушительные аплодисменты, и я кричу вместе со всеми, наверное, громче, чем когда-либо прежде. Мы с Дорианом поворачиваемся друг к другу, и с все еще широко открытыми ртами сталкиваемся в праздничном объятии. Обниматься после общей победы кажется самой естественной вещью в мире, пока на своей обнаженной спине я не начинаю болезненно ощущать руки Дориана.
        Он, кажется, тоже заметив это, внезапно замирает в моих объятиях. Тогда я также осознаю, как близко мы друг к другу: наши лица плотно прижаты, моя грудь соприкасается с его. Нас разделяет только тонкий шелк моего платья и льняная ткань его рубашки.
        Гораздо медленнее, чем бросились друг к другу, мы дюйм за дюймом отдаляемся. Его руки скользят по моей спине, затем по талии, в то время как мои спускаются с его шеи вниз по груди. Здесь я замираю. Или это он остановился? Я судорожно сглатываю и отваживаюсь взглянуть на него. Выражение лица Дориана колеблется между той стоической маской, которую он так часто носит, и чем-то более мягким, уязвимым. Вспышка тепла, которую я заметила в его глазах, когда он впервые увидел меня мое платье, возвращается.
        Он наклоняется на дюйм вперед.
        Снова замирает.
        У меня перехватывает дыхание, но не смею сдвинуться с места. Даже не вздрагиваю.
        Холодная маска полностью слетает с лица Дориана. Смех снова отражается в его глазах, а полные губы изгибаются в усмешке.
        Его губы стремятся к моим…
        В последний момент я наклоняю голову, и его губы встречаются с моей щекой. Я не могу придумать ничего другого, кроме как убрать руки с его груди и присоединиться к всеобщим аплодисментам. Когда я поворачиваюсь обратно к рингу, где Гастингс торжественно поднимает руку в перчатке, Дориан запоздало убирает руки с моей талии. Даже несмотря на то, что я сохраняю безмятежную улыбку и пытаюсь казаться захваченной всеобщим волнением от победы, я чувствую, как Дориан прожигает меня насквозь взглядом. То место, к которому он прикоснулся губами, покалывает, и мне требуется вся сдержанность, чтобы не коснуться кончиками пальцев слишком теплой щеки.
        За пределами арены тротуары гудят от болтовни зрителей, обсуждающих матч. Мы с Дорианом, пока направляемся по улице Галлея и поворачиваем к Лебединой, почти не разговариваем. Тишина между нами приносит облегчение. Я могу с этим смириться, при условии, что не придется обсуждать наш почти поцелуй. Также я делаю все, чтобы не думать об этом, потому что иначе мне придется признать, что я потерпела неудачу. Вполне осознанно.
        Чем дальше медленно и неторопливо мы удаляемся от улицы Галлея, тем спокойнее становится вокруг. Вскоре остаются только звуки наших шагов. Между нами несколько дюймов - дюймов, на которых сосредоточены мои чувства. Даже такого большого пространства слишком мало. Или слишком много? К счастью, я снова надела пальто, так что так близко к Дориану теперь не моя обнаженная кожа.
        Он вздыхает. Краем глаза я вижу, как он смотрит на небо и, хмурясь, останавливается.
        Я тоже перестаю идти и следую за его взглядом.
        - Что случилось?
        - Я надеялся увидеть звезды, но они едва заметны.
        Дориан опускает взгляд и нацеливает его на меня, отчего мои легкие сжимаются. Я не могу не вспоминать, как он смотрел на меня перед тем, как попытался поцеловать.
        Прямо перед тем, как я разрушила то, что должно было спасти мою жизнь.
        - Да, - говорю я, возвращаясь к реальности. - Так близко к городу их вряд ли можно рассмотреть.
        - Я скучаю по тому, как они выглядели в моем королевстве. - Покачав головой, Дориан продолжает свой путь. - В Бреттоне мне их недоставало. Либо воспоминания о моем детстве уже потускнели, либо в Фейривэе звезды ярче.
        Упоминание о его детстве пробуждает во мне любопытство.
        - В каком королевстве ты жил, когда был ребенком?
        - В Ветренном, - отвечает Дориан мягко. Выражение его лица меняется, напоминая мне о том, что он сказал о своей матери. Дориан быстро справляется с эмоциями и заставляет себя улыбнуться. - А как насчет тебя? Как выглядит твое королевство? Дворец твоего отца находится под водой?
        - Нет, дворец Бершарбор находится на краю Осеннего королевства. Когда-то им правил король Осени Аспен, а до этого его отец, король Херн. После последней войны король Аспен вместе со своей супругой, королевой Эвелин, переехал во дворец Мейплхарт. Теперь Бершарбор является резиденцией благого двора Морского королевства. Сам дворец стоит на утесе и выходит окнами на океан. Поскольку мой отец - благой монарх, дворец, расположенный на земле, пришелся весьма кстати. Так ему легче общаться с представителями людей и другими благими фейри. Однако я проводила в Бершарборе не так уж много времени. Я предпочитала оставаться у подножия утеса, в своей личной лагуне.
        - И ты выросла со сводным братом… - Дориан прищуривается, как будто пытается вспомнить имя моего компаньона.
        - Подаксисом, - заканчиваю я за него. - Он грибной эльф. И да, мы почти все время вместе.
        - Я помню, как ты сказала, что у тебя много и других братьев. Ты скучаешь по ним?
        От этого вопроса у меня замирает сердце.
        - Да. А ты скучаешь по сестрам?
        Дориан снова мрачнеет.
        - Очень сильно.
        Мое сердце ноет от боли, которую он так старается скрыть.
        - Какие они, твои сестры?
        Пока мы продолжаем идти, Дориан опускает взгляд на тротуар перед собой. Некоторое время я не уверена, ответит ли он.
        - Хотел бы я рассказать тебе, но вряд ли смогу сделать это должным образом. Десять лет, пока учился в школе, я видел только их портреты и общался с ними по переписке.
        - Там, вот где ты был до кораблекрушения? В школе? - спрашиваю я, пытаясь притвориться, что не знаю ответа. Нимуэ упомянула, что после казни отца Дориана отправили учиться в Бреттон.
        Он кивает.
        - Тебе там нравилось?
        - Наверное, даже слишком.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Это… сложно объяснить. - Дориан поджимает губы, и, кажется, больше ничего не собирается добавлять, но в следующее мгновение продолжает: - Последние несколько лет я свято верил, что стану знаменитым боксером, как Эммет или Гастингс, вместо того, чтобы построить более респектабельную карьеру. Поэтому я начал уделять меньше внимания учебе и больше тренировкам и участию в любительских матчах неподалеку от кампуса.
        Я смотрю на него широко раскрытыми глазами.
        - Ты действительно дрался с другими мужчинами? В таких же матчах, как тот, что мы только что посмотрели?
        - Не в таких волнительных, как этот, но да.
        - И выигрывал?
        - Иногда. В других же случаях меня избивали до полусмерти. - Легкая улыбка порхает по губам Дориана, как будто мысль о побоях забавляет его. Это выражение оказывается мимолетным, и через секунду его лицо снова вытягивается. - Я мог бы закончить школу еще два года назад, но вместо этого… вместо этого я потратил на образование больше времени, чем было необходимо. Относись я к учебе более серьезно, мог бы вернуться домой раньше.
        Ему не нужно заканчивать, чтобы я поняла, что он пытается сказать.
        - Мне так жаль, Дориан. - Мое плечо касается его плеча. Я не уверена, шагнула ли ближе к нему первой или это сделал он. Пока мы продолжаем идти, ни один из нас не предпринимает попытки отодвинуться.
        Дориан глубоко вздыхает.
        - Я даже не догадывался, что она больна. Уже после того, как все случилось, я узнал об этом из писем сестер. Они сказали, что мама не хотела меня беспокоить, не хотела, чтобы я чувствовал себя обязанным возвращаться домой. Меня отправили учиться за границу… по определенным причинам.
        Кажется, я знаю, что он имеет в виду, но все же спрашиваю:
        - По каким причинам?
        - Мой отец умер, когда мне было десять.
        - О, прими мои искренние соболезнования.
        В моем тоне гораздо меньше сожаления, чем я выразила по поводу судьбы его матери. Потому что я не сожалею. Это служит напоминанием о том, почему я здесь, почему мы здесь. Дориан - сын убийцы. Он сам убийца.
        Мы делаем еще несколько медленных шагов, и я позволяю пространству между нами увеличиться, больше не рискуя задеть его плечо своим.
        Но следующие слова Дориана едва не вынуждают меня остановиться.
        - Я не уверен, что об этом стоит сожалеть, - холодно произносит он.
        Я бросаю на него пристальный взгляд.
        - Почему ты так говоришь?
        - Мой отец не был хорошим человеком. По крайней мере, он не был тем героем, каким когда-то казался мне. После его смерти я узнал то, что разбило мне сердце. Хотя даже тогда я все равно считал его хорошим отцом. Потом, после смерти матери, выяснилось, что он вычеркнул ее и моих сестер из завещания. Только тогда я увидел, кем он был на самом деле.
        - Твой отец вычеркнул жену и дочерей из завещания?
        - Три года, вплоть до его смерти, они жили отдельно. Моя мать бросила его. На то у нее имелись веские причины. Хотя, чтобы их понять, мне потребовалось время. И все же, вычеркнуть ее из завещания - одно дело, но мои сестры… - Дориан стискивает зубы и качает головой. - Он оставил мне значительное состояние и траст на получение образования. Однако им он не оставил ничего. Ничего. При жизни он выплачивал им еженедельное пособие, но после его смерти они оказались брошенными на произвол судьбы. Мама видела, как трудно мне приходилось дома. Из-за смерти отца я получил тяжелую травму. К тому же сверстники издевались надо мной только за то, что я его сын. Вот почему она отправила меня учиться в Бреттон. Я уехал прежде, чем они погрязли в нищете. В то время как я, благодаря трастовому фонду, купался в роскоши в элитной школе-интернате, моя мать работала до изнеможения, чтобы заботиться о моих сестрах. А когда она умерла, я был занят тем, что тратил упомянутый фонд на выпивку и бои. Вместо того чтобы вернуться домой, я последовал за глупой мечтой стать знаменитым боксером. Мечтой, которую начал презирать
после того, как понял, как все могло сложиться, закончи я школу вовремя.
        Я не нахожу слов, пока пытаюсь осознать все, что он сказал. Что его мать оставила его отца. Что он покинул остров из-за издевательств и насмешек. Что он ощущает вину из-за привилегии, которыми был наделен, в то время как у его матери и сестер ничего не было. У меня ком встает в горле, когда я смотрю на боль, отражающуюся в его чертах.
        Дориан продолжает:
        - Мама никогда не просила меня вернуться домой, не говорила, что больна. Сестры написали мне, что мама считала, будто мне лучше остаться в Бреттоне и никогда не возвращаться в Фейривэй. Все потому, что она помнила, какой тяжелой была моя жизнь до отъезда в школу. Они утверждали, будто она не говорила мне, что смертельно больна из-за большой любви ко мне. Но я не могу отделаться от мысли, что за этим кроется что-то еще.
        - Что же?
        - Она боялась меня. Потому что думала, что я буду таким же, как мой отец. - Дориан смеется, мрачно, без всякого веселья. - Она оказалась права. Будь она жива, точно возненавидела бы меня.
        Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Я хочу спросить, почему он думает, что его мать оказалась права. Он решил, что стал таким же, как его отец из-за чувства вины? Или он умело скрывает ту тьму, что, по мнению Совета Альфы, таится в нем?
        Отчаянное желание узнать ответ ползет вверх по моей груди, туго сдавливая легкие. Это не должно для меня что-то значить. Я не должна хотеть услышать его ответ.
        Все предельно ясно - если Дориан выживет, умру я.
        Но сказанное сегодня вечером исказило мое представление о нем. Или, возможно, это представление было искажено раньше, а теперь начинает выпрямляться и проясняться. Как бы то ни было, услышанное вызывает головокружение, увлекая меня, как бурный поток. Осознание того, что, возможно, я не смогу сделать то, что мне было велено, не захочу спасать собственную жизнь…
        Это осознание слишком мучительно, чтобы его выносить.
        Глава XXXII
        Добравшись до церкви, мы направляемся к первой, ведущей в переулок двери, и тихо входим. На мгновение мы останавливаемся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Когда не раздается звука шагов или любого другого шума, мы проходим через соседнюю дверь, ведущую во внутренний двор. Мое внимание настолько сосредоточено на противоположной стороне - на том, чтобы вернуться в свою комнату и разобраться в запутанных мыслях, - что я подпрыгиваю, когда Дориан обхватывает пальцами мое запястье. Я останавливаюсь и смотрю на него.
        - Мне в эту сторону, - говорит он, указывая большим пальцем на дверь, через которую я помогла ему пройти прошлой ночью.
        - Хорошо, - говорю я с вежливой улыбкой. - Тогда спокойной ночи. - Я делаю шаг, но он не отпускает меня.
        - Подожди. - Это слово выходит едва громче шепота. Дориан делает маленький шаг навстречу. Его рука соскальзывает с моего запястья, но вместо того, чтобы полностью отпустить, он дотрагивается до моей облаченной в перчатку ладони и переплетает наши пальцы. - Спасибо.
        Мое сердце колотится от столь интимного, столь вульгарного по человеческим меркам прикосновения. Дориан же человек. Он должен это понимать. Хотя сегодня вечером мы уже нарушили все ограничения, бросившись друг другу в объятия на боксерской арене. Не говоря уже о том, что ранее случайно заснули в одной постели. После слишком долгой паузы я спрашиваю:
        - За что?
        - За сегодняшний вечер, - отвечает он с доброй, довольно милой улыбкой. Той улыбкой, от которой у меня появляется чувство, будто колени вот-вот расплавятся и я рухну на землю. - Я… видимо, я нуждался в этом даже больше, чем думал.
        - Не стоит благодарностей, - говорю я, но слова выходят сухими. Я разрываюсь между желанием вырваться, убежать в свою комнату и оставаться совершенно неподвижной. Потому что теперь Дориан медленно поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей ладони. Даже сквозь перчатку этой ласки достаточно, чтобы у меня по спине пробежала дрожь.
        Он приоткрывает рот, будто собирается сказать что-то еще, но звук открывающейся двери заставляет его плотно сомкнуть губы. В глазах Дориана вспыхивает тревога. Ни один из нас не должен быть пойман так поздно, тем более в компании другого.
        - Черт, - он вынуждает меня пригнуться, когда мы убегаем с тропинки за ряд живых изгородей. Звук медленных приглушенных шагов доносится из-за двери, через которую мы только что вошли в сад. Кто-то приближается, петляя по садовой дорожке. Дориан утягивает меня дальше, и мы тихо крадемся по траве и цветочным клумбам. Добравшись до ветвей огромной ивы - той, которая так хорошо видна из моей комнаты, - мы останавливаемся. Когда шаги становятся еще ближе, мы на цыпочках обходим вокруг ствола, пока не оказываемся на его противоположной стороне. Я плотно прижимаюсь к стволу, в то время как Дориан, в свою очередь, остается сбоку. Я лишь наполовину осознаю, что все его тело касается моего. Остальное мое внимание сосредоточено на фигуре, которую я могу разглядеть между кустами. С темным небом над головой и таким количеством растений между нами, я едва могу увидеть больше, чем черный наряд и намек на лицо, которое вроде бы похоже на брата Биллиуса. Я хмурюсь. Если он только что вернулся из переулка… Видел ли он нас? Как бы то ни было, похоже, Дориан не единственный брат, который тайком убегает по ночам.
        Биллиус ускоряет шаг и продолжает спускаться по тропинке. Вскоре он полностью исчезает из виду, а моих ушей достигает звук открывающейся и закрывающейся двери.
        Несколько мгновений я не осмеливаюсь пошевелиться, ожидая услышать еще чьи-то шаги. Убедившись, что мы в безопасности, я выдыхаю и оборачиваюсь…
        Чтобы увидеть все еще плотно прижатого ко мне Дориана.
        Предплечьем он опирается на ствол над моей головой, а другая рука находится где-то рядом с моей талией. Я отступаю так близко к дереву, как только могу, но это едва ли оставляет между нами больше дюйма. Мое дыхание становится поверхностным, когда я поднимаю на Дориана взгляд.
        Его взгляд блуждает от моих глаз к губам. Я смотрю, как подергивается его кадык. Затем его внимание привлекает что-то около моего носа.
        - У тебя веснушки, - шепчет он. Губы Дориана так близко, что я чувствую, как его дыхание смешивается с моим.
        Как можно беззаботнее я отвечаю:
        - У меня их много.
        - Они напоминают мне о ночном небе. То, как оно выглядит, когда можно как следует разглядеть звезды. Они… красивые.
        Никто никогда не отзывался подобным образом о моих веснушках. Я всегда знала, что у меня совсем не белоснежная кожа.
        Его взгляд скользит от моих губ к шее, затем останавливается на плече. И тут я понимаю, что мое пальто, должно быть, соскользнуло, когда мы бежали, и теперь криво свисает с одного плеча. Медленно Дориан поднимает руку, которая до этого была прижата к моей талии, и подносит ее к моей шее. На секунду он замирает и встречается со мной взглядом, возможно, проверяя, отстранюсь ли я.
        Я не двигаюсь.
        Он опускает пальцы и проводит ими по свисающей с моего плеча нитке жемчуга.
        - Мне нравится твое платье.
        - Ты пытаешься обвести меня вокруг пальца. - Мой голос звучит намного грубее, чем я намеревалась. Мне требуется вся сила воли, чтобы сосредоточиться на словах, а не на ощущении того, как он снова и снова обводит нитку жемчуга пальцами. - Когда я сняла пальто на матче, тебе оно совсем не понравилось.
        - Возможно, я пытался обвести вокруг пальца себя.
        Я закатываю глаза, но все заканчивается тем, что мои веки начинают трепетать, когда Дориан слегка дергает за одну из жемчужин.
        - Что случилось с теорией о злой искусительнице?
        - Возможно, я и назвал тебя искусительницей, но никогда не говорил, что ты злая.
        - Ты намекал на это.
        Пальцы Дориана все еще остаются на жемчуге, но он снова смотрит на мою шею, мое лицо, пока не встречается со мной взглядом.
        - Почему ты не позволила мне поцеловать тебя сегодня вечером?
        Любой возможный ответ просто-напросто застревает у меня в горле. Я несколько раз сглатываю и пытаюсь выровнять дыхание, пока мне не удается сформировать связную цепочку слов.
        - Ты поцеловал меня в щеку.
        - Да, но даже не пытайся сделать вид, что не поняла, что первоначально я целился в губы, - усмехается Дориан.
        Я пытаюсь отступить еще дальше, но бежать некуда. Обжигающее тепло зарождается внизу моего живота, отчего голова становится легкой.
        - Почему ты выглядишь разочарованным, ведь в прошлый раз тебе не понравилось, когда я попыталась поцеловать тебя? Эти чувства вряд ли изменились. Я ведь тебе не нравлюсь, верно?
        - Я никогда не испытывал к тебе неприязни. - Дориан снова проводит пальцами по нитке жемчуга, проводя ею от моей ключицы до нижней части плеча. Остановившись, он прищуривается. - Но я не слишком доверял тебе.
        - Почему? - спрашиваю я, хотя даже не уверена, что хочу знать ответ. Он может оказаться слишком близким к истине.
        - Потому что не могу понять, зачем ты здесь, - отзывается Дориан, больше походя на свою прежнюю, холодную версию. Отрешенный брат Святого Лазаро. - У всех остальных имеется очевидная причина. Ванесса Кортер - религиозная фанатичка, которой явно не удается отыскать мужа в своем кругу. Грета Гартер хочет стать знаменитой и иметь богатого мужа, способного финансировать ее путь к славе. Брайони Роуз… Ну, ей просто надоело торчать в монастыре. А другие - либо отчаянно нуждались в хорошей партии, либо были принуждены родителями.
        Я чувствую укол чего-то похожего на ревность из-за того, насколько точно он описывает мотивы других участниц. Именно это я узнала о них в первый день конкурса. Хотя, возможно, прошлое девушек было тщательно исследовано, я зациклена на том факте, что он потратил время, чтобы узнать каждую из них так хорошо. Достаточно хорошо, чтобы любая могла понравиться ему больше, чем нравлюсь я.
        Меня не должно волновать, нравится ли ему кто-то еще больше, чем я. Ему предназначено стать моей жертвой, а не любовником. Я обязана убить его, покончить с ним, наказать за преступления его прошлого, за все, что, по мнению Совета Альфы, ему еще предстоит совершить.
        Но было бы ложью сказать, что я все еще вижу его таким, каким видела, когда только приступила к своей миссии. Изменения происходили и до сегодняшнего вечера, но теперь, когда он так много рассказал о своем прошлом, о том, что испытывает к отцу…
        Теперь он больше, чем просто мишень. Насколько больше, я не знаю, но он вполне может стать причиной моей смерти.
        Дориан продолжает:
        - Ты же, в отличие от них, загадка, которую я не могу разгадать. Братство считает, что я должен отправить тебя домой. Они правы. Ты не та жена, которую может одобрить церковь. Ты не из тех фейри, что принимают спасение, которое предлагает святой Лазаро. Ты не целомудренна, не кротка и не подобострастна. Прислушайся я к мнению отца Виктора, исключил бы тебя на сегодняшней же церемонии. Мне следовало так и поступить.
        - Тогда почему же ты этого не сделал? - хмурюсь я.
        Дориан отводит взгляд. Выражение его лица смягчается так сильно, что, кажется, это причиняет ему боль.
        - Потому что я не готов расстаться с тобой.
        - Почему?
        - Потому что ты заставляешь меня чувствовать себя тем человеком, которым я хотел бы быть. Человеком, которым я притворялся, пока учился в университете. Человеком, которым я никогда больше не смогу стать.
        Я задерживаю дыхание в надежде услышать большее. Я страшусь его слов, надеюсь, что он отстранится, и боюсь, что никогда больше не почувствую тепла, если он это сделает.
        Он смотрит на меня взглядом, полным агонии.
        - Человеком, который заслуживает быть счастливым.
        Я хочу спросить, почему он считает, что не заслуживает счастья, но не могу вымолвить и слова, не могу сделать хоть что-то, кроме как смотреть на его губы, когда он подходит ближе. Все еще опираясь предплечьем о ствол над моей головой, Дориан поднимает другую руку с моего плеча и подносит к щеке, чтобы мягко обхватить ее ладонью.
        Мое зрение, как и разум, затуманиваются от ощущения его кожи на моей, от нежности его ласки, от холода, осознания, что он собирается поцеловать меня снова.
        Тогда все будет кончено.
        Мое проклятие разрушится.
        Его жизнь оборвется.
        Я жмурюсь в попытке прояснить зрение и вижу, как его губы приоткрываются.
        - Я не должен был целовать тебя, - говорит он. - Я не могу этого сделать. Этот поцелуй способен уничтожить меня.
        «Тогда не целуй», - пытаюсь сказать я, но мой язык не хочет произносить эти слова.
        - Хотя я так сильно этого хотел. Каждый день с тех пор, как оттолкнул тебя, когда твои губы чуть не опорочили мои клятвы и не поставили под угрозу мое положение в церкви. Для меня ты - искушение, самый восхитительный способ пасть.
        Он наклоняется ко мне.
        Мои губы горят от темной магии, что роится в них, бушуя в ожидании его поцелуя. Его смерти. Конца их презренной власти.
        Я стараюсь не двигаться, пытаюсь проглотить свой страх, остановить мое сердце от боли и разрушения.
        - Почему ты убил фейри? - почти выкрикиваю я, прикрываясь этими словами, как щитом. Дориан останавливается, его губы в дюйме от моих.
        - Что? - слегка отстраняется он.
        - Когда ты был еще ребенком, - объясняю я дрожащим голосом. - Почему ты убил фейри?
        Он убирает руку с моей щеки и прижимает ее к боку. Другой рукой он отталкивается от дерева, оставляя между нами еще несколько дюймов.
        - Я никогда не говорил тебе об этом.
        - Нет, не говорил.
        - Тогда ты знаешь, кто я, - произносит он низким, хриплым голосом. - Знаешь… что я сделал.
        Я киваю.
        - Ты также знаешь о моем отце? Как он умер? О преступлениях, которые он совершил?
        - Да.
        Его губы кривятся от гнева.
        - Сегодня я рассказывал тебе о своем прошлом, а ты даже не потрудилась сообщить. Вела себя так, будто ничего не знаешь.
        - Пожалуйста, - говорю я срывающимся от отчаяния голосом, - просто скажи мне, как это произошло.
        - Если тебе уже все известно, что еще я могу сказать?
        - До меня доходили только слухи, поэтому мне нужно знать наверняка, что из этого правда.
        - Имеешь в виду, слухи о том, что я убийца? О том, как я заколол морскую фею - существо, плененное моим отцом, закованное в железо, ослабленное пытками - и искупался в ее крови? О том, какой слабой она была, когда я расправился с ней? О том, что я вполне мог обезвредить ее одним ударом, но вместо этого нанес ей целых семь ножевых ранений?
        Я отшатываюсь, мой желудок скручивает от отвращения. Пригвоздив Дориана взглядом, я отступаю от него, пока не чувствую, что снова упираюсь в дерево.
        - Именно такой взгляд я помню, - качает он головой и издает горький смешок. - Так на меня смотрел каждый до того, как мама отправила меня в интернат. Так на меня смотрели сверстники, прежде чем запинать до потери сознания, называя при этом убийцей фейри. Спасибо за напоминание. Это заставляет понять, как права была моя мать, когда не хотела, чтобы я возвращался сюда. В конце концов, в своих действиях она действительно руководствовалась любовью. - С этими словами Дориан разворачивается и уходит от меня.
        Я смотрю ему вслед, голова идет кругом. Я должна испытывать удовлетворение, ведь Дориан сказал именно то, что я и предполагала услышать. Он дал мне необходимую мотивацию закончить начатое.
        Тем не менее я не могу избавиться от чувства, что он рассказал мне не всю историю. Есть что-то еще, и я хочу услышать это.
        Я бросаюсь вслед за Дорианом и хватаю его за запястье как раз в тот момент, когда он достигает внешней завесы ивовых ветвей.
        Он смотрит на мою руку. Я знаю, при желании он мог бы легко сбросить ее, но он этого не делает. Вместо этого Дориан медленно встречается со мной взглядом.
        - Расскажи мне, что случилось, - прошу я.
        - Что еще ты хочешь, чтобы я рассказал?
        - Все. Что именно произошло? С чего все началось? Почему ты убил ее? Случившееся признали самообороной и… Я хочу знать почему.
        Несколько мгновений он удерживает мой взгляд сузившимися до щелочек глазами. Затем его лицо медленно смягчается.
        - Ты действительно хочешь знать?
        - Да.
        Дориан заходит обратно под дерево, возвращаясь в скрытое от любопытных глаз место. Скрестив руки на груди, он прислоняется спиной к стволу. Сейчас он выглядит таким усталым. Таким побежденным. Со вздохом он закрывает глаза и опускает голову.
        - Летом, когда мне исполнилось десять, я неделю гостил в поместье моего отца.
        Я задерживаю дыхание и жду, когда он продолжит.
        - Тогда мой отец все еще казался мне героем. Я не понимал, почему мать ушла от него, и ничего так не хотел, как быть рядом с ним. Предполагалось, что это будет лучшая неделя лета. Я был убежден, что отец научит меня сражаться, поделится навыками брата ордена силы. Реальность оказалась столь далекой от моих ожиданий. Прошла неделя, а я едва ли видел отца больше нескольких минут в день. Большую часть времени он проводил вне дома, а по ночам спускался в подвал. Иногда к нему присоединялись и другие. На той неделе несколько вечеров подряд подъездная аллея была заставлена каретами. Мне было запрещено спускаться, так что логично, что со временем желание узнать, из-за чего весь шум, стало просто невыносимым. Это был мой последний день в отцовском поместье. Он снова куда-то ушел. Так что я поступил так, как поступил бы любой мальчик моего возраста - украл у него ключи и прокрался в подвал.
        Он крепче сжимает руки на груди, отчего его плечи напрягаются.
        - Вот тогда я и нашел его главный секрет. Бойцовский ринг. Не просто импровизированная арена, а нечто ужасное. Пол был залит кровью, повсюду в элегантных стеклянных витринах висело изготовленное из железа оружие, вдоль стен виднелись ржавые клетки. Все пустые. Кроме одной. Хотя кандалы в других подсказывали, что когда-то и в них кого-то держали. Я подумал, что кто бы ни остался в клетке, он уже мертв, поэтому подкрался поближе, чтобы узнать наверняка. В этот момент фигура зашевелилась, и я понял, что это фейри. Живая фейри. У нее были заостренные уши и коричнево-белая, покрытая шрамами и кровавыми царапинами чешуя.
        Описание Дориана напоминает то, что когда-то сказала мне Зара. Если не брать в расчет кровавые царапины. Я помню, что убитая фейри приходилась ей сестрой.
        Дориан продолжает.
        - Заметив меня, она забилась в угол, начала хныкать. Я сказал, что не причиню ей вреда. Постепенно она начала успокаиваться, а после умоляла меня открыть клетку и выпустить ее на свободу. Я не знал, что делать, поэтому сказал, что попрошу своего отца помочь.
        Я был уверен, что он понятия не имел о том, что происходило в его подвале. Как он мог? Ведь он был таким сильным, хорошим и добрым. Фейри умоляла, она казалась такой несчастной, что я знал, что просто обязан ей помочь. В конце концов я сделал, как она просила, при помощи украденной связки ключей открыл не только клетку, но и железные наручники. Но как только она оказалась на свободе, набросилась на меня с криками, что убьет его мерзкое отродье. Она царапала своими зазубренными когтями мои руки, живот, впивалась зубами в мое плечо, сдирала плоть с моих костей.
        Я содрогаюсь при воспоминании о шраме, который мельком заметила на его плече, застав Дориана без рубашки в тренировочном зале.
        Сгорбившись, он с отстраненным выражением лица рассеянно проводит рукой по плечу. Тихим, напряженным голосом он продолжает рассказ:
        - Тогда я еще не умел сражаться. Понятия не имел, как себя защитить. Все, что я мог, - это убежать, но когда предпринял попытку, она последовала за мной. Фейри набросилась на меня и моей головой разбила стекло одной из оружейных витрин. Я рухнул на землю, чувствуя, как упавшие осколки режут мне руки. Тогда меня пронзил гнев, я почувствовал ненависть, которую никогда раньше не испытывал. Фейри снова набросилась на меня, скрежеща зубами. Я поднялся на ноги, в моей руке было одно из орудий - железный кинжал, выпавший из разбитой витрины. Когда зубы фейри приблизились к моей шее, я вонзил клинок в ее горло. Зашипев, она отшатнулась. На мгновение, зажимая рукой кровоточащую рану, она остановилась. Но вскоре снова бросилась в атаку. Она придавила меня своим весом. Я защищался, как мог, нанося один удар за другим, не в силах что-либо рассмотреть из-за слез, застилающих мне глаза. В тот момент я не слышал ничего, кроме собственных рыданий.
        Вскоре я понял, что фейри больше не двигается, а в моих глазах не просто слезы, а кровь. Я изо всех сил пытался выбраться из-под ее безжизненного тела, и когда мне это удалось, я бросился бежать. В оцепенении я покинул поместье отца и поспешил домой - в городской особняк матери.
        По дороге меня остановила проезжающая в карете пара. Они отвели меня в полицейский участок, где я рассказал о том, что произошло. К вечеру мой отец был взят под стражу, но мне потребовалось гораздо больше времени, чтобы осознать происходящее. Я разоблачил незаконный бойцовский клуб. Клуб моего отца. Это он посадил фейри в клетку. Что та, кого я убил, была заперта в этом подвале три года. Ее заковывали в железные наручники, подвергали пыткам. Она была вынуждена сражаться как с себе подобными, так и с людьми. Сначала я не поверил, но вскоре не осталось ничего, что могло бы опровергнуть эти утверждения. Более того, появились слухи, что я убил фейри не в целях самообороны. Я не обращал внимания на рассказы о том, что, когда все произошло, я тренировался на ринге, но, услышав, насколько слабой фейри якобы была, что она умерла после первой же раны, которую я нанес… Я начал смотреть на вещи по-другому. Вместо воспоминаний о том, как она набросилась на меня с перерезанным горлом, я понял, что, скорее всего, она просто завалилась вперед, а я был слишком ошеломлен, чтобы отскочить в сторону. Так что все
остальные удары, что я, подпитываемый ненавистью, нанес ей… - Дориан замолкает и потирает свои предплечья, будто бы отгоняя озноб.
        Мое сердце болит, а руки горят от желания утешить его. Я подхожу ближе, но крепко прижимаю ладони к бокам.
        - Дориан…
        Он встречает мой взгляд с отсутствующим выражением лица.
        - Теперь ты знаешь правду. Я убийца.
        - Это была самооборона.
        - Трудно поверить, что это имеет значение, когда я так легко вспоминаю ярость, наполнившую мое сердце, руководящую моими руками в тот момент, когда я оборвал жизнь той фейри. Ты никогда не узнаешь, каково это - испытывать отвращение к собственному поступку, но все же не понимать, сожалеешь ли ты о содеянном.
        Я подхожу еще ближе, и мою кожу покалывает от того, что собираюсь сказать.
        - Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь.
        - Сомневаюсь в этом, - усмехается он.
        Я делаю глубокий вдох.
        - Я тоже кое-кого убила.
        Глава XXXIII
        Он больше не усмехается.
        - Что?
        Я повторяю снова, на этот раз медленнее:
        - Я тоже кое-кого убила. - Даже не уверена, зачем говорю это. Только потому, что испытываю мучительную потребность показать ему, что понимаю?
        Вспышка страха пробегает по лицу Дориана, а поза становится будто бы деревянной. В этот момент я проклинаю свое идиотское желание поддержать его и хочу проглотить собственное признание. Дориан медленно выдыхает, его взгляд смягчается.
        - Расскажи мне, - шепчет он тоном, который совсем не требует. Только приглашает.
        В горле встает ком, сдерживая то, в чем я никогда не признавалась никому, кроме отца и Подаксиса. То, что делает меня монстром. Я выдерживаю взгляд Дориана, пытаясь раскрыть историю, которая колючим железом давит на грудь, готовая вырваться на свободу после стольких лет, проведенных в заточении моего темного сердца. Я переплетаю пальцы на талии, будто они могут распутать узел правды. На мои глаза наворачиваются слезы.
        - Я не буду тебя осуждать, - обещает Дориан. - Ты же знаешь, что не смогу.
        Он отрывается от ствола, делает шаг навстречу ко мне и тянется к моей, все еще лежащей на талии руке. От его прикосновения я замираю, позволяя взять мою руку в его. Удерживая мой пристальный взгляд, Дориан тянется к манжете перчатки и просовывает под нее палец. Не уверенная, что он собирается делать, я хмурюсь, но не предпринимаю и малейшей попытки остановить его. Медленно Дориан стягивает перчатку с моей руки, оставляя ее обнаженной. Не прерывая зрительного контакта, он засовывает снятую перчатку в карман моего пальто, а затем переплетает наши пальцы.
