Гончие Лилит Кристина Старк


        Однажды в дублинском кафе, где работает Скай Полански, появляется загадочная незнакомка по имени Лилит, которая предлагает Скай работу секретарем в своей клинике в Бостоне. Скай не из тех, кто готов к переменам, но, устав от неудач в личной жизни, она соглашается. Вскоре выясняется, что под прикрытием клиники скрывается весьма изощренный бизнес, который способен дать все: красивую жизнь, роскошь и адреналин. Но праздник длится недолго: дьявол уже приготовил для Скай свои страшные дары.

        Кристина Старк
        Гончие Лилит

        CAVE CANEM.
        Берегись собаки.

        Ад пуст, все демоны здесь.
    Уильям Шекспир. Буря

        Пролог

        - И куда ты побежишь, Полански? Расскажешь мамочке? И что же сделает твоя суицидальная мамочка? Вскроет себе вены всем назло?
        Меня выловили после школы, потаскали за волосы, втоптали в грязь учебники. Свора одноклассниц во главе с красоткой Лиз. До нее дошли слухи, что я неравнодушна к Джейми - парню, за которым она бегала как собачка. Все бы обошлось, но однажды Джейми подсел ко мне во время ланча в школьной столовой, а потом убрал кончиком пальца каплю майонеза с моей губы. И Лиз - королева школьных стерв - сорвалась с тормозов. Сначала были мерзкие розыгрыши вроде собачьего дерьма на моем стуле. Потом пошли сплетни про меня, бутылку джина и десяток парней из Баллимуна[1 - Баллимун - неблагополучный район в Дублине. Здесь и далее примеч. автора.]. А затем началась травля. Жестокая и беспощадная. Я считала дни до окончания школы. Но время, казалось, остановилось. Застыло, запеклось, как кровь.
        - Если это все из-за Джейми, то забирай его себе! Он мне совсем не нравится!
        - А кто тебе нравится?
        - Никто!
        - Вы слышали? Полански лесбиянка! Долбаная страпонщица!
        Пытаюсь встать, но меня снова толкают на землю. Прикрываю голову руками: даже лакированными туфельками можно избить до кровоподтеков. Туфельки, чтоб вы знали, бывают так же безжалостны, как и армейские ботинки.
        - Боже…
        - Молись громче, Полански, Бог не слышит писка мышей.
        Получаю удар в живот. Сгибаюсь пополам, пока в меня со всех сторон врезаются острые мыски школьных туфель, пока меня оплевывают и осыпают ругательствами. А потом кто-то обрушивает свой рюкзак мне на голову. До сих пор я ни разу в жизни не теряла сознание…
        Когда я очнулась, уже подступили сумерки. Я вытряхнула из рюкзака комки грязи, сложила туда книги, верней, то, что от них осталось, и отправилась домой.
        В автобусе было совсем пусто. Я поднялась на второй этаж, прислонилась лбом к стеклу и дала волю слезам. За окном мелькали аккуратные, чистенькие, словно нарисованные для глянцевого журнала, пейзажи южного Дублина. Двухэтажные дома из красного кирпича, круглый год утопающие в зелени пальм и магнолий. Тщательно подстриженные газоны. Дорогие машины, припаркованные на посыпанных гравием подъездных дорожках…
        Из-за окна на меня смотрел богатый, красивый город, в котором нет места грязи, ненависти, насилию. В котором маленькие ирландки до сих пор ходят в католические школы, носят юбки ниже колена и разучивают молитвы на уроках. Где школы с раздельным обучением - мальчики отдельно, девочки отдельно - это золотой стандарт обучения. Город набожных, город святых, город, где запрещены аборты, и в школы в первую очередь принимают тех, у кого есть сертификат о крещении.
        Впервые я почувствовала себя здесь лишней: лицо в грязи, во рту привкус крови, в груди не сердце - молот. «О, если бы только этот автобус мог, не останавливаясь, умчать меня на край земли!  - думала я.  - Я бы без сожаления покинула город святых! Тем более что моего исчезновения никто бы не заметил. Мое место заняла бы какая-то другая девушка - и ни один человек не заподозрил бы подмены…»
        У дверей меня никто не ждал. Мама, как обычно, лежала на диване, смотрела в потолок и слушала музыку. Она не особо интересовалась мной и моими проблемами. Несколько лет назад у нее диагностировали клиническую депрессию, и с тех пор я старалась быть невидимкой. Не грузить ее своими проблемами. Ходить на цыпочках. Плакать беззвучно. Кричать молча.
        Я заперлась в ванной комнате, смыла с затылка запекшуюся кровь и достала из кармана чудом уцелевший телефон. Во мне кипели ненависть, отчаяние и жажда мести. Или я мщу, борюсь и показываю зубы - или я не выйду живой из следующей драки.
        «Джейми, хочешь погулять сегодня вечером?»
        Сдохни, Лиз.
        «Где и когда, Скай?:)»
        Да где угодно, лишь бы побольше народу увидело нас вместе.
        Когда используешь месть как бомбу, смотри не подорвись на ней сама. На следующий день из школы мы с Джейми ушли вместе, держась за руки. Он пригласил меня к себе - его родители как раз уехали в Виклоу на весь уик-энд,  - а потом признался, что без ума от меня. Я подорвалась на этой мине, когда он, подойдя сзади, прижался ко мне. Вполне невинное объятие, если бы не то, что упиралось сзади мне в ягодицы. «Сделай это, Скай. Он такой симпатичный. Пусть Лиз исходит желчью от зависти»,  - сказал мне внутренний голос. Тихий, но уверенный.
        И я сделала. Осколки этой мины засели во мне так глубоко, что некоторые из них я не смогла извлечь до сих пор…

 Три года спустя

        Бог не даровал мне ни таланта, ни смелости, ни красоты. Я не питала иллюзий на свой счет. Я знала наверняка: дни будут сменяться ночами, Земля будет кружить по орбите, мир - безумствовать, бросаться во все тяжкие, сходить с ума. Где-то всплывут фотографии очередного политика, на которых он будет нюхать кокаин и лапать полураздетых девиц. Где-то семнадцатилетняя фотомодель утонет в ванной. И только в моей жизни все останется по-прежнему.
        Я не была одной из тех, кто способен бросить вызов судьбе, кто рискует смеяться с набитым ртом и говорить вслух то, что думает. Я не была той, кто может носить туфли на высоченном каблуке, прыгать в неизвестные машины такси глубокой ночью и общаться в Интернете с незнакомцами. Риск в моем случае заключался разве что в прогулке без зонта в дождливую погоду, только и всего.
        Возможно, поэтому я чуть не выронила из рук стопку грязных тарелок, когда одна из посетительниц кафе, в котором я работала,  - женщина лет тридцати пяти по имени Лилит - заставила меня присесть рядом и сказала:
        - Скай, твое место не здесь. Не в этой провонявшей луком и рыбой забегаловке. Хочешь знать, где твое место? В «мерседесе»-кабриолете с откинутым верхом, на скоростной трассе, что тянется вдоль берега океана. В твоей голове - воспоминания о ночи, проведенной с любимым мужчиной, в твоем кошельке - пачка долларов крупными купюрами, полуденное солнце отражается в твоих очках, ветер треплет твои роскошные волосы…
        - У меня нет роскошных волос, мэм,  - усмехнулась я, взъерошив свои короткие выгоревшие пряди, которые даже самый искусный парикмахер не смог бы привести в божеский вид.  - И никогда не будет. К сожалению, генетика - это на всю жизнь.
        Лилит, эта странная брюнетка с глазами, как черная смородина, начала заглядывать в мое кафе примерно несколько недель назад и к настоящему моменту окончательно утомила меня своей эксцентричностью и привычкой говорить загадками.
        - Молчи и слушай дальше,  - потребовала Лилит и продолжила:  - Закрой глаза. Почувствуй океанский ветер, настолько насыщенный солью, что щиплет ноздри. Ты несешься по дороге со скоростью сто двадцать километров в час, ведя одной рукой машину, а другой придерживая густые пряди волос, которые ветер бросает тебе в лицо. Какие волосы ты хочешь иметь?
        Струящиеся, сияюще-платиновые, как у немецких фотомоделей? Или, может быть, иссиня-черные, блестящие, словно жидкое стекло,  - как у древнеегипетских жриц? Или порочно-рыжие с красноватым отливом, цвета сандалового дерева, за какие инквизиция в Средние века наверняка бы отправила тебя на костер?..
        - Мэм,  - взмолилась я, не размыкая ресниц,  - мне нужно отнести эту посуду на мойку…
        - Нет, тебе нужно выбрать себе цвет волос, сейчас же!.. Не открывай глаза, ты спугнешь видение,  - прибавила Лилит, и ее ладонь легла мне на лицо, прикрывая глаза.
        - Хорошо, рыжие!
        - Точно?
        - Да!
        - Насыщенно-огненные, как?..
        - Нет, скорее, каштаново-красные, без желтизны. Никаких абрикосов и меди.
        - Я уже вижу это, Скай! Идеальный оттенок для твоей аристократически бледной кожи. Идем дальше. Прямые или вьющиеся?
        - Вьющиеся крупными локонами.
        - Длинные?
        - О да, до самой задницы! Вы довольны?
        Я попыталась убрать от лица ладонь Лилит, но не тут-то было.
        - Довольна,  - зашептала она мне на ухо.  - Только вот обладательнице шикарных волос не пристало работать официанткой. Твои волосы пропахнут горелым маслом и суповыми специями. И у той, кто водит «мерседес»-кабриолет, руки не должны загрубеть от горячей воды и моющего средства!
        Я отстранила от себя ее руку и резко встала. Рассказывать мне, официантке, которая за гроши вкалывает с утра до вечера, едва сводя концы с концами, про океан, «мерсы» и пачки баксов,  - это было слишком. Слишком жестоко даже для меня, привыкшей к выходкам состоятельных посетителей.
        - Кажется, ваш кофе остыл,  - сказала я с плохо скрываемым раздражением.
        - Принеси мне другой!  - потребовала Лилит.
        Я ушла на кухню, прихватив грязную посуду, и к тому времени, когда вернулась с чашкой горячего латте на подносе, злость почти перестала душить меня.
        - Ваш кофе!  - громко сказала я.
        - Твои чаевые.  - Лилит протянула мне белый конверт.
        - Благодарю.  - Я взяла конверт, намереваясь сунуть его в карман фартука, и моя рука замерла в воздухе. Он оказался тяжелым: примерно столько же мог бы весить конверт с моей зарплатой за месяц. Я приоткрыла его, мельком взглянула на пачку купюр и положила конверт на стол.
        - Что это?
        - Это твои волосы, Скай.
        - Нет, это больше похоже на чертову кучу налички,  - возразила я.
        Лилит отхлебнула кофе и улыбнулась мне акульей улыбкой.
        - Именно столько стоит наращивание. Волосы цвета раскаленной лавы, тяжелые, как смертный грех, и достающие до самой задницы,  - уже завтра у тебя будут такие. Генетика - это на всю жизнь только для тех, кто боится плюнуть ей в лицо. Ты чувствуешь, как океанский ветер из твоей мечты становится чуть реальнее? Если есть волосы, о которых ты мечтала, то будет и ветер, который их растреплет. Будет и мужчина, которому понравится запускать в них пальцы. Будет и бриллиантовая диадема, которая украсит твои локоны…
        - Я не могу взять ваши деньги,  - заявила я. Правда, не так уверенно, как следовало бы.
        Я в любом случае оставлю этот конверт на этом столе, милая. Не осмелишься взять ты - возьмет кто-то другой. Кто-то другой заберет себе то, что предназначается тебе.
        Я судорожно сглотнула и снова взъерошила волосы - неосмысленный жест, который останется со мной даже тогда, когда моя короткая стрижка а-ля «курсантка военной академии» уйдет в прошлое.
        Кто-то из посетителей разбил стакан, и мне требовалось уже лететь на помощь с тряпкой и веником, но я осталась стоять на месте, словно загипнотизированная.
        - Это не деньги, Скай,  - это соленый ветер, который молекула за молекулой просачивается сквозь закрытые двери и окна. Это шум океана, который ты можешь услышать, если осмелишься вытащить затычки из ушей. Это твоя свобода, от которой тебя отделяет тонкая, как целлофан, пленка твоих сомнений. Разве это так сложно - взять то, что предназначается тебе, и не испытывать при этом угрызений совести?
        Моя рука словно против моей воли потянулась к конверту, взяла его и спрятала в карман фартука. Лилит взболтала остатки кофе в чашке и одобрительно кивнула.
        - Но ты должна помнить кое о чем. К красивым волосам прилагаются кабриолет, океан и свобода. И никак иначе.
        - Господи, о чем вы вообще говорите?  - выдохнула я.
        - Эй, у нас тут осколки стекла и все разлилось!  - возмутился неуклюжий посетитель.
        - Подождешь, пока я делаю заказ!  - крикнула ему Лилит, придерживая меня за руку.  - Во-первых, давай обойдемся без Господа, здесь только мы с тобой, и я не потерплю свидетелей вроде Него. А во-вторых - я предлагаю тебе работу, Скай. Через год, в этот самый день, ровно в…  - Лилит бросила взгляд на маленькие золотые часики на запястье,  - ровно в одиннадцать четырнадцать ты будешь уже внутри своей мечты. С волосами цвета дьявольской глотки - и будешь нестись на спортивном «мерседесе» вдоль океанского побережья…
        - А можно нам тряпку, или хотя бы…  - умоляюще произнес посетитель, разбивший стакан минуту назад.
        - Да! Бегу!  - бросила я через плечо, но Лилит крепко держала меня за руку и продолжала свой гипнотизирующий монолог:
        - А рядом с тобой будет сидеть…
        - Ченнинг Татум!  - закончила я и нервно хохотнула.
        - Бесовка,  - подмигнула мне Лилит.  - Он женат, и у него маленькая дочурка - но мне нравится ход твоих мыслей! Примерно через год рядом с тобой будет сидеть мужчина, о котором большинство женщин может только грезить, и ему будет необыкновенно интересно твое общество. Но за рулем будешь ты, потому что машина будет твоей. Спортивный «мерседес» класса «люкс», ты не ослышалась. На твоем запястье будут тикать не «Касио», а как минимум «Лонжин» за две тысячи баксов. А запах лука ты будешь ощущать, только если зайдешь в дорогой ресторан и закажешь французский луковый суп с грюйером и гренками. Он будет пахнуть о-о-чень аппетитно, куда лучше, чем пахнет здесь. Но все это будет, только если…
        - СКАЙ!  - раздался голос нашего менеджера Джонни - холодный и колючий, как колотый лед.
        - Ты поняла,  - закончила Лилит и взъерошила свои волосы точно так же, как это делала я. Но если я после этого приобретала вид потерянного серого котенка, то в Лилит с взлохмаченными черными волосами сразу проступила какая-то дьявольщинка, проявилось что-то от ведьмы, от потустороннего существа.
        - Если я наращу волосы, только в этом случае?  - догадалась я.
        Очередная улыбка акулы подтвердила мои догадки.
        - Хорошо, подумаю!  - пообещала я, лишь бы поскорей отделаться от общества странной новой знакомой. Потом кивнула ей на прощание и помчалась к Джонни, который уже начал выметать осколки из-под стола. Я присела рядом и принялась промокать тряпкой разлившееся пиво.
        - Ну наконец-то, Скай,  - проворчал Джонни,  - а я уж было подумал, что эта дьяволица тебя загипнотизировала.  - Что она хотела?
        «Мою душу, Джонни, кажется, ей нужна моя душа…»

        Глава 1

        - Хочешь послушать историю про Скай Полански, королеву крыши? То есть про меня. К моей квартире относится часть крыши дома, где моя мать устроила сад и выставила коллекцию глиняных котов. Знаешь, отличное вышло место для ничегонеделания. В те дни, когда нет дождя или ветра и не нужно работать, мне нравится лежать на крыше, смотреть в небо и мечтать…
        - О чем?
        - Только не смейся. Мне с детства нравилось представлять себя королевой. Королевой кого-нибудь. Драконов. Вампиров. Древних Римлян. Современных шведов… Какая разница кого, самое главное - осанка, белые перчатки и наследник престола, держащий тебя за руку. Пока мама была рядом, охраняя мое безмятежное детство, я мечтала о том, как стадо боевых драконов однажды преклонит передо мной головы. Как меня возьмет в жены принц вампиров - наденет мне на голову рубиновую корону. Или как я встречу прекрасного незнакомца где-нибудь в кафе, и он окажется не только моим будущим мужем, но и королем какой-нибудь маленькой страны. Мало, что ли, современных королевств на этом свете? Андорра и Бельгия, Испания и Нидерланды, Лихтенштейн и Люксембург, Дания и Монако, Швеция и Норвегия! Да принцев везде полно, и они наверняка путешествуют по городкам вроде моего и заходят в кафе выпить капучино и съесть пончик… Ну и, знаешь, флиртуют с официантками…
        - О да.
        - А потом моя мать решила, что есть места куда более подходящие для нее, чем наша скромная квартира, наш убогий город, наша бренная Земля. Кто-то поманил ее в мир золотых небес и розовых облаков, и она нашла отличное средство для телепортации: таблетки. Отправила в свой желудок все, какие только нашлись у нас дома. Все до последней. Даже мое средство от изжоги. В тот же самый день, когда я обнаружила ее на крыше - лежит на спине и смотрит в небо невидящими глазами,  - меня покинули грезы о будущем королевстве. Погибли боевые драконы, рассыпались в прах вампиры, прекрасные принцы поменяли билет и вместо ирландской глубинки решили отправиться на Филиппины. У меня осталась только крыша с коллекцией глиняных котов и засыхающая герань в горшках.
        - Соболезнования, Скай.
        - Да, пришлось забыть про колледж и начать вкалывать. Джонни взял меня на полную ставку в «Голову турка». Пятьдесят часов в неделю я бегала между столиками, разнося яичницу и жареный бекон, пиво и виски, драила посуду, вытирала пролившийся алкоголь и блевоту, собирала окурки и соскабливала со столешниц жвачку… Если бы принц Андорры переступил порог этого заведения, я бы предпочла спрятаться в подсобке и не вылезать оттуда, пока его королевское высочество не уйдут. Слишком унизительно встречать принца в застиранном фартуке. Да и вообще, настоящие принцы даже не смотрят на таких, как я.
        - Выпей-ка. За мой счет.
        - Мерси,  - сказала я, вытирая капающие на барную стойку слезы.
        «Голова турка» закрылась час назад. Остались только я и бармен Хьюго. Я только что дополировала последний стол, а Хьюго домыл последний грязный стакан. Теперь мы сидели друг напротив друга и болтали по душам. Верней, я болтала и плакала, а Хьюго слушал и кивал. Кто-то когда-то сказал мне, что бармен - это три в одном: психолог, священник и лучшая подруга. Кажется, пока я говорила, Хьюго не проронил и десятка слов, но я чувствовала, что он на моей стороне.
        Оранжево-красный коктейль в большом стакане, украшенном долькой апельсина, видимо, тоже был частью всесторонней поддержки.
        - Да, «Секс на пляже»[2 - «Секс на пляже»  - коктейль из водки, персикового ликера, апельсинового и клюквенного сока.] - именно то, чего мне сейчас не хватает,  - вздохнула я и сделала большой глоток.
        - Точно не помешает,  - подтвердил Хьюго.
        Глубокая ночь, барная стойка, одинокая зареванная девушка, красивый загорелый мужчина в черной рубашке с закатанными рукавами (видно каждый волосок на крепких предплечьях) и больше никого. Эта сцена могла бы быть ужасно романтичной, если бы не особый генетический код Хьюго, который повелевал ему любить только мужчин. Флиртовать с ним было так же бессмысленно, как заигрывать с фонарным столбом.
        - Я бы не отказалась от настоящего секса на пляже,  - вслух заметила я.  - М-м, так и вижу: одеяло, шум прибоя, горячие прикосновения…
        - И песок везде, где только можно,  - отстой! Холод, комары и гнилые водоросли.
        - Обломал весь кайф.
        - Если какой-нибудь тип предложит тебе секс на пляже, то имей в виду: он ни черта не смыслит в романтике.
        - Не думаю, что кто-то предложит, посмотри на меня,  - фыркнула я.
        - Дурочка,  - ласково сказал Хьюго.  - Я бы не дал тебе проходу, если бы ты казалась мне хоть чуть-чуть аппетитней моей бабушки.
        - Спасибо, утешил!  - горько усмехнулась я. Хьюго вышел из-за барной стойки, уселся рядом на оббитый бархатом стул и грубовато приобнял меня.
        - У тебя просто отвратительная, испорченная, протухшая самооценка, Скай. Надо ампутировать ее и приделать тебе новую. Надеюсь, ты хоть раз заглядывала в зеркало?
        - Я жирная…  - всхлипнула я.  - В соответствии с современными канонами красоты я жирная!
        - Да-да, в соответствии с современными канонами красоты ты должна напоминать видом жительницу осажденного города - а ты выглядишь как Бейонсе! Роскошная здоровая девчонка с крепкой задницей и классными сиськами.
        - Спасибо, Хьюго,  - кивнула я.  - Бейонсе, ага…
        - Ну и какая еще дурь лезет в твою глупую двадцатилетнюю голову?
        - У меня нет парня. Вот уже черт знает сколько времени.
        - А куда девался тот с дурацкой челочкой?
        - Ой, да ну его,  - мотнула головой я и ополовинила стакан.
        - Ясно. Жирная, одинокая, сексуально изголодавшаяся сиротка, что дальше?
        - У меня редкие ресницы - такое чувство, что их вообще нет! Еще близорукость, толстые щеки, лицо в веснушках. Волосы - это вообще бог знает что, рост карлика, плоскостопие, растяжки на бедрах, уродливая родинка на лбу, которую я просто ненавижу. Я дурнушка, неудачница и слабачка, Хьюго. И у меня кишка тонка что-либо взять да изменить. Хотя ведь знаю, что это реально - стать лучше и привлекательней.
        - Допивай,  - скомандовал Хьюго.  - И глянь-ка сюда.
        Он с минуту рылся в своем телефоне, а потом повернул ко мне дисплей и ткнул пальцем в какую-то фотографию.
        - Угадай кто.
        Я прищурилась, разглядывая пухлого сутулого паренька с обсыпанным прыщами лицом, нелепой стрижкой и плохими зубами. Настоящий гадкий утенок.
        - Э-э… Твой племянник?
        - Что, улавливаешь сходство?
        - Разве что глаза, остальное не очень. Хотя… Хьюго! Да это же…
        - Последний класс школы. Лет этак пятнадцать назад. Я с тех пор чертовски похорошел, да?
        - Не то слово! Да ты просто преобразился! С ума сойти!..
        Я перевела взгляд с дисплея на темноволосого красавца, который вальяжно развалился на соседнем барном стуле: рельефное тело, чистая загорелая кожа, бездонные глаза. Именно таких парней можно увидеть в глянцевых журналах, рекламирующих белье «Кельвин Кляйн» и одеколоны «Армани».
        - Но КАК?
        - Очень просто. Ты меняешься, Скай, зреешь, как вино. Скоро уйдет эта юношеская припухлость, обозначатся красивый овал лица и модельные скулы. Еще пару лет, и здешний график окончательно доконает тебя: с работой, где ты весь день на ногах, у тебя нет ни шанса сохранить свои молочные щечки. Потом однажды ты влетишь в оптику и с порога заорешь: «Дайте мне пару контактных линз! К черту очки! Пусть весь мир увидит мои роскошные глаза!» Потом зайдешь к дерматологу и оставишь у него свою родинку. А плоскостопие… Я понятия не имею, что делают с плоскостопием, но, кажется, стопы - это вообще-то последнее, на что люди обращают внимание.
        Хьюго взъерошил мне волосы и, видя, что я вот-вот разрыдаюсь уже от благодарности, поспешно вернулся за барную стойку. Через минуту передо мной возник высокий стакан, украшенный лимонной стружкой.
        - Слушай, мне еще домой надо как-то добираться,  - запротестовала я.  - А что это вообще?
        Сине-фиолетово-черное содержимое стакана не напоминало ни один из известных мне коктейлей. А в коктейлях я разбиралась не хуже, чем в шампунях и прокладках.
        - «Рыдающее небо»[3 - Оригинальное название - Weeping Sky - можно перевести и как «Рыдающая Скай». Дальше в тексте часто обыгрывается буквальное значение имени Скай в переводе на русский язык: небо.]. Мое собственное изобретение.
        - Хьюго,  - расчувствовалась я.  - Как мило…
        - Черный ром, черничный ликер и голубой Кюрасао. Перемешать все… Давай мешай, Скай. Сделай бурю в стакане! Торнадо! Молодец. Теперь пей.
        - А что символизирует лимонная стружка?
        - Какая еще лимонная стружка? Это молнии! Гроза и молнии!
        - Еще никто не посвящал мне коктейлей, Хьюго,  - сказала я, шмыгнув носом.
        - Ну, вообще-то изначально это был «Мятежный океан», но раз уж такое дело!
        - Ха-ха.
        - Ты на удивление медленно пьянеешь, моя милая. Но имей в виду, у нас вся ночь впереди.
        - Я люблю тебя, Хьюго,  - выдала я.
        - А вот теперь с тебя, пожалуй, хватит.
        После «Секса на пляже» и «Рыдающего неба» я получила еще «Соленую собаку» и «Поцелуй смерти». И только к трем часам ночи хохочущая, рыдающая, шатающаяся и икающая Скай Полански - двадцатилетняя жительница Дублина с ирландскими, немецкими и польскими корнями - наконец была доставлена в ее квартиру, разута и уложена в постель. Я помню, как предлагала Хьюго руку и сердце, а потом - бездонный провал в памяти. Жаль, что утром следующего дня Хьюго был слишком великодушен, чтобы выложить мне подробности.
        «Тебе срочно нужен бойфренд, Полански»,  - вот все, чего мне от него удалось добиться.

        Глава 2

        Бойфренд. Посмотрим правде в глаза: на что может рассчитывать жирная, подслеповатая, веснушчатая официантка с нелепой стрижкой? Те два парня, которых я осмелилась пустить в свое сердце и в свою постель, не стоили потраченного времени, сказанных слов и выплаканных слез. На горизонте маячил третий - выпускник Королевского хирургического колледжа с классной стрижкой, милой улыбкой и смешной фамилией Тертл[4 - Turtle - черепаха (англ.).], но я не решалась думать о нем всерьез. Однажды он зашел в «Голову турка» и заказал кофе с молоком, а потом умудрился пролить его на свои конспекты. Пока я помогала ему ликвидировать последствия, стекающие со стола прямо ему на штаны, Терри Тертл сообщил мне, что через час у него экзамен, на котором к нему наверняка отнесутся снисходительно, так как теперь на его штанах мокрое пятно: очень похоже, будто он обмочился от страха. Я хохотала, как ненормальная,  - даже не думала, что умею так смеяться…
        А вечером Терри снова заглянул в «Голову турка», торжественно сообщил, что сдал экзамен, и предложил сходить куда-нибудь вместе. Мне. Я едва поверила своим ушам. Скай Полански идет на свидание с выпускником Королевского хирургического колледжа! Помню, как тряслись у меня руки, когда я красила ногти в кокетливый розовый цвет. Потом я примеряла новые туфли, платье с блестками и… его фамилию. Не шучу, целый вечер накануне свидания в моей голове вертелось: «Скай Тертл». Знаю, что глупо, но ничего не могла с собой поделать.

* * *

        - Кейт! Кейти! Дай мне рецепт своей самой лучшей диеты!
        С утра пораньше я уже наяривала своей лучшей подружке. Кейт работала в стейк-баре через дорогу от моего кафе, и мы с ней часто пропускали по чашке кофе с «Бейлисом» в обеденный перерыв. В отличие от меня, Кейт выглядела хоть куда: точеная фигура, шикарные волосы, брендовые шмотки с каких-то немыслимых распродаж, на которые мне никогда не удавалось попасть. Я могла бы поставить все свои деньги на то, что она не долго будет разносить картошку фри и пиво: за нее обязательно ухватится какой-нибудь состоятельный гуляка, сделает королевой своего особняка где-нибудь в Блэкроке[5 - Блэкрок - престижный район Дублина.], и ее и след простынет.
        - Самая лучшая диета? Записывай: берешь скотч. Ножницы. Отрезаешь большой кусок липкой ленты. И заклеиваешь рот. Вот и все. Не снимать два месяца.
        - Садистка. Я серьезно!
        - Я тоже. Если тебя беспокоит эстетическая сторона дела, то реальный скотч можно заменить воображаемым, но он должен выполнять ту же функцию, что и настоящий, а именно держать твой рот закрытым.
        - И больше никак?
        - Никак. Слушай жестокую правду…
        - Не хочу жестокую правду, хочу волшебный секрет!  - простонала я.
        - Еще ни одному умнику не удавалось перехитрить закон сохранения энергии. Секрет в том, чтобы создать отрицательный баланс калорий: забрасывать в организм меньше, чем он тратит. А что ты при этом ешь - дело десятое, хоть фастфуд, хоть «Нутеллу», хоть опилки, хоть крем для обуви…
        - Подожди! Ты сказала «Нутелла»?! Обожаю «Нутеллу»!
        - Двести грамм «Нутеллы» в день - твоя дневная доза калорий. При таком питании возникнет ежедневный дефицит примерно в тысячу килокалорий. Так, подожди, где мой калькулятор… То есть ты будешь терять по сто грамм жира каждый день. На потерю килограмма понадобится десять дней. На пять кило - где-то два месяца.
        - Класс! И никакого салата и творога! Одна «Нутелла»! Спасибо, крестная фея!
        - Не за что, дорогая Золушка. Но помни: двести грамм «Нутеллы» в день - и ни граммом больше! А иначе, когда придет время ехать на бал, ты попросту не поместишься в карету.
        - Ха-ха. Что, и правда сработает?
        - Клянусь своей фейской репутацией. Кстати, как зовут этого счастливчика?
        Я откинулась на спинку стула и прошептала:
        - Терри Тертл. Выпускник Королевского хирургического колледжа.
        - Какая прелесть. Вы уже спали?
        - Какая дура сначала спит с парнем, а потом садится на диету?
        - И не поспоришь,  - согласилась Кейти голосом эксперта.

* * *

        Да, я не была одной из тех, кто способен бросить вызов судьбе, и не обольщалась насчет себя. Меня часто одолевали тоска и апатия. Но иногда случались дни, когда я чувствовала себя невесомой, как воздух. Никакие горести не тянули меня к земле. Никакая грусть не была способна отравить мою радость. И с появлением Терри таких дней стало больше.
        Понятия не имею, что он во мне разглядел. Я никогда не притягивала взгляды и в театре жизни исполняла второстепенные роли. Но что-то перевернулось с ног на голову, и я вдруг оказалась в центре сцены, в лучах софитов: Терри держит меня за руку, мы гуляем по Сант-Стивенс-Грин и кормим уток с моста. Не могу поверить, что исполняю главную роль в этой романтической постановке!
        Декорации - как из сказки: ранняя осень, хрустящие, как вафли, листья, паутинки блестят на ветру. Только газоны по-прежнему ярко-зеленые, словно нарисованные акварелью. Трава в Ирландии не знает, что такое морозы, и зеленеет круглый год.
        Терри потчует меня медицинскими байками. Улыбаюсь во весь рот, поглядываю то на него, то на мыски своих туфель, проверяю в кармане упаковку мятной жвачки: если есть хоть малейший шанс, что он поцелует меня сегодня, пусть этот поцелуй будет идеальным. Все должно получиться с первого раза. Вторые шансы выпадают мне не чаще, чем снег в пустыне Найроби.
        - Что еще за лапароскопист?  - переспрашиваю я, откусывая от горячей яблочной слойки.
        - Это хирург, который может провести операцию на внутренних органах через маленький сантиметровый разрез на коже.
        - Bay!
        - Если бы обычному хирургу поручили починить машину - он бы первым делом вскрыл капот. Если бы дело предоставили лапароскописту - он бы смог починить машину через выхлопную трубу!
        Откидываю назад голову и смеюсь - прямо небу в лицо. Боже, откуда он взялся в моей жизни?
        - Теперь я понял, кого ты мне напоминаешь,  - щурится Терри.  - Кэти Перри в клипе «Часть меня».
        - Там, где она бросает неверного парня и уходит служить в армию?
        - О да.
        - Это все из-за моей стрижки?  - поднимая глаза кверху.  - Я похожа на солдата!
        - Ты похожа на солдата,  - соглашается Терри.  - В хорошем смысле. В тебе есть что-то… неудержимое.
        - Аппетит,  - хохочу я.  - Неудержимый аппетит. И запихиваю в рот последний кусок слойки.
        - И неудержимый смех,  - подливает масла в огонь Терри.
        «И неудержимое желание поцеловать тебя»,  - думаю я.
        В этот момент Терри смотрит на меня, и мне кажется, что он думает о том же. Кажется, еще мгновение - и он возьмет меня за руку, встанет близко-близко, и…
        - Ай!  - подскакивает Терри. Ему в голову врезается большой сине-зеленый воздушный змей, за которым, держа в руке другой конец нити, бежит мальчишка в бейсбольной кепке.
        - Извините!  - кричит он, хватает змея и уносится прочь.
        Но момент безвозвратно утрачен: я смеюсь и не могу остановиться, пока Терри с выражением театрального страдания на лице потирает голову.
        - Меня чуть не убил дракон, а тебе весело!  - грозит он мне пальцем.  - Между прочим, ты тоже была на волосок от гибели.
        - Я солдат, забыл? А солдаты носят каску!  - с умным видом говорю я, натягиваю шапку до самого носа.
        Я ничего не вижу, но Терри, должно быть, стоит напротив и умирает со смеху. И тут его руки находят мои ладони, и… ох, он меня целует. Легкий, вкусный, солнечный поцелуй - под стать яркому, беззаботному дню. Моя шапка по-прежнему закрывает обзор, и мне не хочется подтянуть ее кверху, не хочется открывать глаза. Я не успела пожевать жвачку, но, кажется, так даже лучше: поцелуй со вкусом яблочной слойки. Идеально.

* * *

        Мы с Терри присматривались друг к другу, не спешили - как люди, которые уже обжигались и теперь не хотели заново залезать в бинты. Мой опыт отношений можно было назвать плачевным, и у Терри, видимо, тоже не обошлось без драм.
        Однажды, когда мы шли к трамвайной остановке и курили одну сигарету на двоих, зазвонил его телефон. Терри хмуро переключил его в бесшумный режим, сунул в карман и больше не доставал. Но мелодия рингтона царапнула по нервам, я узнала ее с первых нот: композиция «Отпускаешь ее» группы «Passenger».
        Тебе нужен свет лишь тогда, когда он гаснет. Ты скучаешь по солнцу, лишь когда начинает идти снег. Понимаешь, что любишь ее, лишь когда отпускаешь. Ты знаешь, что было хорошо, лишь когда становится плохо. Ненавидишь дорогу лишь тогда, когда скучаешь по дому. Понимаешь, что любишь ее, лишь когда отпускаешь. И ты отпускаешь ее…
        К сожалению, я очень хорошо помнила текст этой песни.
        - Звонила бывшая девушка?  - спрашиваю я прямо. Официально мы с Терри все еще не встречались, так что я могла говорить все, что лезло в голову, без риска стать похожей на ревнивую злючку.
        - Угу,  - кивает он.  - Как ты догадалась?
        - Понимаешь, что любишь ее, лишь когда отпускаешь. И ты отпускаешь ее! Гимн одиноких рыдающих парней,  - заключаю я со смехом. Я смеялась в любых ситуациях, даже когда смех был не совсем уместен.
        - Поверить не могу, что ты узнала песню по трем первым нотам! Любишь музыку?  - меняет тему Терри.
        А вот о музыке мы говорить не будем…
        Она оказывала на меня слишком сильное воздействие. Я была беззащитна перед музыкой - могла расплакаться, слушая грустную мелодию, и пуститься в пляс, слушая веселую. Моя психика не умела сопротивляться ей, противостоять, бороться с тем настроением, какое она неизменно создавала. Поэтому я старалась просто избегать ее: просила таксистов выключать радио, сама составляла плей-лист в том кафе, где работала, и в этом списке был только безобидный фолк. Я ни разу не купила ни один музыкальный диск, а те, что остались в моем доме после смерти матери, отправила на благотворительные распродажи сразу же после похорон.
        Это она, музыка, забрала у меня мать. Это музыка вытеснила из ее души любовь к жизни, любовь ко мне и заполнила ее болью блюзовых голосов и горечью минорных аккордов.
        Моя мать страдала от тяжелой формы клинической депрессии и при этом пыталась найти утешение в тоскливой музыке. Проклятье! Это было все равно, что искать защиты у серийного убийцы. Музыка ее не лечила. Наоборот, она ее отравляла, как неправильно подобранное лекарство. Жаль, что я поняла это слишком поздно.
        В день смерти мамы я взяла ее плеер и включила композицию, которую она слушала последней: «Люстра» из альбома Сии «Тысяча форм страха». Меня хватило только на куплет и небольшой кусок припева: «Ничего не чувствую… Буду пить рюмку за рюмкой, пока не собьюсь со счета… Я буду качаться на люстре… Буду жить так, будто завтра никогда не наступит». Потом меня скрутило от подступивших рыданий, головокружения, тошноты. Я растоптала плеер каблуками и поклялась себе никогда не иметь дела с музыкой - так же, как с незнакомцами на красивых машинах, которые останавливаются рядом с тобой темной ночью и предлагают подвезти. У каждого второго из них в багажнике наверняка лежит удавка, пила и мясницкий нож.
        А еще была предсмертная записка, после которой наши с музыкой пути разошлись окончательно…
        - Так что, любишь музыку?  - снова спрашивает Терри.
        - Стараюсь избегать,  - признаюсь я.  - Фолк, кантри и веселая попса - еще куда ни шло, а всякие тоскливые песни просто не выношу. Ненавижу страдания, терпеть не могу страдальцев.
        - Но для «Пассенджера», видимо, все-таки сделала исключение?
        - Слышала эту песню всего один раз, когда стояла в очереди в супермаркете. Вышла оттуда с головной болью.
        - О как,  - вскидывает брови Терри.  - В тебе точно есть что-то неудержимое, Скай.
        - Однажды я растоптала эм-пэ-три-плеер. Вдребезги,  - признаюсь я.
        - Разве небо может быть таким жестоким?  - дразнит меня Терри.
        - По-моему, оно только таким и бывает.
        Словно в подтверждение моих слов, тут же начинается ливень, и мы, накинув капюшоны, быстро добегаем до остановки Луаса[6 - Луас - трамвайная линия в Дублине.].

* * *

        Нутелловая диета (как это возможно?!) сработала. Я начала худеть, но чувствовала себя хуже некуда. В тот день посетителей оказалось немного: пара теток среднего возраста, уже второй час гоняющих чаи у дальнего окна, и несколько офисных ребят с приспущенными галстуками, разложивших на столе папки,  - так что у меня была уйма времени обсудить с Кейт щекотливое положение, в которое я попала.
        - Кейти! Я худею! Прикинь?! Но у меня запор третий день. Так и надо?
        - Предсказуемо. Тебе просто нечем какать, дорогая. Ты же ешь только жир и сахар.
        - А что делать?
        - Добавь брокколи-шпинат-капусту…  - Дальше последовал долгий перечень ассортимента овощного отдела супермаркетов.
        - И это не отразится на темпах похудания?
        - Абсолютно, в овощах калорий кот наплакал.
        - А еще нет сил, спотыкаюсь на ровном месте…
        - Ну, ты же не ешь белок, так что скажи гудбай своим мышцам. Замени часть «Нутеллы» творогом и мясом. Но так, чтоб калорий осталось столько же!
        Я минуту усваивала сказанное, и тут меня осенило:
        - Черт, начали с «Нутеллы», а закончили овощами и творогом!
        - Ну, если бы я тебе сразу сказала, что без них никак, ты бы вряд ли влезла в эту авантюру, правда?.. Никому не интересны прописные истины, всем подавай ноу-хау!  - фыркнула Кейт.
        - Что дальше? Окажется, что мне необходимо становиться на беговую дорожку три раза в неделю?  - ужаснулась я.
        - Да, кстати, не хотела пукать в твоем магнолиевом саду, но придется: скоро твой обмен веществ замедлится из-за дефицита калорий, и ты перестанешь терять вес. Чтобы продолжить худеть, придется трясти задницей.
        В моем арсенале появилась новая метафора: «Нутелловая диета». Это когда нечто, казалось бы, сулит одни плюсы и соблазняет легким успехом - да так, что невозможно устоять,  - но потом все-таки придется расстаться с иллюзиями, заменить «Нутеллу» творогом и купить спортивный костюм. А иначе запор!
        - Ты хитрая лиса, Кейт, но знаешь что? Я рада, что ты меня в это втянула. Я уже скинула три кило, а Терри вчера подарил мне плюшевую собачку!
        - Плюшевую собачку,  - зевнула Кейт.  - Что-то он слишком осторожничает, Скай. Я бы уже давно затащила тебя к себе в квартиру и хорошенько бы помяла тебе сиськи.
        - Он просто не хочет еще раз обжечься, как и я,  - пожала плечами я.
        - Бред. Хочешь мое мнение? Если парень не кует железо, пока оно горячо, то, возможно, он и не собирается ковать…
        - Можно нам еще чаю?  - гаркнула в мою сторону одна из двух теток, которые уже битый час что-то нервно обсуждали, склонившись над столом и чуть ли не сросшись головами.
        - Конечно!  - спохватилась я, откладывая телефон. Кейт продолжала что-то щебетать, но я ее уже не слышала.
        Я заварила еще пару чашек «Айриш брекфаста» и двинулась к теткам.
        - Нужна новая гончая - и точка!  - сказала брюнетка с цыганщинкой в облике: большие, ясные, темно-карие глаза, изогнутые идеальной дугой брови, безупречного оттенка помада.
        Любительницы охоты с собаками? В центре Дублина? Да еще и такие расфуфыренные? Фантастика…
        - Как скажешь, Лилит,  - произнесла с сильным американским акцентом ее молодая светловолосая собеседница. Стрижка под Майли Сайрус, с выбритыми висками, да и в целом очень на нее похожа.
        - Ваш чай,  - пробормотала я, ставя на стол чашки.
        Обе посетительницы не обратили на меня никакого внимания. Даже не сбавили темпа разговора.
        - Найди ее, Брук. Какую-нибудь маленькую ирландскую дрянь, красноволосую, отчаянную, бойкую на язык…
        Словосочетание «ирландская дрянь» застряло у меня в ушах. Мне захотелось пролить чай на ту, что которую звали Лилит.
        - Она где-то здесь,  - продолжала брюнетка.  - Говорит «наличка» вместо «кошка»[7 - Слово cat - «кошка»,  - , произнесенное с ирландским акцентом, часто звучит как cash - «наличка».] и носит ирландское имя. Кстати, как они тебе - ирландские имена? Кива - «нежная». Или вот, например, Сирша - «свобода»?
        - Ужасно,  - ухмыльнулась блондинка.  - Как собачьи клички.
        Брюнетка расхохоталась. А мое терпение лопнуло. Я ослепительно улыбнулась и сказала:
        - А знаете, как будет «Добро пожаловать в Ирландию!» по-ирландски?
        Обе женщины впервые удостоили меня взгляда.
        - Пог ма хон! Пог ма хон - и приходите снова! Дедуля за соседним столиком, коротавший утро в компании стакана «Гиннеса» и гамбургера, чуть не поперхнулся. Блондинка глянула на меня, как на пустое место, и снова повернулась к черноволосой. А та пристально посмотрела мне в глаза. А потом, клянусь, окинула меня взглядом с ног до головы, словно я была какой-нибудь породистой сучкой на выставке.
        - А еще можно плюнуть ей в чай,  - шепнул мне Хьюго, вытирая с барной стойки пивную пену.
        - Моя слюна для этого слишком драгоценна.

* * *

        Сентиментальное настроение было для меня недопустимой роскошью. Я берегла свои нервы, как умела. Не слушала слезливые мелодии, гнала прочь тоску и - весьма полезный навык - мгновенно забывала о тех, кто разливал вокруг яд. Как только гадкие тетки свалили из кафе, я вытерла начисто столик и тут же выбросила их из головы. Как будто их и не было тут никогда.
        Каково же было мое изумление, когда на следующий день я снова увидела в кафе брюнетку, которая вчера смеялась над остротами крашеной стервы. Она опять заказала чай и, сладко улыбаясь, спросила, как меня зовут.
        - Меня зовут Скай, мэм. Что-то еще?
        - Скай,  - повторила та, будто пробуя мое имя.  - Надеюсь, небо не гневается на мою приятельницу Брук? Она вчера была не слишком мила.
        Мне нравилось, когда друзья в шутку произносили мое имя с библейским пафосом, и черноволосая словно знала об этом.
        - О, что вы, небеса чисты и безмятежны,  - невольно улыбнулась я.
        - Рада это слышать. Хотя Брук в самом деле иногда бывает сущей язвой, и тогда ее действительно стоит приструнить. Предложение поцеловать задницу - то, что надо!
        Вот черт…
        Эта дьяволица, не имевшая ничего ирландского ни во внешности, ни в произношении, и которая, судя по выговору, была американской туристкой,  - она знала, что на самом деле означает «Pog mo Thoin», и сейчас тонко намекнула мне на это.
        «Поцелуйте меня в задницу»,  - сказала я им вчера и сейчас приготовилась извиняться. Джонни, наш менеджер, прихлопнет меня, если узнает.

        Глава 3

        - Только не вздумай извиняться,  - говорит брюнетка, безошибочно угадывая причину моего замешательства.  - Оставь это тем, кто боится последствий. Ты не из их числа, так?
        - Мне не нужны последствия, мэм.
        - Твой менеджер расстроится, если узнает, да?  - добродушно улыбается она.
        - Расстроится? Да он открутит мне голову и прицепит ее на люстру.
        Джонни, безусловно, ценил меня как толкового работника, но что-то подсказывало мне, что клиент, которому я предложила поцеловать меня в задницу, может лишить меня всякой благосклонности начальства.
        - Мне нравится твой юмор, Скай,  - кивает незнакомка.  - И мне нравится твоя голова, так что, пожалуй, обойдемся без люстры.
        Она протягивает мне красивую ухоженную руку.
        - Странно, что мы еще не знакомы. Мне кажется, я знаю тебя целую вечность. Меня зовут Лилит.
        - Очень приятно,  - вру я.  - Хотите сделать заказ?
        - Да, что-нибудь погорячее.
        И пока я расставляю на ее столе чашку американо, булочки, сливочное масло и тростниковый сахар кусочками на блюдце, мне не дает покоя ее имя… Лилит. Кажется, так звали первую жену Адама? Которая потом сбежала от муженька. Да, даже самые первые отношения между мужчиной и женщиной не обошлись без драм. А потом девица, если память не изменяет, связалась с Сатаной, и они сыграли свадьбу в лучших готических традициях…
        - У вас необычное имя,  - размышляю я вслух.
        Лилит намазывает сливочное масло на половинки разрезанной булочки. После масла кончик ножа погружается в клубничный джем. Безупречное движение безупречной руки.
        - Достаточно обычное для Армении,  - возражает она.  - Моя мать оттуда родом. Слыхала о такой стране?
        - Э-э… Да. Оттуда тянутся корни сестер Кардашьян,  - улыбаюсь я.  - Вот и все, что я знаю об Армении.
        Лилит смеется, слегка покачивая головой. В этот момент я действительно замечаю в ней некоторое сходство с Ким Кардашьян: скульптурное лицо, большие карие глаза, точеный нос. Но на этом сходство исчерпывалось. Если Ким выглядела вполне добродушно, то Лилит с ее аристократической худобой, красиво очерченными губами, не испорченными наполнителем, и пристальным, цепким взглядом производила неоднозначное впечатление.
        Несмотря на все ее хорошие манеры, и выговор университетской лекторши, и вежливую улыбку, какая-то часть меня была уверена, что такие, как Лилит, с легкостью отрывают голову и ломают позвоночник тем, кто осмелится пойти против них.
        «Скай Полански, меньше смотри сериалы,  - возразила я себе.  - Да эта женщина наверняка торгует стиральными машинами, рисует этикетки для шоколадных батончиков или держит салон для стрижки собак: Груминг, тримминг - и подстрижем коготки на сдачу… Ничего такого, из-за чего требовалось бы ломать позвоночники».
        - Кто вы по профессии?  - интересуюсь я будто невзначай.
        - Почему ты спрашиваешь?  - откидывается на спинку стула Лилит.
        - Да так, всего лишь мое хобби. Обычно я могу угадать, чем человек занимается, просто понаблюдав, как он ест и как держит вилку. Но в вашем случае затрудняюсь дать однозначный ответ. Вы похожи на человека, который много времени проводит в офисе за красивым лакированным столом, ваши руки имеют дело в основном с бумагой или клавишами ноутбука, у вас наверняка есть красивый чемоданчик для документов и очки в модной оправе, но…  - Я остановилась, подыскивая подходящую метафору.
        - Но что?  - заинтересованно спрашивает Лилит.
        - Но я легко могу представить вас в военной форме цвета хаки за рулем броневика где-нибудь в пустынях Афганистана. Или инструктором по стрельбе. Специалистом по взрывным устройствам! Человеком, связанным с чем-то опасным, требующим сообразительности и смелости…
        - Да ты психолог, Скай.  - Лилит выгибает бровь и откидывается на спинку стула.  - Ты почти попала в яблочко. Мне принадлежит клиника женского здоровья в Бостоне, и большую часть времени я посвящаю ее клиенткам. Очки и лакированный стол, все, как ты и сказала. А в свободное время я… охочусь на крупных животных.
        - Охота?  - я округляю глаза.
        - Да, мне нравится охотиться на всех этих волков, кабанов, бизонов, медведей. Это безумно интересно, Скай. Читать следы, ставить ловушки, выслеживать добычу, тренировать собак…
        - Никогда бы не смогла выстрелить в животное,  - качаю я головой.
        - До выстрела часто не доходит, Скай. Не люблю грязную работу, а стрельба так или иначе к ней приводит. Гораздо интереснее сразиться с животным ментально: твоя хитрость против его хитрости, твоя осторожность против его осторожности, его мощь против твоей. Но, как только оно попадает в перекрестье прицела твоего оружия и ты получаешь свою дозу адреналина, игра тут же теряет смысл. Однако все, что к этому ведет, стоит каждой потраченной минуты.
        Я затаила дыхание. Если убивать не обязательно, то я бы, пожалуй, тоже не отказалась от подобного хобби.
        - Ну, а ты? Кем бы ты хотела стать, Скай? Эта забегаловка, как я понимаю, вовсе не твое призвание.
        - Да, мне нужны деньги на учебу. Как только скоплю достаточно, я бы хотела стать врачом.
        - Любишь помогать людям?
        Желание стать врачом родилось в один из самых мрачных дней моей жизни и с тех пор меня не оставляло. Снова и снова я возвращалась мыслями в тот день, когда одно слово врача могло бы перевернуть мою жизнь, но… он предпочел промолчать. С тех пор я поклялась себе, что однажды вернусь к этому и все исправлю, предупрежу, скажу вслух то, что должны были сказать мне…
        - У тебя тоже есть секрет, Скай,  - замечает Лилит, не дождавшись ответа на свой вопрос.
        - Да, у меня ТОЖЕ есть секрет,  - подтверждаю я.  - Как и у вас. Женская клиника и охота - это далеко не все, так, Лилит?
        - Пожалуй, что так,  - широко улыбается она и откусывает от булочки.

* * *

        Лилит стала заглядывать в «Голову турка» чуть ли не каждый день. Если посетителей было не слишком много, я с удовольствием с ней болтала. Ее манера говорить влекла и отличалась своеобразием: я не могла слушать ее вполуха, она каким-то образом полностью завладевала моим вниманием.
        Наше знакомство быстро превратилось в некое подобие дружбы. Конечно, я знала, что ей не ровня: она уже давно поднялась на самую вершину успеха, в то время как я беспомощно топталась у подножия и пыталась разглядеть затянутый облаками пик.
        Лилит всегда оставляла щедрые чаевые, а мне нравилось развлекать ее болтовней.
        - Ягненка пробовать не советую,  - подмигиваю я.  - Не спрашивай почему, просто не советую. Зато салаты удались на славу! А Хьюго сегодня просто в ударе, обязательно попробуй его «Пина коладу»… Что еще… Ах да, вон за тем столом сидит какой-то маклер и уже полчаса обсуждает какую-то супер-пупер-сделку. Если он ее заключит, то на радостях скорей всего оставит мне прорву чаевых!
        Отпив кофе из чашки, Лилит замечает:
        - Я оставлю тебе в три раза больше чаевых, если этот самый маклер попросит твой номер телефона. Ну, или оставит свой.
        У меня от изумления приоткрывается рот. Лилит наблюдает мою реакцию и хитро улыбается.
        - Это невозможно,  - шепчу ей я.  - Посмотри на него и посмотри на меня.
        Мы обе смотрим в дальний угол зала, где, откинувшись на спинку стула, сидит очень привлекательный молодой мужчина. Безупречный костюм, безупречная стрижка, виднеющиеся из-под манжета рубашки дорогущие часы. Он прижимает к уху айфон последней модели и убеждает кого-то не быть идиотом и принять его условия.
        - Он даст мне свой номер телефона, только если я разобью стакан и приставлю осколок ему к горлу. Или упаду к его ногам и буду умолять его об этом. Представляешь, что он подумает, когда…
        - Если бы я интересовалась мнением каждого бизона, которого собираюсь застрелить, то, боюсь, никогда бы не добыла ни одного трофея,  - щурится Лилит.
        Ее сравнение мужчины с бизоном наполняет меня куражом.
        - Не могу,  - возражаю я.  - В конце концов, у меня есть парень.
        - Парень?!  - Лилит удивлена так сильно, как будто я сказала «единорог», а не «парень».
        - Он самый!  - комично киваю я.
        - Тогда это будет еще интереснее,  - громко шепчет она, потом достает из кошелька банкноту ярко-зеленого цвета, безжалостно складывает ее вчетверо и сует под свою чашку.  - Сто евро на кону, Скай. За телефон этого офисного бизона.
        «Офисный бизон!»
        Я зажимаю рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.
        - Но как? Я понятия не имею, как это сделать!
        - Откуда мне знать?  - усмехается Лилит.  - Я заказчик, а не организатор.
        Я неуверенно иду к бару, где Хьюго развлекает мужскими байками какого-то не слишком трезвого клиента, внаглую наваливаюсь на стойку и шепчу Хьюго в ухо:
        - Если бы вон тот красавец в углу тоже был гомо и ты хотел бы к нему подкатить, что бы ты сделал?
        - Угостил бы коктейлем с неприличным названием.
        - И все, так просто?
        - Чем проще, тем лучше,  - с видом знатока кивает Хьюго.
        - Тьфу ты, три часа. Слишком рано для коктейлей.
        - А для пирожных самое время.
        Точно! Я расстегиваю две верхние пуговицы блузки, пристраиваю на блюдце пухлое бисквитное пирожное с розовой глазурью и на негнущихся ногах направляюсь к столику маклера. Я это делаю. Прямо сейчас. То, чего еще никогда не делала! Я БУДУ КЛЕИТЬ ПАРНЯ!
        - Что это?  - тихо спрашивает он, убирая айфон от уха.
        - Это пирожное.
        - Я понял. В смысле я не заказывал ничего такого…
        - Это за счет заведения,  - говорю я заговорщицким шепотом.
        - Вот как,  - неловко улыбается он.
        - Надеюсь, вы любите сладости.
        - Не откажусь,  - сдается парень.
        - Если вам понравится, у нас есть еще,  - киваю я,  - только попросите.
        - Буду иметь в виду.
        Я смотрю на него, а он на меня. В голове буря. Бизон в перекрестье моего прицела!
        - Если захотите еще, запомните название этого пирожного: «Буду прыгать как зайчик, если вы попросите мой номер телефона».
        - Что-что?  - никак не поймет он.
        - «Буду прыгать как зайчик, если вы попросите мой номер телефона».
        - Это название пирожного.
        - Да,  - говорю я серьезно.
        Все, кажется, ему уже не до переговоров. Парень издает смешок, бросает взгляд на бейдж у меня на груди и… молча протягивает мне ручку.
        - Дашь мне свой номер телефона, Скай?
        Я беру ручку и царапаю на салфетке десять цифр. Пальцы дрожат, кончик стержня рвет мягкую бумагу. Я настолько потрясена тем, что только что сделала, что на мгновение теряю дар речи. Протягиваю маклеру салфетку, а тот в свою очередь - вот это бонус!  - дает мне свою визитку. Глен Келли, отдел продаж.
        - Приятного аппетита, Глен,  - улыбаюсь я.
        - А как же зайчик, Скай?  - строго говорит он.
        - Ах да! Зайчик!  - Я приставляю ладони к макушке и три раза прыгаю на пятках.
        - Что это было, Скай?  - хихикает Лилит, когда я возвращаюсь к ее столику.  - Ты прыгала зайчиком?
        - Лилит, только взгляни на это,  - изумленно говорю я и показываю ей визитку.  - Не могу поверить…
        Лилит бросает взгляд на маленькие часы на запястье:
        - Итак. Сто евро за шесть минут, Скай. Играючи. Прыгая зайчиком. И это не считая его чаевых и номера телефона!  - Она вытаскивает ярко-зеленый квадратик из-под чашки и сует мне его в передник.  - Слушай, а если бы ты могла и дальше зарабатывать по сто евро за шесть минут,  - тысячу евро в час!  - строя глазки симпатичным парням, ты была бы рада такой… хм… работе?
        - Шутишь? Это была бы самая лучшая работа на свете,  - хихикаю я.  - Но справедливости ради надо сказать, что я не просто строила глазки! Мне пришлось шевелить мозгами, выдумывать тактику, играть роль ловкой штучки!
        - И… тебе понравилось,  - заключила за меня Лилит.
        - Ужасно,  - призналась я.
        В ту самую минуту я и подписала себе приговор.

* * *

        Визитка Глена отправилась в мусорную корзину там же в кафе. Я не собиралась звонить ему. Он мил и хорош собой, но, черт возьми, у нас с Терри вот-вот сложится! Мне казалось, что еще день-два - и он предложит мне остаться у него на ночь. Сделает мне неприличное предложение. Запустит мне руку под юбку, провожая на последнем трамвае домой…
        Кейт была настроена ужасно скептично, но я парила выше облаков. Мне нравилась эта странная старомодность в отношениях: когда он и я не прыгали в постель при первом удобном случае, а сближались медленно, как в танце. Красиво, ненапряжно, по сужающейся спирали.
        - Ты невозможно отстала от жизни, Полански,  - заявляет Кейт, когда в обеденный перерыв я прибегаю в ее стейк-бар через дорогу.  - Чего ты ждешь? Второго пришествия? Пока медик тянет канитель, хватала бы в охапку того маклера и использовала по назначению.
        - Я влюблена в Терри. И я тоже не прочь потянуть время. Мне осталось еще килограмм семь, и…
        - И что тогда? Он перестанет дарить тебе собачек и чудесным образом дозреет до упаковки «Дюрекса»? Полански, знаешь что?  - Кейт тушит окурок о край металлической урны и поворачивается ко мне.  - Ты достойна самого лучшего парня! Самого-самого лучшего из всех, что бродят по этой планете!
        - Что с тобой?  - улыбаюсь я смущенно.
        Кейт редко бывает сентиментальна. Последний раз я помню ее такой растроганной, когда она узнала, как жутко обошлась со мной миссис Кэннингэм - мать Джейми, моего первого парня. В остальное время она просто непробиваемый танк, защищенный броней.
        - Вчера ко мне в бар забрела молодая женщина и принялась жаловаться на жизнь, раскидывая чаевые налево и направо и заливая все слезами… Мне хотелось ее утешить, слово за слово, и я рассказала ей твою историю. Знаешь, как она отреагировала? «Ни черта себе, похоже, у меня нет проблем!» Понимаешь, к чему я? Ты, Полански, натерпелась побольше многих и давно заслуживаешь самого лучшего парня! Ищи его и не трать время на тех, кто равнодушен. Поверь, когда мужчина заинтересован, он может быть очень изобретательным. Но мы без конца тешим себя иллюзиями, что ему мешают обстоятельства. Ты смеешься, а на самом деле это межнациональный женский спорт! Называется «придумай оправдание тому, кто тебя не хочет».
        - Кейт,  - уверяю я подругу,  - если к тому времени мы с Терри не продвинемся дальше, то, клянусь, я куплю умопомрачительное белье, доукомплектую его бутылкой шампанского и приеду к нему домой с неприличным предложением.
        - Ты знаешь, где он живет?!  - округляет глаза она.
        - Да, однажды я была у него дома, смотрели кино. Никакого криминала…
        - Даже слушать не хочу! Пенсионеры и те развлекаются лучше!
        Смеюсь. Ничто не способно подпортить мне настроение. И нравоучения близкой подруги в том числе.

* * *

        Говорят, пикси[8 - Пикси - небольшие создания в английской мифологии, считаются разновидностью эльфов или фей.] можно встретить, если прогуляться по лесу в полнолуние. Маленькие, озорные, доброжелательные и очень похожие на маленьких детей, они носят одежду зеленого цвета, остроконечную шляпу и обязательно попросятся к вам на руки, если встретят вас по дороге.
        Мне не было надобности гулять по лесу, у меня имелась своя Пикси, которая являлась ко мне во сне: мой собственный эльф. Чаще всего это случалось в полнолуние, когда луна светила так ярко, что мешала крепко спать: мне снилась мать, она приходила ко мне в гости и приносила на руках пухленькое голубоглазое существо, завернутое в зеленое одеяло. Потом мама опускала ее на пол, и Пикси, встав на четвереньки, принималась исследовать все уголки нашей квартиры. Она отказывалась просто сидеть на месте: Пикси ползала, кряхтела, становилась прямо, держась за стенку, потом шатающиеся коленки не выдерживали, и она снова плюхалась на попу.
        Я пыталась поймать сказочное создание, бегала за ней, протягивала руки, но Пикси магическим образом ускользала - оказывалась совсем в другом углу комнаты. Эта воображаемая погоня продолжалась необычайно долго, а заканчивались подобные сны тем, что моя мама подхватывала Пикси на руки и делала мне пока-пока ее крохотной ручкой.
        «Подожди, я хочу ее подержать!»  - упрашивала я маму, молила отдать мне маленького эльфа, но она оставалась глуха к моим просьбам. Она поворачивалась ко мне спиной и уходила - медленно и неумолимо. Я бежала за ней, но мои ноги едва касались земли, и я никак не могла догнать неспешно идущую мать. Она уходила не оборачиваясь, пока Пикси, сидящая у нее на руках, смотрела на меня поверх ее плеча и махала ручонками.
        Это полнолуние тоже далось мне тяжело. Утром я пришла на работу разбитая, в пресквернейшем расположении духа. И надо же было такому случиться, что именно в этот день Лилит, словно решив добить меня, рассказывала про «мерседесы»-кабриолеты и длинные шикарные волосы, которые мне почему-то крайне необходимы. Я смирилась со своей судьбой и со своей невыдающейся генетикой. Привыкла к грязной работе и свыклась со своими волосами, очень тонкими и медленно растущими. Короткая стрижка оказалась единственным оптимальным вариантом прически, и, сколько себя помню, у меня никогда не было волос длиннее подбородка. И тут вдруг эта попытка соблазнить меня рапунцелевскими косами.
        Я помогала Джонни собирать с пола осколки стакана и впервые чуть ли не злилась на Лилит. Кто она? Что она? Почему в ее словах так много меда и соблазна, почему я готова ловить каждое ее слово и почему мне так хочется бросить все и бежать за ней, как собака бежит за хозяйкой?
        Я не стала наращивать волосы, как того хотела Лилит. Радикальные действия - это не для меня. Бегать вприпрыжку за мечтами - тоже не мое. Мне вполне комфортно в моей реальности, с плохими волосами, с трамваем вместо «мерса» и с бойфрендом-студентом вместо знаменитости.
        В течение трех следующих дней Лилит больше не заглядывала в кафе. Странно, но мне ее стало не хватать. Ее необычной жизненной философии, ее тонкого юмора, ее безумных пари и таких щедрых чаевых. Так что я чуть не заплясала от радости, когда она наконец появилась. И тут же сникла, когда увидела, что Лилит пришла не одна, а в компании хорошенькой девушки примерно моего возраста. Они заказали капучино, свежую выпечку и уединились в дальнем уголке. Я испытала нечто похожее на ревность.
        А потом Лилит, подняв руку, подзывает меня и спрашивает:
        - Можно нам сегодня чего-нибудь покрепче, Скай? На дорожку.
        В тот момент я подумала, что слишком быстро к ней привязалась. Слишком быстро и сильно.
        - Вы уезжаете?  - бормочу я.
        - Да. Возвращаюсь в Штаты. Мои поиски окончены.  - Она ослепительно улыбается сидящей напротив девушке.  - Познакомься, Скай, моя новая ассистентка Алиша, будет помогать мне в моей клинике в Бостоне.
        - Вы подыскивали ассистента все это время?  - выдыхаю я.
        - Да,  - кивает Лилит.  - Сначала мне показалось, что ты, Скай, идеальная кандидатура, но…
        - Но что?
        - Честно говоря, ты слишком нерешительна, мне нужен кто-то понапористей и кто не боится радикальных перемен.
        Сидящая рядом Алиша улыбается мне немного грустно, она поправляет локоны, и вдруг я замечаю, как ярко высветлены ее волосы у корней,  - свежайшая покраска! Судя по темным волоскам у нее на руках и темно-карим глазам, эта девочка буквально на днях перекрасилась из брюнетки в радикальный, кричащий блонд.
        - Я не подхожу, потому что не нарастила волосы?  - озаряет меня.
        Так и есть. Ответ не нужен, я читаю его в глазах Лилит. Она пожимает плечами, переводит удовлетворенный взгляд на Алишу и лениво откидывается на спинку стула. Не знаю, почему все это настолько меня потрясло. Даже если бы Лилит предложила именно мне бросить все и рвануть с ней в Америку - я бы вряд ли на это пошла. Моя работа, мой дом, расцветающие отношения с Терри, воспоминания детства, Хьюго и Кейт, мой жизненный уклад, мои победы и потери, мой разум и сердце - все было здесь, в Ирландии. На кой черт мне бросать все это и уезжать? Просто меня ослепил, сразил наповал тот факт, что мне в очередной раз нашли замену. Так уже бывало, причем не раз: находился кто-то, кто оказывался лучше меня и с удовольствием занимал мое место.
        - Поздравляю, Алиша,  - киваю я. Чего-чего, а выдержки и такта мне всегда было не занимать.  - Если хотите чего-то покрепче, могу предложить отличный ирландский виски.

* * *

        Когда Бог закрывает двери, он открывает окно. После нанесенной пощечины судьба может внезапно подарить улыбку. Джонни разрешил мне уйти домой пораньше - вот так удача! А как только я вышла из «Головы турка», мой телефон преподнес мне еще один сюрприз, после которого я минут пять потрясение стояла посреди улицы и туповато улыбалась прохожим. «Приезжай ко мне. Не звони, заходи без стука. Жду тебя. Терри». Дальше Терри напомнил свой адрес (как будто я могла его забыть!) и поставил в конце эсэмэски трогательные «ххх» и «ооо»[9 - У ирландцев «х» в эсэмэсках означает «целую», «о»  - «обнимаю».]. Ох, неужели этот день настал?! У меня не побриты ноги, про зону бикини вообще молчу, белье такое, что его лучше бы никому не видеть. Успею ли смотаться домой и привести себя в аппетитный вид? Я набираю его, но Терри тут же сбрасывает. Ох, это даже заводит!
        «Я не совсем готова, сколько времени мне дашь?»  - пишу ему я.
        «Приезжай прямо сейчас, не могу ждать».
        ЧЕРТ! Я потрачу кучу времени, если поеду домой прихорашиваться.
        Ладно, план «Б»!
        Я забегаю в ближайший магазинчик и требую мыло и бритву. Потом возвращаюсь в «Голову турка», на десять минут запираюсь в кабинке туалета и наспех соскабливаю с себя пух.
        Терри чокнутый, просто чокнутый - и мне это нравится!
        По дороге я залетаю в магазин нижнего белья, покупаю красный кружевной комплект, бегу в примерочную и переодеваюсь в обновку быстрее, чем одеваются солдаты по сигналу тревоги.
        Если сегодня вечером я не получу достойное вознаграждение за свои мучения, то мои яичники просто взорвутся. Ох, ведь он не на пиццу с пивом меня позвал, правда? Пожалуйста, только не пицца…
        Пятнадцать минут езды по улицам Дублина впервые показались мне вечностью. Я с трудом помню, как вбежала в подъезд многоквартирного дома, взлетела по лестнице и приоткрыла дверь.

* * *

        Откуда-то лилась мягкая грустная мелодия. Под эти меланхоличные звуки я не смогу заняться любовью; плакать и перебирать в памяти все свои личные драмы - вот что у меня получится. Ладно, с музыкой разделаюсь позже, как только глаза привыкнут к полумраку. Я сбрасываю туфли и с колотящимся сердцем иду в спальню - туда, где на прошлой неделе мы с Терри бросались попкорном и смотрели «Железного человека». Дверь, угол стены и…
        Мое сердце останавливается.
        Безмолвный ужас всаживает мне в живот кулак и сжимает все внутренности в тугой ком.
        Связанный Терри лежит на полу. Рот залеплен скотчем, в глазах паника и отчаяние. В комнате царит хаос и витает легкий дым, как будто где-то плавится проводка. Я делаю шаг вперед и чувствую, что вступаю во что-то мокрое. Роняю взгляд: я стою в луже какой-то черно-красной жидкости.
        - Терри,  - выдыхаю я и бросаюсь к нему.  - Кто это сделал, что произошло? Давай убираться отсюда.
        Я опускаюсь перед ним на колени и, нервно оглядываясь, начинаю дергать стягивающие его веревки. Он беспомощен, испуган, потрясен, но, к счастью, связан не слишком крепко - мне без особого труда удается ослабить его путы. И тут…
        В комнате появляется кто-то третий. Я слышу шаги и громкий выдох - чуть ли не стон. Оглядываюсь и… Не могу сказать наверняка, но, кажется, именно в тот момент я закусила губу до крови. Я почувствую во рту вкус крови, когда буду бежать по улице, забыв даже про туфли.
        В проеме двери возникла фигура. Нет, не головорез, не вор, не маньяк. Там стоит обнаженная девушка. Тонкая талия, светлая розоватая кожа, порочно выбритая промежность, стройные длинные ноги. На ней только чулки и черная бархатная маска. В одной руке она держит повязку для глаз, в другой - наручники.
        Увидев меня, она инстинктивно прикрывает рукой грудь. Бесполезно. Такую большую грудь не так-то просто спрятать. Девушка испуганно роняет на пол наручники, и вместе со звяканьем я полностью осознаю суть происходящего: это не похищение и не ограбление, я - свидетель чужой сексуальной игры! Терри тут же без посторонней помощи избавляется от веревок, красная лужа, в которую я наступила, это разлившееся вино: бокал валяется тут же. Дым в воздухе не от плавящейся проводки, это курятся какие-то индийские благовония. И наконец - я не могу не посмотреть туда, хотя мое лицо пылает огнем,  - тонкие штаны Терри топорщатся от эрекции. Он все еще возбужден.
        Не могу говорить, не могу дышать, разливающаяся в спальне мелодия добивает меня: голос, который так похож на голос Терри, выводит ноту за нотой, слово за словом:
        Если нам суждено умереть этой ночью, тогда мы умрем вместе. Смотри, как багряное пламя полыхает на склоне горы. Небо обращается в пустыню[10 - Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни Эда Ширана «Я вижу пламя».].
        Мне нужно уносить ноги отсюда, пока не стошнило от этой музыки и… всего остального. Я бросаюсь к выходу, отталкиваю стоящую на пути девку, но Терри догоняет меня, хватает за руку и что-то говорит. Я не различаю его слов. Я слышу только песню:
        Теперь я вижу пламя в сердце горы. Я вижу пламя, пожирающее деревья. Я вижу пламя, опустошающее души. Я вижу пламя - оно как кровь, текущая по ветру. И я надеюсь, что ты будешь помнить меня…
        Я вырываюсь на лестничную площадку. Песня становится тише, но я все еще слышу ее:
        Небо, падая, обрушилось на этот одинокий город…
        - Скай!  - орет мне в спину Терри.
        - ЧТО?!  - Я резко поворачиваюсь, и он отскакивает от неожиданности.  - Что еще мне стоит знать помимо того, что ты трахаешь свою бывшую?! И знаешь что. Я не против - трахай на здоровье! Только при чем здесь я? Зачем все это время нужно было дурить мне голову?
        - Она не моя бывшая. Мы познакомились сегодня вечером в холле больницы.
        Я каменею. Просто превращаюсь в мрамор.
        - Ты хочешь сказать, что знаешь ее… пару часов?  - Я сглатываю, мой рот полон слюны, как обычно бывает перед приступом рвоты.
        Терри хватается за голову, словно ее пронзает страшная боль.
        - Я сам не понимаю, как это произошло! Она предложила просто… секс без обязательств. Один раз. И я слетел. У меня никого не было вот уже полгода, Скай, мой мозг просто отключился…
        - Почему же он не отключился на прошлой неделе, когда я сидела и смотрела гребаный фильм в твоей гребаной спальне?!
        - Ты же не девушка легкого поведения! С тобой можно или серьезно, или никак, а после Эшлин…  - он бросает в меня имя своей бывшей,  - я все еще не уверен, что готов затеять что-то серьезное снова! Столько… долбанных драм было в наших отношениях, что меня от одного этого слова передергивает. Я не мог ПРОСТО переспать с тобой потому, что с серьезными девушками это не бывает ПРОСТО! Я не смог бы воспользоваться тобой, а потом сказать: прости, я не хочу ни с кем встречаться. Понимаешь? Ты слишком… хорошая для подобного обращения!
        Небо обращается в пустыню.
        - Терри, я МЕЧТАЛА о подобном обращении! Все это время я мечтала стоять перед тобой в одних чулках, и будь что будет! Неужели ты не видел этого?!
        Высказавшись, я бросаюсь сломя голову вниз по лестнице. Задыхаясь, ничего не видя от слез. Он не догонит меня, даже если вставит себе в задницу реактивный двигатель.
        Скай Полански, дамы и господа! Слишком хорошая для того, чтобы быть оттраханной! Слишком хорошая для порочной любви! Слишком серьезная! Слишком не легкого поведения! Слишком хорошая даже для отличника из интеллигентной семьи, что уж говорить обо всех остальных мужиках!
        Я выбегаю из подъезда, и меня наконец рвет съеденной в обед капустой и «Нутеллой». Прямо на тротуар на глазах прогуливающихся парочек.
        - Деточка, ты в порядке?  - Ко мне подходит парочка сердобольных пенсионеров: старушка в модном черном плаще и принаряженный старичок.
        - Да… я… в полном порядке.
        «Я слишком хорошая для того, чтобы быть не в порядке. Умница. Мечтательница. Неисправимая, неизлечимая дура!..»
        - Помогите мне поймать такси, пожалуйста,  - бормочу я, и старушка с видом заправской полисменши тут же тормозит машину.
        Я заползаю в салон, вымученно улыбаюсь пенсионерам и отрывисто говорю таксисту: «"Голова турка". Парламент-стрит. И, будьте добры, выключите музыку».
        А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо.

* * *

        Кафе покидают последние посетители. Я вбегаю внутрь, несусь мимо барной стойки, влетаю в подсобное помещение и останавливаюсь перед четырьмя большими пакетами с мусором, которые еще не успели вывезти. Я помню, что вытряхивала содержимое угловой мусорной корзины в зеленый пакет. Значит, в нем и надо искать. Я хватаю с полки нож и разрезаю полиэтилен. Окурки, салфетки, портящиеся остатки еды, пыль, волосы, мусор непонятного происхождения - горсть за горстью я перебираю все это в поисках волшебного средства, которое заглушит мою боль.
        - Скай?  - в подсобку заглядывает Хьюго.  - Ты что тут забыла?
        - Потеряла кое-что,  - бормочу я, отворачиваясь. Хьюго не отстанет, если увидит мое зареванное лицо.
        - Помочь?
        - Ты не можешь мне помочь, Хьюго!  - рявкаю я в пол.
        На языке вертится: «Ты же не трахаешь женщин!»  - но я никогда не скажу этого вслух.
        - Хотя подожди! Хьюго, в той куче обуви, что оставили у нас тетки навеселе, не найдется пары шестого размера? Принеси мне хоть что-нибудь, пожалуйста.
        Еще сто пригоршней липкой дряни. Надо было надеть перчатки, не дай бог порезаться о стекло, тогда мне точно отрежут руку! Хотя черт с ней, с рукой, мне только что разрезали грудь и вынули сердце. И тут я наконец нахожу то, что искала: прямоугольник белой плотной бумаги с именем и телефоном: Глен Келли. Отдел продаж.

* * *

        Я вспотела от волнения, задыхаюсь от вони окурков и объедков, запаха индийских благовоний и рвоты, колготки у меня на ступнях почернели от беготни босиком, я чувствую себя такой грязной, точно меня с головой окунули в дерьмо. И… хочу стать еще грязнее.
        «Здравствуйте, Глен, извините, что поздно, это из кафе на Парламент-стрит, вы забыли у нас какие-то документы. Перезвоните. Менеджер Скай». Я понятия не имею, где этот мужчина сейчас, что делает и в чьей компании проводит время, но мне хватает мозгов составить сообщение так, чтобы его подруга - если она у него имеется и имеет привычку заглядывать в его айфон - не вцепилась ему в горло. Я собираю высыпавшийся из пакета мусор, принимаюсь мыть руки, и в этот момент мой телефон начинает вибрировать.
        - Привет, Скай,  - говорит мне маклер.  - Я точно не забывал никаких документов.
        - Я знаю, Глен.
        Он молчит. Эта тишина заключает в себе больше смысла, чем любые слова.
        - Что делаешь сегодня ночью?  - произношу я ровным тоном.
        Надо же. Я задала этот вопрос малознакомому мужчине так же легко, как могла бы спросить закадычную подругу. Мой голос почти не дрожит. Мое сердце, кажется, вообще остановилось.
        - Дай угадаю,  - быстро реагирует он.  - Пью с тобой «Абсолют»?
        Я домыла руки, подкрасила губы и вызвала такси. Хьюго притащил мне пару лакированных лодочек из нашего «бюро находок».
        Совсем скоро чужие руки разденут меня, исследуют, перемешают, как кубик Рубика, и соберут снова. Но самое главное - они мне не дадут умереть. Я не должна остаться одна этой ночью. Небеса сегодня не особенно прочны - кажется, их может обрушить на землю все что угодно: дуновение ветра, трепетание крыльев бабочки, велосипедный звонок, звук входящего сообщения…

* * *

        Я пыталась обнаружить источник навязчивого странного звука. Шарила рукой по прикроватной тумбочке, щупала ковер под кроватью, исследовала складки одеяла. Отвратительная, режущая слух мелодия будильника. Которая доносилась непонятно откуда. Как эти звуки очутились в моем телефоне? Где сам телефон? И почему я никак не возьму в толк, что не так с моей кроватью. Подушка, одеяло, матрас - все какое-то…
        Я резко сажусь, натягивая одеяло на грудь, и все случившееся накануне обрушивается на меня, как лавина.
        Лилит уехала.
        Терри променял меня на какую-то девку.
        Которую знал от силы пару часов.
        Мои туфли остались в его квартире, но я за ними не вернусь.
        Я перебрала голыми руками десять кило воняющего мусора, чтобы найти номер телефона Глена.
        И ПЕРЕСПАЛА с ним.
        И еще у него самая дебильная мелодия будильника из всех существующих!
        Я со стоном выползаю из кровати, подхожу к столику и отключаю будильник. Глен тоже проснулся, и теперь он разглядывает меня в лучах утреннего солнца.
        - Ты таки победила его,  - восхищается он.
        - Он взял меня измором.
        - Хочешь кофе?
        Глен вылезает из кровати - голый, как и я,  - и я смущенно отвожу взгляд.
        - Хочу кофе, душ, завтрак - и не надейся избавиться от меня раньше.
        Он смеется и бросает мне пушистый синий халат. Облекаюсь в него, и меня обволакивает мягкая теплая ткань со слабым ароматом то ли парфюма, то ли кондиционера для белья.
        - Овсянка? Яичница с беконом? Тосты с джемом?  - кричит из кухни он, пока я пристраиваюсь на унитазе.
        - Тосты! А «Нутелла» есть? Включаю горячую воду, умываюсь.
        - Есть!
        - Отлич…
        Мой голос предает меня. В стакане ДВЕ зубные щетки. Черно-серая и розовая. Медленно открываю дверцу настенного шкафа и стискиваю челюсти: на полке пачка ежедневных прокладок, упаковка тампонов, гигиеническая помада, флакончик женских духов и расческа с парой длинных светлых волос между зубцами…
        Захожу в душевую кабинку и включаю горячую воду. В меня ударяет сноп горячих струй. То ли напор такой сильный, что он едва не сбивает меня с ног, то ли мои ноги так ослабели, что едва держат меня.
        Вхожу в кухню, опускаюсь на стул, сложив на коленях руки.
        - Тебе сильно подрумянить или как?
        - Да, посильнее.
        - «Нутелла» там,  - кивает Глен на дверку шкафа, и я достаю оттуда большую, килограммовую банку шоколадной пасты.
        - Ого. Любишь сладкое?  - беззаботно чирикаю я.
        - Не особенно,  - отвечает он, не подумав. Боже, сразу порази меня молнией в голову, если я когда-нибудь поверю хоть одному мужчине.

* * *

        - Степсайд[11 - Степсайд - район Южного Дублина.], будьте добры.
        Таксист болтает со мной всю дорогу, и под конец поездки мне уже почти не хочется покончить с собой. Сейчас я зайду в магазин и впервые за долгое время куплю себе нормальной еды. Например, пиццу размером со спутниковую тарелку - и умну ее в один присест! Потом еще раз приму душ. Потом лягу на крыше, подставив небу лицо, и остаток дня проведу в размышлениях о том, каким был бы мир, если бы в нем не существовало мужчин. Если бы его населяли только женщины, размножающиеся почкованием. А недостаток крупных, неразборчивых, бездушных хищников компенсировали бы волки, кабаны и медведи. И они не попадались бы на каждом шагу: их численность регулировали бы отстрелом!
        Сжимаю кулаки. Воспоминание о Лилит будоражит. Теперь я знаю, почему меня так тянуло к ней - она неимоверно сильная, и свидетельства этой силы я видела во всем: в ее глазах, в манере говорить, в особенностях ее хобби, черт возьми, даже в том, как она держала нож в руке! Я тянулась к ней в подсознательном порыве перенять хоть частицу этой силы. И, клянусь, Лилит была готова поделиться ею со мной. Пока я все не испортила своей бесхребетностью, своей подозрительностью и апатией. Если бы мне только удалось набиться ей в подруги, она могла бы научить меня не быть такой размазней, такой законченной неудачницей…
        Роюсь в кошельке в поисках подходящей банкноты, и вдруг на глаза попадается мятая купюра в сто евро - та самая, которую Лилит сложила квадратиком. Мой выигрыш в пари. Надеюсь, у таксиста найдется сдача. Я расправляю купюру между пальцами, поворачивая, и едва не роняю ее на пол: по краю выведен ручкой номер телефона и большая изящная буква «Л».
        Выскакиваю из машины так быстро, как будто она заминирована, вытаскиваю из сумки телефон и звоню. Звоню. Звоню… И как только устанавливается соединение и звучит ее вежливое «Алло!», я набираю в легкие воздуха и говорю скороговоркой:
        - Лилит, ты еще не уехала? Ты еще в Ирландии? Да? Правда? Забери меня с собой. Хоть на полставки, хоть на четверть ставки, забери меня отсюда. Хоть ассистентом, хоть уборщицей, хоть кем. Я наращу волосы, если это так нужно!..  - Голос срывается, я горько плачу в трубку:  - Меня здесь больше ничто не держит.
        - Где ты?  - наконец говорит она.

        Глава 4

        Я покинула Дублин в кошмарной спешке. Быстрее его покидали бы только преступники и беженцы. Даже Джонни не стал мотать мне нервы, выдал зарплату за месяц вперед и чуть ли не по-отечески благословил на прощание. Накануне отъезда я выпила по стаканчику с Хьюго и Кейт, вручила ключи от своей квартиры подруге (она обещала исправно поливать герань) и заехала в Блэкрок проститься с морем. Сразу за линией ДАРТа[12 - ДАРТ (англ. DART - Dublin Area Rapid Transit)  - скоростная железнодорожная городская сеть Дублина.] тянулась узкая полоса обрывистого берега, покрытая тиной. Я спустилась вниз, держась за ржавые перила, и посадила на влажный песок подаренную Терри плюшевую собачку. Мягкая игрушка из нежного белого бархата, с обвислыми ушами и розовым носом, в обнимку с которой я провела множество ночей, смотрела на меня бусинами глаз и словно умоляла не бросать. Ее бы мог взять в ручки наш ребенок, она могла лежать на нашей большой двуспальной кровати, эту игрушку я стирала бы вместе с распашонками малыша и рубашками Терри, но…
        Она не принадлежала мне, как и наше иллюзорное будущее. Скоро начнется прилив и унесет ее далеко-далеко, а потом соленая вода и водоросли превратят плюшевую собачку в комок грязной расползающейся ткани. Океан безжалостен, он уничтожит все, до чего доберется.
        К черту игрушки! К черту Терри! К черту мою никчемную жизнь!..
        Лилит встретила меня в аэропорту, помогла дотащить чемодан до багажной ленты и, пока служащий в форме Aer Lingus регистрировал нас, шепнула мне на ухо:
        - Поздравляю.
        - С чем?
        - С сегодняшнего дня ты больше никогда не будешь жертвой. Я создам тебя, Скай. Заново, с нуля, на осколках того, что от тебя осталось.
        Вскоре к нам присоединилась Алиша - будущая ассистентка Лилит,  - яркая, улыбчивая девушка-подсолнух. Кричащий, бескомпромиссный блонд и впрямь был ей к лицу.
        - Я еще никогда не летала бизнес-классом, это просто улетно, сорри за каламбур!
        - Привыкайте. Сотрудники «Мальтезе-медикал» достойны всего самого лучшего.

* * *

        В Бостоне мы с Алишей поселились в гостинице с умопомрачительным видом на океан, и Лилит дала нам неделю на то, чтобы немного познакомиться с городом. Он сразу пришелся мне по вкусу. Не слишком большой, не слишком суетливый, не слишком индустриальный. Старинные церкви, чудесные парки с уточками и лебедями, небоскребы, добротные особняки - всего словно точно отмерили на весах.
        - Если Лос-Анджелес - это кинодива с выбеленными локонами, Вегас - красивая азартная шлюха, Нью-Йорк - деловая львица, Хьюстон - сотрудница космического центра в круглых очках, Чикаго - предпринимательница с криминальным прошлым, то Бостон - это всего лишь пожилая, хорошо одетая лекторша, которая ездит на велосипеде и зачитывается средневековыми английскими романами,  - с легкой улыбкой вещает Лилит, поворачивая машину на Сторроу-драйв.  - Чтобы дать вам понять, что такое Бостон, назову всего два его прозвища: Колыбель свободы и Пешеходный город Америки. Борьба за независимость Британской Америки от британской короны началась с Бостонского чаепития. Что касается второго прозвища: это один из самых удобных городов для пеших прогулок…
        Лилит заехала за мной и Алишей в наш первый рабочий день в «Мальтезе-медикал» и теперь неспешно везет нас по старинным улицам, забавно рассказывая об истории и архитектуре. Ее роскошный красный «мустанг» катит вперед, рассекая жаркий бостонский воздух. Я с интересом слушаю, рассматриваю людей и здания. Вглядываюсь в облик нового города, в котором мне предстоит найти себя.

* * *

        Принадлежащая Лилит клиника женского здоровья, очевидно, стоила каждого вложенного в нее цента. Престижный район, вид на Бостонскую бухту, роскошные интерьеры, вышколенный персонал, невообразимое множество кабинетов. Дела у «Мальтезе-медикал» явно шли прекрасно. Я не представляла, что все здесь будет устроено с таким вниманием к мелочам, порядку, стилю. Мои нехитрые обязанности сводились к сортировке корреспонденции, приему телефонных звонков и приготовлению кофе для Лилит и ее клиентов, но уже с самого начала мне вменялось в обязанность соответствовать стилю компании: деловой костюм, безупречный макияж, туфли на высоком каблуке и - символ моей новой жизни - тщательно уложенные красивые длинные волосы. Лилит порекомендовала салон, где я накануне моего первого рабочего дня провела несколько часов, зевая и изнемогая от скуки. А потом ко мне поднесли зеркало.
        Курсантка военной академии ушла в небытие. Из зеркала на меня смотрела девушка из рекламы дорогого шампуня, по чьим плечам рассыпались изумительные пряди цвета красного дерева. Они эффектно оттенили мою бледную кожу и необычно контрастировали с холодным голубым оттенком глаз. Я с трудом верила, что подобное преображение в моем случае вообще возможно.
        - О, Скай! Ты ли это?  - воскликнула Лилит, входя в приемную.
        Она приблизилась, оглядела меня с головы до ног и широко улыбнулась. Потом слегка потянула прядь моих волос и кончиками пальцев коснулась моего подбородка.
        - Скажи что-нибудь с этим твоим милым ирландским акцентом.
        - Мне стоит избавиться от него?
        - Ни в коем случае! Продолжай говорить так, как говоришь. И еще. Сегодня у меня важное совещание, и я хочу, чтобы ты на нем присутствовала. Как на это смотришь?
        Я смотрела на это с плохо скрываемым восторгом.
        - Подготовь заранее стол и останься в конференц-зале. Договорились?
        - Да.
        - Отлично. И, Скай…  - Лилит подняла перед собой маленький бумажный пакет черного цвета с бантиком.  - Это тебе!
        Я вытащила из пакета коробочку и сорвала с нее серебряную бумагу. Внутри на кусочке бархата лежал маленький значок в виде собачьей мордашки.
        - Какая прелесть. Что это?
        - Всего лишь наш талисман. Это мальтезе - мальтийская болонка - одна из древнейших пород собак.
        - О! Так вот в честь кого названа клиника!  - догадалась я.
        Лилит помогла приколоть значок на лацкан моего пиджака и удовлетворенно кивнула.
        - Не снимай его. Я верю в талисманы.

* * *

        Я поместила в центр стола вазу с карамельным печеньем, расставила бутылки минералки и стаканы и, не представляя, куда себя деть, принялась наворачивать круги вокруг стола. Вскоре ко мне присоединилась Алиша, которая нервно поглядывала по сторонам.
        - Я так волнуюсь. Как будто первый раз выхожу на сцену.
        - Кем ты работала в Ирландии?
        - Я не работала, училась в школе драмы. А ты?
        - Вкалывала официанткой. Если что, я умею жонглировать бутылками.
        - А я умею смеяться и плакать по заказу. Выглядит и звучит очень натурально,  - заявила Алиша.  - По-моему, мы классная команда, Скай.
        Мое имя она произнесла уже шепотом. Дверь открылась, и в конференц-зал вошла незнакомая девушка. Высокая, светлоглазая, с короткой стрижкой под мальчишку. В обтягивающих черных джинсах, короткой кожаной куртке, в смело расстегнутой на груди блузке. Не здороваясь, она бросила на стол сумку и с меланхоличным видом уставилась в окно.
        - Хотите чаю, кофе?  - заговорила во мне официантка.
        - Что?  - сказала девушка, обращая ко мне равнодушное лицо.
        - Я могу приготовить кофе или…
        - Если захочу долбаный кофе, я схожу на кухню и сварю его себе,  - перебила она меня.
        Я отошла от нее подальше и больше не лезла со своими предложениями. Вслед за ней в конференц-зале появился еще десяток хорошо одетых красоток. И, слава богу, эти оказались куда приветливей, чем первая. Весело переговариваясь и одновременно снимая верхнюю одежду, они расположились за столом. Я узнала среди них Брук, которую видела в кафе в Дублине вместе с Лилит: эффектная копия Майли Сайрус в дерзком узком платье. Она приветливо кивнула, оценивающе оглядев меня с ног до головы.
        Потом к нам присоединилась Лилит, и я стала свидетелем первого делового совещания в моей жизни. Я так и не поняла, в чем именно специализировались девушки, но сложилось впечатление, что проекты, в которых они принимали участие, сулили серьезные прибыли.
        - Наоми, что там с Альфой? Идеи есть?
        - Не густо,  - отвечает Наоми, одна из красивейших девушек в за столом: белокожая, с утонченными чертами лица и длинными темными волосами, завитыми в крупные локоны. Ни дать ни взять графиня средневекового замка, затерянного в лесах Трансильвании.
        - Нашла его слабое место?
        - Разведение лошадей. Планирует купить поместье в Миннесоте под все это дело.
        - Любопытно. Ты уже начала просвещаться?
        - Да. Смотрю ролики сношающихся коней на ютубе.
        Все смеются.
        - Брук, что у тебя?
        Дальше идет обсуждение тайных увлечений людей, чьи имена никто не произносит вслух. Вместо них называются буквы греческого алфавита: Альфа, Бета, Гамма и прочие.
        - Закончите проекты к концу недели,  - подытоживает Лилит.  - Прорабатывайте несколько слабых мест одновременно и изучайте детали. Наоми, я хочу, чтобы к концу недели ты говорила о лошадиных забавах как о своих собственных - с таким же знанием дела.
        От смеха дрожит вода в бутылках. Я сама едва сдерживаюсь, чтобы не захохотать. Не знаю, что происходит, но мне хочется быть частью всего этого.
        - Селена?  - говорит Лилит, и к ней поворачивается девушка, которая вошла первой.  - Как твои дела, милая?
        - Я уже сдала свой последний проект, поэтому не понимаю, зачем я здесь, Лилит.
        - Мне тяжело тебя отпускать, Си, даже не представляю, кем тебя заменить.
        Селена прикрывает глаза и поглаживает пальцами висок, как будто испытывает мучительную головную боль.
        - Мы можем идти, Лилит?  - подает голос юная полногрудая афроамериканка. Она озабоченно поглядывает на Селену и нервно сжимает карандаш в руке.
        - Да, девушки. По шутке с каждой - и можете быть свободны. Твой рецепт успеха, Брук?
        - Хм… Дай подумать…  - чешет подбородок Брук.  - Мой рецепт заключается в умении хорошо делать семьдесят вещей.
        - И что это за вещи?
        - Шикарно готовить и «шестьдесят девять». Девушки за столом одобрительно шумят и хихикают.
        - Молодец, Брук! Наоми, ты бы могла стать вегетарианкой?
        - Ой нет. Боюсь, из-за него моя интимная жизнь станет невыносимо скучной,  - серьезно отвечает та.  - Ну, вы понимаете… Вегетарианки не берут мяса в рот.
        Я громко смеюсь, пока наблюдаю со стороны за этой странной то ли игрой, то ли тренировкой: Лилит задает девушкам простые вопросы и получает ответы, от которых мои щеки пылают.
        - Сегодня, что, вечер пошлостей? Кто-нибудь может шутить невинно? Скай?
        Я подскакиваю от удивления.
        - Да, Скай, ты,  - кивает Лилит.  - Тебе нравится океан?
        Сидящие за столом девушки все как одна поворачивают ко мне голову и улыбаются так широко, что у каждой можно пересчитать все зубы. Я закусываю губу от волнения.
        - Твоя задача - дать нестандартный ответ, одновременно веселый и запоминающийся.
        В моей голове пусто, как в холодильнике диетчицы.
        - Э-э… Океан… Да, он мне нравится, но…  - Пытаюсь сочинить что-то неординарное.  - Но не думаю, что у нас с ним что-то выйдет: он голубой.
        Оглушительно смеются все, кроме Селены, которая сидит за дальним от меня концом стола и нервно покусывает губы.
        - Как ты, Селена, дорогая?  - снова обращается к ней Лилит.
        Селена молчит, разглядывая свое отражение в лакированной поверхности стола.
        - Шутку, Си, мы все ждем шутку!
        - Разве я недостаточно смешила тебя все эти годы, босс?
        С этими словами она вскочила со стула, подхватила свою куртку и выбежала из конференц-зала.

* * *

        Я собрала стаканы, унесла тарелку с печеньем (кажется, ни одна из девушек к нему так и не притронулась), забежала напоследок в уборную и… приросла к полу: над одним из умывальников, уперев руки в стену, нависла Селена. Сейчас она была еще бледнее и выглядела еще потеряннее, чем за столом в конференц-зале. Мне показалось, что ей очень плохо и она вот-вот потеряет сознание.
        - Эй, ты в порядке?  - спросила я.
        Я была уверена, что сейчас она снова меня отошьет, но Селена вдруг быстро оглядела помещение уборной, потом молча взяла меня за руку. Я не сопротивлялась, она словно загипнотизировала меня взглядом и этим неожиданным прикосновением. Селена склонилась к зеркалу, подышала на него и что-то быстро написала пальцем на помутневшем месте.
        «Уноси»,  - прочитала я про себя и вслух спросила:
        - Что?
        Селена прижала палец к моим губам, подышала на другое место и написала:
        «Отсюда».
        Убедившись, что я это прочла, она дохнула на зеркало в третий раз и вывела еще одно слово:
        «Ноги».
        И пока эти три слова складывались у меня в голове в предложение, Селена стремительно выбежала из туалета.
        УНОСИ. ОТСЮДА. НОГИ.
        Взволнованная, с гулко колотящимся сердцем, я рванула за ней следом. Мне удалось нагнать ее у дверей лифта. Я молча встала рядом, ничем не выдавая своей паники.
        - Мне в Бикон-Хилл, а тебе?  - спросила я ровным голосом.
        - А мне посрать,  - отрезала она.
        Мы вместе вошли в лифт, и, как только дверь закрылась, Селена вытащила из сумочки жидкую помаду и быстро написала у себя на ладони: Бар «Призрак». 21.00. Едва я успела это прочитать, она потерла одну ладонь о другую и спрятала помаду в сумочку. Больше мы не говорили. Селена вышла из здания «Мальтезе-медикал» и затерялась в пестрой толпе. Я взглянула на часы: 18.15. У меня два часа и сорок пять минут, чтобы собрать свои мысли воедино и найти бар «Призрак».

