Глаз сокола Мишель Пейвер
        Боги и воины #3
        После извержения вулкана Солнце скрылось за тучей пепла и кругом воцарилась суровая долгая зима. Гилас, так и не найдя пропавшую сестру, плывет на Кефтиу, чтобы отыскать и спасти свою подругу Пирру. Но Вороны во главе с жаждущим власти Теламоном тоже спешат к острову. Теламону известно то, о чем не знает Гилас: когда проснулся вулкан, Пирре удалось похитить кинжал Короносов, о котором говорится в пророчестве.
        Вместе с маленькой львицей Разбойницей и соколихой по имени Эхо Гилас и Пирра снова вступят в опасное противостояние с Воронами, и от его исхода будет зависеть судьба всего острова.
        Впервые на русском!
        Мишель Пейвер
        Глаз сокола
        Michelle Paver
        THE EYE OF THE FALCON
        Text Artwork First published as The Eye of the Falcon in 2014 by Puffin which is part of the Penguin Random House group of companies
        
        
        1
        - Что здесь случилось? - спросил Гилас. - Куда пропали все люди?
        - Одного вижу, - произнес Перифас. - Вот только вряд ли он нам расскажет, что стряслось.
        Перифас указал на корабль: Море выбросило его высоко на склон холма. В оснастке запутался скелет мужчины: сгнившие обрывки туники развевались на ветру; одна костлявая рука будто махала странникам, и от этого по коже бегали мурашки.
        - Как я погляжу, самую суровую кару боги обрушили на Кефтиу, - заметил Глаукос.
        - Да тут и глядеть не надо, один смрад чего ст?ит, - сказал Медон.
        Остальные обеспокоенно забормотали и стиснули в руках амулеты.
        Гилас был потрясен до глубины души. Каких бы ужасов он ни повидал за зиму, с таким кошмаром столкнулся в первый раз. Море разнесло хижины и лодки, раскидало деревья, зверей, людей. На берегу царила зловещая тишина. Куда ни глянь, всюду горы разлагающихся обломков. На сапоги нахлестывает грязно-серый прибой, от удушливого запаха смерти перехватывает дыхание. Разве могли Пирра и Разбойница пережить такое страшное бедствие?
        Перифас наклонился и лезвием ножа перевернул череп вола.
        - Тут уже несколько месяцев людей нет. Все вокруг пеплом покрылось.
        - Но кто-то же наверняка выжил, - возразил Гилас. - Почему кефтийцы не вернулись и не отстроили все заново?
        Никто не ответил.
        - Нет, это не Кефтиу, - покачал головой Гилас. - Кефтиу - огромный богатый остров, там тысячи людей живут, мне Пирра рассказывала!
        - Жаль тебя огорчать, парень, но своих друзей ты тут не найдешь, - произнес Перифас. - Соберем все, от чего есть какой-то прок, и поплывем дальше.
        Остальные разбрелись в разные стороны и стали искать, чем поживиться, а Гилас заметил в стороне хижину и направился к ней. Только бы найти хоть одну живую душу!
        Ледяной ветер забирался под овечьи шкуры, в которые был одет Гилас. Он спугнул стервятника, и птица взлетела, подняв в воздух облако пепла. Мальчик и бровью не повел. Всю зиму Великое Облако скрывало Солнце, погрузив мир в вечные сумерки и засыпав его пеплом. Гилас привык и к мраку, и к черному порошку повсюду: в волосах, в одежде, в еде. Но это…
        Гилас вспомнил, как в последний раз видел друзей. Было это семь месяцев назад на Талакрее. Гора плевалась огнем, на берегу царила полная неразбериха, все спешили уплыть на первых попавшихся лодках и кораблях. Каким-то чудом Гилас посадил Пирру с Разбойницей на корабль. Маленькая львица пыталась вырваться из клетки и выла, будто спрашивая: «Почему ты меня бросаешь?» А побелевшая от ярости Пирра (ведь корабль был кефтийским) вскричала: «Говорила же - мне нельзя на Кефтиу! Ненавижу тебя, Гилас! Никогда тебе этого не прощу!»
        Он хотел ее спасти, а вместо этого отправил на верную смерть.
        Хижина глинобитная, с соломенной крышей. После яростной атаки Моря ее, видимо, пытались кое-как подлатать. А еще кто-то оставил на стене яркий белый отпечаток ладони. Раньше Гилас такого знака не видел, но похоже, это что-то вроде предостережения. Мальчик замер в стороне.
        Ветер швырнул ему в лицо очередную горсть пепла. Отряхиваясь, Гилас поморщился от ноющей боли в виске. И тут он уголком глаза заметил двух детей в лохмотьях. Те быстро скрылись в хижине, но Гилас успел разглядеть, что это девочки: одной лет десять, другая помладше. Обеим зачем-то выбрили головы. Оставили только одну длинную прядь на виске. На шеях у детей язвы размером с голубиные яйца.
        - Не бойтесь, не обижу! - прокричал Гилас.
        Те не отвечали, но явно слушали. А еще Гилас почувствовал их настроение: бессильную злость от тщетных поисков.
        Чтобы успокоить детей, Гилас повернулся к ним спиной. И опять обе девочки замаячили в стороне.
        - Отца с матерью ищете? - спросил он, не поворачивая головы. - А я - друзей. Есть тут кто живой, кроме вас?
        Молчание. Гилас не знал, то ли злиться, то ли печалиться. Наконец мальчик сообразил: да ведь он же на чужой земле! Эти двое его языка не понимают.
        - Я акиец, - объяснил он. - По-кефтийски не говорю.
        И опять, стоило ему поднять взгляд, как обе девочки юркнули в хижину. Секунду помедлив, Гилас зашел следом.
        И никого не увидел.
        Хижина пустая! А ведь дверь тут одна, других выходов нет. У Гиласа мурашки забегали по коже. Рука потянулась к амулету - львиному когтю на шее.
        Сквозь солому просачивался тусклый серый свет. В воздухе стояло гнилое зловоние. И вдруг на койке у противоположной стены Гилас заметил тела двух девочек.
        У Гиласа чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
        Одна из них на вид лет десяти, другая помладше. Волосы у обеих сбриты, кроме одной-единственной пряди на виске, а на шеях жуткие язвы. Вокруг тел детей клубится и клокочет темная дымка цвета пепла. Только это не просто облако: она живая.
        Гилас с криком кинулся прочь из хижины.
        Остальные уже бежали по мелководью к кораблю, а Перифас торопливо отвязывал канат от валуна.
        - Где тебя носило?! - рявкнул он при виде Гиласа. - Уплываем отсюда, да поскорее! Мы трупы нашли!
        - Я тоже! - выдохнул Гилас.
        - Ты ведь их не трогал? - резко спросил Перифас.
        - Нет, не трогал.
        Рассказать про девочек Гилас не решился. Даже думать не хотелось о том, что они за существа.
        «Духи невидимы», - сказал себе мальчик. И все же он их видел своими глазами.
        - В шалаше мы наткнулись на три свежих трупа, - вполголоса сообщил Перифас. - Лица черные, по всему телу язвы!
        - От чего они умерли? - спросил Гилас.
        - От Чумы, - отрезал Перифас.
        Те, кто слышал его ответ, побледнели.
        У Гиласа голова шла кругом.
        - М-может, Чума только на этом берегу, - прозаикался он. - Надо высадиться подальше…
        - Ну уж нет, я туда не сунусь, - покачал головой Перифас.
        - Тогда пойдем вглубь острова! Там есть горы, и мы…
        - Давай-ка я тебе расскажу, что такое Чума, - перебил Перифас. - Эта зараза появляется там, где не хоронят мертвецов. Здесь именно так и вышло. Начинается все с лихорадки. Это Чума вьет гнезда в твоем теле. А вскоре эти гнезда раздуваются и превращаются в здоровенные язвы. А болят они так, что люди не умолкая орут во весь голос. Но Чуме до человеческих страданий и дела нет, знай себе размножается. Потом язвы лопаются, а боль становится настолько невыносимой, что бедняги с ума сходят.
        Перифас закинул канат на борт корабля.
        - Ну, а заканчивается дело только одним, - прибавил он.
        Люди побросали все дела и не сводили глаз со своего вожака.
        А Гилас перевел взгляд с Перифаса на разоренный берег и на смутно видневшиеся вдали горы.
        - Я должен остаться, - собравшись с духом, объявил мальчик.
        - Да ты, видно, безо всякой Чумы обезумел, - рассердился Перифас. - Я-то думал, ты в Мессению рвешься, сестру разыскать хочешь!
        - Хочу, но… Боги привели нас не в Мессению, а сюда, на Кефтиу.
        - Гилас, оглянись по сторонам! Твоим друзьям такое бедствие не пережить!
        - Но если вдруг…
        - По-твоему, девчонка и львенок уцелели? Тут кругом одни мертвецы! Останешься - сам покойником будешь!
        Гилас облизнул губы.
        - Пирра и Разбойница мои друзья. Это я их сюда отправил. А значит, не имею права их бросать.
        - А мы как же? Или нас ты друзьями не считаешь?
        Гилас окинул взглядом команду корабля. Они ребята суровые - все беглые рабы, как и он сам. Эти люди к таким лишениям привыкли, какие другим и не снились. Гиласу почти четырнадцать, на корабле он младше всех, и намного; и все же бывшие рабы относятся к нему с грубоватым добродушием. Семь месяцев они пытались добраться до Акии, но в Море то и дело натыкались на огромные плавучие острова из пемзы и сбивались с пути. Один раз сели на мель. Корабль потом чинили две луны. А теперь их занесло сюда, на Кефтиу.
        Гилас поглядел на Перифаса, на его сломанный нос и карие глаза, видевшие слишком много зла. Перифас спас Гиласу жизнь, втащив его на борт корабля, отплывавшего с Талакреи. Когда-то Перифас был воином, и за зиму он научил Гиласа всяким боевым премудростям. Да, пожалуй, их можно назвать друзьями.
        Но Пирра - совсем другое дело. И Разбойница тоже.
        - Я им нужен, Перифас. Они сюда попали из-за меня. Если есть хоть крошечная надежда, что они живы…
        Перифас глянул на Гиласа сердито, как на чужого. Потом грязной рукой почесал бороду.
        - Дело твое, - проворчал он. - А жаль. Хороший ты парень.
        Собрался Гилас быстро. При нем уже были топор, нож, праща и кремень, но теперь Перифас дал ему еще и бурдюк для воды, мешок с провизией и моток веревки.
        - Пригодится, - с недовольным видом бросил он.
        И вот Гилас уже стоял и смотрел, как корабль уплывает прочь по серому Морю. Мальчик глядел судну вслед, пока оно не скрылось из вида, и вот он остался совсем один: вокруг только стервятники да пробирающий до костей ветер. Чужеземец в краю, где бушует Чума и бродят призраки.
        «Да уж, глупо я поступил», - подумал Гилас.
        А потом закинул мешок на спину и отправился искать друзей.
        2
        Гилас заметил на вершинах гор снег, да и здесь, на берегу, ощущается ледяное дыхание ветра, но сидящему перед ним маленькому приземистому существу холод нипочем. Слепленное из грязного воска, оно доходит мальчику до колена. Вместо волос - гнилая солома; глазки из красных камушков смотрят свирепо.
        Перед отплытием Перифас предупреждал о них Гиласа:
        - Они ловят Чуму, оттягивают ее от живых. Их называют гноеедами. Смотри не дотрагивайся до них.
        Гилас бочком обошел гноееда, и тут в виске опять запульсировала тупая боль. Гилас потер шрам от ожога, полученного на Талакрее. Боль отступила, но уголком глаза Гилас заметил темные точки: они сплошь облепили гноееда и ползали по нему туда-сюда. Теми же черными точками были покрыты дети-призраки. Что это - Чума? Нет, Перифас не говорил, что ее можно вот так разглядеть.
        Но с чего вдруг мальчик начал видеть духов? Спросить не у кого. За весь день он не встретил ни души: ни живой, ни мертвой. Справа на берег накатывает серое Море, а слева путь вглубь острова преграждают такие же серые холмы. На склоне темная полоса обломков служит мрачным напоминанием о ярости Моря.
        Перифас сказал: надо день-два идти вдоль берега на запад, а потом повернуть вглубь острова, и тогда Гилас доберется до Дома Богини, где правит мать Пирры.
        - Хотя кто знает, что там сейчас? Раньше вдоль всего берега тянулись деревни и лодочные сараи. А там, где мы сейчас стоим, и вовсе город был.
        - Что такое «город»? - спросил Гилас.
        - Это как деревня, только большая. В городах тысячи человек живут.
        - Тысячи?!
        - Гилас, Кефтиу - огромный остров. Меньше чем за два дня не обогнуть. Ну хорошо, может, твои друзья и живы, только как ты их отыщешь?
        Они с Перифасом разговаривали только этим утром, но уже казалось, будто тот уплыл давным-давно. Гиласа мучили и одиночество, и страх, и холод. Жаль, что у него нет одежды потеплее, а то в безрукавке из овчины руки мерзнут, а на коленях штанов дырки.
        Тут Гилас что-то заметил впереди: из-за горного уступа поднимался дым. Вытащив нож, Гилас подкрался поближе и выглянул из-за большого камня. Мальчик глазам своим не поверил.
        Внизу, на берегу залива теснятся самодельные хижины, а между ними снуют туда-сюда люди. Будто не замечают, какое вокруг опустошение! Некоторые что-то мешают в огромных котлах, над варевом поднимается пар. Остальные склонились над каменными чанами, вырубленными в скале. На мелководье покачиваются лодки, и кое-кто из здешних жителей выгружает из них мокрые корзины. Но еще удивительнее видеть, как женщины стоят возле козел для сушки и развешивают целые охапки сырой шерсти самых невероятных цветов: алого, желтого, синего, фиолетового. Среди окружающей серости яркие пятна будто сияют.
        Вдруг в лицо Гиласу ударил порыв ветра, а вместе с ним - вонь от мочи и гниющей рыбы. Даже глаза заслезились. Тут потрясенный Гилас сообразил: да это же красильщики! Вот только кому придет в голову красить шерсть, когда на острове Чума?
        Гилас ломал голову: что делать? Спуститься туда и попросить этих людей приютить его или обойти их поселение стороной? Но тут по валуну у него над головой ударил камень. Гилас сразу понял: это уловка, кто-то отвлекает его внимание. Он развернулся и отскочил в сторону, но слишком поздно. И вот на шее плотно затянули петлю, нож выбили из рук, вдобавок на пленника со всех сторон нацелили острые наконечники.
        - Клянусь, я не вор! - выпалил Гилас.
        Люди, захватившие его в плен, что-то кричали мальчику на кефтийском, размахивая острогами и огромными двойными топорами из потускневшей бронзы.
        Всего их десять человек. На приземистых безбородых мужчинах оборванные туники из овечьих шкур. Голые руки и ноги покрыты странными фиолетовыми пятнами. Лица тоже фиолетовые, а еще от них всех одинаково воняет мочой и гнилой рыбой. Гилас в жизни таких людей не встречал.
        Один из них выхватил из-за пояса мальчика топор, а потом пленника погнали вниз, к хижинам. Руками Гиласа не трогали, подталкивали копьями: видно, Чумы боялись.
        Без умолку крича на своем причудливом птичьем наречии, мужчины остановились возле самого большого жилища, и в дверях показалась старуха. «Должно быть, она в этой деревне староста», - пронеслось в голове у Гиласа. Необъятно толстая, укутана в несколько слоев грязных серых лохмотьев. Пористое лицо все в фиолетовой краске, на голове несколько сальных прядей волос. Единственный серый глаз затянут пеленой. Вот он пугающе завертелся из стороны в сторону, потом остановился на Гиласе и пронзил пленника суровым взглядом.
        Один из мужчин указал на татуировку на предплечье Гиласа: черный зигзаг, клеймо раба Воронов. Зимой Гилас сам вытатуировал под ним еще одну линию: хотел переделать зигзаг в лук.
        Но старуху не проведешь.
        - Откуда здесь взялся шпион Воронов? - хрипло спросила она по-акийски.
        - Я не Ворон! - переводя дух, выговорил Гилас. - И не шпион! Я…
        - Шпионов Воронов мы топим. Они у нас на корм морским улиткам идут.
        - Да я их сам ненавижу! Я просто ищу свою подругу! Ее зовут Пирра, она дочь Верховной жрицы Яссассары.
        Женщина фыркнула:
        - Станет Пирра дружить с отребьем вроде тебя!
        Приказным тоном рявкнув что-то на кефтийском, она мотнула головой, и мужчины потащили Гиласа к Морю.
        - Не верите - докажу! - прокричал мальчик. - Пирра выросла в Доме Богини, она мне рассказывала, какой он громадный… Там ритуалы проводят, быки несутся на мужчин, а они через них перепрыгивают…
        - Это каждому известно, - презрительно усмехнулась женщина.
        Гиласа тащили среди зловонных горок из давленых морских улиток, мимо треугольных рыболовных корзин с приманкой - гнилой рыбой. Неужели Гиласа тоже на приманку пустят?
        - Пирра терпеть не могла Дом Богини! - прокричал мальчик, оборачиваясь через плечо. - Называла его каменной тюрьмой! Ее мать хотела заключить торговый договор с Воронами и, чтобы его скрепить, собиралась выдать Пирру замуж, но она нарочно обожгла себе лицо, чтобы сорвать помолвку! У Пирры на щеке шрам в форме полумесяца…
        - Это тоже все знают, - прокричала в ответ женщина.
        - Вы не можете так со мной поступить! - надрывался Гилас. - Я на вашей земле гость, а законы богов запрещают убивать чужестранцев!
        - Боги покинули Кефтиу, - прорычала женщина. - Законы здесь устанавливаю я!
        А между тем Гиласа затащили на мелководье, в ледяную воду, и пинками поставили на колени. Холодные волны плескали ему в лицо. Клыки трезубца обхватили его шею, пригибая Гиласа все ближе к воде.
        И тут мальчику вспомнился один разговор с Пиррой.
        - Она носила тунику, окрашенную кефтийским пурпуром! - выпалил Гилас. - Пирра рассказывала, что пурпур делают из толченых морских улиток, и он стоит дороже золота!
        Женщина выкрикнула приказ, и трезубец перестал давить на шею. Переводя дух, пленник торопливо вскочил.
        - Об этом тоже многим известно, - сухо бросила она. - Хочешь жить - придумай что-нибудь поубедительнее.
        - Она… э-э… Пирра как-то мне сказала, что на всем Кефтиу только два таких одеяния. Но второго никто не видел, потому что оно принадлежит Яссассаре. Его шили в секрете от всех, и она надевает его, только когда проводит тайные ритуалы.
        Молчание. Серые волны накатывали на бедра Гиласа, будто Морю не терпелось его поглотить.
        - Эту шерсть красила я, - объявила женщина. - При свете Луны. Это строгий секрет. Откуда ты о нем знаешь?
        - Говорю же - Пирра рассказывала!
        Еще один приказ, - и Гиласа вытащили обратно на берег. С его шеи сняли петлю, остроги убрали. Кто-то бросил ему топор и нож.
        Старуха откашлялась и выплюнула на камни сгусток фиолетовой слизи. Затем повернулась и, тяжело переваливаясь, поковыляла к хижине.
        - Яссассары больше нет в живых, - бросила она через плечо.
        Гилас вздрогнул:
        - А Пирра?..
        - Заходи, поговорим.
        3
        Маленькая львица услышала на горном гребне крики воронов и поспешила туда. Где вороны, там и туши, а она очень проголодалась.
        На горе глубоким слоем лежало Белое-Мягкое-Холодное, и когда львица наконец с трудом добралась до вершины гребня, вороны оставили одни кости. Она погрызла их, но есть все равно хотелось.
        Маленькая львица всегда ходит голодная. Давным-давно люди привезли ее в эту страшную землю теней и призраков. Она хорошо помнит, как в ужасе спасалась бегством, когда Гигантский Серый Зверь с ревом набросился на сушу и растерзал берег. А потом повсюду валялись горы тел - собак, овец, коз, рыб, людей, - а над ними кружили стервятники. Маленькая львица боролась за свою долю, но люди прогнали ее, пригрозив ей своими длинными блестящими когтями.
        Львица сбежала в горы, потому что привыкла к ним, но те оказались совсем не похожи на огненную Гору, где она жила со своим прайдом. Ни одного льва, только замерзшие деревья, Белое-Мягкое-Холодное, голодные звери, люди в лохмотьях и привидения.
        Теперь она живет в земле теней. Когда маленькая львица садится и смотрит Вверх, там не видно Великого Льва, чья грива сверкает золотом, когда Светло, и серебром, когда Темно. Хотя настоящего Света здесь не бывает: в перерывах между Тьмой появляется только серый Не-Свет.
        Маленькая львица привыкла к Не-Свету, он помогает ей прятаться от людей, но чем дольше длятся Тьма и Не-Свет, тем сильней кусается холод. Дыхание львицы превращается в дымку, вокруг не осталось ни капли влаги, пить стало нечего, и приходится ей жевать Белое-Мягкое-Холодное. Она приучилась заползать в пещеры, едва услышав завывание белого ветра, а ее шерсть стала расти гуще и свалялась от грязи. Но так даже теплее. Все равно маленькая львица слишком голодна и напугана, чтобы вылизываться.
        А потом случилось страшное: у нее начали выпадать зубы. Львица пришла в ужас, но потом на их месте стали резаться новые. Было больно, зато сейчас ее зубы больше и крепче старых: она может одним укусом разорвать замерзшую тушу. Да и сама маленькая львица теперь не такая уж и маленькая. Когда она становится на задние лапы, чтобы поточить когти о дерево, передние лапы достают гораздо выше, чем раньше.
        Здесь, в горах, мертвого не так много, как на берегу, поэтому маленькая львица не только ищет падаль, но и пытается охотиться. Сначала получалось плохо: она нападала слишком рано или терялась, не зная, за которой добычей гнаться. Но наконец ей повезло, и ударом лапы она сбила с дерева белку. Эта белка стала ее первым трофеем. Как жаль, что никто не видел!
        В горах хуже всего одиночество. Иногда маленькой львице становится так грустно, что она сидит и протяжно мяукает, жалуясь Небу. До чего же ей не хватает тепла! Потереться бы сейчас о чью-нибудь морду! Она с тоской вспоминала, что раньше спала без страха: еще бы, ведь вокруг достаточно ушей и носов, чтобы вовремя предупредить ее об опасности!
        Раздался трескучий крик сойки: это самец звал самку. А с вершины горного гребня донесся гомон стервятников. Маленькая львица с трудом стала пробираться к ним через Белое-Мягкое-Холодное.
        Стервятники не поделили мертвую косулю. Маленькая львица еще не умеет реветь, поэтому она кинулась на них, рыча как можно громче и размахивая когтистыми лапами. Приятно смотреть, как птицы взлетают, хлопая крыльями! Самец косули еще теплый. Разорвав ему брюхо, маленькая львица села есть.
        Но не успела она и кусочка проглотить, как из-за деревьев выскочили двое мужчин. Они с криками размахивали длинными сверкающими когтями.
        Маленькая львица кинулась наутек: вниз, в овраг, потом вверх по камням. Дороги она не разбирала - лишь бы убежать. Остановилась она, только когда пропала эта мерзкая человеческая вонь.
        Маленькая львица боится и ненавидит всех людей. Ведь именно эти существа в жутких, развевающихся за плечами шкурах и со свирепыми собаками убили ее маму и папу, когда она была маленькой. А потом люди привезли ее на спине Гигантского Серого Зверя в эту холодную землю призраков.
        Но так львица жила не всегда. Давным-давно, когда она еще была маленькой, появился один мальчик. У нее в лапе застряла колючка, а он вытащил ее своими тонкими ловкими отростками на передних лапах, а потом помазал ранку грязью, и все зажило. Мальчик заботился о маленькой львице и давал ей мясо. Она помнит его спокойный, уверенный голос и тепло его гладких, лишенных шерсти боков. Помнит, как невероятно долго он спал и как сердился, когда она прыгала ему на грудь, чтобы разбудить.
        А потом появилась еще и девочка. Она относилась к маленькой львице по-доброму (кроме того случая, когда львица бросилась ей под ноги, и та споткнулась). Свет несколько раз сменился Тьмой, и они стали прайдом: мальчик, девочка и маленькая львица. Да, счастливое время! Маленькая львица вспоминает, как они шумно возились, играя в охоту, и как люди издавали лающие смешки, когда она на них наскакивала. Не забыла маленькая львица и волшебный мячик из стеблей: он летал без крыльев и бежал вниз по склону без ног. Мяса всегда хватало, она терлась о людей носом, и ей было тепло…
        Вдруг с ветки соскользнул кусок Белого-Мягкого-Холодного и плюхнулся прямо на маленькую львицу. Она устало отряхнулась.
        Вспоминать о мальчике грустно, потому что в это ужасное место ее отправил он. Друг ее покинул.
        Маленькая львица принюхалась, потом побрела вперед между холодными бесчувственными деревьями.
        Больше она людям доверять не будет. Никогда и ни за что.
        4
        - Ты говоришь на акийском, - осмелился произнести Гилас.
        Он стоял в полумраке хижины и весь дрожал.
        - Еще бы я на нем не говорила! - резко бросила одноглазая старуха. - Я ведь родом из Акии. Меня зовут Горго. А тебя как?
        - Блоха, - соврал Гилас.
        - Говори настоящее имя.
        - Э-э… Гилас.
        Горго опустилась на скамью возле большого очага и разложила на коленях огромный живот. Старый пастуший пес с трудом поднялся на ноги и захромал к хозяйке, виляя хвостом. Та взяла ведро, плеснула в глиняный черепок молока и замерла, глядя, как собака его лакает.
        - Ну, что встал? - вдруг рявкнула Горго.
        Гилас не сразу сообразил, что она обращается к нему.
        - Подкорми огонь и садись, - приказала она. - Чумы у тебя нет, это сразу видно, да только если не обсохнешь, все равно помрешь.
        Мальчик добавил в огонь сушеные коровьи лепешки, потом вылил из сапог морскую воду и подсел к огню как можно ближе: еще немного, и обжегся бы. В хижине оказалось темно и тесно. Гилас постарался не обращать внимания на запах мочи и гнилой рыбы.
        Горго подняла усеянную пятнами фиолетовую лапищу и почесала щетину на подбородке. Ее затуманенный серый глаз обвел взглядом всю хижину, потом впился в Гиласа.
        - Значит, ты был в рабстве у Воронов.
        Гилас кивнул:
        - В шахтах на Талакрее.
        Горго фыркнула:
        - Говорят, там все и началось. Вороны копали слишком глубоко и разгневали богов. Из-за них Солнце пропало. Такой холодной зимы, как прошедшая, никто не помнит, а весна и вовсе до сих пор не наcтупила.
        Гиласу не терпелось спросить про Пирру, но мальчик прикусил язык. Он чувствовал: старуха все расскажет, только когда сама захочет, и не раньше.
        - Что у вас здесь стряслось? - спросил Гилас. Зубы у него клацали от холода. - Я ни разу не был на Кефтиу, и…
        - Да, не в лучшее время тебя к нам занесло, - произнесла Горго.
        Ткнув пальцем в пустую глазницу, она как следует ее почесала.
        - Сначала Великое Облако закрыло Солнце, и посыпался пепел. Потом пришла Великая Волна, - стала рассказывать помрачневшая Горго. - Говорят, некоторые просто стояли столбом и глядели. Другие кинулись наутек. Но волна настигла всех. Она мчалась быстрее скачущей лошади. Сама-то я всего этого не видела. Мы повезли вглубь острова груз шерсти, чтобы его взвесить. Вот уж удача так удача, а то потонули бы.
        Горго взяла палку и поворошила угли в очаге.
        - Сыновья рассказывают, мертвечиной смердело так, что не продохнуть, но тут уж им виднее. - Горы жира старухи затряслись от смеха. - Я с рождения запахов не чую, - пояснила она и сплюнула, едва не попав в собаку. - После первого дождя из черного пепла их выпало еще много. А примерно одну луну назад пришла Чума и ударила в самое сердце Кефтиу. Яссассара приказала всем покинуть Дом Богини. Тем, кто живет в одном дне езды верхом от него, тоже пришлось уйти. И деревни, и хозяйства - все опустело. Яссассара велела всем уходить в западные поселения, и вернуться людям разрешат, только когда жрецы объявят, что Чума отступила.
        Гилас нервно сглотнул:
        - А я как раз ищу Дом Богини.
        - Ты что, глухой? Нечего там делать, в Доме Богини никого нет! Верховная жрица собиралась совершить Мистерию, изгнать Чуму и вернуть Солнце. Ха! - Еще один резкий смешок. - Но Чума ее раньше одолела.
        Гилас был потрясен до глубины души. Яссассару он видел всего один раз, но власть исходила от этой женщины, будто жар от углей. Как же она дала Чуме себя побороть?
        - Ошарашила я тебя, да? - сухо уточнила Горго. - Этого тут никто не ожидал. Даже сама Яссассара. Говорят, когда она еще была жива, велела отнести себя в гробницу. Приказала жрецам очистить Дом Богини при помощи серы, а потом запереть его. Вот с тех пор он и стоит пустой. Да и в остальных частях Кефтиу дела обстоят ненамного лучше. Великая Волна погубила многих прибрежных жителей, а Чума прикончила половину выживших. Жрецы трудятся не покладая рук: то баранов в жертву приносят, то быков, но ничего не помогает. Уцелевшие сейчас отсиживаются на западе, кое-кто в Горах прячется. - Горго фыркнула. - Ну а раз мертвецов хоронить некому, от призраков спасу нет - повсюду бродят. Умершие разгневаны: еще бы, подобающие ритуалы проводить некому, отнести покойников в гробницу, чтобы лежали вместе с родней, - тоже…
        Гилас насторожился:
        - Вы видите призраков?
        Горго сердито зыркнула на него:
        - Нет, конечно! С чего ты взял?
        Но Гилас уклонился от ответа.
        - Почему вы тоже не уйдете отсюда? Разве вы не боитесь Чумы?
        И снова монументальное тело Горго затряслось от смеха.
        - От красильщиков так смердит, что нас даже Чума обходит стороной! Люди держатся от нас подальше, мы всегда жили на отшибе. Ну а теперь, когда в Море столько гнилого мяса, почему бы не остаться на прежнем месте? В жизни такого обильного урожая морских улиток не видели! Да и шерсти нынче полным-полно: заблудившиеся овцы так и бродят по округе, бери любую. - Горго шлепнула себя по животу. - А ты думал, почему я такая жирная?
        - Но кто будет покупать у вас шерсть?
        - Знаешь что? - сердито бросила Горго. - Если Солнце так и не выйдет, урожая не будет, и тогда нам всем конец. Ну а если Оно вернется, дела пойдут на лад, и мы разбогатеем. Как все сложится, мы не знаем, но работаем как обычно.
        Гилас поднес руки к огню. Над туникой начал подниматься пар.
        - Почему Кефтиу пострадал сильнее, чем другие острова?
        - Из-за Яссассары! - рявкнула Горго так свирепо, что ее пес прижал уши, а один из сыновей старухи заглянул в хижину.
        Гилас сидел тихо как мышь, дожидаясь, когда Горго успокоится.
        - Сам же знаешь - Яссассара хотела заключить договор с Воронами, - прорычала старуха, взмахом руки прогоняя сына. - Вот почему, когда боги обрушили на них кару, разнеся Талакрею в пух и прах, они наказали и нас тоже. Яссассара ведь и сама понимала, что навлекла на Кефтиу несчастье. Оттого и готовилась провести Мистерию, чтобы искупить свою вину.
        Тут Гилас набрался смелости и спросил:
        - А где Пирра?
        Глаз Горго помутнел, будто у змеи перед тем, как та сбрасывает кожу. И вдруг Гилас понял, что старухе известно гораздо больше, чем она хочет показать.
        - Мне-то откуда знать? - бросила та. - А теперь хватит задавать вопросы. Рассказывай, как Чужак из Ликонии попал на Кефтиу.
        Гилас напрягся:
        - Почему ты решила, что я Чужак?
        Горго секунду помедлила.
        - Других людей с желтыми волосами я не видела - такие только у Чужаков бывают.
        Гилас задумался, в чем признаться, а о чем умолчать.
        - Я раньше пас коз. Вороны напали на нас и убили моего пса. Моя младшая сестра пропала. Это случилось… - Тут у Гиласа даже дыхание перехватило. - …Почти два года назад.
        Горго подозрительно прищурила глаз:
        - Почему они на тебя напали?
        - Не знаю.
        На самом деле Гиласу это прекрасно известно. Вороны хотели убить его, потому что Оракул предсказала: если кинжал рода Короносов окажется в руках Чужака, их дом падет. Но Гилас рассудил, что незнакомой женщине об этом лучше не рассказывать.
        - Как зовут твою сестру? - вдруг спросила Горго.
        - Что?.. Исси.
        Горго опять почесала щетинистый подбородок.
        - Ну и как, нашел ты ее?
        - Нет. Кажется, она в Мессении. Если… если она, конечно, жива.
        - В Мессении? - Взгляд Горго стал задумчивым: старуха погрузилась в глубины памяти. - Давненько я не слыхала этого названия.
        Пес положил морду ей на колени, но Горго его не замечала.
        - Скоро стемнеет, - вдруг резко бросила она. Старуха уставилась в очаг, будто обращалась к огню. - Даю тебе времени до ночи, чтобы уйти на расстояние полета стрелы от моей деревни. И чтобы больше я тебя здесь не видела.
        Гилас опешил:
        - Ты меня отпускаешь?!
        Засунув руку под скамью, старуха вытащила сплетенный из травы мешочек и кинула ему.
        - Тут мелколепестник и сера. Если повезет, помогут отогнать Чуму.
        - Спасибо, - робко произнес Гилас.
        Горго едва не испепелила его взглядом.
        - Не смей меня благодарить! - взревела она. - Проваливай и больше не возвращайся!
        Гилас во весь опор несся прочь из деревни, и тут Горго прокричала ему вслед:
        - Ты про дочку Яссассары спрашивал! Я слыхала, ее в Горы увезли, в Така Зими! Только давно, сразу после Великой Волны - с тех пор много лун миновало! Говорят, там Чума бушует, да вдобавок по лесу какое-то чудище бродит! Девчонки уж, верно, в живых нет!
        5
        Пирра стоит на борту корабля и кричит Гиласу:
        - Ненавижу тебя! Никогда тебе этого не прощу!
        Судно отплывает, мальчик скрывается из вида, а она все кричит.
        Но вот плавание подходит к концу, корабль причаливает к берегу Кефтиу, и Пирра наблюдает, как моряки тащат на берег клетку с Разбойницей. Вид у маленькой львицы перепуганный и несчастный. Ее всю дорогу укачивало, к тому же она стерла себе лоб, пытаясь вырваться из клетки, но Пирра не решалась ее выпустить: вдруг прыгнет за борт?
        Не успели они сойти на берег, как случилось страшное: Море начало отступать.
        Пирра глазам своим не верит: на месте воды остаются только блестящие холмики водорослей и беспомощно бьющаяся на дне рыба. И тут капитан вспоминает историю былых времен и во весь голос предупреждает остальных:
        - Сейчас Море нападет на нас! Бегите! Забирайтесь повыше!
        Моряки в панике кидаются наутек, Усерреф тащит Пирру к скале. Разбойница в клетке так и остается на камнях. Пирра кричит морякам, чтобы выпустили маленькую львицу, но Усерреф крепко держит ее за руку, а Великая Волна с ревом несется на них, занеся огромные белые когти…
        И тут Пирра проснулась.
        Она у себя в постели в Така Зими. В ее комнате тепло: угли потрескивают в жаровне, девочка плотно укутана овечьими шкурами. Пахнет горькой полынью: Усерреф жжет ее, чтобы отогнать Чуму. Вдалеке шумит водопад и журчит вода, собираясь в резервуар под святилищем. Но сон не дает Пирре покоя. Особенно эта пугающая тишина, когда Великая Волна отхлынула.
        Пирра плотно зажмурилась. Она не видела, как Разбойницу смыло в Море. Вдруг кто-нибудь отпер клетку, и маленькая львица успела убежать?
        Мысли Пирры ходят по одному и тому же кругу: она то горюет из-за Разбойницы, то никак не может прийти в себя после того, что произошло с матерью, то злится и беспокоится из-за Гиласа, - но больше все-таки злится.
        Наконец бешеное сердцебиение унялось, и Пирра заметила, что сжимает в кулаке мешочек для амулета. Внутри хранится соколиное перо: Гилас подарил его Пирре два лета назад. Соколы - птицы Богини, но Пирра любит их не за это. Ей нравится, что они наслаждаются свободой, которая для нее под запретом. В свое время этот подарок Гиласа много для нее значил.
        Но теперь все по-другому.

* * *
        Всю зиму Пирра мысленно с ним ссорилась.
        - Я же сказала, что на Кефтиу умру, а ты меня все равно туда отправил!
        - Я спасал тебе жизнь, - возражал Гилас у нее в голове.
        - С этим я бы и сама справилась! Не посади ты меня на тот корабль, нашла бы другой. Может, даже села бы на твой и сейчас жила бы на воле! А вместо этого меня посадили под замок на веки вечные, и все по твоей вине!
        - А про меня ты подумала? - спрашивал воображаемый Гилас. - Что, если Великая Волна меня утопила, и ты сейчас споришь с призраком?

* * *
        И так без конца.
        Вдруг Пирра не выдержала. Резким движением открыв мешочек, она достала потрепанное перышко. Пирра сберегла его и от огня, и от воды. Но больше оно ей не нужно. Пришло время раз и навсегда выкинуть мысли о Гиласе из головы!
        Пирра торопливо натянула шерстяные штаны, тунику из меха выдры с длинным рукавом и сапоги из телячьей кожи с подкладкой из овечьей шерсти, потом набросила на плечи плащ из шкуры лисицы. Сняв шерстяную нитку, которой были стянуты ее волосы, Пирра отыскала маленькую каменную лампу и привязала к ней перо Гиласа, чтобы не улетело. Потом тихонько выскользнула из своих покоев.
        В храме лампы сияли перед бронзовыми фигурами Бдящих: они возносят Богине молитвы на языке металла, пока поклоняющиеся Ей люди спят. Пирра прижала кулак ко лбу, поклонилась и крадучись выскользнула на крыльцо.
        Тут Пиррой овладело уныние: впрочем, так всегда бывает, стоит ей взглянуть на небо. Хотя сейчас ночь; ни Луны, ни звезд не видно. Мир окутан Великим Облаком. Они все будто заперты в гробнице.
        Храм Така Зими расположился на выступе Горы Дикти высоко, будто орлиное гнездо: задняя стена прилегает к каменному склону, перед фасадом зияет пропасть. Храм представляет собой вытянутое узкое здание, разделенное на четыре части: в одной части покои Пирры, за ними святилище, дальше две комнаты: одна для Усеррефа, вторая для ее рабыни Силеи, которую Пирра терпеть не может, а внизу подвал и резервуар для воды.
        Перед святилищем заснеженный дворик, обнесенный массивными каменными стенами высотой в двадцать локтей. В дальнем конце дворика караульное помещение, в одном углу тяжелые ворота, запертые на засов, а в другом по каменным колышкам, торчащим из стены, можно подняться на продуваемый всеми ветрами наблюдательный пост, где потрепанный старый можжевельник отчаянно цепляется за жизнь на краю пропасти.
        На стенах между рогами каменных быков горят факелы, но в караульном помещении темно. Слышно только грохот водопада да свист поземки.
        Однообразные прогулки во дворике и жалкие попытки побега - вот и все ее здешние развлечения. Убедившись, что Силея занята, Пирра прокрадывалась в комнату рабыни и ногой отбрасывала в сторону коврик, скрывавший вход в подвал. И там, внизу, в холодном мраке, Пирра рубила стену, внутри которой труба несла воду из горного потока в подвальный резервуар. За зиму Пирра сумела выковырять только один камень. Образовалась дыра размером с ее кулак.
        - Это ты виноват, Гилас, - прошептала девочка. - Я здесь из-за тебя.
        Перебежав через двор, она поднялась по колышкам к наблюдательному посту. Завывающий ветер тут же швырнул в нее горсть снега, и Пирра схватилась за ствол можжевельника, чтобы не потерять равновесие. Свободной рукой она сжимала лампу, к которой привязала перо. Осталось только ее бросить, и тогда больше она подарок Гиласа не увидит.
        Где-то каркнул ворон, невольно напомнив Пирре о Воронах и их воинах на Талакрее. Они все благополучно спаслись. Но знают ли Вороны, что их драгоценный кинжал украла Пирра?
        Гилас не дал ей шанса рассказать ему об этом: просто безо всяких разговоров запихнул на корабль. Ну и пусть думает, что кинжал у Воронов. Так ему и надо.
        - Оставь меня в покое, Гилас, - пробормотала Пирра.
        Набравшись храбрости, девочка подобралась к краю пропасти как можно ближе.
        - Пирра, ты что творишь? - раздался голос Усеррефа.
        От ужаса он прирос к ступенькам храма.
        - Да так, кое-что ненужное выбрасываю! - прокричала в ответ Пирра.
        Размахнувшись, она швырнула лампу в пропасть, и ветер закружил ее в своем водовороте.
        - Готово! - объявила Пирра. - Все, Гилас, больше у меня от тебя ничего не осталось!
        - Ты же обещала, что не будешь туда лазить, - с укором произнес Усерреф.
        Он успокоил разбуженных криками стражников и проводил Пирру до ее комнаты.
        - Нет, слова я не давала, - возразила Пирра.
        - Госпожа, как вы могли? - накинулась на нее Силея.
        На пухлом лице девушки недовольная гримаса, но на самом деле Силея любит, когда Пирре попадает.
        - Силея, иди отсюда, - процедила девочка.
        - Я бы с радостью, - пробормотала рабыня.
        Силея солгала: ей нравится в Така Зими. Чумы здесь можно не бояться, да и работы почти никакой: знай строй глазки стражникам.
        - Говорят тебе - уходи! - приказала Пирра.
        Выразительно закатив глаза, Силея скрылась за дверью.
        Усерреф устремил на Пирру проницательный взгляд.
        - Что ты сейчас выбросила? Соколиное перо? Подарок от Гиласа?
        Тут Пирра накинулась на египтянина.
        - Сколько раз повторять - не произноси больше его имени! Это приказ! Может, ты забыл, но ты все еще мой раб, и Силеи это тоже касается!
        Повисло напряженное молчание. Усерреф скрестил руки на груди и сердито уставился на огонь в жаровне. Пирра схватила свое бронзовое зеркало и устремила такой же угрюмый взгляд на собственное отражение. От холода шрам проступил на щеке синеватым полумесяцем. Когда Пирре было двенадцать, она обожгла себе лицо нарочно, чтобы ее не выдали замуж, но теперь ей почти четырнадцать, и она ненавидит эту отметину. Что только Пирра не пробовала, чтобы свести шрам! Но ни одно средство не помогло.
        Вид у Усеррефа несчастный. Он очень переживает, когда выходит из себя. Тут Пирра ощутила прилив нежности. Усерреф для нее - все равно что старший брат, которого у нее никогда не было.
        Несмотря на холода, Усерреф по-прежнему бреет голову наголо в знак траура: бедняга тоскует по любимой родине, Египту. А еще рисует на веках черные полоски - так он надеется вернуть Солнце. Исчезновение светила Усерреф переживает еще тяжелее, чем кефтийцы: ежедневные перерождения Солнца управляют всей жизнью египтян.
        - Извини, - пробормотала Пирра.
        Красивое лицо Усеррефа тут же озарилось улыбкой.
        - Ничего страшного, я тебя понимаю. Во всем виновато это кошмарное место.
        Заснеженная гора привела Усеррефа в ужас. В первый день в Така Зими он воскликнул:
        - От этого вашего снега никуда не скроешься, он повсюду! Вдобавок какой-то демон заколдовал мое дыхание, и оно превратилось в дым!
        Ох и намучилась Пирра, уговаривая его надеть теплые вещи! Усерреф ни в какую не желает притрагиваться к шерсти: он считает овец нечистыми. Наконец Пирра его убедила, и теперь он носит льняную тунику и штаны, подбитые гусиным пухом, плащ из заячьей шерсти и сапоги из овчины, набитые сеном.
        Тут Пирра заметила мешок на его плече.
        - Куда собрался? - спросила она.
        - В деревню, за полынью.
        - Возьми меня с собой, - взмолилась Пирра.
        Усерреф вздохнул:
        - Сама же знаешь - не могу. Я дал слово твоей матери.
        Пирра оказалась застигнута врасплох. Она терпеть не может, когда Усерреф вспоминает Яссассару.
        - Верховная жрица умерла, - ничего не выражающим тоном произнесла Пирра.
        - А значит, воля Яссассары священна.
        - И долго нам ее исполнять? По-твоему, я всю жизнь должна просидеть здесь, взаперти?
        - Ответ тебе прекрасно известен. Мы уйдем отсюда, когда Солнце вернется и прогонит Чуму.
        - А вдруг этого не случится никогда?
        - Твоя мать отправила тебя сюда, чтобы защитить от опасностей. А теперь, когда она скончалась, жрецы…
        - Ей не было до меня дела, а им тем более! - не выдержала Пирра. - Они меня берегут только по одной причине: хотят повыгоднее продать жениху, когда все вернется на круги своя!
        Усерреф направился к двери, но Пирра кинулась за ним.
        - Усерреф, ну пожалуйста! Можно я хотя бы за ворота с тобой выйду? Я не убегу! Куда мне идти? Вокруг одни горы и снег!
        - Пирра…
        - Я всю зиму только и знала, что слонялась по двору храма! Видеть его больше не могу!
        - Нет, Пирра, нельзя! Я поклялся твоей матери!
        - Моя мать умерла! Умерла! Умерла!
        Тут оба растерянно умолкли. Пирра скрестила руки на груди и повернулась к Усеррефу спиной. Пирра ненавидела свою мать, но смерть Яссассары потрясла ее до глубины души.
        Пирре до сих пор не дает покоя их последний разговор.
        - Ты сбежала, - холодно произнесла Яссассара. - Презрела свой долг перед Кефтиу.
        Пирра хотела ответить, что на Талакрее она рисковала жизнью, чтобы спасти родной остров, но Яссассара не пожелала ее слушать. В тот день Пирру изгнали в Така Зими, и больше она свою мать не видела. Теперь Пирре никогда не добиться того, чтобы Яссассара ею гордилась. Слишком поздно.
        Поглядев на Усеррефа, Пирра заметила, что он задумчиво за ней наблюдает.
        - У вас больше общего, чем ты думаешь, - заметил он. - Ты такая же смелая и целеустремленная.
        Пирра вздрогнула. Гилас когда-то сказал ей почти то же самое: «Ты смелая и никогда не сдаешься».
        Сердито фыркнув, Пирра ткнула кулаком в стену. Хватит вспоминать Гиласа.
        - И вот еще что, Пирра, - произнес Усерреф, уже стоя в дверях. - Перо - символ Херу, на моей родине так зовут бога с соколиной головой. От пера сокола так просто не избавишься.
        - Ты о чем? - проворчала Пирра.
        - Ты пустила перо по ветру. Кто знает, что ветер принесет в ответ?
        6
        Она помнит Яйцо. Помнит, как сидела, скорчившись внутри так, что ножки касались клюва. Она ни единым коготком шевельнуть не могла. Ужасно неприятное ощущение!
        И все же она двигалась, как могла. Вывернув голову, клевала скорлупу, переводила дух и клевала снова, - но вот наконец Яйцо треснуло, и она очутилась на свободе.
        Видеть она еще не могла, но чувствовала присутствие других пушистых птенцов, а сверху - теплые перья на животе мамы. Пахло птичьим пометом, ветками и камнями. Она слышала пронзительные крики папы и мамы и свист воздуха.
        Ей очень хотелось есть. Она толкала и топтала ногами своих братьев, лишь бы поскорее добраться до мяса. Папа и мама засовывали еду ей прямо в клюв.
        Она стала сильнее. Обретя способность видеть, она в первый раз выкарабкалась из Гнезда и принялась исследовать Каменный Карниз. Малышка клювом дергала братьев за хвосты и наблюдала, как медленно движутся наземные создания в лесу далеко внизу.
        Она научилась делать так, чтобы ее зрение становилось острее: для этого надо поднимать и опускать голову. Вскоре она уже могла уследить за тремя снежинками одновременно.
        Ей очень нравились все яркие цвета: вот красно-золотистый орел, а вот блестящие мухи. Но если мимо летит ворона, и ее оперение отсвечивает зеленым, фиолетовым и черным, когти надо держать наготове, потому что вороны - враги соколов: эти птицы воруют у них яйца.
        Свет несколько раз сменил Тьму, и по всему ее телу выступили непонятные бугорки, которые вдобавок еще и чесались. Ох и злилась же она! А потом у нее выпал пух, и из бугорков выросли перья.
        Она пришла от них в восторг. Белые, коричневые, розовые, серые, голубые, некоторые в крапинку, и все одинаково гладкие и блестящие! Она научилась их чистить. Когда проводишь по ним клювом, раздается приятный звук «з-з-зт». Теперь, глядя, как мама и папа парили на крыльях Ветра, она им завидовала. Ей тоже хотелось подняться в Небо.
        Оно всегда меняется: то темнеет, то светлеет. Когда Светло, птицы чувствуют, что за облаками скрывается что-то огромное и мощное. Жаль, что оно не показывается.
        Но больше всего она мечтала летать. Она хлопала крыльями, пока не выбивалась из сил, но ничего не получалось. А однажды, когда было Светло, она хлопала, хлопала и хлопала, и вдруг Ветер подхватил ее и приподнял над Карнизом. И на один быстрый взмах крыла она почти полетела!
        Вдруг Ветер уронил ее, и она упала с Карниза. Падала она невероятно долго, но от страха даже пискнуть не могла. Она приземлилась в снег. Сердитая и униженная, она с трудом поднялась и стала звать маму и папу, но те улетели охотиться и не слышали ее криков.
        Малышка испуганно оглядывалась по сторонам. Ей не место на земле, она же не зверь! А Карниз высоко-высоко наверху, и до него никак не добраться.
        Она поползла по снегу, надеясь, что Ветер опять ее подхватит. Но вместо этого она поскользнулась и несколько раз перекувырнулась через голову.
        Она упала на пятачок голой земли, рядом с ямкой, вокруг которой кишмя кишели муравьи. Она клюнула одного. На вкус он оказался кислым, и она его выплюнула, но остальные муравьи разозлились и стали кусать ее за ноги. Целая толпа муравьев взбиралась по ее ногам и кусала между перьями. Она захлопала крыльями и испуганно закричала.
        Тут земля затряслась, и огромное наземное чудовище загородило Небо. Существо подхватило ее на руки и принялось снимать с нее муравьев. Голос у него был низкий и негромкий, будто звуки далекой реки. Почему-то на малышку он подействовал успокаивающе. «Человек», - подумала она. Это человек.
        Сняв с нее всех муравьев, человек посадил ее в теплое, темное гнездо. На нее нахлынуло такое облегчение, что она почти сразу же уснула.
        Проснулась она Там, где Нет Ветра. Рядом два человека: мужчина, который спас ее от муравьев, и маленькая женщина. Как и у мужчины, у девочки нет ни крыльев, ни клюва, зато до чего у нее яркая окраска - просто глаз не оторвать! Только вместо перьев на девочке странная широкая шкура: оранжевая, желтая, зеленая. А на спине рыжий мех, будто у лисицы. На голове у нее длинные черные волосы, и они отливают фиолетовым и синим.
        Девочка медленно протянула руку к птенцу. В длинных, мягких когтях она держала кусочек мяса.
        Напуганная малышка выпрямилась во весь рост, вытаращила глаза и расставила крылья. Потом схватила клювом мясо и презрительно отшвырнула в сторону.
        Девочка протянула ей второй кусочек. Она не сверлила малышку взглядом и не нависала над ней, просто говорила негромко и мягко. На ее причудливом бледном лице нет ни перьев, ни пуха, но глаза у девочки темные, будто у сокола, и в них малышка увидела такой же плененный, лишенный полета дух, как и у нее самой.
        Малышка вытянула шею и взяла мясо.