        Я подавляю вздох. Если раньше я думала, что держать его за руку в перчатках неприлично, то это совершенно другой уровень. Тем не менее я не могу сказать, что мне это не нравится. Его ладонь теплая, сильная, внушающая уверенность. Мое дыхание становится глубже, напряжение в груди ослабевает. Крепко сжимая мою руку, Дориан ведет нас к дереву, пока мы бок о бок не прижимаемся спинами к стволу. Дориан смотрит прямо перед собой, и я понимаю, какую услугу он мне оказывает. Таким образом, во время исповеди я не буду вынуждена смотреть на него. Его рука в моей - единственное необходимое мне напоминание о его присутствии.
        Я понятия не имею, как он узнал, что это именно то, что мне нужно.
        Наконец я начинаю свой рассказ:
        - Я уже говорила, что большую часть своей жизни провела в форме тюленя. Что мне очень нравилось. Я никогда не хотела изучать магию, необходимую для снятия тюленьей шкуры, а отец никогда не настаивал на этом. Он сказал, что в форме тюленя будет безопаснее, что мне не нужно изучать магию, как моим братьям и сестрам. Так продолжалось долгие годы. Мне нравилось наблюдать, как мои двоюродные братья танцуют на берегу в своих благих обличьях, но я никогда не думала о том, чтобы присоединиться к ним. Когда я стала старше, братья приглашали меня на вылазки в город, где они выпивали, посещали бордели, но я всегда отказывалась, пока однажды не решилась попробовать.
        Я прикусываю губу. В наступившей тишине Дориан снова сжимает мою руку.
        - Чуть больше года назад я почувствовала первый порыв узнать мир, что лежит за пределами моей лагуны. Я любила свой дом, любила купаться в океане недалеко от дворцового пляжа. Однако я достигала зрелости. Не знаю почему, но впервые мне захотелось узнать, что еще есть в этом мире. Я сказала одному из своих братьев, что хотела бы научиться снимать тюленью шкуру и увидеть город, но попросила держать это в секрете от отца. Потому что винила себя за свои желания. Я знала, как сильно он хотел, чтобы я оставалась тюленем. Я была его малышкой, единственной дочерью, которая еще не уехала. К тому же я слишком быстро росла. Намного быстрее, чем любые другие фейри до этого. Я знала, что это беспокоило его. Он хотел оберегать меня, и до сих пор я позволяла ему это. Но так не могло продолжаться вечно. Так что ночью, - потому что для шелки это единственное безопасное время, чтобы снять свою кожу и облачиться в человеческую одежду, - я попросила своего младшего брата помочь мне найти потайной шов на тюленьей шкуре. Подаксис полагал, что я совершаю серьезную ошибку, что ничего хорошего из этого не выйдет и нам не
следует покидать нашу лагуну. Братья, наоборот, поощряли мои усилия и даже принесли мне мою первую одежду. Как только я овладела искусством изменения формы, они предложили отпраздновать это событие. Я посетила свой первый паб, попробовала свой первый эль. Хотя братья следили за мной, как акулы, не позволяя исчезать из их поля зрения. Я наблюдала, как люди танцуют, как они целуются. В тот день я познакомилась с друзьями моих братьев, с их любовниками, что являлись людьми. И… я встретила Лютера.
        Я вздрагиваю от вкуса его имени на моем языке.
        - Хотя полагаю, что «встретила» - не совсем подходящее слово. По правде говоря, меня предупреждали о нем. Этот юноша посмотрел на моих братьев так, будто знал их достаточно хорошо, но до конца вечера он не отрывал от меня взгляда. Это не ускользнуло от внимания моего старшего брата. Он посоветовал мне никогда не оставаться наедине с Лютером. Тогда я подумала, что меня просто слишком опекают, но отнеслась к этому с пониманием. В конце нашей прогулки братья отвезли меня домой, и я рассказала Подаксису о своих ночных приключениях. Он, оскорбленный тем, что у меня хватило смелости покинуть комфорт нашего пляжа, внимательно слушал. Мое желание пойти куда-нибудь и следующей ночью взволновало его еще больше. На этот раз я хотела пойти одна. По крайней мере, без своих братьев. Я жаждала исследовать город без того, чтобы кто-то следил за каждым моим шагом. Подаксис пытался отговорить меня, а мне не удалось убедить его пойти со мной. Так что я ушла одна. Я вернулась в паб, заказала эль и быстро поняла преимущество, которое таилось в сопровождении братьев. Существовала такая вещь, как деньги, которых у меня
не оказалось. Бармен попросил меня покинуть заведение, но какой-то человек спас меня от позора, бросив несколько фишек на барную стойку. Когда я хотела поблагодарить своего спасителя, увидела, что это Лютер, юноша, от которого мне советовали держаться подальше. Я была твердо намерена только сказать «спасибо», но любопытство сыграло со мной злую шутку. Я захотела понять, что такого плохого в этом молодом человеке. Поэтому, когда он попросил меня составить ему компанию, я согласилась. Один напиток, два, а после еще и еще, пока вечер вдруг не стал невероятно приятным. Всю ночь я провела с Лютером, разговаривая и выпивая. К своему большому смущению, я даже попыталась потанцевать. Когда небо начало светлеть, я поняла, что пришла пора вернуться в лагуну, прежде чем кто-нибудь заметит мое исчезновение. Тогда Лютер проводил меня домой.
        Мой пульс учащается, а голова начинает кружиться. Я откидываюсь назад и закрываю глаза, позволяя себе сосредоточиться на твердости ивового ствола. Все это время, пока в моей голове прокручиваются воспоминания, такие яркие, словно это было вчера, теплое рукопожатие Дориана служит якорем.
        - Он проводил меня до лагуны. Я пожелала ему спокойной ночи, но он, похоже, не хотел, чтобы время, которое мы провели вместе, заканчивалось. Вместо этого Лютер осыпал меня комплиментами, находил ласковые слова, которые заставили меня почувствовать себя самым красивым существом на свете. Он спросил о моей тюленьей шкуре, сказал, что уверен, - она такая же красивая, как и я. Тогда, когда он умолял меня показать ему шкуру, я не придала этому значения. Просто решила удовлетворить его любопытство: достала тюленью шкуру из-под ближайшего камня и позволила Лютеру ее осмотреть. Все это время я крепко сжимала шкуру в руке. Лютер поблагодарил меня и попросил поцеловать.
        На последнем слове у меня перехватывает дыхание. Наверное, мне не следовало этого говорить. Наверное, мне вообще не следовало рассказывать эту историю. В ней слишком много правды, слишком много…
        Большой палец Дориана скользит по моей руке, и моя паника начинает отступать. Он ничего не говорит, не просит продолжать. Может, именно поэтому я все же делаю это.
        - Я не поцеловала его, по крайней мере, не сразу, - шепчу я, чувствуя, как спина покрывается холодной испариной. - Вместо этого я предложила ему обняться. Это было мое первое объятие в благой форме, и мне оно понравилось. Понравилось то, как он крепко прижал меня к себе, как водил руками по моей спине и волосам. Его объятия понравилось мне до такой степени, что я будто бы потерялась в них. На самом деле я так растерялась, что прошло несколько секунд, прежде чем я почувствовала, как тюленья шкура выскальзывает из моих рук. Сначала я подумала, что уронила ее, но когда открыла глаза и отстранилась, увидела, как Лютер прячет ее себе за спину. Я встретилась с ним взглядом и увидела выражение, которого никогда раньше не видела. Что-то жестокое, холодное и расчетливое. Прежде чем я смогла понять, что происходит, он наклонился и прижался своими губами к моим. Его губы были жесткими и настойчивыми, как если бы он думал, что поцелуй сотрет то, что он сделал. И вот тогда я поняла - он украл мою тюленью шкуру. Ярость пронзила меня, ненависть закипела в крови. Вот тогда-то…
        Я останавливаю себя как раз вовремя. Как раз перед тем, как рассказать о том, что Дориан никогда не должен знать. Мое сердце колотится в груди, подпрыгивая от моей истории. Я делаю несколько успокаивающих вдохов, тщательно подбирая слова.
        - Я убила его. Случайно, невольно использовала магию фейри и забрала его жизнь.
        После моего рассказа между нами повисает тишина. Под моей правдой скрывается все то, что я оставила невысказанным. Я убила Лютера поцелуем. Какой-то момент он прижимал меня к своим жестким губам, а в следующий - я поцеловала его в ответ с силой, которая напоминала страсть. Я даже не знаю, почему сделала это. Его поступок привел меня в ярость, но все, о чем я могла думать, это желание взять ситуацию под контроль, углубить поцелуй, возможно, даже насладиться им, прежде чем удастся вернуть мою шкуру. Однако мне не пришлось забирать ее силой. Вскоре после того, как поцеловала Лютера, он отшатнулся, как если бы я ударила его. После чего он поперхнулся и начал кашлять, пока его лицо не посинело. Лютер умер у моих ног, все еще сжимая в руках мою тюленью шкуру.
        - Так что, Дориан, я точно знаю, каково это - испытывать отвращение к собственному поступку, но все же не понимать, сожалеешь ли ты о содеянном, - мрачно продолжаю я. - Оказывается, Лютер был известен тем, что крал тюленьи шкуры шелки, а после продавал их. Сделай он это, оставь меня без человеческой одежды и тюленьей шкуры, восход солнца стал бы моей погибелью. Мой отец взял на себя вину за мое деяние, потому что даже попытка совершить подобное карается смертью. Но это не отменяет того, что я сделала.
        Наконец Дориан, держа мою руку в своей, наклоняется ко мне.
        - Ты не сделала ничего плохого.
        Я встречаюсь с ним взглядом.
        - Может, и ты тоже.
        - Ты должна ненавидеть меня за то, что я пытался скрыть свое прошлое, - качает он головой.
        - Как можно ненавидеть тебя за это? Ты видел, чтобы я признавалась кому-то еще в своих преступлениях?
        - Допустим, но я пытался скрыть свое прошлое от женщины, на которой собираюсь жениться. Я ухаживаю за фейри, умалчивая тот факт, что когда-то убил ей подобную.
        Я хмурюсь, когда оставшиеся без ответа вопросы всплывают в моей голове.
        - Почему вообще ты пытаешься скрыть свою личность? Ты ведь попросил убежища. Пока не истечет его срок, тебе не грозит наказание за пересечение границы.
        Дориан прислоняется к дереву с взволнованным выражением лица. Хотя не уверена, что это из-за меня.
        - Отец Виктор настоял на том, чтобы оставить мое прошлое в секрете. Хотя мы не скрываем его в полном смысле этого слова. Я все еще использую свое настоящее имя. Я не стану лгать, если меня спросят прямо. Тем не менее это было одним из условий, на которые я согласился, когда Виктор изложил свой план. В обмен на помощь церкви в поисках невесты я должен помочь улучшить ее репутацию. Обнародование того факта, что они укрывают убийцу, не очень-то этому способствует, верно? К счастью, Совет Альфы не стал выдавать меня публично. Уверен, это из-за того, что я умолчал о том, что мой корабль атаковали фейри. Полагаю, общие секреты сближают.
        Интересно, как это скажется на наших отношениях? Ведь мы делимся самыми темными секретами. Можно ли теперь назвать нас союзниками? Или чем-то… большим? Я оставляю эти вопросы при себе. Вместо этого я спрашиваю:
        - Что вы имеете в виду, говоря, что церковь хочет улучшить свою репутацию?
        Дориан отвечает не сразу.
        - Церковь Святого Лазаро совсем не такая, какой я ее себе представлял. Планируя вернуться домой, я понимал, что существует вероятность того, что мой корабль будет перехвачен. Или что на острове Ванмар мое дело будет отклонено. В своих письмах сестры сообщили мне, что местные жители все еще говорят обо мне. Все еще презирают меня. Все еще спорят, виновен я или нет. Церковь Святого Лазаро должна была стать моим последним прибежищем, которым придется воспользоваться, если мой корабль подвергнется нападению. В этих стенах мой отец пользовался большим уважением, и я думал, что церковь, прославившаяся своей ненавистью к фейри, втайне восхваляет его как героя. Но я ошибался. Когда я очнулся в церковном лазарете и сказал священникам, кто я такой и кем был мой отец, вместо благоговейного трепета в глазах отца Виктора я увидел отвращение. Я умолял его помочь мне, но он предложил только убежище и ничего больше.
        Я удивлена услышанным. Я бы тоже подумала, что такая церковь посчитает Астерна Арико своим тайным героем, но должна признать, что и для меня церковь Святого Лазаро оказалась не совсем такой, какой я ожидала ее увидеть. Да, они поддерживают странные идеи о фейри, от некоторых из которых моя кожа покрывается мурашками. Но, похоже, они не так сильно ненавидят мне подобных, как думала.
        - Потребовался целый день, чтобы он хотя бы заговорил со мной снова, - замечает Дориан. - За беседой отец Виктор начал смягчаться. С большой неохотой он принял идею о том, что я могу принести церкви пользу. Он рассказал мне, как, пока я жил в Бреттоне, популярность святого Лазаро год от года становилась все ниже, а число братьев уменьшалось. Большинство жителей Фейривэя - как люди, так и фейри, - не могли простить восстания, причиной которого стала церковь. Единственной надеждой на возрождение было то, что братья вступят в орден и женятся. Тем не менее братья Святого Лазаро оставались не очень желанными гостями, особенно в этом городе, где удовольствие и желание можно найти в гораздо менее пугающих местах, чем церковь. Отец Виктор рассказал мне все об усилиях, которые они предприняли, дабы церковь соответствовала современному Люменасу. Устраивали вечеринки, на которые никто не приходил, или конкурсы невест, в которых никто не участвовал. Вот с чем, по его мнению, я мог бы помочь. Или, по крайней мере, мое лицо. - На последнем предложении тон Дориана снова становится безэмоциональным.
        - Твое лицо? - переспрашиваю я.
        - Он думал, что я смогу привлечь зрителей, если приму участие в одном из конкурсов невест, - закатывает глаза Дориан.
        Я вспоминаю первый раз, когда увидела портрет Дориана на вывеске у церкви. Отец Виктор не ошибся. Красивое лицо Дориана привлекло целые толпы поклонников.
        Дориан продолжает:
        - Я согласился на все, не раздумывая. Церковь поможет мне найти невесту-фейри, чтобы получить гражданство, в обмен на то, что я стану публичным лицом их общины в течение недели. Если соглашусь выбрать подходящую, по мнению отца Виктора, невесту, братья заберут моих сестер из работного дома, где они находятся с тех пор, как наша мать умерла. Чтобы защитить моих сестер еще больше, они составят и заверят мое завещание. Если со мной что-нибудь случится, если фейри проигнорируют условия убежища и придут за мной, мое наследство перейдет к сестрам. В обмен я должен присоединиться к братству - не просто как посвященный или послушник, а как брат, принявший орден и являющийся представителем Святого Лазаро до конца своих дней. - Голос Дориана, полный раскаяния, звучит напряженно.
        Я ежусь при мысли, что Дориан разочарован тем, что церковь оказалась не такой, какой он ее представлял. Что, будь они жестокими ненавистниками фейри, он с большим удовольствием вступил бы в их ряды. Хотя нет, теперь я знаю Дориана лучше. Хотя… я вспоминаю, что он сказал за ужином в тот первый вечер.
        - Почему ты защищал восстание?
        Он вздыхает.
        - Часть меня верила в то, что я говорил. Иногда, когда я слышу, сколько людей было переселено после последней войны, начинаю думать, что люди были правы, взбунтовавшись. Никто не спросил нашего мнения. Нам не дали шанса уйти. Только заявили, что фейри спасли наш род от уничтожения, и теперь мы обязаны быть им преданными.
        - Фейри правили островом задолго до того, как сюда ступила нога человека.
        - Знаю, - покорно кивает Дориан. - Может, фейри правы. Возможно, мы действительно обязаны им своими жизнями, потому что они спасли нас от верной гибели. Только это не меняет того, что случилось после. Объединение острова открыло земли фейри для людей, но оно также разрушило дома некоторых из них. Лишило их работы. Климат менялся в угоду каждому королевству. Местность изменилась. В правительстве люди больше не играли никакой роли. Ты хоть представляешь, насколько кардинальными стали эти перемены для некоторых?
        Я хмурюсь. Дориану не может быть больше двадцати, а значит, - он родился только через пару лет после объединения. Как бы то ни было, я слышала, что острову потребовалось много лет, чтобы приспособиться к переменам. Некоторые королевства все еще не привыкли. Тем временем я провела большую часть своей жизни, уютно устроившись в лагуне, где все неприятности обходили меня стороной.
        - Ты говоришь так, будто испытал все это на собственной шкуре.
        - Не совсем, - отвечает он. - Хотя это пришлось сделать семье моей матери. Ее отец был мэром одного из городов в Ветреном королевстве. После войны он стал никем. За одну ночь мои бабушка и дедушка превратились из аристократов в нищих. Поэтому моя мать могла положиться только на своего мужа, - с горечью заканчивает Дориан.
        Как бы я ни была полна решимости никогда не признавать оправданность восстания церкви, точки зрения, подобной той, что у Дориана, я никогда не слышала. Не думаю, что у многих людей хватит смелости признаться в подобном. Особенно королевской особе, как я.
        - В конце концов, я не согласен с восстанием святого Лазаро, - говорит Дориан. - В тот вечер часть меня действительно хотела высказаться в его пользу, но я сказал это еще и потому, что думал, что именно это отец Виктор и хотел услышать. Я думал, это произведет на него впечатление и докажет, что мое сердце с братством. - Дориан качает головой. - Если ты не заметила, его это совсем не впечатлило. И я этому рад. Я рад, что Святой Лазаро - не культ фанатиков, так же, как рад узнать, что не все фейри - монстры и обманщики. - Он смотрит на меня с легкой печальной улыбкой.
        Несмотря на давящее чувство вины, я пытаюсь ответить тем же, но не могу выдавить из себя нечто большее, чем едва заметное шевеление губ. В основном, фейри не монстры. Но я - да. Меня послали сюда убить его, и я согласилась.
        Дориан, кажется, не замечает стыда в моих глазах.
        - Если бы существовал способ позаботиться о моих сестрах без вступления в братство, я бы предпочел воспользоваться им.
        - Тогда ты мог бы исполнить свою мечту стать боксером?
        Он издает низкий смешок.
        - Нет, эта мечта давно в прошлом, но я хотел бы сделать что-нибудь. Просто пока что я не знаю что. Если не смогу смягчить отца Виктора, нет смысла гадать. Мое будущее в его руках. Я обязан следовать его указаниям и готов сделать все возможное, чтобы защитить своих сестер и обеспечить им достойную жизнь. Тем не менее это не мешает мне размышлять, кем бы я стал, если бы сам руководил своей судьбой. Сам бы выбирал, за что бороться. - В выражении его лица столько тоски, столько вопросов, на которые невозможно получить ответа. Я чувствовала себя так же, убегая от Нимуэ и моей темной магии. Сколько раз я размышляла о том, что было бы, если бы мне не пришлось прятаться от морской ведьмы? Если бы я могла поцеловать любовника, не оборвав его жизнь? Дориан, возможно, принял свое положение, в то время как мое было решено еще до моего рождения. Даже так мы похожи. Мы оба чувствуем себя в ловушке. Оба подавлены.
        Его убийство должно было все изменить.
        Но теперь…
        Что теперь?
        Я пытаюсь выкинуть этот вопрос из головы, но он мучает, пронзает мое сердце.
        Прикосновение к моей ладони напоминает, что Дориан все еще держит меня за руку. Я бросаю на него взгляд и обнаруживаю, что он изучает меня взглядом. У меня возникает такое чувство, что он заглядывает гораздо глубже, чем я хочу.
        - Два убийцы, - шепчет он себе под нос. - Кто же мы после этого?
        Неуверенная, о чем именно он спрашивает, я качаю головой.
        Дориан наклоняется ближе, наши лбы почти соприкасаются.
        - Неужели мы родственные души, которые понимают друг друга? Две души, вырезанные из одной плоти? Или же мы - два взрывоопасных компонента, которые никогда не следует соединять?
        От его вопроса у меня перехватывает дыхание. Его взгляд меняется от растерянного до чего-то, напоминающего желание. Сейчас больше, чем когда-либо, я боюсь, что он может прижаться своими губами к моим. Теперь я уверена, что не могу этого сделать, независимо от того, что меня ждет. Я отступаю назад и начинаю дрожать с головы до пят.
        - Дориан, есть кое-что еще…
        - Брат Дориан, - доносится голос с другого конца сада. Шаги стучат по дорожке, и я слышу, как кто-то раз за разом выкрикивает имя Дориана. Сквозь ветви ивы мы вглядываемся, чтобы снова заметить брата Биллиуса. На этот раз он не крадется, но выглядит обезумевшим.
        - Семь кругов ада, - бормочет Дориан. - Они знают, что меня нет в комнате. Оставайся в укрытии. Я притворюсь, что вышел подышать свежим воздухом, и уведу его. Тогда ты сможешь вернуться в свою комнату. - Он поворачивается, но прежде, чем успевает встретиться со мной взглядом, застывает, став фиолетовым. Под дымкой Двенадцатого королевства я выскальзываю из его рук и исчезаю за ближайшей стеной.
        Глава XXXIV
        На следующее утро, благодаря любезности Подаксиса, я узнаю, из-за чего вся церковь стоит на ушах. Согласно разведданным, которые мой друг собрал во время слежки, церковь, как и обещала, забрала сестер Дориана из работного дома. Прибывшие посреди ночи девочки отказались селиться в женском крыле, пока не увидят своего брата. Я уже догадалась об этом, потому что видела из своего окна, как он обнимал их, видела, как они плакали от счастья при встрече с ним. Я не позволила себе стать свидетелем чего-то большего: отчасти потому, что приходила в себя после побега через Двенадцатое королевство, отчасти потому, что мне было невыносимо на это смотреть. Я не могла смириться с мыслью, что вижу то, что сама чуть не испортила.
        Все, что Дориан делает, он делает для них. Для своих сестер. Преуспей я в своей миссии, все было бы кончено. Полагаю, некоторое утешение мне может принести тот факт, что церковь заверила завещание, в котором наследство Дориана перейдет к двум девочкам, но это не меняет того, что я чуть не забрала у них брата. Кроме этого, есть и… он. Его жизнь. Его дыхание. Его бьющееся сердце. Как я вообще могла думать о том, чтобы покончить с этим?
        И теперь…
        Теперь…
        - Ты слышала хоть слово из того, что я сказал? - скрестив передние клешни, Подаксис постукивает задними когтями. Он пристально смотрит на меня с пола, пока я сижу на краю своей кровати.
        - Прости, что ты сказал? - качаю я головой.
        - Я сказал много вещей, на которые ты не обратила внимания. Только что, например, я предположил, что ночь прошла неудачно, раз брат Дориан все еще дышит.
        - Он не целовал меня, если ты об этом.
        - Даже не попытался?
        Я поджимаю губы, но мое нежелание отвечать говорит о многом.
        - Мэйзи, - поперхнувшись, говорит Подаксис. - Только не говори мне, что ты…
        - Я не хочу это обсуждать, - обрываю я, поднимаясь на ноги и подходя к окну. Друг следует за мной по пятам. - Ты все еще собираешься выполнить задуманное, верно?
        Я прикусываю нижнюю губу. Кажется, покалывание усиливается с каждым днем - постоянное напоминание о чарах Нимуэ, которые должны были освободить меня, положить конец моей темной магии. Я смотрю на сад, на кусты и цветы, освещенные утренним солнцем, однако вижу только иву. Место, где я узнала правду о Дориане, а он узнал правду обо мне. Место, где он, увидев частичку моей тьмы, не отвернулся. Собравшись с духом, я смотрю в лицо своему другу.
        - Совет Альфы ошибается насчет Дориана. Он не злобный убийца. Он действительно убил фейри в целях самообороны. Она напала на него. Доказательством этого могут послужить шрамы.
        - Я даже спрашивать не собираюсь, как ты узнала об этих шрамах, но… Пусть так, это уже не имеет значения, Мэйзи. Или его жизнь, или твоя.
        - Я не могу этого сделать, Подаксис.
        Он раздраженно поднимает когти.
        - Тогда что ты собираешься делать? Позволишь проклятию Нимуэ забрать тебя вместо него?
        Я притопываю ногой, от происходящего голова идет кругом.
        - Я пока не знаю, что следует делать, но я обязана что-то предпринять. Я… Я напишу своему отцу. Попрошу его повлиять на Совет Альфы, чтобы они изменили свое мнение о Дориане. Чтобы передумали его убивать.
        - Как это поможет? Осталось всего три дня до того, как проклятие, наложенное твоей матерью, убьет тебя. Три дня, чтобы убедить твоего отца чудесным образом изменить мнение совета. А потом что? Все еще остается сделка с Нимуэ. Сделка, на которую ты согласилась. Откажешься выполнять ее условия, все закончится твоей смертью.
        - Если Совет Альфы перестанет охотиться на Дориана, Нимуэ не сможет заставить меня выполнить задание.
        Подаксис бросает на меня многозначительный взгляд.
        - Правда не сможет?
        Мой желудок сжимается. Мой друг прав, и я это знаю. Кроме того, если бы я и вправду написала письмо отцу, что бы сказала?
        Дорогой отец, худшее свершилось - я стала убийцей, как ты и боялся. Но не волнуйся, речь идет всего лишь об одном убийстве, на которое я согласилась, чтобы получить свободу. Однако, пытаясь убить свою цель, я выяснила, что он невиновен. Пожалуйста, расскажи остальным членам Совета.
        С любовью, твоя Дочь-Убийца.
        И что потом? Нимуэ отпустит меня? Аннулирует нашу сделку, положит конец моему проклятию и позволит мне жить долго и счастливо? Ничего подобного. Даже если Совет Альфы вынудит ее забыть об убийстве Дориана, я все равно останусь ее подданной. Ее собственностью. Сомневаюсь, что морскую ведьму будут мучать угрызения совести, когда она позволит мне умереть из-за того, что я не выполнила наше соглашение.
        - Будь благоразумна, - умоляет Подаксис.
        - Предлагаешь мне убить невинного человека?
        Он постукивает клешнями, взгляд его глаз-бусинок становится отстраненным.
        - Нет, но… Я не могу смириться с мыслью, что ты умрешь за него. Уверена, что готова пойти на это?
        Я открываю рот, чтобы сказать «нет», потому что знаю - это то, что он хочет услышать. Тем не менее слово застревает у меня в горле, так что вместо этого я говорю:
        - Может быть.
        Подаксис вздрагивает, как если бы я дала ему пощечину.
        - Мэйзи…
        От дрожи в его голосе у меня ком встает в горле. Я падаю перед ним на колени, усталость и душевная боль пронизывают меня до костей.
        - Прошлая ночь все изменила, Подаксис. Он стал для меня кем-то особенным, - тихо произношу я. - Я еще не совсем понимаю, что именно чувствую, но он совсем не такой, как я думала. Я не хочу умирать, но и позволить ему умереть тоже не могу.
        Поколебавшись мгновение, мой друг постукивает меня когтем по плечу.
        - Что ты собираешься делать? Покинуть конкурс?
        - Не сейчас, - качаю я головой. - Сначала я хочу убедиться, что Дориан выберет себе подходящую жену. - Последнее слово пронзает мое сердце железным кинжалом, но я даже не пытаюсь прогнать боль. Наверное, мне следует свыкнуться с ней, потому что я уверена - когда я заставлю Дориана исключить меня, мне будет так же больно.
        Несколько часов спустя приходит посвященный Джереми с расписанием на сегодняшний день. Индивидуальные свидания заменены небольшой вечеринкой, призванной отпраздновать прибытие сестер Дориана. Подаксис возвращается в свою комнату. Поскольку сегодня состоится групповое мероприятие, сопровождающий мне не понадобится. Вместо этого Подаксис проведет время с Надей. Пусть мы это и не обсуждаем - он явно начал ухаживать за ней. Другой вопрос, знает ли об этом Надя. Как бы то ни было, я рада за них. Мысль об этом помогает мне успокоиться, пока я репетирую, что должна сказать Дориану.
        В шесть вечера Джереми возвращается, чтобы сопроводить меня на вечеринку. Я останавливаюсь у входа в гостиную, где будет проходить праздник, и делаю несколько вдохов, чтобы собраться с духом.
        - Вы готовы? - хмурясь, спрашивает Джереми и жестом приглашает меня войти.
        Сделав еще один вдох, я киваю.
        Я вхожу в гостиную, где нахожу Дориана, с веселым прищуренным взглядом расположившегося в кресле у камина. Одна из его сестер на диване читает ему вслух. В другом кресле Глинт МакКриди делает в своем блокноте заметки, а брат Биллиус в одиночестве занимает место за карточным столом. В его позе и взгляде, устремленном в пустоту, просматривается что-то угрюмое. Я вспоминаю, как прошлой ночью он крался по саду, вернувшись из переулка сразу после нас с Дорианом. Теперь, когда я знаю, что он хотел сообщить Дориану о прибытии его сестер, все становится на места. Предположительно, он хотел без лишнего шума найти Дориана, чтобы у того не возникли неприятности из-за того, что ночью его не было в комнате. Почему же Биллиус выглядит таким грустным?
        Дориан отрывает взгляд от сестер, и его глаза сразу же находят мои. От внезапной перемены в выражении его лица у меня перехватывает дыхание. Беззаботное веселье ускользает, и я ожидаю, что его место займет холодная маска, показывающая, что Дориан сожалеет о нашем вчерашнем разговоре, о том, насколько мы сблизились не только в физическом смысле, но его черты отражают не это. В его взгляде читается напряженность, но лицо не становится ожесточенным, как когда-то раньше. Нет, я вижу что-то другое. Что-то, что заставляет меня почувствовать себя так, будто на мне снова мерцающее платье. Едва прикрывающее. Делающее меня желанной. Сегодня я выбрала более скромный наряд - простое шелковое вечернее платье бледно-голубого цвета. Тем не менее взгляд Дориана, кажется, пронизывает меня насквозь, добираясь до самой моей сути.
        Заметив, как что-то привлекло внимание их брата, две девушки поворачиваются в мою сторону. Их лица светлеют. С бронзовой кожей и черными волосами, одетые в простые шерстяные платья с выцветшими подолами, они так похожи на Дориана. Если я правильно помню, одна на год или два младше меня, в то время как другая, кажется, является ровесницей Джереми. Пусть девушки улыбаются, от меня не укрывается усталость, написанная в слегка сутулых позах и темных кругах под их глазами. Их руки, даже скрытые под длинными рукавами и простыми перчатками, выглядят слишком худыми. Меня поражает мысль о том, что их только что забрали из работного дома. Я никогда не была ни в одном из них, но слышала об ужасных условиях, которые царят в подобных заведениях.
        - Вы, должно быть, мисс Мэйзи, - говорит самая молодая на вид девушка.
        - Хорошенькая и с розовыми волосами, - шепчет другая с озорной ухмылкой, уже громче она добавляет: - Мы так много слышали о вас, - и они начинают хихикать. Сначала я думаю, что они смеются надо мной, но после понимаю, что они поддразнивают совсем не меня.
        Когда приходит озарение, я бросаю взгляд на Дориана и обнаруживаю, что он выглядит подавленным. Игнорируя заявление о том, что я хорошенькая и с розовыми волосами, он неуклюже поднимается на ноги и жестом просит сестер последовать его примеру.
        - Мисс Мэйзи - принцесса, поэтому к ней следует обращаться «Ваше высочество».
        - Принцесса, - с придыханием повторяет старшая. - Он никогда не упоминал об этом.
        - Нет, но теперь понимаю, что должен был это сделать, - отвечает Дориан с кривой усмешкой. - Позвольте представить вам моих сестер, Беатрис, - он указывает на старшую, а затем на младшую, - и Табиту. Здесь следует сделать реверанс, дорогие сестры.
        - О, точно, - отзывается Беатрис, и девушки низко наклоняются. Их движениям явно не хватает практики.
        - Мне жаль, - обращается Дориан ко мне с застенчивой улыбкой. - Там, откуда они родом, редко можно встретить членов королевской семьи.
        - Он хочет сказать, что мы деревенщины, - добавляет Табита.
        - Это совсем не то, что я имел в виду. - Укоризненный тон Дориана рушится вырвавшимся на свободу смешком. С сестрами он кажется таким непринужденным, таким мягким и игривым. Похоже, десятилетняя разлука не повлияла на семейные узы. Я вспоминаю, как вчера вечером Дориан винил себя за то, что не был рядом, когда умерла их мать. Судя по тому, как легко его сестры смеются в его присутствии, они не так строги к Дориану, как он сам.
        - Не волнуйтесь, - говорю я, - потому что я тоже не знаю всех тонкостей этикета. Дориану известно, как сильно я не люблю, когда ко мне обращаются «Ваше высочество».
        Глаза Табиты расширяются, и она шепчет Беатрис:
        - Ты слышала? Она обращается к нему по имени. - В ее тоне не слышится осуждения, только взволнованность. Прикрывшись руками, они снова хихикают, и Дориан закатывает глаза. Я бросаю быстрый взгляд на Глинта, который яростно строчит в своем блокноте, фиксируя все, что происходит. Просто прекрасно.
        Из коридора раздаются шаги. Мгновение спустя посвященные заводят в гостиную Грету и Брайони. Дориан снова представляет своих сестер. С немалой долей гордости я отмечаю, что ни Табита, ни Беатрис ничего не говорят прибывшим конкурсанткам. Это позволяет предположить, что о них Дориан ничего не говорил.
        Я ругаю себя за то, что вообще забочусь об этом. Лучше бы он сказал что-то хорошее о ком-то еще, кроме меня. Дориан не может жениться на мне. Я не в состоянии гарантировать ему гражданство, потому что уже через три дня могу умереть…
        Паника захлестывает меня, но я отгоняю ее прочь.
        Сейчас не время размышлять о моей участи. Пришло время подумать о его судьбе.
        Поприветствовав Дориана и его сестер, Грета подплывает к Глинту. Репортер, назвав ее «дорогая», обменивается с конкурсанткой поцелуями в щеки, хоть и не касаясь губами кожи. После чего Грета устраиваются рядом, чтобы поучаствовать в беседе, которая выглядит как интервью.
        Брайони бочком подходит ко мне.
        - По крайней мере, хоть кому-то идет на пользу внимание публики, - замечает она со смешком. - Кроме Ванессы, конечно. Ты уже читала ее интервью в газетах? Она только и делает, что превозносит добродетель целомудрия и прославляет спасение фейри.
        Я смеюсь, но не могу что-либо добавить. С тех пор как я украла браслет Ванессы, из-за чего та в конечном итоге получила синяк под глазом, я не могу избавиться от чувства жалости по отношению к ней. Не то чтобы теперь она нравится мне больше. Я оглядываюсь вокруг, не находя никаких признаков ее присутствия.
        - Кстати, где Ванесса?
        - Мисс Кортер плохо себя чувствует, - впервые за весь вечер говорит Биллиус. Его взгляд все еще остается отстраненным, а брови озабоченно сдвинуты. - Должно быть, она ужасно больна, потому что даже не захотела выходить из своей комнаты на исповедь. А ведь она обожает исповедь. - Последнее предложение он произносит едва ли не с тоской.