* * *

        Неприметный фасад, вежливый вышибала на входе и залитое ярко-синим светом внутреннее помещение, забитое людьми. Я пристроилась у края барной стойки, попросила безалкогольный коктейль и огляделась. И тут блондинка, сидящая на соседнем барном стуле, протянула ко мне руку.
        Я инстинктивно отпрянула, а в следующее мгновение застыла от изумления: это была Селена, и выглядела она так, что ее бы родная мать не узнала: длинный светлый парик, вульгарные накладные ресницы, автозагар. Она снова прижала палец к моим губам и потянулась к лацкану моего пиджака.
        - Обойдемся без скалящих зубы шавок,  - шепчет она и отцепляет значок. Потом кладет его на барную стойку и накрывает пустым стаканом.
        Я слежу за ее действиями, как зачарованная. Селена постукивает пальцем по стакану, из-под которого мне улыбается симпатичная мордашка мальтезе.
        - Белая пушистая собачка - это только видимость. Стоит тебе зазеваться, и она с легкостью перекусит тебе горло.
        - О чем ты?  - выговариваю я.
        - Это жучок, Скай. Они будут следить за каждым словом и, уж поверь, за каждой твоей мыслью. Пока ты будешь послушной девочкой, тебе не придется ни о чем волноваться. У тебя будут дорогие машины, безделушки за пятизначную цену и бабла столько, что тебе хватит на собственный маленький рай до конца дней. Но если ты только осмелишься взбунтоваться…
        - Чем они занимаются? Что это за клиника? Селена подается ко мне так, что ее ярко накрашенные губы оказываются у моего уха.
        - Чем они только не занимаются,  - понизив голос, отвечает она.  - Есть вещи вполне легитимные, вещи на грани законности и вещи, о которых, надеюсь, ты никогда не узнаешь. Потому что узнавшим о них следует опасаться за свою жизнь. Именно поэтому я ничего тебе не скажу, чтобы у тебя был шанс просто сбежать. Без последствий…
        Я вцепляюсь в ее руку.
        - Продолжай!
        - Не верь никому из девушек в своре, у каждой из них свой интерес. И тем более не верь Лилит. Вряд ли ты сможешь постичь до конца ее мотивы, ее интересы, ее саму, а от существ непостижимых лучше держаться подальше. Сегодня они тебя кормят и поят, а завтра окажется, что готовят на убой. Послушай меня. Сейчас я дам тебе самый лучший совет из всех, что тебе доводилось слышать: отправляйся в аэропорт, купи билет на ближайший рейс и никогда сюда не возвращайся. Лилит попробует уломать тебя, околдовать, но ты сильная, ты найдешь способ от нее отделаться. Пока не поздно.
        - Уломать меня? Зачем я ей?
        - Она готовит свое коронное блюдо, в котором роль главной специи отведена тебе? Разве ты не видишь, не чувствуешь, как тебя опутывают ее щупальца?
        Мою шею словно сдавливает стальной обруч. Перевернутый стакан бликует, отражая свет синих ламп, а мне кажется, что это светятся дьявольским электричеством глаза на значке.
        - Какая еще, блин, главная специя?  - выдыхаю я судорожно. Это уже не лезет ни в какие ворота.  - Я официантка из второсортной кафешки. С физиономией, как у хомяка, и…
        Селена смеется, но смех выходит натужным и горьким.
        - Люди с заниженной самооценкой - самые лучшие работники. Дурацкое извращенное чувство долга делает из них самых послушных исполнителей. Не успеешь оглянуться, как Лилит купит тебя с потрохами и заставит танцевать собачий вальс…
        Она заглядывает мне в глаза.
        - Ты - та, кого она долго искала. Ее коронному блюду не хватало главного ингредиента, и вот она его наконец нашла. Другой вопрос - захочешь ли ты быть частью всего этого, когда поймешь, что к чему. Клянусь, ты пожалеешь, если останешься и станешь ей прислуживать.
        - И что же это за блюдо? Отвечать на звонки и варить кофе?
        - Ты на самом деле такая тупая или просто прикидываешься?  - Селена смотрит на меня с плохо скрываемым раздражением. Такое выражение лица я часто видела у своего менеджера Джонни, когда тот не мог втолковать что-то особенно упрямому клиенту.  - Я тоже начинала секретаршей, Скай, а потом… знаешь, чем мне пришлось заняться? Теперь я, блин, ОХОЧУСЬ. НА ЛЮДЕЙ.
        Я нечаянно опрокидываю свой стакан: коктейль льется ручейком по барной стойке, затекает под перевернутый стакан, которым Селена накрыла мой значок. Внезапно слышится короткий треск, и я вижу крохотную искру на поверхности намокшего значка. Это и в самом деле какая-то крохотная электронная штука, которая способна на гораздо большее, чем просто украшать лацкан моего пиджака.
        - Как это - охочусь на людей?  - шепчу я Селене. Она не слышит: ее лицо обращено к входу в зал.
        Кожа у нее на плече, перечеркнутом бретелькой платья, покрыта мурашками.
        - Селена?
        Я не представляла, что эта девушка может быть такой быстрой: мою собеседницу как ветром сдуло с барного стула, она низко пригнулась и рванула сквозь толпу. Я подхватила свою сумку и бросилась за ней следом. То ли пытаясь не дать ей уйти, то ли спасаясь вместе с ней от неведомой опасности.
        Но я потеряла Селену в толпе. Я пробралась сквозь толпу вдоль стены, вошла в подсобное помещение - три года работы в кафе научили меня безошибочно ориентироваться в подобных местах,  - а оттуда попала на улицу. Похоже, Селена сбежала именно этим путем. Я оглядела темный пустынный проулок, подсвеченный светом далекого фонаря, и…
        Тишину переулка вспорол истошный крик и тут же резко оборвался. Мое тело вытянулось в струну, в ушах зазвенела кровь. Вернуться в людное место. Как можно скорее. Исчезнуть в толпе… И тут кто-то, бесшумно подошедший сзади, обхватил меня за шею и зажал мне рот ладонью, обдав горьковато-острым запахом одеколона.
        - Молчи, или придушу,  - прохрипел мне в ухо мужской голос.
        Я затрясла головой, шумно втягивая носом воздух. Ладонь убралась от моего лица.
        - Что вам от меня нужно?
        - Тебе разве разрешали говорить, дрянь?  - Тяжелая, жестокая рука ударила меня по лицу, и у меня подкосились ноги. А потом меня потащили по переулку. Снова зажав мне рот и стиснув мою шею. Страх парализовал меня, наполнил горло и легкие, как вода наполняет тело утопленника.
        Меня почти втолкнули в лаково-черный седан, когда в проулок влетел алый, как кровь, «мустанг» и резко затормозил рядом с машиной похитителя. В окно высунулась рука с пистолетом, и острый, как отточенная сталь, голос отчеканил:
        - Руки прочь от нее! Быстро!
        Меня тут же выпустили, и я рухнула на землю, кашляя и задыхаясь.
        - В машину, Скай! В машину!  - крикнула Лилит, держа на прицеле похитителя.
        Я не помню, как открыла дверь «мустанга» и забралась внутрь. Все, что отпечаталось в памяти,  - это запах ее духов в салоне, гневный блеск глаз Лилит в зеркале заднего вида и ни с чем не сравнимое ощущение безопасности, проникшее в каждую клетку моего тела.

* * *

        - Это моя вина. Я должна была предупредить тебя, но не подумала, что они могут добраться до тебя так быстро.
        Лилит вывела меня из машины, приобняла и увлекла за собой. Лифт, лестничная площадка какого-то современного жилого комплекса, красные ковры, зеркала. Она открыла дверь и включила свет. Приглушенное, теплое сияние залило роскошную гостиную в темно-серых тонах. Вот это квартирка!.. Я бы не смогла заработать на такую, даже если бы продала душу дьяволу. Лилит усадила меня на диван и закутала в плед.
        - Кто эти люди? Чего они хотели?
        - Конкуренты. Пытаются уничтожить меня и мое дело. Селена шпионила на них, и я ее уволила. Им это не понравилось, и они решили отыграться. Твой значок, она забрала его, так?
        Я окончательно перестала понимать, кто мне друг, а кто враг. Кто пытается спасти меня, а кто навредить? Селена была так убедительна, и она же посоветовала никому не верить, особенно Лилит. Но Лилит спасла мне жизнь!
        - Скай.  - Она присела рядом и сунула мне в руки чашку горячего молока.  - Я не смогу защитить тебя, если ты мне не поможешь. Сначала они отнимут у меня всех моих работников - напугают их до смерти, как тебя сегодня, пока те не сбегут,  - потом уничтожат клинику, а потом возьмутся за меня.
        - Тот значок - в нем в самом деле было подслушивающее устройство?
        - Да. Это ради твоей же безопасности. Все мои сотрудники их носят. Жаль, что я не сказала тебе раньше. Я не знаю, что наговорила тебе Селена, но она не тот человек, которому можно верить. Подумай сама, она смогла полностью завладеть твоим вниманием меньше чем за полчаса. Ты последовала за ней в не самое безопасное место. А потом ловила каждое ее слово. Обычные люди на это не способны, Скай. Она обучена всем этим уловкам и опасна.
        - Чем занимается клиника, и какая роль в ней отведена мне, Лилит?  - спросила я напрямик.
        Она устало прикрыла глаза.
        - Я не могу сказать. Ради твоей же безопасности, пока не могу. Что, если мы заключим сделку, Скай? Ты работаешь на меня ближайшие два месяца, выполняешь мои поручения и не задаешь вопросов. А потом - сразу после вечеринки в честь десятилетия компании - я рассказываю тебе все, от и до. О том, чем конкретно мы занимаемся и каковы твои перспективы. Если они тебя устроят, ты перестанешь считать деньги и будешь жить так, как тебе заблагорассудится. Если нет - я куплю тебе билет до Дублина, или куда ты там пожелаешь, и наши пути больше не пересекутся. Нет незаменимых людей, Скай. Незаменимы только аминокислоты.
        С чем, с чем, а с последним утверждением не поспоришь. Я прикрыла глаза, и перед мысленным взором снова появилась девушка в одних чулках, которая так легко заняла мое место, словно меня и не существовало.
        Лилит подоткнула плед мне под бедра и еще набросила свой кардиган мне на плечи.
        - Оставайся у меня до утра. Возьми завтра выходной, отдохни и подумай обо всем. Ты удивительная, Скай, и заслуживаешь лучшей участи, чем та, что тебе уготована свыше.
        После разговора с Лилит все сказанное Селеной показалось мне таким неправдоподобным. Таким же ненастоящим, как ее накладные ресницы и парик.
        - Мне не нужен выходной. Я согласна, Лилит. Я остаюсь.
        - Ты об этом не пожалеешь,  - сжала она мою Руку.
        Лилит показала мне одну из спален, и я осталась у нее на ночь. Потолок освещал ночной светильник, постельное белье пахло ванилью и еще чем-то приятным и восточным. Впервые после смерти матери я не ощущала себя одинокой. «Сегодня не вернусь»,  - написала я Алише, с которой мы делили одну квартиру. «Ого! Симпатичный? Не забудь про презерватив, чертовка!»  - написала она в ответ.

* * *

        Два месяца пролетели незаметно. Шестьдесят дней, полных новых впечатлений, знакомств, удивительно легкой и приятной работы. Чем больше я погружалась в повседневные заботы компании, тем крепче становилось ощущение, что «Мальтезе-медикал»  - всего лишь клиника женского здоровья и не таит в себе ничего жуткого, никакой опасности или уголовщины. Только профессиональные врачи и счастливые пациентки, порхающие из кабинета в кабинет, мечтающие избавиться от интимных проблем или завести ребенка.
        Из этой идиллической картинки выбивался только «Клуб странных шуток», который Лилит собирала каждую пятницу в конференц-зале. Мы с Алишей должны были присутствовать на каждой встрече и успели перезнакомиться со всеми девушками, которые туда приходили. Обычно встречи сводились к обсуждению непонятных мне «проектов» и юмористическим упражнениям. Я спрашивала у Лилит, кто они и в чем смысл этих встреч, но она напоминала мне, что я обо всем узнаю сразу же после вечеринки.
        Я прилично похудела и стала носить одежду на размер меньше, почти привыкла к высоким каблукам и тесным деловым костюмам. Я быстро нашла общий язык с двумя девушками из «Клуба»  - Наоми и Брук,  - и те стали часто брать меня с собой в рестораны и ночные клубы. Они не считали денег и обожали спорить. Это было их любимым развлечением.
        - Я закадрю вон того кудрявого, спорим на штукарь?  - говорила Наоми Брук. Наоми была мой ровесницей, но уже обрела самоуверенность взрослой, искушенной женщины.
        - Накидываю еще тысячу, если он купит тебе бутылку шампанского,  - отвечала Брук.
        - Здесь шампанское стоит три сотни за бутылку! Ты в своем уме?
        - Что такое три сотни для такого, как он?! Ты только посмотри на его дорогущие часы!
        Иногда на кону оказывалась такая сумма, которая превышала мою месячную зарплату. Я поражалась их расточительности и тому безумному азарту, какой загорался в глазах девушек, когда они в пылу спора швыряли на стол купюры. Я всегда держалась в стороне, с молчаливым восторгом наблюдая за этой безумной игрой. Закадрить парня, чьи часы стоили десятки тысяч баксов, было для меня такой же непосильной задачей, как поймать пуму голыми руками.
        - Как вы это делаете?  - поражалась я.  - Уму непостижимо!
        - Скай, это не сложнее, чем цирковая акробатика или стрельба из лука. Практика, практика и еще раз практика - и вот ты уже гуляешь по натянутому канату. Или попадаешь в яблочко со ста метров.
        Я мысленно улыбалась. Это когда же нужно начинать подобную «практику», чтобы к двадцати стать мастером? В утробе матери?

* * *

        Вечеринка в честь десятилетия «Мальтезе-медикал», должно быть, стоила компании больших денег. Шампанское лилось рекой, закуски сделали бы честь столу президента, а гостей было не протолкнуться.
        Мое платье балансировало на грани приличий: строгий, закрытый верх, но спина обнажена чуть ли не до самой задницы. Его выбрали для меня Брук и Наоми, а Лилит торжественно одобрила. Я бы предпочла что-то менее броское и вызывающее, но охи и ахи подруг заставили сдаться.
        - Тебе обязательно нужно найти сегодня кавалера, Полански!  - шепнула мне Наоми.  - Это платье так и просит: «Сорви меня! Сорви меня! Изорви меня в клочья!»
        - Надеюсь, ты у нас не монашка, Скай?  - подключилась Брук.  - Это платье просто создано для того, чтобы быть растерзанным.
        После двух бокалов шампанского их шутки уже не казались мне верхом непристойности. Если начистоту, то я бы не отказалась променять сегодня свою квартиру на берлогу одинокого симпатичного парня - моя интимная жизнь находилась в замороженном состоянии. Однако где его взять? Одинокого, симпатичного, милого, который бы тоже был не прочь…
        - Ты только погляди!  - зашипела мне в ухо Брук.  - Скай, кажется, я нашла для тебя идеального уничтожителя платьев.
        Она взяла меня за подбородок и повернула голову в сторону высокого, хорошо одетого парня, в одиночестве потягивающего шампанское у дальней стены.
        - Слишком хорош, мне бы кого попроще…
        - В смысле попроще? Официанта, что ли? Я тебя умоляю…
        Наоми повернулась ко мне на каблуках и коварно улыбнулась:
        - Черт возьми! Пять штук на то, что ты закадришь этого пупсика!
        Я поперхнулась шампанским так, что оно потекло у меня из носа, и одновременно рассмеялась.
        - Чокнутая!  - выдохнула я.
        - И еще пять тысяч, если она принесет использованный презерватив завтра утром в офис!  - сказала Брук, заглядывая мне в глаза. В ее зрачках прыгали чертики, ресницы трепетали, губы растянулись в улыбке.
        - Девчонки, я не настолько пьяна!  - запротестовала я.
        - Тогда выпей еще! Ты слышала? Прекрасная ночь, прекрасный парень - и десять штук на кону!  - Наоми подхватила бокал с подноса официанта и сунула мне в руки.

        Глава 5

        Тот, кто стоял у стены, был молод и хорош собой. Светлые, стильно уложенные волосы, рубашка с комиксным принтом, плюющая на дресс-код, и наверняка отличный парфюм. Я представила свою голову у этого парня на груди, и эта картинка пришлась мне по душе.
        - Хорошо! Я попробую! Но не нужно никаких ставок. Я попробую просто потому, что мне скучно. И одиноко. И он классный.
        - Ура!  - Наоми чуть ли не силой залила в меня еще один бокал.
        Брук подкрасила мне губы и поправила волосы.
        - Начни с шутки. Всегда начинай с шутки. И представь, что вы давно знакомы, просто не виделись пару дней,  - это поможет тебе расслабиться. Попроси его помочь тебе в чем-нибудь, парни обожают ощущать себя всесильными. Не затягивай общение, попытайся уйти ровно через пять минут разговора, максимум десять - это заставит его быстро реагировать. В противном случае ты будешь похожа на прилипалу, а таких не любят…
        Советы сыпались на меня, как монеты из игрового автомата после выигрыша.
        - Стоп, слишком много всего. Дайте мне один совет, но самый важный.
        Брук с Наоми заговорщицки переглянулись.
        - Представь, что ты не та Скай, которую могут отшить и которая потом побежит плакать от обиды в свою крохотную норку. Ты теперь другая девушка. У которой папа - нефтяной магнат. И собственный пентхаус с видом на Атлантику. И собственное шоу на тэ-вэ.
        - И которая приехала сюда на своей голубой «ламборджини».
        - Да, приехала и теперь может закадрить вообще любого как нечего делать.
        - Потому что ее бойфренд-рок-звезда оказался козлом, и теперь ей хочется оторваться!
        - Все, поняла, поняла!  - рассмеялась я.  - Я не Скай. Я Кайли Дженнер, звезда реалити-шоу.
        Я бросила взгляд через плечо, допила шампанское и сунула Брук пустой бокал.
        Я больше не Скай. Я - обновленная, усовершенствованная, лучшая версия себя.
        До Парня-Рубашка-С-Комиксами было всего двадцать шагов. Я считала, пока шла. А потом он меня заметил.

* * *

        - Привет,  - ослепительно улыбаюсь я.  - Кажется, я заблудилась.
        - Привет,  - кивает он, возвращая мне улыбку.
        - Пытаюсь найти отсюда выход и не могу.
        - Тебе нужно туда.  - Парень слегка наклоняется вперед, рисуя в воздухе рукой направление, и я невольно придвигаюсь к нему, тоже глядя в сторону выхода. Мне нравится его отзывчивость и прикольный австралийский акцент.
        - Ага! Поняла! Спасибо… Это все мамины гены. Она легко могла заблудиться даже в торговом центре, и нам приходилось часами искать выход оттуда! До сих пор терпеть не могу шопинг!  - обворожительно улыбаясь, несу я все, что приходит в голову.
        - Я тоже его не перевариваю,  - подхватывает он нить разговора.  - Толпы, шум и на парковке не протолкнуться…
        - Прямо как здесь!
        - Здесь еще муторнее. Надо делать вид, что тебе весело,  - ворчит он.
        - Хочешь, устроим побег?  - Я отступаю от него на шаг и весело подмигиваю. Пульс подскакивает. Сейчас или получу все, или останусь ни с чем.  - Знаю классный тихий бар через дорогу, хочу выпить там кофе на дорожку - и домой, устала. Хочешь кофе?  - делаю второй выстрел вслед за первым. Не дам ему уйти.
        - А идем,  - машет он рукой после секундного размышления.
        Bay. Скай. Ты. Это. Сделала.
        - Ой, мы же не знакомы!  - делано восклицаю я.  - Ну, вот, что бы сказала моя мама? Ухожу с вечеринки с парнем, имени которого не знаю!
        - Ты права. Не будем волновать маму. Мэтт.  - Он выставляет локоть, и я смело беру его под руку.  - Так лучше?
        - Куда лучше! Скай,  - киваю я.
        Потом оглядываюсь. Брук и Наоми машут мне, как ненормальные. Бестии!
        Мы с Мэттом провели час в баре «Гавана», выпили по чашке латте, потом по стакану мохито. Я была пьяна, голодна, расслаблена и счастлива. Мне казалось, что я парю в метре над землей. Нервы звенели от возбуждения, слова вылетали сами, пальцы касались рукава Мэтта так, как будто они уже не раз затевали эту игру. Собирательный опыт всех поколений женщин моего рода - потайной, глубинный, записанный в генах - вдруг проснулся и дал мне ясное руководство к действию: я обнаружила, что знаю, как смотреть на парня, как к нему прикасаться, как смеяться и что говорить, чтобы ему понравиться. И я делала все это так же естественно, как дышала.
        А Мэтт оценил эту легкость.
        - Поедем ко мне?  - предложил он, когда в стаканах остался только лед да мята.
        - Да,  - сказала я, опустив глаза.
        Простое смущение порой возбуждает сильнее, чем множество смелых, бесстыдных слов. И это тоже было прописано в моей «глубинной памяти».

* * *

        БУДЬ СОБОЙ. Этот слоган я слышала так же часто, как «Просто сделай это», «Думай иначе», «Освободи себя»  - и еще миллион заезженных фраз, которые маркетологи не стесняются повторять, чтобы продать лишнюю пару кроссовок, телефон или средство от прыщей.
        Словно это величайшее счастье на земле - быть собой. Но что, если ты обычный, посредственный, скучный, ничем не примечательный человек - такой, как я? Которому нечем гордиться, который никогда не прыгнет выше головы, которому не суждено взять от жизни все? В таком случае обращенный к тебе слоган «будь собой» прозвучит так же тошнотворно, как «тони в своем болоте», «не пытайся быть кем-то», «не делай себя лучше»…
        Я не хотела быть собой. Скармливайте кому-то другому подобные дурацкие слоганы. Быть той, которая лучше, сильнее и счастливее, чем оригинальная Скай Полански - быть иной!  - таков был мой выбор. Вот почему я восприняла это приключение с энтузиазмом. Вот почему я так хотела походить на Брук и Наоми - гореть ярким пламенем и искрить. Вот почему мне было так легко и весело, когда Мэтт стаскивал с меня платье, а потом усаживал на себя верхом. Когда я пользовалась им с необычайным для молодой девушки бесстыдством. Когда я потом, хихикая, запихивала в свою сумку последний из использованных презервативов - пусть подруги завизжат от восторга и наконец увидят во мне ровню. Я без труда выбралась из невзрачной оболочки Скай Полански - как бабочка вылезает из кокона - и расправила яркие, блестящие крылья.

* * *

        - Я не живу в Бостоне. И вообще в Штатах. А на днях улетаю домой в Австралию,  - сказал Мэтт, переворачивая бекон на сковородке.
        Лучше совместно проведенной ночи может быть только совместное утро с чашкой чего-нибудь горячего.
        - Жаль,  - вздохнула я.
        - Скай…  - Мэтт вдруг стал задумчивым.  - Хочешь поехать со мной?
        - Не могу,  - покачала головой я.  - У меня здесь работа, друзья, я только-только освоилась после переезда. Но от Сиднея до Бостона наверняка ерунда на самолете. Если соскучишься - приезжай!
        - Сутки,  - поморщился Мэтт.  - От Сиднея до Бостона фигачить сутки с двумя пересадками.
        - Но зато какое вознаграждение тебя будет ждать!  - заметила я весело.
        Я скептически отнеслась к предложению бросить все и махнуть в другое полушарие с парнем, которого знаю меньше суток.
        - Ладно, как хочешь. Я не привык уговаривать девушек. Обычно им приходится уговаривать меня.
        - Ни стыда, ни совести,  - рассмеялась я.
        - Приятного аппетита, легкий белковый завтрак - самый лучший в мире завтрак.  - Мэтт поставил передо мной большую тарелку омлета с беконом и зеленью.
        - Вам лишь бы белками нас накормить,  - сказала я с притворной ворчливостью, заставив его громко расхохотаться.
        Легко расстаться - это такое же искусство, как легко познакомиться.

* * *

        Я отлично провела время с Мэттом, не считая короткого ночного кошмара. Мне снова снилась мать с Пикси на руках. Я опять упрашивала ее дать мне крошечного эльфа, и на этот раз мама уступила. Я взяла на руки волшебную девочку и… не удержала ее. Пикси упала на пол с высоты моего роста. Не было ни крика, ни плача - она просто лежала личиком вниз. Мама стояла рядом и качала головой. А я не могла пошевелиться от ужаса: меня буквально парализовало. А потом я увидела кровь - целую лужу…
        - Зима совсем близко, не успеете оглянуться, мисс, и тут все занесет по самые уши,  - сказал мне таксист.
        - Жду не дождусь,  - ответила я.  - Я из Ирландии, а там ниже нуля зимой не опускается. Никогда не видела сугробы!
        - Серьезно?  - удивился он.  - Ну, тогда готовьтесь, мисс. Вас ждет сюрприз… Вам куда?
        - «Мальтезе-медикал».
        Брук прислала мне утром эсэмэску с предложением встретиться в офисе в одиннадцать. Странное желание для субботы. Но мне не терпелось увидеть восторг на лицах подруг и просто проверить, живы ли они после вчерашнего банкета.
        В офисе было пусто и тихо. Я прошла мимо зевающих охранников, поднялась на второй этаж и, как только двери лифта открылись, обнаружила стоящих напротив Брук и Наоми.
        - Ну, как? Ты только посмотри на нее! Чертовка, ты сделала это! Получилось, да? Кто бы сомневался!  - затараторили они наперебой, хохоча и хватая меня под руки.
        - Было классно,  - кивнула я, лукаво улыбаясь.  - Просто улетно.
        - Я еще никогда так не радовалась проигрышу пяти штук,  - улыбнулась мне Наоми.
        - А мне не терпится расстаться со своими пятью в обмен на доказательство,  - заметила Брук.
        - Я делала это не ради денег! И не приму от вас никакие…
        - Куда ты денешься,  - ухмыльнулась Наоми.
        - Да нет же, это была просто ночь с классным парнем,  - возразила я.  - Классным трудолюбивым парнем, с которого семь потов сошло.  - Я расстегнула сумку и достала оттуда прозрачный пакетик с презервативом. В таких пакетиках киношные детективы обычно носят вещественные доказательства.
        Восторг, восхищение и какое-то новое, загадочное для меня выражение появилось на лицах подруг. Примерно так смотрели на меня люди, которым я приносила бесплатные пирожные за счет заведения: с радостью, но одновременно прикидывая в уме, сколько оно может стоить. Мгновение - и это выражение пропало. Наоми тряхнула головой, Брук радостно взвизгнула и забрала у меня презерватив - не испытывая к этой вещи ровно никакого отвращения!
        - Постой секунду здесь,  - сказали они мне хором и скрылись за дверью конференц-зала. «Что за черт?!»  - усмехнулась я мысленно.
        - Не входи! Это сюрприз,  - выглянув из конференц-зала, сказала Наоми, и ее красивая головка скрылась снова.
        Через пять минут, когда я почти умерла от любопытства, дверь приоткрылась, и рука Брук с бриллиантовыми кольцами на пальцах поманила меня внутрь.
        Я вошла и застыла на месте.
        Конференц-зал, все еще украшенный в честь десятилетия компании, был полон девушек из «Клуба странных шуток». В потолок полетела пробка от шампанского, раздались аплодисменты, и Лилит шагнула навстречу, протягивая ко мне руки.
        - Добро пожаловать в «Мальтезе Хант-клаб», дорогая!
        Я не понимала, что происходит. Просто хлопала ресницами, пока мозг пытался уяснить значение услышанных мной слов: «Хант-клаб».
        Охотничий клуб.

* * *

        - Я не совсем понимаю…  - Мной овладело смущение.
        - Я обещала тебе рассказать все о «Мальтезе-медикал» сразу после праздника. Этот день настал. Но сначала прими вознаграждение за последний месяц. Если то, что ты узнаешь, тебя не устроит, ты сможешь завтра же улететь в Дублин.  - Лилит вручила мне белоснежный конверт с эмблемой компании.  - Открывай.
        Я открыла конверт. В нем было три выписанных на мое имя чека. Первый - на пять тысяч долларов - моя месячная зарплата. Второй - на десять тысяч - даже не знаю за что. И третий - я пару раз моргнула, не веря глазам,  - на сто тысяч долларов.
        - Что это?  - произнесла я хриплым голосом.
        - Первый чек - твоя зарплата, как ты наверняка поняла. Второй - выигрыш за спор с Брук и Наоми. Третий - твой персональный бонус за проект, который ты воплотила в жизнь с достойным профессионала мастерством.
        - Какой еще проект?  - Я не могла оторвать взгляда от бумажек, которые стоили больше, чем я когда-либо смогу заработать. Все это смахивало на какой-то безумный розыгрыш.
        - За проект по имени Мэтт Блисс,  - сказала Лилит так ласково, как будто я была умственно отсталой.
        Парень, с которым я провела прошедшую ночь. Мэтт. Она о нем говорила.
        Улыбающиеся, пьющие шампанское, болтающие вокруг девушки слушали нас вполуха. Или делали вид, что не прислушиваются. Где-то фоном играла безликая, пресная музыка, не режущая ухо и душу - как раз такая, какую я могла воспринимать безболезненно. За окном кружил первый декабрьский снег.
        - Лилит, ради всего святого, что тут происходит? Она взяла меня за руку и повела за собой. Мы вошли в ее кабинет, и она усадила меня в кресло. Я тут же поняла, что мне давно стоило присесть.
        - Скай, дорогая,  - мягко начала Лилит.  - Я буду говорить, а ты просто слушай.
        В кабинете царил мягкий полумрак. Город накрыло снежное облако, стало совсем пасмурно, но Лилит не спешила включать свет. Она стояла у окна, смотрела на снегопад, и ее резко очерченный силуэт закрывал полнеба.

* * *

        - Мэтт Блисс, с которым ты вчера ушла с вечеринки, звезда австралийского телевидения. Ты бы непременно узнала его, если бы жила в Австралии или смотрела молодежные сериалы про вампиров. На родине его знает каждая девушка-подросток. Хотя и среди взрослых женщин у него есть поклонницы. Зрелые, обеспеченные, сходящие по нему с ума фанатки…
        - Лилит, я не понимаю, зачем мне все это… Она резко вскинула руку, требуя замолчать.
        - Важно каждое слово, Скай. В твоих интересах услышать каждое из них. Мэтт снимался для рекламных плакатов нашей австралийской дочерней компании, поэтому получил приглашение на банкет. По крайней мере, это официальная версия. На самом деле он требовался мне здесь по совсем другой причине. Несколько месяцев назад я получила заказ на него. Общая стоимость сделки - шестизначная сумма, сто тысяч из которой - твое вознаграждение. Ты все еще теряешься в догадках, Скай? У Мэтта на родине есть горячая поклонница, которая хочет от него ребенка. Ей около сорока, она любит сериалы про вампиров, и ее годовой доход исчисляется миллионами долларов. Как думаешь, чего ей не хватает для полного счастья?
        Я резко втянула в себя воздух. Кислорода в нем оказалось так мало, что я начала задыхаться.
        - Ты думаешь правильно. Ей не хватает ребенка от человека, которого она любит. Она мудрая женщина и понимает, что шансов встретить Мэтта на улице, выпить с ним в баре мохито, а потом забеременеть от него у нее нет. Она не блещет красотой, у нее нет упругой круглой задницы, пухлых губ и всего прочего, чем избалованы такие парни, как Мэтт. Она уже не в том возрасте, чтобы строить юношам глазки и делать им пошлые намеки. Она. Просто. Хочет. От него. Ребенка. Может быть, двух детей. И это не прихоть, Скай. Это осознанное решение, подкрепленное шестизначной суммой.
        Лилит повернулась ко мне и отошла от окна. Ее карие глаза сияли.
        - Если есть спрос, то обязательно появится предложение. Это один из основных законов рынка, и не сомневаюсь, что он тебе хорошо известен. В твоем кафе подавали чай только потому, что на него был спрос. В противном случае в кафе не нашлось бы ни одного чайника. Если есть женщины, готовые платить за ребенка от звезды, то найдутся и те, кто сможет снять эту звездочку с неба. «Мальтезе-медикал» занимается не только искусственным оплодотворением, но и непосредственным забором материала. Я смогла создать целый штат профессионалов, которые смогут подобраться к любому мужчине на этой планете. Кем бы он ни был. Компания сотрудничает с папарацци и детективными агентствами и может выследить и найти подступ к любому. Мы создаем проекты, привлекаем ресурсы, разрабатываем стратегию и добиваемся своего. Все они,  - Лилит кивнула в сторону наглухо закрытой двери, из-за которой доносился смех ее красоток,  - в первую очередь, отличные стратеги и психологи. Именно продуманная тактика и знание мужской психологии делают их профессиональными соблазнительницами, которые заставят любого порядочного мужчину забыть о
любимой девушке, о жене, о семье - обо всем… Но вернемся к Мэтту. Непринужденно и не прилагая особых усилий ты смогла найти подступ к мечте сотен тысяч девушек. Наоми и Брук курировали и направляли тебя все это время, не знаю, поняла ты это или нет. Но уверена, без их незаметной помощи ты бы вряд ли достигла такого успеха. Сперма Мэтта уже заморожена, и, несмотря на то, что она провела в неблагоприятных условиях много часов, думаю, мы все-таки обнаружим парочку выживших гамет, которые очень скоро превратятся в очаровательных малышей. Теперь ты можешь что-нибудь спросить, дорогая.
        - У Мэтта будут дети, вопреки его желанию?!  - покачала головой я.
        - Да. Но ведь нет беды, пока ты о ней не знаешь, не так ли? А Мэтт об этом никогда не узнает.
        - А как вы заставите ту женщину молчать, если однажды ей захочется прибавить к своим детям еще и их биологического отца? Вы хоть представляете, Лилит, что тогда начнется?
        - Прекрасно представляю. Именно поэтому я ясно даю понять клиенткам, что не потерплю никаких махинаций с детьми.  - Это прозвучало откровенно зловеще.  - Но мы отклонились от темы, Скай. Обычно те, кто впервые слышит все это, не интересуются этической стороной дела. В первую очередь, все хотят знать, насколько это законно.
        - И насколько же?  - спросила я, даже не пытаясь скрыть сарказм.
        - Ни одна из сторон этого бизнеса не выходит за рамки закона. Во-первых, не существует законов, которые бы регламентировали право мужчины на сперму, которая уже покинула его драгоценную мошонку. Иначе можно было бы засудить каждую забеременевшую женщину. Во-вторых, нет закона, запрещающего женщине беременеть от мужчины, который ей нравится. Запланированно или случайно, открыто или тайно. Как видишь, комар носа не подточит.
        Лилит подошла ко мне, придвинула кресло и села напротив.
        - И последнее. Ни один аудитор, ни одна комиссия никогда не накопают никакого компромата на «Мальтезе-медикал». Репутация клиники, документы и отчетности чисты, как слезы младенца. Ну, и теперь, наверно, ты хочешь задать свой главный вопрос?
        Я глубоко вздохнула, пытаясь стряхнуть жуткое чувство, что Лилит только что залезла мне в голову и прочитала все мои мысли.
        - Зачем тебе я, Лилит?
        - Зачем мне ты, Скай,  - повторила она.  - Ответ прост и сложен одновременно. Я бы назвала придурком любого, кто сказал бы мне, что невзрачная официантка способна дать фору девушкам вроде них.  - Лилит послала еще один кивок тем, кто веселился за закрытой дверью.  - Но я почувствовала весь твой скрытый потенциал в тот момент, когда ты сказала «поцелуй меня в задницу» на этом вашем забавном ирландском языке. А вчера окончательно убедилась, что ты на многое способна. В тебе есть черта, которую очень трудно найти в современных девушках и которая всегда впечатляет мужчин: ты не похожа на фальшивку. Ты уникальна и прекрасна в своем несовершенстве. Мужчины, с которыми мы имеем дело, безмерно избалованы женским вниманием. Табуны силиконовых кукол не дают им прохода ни днем, ни ночью. Вот почему тупые красотки с вставными грудями, зубами, ногтями и задницами - суррогатный идеал современной красоты - это то, что не нужно мне даже даром. Я делаю ставку на другие части тела, которые служат куда более мощным источником сексуальности, чем искусственная грудь или распухший от наполнителя рот,  - на мозг, в
частности. Если у тебя есть мозги, ты обладаешь огромным преимуществом.
        - Я не чувствую в себе никакого преимущества. То, что Мэтт пошел со мной вчера, это… это безумная случайность! Он клюнул на платье, на волосы, бог его знает на что - но не на меня!
        - Брук и Саванна - мои самые эффектные гончие - уже пытались взять его. Оба раза сокрушительно провалились. Мэтт не проявил к ним никакого интереса, но вчера, его видимо, зацепила твоя простота и непосредственность.
        Я уронила голову и взъерошила волосы: как непривычно обладать такой гривой. Мои пальцы никак не могут приспособиться к этой пышности и густоте, с непривычки путаются в локонах. А теперь мне кажется, что не только волосы, но и моя голова не принадлежит мне - она такая тяжелая.
        - Лилит, это какая-то ошибка,  - глухо пробормотала я.
        Лилит взяла мои ладони в свои, этот жест был почти интимным.
        - Я предлагаю тебе выбор, Скай, и ты должна принять решение здесь и сейчас. Итак, ты можешь сказать «нет», и я тут же звоню в аэропорт и бронирую для тебя билет. Ты возвращаешься в Дублин, к тому, от чего убежала: скромная квартирка в Степасайде, работа официанткой, взбалмошные клиенты, твои бесчисленные комплексы, мужчины, смотрящие сквозь тебя, маленькая жизнь маленького человека. Или…
        Я подняла голову и заглянула Лилит в глаза. Она смотрела на меня не мигая, и ее зрачки внезапно показались мне вытянутыми вертикально, как у кошек. Я пару раз моргнула, и наваждение исчезло.
        - Или ты говоришь мне «да» и переходишь на сторону сильных мира сего. Из шестерки червей - в червовые королевы, какой невероятный взлет! Ты больше не будешь жертвой - ты станешь той, кто выбирает жертву. Ты освоишь искусство соблазнения и достигнешь в нем совершенства. На этой планете не найдется ни одного мужчины, который сможет устоять перед тобой,  - это власть, которая дается только избранным дочерям Евы. Богатство и роскошь станут естественной средой твоей жизни: у тебя будет то, о чем ты мечтала, и то, что ты даже не могла вообразить в мечтах. А единственным побочным продуктом твоей уникальной профессиональной деятельности будут прекрасные, счастливые дети. Ты поможешь прийти в этот мир тому, кому не суждено было родиться. Детям-сокровищам, чьи биологические отцы свели с ума слабую половину человечества, и чьи матери сделали невозможное, чтобы заполучить их гены и соединить со своими. Ты станешь той, кто вершит судьбы и меняет планы богов. И этим благородным делом сможешь искупить любой грех, который уже совершила. Или можешь совершить.
        - О чем ты?  - напряглась я, вскидывая голову.
        - Все мы совершаем ошибки, а потом пытаемся найти способ их искупить. Дети, которым ты поможешь родиться, могут привести в равновесие твои кармические весы.
        Мое слабое место… Не знаю как, но Лилит его обнаружила, и в ту же секунду все, о чем она говорила, перестало казаться чудовищным, циничным, безумием. Еще несколько минут назад я не видела иного пути, кроме твердого отказа и возвращения домой, но теперь… Что, если я в самом деле добавлю этому миру гармонии, а не поспособствую его разрушению?
        На мгновение я задержала дыхание, и все вокруг замерло вместе со мной: Лилит не двигалась в ожидании ответа, стихла музыка за дверью, перестали биться в стекло снежные хлопья. Что сказала бы моя мать, поделись я с ней всем этим?
        «Мама, я разбогатею, буду крутить романы со знаменитостями и помогу многим женщинам испытать радость материнства».
        Я знаю, она бы сказала: «Делай все что угодно, только не дай миру утопить тебя в печали».
        - Ну что, Скай? Твой ответ?
        - Я согласна, Лилит.
        «Я вручаю тебе свою душу».

* * *

        Снегопад. Я никогда не видела так много снега. Его намело выше колена! Я вышла из «Мальтезе-медикал» и направилась к городскому парку. В моей сумке лежали чеки на сто пятнадцать тысяч долларов, моя щека горела от поцелуя Лилит, на моей душе стояло свежее клеймо «ПРОДАНА». А кто бы отказался? Кто бы променял эту опьяняющую свободу на фартук официантки? Кто бы посмел сказать, что вытирать блевоту и собирать окурки - занятие куда более благородное для женщины, чем соблазнять и быть желанной? Кто бы посмел?..
        Я запрокинула голову, закрыла глаза и подставила лицо обжигающе холодному снегу. Я позволю Лилит создать из меня то, что она так хочет создать. Завораживающе прекрасную хищницу. Из серой дрожащей мыши. И не потому, что она заморочила мне голову. А потому, что я сама этого хочу.

        Глава 6

        Я сидела на последней скамье в соборе Святого Патрика в Мельбурне и слушала плач ребенка, который не должен был родиться. Его имени не было в Книге Судеб, его зодиак не был начертан в небе, но он родился и теперь кричал так громко, словно хотел сообщить о себе всей Австралии.
        Лучи солнца падали на массивное распятие, сияли всеми цветами радуги витражные окна, пахло полированным деревом, воском и лилиями. Я чувствовала себя совсем маленькой под этим невообразимо высоким потолком, поддерживаемым массивными колоннами.
        Прошло чуть больше девяти месяцев с того момента, когда Мэтт заставлял меня кричать в потолок его гостиничного номера в Бостоне. И только сейчас, когда я слышала плач его ребенка, меня покинуло чувство вины за содеянное. Теперь я поняла, почему Лилит настояла, чтобы я присутствовала здесь.
        Женщина в строгом белом платье от «Прада» держала на руках младенца, завернутого в кружево, а священник плескал ему на лоб холодную воду из мраморной чаши. Три десятка важных персон, которым посчастливилось присутствовать на церемонии крещения наследника многомиллионного бизнеса, лучились от восторга и прикладывали к уголкам глаз платочки. Парковка была забита машинами класса «люкс». Священник улыбался так, словно крестил самого Иисуса.
        «Нет, я не причинила вреда Вселенной»,  - то, что я твердила себе все эти месяцы, наконец прозвучало достаточно убедительно, чтобы я сама начала в это верить. Ребенок на руках у матери, а та - на седьмом небе от счастья, и пусть поперхнутся все, кто против.
        «Как впечатления?»  - интересуется в эсэмэске Лилит.
        «Чувствую себя жрицей тайного ордена»,  - отвечаю я.
        Здесь, под сводами католического собора, построенного в неоготическом стиле в девятнадцатом веке, никем не узнанная, сидящая в стороне от представительных гостей, я чувствовала себя частью той силы, которая всегда находится в тени, прячет лицо и знает то, что неведомо другим. Мне не хватало только темной ауры, капюшона в стиле персонажей «Кредо ассасина»[13 - «Кредо ассасина» (англ. Assassin's Creed)  - серия популярных компьютерных игр, персонажи которых носят скрывающие пол-лица капюшоны.] и стоящего за спиной дьявола, нашептывающего свои указания.
        «Ты и есть жрица тайного ордена:) Как младенец? Похож на папочку?»
        «Не рассмотрела издалека. Но мать, судя по всему, в нирване».
        «Ты можешь гордиться собой, Скай. Этот ребенок получит от судьбы все: шарм отца, ум и богатство матери и НИМБ». Лилит не устает шутить, что люди, зачатые в пробирке, зачаты так же непорочно, как и Иисус, а значит, им тоже полагается нимб.
        «Боюсь, к тому времени, когда он пойдет в школу, нимб придется ампутировать. Одноклассники не потерпят святошу за соседней партой».
        Я снова проваливаюсь под лед, в реку воспоминаний: одноклассница Лиз вытряхивает мои книги в грязь, ее подруги бросают в меня комья влажной земли, надо мной - серое, равнодушное, неумолимое небо. Одноклассник Джейми - первопричина моих бед - целует синяки на моем лице. Я наврала ему, что просто упала с велосипеда… Бабочки в моем животе… Мы летим в Лондон с миссис Кэннингэм - матерью Джейми, она пытается говорить со мной и неумело изображает жертву… Я стою над гробом из полированного дерева, и миссис Кэннингэм вцепилась в меня так, словно в мою ладонь вшита кнопка машины времени и словно сейчас она отчаянно пытается повернуть время вспять.
        «Как насчет небольшого отпуска? Ты заслужила»,  - заключает Лилит.

* * *

        Последние полгода я работала без выходных.
        Если то, чем я занималась, можно назвать работой.
        Как только я поставила свою подпись на договоре с эмблемой мальтийской болонки, с работой секретаря было покончено. Я больше не должна была отвечать на звонки, варить кофе и порхать по офису в лакированных туфлях. Теперь на меня возложили совершенно другие обязанности.
        С девяти утра и до шести вечера я должна была гулять по Бостону, пить чай в кафе, бродить по набережным и… знакомиться с мужчинами. Просто знакомиться, говорить с ними и коллекционировать их номера телефонов.
        Я не обладала броской внешностью. Косметологи Лилит выжали максимум возможного из моих физических данных, но я по-прежнему не выглядела сексапильной красоткой, способной одним взглядом сражать мужчин наповал. Поэтому задание затевать разговор с четырьмя незнакомцами в день поначалу показалось мне просто невыполнимым. Я чувствовала что-то противоестественное в том, чтобы подсесть к какому-нибудь парню в метро и спросить «Как дела?». Я могла придумать миллион оправданий, почему не могу подойти к незнакомцу на улице и поинтересоваться его жизнью. Да мне легче было станцевать на льду, при том что я никогда не надевала коньки! Но мало-помалу страх и неловкость отступили.
        «Практика и еще раз практика - и вот ты уже гуляешь по натянутому канату. Или попадаешь в яблочко со ста метров…»
        Я должна была досконально изучить хищника, на которого мне предстояло охотиться. Его повадки, психологию, устремления и желания. Мне предстояло избавиться от страха и неуверенности в общении с ним. Лилит любила сравнивать мужчин с хищными приматами, и поначалу это веселило меня до нервного хохота. Но чем больше я с ней общалась, тем меньше это походило на шутку.
        «Мужчины - другой вид, Скай, как бы невероятно это ни звучало. С другой физиологией и психологией. С другой анатомией и другим телосложением. Они иначе думают и иначе чувствуют. И чем раньше ты поймешь, как мало мы похожи, тем быстрее обретешь над ними власть».
        Мне не требовалась власть над кем бы то ни было, но я не хотела разочаровывать Лилит. Она видела во мне что-то, чего не видел никто другой, и это меня подкупило.
        Я чувствовала себя обязанной. Я знала, что за мной долг.
        Ежедневно, в дождь и солнце, в жару и холод, я выходила из дому, чтобы внести в свой список еще четыре телефонных номера. Я высматривала своего «бизона» где-нибудь в кафе или парке, пыталась угадать его характер и настроение на расстоянии, потом подсаживалась и затевала разговор. О погоде, о политике, о внезапно подешевевшем пиве в «Маркет Баскет»[14 - «Маркет Баскет» (англ. Market Basket)  - сеть супермаркетов.], о яхт-клубах, о новом тренерском составе в «Бостон Селтикс»… Обо всем, что так или иначе интересно мужчинам. Я слушала, подмечала, впитывала оттенки чужих чувств и эмоций, я училась общаться легко и непринужденно.
        Потом я прощалась, вписывала в свой блокнот новое имя и телефон, анализировала победы и поражения, расширяла свой кругозор.
        Однажды новый знакомый спросил, что я думаю об американских виски и могут ли местные марки конкурировать с ирландскими и шотландскими. В тот же вечер я прочитала столько статей о сортах виски, что впредь легко смогла бы поддержать разговор с большим любителем напитка: «Американские виски? Тысяча извинений, но это ваше кукурузное пойло не идет ни в какое сравнение с односолодовой классикой Старого Света! Вы делаете виски из дешевого зерна, разбавляете дешевым водочным спиртом и получаете напиток, который можно пить только залпом, смешав с кока-колой! О, ты меня не переспоришь! То ли дело шотландские островные, сделанные из прокопченного над торфом солода, с ароматами костра и йода. Попробуй разбавить это произведение искусства газировкой - и навеки заслужишь презрение бармена! Никаких рюмок и шотов - только тюльпановидный бокал, чтобы оценить аромат! Только смаковать и ничем не заедать. Не напиваться - ну, или делать это предельно медленно и элегантно, вытянув ноги у камина и расслабив галстук…»
        Я интересовалась всем, что всплывало в разговорах. Впитывала, как губка, все, что видела и слышала. Потом вечерами зависала в Сети, изучая правила спортивных состязаний, тенденции в автомобилестроении, виды оружия, основы силового тренинга, новинки компьютерных игр, азартные игры, принципы инвестирования, татуировки, сигары…
        «Пустоголовых кукол развелось так много,  - говорила Лилит,  - что, как только мужчина встречает девушку, разбирающуюся не только в оттенках помады, но и в устройстве автомобилей, его предохранители сразу перегорают. Намекни такому, что ты не прочь рассказать ему о типах двигателей на заднем сиденье его седана,  - и выгорит вся плата…» Очевидно, она изучила предмет в тончайших деталях.
        Но раскованностью в общении и эрудированностью дело не ограничивалось. Выше всего другого Лилит ставила искусство быть легкой, как воздух. «С тобой должно быть легко и весело, как с другом детства,  - поучала она меня.  - Ты можешь быть серьезной только двадцать процентов времени. В остальные восемьдесят должна без устали шутить. Люди не забывают тех, с кем им было весело».
        И я посвящала освоению этого мастерства все остававшееся время.
        Комедийные сериалы, розыгрыши, юмористические книги,  - я освоила новое амплуа «Скай-затейница» и чувствовала себя в нем не хуже, чем в роли «Скай-тихони». «Клуб странных шуток» снова стал частью моей жизни. Только я больше не сервировала стол и не варила кофе: теперь я была одной из тех, кто сбрасывает дорогую кожаную куртку на спинку стула, закидывает ногу на ногу в брендовых туфлях и хохмит так, будто вместо воздуха помещение наполняет веселящий газ.
        Брук и Наоми закончили мою огранку: я стала неплохо разбираться в дизайнерской одежде и обуви, косметике и аксессуарах. Бег трусцой - мой страшный сон - таки настиг меня: каждое утро я упаковывала себя в шорты и кофту с капюшоном, садилась за руль и ехала к набережной реки Чарльз. Там оставляла машину на парковке и бегала вдоль причала, любуясь роскошными яхтами. Я научилась выглядеть бодро и свежо при любой погоде и при любом освещении. У меня были хорошие учителя.
        Мои сонные дублинские утра - тряска в вагоне Луаса, кофе в бумажных стаканах, сигарета за сигаретой, неуклюжее маневрирование в толпе на Графтон-стрит - остались в прошлом. Теперь каждый новый день начинался со скоростной езды, плеска волн, криков чаек и ослепительного восхода над Атлантикой. Я не могла поверить, что небо, ветер, океан и свобода - все это принадлежит мне, и я не обязана этим ни с кем делиться.
        Однако во всей этой красивой сказочной истории о преображении Золушки содержался один абзац, которого не было в оригинальной версии: «Крестная фея прикрепила к воротничку Золушки значок с встроенным жучком и сказала: "Если ты хочешь иметь то, чего никогда не имела, тебе придется делать то, чего ты никогда не делала. Принц все равно не женится на тебе. Перед ним так часто теряли туфельки, а заодно колготки и трусы, что все эти махинации с обувью не произведут на него никакого впечатления. Но зато ты можешь взять у него кое-что в той беседке, куда он уведет тебя после бала. И тебе больше не придется мыть посуду, мести полы и быть персонажем этой тупой сказки"».
        Сказка и в самом деле была тупой. С сомнительной логикой: «Если парень принц, то не важно, помнит ли он, как ты выглядишь». Золушке нечего было терять. Поэтому она с радостью взялась за работу, которую еще никогда не делала.
        После Мэтта Блисса я еще дважды уводила парней с вечеринок.
        С первым - футболистом бразильского происхождения, моим ровесником - мне даже не пришлось проявлять изобретательность. Он был пьян в лоскуты. Я просто увела его в туалет и опустошила.
        Второй - популярный молодой актер, сделавший головокружительную карьеру в каком-то ситкоме,  - едва не сровнял с землей мою самооценку. Роберт не реагировал на меня. Как не реагировал на Брук, Наоми и других гончих. Он упорно не брал наживку. Мы все на время переехали в Нью-Йорк, где он в то время поселился, и безуспешно пытались выловить эту рыбу. Ходили слухи, что он встречается с какой-то бродвейской дивой, чем и объяснялась его неприступность. Но Лилит умела выждать. Тот, на кого ты охотишься, однажды обязательно повернется к тебе нужным боком.
        Как-то глубоко за полночь Лилит позвонила мне и назвала адрес бара. Один из папарацци ей доложил, что Роберт только что разругался в пух и прах со своей дивой и теперь методично напивался в заведении средней руки. Я приехала туда и разыграла собственную «бродвейскую» роль, которую успела выучить назубок, пока ехала в такси к месту намечающегося представления.
        В бар я вошла уже в образе. Туда же подъехал один из подручных Лилит, которого она послала исполнить роль моего бойфренда.
        - Да пошла ты! Ты считаешь, я должен перед тобой отчитываться?  - выступал мой «бойфренд», бросая на пол стаканы.
        Лет тридцати на вид, лицо типичного мексиканского контрабандиста - черная щетина, улыбка серийного маньяка - и одеколон такой, что слезились глаза,  - этот парень вжился в роль говнюка просто идеально. До тех пор я понятия не имела, что в штате «Мальтезе Хант-клаб» состояли и мужчины.
        - Все, что ты был должен, это не быть кобелем!  - импровизировала я в ответ. Так эмоционально, чтобы Роберт, наша рыба, обратил внимание.  - Но ты и тут налажал!
        - Сложно не быть кобелем рядом с такой сукой, как ты! Приходится соответствовать породе!  - выдал мой «бойфренд», хватая меня за грудь.
        Это оказалось слишком даже для такой способной актрисы, как я. Я едва не двинула ему по лицу.
        - Знаешь что? Катись-ка ты к своим бродвейским дворняжкам, выметайся из моего дома и завтра же верни ключи от моей яхты!
        - Будешь вылавливать их со дна залива, стерва!
        - Вместе с твоим трупом!
        Я схватила с барной стойки стакан, из которого пил Роберт, и запустила его в своего «бойфренда». Тот вовремя закрыл за собой дверь: ударившись в деревянную створку, стакан разлетелся вдребезги.
        - Блин, это была моя выпивка, мисс,  - проговорил Роберт.
        - Мне так жаль! Я куплю вам другую,  - всхлипнула я и очень натурально разрыдалась, уронив голову на стойку.
        Потом мы вместе пили и на пару проклинали «бродвейских сук», которым «всегда мало». Обида и злость сделали Роберта такой легкой добычей: я поймала этого зверя голыми руками… Я притормозила всего на миг, когда он тяжело вздохнул и произнес имя своей девушки - то ли с ненавистью, то ли с нежностью. Но сразу же успокоилась: мужчинам ничего не стоит ухаживать за одной, а тащить в постель другую. Терри преподал мне хороший урок, который я долго не смогу забыть.
        Потом я увезла Роберта к себе и, не испытывая к нему ни малейшего сочувствия, станцевала на осколках его отношений. И на его коленях заодно. На полноценный секс со мной он так и не решился (видимо, все еще надеялся склеить разбитое), но меня и петтинг устроил.
        Час спустя лаборантка «Мальтезе-медикал» уже замораживала материал, а я - протрезвевшая и уставшая - курила на террасе с видом на океан. Пуская кольца дыма в лицо розовеющему небу.
        Если Бог позволяет мне творить все это, а потом Его служители крестят рожденных с моей помощью детей, то Он или величайший на свете циник, или величайшая выдумка.

* * *

        «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа»,  - произносит священник и льет воду на лоб внебрачному сыну Мэтта Блисса. Я выныриваю из омута своих воспоминаний.
        «Амен»,  - хором произносят гости.
        Теперь черед для памятной фотографии на фоне распятия и витражных окон. Я встаю, оправляю юбку и выхожу из собора под жаркое австралийское солнце.
        «Ну, так что? Как насчет отпуска, Скай?  - снова пишет мне Лилит.  - Тебе нужно отдохнуть перед следующим заданием».
        «Как скажешь, босс»,  - быстро печатаю я. Сейчас я ужасно сговорчива: мне хочется поскорее вернуться в гостиничный номер и отоспаться после долгого перелета. Потом я погуляю по Мельбурну, поужинаю в ресторане, куплю плюшевого коалу в сувенирном магазине и попытаюсь забыть, какие взгляды бросала на меня в соборе мать ребенка Мэтта. Она знала, кто я. Она позволила мне присутствовать на церемонии. Ей было интересно посмотреть на меня, и она смотрела: с достоинством, с благодарностью и… с мучительной ревностью.

* * *

        - Ты едешь отдыхать в Южную Африку,  - сказала Лилит, как только я перешагнула порог ее офиса. Ее костюм был помят. Как будто она не ночевала дома этой ночью. Обычно свежее лицо с безупречным макияжем теперь походило на жалкую копию себя самого: ввалившиеся глаза, бледность, сухие, трескающиеся губы. Интересно, сколько ей лет? Лилит всегда выглядела лет на тридцать пять, но сейчас я бы дала ей гораздо больше.
        - Я только что оттуда,  - запротестовала я.
        - Ты была в Австралии.
        - Один черт, это капец как далеко, и я устала.  - Я обняла Лилит и двинулась к кофемашине.
        - Вот в Африке и отдохнешь.
        Нет, она не может говорить все это всерьез. Я еще не успела сорвать багажные бирки со своего чемодана, а Лилит уже отправляет меня к черту на кулички. Я сварила себе кофе, добавила в чашку молока и начала пить мелкими глотками.
        - А почему не Карибы? Это в пять раз ближе. Почему не Майами? Там тоже растут пальмы.  - Я пыталась быть веселой, но перспектива провести еще одни сутки в самолетах приводила меня в ужас.
        - Пару месяцев назад я купила небольшую виллу в Саймонстауне. Это городок на юге Южно-Африканской Республики. Хочу, чтоб ты посмотрела, как там идут дела. Дома так быстро ветшают, если за ними не ухаживают должным образом. Проверишь работу наемного персонала, пусть не расслабляются. Заодно в твоем распоряжении будет целый новый континент - оторвись!
        - Лилит, да скажи ты проще: Скай, смотайся в Африку, полей мои пальмы и побели потолки в моей хижине,  - рассмеялась я.
        - Полей мои пальмы и побели потолки,  - улыбнулась Лилит.  - И вычисти бассейн.
        - Будет сделано, мачеха!  - сказала я, отдавая честь.  - Когда самолет?
        Я знала, что билет уже куплен. Начальница никогда не обсуждала со мной мои путешествия. О том, куда лечу и зачем, я обычно узнавала, только когда до вылета оставалось меньше двух суток.
        - Завтра утром.
        «Черт!»
        - Отличных каникул! Ты хоть что-нибудь о ЮАР знаешь?  - поинтересовалась Лилит, когда я уже собралась возвратиться домой паковать чемоданы.
        - Конечно! Шарлиз Терон!  - Я подняла палец.  - И этот, как его… безногий спортсмен, который застрелил свою девушку прямо в своем доме. Брр… Прекрасные, как богини, женщины и безумные, как черти, мужчины.
        - Ты знаешь достаточно,  - кивнула Лилит, откидываясь на спинку кресла.  - Ты знаешь достаточно.

* * *

        Неописуемо. Кошмарный. Перелет. Однажды такой случается у каждого. Пришел мой черед. Кажется, я подхватила какой-то вирус в Австралии, и теперь он решил уничтожить меня любой ценой. Тошнота, температура, ужасная головная боль, распиливающая мой череп надвое. Сидевшая рядом пожилая леди, вместо того чтобы подыскать себе другое место в самолете и обезопасить себя от биологической атаки с моей стороны, решила во что бы то ни стало не дать мне умереть. Только благодаря ей в самолете чудесным образом нашлось обезболивающее, средство от температуры, удобная подушка и огромная пачка бумажных платков с ароматом эвкалипта. Черт возьми, когда состарюсь, я обязательно стану крестной феей для попавших в беду девочек: буду ловить им такси поздней ночью, одалживать телефон, подвозить на своей машине домой, орать на весь самолет: «Эй, у кого-нибудь тут найдется адвил?! Девочке плохо!»
        - Тебя кто-нибудь встретит в Кейптауне?  - спросила моя спасительница, поправляя на курносом носу стильные очки-половинки.
        - Да,  - кивнула я,  - будет такси, которое отвезет меня в Саймонстаун.
        - Как только приедешь, выпей стакан бурбона и ложись спать. И пусть твои друзья хорошенько о тебе заботятся! Тебе бы провести в постели пару дней.
        Я натужно улыбнулась и умолчала о том, что там, куда еду, не будет никого, кто бы мог обо мне позаботиться.
        В аэропорту меня ожидала вторая часть драмы «Неописуемо. Кошмарный. Перелет». Авиакомпания потеряла мой чемодан. Одежда, обувь, косметика и все остальное, без чего жизнь современной женщины мгновенно становится кошмаром, пропало. У меня остались только паспорт, телефон, макбук, кредитная карта и немного наличных долларами. Я вытоптала ковер в кабинете с табличкой «Потери и находки», оформила заявление о пропаже, потом нашла своего таксиста, который прохаживался с плакатом с надписью «СКАИ», и отправилась в городок Саймонстаун, к вилле False Bay Lodge.
        За стеклом проносились залитые лунным светом горные пейзажи, рощи огромных лиственных деревьев и пальм, очертания городков и поселков - причудливый, загадочный, утопающий в роскошной зелени край. Жаль только, что плохое самочувствие не позволило насладиться первой поездкой по чужому континенту. Все, о чем я думала, это как бы поскорее добраться до виллы Лилит и пристроить голову на подушку.
        В полубессознательном состоянии, глубоко за полночь, я наконец прибыла в Саймонстаун. Едва помню, как справилась с замком на воротах, как открыла дверь, как проковыляла внутрь и рухнула на первую попавшуюся мягкую горизонтальную поверхность.
        Утром обязательно будет лучше. Потому что хуже было уже некуда.

* * *

        «Утро вечера мудренее»,  - сказал тот, кто никогда не просыпался в незнакомом месте, с температурой, без самых необходимых вещей, один на один с собой и… с внезапно начавшимися месячными.
        «Нет. Только не это. Только не сейчас. Какое сегодня число?! Как я могла забыть?! Боже, ты решил отомстить мне за мои темные делишки именно таким ужасным образом?!»
        С трудом разлепив веки, я сползла с дивана, на котором коротала ночь, и… на мгновение забыла обо всем.
        Я находилась в самом красивом доме из всех, где мне довелось до сих пор жить. Огромная гостиная с окнами от пола до потолка, мраморная терраса с бассейном, а дальше, насколько хватал глаз, расстилался бесконечный, позолоченный восходящим солнцем океан. Моя любовь, моя слабость, моя судьба. Ты всегда был рядом, будь то берега Ирландии, пристани Бостона или заливы Южной Африки. Дай мне прийти в себя, и я сразу же рвану на пляж и упаду в твои благодатные объятия.
        Я распахнула двери, кутаясь в одеяло: океанский ветер, тропическая зелень сада, стрекозы, кружащие над голубой гладью бассейна, и… Это колибри на кусте! Глазам не верю! Какая преле…
        О нет, нет, нет! МНЕ НУЖНЫ ПРОКЛАДКИ.
        Мне срочно нужны прокладки!
        Я принялась бегать по дому в поисках ванной комнаты и всех тех благ, что к ней прилагаются: унитаза, душа, полотенец, горячей воды. Пригодилась бы и розетка с переходником, чтобы подзарядить мобильный. Он практически разрядился, а без телефона я как без рук.
        - Лилит, они потеряли мой багаж, я теперь как бродяга,  - запричитала я в трубку.  - Бога ради, скажи мне, что в этом доме есть полотенце, мыло и прокладки. И переходник для зарядки! Тут такие странные розетки!
        - Я велела обслуживающей фирме привезти все, что нужно,  - с зевком произнесла моя начальница.  - Там должно быть ВСЕ. И вишенка сверху. От них мокрого места не останется, если они не выполнили мои указания.
        Наконец я нашла ванную комнату. Да не одну. Черт возьми, их оказалось ТРИ - и ни в одной ни мыла, ни зубных щеток, ни прокладок! Вообще ничего! Даже туалетной бумаги. Катастрофа! КАТАСТРОФА!
        - Лилит! Когда тебе сообщат о моем трупе, валяющемся посреди гостиной в самой трагической позе, то знай: прежде, чем сдаться, я крепилась. Изо всех сил.
        - Скай! В гараже есть машина! Прекрати ныть, съезди в магазин и купи все, что надо,  - рявкнула мне в ухо Лилит.  - В конце концов, ты не на необитаемом острове! И там полно соседей, помогут, если что. Ключи на барной стойке в кухне. Электронные ключи от ворот в той же связке.
        Машина! В гараже!
        Я долетела до гаража в две секунды, залезла в роскошный белый «мерс» с откинутым верхом, еле-еле развернулась, доехала до ворот и… выругалась так громко, что прыснули в разные стороны птички из кустов. Дорога сразу за воротами уходила вниз под невероятным уклоном, упиралась в кирпичный забор, а потом резко поворачивала направо. Да я просто не смогу отсюда выехать! Я умею водить машину, но, черт возьми, не по американским горкам! Ворота открылись, а потом медленно закрылись. Я заглушила мотор и разревелась. Головная боль, почти утихшая за ночь, снова тисками сжала мой лоб. Если не раздобуду жаропонижающее, то остаток дня проведу в горячке.
        Тогда план «Б». Ненавижу планы «Б», но, похоже, ничего другого не остается.
        Одежда, в которой я прилетела, никуда не годилась: она помялась и плохо пахла. В шкафу одной из спален нашлась какая-то старая пожелтевшая ночная рубашка и вылинявшие шорты. Боже, за что мне все это…
        Я заправила ночнушку в шорты - сойдет за бунтарский кэжуал. Чудное дополнение к моей нечесаной гриве и зеленому цвету лица. Потом свернула одну из старых наволочек и запихнула себе в трусы. Понадеявшись, что однажды смогу забыть обо всем этом, как о страшном сне.
        И направилась к соседней вилле.
        Ворота были открыты, на лужайке перед домом резвилась пара рыжих ирландских сеттеров. Увидев меня, собаки радостно подбежали, виляя лохматыми хвостами. Я молилась, чтобы хозяева оказались столь же дружелюбны. Ну, насколько это возможно в семь утра в выходной…
        Я позвонила в дверной звонок и, пока обитатели виллы искали тапки и громко матерились (наверняка!), стояла на пороге, окруженная собаками, которые тыкались носом мне в бедра и колотили хвостом по коленям.
        А потом дверь распахнулась.
        Нет, просто наказать меня вирусом, самолетом и месячными Богу оказалось мало. Он решил оторваться по полной: в день, когда выглядела, как больной, умирающий бомж, я должна была встретить самого красивого парня на всем континенте. Или они тут все такие - загорелые, высокие, горячие потомки голландских колонизаторов, вскормленные щедрой африканской землей?
        Сначала мой взгляд уперся в покрытый татуировками торс. Потом рассмотрела серебряное распятие на тончайшей цепочке. А потом заглянула в лицо: ему было лет двадцать шесть - двадцать восемь на вид и… Черт, он точно матерился, когда я позвонила в дверь: об этом ясно говорили его прищуренные серые глаза, крепко сомкнутые челюсти и сдвинутые брови. «Проваливай! Наш хозяин не рад!»
        - Мне так жаль, простите…  - пробормотала я. Его рост, поза и взгляд произвели на меня довольно-таки угнетающее впечатление.
        - Я только-только приехала вон на ту виллу по соседству. А там ни еды, ничего. И я не могу выехать на машине из гаража - там очень крутой спуск. Вы не могли бы помочь? Я не знаю, кого еще попросить…
        Ну вот, образ умирающего бомжа обрел законченность! Теперь я еще и умоляла. Один из псов подскочил и поставил на меня свои лапы - я едва устояла на ногах.
        - Патрик! Сэйнт!  - прикрикнул на собак парень. Те тут же оставили меня в покое и прошмыгнули в дом.
        Мой сосед окинул меня подозрительным взглядом и, прищурившись, спросил:
        - Ирландка? Серьезно?
        Мое сердце подпрыгнуло, когда я услышала его яркий дублинский акцент,  - такой же, как у меня. А потом я заметила вещь, которую он крепко сжимал в руке,  - почти угрожающе. Вещь, с которой знакома рука почти каждого мальчишки в Ирландии,  - клюшку для игры в херлинг.
        - Херли[15 - Херли (англ. hurly)  - название клюшки для игры в херлинг.]?  - изумилась я.  - Серьезно?
        - Еще как серьезно,  - кивнул он, и наконец его губы тронуло нечто похожее на улыбку. Если мне не померещилось. Ну наконец-то! Я была не в том состоянии, чтобы разговаривать с вооруженным клюшкой панком в дурном настроении. Милый, улыбающийся молодой сосед мне нравится куда больше.
        - Проходи, что ли.  - Он распахнул дверь настежь.  - Так что тебе нужно? Помочь выгнать машину из гаража?
        - Буду благодарна, ты просто мой спаси…
        - Будешь должна,  - бросил он через плечо.  - Стриптиз танцевать умеешь?
        - Прости?
        - Тебе нужно пожрать, мне нужен стриптиз. По-моему, мы можем договориться.
        А я уж было подумала, что хуже быть не может… Козел.
        - Поцелуй меня в задницу.  - Я развернулась и потопала к выходу.
        Мне удастся съехать с этой гребаной горы. В таком состоянии, как сейчас, точно смогу. Просто не хватало немного адреналина, зато сейчас он польется у меня из ушей.
        - Эй!  - окликнул меня Татуированный Придурок.  - Все, все, я понял! Не умеешь!
        - Да пошел ты!
        Он догнал меня у самых ворот и схватил за руку. Ничего себе манеры! Он так обращается с человеком, которого видит впервые в жизни?!
        - Руки!  - зашипела я.
        - Ладно, ладно, извини! Мне просто нужно было кое в чем убедиться.
        - В чем? В том, что помощь от такого придурка, как ты, мне нахрен не сдалась?!
        - Тише, тише,  - примирительно заговорил он, выпуская мою руку.  - Типа того. Мне нужно было убедиться, что ты не из этих… Ладно, не важно. Я Боунс.
        - Кто?  - вскинула брови я.
        - Боунс,  - повторил он, разглядывая меня с головы до ног.
        Я в самом деле услышала «кости»[16 - В буквальном переводе с английского Bones (Боунс) означает «кости».]? Кажется, у меня началась горячка. Я прижала руку ко лбу. Он горел огнем. Еще чуть-чуть, и не смогу ходить.
        - Не оставляй ворота открытыми, Кости, собаки могут выбежать, и их собьют на дороге,  - сказала я и быстро пошла обратно в дом. Почти побежала. Но этот дьявол и не думал отставать. Я уже сто раз пожалела, что постучалась к нему.
        - Слушай. Мне уже лет десять не приходилось бегать за девчонками. Ты первая.
        - Общаться, видимо, тоже,  - съязвила я.  - Ты настоящий говнюк.
        - Спасибо за комплимент. Я отвезу тебя, куда скажешь, только не строй из себя герцогиню Кембриджскую.
        Это уже не лезло ни в какие ворота. Мое терпение взорвалось, просто разлетелось в пыль.
        - На случай, если ты еще не заметил,  - я резко повернулась к нему,  - я едва держусь на ногах после перелета, я заболела, а эти сволочи потеряли мой чемодан! Мне нужно жаропонижающее и нормальная одежда вместо этих отрепьев! И еда, потому что в холодильнике даже кетчупа нет! И еще у меня просто дико болит живот и раскалывается голова! И еще я не могу съехать по этому спуску, никогда не видела таких улиц, как эта! Я подумала, что могу попросить помощи у соседей, но не предполагала, что наткнусь на… такого, как ты! И да, я не танцую стриптиз! Теперь ты можешь оставить меня в покое?
        Мой монолог явно произвел на него впечатление. Наконец-то Боунс посмотрел на меня без насмешки.
        - Мне нравится твоя одежда,  - заметил он.
        - Что?
        - Мне нравится то, что на тебе сейчас.
        Я была готова кинуться на него и сломать ногти об его лицо.
        - А теперь - пока ты не сорвала голосовые связки - стой здесь и никуда не уходи,  - сказал он, взъерошив волосы.  - Позволь мне загладить вину.
        Ты объяснила, что я вел себя как придурок. Доходчиво. Теперь мне не терпится свозить тебя в «Спар» и купить тебе мороженое.
        Я прижала ко лбу ладони, истерично хихикая. Ну, по крайней мере, не умру от вируса - мистер Кости доведет меня раньше своими шуточками.
        - Все. Валяй. Я жду,  - сдалась я.
        Он рванул обратно, и скоро к моим воротам подъехал черный, как смоль, кроссовер «Ауди Кью-7». Чудесно. Не просто говнюк. Богатый говнюк. И я только что стала его должницей.

        Глава 7

        Я знала пару десятков способов привлечь к себе внимание мужчины. Шутки-прибаутки, сахарные улыбки, зрительный контакт, прикосновение к его руке - якобы случайное. И магическое, достойное «Оскара» превращение в хрупкое существо, нуждающееся в защите от жестокостей мира.
        Я знала все эти фокусы - и сделала все наоборот, чтобы мистер Кости просто ОТСТАЛ ОТ МЕНЯ. Скукожилась на своем сиденье, отвернулась к окну, помалкивала и изо всех сил старалась не выглядеть, как сбежавшая из хосписа больная. Что давалось с трудом, учитывая мое предобморочное состояние.
        Машина полетела вперед по извилистым улочкам.
        Саймонстаун оказался небольшим городком, расположенным в гористой местности, у самого океана. Дома, цепляющиеся за крутые склоны, безумные спуски, резкие повороты, каменистые обочины. Но Боунс, очевидно, не испытывал никаких затруднений с этими аттракционами. Скоро он затормозил посреди какой-то улицы в старинном колониальном стиле: прилипшие друг к другу двухэтажные домишки с колоннами и остроконечными крышами. Старомодные вывески и устаревшие автомобили. Если бы не пальмы и экзотичные чернокожие женщины с тюрбанами на голове, то местность вполне можно было принять за какой-нибудь европейский городок… А еще я увидела памятник в виде старинного якоря на красной цепи и пристань с катерами и маленькими яхтами.
        Боунс вышел из машины, нырнул в какую-то лавку и через пять минут вернулся с бумажным пакетом и бутылкой воды.
        - Выпей,  - протянул он мне пачку каких-то розовых таблеток, свинчивая крышку с бутылки.
        - Что я вижу. В тебе проснулся джентльмен,  - буркнула я.
        - Нет, я просто не хочу труп в своей машине,  - возразил он.  - Ты выглядишь так, будто сейчас откинешь коньки. Дурацкая была затея катать тебя туда-сюда по такой жаре.
        - Сначала в магазин,  - простонала я.
        - Я бы на твоем месте сначала попытался дожить до завтра. Не представляю, как ты будешь толкать перед собой тележку, Морковка. На тебе лица нет.
        «Морковка…»
        Меня, профессиональную соблазнительницу, только что назвали морковкой. Видимо, мои дела и в самом деле плохи.

* * *

        Просто умереть сегодняшним утром было бы слишком легко. О том, что мне нечем расплатиться, я вспомнила только тогда, когда загрузила под завязку телегу в супермаркете. Боунс бродил рядом с такой же, наполняя ее упаковками пива, древесным углем, замаринованным в специях мясом и какими-то немыслимыми овощами, каких я никогда не видела раньше.
        - Черт, здесь не принимают доллары, да?  - осенило меня.  - А пункт обмена есть?
        - Нету,  - ответил Боунс, наслаждаясь моим замешательством.
        - Тогда я все это просто украду,  - сказала я.
        - С удовольствием на это посмотрю.
        Боже, пусть он сам предложит одолжить мне денег. Мой лимит унижений на сегодня исчерпан.
        - Если тебе нужны деньги, стоит всего лишь их попросить,  - сладко улыбнулся он мне.  - Это будет куда проще, чем уматывать отсюда с тележкой, потом драться с охранником, потом сидеть в полицейском отделении, потом умолять меня внести за тебя залог, а потом рассчитываться со мной за мои бесценные услуги. Хотя специально для тебя я сделаю скидку, и ты сможешь расплатиться всего лишь танцем у меня на коленях.
        - Бедняжка. Тебе так часто отказывают девушки, что ты от отчаяния решил подкатить к морковке вроде меня? Не плачь, но я тоже говорю тебе «нет». Надеюсь, ты это сможешь пережить.
        - Слава богу, тебе лучше!  - воскликнул Боунс, перебрасывая какую-то зеленую тыкву с руки на руку.  - Я правда думал, что ты хлопнешься в обморок, и вместо барбекю с девочками мне сегодня придется катать тебя по госпиталям.
        «Барбекю с девочками». О да, чем же еще могут заниматься богатые смазливые баловни судьбы на своих южно-африканских виллах.
        - Ay. Ты здесь? Я заплачу за тебя, Морковка. Поехали.
        Боунс шел впереди, ловко управляясь с двумя тележками. Обтянутая белой майкой спина. Вылинявшие джинсы, судя по виду, пережившие три сотни стирок. Широкие плечи, на которые сегодня одна из приглашенных «девочек» обязательно опустит руки. И походка довольного жизнью говнюка.
        «Я еще никогда не занималась шопингом с парнем,  - внезапно мелькнуло в голове.  - Ни разу в жизни».
        Чернокожий кассир сначала пробил все товары, а потом принялся не спеша складывать наши покупки в пакеты. Я хотела было справиться с этим сама, но Боунс придержал меня за руку и шепнул: «Оставь это ему, так принято». Так что мы просто стояли и плевали в потолок. И стоящие за нами покупатели тоже терпеливо переминались с ноги на ногу. Что за странные традиции?
        Потом я отправилась в туалет супермаркета, прихватив с собой пачку прокладок, только что купленную расческу и упаковку нового нижнего белья. Боунс тем временем забросил пакеты в багажник. Домой мы поехали тем же маршрутом, только в обратном порядке: пристань с катерами и маленькими яхтами, памятник в виде старинного якоря на красной цепи, домишки в колониальном стиле со старомодными вывесками…
        Так вот каково это - встречаться с кем-то, вместе ездить за покупками, позволять ему самому таскать пакеты из магазина в машину, сидеть рядом на пассажирском…
        До Терри я встречалась с парнем только однажды. Еще в школе. Судьба отмерила нам не слишком много времени: его родители сделали все возможное, чтобы пигалица с польскими корнями и стремной фамилией Полански не подпортила будущее их единственному сыну. Джейми был рад стать моим первым, но не собирался начинать третью мировую со своими родителями. Ведь родители - это машина, Тринити-колледж, каникулы в Испании, а что он от меня мог получить? Лишь ничего не стоящие подношения, вроде моего глупого сердца или моего тела. Миссис Кэннингэм привыкла решать проблемы быстро: Джейми отправили смотреть корриду и дегустировать хамон, а меня, дабы уберечь мальчика от самой большой ошибки в его жизни, его мать отвезла в Лондон. Тогда миссис Кэннингэм и в страшном сне увидеть не могла, что экскурсионный автобус разобьется в тоннеле в Мадриде, и ее сыну больше не понадобятся ни машина, ни Тринити-колледж…
        - Морковка? Ты тут?
        …Потом она рыдала у меня на плече, вцепившись в мою ладонь. «Не дай бог тебе потерять ребенка, Скай. Надеюсь, ты не узнаешь, что это такое…» Понятное дело, из-за шока она не осознавала полностью, что говорит.
        - Ну вот, ты не очень-то охотно отзываешься на Морковку. Поэтому я вынужден спросить, как тебя зовут по-настоящему.
        - Что?  - очнулась я.
        - Мне не терпится узнать твое настоящее имя.
        - Ой, да ни к чему, Боунс. Впредь я буду стараться живее отзываться на Морковку.
        «Ауди» пронеслась мимо колониальных пейзажей, выехала на дорогу, тянущуюся вдоль обрывистого берега, и мое сердце пропустило удар: вот это вид! Океан, во весь окоем, синий, безбрежный, неспокойный.
        - Можешь остановиться ненадолго?  - встрепенулась я.  - Хочу спуститься к берегу. На пять минут.
        Кроссовер встал у каменной ограды, и я выбралась наружу, подставляя лицо ветру.
        - Сколько там градусов?  - я кивнула на воду.
        - Десять-пятнадцать. Как и положено зимой.  - Боунс вышел вслед за мной и встал рядом, щурясь на солнце.
        - Август же на дворе.
        - Это у тебя август. А тут, в Южном полушарии, конец зимы.
        Зануда. Да разве это зима? Я в шортах и тонкой рубашке, и мне не холодно.
        Я спустилась вниз по тропинке, сбросила босоножки, завязала узлом рубашку и побежала к воде. Таблетка подействовала: озноб прошел, а голова перестала трещать. Упасть в эту соленую воду, смыть пот и пыль путешествия, намочить пылающее лицо… Волна лизнула ступни.
        - Но-но-но,  - возник рядом Боунс,  - с Морковкой иметь дело - еще куда ни шло. А возить потом по больницам овощ я не намерен. Ты в своем уме?
        - Мне нужно искупаться. Я люблю океан.
        - Вот еще бы он тебя любил,  - проворчал он, ухватив меня за локоть.  - Ты что, самоубийца?
        - Свободу овощам!  - Я выдернула руку из его клещей и рванула вперед.
        Боунс поскакал следом, поднимая волны брызг и намереваясь остановить меня. Как бы не так: я упала в воду раньше, чем он подоспел. Плюхнулась в одежде. Вода оказалась холодней, чем я думала,  - но все равно кайф!
        - Чокнутая ирландка-самоубийца, которая поднимает меня в семь утра, вымогает деньги, потом пытается утопиться и вдобавок ко всему прочему не умеет танцевать стриптиз! Тебя что, послали мне за мои грехи?!  - Боунс стоял в воде по колени, в намокшей на груди майке, раскинув руки в стороны.
        Фыркая и отплевываясь, я поплыла прочь от берега. Надеясь, что Боунс останется стоять на месте и дождется меня, а не умотает домой.
        - И кстати, там водятся акулы!  - рявкнул он мне вслед.  - У тебя ведь нет кровоточащих ран?!
        Боже правый!..
        - Акулы учуют кровь за версту, а потом примчатся и растерзают тебя на кусочки. Но не волнуйся, я похороню достойно и с почестями то, что от тебя останется!
        Я развернулась, быстро доплыла до мелководья и выскочила из воды как ошпаренная, подпрыгивая на острой гальке. Не желая проверять, говорит он правду или врет.
        - А теперь самое время испортить мне сиденья в машине своей мокрой задницей.
        - Не плачь. Я купила полотенце и пижаму.
        - Так вот на что ты тратила мои деньги. Нет, он невыносим.
        Я наспех вытерлась, переоделась в пижаму с овечками, бросила в пакет свое мокрое тряпье, которое дома с великим удовольствием отправлю в мусорку, и оглянулась на Боунса. Тот стоял неподалеку, повернувшись ко мне спиной, и стягивал мокрую майку. Солнце ярко осветило его загорелую спину с большой татуировкой: вооруженный ангел с распростертыми крыльями. На первый взгляд ничего особенного, если бы общий силуэт фигуры не напоминал перевернутую пятиконечную звезду: два заостренных и устремленных вверх крыла выглядят как буква «V», две руки направлены вниз - в одной копье, в другой длинный нож, сдвинутые вместе ноги образуют пятый луч «звезды».
        Словно почувствовав мой взгляд, Боунс обернулся. И в этот момент солнце нырнуло в облако, и все вокруг потускнело. Я не была впечатлительным человеком, но в этот момент он выглядел почти мистично: напряженная поза, растрепанные ветром волосы, непроницаемый взгляд - и обширная тень от облака, медленно накрывающая пейзаж у него за спиной.
        Боунс окинул меня взглядом - пижама явно была мне к лицу,  - но, слава богу, оставил при себе комментарии.
        - У тебя есть куда сунуть и это тоже?  - Он потряс своей майкой в воздухе.  - Она из-за тебя намокла.
        - Давай сюда.
        - И не забудь потом вернуть. Хотя… если тебе будет одиноко в твоем унылом домике и в твоей грустной постельке и тебе захочется спать в моей майке и вспоминать мой запах - можешь оставить ее себе.  - Он притронулся большим пальцем к моему подбородку.
        - Извращенец,  - отпихнула я его руку.
        - Да ладно, всем девчонкам нравится надевать мои футболки.
        - Самовлюбленный псих.
        Боунс громко расхохотался и уселся в машину. Я устроилась на пассажирском месте.
        - Признайся уже, Морковка, ты без ума от меня. Ты так взволнованно закусываешь губу, когда я к тебе обращаюсь.
        - Закусываю, чтобы не наговорить тебе гадостей. И внесу ясность: мне не нравятся татуированные панки, создающие вокруг себя хаос и шумиху.
        - Вот как.
        - Мне нравятся парни с безупречным воспитанием и хорошими манерами, которые хорошо ладят с девушками, эмоционально открыты, внимательны к своему гардеробу и…
        - Трахают друг друга.
        - Какой же ты…
        - Морковка, ты только что описала парней с нестандартной ориентацией. Если тебе нравятся именно такие, то у меня для тебя плохие новости.
        Все, он больше не дождется от меня ни слова. Вот что мне следовало сделать давным-давно - глядеть в окошко и молчать в тряпочку.
        Машина затормозила на нашей улице, я молча вышла, хлопнула дверцей и подошла к Боунсу. Тот только что спрыгнул с сиденья и теперь лениво потягивался и разминал шейные мышцы.
        - Хочу тебе кое-что сказать.  - Прочистив горло, я продолжила:  - И буду признательна, если ты в ответ просто промолчишь. Во-первых, спасибо, что не оставил меня в беде, я очень благодарна. Во-вторых, я верну тебе деньги, как только разберусь, где тут обменивают доллары. В-третьих, вот твоя майка, спи в ней сам. В-четвертых, мне уже гораздо лучше, и, думаю, ты будешь рад услышать, что я больше не стану надоедать тебе просьбами. Ну вот, кажется, все.
        Боунс вздохнул, и мне показалось, что сейчас он скажет что-то… хорошее. Что-то, что говорят друг другу взрослые, воспитанные люди.
        - Мне нравится твоя пижамка, Морковка. Я не прочь увидеть тебя в ней еще раз. А лучше без нее.
        «А-а-а-а-а!»
        - Я же просила просто промолчать!
        Глотая досаду, я забрала пакеты с покупками и быстро пошла к своему дому. Шумно ввалилась внутрь, выронила пакеты и осела на пол, привалившись спиной к двери.
        «ЧТО. ВСЕ ЭТО. БЫЛО?»

* * *

        Оказывается, уровень жизни можно повысить до степени «роскошный», всего лишь раздобыв упаковку «Тампакса», новые полотенца и мыло с ароматом клубники. Оказывается, горячий душ и таблетка жаропонижающего средства способны творить чудеса. Оказывается, из тушеного овоща можно снова превратиться в человека, если проспать десять часов кряду.
        Я проснулась в семь вечера, и за окном уже стояли сумерки. Стемнело рановато. И впрямь зима… Двери на террасу были распахнуты, ветер шевелил занавески и доносил смех и звуки музыки со стороны виллы Боунса. «Барбекю с девочками» в самом разгаре. Дерзкий вызов тишине темной африканской ночи и безмолвию восходящей над океаном луны.
        Я прикрыла плотно двери, задернула шторы и принялась придумывать занятие на вечер. На втором этаже, помнится, видела полку с книгами. Телевизор - ура!  - работает. Надеюсь, среди программ найдется какое-нибудь шоу африканских талантов: безумные танцы, игра на экзотических инструментах, поедание змей…
        В кухонном шкафу под раковиной обнаружилась бутылка шардоне и упаковка сушеного манго. Да у меня сегодня тоже праздник! Я плеснула вина в бокал, закуталась в плед и вышла в сад. Где-то совсем близко послышался бархатный хохоток, и я машинально повернула голову на звук. На балконе виллы Боунса, которая отсюда была видна как на ладони, ясно различалась фигура белого парня в светлых джинсах, тискающего темнокожую девушку в блестящем платье. Потом занавеска у них за спинами шевельнулась, и на балконе возникла еще одна женская фигура - загорелая девушка в одном купальнике. Боунс одарил вниманием и ее тоже. Это был он. Луна сияет так ярко, что я смогу даже рассмотреть татуировку у него на спине, когда он развернется…
        - Эй, Морковь!
        Я вздрогнула и пролила вино.
        - Хочешь быть четвертой? Боунс. Скотина. Придурок.
        Но, судя по голосу, он все еще трезв, как стеклышко. Удивительно.
        Девушки хихикают и машут мне руками. Боунс тоже смеется и что-то им говорит. Достаточно громко, так что я хорошо различаю некоторые слова. «Сегодня приехала». «Рыжая». «Тоска с ней зеленая».
        А вот это он зря сказал.
        Я сделала большой глоток, набрала в легкие побольше воздуха и крикнула:
        - Ты боялся украсть тележку! Боялся акул! И чуть не расплакался, когда намочил маечку! И это со мной - тоска зеленая?!
        Троица изумленно примолкла. На балконе появилась еще парочка - парень и девушка со стаканами в руках.
        - И трезв на собственной вечеринке! Фу-у-у!  - Я сжала кулак и вытянула руку, направив большой палец вниз.  - ТОСКА ЗЕЛЕНАЯ!
        Занавеска шевельнулась еще раз - кажется, мое представление вызывает все больший зрительский интерес.
        - И еще он, как самый натуральный ботан и паинька, играет в херлинг! Хотя всем известно, что настоящие парни предпочитают регби!
        Здесь я, конечно, приврала: херлинг такая же скоростная и контактная игра, как регби, он требует невероятной силы и ловкости. Но мне позарез нужно было сбить с Боунса спесь. Не важно как. И у меня это неплохо получалось: народ на балконе весело загоготал, хлопая его по плечу.
        - Что, Кости? Может быть, преподать тебе пару уроков, как не киснуть в тоске зеленой? Выбирай. Заплыв наперегонки с акулами. Или мастер-класс по похищению пончика из супермаркета. Или… О ужас! Даже боюсь предлагать. Выпей полбутылки виски - не будь паинькой!
        Бинго. Боунс развернулся и ушел с балкона. Девочки шмыгнули за ним. Остальная тусовка на балконе от души веселилась и кричала мне что-то, чего трезвый ни в жизнь не разберет.
        Я отхлебнула вина и вернулась в дом, испытывая прямо-таки ребяческую радость. Тоска зеленая? Со мной? Да он плохо меня знает…
        Я улеглась на диван и тут же подскочила от стука в дверь. Нетерпеливого, уверенного, громкого. Я поставила бокал на стол и распахнула дверь.
        Боунс. Футболка с голой девицей, держащей на поводке добермана. Не слишком добрая физиономия, если не сказать злая. Да-да, я знаю это выражение лица типа «Я заказал бифштекс черт знает сколько времени назад, а ты мне его все еще не принесла!». Одна рука уперлась в деревяшку над дверью, другая наверняка сжата в кулак в кармане.
        - Сделай это прямо сейчас,  - заявляет с порога Боунс.
        - С пьяными панками не общаюсь,  - отрезаю я и захлопываю дверь.
        - Я трезв, как ты уже заметила,  - говорит он, распахивая дверь, и перешагивает порог.
        Ну и наглость! Совсем одичал!
        - Блин, сделать что?
        - Покажи-ка мне, как не быть паинькой и разогнать тоску зеленую.
        - Сегодня я уже не плаваю в океане и не собираюсь глушить с тобой вискарь…
        - Есть миллион других способов,  - заключает Боунс и делает шаг ко мне.
        В другой день, в другом месте, с другим мужчиной такое бесцеремонное вторжение в мое личное пространство меня бы наверняка испугало. Но сейчас, под хмельком и после словесной перепалки на пороге, я не восприняла это как угрозу. И Боунс не был угрозой. Чем угодно, только не ею. Одна его рука завладела моей ладонью, вторая скользнула по щеке и… парализовала меня, как щупальца коралла парализуют планктон. Он наклонился ко мне и поцеловал. Без лишних слов, не раздумывая и не спрашивая разрешения. Такая легкость нарабатывается только годами практики.
        Я не отвечаю. Планктон полностью обездвижен.
        - Целоваться. С тем, кого не знаешь. Дико. Без мозгов. Это отличный способ доказать. Что твоя жизнь - не тоска зеленая,  - говорит Боунс, едва касаясь губами моих губ.
        Умение дразнить. Тоже нарабатывается годами практики.
        - М-м, кто-то баловался вином. Так вот как маленькая Морковка набралась смелости. И на время разогнала тоску зеленую…
        Я оказываюсь прижатой к стене, и он впивается в меня поцелуем, как будто триста лет не касался женщины.
        - А нет. Не разогнала. По-прежнему тоска зеленая,  - замечает Боунс и прикусывает мою губу.
        - Когда много говорят и мало делают - это еще хуже, чем тоска зеленая,  - хрипло выговариваю я и сую руки ему под футболку…
        Как так получилось, что мужчины в моей жизни всегда оказывались источником проблем, разочарований, орудием мести, трофеем, заданием - но никогда не были источником радости? Источником счастья. Праздником. Как так вышло, что парень обратил на меня внимание без всяких усилий с моей стороны? Я ведь даже не пыталась ему понравиться…
        Пока у меня в голове вертелись эти вопросы, мое тело сорвалось с привязи и пустилось навстречу приключениям. Прыгая, лая и виляя хвостом. Вслед за его телом - в отличие от моего, никогда не знавшим поводка. И я была рада нестись вслед за ним, соревнуясь в безумии. Пробуя его на вкус. Вдыхая аромат его одеколона, как летучий наркотик. Водя руками по его мышцам, по его красивому лицу, по его расписной спине. Проклятый цикл не позволит мне сегодня воспользоваться им по полной, но ведь с парнем можно делать еще кучу восхитительных вещей…
        И тут Боунс перестает меня целовать и, задыхаясь, говорит:
        - Черт, ты возненавидишь меня, но…
        «Молчи. Не хочу слушать. Просто делай, что делаешь».
        - Послушай.  - Он придерживает мои руки, взявшиеся за его ремень.  - Я не сплю с девушками, когда… Когда их меньше двух. Или когда я пьян. Или когда… в доме, где мы находимся, больше никого нет.
        - Что?  - Я пытаюсь осознать его слова. Но мои мозги расплавились, превратились в желе.
        - Если у меня намечается только одна партнерша, и, кроме нас с ней, в доме больше никого нет - я не буду с ней спать. Но, боюсь, ты не захочешь никак иначе, правда?
        - Черт.  - Я закрываю глаза.  - Ты предлагаешь мне секс втроем где-нибудь в твоем доме, в самый разгар вечеринки?
        - Вроде того,  - кивает Боунс, глядя на меня с каким-то безумным пламенем во взгляде. Если у меня в голове желе, то, судя по его глазам, в его черепной коробке плещется лава. Которая сейчас начнет вытекать из его ушей.
        - Проваливай,  - вздыхаю я, отводя от себя его руки.
        - Слушаюсь и повинуюсь,  - отвечает он и отпускает меня.
        Нет, не могу поверить, что этот ходячий огонь, который только что обжег мне лицо и шею, может так легко отступить и погаснуть!
        - Почему?  - останавливаю его я, цепляясь за футболку.  - Классика в Африке нынче не в моде? Или ты боишься, что я расцарапаю тебе спину и эту порчу имущества никто не засвидетельствует? Или ты настолько испорчен, что…
        - Я не смогу объяснить,  - натянуто улыбается мне Мистер Трио и направляется к двери.
        Глазам не могу поверить! Это не шутка - он в самом деле уходит!
        - Боунс!
        Он останавливается на пороге и оглядывается.
        - Оставь мне свою футболку - прошу я. Все равно унизиться сильнее уже просто невозможно.
        Он тут же стаскивает ее через голову возвращается и протягивает мне.
        - Рассказать, что я сегодня ночью буду с ней делать?  - говорю я со злостью.
        - Побереги мои нервы,  - мрачно отвечает Боунс и выметается из моего дома.
        Беречь твои нервы? Нет, я не беру пленных! Ноги выносят меня на порог, и я ору ему вслед:
        - Сначала я надену ее на голое тело! Потом залезу под одеяло и доведу себя до оргазма! Потом еще раз! И еще! А потом повешу на твой забор! И на этом все! И больше ты не задуришь мне голову!
        «Придурок! Ненавижу!»
        И тут мое лицо начинает пылать - наверняка так ярко, что это заметно даже в темноте. Сразу за невысоким забором, за которым высится дача моих вторых соседей, старушка в плетеной шляпке со шлангом в руке поливает какие-то кусты. Она стоит достаточно близко, чтобы услышать каждое произнесенное мной слово. Надеюсь, она глуховата! Пожалуйста! Мне жить здесь еще три недели!
        - Добрый вечер!  - машет мне соседка.  - Чудное полнолуние, не так ли?
        - Не то слово,  - криво улыбаюсь я и пулей убегаю в дом.
        Потом поворачиваю ключ в замке и второй раз за несколько часов сползаю на пол, привалившись спиной к двери и прижав к щекам ладони.
        ЧТО. ЧЕРТ ВОЗЬМИ. ТОЛЬКО ЧТО. ПРОИЗОШЛО?