* * *
        Пирра наблюдала, как птенец схватил еще один кусочек мыши слишком крупным для такого маленького тельца клювом.
        - Ты уверен, что это сокол? - с сомнением уточнила она.
        Усерреф усмехнулся:
        - Кто же еще?
        Пирра фыркнула:
        - Я таких соколов не видела.
        Существо, съежившееся внутри мешочка, размером не больше голубя. Коричневые и белые перья торчат в разные стороны, на голове пара забавных кустиков белого пуха, на ногах точно такой же пух, но здесь его побольше: кажется, будто птенец одет в белые штаны. Ноги большие, желто-зеленые, а когти длинные и черные.
        Птенец сердито глядел на Пирру огромными темными глазами.
        - Ты где его нашел? - спросила Пирра.
        - На земле, под утесом. Я услышал, как она кричит: должно быть, выпала из гнезда. Обычно птенцы у соколов вылупляются позже, но сейчас очень странное время: дикие звери зиму от весны не отличают. Найти сокола - доброе предзнаменование. Может быть, она вернет нам Солнце.
        - Откуда ты знаешь, что это она?
        - Я не знаю, я чувствую. - Усерреф помолчал и осторожно прибавил: - Если ей суждено стать взрослой птицей, то она захочет летать. А выживет она или нет, зависит от тебя.
        - Почему от меня? - настороженно спросила Пирра.
        - Ты должна будешь за ней ухаживать. - Тут Усерреф снова помолчал. - Если сумеешь ее вырастить, она станет самым быстрым живым существом на свете. Самки соколов крупнее, сильнее и стремительнее, чем самцы.
        - Ну и правильно, - буркнула Пирра.
        - Сокол - птица гордая, они не терпят неуважительного отношения. Сокол никогда не забывает обиды. Ее нельзя приручить, ты не заставишь ее подчиняться силой. Ты можешь только завоевать ее доверие и убедить ее остаться с тобой. - Усерреф внимательно поглядел на Пирру. - А еще она не будет делать ничего, чтобы тебе угодить. Думаю, вы с ней найдете общий язык.
        Пирра невольно рассмеялась.
        - Ну а пока она пленница, совсем как ты. Но если будешь заботиться о ней как следует, со временем научишь ее летать и отпустишь на волю.
        Пирра сразу оживилась, но не подала виду.
        - А ты, я вижу, все продумал? - сухо произнесла она.
        Усерреф улыбнулся и покачал головой.
        - Я здесь ни при чем, Пирра. Такова воля Херу. Иначе эта птица к тебе не попала бы.
        Пирра назвала ее Эхо: малышка все время издавала пронзительный повторяющийся звук «э-э-э». Птица оказалась умной, своевольной и свирепой. Или ей что-то нравилось, или нет - и точка.
        К счастью, Пирра ей понравилась. К Усеррефу она тоже относилась хорошо, а вот Силею невзлюбила. А еще Эхо ужасно боялась муравьев. Стоило ей заметить хоть одного, как она тут же впадала в панику и не успокаивалась, пока люди не очищали комнату от всех этих насекомых до последнего.
        Дни летели один за другим, и все внимание Пирры поглотила Эхо. Девочка следила, чтобы в комнате всегда царил полумрак: птенцу так спокойнее. Усерреф принес ветку и устроил для Эхо насест. Он привязал к нему найденыша при помощи кожаных шнурков из кожи ягненка.
        Поначалу Эхо оставалась настороже: стояла, выпрямившись во весь рост и приоткрыв клюв, и сердито глядела по сторонам. Но Пирра разговаривала с ней, и наконец птица успокоилась, распушила перья на груди и удобно расположилась на одной ноге, подобрав вторую под живот.
        Зрение у Эхо оказалось удивительно острым. Она замечала муравья с тридцати шагов и следила за ним взглядом, поворачивая голову под невероятным углом. А еще птицу прямо-таки завораживала одежда Пирры.
        - Она различает больше цветов, чем мы, - объяснял Усерреф. - Говорят, для сокола зеленые и фиолетовые отблески на крыльях ворона яркие, как радуга.
        Эхо быстро усвоила, что теперь ее кормит Пирра, и приучилась выпрашивать еду жалобными криками «кий-кий-кий». Больше всего Эхо любила голубей: клювом выдергивала у них перья, вытаскивала кишки, потом прижимала тушку одной ногой, а второй отрывала куски мяса. После этого она разбрасывала в углу свой помет, а еще через некоторое время срыгивала аккуратный шарик из остатков перьев и костей.
        Эхо росла на глазах: не успела Пирра опомниться, как ее подопечная из растрепанного птенца превратилась в могучего сокола длиной с предплечье девочки. Голова и крылья у Эхо стали красивого дымчато-серого оттенка, а шея и грудь - светлыми, желто-бежевыми с коричневыми пятнышками. Своим крупным изогнутым клювом соколиха была способна переломить голубю хребет или отхватить кусок от пальца Пирры, но девочку она ни разу не клюнула. А под большими черными глазами появился знак всех соколов - темная вертикальная полоска, напоминающая след от слезы.
        Пирра не любила привязывать птицу и у себя в комнате давала ей полную свободу, но по совету Усеррефа не снимала с ног Эхо ремешки-опутенки.
        - Чтобы научить ее летать, ты должна завоевать ее доверие, - говорил Усерреф. - Проводи с Эхо побольше времени, разговаривай с ней, давай ей клевать беличье мясо - это для нее и еда, и занятие. Пусть она привыкнет к твоему прикосновению.
        Эхо уже запомнила собственное имя. Иногда, когда Пирра ее звала, она спрыгивала с насеста и бежала к ней, щелкая когтями по полу. А однажды, когда Пирра вышла из комнаты, Эхо стала ее звать: «Э-э-э».
        Сначала Пирра гладила Эхо перышком, а потом решилась провести пальцем по ее прохладной мягкой груди и чешуйчатым желто-зеленым ногам. Больше всего Эхо нравилось, когда ей гладят ноги.
        В один прекрасный день, когда Пирра именно этим и занималась, птица спокойно взобралась к ней на кулак. Пирра застыла как завороженная. Несмотря на все свои забавные проделки, Эхо все-таки птица Богини.
        - Прижми локоть к боку и держи предплечье ровно, - тихо велел стоявший в дверях Усерреф. - Так ей будет удобнее сидеть. И не отпускай опутенки.
        Эхо оказалась неожиданно тяжелой, а ее когти вонзались в руку Пирры, будто тонкие шипы терновника.
        - Я сделаю тебе кожаную манжету на запястье, - сказал Усерреф. - А еще с этого дня ты должна носить с собой мешочек с кусочками мяса, чтобы у тебя всегда было чем ее поощрить.
        - Откуда ты столько знаешь про соколов? - спросила Пирра, не сводя глаз с Эхо.
        - Египтяне в соколах разбираются. Меня научил брат, Небетку. Ему было известно больше, чем многим.
        - Он держал ручного сокола?
        - Запомни, сокола нельзя приручить! Можно только убедить птицу на какое-то время остаться с тобой.
        Пирра хотела спросить, что значит «на какое-то время», но Усерреф ушел в свою комнату.
        Когда он вспоминает брата, его всегда одолевает грусть: до того как Усеррефа продали в рабство, они были очень близки.
        Той ночью Эхо сидела над головой у Пирры на столбике кровати. Девочка лежала и слушала, как птица чистилась перед сном: то раздавалось деловитое шуршание, то пощелкивание клюва, то шорох встряхиваемых перьев. А потом стало тихо. Пирра не чувствовала себя такой счастливой с того дня, когда ее отправили в Така Зими.
        На следующий день она в первый раз вынесла Эхо во двор. Силее и стражникам было приказано не выходить за порог. Пирра и Усерреф наблюдали, как птица прыгает по двору, исследуя новое пространство. Она во все тыкала клювом и не могла отвести взгляд от можжевельника на наблюдательном посту. А когда налетел порыв ветра, Эхо захлопала крыльями.
        - Ей бы уже пора летать, - заметил Усерреф. - Но Эхо, наверное, побаивается: она ведь упала из гнезда.
        - Как ей помочь? - спросила Пирра.
        - Наберись терпения. Скоро она осмелеет.
        - А когда Эхо полетит, она вернется?
        - Ну конечно. Она ведь еще не умеет охотиться. К тому же Эхо считает Така Зими своим гнездом. Полетает по окрестностям, потренирует крылья, а потом вернется.
        Пирра повернулась к Усеррефу:
        - И так каждый раз?
        - Нет, - мягко ответил тот. - Как только она поймает свою первую добычу, будет жить самостоятельно.
        У Пирры внутри все похолодело.
        - Когда? Скоро она поймает первую добычу?
        Усерреф ненадолго задумался.
        - Через несколько дней. Но может, и позже.
        Рука Пирры взлетела к губам. Всего несколько дней?
        - Ну что ж, раз так надо… - чуть дрогнувшим голосом выговорила она. - Я хочу, чтобы Эхо была свободна.
        Но тем вечером, глядя на птицу, сидевшую на столбике ее кровати, Пирра взмолилась:
        - Не покидай меня, Эхо. Без тебя мне здесь плохо.
        Эхо перестала чистить перышки и посмотрела на девочку. В черных глазах соколихи Пирра увидела вольные просторы высот, на которые девочке никогда не подняться.
        Следующий день выдался ветреным, по двору кружила поземка. Эхо вела себя беспокойно, хлопая крыльями при каждом порыве.
        Тут она принялась то поднимать голову, то опускать ее, потом встряхнулась, расправила крылья - и полетела.
        Когда Эхо поднялась в небо с радостным кличем, сердце Пирры пронзила боль. Покачиваясь в воздухе, Эхо перелетела через стену святилища.
        Вот она взлетела выше, и вдруг неожиданно для себя Пирра почувствовала, будто и она тоже парит по бескрайнему небу вместе с Эхо.
        Пирра ощутила вкус свободы.

* * *
        Паря на восходящих потоках воздуха, соколиха кричала от восторга. Она сокол, а соколы рождены для полета!
        Временами Эхо скользила быстро, будто по гладкой поверхности, но кое-где попадались неровные места: соколиха то ухала вниз, то ее опять подкидывало вверх. Соколиха не видела этих небесных ухабов, но чувствовала их. До чего весело крутиться и переворачиваться в воздухе: менять положение крыльев, чтобы скатиться с воздушной горки, замедлять полет, расправляя хвостовые перья, а потом расставлять крылья пошире, давая восходящему потоку поднять ее еще выше!
        Болтавшиеся на ногах шнурки немножко мешали, но скоро соколиха и думать про них забыла. Она летала по небу, а земля осталась далеко внизу. Девочка превратилась в крошечную точку, и все же соколиха чувствовала, как дух Пирры парил вместе с ней.
        И вдруг у соколихи перехватило дыхание. Она заметила внизу голубей.
        Хищница сложила крылья, убрала ноги под хвост и ухнула вниз, наслаждаясь мощным потоком холодного воздуха.
        Однако голуби тоже не зевали: они ее увидели. Птицы метнулись в разные стороны, и соколиха растерялась: которую хватать? Воздух тек неравномерно, его потоки нахлестывали один на другой. Соколиха старалась держать крылья ровно, чтобы не сбиться с курса, но задача оказалась нелегкой.
        Когда соколиха уже почти приблизилась к голубям, она выставила ноги перед собой и навострила когти, готовясь ухватить одну из птиц…
        Но промахнулась.
        Сделав вид, будто и не собиралась их ловить, она полетела прочь. Соколиха кипела от негодования и сгорала от стыда. Ну что она сделала не так?
        Сквозь голоса Ветра и снега и хлопанье крыльев разлетевшихся голубей соколиха услышала, как девочка зовет ее, и устремилась обратно к гнезду.
        Пирру нисколько не смутил промах соколихи. Птица нырнула к земле, пролетев так низко, что от взмахов ее крыльев волосы на голове у девочки шевельнулись, и та рассмеялась. Соколихе сразу стало веселее, и она полетела к можжевельнику, чтобы немного отдохнуть.
        Надежно укрывшись от Ветра в густых ветвях, соколиха стала чистить перышки, но тут почувствовала, как сильно проголодалась. А у девочки всегда при себе мясо. Соколиха опять поднялась над веткой, собираясь взлететь, но что-то ее не пускало.
        Застигнутая врасплох птица попыталась высвободиться, но ничего не вышло. Опутенки у нее на ногах зацепились за ветви. Соколиха попробовала клевать их, но можжевельник слишком густой и колючий: к ремешкам никак не подобраться!
        Соколиха закричала и испуганно вытаращила глаза. Она застряла.
        7
        - Прилетит, когда есть захочет, - сказал Усерреф. - А пока дай ей побыть одной.
        - Думаешь? - с сомнением уточнила Пирра.
        Она видела, как Эхо села на можжевельник, но среди густых веток птицу не разглядеть. Пирра позвала Эхо, но в ответ та лишь пронзительно вскрикнула, а у соколов это может значить все, что угодно. Пирра нехотя поплелась следом за Усеррефом обратно в храм.
        Но Эхо все не прилетала, а Пирре не спалось. Ее одолевало ужасно неприятное чувство: казалось, будто она в чем-то запуталась, застряла и никак не может сдвинуться с места. Вдруг Эхо попала в беду? Что, если она в ловушке?
        Чем дальше, тем сильнее нарастало ощущение опасности. Теперь Пирра была уверена: Эхо в западне. Ее нужно спасать.
        Ветер стих, и воздух стал холодным и неподвижным. В свете факелов бычьи рога отбрасывали на стены остроконечные тени.
        Пирра сняла плащ, сапоги и чулки и оставила у подножия стены, чтобы не цеплялись за ветки. Когда Пирра взбиралась к наблюдательному посту, колышки под босыми ногами казались вырезанными изо льда. Тут с вершины горы опять налетел пробирающий до костей ветер.
        Небо только-только начало светлеть, и темный силуэт можжевельника выглядел угрожающе. Пирра ни разу в жизни не взбиралась на дерево. Если оступится - ей конец.
        Тут Пирре пришла в голову мысль: а Гилас вскарабкался бы на можжевельник с ловкостью белки. Но Пирра запретила себе о нем думать. Гиласа здесь нет.
        Первая ветка, за которую схватилась Пирра, треснула, и девочка едва не полетела в пропасть. Еле-еле переведя дух, она потянулась к другой. Отчаянно цепляясь, Пирра лезла все выше.
        - Эхо! - выдохнула она.
        Птица не отвечает. Но соколиха здесь: Пирра чувствует ее присутствие.
        Можжевельник покрыт колючим слоем пепла. Пирра вся исцарапалась, а ее ноги онемели от холода. Наконец она заметила между ветвей перья.
        Эхо совсем близко, но рукой до нее не дотянуться. Птица сидит нахохлившись: она крепко спит. В полумраке Пирра разглядела, что опутенки обмотались вокруг веток. Неудивительно, что Эхо никак отсюда не слететь.
        Пирра уже собиралась окликнуть Эхо, но вдруг та пошевельнулась во сне. Девочка ахнула от неожиданности.
        Правый глаз сокола закрыт, зато левый широко распахнут. Эхо наполовину спит, наполовину бодрствует.
        И снова Пирра вспомнила, что Эхо - не просто строптивая молодая соколиха. Она священное существо, чей дух нельзя познать до конца.
        - Эхо - дочь Всевидящего Херу, - рассказывал Усерреф. - Херу - Великий Сокол, Повелитель Горизонтов. Пятнышки на его грудном оперении - это звезды, а его крылья - небо, и каждый их взмах гонит по небу ветер. Херу никогда не спит, ибо Его левый глаз - это Луна, а правый - Солнце, дарующее жизнь всем существам на свете…
        Где-то далеко за Великим Облаком пробудилось Солнце, и вместе с ним проснулась Эхо. Птица чихнула, хотела почесать ногой ухо, но вспомнила, что она в ловушке, и попыталась взлететь.
        - Не дергайся, только хуже сделаешь! - велела Пирра. - Сейчас я тебя освобожу.
        Эхо повернула голову и устремила на Пирру возмущенный взгляд. Из открытого клюва вырывались облачка пара. Но она явно слушала, что ей говорят.
        Продолжая успокаивающе бормотать, Пирра вытянула руку насколько могла и протянула Эхо кусок замороженного беличьего мяса. Эхо сменила гнев на милость и приняла подношение. Пока птица терзала мясо, Пирра вытащила нож и разрезала опутенки.
        К ее удивлению, вместо того чтобы сразу взлететь, Эхо доела мясо, потом бочком прошла по ветке и взобралась к Пирре на запястье. На секунду девочка прижалась лбом к прохладной мягкой груди сокола, а Эхо коснулась клювом ее волос.
        - Спасибо тебе, Эхо, - прошептала Пирра.
        А потом птица взмыла в небо и ринулась вниз, во двор. Там Эхо приземлилась на поленницу и нетерпеливо окликнула Пирру. Э-э-э! Иди сюда скорее, что ты там застряла?
        Все тело Пирры онемело от холода. Она с трудом слезла с дерева и спустилась во двор. Пирра оделась и стала отряхиваться, и тут из святилища вышли Усерреф и Силея.
        При виде Эхо египтянин улыбнулся:
        - Я же говорил: захочет - прилетит.
        Пирра ничего не ответила.
        Силея устремила на нее подозрительный взгляд.
        - Госпожа, у тебя в волосах можжевеловые иголки.
        - И что с того? - холодно произнесла Пирра.

* * *
        Несколько дней спустя Эхо улетела и не вернулась.
        После того как Пирра спасла ее, Эхо осваивала искусство полета на удивление быстро. С поразительной ловкостью она то исполняла в воздухе сложные маневры, то камнем ухала вниз. Пирра боялась, что птица разобьется, но Усер-реф показал ей специальные перья на сгибах крыльев Эхо:
        - Они не дадут ей разогнаться слишком сильно, пока она не научится летать как взрослая.
        Но вдруг Эхо улетела насовсем. Пирра застыла посреди двора, не в силах осознать, что птица покинула гнездо. Пирра чувствовала холод высокого бескрайнего неба и знала, что ее любимица далеко-далеко.
        - Я не ожидала, что она улетит так рано, - прошептала девочка.
        - Может, она еще вернется.
        - Уже целый день прошел! Она ведь так и не научилась охотиться!
        - Пирра, воля для нее дом родной. Ничего, научится. И кто знает - вдруг благодаря Эхо к нам вернется Солнце?
        Но Пирре не было дела до Солнца: пусть лучше Эхо вернется к ней.
        Когда Усерреф ушел внутрь, Пирра поднялась на наблюдательный пост. Облака клубились над скалами, на склонах стояли безмолвные сосны. Раздавался приглушенный гул водопада, а за стеной воды скрывалась высокая, мрачная каменная стена. Девочка снова осталась одна, запертая в ловушке в нескончаемых серых сумерках.
        Без Эхо в комнате Пирры стояла звенящая тишина. С изголовья кровати свисали остатки голубиного крыла, а на полу стояло глиняное блюдце для воды. Эхо не обращала на него внимания: Усерреф говорил, что соколы пьют редко. Но Пирре трудно было в это поверить, и она все равно его выставляла.
        Рядом с блюдцем лежал катышек из мышиной шерсти и костей: Эхо срыгнула его перед тем как улететь. Пирра наклонилась за ним и положила в мешочек для амулета. И вдруг пол под ней накренился; Пирру охватила внезапная слабость, ее колени подогнулись, и девочка упала.
        В себя она пришла уже на кровати. Усерреф укутывал ее овечьими шкурами, а Силея грела над жаровней миску.
        Яркое сияние углей било по глазам.
        - Что со мной случилось? - с трудом выговорила она.
        - Да так, пустяки, - вполголоса ответил Усерреф. - Всего лишь простыла на морозе.
        Но нет, это не пустяки. Голова у Пирры раскалывалась, ее кидало то в жар, то в холод.
        Когда Пирра проснулась снова, все ее тело болезненно ныло, зубы клацали, а в голову будто вонзались раскаленные иглы.
        Усерреф сидел на полу, скрестив ноги. Он раскачивался и бормотал себе под нос египетские заклинания. Усерреф снова надел льняную юбку, а на его голой груди Пирра заметила амулет под названием уаджет: священный глаз бога с соколиной головой, которому поклоняется Усерреф. Зимой он учил Пирру своему языку, и теперь она разобрала несколько фраз: «Моему птенцу жарко в гнезде… к ней летят черные семена недуга… Всевидящий, пусть их пронесет мимо…»
        Пирра зажмурилась, но от этого голова закружилась еще сильнее. Она проваливалась в темный водоворот…
        Теперь над Пиррой склонился Гилас: взлохмаченные светлые волосы спадают на лицо, взгляд угрюмый.
        - Куда делась Разбойница? - возмущался он. - Я ее тебе доверил!
        - Я ее потеряла, - пробормотала в ответ Пирра.
        - Вечно одно и то же! - стал сокрушаться Гилас. - Завожу друзей и сразу их теряю! Но на этот раз виновата ты!
        «При чем тут я?» - хотела спросить Пирра. Гилас не потерял ее, а отослал прочь.
        Но Пирра так ослабела, что даже шевелить губами не было сил, да и голова болела просто невыносимо. Пирра хотела попросить у Гиласа прощения за то, что не уследила за Разбойницей, но стоило ей вглядеться в его лицо, как мальчик превратился в Силею. Рабыня сжимала в руках миску, над которой поднимался пар, и тряслась от страха.
        - Я к н-ней не п-притронусь! - прозаикалась Силея. - Иначе т-тоже з-заболею!
        - Дай мне, - рявкнул Усерреф.
        Отобрав у Силеи миску, он обмакнул кусок ткани в какую-то жидкость и стал осторожно обтирать Пирре лицо. Она застонала. Усерреф отставил миску в сторону и принялся легонько водить прохладными пальцами по ее шее и подбородку, будто что-то нащупывал.
        И тут Пирра с ужасом поняла, что он ищет: чумные язвы.
        8
        Гилас издали разглядывал дом земледельца: пришла сюда Чума или нет? Белых отпечатков ладоней не видно, маленьких приземистых гноеедов тоже. Рискнуть или нет? Поискать в доме что-нибудь съестное или идти дальше в Горы?
        Пирра там, в Така Зими. Так сказала Горго. Вот только где это самое Така Зими? Над головой у Гиласа покрытые снегом вершины, испещренные глубокими лесистыми ущельями. Попробуй угадай, где искать Пирру. Может, девочки и вовсе в живых нет. Если Чума убила саму Верховную жрицу Яссассару, то ее дочери уж точно не уцелеть.
        И все же пути назад нет. Гилас отправил Пирру на Кефтиу. Он виноват в том, что ее держат взаперти в Така Зими.
        Три дня Гилас брел по кишащей призраками равнине. Когда-то этот край был богатым и многолюдным, теперь же посеревшие от пепла деревни стояли заброшенные: в них остались только неуловимые разгневанные духи, ищущие то, что потеряли.
        Гилас видел их не всегда. Бывало, он замечал, как птица или лиса спасались от опасности, неразличимой глазом, но иногда у Гиласа начинал ныть висок: это что-то вроде предупреждения. Сердце сразу сжималось от страха, и вот сбоку начинала маячить тень. Ну почему он вдруг начал видеть духов? Может, потому что приплыл на Кефтиу? Или из-за Чумы? Но как бы там ни было, отныне они ему являлись. Только этого не хватало!
        А еще Гилас до дрожи боялся Чумы. Три дня он держался лесов: строил шалаши из веток, часто просыпался и проверял, не проступила ли на теле чернота. Чтобы отогнать болезнь, Гилас наносил на лицо порошок из мелколепестника и серы, который дала ему Горго, и тер кончики пальцев куском пемзы от Перифаса.
        - Чума проникает внутрь через бороздки на пальцах, - пояснил тот. - Три их посильнее. Тогда у тебя прибавится шансов уцелеть.
        Время от времени Гилас встречал других оборванных странников, но стоило ему спросить, где Така Зими, как люди тут же пускались наутек. Наверное, принимали его за призрака. В вечных сумерках не разберешься: привидения не отбрасывают тени, но без Солнца не видно, у кого есть тень, а у кого нет.
        Гилас то и дело натыкался на гробницы. Многие из них запечатывали второпях, поэтому внутрь проникли лисы и вдоволь поживились мертвечиной. Чтобы привидения оставили Гиласа в покое, он сделал браслеты из полосок кожи, вырезанных из мешка с провизией, и выкрасил их красной охрой, выкопанной на холме.
        А между тем запасы продовольствия подходили к концу. На пути Гиласу попалось несколько домов, которые Чума обошла стороной, но спасавшиеся бегством крестьяне почти ничего там не оставили. Гилас выживал лишь благодаря мешку с ячменной мукой, который дал Перифас. А еще помогло молоко от одинокой, с ног до головы облепленной пеплом козы: скотина так обрадовалась, что ее наконец подоили, что у Гиласа рука не поднялась ее зарезать. Но пока Гилас спал, неблагодарная коза отвязалась и была такова.
        Все тело ломило от холода. А ведь уже наступила весна, и пчелам вовсю пора с жужжанием кружить над цветами миндаля, но деревья и виноградники черные, мертвые. Только бы Солнце вернулось поскорее, иначе урожаю не бывать, и все умрут с голоду! Горго права. Боги и впрямь покинули Кефтиу.
        Дверь крестьянского дома жалобно поскрипывала на ветру. Так зайти внутрь или лучше не надо?
        Но от голода Гилас растерял всякую осторожность. Мальчик направился к двери.
        Ему повезло. Хозяин не взял с собой целых две закопченных свиных ноги: они так и остались висеть на свае.
        Гилас потянулся, чтобы снять их с крюков, но тут со стропил, хлопая крыльями, слетел голубь, и мальчик уловил в тени какое-то движение. Выхватив нож, Гилас отскочил в сторону. В стену, возле которой он стоял секунду назад, вонзились вилы.
        Нападавший снова ткнул в него острыми зубцами, что-то выкрикивая на кефтийском.
        Гилас опять увильнул.
        - Я не хочу с тобой драться! - громко произнес он.
        Однако кефтиец продолжал вопить и делать выпады.
        Молодой парень одет в лохмотья, лицо чумазое, взгляд отчаянный. Он явно такой же странник, как и Гилас: забрел сюда в поисках еды.
        - Я не хочу драться! - повторил Гилас, выдергивая из-за пояса топор.
        Крича и размахивая оружием, они следили друг за другом недобрыми взглядами.
        - Ну что ты дурака валяешь! - пропыхтел Гилас. - Тут на двоих хватит!
        Но кефтиец только состроил свирепую гримасу и потряс вилами. Наверное, грозился выпустить Гиласу кишки как свинье.
        Мальчик указал ножом сначала на свиную ногу, потом на себя.
        - Это мне, а это… - он показал на вторую ногу, - …тебе.
        Кефтиец зарычал, будто дикий зверь, и не двинулся с места.
        Гилас кинул ему бурдюк, чтобы доказать честность своих намерений.
        - На, пей. Это молоко.
        Мальчик изобразил, будто пьет, подергал за невидимое вымя, зашипел, показывая, как струи молока ударяются о дно и стенки ведра, и заблеял, подражая козе.
        Судя по выражению лица кефтийца, страх в его душе боролся с голодом. Не сводя глаз с мальчика, он схватил бурдюк, принюхался и отхлебнул глоток.
        - Пей, пей, - ободряюще произнес Гилас и медленно убрал нож в ножны.
        Кефтиец отложил бурдюк и во все глаза уставился на мальчика.
        Гилас опустил топор на пол, затем поднял руки и показал кефтийцу ладони.
        - Видишь? Я безоружен.
        Повисла долгая, напряженная тишина. По-прежнему не сводя глаз с Гиласа, кефтиец прислонил вилы к стене. Потом прижал ко лбу кулак, поклонился и расплылся в широкой улыбке.
        Через некоторое время оба наелись до отвала, а потом взяли веревки и завязали на них петли, чтобы нести то, что осталось от свиных ног. Затем Гилас и кефтиец вышли из дома и поглядели в сторону гор.
        Кефтийские горы совсем не похожи на те, в которых вырос Гилас. В Ликонии вершины неровные и острые, а на Кефтиу они округлые. Гилас представил, как боги лежат на них, раскинувшись на спине, и любуются небом.
        - Дикти, - произнес кефтиец, указывая на верхушку самой высокой горы. - Така Зими. Дикти.
        - Дикти? - переспросил Гилас. - Это гора так называется?
        Кефтиец кивнул:
        - Така Зими. Дикти.
        Тут Гилас тоже прижал кулак ко лбу и отвесил поклон.
        - Спасибо.
        Кефтиец жестом показал, что останется в доме. Еще раз поклонившись ему на прощание, Гилас отправился в путь.
        Но не успел мальчик уйти далеко, как кефтиец опять его окликнул.
        - Рауко! - прокричал молодой человек. Он стал рыть ногой землю, потом вскинул руки над головой и указал вперед: - Рауко, рауко!
        Озадаченный Гилас только головой покачал, показывая, что ничего не понял.
        Кефтиец повторил все то же самое. А когда до Гиласа и во второй раз не дошло, парень сдался и отвесил ему прощальный поклон - мол, желаю удачи, тебе она понадобится. И Гилас направился к горам. Мальчик все ломал голову, о чем кефтиец хотел его предостеречь.
        Вот и Горго говорила, что в тех краях Чума, вдобавок по лесам бродит какое-то чудовище. Может, и кефтиец об этом же предупреждал?
        Никаких чудовищ Гилас не встретил, но чем выше он поднимался, тем больше на его пути встречалось хижин и домов со знаками Чумы.
        Гилас думал о том, была ли Пирра рядом с матерью, когда та умерла. Пирра ненавидела Яссассару, но что его подруга чувствует сейчас? Своей матери Гилас не знал: она оставила их с Исси на пике Ликас, когда они были совсем маленькими. Поэтому Гилас считал, что Пирре повезло, а она не понимала, чему тут завидовать.
        В овраге Гилас нашел тропу, тянувшуюся вдоль ручья, и вышел в оливковую рощу. Деревья оказались сверху донизу покрыты пеплом. Под одной оливой в грязи явно валялся какой-то зверь, а еще Гилас обратил внимание, что на высоте его роста со ствола содран кусок коры. Чьи это следы? Медведь бы оставил отметины от когтей, но Гилас не заметил ни одной. Может, здесь олень проходил? Но таких крупных оленей Гилас не встречал.
        Неужели это то самое чудовище?
        В другой стороне оврага Гилас заметил заброшенное хозяйство: вот навозная куча, вот каменный резервуар, а рядом дом из глиняных кирпичей. Даже с тридцати шагов мальчику сразу бросился в глаза белый отпечаток ладони на двери, словно кричавший: «Чума».
        Но вода в ручье чистая, а по берегам густо растут ивы. Гилас даже заметил несколько пятачков зеленой травы. Как же приятно снова видеть зелень после всей этой бесконечной серости! Гилас решил, что это хороший знак, и опустился на колени, чтобы наполнить бурдюк водой. И застыл. Рядом с его коленом красовался след копыта размером с его голову или даже больше.
        Стараясь не шуметь, Гилас поднялся. В нескольких шагах от него рядом с валунами высилась внушительная куча навоза. Над ней поднимался пар.
        В этот момент послышалось фырканье, и из-за камней вышла огромная корова с таким же гигантским теленком.
        У Гиласа сердце ушло в пятки. Рога у коровы здоровенные, острые и направлены вперед: такие только у диких бывают. В детстве Гилас встречал в Горах диких коров. Они раза в два больше смирных домашних - и раза в два свирепее. Но прятаться поздно: она его заметила.
        - Не бойся, - тихим голосом обратился он к корове. - Я тебя не трону, и твоего теленка тоже.
        Корова подняла массивную тупую морду и принюхалась.
        - Сейчас я медленно уйду, - произнес Гилас и в доказательство своих слов попятился. - По этой стороне я из оврага вылезти не сумею, тут склон слишком крутой, поэтому я сейчас переправлюсь через ручей и поднимусь наверх на другом берегу, хорошо? Там склон пологий. Ты ведь не возражаешь? Я к тебе близко не подойду.
        Корова, похоже, решила, что мальчишка угрозы не представляет, опустила голову и стала пить.
        Гилас уже добрался до середины ручья, как вдруг впереди раздался шорох, и из зарослей ивы вышел громадный бык. Таких великанов Гиласу еще встречать не доводилось.
        Рога длиной с человеческую руку, шкура облеплена зловонным пеплом: бык только что катался в собственной моче. Они всегда так делают, когда у них кровь кипит и им не терпится с кем-нибудь подраться.
        Гилас в ужасе глядел на этого зверя: раздувающиеся ноздри, налитые кровью глаза… Так вот о чем его пытался предупредить кефтиец! Вот почему парень рыл ногой землю и поднимал руки. Это он так рога показывал! «Рауко, рауко». Бык.
        Все эти мысли пронеслись в голове за какую-то секунду. Из оврага Гиласу не выбраться: у него на пути разъяренный самец. Но что еще хуже, - мальчик на его пути.
        Гилас ненароком очутился между быком и его коровой.
        9
        Животное не стало рыть копытом землю, как изображал кефтиец. Оно просто ринулось в атаку.
        Бросив бурдюк, Гилас со всех ног кинулся к дому. Бык с громким топотом несся следом. Мальчик побежал к резервуару. Может, получится заскочить с него на крышу. Но нет, не добежать - слишком далеко. Гилас схватил валявшиеся на земле вилы, метнулся к дому, воткнул черенок вил в землю и, используя его вместо шеста, попробовал запрыгнуть на крышу.
        Но чуть-чуть не долетел и вцепился в край, болтая ногами в воздухе. Гилас подтянулся и влез на крышу лишь за пару секунд до того, как бык нанес свой удар. Один рог прошел на расстоянии ладони от его сапога и оставил в стене борозду.
        Выдергивая соломенную кровлю охапками, Гилас полез выше. Вот бык развернулся, готовясь к новой атаке. Ну нет, на дом он точно не кинется.
        И тут голова гигантского зверя врезалась в стену. Обломки глиняных кирпичей полетели во все стороны, крыша затряслась.
        У Гиласа от страха дух перехватило. А бык тем временем порысил разгоняться для третьего удара.
        У мальчика при себе топор, нож, праща, да еще на спине висит свиная нога. Но против взбешенного противника это все не поможет.
        Дом, на крышу которого он залез, стоит рядом с крутым склоном оврага. Перед Гиласом отвесная каменная стена, по такой не взобраться. Надо переправиться через ручей на другую сторону, но как обойти быка?
        Тут еще один громовой удар сотряс дом, и разъяренный бык взревел, злясь, что никак не может добраться до врага.
        Гилас заполз повыше. Вот бы как-нибудь отвлечь эту зверюгу! Тогда, если повезет, он успеет достичь своей цели.
        Внизу, возле стены, которая быку не видна, Гилас заметил брошенную тачку. Ручки повернуты вниз - ни дать ни взять рога пасущегося быка. И тут Гиласа осенило.
        Пока животное готовилось к очередной атаке, Гилас съехал с крыши и торопливо привязал один из своих красных браслетов к ручке тачки, потом прислонил тачку к бревну так, чтобы обе ручки смотрели вверх, будто рога у быка, готовящегося напасть.
        Земля задрожала от грохота копыт, и Гилас запрыгнул с тачки на крышу. Выдернув охапку соломы, он перегнулся через край и помахал ею перед быком.
        - Эй, ты! - прокричал Гилас.
        Тот резко встал и устремил на мальчика злобный взгляд.
        - Тут за домом еще один бык! - продолжил Гилас, разбрасывая по земле солому. - Ему приглянулась твоя корова!
        Бык замотал тяжелой башкой из стороны в сторону, бросился по следу из соломы и вылетел за угол.
        При виде тачки бык опять застыл как вкопанный. Заметил красный браслет, колыхавшийся на ветру. Бык утробно фыркнул, стал рыть копытом землю - и ринулся в бой.
        Только бы этот зверь не опомнился раньше времени! Гилас соскользнул с крыши с другой стороны и в туче брызг кинулся через ручей. На бегу он схватил бурдюк, а потом вскарабкался вверх по склону оврага и наконец очутился в безопасности.
        Гилас обернулся всего один раз. Корова и теленок с серьезным видом наблюдали, как глава их семьи громит тачку, разнося ее в щепки.

* * *
        Два дня спустя Гилас нашел пещеру и решил, что там и заночует.
        Мальчик направился к замерзшему ручью, расколол лед топором и набрал в бурдюк воды. Потом он зашел в пещеру, пробудил к жизни огонь и съежился возле своего костерка, жуя кусок свиной ноги.
        До чего же Гилас сегодня устал! А как ему не хватает Перифаса! Мессениец чем-то напоминал ему Акастоса, загадочного скитальца, которого Гилас встречал несколько раз. Оба бежали из родных краев, спасаясь от Воронов; оба порой бывали резки и замкнуты, но к Гиласу относились с грубоватым добродушием.
        Гилас промерз до костей. Горы утопают в снегах. Ноги у мальчика болят после целого дня трудного перехода по занесенным ущельям и крутым склонам, поросшим безмолвными соснами.
        А еще Гиласу страшно. Хижины на пути встречаются реже, привидения тоже, и все-таки его весь день не покидает нарастающий страх. Гилас боится чудовища, о котором предупреждала Горго. Вряд ли она говорила о быке: уж диких коров-то она повидала немало. Нет, Горго не стала бы называть их чудовищами. Тогда что же за угроза здесь таится?
        Вдобавок Гилас опасается Воронов. Горго приняла его за соглядатая Короносов, а значит, у нее есть причины их остерегаться. Крепость Воронов далеко, за Морем, но они могущественный клан, а теперь еще и кинжал себе вернули, и значит, их сила только возросла.
        Что, если они здесь, на Кефтиу?
        Огонь отбрасывал на стену пещеры прыгающие тени. Сонный Гилас поднял руку и сложил пальцы так, чтобы тень была похожа на зайца. Так он развлекал Исси, особенно долгими зимними вечерами. Еще они играли в воинов, сражаясь сосульками вместо мечей. А до чего метко Исси бросала снежки!
        Но больше всего сестренка любила воду. В то лето, когда ей исполнилось шесть, Гилас научил ее плавать с надутым козьим мочевым пузырем. Прошло всего полдня, а она уже держалась на воде лучше него. С тех пор, стоило им оказаться возле горного потока или озера, как Исси сразу лезла купаться. Гилас частенько дразнил сестру, говоря, что скоро у нее на ногах вырастут перепонки, как у ее любимых лягушек…

* * *
        Гилас проснулся и вздрогнул. По коже пробежал холодок. Мальчик чувствовал: он здесь не один.
        Послышалось хриплое тяжелое дыхание. В темноте в дальней части пещеры что-то зашевелилось.
        Достав нож и схватив горящую головню, Гилас посветил в глубокую тень. Вот блеснули чьи-то глаза. У мальчика кровь застыла в жилах. Кто там - волк? Медведь? Чудовище?
        Вдруг зверь опрометью пронесся мимо него. Гилас вжался в стену. Когда это существо выбегало из пещеры, оно оглянулось, и Гилас успел разглядеть свалявшуюся шерсть, большие золотистые глаза - и шрам на носу.
        Мальчик вздрогнул.
        - Разбойница! - громко вырвалось у него.
        10
        Мальчик стоит у входа в свое логово и вглядывается во Тьму. Маленькая львица знает: человеческим взглядом ее не увидеть.
        Неужели это тот самый мальчик, который давным-давно заботился о ней?
        Стоило ей учуять его у подножия горы, и знакомый запах отозвался болью в ее сердце. Ей отчаянно захотелось к мальчику. Потом дал о себе знать страх, но маленькая львица оказалась не в силах уйти и шла за мальчиком и когда было Не-Светло, и когда стало Темно. Она даже зашла в его логово и нюхала его, пока он спал. Но львица до сих пор сомневается, тот ли самый это мальчик.
        Его запах изменился, теперь он больше похож на запах взрослого мужчины, а еще от мальчика почему-то сильно пахнет овцой. Странно. Раньше такого не было.
        Да и выглядит парень по-другому: плечи стали широкими, а ростом он теперь с молодое дерево. А хуже всего то, что голос у него совсем не такой, как у мальчика, которого она помнит: ниже, грубее.
        Львица отправилась на охоту, но ей не давали покоя тревожные мысли. Этот парень испугался ее, а мальчик, который заботился о ней давным-давно, никогда ее не боялся.
        К тому же мальчик в логове замахнулся на нее огнем и длинным блестящим когтем. А значит, даже если это тот самый мальчик, он стал таким же, как все остальные.
        Он просто человек, каких много. А маленькая львица решила, что больше ни за что не доверится людям.

* * *
        «Неужели это правда Разбойница?» - думал Гилас, высматривая на снегу следы львиных лап.
        Он видел молодого льва лишь мельком. Может быть, шрам на носу ему померещился? Но даже если нет, шрамы у львов - обычное дело.
        Гилас стал вспоминать рассказы Пирры о Кефтиу. Водятся ли на острове львы? Кажется, Пирра говорила, что нет, но вдруг Гилас просто забыл?
        Ясно одно: следы в пещере уж точно львиные. Пока он спал, львица стояла, склонившись над ним. Ни один другой лев на такое бы не осмелился.
        Повалил снег. На западе склон спускался к лесистой седловине - выемке между двумя Горами. Похоже, она ведет к той самой Горе Дикти. Пирра где-то там, наверху, но львиные следы уходят вверх, на юг, к скалистому гребню в противоположной стороне от пика.
        Гилас нужен Пирре, но и Разбойницу он тоже бросить не может. Ей всего год, она еще совсем детеныш. Прайда у нее нет, помогать ей охотиться некому, без сородичей она долго не протянет. И вообще, это Гилас виноват, что она угодила на Кефтиу.
        В задумчивости потирая подбородок, Гилас топтался на месте. Если снег и дальше будет валить так же сильно, следы быстро занесет. Гилас протяжно вздохнул.
        - Извини, Пирра, - вслух произнес он. - Я обязательно приду и разыщу тебя. Но сначала я должен найти Разбойницу.
        Только Гилас начал подниматься на горный гребень, как почти сразу наткнулся на маленького, облепленного пеплом гноееда: тот сердито глядел на мальчика из-за валуна.
        На морозном воздухе дыхание вырывалось из носа у Гиласа туманной дымкой, а стоявшие вокруг молчаливые сосны будто наблюдали за ним.
        Теперь Гилас знает, что кефтийцы ставят гноеедов не только возле жилищ, но и возле гробниц, чтобы поймать Чуму, которая вырывается из тел недавно умерших. И точно: в стороне виднеется скромная гробница, вырубленная в камне. Тот, кто ее запечатывал, явно очень спешил. Камни у входа разворочаны, а судя по хриплому карканью воронов, покойника выволокли наружу голодные звери, решившие поживиться мертвечиной.
        Тут у Гиласа в голове промелькнула страшная мысль: а вдруг Разбойница стала людоедкой?
        Гилас обошел гноееда. Тишину нарушал только скрип сапог мальчика. Идя по следу Разбойницы, он приблизился к гробнице. Вороны разлетелись с громким карканьем, лисица шмыгнула прочь.
        А Разбойница не двинулась с места. Напряженная, как натянутая струна, львица лежала на животе и пристально глядела на мальчика снизу вверх.
        Сомнений нет - это она. За прошедший год выросла вдвое и обросла густой лохматой шерстью, но даже под ней сразу заметно, как исхудала маленькая львица. Разбойница все еще нескладный годовалый детеныш. Должно быть, выживает на том, что сумеет урвать. Не поэтому ли она расположилась возле костей мертвого человека?
        «Нет», - ответил сам себе Гилас. В это он ни за что не поверит. Разбойница человечиной питаться не станет.
        - Разбойница! - тихонько позвал он. - Это я, Гилас. Помнишь меня?
        Разбойница взмахнула хвостом и зашипела, обнажая длинные белые клыки. Такого холодного взгляда он у нее раньше не видел. В глазах львицы не промелькнуло ни тени узнавания.
        - Разбойница, что с тобой случилось?
        Ее огромные когти рыли снег, будто львица готовилась к прыжку.
        Рука Гиласа скользнула к ножу.
        Нет, не может этого быть.
        С рыком львица отскочила в сторону и исчезла среди сосен, будто призрак.
        - Разбойница! - позвал ее Гилас.
        Но она не вернулась. Разбойница не узнала его.