        Я прикусываю щеку, лишь бы удержаться от смеха. Так вот почему брат Биллиус выглядит таким печальным? Ему нравится Ванесса?
        - Уверен, она поправится, - раздается голос Дориана. Я обнаруживаю, что он приближается к нам, ведя под руку сестер. - Не хочет ли кто-нибудь из вас присоединиться к моим сестрам за игрой в вист?
        Брайони с легкостью соглашается, в то время как я признаюсь, что никогда раньше не играла.
        Беатрис оставляет брата, чтобы взять меня за руку.
        - Я научу вас. Пойдемте, ваше высочество. Будет весело.
        Глава XXXV
        В конце концов, карточная игра оказывается забавной, и я довольно легко усваиваю правила. Дориан просит принести чай, и мое настроение становится легким и веселым. Пока мы играем, Глинт подходит, чтобы задать нам вопросы, а вскоре после этого появляется Сэм Спутник, время от времени ослепляющий нас вспышками своей камеры. Меня не раздражает даже это, поскольку я поглощена игрой и удовольствием, что получают три девушки вокруг меня. Выкладывая карту за картой, мы все больше смеемся. Я снова и снова ловлю на себе взгляд Дориана, который наблюдает за нами со своего места на диване. Когда он смотрит на сестер, выражение его лица становится мягким и любящим, а когда встречается взглядом со мной, проницательным. Я не могу определить, что передает его взгляд, когда он смотрит на Брайони или Грету. Смотрит ли он на них вообще? Уж лучше ему это делать, потому что смотреть только на меня нет никакого смысла. Как бы я ни старалась, я ловлю себя на том, что удерживаю его взгляд гораздо дольше, чем следовало бы.
        - Не потанцевать ли нам? - предлагает Табита после того, как мы устаем от виста.
        - Я не танцевала целую вечность, - подхватывает Беатрис тоном, полным тоски.
        Грета издает наигранный вздох и с важным видом подходит к нам.
        - О, я так люблю танцевать.
        Табита оглядывает комнату.
        - Кто-нибудь играет на пианино?
        - Я играю очень плохо, - признается Брайони.
        - А я совсем не играю, - отвечаю я.
        Губы Табиты кривятся в усмешке.
        - Тогда вам придется терпеть мою неуклюжую игру. - Она встает из-за карточного стола и садится за скромное пианино. Без долгих предисловий она начинает играть веселую мелодию. Песня мне незнакома, и сначала я думаю воздержаться. Иногда я действительно получаю удовольствие от танцев, но обычно сочетаю их, по крайней мере, с одним стаканом «Звездного сияния». Прежде чем я успеваю сделать хотя бы шаг, Беатрис берет меня под руку и вприпрыжку ведет нас в одну сторону, а затем в другую. После чего мы расходимся, и она слегка постукивает носком. У меня едва хватает времени изучить ее движения, прежде чем она снова берет меня за руку для очередного поворота в противоположном направлении.
        - Вот как мы танцуем в тавернах у себя дома, - говорит она с легкомысленной улыбкой.
        Беатрис кажется немного юной для посещения таверн. С другой стороны, для того чтобы оказаться в работном доме, сестры Дориана тоже были слишком молоды. Учитывая то, насколько, по его словам, они были бедны, вполне логично, что девочки хотели найти хоть какой-то способ отвлечься от повседневных трудностей.
        Видя, какими умными и добрыми они выросли, несмотря на все, через что им пришлось пройти, я чувствую, как будто меня кольнули железом прямо в сердце. Каким-то образом они не позволили своему положению ожесточить их, не перестали доверять. Не перестали любить и улыбаться. Мне становится стыдно за то, насколько закрытой я была для всех, кроме Подаксиса, в прошлом году. Да, у меня имелись причины держаться на расстоянии, но все же…
        Когда Беатрис в следующий раз выполняет движение ногой, к ней присоединяются Брайони и Грета. Сестра Дориана переминается, раскачивается и переступает с ноги на ногу, добавляя все более сложные движения и новые повороты. Вскоре мы все смеемся, пытаясь не отставать от ритма. Хоть это и занимает некоторое время, но вскоре я начинаю понимать движения. Или какое-то их подобие. Я чувствую себя рыбой, барахтающейся на берегу, но должна признать, - мне весело.
        Беатрис снова кружит меня по кругу, и когда мы расходимся, я обнаруживаю, что Дориан наблюдает за мной с дивана. Его лицо светится весельем.
        - Брат Дориан, - говорит сидящий на стуле рядом с ним Глинт МакКриди слишком громко, как будто пытается привлечь его внимание не в первый раз.
        Дориан качает головой и отводит взгляд.
        - Прошу прощения, какой был вопрос?
        - Ваша свадьба состоится уже послезавтра в полночь. Приготовили ли вы кольцо для нареченной?
        В этот момент мы с Беатрис снова поворачиваемся, так что я больше не вижу его лица. Однако каким-то образом слова Дориана превалируют над музыкой. Мои уши настраиваются на них, даже когда я подпрыгиваю или притоптываю.
        - Да, - говорит он, - простое золотое кольцо. Однако я планирую подарить своей невесте что-нибудь более эффектное уже после свадьбы.
        - Вот как? Что же именно вы планируете преподнести? Бриллианты?
        Еще один поворот, и Дориан возвращается в поле моего зрения. Я не понимаю, что пялюсь, пока он не встречается со мной взглядом.
        - Я предпочитаю жемчуг, - усмехается он.
        Это слово заставляет меня сбиться с ритма. Прежде чем вернуть равновесие, я спотыкаюсь.
        - Жемчуг? - переспрашивает репортер. - Довольно необычный выбор, но, полагаю, он польстит той, на кого падет ваш выбор.
        Я не позволяю себе смотреть на Дориана, но это не мешает его следующему комментарию вторгнуться в мое сознание.
        - Я уже имел честь видеть, как сильно он ей подходит.
        Снова запнувшись, я останавливаюсь.
        - Прошу прощения, - говорю я Беатрис, которая как раз собиралась взять меня за руку, чтобы сделать еще один круг вприпрыжку.
        Она ничего не говорит, но смотрит на меня, слегка прищурившись. А после кричит:
        - Дориан, у меня ноги гудят. Так что будь так любезен, потанцуй с принцессой.
        - О, не стоит, - говорю я, делая шаг назад. - Я тоже не прочь передохнуть. Мои ноги явно не созданы для подобных танцев.
        - Чепуха, - подмигивает она. - Я хочу посмотреть, как танцует мой брат. Я не видела этого с тех пор, как мы по очереди становились на мамины ступни, пока она кружила нас по дому. - Беатрис говорит это с такой тоской, что я не нахожу в себе сил отказаться.
        Дориан тоже не спорит и просто подходит ко мне. Он занимает место Беатрис и с хитрой ухмылкой отвешивает мне официальный поклон. В ответ я делаю реверанс, но понимаю, что музыка прекратилась. Через мгновение начинает звучать новая, медленная мелодия. Я еле сдерживаюсь, чтобы не бросить свирепый взгляд на Табиту. Кажется, все это было спланировано заранее.
        - Ты нравишься моим сестрам, - замечает Дориан, положив руку мне на спину. Другую он поднимает и отводит в сторону. Я свободно накрываю его ладонь своей в перчатке, и мы начинаем танцевать базовый вальс, один из немногих танцев, с которыми я знакома. Между нами достаточно пространства - ничего похожего на танцы в клубе «Скорпиус», - а позы официально сдержанные. Тем не менее моя рука гудит от тепла, потому что я вспоминаю, что чувствовала, когда Дориан снял мою перчатку и прижал наши обнаженные ладони друг к другу.
        - Они мне тоже нравятся, - говорю я, не отводя взгляда от его лица. Прежде чем продолжить, я оглядываюсь, чтобы убедиться, что поблизости никого нет: - Мне нужно тебе кое-что сказать. Прежде чем ты отправишь меня домой сегодня вечером…
        - Почему ты думаешь, что я отправлю тебя домой?
        Я встречаюсь с ним взглядом всего на мгновение и обнаруживаю, что его глаза сосредоточены на мне.
        - Вчера ты сказал, что я не нравлюсь отцу Виктору.
        - Я никогда не говорил, что ты ему не нравишься. Он просто хочет, чтобы я исключил тебя из конкурса. Ты нравишься ему, но… не как жена брата.
        - Одно и то же, - говорю я, игнорируя то, как от слов Дориана у меня сводит зубы. Мне известно, кто является любимицей священника. Несмотря на сожаление о том, как я поступила с Ванессой, мне ненавистна сама мысль о ней с Дорианом. Мне вообще ненавистна мысль о нем с кем-нибудь еще.
        «С кем-нибудь, кроме меня», - думаю я, но быстро прогоняю эту мысль.
        Я стараюсь вернуть себе прежнюю решимость. Я не могу уехать, пока не буду уверена, что Дориан выберет невесту, способную обеспечить ему гражданство. Так тихо, как только могу, я говорю:
        - Ты должен меня выслушать. Уши Греты не настоящие.
        Дориан смеется, слишком громко для конфиденциального характера нашей беседы.
        - Ты ревнуешь?
        Я хочу сказать «нет», но это слово отказывается срываться с моих губ.
        - С чего бы мне ревновать?
        - Зачем еще тебе пытаться исключить ее из конкурса?
        - Я серьезно, - шепчу я сквозь зубы, пока мы продолжаем кружиться по комнате под медленную мелодию Табиты. - Конечно, она может быть фейри только частично, но я не уверена, что в ней вообще есть кровь фейри. Не пойми меня неправильно, она мне нравится. Гораздо больше, чем Ванесса. Но если ты женишься на ней, а она окажется человеком, твое гражданство будет недействительным.
        - Я знаю, что она лжет. Мы все знаем.
        Я ошеломлена услышанным.
        - Тогда почему она все еще здесь?
        Он испускает взволнованный вздох.
        - Грета популярна среди людей. По-видимому, до этого она участвовала в других конкурсах невест и всегда нравилась зрителям. Отец Виктор настоял, чтобы мы оставили ее как можно дольше, дабы угодить аудитории.
        Я хмурюсь. Полагаю, это хорошая новость. По крайней мере, Дориан в безопасности. Он знает, что Грета не сможет обеспечить ему гражданство, а значит - выберет подходящую невесту. И Брайони, и Ванесса, как бы сильно эта мысль ни раздражала меня, прекрасно подойдут.
        - Ну, тогда, - говорю я, - полагаю, это наш последний танец.
        Он приподнимает бровь, показывая, что не согласен.
        - Неужели?
        Я обнаруживаю, что мое тело тянется к его, стремясь стереть формальную дистанцию, которую мы сохраняем. Вместо этого я отодвигаюсь так далеко, как только возможно, чтобы не прервать танец.
        - Да, Дориан. Мы оба знаем, что это так. Ты рассказал, чем тебе грозит неповиновение братству. Они могут лишить тебя убежища, отказаться устраивать твою свадьбу, или того хуже, перестать помогать тебе и твоим сестрам.
        При упоминании его сестер на лице Дориана появляется страдальческое выражение.
        - Ты знаешь, что я права.
        Он отводит взгляд, который становится стальным. Мы шагаем, поворачиваемся и раскачиваемся, не говоря больше ни слова. Эта тишина обжигает. С каждым ударом моего сердца я желаю, чтобы ее наполнил голос Дориана. Музыка кажется резкой без его низкого тембра, его смеха.
        Но так лучше. Так и должно быть. Теперь нужно просто дождаться момента, когда утихнет музыка.
        - Тебе не нужно ревновать.
        Когда я снова слышу его голос, у меня перехватывает дыхание.
        - Я никогда не говорила, что ревную.
        - Тем не менее я подумал, что тебе следует знать, - никто другой не сравнится с тобой.
        Мое сердце бешено колотится, и я чувствую, как его рука на моей спине опускается ниже. Сомневаюсь, что он осознает это. Я не замечаю, как в танцевальных движениях мы начинаем сближаться. Меня не заботит, что мы единственные, кто танцует, в то время как Брайони, Грета и Беатрис только наблюдают за нами. Я ощущаю головокружение и знаю, что мне следует отодвинуться. Однако вместо этого я поднимаю на Дориана глаза. Когда он смотрит на меня сверху вниз, его взгляд кажется таким глубоким. Полным желания. Боли. Нужды.
        - Дориан…
        - Мне нравится, как ты произносишь мое имя, - шепчет он.
        - Тебе не следует…
        - Добрый вечер, добрый вечер, - новый, достаточно громкий, чтобы перекрыть музыку, голос разносится по гостиной.
        Вздрогнув, мы с Дорианом отодвигаемся друг от друга и видим стоящего на пороге отца Виктора. Он улыбается, но смотрит на Дориана довольно суровым взглядом.
        Я делаю широкий шаг в сторону, просто чтобы увеличить разделяющее нас пространство.
        - Похоже, праздник получился восхитительным, - замечает Виктор, переводя взгляд сначала на других участниц конкурса, а затем на сестер Дориана. - Церемония благословения начнется через час. В этот раз она будет особенной. Четыре оставшиеся участницы выступят с речью о том, почему именно они являются лучшим выбором для брата Дориана. Позвольте посвященным сопроводить вас обратно в ваши комнаты, чтобы вы могли подготовиться.
        В этот момент в комнату входит Джереми и несколько других посвященных. Даже не взглянув на меня, Дориан бросается к отцу Виктору и что-то шепчет ему. Мне удается разобрать всего несколько слов. Похоже, это просьба поговорить наедине. Подавляя любопытство, я спешу к Джереми и следую за ним в коридор. Позади слышится болтовня следующих за нами девушек, но все, на чем я могу сосредоточиться, - это мои собственные мысли.
        Сегодня вечером мне придется произнести речь.
        О том, почему именно я стану лучшей невестой для Дориана.
        Как бы меня ни тошнило при одной мысли о публичном выступлении, вероятно, это именно та возможность, в которой я нуждалась.
        Глава XXXVI
        Час спустя я стою на помосте нефа рядом с Брайони и Гретой. Похоже, Ванесса все еще плохо себя чувствует. Со злорадным восторгом я задумываюсь, не станет ли это достаточной причиной, чтобы ее исключили из конкурса. Учитывая, что Грету хоть и неофициально, но все же уже дисквалифицировали, победительницей была бы Брайони. От этой мысли мое сердце уходит в пятки. Брайони Роуз - участница, которая нравится мне больше, чем все остальные, вместе взятые, но я не могу найти в себе сил даже отдаленно порадоваться за нее.
        Я твердо смотрю вперед, стараясь не бросать взгляды на противоположную сторону помоста, где стоит Дориан. Вместо этого я оглядываю собравшуюся публику. Сегодня вечером скамьи переполнены. Это говорит мне о том, что люди, должно быть, все больше и больше интересуются тем, как будет развиваться предсвадебная драма Дориана. После сегодняшнего вечера останется только две Церемонии благословения, последняя из которых закончится свадьбой… и избавлением Дориана от дальнейших покушений на его жизнь.
        Но после сегодняшнего вечера я здесь не останусь.
        Отец Виктор приветствует собравшихся своим обычным жестом - прикладывая кулак к сердцу - и молитвой. После этого он передает краткое содержание того, что прошел сегодняшний вечер. Конечно, священник опускает ту часть, где нас с Дорианом застали танцующими слишком близко друг к другу. Закончив, отец Виктор объявляет, что в нынешнюю Церемонию Благословления включены специальные выступления каждой участницы. Я задерживаю дыхание, гадая, кому он позволит произнести свою речь первой, но этой счастливицей оказывается не одна из нас. Точнее, не одна из присутствующих. Виктор приносит извинения за отсутствие Ванессы, которой все же удалось написать речь. Судя по всему, брат Биллиус согласился прочитать ее творение.
        Биллиус занимает место Виктора в центре помоста и с жаром передает слова Ванессы: утомительный рассказ о ее чистоте, добродетелях и достоинствах. После чего слова девушки обращаются к спасению фейри и ее глубочайшему желанию очистить их от греха. Я не могу не закатить глаз, особенно когда в речи Ваннессы подробно описываются ее мечты об идеальном острове, где у каждого будет только благая форма. Эти слова граничат с изменой, так что я удивлена, что ей не хватило такта оставить их при себе.
        Когда любопытство берет надо мной верх, я перевожу взгляд на Дориана, - на его лицо вернулась суровая маска - выражение, которое он сохраняет для братства. Улыбающийся, беззаботный юноша, каким он был со своими сестрами этим вечером, исчез. Как и страстный мужчина, которым он был со мной.
        Я с трудом сглатываю и отвожу взгляд.
        Спустя некоторое время, которое кажется вечностью, брат Биллиус заканчивает послание Ванессы. Раздаются запоздалые аплодисменты, как будто аудитория переносила эту речь с таким же трудом, как и я. Биллиус отступает в сторону, и отец Виктор вызывает Грету. Когда девушка выходит в центр помоста, аплодисменты звучат в четыре раза громче. Она действительно любимица людей.
        Грета произносит драматический монолог о тоске по любви и переполняющем ее желании жить в благословенном браке. Похоже, она вдохновлялась сценариями пьес, а не собственными чувствами, но зрителям все равно нравится. Они падают в обморок, вздыхают, смахивают слезы, когда Грета притворяется, что плачет. Если эта речь не позволит ей остаться, то, по крайней мере, Грета получит приличную актерскую практику. Возможно, в итоге ей не понадобится муж, чтобы построить карьеру своей мечты.
        После того как Грета заканчивает свое выступление, приходится подождать некоторое время, чтобы стихли аплодисменты. Когда девушка продолжает делать реверансы и махать зрителям рукой, отцу Виктору приходится самому увести ее в сторону. Как только зрители замолкают, он называет следующее имя.
        Мое.
        Учитывая то, как отец Виктор относится ко мне, я полагала, что буду выступать последней. Мое сердце начинает бешено колотиться, когда я понимаю, что пришло время сказать задуманное.
        Я делаю глубокий вдох и подхожу к центру помоста.
        - Расскажите нам, принцесса Мэйзи, - говорит отец Виктор. - Почему вы являетесь идеальной невестой для брата Дориана?
        Мой взгляд скользит по аудитории, пока я собираюсь с духом.
        - Я ей не являюсь.
        Зрители ахают от моего неожиданного заявления.
        На мгновение я закрываю глаза, совершая глубокие вдохи и выдохи. Снова открыв их, я чувствую, как крепнет моя решительность и продолжаю:
        - Я не смогла бы стать идеальной невестой для брата Дориана. На самом деле, я худший выбор, который он когда-либо мог сделать.
        У сидящих в зале брови ползут вверх, шепотом они делятся с другими своим изумлением.
        Я продолжаю:
        - Как вы все уже знаете, я принцесса, но, думаю, вы также успели заметить, что я не обычный представитель королевской семьи. Во мне нет ничего королевского. Я неуклюжа, мое поведение может быть грубым и непристойным. В течение последнего года я занималась воровством. Я крала вещи. Так что, вероятно, я когда-то украла что-то у большинства из вас.
        Испуганные зрители только моргают мне в ответ, в то время как другие криво ухмыляются, словно не могут понять, шучу я или нет.
        Я пожимаю плечами.
        - Я люблю воровать и всегда любила. Мне нравятся блестящие предметы, и я редко испытываю угрызения совести из-за своих краж. Хотя я чувствую себя немного неловко из-за одной вещи, которую украла совсем недавно. На вторую ночь моего пребывания здесь я украла браслет у одной из конкурсанток и надела его на другую. Все это было сделано в надежде, что одну из них отправят домой вместо меня.
        Краем глаза я замечаю движение. Дориан выступает вперед, но я отказываюсь встречаться с ним взглядом.
        - Очевидно, это сработало. Я все еще здесь. Но больше я этого не заслуживаю. Из меня не получится нежной или покорной жены. Я не заинтересована в том, что церковь называет спасением фейри. Я не признаю подобного. Магия фейри - не зло. Как однажды сказал сам отец Виктор, не стоит считать зло собственностью одного человека, одной группы или одной организации. Зло - достояние людей. Оно может быть свойственно кому угодно. С тех пор я поняла, что Святой Лазаро не злой. Возможно, заблуждающийся, но не злой. Как и фейри. Поэтому я не стану разглагольствовать об учении церкви или восхвалять Всемогущего. До тех пор, пока они не увидят фейри такими, каким я увидела братство. Все остальные так же восприимчивы к добру и злу, как и люди. Мы не демоны, нуждающиеся в спасении. До того дня, когда церковь докажет, что переросла свои старомодные представления и сделает нечто большее, чем просто красочный конкурс невест, который они зовут современным. Что ж, полагаю, пока этот момент не наступил, братство может любезно отвалить.
        В воздухе повисает тишина. Мои легкие сжимаются от произнесенных слов. По общему признанию, ругать братство последними словами - это слишком, и я даже сожалею об этом. Все здесь отнеслись ко мне с большей добротой, чем я когда-либо ожидала от церкви со столь дурной репутацией. Даже неодобрение отца Виктора по отношению ко мне было вполне оправданным. Однако я понимала, что должна переступить черту. Это единственный способ добиться желаемого.
        Единственный способ.
        Глубоко вздохнув, я возвращаюсь на свое место рядом с Гретой и Брайони. Только тогда публика, опомнившись, начинает сначала смеяться, а затем аплодировать. Я складываю руки по швам и смотрю в пустое пространство. Мои колени дрожат, а самообладание грозит вот-вот покинуть меня.
        «Не сейчас. Потерпи еще немного».
        - Ну что ж, - начинает отец Виктор, поморщившись, - я прошу прощения за довольно красноречивую формулировку принцессы Мэйзи. А теперь давайте послушаем Брайони Роуз и помолимся Всевышнему в надежде, что ее речь окажется гораздо менее язвительной.
        Публика хихикает, но я почти не слышу этого. Я также не понимаю ни слова из того, что говорит Брайони. Все мое внимание сосредоточено на жаре, что вызывает взгляд Дориана, который прожигает мой профиль с другой стороны помоста.
        Кажется, речь Брайони заканчивается слишком быстро. Как и все остальное после. Брат Биллиус вручает Дориану четыре цветка: на этот раз розы, одна из которых белая, а остальные - красные. Дориан приглашает Грету присоединиться к нему в центре помоста, где протягивает ей красную розу. После чего отец Виктор приглашает случайную девушку из зала принять розу от имени Ванессы. Симпатичная блондинка, весьма старательно хлопающая ресницами, принимает красную розу и жеманно благодарит Дориана. Он произносит мое имя.
        Мое имя.
        Еще слишком рано.
        Слишком рано.
        На этом все закончится.
        Глубоко вздохнув, я иду к Дориану и останавливаюсь в нескольких футах перед ним. Он держит две оставшиеся розы, по одной в каждой руке. По залу проносится шепот, и мой пульс учащается, когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с Дорианом взглядом. Выражение его лица искажено болью. Он не двигается, не предпринимает попытки протянуть мне цветок.
        Наконец, он начинает поднимать одну из роз.
        Одновременно ужас и облегчение захлестывают меня, обрушиваясь на мое сердце, подобно волне во время прилива.
        Красная роза.
        Каждая моя частичка хочет принять цветок, мои пальцы умоляют меня потянуться за ним.
        Но я этого не делаю.
        - Дай мне белую розу, - шепчу я сквозь зубы.
        Челюсть Дориана напрягается.
        - Нет.
        - Дай мне ее. Сейчас же.
        - Нет.
        Мои плечи начинает бить мелкая дрожь.
        - Я не уйду с этого помоста, пока ты не подаришь мне белую розу. Я вырву ее из твоих рук, если придется.
        Его лицо вытягивается еще больше. Я вижу, как дергается его кадык.
        Я едва замечаю отца Виктора, когда тот подходит к Дориану сзади.
        - Подари ей белую розу, - говорит он мягким, едва ли не извиняющимся голосом. Этого достаточно, чтобы моя нижняя губа задрожала.
        Дориан так сильно сжимает стебли обоих цветков, что костяшки его пальцев белеют. Я слышу щелчок и опускаю взгляд, чтобы увидеть раздробленный стебель. Белая роза теперь свисает только с зеленой нити. С громким вздохом Дориан протягивает мне сломанный цветок. Цветок, который положит конец этой игре. Положит конец нам.
        Я принимаю розу и отворачиваюсь. Я не останавливаюсь, когда добираюсь до Греты и Брайони, не останавливаюсь у подножия помоста. Мои ноги несут меня по проходу, мимо скамей с наблюдающими зрителями, пока я не достигаю тихих коридоров за пределами нефа. Только тогда я позволяю своим слезам пролиться.
        Глава XXXVII
        Добравшись до своей комнаты, я кидаю белую розу на туалетный столик, бросаюсь к своему гардеробу и, вытаскивая одежду, бесцеремонно запихиваю ее в свою ковровую сумку. Я презираю то, как слезы текут по моим щекам, как мое горло горит от попыток подавить рыдания. Я даже не уверена, почему плачу. Мне ясно только одно, - чем усерднее я работаю над упаковкой своей сумки, тем больше дрожат мои конечности. Кажется, я вот-вот упаду.
        Я изо всех сил пытаюсь уместить все свои наряды в одну сумку, и в следующее мгновение силы покидают меня. Выругавшись сквозь зубы, я падаю на кровать и закрываю лицо руками. Проходит минута, возможно, даже несколько, когда я слышу тихий стук в дверь. Я не могу найти в себе силы ответить и ничего не говорю, когда слышу, как она открывается. За этим следует характерный звук когтей Подаксиса, а также человеческие шаги.
        Мое сердце подскакивает к горлу, когда я думаю, кому они принадлежат. Я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь. К счастью, с моим ракообразным другом в комнату входит только Брайони, которая закрывает за собой дверь.
        - Что вы здесь делаете? - Я вытираю заплаканное лицо, понимая, что, должно быть, выгляжу ужасно.
        Подаксис останавливается у моих ног, уголки его глаз опущены вниз.
        - Я беспокоился о тебе, - шепчет он.
        - Как и я, - грустно улыбается мне Брайони. - Сама понимаешь, после такой речи и всего остального. Твое выступление получилось настолько эффектным, что я не даже не надеялась, что кто-то станет слушать мое.
        - Прошу прощения, - говорю я, шмыгая носом. - Я не хотела перетягивать одеяло на себя.
        - Не беспокойся об этом, - легкомысленно отмахивается Брайони. - Мне все равно. Я почти не прилагала усилий, когда готовилась, потому что была уверена, что сегодня вечером отправлюсь домой.
        - Вместо этого домой отправлюсь я, - сухо отзываюсь я, снова возвращаясь к сумке. На этот раз я стараюсь складывать вещи аккуратно, чтобы сэкономить место. Когда и это не помогает, я начинаю думать, не оставить ли их здесь. Если Надя захочет вернуть свои костюмы, возможно, она сделает мне одолжение и заберет их отсюда сама. Я отодвигаю сумку в сторону в поисках отороченного соболем пальто. Накинув его, я избегаю встречаться с Брайони взглядом.
        - Мне пора идти.
        - С тобой все в порядке?
        Я игнорирую этот вопрос, сосредоточившись на пуговицах в попытке справиться с новой волной слез, наворачивающихся на глаза. Когда Подаксис успокаивающе постукивает когтем по моей лодыжке, это только усугубляет ситуацию.
        - Мэйзи, - твердо говорит Брайони. Она сокращает расстояние между нами и кладет свою руку поверх моей, дрожащей и все еще возящейся с пуговицами. Это заставляет меня остановиться. Она повторяет свой вопрос. На этот раз медленнее: - С тобой все в порядке?
        - А почему должно быть иначе? - Мой подбородок дрожит, но я убеждаю себя, что Брайони этого не замечает. - Я произнесла эту речь не просто так. Все это время я знала, что мне здесь не место.
        - Я не знаю, по какой причине ты решила сказать именно это, но я верю, что каждое слово было правдой.
        - Тогда ты знаешь, почему я не подхожу для… для него.
        Она фыркает от смеха.
        - Возможно, это ты и планировала доказать, но взамен показала, почему ты - единственная, кто ему подходит.
        - В этом нет никакого смысла, - качаю я головой.
        - Это имеет смысл для любого, у кого есть глаза. Между вами что-то особенное. Возможно, так было с самого начала.
        - Между нами нет ничего, кроме разногласий.
        Брайони хитро улыбается мне.
        - Разногласия - просто уродливое слово для обозначения страсти.
        Я открываю рот, чтобы возразить, но я слишком устала. Делая шаг назад, я поднимаю Подаксиса, а после протискиваюсь мимо нее к двери.
        - Если выиграешь, будь добра к Дориану и его сестрам, хорошо?
        Брайони следует за мной по пятам.
        - Мэйзи, ты уверена, что с тобой все в порядке?
        Мои губы остаются плотно сжатыми. По правде говоря, я не знаю, в порядке ли я. Не знаю, буду ли когда-нибудь. Из-за моих действий я, скорее всего, буду мертва через три дня.
        Но из-за тех же действий он будет жив.
        Это единственное утешение, что у меня осталось. Может, этого достаточно.
        - Со мной все в порядке настолько, насколько это возможно.
        Одарив меня еще одной печальной улыбкой, она пожимает мне руку. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но сомневаюсь, что мои губы делают что-то большее, чем сжимаются в еще более плотную линию.
        - Прощай, Брайони Роуз.
        Я открываю дверь, чтобы сбежать…
        Дориан стоит с другой стороны.
        Он, не колеблясь, врывается внутрь, заставляя меня сделать несколько шагов назад. Его челюсть сжата, взгляд ледяной. Он смотрит только на меня, даже не потрудившись заметить Брайони или Подаксиса. Его голос звучит как низкое рычание.
        - Почему ты это сделала?
        Поморщившись, Брайони выскальзывает за дверь.
        Подаксис извивается в моих руках.
        - Мне следует предоставить вам немного уединения, - бормочет он.
        - Нет…
        Прежде чем я успеваю остановить моего друга, он спрыгивает на пол и выбегает вслед за Брайони.
        Я сердито смотрю ему вслед, а Дориан захлопывает за ними дверь.
        - Почему ты это сделала? - спрашивает он снова. На этот раз в его голосе слышится мольба.
        Мои легкие сжимаются, пока я пытаюсь сохранить самообладание. Вздернув подбородок, я говорю:
        - Сам знаешь почему.
        Он подходит ближе, пока между нами не остается всего лишь один фут. Я пытаюсь отодвинуться, но упираюсь спиной в дверцы шкафа. С выражением боли на лице Дориан прикладывает руку к груди.
        - Я не был готов.
        Я впитываю его заявление, позволяя ему пронзить меня, как железный клинок. Ярость зарождается в моей груди, пробирает меня до костей.
        - Ты не был готов? - повторяю я сквозь зубы. - Это все, что ты можешь мне сказать? Я сделала то, что следовало сделать, а ты не был готов? Как долго ты планировал водить меня за нос? До последней ночи? Заставил бы меня смотреть, как идешь к алтарю со своей невестой? Ты действительно такой жестокий и бесчувственный?
        Грудь Дориана вздымается, пока он изучает мое лицо, положив руку всего в нескольких дюймах от моей головы, он опирается на дверцу шкафа и наклоняется.
        - Это причинило бы тебе боль? Увидеть, как я беру в жены другую?
        - Да, - говорю я. Мое признание колючее, как железо, слово царапает мне язык. - Для тебя это должно было стать достаточной причиной отпустить меня.
        - Тогда ты признаешь это, - прищуривается Дориан. - Признай, что у тебя есть ко мне чувства.
        Я хочу закричать ему прямо в лицо, что это не так, но не могу обмануть себя настолько, чтобы действительно поверить в это.
        - Не имеет значения, что я чувствую. Мы не можем быть вместе. Я не стану причиной, по которой ты потеряешь все, ради чего принес столько жертв.
        Дориан опускает голову и разочарованно рычит. Когда он снова смотрит мне в глаза, я вижу печаль.
        - Сегодня вечером, сразу после вечеринки, я поговорил с отцом Виктором. Он был близок к тому, чтобы позволить мне самому выбирать женщину, с которой я хочу быть. Но ты только что разрушила это.
        Мое сердце трепещет при мысли о том, что он торговался с Виктором - из-за меня, из-за нас - несмотря на то, что это могло поставить под угрозу его положение в братстве. Надежда угрожает разрастись в моей груди, но я топлю ее, умоляя, чтобы она разбилась об острые скалы разума.
        - Поверь, я бы уничтожила гораздо больше, если бы осталась.
        Выражение его лица смягчается.
        - Мэйзи…
        - Мы не можем быть вместе. Я не такая, как ты думаешь.
        - Тогда скажи мне, какая ты. - Дориан подносит другую руку к моей голове, полностью окружая меня. Опустив лицо, он замирает, когда наши лбы почти соприкасаются. Я вздергиваю подбородок, держа свои губы вне досягаемости. Я знаю, что должна оттолкнуть его. Как можно сильнее, пока все не закончилось плохо. Но не могу найти в себе силы даже пошевелиться. Его близость опьяняет, разводя огонь, ревущий в моем животе. Когда он снова начинает говорить, в его голосе слышится улыбка. - Я уже знаю, что ты искусительница. Шелки. Женщина. Красивое, раздражающее, невероятно сложное создание. Так кто же ты еще?
        Я могла бы сказать ему, могла бы рассказать правду. Я должна это сделать, но я молчу, оставляя свои секреты храниться глубоко в сердце. Эти секреты способны стереть желание, горящее в его глазах, способны заставить его ненавидеть меня вечно. Но у меня больше нет вечности. В моем распоряжении всего несколько дней. Неужели я монстр, если хочу, чтобы он помнил меня такой, как сейчас? С тем желанием, что он испытывает ко мне?
        - Скажи, что у тебя нет ко мне чувств, - шепчет Дориан.
        - Я… - Слова сгорают, превращаясь в пепел в моем горле.
        - Скажи, что совсем меня не любишь.
        При слове «любовь» мой желудок переворачивается. Он не может иметь это в виду. Дориан не может испытывать ко мне ничего, даже похожего на любовь. Мы едва знаем друг друга. Я не могу любить его.
        Могу ли я?
        Неужели любовь - причина, по которой я готова пожертвовать собой, только чтобы спасти его жизнь? Или я бы сделала для кого угодно?
        Я уже знаю ответ. Воспоминания о прошлой ночи, когда мы доверили друг другу свои секреты под ивой, наполняют мой разум. Я рассказала ему такие вещи о моем прошлом, о том, что сделала с Лютером, которые не рассказывала почти никому. Дориан тоже доверился мне. Еще раньше, когда мы смеялись, подбадривали бойцов и ругали их неудачные выпады на боксерском матче, я что-то почувствовала. Тогда я не смогла признаться даже самой себе в том, что мне нравилось проводить время с Дорианом. Точно так же, как мне нравилось танцевать в его объятиях в клубе «Скорпиус» или прижиматься к нему, когда он поймал меня под лирой.
        Я не знаю, когда начала влюбляться в Дориана. Возможно, это всего лишь симпатия. Возможно, нечто большее. Что бы это ни было, мне оно кажется сильнее, чем все, что я позволяла себе чувствовать раньше.