* * *

        Оказывается, одна бутылка вина эквивалентна таблетке обезболивающего, таблетке снотворного и пачке успокоительного. Нехорошо, Скай, нехорошо. Приканчивать бутылку в одиночку. Зато завтра у меня будет куда более серьезная проблема, чем Боунс,  - похмелье.
        Утро не заладилось. Мне снова поплохело. Не нужно было лезть в воду, напиваться и… принимать близко к сердцу все случившееся. У меня пропал голос и снова подскочила температура. А потом позвонила Лилит и сказала, что каникулы каникулами, болезнь болезнью, но мне нужно срочно просмотреть кое-какие документы и до конца дня ответить, согласна ли я взяться за проект.
        Я открыла электронную почту и заставила себя вдумчиво прочитать присланное письмо.
        «Сорокалетний продюсер со скверным характером и нечистым прошлым. Бывший музыкант и основатель скандальной метал-группы, играл на гитаре. Стал широко известен после громкого инцидента с одной из фанаток. Не известно точно, что произошло,  - менеджеры группы замяли скандал,  - но, кажется, не обошлось без рукоприкладства. Сравнительно недавно он основал собственный лейбл и теперь переманивает к себе перспективных исполнителей. Действует быстро и жестко, не церемонится. Постоянно путается с молодыми певицами…»
        К письму были прикреплены несколько фотографий человека, которого я не видела никогда прежде: мужественное, но не слишком привлекательное лицо. Надменная линия рта. Черные глаза, темные волосы. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы убедиться, что слухи о рукоприкладстве могут иметь под собой основу.
        «Не знаю,  - написала я Лилит.  - Тут нужен кто-то поопытнее меня. Этот тип - настоящий дьявол. И он связан с музыкой, а я в ней ничего не смыслю. Не смогу и двух слов связать, если он начнет говорить со мной на эту тему».
        «Примерно через месяц я планирую устроить облаву,  - ответила начальница.  - Ему принадлежит несколько клубов в Лос-Анджелесе, и он периодически в них заглядывает. Я выясню, когда он туда соберется, и заброшу в Лос-Анджелес всех моих гончих. Пусть вертят хвостами. Он любитель спонтанных развлечений, так что в одиночестве с вечеринки не уйдет. Хочешь поучаствовать? Будет интересно. Каждая из вас выступит в своем амплуа: женщина-вамп, веселая кокетка, скромница, татуированная стерва, молоденькая провинциальная простушка, которая попала в модный клуб только благодаря тому, что переспала с охранником. Кому-то из гончих обязательно повезет».
        «Я так понимаю, ты предлагаешь мне роль простушки»,  - усмехнулась я, быстро стуча по клавишам макбука.
        «Да. У простушки шансов не слишком много, но я на всякий случай обложу его со всех сторон. Он довольно-таки эксцентричен. И независимо от результата ты получишь свою долю за участие».
        «Сколько?»
        «Двадцать тысяч, просто чтобы вертеться рядом, пить мохито и тереться о Бенни на танц-поле. И двести, если уведешь его оттуда».
        Я подошла к окну, желая еще раз перечитать написанное. Двести. Тысяч. Долларов. Ничего себе! Потом выглянула на улицу.
        Из дома Боунса вышла совсем молоденькая чернокожая девушка с курточкой, переброшенной через плечо, и в коротких шортиках. Фактически подросток. Худенькая, угловатая, с копной непослушных косичек… Немыслимо. Затем из дверей вышел Боунс; набрасывая на ходу клетчатую рубашку, он поспешил за девочкой. Потом они уселись в его машину, и «Ауди» покатила вниз по дороге.
        Не случайно слово «мужчина» отлично рифмуется со словом «скотина». Надеюсь, ей хотя бы исполнилось семнадцать, иначе… Иначе я позвоню в полицию, черт возьми. А что, если шестнадцать? Звонить в таком случае или нет? Я попыталась вспомнить себя в шестнадцать. Да в этом возрасте я все еще смотрела мультики и спала в обнимку с мягкими игрушками!
        По-видимому, мне придется стать крестной феей значительно раньше пенсионного возраста. Например, сейчас! Я соберу достаточно улик, а потом вырву ребенка из дьявольских когтей Боунса.
        «Ну так что, Скай? Хочешь поохотиться на дьявола?»  - повторяет свой вопрос Лилит.
        «Да. Я в деле».

        Глава 8

        Однажды я набралась смелости и прямо спросила у Лилит:
        - К чему пытаться добраться до очередной знаменитости таким непростым путем? Обучение девушек, сотрудничество с папарацци, выслеживание, соблазнение… Ведь наверняка ему можно просто подсыпать снотворное в выпивку, затащить в туалет и шприцем достать все, что нужно.
        Врачи иногда прибегают к такому способу. Понятия не имею, откуда мне это известно. Наверно, одна из медицинских баек Терри, которую я слушала вполуха.
        - Какая ты испорченная, детка. Может, кому-то и понравится охотиться на льва, раскидав мясо, напичканное снотворным,  - но только не мне! Куда интересней идти по его следу, пытаться понять его, разработать идеальную схему соблазнения. Результат вторичен, если быть откровенной до конца. Искусство охоты превыше всего.  - Лилит послала мне коварную улыбку.  - Одно дело - соблазнять красивых мужчин. И совсем другое - усыплять их, похищать и совершать над ними насильственные действия! Я не преступница, Скай, я охотница! И действую в рамках закона.
        Потом она почесала подбородок длинным коготком, покрытым коралловым лаком, и лукаво добавила:
        - Ну и… усыпляющие препараты не слишком хорошо воздействуют на сперматозоиды.
        Бесовка! Но какая!
        Потихоньку я начинала понимать Лилит. Познавать ее. Между тем я так и не смогла постичь причину того страха, который она внушала Селене. Да, Лилит была эксцентрична. Да, иногда она говорила так, как будто по сравнению с ней все другие люди были беспородными существами. Иногда исчезала на неделю-другую и возвращалась сильно похудевшей, постаревшей, с мешками под глазами и растрескавшимися губами. В ней было множество загадок. Но в целом она мне нравилась. Еще никто и никогда не вызывал у меня такого желания добиться его расположения. Служить. Стать кем-то большим, чем оставаться подчиненной.
        Облава на Бенни Бобтейла вызывала у меня не больше азарта, чем мешок нестираного белья. Особенно отпугивало его лицо: жесткая линия рта, лоб, прорезанный морщинами, бесноватые глаза…
        «Достоверно известно, что Бенни Бо однажды состоял в браке. Его молоденькая беременная жена исчезла после того, как потеряла ребенка при невыясненных обстоятельствах. Ходили слухи, что Бенни Бо избил ее до полусмерти…»
        Слишком. Слишком страшно даже для меня, любительницы криминальных сводок. Я схватила телефон и тут же позвонила начальнице.
        - Какая женщина в здравом уме захочет от него ребенка?! Заказчица в курсе, что у него, вероятно, проблемы с головой?
        - Он музыкальный гений. А его фанатка уверена, что все эти слухи - сплошное вранье. Она хочет малыша, для которого уже вообразила захватывающую музыкальную карьеру,  - рассмеялась в трубку Лилит.  - Я бы на твоем месте задала себе другой вопрос: не страшно ли мне оказаться с этим человеком в одной постели?
        - Страшно!  - выдохнула я.
        - Зря, Скай. Страх будет плохо влиять на твой перформанс. Кем бы Бенни Бо ни был в юности, сейчас он подуспокоился, пишет себе песни, продает их за баснословные деньги, коллекционирует музыкальные премии, заводит интрижки с молодыми певицами - и он явно не готов променять свою свободу на тюремную клетку.
        - Хорошо бы!
        - Хочу, чтобы ты ознакомилась с произведениями, к которым он так или иначе приложил руку. Ты должна знать, с кем имеешь дело. Я дам тебе названия песен, зайди на «Спотифай»[17 - «Спотифай» (англ. Spotify)  - шведская служба потокового воспроизведения музыки. В коллекции службы находятся в легальном доступе продукты многих лейблов.] и прослушай все. Музыкальные пристрастия - это как история болезни. А тебе стоит узнать своего пациента. Вдруг он клюнет на тебя.
        О нет. Надеюсь, я буду последней, на кого он обратит внимание.

* * *

        Я слушала музыку весь остаток дня, вооружившись упаковкой успокоительного и пачкой крепкого кофе. Прерывалась, как только в ушах начинало звенеть. Выходила в сад глотнуть свежего воздуха, как только начинала трещать голова.
        Первая из прослушанных песен называлась «Кости». Подумать только! От первых же нот - тревожные, отрывистые клавишные созвучия - мне стало не по себе. Закопай ее кости, но оставь в покое душу. Мальчишка со сломанной душой, с дырой в сердце. Позволь ей уйти в лучшее место, чем это. Темные извращенные фантазии стали реальностью. Целуй смерть и задыхайся…[18 - Цитируется в переводе автора текст песни «Bones» нью-йоркского дуэта MS MR, исполняющий музыку в стиле электро-поп.]
        За окном все еще светило солнце: затопило все вокруг медом и янтарем. Но вокруг меня уже разливалась удушливая темнота. «Не слушай больше!»  - приказала я себе, но рука сама потянулась к макбуку, и я переместила курсор по плей-листу. Мне просто нужно покончить с этим как можно раньше.
        Florence and the Machine, «Семь дьяволов». Комнату наполнила мистическая, пугающая музыка с женским вокалом - гладким, как натянутая леска. Святая вода больше тебе не поможет. Я пришла, чтобы сровнять с землей твое королевство. Семь дьяволов стоят вокруг меня. Семь дьяволов в моей комнате. Они уже были здесь, когда я проснулась этим утром. И я буду мертва до конца дня…[19 - Цитируется в переводе текст песни «Seven Devils» британской инди-рок-группы Florence and The Machine.]
        Мне понадобилось три сигареты и полчаса, чтобы прийти в себя. За окном на лужайке соседнего дома Боунс резвился со своими собаками. И я поймала себя на мысли, что хотела бы присоединиться к нему. Валяться на траве, дурачиться, швырять рыжим сеттерам желтый теннисный мячик, и они бы тут же приносили его обратно…
        Я вздохнула и снова надела наушники. Что там дальше по списку? Еще одна композиция Флоренс. Песня «Мой парень сколачивает гробы»[20 - Оригинальное название песни «My Boy Builds Coffins».]. Ну и подборка… Мой парень сколачивает гробы, он делает их целыми днями. И это не просто работа и не просто развлечение! Он уже сделал один для себя. И один для меня. И однажды настанет день, когда сколотит еще один для тебя.
        Следующая песня. В полном соответствии с предыдущими: «Я и дьявол». Завораживающая, как кривое зеркало, музыка. Красивый голос женщины, которой точно есть о чем помолиться. Сегодня рано утром, когда ты постучал в мою дверь. Сегодня рано утром, когда ты постучал в мою дверь. Я открыла и сказала: «Здравствуй, Сатана. Кажется, нам пора идти?» Я и дьявол. Идем рука об руку. Я и дьявол. Идем рука об руку…[21 - Цитируется в переводе автора текст песни «Me And The Devil» музыкального проекта Soap&Skin, детища австралийки Ани Пляшг (Anja Plaschg).]
        Едва музыка стихла, что-то ударилось в стекло окна с глухим звуком, заставив меня подскочить. Боунс стоял посреди залитой солнцем лужайки и смотрел, как его псы перемахнули через мой забор и наперегонки помчали за мячиком.
        Это был мячик. Всего лишь мячик. Не ангел смерти, стукнувший крылом в окно, ха-ха… Так и поседеть недолго.
        Я отдышалась, растерла виски ладонями и продолжила себя пытать. На этот раз песней исполнителя Marina and the Diamonds. После Florence and the Machine и Soap and Skin я уже ничему не удивлялась. Под какими наркотиками эти девушки придумывают себе сценические имена?
        Зазвучала «Бессмертная», и я изо всех сил попыталась не упасть в обморок. Снова пугающая паутина звуков, голоса, ритма. Я хочу быть бессмертной, как Господь на небесах. Я хочу быть шелковым цветком, который никогда не завянет. Я хочу жить вечно, вечно в твоем сердце. Быть с тобой рядом даже после конца. Даже если земле суждено погибнуть в пламени, а морям - замерзнуть во льду, ты все равно будешь моим, а я- твоей…[22 - Цитируется в переводе автора текст песни «Immortal» музыкального проекта Marina and the Diamonds.]
        Мне пришлось сунуть голову под холодную воду, чтобы привести себя в чувство. Ох, я практически это сделала. Последняя аудиопытка, пристегнуть ремни…
        Монстры, демоны - мы придумываем их и вдыхаем в них жизнь. Они не реальны, я знаю. Монстры, демоны - мы даем им крылья и учим их летать. Я одержима ими…[23 - Цитируется в переводе автора текст песни «Monsters Demons» певицы Скал Эдварде (англ. Skye Edwards).]
        Трясущейся рукой я выключила музыку, захлопнула ноутбук и, шатаясь, вышла на порог. Внезапно мне стало совсем плохо. В глазах начало двоиться, во рту стало солоно. Я не верила в потусторонние, мистические вещи, но в тот момент ясно ощутила: что-то здесь нечисто. Человек, чье лицо я видела на присланных Лилит снимках, не мог написать эту музыку. Кто угодно, только не Бенни Бобтейл. Его взгляд слишком зловещ, лоб слишком низок, его губы начисто лишены чувственности…
        Нет. Тот, кто перенес все это из своей головы на нотную бумагу, должен выглядеть иначе! Потому что только что прослушанная музыка - мне хватило смелости это признать - была прекрасна. Завораживающе и зловеще прекрасна, как мертвая птица с закоченевшими крыльями. Как срезанный цветок на полированном дереве гроба. Как слепой ребенок, поющий в церкви.
        Хотя… Ведь никто бы никогда не поверил, что официантка Скай Полански может стать соблазнительницей?
        Я присела на ступеньку и сжала голову руками.
        - Эй, овощ!
        И тут что-то мокрое ткнулось мне в щеку. А потом один из сеттеров Боунса принялся облизывать меня, как большое подтаявшее мороженое. Второй вилял хвостом тут же. Я потрепала обоих по рыжей голове. Отличные у него охранники. Залижут до смерти.
        - Давайте, парни, старайтесь, она обожает мокрые поцелуи,  - сказал Боунс, подбрасывая мячик. Рваная майка с Микки Маусом в наморднике, шорты цвета хаки, солнечные очки и прическа довольного жизнью говнюка. Как же иначе.
        - Отвали.  - Я встала, отряхивая пыль со штанов и держась за стену. Ноги решили объявить мне бойкот.
        - Отвалил бы, но ты, вижу, опять собралась помирать.
        - Не дождешься,  - бросила я и повернулась к двери.
        - Мы с парнями идем на дикий пляж. Бегать, лаять, писять и какать. И закапывать какашки в песок. И, может быть, есть водоросли. И дохлых крабов. Ты с нами?
        Смех вырвался наружу быстрее, чем я его успела сдержать. Я оглянулась: Боунс стоял в лучах заходящего солнца с вопрошающе вздернутым подбородком.
        - Идем. Искупаешься в океане, поскачешь передо мной в купальнике, потом наденешь эту свою пижамку с овечками…
        - С одним условием. Если это отверстие на твоем лице закроется и больше не будет открываться. Жди, возьму кофту.
        Мне нужно сбежать из этого дома хотя бы на некоторое время. Оставив открытыми окна и двери, чтобы развеялись порожденные музыкой призраки.
        Когда я переоделась и снова вышла на улицу, Боунс с «парнями» уже поджидал меня в своей машине у моих ворот.
        - Я думала, мы прогуляемся.
        - Отсюда полчаса до пляжа. Не думаю, что ты способна на такие подвиги.
        - Ты не представляешь, на что я способна.
        - Поговорим, когда тебя перестанет шатать. А сейчас прикрой это прелестное отверстие на твоем лице и садись рядом,  - благодушно сказал он, хлопая рукой по обтянутому кожей сиденью.
        И я подчинилась. Боунс-начальник. За этим стоило понаблюдать. Он весьма органично выглядел в своем амплуа разбитного дуралея, но, как оказалось, командовать тоже умел. Интересно, чем он занимается в жизни, помимо громких вечеринок и секса с шестнадцатилетними подростками?
        Воспоминание о девочке, которая сегодня рано утром покинула его дом, снова отправило мое настроение в нокаут. Почти всю дорогу до пляжа я молчала.
        Как только Боунс заглушил мотор машины, я открыла дверцу и опустила ноги в песок. Сразу за дорогой тянулся живописный каменистый берег. Каменные россыпи, пучки желтеющей травы и - сколько хватало глаз - спокойный светло-синий, присыпанный солнечной пыльцой океан.
        - Кто та девочка, которая сегодня утром вышла из твоего дома?  - спрашиваю я, решив не откладывать этот вопрос на потом.
        - А что?  - интересуется Боунс и принимается подбрасывать теннисный мяч. Собаки тут же словно с ума посходили.
        - Ты с ней спишь?  - прямо спрашиваю я.
        - Ты такая грозная, когда хмуришься.
        - Я хочу услышать от тебя конкретный ответ.
        - Не думаю, что он тебе понравится,  - ухмыляется Боунс.
        - Нет…  - зажмуриваюсь я.
        И все мгновенно словно блекнет. Песок становится холодным и колючим, воздух - пыльным, прибой - отвратительно грязным, с тиной и щепками. Лай собак делается невыносимым, а Боунс - просто омерзительным.
        - Отвези меня домой.
        - Парни еще не покакали.
        - Тогда пойду пешком,  - машу я рукой и быстро шагаю прочь. И пусть только попробует остановить, я ему расцарапаю лицо…
        - Стой!  - Боунс догоняет меня и, схватив за руку, разворачивает к себе.
        Я чувствую, что взорвусь, если он меня сейчас же не отпустит.
        - Все, успокойся! Ей семнадцать. Ее мать наводит порядок на соседней вилле, а девочка у меня убирается. Мне нужна чистая посуда и постель, а ей - куда лучшее занятие, чем продавать безделушки на обочинах трасс и надеяться, что у проезжающих мимо будут только добрые намерения.
        Пока мой мозг медленно переваривает эту информацию, рука Боунса перестает жечь мне кожу и биться током. Теперь это просто рука - теплая, крепкая и… желанная. Его большой палец начинает поглаживать кожу у меня на запястье, и это незатейливое движение возвращает краски миру.
        - Как тебе такое в голову могло прийти? Я, что, похож на растлителя малолетних?
        - Вчера ты предлагал мне секс втроем. Кто знает, какие еще эксперименты…
        - О нет-нет, ничто не может быть лучше близости со взрослой, искушенной, познавшей свое тело девушкой. Такой, как ты. Я надеялся, что вчера ясно дал тебе это понять.
        «Ясно. Более, чем. А потом все испортил своим нелепым предложением».
        - Кто тебе сказал, что я искушенная?  - удивляюсь я.
        - Меня не проведешь,  - самоуверенно улыбается Боунс.
        И тут что-то упругое ударяется в мою лодыжку. Один из сеттеров бросил мне под ноги мячик, и теперь пес призывно машет хвостом.
        - Не заигрывай с ней, Патрик. Я не потерплю конкуренции,  - говорит ему Боунс, подхватывает мяч и швыряет его в море.
        Собака мчится за ним и бросается в воду, подняв тучу брызг.
        Когда Боунс развернулся и занес руку с мячом, я впервые разглядела еще одну татуировку - сзади у него на его шее. Что-то странное, похожее на раздвоенный хвост ласточки или на вилку с двумя зубцами. Очевидно, остальная часть рисунка вытатуирована у него на затылке и скрыта волосами.
        - Не хочу тебя расстраивать, но я выбираю Патрика,  - заявляю я.  - Он мил, всегда в хорошем настроении и приносит мне подарки. Думаю, из нас выйдет отличная пара.
        - Тоже не хочу тебя расстраивать, но у Патрика есть два больших недостатка. Во-первых, он всегда предпочтет тебе дохлого краба. В его иерархии интересов девушки находятся гораздо ниже дохлых крабов. И второе. Есть вещи, которые он не умеет делать. А ты без них, боюсь, быстро потеряешь интерес к отношениям. Например…
        Как тяжело сопротивляться магии прикосновений, когда ты одинока, утомлена и не помнишь, когда в последний раз тебя так тянуло к другому человеку. Да и незачем сопротивляться. Я буду брать то, что он мне дает, пока это будет безвозмездно.
        Боунс сунул руки в задние карманы моих джинсовых шорт, прижал меня к себе и поцеловал. Я обняла его за шею и вернула поцелуй. Он именно для этого привез меня на дикий пляж. Я за этим же поехала сюда. И мы оба это знали. То, что произошло вчера, не могло забыться, просто погаснуть - мысли о поцелуях продолжали вертеться в голове и будоражить нервы…
        Я оторвалась от его губ, потянулась губами к его шее и… замерла. Перед глазами алел засос, который я не заметила раньше.
        Вот все, что тебе полагается, Полански. Тот сорт парней, которые быстро берут, быстро получают и быстро меняют одно на другое. Не успеет остыть постель после одной девицы, а они уже знают, кого уложить в нее следом.
        - На твоей шее засос, и мне противно его видеть,  - говорю я, убирая руки с его плеч.  - Не могу так. Я не святоша, Боунс, и не кривлю душой. Просто… это как купить белую блузку в магазине, а потом обнаружить, что на ней следы от губной помады, тональника, и вообще ее кто-то уже носил. Ты так меняешь девушек, что…
        - Все-все, я понял. Ты не любишь делиться своими игрушками,  - лукаво улыбается он, продолжая держать руки в карманах моих шорт, уютно расположив их на моей заднице.  - Но знаешь что? Я получил от твоей откровенности почти столько же удовольствия, как от поцелуя.
        - Рада это слышать. А теперь прекрати лапать меня, и…
        О боже! Меня всю обдает холодными брызгами. Пес только что вернулся из воды с мячом в пасти, и теперь он старательно встряхивается.
        - Да не трогал я ее, Патрик!  - вскидывает руки Боунс.  - Не нужно мстить. Я уступаю ее тебе!
        Я перевожу взгляд со смешного мокрого сеттера на его хозяина и встречаюсь с ним глазами. Мысль, пришедшая в голову, настолько же шокирующая, насколько неожиданная. «Я смогла бы в него влюбиться. Если бы каждая вторая его реплика и каждый поступок не приводили меня в бешенство, я бы уже давно потеряла голову».

* * *

        Солнце укатилось за горизонт. С океана потянуло пронизывающей прохладой. Начали разбредаться гулявшие по пляжу старики с собаками, пары с детьми… А мы все бродили по берегу, выгуливая Патрика и Сэйнта. «Сэйнт Патрик»[24 - То есть Saint Patrick - святой Патрик, христианский святой, покровитель Ирландии.],  - наконец-то дошло до меня. Тоска по родине - и ему она знакома.
        - Где ты живешь, Боунс?  - спросила я, когда мы вернулись к машине.  - Я имею в виду, здесь, в ЮАР, или твой дом в другом месте?
        - Где я только не живу,  - отозвался он, вытряхивая из сандалей песок.  - Зиму обычно коротаю здесь. Летом еду в Америку, Канаду или Ирландию. Смотря где работа подвернется…
        - Кем ты работаешь?
        - Угадай,  - выпрямился Боунс и открыл багажник.
        - Не представляю… Моделью?
        Боунс вытащил из машины связку дров и посмотрел на меня, как на чудачку:
        - Я, что, похож на модель?
        - Ну да,  - закивала я.  - Все твои рельефные бицепсы-трицепсы, татуировки, небритость а-ля Дэвид Бекхэм, стильный загар. Ты даже эти дрова несешь так, будто тебя сейчас начнут снимать на фотокамеру. Ты очень гламурен.
        Я врала и откровенно издевалась над ним. Боунс не выглядел гламурно или принаряженно. Он очень естественно смотрелся посреди дикого пляжа, на фоне остывающего песка и темнеющего неба. И все в нем - начиная с выгоревших волос до вен на руках - мне нравилось.
        Боунс подозрительно прищурился, потом выдал:
        - Сейчас буду готовить сосиски на костре. Я не ужинал. А тебе не дам. Модели-мужчины должны хорошо питаться.
        - Серьезно?
        - Ну да, в отличие от моделей-женщин, которых перед очередным показом выдерживают в карцерах и маринуют в лагерях смерти, модели-мужчины должны…
        - Да я не об этом. Я про сосиски. Ты в самом деле собрался тут поужинать?
        - Почему нет?
        Я задержала в легких воздух и медленно выдохнула. Между тем Боунс сложил дрова домиком и в два счета разжег костер. Потом он принес из кроссовера пару одеял, коробку с провизией и… бутылку вина. Все происходящее походило на… Я не сплю? Это же свидание. Я опустилась на одеяло, приказывая сердцу прекратить безумно колотиться. Что дальше? По закону жанра он должен дать мне свою кофту, когда я замерзну. Потом должен влить в меня полбутылки. А потом использовать по назначению эти одеяла. Не поверю, что ему просто захотелось поужинать на берегу океана. Эх, почему мне не семнадцать лет и я не могу просто… получить удовольствие от того, как красиво мной сейчас воспользуются.
        - Теперь буду рад послушать, как сильно ты впечатлена, Морковь.  - Боунс стоял напротив и нанизывал сосиски на шпажки.
        - Я впечатлена, Боунс,  - кивнула я.  - Еще никто не пытался так красиво развести меня на секс.
        - Ты ужасно испорченная женщина,  - хохотнул он, вручая мне сосиску.  - Но, увы, сегодня тебе придется удовлетворяться самостоятельно. Я не планирую спать с тобой. Хотя с удовольствием посмотрю, как ты напиваешься.
        - Это еще зачем?
        - У людей развязывается язык, когда они пьяны. А мне позарез нужно узнать, кто ты.
        Он присел рядом, наши плечи соприкоснулись, и я, не задумываясь, придвинулась к нему плотнее. Контакт. Кожа к коже. Разговор рецепторов и импульсов. Всего одно прикосновение способно заменить тысячу слов, сколько ни говори. Потому что этот язык куда древнее языка слов.
        - Кто я? В каком смысле?  - спросила я.
        - У человека, которого заносит на другой конец земного шара, всегда есть история. Вот ее я и хочу знать.
        Моя история… Она очень проста. Жила-была девочка, которая не хотела быть собой. Да и кто бы захотел быть загнанной серой мышкой, которой не даны ни талант, ни смелость, ни красота? Я была полна решимости и решила прыгнуть выше головы. Сказано - сделано. Оказывается, меньше чем за год можно переписать свою программу, создать себя новую, устроить себе другую жизнь и судьбу. Протянуть руку и взять то, что тебя манит. Теперь эта девочка делает вещи, от которых у нормального человека полезут глаза на лоб: например, ворует у мужчин-знаменитостей сперму и продает ее тем, кому она нужна. Но эти «нормальные люди» просто не знают, какой славный ребенок родился у Мэтта Блисса! Если бы были в том соборе и видели маленькую руку среди кружев, тянущуюся к невообразимо высокому церковному своду, они бы не посмели судить меня. Пока благодаря тому, что я делаю, рождаются дети, Бог не впишет мое имя в список тех, кто отправится в ад.
        - Моя история - вот она: официантка из Дублина выиграла пару тыщонок в лотерею, потом, не глядя, ткнула в карту мира пальцем, и он уперся в Кейптаун. Потом купила билет на самолет, и вот она здесь…
        - Ты официантка?  - спросил Боунс, протягивая мне бокал, наполовину наполненный светло-золотистым вином.
        - Ага.
        - Прилетела из Дублина?
        - Так точно.
        Боунс пристально посмотрел на меня и снял сосиску со шпажки и впился в нее зубами.
        - И почем нынче билеты из Дублина до Кейптауна?  - поинтересовался он, жуя.
        «Чтоб я знала».
        - А что? Хочешь смотаться домой?
        - Возможно.
        - К родителям? Или?..
        - К отцу,  - ответил Боунс, скармливая Сэйнту кусочек сосиски.  - Старик скучает.
        - А твоя мама?  - Я тут же заметила, как помрачнел мой приятель. Черт, с мамой точно не все в порядке.
        - Умерла десять с лишним лет назад.
        - Моя тоже,  - зачем-то сказала я.  - Три года назад.
        - Вот как. Надо бы нам свести наших папаш. Пусть сходят в паб вместе, пропустят по стаканчику, обсудят сиськи официантки,  - мрачно ухмыльнулся Боунс.  - Ой, прости. Сиськи официантки отменяются…
        - Я никогда не знала отца.  - Я сделала глоток вина и откусила от сосиски. М-м, как вкусно. Кажется, это лучшее, что я ела за последние полгода.  - Но, может, это и к лучшему. Он бы мной не гордился…
        - Да ладно,  - сказал Боунс.  - Я уверен, он бы каждый день выпивал по стаканчику, благодаря Господа за такую дочурку, как ты.
        - Пфф… Спасибо, конечно, но, если у тебя когда-нибудь родится дочь, молись, чтоб она не была такой, как я.
        - О, надеюсь, меня минует сия чаша,  - сказал он, грея руки над огнем.
        Совсем стемнело. Сэйнт и Патрик лежали рядом, их шерсть блестела в сиянии костра. Я прихлопнула севшего на руку комара, отхлебнула вина и спросила:
        - Ты не любишь детей?
        Боунс взял у меня бокал и отпил глоток. Я уже не надеялась получить ответ, когда он сказал:
        - У моей матери случился сердечный приступ, когда я в шестнадцать лет сбежал из дому. Мой отец - офицер ВВС в отставке - расписал на годы вперед мою блестящую военную карьеру, а потом он планировал вовлечь меня в дела семейной компании. А мне не хотелось провести в армии свои лучшие годы, а потом с оружием в кобуре - оставшиеся. Я хотел жить в свое удовольствие, хотел свободы и драйва. Мотаться по миру, спать в дешевых отелях, разбивать машины, кадрить девушек в барах… Отец не мог смириться с этим грандиозным планом самоуничтожения и посоветовал мне или подать документы в военную академию, или проваливать к чертям. И я свалил. Без гроша в кармане. Мать с сердечным приступом увезли в госпиталь в тот же день, а на следующий ее не стало. Отец обвинил меня в случившемся, я обвинил его, и целых восемь лет мы не хотели друг друга знать…
        - Ого,  - изумленно выдохнула я.
        - Потом меня попустило, и я приехал к нему мириться. И вот уже пять лет я - примерный сын, который разбирается на досуге с тонкостями семейного бизнеса, параллельно подрабатывает моделью,  - Боунс слегка пихнул меня в бок,  - и ведет достойный святоши образ жизни. Но мать не вернешь. Помня об этом, я десять раз подумаю, прежде чем решу иметь дело с какой-нибудь красоткой без резинки. Дети убивают родителей, родители убивают детей, и у меня нет никакого желания быть частью всего этого безумия.
        Я опустила глаза и допила вино. А потом сложила в уме три цифры. Шестнадцать плюс восемь и плюс пять. Выходит, Боунсу двадцать девять.
        - Все, хватит драм на сегодня. Надеюсь, ты уже достаточно пьяна и теперь станцуешь мне топлесс?
        - Еще не настолько,  - улыбнулась я. Кажется, я начинала привыкать к его невозможному юмору.
        - Ладно, тогда намажь меня кремом от комаров.  - Боунс взял мою ладонь и выдавил на нее крем из тюбика.  - Эти твари уже почти сожрали мне ногу и половину головы.
        Я растерла в ладонях крем и стала водить руками по его шее, щекам и предплечьям. Боунс прикрыл глаза и блаженно замер.
        - Готово. Могу еще помассировать тебе голени и ступни, но, боюсь, это будет уже эротический массаж. А его я делаю только за большие деньги,  - рассмеялась я и накрутила на тюбик крышечку.
        Костер потихоньку догорал, Боунс скормил собакам оставшиеся сосиски, зато вина было еще полбутылки. Боунс не пил со мной, а мне некуда было спешить.
        - Сколько.
        - Что сколько?  - переспросила я.
        - Сколько берешь за эротический массаж?  - сказал он, поворачиваясь ко мне.
        - Ты не сможешь расплатиться, жалкий фотомодель, вот в чем проблема,  - заявила я.
        - Назови цену, и посмотрим,  - сказал Боунс и прилег, оперевшись на локти.
        «Ну держись!»
        - Итак, начиная с настоящего момента, ты больше не устраиваешь у себя пьянки, не тащишь к себе девушек, никто не ставит засосы на твоей шее, никто не разгуливает у тебя по балкону в чем мать родила. Ты не доводишь меня своими шуточками, отвозишь меня на мыс Доброй Надежды и еще на Столовую гору. Во время массажа я буду одета, а ты не будешь ко мне прикасаться. И еще ты одолжишь мне свою домработницу, потому что мне нужно привести дом в порядок.
        Я несла первое, что приходило в голову, наслаждаясь легким опьянением. Парни так самоуверенны! Такая радость - красиво их облома…
        - Приступай.
        - А?  - заморгала я.
        - Заметано, я плачу,  - сказал Боунс, поднимаясь и протягивая мне руку.  - Ты будешь в одежде. Я тебя не трогаю. Ты трогаешь меня. Никаких вечеринок. Домработницей поделюсь. А теперь поехали. Эротический массаж должен сопровождаться приятным полумраком, горящими свечами и ароматизированным маслом. А не комарами и дохлыми крабами.
        Я взялась за его руку и, пошатываясь, встала. Поверить не могу! Я получила персонального гида, таксиста и тихие ночи без музыки и воплей на ближайшие три недели! И всего-то требуется помять ему ягодицы.
        - На всякий случай предупреждаю: последний раз, когда я делала массаж парню, тот чуть не умер от щекотки.
        - Мне точно будет не до смеха, Морковка, когда твои горячие ручонки начнут гулять по моему телу,  - проговорил Боунс, присыпая костер песком.
        Над океаном взошла луна. Голубоватый свет залил пляж и горы. Я завернулась в одеяло, взяла бутылку и босоножки. Боунс собрал остальное, и мы пошли к машине. Рядом. Молча. В сопровождении огненно-рыжих собак.
        Я открыла и сказала: «Здравствуй, Сатана. Кажется, нам пора идти?» Я и дьявол. Идем рука об руку. Я и дьявол. Идем рука об руку…

        Глава 9

        Я не просила у судьбы многого. Жизнь - не обязательно интересная. Отношения - не обязательно долгие. Работа - какая подвернется. Я привыкла брать то, что дается, и не крутить носом. Поэтому растерялась, когда по-настоящему красивый парень вдруг ясно дал мне понять, что хочет проводить со мной время. Не вяло имитировать заинтересованность, как это делал Терри. И не репетировать со мной акробатические номера в постели, как это делали Мэтт и парочка других. На этот раз мужчина интересовался не просто моим телом - но и моей личностью.
        «Да ладно, Полански, у тебя просто фантазия разыгралась»,  - сказала я себе, глядя на медленно открывающиеся ворота.
        Боунс загнал машину в гараж. Автоматически включился яркий свет.
        - Добро пожаловать в мое логово,  - сказал он, распахивая передо мной дверь, ведущую из гаража прямо в дом.
        - Боунс.  - Я замерла на пороге, вглядываясь в полумрак чужого жилища. Мне хотелось расставить точки над «i» раньше, чем окажусь на чужой территории.  - На всякий случай напомню: мы с тобой не будем спать. Обещай, что…
        - За кого ты меня принимаешь?  - притворно возмутился он.  - Для меня ты слишком стара.
        - Ах, ну да,  - я пихнула его в бок.
        - И слишком пьяна.
        - Я не пьяна.
        - А пьяная девушка - оскорбительно легкая добыча.
        - Все равно обещай.
        - Обещаю, будь оно неладно,  - проворчал он и жестом предложил пройти вперед.
        Пространство большой гостиной заливал лунный свет, такой сильный, что электрические лампы могли продолжать свой сон. Я рассмотрела большой мягкий уголок, и напоминающую природный камень отделку стен, и металлические полки, заваленные журналами и уставленные статуэтками, и кухню, отделенную барной стойкой, и лампы, свисающие на тонких блестящих нитях над журнальным столиком. Боунс коснулся выключателя, и лампы начали медленно разгораться: кроваво-красный, оранжевый, лимонно-желтый…
        - Красивое логово. Сам обставлял?
        - Нет, выписал дизайнера из Йоханнесбурга.
        - Да? А я уж было собралась хвалить тебя.
        - Можешь похвалить меня за что-нибудь другое,  - сказал Боунс, вытаскивая телефон из-под стопки журналов.  - Например, мой диван. Сам выбирал. Он раскладывается в целое футбольное поле. А кожа обивки быстро нагревается от тепла тела и становится очень приятной наощупь. Так что если захочешь полежать на нем… кожа к коже…
        - Ты невыносим.  - Я сняла кофту и принялась расстегивать ремешки на босоножках.  - Ты вообще о чем-нибудь, кроме секса, думать можешь?
        Боунс не ответил. Он приложил к уху телефон и, не сводя с меня глаз, ждал ответа. А когда установилось соединение, заговорил на языке, напоминающем немецкий. Я тем временем убрала с дивана разбросанные футболки и расстелила на нем плед.
        Боунс завершил разговор и двинулся ко мне.
        - Между прочим, ты снова меня впечатлил. Что это за язык?
        - Африкаанс.
        - Странно. Очень похоже на немецкий.
        - На голландский. Африкаанс - это язык голландских завоевателей, который со временем слегка упростился и пополнился всякими местными словечками.
        - Bay. И с кем же тебе посреди ночи захотелось попрактиковаться в африкаанс?
        - Любопытство - порок.
        - О, простите, святой отец.
        Боунс стянул майку и, стоя передо мной в одних шортах, заметил:
        - Ближе к делу, мисс. Теперь я могу получить обещанное?
        - Несомненно, сэр.
        Я отодвинулась на уголок дивана, и Боунс улегся рядом на живот, раскинув руки в стороны. Потерев друг о друга, я согрела ладони - они у меня почти всегда, как ледышки, и в холод, и в жару,  - и опустила их на его загорелые плечи.
        - Я не буду ничем мазать руки. Масло и всякие жидкости-липкости - это только в порнофильмах круто смотрится. А при правильном массаже они не нужны. Когда руки сильно скользят, просто невозможно ухватить и размять мышцы…
        - Ура, мне попалась профессионалка.
        - Ну да. Я специалист по антицеллюлитному массажу.
        Боунс начал хихикать и ухватил меня за лодыжку.
        - Я заказывал эротический, ты перепутала сеансы.
        - Ой, точно… Так. Но как же нам добавить чуть-чуть эротики в этот антицеллюлитный массаж?  - пробормотала я.  - Есть идеи?
        - Садись на меня.
        - О нет, это не входит в смету.
        - Морковь, ради бога. Я в джинсах, ты в шортах. Я лежу на животе и ничем тебе не угрожаю,  - рассмеялся он.
        Ладно. Он ничем мне не угрожает. Ну, быстрое помешательство не в счет. Я уселась на Боунса верхом и начала гладить руками его спину. Под моими пальцами пришел в движение вместе с кожей ангел с копьем и ножом. Ангел-звезда.
        - Что означает твоя татуировка? Очень красивая. Но странная. Вроде бы ангел, но в его силуэте ясно угадывается пятиконечная звезда. Перевернутая.
        - Наследие бурного прошлого,  - ответил он, в объяснения пускаться не стал.
        - Ладно… А что это за вилка с двумя зубцами… или хвост ласточки у тебя на шее?  - Я провела пальцем по рисунку, и на коже Боунса тут же выступили мурашки.
        - То, чем буду кадрить работниц в доме престарелых, когда облысею. Старикашка с брутальной татуировкой на черепе. Все старушки будут мои. Жаль, что челюсти будут вставные, с ними, наверно, не так удобно доводить старушек до…
        - Боунс, прекрати!  - шлепнула я его.
        - О'кей. Если я перевернусь, ты останешься на мне сидеть?
        - Нет.
        - А если пообещаю, что не притронусь к тебе?
        - Нет.
        - А если пообещаю и поклянусь на Библии?
        - Нет.
        - Ну, ладно. Надеюсь, тебе там не холодно? На вершине твоих моральных устоев.
        - О-о-о, фиг с тобой, переворачивайся.
        Я сползла с Боунса, позволяя ему перевернуться, и, стараясь не глядеть на его самодовольную физиономию, устроилась у него на бедрах. Та-ак… И что же мне теперь ему массировать? Не уверена, что это хорошая идея - сидеть на парне верхом и при этом водить руками по его голой груди.
        - Какие у тебя отношения с Богом?  - поинтересовалась я, разглядывая еще две татуировки, на груди: одна - прямо над сердцем - представляла собой текст молитвы «Отче наш» на ирландском языке. Вторая - розу, обвитую четками.
        - Я не верю в него, а он не верит в меня,  - ответил Боунс.
        - Тогда откуда такая увлеченность религиозной тематикой? У тебя есть хоть одна татуировка, не связанная с религией?
        - Да. Дельфинчик на лобке. Показать?
        - О боже…
        - Не боже, а дельфинчик.
        - Боунс, я серьезно! Мне интересно, отчего ты похож на разукрашенный альбом религиозного фанатика. Сложное детство мальчика из католической школы?
        Он закинул руки за голову и посмотрел на меня с таинственной улыбкой.
        - Защита от дьявола.
        - Значит, в дьявола, в отличие от Бога, ты веришь.
        - Дьявол реален,  - сказал он. Не столько мне, сколько просто вслух.
        - Ага. Живет вместе с йети в Гималаях. Ездит на драконе. И режется в карты с гномами.  - Я склонилась над Боунсом и начала разминать ему руку, медленно продвигаясь от плеча к запястью.
        - Ты знаешь, в чем заключается сложность борьбы с вирусами?  - спросил он ни с того ни с сего.  - Они настолько малы, что могут жить внутри клетки. И их невозможно прикончить, не уничтожив саму клетку. Они становятся частью тебя.
        - И к чему же все это…
        - С дьяволом так же. Он - вирус, который нашел себе идеальное убежище. Он не живет в подземелье. Не прячется в аду. Его невозможно поразить мечом или сжечь огнем, потому что он живет в людях. Захочешь убить дьявола - придется убить человека. Он прячется внутри нас, но от того, что он невидим, как вирус, дьявол не становится менее реальным.
        - Оу, так вот оно что. А я-то думала, что дьявол - это злобный краснолицый карлик, цокающий копытами и нашептывающий маньякам списки будущих жертв.
        - Дьявол слишком искушен для такой простой работы. Он не там, где злодей совершает преступление. Он там, где мужчина изменяет своей возлюбленной, где мать избивает своего ребенка, где правитель обрекает на нищету свой народ. Вот где дьяволу настоящее веселье.
        - Тебе нужно было стать проповедником, Боунс,  - сказала я, подбираясь к его запястью.  - Предупреждать невинных о вирусной природе зла.
        - Невинных нет,  - заметил Боунс и, как только мои пальцы коснулись его запястья, поймал мою ладонь.  - Хотя некоторые умеют чертовски хорошо маскироваться под овечек.
        Я испуганно подняла глаза, но он смотрел на меня с мягкой улыбкой. Это просто шутка, не намек. Он не может знать, кто я на самом деле.
        - Взять хотя бы тебя. Ты ведешь себя как типичная недотрога. Отличница из семьи добросовестных прихожан с мамой-тираншей. Краснеешь от пошлых шуток, хмуришься, даже не пытаешься подкатить ко мне. Та ночь, когда ты чуть не сорвала с меня футболку, не в счет. Ты не похожа на бойкую официантку, впаривающую клиентам два стакана пива по цене одного. Ты больше смахиваешь на инструкторшу по йоге, усмиряющую плоть и дух. Я бы вообще поставил на то, что ты девственница, если бы не знал, как ты целуешься.
        Он сжал мою ладонь и положил себе на грудь. Прямо на текст ирландской молитвы.
        - Могу поспорить, у тебя даже имя как у святоши. Мария? Анджелина? Агнесса?
        По моей спине пробежал холодок. В точку, Боунс. Меня зовут Небо.
        Я чувствовала ладонью его сердцебиение.
        - Святоша?  - переспросила я.  - О чем ты говоришь? Я знакома с тобой всего два дня, но это не мешает мне сидеть на тебе, полуголом, верхом и водить ладошками по твоим соскам.
        - Пока на нас обоих шорты, все это так же невинно, как игра в шахматы на шахматном турнире.
        Толку от шорт, кстати, было не много. Я чувствовала тепло его бедер через ткань. Чувствовала его тело, которое, как мне казалось, было натянуто как пружина. Его силу. Его напряжение. Что бы он мог сделать со мной, если бы захотел? Да все что угодно…
        - Боунс, если бы на шахматном турнире кто-то из игроков смотрел на другого так, как смотришь ты на меня сейчас, то турнир следовало бы сразу прервать, а помещение освободить и проветрить от феромонов.
        - Заметь, не я это сказал.
        - Что именно?
        - Что мы оба сейчас на взводе.
        - Ничего подобного, я всего лишь сказала…
        И тут Боунс резко приподнялся на локтях и принял сидячее положение. Его руки обхватили меня. Его губы нашли мои и ясно дали понять, что лучше мне помолчать. И я подчинилась. Не прерывая поцелуй, он прижал мои бедра к себе и отпустил. Прижал и отпустил снова. О, я знала этот ритм, угадала эту мелодию с первых нот. Затем Боунс прошелся пальцами по пуговицам моей рубашки и, как только расстегнул их все, припал горячим ртом к моей груди. Я вцепилась в его волосы, шумно вдыхая.
        - Скажи, как тебя зовут,  - услышала я.
        - Я не помню свое имя, когда твои губы делают то, что они делают сейчас…
        - Это важно,  - сказал Боунс, заглядывая мне в глаза.  - Я должен знать.
        «Скай»,  - приготовилась сказать я, но вовремя одумалась. «Никому и никогда не называй своего настоящего имени. Ну, пограничники не в счет. Ради собственной же безопасности»,  - предупреждала меня Лилит, и я всегда следовала ее совету. Но сейчас… Разве можно соврать, глядя в глаза того, в кого без пяти минут влюблена по уши?
        - Флоренс,  - сглотнув, выговорила я.
        - Флоренс,  - хрипло повторил Боунс, словно примеряя на меня это имя. Он мне не поверил. Я прочитала это в его взгляде. Или показалось?
        - Теперь скажи мне свое, настоящее,  - попросила я, прижимаясь к нему грудью, пытаясь унять мучительное сожаление от своей маленькой, но такой горькой лжи.
        - Гарри,  - ответил он. Но не сразу. Между моей просьбой и его ответом вклинилась пауза в несколько секунд. Как будто он очень долго вспоминал свое настоящее имя или… придумывал новое.
        - Гарри,  - повторила я. Пусть будет Гарри.  - Поцелуй меня?
        Я прильнула к нему снова, рисуя кончиками пальцев узоры у него на плечах. Но моя ложь словно нарушила гармонию прелюдии. Какие-то невидимые механизмы сдвинулись, какие-то ноты зазвучали фальшиво - и Боунс это почувствовал. Он ласково прикоснулся к моему подбородку, провел кончиком пальца по ключице, по груди и потянул меня обратно в реальность:
        - Мое обещание в силе. Мы с тобой не будем спать… Флоренс. Не хочу, чтобы ты завтра сказала, что я тебя напоил, потом заманил в свое логово и воспользовался тобой. Мы как-нибудь сделаем это по трезвой. Ты сама придешь в мой дом и сама об этом попросишь. И я тебе не смогу отказать.
        - Я не скажу, что ты мной воспользовался,  - пробормотала я, ткнувшись лбом ему в грудь.  - Не будет никаких претензий…
        - Не уверен,  - возразил он.
        - Боунс… Гарри…  - простонала я,  - я беру обратно свою просьбу, а ты забери свое обещание!
        Он откинулся назад, уперев руки в диван, и, самодовольно улыбаясь, сказал:
        - Что же ты сдаешься так легко? Ведь суть не в том, чтобы очутиться в одной постели, а во всем том, что неизбежно к ней ведет. В этой игре, в недомолвках, в том, как ты краснеешь и отводишь глаза. Меня больше заводит мысль, что я никогда не получу тебя, чем то, что прямо сейчас твои трусики промокли насквозь.
        - Неизбежно к ней ведет?!  - воскликнула я.  - Какой же ты самоуверенный наглец! А что если сегодня ты упустил свой второй и последний шанс?!
        - Скоро проверим,  - рассмеялся Боунс, коснувшись моего подбородка.
        - Блажен, кто верует.  - Я слезла с его бедер и принялась застегивать рубашку. Грудь горела огнем. «Да, девчонки, я тоже расстроена, но что я могу поделать, если у Боунса вдруг случился приступ джентльменства?» Но даже так это было лучшее, что когда-либо делал со мной мужчина.
        На пороге он еще раз сжал меня в объятиях и поцеловал так, что в животе взвились бабочки, запрыгали кузнечики и закружились божьи коровки.
        - Спокойной ночи, Флоренс.
        - Чтоб ты всю ночь от эрекции мучился, Гарри. И, слушая его восхитительный смех, я поплелась домой. Ноги едва держали меня, кровь в венах бурлила и пела. Пройдя несколько шагов, я заметила краем глаз какое-то движение и остановилась, вглядываясь в темноту. От ворот дома Боунса, не зажигая фар, отъехала машина. Ночь была лунной, и я ее хорошо рассмотрела: это была небольшая полицейская машина, водитель которой явно не хотел быть замеченным.

* * *

        Полнолуние - как я могла забыть? Кошмары с маленьким эльфом снова терзали меня всю ночь. На этот раз Пикси не плакала, не уползала, не тянула ко мне маленькие ручки: теперь она выглядела куда взрослее, чем раньше, носила похожую на колокольчик зеленую шляпу и зеленые гольфы. Моя мать сидела рядом и расчесывала ее яркие золотые волосы.
        - Пикси,  - позвала я ее.
        Девочка обратила ко мне прелестное лицо, улыбнулась и протянула мне руки. Я взяла ее за руку, и… ее ладонь отвалилась от кисти, как будто Пикси была сделана из пряничного теста. Пикси улыбнулась еще шире, крепко обняла меня за талию - и обе ее руки оторвались от тела и со стуком упали на пол.
        - Уйди! Ты ее разрушаешь!  - заорала мне мать.  - Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься!
        Пикси запрокинула голову, счастливо улыбаясь, и натянувшаяся кожа у нее на шее начала рваться.
        - Нет! Нет!  - Я ее обняла, прижимая к себе ее голову, но тело Пикси распадалось в моих руках на куски, как пряничный домик. В конце концов мне на ладонь упал ярко-голубой глаз - словно сделанный из кондитерской глазури,  - и я сжала его в руке так крепко, что начали ломаться ногти.
        - Хотите воды?  - обратилась ко мне мать, облаченная в белый халат, и протянула мне стакан.
        Я отпихнула ее руку, вскочила и… проснулась. Лицо было мокрым от слез, во рту ощущался привкус крови - кажется, я сильно прикусила губу,  - два ногтя на правой руке оказались сломанными.
        Тучи затянули луну: за окном стояла кромешная тьма. Я завернулась в одеяло, выбежала на улицу и, дрожа от ночного холода, быстро зашагала к дому Боунса. К дому Гарри… Боюсь, он как был для меня Боунсом, так им и останется.
        Дверь оказалась не заперта: я тихо вошла и огляделась. На коврике у дивана, на котором всего несколько часов назад я пыталась подобрать ключи к раю, спали собаки. Патрик заворчал, принюхался и, узнав мой запах, снова положил голову на лапы. Сэйнт даже ухом не повел. Я поднялась по ступенькам и, искренне надеясь, что Боунс не отправит меня восвояси, принялась разыскивать его спальню.
        Я быстро нашла ее: большая комната в светлых тонах с разобранной кроватью. Только вот в кровати никого не было. То ли Боунс еще не ложился, то ли уже…
        Щ-щелк.
        Резкий металлический звук у моего уха, такой я уже слышала однажды. Когда Лилит спасла меня от похитителя, она выставила в окно машины пистолет и взвела курок с точно таким же звуком… Кто-то стоит прямо у меня за спиной!
        Я зажмурилась и втянула голову в плечи. И тут чья-то безжалостная рука ухватила меня за шею и швырнула на пол. Я ударилась подбородком в паркетную доску так сильно, что даже зубы звонко клацнули. Я свернулась в клубок и шумно всхлипнула.
        Еще один щелчок - и вспыхнул яркий, ослепляющий свет.
        - Боже правый,  - выдохнул Боунс и, подняв с пола, прижал меня к груди.
        Я ткнулась лицом ему в шею и заплакала. Кажется, так безудержно я не рыдала с того самого дня, когда Лилит привезла меня к себе домой после похищения.
        - Ты в порядке? Ты в порядке?!  - Он обхватил ладонями мое лицо. Я чувствовала его руки, но ничего не видела из-за слез. Потом он просто подхватил меня и отнес в кровать.
        Я не могла успокоиться, не могла прийти в себя. Меня трясло так, что стучали зубы,  - хоть бы все они уцелели! В какой момент я утратила осторожность и решила заявиться ночью в дом к человеку с бурным, как он сам сказал, прошлым? К человеку со странными татуировками. К человеку, чье обращение шокировало меня с первой минуты знакомства…
        - Флоренс!
        Только что у моего виска находился взведенный пистолет, Иисусе…
        - Детка…
        Теплые, ласковые руки обняли меня за плечи, нежные губы мягко касались моего лица. Я обхватила Боунса за шею и свернулась калачиком. Он молчал и гладил меня по волосам, пока меня не перестало трясти.
        - Мне приснился кошмар. Он снится мне каждое полнолуние. И я решила, что ты не будешь против, если…  - В горле встал ком, и я не смогла продолжать.
        - Фло, я никогда себе этого не прощу. Просто знай это,  - сказал Боунс жутким охрипшим голосом.
        Я разлепила опухшие веки. Голова Боунса лежала рядом на подушке, и он смотрел на меня с таким напряжением, с такой болью…
        - Я больше не буду приходить к тебе,  - пробормотала я, пытаясь не разрыдаться снова.
        - Не будешь,  - кивнул он и, хмуро разглядывая мой подбородок, добавил:  - Потому что теперь ты будешь спать здесь, со мной.
        - Нет… Не думаю, что это…
        - Если ты скажешь, что теперь боишься меня, я пойду и отморожу свое хозяйство в бассейне,  - буркнул Боунс.
        - Не стоит, они тебе еще пригодятся,  - вяло улыбнулась я.
        - Зачем мне яйца, если самая удивительная девушка из всех, кого я встречал, не захочет иметь со мной дела?
        «Как мне будет не хватать твоего юмора, когда наши дорожки разойдутся, Боунс»,  - внезапно подумала я, и эта мысль привела меня в ужас. Я ужаснулась сильнее, чем десять минут назад.
        - О чем ты думаешь?  - спросил Боунс, укладывая мою голову к себе на плечо.
        «О том, что не знаю, как расстанусь с тобой, когда придет время. Я правда не знаю, как это сделать. Но ведь однажды это случится…»
        - Скай…
        Я вздрогнула и почувствовала, как спине пополз холодок.
        - Небо. Посмотри, уже светает.  - Боунс кивнул на окно.  - Если сможешь сейчас заснуть и немного поспать, я буду самым счастливым человеком на свете.
        «Он не назвал меня по имени, он сказал "небо"… Он не назвал меня по имени, он сказал "небо"… Он не назвал меня по имени…»
        - Фло? Ты в порядке?
        - Не знаю… Наверно…
        Боунс встал, погасил свет и вернулся ко мне на кровать. Его голова оказалась рядом с моей - так близко, что я улавливала его дыхание. Его рука обняла меня, и это объятие было надежней объятия ангела-хранителя. Кто он? Он мог бы убить меня так легко и так быстро. Почему он не спал, как делают все нормальные люди по ночам? Почему был готов к тому, что кто-то может прийти? За кого он меня принял? И… почему он сейчас такой горячий, словно у него температура?
        - Боунс?  - М-м?
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Чуть не убил девушку, с которой мечтаю заняться любовью,  - а в остальном нормально.
        Я прижалась губами к его лбу.
        - У тебя температура! Ты заметил?
        - Не думаю,  - сонно пробурчал он.
        - Но ты горячий, как сковородка!
        - Спасибо, ты тоже ничего.
        - Нет, я имею в виду… Черт!  - Я села на кровати и стала трясти его за плечи.  - Не смей засыпать, пока я не найду жаропонижающее! Это я тебя заразила. Прости… Гадский вирус! Будет ужасно плохо первый день, но потом быстро пойдешь на поправку… Боунс!
        - Угу…
        - Я сейчас сбегаю к себе и поищу таблетки.
        - Не беги. Поищи сначала в своем чемодане,  - пробормотал он.
        - В каком чемодане?  - опешила я.
        - Сегодня днем привезли. Твой чемодан. Он нашелся,  - зевнул Боунс.  - Только ты не открывала дверь, уж не знаю, чем ты там занималась. И они спихнули его мне под расписку. Стоит сразу за входной дверью…
        - И ты говоришь мне об этом только сейчас?!  - заорала я, выскакивая из кровати.
        - А куда спешить? Там что-то скоропортящееся?
        - Я тебя придушу… Потом. Когда поправишься.
        И я поскакала вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Мой чемодан! Глазам не верю! Багажная бирка сорвана,  - не удивительно, что он потерялся!  - но в остальном… Фотоаппарат на месте. И мое белье от Виктории Сикрет. Прокладки. Духи. Купальник. Хвала небесам, вот это подарок! Какое счастье, что чемодан передали Боунсу, а не то я бы зацеловала до смерти курьера. Аптечка, пластырь, таблетки…
        Я выдавила из блистера таблетку адвила, вернулась к спальне и… замерла перед прикрытой дверью. Боунс снова говорил по телефону. На этот раз по-английски.
        - Просто наведывайся время от времени. Проверяй, все ли с ней в порядке. Я и пальцем не могу пошевелить, кажется, меня свалило на ближайшие несколько дней… Но хочу, чтобы все было под контролем… Если с ней что-то случится…
        Снова слышу африкаанс - глубокий, гортанный, таинственный…
        Иисусе… С кем - с ней? Случится ЧТО?

        Глава 10

        Рассвет - мое любимое время суток. Надежда на лучший день по сравнению с прошедшим. На лучшую погоду, чем была вчера. В конце концов, нехитрая радость оттого, что вчерашний день не оказался последним. Еще чуть-чуть, и над океаном начнет всходить солнце, небо станет румяным и теплым: так бледные слойки в духовке превращаются в ярко-золотые. Тишину наполнят крики птиц. По волнам полетят яхты. Ночные призраки забьются в складки темных штор и карманы развешанных в шкафу мужских рубашек…
        Я так и не смогла уснуть. Зато Боунс буквально отключился. Таблетка не подействовала: он продолжал гореть и беспокойно ворочался. Пару раз во сне он начинал искать кого-то, произносил чьи-то имена и порывался встать и вызвать «скорую». Причем не для себя. Ему явно снилось что-то жуткое.
        Я спустилась вниз, покормила собак и выпустила их на улицу, наспех сварила себе кофе. Не мешало бы помыть тарелки и приготовить Боунсу какой-нибудь суп. Хотя, насколько правильно будет оставаться здесь? Если бы сама, заболев, лежала в жару, хотела бы я, чтобы кто-то хозяйничал у меня в кухне, изучал содержимое моих шкафов, перебирал журналы на столике и корреспонденцию? Вряд ли. Я решила ничего не трогать, кроме чайника и пачки кофе. И туалетной бумаги. И его халата. Захотелось надеть его халат, хотя бы разочек…
        Заварив кофе, я вернулась в спальню с чашкой.
        - Ты не должна находиться здесь.
        Я замерла на пороге. Лежащий на кровати Боунс смотрел на меня так, будто не вполне узнавал.
        - Почему?  - ровно произнесла я.
        - Для тебя это небезопасно.
        - И что же мне угрожает?  - Я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, он говорит спросонок или со всей серьезностью, полностью проснувшись.
        - В каждой комнате сразу за дверью есть кнопка экстренного вызова полиции. Красного цвета. Если что, жми без раздумий. Держи при себе оружие, в ящике стола заряженный «глок». Умеешь пользоваться оружием?
        - Нет.
        - Достань его, я покажу. Не бойся, он на предохранителе…
        - Боунс, я не хочу прикасаться к оружию, я обязательно прострелю себе ногу…
        - Фло, или давай сюда пистолет, или немедленно возвращайся в свой дом.
        Черт, кажется, он действительно не шутит.
        - Ты, что, поцапался с местным наркокартелем?  - вздохнула я и выдвинула ящик. «Я не планирую уходить отсюда, чтоб ты знал».
        Боунс слабо улыбнулся и взял из моих рук пистолет.
        Пользоваться оружием оказалось так же просто, как щипцами для завивки волос. Снять с предохранителя, сжимать уверенно рукоятку и постараться не обжечься.
        - Держи входную дверь открытой, и…
        - И что?
        - И мне нравится, когда ты носишь мою одежду,  - сказал Боунс, касаясь рукава халата на мне и закрывая глаза.
        - Ты хотел сказать закрытой?  - переспросила я, но он не ответил.
        Я укрыла его, коснулась волос - темно-русые, слегка выгоревшие на солнце,  - провела пальцем по вытатуированному у него на шее «хвосту ласточки». Как бы мне хотелось увидеть рисунок целиком. Как бы я хотела узнать все, что Боунс скрывает. Что мучает его в бреду, кто приходит к нему во сне…
        И тут раздался звук дверного звонка.

* * *

        Обычно единственное, что меня волнует, когда я слышу звонок к дверь, это количество одежды на мне. Но сейчас, взбудораженная уроком по обращению с пистолетом и зловещим предупреждением Боунса, я думала только о том, взять с собой пистолет или оставить в комнате. Черт, еще немного, и я стану совать запасные патроны себе в трусы…
        Я тихо сбежала вниз, посмотрела в глазок и с чувством облегчения распахнула дверь. На пороге стояла чернокожая девочка с косичками и бутылкой моющего средства под мышкой. Та самая, которую я приняла за любовницу Боунса,  - теперь мне даже думать об этом стыдно.
        - Привет! Заходи! Говоришь по-английски? Девочка хлопнула ресницами и не издала ни звука.
        - Нет? Ну… тогда мы, наверно, сможем общаться жестами… Как я рада, что ты пришла. Хочешь чаю? Чай!  - Я потрясла у нее перед носом пачкой ройбуша.
        Она медленно кивнула и, прижимая к себе бутылку так, будто ее грозились отобрать, прошла внутрь.
        - Он заболел.  - Я указала на упаковку таблеток, а потом склонила голову набок, прижав к щеке сложенные вместе ладони.  - И спит. Я бы хотела как-то помочь ему, но не думаю, что он был бы рад такому вмешательству. А тут ты! Так что я с удовольствием помогу тебе! Например, могу помыть тарелки. А ты можешь просто сидеть и пить чай.
        Девочка оглядела меня с головы до ног и, пожав плечами, взяла с тарелки печенье. Я поставила перед ней чашку чая и взялась за посуду. Забота о Боунсе и его доме почему-то доставляла мне удовольствие.
        - Ашанти,  - сказала вдруг девочка. Обернувшись, я увидела протянутую мне ладошку.
        - Флоренс,  - радостно ответила я. Стряхнула с руки пену и пожала ее ладонь.
        Девочка сказала еще что-то, на африкаанс, поставила на стол свою драгоценную бутылку и вытащила рулон разноцветных полотенец из-под раковины.
        - Жаль, что ты не говоришь по-английски. Наверно, могла бы многое о нем рассказать,  - заговорила я сама с собой.  - Ну, например, чем он обычно занимается. Приходят ли к нему какие-нибудь люди. Как часто у него ночуют девушки…
        Ашанти непонимающе улыбнулась, отмотала от рулона ярко-желтое полотенце и принялась протирать кожу дивана - того самого, на котором, будь моя воля, я бы проводила все свободное время в компании Боунса.
        - Обычно он поет или играет с собаками. Чаще всего приходит мой папа, и они играют в покер. Девушки - иногда. Но ты - самая красивая.
        Я уронила в раковину чашку и резко развернулась:
        - Ты же сказала, что не говоришь по-английски!
        - Не припоминаю такого,  - лукаво улыбнулась девочка.
        - Ашанти!
        - Все нормально, Флоренс. Ты же не успела выболтать мне ничего личного,  - рассмеялась она.
        Я оставила недомытую посуду, налила себе полную чашку кофе и залезла на барный стул со словами:
        - Расскажи мне о нем еще! Все, что знаешь. Как давно ты у него работаешь?
        - Год примерно.
        «Год в этом доме! Наверняка она знает о Боунсе все, включая его предпочтения в еде и цвет его любимых трусов».
        - Но сам он приезжает не слишком часто. За последние полгода это только второй раз. И когда приезжает, у моего папы сразу прибавляется много работы.
        - А кто твой папа?
        - Полицейский.
        Я поставила чашку на стол.
        - Что ты имеешь в виду? Боунс хулиганит и ведет асоциальный образ жизни?
        - Что такое асоциальный, и кто такой Боунс?  - поинтересовалась Ашанти.
        - Хозяин этого дома - ты зовешь его по-другому?
        - Да. Папа зовет его мистер Оушен, и я тоже.
        - Оушен?  - переспросила я. И тут же продолжила:  - Так почему ты сказала, что у твоего отца полно работы, когда Боу… мистер Оушен приезжает сюда? У него, что, проблемы с законом?
        - Нет вроде, ничего такого.  - Ашанти повернулась ко мне и, понизив голос, добавила:  - Просто папа часто уезжает ночью. Присматривать за этим домом.
        - Ничего не понимаю. Он присматривает за домом Оушена не в его отсутствие, а наоборот, когда тот здесь?
        - Ага.
        - За Оушеном кто-то охотится, что ли?
        - Понятия не имею,  - пожала плечами девочка.  - Но плохо, если так. Мне он нравится. Моя мама сначала его боялась, говорила, что он с дьяволом спелся - наверно, из-за его тату. А потом я сфотографировала на телефон его крестик. Он его иногда забывает в душе, хотя обычно носит. Хочешь посмотреть?
        Ашанти достала из кармашка джинсовых шорт потертый «самсунг» и начала искать в нем фотографию.
        - Вот, глянь.
        Я взяла телефон и увидела фото серебряного крестика на цепочке, лежащего на полке из черного мрамора в ванной комнате. Тот самый, который был на Боунсе, когда я впервые его увидела, заявившись к нему ранним утром.
        - Классный, правда? Очень красивый. Тут таких не делают.
        Я увеличила фото и всмотрелась в гравировку на крестике: «Оливия Оушен».
        - И не темнеет! Серебро всегда темнеет, а этот крестик - нет. Удивительное серебро мистера Оушена, оно всегда сияет.
        «Потому что это не серебро, Ашанти. Больше похоже на платину».
        - Так вот, мама увидела крестик, переспросила, точно ли мистер Оушен его носит, и, как только я подтвердила, сразу успокоилась. И даже предложила готовить мистеру Оушену еду. Говорит, девушки, которые к нему приходят, точно не умеют готовить такую чакалаку, как она.
        Ашанти спрятала телефон и продолжила уборку.
        - И… много девушек приходит к Боу… Оушену?  - краснея, полюбопытствовала я.  - Ну, я имею в виду, встречала ли ты утром…
        - Со многими ли он спит?  - Ашанти закатила глаза.  - Слушай, ну мне же не пять лет. Бывает, что я застаю тут кого-то утром, но они быстро уходят. Не говорят со мной. И обычно их двое или даже трое.
        «Зачем спросила?»  - зажмурилась я.
        - Ты первая, которая одна. Я даже удивилась,  - покачала головой Ашанти.  - Тут точно нет второй? Только ты и только он?
        - Сменим тему?  - натянуто улыбнулась я.
        - Ой, прости. Вот я тормоз,  - закусила губу девочка.  - Ты его подруга?
        Ох уж это чувство, когда не знаешь, что ответить. «Да» будет ложью. «Нет»  - равнозначно признанию «ага, я девушка легкого поведения».
        - Мы просто соседи. Он заболел, и я решила… присмотреть за ним.
        - А-а…  - Ашанти многозначительно оглядела халат Боунса, в котором я расхаживала с самого утра. Но ничего не сказала.
        Я решила сменить тему.
        - Что он любит из еды? Ты не в курсе?
        - Да обычную еду. Которую все едят. Чакалаку, брааи, билтонг.
        - Что-что?  - заморгала я.
        - Ну, билтонг! Брааи. Чакалака. Ты с какой планеты прилетела?  - изумилась Ашанти.
        - Точно не с южноафриканской,  - рассмеялась я.  - Я из Ирландии.
        - А, так ты не местная? То-то, слышу, говоришь как-то странно. Я думала, ты просто немного выпила.
        - Расскажи, что это за еда такая,  - попросила я.  - Интересно узнать.
        Девочка села напротив и взяла чашку с чаем, уже почти остывшим.
        - Чакалака - это такой гарнир из овощей: помидоры, лук, бобы и еще много всего. Брааи - запеченное на гриле мясо. Тут все едят брааи по три раза на дню. Был бы только мангал и дрова. А билтонг…  - Ашанти прошла к холодильнику, вытащила оттуда пакет с какими-то мясными обрезками и потрясла им в воздухе,  - это вяленое мясо со специями. Неужели в этой вашей Орландии такого не едят? А что же вы едите?!
        - Да почти все,  - улыбнулась я.  - Кроме чака-лаки, брааи и билтонга.
        - Вот это скука,  - заключила Ашанти, возвращая пакет в холодильник.
        Потом я вытащила из своего чемодана блокнот и принялась быстро листать его в поисках чистой страницы.
        - Знаешь, что, Ашанти? Продиктуй мне список всех нужных продуктов, и завтра утром мы с тобой попробуем приготовить что-то, что ему понравится. Поможешь?
        - Билтонг уже готовый продают. Брааи тоже маринуют заранее - надо просто купить, распаковать и запечь на гриле. А для чакалаки вот что нужно, записывай…

* * *

        Ашанти ушла ближе к полудню, оставив после себя сверкающую кухню и яблочный аромат средства для мытья окон. Я еще раз заглянула к Боунсу, принесла ему таблетку, стакан воды и прошептала на ухо, надеясь, что он услышит:
        - Мне нужно уехать на пару часов, протянешь без меня?
        - Нет,  - отозвался он, переворачиваясь на спину и открывая глаза.
        Даже в болезни он был чертовски хорош собой…
        - Ты голоден?
        - Куда это ты собралась?  - нахмурился Боунс.
        - Нужно съездить в магазин. У меня в холодильнике шаром покати, твой тоже пуст.
        - Составь список и позвони в супермаркет, они все привезут.
        Мне требовались не только продукты, но и то, что не сегодня, так завтра понадобится наверняка: ароматизированный лосьон для тела, презервативы, хорошее вино, свечи. Я и Боунс - мы переспим совсем скоро, как только он оправится. Я хотела этого так сильно, как ничего прежде. И будь что будет. Я не считала себя параноиком, но какое-то неясное, тревожное предчувствие говорило мне, что времени у нас совсем немного. А потом мои тайны или его, а может, все сразу откроются в одночасье, сорвут с нас маски, закружат - и поминай как звали обоих.
        - Фло?  - Боунс сжал мою руку, и я подняла на него глаза.
        - Я съезжу сама,  - улыбнулась я.  - У меня получится справиться с горкой, не волнуйся. В худшем случае слегка поцарапаю машину о соседний забор. Делов-то. Звони, если что, я возьму с собой телефон.
        - Лучше не бери, я испорчу тебе весь шопинг,  - буркнул Боунс.  - Фло, не уходи! Ты нужна мне! Жить без тебя не могу!
        Я переплела свои пальцы с его и чмокнула его в губы.
        - Ты такой сексуальный, когда беспомощный. Хоть бери и делай с тобой все что угодно.
        Боунс внезапно перестал улыбаться, слегка потянул прядь моих волос и сказал:
        - У тебя десять секунд, чтобы смыться отсюда. Потом, если не уйдешь, я уложу тебя рядом, и ты больше не выйдешь из этой комнаты до утра.
        - Вот еще,  - вскочила я и, бездарно подражая его голосу, добавила:  - Не хочу, чтобы ты завтра сказал, что я напичкала тебя таблетками, залезла к тебе в кровать и воспользовалась тобой. Мы как-нибудь сделаем это в нормальном состоянии. Ты сам придешь ко мне и сам об этом попросишь. И я не смогу отказать тебе.
        И, наслаждаясь выражением замешательства у него на лице, со смехом выпорхнула за дверь.

* * *

        Мне удалось вывести машину из гаража. Я даже вспомнила в точности, как доехать до супермаркета. И даже нашла пункт обмена валюты, где мои доллары превратили в красивые местные купюры с леопардами, буйволами и львами. А потом долго бродила по магазину, присматривая полотенца, свечи и бокалы, выбирая шампунь и крем для тела, укладывая в тележку шоколад, печенье, орешки, вино - все, что можно будет есть и пить прямо в постели, лежа голышом друг на друге. Я еще никогда не чувствовала ничего подобного, меня словно вставило без наркотиков, развезло без алкоголя. Женщина, предвкушающая ночь с тем, от кого она без ума,  - теперь я знала, что это единственный в мире подвид хомо сапиенс, способный передвигаться по воздуху.
        Я оплатила покупки на кассе и получила на сдачу новые купюры - со слоном и носорогом. И еще пригоршню монеток с какими-то антилопами и журавлями. Действительно, зачем помещать на деньгах портреты людей, когда животные настолько симпатичнее.
        Потом я зашла в аптеку за презервативами и лубрикантом. Наверняка у Боунса этого добра навалом, но если у него что-то закончились, то я не желаю остаться с носом. Взяв на сдачу огромную упаковку витаминов для него и флакон массажного масла с ароматом розы, я едва донесла все это до машины, ничего не выронив. Завела мотор и двинулась в обратный путь.
        Машина без крыши, океан, ветер, швыряющий мои волосы мне в лицо… Внезапно меня пробрало до дрожи: все это я уже где-то видела или… представляла?
        Хочешь знать, где твое место? В «мерседесе»-кабриолете с откинутым верхом, на скоростной трассе, что тянется вдоль берега океана. В твоей голове - воспоминания о ночи, проведенной с любимым мужчиной, в твоем кошельке - пачка долларов крупными купюрами, полуденное солнце отражается в твоих очках, ветер треплет твои роскошные волосы…
        - Боже правый… Она знала.
        Я еще не провела ночь с Боунсом, в которого влюбилась, это только намечается, но в остальном Лилит предсказала мое будущее с ужасающей точностью. Сколько времени прошло с момента того пророчества? Чуть больше года - как она и предрекала. И вот я лечу в спортивной машине вдоль берега океана, с волосами цвета дьявольского пламени. Но ведь… пророчества - это просто фантазии! Или мне пора пересмотреть систему моего мировоззрения?
        Потея и дрожа от волнения, я загнала машину в гараж и втащила в дом покупки. Срочно к Боунсу! Отнести ему витамины и апельсиновый сок, спросить, что он думает о пророчествах, обнимать его так крепко, как только смогут мои руки…
        Я живо перемахнула через заборчик между нашими виллами, прижимая к себе бумажный пакет с едой и лекарствами, взбежала на крыльцо и дернула на себя дверь. И… дверь не поддалась. Она была закрыта.
        А я точно оставляла ее незапертой.
        Предчувствие - страшное, головокружительное, недоброе - ударило под дых.
        Боунс…
        Я принялась колотить в дверь и жать кнопку звонка. В доме громко залаяли сеттеры.
        - Боунс! ГАРРИ!
        Лай резко стих, сменившись повизгиванием, и за дверью послышался отчетливый звук приближающихся шагов. Щелкнул замок, и дверь открылась.
        Моя психика была закалена в бесчисленных боях с судьбой. Но когда я увидела человека, распахнувшего дверь, я лишилась дара речи.
        На пороге, сунув руку в карман коротких шорт, стояла девушка - с безупречной фигурой, прямым черным каре и огромными карими глазами. Полупрозрачная розовая майка вообще не скрывала черный кружевной бюстгальтер. Скорее наоборот - делала его более заметным. А бюстгальтер в свою очередь весьма условно прикрывал полную белую грудь. Всю правую руку - от плеча до запястья - покрывали татуировки. Так плотно, что чистой кожи почти не осталось. Девушка вскинула красиво очерченную бровь, и мои внутренности затянулись в тугой узел.
        Она - не просто мимоходом заглянувшая к Боунсу подружка, она - некто значимее: соответствует ему, подходит ему, подобна ему. Похожий стиль татуировок, такая же насмешка во взгляде - и собаки, скачущие у ее ног. Патрик и Сэйнт, разом обезумевшие от радости.
        - Я Флоренс. Ищу… Оушена. А вы кто?  - спросила я, уже зная ответ на свой вопрос.
        Прищурив ярко накрашенные глаза, девушка ответила:
        - А я Фиона, любовь всей его жизни.

* * *

        А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо…
        Обе банки, с витаминами и соком, были стеклянные. И обе разбились. Бумажный пакет разорвало осколками, таблетки высыпались, сок растекся. Девушка отступила на шаг назад и тихо выругалась.
        Я, спотыкаясь, побежала обратно к своему дому, распахнула дверь и рухнула на диван. Не помню, сколько времени пролежала, уткнувшись лицом в подушку, кусая до крови губы - только бы боль физическая на мгновение притупила душевную.
        Откуда она - эта сжимающая сердце боль? Откуда эта паника и удушающее разочарование? Ведь мы с Боунсом познакомились только позавчера. И он уже дважды меня отшил. И кроме пары поцелуев и дурацкого пикника на берегу мне ничего не досталось. Даже его настоящее имя узнала от его домработницы. О чем я думала?
        О том, как уйду от Лилит, покончу с моими темными делишками, переберусь сюда, в Южную Африку, и рожу Боунсу трех детей? Я в самом деле думала об этом сегодня. В супермаркете. Где-то между постельным бельем из египетского хлопка и винными бокалами…
        Чего еще он мне не сообщил, помимо своего настоящего имени и того факта, что у него есть девушка?
        Он не сказал мне, как тяжело будет, когда придется спуститься с небес на землю. Он не сказал, сколько успокоительного мне придется выпить, чтоб не тронуться. Не сказал, как больно будут ранить осколки разбитого сердца.
        Физическая боль может притупить боль душевную. Мне нужна ледяная вода. Много обжигающе ледяной воды. И музыка! Такая, чтоб душа вывернулась наизнанку! И я уже знаю, кто такую исполняет. Те девицы с потусторонними голосами, чьи песни я слушала вчера по заданию Лилит. У них в репертуаре точно найдется такая, которая будет резать без ножа!

* * *

        Еще быстрее, еще громче. Пусть дымятся шины и лопаются динамики. Я лечу по дороге с сумасшедшей скоростью и слушаю «Флоренс энд зэ Мэшин».
        Снова и снова возвращаюсь в свое детство, вспоминаю, как сидела за пианино, рвала свое желтое платье и плакала, плакала, плакала. Зеленый свет в моих глазах, возлюбленный - в моих мыслях, я снова рву свое желтое платье и плачу, плачу, плачу над своей любовью к тебе…[25 - Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Over The Love».]
        Наконец я вижу пляж, где Боунс вчера так трогательно рассказывал мне о своем прошлом. Жму на тормоз, сбрасываю передачу и скатываюсь по песчаной обочине.
        Ты один из тех, чью душу так трудно спасти, да еще и целый океан у меня на пути…
        Как же так получилось, что океан, который всегда меня спасал, и Оушен, который так стремительно меня разрушил, носят одно имя[26 - В английском языке имя собственное «Оушен» и имя существительное «океан» созвучны и пишутся одинаково: ocean.]? Как вышло, что отныне я обречена вздрагивать, слыша слово «океан»?
        Я выпрыгнула из машины и огляделась. Так и есть. Тот самый пляж. Если захочу, даже найду остатки вчерашнего костра. И отпечатки наших с Боунсом ног. И следы колес его кроссовера.
        Я не хочу видеть то, что увидела, отменить то, что сделано, погасите свет, пусть настанет утро…
        Ну, все, Скай. Пора проверить, о чем еще он наврал. Например… в самом ли деле здесь водятся акулы.
        Я снимаю босоножки, сбрасываю одежду и иду к воде. Океан неспокоен, он бьется в берега и швыряется пеной. Я высматриваю красные и белые буйки вдалеке: если смогу доплыть до них, а потом вернуться - значит, акул нет. А если не смогу, то…
        То кому-то достанется отличная машина. Я оставила ключи в замке зажигания. Телефон - на сиденье. Кто-то играет в русскую рулетку, а я изобрела новый вид игры со смертью. Жаль только, что патент на изобретение некому будет получать.
        Ныряю. Тело разрезает воду, как нож. Уже через двадцать метров начинают неметь пальцы на ногах. Волна накрывает меня с головой, промаргиваюсь, отплевываюсь и продолжаю заплыв. Как холодно. Еще одна волна, да какая.
        Выныриваю и ищу взглядом буйки. Их нет: вокруг только волны, и пена, и летящая по воздуху водяная пыль. На мгновение меня захлестывает паника, и я ухожу под воду с головой. Нужно вернуться. Пока не унесло течение. Не обязательно умирать, желая себя наказать. Достаточно просто застудить яичники и заработать бесплодие.
        Я стала вертеться вокруг своей оси в поисках берега - он превратился в полоску вдалеке - и хлебнула воды, когда рот раскрылся сам собой от изумления. Возле моего кабриолета мигают сигнальными фонарями несколько полицейских машин. Какого черта? Или меня решили оштрафовать за превышение скорости, или кто-то вызвал полицию, обнаружив брошенную на берегу машину. Я стала грести к берегу, но… он не приближался. Меня уносило в океан.

* * *

        Дитя побережья, я знала достаточно о рипах - отбойных течениях. Они возникают у берега и направлены в открытое море. За считанные минуты тебя может унести далеко-далеко, и ты, поддавшись панике, утонешь. А ведь выбраться из рипа довольно легко: не нужно пытаться грести к берегу, достаточно просто плыть вдоль него. Совсем скоро поток ослабеет, и море само поможет вернуться. Я поплыла параллельно суше, отказываясь поддаваться панике. Отбойные течения не затягивают тебя на дно, это не водоворот и не воронка - оно просто играет с тобой, унося в море.
        Через сто метров рип ослаб, и я направилась к берегу. Доплыла, выползла на песок и упала лицом в подушку из сухих водорослей. В полукилометре от меня виднелись полицейские машины и еще одна, ярко-красная, издалека похожая на игрушечную машину скорой помощи. И тут я сообразила. Они ищут меня!
        Задыхаясь и вздрагивая от холода, я побежала к машинам, и чем ближе подбегала, тем отчетливее осознавала масштаб тревоги, особенно когда заметила два скоростных катера в море. Здесь же, на берегу, были не только полицейские, но и спасатели в жилетах, и врачи «скорой», и… черный кроссовер «Ауди», припаркованный неподалеку. Глазам не верю. Он здесь? Боунс меня искал?
        Я подбежала к ближайшему полицейскому со словами:
        - Где Оушен?
        - Кого вы имеете в виду, мэм?
        - Владельца черной машины!
        - Мы сами его ищем, мэм.
        - Разве он не здесь?
        Полицейский подозрительно посмотрел на меня, оценил синеву моей кожи и, указав на «мерседес», спросил:
        - Это ваш кабриолет?
        - Да, мой!
        - Она здесь,  - проговорил он в рацию.  - Девушка нашлась. Она вернулась к машине. Остался мужчина.
        - В смысле остался?  - хрипло проговорила я.
        - Тот, кто вызвал нас, мэм, не дождался береговой службы спасения и поплыл вас искать. Катера ищут его тоже.
        Я опустилась на песок, зажав руками рот. «Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься!» Кто-то из врачей набросил на меня плед. Мне начали задавать какие-то вопросы, но я ничего не слышала. Мне сунули в руки чашку с чем-то горячим, но я не смогла удержать ее в руках. Я тупо переводила взгляд с океана на внедорожник Боунса и обратно. И тут мой взгляд наткнулся на изящную фигурку, осевшую на песок у черной машины. «Любовь всей его жизни» вытирала с лица слезы и тряслась от рыданий. А потом наши глаза встретились.
        Я сжалась в комок, когда девушка вскочила на ноги и быстро побежала в мою сторону. По ее глазам мне показалось, что сейчас она ударит меня, врежет с размаху по лицу, а потом потребует объяснить, почему ее парень помчался сломя голову за мной, как только узнал, что произошло. Ведь он помчался? Или что там случилось после моего бегства и до его появления здесь?
        И тут она, подбежав, упала на колени рядом и судорожно меня обняла.
        - Почему не сказала, что ты та самая… Морковь?! Я молчала, онемев от неожиданности.
        - Он просто с катушек слетел, когда узнал, что я тебе сказала! Мне впервые показалось, что он может меня ударить. Я думала, ты одна из этих, которые все никак не оставят его в покое! Мне так жаль!
        - Ты не его девушка?  - задыхаясь, выговорила я и зажала в ладонях две горсти песка - так крепко, что ракушки впились в ладони.  - Не любовь всей его жизни?
        - Теперь-то уж точно не любовь,  - сникла девушка, закрывая руками лицо.  - Я его сестра.

        Глава 11

        С трудом помню себя после того, как осознала, что он где-то там - в море. Посреди отбойного течения. С температурой под сорок. Ищет меня.
        Я пыталась броситься в воду и поплыть на поиски, но мне не позволили. Меня держали за руки, как буйного пациента психиатрической клиники. Потом я случайно заехала в глаз кому-то из врачей, после чего терпение у них закончилось. Мне вкололи успокоительное, и какой-то бородатый мужик в жилете в надписью «Служба спасения» силой усадил меня на песок и набросил мне на плечи красный, пропахший лекарствами плед.
        - Меня зовут доктор Крюгер, дорогуша,  - сказал он, поправляя на носу круглые очки в золотой оправе, какие обычно носит Сайта-Клаус в кино, и приглаживая седые бакенбарды.  - И я тут главный.
        - Мистер Крюгер! Разрешите мне поплыть!
        - Деточка, если вы хоть на шаг приблизитесь к воде, я привяжу вас к носилкам.
        Меня не нужно было привязывать: я больше не могла ни ходить, ни даже стоять. Укол уже подействовал. Голова разом отяжелела, руки и ноги стали неподъемными, перед глазами все поплыло.
        - Ты не должна была пускать его в воду,  - повернулась я к сестре Боунса.
        - Ну извини, я не умею останавливать поезд на ходу!  - выпалила та.  - Это тебе следовало остаться и спокойно потребовать от него объяснений! Тем более если у вас все так серьезно! Какого черта было бежать к морю и лезть в воду?!
        Я успела изучить ее красивое лицо - панк-версия Одри Хепберн, ровная челка, удивленно разлетевшиеся брови, невинный рот - и впервые заметила легкое сходство с братом. Только что сказанные ею слова прочно засели у меня в голове: «Тем более если у вас все так серьезно!»
        Разве?
        Разве у нас все… серьезно?
        Я мысленно повторяла эти слова, снова и снова, и с каждой секундой верила в это все сильнее.
        Мистер Крюгер, который расположился неподалеку с журналом и биноклем, прижал телефон к уху, а потом повернулся ко мне.
        - Да, она здесь. Что мне сделать? Пусть скажет сама. Эй, мисс!  - позвал он меня.
        Я подошла к нему, едва не теряя сознание от волнения. Спасатель протянул мне телефон:
        - Скажите ему, что вы в порядке. Он не верит. Я выхватила телефон.
        - Боунс? Ты там?! Ты слышишь меня?
        - Флоренс,  - услышала я спустя чудовищно длинную секунду и подскочила от радости.
        - Гарри…
        - Мне тут говорят, что моя девушка на берегу, жива-здорова, а я уверен, что лапшу мне на уши вешают,  - хриплым голосом произнес Боунс, и я прижала к лицу ладонь, пряча слезы от суетящихся рядом людей.
        - Твоя девушка?  - тупо переспросила я.  - Она сказала, что она - твоя сестра. Или я все опять не так поняла?..
        Успокоительное сделало меня странно заторможенной. Я сомневалась, что полностью понимаю смысл сказанных им слов.
        - Стоит на берегу. Невысокого роста, с мокрыми рыжими волосами. Кутается в красный плед и, судя по голосу, плачет. И она - моя, правда, я еще не успел сказать ей об этом,  - тихо говорил Боунс, и по мере того, как смысл его слов начал доходить до меня, мои ноги все хуже справлялись с тяжестью моего веса.  - Но, как только доберусь до берега, она тут же об этом узнает.
        Я вскинула голову и всмотрелась в приближающийся катер. Он подошел к берегу, сбросив скорость. Боунс в прилипшей к телу майке спрыгнул в воду и двинулся в моем направлении, шатаясь от накатывающих волн. Я уронила плед и бросилась к нему навстречу. И больше никто не пытался меня удержать.
        Не знаю, о чем он думал, пока расстояние между нами быстро сокращалось. Не знаю, чувствовал ли то же, что и я. Но для меня смысл существования внезапно воплотился в этом человеке, одном-единственном, не сводящем с меня глаз. Он едва держался на ногах. Мокрая одежда облепила его тело - он, не раздеваясь, бросился за мной в воду. Над нами нависло тяжелое темное небо, не сулящее нам обоим ничего хорошего.
        Я бежала к Боунсу, увязая в месиве из морской пены, тины и песка. Не отдам его стихии! Как только мои руки обхватят его за шею, он станет принадлежать мне. Я заберу его домой - под надежную крышу, под теплое одеяло, в мои горячие объятия. Я отогрею его, заставлю его забыть, что мы едва не потеряли друг друга. Я буду любить его. Уже люблю.
        - О небо,  - выдохнул он, прижимая меня к себе. И то ли это восклицание прозвучало как мое имя, то ли мое имя прозвучало как восклицание.
        - Боунс,  - ответила я, обнимая его, грея поцелуями его лицо.
        - Я поклялся, что если вновь увижу тебя живой, то скажу все, что не решался сказать. Флоренс, я хочу видеть тебя рядом бесконечное число дней и ночей. Хочу, чтобы ты была в моей жизни, в моем доме и в моей постели. И пусть катятся к дьяволу все, кто считает, что я хочу слишком много. Ты выйдешь за меня?

* * *

        Воздух. Он закончился. Во всей Вселенной больше не осталось ни молекулы кислорода. Я стала задыхаться, открыла от изумления рот и заглянула Боунсу в глаза. Они блестят так ярко. С волос течет вода. Лицо - нездорово-бледное, взволнованное. На губах - дерзкая улыбка.
        Так и есть. Он бредит.
        - Ты не в себе.  - Я обняла его за талию, желая поддержать.  - Идем-ка…
        - Нет, я очень даже в себе,  - возразил он.  - И мне нужен ответ прямо сейчас.
        К нам подошла пара спасателей с одеялами и горячим питьем. Следом за ними приблизился доктор Крюгер в очках как у Сайты. И всхлипывающая Фиона. Я отошла в сторону, но Боунс последовал за мной, отмахиваясь от сестры и суетящихся рядом врачей.
        - Флоренс!  - произнес он возбужденно.  - Если ты не скажешь да, то…
        - Боунс, это все стресс. Ты не осознаешь, что говоришь.
        Я не на шутку встревожилась. Конечно, мне не впервой было слышать всякий бред от Боунса, но на этот раз он и правда меня беспокоил. Особенно полыхающее пламя у него в глазах. Только бы с ним все было хорошо! Я прижала ладони к его лицу и стала легко растирать кожу. Она была холодной, как лед, но изнутри его явно одолевал жар.
        - Я не подпущу к себе никого, пока не услышу «да»,  - громко сказал Боунс, удивив спасателей. Но больше всех - меня.
        Путаясь в ногах, я подошла к доктору и тихо сказала ему, оглядываясь на Боунса:
        - Мистер Крюгер, я думаю, ему тоже требуется успокоительное. Двойная доза.
        - Мисс,  - негромко заговорил доктор,  - а может, проще будет сказать «да»? Одно дело - поставить укол миниатюрной девушке, как вы. И совсем другое - крепкому парню вроде него. Вы знаете, что он увлекается тайским боксом и холодным оружием? К тому же мистер Оушен спонсировал закупку новых вертолетов для нашей службы в прошлом году, нам бы не хотелось… Ну, вы понимаете, портить отношения…
        Я всмотрелась в Боунса, который стоял неподалеку и был явно взбудоражен.
        - Да он болен, мистер Крюгер! Вы что, не видите? Он в бреду!  - громко зашептала я на ухо доктору.  - Мы познакомились с ним два дня назад! Я не могу сказать «да»!
        - Позвольте вам кое-что рассказать.  - Он взял меня за руку и отвел чуть дальше.  - Сначала мистер Оушен позвонил нам и сказал, что его девушка - да-да, его девушка — тонет в море. Потом он поднял на уши еще и береговую охрану соседнего города. Это их вертолет кружит над морем, видите? А потом разругался с мисс Фионой, хотя он души не чает в своей сестре, уж поверьте. Она мне все рассказала еще до того, как вы появились на пляже, я давал ей успокоительное. А потом мистер Оушен бросился в море и не собирался вылезать из него без вас. Вы ему не безразличны. Странно, что вы этого еще не поняли.
        Услышанное не просто меня потрясло. До меня наконец дошло, что предложение Боунса - никакой не бред. А пламя бушует у него в глазах, вероятно, вовсе не из-за болезни, а например, ну…
        Да быть этого не может.
        - Это горячка, мистер Крюгер,  - возразила я, нервно оглядываясь на Боунса.
        - Это любовь, мисс Флоренс,  - заключил врач.
        Самообладание оставило меня. Сила, выносливость, выдержка - все растрескалось, рассыпалось в пыль. Осталась уязвимая сердцевина, и обнаженная душа, и слезы, которые больше не получалось скрывать. Боунс рванулся ко мне, как только понял, что я плачу, и стал обнимать - горячо, отчаянно.
        - Черт, я просто придурок, да?  - зашептал он.  - У тебя кто-то есть там, в другом полушарии?
        - Нет!  - ответила я, уткнувшись лицом ему в шею.
        - Я не нравлюсь тебе, и ты…
        - Я без ума от тебя!
        - Тогда ты боишься всего этого бейсджампинга[27 - Бейсджампинг - прыжки с парашютом с неподвижных объектов - высотных зданий, мостов, телевышек и т. п. Экстремальнейший вид спорта.], который именуют законными отношениями? Хочешь, мы не спеша начнем по порядку, как все нормальные люди? Свидания на нейтральной территории, конфеты-букеты, знакомство с родителями, смена статусов в «Фейсбуке»?
        - Скука смертная,  - рассмеялась я сквозь слезы.
        - Вот именно,  - улыбнулся Боунс.
        - Гарри, причина того, почему я не могу сказать «да», заключается в том, что ты меня совсем не знаешь. Что если я кровожадная инопланетянка, охотящаяся на мужчин и поедающая их мозги?  - сказала я без тени улыбки.
        - А что если я всадник Апокалипсиса, питающийся кровью юных девственниц?  - отшутился Боунс, грея мои руки в своих ладонях.  - Поверь, я знаю достаточно. Ты именно та, кто мне необходима. Ты - это все, что мне нужно.
        Я обвела пальцем контур татуировки у него на груди, потом заглянула ему в глаза - и пополнила ряды тех, кто готов прыгнуть вниз головой с пролета высоченного моста с единственным парашютом за спиной.
        - Дай мне немного времени. Я должна слетать в Штаты. Уладить кое-какие дела, и тогда… Вероятно… у меня найдется для тебя ответ.
        - В Штаты?  - вскинул бровь Боунс.  - Не пойдет, слишком далеко. Могу отпустить тебя до Кейптауна и обратно. И чтоб к ужину была дома.
        «Дома»  - это слово прозвучало восхитительно…

* * *

        Говорят, люди не замечают момента, когда сходят с ума. Что если это случилось со мной? Еще вчера я бы не испытывала никаких сожалений, если бы ураган унес Боунса на другой конец света. А сегодня чуть не покончила с собой, когда вообразила, что он принадлежит кому-то другому, а не мне. Я в самом деле - на какой-то безумный миг - подумала, что мне стоит это сделать, чтобы освободиться от жуткой, раздирающей грудь боли. Потом водные процедуры привели меня в чувство, но я хорошо помню свою решимость, пока шла к воде. Я и правда чуть не покончила с собой…
        Я везла Боунса домой. Он полулежал на пассажирском сиденье и не сводил с меня влюбленных глаз. Его рука, которая снова была горячей, как песок под полуденным солнцем, то и дело скользила по моей ноге от колена до самого края шорт, а потом возвращалась к колену по внутренней стороне бедра.
        - Ты моя,  - сказал он.
        - Твоя. Если не умрешь от воспаления легких. Доктор Крюгер не забрал его в больницу только после того, как я его клятвенно уверила, что Оушен проведет ближайшую неделю в кровати и будет принимать антибиотики по расписанию.
        - Фло, скажи, что ты не собиралась покончить с собой.
        Я натянуто улыбнулась и посмотрела в зеркало заднего вида: за нами следом ехала Фиона на черном кроссовере. Пусть она будет первой и последней женщиной, которую я встретила в доме Боунса в одежде, едва прикрывающей тело…
        - Не собиралась. Я не из тех, кто подло лишает спасения нуждающихся в донорских органах людей. Если мне придет в голову покончить с собой, я куплю мотоцикл и буду гонять на нем без шлема, предварительно подписав согласие на изъятие органов. Умирать - так весело и с пользой.
        - Пообещай мне кое-что.  - Боунс накрыл мою ладонь.
        - Никаких мотоциклов?
        - Никаких мотоциклов, и… Если ты когда-нибудь узнаешь обо мне что-то, что вызовет у тебя желание совершить нечто безумное, как сегодня… Да, лезть в воду в шторм было чистым безумием - не спорь! И да, я уверен, ты испытала шок, когда Фиона открыла тебе дверь. Стекло от разбитых банок до сих пор валяется у меня на пороге… Так вот, если ты узнаешь что-то, что тебе не понравится,  - не важно что,  - то, бога ради, приди ко мне и спроси об этом прямо.
        Я взглянула на Боунса: его голос звучал так странно и так серьезно. Кажется, я еще ни разу не видела его таким сосредоточенным.
        - Пообещай, что сначала поговоришь со мной.
        - Обещаю,  - кивнула я.
        - Поклянись.
        - О нет. Ты в самом деле пьешь кровь девственниц?  - рассмеялась я.
        - Нет, я в самом деле не хочу тебя потерять,  - просто сказал он.
        Мы посмотрели друг на друга. И время остановилось. Застыло, как древесная смола. Если это сумасшествие, то я не хочу снова стать здоровой. Пожалуйста, оставьте меня в этой комнате с мягкими стенами и позвольте и дальше бредить наяву.