* * *
        Маленькая львица взбегала вверх на гору, и вопли мальчика постепенно затихали вдали. Львица окончательно убедилась: это он. Узнала его глаза и гриву - она у мальчика того же цвета, что и у львов. Да и в духе есть что-то львиное. Но львица чувствует: он изменился. Теперь он почти мужчина. Нет, больше она людям не верит.
        Маленькая львица перешла на медленную рысцу, и в ее сердце тут же впилась когтями острая боль. Она рыкнула в голос. Львица вспомнила, как клала голову мальчику на колени, и тот чесал ей за ушами. Вспомнила, как взбиралась на деревья и застревала, а мальчик помогал ей спуститься.
        Белое-Мягкое-Холодное начало падать сильнее, и ветер утробно зарычал. Разве мальчику по силам здесь выжить? На горе водятся медведи и волки, а он, как и все люди, совсем слабенький. Вдруг кто-то на него нападет?
        Маленькая львица развернулась и кинулась вниз по склону.
        Учуяв запах мальчика, она сбавила шаг. Нет, близко к нему она не подойдет, но может идти за ним и следить, чтобы он не попал в беду. Мальчик ее не увидит: от людей прятаться легко, они ничего вокруг не замечают, а нюха у них и вовсе нет.
        Не-Свет в очередной раз уступил место Тьме, а Белое-Мягкое-Холодное все сыпалось на гору. Ветер яростно ревел, но маленькая львица упорно продвигалась вперед, щурясь среди вихрей метели.
        Мальчик в беде. Он шатается, безволосое лицо посерело. Верхняя овечья шкура его не согреет. Он ведь не может свернуться под камнем, как маленькая львица, и спать, пока ветер не утихнет.
        Если она не приведет его в укрытие, мальчику конец.

* * *
        «Что ж я раньше не сообразил спрятаться?» - ругал себя Гилас, продираясь сквозь метель.
        Он ведь рос в Горах и пережил столько снежных бурь, что и не сосчитать. Что ж на этот раз попал впросак? При первых признаках надвигающейся стихии надо было найти укрытие, разбудить огонь и переждать метель. Но Гиласу так не терпелось найти Разбойницу, что он шагал дальше как ни в чем не бывало, а теперь уже темнеет, и он так замерз, что мысли в голове путаются. Нужно поскорее где-то спрятаться, иначе плохи его дела.
        Между деревьями что-то мелькнуло. Да это же Разбойница! Вот она стоит меньше чем в десяти шагах от Гиласа и смотрит на него.
        - Разбойница, - с трудом выговорил мальчик, но вой ветра заглушил его голос.
        Разбойница отвернулась и мощной рысцой потрусила прочь, высоко подняв хвост. Львица оглянулась. Она хочет, чтобы Гилас шел за ней?
        Проваливаясь в снег по колено, мальчик поплелся cледом. И опять Разбойница подождала его, а затем поспешила дальше, только черная кисточка хвоста мелькала на фоне снежной белизны.
        Казалось, так они шли целую вечность. Снег больно хлестал по лицу, каждый шаг давался с трудом. Наконец Гилас остановился, покачиваясь и едва переводя дух. Он уловил запах дыма, горящих дров. Но откуда здесь взяться очагу?
        Разбойница вернулась и мотнула головой, будто веля Гиласу поспешить.
        Почти в изнеможении Гилас заставил себя сделать еще несколько шагов. Между деревьями он заметил темный квадратный силуэт. Да это же дом!
        Еще несколько шагов, и мальчик разглядел завешенное шкурой окошко: сияющий красный островок тепла в ледяной тьме бури. Гилас хотел идти туда, но ноги не слушались. Мальчик закричал, но вой метели заглушил его голос. Гилас рухнул на колени. Его оставили последние силы. Нет, до двери ему не добраться.
        Гилас лежал на спине, глядя, как снег падает с черного ночного неба. Но тут среди этой белой круговерти возникли два больших янтарных глаза. Они глядели на него.
        - Разбойница… - прохрипел мальчик.
        Его лица коснулось ее теплое дыхание. Оно пахло мясом. Широкий черный нос, окруженный колючими усами, потерся о щеку Гиласа. Он еле-еле поднял руку и вцепился в лохматый мех.
        - Разбойница…
        Тут дверь со скрипом открылась, и в глаза мальчику ударил яркий свет огня.
        Разбойница высвободилась и скрылась в ночи, а что было после этого, - Гилас не помнил.
        11
        Гиласу снится, будто кто-то смахивает снег с его лица.
        - Стыдись, Блоха, - произносит низкий голос мужчины в его сне. - Чтобы горец - и в снежную бурю угодил?
        Этот голос… Сильный, уверенный, до боли знакомый.
        Сердце Гиласа забилось быстрее.
        - Акастос?
        - Не болтай. Пей.
        Между зубами у Гиласа оказывается носик кувшина. Едва не поперхнувшись, он глотает вино с сильным привкусом уксуса. Гилас ничего вокруг не видит, но узнал голос Акастоса - бродяги, кузнеца, беглеца и убийцы, преследуемого духами мщения. Человека, достойного большего восхищения, Гилас не встречал. Вот бы этот сон подольше не заканчивался!
        - Хватит ухмыляться, Блоха. У тебя вино изо рта вытекает.
        Гилас издает смешок, и брызги летят в разные стороны. Как же он рад услышать прозвище, которым однажды наградил его Акастос! Только бы не проснуться…

* * *
        Но вот Гилас открыл глаза. Акастос никуда не делся.
        - Ты и правда здесь! - воскликнул мальчик.
        - А где мне еще быть? - огрызнулся тот.
        Акастос сидит на полене у ярко пылающего очага. От его овчинных шкур и грязного шерстяного плаща поднимается пар; борода и длинные темные спутанные волосы в снегу. Но взгляд светло-серых глаз все так же быстр и проницателен, и сейчас они смотрят на Гиласа с подозрением.
        - Зачем ты меня выслеживал? - потребовал ответа он.
        Гилас попытался сесть.
        - Никого я не выслеживал. Я даже не знал, что ты на Кефтиу. Я просто шел за Разбойницей…
        - За Разбойницей? - удивился Акастос. - А львица-то как на Кефтиу угодила?
        - Она привела меня сюда. Похоже, знает, что ты здесь живешь. Она меня спасла… - Гилас осекся.
        В хижине тепло, но за ее стенами все так же бушует метель, и ветер свистит среди сосен, да так, что потолочные балки скрипят. А Разбойница сейчас там одна…
        - Тебя ко мне привел лев, - вполголоса произнес Акастос, знакомым движением почесывая бороду. - Если это знак, то как его понимать?
        - Не знаю, но я рад, что Разбойница нашла твой дом. А еще больше рад, что ты спасся с Талакреи!
        Акастос вздохнул:
        - А я, наверное, рад, что ты уцелел, Блоха.
        - Почему только «наверное»?
        Странник уставился на него:
        - Он еще спрашивает! Пятнадцать лет я в бегах, скрываюсь от Воронов! За все это время мне представился лишь один шанс убить высокорожденного Ворона. Один шанс уничтожить кинжал Короносов. И кто мне помешал? Ты. Что же мне теперь, от восторга плясать при виде тебя?
        - Тогда зачем было меня спасать? - проворчал Гилас.
        - Да вот сам удивляюсь, с чего вдруг я не бросил тебя замерзать насмерть у меня на пороге.
        Акастос встал и направился в угол, где лежали дрова. Гилас заметил, что при ходьбе он морщился и берег правую ногу.
        - Да, это тоже твоя заслуга, - вполголоса произнес Акастос. - Ты мне ногу еще летом обжег, а последствия до сих пор чувствую.
        - Прости.
        - Какой мне прок от твоих извинений? Помоги-ка лучше ужин приготовить.
        Гилас нашел два надтреснутых роговых стакана и пару мисок, а Акастос тем временем достал облепленный сажей котелок и запасы съестного: жалкие остатки ячменной муки и копченой свиной грудинки, немного козьего сыра, две подгнившие луковицы, талый снег и пригоршню мохнатых бледно-зеленых листьев (последние Акастос вытащил из мешочка на поясе).
        - Это что? - настороженно поинтересовался Гилас.
        - Ясенец белый. Он растет только в кефтийских горах и отгоняет Чуму, так что на вкус не жалуйся.
        Кинув Гиласу палку, Акастос велел мальчику помешивать кашу; сам принялся смешивать вино с талым снегом, а потом покрошил сыр в другую миску.
        Гилас произнес:
        - Мне надо тебе кое-что сказать.
        - Ну?
        - Э-э… Вороны вернули кинжал себе.
        Акастос замер.
        - Как?
        Гилас поведал о своей схватке с Воронами на огненной Горе Талакреи. К концу рассказа мальчика била дрожь, но Акастос лишь невозмутимо взял стакан, попробовал вино и вытер губы тыльной стороной руки.
        - Ты как будто не удивлен, - заметил Гилас.
        - Чему тут удивляться? Я уже несколько месяцев как догадался. Вороны сейчас на вершине могущества. Захватили шахты в Лаврионе, и оружия у них теперь завались: сколько нужно, столько и выкуют. - Акастос помолчал. - А теперь, может быть, объяснишь, как тебя на Кефтиу занесло?
        Помешивая кашу, Гилас рассказал о своих странствиях. Акастос слушал с непроницаемым лицом, но много спрашивал про Перифаса.
        - Когда мы добрались до Кефтиу, остальные уплыли, а я остался. - Тут Гилас осекся, вспомнив кишащий духами берег и детей-призраков. - Со мной что-то неладно, - вдруг выпалил он. - Я привидений вижу.
        Акастос поставил стакан и поглядел на него.
        - Это просто ужас какой-то! - жаловался Гилас. - Никогда не знаешь, когда они в следующий раз явятся, а перед этим голова болит. - Гилас коснулся шрама у себя на виске. - Почему я их вижу? Раньше такого не было!
        Гилас с мольбой взглянул на Акастоса - самого мудрого человека из всех, кого он знал.
        Но бродяга только заметил:
        - Ты так и не сказал, что тебе здесь надо.
        Гилас слегка опешил:
        - Я Пирру ищу.
        - Кого? А-а, вспомнил твою девчонку.
        Гилас залился краской.
        - Вовсе она не моя! Мы просто дружим.
        Акастос фыркнул:
        - Сколько тебе лет? Поди, скоро четырнадцать? Так я и поверил!
        Гилас покраснел еще гуще.
        - Хочешь - верь, хочешь - нет, - сердито бросил он. - Пирра в каком-то Така Зими. Это место высоко на Горе Дикти, но я не знаю где.
        - Хватит мешать, каша готова, - перебил Акастос.
        Вино оказалось крепким, а каша такой вкусной, что Гилас позабыл все свои обиды и съел две миски, да еще соскоблил остатки со стенок котелка. Наслаждаясь благодатным теплом и приятным головокружением, Гилас наконец набрался смелости и спросил:
        - А ты?
        - Что - я? - не глядя на мальчика, бросил Акастос.
        - Что ты здесь делаешь?
        Акастос задумался, решая, что сказать, а о чем умолчать.
        - Ищу старых знакомых. Они ненавидят Воронов так же, как я.
        Вороны… Перед мысленным взором Гиласа встали их черные доспехи из сыромятной кожи и суровые лица, обмазанные сажей.
        Гилас спросил:
        - Вороны здесь, на Кефтиу?
        - Если нет, то скоро пожалуют.
        - Зачем?
        - Ну сам подумай, Блоха. Давненько Кефтиу не был в таком уязвимом положении, как после нынешнего бедствия. Вороны уж точно пожелают его захватить. Так уж у них принято.
        В голосе Акастоса звучала горечь. Давным-давно Вороны вторглись на его родную землю. Он сражался бок о бок с законным Верховным Вождем. Может быть, они одержали бы победу, если бы жившие в Горах Чужаки к ним присоединились. Но Чужаки не стали воевать, и закончилось дело тем, что Верховного Вождя убили, Коронос захватил Микены, а Акастос потерял дом и землю и подался в бега.
        Тут порыв ветра распахнул дверь, закинув в хижину снег. Акастос захлопнул дверь поплотнее, а Гилас подпер ее куском дерева. Когда мальчик снова сел, он трясся с головы до ног. Казалось, Вороны предупредили его: где бы ты ни был, мы тебя отыщем.
        Всю зиму Гилас старался о них не думать, но сейчас перед ним как живой встал Коронос, главный Ворон. Глаза у него холодные, как у ящерицы. А вслед за Короносом - Теламон. Этот мальчик был его лучшим другом, но потом Теламон предал Гиласа и встал на сторону своего жестокого деда, Короноса. А вот его кровожадные дети: Фаракс, Алекто и Креон. Гилас вспомнил страшную ночь, когда Вороны напали на их стоянку, убили его собаку и разлучили его с Исси.
        При одной мысли Гиласа замутило, и он схватился за предплечье, куда вонзился наконечник стрелы Воронов из черного обсидиана.
        - Да, Блоха, - произнес Акастос, возвращая Гиласа из прошлого в настоящее. - И снова я повстречался с тобой по чистой случайности. Единственное, что я про тебя знаю, - может, ты тот самый Чужак, о котором говорила Оракул, а может, и нет. Пора тебе рассказать мне, кто ты на самом деле.
        - Ч-что з-значит - «на самом деле»? - запинаясь, выговорил Гилас. - Ты знаешь, кто я такой, я…
        - Откуда ты родом? Почему наши пути все время пересекаются? Кто твои родители?
        - Понятия не имею, - ответил Гилас. - Честное слово. Отца я ни разу не встречал и ничего о нем не знаю.
        Акастос окинул его долгим испытующим взглядом:
        - А мать?
        - Помню только, что у нее темные волосы и что она велела мне заботиться об Исси. Она оставила нас на Горе Ликас завернутыми в медвежью шкуру. Мы тогда были совсем маленькими.
        Выражение лица Акастоса оставалось невозмутимым, но Гилас чувствовал, что его мысли несутся вперед бурным потоком.
        - Значит, в медвежью шкуру… - повторил странник.
        Гилас кивнул.
        - Я уверен, она собиралась за нами вернуться, но ей что-то помешало. Она жива, я чувствую. И когда-нибудь она найдет нас.
        - Но пока не нашла.
        - Нет.
        Акастос снова почесал бороду.
        Гилас вглядывался в его обветренное лицо, и тут мальчика осенило. Его догадка оказалась такой невероятной и при этом такой заманчивой, что у Гиласа голова пошла кругом.
        - Ты ведь бывал в Ликонии, верно? - начал разговор издалека Гилас. - Тебе знакомы места, где я вырос.
        Акастос искоса взглянул на него:
        - С чего ты взял?
        - Когда мы встретились в первый раз, ты сказал: «Далековато тебя занесло от родного Ликаса».
        Акастос усмехнулся:
        - Надо же, запомнил!
        - Я помню все, что ты мне говорил. - Набравшись храбрости, Гилас спросил напрямик: - Ты мой отец?
        Между тем снаружи ветер затих, будто прислушиваясь. Огонь зашипел, посылая дым и искры сквозь дымовое отверстие в темноту.
        Акастос поднял голову и встретился с Гиласом взглядом.
        - Нет, - тихо ответил он. - Я не твой отец.
        Руки Гиласа сжались в кулаки. А ему так хотелось, чтобы его догадка оказалась верной!
        - Ну а вдруг? - не сдавался мальчик. - Просто ты об этом не знаешь. Сам же говорил, что у тебя был сын моего возраста.
        - Он до твоих лет не дожил.
        - А что, если во время странствий ты встретил мою мать, и…
        - Гилас, у меня волосы темные, а ты светлый.
        - И что с того? Может, моя мать долго смотрела на Солнце, когда меня носила. Говорят, от этого дети рождаются светловолосыми. Ты ведь однажды сказал, что мы с тобой похожи: оба бойцы, оба складно врем…
        - Гилас, я всех своих женщин помню. Точно тебе говорю - я не твой отец.
        Мальчик уставился в пустую чашку. Вот и на сердце у него вдруг стало так же пусто.
        - А жаль, - тихо произнес он.
        - Почему? - спросил Акастос.
        В голосе прозвучала непривычная мягкость.
        Гилас хотел ответить, что восхищается Акастосом и рад был бы при мысли об отце видеть его, а не расплывчатую тень. Но вместо этого Гилас пробормотал:
        - Не знаю. Просто жаль, и все.
        Тут Гилас заметил, что Акастос ходит по хижине, собирая свои вещи.
        - Что ты делаешь? - забеспокоился Гилас.
        - Метель закончилась. Скоро просветлеет. Мне пора.
        - Можно мне с тобой? Хотя бы часть пути.
        Акастос поглядел на мальчика сверху вниз, и на секунду выражение его лица стало не таким суровым, как обычно.
        - Гилас, я заметил, что наши судьбы непонятным образом связаны, но заметил я и то, что когда ты со мной, все идет наперекосяк. Лучше я пойду своей дорогой, а ты своей.
        - Нет! - выпалил Гилас.
        Мальчик вскочил, но тут же покачнулся. Голова противно закружилась, и он не сумел устоять на ногах.
        - Приляг, - посоветовал Акастос. - Скоро полегчает.
        - Ты мне что-то подмешал, - с трудом выговорил Гилас.
        - Всего лишь подлил тебе в вино чуть-чуть макового сока, чтобы ты не шел за мной. Вот. - Акастос сунул Гиласу за пояс мешочек. - Тут листья крушины, будешь привидений отгонять.
        - Ты подсунул мне снотворное.
        Мальчик сполз на пол. Веки отяжелели и никак не желали подниматься.
        - Ты про Така Зими говорил, - продолжил Акастос. Его голос то звучал будто издалека, то снова приближался. - Мы на горном гребне, иди вдоль него на запад, пока не увидишь сосну, в которую ударила молния. За ней скала, расколотая надвое, и водопад. Шагай в ту сторону. Така Зими внизу, на горном отроге. Старайся держаться высот. Ущелье обойди стороной. Да и вообще, будь осторожнее. Така Зими - святилище Богини. Туда так просто не заявишься.
        - Не покидай меня, - хотел попросить Гилас, но не смог пошевелить губами.
        Когда мальчик проснулся, огонь уже почти погас. Спотыкаясь, он вывалился из хижины в холодные серые сумерки. Под ногами у Гиласа уныло свистела поземка. Акастос не оставил ни единого следа, будто его здесь не было.
        12
        Щурясь на ветру, маленькая львица наблюдала, как мальчик поплелся обратно в свое логово.
        С печалью в сердце она отвернулась и стала подниматься по горному гребню. Теперь с мальчиком все будет хорошо. Львица спасла его: привела к человеку с черной гривой, и тот о нем позаботился, совсем как раньше. А сейчас ей самое время уходить. Оставаться опасно, иначе она совсем запутается.
        Метель закончилась, и лесные жители вышли из укрытий. Дрозды-белобровики стрекотали на ветках, стряхивая на маленькую львицу Белое-Мягкое-Холодное. Поводив ушами, она уловила карканье воронов и ускорила шаг. Так вороны каркают, только когда найдут мертвечину.
        При виде нее птицы разлетелись врассыпную, но стоило маленькой львице понюхать тушу, как она тут же отпрянула, с отвращением дернув хвостом. Перед ней человеческое тело, вдобавок покрытое жуткими черными пятнами. Львица уже усвоила: к таким лучше близко не подходить.
        Вот Тьма поглотила лес, а она все бродит по горе в поисках пищи. Живой дичи не попадается, туш тоже. Даже костей не видно.
        Вдруг она услышала потрескивание дров в костре и голоса людей. Маленькая львица уже хотела дать деру, но тут почуяла аромат мяса.
        Ощетинившись от страха, она тихонько подобралась поближе и принюхалась. О да! От запаха оленьей крови рот сразу наполнился слюной.
        Страх боролся с голодом, и наконец голод победил. Стараясь ступать как можно осторожнее, маленькая львица почти ползла между соснами.
        Налетел еще один порыв ветра, и в нос ей ударил человеческий запах. Она застыла как вкопанная. На прогалине сидели те самые страшные люди с хлопающими черными шкурами на плечах, которые убили ее прайд.
        Вдруг она снова стала малышкой, и в ушах зазвучал яростный рев отца. Страшные люди окружили льва. Сейчас они его убьют. А вот застывший взгляд маминых золотистых глаз…
        Но насыщенный запах крови вернул маленькую львицу в настоящее. У этих людей мясо. А люди иногда оставляют после себя объедки.

* * *
        - Между деревьями какой-то зверь. Я видел, - сказал Теламон.
        - Должно быть, олень, - проворчал Креон.
        - Нет, кто-то покрупнее.
        - Ходят слухи, будто по Горе Дикти бродит чудовище, - вполголоса заметил Иларкос, правая рука Креона. - Пленник говорит, что дух Верховной жрицы прислал сюда грозного зверя, чтобы тот защитил ее дочку.
        Теламон смерил Иларкоса холодным взглядом:
        - От нас ее никто не защитит. Пойдемте обратно в лагерь. Шатры, наверное, уже поставили. Я хочу еще раз допросить пленника.
        К досаде Теламона, Иларкос подчинился не сразу: сначала он вопросительно взглянул на Креона. Тот плотнее запахнул плащ из волчьей шкуры и коротко кивнул.
        «Да как он смеет?» - негодовал Теламон, топая по хрустящему под ногами снегу. Мужчины в лагере жгли горькую полынь, чтобы отогнать Чуму. «Это же я придумал плыть на Кефтиу! - продолжал злиться Теламон. - Мы здесь благодаря мне! И кинжал найду я, а не Креон».
        Мужчины до сих пор видят в нем лишь мальчишку, и Теламона это ужасно злит. Он ведь так и не добыл достаточно кабаньих клыков для шлема и, к стыду своему, даже щетиной до сих пор не обзавелся, не говоря уже о бороде.
        «Ну ничего, - утешил себя Теламон. - Скоро у меня будет шанс доказать, что я мужчина. Тогда они сразу поймут, кому повиноваться».
        Пленник стоял возле шатра и трясся с головы до ног. Теламон прошел мимо него и нырнул внутрь. Креон уже расположился на бревне и грел руки над жаровней. Теламон пододвинул себе еще одно бревно, и раб поднес господам большое бронзовое блюдо с жареной олениной, сушеными анчоусами и инжиром. Все с жадностью накинулись на еду, запивая ее стаканами горячего вина с медом.
        Наконец Креон вытер пальцы о мех и кивнул Иларкосу. Тот привел в шатер пленника.
        Несчастный рухнул на колени и коснулся лбом земли. Весь в крови и синяках, он дрожал от страха. Теламон выбрал его в проводники, потому что этот человек козопас, совсем как Гилас. Увидев в карих глазах кефтийца ужас, Теламон представил, что это Гилас ползает перед ним на коленях и умоляет пощадить его.
        - Далеко еще до Така Зими? - негромко спросил Теламон.
        Этому приему он научился у деда Короноса. Тихая речь пугает гораздо больше, чем вопли Креона.
        Иларкос, немного понимавший по-кефтийски, переводил. Заикаясь, пленник с трудом выговорил что-то на их причудливом птичьем наречии.
        - Говорит, не больше дня пути, господин.
        - Он уверен? - уточнил Теламон.
        Иларкос фыркнул:
        - Если нет, то пожалеет.
        Теламон многозначительно посмотрел на оружие Креона, сваленное на его массивном щите, обтянутом бычьей кожей. Пленник нервно сглотнул, едва взглянув на тяжелое копье, меч и хлыст из сыромятной кожи с бронзовыми шипами, которым с него недавно спустили три шкуры.
        - Значит, девчонка там, в Така Зими? - спросил Теламон.
        - В этом он тоже уверен, господин, - подтвердил Иларкос, выслушав сбивчивый поток слов. - Пленник говорит, что Верховная жрица отправила туда дочку, как только пришла Чума.
        - Он ведь знает, что с ним будет, если он солжет? - прорычал Креон.
        - Знает, господин.
        Теламон встал и упер руки в бока. Кефтиец не осмеливался посмотреть ему в лицо. Вместо этого он уставился на пояс Теламона. При виде великолепных золотых пластин по обе стороны от застежки глаза козопаса округлились.
        - Да, это кефтийская работа, - почти ласково произнес Теламон. - Перед тобой пластины с браслета дочери вашей Верховной жрицы. Теперь они принадлежат мне. Догадайся сам, какая судьба ждет ваш распрекрасный остров.
        Иларкос начал было переводить, но Теламон перебил его:
        - Он понял.
        - Уведите пленника и накормите его, - приказал Креон. - Этот человек нам нужен живым - по крайней мере, пока не отыщем девчонку.
        Когда несчастного выволокли наружу, Теламон остался стоять, грея руки над жаровней.
        Здоровенный, как бык, Креон встал и навис над племянником.
        - Сдается мне, зря мы сюда приплыли, - процедил он.
        - Наберись терпения, дядя, - ответил Теламон.
        - Я не терпением прославился. Ты обещал, что мы найдем кинжал. Я только поэтому согласился.
        Теламон молчал. Уговорить Креона оказалось нетрудно: тот жаждал вернуть кинжал отцу, Короносу. Тогда он убьет двух зайцев: снова заслужит расположение отца и поставит на место брата и сестру: их он ненавидит с детства.
        - И если ты забыл, только благодаря мне Коронос согласился отпустить тебя с нами, - прибавил Креон.
        - А теперь ты жалеешь, что убедил его? - резким тоном спросил Теламон.
        - Я жалею, что из-за тебя мы потащились в горы! Зачем я только тебя послушал? Здесь мы только время тратим! Дом Богини пустует, удобнее шанса захватить остров не представится!
        - С сорока воинами?
        - Кефтийцы сроду оружия в руках не держали! - усмехнулся Креон. - А вместо этого мы по колено в снегу лезем на какую-то распроклятую гору! И все из-за того, что ты вбил себе в голову, будто кинжал у девчонки!
        - Он у нее.
        - Ох, не завидую я тебе, если ошибешься.
        - Я уже объяснял. Я видел, как она уплывала с Талакреи, а вскоре после этого догадался, что кинжал украла она. В Микенах я даже к провидцу ходил, и он сказал: «То, что ты ищешь, на Кефтиу». Какие тебе еще нужны доказательства?
        Креон приблизился к Теламону вплотную.
        - Мне не доказательства нужны, а кинжал, - произнес он голосом, от которого Теламону захотелось сжаться в комок. - Пока в руки его не возьму - не успокоюсь. А еще мне нужно убедиться, что с тобой я не теряю время понапрасну.
        В сальной черной бороде дяди блеснула бронзовая проволока. Теламон уловил и прогорклый запах сажи - запах воина, - и угрозу в словах Креона. Если Теламон его подведет, никакое родство не поможет.
        Но еще больше пугало то, что, несмотря на грозные слова, Креон и сам боится. На Кефтиу дела обстоят еще хуже, чем предвидели дядя с племянником.
        В первую ночь, когда Короносы и их воины вытащили корабли на берег, они натерли лица сажей и принесли в жертву Злобным черного барана. Потом ждали знака, но так и не дождались. Духи воздуха и тьмы где-то далеко.
        Но как такое возможно? Злобных притягивают пепелища и запах гари. Почему же их не манит огромный остров, засыпанный пеплом?
        Ответ на этот вопрос Теламон узнал от кефтийского пленника.
        - Когда пришло Великое Облако и с неба посыпался пепел, Верховная жрица прибегла к мощным чарам, чтобы отпугнуть Злобных, - испуганно тараторил пастух. - Наша кефтийская магия очень древняя и очень сильная.
        За дерзость кефтийца беспощадно высекли, но с тех пор его слова не шли у Теламона из головы.
        - Ох уж мне эта кефтийская магия! - сплюнул Креон, будто угадав мысли Теламона.
        Дядя ткнул племянника в грудь толстым указательным пальцем:
        - Смотри не ошибись.
        - Я точно знаю, - ответил Теламон с уверенностью, которой не ощущал.
        Вскоре Креон завернулся в плащ и улегся спать. Больше они не разговаривали.
        Теламону не сиделось на месте, и он решил обойти лагерь. В мыслях Теламон называл его «своим». Юноша гордился шатрами из шерсти и одетыми во все черное воинами. Вдоволь наевшись оленины, те разошлись по своим шатрам. Охранять лагерь остались трое.
        «Вот разыщу кинжал, и будете подчиняться мне», - думал Теламон.
        Он почти ощущал в руке тяжесть рукоятки и силу, которую кинжал дает владельцу. Первый вождь Дома Короносов выковал его из шлема убитого врага и утолил жгучую жажду расплавленной бронзы кровью из собственных боевых ранений. Пока кинжал принадлежит клану, Дому Короносов ничто не страшно.
        - Я верну кинжал, - пробормотал себе под нос Теламон. - Я, а не Креон.
        Порыв ветра раскачал ветви деревьев, и снег запорошил ему плечи. Только тогда мальчик заметил, что забрел в сосновый лес. Даже в плаще из волчьей шкуры и сапогах с подкладкой из овчины Теламон продрог до костей. Но похолодеть его заставил не только мороз, но и сомнения.
        «Что, если я и впрямь ошибся? - думал Теламон. - Веду наших в святилище, охраняемое древней магией, и все зря?»
        Сегодня он видел высоко в небе сокола. Птица напомнила ему о Пирре. На ее печати вырезан сокол, да и глаза у девчонки точь-в-точь соколиные - темные, быстрые, смотрят пристально.
        А ночью она ему приснилась. Пирра стояла рядом с Гиласом, а тот держал кинжал. Девчонка положила руку Гиласу на плечо, и они вместе дразнили Теламона: «Не достанешь, не достанешь!»
        Мальчик проснулся с мокрыми от слез щеками и чувством одиночества. Но уже через секунду на место грусти пришли злоба и стыд. Как они смеют вторгаться в его сны?
        Летом Пирра ударила Теламона ножом в бедро. На ноге остался шрам. Вот поймает он ее и тоже оставит ей шрам на память о себе. Тогда они будут квиты.
        Теламон ненавидит Пирру, и все же эта девчонка не идет у него из головы. Особенно ее слова на Талакрее. Они будто выжжены у Теламона на сердце. «Гилас сильный, а ты слабый. И всегда будешь слабым».
        Руки Теламона сжались в кулаки.
        - Значит, слабаком меня считаешь? - вслух произнес он. - Скоро я до тебя доберусь, Пирра. Ну, попадись ты мне…
        Тут захрустел снег, и в темноте показалась высокая фигура Иларкоса с горящей головней в руке.
        - Подумал, что тебе небезопасно оставаться одному, мой господин. Тут бродят чудовища.
        Теламон ощетинился. А со взрослым воином Иларкос бы нянчиться не стал!
        - Неужто ты веришь в эти сказки? - поддразнил Теламон.
        Иларкос пожал плечами и коснулся лука, висевшего у него на плече.
        - Верю или нет, а оружие всегда при мне.
        Вдруг Иларкос напряженно застыл.
        - Что это там? - прошептал он.
        Теламон проследил за взглядом воина, и у мальчика перехватило дыхание.
        В двадцати шагах от них под темным кустом виднелось светлое пятно.
        Сердце Теламона сжалось от страха. Но при Иларкосе слабость выказывать нельзя.
        - Это не чудовище, - шепотом произнес он. - Это… Да это же лев! Дай мне свой лук, скорее!
        - Лев? - тихо переспросил Иларкос. - Они на Кефтиу не водятся!
        - Говорят тебе - дай лук!
        Пальцы Теламона сомкнулись на холодном дереве. Дрожащей рукой он выхватил из колчана стрелу.
        Затаившийся в темноте зверь почуял опасность и отскочил в сторону, но Теламон молниеносным движением натянул тетиву и выпустил стрелу. Она просвистела в воздухе и достигла цели.
        - Ты попал! - воскликнул Иларкос.
        Сбежались воины с факелами, но когда они пошли искать тело зверя, то нашли только брызги крови на снегу.
        - Вот, убедились? Я его подстрелил! - с победоносным видом возвестил Теламон.
        Схватив факел, он принялся разглядывать следы львиных лап, ведущие наверх.
        - Меткий выстрел, господин, - похвалил Иларкос. - Давайте выследим эту зверюгу и добьем ее.
        Теламон задумался:
        - Нет. Воины устали, а лев и сам подохнет. До утра туша никуда не денется.
        Иларкос отвесил ему поклон:
        - Как пожелаешь, господин.
        Стараясь не выказывать ликования, Теламон вернул Иларкосу лук, но втайне мальчик едва не лопался от гордости. «Вот так-то, Пирра, - мысленно обратился он к девчонке. - Я подстрелил льва. Ну и кто после этого слабак?»
        13
        Открыть глаза не хватало сил, и все же Пирра сразу почувствовала: ей лучше. Лихорадка отступила, голова не болит.
        Зарывшись в овечьи шкуры, Пирра наслаждалась от души: наконец-то боль прошла! «Я жива, - смутно пронеслось в голове. - Я выжила…»
        Через некоторое время Пирра проснулась снова. В горле пересохло так, что девочка даже сглотнуть не могла, а живот подвело от голода.
        - Усерреф! - позвала она. - Силея!
        Тишина. В комнате темно и холодно: огонь в жаровне не поддерживали, и он потух. Ох уж эта Силея!
        Пирра позвала еще раз, но рабыня все не шла, а кувшин для воды стоял пустой. Силея вечно «забывает» его наполнить, потому что резервуар в подвале, а она боится тамошних духов.
        - Никакого толку от нее! - пробормотала Пирра и свесила ноги на пол.
        Перед глазами сразу запрыгали точки, а кровь зашумела в ушах. Дожидаясь, когда слабость пройдет, Пирра заметила на спинке кровати амулет Усеррефа - уаджет. Должно быть, египтянин оставил его, чтобы Пирра не беспокоилась, - а то вдруг она проснется, а Усеррефа нет рядом. Надев уаджет на шею, Пирра ухватилась за спинку кровати и встала на ноги.
        И снова шум в ушах, а потом что-то брякнуло у нее под ногой. Пирру опять охватило чувство утраты. Да это же миска Эхо!
        - Эхо, пожалуйста, вернись ко мне, - вслух взмолилась Пирра. - Очень тебя прошу.
        Но сердцем Пирра чувствовала: Эхо далеко.
        На то, чтобы натянуть тунику, штаны и сапоги, ушла целая вечность. А пока Пирра одевалась, в голове замелькали обрывки воспоминаний.

* * *
        Вот Пирра бьется в лихорадке, а Усерреф держит ее и с непривычной для египтянина резкостью отдает распоряжения Силее.
        - Чего встала? Принеси ей воды!
        - Н-не м-могу, - заикается Силея. - Дотронусь до нее - и умру!
        Усерреф ругается на рабыню по-египетски. Таких слов Пирра от него раньше не слышала. А потом Усерреф велит Силее принести дров для жаровни.
        Когда та выходит, египтянин капает ледяную воду в рот Пирры: чувство такое, будто там кто-то развел огонь.
        - Пирра, ты меня слышишь? Мне надо сходить за ясенцом, только он тебя спасет. В деревне его нет, поэтому вернусь не скоро. Приду, как только смогу…
        - Усерреф, погоди! - с удивительной для больной силой Пирра вцепилась в его запястье. - Если я умру…
        - Ты не умрешь, - перебил Усерреф.
        - Дослушай, это очень важно! Кинжал Короносов…
        - Пирра, успокойся…
        - Его украла я! На Талакрее. И взяла его с собой на Кефтиу.
        - Пирра, ты бредишь…
        - Я говорю правду! Клянусь Оком Херу. - Не выпуская запястье Усеррефа, Пирра приподнялась на локте. - Если я умру, возьми его и спрячь там, где Воронам его не найти. Береги кинжал, Усерреф. Надо будет - жизнь за него отдай. При первой возможности уничтожь его!
        - Ты не умрешь, - упрямо повторил египтянин.
        - Дай клятву. Это приказ.
        Наконец Усерреф понял, что Пирра говорит серьезно. В его взгляде отразились одновременно и потрясение, и гордость, а потом египтянин сжал в кулаке амулет в виде глаза и произнес слова клятвы.
        Прежде чем снова погрузиться в лихорадочное забытье, Пирра рассказала, где спрятан кинжал.
        - Помни, - выдохнула она. - Кинжал способно уничтожить только божество…

* * *
        За стенами святилища грохотал водопад, но внутри царила мертвая тишина. Пирра завернулась в плащ из лисьих шкур и, цепляясь за предметы, добралась до двери комнаты.
        Святилище оказалось погружено во тьму. Проходя мимо Бдящих, Пирра чувствовала на себе взгляд их неживых бронзовых глаз.
        В комнате Усеррефа тоже было пусто и темно. Пирра забеспокоилась. Египтянину пора бы уже вернуться. Вдруг с ним что-то случилось?
        В комнате Силеи те же холод и темнота.
        - Вот нахалка! Ну, если ты опять к стражникам побежала… - пробормотала себе под нос Пирра. - Силея? Силея!
        Девочка осеклась и разразилась кашлем. Служанку отчитать можно и потом, а сейчас надо попить.
        Все кувшины стояли пустые. Ругая Силею на чем свет стоит, Пирра вернулась в комнату рабыни, одним пинком отбросила в сторону циновку, скрывавшую люк, и, покачиваясь от слабости, спустилась по лестнице в холодную, сырую, пахнущую землей темноту подвала.
        Вода булькала в трубе, ведущей от горного потока к резервуару. Нащупав веревку, Пирра вытянула ведро. Работа далась ей тяжело: она вся вспотела и ослабла. От ледяной родниковой воды сводило зубы, зато по всему телу разлилась сила Така Зими. Пирра нашла мешок с миндалем и сунула горсть в рот, потом взяла из корзины сушеных фиг. Прихватив несколько штук с собой, Пирра с трудом поднялась по лестнице.
        Одну фигу она оставила в святилище в качестве подношения. Жуя остальные, девочка вышла на крыльцо.
        Была ночь, и если не считать мерцающего сияния снега, во дворе царила тьма. Кроме приглушенного шума водопада и горного потока, протекавшего за стенами, Пирра не уловила ни звука.
        На один из бычьих рогов села ворона, взглянула на девочку и каркнула.
        - Кыш отсюда! - прокричала Пирра.
        Птица улетела, но голос Пирры прозвучал слабо, неуверенно. После этого тишина казалась еще более глубокой.
        Пирра в растерянности озиралась по сторонам.
        Огонь во дворе не горит. На стенах ни единого факела. Да и стражники куда-то подевались.
        И тут в голову Пирре пришла ужасная мысль. Она побежала через двор, толкнула дверь и ворвалась в караульное помещение. Девочку сразу обдало холодом: такой бывает только в местах, которые уже некоторое время пустуют.
        Пирра кинулась к воротам. Они оказались заперты на засов.
        - Выпустите меня! - закричала Пирра.
        «Меня… Меня…» Ее слова эхом отразились от стен и вернулись обратно к Пирре. Она попыталась поднять засов, но для этого нужны двое крепких мужчин, а одной ослабевшей после болезни девочке такая задача не под силу.
        Пирра потрясенно уставилась на многочисленные беспорядочные следы у ворот. Люди заперли их на засов, а потом перелезли на другую сторону, втянули за собой лестницу, а больную бросили одну.
        Ворона вернулась с резким карканьем: птица будто потешалась над девочкой. Ворона со смехом скрылась в ночи.
        Пирра медленно пересекла двор, поднялась по ступенькам. Она уставилась на то, чего до этого не заметила. На двери ее комнаты красовался белый меловой отпечаток: знак Чумы.
        Силея и стражники бежали из Така Зими, заперли Пирру внутри, чтобы ее дух не последовал за ними, и оставили ее умирать.
        14
        Гилас поглядел вслед пролетевшей мимо вороне и подумал: а вдруг это дурной знак? С тех пор как мальчик покинул хижину, ему не давало покоя ощущение, что на Горе Дикти происходит что-то неладное.
        Весь день Гилас следовал указаниям Акастоса, поднимаясь на горный гребень через заснеженный лес. Мальчик нашел расколотую молнией сосну, но тут над его головой сомкнулись тучи. Ни треснувшей скалы, ни водопада не разглядеть. Где же Така Зими?
        А еще Гилас беспокоился за Разбойницу. Он не видел львицу с тех пор, как рухнул возле хижины, - даже следов ее не попадалось. Пережила ли она метель? Увидит ли он ее когда-нибудь снова?
        Впереди сокол кинулся на ворону. Но хищник не заметил, что перед ним всего лишь вороненок. Родители сразу кинулись на защиту птенца. Незадачливому охотнику изрядно досталось от их клювов и когтей. Застигнутый врасплох сокол укрылся на сосне, а вороны улетели с возмущенным карканьем.
        Гилас поглядел на съежившегося на ветке сокола: глаза круглые, испуганные. Тут мальчик разглядел, что перед ним соколиха. Оперение пятнистое - значит, молодая.
        - Теперь будешь знать, что с воронами лучше не связываться, - сухо произнес Гилас. - В следующий раз голубей лови.
        Встряхнувшись, соколиха улетела со звонким «э-э-э».
        Глядя на нее, Гилас вспомнил печать Пирры: на ней вырезан крошечный сокол. Вспомнил он и то, как отчаянно девочка жаждала свободы, и его сразу охватило уныние. Гилас так и не нашел ни Пирру, ни Разбойницу, ни даже Така Зими.

* * *
        Соколиха злилась на себя. Ее снова постигла неудача, и теперь приходится глодать жалкие остатки сгнившего зайца: их она нашла на скале. Когда же соколиха наконец сможет похвастаться первой добычей?
        А еще птица скучала по девочке. Странно. Она ведь наземное существо, к тому же человек. Но соколихе все равно ее не хватало. Она с тоской вспоминала яркую окраску девочки, ее тихое, медленное дыхание, еду из мешочка, который та всегда носила на поясе. А больше всего соколиха скучала по ней, когда поднималась в небо: раньше, когда она летала, дух девочки парил вместе с ней.
        Дав ветру поднять себя повыше, соколиха принялась кружить над горой. Вот далеко внизу полевка зарывается в снег, а мальчик карабкается на кряж. А впереди виднеется ее прежнее гнездо и можжевельник, на котором она однажды застряла.
        Вдруг соколиха замерла в воздухе. Что-то стряслось. Она не знала, что именно, но чувствовала это всем телом, до кончиков перьев.
        Девочка в беде.

* * *
        Вот деревья поредели, и перед Гиласом разверзся обрыв. У мальчика упало сердце. А ведь Акастос предупреждал - «старайся держаться высот, ущелье обойди стороной». И вот оно, то самое ущелье - зияет прямо перед Гиласом.
        Над пропастью натянуты три веревки. На пике Ликас тоже делают такие мосты: на одну веревку встаешь, за две другие, на уровне плеч, держишься. Гилас и тогда таким мостам не доверял, а сейчас тем более не собирался. Видно, он слишком рано спустился с горного гребня. Сейчас он вернется и поднимется повыше.
        Но не успел Гилас пуститься в обратный путь, как тучи расступились и прямо над ним возникла отвесная скала из голого серого камня. Она расколота надвое, и хотя водопада не видно, до слуха долетает его приглушенный рев. Гилас зашагал быстрее. До Така Зими он еще не дошел, но скоро будет на месте.
        Пройдя несколько шагов, Гилас наткнулся на большие круглые отпечатки лап на снегу. У мальчика упало сердце. Следы Разбойницы забрызганы кровью! В голове замелькали картины одна страшнее другой: Разбойницу поднял на рога бык, ее пронзил копьем охотник…
        Кровь не успела замерзнуть: выходит, следы свежие. Они вели к высоким валунам на восточном склоне горного гребня.
        Гилас замер в нерешительности. Искать Разбойницу или идти к Така Зими? Разбойница или Пирра?
        - Обе, - вслух ответил сам себе мальчик.
        Но сначала надо помочь Разбойнице. Следы петляли зигзагами, будто львица шла, покачиваясь. Отпечатки левой передней лапы смазанные: Разбойница волочила ее за собой.
        Заранее боясь того, что сейчас увидит, Гилас пошел по следу и добрался до низкой пещеры, скрытой среди высоких камней. Следов, ведущих наружу, нет. Разбойница сейчас там.
        - Разбойница! - тихонько позвал Гилас.
        Тишина. Снег упал с ветки так неожиданно, что мальчик подпрыгнул. Он вытащил нож. Раненый лев - одно из самых опасных существ на свете. Да и вообще, Гилас сомневался, узнала ли его Разбойница, вспомнила ли, что когда-то они были друзьями.
        А потом Гилас сообразил, что Разбойница наверняка боится оружия. Увидит нож - близко его к себе не подпустит. Дрожащей рукой мальчик отвязал ножны от пояса и вместе с топором оставил на снегу у входа в пещеру. То, что задумал Гилас, - чистой воды безумие. Если не повезет, эта ошибка станет для него последней. Но он не может бросить Разбойницу. Гилас уже один раз ее покинул.
        Опустившись на четвереньки, мальчик заполз в пещеру.
        Низкое, рокочущее рычание прозвучало как предостережение.

* * *
        Маленькая львица взмахнула хвостом и зашипела, но мальчик подобрался к ней ближе. Он заговорил с ней. Она улавливала в его голосе опаску, чуяла исходивший от него запах страха, и все же мальчик не отступал.
        Львица снова оскалилась и прошипела: «Уходи!»
        Мальчик замер, но продолжал с ней разговаривать.
        Львица зареклась доверять людям, и все же на один короткий взмах хвоста она вспомнила, как давным-давно мальчик говорил с ней. Она тогда была еще совсем малышкой. Сейчас его голос звучит ниже, но он такой же добрый и спокойный, а еще мальчик издает те же звуки, какими раньше подзывал ее. Неужели он нарочно ее разыскал?
        Маленькую львицу опять пронзила боль, и она принялась рыть когтями землю.
        Мальчик подполз еще ближе. Его голос дрожал, но он продолжал говорить.
        Внутри у львицы боролись боль, страх и надежда. Мальчик - всего лишь обычный человек, такой же, как они все.
        Оскалившись, львица зарычала на него: «Уходи, а то не поздоровится!»