        И теперь…
        Во мне снова поднимается предательская волна надежды, но я сдерживаю ее, напоминая, что ничего не изменилось.
        Ни то, что чувствует он, ни то, что чувствую я, не имеет значения.
        Позволив ему жить, я принимаю свою смерть.
        Но, возможно, я смогу умереть, получив последний подарок. Место, где я оставлю свое сердце, когда променяю этот мир на царство мертвых.
        Я делаю глубокий вдох.
        - Дориан, я…
        Без всякого намека на утонченность дверь в мою комнату открывается и тут же с грохотом захлопывается. Мы с Дорианом вздрагиваем и отстраняемся друг от друга. Резко обернувшись, я обнаруживаю на другом конце комнаты пристально смотрящую на меня Ванессу. Она совсем не выглядит больной, даже наоборот - просто пышет здоровьем: розовые щеки, тщательно завитые темные волосы, бордовое атласное платье без единой складочки.
        Ванесса упирает руку в бок и прислоняется к закрытой двери.
        - Какая компрометирующая сцена, - говорит она. В ее голосе гораздо больше злобы, чем я когда-либо слышала прежде. Даже выражение ее лица искажено незнакомой мне ухмылкой.
        - Мисс Кортер, - произносит напряженным голосом Дориан. - Пожалуйста, не вмешивайтесь. Это личное дело между мной и мисс Мэйзи. Я прошу вас вернуться в свою комнату.
        - О, я помешала? - спрашивает она с притворной невинностью. - Подождите-ка, вы собирались ее поцеловать? Не обращайте на меня внимания. Ваш поцелуй - это то, что я жажду увидеть больше всего на свете.
        Я отступаю от Дориана еще на один шаг и разглаживаю подол своего платья.
        - Что ты здесь делаешь?
        Ванесса наигранно вздыхает. Она делает шаг вперед и скрещивает руки на груди.
        - Что я здесь делаю? Лучше спросить, что здесь делаешь ты. Почему бы тебе не рассказать ему, Мэйзи? Расскажи Дориану, что на самом деле привело тебя сюда.
        Я, прищурившись, хмурюсь. Страх ползет по моему позвоночнику.
        - Ты не выглядишь больной.
        - Потому что я здорова.
        - Где же тогда ты была?
        Она со скучающим видом разглядывает свои ногти.
        - Мне нужно было избавиться от тела.
        - Прошу прощения? - напрягается Дориан.
        Она встречается со мной взглядом, и темные радужки ее глаз вспыхивают бледным оттенком, а зрачок принимает форму зигзага. Глаза каракатицы.
        - Зара, - говорю я, делая шаг назад. - Ты убила Ванессу.
        - Что? - Дориан переводит взгляд с меня на фальшивую Ванессу и выставляет руку так, словно хочет защитить меня от угрозы, наличие которой только сейчас начинает понимать. - Что происходит?
        Зара игнорирует его вопрос.
        - Я не убивала Ванессу. Всего-то оставила ее связанной в гардеробе. А вот ее компаньонку…
        - Братья! - ревет Дориан сильным, глубоким голосом.
        Зара закатывает глаза.
        - Никто тебя не слышит. Я наложила на комнату заглушающие чары, а на окна и двери - запирающие. Этим заклинаниям меня любезно научила мать Мэйзи. Она упоминала, что ее мать - Морская ведьма, самая могущественная чародейка в океане?
        Дориан ничего не говорит, только пододвигается ближе ко мне.
        - Нет? Она вообще не упоминала Королеву-убийцу? Возможно, ты сам слышал о ней. Королева Нимуэ, неблагая правительница Морского королевства. Мама нашей дорогой Мэйзи.
        Мои мысли путаются. Неужели Нимуэ послала Зару, чтобы сорвать мои планы? Я оглядываю комнату в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить средством защиты. Ничего, кроме скудной мебели и картины в рамке. Против острых когтей Зары, которые сейчас скрыты под личиной Ванессы, это не поможет.
        - Почему ты здесь? Как давно ты притворяешься Ванессой?
        - Со вчерашнего вечера. - Ее чешуя трепещет, ненадолго открывая облик брата Биллиуса, прежде чем вернуться к Ванессе. - Я последовала за тобой по переулку. Хотела оценить, способна ли ты выполнить свою миссию. Когда стало очевидно, что ты ни на что не годна, я решила взять дело в свои руки. Это доставит мне великое удовольствие, ведь у нас с Дорианом есть незаконченное дело.
        Она смотрит на Дориана, и ее чешуя снова трепещет, на этот раз становясь темно-синей. Зара принимает странную форму, у которой нет волос, только плавники, жабры и большие черные глазницы. Если во дворце Нимуэ я видела ее истинную внешность, тогда это еще одна иллюзия.
        Однако Дориан, похоже, узнает ее. Не сводя глаз с Зары, он хватает меня за руку и утягивает себе за спину.
        - Ты напала на мой корабль.
        - А ты облил меня маслом и толкнул в огонь.
        - Ты пыталась меня убить.
        Зара обнажает зубы, из кончиков ее перепончатых пальцев выскальзывают когти. С рычанием она снова сдвигает чешую, открывая свою истинную форму - гибкое тело, покрытое чешуей в коричневую и белую полоску.
        - А ты убил ее.
        - Нет. Нет, ты мертва, - говорит Дориан, слегка пошатнувшись.
        Зара медленно, шаг за шагом, подкрадывается ближе. Мой взгляд скользит по поясу на ее бедрах, к которому прикреплен лежащий в ножнах кинжал. Поскольку она приняла истинную форму, я предполагаю, что оружие тоже настоящее. Чтобы дать нам больше места, я тяну Дориана подальше от шкафа, к стене. Побледневший, он двигается медленно и неуклюже. Похоже, Зара шокировала его. Я не могу даже представить, каково это - видеть то, что выглядит как призрак фейри, которую он убил.
        - Ты убил мою сестру, - шипит Зара. - Я хотела забрать твою жизнь в качестве возмездия. Ты не должен был пережить это кораблекрушение, человек. Я должна была затащить тебя в морские глубины, где открыла бы тебе свой истинный облик, напомнила бы, почему ты заслуживаешь смерти. В тот раз мне не выпало подобного шанса, но теперь я не буду тратить время впустую. Я позволю себе насладиться страхом в твоих глазах. Вот бы это длилось вечно.
        Дориан ничего не говорит, но его плечи заметно опускаются.
        - Оставь его в покое, Зара, - говорю я, прожигая ее взглядом. - Дориан не заслуживает смерти. Нимуэ ошибалась на его счет. Как и ты.
        С рычанием она переводит взгляд на меня.
        - О, как бы мне хотелось прикончить и тебя тоже, но твоя мать никогда меня не простит. И все же… Сомневаюсь, что она отказала бы мне в удовольствии попробовать. - С этими словами Зара, широко раскрыв челюсть, обнажает острые зубы и бросается на меня. В тот момент, когда она приближается, Дориан начинает действовать, будто бы выходя из оцепенения. Он поворачивается к ней и со всей силой ударяет кулаком в живот. Когда Зара отшатывается, Дориан ставит ей подсечку и бьет локтем в грудь. Даже ударившись об пол с приличной силой, Зара остается в лежачем положении всего мгновение. С шипением она вскакивает на ноги, но прежде, чем успевает сделать хоть хоть шаг, Дориан прижимает ее к стене, уперев предплечье ей под подбородок.
        Меня охватывает чувство облегчения, но оно оказывается недолгим. Я замечаю блеск изготовленного из морского стекла лезвия, что прижато к шее Дориана.
        Должно быть, тоже почувствовав нож у своего горла, он замирает.
        Губы Зары вздрагивают.
        - При желании я могла бы перерезать тебе горло прямо сейчас, - говорит она напряженным голосом. - Но смерть настигнет тебя на дне моря. Твоя душа - дар океану в уплату за ту, что ты украл.
        Дориан сильнее надавливает на шею Зары, но она делает то же самое с кинжалом. При виде алого ручейка, стекающего к его черному воротнику, у меня сжимается сердце.
        - Если придется покончить с твоей жизнью здесь и сейчас, я так и поступлю, - заявляет она. - Сделаю это прежде, чем ты успеешь задушить меня. Сам знаешь, что так и будет. Кроме того, сначала я должна получить кое-что от Мэйзи.
        - Не вмешивай ее в это, - рычит Дориан, снова надавливая на горло Зары и получая в ответ более глубокий порез.
        От приступа паники мне кажется, что мое сердце вот-вот взорвется.
        - Остановитесь! Пожалуйста!
        - Я отпущу его, - выдыхает Зара. - Обещаю. - Учитывая, что она все еще остается в своей неблагой форме, ее слова не могут быть ложью. Зара может лгать, только когда притворяется кем-то и только чтобы оставаться убедительной.
        - Тогда сделай это! - в отчаянии киваю я.
        И все же Зара не двигается.
        - Я готова отпустить Дориана, готова даже бросить свой кинжал на пол. Но взамен ты сделаешь для меня кое-что.
        - Чего ты хочешь?
        Губы Зары растягиваются в широкой зубастой улыбке.
        - Скажи ему, зачем ты пришла сюда. Расскажи о своей маленькой сделке.
        Дрожь сотрясает мое тело, и любой ответ вылетает из головы, когда Дориан медленно переводит свой взгляд на меня. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Зара отскакивает от стены и направляет свой клинок на него.
        - Обещаю! - Крик вырывается из моего горла. - Я обещаю. Я все ему расскажу. Прямо сейчас. Только позволь ему уйти.
        Зара вздергивает подбородок. Как и было условлено, она, опустив свой кинжал, бросает его на пол.
        Дориан переводит взгляд с нее на меня, будто бы раздумывая, стоит ли воспользоваться возможностью и расправиться с ней сейчас, когда у него появилось явное преимущество.
        - Напади на меня еще раз, и сделка расторгнута, - заявляет Зара. - Но поверь, ты захочешь это услышать.
        Нахмурившись, Дориан делает шаг назад. Его плечи напряжены.
        Прижав руки к груди, я рассказываю ему правду.
        Глава XXXVIII
        Правда - холодная штука, охлаждающая комнату, уничтожающая тепло, которое когда-то существовало между мной и Дорианом. Словно его никогда и не было. Теперь я вижу только его ледяной взгляд, чувствую только его замораживающий шепот.
        - Тебя послали сюда, чтобы убить меня, - говорит он.
        - Да. - Мой голос срывается, и единственное слово, как железный шип, впивается в мое сердце.
        Лицо Дориана меняется, искажаясь болью.
        - Чтобы убить меня.
        - Да.
        - Как именно ты планировала это сделать? - спрашивает он. Его грудь вздымается от быстрого дыхания.
        Я прикусываю губу, зная, что мои следующие слова причинят ему еще большую боль.
        - Я должна была поцеловать тебя.
        - Поцеловать?
        - Мой поцелуй… смертелен.
        Он отшатывается назад и проводит рукой по лицу, но это не стирает его полный страдания взгляд.
        - Наше первое свидание в гостиной, когда ты наклонилась, чтобы поцеловать меня… Тогда ты пыталась лишить меня жизни.
        - Мне так жаль, - говорю я дрожащим голосом. - Все внутри меня сгорает от сожаления.
        - Но ты на этом не остановилась, верно? Каждый раз, когда мы оставались наедине, ты пыталась подобраться достаточно близко, чтобы завершить свое темное дело. А я-то, как полный дурак, думал, что ты хочешь поцеловать меня ради удовольствия, а не ради убийства. Думал, что тоже хочу поцеловать тебя. - Он замолкает, изучая меня хмурым взглядом. Не тем пристальным, полным желания взглядом, который я полюбила, а взглядом, полным ужаса и отвращения. - Все, что, как я себе вообразил, было между нами, оказалось ложью.
        Я делаю шаг вперед, отчаянно пытаясь дотянуться до него, но уверенная, что он оттолкнет меня, не решаюсь прикоснуться.
        - Все не так. То, что произошло между нами, было правдой. Именно поэтому сегодня вечером я заставила тебя исключить меня из конкурса. Я поняла, что не смогу этого сделать.
        - Когда ты это поняла? - более резким тоном спрашивает Дориан. - Как давно ты перестала пытаться меня убить?
        Мой желудок переворачивается, когда я говорю правду.
        - Со вчерашнего вечера.
        Он издает мрачный смешок и качает головой.
        - Но каждое мгновение до этого…
        Я снова подхожу ближе. Единственным утешением мне служит то, что Дориан не отступает. Вместо этого он выпрямляется и, прищурившись, удерживает мой взгляд.
        - У меня не было выбора, Дориан. Меня заставили заключить сделку с моей матерью, морской ведьмой, которую я презираю. Я приехала в Люменас, чтобы спрятаться от нее. Я зарабатывала на жизнь воровством, потому что пыталась ускользнуть от нее в течение года. Когда я спасла тебя после кораблекрушения, она нашла меня. И наказала за то, что я предотвратила покушение на твою жизнь. Она наложила на меня смертельное проклятие и дала десять дней, чтобы изменить судьбу, которую мне уготовила.
        При упоминании проклятия выражение лица Дориана меняется, но он быстро прячется за своей ледяной маской.
        - Она убедила меня, что ты монстр, - продолжаю я. - Что, заключив с ней сделку, я поступаю правильно.
        - Она назвала меня монстром, и ты, не задумываясь, поверила ей.
        - Сначала так и было, но чем больше я узнавала тебя, тем больше сомневалась в собственных действиях. Как ты думаешь, почему я попросила тебя рассказать мне правду? Почему с того момента, как сама попыталась тебя поцеловать, уклонялась от каждого потенциального поцелуя?
        - Да, прошлой ночью ты действительно уклонилась от моего поцелуя, - признает он сквозь сжатые зубы, - но к тому моменту ты уже согласилась на сделку, главным условием которой было покончить со мной. Не оттолкни я тебя в первый раз… - Дориан бледнеет, и его взгляд становится отстраненным. - Я был бы уже мертв.
        На мои глаза наворачиваются слезы, а сердце сжимается все сильнее и сильнее с каждым вдохом.
        - Я рада, что тогда ты оттолкнул меня. Рада, что не выполнила условия сделки. На самом деле я даже рада, что именно меня послали сюда.
        Дориан снова смотрит на меня расширенными от ужаса глазами.
        - Только потому, что они послали бы кого-нибудь еще. - Я указываю на Зару, которая с самодовольной ухмылкой наблюдает за нами. - На моем месте могла бы быть она. Кто-то, кто бы уже выполнил задание. Дориан, Совет Альфы санкционировал твое убийство. Они хотели помешать тебе получить гражданство.
        - Так мне стоит поблагодарить тебя за спасение?
        - Я не это…
        Мои слова обрывает взрыв смеха.
        - Ошибаешься, маленький тюлень. - Зара прислоняется к стене, скрестив руки на груди.
        - В чем именно? - спрашиваю я.
        - Совет Альфы никогда не санкционировал убийство Дориана.
        - Нимуэ сказала мне.
        - Вообще-то это она предложила убить его, - смеется Зара. - Ты такая глупая, Мэйзи. Просто жалкий, доверчивый щенок, принимающий за чистую монету каждое слово той, кого ты якобы ненавидишь. На самом деле Дориану рады на острове. Он в полной безопасности. Ему не нужно ни жениться, ни прятаться в религиозном убежище.
        Кровь приливает к моим ушам и пульсирует в голове.
        - Совет Альфы не давал разрешения на убийство Дориана? Значит, мой отец тоже этого не делал?
        - Нет. По словам Нимуэ, когда слух о предстоящем прибытии Дориана дошел до Совета, твой отец защищал этого юношу даже с большим рвением, чем остальные.
        - Она… она обманула меня.
        - И ты еще удивляешься? - Улыбка Зары становится шире.
        - Нападение на его корабль…
        - Личные счеты, ничего официального. Я захотела убить Дориана, а Нимуэ одобрила мою инициативу. Предполагалось, что все пройдет быстро и легко. Без единой выжившей души. Пока он не поджег меня. - Гортанно рыча, она скалит зубы на Дориана. Тот в ответ с ухмылкой сжимает кулаки, приготовившись к нападению. Зара снова переводит взгляд на меня. - И ты спасла его, разрушила все. Это я должна была его прикончить. Мне предназначалось подарить его жизнь морю. А потом Нимуэ узнала, что в этом замешана ее дочь. Все потому, что я по собственной глупости отдала ей найденный гребень.
        Она сердито смотрит на ту сторону моей головы, где находится упомянутое украшение, и я борюсь с желанием дотронуться до него. Вместо этого я представляю ряд зубчиков гребня и пытаюсь определить, какой ущерб они могут нанести, если я смогу подобраться к Заре достаточно близко. Я не умею сражаться. Каковы же шансы, что мне удастся ее одолеть?
        Затем я замечаю все еще лежащий на полу кинжал из морского стекла. Пусть Зара не предприняла ни малейшей попытки забрать его, то, как она шаг за шагом подкрадывается ближе, подсказывает о ее готовности напасть. Возможно, она и обещала отпустить Дориана, но никогда не говорила, что не попытается схватить его снова.
        Я не могу этого допустить. Учитывая, какой короткой, вероятно, будет моя жизнь, я готова смириться с ненавистью, что испытывает ко мне Дориан.
        Взгляд Зары мечется между мной и Дорианом, пока она подбирается еще ближе. Она тянется к поясу на талии, будто бы забыв, что ее ножны пусты. Но ее цель - не кинжал, а маленький мешочек сбоку. С щелчком Зара открывает его и достает что-то плоское и серебристое. Я узнаю предмет - колесница Нимуэ, устройство, которое позволяет мгновенно перемещаться из одного места в другое.
        Подбираясь еще ближе, Зара полностью фокусируется на Дориане. Она получила от меня то, что хотела - вынудила причинить Дориану боль, - и больше не видит во мне угрозы. Дориан оглядывается на Зару взглядом, явно просчитывающим ее ходы, и отступает назад всякий раз, когда она делает шаг вперед, смещаясь в сторону, когда она пытается обойти его. Вскоре они начинают кружить вокруг друг друга, как акулы. Медленно и бесшумно, я отступаю к стене. Коснувшись ногой кинжала, тут же начинаю плавно сползать вниз.
        Зара и Дориан не обращают на меня внимания.
        - Пришло время заплатить за убийство моей сестры, - говорит Зара. - Пора твоему телу накормить море, чтобы воды, к которым принадлежала моя сестра, испробовали твою кровь.
        Дориан ничего не отвечает, но на в его чертах мелькает что-то похожее на раскаяние. Я почти вижу вину, написанную на его лице.
        Должно быть, Зара тоже это видит, но принимает его чувства за слабость. Воспользовавшись шансом, она бросается на Дориана и проводит когтистыми пальцами по его груди. Он отскакивает назад, но Заре удается распороть его куртку длинными поперечными разрезами. Не дожидаясь, чтобы увидеть, просочится ли кровь между полосками ткани, я присаживаюсь на корточки и обхватываю пальцами рукоять кинжала. Зара снова бросается к Дориану, который успевает уклониться от следующего удара. Я использую эту возможность, чтобы атаковать Зару сзади. Как раз в тот момент, когда кончик изготовленного из морского стекла лезвия приближается к ее затылку, она разворачивается и кулаком, в котором зажата Колесница, отодвигает мою руку в сторону. Кинжал со звоном падает на пол. Другой, свободной рукой Зара замахивается, и я чувствую, как мое плечо пронзает боль, которая вскоре обрывается. Приспешница морской ведьмы отшатывается, когда Дориан обхватывает ее за талию. Она переключает свое внимание на него, вонзая коготь в уже раненную шею. Я слышу, как Дориан старается сдержать крик. Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я
вижу, как Зара цепляется своими острыми пальцами за его плечо, впиваясь в плоть, что спрятана под курткой. Я снова пытаюсь добраться до кинжала, но как раз в тот момент, когда собираюсь взять его в руку, меня ослепляет яркий свет. Оглянувшись через плечо, я вижу, что Зара открыла пудреницу.
        Все еще вцепившись когтями в Дориана, она собирается воспользоваться Колесницей.
        Я вспоминаю, как когда-то, чтобы похитить меня с помощью этого устройства, Зара держала меня за руку, а позже, чтобы вернуть меня на мыс Вега, Нимуэ вынудила схватиться за нее. Для перевозки второго человека, Колесница требует физического контакта.
        Я точно знаю, куда она планирует отвезти Дориана.
        Почти ничего не видя, я шарю пальцами по полу в попытке отыскать кинжал. В момент, когда острая боль пронзает мой палец, я впервые радуюсь полученной ране. Потому это значит, что я нашла то, что искала. Я ощупываю морское стекло, пока не добираюсь до рукояти и не сжимаю ее крепко в своей руке. Развернувшись к источнику постепенно усиливающегося света, я бегу к смутному силуэту Зары. Позади меня раздается резкий стук, похожий на царапающие стекло когти. Когда кто-то зовет меня по имени, мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, - это Подаксис взобрался на мое окно.
        Хорошо, что он стал свидетелем нападения.
        Так он сможет позаботиться о Дориане.
        Я преодолеваю остаток пути до Зары, пока не нащупываю чешую. Она пытается отшвырнуть меня, но я вонзаю лезвие в ее плоть. С рычанием Зара отшатывается, и я крепко хватаюсь за нее.
        Следующее, что я чувствую, - вода, наполняющая мои легкие.
        Глава XXXIX
        Когда свет Колесницы гаснет, я моргаю, пытаясь рассмотреть хоть что-то в темной морской воде. Передо мной напоминающее маску ярости лицо Зары. Я оглядываюсь. Дориана нигде нет.
        Должно быть, мой план сработал. Моя атака заставила Зару отпустить Дориана и перенесли в водную ловушку меня вместо него.
        Зара хватает меня за горло, и я чувствую, как ее когти впиваются в мою шею. Я пытаюсь нащупать рукоять кинжала, но мои руки так и остаются пустыми. Когда перед глазами начинает темнеть, часть меня хочет сдаться, прекратить борьбу. Перестать пытаться задержать дыхание и бороться с водой, которая грозит вот-вот поглотить меня. Но моя битва еще не закончена. Я помню, как Нимуэ сказала, что Колесницу можно использовать только дважды, прежде чем будет необходимо зарядить ее звездным светом. Если предположить, что Зара не использовала устройство раньше, у нее все еще остается одна попытка. Так что она все еще может перенестись обратно и убить Дориана.
        Когда я закрываю лицо Зары рукой, мои легкие горят. Другой рукой я тянусь к голове, где нахожу запутавшийся на концах моих волос гребень. Рывком я освобождаю его. Со всей силой, что у меня осталась, я вонзаю зубцы гребня в предплечье Зары, между внутренней стороной локтя и запястьем той руки, что держит Колесницу. С шипением Зара толкает меня в грудь, вынуждая выпустить оставшийся в легких воздух. Я больше не вижу своего противника, поскольку остаюсь болтаться в воде в одиночестве. У меня кружится голова, пока я силюсь вспомнить, как плавать в этой форме. Я дергаю ногами, но слишком тяжелые юбки утягивают меня вниз. Все ниже и ниже.
        Я сжимаю пальцы в кулак, но они слишком онемели, чтобы почувствовать, держат ли хоть что-нибудь. Если вообще что-нибудь держат.
        Мое зрение все больше тускнеет, становясь почти черным. Тем не менее я не перестаю извиваться. Дергаю ногами раз за разом. Тщетно сражаюсь со своими юбками. Когда чьи-то твердые, безжалостные руки обхватывают мою талию, я сопротивляюсь. Однако, вместо того чтобы утянуть меня на верную смерть, они вытаскивают меня на поверхность.
        Когда моя голова оказывается над уровнем моря, я делаю судорожные вдохи. Мое горло горит, пока я выплевываю скопившуюся в легких воду. Чьи-то руки все еще тащат меня, но я слишком слаба, чтобы бороться, слишком слаба, чтобы сделать хоть что-нибудь, кроме как позволить моему спасителю доплыть до берега.
        Я чувствую, как мои ноги натыкаются на камни, но не могу найти опору. Чьи-то руки продолжают утягивать меня дальше. Как только мы выбираемся из воды, те же руки отталкивают меня, заставляя упасть на колени. Завалившись на бок, я вижу, как Зара, темный силуэт под ночным небом, подходит ко мне. Когда я отползаю, каждый мускул в моем теле кричит в знак протеста. Я пытаюсь подняться, но мои ноги не слушаются. Они слишком онемели. Я отодвигаюсь как можно дальше и сажусь на колени, в поисках хоть какого-то подобия тепла пряча руки в складках промокшей юбки. Зара преследует меня. Когда она приближается, лунный свет освещает ее лицо и ярость в глазах. За ее спиной я вижу громоздкие черные очертания знакомого утеса. Мыс Вега.
        Положив руки на бедра и скривив губы в оскале, она останавливается прямо передо мной.
        - Как бы мне хотелось тебя убить! - кричит она. - Просто позволить тебе утонуть!
        Я хмурюсь. Мой рот пытается что-то произнести, но из-за стучащих слишком сильно зубов ничего не выходит. Меня трясет еще сильнее, чем когда я спасла Дориана. Но, как и тогда, я знаю, что поправлюсь. Даже без тюленьей шкуры я остаюсь шелки. Морским существом. Вода - моя стихия. Возможно, я и могу в ней утонуть, но она также придает мне сил. Хотя сейчас я не чувствую даже чего-то близкого к силе. Наконец, мне удается пошевелить губами.
        - Почему ты этого не сделала? Тогда?
        - Нимуэ никогда мне этого не простит, - бормочет Зара и смотрит на меня взглядом достаточно острым, чтобы порезать. Кровь стекает по чешуе на ее предплечье, показывая глубину раны, которую я нанесла. К сожалению, она тоже является морским созданием, которому помогает вода. В том месте, где я ударила ее ножом, прежде чем она перенесла меня на Колеснице, уже нет никаких признаков раны. - Украсть твою добычу, другое дело. Но лишить жизни ее драгоценную маленькую дочь…
        - Так вот почему ты только что спасла меня? - говорю я хриплым голосом. - Думаешь, я действительно что-то значу для нее?
        Зара закатывает глаза.
        - Ты важна для нее, хоть я и не могу понять почему. Она предпочла тебя мне. Предполагалось, что Дориан станет моим способом отомстить, но Нимуэ использовала неудавшееся покушение на его жизнь как возможность заявить на тебя права. Стать матерью, которой она всегда хотела быть.
        - Она мне не мать.
        - Но она хочет ею стать. Ты ее гордость и радость.
        - Она наложила на меня смертельное проклятие, - горько смеюсь я.
        - Ты не умрешь, идиотка.
        Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Могла ли Нимуэ солгать? Ведь она обманула меня, сказав, что Совет Альфы санкционировал смерть Дориана. Хотя я четко помню, как она прямо заявила о виде своего проклятия.
        - Нимуэ, возможно, и прокляла тебя, но, независимо от исхода, она снимет проклятие в самый последний момент. Она так и сказала Сестрам после того, как привезла тебя сюда. Нимуэ намеревается предложить тебе еще один шанс спасти свою жизнь. Присоединишься к Сестрам, и твоему проклятию конец. Вот почему я без зазрения совести могу сама разобраться с Дорианом. За это Нимуэ не станет меня наказывать. Пока ее драгоценная дочь жива и достаточно умна, чтобы торговаться за свою жизнь, Нимуэ простит меня. В конце концов, для нее самое важное, чтобы ты присоединилась к Сестрам.
        - Все это время она знала, что я потерплю неудачу.
        - Нет, она надеялась, что у тебя все получится. Безусловно, Нимуэ предпочла бы, чтобы это сделала ты, потому что подобный поступок сломил бы твою жалкую маленькую душу. Тогда у тебя не осталось бы другого выбора, кроме как стать Сестрой.
        - В этом нет никакого смысла, - говорю я, пытаясь сопоставить слова Зары с тем, что говорила Нимуэ. - Наша сделка должна была освободить меня от Сестер и от моей темной магии. Нимуэ зачаровала мои губы так, чтобы их смертельное проклятие растворилось со следующим поцелуем. Она вплела эти самые условия в нашу сделку. Выполни я свое задание, стала бы ей не нужна. Ведь тогда у меня не осталось бы полезных для убийства талантов.
        - Мне даже жаль, что ты не справилась. Возможно, стоило упустить шанс убить Дориана только для того, чтобы увидеть выражение твоего лица, когда ты узнаешь правду.
        У меня кровь стынет в жилах.
        - Какую правду?
        - Во-первых, ты была бы раздавлена известием о том, что убийство Дориана не было санкционировано. Ты бы убила его, думая, что твой дорогой отец, как и весь Совет Альфы, одобрили твои действия. Узнав правду, ты бы поняла, как разочаровала дорогого папочку. Он бы возненавидел тебя. У тебя не было бы другого выхода, кроме как остаться с Нимуэ. Ты бы не смогла доверить свою грязную тайну никому, кроме матери, которую презираешь.
        Тошнота подступает к моему горлу. Зара права. Даже если бы у меня не возникло чувств к Дориану, его убийство опустошило бы меня во многих отношениях. Особенно если, пройдя через это, я обнаружила бы, что в конце концов не следовала желаниям отца. Хуже того, разочаровала его. Уничтожила. Может, как сказала Зара, он испытывал бы ко мне отвращение.
        «Я не могу видеть, как из тебя делают чудовище».
        Ярость закипает в моем сердце. Нимуэ точно предугадала, что нужно сделать, чтобы я полностью зависела от нее, неважно даже - закончила я свою миссию или нет. Хотя во всем этом кое-что не сходится.
        - Как она планировала сделать меня убийцей без моей смертоносной магии?
        - Наивный маленький тюлень, - хихикает Зара. - Она ведь никогда не говорила, что лишит тебя магии, только сделает так, чтобы тебе больше никогда не пришлось убивать своим поцелуем. Акцент на «пришлось». Хотя по правде… ты все еще можешь это делать.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Когда ты убила меня, Нимуэ изучила сущность твоей магии. Она обнаружила, что твой поцелуй становится смертельным, только если при этом ты испытываешь гнев. Поцелуй, подаренный с любовью, никого бы не убил.
        Я сразу же вспоминаю Лютера, жгучую ненависть, которая охватила меня, когда я поняла, что он крадет мою тюленью шкуру. Все это время я думала, что его убил мой поцелуй. На самом же деле мои губы становились смертоносными только в сочетании с яростью.
        Внутри меня борются надежда и сожаление. Мой поцелуй… никогда не был смертельным. Я могла бы коснуться губ Дориана тысячу раз, потому что поцелуй, подаренный с любовью, не причинил бы ему вреда.
        Мои мысли, должно быть, отражаются на моем лице, потому что Зара говорит:
        - Не расслабляйся так скоро, шелки, потому что твой следующий поцелуй станет смертельным, независимо от того, что ты чувствуешь. Нимуэ проклинала его. Вот каким образом она на самом деле изменила твою магию.
        Покалывание в моих губах становится болезненным. Все это время я думала, что это чувство указывает на то, что моя магия готова раствориться. Я вспоминаю обещание Нимуэ.
        «Я могу сделать так, что тебе больше никогда не придется бояться кого-то поцеловать. Я могу очаровать твои губы таким образом, что твой следующий поцелуй станет последним, что приведет к бессмысленной, автоматической смерти. С этого момента ты сможешь целоваться с любовью, со страстью, с радостью, при этом не причинив вреда ни одной живой душе».
        Дрожь охватывает мое тело. Если раньше я не ненавидела Нимуэ, то ненавижу теперь. Она манипулировала мной, говоря чистую правду. Она могла сделать так, чтобы мне больше никогда не пришлось бояться кого-то поцеловать. Все, что для этого требовалось, - раскрыть правду, которую она узнала о моей магии. Правду, о которой я понятия не имела. Более того, морская ведьма сделала так, чтобы мой следующий поцелуй стал последним, что приведет к автоматической смерти, потому что я знала, что раньше смерть никогда не была гарантированным результатом. Я только думала, что это так. Я истолковала нашу сделку как способ уничтожить мою смертоносную силу. Нимуэ же сделала ее более опасной. Перевернула все с ног на голову. Она солгала без лжи.
        Точно так же, как часто делаю я.
        От мысли об этом мое сердце сжимается. Возможно, Нимуэ права. Может быть, я похожа на нее. Я лгала. Манипулировала. Чуть не убила невинного человека. Мужчину, к которому у меня были чувства.
        Но этому пришел конец.
        Вода продолжает стекать по моему лицу, рукам, одежде, но мне больше не холодно. Вместо этого водные струйки ощущаются как ласка. Объятия. Сила. Мои пальцы оттаивают, и я сгибаю их под складками юбки.
        - Что теперь? - спрашиваю я. - Если ты не можешь убить меня, что ты собираешься со мной сделать?
        Выражение ее лица становится жестоким.
        - У тебя есть то, что мне нужно.
        Я сжимаю кулак, чувствуя в своей ладони круглую пудреницу. После того, как я ранила Зару гребнем, она выпустила Колесницу. Тогда я поймала устройство, но только сейчас действительно знаю, что мне удалось его удержать.
        Зара приближается на шаг.
        - Возможно, я не могу тебя убить, но с удовольствием покалечу, если придется. Это устройство отправит меня прямиком обратно в твою комнату или в любое другое помещение в церкви, где я бывала раньше.
        Я знаю, что она не лжет. Нимуэ сказала, что устройство помогает путешествовать только в те места, где использующий его уже бывал раньше и которые он может ясно себе представить. Зара находилась в церкви со вчерашнего вечера. Есть множество мест, куда она может переместиться, множество лиц, которые она может надеть, чтобы снова приблизиться к Дориану.
        - Несмотря ни на что, - произносит она сквозь зубы, - я вернусь к Дориану. Пойду пешком, если придется, надену любую, позволяющую попасть в церковь маскировку. Даже убью его на месте, вместо того чтобы отдать морю. Но даже в таком случае я не могу оставить тебе Колесницу.
        Держа ладонь закрытой, я кладу кулак на колени. Только мельчайшие полосочки серебра виднеются между моими пальцами.
        - Что я получу взамен, если отдам это тебе?
        - Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной, - усмехается Зара. - Ты слаба. Ничтожна. Я могла бы откусить тебе пальцы один за другим, чтобы тебе нечем было со мной бороться.
        - Я оказалась достаточно умна, чтобы заполучить ее. Разве этого недостаточно, чтобы попросить кое-что взамен?
        - Умна? Едва ли.
        Мне требуется вся моя сдержанность, чтобы не бросить на нее раздраженный взгляд.
        - Я бы не стала списывать меня со счетов так скоро. Если то, что ты говоришь, правда, я стану одной из Сестер. А если Нимуэ любит меня так сильно, как ты утверждаешь, в будущем я могу усложнить тебе жизнь. Думаю, это достаточно веский повод, чтобы заключить со мной сделку.
        Глаза Зары темнеют, но она ничего не говорит.
        - Давай поступим так, - я слегка приподнимаю кулак. - Я отдам тебе это без боя, если в том месте, куда ты отправишься, у тебя будет только пять минут, чтобы убить брата Дориана.
        Зара откидывает голову назад.
        - Что это за сделка такая?