* * *

        Мы вернулись домой, и я затащила Боунса в постель. К моему сожалению, в данном случае это означало исключительно физическое перемещение в пространстве. Он протестовал и пытался не выглядеть слабым, но болезнь взяла свое: в конце концов, тело отказалось ему подчиняться. Я отвела его в спальню и лежала с ним рядом, пока он не уснул. Потом осторожно убрала со своего живота его горячую руку и спустилась вниз. Засучив рукава, Фиона суетилась на кухне, открывая и закрывая дверцы шкафчиков. Черт возьми, эта девушка даже в фартуке и застиранной рубахе выглядела горячей, чем Дита фон Тиз.
        - Держи.  - Она сунула мне в руки полный бокал вина.  - Нам обеим не помешает. Господи, ты чуть не погибла. А я чуть не потеряла брата. И все из-за моих дурацких шуточек… Это семейное… Как ты сама?
        - Нормально,  - опустила глаза я, прикладываясь к бокалу. Алкоголь ослабил стальные струны, которые держали меня все это время, и я обмякла, как тряпичная кукла. Волнение за Боунса и пережитый ужас сдавили горло. Подойдя, Фиона положила руку мне на плечо.
        - Флоренс, пей и плачь, плачь и пей, сегодня тебе можно все.
        - Фиона,  - громко всхлипнула я.  - Он предложил мне выйти за него.
        - Я слышала,  - улыбнулась она.  - И была потрясена. Никогда не видела его таким…
        - Я до сих пор не уверена, что он говорил это осознанно. Мы знакомы всего три дня. Да он просто перенервничал сегодня. На солнце перегрелся. А потом переохладился…
        Фиона развернула меня к себе и слегка встряхнула:
        - Влюбился, если точнее.
        Боже правый. Полегче.
        «Кто-то влюбился в меня»  - это ведь это так же нереально, как и розовые единороги, голубые драконы и сокровища лепреконов? «Кто-то влюбился в меня»  - ведь это так же невероятно, как мир во всем мире и честные политики. Разве я смогу когда-нибудь в это поверить? И тем более вообразить, что в меня влюбился не кто-нибудь, а такой мужчина, как Боунс?
        - Почему ты плачешь?  - поинтересовалась Фиона.  - Это не шутка! То, что он сказал сегодня,  - это всерьез. Он болен, но не сошел с ума. Рассказать, что было, когда он проснулся и обнаружил, что ты так и не вернулась? Как громко он орал на меня, когда узнал, что произошло? Как метался по городу, не выпуская из рук телефон? Как начал молиться вслух, когда увидел твою машину на берегу? Он никогда не молится, чтоб ты знала. Я слышала это впервые.
        - Может быть, он просто испугался, что станет причиной чьей-то…  - Я не смогла заставить себя произнести вслух слово «смерть».
        - О нет, это было больше похоже на терзания Ромео над телом Джульетты.
        Я залпом осушила свой бокал и протянула его Фионе. Пожалуй, никто не умеет напиваться так быстро, как две ирландские девчонки в печали.
        - Знаешь что?  - приобняла меня она.  - Давай прикончим эту бутылку, и отправляйся-ка спать. Тебе нужно выспаться перед завтрашним… штормом. Представляю, что случится с нашим Океаном, когда он узнает, что ты не восприняла его предложение всерьез.
        - Присмотришь за ним?  - спросила я, пытаясь свыкнуться с жуткой мыслью, что мне придется оставить его и уступить роль сиделки его сестре.
        - Ты подумала, что я тебя выставляю?!  - воскликнула Фиона.  - Ну, нет. На этой планете есть только одно место, где ты сегодня можешь заночевать, и оно там, наверху, с ним рядом.

* * *

        Я забежала в свой дом, вырыла из чемодана свежее белье и пижаму. Залезла под душ и задержалась там аж на три минуты. Ровно через столько времени я почувствовала, что соскучилась по Боунсу. Потом быстро-быстро причесалась, почистила зубы, набросила кофту, схватилась за дверную ручку, и…
        Звонок мобильного телефона заставил меня остановиться. Звук бьющегося стекла - рингтон, привязанный к номеру Лилит. Я замерла, слыша снова и снова, как разлетаются вдребезги то ли вазы, то ли окна, то ли хрустальные люстры.
        Не хочу отвечать. Не сейчас, не сегодня. Не хочу вспоминать, кто я есть. Не хочу знать, откуда я пришла. Не хочу слышать свое настоящее имя!
        Я дождалась, пока телефон утихнет, положила его в карман и шагнула за порог. Вечер сгущался, настаивался, как чай. Над садом кружили ночные бабочки, над океаном нависли планеты, и звезды, и луна. Я шла босиком к дому Боунса, и мое сердце пело громче сверчков в траве.
        Фиона открыла дверь в пижаме со Спанч Бобом и грелкой под мышкой. Я пожелала ей спокойной ночи и побежала в спальню к ее брату. На этот раз прежде, чем войти, я убедилась, что он в кровати, а не… где-то еще. Потом проскользнула в комнату и легла с ним рядом, разглядывая его лицо в лунном свете. Коснулась волос, подбородка, плеча.
        Боунс вздрогнул и открыл глаза.
        - Фло.  - Он повернулся на бок и пристроил свою голову рядом с моей. Его пальцы заскользили по моей спине, рисуя на ней волшебные узоры.  - Ты снова в моей постели. И я снова бессилен воплотить в жизнь твои фантазии…
        - Звучит просто душераздирающе,  - улыбнулась я.  - Как ты себя чувствуешь?
        - Как картофельное пюре. Это не вирус, а какое-то биологическое оружие.
        - Что-то ты подозрительно разговорчив. Видимо, пик миновал.  - Я прижалась губами к его лбу, и оказалось,  - о чудо!  - он уже не горел огнем.  - Температура падает!
        - Слава богу, неужели я смогу добраться до алтаря на своих двоих, а не в инвалидной коляске, с градусником в заднице,  - проговорил Боунс, пристраивая теплую ладонь на моем лице. И слезы, битву с которыми я вела весь вечер, снова полезли наружу.
        Он не шутил! Он не бредил и не потешался надо мной! Этот мужчина в самом деле хочет надеть кольцо мне на безымянный палец.
        - Это слезы счастья, или я настолько жалко выгляжу, что…
        Я прижала пальцы к его губам:
        - Эй, не смей называть жалким моего будущего мужа.
        Не знаю, как мне удалось удержать Боунса на его половине кровати: хватило бы одного моего слова - и остаток ночи я бы изучала геометрию его рук, ребер и ключиц под собственные стоны и вскрики. Но я не могла позволить ему заняться любовью с какой-то… Флоренс. С лгуньей, с мошенницей, с охотницей за «товаром».
        Я хотела, чтобы он принадлежал только Скай Полански - той, которая не лжет, ничего не скрывает и покончила с темным прошлым.
        Я должна вернуться к Лилит и разорвать подписанный контракт. Расквитаться, рассчитаться и поблагодарить за этот подарок - ведь только благодаря ей я оказалась здесь. А потом вернуться сюда и рассказать Боунсу всю правду о себе. И если у него по-прежнему будут планы на мой безымянный палец и мое сердце - я вручу ему их.
        Под утро Боунс не выдержал неравной битвы с подступающей усталостью и снова уснул. Я взяла свой телефон, на цыпочках вышла на балкон и сказала человеку, ответившему на звонок:
        - Я бы хотела перенести дату обратного вылета. Скай Полански. Бостон. Есть ли места на сегодняшние рейсы? Не обязательно бизнес-класс.
        И пока оператор подыскивал мне нужный рейс, я смотрела сквозь стекло на Боунса, обнимающего во сне подушку. Не могла отвести глаз.
        - Подойдет, спасибо. Когда я буду в Бостоне?
        - Завтра к полудню.
        Значит, до конца завтрашнего дня я успею найти Лилит и сообщить ей, что увольняюсь. Мне хватит денег на жилье, образование и тихую новую жизнь. Уже завтра вечером я сяду на самолет до Южной Африки и послезавтра вернусь к Боунсу. Я приготовлю ужин и зажгу свечи. Он откроет бутылку вина и спросит, уладила ли я свои дела в Америке. И тогда я расскажу ему все, что не могу рассказать сейчас. И он поймет.
        А если не поймет, то…
        Я знаю, в какой стороне света Ирландия. А там у Кейт найдется знакомый священник и психотерапевт. А у Хьюго - триста рецептов алкогольных коктейлей. И моя крыша. И небо. И океан.
        И, даст бог, этого будет достаточно, чтобы не сойти с ума.

        Глава 12

        Я вернулась в кровать к Боунсу, и мне удалось поспать пару часов в промежутке между звонком в аэропорт и нестерпимым сигналом будильника. Когда я сонно протерла глаза, комнату уже заливал яркий солнечный свет, откуда-то доносилась тихая музыка и приглушенный лай собак.
        - Ты в моей постели.  - Боунс лежал рядом, закинув руки за голову, и не сводил с меня ясных, смеющихся глаз.  - Кажется, я пропустил все самое интересное.
        - В смысле?  - улыбнулась я, пристраивая голову на его подушку.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Если ты чего-то не помнишь - могу рассказать все в деталях,  - подыграла я ему.  - С какого момента память подвела тебя?
        - Ну… Вчера ты сделала мне массаж, а потом… все зашло немного дальше, и ты сбежала домой. Все.
        Я пару раз медленно моргнула, вцепившись в одеяло.
        - Боунс, с тех пор прошло чуть больше времени, чем одна ночь,  - с тревогой сказала я.
        - Надеюсь, я вел себя хорошо?  - прищурился он. Я резко села в кровати, вцепившись в одеяло.
        - Ты в самом деле ничего не помнишь?  - пробормотала я.
        - Когда болею, у меня случаются провалы в памяти.
        - Нет,  - непроизвольно выдохнула я.
        - Ты можешь напомнить мне все, что между нами произошло,  - сказал Боунс, мягко прикасаясь к моему подбородку.  - Но только если это не займет много времени. У меня сегодня большая вечеринка, нужно успеть навести порядок.
        Я молча вылезла из кровати, взяла со стула свою кофту и набросила себе на плечи. Меня вдруг затрясло так, как будто я стояла голышом на морозе.
        - Ничего не произошло,  - ровно сказала я, избегая смотреть ему в глаза.  - Ты неважно себя чувствовал, и я просто… присмотрела за тобой.
        - Точно?  - Боунс выбрался из кровати и потянулся. Высокий, загорелый, опасный, как пантера. И уже не мой.
        - Я точно ничего не натворил? Что с твоим лицом? Морковь!
        Я выбежала из спальни и рванула вниз по ступенькам.
        - Эй, подожди! Ты забыла кое-что!  - крикнул он мне вслед.
        «Мое сердце, я забыла здесь мое сердце. Оно осталось под твоими ногами, разбившееся на кусочки».
        - Флоренс!  - Я еще не успела спуститься вниз, когда Боунс очутился рядом и крепко сжал мое запястье.  - Ты забыла это.
        Я повернулась к нему, и он что-то вложил мне в руку.
        - Ничего я не забывала,  - мотнула я головой.
        - А я знаю точно, что это твое. Посмотри.
        У меня в руке был небольшой красный коробок - в таком могло бы лежать…
        - Я король идиотских шуток, как ты уже поняла,  - проговорил он, прижимая меня к себе и целуя в лоб.  - Но ты можешь включить запрет на дурацкий юмор в брачный контракт.
        Я бы свалилась с лестницы, если бы не его руки, удержавшие меня.
        - Это то, чего нам вчера не хватило,  - сказал Боунс, указывая взглядом на коробочку.  - Исправляюсь. Если конечно ты не передумала выходить за шута.
        Шокированная, я открыла коробочку и тут же ее захлопнула. Кольцо.
        - Будь моей женой, Флоренс.
        - Ты с ума меня сведешь, Боунс,  - пробормотала я и только сейчас заметила, что он встал на одно колено и теперь усиленно пытается удержать равновесие на ступеньках.
        - Надеюсь, уже свел.  - Он крепко сжал мою руку, словно это прикосновение могло повлиять на мой ответ.
        - Свел,  - подтвердила я, присаживаясь с ним рядом, подныривая ему под руку и прижимаясь к его груди. Затаив дыхание, я смотрела, как он надевает мне на палец кольцо. Изящное, из белого золота, со сверкающими бриллиантами по кругу.
        - Все. Попалась. А теперь говори «да», тебе некуда бежать.
        - Да,  - кивнула я, подставляя Боунсу лицо для поцелуя, и… в следующее мгновение подскочила от одобрительных криков. Следом зазвучал веселый рок-н-ролл, и гостиная на первом этаже, которую с лестницы было видно как на ладони, наполнилась шумом и гамом. Я увидела Фиону и еще несколько человек: незнакомого парня в джинсовой рубашке с татуировками на шее, Ашанти и доктора Крюгер.
        - Ну что, теперь это больше похоже на настоящее предложение?  - Фиона взлетела по лестнице и, отстранив брата, крепко меня обняла.  - Поздравляю! Обещай, что платье будем выбирать вместе!
        - Обещаю,  - рассмеялась я.
        Боунс подхватил меня на руки и понес вниз, в гостиную, наполненную весельем и ароматом кофе. И я не стала протестовать.

* * *

        Мы пили вино, ели горячие блинчики - Фиона пекла их быстрее, чем мы успевали уничтожать,  - и шутили, наслаждаясь этим чудесным утром, не похожим ни на одно другое. Доктор Крюгер был искренне рад увидеть Боунса на ногах. Он сиял и широко улыбался. Ашанти, которая выглядела очень нарядно в желтом сарафане, порхала вокруг стола в радостном возбуждении, засыпая меня вопросами: какое надену платье? будет ли у меня фата? правда ли, что поймавшая букет тоже скоро выйдет замуж? Оливер - бойфренд Фионы, кареглазый, бритый наголо здоровяк,  - живо разливал вино, травил байки и весело, по-братски подкалывал Боунса на тему супружеской жизни. Собаки носились вокруг, желая быть частью всего этого веселья. Такого славного утра в моей жизни, пожалуй, еще никогда не было. Я вдруг обрела семью. Такую классную, такую настоящую. Я поглядывала на сидящего рядом Боунса и не могла поверить, что этот мужчина действительно захотел принадлежать мне. Иногда мы встречались взглядами, и он тут же мне улыбался. Его рука под столом исследовала границы дозволенного: скользила по моей ноге, гуляла вдоль оборки моих пижамных
шорт. Я затеяла ответную игру - водила ладонью по его бедру и с удовольствием наблюдала, как застывает его лицо и напряженно сжимаются челюсти.
        - Теперь выбирает Флоренс,  - объявил Оливер, размахивая айфоном.  - Что ты у нас любишь?
        - А? Что?  - очнулась я, выныривая из моря ощущений, которые дарила мне рука Боунса, ласкающая мою ногу.
        - Выбирай музыку.
        - Нет, спасибо,  - натянуто улыбнулась я.
        - Не стесняйся,  - сказала Фиона, помещая посреди стола новую башенку из свежих блинчиков. Похоже, она будет печь их, пока все не лопнут.
        - Боюсь разочаровать всех своим вкусом.
        - «Ван Дайрекшн»[28 - «Ван Дайрекшн» (англ. One Direction)  - англо-ирландская мальчишеская группа.]. Угадал?  - хохотнул Оливер. Я беспомощно вздохнула и сжала руку Боунса.
        И он тут же понял, что я хочу, чтобы от меня отстали.
        - Давай выберу я,  - сказал он.  - «Морчиба», «Наслаждайся поездкой».
        - Поддерживаю,  - кивнула Фиона.
        - Тоска зеленая,  - пробурчал Оливер, закатывая глаза.
        Я стиснула зубы, как только поняла, что песня будет не слишком веселой. Впрочем, и грустной я бы ее не назвала. Красивая, легкая рефлексия.
        Закрой ворота на закате. После этого ты не сможешь уйти. Ты можешь увидеть нечто большее, выяснить, что это все значит. Ты не захочешь возвращаться домой. В саду, полном ангелов, ты не будешь одинока[29 - Здесь и далее цитируется в переводе переводе автора текст песни «Enjoy the Ride» группы Morcheeba.].
        Фиона опустила руки Оливеру на плечи, тот обнял ее за талию, и они медленно закружили по гостиной. Доктор Крюгер открыл бутылочку сидра и блаженно откинулся на спинку стула. Ашанти нарисовала шоколадным соусом смайлик на блине.
        Но путь долог. Исчезают камни, по которым ты ступаешь. Под лунным светом, что ведет тебя, почувствуй, как здорово быть живым. День, когда ты прекратишь бежать,  - это день, когда ты окажешься дома.
        - Фло?  - тронул меня Боунс.
        - Да?  - подняла голову я. Музыка затянула меня в свои сети, и я даже не пыталась выбраться из них.
        - Ты плачешь,  - нахмурился он.
        - Нет,  - улыбнулась я.
        - А это что?  - Боунс прикоснулся к моей щеке и кончиком пальца стер с нее влажную дорожку.
        Я перебралась к нему на колени и склонила голову ему на плечо.
        - Музыка не слишком хорошо на меня воздействует. Я словно погружаюсь в воду без акваланга. Если это на пару минут, то все в порядке. Если дольше - я начинаю задыхаться. Особенно если песня невеселая…
        - Идем,  - сказал он. Я встала с его коленей, он поднялся следом и взял меня за руку.  - Меня Скай тоже режет без ножа.
        Я пошатнулась от изумления и машинально схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. «Что он сказал?!»
        Ничего не заметив, Боунс повел меня на улицу, в сад. Я шла за ним на ватных ногах.
        - Таким, как Скай, это дано от бога,  - заметил он.
        - О чем ты?  - пробормотала я, глядя на него во все глаза.
        - Вокалистку «Морчибы» зовут Скай Эдварде,  - пояснил Боунс.  - Что с тобой? Ты такая бледная.
        Я нервно рассмеялась. Подумать только, этот человек предложил мне выйти за него, и я согласилась. А ведь он даже не знает моего настоящего имени.
        - Все в порядке. Знаешь…  - Я снова заглянула в его глаза, серые, цвета шторма или предгрозового неба и проникающие в самую душу.  - Я должна уехать сегодня. Уже поменяла дату вылета, вечером у меня самолет.
        Боунс напрягся. Рука, ласкающая мое запястье, замерла.
        - Я вернусь так быстро, как только смогу. Эта поездка не займет дольше двух дней. Даже вещи забирать не буду, полечу налегке.
        - Ладно,  - наконец проговорил он, притягивая меня к себе.  - Расскажешь зачем?
        - Да. Как только вернусь.
        - У тебя там где-то бывший, которому ты хочешь в лицо объявить, что выходишь замуж?  - рассмеялся Боунс.
        - Нет, это просто связано с работой,  - увильнула я.
        - Если начальство не дает тебе покоя и выдергивает из отпуска, можешь послать их к черту. Твой муж может обеспечить тебе роскошную, праздную жизнь - так им и скажи!
        - Так и скажу.
        Я обняла Боунса за шею и начала целовать его так, словно поцелуев можно было набрать впрок. Словно такое счастье можно накопить, как тепло, как солнечную энергию. А потом нас прервали. Телефон Боунса завибрировал, и он отстранился от меня, прижимая к его уху.
        Я надеялась, что разговор будет коротким и мы снова вернемся к тому, на чем закончили, но зря. По-видимому, произошло что-то важное. Даже не знаю, почему мне так показалось. Может быть, по тому, как крепко пальцы Боунса сжимали телефон. Или по тому, как быстро запульсировала жилка у него на шее.
        - Узнай, кто,  - коротко сказал он и раздраженно прибавил:  - Тебе нужно мое благословение, что ли? Просто выясни это.
        Я выпустила его руку, решив погулять по саду, пока он разговаривает, но Боунс не дал мне уйти. Сжал мою ладонь и одним губами сказал: «Останься».
        - Не важно, сколько времени это займет. Просто узнай, кто внес этот гребаный залог.
        - Что-то стряслось?  - спросила я, как только Боунс спрятал телефон в карман.
        - Нет, это просто связано с работой,  - передразнил меня он.
        - Эй, голубки!  - окликнула нас с балкона Фиона.  - Мои блины требуют новых ртов! Эти слабаки говорят, что уже наелись. А у меня теста еще три кастрюли!
        - Начинай оклеивать стены, Фиона!  - скомандовал Боунс.

* * *

        Я смотрела, как ушла вниз земля за иллюминатором, и прижала лоб к холодному стеклу. Где-то там, среди миллиона сияющих огоньков, наверняка есть и машина Боунса, которую он только что выгнал с подземной парковки аэропорта и теперь повел обратно, в Саймонстаун…
        Мои губы все еще горели от его поцелуев: мы провели в машине полчаса прежде, чем наконец смогли распрощаться. Я попросила его не провожать меня до стойки регистрации, и он подчинился. Не хотела, чтобы он узнал мое имя и что я лечу бизнес-классом. Не желала плакать на людях, прощаясь с ним. Хватит слез. Сожми всю волю в кулак, Полански, сказала я себе. Уеду с улыбкой и с улыбкой вернусь. Глаза предали меня только однажды, когда Боунс снял с себя крестик на цепочке и надел мне на шею.
        - Я не верю в талисманы, но пусть он будет с тобой,  - сказал он.
        Я повертела в пальцах крестик и прочла вслух имя, выгравированное на металле:
        - Оливия… Кто она?
        - Могу сказать одно: ты бы ей понравилась,  - вздохнув, ответил Боунс.
        - Уж я бы постаралась,  - пробормотала я.  - Только если она не твоя бывшая. Тогда мы бы вряд ли поладили. Я бы вызвала ее на дуэль и, несомненно, победила. Теперь, когда ты научил меня снимать пистолет с предохранителя…
        - Я люблю тебя, ты знаешь это? Ох.
        Я втянула голову в плечи. Он еще не говорил мне это. Точно не говорил. «И я тебя»,  - должна была сказать я, но смолчала. Меня что-то остановило. Я побоялась спугнуть счастье, спугнуть удачу. А вдруг он передумает, как только увидит, как легко ему досталось мое сердце?
        - Теперь знаю,  - сказала я, сжав в ладони крестик.
        Стюардесса принесла мне меню, и я сделала заказ, но ужина так и не дождалась. Усталость сморила меня, затянула в свой серый омут. Я проснулась, когда в иллюминаторы уже бил солнечный свет, а капитан бодрым голосом сообщал о температуре за бортом и предстоящей посадке.
        Я успела проверить электронную почту на своем ноуте, в промежутке между посещением туалета и завтраком. Интернет в самолете - восхитительная роскошь! Я боялась, что «личка» завалена письмами от Лилит. Мы не общались уже несколько дней. Но в почте обнаружилось только одно небольшое сообщение и какие-то дополнительные сведения о Бенни Бобтейле - продюсере, на которого затевалась охота. Я даже не стала читать. Меньше чем через сутки я перестану быть частью «Мальтезе-медикал».

* * *

        Мне не удалось найти Лилит. Я заехала в клинику, но начальницы там не оказалось. Я звонила ей и писала на электронную почту - безуспешно. Алиша, которая после моего повышения в гончие стала персональным секретарем Лилит, только пожала плечами.
        - Вчера не появлялась, сегодня еще тоже.
        «Пэ-эм-эс»,  - добавила она одними губами.
        Примерно раз в месяц-два Лилит исчезала и отсутствовала несколько дней, а когда возвращалась, выглядела не ахти: ввалившиеся глаза, искусанные губы, лицо землистого цвета. Гончие давно прозвали эти отлучки предменструальным синдромом, но вслух об этом не говорили. В Лилит было нечто, заставлявшее придерживать язык.
        Алиша протянула мне стакан с кофе и откинулась на спинку стула, вытянув длинные ноги. С тех пор как Лилит привезла нас с ней в Бостон, Алиша преобразилась не меньше моего. Если не больше. Благодаря умелому руководству ее природные данные и актерский талант раскрылись во всей красе на благодатной почве. Будь я мужчиной, я бы потеряла голову, как только увидела эту смешливую блондинку с ироничной улыбкой и повадками лисы. Лилит явно готовила и ее к карьере охотницы, только не так интенсивно, как меня. Если меня выращивали и удобряли в ускоренном режиме, то Алиша естественно и красиво росла сама, не привлекая к себе лишнего внимания. Но я не сомневалась, что, как только этот бутон раскроется, Лилит со спокойным сердцем сможет отправить на пенсию половину своих гончих.
        - Лучше расскажи, что ты тут забыла! Разве ты не должна сейчас лежать на пляже Кейптауна со стаканом мохито и намазывать сиськи лосьоном для загара?  - игриво улыбнулась Алиша.  - Я уже год пытаюсь выбить себе отпуск, а тебя отдыхать чуть ли не силой выпихнули.
        - Должна. В том-то все и дело. Алиша, дай мне знать, как только она появится.
        - Обязательно. Кстати, надеюсь, ты тоже тщательно готовишься к облаве на Бенни Бобтейла, как и все мы?
        Я невольно поежилась и отвела взгляд.
        - А что?
        - Будь готова выслушать от Лилит кучу всего по этому поводу. Кажется, она сильно нервничает из-за предстоящей авантюры. Сорвалась на крик, когда выяснилось, что Брук не сможет прийти на совещание по проекту, представляешь?
        - На крик? Из-за совещания?
        - Мой тебе совет.  - Алиша нервно пригладила волосы.  - Если тебе от нее что-то нужно, то лучше попроси об этом после того, как драгоценное семя Бенни Бобтейла окажется в пробирке. Сейчас Лилит не слишком адекватна. Подозреваю, что на кону большие деньги.
        Я на мгновение представила, как в вызывающем наряде верчу хвостом перед отталкивающим Бенни Бобтейлом, и у меня дрогнули колени. Мне в самом деле стало нехорошо. Поэтому пришлось схватиться за стол Алишы, и…
        - СКАЙ?!  - воскликнула та, отставляя стакан с кофе и глядя на мою руку округлившимися глазами.  - Что это?!
        Бриллианты на кольце, которое Боунс надел мне на палец, разбрасывали отблески по лакированной поверхности стола. Вот черт! Я взглянула на значок, приколотый к лацкану пиджака Алиши, и как можно спокойнее ответила:
        - Классное, да? Купила вчера в «Картье», но оно маловато, приходится носить на безымянном.
        Алиша перестала разглядывать кольцо и молча подняла на меня глаза. Мы поняли друг друга. Тайнам не место в «Мальтезе-медикал».
        - Когда?  - улыбнулась Алиша.
        - Вчера.
        - О, поздравляю… с приобретением. Пожалуй, я тоже загляну сегодня в «Картье», может, у них найдется что-нибудь и для моего пальца,  - ровным голосом сказала она, но ее руки в это время порхали по воздуху, отражая неподдельную безмолвную радость.

* * *

        Мне следовало снять кольцо. Спрятать. Не показывать никому, даже Алише. Не дай бог эта новость дойдет до ушей Лилит раньше, чем я сама с ней поговорю. Она не из тех, кто прослезится от умиления, принимая приглашение на свадьбу от своей гончей.
        Четыре дня. Прошло четыре невыносимых дня, а Лилит все не объявлялась. Я не находила себе места в Бостоне - как неправильный кусочек паззла, как лишняя деталь. Мое сердце, мои мысли - все осталось в Саймонстауне. Я разговаривала с Боунсом по Скайпу по десять раз на дню, стараясь скрывать свое отчаяние: «Еще день… Еще два… Моя начальница куда-то запропастилась, а без нее этот вопрос не решить… Расскажи еще, как ты по мне соскучился… Вот прямо так сильно?.. Нет, я не буду расстегивать блузку, помучайся…» Мы говорили с ним за утренним кофе, за ужином, я брала с собой ноутбук, отправляясь вечером в постель.
        Боунс не давал мне киснуть, заставлял забыть, как много километров между нами. Но всему есть предел, нервному напряжению тоже. Утром четвертого дня я расплакалась, когда он мне позвонил.
        - Все в порядке. Я справлюсь с чем угодно. Но когда между мной и тобой океан и суточный авиаперелет…
        - Фло, не принимай все близко к сердцу,  - сказал он твердо.  - Побереги себя. Не знаю, как обстоят дела в других реальностях, но в моей никто и ничто не сможет помешать двум людям быть вместе, если они этого хотят. Ни океан, ни километры, ни злая начальница. Вообще никто, слышишь? Если до конца недели все не прояснится, то я прилечу к тебе и заодно откручу голову твоему боссу. Договорились? Заодно покажешь мне Бостон, сто лет там не был.
        Да, я покажу ему Бостон. Все мои любимые улочки и кафе, парки и пристани. Но сначала затащу к себе в квартиру, и мы проведем три дня в постели. Изредка прерываясь на еду и сон. Не отпуская друг друга ни на миг. И пусть мир безумствует, пусть ураганы крушат города, пусть воюют люди и падают метеориты с неба - все несчастья будут миновать нас, пока Гарри Оушен будет держать меня в объятиях.

* * *

        Мне не пришлось искать Лилит, она сама меня нашла. Утром пятого дня меня разбудил звонок, и я вцепилась в телефон раньше, чем успела полностью проснуться.
        - Скай, я наконец добралась до твоих писем в почте. Что стряслось? Ты меня искала?  - мягко спросила Лилит. В ее голосе слышалась хрипотца, как будто она переборщила с мороженым во время уик-энда.
        - Да, я здесь, в Бостоне, нам нужно поговорить.
        - В Бостоне? Уже? Отпуск не заладился? «Заладился! Но совсем не так, как я думала…»
        - Хочешь, позавтракаем где-нибудь? Заодно обсудим предстоящий проект.
        - Д-да,  - вздохнула я, вцепившись в подушку. «Обсудим проект, в котором я не буду участвовать».
        Лилит выбрала кафе совсем рядом с моим домом. Отлично, пройдусь пешком, успокою нервы. Всю дорогу до кафе я сжимала в ладони крестик Боунса и спрятала его под одежду только тогда, когда переступила порог заведения. Лилит уже дожидалась меня в уголке, устроившись на диванчике с потертой кожаной обивкой. Прямая спина, струящиеся по плечам блестящие черные волосы, изящный изгиб тонкой руки, удерживающей в воздухе чашку.
        Поворачивает голову, улыбается мне, но…
        Я ошиблась, это не Лилит.
        Или она?
        Не сразу, с трудом я узнала свою начальницу в этой исхудавшей, утомленной женщине. Под глазами залегли глубокие тени, которые она даже не пыталась скрыть с помощью макияжа. Бесцветным, бледным губам очень не хватало привычной помады оттенка спелого винограда. Безупречный костюм от «Прада»  - один из ее самых элегантных - теперь висел на ней мешком. Обычно она выглядела не старше тридцати пяти - молодая, статная, привлекательная женщина. Но сегодня я бы дала ей все сорок.
        - Лилит?  - изумленно выдохнула я.
        - Совсем скоро мы расквитаемся, и он оставит меня в покое,  - криво улыбнулась она.
        - Кто он?!  - Я махнула официанту рукой и присела напротив.
        - Синдром хронической усталости. Присаживайся. Что за срочное дело у тебя ко мне? У твоих писем тон немного… нетерпеливый.
        - Прости… Не знаю, с чего начать. Не знаю, как поступить так, чтобы никого не обидеть. Боюсь тебя расстроить.
        - Что стряслось?  - не мигая, уставилась на меня Лилит.
        - Я встретила человека, за которого выхожу замуж, и…  - Я сжала в ладонях принесенную официантом чашку.  - Собираюсь покончить с работой в «Мальтезе». Я больше не хочу быть гончей.
        Лилит вскинула брови и пару раз быстро моргнула.
        - И только? Это все, что ты мне хотела сказать?  - Она улыбнулась.  - Скай, дорогая, я думала, случилось что-то ужасное. У тебя украли все деньги! Ты сожгла мой дом в Африке! У тебя обнаружили рак шейки матки! Фух!.. А у нас тут всего лишь… намечается свадьба.
        Лилит подняла свою чашку с кофе, и я, глупо улыбаясь, чокнулась с ней.
        «Все не может быть так легко… Или может?»
        - Кто этот счастливчик? «Не говори ей ничего».
        - Мы познакомились в Африке,  - уклончиво ответила я, глядя на остатки кофейной пены в чашке.
        - Куда ты отправилась меньше недели назад,  - заметила Лилит.  - Ты выходишь замуж за человека, кого знаешь меньше недели?
        - Вроде того,  - хрипло пробормотала я.
        - Никогда бы не подумала, что ты из тех, кто способен на такие необдуманные поступки,  - пожала плечами она.  - Тебе точно не свойственно принимать спонтанные решения. Он что, околдовал тебя?
        - Похоже на то,  - ответила я, избегая смотреть ей в глаза. Я так боялась увидеть в них разочарование и насмешку.
        - Ладно, ладно, мы все имеем право на ошибку,  - сказала Лилит, поправляя воротник блузки так, словно ей вдруг стало трудно дышать.  - Это твое дело, твоя жизнь, которую ты можешь ломать как тебе вздумается.
        - Лилит…  - протестующе произнесла я.
        - Ты совершаешь ошибку, Скай.
        - Пускай.
        - Согласна. Пускай. Я не буду пытаться вернуть тебя на землю. Это сделает сама жизнь. Что касается работы в «Мальтезе» и облавы на Бобтейла, я понимаю моральную дилемму, которая перед тобой встала. Ты не можешь и не хочешь охотиться на Бенни, пока у тебя между ног горячеет от одной только мысли о женихе. Это, повторюсь, понятно. Человека нельзя заставить делать хорошо то, чего он делать не хочет. Тем более молодую женщину, пораженную стрелой Амура. Но я все-таки попрошу тебя прийти на эту вечеринку. Мы с тобой просто сядем в углу, закажем бутылку шампанского и… ну, хотя бы посмотрим, как Алиша выходит на свою первую охоту. Это будет как… выпускной бал в школе: тебя там больше ничто не держит, но ты улыбаешься, танцуешь и делаешь вид, что тебе весело. Разве тебе не хочется подвести эту черту красиво? Все-таки это был целый этап в твоей жизни - когда ты познала себя, открыла в себе талант охотницы, стала той, кто берет лучшее, а не довольствуется малым.
        - Я с удовольствием подведу эту черту вместе с тобой, Лилит. И со всеми девушками из «Мальтезе». Вечеринка за мой счет, что скажешь? Но я не хочу наблюдать эту охоту. Мне не терпится уехать в Африку как можно скорее, а не ждать целый месяц…
        - Несколько дней. До облавы осталось несколько дней.
        - Как?
        - Я не дозвонилась тебе и написала электронное письмо. Была уверена, что ты в курсе и приедешь накануне охоты. Мы возьмем Бенни раньше назначенного срока. Я не знаю, когда именно, но твердо уверена, что это случится совсем скоро.
        - Я… не видела это письмо.
        - Скай.  - Лилит прикоснулась к моей руке, и я непроизвольно вздрогнула.  - Ты не пожалеешь, если пойдешь туда. Твоя карма не почернеет от того, что ты выпьешь бокал в том же баре, что и Бобтейл. Никаких темных дел, никаких пятен на твоей совести, просто приятный вечер со мной в компании. Это все, о чем я тебя прошу, прежде чем ты умоешь руки. Потом мы распрощаемся, и я оплачу твою свадьбу, если ты позволишь. В качестве прощального подарка. Что скажешь?
        Лилит сидела напротив и смотрела на меня почти умоляюще. Выражение тревоги на сером лице, большие, с нездоровым блеском глаза, поникшие плечи. Словно мы находились не в оживленном кафе с хохочущими официантками, а на поминках.
        - Хорошо, я приду,  - сдалась я.
        Во имя всего, что она для меня сделала, включая отпуск в Саймонстауне.
        - В среду вечером вылетаем все вместе в Эл-Эй[30 - То есть в Лос-Анджелес. Эл-Эй - LA - разговорное сокращение названия этого города.]. Перелет и отель уже забронированы. Из одежды выбери что-то консервативное, не привлекающее внимание. Никаких броских вещей или запоминающихся аксессуаров. Постарайся выглядеть незаметно…

* * *

        Я вышла из кафе на негнущихся ногах. Сунула руку в карман и сжала в кулаке кольцо Боунса. Я почти выторговала себе свободу. Осталось отсчитать три дня, выпить с Лилит шампанского и перевернуть эту страницу.
        - Боунс, я с ней поговорила,  - позвонив, сказала я, вдыхая свежий воздух, в котором уже ощущался привкус грядущей осени.  - Я пробуду здесь еще несколько дней, а потом сяду в самолет до Кейптауна!
        - Не торопись. Я уже взял билет до Штатов.
        - Что? Зачем?
        - Ты вчера была сама не своя, так что я просто купил билет. Нужно было сделать это раньше, а лучше вообще не отпускать тебя одну. Заодно проведаю парочку старых приятелей в Калифорнии…
        - Знаешь, что? Езжай-ка сразу к друзьям, пока я разделываюсь с делами. А потом…  - Я заговорщицки понизила голос.  - Мистер Оушен, на вашем теле не останется ни одного места, где бы не побывали мои губы.
        - Миссис Оушен,  - в тон мне отозвался он.  - Вы хотите, чтобы ближайшие несколько дней я провел с эрекцией в штанах?
        Я смеялась так громко, что прохожие шарахались в сторону. Расступитесь! Идет Скай Полански - самая счастливая девушка на свете!

        Глава 13

        Боунс рвался ко мне в Бостон. Не знаю, с помощью какой магии и каких слов мне удалось убедить его изменить маршрут и первым делом отправиться в Калифорнию к друзьям. Мне требовались эти несколько дней, чтобы официально порвать с гончими. Когда мой будущий муж сделает меня своей, я хочу, чтобы он шептал мое имя, а не чужое. Хочу похоронить все тайны. Хочу обнажить перед ним не только тело, но и душу. Боунс протестовал, но я была настроена решительно. Пусть мне ненадолго придется променять его общество на общество Бобтейла и Лилит, но ведь это вынужденная мера. Чтобы вырваться из паутины, нужно сделать финальный рывок, а безвольное трепетание крыльев только раззадорит паука. Точнее, босса.
        На итоговом совещании по проекту «Бенни Бо» я присутствовала только физически. Мысленно я парила над побережьем Южной Африки, целовала Боунса, гуляла с ним улицами Бостона, примеряла фату и перчатки в свадебном салоне на Сторроу-драйв, подписывала золотой ручкой пригласительные открытки для Хьюго и Кейт…
        - Итак, играть первую скрипку будет Алиша, я хочу посмотреть на тебя в деле, девочка,  - проводит последний инструктаж Лилит.  - Остальные будут на подхвате. Не напиваться. Увижу, что кто-то расслабился,  - готовьтесь к увольнению.
        Лилит явно была на взводе. Такой напряженности, сосредоточенности и резкости я давно не видела. Если видела вообще.
        - Алиша, я хочу увидеть звезды, кометы и райское сияние в твоих глазах. Ты должна сиять ярче «Эксельсиора»[31 - «Эксельсиор»  - один из самых крупных когда-либо найденных алмазов.]. Хорошо выспись накануне. В баре можешь выпить полстакана мартини, не больше. Если Бенни не явится в «Гиену», значит, он приедет куда-то еще, я выясню куда. В случае чего приготовьтесь быстро перемещаться. Проверяйте телефоны. Если получите сообщение «Едем в Сохо», это значит, что я хочу увидеть всех в Сохо через пятнадцать минут. Ровно столько нужно, чтобы поймать такси и добраться туда. Алиша, ты хорошо помнишь план? Если замечаешь, что он перестает тебя слушать,  - меняй тему разговора. Импровизируй. Кажись ему простоватой, Бенни уже немного устал от породистых красавиц. Если разговор не завяжется, быстро переходи к плану «Б», времени будет в обрез. Ты или схватишь сокола за хвост, или он упорхнет в небо. А летает он быстро.
        Я скручиваю с маленькой бутылки голубую крышечку и делаю глоток воды. Прошел год с тех пор, как я расставляла такие же бутылки на столе. Теперь это делает кто-то другой. А печенье все то же - карамельный «Лотус» в красной упаковке.
        - Запомните, он не уйдет с вечеринки в одиночку. Еще никогда не уходил. Так что шансы велики. Главное - не будьте навязчивы и создайте для него иллюзию выбора. Вы все должны находиться в радиусе пяти метров от цели. Если он отошьет Алишу, пробуйте установить зрительный контакт. Если его взгляд задерживается на одной из вас дольше двух секунд - подходи ближе, пытайся завязать разговор. Если он не клюет, отходи, освобождай место для коллеги. Перепробуем все варианты…
        - Разве не Скай должна была быть первой скрипкой?  - щурится Брук.
        - Скай приболела, и звезды с кометами в ее глазах потухли,  - говорит Лилит, глядя на меня в упор.  - Ни искорки.
        «Я увольняюсь вообще-то,  - готова сказать я.  - Я увольняюсь, и мне все равно, что случится на вечеринке Бобтейла!»
        Но Лилит явно не хочет говорить об этом сейчас. Она смотрит на меня, не мигая, сжав челюсти. Судя по ее тону, она не потерпит возражений. Поспорь я с ней сейчас - и это будет равнозначно плевку в кобру.
        Гончие смотрят на меня и, наверно, думают о том, что я совсем не похожа на заболевшую. Я улыбаюсь, расслабленно попиваю минералку, накручиваю на палец прядь рыжих волос и мечтаю о самом восхитительном мужчине из всех, которых когда-либо встречала. О мужчине, за которого выхожу замуж, черт возьми!
        Только в глазах Алиши не отражается недоумение. Она улыбается мне и подмигивает - едва уловимое движение ухоженных длинных ресниц. Вот с кем мне жаль будет расставаться, когда придет время покинуть «Мальтезе». С этой маленькой золотой лисой.

* * *

        Два дня до встречи с тобой, мой Океан.
        Ты - мой океан, и совсем скоро я утону в тебе.
        Зачем мне воздух, если у меня есть ты?
        Я бездумно бросала в чемодан вещи первой необходимости. У меня в мозгу не осталось ни одной клетки, которая бы не думала об Боунсе. Все они хором слагали поэмы нашей любви, писали картины нашей будущей жизни, пели и танцевали в пленительном танце.
        Короче, голова отказалась мне служить. Я забывала поесть, надевала правый босоножек на левую ногу, а левый - на правую, сожгла лазанью в духовке до углей. Стоило Боунсу позвонить мне, и я забывала, кто я и где нахожусь. Оставался только его голос, его дыхание и пьянящее предвкушение того, что мы скоро будем дышать с ним одним воздухом.
        Я чуть не опоздала на самолет до Эл-Эй. Прибежала к своему гейту за минуту до завершения посадки. С трудом припоминая, что положила в чемодан, и едва помня свои имя и фамилию. В салоне самолета меня дожидалась белая как мел Лилит.
        - Ты чуть не опоздала!  - напустилась на меня она.
        - Прилетела бы следующим рейсом.
        Я сунула чемодан на полку и попросила у стюарда бутылку воды. А Лилит уже, видимо, успела пропустить перед полетом бокал вина. Вокруг нее витали едва уловимые пары алкоголя и… страх. Я точно почувствовала страх. Неужто Лилит опасалась, что я не приду?
        - Этот Бенни Бобтейл. Почему ты так боишься провалить это дело?  - не выдержала я.  - Ты всегда философски относилась к неудачам. Если мы кого-то упускали, то откладывали дело до следующей попытки. Ты никогда так не нервничала, как сейчас. Что с ним не так - с этим Бенни Бо?
        Лилит прижала тыльную сторону ладони к губам и уставилась в иллюминатор, так ничего и не сказав. Самолет дрогнул и покатил по взлетной полосе.

* * *

        Клубы и ночные бары были моей стихией. Но «Гиена» оказалась не тем местом, где я могла бы расслабиться. Здесь не звучал разбитной фолк или пресный лаунж - воздух сотрясала надрывная, агрессивная музыка. Причем настолько, что впору было вставлять затычки в уши. Холодное, яркое сияние голубых ламп наводило на мысли о лабораториях и допросных комнатах. Барные стулья на длинных металлических ножках, светильники с плафонами из черного стекла, странные мрачные картины на темно-красных стенах окончательно лишили меня покоя. Тревожность усугубляли сутолока и нетрезвый хаос.
        Лилит, как обычно, выбрала самый дальний угол зала и, вцепившись в мою руку, повела меня за собой. Мы протискивались сквозь толпу визжащих разряженных девиц и пьяных парней. Воздух отравили этанол и едкая смесь парфюмов.
        - Ну и местечко. Как здесь можно отдыхать?  - Мне хотелось спрятаться, сделаться невидимкой.
        - Только напившись до чертиков и нанюхавшись кокаина. А то и чего позабористей.
        Пока я разглядывала сидящую за соседним столом девушку в металлической сеточке вместо блузки, Лилит разлила вино и вручила мне бокал.
        - Расскажи о нем. О своем женихе, дорогая,  - проговорила она, пригубив вино и отставляя бокал с отпечатком темной помады. Сегодня на ней был яркий красно-рыжий парик, очень похожий на мои волосы, отчего меня не покидало ощущение, что передо мной мой двойник.
        Я глотнула вина и откинулась на спинку стула, стараясь отрешиться от шума, музыки и всего, что меня окружало. Интересно, кто по доброй воле посещает подобные места?
        - Обычный парень, очень милый, с чувством юмора. Он жил по соседству с твоей виллой. Он и пара собак. Когда приехала, я обнаружила, что дом пуст: ни еды, ни предметов первой необходимости, даже туалетной бумаги не нашлось. Я пошла в соседний дом и постучала в дверь. И дверь открыл он…
        - Мило,  - кивнула Лилит.
        - Мы начали общаться, и… закрутилось.
        - Я могу представить весь этот кураж, и драйв, и прогулки под луной, но женитьба? Адекватные мужчины не делают таких предложений спустя пару дней после знакомства. А адекватные девушки их не принимают.
        - Ну вот, снова,  - вздохнула я.
        - Тебя это не насторожило?
        - А должно было? Лилит, самые ужасные решения в своей жизни я приняла после долгих мучительных раздумий. А самые лучшие, которые изменили всю мою жизнь - мгновенно: например, когда сбежала из Дублина или когда согласилась работать на тебя. И теперь я не собираюсь испортить все собственной нерешительностью. Я хочу принадлежать ему. Только, прошу, не кори меня за это.
        Я потерла виски. Какая-то жуткая смесь депрессивного рэпа и хардкора начинала вколачивать кол мне в левый висок. Голубовато-белый свет иногда прорезали ярко-красные лучи, и если один попадал на мою сетчатку, боль усиливалась втрое.
        - Нам предстоит провести здесь еще какое-то время. Как ты себя чувствуешь? Хочешь таблетку обезболивающего?  - Лилит порылась в сумочке и протянула мне блистер адвила.
        Я вытряхнула на ладонь прозрачную капсулу и запила ее глотком вина. Только бы продержаться здесь еще хотя бы полчаса.
        - Если мне и есть кого корить за все это, то только себя,  - сказала Лилит.
        - Да, пожалуй, мне не стоило приходить в этот клуб.
        - Я не о клубе. Имею в виду ситуацию в целом. Мне следовало дать тебе немного больше информации перед тем, как отправлять тебя в Африку,  - хрипло произнесла Лилит.
        - Какой еще… информации?  - подняла голову я. Взгляд Лилит стал задумчивым и отстраненным.
        Красные блики вспыхивали в ее волосах. Она смотрела куда-то поверх моего плеча не мигая. Я обернулась, но не увидела ничего, кроме барной стойки у противоположной стены, оккупированной пьяной толпой.
        - Лилит?
        - Больше информации о том, на кого тебе предстоит охотиться.
        - Я здесь и не прочь послушать,  - сказала я. «Что, черт возьми, происходит?»
        - Налей себе еще, Скай. Полный бокал. Выпей все…

* * *

        - Заказ на Бенни Бобтейла поступил несколько месяцев назад. Я начала собирать информацию о нем. Несмотря на то что когда-то его имя не сходило с полос газет, последнее время он вел довольно-таки скрытный образ жизни. Не светился. Потребовалось немало усилий, чтобы узнать, где он живет, чем занимается, где ест, с кем спит. Потом папарацци продали мне адреса нескольких клубов, где он время от времени появляется, и я установила чуть ли не круглосуточное наблюдение за этими местами. Мне нужно было выяснить, одинок он или нет, клеит ли он девушек в клубах, кого предпочитает - брюнеток или блондинок, белых или цветных, худых или полных… О, этот мужчина всеяден. Я могла послать к нему любую из гончих, и она бы не ушла от него с пустыми руками. Проще пареной репы. Но мне пришло в голову задействовать здесь именно тебя. Порадовать тебя круглой суммой вознаграждения и заодно оценить твои навыки самостоятельного планирования. Обычно я сама создаю сценарий искушения - подсказываю, о чем вам говорить с объектом охоты и как к нему лучше подступиться. Но тут мне показалось, что пришло время дать тебе немного
свободы, самостоятельности, предоставить возможность импровизировать. Чтобы ты своими силами сделала все от и до. Поэтому я отправила тебя в Африку. Познакомиться с Бенни там, где он превратил свое бунгало в настоящий бордель, где его кровать никогда не пустует. Где он сам с разбегу прыгнет в твою постель…
        Мои зубы начали выбивать чечетку. Я все еще не понимала, к чему Лилит клонит. Отказывалась понимать.
        - Я не встретила в Африке никого, похожего на Бенни Бобтейла,  - произнесла я натянутым голосом. Еще чуть-чуть, и он сорвется от напряжения, лопнет, как струна.
        - На фотографии в досье не Бенни.
        - А кто же?
        - Мой повар. Хосе Гонсалес. Отлично готовит мясо.
        Я уронила бокал, и он со звоном разлетелся на осколки.
        - На фотографии не Бенни, Скай, а в блистере не адвил.
        Я почувствовала, как немеют мышцы шеи и спины. Пальцы перестали меня слушаться. Язык распух, и я уже с трудом им шевелила.
        - Это транквилизатор. Еще немного, и тело перестанет подчиняться тебе, перестанет быть твоим, но соображать будешь так же ясно, как всегда. Прости меня, Скай, но, боюсь, ты сейчас не слишком адекватна и можешь испортить очень важное дело. Стрела Амура поразила тебя в самое сердце. Клянусь, я испытала шок, когда ты сообщила мне о свадьбе. Все то великолепное будущее, которое я тебе уготовила, рассыпалось в пыль. Лишиться в одночасье прекрасной гончей, которую сама вылепила, своей будущей правой руки - это еще полбеды. Но отдать тебя тому, кто… Не пытайся кричать, не пытайся сопротивляться. Я скажу секьюрити, что ты просто сильно пьяна, и мне все поверят. Скажу, что моя сестренка перебрала, ведь мы с тобой сейчас так похожи…
        Лилит села рядом и придержала меня, иначе я бы свалилась лицом в стол.
        - А теперь разворачивайся, вот так. Не пытайся бунтовать, не нужно. Если уведу тебя отсюда, ты не увидишь главного. Наш красавчик давно здесь. Уже минут двадцать не сводит глаз с Алиши. И конечно, позволяет ей флиртовать с ним. Кстати, и Бенни Бобтейл не его настоящее имя. Теперь тебе нужно просто попытаться сфокусировать взгляд. Знаю, это трудно, но постарайся ради такого дела. Думаю, ты его сразу узнаешь.
        Лилит придержала мою голову, сжав пальцами подбородок. И я, с усилием моргая, посмотрела туда, куда указала ее рука. Сразу за барной стойкой, в компании незнакомых мне парней и девушек, сидел…
        - Его зовут Сэм Оушен. Оушен - его фамилия. Что до Бенни Бобтейла, то это название салона для стрижки собак возле моего дома, через дорогу. Прости, не придумала ничего лучше.
        «Сэм?»
        Я его не сразу узнала. Тот, кого я привыкла видеть в рваной футболке и джинсовых шортах, теперь был в черном пиджаке и расстегнутой на груди рубашке. Он органично смотрелся не только на берегу океана на краю Земли, но и здесь, на самом острие булавки, воткнутой в сердце цивилизации. Такой красивый, такой расслабленный, такой… другой. Разве этот человек - тот рубаха-парень, который валялся на газоне с собаками и готовил сосиски на костре? Сейчас он больше похож на того, кто приезжает в элитный клуб на черном «мазератти», встречается с важными персонами и проворачивает безумные сделки на миллионы долларов.
        - Я не могла сказать тебе всей правды. Ты бы не чувствовала себя с ним достаточно раскованно. О том, что твой сосед и есть цель охоты, ты бы узнала чуть позже. Ты бы узнала, что за жизнь он ведет. Что за бизнес развивает. Что ради контракта с его лейблом сотни молодых певичек готовы срывать с себя одежду по команде. Что ему принадлежит десяток ночных клубов в Америке, включая этот. Да-да, «Гиена»  - его детище. Что он - воплощение порока и не знает ни жалости, ни законов морали. Что он замешан в таких грязных делах, которые даже по сей день будоражат умы обывателей. Но кто же знал, что все пойдет не по плану. Что этот дьявол затеет с тобой какую-то только ему понятную игру. «Не верю ни единому твоему слову! Не верю!» Лилит приблизила ко мне лицо, но я не могла разобрать отраженные на нем эмоции. Вокруг все поплыло, как в кривом зеркале.
        - Моргни, если захочешь уйти. Но я рекомендую тебе остаться и посмотреть, как он уйдет отсюда с Алишей под руку.
        - Пощади меня,  - промычала я, выталкивая из себя воздух вместе со слюной.
        «Пощади меня, пощади нас, отзови Алишу, отзови всех гончих, оставь его!»
        Я попыталась крикнуть, чтобы она его оставила, но из горла не вышло ни звука.
        - Я знаю, как это больно - стоять босиком на осколках мечты, но лучше тебе заранее выяснить, кто есть кто. До того, как фактически станешь его домашней рабыней.
        Как думаешь, зачем я послала к нему именно Алишу? Ведь она еще так неопытна. Только затем, чтобы ты четко поняла: не нужно быть профессиональной соблазнительницей, чтобы затащить Сэма Оушена в постель. Достаточно просто иметь вагину.
        Моя душа билась внутри моего тела, как птица в тесной клетке. Я не могла пошевелить даже мизинцем. Я с трудом глотала слюну и едва могла удерживать веки поднятыми. Но мысленно я орала, как безумная, ломала ногти, билась головой о стены…
        - Смотри на него. Смотри и не закрывай глаза. О, как я хочу спасти тебя, Скай, вырвать тебя из его когтей! Поэтому тебе придется пройти через весь этот кошмар. Но я с тобой, я рядом.
        Свет вдруг стал ослепляющим, а музыка - оглушающей.
        Ты бы никогда не трахнула меня. Ты бы никогда не убежала от меня. Кровь с лезвия моего ножа заливает твою гребаную улицу. Мне не нужно быть в гребаном ударе, мне даже не нужен гребаный «глок», чтоб забрать твои гребаные мечты![32 - Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Moshpits» («Беспорядки») американского рэппера Bones.]
        Мир больше не существовал. Остался только ярко освещенный ледяным светом стол, за которым сидели Боунс и красивая, порочная Алиша с искрами и звездами в глазах.
        Ты бы никогда не смогла забрать мою жизнь, тварь, потому что я уже мертв. Кровь заливает пол, я слышу, как призраки стучат в мою дверь. Я слышу истошный крик прошлого…
        Алиша роняет на пол бокал и наклоняется за ним, выгнув обнаженную спину. Потом она выпрямляется и что-то говорит Боунсу, чуть ли не прильнув губами к его уху. Какая-то компания останавливается напротив нас с Лилит, галдит и заливает в горло пиво из стаканов. Я больше не вижу Боунса и не могу отклониться в сторону, чтобы увидеть его снова.
        «Уйдите!  - мысленно ору я.  - Пошли вон!» Но компания и не думает уходить, а Лилит не спешит двигать мой стул в сторону. Она сидит рядом. Я вижу краем глаза огонь ее волос и обтянутые юбкой колени.
        Но вот, целую вечность спустя, компания наконец смещается в сторону, и…
        Мому сердцу больше незачем биться. Незачем бороться.
        Боунс встает и покидает свою компанию: я вижу его спину, исчезающую в толпе. Алиша следует за ним. Близко-близко. Возможно, он даже ведет ее за руку.
        - Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо, Скай. «Я уже говорю тебе спасибо, Лилит. А теперь сбрось меня с моста Колорадо-стрит».

* * *

        Я не помню, как Лилит увела меня из клуба. То ли я впала в бессознательное состояние, то ли из-за потрясения дальнейшее не сохранилось в памяти. Я очнулась в гостиничном номере Лилит, на ее кровати, с влажным компрессом на лбу. Голова трещала, руки и ноги словно ватой набили.
        - Не шевелись, сейчас помогу.  - Лилит просунула руки мне под плечи и помогла сесть.  - Как ты?
        Кровь отхлынула от головы, и в глазах потемнело.
        - Алиша уже вернулась?
        - Нет еще. Но скоро будет здесь. Мы уже созвонились.
        - И?.. Как все прошло?  - спросила я, все еще не теряя надежды.
        - Так, как и должно было пройти,  - ответила Лилит.  - Он переспал с ней. Проект завершен, заказчица, надеюсь, скоро забеременеет, а моя любимая гончая спасена от жалкой участи - быть игрушкой черта,  - заключила она.  - Я уже забронировала билеты до Бостона.
        «Забеременеет». Это слово вонзилось в мою голову разрывной пулей и вышибло половину мозгов. У Боунса будет ребенок. О котором он никогда не узнает. Все, что свалилось на меня прошлой ночью, вдруг отступило под натиском этой новой ошеломительной мысли: «Его ребенок. Его и другой женщины».
        - Мне нужно поговорить с ним.
        - И что ты надеешься от него услышать?
        Я попыталась встать, но тело объявило мне бойкот.
        - Правду.
        - Ну-ну,  - улыбнулась Лилит.  - Глупое сердце не хочет слышать правду от того, кто хочет тебя спасти, так? Тебе нужна правда того, кто хочет тебя погубить! Ягненок придет в логово к волку и попросит его сказать правду - о, как забавно будет это выглядеть!
        - Я не поеду в Бостон, пока не увижусь с ним.
        - Хорошо, хорошо. Но сначала мы закончим то, что начали вчера.
        - Закончим что?
        - Срывать присохшие бинты. Нужно очистить рану полностью, чтобы она могла зажить. Пока не началась гангрена.
        - Что?  - сжалась в комок я.
        - Ты должна знать, к кому поедешь за правдой.
        - Я знаю достаточно.
        - Уверена?

* * *

        Лилит кладет мне на колени макбук с записью какого-то рок-концерта.
        - Просто смотри.
        По сцене носятся музыканты, войдя в экстатический раж, заряжая зрителей своей бешеной энергетикой. Беснуется толпа, мерцает свет, пронизанный лазерными лучами - мечта эпилептика,  - кроваво-красный туман ползет по сцене…
        - Это видеозапись концерта группы «Кости Христа». Десять лет назад они были популярны почти так же, как какие-нибудь «Брин ми зе Хорайзон»[33 - Оригинальное название группы - Bring Me The Horizon.] в наши дни. Наверно, ты бы о них слышала, если бы хоть немного интересовалась музыкой. Они сделали себе имя, постоянно попадая в скандальные хроники и активно эксплуатируя сатанинскую тематику. Присмотрись, нет ли среди них знакомых тебе лиц? Никого не напоминает этот тип, который в пьяном угаре крушит гитару об пол?
        Обнаженный по пояс парень, на которого указал дрожащий палец Лилит, разворачивается к камере спиной, и… я судорожно сглатываю. На рельефной спине - огромная татуировка: перевернутая пентаграмма. Она не сплошь черная: в нее вписано лицо бородатого демона…
        - Разбивание в щепки гитары было фишкой каждого концерта. Также сцену заливали искусственной кровью, устраивали театрализованные жертвоприношения, вызывали Сатану. Хорошо, что Интернет хранит все, что однажды туда попадает. Еще три месяца назад имя Сэма Оушена было для меня пустым звуком. Но стоило мне только получить на него заказ и заняться поисками, и… чего я только не нашла.
        Теперь парень на видео разворачивается лицом к камере, и у меня больше не остается сомнений, что это тот же мужчина, который сделал мне предложение. Только здесь он совсем молодой - лет восемнадцать-девятнадцать. Вместо розы и молитвы на груди - татуировка в виде коровьего черепа и перевернутого креста. Он обрит наголо. И выражение лица совсем другое, безумное, агрессивное.
        - Сэм Оушен был гитаристом, вдохновителем и фронтменом этой группы. И основным источником скандалов. Он писал музыку, тексты и занимался организацией концертов. Похоже, эти концерты были настоящим адом. Драки, изнасилования, оргии - чего там только не случалось! Но всему однажды приходит конец. Оушена арестовали после инцидента с одной из фанаток. Сэм избил ее до полусмерти. Не знаю почему, но она отозвала свое заявление в полицию, и Оушен легко отделался. Общественность пошумела, повозмущалась, и, как обычно и бывает, забыла о произошедшем, как только утром вышли свежие газеты с новыми заголовками. А Сэм продолжил свое триумфальное шествие по жизни, и шлейф скандалов продолжал тянуться за ним, как мантия за королем. Думаю, этот человек был не совсем здоров психически…
        В дверь постучали, и я подскочила от неожиданности.
        - Ненадолго прервемся, если не возражаешь,  - сказала Лилит и пошла открывать.  - Проходи, дорогая. Скай по-прежнему нездоровится, но она, как и я, с радостью послушает о твоих профессиональных достижениях. Правда, Скай?
        С каменным сердцем я смотрела, как Алиша входит в комнату, устало переставляя ноги и кутаясь во влажный от дождя плащ.
        - Лилит, пыльца этого цветка уже в заморозке, но боюсь, что я привезла ее слишком поздно. Он не отпускал меня до утра…
        - Ничего-ничего, в лаборатории разберутся. Не волнуйся. Лучше расскажи, как все прошло.
        - Ну, он… со странностями,  - вздохнула Алиша, опускаясь в кресло и нервно поправляя волосы.  - По дороге Бенни подцепил еще одну девушку. Так что мне пришлось делить его с ней. В процессе он был очень груб и нетерпелив, посмотри.  - Алиша оттянула воротник плаща, и я ахнула: вся ее шея была покрыта синяками.  - Целовал меня так, как будто хотел прокусить кожу и высосать кровь. Черт, мне, наверно, пару недель понадобится, чтобы восстановиться после этого хардкора.
        - Сукин сын,  - процедила сквозь зубы Лилит. И добавила:  - Я предоставлю тебе отпуск, дорогая. Выбирай любое место на планете и отправляйся туда хоть завтра на месяц-другой.
        - Спасибо, Лил. К слову, его сестра оказалась очень милой. Утром мы все вместе выпили кофе и неплохо провели время за завтраком. У него уютная квартира, несмотря на то, что она огромная. И еще он, кажется, без ума от собак. Держит пару больших и рыжих, такие любопытные…
        Мои руки начали непроизвольно содрогаться, и я никак не могла унять эту дрожь.
        - Бедняжка Скай.  - Алиша подошла и присела рядом.  - Это, похоже, вирус. Сейчас все болеют. Бенни, кстати, тоже был не вполне здоров. Пил какие-то таблетки. Поправляйся, дорогая.
        - Было не слишком сложно, Алиша? Мы со Скай наблюдали вчера за вами в «Гиене». Судя по всему, даже стараться не пришлось?
        - Да, для первого раза самое то,  - хитро улыбнулась Алиша.  - Я всего лишь уронила бокал и пролила коктейль себе на платье. И как только увидел влажные пятна на ткани, он сразу взял меня за руку и потащил к выходу. Тот еще тип.
        - Тебе надо отдать должное - ты выглядела просто потрясающе, Алиша,  - заметила Лилит.  - Прекрасный выбор платья и отличная прическа. Не слишком чопорно, не слишком вызывающе. Молодец.
        - Спасибо. Кстати, Скай, нам оказалось на руку, что ты приболела и я тебя подменила. Думаю, нас ждал бы провал, а мы бы так и не поняли почему. Бенни сказал, что терпеть не может рыжих…

* * *

        Когда Алиша уходит, мне кажется, что вместе с ней комнату покидают воздух, звуки, запахи, свет. Все тускнеет и начинает закручиваться в спираль. Я закусываю губу так сильно, что выступает кровь.
        - Она не знала, что Бенни и твой жених - один человек. И, надеюсь, не узнает. Прошу тебя, только не обозлись на нее после всего, что произошло. Это как злиться на врача, который ампутировал тебе пораженную гангреной конечность.
        Лилит ходит кругами, обнимая себя за плечи; длинная тень тянется за ней по полу.
        - Осталось совсем немного, моя милая. Совсем немного. Прошу тебя, соберись.  - Она снова кладет мне на колени ноутбук.  - Так вот, этот человек все-таки психически не совсем здоров.
        Лилит открывает папку, и у меня на голове начинают шевелиться волосы.
        - Это фотографии, сделанные в клинике и в отделении полиции после того, как… Лучше смотри сама. Я выложила за них целое состояние одному копу.
        Я прижимаю руку ко рту, сдерживая рвущийся наружу вопль. На фото - залитый кровью живот, в который воткнут большой нож. Живот неестественно раздут, то ли у жертвы внутреннее кровотечение, и кровь наполнила брюшную полость, то ли…
        - Я не уверена, что ты до конца понимаешь, что на фотографиях, Скай. Это нож в животе беременной женщины. Ребенка не спасли, но мать, к счастью, осталась жива. Кажется, Сэм сожительствовал с этой девушкой, и она имела несчастье от него забеременеть.
        Я зажмуриваюсь, но увиденное въедается в мою сетчатку, как ржавчина - в металл.
        - Но ублюдка словно сам дьявол берег. Он не сел, можешь себе представить? Не знаю, кто, но его каким-то образом отмазали. Даже до суда не дошло. Расследование быстро замяли. Жертве заткнули рот - то ли угрозами, то ли деньгами - и упрятали в какую-то реабилитационную клинику. У Сэма Оушена имелись очень могущественные друзья. И, уверена, имеются до сих пор.
        Спираль затягивается еще туже. Лилит останавливается у кровати и присаживается на край, кутаясь в серо-желтый кардиган.
        - Я чуть не двинулась умом, пока копалась в его прошлом. Мне физически было плохо, пила успокоительное горстями. Разве убийца может разгуливать по земле, наслаждаясь свободой в то время, когда его жертва томится в так называемой реабилитационной клинике? Сэм Оушен из «Костей Христа» стал моей навязчивой идеей. Я согласилась выполнить заказ на него, а все деньги от сделки пустить на поиски пострадавшей девушки. Найти ее, если она еще жива, и попытаться спасти. И ничто и никто не смог бы поколебать мое намерение это сделать. А для роли ангела возмездия я выбрала гончую с именем Небо. Символично, правда?
        Лилит поднимается и снова принимается кружить по комнате, бесшумно переставляя ноги.
        - Будет ли меня мучать совесть, когда я продам сперму Оушена заказчице? Нет, ведь дети не всегда наследуют болезни родителей. Да и клиентку предупредили о психических проблемах Сэма, и ее это не испугало. Моя совесть чиста. В этой папке все, что я накопала на него, можешь ознакомиться. Я ужасно боялась отправлять кого-то из вас на это задание, Скай. Пока Алиша не вернулась от него целой и невредимой, я не находила себе места. Я сходила с ума, пока ты была в Африке. Хотя, похоже, он и сам не хочет проблем. Птичка принесла на хвосте, что Оушен старается не дразнить своих демонов и никогда не остается со своими сексуальными партнершами один на один. Он также предпочитает близость с несколькими девушками за раз - потенциальные свидетели удерживают его от всяческих… актов жестокости. Не занимается сексом под алкоголем или наркотиками. Для амурных дел выбирает людные места или предпочитает, чтобы рядом находился кто-то из его близких, например, сестра. Много информации ты сама можешь найти в Интернете, СМИ до сих пор не забыли эту историю. Просто набери в строке поиска «Сэм Оушен убийство ребенка».
        Я стучу скрюченным от напряжения пальцем по клавиатуре, перелистывая фотографии. Я листаю их, как загипнотизированная, не в силах остановиться. Мой взгляд задерживается только дважды: на фото, на котором маленькая блондинка с землистым лицом в кислородной маске лежит на кровати в госпитале. Покрывало откинуто, виден перебинтованный живот. И на тех снимках, на которых Боунс снят крупным планом спереди, в профиль и со спины на фоне белого полотна с вертикальной разметкой.
        Мне становится еще хуже, когда я всматриваюсь в фото.
        - Люцифер - это не краснолицый уродец с клыками и копытами. Он может быть красив. Он умеет соблазнять. Он может выглядеть и говорить так, что ты продашь душу, лишь бы быть с ним рядом. Ведь он - падший ангел и когда-то был любимцем Господа.
        На гладко выбритом затылке Боунса - татуировка в виде дьявола с витыми рогами. Пасть демона широко распахнута, и из нее свешивается длинный раздвоенный язык. Он тянется до самой шеи, и его конец похож на вилку с двумя зубцами или хвост ласточки.

        Глава 14

        «Попробуй забери»  - игра, в которую судьба играла со мной снова, и снова, и снова. Как неутомимая девочка играет с котенком, привязав к веревочке птичье перо. Я подпрыгивала, тянулась, пыталась поймать и удержать тех, кто был мне дорог. Одноклассник Джейми - моя первая страсть. Студент-медик Терри - моя несбывшаяся мечта. Боунс - человек, завладевший моим сердцем. И каждый раз казалось, протяни только руку - и этот человек станет твоим. И больше не нужно будет никуда бежать, задыхаться, искать, умываться слезами… Наивная. Как смела я надеяться?
        Шел час за часом, а я не могла подняться с постели. Меня словно обесточили, отключили от невидимого источника энергии, потом вскрыли грудную клетку и вынули важную микросхему.
        Металлолом. Я металлолом. Все, что осталось от когда-то красивого, блестящего механизма.
        Интернет не пролил свет на темное прошлое Боунса: в Сети содержалась противоречивая, путаная информация. Я не нашла ничего, что помогло бы мне оправдать его. Только море сплетен и жутких фотографий: Боунс за решеткой, Боунс с телохранителями продирается сквозь толпу репортеров, Боунс стоит возле усыпанного цветами гроба. Какие-то активисты с плакатами, на которых написано: «Убийце детей - смерть!» Как обезумевшая, я искала хоть какие-то свидетельства того, что все сказанное Лилит - заблуждение, но не смогла найти. Боунс действительно был замешан во все это. Он действительно не был тем, кем пытался быть для меня…
        Лилит заставила меня съесть тарелку овощного супа и отвезла прогуляться к берегу океана. Придерживая, как инвалида, вывела из своей машины. Набросила на плечи плед, как будто я дряхлая старуха, которую постоянно знобит. Я остановилась, как только мои ноги погрузились в песок.
        Океан. Он был всюду.
        Завораживающий, бескрайний. Безупречно ровная линия горизонта, изумительного оттенка вода. Она ласково касается пяток детей, бегающих по берегу. Но одному Богу известно, скольких он погубил. Сколько невинных душ попало в его объятия и больше не вернулось к жизни.
        Мало мне воспоминаний о его прикосновениях, его поцелуях, его улыбке - теперь и его имя будет преследовать меня повсюду. Океан, Океан, Океан… Куда бы я ни пошла, где бы ни оказалась - на пристани Бостона, или на пляже Калифорнии, или на берегах Ирландии,  - море всегда будет напоминать мне о нем.
        - Идем, Скай, тебе нужно немного движения и свежего воздуха,  - взяла меня под руку Лилит. На ней была клетчатая рубашка с закатанными рукавами и простые бриджи песочного цвета. Кажется, впервые с момента нашего знакомства я увидела ее обнаженные предплечья и голени - с белой, как молочные сливки, кожей: необычный оттенок для брюнетки - почти начисто лишенный пигмента.
        Воздух? Движение?
        С каких это пор мертвецам нужны воздух и движение?
        Ведь я не жилец. Люди с душевными травмами, подобными моей, не живут долго. Они только выглядят здоровыми, но их горе разрастается внутри опухолью. Сначала откажут голосовые связки и слезные железы. Потом нервы и сердце. А потом останется только горе и обтянутые кожей кости.
        Лилит довела меня до воды. Вода коснулась моих ног и отступила. Набежала и отступила снова. Наши отношения с Боунсом тоже напоминали игру прибоя. Было весело, очень весело. Жаль, что последняя волна размолола меня в щепки…
        Я поддела ногой ком водорослей и отшвырнула его в сторону.
        - Лилит, пообещай, что выполнишь мою просьбу. Когда я умру, развей мой прах над океаном.
        Она повернулась, глядя пристально в глаза, и положила руку мне на плечо.
        - А как же твое благородное желание пожертвовать свои органы нуждающимся в трансплантации больным?  - улыбнулась Лилит. Ветер взъерошил ее волосы и переплел их с моими.
        - Ах да…
        «Что ж, даже после смерти я не смогу быть с ним рядом. Я уже обещала себя другим».
        Я снова подцепила ногой зеленый ком морской травы и присела на корточки, разглядывая то, что запуталось в водорослях. Округлый, напоминающий ухо лоскут с тремя черными стежками. На нем - пластиковый игрушечный глаз, поцарапанный и обтершийся об камни, но все еще сохранивший кое-где золотисто-коричневую краску. И черный треугольник носа.
        Я вытащила находку из песка, и мое горло свело от боли. Неужели это игрушка, которую когда-то подарил мне Терри? Скорее всего, я просто схожу с ума, но мне кажется, что это действительно она. Вернее, то, что от нее осталось,  - кусок грязной, почти разложившейся ткани с приклеенными к ней пластиковыми глазом и носом.
        Океан безжалостен, он уничтожит все, до чего доберется.
        Я зажала лоскут в руке, опустилась на колени и дала волю вою, который давно зрел у меня в груди. Словно крик мог облегчить мою боль, словно лупя кулаками влажный песок - вступив в драку с невидимой судьбой,  - я могла вернуть все то, что в один миг потеряла: любовь, счастье, мечты…
        - Лилит, я не знаю, как мне дальше жить. А главное - зачем.
        - Скай!  - Она силой поставила меня на ноги, больно вонзая ногти в мои плечи.  - Ты с ним спала?
        - Нет. Почему ты спрашиваешь?
        - Сделай это. Это всего лишь физическое влечение, которое нужно удовлетворить. Проведи с ним ночь, подведи черту под этим этапом своей жизни.
        Без завершающей ноты эта мелодия продолжит звучать в твоей голове. Позвони ему и назначь встречу. Смотри на него и думай, что он - всего лишь человек, которого ты встретила в Африке. Без прошлого, без скелетов в шкафу. Тот, которого ты полюбила. А утром, уходя, вспомни, кто он на самом деле. Относись к тому, с кем ляжешь в постель, и к тому, с кем проснешься, так, словно это разные люди. Отдайся первому и беги от второго. Это поможет тебе не сойти с ума. Все, дорогая. Боюсь, я больше не знаю, как тебе помочь.
        - Какова вероятность того, что все это какая-то ошибка?  - Я резко повернулась к Лилит, уперев кулаки в бедра.  - Не хочу верить, что он мог изменить мне, и тем более не хочу верить во все остальное! А вдруг Алиша все выдумала?! А вдруг…
        Лилит вытащила из кармана мобильный и стала вертеть его в руках.
        - Сомневалась, что тебе нужно это услышать, но раз нет иного пути… Это запись сделана с помощью жучка, который был на Алише.
        «Как больно…» — дрожащий, взволнованный голос Алиши.
        «Потерпи»,  - отвечает ей Боунс. Это его голос, точно его, только на этот раз он говорит без акцента. Чистое, рафинированное произношение американца из благополучного района Лос-Анжелеса. И говорит как-то прохладно и слегка раздраженно - совсем не так, как говорил со мной.
        «Не могу терпеть! Пожалуйста…» — просит Алиша, и слышится то ли ее всхлип, то ли стон.
        «Я не буду уговаривать тебя. Поэтому или потерпи, или возвращайся к друзьям»,  - почти злится Боунс.
        «Я останусь, но, пожалуйста, осторожней. Я боюсь боли».
        «Дай мне руку, расслабься. Все не так страшно, правда?»
        Алиша дышит так тяжело, как будто только что пробежала марафон.
        «Не знаю… Но мне нравится то, что ты делаешь…»
        «Не дергайся».
        - Хватит,  - зажмурилась я.  - Пожалуйста, выключи.
        Лилит сунула телефон в карман и, глядя на меня с беспокойством, сказала:
        - Оушен все утро пытается дозвониться. Не говорила тебе раньше, чтобы ты успела прийти в себя. Скай, тебе во что бы то ни стало нужно удовлетворить сексуальное желание - забудь, что он собой представляет, и назначь ему встречу. Но прежде посети салон, сделай коррекцию - твои волосы уже никуда не годятся. Потом встреться и переспи с ним. Не думая, механически. И, ручаюсь, тебе станет легче. Только прошу тебя, не говори ему о том, что знаешь, и не устраивай сцен. Не стучи палкой по решетке, за которой сидит зверь,  - если зверь захочет выйти, решетка не выдержит.

* * *

        Мое сердце рвалось к Боунсу - к тому парню, которого я повстречала в Саймонстауне. Который рисковал ради меня жизнью, который сделал мне предложение, который меня любил. Я скучала по этому человеку так же сильно, как боялась Сэма Оушена из «Костей Христа». Я не могла поставить знак равенства между ними. Боунс - это Боунс. Сэм - это Сэм. Первый не может быть вторым, а второй - первым. Как день не может быть ночью, как огонь не может быть водой, как скрежет гвоздя по стеклу не может быть музыкой. Но вопреки моему желанию и всякой логике - это был один и тот же человек.
        Я провела остаток дня в гостях у Саймона - парикмахера, которого мне рекомендовала Лилит и у которого я обычно делала коррекцию. Так удачно сложилось, что он тоже прилетел в Лос-Анджелес понежиться на солнце. Неприметный, худощавый, немного сутулый молодой человек. Типичный эмо: косая, рваная челка, торчащие в разные стороны волосы, черный лак на ногтях. Он мне кого-то до ужаса напоминал, но я не могла вспомнить, кого. Обычно он был очень молчалив, и если и говорил, то тихо и словно сам с собой. Но сегодня ему явно хотелось пообщаться.
        - Ты очень бледная. Хочешь чаю?  - предложил он, колдуя над моими волосами. В одной руке - пучок ярко-рыжих прядей, в другой - термический пистолет для наращивания.
        - Нет, спасибо.
        - Не отказывайся, у меня есть знаменитый китайский «Би Ло Чунь». По легенде, этот чай позволялось собирать только девственницам, которые клали сорванные листочки себе за пазуху, отчего чай приобретал особый аромат…
        - Ну и бред,  - поморщилась я.
        - Ты не любительница легенд, так?
        - Да, пожалуй.
        Саймон заварил мне чашку чая и, вооружившись утюжком для волос, снова взялся за работу.
        - А я их просто обожаю. Может, тебе будет интересно послушать. Раз уж ты моя пленница на ближайшие два часа… Ты знаешь, что Библия была написана не целиком, а составлена из нескольких десятков старинных рукописей? Некоторые тексты древние богословы решили включить в нее, а некоторые побоялись. Те, которые не включили, еще называют неканоническими апокрифами в христианской литературе. Среди этих апокрифов есть «отреченные»  - запрещенные христианской церковью книги. И чего в них только нет, Скай…
        - Например?  - зевнула я. Во время парикмахерских процедур меня всегда клонило в сон.
        - Согласно одному из сохранившихся средневековых текстов, который так и не вошел в Библию, но тем не менее широко известен, у Адама была и другая жена, которая не пожелала подчиняться своему мужу, так как считала себя таким же творением Бога, каким Адам считал себя. За неподчинение она была изгнана из Эдема и стала злым демоном, убивающим младенцев, и избранницей самого Сатаны. Союз земной женщины и могущественного бесплотного существа - ничего не напоминает?
        - Бог и Дева Мария?
        - Именно! Так вот, от этого дьявольского союза якобы тоже родится ребенок. Темный Иисус. Который, в отличие от первого, не будет никого спасать. Наоборот, его рождение станет редвестием приближающегося апокалипсиса.
        «Давай, Саймон, жги! Отличное время для подобных историй. Сегодня утром я узнала, что мой парень - маньяк и убийца. А теперь с удовольствием послушаю про грядущий конец света!»
        - Но это еще не самое интересное. Бог пошлет на землю Архангела Камаэля - того самого, который изгнал из Эдема Еву и Адама. Камаэль - страж ворот Эдема, палач Господа. И Камаэль изберет себе возлюбленную среди земных женщин. И та понесет святое дитя. Это будет как второе пришествие Христа. Если, конечно, ребенку позволят родиться. Грядут великие и страшные времена. Все силы добра и зла схватятся в решающей битве: сам дьявол устроит охоту на новую Богородицу и ее ребенка.
        - Прям «Сайта-Барбара» какая-то,  - не сдержалась я.  - Сказать, что я думаю по поводу всего этого, Саймон? Библия - это древний бестселлер. А бестселлеры всегда порождают фанфики, сочинения фанатов, написанные по мотивам любимых произведений. Вот и все эти истории про Лилит, Апокалипсис и современных Богородиц наверняка были написаны куда позднее, чем оригинал, так ведь? И далеко не святыми людьми!
        Кажется, Саймон оскорбился. Или просто начал думать о чем-то своем.
        - У тебя очень необычный цвет волос, Скай,  - снова заговорил он, сменив тему.  - Имею в виду твой родной оттенок. Они очень светлые и очень мягкие. Ты могла бы выглядеть, как Мэг Райан в фильме «Город ангелов», если бы захотела отрастить их,  - как сама невинность. Зачем тебе эти порочные огненные локоны?
        - Мне всегда хотелось выглядеть роскошной соблазнительницей, Саймон. А не невинной овечкой. Невинных овечек едят волки.
        - Скай…  - Он сделал многозначительную паузу, дождался, когда я поймаю его взгляд в зеркале, и сказал:  - Если когда-нибудь почувствуешь, что тебе что-то угрожает, избавься от волос. Говорят, что ангелы-хранители теряют нас в своих базах данных, как только мы наращиваем другие волосы или даже просто перекрашиваем свои в другой цвет. Еще говорят, что мы перенимаем судьбу того, чьи волосы носим. Даже если это просто парик.
        «Ох, Саймон, как же крепко ты увяз в мире сказок и легенд».
        - В таком случае все парикмахеры - прислужники дьявола,  - заметила я.
        Саймон грустно улыбнулся и промолчал.
        Я вышла от него ближе к вечеру и долго стояла на пороге гостиницы Саймона, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая мчащиеся по бульвару Сансет машины, подставляя лицо вечернему солнцу. Эсэмэску от Лилит я увидела только тогда, когда достала из кармана телефон, собираясь назначить Боунсу встречу.
        Она написала: «Пыльца дьявольского цветка мертва. Лаборанты не нашли ни одного выжившего сперматозоида. Он не отпускал ее слишком долго. Захвати свежей. Будь моим ангелом возмездия. Л.».

* * *

        Боунс немало удивился, когда я сказала ему, что нахожусь в Лос-Анджелесе. Но его изумление тут же сменилось восторгом:
        - Я тоже здесь, Фло! Можешь себе представить? «Могу. К сожалению, могу».
        - Ничего себе,  - проговорила я, заставляя свой голос звучать ровно.  - С моим проектом покончено, и я хочу встретиться с тобой как можно скорее. Если у тебя нет более важных дел.
        - Все мои важные дела только что утратили всякую важность.
        - Отлично. Тогда где и когда?
        Я держалась молодцом, пока ехала к Парку пяти религий, где мы условились встретиться. Я наглоталась успокоительного. Обратного пути нет. Если мне удалось справиться с подступающими слезами и истерикой, то смогу сделать и все остальное. Смогу подвести черту.
        Но, когда я увидела Боунса, дожидающегося меня возле озера с кувшинками, мне пришлось ухватиться за ствол дерева, чтобы не упасть. Это снова был он - тот, кого я встретила в Африке. Тот, кого я любила. Мягкий, сияющий взгляд. Простая белая футболка и легкая куртка на молнии, облегающая широкие плечи. Улыбка на губах, которые я могла бы целовать бесконечно долго. Кто угодно, но не изменник. Кто угодно, но не убийца. Освещенный последними лучами солнца, Боунс держал в руке цветок кувшинки. Огромный розово-белый цветок, который он, по-видимому, только что достал из озера.
        Я шла к нему, путаясь в своих ногах. Заметив меня, он поспешил навстречу. Не Сэм Оушен. А мой Боунс. Это его, а не Сэма я обняла так крепко, будто делала это в последний раз. Это его я стала целовать, как ненормальная, а не Сэма. Это ему, а не Сэму, я позволила утешать себя.
        - Что с тобой?  - опешил он и всмотрелся в мое лицо.
        - Я просто ужасно соскучилась по тебе. «По тому, кем ты был, каким я тебя знала…»
        - Вот он я,  - сказал он, вкладывая мне в руки цветок и порывисто прижимая к себе.  - Иди сюда…
        И так мы стояли, обнявшись, на берегу озера, затянутого листьями кувшинок. Я и Боунс. Я и идеальный, чудесный мужчина, которого на самом деле не существовало. Я и тот, кого я видела в последний раз. И только Бог знал, что мое внешнее спокойствие скрывало бушующее пламя апокалипсиса: внутри раскаленная лава заливала города, внутри меня тайфуны стирали с лица земли целые страны, внутри меня все живое сгорало до углей…
        - Где ты его взял?  - улыбнулась я, погружая нос в середину цветка.
        - Там,  - махнул Боунс в сторону озера, где далеко-далеко от берега покачивались среди плавучих листьев короны белых цветов.  - Ты застала меня врасплох своим звонком, я даже не успел раздобыть тебе роз, моя Червонная Королева.
        - Но ты сухой.
        - Пришлось перемещаться по воздуху.
        - Боунс!  - строго сказала я.
        - Ну ладно, ладно, я попросил мальчишку, и он достал цветок.
        - Кошмар, ты заставил ребенка…
        - Ну, ему уже лет пятнадцать, и пацану наверняка нужны карманные деньги,  - невинно улыбнулся Боунс.
        Его улыбка - оружие, против которого не устоит целое войско таких, как я. А если к этому оружию добавятся его руки и губы… «Торопись, Скай!»
        Я крепко сжала его ладонь и повела за собой. Все дальше и дальше, в глубь старинного парка. Мимо домика Будды, мимо фонтана с нимфами. Под полог сгущающихся сумерек. К тому месту, где мы попрощаемся.
        Вокруг пустынно и тихо. Вечер накануне конца света, наверное, был бы именно таким. Ярко-красное небо, шелест теплой листвы, колеблющийся воздух. Я завожу Боунса в увитую жасмином беседку и, как только он шагает в ее тень, расстегиваю его куртку, прижимаюсь к нему и запускаю руки ему под футболку. Он не сможет сопротивляться, ни один мужчина не сможет сопротивляться, если твои руки достаточно смелы. Впиваюсь губами в его губы и быстро расстегиваю лифчик.
        - Фло,  - шепчет Боунс, изумленный этим напором.
        Я задираю его футболку, стягиваю с себя блузку вместе с лифчиком и прижимаюсь к нему обнаженной грудью.
        Я думала, это случится не так. Представляла усыпанную лепестками роз роскошную постель в дорогом гостиничном номере где-нибудь в Эмиратах. Первая ночь нашего медового месяца. Бутылка шампанского в ведерке со льдом, много свечей, на дверях снаружи табличка с надписью «Молодожены». Что ж, иногда мечты летят прямо в костер. И горят так ярко, что искры разлетаются во все стороны…
        - Флоренс,  - просительно произносит Боунс, но сегодня я не беру пленных. Я расстегиваю ширинку на его джинсах и бессовестно лезу внутрь. Пусть попробует меня остановить. Прямо здесь и прямо сейчас я должна сжечь мои мечты, все до последней. От бессмысленных грез нужно избавляться так же быстро, как от замершего плода. Хочу опуститься на колени, чтобы припасть к нему ртом, но Боунс мне не позволяет.
        - Что с тобой творится? Ты сама не своя,  - говорит он, но я закрываю ему рот поцелуем и стаскиваю с него джинсы. Стягиваю с себя трусики, перепрыгивая с ноги на ногу, и достаю презерватив из кармана юбки. Но Боунс удерживает мои руки.
        - Что не так?  - Я выдавливаю из себя жалкую улыбку.  - Разве ты не любишь людные места?
        Его лицо каменеет, но я не даю ему опомниться. Мои пальцы скользят по его плоти, расправляя латекс презерватива. Потом обнимаю его за шею и обхватываю ногами его за талию, повиснув на нем, как дикая коала - на ветке эвкалипта. Между крайней точкой его желания и точкой моей готовности - считанные сантиметры. Ему нужно просто войти в меня. Ему нужно просто уступить мне…
        - Прошу тебя,  - умоляю я.
        Ни один мужчина не сможет сопротивляться, если твои руки достаточно смелы…
        Я взлетала к небу и падала в пропасть, хватая ртом воздух при каждом толчке. Я не сводила с него затуманенных глаз, а он неотрывно смотрел на меня, время от времени прижимаясь губами к моим губам,  - так прикладывают кислородную маску к лицу тяжело раненных. Как же красив он был в эти мгновения, как беззащитен. Даже не верилось, что дьявол может выглядеть таким… уязвимым, таким зависимым. Даже не верилось, что тот, кто вонзил нож в тело беременной женщины, может быть так упоительно нежен… Я тряхнула головой, прогоняя видение окровавленного живота, но оно не желало исчезать. Оно душило меня, сжимало горло и отравило последние минуты близости. Все, о чем я думала, когда Боунс в изнеможении опустился на землю, усадив меня к себе на колени, это то, как низко я пала. Как легко я смогла переспать с убийцей.

* * *

        Мы сидим на берегу озера, наблюдая за восходящей луной. Моя голова - отяжелевшая, гудящая, пустая - у него на коленях. Его пальцы - в моих волосах.
        - Я люблю тебя, Боунс,  - говорю я тому призраку, который остался там, в Саймонстауне,  - теперь уже вечный заложник прошлого. Тот, к которому мне уже никогда не найти дороги.
        - Я люблю тебя сильнее,  - отвечает призрак. И, склоняя надо мной лицо, прибавляет:  - Меня не покидает ощущение, что что-то произошло. Ты в порядке?
        - Просто разлука была долгой.
        - Все позади. Теперь я не отпущу тебя ни на шаг. Поехали ко мне?  - предлагает он.  - Я хочу показать тебе свой дом… Наш дом.
        Я киваю, пристально разглядывая белые цветы на глади озера, купающиеся в лунном свете.
        - Хорошо. Только принеси еще одну кувшинку. Моя завяла.
        - Я скуплю тебе весь цветочный отдел, как только мы доберемся до магазина,  - улыбается Боунс.
        - Я хочу кувшинку,  - упрямо говорю я.
        - Ты шутишь?
        - А ты, должно быть, не умеешь плавать.
        - Ты считаешь, я только что недостаточно взмок, рыжая бестия?
        - Нет, я считаю, что ты все равно выйдешь сухим из воды.
        Кто тянет меня за язык. Надо быть осторожней. Боунс прищуривается, но вопроса о том, что я имею в виду, не следует.
        - Я достану тебе даже цветок папоротника, если ты попросишь[34 - Цветов папоротника не существует, так как папоротники не цветут.],  - говорит он и, наклоняясь, целует меня в лоб. Потом стягивает футболку и джинсы и входит в воду.
        Я смотрю на его удаляющуюся спину. Потом достаю из клатча листок бумаги и нацарапываю на нем, продавливая до дыр, слово «прости». Заворачиваю в эту бумажку помолвочное кольцо и крестик Боунса и кладу в карман его джинсов. В последний раз вдыхаю аромат одеколона «Авентус», исходящий от его футболки,  - его запах, который будет вызывать у меня слезы даже годы спустя,  - и, не оглядываясь, бегу к выходу из парка.

        Глава 15

        Я мчала на машине по каким-то улицам, не разбирая дороги. Только не плачь. Тебе нельзя плакать. Потому что если начнешь, то не сможешь остановиться никогда.
        - И приятного легкого вечера всем, кто коротает время с «Фолк-Эф-Эм»! В Эл-Эй восемь вечера, а в нашем хит-параде на очереди группа «Гражданские войны» с композицией «Хребет дьявола»…
        О Боже, о Боже, что я натворила! Я влюбилась в беглеца. О Боже, о Боже, молю тебя, пожалуйста, не забирай этого грешника у меня[35 - Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Devil's Backbone» американской группы The Civil Wars.]…
        Я ударила рукой по кнопкам аудиосистемы, не желая слышать голос певицы. Но он продолжал звучать, заполняя салон - отчаянный, чистый, удушающе красивый:
        О Боже, о Боже, что я делаю? Я влюбилась в того, в ком нет ни частицы святого. Дьявол взрастил его на своем хребте. О, я просто хочу забрать его с собой!
        Я принялась лупить рукой по кнопкам, желая выключить радио, но что-то, черт побери, сломалось. Оно не выключалось. Музыка рыдала в салоне моей машины. С моей душой на пару.
        Награди меня этим бременем, этой виной! О, скольких Богородиц еще мне молить? Мне все равно, виновен он или нет. Он прекрасен, он ужасен - и он все, что у меня есть! О Боже, о Боже, молю тебя, пожалуйста, не забирай этого грешника у меня. Не забирай его у меня…
        Оставив попытки выключить радио, я опустила стекла, чтобы гул ночного города заглушил голос певицы, потом просто сдалась и съежилась в комок. Моя любовь разрушила меня, а музыка доломает то, что осталось…
        Но это уже не важно. Главное - теперь Лилит найдет ее. Она никогда не бросает слов на ветер. Лилит найдет пострадавшую девушку и поможет ей. Как когда-то помогла мне. Одной спасенной душой больше. А также…
        Одним ребенком больше.
        Чудесным ребенком от Сэма Гарри Оушена, с такими же ясными серыми глазами и русыми волосами…
        Меня затрясло так, словно я наступила на оголенный провод под напряжением. Я ударила затылок о сиденье. Еще раз. И еще. Боль физическая может заглушить боль душевную. Только нужно удариться сильнее. Не жалей себя, Скай. Потом, когда будешь сидеть на дальней скамье в церкви во время крещения его ребенка, будет в миллион раз больнее…
        Нет.
        Меня не будет на этих крестинах. Есть вещи, с которыми моя психика точно не справится. Например, ребенок Боунса и - я с силой сжала руль - другой женщины.
        Впереди показалась развилка дорог. Налево - к гостинице, где остановилась вся свора. Там уже поджидает лаборант, который поместит «пыльцу дьявольского цветка» в бокс с жидким азотом и повезет ее в Пасадену, в одно из дочерних отделений «Мальтезе-медикал». Направо - в противоположную от гостиницы сторону.
        Что выберешь, Скай?
        И все-таки самые ужасные решения в своей жизни я приняла после долгих мучительных раздумий. А самые лучшие, которые изменили всю мою жизнь - мгновенно. Я резко крутанула руль вправо. К черту! К черту! Не могу представить ребенка Боунса на руках у другой женщины. Кем бы он ни был. Убийцей, монстром, дьяволом. Его ребенка не будет растить никто другой, кроме него самого!
        Я схватила с пассажирского сиденья свой клатч, в котором между записной книжкой и засыхающим цветком водяной лилии лежал презерватив стоимостью двести тысяч долларов, и вышвырнула его из машины. За моей машиной раздался сигнальный гудок, кто-то резко затормозил, кто-то замигал аварийками, кто-то вывернул к обочине. Я смотрела в зеркало заднего вида и молчаливо извинялась.
        Тише, тише, Полански, сбавь скорость. Рано становиться донором…
        И тут смутная тревожная мысль царапнула коготком по моим нервам. Что-то связанное с донорством органов после смерти, о чем я говорила с Боунсом, а позже с Лилит.
        Пот выступил у меня на лбу, когда я наконец ухватила за хвост ускользающую мысль. Я никогда не говорила с Лилит о том, что она назвала моим «благородным порывом»! О донорстве я говорила только с Боунсом. Этот разговор произошел в кабриолете, когда мы ехали с пляжа, и я больше никогда и ни с кем не говорила ни о чем подобном!
        Мысли вихрем закружили у меня в голове. Что, если в машине был жучок? Что, если жучки были везде: в «мерсе», в доме, в саду, в гараже? Но зачем ей столь тщательная прослушка, если Боунс - легкая добыча? Если Лилит, по ее же словам, могла послать к нему любую гончую, и та бы наверняка вернулась не с пустыми руками?
        А что если все это не сойдет мне с рук? Что если я поплачусь за то, что вернулась ни с чем? Что скажет Лилит, как только я объявлю ей о своем бунте? Ведь это бунт! К последствиям которого, признаюсь честно, я не была готова. Инстинкт самосохранения завопил во мне пожарной сиреной: «Говори ей что угодно, только не правду! Бунтуй сколько угодно, но не в открытую!» Мне потребуется убедительное объяснение, почему я вернулась от Боунса с пустыми руками. Мне нужен надежный способ выиграть немного времени и разобраться, что делать дальше. Например…
        Немного шумихи и слегка поцарапанная машина. Небольшая - совсем несерьезная - авария. «Лилит, я понятия не имею, куда делся мой клатч! Должно быть, кто-то спер его после аварии ради нескольких баксов! Мне так жаль! Я такая растяпа!»
        Я набрала воздуха в легкие и направила машину к боковой ограде моста. Меньше скорость, еще меньше, еще меньше… Мне казалось, я рассчитала все: скорость машины, безопасный угол для столкновения, но что-то пошло не так. Удар оказался такой силы, что машину развернуло на сто восемьдесят градусов, а лобовое стекло разлетелось вдребезги. Лента ремня безопасности врезалась в тело, но меня это не уберегло. То ли голова ударилась о боковую панель салона, то ли панель ударила меня в голову - не могу сказать наверняка. Я потеряла сознание раньше, чем успела понять, что к чему.