* * *
        Гилас замер. По пещере разносился яростный рев Разбойницы.
        В темноте он разглядел древко стрелы, застрявшей в ее плече.
        - Кто тебя подстрелил, Разбойница? - спросил он как можно более спокойным тоном.
        Та прижала уши и наградила его таким взглядом, будто хотела растерзать на месте. В ее черных глазах лишь холод. Ни проблеска узнавания.
        - Ты же меня не забыла, правда? - подрагивающим голосом выговорил мальчик. - Иначе во время метели ты не привела бы меня к Акастосу. Ты ведь не случайно подошла ко мне, тыкалась носом мне в лицо…
        Хриплое шипение заставило Гиласа отпрянуть. Длинные белые клыки сверкнули в темноте.
        Прижавшись к стене пещеры, чтобы Разбойница не чувствовала себя загнанной в угол, мальчик опять стал подбираться к ней.
        - Помнишь, когда ты была маленькой, я смастерил для тебя мячик из стеблей? А как я вытащил шип у тебя из лапы?
        С молниеносной быстротой Разбойница выбросила вперед лапу и рассекла ею воздух всего на расстоянии пальца от щеки Гиласа.
        По бокам у мальчика ручьями стекал пот.
        - Когда я вынул шип, тебе было больно, но я сделал так, что тебе полегчало. Помнишь, Разбойница?
        Он подошел так близко, что чувствовал ее насыщенный львиный запах, смешанный с металлическими нотками крови. Разбойница то выпускала, то убирала свои огромные черные когти. Одного удара хватит, чтобы сломать Гиласу шею.
        - Т-ты ведь не желаешь мне зла, Разбойница? - прозаикался мальчик.
        С пугающей быстротой она рванулась к нему. Клыки щелкнули возле самого лица.
        - Т-ты не хочешь мне навредить, - повторил Гилас. - Я твой друг, я пришел помочь.
        На секунду их взгляды встретились. В темноте было не разглядеть, пробудилось ли хоть одно воспоминание в этих прищуренных, полных боли глазах.
        Гилас набрал полную грудь воздуха и протянул трясущуюся руку к древку стрелы.
        Дальше события развивались очень быстро. Гилас ухватил древко и потянул на себя. Разбойница нанесла стремительный удар передней лапой. Острая боль пронзила бок. Львица отбросила мальчика к стене и выбежала из пещеры.
        А потом повисла звенящая тишина.
        Морщась, Гилас ощупал ребра. Кости целы: мальчик отделался ушибом. Разбойница не выпускала когти, иначе она бы ему брюхо вспорола.
        Еще не до конца придя в себя, Гилас подполз к выходу из пещеры. На склоне Разбойницы не видно, только между деревьями виднеются забрызганные кровью следы. Заживет ли рана? Поймет ли Разбойница, что он желал ей добра?
        Постепенно бешеное биение сердца унялось, и только тогда Гилас сообразил, что до сих пор сжимает в кулаке стрелу.
        Мальчик уставился на нее во все глаза. Наконечник в форме листа тополя сделан из черного обсидиана.
        У Гиласа кровь зашумела в ушах. Точно такой же обсидиановый наконечник он когда-то выдернул из собственной руки.
        Эти стрелы ни с какими другими не перепутаешь.
        А значит, Вороны здесь.
        15
        С наблюдательного пункта на стене Пирра заметила внизу какое-то движение. Между соснами мелькали черные плащи и бронзовые копья. Вороны.
        Мысли испуганно заметались в голове. Они выследили ее и теперь пришли за кинжалом! Сейчас ворвутся в святилище и, не найдя того, что им нужно, будут пытать Пирру, пока она не признается, где его прячет.
        Но если они подумают, что ее здесь нет…
        Присев на корточки за можжевельником, Пирра сорвала с себя пояс, склонилась над краем пропасти и швырнула его в терновый куст. Как она и рассчитывала, пояс из овчины зацепился за ветки. Пусть Вороны решат, что она упала с обрыва.
        А вдруг они сразу раскусят ее уловку и перевернут Така Зими вверх дном?
        Спустившись во двор, Пирра побежала к святилищу, хотя каждый шаг давался ей с трудом. На ступеньках она остановилась, стараясь расслышать что-нибудь, кроме шума потока и своего тяжелого дыхания.
        Снег хрустел под сапогами. Как же они так быстро поднялись на Гору?
        Пирра оглянулась. Нет, только не это! Ее следы пересекали двор, четко указывая, куда она побежала. Кусая губы, девочка сбежала вниз по ступенькам и принялась заметать их плащом.
        За стенами раздались резкие крики мужчин; воины замолотили кулаками по воротам. Не в силах сдвинуться с места, Пирра застыла. Девочка не сводила глаз с засова. Пока он держался, но надолго Воронов такая преграда не остановит.
        Внезапно все звуки стихли, но тишина пугала еще сильнее. Тут в верхнюю часть стены врезалось что-то тяжелое. Сердце Пирры сжалось от страха. Вороны набросили веревочную петлю на один из бычьих рогов. Сейчас через стену перелезет воин и сразу заметит ее!
        В покоях Пирры спрятаться негде. Она кинулась в комнату Силеи, отшвырнула в сторону циновку и рывком подняла люк, ведущий в подвал.
        Тут Пирра вспомнила про следы. Вернулась, вытирая с каменного пола мокрый снег с сапог. А потом Пирра наполовину свалилась, наполовину съехала по лестнице в подвале. Внизу она замерла, прислушиваясь.
        Ни звука. Но Пирра ясно представляла, как целая армия штурмует стены, потом поднимает засов, и Вороны вливаются во двор черной рекой.
        Пирра бесшумно опустила люк, перед этим потянув за кончик циновки в отчаянной попытке скрыть свое убежище.
        В подвале темно так, что хоть глаз выколи, но Пирра ощупью отыскала зазор между стеной и сосудом с маслом и втиснулась туда.
        Пахнет сырой землей, неподалеку журчит горный поток. Ледяной воздух задувает через дыру, которую Пирра проковыряла за зиму. Только зря время потратила.
        Сообразив, что ее бросили умирать, Пирра опять спустилась сюда: хотела прорыть дыру побольше. Но после болезни она так ослабела, что вскоре пришлось бросить работу и ползти обратно в постель.
        - Все здесь обыщите, ничего не пропускайте! - прокричал резкий голос.
        У Пирры замерло сердце.
        Девочке вспомнилось лето, когда она побывала в крепости Креона и видела его самого. Сальные косы воина, массивный кулачище, сдавивший безобидного ужа и швырнувший извивавшуюся змею в огонь…
        Пирра стиснула в кулаке свою печать, стараясь нащупать очертания крошечного сокола. Но у нее слишком сильно тряслись пальцы.

* * *
        Теламон стоял во дворе, наблюдая, как его люди обыскивали караульное помещение, и тут на можжевельник на стене сел сокол и несколько раз пронзительно вскрикнул. Казалось, птица предупреждала об опасности.
        Воины уставились на сокола. Креон прищурился и потянулся к висевшему на плече луку.
        - Сокол, - пробормотал он себе под нос. - Что бы это значило?
        - Девчонка здесь, - ответил Теламон. - Ее личная печать - сокол. Сейчас мы ее отыщем.
        Тут к ним подбежал Иларкос.
        - Вот что мы нашли, - отдуваясь, выговорил воин. - Он зацепился за куст на краю пропасти.
        Теламон молча взял изысканный плетеный пояс из овчины, покрытый позолотой. Такую вещь может носить только дочь Яссассары.
        - Наверное, она упала, - продолжил Иларкос. - Или спрыгнула…
        - Или это хитрость, - перебил Креон.
        Сокол снова закричал: «Э-э!» Иларкос с тревогой покосился на птицу.
        - Кефтийская магия сильна, господин. Говорят, здешние жрицы умеют превращаться в птиц…
        - Пирра не жрица, - холодно возразил Теламон, наматывая пояс на запястье. - Она обычная девчонка.
        - Значит, продолжаем поиски, - прорычал Креон. - Я возьму людей и обойду склоны.
        Теламон кивнул.
        - А я останусь здесь и прослежу, чтобы святилище обыскали сверху донизу. Не тревожься, дядя. Мы найдем ее, а вместе с ней и кинжал.
        - Будем надеяться, - мрачно произнес Креон.
        Но кефтийской магии побаивался не один Иларкос: Теламон с досадой заметил, что его люди не решаются подойти к святилищу.
        Чтобы показать, что ему страх неведом, Теламон взбежал на крыльцо, перепрыгивая через две ступеньки. Но потом замер в нерешительности. На первой же двери кто-то оставил белый знак Чумы. Войдя в эту комнату, Теламон рискует заразиться.
        «Это работа для рядовых воинов, - сказал он себе. - А я командир. Командиры не рискуют жизнью из-за пустяков».
        Теламон быстро стер рукавом мел и позвал своих людей, велев им осмотреть комнату. На остальных дверях знаков не оказалось. Эти комнаты он может обыскать и сам.
        Заходя в первую, Теламон подумал: нет, с поясом все не так просто. Пирра не спрыгнула с обрыва и не упала в пропасть. Она здесь.

* * *
        Пирра слышала, как у нее над головой в комнату вошел мужчина, и поглубже забилась в свое укрытие.
        Оглушительный грохот заставил ее вздрогнуть. Пирра чуть не опрокинула сосуд. Она молилась Богине, чтобы та не дала Воронам заметить люк.
        Снова шум и удары. Похоже, Вороны опрокинули кровать Силеи, перебили горшки и лампы, разнесли все, что попалось под руку. Но люк оставался закрытым. Может, на крышку упала кровать Силеи и скрыла его от посторонних глаз?
        В подвале кружила пыль, и Пирра едва сдерживалась, чтобы не закашляться.
        - Я знаю, что ты здесь, - произнес голос у нее над головой.
        Он прозвучал совсем близко.
        Пирра застыла, не дыша. Она узнала этот голос.
        - Выходи сама, и мы тебя не тронем, - продолжил Теламон. - Даю слово.
        К своему ужасу Пирра поняла, что вот-вот чихнет. Девочка зажала рот и нос.
        Наверху ни звука. Теламон прислушивался.
        Убедившись, что теперь точно не станет чихать, Пирра опустила руку. Вспотевшие пальцы нащупали печать на запястье, и девочка вцепилась в аметистового сокола, молясь Богине: «Спрячь меня, пожалуйста!»
        Раздался звук бегущих шагов, и второй мужчина что-то затараторил, но до Пирры долетало лишь глухое бормотание.
        - Это хорошо, - резко бросил Теламон. - Иди доложи господину Креону.
        Пирра плотнее сжала печать. Крошечный сокол вонзился в ее ладонь.
        - Пирра, тебе меня не провести, - спокойно проговорил Теламон. - Мои люди обыскали твою комнату. Твоя постель еще теплая.

* * *
        Скользя по небу на воздушных потоках, соколиха наблюдала, как люди ползают по всему гнезду, точно муравьи. Девочку она не видела, но чувствовала, что та в беде. Соколиха слышала ее зов.
        Чтобы поближе рассмотреть, что происходит, птица развернулась в воздухе и нырнула вниз, к самому крупному из людей. Мужчина высоченный и здоровенный, с плеч у него свисают странные черные крылья - вялые, для полета совсем не годятся. Цветом они похожи на вороньи, только без фиолетового и зеленого отлива. От мужчины исходит неприятный горький запах злости, смешанной со страхом.
        Похоже, он ее боится. Когда соколиха пролетела у него над головой, тот пригнулся. Соколиха удивилась. Неужели думал, что она летит прямо на него? Она ведь не дурочка! Мужчина просто огромный. Это все равно что в валун врезаться. Но человеку такая простая мысль в голову не пришла, и у соколихи появилась идея.
        Когда она опять нырнула вниз, мужчина схватился за палку со шнуром и при помощи нее запустил в воздух еще одну палку. Та, подрагивая, полетела к соколихе. Но двигалась до того медленно, что соколихе даже стало смешно. Увильнуть от нее оказалось даже слишком легко. Неужели человек всерьез надеялся попасть в сокола этой штукой?
        Позволив ветру отнести ее подальше, птица окинула взглядом горный склон. Она заметила еще нескольких людей-воронов. Те с трудом пробирались по снегу к гнезду. Возле радужного потока водопада мелькнула фиолетовая ласка. Но куда подевалась девочка?
        И тут соколиха заметила, как под водопадом зашевелились кусты. Там затаился мальчик - тот самый, который видел, как она пыталась поймать ворону, но не сумела. Соколиха подлетела ближе.
        Нет, этот мальчик не из людей-воронов. От него пахнет лесом. И вообще, он какой-то странный: в отличие от других знакомых соколихе людей волосы у него не черные, а темно-золотистые с проблесками оранжевого, точь-в-точь как перья орла.

* * *
        Из укрытия под водопадом Гилас с ужасом наблюдал, как Вороны переворачивали Така Зими вверх дном: вытаскивали сундуки на крыльцо и рубили их в щепки топором, пронзали копьями матрасы, ломали табуреты, били горшки и лампы.
        Пирру Гилас не заметил. Возможно, причиной этому разгрому досада: Вороны не могут ее найти и вымещают зло на убранстве святилища.
        Вдруг Гилас уловил наверху какое-то движение. У него над головой пролетела птица. Он узнал эту молодую соколиху. На нее еще Вороны накинулись. Озадаченный, Гилас смотрел, как она с тревожными криками кружила над Така Зими, - казалось, птица кричала на воинов.
        Должно быть, это знак. Соколиха будто говорила ему пронзительным голосом, что Пирра здесь и ей нужна помощь. По крайней мере, так ее понял Гилас. А если он ошибся, то сейчас будет рисковать жизнью зря.
        Возле того места, где прятался Гилас, поток спускался по осыпному склону, поросшему кустами можжевельника, и огибал угол святилища. Укрыться здесь особо негде, зато вода заглушает звуки.
        Ну подберется Гилас к святилищу, и что потом? Стены неприступные, на такие не взберешься, вдобавок Така Зими кишмя кишит Воронами.
        Пока Гилас раздумывал, ветер донес до него горькое зловоние. У мальчика упало сердце. Над крышей святилища поднимался черный дым; оранжевые языки пламени лизали соломенную кровлю.
        Если Пирра внутри, надо спешить!
        Вороны подожгли Така Зими.
        16
        Треск пламени становился все громче. В подвал сочился дым. Сердце Пирры бешено стучало о ребра. Здесь оставаться нельзя, иначе она сгорит.
        Пирра потянулась к люку над головой. На ощупь он оказался горячим. Девочка толкнула его, но он не открылся. Она налегла сильнее. Крышка не сдвинулась с места. Пирра с трудом сдержала крик. Девочка просила Богиню, чтобы та спрятала ее, но теперь предмет, загородивший люк, не дает Пирре вылезти наружу!
        - Пирра, игра окончена! - Голос Теламона доносился издалека: наверное, он выбежал во двор. - Скажи, где ты, и я тебя вытащу!
        Пирра представила, как он стоит на снегу, упиваясь злорадством, и страх сменился холодной яростью: «А ты только об этом и мечтаешь, да, Теламон? Захватить меня в плен, а потом хвастаться, чтобы перед тобой склонился весь Кефтиу. Вот только я не ласка, забившаяся в нору. Я дочь Яссассары, и мне ничья помощь не нужна».
        - Пирра, выходи! - между тем кричал Теламон. - Глупо умирать из одного упрямства!
        Стиснув зубы, Пирра ощупью отыскала молоток и клин: их девочка спрятала возле трубы с водой. Она предпримет еще одну последнюю попытку прорыть ход на волю. Лучше умереть, чем сдаться Воронам.
        Клин торчал между двумя камнями по краю дыры: там Пирра оставила его в прошлый раз. Она со всей силы ударила молотком по клину, и один из камней покачнулся. Пирра накинулась на него как одержимая: пинала, тянула, била молотком. Но камень не поддавался.
        - Пирра, хватит дурака валять! - прокричал Теламон.
        Паника нарастала, но Пирра не сдавалась. Вдруг камень зашевелился сам собой, и тут его кто-то выдернул. Через дыру высунулась рука и схватила Пирру за запястье. Раздался хриплый шепот:
        - Пирра, это я!

* * *
        К счастью, Пирра не стала тратить время на глупые вопросы, как он ее нашел. Того и гляди Вороны нагрянут!
        Стоило Гиласу убрать первый камень, и дыра сразу стала в два раза больше. Теперь вытащить второй камень будет проще. Они с Пиррой работали с остервенением, не произнося ни слова. Гилас копал и двигал валун, используя в качестве рычага палку, Пирра помогала с другой стороны молотком. Наконец они его вытащили. Третий камень Гилас выбил ногами. Хотел помочь Пирре вылезти, но она уже сама протиснулась наружу.
        Схватив девочку за руку, Гилас потащил ее вверх по склону. Им на помощь пришел ветер: скрыл их в облаке удушливого дыма, пока они перебегали от куста к кусту. Но эта завеса так же хорошо спрячет и подбирающихся Воронов.
        Наконец они добрались до камней у водопада: Гилас прятался возле них, наблюдая за тем, что делалось в святилище. Пирра прислонилась к камню и согнулась пополам, уперев руки в колени. Гилас в первый раз рассмотрел ее как следует - и вздрогнул от неожиданности. Лицо серое, изможденное, под глазами синие круги. Похоже, девочке не по силам даже вскарабкаться на горный кряж, а о том, чтобы через Гору перевалить, и речи быть не может.
        - Ты как? - переводя дух, выговорил Гилас.
        - А сам как думаешь? - язвительно бросила она и сразу стала похожа на себя прежнюю. - Я только что болела, сил совсем нет! А еще я потеряла печать, - прибавила Пирра, с ужасом глядя на кровавую царапину на запястье.
        Но Гилас только фыркнул.
        - Вернуться за ней хочешь? Не выйдет.
        - Знаю, - сердито бросила Пирра.
        Гилас улыбнулся ей, но девочка не ответила. Она из последних сил держалась на ногах.
        А внизу крыша Така Зими с треском провалилась, и к небу взлетело оранжевое пламя. В дыму мелькали фигуры воинов. Гилас заметил, что они осматривают землю под стенами. Скоро Вороны заметят дыру, и тогда в момент выследят беглецов.
        Гилас понял: соображать надо быстро. Отступать тем путем, каким он сюда пришел, - значит долго карабкаться по склону мимо водопада к вершине горного гребня. Может, Пирра и осилит такой подвиг, но Вороны их в два счета догонят. Должен быть другой путь…
        - Пошли, - сказал Гилас. - Спустимся с другой стороны. Там ущелье, а над ним мост. Доберемся до другого края - перережем веревки. Тогда у нас будет целый день форы.
        Под прикрытием дыма Гилас и Пирра пустились в путь. Спотыкаясь, они брели между соснами к ущелью. Вернее, Гилас надеялся, что оно там, но в дыму трудно было что-то разглядеть. Время от времени перед ними будто ниоткуда возникали деревья и валуны, но ни одного Ворона беглецы не встретили.
        Однако это еще ничего не значит: что, если враги идут за ними по пятам?
        Когда сосны наконец расступились, у Гиласа гора с плеч свалилась. Вот оно, ущелье, а мост всего в нескольких шагах от них!
        - Это не мост, - отдуваясь, выговорила Пирра. - Тут одни веревки!
        - Самый настоящий мост, - возразил Гилас. - Одна веревка для ног, две для рук. Но лезть придется босиком.
        Он уже стянул с ног сапоги и повесил их на шею.
        - Я не смогу, - выговорила Пирра. - Я…
        - Сможешь. Быстрее, снимай сапоги, свяжи их вместе и вешай на шею.
        После секундных колебаний Пирра подчинилась, хотя Гилас по ее глазам видел: в успех она не верит.
        - Главное - не останавливайся, - учил ее Гилас. - Но и спешить не надо. Вниз не смотри.
        Пирра права: «мост» - всего лишь веревки из плетеной кожи; с одной стороны их привязали к трем потрепанным ветром соснам, с другой - к крепким дубам. Переход - шагов двадцать, а при мысли о том, с какой высоты они в случае чего полетят в пропасть, от страха в животе урчит. Одно неверное движение, и их с Пиррой от камней не отскребут.
        - Этот твой мост точно выдержит нас двоих? - тихо спросила Пирра.
        - Да, - ответил Гилас, хотя сам далеко не был в этом уверен.
        Мысленно поблагодарив Перифаса за то, что оставил ему веревку, Гилас обвязал один конец вокруг своего пояса, другой - вокруг пояса Пирры. Расстояние между ними два локтя; этого достаточно, чтобы они не мешали друг другу.
        Пирра только головой покачала:
        - Зачем ты нас вместе связал? Свалюсь - и тебя за собой утяну.
        - Не утянешь. Как-нибудь удержусь.
        Прежде чем Пирра успела возразить, Гилас ухватился обеими руками за две верхние веревки и ступил на нижнюю. Все три оказались натянуты так сильно, что даже не прогнулись. Слава богам, кефтийцы свое дело знали.
        - Смотри на меня, - велел Гилас, обернувшись через плечо. - А вниз не гляди.
        Мост был крепкий, но что пугало, так это дувший снизу ветер: порывы раскачивали его туда-сюда. Шедшая за Гиласом Пирра еле-еле держала равновесие: один раз чуть не перевернула вниз головой их обоих. Но каким-то чудом они продолжали идти. Дубы на другой стороне все приближались.
        Гилас оглянулся. Лицо Пирры выражало упрямую решимость; взгляд застыл поверх его плеча. Гилас не стал ничего говорить, чтобы не сбивать ее.
        До цели оставалось всего несколько шагов, как вдруг позади раздались крики, и мимо уха Гиласа просвистела стрела. Мысли испуганно заметались в голове. Здесь, высоко над ущельем, они с Пиррой легкие мишени. А может, Вороны просто перережут веревки - пусть беглецы рухнут в пропасть и разобьются.
        Пирре в голову пришла та же мысль: она замерла, и веревка на поясе у Гиласа дернулась. Он с трудом удержал равновесие.
        - Не останавливайся! - велел Гилас. - Совсем чуть-чуть осталось!
        - От меня не убежишь, Гилас! - раздался крик с другой стороны.
        Теперь резко встал Гилас. Он узнал голос Теламона.
        Поверх головы Пирры мальчик разглядел на краю обрыва своего бывшего друга. Тот натягивал тетиву, готовясь выпустить еще одну стрелу. К Теламону присоединились воины. Гилас ускорил шаг. Эх, надо было пустить Пирру вперед! Тогда он бы заслонил ее от стрел.
        Одна вонзилась в дуб прямо перед ними, еще несколько штук отскочили от камней. Гилас одним прыжком перемахнул на твердую землю, покачнулся, потом схватился за ветку дуба и обернулся, чтобы поддержать Пирру, если она будет падать.
        Девочка почти дошла, но тут Гилас заметил, как на другом краю обрыва Теламон повесил лук на плечо и ступил на мост. Гилас выхватил топор, готовясь перерезать веревку. Но нет, нельзя - Пирра еще на мосту.
        - Скорее! - поторопил он.
        Нога Пирры соскользнула. Гилас покрепче натянул связывающую их веревку, а девочка тем временем старалась удержать равновесие.
        Ветер трепал темные волосы Теламона, швыряя их ему в лицо, но тот не сбавлял шаг. И тут Креон - тиран, правивший на Талакрее, - подошел к самому краю и прицелился из лука в Пирру.
        Внезапно из облаков вынырнула темная молния и пронеслась прямо над головой у Креона. Ворон вздрогнул - и Пирра тоже.
        - Эхо! - воскликнула она. - Ты вернулась!
        - Пирра, иди, не отвлекайся! - прокричал Гилас.
        В следующую секунду она уже ступила с моста на землю, и Гилас тут же ударил по веревке топором.
        Сыромятная кожа не поддалась с первого раза, но Теламона мотнуло, и он едва не упал.
        - Теламон, поворачивай обратно! Сойди с моста! - предупредил Гилас. - Я не хочу тебя убивать, но если сделаешь еще хоть шаг - придется!
        Сын вождя сделал шаг. Гилас принялся рубить веревку. Лицо Теламона исказила гримаса ярости, но он понимал: Гилас не шутит. Теламон вернулся обратно на твердую землю. Всего через долю секунды веревка треснула. Вокруг засвистели стрелы Воронов. Гилас укрылся за дубами, разрубил одну из оставшихся веревок и поспешил на помощь Пирре: та резала третью веревку ножом.
        На другой стороне ущелья Теламон вскинул меч к небу.
        - Тебе от меня не уйти, Чужак! - взревел он с перекошенным от ярости лицом. - Клянусь Злобными и кинжалом Короносов, я разыщу тебя и брошу твой труп на съедение псам!
        Некоторое время бывшие друзья глядели друг на друга через ущелье. А потом Гилас разрезал последнюю веревку, и остатки моста полетели в пропасть.
        17
        - Стой, - пропыхтела Пирра. - Мне надо отдохнуть.
        - Только недолго, - велел Гилас. - Скоро стемнеет, пора искать место для ночлега.
        Девочка устало опустилась на камень. Гилас с тревогой заметил, что у нее посинели губы. Нет, далеко ей не уйти.
        В дороге они не разговаривали: все силы уходили на то, чтобы карабкаться по каменистым склонам и прокладывать путь через заснеженные леса, и вот теперь шли по оврагу. Ели, будто безмолвные часовые, охраняли замерзший горный поток, а на склонах тут и там зияли темные пещеры.
        Погони не было. По расчетам Гиласа, преследователи сейчас в одном дне пути от беглецов. Если только Вороны не нашли другой спуск.
        Прислонившись к дереву, мальчик ждал, когда Пирра немного придет в себя. Она сидела, упершись руками в колени, и тяжело дышала - вокруг нее на морозе поднимались облачка пара. Тут взгляды Гиласа и Пирры встретились, но оба поспешно отвернулись. Слишком много времени прошло со дня их последней встречи, слишком многое оставалось невысказанным.
        - Надо идти, - заметил Гилас.
        Подняв голову, Пирра смерила его холодным взглядом:
        - Как ты попал на Кефтиу? Зачем разыскал меня?
        - Пирра, потом поговорим, времени нет…
        - Я должна знать.
        Гиласу столько нужно было ей рассказать, но он не знал как и вместо этого спросил:
        - Почему тебя преследуют Вороны?
        Пирра облизнула губы.
        - Хотят отнять у меня кинжал, - понизив голос, ответила она.
        - Что?! Я думал, они вернули его себе!
        Пирра покачала головой.
        - Я взяла кинжал с собой на Кефтиу.
        Гилас потрясенно уставился на нее:
        - Значит, на Талакрее, когда я сажал тебя на корабль…
        - Да, кинжал был у меня.
        - И где он теперь?
        - Я его спрятала.
        - Где?
        Пирра огляделась по сторонам:
        - Такие разговоры на открытой местности не ведут. Нас кто угодно подслушать может.
        Пирра была права, и Гилас не стал настаивать. Но когда они продолжили путь, у мальчика от таких новостей голова шла кругом.
        Над лесом сгущались сумерки. Гилас стал выбирать место для лагеря. А Пирра все с надеждой поглядывала на небо, будто чего-то ждала. Наконец Гилас заметил хорошую пещеру. Велев Пирре подождать, он забрался внутрь, проверяя, нет ли там медведей.
        Сначала пещера казалась ему вполне подходящей, но стоило Гиласу заползти глубже, как у него заломило висок. Уголком глаза мальчик заметил смутные силуэты мужчины и женщины. Из их носов и ртов не вырывался пар, потому что они не дышали. Вокруг них клубилось черное облако Чумы.
        - Нет, эта не годится, - сказал Гилас Пирре, бегом спустившись к ней. - Поищем другую.
        - А здесь что не так? Ты весь побледнел…
        - Ничего особенного, просто… она нам не подходит.
        Пирра озадаченно поглядела на Гиласа, но вопросов задавать не стала. Вдруг девочка заметила что-то у Гиласа за спиной, и ее лицо просветлело.
        - Эхо! - прокричала она. - Ты вернулась! Вернулась!
        Гилас разглядел с другой стороны оврага молодую соколиху, сидевшую на камне возле кустов можжевельника.
        - Эхо! - ласково позвала Пирра, и, к удивлению Гиласа, птица подлетела к ней и села на запястье.
        - Я мысленно звала ее, - стала объяснять Пирра Гиласу. - Я чувствовала, что она прилетит, но не знала, скоро ли. Смотри, Эхо нашла другую пещеру!
        Пирра указала на темный проем за камнем, на котором сидела соколиха.
        - С чего ты взяла, что эта пещера подходящая? - спросил Гилас.
        - Раз Эхо ничего не насторожило, значит подходящая, - с поразительной уверенностью объявила Пирра.
        Пещера и впрямь оказалась идеальным местом для ночлега: укромная, сухая, с трещиной в стене, - а значит, в ней можно развести маленький костерок. Гилас пошел за хворостом, а Пирра забралась внутрь и с облегчением села, уронив голову на колени.
        От усталости у нее кружилась голова. Девочка еще не набралась сил после болезни. Вдобавок ее одолевали противоречивые чувства. Теперь, когда Эхо вернулась, и все они на некоторое время в безопасности, можно подумать и о Гиласе. Всю зиму Пирра на него злилась, но сейчас… сейчас она сама не знала, что к нему испытывала.
        А еще Пирра боялась того момента, когда придется сказать Гиласу про Разбойницу. Как объяснить, что маленькую львицу, его любимицу, погубила Великая Волна?
        Будто почувствовав состояние Пирры, Эхо подбежала к ней, щелкая когтями по каменному полу пещеры. Пирра указательным пальцем погладила чешуйчатую желтую ногу птицы.
        - Как же я рада, что ты вернулась, - тихо произнесла девочка.
        Эхо ухватила клювом носок сапога Пирры и потянула на себя. Потом решила, что он невкусный, отлетела в сторону и опустилась на камень у входа в пещеру. Там она замерла на одной ноге, готовясь ко сну.
        Только сейчас Пирра почувствовала, насколько проголодалась. С тех пор как они покинули Така Зими, у нее маковой росинки во рту не было. Порывшись в мешке Гиласа, Пирра выудила шесть сморщенных оливок и покрытый пеплом кусок сыра размером с голубиное яйцо. Пирра мигом проглотила две оливки, оставила три для Гиласа и одну протянула Эхо, но та лишь озадаченно заморгала при виде такого угощения, и Пирра съела оливку сама.
        Вот в пещеру вполз Гилас с охапкой хвороста. Не глядя на Пирру, он стал складывать костер.
        - Ну как, получше тебе? - спросил мальчик.
        - Вроде, - соврала Пирра. - Я съела несколько оливок.
        Гилас кивнул:
        - Сейчас разбужу огонь, и поделим остальные съестные припасы пополам. Растопим снег в бурдюке, и будет у нас вода.
        А ведь раньше Гилас многословием не отличался. «Наверное, тоже не знает, что сказать», - подумала Пирра.
        Вот Гилас ударил два камня друг о друга, и на полоски коры полетели искры. Вспыхнул крошечный красный огонек. Гилас наклонился и осторожно подул на него, чтобы пламя разгорелось как следует.
        Он изменился с прошлого лета. Теперь Гилас выше, шире в плечах, да и голос звучит ниже. Казалось, перед Пиррой не тот мальчик, которого она знала, а кто-то совсем другой. И вот что удивительно: в одежде из грубо выделанных овечьих шкур Гилас похож на иноземца больше, чем раньше. До этого Пирра не замечала, сколько в нем акийского.
        - Ну что, нашел сестру? - смущенно спросила Пирра.
        - Нет, - ответил Гилас, ломая ветки об колено. - Слышал, у тебя мать умерла. Соболезную.
        - Не хочу об этом говорить, - резко бросила Пирра.
        - Ладно.
        Пирра даже пожалела, что Гилас так легко сдался. Чем больше она старалась не думать о матери, тем навязчивей становились эти мысли. Чувства сплелись в запутанный клубок из гнева и горя. Вот бы Гилас помог Пирре его распутать!
        Между тем Эхо вытянула одно крыло и, чуть ли не с остервенением щелкая клювом, принялась чистить перья.
        - Дать ей воды? - вдруг спросил Гилас.
        - Ей мясо нужно, но, по-моему, она не умеет охотиться.
        - Что верно, то верно. Твоя соколиха напала на вороненка и получила хорошую взбучку от его родителей.
        Мальчик и девочка робко улыбнулись друг другу.
        Гилас рассказал, как заметил Эхо кружащей над Така Зими.
        - Я сразу понял, что ты там.
        Пирра подошла к соколихе и протянула ей палец.
        - Спасибо, Эхо, - произнесла она.
        Птица легонько клюнула ее в палец и снова занялась своими перышками.
        От потрескивающего костра по пещере растеклось приятное тепло. Сыр они поделили на двоих. Гилас положил немножко у основания камня, где сидела Эхо. Соколиха настороженно глянула на мальчика, но, к удивлению Пирры, спрыгнула с камня и склевала сыр.
        - Не знала, что она его любит, - заметила Пирра.
        В голосе девочки прозвучали нотки ревности.
        - Завтра попробую поймать ей мышь, - сказал Гилас.
        Он спросил, как Пирра подружилась с Эхо, и девочка все ему рассказала. Потом спросила, как Гилас выживал после того, что произошло на Талакрее, и он поведал о своих морских странствиях с командой беглых рабов.
        - Скучаешь по ним? - спросила Пирра.
        - По Перифасу - да. Но с ним я иногда почти забывал про тебя, Исси и Разбойницу. А я не хотел вас забыть.
        Стоило Гиласу упомянуть маленькую львицу, и Пирра сразу притихла.
        - Гилас… - Она запнулась. - Разбойница…
        - Жаль, что она сейчас не с нами. В последний раз я видел ее на другой стороне Горы, и…
        - Разбойница жива?! - вскричала Пирра, напугав Эхо. - Я думала, ее смыла Великая Волна и она утонула!
        - Благодаря Разбойнице я узнал, что Вороны на Кефтиу, - произнес Гилас. - Вытащил их стрелу из раны у нее на плече.
        - Вороны подстрелили Разбойницу? Как она?
        - Не знаю. А жаль.
        Тут оба умолкли, думая о Воронах и слушая, как ели стонут на ночном ветру. Пирра вспоминала кровожадный взгляд Креона, когда тот целился в нее из лука. А Теламон поклялся разыскать Гиласа и убить его.
        - Тебе очень не хватает твоей печати? - вдруг спросил Гилас. - Ты все время потираешь запястье.
        - Мне ее надели, когда я родилась. Как-то непривычно без нее.
        Пирра спросила, носит ли Гилас с собой львиный коготь, и он вытащил из-под безрукавки кожаный шнурок, на котором висел ее подарок. А потом Гилас в свою очередь спросил, пользуется ли Пирра ножом, который он для нее сделал.
        - Э-э… Нет, - протянула Пирра. - Когда корабль отплыл от Талакреи, я его за борт выкинула.
        - А-а, - протянул Гилас.
        - И твое соколиное перо я тоже выбросила. - Пирра искоса взглянула на мальчика. - Семь лун, Гилас. Семь лун я просидела взаперти в Така Зими, и виноват в этом ты.
        Гилас сидел, обхватив руками колени, и угрюмо глядел на огонь. Отблески пламени играли на его светлых волосах и озаряли выразительные черты его волевого лица.
        - На Талакрее ты клялась, что никогда меня не простишь, - произнес он. - Это было последнее, что ты мне сказала.
        - Ты силой усадил меня на корабль и отправил обратно в неволю.
        - Я хотел тебя спасти.
        - Ты не дал мне выбора. Просто решил за меня.
        - Каждая минута была на счету! И когда я усаживал тебя на корабль, даже представить не мог, что Кефтиу пострадает сильнее всего. Я же не знал, что придет Великая Волна, а вслед за ней Чума! - Гилас помолчал. - Но ты права. В Така Зими тебя отправили из-за меня. Прости.
        Пирра опустила взгляд:
        - Если бы не ты, я сгорела бы заживо или стала пленницей Воронов. Я рада, что ты нашел меня.
        Подняв голову, Пирра увидела, что Гилас смотрит на нее. Что означает выражение его золотисто-карих глаз, понять было трудно.
        - А я рад снова тебя видеть, Пирра, - тихо произнес он.
        Девочка залилась краской.
        - Правда?
        - Да. Очень.
        Пирра покраснела еще сильнее и закусила губу.
        - Я… тоже рада тебя видеть.
        Снова повисло молчание.
        По концу палки полз жук. Вот-вот свалится в огонь. Но Гилас взял палку и отнес его на безопасное расстояние от костра. А потом мальчик вышел, бормоча себе под нос, что сейчас наберет еловых веток - надо же им на чем-то спать.
        Пока Пирра дожидалась возвращения Гиласа, от тепла ее начало клонить в сон. Мысли стали вялыми, спутанными. Вот она опять в подвале, над головой раздается треск пламени, а сквозь щели под крышку люка просачивается дым…
        Вдруг Пирра вздрогнула и проснулась.
        - Усерреф! - воскликнула девочка.
        Эхо тоже закричала, и в пещеру вбежал Гилас.
        - Что случилось?
        - Как же я раньше не подумала? Усерреф вернется, увидит, что осталось от Така Зими, и решит, что меня нет в живых!
        Гилас озадаченно уставился на нее:
        - И что с того? Ты ведь жива.
        - Нет, ты не понимаешь! Когда я болела, заставила Усеррефа поклясться, что если я умру, он заберет кинжал и уничтожит его. Значит, теперь… Бедный Усерреф!
        Пирра живо представила, как египтянин с ужасом глядит на дымящиеся руины Така Зими. Усерреф будет совершенно раздавлен. Он ведь всю жизнь посвятил тому, чтобы оберегать Пирру!
        - Пирра! - окликнул ее Гилас. - Ты меня слышишь? Я спросил - где сейчас кинжал?
        Девочка сглотнула ком в горле.
        - Я его спрятала, как только мы приплыли на Кефтиу. Но мать в тот же день отправила меня в Така Зими, и я не успела достать кинжал из тайника…
        - Так где он? - перебил Гилас.
        - В Доме Богини.
        - В Доме Богини… - повторил Гилас. - А он сейчас стоит пустой. Никто его не охраняет. Воронам остается только зайти и взять кинжал.
        - Им ни за что не найти мой тайник, - возразила Пирра. - Даже если десять лет на поиски потратят. Да и вообще, они ведь не знают, что кинжал там. Думают, он у меня.
        Мальчик и девочка погрузились в задумчивое молчание.
        - Нельзя его там оставлять, - наконец произнес Гилас. - Пока кинжал существует, он представляет угрозу.
        - Верно. Мы должны добраться до кинжала раньше Воронов и уничтожить его.
        «Да, вот только как?» - подумал Гилас. Легче сказать, чем сделать. В кузнице на Талакрее Акастос говорил ему, что кинжалу Короносов не страшна даже самая жаркая печь, созданная человеком. Его способно уничтожить только божество.
        Но где искать богов? Они покинули Кефтиу, все до единого.
        - Мало того, если Вороны нас выследят, мы приведем их прямо к кинжалу, - добавила Пирра.
        - Мне тоже эта мысль в голову пришла, - кивнул Гилас. - Но придется рискнуть.
        Их взгляды встретились.
        - Вот только как искать Дом Богини? Пирра, я понятия не имею, где мы. А ты знаешь?
        18
        Гиласу приснилась Исси, и он проснулся с ноющей болью в сердце.
        Было еще темно, Пирра крепко спала. Гилас тихонько собрался на охоту. Чтобы скрыть свой запах, он обмазался золой, потом взял пращу и крадучись ступил на снег.
        Небо начинало светлеть, лес постепенно пробуждался. С ели на него глядела лесная куница, над головой трещали две сойки. Значит, Вороны далеко: будь они поблизости, вся живность попряталась бы.
        В тусклом сером свете Гилас увидел, что повсюду кипит жизнь: вот в снегу остались тонкие, похожие на ножевые разрезы следы от совиных крыльев - это хищница нырнула вниз за полевкой. А вот следы барсука: кажется, будто здесь проходил маленький, но очень деловитый медведь. Но следов львиных лап нет.
        Сердце заныло еще сильнее. Как же Гилас скучает по Разбойнице! И по ее оживленному фырканью, когда она хотела что-то сказать ему на львином языке, и по неудачным попыткам подкрасться к нему незамеченной. Почему-то, когда Разбойница была с ним, казалось, что Исси тоже рядом. Чутье подсказывало: если Гилас будет приглядывать за Разбойницей, то и Покровительница Зверей позаботится о его сестренке.
        Охота шла удачно. Гилас подстрелил зайца, жевавшего ивовую кору, и двух куропаток. Голову зайца Гилас водрузил на дерево в качестве подношения богу Горы Дикти, лапы оставил Покровительнице Зверей, а одну из куропаток, не удержавшись, положил под кустом для Разбойницы.
        Невыносимо думать, что она где-то бродит совсем одна! А если Гилас не найдет ее, львица так и останется одна на всю жизнь. Вот только долго она не протянет. Льву без прайда не выжить.
        - Разбойница! - тихонько позвал Гилас.
        Скользнувшая мимо ласка мельком взглянула на мальчика, а ворон опустился на ветку с протяжным «Кар!».
        - Разбойница, ты где?
        Тут ворон расправил крылья и взлетел. С ветки посыпался снег.
        - Где ты?

* * *
        В голосе Гиласа звучало столько тоски, что Пирра спряталась за валуном. Только бы он ее не заметил!
        Лишь через некоторое время Пирра подошла к нему. Гилас сидел на корточках на снегу и ощипывал куропатку. Он выглядел таким печальным и уязвимым, что Пирре стало его жаль.
        - Хорошо выспалась? - спросил Гилас, не поднимая головы.
        Девочка ответила не сразу. Слабость еще не прошла, но о своей немощи она говорить не хотела. Вместо этого спросила, не видел ли Гилас Эхо.
        Гилас ножом указал на скалу:
        - Там сидит, добычу высматривает.
        Пирра разглядела точку, смутно напоминавшую сокола. Вдруг Эхо несколько раз дернула головой, потом расправила крылья и ухнула вниз, в овраг. Пирру будто потянуло следом за ней. Казалось, еще чуть-чуть, и она тоже полетит… Но нет.
        - Не тех ты птиц выбираешь, Эхо, - пробормотал Гилас. - С сороками лучше не связывайся.
        - Это еще почему? - спросила Пирра.
        - Они слишком умные - все уловки хищников знают.
        И действительно: хитрая сорока юркнула прямиком в ежевичные кусты и скрылась из вида. Эхо описала над ними несколько кругов, а когда поняла, что упустила добычу, вернулась к Пирре за утешением.
        - Ничего, в следующий раз повезет больше, - ободрила та ее.
        Соколиха взяла в клюв прядь волос девочки, будто хотела почистить их тем же способом, что и свои перья.
        - Ей бы голубей ловить, а на птиц половчее не замахиваться.
        Гилас как будто повеселел, и Пирра попросила научить ее стрелять из пращи. Мальчика пришлось уговаривать, но наконец он поддался. В пещере, пока Гилас разделывал зайца, Пирра зарядила пращу сосновой шишкой и принялась раскручивать ее над головой.
        - Быстрее. Ты успеешь прокрутить ее над головой всего пару раз, а потом дичь тебя услышит. Тут долго готовиться нельзя. А теперь отпускай конец с узлом, и шишка полетит в куст… или мимо…
        С седьмой попытки Пирра почти попала в куст, а с десятой едва не запустила шишку в Гиласа.
        - Долго еще учиться? - проворчала она.
        - Тебе - несколько месяцев, не меньше, - сухо ответил Гилас. - Или хочешь, поймаю белку и буду держать, пока ты ее не подстрелишь…
        Снежок Пирры врезался Гиласу прямо в грудь. Он сразу слепил такой же, и завязался бой. О праще оба забыли.
        Вдруг Гилас изменился в лице, и снежок выпал из его руки. Пирра обернулась.
        Выдыхая облачка белого пара, в двадцати шагах от них стояла Разбойница.
        С тех пор как Пирра видела ее в последний раз, львица выросла и обросла лохматой шерстью. От головы до лопаток тянулась полоска темного меха, совсем как у взрослых львиц, но пятнышки на лапах никуда не делись, да и в выражении морды сохранилось что-то детское.
        Разбойница не сводила больших янтарных глаз с Гиласа.
        - Разбойница, - только и произнес мальчик.
        Львица принюхалась и издала тихий мягкий звук, что-то среднее между мяуканьем и урчанием. В три прыжка Разбойница подскочила к Гиласу, и вот ее передние лапы легли мальчику на плечи; львица заключила его в мощные львиные объятия. Гилас обнял ее в ответ и зарылся лицом в ее загривок, и вот они вместе катались в снегу. «Не разобрать, где мальчик, а где львица», - подумала Пирра.