        - Вызов, - отвечаю я, уголки моих губ приподнимаются. - Проверка твоих умений.
        - Хочешь, чтобы я поверила, что рядом с ним ты только разыгрывала влюбленность? - Она издает смешок. - Я так не думаю.
        - Мои чувства или их отсутствие - не твоего ума дело. Тебе важно понять только одно, - я не верю, что ты сможешь это сделать.
        В приступе негодования Зара кривит губы.
        - Даже если вернусь в ту комнату, которую мы только что покинули, и обнаружу, что она пуста, разрежу каждого мужчину, который попадется на пути, лишь бы найти Дориана. Он ранен, а значит - не мог уйти далеко.
        Я пожимаю плечами.
        - Ты и правда думаешь, что справишься с братьями Святого Лазаро? Эта церковь известна издевательствами над фейри.
        - Теперь в этой церкви только подобие людей, что восстали против нашего вида. Я сломаю их, убью каждого голыми руками. Я могу расправиться со всеми, прежде чем они заметят, что я там.
        - Докажи. Покажи мне, на что способны Сестры Черного Угря. Если у тебя получится, я попрошу Нимуэ не гневаться за то, что ты увела Дориана у меня из-под носа. В противном случае, ты можешь сразиться со мной за то, что зажато в моем кулаке. Может, ты получишь эту вещь обратно и закончишь начатое, а может, обнаружишь во мне больше жестокости, чем думала. Есть вероятность, что мои губы найдут твои, и на этот раз Нимуэ не будет здесь, чтобы вернуть тебя обратно.
        Зара сжимает и разжимает свои когтистые кулаки. Тишина растягивается между нами, пока она изучает мое лицо, взвешивает свои шансы на успех. Наконец, она вздергивает подбородок.
        - Я согласна.
        Я поднимаю кулак и отдаю ей то, что внутри.
        Ее губы приоткрываются, шипение вырывается между зубов, когда она смотрит вниз, на мой гребень в виде ракушки.
        Серебро, инкрустированное перламутром.
        Серебро, которое она приняла за Колесницу.
        Серебро, которое завладело вниманием Зары так, что она не заметила мою другую, спрятанную в складках юбки руку. Руку, которой несколько секунд назад я открыла Колесницу лицевой стороной к земле. Вот почему ее свет не ослепил нас. Только теперь он становится достаточно ярким, чтобы его можно разглядеть сквозь слои влажной ткани.
        Глаза Зары расширяются.
        Я бросаюсь вперед, обхватываю руками ее ногу, отчего она растягивается на земле.
        Перед моим мысленным взором возникают толстые металлические стены с тяжелой дверью.
        Свет поглощает нас целиком.
        Когда он гаснет, мы оказываемся в темноте. Или в чем-то, близком к ней. Запах влажной гнили тревожит мои чувства. Зара отталкивает меня, и я отпускаю ее ногу. Она дико озирается, но со всех сторон смыкаются стены, а единственная дверь с крошечным окошком-решеткой закрыта. Больше идти некуда.
        - Где мы? - рычит Зара.
        Я поднимаюсь на ноги, обнаруживая, что они снова могут выносить мой вес.
        - Мы в городской тюрьме Люменаса. Однажды меня уже запирали в этой камере.
        - Зачем ты привела меня сюда?
        - Она в десяти минутах ходьбы от церкви Святого Лазаро. Если побежишь, успеешь выполнить условия нашей сделки. Хотя для этого нужно оказаться по другую сторону этой двери. Поверь, тебе отсюда не выбраться. Меняй форму сколько угодно - не поможет. Эта камера предназначена для фейри, так что офицеры не обратят внимания на крики.
        В глазах Зары отражается осознание, но она, кажется, не в состоянии принять его.
        - Наша сделка аннулируется. Ты так и не отдала мне Колесницу.
        - Я сказала, что отдам тебе то, что держу в руке. Так я и сделала: отдала тебе свой гребень. Ты согласилась убить Дориана в течение пяти минут после прибытия в следующее место. Теперь мы здесь. Нам обеим известно, что происходит, когда чистокровная фейри не выполняет условия сделки.
        Даже без проклятия, подобного тому, что наложила на меня Нимуэ, нарушенная сделка означает для фейри мучительную боль. Боль, которая в конечном итоге приводит к смерти, если только другая сторона не отменит сделку.
        Я знаю, каким будет мой выбор. Зацикленность Зары на мести делает ее пожизненным врагом Дориана. А значит - и моим тоже.
        В приступе смеха Зара откидывает голову назад.
        - Идиотка. Допустим, ты обрекла меня на верную смерть, но тогда ты умрешь вместе со мной. Если мне не выбраться отсюда живой, я не обязана считаться с желаниями Нимуэ. Пяти минут более чем достаточно, чтобы убить тебя.
        С ревом она бросается на меня, но ее когти так и не касаются моей плоти.
        Вместо этого Зара замирает, ее тело и стены вокруг нас теперь мерцают, пульсируют фиолетовым.
        - Прощай, Зара, - говорю я. Мой голос звучит глухо в Двенадцатом королевстве.
        После этого я прохожу сквозь стену.
        Глава XL
        Рискованно предполагать, что Зара не может попасть в Двенадцатое королевство, как я. Из того, что мне известно о магии фейри, это редкая способность, которую, очевидно, я унаследовала от матери. Способность, которую я все еще с трудом понимаю. Единственной известной в истории фейри, способной проходить через Двенадцатое королевство подобным образом, была Эвелин, правительница Огненного королевства. Говорят, она получила благословение Всесущей, была избрана, чтобы положить конец последней войне с людьми. Тем не менее в течение нескольких минут я остаюсь возле тюремной камеры. Достаточно, чтобы убедиться, что Зара не совершит чудесного побега. Достаточно, чтобы услышать, как ее крики превращаются в мольбы, а те переходят в плач, который, в свою очередь, становится мучительными воплями.
        Только тогда я снова вхожу в Двенадцатое королевство, чтобы покинуть тюрьму.
        Все еще промокшая насквозь, я, направляясь от улицы Галлей к церкви, игнорирую любопытные взгляды прохожих. Добравшись до места, я останавливаюсь на тротуаре.
        Теперь, оказавшись здесь, я не знаю, зачем пришла. Я не могу войти, даже пробравшись через Двенадцатое королевство. Просто я отчаянно хочу знать, что произошло с Дорианом после того, как я испарилась. К тому же я уверена, что Подаксис сходит с ума от волнения. Хотя не думаю, что Дориан оставил произошедшее в секрете. Вся церковь, наверное, уже знает, что я убийца. Возможно, в городе уже отдали приказ о моем аресте.
        Я прячу глаза за спутанными влажными волосами, хотя это вряд ли поможет. Люди знают, кто я. Они видели меня на Церемониях благословения, в газетах. По крайней мере, ночь темна, а улица Спасения в это время суток остается относительно пустой. Я поспешно убегаю за угол, бросая лишь короткий взгляд на переулок в поисках каких-либо признаков Подаксиса. Никого не замечая, я ускоряю шаг… и едва не врезаюсь в высокую фигуру. Незнакомец возникает передо мной, будто бы материализовавшись из тени переулка. Как я могла его не заметить? Я отшатываюсь, мельком замечая красивое лицо и хорошо сшитые костюм и сюртук. Из-за цилиндра, который он носит, трудно определить, есть ли у него заостренные уши. Будь то человек или фейри, незнакомец выглядит как настоящий джентльмен, один из тех, что проживают к востоку от Третьей улицы. Но что-то опасное проглядывается в его осанке, росте и молчании.
        Охватившая меня паника заставляет мой пульс участиться. Возможно, Зара каким-то образом сбежала из своей камеры, справилась с болью от нарушенной сделки. Я делаю еще один шаг назад, шаря пальцами в поисках оружия, но мой гребень исчез. У меня есть только Колесница, которую перед использованием необходимо зарядить.
        - Принцесса Мэйзи, - раздается низкий мужской голос. Незнакомец не спрашивает, но я все равно отказываюсь отвечать. Кажется, моя очевидная настороженность его ни капли не смущает. - Твой отец послал меня передать секретное сообщение.
        Упоминание об отце заставляет мое сердце бешено колотиться, но я с подозрением ощетиниваюсь.
        - Откуда ты знаешь моего отца?
        - Я знаю многих, и многие знают меня. Особенно это касается членов королевской семьи. Они зовут меня Охотником, поскольку я обладаю талантом находить людей.
        Я хочу сказать, что мое имя мелькало в газетах всю неделю, так что найти меня было не так уж сложно, но вместо этого крепко сжимаю губы.
        - До короля Ронана дошли слухи, что ты здесь, участвуешь в конкурсе невест. Он послал меня проверить, правдивы ли слухи или кто-то, ищущий славы и богатства, прикрывается твоим именем.
        - Так ты уверен, что я не самозванка? - скрещиваю я руки на груди.
        - Да.
        - Тогда что за послание передал мне отец?
        - Его слова больше похожи на приглашение к переписке. - Охотник двигает челюстью из стороны в сторону, будто разговор со мной становится утомительным. - Он начал с вопроса: «Она нашла тебя?»
        Я подумываю о том, чтобы держать рот на замке, но если этот человек действительно был послан моим отцом…
        С глубоким вздохом я говорю:
        - Нашла.
        - Теперь ты принадлежишь ей?
        Я знаю, что на самом деле отец спрашивает, сделала ли морская ведьма из меня убийцу. От терзающих сомнений мое сердце сжимается. Лгала ли Нимуэ, когда сказала, что отец отвернется от меня, когда узнает, что я обладаю такой же магией, как и она? Что бы он почувствовал, открыв, что я только что сделала с Зарой? Ее убийство не было несчастным случаем или результатом манипуляций. Оно было преднамеренным, четко продуманным. Посчитает ли он меня монстром? Любит ли он меня, только пока я остаюсь хорошим маленьким тюленем?
        Ответа я не знаю. Мне до сих пор неясно, почему он умолчал о сделке, которую заключил с Нимуэ. Стыдился ли он собственного поступка? Или меня. Если последние пару недель чему-то и научили меня, так это тому, что правда сложна, а отношения - еще сложнее. Как бы то ни было, я люблю своего отца и знаю, что он хотел для меня только лучшего.
        - Нет, - вздергиваю я подбородок. Следующие слова я произношу с убежденностью. - Она пыталась, но я ей не позволила.
        - Хорошо. Я…
        - Можешь передать моему отцу ответное сообщение?
        Охотник снова двигает челюстью.
        - Я не мальчик на побегушках. Это и так ниже моего достоинства. Я согласился оказать Ронану услугу только потому, что был неподалеку.
        - Пожалуйста, - шепчу я.
        - Так уж и быть, - выдавливает мужчина. - Но поторопись. Мне еще нужно найти других смертоносных девушек.
        Я вздрагиваю, потому что слова Охотника означают, что ему известно о моей магии. Или о миссии, что поручила мне Нимуэ. Кто этот таинственный мужчина? Я выбрасываю этот вопрос из головы.
        - Передай моему отцу, что я люблю его. Всем сердцем. И, пожалуйста, попроси его обеспечить безопасность Дориана Арико. А также пусть он поможет ему в получении гражданства в Фейривэе и позаботится о его сестрах.
        - Очень хорошо, - кивает Охотник. Когда он отступает назад, меня осеняет другая мысль.
        Я выставляю вперед кулак.
        - Если возможно, проследи, чтобы это было передано моему отцу на хранение. Она принадлежит Совету Альфы и не должна попасть в чужие руки.
        Как только мужчина забирает у меня Колесницу, я задумываюсь, правильно ли поступила, отдав устройство ему. Пусть Охотник и знает моего отца, но это не значит, что ему можно доверять. Тем не менее я не могу позволить Нимуэ снова заполучить устройство. Если сохраню Колесницу у себя, она ее найдет. В руках морской ведьмы этот предмет становится слишком опасным.
        Не говоря больше ни слова, Охотник кладет Колесницу в карман и, в знак прощания приподняв шляпу, уходит.
        Я нахожу Подаксиса в «Прозе стервятника». Он и Надя бросаются ко мне, как только я переступаю порог.
        Мистер Таттл следует чуть позади, выдыхая:
        - О, слава звездам.
        Клаус и Стэнли выходят из-за кулис с выражением облегчения на лицах. К счастью, Мартина с ними нет. Я не думала о нем после того, что случилось в клубе «Скорпиус», но буду рада никогда больше его не видеть.
        - Подаксис только что пришел и рассказал нам о нападении, - сообщает Надя и тут же обнимает меня. Я расслабляюсь, стараясь не расплакаться от ее искренней привязанности. Клаус и Стэнли похлопывают меня по плечу.
        Как только Надя отпускает меня, я поворачиваюсь к Подаксису.
        - Дориан…
        - С ним все в порядке, - уверяет мой друг. - Он в лазарете, но раны оказались неглубокими.
        - А Ванесса?
        - Найдена в гардеробе, связанной и с кляпом во рту. Ее тоже отвезли в лазарет.
        Я представляю Дориана и Ванессу, две души, раненные одним и тем же врагом, бок о бок на больничных койках в лазарете. От этого видения у меня сжимается сердце.
        - Давай приведем тебя в порядок перед тем, как ты отправишься назад, - предлагает мистер Таттл, возвращая меня к реальности. - Я приготовлю ванну.
        - А я подберу свежую одежду, - добавляет Надя.
        Я смотрю на них, ничего не понимая.
        - Перед тем, как отправиться назад?
        - В церковь, - объясняет мистер Таттл.
        - У тебя еще есть время, чтобы завоевать сердце твоего прекрасного принца, - говорит Клаус, подмигивая.
        Я качаю головой.
        - Во-первых, он не принц. Во-вторых, нечего больше завоевывать. Меня исключили из конкурса прямо перед нападением.
        Лица стоящих вокруг меня вытягиваются. Похоже, Подаксис сообщил не все подробности.
        - Мне так жаль, дорогая, - сжимает мою руку Надя.
        - Все… - Я пытаюсь сказать, что все в порядке, но слова застревают у меня в горле, а на глаза наворачиваются слезы. Нахмурившись, Надя притягивает меня к себе для очередного объятия. Я чувствую, как другие окружают меня. Стэнли, Клаус, мистер Таттл, те, кому я никогда не позволяла подходить слишком близко или стать мне настоящим другом, обнимают меня. Все они здесь, чтобы утешить меня в трудную минуту.
        Я чувствую, как Подаксис касается клешнями моей лодыжки в собственной версии утешения. Этого оказывается достаточно, чтобы самообладание покинуло меня. С моих губ срываются рыдания, и все вокруг обнимают меня крепче.
        Я скорблю, окруженная поддержкой своих друзей.
        Следующие два дня я почти не выхожу из своей комнаты. Жители театра навещают меня в перерывах между спектаклями и репетициями. Во время выступлений сквозь стены до меня доносится приглушенная музыка и ревущие голоса. Обычно в такие моменты я занимаюсь воровством на городских улицах. Но сегодня…
        К счастью, мистер Таттл не упрекает. Наоборот, время от времени он навещает меня, чтобы спросить, не нужно ли мне что-нибудь. В конце концов, я соглашаюсь принять ванну. Это, возможно, принесет пользу не только мне, но и другим. Забота мистера Таттла и остальных постояльцев театра согревает мне сердце, и все же я не могу избавиться от чувства, что недостойна подобного обращения. Для них я кажусь убитой горем девушкой. Конечно, так оно и есть, но причиной этой душевной боли стала я сама. Я заключила сделку, главным условием которой было убить человека, и в конце концов обнаружила, что сделала неправильный выбор. Конечно, я согласилась на это, чтобы спасти свою жизнь, но ни моя жизнь, ни его, ни кого бы то ни было никогда не должна была становиться частью произошедшего. Мне следовало оставаться сильной и отстаивать то, что я считаю правильным. Именно так меня воспитал отец.
        Вместо этого я позволила Нимуэ манипулировать собой.
        Я знаю, расскажи я правду, мои друзья отнеслись бы к услышанному с пониманием. Просто я еще не готова это обсуждать.
        Ну, по крайней мере, ни с кем, кроме Подаксиса. В отличие от других, для него мое молчание не выглядит, как намек не совать нос в чужое дело. Но я не могу винить его за это. Поскольку завтра на рассвете меня настигнет наложенное Нимуэ проклятие, каждое мгновение, проведенное вместе, может стать нашим последним.
        - Что ты будешь делать, Мэйзи? - спрашивает мой друг, кажется, в тысячный раз. Он расхаживает вдоль изножья моей кровати, пока я лежу, свернувшись калачиком под одеялом. Так я провожу большую часть дня. Это положение помогает мне максимально приблизиться к комфорту, что дарит тюленья шкура. К тому комфорту, который я, возможно, никогда больше не почувствую.
        - Я уже все тебе рассказала, - говорю я.
        - Что, если Зара ошиблась? Что, если Нимуэ не отменит сделку и не положит конец твоему проклятию?
        - Я верю Заре, - вздыхаю я. - Она сказала, что Нимуэ поступила так, чтобы заставить меня присоединиться к Сестрам. Независимо от того, руководствовалась ли моя мать любовью или чем-то еще, я точно знаю, что нужна ей живой. Она мечтает, чтобы я принадлежала ей.
        - Так ты присоединишься к Сестрам Черного Угря? - Когда я не отвечаю, Подаксис добавляет: - Обещай, что не сделаешь этого. Обещай мне, что сделаешь все возможное, чтобы спасти свою жизнь.
        Я похлопываю лучшего друга по покрытому грибами панцирю, пока он не прекращает расхаживать из стороны в сторону.
        - Я сделаю то, что должна.
        - Не такого ответа я просил.
        Я закатываю глаза, как будто вещи, которые мы обсуждаем, совсем не являются ужасными.
        - Хватит уже о смерти и проклятиях. Давай лучше поговорим о тебе. - Я сажусь и откидываю одеяло. Теперь, когда у меня больше нет причин наряжаться, я снова ношу брюки и мужскую рубашку. - А конкретно - о тебе и Наде. Ты уже признался в своих чувствах?
        - Ты знаешь, со всей этой историей о смерти и проклятиях у меня не было времени. Неправильно делать это в такой момент.
        - Мне плевать, правильно это или нет, - заявляю я. - Как по мне, самое время это сделать. Сегодня же вечером.
        - О, не знаю. Может, лучше завтра, - морщится Подаксис.
        - Чего ты ждешь?
        Съежившись, мой друг щелкает клешнями.
        - Я боюсь.
        - Чего?
        - Я… мне придется сменить форму.
        Я могла бы сказать ему, что это делать необязательно, но я действительно думаю, что так будет лучше. Сложно представить, как будут развиваться их отношения, если Подаксис так и останется ракообразным.
        - Почему ты боишься изменять форму?
        - Я могу оказаться очень уродливым.
        - Ничего подобного не произойдет.
        - Моя благая форма может ей не понравиться.
        Я чешу его под подбородком.
        - Если так, то она тебя не заслуживает.
        - Могут произойти плохие вещи, - вздыхает Подаксис.
        - Например?
        Несколько мгновений мой друг молчит, колеблясь. Наконец, он говорит:
        - Грибные эльфы очень редко принимают гуманоидную форму. Но мои родители… - Взгляд его глаз-бусинок становится отстраненным.
        Мое сердце сжимается от страха.
        - Они часто меняли форму и наслаждались своими благими телами. Пусть я был еще очень молод, но все же я помню нападение акулы. Тогда мои родители плавали в благой форме. Я видел только острые зубы и кровь. Однако акула меня не заметила. Так я остался один.
        - Почему ты никогда не говорил мне об этом?
        - Это не относится к тем моментам, которые я люблю переживать заново. Кроме того, повзрослев, я понял, что мой страх является необоснованным. Принятие благой формы не всегда идет в комплекте с неприятностями. Несчастные случаи могут произойти с каждым.
        - Все равно тебе следовало сказать мне.
        Он пожимает плечами.
        - Похоже, наша беседа зашла в тупик, потому что мы оба коснулись тем, которые не хотим обсуждать.
        Я одариваю его грустной улыбкой.
        - Пора поужинать, - говорит Подаксис. - Давай ненадолго выберемся из театра, подышим свежим воздухом.
        Мой желудок закручивается узлом. Я сижу в своей комнате дни напролет не просто так. Я хочу исключить любую возможность того, что до меня дойдут новости с улицы Спасения, слухи о том, что брат Дориан выбрал себе прекрасную невесту. Сегодня последний вечер конкурса. Утром я уже совершила ошибку, вышла на улицу и тут же уловила обрывки разговора, в котором присутствовали слова «Брат Дориан» и «Церемония благословения». Этого хватило, чтобы я тут же вернулась в театр. Я не хочу знать, кого отправили домой прошлым вечером. Это не имеет значения. Выбор Дориана и так очевиден.
        Какое-то время я по глупости полагала, что он отменит конкурс, ведь Зара сказала, что ему не нужна невеста или религиозное убежище, чтобы остаться на острове, Дориан волен подать заявление на гражданство, и каждый член Совета Альфы его одобрит. Ну, кроме Нимуэ.
        С другой стороны, Дориан дал обещание отцу Виктору. Принял обеты братства Святого Лазаро.
        Как бы настороженно он ни относился к вступлению в орден, я знаю, что он чувствует себя обязанным церкви.
        Они забрали его сестер из работного дома, обеспечили им наследство.
        Дориан поступит благородно.
        Он закончит конкурс и женится на Ванессе.
        А я сделаю все возможное, чтобы встретиться со своей судьбой на рассвете без затаенной обиды.
        - Ты действительно собираешься сидеть взаперти всю ночь? - ворчливо вздыхает Подаксис.
        Я киваю.
        - Тогда, по крайней мере, позволь мне принести тебе немного еды.
        Я не особо голодна, но если это заставит Подаксиса ненадолго перестать расхаживать из стороны в сторону и сверлить меня взглядом, то, полагаю, я могу уступить.
        - Конечно. Узнай, не хочет ли Надя чего-нибудь. Может, вы сможете пойти вместе.
        От моего предложения он сияет, но пытается казаться беззаботным, когда отвечает:
        - О, хорошо.
        После того, как Подаксис уходит, я откидываюсь на спинку кровати, наслаждаясь мучительным одиночеством. Оно рождает в моей голове слишком много мыслей. Хороших и плохих. Воспоминания о прошлом, страхи за мое будущее.
        Я знаю, что следует сделать завтра, но…
        Раздается стук. Это точно не Подаксис, потому что он бы допрыгнул до дверной ручки и повернул ее сам. Я жду, когда тот, кто находится за дверью, либо представится, либо уйдет, но незваный гость стучится снова. Нахмурившись, я соскальзываю с кровати и пересекаю свою крошечную спальню. У меня перехватывает дыхание, когда я открываю дверь и вижу последнего человека из всех, кого предполагала увидеть.
        Дориан.
        Глава XLI
        Мое сердце делает сальто в груди, когда я смотрю на мужчину передо мной. Дориан одет так же, как когда ходил со мной на боксерский матч - темные брюки, рубашка с короткими рукавами и кепка. Это заставляет меня усомниться, не является ли он плодом моего воображения. Вполне логично, потому что на самом деле он не может быть здесь.
        Я несколько раз моргаю, но видение не исчезает. И не двигается. Взгляд Дориана прикован к моему, выражение его лица такое же холодное и бесстрастное, как и в день начала конкурса невест. У меня сдавливает грудь. Если это сон, почему я не смогла вызвать в воображении улыбающуюся версию?
        Потому что так было бы еще больнее.
        - Я сплю, верно? - спрашиваю я, приложив руку ко лбу.
        Выражение лица Дориана наконец-то меняется. Его брови и губы едва заметно подрагивают. Затем он опускает взгляд, чтобы пройтись по моему телу и вернуться обратно.
        - Ты спишь в этом? - Его голос мягкий, неуверенный.
        Я смотрю на себя сверху вниз, изучая свободные брюки, рубашку, расстегнутую на несколько дюймов ниже ключиц. И тут я замечаю кое-что еще. Переодеваясь в мужскую одежду, я не ношу корсета, но на публике, по крайней мере, надеваю жилет или пиджак. Поскольку последнее время я провела в постели, у меня не было причин приводить себя в порядок. Это делает мои изгибы и выпуклости более заметными.
        Румянец заливает мои щеки, когда я снова смотрю на Дориана. Я вижу проблеск веселья в темных радужках его глаз, тень улыбки, затрагивающую его губы. После чего я замечаю полоску ткани, выглядывающую из-под воротника рубашки - повязка, прикрывающая рану, которую нанесла ему Зара.
        - Ты действительно здесь, - шепчу я.
        Вместо ответа он протягивает мне бумажный пакет. Я принимаю его. Аромат жареного теста, звездного сахара, корицы и кардамона наполняет воздух еще до того, как я успею увидеть содержимое. Когда я заглядываю внутрь пакета, то нахожу там четыре круглых люми.
        - Для чего это?
        Прежде чем ответить, Дориан вздыхает:
        - Это в качестве предложения о мире.
        Слезы наворачиваются мне на глаза. Его слова и действия напоминают мои в то утро, когда я застала его в тренировочном зале. Неужели это было меньше недели назад? Кажется, с того момента прошла целая вечность. Комок встает у меня в горле и только увеличивается, когда выражение лица Дориана смягчается, а его взгляд меняется с жесткого на умоляющий.
        - Надеюсь, ты не думаешь обо мне плохо. - Еще одно напоминание о нашем разговоре. Голос Дориана слегка дрожит.
        На это я могу сказать только одно. Вздернув подбородок, я стараюсь выглядеть высокомерно, но совсем не чувствую себя подобным образом. Мои губы дрожат, когда я говорю:
        - Ответить на это - значит признать, что я вообще думаю о тебе. Чем я и занимаюсь. Все время. Каждое мгновение с тех пор, как покинула тебя.
        Его губы растягиваются в грустной улыбке.
        - Мы можем поговорить?
        Мы уже разговариваем, но я знаю, что Дориан имеет в виду не это. Я даже не пригласила его войти, и он все еще стоит по другую сторону порога моей спальни. Я оглядываюсь назад на свое тесное жилище, грязную постель и затхлый воздух, вызванный моим добровольным заточением.
        - Да, но не здесь.
        - Тогда прогуляемся?
        Я киваю.
        - Хочешь по-настоящему увидеть звезды?
        Оставив Подаксису записку, чтобы он не беспокоился, я ухожу с Дорианом на мыс Вега. Мы идем бок о бок, молча наслаждаясь подаренными мне люми, пока бумажный пакет не пустеет. Присутствие Дориана утешает, но расстояние между нами огорчает. Каждый дюйм кажется невероятно большим. Мне кажется, что я не чувствую собственной руки только потому, что ладонь Дориана не сжимает ее. Тем не менее я не осмеливаюсь прикоснуться к нему, потому что до сих пор не знаю, зачем он разыскал меня. Сегодня был последний день конкурса невест. Возможно, он уже… женат.
        Наконец добравшись до мыса, мы направляемся к краю обрыва. Темное море внизу спокойно, его поверхность сверкает в свете луны и звезд. Дориан поднимает глаза к небу, и я вижу, как на его лице отражается благоговение. Он улыбается, отчего в уголках его глаз появляются морщинки.
        - Я не видел таких звезд с тех пор, как покинул Ветреное королевство, - вздыхает Дориан.
        - Лучшего места, чтобы посмотреть на звезды, в Люменасе не найти. Мы достаточно далеко от центра. Время от времени я прихожу сюда, чтобы полюбоваться морем. Здесь оно настолько близко, насколько я вообще могла подойти к нему с тех пор, как… - Я замолкаю, понимая, что затрагиваю болезненную тему.
        Дориан отрывает взгляд от неба, чтобы посмотреть на мое лицо. Затем он оглядывает воду, полоску скалистого берега под обрывом.
        - Здесь ты спасла меня, верно? - он кивает в сторону моря. - Здесь мой корабль пошел ко дну.
        Я прикусываю губу, понимая, что, возможно, приводить Дориана сюда было не самой лучшей идеей. Он может подумать, что я пренебрегаю его чувствами. Я уже собираюсь извиниться, когда Дориан продолжает:
        - Если ты приходила сюда не так часто, каковы были шансы, что ты выберешь ту же ночь, что и я? Тот самый момент, когда на мой корабль напали?
        Мой пульс учащается. Я изучаю его лицо в поисках признаков недоверия. Думает ли он…
        - Ты спасла мне жизнь, Мэйзи. Не отправься ты сюда в тот вечер, я бы умер. Ты могла позволить мне утонуть. Могла бросить меня на пляже или передать властям. Могла сделать все что угодно, но все же ты спасла меня.
        Тяжесть в моей груди слабеет, но я подавляю надежду, которая так и хочет возродиться.
        - Но после я пыталась убить тебя, Дориан.
        - Хоть что-то из того, что произошло между нами, было настоящим?
        Я выдерживаю его взгляд, желая, чтобы он почувствовал, насколько правдивы мои слова.
        - Все. Хорошее и плохое. Ничего не может изменить то, что я сделала. Даже вечной жизни не хватит, чтобы выразить, как я сожалею, что согласилась на эту сделку.
        - Если бы ты отказалась, тебя настигло бы смертельное проклятие.
        - Или мне пришлось бы стать одной из наемных убийц королевы Нимуэ.
        - Безвыходная ситуация.
        - Нет, - качаю я головой. - Теперь я знаю, какой выбор следует сделать. Я должна была понять это еще тогда, до того, как сказала «да».
        - Что с тобой будет? Проклятие не развеется, если ты не убьешь меня?
        Я тщательно подбираю слова.
        - Зара была убеждена, что Нимуэ не позволит мне умереть.
        - Хорошо. - Дориан снова смотрит на звезды. Я тоже поднимаю голову, но могу сосредоточиться только на нем. Он стоит так близко и в то же время так далеко; руки прижаты к бокам, повторяя мою напряженную позу. Каждый мускул в моем теле болит от желания приблизиться к нему. Но я не делаю этого. Я все еще не знаю, почему он здесь. О чем хотел поговорить. Его присутствие может означать совсем не то, на что надеется мое сердце.
        Я задерживаю дыхание и жду, когда Дориан заговорит снова.
        Проходят минуты.
        Затем он вздыхает и медленно переводит взгляд на меня.
        Я хмурюсь, когда мы смотрим друг другу в глаза. Выражение его лица непроницаемое, его невозможно истолковать. В данный момент он не холодный брат Святого Лазаро и не беззаботный юноша, что был со мной на боксерском матче. Он застрял где-то между, или, возможно, за пределами того и другого.
        Почувствовав легкое прикосновение к моим пальцам, я подавляю судорожный вздох. Я замираю в ожидании, что Дориан отдернет руку. Но этого не происходит.
        Еще раз, с более очевидным намерением, он прикасается ко мне. Дориан опускает взгляд на наши руки и один за другим переплетает свои пальцы с моими.
        Его голос едва громче шепота, а взгляд все еще прикован к нашим сцепленным пальцам.
        - Ты когда-нибудь простишь меня?
        Я хмурюсь, не уверенная, что правильно его расслышала.
        - Мне не за что тебя прощать. Это я должна молить о прощении.
        - Так ты сделаешь это?
        - О чем именно ты говоришь? О мольбах или о прощении?
        Все еще не разъединяя наших рук, Дориан поворачивается ко мне лицом. Свободной рукой он убирает с моего лба прядь волос, что выбилась из-за легкого ветерка, запутывающего мои розовые локоны. В его глазах появляется то напряженное выражение, которое мне хорошо известно.
        - Я должен был прийти к тебе сразу же, как только узнал, что ты уцелела. Подаксис сообщил мне, что ты сбежала от Зары.
        Мои глаза расширяются.
        - Правда? - Мой маленький друг никогда не упоминал об этом. В каком-то смысле я пытаюсь почувствовать себя преданной, но ничего не выходит. Подаксис сделал то, на что у меня не хватило сил. Я не думала, что Дориан захочет знать, что со мной стало. Несмотря на облегчение от того, что он, кажется, рад, что я справилась со злобной фейри, упоминание о Заре образует черную дыру в моем животе. - Я убила ее.
        На мгновение на лице Дориана проскальзывает удивление.
        Слова срываются с моих губ. Я рассказываю ему все, что произошло после того, как мы с Зарой исчезли из моей спальни. Я рассказываю ему о том, как оказалась в морской ловушке, о нашем разговоре на пляже. Как Нимуэ манипулировала мной и, скрывая правду о моем смертельном поцелуе, вместо этого прокляла мои губы. Как я обманом втянула Зару в сделку, которая и стала причиной ее смерти. До сегодняшнего утра я не была уверена, что она мертва. Однако Подаксис, воспользовавшись своими шпионскими талантами, подслушал, что в одной из камер полицейского участка действительно было обнаружено тело. Морская фейри с коричневой и белой чешуей и W-образными зрачками. При этом ни один из офицеров не помнит, чтобы запирал ее здесь.
        Я содрогаюсь при мысли о том, что сделала, и все же…
        - Мне противно от собственных действий, но я не жалею об этом.
        Дориан дотрагивается до моей щеки.
        - Я бы сделал то же самое. Ради спасения твоей жизни я пошел бы и на большее. Я проклинаю себя за то, что застыл как вкопанный, когда увидел ее. Все, о чем я мог думать, та фейри из подвала. Во мне все оцепенело: и тело, и разум.
        Я осторожно поднимаю руку и кладу ее Дориану на грудь. Его сердце колотится под моей ладонью.
        - Ты не виноват.
        - Вот почему я начал заниматься боксом. Эта фейри годами приходила ко мне в кошмарах. В некоторых она съедала меня заживо, в других я, как настоящий монстр, разрезал ее на части. Я просыпался с криком, чувствуя привкус ее крови во рту, то, как она заполняет мой нос и глаза. Занимаясь боксом, я чувствовал себя сильным. Это помогло мне спокойно относиться к виду крови на своих руках. Это научило меня сражаться, защищать себя, никого при этом не убивая. Кошмары со временем прекратились. - Дориан подходит ближе, прижимая свое тело к моему. - Но увидев, как она напала на тебя, я хотел убить ее. Ярость вывела меня из оцепенения. Если бы только я действовал быстрее. Если бы успел заставить ее замолчать, прежде чем она вбила клин между нами.
        - Ты сожалеешь, что узнал правду обо мне?
        - Я сожалею, что тебя вынудили рассказать ее мне до того, как ты была готова.
        Я отвожу взгляд, волна стыда омывает мое сердце.
        - Я не собиралась рассказывать тебе. Я… я… - Я не могу заставить себя признаться в остальном. В том, что планировала пожертвовать собственной жизнью ради него. Что была слишком эгоистична, чтобы умереть, зная, что он ненавидит меня.
        Дориан, приподнимает мою голову, положив указательный палец мне под подбородок. Мы снова встречаемся взглядом.
        - Я понимаю, почему ты так поступила. Почему сделала все это. Сейчас все, что я хочу знать, это… есть ли у тебя ко мне чувства?
        Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого с моих губ срывается вопрос.
        - Ты женат?
        - Думаешь, я пришел бы к тебе, будь это так? - ухмыляется Дориан.
        Я пожимаю плечами.