* * *

        - Ничего серьезного. Просто небольшое сотрясение. Через день-два можете ее забрать.
        Серый мрак. Везде. Всюду.
        - Ваша невеста когда-нибудь употребляла наркотики?
        - Не думаю,  - слышу я голос, который обволакивает меня, как шелковый кокон обволакивает куколку бабочки. Теплый, бархатный. Знакомый и чужой одновременно.
        - Дело в том, что у нее в крови были найдены следы сильнодействующих препаратов. Мы обязаны передать эту информацию полиции. И было бы куда лучше, если бы эти препараты были ей официально прописаны. Вы понимаете, о чем я?
        - Понимаю. Какие именно вещества? Какой же у него красивый голос…
        - Транквилизаторы в больших количествах.
        - Мне ничего не известно о том, что она могла принимать, доктор. К сожалению.
        Стук шагов. Звук закрывающейся двери. Я приоткрываю глаза, и зрачки режет полоска ослепительно-яркого света. Мне приходится долго и часто моргать, пока наконец глаза приспосабливаются и я начинаю различать очертания комнаты. Белый прямоугольник потолка, точечное освещение, яркий солнечный луч, косо падающий на стену.
        Я приподнимаю голову и осматриваюсь. Рядом с моей кроватью, запустив пальцы в волосы и глядя в пол, сидит человек, которого я едва узнаю. Настолько усталым, даже изможденным он выглядит. Я кладу руку на его покрытое татуировками предплечье, и он вздрагивает. Теперь я вижу его глаза и выдавливаю из себя улыбку, но он не улыбается в ответ. Глаза холодны, как зимнее море. Линия губ - прямая, как будто прорезана скальпелем.
        - Это все, что ты пожелала сказать мне перед исчезновением? Серьезно?  - Боунс кладет на прикроватный столик бумажный комок.  - «Прости» на клочке бумаги?
        Я едва узнаю его голос. В нем больше нет ирландского акцента.
        - Ты говоришь без акцента,  - шепчу я.
        - Самое время это обсудить,  - замечает он с досадой.
        - Но это странно…
        - Дорогая, я живу в Штатах уже десять лет. И обычно говорю так, как говорю сейчас. А ирландский акцент достаю из шкафа и сдуваю с него пыль только в компании близких мне людей,  - холодно поясняет Боунс.
        Мои ладони увлажняются, когда истинный смысл его слов доходит до меня: я больше не вхожу в круг близких ему людей. Вот что значит отсутствие акцента.
        Боунс встает, словно ему становится неприятно находиться вблизи меня, и отходит к окну.
        - Я искал тебя всю ночь. Ведь влюбленные девушки не сбегают, не попрощавшись. Я был уверен, что тебя похитили, пока не раздобыл записи с камер наблюдения в парке. И тогда выяснилось, что ты ушла сама. Никто не набросил тебе мешок на голову. Ты в самом деле ушла сама. Пока я барахтался посреди озера в городском парке, выбирая для тебя долбаный цветок…
        - Прости…
        - Не извиняйся, черт побери! От твоих извинений мне ни холодно, ни жарко.  - Боунс резко поворачивается ко мне, и я внезапно замечаю, какой он бледный.  - Все это время я позволял тебе хранить в тайне, кто ты и как оказалась в Саймонстауне. Потому что каждый имеет право на секрет. До поры до времени. Я не понимал, какую цель ты преследуешь, но позволял тебе лгать о многих вещах: о твоем настоящем имени, о твоей работе, о том, откуда ты прилетела…
        Я судорожно сглатываю и отвожу взгляд. Боунс складывает на груди руки.
        - Сначала я принял тебя за одну из репортерш, которые до сих пор активно интересуются моей жизнью. Но для пытающейся соблазнить меня репортерши ты слишком плохо выглядела. Катастрофически плохо. И попыталась сбежать после предложения станцевать мне стриптиз. Ни одна журналистка не пренебрегла бы этим предложением ради вкусного пайка. Но тебя оно явно оскорбило. Чем дальше, тем больше я склонялся к тому, что ты просто неприкаянная, бестолковая туристка, которую случай занес в Саймонстаун. Я в это почти поверил. Если бы не курьер авиакомпании, которому ты не открыла дверь.
        Я сунула под одеяло дрожащие руки. Жар стыда и смущения обжег лицо.
        - Тому явно не хотелось тащить твой чемодан обратно в Кейптаун. Поэтому он оставил его у меня под расписку. В соответствии с которой я обязался в кратчайшие сроки передать чемодан некой Скай Полански, остановившейся по соседству. Которая, как оказалась, прилетела из Бостона, а вовсе не из Дублина. Багажная наклейка на чемодане это подтверждала. И еще мисс Полански, как выяснилось, летела бизнес-классом. Меня попросили передать ей глубочайшие извинения за то, что драгоценный клиент авиакомпании понес моральный ущерб. Желтая наклейка на чемодане с надписью «приоритетный багаж», какую обычно наклеивают на багаж постоянных клиентов, рассеяла последние сомнения. На мой багаж постоянно вешают такие же, поэтому я знаю наверняка.
        Боунс ходил по палате, сунув руки в карманы. Время от времени он поворачивался ко мне, но смотрел словно сквозь меня. Он больше не искал зрительного контакта со мной.
        - Что еще… Часы «Лонжин» за три тысячи баксов на твоем запястье. Дорогое нижнее белье. Бриллиантовые серьги - каждый из камней не меньше карата. Волею судьбы я хорошо разбираюсь во всех этих вещах. Что в остатке? Состоятельная, часто путешествующая девушка, оказывается, работает официанткой. Что-то не сходится, следишь за мыслью? А также врет о своем настоящем имени и о том, откуда прилетела. В этой истории явно было фальшивое дно. Но я был готов закрыть на это глаза, пока ты сама не захочешь рассказать. Я готов был ждать. Но теперь мое терпение на исходе, и я не могу не задать вопрос, который не давал мне покоя все эти дни: «Кто ты такая, Скай, и какого черта тебе было от меня нужно?»
        Я утратила дар речи примерно на середине его монолога. А теперь беспомощно хлопала глазами и шевелила губами, не произнося ни звука. Лису загнали в нору.
        «Говори правду, если хочешь удержать его. И ври, если тебе все равно,  - сказал мне внутренний голос громко и отчетливо.  - Этот человек видит тебя насквозь, и он уйдет, если ты начнешь лгать».
        А мне не хотелось, чтобы он уходил.
        - Я работала в организации, которая занималась не совсем законными вещами. Она продавала за большие деньги сперму знаменитостей тем женщинам, которые готовы были за нее платить. Компания получила заказ на тебя. И меня отправили познакомиться с тобой. Но я об этом не знала…
        Внезапно я почувствовала такое облегчение и свободу, словно сорвала грязный пластырь, прилипший к моему телу. Сорвать их все! Меня тошнит от лжи! Я сойду с ума, если не расскажу ему все как есть! Сейчас же! Я зажмурилась, опасаясь смотреть Боунсу в лицо, и слова полились из меня потоком:
        - Я не знала, что ты - объект охоты. Я была уверена, что просто прилетела на отдых. Клянусь! А потом я потеряла голову. Мне захотелось забыть обо всем, что я когда-либо делала. Начать все заново. С тобой. Я хотела покончить со своей работой раньше, чем все зайдет слишком далеко! Вот почему так торопилась…
        По моим щекам потекли слезы, но я быстро стерла их руками. Не время давать волю чувствам. «Быстрей, быстрей говори, пока он не принял тебя за сумасшедшую!»
        - Меня отпустили. Но моя начальница настояла, чтобы я в последний раз поприсутствовала на охоте. Я должна была прийти в бар и посмотреть, как одна из нас, так называемых гончих, обработает клиента.
        Я не знала, кто он, пока не увидела тебя в «Гиене». Я была там, Гарри. И я все видела…
        Когда я прервалась, тишина в палате оказалась такой глубокой, что я начала различать шум крови в висках. Боунс медленно развернулся и наконец заглянул мне в глаза. Посмотрел не сквозь меня, а на меня. Впервые с начала нашего разговора.
        - И что же ты видела, Скай?  - спросил он ровно.
        - То, во что не поверила бы никогда, если бы не была там. Эта организация тесно сотрудничает с папарацци и хорошо изучает привычки объектов охоты. Насколько хорошо, что может предугадать каждый их шаг. Они знали, что ты будешь в клубе. И заранее послали туда ту, с которой ты…
        - Как интересно…
        - Та, с которой ты ушел оттуда,  - профессиональная соблазнительница. И она получила шестизначную сумму за презерватив с твоей спермой. Ей все очень понравилось. Ну, кроме синяков на шее.
        «Раз, два, три - замри!» Теперь я знаю, как плоть превращается в камень. Боунс буквально окаменел. Если бы сейчас его вытолкнули из окна, то при ударе об землю он наверняка рассыпался бы на куски.
        - Есть что возразить?  - спросила я, молитвенно сложив ладони под одеялом.
        - Пока нет,  - цинично ухмыльнулся он. «Сердце, сердце… Только стучи, прошу тебя».
        - Может быть, в «Гиене» был твой брат-близнец, о котором я не знаю? Твой двойник?
        - У меня нет братьев-близнецов, и позавчера в «Гиене» был именно я. Продолжай, Скай. И что же было дальше, после того как я наставил девушке синяков на шее? Мне становится все интересней.
        - Ты продержал ее у себя слишком долго, и, когда она вернулась, материал оказался непригодным. Так что у тебя не будет детей, о которых ты не узнаешь. Это, пожалуй, хорошая новость. Плохая заключается в том, что я узнала не только о твоей измене, но и обо всем, что ты натворил прежде. Обо всем.
        - А конкретней?  - Голос впервые подвел его, прозвучав хрипло и надломленно. Боунс сунул руки глубже в карманы, голова его едва заметно вжалась в плечи.
        - Ты избил одну из своих фанаток, и… ребенок…  - У меня не получилось выговорить и половины того, что я хотела сказать. В горле встал ком.
        - Когда ты об этом узнала?
        - Вчера.
        - Вчера до того, как мы переспали, или после?
        - До,  - пробормотала я, не совсем понимая, к чему эти расспросы.
        Боунс прошел к стоящему рядом с моей кроватью креслу. Но садиться не стал. Он просто стоял за ним, вцепившись в спинку и скользя взглядом по моему пылающему лицу.
        - Это было не возбуждение,  - наконец сказал он.  - Что?
        - Не возбуждение отражалось у тебя на лице, когда ты затащила меня в ту проклятую беседку. Это был ужас. Ты думала, что трахаешься с убийцей.
        - А ты не убивал?  - ошалело проговорила я.
        Саркастичная ухмылка, какую я не видела никогда прежде, тронула его губы. И чем дольше он смотрел на меня, тем хуже мне становилось.
        Что я наделала… Если бы я только могла повернуть время вспять! Неужели все, что я видела в Интернете, это ложь и байки журналистов? Или я вообще не понимаю, что происходит!
        - Я не спала с убийцей,  - попыталась оправдаться я.  - Я была близка с тем парнем, которого узнала в Саймонстауне и по которому безумно…
        - Избавь меня от этого высосанного из пальца бреда!  - резко сказал Боунс.  - Ты смогла отдаться монстру, лишь бы получить свою шестизначную сумму.
        - Я сделала это не из-за денег!
        - Да ладно! Попытка номер один провалилась, и они послали тебя за свежим материалом, разве не так?!
        - Не так! Мне нужно было подвести черту. Я бы сошла с ума, если бы не вернулась в нашу с тобой сказку хотя бы на мгновение…
        - Ответь на один простой вопрос.  - Боунс подошел к моей кровати и склонился надо мной, уперев руки в матрас.  - О чем ты думала, когда стаскивала с себя белье и терлась об меня грудью?
        «О залитом кровью животе. Прости меня, прости…»
        - О том, как сильно меня любишь?  - расхохотался Боунс.  - Или о том, выйдешь ли живой из той гребаной беседки?
        - Если это было не твоих рук дело, то кто на всех тех фотографиях?..  - прохрипела я.
        - Все это уже не имеет значения. Женщина, готовая трахаться с монстром, это последнее, что мне нужно.
        Удар кнута - даже он не поразил бы меня так больно. Я втянула голову в плечи, но оскорбленное самолюбие не позволило мне просто промолчать.
        - А мужчина, бросающийся на первую аппетитную девку, которая подвернулась ему в клубе, это совсем не то, что нужно мне!
        Боунс вцепился в мои плечи так сильно, что я поморщилась от боли.
        - Я не спал с ней! Твои подельницы навешали тебе лапши на уши, и ты всему поверила. Поверила кому угодно, только не мне. Точнее, даже не удосужилась расспросить меня. Твоя… кхм… коллега — эта блондинка, которая мне не давала проходу в клубе,  - порезала руку. Уронила бокал и полезла за ним под стол. А когда выбралась - показала мне руку с порезом поперек ладони. Кровь лила так, что мне пришлось зажать ее кисть и не отпускать. А потом мне пришлось отвести ее наверх, в мой кабинет, где…
        - Где она стонала и умоляла тебя быть с ней поласковей?  - ухмыльнулась я.
        - Где есть аптечка,  - ледяным тоном возразил Боунс.  - И там у твоей подруги ни с того ни с сего случилась истерика. Я еще никогда не видел такой реакции на жидкость для обработки ран. Мне ее чуть ли не умолять пришлось дать руку, пока она рыдала, стонала и вела себя так, словно репетировала роль жертвы изнасилования.
        Стоп. СТОП! ГОСПОДИ, ЧТО?..
        - Ты с ней не спал?!
        - Я вернулся в зал через десять минут после того, как ушел. Ты этого, как я понимаю, уже не увидела. Не хотела видеть.
        - И ты не возил ее в свою квартиру? Не знакомил с Фионой?!
        - Что?! Фиона в Африке! На кой черт ей сюда ехать? Устраивает все для свадьбы.
        - Разве?
        Боунс выхватил из кармана телефон, потыкал пальцем в дисплей и сунул мне его под нос со словами:
        - Давай позвоним на мой городской номер в Саймонстауне. Узнаем, где она сейчас.
        - Бро! Хорошо, что ты мне позвонил!  - быстро сняла трубку Фиона.  - Сразу к делу: те фирмы по организации свадеб не предлагают ничего путевого. Я вчера смотрела их каталоги и все остальное - ерунда какая-то. Мне не понравилось почти все, начиная от украшений зала до тортов. Я смогла бы сделать в сто раз лучше!
        Боунс молча смотрел на меня, а я с него не сводила глаз. А Фиона все говорила, и говорила, и говорила. И каждое ее слово звучало прекраснее пения ангелов и ранило больнее ножа.
        - Кстати, мать Ашанти, как выяснилось, печет обалденные торты! Давай ее привлечем? Нет, Ашанти! У Флоренс не будет розового платья! Ашанти хочет, чтоб Флоренс надела розовое. А я ей говорю, что Фло в розовом будет выглядеть как дурацкая сахарная вата, ха-ха…
        Все эти слова ранили и Боунса. Его пальцы, сжимающие телефон, совсем побелели.
        - Свадьба отменяется, Фиона.
        - Что?!  - Она поперхнулась.  - Что-то случилось? Я зажала рот ладонью, надеясь задушить рвущийся наружу крик.
        - Сэм! Ты там? Что произошло?
        - Скай, как и любая порядочная девушка, не может любить чудовище. Разве что может переспать с ним за шестизначную сумму, но, боюсь, я не готов платить такие деньги за то, что можно получить даром.
        «Не говори так, ради всего святого, не говори…»
        - Кто такая Скай? Ты что, пьян?!
        - Теперь уже нет. До связи.
        Боунс прервал соединение, игнорируя протестующие крики сестры, и сунул телефон в карман.
        - Ты мне тоже не не назвал своего настоящего имени, Сэм.
        - Гарри - мое второе имя, которое знают только самые близкие люди,  - ответил он, набрасывая куртку.  - Будь здорова, Скай.
        - Боунс!
        Он обернулся, и я проглотила все мольбы, готовые было сорваться с языка. Умолять не имело смысла. Он не поверит ни единому слову. И уж тем более не останется.
        - Это конец?
        - А на что еще это похоже?  - фыркнул он и взялся за ручку двери.
        - Тогда прошу тебя, не спи с малознакомыми девушками! Если не хочешь, чтобы у тебя были дети, о которых ты ни сном ни духом не будешь знать! Эти люди не остановятся ни перед чем, пока не добудут то, что им требуется.
        - В этом-то и суть, Скай,  - спать с теми, кого не знаешь достаточно хорошо,  - с ироничной ухмылкой ответил он.  - Потому что после того, как узнаешь их поближе, к ним уже не захочется прикасаться.
        - Я не шучу, Боунс! Ты не поверил мне?! Все, что я рассказала о той компании…
        - Бред сивой кобылы,  - закончил он.  - Завязывай с таблетками. Боюсь, тебя ждут проблемы, как только выйдешь отсюда. В твоей крови нашли целый коктейль. Хотя тут мне сложно упрекнуть тебя - я бы и сам обдолбался по полной, если бы мне пришлось трахнуть змею.
        Нет! Нет! Нет! Я выпрыгнула из кровати, срывая с себя липучки с проводками, тянущимися к медицинской аппаратуре, и метнулась к двери, за которой он скрылся.
        - Боунс!  - закричала я ему вслед.  - Делай, что тебе вздумается: бросай меня, ори, презирай - но будь осторожен! Или… Да спи с кем угодно, только следи, чтоб никто из них не украл презерватив! Боунс!
        Он быстро шел по коридору, не оглядываясь, так что мне пришлось бежать следом. Но ноги плохо слушались, меня водило из стороны в сторону, как будто я была не вполне трезва.
        - Мисс?  - Рядом возникла кудрявенькая молоденькая медсестра в голубой униформе.  - Пожалуйста, вернитесь в палату.
        Я отпихнула ее и побежала за Боунсом, расталкивая пациентов и врачей.
        - Я не употребляю наркотики! С чего ты взял? Верь мне! Если ты не проявишь достаточной бдительности, то где-нибудь по земле будет гулять твой малыш! О котором ты даже не узнаешь! БОУНС!
        Он не обернулся ни разу, пока я его звала. А потом мне преградила дорогу массивная докторша-китаянка и схватила меня за руку.
        - Отпустите меня! Он в беде! Он не понимает, в какой он беде!  - беспомощно кричала я, пока Боунс не исчез за углом.
        - Да-да, мисс, уже вся больница осведомлена, что он в беде. Но вы, кажется, в большей беде. Только что множество людей увидело ваш голый зад. Эта рубашка завязывается сзади, давайте помогу,  - сказала она участливо, завязывая тесемки.  - А теперь давайте я отведу вас в палату и дам вам успокоительного.
        - А смертельную инъекцию вы мне сможете сделать?
        - Нет. Но вы можете отправить на тот свет пару десятков людей, и тогда вам обязательно сделают смертельную инъекцию. В тюрьме,  - деловито сказала китаянка и повела меня в палату.
        - Отличный юмор, мэм,  - горько заметила я.
        - Отличная задница, мисс,  - ответила докторша и помогла мне забраться в кровать.

* * *

        Итак, что в остатке?
        Меня предали все, кто только мог предать. У меня отобрали Боунса, веру в людей и вот-вот отберут водительские права. Я не знаю, где моя одежда, мой телефон и все остальные вещи, которые находились в машине. И, конечно же, понятия не имею, что делать дальше и как себе помочь. Впрочем, некоторая ясность по поводу кое-чего у меня все же была: я вырву Алише все волосы, как только до нее доберусь. Я выясню правду о Сэме Оушене, чего бы это ни стоило. И я больше не позволю Лилит водить меня за нос. К черту гончих! Теперь-то уж наверняка.
        Но это все завтра. А сегодня я собираюсь свернуться клубком и молить Бога послать мне сейчас хоть одного человека, который не смотрел бы на меня, как на чокнутую наркоманку или продажную шлюху.
        Молись громче, Полански. Бог не слышит писк мышей.
        На следующий день я получила свои вещи, выписку, штраф на восемьсот долларов за вождение автомобиля в состоянии наркотического опьянения (Что за фигня? Это точно какая-то ошибка!) и свой телефон, на котором обнаружила уйму непринятых вызовов от Боунса, Фионы, Лилит и даже стилиста Саймона. Боунс звонил мне раз пятьдесят вечером после того, как я убежала из парка. Лилит звонила ночью и утром. Фиона - днем, видимо, сразу после разговора с братом, который сказал ей об отмене свадьбы.
        Я набрала номер Боунса, но он не ответил. Со всеми остальными я поговорю потом. Позже, когда перестанут трястись руки и гудеть голова. Только не падай в обморок, только не падай, сказала я себе, направляясь к выходу.
        - Эй, Белоснежка, курнуть хочешь?
        На выходе из больницы на ступеньках сидела чернокожая девушка в большой вязаной шапке и с сигаретой в зубах. Настоящая беспризорница, если бы не идеальный маникюр. И красивые зубы. И колечко с бриллиантом на мизинце.
        - Давай,  - кивнула я и села рядом.
        - Что-то ты совсем плоха, подруга.  - Она протянула мне зажженную сигарету.  - О-о, узнаю бланк федеральной конторы - тоже любишь надраться, а потом сесть за руль?
        Я взглянула на выписанный мне штраф и покачала головой.
        - Я не пью и не употребляю наркотики, это или ошибка, или мне их подсыпали…
        - Ну да, ну да,  - хохотнула девушка, выпуская изо рта кольцо дыма и протягивая мне руку.  - Шантель.
        - Скай,  - ответила я, пожимая ее мягкие, красивые пальцы.  - А ты что здесь забыла?
        - Подхватила какую-то дрянь от одного козла. Сдавала анализы. Верней, сдавала вчера, а сегодня меня обрадовали, что это хламио-что-то-там. Теперь неделю глотать колеса и никакого алкоголя.
        - Оу,  - только и произнесла я. Ну и подробности.
        - Да ладно тебе, не красней, Белоснежка. На твоей планете девушки никогда ничего не подхватывают от всяких козлов?
        - Ну… На моей планете девушки всегда используют презерватив.
        - А еще не плюют на пол, не превышают скорость и едят только обезжиренный йогурт?
        - Да, на моей планете все ужасно скучные,  - рассмеялась я.
        - Зато на моей праздник каждый день.  - Шантель сунула руку в карман.  - Глянь, что мне обломилось вчера.
        Я покосилась, и у меня сжалось горло: на ее ладони лежало кольцо, подаренное мне Боунсом.
        - О боже…
        - Я то же самое сказала, когда один чувак просто выбросил его. Больной. Это же белое золото и натуральные брюлики! Знаешь, как дело было? Подъезжаю я, значит, вчера сдавать анализы. Паркую свою тачку, и тут этот тип выезжает на своей «бэхе» со стоянки и выбрасывает из окна кольцо. «Эй, сэр, ты потерял кое-че!»  - ору ему. «Возьми себе»,  - ответил он и укатил. Ненавижу всех этих селебритис. Дети в Африке голодают, а они брюлики из окна выбрасывают.
        - Шантель,  - хрипло проговорила я.  - Это мое помолвочное кольцо, а тот парень…
        - Да иди ты,  - рассмеялась она.  - Хрен я тебе его отдам.
        - Я знаю. Но я могу выкупить его у тебя. Сколько за него хочешь?
        Шантель вдавила окурок в бетон и посмотрела на меня так, словно прикидывала, как много я могу дать.
        - А ты не бедненькая овечка, так?
        - Возможно.
        - А я ведь тоже,  - подмигнула мне она и кивнула в сторону.
        Повернув голову, я увидела останавливающийся неподалеку роскошный «мерседес», за рулем которого сидела делового вида чернокожая женщина в золотых очках. Ее волосы были скручены в элегантный пучок, а в ушах покачивались огромные серьги.
        - Матушка за мной приехала. Идем, отужинаешь у нас дома, она круто готовит лобстера. Расскажешь нам, отчего Белоснежка вся такая бледная и убитая. Мы послушаем, пожалеем тебя. Наверняка история будет - обрыдаться. Потом сходишь на свиданку с моим братишкой. Он жирноват и прыщав - но как танцует! Можешь перекантоваться у меня ночку-две. Только не нюхать, не курить и не колоться. Дома - ни-ни. У бабушки аллергия на крэк, а матушка не выносит обдолбанных. А потом, если все будет пучком, я отдам тебе твое кольчишко. Ну что, Белоснежка?
        - Мне тебя, видать, сам бог послал.
        - Еще бы. Лобстеры с укропом точно с неба не падают.
        - Ну, только на свидание с твоим братом я точно не пойду.
        - И долго мне еще ждать, пока вы закончите трепаться, барышни?!  - крикнула нам дама из «мерса».
        - Ма, ты сегодня готовишь лобстера!  - сказала Шантель, когда мы подошли к машине.  - Знакомься, это Скай!
        Женщина окинула меня взглядом с головы до ног, заметила штрафной бланк в моих руках и строго сказала:
        - Только не нюхать, не курить и не колоться. Дома - ни-ни. У бабушки аллергия на крэк, а я не выношу обдолбанных.
        - Да-да, я ей уже сказала,  - закивала Шантель, впихивая меня в салон.  - Она согласна. Она согласна почти на все, кроме свидания с Джорданом.
        - Это еще почему?  - строго сказала ее мать, мастерски выводя «мерседес» на оживленную дорогу.
        - Мое сердце не свободно, мэм,  - пробормотала я.
        - Сердце Шантель тоже было не свободно, и теперь у нее хламидиоз.
        - Мам, при чем тут это?!
        - Очень даже при чем. Нет более проблемного и вредного органа, чем тупое, влюбчивое девчачье сердце. И, если бы это было возможно, я бы советовала всем просто его удалять. Да-да, под скальпель - и нет проблем.
        «И я бы с радостью последовала вашему совету, мэм»,  - подумала я.

        Глава 16

        - Мэм, если вас не обременит, не могли бы вы подвезти меня к отелю «Ритц-Карлтон» на бульваре Вест Олимпик? Я бы хотела выписаться оттуда и забрать вещи. Это не слишком далеко.
        Миссис Даллас глянула на меня в зеркало заднего вида и, кашлянув, сказала:
        - Милочка, когда-нибудь ты сможешь рассказать своим детям, что сама миссис Даллас однажды поработала для тебя таксисткой.
        - Если, конечно, это не обременительно…
        - Еще как обременительно, там на парковке места днем с огнем не сыщешь, но Шантель так сильно пинает ногой мое кресло, что, по-видимому, я должна соврать тебе.
        - Вообще-то это была азбука Морзе,  - заметила Шантель.  - Я пыталась просигнализировать тебе: «Не вздумай отфутболить Белоснежку. Ей пришлось туго»,  - но ты не поняла.
        - Нет, я все прекрасно поняла. А именно: мне придется потерять полчаса из-за твоей новой знакомой, Шантель.
        - Ну и ничего, ма, потерпишь, не развалишься.
        - Следи за языком, дитя мое.
        Я откинулась на спинку сиденья и молча следила за разговором «ма» и ее «дитя». Откровенно говоря, мне было все равно, отведаю ли я лобстера в гостях у этой семейки, или день закончится ужином в самолете. Если миссис Даллас притормозит у обочины и скажет, что дальше нам не по пути, я даже не смогу толком огорчиться. Это будет все равно, что пролить на себя стакан воды после того, как вымок до нитки под дождем.
        Скоро «Мерседес» заехал на парковку «Ритц-Карлтона».
        - Спасибо. Это не займет много времени. У меня совсем мало вещей.
        - Ты не тутошняя, так?  - спросила Шантель, выпрыгивая из машины.
        - Я из Бостона. Прилетела в Эл-Эй на… рабочий корпоратив.
        - Иисусе! У вас десять минут, барышни, а потом вы останетесь без такси!  - строго предупредила миссис Даллас, высунув в окно шоколадную руку с золотым браслетом.
        - С кем ты говоришь, ма? Нас тут уже нет!  - Шантель схватила меня под локоть.  - Хочешь, помогу тебе собраться?
        - Да, идем.
        Мне нужен кто-то рядом. Кто-то, кто будет неподалеку, пока я выскажу Лилит все, что вертится в моей гудящей от мыслей голове. Никаких сомнений, что она все еще здесь, в гостинице. Лилит не уедет, пока не выяснит все насчет «пыльцы дьявольского цветка». Она будет ждать свою лучшую гончую с добычей.
        - Шантель, тебе приходилось драться?  - спросила я, минуя швейцара в белом фраке и входя в холл.
        - Случалось, а что?  - улыбнулась та.
        - У Белоснежки есть злая мачеха, которая держит наготове отравленное яблоко. И сейчас Белоснежке предстоит встретиться с ней.
        - Bay. А принц и гномы в твоей сказке тоже будут?
        - Принц отказался участвовать в этой низкопробной постановке. А гном у меня только один.
        - Кто?
        - Ты.
        Шантель сверкнула улыбкой и шутливо раскланялась со словами:
        - Гном не даст тебя в обиду.

* * *

        Пока я в спешке бросала в сумку вещи, Шантель заглядывала под кровати и в шкафы в поисках «потеряшек». Потом она вынырнула из-за шторы и с интонациями киношного копа заявила:
        - Все чисто.
        - Теперь пора к мачехе.
        - Подожди. Осталось забрать то, что принадлежит тебе,  - заговорщицки проговорила Шантель.
        - Я знаю что,  - пробормотала я, приглаживая перед зеркалом волосы. Ну и видок.  - Мою душу у дьяволицы. И правду. И заодно отвоевать моего принца и мое королевство.
        - Вообще-то я имела в виду шампунь и мыло,  - рассмеялась Шантель и поскакала в ванную, где сгребла в охапку все бутылочки и высыпала их в мою сумку.
        Потом мы прикрыли за собой дверь и, синхронно шагая, пошли по коридору. Впору снимать кино про двух бандиток, которые рыщут по отелю в поисках жертвы. Номер Наоми. Номер Брук. Номер…
        - А давай-ка сюда. Алиша?  - забарабанила я в дверь.
        За ней послышались неторопливые шаги.
        - Знаешь, что, Шантель?
        - М-м?
        - Мне тоже приходилось драться. Несколько раз в жизни. Тогда я этого не хотела. Но сейчас, черт возьми, я не остановлюсь, пока не разукрашу ей лицо…
        - Скай?  - Распахнув дверь, на пороге встала завернувшаяся в полотенце Алиша. Влажные желтые волосы под полиэтиленовой шапочкой, тапочки с бантиками, бутылка с лосьоном в одной руке, другая перебинтована.
        Повязка на ладони. Все, как он сказал. Черт тебя побери, Алиша! Я ведь любила тебя, как сестру.
        - Скай, наконец ты здесь! Лилит тебя обыскалась! Как все?..  - Она запнулась, разглядывая Шантель.  - А это кто?
        - А это мой Гном.
        - Гном?  - хихикнула Алиша и подняла перебинтованную руку, вяло пошевелив пальцами. Что-то вроде: «И тебе привет».
        - Что с рукой, Алиша?  - Я без приглашения шагнула в номер, и она попятилась, удивленно моргая.
        - Да так… Разбила бокал в баре и порезалась…
        - Уж не в том ли самом баре, где ты клеила Бенни Бобтейла?
        - Кого?
        - Сэма Оушена, черт возьми!
        - Возможно, а что?  - неуверенно ответила Алиша.
        - И уж не для того ли он отвел тебя наверх, чтобы перевязать тебе руку?
        - Скай, я понятия не имею, о чем…
        - Ты солгала. Ты с ним не спала. Он не ставил тебе синяки на шее. Ты не видела его сестру. Ты лгала мне по указке Лилит, потому что той надо было добраться до него во что бы то ни стало! А это могла сделать только я, так? Оставалось заставить меня поверить, что он чудовище, заслуживающее расплаты!
        - Скай,  - пискнула Алиша, прижимаясь спиной к стене.
        - Я не в том настроении, чтобы вытягивать из тебя слова клещами, Алиша. Сейчас Гном будет держать тебя, а я примусь разукрашивать твое лицо в синий и фиолетовый.
        Алиша перевела взгляд с меня на Шантель, втянув голову в угловатые плечи, и мгновенно сдалась:
        - Хорошо, хорошо! Я с ним не спала!
        Мной завладела ярость, какой я не испытывала никогда прежде. Я налетела на Алишу, молотя по ней сжатыми кулаками и игнорируя ее стоны и вопли… А потом Шантель с неожиданной для ее хрупкого тела силой оттащила меня от осевшей на пол Алиши.
        - Тварь!  - крикнула я.
        - А что мне оставалось, если моя подруга сошла с ума и чуть не связала жизнь с маньяком?  - Алиша вскочила, зажимая пальцами разбитый нос.  - Мы все решили спасать тебя, как могли! Он тебе не пара, Скай! Он грязный, бессовестный ублюдок! Но ты была, как заколдованная! Лилит позвонила мне утром и сказала, что не стоит сообщать тебе, что моя охота провалилась. Наоборот, следует ввести тебя в заблуждение, чтобы уберечь от него! Все, что угодно, чтобы вытащить тебя из этого омута!
        - Он никого не убивал!
        - Фотографии. Я их тоже видела.
        - Это не его рук дело!
        Алиша скривила рот в некрасивой улыбке:
        - Это он тебе сказал?
        - Да, и я ему верю!
        - Ты околдована им, Скай! До сих пор! Даже фотографии тебя не образумили. Даже нож в животе беременной девчонки! Если уж даже это…
        - Я слышала эту историю.
        Мы с Алишей одновременно повернули голову к Шантель, которая следила за нашей перепалкой с живым интересом.
        - Точно, я слышала эту историю. Лет десять назад это было, так? А мне было шестнадцать или около того. Какой-то псих пырнул ножом свою беременную подружку. Музыкант-сатанист, так?
        - Он самый!  - взвизгнула Алиша.
        - Меня не интересует, кто и что слышал,  - медленно и отчетливо произнесла я.  - Есть правда, и я докопаюсь до нее. Где Лилит?
        - В ресторане отеля,  - со злостью ответила Алиша, вцепившись в край полотенца на себе.  - По крайней мере, мы договорились пообедать там.
        - Прощай, Алиша. Как говорится, если не знаешь, кто предал, оглянись, предатель рядом.

* * *

        Мы с Шантель спустились в ресторан отеля. Стоило мне увидеть начальницу - и мои нервы сбились в клубок. Лилит всегда оказывала на меня сильное воздействие. Она давным-давно надела на меня невидимый стальной ошейник: один конец цепи обернулся вокруг моей шеи, а другой она держала в своей руке. И, судя по тому, какими глазами она посмотрела на меня, как только заметила, Лилит не собиралась спускать меня с поводка. Как бы я ни скулила и ни прыгала.
        - Я хочу поговорить с ней,  - взглянула я на Шантель.  - Наедине.
        - Не вопрос, Белоснежка. Только не ешь из ее рук яблоки,  - ответила та и двинулась к бару, хлопая ладонями по карманам в поисках денег.
        Не дыша, я подошла к столику Лилит и молча села напротив. Лилит фальшиво улыбнулась и жестом предложила мне присесть. Какой маленькой и хрупкой казалась она, сидя за столиком и глядя в фарфоровую чашку. Кто бы мог подумать, что за внешностью благовоспитанной, изысканной леди скрывается такой безжалостный, хитроумный, непредсказуемый человек?
        - Судя по выражению твоего лица, мой проект «Сэм Оушен» с треском провалился,  - сказала она, мешая золотой ложкой в своей чашке.
        - Я не принесла то, что тебе нужно, и больше не буду пытаться,  - ответила я, сжав под столом кулаки.
        - Что ж, невелика беда. У меня еще наберется два десятка гончих, которым не терпится пуститься по следу этого зверя…
        - Оставь его в покое. Есть что-то, что заставит тебя отказаться от него?
        Лилит уставилась на меня, не мигая.
        - Ничто и никогда, слышишь? Я найду его бывшую девушку - того единственного свидетеля, который из-за Сэма сейчас упрятан в психушку,  - и заставлю ее заговорить. И тогда дьявол сядет за решетку. Сядет наверняка до конца своих дней. А проверну я все это на деньги, которые получу за его же семя. Сценарий, достойный гения. Мой магнум-опус. Симфония высшей справедливости! Мне лишь будет не хватать гончей по имени Небо, несущей расплату. Но ничего, мелкие огрехи простительны, когда цель столь велика.
        - Что, если это не он?  - процедила я сквозь зубы.
        - А что, если небо - алое, а земля - плоская? Верь в свои глупости, Скай, ищи собственную правду, пока убийца разгуливает на свободе. Ты всегда была наивна, как ягненок. Потом я набросила на ягненка шкуру волчицы, но он остался тем, кем был рожден,  - глупым, наивным парнокопытным, которому не терпится подставить свою шею под нож.
        - Я не наивна,  - сказала я, с силой сжимая кулаки.  - Я просто успела узнать его. Чего не могу сказать о тебе. Я до сих пор понятия не имею, кто ты, Лилит. Иногда мне кажется, что ты любишь меня и хочешь мне помочь. А иногда я не могу отделаться от ощущения, что, стой я на краю обрыва, ты будешь тем, кто непременно толкнет меня в спину. Я не верю, что вы с Алишей разыграли весь ваш грязный спектакль ради спасения моей заблудшей души. Я не верю, что Оушен - чудовище. Но зато я уверена, что СМИ могут быть продажней распоследней шлюхи. Что манипулировать человеческим сознанием так же легко, как обращаться с ножом и вилкой. Что люди, которым верила, как самой себе, порой могут переплюнуть заклятых врагов!
        Лилит вытащила из чашки ложку и положила ее на салфетку. Безупречное движение безупречной руки. Когда-то оно заворожило меня, но теперь я знала, что крепкая, точная рука редко создана для ласки, скорее для оружия и кнута.
        - Это все?  - поморщилась Лилит.  - Все, что ты хочешь сказать мне после всего, что я для тебя сделала? Вспомни, кем ты была до того, как я вытащила тебя из той забегаловки. Невзрачный заморыш в фартуке, не видящий света из-за горы грязной посуды. И посмотри на себя нынешнюю. Женщина, имеющая все и могущая все. Но стоило мне забрать у тебя опасную игрушку - и ты вонзила зубы в руку, которая тебя кормила.
        - Еще неизвестно, кто из вас более опасен, Лилит. Он или ты.
        - О да, я очень опасна, Скай. Так опасна, что не могу пройти мимо заблудшей сиротки. Вытаскиваю ее из грязи и делаю принцессой. Позволяю ей заработать сотни тысяч, делаю независимой и терпеливо выслушиваю от нее всякие бредни. Другое дело люди вроде Оушена,  - коварно усмехнулась Лилит.  - Которые с удовольствием трахают тебя, а потом, чуть что, бросают прямо в больнице.
        Я вцепилась в стол и резко втянула в себя воздух. Лицо загорелось, капля пота скатилась вдоль позвоночника. Значит, ей все известно. Она знает обо всем, что произошло между мной и Боунсом прошлой ночью. Или на мне снова подслушивающее устройство, или Лилит умеет становиться невидимой и летает за мной повсюду, как ангел смерти.
        - На мне снова жучок. Так, крестная фея?  - прошептала я, разглядывая ее бледное лицо и глаза-угли.  - Что тебе известно?
        - Только то, что ты меня предала. Сделала все, как надо, а в последний момент встала на его сторону.
        - Знаешь что? Я больше не хочу быть частью всего этого. Я ухожу. Прекрати следить за мной, я больше ничем не могу тебе помочь!
        - Счастливо оставаться, Скай. Это тебе.  - Лилит вынула из своей сумочки чековую книжку и стала быстро выводить угловатые цифры.
        - Это еще что?
        - Чек на двадцать тысяч за то, что ты присутствовала на последней охоте. Как мы и договаривались. И твоя зарплата за последний месяц.
        - Считай, я не работала последний месяц, и двадцать тысяч тоже не возьму. Ноги бы моей там не было…
        - Я бы на твоем месте не отказывалась. Возможно, это последние легкие деньги в твоей жизни,  - ровно сказала Лилит, подвигая ко мне чеки.  - И… чтоб это не стало сюрпризом. Пока ты была в Африке, я перевела с твоего счета на счет Федерального суда пятьдесят тысяч долларов в качестве штрафа за нарушение нашими сотрудниками правил парковки в бизнес-центре. По всем остальным вопросам, если они возникнут, обращайся в бухгалтерию «Мальтезе».
        Лилит имела доступ к моему расчетному счету. Это значилось в контракте, который я подписала. Она занималась моими налоговыми декларациями и прочими вещами, в которых я не особо разбиралась. И я не отказывалась от ее помощи, так как большие суммы, приходившие на мой счет, при неправильном оформлении могли привлечь лишнее внимание. Но с сегодняшнего дня я повешу на эту дверь большой железный замок.
        - А почему с моего счета?
        - Тонкости бухгалтерии, в которые уже нет смысла тебя посвящать. Так что,  - Лилит вырвала из чековой книжки еще один листок,  - вот компенсация затрат. Еще ты имеешь право работать в компании месяц до момента расторжения договора, но, по-видимому, ты хочешь уволиться незамедлительно?
        - Именно так.
        - Ясно. Тогда я этим займусь. Отправлю тебе по факсу все документы. Работа в «Мальтезе-медикал» украсит любое резюме, тем более резюме официантки.  - Лилит щелкнула пальцами, привлекая внимание официанта.  - Еще один американо, пожалуйста!
        Я смела со стола чеки и сунула их в сумочку. Так и быть, заберу все, что принадлежит мне, до последнего цента.
        - Прощай, Лилит.  - Я поднялась и на мгновение задержалась, разглядывая ее сверху. Мне нравилось смотреть на Лилит сверху. Так ей сложней было подчинить меня своей воле.
        - Нет-нет, до скорой встречи, Скай,  - отозвалась та.  - Забавно, но я уверена, что ты еще прибежишь ко мне. Сбежавшие собаки всегда рады вернуться к хозяину.
        - Я не собака!
        В этот момент в дверях ресторана одна за другой показались две фигуры: Алиша неуверенно замерла на входе, как хомяк, учуявший опасность. А позади нее, возмущенно оглядывая зал, встала высоченная, грозная миссис Даллас. Теперь точно останусь без лобстера…
        - Шантель!  - позвала я мою новую подружку, которая что-то попивала у барной стойки. Потом помахала рукой ее матери:  - Миссис Даллас, мы здесь!
        Алиша отступила в сторону, Лилит удивленно уставилась на миссис Даллас и на Шантель, которая спрыгнула с барного стула и, подтянув рваные джинсы, двинулась ко мне.
        Между тем темнокожие мама с дочкой в свою очередь успели оглядеть мою бывшую начальницу и мою бывшую подругу. Пожалуй, это была та самая ситуация, когда не нужно представлять друг другу своих знакомых.
        Я закинула сумку на плечо и, не оглядываясь, направилась к выходу, где, уперев руки в бока и изучая посетителей ресторана, возвышалась дородная фигура миссис Даллас.
        - Шантель! Какой морзянкой мне сейчас выстучать тебе все крепкие выражения, которые вертятся у меня на языке?
        - Идем, ма, идем…
        И мы ушли из ресторана. Из отеля. Из царства злой королевы. И отправились в подземелье гномов.

* * *

        Лобстер был хорош. Я ломала клешни большого рака столовыми щипцами, не в силах отделаться от мысли, что кромсаю Лилит. Миссис Даллас устроила настоящее пиршество. Меня всегда поражала способность некоторых женщин в мгновение ока соорудить банкет на всю семью. «Цезарь», ростбиф, запеченный сладкий картофель, овощи, щедро заправленные майонезом,  - оказывается, счастье измеряется в калориях. Шантель сидела рядом и размахивала в воздухе вилкой, бурно проявляя свой холерический темперамент. Во главе стола, чинно откинувшись на спинку стула, восседала миссис Даллас. По правую руку от нее сидели ее родители: высохший старичок с лицом, похожим на сморщенную картофелину, не проронивший за все время ужина ни слова, и старушка с белыми, как пух, волосами. Вокруг стола порхала суетливая чернокожая пышка, которую все называли тетя Пэм, и подливала всем домашнего пунша с грушами. Сделав всего глоток, я поняла, что не смогу стоять на ногах после пары стаканов. Напротив же меня грустно дышал в тарелку Джордан - молчаливый упитанный юноша неопределенного возраста, которого миссис Даллас периодически за что-нибудь
распекала. А под столом ползал некто по имени Малютка Джей - поздний ребенок миссис Даллас - и то и дело порывался украсть мои тапочки, укусить меня за пятку, пел песни, стучал по полу ложкой и сиял из сумрака маленькой белозубой улыбкой.
        - Пэм! Да присядь наконец! Возьми стул в гостиной.
        - Шесть едоков за столом, миссис Даллас, куда мне лезть? Разве что на руки Джордану,  - хохотнула тетя Пэм.
        Я пересчитала членов семьи Даллас. Подумать только, включая малютку Джея, копошащегося под столом, их было семь. Как гномов в сказке.
        - Кажется, ты сегодня лишилась работы, Скай?  - подбросила всем новую тему для разговора миссис Даллас.
        - Вроде того.
        - Беда не приходит одна. Стоит только попасть в больницу, и все остальные напасти тут как тут: налоговики, копы, комары, засуха…
        - И еще ее бросил парень,  - заметила Шантель. Все сочувственно вздохнули, кроме молчуна Джордана. Тот впервые уделил мне больше внимания, чем кучке батата на своей тарелке.
        - Что ты планируешь делать дальше. Ты не из Калифорнии, как я слышала?
        - Вернусь в Бостон, у меня там квартира. Потом хочу пойти в университет. Я скопила немного денег, использую сбережения, чтобы получить образование. Я работала официанткой одно время, больше не хочу.
        - Никогда бы не сказала, что ты работала официанткой,  - вскинула брови Шантель.  - Ты скорее похожа на расфуфыренную штучку из большой корпорации. Ну, знаешь, такие шныряют в обеденный перерыв по кофейням с макбуками под мышкой.
        - Надеюсь, это комплимент.
        - Естественно, Белоснежка,  - улыбнулась Шантель.  - Еще ты похожа на контрабандистку. Такие… с виду, как университетские лекторши, а под строгими блузками - засунутые в лифчики пакеты с герычем.
        Семейство Далласов весело захихикало, Малютка Джей оглушительно затарахтел ложкой под столом.
        - Я проработала некоторое время секретаршей в крупной клинике,  - натянуто улыбнулась я.
        - Вот оно что,  - сказала Шантель, откидываясь на спинку стула.
        И тут все подскочили на стульях, как по команде: большая стеклянная миска с салатом кувыркнулась со стола и разлетелось вдребезги. Послышался вой и визг Малютки Джея, который, потянув на себя скатерть, опрокинул миску и теперь сидел на полу среди шинкованной капусты и осколков стекла.
        Но, прежде чем я успела поднять ребенка на руки, возле него оказалась миссис Даллас. Малютка Джей взлетел в воздух и громко-громко заревел, размазывая по лицу салатную заправку и… кровь.
        - Этого нам еще не хватало,  - выдохнула миссис Даллас, прижимая к себе вопящего сына.
        - Ничего серьезного, но пару швов необходимо наложить,  - заключила Шантель, разглядывая затылок младшего брата.  - В салатной заправке уксус, вот почему он так верещит, бедняга. Белоснежка, дай салфетку, нужно зажать рану…
        Я молча переводила взгляд с Шантель на ребенка и обратно, еще не осознавая, что именно меня в ней удивило.
        Между тем она схватила телефон и, прижав его плечом к уху, быстро заговорила:
        - Трехлетний ребенок. Рассечение затылка осколком стекла. Сильное кровотечение. Нет, просто разбилась тарелка. Подождем, не вопрос. Уже зажали…
        И тут меня осенило. Шантель больше не вела себя, как отвязная, легкомысленная девчонка, которая с трудом выговаривает название диагноза собственного недуга и несет первое, что приходит в голову. Она говорила с оператором службы «911» так, будто проделывала это уже не раз. Шантель вела себя так хладнокровно, словно вовсе не ее маленький брат только что умылся кровью.
        - Еще пунша, Скай?  - обратилась ко мне тетя Пэм, широко улыбаясь.
        Еще одна женщина со стальными нервами.
        - Пожалуй, да, что-то мне не хорошо,  - пробормотала я. Ребенок с окровавленным лицом - разве может быть более жуткое зрелище.
        - Не волнуйся. Пустяки. После того как Малютка Джей добрался до ящика с пистолетом и почти открыл его, меня уже ничто не испугает.
        «Ящик с пистолетом?»  - мысленно офигела я.
        - О, мой сладкий,  - подключилась бабушка Шантель, принимая на руки внука.  - Иди сюда, мой гладиатор, храбро сразившийся с миской салата…
        Миссис Даллас, Джордан и Джей уехали в больницу на большой красной машине с мигалками. Шантель застелила для меня кровать в комнате для гостей. Домашнее постельное белье, пахнущее кондиционером,  - м-м-м, как же я соскучилась по своей бостонской квартире…
        - Говоришь, нас оказалось семь, как гномов в сказке?  - хихикнула она, взбивая подушку.
        - Представь только!
        - Кстати, сегодня ночью я проверю, настоящая ли ты принцесса, Белоснежка.
        - Что?
        - Что слышала.
        - Прости, я слишком пьяна,  - зевнула я.  - Тетя Пэм подливала мне пунш без остановки…
        - Хотела угодить.
        - И ей это удалось. Знаешь, мои небеса рухнули на землю, но я все еще в здравом уме, и это только благодаря тебе. И миссис Даллас. И…
        - И пуншу тети Пэм,  - с улыбкой закончила Шантель.  - Все, спи давай. Пьяные девчонки такие плаксы, а у меня после Джея не осталось носовых платков. Сладких снов, Белоснежка.
        - Спокойной ночи, Гном.
        «Спокойной ночи, миссис Даллас и ваша чудная семья.
        Спокойной ночи все, кто меня когда-нибудь любил.
        Спокойной ночи, Сэм Гарри Оушен. Где бы ты ни был. С кем бы ты ни был».
        Я пошмыгала носом и провалилась в сон.

* * *

        - Где ты, откликнись?  - прошу я, раздвигая тяжелые ветви, усыпанные розовыми цветами.
        Сад такой запущенный, одичавший: кусты роз размером с деревья, а кроны деревьев достают до самого неба.
        - Я здесь!  - отвечает Пикси. Ее звонкий голос напоминает звук, с каким падает на пол серебряная монетка.
        - Не могу найти тебя! Пожалуйста, вернись ко мне!
        Я переступаю через гнилой пень, поросший пышным зеленым мхом, и развожу руками в стороны длинные ветви, образующие плотный полог.
        - Лучше ты иди сюда! Иди сюда сама!  - зовет Пикси.
        Ветви смыкаются позади, и я оказываюсь на зеленой поляне, со всех сторон окруженной зарослями цветущих диких роз. Посреди поляны возвышается заброшенный прямоугольный алтарь, заросший дикими цветами. На нем сидит измазавшаяся в грязи Пикси. Подол ее белого платья весь в пятнах от травы. В ее руке - деревянная палка, которую она вытянула вперед, как меч, а на голове - венок из поникших маков.
        - Идем, нам пора домой,  - говорю я и беру Пикси на руки. Она легкая, слишком легкая для живого ребенка.
        - А как же моя подружка?
        - Какая подружка?  - спрашиваю я и в следующее мгновение испуганно отшатываюсь назад.
        Из-за алтаря внезапно показывается крохотная девочка в голубом платье. Русый пух волос, огромные ясные глаза, смуглая кожа с веснушками. Она взбирается на алтарь, сбивая ботиночками мох, и неуклюже встает на ноги.
        - Мы же не оставим ее здесь?  - беспокоится Пикси.
        - Не оставим,  - говорю я.  - Кто ты, крошка? Девочка раскрывает сжатый кулачок и вкладывает мне в руку засохшую черную ягоду.
        - Это загадка!  - хлопает в ладошки Пикси.  - Ты должна угадать!
        - Угадать что?
        - Как ее зовут! Это подсказка!
        Я верчу в пальцах ягоду, пока маленькие девочки заговорщицки переглядываются и отряхивают с подолов травинки.
        - Черри? Берри[36 - Черри от cherry - вишня (англ.), Берри от berry - ягода (англ.).]? Сдаюсь,  - улыбаюсь я.
        - Ее зовут Оливия.
        Засохшая маслина выпадает из моих пальцев, и я отступаю назад. Земля вдруг приходит в движение, и алтарь начинает трещать и дрожать. Мох сползает с него лоскутами, как изорванное на куски зеленое полотно, и показывается гладкая полированная древесина. Дикие цветы, росшие на алтаре, выбрасывают огромные розовые бутоны, их стебли переплетаются и ложатся сверху идеально круглыми венками.
        Теперь это уже не алтарь, а гроб, заваленный цветами.
        Я делаю шаг назад, прижимая к себе Пикси, отступаю и падаю. Высокая трава заглушает мой стон. Я тону в траве, как в воде, задыхаюсь, взмахиваю руками и…
        Сбрасываю с головы одеяло.
        Вокруг сумрак, смутные очертания комнаты, в которой я сплю впервые. Где-то тихо плачет Джей и храпит тетя Пэм. Я встаю с кровати и на ощупь пробираюсь в темноте к шкафу, куда Шанталь положила мою сумку с ноутбуком. Перед глазами стоит образ из сна: гроб из светлого дерева, украшенный розовыми лилиями. Утирая вспотевший лоб, принимаюсь просматривать фотографии, которые видела уже много раз. Боунс в тюрьме. Боунс в толпе репортеров, окруженный телохранителями. Демонстранты с плакатами «Убийце детей - смерть». Вот она… Фотография, которую я искала. Боунс стоит у засыпанной цветами могилы. Бескровное землистое лицо покрыто многодневной щетиной, под глазами - глубокие тени. Мои глаза мечутся по фото и наконец останавливаются на надгробном камне. Увеличиваю размер снимка. Еще больше. Еще. Изображение распадается на пикселы, когда я увеличиваю его слишком сильно. Но, тем не менее, мне удается прочитать надпись:


        Оливия Оушен
        13 декабря 2005 - 13 декабря 2005 В саду, полном ангелов, тебе не будет одиноко. А потом приду и я. Папа.


        Боже правый, он похоронил дочь.
        Оливия - тот самый ребенок, который так и не родился. Я коснулась лица Боунса на фото - лица измученного горем отца, но никак не монстра, не убийцы. Разве безумные маньяки способны так скорбеть, испытывать такое отчаяние? Если бы я только смогла узнать, что тогда произошло. Если бы только могла дотянуться до него сейчас и обо всем расспросить. Сжать в объятиях и не отпускать. Теперь я догадывалась, почему он не стал рассказывать мне обо всем этом. Есть вещи, которые обсуждать с кем-либо так же тяжело, как вырыть из-под земли гроб и открыть крышку. Есть вещи, которые мы храним внутри себя, как хранят лекарства: в запертых шкафах, в старых коробках, в темноте, вне досягаемости тех, кто может ими отравиться.

        Глава 17

        Покой и сон оставили меня. Остаток ночи я просидела за ноутом, снова пытаясь отыскать в Интернете подробности жуткого прошлого Боунса. Те материалы, что я нашла, словно соперничали в том, кто изобразит его страшнее и гаже. Даже то, что он присутствовал на похоронах, ставилось ему в вину: «Как посмел этот людоед ступить на землю, окропленную слезами скорбящих? Как посмел он выбраться из своей пещеры и разгуливать по миру? Разве тронет наши сердца этот спектакль? Мы не верим Сэму Оушену, мы хотим, чтобы он сгнил в тюрьме!»
        Алчные стервятники, слетающиеся на запах крови, пирующие на останках чужой личной жизни. И он - моя судьба,  - стоящий среди траурных цветов, в костюме черного цвета, еще сильнее оттеняющем его смертельную бледность, с маленькой оливковой веточкой в нагрудном кармане пиджака…
        Я развернула окошко Скайпа, нашла Боунса в списке контактов, и мои руки нерешительно замерли над клавиатурой. Я была готова напечатать неуместные и запоздалые признания в любви и отправить их ему по паутине Всемирной сети - но тут же отвергла эту жалкую затею. Сейчас все, что я напишу, будет выглядеть нелепо и глупо. Красноречие, смелость, изобретательность - я растеряла все это добро. Осталось только ноющее сердце, которое не умело изворачиваться и сочинять красивые послания. Оно хотело просто биться и быть с ним рядом…
        «Пожалуйста, давай встретимся и поговорим»,  - наконец напечатала я, раздумывая по десять минут над каждым словом, и отправила сообщение.
        Но ответа так и не дождалась. Небо светлело, стрелки настенных часов летели по кругу циферблата, а Скайп по-прежнему хранил молчание. Под утро я погрузилась в полусон, какое-то полуобморочное состояние. Внезапно и без видений. Наверное, так выбивает пробки, когда напряжение становится слишком высоким.

* * *

        За стеной засмеялся Джей. Кто-то звенел на кухне посудой. Миссис Даллас снова отчитывала Джордана, кажется, за разбросанные по комнате носки. Далласы обитали в квартире, в которой можно было бы проводить получасовые экскурсии - до того она у них большая. И сейчас этот музей семейной жизни наполнялся шумом, гамом, запахом пекущихся блинчиков и свежезаваренного кофе. Я оторвала от подушки тяжелую голову, завернулась в плед и побрела на запах кофе, как зомби идут на запах крови. Должно быть, я не только чувствовала себя как зомби, но и выглядела соответствующе. Едва я перешагнула порог кухни, миссис Даллас замерла со сковородкой наперевес, Джордан пролил молоко, а Малютка Джей испуганно уронил ложку.
        - Доброе утро,  - промямлила я, приглаживая рыжее гнездо на голове.
        - Я же говорила тебе, она настоящая,  - заметила Шантель, салютуя мне огромной кружкой.
        - Похоже на то,  - кивнула миссис Даллас.
        - А? Что?  - беспомощно улыбнулась я.
        - Ты настоящая принцесса, Белоснежка, потому что выглядишь жуть как плохо. Как будто всю ночь не сомкнула глаз.
        - Не сомкнула,  - кивнула я.  - Но при чем тут принцессы?
        Я еще не успела включить мозги.
        Глянув на меня, как на идиотку, Шантель объявила:
        - ГО-РО-ШИ-НА. Я положила под матрас принцессы горошину! Вот почему ты так плохо спала. Ты что, сказок не читаешь?
        - Какая еще горошина?  - сказала я, присаживаясь у края стола.
        - Лучше тебе сходить и взглянуть собственными глазами. Ну, давай! Просыпайся, Белоснежка. Подними матрас! Сходи за горошиной.
        Глупо улыбаясь, я встала, развернулась на пятках и вернулась в комнату. Обожаю людей со странностями. Я сдвинула одеяло в сторону и подняла матрас. И меня ослепил блеск горошины. Заставил опуститься на колени. Оказывается, под матрасом всю ночь лежало кольцо Боунса. Мое кольцо.
        - Оно твое,  - сказала появившаяся в дверях Шантель.  - Всегда было, так?
        - Спасибо,  - пробормотала я.  - Спасибо…
        И, пока Шантель не передумала, пока судьба снова не развернулась ко мне спиной, я надела кольцо на цепочку и спрятала на груди. Пусть мне больше не суждено носить его на пальце, но зато оно будет близко к моему сердцу. Совсем близко.

* * *

        После завтрака в обществе Далласов мне наконец удалось поговорить с Фионой.
        - Ну наконец-то, Скай! Что у вас там приключилось? Я который день пытаюсь дозвониться до тебя!
        - Я видела неотвеченные звонки, но, боюсь, вчера ты бы не услышала от меня ничего, кроме рыданий. Но сейчас мне лучше. В общем, даже не знаю, как объяснить, чтобы и ты меня не возненавидела. Я увидела фотографии, на которых Оушен… ребенок… кровь… похороны…
        - Черт!  - выдохнула Фиона.
        - И решила, что это сделал он. И все закончилось ужасно…
        В динамике послышался звон бьющегося стекла.
        - Извини, извини, я тут,  - заговорила Фиона.  - Это я от злости бью посуду. Я ему говорила! Убеждала, что нужно рассказать тебе все заранее. Ведь ты бы все равно узнала рано или поздно. Но он не хотел. Он боялся, что все… изменится, как только ты узнаешь. Это была одна из причин, почему он так торопился с женитьбой. Он хотел сделать тебя своей раньше, чем призраки прошлого изорвут все в клочья.
        - Но чего ему было бояться, если он невиновен?!
        Фиона промолчала. На пол полетела еще одна тарелка, а потом воцарилась мертвая тишина.
        - Ведь он невиновен?  - повторила я.  - Фиона?!
        - Здесь я, здесь,  - отозвалась она.  - Слушай… Он не мог бы причинить никому вреда. Я уверена в этом. А он - нет.
        - ЧТО?
        - Скай… До чего же сложно. Это не наш с тобой разговор. Этот разговор должен произойти между вами двумя. Я могу неправильно представить факты. И все станет еще хуже.
        - Как их можно представить неправильно? Просто прямо скажи, как все было.
        - Боюсь, в таком случае все прозвучит слишком жутко. Я попробую найти его и убедить, чтобы он с тобой объяснился. Но я понятия не имею, где он. Гарри не отвечает на мои звонки и сообщения.
        - На мои тоже. Фиона, что мне делать?
        - Дай мне немного времени. Рано или поздно он объявится, и я сделаю все, что в моих силах. А ты пока просто люби его, Скай. Люби и жди. И он вернется. Не сможет иначе.
        Если бы она только знала, что он не обернулся ни разу, когда я, спотыкаясь, бежала за ним по коридору больницы…
        - Скай, и еще. Подумала, тебе стоит знать. Гарри решил продать свою виллу в Саймонстауне.
        - К-как? Почему?
        - Не знаю. Она всегда ему нравилась, и он любит этот город, поэтому эта новость - как гром среди ясного неба.
        Минуту я сидела молча, стряхивая с ткани пижамных штанов невидимые пылинки. Это решение как-то связано со мной, я была в этом уверена. Сначала он избавился от меня, а теперь хочет избавиться и от воспоминаний. Ведь дом в Саймонстауне - это то место, где мы впервые встретились. Это исток нашей большой и бурной реки…
        - И как, уже нашелся покупатель?
        - Думаю, еще нет. Объявление только-только вывесили,  - вздохнула Фиона.
        - Какую цену он назначил?
        - Невысокую, видимо, хочет побыстрее продать. Три миллиона ранд.
        - Это сколько в долларах?
        - Двести тысяч примерно.
        - Фиона, сообщи тому, кто занимается продажей, что покупатель уже есть.
        - В смысле?
        - Я покупаю его виллу. Я не могу сейчас приехать в Африку, но умоляю тебя, устрой все это дело как-нибудь. Я переведу нужную сумму на его счет.
        Это будет самая спонтанная и самая желанная покупка, какую я когда-либо делала.

* * *

        Я гостила у Далласов уже две недели. Едва ли не самые тяжелые две недели в моей жизни. Миссис Даллас настояла, чтобы я осталась, а Шантель и Джордан горячо ее поддержали. Джордан, парень всего на пару лет младше меня, тут же увидел во мне объект романтической любви, и если бы не суровое око миссис Даллас, то он, наверное, даже приударил бы за мной. Он то и дело мне улыбался и говорил милые комплименты. Как-то вечером я даже обнаружила коробку с шоколадными сердечками у двери своей комнаты. Но я могла воспринимать его только как большого ребенка, который смотрит подростковые сериалы, читает комиксы и носит носки со Спайдерменом. В то время как меня уже давным-давно заботили недетские проблемы: я думала над тем, следует ли мне бояться новой слежки. Как снова склеить то, что разлетелось на миллион осколков. Как себя простить. Как избавиться от ночных кошмаров. Где и как изучить искусство отношений так, чтобы больше никогда не потерять того, кого любишь.
        Главной же проблемой было отсутствие опыта отношений - его у меня не имелось вообще. Я знала, как соблазнить мужчину, как разбудить его тайные инстинкты, но понятия не имела, как сделать его счастливым, как завоевать его любовь и сохранить ее. В искусстве отношений я была так же бестолкова и беспомощна, как Джордан в искусстве есть попкорн так, чтобы он не рассыпался по всей квартире.
        Боунс так и не связался со мной. Сколько бы ему ни писала, ни звонила и ни наполняла Вселенную мольбами, я не дождалась ни сообщения, ни звонка. Он был неуловим, как воздух, и неумолим, как океан. Время от времени мне звонила его сестра, но Фиона могла лишь посочувствовать, сообщить же ей было нечего, кроме новостей о продаже виллы. По-видимому, Боунс и с ней избегал общаться.
        Шантель развлекала меня, как могла. Кино, кафе, походы по магазинам, где мы накупали кучу шоколада и дешевое вино. А потом уничтожали все это в ее комнате за просмотром самых тупых, дурацких комедий, какими только могла разродиться киноиндустрия. Однажды Шантель даже затащила меня в клуб с мужским стриптизом, но это место ничуть меня не взбодрило. Наоборот, все увиденное показалось мне какой-то нелепой насмешкой над моим горем и одиночеством.
        - Эй, в стрип-клубах нужно пищать, свистеть и совать баксы в трусы танцорам, а не шмыгать носом,  - сказала Шантель, выводя меня на свежий воздух.  - Тебе что, не сказали?
        Я шумно высморкалась в поданный платок и попыталась взять себя в руки. Потом сказала:
        - Как думаешь, где он сейчас?
        - Сидит дома, грустит и бухает по-черному,  - тоном эксперта ответила Шантель.
        - Или сует баксы в трусы стриптизерше? Одна лишь мысль о том, что Боунс сейчас мог находиться в расстегнутых штанах в компании голых девиц, была как иголка под ноготь.
        - Кабаки и бордели - удел нищебродов. А принцы на белых «БМВ» предпочитают страдать в одиночестве: они курят сигары, слушают джаз и красиво напиваются вдрызг.
        Я рассмеялась, утирая нос.
        - У меня, кстати, есть эксперт в этой области.  - Шантель открыла список контактов в своем телефоне, нашла нужный и, нажав вызов, прижала мобильник к уху.  - Джордан, а что сейчас в тренде? Пить и страдать в одиночку или стриптиз-клуб? Да? А ты бы что выбрал? Точно? Ага… Да не ори ты так…
        Разговор не продлился и минуты.
        - Джордан совсем не обрадовался, когда узнал, куда нас с тобой занесло. Мне кажется, он на тебя конкретно запал.
        - Как можно запасть на грустную мышь с опухшими глазами?
        - На безрыбье и рак рыба,  - фыркнула Шантель.  - Да шучу я. Ты прекрасна даже с опухшими глазами, Белоснежка.

* * *

        В один из невыносимо грустных дней Шантель привезла меня к ночному клубу, в котором я уже имела несчастье побывать и который, если верить Лилит, принадлежал Боунсу. Она припарковала машину на Мелроуз-драйв, и мы неловко переглянулись.
        - Точно хочешь сделать это?  - спросила Шантель.
        - Попытка не пытка.
        - Дело твое, но, если тот красавчик на «бэхе» и в самом деле твой экс, я бы на твоем месте обождала, пока он поостынет. Не лупи коня горячей сковородкой, как говорит ма. А там, глядишь, он и сам к тебе прискачет.
        - Боюсь, что нет.
        - Ладно, тогда иди,  - кивнула Шантель, нахмурив лоб и скрестив пальцы.  - Иди, Белоснежка,  - а Гном пока посидит в машине.
        Я вышла и, кутаясь на ветру в кардиган, посмотрела на вывеску напротив. Ночной клуб «Гиена». С вывески на меня смотрел скалящийся зверь. Раскрытая пасть - такая же алая, как огонь костра, у которого мы с Боунсом однажды сидели. Глаза - такие же зеленые, как сады Саймонстауна…
        Я перешла дорогу и принялась колотить в закрытые двери. Клубы вроде этого не работают днем, но внутри обязательно должен находиться кто-то из менеджеров. Такие популярные заведения требуют интенсивной дневной подготовки, чтобы снова открыться к ночи в подобающем виде. Примерно десять минут ничего не происходило. Потом за массивной дверью послышался шум, и через секунду щелкнули замки.
        - Открываемся в десять вечера,  - сказал, высунув голову наружу и щурясь от яркого света, коротко стриженный рослый тип, мнущий зубами жвачку.
        - Мне нужно найти мистера Сэма Оушена.
        - Тут такие не водятся.
        Дверь начала быстро закрываться, но я успела сунуть ногу в сужающийся просвет.
        - Скажу еще раз. Сэм О-у-шен,  - произнесла я по слогам.  - Он владелец клуба, а я его невеста (бывшая, но опустим подробности), и у меня есть к нему дело.
        - А у меня есть прямое распоряжение от мистера Оушена не пускать посторонних дальше дверей.
        - Просто скажите, где я могу его найти. Не думаю, что он обрадуется, если узнает, что вы выставили вон его будущую жену,  - как никогда уверенно произнесла я первое, что пришло в голову.
        Охранник оглядел меня с головы до ног, потом выплюнул жвачку и сказал:
        - О'кей, мисс. Записывайте. Прямо по этой улице…
        - Так-так, спасибо,  - закивала я, хлопая по карманам ладонями в поисках ручки.
        - …до ближайшего поворота направо. Потом еще раз направо. Потом налево. И прямиком к чертовой матери.
        - Стойте!  - взмолилась я, как только сообразила, что меня только что послали куда подальше. И подалась вперед, желая протиснуться внутрь,  - но охранник бесцеремонно оттолкнул меня. Едва устояв на ногах, я уставилась на громко захлопнувшуюся дверь.
        Что ж… никто и не обещал, что все будет просто. Я вернулась к машине Шантель, которая дожидалась меня, сердито вцепившись в руль.
        - Даже не знаю, кого мне бы хотелось отпинать сильнее,  - твоего женишка или этого вышибалу. Ну и сукин сын…
        - Он просто делает свою работу,  - вздохнула я, но нервы сдали, и я расплакалась, ткнувшись лицом в плечо подруге. Та тем временем достала из кармана вибрирующий телефон.
        - Да, Джордан… Угу… Ага… Да? Ключи на вешалке. А что? Сидим в машине возле какого-то сраного клубешника. «Гиена», слыхал про такой? Нет, никто не плачет. Тебе послышалось. Ладно, плачет Скай. Потому что охранник ее бывшего выпихнул ее, как только она попыталась выяснить, где того найти… Правда? Вот и я тоже сказала: сукин сын.
        Шантель потрепала меня по подбородку и приложила телефон к другому уху.
        - Ну нет, Джордан,  - рассмеялась она.  - Если сохнешь по ней, то скажи ей об этом сам.
        Шантель сунула мне телефон прямо в лицо и одними губами прошептала: «Мой брат беспокоится, как ты. Поговори с ним».
        Только этого мне не хватало.
        - Джордан?  - Я вздохнула и, послушав его сопение, сказала:  - Не волнуйся, я в порядке. И уже не плачу. Просто есть вещи, которые не так-то легко исправить… Но, в конце концов, впереди целая жизнь, чтобы успеть сделать это. Знаешь, когда у тебя появится любимый человек, а потом случится какая-нибудь фигня, то… дай ему шанс оправдаться…
        - Ладно-ладно, свидание окончено,  - проворчала Шантель, забирая у меня телефон.  - Джордан, а не пора ли тебе уже в школу?
        Мы посидели некоторое время в полной тишине, наблюдая за утренней суетой города. Ветер нес по улице пыль и обрывки бумаги, трепал листья пальм. По тротуарам, кутаясь в куртки и прикрывая лицо от ветра, спешили редкие прохожие, выгуливающие собак…
        - Мне пора съезжать, пожалуй. Я не лучший объект воздыханий для ребят вроде Джордана. Я - большой сгусток проблем.
        Шантель сунула ключ в зажигание и надвинула на глаза шапку.
        - Если что, это не твоя беда, Скай. Невзаимные чувства - проблема только того, кто их испытывает.
        Что-что, а это я уже поняла.

* * *

        Пустота всегда стремится заполниться чем-то. Выгоревшие пустоши зарастают травой. Пустые шкафы наполняются хламом. Птицы вьют гнезда на пустых чердаках. Только пустота одного рода не подлежит заполнению - место ушедшего дорогого тебе человека. Кого бы ты потом ни встретила, кого бы ни полюбила, с кем бы ни проводила время, пустота в пространстве жизни, которая осталась после его ухода, ничем не заполнится и не зарастет. Хотя ты будешь пытаться чем-то компенсировать потерю, чтобы не слететь с катушек. Работа, общение, путешествия, благотворительность - будешь хвататься за любое дело, которое не оставит времени на размазывание слез по лицу.
        А что, если вернуться в Бостон и устроиться волонтером в госпиталь? Читать книги больным детям, раздавать бездомным еду, работать в хосписе. Чужие страдания не позволят мне бесконечно жалеть себя - такую молодую, здоровую и сильную. Ведь по сути не произошло ничего смертельного. Я просто потеряла любимого человека. Но такое случается сплошь и рядом. Кого ни спроси, пожалуй, каждый однажды терял кого-то, кто был дорог.
        Я загружала посуду в посудомоечную машину, миссис Даллас готовила ужин, усадив Малютку Джея в разноцветный слинг, Шантель в своей комнате болтала с кем-то по телефону. Судя по обрывкам разговора, долетавшим до меня из-за приоткрытой двери, это было что-то связанное с ее работой. Причем она была Шантель не по душе.
        - Миссис Даллас, а кем работает Шантель?
        - А что, по ней не видно? Частным сыщиком,  - усмехнулась та, прихватывая седеющие пряди заколками.
        - В смысле?
        - Лучше всех умеет отыскивать проблемы на свою задницу,  - проворчала она.
        - А, вы шутите…
        - Что мне еще остается. Она смышленая девушка, но, видит бог, до матери ей далеко.
        - А вы кто по профессии?
        - Психиатр.
        - Да ну! Ни за что бы не догадалась.
        - Да, мы хорошо маскируемся под обычных смертных.
        - Надо же… Расскажите что-нибудь из вашей практики?  - встрепенулась я.  - Наверняка вам есть, что вспомнить.
        - Есть, конечно. Но больше такого, что я не прочь забыть.
        Миссис Даллас вытащила Джея из слинга и спустила его на пол. Делиться историями из своей практики ей явно не хотелось.
        - Тогда, может быть, у вас найдется универсальный совет? Ну, например… насчет того, как не сойти с ума.
        - Ты не похожа на психически неустойчивую девушку, Скай. Кажется, сколько бы дров ни наломала, ты вытащишь все на своей спине. Откуда такие мысли?
        - Не знаю. Просто иногда мне кажется, что сойти с ума очень легко.
        - Это все глупый человеческий взгляд на вещи,  - вздохнула миссис Даллас.  - Люди склонны во всем видеть преимущественно плохое. Проблемы, неурядицы, пролитый кофе, порванные колготки, штраф за парковку… Спроси у человека, как дела, и он обязательно пожалуется тебе если не на погоду, то на правительство. Если не на правительство, так на цены. Не на цены - значит, на бывшую жену. А то, что у него две руки, две ноги, целая крыша над головой, теплая постель и кредитная карта в кармане, он не помнит. Мы разучились видеть свет, мы ослепли, ходим на ощупь, держась за стены, даже под самым ярким солнцем. Сидим в непроглядной тьме, а тьма поселилась в нас. Множество людей приходило ко мне за чудодейственными таблетками, которые могут вернуть миру краски, а жизни - вкус, притупляют душевную боль, навевают радость. А ведь ни одни таблетки не помогут, пока ты будешь сидеть на заднице и жалеть себя, нацепив черные очки и вперившись в глухую стену.
        - А если это не самообман? Что если в жизни действительно все… неважно? Не получается, не складывается.  - Я вытащила из-под тарелки салфетку и принялась рвать ее на мелкие кусочки.
        - Тогда вот тебе мой рецепт, деточка. Закрой глаза и вообрази себе день, который однажды настанет: совсем старая и дряхлая, ты лежишь в постели и не можешь подняться. Вообрази момент в деталях, почувствуй запах лекарств, шелест непромокаемой простыни, холод, обволакивающий немеющие ноги и руки. Пусть твоя фантазия станет машиной времени. Закрой глаза и побудь там - в комнате с самой собой, старой и угасающей. Ощути дыхание ангела смерти, стоящего у изголовья. Осознай, как мало осталось. И, клянусь, если твоя фантазия постарается на славу, то ты вернешься в настоящее совсем другой - человеком, который больше не переживает из-за всякой ерунды. Будь то дурное настроение или разрыв с бойфрендом. Сравнивай размер проблемы не с прыщом на заднице, а хотя бы с венком на гробовой крышке.
        Шантель вошла в кухню, все еще прижимая телефон к щеке.
        - Да дома она, Джордан, дома… Куда ей идти… Правда, Белоснежка? Ма тут устроила для нее курс психотерапии. Ужасно весело, ну, ты сам знаешь.
        «Бедный Джордан,  - подумала я.  - Он так и не заговорил со мной ни разу, но, судя по частым звонкам сестре, его капитально накрыло. Надо уезжать, пока, сама того не желая, не вскружила парню голову…»
        - Сегодня ее хотя бы не толкали всякие говнюки. Да, Скай? Ты в норме?
        - Еще полчаса, и миссис Даллас меня окончательно починит…
        - А почему ты, братишка, интересуешься? Запал на нее? Тогда просто приди и скажи ей об этом.
        - Шантель, прекрати дразнить его!  - взмолилась я.
        - Ну нет, я получаю от этого удовольствие.
        Я подошла к окну, поворачивая между ладонями чашку. Почему, черт побери, у меня нет ни братьев, ни сестер? Ведь это должно быть так весело. Я глянула вниз из окна, поставив локти на подоконник, и… чашка дрогнула у меня в руках. Я пролила на себя чай и резко втянула в себя воздух.
        Внизу, у парадных дверей, положив руку на плечо хорошенькой девушке, стоял Джордан собственной персоной. И… в его руках не было телефона. В его. Руках. Не было. Проклятого. Телефона.
        Как зачарованная, я медленно повернула голову и посмотрела на Шантель.
        - Ты уже мне столько должен, бро, до старости не рассчитаешься,  - продолжала говорить та.  - Но признаваться в любви Белоснежке от твоего имени я точно не буду.
        Я снова выглянула в окно, поворачивая голову на невидимых шарнирах. Джордан прижал к себе девушку и чмокнул ее в губы.
        О-хо-хо…
        - Скай? Расскажешь Джордану, как прошел твой день? У него небось от волнения уже голос сел, но он с удовольствием послушает.
        Стиснув зубы, я молча кивнула и, оставив чашку на подоконнике, взяла телефон. Шантель тут же, пританцовывая, прошла к столу и с видом эксперта сунула палец в блинное тесто.
        - Алло,  - выдохнула я в телефон.
        Мне казалось, что ребра стянулись, как корсет, сжав внутренности. Электрический ток пробежал по позвоночнику.
        Человек, к которому я обратилась, ничего не ответил. Я слышала только его дыхание.
        - Разве мы не достаточно мучили друг друга?  - заговорила я, с трудом выталкивая из себя слова.  - Сколько бы ты еще продолжал держать меня в неведении, зная при этом, что лицо мое не просыхает от слез, зная, как отчаянно я тебя ищу? Заставляя своих друзей разыгрывать весь этот дурацкий спектакль? Что ты хочешь проверить? Что тебе нужно выяснить? Что я достойна прощения? Что я не наркоманка и не чокнутая?.. Почему ты не подпускаешь меня к себе, Боунс?!  - заорала я в трубку, не в силах поверить, что даже сейчас он отказывается говорить со мной.
        - Скай!  - Подскочив ко мне, Шантель попыталась забрать телефон.
        - Ответь мне, черт бы тебя побрал! Ведь тебе не все равно, что со мной будет?!
        Шантель вырвала телефон из моих рук, прервала соединение и с невероятной для ее хрупкой фигуры силой сжала меня руками. Если бы захотела, она бы легко могла сломать мне ребра. Но в ярости я была сильнее, чем десять таких, как она.
        - Ты знала! Все это время ты знала, где он!  - вырвалась я и оттолкнула ее.  - Пока я топталась на порогах его клубов, ты сидела в машине и рассказывала ему, как у меня, черт возьми, дела! Все эти звонки, эти разговоры… Это был не Джордан, а Оушен, так? Кольцо! Как же я поверила во всю эту чепуху?! Он сам отдал его тебе, а ты ловко навешала мне лапши на уши про то, как подобрала его на парковке! Какая же я наивная дура, как же легко верю всему, что мне говорят!
        - Скай!
        - Пока его охранник обращался со мной, как с дворняжкой, он палец о палец не ударил, чтобы избавить меня от этого унижения!
        - Того сукиного сына сразу же уволили.
        - О да, ведь увольнять людей куда проще, чем просто объясниться со мной!
        - Возьми себя в руки! Он просто хотел… присмотреть за тобой. Не хотел терять из виду. Пока…
        - Пока что? Пока не решит, нужна я ему или нет?!
        - Пока не поймет, что делать дальше,  - ровно сказала Шантель.
        - Это так удобно, правда? Знать, что твоя кость лежит себе в укромном месте, никуда не денется. Что в любой момент ты можешь вернуться и догрызть ее. Если захочешь. Если она по-прежнему будет казаться тебе аппетитной.
        - Возможно, со стороны это выглядит именно так, но на самом деле проблема…
        - Проблема в том, что однажды он уже ошибся в человеке,  - включилась в разговор миссис Даллас.  - Так ошибся, что потом чуть не тронулся умом. Его можно понять.
        - Все когда-нибудь ошибаются! И ничего, мы все как-то справляемся!  - выкрикнула я.
        - Но не всем потом приходится хоронить собственного ребенка!  - возразила миссис Даллас.
        - Вы были его врачом, так?  - выговорила я, с трудом шевеля губами от волнения.  - Вы тоже в курсе той жуткой истории?
        - Молчи, ма. Это не наше дело.
        И снова вырастает глухая стена, на которую я постоянно натыкаюсь. Все вокруг меня знают, что к чему, но без позволения Боунса не смеют сказать мне и слова. И он сам, похоже, не горит желанием обнажать передо мной душу. Тогда стоит ли продолжать биться в стену? Особенно учитывая, что на мне почти не осталось живого места.
        - Было приятно познакомиться. Шантель, миссис Даллас,  - кивнула я одной и другой.  - Спасибо за все. А теперь мне, пожалуй, пора.
        Я влетела в свою комнату, сгребла в кучу и затолкала в чемодан свои немногочисленные вещи. Что-что, а быстро собираться в дорогу я умела.
        - Пока он не явится сюда и я не передам тебя ему из рук в руки, даже не надейся выйти из этой комнаты,  - загородила мне дорогу Шантель.
        - Я что, безмозглая собачонка?  - ядовито улыбнулась я.  - Уйди, Шантель. Я больше не играю в ваши игры! Пока не найдется кто-то смелый, кто наконец объяснит, зачем я ему, если он даже не собирается со мной говорить.
        Шантель не двинулась с места.
        - А иначе я звоню в полицию и сообщаю, что меня удерживают силой,  - рявкнула я.
        - Можно сказать, полиция уже здесь,  - спокойно сказала она.
        - Что?
        - Отставной офицер полиции Даллас к вашим услугам.
        - Это, что, шутка?  - Я окаменела.
        Но в то же мгновение все стало на свои места. Я вспомнила, как хладнокровно и со знанием дела она вызывала «скорую» для Джея. Эти профессиональные, характерные для копа нотки, то и дело проскальзывающие в ее речи. «Все чисто»,  - сказала она, когда помогла мне собраться в номере гостиницы. Уже тогда я подметила, что она кто угодно, но не бездельница в рваных штанах.
        - Шантель,  - обратилась к дочери миссис Даллас.  - Это не наше дело, как ты сама сказала. И ты не можешь удерживать человека силой, если он не хочет здесь оставаться.
        - Могу. Сейчас эта дуреха пойдет и прыгнет с моста, и что я скажу боссу?
        - Не прыгнет. Она не склонна к суициду,  - заметила миссис Даллас.  - Разве что к депрессии, но на фоне неурядиц в личной жизни это нормально.
        - Какому еще БОССУ?!  - вскричала я, игнорируя вердикт психиатра.
        - Шантель не так давно ушла из полиции и теперь работает на Оушена.
        - Поет на сцене, что ли?!
        - Нет, она, как я и сказала раньше, частный детектив и еще телохранитель. Это вообще-то не было шуткой,  - грустно усмехнулась миссис Даллас.
        - Какое отношение имеет Оушен к частному сыску?!
        - Мама, ни слова больше, о'кей? Это вообще-то не предназначено для левых ушей.
        «Левых ушей?!»
        Мое терпение лопнуло. Громко, с треском, с взрывной волной. Удивительно, как не вылетели стекла.
        - Значит так, отставной офицер Даллас. Всю свою жизнь я была марионеткой. Подай то, принеси это. Сделай то, достань это. Это тебе нужно знать, а это не обязательно. Кнут, пряник, ошейник, свисток - и так без конца. Но теперь. Я. СЫТА. ПО ГОРЛО. Передай Гарри, что я его люблю, но послушно сидеть в клетке под присмотром и ждать его милости не собираюсь. Я больше не хочу быть собачкой. Я сбежала от одного собаковода не для того, чтобы найти нового!
        Миссис Даллас оттащила Шантель с моего пути и, сжав меня в объятиях, шепнула мне на ухо: «Помни, все не важно, пока под тобой не шелестит непромокаемая простыня».

* * *

        Мне чудилось преследование, казалось, что за мной следят. Я избегала смотреть в глаза прохожим и шла быстрым шагом. Возможно, кто-то на моем месте был бы польщен тем, что за ним «приглядывают», но только не я. За мной «приглядывали» так часто, что теперь это вызывало только раздражение и ярость. Прочь из этого дома, из этого города. Все равно куда, главное - подальше. Разобраться во всем. Успокоить нервы. Снять номер в отеле, напиться, отключить телефон и три дня лежать в кровати, лицом в подушку. Если я в самом деле ему нужна, Боунс найдет меня. А если нет, то так тому и быть.
        Где-то спустя четверть часа после того, как я села на автобус до аэропорта, мой телефон начал разрываться. Я смотрела на дисплей, на котором светилось слово «Боунс», и не находила в себе сил ответить. После нескольких неотвеченных вызовов мой телефон принял короткое, категоричное сообщение: «Где ты?»
        «Сбежала гулять без поводка»,  - сами собой набрали мои пальцы, но кнопку «отправить» я так и не нажала.
        Спустя пять минут пришла еще одна эсэмэска: «Можешь не отвечать, но надеюсь, ты хотя бы читаешь мои сообщения. Мне нужно срочно уехать из Штатов. Завтра в четыре утра, аэропорт Лос-Анджелеса. Мы можем улететь вместе. Я знаю, ты сердишься. Я тоже. Но спустить все на тормозах у меня не получается. И не думаю, что получится у тебя. Давай просто поговорим. Прошу тебя, свяжись с Шантель, она отвезет тебя в аэропорт. Б.».
        Судьба смилостивилась ненадолго. Вслед за сообщениями Боунса я получила еще одно и стиснула зубы, увидев, от кого оно.
        «Скай, я понимаю, что ты знать меня больше не хочешь, но это касается Оушена. Лилит получила то, что так долго искала. Материал Сэма у нее. В «Мальтезе» большой банкет по этому поводу. Подумала, что ты бы хотела знать это. Алиша».
        Смех клокотал в моей груди, пока я набирала ответный текст:
        «Чушь собачья. Он скорее трахнет себя самого, чем подпустит к себе хоть одну гончую. Оставьте меня в покое со своими небылицами. Сотри мой номер, Алиша».
        И тут Алиша сбросила мне какую-то фотографию.
        «Нашла это фото у Лилит в отчете по проекту. Покопалась в ее компьютере в ее отсутствие. Кажется, я видела у тебя точно такой же?»
        Автобус тряхнуло на какой-то неровности, и я выронила телефон. Я полезла за ним под соседнее сиденье, не переставая корить себя за то, что продолжаю общаться с этой лисой. «Сотри не глядя, сотри не глядя, сотри не глядя»,  - заговорил внутренний голос. Пожалуй, так и следовало поступить. Боунс не стал бы ни с кем спать. Он не стал бы… Я была уверена в нем сильнее, чем в себе. Но судьбе было угодно устроить все иначе. Я наконец нащупала телефон, поднялась и взглянула на развернувшееся на весь экран фото.
        Глянцевито блестящая белая поверхность рабочего стола.
        Голубой клатч, расшитый прозрачными пайетками.
        Мой клатч. Тот самый, который я выбросила из машины, возвращаясь с «задания». Тот самый, в который положила использованный презерватив.
        И рядом - засохший цветок кувшинки.
        Я схватилась за спинку сиденья. Мир вдруг закружился, завертелся стремительно и начал медленно сползать в бездну. Так сползает со стола скатерть, когда ее тянет на себя несмышленый ребенок: падая на пол, звенят ножи и вилки, бьется вдребезги фарфор, разливается вино и гаснут свечи…
        «Где она, Алшла?»
        Где эта змея? Клянусь, я убью ее.
        Потом даже труп не найдут.

        Глава 18

        Сила не измеряется увесистостью кулаков, храбрость не измеряется безрассудством, превосходство не измеряется остротой языка. Я твердила себе это, как мантру, отправляясь к месту встречи с Лилит, и пыталась усмирить безумствующее внутри животное. «Тише, Скай, тише, не ломай когти, они тебе еще пригодятся». Я повторяла себе, что смогу убедить Лилит по доброй воле отдать мне мой клатч и все, что в нем было. Выстраивала стройными рядами аргументы и нужные слова, которые бы дали ей понять, что ее жажда наживы вошла в непримиримый конфликт с моими личными интересами. Ведь обо всем можно договориться. Особенно с ней - бизнесвумен, охотницей, человеком, падким на деньги.
        Но какая-то часть меня без остановки твердила, что я ступаю на тонкий лед, а поток под ним - быстрый, бурный и в мгновение ока затягивает в смертельный водоворот.
        - Приехали,  - повернувшись вполоборота, сказал мне таксист с сильным испанским акцентом.  - «Кружево» вон там, через дорогу.
        Я отсчитываю ему деньги сухими, шелушащимися пальцами. Лак на ногтях облез. Моя одежда, лицо и волосы тоже оставляют желать лучшего. Я не помню, когда меня по-настоящему волновало, как я выгляжу. Если часто приходится плакать, к туши для ресниц неизменно теряешь интерес. Если часто кусаешь губы, то какой прок от помады?
        «Кружево»  - то ли какой-то музей, то ли арт-галерея, я так и не разобрала толком, пока Алиша диктовала мне адрес,  - встретило меня мрачным красным фасадом и неприветливым охранником на входе.
        - Ваш пригласительный?  - вздернул он подбородок.
        - У меня его нет.
        - Это закрытое мероприятие, мисс. У вас должен быть пригласительный, или пропуск от устроителя, или…
        - Дело, не терпящее проволочек,  - заявила я и мысленно ухмыльнулась, решив, что не буду ждать, пока гребаная выставка закончится.  - Лаборант Скай Полански. Я из медико-санитарной службы, и нам только что поступил вызов от устроителя. Да-да, от него,  - прибавила я, вручая охраннику свой пропускной бейдж работника «Мальтезе-медикал».  - На одной из картин обнаружена плесень. Грибок. Если я его срочно не удалю, это может обернуться скандалом. Устроитель в панике.
        Я вытащила из сумки бутылочку с жидкостью для снятия макияжа и потрясла им перед носом охранника.
        - Сейчас уточню, что к чему,  - буркнул громила и вынул переговорное устройство.
        - Давайте-давайте, только побыстрее. Мне сегодня еще… дезинфицировать Статую Свободы. А это в Нью-Йорке. Не близко, как вы понимаете.
        - Грибок,  - повторил в рацию охранник.  - Она говорит, что грибок на картинах. Эдди, разбирайся сам, докторша из санитарной службы. Какая? Да рыжая такая. С бейджиком.
        - Я не докторша, я лаборант,  - уточнила я с умным видом.
        Охранник шикнул на меня, чтобы я не шумела. Минуту спустя в дверях показался маленький чистенький мужчинка в очках и с галстуком-бабочкой.
        - Здравствуйте,  - ослепительно улыбнулась я, протягивая руку.  - Я от господина Адамса. Нам сообщили про грибок…
        - Нет у нас никакого грибка! И я понятия не имею, кто такой господин Адаме.
        - Вы, что, меня за дурочку принимаете?  - возмутилась я, тыча ему в лицо свой бейджик.
        - Пройдемте,  - сдался мужчина, приглашая меня внутрь.  - Я устроитель выставки, Эдди Эллиот…
        - Очень приятно, Эдди. Я Скай Полански, лаборант санитарной службы Лос-Анджелеса,  - стала нести я всякую чепуху, одновременно разглядывая гостей выставки.  - Нам сообщили, что на одной из картин обнаружен грибок.
        - Сейчас я сделаю пару звонков, может, кто-то из менеджеров в курсе. Вы сможете подождать?
        - Да-да, конечно,  - кивнула я с готовностью.  - Я постою здесь, возле этого натюрморта.
        - Это пейзаж.
        - Без разницы,  - пробормотала я.
        И тут мой взгляд нашел ее. Невысокую брюнетку в брючном костюме желтого цвета. Этот цвет для меня всегда символизировал счастье и радость. И только сегодня я поймала себя на мысли, что это еще и цвет увядания, болезни, опасности. Желтая опадающая листва, желтая кожа стариков, желтые клыки хищников…
        Лилит увлеченно разглядывала какую-то картину, но мой взгляд, сверлящий ее спину, заставил ее обернуться. «Если бы я только могла убивать усилием мысли. Если бы я только смогла уничтожить тебя, не замарав рук».
        - Ох-хо-хо. Влюбленность тебе не к лицу, бедняжка Скай.  - Она брезгливо оглядела меня.  - Когда ты в последний раз спала, ела и делала укладку?
        - А тебе не к лицу сочувствие, Лилит. Верни своему лицу привычное выражение пираньи.
        - Надо же! Пока моя дворняжка гуляла без поводка, она успела отрастить зубы?  - широко улыбнулась Лилит, склонив голову набок.
        - Я знаю, что дешево не отделаюсь,  - сказала я.  - Сколько ты хочешь за то, чтобы закрыть проект «Сэм Оушен» прямо сейчас и отдать мне то, что тебе не принадлежит?
        А вот и обличье пираньи. Лоб разгладился. Зрачки прищуренных карих глаз холодно заблестели.
        - Художника, на выставке которого ты в данный момент находишься, называют Босхом наших дней. Едва ли не его инкарнацией. Если это имя для тебя не пустой звук,  - заговорила Лилит, водя пальцем по инициалам, выведенным в нижнем углу картины.  - Иероним Босх - голландский художник, живший на рубеже пятнадцатого-шестнадцатого веков. На своих полотнах он изображал ад с такой шокирующей детализацией, что многие были уверены, что он побывал там при жизни. Его полотна невозможно купить, они хранятся в крупных и значимых музеях. Каково же было мое счастье, когда я обнаружила, что среди современных художников есть такие, чья гениальность соперничает с гениальностью Босха. Картина, которую ты видишь перед собой, скоро будет стоить целое состояние, и ее будут стремиться заполучить все коллекционеры мира. Но я, пожалуй, куплю ее даже не из-за потенциальной стоимости, а просто потому, что мне нравится сюжет…
        - Ответь мне!  - потребовала я. С таким же успехом крыло бабочки могло потребовать подчинения У бури.
        - «Охота на Богородицу». Так она называется. Смотри, вот эта Женщина, несущаяся верхом на лошади, это избранница Камаэля. В сгущающейся вокруг нее темноте можно легко рассмотреть верховных демонов: Асмодея, Вельзевула, Бельфегора. Один несется за ней на черной собаке. Другой парит совсем рядом, расправив угольно-черные крылья. А тут…
        - Ближе к делу, Лилит.
        - А тут сама невеста дьявола вкладывает стрелу в свой арбалет. Сейчас она спустит тугую тетиву, и стрела полетит быстрее пули. И пробьет Богородице легкое. Яркая, как гранатовый сок, кровь зальет голубое платье. А псы Сатаны стащат раненое тело с лошади и дадут волю клыкам. Хоть и Богородица, она все же обычная женщина, из плоти и крови. Божества любят именно таких. Они никогда не влюбляются в себе подобных, вот в чем странность…
        - Да плевать мне на эту картину! И на все картины на этой проклятой выставке! Ты слышишь?!  - заорала я, выдергивая бокал с шампанским из рук Лилит.
        В зале мгновенно воцарилась тишина. Лилит пригладила волосы и неловко улыбнулась присутствующим, словно говоря: «Глупышка не ведает, что говорит».
        - Говори тише, Полански, пока секьюрити не выставили тебя вон. Не разбираешься в искусстве, не выносишь музыку, равнодушна к живописи. Признаться, раньше ты казалась мне весьма интеллигентной. Но стоило мне предоставить тебя себе самой, и ты мгновенно вернула себе облик официантки. Не хватает только фартука и физиономии попроще.
        «Я - воздух. Все пули и камни проходят сквозь меня, не задевая меня. Что бы ты ни говорила, как бы ни старалась выбить почву у меня из-под ног».
        - Ты испытываешь удовольствие, унижая меня. Зачем тебе это? Что во мне не дает тебе покоя?
        - Я не закончила рассказ об этой картине,  - сухо сказала та, поворачиваясь к живописному полотну.  - Разве не странно, что рядом с Богородицей нет никого, кто бы ее защитил? Ни ангелов, ни Святого Духа, нет даже солнечного лучика, посланного Богом. Вокруг только тьма, густая, как чернила осьминога, как копоть. Богородица одна, совсем одна. Ее возлюбленный Камаэль в лучших традициях всех мужчин поиграл с ней и бросил. Но пока он опомнится, от его избранницы ничего не останется…
        - Если все упирается в деньги, то я их найду. Я отдам тебе столько же, сколько намерена заплатить заказчица. Ты не потеряешь ровным счетом ничего.
        - И где же Скай Полански найдет три миллиона долларов?  - выгнула бровь Лилит, отбирая у меня свой бокал и выпивая шампанское одним глотком.
        Три миллиона?! За ребенка от Боунса?
        - Сколько-сколько?  - поморгала я.
        - Проект оказался невообразимо затратным, именно на такой сумме мы сошлись.
        Я подавила в себе сильное желание присесть на пол. Ноги совсем ослабели.
        - Ты права, у меня нет таких денег. Но Алиша ведь не просто так сообщила мне, что материал у тебя. Ты могла бы закончить дело тихо, но тебе потребовалось, чтобы я об этом узнала. Чего ради? Выкладывай. Ведь я здесь только потому, что ты так захотела!
        Помолчав, Лилит заговорила, ее голос стал совсем низким:
        - Я могу вернуть тебе материал Оушена в обмен на…
        - Мисс Полански?  - обратился ко мне неслышно подошедший устроитель выставки.  - Я все выяснил, произошла какая-то ошибка. Мы не звонили вам по поводу грибка.
        - Я уже пришла к такому же выводу, мистер Эллиот… Здесь нет плесени! Но зато я видела крысу.
        - Что? Где?!  - заволновался Эдди Эллиот.
        - Или мне померещилось. В любом случае была рада с вами познакомиться, Эдди. Вы не возражаете, если я перекинусь парой слов со своей старой знакомой?.. Как приятно встретить здесь бывшую коллегу,  - съязвила я.
        - Вы тоже из санитарной службы?  - удивился Эдди.
        - Нет, я из службы отлова бродячих собак,  - ответила Лилит с дежурной улыбкой и, кивнув устроителю выставки, повернулась ко мне.
        - Ты вернешь мне его в обмен на что?  - нервно спросила я.
        - На твое участие в очередном проекте.
        - Каком еще проекте?
        - В обычном. Соблазнить клиента и затащить его в койку.
        Я почти никогда не прикасалась к Лилит. Она была не из тех людей, кого бы хотелось приобнять, или поцеловать в щеку на прощание, или похлопать по плечу. Но сейчас мои пальцы сами собой сомкнулись у нее на запястье. Я вцепилась в нее мертвой хваткой и процедила сквозь зубы:
        - Я больше не буду ни с кем спать. И ты это знаешь.
        Лилит не стала отстраняться и высвобождать руку. Наоборот, она потрепала меня по щеке, как упрямого ребенка, и сказала:
        - А по-моему, тебе больше ничего не остается.
        - У тебя два десятка гончих, черт побери, но ты предпочитаешь затащить в дело меня? В дело, после которого я не смогу смотреть Оушену в глаза?!  - прошипела я.
        - Если дело дойдет до его внебрачного ребенка, то смотреть ему в глаза станет вообще невозможно. Но выбор за тобой.
        - Хорош выбор! Между петлей и гильотиной!
        - А кто говорил, что будет легко?
        Я оттолкнула ее от себя. Если бы не проходящий позади нее гость, на которого она наткнулась спиной, то Лилит потеряла бы равновесие. С каким удовольствием я бы посмотрела, как она падает на пол на глазах у респектабельной публики.
        - Знаешь что?  - взбесилась я, надвигаясь на нее.  - Есть еще один вариант, который, боюсь, не придется тебе по вкусу, но… кто говорил, что будет легко? Делюсь с тобой подробностями: сейчас я уйду с этой проклятой выставки и пойду прямиком в полицию. И выложу там все, что знаю о «Мальтезе-медикал» и обо всех делишках, которые ты проворачиваешь. Клянусь, я не успокоюсь, пока не увижу тебя за решеткой, Лилит. Мне тоже перепадет, но чистосердечное признание и сотрудничество со следствием наверняка облегчат мне приговор. А мысли о том, как ты, любительница высокого искусства, вылавливаешь тараканов из тюремной каши, будут греть мне сердце не меньше, чем редкие встречи с Оушеном. А когда я выйду…
        - Я привыкну к вкусу каши с тараканами, более того, он мне знаком,  - мягко улыбаясь, ответила Лилит.  - А вот привыкнешь ли ты к вкусу овсянки в психиатрической клинике, Полански? Ведь сойти с ума очень легко. Особенно после всего того, что последует в случае твоего обращения в полицию. Хочешь знать, что тебя ждет?
        «Сойти с ума очень легко…» Это мои слова, недавно сказанные миссис Даллас. Слежка за мной и прослушка всех моих разговоров каким-то образом продолжаются! И Лилит доставляет удовольствие дать мне это понять!
        - Так хочешь или нет, дорогая?
        - У тебя пять минут, а потом я иду в полицию.
        - Я уложусь в минуту, Скай. Итак, сразу же после того, как на мои руки наденут наручники, материал Сэма Оушена отправится в небольшую клинику в Аргентине вместе с приличной суммой, и там мои поверенные приступят к реализации плана «Оушен-Полански-Ривендж». Первые пять лет с момента старта этого плана ты будешь спать спокойно. Любая месть требует хорошей подготовки. А потом в один из дней ты получишь письмо с фотографией четырехлетнего малыша. О, наверняка он будет похож на папочку: глаза Оушена, рот Оушена, такое же затаенное упрямство и дерзость во взгляде. А потом твое сердце начнет хаотично трепыхаться, как курица с отрубленной головой. Малыш Сэма Оушена окажется избитым, изморенным голодом и болезнями. Еще бы… Ведь он родится в бедном квартале Аргентины, у матери-наркоманки, которая согласилась на его рождение только потому, что ей посулили денег, которые она сможет спустить на наркотики… Представляю твое состояние, Полански. Ведь ты наверняка захочешь найти мальчика. Ты будешь готова отдать последние деньги, лишь бы детективы отыскали эту иголку в стоге сена. Но вряд ли тебе это удастся -
ведь трущоб в Латинской Америке так много, а дети растут и меняются так быстро. Так что скорей всего ты просто посидишь годик на успокоительном, походишь к психотерапевту, и на этом все и закончится. До следующей фотографии. Которую на этот раз тебе пришлют откуда-нибудь из Восточной Европы. Маленькая девочка, так же сильно похожая на своего папочку, как и первый ребенок. Мать будет алкоголичкой, а девочка будет просить милостыню на пригородных вокзалах. Наверняка это ты тоже сможешь пережить. Но что если фотографии будут приходить каждый год? Того материала, что у меня есть, хватит на целый выводок отпрысков Сэма Оушена. Интересно, после которого снимка ты сойдешь с ума, Полански? Пятого? Десятого? Или уже после второго? Ты думаешь, в ад попадают после смерти? О нет, его можно устроить кому-либо и при жизни, было бы желание. Ты все еще уверена, что хочешь войны со мной?
        На мгновение мне показалось, что я могла бы ее убить. Здесь и сейчас. И это стало бы самым простым решением проблемы. Лилит смогла взять меня за горло, она набросила провод мне на шею и затянула его смертельной петлей. Я проглотила ее рыболовный крючок, и вот он уже прошел сквозь плоть.
        Я смотрела на нее, пытаясь осмыслить, почему она с таким упорством тащит меня за волосы в ад. Ведь у любой, даже самой безумной затеи есть мотив. Ведь человеческими жизнями не играют просто так - только преследуя какую-то цель. Какая же цель у Лилит?
        - Так что, Полански? Ты катишься к чертям собачьим и больше мне не мешаешь. Или получаешь обратно свою прелесть в обмен на услугу?
        «Беги отсюда, беги так быстро, как только сможешь! Расскажи обо всем Боунсу, заяви в полицию и никогда, слышишь, никогда не вскрывай писем без обратного адреса!»
        Но мои ноги словно приросли к полу. Их словно отлили из железа и прикрутили к полу авиационными болтами. Я не смогу уйти. Я не смогу смириться с мыслью, что где-то на планете живет ребенок Боунса - живет без него. Неизвестно как. Неизвестно с кем…
        - Умница, девочка,  - кивнула Лилит.  - Порой ты катастрофически глупа, но, когда дело доходит до ключевых моментов, всегда принимаешь верное решение. Вижу, ты его уже приняла. Ведь поэтому твои зрачки расширились до размера блюдца? В таком случае немедленно отправляйся обратно в Бостон, дело не терпит промедлений. Детали я отправлю тебе электронной почтой. После того как задание будет выполнено, ты получишь драгоценную пробирку. И можешь использовать ее содержимое по своему усмотрению.
        - Как я могу быть уверена, что ты мне ее действительно отдашь?
        - Никак. Или играй по моим правилам, или ползи в собачью конуру, Полански.
        Играть по ее правилам невозможно, потому что никаких правил нет. Это значит выбирать между петлей и гильотиной. Между затяжной комой и смертью. Рыболовный крючок вошел глубоко в плоть. Я могла вырвать его и медленно умирать. Или заглатывать его еще сильнее.
        Я выбежала из галереи, дошла, пошатываясь, до ближайшей скамьи и медленно села. Скоро полночь. А потом поздний, робкий рассвет. А потом самолет Сэма Оушена оторвется от земли, и… меня на борту не будет. Но мыслями я буду рядом с тобой, Боунс.
        Он словно почуял неладное, потому что мой телефон внезапно принял несколько эсэмэсок подряд: «Ты не связалась с Шантель, почему?» «Ответь мне». «Скай, ответь на звонок». «Где ты?!»
        Где я?
        Я на перроне, Боунс. И через минуту отправляется мой поезд. Скоростной маршрут, удобные кресла, напитки с соломинкой. Конечная станция - Ад. Мне уже купили туда билет…
        Еще одно сообщение. Открываю и зажмуриваюсь. Слова ослепляют, как солнце, и колют, как иглы: «Скай, если у тебя какие-то проблемы, прошу тебя, просто дай мне знать, где ты, и этих проблем у тебя больше не будет».
        Ох, Боунс. Одного моего слова достаточно, чтобы ты прилетел ко мне и забрал меня с собой, так? Ты закрыл бы меня собой от бури и молний. Ты бы спрятал бы меня там, где ни Лилит, ни ее демоны, ни злая судьба не достали бы меня. Но разве есть на Земле место, куда не доходят письма?
        «Я не приеду, прости. Это все»,  - напечатала я и отправила сообщение. Стирая с экрана капающие на него слезы. Беспомощно глядя на полицейскую машину, припаркованную на противоположной стороне улицы.
        Внутренний голос шептал мне, что еще не все потеряно. Что я смогу расквитаться с Лилит и забрать свое. Что смогу переспать с другим мужчиной и забыть об этом. Смогу вернуться к Боунсу, как ни в чем не бывало, и быть с ним счастлива. Но сердце не обманешь… Меня начал душить страх из-за того, что у этой истории может не быть хеппи-энда. Что я не выйду психически здоровой из западни, которую мне устроили. Что руки другого оставят на мне несмываемое клеймо, которое не даст мне забыть, кем я была и что делала…
        «Дамы и господа, располагайтесь поудобнее. За окном плюс шестнадцать, ожидается проливной дождь, ветер и град. Но нет повода грустить. Там, куда мы направляемся, на градусниках всегда плюс шестьсот и с неба падает только сухой, теплый пепел. Следующая остановка - Ад».