* * *
        - Как же она пережила зиму? - произнесла Пирра, слизывая с пальцев заячий жир.
        - Наверное, падалью питалась, - ответил Гилас.
        Он отдал Разбойнице заячьи внутренности и уши и теперь кормил ее скользким костным мозгом: сейчас это лакомство нравилось ей не меньше, чем в детстве.
        - Как думаешь, она не ела людей? - спросила Пирра.
        - Нет, - решительно покачал головой Гилас. - Разбойница на такое не способна.
        Львица встала и потерлась лбом о лоб Гиласа. Он сунул руки в густой теплый мех у нее на боках и как следует почесал Разбойницу - так, как она любила. От нее исходил насыщенный львиный запах.
        «Больше я тебя никогда не брошу», - мысленно пообещал ей Гилас.
        Эхо подлетела к Пирре и села девочке на плечо. Пирра дала ей крыло куропатки, которое нарочно приберегла для своей любимицы. При виде соколихи Разбойница решительно направилась к ней. Эхо испугалась и вместе с угощением улетела на дерево.
        Пирра обеспокоенно взглянула на Гиласа:
        - Как по-твоему, они поладят?
        - Даже не знаю, - произнес он.
        Уничтожив все следы своего маленького лагеря, Гилас и Пирра продолжили путь. Четкого плана у них не было, но они решили обойти Гору сбоку, потом повернуть на север и надеяться, что выйдут к побережью, а там как-нибудь отыщут Дом Богини.
        День прошел без происшествий, а вечером они разбили лагерь в еще одной пещере и разделили то, что осталось от куропатки. После ужина Гилас сел вырезать рыболовный крючок из кости голени зайца, а Разбойница лежала, привалившись к его бедру, и тихонько похрустывала остатками куропатки, крепко зажав мясо между передними лапами. Рядом свернулась в клубок Пирра. Девочка глядела на тлеющие угли.
        Эхо расположилась на камне у входа в пещеру: один глаз закрыт, второй настороженно следит за Разбойницей. Львица и соколиха весь день старались держаться друг от друга подальше. Гилас гадал, как они будут вести себя впредь.
        Мальчик подбросил в огонь еще одну ветку. Пирра сощурилась от яркого света. Когда стемнело, она стала молчаливой и все потирала запястье, на котором раньше висела печать.
        - О матери вспоминаешь? - осторожно спросил Гилас.
        - Нет, - ответила Пирра, но Гилас сразу понял: врет.
        - Когда она умерла, ты была с ней?
        - Нет, - снова ответила Пирра. Девочка закусила нижнюю губу. - Мне жрец сообщил. Сказал, что она собиралась провести Мистерию. Это такой тайный ритуал. Она хотела вернуть Солнце и избавить Кефтиу от Чумы. Но болезнь сразила ее раньше. - Пирра нахмурила темные брови. - Жрец рассказывал, ее похоронили сидя в гробу, с золотым обручем на голове. На нем выгравировали глаза - огромные, широко распахнутые, чтобы она следила за Кефтиу вечно… - Пирра осеклась.
        Гилас видел: ей трудно сдержать чувства. Пирра ненавидела свою мать, но при этом уважала ее. Яссассара была всемогущей, а теперь ее нет! После такого потрясения сложно прийти в себя.
        Гилас решил перевести разговор на что-нибудь другое и спросил:
        - Что ты делала зимой?
        Пирра состроила гримасу.
        - Слонялась по двору и скучала. Немножко учила египетский язык с Усеррефом и скучала. Препиралась с моей рабыней Силеей и…
        - Скучала, - закончил за нее Гилас.
        Пирра фыркнула.
        Эхо проснулась, развернула голову под невероятным углом и наградила Разбойницу сердитым взглядом. Та сделала вид, будто не заметила.
        Пирра спросила:
        - Как думаешь, Эхо когда-нибудь научится охотиться?
        - Научится - со временем. Но пусть пока тренируется на голубях. Лучше всего в ветреную погоду.
        - Почему?
        - Все соколы так охотятся. У этих птиц крылья мощнее, чем у их добычи. Соколам ветер не особо мешает, а птицам поменьше в ветреную погоду труднее улететь от хищника.
        - Откуда ты столько знаешь про соколов?
        Гилас пожал плечами:
        - Пастух - работа однообразная. Делать ничего не надо, знай только приглядывай за козами. Одно развлечение - наблюдать за другими зверями, а то от скуки с ума сойдешь.
        Пирра снова рассмеялась.
        После этого между ними воцарилось дружеское молчание, а через некоторое время Пирра завернулась в плащ и уснула.
        А Гилас все сидел рядом с Разбойницей. Маленькая львица доела куропатку и теперь лежала на животе, сложив мощные передние лапы. С ее морды исчезло угрюмое, настороженное выражение, а рана на плече быстро заживала.
        Гилас запустил пальцы в светлую шерсть на подбородке Разбойницы и почесал ее; та взглянула на него и ответила довольным урчанием.
        За зиму большие, чуть раскосые, обведенные черным глаза львицы потемнели: раньше были оттенка меда, а теперь приобрели насыщенный янтарный оттенок листьев бука в осеннюю пору. Разбойница вырастет красивой львицей - и очень сильной. Хоть она еще и детеныш, но когда стоит рядом с Гиласом, ее голова достает мальчику до бедра, а силой Разбойница превосходит его раз в пять, не меньше.
        Львица зевнула, обнажая белые клыки длиной с большой палец Гиласа, потом встала, потянулась и потерлась лбом о его голову.
        «Вот бы всегда так», - подумал Гилас. Все друзья вместе, опасность никому не грозит. Только Исси не хватает.

* * *
        Маленькая львица проснулась посреди Тьмы. Она лежала, с удовольствием вдыхая теплый лесной запах мальчика. Потом перевернулась и положила переднюю лапу ему на лицо: пусть тоже просыпается.
        Тот что-то пробормотал и сбросил ее лапу. Львица ткнулась носом ему в бок, но он и тогда не захотел просыпаться. «Какие же эти люди сони», - с нежностью подумала Разбойница. Спать всю Тьму! Это же лучшее время для охоты!
        Маленькая львица счастлива. Мальчик не бросил ее, он сел на спину к Огромному Серому Зверю и пустился в дальний путь, чтобы ее отыскать. Теперь они ни за что, никогда не расстанутся.
        Встав, маленькая львица с наслаждением потянулась, потом подошла к спящей девочке и потерлась об нее носом: она ведь тоже член прайда.
        На камне у входа в логово примостилась соколиха. Вечно она поблизости крутится! Львица хотела как следует стукнуть ее лапой, но та догадалась, что у нее на уме, и улетела на верхушку сосны. Села там и сверху уставилась на львицу злыми глазами. Та подергала хвостом и ответила ей таким же недобрым взглядом.
        Лети отсюда. Это мои люди.
        Вдруг маленькая львица навострила уши. Ветер донес до нее звук приглушенных человеческих голосов. Раздувая ноздри, львица уловила знакомый запах: эти же люди следили за прайдом, когда было Не-Светло, но мальчик с девочкой их не заметили.
        Найти людей во Тьме оказалось легко. Вот они, двое мужчин, сидят за камнем наверху, на расстоянии нескольких прыжков от логова. Это не страшные люди с черными шкурами, хлопающими за спиной, но незнакомцы явно прячутся. Маленькая львица забеспокоилась. Что им нужно?
        Львица описала широкую дугу между соснами и беззвучно подкралась к затаившимся людям так, чтобы они ее не заметили. Потом легла на живот и подползла еще ближе.
        Подобравшись к людям на расстояние, удобное для броска, маленькая львица зарычала.
        Мужчины в страхе кинулись прочь, львица следом. Ловить их ни к чему, а вот попугать не мешает, чтобы больше не возвращались.
        Убедившись, что незнакомцы сбежали, маленькая львица деловито потрусила обратно в логово и расположилась там. Ее долг - охранять своих людей.
        19
        - Хоть убей не пойму, как так вышло, - произнес Гилас, когда они пробирались через очередное покрытое льдом ущелье. - Ты всю жизнь провела в Доме Богини, но понятия не имеешь, где он!
        - Говорю же - меня оттуда не выпускали, - проворчала Пирра. - Знаю только, что до него примерно полдня ходу от северного побережья.
        - Точно от северного? А может, от южного? - пробормотал себе под нос Гилас.
        Пирра едва не испепелила его взглядом, но мальчик и бровью не повел. Пирра всегда в сердитом настроении, когда ее мучает жажда.
        А тут еще Эхо и Разбойница никак не поладят. Сначала обе только шипели и зыркали друг на друга, но когда Гилас решил накормить их одной белкой, Эхо хотела стащить порцию Разбойницы, а та чуть не стукнула соколиху лапой: птица еле увернулась.
        Но что еще хуже, если Гилас и Пирра уделяют хоть каплю внимания кому-то из них, другую одолевает ревность. Некоторое время назад Пирра погладила Разбойницу, а Эхо тут же обиделась и улетела. А когда Пирра приманила ее обратно мышью, которую поймал Гилас, Разбойница гордо удалилась, всячески показывая, как оскорблена до глубины души. Она явно считала, что нянчиться с птицей - последнее дело.
        Вот и теперь Гилас шагал впереди между засыпанными снегом валунами и спиной чувствовал: Пирра боится, как бы львица не причинила вреда ее любимице Эхо. Гилас и сам беспокоился за соколиху. Пока что Разбойница весело бродит по лесу и то и дело надолго пропадает. А вдруг львица сейчас сидит под деревом, а изо рта у нее торчат соколиные перья?
        - Мы что, кругами ходим? - проворчала сзади Пирра.
        - Не говори глупостей! - сердито отозвался Гилас.
        Но после того, как они весь день перелезали через горные гребни и обходили неприступные скалы, ему и самому забредали в голову подобные мысли. Еще не хватало сбиться с пути! Тогда они рискуют в любой момент наткнуться на Воронов.
        Но если в этом кто и виноват, то не Пирра.
        - Извини, - буркнул он, не оборачиваясь.
        Девочка молчала.
        - Я сказал - извини! - с раздражением повторил Гилас.
        Так и не дождавшись ответа, мальчик обернулся.
        Пирры за спиной не оказалось. Гилас растерянно окинул взглядом скалы и можжевельники. На снегу виднелись только его следы.
        - Пирра, выходи! - позвал Гилас. - Нашла время шутить!
        Но нет, не похоже, что Пирра его разыгрывает. Достав нож, Гилас пошел обратно по собственным следам.
        Ущелье узкое, высокие можжевельники жмутся вплотную друг к другу.
        - Пирра!
        Тут Гиласа схватили сильные руки и утащили в темноту. Не успел мальчик опомниться, как ему завязали глаза, отобрали все вещи и связали руки за спиной. Кто-то резко потянул его за волосы так, что Гилас запрокинул голову. Раздалось бормотание, запахло горькой полынью. Должно быть, знахарка проверяла, нет ли у него на шее следов Чумы.
        Убедившись, что он здоров, неизвестные заставили его опустить голову и повели через гулкое пространство. Похоже, он в пещере. Все это время похитители не произносили ни слова, но Гилас догадался: это не Вороны. Короносы бы его сразу прикончили.
        Эхо зазвучало по-другому: видно, Гиласа привели в пещеру попросторнее. Пахло дымом. Гилас различил постукивание копыт и шумное дыхание скота, а еще сердитый гул голосов. Тут мальчика усадили на землю и сдернули повязку.
        Гилас оказался в огромной пещере, тускло освещенной чадящим костром на высушенном навозе. Вокруг толпились козы, овцы, волы, собаки и люди. Лица у мужчин обветренные, руки и ноги кривые - сразу видно, что крестьяне. Все до единого вооружены косами и вилами, да и глядят враждебно. Чумазые женщины укачивают младенцев и тоже недобро посматривают на Гиласа. Дети уставились на пленника с открытыми ртами. У них такие же причудливо выбритые головы с единственной оставленной прядью, как у призраков на берегу.
        «Хорошо, что хоть Разбойница и Эхо в безопасности», - пронеслось в голове у Гиласа. И тут он заметил Пирру. Она сидела неподалеку от него, связанная, растрепанная и ужасно рассерженная.
        - Они не причинили тебе вреда? - спросил он.
        - Нет. А тебе?
        Гилас покачал головой.
        - Кто эти люди?
        - Сейчас разберусь, а ты не встревай. Они по-акийски не понимают.
        Похитителям не понравилось, что пленники говорят между собой на непонятном языке, и стоявший впереди тощий мужчина (должно быть, вождь) рявкнул на кефтийском, обращаясь к Пирре.
        Девочка что-то резко выпалила в ответ. В толпе заахали, но тощий мужчина только фыркнул.
        Как и все кефтийцы, он чисто выбрит. Вождь кривит губы, будто попробовал что-то невкусное. Маленькие пылающие глазки глядят на Пирру с неожиданной злобой.
        По приказу вождя одна из женщин нехотя развязала Пирре руки. Девочка тут же вскочила и разразилась гневной речью.
        - Теперь нам уж точно несдобровать, - вполголоса заметил Гилас.
        - Сказано тебе - не встревай, - шикнула Пирра.
        Наблюдая, как девочка на все корки распекает похитителей на своем гортанном наречии, Гилас будто увидел ее в первый раз. Маленькая, худая, одежда перепачкана в грязи - и все же сразу ясно, что перед тобой дочь Верховной жрицы. Повелительный тон, прямая осанка, даже шрам в форме полумесяца - все это выделяет Пирру из толпы.
        Но Гилас чувствовал, как она напугана.

* * *
        - Кто вы и как вы смеете так со мной обращаться? - спросила Пирра самым властным тоном, на какой была способна.
        - Придержи язык! - бросила женщина, развязавшая ей руки.
        - Молчи, Танагра, - осадил ее крепкий мужчина с крупным лбом и будто сплющенным носом. - Нельзя так разговаривать с дочерью Яссассары.
        - А как еще с ней разговаривать, Девкарьо? - вмешался тощий вождь и, обращаясь к Пирре, велел: - Ты должна оказывать мне почтение, девчонка!
        - Кто ты такой? - потребовала ответа Пирра.
        - Меня зовут Сидайо, и я здесь вождь, - объявил тощий, искоса глянув на коренастого Девкарьо. - Я служил водоносом в Доме Богини, но родился я не здесь, а в Тусити. Здесь почти все оттуда. Мы ловили рыбу и возделывали землю. А теперь живем в Горах, пасем скот и еле-еле концы с концами сводим.
        - Тусити? - переспросила Пирра. - Это ведь на побережье?
        - Да, раньше наш дом был там, - с горечью произнес Сидайо. - А потом пришла Великая Волна.
        - Мы поклонялись Морю, потому что так нам велели жрецы, - подхватила женщина, Танагра. - А теперь мы близко к нему не подойдем. Вот почему мы бежали. Мы никогда туда не вернемся.
        - Море забрало у нас все, - продолжил Сидайо. - Оно затопило нашу деревню. Весь урожай сгнил. Море разбило вдребезги лодки, сорвало с нас одежду. Чтобы не ходить нагишом, пришлось раздевать мертвецов.
        - Оно забрало моих детей, - с яростью произнесла Танагра. - Даже не оставило их тела, чтобы я могла их похоронить. Пусть жрецы говорят что хотят, но больше я Морю поклоняться не стану!
        Пирра нервно сглотнула:
        - Вы так говорите, будто я во всем виновата…
        - Ты дочь Яссассары, - произнес Сидайо так, будто уличил ее в преступлении. - Она сговорилась с Воронами…
        - Верховная жрица не знала, что они замышляют, - возразила Пирра.
        - Но она с ними сговорилась! - повторил Сидайо. - Из-за нее на Кефтиу обрушилась Великая Волна, из-за нее Солнце скрылось, из-за нее весна не наступит!
        Из толпы донеслись сердитые крики; люди потрясали оружием, глядя на нее. У Пирры вскипела кровь. Она должна выступить в защиту матери. Да, Яссассара была хладнокровной и суровой, она не испытывала любви ни к одному живому существу на свете, но Кефтиу любила и готова была жизнь отдать за родной остров. Яссассара не заслужила этих обвинений.
        - Как вы смеете так говорить о моей матери? - процедила сквозь зубы Пирра. - Вы даже не представляете…
        - А теперь и ты туда же! - перебил Сидайо. - Явилась сюда с желтоволосым чужеземцем, привела за собой Воронов!
        И снова стиснутые кулаки и гневные выкрики.
        - Ты что им наговорила? - волновался Гилас. - Что они кричат?
        - Думали, в Горах заживем спокойно! - продолжил Сидайо. - Моря тут нет, Чумы нет! Но теперь из-за тебя сюда нагрянули Вороны! Мы видели, как они сожгли Така Зими! Вороны идут за тобой по пятам, нам пришлось спрятаться в пещерах…
        - Пирра, что они говорят? - не сдавался Гилас.
        - Винят мою мать во всех грехах, - ответила девочка на акийском. - И нас тоже, потому что Вороны пришли сюда за нами.
        - Только послушайте, как она болтает с чужеземцем на его варварском языке! - визгливо вскричала Танагра. - Кто знает, какие козни они замышляют?
        Не удержавшись, мужчина по имени Девкарьо вскочил на ноги.
        - Прекратите сейчас же! - взревел он.
        В пещере стало тихо.
        Одетый в потрепанные козьи шкуры, с войлочной шапкой на голове, Девкарьо явно привык стоять в толпе и слушать, а не произносить речи самому, но в его мощной фигуре чувствовалась сила, притягивавшая к себе взгляды.
        - Эта девочка - дочь Яссассары! - воскликнул он. - Дитя Верховной жрицы, подарившей Кефтиу восемнадцать лет мирной жизни и процветания! Обращаться с ней подобным образом - позор для нас всех!
        Несколько человек опустили головы, но Сидайо лишь скрестил руки на груди и фыркнул.
        - Мы должны не оскорблять ее, а прийти ей на помощь! - продолжил Девкарьо. - И может быть, тогда она сделает то, что оказалось не под силу ее матери, - вернет Солнце!
        - Кто, эта малявка? - усмехнулся Сидайо. - Скорее наш ручей в вино превратится!
        В толпе раздались смешки, и Пирра покраснела.
        - Сейчас надо решать, что делать с Воронами, - продолжил Сидайо. - Предлагаю вот что. Мальчишку отведем на Гору и там оставим. Что с ним будет - не наша забота. А девчонка останется у нас в заложницах. На крайний случай передадим ее Воронам, и они нас не тронут.
        Раздались одобрительные выкрики. Поняв, что толпу ему не переспорить, Девкарьо с осуждением покачал головой.
        - Вы не можете так поступить, - сорвалось с губ у потрясенной до глубины души Пирры.
        - Что они говорят?! - вскричал Гилас.
        Девочка на акийском объяснила, что происходит. Гилас слушал ее с непроницаемым видом. Потом встал со связанными руками.
        - Переводи, - велел он Пирре и повернулся лицом к толпе.
        Светлые волосы и прямой ликонианский нос безошибочно выдавали в мальчике чужеземца, но его лицо выражало решимость. От Гиласа исходила какая-то не совсем оформившаяся сила, заставившая всех его слушать.
        - Упрекать Яссассару нет смысла, да и незачем искать виноватых, - начал мальчик.
        Пирра медлила, но потом все же повторила его слова на кефтийском. Собравшиеся возмущенно заахали и заохали, но Гилас не дрогнул.
        - Вороны вас и в пещерах достанут, - продолжил он, время от времени умолкая, чтобы Пирра перевела его речь. - Отдадите девчонку - все равно от них не избавитесь. Для Короносов договоры - пустой звук. Перед смертью Яссассара успела усвоить этот урок. В наших краях Оракул изрекла пророчество. Победу над Воронами одержит Чужак. - Гилас вскинул голову и расправил плечи. - Этот Чужак - я. Вы, кефтийцы, зовете нас Дикими.
        По толпе пробежал взволнованный ропот; люди обменивались обеспокоенными взглядами. Сидайо в задумчивости приложил большой палец к губам. Девкарьо внимательно глядел на Гиласа из-под кустистых бровей.
        - Я пришел на Гору Дикти, чтобы найти дочь Яссассары, - продолжил Гилас. - И теперь нам нужно добраться до Дома Богини. Вместе. Мы должны попасть туда раньше Воронов. Если не успеем, Кефтиу обречен. - Он смотрел на обветренные лица, чтобы по его взгляду все поняли, насколько серьезна ситуация. - У вас есть выбор. Или вы поможете нам, или отпустите, и мы все сделаем сами. И учтите. - Гилас посмотрел на Пирру. Казалось, мальчик обращался к ней одной. - Отныне мы с ней будем держаться вместе. Никто нас не разлучит.
        20
        - Интересно, убедил ты их или нет? - вполголоса произнесла Пирра.
        Гилас взглянул на Пирру:
        - Что тебе сказал тот мужчина в шапке?
        - Он за нас заступился. Надеется, что я…
        Но тут Пирра нахмурилась и осеклась.
        - На что он надеется?
        - Да так, не важно.
        Пирре не хотелось говорить Гиласу, что Девкарьо верит, будто она в состоянии вернуть Солнце.
        Они сидели бок о бок у каменной стены, а в дальней части пещеры их похитители решали, как поступить с пленниками.
        Подошла девочка и положила перед ними бурдюк с водой. Пирра кивнула в знак благодарности, но ребенок лишь молча глядел на нее.
        На вид девочке лет восемь; она одета в рваную тунику, которая ей сильно велика. Лицо осунулось от голода, в кулаке зажат грязный игрушечный ослик из плетеной соломы. Тут Пирра подумала: а ведь если Солнце не вернется, эта девочка и еще тысячи других детей умрут.
        Тут к ним приблизился крепко сложенный молодой человек и опустился рядом с пленниками на корточки.
        - Меня зовут Тесео, я сын Девкарьо, - обратился парень к Гиласу на акийском. Говорил он с сильным акцентом. - Вы сказали, вам надо добраться до Дома Богини раньше Воронов. Наш вождь сказал - хорошо, посмотрим, что из этого выйдет. Я, мой отец, мои брат и сестра - мы проводим вас до… - Тесео смущенно покосился на Пирру. - Не знаю, как по-акийски «Сетойя».
        - Гора Сотрясателя Земли, - перевела Пирра.
        Тесео кивнул.
        - Проводим вас до Сетойи. А дальше идите одни.

* * *
        - Где ты научился говорить на акийском? - спросил Гилас Тесео.
        Они брели по снегу рядом, а Пирра и Девкарьо шли следом.
        - Моя мать родом из Акии, ее взяли в рабство, - ответил Тесео. - Отец отдал много коз, чтобы ее выкупить.
        - Я раньше пас коз, - произнес Гилас.
        Тесео удивленно уставился на него. Должно быть, гадал, как простой пастух завел дружбу с дочерью Яссассары.
        Они отправились в путь на рассвете. Девкарьо вел их тайными путями и скрытыми тропами, а его второй сын Лукуро и дочь Мета ушли на разведку, проверяя, нет ли поблизости Воронов. В случае опасности им велено было подуть в бараний рог.
        У Гиласа гора с плеч свалилась, когда он увидел за деревьями Разбойницу: львица шла вровень с ними. Остальные ее не заметили. За прошедшие месяцы она научилась ловко прятаться.
        К собственному удивлению, Гилас осознал, что доверяет Девкарьо. В отличие от Сидайо, Девкарьо - скотовод, он вырос на Горе Дикти. По его привычкам это сразу заметно: как и все горцы, Девкарьо время от времени щурится и глядит на небо, проверяя, куда дует ветер и не меняется ли погода. Как вести себя с Гиласом, он толком не знает, ведь мальчик из Диких, но Девкарьо относится к нему с уважением. Ну а на Пирру скотовод глядит с благоговением - особенно после того как она вытянула руку, и к ней на запястье села Эхо.
        Спустившись в предгорья, они то и дело натыкались на крестьянские дома с белыми отпечатками ладоней. На грубом лице Девкарьо отразилось беспокойство. Он раздал всем полыни и велел втереть ее в кожу.
        Гилас украдкой пожевал листья крушины, которые дал ему Акастос: только бы они помогли отогнать призраков! В Горах мальчик про них и думать забыл, но здесь у него постоянно ноет висок, а из-за гнева и печали духов у Гиласа на сердце тоже становится тяжело. Страшно представить, что начнется, когда они выйдут на кишащую призраками равнину! А еще ему скоро придется рассказать Пирре, что он их видит.
        Вечером они разбили лагерь под каменным выступом. Тесео разбудил огонь, а Гилас нарезал сосновых веток для подстилки. Пирра сидела, опустив подбородок на колени. Вид у нее был измученный.
        Принеся подношение богу Горы Дикти, Девкарьо разделил между путниками скрипевшие на зубах пирожки из ячменной муки и серые оливки. Трапезу запили кислым серым вином из бурдюка. Девкарьо добавил в напиток мирт, чтобы отбить горький привкус пепла. Потом он эффектным жестом достал глиняный горшочек.
        - Мед, - с гордостью произнес он. - Наш последний.
        Все макали в него пальцы и с удовольствием ощущали на языке чудесную сладость, ниспосланную самим Солнцем и собранную пчелами. Гилас чувствовал: все, как и он, вспоминают давние прекрасные времена, когда Солнце еще светило. Гилас в задумчивости отломил кусок сот и принялся жевать. Тут он заметил, что остальные глядят на него с удивлением.
        - Ты ешь соты? - спросила Пирра.
        - А что тут такого? - пробубнил он с полным ртом.
        Пирра выразительно закатила глаза и на кефтийском пробормотала что-то об акийцах.
        - Я все понял, - объявил Гилас, и их проводники покатились со смеху.
        После этого Девкарьо и его семья почувствовали себя непринужденно. Они стали учить Гиласа кефтийским словам и веселились, когда у него не получалось прищелкивать языком.
        - Одно слово я уже знаю, - сказал мальчик.
        - Ну-ка, скажи, какое, - оживилась Пирра.
        - Рауко.
        Пирра вскинула брови:
        - Молодец. Как ты его узнал?
        Гилас рассказал о встрече с диким быком.
        Девкарьо присвистнул.
        - Повезло тебе, друг. Каждую весну жрецы ловят дикого быка и приводят в Кунису. Там через него перепрыгивают подготовленные люди. Этому искусству учатся годами, и все равно кто-нибудь погибает.
        - Зачем они прыгают через быков? - спросил Гилас.
        - Чтобы обуздать мощь Сотрясателя Земли, - ответил скотовод. - А еще - чтобы земля дала обильный урожай.
        Прожевав оливку, Гилас спросил:
        - А что такое «Кунису»?
        - Дом Богини, - пояснила Пирра.
        При упоминании о нем девочка изменилась в лице, и Гилас понял: она боится туда возвращаться.
        Девкарьо тоже это заметил.
        - Зачем вам в Кунису? - тихо спросил он.
        Гилас и Пирра переглянулись.
        - Мы должны найти одну вещь, пока ее не забрали Вороны, - ответила Пирра.
        Чтобы перевести разговор на другое, Гилас спросил:
        - Что за слово вы все время повторяете - «пиракара»?
        Проводники заулыбались, а Пирра фыркнула.
        - Это мое имя, дурачок! «Пирра» - сокращенное от «Пиракара». Так меня зовут.
        Гилас опешил:
        - Ты мне не говорила!
        - Я тебе вообще не все рассказываю, - загадочно произнесла она.
        Сунув в рот еще одну оливку, Гилас выплюнул косточку.
        - «Пирра» мне больше нравится.
        - Это хорошо, - кивнула девочка. - Мне тоже.

* * *
        Пирра споткнулась. Только бы остальные не заметили! Девочка с ног валилась от усталости, вдобавок ее одолевала тревога. С каждым шагом они приближались к Дому Богини.
        После трех дней нелегкой дороги они оставили позади Горы и снег, потом пересекли зловещую холодную равнину. Их путь лежал среди серых деревьев и опустошенных Чумой деревень. Только ветер носил по воздуху тучи пепла. Все были в подавленном настроении, и особенно Гилас. Временами он потирал маленький шрам на виске, а один раз пробормотал, что привидения тут на каждом шагу. А когда Пирра спросила, откуда он это знает, мальчик лишь головой покачал.
        С другой стороны вздымались лесистые горные гребни, изрытые пещерами. При взгляде на них Пирре становилось не по себе. Они напоминали ей о гробнице матери.
        Шедший рядом Девкарьо задумчиво поглядывал на нее из-под кустистых бровей. «До сих пор верит, что я могу вернуть Солнце», - подумала Пирра.
        - Зря ты на меня надеешься, - произнесла она на кефтийском. - Я же не Верховная жрица.
        - Ты ее дочь, - без тени сомнения в голосе ответил Девкарьо.
        - Это еще не значит, что я смогу провести Мистерию. Такие способности не передаются от матери к дочери. Следующую Верховную жрицу будут выбирать жрецы.
        - Знаю, - кивнул Девкарьо и упрямо продолжил: - Но Яссассара отличалась незаурядной силой, и мне кажется, что ты тоже ею обладаешь. Взять хотя бы твою связь с этой соколихой. Соколы - птицы Богини.
        Пирра не нашлась с ответом.
        Через некоторое время впереди показалась темная громада. Сердце Пирры сжалось.
        - Сетойя, - тихо произнес Девкарьо.
        Вытянув шею, Гилас принялся разглядывать вершину.
        - Мне кажется или на Горе рога?
        - Это храм, - ответила Пирра. - На крыше бычьи рога. Вот почему эту Гору называют Горой Сотрясателя Земли.
        - Говорят, там всегда ветрено, а голоса духов звучат, не умолкая, - произнес Девкарьо. - Это место недалеко от Кунису. Верховная жрица ходила туда, чтобы слушать духов.
        Он взглянул на Пирру, но та отвернулась.
        В Горах тоже царили сгустившиеся из-за пепла сумерки, но там от снега исходил хоть какой-то свет. А равнину Великое Облако и вовсе окутало непроницаемым покровом. К середине дня стемнело так, что даже летучие мыши подумали, будто наступил вечер, и стали выпархивать из пещер стаями, напоминавшими облака черного дыма.
        Эхо кинулась за ними вдогонку и, конечно, ни одной не поймала.
        - Тебе не летучие мыши нужны, а голуби, - сказала ей Пирра. - Когда же до тебя наконец дойдет?
        Девочка попыталась встретиться взглядом с Гиласом, но тот с тревогой смотрел на пещеры на горном гребне.
        Вот стемнело по-настоящему, и путники принялись искать место для ночлега. Тесео заметил хорошую пещеру, но Гилас заявил, что сначала ее надо проверить. Тут Пирра вспомнила, что он уже так делал, и под влиянием порыва последовала за мальчиком.
        Тесео дал ей маленький тростниковый факел, но от его слабого света тени сгустились только сильнее. Пирра никак не могла найти Гиласа. В сырой пещере пахло пылью и паутиной. Под сапогами скрипели глиняные черепки. Вдруг Пирра вздрогнула: она заметила в трещинах бронзовые фигурки. Да это же подношения!
        - Гилас! - шепотом позвала девочка. - Идем отсюда, здесь гробница!
        Мальчик не отвечал. Когда глаза Пирры привыкли к темноте, она увидела, что Гилас стоит неподвижно, повернувшись к ней спиной.
        - Гилас…
        - Оставь меня в покое! - прошипел мальчик.
        - Это я, Пирра!
        Девочка подошла к Гиласу, но его золотисто-карие глаза глядели сквозь нее.
        - Гилас! - Пирра дотронулась до его руки.
        На ощупь она оказалась холодной и потной.
        - Очнись!
        Гилас вздрогнул, потер ладонями лицо и посмотрел на Пирру так, будто только сейчас ее заметил.
        - Эта пещера не подходит, - буркнул он. - Пойдем искать другую.
        Остальные возражать не стали, и вскоре они отыскали замену. Гилас сказал, что там «чисто». В ней и разбили лагерь. Девкарьо ушел совещаться с Лукуро и Метой: завтра они поднимутся на Сетойю и оттуда будут следить, не приближаются ли Вороны. А Гилас так рьяно взялся будить огонь вместе с Тесео, будто избегал Пирры.
        Они молча поели ячменных пирожков, полных пепла, а после ужина Девкарьо повернулся к Гиласу и невозмутимым тоном спросил:
        - Ну и давно ты видишь привидений?
        21
        Заметив, как округлились глаза Пирры, Гилас пожалел, что ему не хватило смелости раньше ей во всем признаться.
        - С тех пор как на Кефтиу приплыл. - А еще я вижу Чуму. Она похожа на черное облако. Врагу такого не пожелаешь! И чем дальше, тем хуже. А как ты узнал?
        - Просто догадался, - ответил скотовод. - Духи тебе постоянно являются?
        Гилас покачал головой:
        - Нет, время от времени. Заранее не угадаешь, когда в следующий раз появятся. Но перед этим у меня голова болит. Вот тут.
        Гилас дотронулся до виска.
        - У тебя на этом месте шрам, - тихо произнесла Пирра.
        Он повернулся к ней, но девочка тут же отвела взгляд.
        - От ожога остался.
        Рассказывая о том, что пережил в жерле огненной Горы на Талакрее, Гилас будто снова чуял сернистый запах дыма, видел пылающую тень Повелительницы Огня и Ее яркие волосы, ослепительно сверкавшие среди черноты, ощущал обжигающее прикосновение Ее пальца к виску…
        - Думаешь, я из-за этого вижу призраков? - выпалил Гилас. - Потому что Повелительница Огня меня обожгла?
        - А ты сам разве не так думаешь? - спросил Девкарьо.
        - Раньше мне такая мысль в голову не приходила. И что это означает?
        Девкарьо поглядел на взлетавшие вверх искры.
        - Я не провидец. Но даже я знаю, что в душе у каждого человека есть дверь между нашим миром и миром духов. У многих эта дверь всю жизнь скрыта за плотной завесой. Ну а твою завесу сожгла Повелительница Огня. Или может быть, не всю, а только часть. Поэтому ты и видишь призраков лишь иногда - обрывки завесы колышутся туда-сюда: то заслонят дверь, то снова откроют.
        - Уж не знаю, дверь там или не дверь, но я бы ее с радостью закрыл, - пробормотал Гилас.
        Девкарьо усмехнулся:
        - Друг мой, богам нет дела до того, чего хочешь ты. К тому же сегодня твоя способность нам помогла. Пожалуй, от нее есть не только вред, но и польза.
        - Говоришь прямо как провидец, - проворчал Гилас.
        Девкарьо рассмеялся и хлопнул мальчика по плечу.
        - Видно, это я от усталости! Пора спать.
        Через некоторое время Пирра проснулась. Рядом храпели Девкарьо и Тесео, а Гилас куда-то пропал.
        Тихо, чтобы не разбудить спящих, Пирра встала и вышла из пещеры. На равнине было теплее, чем в Горах, однако ночью холод приходил и сюда, и девочка поплотнее запахнула грязные лисьи меха. Костер у входа в пещеру почти догорел, но от углей исходило тусклое красное сияние.
        - Гилас! - тихонько позвала Пирра.
        Тишина.
        - Эхо! Эхо, ты нужна мне…
        Соколиха подлетела к девочке и села к ней на плечо. Пирра полезла в мешочек на поясе за землеройкой, которую сегодня поймал Тесео. Голодная соколиха с удовольствием ее растерзала.
        Пирра печально гладила чешуйчатую ногу Эхо. Птица часто напоминала ей об Усеррефе. Пирра очень за него тревожилась. До Девкарьо не доходило никаких слухов о странствующем египтянине. Где же он? Пирра представила, как он замерзает на Горе Дикти. А вдруг Усеррефа схватили Вороны?
        Тут из темноты вышел Гилас, но при виде Пирры замер.
        - Ходил Разбойницу искать, - произнес он.
        - Нашел?
        - Она меня нашла. Мне кажется, Разбойница понимает, что сейчас она не может идти с нами, но хотелось бы знать наверняка.
        Гилас нервно рыл пяткой землю.
        - Пирра, я собирался тебе рассказать про… ну, про то, что я вижу.
        - Не важно.
        Присев на корточки, Гилас стал рыть землю палкой.
        - Страшно, наверное, когда призраки появляются?
        - Еще как, - не поднимая головы, проговорил мальчик. - В Горах было еще терпимо, но здесь они толпами бродят. Неупокоенные, злые, а я ничего не могу для них сделать. Да и видения стали ярче.
        У Пирры сжалось сердце. Может, и в Доме Богини тоже есть призраки? А в гробнице сидит Яссассара и наблюдает за своими владениями.
        Гилас внимательно поглядел на Пирру.
        - Ты боишься возвращаться, - тихо произнес он.
        Пирра кивнула.
        - Оттуда же все ушли. Никто тебя там не запрет.
        Пирра помедлила с ответом.
        - Да, людей там нет.
        Эхо доела землеройку, вытерла клюв о меха Пирры и улетела, бесшумно скрывшись в ночи.
        - Мы с тобой все время будем вместе, - ободряюще произнес Гилас. - Заберем кинжал и сразу уйдем.
        Пирра не ответила.
        Гилас опять воткнул в землю палку.
        - Тебя что-то еще тревожит?
        - С чего ты взял?
        - Когда Девкарьо разговаривает с тобой на кефтийском, ты в лице меняешься. Вот и сейчас тоже. Из-за матери переживаешь?
        Пирра уставилась на Гиласа:
        - От тебя ничего не скроешь. А жаль.
        Мальчик усмехнулся:
        - Ну, раз уж я все равно заметил, рассказывай.
        Пирра снова помолчала.
        - Помнишь, я говорила тебе про Мистерию? Ритуал, который мать не успела совершить? Девкарьо думает, что я должна провести его вместо Верховной жрицы.
        - А ты… смогла бы?
        - Нет, конечно! Это тебе не обычное жертвоприношение. Мать была Верховной жрицей, но даже она не знала, поможет Мистерия или нет! Она бы первая сказала: «Даже не пытайся».
        Гилас отбросил в сторону палку и встал с земли.
        - Еще раз скажу: задерживаться мы там не будем. Зайдем, возьмем кинжал и сразу уйдем.
        Послушать Гиласа, так задача проще некуда. Но ему легко говорить, он не бывал в Доме Богини. Гилас даже не знает, как там все устроено. А еще не представляет, что значит провести Мистерию. Если бы знал, пришел бы в ужас от одной мысли, что Пирра даже просто размышляет о такой возможности.
        Что, если Девкарьо прав, и Пирре по силам совершить ритуал? У девочки внутри все похолодело.
        «Нет, я не сумею. На такое мне смелости не хватит».

* * *
        Гилас вздрогнул и проснулся. Трубят в бараньи рога! На Сетойе Лукуро и Мета предупреждают об опасности.
        Девкарьо перегнулся через Гиласа и вгляделся в даль.
        - Вороны, - прошептал скотовод. - С другой стороны горного гребня. Надо поторапливаться!
        Они поспешно закопали угли и отправились в путь, хотя еще не рассвело. Гиласа качало от усталости. Пирра шагала рядом с ним в мрачном молчании.
        Тут на тропу посыпались камешки, и со склона сбежали две темные фигуры. Лукуро что-то шепнул отцу на кефтийском, потом вмешалась Мета, а Пирра, судя по тону, возражала им.
        Но Девкарьо, похоже, велел всем замолчать и обратился к Гиласу:
        - Видишь впереди ущелье? Идите по нему и держитесь реки. Она вас приведет к Кунису.
        - Долго идти? - уточнил Гилас.
        - Если поторопитесь, за полдня доберетесь.
        - А как же вы? - спросила Пирра.
        - Мы заманим Воронов на Сетойю, уведем в другую сторону, а потом оторвемся от погони. Ты поменяешься плащами с Метой. Если повезет, ее примут за тебя.
        - Нет, это слишком опасно! - прошептала Пирра. - Вдруг в нее из лука стрелять будут?
        - Мы эту Гору знаем как свои пять пальцев, Воронам за нами не угнаться, - ответил Девкарьо. - Ну, пошевеливайтесь! Другого пути нет!
        22
        - Пленник говорит, что этот путь ведет на вершину, - перевел Иларкос.
        - Значит, выйдем прямо к святилищу? - пропыхтел Креон.
        Иларкос задал этот вопрос на кефтийском, и проводник испуганно кивнул.
        - Тогда идем.
        Креон сорвал плащ из волчьей шкуры и швырнул его рабу.
        Теламон замер в нерешительности.
        Еще не рассвело, и Гора Сотрясателя Земли угрожающе чернеет на фоне темно-серого неба. Огоньки факелов лишь тускло мерцают во мраке. Время от времени кто-то громко трубит в бараньи рога, и по окрестностям разносится эхо. Как знать, что их ждет там, наверху?
        - Я сказал - идем! - рявкнул Креон.
        Чем выше они поднимались, тем сильнее ветер трепал плащ Теламона и тем больше пепла летело мальчику в лицо. Отчего-то Теламону стало не по себе. Если Гилас и Пирра и впрямь идут к святилищу, зачем им дуть в рога?
        Внизу он смутно разглядел извилистую реку, бежавшую к Дому Богини. Тут Теламона осенило, и он кинулся догонять Креона.
        - Нет, что-то здесь не так, - произнес он вполголоса, чтобы воины не услышали.
        - На этом распроклятом острове все не так, - проворчал дядя.
        - Что, если это уловка?
        - Ты о чем? - рявкнул Креон.
        - Может быть, Гиласа и Пирры здесь нет.
        - А может быть, они уже в святилище и молятся богам, чтобы те уничтожили наш кинжал! Тогда сам будешь докладывать Короносу, что они добились своего, а мы остались в дураках!
        Теламон набрался храбрости и произнес:
        - Но ты ведь мог и ошибиться…
        - Мы с тобой оба видели девчонку!
        - Издалека, в темноте! Я даже не уверен, она это или нет!
        - А если она?
        Теламон задумался.
        - Давай разделимся. Ты с половиной отряда поднимайся на Гору, а я возьму другую половину и пойду к Дому Богини.
        - И что потом? - усмехнулся Креон. - Вдруг там люди есть? Рассказывают, этот их Дом Богини размером с гору! Собираешься захватить его с отрядом из двадцати человек? Ты ведь даже не воин!
        Теламон вспыхнул до корней волос.
        - Но если я прав, тогда я добуду кинжал, и…
        - Ах вот что ты задумал, - перебил Креон. - Хочешь один вернуть Короносу кинжал и настроить отца против меня? А знаешь, пожалуй, ты дело говоришь: на всякий случай надо разделиться. Половину людей отправим на Гору с Иларкосом, а остальные пойдут к Дому Богини, и поведу их я!
        Теламон открыл было рот, собираясь возразить, но тут над горизонтом поднялось Солнце, и вдалеке в сером луче света блеснул странный, причудливый холм.
        Креон со свистом втянул в себя воздух. Кефтийский пленник опустился на колени и благоговейно произнес:
        - Кунису.
        - Он говорит, что это Дом Богини, - с легкой запинкой перевел Иларкос.
        Несколько секунд ошеломленный Теламон мог лишь молча смотреть на древнее средоточие кефтийской власти. А потом он вспомнил, как возле ущелья Гилас и Пирра оставили его в дураках, и решимости сразу прибавилось. Теламон вообразил, как храбро ведет воинов в атаку и захватывает Дом Богини. Он вскинет над головой кинжал Короноса и объявит себя правителем всего Кефтиу. Гилас убит, Пирра в знак почтения стоит перед Теламоном на коленях…
        Но резкий окрик Креона вернул мальчика с небес на землю.
        - Эй, племянничек! Слышишь, что я говорю?
        - Ее здесь нет, - повторил Теламон. - Если хочешь, отправь Иларкоса в святилище, но они нас обвели вокруг пальца. Гилас и Пирра несут кинжал в Дом Богини.