        - Если ты выбрал Ванессу, я не стала бы винить тебя за желание сбежать.
        - Я не выбирал Ванессу, - отвечает Дориан со смешком. - Я никого не выбрал. После нападения конкурс приостановили.
        - Из-за твоих травм? - Я тянусь к воротнику его рубашки и осторожно оттягиваю его, чтобы внимательнее рассмотреть перевязанную рану. Один только вид того места, где Зара порезала его своим кинжалом из морского стекла, вызывает во мне новую волну ярости. Я снова кладу руку туда, где пульсирует сердце Дориана.
        Он наклоняется ближе, пока наши лбы не соприкасаются. Я опускаю голову так, чтобы он не смог дотянуться до моих губ.
        - Потому что девушка, которую я хочу выбрать, больше не участвует в конкурсе.
        Мое дыхание становится резким и поверхностным.
        - Нам обоим известно, что ты не можешь выбрать меня. Ситуация не поменялась только потому, что теперь ты знаешь правду.
        - Я слышал, что сказала Зара. Я не нуждаюсь в поддержке церкви, чтобы получить гражданство. Все это время единственной фейри, которой мне стоило опасаться, была Зара. Ну и… ты.
        От его слов я вздрагиваю, но когда отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо, на его губах играет кривая усмешка.
        - Означает ли это, что ты покинешь церковь?
        Выражение лица Дориана смягчается.
        - Нет. Я дал обеты, а братья уже выполнили все обещания, что дали мне. Я не могу отказаться.
        - Тогда что же нам остается?
        - Я поговорил с отцом Виктором. Рассказал ему то, что узнал от Зары, о том, что покушение на мой корабль было попыткой свести личные счеты. Тогда я попросил его позволить мне следовать зову своего сердца. Я сказал, что если он действительно хочет улучшить репутацию церкви, нельзя ограничиваться только поверхностными работами. Церковь Святого Лазаро должна измениться и внутри тоже. Конкурсы невест могут привлечь современную аудиторию, но никто из них не останется, пока сердце церкви не станет достаточно большим, чтобы расширить ее перспективы. И если он действительно хочет, чтобы я представлял новое поколение братства, тогда ему следует позволить мне быть таким, какой я есть. Если он хочет, чтобы я служил церкви со всей самоотдачей, ему придется позволить мне руководствоваться этим. - Дориан прижимает свои руки к моим, одна из которых все еще покоится на его сердце.
        - И он согласился?
        - Весьма неохотно. - Дориан обхватывает мое лицо руками, а я кладу свои ладони на его запястья. Отчасти для того, чтобы не прерывать контакт с его кожей, но также и для того, чтобы обеспечить мне некоторое подобие контроля, если он вдруг забудется и попытается меня поцеловать. - Он дал свое благословение выбрать тебя, но я бы сделал это в любом случае. Мы проведем последнюю Церемонию благословения, чтобы публично подвести итог конкурса, который больше не должен заканчиваться свадьбой.
        Эмоции переполняют меня до такой степени, что я не нахожу слов.
        - Мэйзи., - Дориан произносит мое имя в рокочущем рычании, как будто для его губ оно является одновременно и удовольствием и болью. - Избавь уже меня от страданий. Если не любишь меня, скажи прямо. Я пойму, ведь я знаю, что недостоин тебя.
        - Почему ты так говоришь?
        - Ты принцесса. Смелая, отважная и красивая. Я же всего лишь служитель церкви, которую ты, скорее всего, презираешь.
        - Я не очень-то похожа на принцессу.
        Уголки его губ приподнимаются.
        - И я не такой уж святой. Для меня ты больше, чем принцесса. Ты моя Мэйзи. Моя шелки. Моя искусительница. Ты вырвала сердце из моей груди, заставила его снова биться, стала для него смыслом, ради которого стоит биться. Я старался держаться от тебя подальше. С самого начала ты что-то пробудила во мне - мятежный огонь, желание, которое я не должен был испытывать. Ни к тебе. Ни к кому бы то ни было еще. Согласившись на конкурс, я и думать не смел, что смогу влюбиться в кого-то за неделю. Я смирился с тем, что буду вынужден жениться без любви. Я полагал, что выбор невесты неважен до тех пор, пока это помогает обеспечить моим сестрам достойное существование. Но потом я встретил тебя…
        - А я попыталась убить тебя, как только мы остались наедине.
        Он хихикает, его голос становится более глубоким.
        - Путь все это время твой поцелуй и был смертельным, но с того момента, как ты попыталась прижаться своими губами к моим, я не мог думать ни о чем другом. Я пытался выкинуть тебя из головы. Пытался делать то, что от меня требовал отец Виктор. Единственный раз, когда я хоть как-то в этом преуспел, был момент, когда Зара заставила тебя раскрыть правду. Тогда я почувствовал себя преданным, был уверен, что все мои чувства к тебе были напрасны. Если это действительно так, я не стану возражать. Если я тебе не нужен, я уйду, отнесусь с уважением к твоему решению. Выполню свой долг, оставив свое сердце у твоих ног. Но если хоть какая-то часть тебя хочет, чтобы я…
        - Я хочу, - слова вылетают прежде, чем я осознаю, что произношу их. Они эхом отдаются в моих ушах, гудят вместе с биением моего сердца, тяжелым дыханием Дориана, грохотом волн под утесом. Правда о них разливается во мне, согревая с головы до ног. - Я люблю тебя, Дориан.
        Глава XLII
        Просияв, Дориан возвращает мои же слова.
        - Я люблю тебя, Мэйзи. - Его голос так полон нежности, что у меня на глазах наворачиваются слезы.
        Я хочу поддаться моменту, приливам радости, которые вызывает наше взаимное признание, но не могу.
        - Дориан, есть еще так много причин, по которым мы не можем быть вместе.
        Он проводит рукой по моим волосам, отчего у меня по спине бегут мурашки. Другой рукой он обнимает меня за талию. Я все еще дотрагиваюсь до его груди.
        - Назови хоть одну вескую причину, - говорит он.
        Мне требуется вся сдержанность, чтобы не позволить своим ресницам затрепетать, не откинуть голову назад и не насладиться ощущением его близости и удовольствием от осознания, что его сердце принадлежит мне.
        - Я уже передала тебе слова Зары: мой следующий поцелуй станет смертельным, независимо от моих эмоций. - Мне не хватает воздуха, слова звучат неестественно.
        Дориан скользит руками по моей спине, сначала вверх, затем вниз, пока не обхватывает мои бедра.
        - Тогда мы обойдемся без поцелуев.
        Я чувствую, как мои ладони покалывает. Мне не терпится сделать то же, что и он, - исследовать каждую выпуклость его тела.
        - Тогда как мы… ну, ты знаешь.
        - Как мы что? - смеется Дориан. - Как мы будем парой? Как будем строить наши отношения? За всем этим кроется нечто большее, чем поцелуи.
        - Я знаю. Но существуют и другие вещи.
        - Например?
        Мои щеки горят.
        - Например, заниматься любовью.
        Дориан крепко прижимает меня к себе, и внутри меня разливается тепло.
        - В занятиях любовью тоже кроется нечто большее, чем поцелуи. Кроме того, я же могу тебя целовать? Я поцеловал тебя в щеку и выжил. Если твои губы для меня яд, остается еще много других мест, которые я могу поцеловать.
        От его слов и видений, которые они вызывают, я поджимаю пальцы ног.
        - Дориан…
        - Что?
        Есть кое-что еще, что я должна рассказать ему. Когда я заверила его, что, по словам Зары, Нимуэ не собирается убивать меня, я не стала вдаваться в подробности. Не сказала, что морская ведьма заставит меня поторговаться за свою жизнь, и сделка, которую она готова предложить, сделает меня одной из Сестер Черного Угря. Наемницей. Убийцей. Не тем, кто готов сделать все возможное, лишь бы выжить или защитить тех, кого любит. Кем-то вроде Зары, убивающей без пощады, с удовольствием вершащей правосудие, не желающей остановиться, чтобы рассмотреть точку зрения своего противника.
        Я уже открываю рот, готовая сказать Дориану…
        Сказать ему, что…
        Все мысли тают, когда я откидываю голову и тону в его глазах. Никто никогда не смотрел на меня так, как смотрит Дориан прямо сейчас. Немногие продолжали любить меня, увидев самые темные стороны. Это сокровище, которого, как я думала, у меня никогда не будет. Я полагала, что могу заслужить чью-то любовь, только разорвав свою смертоносную магию, но вот он, мужчина, который принимает меня такой, какая я есть, со смертельным поцелуем и всем остальным.
        Возможно, с моей стороны эгоистично сохранить этот последний секрет.
        Но если это означает провести с Дорианом ночь…
        - Хорошо, - шепчу я.
        - Хорошо что?
        - Выбери меня. Сейчас же.
        Выражение его лица колеблется между радостью и замешательством.
        - Ты хочешь провести Церемонию благословения прямо сейчас? В церкви?
        Покачав головой, я медленно провожу руками по его груди. Одной я обнимаю его за шею, осторожно, чтобы не задеть перевязанную рану, провожу пальцами по коротко остриженным волосам на затылке, наслаждаясь их бархатистостью. Другую руку я опускаю ниже, по его торсу. Дыхание Дориана прерывается, а мышцы живота сокращаются. Я кладу руку ему на бедро.
        - Здесь, Дориан. Выбери меня здесь и сейчас.
        Кажется, он дрожит от попытки сдержаться и крепче сжимает волосы на моем затылке. Приятная дрожь пробегает по моему телу.
        - Сейчас я поцелую тебя в щеку, - говорит он хриплым от желания голосом.
        Мой звучит точно так же.
        - Обещаю не двигаться.
        Дюйм за дюймом Дориан медленно опускает голову. Я не закрываю глаза, готовясь в любой момент отвернуться, если он подберется слишком близко к губам. Страх и возбуждение сражаются в моей груди, когда Дориан прижимается своей щекой к моей. Я чувствую, как его дыхание ласкает раковину моего уха. Он наклоняет голову и мягко прижимается губами к моей щеке.
        От наслаждения мои ресницы трепещут и на краткий миг опускаются. Поцелуй Дориана кажется невероятно монументальным. Единственный поцелуй, что я когда-либо получала по любви. Единственный, на котором я была полностью сосредоточена и который была рада принять. Тепло разливается в моей груди.
        Дориан отстраняется и повторяет те же медленные движения на другой щеке. Когда он отступает в следующий раз, я думаю, что на этом все может закончиться. Возможно, этого достаточно, но теперь, когда я почувствовала его губы, я жажду большего. Дориан, должно быть, замечает тоску в моих глазах, потому что снова приближается и скользит ладонями вниз по моей шее. Я откидываю голову назад, вздыхая от ощущения его пальцев на моей плоти. Губы Дориана опускаются на мочку моего уха и прокладывают огненную линию по моей шее. Когда он достигает основания, я чувствую мягкое движение его языка, которым он возвращается обратно к моему уху. Ощущение настолько удивительно приятное, что с моих губ срывается стон.
        Дориан напрягается, притягивая меня к себе. Давление в моих мышцах начинает ослабевать. Когда он оттягивает воротник моей рубашки, чтобы попробовать мою ключицу на вкус, мои пальцы запутываются в его темных кудрях. От отчаянного жжения и ненавистного покалывания я сжимаю губы и заставляю себя игнорировать напоминание о проклятии Нимуэ. Не для того, чтобы казаться беспечной, а чтобы притвориться, что они гудят от желания, а не от магии. Заниматься самообманом довольно легко, учитывая, что меня охватывает глубокое желание попробовать Дориана, встретиться с его губами, исследовать его язык. Я чувствую прилив страха, но испытываемое мной в этот момент удовольствие побеждает.
        Дориан целует меня в шею, в ухо, в щеку. Затем он слегка отстраняется, пока не встречается со мной взглядом. Смотря мне в глаза, он исследует мое тело, медленно скользя ладонями по каждой руке, а после вверх по моей спине. Он касается моей шеи, с легким нажимом проводит по ключице. Пальцем он пробегает по ряду пуговиц на моей рубашке. Его дыхание становится тяжелым и прерывистым, когда он проводит рукой по моему животу, останавливаясь на ребрах. Я тянусь за его прикосновением, безмолвно умоляя продолжать. Наконец, Дориан продвигается выше и выше, пока моя грудь не оказывается в его ладони. Он снова останавливается, и я чувствую, как быстро вздымается моя грудная клетка. Мне ненавистна льняная ткань, разделяющая мою и его кожу. Я жажду почувствовать его на себе.
        Выражение глаз Дориана говорит мне, что он чувствует то же самое. Каждая его черта свидетельствует о страстном, отражающем мое собственное желании. Не сводя с Дориана глаз, я запускаю руку ему под рубашку, чувствуя, как напрягаются мышцы, когда я, скользя вверх по груди и снова опускаясь вниз, провожу пальцами по его обнаженному животу. Добравшись до пояса брюк, я засовываю под него большой палец, лаская теплую, пока еще скрытую плоть. Дориан крепче сжимает мою грудь, и тихий стон, что срывается с моих губ, кажется, разрушает его, лишает всякой сдержанности.
        Его губы возвращаются к моей шее, но поцелуи перестают быть медленными и нежными. Вместо этого они сильные, поспешные. Я вскрикиваю, едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать его в ответ. Он притягивает меня ближе и обхватывает руками мои бедра. Одним движением Дориан поднимает меня до тех пор, пока я не обвиваю ногами его талию. Обнимая его за шею, я провожу пальцами по его голове. Он уносит меня подальше от края утеса, туда, где растет густая и высокая трава. Там Дориан укладывает меня на землю. Лихорадочными движениями мы тянемся к пуговицам на рубашках друг друга. Я снимаю его рубашку первой. Дориан дает мне всего лишь мгновение, чтобы насладиться его красотой, обнаженной кожей в свете луны, бледными узорами шрамов, изуродованной плотью плеча, розовыми царапинами на груди в тех местах, где Зара успела царапать его своими когтями. После этого он сосредотачивается на пуговицах моей рубашки, целуя каждый дюйм обнажающейся кожи. Я провожу руками по его плечам, рукам, но замираю, наткнувшись на перевязанное горло.
        Мой разум проясняется ровно настолько, чтобы я смогла сказать:
        - Ты уверен, что я не причиню тебе вреда?
        Дориан с ухмылкой отстраняется.
        - Уверен.
        - Но ты ранен.
        - Не настолько, чтобы остановиться. - На этот раз замирает он. Выражение его лица становится серьезным. Нахмурившись, Дориан добавляет: - Если только ты не хочешь, чтобы я остановился.
        Может, так будет лучше. Может, мне следует подавить свое желание прямо здесь и сейчас. Может, я слишком грешна, раз хочу продолжить начатое, даже зная, что таит в себе завтрашний день. Но, как я уже говорила, я не из тех фейри, что ищут спасения.
        В ответ я расстегиваю оставшиеся пуговицы и сбрасываю с себя рубашку. Приподнявшись на локтях, я смотрю на Дориана, пристальным взглядом приглашая его отказать мне.
        Он не отказывает. Вместо этого он касается губами моего плеча, скользит руками по моему животу, вдоль ребер. Дориан обводит языком изгиб моей груди. Достигнув вершины, он облизывает ее. Я откидываю голову назад, выгибаясь от острого ощущения. Слишком быстро оторвавшись от моей груди, Дориан целует меня в середину живота. Я уже расстегиваю брюки, когда его губы прикасаются к тому месту, где был ремень. Освободившись от своих штанов, я цепляюсь за его, расстегиваю застежки и спускаю их вниз. Мой взгляд прикован к тому, что скоро останется обнаженным, пульс стучит у меня в ушах. Затем губы Дориана возвращаются к моему животу, опускаются ниже. Ниже. Еще ниже.
        Поцелуями Дориан дразнит внутреннюю поверхность моих бедер, заставляя меня изгибаться. Следующее прикосновение его губ, прямо под моей расплавленной сердцевиной, застает меня врасплох. Я напрягаюсь от удовольствия, от вульгарности и неприличия происходящего. К его губам присоединяется язык, медленно и томно пробующий на вкус те места, о которых я и не подозревала. Когда своим дьявольским языком Дориан вызывает во мне невообразимые ощущения, я расслабляюсь. Это чувство почти невыносимо, но почему-то его недостаточно. Я начинаю двигать бедрами, стремясь к чему-то более глубокому, сильному.
        Я знаю, что мне нужно.
        Положив руку ему на плечо, я мягко отталкиваю Дориана. Он повинуется, и я переворачиваю его на спину. Оседлав его бедра, я провожу руками по его груди. Я так сильно хочу поцеловать каждый дюйм его тела, как сделал он для меня. Однако это кажется слишком большим риском. Я никогда не осмеливалась испытать пределы действия моего смертельного поцелуя. Даже будь это иначе, с тайным проклятием Нимуэ, существует шанс, что я убью Дориана, поцеловав его куда угодно. Я прикусываю нижнюю губу, просто чтобы напомнить себе о самоконтроле. Затем, медленно опускаясь, я позволяю Дориану заполнить меня.
        Мы возвращаемся к медленному темпу. Наши глаза встречаются, и я чувствую себя по-новому уязвимой. Дориан видит меня, любит. Когда я прижимаюсь к нему, мое дыхание прерывается. Знакомясь с новыми ощущениями, его обжигающим взглядом, стуком моего сердца, я смотрю, как приоткрываются губы Дориана. Как только мы находим нужный ритм, нас накрывает новая волна обжигающей страсти. Дориан сжимает мои бедра. На случай если желание полностью завладеет нашим разумом, я стараюсь держать спину так прямо, как только могу, чтобы он не смог дотянуться до моих губ. Откидывая голову назад, я закрываю глаза. Я чувствую, как Дориан меняет позу, и мои ресницы, затрепетав, открываются. Он приподнимается, чтобы сесть. Поддерживая меня за спину, он прижимается своей грудью к моей. Ощущение его теплой кожи на моей груди заставляет меня содрогаться, а новая поза переводит мои ощущения на новый уровень. И все же…
        - Дориан, - выдыхаю я. - Нам не стоит слишком приближаться друг к другу. Это опасно.
        Он притягивает меня ближе и замирает, когда наши губы находятся всего в нескольких дюймах друг от друга.
        - Всегда испытывал слабость к опасности. Хорошему боксеру следует знать, как избежать удара противника.
        - Мой удар может тебя убить.
        - Ничего подобного не случится.
        - Откуда ты знаешь? Я могу закрыть глаза и случайно коснуться своими губами твоих.
        - Тогда держи глаза широко открытыми. Смотри на меня. - Он двигается подо мной, одной рукой лаская мою спину, а другой - мою грудь.
        С моих губ срывается стон, и мы начинаем двигаться быстрее. Для меня в новинку смотреть Дориану в глаза так близко, пока мы продолжаем наш танец. Это странно, интимно. Ни один его вздох не ускользает от моего внимания, ни один стон не издается без того, чтобы я не увидела его отражения в глазах. От этого моя страсть переходит на совершенно новый уровень. Скорее всего, то же самое происходит и с Дорианом. Каждый раз, когда мои губы приоткрываются, каждый мой стон усиливает его желание. Я с точностью вижу момент, когда он подходит к краю удовольствия. Этого достаточно, чтобы я достигла своего. Дориан сжимает мои волосы в кулак, и я подношу руку к его подбородку. Освобождение обжигает меня изнутри, глубже, чем когда-либо прежде. Это чувство равносильно только теплу в моей груди, любви, которая исходит из глубины моего сердца, бьется с каждым его ударом, ревет в моей крови, как свирепый поток.
        Давление нарастает все глубже и глубже, умоляя об освобождении, и я чувствую, как оно искажает выражение моего лица. Дориан видит это, его лицо принимает тоже выражение, словно зеркало. Как раз в тот момент, когда мне кажется, что я больше не могу выносить ни радости, ни любви, ни вероломного удовольствия, я со стоном расслабляюсь. Дориан не может не последовать за мной, его собственное освобождение настигает мое, как своего рода гонка или битва, в которой мы оба окажемся победителями. Мы продолжаем смотреть друг другу в глаза, пока дрожь страсти проходит по нашим телам. Выражение его лица - самое прекрасное, что я когда-либо видела.
        Нам требуется несколько мгновений, чтобы перевести дыхание, и еще несколько, чтобы отделиться друг от друга. Когда мы наконец это делаем, Дориан со смешком падает на траву, в то время как я устраиваюсь рядом с ним. Он притягивает меня к себе и, поглаживая мою спину, целует в лоб. Я кладу руку ему на грудь и лениво рисую круги на его мокрой от пота коже. Тишина, которая следует за этим, приятно успокаивает.
        Наконец я говорю:
        - Ты только что нарушил все клятвы?
        - Я вступил в орден, - криво усмехается Дориан. - А значит, больше не обязан соблюдать обет безбрачия.
        Я фыркаю от смеха.
        - Сомневаюсь, что братство имело в виду именно это.
        - Это лазейка, которую я безумно рад обнаружить.
        - В чем именно заключаются твои братские обеты?
        Дориан пожимает плечами, но этот жест, кажется, требует от него слишком больших усилий.
        - Наши слишком многословные клятвы по сути вращаются вокруг трех главных принципов святого Лазаро: служения, истины и силы. Наиболее важные для братства те клятвы, которые мы произносим в самом конце нашего посвящения. «Моим телом я защищаю себя от греха. Этими руками я зажигаю Его Священный Огонь. Этими устами я говорю о спасении».
        Я поднимаю голову и окидываю его обнаженную фигуру беглым взглядом.
        - Я не уверена, что твое тело правильно поняло часть про защиту от греха.
        За этим следует еще одно нерешительное пожатие плечами.
        - Существуют и другие способы использовать тело для прославления святого Лазаро. Однажды я твердо намерен принести клятву, которая будет даже более важной, чем та, которую я дал братству.
        Я улыбаюсь, понимая, на что он намекает. Я позволяю себе представить свадьбу, которой у нас никогда не будет. Слегка приподнявшись, я изучаю каждый дюйм его лица. Стараюсь зафиксировать его в памяти.
        В сердце. Слезы угрожают вот-вот пролиться, но я смаргиваю их.
        - Что такое? - хмурится Дориан.
        Между нами остается один-единственный секрет, но я не осмеливаюсь его раскрыть. Вместо этого я останавливаю свой выбор на правде, которой могу поделиться.
        - Я люблю тебя, Дориан. Пожалуйста, никогда не забывай об этом.
        - Я тоже тебя люблю, - говорит он в ответ, поглаживая меня по щеке.
        С довольным вздохом я кладу голову ему на грудь, позволяя звуку его сердцебиения смешаться с отдаленным шумом волн. Звук моей любви встречается с шумом моря. Я и не подозревала, что нуждаюсь в подобной комбинации. Рассвет придет, и вместе с ним…
        Нет, не сегодня. Сегодня вечером я влюблена.
        Сегодня я свободна.
        Сегодня я живу.
        Глава XLIII
        Я просыпаюсь через пару часов. Небо по-прежнему черное, а звезды над головой по-прежнему яркие, но я знаю, что рассвет, должно быть, совсем близко. Мы с Дорианом заснули, прижавшись друг к другу и укрывшись сброшенной одеждой. Грудь Дориана равномерно поднимается и опускается под моей головой, пьянящий ритм, которым мне хочется насладиться еще немного. Мой желудок сжимается от мысли о том, что мне не стоит задерживаться. Я медленно высвобождаюсь из его объятий, время от времени замирая, чтобы убедиться, что не разбудила его. Дориан что-то неразборчиво бормочет, легкая улыбка касается его губ. Убирая прядь волос с его лба, я улыбаюсь в ответ. Затем с невероятной нежностью я накрываю Дориана его одеждой и надеваю свою. Закончив, я некоторое время стою над ним, сожалея, что не могу обнять.
        Жаль, что у меня нет возможности попрощаться.
        С прощальной улыбкой я оставляю Дориана и спускаюсь по склону утеса. Добравшись до скалистого берега, я сажусь поближе к воде, устремив взгляд на горизонт. Я жду несколько минут - может быть, часов, - наслаждаясь ощущением ветра в моих волосах, запахом соли, шумом волн. Моя кожа все еще покалывает от тепла Дориана, и я позволяю воспоминаниям о времени, что мы провели вместе, окутать меня, как одеяло. Я вспоминаю, что сейчас он один, спит на утесе, и надеюсь, что он не проснется. Если же это случится, я надеюсь, он не станет искать меня слишком усердно. Так для нас обоих будет лучше.
        Через некоторое время до моих ушей доносится щелкающий звук. Я чувствую, как Подаксис устраивается рядом с моим бедром. Похлопав его по панцирю, я приветствую своего друга. Я ожидала, что он придет, особенно после той записки, в которой я сообщила, куда именно направляюсь с Дорианом.
        - Что ты делаешь, Мэйзи? - спрашивает он.
        Мой ответ звучит тихо, спокойно.
        - Жду, когда взойдет солнце.
        Подаксис постукивает клешнями, с беспокойством опустив взгляд.
        - Как ты думаешь, Нимуэ придет?
        - Если верить Заре, - вздыхаю я. - Морская ведьма сделает все, что в ее силах, чтобы заставить меня присоединиться к Сестрам.
        - По крайней мере, так ты останешься в живых.
        Я прикусываю нижнюю губу.
        - По дороге сюда ты видел Дориана?
        - Да.
        - Он все еще спит?
        - Как младенец. - Пауза. Затем: - Как думаешь, ты увидишь его снова?
        - Нет. - У меня встает ком в горле.
        - Мне так жаль, - говорит мой друг, поежившись. - Я знаю, как ты к нему относишься.
        Я верю, что Подаксис действительно знает, потому что он испытывает то же самое к Наде. Именно поэтому я произношу свои следующие слова.
        - Подаксис, я хочу, чтобы ты ушел до прихода Нимуэ.
        Он фыркает.
        - Делай что хочешь, я не уйду.
        - Ты не сможешь пойти со мной.
        - Почему? Потому что не могу стать одним из Сестер? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы остаться рядом, даже если придется бродить по дворцу Нимуэ как призрак.
        Мои плечи опускаются. Я знала, что он так просто не сдастся.
        - Здесь у тебя есть жизнь, которая только начинается. Жизнь с Надей.
        Грибы на панцире Подаксиса становятся бледнее: верный признак того, что он понимает, от чего откажется, если последует за мной.
        - Знаю, но я пообещал себе, что всегда буду рядом.
        - Тебе не следовало давать подобных обещаний.
        Мой друг открывает рот, но несколько секунд молчит, пока не произносит напряженным тоном:
        - Я всегда винил себя в том, что случилось с Лютером.
        Я бросаю на него пристальный взгляд.
        - Почему?
        - Потому что тогда я отказался ехать с тобой в город. Отказался менять форму. В ту ночь, когда ты встретила его… Я мог бы быть там.
        - Это не твоя вина, Подаксис. Во всем виновата только я.
        - Я бы присмотрел за тобой, если бы пошел. Научись я менять форму, мог бы отогнать от тебя Лютера. Даже понимая это, я все равно боюсь принимать благую форму. Возможно, даже больше, чем прежде. Я думал, доказав, что превращение для меня невозможно, избавлюсь от чувства вины за произошедшее с тобой. Вот почему теперь я отказываюсь уходить. Я даже не уверен, что могу оставить тебя, чтобы быть с Надей.
        Я подхватываю своего друга на руки и прижимаю его к груди.
        - Нет, Подаксис. Пожалуйста, не чувствуй себя виноватым. Ночь, когда я убила Лютера, не имеет к тебе никакого отношения. Может ты и мой лучший друг, но ты не несешь за меня ответственность.
        - Мне нравится нести ответственность за тебя, - усмехается Подаксис. - Если не я, то кто еще?
        - Ты был для меня другом, о котором только можно мечтать. - Я обнимаю его еще крепче, прежде чем опустить обратно на землю. - Но пришло время отпустить меня. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты испытал любовь.
        - Я не знаю, смогу ли я…
        - Можешь, - прерываю я твердым голосом. - Ты можешь и сделаешь это. Ничто и никогда не помешает нам быть друзьями. Ты всегда останешься мне братом.
        Снова поежившись, он щелкает когтями.
        - Почему мне кажется, что ты прощаешься?
        Я тщательно подбираю слова.
        - Так и есть, Подаксис. Ты не пойдешь со мной.
        - Даже если так, мы все равно увидимся снова. Меня не волнует то, что, возможно, тебе всегда суждено было стать убийцей. Меня не волнует… - Он замолкает, а когда смотрит на меня, его крошечные глазки становятся шире. Грибы на его панцире бледнеют еще сильнее. - Ты не собираешься заключать с ней сделку, верно?
        Я поджимаю губы и отворачиваюсь от него. Мой взгляд перемещается на восток, где начинает разливаться бледный солнечный свет.
        - Ты не можешь просто взять и умереть! - восклицает Подаксис срывающимся голосом.
        Мое сердце болит от страданий, что слышатся в его словах.
        - Я больше не позволю Нимуэ манипулировать мной. Если она готова позволить нарушенной сделке и проклятию, которое наложила на собственную дочь, убить меня, так тому и быть. Я скорее умру, чем буду жить под ее контролем.
        Подаксис обходит меня, пока не останавливается прямо перед моим лицом, двигаясь из стороны в сторону, вынуждая посмотреть на него.
        - Дориан не хотел бы этого.
        - Он также не хотел бы, чтобы я стала безмозглой наемницей, как Зара.
        - Он предпочел бы, чтобы ты жила, как убийца, чем умерла от проклятия.
        - Не имеет значения, чего хочет Дориан или чего хочешь ты. Это мой выбор. Моя жизнь. Моя смерть. Я уже смирилась со своей судьбой. У меня была хорошая жизнь. Я нашла друзей, испытала любовь. Я не позволю Нимуэ отнять все это у меня, стереть мои воспоминания, сокрушить мой дух.
        Подаксис постукивает клешнями, но в конце концов оставляет возражения при себе.
        - Когда Дориан проснется, скажи ему, что я вернулась в море. Что мое сердце навсегда останется с ним.
        - Мэйзи…
        С твердым выражением лица я смотрю на своего друга сверху вниз.
        - Передай ему это. И пообещай, что позволишь себе влюбиться. Что не дашь моей смерти разбить твое сердце. Что никогда больше не будешь бояться показать свое истинное «я». Отдашься любви с самозабвением. Будешь любить каждой клеточкой своего существа. Сделай это для меня. И для себя тоже.
        - Но как же ты, Мэйзи? Моя любовь к тебе, может, и отличается от той, что я чувствую к Наде, но она такая же настоящая.
        Слезы наворачиваются на мои глаза. Мне становится труднее говорить.
        - Ты будешь продолжать любить меня. Пока ты это делаешь, я не умру.
        - Но это неправда.
        Мои губы изгибаются в улыбке.
        - Это правда настолько, насколько возможно.
        Подаксис шмыгает носом, и мое сердце сжимается в груди. Когда я собираюсь поднять его, чтобы еще раз обнять, мое внимание привлекает колеблющееся движение вдалеке - безошибочный взмах хвоста морского змея. Нимуэ. Она не подплывает ближе. Морская ведьма ждет меня в более глубоких водах, ее хвост рисует извилистые узоры на поверхности. Горизонт становится чуть светлее. Скоро рассвет сменится восходом солнца, и проклятие сожжет мою одежду, оставив меня абсолютно голой. Шелки, у которой в светлое время суток нет ни тюленьей шкуры, ни одежды. Я никогда не видела того, что происходит дальше, но мне известно, чем все закончится. Я умру. Мне не избежать смерти, даже если нырну на дно моря. Вместо этого я обращусь в морскую пену.
        Стану ничем.
        Эта ужасающая мысль вызывает панику и всего лишь на мгновение искушает меня принять любую сделку, способную все изменить.
        В этот момент я думаю о Дориане. О том, скольких таких, как он, Нимуэ может заставить меня убить. Я вздергиваю подбородок и, прищурив глаза, наблюдаю, как приближается покрытый рябью силуэт.
        - Иди, Подаксис, - говорю я тоном, не принимающим возражений. - Поторопись! Я не хочу, чтобы она видела тебя. Присмотри за Дорианом. Позаботься, чтобы он не проснулся и не увидел ничего из этого.
        Мой друг колеблется, выражение его лица меняется с бунтарского на испуганное. Затем, он наконец убегает. Мое сердце разрывается от осознания того, что это был последний раз, когда я его видела.
        Горизонт светлеет еще больше, небо на востоке уже не черное, а темно-синее, окрашенное красновато-коричневым и золотым. Нежные волны набегают на берег, обвивая мои босые ноги. Сделав глубокий вдох, я вхожу в море.
        Закрыв глаза, я наслаждаюсь ощущением моря, камней, которые, по мере того как я погружаюсь, сменяются песком под моими пальцами. Когда вода доходит мне до шеи, я останавливаюсь и ныряю. В ушах нарастает давление, но я пытаюсь вспомнить, каково было находиться под водой в моей тюленьей шкуре. Когда меня окружал жир, защищающий мои кости от самых холодных вод. Я думаю о том, как плавала с Подаксисом в своей лагуне, как делала сальто и повороты, пока мы исследовали каждый уголок нашего места для игр. Я помню, как ловила рыбу, и, наевшись до отвала, дремала со своими братьями под теплым солнцем. Когда мои легкие сжимаются так, что больше не могут удерживать воздух, я вырываюсь на поверхность. На моих губах появляется умиротворенная улыбка, которая остается даже тогда, когда я чувствую, как солнечный свет касается моих век. Даже когда я открываю глаза и нахожу Нимуэ в нескольких футах от меня. Я вижу только верхнюю часть ее тела: бледную плоть и серебристые волосы, жестко очерченные губы, сжатые в хмурой гримасе. Когда я вижу свою тюленью шкуру, накинутую на ее плечи - точно так же, как когда-то ее
носила Зара, - моя улыбка меркнет.
        - Дочь, - говорит морская ведьма. - Ты не выполнила условия нашей сделки. Я знаю наверняка, потому что почувствовала бы твой успех, почувствовала бы разрыв нашего соглашения. Мальчишка все еще жив, не так ли?
        - Да, - отвечаю я, - но я убила Зару.
        На лице Нимуэ отражается сначала удивление, затем ярость.
        - Я не просила тебя убивать Зару.
        - Тебе и не нужно было. Для этого у меня имелись личные причины.
        Морская ведьма разминает челюсть.
        - Очень хорошо, дочь. Возможно, ты и лишила меня одной из величайших наемниц, но тем самым ты показала, на что способна. Идем же. Твое место среди Сестер Черного Угря. Я отменю нашу сделку и положу конец проклятию, если ты последуешь за мной. - Нимуэ протягивает мне руку.
        Я не предпринимаю ни малейшей попытки принять протянутую руку.
        - Зара все мне рассказала. О том, как ты ввела меня в заблуждение, заставила поверить, что заключенная сделка положит конец моей смертоносной магии.
        - Так все и было бы, - возражает невинно Нимуэ. - В конце концов, я бы раскрыла правду о твоих способностях.
        - Ты заколдовала мои губы так, чтобы мой следующий поцелуй стал смертельным в любом случае, - мрачно продолжаю я.