* * *

        «Суть дела: мне нужна новая гончая, и я ее нашла. Ум, неординарная внешность, нестандартное мышление. Немного наивна, но на данном этапе это даже плюс. Только две вещи мешают мне заполучить ее: обожаемый бойфренд и ее недостаточное презрение к мужчинам. И первое, и второе элементарно ампутируются в течение пяти минут при достаточной доле мастерства. И ты удостоена роли хирурга, Скай. Нужно затащить бойфренда в койку и отправить приглашающее сообщение его девушке с его же телефона. А потом трахать его до ее появления. Потом я соберу ошметки девичьей психики и буду использовать их по своему усмотрению…»
        Прочитав письмо Лилит, я сунула телефон в карман, откинула голову на подголовник кресла и стала смотреть на мелькающие за окном автобуса здания, деревья, прохожих. Быстрее, еще быстрее. И вот уже глаза не в состоянии различить, что проносится мимо. Впрочем, мои глаза всегда не видели ничего дальше моего же носа. Мою жизнь разрушила та, у кого я прежде искала утешения. Меня трепали по щечкам те же руки, которые вонзили нож мне в спину. Но я была слишком слепа и не разглядела пятна крови на этих красивых руках…
        Снова вытаскиваю телефон и судорожно жму на кнопки.
        - Кто год назад раскромсал на ошметки меня?  - надорванным голосом говорю я, как только Лилит снимает трубку.  - Кого ты подослала к моему парню?
        - Селена,  - отвечает Лилит, проглотив зевок.  - Это была Селена. Потом ее окончательно загрызла совесть, и мне пришлось вышвырнуть ее из «Мальтезе». Все, не отвлекайся на всякие глупости, Скай. У тебя впереди ответственное и требующее креативного подхода задание. В прикрепленном к письму файле перечень привычек твоего нового трофея и десяток подходящих тем для разговора с ним. Завтра вечером в Бостоне его можно будет подловить в холле офисного здания, в котором он работает. Так что не советую затягивать с вылетом. Чем быстрее начнешь, тем быстрее закончишь. Он предпочитает девочек в панковском стиле: одежда такая, как будто ее стащили у бомжа, пирсинг, волосы ядовитых оттенков. Успеешь забежать к Саймону и преобразиться. Пирсинг он тоже может сделать, если что. Надеюсь, Саймон сейчас в Бостоне. Все, мне принесли кофе, Скай, до скорого. Будет жаль, если он остынет, пока я с тобой болтаю.
        Я для нее куда менее значима, чем чашка кофе, которую ей только что принесли. Вся моя жизнь уместилась бы на ее кофейном блюдце.

* * *

        Слезы не могут закончиться. В организме нет потайного резервуара, заполненного слезами. Он вырабатывает их прямо из крови в режиме нон-стоп. Так что пока в тебе есть кровь - у тебя будут слезы. Пока ты живешь - ты будешь плакать.
        Другое дело - носовые платки. Они рано или поздно непременно заканчиваются.
        Саймон встретил меня в аэропорту с двумя стаканами кофе и пакетом круассанов. Обнаружилось, что во всем Бостоне нет ни одного человека, которому я могла бы доверять настолько, чтобы показать ему зареванное лицо и покрасневший нос.
        - Нужно снова перекраситься?  - спросил Саймон, пытаясь завести свой крохотный старый «шевроле». В салоне пахло бензином и пылью.  - А в какой цвет?
        - Все равно. Любой ядовитый оттенок.
        - Случилось что-то страшное?
        - С чего ты взял?
        - Если дело доходит до ядовитых оттенков - значит, точно что-то стряслось.
        Я только головой помотала.
        - Как насчет синего? А-ля Кэти Перри. «Шевроле» чихнул, кашлянул, дернулся и наконец с утробным тарахтением покатил вперед.
        - Или розовый,  - продолжал он размышлять вслух.  - А-ля юная дива корейской эстрады. Вообще все зависит от твоего настроения. Холодный оттенок будет успокаивать, горячий - заряжать.
        - Выбери сам. Мне все равно.
        - Хм… Хочешь быть морковкой?  - Что?
        - Могу устроить тебе ярко-истерично-морковный цвет. «Электрический оранжевый», если память не изменяет.
        - Да, я хочу быть морковкой, Саймон. Морковкой,  - зажмурилась я.
        - Могу забацать классное длинное каре: впереди ниже ключиц, сзади коротко. Будет классно. Эй…
        Лицо стало горячим и влажным, а горло, наоборот,  - сухим, как песок в Сахаре. Я бы сейчас отдала все, что у меня есть, лишь бы вернуться в тот день, когда Боунс впервые назвал меня Морковкой.
        - Саймон… У тебя есть что-нибудь забористое?
        - В смысле?
        - Дурь. Колеса. Что-нибудь. Когда это случится, я не хочу толком соображать. Не смогу сделать это с ясной головой.
        - Сделать что?  - взглянул на меня Саймон, сдвинув брови.
        - Я была… Кем-то вроде… Ладно, будем называть вещи своими именами. Я шлюха, Саймон. Спала с парнями за деньги. Потом послала все к черту и почти вырвалась из этой западни, но… Меня взяли за горло… Шантаж… Конец… Дно…
        Опешивший Саймон чуть не сбил какую-то женщину на пешеходном переходе, ударив по тормозам в самый последний момент. Ему понадобилось некоторое время, чтобы отдышаться и снова взяться за руль.
        - У меня есть дурь, Скай.

* * *

        Кто-то когда-то сказал мне, что можно пережить почти все, если вообразить себя героиней кинофильма. Если представить, что все, что с тобой происходит,  - это сюжет полнометражной киноленты. Местами трагичной, местами смешной, но непременно со счастливым концом.
        Сейчас режиссер вскинет руку и крикнет «Снято!». Визажист поправит волосы. Художник-постановщик решит заменить солнечное сияние на драматичные порывы ветра. Я пыталась поймать это ощущение. Пыталась убедить себя, что все происходящее - это не по-настоящему…
        Он вел меня за руку в номер отеля - высокий темноволосый мужчина, выглядевший как типичный офисный клерк: пиджак, галстук, очки, гладко выбритое лицо. Один из тех, кто платит кредиткой, не переставая говорить по телефону, и много курит. Ничем не примечательный человек. С трудом верилось, что он в самом деле предпочитает девиц с разноцветными волосами и пирсингом. Единственное, что ударило по моим нервам, это острый, как лезвие бритвы, запах одеколона.
        Я поджидала его на улице у выхода из офиса. Когда он вышел, я попросила у него зажигалку. Слово за слово я начала плести свою паутину, и он удивительно охотно и быстро влетел в нее, расправив хрупкие крылья. Он не был наивным, я это сразу поняла. Он был просто падок на приключения и яркий цвет волос.
        Я планировала отправить эсэмэску с его телефона его девушке, пока он будет принимать душ, и, как только стихнет шум воды в ванной, положить под язык таблетки Саймона. Тот сказал, что не возникнет ни тошноты, ни головокружения, ни галлюцинаций. Мне просто станет легко и безразлично. Безразлично, кто меня трахает. Безразлично, сколько времени. Безразлично, как громко будет кричать и рыдать подружка, когда придет сюда. Безразлично. Организм будет вырабатывать эндорфины лошадиными дозами, пока не не ослабеет действие таблеток. А потом я просто провалюсь в сон. И, когда я открою глаза, в номере уже никого не будет. Все исчезнут, как призраки…

* * *

        Я сидела в одном белье посреди кровати. Откуда-то с улицы, из дальнего далека, доносились голоса детей и звук ударяющегося в стену баскетбольного мяча. Смех. Автомобильные гудки. Также я улавливала едва различимое стрекотание секундной стрелки на настенных часах. Ровный шум струящейся воды за стеной. Звук входящего сообщения. «Скоро буду, дорогой. Обожаю сюрпризы»,  - прочитала я и стерла сообщение. Шум воды слабеет…
        Затих.
        Я разжала кулак и положила таблетки в рот. Язык тут же начал неметь. Спокойствие - глубокое, как воды океана,  - объяло меня. Даже слишком быстро. Пожалуй, доза велика для меня. И это хорошо.
        - Моя очередь,  - поднимаюсь я, стараясь не смотреть на мужчину, который вышел из душа в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Я берусь за ручку двери ванной, но он останавливает меня - бесцеремонно и грубовато хватает за руку.
        - И так сойдет,  - говорит он с едва заметным итальянским акцентом и погружает нос в мои волосы.  - Ты смоешь с себя все самое вкусное, детка.
        Я с трудом стою на ногах, сил сопротивляться тоже нет. Еще чуть-чуть, и меня понесет по волнам - в синюю-синюю даль. Там, где только океан и небо, небо и океан…
        - Что-то ты совсем ватная, малышка. Так не пойдет.
        Он разворачивает меня к себе, и сетчатка моих глаз едва успевает различить пролетающую перед лицом ладонь. Я ничего не чувствую. Но понимаю, что меня только что наотмашь ударили по лицу.
        - Надеюсь, ты любишь слегка пожестче. Вы же все любите.
        - Нет,  - отвечаю я, и это звучит слишком громко и слишком категорично для этой маленькой гостиничной комнаты.  - Не вздумай больше…
        Я не успеваю договорить. Его руки смыкаются на моей шее, опрокидывают на кровать и тут же вжимают в постель лицом. Я не могу дышать. Схватив меня за волосы, он вдавливает мою голову в матрас. Минуту я барахтаюсь и трепыхаюсь и, когда он наконец отпускает меня, подпрыгиваю на кровати, хватая ртом воздух. Я готова закричать, готова броситься на него с кулаками, но ублюдок прижимает меня к себе и начинает бормотать мне в лицо: «Тихо, тихо, тихо, я просто не люблю дерево и вату, о'кей? Все нормально, все нормально. Просто не вздумай засыпать со мной, поняла? Ну вот, глазки шире, еще шире. Ты проснулась? Умница, девочка. Ты такая умница…»
        Привкус крови. Я чувствую его во рту. Моя губа лопнула, когда он вжал меня в матрас.
        - Хочешь уйти?  - спрашивает чудовище.  - Ты можешь уйти, пока мы не начали по-настоящему. Но если ты решишь остаться, то, клянусь, я не потерплю бревно в этой постели.
        - Я… остаюсь…
        - Что? Громче!
        Я ОСТАЮСЬ.
        - Скажи, что хочешь остаться. Что мечтала об этом всю жизнь.
        - Я хочу ос-статься,  - выговариваю я заикаясь.
        - Ты мечтала об этом?
        Я не могу выдавить из себя эти слова. Взгляд мечется от склонившегося надо мной лица к двери и обратно. Как скоро она придет? Как скоро?! КАК СКОРО?
        Рука, которая полчаса назад по-дружески поднесла к моей сигарете зажженную зажигалку, больше не принадлежит офисному клерку. Теперь это рука маньяка, натянувшая на мне нижнее белье так, что ткань врезалась глубоко в кожу.
        - Не слышу,  - шипит он.
        - Да, я мечтала об этом!  - сами собой слетают слова у меня с языка. И это точно сказала не я, а мой автопилот - резервная программа, которая есть в каждой женщине и которая включается и подменяет нас, когда мы впадаем в шоковое состояние.
        Меня там больше не было - мое я зажмурилось, свернулось калачиком и залегло на дно, как рыба.
        Пока мой автопилот делал все, чтобы спасти меня: говорил, гримасничал, изображал желание и заигрывал с чудовищем. Я воспринимала звуки так, словно они доносились извне: скрип пружин и голоса - хриплый, вязкий голос монстра и голос, удивительно похожий на мой собственный.
        - Пожалуйста, поласковей со мной. Я буду делать все так, как тебе нравится…
        - Только не говори, что это не нравится тебе.
        - Нравится конечно… Я в восторге… Еще никто не трахал меня так, как ты. Еще никто…
        Только, пожалуйста, не убей меня случайно.
        «Спи, Скай, я приму все на себя. Как тогда, когда тебя избивали одноклассницы. Ни к чему тебе это помнить».
        «Мне страшно оставлять тебя одну…»
        «Спи, Скай, спи. Уходи в глубину. Там тихо и темно. Там плавают прозрачные, словно стеклянные, рыбки… Там растет густая трава… Там никто не сделает тебе больно…»

        Глава 19

        Боль начиналась где-то у левого уха, стекала струйкой по шее, ниже по ребрам, по животу и собиралась между бедрами в огромное, пульсирующее черное озеро. Я сжала ноги, пошевелилась, и боль расплескалась - разлилась по всему телу. Еще никогда я не прилагала столько усилий, чтобы просто встать с постели. Ноги и руки разъезжались, как только я пыталась опереться на них. Шея с трудом удерживала голову. Я с неимоверным трудом оторвала лицо от подушки и заморгала, разглядывая ткань наволочки. Она была белой, не считая прилипших волос. Дурное предчувствие ударило под дых. Наволочка была усыпана волосами оттенка «электрический оранжевый».
        «Что этот ублюдок со мной сделал? Что он еде…»
        Я доползла до зеркала, и… на меня взглянула та, что вчера сделала все вместо меня. Та, что прогулялась верхом до преисподней и обратно. Рот, едва похожий на человеческий - распухший и фиолетовый. Лицо, покрытое свежими гематомами. Кровь, запекшаяся в глубоких ссадинах…
        Покажите мне тех женщин, которые любят насилие в постели. Я хочу убедиться, что они реальны. Что можно испытать блаженство, когда тебя бьют и душат. Что можно получать удовольствие от ударов и пощечин. Что к тому, кто оставляет на тебе синяки и ссадины, можно испытать хоть что-то, кроме отвращения. Я в это не верю, не верю, не верю!
        Я натянула на себя простыню и в ней проковыляла под душ. Вода заставит гореть огнем все ссадины, но мне необходимо отмыться. На мое счастье, я почти не помнила, что происходило вчера. Подсознание похоронило воспоминания глубоко-глубоко - глубже воспоминаний младенчества. Единственное, что я бы хотела вспомнить,  - зашла ли в номер та, ради которой все это было устроено. Ведь она была здесь? Она должна была прийти. И она наверняка плакала и кричала так громко, что взвились в воздух чайки на пристанях. Так громко, что дрогнули яхты на груди океана…
        Оушен…
        То, что вчера было только леденящим предчувствием, сегодня выкристализовалось окончательно: я не смогу вернуться к нему. Не смогу притворяться, что ничего не случилось. Есть пятна, которые не смываются. Болезни, от которых не оправляются. Поступки, которые ломают и корежат душу. Он влюбился в птицу, парящую высоко в небе, а теперь я - ползучая змея, глотающая пыль. Этой ночью я обросла чешуей и потеряла крылья. Этой же ночью небо рухнуло на землю и раскрошилось. На гостиничной постели, как на хирургическом столе, меня разрезали на кусочки и сшили их не в том порядке. Я больше не та, кем была накануне.
        Я водила куском липкого мыла по телу, по лицу, по волосам, пока кожа не стала красной и не начала гореть. Потом вернулась в комнату и оделась, с трудом застегивая пуговицы негнущимися пальцами. Покрыла лицо толстым слоем тонального крема, надела очки и набросила на голову капюшон плаща.
        - Надеюсь, вы отлично провели время, останавливайтесь у нас еще,  - сказал мне щеголевато одетый служащий на ресепшене.
        Я стиснула зубы и улыбнулась ему улыбкой Джокера - аж скулы свело.
        - И простите, но вы должны оплатить напитки из мини-бара,  - прибавил он, глядя в монитор.
        - Ах да. Напитки.
        Я представила, как монстр сидит на кровати и неторопливо вскрывает бутылочки джина и водки, вытянув ноги и глядя на мое безжизненное тело. Представила, как он прикладывается к горлышку холодными мерзкими губами.
        - Простите, я кое-что забыла,  - сказала я служащему гостиницы и бегом, спотыкаясь, вернулась в номер. Пустые бутылки из-под выпивки, на которые я не обратила внимания, валялись возле кровати. И если он пил из них, то…
        «Генетическая дактилоскопия»,  - кажется, так. Шантель рассказывала мне об этом, когда мы смотрели детектив в компании двух бутылок вина. Кажется, она даже подробно объясняла, что это такое, тыча пальцем в хорошенького копа на экране,  - но я была слишком пьяна, чтобы вникать. А теперь вдруг вспомнила. Частицы кожи на одежде, следы слюны на окурках и стаканах, микроскопические пятна крови - даже если он не оставил отпечатков пальцев, я смогу выяснить, с кем имела дело.
        Я сунула пустую бутылку в сумку и вышла из номера.
        Когда все это закончится, я первым делом найду этого ублюдка.
        Найду и расквитаюсь с ним.

* * *

        Мысли о мести придают сил, а злость затмевает боль. К тому времени, когда добралась до офиса «Мальтезе», я почти перестала чувствовать себя жертвой. Я не жертва. Я солдат, которому не везет. И пусть я осталась без оружия, пусть меня прошило насквозь пулями, я продолжу эту войну. И как и все, кому уже нечего терять, пленных брать не буду.
        Кабинет Лилит пуст, но я знаю, что она в клинике. Чувствую кожей. Или кофейничает с Алишей, или дрессирует свою свору в конференц-зале. Я подхожу к двери зала и распахиваю ее. На мгновение мне кажется, что я заглянула во временной портал: ничего не изменилось. За все то время, что меня здесь не было, «Клуб странных шуток» никак не изменился. Все так же, как месяц и год назад: толпа роскошных девушек, лениво рассевшихся вокруг лакированного стола. Вытянувшая длинные ноги Брук. Изнывающая от скуки Наоми. Алиша, жующая печенье и хохочущая над шутками Лилит. Какая-то девушка, совсем юная и тихая, расставляет бутылки с минералкой и раскладывает печенье на столе. Не занят только один стул - тот, на котором год назад сидела Селена. Никому не нравится это место, все избегают его так же, как и разговоров о ней. А позади стула, опираясь на спинку жилистыми руками, стоит Лилит в костюме цвета засыхающей крови.
        Я перешагиваю через порог и, игнорируя изумленные взгляды, направляюсь к бывшему стулу Селены. Место бунтарок, место изгнанных - и теперь оно мое.
        - Какой цвет волос, Скай!  - восклицает Лилит, отходя в сторону.  - Саймон явно был нетрезв. У тебя на голове настоящий пожар! Кошмарно пошлый оттенок, но тебе к лицу.
        - Я пришла забрать обещанное.
        - Мы почти закончили, да, девушки? Осталась шутка. И по домам. Хочешь начать? Покажи новеньким свое искрометное чувство юмора, Скай.
        - Давай начну я, Лилит,  - подает голос Брук, глядя на меня с робкой жалостью.
        - Нет, я вижу, что Скай не терпится пошутить. Это написано у нее на лице,  - ухмыляется Лилит.  - Итак… Как ты относишься к жесткому сексу?
        Всего на мгновение, но пол исчезает у меня из-под ног. Я перестаю его ощущать.
        - Ну? Если ты подзабыла суть игры, то напомню: твоя задача - ответить нестандартно, что-то веселое и запоминающееся.
        - Разве я не достаточно смешила тебя все это время, босс?  - Фраза, когда-то сказанная Селеной, звучит в зале так, будто сказана не мной. Будто ее произнес призрак, заглянувший в окно.
        - Не достаточно. Я верю, что ты способна на большее, Скай! Ты способна шутить так, что можно надорвать живот от смеха!
        - Смейся,  - говорю я, снимаю очки и, откинув назад капюшон, вынимаю заколку, придерживающую остатки торчащих клоками волос. Потом тяну вниз шарф, прикрывающий фиолетовую шею. И чем ниже он сползает, тем бледнее становятся лица гончих. Тем крепче прижимает ладонь ко рту Брук. Тем ниже опускает голову Алиша. Я расстегиваю пуговицы блузки и снимаю ее, обнажая покрытую свежими царапинами кожу и лифчик, впитавший розовую сукровицу.
        Звук разбившегося стекла приводит всех в чувство: новенькая уронила стакан и побежала к выходу из конференц-зала.
        - Смейся, Лилит. Изнасилование - это очень смешно.
        - И правда забавно,  - говорит она, провожая глазами новенькую.  - Ты забавно изображаешь из себя жертву, Полански. Если бы не видео, я бы, пожалуй, тоже поверила, что тебя изнасиловали.
        - Что?  - выдыхаю я.
        - Видео. На котором ты вовсе не похожа на жертву, Скай.
        Лилит нажимает клавишу на ноутбуке, и включается проектор: стена превращается в огромный экран, на котором я вижу самый жуткий ролик из всех, какие когда-либо видела: обнаженная девушка с волосами морковного цвета стоит на коленях перед голым мужчиной. Тот наотмашь бьет ее ладонью по лицу, но она не плачет. Девушка смеется, стонет, говорит: «Еще».
        Еще одна пощечина - такой силы, что ее голова откидывается назад. «От тебя ничего не останется, слышишь? Я хочу израсходовать тебя всю. Я обглодаю тебя и выплюну, ничего от тебя не оставлю»,  - говорит монстр громко и отчетливо. «Мне не для кого себя хранить»,  - отвечает девушка моим голосом.
        Мое лицо полыхает так, будто его облили кислотой. Легкие горят, как будто в комнате распылили перцовый газ. Не могу ни дышать, ни говорить…
        - Какой запал, какая вдохновляющая реализация проекта. Временами шокирующе жестко, но ты явно получала удовольствие. Я была настолько впечатлена, что не могла не показать все это настоящему ценителю и профессионалу в этом деле. Пусть тоже оценит твой врожденный талант.
        Лилит поворачивает и подвигает ко мне по столу ноутбук, и я вижу страницу почтового аккаунта, развернутую во весь экран. Я всматриваюсь в строку адресата и вцепляюсь в спинку стула, чтобы не потерять равновесие. Карусель. Мир кружится. И рушится. И крошится в пыль. Это адрес, на который я много раз отправляла полные любви и отчаяния письма…
        - Отмени письмо!  - прошу я, опускаясь на колени.  - Удали видео с сервера! Умоляю! Умоляю, Лилит! Ради всего святого! Между ним и мной и так все кончено! Ему незачем это видеть! ЛИЛИТ!
        - Все свободны!  - объявляет Лилит, не сводя с меня ничего не выражающих глаз.  - Всем незабываемых выходных, девушки. Хорошей погоды и приятных знакомств. С каждой по восемь новых телефонных номеров к понедельнику!
        Из ринувшихся к двери гончих не оборачивается ни одна. Стая не испытывает жалости к больным и раненым сородичам.

* * *

        Наверное, я бы испытывала нечто похожее, если бы мне в голову воткнули железный шест и начали вращать, наматывая на него нервные волокна. Дичайшая головная боль, мутнеющее сознание, предобморочная слабость.
        - Любопытно будет посмотреть, как тот, ради кого ты пошла на такие немыслимые жертвы, пошлет тебя к дьяволу по щелчку моих пальцев.  - Лилит присаживается на корточки рядом и водит рукой перед моими глазами, желая удостовериться, что я в сознании.  - И снова ошметки, на этот раз мужской психики, но их я подбирать не стану. Брезгую. На этом моя месть официально закончена, Скай Полански. Думаю, ты хлебнула сполна за то, что предала меня. И этот ублюдок тоже получил свое. Сэм Гарри Оушен - на удивление горделивый сукин сын, с просто-таки патологическим самоуважением, так что зрелище того, как его куколка ублажает другого, порвет его в клочья. Осталась одна проблема. Заказчица. Тебе предстоит поговорить с ней и убедить отказаться от задуманного. Она очень сильно хочет ребенка от Оушена. Несмотря ни на что. Она готова отдать за это последние деньги. Последние нервы. Последнюю гордость. И какие бы сложности ни стояли перед ней - будет идти напролом. Она убеждена, что именно она должна стать матерью ребенка Сэма Оушена. Уж не знаю, с чего она так решила. Да, она здесь, в «Мальтезе». Приехала. Выглядит не
ахти, одержимость чем-то или кем-то дает о себе знать. Так что вам будет о чем поговорить.
        «Заказчица? Здесь?»  - бледнею я.
        - Что ты ей скажешь? Как убедишь отказаться от мечты? Идем со мной.  - Лилит хватает меня под руку и ставит на ноги.  - Живее, пока она не ушла.
        Она ведет меня по коридору, вцепившись в мой локоть. Впервые с момента нашего знакомства я улавливаю запах ее пота. Она взмокла, ее шатает так же, как меня. Пинком ноги она распахивает дверь в туалет и затаскивает меня внутрь.
        Я вижу в зеркале свое отражение и едва узнаю себя: серо-зеленое лицо, наспех замазанное толстым слоем тонального крема, оранжевые волосы, клоками торчащие в разные стороны, покрытая синяками грудь. И глаза - они выглядят страшней всего…
        Лилит хватает меня за волосы и тычет лицом в зеркало.
        - Знакомься. Ее зовут Скай Полански, и она - мать будущего ребенка Сэма Оушена. По крайней мере, до сих пор все шло именно к этому. И как я ни пыталась убедить ее отказаться от задуманного - все впустую. Но, может быть, получится у тебя?
        - Ты сошла с ума, Лилит, сошла с ума,  - пячусь я от зеркала.
        - Ведь именно поэтому ты пытаешься не допустить, чтобы пыльца этого цветка досталась кому-то еще? Да, это и есть причина того, почему ты готова танцевать на раскаленных углях! Именно поэтому ты готова срывать с себя плоть, пока не останется один скелет. Потому что ты сама хочешь родить от него. Быть матерью его детей - единственной и неповторимой. Признайся себе в этом наконец! Это то, чего ты хочешь больше всего на свете!
        - Ты не в себе…
        - Признайся в этом! Потому что сейчас тебе нужно решить, что делать дальше, Полански. Семя твое. Ты можешь забрать его в любую минуту из хранилища «Мальтезе». Одно твое слово - и цикл заморозки будет прерван. Гаметы погибнут. И больше никто и никогда ими не воспользуется. Включая тебя. Или… Ты можешь использовать их по прямому назначению и обрести то, о чем всегда мечтала. Ребенка от любимого. И, полагаю, отныне это твой единственный шанс получить желаемое.
        - Я не буду беременеть от него. Не имею права…
        - Пф-ф!  - Лилит закатывает глаза.  - Вопросы морали никогда тебя не волновали, Полански! Но ты всегда любила невинно хлопать глазками и строить из себя святошу. Хочешь, я преподам тебе напоследок еще один урок? Мне доставит немыслимое удовольствие доказать тебе, что вопросы морали для тебя такой же пустой звук, как и для меня.
        - Звони лаборанту,  - твердо говорю я.  - Я требую уничтожения спермы Оушена.
        Лилит пожимает плечами и достает из кармана телефон.
        - Кэтрин, прервите цикл заморозки. Материал ка эс два девять ноль два один девять восемь четыре. Он больше не потребуется, утилизируйте его. Заказчица отказывается от него.
        Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с головокружением.
        - Лаборантка ушла на обед, но я оставила ей сообщение в голосовой почте,  - говорит Лилит, приблизив лицо к зеркалу и поправляя волосы.  - Через часик она вернется и выполнит твое требование… Поговорим о чем-нибудь другом напоследок? Как обстоят дела с покупкой виллы Оушена? Чудесный подарок себе самой на память об отношениях с ним, не так ли? Его дом у тебя будет, а ребенок - нет.
        Откуда ей известно, что я собралась покупать его дом?!
        - Я знаю кое-что наверняка, Скай Полански. Ты будешь возвращаться в этот день мысленно снова и снова. Вспоминать эту самую минуту. День за днем, год за годом. И думать о том, что было бы, если бы ты приняла другое решение. Как бы ты жила в его доме и воспитывала его ребенка. Что получила бы вместо гнетущего, сводящего с ума одиночества. И заодно залечила бы рану, которая не дает тебе покоя уже столько лет. Получить живого ребенка вместо… того, утраченного.
        - К чему ты клонишь?  - напрягаюсь я.
        Она не может этого знать. Чего-чего, а этого точно знать не может. Я никогда и ни с кем об этом не говорила. Разве что с парой самых близких подруг…
        - Ты сделала аборт в семнадцать лет. Не по своей инициативе, тебя умело вынудили. Мать твоего одноклассника была не рада, ой как не рада стать бабушкой. Но в Ирландии запрещены аборты, вот ведь незадача. Поэтому она потащила тебя в Лондон. Самолет туда, операция, самолет обратно. Мне не в чем тебя упрекнуть. Семнадцать лет, девочка из бедной семьи, ни образования, ни работы. Так поступили бы многие. Но ты себе этого не простила. Нерожденный ребенок продолжает приходить к тебе во сне, снова и снова. Возможно, если бы тот, от кого ты забеременела, был с тобой рядом, ты бы нашла способ простить себя, но… Его отправили на каникулы в Испанию. Оттуда он так и не вернулся. Экскурсионный автобус разбился в тоннеле в Мадриде, пятьдесят жертв, среди которых оказался и Джейми Кэннингэм, твой первый парень, первый мужчина. Как жаль, как жаль. Все произошло в тот же день, когда ты сделала аборт. Представляю чувства миссис Кэннингэм. Нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом. Но она решила попробовать! Наверняка сын и внук снятся ей тоже. Однако твои злоключения на этом не закончились. В тот же
день, когда ты вернулась домой из Лондона, твоя мать решила сменить земную прописку на небесную, и вполне успешно. Потерять трех близких людей в один день - парня, ребенка и мать - и не сойти с ума… У тебя крепкие нервы, Полански!
        - Как ты об этом узнала?  - сглотнув, проговариваю я. Меня вдруг мутит от ужасного предчувствия.
        - Твоя подружка Кейт, официантка из соседнего стейк-бара, с которой ты бегала на перекуры в обеденный перерыв, оказалась щедрым источником информации. Она охотно разговорилась с заплаканной посетительницей, которая только что была вынуждена сделать аборт и оставила просто космические чаевые. Общительной и сердобольной пигалице хотелось поддержать меня, рассказывая еще более жуткие истории, чем моя собственная. Знала бы она, что именно за этим я туда и пришла. Я должна была понять, на струнах какой гитары мне предстоит играть.
        Ох, Кейт…
        - Но человек редко анализирует свои поступки и делает выводы,  - начинает шептать мне на ухо Лилит.  - Нам больше нравится стонать и проклинать судьбу. В тот день ты из-за собственной глупости потеряла своего ребенка. А сегодня по глупости лишишь себя возможности иметь другого. Причем от любимого человека. Или ты все еще надеешься, что после увиденного Сэм захочет быть с тобой снова, наденет тебе кольцо на палец и сделает тебе ребеночка естественным способом? Нет, к таким, как ты, не возвращаются, Скай. От таких бегут, зажмурив глаза. И, кроме того, перед Оушеном чревато появляться с округлившимся животом. Ну, ты понимаешь. Учитывая его психические отклонения…
        - Чего ты от меня хочешь, Лилит?
        - Проще сказать, чего я не хочу. А я всего лишь не хочу, чтобы ты сошла с ума через годик-два. Плохая наследственность и все такое. Забота же об отпрыске причешет твою растрепанную психику. Я не злопамятна, Скай. Отомстила и забыла. Ну и мне охота посмотреть, как по щелчку моих пальцев рухнут твои моральные устои. Я предлагаю тебе ЭКО. Твои яйцеклетки и материал Оушена. Прямо в следующем менструальном цикле. Начнем колоть блокаторы гипофиза, стимулируем фоликуллогенез, через две недели пункция, на третий-пятый день подсадим эмбрион. Аутентичность материала не подлежит сомнению. Во-первых, его добыла для меня ты. Во-вторых, у меня есть официальные образцы ДНК Сэма Оушена от федеральных инстанций. Он проходил ДНК-экспертизу после того, как загремел в тюрьму. Ты можешь сравнить ДНК спермы с задокументированными образцами и убедиться, что будешь носить именно его ребенка. Также можешь провести экспертизу во время беременности в любой из лабораторий Америки. Все карты тебе в руки. Но я уже сейчас могу дать слово, что все будет чисто. Ну а после рождения ребенка сомнений и вовсе не останется. Я уверена,
что сходство окажется очевидным. Подумай обо всем хорошенько, Скай. Как только мы прервем цикл заморозки - пути обратно не будет.
        - Пути обратно нет уже давно,  - заключаю я.  - Предупреди Кэтрин, что я хочу присутствовать в лаборатории и хочу убедиться своими глазами, что содержимое этой пробирки уничтожено.
        - Как тебе будет угодно,  - сверкает глазами Лилит и распахивает передо мной дверь.

* * *

        Я шла по коридору, держась за стены. Банк спермы находился этажом ниже, и я собиралась дождаться Кэтрин у дверей лаборатории. Я обнаружила небольшое потрепанное кресло, одиноко стоящее у стены, и заползла в него, обхватив руками колени. Все кончено. Все кончено. Осталось залечить все ссадины, найти Боунса и объяснить ему, что произошло на самом деле. Пусть он снова скажет мне, что это бред сивой кобылы. Снова пошлет меня к черту - но я должна поговорить с ним! Просто сесть напротив и вывернуть душу наизнанку…
        Я была так погружена в мысли о предстоящем разговоре с ним, что не заметила вибрацию мобильного. Фиона! Я приняла вызов и зашептала в телефон:
        - Привет! Я так рада слышать тебя снова…
        - Скай,  - сказала она, не поздоровавшись.  - Если в том органе, который у тебя вместо сердца, есть хоть частица симпатии к нему,  - то исчезни. Просто исчезни и больше никогда не объявляйся. Откажись от покупки его дома, забудь его номер телефона и молись, чтобы он был в порядке. Психопатичные фанатки, продажные журналистки, бессовестные модели и певички - я думала, что однажды этот порочный круг разорвется, и ему встретится кто-то… достойный. Но даже на краю земли ему нет покоя от таких, как ты. Ты уничтожишь его, а этот человек мне дороже всего на свете. Слышишь?.. Не понимаю, как могла в тебе так ошибиться, чутье никогда меня не подводило…
        - Ч-что?  - сжалась в комок я.
        - После того как ты бросила его в парке, я больше не узнаю в нем своего брата. А после сегодняшнего видео чуть не потеряла его вообще. Гарри попал в аварию после того, как увидел цирковые номера в твоем исполнении. Он разбил вдребезги машину и сейчас в госпитале.
        - В госпитале?  - тупо повторила я.  - Он в порядке?!
        - Исчезни, слышишь? Пока ты его не добила. Он все равно не сможет простить тебя после того, что увидел.
        - Меня подставили…
        - Когда сняли все на видео? А ты бы предпочла делать все это тайком?
        - Нет, нет…
        - Послушай,  - срываясь на хрип, продолжала Фиона.  - Если бомба Сэм Гарри Оушен взорвется - то зацепит всех. Он не сероглазый всепрощающий ангел, играющий на арфе и парящий в облаках. К сожалению или к счастью - нет. Я верю, что светлая и чистая душа смогла бы сделать его лучше, но такая, как ты, может вернуть того Оушена, которого всем нам лучше не знать никогда. Ты слушаешь внимательно? Он не из тех, кто будет сходить с ума в одиночку,  - он обязательно прихватит кого-нибудь с собой!
        - Фиона, в каком он госпитале?!
        - Слава богу, травмы не угрожают жизни, и сейчас с ним рядом я. Приехала вчера, надеясь уговорить его объясниться с тобой,  - но теперь сделаю все, чтобы не подпустить тебя к нему. Проваливай, Скай. Проваливай туда, откуда пришла,  - в преисподнюю!
        - Умоляю тебя, скажи, где он! Я просто… я просто посмотрю на него издалека. Фиона, ради всего святого!
        Она бросила трубку.

* * *

        Мной завладела апатия, какой я не знала никогда прежде. Наверное, что-то подобное испытывает человек, которого уносит в открытый океан и который осознает, что ему уже не выплыть. Все было против нашего с Боунсом союза. И звезды, и Судьба, и Господь. И слова, сказанные Фионой, намертво застряли в моем мозгу: «Он все равно не сможет простить», «он не сероглазый всепрощающий ангел»…
        Моя психическая энергия наконец иссякла, и я внезапно провалилась в сон. Голова отяжелела и откинулась на спинку кресла. Пространство коридора клиники налилось темнотой. Моя рука свесилась с подлокотника, и к ней кто-то прикоснулся. Кто-то сжал мою ладонь…
        - Мам?  - возникает рядом Пикси.
        К моей другой руке прикасается Оливия - точная копия Оушена, только крошечная. Только глаза темные, не как у отца.
        - Почему ты такая тихая?  - спрашивает Пикси.
        - Мне больно.
        - Если поцеловать больное место, то боль уйдет. Где болит?
        - Внутри,  - вздыхаю я.
        - Внутри - это где? В животе?
        - Не знаю, наверное,  - вяло улыбаюсь я, прикасаясь к ее щеке.
        - Тогда я поцелую тебя в живот. Только не смейся…
        Я чувствую лицо Пикси, прижимающееся к моему животу, и обхватывающие меня ручонки.
        - Все еще болит?
        - Уже гораздо меньше.
        - У тебя такой большой синяк на шее,  - хмурится Оливия.  - Кто на тебя напал?
        - Ужасное чудовище.
        - Ты должна была позвать папу. Он бы убил чудовище. Он может убить любое чудовище на свете!
        - Злая колдунья не позволила мне…
        - Он и колдунью может убить,  - говорит Оливия, сдвинув крохотные бровки.
        - Я не хочу, чтобы он убивал. Справлюсь сама. Колдунье надоест меня мучить, чудовища спрячутся в свои пещеры, синяки пройдут. И скоро у меня будет замок на берегу океана, где я спрячусь и где больше никто меня не обидит.
        - Возьми меня с собой,  - просит Пикси.  - Хочу жить с тобой в этом замке.
        - И я тоже,  - говорит Оливия.  - Нам будет хорошо вместе.
        Девочки стоят рядом со мной, объятые сиянием. В ручке Оливии - маленькая оливковая веточка. В кулачке Пикси - свежий, ярко-розовый цветок кувшинки. И откуда-то льется музыка. Такая, от которой мне не больно. И в этот момент я внезапно различаю натянутую в темноте нить. Она выведет меня из подземелья на свет, если только я не выпущу ее из рук.
        А я не выпущу.

* * *

        - Скай?  - тормошит меня кто-то.  - Привет… Открыв глаза, я вижу склоненное надо мной лицо Кэтрин.
        - Я получила новые указания от Лилит. Она сказала, что ты хочешь присутствовать при утилизации материала? Идем…
        - Кэтрин, подожди,  - останавливаю я лаборантку.  - Я не могу.
        - Что именно?  - хмурится она.
        Я продолжаю держать ее за руку, не в состоянии связно объяснить все, что вдруг осмыслила. Кэтрин терпеливо ждет, всматриваясь в мое взволнованное лицо.
        Я хочу от Боунса ребенка. Я должна родить его, чтобы не сойти с ума. Он будет вести меня сквозь мрак, как нить Ариадны. Его первый крик искупит все мои грехи.
        Прекрасный дикий цветок никогда мне не принадлежал, но я смогу похитить маленькое семечко и растить его в тайне ото всех, в доме на берегу океана. Любуясь им, лелея его, залечивая его красотой и сиянием свои открытые, ноющие раны…

* * *

        - Хьюго… Да-да, это я! Я тоже безумно рада тебя слышать! Я знаю, у меня ни стыда, ни совести, звоню раз в полгода и еще и осмеливаюсь чего-то требовать… Как там дела в Ирландии? Ты по-прежнему в «Голове турка»? Слушай, только ты можешь мне помочь. Я хочу, чтобы ты купил для меня один дом. Мои деньги, твоя подпись. Владелец ни за что мне его не продаст, а я хочу его заполучить во что бы то ни стало. Ой, даже не спрашивай, где… Дальше только Антарктида… В Южной Африке.

* * *

        - Здравствуйте. Вы занимаетесь генетической дактилоскопией? Мне нужно найти следы ДНК на футболке. Я слышала, что это возможно. По частичкам кожи или волоскам… И потом я бы хотела удостовериться, что ДНК спермы совпадает с ДНК частичек кожи на футболке. Это реально? Да, я в курсе, что это будет стоить целое состояние… А если прошел уже целый месяц или около того с момента, как он ее надевал? Нет, я ее не стирала… Футболка моего… жениха.

* * *

        В тот же день я сменила номер телефона и почтовый аккаунт. Потом удалила из списка контактов в телефоне номера Боунса, Фионы и Шантель. Потом снесла с компьютера Скайп. Если мое исчезновение - залог его благополучия, то я исчезну. Растворюсь в воздухе, как будто и не существовала вовсе.

        Глава 20

        - ХГЧ… гонадотропин… эндометрий… фолликул… бластоциста… пункция…
        Язык врачей. Звучит замысловатей китайского. Хорошо, что я успела разобраться во всей этой терминологии заранее.
        Передо мной сидел большой, гладкий и тяжелый, как откормленный питон, доктор Раджив Бхагнари и с улыбкой на миллион баксов посвящал меня в тонкости своего колдовского дела. На его полной руке блестели часы, украшенные бриллиантами, в галстук была воткнула булавка с рубином. Очки в золотой оправе отлично смотрелись на переносице. Очевидно, люди разучились делать детей естественным способом, если дела у доктора Бхагнари идут так хорошо.
        - Если что-то не ясно, спрашивайте, Скай,  - предложил он.  - Важно, чтобы вы понимали, что будет происходить с вашим организмом.
        - Продолжайте, пока мне все понятно,  - кивнула я, потея, как грешница в церкви.
        - Вводить сперму напрямую в матку в надежде поймать там яйцеклетку - это как ловить мотылька в ночном небе над Бостоном. Слишком велик риск пустой траты времени, здоровья и денег. Поэтому мы предпочитаем не играть в рулетку, а открыть, кхм, собственную франшизу по производству детишек. Сделать дитя в пробирке по лицензии Господа. Нам требуются ваши яйцеклетки, и не одна, так как до Бога нам все-таки далеко, и риск неудачи на каждом из этапов достаточно велик. А чтобы получить их в достаточном количестве, нам придется перенастроить ваш организм. Сначала мы выключим ваш собственный гормональный цикл с помощью препаратов. А потом нарисуем подходящий нам график, с нуля, как картину. Благодаря особенным лекарствам у вас произойдет суперовуляция, и мы добудем сразу несколько яйцеклеток, которые затем оплодотворим в пробирке. Самые сильные из эмбрионов будут потом подсажены вам в матку. Ваш организм будет, мягко говоря, шокирован, когда поймет, что не контролирует все, что с ним происходит. То искусственная менопауза. То, наоборот, суперовуляция. То все яйцеклетки внезапным образом исчезают. То внезапно
появляются снова - уже оплодотворенные. Настоящее вторжение инопланетян. Для нас это просто процедура, но для организма - настоящее представление Дэвида Копперфильда. Чтобы избежать риска срыва беременности, вам придется принимать гормоны прогестерона вплоть до пятнадцатой недели. И достаточно много других лекарств. Вы к этому готовы? Также некоторые процедуры будут болезненны, и нам придется делать их под общим наркозом. Например, забор яйцеклеток…
        - Да, я готова,  - ответила я, разглядывая потолок. Люди должны делать детей в темных спальнях, в тишине и таинстве. Там, где горят свечи, кожа льнет к коже и сила встречается с покорностью. Но что, если новая душа зародится в совсем ином месте - например, в стерильном кабинете, залитом ослепляющим люминесцентным светом, с помощью мужчины в белом халате, вся забота и нежность которого заключаются в шприце с обезболивающим? Безумный мир… Или удивительный мир?
        - У вас есть какие-нибудь вопросы?
        - Да. Сколько эмбрионов вы будете подсаживать?
        - Так как риск неудачи достаточно велик, то за раз рекомендуется подсаживать более одного эмбриона, но не больше трех. Конкретно в вашем случае, учитывая небольшие осложнения после раннего аборта, я рекомендую двух. Слишком велик риск неудачи.
        - Как вы думаете, учитывая осложнения в прошлом… у меня получится забеременеть?
        - Послушайте, мисс Полански, от Раджива Бхагнари еще никто не уходил без ребенка,  - улыбнулся доктор Раджив и протянул мне красочный буклет с улыбающейся беременной моделью на обложке.
        Тишина, чистота, стол с горшком, из которого торчало похожее на зеленый веник растение. Серый линолеум на полу. Дипломы в рамочках на стене. И доктор Бхагнари в желтой рубашке и с улыбкой удава. И подставка для карандашей в виде расписного керамического слона. Вот оно - место, где будет зачат наш с Оушеном ребенок. Я бы предпочла темную, как грех, спальню и руки Боунса, творящие со мной немыслимые вещи, но раз уж иного пути нет…

* * *

        Как только я нашла подходящую клинику и подходящего врача, «Мальтезе» передала им замороженную сперму Боунса. Я наотрез отказалась иметь с дело с Лилит. Она прислала мне отчет об отправке, с небольшой припиской: «Слышишь грохот и треск? Это рухнули твои моральные устои. Воистину оглушающий звук. Удачи, Скай».
        Удача не покинет меня, Лилит. Тебе и всем дьяволам назло.
        Пока я проходила все мыслимые и немыслимые обследования, подыскивала новое жилье в пригороде от Бостона - мне хотелось спрятаться там, где меня никто не найдет,  - подоспел результат генетической экспертизы. Лилит меня не обманула. ДНК с футболки Боунса - той самой, которую он мне однажды отдал и которую я грозилась повесить на его забор,  - на сто процентов совпала с ДНК семени из пробирки. Мне сообщили об этом в тот момент, когда я втаскивала чемоданы в свое новое обиталище в Рокленде. Небольшое двуспальное гнездо в тихом районе, с видом на океан, прямо над китайским ресторанчиком.
        Какое-то время я сидела молча, сложив ладони на коленях. Потом наконец нашла в себе силы встать и принялась дергать оконную ручку. Ну и духота!
        Окно поддалось, и в комнату хлынул свежий воздух, смешанный с ароматами китайской кухни.
        - У нас все-таки будет ребенок, Гарри,  - сказала я вслух не своим голосом.  - Совсем скоро. Ты бы видел этого доктора Бхагнари. Настоящий шаман, в хорошем смысле слова. Выглядит так, будто он если и не продал дьяволу душу, то уж отдал половину в залог точно. Мне кажется, он знает свое дело. Все-таки один из лучших врачей на Восточном побережье. И клиника очень хорошая. Так что где-то в середине следующего лета у нас с тобой… Ты только представь…
        Снизу, в кухне ресторана, грохнула сковородка, и кто-то голосистый завопил что-то по-китайски. Интересно, что бы это могло значить. «Сянь Хао, у тебя снова пригорела рыба!» или «Помой тарелки, Линг Пенг, они все еще пахнут кальмарами». Мне нравился этот шум. Я узнавала в подобной суете отголоски моего прошлого - отблеск того времени, когда сама носилась по кухне ресторана, и единственными моими бедами были лишний вес и нерешительный бойфренд.

* * *

        Грохот, с которым рухнули мои моральные устои, и впрямь оказался оглушительным. Нехорошо, Скай, нехорошо. Но лучше уж мучиться от угрызений совести, чем томиться в психушке. И пусть мне придется растить ребенка самой, пусть придется учиться и работать за двоих, пусть эта тайна не даст мне спать по ночам, зато - подумать только!  - со мной рядом будет крохотный человек с глазами Боунса, или его дерзкой улыбкой, или его невозможным характером. Или всем сразу! Я стану самой богатой женщиной на свете, буду обладать настоящим сокровищем!
        Да, предстоит подвергнуть свое тело бесчисленным процедурам и манипуляциям. Мне придется есть, пить и принимать в виде инъекций множество препаратов. Таблетки, свечи, уколы в живот, снова таблетки, чтобы облегчить побочное действие других таблеток, ультразвук, анализы крови, осмотры, осмотры и снова осмотры… Но этот ребенок станет тем единственным человеком, который может спасти меня. Тем единственным, кто поможет мне справиться с пожирающей меня изнутри пустотой и отчаянием. Мой инстинкт самосохранения - дряхлый больной старик, который давно потерял всякую надежду меня спасти,  - в кои-то веки выбрался из пещеры, в которой сидел последние двадцать лет, и сказал: «Роди его, милая, роди. Боюсь, только это тебе и поможет».

* * *

        Побочные эффекты обошли меня стороной. Наверное, когда чего-то очень сильно хочешь, то эйфория от мыслей, что скоро обретешь желаемое, снимает боль и стресс. Кроме неприятных ощущений в животе и слабости по утрам, меня больше ничто не беспокоило. Доктор Бхагнари в подробностях рассказывал, что со мной происходит, и эти истории, отражающие поэтичность его восточной натуры, здорово поднимали мне настроение.
        - Твои яичники - это две грозди зеленого винограда, Скай. Каждый месяц на них созревает по красивой сочной виноградинке. Приходит время, и виноградинка лопается, выбрасывая семечко прямо в твою матку, где оно ходит-бродит в поисках своей судьбы. Но, как мы уже выяснили, нам нужно много зрелого винограда, поэтому сейчас в твоем животе зреет истинная мечта винодела. Вижу целых шесть фолликулов - каждый почти пятнадцать миллиметров в диаметре. Вот откуда эти тянущие боли. Скоро виноградины полностью созреют, и мы извлечем их содержимое с помощью вот этой симпатичной иглы. Организм, конечно, обомлеет, как дитя на представлении фокусника: «Ах! Что такое? Были - и нет! Пропали мои детушки!» Но мы быстро вернем их обратно, как только оплодотворим и подрастим в инкубаторе. Тебе все понятно, дорогая Скай?
        - Да, доктор Раджив. Я просто кайфую от ваших историй.
        - В таком случае, милая, возвращайся домой, съешь полторта, включи «Топ-модель по-американски» и зрей дальше. Как виноград.
        - Как виноград, ага…
        - А лучше сходи в бар, напейся безалкогольной «Кровавой Мери», пофлиртуй с барменом, станцуй румбу на столе. Как-никак, ты без пяти минут мамочка.
        - Вы так не шутите, доктор Раджив, а то ведь пойду и напьюсь. Безалкогольной «Кровавой Мери»  - так бармену и скажу. Вот хохоту будет…

* * *

        Я и в самом деле зашла в бар накануне так называемой подсадки. Доктор велел хорошенько выспаться, но мне не спалось. Гонимая волнением, я забрела в крохотный бар через дорогу от моего дома и заказала себе стакан апельсинового фреша. В заведеньице пахло полированным деревом и цитрусами. Бармен колдовал над напитками, блестело стекло, и откуда-то лилась царапающая душу мелодия. Я помешивала трубочкой сок и разглядывала сидевшие в полумраке фигуры посетителей. А потом подняла глаза к экрану включенного телевизора и обомлела.
        С экрана на меня смотрел мужчина, который сжал в руке и унес с собой мое сердце. Сэм Гарри Оушен собственной персоной, элегантно одетый в черный фрак с бабочкой, сжимающий в руке непонятную статуэтку и освещенный тысячей прожекторов. Что это? «Грэмми»? «Эм-ти-ви Эвордс»? Или какая-нибудь южноафриканская музыкальная премия? И за что его награждают? Лучший композитор? Лучший продюсер? В музыкальных наградах я разбиралась не лучше, чем в сортах древесины. Боунс произносил благодарственную речь, и, судя по его взволнованному виду, ему было что сказать. Но звук телевизора был убран полностью, а по губам - даже таким знакомым - я читать не умела.
        - Вы можете включить звук?  - бросаюсь я к бармену, едва не перемахнув к нему через стойку.
        - Нет, поломался, ждем мастера со дня на день.
        - Жаль…
        - Эй, бро, включи чемпионат по бейсболу!  - требует кто-то у меня за спиной.
        - Нет-нет-нет!  - молю я, переставляя стул ближе к телевизору.
        Боунс глянул прямо в камеру, и мои нервные волокна заискрили. Как же он был красив… Есть люди, чьи гены влекут к себе наш организм, как свет влечет ночных бабочек. Есть люди, чьи гены мы мечтаем заполучить и соединить с нашими на каком-то подсознательном уровне. Иначе чем еще объяснить немыслимое притяжение к другому человеку, которое иногда чувствуешь?
        - Чемпионат по бейсболу, йо!
        Интересно, что бы он мне сказал, узнав, что я бессовестно и цинично связала его с собой навечно нашим общим ребенком? Что бы подумал? Возненавидел меня? Равнодушно пожал плечами? Послал к тремстам чертям?
        Ведущая церемонии в роскошном бирюзовом платье лезет к нему с поцелуями. Я надеюсь, она его просто поздравляет, а не приглашает в свой номер после награждения. Bay, какое платье… Она выглядит в нем горячее, чем если бы вышла на сцену в одних чулках. Разве за такие платья не следует арестовывать? Оттолкни ее, посмотри на нее как на пустое место!
        Бармен переключает канал, повинуясь требованию мужчин.
        - Пожалуйста, верните обратно, это мой… бывший жених,  - вскакиваю я перед ним. Мой голос звучит куда громче, чем я бы хотела. Почти неприлично громко.
        - Тогда я - ручной песик Мадонны,  - шутит кто-то из подвыпивших парней.
        - А не тот ли это чувак, который пырнул ножом свою подружку?
        - Нет!  - разворачиваюсь я так резко, что стоящие рядом люди вздрагивают от неожиданности.  - Разве он похож на маньяка?
        - На святошу не похож тоже,  - заключает кто-то, и все тут же забывают о предмете разговора, отдавая все внимание громиле в бейсбольной форме с битой наготове.
        Я расплатилась за фреш и побрела домой. Стирая пот со лба, а из памяти - образ роскошной женщины, целующей Боунса своими порочными губами. Когда мне захочется нанести кому-то тяжкие телесные повреждения - именно эту картину я оживлю у себя в памяти.

* * *

        Сама процедура по переносу эмбрионов заняла не больше десяти минут. Раньше я и представить не могла, что, когда дело дойдет до беременности, буду говорить об этом, используя слова «процедура» и «эмбрионы» вместо «о боже, дорогой, у меня задержка!».
        - Да-да, это как парашютный спорт. Готовишься днями и ночами, а прыжок длится всего пару минут,  - улыбнулся доктор Раджив и подал мне стакан воды, пока я лежала в кресле с раскинутыми в стороны ногами.  - Полежите пока, не вставайте. Я укрою вас одеялом. Вообще вы прямо сейчас можете отправиться домой, но я рекомендую немного полежать. Послушайте музыку, почитайте «Фейсбук»…
        - Нет, спасибо. Читать что-то в такую минуту в «Фейсбуке»  - это как есть попкорн перед лицом Господа. Я просто полежу и подумаю… о всяком. Прочувствую момент.
        - Знаете, Скай… Наши предки вышли на сушу миллионы лет назад, но наши эмбрионы так и не научились развиваться в какой-нибудь другой среде. Они по-прежнему начинают жизнь в своем маленьком океане, который создает для них женское тело. Жидкость в матке по составу похожа на морскую воду - она теплая, соленая и наверняка идентична той среде, в какой жили наши далекие-далекие предки. Так что вы - больше не вы. Теперь вы океан.
        Я океан.

* * *

        Ничего нет ни в небесах, ни под землей. Ад и рай - они внутри нас. Меня ввели в заблуждение. Я - океан, я - море, внутри меня целый мир. Мир, потерянный в бездне. Мир, утопленный в самом себе. Никакие легкие меня не спасут. Останутся лишь обломки, лишь призрак. Мы просто будем смотреть, как разбиваются волны. Ад существует, поверь мне, я сам его видел. Рай тоже есть, давай хранить это в секрете…[37 - Здесь и ниже цитируется в переводе автора текст песни «Crucify Me» («Распни меня») группы Bring Me The Horizon.]
        Я услышала эту песню в баре, куда забрела накануне. И - возможно, потому что это нагромождение звуков, грохота и крика мало походило на все, что я слышала раньше, или еще черт знает почему,  - не испытала никаких неприятных ощущений. Наоборот, этот безумный хардкор завораживал так же, как океан в шторм, как смерч, как хаос несобранной головоломки. А сквозь железную решетку звуков гитары и ударных проступала красивая, надрывная мелодичность. Все равно что открыть жестяную ржавую шкатулку и вдруг обнаружить внутри шелковые ленты, и жемчужный браслет, и мягкое сизое перо неведомой птицы…
        Все, Полански, твоя карма окончательно испорчена. Теперь ты не только без пяти минут беременная авантюристка, но и хардкорщица.
        Спасай себя, задерживай дыхание. Течение такое сильное, что можешь не выплыть. Дыши ради меня, дыши. Леди и джентльмены! Прошу минуточку внимания! У меня есть кое-что, что вам всем следовало бы знать: ад существует, поверьте мне, я сам его видел. Рай тоже есть, давайте хранить это в секрете.
        Я сидела в кровати, подняв одеяло до подбородка, сжав в руке плеер. Полумрак моей новой квартиры убаюкивал. За окном наливалась прохладной темнотой сентябрьская ночь. Я слушала музыку - аккуратно, неторопливо, будто трогая палочкой незнакомое существо. Словно пробуя незнакомую микстуру, которая могла или отравить меня, или облегчить мои муки. Пока внутри меня искали свой путь между жизнью и вечностью две человеческие души.
        Уже проваливаясь в сон и вспоминая Боунса на вручении музыкальной премии, я вдруг поняла, что он никогда не говорил со мной о музыке. Интересно почему. Я пыталась представить, как он играет на электрогитаре, или пробегает пальцами по клавишам, или орудует барабанными палочками. Как восхитительно это, должно быть, выглядит…
        Пока ты учишься в школе, ты снисходительно, а то и с насмешкой, смотришь на мальчишек, которые таскают в футлярах музыкальные инструменты, занимаются в музыкальной школе, протирают штаны за игрой на пианино или учатся петь октавы. Ты не стала бы с таким встречаться. Ты бы грезила о хулигане из параллельного класса…
        Но проходит несколько лет, и все внезапно переворачивается с ног на голову: одноклассники с музыкальными инструментами в футлярах, как бабочки, претерпевают волшебные метаморфозы. Они превращаются во всех этих гитаристов, барабанщиков, клавишников, чувствуют ритм, двигаются, как дикие хищники. Они не испытывают страха перед толпой и могут завести ее одним гитарным соло или риффом. Вот в кого превращаются мальчишки из музыкальных школ. И тебя уже не смущают их нотные тетради, потертые футляры и то, что они полночи не спали, разучивая новую мелодию. Наоборот, все это заводит, влечет, кружит голову… И ты уже готова отмотать время назад, чтобы вернуться в недавнее прошлое, похлопать по плечу своего соседа по парте, который все уши прожужжал тебе про каких-то «битлов», и сказать ему: «Джонни, я была такой дурой, твоя музыка - это круто на самом деле. Зря я над тобой насмехалась». Да только поздно, поезд ушел. Он - где-то там, на сценах рок-фестивалей, над морем сходящей с ума толпы, царит и властвует, и ему твои извинения триста лет не сдались…

* * *

        Мучительнее всего время тянется для того, кто застрял в лифте, дожидается автобуса под проливным дождем или ждет того часа, когда наконец станет ясно, беременна ты или нет.
        Время стало тягучим, как клейстер. Я с трудом продиралась сквозь лес минут и часов. Мое тело - с изумлением наблюдающий магическое шоу ребенок, перед которым снова появились исчезнувшие виноградины,  - объявило мне бойкот. Никаких сигналов, никаких намеков на возможную беременность. Я пила успокоительное и исподлобья поглядывала на упаковку тестов, предвкушая момент, когда наконец придет время использовать один из них. Доктор Бхагнари советовал заняться чем-нибудь, что отвлечет меня от мучительного ожидания, и я последовала совету. Начала печь кексы, вышивать салфетки, смотреть шедевры мирового кинематографа, изучать французский. Говорят, все беременные женщины немного странноваты. Глядя на себя, я склонялась к тому, что, возможно, это правда.
        Скоро я совсем потеряла сон. Ворочалась, засыпала лишь под утро и в обрывочных сновидениях почти всегда видела Пикси и Оливию, гуляющих по волшебным садам, пачкающих гольфы в грязь, с полными карманами диких ягод. Они держались на расстоянии, будучи заняты собой, и теперь почти не заговаривали со мной. Словно их души, отражающиеся в зеркале моей души, наконец начали обретать покой. Лишь однажды мне удалось догнать Оливию и поймать ее за крохотную ручку.
        - Если бы ты только могла рассказать мне, что случилось с твоей мамой. Кто на нее напал? Ведь это был не Оушен?  - спросила я, всматриваясь в ее белое личико и большие серьезные глаза.  - Если бы я только могла найти ее и поговорить с ней. Как ты думаешь, где она?
        Ребенок почесал затылок и вынул из кармана горсть поддавленной черники.
        - Она еще жива? Оливия?
        - Ты ее встретишь. Она тебя ищет. И однажды найдет.
        - Что? Почему она меня ищет?  - напряглась я. И тут зелень лужайки, на которой мы стояли, стремительно поблекла и пожелтела. Небо потемнело чуть ли не до черноты. В землю неподалеку от нас с треском ударила молния, и Оливия внезапно начала расти, становилась все выше и выше. Ее лицо менялось у меня на глазах. Оно взрослело, и те черты, которые проявлялись все отчетливее, делали ее все более не похожей на Боунса. Это были черты ее матери. И вот ребенок, став сначала подростком, превратился в молодую красивую женщину со светлыми волосами. Я не могла отвести взгляд от этого лица. Я уже где-то видела эти глаза…
        Кажется, я кричала от страха во сне. Но, когда проснулась, так и не смогла понять, что именно настолько меня испугало. Заря уже позолотила небо. Внизу, в китайском ресторанчике, уже начали громыхать сковородки и звенеть колокольчики. «Сянь Хао, у тебя опять пригорела рыба!» «Сам мой свои тарелки, Линг Пенг, я чищу кальмаров!»
        Я снова пересчитала в уме дни, достала из упаковки тест на беременность и, от волнения путаясь в собственных ногах, побежала в ванную комнату.
        Трясущиеся руки, холодный мраморный пол и грустная, одинокая полоска на тесте. Неужели не получилось? Ведь время уже пришло! Едва не плача, я позвонила доктору Бхагнари.
        - Тесты все еще отрицательные. Мне кажется, я вижу вторую полоску - но не могу понять, она действительно есть, или у меня просто нервный срыв…
        - Скай, успокойтесь и приезжайте в клинику. Я возьму у вас кровь на ХГЧ. Пока рано о чем-либо говорить.
        Я попрощалась с доктором, сбросила вызов и сфотографировала тест. Первая фотография большой радости или большого горя, скоро станет ясно. Потом принялась перелистывать недавно сделанные фото, и… Мое сердце ударилось о ребра. Еще раз и еще. Я слышала, как оно гулко бьется в груди. В голове загудело, как перед обмороком.
        В моем телефоне - фотография спящей меня.
        Кто-то был здесь.
        Кто-то стоял у изголовья моей кровати и фотографировал меня моим же телефоном. Чтобы теперь напугать до смерти. И, возможно, этот кто-то все еще здесь.

* * *

        Я пулей вылетела из своей квартиры и решила не возвращаться туда до приезда полиции. Кутаясь в халат, с всклокоченными волосами, не в состоянии связать и двух слов, я вбежала в китайский ресторан, распугивая первых посетителей. Официант сунул мне в руки чашку с теплым чаем и, вежливо объяснив, что я никак не могу спрятаться в подсобке, усадил меня за стол. Я едва дождалась приезда копов. А потом еле-еле смогла объяснить им, что произошло. Зуб на зуб не попадал. Мы вошли в мою квартиру, и мне тут же стало ясно, что я больше не смогу там оставаться.
        - У вас есть, к кому поехать?  - спросил по-деловому мужчина в униформе, старательно выводя что-то в блокноте.  - Мы тщательным образом расследуем этот инцидент, но мой вам совет: если у вас есть хорошие знакомые, то лучше бы вам нагрянуть к ним в гости. Или поселитесь в гостинице.
        - Я здесь не останусь, это точно,  - кивнула я и стала сгребать и заталкивать в чемодан свои футболки, носки и пачки лекарств.
        Потом я позвонила Саймону и напросилась к нему в гости. Мысль о том, что твой парикмахер - единственный человек во всем городе, к которому ты можешь поехать, была просто удручающей.
        - Конечно приезжай,  - ответил тот.  - Мне нужно закончить кое-какие дела, и моя хижина к твоим услугам. Заодно… Скай, я хочу тебе кое-что рассказать. Когда ты приедешь?
        - Через пару часов, нормально? Как раз закончу давать показания, верну ключи хозяину квартиры и выкуплю весь запас успокоительного в ближайшей аптеке.

* * *

        - Саймон! Ау! Я тут.
        В ванной шумел душ, на парикмахерском столике грелись щипцы для завивки, и в воздухе ощущался приятный, даже изысканный аромат какого-то шампуня. Я оставила чемодан у порога и прошла в квартиру, в которой мне предстояло провести ближайшие пару дней, пока не найду себе безопасное жилье. Решив не отрывать Саймона от удовольствия понежиться под душем, я принялась разглядывать сувениры на стеллажах, вырезки из глянцевых журналов, корешки книг, маленькие фотографии в деревянных рамках. На всем лежала пыль, и повсюду был легкий беспорядок. Ох уж эти парни. Дому явно не хватало женских рук, и если Саймон позволит, то я попробую отплатить ему чистотой и порядком. Никто не умеет обращаться с тряпкой лучше бывшей официантки! И тут мои глаза, гуляющие по дому, начали замечать вещи, которые ни один парень не купил бы никогда. Подушка с вышитой белочкой. Кружка с розовыми кошками. Занавески персикового цвета. Маленький пузырек красного лака для ногтей, притаившийся в углу полки. И меня осенило, что в комнате пахнет вовсе не шампунем,  - это цветочный аромат духов! Или с Саймоном живет девушка, о которой он
никогда не говорил. Или…
        Я подошла к стеллажам, уставленным фотографиями в рамках, и обомлела, когда нашла то, что искала. На одном из снимков был Саймон в дурацких очках и хорошенькая шатенка, которая…
        Саймон и Селена? Саймон и Селена! САЙМОН И СЕЛЕНА!
        Он знал ее? Он встречался с ней?! Черт, как это возможно?
        Перешагивая через разбросанную на полу одежду, я ринулась к двери ванной и заколотила в дверь:
        - Саймон! Это Скай! Ты не открывал, и я решила войти! Саймон, нам нужно поговорить!
        Мне никто не ответил, и я, наплевав на все приличия, рванула на себя дверь.
        И мой инстинкт самосохранения - ленивый старик, который обычно предпочитал отсиживаться в сторонке,  - внезапно подскочил и заорал мне: «БЕГИ!» Посиневшее тело Саймона лежало в переполненной ванне лицом вниз, алая вода лилась через край на пол. В его спине было несколько глубоких черных отверстий…
        Оглушенная шумом прилившей к голове крови, я бросилась к входной двери и дернула ручку. Я дергала ее, пока не содрала кожу с пальцев, но так и не смогла открыть дверь. Она была заперта.
        - Они были братом и сестрой. Удивительно, что ты не заметила сходство.
        Я резко обернулась, продолжая сражаться с дверью. Из смежной комнаты вышла грациозная блондинка с красиво выпрямленными волосами. Женщина, которую я бы предпочла больше никогда в жизни не встречать. И без макияжа и помады сливового цвета она выглядела совсем молодо. Да ей и впрямь не больше тридцати пяти!
        - Взяла их к себе на работу, пригрела, но, к сожалению, у них было собственное мнение по любому поводу. А мне не нравятся люди со своим мнением. Они оба пытались спасти тебя, идиоты. Сначала она, когда узнала то, что ей не следовало знать. А потом и он… Лучше бы попытались спасти себя,  - сказала Лилит, зажав в губах сигарету и щелкая перед лицом зажигалкой.
        На ней был мокрый халат, полы которого разошлись так, что можно было увидеть белье, забрызганное кровью, и огромную татуировку, покрывшую большую часть ее грудной клетки: перевернутая пятиконечная звезда, верхние лучи упираются в ключицы, боковые косо скользят под грудями, нижний луч нацелен в пах. А в центре звезды - лицо бородатого демона. Такую же звезду я уже точно видела…
        Лилит зажгла сигарету, и дым затанцевал в воздухе, завиваясь кольцами.
        - Узнала пентаграмму, да? Одинаковые, как под копирку, только у него на спине, а у меня на груди, как видишь. Мы сделали их в день нашей свадьбы. Все в лучших сатанинских традициях: клятвы на крови, черная фата, торт в виде бараньего черепа, священник-кокаинист. Ave Satani! Да-да, свадьба, ты не ослышалась. Мы до сих пор состоим с ним в официальном браке, веришь? Лилиан Дженна Оушен, приятно познакомиться. А тот, чьего ребенка ты, вероятно, уже носишь,  - все еще мой муж. Я в курсе, что без вести пропавшая жена освобождает мужчину от статуса женатого человека, но что если жена объявится? Да прекрати ты метаться, как мышь, Полански. А не то миссис Оушен разукрасит твоими мозгами стену. Пистолет у меня под рукой, и я хорошо умею им пользоваться. У меня был хороший наставник. Интересно, Гарри всех своих любовниц учит обращаться с оружием или только нас с тобой?

        Глава 21

        Дверь не поддавалась. Лилит заперла ее, а ключ… Один Бог знал, где сейчас находится ключ. Мне не выйти через дверь. Окно тоже не вариант: если выпрыгну с седьмого этажа - костей не соберу!
        Лилит кашлянула и склонила голову набок, глядя на меня своими бесовскими глазами. Ее лоб блестел от пота.
        - Ну, так что ты думаешь, Полански? Гарри учил стрелять всех своих девок или только меня и тебя?  - сказала она, размахивая в воздухе сигаретой.  - Не знаешь? Зато я знаю. Только меня и тебя. Потому что мы с тобой особенные. Мы - в наибольшей опасности. И мы должны были научиться защищаться. Догадываешься от кого?
        Лилит стерла со лба пот, опалив сигаретой волосы.
        - От него же!  - криво улыбнулась она.  - Он хотел, чтобы мы могли защититься от него самого. Однажды я провела в госпитале две недели. Полсотни швов, бесчисленные ушибы, отбитые внутренности, одна рука сломана, другая выдернута из сустава. Хлопай глазками, Скай, хлопай. Мне безразлично, веришь ты или нет. Он избил меня так, что я едва осталась жива, а потом - как удобно!  - просто ничего не помнил. Но нужно отдать ему должное, Оушен все-таки захотел защитить меня. Научил меня пользоваться оружием и сказал, чтобы я, если придет другой он, не раздумывая, стреляла в него. И тебя он попытался защитить тоже. Пораскинь мозгами, и все встанет на свои места. Он наверняка избегал секса с тобой, не прикасался к алкоголю, показал, где лежит пушка, попросил полицию приглядывать за тобой. Так? Полицейская машина, дежурящая по ночам неподалеку,  - ничего такого не припоминаешь? У нашего дома постоянно торчал кто-то из его дружков-копов. На всякий случай.
        Я перестала дергать дверную ручку и прижалась к двери спиной. Мои ноги вдруг ослабели. ЧТО ОНА ГОВОРИТ?
        - Все еще теряешься в догадках, что с ним не так?  - Лилит затушила окурок, вдавив его в столешницу, и взяла со стола пистолет.  - Он одержим, Скай. Был и есть. Он одержим демоном, уступающим в могуществе только дьяволу. Но мне не требовались ни оружие, ни меры предосторожности. Я его не боялась. Ведь я…  - Лилит многозначительно помолчала, поправляя волосы.  - Ведь я тоже была одержима. И когда наши с ним демоны встречались, то старикан, который приглядывает за всеми нами, сгорал от стыда. Клянусь, как только мои руки обвивали его шею, как только его губы соединялись с моими - все святое падало в обморок, потрясенное глубиной нашей нечеловеческой страсти. Я любила каждую рану, которую он мне наносил. Я получала наслаждение от каждой травмы. Наши демоны знали толк в развлечениях! Но больше всего мне нравилось быть той единственной, с которой ему не нужно сдерживать себя, бояться. Быть той, которой не нужно совать оружие в руки. Со мной он мог не держать своего демона в узде, а просто дать ему волю - он мог выплеснуть на меня всю свою ярость! И я бы ответила на это только благодарностью и
восторгом.
        Я зажала рот рукой. Меня вдруг начала сотрясать такая дрожь, что застучали зубы.
        - Но все однажды заканчивается. Какой бы волшебной она ни была, сказке тоже придет конец.
        Я забеременела. В самый неподходящий момент, когда его одержимость обострилась до крайности. Его демон не хотел ребенка, он боялся, что, став матерью, я перестану принадлежать ему целиком и полностью. Первые несколько месяцев Сэм пытался сдержать своего демона, а потом устал и дал ему волю. Нож вошел сюда…
        Лилит распахнула полы халата и немного повернулась, демонстрируя косой шрам на боку.
        - Крови было столько, что можно было всю улицу перекрасить в алый цвет. Реанимация, экстренное кесарево, удаление матки… Я помню все это обрывочно, вспышками. Мой демон изрубил мою память на куски и большую часть из них уничтожил. Чтобы спасти меня, чтобы мне нечего было вспоминать. А вот муж и его демон - они предали меня. Когда подключились копы и запахло жареным, Сэм сумел повесить на меня всех собак, заявив, что я сама всадила себе нож в живот. А потом запер меня в психиатрическую клинику, где я должна была провести на нейролептиках остаток жизни. Рассказать, как они действуют? Это когда ты даже усилием воли не можешь заставить себя закрыть рот. И он всегда остается открытым, из него вытекает слюна и капает тебе на туфли. Это когда твой разум практически дремлет, а взгляд в одну точку становится единственным посильным развлечением! Сэм бы с удовольствием превратил меня в растение. Растения умирают молча.
        Чудом мне удалось сбежать и укрыться. Я потратила последние сбережения на пластику лица, на новые документы и новую жизнь. Мне удалось начать свое дело и добиться успеха. Я смогла разбогатеть. Мне ничто не угрожало, и я больше ни в чем не нуждалась. Но…  - Лилит потерла виски, словно ее одолевала жуткая головная боль.  - Пережитое насилие, унижение, страх уродуют человека похлеще язв, огня и кислоты. Несмотря на все мои попытки этому препятствовать, мой демон - обиженный, брошенный, одинокий - стал выходить наружу и делал это все чаще. В такие дни я могла разгромить свою квартиру, расцарапать себе лицо, могла наносить себе увечья, выдергивать из суставов руки, кричать до срыва связок - от боли и от отчаяния. Мне кажется, я даже могла убить себя, если бы нашла вескую причину это сделать. Мой демон тосковал по демону Оушена. Рвался к тому, с кем больше не мог быть рядом. Все, даже самые непостижимые и потусторонние существа, не выносят предательства.
        И вот тогда я начала находить облегчение в мыслях о мести. «Если бы я только могла сделать с ним все то же самое»,  - думала я, и боль, разрывающая мое сердце, утихала. Но разве могла я нанести хоть какой-то вред такому, как он? Могущественному вооруженному монстру, скрывающемуся за спинами секьюрити, за стенами своих роскошных вилл и бронированных авто. Я не могла подступиться к нему. Но мой демон подсказал, что не обязательно мстить самому Оушену. Достаточно уничтожить того, кого он полюбит. Нужно просто подождать. Просто запастись терпением. Ведь все рано или поздно теряют голову.
        И я ждала. Приглядываясь к тем, кто вертелся вокруг него, не пропуская ни одной сплетни, выслеживая его, прикармливая папарацци, копя деньги и силы для решающего броска, составляя в деталях сценарий самой грандиозной охоты.
        А потом судьба столкнула меня с тобой. Швырнула мне тебя, пока я цедила паршивый кофе в паршивом дублинском кафе с Брук. Завернув в фартушек с оборками.
        Лилит подняла пистолет и медленно двинулась ко мне, прихрамывая на каждом шаге.
        - Я бы даже не взглянула на тебя, если бы ты не нагрубила нам. Что-то в твоем голосе и в твоем акценте зацепило меня крючком. Мой демон сразу смекнул, что ты могла бы легко, без приглашения влезть в разум и сердце Сэма. Ягненок с дерзкими глазами, ясным умом и острым языком - ты бы пришлась ему по душе. Нужно было только снять с тебя оболочку простушки и подогнать тебя под вкус Сэма Оушена. Умные, яркие длинноволосые штучки, сыплющие шутками и знающие себе цену,  - это то, что ему всегда нравилось. А дальше все было так просто, очень просто… Даже напрягаться не пришлось. Вы прилипли друг к другу, как два куска пластилина. Я обгрызала до мяса все ногти, когда слушала ваши разговоры, я выла от боли. Но мой демон приказал мне терпеть и ждать. Чем сильнее разгорятся чувства, тем больше будет боли, тем слаще окажется месть.
        Лилит переложила пистолет в другую руку и вытерла вспотевшую ладонь о белое бедро. Покачала головой, рассыпая по плечам блестящие светлые волосы. Саймон перед смертью постарался на славу. Ведь именно этим он занимался в свои последние часы - возвращал Лилит ее натуральный оттенок. Точно такие же волосы я видела на фото раненой беременной блондинки, лежащей на кровати с кислородной маской на лице.
        - Все еще не понимаешь, о чем речь? Ты здесь для того, чтобы быть замученной и убитой, Полански. Вот зачем ты мне нужна. Это твоя звездная роль. Я уничтожу тебя, уничтожу Оушена и уничтожу любого, кто попытается помешать мне. Будь то человек или тварь.
        Но с наибольшим удовольствием я уничтожу зародыш у тебя в животе, этот комок плоти, в котором сплавились воедино ваши гены. И сделаю это неторопливо, смакуя каждый момент. Мне доставит особенное удовольствие сделать с тобой то же, что Сэм сделал со мной…
        Лилит подошла ко мне и приставила блестящий ствол к моему животу. Меня парализовал страх. Он превратил мои нервы и мышцы в желе. Неужели все закончится здесь? Именно так? Почему я не послушала Селену? Почему позволила Лилит околдовать меня? Почему в этой сказке нет супергероя, который сейчас влетит в окно в развевающемся плаще, подхватит меня на руки и унесет прочь?
        - Если это твой план, то почему ты просто не позволила мне выйти за него замуж и забеременеть? К чему вся эта извращенная травля, издевательства, шантаж?  - прошептала я, втягивая живот.
        - Дети, зачатые в пробирке, зачаты так же непорочно, как и Иисус. А убить святого отпрыска Оушена совсем не то же, что лишить жизни обычного ребенка. Ведь это будет как… охота на Богородицу.
        - Охота?  - переспросила я, задыхаясь.  - Я сама попалась в твой капкан, как тупая овца,  - это и есть твоя охота, Лилит? Я даже буду стоять смирно. Не двинусь с места. Стреляй.
        «Продолжай,  - шепнул мне мой инстинкт самосохранения, крепко зажмуриваясь.  - Говори хоть что-нибудь! Хуже не станет!»
        - В тебе нет ничего демонического, ничего дьявольского, Лилит, ты не дотягиваешь до воплощения настоящего зла. Ты обычная уголовница, убивающая исподтишка психопатка. Никто не покровительствует тебе, никто не стоит у тебя за спиной. И всезнающий демон, слышащий каждое сказанное мною слово,  - всего лишь твоя больная выдумка!
        Рука Лилит дрогнула. Дуло больше не касалось моего живота. Она отступила, опуская пистолет, словно он вдруг стал неподъемно-тяжелым. Потом вскинула подбородок, прищурилась - она обдумывала что-то, что нравилось ей куда больше предыдущего замысла.
        - Ты права,  - наконец сказала она.  - Убивать тупых овец - слишком скучно. Почему бы не устроить охоту. Охоту на рыжую лису, задыхающуюся от погони, харкающую кровавой пеной и визжащую от ужаса.
        - Лилит, прошу тебя,  - взмолилась я, почти потеряв способность говорить.
        Она взмахнула рукой, приказывая мне молчать, и медленно, словно подбирая нужные слова, как будто английский ей не родной язык, проговорила:
        - Лилит больше не будет говорить с тобой. Вам больше не о чем говорить. Теперь ты будешь иметь дело со мной - ее демоном.
        ЧТО?!
        Стоящая напротив женщина, в белье, испачканном кровью, сунула руку в карман халата, вынула что-то - и через мгновение к моим ногам упал ключ, звонко звякнув о паркет.
        - Я даю тебе фору в шесть часов и шестьдесят шесть минут, чтобы ты успела скрыться. В твоем распоряжении весь земной шар, небо и земля, суша и вода. В твоем распоряжении люди, звери и слуги Господа - моли их о помощи. А потом я найду тебя, разрежу тебе живот и выну твою матку вместе со святым ребенком. И вот тогда я успокоюсь. Я обрету покой, который он отнял.
        Дважды меня просить не пришлось. Я подняла ключ, воткнула его в замочную скважину и быстро повернула. Дверь распахнулась, я выскочила на площадку и побежала. Еще ни разу в жизни я не убегала так быстро.

* * *

        Задыхаясь и плача, я вызвала полицию. Прохожие оборачивались, пока я орала в трубку адрес квартиры Саймона. Потом я помчалась к автобусной остановке и запрыгнула в первый же подъехавший автобус. Кредитка в нагрудном кармане, паспорт, телефон и шесть часов шестьдесят шесть минут - вот и все, что у меня осталось. Разум убеждал побежать в ближайшее отделение полиции и попросить там помощи, но инстинкт самосохранения забраковал эту затею. Лилит узнает, где я. Она заявится в отделение и прострелит мне голову раньше, чем сидящий рядом коп скажет «ой». Бежать как можно дальше от Бостона, прочь из Америки, на другой континент!
        - Куда едет автобус?  - Я тронула за плечо сидящего впереди хиппи с копной кудрявых волос.
        - Аэропорт,  - ответил тот.
        Я откинулась на спинку сиденья, сцепив пальцы в замок. «Боже, если это твоя рука, то веди меня и дальше…»
        Мой телефон завибрировал, и я чуть не выронила его из рук, как только прочитала имя на дисплее. Мне захотелось закричать от ужаса, забраться под сиденье и больше никогда оттуда не выбираться.
        Вызов шел от Саймона. Рингтон становился все громче, и мелодия, которая раньше всегда меня радовала в предвкушении разговора с доброжелательным парикмахером, теперь звучала страшнее музыки из фильмов ужасов. Я сбросила звонок, отключила звук и…
        Получила с номера Саймона сообщение: «Раз-два, в крови трава».
        Я его удалила, нервно оглядываясь по сторонам. Но тут же прилетела новая эсэмэска: «Три-четыре, ружья в тире».
        А потом сообщения посыпались одно за одним: «Пять-шесть, собачья шерсть». «Семь-восемь, башню сносит». «Девять-десять, кожа слезет».
        Я их удаляла, но взамен сразу же получала другие: «Прыг-скок. Свинец в висок». «Беги не беги. На стенку мозги». «Там или тут. Ты - труп».
        Я снова тронула сидящего впереди хиппи.
        - Простите, вам не нужен айфон? Почти новый. Поменяю на ваш телефон.
        Оглядевшись по сторонам, тот спросил:
        - Краденый?
        - Нет, мой собственный. Пароль тринадцать девяносто семь. Берите…
        Хиппи вынул из кармана убитый «Самсунг» с треснувшим экраном и протянул его мне.

* * *

        Вслед за телефоном, в котором мог быть жучок, я сменила одежду. Добравшись до аэропорта, купила в магазине новые ботинки, джинсы, майку и кофту с капюшоном, а ворох старой одежды оставила на полу в примерочной. Если на мне и было передающее устройство, то теперь я избавилась от него. Потом я вышла из магазина и стала вертеть головой в поисках табло: самый верхний в списке рейс, посадка на который уже заканчивалась, оказался до Мюнхена.
        - Мюнхен, ближайший самолет,  - сказала я кассирше, когда подошла моя очередь.
        Та постучала по клавишам, хлебнула кофе и сказала:
        - Возле окна хотите?
        - Да хоть в топливном баке, лишь бы подальше отсюда,  - глупо пошутила я.
        - Все клевые места в топливном баке распроданы, остался только эконом,  - не растерялась кассирша и протянула мне билет.
        Девушка, севшая в самолете рядом со мной, развернула газету, и я перестала дышать: со страницы на меня уставился Боунс с замысловатой статуэткой в руке. Такой убийственно привлекательный, такой взволнованный. Тайны украшают людей. Покрытое мраком прошлое накладывает на лица необычный отпечаток. Должно быть, мое лицо тоже станет красивее: если доктор Бхагнари сдержал слово, то теперь и у меня есть тайна. Боже, помоги мне долететь до Германии, и я первым делом куплю тест на беременность.
        Я положила руку на живот, чувствуя тянущую боль. Нужно успокоиться, взять себя в руки. Уверена, копы приехали в квартиру Саймона раньше, чем Лилит успела сбежать оттуда. А если и успела, то они возьмут ее по горячим следам.

* * *

        Я не сомкнула глаз в самолете и, когда в семь утра прилетела в Мюнхен, где планировала снова купить билет на какой-нибудь случайный самолет, чувствовала себя хуже некуда. Двадцать минут на паспортном контроле показались вечностью. Потом, когда пограничник молчаливо одобрил мою физиономию, я нашла полупустой зал ожидания и стала дожидаться своего рейса. Я уснула всего на несколько минут, а когда проснулась, то обнаружила рядом с собой пожилую пару, разглядывающую стопку туристических буклетов. Старички заняли два соседних кресла и сложили рядом сумки.
        - О, вы проснулись,  - ослепительно улыбнулась мне старушка.
        - Угу,  - кивнула я, отрывая от сиденья гудящую голову.
        - Как вы себя чувствуете?  - заботливо поинтересовалась она.
        - Кто вы?  - спросила я.
        - О, я - Джеки, а этой мой муж Клаус… Старичок приподнял над головой воображаемую шляпу.
        - Очень приятно, а меня зовут Скай,  - кивнула я, оглядываясь по сторонам.  - Простите, у вас не найдется воды?
        - Конечно,  - с готовностью ответила Джеки и принялась рыться в сумке.  - Хотите диетической колы? Ваш муж, кстати, ушел за едой для вас. А вот и кола…
        Моя рука замерла в воздухе, на полпути к алюминиевой банке.
        - М-мой кто?
        - Ваш муж, очаровательный молодой человек. Он охранял ваш покой, когда мы с Клаусом подошли…
        - Джеки,  - перебила я ее.  - У меня нет мужа.
        - Может быть, я что-то не так поняла,  - смущенно проговорила старушка.  - Простите, у меня со слухом в последнее время не очень… Кстати, кажется, вы что-то обронили.  - Вытянув руку, Джеки указала на конверт под моим сиденьем.
        Я подняла его, и мои зубы начали выбивать чечетку. «Скай Полански»  - было выведено на конверте незнакомой рукой. Я надорвала его, вытащила листок бумаги и вчиталась в три короткие строчки:
        Прыг-скок, свинец в висок.
        Беги не беги, на стенку мозги.
        Там или тут, ты - труп.

        Конверт выпал из моих рук, я вскочила и побежала.
        Я боялась оглянуться, боялась остановиться, просто двигала ногами так быстро, как только могла. Коридоры, люди, магазины. Когда сил совсем не осталось, я влетела в туалет и заперлась в кабинке. Опустила крышку унитаза и села, подтянув колени к груди. Волосы прилипли к вспотевшему лицу, кровь оглушительно стучала в висках. Вот и все, Скай, вот и все. Предчувствие смерти - тяжелое, паническое - наполнило меня. Кажется, до настоящей минуты я не осознавала всю реалистичность происходящего. Я надеялась, что после того, как избавлюсь от телефона и одежды, слежка прекратится. Я не представляла, что Лилит уйдет из квартиры Саймона без наручников на запястьях…
        Кто-то нажал кнопку слива в соседней кабинке, и я вскрикнула. Нервы совсем отказывали, и последние силы покидали меня. Так вот что чувствуют осужденные на смерть. Что тебя вот-вот не станет и этого никто не заметит. Залатают пулевое отверстие в двери, вытрут лужу крови, завернут в полиэтилен то, что от тебя останется,  - и Земля продолжит вращение. Как будто тебя и не было. И даже на кладбище тебя не похоронят, потому что некому будет об этом похлопотать. А раз некому - лети пеплом по ветру…
        Я прикрываю глаза и переношусь в прошлое. В ту минуту, когда рука Боунса скользит по моему колену и он просит: «Если ты узнаешь что-то, что тебе не понравится,  - не важно что,  - то, бога ради, приди ко мне и спроси об этом прямо… Пообещай, что сначала поговоришь со мной… Я в самом деле не хочу тебя потерять». Глаза начинает жечь так, будто их закапали кислотой. Я достаю из кармана телефон и после секундного колебания начинаю набирать номер, не сразу попадая в нужные клавиши негнущимися пальцами. Когда устанавливается соединение, меня приветствует автоответчик, и я зажмуриваюсь, слыша этот голос. Он режет меня без ножа. Океанская волна отчаяния внутри меня поднимается выше и выше, и я наконец не выдерживаю…
        «Оставьте свое сообщение после звукового сигнала…»
        Пи-и-и-ип!
        Меня душат рыдания. Нужно исторгнуть их из себя, иначе голова лопнет от напряжения.
        - Б-боунс, мне так жаль,  - плачу в трубку я.  - Я хочу, чтобы ты знал, что во всем, что я натворила, не было злого умысла. Виной всему или страх, или отчаяние, или просто моя глупость. И если бы я только могла…
        Соединение прерывается. Но мой телефон тут же взрывается оглушительным рингтоном. Я принимаю входящий вызов и прижимаю телефон к вспотевшей щеке.
        - Где ты?  - коротко спрашивает он.