* * *
        «Далеко еще?» - с тревогой думал Гилас.
        Пирра спешила вперед рядом с ним. Ее кулаки были плотно сжаты. Позади бежала Разбойница. Она присоединилась к Гиласу и Пирре, как только они покинули лагерь. Разбойница возникла рядом бесшумно, как и все львы. Казалось, львица чувствовала, что сейчас не до бурных приветствий.
        Сначала они, спотыкаясь, брели по берегу реки в потемках. Зажечь камышовые факелы, которые дал им Девкарьо, Гилас и Пирра не осмеливались. На рассвете стали видны холмы, а на их склонах - дома, оливковые рощи, виноградники и ячменные поля. Все это стояло заброшенное, покрытое слоем серого пепла. Гилас прикинул, что сейчас около полудня. Сетойя осталась далеко позади. Звуков погони они с Пиррой не слышали. Неужели хитрость Девкарьо сработала?
        Днем потеплело. В царивших без Солнца сумерках жужжали мухи и чирикали воробьи. Гилас снял куртку из овчины и обвязал ее вокруг пояса. Справа над ними мрачно нависал темный горный гребень, сплошь изрытый пещерами. Ох, не нравилось Гиласу это место.
        Тут Разбойница сильно наморщила нос и чуть оскалилась. Так она делает, уловив какой-нибудь сильный запах.
        - Разбойница чует город, - напряженным тоном произнесла Пирра.
        - А где он? - спросил Гилас.
        - Окружает Кунису с трех сторон, а на востоке течет река. Но сейчас оттуда все разбежались. Идем. Совсем чуть-чуть осталось.
        Гилас поглядел на горный гребень.
        - Вдруг Вороны туда залезут? Мы у них будем как на ладони, они нас мигом из луков пристрелят. Проще только рыбу в бочке на острогу насадить.
        - У них духу не хватит туда сунуться, - странным тоном возразила Пирра.
        - Почему?
        Девочка промолчала.
        Разбойница тоже не сводила глаз с горного гребня. Ее глаза видели то, что было недоступно восприятию Гиласа. Тут мальчик вздрогнул: он заметил, что входы в пещеры завалены камнями. Боль пронзила висок, и уголком глаза Гилас заметил черные облака Чумы и тени, от которых исходили ярость и чувство утраты.
        - Здесь гробницы, - прошептал Гилас. - Очень много. Сотни!
        - Да, - подтвердила Пирра. - А на холмах к западу и северу их еще больше. Захоронения окружают Кунису. Это Города мертвых.
        Гилас искоса взглянул на нее:
        - И твоя мать тоже…
        - Да. Ее похоронили высоко на Гребне Мертвых. Она смотрит на нас оттуда.
        Не успел Гилас ответить, а Пирра уже со всех ног поспешила дальше. Вскоре деревья расступились, и они вышли на открытое место. Гилас ахнул.
        Перед ним раскинулось огромное скопище пепельно-серых домов, теснившихся друг к другу. Вместе они напоминали одну гигантскую деревню вокруг бледного сияющего холма. Но, приглядевшись, Гилас понял: нет, перед ним не холм, а огромная, великолепная крепость. Ничего подобного он даже вообразить не мог. Стены казались на удивление гладкими, их даже пепел не коснулся. По верху тянулся ряд огромных каменных бычьих рогов. Даже в полутьме, без Солнца, от Дома Богини исходило неземное сияние, будто он светился изнутри.
        - Кунису, - произнесла Пирра. В ее голосе одновременно звучали и горечь, и гордость. - Дом Богини.
        В этот момент вдалеке затрубили рога. Львица испугалась и кинулась в лес.
        - Разбойница, вернись! - закричал Гилас.
        Но та уже скрылась из вида.
        Девочка схватила Гиласа за руку:
        - Идем, мы уже почти на месте!
        - А как же Разбойница? Она за нами через город не пойдет!
        - Нет времени ее искать! Скорее, надо довести это дело до конца!
        Пирра права… На всякий случай в последний раз оглянувшись через плечо, Гилас углубился вместе с ней в лабиринты города.
        У Гиласа голова шла кругом от бесчисленных высоких стен и темных арок, во многих из которых сидели гноееды. Потом они с Пиррой бежали вверх по дороге, выложенной коварным, скользким голубым камнем. По обе стороны от них тянулись к небу стены из зеленых блоков, таких огромных, будто их вырубали сами боги. Впереди высились ворота, украшенные позолоченными изображениями морских существ: Гилас заметил осьминогов, летучих рыб и дельфинов. По обе стороны от ворот стояли восковые фигуры в человеческий рост, покрытые черными пятнами Чумы.
        Сначала Гилас подумал, что гигантские ворота заперты, но стоило Пирре толкнуть створки, как они со скрипом открылись. Изнутри пахнуло благовониями и серой.
        Пирра взяла Гиласа за руку. Ее пальцы были холодны как лед, зато бледное лицо выражало упрямую решимость.
        - Будем держаться вместе, - произнесла она. - С непривычки в Доме Богини легко заблудиться.
        Гилас в зданиях почти не бывал, изнутри он видел только крестьянские хижины, да еще один раз ходил в крепость Креона. Такого великолепия он даже вообразить не мог.
        Он спешил следом за Пиррой по полутемному коридору.
        Стены расписаны синими спиралями: посмотришь, и голова кружится. Пол неестественно гладкий. Его украшают узоры из красных и желтых завитков, напоминающих волны. Сквозь решетчатую крышу внутрь проникают лучи серого дневного света.
        Пирра то ступала в освещенные квадраты, то снова ныряла в темноту.
        - Надо факелы зажечь, - пробормотала она.
        Гилас чиркнул огнивом - и очутился в волшебной стране. Черные ласточки кружат по кроваво-красному небу над покачивающимися синими камышами и белоснежными лилиями. А вот зеленый лев раскинул желтые крылья. Пасть его разинута в безмолвном реве.
        - Гилас, это всего лишь росписи, - бросила Пирра. - Не отвлекайся, иди за мной. Я спрятала кинжал в своей комнате, до нее еще далеко. И смотри под ноги.
        Настороженно оглядываясь, Пирра вела Гиласа по извилистым коридорам. Время от времени они переступали через желоба, которые Пирра называла водостоками. Иногда коридоры заканчивались тупиками, а пол вдруг резко шел под уклон - как бы не упасть! А мимо все проносились нарисованные миры. Гилас чувствовал себя не в своей тарелке: неотесанному пастуху из Акии среди всей этой роскоши делать нечего.
        Кажется, будто Дом Богини хочет его запутать. Только что он шел, держась за белую, прохладную, гладко отполированную каменную стену, но уже через несколько шагов под его рукой качнулась деревянная ширма. Некоторые двери широкие - в такие сразу три человека войдут. Зато другие - узкие, а по бокам стоят высокие красные колонны, напоминающие мощных широкоплечих стражников. Гилас прошел мимо колонн бочком, стараясь до них не дотрагиваться.
        А Пирра побежала прямиком к следующей двери. Но оказалось, что это вовсе не дверь, а занавес из сверкающих бусин, похожий на стену ледяного дождя. Гилас прошел через него и сразу запутался в другом занавесе. Скользкий фиолетовый материал облепил лицо, точно паутина. Пирра сказала, что он называется «шелк» и его прядут черви. В полутемной комнате без окон мальчик заметил корзины. На дне свернулись кольцами крепко спящие змеи.
        - Они нужны для ритуалов, - шепотом объяснила девочка. - Я потом проверю, не надо ли их покормить.
        Затем Пирра и Гилас пересекли зал. Их шаги разносились по нему гулким эхом. Казалось, люди только что ушли отсюда. Гилас ободрал голени о позолоченную скамью с когтистыми лапами вместо ножек и едва не перевернул стол вместе с глиняными чашами для питья. Стенки у них были тонкие, как яичные скорлупки. Очага Гилас не заметил. Он спросил, как же здесь топят.
        - Очагов у нас нет, только жаровни.
        «Здесь даже огонь переезжает с места на место», - подумал совсем оробевший Гилас.
        Вот Пирра повела его вверх по плоским, ровным каменным ступеням.
        - Осторожнее на лестнице, - предупредила она.
        «Так вот как называется эта штука».
        - Держись поближе к стене.
        С другой стороны зиял обрыв.
        Дальше свернули в коридор, где по обе стороны тянулись ряды дверей. Вместо засовов они были заперты при помощи завязанных шнуров, на концах которых висели печати из глины.
        - Это кладовые, - пояснила Пирра. - Заберем кинжал - вернемся сюда и наберем продуктов.
        Гилас не почувствовал здесь ни одного призрака, зато уловил шорохи, которые издавали многочисленные невидимые существа. У него над головой кружили воробьи и ласточки, на потолочной балке он заметил осиное гнездо, в водостоке мелькнул змеиный хвост. А один раз мальчик различил далекий стук копыт. Люди покинули Дом Богини, и теперь его заняли дикие звери и птицы.
        Гилас тревожился за Разбойницу. Она ни за что не осмелится последовать за ним сюда. Львице не объяснишь, куда он пошел и зачем. Вдруг Разбойница решит, что мальчик снова ее бросил?
        И опять коридоры и комнаты.
        - Здесь мастерские, - произнесла Пирра.
        - Кто в них работает?
        - Много кто - ткачи, гончары, печатники, золотых дел мастера…
        - И как ты здесь не плутаешь?
        Пирра невесело улыбнулась:
        - Я в этом месте всю жизнь провела. От нечего делать успела осмотреть весь Дом Богини.
        Гилас заглядывал в мастерские, и перед ним представали картины одна причудливее другой. Потолок, на котором обосновалась целая стая спящих летучих мышей, отчего он напоминал мохнатый, бугорчатый черный фрукт. Гора гигантских яиц, каждое размером больше головы младенца, и штуки, напоминающие огромные бивни выше человеческого роста.
        - Эти яйца снесла какая-то птица, - пояснила Пирра. - Кажется, она называется «страус». А рядом слоновая кость, ее привезли из Египта. Представить страшно, как выглядит чудовище, у которого такие бивни! В Зале Шепотов стоит статуя бога из слоновой кости, у него золотые волосы…
        Слова Пирры эхом отражались от стен.
        - Срежем путь через Главный двор, - объявила Пирра.
        Девочка толкнула дверь, и они с Гиласом оказались под открытым небом.
        Огромное пространство выложено желтой плиткой с запутанными узорами из синих листьев плюща. Вокруг возвышаются стены: два этажа, позолоченные двери, высокие окна, снова красные колонны-стражники - и огромная нарисованная толпа. Все как один глядят на Гиласа.
        Куда ни повернись, со всех сторон величавые мужчины и бледные женщины удивительной красоты с темными глазами миндалевидной формы, совсем как у Пирры. Казалось, перед мальчиком не изображения, а живые люди - стоит ему уйти, и они сразу примутся его обсуждать: «Зачем сюда явился этот Чужак?»
        В центре Главного двора стоит оливковое дерево в огромном позолоченном горшке, а в северном углу высится гигантский двойной топор из блестящей бронзы. Кто-то водрузил его на пьедестал из фиолетового камня. А рядом зияет черная дыра.
        - Это спуск на нижний ярус, - сказала Пирра.
        - Тут еще что-то есть? Внизу?
        Пирра снова невесело улыбнулась:
        - Да, и наверху тоже. - Она указала на выступающую часть западной стены. - На этом балконе стоит моя мать. То есть стояла.
        Гилас облизнул губы.
        - Для чего нужен такой большой двор?
        - Здесь прыгают через быков. Танцуют. Совершают жертвоприношения. Иногда, если мать уезжала по делам, Усерреф катал меня на колеснице… - Тут Пирра помрачнела. - Скорее. Мы почти пришли.
        И вот они спешат по очередному коридору. Здесь стены расписаны оленями в натуральную величину. Одному самцу на ухо села муха: кажется, он вот-вот ее сгонит. А вот соня на ячменном колосе. Ее нарисованный хвост обвивает стебель.
        Тут Пирра скрылась за углом. Гилас побежал ее догонять - и налетел на быка.
        - Пирра, берегись! - прокричал мальчик, хватаясь за топор.
        - Не бойся, он не настоящий!
        Этот дикий самец даже крупнее того, с которым Гилас столкнулся в предгорьях. Опустив голову, он идет в атаку. На плечах бугрятся мышцы, из пасти торчит широкий язык. Казалось, бык собирался пробить стену, но неизвестное божество превратило его в камень, и он так и застрял посередине.
        - А выглядит как живой, - буркнул пристыженный Гилас.
        Надо же было так оплошать!
        - Когда я была маленькой, думала, что он по ночам оживает, - произнесла Пирра.
        «А вдруг?..» - подумал Гилас, осторожно пробираясь мимо быка и стараясь не смотреть в его красные, налитые кровью глаза.
        Вот они подошли к полутемной комнате без окон. У входа высились все те же колонны-стражники. В свете факела перед Гиласом предстали великолепные покои: на стенах роспись в виде рыб, скамья из позолоченного дерева на когтистых лапах, алый ковер, расшитый синими ласточками, высокая лампа из лилового мрамора, кедровый сундук, инкрустированный панелями из слоновой кости.
        Тут Гилас совсем оробел.
        - Здесь живет Богиня?
        Пирра фыркнула:
        - Скажешь тоже! Это всего лишь моя комната.
        Ее комната?! Гилас был потрясен до глубины души. Он всегда знал, что Пирра богатая, но такой роскоши даже вообразить не мог.
        - Кинжал вон там, за панелью в стене, - вполголоса сообщила Пирра. - Подержи мой факел, пока я…
        Вдруг она осеклась.
        - Что такое?
        В полумраке он разглядел дыру внизу стены. Рядом с ней на полу лежал тонкий квадрат блестящего белого камня. А рядом валялись посох и козья шкура - и то и другое явно швырнули на пол в спешке.
        - Его нет, - ничего не выражающим тоном произнесла Пирра. - Кинжал забрали.
        23
        - Кинжал взял Усерреф, - прибавила Пирра. - А значит, он жив. Слава Богине!
        - Ты уверена, что это был он?
        - Больше некому. Только Усерреф знает, где я спрятала кинжал. Смотри, сейчас я тебе докажу. Я завернула кинжал в эту козью шкуру, но египтяне считают коз нечистыми, поэтому Усерреф достал кинжал посохом, чтобы не дотрагиваться до шкуры. Милый Усерреф… - Растерянная и ошеломленная, Пирра опустилась на кровать. - Могла бы догадаться, что он сразу придет сюда. Ничего удивительного, что Усерреф добрался до Дома Богини первым - он ведь знает дорогу.
        - Значит, он и впрямь решил, будто ты погибла, - произнес Гилас. - И куда он унес кинжал?
        Пирра покачала головой.
        - Я велела Усеррефу надежно спрятать кинжал, а потом уничтожить его при первой возможности. Что, если Усерреф скрывается где-то здесь?
        - Не может быть. Мы весь Дом Богини обошли.
        - Гилас, ты и сотой доли не видел! Кунису громадный. Усерреф мог затаиться где угодно - в одной из мастерских, во внутренних покоях или на нижнем ярусе…
        - Вдруг уловка Девкарьо не сработает? Тогда Вороны придут сюда за нами, а отсюда мы даже не увидим, как они к нам подбираются.
        Пирра встретилась с Гиласом взглядом.
        - Можем пойти туда, где есть окна.
        - Отлично. Будем одновременно и за подступами следить, и Усеррефа искать.
        А дальше время летело, будто на крыльях. Гилас и Пирра перебегали от одного окна или балкона к другому. На бегу девочка постаралась объяснить ему, где что находится.
        - Главный двор посередине. Мои покои на востоке, прямо над ними покои матери. Мастерские на западе. Кладовые на севере, а под ними нижний ярус…
        Но Пирра и сама понимала, что только запутала Гиласа.
        Никаких следов Воронов они не заметили, но и следов Усеррефа тоже. Один раз Гилас открыл было рот, собираясь позвать египтянина, но Пирра сразу на него зашикала.
        - Кто знает, какими способами жрецы защитили Дом Богини, прежде чем уйти? - прошептала она. - Лучше вести себя потише.
        Гилас облизнул губы.
        - Скоро стемнеет. Давай спрячемся у тебя в комнате, а поиски продолжим, как только рассветет.
        Мальчик был прав, и все же Пирру охватила тревога. Они собирались взять кинжал и сразу уйти, но Кунису их не отпускает.
        Гилас спросил, есть ли здесь другие входы, кроме ворот. Пирра ответила «да», и он за голову схватился:
        - Неужели они тоже открыты?!
        Но к счастью, и северные, и южные ворота оказались крепко заперты. Гилас и Пирра вернулись к западным воротам и закрыли их на засов, досадуя, что не сделали этого сразу.
        - Интересно, почему они стояли открытые? - произнес Гилас, будто прочитав мысли Пирры.
        - Наверное, Усерреф оставил, - ответила Пирра.
        Но потом она подумала: что, если ворота уже были приоткрыты, когда Усерреф пришел в Дом Богини? Может быть, Яссассара нарочно приказала их не запирать. Предвидела, что дочь вернется.
        Когда они в последний раз вышли на Восточной балкон, уже стемнело. Внизу виднелись деревья и река. Никаких факелов или других признаков, что Вороны здесь, Гилас и Пирра не заметили.
        - Может, они просто хорошо спрятались, - вполголоса произнес Гилас.
        Пирра не ответила.
        На юго-востоке высится Гребень Мертвых - совсем близко. Слишком близко. Гробницу матери невозможно не заметить. Она запечатана белым гипсом и глядит на Пирру сверху, будто гигантский холодный глаз.
        - …Если завтра не найдем Усеррефа, надо уходить… - говорил между тем Гилас. - Пирра, ты слушаешь?
        - Что? Э-э… Да.
        Но когда они шли обратно в ее комнату, Пирру не покидало неприятное ощущение, что все сейчас происходит именно так, как задумала ее мать.
        Пирра снова в Доме Богини, и теперь ей отсюда не выбраться.

* * *
        А тем временем маленькая львица никак не могла пробраться внутрь.
        Мальчик и девочка вбежали прямо в разинутую пасть высоченной рогатой горы, а львица испугалась и кинулась наутек. Теперь она съежилась среди камышей возле быстро текущего Мокрого и тряслась от страха.
        Таких гор она еще ни разу не видела. Белая, гладкая, пустая внутри, а еще от нее противно пахнет людьми. Вот и вокруг повсюду их логова - пустые, но ото всех исходит этот жуткий запах. Нет, львица близко к ним не подойдет - даже ради мальчика.
        Сгустилась Тьма, и маленькая львица учуяла добычу: звери собирались на водопой. Вот мимо протрусила лань. Хищницу она не заметила. А на расстоянии короткого прыжка из норы, переваливаясь, вышел барсук. Но львица на них даже не взглянула. Над ней легко и плавно пролетела соколиха. Казалось, птица нарочно дразнила ее, но маленькой львице было не до того. Что, если мальчик попал в беду? Вдруг он никогда оттуда не выйдет?
        Выбравшись из камышей, она подползла поближе к рогатой горе и окинула ее взглядом снизу вверх. Нет, в разверстую пасть она ни за что не полезет, но ведь можно поискать и более безопасный путь.
        Бока у этой горы твердые и такие гладкие, что царапать их бесполезно. Лапы только соскальзывают, оставляя грязные размазанные следы.
        И вдруг львица заметила рядом сосну. Одна ветка совсем близко к горе. Она, конечно, высоко, зато заскочить с нее внутрь - пара пустяков…
        У сосен кора неровная: чтобы лазить - самое то. Взбираться на деревья у львицы получается неважно, но в этот раз Разбойница превзошла себя. Добравшись до того места, где ветки расходились в разные стороны, она стала прикидывать, как лезть дальше.
        Ветка, которая ей нужна, - с другой стороны ствола. Львица неловко вытянула переднюю лапу и ухватила ветку когтями. Потом занесла другую лапу, но промахнулась и повисла на одной, отчаянно пытаясь вернуть равновесие. Вскинув заднюю лапу, львица еле-еле взгромоздилась на ветку и съежилась на ней, цепляясь за кору всеми когтями и даже хвостом.
        Тут сюда же села соколиха и внимательно уставилась на львицу. Та зашипела, чтобы отогнать ее. Птица отлетела в сторону и приземлилась на один из рогов на горе, но глаз со львицы по-прежнему не сводила.
        Ветка оказалась выше и намного дальше от горы, чем львице показалось с земли. Нет, так далеко ей не прыгнуть.
        Соколиха поднялась в воздух, лениво облетела вокруг сосны, потом проплыла между высокими белыми рогами и скрылась внутри горы. Будто говорила: «Видишь? Дело раз плюнуть. Для меня».
        Да ну ее! Львица попыталась развернуться, но попробуй сдвинься с места на такой узкой ветке! Чтобы добраться до ствола и спуститься обратно на землю, придется ползти задом, но раньше львица таких трюков не проделывала, особенно на высоте.
        Еще и соколиха улетела… А жаль, составила бы компанию. Да, птица противная и ужасно высокомерная, но уж лучше с ней, чем совсем одной.
        Порыв ветра взъерошил шерсть маленькой львице, и сосна прошептала: «Ну, что теперь будешь делать?»
        24
        «Мы здесь только переночуем, - упрямо твердила себе Пирра. - Про Мистерию даже думать не стану. Может, даже хорошо, что мы здесь застряли, - надоело ходить грязной и трястись от страха».
        Велев Гиласу ждать ее в комнате, Пирра побежала в соседнюю умывальню и быстренько вымылась холодной водой. Затем провела по волосам гребнем, нашла в сундуке чистую тунику и переоделась. После этого девочка поспешила объяснить Гиласу, что дырявое сиденье в углу - место, где справляют естественные надобности, а ведро рядом стоит, чтобы смывать после себя. Потом Пирра научила его наполнять ванну при помощи кувшинов с водой и показала, как вытягивать деревянную затычку, когда вымоешься.
        Гилас смотрел на ванну с подозрением.
        - Да это же гроб какой-то!
        - Ничего подобного.
        - Вылитый гроб. В последний раз я такую штуку в усыпальнице видел.
        - Обычная ванна, - возразила Пирра. - Уж кому-кому, а тебе помыться не мешает. Я сейчас вернусь, только возьму кое-какие вещи.
        Кладовые с одеждой оказались заперты, но Пирра разрезала глиняные печати ножом. Ей все казалось, что вот-вот откуда ни возьмись выскочит разгневанный кладовщик. В свете факела перед Пиррой предстали стопки льняных и шерстяных вещей, от которых исходил терпкий насыщенный аромат розмарина. Повторяя себе, что ничего предосудительного не делает, Пирра отыскала куртку с короткими рукавами из тонкой синей шерсти. Пожалуй, Гиласу будет как раз впору. Потом девочка взяла мужскую юбку из упругой оленьей кожи с бахромой на подоле, широкий красный ремень из телячьей кожи, сандалии и ножны из плетеной кожи. Завернув все свои находки в плащ редкого и необычного темно-зеленого оттенка, Пирра пошла за продуктами.
        В эти кладовые кто-то уже проник до нее, причем этому человеку явно была противна сама мысль о воровстве, поэтому он добросовестно составил на покрытой воском деревянной табличке список всего, что забрал, и прислонил ее к двери. Четыре лепешки, бурдюк с вином и мешок засоленных утиных ног.
        Пирра заметила на воске едва заметный отпечаток жука-скарабея. Значит, вор поневоле - Усерреф. Девочка шепотом позвала его, но ответа не последовало.
        Пирра сжала в кулаке уаджет на шее. Вот бы сейчас из тени вышел Усерреф и принялся ее стыдить: «Пирра, только взгляни на себя! Волосы растрепаны, а ноги? Грубее крокодиловой кожи!»
        - Усерреф, где ты? - хриплым шепотом спросила девочка.
        Но ответом ей были только шорохи. Вот над головой пролетели воробьи, а вот по балке под потолком пробежали мыши.
        Пирра понимала: жрецы никогда бы не покинули Кунису без защиты. Дом Богини охраняют стражи - пусть даже не в человеческом обличье. Вдруг темные углы стали казаться Пирре особенно зловещими. В тусклом свете тростникового факела пугали даже знакомые предметы. Осьминог, нарисованный на кувшине с зерном высотой в человеческий рост, не сводил с девочки недоброго взгляда.
        Тут Пирра подумала об Эхо. Знает ли соколиха, где она? Осмелится ли последовать за ней в Кунису?
        - Ты сюда за съестным пришла, - строго напомнила себе Пирра. - Нечего зевать.
        Обойдя полки, она собрала все, что сумела унести, а потом кое-как потащилась обратно в свои покои, нагруженная, будто осел в базарный день.
        Гилас все еще плескался в ванне. Пирра закинула его новую одежду в умывальню, потом стала раскладывать еду на сундуке для одежды.
        - Усеррефа не нашла? - прокричал Гилас.
        - Нет. Но он точно сюда приходил.
        Отступив на шаг, Пирра окинула взглядом «стол». Сейчас они устроят настоящий пир: улитки в масле, соленый осьминог, сушеная рыба-меч, кровяная колбаса с луком и каштанами, засоленные виноградные листья с фенхелем и нутом, давленые фиги, зрелые черные тутовые ягоды в сиропе из лепестков розы и, наконец, любимое лакомство Пирры - хрустящие миндальные пирожки с медом. Еще девочка прихватила бурдюк с лучшим вином из изюма, заодно взяв ячменной муки и овечьего сыра, чтобы добавлять в напиток, и две серебряные чаши: они легче, чем глиняные, и уж точно не разобьются.
        Пока Пирра ходила за едой, Гилас отыскал давленые оливковые косточки и разбудил огонь в жаровне. Дожидаясь, когда мальчик выйдет из умывальни, Пирра принесла подношение: брызнула в огонь вина и попросила Богиню уберечь их от Воронов.
        «Умоляю, скажи, совершать мне Мистерию или нет? - мысленно спросила Пирра. - Дай мне знак. Ты не позволила мне уйти, потому что я должна провести Мистерию? Или это случайно вышло?»
        Должно быть, последнюю фразу Пирра произнесла вслух, потому что у нее за спиной Гилас спросил:
        - Что случайно вышло?
        Он стоял в дверях в новой куртке и юбке. На секунду Пирре почудилось, будто перед ней не Гилас, а длинноногий статный бог из Зала Шепотов: такие же широкие плечи, узкая талия, правильные черты лица и глаза будто горный хрусталь.
        - Так что вышло случайно?
        - Ничего, - выдавила Пирра. - Я принесла подношение Богине.
        Гилас кивнул:
        - Боги дали тебе знак?
        - Пока нет.
        Гилас взглянул на уставленный яствами сундук, потом снова посмотрел на Пирру.
        - Ты сегодня выглядишь получше.
        Девочка дотронулась до щеки. В тот момент она особенно люто ненавидела свой шрам: никогда еще Пирра не чувствовала себя такой уродиной.
        - Просто помылась, - пробормотала она.
        Гилас сунул амулет с львиным когтем под куртку и спросил:
        - Ну как, похож я на кефтийца?
        Пирра залилась краской.
        - Нет. Но выглядишь ты очень даже ничего.
        Девочка зажгла еще несколько ламп и принесла овечьи шкуры. Усевшись на полу, они с Гиласом накинулись на еду. Пирра мгновенно опрокинула два кубка вина, и ее тревоги будто испарились. Казалось, все вокруг окутала золотистая дымка. Мысли о Мистерии вылетели из головы. Пирра даже про свой шрам забыла. До чего же она рада, что снова наслаждается теплом и чистотой!
        Пирра лениво смотрела, как Гилас подбрасывал в жаровню оливковые косточки. В свете огня у мальчика на подбородке блеснула поросль золотистых волосков. Все кефтийские мужчины чисто выбриты, и до сих пор бороды казались Пирре неопрятными, но тут она подумала: если Гилас отпустит бороду, она возражать не станет.
        Вот Гилас снова опустился на пол. Он крутил в руках чашу и разглядывал росписи на стене. Гилас выпил меньше Пирры. К ее удивлению, в новой одежде он явно чувствовал себя неловко. Сандалии мальчик надевать не стал, да и свои старые потрепанные ножны не выбросил. Интересно почему?
        - Зачем они ходят в таком виде? - вдруг спросил Гилас.
        - Кто?
        - Кефтийские дети. Вот как этот, на росписи. Голова выбрита налысо, только одна прядь оставлена.
        - Без волос не так жарко, да и вши не заводятся. Но прядь сбоку сбривать нельзя, потому что в ней живет душа.
        Гилас поглядел на Пирру.
        - Ты тоже так ходила?
        - До одиннадцати лет, - с улыбкой ответила девочка.
        Но Гилас остался серьезным.
        Тут ей пришло в голову, что от великолепия Кунису мальчик чувствует себя не в своей тарелке. Чтобы как-то его отвлечь, Пирра спросила, нравится ли ему роспись с дельфинами на другой стене. Напомнила ли она ему о Духе, дельфине, с которым они подружились два лета назад?
        - Носы неправильно нарисованы, - ответил Гилас. - Не дельфины, а утки.
        - Вот и я так думаю, - согласилась Пирра. - И плавники совсем не похожи. Дух не признал бы в этих дельфинах своих сородичей, правда?
        Мальчик чуть улыбнулся, но скоро опять помрачнел.
        - Гилас, что тебя беспокоит?
        - Ничего.
        - Ну я же вижу.
        Гилас помедлил.
        - Просто… не ожидал, что здесь так роскошно. У тебя даже свой гроб для мытья есть!
        Пирра сдержала улыбку.
        - Не гроб, а ванна.
        - А еще всякие разноцветные наряды, и украшения, и серебряные чаши! Серебряные!
        - Зато ни земли, ни деревьев, ни свободы, - с горечью бросила Пирра.
        Гилас глядел на нее исподлобья: видно, думал, что Пирра с жиру бесится.
        - Когда я в первый раз увидела живую рыбу, глазам своим не поверила, - произнесла девочка. - Удивлялась, до чего же они быстро плавают! А раньше я видела рыбу только на росписях или на тарелке. - Пирра помолчала. - Жила у нас одна старуха, рабыня. Всю жизнь в Доме Богини провела, сидела в одной и той же комнате за ткацким станком. А однажды вышла на Главный двор, увидела небо и испугалась, что сейчас оно ее придавит. Так и сошла с ума. Я всегда боялась, что со мной будет то же самое. Посадят меня в комнату без окон, буду бормотать всякую бессмыслицу, и никто, кроме ящериц, меня не услышит.
        Гилас задумчиво поглядел на Пирру.
        - Зря боишься. Если завтра с утра не найдем Усеррефа, сразу уйдем.
        Пирра кивнула. Как же ей хотелось ему верить!
        - Пирра, что с тобой? Все еще переживаешь из-за Мистерии? Этот ритуал… Он опасный, да?
        Пирра вскочила, схватила кувшин с маслом и подлила еще в лампы. Иногда наблюдательность Гиласа совсем некстати.
        - Я тебе помогу, - тихо пообещал он. - Ничего не испугаюсь.
        - Тебе нельзя. Ты в Мистерии участвовать не можешь. Я даже не имею права тебе про нее рассказывать.
        - Почему?
        - Это тайна. Оттого обряд и называется Мистерией. Скажу только, что нужно призывать Богиню, чтобы Она явилась во плоти, и тогда она, может быть, вернет нам Солнце.
        Она выпила еще вина, но девочку больше не окутывало приятным теплом: наоборот, теперь ее мутило.
        На Пирру тяжелым грузом давили чужие ожидания - матери, Девкарьо, девочки из пещеры с грязным игрушечным осликом и других таких же, как она…
        Но девочка не могла поделиться всем этим с Гиласом. Иначе он попытается ее остановить. А если Пирра наберется храбрости, чтобы провести Мистерию, больше она Гиласа не увидит.
        Ведь чтобы вернуть Солнце, ей придется пожертвовать жизнью.
        25
        Соколиха боялась, что никогда не найдет девочку. Как же она по ней соскучилась! А главное, птица чувствовала, что та в беде.
        Гора - странное место, она сплошь состоит из узких туннелей, по которым гуляет эхо. И повсюду стоят какие-то странные деревья - прямые, без веток и листьев. Но вот что соколихе понравилось, так это то, что здесь все разноцветное. Пока она искала девочку, от души повеселилась, тренируясь пролетать между стволами непонятных деревьев.
        Вот соколиха влетела в гулкую пещеру, где сильно пахло наземными зверями. В темноте зашевелилось что-то огромное. Соколиха поскорее вылетела наружу и снова оказалась среди деревьев. Она стала петлять между ними и едва не угодила в огромную мерцающую паутину. В последний момент вильнула в сторону и задела кончиком крыла обо что-то твердое. Раздался непонятный звук.
        Испуганная соколиха села на карниз. Нет, больше ей здесь не нравится. Ни земли, ни Ветра, да еще эта гигантская паутина! А если бы соколиха в ней запуталась?
        Неожиданно для себя она поняла, что скучает по маленькой львице. Та, конечно, та еще ворчунья, вдобавок у нее неприятная привычка подкрадываться к соколихе, когда та садится поспать, зато всегда понятно, чего от нее ожидать. С ней как-то спокойнее.
        Покивав головой, чтобы зрение стало острее, соколиха полетела дальше. И снова узкие туннели и деревья без листьев, но на этот раз птица между ними не летала. Воробьи бросались перед ней врассыпную, ящерицы ныряли в трещины. Но хоть соколиха и проголодалась, на них даже не глядела.
        Где же девочка?
        А ведь скоро ночь.

* * *
        Пирра сидела на постели, глядя на огонь. «Наверное, про Мистерию думает», - решил Гилас. Или о чем еще размышляют дочери Верховных жриц? Только это не его ума дело. Куда ему, простому пастуху из Ликонии!
        Пирра раскраснелась от вина. Никогда еще она не казалась Гиласу такой красивой: волосы струятся по спине, будто черная река, а темные глаза - точь-в-точь как у нарисованных женщин в Главном дворе. Пирра такая же высокорожденная и такая же недоступная.
        Давненько Гилас не вспоминал о том, какие они разные, но сегодня между ними словно пропасть разверзлась.
        И это еще Пирра одевалась впопыхах. В голове не укладывается, что вся эта роскошь для нее - обычное дело! Туника из тонкой алой шерсти украшена синими лилиями, выложенными из блестящих камешков - Пирра называет их бусинами. На талии с небрежным изяществом повязан пояс из позолоченной кожи ящерицы, спереди свисают две серебристые кисточки. А стоит Пирре шевельнуться, как до Гиласа долетает кружащий голову аромат жасмина.
        Ну и дурак же он! А ведь Гилас всерьез мечтал, что Пирра будет жить с ним, Исси и Разбойницей на пике Ликас. Вот недотепа! Такие девушки в диких Горах не живут.
        - Будешь еще вина? - вдруг предложила Пирра.
        - Нет, - ответил Гилас.
        Пирра странно на него посмотрела, потом встала, аккуратно расстелила на кровати красную ткань и опять посмотрела на Гиласа.
        «Хочет, чтобы я не смущался», - сердито подумал Гилас. Еще бы - ну как тут не оробеть бывшему рабу? Коленки в шрамах от ползанья по подземным туннелям, а мочка уха отрезана, чтобы в нем не признали Чужака.
        Гилас встал. Опрокинутая чаша со звоном упала на пол.
        - Надо поспать, - проворчал он.
        - Да, - согласилась Пирра.
        - Я заночую в коридоре.
        Пирра коснулась своего шрама.
        - Как хочешь. Но тебе не обязательно уходить в коридор. То есть… - Тут она стала совсем уж пунцовой. - В соседней комнате есть кровать.
        Гилас фыркнул:
        - Никогда в кроватях не спал, нечего и начинать!
        Пирра вздохнула:
        - Я принесу тебе овечьих шкур.
        На них Гилас тоже ни разу не спал, но решил, что Пирре об этом знать необязательно. Вот она притащила охапку самых чистых шкур, какие мальчику доводилось видеть, а вместе с ними - какую-то мягкую штуковину.
        - Это что?
        - Подушка. Ее под голову кладут.
        - А-а.
        Еще одна вещь, о которой он впервые слышит.
        - Спокойной ночи, - пробормотала Пирра.
        Глаза у нее блестели - вот-вот расплачется. «А что, если я не прав?» - пронеслось в голове у Гиласа. Он хотел что-нибудь сказать, но тут Пирра задернула завесу на двери.
        - Тебе тоже, - вполголоса ответил мальчик.
        На той стороне царила тишина. Гилас представил, как Пирра стоит по другую сторону завесы. Потом раздались тихие шаги босых ног, а вслед за ними - скрип кровати.
        Гиласу не давало покоя навязчивое ощущение, что он повел себя неправильно. Он пинком отбросил овечьи шкуры подальше от двери. Они оказались на удивление мягкими, а еще от них исходил едва уловимый аромат жасмина. Завернуться в них - все равно что на облачке отдыхать. Не успел Гилас закрыть глаза, а сон уже схватил его и утянул в свое царство.
        Гиласу приснилось, что он стоит под Горой Сотрясателя Земли и, запрокинув голову, глядит на вершину. Но вдруг Гора стала огромным быком, и тот с оглушительным топотом копыт погнался за мальчиком. Потом Гилас очутился в Доме Богини. Он несся по бесконечным коридорам, пытаясь отыскать Пирру. Вот выбежал на Главный двор и наконец увидел ее, но, к его ужасу, Пирра превратилась в одну из нарисованных женщин на стене. Она смеялась над ним: «Ты что здесь забыл, Чужак?»
        Гилас вздрогнул и проснулся. Он весь взмок и запутался в овечьих шкурах. А в ушах все звучал презрительный смех Пирры.
        До чего же он ненавидит Кунису! Вместо земли ощущать под собой эти неестественно гладкие камни, вместо неба видеть раскрашенные стены, не пропускающие внутрь ни единого дуновения ветерка…
        Гилас сел. Нет, так он до утра не уснет.
        Пирра лежала, завернувшись в алое покрывало. Она зарылась лицом в подушку, темные волосы разметались в разные стороны. Когда Гилас приблизился к жаровне и зажег тростниковый факел, девочка даже не пошевельнулась. Гилас поднимется туда, откуда видно внешний мир, - на Западный балкон. Так его, кажется, называет Пирра. Надо узнать, не подбираются ли к ним Вороны. Пусть он и простой пастух, но эта задача ему по силам.
        Ночью в Доме Богини тут и там раздавались шорохи: ночные зверьки и птицы потихоньку шныряли туда-сюда. Лестницу Гилас нашел быстро, потом оставил тростниковый факел в пустой жаровне и шагнул на балкон. Если Вороны близко, нельзя, чтобы они заметили огонек.
        Гилас с облегчением убедился, что лес у реки окутан тьмой: ни алых искр факелов, ни костров. Мальчик почуял запах сосны. Дерево росло неподалеку от того места, где он стоял. Вот бы сейчас в лес!..
        Казалось, пока Гилас стоял на балконе, лестница стала длиннее. Откуда-то доносилось загадочное ритмичное постукивание. Спустившись, Гилас едва не запутался в шелковых занавесках. Когда он поднимался, их не было. Выходит, Гилас свернул не туда. В Горах мальчик почти никогда не плутал, но в Доме Богини все помещения на одно лицо.
        Стук стал громче. Гилас вошел в сумрачный зал. У стены стоял массивный ткацкий станок. С его нижнего края в ряд свисали глиняные грузила. Они и постукивали друг о друга.
        У Гиласа по коже забегали мурашки. Сквозняка здесь нет. Отчего грузила качаются? Кто-то или что-то привело их в движение.
        Гилас посветил факелом в одну сторону, потом в другую. Со стены его едва не испепелило гневным взглядом нарисованное лицо.
        Богиня была одета в юбку из набегающих друг на друга синих волн и обтягивающий красный лиф с открытой грудью. Ее белое лицо и полные свирепого огня темные глаза напомнили Гиласу мать Пирры, Верховную жрицу.
        Мальчик подумал о призраках с Гребня Мертвых. Что, если по ночам они спускаются сюда и бродят по безлюдным коридорам Кунису?
        Вдруг и Яссассара тоже здесь?
        Гилас пустился наутек.
        И опять бесчисленные лестницы и коридоры. Вот он выскочил на Главный двор. Куда ни повернись, со всех сторон нарисованные люди глядят на него с молчаливой насмешкой. Никак ты заблудился, Чужак?
        Гилас наобум выбрал дверь и вздохнул с облегчением: он узнал росписи в коридоре. Вот олень с мухой на ухе, а вот соня на ячменном колосе. Еще пара шагов, и он наткнется на каменного быка, наполовину торчащего из стены…
        Но бык исчез.
        Потрясенный Гилас провел руками по гладкому холодному камню. Гилас видел быка именно здесь, он точно помнит!
        Тут у Гиласа замерло сердце. Он вспомнил слова Пирры: в детстве она думала, что по ночам бык оживает…
        Впереди в коридоре раздалось постукивание копыт и громкое фырканье крупного зверя.
        Факел Гиласа почти погас, и от него исходило лишь тусклое сияние.
        Прежде чем огонек потух окончательно, мальчик успел разглядеть на стене огромную рогатую тень.
        26
        Бык вышел из-за угла и шагнул в коридор, где застыл приросший к полу от страха Гилас. Ростом выше самого крупного из мужчин, громадный зверь навис над мальчиком. В темноте Гилас чуял горячее зловоние, исходившее от быка. Он отступил на шаг.
        Животное замерло.
        Гилас продолжал пятиться. Потолочные балки слишком высоко, до них не дотянешься, а если побежать, бык затопчет его насмерть.
        Вдруг Гилас заметил, что за спиной зверя мелькнул огонек.
        - Не двигайся, - раздался в темноте голос Пирры.
        Через секунду он увидел ее. В одной руке девочка держала тростниковый факел, в другой - отрез желтого шелка.
        При звуке голоса девочки бык развернулся, зацепив рогами стену. На пол посыпались куски штукатурки. Взмахнув шелком у животного перед носом, Пирра скрылась там же, откуда появилась. Бык опустил голову и ринулся на девочку.
        - Беги! - крикнула Пирра.
        Но нет, Гилас не бросит ее один на один с этим чудовищем. Он побежал следом: за угол, вниз по пандусу, через широко распахнутые массивные двери с бронзовыми заклепками. И вот Гилас очутился в огромном полутемном зале.
        За одну секунду Гилас успел окинуть взглядом два ряда высоких красных колонн, подпиравших затененные балконы и лампу в дальнем углу, стоявшую перед гигантским двойным топором из чеканного золота. На полу валялся бычий помет. В воздухе стоял его резкий запах. Наконец Гилас заметил Пирру: девочка нырнула за колонну и помахала шелком, а разъяренный бык тут же пошел в атаку.
        Гилас понесся к ним, размахивая руками и крича:
        - Я здесь! Догоняй меня!
        Но бык не сводил глаз с Пирры. Перебегая за другую колонну, девочка уронила шелк. Протопав по нему, бык ринулся к своей цели. Пирра поспешила укрыться за колонной. С удивительной ловкостью зверь бросился ей наперерез. Кончик его рога едва не вонзился ей в бедро.
        - Сюда! Сюда! - вопил Гилас.
        Но бык все кидался на Пирру. Девочке оставалось только прятаться за колонной.
        Гилас поднес ладони ко рту и завыл по-волчьи.
        Тут гигант наконец обратил на него внимание и развернулся, роя копытом пол. На кого из этих несносных людишек ему кидаться? И где прячется волк?
        Гилас снова завыл. Бык вскинул голову и взревел. Пол затрясся, по огромному залу эхом прокатился рев целой сотни быков.
        А тем временем Пирра воспользовалась представившимся шансом, выскочила из-за колонны и метнулась к темным ступеням. Лестница узкая, быку туда не втиснуться. Надо только до нее добежать, и Пирра спасена.
        Но бык ее заметил. Нет, Пирре никак не успеть.
        Вдруг из темноты вылетела черная молния. Эхо! Птица пролетела низко, прямо над бычьей спиной, а потом развернулась, готовясь повторить маневр. Взбешенный появлением еще одной незваной гостьи, зверь завертелся на месте. Эхо нырнула так низко, что едва не врезалась в пол, но в последний момент соколиха выровнялась и пронеслась прямо между передними ногами быка. Потом она полетела к гигантскому двойному топору и с громким «э-э» села между двумя золотыми лезвиями.
        Казалось, следующая секунда тянулась бесконечно. Пирра не сводила глаз с птицы на топоре, потом перевела взгляд на Гиласа. Бык замер между ними, преграждая мальчику путь к лестнице.
        - Беги! - прокричал Гилас. - Я один справлюсь!
        Пирра взлетела по ступенькам и скрылась из вида, а Гилас кинулся обратно к двери, но животное понеслось за ним.
        - Гилас! - прокричала Пирра сзади. - В коридоре засов!
        Засов? Какой еще засов? А зверь все нагонял мальчика. Его фырканье звучало уже совсем близко.
        Засов в коридоре… Ну конечно! Выбежав из зала, Гилас захлопнул тяжелые двери с латунными заклепками. На ощупь отыскал прислоненный к стене засов и вставил его в скобы. Через секунду бык врезался в огромные двери.
        Они дрогнули, но устояли.
        Отдуваясь, Гилас прислонился к стене. Из зала донесся разъяренный рев, вслед за ним - удаляющийся топот копыт, и, наконец, - громкое фырканье, но на этот раз не сердитое, а удовлетворенное.
        Бык рад, что прогнал непрошеных гостей и защитил свою территорию.

* * *
        - Зачем тебя сюда понесло? - накинулась на Гиласа Пирра.
        Она нашла мальчика сидящим на полу у входа в Зал Двойного Топора.
        - Заблудился, - с трудом выговорил тот. - Кто же знал, что тут огромные быки бегают? Я думал… Он из стены вылез, да?
        - Выдумаешь тоже! Жрецы оставили его охранять Кунису.
        - Предупреждать надо! - вспылил Гилас.
        - Я знала только, что жрецы каким-то способом защитили Кунису. Про быка мне не рассказывали! С чего вдруг тебе взбрело в голову бродить по нижнему ярусу в темноте? Проснулась, смотрю - тебя нет! Весь Дом Богини обыскала!
        - Говорю же - заплутал!
        Свой тростниковый факел Пирра выронила в зале, но даже в темноте было видно, как Гиласа бьет дрожь. Девочку и саму трясло. Она ужасно на него злилась: до чего же Гилас ее перепугал! А внезапное появление в зале Эхо и вовсе повергло Пирру в трепет. Перед глазами так и стояла картина: соколиха сидит на священном двойном топоре. Нет, Эхо приземлилась на него не случайно. Богиня дала Пирре знак.
        - Я тебе спасибо сказать должен, - пробормотал Гилас. - Не подоспей ты вовремя, бык бы от меня мокрого места не оставил.
        Пирра смутилась:
        - В следующий раз встанешь побродить - разбуди меня. А то возьму нитку и привяжу тебя за руку к кровати. Усерреф так делал, когда я была маленькой. Тогда уж точно не потеряешься.
        Гилас рассмеялся, а потом спросил:
        - Знаешь, что я понял? Усеррефа здесь нет. Он бы мигом прибежал на наши крики. Скоро рассветет. Идем отсюда. Найдешь свою комнату в темноте?
        - Гилас, я тут с рождения живу. Даже с завязанными глазами с пути не собьюсь.
        Они вышли на Главный двор. Небо и впрямь светлело. Пирра ускорила шаг. Невольно вспомнилось, сколько раз мать проводила на этом дворе публичные церемонии жертвоприношения.
        Гилас спросил, что будет с быком.
        - Нельзя же оставлять его взаперти.
        «Кто еще, кроме Гиласа, стал бы беспокоиться о быке?» - пронеслось в голове у растроганной Пирры.
        - Жрецы наверняка оставили для него воды и сена, - ответила девочка. - Да и вообще, скоро они придут и выпустят его.
        Тут Пирра ощутила легкое движение воздуха: значит, Эхо близко. Мгновение спустя соколиха села ей на плечо.
        Большие темные глаза Эхо смотрели в глаза Пирры всего секунду, но девочку бросило в дрожь: она успела прочесть послание в глазах птицы.
        - Я поняла, - тихо ответила Пирра соколихе.
        Эхо с хлопком расправила крылья, потом схватила прядь волос Пирры и осторожно провела по ней клювом.
        - У этой птицы с головой не в порядке, - заметил Гилас. - Прямо между ногами у быка проскочила! Видела?
        - Она просто… училась летать, - пробормотала Пирра.
        Гиласу ее тон показался странным, и он с любопытством взглянул на девочку.
        - В зале перед топором горела лампа. Это ты ее зажгла?
        - Да, когда искала тебя.
        - Зачем?
        - Мне нужно было получить ответ на один вопрос.
        - Ну и как, получила?
        - Да.
        Они приблизились к Восточной лестнице, и Гилас коснулся ее плеча.
        - Эта лестница ведет на балкон над рекой, верно? Давай поднимемся и проверим, нет ли поблизости Воронов.
        - Иди один, - ответила Пирра. - Я здесь подожду.
        Сейчас она была не в состоянии смотреть на Гребень Мертвых и каменный глаз гробницы матери.
        - Что-то не так?
        - Нет, все хорошо. Только на этот раз смотри не заблудись.
        Гилас побежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, а Пирра опустилась на нижнюю и обхватила колени, стараясь унять дрожь.
        От судьбы не уйдешь. Пирра просила послать ей знак, и Богиня ответила, да еще и предельно ясно: Эхо села на один из главных священных предметов Кунису.
        Теперь Пирра знает, что делать. Вот только хватит ли ей смелости?
        У нее над головой раздались торопливые шаги, и Гилас опрометью сбежал вниз по лестнице.
        - Вороны у реки! - выдохнул он, схватил Пирру за руку и рывком поставил на ноги. - Надо уходить, и поскорее!
        Когда они добежали до комнаты Пирры, Гилас принялся второпях собирать вещи. Мальчик не сразу заметил, что Пирра в сборах не участвует.
        - Шевелись!
        - Ты уходи, - произнесла Пирра. - А я должна остаться.
        Гилас потрясенно уставился на нее.
        - Что?!
        - Я не могу уйти с тобой, Гилас. Мое место здесь.
        - Вороны идут…
        - Знаю. Но мой долг - совершить Мистерию. Больше некому.
        27
        - Сейчас не до Мистерии! Вороны с минуты на минуту сюда вломятся!
        - Вот поэтому и надо провести ее как можно скорее, - ответила Пирра. - Другой возможности не будет.
        - Пирра, нет времени!
        - А что, если Солнце не выйдет? Будет голод, и тогда нам всем конец.
        Гилас пристально посмотрел на нее:
        - Вижу, отговаривать тебя бесполезно.
        - Гилас, я должна провести обряд одна. Тебе надо бежать, пока Вороны не пришли.
        - И бросить тебя на произвол судьбы?
        - Я в Кунису каждый уголок знаю, а Вороны нет. Они меня не найдут, пока не… Гилас, я тебя очень прошу! Ради меня!
        Теперь, когда Пирра приняла решение, ей хотелось, чтобы Гилас поскорее ушел. Чем дальше, тем тяжелее с ним расстаться.
        Он опустил взгляд на сжатую в руках пращу, потом снова посмотрел на Пирру.
        - Неужели без тебя обряд провести некому? Разве в Кунису жрецов мало?
        - Они мужчины, нужна жрица.
        - Но ты-то не жрица!
        - Нет, зато я дочь Яссассары и знаю, что делать. Объяснять нет времени, но я чувствую - вот здесь… - Пирра ударила себя кулаком в грудь. - Я должна сделать то же, что и моя мать, будь она жива. Хочешь мне помочь - уходи!
        Гилас устремил на нее долгий проницательный взгляд. Потом его губы сжались в тонкую нитку.
        - Нет, - упрямо возразил он. - Помнишь, что я в Горах сказал? Больше нас не разлучат. Я тогда не просто языком трепал.
        Пирра вздохнула:
        - Это другое.
        - И в чем разница?
        Если Пирра ответит честно, Гилас ни за что не даст ей совершить обряд.
        - Нет, - повторил мальчик. - Я тебя не брошу. Ты проводи свой ритуал, а я буду тебя охранять. Близко Воронов не подпущу. А потом уйдем. Вместе.