        - Что это меняет? Ты и так думала, что все твои поцелуи смертельны. Я всего-то пыталась гарантировать твой успех в порученном задании.
        Я закатываю глаза.
        - Тебе было все равно, преуспею я или нет. Ты никогда не хотела даровать мне свободу.
        - Почему я должна поощрять твое желание сбежать от меня? Ты моя дочь. Всю твою жизнь я ждала момента, когда смогу стать тебе матерью.
        - Когда ты поймешь? То, что ты делаешь… то, что ты сделала со мной… Настоящая мать никогда бы так не поступила. Если бы ты хоть капельку заботилась обо мне, ты бы никогда не прокляла меня. Ни в первый раз, когда дала мне только десять дней жизни. Ни во второй, когда изменила мою магию. Ты никогда бы не послала меня убивать человека, которого я спасла. Никогда бы не заставила меня поверить, что Совет Альфы и мой отец одобрили мои действия. Ты понимала, что эта миссия опустошит меня. Ты знала, что я испугаюсь презрения моего отца.
        - Я рассматривала это как урок, Мэйзи. Ты слишком мягкая. Слишком простодушна. Ты так легко доверяешься другим. Ничто из сделанного мной не должно было причинить тебе вреда, даже наоборот - сделать тебя сильнее. В любом случае я собиралась рассказать тебе правду.
        Я насмехаюсь над ее словами, ненавидя тот факт, что она может произнести их вслух. Значит, она верит в то, что говорит.
        - Ты не в своем уме, Нимуэ. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. - Свет бьет мне в глаза, с каждой секундой небо становится ярче.
        Я чувствую вспышку боли над моим плечом, затем в руках. С каждым дюймом восхода солнца моя кожа становится теплее.
        Нимуэ бледнеет, ее взгляд опускается на мою промокшую рубашку.
        - Мэйзи, сейчас не время разыгрывать оскорбленную невинность. Ты умрешь, если я не отменю проклятие.
        От моей кожи исходит шипение, сопровождаемое запахом гари. От воды вокруг меня поднимается пар. Я смотрю на свою руку и обнаруживаю прожженную дыру в рукаве. Кожа под ним не повреждена, но я все равно чувствую, будто она горит. Морщась от очередной вспышки боли, я перевожу взгляд на морскую ведьму и сдавленно произношу:
        - Тогда отмени его.
        Глаза Нимуэ расширяются. Я удивляюсь панике, исказившей ее лицо.
        - Я отменю его, дочь. Просто возьми меня за руку и займи свое место среди Сестер.
        Поскольку рукава моей рубашки продолжают сгорать, я едва сдерживаю крик.
        - Нет.
        Она в отчаянии хлопает ладонью по воде.
        - Это единственная сделка, которую я могу тебе предложить. Прими ее, или умрешь.
        - Тогда я умру свободной.
        Она подбегает ближе, рев срывается с ее губ.
        - Упрямая девчонка! Ты такая же, как твой отец.
        - Так и есть. - Я чувствую, как мои ноги под водой начинают нагреваться. Мои брюки начинают сгорать с манжет, пока огонь не доходит до моих колен. К этому времени рукава моей рубашки почти полностью исчезают.
        - Я не буду тебя спасать.
        - Я и не хочу, чтобы ты это делала.
        - Ты превратишься в морскую пену. Станешь ничем. - Голос Нимуэ дрожит все больше и больше с каждым словом.
        Брюки уже обжигают мне бедра, а мои колени подгибаются.
        - Я такая, какой хочу быть.
        - Я не блефую, - скрещивает руки на груди морская ведьма.
        Я вскрикиваю, ощущение жжения теперь покрывает всю мою кожу, даже в тех местах, где уже не осталось горящей одежды. От боли у меня кружится голова, а веки становятся невероятно тяжелыми. Я слышу громкий всплеск, но не знаю, откуда он доносится. После чего кто-то зовет меня по имени. Агония затуманивает мой разум, искажает мои мысли. Мои легкие сжимаются, ноги подкашиваются, и я исчезаю под поверхностью воды. На периферии моего сознания возникает мысль, не закончилось ли все, не превратилась ли я уже в морскую пену. Конечно, морская пена не может испытывать такой сильной боли.
        Я смутно осознаю, как чьи-то руки обвивают мою талию, чтобы поднять меня над водой. Камни царапают мои пятки, когда мой спаситель тащит меня к берегу. Кто-то осторожно опускает меня на землю и накидывает что-то мне на плечи. Рубашку. Или, может быть, мою тюленью шкуру? Неужели Нимуэ все-таки спасла меня? Моя кожа все еще горит, но чем бы меня ни накрыли, эта вещь помогает моему разуму проясниться. Я открываю глаза, моргая от яркого света. Мое облегчение превращается в ужас, когда я понимаю, что на меня смотрит Дориан. Это он прикрыл меня своей рубашкой и теперь надевает ее на меня, просовывает мои руки в рукава, застегивает пуговицы. Закончив, он обхватывает руками мое лицо, мои руки в попытке унять охватившую меня агонию.
        - Мэйзи. Нет, Мэйзи, - сдавленно повторяет он. Вскоре я понимаю источник его растущей паники. Его рубашка начинает шипеть точно так же, как и моя.
        - Все в порядке, - шепчу я потрескавшимися губами и снова закрываю глаза.
        - Отмени это проклятие, чудовище! - слышу я крик Дориана.
        - Не собираюсь, - раздается ледяной голос Нимуэ, - но ты можешь ей помочь. Еще не совсем рассвело.
        Мой разум снова искажается, и я больше не могу понять значение слов, которыми они обмениваются. Только услышав свое имя, я резко открываю глаза. Вокруг меня поднимается пар, скрывая заплаканное лицо Дориана, когда он обхватывает мое лицо руками. Я почти издаю стон облегчения, потому что его прикосновение дарит мне короткую передышку от жжения.
        - Я люблю тебя, - говорит он. Я пытаюсь, но не могу ничего сказать в ответ. Он повторяет эти снова вместо меня. - Я люблю тебя, Мэйзи. Это та клятва, что важнее всех остальных. Моим телом я защищаю тебя. Этими руками я укрываю тебя от невзгод. Этими губами я вверяю себя тебе. Только тебе.
        Дориан прижимается своими губами к моим.
        Я слишком слаба, чтобы оттолкнуть его, слишком слаба, чтобы даже понять, что он делает. Затем, мало-помалу, мой разум начинает проясняться. Моя кожа перестает гореть, боль уменьшается. Губы Дориана, теплые, полные и страстные, все еще прижимаются к моим. На мгновение я думаю, что Зара ошиблась или что темные чары Нимуэ не сработали. Поцелуй, кажется, длится вечность, доказывая, что он все еще жив, но он все еще дышит. Волна радости захлестывает меня, когда я поднимаю руки, чтобы обнять его. Дориан мягко отстраняется. Его веки опускаются, на губах застывает улыбка. Затем, удовлетворенно вздохнув, он падает на берег.
        Глава XLIV
        Крик сотрясает воздух вокруг меня, и я запоздало понимаю, что являюсь его источником. Я подползаю к безжизненному телу Дориана, скольжу руками по его груди, шее, не обнаруживая никаких признаков жизни. Ни дыхания. Ни пульса. Я кладу ладони ему на грудь и пытаюсь сделать массаж сердца. Ничего не происходит. Я хочу попробовать что-то еще, возможно, подарить ему поцелуй жизни, но не могу…
        Ко мне приходит осознание.
        Он получил мой проклятый поцелуй, единственный, что убивал в любом случае. А это значит, что мои губы больше не смертельны, если только я не наполнена ненавистью. Сосредоточив все мысли и эмоции на любви, на желании спасти его, я открываю рот Дориана и пытаюсь подарить ему поцелуй жизни. Я вдыхаю воздух ему в рот так, как это делали мои братья. Когда ничего не происходит, я возвращаюсь к массажу сердца.
        - Он мертв, дочь.
        Я поворачиваю голову в сторону Нимуэ. Она парит рядом со мной, приподняв верхнюю часть тела своим змеиным хвостом.
        - Что ты наделала?
        - Ничего, - вздергивает она подбородок. - Это был его выбор.
        Я качаю головой, слезы текут по моим щекам, все еще теплым от прикосновения Дориана.
        - Все должно было быть не так. Это я должна была умереть.
        - Лучше он, чем ты. Он никто, а ты принцесса. Ты…
        - Спаси его, - обрываю я, вспоминая, как она воскресила Зару. - Твоя магия способна на это. Ты можешь вернуть душу обратно в его тело.
        - Я не стану делать ничего подобного, - усмехается она.
        Я усмехаюсь в ответ.
        - Тогда это сделаю я.
        Закрыв глаза, я исчезаю в Двенадцатом королевстве. Когда я открываю их, то нахожу знакомый фиолетовый оттенок. Волны застыли, берег пульсирует от фиолетовых частиц. Я останавливают свой взгляд на Дориане, смотрю на его форму. Она точно такая же, какой была в обычном мире. В отличие от всего остального вокруг меня, его фиолетовые частицы бледнее и едва жужжат. Я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь. Когда Нимуэ спасла Зару, ее дух находился недалеко от тела. Я вглядываюсь в фиолетовую дымку в поисках чего-то бесформенного и более яркого, чем все остальное. Наконец-то я замечаю его. Волнообразная световая форма, колышущаяся в нескольких футах от меня. Я бегу к Дориану, но как всегда в этом мире мои шаги плывут и пружинят. Добравшись до духа, я пытаюсь схватить его, но при прикосновении частицы только рассеиваются. Я пробую снова и снова, но эта форма имеет меньше физической субстанции, чем другие вещи в Двенадцатом королевстве. Обычно все, что мне нужно, - это намерение что-то поднять или переместить. Или намерение пройти через фиолетовое пространство. Но это существо ведет себя не так, как все, с чем я
здесь сталкивалась. Я силюсь вспомнить, что именно в прошлый раз сделала Нимуэ.
        - Пойдем, - зову я, повторяя слова, которые морская ведьма говорила духу Зары, и протягиваю руку. - Твое время еще не пришло.
        Существо, кажется, не понимает меня. Поэтому я пробую кое-что другое.
        - Дориан, - шепчу я, мой голос, такой искаженный в этом мире, режет уши. - Это я, Мэйзи. Пожалуйста, возьми меня за руку. Вернись со мной. Я не готова тебя потерять.
        Дух колеблется один раз. Два. Содрогается.
        - Пожалуйста, Дориан. Тебе не обязательно уходить. - Я задерживаю дыхание, когда ярко-фиолетовые частицы становятся ярче и начинают жужжать быстрее. Существо смещается, вытягивая из своей основной массы что-то вроде руки. Мое сердце подпрыгивает, когда я принимаю ее. Я направляю форму к телу Дориана, но мои легкие сжимаются, а частицы вокруг становятся толще, тяжелее.
        - Нет, нет, нет, - бормочу я, утягивая существо за собой немного быстрее.
        Давление в моем черепе нарастает, когда я направляю дух вниз, к телу Дориана. Но я понятия не имею, что делать дальше. Нимуэ пела на языке, которого я не знаю. Вероятно, она унаследовала эту мелодию от ее отца. Магия банши глубоко связана с жизнью и смертью. Они вплетают свою силу в мелодии. Скорее всего, я тоже унаследовала часть этой магии, о чем свидетельствуют мои способности убивать поцелуем или входить в Двенадцатое королевство. Но это все, что я умею. Я не так сильна, как Нимуэ. Я даже не могу оставаться в этом мире дольше нескольких минут. У меня темнеет в глазах, и я понятия не имею, как спасти человека, которого люблю.
        - Дориан, - говорю я, чувствуя, как странные плавающие слезы капают из моих глаз, танцуя в частицах вокруг моей головы. - Вернись ко мне.
        Фиолетовый цвет исчезает. Синие, коричневые и золотые частицы прорываются сквозь него.
        Мой голос срывается на крик:
        - Вернись ко мне!
        Частицы вокруг меня колышутся, и внезапно мир становится таким, каким был несколько минут назад. Я дышу более свободно, а мое зрение проясняется. Сначала я думаю, что только что сделала что-то особенное, но в следующее мгновение замечаю Нимуэ. Ее фиолетовая фигура парит передо мной. Губы морской ведьмы плотно сжаты.
        - Помоги ему, - умоляю я. - Если ты когда-нибудь хоть немного любила меня, спаси его.
        - Нет, именно из-за моей любви к тебе я позволю ему умереть. Любовь - это проклятие, а не дар, Мэйзи. Она делает тебя слабой. Уязвимой. Разбитое сердце лишает тебя сил. Я только пытаюсь уберечь тебя от этого.
        - Ты не должна оберегать меня от этого. Я сама должна решать, любить мне или ненавидеть.
        - Он всего лишь твоя первая любовь. Думаешь, я никогда не была на твоем месте? Когда-то я чувствовала то же, что и ты. Отчаянное жжение в груди, желания, не поддающиеся осмыслению, ослепляющую страсть.
        - Когда именно ты чувствовала что-то близкое к тому, что чувствую я?
        - Когда была с твоим отцом, - отвечает морская ведьма, удивляя меня. - Возможно, тебе сказали, что наша любовь была мимолетной. Скорее всего, такой она и была для Ронана. Для меня же наши отношения значили гораздо больше. Мы так долго ненавидели друг друга, отстаивали наши ценности, спорили о том, как правильно служить на благо Морского королевства. После последней войны мы с Ронаном решили сотрудничать. Впервые мы преследовали одни и те же цели: хотели защитить море от людей, что намеревались потревожить наши новые границы. Мы дополняли друг друга. Твой отец старался предвидеть опасность до ее наступления, я же карала тех, кто уже стал угрозой. Мы все еще ссорились, все еще спорили, но впервые в наших разногласиях не чувствовалось ненависти. Вскоре это переросло в страсть.
        Мой желудок сжимается. Надеюсь, Нимуэ избавит меня от дальнейших подробностей.
        - Я полагала, что наш альянс стал дружеским, пока однажды он не превратился в нечто большее. Ронан поддержал меня, когда я выдвинула свою кандидатуру на роль неблагой королевы Мореи. Мы даже говорили о том, что он будет править рядом со мной как мой партнер, мой супруг. Вместе мы стали бы непобедимы. Не знаю, что такого я сделала, чтобы он передумал, но твой отец тайком выдвинул свою кандидатуру на пост благого короля Мореи. Вместо того чтобы править как мой партнер, он предпочел противостоять мне. Захотел жить в своем собственном дворце. Я была слишком расстроена, чтобы бросить ему вызов. Вскоре после этого я обнаружила, что беременна. Впервые с тех пор, как он занял трон, мы встретились лицом к лицу. Он был таким холодным и отчужденным. Я знала, - его любовь ко мне либо угасла, либо была лишь плодом моего воображения. Вот тогда мы и заключили нашу сделку.
        Все, что она говорит, противоречит тому, что я знала об их отношениях. У отца имелись свои причины стать благим королем. Он считал Нимуэ опасной, был убежден, что ее силе нужен противовес. Но мог ли он разбить ей сердце? Мог ли отказаться от планов, которые они строили, променять мечты о совместном правлении на шанс самому занять трон? Или только Нимуэ смотрела на вещи подобным образом. Как бы то ни было, я осознаю, насколько мимолетной может быть истина. Для каждого она своя. Проблемы Нимуэ с моим отцом могут быть решены. Или нет. Это их личное дело, которое не имеет ко мне никакого отношения.
        Я смотрю вниз на форму, которая все еще остается под моими руками, светящееся существо, пульсирующее в тускло-фиолетовом теле Дориана. Я снова поворачиваюсь к Нимуэ.
        - Ты сожалеешь об этом?
        - О чем? - приподнимает она фиолетовую бровь.
        - О времени, что провела с моим отцом. О вашей связи. О ночи, которую ты разделила с ним.
        Прежде чем ответить, Нимуэ несколько мгновений молчит.
        - Нет, потому что благодаря этому на свет появилась ты. Можешь считать меня ужасной матерью, но я действительно люблю тебя, Мэйзи.
        - Тогда ты должна понять, почему я не могу позволить Дориану умереть. Почему я умоляю тебя вернуть его.
        - Умоляешь? Означает ли это, что ты наконец готова заключить со мной сделку?
        Все сочувствие, которое зародил во мне ее рассказ о душевной боли, исчезает. Я свирепо смотрю на морскую ведьму, надеясь, что моя эфирная форма в состоянии должным образом передать мою ярость. Я хочу накричать на нее. Вопить. Шипеть.
        Но не делаю этого.
        Я молчу, стараясь собраться с духом.
        - Да, Нимуэ, я готова заключить сделку, но в ее условиях не будет того, что ты хочешь. Дориан отдал свою жизнь, чтобы избавить меня от столь печальной судьбы. Я не стану позорить его жертву. Как я уже сказала тебя, я не стану твоим орудием, твоей собственностью. Если ты все еще хочешь быть моей матерью, освободи меня. Докажи, что действительно любишь, а не просто хочешь обладать мной. Спаси жизнь Дориану, откажись от своих прав на меня как на подданную твоего королевства, и я… - я тяжело сглатываю. - Я прощу тебя.
        Она несколько раз моргает. Частицы перемещаются по ее лицу, оставляя его выражение неясным.
        - Если откажусь, все равно получу желаемое.
        - Нет, ты можешь вынудить меня быть тебе преданной, но ты никогда не получишь моей любви, моего уважения или прощения. Я буду продолжать бороться, буду сопротивляться твоим приказам, пока, в конце концов, это не убьет меня. - Я оглядываюсь на Дориана. - Но если ты пойдешь мне навстречу, я обещаю сделать все возможное, чтобы понять тебя. Не как королеву. Как личность. Как мою мать.
        Она подползает ближе.
        - Он разобьет тебе сердце.
        - Тогда позволь ему его разбить. Ты сказала, что любовь делает нас слабыми и уязвимыми, но я так не думаю. Подобное произошло с тобой только потому, что ты позволила боли сделать твое сердце холодным. Ты позволила своей печали перерасти из временной раны в зияющую дыру. Я так делать не стану. Впредь.
        Я думаю о том, как пряталась весь прошедший год. Не только от Нимуэ, но и ото всех вокруг. От друзей. От любви. Я позволила своему прошлому прогрызть дыру в моем сердце, убедила себя, что из-за темных секретов недостойна любви. Я поверила, что любовь заключается только в поцелуях. Но Дориан показал мне, что это не так. Мои друзья также помогли мне поверить в это. Мне еще предстоит много работы. Теперь у меня есть люди, с которыми я хочу быть честной. И я могу начать прямо сейчас.
        С непроницаемым выражением лица Нимуэ наблюдает за мной. Ее лицо вытягивается.
        - Ты совсем не такая, как я, - шепчет она и опускается по другую сторону от Дориана, протягивая руку к моему лицу. При прикосновении частицы жужжат между нами. Взгляд морской ведьмы становится задумчивым.
        - Ты так похожа на него. Слишком сильно.
        Я киваю.
        - Как бы мне хотелось, чтобы он любил меня.
        - Мне очень жаль.
        Она еще несколько секунд прижимает ладонь к моей щеке, а после кладет руки на грудь Дориана. Ее губы приоткрываются в песне, и жуткая мелодия заполняет пространство вокруг нас. Я наблюдаю, затаив дыхание, дрожа, когда Нимуэ заканчивает петь.
        Фиолетовый цвет рассыпается, и пляж возвращается к своему многообразию цветов и звуков. Охваченная головокружением, я моргаю, стараясь привыкнуть к новому освещению. Мое зрение проясняется как раз в тот момент, когда Дориан рывком приседает, делая первый вдох, за которым следует приступ сильного кашля.
        - Дориан! - Я ощупываю его теплые, полные жизни щеки и лоб. Приступ кашля отступает, и Дориан смотрит мне в глаза.
        - Мэйзи. Мы живы? Или оба мертвы?
        Я обнимаю его за шею и рыдаю ему в плечо.
        - Мы живы.
        Дориан обнимает меня в ответ. С каждым нашим вздохом его объятия становятся все крепче. Мне кажется, мы остаемся в таком положении целую вечность. Вокруг нас начинает собираться вода. Близится прилив. Вздрогнув, я вспоминаю о Нимуэ. Развернувшись, я смотрю в сторону моря, но никого не вижу. Морская ведьма будто бы испарилась. Никаких признаков того, как ее хвост колышет водную гладь. В этот момент немного подальше от нас я замечаю клочок серого меха. Моя тюленья шкура. Я бегу к находке, прижимаю ее к груди и наслаждаюсь знакомой тяжестью. Дориан присоединяется ко мне. Его движения немного медленнее, чем обычно - единственное свидетельство того, что на какой-то короткий миг он был мертв.
        - Это твоя кожа шелки?
        - Да.
        Дориан помогает мне завернуться в нее. Мы набрасываем тюленью шкуру мне на плечи, как плащ, а голова, оставшаяся висеть за моей спиной, напоминает капюшон. Из одежды на мне осталась только частично опаленная рубашка Дориана. На нем - ничего, кроме брюк.
        - Она прекрасна. Хотел бы я когда-нибудь увидеть тебя в форме тюленя. - Он убирает с моего лица растрепанные ветром волосы. Наши взгляды встречаются, и я прикусываю губу. Мне отчаянно хочется прижаться своими губами к его, особенно теперь, когда я знаю, что проклятие снято. Только гневный поцелуй может привести к смерти, а я не чувствую ничего подобного. Меня терзают сомнения, и я слегка отодвигаюсь. Схватив за руку, Дориан притягивает меня обратно.
        - Поцелуй меня, - просит он.
        - Мне страшно.
        - А мне нет.
        - Дориан, я все еще могу убить тебя.
        - Ты злишься?
        - Вовсе нет, - ухмыляюсь я, - но это не значит, что такого никогда не случится. Что, если мы поссоримся? Что, если наши губы встретятся в порыве гневной страсти? Что, если я поцелую тебя и случайно почувствую вспышку ярости?
        - Тогда мы научимся относиться к этому с уважением. Будем целоваться только в добром расположении духа.
        - Все равно, это опасно. Смертельно опасно. Я опасна и всегда буду.
        Уголок его рта приподнимается.
        - Я уже говорил тебе, что всегда испытывал слабость к опасности.
        От жара в его голосе мой желудок делает сальто. Сердце колотится, согреваясь от охватившего его облегчения. Возбуждения. Любви.
        Позволив этим чувствам окутать меня, я прижимаюсь к губам Дориана своими.
        Глава XLV
        Мы целуемся, кажется, целую вечность. Я растворяюсь в ощущении его мягких губ, его языка, ласкающего мой собственный. Каждое ощущение кажется мне новым, подарком, роскошью. Я думаю, мы бы целовались до самого заката, если бы не звук приближающихся шагов. Мы медленно отрываемся друг от друга и поворачиваемся к тому, кто посмел нас прервать. При виде фигуры, идущей к нам от подножия утеса, я хмурюсь.
        Незнакомец с волосами цвета морской волны, едва длиннее, чем у Дориана, кажется, немногим младше меня. Он одет в серые брюки и жилет в тон, а рукава его рубашки закатаны до локтей. Выражение его лица наполнено неуверенностью. Или чувством вины? Остановившись в нескольких футах от меня, он переминается с ноги на ногу, прежде чем свести кончики пальцев вместе и тревожно постучать ими.
        Мой взгляд останавливается на руках незнакомца. Я знаю этот жест.
        Юноша замирает, затем, опустив взгляд на свои пальцы, трясет ими, прежде чем засунуть в карманы брюк.
        Шагнув вперед, я оцениваю юношу свежим взглядом. Цвет его волос так похож на цвет панциря одного хорошо известного мне фейри. И этот наряд. Я видела этот костюм раньше, в гримерке «Прозы стервятника».
        - Подаксис?
        Он одаривает меня настороженной усмешкой.
        - Знаю. Я… я слишком худой, верно?
        Так странно слышать голос моего лучшего друга из уст этого человека. Я бросаюсь ему навстречу и обнимаю за шею.
        - Нет, Подаксис. Ты само совершенство.
        Он неловко похлопывает меня по спине, прежде чем, кажется, понимает, как следует отвечать на объятие.
        - Ты не сердишься на меня?
        - С чего бы мне злиться? - спрашиваю я, отстранившись от него.
        Подаксис переводит взгляд в сторону, и я вижу, как к нам присоединяется Дориан. Поморщившись, мой друг снова смотрит на меня.
        - Я не сделал того, о чем ты просила. Не убедился, что Дориан спит. Вместо этого я… поступил наоборот.
        - Я могу это подтвердить, - вставляет Дориан.
        Я хмурюсь, оглядываясь на Подаксиса.
        Он отступает, отказываясь смотреть на меня.
        - Я не желал ему смерти, Мэйзи. Только хотел, чтобы он, не знаю, убедил тебя заключить сделку с Нимуэ. Я понятия не имел, что Дориан поцелует тебя. В любом случае я не подчинился твоей воле.
        Мой желудок сжимается. Признаюсь, я разочарована тем, что он не проявил уважения к решению, которое я приняла относительно условий Нимуэ. Подаксис втянул в происходящее Дориана, хотя я попросила его этого не делать. Из-за действий моего лучшего друга погиб человек, которого я люблю.
        Но, по странному стечению обстоятельств, действия Подаксиса также помогли нам выжить.
        Мой друг снова переминается с ноги на ногу.
        - Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
        - Уже простила. Только я хочу узнать одну вещь. Что заставило тебя изменить форму?
        Еще одна гримаса появляется на лице Подаксиса.
        - Ну… Дориан очень крепко спал. Я пробовал его ущипнуть, даже уколоть, но он только отмахнулся от меня. Именно тогда я понял, что человеческие руки пришлись бы кстати. Честно говоря, я время от времени практиковался, но никогда не оставался в благой форме надолго. Я слишком сильно боялся, чтобы позволить кому-нибудь меня увидеть. Однако на этот раз ситуация требовала рискованных действий, так что я… - С извиняющимся выражением лица Подаксис снова бросает взгляд на Дориана.
        - Поэтому он ударил меня кулаком в живот.
        Я смотрю на Дориана расширенными от удивления глазами и только сейчас замечаю слабую красную отметину в центре его живота.
        - Для того, кто редко использует руки, ты довольно силен, - смеется Дориан.
        Подаксис съеживается, сгорбившись.
        - Прошу прощения.
        Дориан пожимает плечами.
        - Не стоит сожалеть. Полученный удар позволил мне спасти Мэйзи.
        - А мне спасти тебя, - добавляю я. - Что-то вроде того.
        - И все-таки как тебе удалось меня спасти? - спрашивает Дориан, нахмурив брови. - Почему я остался жив?
        Я вздыхаю.
        - Это довольно сложно, но я попытаюсь объяснить.
        Я уже открываю рот, чтобы рассказать о Двенадцатом королевстве, моей способности проникать в него и таинственной власти Нимуэ над жизнью и смертью, но Подаксис опережает меня.
        - Значит, никто из вас на меня не злится?
        Мы с Дорианом в унисон отвечаем «нет».
        - Отлично. Потому что я должен кое-что сделать в театре. Если, конечно, доберусь туда в ближайшее время. - Он придирчиво осматривает свои ноги.
        Я протягиваю руку и нерешительно спрашиваю:
        - Не хочешь вернуться в благую форму? Я могу тебя понести.
        Мгновение Подаксис обдумывает мое предложение, но, выпрямившись, отказывается.
        - Нет. Я доберусь на своих собственных ногах.
        - Мы составим тебе компанию, - говорю я. - Хотя, осмелюсь предположить, наш внешний вид вызовет много вопросов. - Я перевожу взгляд с себя на Дориана. На мне нет ничего, кроме рубашки и плаща из тюленьей шкуры, в то время как на нем только брюки. К счастью, рубашка все еще достаточно длинная, чтобы прикрыть мои бедра. Кроме того, солнце встало совсем недавно. Вряд ли в Люменасе кто-нибудь просыпается в такую рань.
        - Найдется ли в вашем театре рубашка моего размера? - спрашивает Дориан. - Я должен вернуться в церковь, чтобы сообщить отцу Виктору, что выбрал для себя невесту. - Он улыбается, отчего мое сердце трепещет.
        - Хорошо, - говорит Подаксис, хлопая в ладоши. - Я немного тороплюсь, так что можем мы уже отправить в путь?
        Как только мы входим в театр, я понимаю, почему Подаксис так спешил сюда прийти. Надя, в шелковом халате, с выбившимися из-под шпилек для завивки темными волосами, выбегает из-за кулис. Останавливая взгляд на мне, она грозит указательным пальцем.
        - Почему ты всегда убегаешь и заставляешь меня волноваться? Ты не знаешь, где Подаксис? Я искала его повсюду. Он нацарапал для меня какую-то странную записку, будто хотел попрощаться, и…
        - Прости, Надя, - сдвинув брови, Подаксис делает шаг вперед.
        С широко раскрытыми глазами Надя застывает на месте. Она оценивает его с головы до ног, почти так же, как я, когда впервые увидела в этой форме.
        - Мне так жаль, - повторяет он. - Я не должен был оставлять эту записку. Я был… напуган. И много чего другого происходило, и я…
        Она делает шаг, который, кажется, лишает моего друга дара речи. Затем еще один. И еще. Каждый последующий менее настороженный, чем предыдущий, пока, в конце концов, она не останавливается прямо перед ним. Медленно Надя протягивает руку к его волосам, проводит пальцами по прядям цвета морской пены, с пристальным интересом изучая их. Я чувствую, что мы с Дорианом здесь лишние, но боюсь пошевелиться и разрушить этот волшебный момент. Надя проводит рукой по лицу Подаксиса, затем по изгибу челюсти. Наконец, ее губы изгибаются в улыбке, и она сжимает моего лучшего друга в объятиях.
        - Дакс, - шепчет она.
        Он крепко обнимает ее, и от увиденного у меня наворачиваются слезы. Он сделал это: сменил форму и признался в своих чувствах. Или, по крайней мере, начал это делать. Полагаю, ему еще есть что сказать, но сомневаюсь, что он хочет делать это при зрителях. Я подталкиваю Дориана, показывая, что нам пора уходить, но, как только мы делаем шаг, Надя и Подаксис отпускают друг друга. Мы замираем, но эти двое не могут оторвать друг от друга глаз. Проходит всего мгновение, прежде чем Подаксис срывается с места и завладевает ее губами. Так же быстро он отстраняется с выражением ужаса на лице.
        - Прошу прощения, - говорит он. - Слишком дерзко с моей стороны.
        Надя притягивает его к себе за воротник и заглушает его слова очередным поцелуем. Она обвивает руками шею Подаксиса, пока он притягивает ее еще ближе, скользя руками вверх по ее спине. Шпильки для завивки со звоном падают на пол.
        - Пойдем, - шепчу я Дориану. Едва сдерживая смех, мы убегаем за кулисы.
        Позже тем же вечером я возвращаюсь в церковь Святого Лазаро. Я сижу на передней скамье, закутавшись в свое отороченное соболем пальто. Сестры Дориана, расположившиеся справа от меня, яростно перешептываются, время от времени бросая на меня многозначительные взгляды. Справа от меня - Подаксис и Надя, их пальцы крепко переплетены. В конце скамьи, ближе всего к проходу, виднеется Глинт МакКриди, вцепившийся в свой блокнот и ручку, готовый зафиксировать первые же признаки чего-нибудь интересного. Позади меня - заполненный зрителями неф. Вывеска возле церкви, гласящая, что конкурс невест возобновляется для заключительной Церемонии благословения, вызвала настоящий ажиотаж. Я прикусываю губу и, подавляя желание поерзать, изо всех сил стараюсь держать руки на коленях. Мой взгляд по-прежнему прикован к помосту, хотя сейчас на нем никого нет. Представление начнется в любой момент.
        Я помню, как впервые оказалась здесь. Кажется, это было целую вечность назад. Так много всего произошло с тех пор, как я пришла сюда с мыслью оборвать человеческую жизнь. Сегодняшний день принес еще больше событий, поэтому я не отказалась бы остаться в своей постели. Ради этого я бы даже согласилась продолжить воровать на городских улицах. Последнее, чего мне хочется, - выставлять себя напоказ, особенно после речи, которую я произнесла с этого самого помоста в прошлый раз. Тем не менее отец Виктор настоял на том, чтобы больше не откладывать конкурс. Сегодня вечером он закончится.
        А для меня начнется новая жизнь…
        Я до сих пор не знаю, что именно произойдет. После сегодняшнего вечера все изменится. Я стану принцессой, которой больше не нужно прятаться. Стану влюбленной женщиной. Я вернула тюленью шкуру, так что вольна пойти куда угодно и делать что захочу.
        Но что бы я ни делала, я буду делать это с ним.
        От этой мысли у меня теплеет на сердце, а волнение начинает отступать. В этот момент на помосте появляется фигура, которая подходит к фортепиано. Посвященный Джереми. Он начинает играть, и аудитория замолкает. Мой пульс учащается, когда боковая дверь открывается и в неф входит отец Виктор. За ним следует брат Биллиус, а после - он. Моя любовь.
        Все трое выходят на помост, Виктор останавливается в центре. Дориан - чуть в стороне. Он оглядывает первые ряды зрителей. Меньше чем за секунду Дориан находит меня и заметно расслабляется, а на лице его появляется улыбка. Я знаю, что он изо всех сил старается не показывать свою привязанность. Еще не время.
        Затем в дальнем конце нефа раздаются шаги, и три оставшиеся участницы - Брайони, Грета и Ванесса - занимают свои места. Я изучаю их лица, пытаясь догадаться, сообщили ли им о сегодняшнем сюрпризе. Все девушки, кажется, пребывают в хорошем настроении. Брайони одета в свое серое шерстяное платье, хотя она держится так уверенно, как будто облачена в бальное. Грета стоит, положив руку на бедро. Пока Сэм Спутник делает фотографии, она, вздернув подбородок, хлопает ресницами. Когда мой взгляд падает на Ванессу, я испытываю сочувствие. Что бы я о ней ни думала, мне не нравится тот факт, что Зара заперла ее в гардеробе. Девушка не заслужила подобной жестокости, не говоря уже об убийстве ее компаньонки. Я вглядываюсь, пытаясь найти признаки горя, но выражение ее лица такое же надменное, как и всегда. По крайней мере, синяк под глазом, который ей на память оставила Фрэнни Делафонт, прошел.
        Отец Виктор делает шаг вперед и прижимает кулак к сердцу.
        - Добро пожаловать, дети Всемогущего, достопочтенные жители Люменаса, на последний вечер конкурса невест для брата Дориана. Пусть Священный Огонь Святого Лазаро вечно согревает ваши сердца.
        - Да будет благословен Его Священный Огонь, - отвечают Дориан и Биллиус.
        Виктор разводит руками.
        - Сегодняшний вечер будет немного необычным, поскольку брат Дориан выбрал себе в невесты претендентку, которая уже была отстранена. - Священник делает драматическую паузу, предоставляя зрителям достаточно времени, чтобы ахнуть и обменяться приглушенным шепотом. Похоже, Виктор понял, как устраивать шоу.