* * *

        - Мне конец! Я в аэропорту Мюнхена. Меня преследуют! И когда поймают, то убьют! Меня убьют, Гарри…
        - Куда ты летишь?  - перебивает меня он.
        - Куда глаза глядят…
        - Лети в Ирландию. У тебя есть деньги?
        - Д-да.
        - Слушай меня внимательно. Садись на ближайший рейс до Дублина…
        - Нет, нет, это первое место на Земле, где они будут меня искать!
        - Лети в Дублин, Скай, ради всего святого!
        - Ты встретишь меня там? Ты в Ирландии?  - всхлипнула я.
        - Нет, я в Штатах, но ты полетишь в Дублин, поняла? Позаимствуй у кого-нибудь другую одежду, спрячь волосы и избавься от всех вещей, к которым имели доступ другие люди. Иди в кассу и купи билет на ближайший рейс до Дублина. Оставайся в людных местах. По прилету присоединись к какой-нибудь группе. Ни в коем случае не останься одна где-нибудь в коридоре. Затем выходи и ищи в толпе встречающих табличку со своим именем. Доверься тому, кто ее держит. О тебе позаботятся. Скай? Ты запомнила?
        - Я боюсь выходить… Я боюсь, что не дойду до кассы…
        - Ты дойдешь до нее и долетишь до Дублина, слышишь?!  - сдерживаясь, чтобы не повысить голос, отчетливо произносит Боунс.  - И только попробуй этого не сделать!
        - А иначе ты найдешь меня и убьешь первым?  - всхлипываю я. На грани истерики мой мозг оказывается способен только на такие шутки.
        - Да, иначе я найду тебя и убью первым,  - ласково соглашается Боунс.
        И в это мгновение у меня включается резерв внутренней силы. Я утираю нос и опускаю затекшие ноги на пол. «Я долечу до Дублина, сделаю все, как ты сказал. А если не получится, то по крайней мере я услышала перед смертью твой голос».
        - Боунс, я…
        - Скажешь спасибо потом, Морковь,  - отвечает он.  - И надеюсь, благодарность будет щедрой.
        Меня сотрясает нервный смех. Кто-кто, а он знает, как меня взбодрить.
        - Не отсоединяйся, будь на связи, пока не сядешь в самолет,  - говорит он командным голосом.
        - Есть, босс.
        Я выхожу из кабинки, набрав полные легкие воздуха.
        «Боже, только не покидай меня…»
        - Пусть только попробует,  - замечает Боунс.
        - Я, что, сказала это вслух?
        - Да, ты сказала это вслух.
        - Прости, постараюсь думать не так громко.
        У зеркала прихорашивается полная загорелая тетка. На ней соломенная шляпа, безразмерный кардиган, с плеча свисает огромная красная сумка, больше напоминающая мешок Санта-Клауса.
        - Мэм… Мэм! Простите, за сколько вы готовы продать мне вашу шляпу и кардиган?

* * *

        - Вот это напор. Буду иметь в виду, что ты очень быстро умеешь раздевать людей,  - говорит Боунс, пока я, нахлобучив на свою голову широкополую шляпу, быстрым шагом двигаюсь к кассе.
        - Лучше бы я умела убивать людей взглядом. Проблем бы в разы убавилось.
        - Скай,  - вдруг произносит Боунс низким и хриплым голосом,  - имя Джек Моретти тебе что-нибудь говорит?
        - Н-нет.
        - Однако ты перевела пятьдесят тысяч долларов залога за него, пока он сидел в тюрьме по подозрению в убийстве.
        - Это какая-то ошибка,  - отвечаю я.  - Я никуда не переводила такие суммы, тем более в качестве залога.
        - Ошибки нет,  - говорит Боунс.  - Платеж был совершен с твоего счета. Ты знала, с кем имеешь дело?
        - Я понятия не имею, кто такой Джек Моретти и что вообще за…
        - Он брат Дженны Моретти, с которой мы были… близко знакомы. Уголовник со стажем и психопат. Она исчезла много лет назад, но я продолжал приглядывать за ее братцем. Год назад он убил девушку в Бостоне, и спустя несколько месяцев его взяли по подозрению в убийстве. Но долго за решеткой он не просидел, за него внесли залог. Только один человек мог это сделать - его сестра. Лилиан Дженна Моретти, которая считается без вести пропавшей. Ты уверена, что не знаешь никого с фамилией Моретти? Уверена, что к твоему счету никто не имел доступа?
        Нейроны у меня в мозгу начинают бегать с воистину ужасающей скоростью. «Пятьдесят тысяч долларов». Почему именно эта цифра кажется мне смутно знакомой? Я едва не роняю телефон, когда одна из клеток моей памяти вдруг находит ответ. «Я перевела с твоего счета… пятьдесят тысяч долларов в качестве штрафа за нарушение нашими сотрудниками правил парковки…» «А почему с моего счета?» «Тонкости бухгалтерии, в которые уже нет смысла тебя посвящать… Вот компенсация затрат». Тонкости бухгалтерии… Черт бы тебя побрал, лживая змея!..
        - Боунс, я вспомнила. С моего счета действительно переводили эти деньги. И… Кажется, я знаю Лилиан Дженну Моретти. Она моя начальница. Это она за мной охотится! И еще она убила человека! Возможно, даже не одного! И еще она явно не в себе! И, насколько мне известно, она…  - Я глотнула воздуха, задыхаясь от волнения.  - Это правда, что она твоя жена?
        Я подбежала к кассе, сунула в окошко паспорт, и кассирша начала оформлять билет до Дублина, а Боунс все молчал.
        - Гарри?
        - Я расскажу тебе все. Должен был рассказать сразу. Мы поговорим, как только ты окажешься в безопасности. Только прошу тебя, не теряй бдительности. И не позволь ей запугать себя.
        Получив билет, я огляделась по сторонам, надвинула шляпу на глаза и встала за декоративной колонной рядом с группой горластых немецких студентов, сваливших на пол свои сумки. Боунс говорил со мной так ласково, так мягко…
        - Ты не ненавидишь меня?  - хрипло спросила я.  - Даже после того видео, где…
        - Где тебя насилуют?  - резко сказал он.
        - К-как ты понял?  - пробормотала я, прижав руку к шее.
        - Узнал этот взгляд. В той проклятой беседке ты смотрела на меня точно так же.
        - Прости… Прости меня…
        - Прекрати. Тебе не за что извиняться. Тобой умело манипулировали, а я был слишком занят своими проблемами, чтобы разобраться, во что тебя втянули.
        Объявили посадку на рейс до Дублина, и я, потупив голову, прошла на борт. Боунс все еще говорил со мной, когда стюардесса попросила всех выключить телефоны.
        - Мне пора отключаться,  - прошептала я ему.  - Гарри, если это наш последний телефонный разговор, то… просто знай, что…
        - Что все остальное ты скажешь мне при встрече,  - закончил он.
        - Мисс, вам нужно выключить телефон,  - тронула меня за плечо стюардесса.
        - При встрече, значит… Да, этот вариант и мне нравится.
        - Ищи табличку со своим именем в руках встречающих,  - напомнил Боунс.
        - Найду.
        - Держись ближе к людям, не заходи в туалет.
        - Поняла.
        - Мы скоро увидимся.
        - Да,  - выдохнула я, вытирая рукавом уголки глаз.
        - Мисс, прошу вас,  - снова обратилась ко мне стюардесса.
        Я отключила телефон и сунула его в «мешок Санты». Загорелая тетка охотно продала мне еще и свою сумку… А это что такое? Кажется, мне достались чужие личные вещи вместе с сумкой… Я вытащила из нее какую-то записную книжку с липучкой, раскрыла ее и… начала медленно глохнуть: в ушах зазвенело, и этот звук становился все громче и громче…
        На первой странице книжки было написано мелким, аккуратным почерком: Задача № 1. Скай Полански прилетела в аэропорт Дублина. Но из аэропорта она не вышла. Вопрос: где Скай? (Смотрите ответы в конце записной книжки.)
        Самолет тронулся с места и покатил по взлетной полосе.
        Не дыша, я открыла последнюю страницу. Там оказалось всего одно слово Нигде.

* * *

        Самолет, летевший по маршруту Мюнхен - Дублин, вез сто шестнадцать человек и одно каменное изваяние. Я боялась пошевелиться. Боялась оглянуться и встретиться глазами с кем-то, кто уже знает, как и где я умру. Все, что я могла, это закрыть глаза и молиться. Утирать катящийся со лба пот и молиться снова. Как только самолет приземлился, я набрала номер Боунса и панически зашептала:
        - Меня выследили. Не представляю, как. Они здесь… Я не знаю, где может быть жучок, под моей кожей разве что!
        - Серьги? Пирсинг? Кольца? Солнечные очки? Выбрасывай все,  - ответил Боунс.
        Я и так от всего избавилась, я не знаю, как они следят!
        - Проклятье. Выходи из самолета, держись ближе к людям. Сейчас перезвоню.
        Ни жива, ни мертва, я бросила под сиденье шляпу, кардиган, сумку и вышла из самолета. Прошла пограничный контроль, пристала к большой компании каких-то немецких туристов и двинулась к выходу. Боунс позвонил, когда я проходила мимо движущихся лент с багажом.
        - Волосы,  - взволнованно сказал он.  - Твои волосы нарощены, так?
        - Д-да, а что?
        - Каждая прядь крепится с помощью капсулы кератина, так? Срежь их все. Раздобудь где-нибудь что-то острое и срежь нарощенные волосы, Скай! Живо!
        - О господи…
        - Срежь волосы - и бегом к выходу!
        Я выхватила из ближайшей урны бутылку и рванула к туалету, где тут же грохнула ее об пол. Мысли улетучились, чувства замерли, исчезла я сама. Остались только мои трясущиеся пальцы, сжавшие кусок стекла, и мои волосы, в которых была заключена моя гибель.
        Разрезая до крови пальцы и кожу на голове, я принялась сдирать с себя искусственные пряди рыжих волос. Они падали в раковину и искрили, когда соприкасались со струей воды. Гнев и обида сдавили горло. Так вот что ты делал со мной, Саймон! Так вот на что ты намекал, когда говорил, что мне стоит избавиться от волос, если я почувствую себя в опасности! Как я не догадалась раньше? Вздрагивая от каждого звука снаружи, я срезала последние пряди и глянула в зеркало.
        Где Скай Полански?
        Нигде.
        Теперь на меня смотрел совсем другой человек. Человек, которого я прежде не знала. Торчащие пучками волосы и свежие, кровоточащие порезы на голове, искусанные губы и глаза смертницы. Глаза той, кто больше не боится умирать.
        Я набросила на голову капюшон кофты и вышла из уборной. Гулкий, длинный коридор, от стен отражается свет люминесцентных ламп. Треск колесиков чужих чемоданов. Потусторонние голоса диспетчеров. Я выйду из этого аэропорта, Лилит. Тебе и всем твоим дьяволам назло. Поворот коридора, таможенники в пиджаках, толпа встречающих. Я набираю полные легкие воздуха и иду вперед. СКАЙ - мой взгляд впивается в табличку, которую держит незнакомый человек. Я едва успеваю его рассмотреть и тут же останавливаюсь, как вкопанная. Чуть поодаль кто-то держит в вытянутой руке еще одну табличку…
        Еще одна табличка с надписью «Скай».

        Глава 22

        Инстинкт среагировал быстрее меня. Я попятилась, натыкаясь спиной на идущих следом людей. Заплакал ребенок. Громко выругалась женщина. Я молилась, одновременно бормоча извинения, и, отталкивая людей с пути, пробиралась обратно.
        - Боунс, там две таблички с моим именем! Две таблички!  - громко заговорила я в телефон.
        - Возвращайся назад, не выходи, сейчас разберусь…
        Гудки. Я подняла глаза и вздрогнула. Телефон выпал из моих рук и ударился об пол. Передо мной стоял длинноволосый тип в форме работника аэропорта. Козлиная бородка, бледная, как мел, кожа, ничего не выражающие глаза.
        - Служба безопасности аэропорта,  - безликим голосом сказал он, тыча мне в лицо какой-то бейдж.  - Пройдемте со мной.
        - Что вам от меня нужно?  - пробормотала я, подбирая телефон и сравнивая фото на бейджике с реальной физиономией.
        - Мы следим за вами с того момента, как вы разбили бутылку в холле. Вы нарушаете общественный порядок. Мы просто побеседуем,  - настойчиво произнес мужчина, прикасаясь к моему локтю.
        - Я никуда с вами не пойду,  - возразила я, нервно нажимая клавиши. Телефон выключился от удара и, сколько бы я ни старалась, никак не оживал. Я осталась без связи с Боунсом…
        - В таком случае, боюсь, мне придется выпроводить вас за пределы аэропорта,  - вцепился в меня охранник.
        - Нет!  - затрясла головой я.  - Только не это! Меня пристрелят, как только выйду из здания.
        В толпе встречающих - тот, кто всадит в меня пулю. Я точно это знала.
        Тогда работник аэропорта, не сводя с меня мутно-серых глаз, поднес к губам рацию и сказал: «Пришли сюда пару ребят».
        Или сейчас, или никогда. Я двинула ему ногой в пах и бросилась бежать в глубь аэропорта. Зевающие таможенники, багажное отделение, турникеты, коридор, еще один… «Не входить, только для персонала». Я распахнула дверь и влетела внутрь. Какое-то помещение для забытых вещей: стеллажи с коробками, стопки бланков, полиэтиленовые мешки… Я забилась в угол между двумя пластиковыми ящиками и уткнулась лбом в стену. Нужно отдышаться и придумать, что делать дальше. Отдышаться и найти способ созвониться с Боунсом. Он один может меня спасти, только он…
        Скрипнула дверь, и я зажала руками рот, содрогаясь от безудержной паники.
        - Мисс? Я знаю, вы здесь. Вам пора покинуть здание аэропорта.
        Последняя фраза прозвучала почти зловеще. Я вросла в стену, слилась с ней. Человек, вошедший в хранилище, прошелся вперед и назад, а затем в комнату вошел кто-то еще. На пол посыпались коробки со стеллажей, послышались звуки борьбы и странные хрипы. Потом чьи-то руки протянулись ко мне в угол и, прежде, чем я успела заорать, зажали мне рот.
        - Тихо-тихо… Успокойся, я от Гарри.

* * *

        - Я отпускаю тебя, только, бога ради, не ори. Холодные, шероховатые руки соскальзывают с моего лица и позволяют мне поднять голову. Передо мной человек-невидимка. Такого увидишь на улице и никогда не запомнишь: одежда, черты лица - все такое обычное, ничем не примечательное. Включая бесцветный голос.
        - Насмотрелась? Я Джо,  - насмешливо говорит он, помогая мне встать.  - А теперь давай выбираться отсюда, тут полно крыс. Набрось-ка это…
        Джо дает мне коричневый плащ с капюшоном, и я его неловко напяливаю. Руки не сразу попадают в рукава, меня трясет и пошатывает. И тут мой взгляд натыкается на тело охранника, лежащего без движения среди разбросанных коробок. Я со стоном опираюсь на стену.
        - Он не охранник. Правильно сделала, что не пошла с ним,  - говорит Джо, выглядывая за дверь.  - И он тут не один такой. Теперь послушай внимательно. Сейчас мы пойдем к выходу…
        - Нет, нет,  - мотаю головой я.
        - Они тебя не узнают. Они ищут одинокую девушку, а мы выйдем как пара. Просто прижмись ко мне и улыбайся. Они не обратят внимания на пару.
        Джо выводит меня из комнаты, и я беру его под руку. Я быстро передвигаю ноги, чтобы не отставать. Мы приближаемся к толпе встречающих, и мои ноги все сильнее вязнут в воздухе…
        - Эй, ты меня слышишь? Улыбку шире! Их полно на выходе. Не смотри никому в глаза.
        Мы проходим мимо человека с табличкой с надписью «Скай». Смотрю вниз. Я боюсь, что любой, с кем встречусь взглядом, легко прочтет все мои мысли.
        Джо чуть ли не тащит меня через толпу, обхватив рукой за талию. На его лице такая же улыбка, как и у меня,  - широкая, фальшивая, напряженная. Мы спешим, как будто земля горит у нас под ногами. Мы уходим, не оглядываясь. Джо ведет меня по лабиринту темной многоэтажной парковки, наконец мы останавливаемся возле черного «мерседеса» старой модели. Джо распахивает передо мной заднюю дверь, захлопывает, когда я усаживаюсь, садится за руль и тут же сует мне в руки какой-то сверток.
        - Это от Гарри,  - говорит он, обернувшись.
        Я разворачиваю обертку и вижу большого игрушечного щенка. Мои глаза наполняются слезами, пока Джо заводит машину.
        - И это тоже,  - прибавляет он.
        Вслед за игрушкой он протягивает мне тяжелый, как смертный грех, пистолет.
        - Он сказал, что ты умеешь стрелять.
        - Н-не уверена. Я уже забыла, как это делается,  - бормочу я, не решаясь прикоснуться к оружию. Но Джо, очевидно, не привык церемониться.
        - Если что, стреляй в упор, поняла?  - Джо сует мне пистолет.  - Или ты, или тебя.
        Он гонит машину к выходу, уверенно петляя в лабиринте паркинга. Свет фар пронзает полумрак. Мы несемся быстрее ветра, шины визжат на поворотах… Я вскрикиваю от ужаса, когда внезапно у нас на пути возникает черный седан с затемненными стеклами. Джо резко тормозит. Визг колес, крутой вираж, меня швыряет на спинку переднего сиденья. Лицо немеет от боли, из носа брызжет кровь, но мне некогда об этом подумать. Меня заботит только то, что происходит впереди. Тем временем из седана выскакивают вооруженные люди в черных куртках и в масках. Джо дает задний ход, и я ложусь на сиденье, стиснув в одной руке игрушку, а другой сжимая рукоятку пистолета.
        - Стреляй по ним, стреляй, мать твою!  - орет мне Джо, но я не в состоянии стряхнуть с себя панический ужас. Я лежу на сиденье, едва не теряя сознание. Крики, паника, сумасшедшие ругательства Джо… А потом машина влетает задом в столб, и наступает тишина. Дверца открывается.
        Меня легко вытаскивают из машины и зажимают мне рот. Пистолет падает на пол, но игрушку я держу так крепко, словно в ней - вся моя жизнь. «Нет! Нет!»  - пытаюсь я закричать во всю силу легких, но у меня уже нет голоса. Я вижу краем глаза, как Джо скручивают и выволакивают из машины.
        - Пожалуйста, не убивайте меня!  - наконец вырывается крик из моего горла.  - Джо! Джо!
        Тот мне больше не помощник: его куда-то волокут два человека, вывернув ему руки. Еще двое тащат меня к машине, запихивают в салон и запрыгивают на сиденье с двух сторон. Я уже ничего не соображаю от ужаса, я ни жива ни мертва. Сердце вот-вот пробьет грудную клетку и выскочит наружу. Седан трогается с места. Ненависть и паника утраивают мои силы, и я начинаю брыкаться и бороться. Я не буду сидеть тихо, я не продам свою жизнь дешево!
        Но один из похитителей стискивает меня железной хваткой, зажимая мне рот, и стягивает с себя маску. Обритая наголо голова, широкое лицо, карие глаза, татуировки на шее.
        - Узнаешь меня? Южная Африка, дача, блины, «Ван Дайрекшн».
        Я его не понимаю. Я готова плакать и умолять…
        - Южная Африка, дача, блины, «Ван Дайрекшн»,  - терпеливо повторяет он, как мантру, и убирает руку с моего лица.
        «Я что, сплю?»
        - Оливер?  - выговариваю я.  - Жених Фионы?
        - Он самый.
        - Но ты же друг Оушена. Зачем вам меня убивать? Зачем вы напали на Джо?
        - Она всегда такая непонятливая?  - стягивая с головы маску, говорит крепко сбитый парень с ухмылкой кита-убийцы, сидящий с другой стороны от меня.
        - Это просто шок,  - замечает Оливер.
        - Джо… Джо…  - верчу головой я.  - А как же Джо?
        - Думаю, это как раз тот, кто следил за тобой от самого Бостона,  - говорит тот, кто сидит за рулем. Он уже без маски и смотрит на меня в зеркало заднего вида.
        Я вздрагиваю, когда слышу его голос. Он так похож на голос Боунса, только в нем больше хрипотцы.
        - Что?  - перестаю дышать я.
        - Тот, кто вывел тебя из аэропорта,  - один из наемников Моретти.
        Я делаю вдох и выдыхаю. Еще раз. И еще. Наконец происходящее складывается в цельную картину. Джо - наемник Лилит, и он хотел похитить меня. Тогда эти люди…
        - Я спасена?  - бормочу я.  - Вы меня не убьете?
        - Иисусе,  - вздыхает сидящий за рулем и достает из кармана телефон.  - Сынок, твоя девочка у нас. И лучше поговори с ней сам, а то она сейчас выпрыгнет из окна…
        СЫНОК?!
        У меня в руках оказывается телефон, и я прикладываю его к уху.
        - Скай, слышишь меня? Это свои,  - говорит Боунс.  - Теперь все будет хорошо.
        Я не могу ответить, меня душат слезы. Меня переполняет такое облегчение, и тут же посещает жуткая мысль: если бы у меня хватило духу поднять пистолет, я бы могла убить кого-то из них, господи…
        - Спасибо,  - только и могу сказать я.  - За игрушку, за мое спасение, за все…
        - Какую игрушку?  - настораживается Боунс. «Ах да, ведь эта игрушка не от него»,  - медленно, по-черепашьи, соображаю я.
        - Передай телефон Оливеру,  - быстро говорит он. Оливер слушает несколько секунд, что ему говорит Боунс, и неожиданно забирает из моих рук плюшевого щенка. Он слегка сжимает его несколько раз, потом просовывает палец в шов и аккуратно его разрывает.
        - Матерь Божья,  - бормочет он, глядя внутрь. Окно машины опускается, и Оливер с силой вышвыривает игрушку из машины. Щенок летит по высокой дуге, кувыркаясь в воздухе, и падает в высокую траву. Машина проезжает еще полкилометра и останавливается. Парни выскакивают наружу, громко переговариваются, звонят в «Гарду»[38 - «Гарда»  - национальная полиция Ирландии.]. Я с тревогой выхожу из машины вслед за ними и смотрю в ту сторону, куда улетела моя плюшевая собачка. Что происходит? В голубом небе - стайка голубей, воздух, родной, особенный, кружит голову. Там, в заросшем высокой травой поле, наверняка фазаны вьют гнезда, и бегают кролики, и…
        Сетчатку моих глаз обжигает яркая, как молния, вспышка. Над полем взметается огненное облако, и я падаю на землю, оглушенная взрывной волной. Глотаю пыль, острые стебли колют лицо. Я лежу, пока мне не помогают встать на ноги. Над местом взрыва понимается столб черного дыма, во все стороны разлетаются полевые птицы. Трясусь и вздрагиваю в объятиях мужчины, который сидел за рулем. Он хмуро молчит, потом заглядывает мне в лицо - да это же точная копия Боунса, только на тридцать лет старше и с бородой как у Конора Макгрегора[39 - Конор Макгрегор (р. 1988)  - известный ирландский боец смешанных боевых искусств.]!
        - Иисусе, деточка, какому дьяволу ты перешла дорогу?  - говорит он.
        Если бы я держала эту игрушку в руках чуть дольше, то сейчас части моего тела разбросало бы по всему полю. И Оливер, и его товарищ, и отец Боунса тоже погибли бы: мгновение - и нас всех нет.
        - Мистер Оушен,  - бормочу я.  - Кажется, мне нехорошо…
        - Зови меня Брайан. Но-но-но, только не обморок… Детка… Вот черт…

* * *

        Смутно помню, что было после. Кажется, приехала полиция и о чем-то меня расспрашивала. Кажется, я снова потеряла сознание. Кажется, меня осматривал врач: проверил руки-ноги и продезинфицировал порезы на голове. Не знаю, сколько времени я провела на обочине этого поля: час? два? пять? А потом нам всем позволили уйти. Оушен-старший явно был на короткой ноге с полицейскими шишками.
        После мы все приехали в Малахайд[40 - Малахайд - дорогой район на севере Дублина, расположен на побережье.], в большой двухэтажный коттедж, крытый черной черепицей и окруженный высокой оградой: я, отец Оушена, Оливер и еще полдюжины вооруженных парней. Я не смогла ни есть, ни говорить и по-настоящему пришла в себя только после того, как мне дали какое-то успокоительное и я немного поспала.
        Я очнулась в спальне с красиво скошенным потолком, в котором было большое окно. Через него в комнату вливалась синева вечернего неба и смешивалась с теплым светом прикроватной лампы. Горели все ссадины на теле, в теле ныли все мышцы, во рту пересохло, голова распухла от мыслей - страшных, отчаянных. Неужели мне в самом деле удалось спастись? Неужели я действительно жива? Все кончено? Или еще нет? Где Лилит? Где Боунс? Он приедет ко мне? Он расскажет, кем, черт возьми, она ему приходится?
        Я приподнялась на локте и осмотрелась, морщась от всплеска головной боли. На прикроватном столике рядом с лампой стояли графин с водой и пара высоких стаканов. Я плеснула себе воды в стакан, неловко пролив немного на лежащую рядом газету, и… моя рука замерла в воздухе. Я поставила графин и развернула газету, на первой полосе которой красовался Боунс со статуэткой в руке. Заголовок гласил:
        СЭМ 'SAMAEL' ОУШЕН:
        Ты нужна мне, и пусть твердят обратное все демоны ада.
        Кого имел в виду Король Готики в своем первом за последние десять лет публичном выступлении?
        Строки полетели и вонзились в меня, как стрелы.
        «Фронтмен скандально известной группы "Кости Христа", Сэм Оушен, более известный всем под прозвищем Samael, впервые за десять лет вышел в свет. Он посетил церемонию музыкальных наград American Music Awards, где удостоился награды как лучший продюсера года. Сэм и ранее побеждал в различных номинациях, но никогда не являлся за наградой персонально, избегал публичных выступлений и вел максимально закрытый образ жизни. Именно поэтому его появление произвело фурор на церемонии. Пожалуй, это стало самой обсуждаемой темой вечера.
        Сэм покинул сцену в 2005 г. после того, как его беременная подруга подверглась жестокому нападению со стороны неизвестного. Но он никогда не покидал свой трон короля эпатажа и той мрачной, атмосферной музыки, которая способна пробрать вас до мозга костей. Он продолжал царить, творить, дарить миру те мистические мелодии, которые невероятным образом объединяют в себе ярость и нежность, божественное и дьявольское, гармонию и диссонанс. Можно сколь угодно обсуждать его персону, его личную жизнь и его прошлое, но его талант, безусловно, не подлежат сомнению. Выступление певицы Foxes с песней "Devil Side", написанной Сэмом Оушеном, стало одним из самых впечатляющих выступлений за всю историю церемоний АМА. Я не припомню ни одной песни, от текста которой меня бы так сильно бросило в дрожь.
        Беги и прячься. Сегодня ночью мне не поздоровится. Твоя дьявольская сущность выходит наружу и готовится уничтожить меня. Все это - как замедленное самоубийство - смотреть и видеть твоего дьявола, который становится между мной и тобой. Я хочу тебя, но не твою дьявольскую сущность, не твою пугающую жизнь, а только тебя. Поэтому скажи мне, почему я всегда имею дело с твоим дьяволом, с твоим опасным рассудком, но не с тобой? Кто спасет тебя? Кто спасет?[41 - Цитируется в переводе автора текст песни «Devil Side» певицы Foxes (сценический псевдоним британской певицы Луизы Роуз Аллеи (р. 1989)).]
        Но к таланту, загадочному прошлому и ауре затворничества, окутывающей Сэма Оушена, в эту пятницу прибавилась еще одна тема для разговоров. Похоже, что Сэм явился на церемонию не только для того, чтобы забрать статуэтку. Речь, которую он произнес со сцены, явно предназначалась для одного-единственного человека, которого не было в зале, но до которого Оушен жаждал достучаться. Впрочем, прочтите эту речь сами, представьте, как ее произносит один из самых привлекательных мужчин нашей планеты по версии журнала People, и вообразите, какое впечатление она произвела на ту, которой была адресована. Если, конечно, она ее услышала. Хочется верить, что услышала…»
        Я переворачиваю страницу и с замиранием сердца вчитываюсь в текст.
        «Твое небо может упасть. Тебе кажется, что оно непоколебимо и несокрушимо. Но, как оказалось, в любой момент оно может обрушиться на землю. Какие-то невидимые струны оборвутся - и оно упадет. Наступит ли конец света? Нет. Погибнешь ли ты? Нет. Ты просто будешь поднимать вверх глаза и видеть черную, пугающую пустоту. Ни звезд, ни солнца, ни снега, ни дождя - всего лишь разрыв пространства и времени, всего лишь вакуумная яма над головой, бездна. И страшней всего будет осознание, что ты мог бы поймать его, подставить плечо под рушащийся небосвод, удержать его стремительное падение - мог бы, да не стал. Небо, надеюсь, ты меня слышишь. Упасть на землю и разбиться на миллион кусков - это не конец. Конец - это не захотеть подняться и оттолкнуть руки тех, кто хочет тебя поднять. Я - один из тех, кому осколки не режут руки, кому уже нечего терять и кто в состоянии дать тебе точку опоры. Ты нужна мне, Скай, и пусть твердят обратное все демоны ада. Ты нужна мне, и только поэтому я сейчас здесь…»
        «Пусть твердят обратное все демоны ада, но похоже, что вместо статуэтки АМА Сэм предпочел бы унести отсюда эту самую Скай. Какое трогательное проявление чувств. Я думаю, никто не ожидал услышать нечто подобное от такого человека, как Сэм Оушен. Учитывая его нелюбовь к публичности, можно с уверенностью сказать, что мы стали свидетелями чего-то из ряда вон выходящего. Я увидела, как опасная тьма становится ласковым котенком у ног света. Как сила не может постичь себя без слабости. Я услышала, как дьявол умоляет Небеса о снисхождении. И на этот раз это вовсе не пафосная библейская притча, а самая настоящая лав-стори, в которой дьявол - это мужчина, а Небеса - женщина, которую он любит.
        Ваш корреспондент из Лас-Вегаса Стейси Палмер, церемония American Music Awards 2015, специально для Irish Times».
        Я сжала газету в руках, сжала зубы, сжала веки.
        Он меня искал. Все это время он меня искал. Он знал: я упала и разбилась. Он знал: я превратилась в осколки. Он хотел найти их все до единого, сложить меня заново и сделать своей. И он заявил об этом во всеуслышание, в надежде, что газетчики разнесут его послание по всему миру… Но, по прихоти судьбы, я о нем так и не узнала. Небо бывает на редкость глухо и слепо…
        Я спустила ноги на пол и осмотрелась в поисках одежды. На стуле рядом с кроватью аккуратной стопкой лежали мягкие спортивные штаны и толстовка с капюшоном и эмблемой какого-то футбольного клуба. Я подняла ее, и мне тут же бросился в глаза ярлычок с вышитыми на нем инициалами: S. Н. О.  - Сэм Гарри Оушен. Кажется, в этом доме для меня нашлась только его старая одежда, которую Гарри носил еще подростком. Неужели я нахожусь в его доме? В тот самом, где прошло его детство?
        Количество вопросов у меня в голове зашкаливало. Нужно срочно найти человека, на которого можно будет выплеснуть свое жадное любопытство. Но сначала мне нужен горячий душ и бритва - закончить то, что я начала делать в аэропорту. Ровно обрить торчащие пучки волос и убедиться, что на мне не осталось ни одной чужой пряди. Стереть с себя едкий запах страха и отчаяния. Снова почувствовать себя живой и невредимой…
        Сказано - сделано. Я отыскала душевую, вымылась, потом надела футбольное трико Гарри и подошла к зеркалу.
        Еще никогда я не выглядела так плохо, так жутко, так странно. Узница концентрационного лагеря в мальчишеской одежде? Бритая наголо пациентка психиатрической клиники? Тощий подросток, которого только что подвергли химиотерапии? Одно предположение лучше другого…
        Я бросила взгляд на газету, в которой Боунс выглядел так, словно только что победил в конкурсе «Мистер Вселенная». А потом снова посмотрела в зеркало. «Лучше бы ты сегодня умерла»,  - заключила моя внутренняя перфекционистка и хлопнулась в обморок.

* * *

        Я накинула на голову капюшон и, крепко держась за перила, спустилась в гостиную. В камине горел огонь. Красные отблески танцевали на полу из темного дерева и на высоком потолке. На коврике в опасной близости от огня дремал щенок золотистого ретривера, положив голову на лапы. Было так тихо… Только дрова потрескивали в огне, и позвякивал лед в стакане, который держал человек, сидевший за столом.
        - Здравствуйте,  - тихо сказала я. Скрипнул стул, и сидящий человек обернулся.
        - Проходи, дорогая. Хорошо поспала?  - Мистер Оушен улыбнулся в рыжую бороду.
        - Удалось немного. Спасибо за газету,  - сказала я, заползая в стоящее рядом кресло.
        - Пустяки,  - ответил он, хитро подмигнув.
        - И за то, что не позволили мне умереть. Кто вы? Я имею в виду вашу профессию…
        - Я обычный пенсионер, которому не сидится дома.
        - Ну конечно,  - усмехнулась я.  - А серьезно? Если это не секрет. Гарри что-то говорил про семейный бизнес, с тонкостями которого он разбирается на досуге. Это что-то вроде…
        - Всего лишь небольшое агентство, предоставляющее охранные услуги.
        - Так-так, тренируете спецназовцев, значит, и всякое такое?
        - О нет, просто переманиваю к себе натренированных,  - рассмеялся мистер Оушен. И поинтересовался:  - Ты голодна?
        - Нет.
        - Тогда поужинаете вместе с Гарри. Он скоро будет здесь.
        - Как скоро?  - сглотнула я, натягивая капюшон пониже.
        - Самолет уже приземлился. Полчаса. Час максимум.
        Меня вдруг затрясло так сильно, что, наверное это было даже заметно.
        - Мистер Оушен…
        - Зови меня Брайан.
        - Мистер Брайан… То есть Брайан… Наверное, странный вопрос, но… Как я выгляжу?  - пробормотала я, поднимая на него глаза.
        Он прищурился и мягко улыбнулся.
        - Для человека, который сегодня едва не погиб,  - просто восхитительно.
        - А для человека, у которого сегодня… свидание?  - шмыгнула носом я.
        - Дорогая, тебе не о чем переживать. Во-первых, тут темно…
        Я невольно рассмеялась, громко и нервно.
        - Во-вторых, его никогда не влекли блестки и бантики. В третьем классе он запал на девочку, которая играла в регби и треть свободного времени проводила на тренировочном поле в грязи по колено. Носил ее рюкзак, катал на велосипеде и написал ей аж семь песен. Кстати, в этом трико ты очень на нее похожа.
        - Вот спасибо,  - хихикнула я.
        - Ну и, в-третьих, имей в виду, что у меня в запасе есть два десятка бойцов спецназа. Тебе будет из кого выбирать.
        Впервые за долгое-долгое время я наконец обрела некое подобие умиротворения. Щенок ретривера, которого разбудил мой смех, подошел ко мне и стал обнюхивать. Я взяла его на руки. Теплый, тяжелый и такой смешной. Как ребенок.
        Ребенок…
        - Мистер Оушен? То есть Брайан. А здесь есть аптека где-нибудь поблизости? Мне кое-что нужно.
        - Боюсь, все аптеки уже закрыты. Но я думаю, в этом доме найдется все от пластырей до антибиотиков. Что тебе нужно?
        «Тест на беременность. Боюсь, вы скоро станете дедушкой».
        - Кое-что… по женской части,  - пробормотала я.
        - Думаю, Софи сможет тебе помочь. Моя соседка. Хочешь к ней заглянуть?
        - Э-э…
        «Софи, простите, у вас не найдется теста на беременность? Заехала в гости к вашему соседу и, кажется, я беременна…»
        - Думаю, это подождет до завтра,  - ответила я, заставив себя широко улыбнуться.
        - Ты можешь попробовать поискать круглосуточную аптеку, но только если Оливер, Коннор или кто-то из парней поедет с тобой.
        - Они все здесь?  - Я повертела головой.
        - Останутся до утра,  - кивнул Брайан на дверь соседней комнаты, откуда слышался шум трансляции какого-то матча.  - Нам нужно кое-что обсудить, когда Гарри приедет.
        Щенок на моих руках навострил уши, громко гавкнул и засучил лапами. Я опустила его на пол, и он вперевалку побежал к входной двери. Я отчетливо различила звук шагов снаружи и звук мотора отъезжающей машины. Сердце пропустило удар, а когда в дверь позвонили, казалось, остановилось вообще. Я положила вспотевшие ладони на стол и медленно поднялась.
        Брайан пошел открывать. Считаю его шаги. Воздух в комнате заканчивается. Стою неподвижно, как каменное изваяние. От слез в глазах размываются очертания окружающего…
        «Моргни, Скай. Смахни ресницами слезы. Смотри, как Брайан открывает дверь и порог переступает человек, которому ты обязана жизнью. Смотри, как он входит в дом, обнимает отца - так крепко, словно не видел его тысячу лет. Потом роняет на пол куртку и останавливается в дверях. Запомни этот момент - ведь потом ты захочешь воскрешать его в памяти снова и снова. В твоей жизни не было и не будет картины более волнующей…»
        - Боунс,  - говорю я голосом привидения. Комната начинает медленно вращаться, я чувствую такую слабость и такое блаженство…
        - Морковь,  - отвечает он.
        «Морковное пюре, если точнее».
        Выхожу из-за стола и иду к нему неровным шагом. И его руки смыкаются вокруг меня, берут меня в плен. Я спасена. Теперь я точно спасена. Осталось продемонстрировать чудеса выдержки и не разрыдаться так громко, что рухнет крыша. Боже, дай мне сил… И только бы капюшон с головы не упал… И пусть он не смотрит на меня так пристально…

        Глава 23

        Мы сидим у камина и смотрим на огонь. Боунс так и не поцеловал меня с момента нашей встречи, и я не могла перестать думать об этом. Что-то изменилось. Вернее, изменилось все. Слишком много всего произошло - и, наверное, обстоятельства были не самыми подходящими, или я перестала быть для него подходящим человеком. Мы сидим совсем близко, плечо к плечу, бедро к бедру, Боунс закинул руку на спинку дивана: почти объятие - но на деле он так и не прикоснулся ко мне после того, как обнял при встрече.
        Хотя две жертвы кораблекрушения, которые только-только выбрались на берег из бушующего океана, тоже вряд ли будут нежничать и целоваться. Не до того. Они будут просто сидеть рядом, глубоко дышать и осмысливать то, что с ними произошло.
        - Ты точно в порядке? Доктора тебя осмотрели?  - в очередной раз спрашивает Боунс, всматриваясь в мое помятое лицо.
        - Не в порядке, но доктора бессильны мне помочь,  - вздыхаю я.  - Боунс, я не знаю, с чего начать… Мне столько всего нужно тебе объяснить…
        - Как насчет завтрашнего дня? Пусть сегодняшний день умрет в тишине,  - глядя на меня в упор, говорит Боунс.
        Я не хочу откладывать это на завтра. Все наши тайны и недомолвки разрослись и превратились в лес, который уже настолько загустел, что мы едва видим друг друга. Я хочу прояснить все до конца здесь и сейчас. Хочу наконец понять, кто мы и что нас ждет. Это невыносимо - зависнуть между небом и землей!
        Но я вижу отблески какой-то странной мольбы в глазах Боунса. Он не хочет сейчас ни о чем говорить. Он просит у меня отсрочки, словно, если мы начнем разговор, день тут же начнет умирать не в тишине, а в агонии.
        - Боунс, если все дело в том, что я сделала… Если тебе не дает покоя то видео… Я хочу рассказать, как оказалась там и что было бы, если бы я этого не сделала… И я не могла ни к кому побежать за помощью. Ни в полицию, ни к тебе, ни к кому! Иначе они бы устроили так, что я бы закончила свою жизнь в психушке. И если бы я могла уберечь тебя от того, что ты испытываешь сейчас…
        Его лицо каменеет, он поворачивается ко мне чуть ли не всем торсом.
        - И что же я испытываю?
        - Злость… Ревность… Я не знаю…  - шепчу я.  - Надеюсь, не ненависть.
        - Скай, о чем ты говоришь?!  - Он хватает меня за плечи и притягивает к себе.  - Ты думаешь, я испытал бы ревность, если бы тебя бросили в клетку к бешеной горилле? Разве можно ревновать к животному? К хищной твари? Злость? Бог ты мой… Все, о чем я думал в тот момент,  - это жива ли ты до сих пор, или тебя уже нет!
        - В смысле?  - медленно моргаю я.
        - В смысле, что, увлекшись, Моретти мог легко тебя убить!
        - Моретти?  - У меня кровь отливает лица.  - Тот самый Джек Моретти, который…
        - Брат Лилиан. Уголовник и психопат. Застрелил девушку не так давно, и, возможно, она не единственная его жертва. Ты же не знала, с кем имеешь дело, так? Уверен, что не знала.
        Я немею, висок простреливает резкая боль.
        - Поэтому не переживай обо мне. Я не испытываю ни ревности, ни злости. Только неотступный страх - ведь ты могла не выйти оттуда живой - и неимоверное желание добраться до этой твари и убить ее. Не спеша и с удовольствием. И хотя знаю, что это обращение не по адресу, но я молю бога, чтобы мне представилась эта возможность. Вдруг у него будет игривое настроение и он мне позволит это сделать.
        Боунс сжимает мои ладони и заглядывает мне в глаза. Я его едва узнаю: лицо холодное, завораживающе безжалостное.
        - Что еще ты чувствуешь?  - бормочу я, утыкаясь лбом ему в плечо.  - Я хочу знать, о чем ты молчишь, Гарри. Мне известно, что ты меня искал. Значит, я все еще нужна тебе? Тогда нам стоит сказать вслух все, что накопилось, и подумать, что делать дальше. Я хочу рассказать тебе свою историю о Лилит. И хочу услышать твою историю о Лилиан Дженне Моретти. И правда ли, что она твоя…
        Боунс резко встает с дивана, протягивает мне руку и, помогая встать, тянет за собой. Хватает с вешалки куртку и набрасывает ее мне на плечи. Мы выходим на крыльцо, залитое лунным светом.
        - Посмотри, какая ночь,  - шепчет он, касаясь горячими губами моего уха.  - Такой больше не будет. Звезд просто немерено. Пусть все останется в доме. К дьяволу все, идем…
        Я шлепаю за ним в одних тапочках по влажному от вечерней росы газону. Его рука сжимает мою ладонь. Он ведет меня к припаркованной на подъездной дорожке машине.
        - Тут до моря две минуты. Поехали?
        Я без лишних слов, с готовностью сажусь в машину. Отливающий глянцевым блеском черный «БМВ Икс-6», который я не видела раньше. Внутри темно и тепло, сижу тихо, как мышка… Что-то не так. Я ощущаю это каким-то шестым чувством, затылком, спиной, кожей. Боунс нервничает, я улавливаю исходящее от него отчаяние и желание оттянуть время. Но собственное желание разобраться во всем уже не жалит и не мучает меня так, как раньше. Так и быть. Пусть этот день умрет в тишине. Я тоже этого хочу. Хочу просто сидеть рядом с ним, и молчать, и гладить его бедро, пока он ведет машину к побережью, и любоваться его завораживающе красивым профилем, и дышать с ним одним воздухом…
        Боунс останавливает машину и помогает мне выйти. Небо - чернее черного, лишь у самого горизонта виднеется зеленоватая узкая полоска. Зябкий ветер гуляет по пристаням, на воде качаются яхты…
        - Я люблю тебя,  - говорит он, не глядя на меня.  - Но ты не представляешь, что за дикости я творил в своей жизни… У меня стынет кровь в жилах, когда я думаю обо всем этом… А там, в Саймонстауне, я потерял голову и вообразил, что если что-то очень нравится, то можно позволить себе это взять. И плевать на последствия. Но что если я не пара тебе, моя маленькая морковка?
        Боунс поворачивается ко мне, и у меня перехватывает дыхание от испуга. Он какой-то другой. Не такой, каким я его помнила.
        - Каким ты меня видишь? В какого меня ты влюбилась? В короля вечеринок и дурацких шуток? Заядлого собаковода в дизайнерских майках? В чокнутого Ромео, который бросается за тобой в бушующий океан? Что, если это не все? Что, если там,  - Боунс стучит кулаком по своей груди,  - много такого, что напугает тебя до смерти, если ты об этом узнаешь?
        Кажется, я не дышу. Вот уже пять минут. Порыв ветра толкает меня в спину, и я с трудом удерживаю равновесие.
        - Я хочу защитить тебя от всех демонов ада. Но что, если один из них - прямо здесь, перед тобой?
        Еще один порыв ветра срывает капюшон с моей головы, но мне уже все равно. Того, кого я вижу перед собой, не испугают ни бритая голова, ни порезы на моей коже. Может быть, даже наоборот: его влечет мое несовершенство, моя болезнь, мой изъян. Но разбираться во всем этом у меня уже нет никаких сил.
        Вообще. Никаких. Сил.
        Все осталось там - в аэропорту. Вместе с волосами…
        - Пусть день умрет в тишине,  - отвечаю я.  - И завтра ты расскажешь мне все. И я приму решение: продолжать любить тебя или бежать от тебя со всех ног. А пока… могу сказать одно. Ты и в самом деле чудовище, Боунс. У тебя нет ни души, ни сердца, потому что с момента нашей встречи ты все еще меня не поцеловал. И я не знаю, что ты натворил в прошлом, где и когда, но этого тебе прощать не собираюсь.
        Он меня не испугает. Не заставит отказаться от него. Завтра, при свете дня, я разберусь во всем - кропотливо и тщательно,  - но сейчас больше не хочу сотрясать воздух. Я уже не в состоянии мыслить здраво. Мне хочется только… всего лишь… самую малость…
        Боунс понимает то, что я не досказала. Сейчас он в таком состоянии, что ему не нужно намекать дважды. Рука - быстрая, решительная, получившая официальное приглашение - ложится на мою шею и тянет меня вперед. Я падаю ему на грудь, вцепляясь заледеневшими руками в его плечи. И он впивается в меня с таким отчаянием, с такой жаждой… Я открываю рот, я встречаю его губы, его язык, его дыхание - все мое, мое, мое… «Люби меня, владей мной. Кем бы ты ни был. Я так устала никому не принадлежать, быть ничьей. Можно я буду твоей? Уверена, ты придумаешь, что со мной делать…»
        - Я думал, тебе не до того,  - шепчет он.  - Я думал…
        - Не думай, хватит,  - обрываю его я, обхватываю его голову, запускаю пальцы в его волосы, пока он напоминает моему телу, кто здесь главный.
        Усилившийся ветер едва не сбивает нас с ног, и Боунс подхватывает меня на руки и несет к машине. Мы оказываемся в теплой темноте, вдыхаем запах кожи сидений. Я взбираюсь к нему на колени, сую руки ему под рубашку, туда, где его кожа так и пылает. Как же меня возбуждает эта теснота. Как мне нравится эта невозможность нормально двигаться. Всего шесть пуговиц - и гори оно все огнем…
        - Давай вернемся домой… и продолжим,  - шепчет Боунс, легкими прикосновениями губ лаская мою шею.
        - Хочу все здесь и сейчас.
        - Скай… Там будет лучше,  - просит он настойчиво.
        - Лучше, потому что в доме полно вооруженных парней? Потому что там я буду в безопасности?  - Я смотрю на него в упор.  - И что же может случиться, если мы останемся здесь совсем одни? Растерзаешь меня? Изнасилуешь?
        Я улыбаюсь ему в лицо - беспечно и смело. Боунс прикрывает глаза, словно в эту самую минуту решает, жить мне или умереть.
        - Знаешь что? Ты не сделаешь мне ничего плохого, Сэм Гарри Оушен. Потому что любишь меня. Ты не позволишь, чтобы я испытывала боль. Ты будешь обращаться со мной, как с гребаной герцогиней Кембриджской,  - заявляю я и сую руки ему в штаны.
        И выигрываю эту битву без единой жертвы.
        - Договорились, ваша светлость.
        Руки Боунса оказываются у меня под толстовкой, и его ладони накрывают мои груди. Я танцую на его коленях, я двигаюсь так, будто только для этого и была рождена. Не могу остановиться, не могу оторвать глаз от его взволнованного лица.
        Я не знаю, что мне уготовано завтра, но сейчас все так, как и должно быть. Мы вместе, мы одно целое, как тревожное небо над нами и этот темный, выходящий из берегов океан.

* * *

        Мы вернулись домой после полуночи. Самая лучшая ночь в моей жизни, я ее дождалась. И кто же знал, что ее рецепт будет так гениально прост: встретиться с тем, кто присвоил мое сердце, и отдать ему все остальное. Заняться с ним любовью в машине на берегу моря, роняя капли пота на кожу сидений. Потом заехать на круглосуточный «Макдрайв» и заказать кофе с гамбургерами. Потом есть на парковке, целоваться и слушать музыку - какой-то ранний альбом какой-то Натали Имбрульи, или как ее там. Слушать и впервые в жизни при этом не испытывать боли и раздражения…
        Сонную и счастливую, он привез меня домой. Спотыкаясь в темноте, как будто только что пили виски, а не кофе, и, на ощупь пробираясь по ступенькам, мы прошли в спальню. Посреди кровати спала Баунти - щенок ретривера, с которым я уже успела познакомиться. Боунс переложил ее на край кровати, как ребенка, и это ласковое внимание, предназначенное щенку, заворожило меня. Настолько, что сбилось дыхание.
        Боунс укрыл меня одеялом, лег рядом, положил руку мне на живот, и я замерла, замораживая в памяти этот момент. Ох, его рука такая тяжелая, что низ живота у меня даже немеет. Сегодня же утром поеду в город, куплю пачку тестов на беременность и изведу их все. А потом… Я не знаю, как скажу ему об ЭКО, если тест окажется положительным. Кажется, нигде во Вселенной, ни в одном языке не существует подходящих слов…
        - Боунс, твоя рука такая тяжелая…
        - Она утомлена. Она всю ночь ласкала прекрасную женщину,  - бормочет он мне в висок и перекладывает руку на грудь.
        Так гораздо лучше, но живот продолжает неметь и ощущается так странно.
        Так необычно…
        И в этот момент я припоминаю все странности, что случились с моим организмом в течение последних дней: аппетита то нет совсем, то он просто волчий. Низ живота такой плотный и напряженный. Грудь такая чувствительная. И оргазм был необычайно яркий. И месячные… Их нет уже давным-давно! Впрочем, доктор Бхагнари предупреждал, что это не показатель. После тех лошадиных доз гормонов, что я приняла, месячных может не быть какое-то время даже при отсутствии беременности. Я перевернулась на бок и прижалась к Боунсу.
        - Ты какая-то другая,  - говорит он, и его рука скользит от моей груди к моему животу и обратно.
        - Новая стрижка всегда меняет женщину,  - вяло шучу я.
        - Нет, твоя кожа, твой запах, все другое. Даже то, как ты говоришь… или целуешься. Раньше ты была просто морковный кекс. А теперь морковный кекс с айсингом[42 - Айсинг - разновидность мягкой сахарной глазури.].
        «А как насчет морковного кекса с… начинкой?» Боунс, завтра ты будешь орать на морковный кекс с айсингом так громко, что услышит весь Малахайд.
        Баунти встает и начинает бродить по одеялу, переступая через мои ноги, карабкаясь на мое бедро, обнюхивая мочку моего уха. Я проваливаюсь в сон, прижавшись к Боунсу голой грудью и обвив его руками…

* * *

        Щенок заскулил и завертелся на одеяле волчком.
        - Баунти, прекрати,  - зеваю я.
        Я ищу ее на ощупь, глажу, тискаю, но она не унимается. Сажусь, протираю глаза. Щенок спрыгивает на пол и сердито рычит. Я обвожу взглядом постель и комнату: Боунса нет. Кладу руку на простынь - еще теплая. За окном ни проблеска, ни намека на рассвет.
        - Боунс?
        Баунти подбегает к двери и заливается захлебывающимся лаем. Я сую руки в рукава рубашки Боунса и делаю шаг к двери - первый шаг к гильотине, которую судьба уже приготовила для меня…
        Выхожу из комнаты. Зябко, в коридоре гуляет такой сквозняк, словно где-то открыто окно. Баунти бежит рядом, шумно сопя. Дверь в одну из спален приоткрыта и покачивается от движения воздуха. Слышу голоса, приглушенный разговор людей, которые не хотят потревожить сон этого дома. Замедляю шаг, плотно запахиваю полы рубашки и - заглядываю в дверной проем.
        Однажды моя мама сбила оленя по дороге из Степсайда в Килтернан. Мне было лет десять, и я хорошо помню, как это произошло. Глухой удар, мамин крик, а потом я обернулась и посмотрела назад, прижавшись лицом к стеклу: олень катался по дороге, дергая ногами в воздухе. Он пытался встать, но тело уже его не слушалось. Удар не убил животное, но оно получило какие-то смертельные повреждения. Грация совершенного тела была нарушена, я в первый и последний раз видела агонию живого существа. Тогда я испытала такой страх, что меня вырвало прямо в машине, пока моя перепуганная мама неподвижно сидела, зажав руками рот. Она не знала, что делать, и боялась выйти и подойти к оленю, и уехать тоже не могла. Она просто сидела в машине и плакала. И я помню едкий рвотный запах, который наполнил салон. Запах страха, истерики и отчаяния…
        В этот раз к горлу тоже подступила тошнота - резкая, неудержимая. Рот наполнился слюной настолько, что мне пришлось ее сглатывать. Две фигуры у открытого окна шевельнулись, и я закусила губу до крови.
        Боунс - в одних пижамных штанах (я сняла с него футболку перед сном)  - застыл на месте, как околдованный. Мышцы играли на татуированной спине, отчего казалось, что звезда-ангел ожила. Он дышал так шумно, как будто из комнаты выкачали кислород, и не сводил глаз с женщины. Воплощение моих ночных кошмаров, она стояла рядом с ним - близко-близко. Тонкая, вытянутая в струну, в темном платье, которое висело на ней мешком. Но, вопреки нелепой одежде и болезненной бледности, Лилит выглядела как божество с античной фрески. Яркое золото волос растеклось по плечам, руки - пустые, легкие, безоружные - вытянулись вдоль тела. Лицо такое юное, такое дьявольски красивое…
        - Уходи, Скай,  - говорит Боунс, не глядя на меня, и я едва узнаю его голос. Он такой низкий, такой глубокий.
        - Что?  - Я издаю звук, больше похожий на писк насекомого, чем на человеческий голос. И с усилием повторяю громче:  - ЧТО?
        Боунс смотрит на Лилит таким взглядом, значение которого я бессильна себе объяснить. Что за выражение в его глазах? Предвкушение? Возбуждение? Одержимость? Я делаю шаг назад, и щенок, вертящийся у моих ног, громко взвизгивает. Это галлюцинация… Меня подстрелили в аэропорту, и я лежу на холодном полу в предсмертной агонии. Это не может быть правдой!
        - Ты плохо слышишь?  - взрывается Боунс, разворачиваясь ко мне всем телом. Он выглядит угрожающе, и эта угроза адресована МНЕ.  - Уходи!
        - Тебя, что, накачали дурью?  - вздрагиваю я.  - Боунс, ты же… Мы же… На берегу… Я люблю тебя!
        Лилит смотрит на меня из-за его плеча с сожалением и насмешкой. Ее рука ложится ему на плечо, и он тут же накрывает ее ладонь своей.
        В этой комнате творится что-то, чего мне никогда не понять. Она полнится напряжением. Высоковольтным электричеством. Демоническими, непостижимыми, всепоглощающими чувствами, по сравнению с которыми мои собственные - это жалкая человеческая пародия, слабая подделка.
        - Если хочешь, чтобы я ушла, тебе нужно всего лишь убить меня!  - кричу я.
        - Останься, если хочешь,  - произносит Лилит. Без злости, без презрения. Даже как-то по-доброму.  - Гарри не будет против, правда? Она просто посмотрит, как сильно ты по мне скучал.
        - Проклятье!  - орет Боунс, надвигаясь на меня.  - Выметайся, черт бы тебя побрал!
        Я отшатываюсь и падаю навзничь. Моя голова ударяется об пол, но Боунс даже не смотрит на меня. Баунти лает, как бешеная. В коридор вбегают вооруженные люди в пижамах.
        - Не стрелять никому,  - спокойно говорит Боунс.  - Просто заберите ее отсюда.
        Я не сразу понимаю, что он говорит обо мне. Я отказываюсь это понимать! Боунс поднимает руку, и его пальцы касаются щеки Лилит. Он словно не видел ее тысячу лет и теперь хочет рассмотреть получше. Убедиться, что она реальна. Я смотрю на это движение, как завороженная. Смотрю и вою, вою…
        - Нет! Нет! Я не уйду!  - визжу я.
        - Забирайте ее - и все вон! ЖИВО!  - орет Боунс.
        И никто не смеет перечить ему. Никого не волнует, что здесь в этом доме - она. Посторонняя, чужая, непрошеная. Меня хватают под руки и волокут прочь. Я цепляюсь руками за дверной косяк, сдирая с пальцев кожу. Боунс разворачивается к Лилит, потеряв ко мне всякий интерес, и она тянется к нему, она обвивает его шею руками, а он не возражает. Она кажется совсем крохотной рядом с ним и такой уязвимой. Она смотрит на него из-под длинных ресниц, гладит руками его лицо и прижимается к Боунсу всем телом. Последнее, что вижу,  - их сближающиеся головы, их приоткрытые губы, его руки, впивающиеся в ее предплечья… А потом дверь захлопывается. С глухим стуком. Так захлопываются крышки гробов.
        - Боунс! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!  - надрываюсь я.  - Это она охотится на меня! Это она убила Саймона! Это она отправила меня в лапы насильнику, ему на потеху! Насильнику, которого ты грозился ради меня убить! Оушен! Гарри! Сэм!!!
        У него столько имен, но он не откликается ни на одно из них.
        Среди тех, кто тащит меня к выходу, я узнаю мистера Оушена. Старик молчит и быстро тянет меня к выходу.
        - Что вы делаете?! Отпустите меня! Что, что здесь происходит?!
        - Я не знаю, что происходит, о'кей?!  - отвечает Брайан.  - Но если он требует, чтобы тебя здесь не было, то тебя здесь не будет! Коннор, Оливер!
        Меня быстро выводят из дома. Кто-то сует мне в руки пакет с одеждой. Потом меня быстро заталкивают в машину и заводят мотор.
        А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо…

* * *

        Где Скай Полански?
        Нигде.
        Меня и правда больше нет. На заднем сиденье несущейся по дороге машины лежит моя оболочка. То, что от меня осталось. Внутри я взорвалась, вспыхнула и сгорела. Нервный хохот раздирает мне грудь: это та же машина, в которой мы с Боунсом занимались любовью всего несколько часов назад. Заниматься любовью — что за дурацкое выражение! При чем здесь любовь? Я все еще чувствую в салоне запах кожи наших тел, запах одеколона Боунса, запах моих разлагающихся, гниющих надежд… Это невыносимо.
        Кто-то из парней случайно жмет кнопку аудио, и в салон врывается голос Натали Имбрульи. Они тут же выключают музыку, но я хватаю Оливера за плечо.
        - Включи погромче!
        - Скай…
        - Включи погромче, мать твою!  - визжу я так, что у самой закладывает уши.  - ВЕРИТЬ БОЛЬШЕ НЕ ВО ЧТО! ВОТ ЧТО Я ЧУВСТВУЮ!  - подпеваю певице страшным, сорванным голосом.  - ПРОДРОГШАЯ, ГОЛАЯ, УНИЖЕННАЯ - ЛЕЖУ НА ПОЛУ! ИЛЛЮЗИИ НИКОГДА НЕ СТАНУТ РЕАЛЬНОСТЬЮ! Я ПРОСНУЛАСЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО И ВИЖУ, ЧТО ПРЕКРАСНОЕ НЕБО РАЗОДРАНО В КЛОЧЬЯ! ТЫ ОПОЗДАЛ, Я РАЗОДРАНА В КЛОЧЬЯ![43 - Цитируется в переводе автора текст песни «Torn» Натали Имбрульи.]
        Машина резко останавливается. Коннор - тот самый парень с улыбкой кита-убийцы, который сидел со мной рядом по пути из аэропорта,  - пересаживается за руль, а Оливер торопливо садится ко мне на заднее сиденье и прижимает меня к себе. Неловко, по-медвежьи…
        - Тихо, тихо… Дьявол его знает, что это было! Но он одумается. Слышишь? Вы поговорите, и…
        - ПОГОВОРИМ?!  - ору я.  - ПОГОВОРИМ О ЧЕМ?!
        - Мы все делаем ошибки…
        - Заткнись, Оливер, ох, просто заткнись,  - оборачивается Коннор.  - Оушен сбрендил, вот что. Зачем его выгораживать? Это и так всем ясно.
        Тянущая боль пронзает низ живота.
        - Куда мы едем?
        - Ко мне,  - коротко отвечает Оливер.
        - У меня есть друзья в Дублине. И даже своя квартира, блин! Мне нянька триста лет не нужна. Одолжите только на такси…
        - Скай, я… Может, все-таки ко мне?  - Оливер начинает нервничать, и это очень заметно.
        - Оушен-старший приказал тебе приглядеть за мной, что ли? Да пошли вы все, Оливер! Все кончено. Между мной и Гарри все кончено, а ты не имеешь права указывать мне, что делать!
        Коннор тормозит у какого-то торгового центра. Оливер кричит на него. Я пытаюсь выйти из машины, Оливер пытается мне помешать.
        - С ума сошел?  - шиплю я.  - Хочешь, чтоб я заорала на весь район?
        Даю ему пощечину и выскакиваю наружу. Боль в животе усиливается. Согнувшись чуть ли не пополам, бегу в торговый центр искать туалет. Вбегаю в кабинку, снимаю штаны и едва не сползаю по стенке на пол. Кровь. Белье пропиталось насквозь…
        Молись громче, Полански. Бог не слышит писк мышей.
        Отрываю большой кусок туалетной бумаги, комкаю и вкладываю в трусы. Добро пожаловать в мир, где Бога нет. Надежды нет. Веры нет. А любви и вовсе никогда не было…
        Выхожу из кабинки и тащусь к выходу. Знакомая машина все еще стоит у выхода. Я вижу, как Оливер и Коннор орут друг на друга и ссорятся. Подхожу, открываю дверь и сажусь на сиденье.
        - Мне нужно в госпиталь,  - тихо говорю я.  - Как можно быстрее.
        Оливер и Коннор хмуро переглядываются.
        - Что не ясно?! Я говорю по-китайски, что ли?!
        - Скай, у меня есть аптечка дома,  - бормочет Оливер. Ему очень хочется запереть меня у себя дома, пока Оушены не разберутся со всем своим дерьмом.
        - Я беременна, и у меня кровотечение,  - говорю я, стиснув зубы.  - Нужны еще какие-то объяснения?
        Оба мгновенно меняются в лице и быстро садятся в машину. Коннор вдавливает педаль газа в пол. Оливер - здоровенный мужик, весь в татуировках - затихает, как дитя, и всю дорогу смотрит в сторону, прикрыв глаза и нервно потирая висок. На подъезде к госпиталю Святого Винсента я прощаюсь с ними. Прощаюсь со своим прошлым. Прощаюсь со всем, что когда-либо имело для меня значение.
        - Спасибо, что вытащили меня из аэропорта. Правда… Скажите ему, что я умерла, если вдруг спросит.
        Я выхожу из машины и, спотыкаясь на ступеньках, бегу к стойке администратора.
        Боль, ненависть и шок не могли просто пройти сквозь меня навылет. Они ударили меня, разлились по телу, нанося невидимые повреждения. Уничтожая внутри все самое уязвимое. Так вот что чувствовал сбитый мамой олень, катаясь по дороге и колотя копытами воздух. С одной лишь разницей: тот, кто искалечил меня, не будет сидеть рядом и плакать.

        Глава 24

        Женщина-врач качнула головой.
        Едва заметно, но мои глаза это уловили: ее подбородок сдвинулся всего на пару миллиметров влево и вернулся обратно. Все остальное - глаза, брови, лоб, губы - ничего не выражало.
        Но я верно истолковала это движение. Ей нечего было мне сказать. Нечем было меня утешить - этой молодой женщине-врачу, с высветленной прядью волос, убранной за ухо, с осторожной рукой, неторопливо скользящей датчиком аппарата для УЗИ по моему животу.
        Она не могла его найти - моего будущего ребенка. А ведь он - я знала это точно!  - был во мне. Он был.
        - Скай… Боюсь, что… Я изучила документы, которые прислал нам ваш доктор. Вероятно, искусственное оплодотворение прошло не совсем успешно. Я не вижу ни одного развивающегося эмбриона из двух подсаженных. Наблюдаются небольшие изменения в тканях матки, но это может быть естественным следствием всех процедур. Вероятно, вы и не были беременны…
        - Была.
        Я сказала это так тихо, что врач склонилась ко мне и спросила:
        - Что, простите?
        - Я была беременна.
        - Вы делали тесты на беременность? Что-нибудь это подтвердило?
        - Те, которые успела сделать, ничего не показали, но это ничего не значит. Срок был совсем маленький…
        - Как бы то ни было, мы имеем то, что имеем: вы не беременны. Похоже, эмбрионы не прижились. Я бы не рискнула назвать эту потерю выкидышем, слишком ранний срок. Описала бы ситуацию как неудачное ЭКО. Вы же знаете, насколько это непростая процедура и как велик риск неудачи. Но, откровенно говоря, вам не нужно расстраиваться. Вы молоды и здоровы, и вы обязательно станете матерью однажды…
        Мое лицо предало меня первым. Потом предало горло, и легкие, и сердце. Стало трудно дышать, стало невыносимо слушать стук собственного сердца. Точнее - грохот! Карабин, державший меня все это время, сломался, и я полетела в пропасть. Все ниже и ниже - к самому ядру Земли. А доктор все говорила, и говорила, и говорила. О том, как я однажды стану матерью. Что природа все знает лучше врачей. Что в случившемся нет моей вины.
        Но вина была.
        Огромная, как гора. С подножием от одного края горизонта до другого. С пиком, уходящим в небо, за пределы видимости.
        Я сама была виновата в том, что потеряла своих детей. Я не берегла нервов, сходила с ума. Позабыв обо всем на свете, я прыгала на коленях любимого мужчины так, словно мы были близки последний раз…
        Последний раз. Без «словно».
        - Хотите остаться в больнице еще на день? Если да, я расскажу, как все оформить. Также, если вам нужна психологическая помощь…
        - Я не хочу ни с кем говорить.
        - Там работают профессионалы, Скай. Настоящие волшебники…
        - Которые помогут мне вернуть ребенка?  - нервно хохотнула я.  - Спасибо, доктор Мерфи, но если нет строгих показаний, то я бы предпочла уехать домой.
        - В таком случае вы можете ехать,  - кивнула она и протянула мне руку.
        Вслед за неловким рукопожатием последовали сердечные объятия, и я увидела целое море сочувствия в голубых глазах врача.
        - Помните, вы ни в чем не виноваты.
        Я выдавила из себя улыбку, но ею наверняка можно было бы пугать детей.
        - Спасибо вам, доктор.
        - Берегите себя. «Ради чего?»

* * *

        Мне хотелось уйти, но лабиринт коридоров словно заколдовали: я не находила ни входа, ни выхода. Так что я просто шла, и шла, и шла, петляя между крыльями и этажами. Едва переставляя ноги, как инвалид. Натыкаясь на стены и людей, как ослепшая. Дыша тяжело, как астматик. С глазами такими же пустыми, как у тех, кто носит в себе опухоли. Оболочка меня. Обломки. Шелуха…
        Потом я обнаружила стул в конце одного из коридоров и просидела на нем несколько часов, глядя в стену перед собой.
        «Я не вижу ни одного развивающегося эмбриона из двух пересаженных».
        «Проклятье! Выметайся, черт бы тебя побрал!»
        «Я проснулась окончательно и вижу, что прекрасно небо разодрано в клочья».
        «Скажите ему, что я умерла, если вдруг спросит».
        «Я хочу защитить тебя от всех демонов ада. Но что если один из них - прямо здесь, перед тобой?»
        «Я не вижу ни одного развивающегося эмбриона из двух пересаженных…»
        - Мэм, приемные часы окончены,  - говорит мне охранник.
        Встаю на ноги. Тысячи игл пронзают стопы: иду словно по битому стеклу. Натыкаюсь на кого-то, но глаза не видят, кто передо мной. Они обращены внутрь меня. Я вижу картины прошлого: светлые и страшные, мрачно-темные и прозрачно-голубые, они вертятся в голове сумасшедшей каруселью…
        - Вы в порядке?
        Я киваю и пытаюсь идти дальше, но тот, на кого натолкнулась, останавливает меня. Нарушает мое бессмысленное перемещение в пространстве.
        - Скай?
        Моргаю, пытаясь обратить взор наружу. И вижу врача в голубой униформе, держащегося за поручень каталки, на которой лежит перебинтованный пациент под капельницей. Врач только что остановил тележку и встал напротив, загородив мне дорогу.
        - Что вам нужно?  - спрашиваю я, машинально скользя взглядом по его лицу и фигуре.
        - Скай!  - изумленно повторяет он, странно улыбаясь. Его глаза кажутся мне знакомыми, и стрижка, и все черты…
        - Терри,  - мгновенно отзывается моя память. Я смотрю на него в состоянии полнейшего шока.
        Как будто увидела призрака. Он и есть призрак - человек из моей прошлой жизни. Той жизни, в которой я, пожалуй, была бы рада остаться.
        - Что стряслось?  - хмурится он, оглядывая меня с ног до головы. Зрелище его явно впечатляет. В нехорошем смысле.
        - Жизнь,  - отвечаю я и зажимаю ладонью рот. «Только не реви. Не реви в голос…»
        И тут Терри делает ко мне шаг и неловко обнимает. И это объятие уничтожает остатки моей выдержки, и я начинаю рыдать. Громко, отчаянно, как ребенок, у которого отобрали самое драгоценное сокровище, а потом его самого наказали, выпороли и выгнали из дому. Я дрожу в этих неожиданно крепких объятиях…
        «Где бы я была сейчас, Терри, если бы ты не клюнул на хорошенькую гончую в холле твоей больницы? О, если бы ты только не позволил ей прикоснуться к себе… Где бы я была?»
        - Что-то стряслось, да? Я слышал, ты уехала в Америку… Что мне сделать? Сегодня аврал на работе, не смогу уйти до полуночи… Тебе есть куда идти?  - шепчет он мне в висок.
        Мой мозг не успевает за вопросами. Не могу ответить ни на один.
        - Я посажу тебя на такси, и оно отвезет тебя ко мне, хочешь? Возьмешь ключи?
        - Не надо. Мне есть куда пойти.
        - Та квартира с дурацкой крышей, где твоя мать свела счеты с жизнью?  - вдруг резко говорит Терри.  - Не лучшее место для тебя в таком состоянии, правда…
        - А где будет лучше? В той квартире, где я застала тебя с…
        Имя Селены застревает у меня в горле. Не могу выговорить его, не получается.
        - Я уже не живу там, невыносимо вспоминать,  - хрипло говорит он и заглядывает мне в глаза.  - Скай, я правда… сожалею. И хочу помочь.
        Я мотаю головой и отстраняюсь, но Терри не выпускает меня. Он держит меня, и держит, и держит, и постепенно боль утихает, уходит с последней вытекшей из глаз слезой, а отчаяние разбивается об его плечо.
        - Прошу тебя, поезжай ко мне. Позволь мне просто быть рядом.
        Пациент на каталке, в бинтах и с подведенными к нему трубками, начинает стонать во сне, и Терри тут же хватается за поручень.
        - Мне пора отвезти этого беднягу в царство скальпелей и игл. Останься здесь, через пять минут я принесу тебе ключ. Скай, только не убегай…
        Я смотрю ему вслед.
        Смотрю…
        Смотрю…
        И не могу сделать то, что должна сделать, а именно убраться, сгинуть, уйти. От мутного прошлого нужно бежать так же быстро, как от неясного будущего, но мои ноги просто неподъемные - это, наверное, мое тяжелое, окаменевшее сердце провалилось в пятки и теперь лежит там, истекает густой, как лава, кровью. Куда мне идти, в самом деле? Разве есть хоть какая-то разница после всего, что случилось? Не все ли равно, в каком месте хранить кучку своего пепла?
        А потом - не проходит и пяти минут - Терри возвращается с курткой в руке и протягивает мне ключ с брелоком.
        - Я приеду после полуночи. Оденься, там холодно,  - говорит он, набрасывая куртку мне на плечи.
        Боунс сделал так же перед той поездкой к берегу моря. Как это мило - заботиться о температуре моей кожи, а потом молча позволить мне сгореть дотла…
        - Ты сейчас с кем-нибудь… встречаешься?  - спрашиваю я, разглядывая брелок с ключом, холодящим ладонь.
        - Да. Со своей работой,  - отвечает Терри, вымученно улыбаясь.  - Разве я похож на придурка, который отправляет бывшую девушку в гости к новой? Езжай. Я ни с кем не живу, так что тебя никто не потревожит.
        «Разве что призраки тех, кем мы могли бы быть, если бы судьба не рассмеялась нам в лицо».

* * *

        - Хотите слушать свою музыку?  - оборачивается через плечо молодой таксист.  - Могу подключить ваш телефон вот сюда, и в салоне будет играть то, что вам нравится.
        - Включите что угодно, мне все равно. Смотрю сквозь стекло, мокрое от дождя, на город, на низкое серое небо, на суету дорожного движения, на тротуары, по которым скачут школьницы с клеенчатыми зонтами, бегут офисные работники, прикрыв голову сложенной газетой, катят велосипедисты в блестящих мокрых шлемах…
        Еще месяц-два, и на город обрушится поздняя осень. Любимое время года тех, кто сводит счеты с жизнью. Дождь будет лить семь дней в неделю, ветер будет ломать дорожные знаки, новостные сводки то и дело будут докладывать о самоубийцах, прыгнувших с моста Хафпенни. Впрочем, ирландцев среди них не окажется: если с детства живешь в городе вечной меланхолии, то приобретаешь иммунитет к невыносимо мрачной погоде. А то и начинаешь любить ее, как старого друга детства, страдающего от клинической депрессии…
        - Стойте,  - говорю я водителю, вглядываясь в заштрихованную дождевыми струями даль.  - Остановите здесь.
        - До Стилоргана еще десять минут.
        - Я выйду сейчас.
        Сую ему пару купюр, одолженных Терри, и выхожу под проливной дождь.
        Там, за оградой парка, за рощей вымокших кленов с осыпающейся листвой - нечто чудесное. Удивительно, что я смогла разглядеть. Бреду вдоль забора, шлепая по лужам и содрогаясь от холода. Наконец нахожу ворота, ввинченные в покрытые мхом каменные столбы, и захожу в парк.
        Ни души. Больше никому во всем городе не придет в голову гулять под ливнем. Никто не желает пойти и посмотреть на этот роскошный пруд с черной водой, на которой покачивается покрывало, украшенное золотисто-розовыми цветами. Кувшинки - везде: здесь, там, и вон там тоже… Сажусь у самой воды и смотрю на цветы, как завороженная.
        Я могла бы занять завтра приличный кусок на полосах газет. Из-за меня «Гарда» завтра могла бы обеднеть на два рулона полосатых лент. «В пруду найдено тело молодой девушки… Интервью с инспектором полиции… Несчастный случай… А теперь у нас гороскоп и новости с чемпионата по регби…»
        Но если я это сделаю, то Терри не попадет сегодня домой.
        Ведь у меня его ключ.
        Как бы абсурдно ни звучало, но это было серьезной причиной не утопиться в красивом пруду, под розовым покрывалом из кувшинок. Точнее, оказалось чуть ли не единственной причиной не делать глупостей. Терри не попадет домой. А ему это просто необходимо. Ведь он должен отдохнуть перед новой сменой в больнице, где он спасает людей…
        Откидываюсь назад и ложусь в мокрую траву, глядя в небо, низко нависшее надо мной, как потолок тюремной камеры.
        - Ты знало,  - говорю я ему в его сырое, серое лицо.  - Ты знало, что так будет. Почему же ты позволило мне встретить его? Если тебе очень хотелось уничтожить меня, то можно было бы просто столкнуть меня нос к носу с маньяком где-нибудь в переулке. Результат был бы тот же. Разве что умерла бы гораздо быстрее.
        Кладу руку на живот. Можно орать, можно кричать оглушительно громко, все равно никто не услышит… Кричу… Ору… Вытираю с лица воду, верней, просто размазываю ее промокшим насквозь рукавом.
        Я испорчу Терри его модную куртку от DKNY, если сейчас же не подниму задницу и не пойду домой. Ой, еще одна веская причина поберечь себя.
        Терри, сегодня ты прямо-таки источник веских причин. Подумать только…
        Захожу по колено в ледяную воду и рву кувшинки. Болтаю в воде синими, как у мертвеца, руками. Набираю целую охапку цветов и выхожу из парка.
        Иду по тротуару, прижав к груди огромный мокрый букет. Вдыхаю запах дождя и тонкий аромат кувшинок. Улыбаюсь так, будто пережила инсульт,  - криво, страшно. Редкие прохожие шарахаются в сторону, словно неожиданно повстречали на пути пациентку психиатрической клиники. Кто знает, может, в скором времени я ею стану.

* * *

        Когда добралась до дома Терри, я не чувствовала ни рук ни ног от холода, и даже казалось, что голова покрылась коркой льда. Минут десять, как ни пыталась, я не могла вставить ключ в замочную скважину. Когда же мне это наконец удалось - не могла повернуть. Потом замок сжалился и тихо щелкнул, пропуская меня в чужое жилище.
        - Я не должна находиться здесь,  - сказала я себе, оглядывая неплохо обставленную квартиру человека, который тут, видимо, почти не живет. А когда появляется, то использует по назначению только ванную и кровать.  - Мне здесь не место…
        «А где тогда?  - возражает голос разума.  - Уж лучше здесь, чем нигде. Найди вазу для цветов. И почему тебя "Гарда" не арестовала за нанесение ущерба городскому ландшафту? И обувь сними. И не замочи ковер. Из какой канализационной трубы тебя достали, русалка?»
        Мне хотелось просто принять горизонтальное положение и провалиться в сон. Моя психика будет в безопасности, пока я буду спать, а большего мне и не нужно. Но одежда вымокла под дождем, а диван явно купили не в комиссионке. Я двинулась к шкафу и бесцеремонно стала исследовать его содержимое. В одном из ящиков обнаружились футболка с комиксным принтом и пижамные штаны.
        Интриганка-судьба… Всего год назад я бы умерла от радости, натягивая на себя одежду Терри, но сейчас меня одолевали отчаяние и жуткая безысходность.
        Боунс вышвырнул меня по щелчку ее пальцев. Его демон - безумный и злой!  - вырвался наружу и пал к ногам Лилит. Стоило ей посмотреть на него, и Боунс превратился в покорного щенка, лижущего ей руки. Ей - монстру, спустившему на меня всех бешеных псов ада. Они были связаны, давно и прочно, узами, которые не могли ослабить ни время, ни пространство, ни тупые влюбленные ничтожества вроде меня, вертящиеся у него под ногами и воркующие о своей неземной любви… Они принадлежали друг другу, и только слепой идиот взялся бы это отрицать.
        - Будь ты проклят… Будьте вы все прокляты… Если бы ты мог испытать хотя бы сотую часть того, что я сейчас чувствую…
        Я стянула с себя мокрую одежду, надела сухую футболку и в позе эмбриона свернулась на диване.
        Меня колотил озноб, страшно болела голова. Терпи, недолго осталось. Если Лилит по-прежнему хочет уничтожить меня, а Боунс с ней заодно - то времени у меня совсем немного. Они придут за мной вместе. Рука об руку. Она перережет мне горло, а он будет сидеть напротив, наблюдая и наигрывая на гитаре. Потом она наполнит два бокала теплой кровью и выпьет с ним на брудершафт. Потом они закидают мое тело кувшинками и займутся любовью на залитом кровью ковре. Она будет стонать так громко, что я услышу даже на том свете. А он будет делать все молча - потому что его рот будет занят. Его рот будет делать с ней то, что мне не снилось даже в самых откровенных снах…
        На столике ожил домашний телефон и принялся трезвонить на всю квартиру.
        - Ты уже дома?  - спросил Терри, едва я сняла трубку.
        - Да, дома,  - машинально пробормотала я. «Дома?»  - изумилась я, проваливаясь в сон.

* * *

        Ночью начался жар. Кожа была ледяной, как у утопленника, но изнутри меня сжигал огонь. Голову наполнили кошмарные видения: Боунс расстегивает пуговицы на платье Лилит. Расстегивает и расстегивает, а они все не кончаются. «Остановись!»  - умоляю я, но он меня не слышит. Он занят делом, которое полностью захватило его разум, до самого последнего нейрона. Наконец его терпение лопается, и он просто рвет ткань у нее на груди. Пуговицы летят во все стороны, как пули. «А как же я?»  - снова и снова повторяю я. А потом дверь распахивается, и Боунс и Лилит взвиваются надо мной огромными летучими мышами. Вошедший открывает окно и выгоняет их прочь. Остаются только пуговицы на полу - алые, раскаленные. Они прожигают ковер, и древесина пола начинает тлеть.
        «Ты вся горишь»,  - говорит мне Терри. Это он только что вошел и вспугнул Боунса и Лилит. Мои руки и правда объяты огнем. И ноги тоже, и живот. В животе больней всего…
        «Закрой окно, я боюсь, что они вернутся за мной»,  - бормочу я.
        «Вернутся кто?»
        «Лилит и Сэм».
        «Кто такой Сэм?»
        «Я не знаю, кто он. И никто не знает, даже он сам. Знает только Лилит…»
        «А кто такая Лилит?»
        «Воплощение Сатаны».
        «Я принесу жаропонижающее, ты бредишь».
        Я приподнимаюсь на локте, Терри помогает мне сесть. В комнате темно, как в подземелье, но все равно замечаю, что он не сводит глаз со своей пижамы, в которую я вырядилась. Кладу в рот протянутые мне таблетки и запиваю их водой. Терри сидит рядом, в свитере и брюках - еще даже не переодевался.
        - Иди в мою кровать.
        - Услышь я это год назад, умерла бы от счастья. Терри молчит. Ему нечего сказать. Вздыхает, забирает у меня стакан.
        - Почему ты не захотел быть со мной тогда? Почему? Все могло бы сложиться иначе…
        - Причин несколько,  - отвечает он.  - Первая: я был идиотом. Вторая: я был придурком. Третья: я был скотиной…
        Слабо улыбаюсь и снова ложусь, натягивая до подбородка колючий плед.
        - Впечатляет. Но я все равно тебя не прощу. А тебе лучше не быть таким мягким и пушистым. Я увидела твое истинное лицо, в той комнате с гончей. Мне кажется, я вообще не умею прощать. Все умеют, а я - нет. Даже самые мелкие проступки, не говоря о больших,  - я помню их так же ясно, как свое имя. Не прощу свою мать, которая бросила меня одну, решив умереть от жалости к себе. Я в курсе, что клиническая депрессия - это серьезно. Но обо мне она хоть на секунду подумала? Каково мне будет в семнадцать лет работать на износ, чтобы оплачивать счета, поставив крест на колледже и на всем остальном… Не прощу врача, который даже не попытался переубедить меня, когда я пришла к нему прервать беременность… Не прощу тебя. Ты растоптал меня, уничтожил… Не прощу Саймона, даже сейчас, после его смерти. Он был ее руками, ее ушами и глазами. И наверняка подсыпал мне наркотики перед встречей с Боунсом в парке. Чтоб я не провалила важное задание! Теперь я знаю, почему у меня в крови нашли настоящий коктейль. Я пила у него чай, пока Саймон рассказывал мне сказочки… И не прощу Боунса. Кем бы он ни был и как бы сильно меня
ни терзали воспоминания. Я уверена, что он придет однажды. Неоконченные дела тяготят душу, а она у него и так тяжела, как камень. Он придет и попытается мне все объяснить. Запоет старую песню про внутренних демонов, которым невозможно противостоять. Но знаешь что? Я рассмеюсь ему в лицо. Нет никаких внутренних демонов. Или демонов ада. Ад пуст. Все демоны ходят по земле и называются людьми.
        Втягиваю в себя воздух, всхлипываю, зажимаю рот. Терри находит мою ладонь и крепко ее сжимает. А у меня нет сил убрать руку.
        - Иди в кровать, а я посплю здесь,  - наконец говорит он.
        - А знаешь, кого еще я не прощу? Кого ненавижу сильнее вас всех, вместе взятых?
        - Скай, это все температура. Завтра…
        - Себя. Ненавижу за то, что не способна защитить ни себя, ни самое дорогое, что у меня есть. Было…
        Поворачиваюсь на бок и закрываю лицо ладонями. Терри просовывает руки под меня и поднимает в воздух. Он относит меня в спальню и укладывает в кровать. Лежу неподвижно, как статуя, уткнувшись лицом в подушку.
        - Терри, если бы не ты, я бы сегодня вернулась в свою квартиру и прыгнула с крыши.
        - Даже слушать не хочу.
        - У меня плохая наследственность. Внутри - та же программа, что и у моей матери. А ее программа накопила кучу ошибок и полетела…
        - Ты не компьютер. И мать - это не все. В тебе еще как минимум половина генов твоего отца.
        - Хочешь знать, кем был мой отец? Сумасшедшим виолончелистом, пациентом психушки. Моя мать работала там медсестрой, и он ее изнасиловал… Она скрывала это всю жизнь, но осмелилась написать в предсмертной записке. Музыка свела его с ума. Вот почему я боюсь ее. Бегу от нее повсюду, но она меня преследует. Воздействует на меня так странно, так страшно. Грустная песня может выбить меня из колеи на пару дней. Это как болезнь. Как разрезающий тебя скальпель… Вот кто передал мне все это богатство - сумасшедший виолончелист. Я пытаюсь убежать от судьбы, но разве убежишь от собственных генов? Психопат и самоубийца - вот какая у меня наследственность, Терри. Ты все еще хочешь, чтобы я спала в твоей кровати?
        - Ты рассказывала кому-нибудь обо всем этом?
        - Нет.
        - Тогда я рад, что стал первым. И да, я хочу, чтобы ты спала в моей кровати.
        Он выходит из спальни и прикрывает за собой дверь, но последняя сказанная им фраза продолжает звучать в моей голове и звучит красиво, честно. Так же красиво, как тишина.

        Глава 25

        Я провалялась в бреду три дня или около того. Иногда приходила в себя и тогда мечтала заснуть опять - только бы бремя мыслей не наваливалось снова. Но, когда спала, я снова и снова слышала треск ткани и видела разлетающиеся во все стороны пуговицы. Раскаленные, как брызги лавы. Прожигающие черные дыры в полу и на моей одежде.
        Терри целыми днями пропадал на работе. Возвращался он поздно ночью, и, если я в это время бодрствовала, мы пили декаф и говорили. О вещах, которые напоминали мне, что жизнь продолжается: о его битвах в королевстве скальпелей и игл, о приближающемся Хэллоуине, о планах на рождественские праздники, о новом ресторане в Темпл-Бар[44 - Темпл-Бар - один из старейших районов Дублина, самое популярное туристическое место города.], где каждый вечер девушки играют на саксофонах…
        - Ты изменилась,  - однажды сказал Терри, когда я подогревала нам пиццу в микроволновке.
        - Зрелище не ахти, да?  - пробормотала я.
        - Я не о внешности. Ты так интересно обо всем рассказываешь. И у тебя есть свое мнение, которое ты готова отстаивать. Ты стала независимой, взрослой… Совсем другой.
        - А еще я стала трезвой, циничной и злобной. И на мне наросла чешуя.
        «И рога»,  - добавила я мысленно.
        - Не думаю. Ты все то же небо - голубое и яркое. Только затянутое тучами. Но подует ветер - и тучи рассеются…
        Хирург-романтик - это что-то новенькое. Разве им всем не полагается быть прожженными циниками? Я достала из микроволновки пиццу, разрезала ее на порционные куски и уселась за стол. Терри открыл пару бутылок Smithwick's[45 - Smithwick's - популярная марка ирландского пива.] и сел напротив. Алкоголь не помогает решать проблемы, но ведь воздержание от него - тоже.
        - За небо,  - сказал Терри, прикасаясь горлышком своей бутылки к горлышку моей.  - Голубое и яркое.
        - И за атланта, подставившего ему плечо,  - ответила я, разглядывая кружочки оливок на расплавленном сыре.
        Терри улыбнулся, и я вернула ему улыбку.
        «Ты не должна находиться здесь»,  - твердила я себе каждый божий день. Но потом у меня всегда возникал вопрос: «Не должна КОМУ?» Разве кто-то расстроится, если узнает, что я сплю в кровати Терри? Разве кому-то есть дело до того, где и как я погибаю? Разве «должна» или «не должна» не просто слова, не имеющие ничего общего с жизнью?..
        Если нахождение в этой квартире убережет меня от суицидальных мыслей, то я останусь здесь. Если присутствие Терри избавит меня от одиночества, то я останусь здесь. Если страх, что Боунс и Лилит найдут меня и убьют, будет не так навязчив, то я останусь здесь. Все, что я должна,  - это не доставлять ему хлопот. Единственному человеку, который не остался равнодушным, глядя на то убожество, каким я стала.

* * *

        Две недели я не выходила из дому. Всякому, кто не в ладах с собой или миром, нужны четыре стены, охраняющие его покой. К концу второй недели Терри положил на стол два билета в кино и предложил мне выйти и «проверить, жив ли мир снаружи после того жуткого апокалипсиса, когда небо рухнуло на землю».
        - Надеюсь, никто не выжил,  - буркнула я.
        - Жестокое небо,  - улыбнулся он.
        - Что за фильм?
        - Волнительная драма о борьбе четырех друзей против несправедливости и жестокости мира, погрязшего в грехе. Кошмарно реалистичная.
        - Терри, мне сейчас только драм не хватало…
        - Шучу. Это «Черепашки-ниндзя» в три-дэ.
        - Мне нечего надеть.
        - Я одолжу тебе рубашку и брюки, пацанка,  - сделав снисходительную гримасу, сказал Терри.  - А потом можем зайти в «Дом Фрейзера» и нанести ощутимый урон отделу женской одежды.
        - Заметано.
        На экране бушевал лихой экшн, в зале хрустел попкорн, мирно пузырилась кола в моем стакане, и рядом сидел человек, который принес мне сегодня упаковку витаминов и взял отгул, просто чтобы меня развлечь. Я поглядывала на него краем глаза, и сердце щемило от благодарности и желания отплатить тем же.
        Уверенность в том, что Боунс однажды явится ко мне со своими нелепыми объяснениями, таяла с каждым прожитым днем. Если бы хотел, он бы уже давно меня выследил. Его люди караулили бы меня возле госпиталя: я бы не ушла оттуда незамеченной. Они бы ехали за мной до дома, где я нашла убежище. Они бы доложили ему, где я и с кем. Они бы следовали за мной по пути в кинотеатр. Боунс бы купил билет на тот же сеанс, на какой пошли и мы. А потом я бы обернулась и на самом последнем ряду обнаружила его - возлюбленного Королевы Инферно, зажавшего в одной руке цветок лотоса, а в другой - направленный на меня «глок».
        Я задержала дыхание и обернулась. Сидящие позади люди - все до одного - смотрели на экран, зачарованные спецэффектами. Отблески экранных красок - оранжевые, синие, зеленые - мелькали на их лицах. Ни одного лотоса и ни одного «глока»…
        Испытываю облегчение и чувство, похожее на сожаление,  - слабое, но неприятное, как заноза. Интересно, где он сейчас, спустя две недели. Чем занят, о чем думает, какие безумства творит на пару с Лилит? И увидимся ли мы когда-нибудь вновь?
        - Терри?  - шепчу я, наклоняясь к его уху.  - Идем на последний ряд?
        Он поворачивается и на мгновение перестает жевать попкорн.
        - Да не смотри ты так. Просто не нравится, когда неизвестно кто сидит у меня за спиной…
        - Ладно.
        Мы встаем и, пригибаясь, переходим на последний ряд. Я обвожу взглядом зал. Особенно старательно разглядывая зрителей, когда его озаряет вспышка на экране. Еще больше взрывов и катастроф! Чтоб я смогла убедиться, что никто не пришел сюда за моей душой…
        - Эй, ты где?  - Терри проводит рукой перед моим лицом.  - Возвращайся. Я заплатил целых семь евро, чтобы ты насладилась этим шедевром кинематографа.
        В его голосе звучит ирония, но я знаю, что ему нравится это кино. В любом мужчине живет мальчишка, который в глубине души обожает все эти катастрофы, разрушения, мутантов и эту длинноволосую, аппетитную Мэган Фокс…
        - Я наслаждаюсь,  - отвечаю я, закидывая ногу на ногу.  - Умираю от зависти, глядя на Мэган,  - но в остальном все чудесно.
        - Ты выглядишь круче Мэган Фокс. Вылитая Натали Портман в «Вендетте» Вачовски. Не хватает только оранжевой тюремной робы - с ней бы был просто отпад,  - довольно кивает Терри.
        - Издеваешься?  - закатываю глаза я.
        - Нет, я предельно серьезен.  - Он смотрит на меня с мягкой улыбкой, и я улыбаюсь в ответ.
        - Тогда куплю что-нибудь оранжевое,  - заключаю я.