* * *
        Пирра замерла возле двойных дверей, ведущих во внутренние покои Верховной жрицы. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот треснут ребра. Тростниковый факел дрожал в ее руке.
        Дверь со скрипом отворилась от одного легкого прикосновения. Снаружи занимался тусклый серый день, но в покоях царила тьма. Пирра ни разу сюда не заходила и боялась, что явится дух Яссассары и прогонит ее.
        «Не думай о Гиласе», - велела она себе, запирая двери. Но мысли о нем не шли из головы. Мальчик сказал, что устроит ловушки для Воронов, а она второпях объяснила, где что находится. Расстались они у подножия лестницы. Все произошло так быстро! Даже толком попрощаться не успели.
        «Не думай про Гиласа. И про Разбойницу не думай, и про Эхо. Былого не вернуть. Думай о настоящем».
        Один раз Пирра видела, как мать проводила Мистерию, но тот обряд был гораздо проще. А то, что предстоит совершить ей, не похоже ни на один ритуал. Не будет ни прыжков через быка, ни жертвенных волов и баранов, ни толпы зрителей. Эта Мистерия сохранилась с древних времен, когда боги требовали человеческой крови.
        Пирра нашла жаровню и поднесла к дровам факел. Заплясали языки пламени, и Пирра вздрогнула: в их свете она разглядела, что для Мистерии все готово. Не хватало только ее.
        Зеленая стеклянная миска с ладаном, блюда из слоновой кости с толченой землей, сосуды из горного хрусталя со священными маслами… Тут Пирра сообразила, что в противоположной части Кунису, на Западном балконе, ее уже ждет вторая жаровня и алебастровая раковина, чтобы призывать Богиню.
        На сундуке разложены богатые одеяния, окрашенные в кефтийский пурпур. При одном взгляде на них Пирру бросило в дрожь. Ткань до сих пор сохраняет очертания тела матери. Наверное, Яссассара уже собиралась начинать обряд, когда ее сразила Чума, - или Верховная жрица предвидела, что сюда придет ее дочь.
        Вдруг все существо Пирры взбунтовалось: «Я не обязана проводить Мистерию! Я ведь даже не уверена, получится у меня или нет! Почему я должна жертвовать жизнью, когда не знаю, сумею ли вернуть Солнце? Нет, не буду! Разыщу Гиласа, и убежим вместе…»
        «И что потом? - спросил внутренний голос. - Отсидишься где-нибудь, пока Кефтиу скудеет и умирает?»
        Перед мысленным взором Пирры снова встала девочка из пещеры. Эти люди выживают из последних сил, еле-еле борясь с голодом и отчаянием.
        Стиснув зубы, Пирра налила в порфировую ванну морской воды из кувшина, торопливо разделась и совершила омовение. Когда Пирра вплетала в волосы золотую проволоку, зубы у нее стучали. Девочка уложила волосы кольцами, оставив семь прядей спадать по спине.
        В каждом из блюд из слоновой кости она смешала масла гиацинта и мирры с разноцветными порошками из разных камней, а потом раскрасила себя всю: белый гипс - на лицо и тело, красная охра - на ладони и ступни. Вот так. Это символ кефтийской земли.
        А Морем будет тяжелая юбка Яссассары, окрашенная кефтийским пурпуром, и облегающий лиф с открытой грудью. Пирра обернула вокруг талии шелковый пояс из священного материала, виссона, и завязала его узлом. Виссон делают из красно-золотых нитей, которые добывают из огромных раковин. Пирра опрыскала свое одеяние маслом морской лилии и постаралась не думать о том, почему ее открытый лиф обнажает сердце: чтобы вонзить туда нож.
        Потом пришла очередь символов неба: Пирра надела ножные и ручные браслеты и серьги с резьбой в виде священных птиц. Дрожащими руками девочка взяла принадлежавший матери огромный воротник, символизировавший Солнце, и водрузила его на шею. Тяжелый воротник холодил кожу.
        Гипс на лице Пирры уже застывал. Коснувшись щеки, она не нащупала знакомый бугорок шрама. Земля Кефтиу скрыла его, сделав облик Пирры безупречным: у сосуда Богини не должно быть изъянов.
        Снизу приглушенно долетали вскрики Эхо. Затем раздался сердитый голос Гиласа. Пирра зажмурилась. Ей нельзя о них думать. Гилас позаботится об Эхо. Научит ее охотиться.
        Взяв кисточку из шерсти с кончика беличьего хвоста и стараясь не смотреть в глаза своему отражению в принадлежавшем матери бронзовом зеркале, Пирра накрасила ресницы хной, смешанной с маковым соком. Теперь она сможет видеть глазами Богини. Затем Пирра покрасила красным кончики ушей и губы, чтобы слышать ушами Богини и говорить Ее голосом.
        Девочка застыла. Теперь не хватает только одного.
        В открытой шкатулке из черного дерева лежал нож. Серебряный, на лезвии изображены черные волны, а через них перепрыгивает голубой дельфин. Пирра не могла заставить себя дотронуться до этого предмета. Как только она возьмет его в руки, пути назад не будет. Пирра должна спуститься в Зал Шепотов, обвить руки священными змеями и пробудить богов подземного царства…
        Спуститься на Главный двор, оттуда подняться в Верхнее святилище и жечь ладан для небесных богов…
        И наконец, подуть в алебастровую раковину, умоляя Богиню вернуть Солнце. А потом занести над собой нож и завершить Мистерию.
        Послышались шаги: это Гилас побежал наверх.
        Пирра взяла нож и убрала его в позолоченные ножны на бедре. Она не стала окликать Гиласа. Если Пирра еще раз его увидит, у нее не хватит духу довести начатое до конца.
        Гилас остановился возле двойных дверей, толкнул их, и они со скрипом распахнулись.
        - Гилас, не ходи сюда… - не оборачиваясь произнесла Пирра.
        Но в покои ворвался не Гилас, а Теламон.
        28
        На секунду Теламону показалось, будто с настенной росписи сошла одна из нарисованных богинь.
        Но нет, перед ним Пирра - и в то же время не она. Загадочная и неприступная жрица одета в узкий открытый лиф и струящуюся юбку цвета давленого винограда. В волосах извиваются золотые змеи, кожа сияет потусторонней белизной. Черные глаза взирают на Теламона холодно, без страха. Он даже дотронуться до нее не посмеет, и Пирра это прекрасно понимает.
        - Тебе здесь не место, - ровным тоном выговорила она. - Уходи, пока не поздно.
        Ее тон прозвучал так властно, что у Теламона по коже побежали мурашки.
        - Я пришел забрать свое, - хрипло выдавил он. - Отдай мне кинжал.
        Пирра раскинула руки в стороны, и подол ее юбки разлетелся, распространяя вокруг пьянящий аромат.
        - У меня его нет.
        - Я тебе не верю.
        - Это не моя забота. Уходи, пока цел, Ворон.
        Теламон ощетинился.
        - Я внук Короноса, в моих жилах течет такая же благородная кровь, как и в твоих.
        Алые губы Пирры растянулись в улыбке, от которой у Теламона запылали щеки.
        - Ты акиец, - произнесла она. - Когда мы, кефтийцы, совершали жертвенные возлияния вина на Главном дворе, вы еще жили в пещерах.
        - Гилас тоже акиец.
        - Странно, правда? Он пастух, ты сын вождя, однако он воплощает собой все лучшее, что есть в Акии, а ты - все худшее.
        Взгляд Пирры скользнул по руке Теламона. Ее печать висела на его запястье рядом с его печатью. Затем она поглядела на золотые пластины на поясе Теламона: когда-то они тоже принадлежали ей.
        - Вы, Вороны, умеете только отбирать. Вы не способны создавать новое.
        - Зато мы умеем завоевывать, - парировал Теламон. - А вы, кефтийцы, даже обороняться не можете! Чтобы перелезть через стену Дома Богини и открыть ворота, понадобилось всего двое моих людей.
        Если Пирру его слова напугали, то она не подала виду.
        - Бедняжка Теламон, - с притворной жалостью промолвила девочка. - Неужели ты возомнил, будто твоим воинам по силам нас покорить? Кунису стоит на своем месте с начала времен! Мы защищаем себя другими способами. Уходи сейчас, пока тебе не пришлось узнать, какими именно.
        Тут Теламон дрогнул. Проникнуть в Дом Богини и впрямь оказалось на удивление легко, однако внутри всем стало не по себе от извилистых коридоров и стен, превращавшихся в ширмы, за которыми скрывались отвесные провалы, грозящие гибелью. А жуткий рев неведомого подземного чудовища?
        - Они как будто не особо старались нас не пускать, - пробормотал Креон. - Даже наоборот…
        Вскоре после этого Теламон отстал от своих и очутился здесь один. Да, кефтийские жрецы словно хотели, чтобы незваные гости зашли внутрь…
        Издалека донеслись крики и бряцанье оружия, а потом вдруг стало тихо. Пирра вздрогнула. Дочь Яссассары быстро взяла себя в руки, и все же чары рассеялись.
        «Никакая она не жрица, - сердито сказал себе Теламон. - Просто напуганная девчонка».
        - Хватит с меня твоих фокусов! - прорычал он. - Отдавай кинжал и говори, где Гилас!
        - Нет, - ответила Пирра.
        Но Теламон заметил, как напряжены ее плечи. Обратил он внимание и на жилку, пульсировавшую у нее на шее.
        - Почему ты его защищаешь? Гилас тебе никто.
        Как же Теламону хотелось схватить Пирру за плечи и как следует встряхнуть! «Ну как ты не поймешь, что я лучше? Я сильнее, красивее, богаче! Как ты смела предпочесть его мне?»
        - Игра окончена, Пирра, - произнес Теламон. - И я победил. Мои люди обыщут Дом Богини сверху донизу и найдут Гиласа. Ты ему не поможешь.
        Пирра заставила себя посмотреть Теламону прямо в глаза. Потом демонстративно повернулась к нему спиной.
        Чувствуя на себе его взгляд, Пирра поднесла стебель тростника к жаровне, потом к ладану в миске из зеленого стекла. Догадается ли Теламон, что она просто тянет время, придумывая, как сбежать, и одновременно напрягая слух: удалось Гиласу спастись или нет?
        - Верни мне кинжал, - повторил сын вождя.
        Вот ладан загорелся, и Пирру осенило. План очень рискованный, но другого пути нет. С миской в руках Пирра снова повернулась к Теламону:
        - А если не верну?
        Теламон прищурился. Вид у него грозный: плащ отброшен за спину, в кулаке кинжал. Пирре от него не убежать. Она даже не успеет вытащить серебряный нож из ножен на бедре. Единственное оружие Пирры - его нерешительность.
        В зеленой стеклянной миске языки пламени лизали кристаллы священной смолы. Вверх поднимались извилистые струйки кислого черного дыма. Пирра подула на них, и дым, как она и рассчитывала, тут же стал белым. Покои наполнились дурманящим ароматом ладана.
        - Что ты сделаешь? - почти ласково спросила девочка.
        Теламон половчее перехватил рукоятку кинжала. Его щеки раскраснелись, над верхней губой выступили капельки пота.
        Держа миску перед собой так, чтобы Теламон видел ее только через благоухающую дымку, Пирра пятилась, постепенно удаляясь от него.
        Теламон устремился за ней.
        - Даже не надейся сбежать!
        - Зачем мне убегать? - произнесла Пирра. - Это тебе бежать надо. Ты вошел в запретные покои Верховной жрицы.
        При свете гаснущего огня в жаровне Теламон обвел взглядом изображенных на стенах богинь: вот они совершают жертвоприношения, а вот призывают ястребов и львов, чтобы те исполняли их волю. Пирра отступила еще на шаг. У нее за спиной три двери, каждая скрыта за вышитым занавесом ядовито-зеленого и пронзительно-желтого оттенков. Все выходят в темный коридор без окон, где через парапет можно разглядеть внизу залитый тенью угол Кунису. Высота - два этажа.
        Теламон с тревогой переводил взгляд с одной двери на другую.
        - Хочешь узнать, что за ними скрывается? - тихо осведомилась Пирра. - Тебе интересно, какие кефтийские заклятия приготовлены для незваных гостей?
        - Меня не испугаешь, - буркнул Теламон.
        Пирра растянула губы в улыбке.
        - А по-моему, ты уже напуган. Сюда вход воспрещен.
        Девочка поднесла дымящуюся миску к самому его лицу. Теламон охнул и отпрянул.
        - Думал, мы оставим Кунису без защиты? - прошептала она. - Богиня не простит тебе этого вторжения!
        Теламон гордо вскинул подбородок.
        - Я не боюсь. Твоя Богиня отвернулась от Кефтиу. А мне покровительствуют Злобные.
        - Тогда где же они? Весь Кефтиу засыпан пеплом, но Злобных на острове никто не видел. И знаешь почему? Моя мать изгнала их! Ее магия намного сильнее ваших духов!
        - Яссассара мертва, - с трудом выдавил Теламон.
        - Но ее заклинания действуют до сих пор.
        Пирра направила еще одно облако благовоний Теламону в лицо, и когда он шарахнулся от миски, воспользовалась шансом и кинулась наутек: проскочила через дверь посередине и нырнула в полутемную галерею.
        Теламон, взревев, бросился в погоню. Пирра только этого и ждала. Она быстро отскочила в сторону, а Теламон проскочил мимо нее и понесся вперед, но не заметил отверстие в парапете и шагнул в пустоту.
        Он падал бесшумно, но звук удара о землю до Пирры долетел. Поставив миску на парапет, она перегнулась через ограждение.
        Теламон лежал внизу, распростертый на камнях. Ворон не шевелился. Ранен или мертв? Чем дольше Пирра вдыхала ладан, тем сильнее ее охватывало ощущение отстраненности, поэтому она не испытывала ни раскаяния, ни сожаления.
        - Я тебя предупреждала, - произнесла она.
        С миской в руках девочка вернулась в покои Яссассары. Пирра поставила миску на стол и взяла серебряный кувшин, принесенный жрецами для ее матери. Пирра наполнила обсидиановый кубок гранатовым вином, смешанным с маковым соком.
        Девочка осушила кубок до дна. Теперь она больше не Пирра, а сосуд Сияющей.
        Дочь жрицы зажгла еще один тростниковый факел, открыла двойные двери и направилась в Зал Шепотов. Пора начинать Мистерию.
        29
        Мальчика, девочку, даже эту противную соколиху - всех поглотила огромная рогатая гора! Одна маленькая львица осталась снаружи.
        Упав с дерева, она немного ушиблась и теперь хромала, обходя подножие горы.
        Откуда-то изнутри долетают крики этой глупой птицы. Похоже, вляпалась в неприятности. Ну и прекрасно. Разве это справедливо: львица здесь, а соколиха внутри, с мальчиком? И все потому что она, видите ли, летать умеет!
        Маленькая львица заметила зиявшее в горном склоне темное отверстие и остановилась. Она узнала страшную разверстую пасть, поглотившую мальчика и девочку. Но, что еще хуже, теперь из пасти исходил знакомый смрад: здесь те самые ужасные люди с развевающимися черными шкурами! Это они убили ее родителей.
        Прижав уши, львица опустилась на землю. Надо подумать. Нет, заходить туда нельзя.
        Но ужасные люди охотятся на мальчика.
        Сама не своя от страха, львица то выпускала когти, то опять втягивала. Нет, внутрь Горы она не сунется, даже ради мальчика.
        Но она нужна ему.
        Львица дернула хвостом, напрягла задние лапы, ухватила смелость за хвост и нырнула прямо в зияющую пасть.

* * *
        Соколиху мучили и усталость, и страх, и злость. «Сама виновата, что угодила в эту ловушку!» - ругала она себя.
        Соколиха спасла девочку от быка и полетела искать удобный темный угол для ночлега. Не успела она устроиться в одной из здешних пещер, как почти сразу проснулась с ощущением, что девочке опять грозит опасность. Соколиха сама не знала, почему так в этом уверена, но чуяла беду, ощущала ее всем телом до кончиков перьев.
        И снова соколиха помчалась через узкие извилистые пещеры. Она совсем забыла, что здесь повсюду натянуты огромные паутины, а когда вспомнила, было уже поздно: соколиха запуталась в коварной пелене.
        Паутина оказалась неожиданно прочной: сколько соколиха ни клевала ее, сколько ни рвала когтями, никак не могла высвободиться. Птица билась целую вечность, но чем больше рвалась на волю, тем сильнее запутывалась.
        И вот теперь она не может ни крылья расправить, ни даже когтем пошевелить! Ужасное ощущение! Кажется, будто снова очутилась в Яйце.

* * *
        Что за отвратительное место эта гора!
        Земля под лапами маленькой львицы угрожающе скользкая, а с двух сторон от нее высятся причудливые, жуткие деревья с неестественно прямыми стволами. Да, об такие даже когти не поточишь!
        Иногда львица натыкается на огромные паутины, висящие на входе в пещеры. Они неприятно облепляют морду. Чтобы освободиться, приходится пускать в ход обе лапы.
        А что еще хуже, повсюду воняет плохими людьми. Звуки разносятся в пещерах гулким эхом. Потому не поймешь, где сейчас эти страшные существа. Такое чувство, будто их крики и звон длинных блестящих когтей доносятся отовсюду.
        Наконец маленькая львица напала на след мальчика и пришла к горе каких-то странных овечьих туш. Судя по запаху, мальчик лежал в них, погрузившись в свой нескончаемый человеческий сон. Маленькая львица немного приободрилась.
        Львица ткнула овечью тушу носом и очень удивилась, обнаружив, что перед ней лежит одна шкура, а мяса внутри нет. Тогда львица растерзала самую маленькую и толстую овцу, но внутри оказались одни перья. Ну и дела! Где это видано, чтобы у овец были перья вместо кишок?
        Кашляя и чихая, маленькая львица бросила пустых овец и ушла в следующую пещеру. Там сильно пахло и мальчиком, и девочкой. В комнате их не оказалось, но они оставили для львицы немного мяса. Она ела, чутко поводя ушами при малейшем звуке: как бы к ней не подобрались ужасные люди!
        Невдалеке снова раздались крики соколихи. Пускай орет. Проголодавшаяся маленькая львица с жадностью проглатывала мясо.

* * *
        Соколиха боролась, но все без толку: паутина держала ее крепко. А теперь к ней вдобавок направлялось какое-то наземное чудовище.
        Беспомощная, будто воробушек, соколиха могла только разинуть клюв. Ее сердце билось быстро-быстро. А огромная тень все приближалась. До соколихи долетало хриплое дыхание.
        Здоровенный черный нос грубо ткнулся ей в грудь и принюхался.

* * *
        Маленькая львица обнюхала соколиху, потрогала передней лапой.
        Птица зашипела, но даже не дернулась: гигантская паутина держала ее крепко.
        Соколиха и без того некрупная, а с прижатыми к бокам крыльями выглядит еще мельче. Может, съесть ее? Хотя что тут есть - одни перья, мяса на один зуб! Львица и без того сытая, а от перьев ей всегда чихать охота.
        Она снова ткнула соколиху лапой. Та злобно глядела на нее, раскачиваясь туда-сюда в коконе из паутины. Львица опять потянулась к соколихе, но на этот раз когти застряли в паутине. Львица дернула лапой, паутина треснула, и соколиха плюхнулась на пол.
        Интересно… Львица принялась гонять соколиху между передними лапами. Та завопила и замахнулась на хищницу собственной лапой, больно оцарапав маленькой львице подушечку.
        Та зарычала. Соколиха зашипела в ответ.
        Вдруг до маленькой львицы долетели крики мужчин. Они звучали пугающе близко.
        Соколиха улетела, а львица в страхе кинулась наутек. Из-за глупого эха не поймешь, где ужасные люди: то ли впереди, то ли сзади. Надо было бежать за соколихой. Когда рядом кто-то есть, спокойнее.
        Где бродят плохие люди?
        И куда подевался мальчик?
        30
        Эхо пронеслась мимо Гиласа так неожиданно, что он едва не свалился с приставной лестницы. Осы разозлились, зажужжали и принялись кружить у него над головой. Одна ужалила Гиласа в ухо, другая - в большой палец. Стиснув зубы, мальчик обвязал шнур вокруг осиного гнезда, потом спустился по лестнице, обмотал шнур вокруг основания колонн по обе стороны коридора и убежал. Отлично. Еще одна ловушка готова.
        Пока Воронов не видно и не слышно, однако скоро они объявятся. Некоторое время назад он выглянул в окно и увидел их черную стаю у северных ворот. Вместе с Теламоном и Креоном Гилас насчитал двадцать два человека. Один против двадцати двух! Нет, об этом лучше даже не задумываться.
        Будь Гилас у себя на Горе, он бы устроил камнепад или превратил побеги молодых деревьев в клинья, неожиданно вонзающиеся во врага. А здесь у Гиласа только одно спасение: напугать Воронов так, чтобы сбежали. В мастерской он на скорую руку слепил пару приземистых восковых фигур и плеснул воды в известковый порошок: получилась жидкая белая краска. А потом Гилас носился по всему Дому Богини, расставляя только что слепленных гноеедов там, где они будут смотреться особенно устрашающе. По пути Гилас прикладывал ладонь к дверям: пусть Вороны видят повсюду белые знаки Чумы.
        Ну а если их это все не отпугнет и дело дойдет до боя, Гиласу конец. При нем только топор, нож и праща, но из нее даже стрелять нечем, если не считать мешочка крупных сердоликовых бусин из ожерелья Пирры.
        Гилас бежал по коридору, и ему не давала покоя тревога за девочку. Пирра где-то в восточной части Кунису, а он в западной. Их разделяет Главный двор. Конечно, Пирра знает здесь каждый укромный уголок, но если Вороны ее найдут, Гилас даже криков не услышит.
        Свернув за угол, Гилас поспешил вперед по тенистому коридору, мимо дверей мастерских. На этих дверях Гилас белых отпечатков не оставил, да и ловушек здесь не устроил. Мальчик налетел на жаровню - эх, некстати наделал шума! - потом споткнулся о свернутую кольцом веревку. Отлично, она ему как раз пригодится! Гилас повесил моток на плечо.
        В конце коридора мелькнул свет факела. Гилас присел на корточки за жаровней. Сейчас из-за угла выйдут Вороны!
        Гилас заметил факел и в другом конце коридора. Враги зашли с двух сторон!
        В панике Гилас нырнул в ближайшую мастерскую. Только бы не угодить в тупик!
        Но именно в нем он и очутился. В темной комнате ни окон, ни люка в потолке, даже водостока нет. Только повсюду валяются инструменты.
        - Обыскать все комнаты! - прокричал мужчина в конце коридора.
        Послышался звон бьющейся глиняной посуды. Два отряда Воронов продвигались навстречу друг другу, по пути громя одну мастерскую за другой. Та, в которой спрятался Гилас, находилась посередине. Его вот-вот отыщут!
        Гилас лихорадочно оглядывался по сторонам. На верстаке он заметил три уже знакомых яйца невероятных размеров. Нет, от них ему никакого проку.
        А шум все приближался.
        Мальчик попятился в темноту. Сзади что-то ткнуло его в лопатку. Да это же гигантский бивень! Оказалось, их тут целая гора. И похоже, обвалить ее несложно.
        А Вороны вот-вот зайдут в мастерскую…
        В лихорадочной спешке Гилас завязал петлю на одном конце веревки и набросил ее на бивень в середине горы, положил огромное яйцо на пол, чтобы отвлечь Воронов, и юркнул за верстак, сжимая обеими руками другой конец веревки.
        Всего через секунду по комнате разнесся едкий запах пота и скрип доспехов из сыромятной кожи. Луч факела скользнул по полу к верстаку, за которым укрылся Гилас.
        - Говорил я тебе: нет здесь никого! - пугающе близко проворчал один из воинов. - Пойдем-ка отсюда подобру-поздорову, а то Чуму подхватим.
        - Ну ты и дурень! Отпечатки совсем свежие! - сердито бросил второй воин. - И кто же их, по-твоему, оставил?
        - Какая разница? Сердцем чую, это место проклято! Хватит с меня, ухожу!
        Другие воины поддержали его, но мужчина, заметивший, что краска свежая, не сдавался.
        - Вы слышали приказ, - настаивал он. - Велели обыскать каждый угол!
        Луч скользнул к ноге Гиласа. Мальчик хотел отпрянуть, но застыл на месте: его может выдать малейшее движение.
        - Это что?
        Гилас окаменел от страха.
        - Вроде яйцо, только уж больно здоровенное.
        - Не трогай, на нем проклятие!
        - А там что?
        Человек с факелом подошел ближе. Молясь Покровительнице Зверей, Гилас со всей силы дернул за веревку. Гора бивней пошатнулась и с грохотом обрушилась на воинов.
        Факелы полетели в разные стороны, из темноты донеслись вопли и ругательства. Гилас не стал терять время. Мальчик протиснулся к двери и выскочил в коридор.
        Но Вороны оправились на удивление быстро. Гилас еще не добежал до конца коридора, а в спину уже неслись крики:
        - Вот он!
        Гилас забежал за поворот, поскользнулся на ковре и пролетел мимо двери, по обе стороны от которой сидели два раскрашенных крылатых льва. Гилас их уже видел. Где-то поблизости он устроил одну из своих ловушек.
        На этот раз мальчик нарочно дал Воронам мельком себя увидеть.
        - Он здесь! - завопил один из воинов.
        В пылу погони они не заметили веревку, натянутую на уровне их щиколоток. Вот забряцало оружие: это падали те, кто бежал впереди. А потом воины взревели от ярости и боли: значит, осиное гнездо лопнуло.
        Но рой разгневанных ос воинов надолго не задержит. Гилас заметил знакомую лестницу и кинулся вверх по ступенькам, проскочив мимо толстого гноееда, сердито глядевшего на мальчика с нижней ступеньки красными глазами из сердоликовых бусин.
        Гилас едва успел взбежать наверх и нырнуть в темноту, когда воины подбежали к подножию лестницы. При виде гноееда они резко остановились.
        - Так и знал, что это проклятое место, - пропыхтел один.
        - Говори что хочешь, но это был не человек, - прошептал второй. - Надо уносить отсюда ноги!
        На этот раз никто не возражал.
        У Гиласа от облегчения чуть ноги не подкосились. Через окно в верхней галерее он наблюдал, как воины выходят за ворота. Гилас насчитал девятерых: на такой успех он даже не надеялся! Значит, теперь у него осталось всего тринадцать противников.
        Стало жарче. Стянув куртку через голову, Гилас сунул ее за жаровню и пошел дальше.
        Внизу он очутился в очередном бесконечном коридоре. Между дверями мастерских, будто часовые, стояли высокие глиняные кувшины. На всех дверях сверкали белые отпечатки ладони Гиласа. На всех, кроме одной.
        Снова замелькали огни факелов и заскрипели кожаные доспехи. Гилас нырнул в единственную комнату, на двери которой не было знака Чумы. На этот раз мальчик хотел, чтобы Вороны осмотрели «чумные» мастерские лишь мельком и сосредоточились на его укрытии. Это самая главная ловушка. А если Вороны в нее не попадутся, как бы этой комнате не стать гробницей Гиласа.
        В мастерской царила темнота. Вонь здесь стояла такая, что глаза слезились. Под ногами похрустывал навоз. С трудом сдерживая тошноту, Гилас скользнул за колонну у двери и полез на нее. Мальчик остановился, когда его лицо оказалось на уровне потолочных балок. На них сплошь висели неподвижно застывшие летучие мыши: животные спали. На другой стороне комнаты Гилас разглядел бледный прямоугольник двери. Она находилась прямо напротив входной. Гилас оставил ее приоткрытой и водрузил сверху корзину.
        - Он туда побежал, я видел, - произнес хриплый голос воина.
        От факелов в мастерской стало светлее, но летучие мыши спали как ни в чем не бывало. Испуганный Гилас не сводил глаз с проходивших мимо воинов. Из своего укрытия он бы мог до них дотронуться. Шипела сосновая смола факелов. На мускулистых плечах воинов выступили капельки пота. Гилас в страхе глядел на сверкающие копья. Если воины заметят его, - насадят на острие, как щуку на острогу.
        Самое время осуществить задуманное. Только бы получилось! Лучший способ разбудить летучих мышей - изобразить их злейшего врага. Вытянув шею, Гилас зашипел.
        Группа летучих мышей пробудилась от глубокого сна в тревоге: к ним подбираются змеи! Испуганно вереща, вся колония разлетелась в разные стороны. Воины с криками пытались оторвать от себя нападавших. Они кинулись к двери напротив, распахнули ее и опрокинули на себя корзину с полозами. Тут воины побросали факелы и с воплями кинулись наутек так резво, что едва не затоптали друг друга.
        - Теперь веришь? На этом месте проклятие! - вскричал один. - Ни на секунду здесь не останусь!
        - Приказ есть приказ! Не имеешь права убегать, трус!
        За этим последовал поток ругательств, а потом раздался звон бронзовых клинков: Вороны дрались друг с другом. В неровном свете Гилас увидел, как один из мужчин упал, схватившись за живот. Потом рухнул другой. Изо рта у него текла пузырившаяся кровь. В нос Гиласу ударили металлический запах и зловоние распоротых кишок. Летучие мыши улетели, змеи расползлись кто куда. Гилас последовал их примеру и незаметно выскользнул в коридор. Если ему повезет, сейчас Вороны перережут друг дружку, а те, кто уцелеет, разбегутся.
        Но где-то тут бродит еще одна группа воинов, не говоря уже о Креоне и Теламоне. Нужно любыми путями добраться до лестницы, где Гилас расстался с Пиррой.
        Вот он вбежал в незнакомый коридор. Стены ярко-желтые, пол выложен красной речной галькой, камушки больно колют босые ноги.
        Гилас доковылял до огромного зала. И сюда он тоже забрел в первый раз. На стенах роспись в виде черного плюща, ветерок колышет темно-красные занавесы. Скамьи и треноги валяются опрокинутые на циновках из гниющего камыша. Такое чувство, будто в зале только что закончилось собрание привидений.
        Гилас огляделся по сторонам. Куда идти? Все арки и двери на одно лицо.
        Вдруг возле самого уха Гиласа просвистела стрела. Мальчик отпрыгнул в сторону и вскрикнул: вторая стрела оцарапала ему голень.
        Схватив скамью, Гилас выставил ее перед собой как щит.
        Наверху, на балконе, погруженная в тень фигура присела на корточки и натянула тетиву, готовясь выпустить еще одну стрелу.
        31
        Мальчик вскрикнул, и маленькая львица ускорила шаг. Она нужна ему, но эта длинная узкая пещера такая извилистая, а вокруг столько непонятных запахов, что мальчика никак не найти!
        Вот пещера разделилась надвое, и львица замерла в нерешительности. В какую сторону повернуть?
        Пока она стояла и нюхала воздух, мимо пролетела соколиха и опустилась на карниз. Львица сердито зыркнула на нее, но птица ничуть не смутилась.
        Расправив крылья, она опять взлетела и скрылась за поворотом. А что, если пойти туда? Львица бесшумно последовала за соколихой.
        Тут шерсть у нее на загривке встала дыбом. В нескольких прыжках от нее за каменным ограждением на корточках сидел плохой человек и выпускал длинные летающие клыки в пещеру внизу. Маленькая львица почувствовала, что этот человек жаждет крови. А еще она ощутила страх и боль мальчика: он внизу, в пещере. Львица бесшумно приготовилась к прыжку.
        Плохой человек думал только о своей охоте и ничего вокруг не замечал. Он потянулся за спину, чтобы достать новый летающий клык. Львицу враг не видел.
        И вот она прыгнула. Плохой человек закричал и уронил все свои летающие клыки. Они со стуком раскатились по полу. Человек оказался слабый, но неожиданно увертливый. Львица хотела вонзить зубы ему в шею, а вместо этого укусила за плечо. Оно было на удивление твердым, а на вкус напоминало воловью кожу. Вот человек принялся царапать ей морду передними лапами, потом ударил коленом в живот. Маленькая львица ослабила хватку всего лишь на один короткий взмах хвоста, но человек успел выбраться из-под нее и замахнулся длинным блестящим когтем. Львица увернулась, но человек совершил еще один выпад, едва не попав ей в глаз.
        Львица с рыком попятилась. Плохой человек тоже зарычал и поднялся на ноги. Вдруг на выручку ему прибежали еще два плохих человека. Маленькая львица развернулась и кинулась наутек.
        На бегу она поглядела вниз и увидела в пещере мальчика: жив-здоров, только хромает. Маленькая львица ощутила мрачное удовлетворение. Теперь летающие клыки не причинят ему вреда.
        Вопли плохих людей стихли позади, и маленькая львица замедлила шаг, перейдя на легкую рысцу. Запах мальчика она больше не чуяла: пахло только летучими мышами и кровью.
        Соколиха пролетела мимо нее и села на карниз, будто дожидалась, пока львица ее нагонит. Сначала та даже не взглянула на соколиху, но потом смягчилась и в знак приветствия шевельнула ухом.
        И опять соколиха полетела дальше, а потом села ждать львицу. Так они добрались до конца длинной пещеры. В первый раз птица и зверь посмотрели друг на друга без злобы, а потом отправились каждая своей дорогой: львица - искать мальчика, а соколиха - девочку.
        «Это хорошо», - вдруг подумала львица. Хорошо и правильно. Пожалуй, от этой птицы все-таки есть какая-то польза.
        32
        Пирра провела в Зале Шепотов уже целую вечность: окутанная облаком благовоний, она кружилась и нараспев произносила заклинания. Слова, обладающие особой силой, струились за ней, точно дым, отгораживая ее от мира смертных.
        На бедре у Пирры висел серебряный нож, который скоро оборвет связь между ее телом и душой. Перед ней к потолку тянулись священные рога, а между ними висело обсидиановое зеркало, похожее на темную Луну. В нем отразится лицо Богини.
        Благовония, вино, маковый сок - все это притупило страх Пирры, но в глубине ее естества еще теплился яркий, упорный огонек, заставлявший ее прислушиваться. Вдруг она различит среди криков дерущихся голос Гиласа?
        Произнося заклинания, Пирра открыла корзину и взяла в руки по змее. Тяжелые кольца обвили ее предплечья. Пирра ощущала прикосновение чешуи, а узкие черные языки высовывались из пастей, исследуя ее кожу.
        Не умолкая ни на секунду, Пирра схватила жертвенный сосуд из зеленого змеевика в форме бычьей головы и через его позолоченный носик стала лить на пол вино, рисуя огромную темную спираль. Пирра остановилась в самом сердце этой воронки.
        Она пронзительно выкрикнула последнее слово заклятия и разбила бычью голову о камни. Даже в этот момент ее дух затрепетал, отчаянно пытаясь вырваться на свободу, но темная спираль затягивала Пирру все глубже и глубже, потом подняла высоко-высоко, и ослепительно вспыхнувшее пламя сожгло ее страх и сомнения, испепелило все человеческое. Пирра глядела в обсидиановое зеркало…
        …И оттуда на нее взирала Богиня.

* * *
        Девочка по имени Пирра исчезла.
        В зеркале отражается только лицо Сияющей. Лицо Всесильной.
        У Нее под ногами острые осколки змеевика, но Она не чувствует боли, ибо Она бессмертна. Сейчас Она спустится в Подземное царство и освободит своего Брата, Сотрясателя Земли. А потом поднимется вверх и призовет другого своего Брата, Повелителя Небес. Вместе Они вернут Солнце. Ну а после этого Она возьмет серебряный клинок и отсечет им свой божественный дух от этой смертной плоти…
        Она спускается все ниже и ниже. Открывает врата Подземного царства. Зовет своего Брата, Сотрясателя Земли. Тот склоняет могучую голову и подходит к Ней. Она протягивает Ему руку. От Его влажного дыхания ладонь становится теплой. Проведя второй рукой по свалявшейся шерсти между Его рогами, Она велит Ему спешить: Он должен избавить Кефтиу от зла.

* * *
        Гилас хромал по коридору. Мимо пронеслась летучая мышь. Оцарапанная стрелой голень болезненно пульсировала. В зале мальчик выронил топор и теперь чувствовал себя ужасно уязвимым.
        А еще он очень тревожился за Разбойницу. Не прыгни она на лучника, Гилас бы из того зала не вышел. Но удалось ли ей самой уйти целой и невредимой? Где львица сейчас?
        А что с Пиррой? Некоторое время назад Гилас слышал ее голос: сначала она читала заклинания, потом громко вскрикнула - и тишина. Так положено во время Мистерии или Пирра в беде?
        По расчетам Гиласа, Воронов в Кунису осталось совсем немного. Лучник спасся бегством вместе с другими воинами: они решили, будто по Дому Богини стаями бродят звери-людоеды. Остаются Теламон и Креон. Вдруг они нашли Пирру? Но как Гиласу ее отыскать, когда у него нет ни малейшего представления, где он сам?
        Мимо пронеслась еще одна летучая мышь. В водостоке скрылся полоз. Свернув за угол, Гилас очутился в длинном коридоре. На всех дверях, кроме одной, отпечатки ладоней. У Гиласа упало сердце. Он вернулся на то место, где устроил последнюю ловушку. Здесь Вороны дрались друг с другом.
        Прихрамывая, Гилас подошел ближе, и ему в нос ударил запах крови. В дверях лежали мертвые бойцы. Их побелевшие кулаки сжимали окровавленное оружие, тут и там поблескивали напоминавшие змей кишки.
        Мальчик кинулся прочь, не разбирая дороги. Уголком глаза он успел заметить, как призрачный воин сел и уставился прямо перед собой ничего не выражающим взглядом.
        Гилас свернул за угол и врезался в огромный кувшин. Тот со звоном опрокинулся.
        По коридору эхом разнеслись шаги. Дух гнался за Гиласом.
        Мальчик налетел на ширму, кое-как выпутался из шелкового занавеса, потом пробежал сквозь штору, бусины которой застучали друг о друга, точно кости.
        Но преследователь все приближался.
        Наконец Гиласу пришлось остановиться. Согнувшись пополам, он жадно втягивал в себя воздух. Призрак шел по его следу. Но тут мальчик уловил звуки тяжелого дыхания. Нет, за ним гонится не дух, а живой человек, преследующий добычу со спокойной уверенностью воина.
        Гилас в панике толкнул плечом ближайшую дверь и вывалился прямо на Главный двор. Мальчик заморгал от дневного света.
        В центре росла священная олива; у северной стены стоял двойной топор, охранявший вход на нижний ярус. Со всех сторон на Гиласа с молчаливым презрением взирали нарисованные толпы. Куда ни повернись, двери на засовах. У Гиласа упало сердце. Он загнал сам себя в ловушку. На открытом пространстве прятаться негде.
        Дверь, через которую только что выбежал Гилас, распахнулась, и во двор шагнул мужчина. Спокойно и непринужденно он закрыл за собой дверь, потом повернулся к Гиласу.
        - Наконец-то, - произнес Креон.
        33
        В пепельно-сером свете вождь Ворон казался великаном.
        Его шлем из кабаньих клыков выдержит удар любого клинка, а доспехи из толстой сыромятной кожи и бронзы - и вовсе непроницаемая броня. Утыканный заклепками щит из бычьей кожи высотой в человеческий рост, но Креон несет его одной рукой так легко, будто тот сделан из березовой коры. Креон пересекает двор чванливой походкой охотника, уверенного, что добыча от него никуда не денется. Ворон - опытный убийца, вооруженный до зубов: у него и меч, и копье, и кинжал, и хлыст. А Гилас - всего лишь тринадцатилетний мальчишка с ножом, пращой и мешочком бусин.
        Не успел Гилас вытащить нож, как Креон щелкнул хлыстом, и оружие вылетело из руки мальчика, со звоном упав на камни. Креон снова занес хлыст. Гилас отпрыгнул в сторону, но Креон оказался быстрее: бронзовый наконечник ударил мальчика по бедру.
        При помощи хлыста Креон теснил Гиласа все ближе и ближе к пустой середине Главного двора. Гиласу сейчас бы очень пригодился огромный двойной топор, но до него никак не добраться: путь преграждает Креон. В отчаянии Гилас спрятался за священным деревом.
        - Думаешь, теперь я тебя не трону? - усмехнулся Креон.
        Гилас запустил руку в мешочек и вытащил бусину для пращи. Но сердолик выскользнул из пальцев и запрыгал по камням. Гилас взял другую и метнул ее Креону в лицо. Но бусина отскочила от щита Креона. Так же он заслонился и от второй, и от третьей.
        - И это все твое оружие? - ухмыльнулся вождь.
        Они с Гиласом ходили кругами вокруг дерева. Одна за другой бусины Гиласа со звоном отскакивали от бычьей кожи и бронзы. Не успел мальчик опомниться, а их уже осталось всего три.
        Первая ударила Креона по колену. Воин даже не поморщился. Вторая попала в запястье. Раздался треск. Зашипев от боли, Креон выронил копье. Как только Ворон за ним наклонился, Гилас прицелился, готовясь к третьему выстрелу. Самую крупную бусину он приберегал напоследок. Камень размером с голубиное яйцо врезался Креону в гортань. Тот издал полузадушенный вопль, но быстро оправился и снова пошел в атаку.
        Бросив пращу, Гилас кинулся наутек, зигзагами подбираясь к пьедесталу с двойным топором. Для такого крупного мужчины Креон двигался на удивление быстро, однако Гилас был проворнее. Обеими руками ухватив древко топора, Гилас потянул оружие на себя. Но топор глубоко сидел в пьедестале. Никак не выдернуть! А Креон уже близко. Из последних сил Гилас рванул топор и наконец вытащил его. Тот оказался таким тяжелым, что мальчик чуть не упал, однако Гилас каким-то чудом взмахнул своим новым оружием, но промахнулся: удар пришелся по камням. Креон сделал выпад мечом. Гилас увернулся, еще раз замахнулся топором и с сокрушительной силой обрушил его на щит Креона.
        Ничуть не обескураженный, воин отшвырнул погнутый щит и опять пошел на Гиласа, виляя из стороны в сторону и выставив перед собой меч и хлыст. Покачиваясь под тяжестью топора, Гилас отступал. У него за спиной наклонный спуск, ведущий на сырой нижний ярус. Больше бежать некуда.
        Но не успела эта мысль прийти мальчику в голову, как Креон сразу догадался, что задумал Гилас, и зашел сзади, отсекая ему путь к спасению. И снова несколькими взмахами хлыста Креон оттеснил Гиласа обратно в открытый центр Главного двора.
        У мальчика ноги подкашивались от изнеможения. Желтая каменная плитка с нарисованными синими листьями плыла перед глазами, а топор придавливал мертвым грузом. В ближнем бою такое массивное оружие только помешает: оно может стоить Гиласу жизни. А Креон даже не запыхался. Как и любой опытный охотник, он заставил жертву побегать.
        Вот Креон приблизился к мальчику, чтобы нанести смертельный удар. Он окинул Гиласа внимательным взглядом, и его грубое лицо исказила презрительная усмешка.
        - Неужто передо мной тот самый Чужак, угрожающий Дому Короносов?
        - Если верить Оракулу, то да, - пропыхтел Гилас.
        - Плевал я на Оракулов! - выпалил Креон. - Отдавай кинжал Короносов, мальчишка, и умрешь легкой смертью!
        - У меня его нет.
        - Сам вижу. Отведи меня к нему, и в награду убью тебя быстро.
        - Нет.
        Вождь Ворон подошел так близко, что Гилас почуял прогорклый запах масла, исходивший от его бороды, и разглядел нитку слюны между его желтыми зубами.
        - Послушай меня, Чужак. В том, что я тебя прикончу, даже не сомневайся. Осталось решить как. Вернешь кинжал - не будешь мучиться. Откажешься - растяну удовольствие на весь день.
        Гилас покачнулся.
        - Будешь мечтать о смерти. - Умолять меня, чтобы прекратил твои страдания…
        Креон явно наслаждался ситуацией. Гилас смотрел на его налитые кровью глаза, на черные бездны зрачков и вспоминал мужчин, женщин и детей, погибших в шахтах Талакреи из-за ненасытной жадности этого человека. Креону нужно было все больше бронзы. Своей алчностью он разгневал богов, и те наслали на Кефтиу смерть и разрушения. А потом Гилас подумал о сестре: если она уцелела, то сейчас отчаянно борется за жизнь на диких просторах Мессении. И все потому что Вороны охотятся на Чужаков, будто на зверей.
        - Меня зовут не Чужак, - прохрипел мальчик. - Мое имя Гилас. И кинжал я тебе ни за что не отдам.
        Креон поглядел на него и кивнул:
        - Что ж, ты сделал свой выбор… Чужак.
        Снова раздался щелчок хлыста, но Гилас уже замахнулся топором; однако не смог его удержать, и плоская часть лезвия ударила Креона не по голове, а по руке, в которой тот держал меч. Раздался хруст костей. Креон взревел и выронил оружие. Но Ворон молниеносно переложил хлыст в поврежденную руку, а здоровой выдернул из-за пояса нож.
        Гилас отбросил топор и кинулся к священному дереву. Еле-еле успев добежать до него раньше Креона, мальчик набрал в горсти земли между корнями оливы и швырнул Креону в лицо. Пока Ворон тер глаза, Гилас поспешил ко входу на нижний ярус. На полпути мальчик заметил на земле копье Креона и метнулся обратно, чтобы поднять оружие. Зря он это сделал. Одним ударом хлыста по лодыжке воин сбил мальчика с ног.
        От падения у Гиласа вышибло дух. Он не сразу смог пошевельнуться. А когда повернул голову, убедился, что копье близко, но до него не дотянуться. А Креон приближался, готовясь убить противника.
        С трудом поднявшись на колени, Гилас заметил у входа на нижний ярус какое-то движение. Потом тишину разорвал оглушительный рев, и по камням застучали копыта…
        С нижнего яруса галопом выбежал бык, охранявший Кунису.
        34
        Дикий зверь с оглушительным топотом копыт ворвался на Главный двор, потом принялся рыть копытом каменную плитку. Он поворачивал голову из стороны в сторону, решая, кого из двух людей атаковать первым.
        И Гилас, и Креон потрясенно застыли, потом одновременно бросились к лежавшему рядом копью. Гилас опередил Ворона, но своим стремительным рывком он привлек внимание быка, и тот ринулся на мальчика.
        Сжимая в руке оружие, Гилас кинулся наутек. Креон быстро отскочил в сторону. До Гиласа долетало тяжелое дыхание животного, а стоило мальчику мельком взглянуть на один из огромных рогов, как его бросило в дрожь. Нет, от быка не убежишь, а на то, чтобы победить его в бою, у Гиласа не хватит сил - даже с копьем. Набравшись храбрости, мальчик развернулся и побежал прямо на быка.
        Тот сердито вращал глазами так, что было видно белки. Секунду поглядев ему в глаз, Гилас воткнул древко копья между камнями и, используя оружие вместо шеста, перелетел через спину животного. Вернее, попытался. На середине прыжка копье закачалось, и мальчик шлепнулся прямо на костлявый круп быка, а потом сполз оттуда на камни.
        Возмущенно заревев, зверь принялся вертеться на месте. Заметив обидчика, снова ринулся на него. Гилас с трудом поднялся. Бык знал, в какую сторону противник шарахнется: рог прошел возле самого бедра мальчика. Когда Гилас упал, копье отлетело в сторону. Убегая от быка по Главному двору, мальчик заметил, как Креон схватил оружие. С одной стороны разъяренный бык, с другой - воин-убийца. Нет, так Гиласу долго не продержаться.
        Вдруг раздался оглушительный гул. Испуганный бык прирос к месту. Креон застыл с копьем в кулаке. Казалось, кто-то подул в бараний рог, только этот звук был громче, к тому же он то набирал силу, то отступал - совсем как Море. Когда гул стих, у Гиласа еще некоторое время звенело в ушах. Он уже слышал этот звук два лета назад. В тот раз Пирра трубила в алебастровую раковину, призывая на помощь богов.
        Бык, видно, принял трубный призыв за рев другого самца. Сердито фыркая, он оглядывался по сторонам в поисках соперника. Но отвлечь Креона оказалось не так легко: тот уже обходил быка, постепенно подбираясь к Гиласу.
        Мальчик попятился, следя, чтобы бык оставался преградой между ним и Креоном. Вдруг знакомая боль пронзила висок. Нет-нет, только не сейчас! На этот раз призраков он не увидел, но чувства Гиласа сверхъестественным образом обострились. Мальчик слышал, как вши в ушах у быка сосут кровь, как паук на священном дереве плетет паутину. Уловил хлопанье крыльев Эхо, хотя та летала где-то далеко: птицы даже не было видно.
        А потом Гилас увидел Пирру.
        Она стояла высоко над его головой на Западном балконе. Мальчик с ужасом заметил, что девочка преобразилась до неузнаваемости.
        Грудь Пирры полностью открыта, на ней фиолетовые одеяния - это облачение Верховной жрицы. Живые змеи обвивают ее обнаженные руки. Шея Пирры и черные кольца ее волос сверкают золотом. А главное, девочку со всех сторон окружает ослепительно яркое мерцающее сияние. Ее лицо светится так, что смотреть больно.
        А когда Пирра вскинула руки к небу, на стену упала гигантская тень, пылающая, будто тысяча бушующих огней. Пирра взывала к небу потусторонним голосом бессмертного божества. Слов Гилас не понимал, но мальчик был уверен: это Сияющая призывает Солнце обратно.
        Так прошло меньше секунды, а потом события начали развиваться со стремительной скоростью. Гилас заметил, что в руке у Пирры зажат серебряный нож. Он сразу догадался, что она собирается сделать.
        - Нет, Пирра! Нет! - вскричал Гилас.
        Занесенное лезвие дрогнуло.
        Сверху раздался звук, напоминающий треск рвущегося шелка, и Эхо камнем кинулась вниз. Выставив перед собой когтистые лапы, соколиха выбила нож из пальцев Пирры.
        В тот же момент возле самого уха Гиласа просвистело копье. Мальчик отпрыгнул в сторону, и Креон снова ринулся на него, но на этот раз оружие замерло в воздухе, и Ворон издал страшный булькающий вопль: бычий рог вонзился ему в спину и вышел спереди, проткнув грудной доспех. Огромный бык поднял Креона на рога. Кровь хлестала во все стороны. Все еще кричащий Ворон перелетел через спину быка. Казалось, перед Гиласом разыгралось жуткое подобие кефтийского ритуала. Потом тело Креона с треском ударилось о камни. Зверь развернулся и насадил его на рога снова, бодая и топча свою жертву, пока от нее не осталось одно кровавое месиво. Так с сыном Короноса расправился свирепый страж земли, на которую тот осмелился вторгнуться.
        Прикрыв глаза рукой, Гилас смотрел, как нестерпимо яркое сияние вокруг девочки на балконе исчезает. И вот перед ним стоит прежняя Пирра.
        Она растерянно моргала и оглядывалась по сторонам так, будто только что проснулась.
        Бык фыркнул, развернулся и порысил прочь, оставив растерзанные останки Креона в растекающейся луже крови.
        Тут уголком глаза Гилас заметил, как из дверей выходят тени, окутанные клубящимся черным облаком Чумы. Привидения беззвучно окружили тело Креона, обмакнули пальцы в его кровь и вкусили ее. Тут по Главному двору со свистом пронесся мощный порыв ветра и унес Чуму. Гилас почувствовал, что Духи больше не гневаются: отныне они больше не будут скитаться неприкаянные. С облегченными вздохами призраки упорхнули, чтобы обрести покой на Гребне Мертвых.
        Гилас вспомнил детей-духов на берегу Моря. Наверное, они тоже перестали скитаться и отыскали своих умерших родителей. Может, и другие тени, которых он встретил во время своих странствий, мирно почили в гробницах своих предков. Да, Солнце не вернулось, громада Великого облака по-прежнему нависает над островом, но боги прогнали Чуму.
        Покачиваясь, Гилас стоял посреди двора. И тут к нему подлетел последний оставшийся призрак. Это была высокая женщина с длинными волосами, но она отличалась от остальных. Гилас был уверен, что перед ним не кефтийка, а акийка и умерла она не от Чумы. Почему-то женщина казалась ему до боли знакомой. Невыразимая тоска пронзила сердце.
        Призрак скользнул к мальчику. Гилас зажмурился и почувствовал, как ее ладонь, прохладная и легкая, будто крылышко мотылька, коснулась его щеки. Возле уха прошелестел легкий шепот:
        - Гилас… Твоя сестра жива… Разыщи ее… Прости меня… Прости своего отца… Прости…
        Гилас вскрикнул и попытался взять мать за руку, но его пальцы нащупали лишь воздух. Он побежал за ней, она обернулась и улыбнулась сыну, а потом над каменным двором завыл и застонал ветер, и у него на глазах призрак растворился в воздухе.
        На Гиласа навалилась страшная тяжесть, а сердце пронзила такая невыносимая боль, что мальчик охнул и упал на колени, с трудом борясь со слезами.
        Гилас не сразу заметил, что к нему направляется бык. Но, глядя на алые от крови рога и угрожающий наклон головы зверя, мальчик не испытывал страха - только бесконечную усталость.
        Бык остановился в десяти шагах от Гиласа и принялся рыть копытом камень.
        - У меня б-больше нет сил с тобой бороться, - с трудом выговорил Гилас.
        Мальчик стоял на коленях перед гигантским зверем, и тут у него перед глазами мелькнуло что-то золотистое: между ним и быком встала грозно рычащая Разбойница.
        Похоже, гигант был только рад поводу прекратить бой. Развернувшись, он тяжело побрел прочь, спустился на темный, тихий нижний ярус и скрылся. А Разбойница встряхнулась, подбежала к Гиласу и облизала ему лицо шершавым языком.
        Тут мальчик не выдержал. Обняв маленькую львицу за шею, он разразился горькими, надрывными рыданиями. Гилас оплакивал мать. Он не знал ее и теперь никогда не узнает, потому что ее нет в живых. Оплакивал мальчик и мечту, за которую цеплялся всю жизнь: когда-нибудь они будут вместе - он, Исси и мама.