        Краем глаза я вижу, как Глинт МакКриди заносит ручку над блокнотом. Я оглядываюсь на трех девушек на помосте, но не нахожу на их лицах шока. Должно быть, их проинформировали, чего следует ожидать от сегодняшнего вечера. Меня охватывает облегчение, от которого становится еще спокойнее.
        Виктор продолжает:
        - Прежде чем мы перейдем к оглашению имени невесты, которую выбрал брат Дориан, я хотел бы услышать мнение трех оставшихся участниц. - Он поворачивается к девушкам, с сочувствием понижая голос. - Должно быть, вы ужасно разочарованы тем, что мужчина, за которого вы боролись, отдал свое сердце другой. Той, которая, как вы сами уже видели, покинула конкурс. Тем не менее мне кажется, что ваш опыт не был напрасным. Ванесса Кортер, расскажите нам, какие у вас планы после сегодняшнего вечера.
        С чопорной грацией, Ванесса делает шаг вперед и вытягивает руку. Свет выхватывает сверкающее на ее пальце кольцо.
        - Я согласилась выйти замуж за брата Биллиуса.
        Еще одна волна вздохов прокатывается по аудитории, к которой присоединяюсь даже я. Взглянув на Биллиуса, я вижу, как его губы кривятся в улыбке. Он смотрит на Ванессу, и его румяные щеки становятся еще розовее. Я все еще не могу описать его взгляд каким-либо другим словом, кроме как «плотоядный», но, если Ванессу все устраивает, я рада за них.
        - Поздравляю, мисс Кортер и брат Биллиус, желаю вам лучших проявлений супружеского счастья.
        Ванесса отступает назад, но не раньше, чем я замечаю мягкую улыбку на ее лице, когда она бросает взгляд в сторону жениха.
        - Грета Гартер, - говорит Виктор, - скажите нам, где нам посчастливится лицезреть вас в следующий раз.
        Пружинистыми шагами девушка выходит почти к центру помоста. Покачивая бедрами, она говорит:
        - Я получила главную роль в «Гувернантке и повесе».
        Я понятия не имею, что значит это название, но несколько человек в зале вскрикивают и свистят. Сестры Дориана склоняют друг к другу головы.
        - О, я читала эту книгу, - говорит Табита, - несколько месяцев назад ее включили в список литературных произведений, которые рекомендует королева Джемма.
        Беатрис шепчет в ответ:
        - Они собираются поставить это? Разве это не скандально? История-то довольно колоритная.
        - Это Люменас, дорогие девочки, - вмешивается Глинт МакКриди. - Когда дело касается театра, такого понятия, как скандал, не существует.
        Едва сдерживая смех, я снова сосредотачиваю свое внимание на помосте.
        - Поздравляю, мисс Гартер, - говорит Виктор. - Я обязательно приду на премьеру. Брайони Роуз, что собираетесь делать вы?
        Девушка выходит вперед с улыбкой, которая больше похожа на гримасу.
        - Я возвращаюсь в монастырь, - сухо сообщает она, а затем возвращается на место.
        - Замечательно, - восклицает Виктор. - Нет ничего лучше, чем проживать свою жизнь в окружении детей Всемогущего, не так ли? - Брайони выглядит так, словно хочет рассмеяться над его словами, но вместо этого она только плотно сжимает губы. Виктор снова поворачивается к зрителям. - Теперь, когда мы убедились, что ни одно сердце не было разбито, пришло время встретиться с возлюбленной брата Дориана. - Еще одна драматическая пауза. Подаксис и Надя смотрят на меня со взволнованными улыбками, в то время как Табита и Беатрис протягивают руки, чтобы пожать мои. Сдерживая возбужденные визги, они едва ли не подпрыгивают на скамье.
        Их реакция удивляет, ведь я не разговаривала с ними с того самого вечера в гостиной. Однако Дориан, похоже, рассказал им о своих намерениях. Прежде чем снова посмотреть на помост, я встречаюсь с ними взглядом и обмениваюсь улыбками.
        Дориан занимает место Виктора в самом центре. Прочистив горло, он говорит:
        - Эта женщина, возможно, и была исключена из конкурса, но к тому моменту она уже завоевала мое сердце. По многим причинам мы полагали, что не сможем быть вместе. Между нами стояли секреты, предрассудки и темное прошлое, которое казалось непреодолимым. Мы ошибались во многих вещах, но как только она украла мое сердце, его уже было невозможно вернуть. Так что… - Он наклоняется к моей скамье и протягивает руку. - Принцесса Мэйзи, ты согласна быть со мной?
        Я прикусываю губу, игнорируя вздохи и шепот вокруг. Часть меня хочет просто сказать «да» и остаться на своем месте, но сегодняшний вечер не предоставляет мне такого шанса. Так что, набравшись смелости, я сбрасываю пальто, чтобы показать скрывающееся под ним платье, и направляюсь к помосту. В подобном наряде я чувствую себя нелепо. Мне хотелось выбрать что-нибудь более скромное, но Надя настояла, аргументируя это тем, что я произведу фурор во время торжественной церемонии. Это было уже после того, как я отказалась надевать мерцающее платье, которое было на мне на боксерском матче. Вместо этого она почти силой заставила меня облачиться в наряд из кружева и шифона. Лиф с низким вырезом из белой парчи. Нижние юбки такого же цвета, но прикрыты слоями бледно-розового и аквамаринового шифона. Рукава невероятно пышные, но сделанные не из плотного материала, как те, что я носила раньше, а из легкого шифона, такого же, как верхние слои юбки. В театре платье, по-видимому, надевали, чтобы отыграть свадебную сцену, но Надя провела весь день, пришивая к подолу дополнительные слои, а также шелковые ракушки и
морские звезды.
        Аудитория затихает, когда мы с Дорианом встречаемся на помосте. Он берет мои руки в свои. Когда вспыхивает лампочка камеры Сэма Спутника, мы замираем, не сводя друг с друга глаз, позволяя фотографу сделать несколько снимков. Затем брат Биллиус подходит к Дориану сзади, и тот, отпустив мои руки, забирает что-то у священника. Снова повернувшись ко мне, он спрашивает:
        - Примешь ли ты это в знак моей привязанности? Моего выбора? Моей любви?
        Я смотрю на бумажный пакет в его руках, затем на его кривую усмешку. В воздухе витает запах люми. По залу пробегает шепот озадаченных зрителей, которые понятия не имеют, как расценивать подобный жест. Для меня это лучше любого цветка. Я начинаю хохотать.
        - Конечно, приму.
        Он снова отворачивается к Биллиусу, чтобы взять что-то еще. Осторожно забрав пакет с люми из моих рук, Дориан кладет его на пол. Мои руки дрожат, когда он надевает простое золотое кольцо на мой безымянный палец. Даже несмотря на то, что я знала об этой части Церемонии, а мы с Дорианом решили, что в поспешной свадьбе теперь нет никакой необходимости, отец Виктор все же заявил, что наше обручение пойдет на благо шоу. Только то, как Дориан надевает кольцо на мой палец, то, как он смотрит мне в глаза, совсем не похоже на шоу. Мое сердце подпрыгивает в груди, наполняясь теплом.
        - Когда-нибудь я куплю тебе другое, с жемчугом, - шепчет он.
        - Мне не нужен жемчуг, Дориан, - говорю я с улыбкой. - Только ты. - Я уже собираюсь наклониться для поцелуя, когда кто-то кладет руку мне на плечо. Отец Виктор. Верно. Я почти забыла о благословляющей части Церемонии.
        Мы с Дорианом отходим друг от друга. Виктор держит меня за плечо и закрывает глаза, пока шепчет свою молитву. Затем, обращаясь ко мне, он говорит:
        - Принцесса Мэйзи, в последний раз, когда вы стояли на этой сцене, вы посоветовали братству любезно… ну, вы знаете. - Зрители хихикают. - Хотя мы с вами не совсем сходимся во взглядах, я признаю, что ваша точка зрения была достойна того, чтобы быть услышанной. Я всегда считал себя священником, который идет в ногу со временем, тем, кто способен прославить орден Святого Лазаро в современном Люменасе и за его пределами. Однако вы выявили некоторые недостатки в том, как именно я реализовывал свои идеи, одной из которых и является этот конкурс. Я относился к брату Дориану как к талисману, а не как к мужчине, который ищет свою любовь. Я пытался контролировать его вместо того, чтобы позволить ему следовать зову сердца.
        Я стараюсь скрыть охватившее меня чувство вины. Хоть я и согласна, что церкви предстоит еще многое сделать, прежде чем я начну уважать ее учения, отец Виктор оказался прав насчет меня. По крайней мере, какое-то время. Я проникла на конкурс, как наемница. Намеревалась убить одного из членов его братства. Планировала свои грязные дела в комнате, которую мне так любезно предоставили. Путем воровства саботировала других участниц. Теперь-то я знаю, что даже после нападения Дориан оставил мои темные мотивы в секрете, но это не меняет других вещей, которые, как известно священнику, я совершила. Может, он и верит, что фейри - потомки демонов, но он хороший, умеющий прощать человек. Возможно, когда-нибудь мы действительно сойдемся во взглядах.
        Отец Виктор открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я опережаю его:
        - Сможете ли вы простить меня?
        Выражение его лица меняется, брови сходятся на переносице. На мгновение мне кажется, что он не ответит, но затем его черты смягчаются.
        - Да, ваше высочество. Примите мое глубочайшее благословение для вас и брата Дориана. - Напоследок похлопав меня по плечу, он отступает. Толпа взрывается аплодисментами.
        Лампочка камеры снова вспыхивает, и Дориан берет меня за руку. Когда мы поворачиваемся к толпе, я вглядываюсь в море лиц перед нами. В очередной раз я с удивлением осознаю, что после сегодняшнего вечера все изменится. Я понятия не имею, какой теперь будет моя жизнь. Мне больше не нужно воровать, не нужно прятаться или ютиться в крошечной спальне на задворках театра. Дориан тоже станет свободным, как брат, принявший орден и получивший благословение Виктора представлять церковь теми способами, которые он сам выберет. Особенно учитывая, что совсем скоро он получит гражданство. Перед нами открыт целый мир. Сегодня утром мы только начали обсуждать возможные перспективы, к наличию которых мы до такой степени не привыкли, что это почти ошеломляет. Куда мы отправимся дальше?
        Дориан сжимает мою руку. Я смотрю на него, и уже знаю ответ. Отсюда мы отправимся куда захотим. Впервые мы вправе сами решать. И это решение мы примем вместе.
        С колотящимся сердцем, охваченным новыми надеждами и возможностями, мы покидаем помост и делаем первый шаг навстречу неизведанному.
        Эпилог
        ГОД СПУСТЯ
        Мои ласты с легкостью рассекают воду. Только ради удовольствия я гоняюсь за течением, кружась и переворачиваясь под волнами. Год назад я получила обратно свою тюленью шкуру и теперь вольна надевать ее, когда захочу. И хотя в моменты, когда я ее ношу, она дарит мне самые восхитительные объятия, благая форма стала для меня такой же желанной, потому что теперь, принимая ее, я могу обниматься, целоваться и танцевать. Однако для путешествий больше подходит тело тюленя. Особенно в такие моменты, как сейчас: когда я возвращаюсь назад после визита к отцу.
        Тепло жира защищает меня, когда я опускаюсь в более глубокие воды, пересекаю более холодные течения, окружающие земли Осеннего королевства. Я всегда остаюсь в пределах магии, исходящей от каменной стены, что окружает остров по периметру. Мое внимание привлекает проносящаяся мимо стая полосатых рыб-ангелов. Я переворачиваюсь и некоторое время гоняюсь за ними просто ради удовольствия, стремясь почувствовать движения собственного тела, понежиться в воде, обтекающей мою шкуру. Пока не сбилась с курса, я поворачиваю обратно, к Звездному королевству.
        Люменас.
        Дом.
        Я не успеваю уплыть далеко, когда что-то, блестящее на морском дне, привлекает мое внимание. Любопытство берет надо мной верх, и я плыву к своей находке. Подобравшись ближе, понимаю, что это карманные часы с разбитым циферблатом. Тем не менее медь вокруг цифр все еще мерцает. Мои усы подергиваются от желания взять эту вещицу. Я совершаю несколько кругов, размышляя, насколько сильно хочу обладать этими часами. За прошедший год я почти не воровала. После истории с Нимуэ, конкурсом невест и вниманием, которое я невольно привлекла, завоевав сердце Дориана, жизнь начала налаживаться и показала, на что похожа жизнь настоящей принцессы. Оказывается, у принцесс есть деньги, а за деньги можно купить любые сверкающие безделушки.
        Мне так и не удалось полностью избавиться от острых ощущений, связанных с поиском потерянных сокровищ и созданием странных коллекций. Тем не менее теперь у меня есть правила. Мои сокровища действительно должны быть потеряны, а не висеть на человеке или являться чьей-то собственностью. Если я рассуждаю правильно, море по большей части является моим местом поисков.
        Это помогает мне принять решение. Я плыву ко дну и, потянувшись за маленькой частичкой магии, ищу свою внутреннюю форму, ту, у которой есть руки и неуклюжие ноги. Пальцами раздвигаю потайной шов на своей тюленьей шкуре и высовываю только начало ладони. Так быстро, как только могу, хватаю карманные часы и закрываю шов. Мое внимание привлекает какое-то движение, и я нахожу таращащегося на меня краба. Ну, по правде говоря, я не могу сказать, шокирован ли он, потому что подвижность его лица минимальна. Это простой краб, а не какое-то волшебное существо вроде Подаксиса. Как бы то ни было, я не могу избавиться от ощущения, что мои выходки, возможно, свели беднягу с ума. Не думаю, что он каждый день видит тюленя, у которого из брюха тянется человеческая рука. В довершение я щелкаю зубами и продолжаю свой путь. Дома меня ждет кое-что гораздо более красивое, чем карманные часы.
        К тому времени, как я добираюсь до улицы Ориона, солнце уже садится. Моя благая форма одета в шелковые брюки и кружевную блузку, на которую накинута тюленья шкура. За последний год мой гардероб значительно расширился. Больше никаких поношенных твидовых пиджаков и мужских брюк. Теперь только штаны, изготовленные из тончайшего паучьего шелка, и удобные, хорошо сидящие рубашки. Имея в своем распоряжении небольшое состояние, я познакомилась с миром моды. Не то чтобы я проявляла к этому столь же огромный интерес, как Надя. К тому же я не настолько храбрая, чтобы экспериментировать с чем-то ярким и экстравагантным. Вместо этого я открыла для себя высококлассные бутики, специализирующиеся на моде фейри. Там нашлись удобные юбки и платья, сшитые на заказ брюки, блестящие парчовые жилеты и кружевные блузки, которые не сдавливают шею. Теперь я далека от той фейри, что одевалась, как мальчик, чтобы слиться с толпой. Теперь я одеваюсь, как… я.
        Я останавливаюсь перед «Прозой стервятника», фасад которого больше не испорчен облупившейся черной краской, а выкрашен в темно-синий цвет. Изнутри доносятся звуки музыки, подсказывающие, что в настоящее время там идет представление. Я открываю дверь и вижу полностью заполненный зрителями зал и сцену, которая, стоит заметить, тоже была заметно улучшена. Теперь она может похвастаться совершенно новым занавесом, отполированным полом и несколькими, наконец-то электрическими светильниками. Одной из первых вещей, которые я сделала, обнаружив, сколько денег хранится на счете, открытом на мое королевское имя, была покупка доли в театре. Мистер Таттл был более чем счастлив уступить мне часть контроля, поскольку я оплатила все ремонтные работы, которые когда-то только мечтала произвести. Так театр «Проза стервятника», прославившийся разнообразными формами развлечений - от пьес до бурлеска и акробатики, - стал известен на улице Ориона.
        Я направляюсь в заднюю часть зала, где нахожу Подаксиса. Он в благой форме, которую теперь носит чаще, чем неблагую. Мой друг криво улыбается и следит очарованным взглядом за тем, как Надя гибко поворачивается, изгибается и раскачивается на своей лире.
        С усмешкой я толкаю его локтем в бок.
        Сначала вздрогнув, затем он сияет при виде меня.
        - Ты вернулась! - восклицает Подаксис достаточно громко, чтобы я могла расслышать его сквозь доносящуюся со сцены музыку. Он сжимает меня в объятиях, а после отводит подальше от остальной толпы, туда, где нам будет легче говорить. - Как прошел твой визит к отцу и братьям?
        - Было здорово. Они спрашивали, когда вы с Надей снова приедете.
        - Скоро, - отвечает мой друг. - Она хотела еще раз отдохнуть на пляже. Как дела у твоего отца?
        Мне требуется мгновение, чтобы подобрать слова. После случившегося с Нимуэ я боялась, что между нами возникнет напряженность. Было трудно не смотреть на него по-другому. Уверена, он чувствовал то же самое по отношению ко мне. Когда я впервые вернулась домой, мне показалось, что с моего последнего визита прошла целая жизнь. Я уже не была той малышкой-тюленем, не выбирающейся за пределы своей лагуны, но и не была той, сгорающей от чувства вины девочкой, которая убила первого юношу, которого поцеловала. Я многое узнала. О своих родителях. О моей магии, о моем сердце. Обо мне самой. Секреты, которые отец хранил от меня, казались стеной, которую мы мало-помалу начали разрушать. Он рассказал мне больше о своих отношениях с Нимуэ. Это была все та же история, но с его собственной точки зрения. И она подтвердила то, что я уже и так начала понимать: отношения, будь то любовные или вражеские, сложны. У всего в этом мире есть две стороны. Думаю, можно с уверенностью сказать, что мои отношения с отцом стали крепче. Он начал видеть во мне не свою драгоценную малышку, а самостоятельную женщину. Его дочь.
Настоящую принцессу.
        - Между нами все хорошо, - наконец говорю я, но, поколебавшись, все же добавляю: - Я также видела свою мать.
        Выпучив от удивления глаза, Подаксис спрашивает:
        - И?
        - Это было… не ужасно, - произношу я, поморщившись. Мне понятно, что у нас с Нимуэ никогда не будет таких же отношений, как с отцом, но все же что-то изменилось. Она не упоминала о своем желании сделать меня одной из Сестер и не заявляла никаких прав на меня, как на ее подданную. В ней все еще есть пугающие или вызывающие неприязнь черты, но я заключила сделку, главным условием которой было не таить на нее зла. Попытаться ее понять. Она выполнила свою часть - спасла Дориану жизнь. Так что я полна решимости продолжать в том же духе. Если Нимуэ действительно окажется такой злой, какой я всегда ее считала, что ж, я всегда могу попытаться свергнуть ее.
        Подаксис несколько раз моргает, как будто не может понять мой ответ.
        - Чем вы вообще занимались вместе?
        Я пожимаю плечами.
        - Сидели на пляже Бершарбора и разговаривали. Она нанесла короткий и немного напряженный визит, но мне кажется, что каким-то странным, присущим только ей способом так пытается сблизиться со мной.
        - Это хорошо, - оценивает мой друг, хотя я вижу, что он настроен скептически. Я его не могу его в этом винить. После всего, что она сделала, я сама не уверена, что когда-нибудь смогу доверять собственной матери. Несмотря на обещание простить ее, я никогда ничего не говорила о доверии. Ей придется его заслужить.
        - Она все еще никому не рассказала о том, что случилось с Зарой?
        - Имеешь в виду о том, что я убила ее любимую наемницу при помощи невыполненной сделки? - Я жду вспышки вины, но даже спустя год, когда дело касается этой фейри, я не раскаиваюсь. Трудно сказать, как это меня характеризует. - Нет, она никому не говорила и не просила меня покаяться. Взамен я держу в секрете ее причастность к крушению корабля Дориана.
        - Общие секреты, - замечает Подаксис.
        - Помогают обзавестись союзниками. Или врагами. Я все еще не уверена.
        Я чувствую, как кто-то кладет руки мне на плечи. Обернувшись, вижу ухмыляющихся Клауса и Стэнли и позволяю им заключить меня в объятия.
        - Ты выступаешь сегодня вечером? - спрашивает Клаус.
        - Конечно, нет, - закатываю я глаза.
        - Всем нравится твое магическое шоу, - говорит Стэнли.
        - Он правду говорит, - добавляет Подаксис.
        Полагаю, они правы. Несколько месяцев назад Надя убедила меня превратить мою ловкость рук в театральное представление. Я не думала, что люди посчитают развлечением простые трюки, помогающие ввести кого-то в заблуждение. Особенно при наличии настоящей магии, которая куда интереснее. Оказывается, на людей легко произвести впечатление, а фейри поражаются магическим фокусам, которые на самом деле никак не связаны с магией. Они ошеломлены тем, как я заставляю вещи исчезать, разрываю игральные карты только для того, чтобы вытащить их целыми и невредимыми из чьего-то цилиндра. Однако я так и не научилась наслаждаться вниманием, как другие актеры. Достаточно того, что после конкурса Глинт МакКриди сделал своей целью задокументировать мою общественную жизнь.
        - Ты уже видела своего возлюбленного? - интересуется Клаус, подмигивая. - С тех пор, как ты отправилась в свое путешествие, он бродит по театру, как потерявшийся щенок.
        Мое сердце трепещет.
        - Он здесь?
        - В твоей комнате, - сообщает Подаксис.
        Волнение клокочет в моей груди, и, поспешно попрощавшись, я бросаюсь прочь. Я почти подхожу к двери, ведущей за кулисы, когда меня перехватывает какая-то женщина. С бирюзовыми волосами, она всего на несколько дюймов ниже меня. На ней длинное пальто, из-под которого выглядывает нарядное платье. Ее шею обвивает черный шнурок, украшенный изготовленной из опала луной. Когда останавливаю свой взгляд на ожерелье, мой нос дергается, но я проглатываю желание стащить красивую безделушку с ее шеи. Незнакомка произносит мое имя, побуждая снова взглянуть на ее лицо.
        - Мэйзи, это действительно ты?
        Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить, где могла ее видеть. В этот момент я замечаю стоящего позади нее мужчину; его высокую, стройную фигуру и серебристые волосы. Хотя он и носит слишком большой цилиндр и многослойную темную одежду, это не мешает мне узнать его. От удивления у меня открывается рот. Девушка - служанка, которой я, впервые сбежав из Лунного королевства, отдала свои зачарованные туфли, а мужчина не кто иной, как принц Франко. До меня доходили слухи о том, что произошло между ними после моего отъезда, но теперь я вижу явное доказательство.
        - Эмбер! Так ты и правда стала принцессой? - улыбаюсь я.
        - Мы здесь под прикрытием, - шикает она. Когда Эмбер бросает взгляд на принца, на ее губах появляется влюбленная улыбка. - Мы сбежали.
        - Поздравляю, - говорю я, понизив голос.
        - Как только вернемся домой, придется все повторить. Но мы мечтали о небольшой церемонии, которая будет принадлежать только нам двоим.
        Я приподнимаю бровь.
        - Так вы приехали сюда…
        - Ради круглосуточных свадебных часовен, - отвечает принц Франко с кривой усмешкой. - Оказывается, в Люменасе они очень популярны. К тому же моя жена неравнодушна к этому городу.
        Эмбер мечтательно вздыхает.
        - Я уже много лет отчаянно хотела здесь побывать. Наконец-то у нас появилась достойная причина. Мы посетили все мюзик-холлы. Там я услышала, что тебя можно найти здесь.
        - Вы пришли в «Прозу стервятника», чтобы повидаться со мной? - Эта новость мне льстит. Я знала Эмбер всего несколько минут, но всегда надеялась увидеть ее снова.
        - Я хотела поблагодарить тебя лично, - говорит она, взяв мои руки в свои. - Все сложилось подобным образом благодаря тебе. - Она бросает еще один нежный взгляд на принца.
        В голове рождается множество вопросов, и мое любопытство сравнимо только с желанием добраться до своей комнаты и найти Дориана. Я не видела его неделю, которая без него показалась слишком долгой. Несмотря на тоску по нему, я научилась ценить дружбу наравне с романтическими отношениями, поэтому пожимаю руки Эмбер в ответ.
        - Как долго вы пробудете в городе?
        - Еще один день, - говорит она.
        - Не хочешь встретиться завтра за ланчем? Я отчаянно мечтаю услышать полную версию вашей с принцем истории.
        - С удовольствием.
        - Замечательно, - улыбаюсь я еще шире. - Тогда встретимся здесь в полдень. Я отведу тебя попробовать лучшие люми в городе.
        Если мое настроение и не было таким уж приподнятым, то после встречи с Эмбер я чувствую себя невероятно счастливой. Я переполнена волнением, мне не терпится поговорить с ней, но сейчас мои мысли сосредоточены на том, чтобы добраться до комнаты. За кулисами я поднимаюсь по недавно построенной лестнице, которая ведет к моему улучшенному, как и все остальное, жилищу. После того, как стала совладельцем театра, мистер Таттл предложил мне снять другую комнату. Не желая вынуждать Надю, Клауса или Стэнли переезжать, я превратила в спальню неиспользуемый чердак. Я преодолеваю последнюю ступеньку и вхожу в свою просторную гостиную. Потолок под наклоном усеян крошечными электрическими лампочками, которые ночью похожи на звезды. Стены выкрашены в темно-синий цвет, который напоминает либо море, либо небо, в зависимости от точки зрения. Я оглядываю комнату в поисках Дориана и нахожу его на своей кровати. С рукой, заложенной за голову, он спит. Его лицо расслаблено и безмятежно.
        При виде Дориана на моем лице появляется глупая ухмылка. Не имеет значения, как часто я вижу его красивое лицо, с каждым днем оно становится для меня все более прекрасным. Или, возможно, это лишь разговоры влюбленной дурочки. В любом случае мои щеки горят, когда я на цыпочках подхожу к кровати. Присаживаясь рядом, снимаю с плеч свою тюленью шкуру и оставляю ее в изножье. Окидываю Дориана взглядом, обнаруживая, что вместо униформы Святого Лазаро он одет в простые брюки, рубашку и расстегнутый жилет. На публике он продолжает носить черную куртку и брюки, но при каждом удобном случае сменяет их на повседневную одежду. Последние несколько месяцев Дориан был очень занят. Получив гражданство, он наконец смог основательно подумать о том, чем хотел бы теперь заниматься. Как брат ордена силы, он должен был представлять церковь определенным образом. Поэтому неудивительно, что он вернулся к боксу. Не чтобы драться, а чтобы защищать права профессиональных боксеров. Он присоединился к Совету Люменаса по атлетизму, где сейчас занимается обеспечением безопасных условий для бойцов. Дориан проверяет состояние
арен, пересматривает правила и санитарные требования. Он также работает над раскрытием незаконных подпольных боев.
        Я подношу руку к его лбу и убираю упавший на него черный локон. Губы Дориана со вздохом приоткрываются, пока я нежно прикасаюсь к его лицу. Он сонно протягивает ко мне руку. Его ресницы начинают трепетать, и Дориан открывает глаза. Как только ему удается сфокусировать на мне взгляд, его чувственный рот изгибается в лукавой улыбке. Я наклоняюсь как раз в тот момент, когда он начинает утягивать меня на кровать. Наши губы встречаются в сокрушительном жарком поцелуе. Дориан поворачивается на бок, и я прижимаюсь к нему. Наш поцелуй углубляется, пока его руки блуждают по моим бедрам.
        - Я скучал по тебе, - выдыхает он мне в губы.
        - Я тоже скучала.
        Он слегка отстраняется, лаская меня взглядом и в то же время перебирая пальцами мои локоны. Все это время я оставляла волосы короткими и не уверена, что когда-нибудь захочу их отрастить. То, как легко пальцы Дориана скользят по ним, только заставляет меня любить этот стиль еще больше.
        - Я хотел дождаться тебя, но заснул, - произносит он глубоким, рокочущим шепотом, от которого у меня всегда учащается пульс.
        - Я рада, что ты заснул, - говорю я, целуя его в подбородок.
        - Почему? Чтобы подкрасться ко мне незаметно?
        - Нет, потому что мне нравится, как ты выглядишь в моей постели.
        Он замирает.
        - Правда?
        - Конечно.
        - Эх, - говорит он, притворяясь раздосадованным. - Довольно интересно, учитывая, что мне нравится, как ты выглядишь в моей.
        - Вот как? - Я снова целую Дориана, но чувствую, как он напрягается. Отстраняясь, я изучаю его лицо. Оно стало серьезным, напоминая мне о непоколебимом брате, в которого он часто превращается, надевая форму. Но в данном случае «непоколебимый» - совсем не подходящее слово. Нет, в глазах Дориана виднеется что-то еще. Неужели это… беспокойство?
        - Что, если кровать будет нашей? - спрашивает он.
        - Что ты имеешь в виду? - хмурюсь я.
        - Что, если бы вместо твоей и моей кровати была только одна?
        У меня голова идет кругом, а щеки заливает румянец.
        - Ты пытаешься намекнуть, что хочешь жить вместе?
        Признаю, что это предложение заманчиво. После того, как Дориан получил гражданство, он вместе с сестрами поселился в таунхаусе на улице Галлей. Тем временем я продолжала жить в театре. Это совсем не значит, что мы не проводили почти каждую ночь вместе, но мы живем отдельно не просто так. На то, чтобы сбегать из домов друг друга на рассвете, имеется веская причина. Пусть орден Дориана и позволил ему отказаться от обета безбрачия, но мы только помолвлены, а не женаты. Возможно, в его клятвах и есть лазейка, но мы оба знаем, что церковь не одобрила бы совместное проживание до брака.
        - Я имею в виду нечто большее, Мэйзи, - продолжает Дориан, взяв меня за руку и переплетая наши пальцы. В его чертах снова прослеживается тревога, но вскоре она сменяется улыбкой. - Я больше не хочу ждать. Не имеет значения, в чьем доме мы будем жить. Можем даже жить на два места, а можем вообще не жить ни в том, ни в другом и купить домик у моря. Я хочу проводить с тобой каждую ночь, а не убегать на рассвете. Хочу заниматься с тобой любовью посреди белого дня и иметь право страстно целовать тебя на публике. Хочу делать все. Хочу, чтобы мы стали всем.
        Мое сердце колотится о ребра, а грудь наполняется теплом.
        - Что именно ты пытаешься сказать?
        - Выходи за меня замуж.
        Я изучаю его лицо, чтобы убедиться, что он не шутит. В его глазах веселье, но никакого поддразнивания.
        - Ты действительно этого хочешь?
        - Да. Я бы женился на тебе сегодня же вечером, если бы ты позволила.
        Мои щеки розовеют, а руки начинают дрожать от волнения.
        - Я только что узнала, что в городе есть круглосуточные свадебные часовни.
        Просияв, Дориан переворачивается, вынуждая меня лечь на спину так, что я наполовину оказываюсь под ним.
        - Это означает «да»? Ты выйдешь за меня замуж?
        В ответ я обнимаю его за шею, выгибаясь и обхватывая ногами его талию. Желание пульсирует глубоко внутри, сливаясь с чистой радостью, которая гудит в сердце. Я тянусь к его рубашке, уже готовая начать расстегивать пуговицы, когда он слегка отстраняется. Я хмурюсь, не понимая, что заставило его остановиться. А затем замечаю, что он что-то мне протягивает. В момент, когда я отвлеклась, ему удалось достать кольцо.
        Мой нос дергается, когда я изучаю кольцо из розового золота, с огромной розовой жемчужиной, окруженной двумя бриллиантами поменьше.
        - Я же говорил тебе, что когда-нибудь куплю тебе жемчуг.
        - Оно прекрасно. - Мой нос дергается еще раз. Дориан берет меня за руку и надевает кольцо мне на палец. Оно занимает место над простым золотым кольцом, которое он надел во время заключительной Церемонии благословения. Я встречаюсь с ним взглядом, и покалывание в моем носу только усиливается. - Я… я могу чихнуть на тебя.
        - Не в первый раз, - говорит он со смешком и, притянув мою руку к своим губам, оставляет поцелуй прямо над кольцом. С насмешливой улыбкой он добавляет: - Ваше высочество.
        Я игриво шлепаю его.
        - Не смей называть меня так.
        - Тогда как мне тебя называть? Искусительница? - Он прижимается своими губами к моим. - Мэйзи? - Еще один поцелуй. - Миссис Арико?
        Я чувствую трепет в животе.
        - Мне нравится последнее.
        Он снова целует меня, на этот раз медленнее.
        - Мэйзи Арико. Моя жена.
        - Да, - отвечаю я.
        Мы растворяемся в поцелуе, и я отдаюсь ощущению его рта, языка, тем чувствам, от которых никогда не устану, никогда не стану принимать как должное. Каждый наш поцелуй - это подарок. Благословение. Что-то дикое и драгоценное. Учитывая, что Дориан любил меня, даже когда думал, что мы никогда не сможем целоваться. И я ответила ему взаимностью. Я бы продолжала любить его, даже испустив последний вздох и превратившись в морскую пену во время того рокового восхода солнца в прошлом году. Я бы слилась с морем и любила его, как волна. Я бы любила его, как прилив, ласкающий берег, когда-то ощутивший тяжесть его ног.
        К тому времени, как мы перестаем целоваться, звуки, доносящиеся из театра, стихают, а последнее представление вечера подходит к концу. Дориан отрывается от меня, кривя распухшие губы в ухмылке.
        - Та-а-ак, - говорит он, растягивая слово, - ты упомянула круглосуточную свадебную часовню просто так или?..
        Я делаю глубокий вдох и медленно киваю.
        От его ответной улыбки у меня перехватывает дыхание. Мерцающий свет от цепочки шаров, свисающих с потолка, подобно звездам, танцует в его глазах.
        - Хорошо. Тогда мы сделаем это?
        Мое сердце подпрыгивает. Я переполнена волнением, в котором, признаюсь, присутствует и тревога. Но не страх. Я не боюсь. За последний год уже многое изменилось, а брак принесет с собой еще больше перемен. Но я к ним готова. Готова ко всему. Я знаю, что хочу пережить все эти перемены с Дорианом. Что бы ни преподнесла нам жизнь, мы столкнемся с этим вместе. Мы уже познали темные стороны друг друга. Доказали, что готовы отдать свою жизнь ради другого.
        Но теперь, в течение очень долгого и, возможно, бесконечного периода времени, мы будем жить.
        - Да, Дориан, - говорю я, улыбаясь мужчине, которого люблю. Человеку, которого готова назвать своим мужем. - Мы это сделаем.
        notes
        Примечания
        1
        Сильфида - в средневековом фольклоре дух воздуха в облике женщины.
        2
        Лей-линии - единая сеть предположительно силовых линий энергетического поля земного шара, соединяющих древние священные места.
        3
        Неф - вытянутое помещение, часть интерьера, ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов, отделяющих его от соседних нефов.
        4
        Келпи - в шотландской низшей мифологии водяной дух, обитающий во многих реках и озерах. Келпи большей частью враждебны людям. Являются в облике пасущегося у воды коня, подставляющего путнику свою спину и затем увлекающего его в воду.
        5
        Пука - согласно легенде, является ловким оборотнем, способным принимать различные - страшные или приятные - формы, и может обернуться лошадью, кроликом, козой, гоблином или собакой. Независимо от того, какую форму принимает пука, шерсть его почти всегда темная. Существо якобы чаще всего принимает форму гладкошерстной черной лошади с развевающейся гривой и светящимися золотыми глазами.