* * *
        Вдруг Пирра почувствовала, как ей в лицо ударил порыв ветра. Змеи упали с ее рук и уползли исследовать коридоры и покои Кунису.
        Она стояла высоко над Главным двором, на Западном балконе. Пирра чувствовала слабость и опустошение, голова раскалывалась от боли. Облако пепла по-прежнему заволакивало небо. Солнце не вернулось. Пирра смутно припомнила, как Эхо выбила из ее руки нож. Богиня послала свою священную птицу, чтобы та не дала жертвоприношению свершиться. Но почему? Пирра знала наверняка только три вещи: на ее плече сидит Эхо, она жива, и Гилас тоже жив.
        Мальчик сидел, прислонившись спиной к священному дереву. Рядом с ним стояла Разбойница, а у его ног валялся двойной топор. Кожаная юбка Гиласа в пыли, голая грудь расцарапана и вся в крови. Вот ветер взъерошил его золотистые волосы, и на секунду он напомнил Пирре бога охоты с росписи в Зале Шепотов. Но вот момент прошел - перед ней снова сидел обычный мальчик и смотрел прямо перед собой застывшим взглядом.
        Некоторое время спустя Пирра тоже вышла на Главный двор. Воздух пропитался запахом крови. На растерзанные останки Пирра старалась не смотреть.
        Эхо слетела вниз и села на ветку священного дерева. Разбойница проследила за соколихой взглядом. Но Гилас ничего вокруг не замечал. Подойдя ближе, Пирра оказалась застигнута врасплох: по щекам Гиласа градом текли слезы.
        Разбойница подошла к Пирре и потерлась мохнатой головой о бедро девочки. Пирра постепенно приходила в себя. Да, она не смогла довести Мистерию до конца, но хотя бы попыталась. Пирра с грустью задавалась вопросом, видела ли ее мать.
        Наконец Гилас заметил девочку, шмыгнул носом и вытер лицо тыльной стороной руки. От слез его ресницы слиплись, а золотисто-карие глаза блестели, будто стекло.
        Мягко отстранив Разбойницу, Пирра опустилась на колени, положила руку Гиласу на плечо и произнесла его имя.
        35
        Гилас слышал голос Пирры, но видел перед собой поражающий неземной красотой лик Богини. Ошеломленный мальчик не сразу разобрал, что она ему говорит.
        Вот Пирра взяла его за руку и повела по коридорам Дома Богини. Разбойница бежала следом.
        - Чума ушла, - тихо произнес мальчик. - Боги прогнали ее.
        - Но я не смогла провести Мистерию, и Солнце не вернулось, - ответила Пирра.
        Они долго брели по лабиринту Дома Богини, пока не очутились в тенистом зале. Тут Пирра застыла и уставилась на кровь, размазанную по полу.
        - Его нет. Теламон ушел.
        - Теламон?
        - Он упал. Я думала, он разбился, но его здесь нет.
        Тут Гилас будто очнулся.
        - Кто знает, где он бродит? А я все оружие на Главном дворе бросил! Надо бежать отсюда, и поскорее!
        - Я тебе то же самое говорю! - воскликнула Пирра.
        Они вернулись в ее комнату. Не обращая внимания на разбросанную еду и пожеванные овечьи шкуры, Гилас собирал вещи, а Пирра тем временем торопливо переоделась и умылась. Теперь она не богиня, а обыкновенная девочка.
        - Вы с Теламоном дружили, - проговорила она, запихивая свои вещи в сумку из телячьей кожи. - Как думаешь, что он будет делать?
        - Тело Креона он не бросит: их клан почитает предков. Теламон совершит обряды, а потом сразу отправится нас искать, даже если сильно ранен.
        Пирра помолчала.
        - Он думает, кинжал у меня.
        Кинжал! Гилас совсем про него забыл. Нужно найти Усеррефа. Но Кефтиу - огромный остров. Куда пошел египтянин?
        Ветер усилился, завывая над крышами и свистя в коридорах. Один особенно яростный порыв даже поднял дверной занавес. Глаза Пирры испуганно округлились.
        - Похоже, ветер зол.
        Гилас завернулся в плащ и взвалил на плечи поклажу.
        - Идем. Скоро стемнеет, вдобавок шторм собирается.

* * *
        От порыва ветра шатер закачался. Раб, перевязывавший Теламону голову, вздрогнул.
        - Надвигается буря, - заметил Иларкос.
        Теламон смерил его холодным взглядом:
        - Это что же получается? Мы отправили тебя на Гору с половиной наших воинов и приказали тебе изловить тех, кто на нее поднимался, но ты вернулся ни с чем.
        - Было темно, они незаметно ускользнули…
        - Тогда почему ты не присоединился к нам в Доме Богини?
        - Мы даже до лагеря только сейчас дошли…
        - Вечно у тебя отговорки!
        Теламон рявкнул на раба, и тот подлил ему в чашу вина.
        Осунувшийся от усталости Иларкос с жадностью глядел на кувшин.
        - По пути мы встретили много крестьян, мой господин. Они возвращаются в свои деревни. Жрецы говорят, что Чума отступила. Среди крестьян я видел египтянина, раба девчонки. Лицо белое - смотреть страшно! Я его чуть за призрака не принял…
        - Ты у нас еще и призраков видишь! - съязвил Теламон и осушил чашу.
        Может, вино хоть немного облегчит головную боль.
        Теламон смутно припоминал, как очнулся в темном углу этого ужасного места, а потом долго таскался по коридорам в поисках выхода. Через некоторое время он очутился возле окна на верхнем этаже и выглянул в огромный двор. На балконе, вскинув белые руки к небу, стояла Пирра. Казалось, перед Теламоном сама Богиня. Потом бык топтал тело Креона, а лев ринулся на защиту Гиласа.
        Теламон чуть зубами не заскрежетал. Львы должны повиноваться вождям, и уж никак не простым пастухам. Не зря же на стене над воротами крепости деда в Микенах изображены львы. А здесь правильный порядок вещей перевернулся с ног на голову! Теламон кипел от ярости: «Почему лев спас Гиласа, а не меня?»
        Ветер завывал среди сосен и раскачивал шатер. Воины сгрудились у костров, потрясенные страшной смертью командира. Теламону бы сейчас пойти к ним и вселить в людей боевой дух, но он сам настолько переполнен злобой и горечью, что даже пытаться нет смысла.
        - Что прикажешь, мой господин? - между тем спросил Иларкос. - Поплывем обратно в Микены? Кефтийцы, конечно, не бойцы, но если соберутся все вместе, численное преимущество будет на их стороне.
        Теламон замер. Иларкос ждет указаний от него! Такого раньше не бывало. Гнев как рукой сняло. Теперь все ясно. Теламон хотел доказать, что он настоящий командир, просил богов дать ему шанс - и его молитвы услышаны! Боги убили Креона, чтобы место дяди занял Теламон. Его судьба - найти кинжал и вернуть в Микены.
        А что, если Пирра не лгала, когда говорила, что кинжала у нее нет? Может быть, она приказала спрятать его подальше.
        Отставив в сторону чашу, Теламон резко поднялся:
        - Да, мы вернемся в Микены, но не сейчас.
        - Не сейчас, мой господин?
        - Как только рассветет, воины заберут останки моего дяди и предадут их огню со всеми почестями, подобающими сыну Короноса. А потом мы разыщем египтянина. Ты не призрака видел, Иларкос. Раб Пирры жив-здоров, и кинжал у него. Но даже если нет, египтянин знает, где она его спрятала. Как бы там ни было, пока не найдем раба, Кефтиу не покинем.

* * *
        В знак траура Усерреф сбрил брови и выбелил лицо известью. Вспыхивали молнии, дождь лил стеной, а он стоял на коленях на продуваемом всеми ветрами холме и, перекрикивая стихию, возносил молитвы богам:
        - Аусет, Покровительница Мертвых, позаботься о той, кого я любил, как младшую сестру! Херу, Повелитель Света, преврати ее дух в сокола, ибо ее чистое сердце не утяжелит чашу весов!
        Но Усерреф сам понимал, что зря старается. Боги Египта его не послушают, ведь народ Пирры - варвары.
        Кто-то схватил Усеррефа за плечи и рывком поставил на ноги.
        - Ты что разорался? - напустился на египтянина незнакомый акиец. - Разве не знаешь, что тебя Вороны ищут?
        Неизвестный мужчина оказался силен. Он потащил Усеррефа вниз по склону холма, потом далеко в лес, к заброшенному дому, скрытому среди зарослей. Акиец открыл дверь пинком ноги, втолкнул Усеррефа внутрь, зашел сам и плотно захлопнул за собой дверь.
        - Ты что там устроил? Хочешь, чтобы тебя прикончили?
        Усерреф попятился, прижимая к груди узел с драгоценной ношей.
        - Я не уберег госпожу! Я заслуживаю смерти!
        Незнакомец фыркнул:
        - Тогда зачем ты нарисовал на подошвах сапог воронов? Если не ошибаюсь, египтяне так делают, когда хотят проклясть врагов.
        Усерреф опешил. Откуда этот человек знает египетские обычаи?
        На вид он обыкновенный уроженец Акии: высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами и косматой бородой. Похоже, у этого человека ни гроша за душой, но светло-серые глаза светятся живым, острым умом. Нет, перед Усеррефом не простой бродяга.
        Египтянин настороженно глядел на незнакомца, а тот вытащил из мешка на плече бурдюк с вином и отрезал большим бронзовым ножом ломоть облепленного пеплом сыра.
        - Так что Воронам от тебя нужно? - спросил акиец с полным ртом.
        - Мою госпожу поразила болезнь, - ответил Усерреф, гадая, не лучше ли промолчать. - Я пошел за полынью. А когда вернулся, нашел только дымящиеся руины. А потом я видел командира Воронов с ее личной печатью на запястье… - Усерреф всхлипнул. - Госпожа погибла в огне, а значит, ее дух попал в Царство мертвых не полностью, и она никогда не сможет обрести вечную жизнь!
        Тут дом закачался от мощного раската грома, и оба мужчины пригнулись.
        - У кефтийцев свои боги, они и отвечают за их души, - возразил незнакомец.
        Усеррефу хотелось бы в это верить. Но если одни только египтяне знают, как достичь вечной жизни, разве это не означает, что все варвары обречены на забвение? А впрочем, Усерреф знал наверняка лишь одно: его младшая сестренка умерла, и больше он ее никогда не увидит.
        - Ты так и не ответил, почему за тобой гоняются Вороны, - произнес незнакомец.
        - Да, ты прав, - вежливо ответил Усерреф.
        Сунув руку в свой мешок, он нащупал сверток из змеиной кожи, внутри которого скрывался кинжал Короносов.
        - Почему ты спас меня? - спросил Усерреф.
        Акиец пожал плечами:
        - Вороны - мои враги. Я видел, как они тебя выслеживали. Да и вообще… Ты далеко от дома, я тоже. Наверное, скучаешь по стране на берегу Великой Реки? - прибавил незнакомец по-египетски.
        На глаза Усеррефа навернулись слезы. Он много лет не говорил на родном языке ни с кем, кроме Пирры.
        Но тут его посетила тревожная мысль. Не может быть, чтобы ему на пути случайно встретился акиец в лохмотьях, говорящий на египетском. Что, если это бог в человеческом обличье?
        - К-кто ты такой? - прозаикался Усерреф. - Что тебе нужно?
        - Тебя я нарочно не разыскивал. Скажу только, что искал давних знакомых. Они ненавидят Воронов так же, как я. А ты куда путь держишь?
        Усерреф запнулся в нерешительности. Он дал Пирре слово, что будет беречь кинжал, пока не найдет способ его уничтожить, а это должно сделать божество. Но кефтийские боги не станут слушать египтянина. Как же быть?
        Если перед Усеррефом и впрямь бог, можно обратиться к нему. А если нет? Риск слишком велик.
        - Не знаю, - наконец ответил египтянин. - А ты как думаешь, куда мне идти?
        Предполагаемый бог отпил большой глоток вина.
        - Возвращайся домой.
        Усерреф опешил:
        - Не могу.
        - Почему? Твоя госпожа умерла. Что еще тебя держит на Кефтиу?
        В сердце Усеррефа пробудилась надежда. Перед глазами замелькали картины: вот священное растение папирус покачивается на берегах Утеру, а вот его семья… Как же давно он их не видел! И конечно, в Египте Усерреф наверняка сумеет выполнить последнюю волю Пирры.
        Незнакомец опять перешел на египетский:
        - Что бы ты ни решил, друг, долгих тебе лет жизни и Солнца над головой. И пусть ты найдешь путь к горизонту и обретешь там вечный покой.
        Усерреф низко поклонился. Выходит, перед ним действительно бог. Египтянин ответил на традиционное благословение:
        - Пусть твое имя живет в вечности. Я сделаю так, как ты сказал.
        36
        Пряча лицо под мокрым плащом, чтобы скрыть шрам, Пирра торопливо шагала за Гиласом. Он пошел вперед, за Разбойницей. Два дня они повсюду искали Усеррефа, но тщетно. А буря все не утихала.
        Пирра вышла из-за поворота. Гиласу преградили путь какие-то рыбаки с трехрогими острогами и кожей странного фиолетового оттенка. Насквозь промокшие овцы жались друг к дружке в загоне, примыкающем к жалкой лачуге. Рыбаки загнали Разбойницу в угол между лачугой и загоном. Там она рычала, мокрая и перепуганная.
        - Отпустите ее! - прокричал Гилас и схватился за древко одной из острог.
        - Не смейте ее трогать! - приказала Пирра.
        - Эта зверюга чуть наших овец не растерзала! - прокричал в ответ рыбак.
        Тут все принялись галдеть. Разбойница воспользовалась суматохой и сбежала в лес.
        - Что тут происходит? - прогремел голос.
        В дверях лачуги стояла старуха монументального телосложения. На ней было надето нечто, напоминавшее мокрый кожаный шатер. Лицо старухи смахивало на фиолетовую губку, а единственный глаз остановился сначала на Пирре, потом на Гиласе. Похоже, она была ему не рада.
        - Ты! - хрипло выдавила старуха.

* * *
        - Это кто? - спросила Горго, кивая в сторону Пирры.
        - Да так, девчонка одна, - ответил мальчик.
        Горго фыркнула. Похоже, она узнала Пирру даже под плащом, но встреча с дочерью Яссассары оставила ее равнодушной.
        А потом все собрались в лачуге: внутрь зашли даже старый пес Горго и овцы. Между тем сыновья старухи искали, чем можно поживиться в доме. В воздухе стоял запах мокрой шерсти, а еще вонь мочи и гнилой рыбы - вечная спутница красильщиков.
        - Ты знаком с этой женщиной? - шепотом просила Пирра.
        - Встретил ее, когда только приплыл на Кефтиу, - так же тихо ответил мальчик.
        - Это их дом?
        - Нет, но я бы на твоем месте вопросов не задавал.
        Потом Гилас спросил у Горго:
        - Мы в плену?
        Старуха не ответила.
        - Несколько ночей назад до нас дошли слухи, будто на Сетойе Вороны. Потом разыгрался шторм и унес Чуму, вот мы и пришли сюда поискать что-нибудь ценное, пока есть возможность. Вдруг откуда ни возьмись взялся лев и напал на наших овец, а тут еще вы нагрянули! Это я должна тебе вопросы задавать! Что творится на Кефтиу?
        - Мы прячемся от Воронов, - начал Гилас. - А еще мы ищем…
        - Уплыли ваши Вороны, - перебила Горго. - Человек по имени Девкарьо собрал целую армию земледельцев, они все вооружились копьями и загнали Короносов в рыбацкую лодку. - Массивные бока Горго затряслись от смеха. - Какой-то паренек с перевязанной головой все пугал крестьян Злобными. Теперь Вороны десять раз подумают, прежде чем опять к нам сунуться.
        Тут Гиласу пришла в голову страшная мысль. Что, если Вороны нашли Усеррефа? Вдруг кинжал у Теламона?
        Пирра подумала о том же.
        - Вы должны нас отпустить! - вскричала она. - Мы ищем египтянина, это очень важно! Вороны его не поймали?
        Лачуга задрожала от раската грома.
        - В такую погодку я вас никуда не пущу, - проворчала Горго.

* * *
        Пирра спала, свернувшись калачиком, а Горго храпела у огня. Пес лежал у ее ног. Под скрип стропил Гилас размышлял о том, добрался ли шторм до Мессении. Что, если Исси сейчас тоже прячется от непогоды и вспоминает брата?
        С того дня в Кунису смерть матери давила на сердце Гиласа тяжелым грузом. Пирра заметила: друга что-то тревожит, но Гилас не мог заставить себя рассказать ей правду.
        А еще Гилас беспокоился за Разбойницу. Найдут они Усеррефа или нет, на Кефтиу оставаться нельзя, иначе кто-нибудь узнает Пирру и силой притащит ее обратно в Кунису. Но как быть с Разбойницей?
        Гиласа отвлек от размышлений запах паленой шерсти: собака легла слишком близко к огню. Гилас тихонько отодвинул ее круп от очага. Во сне пес завилял хвостом.
        - Далеко ты забрался от пика Ликас, парень, - хрипло произнесла Горго.
        Мальчик посмотрел в ее мутный глаз.
        - Я тебе не говорил, что я оттуда.
        - А мне и говорить не надо. Я знала твою мать.
        Гилас застыл как каменный.
        - Моя мать умерла. Ее призрак явился мне на Главном дворе Кунису. Как вы с ней встретились?
        Горго отхаркнула кусок фиолетовой слизи.
        - Она была из Болотников: так называют Чужаков с побережья. Они поддерживали добрососедские отношения с нами, мессенийцами. Я была старше ее, но мы все равно подружились. - Горго раскатисто рассмеялась. - А потом мы с ней обе влюбились в заезжих красавчиков. Так меня занесло сюда, а ее - на север, в горы неподалеку от Микен.
        - Микен? - переспросил Гилас.
        - Твой отец из Горного Клана. Хотя ты и сам знаешь: у тебя его татуировка.
        Гилас уставился на отметину у себя на предплечье.
        - Нет, это татуировка Воронов. Меня заклеймили, когда я попал к ним в рабство, а потом я сам переделал рисунок в лук: пририсовал черточку снизу.
        - Лук - знак Горного Клана. Ты вылитый отец. - Горго почесала свои многочисленные подбородки пятнистой фиолетовой ручищей. - Они с твоей матерью повздорили. Она знала, что Вороны пойдут на Микены, но твой отец не верил, что будет война. Тогда она взяла тебя и Исси и отправилась на юг без него.
        - Вы знаете, как зовут мою сестру?
        Горго пожала плечами.
        - На языке твоей матери «Исси» значит «лягушка». Она их любила.
        У Гиласа голова шла кругом. Выходит, его отец из того самого клана, который отказался сражаться с Воронами. Значит, Гилас - сын труса.
        - Но до Мессении твоя мать не дошла, - тихо прибавила Горго. - Тяжело путешествовать с двумя маленькими детьми.
        - Так вот почему она оставила нас на пике Ликас, - сдавленным голосом произнес Гилас. - Завернула нас в медвежью шкуру и ушла.
        - Конечно, в медвежью, в какую же еще? - хмыкнула Горго. - У клана твоего отца медведи - священные животные. Она оставила вас и пошла за помощью.
        Гилас поворошил палкой угли.
        - А почему не вернулась?
        - Заболела и умерла, - с беспощадной прямотой ответила Горго. - А к тому времени, как ее отец про все это узнал, вас уже забрал какой-то крестьянин и отнес к себе в деревню.
        Отец их матери… Гилас вспомнил тощего старого Чужака, учившего его выживать в дикой природе.
        - Значит, этот человек наш дед. Но он нам не говорил. Почему он молчал?
        - Кто ж его знает? Давным-давно один мой земляк приплывал на Кефтиу, он мне все и рассказал. Может, старику было слишком тяжело вспоминать о дочери, а может, он винил в ее смерти твоего отца…
        - И правильно делал, - выпалил Гилас. - Если бы не отец, она осталась бы жива и нам не пришлось бы много лет маяться в услужении у злобного старого крестьянина!
        - Былого не изменишь, - резко оборвала его Горго. - Не ты первый мальчишка, выросший без родителей, не ты последний.

* * *
        Перед рассветом Гилас растолкал Пирру.
        - Идем, - прошептал он. - Скоро Солнце взойдет. Пора в дорогу.
        - Ты что, всю ночь глаз не смыкал? - зевнула Пирра.
        - Да, - коротко ответил Гилас.
        Снаружи было еще темно, а шторм бушевал с прежней силой. Когда Гилас с Пиррой шли под мокрыми деревьями, в дверях показалась Горго и окликнула мальчика.
        - Осторожней на дорогах, парень! Тут много всяких странных типов бродит. Вот и мои сыновья недавно одного чудака повстречали. Все лицо в извести - сказал, что в знак траура намазался. Должно быть, у парня с головой не в порядке… или, может, он родом из Египта.
        - Куда он шел? - выпалила Пирра.
        Горго мотнула головой в нужную сторону.
        - В Турониджу. Идите по берегу на восток.
        37
        Пирра спросила Гиласа, как его настроение.
        - Дай-ка подумать, - перекричал бурю мальчик. - Усерреф как сквозь землю провалился, тебя того и гляди узнают и запрут в Кунису, да еще и Разбойница пропала. Наверное, думает, я опять ее бросил.
        Пирра убрала с лица мокрые волосы.
        - Может, она просто заблудилась? Разбойница обязательно нас найдет.
        Гилас лишь мрачно хмыкнул в ответ.
        Повесив сумку на плечо, Пирра вскинула голову и поглядела на вершину холма.
        - Давай поднимемся туда. Вдруг заметим ее сверху?
        Но вместо того чтобы идти за Пиррой, Гилас схватил палку и ударил ни в чем не повинный куст. Гиласу хотелось рассказать Пирре о родителях, но он был не в состоянии. В душе бушевали гнев и стыд. Отец Гиласа - трус, он побоялся сражаться с Воронами и просто сбежал.
        - Подожди меня! - прокричал Гилас вслед Пирре.
        Но ветер завывал так громко, что девочка не услышала.

* * *
        Маленькая львица уныло продиралась через терновые кусты. Мальчика она так и не нашла, а слоняться по лесу одной в разгар бури страшно. Деревья сбрасывали на нее ветки, а один раз львицу едва не придавило упавшей сосной. А когда она выбралась из кустов, заметила, что у нее вся шерсть в застрявших колючках. Львица устало села и принялась слизывать их языком.
        Высоко в небе раздался раскатистый клич сокола.
        Разбойница перестала вылизываться. Это соколиха зовет девочку. А где девочка, там и мальчик. Теперь львица наверняка с ним встретится.
        Приободрившись, маленькая львица пошла следом за соколихой.
        Мальчик сейчас тоже ее ищет, львица это знает так же точно, как и то, что у нее пятнистые лапы. Мальчик больше никогда ее не покинет.

* * *
        У соколихи никак не получалось изловить первую добычу. Летучие мыши, в?роны, сороки - все от нее улетали. Не охота, а один позор!
        Да и Ветер дует ужасно неровно. Куда ни полетишь, относит в сторону. Но наконец соколиха нашла удобный восходящий поток. И девочка, и бедняжка-львица, уныло бредущая внизу, превратились в крошечные точки.
        Странная она, эта львица. Почему этой зверюге так нравится, когда мальчик чешет ей бока? Попробовал бы соколихе кто-нибудь перья почесать! Бр-р, от одной мысли передергивает!
        И все же соколиха восхищалась ее упрямством и силой духа: на все готова, лишь бы мальчика отыскать! Глядя на нее, соколиха верила: если она будет стараться так же усердно, то рано или поздно поймает первую добычу.
        Далеко внизу соколиха заметила стаю птиц. Наклонившись в воздухе, она скользнула вниз, чтобы рассмотреть их поближе. Голуби. Летят по ветру.
        Соколиха опять поймала восходящий поток. На этот раз она взлетела так высоко, что поднялась над облаками. Ее со всех сторон окружило ослепительно яркое сияние. Впервые в жизни соколиха очутилась лицом к лицу с великой силой. Та пряталась за облаками, но соколиха ее всегда чувствовала. Птица сразу поняла: это и есть Солнце.
        Соколиха летела все выше и выше, пока не зашумело в ушах. Она достигнет высоты, на которую никогда еще не поднималась.
        А потом устремится вниз.

* * *
        На вершине холма Пирра прищурилась, вглядываясь в горизонт сквозь завесу дождя. Снизу на берег накатывали волны грязного Моря, а крестьяне брели к дому. Буря продолжала хлестать Кефтиу, а Солнце все не возвращалось. Пирра подвела и свой народ, и свою мать, а Усерреф исчез без следа.
        Взглянув на небо, Пирра заметила на сером фоне темную точку. Да это же Эхо! Девочка немного приободрилась.
        Мимо пронеслась стая голубей. За ними гналась Эхо. Пирра наблюдала за соколихой, и девочке казалось, будто она тоже охотится и мчится по бескрайнему небу…

* * *
        Пирра - это Эхо. Она поднимается по крутой спирали все выше и выше, а земля скрывается из вида. Сейчас она ухнет вниз. Вот она подбирает ноги под хвост, складывает крылья и камнем падает на добычу.
        Она несется быстрее стрелы, только воздух свистит в ушах. Больше ни одно живое существо не способно двигаться с такой скоростью. Она впивается взглядом в голубя, отбившегося от остальных. Голубь виляет в сторону. Но она меняет курс и преследует его. Стремительно подлетев к добыче, выбрасывает ноги вперед, напрягает когти и одним ударом вонзает их в голубя, перебивая ему позвоночник. Голубь падает.

* * *
        Тут Пирра вздрогнула и снова вернулась в собственное тело.
        - У тебя получилось! - закричала девочка, подпрыгивая на месте.
        Эхо одним когтем поймала голубя, не дав добыче рухнуть на землю. Потом соколиха села на ветку, оторвала у голубиной тушки голову и принялась ощипывать перья с ее груди.
        - У тебя получилось, - повторила Пирра, на этот раз тихо.
        От восторга у девочки перехватило дух: казалось, она сейчас тоже летала быстрее мысли.
        И вдруг Пирра заметила, что дождь прекратился. Яростные порывы ветра сменились легким бризом. С колючей поросли исчез грязный слой пепла: буря вымыла растения дочиста. А еще Пирре вдруг стало жарко.
        Внизу по склону холма взбирался Гилас. Вдруг из кустов вылетела желтая молния и устремилась к нему.
        - Разбойница! - воскликнул Гилас.
        Маленькая львица сбила мальчика с ног, и они вдвоем принялись кататься по омытым дождем зарослям тимьяна.
        У Пирры перехватило дыхание. Волосы Гиласа сверкали, будто золото. А потом Боги разорвали в клочки остатки Великого Облака, так долго окутывавшего Кефтиу своим мрачным покровом. Пирра подняла лицо к ослепительно-голубому небу - и тут же выставила перед собой ладонь, защищая глаза от животворящего света вечного Солнца.
        - Ты вернула Его, - произнес Гилас.
        - Я же не завершила Мистерию, - возразила Пирра.
        - Тебя остановила сама Богиня: она прислала Эхо, чтобы соколиха спасла тебя. Может быть, Богиня решила, что ты сделала достаточно.
        Пирра не ответила. Они стояли на холме и смотрели, как крестьяне на берегу падают на колени и воздевают руки к Солнцу.
        Разбойница, чистая шерсть которой теперь сияла и золотилась, потерлась лбом о бедро Гиласа. Мальчик почесал ее между ушами. Тут львица повернула голову. Ее золотисто-коричневые глаза внимательно глядели на что-то далеко на западе. Проследив за взглядом львицы, Гилас рассмотрел вдалеке сверкающий белизной Кунису. Боль пронзила висок, и мальчик заметил на Гребне Мертвых высокую серую фигуру.
        - Интересно, знает ли она, - дрожащим голосом произнесла Пирра.
        Призрак Яссассары один раз кивнул Гиласу, потом опять скрылся в гробнице.
        - Знает, - ответил мальчик.

* * *
        Пока они шли к Туронидже, весна стремительно вступала в свои права. И миндальные деревья, и оливы разом зацвели. Из земли выскочили зеленые ростки ячменя, а ярко-синие ковры из цветов льна устилали поля. Холмы радовали глаз разноцветьем: вот алые маки, рядом желтый ракитник, а вот белый асфодель. Теплый ветер нес с собой аромат гиацинта. Стрекотали сверчки, квакали лягушки. А в Море косяки серебристых рыб плавали туда-сюда, расчищая мелководье. Кефтиу пришел в движение: весь остров очищался, восстанавливался, хоронил прошлое.
        - Рада, что ты увидел Кефтиу во всей красе, - произнесла Пирра.
        Гилас повернулся к ней.
        - Тебе жаль уплывать? - спросил мальчик.
        - Нет. Да. Не знаю.
        Пирра криво улыбнулась. Как только они покинут Кефтиу, для нее пути назад не будет. Иначе жрецы поймают Пирру, насильно притащат в Кунису и посадят в золотую клетку или выгодно продадут в качестве невесты какому-нибудь вождю далеко за Морем. Дочерям Верховных жриц о свободе мечтать не приходится.

* * *
        Теперь, когда Солнце вернулось, Гилас немного повеселел. Пирра призналась, что слышала его разговор с Горго. У мальчика гора с плеч свалилась: теперь не нужно рассказывать Пирре о матери. А еще, к огромной радости Пирры, Эхо по-прежнему старалась держаться к ним поближе, хоть и научилась охотиться сама.
        И все же Усеррефа они так и не нашли.
        Турониджа оказалась большим поселением, сильно пострадавшим от Великой Волны, но теперь жизнь здесь снова била ключом. Мужчины отстраивали дома, женщины приносили подношения богам и мешали еду в котлах. Дважды Пирра прятала свой шрам и спрашивала местных жителей об Усеррефе, но про странствующего египтянина никто не слыхал. Однако Пирра узнала важную новость: жрецы готовятся избрать новую Верховную жрицу. Они обнаружили в Кунису следы проведенной Мистерии, и по всему Кефтиу со скоростью лесного пожара распространился слух о том, что Солнце вернула дочь Яссассары, а потом девочка обернулась соколом и улетела.
        - Я рад, что они знают, чья это заслуга, - произнес Гилас. - А еще хорошо, что все думают, будто ты исчезла. Значит, не станут искать.
        Пирра не ответила.
        Они стояли на холме, поросшем цветущими тамарисковыми деревьями, и смотрели на запад, в сторону Кунису. У них на глазах мимолетная тень облака заслонила Солнце, но вот небо опять прояснилось, и Дом Богини заискрился, точно хрустальный.
        - Хочу запомнить его таким, - произнесла Пирра.
        Гилас взглянул на нее: лицо застывшее, руки сжаты в кулаки. Он обнял Пирру за плечи, и на секунду она прислонилась к мальчику, но потом тут же убежала, громко зовя Эхо.
        Неподалеку от Турониджи они нашли укромную пещеру. Договорились, что Гилас будет ждать там вместе с Разбойницей, а Пирра опять пойдет на разведку и постарается узнать что-нибудь об Усеррефе.
        Разбойница боялась Моря. Чтобы ее успокоить, Гилас присел у воды. Пусть львица видит, как волны накатывают ему на ноги. Она робко подобралась к воде и потрогала ее лапой, но как только накатила волна, сразу убежала. А потом с высоты спустилась Эхо и заскользила над самой поверхностью Моря, касаясь волн кончиками крыльев. Тут Разбойница осмелела. Скоро она уже весело плескалась возле берега, а Гилас закидывал в воду длинные водоросли, чтобы львица с ними играла.
        Тут прибежала Пирра. На ее лице отражалось смятение.
        - Он уплыл! - еле переводя дух, выговорила девочка.
        - Что?! Куда?
        Пирра посмотрела ему в глаза.
        - В Египет.
        - В Египет?! - Гилас пришел в ужас. - Ты уверена?
        - Он еще несколько дней назад заплатил капитану и сел на корабль.
        - Но… Египет! Это же на краю света!
        - А ведь я могла и раньше догадаться. Усерреф ведь думает, будто я умерла, а я велела спрятать кинжал в безопасном месте… взяла с него слово…
        Гилас устремил долгий взгляд на Море.
        - Наверное, Усерреф теперь постарается его уничтожить?
        - Да, но он же египтянин! У них принято просто сидеть и ждать, когда все устроится само собой!
        Гилас кивнул:
        - Рано или поздно Вороны узнают, где он, и пустятся в погоню.
        - Так рисковать нельзя. А значит, ничего не поделаешь - надо отправляться в Египет.
        Гилас не отвечал. Как бы он ни старался добраться до Акии и разыскать Исси, боги забрасывали его все дальше и дальше. Сначала остров Людей-с-плавниками, потом Талакрея, затем Кефтиу, а теперь…
        - Египет, - вслух произнес мальчик. - Как же мы туда попадем?
        Пирра странно на него посмотрела.
        - Главное, у нас есть чем заплатить капитану.
        Сняв с плеча сумку, Пирра высыпала из нее драгоценности. Те хлынули на водоросли звенящей рекой.
        Гилас уставился на массивные золотые ожерелья, увешанные сверкающими алыми и зелеными камнями, серебряные ножные браслеты и длинные бусы из аметиста и ляпис-лазури.
        Пирра старалась не показывать, насколько гордится собой.
        - Ты все это вынесла из Кунису? - потрясенно спросил Гилас.
        Пирра расплылась в широкой улыбке.
        - Ясное дело! Ты мне все время твердишь: первое правило выживания - обеспечить себя едой и питьем на день. Ну а я обеспечила нас сразу на много дней.
        Гилас почесал в затылке и хохотнул.
        - Как мне это самому в голову не пришло?
        - Вот и я удивляюсь, - ответила Пирра, подтолкнув его локтем в бок.
        Мальчик пихнул ее в ответ. Она вскрикнула и упала, потом схватила пригоршню водорослей и бросила в него. Скоро на берегу закипел бой. Не желавшая оставаться в стороне Разбойница выбежала из Моря и встряхнулась, окатив обоих брызгами с головы до ног.
        - Вот только есть одна трудность, - через некоторое время заметила Пирра, отряхивая одежду.
        - Какая? - спросил Гилас, отталкивая от лица холодный мокрый нос Разбойницы.
        - Как затащить на корабль Разбойницу?
        Гилас растерянно поглядел на девочку.
        Маленькая львица переводила взгляд с него на Пирру, словно понимала, что речь идет о ней.
        - До Кефтиу она еле доплыла, - продолжила девочка. - Бедняжку всю дорогу укачивало.
        Гилас поглядел на Разбойницу, потом на кружившую у них над головой Эхо и, наконец, на Пирру - и вдруг на сердце у него стало легко-легко. Пока они все вместе, Гиласу любая задача по плечу - даже долгое путешествие до Египта.
        Мальчик наклонился за камешком и пустил его прыгать по волнам. Потом улыбнулся Пирре.
        - Что-нибудь придумаем, - ответил Гилас.
        От автора
        Действие романа «Глаз сокола» происходит три с половиной тысячи лет назад, в бронзовом веке, в стране, известной нам как Древняя Греция. Было это задолго до эпохи мраморных храмов, которые вам наверняка знакомы. В те времена греки еще даже не объединили богов в упорядоченный Пантеон, куда входят Зевс, Гера, Аид и многие другие.
        О Греции бронзового века нам известно немногое: с тех времен сохранилось очень мало письменных свидетельств. Но мы кое-что знаем об удивительных культурах, которые сейчас называем микенской и минойской. Вот он, мир богов и воинов. Считается, что Греция бронзового века была населена разрозненными племенами, отделенными друг от друга горами и лесами. Полагают, что в те времена климат там был влажнее нынешнего, поэтому местность отличалась более богатым растительным и животным миром, чем в нынешнее время, - как на суше, так и в море.
        Воссоздавая мир Гиласа и Пирры, я изучила археологические находки греческого бронзового века. Для того чтобы получить представление о том, как рассуждали и во что верили люди той эпохи, я читала описания уклада современных племен, ведущих первобытный образ жизни. Тем же приемом я воспользовалась, когда писала о каменном веке в серии «Хроники темных времен». Хотя во времена Гиласа люди в основном промышляли земледелием и рыболовством, а не охотой и собирательством, как в каменном веке, скорее всего, многие навыки и верования охотников и собирателей сохранились и в бронзовом веке, особенно среди людей бедных: таких, как Гилас.
        Хочу сказать пару слов о названиях мест, где разворачиваются события. Акия (традиционное название Ахея) - это старинное название материковой Греции. Ликония - придуманное мной название нынешней Лаконии. Название Микены я не изменила - оно слишком широко известно. Название «кефтийцы» я использовала для великой критской цивилизации, которая нам известна как минойская. (Мы не знаем, как они называли себя сами: в одних книгах утверждают, что критяне величали себя кефтийцами, в других - что так их звали египтяне.) Кстати, о египтянах - хотя это слово происходит от слова, которым их звали греки, я все равно его использовала. Как и в случае с Микенами, любое название, подобранное на замену, выглядело бы неестественно.
        Карта мира богов и героев показывает мир таким, каким его знали Гилас и Пирра, поэтому на ней отсутствуют некоторые острова, которые не имеют отношения к нашей истории, зато на ней отмечены острова вымышленные: например остров Людей-с-плавниками и Талакрея. То же самое касается карты Кефтиу: я обозначила только места, где происходит действие книги, - например, Така Зими (правда, на моей карте Така Зими находится не совсем там, где его реальный прототип). На самом деле на минойском Крите было гораздо больше поселений, дворцов и т. д., чем я показала, но если бы я обозначила их все, на карте ничего было бы не разобрать.
        Чтобы воссоздать Кефтиу времен Гиласа и Пирры, я побывала на Крите несколько раз и осмотрела много городов и поселений минойской цивилизации, включая Кносс, Фест, Гурнию, Петрас, Закрос и пещеру Психро. Я поднялась на обдуваемый всеми ветрами пик Юктас, где расположено святилище, и это место послужило прототипом Сетойи. Еще я прошла через Ущелье мертвых в восточной части острова. Там в пещерах скрываются не тронутые археологами гробницы, поэтому место довольно зловещее. Все ущелье я прошла за день, и единственными живыми существами, которых я за это время встретила, были козы и пара сапсанов, шумно ссорившихся с двумя воронами.
        Чтобы получить представление о Така Зими, я посетила руины святилища в Като-Сими на склоне горы Дикте. Это место трудно найти даже в наше время. Кажется, будто находишься на краю света. Я побывала там в туманный, пасмурный день, и над скалами нависали тучи. Легко представить, что чувствовала Пирра, оказавшись там взаперти.
        Прототип Дома Богини, или Кунису, - Кносский дворец, величайший из минойских «дворцов» (так мы называем их сейчас, хотя их истинное назначение точно неизвестно). Но хочу пояснить, что я многое изменила в своих интересах. Расположение и внутреннее убранство помещений в книге другое. К тому же я добавила детали, подмеченные мной при осмотре других минойских руин: например, туалет находится в Акротири на современном Санторини (там я тоже побывала). Кносский дворец я посетила несколько раз, и самую полезную экскурсию для меня провел профессор Тодд Уайтлоу, любезно отвлекшийся от археологических полевых работ, чтобы показать мне все, включая Малый дворец и Неисследованный мегарон. Также он позволил мне осмотреть некоторые из недавних находок. Одно из многих полезных наблюдений во время той поездки - еще не исследованные гробницы в склонах холмов, окружающих Кносский дворец. Это помогло мне ясно представить, что чувствовала Пирра при мысли, что мать смотрит на нее сверху, с Гребня Мертвых.
        Многое из того, что Гилас и Пирра видят в Кунису (например, настенные росписи, жертвенный сосуд в форме бычьей головы и божество из слоновой кости) - реальные артефакты минойской цивилизации, увиденные мной в музеях Ираклиона, Афин и Арханеса, а также многих других. Фигура бога из слоновой кости появилась в книге благодаря куросу из Палекастро, выставленному в Археологическом музее Ситии. Фигуру изготовили из золота, горного хрусталя, змеевика и клыков гиппопотама. Три с половиной тысячи лет назад ее разбили и сожгли, но, даже несмотря на повреждения, курос из Палекастро остается великолепным шедевром минойской скульптуры.
        Чтобы понять, как видит мир Разбойница, я провела некоторое время с четырьмя детенышами азиатского льва в зоопарке Пейнтона. Там старший кипер Хелен Нейбор любезно подпустила меня к ним так близко, как подходит только она сама, - и это несмотря на присутствие огромной и очень бдительной матери львят. Также она ответила на мои многочисленные вопросы о повадках и характерах львов. А чтобы увидеть мир глазами Эхо, я посетила несколько соколен и наблюдала за птицами со стороны, а также пообщалась с сапсанами и сокольничими, чтобы узнать побольше о поведении и нраве этих птиц. Думаю, не нужно объяснять, что современные западные методы выращивания соколов отличаются от тех, к которым прибегала Пирра. Я включила в книгу традиции разведения соколов в разных странах мира, но при этом кое-что упростила, чтобы не затягивать историю.
        Хочу поблагодарить тех многих (всех не перечислишь!), кто помогал мне и давал советы во время поездок на Крит и Санторини, особенно гида Ирини Кураки и водителя Манолиса Мелиссургакиса. Если бы не их познания и доброта, я никогда не нашла бы Като Симе. Также хочу сказать спасибо Саре Хесфорд из «English School of Falconry» за то, что познакомила меня с интереснейшими птицами - сапсанами и ответила на мои многочисленные вопросы, а также Хелен Нейбор за то, что любезно уделила мне время и подпустила к очаровательным львятам. А еще я, как всегда, очень благодарна Тодду Уайтлоу, профессору эгейской археологии в Институте археологии в Университетском колледже Лондона, за то, что показал мне Кносский дворец и ответил на мои бесконечные вопросы об эгейской цивилизации в доисторическую эпоху, а также многое рассказал о различных критских достопримечательностях, чтобы я могла понять и оценить то, что увидела.
        Ну и наконец, я в очередной раз хочу поблагодарить моего замечательного неутомимого агента Питера Кокса за преданность делу и поддержку, а также потрясающе талантливого редактора в издательстве «Puffun Books» Бена Хорслена за энтузиазм и активное участие в истории Гиласа и Пирры.
        Мишель Пейвер, 2014