* * *

        Выходим из кинотеатра, останавливаемся под козырьком и пьем кофе. Не хочу ехать домой, не желаю снова прятаться в четырех стенах. Фильм встряхнул меня, приглушил боль, и у меня нет желания чувствовать ее снова.
        - Терри? Давай прошвырнемся по ночному городу? И еще я очень хочу зайти в бар, где работала. Увидеть Хьюго, Джонни. Узнать, как там все… Составишь мне компанию?
        - Допивай, и поехали,  - кивает он.
        Ловим такси и бросаемся навстречу ночному городу. Дублин после мегаполисов Америки кажется мне городком лилипутов. Скоростные магистрали, небоскребы, безумное кипение жизни - все это осталось где-то в параллельной реальности. А здесь - царство узких улочек и маленьких двухэтажных домов, королевство старых вывесок и пабов, которым сто лет в обед. Я чувствую себя щенком, которого наконец забрали с шумной собачьей выставки, где все меня лапали, заглядывали в зубы и проверяли, умею ли я лаять по команде,  - меня забрали с выставки и посадили в корзинку, обтянутую внутри бархатом. Мне не нужно много места, не нужен шум, и гам, и бурление жизни - я хочу, чтобы меня просто оставили в покое в этой маленькой корзине…
        В «Голове турка» все так же, как и год назад. Те же стаканы на столиках, та же музыка, те же лица. Серьезно - вон тот старикан у окошка так и не изменяет своей привычке пропустить стаканчик в пятничный вечер. А вон та девушка в рваной майке - она похожа на ту, что танцевала на столе в прошлый День святого Патрика. Я чувствую такое единение с этим местом! Мне кажется, что если кто-то сейчас заорет: «Где наша картошка и "Гиннес"?!»  - то я непременно рвану на кухню, подчиняясь старому рефлексу.
        - Терри, я как будто попала в прошлое. Ведь это оно! Словно время здесь течет в десять раз медленнее. Где-то проходит год, а тут - только месяц.
        Идем к барной стойке и садимся у края, тихо переговариваясь. Улыбаюсь, когда Хьюго - все такой же красавчик с бездонными глазами и ловкими руками - обращается к нам:
        - Что будете пить, ребята?
        Он меня не узнает. Бритая голова и одежда Терри, висящая на мне мешком, точно превратили меня в брутальную лесбиянку, которая пришла хлебнуть «Абсолюта» после долгого рабочего дня инспектором в аэропорту.
        - Сингл-молт[46 - Сингл-молт - сокращенное название односолодовых виски.],  - говорит Терри.
        - И коктейль «Рыдающее небо»,  - добавляю я.
        - Какой-какой?  - переспрашивает Хьюго.
        - «Рыдающее небо». Черный ром, черничный ликер и голубой Кюрасао. Лимонная стружка в качестве молний. Поверить не могу, что ты забыл.
        Хьюго моргает, хмурится, застывает на месте.
        - Глазам не верю! Скай?!
        - Тише-тише, небеса не глухие,  - смеюсь я, пока Хьюго тискает меня своими ручищами. Старые добрые друзья - вот и еще одна причина не обрывать жизнь раньше срока.
        Терри отправляется в уборную, и мы с Хьюго остаемся одни.
        - Черт возьми, я уже которую неделю пытаюсь дозвониться до тебя. Электронная почта, видимо, в твоей вселенной тоже не существует?  - хмурится Хьюго.
        - Прости, я не думала, что ты будешь меня искать.
        - Конечно, зачем мне тебя искать?  - ворчит он.  - Скучать по тебе не скучаю. Звонить, прикидывая разницу во времени, меня тоже достало. Ну разве что мне хотелось сообщить, что все документы готовы и осталось только перевести деньги на счет продавца и закрыть сделку.
        Я хлопаю глазами, пытаясь вникнуть в то, что он говорит.
        Хьюго ставит передо мной стакан с «Рыдающим небом» и глубоко вздыхает:
        - ДОМ. Тот дом в Африке, он твой. Практически. Черт!
        Я не то чтобы об этом забыла, но мою жизнь завернули в такой рулет, что покупка виллы Боунса, на которую я положила глаз, сама собой переместилась в список второстепенных дел. И вдруг гром среди ясного неба: дом мой.
        - Хьюго, прости… Бог ты мой, я просто замоталась, и…
        Внутри меня набирает обороты смерч. Виток за витком, все выше и выше! Сейчас меня подбросит до потолка!
        Дом в Саймонстауне! В котором остались мои мысли, мое сердце и моя душа. Если и есть на этой планете место, где я смогу снова почувствовать себя счастливой, так это на краю земли, у мыса Доброй Надежды, у подножия Столовой горы. Я буду снова бродить теми же пляжами, ездить теми же дорогами, есть ту же еду, что и ТОГДА. И еще у меня будет наша постель, наша кухня, наши ступеньки на второй этаж, на которых он сделал мне предложение. Он - тот человек, который остался там, в прошлом. Вечный заложник волшебной страны, куда мне больше нет дороги. Нам больше никогда не встретиться, но я буду видеть его призрак сквозь колеблющийся над пляжем воздух. Буду видеть его рядом с собой на сиденье машины. Буду обнимать этот призрак, лежа в кровати…
        - Только не говори, что передумала. После всего, что я для тебя сделал. Я подсыплю тебе отравы в стакан!  - грозно подтягивает рукава Хьюго.
        - Я завтра же свяжусь со своим банком и распоряжусь о переводе денег. Ты не упоминал мое имя, так? Прежний владелец дома не в курсе, кто его покупает?
        - Ни сном ни духом.
        - Отлично. Только бы он не узнал, и все будет зашибись.
        - Какое тебе до него дело?  - интересуется Хьюго.
        - Никакого. А вот он не прочь убить меня,  - ухмыляюсь я.
        Хьюго фыркает. Он думает, я шучу.
        Терри возвращается и устраивается рядом. Хьюго отправляется готовить «Космополитен» для новоприбывшей красотки. Я помешиваю трубочкой в своем стакане, не в силах отвлечься от мыслей о моем новом приобретении. Пить больше не хочется, ничего не хочется. Я слишком взволнована.
        - Ты в норме?  - спрашивает Терри.
        Я киваю, хотя «норма»  - это сейчас наименее соответствующее моему состоянию слово.
        - Я же вижу, что нет.
        - Терри,  - вздыхаю я, понурив голову, и внезапно слова начинают сыпаться из меня без остановки:  - Я купила дом своего бывшего парня и собираюсь уехать туда и предаться убийственной тоске по прошлому. Собираюсь спать в нашей с ним постели, бродить теми же улицами, где мы вместе гуляли, и рыдать по ночам в подушку. Теперь скажи мне, что я идиотка и мазохистка, и порекомендуй психотерапевта, ты наверняка знаешь парочку…
        Он молчит, словно собирается с мыслями, а потом пожимает плечами:
        - Это твоя жизнь, Скай. Хочется бежать - беги, хочется кричать - кричи, хочется сложить все свои нервные клетки в один костер и смотреть, как ярко они горят,  - вперед. Только не вздумай прыгать с крыши. Мне день за днем приходится бороться за жизни людей, и я этого не оценю.
        Повертев в руках стакан, Терри задумчиво продолжает:
        - Самоубийство - это насмешка над теми, кто отдал бы все за здоровое, сильное тело. Насмешка над матерью, выхаживающей неизлечимо больного ребенка. Над мужчиной, который дни и ночи проводит у постели умирающей жены. Над стариком, который не в силах спасти единственного сына. Вот скажи, ты когда-нибудь плевала кому-нибудь в лицо?
        - Нет.
        - Сделаешь с собой что-нибудь - и это будет равнозначно плевку в лицо всем таким людям. И мне тоже.
        Молчу, сказать нечего. Чувство, похожее на стыд, румянит лицо.
        - Где он?  - интересуется Терри.
        - Кто?
        - Твой бывший парень.
        - Один дьявол знает, где он. Но, надеюсь, счастлив и доволен собой.
        - Честно говоря, я не в восторге от твоей затеи. Тебе сейчас противопоказано бродить по руинам прошлого.
        Мне приятна его забота. Мне нравится думать, что хоть кому-то не все равно, что со мной будет. Особенно после того, как меня разломали, растоптали и выбросили. Да, я видела его темную сторону - в тот день, когда Терри предпочел мне гончую. Но кто бы не предпочел? Окажись я на месте этого самодостаточного молодого мужчины, у которого есть ум, привлекательная внешность, отличная работа и все, что к этому прилагается,  - будь на его месте, кого бы я выбрала? Роскошную красотку, которая предлагает развлечение на одну ночь без обязательств,  - или наивную молоденькую простушку, которая ходит по пятам и грезит серьезными отношениями? Сейчас я могла понять его поступок. Прощать все еще не собиралась, черта с два. Но понять могла…
        - Ну, все, не смотри на меня так. Я не буду убивать себя. Доволен?
        - Вполне.
        - А теперь давай вернемся, ты не против? Просто умираю от усталости…

* * *

        Я вышла из ванной и надела одну из пижам Терри. Что творит со мной моя безумная судьба? Сегодня отдаешься одному мужчине, а уже завтра носишь одежду другого. Сегодня паришь высоко в облаках, а завтра лежишь на земле с переломанными крыльями, уткнувшись лицом в чужую подушку. Сегодня ты фейерверк, а завтра пепел…
        - Терри, душ свободен!  - кричу на всю квартиру. Он не отзывается, и я иду в гостиную, туда, где ему приходится спать из-за моего вторжения две недели назад. Свет выключен, Терри лежит на диване с планшетом и что-то смотрит, надев наушники. По его лицу скользят блики - отражение другой реальности, в которую он сейчас погружен с головой.
        Встаю перед ним. Терри поднимает глаза и вынимает из одного уха наушник.
        - Душ свободен.
        - Иду. Только сначала узнаю, кто убийца. Осталось всего… шесть серий.
        - Что смотришь?
        - Сериал «Убийство». И у меня все еще никаких догадок.
        - Убийца наверняка тот, кто самый милый и пушистый,  - говорю я.
        - Давай проверим, права ты или нет?  - Терри отодвигается к краю и похлопывает по дивану, предлагая мне присоединиться к просмотру.
        - Нет, спасибо,  - отказываюсь я.
        - Боишься?  - улыбается он.
        - Боюсь - но только того, что ты возомнишь невесть что.
        - Да ладно тебе, ничего я не возомню. Иди сюда. Мне нужно уйти в спальню и лечь спать. Нужно уйти - но я остаюсь и устраиваюсь на диване рядом с Терри. Не все ли равно, где хранить кучку своего пепла? Не все ли равно, куда складывать обломки?
        - Вот этот - мэр города - страшно мутный тип. Но зрителю так часто намекали, что он может быть убийцей, что в это уже не особенно верится…
        - Терри? Почему ты мне помогаешь? Мне нечего предложить тебе взамен. Я - руины. Из жалости? Из чувства вины?
        - Я бы объяснил, но, боюсь, ты съедешь раньше, чем мне бы хотелось.
        Терри не герой моего романа. И я уже давно не схожу по нему с ума. Но временной портал - еще один!  - вдруг открылся прямо в этой комнате. Мне снова двадцать, мы лежим и смотрим кино у него дома, я влюблена в него по уши, но Терри не хочет никаких отношений, потому что его предыдущая девушка размолола его в щепки. Все, чего ему хочется, это прийти в себя и не ввязываться в новое безумство. Но я не знаю всего этого, мне кажется, что и он меня любит, просто очень нерешителен. Позже я пойму, что парни вроде него не могут быть нерешительными. Если уж они не берут в оборот девушку, то только потому, что не слишком-то она им и нужна… Это понимание придет потом, но сейчас я живу предвкушением наших будущих отношений. Я сплю в обнимку с игрушками, которые он мне дарит. Я пытаюсь похудеть, практикуя извращенные диеты, и, конечно же, я не знаю никакого Боунса. И никакую Лилит. Я свободна и счастлива - и счастье переполняет меня! Я никогда не была гончей, никогда не спала ни с кем за деньги, не делала всех этих безумных вещей, и мне не за что расплачиваться. Весь мой мир уместится в этой комнате. Я в
прошлом, и это прошлое так восхитительно в своей простоте…
        Поворачиваюсь на бок и встречаю направленный на меня взгляд. Прошлое, возьми меня! Поглоти целиком, как река. Пусть по поверхности разойдутся круги. Мне будет так хорошо в твоей глубине! Я хочу забыть будущее. Я хочу не помнить, что меня ждет.
        Опускаю руку на щеку Терри, касаюсь его волос. Словно вдруг увидела его впервые.
        - Знаешь, если буду хорошо работать, то Джонни повысит меня до бармена,  - шепчу я, выдавливая из себя слабую улыбку.  - И тогда Хьюго придется искать работу где-то еще, ха-ха. А Кейт рассказала мне рецепт новой диеты. Нужно съедать двести грамм «Нутеллы» каждый день, и все. Она божится, что диета сработает.
        Терри хмурится, смотрит на меня пристально.
        - А еще к нам заходит странная посетительница. Ее зовут Лилит. Мне кажется, ей что-то от меня нужно. Вот бы знать, что именно! Боюсь, скоро она подошлет к тебе опытную гончую, чтобы взорвать мой мир. Ну и пусть. Знаешь, что я сделаю, когда получу ту самую эсэмэску? Просто удалю ее и мысленно пожелаю тебе хорошо провести время. Не вини людей за то, что не оправдали твоих надежд. Вини себя, что ожидал от них слишком многого…
        - Скай,  - шепчет Терри, притягивая меня к своей груди, и я стискиваю зубы, чтобы не разреветься.
        - Но сейчас мне так хорошо рядом с тобой, Терри. Я хочу, чтобы время остановилось. Чтобы мы с тобой застыли, как жуки в янтаре. За пределами этого момента нет жизни, я погибну… там, в будущем.
        - Все наладится, все наладится,  - говорит он, касаясь губами моего лба.
        И тут вся моя жизнь действительно сжимается до настоящего мгновения. Обнимаю Терри за шею, жмусь к нему…
        - Если ты помогаешь мне не из жалости, то… «Точно не из жалости»,  - говорят его объятия.
        Я ему нравлюсь. Сильно. Гораздо сильнее, чем год назад. Теперь у меня другой вкус - вкус гончей… Я целую его так, будто в его губах заключен мой шанс на выздоровление. Как будто он - одна большая бутылка лекарства, которую мне нужно просто выпить залпом, и тогда я поправлюсь. Я снова буду здорова.
        Терри приподнимается и склоняется надо мной, его пальцы рисуют волнистые линии на моей шее и моем плече, с которого сползла пижама. Он смотрит на меня, и я пьянею от этого взгляда, но стоит мне закрыть глаза…
        И я вижу разбивающийся о сушу морской вал. Брызги, кружево пены, белый волос молнии, который небо роняет в океан. А на фоне бушующей стихии я вижу фигуру человека, который рисковал ради меня жизнью. Который был готов разделить со мной ложе океана, если я не выплыву…
        Терри сажает меня к себе на колени и покрывает мою шею поцелуями. Они жгут до боли. Меня словно касаются раскаленным железом.
        - Терри… Прости… Не могу.  - Я сползаю с него и стискиваю голову руками.  - Хотела бы, но все станет только хуже. Ты меня возненавидишь, а у меня и так врагов выше крыши… И он… все еще в моей голове.
        Мне кажется, Терри сейчас заорет на меня и выгонит из гостиной. Воздух в комнате пропитывается его разочарованием и моим стыдом. Но он не орет. Вздыхает, касается моего плеча.
        - Я не тороплю тебя, Скай. Пепел - это еще не конец. Нужно время, чтобы ветер его развеял. Вот тогда можно начать заново.

* * *

        Говорят, что утро - это время разочарований и рези в глазах, когда они наконец-то распахиваются. Время головной боли и стыда. Не в моем случае. Я всегда любила утра. Утреннее солнце способно вымести из души всю пыль и успокоить боль. Тело легкое, как будто состоит из крыльев бабочек. А в голове такая тишина, что, кажется, вот-вот вспомнишь все свои прошлые жизни. И если в этом утре еще и банка кофе найдется, то вот и рай на земле. А этот парень, в одних штанах готовящий для тебя омлет,  - он, наверное, ангел.
        - Ты была права,  - говорит мне Терри через плечо.  - Убийцей оказался самый белый и пушистый персонаж.
        - Я же говорила.
        - Да, ты эксперт.
        - Ничего удивительного. Мы живем в мире оборотней. Встретишь человека, полюбишь - а он и не человек вовсе. Оборотень. Сначала унесет тебя высоко в небо, а потом перебьет крылья и швырнет вниз.
        Терри ставит передо мной тарелку и садится напротив. Омлет выглядит так аппетитно, что, кажется, я готова съесть его вместе с тарелкой.
        - Терри, я собираюсь купить сегодня билет до Кейптауна,  - говорю я, разламывая тост на кусочки.
        Он прикрывает глаза и качает головой, как будто слышит откровенную чушь, которая полностью противоречит здравому смыслу. Терри выглядит почти несчастным. Наверное, он будет скучать. Я нашла в нем какую-то странную отдушину. Не представляю, каково это будет - снова остаться один на один с собой. Говорить только с собой. Есть в одиночестве. К хорошему быстро привыкаешь.
        - Терри?
        - Ты уже слышала мое мнение. Так что езжай - только не смей там хандрить! Разозлись на него, что ли. Злость помогает выжить.
        - Ты… Я тут подумала… Хочешь поехать со мной?

        Глава 26

        Терри был нужен мне. То ли потому, что я успела привыкнуть к его обществу, то ли потому, что боялась остаться одна. Не думаю, что я могла бы влюбиться в него снова - в моем сердце не осталось мест для новых стрел Амура. Но в том, чтобы привести в царство Боунса другого мужчину, заключался какой-то отрадный символизм, мудрость жизни. Вера в то, что на любом пепелище рано или поздно расцветают цветы.
        Однако Терри не смог поехать со мной. Он сослался на безумный график и пару тяжелых пациентов, которым был жизненно необходим. Но пообещал, что сможет выкроить время в конце месяца и прилететь на несколько дней. Так что я набрала воздуха в легкие, как пловец перед прыжком в воду, и нырнула в мою реку одиночества.
        И ее воды сомкнулись у меня над головой.
        Я сама долетела до Кейптауна, сама взяла в аренду машину, сама встретилась с брокерами Боунса и забрала ключ. «Да-да, я поверенный Хьюго О'Салливана. Надеюсь, он предупредил вас о моем приезде? Вот и славно».
        Потом я сама заехала в супермаркет, сама сложила покупки в машину, сама отправилась в соседний Саймонстаун и нашла свое королевство призраков, дремлющее под куполом африканского неба. Пусть поздняя осень топит Ирландию в суицидальных слезах, я сбежала под солнце чужой весны. И ни капельки об этом не жалела.
        Я сама открыла ворота и гордо заехала в гараж. Жакаранды[47 - Жакаранда - тропическое дерево, цветущее голубыми цветами.] - придворные, все в голубых камзолах, встретили меня, тихо перешептываясь: «Где же наш король?»
        - Король пал в бою. Теперь я ваша королева.
        Потом я сунула ключ в замочную скважину и повернула его твердой рукой. Король ушел отсюда, почти ничего не забрав с собой. Даже картины на стенах и клюшка для херлинга остались на своих местах. Очень щедрый правитель. Или просто легко находящий замену прежним вещам… И людям.
        Я прошла в гостиную и остановилась посредине, оглядывая великолепие своих владений. Великолепие, погруженное в уныние. Все заброшено, покрыто полиэтиленом и тряпичными чехлами, сад зарастал бурьяном, окна помутнели от дождей и пыли…
        Но ничего, я верну этому месту прежний блеск. Все будет так, как было. Как в тот день, когда Фиона пекла блинчики, вот тут. А здесь танцевал Оливер, возомнивший себя диджеем всех времен и народов. А в этом углу спали собаки. А здесь блаженно потягивал «Саванну Дарк»[48 - «Саванна Дарк»  - марка популярного в Южной Африке сидра.] доктор Крюгер. А там сидели мы с Боунсом, слегка ошалевшие от свалившегося на нас счастья. И Ашанти смеялась так звонко, словно не смеялась десять лет и вдруг решила в одночасье наверстать упущенное…
        Я стояла посреди гостиной, а вокруг меня кружили призраки прошлого, приветствуя свою королеву. А она, тронутая столь горячим приемом, пыталась проглотить ком в горле и вытирала уголки глаз рукавом свитера.
        Мне будет по силам вынести и это тоже. Сдаться сейчас - это как утонуть в метре от берега после того, как пережил кораблекрушение.
        И, кроме того, я обещала Терри.

* * *

        Я заботилась о доме. А дом заботился обо мне. Камешек по камешку, я отстраивала свое королевство.
        Мыла окна, распахивая их во всю ширь и впуская внутрь головокружительный морской воздух. Снимала чехлы и чистила мебель. Перестирывала и возвращала на место постельное белье, которое кто-то сложил в полиэтиленовый мешок и запихнул в кладовку. Каждая вещь, которую Боунс посчитал ненужной и бросил здесь, казалась мне внезапно найденным сокровищем: старые светильники, посуда, ковры, книги и журналы на полках.
        Кроме того, я обнаружила, что мусорный бак на заднем дворе забит какой-то одеждой, пустыми бутылками, старыми музыкальными дисками, полотенцами и всякой мелочью, которую, по-видимому, просто выметали из шкафов и выбрасывали не глядя. Открыв в себе авантюризм кладоискателя, я выгребла из бака все эти бесценные сокровища, отмыла, перестирала, отчистила и вернула на подходящие места. Теперь в шкафу была не только моя одежда, но и висело несколько футболок Боунса, кровати были застелены бельем, на котором он когда-то спал. Горели свечи в тех подсвечниках, которые он когда-то покупал… И звучала та музыка, диски с которой он не пожелал забрать. Наверное, она ему не слишком нравилась… Но уже тот факт, что он слушал ее однажды, делал ее особенной. Если не сказать бесценной.
        Я заверну свои кости и оставлю их за стенами этого дома, там, на дороге. Кружась по спирали, падаю вниз. Холодный пар вырывается из холодного горла. Темнота накрывает все вокруг, бежать некуда…[49 - Цитируется в переводе автора текст песни «Still» английской инди-фолк-группы «Daughter»…]
        Я вздрагивала каждый раз, слыша его прозвище[50 - Первые две строчки можно переводить и так: «Я заверну своего Боунса и оставлю за пределами этого дома, выброшу на дорогу…»]. Терла глаза, когда их жгло от невыплаканных слез. Бродила по дому, укутавшись в плед. Вытаскивала диски из проигрывателя и вставляла другие…
        Смотрю вверх из самой глубины. Лунный свет танцует на поверхности воды. Здесь, внизу, так спокойно… Все равно, что собор, в котором не нужно дышать, не нужно молиться, не нужно говорить. До ложа океана еще тысяча миль - вот там я и преклоню голову. Ты только не отпускай меня, не отпускай… Ты только не отпускай меня, не отпускай… Океан держит меня в своих руках, я предана ему всей душой. Этот безумный шторм - небеса для такой грешницы, как я. А руки океана - мое святое избавление… Я соскальзываю в эту глубину. Мне так холодно, но так хорошо…[51 - Цитируется в переводе автора текст песни «Never Let Me Go» группы Florence and the Machine.]
        Наверное, мы были похожи: я и это легкое, хрупкое инди, лишенное агрессии, ярости, бунта, нарочитой сексуальности. О да, если бы я была музыкой, я была бы инди - одиноким, задумчивым ребенком, кутающимся в клетчатое пальто на промозглом ветру и вздрагивающим от громких звуков.
        Она звучала, и звучала, и звучала в моем новом доме и в моей голове - музыка, которая не впечатлила Боунса, до которой ему не было никакого дела и которую он легко выбросил из своей жизни.
        Так же, как и меня.

* * *

        Прошел месяц - вернее, медленно прополз мимо, волоча за собой хвост. Мое одиночество нарушали только звонки Терри и визиты миссис Шарлиз Эпплгрин - той самой старушки-соседки, которая однажды невольно слышала, как я кричала Боунсу, что надену его футболку и доведу в ней себя до оргазма. Правда, она меня не узнала. Решила, что видит впервые. А я не стала напоминать ей, что мы уже встречались несколько месяцев назад. Только тогда я была длинноволосая и отчаянно счастливая…
        Я представилась ей новой хозяйкой виллы Оушена, и миссис Эпплгрин, обнаружив во мне внимательную слушательницу, стала заходить ко мне по вечерам на чашку чая и с удовольствием рассказывать обо всем, что так или иначе ее занимало.
        - Дорогая, между прочим, здесь живут пингвины! Вы об этом знали? Нет? О, тогда вам обязательно нужно съездить на пингвиний пляж! Пингвины в Африке, ну разве это не прелестно?
        - Дорогая, тут в ресторанах подают крокодилье мясо. Но не ешьте его - не ешьте! Крокодилов на фермах кормят дохлыми цыплятами! Представьте, вы заказываете блюдо из крокодила, но на самом деле, по существу, потом едите дохлых цыплят. Заказывайте страусятину! Страусы, слава богу, едят зерно.
        - Скай, вам известно, что кустарник, из листочков и веточек которого делают ройбуш, растет только здесь, в Южной Африке - на крохотном участке земли в районе Западного Кейпа? Его пытались выращивать еще много где: в Штатах, в Австралии и в Китае,  - но все попытки с треском провалились. А все потому, что он хорошо растет только в сожительстве с местными микробами и отказывается расти в другой почве! Это все печально, потому что климат в Западном Кейпе меняется - температуры растут, а дождей все меньше,  - кустарнику это не нравится, и его плантации сокращаются. Предположительно, ройбуш окончательно может исчезнуть с лица Земли в течение следующих ста лет. Так что пейте его, Скай, пейте. Пока вот он, перед вами…
        - Вы наслышаны об апартеиде? Это когда белые люди заправляли здесь всем, а небелые не считались за людей. Но мало кто знает, что апартеид заключался не в делении населения на белых и черных, а в делении на целых четыре группы: белые, черные, индийцы и цветные. Причем цветные были выше по статусу, чем индийцы и черные, и имели больше прав. В этом заключался хитрый замысел белых! Они искусственно создавали неравенство и культивировали взаимную ненависть между черными, индийцами и цветными, чтобы затруднить им объединение против белых. Само слово «апартеид»  - оно из языка африкаанс - означает «разделение».
        - Вы думаете, африкаанс - это какой-то местный, африканский язык? О нет, нет! Это голландский язык, на котором разговаривали первые южноафриканские колонизаторы! Но так как в массе своей это были моряки, головорезы и прочие безобразники, то говорили они на весьма своеобразном голландском, который мало походил на голландский литературный. Ну, вы поняли, дорогая. Также ребята-матросы очень не любили спряжения-склонения и прочую чушь, в результате чего африкаанс утратил все эти штучки-дрючки, характерные для германских языков. Произошло его сильное упрощение, потерялись личные окончания, существительные утратили различия по родам. А еще ребята-колонизаторы плотно общались с другими коллегами по цеху и не гнушались словечками из английского, португальского, французского и местных языков. В общем, оказавшийся в особых, походных условиях язык стал развиваться самостоятельно, и в результате получилось нечто, отдаленно похожее на голландский, но со своим особенным, босяцким очарованием!
        Я слушала все эти истории, открыв рот, как ребенок. Что за удивительная страна! А однажды, устав описывать местную флору, фауну и особенности режима апартеида, миссис Эпплгрин решила рассказать мне о том, кто жил до меня в этом доме.
        Ой, нет. Нет, нет, нет…
        - Знаете, а ведь я расстроилась, когда узнала, что Сэм продает дом. Это парень, который жил здесь до вас. Он, конечно, шумный молодой человек, но за несколько лет я успела привыкнуть. Шум меня не беспокоит, музыка тоже. Ну, разве что под «Раммштайн» плохо засыпала…
        - Шарлиз, да вы сама доброта! И как вы это терпели?
        «Пожалуйста, пусть она сменит тему!»
        - Сэм был удивительно щедрый человек. Пошумит-пошумит, а потом закатит вечеринку с брааи для всех жителей улицы. Или фейерверк устроит - да какой! Или новые фонари поставит. Ради этого и ночные вечеринки можно было потерпеть. Никто не возражал. Удивительный молодой человек. Во всем хорош. Разве что в одежде не разбирался… То футболки на нем какие-то рваные, вылинявшие. То штаны с дырками на коленях. Неужто заштопать никак нельзя было?  - качает головой Шарлиз, выискивая в вазочке конфетку получше.
        - Это мода такая,  - хихикаю я, вдруг расслабившись и даже начиная получать удовольствие от болтовни миссис Эпплгрин.
        - Не знаю, не знаю… По-моему, ни в одежде, ни в женщинах он все-таки не разбирался… О, шоколадная! Скай, где вы купили эти конфеты?
        - В Пик-эн-Пэй. Шарлиз, вы сказали в женщинах?
        - Да, я хорошо помню жену его молодую, с которой он проводил тут медовый месяц. Как же ее звали, дай бог памяти… Что-то похожее на цветок… А, Лилианна! Странная девушка она была. Красивая, как ангел: волосы, как у Рапунцель, молоко, но странная… Знаете, она ведь чуть не убила моего Чарли.
        - Кто такой Чарли?
        - Мой джек-рассел. Сэм обожал собак, а она их не любила. Однажды она пришла ко мне и заявила, что Чарли шпионит за ней.
        Миссис Эпплгрин подливает себе чаю и кивает, округлив глаза:
        - Да-да, представьте только. Сказала, что он перепрыгивает к ним через забор и глаз с нее не сводит, особенно когда она в бассейне купается. И еще подсматривает за ней и Сэмом, когда они… ну, вы понимаете… ребенка делают. Еще заявила, что Чарли по ночам заглядывается в ее окно и скалится. Он, конечно, любитель погулять по окрестностям - но чтоб в окна заглядывать!.. Вы же знаете, Скай, какой у джек-расселов рост? Вот-вот. Чтоб заглянуть в окно, Чарли пришлось бы для себя стульчик подставить! Думается мне, что собаки наводили на нее какой-то мистический страх. «Они слишком много смотрят и слишком много болтают!  - сказала она мне однажды.  - Не хватало еще, чтоб вся округа потом обсуждала!» Так, знаете ли, как будто Чарли не пес, а ребенок какой, который кому-то что-то рассказать может! А потом Чарли заболел. Есть перестал, лаять, начал рвать с кровью…
        - О господи…
        - Я отвезла его к врачу, и что вы думаете. У Чарли в пищеводе застряло украшение. Подвеска из золота. Все горло бедному мальчику искромсали, чтобы эту штуковину достать. А она острая была, с шипами, напоминала звезду. Проткнула пищевод в трех местах.
        - На пятиконечную звезду?
        - Да, но не обычную, а с мордочкой в середине, похожей на козлиную. Рожки, бородка. Раз увидишь - и уже не забудешь. И знаете что? Я видела это украшение на жене мистера Оушена. Видела до того, как Чарли заболел.
        - Ничего себе… И вы думаете, что она могла таким вот экзотическим образом попытаться убить собаку?
        - Уж не считаете ли вы меня чуть-чуть того?  - возмущается миссис Эпплгрин, сжимая фантик в кулачке.  - Я, конечно, дама в возрасте, но не страдаю старческим слабоумием. Я до шестидесяти лет работала судьей в Высшем суде Норт Готенга в Претории и, к счастью, наделена способностью анализировать. Кто еще может попытаться убить пса, как не тот, кто недолюбливает его и носит то самое украшение, которое потом обнаруживается у собаки в пищеводе? Конечно, она могла просто потерять его, но вряд ли Чарли посчитал бы его аппетитным. Он любил только корм «Роял Канин» и ящериц по кустам погонять. Так что…
        Ого. Чуть ли не краснею от смущения.
        - Вы сказали об этом кому-нибудь?
        - Хотела. Но Лилиан с Сэмом скоро уехали, и прошел целый год до того, как он вернулся. Без нее, слава богу. Ничего я не стала говорить. Это потеряло актуальность, да и все равно Сэм бы не поверил. Уж слишком ее любил. Сидит, бывало, в саду и глаз с нее не сводит… А как они танцевали на тех вечеринках, что он устраивал для всех соседей! Даже я, чего только ни повидавшая на своем веку, краснела, как кайенский перец…
        Прикрываю глаза, пытаясь справиться с безумным приступом ревности.
        - Ясно… И что же было потом? Видели вы ее еще когда-нибудь?
        - Нет. Никогда. Должно быть, они расстались. Я считаю, что ни делается - все к лучшему. Но Сэм, вероятно, так не думал. Однажды мой Чарли перемахнул к нему за забор, и я решила зайти к Сэму, спросить, не видал ли он где моего песика. Пусть это останется между нами, но он тогда очень много пил. Двери мне никто так и не открыл, но я видела большой ящик бутылок. Хотя шумных вечеринок он больше не закатывал. Поговаривали, что Сэм ранил ножом свою жену. Но я не верю во все эти россказни, кто угодно, только не он. Уж я бы скорей поверила, что это она его ранила. Лилианна была из таких, знаете, девушек, которые или с ума сведут, или в могилу загонят.
        - Может, у вас сохранились фотографии… той поры? Любопытно посмотреть на тех, кто жил в этом доме раньше.
        - Ничего такого… Однако мой покойный супруг нарисовал их портрет! Лилианна уговорила Джона, когда узнала, что он рисует. Сэм был равнодушен к живописи, а она… Думается мне, что с картинами у Лилианны было то же, что и с собаками: она видела в них то, чего не видели другие. Вряд ли Сэм забрал картину с собой. Скорее всего, пылится где-нибудь на чердаке.
        - Вы думаете? Между прочим, я не нашла никакой лестницы, ничего подобного, что вело бы на чердак. Есть ли он тут вообще?
        - Есть, есть, что же это за дом без чердака!
        - Тогда поищу еще! Любопытно.  - Я встаю из-за стола и складываю стопкой блюдца.  - Хотите еще чаю?
        - Нет, благодарю. Кстати, когда покупали дом, вы успели познакомиться с мистером Оушеном?
        - Н-нет, всем занимались брокеры. А что?
        - Жаль, жаль. Мне кажется, вы бы ему понравились, Скай,  - кивает миссис Эпплгрин.
        Я застываю на месте.
        - Почему вы так решили?
        - В вас есть нечто общее. Должно быть, доброта и одиночество.

* * *

        В тот же вечер, вооружившись фонариком, я поднялась на чердак, куда, оказывается, вела лестница с торца дома. К замку в двери подошел самый маленький ключ в связке. Замок ожил сразу, а вот петли сильно заржавели, и мне пришлось минут десять дергать дверь. А потом она поддалась…
        Я ожидала увидеть узкое темное пространство, пыльное и заставленное коробками, но моим глазам внезапно открылась сухая и чистая мансарда со светлым паркетом. Тут лежала в истрепанном чехле старая электрогитара, стоял ящик с новыми игрушками, судя по несорванными биркам, еще были несколько рулонов розовых обоев и детская кроватка в большой нераспечатанной коробке. Я окаменела, рассматривая вещи, купленные для ребенка, который так и не родился: они представляли собой материальное воплощение невыразимой тоски. Здесь, на чердаке было законсервировано прошлое - страшное, горькое, темное,  - и я только что сорвала пломбу.
        Я задержала дыхание, словно могла отравиться воздухом этого помещения. Оглядела стены в поисках картины, но ничего не нашла. Потом вытащила из ящика розового плюшевого зайца, провела пальцем по вышитой на нем надписи «Папина Принцесса». Значит ли это, что игрушки купил отец ребенка, или ничего не значит? Потом я подняла и взяла под мышку рулоны обоев (почему бы действительно не оклеить ими одну из комнат?) и спустилась с чердака. Ни ногой туда больше. Я и без того устала бродить по могилам.
        И уже в кухне, при ярком свете галогенных ламп, я заметила, что вместе с обоями прихватила картонную тубу, внутри которой обнаружилось то, что искала: свернутый в трубочку холст. Грубое полотно, покрытое масляными красками. Я развернула картину и положила ее на пол, придавив уголки чашками. Отступила, разглядывая с высоты своего роста.
        Боунса я узнала сразу - человеческое воплощение короля тьмы: бесовская улыбка, обрит наголо, глаза льдисто-серые, пристальные, преломляющие в своей глубине солнечный свет. А вот та, что рядом с ним… Неужели это она? Боунс прижимает к себе молодую хорошенькую девушку с фиолетово-черным тюльпаном в руке и с золотой пентаграммой на шее. Белое платье на тонких бретельках едва прикрывает маленькую грудь. Ключицы подведены нежно-розовым. Не знаю, сколько косметических операций Лилит перенесла потом, но они изменили ее до неузнаваемости. У девушки на картине и той женщины, которую я знала, одинаковыми были только глаза и овал лица, все остальное стерло и нарисовало заново полчище хирургов.
        Художник был безусловно талантлив: ему удалось изобразить не только Лилит и Боунс, но и их одержимость друг другом. Здесь была нарисована любовь. Настоящая ЛЮБОВЬ. Что бы я отдала за то, чтобы он смотрел на меня так же? Да почти все…
        Я решила, что не выброшу картину. Она была достойна уважения, зависти, ревности. Она была отражением завораживающе красивых чувств, которым не страшна вечность.
        На следующий день я съездила в город и заказала для нее дорогую раму. Немного доплатила, и картину обрамили для меня в тот же день. Вечером ее привез мне мальчишка-посыльный, я сорвала с нее упаковочную бумагу и сразу же повесила на стену. В гостиной над тем диваном, где когда-то делала Боунсу «эротический массаж».
        «Ты чертова мазохистка, Полански. Чертова мазохистка!»
        Вовсе нет. Мне просто нужно переболеть этим. Я должна смотреть на них до тех пор, пока не перестану что-либо чувствовать. Пока соответствующий болевой рецептор не потеряет чувствительность от слишком частой стимуляции. Я буду смотреть на них утром и вечером, буду в компании этой парочки завтракать и пить вино перед сном, пока однажды меня не переломает. Пока не приму все это как должное, как неизбежное, как предписанное свыше: Боунс и Лилит должны быть вместе. А я - пыль, которую ветер несет мимо этого храма.

* * *

        В конце октября позвонил Терри и сказал, что хочет приехать. Долго допытывался, как у меня самочувствие и настроение. Наверное, пытался представить, с кем доведется проводить уик-энд - зареванной депрессивной мученицей или уже оклемавшейся от удара амазонкой.
        Амазонкой я никогда не была, а мученицей быть устала, о чем ему прямо и сказала.
        - На секс, наркотики и рок-н-ролл не рассчитывай, но скучать я тебе тоже не позволю. Здесь есть пингвины! Представил? Натуральные такие афропингвины. Целая колония! Тут, между прочим, до Антарктики рукой подать, вот оттуда они сюда и попали пару миллионов лет назад! И здесь уйма достопримечательностей! И солнце во все небо - просто рай для отсыревших, зарастающих плесенью ирландцев. Вернешься загорелый, вся твоя лечебница обзавидуется. Ну и… мне будет очень приятно твое общество, Терри.
        - Надеюсь,  - слегка нервно сказал он.
        - Что с тобой? Боишься? Тут уровень преступности всего-то в двадцать пять раз выше, чем в Ирландии.
        - Во сколько?!
        - В двадцать пять раз. И это еще хорошо! Вот в Гондурасе…
        Терри засмеялся, но с ним точно было что-то не так.
        В день его приезда я неважно себя чувствовала. То ли переохладилась, искупавшись в океане, то ли снова подхватила вирус, то ли меня доконал-таки надменный взгляд юной Лилит с картины. Кусок не лез в горло, все валилось из рук. Ночью я почти не спала, а потом все утро боролась с сонливостью.
        Я долго вертелась у зеркала, приглаживая отрастающие волосы и стараясь придать им хоть какое-то подобие прически. Впервые за долгое время накрасила ресницы. Примерила новое платье - оранжевого цвета. Сбежавшая из больницы психопатка потихоньку обретала осмысленный взгляд, бывшая узница концентрационного лагеря понемногу наедала щечки, бритый наголо солдат наконец-то ушел с передовой и вернулся домой отращивать кудри и залечивать раны. Не хватало только ласковой руки, которая обняла бы за плечи. Нежных губ, которые вернули бы вкус к жизни. Хотя, возможно, и не нужны они мне вовсе. Любить - как употреблять алкоголь. Все веселятся, пока пьют. Но потом непременно приходит похмелье.
        Не помню точно, чем я занималась, когда в дверь позвонили. Кажется, заваривала ройбуш. Или укладывала тарелки в посудомоечную машину. Или протирала зеркало в ванной. Одним словом, была занята, а когда услышала звонок, тут же все бросила и побежала к двери. Ну наконец-то!
        Распахиваю дверь. Терри одет не по погоде, под глазами тени - друзья двадцатичасового перелета, кожа по-ирландски бледная, триста лет не видавшая солнца. Ничего, я сделаю из тебя человека!
        - Как долетел? Не отвечай, вижу, что ужасно! Я обнимаю его, кудахча и рассыпая вокруг искры радости. Терри стоит на пороге и неловко переминается с ноги на ногу.
        - Да проходи уже, или мне затаскивать тебя силой?
        - Скай… Пообещай, что не будешь… нервничать. Черт. Он бледен не по-ирландски. Это бледность иного рода: он взволнован. Он нервничает.
        - Что стряслось?  - замираю на месте я.
        - Ничего не стряслось, просто… Пообещай, что дашь все объяснить.
        - Не могу ничего обещать, пока не узнаю, о чем речь.
        - Ладно… Постой здесь,  - говорит он и исчезает за дверью.
        Что за?..
        Закрывшаяся за Терри дверь открывается снова, и…
        Я пячусь, натыкаюсь на стол, хватаюсь за столешницу, опрокидываю чашку с горячим чаем. Он капает мне на ногу, пропитывает подол платья. Мне в висок словно вонзается стрела с металлическим наконечником - оглушительно, с хрустом.
        Терри снова входит в гостиную, уже не один. Он толкает перед собой инвалидное кресло, в котором…
        Ударяю себя по щеке, тру виски, закрываю глаза.
        В кресле сидит и не сводит с меня глаз мой… Нет, не мой - возлюбленный Королевы Инферно!

        Глава 27

        Я потрясена настолько, что могу стоять целую вечность, не чувствуя ни капающего мне на ногу горячего чая, ни прилипшего к бедру подола платья. И я могу смотреть на него вечно - на бледное, как мел, лицо, на руки, крепко сжавшие подлокотники, на волосы, в которые я так часто запускала пальцы…
        Я могу замереть, как статуя, как глыба камня,  - только бы он не признал во мне живое существо. Только бы он покинул эту гостиную как можно быстрее… Мне нет дела, почему он в инвалидном кресле и как давно. Должно быть, Лилит так сильно тискала его в порыве страсти, что сломала ему хребет.
        Я могу стоять молча и неподвижно. Но только до тех пор, пока он не начнет говорить. Если он посмеет обратиться ко мне, бросить в меня хоть одно слово - я взорвусь. Причем так сильно, что взрывная волна докатится до самого пляжа.
        - Скай,  - обращается ко мне Боунс.
        - Уходи!  - произношу я громко и четко, как приговор.
        - Скай, пожалуйста,  - просит Терри.
        - Уходи, бога ради.  - Я закрываю глаза, едва сдерживая нарастающую внутри истерику, и панику, и отчаяние.
        - Я хочу объяснить,  - умоляюще произносит Боунс.
        Объяснить! Как будто можно просто прийти и дать объяснение всему, что произошло!
        - Ты плохо слышишь? Выметайся, черт бы тебя побрал!  - взрываюсь я, не осознавая, что выгоняю Боунса теми же словами, какие он бросил мне в лицо в доме его отца в Дублине.  - Как они заставили тебя? Как?!  - поворачиваюсь я к Терри.  - Взяли тебя на пушку? Ты знаешь, кто он? Ты знаешь, на что эти люди способны?! Да он же убьет меня, убьет!
        - Он в инвалидном кресле, черт побери!  - зеленеет Терри. Впервые в жизни вижу, как он злится.
        - Дрянная уловка, на которую ты клюнул! И вот теперь они выследили меня! О чем ты только думал?!
        Швыряю в Боунса смятое в ком полотенце, которое он машинально ловит. Отличная реакция для инвалида.
        - Давай покончим с этим наконец. Прямо здесь. Я готова,  - раскидываю я руки в стороны.  - Я знала, что однажды кто-то из вас придет за мной, ты или она.
        Боунс смотрит на меня, не мигая. Линия губ прямая. Руки сжаты в кулаки.
        - Нет? Убийства сегодня не будет? А когда? Когда мне быть готовой? Когда твоя жена наиграется вволю? От меня и так ничего не осталось! Ничего! Горстка пепла! Тебе нужна и она тоже? Хочешь уничтожить все до последней молекулы?
        Что это? Слезы в его глазах? Неужели Принц Инферно разочарован приемом?
        - Возьми это, хорошо?  - протягивает он мне какую-то папку.  - Я оставлю ее здесь… И уйду… Ты просто прочти.
        - Что это? Ты написал мне гребаную песню? Или очередное признание в любви для бульварной газеты? Мне не терпится почитать!
        Я выхватываю из его рук папку, выдергиваю из нее листы, подбегаю к окну и вышвыриваю на улицу. Ветер подхватывает их и разбрасывает по газону.
        - Скай!  - чуть ли не с рыком подскакивает ко мне Терри.
        Но я уворачиваюсь, бросаюсь к входной двери и жму на ярко-красную кнопку. Тут же слышится слабый сигнал.
        - Ты знаешь, что это значит, так, Боунс?  - говорю я сдавленным от злости голосом.  - Ровно через три минуты здесь будет полиция. Ты можешь либо убраться, либо провести остаток дня за решеткой. Я знаю, ты тут со всеми на короткой ноге, но твоя нога не спасет тебя, если я буду орать на весь Саймонстаун. Проваливай! Это мой дом! Моя жизнь! И тебе нет места ни там, ни там!
        - Терри,  - произносит он, глядя на покрасневшего от злости молодого хирурга, которого я до сегодняшнего дня считала своим другом.  - Все нормально. Останься с ней. Я справлюсь сам. Расскажи ей все, что знаешь.
        - Не надо мне ничего рассказывать, Терри! Только попытайся - и я пошлю тебя туда же, куда посылаю его: В АД!
        - Я уже там, Скай, уже там,  - говорит Боунс и направляет коляску к двери.
        У меня к горлу подкатывает тошнота. Я едва успеваю подскочить к кухонной раковине. Рвать нечем, я с утра ничего не ела, желудок просто сжимается от сильнейших спазмов, исторгая выпитую чашку чая и желудочный сок,  - обычная для моего желудка реакция на нервный шок.
        - Ты должна была выслушать его!  - восклицает Терри, схватившись за голову.
        - Хватит, Терри!
        - Господи, я впервые вижу тебя такой! Ты должна была…
        - Я ничего ему не должна, ясно?! И тебе тоже! Замолчи или воспользуйся той же дверью.
        - Гарри не сможет даже уехать отсюда, так что мне придется воспользоваться ею. Мы подождем, пока ты остынешь, потом позвони мне…
        - МЫ?! Как ему удалось набиться тебе в друзья за такой короткий срок, а?! Конечно, у вас же много общего! Каждый из вас вытер об меня ноги и выкинул из своей жизни! Но все же мой тебе совет: если начинаешь верить чужаку слишком быстро - вылей себе на голову ведро ледяной воды! Идиотизм какой-то! Ты убедился, что он не может ходить на своих двоих? Молоточком по коленкам постучал?
        - Я по кускам собирал ему спину!  - орет Терри. Впервые за все время нашего знакомства повышает на меня голос.  - Сшивал ее волокно за волокном! В тот день, когда мы встретились в больнице, он только поступил, доставила «скорая»! Это его я вез на операцию. Немудрено, что ты не узнала его тогда: он был в бинтах с головы до ног. И я тогда не знал, что вы связаны. Это выяснилось только спустя несколько недель, уже после твоего отъезда в Африку. Гарри вспомнил, что слышал твой голос, и начал расспрашивать о тебе.
        - Мы больше не связаны,  - цежу я сквозь зубы.  - Что?
        - Ты сказал, что мы связаны. Я утверждаю обратное. Мы не связаны - и точка! И больше я ничего не хочу слышать. Потому что знаю, о чем будет эта проклятая история! О демоне, который ему неподвластен, но с которым он храбро борется! Бла-бла-бла! И о чокнутой стерве, по которой этот демон сохнет и которая вертит им, как хочет!
        - Даже не знаю, кто сейчас более безумен, она или ты,  - вскидывает руки Терри.
        Качаю головой и смеюсь надтреснутым старушечьим смехом.
        - Тебе даже не интересно узнать, что с ним случилось?
        - Дай угадаю. Бедняжка попал в аварию, когда надрался с ней до беспамятства и сел за руль? Даже предположу, куда они так спешили! Поскорее хотели попасть в аэропорт, чтобы улететь на Мальдивы, отпраздновать свой второй медовый месяц!
        - Выпей успокоительного, хорошо? Ты не в себе,  - говорит Терри и направляется к двери.
        - Конечно, я не в себе! Не в себе от того, что Оушен на моих глазах нежничал с дьяволицей, которая чуть не убила меня! Ты когда-нибудь держал в руках вещь, которая взорвалась через пять минут после того, как ты чудом от нее избавился? Тебя когда-нибудь насиловали? Тебе когда-нибудь тыкали пистолет в живот? На тебя когда-нибудь наводили ужас такой, что не хотелось жить? Даже после всего, что она сделала со мной, он не захотел скрутить ее и уткнуть лицом в пол! Он мог отправить ее за решетку, но предпочел разглядывать и поглаживать - такую слабую и безоружную! И ты говоришь, что Я НЕ В СЕБЕ?! Оттого, что не хочу слушать его басни?!
        - Я не могу рассказать то, что должен рассказать он,  - заявляет Терри и вылетает из дома.
        Дверь захлопывается.
        - Я потеряла из-за них ребенка!  - кричу я ему вслед, задыхаясь.  - Расскажи ему об этом после того, как обсудите, какая я истеричка!
        Потом подбегаю к двери и, навалившись на нее всем весом, запираю замок. И кричу. Вою… Хватаю клюшку от херлинга и бросаю ее в дверь.
        Бежать, быстро, куда-нибудь, прямо сейчас, все равно куда! Терри сделал свое дело, значит, он им больше не нужен. Но за мной они еще вернутся!
        Бежать… Но мои ноги уже ни на что не способны. Они даже не справляются с весом моего тела, какой там побег. Опускаюсь на пол, заползаю под стол и сижу там, сжавшись в комок и содрогаясь от рыданий.
        Я заверну свои кости и оставлю их
        За стенами этого дома, там, на дороге…
        Боунс смотрит на меня с портрета - грустно и осуждающе.
        - А чего ты, черт возьми, ждал?  - ору я ему из-под стола.  - Что я упаду перед тобой на колени, утирая слезы умиления? Кинусь покрывать поцелуями твои руки? Скай Полански, наверное, бы так и поступила, но ее больше нет. Где Скай? Нигде! Она умерла в туалете торгового центра вместе со своим ребенком. И мне нет дела, почему ты в этом кресле! Все, что с тобой произошло,  - это результат твоих ошибок, Боунс, не моих!
        Стук в дверь, еще один, и еще…
        - Полиция, откройте!
        В окно заглядывает чернокожий громила в синей униформе, с пистолетом на бедре. Вовремя, что и сказать: меня бы уже десять раз успели укокошить.
        Вытираю лицо и иду открывать. Передо мной пара здоровенных полицейских с хмурыми лицами. Вяло объясняю, что все в порядке, их помощь уже не требуется. Они оглядывают внутренность дома поверх моей головы, дают мне какую-то бумажку на подпись, переговариваются между собой на языке, которого я не знаю. Поодаль мигает сигнальными огнями полицейский внедорожник с тонированными стеклами. Ветер задувает в дверной проем - холодный, порывистый. Мне хочется поскорее закрыть дверь и снова заползти под стол, но эти двое никуда не спешат. Жуют жвачку, разглядывают мою подпись на бумажке и мою физиономию.
        - Все в порядке,  - повторяю я.  - Произошла ошибка.
        - Не вопрос, мадам. С кем не бывает. Всего доброго!
        И тут один полицейский наклоняется и поднимает с земли лист бумаги - одну из страниц из папки Боунса.
        - Это ваше?  - спрашивает он, протягивая мне лист.
        Молчу, раздумывая, что сказать. Я не хочу прикасаться к этой бумаге, но и не хочу, чтобы эти двое разглядывали то, что им не принадлежит.
        - Глянь на это,  - говорит полицейский своему напарнику.
        Я перевожу взгляд на лист и немею. На нем напечатаны фотографии девушки, в профиль и в анфас. Блондинка, выглядит так, будто не спала неделю: черты лица резкие, заостренные. Это та же девушка, что и на портрете в моей гостиной.
        - Да, это мое.  - Я забираю у полицейского лист и складываю его пополам.  - Спасибо.
        Полицейские кивают и возвращаются к машине. Жду, когда они исчезают из виду, а потом разворачиваю лист. «Департамент полиции Нью-Йорка… 2005 год… Вооружена и очень опасна…»
        Не хочу ничего знать! Хватит с меня всего этого треша! Порывы ветра бьют в лицо. По газону скользят, скачут, кружатся над ним разбросанные бумажные листы - словно живые. Завтра утром не останется ни одного. Нужно всего лишь дождаться утра.
        Закрываю дверь. Достаю из духовки лазанью, которую готовила к приезду Терри. Нужно всего лишь дождаться утра…
        Сервирую стол для одного человека. Наливаю в бокал вина до краев. Сажусь, расправляя на коленях салфетку. Нужно всего лишь дождаться утра…
        Кладу в рот кусок. Жую, не ощущая вкуса, и отрешенно смотрю перед собой. Отодвигаю тарелку.
        Поднимаюсь по лестнице в спальню, снимаю платье и ложусь в кровать. Укладываю руки вдоль тела поверх одеяла. Нужно всего лишь дождаться утра…
        А потом проснуться и понять, что все произошедшее было только ночным кошмаром.

* * *

        Я вижу старика с виолончелью. У него волосы и глаза такого же цвета, как у меня. Он что-то бормочет и поднимает смычок - выше и выше, как погонщик скота поднимает плеть. Сейчас смычок обрушится на струны, и в тот момент, когда воздух пронзит первый звук, я сойду с ума. Но музыка не начинается. Кто-то берет виолончелиста за руку и забирает у него смычок. Это девушка-подросток, дочь Боунса. Ох, как же она похожа на мать - то же лицо, такая же тонкая белая кожа, просвечивающая синевой на висках и запястьях.
        «Создать храм,  - говорит мне Оливия, качая головой,  - наполнить его сакральными вещами, достать из мусора все до последнего обмылка и вернуть на место. Жить в этом храме, хранить память о его божестве, спать в его кровати, бредить им. Но стоит твоему божеству прийти в твой храм и обратиться к тебе - и ты выставила его за дверь. Интересно».
        - Он не мое божество.
        «Тогда что ты здесь забыла? В этом доме, в этой постели. И зачем тебе эти диски, разбросанные вокруг кровати?»
        - Он не мое божество, он всего лишь наркотик, от которого я завишу. Этот дом не храм - он всего лишь притон, пропитанный опиумными парами. А ты - порождение моей фантазии, Оливия.
        «Может быть. Но это не значит, что порождения фантазии не могут обладать здравым смыслом. Что если я - последние осколки разума, которые у тебя остались?»
        Безумный виолончелист снова поднимает смычок, как оружие. Но Оливия берет его за руку и уводит - в серую дымку, затягивающую все вокруг.
        «Незачем,  - говорит она виолончелисту.  - Она сойдет с ума и без твоей музыки. Тишина тоже может быть невыносимой».
        Распахиваю глаза, в комнате полумрак. За окном совсем стемнело. Небо припорошено звездной пылью. Я спала долго, хотя кажется, будто всего пару минут. Сажусь на кровати, и все произошедшее обрушивается на меня, как штормовой вал.
        Боунс был здесь.
        Он пришел ко мне, чтобы все объяснить.
        Терри рассказал ему, где я. И чуть не наорал на меня из-за него… Подумать только.
        А я выставила их обоих за дверь.
        И не могу сказать, что в другой раз поступила бы иначе. Слишком многих мне пришлось хоронить на этой войне. Слишком много гробов пришлось заколачивать.
        Тук-тук… Тук-тук…
        Вздрагиваю. Кто-то стучит в мою дверь. И вряд ли мне послышалось.
        Надеваю свой видавший виды уанзи[52 - Уанзи (англ. ortesie)  - комбинезон для сна или отдыха дома.] со скандинавскими узорами и иду вниз. В голове только одна мысль: пусть у того, кто стоит за дверью, хватит ума понять, в каком я состоянии, и хватит такта, чтобы просто уйти.
        Или пусть незваный гость убьет меня быстро.
        Открываю.
        На пороге кутается в пеструю шаль миссис Эпплгрин. Вся какая-то нервная и взъерошенная. Голова похожа на оживший ком сахарной ваты - белые волосинки трепещут на ветру,  - руки сцеплены на груди.
        - Шарлиз? Что случилось?  - спрашиваю я.
        - О, Скай, простите, что побеспокоила вас так поздно! Но я очень хочу пригласить вас к себе на чай. Прямо сейчас!
        - Не поздновато ли для чая?
        - Для кофе поздновато, а для чая - самый раз! Дело в том, что ко мне в гости заехал мистер Оушен. Да-да! ТОТ САМЫЙ!
        Закрываю глаза. Может, чем крепче зажмуриться, тем быстрее она уйдет?
        - У него тут были какие-то дела, и я увидела его машину на улице пару часов назад и затащила к себе на чашку ройбуша. Дева Мария, я так рада, что могу познакомить вас с ним! Одевайтесь! Правда, он сейчас выглядит не лучшим образом. Он рубил дерево, и оно упало на него, и теперь…
        - Дерево?  - фыркаю я.  - Это он вам сказал?
        - Нет, его доктор. И теперь ему нужно время, чтобы восстановиться. Но он быстро восстановится! У меня никаких сомнений! А если еще и познакомится с такой хорошей девушкой, как вы…
        - Шарлиз, простите, но…
        - Ой, да бросьте! Вы прекрасно выглядите! И не нужно вам принаряжаться!
        У меня из горла вылетает нервный смешок. Еще чуть-чуть, и я начну хохотать. Истерично и громко. Но миссис Эпплгрин, видимо, списывает все на мое смущение и чуть ли не приплясывает от нетерпения. Как цирковая лошадка перед выходом на манеж.
        - Скай, я не уйду, пока вы не согласитесь. Прошу вас.
        - Я не могу, извините,  - отступаю я назад.
        И тут на лице миссис Эпплгрин отражается такая нечеловеческая скорбь, что мне остается только вздохнуть и молча снять с крючка кардиган.
        «Ладно, я потерплю, Шарлиз. Только ради вас потерплю…»
        - Он понравится вам, клянусь!
        - Не сомневаюсь.
        Дорога до дома Шарлиз занимала всего одну минуту, но мне показалось, что я успела сносить пару ботинок и состариться на десять лет.

* * *

        - А вот и я! Я вам немного наврала, ребята. Конечно же, я не курю!  - рассмеялась миссис Эпплгрин, практически втаскивая меня за локоть в гостиную.  - Я просто хотела позвать к нам в гости мою соседку. Сэм, дорогой, это Скай. Познакомься. А это Терри - его доктор и друг. Скай, это Терри…
        Вхожу в просторную гостиную в бордовых тонах. До чего, оказывается, красивая и помпезная обстановка в домах бывших судей. Мебель из дорогого лакированного дерева, акварели в позолоченных рамах, шкура зебры на полу. В комнате горит пара светильников, и я улавливаю теплый запах тающего воска, аромат чая с бергамотом и… его одеколон. Тот самый, каким пахла его футболка в ту ночь. В ту ночь, когда я оставила его в парке…
        А потом я вижу и его самого.
        Боунс сидит на диване, скрестив руки на груди, и смотрит на меня, как на дикую кошку: пристально, с опаской. Пусть лучше боится, чем презирает. Лучше уж быть больной психопаткой, чем жалкой отверженной.
        Теперь мои глаза не ослеплены истерикой и шоком. Теперь я вижу гораздо больше, чем в первую встречу. Что с тобой стряслось, Боунс? Какой демон сжал тебя в своей ладони и выдавил из тебя весь сок, всю жизнь? Впрочем, молчи, я и так знаю. Он бледен и сильно потерял в весе. Но взгляд горит, взгляд пылает, как там, на берегу, где мы с ним когда-то плюнули смерти и стихии в лицо,  - безумные, влюбленные. Как давно это было? В прошлой жизни?
        - Добрый вечер,  - сиплым голосом говорю я.  - Терри, мистер Оушен…
        Жаль, на мне платья нет, а то бы еще и реверанс сделала.
        - И вам того же, мисс Скай,  - отвечает Боунс.  - Простите, не могу встать и поприветствовать даму.
        - Сидите. Я не из тех, кого заботят правила этикета.
        - Мы это уже поняли,  - замечает Терри.
        Награждаю его испепеляющим взглядом и присаживаюсь за стол, уставленный чайным фарфором. Шарлиз тут же ставит передо мной чашку и наливает в нее кипяток.
        - Миссис Эпплгрин много рассказывала мне о вас, мистер Оушен,  - едко говорю я.
        - Вот как,  - вскидывает брови он.
        - Да. Еще не повстречав вас, я уже знала, что вы искренний, щедрый, добрый человек,  - с запалом перечисляю я, дергая за нитку чайный пакетик. Тот скачет в чашке, расплескивая воду.  - Я рада, что ваш дом достался именно мне. Правда, вы оставили много вещей. Например, чудный портрет, на котором вы изображены с… не знаю, кто она… вашей невестой? Что мне с ним сделать?
        - Сжечь,  - не разжимая челюстей, отвечает Боунс.
        - Правда? Странно, мне показалось на этом портрете изображены чувства, которые никогда не угаснут. Такая, знаете, amore fatale. Когда будешь любить несмотря ни на что. И никакая другая женщина не сможет даже отчасти сравниться…
        - Я не верю в такую любовь,  - перебивает меня Боунс.  - Мы все любим ровно до того момента, пока любимый человек не распинает нас на Голгофе и не бросает истекать кровью.
        - Я рада, что вы в полной мере представляете себе мое теперешнее состояние, мистер Оушен! А теперь… если позволите…
        Я больше не могу здесь находиться! Даже ради миссис Эпплгрин! С грохотом отодвигаю стул. И тут Боунс, подавшись вперед, говорит:
        - Знаете, что меня по-настоящему радует, мисс Скай? Что, глядя на меня, вы не испытываете никакой жалости. Немногие способны смотреть на человека в моем состоянии и воспринимать его на равных.
        - Ах да, не могу не спросить! Что же приключилось, мистер Оушен? Кажется, на вас упало дерево?
        - Вроде того.
        - Наверное, сожалеете, что все так вышло?
        - Нет, я счастлив.
        - Любопытно, почему.
        - Видите ли, мисс Скай. Возле рухнувшего дерева росла грядка хорошенькой моркови. Которую могло зацепить. Но не зацепило. И поэтому я счастлив.
        Кровь отливает от моего лица. Как бы тепло здесь ни было, сейчас меня пробирает озноб. Стул, на котором я сижу, превращается в кусок льда. Чай в чашке покрывается ледяной коркой. Мое сердце холодеет.
        - В смысле?  - шепчу я.
        - Миссис Эпплгрин!  - вдруг объявляет Терри.  - А не хотите ли прогуляться? Сегодня такая чудная ночь!
        - Не хочу,  - отзывается она.  - Но так и быть, прогуляюсь. Кажется, разговор наконец заладился!
        Мы с Боунсом остаемся наедине. Он, я и наша огромная, необъятная боль, заполнившая все помещение.
        - Боунс, что ты такое говоришь?
        - В той папке, из которой ты вырвала листы и потом так эффектно вышвырнула их в окно, были фотографии. Теперь у меня их нет, так что тебе придется поверить мне на слово.  - Он делает паузу и договаривает медленно, чтобы я отчетливо слышала каждое слово:  - На Лилиан было столько взрывчатки, что хватило бы на полет до Луны. Ты должна была успеть покинуть тот дом в Дублине. Все остальное не имело значения.
        Комнату наполняет невыносимая тишина. Между тем в моих венах и артериях кровь начинает гудеть с оглушающим ревом.
        - Если не вдаваться в подробности… в общем, весь второй этаж и крыша рухнули. Не помню, сколько времени я провел под завалами.
        Пространство приходит в движение, начинает кружиться. Я не вижу ничего, кроме его глаз, смотрящих мне прямо в душу.
        - А теперь, если ты обойдешь столик и сядешь рядом, я расскажу все остальное. А ты попробуешь не испытать ко мне отвращения. Я бы предпочел, чтобы ты была последним человеком, который узнает, кто я есть на самом деле. Поэтому и оттягивал этот момент, как мог. Отказывался признавать, что он однажды настанет. Но молчать дальше - значит, унизить тебя. А ты заслуживаешь совсем другого обращения.

        Глава 28

        - Моя жизнь - одна из тех, что быстро загораются, ярко горят и сгорают раньше времени. Обычная судьба тех, кто получает все слишком рано и не прилагая особых усилий. Я сбежал из Ирландии в Америку в шестнадцать, а в девятнадцать уже имел все, о чем только можно мечтать. Прибился гитаристом к банде талантливых музыкантов и вытянул свой счастливый билет. Я всегда любил музыку, а она любила меня. Не скажу, что эта любовь была здоровой: хардкор, панк-рок, дет-метал - и все это крепко приправлено скандальными выходками.
        Мы сделали себе имя, эксплуатируя сатанинскую тематику, смело втерлись в эту нишу и расцвели в ней бурно, как плесень. Наш вокалист, Джаред, земля ему пухом, не был силен в нотной грамоте и вокальных изысках, но он обладал ярким, редким даром чувствовать настроение толпы. Он мог завести ее, просто сказав пару слов в микрофон.
        Парни были просто запредельно талантливы. Не боялись экспериментировать. Горели ярко, как пламя. Но им не хватало сильных текстов и запоминающихся мотивов. И я им это дал. Стал последним, недостающим звеном в этой адской машине, и она понеслась.
        Год мы лабали на разогревах, вечеринках, фестивалях, а потом нас нашел Стив - наш первый продюсер - и сказал: парни, если вы просто запишете все, что играете, на винил и вышвырнете это в мир - вам наденут корону на голову и посадят на трон. А у королей есть все.
        Так и вышло. Первый альбом разлетелся, как тыквенные пирожки на День благодарения. Но, как только загорается самый яркий фейерверк и разливается самое вкусное шампанское, обычно тут же начинается обратный отсчет. Слава требовала работы. Работа требовала нешуточной энергии и самоотдачи. А чтобы отдаваться по полной, требовалась подпитка, и мы начали находить ее в алкоголе и наркотиках…
        Джаред сгорел раньше, чем мы успели промотать гонорар от продажи первого диска. Не знаю, как я это пережил. В итоге его уход сильно повлиял на нашу музыку, наш стиль: он стал откровенно мрачным и агрессивным. Мне больше не хотелось веселья и попрыгушек по сцене. Мне хотелось или рыдать на его могиле, или крушить все на своем пути.
        Мы сменили вокалиста: Митч сам нашел нас и пришил группе новую голову вместо оторванной. Он пел куда лучше Джареда, звучал просто охрененно, но не мог трахнуть толпу одним движением губ, как это делал Джаред. Митч слишком глубоко погружался в себя и больше никого не видел и не слышал. Поэтому я со своей гитарой без лишних вопросов застолбил за собой место фронтмена. Я многому научился у Джареда и получал удовольствие от этой роли.
        Митч тем не менее подбросил нам пару годных идей, и адская машина Сэма Оушена - теперь я стал ее лицом - снова поперла в гору. Поперла, сжигая все на своем пути и оставляя позади только кучи мусора, бутылок и пьяных тел.
        Грязный эпатаж был на пике популярности. Если тебе интересно узнать, что конкретно мы собой представляли, просто набери в поисковике «Кости Христа». Мне кажется, что музыка тогда уже отошла на задний план. Стала просто прикрытием для откровенного беспредела. Концерты превращались в пьяные и обдолбанные побоища, где относительно трезвыми остаются только сами музыканты, да и то недолго. Где тебе нечего делать, если ты у тебя нет крепкого кулака или чего потяжелее. Куда приходят не столько за музыкой, сколько за тем, чтобы отметелить кого-нибудь и получить от этого удовольствие.
        Вот в одну из таких ночей я и встретил ее…
        Мы отыграли концерт в одном из городов Висконсина, и после выступления я почти не стоял на ногах. Вымотался физически и морально, хотел просто влить в себя пару банок пива, закинуть пару колес и залечь до утра в своем трейлере ловить розовых эльфов. Выполз всего на пять минут глотнуть воздуха и увидел ее - девушку с лицом… В общем, без ангела в роду не обошлось. Светлые волосы, фигура подростка, выражение лица такое, как будто она не знает, кто она и где находится. Речь быстрая, отчетливая. Глаза ясные. Вся такая беленькая и чистенькая: никаких татуировок, готических платьев, спутанных волос. Типичная старшеклассница из школы для девочек, не хватало только гольфов и рюкзака. Разве что кулон с печатью Бафомета на шее казался чужеродным в этой идиллической картине. Знаешь, что это такое? Перевернутая пятиконечная звезда с мордой козла в середине. Официальный символ Церкви Сатаны. А в остальном - фея феей.
        Фанатки и раньше осаждали мою крепость, но они, как правило, были девчонками крепкой панковской закалки, прекрасно осознававшими, куда идут и чего хотят. А эта… Она выглядела потерянной. Было похоже, что какой-то придурочный бойфренд затащил ее на выступление «Костей Христа» вместо концерта «Бэкстрит Бойз». Затащил, обдолбался и бросил. Мне дико хотелось покоя в компании пива и розовых эльфов. Но оставить ее снаружи было все равно, что бросить слепого щенка голодной своре собак. И я увел ее в свой трейлер. Сказал, что гулять здесь не стоит, а ловить ей такси я сейчас не в состоянии. Она согласилась подождать до утра, пока все зомби не расползутся по щелям.
        Трейлер был большим, она уединилась в одной комнате, я засел в другой, а перед тем закрылся наглухо. В моем трейлере был особенный замок. Если он закрывался изнутри, то и открыть его можно было только изнутри. И для этого требовалось ввести сложный и длинный код. Чего в нетрезвом состоянии я никак не мог сделать. Гениальное изобретение для тех, кто боится натворить чего-нибудь по пьяни.
        Потом я ушел в свой угол, немного побренчал на гитаре, выдул пиво с щепоткой фейской пыльцы - и больше ничего не помню. Вообще. А утром…
        Я думал, что повидал все в своей жизни. Оказалось, не все. Такое привыкли видеть парни вроде Терри, но не музыканты. Девочки-ангела больше не было. Вместо нее на кровати в соседней комнате лежало едва живое тело, сплошь покрытое кровоточащими ссадинами и свежими гематомами. Лицо было обезображено до неузнаваемости: глаза затекли, губы раздулись от отеков - на ней не осталось ни сантиметра чистой, здоровой кожи! Потом, когда ее заберут в больницу, я узнаю, что у нее еще и сломаны несколько ребер и рука.
        Я вызвал «скорую», вслед за которой примчали и копы. И меня прямо с гастролей кинули за решетку. Где я приготовился провести не один год так точно. Я не знал, что и думать. Да, я мог выбить дерьмо из кого-нибудь по пьяни, мог размочалить пару гитар на сцене, но чтобы избить девушку до полуживого состояния!.. Я отказывался в это верить. Отрицал свою вину. Наш менеджер нанял для меня какого-то знаменитого адвоката…
        А потом меня неожиданно выпустили. Жертва заявила, что это сделал не я, а кто-то другой. Кто-то, кто проник ночью в трейлер. По ее описанию составили фоторобот, но никто из нас никогда не видел никого похожего.
        И только я знал, что она врет. Потому что никто не мог проникнуть в тот гребаный трейлер. Никто не мог ни войти в него, ни выйти, не зная секретный код. А он был известен только мне.
        Я пришел к ней в больницу и прямо сказал ей об этом. Хотел выяснить, что же, к дьяволу, произошло в моем трейлере. Она плакала и отказывалась сознаваться, но я ее в конце концов уговорил. И вот тогда моя жизнь разделилась на «до» и «после».
        Оказалось, я пришел к ней ночью и предложил развлечься. Она отказалась, и я взял свое силой, а за сопротивление отплатил жестокими побоями. Это ее версия произошедшего, а она была единственным вменяемым человеком в моем трейлере.
        - Я не верю!  - воскликнула я, сжимая руку Боунса, как тонущий в бурной реке сжал бы спасительный канат, брошенный с берега.
        - Скай, я не питаю иллюзий на свой счет. Человек может расцарапать себе лицо или наставить синяков, но никто не сможет сломать самому себе руку или ребро в четырех стенах! Даже если очень захочет! Отбрось эмоции и посмотри на все это со стороны: какая из версий более вероятна? Музыкант-сатанист, замешанный в бесконечной череде драк и скандалов, жестоко избивает девушку, находясь под действием наркотиков? Или такая: студентка-отличница медицинского колледжа, описанная друзьями и однокурсниками как спокойный, неконфликтный человек, избивает себя сама до полусмерти?
        - Все равно не верю! Ты не мог!
        - Ты просто не была знакома со мной в те времена. Ты все еще до конца не представляешь, кем я был и какой образ жизни вел. Позднее я консультировался с психиатрами, и они подтвердили, что даже у здорового человека могут случаться периоды помутнения рассудка, приступы немотивированной агрессии, полная потеря контроля над собой. Тем более если он злоупотребляет алкоголем и наркотиками…
        Было еще кое-что. Та дурь, что я употребил в ту ночь,  - ее принес мне Митч, а этот парень давно потерял интерес к легким наркотикам и предпочитал забористую синтетику, которую доставал в таких местах, куда сам дьявол предпочитал не хаживать. Я тогда впервые пробовал такое и понятия не имел, как оно могло повлиять на меня. Но, глядя на Митча, который легко отвешивал пощечины своим подружкам, понимал, что вряд ли эта дурь сделает из меня принца Уэльского.
        Чего я не мог понять, так это почему пострадавшая девочка не сказала копам правду. Стал допытываться и, когда своего добился, испытал настоящий шок. Она считала виноватой себя. Считала, что сама забрела в это место, а значит, ей некого винить кроме себя. Это просто… взорвало мой мозг. Как будто есть места на земле, где подонку официально дозволено быть подонком! Конечно, мне не хотелось мотать срок. Но как же я хотел встряхнуть ее и заорать, что от нее ничего не останется, если она, как дура, будет искать оправдание для каждой твари, что встретится ей на пути! Что у каждого человека есть право бродить где угодно, носить что угодно, общаться с кем угодно - и право засадить в тюрьму любого, кто вообразит, что можно насиловать, если юбка коротка…
        - Чем все закончилось?
        Боунс немного помолчал, словно у него свело челюсти, а потом, практически не разжимая их, произнес:
        - Свадьбой.
        Помолчав еще, он продолжал:
        - Одного ее слова было достаточно, чтобы я сел надолго. Но она этого не сделала. Ей не нужны были ни мои деньги, ни мои извинения, никакие разбирательства, и ее покорность судьбе, отказ бунтовать и защищать себя - все это потрясло меня. Я словно увидел перед собой какого-то нереального персонажа из Библии, святого и всепрощающего до кончиков ногтей. Я просто не мог поверить, что такие люди существуют.
        Я пришел к ней в больницу раз, потом второй, потом стал приходить каждый день. Мне нравилось смотреть на нее. Говорить с ней. Нравилось, как мы смотрелись вместе: этот ангел и я - черт, который только что выскочил из преисподней. Весь в татуировках с сатанинской символикой, в шрамах от бесконечных драк, с обритой налысо головой…
        Я знал, что мы не пара, что она не может испытывать ко мне ничего, кроме лютой ненависти и отвращения. Я и не надеялся, что из этого союза может что-то выйти, но… Каждый найдет своего дьявола, если будет искать достаточно усердно.
        Лилиан была на пять лет старше и заканчивала колледж. Родителей она не знала. Их с братом усыновила пара стариков-художников, которые умерли еще до нашего знакомства.
        Мы редко с ней виделись, пока она доучивалась, но плотно переписывались. А как только ей вручили диплом, я не выдержал, приехал и забрал ее с собой. Мне бы хотелось закончить чем-то вроде «она сделала меня чище и лучше, а потом все жили долго и счастливо», но это не та сказка… Как, думаешь, все повернулось? Мне хватило полугода, чтобы сделать из ангела дьяволицу.
        Она менялась постепенно, все шло словно само собой, но безусловно не без моего попустительства и одобрения. Сначала она просто сделала себе татуировку, потом еще одну, начала активно интересовалась всем, что касалось группы, потом в дело пошли алкоголь и наркотики - незаметно, по банке пива, по таблетке. И в один прекрасный день я проснулся и обнаружил возле себя живую копию меня самого - только в женском облике. И не могу сказать, что меня это разочаровало. Я хотел видеть рядом девушку, которая способна себя защитить, а не святошу, подставляющую щеки под удары…
        Я безумно боялся, что произошедшее той ночью в трейлере может повториться. Не прикасался к тому, чего никогда не пробовал. Никогда не запирал комнаты, в которых мы оставались. Научил ее стрелять и всегда держал оружие возле кровати. Я бы скорее предпочел, чтобы меня застрелили, чем пережить подобное заново.
        Лилиан стала незаменимой частью группы. Она никогда не выходила на сцену, но ее идеи для шоу, энергетика, шикарный мрачный юмор сделали ее тем клеем, на котором все держится.
        Расхождения у нас были только в одном: сатанизм оставался для меня всего лишь маскарадным костюмом, который я надевал, выскакивая из-за кулис. Забавой, опасной игрушкой, которой пугаешь прохожих. Публика с удовольствием ела этот пирог, а раз так, я был готов непрерывно его печь.
        Но для нее это не было игрой, она воспринимала все сатанинское всерьез. Я это не сразу понял, а когда понял - просто махнул рукой. Любимая хочет устроить жертвоприношение? Без проблем, пойдите купите ей пару кроликов. Хочет настоящей кровью залить сцену и разбросать по ней настоящие кости? Пожалуйста, если ее друзья-врачи могут раздобыть все это добро. Хочет всю ночь курить забористую дурь и читать «Сатанинскую библию»? Я не против, пока это ее веселит. Хочет набить печать Бафомета на всю грудь? Вперед, потехи ради я вытатуирую себе такую же на спине.
        Я был рядом с ней, подозревал, что с ней происходит что-то неладное, но не придавал этому значения. Наоборот - подкидывал дрова в этот костер. Обсуждал с ней дурацкие книжки по оккультизму, которые она читала. Разбирал отрывки из ее «Сатанинской библии», которую она невесть откуда притащила. Не возражал, когда она начала называть себя Лилит, а меня - Самаэлем[53 - Самаэль - одно из имен Сатаны.]. Только смеялся, когда она запретила произносить дома восклицания вроде «о боже!», «о господи!», «святые угодники!»…
        Однажды она спросила, верю ли я в то, что Дьявол придет на землю и что земная женщина забеременеет от него, а потом появится на свет сын Сатаны, рождение которого станет предвестием апокалипсиса.
        «Конечно, верю, любовь моя. Разве дьявол может не верить в себя самого? И, кажется, я уже даже нашел для себя подходящую земную женщину»,  - ответил я ей тогда.
        Идиот, знал бы я, как тонок лед ее психики. И таких разговоров она затевала множество, но я был слеп и глух. Сходи с ума, дорогая! А я подыграю тебе на гитаре!
        «Любимый, ведь Бог пошлет на землю Архангела Камаэля, который изберет себе жену и родит второго Мессию? Ведь мой Властелин этого так не оставит? Ведь он устроит охоту на беременную Богородицу? Ведь правда, что тот, чье копье поразит ее, заслужит вечную жизнь у его Трона? Я хочу, чтобы это было мое копье!»
        Лилиан страдала от редкой формы шизофрении, но я не знал об этом и не догадывался. Разве человек безумен, когда безумны все вокруг? Безумие становится вариантом нормы. А пока есть музыка, секс и выпивка, можно вообще забыть о том, что ты обладаешь извилинами.
        В Кейптауне той зимой как раз проходил фест групп нашего стиля, и мы уехали туда на месяц. Там же поженились, и я купил этот дом в Саймонстауне, где планировал однажды осесть вдали от шума, гама и дотошных журналистов. Убежище на краю земли, среди райской природы, что может быть лучше…
        А потом Лилиан сообщила, что беременна. Я был потрясен. Если бы она заявила, что больна СПИДом, вряд ли бы я испугался сильнее. Она клялась мне, что предохраняется, потому что заводить ребенка при том образе жизни, какой мы вели,  - это было как бросать горящие окурки в бочку с бензином и надеяться, что не рванет. Алкоголь и сигареты куда ни шло - но наркотики! Я настаивал на аборте. Пытался убедить ее, что если нам нужен ребенок, то следует завязать и подойти к этому серьезно. Но она и слушать не хотела. «Ведь это он, твой сын, Самаэль, который взойдет на Престол!» Пф-ф… И я сдался. Чужое безумие заразно. А я ко всему прочему еще и любил ее… Чуть не рехнулся, когда мы приехали на ультразвуковой и биохимический скрининг. Врач заключил, что плод развивается абсолютно нормально. Нет никаких отклонений, и вообще, такую чудную девочку еще поискать…
        После этого обследования меня попустило настолько, что я вдруг понял, что счастлив. Рванул покупать самые крутые игрушки и все эти крохотные платья, завязал с наркотиками, снова достал из ящика нотную бумагу. Меня перло, меня носило в метре над землей. Песни сыпались из меня, как чертовы симфонии из чертова Моцарта. Я все меньше зависал с бандой и все чаще приходил в бешенство, когда кто-то из них оказывался под кайфом перед очередным концертом.
        С глаз спала пелена, и я вдруг увидел, в каком все плачевном состоянии: репертуар - дерьмо, Митч совсем сдал и уже не поет, а просто надрывает связки, нет взаимодействия, нет драйва. Есть только кучка идиотов, разменявших свой талант на ширялово и шлюх. Судьба группы начала тревожить меня не меньше судьбы ребенка. Спящая красавица очнулась от наркотического сна и поняла, что пора наводить порядок в королевстве.
        Сатанинская тематика вдруг показалась мне страшно тесной и исчерпавшей себя. Ну разгромили сцену, ну, залили все бутафорской кровью, ну, спели хором «Ave Satani», и что дальше? Скука. На одной театральщине далеко не уедешь. Нам требовалась музыка, много музыки!  - и такой, чтобы догорающий костер под названием «Кости Христа» вспыхнул с новой силой. Мне нужно было закатывать рукава и приступать к работе. Отстраивать новое королевство для своей маленькой принцессы…
        Но Лилиан восприняла предложение о смене репертуара и имиджа в штыки. И это еще мягко сказано. У нее случился такой нервный срыв, что ее забрали на пару дней в больницу. И вот, пока ее не было, Митч перебрал со своей дурью и отправился на небеса вслед за Джаредом. И это стало последней соломинкой, сломавшей спину верблюду.
        Я сказал группе: или мы прекращаем дергать дьявола за усы и творить все это дерьмо, или я сваливаю. Сказал, что хочу снова делать потрясную музыку, а не потрясно заблевывать сцену. Что не хочу закончить так же, как Джаред и Митч.
        Но парни не восприняли мои намерения всерьез: мало ли какая на меня дурь нашла, не впервой, мол. И тогда я поехал в тату-салон и переделал татуировку у себя на спине: печать Бафомета свели лазером, а поверх нее начали набивать контуры ангела. Потом я собрал в кучу весь наш сатанинский реквизит - все эти черные свечи, перевернутые распятия, черепа - и поджег его к чертовой матери. Вместе с фургоном…
        Вот в этот затянутый дымом хаос и вернулась из больницы Лилиан. Она увидела мою новую татуировку, пылающий фургон, в котором горело все наше стремное добро, включая ее «Сатанинскую библию», и… что-то в ее голове сломалось окончательно.
        Она начала кричать, безумно, жутко, развернулась и побежала. Я догнал ее, схватил за руку, но она словно не узнавала меня: смотрела полными ужаса глазами, визжала и пыталась вырваться. Это был не просто срыв из-за сожженной «Библии», что-то совсем другое. А после она впала в какое-то вегетативное состояние, когда человек больше похож на растение: не говорит, не реагирует ни на что, не может дать ответ на простой вопрос. Просто лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок.
        Ее вывели из этого состояния в больнице, но в ее глазах все равно отражался ужас, когда она меня видела. Она отказывалась говорить со мной, боялась оставаться со мной наедине. Она словно прозрела и наконец увидела во мне того, кто в день знакомства чуть не убил ее.
        Если бы знал, что сожженная книжонка приведет к таким последствиям, я бы к ней не посмел прикоснуться. Но было поздно раскаиваться. Я тешил себя надеждой, что рано или поздно все наладится, лишь бы дочь родилась в срок, не раньше. Лишь бы состояние матери не отразилось на ни в чем не повинном ребенке…
        Тринадцатого декабря - теперь это мой самый невыносимый день года, когда я обычно напиваюсь до звездочек,  - я забрал Лилиан из больницы и привез домой. Мне предлагали оставить ее в клинике, но я посчитал, что дома, в привычной обстановке, она быстрее придет в себя. Она была тихой и вялой. К еде не прикоснулась. Потом сказала, что хочет побыть одна и что мое присутствие ее угнетает.
        «Угнетает?  - сорвался я.  - А что изменилось, Лилиан?! Вот он я - такой же, каким и был всегда! Если все дело в той гребаной книжонке, то я сожалею, о'кей? Куплю тебе новую! Господи! Только пусть все станет так, как было! Совсем скоро у нас родится наш ангел, и…»
        И вот тогда ее понесло.
        И вот тогда я увидел, насколько плохи наши дела…
        «Как ты смеешь называть книжонкой Книгу всей моей жизни?! Как смеешь упоминать имя Бога в нашем доме? И какой такой ангел у нас родится?! Я не хочу рожать ангела, потому что он убьет меня!» Она начала кричать, что я обманул ее. Что никакой я не Самаэль. Что если бы ему на спине нарисовали ангела, то Самаэль бы тут же обратился в пепел. А я не кто иной, как Камаэль - страж ворот Эдема, палач Бога, который решил убить двух птиц одним камнем: и Мессию родить, и у Люцифера его невесту отбить. Кричала, что этот ребенок убивает ее, потому что он - ангельское отродье, а она - порождение Тьмы. Что он разъедает ее изнутри, как кислота, обжигает, как раскаленное пушечное ядро. И еще такие дикости, от которых у меня волосы на голове зашевелились. Я выбежал из комнаты всего на минуту, чтоб взять телефон и вызвать девять-один-один,  - а когда вернулся, то обнаружил ее бьющуюся в конвульсиях на полу, с ножом в животе…
        Каждый найдет своего дьявола, если будет искать достаточно усердно.
        Лилиан забрала «скорая», и позже врачи диагностировали тяжелый приступ шизофрении. Ребенок не выжил. Она обвинила меня в покушении, и меня снова посадили за решетку. На этот раз я бы точно легко не отделался, если бы не камеры, которые я разместил по всему дому в целях ее же безопасности.
        Потом об этом стало известно газетчикам, и те перевернули все с ног на голову. Интернет затопила лавина сплетен. Я не делал никаких официальных заявлений, а пустота всегда наполняется домыслами. Да и репутация у меня уже была такая, что ничем не отмыть…
        Впрочем, репортеры отчасти были правы. Во всем, что произошло, было больше моей вины, чем ее. Больной человек не виноват в том, что болен. Не виноват, что живет в мире своих фантазий и что они для него реальны: демоны и ангелы, распри между небом и адом. Реален хитрец Камаэль, который одурачил невесту Люцифера и обманом заставил ее носить его ребенка. Реален вред, который святое дитя причиняет его матери. Реальна боль, которую она чувствовала…
        А вот куда я смотрел? О чем думал? Почему не присмотрелся к ней, почему не слышал предвещавшие беду звоночки, которые звенели не переставая? Я приложил руку ко всему, что в результате вылилось в убийство неродившегося ребенка: начиная с избиения в наш первый день и заканчивая полнейшей слепотой в день последний. Я создал этого монстра, я сам вложил нож ей в руку. Насколько же сильно мы можем влиять на людей, сами того не осознавая. Жаль, что мне пришлось похоронить ребенка, чтобы это понять.
        Два года я приходил в себя. Ушел из группы, все бросил и уехал в ЮАР. Думал, что свихнусь, но музыка уберегла. Я начал писать песни для других исполнителей и продавать их за неплохие деньги. Выплескивал в ноты всю свою боль и ярость. Говорят, что все можно пережить, если подобрать нужную песню[54 - Авторство этой фразы приписывается Курту Кобейну.]. Не врут.
        Но на этом наше с Лилиан дьявольское танго не закончилось. Она сбежала из психиатрической клиники, в которой ее принудительно лечили, и как в воду канула. Копы рыскали по всем Штатам, но поиски ни к чему не привели. Поначалу мне не было никакого дела до нее, сбежала - скатертью дорога! Но потом кто-то разгромил могилу моей дочери, а мой «ленд ровер» взорвался на парковке. Очевидно, Камаэль должен был поплатиться за свои гнусные выходки.
        Я нанял детективов, желая найти Лилиан и наконец прекратить все это. Но вскоре понял, что деньги уходят в пустоту, и решил создать собственное сыскное агентство. Вряд ли сильно на этом сэкономил, но теперь, по крайней мере мог требовать от своих людей полной отдачи.
        Потом я решил во что бы то ни стало наладить испорченные отношения с отцом. Тот много лет занимался охранным бизнесом и мог помочь своему горемычному отпрыску не откинуться раньше времени. Наконец случилось то, о чем он всегда мечтал: его сын отложил гитару, освоил навыки владения оружием, прошел спецподготовку и вплотную занялся делами семейного бизнеса. Все что угодно, лишь бы сумасшедшая женушка не отправила его на шесть футов[55 - Шесть футов - стандартная глубина могилы. Примерно 1,8 метра.] под землю. Научился чутко спать и мгновенно реагировать на шум…
        В ту ночь, когда тебе не спалось и ты пришла ко мне, я схватился за оружие быстрее, чем вспомнил, что теперь у меня есть хорошенькая соседка, которой, вероятно, одиноко и не спится. Прости, это был просто рефлекс, который помогал мне не сыграть в ящик в расцвете лет.
        После всех этих танцев на адской сковородке меня передергивало от одной только мысли о серьезных отношениях. Поразвлечься одну ночь - почему бы и нет (и лучше в доме, где, кроме меня с ней, будет находиться кто-то еще), но прикипать к кому-то душой… Ставить на кон остатки своей психики с целью выиграть сомнительное семейное счастье… Зачем? Если хочешь выжить на этой войне - бери быстро, обгладывай жадно и ничего не давай взамен. Ни руки, ни тем более сердца. Я превратил свой дом в Саймонстауне чуть ли не в бордель, днем меня берегла от сумасшествия музыка, ночью - девушки, и только под утро приходилось туго, когда снилась дочь в кружевном платье, собирающая дикие ягоды в волшебном лесу: весь подол в багровых пятнах…
        А потом пришла ты. Такая не похожая на всех других. Не охотящаяся за сенсациями, не лезущая ко мне в душу, не испытывающая никакого уважения к легенде хардкора. Тебе было плевать, кто я, что у меня в голове, сколько денег на моем банковском счету и что за скелеты у меня в шкафу. Ты была рада общаться со мной ровно до тех пор, пока я вел себя как английский джентльмен. А за каждую выходку или дурацкую шутку с удовольствием расплачивалась ядовитым сарказмом.
        Нравилось ли мне все это? О да. А еще безумно хотелось затащить тебя к себе и долго учить манерам. Но тогда пришлось бы остаться с тобой наедине, а я этого давно не практиковал. Стоило мне вообразить тебя в моей постели, и я тут же видел полуживое тело Лилиан, лежащее на окровавленной кровати в моем трейлере…
        Но отказываться от задуманного в угоду призракам прошлого я тоже не собирался. Поэтому в тот первый вечер, когда ты осталась у меня, за домом присматривал мой приятель-полицейский. Затем я попросил приехать Фиону - с той же целью: в доме, кроме тебя и меня, должен был кто-то находиться. Она знала, что к чему.
        А дальше, после пары проведенных вместе с тобой дней, мои мозги расплавились. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, как поскорей надеть обручальное кольцо тебе на палец и сделать своей. И будь что будет. Как в той песне: «Если тебе понравилось что-то, надень на нее кольцо»[56 - «If you liked it then you should have put a ring on it» (англ.), цитата из песни «Single ladies» американской певицы Веуоnсе.]. Торопился, как мог, потому что боялся, что если не сделаю предложение, то ты упорхнешь и не вернешься. Или кто-нибудь расскажет тебе, кто я. Когда все гладко и вокруг сплошное суфле из радуги, то почему-то ждешь, что вот-вот долбанет молния…
        И она долбанула.
        Ты уехала, и с тобой начало твориться что-то неладное. Твои слезы, твое отчаяние, твои проблемы с работой - я все это видел. Я ничего не знал о твоей начальнице, но чувствовал, что она держит тебя за горло. Тоже поехал в Америку, но ты отказалась встречаться. Решил убить время, пока ты не освободишься, проведал пару своих забегаловок, встретился кое с кем из приятелей… И вот наконец - райские врата нараспашку!  - ты едешь ко мне. Встречаю тебя в парке - такую зареванную, такую странную, как будто ты слегка под кайфом, такую горячую. Ты тащишь меня в беседку, срываешь с себя одежду, прыгаешь на меня без прелюдий. Такой я тебя еще не видел, но ладно, мало ли как ты привыкла избавляться от стресса.
        Я успел отдать распоряжение засыпать цветами спальню в моем доме в Лос-Анджелесе. Там же нас ждал кабриолет, разукрашенный лентами морковного цвета: я хотел прокатить тебя по ночному Лос-Анджелесу, показать город ангелов во всей его невообразимой ночной красоте. Хотел встретить с тобой рассвет на Венис-бич…
        - Боунс.  - Я прижимаюсь лицом к его груди.  - Мне так заморочили голову…
        - Знаю, теперь уже знаю. Когда ее не одолевали шизофренические приступы, Лилиан всегда была гениальным стратегом и манипулятором. Она могла бы уговорить аллигатора сожрать собственный хвост… Но тогда, очутившись на берегу озера в полном одиночестве, с долбаным букетом водяных лилий, я думал, что рехнусь. Думал, тебя похитили. Поиски, паника, звонки в полицию и больницы… И наконец ты нашлась - с коктейлем химии в крови, рассказывающая какую-то дичь про какую-то компанию, охотящуюся за спермой знаменитостей. Честно, я был готов к чему угодно, но только не к еще одной женщине с больной головой. Чего-чего, а этого добра я нахлебался так, что чуть не умер.
        Свалить из клиники было легко, а вот выкинуть тебя из головы - проблематично. И тогда я попросил Шантель присмотреть за тобой. Она работает в моем детективном агентстве. Присмотреть и заодно выяснить, что, черт возьми, происходит.
        Да, я знаю, это было малодушно. Знаю, тебе пришлось туго. Но ничего лучше не придумал. Мать Шантель, доктор Даллас, кстати, была одним из врачей, проводивших судебно-психиатрическую экспертизу Лилиан. Я не просил ее как эксперта оценить и твое психическое состояние, клянусь… Но, тем не менее, она посчитала своим долгом сообщить мне, что у тебя нет проблем с психикой, а значит, все, что ты говоришь, скорее будет правдой, чем бредом. К тому времени я и сам уже понял, что зря психанул. Но ты сбежала снова. Как в воду канула. И пока я надеялся, что это просто обида, мои люди сообщили, кто именно внес залог за Джека Моретти, брата Лилиан.
        Все эти годы я продолжал держать его в поле зрения. Тот еще тип: несколько судимостей в прошлом и проблемы с психикой. Лилиан с ним не общалась, пока была со мной. Но потом, вероятно, снова связалась с братцем, безумцы тянутся друг к другу. Когда за него внесли залог, я понял, откуда ноги растут. И был шокирован, когда узнал, что деньги переведены со счета Скай Полански. Одно из двух: либо ты ее сообщница, либо тебя использовали. Я ни секунды не верил в первое, ты слишком светлый человек, чтобы якшаться с людьми вроде Моретти.
        И значит, ты вряд ли понимала, чем тебе это может угрожать.
        Ты уже знаешь, как я отнесся к тому видео. Рванул прямиком в участок, желая поставить на уши всех копов и поймать эту тварь, которая посмела к тебе притронуться. И только потом узнал, что Фиона дозвонилась до тебя и потребовала исчезнуть. Ей тоже отправили это видео, но она не поняла, что к чему… Гребаный век нечеловеческой жестокости в постели: все это стало нормой настолько, что, кажется, даже эксперт не сможет отличить изнасилование от игры. Мы тогда с сестрой страшно поругались, но тебя это не вернуло. К тому времени я начал думать, что уже ничто не вернет.
        Ты перестала отвечать на письма, твой телефон оказался вне сети, я потерял с тобой всякую связь. Ты словно в воздухе растворилась. Иногда я просыпался и думал, уж не приснилась ли мне ты. Не была ли ты моим бредом - не большей реальностью, чем невеста Архангела Камаэля из сказок сатанистов…
        Помню, как эти три слова - невеста Архангела Камаэля - засели у меня в голове. Я даже не въехал поначалу, что именно меня так зацепило. Вся эта сатанинская тематика никогда меня не интересовала, в одно ухо влетало, в другое вылетало, а тут вдруг такая реакция на эту «невесту».
        А потом все понял.
        Понял, что если не найду тебя как можно скорее, то, вероятно, больше никто и никогда не найдет. Если шизофрения Лилиан никуда не делась, то она до сих пор считает меня Камаэлем. А ту, которой я сделал предложение,  - будущей Богородицей. А Богородице, соответственно, уготовано копье и могила.
        Мои люди искали тебя во всех пятидесяти штатах. За любую информацию была обещана астрономическая награда. Чего я только не делал. Даже пришел на церемонию АМА вопреки жгучей ненависти к публичной жизни, СМИ и репортерам. Теперь только они могли помочь мне.
        Когда ты позвонила из аэропорта, я уже примерно представлял, что происходит. И молился второй раз в своей жизни… Впервые я обратился к Богу на могиле дочери.
        А после второго раза был третий, четвертый, пятый и так далее. «Господи, пусть она долетит до Дублина и сможет выйти из аэропорта». «Святой Отец, дай мне сил объяснить ей все, что должен, и пусть она не возненавидит меня». «Боже, пусть она успеет выйти из дома быстрее, чем Лилиан активирует детонатор…»
        Хочешь знать, что произошло в той комнате?
        Случилось то, что спасло нам всем жизнь. Шизофрения протекает приступообразно: периоды полного делирия сменяются временным просветлением, когда человек вполне вменяем. Лилиан явилась в дом моего отца, чтобы разделаться с невестой Камаэля, а заодно и со всеми, кто ее стережет. Но, когда она увидела меня, разум вернулся к ней ненадолго. Я назвал ее настоящим именем - Лилиан, и она не стала поправлять меня, как делала прежде. А меня она внезапно назвала Гарри, а не Самаэлем. В тот момент она вообразила, что мы все еще женаты и встретились после долгой разлуки. А тебя приняла за поклонницу, которая пришла за автографом. Если бы она по-прежнему видела в тебе Богородицу - мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
        Я не знал, сколько продлится этот период относительного просветления, поэтому торопился, как мог. Знал, что ты не пожелаешь уйти, а раз так - пусть тебя унесут силой. Я понимаю, что ты чувствовала, но, чтобы спасти тебя, я должен был действовать быстро… Прости.
        Я сказал Лилиан: нужно снять с нее то, что на нее надето. Она не поняла, что я имею в виду. Не осознавала, во что сама себя упаковала. Разум вопил: нужно просто запереть ее в доме и бежать, но… Я не мог, просто не мог. Смотрел на нее и видел в ней ту девочку, которую чуть не убил в нашу первую встречу. Просто держал ее за обе руки, боясь, что если выпущу, то она приведет в действие детонатор, который неизвестно где находился…
        Тем временем подъехала «Гарда», и звук сирены снова перевернул карту черной рубашкой вверх: Лилиан ушла, Лилит пришла. Самоуверенная, агрессивная, мрачная. Я ей сказал, что тебя в доме нет, а раз так, то и взлетать на воздух нет смысла. И она это приняла. Согласилась сдаться полиции. А потом, улыбаясь сквозь слезы, сказала: «Ты же все равно не позволишь мне добраться до нее, Камаэль? Тогда почему бы мне не расправиться хотя бы с тобой? Нам будет хорошо в одной могиле, вот увидишь…»
        Инстинкт самосохранения буквально вышвырнул меня из комнаты в коридор, а потом меня накрыло рухнувшей стеной. Очнулся уже в больнице спустя несколько суток. Травм не сосчитать, но, слава богу, все еще на этом свете.
        Мои парни умудрились потерять тебя. Как же я был зол… Потом я вспомнил, что слышал твой голос в больнице, но не мог понять, было ли это реальностью или бредом. Начал расспрашивать врачей и описывать тебя, и оказалось, что один из них тебя знает. Так мы познакомились с Терри…
        - А Лилит? Она…
        - Надеюсь, именно там, куда и мечтала попасть,  - у трона ее властелина. То, что осталось от тела, похоронили на Малуддартском кладбище, пока я был в госпитале. Лилиан ненавидела Ирландию. Каково, интересно, ей теперь покоиться в ирландской земле.

        Глава 29

        Я плакала большую часть его рассказа, начиная с убийства ребенка,  - не могла остановиться. Но внешнее проявление эмоций было снежинкой на верхушке айсберга. Внутри у меня все кипело. Я испытывала боль, сочувствие, стыд за каждый собственный промах и каждую свою ошибку. Боунс прижимал меня к себе, ерошил мои короткие волосы, и я мысленно молилась, чтобы эти руки никогда не устали утешать меня.
        - Если бы только у меня хватило духу рассказать тебе обо всем сразу.  - Боунс, сжав зубы, приподнимается на локтях и откидывает голову на спинку дивана.
        Обхватываю его руками, кладу голову ему на плечо, но мои прикосновения, по-видимому, доставляют ему боль и дискомфорт.
        - Давай позову Терри, и он поможет тебе перебраться в мой дом?  - предлагаю я.  - Тебе нужно лечь, и я хочу быть рядом всю ночь, до утра и дальше, сколько позволишь…
        - Скай,  - перебивает он и, собираясь с силами, добавляет:  - У меня самолет сегодня ночью.
        - Как?  - моргаю я.  - Почему?
        Боунс вздыхает, не размыкая объятий, и в этом его объятии я чувствую какую-то странную обреченность.
        - В той комнате, когда думал, что не успею спасти тебя… Я понял, что твое благополучие - это важнейшая для меня вещь. И если есть хоть малейшая вероятность того, что рядом со мной ты будешь в опасности, то… значит, я не позволю тебе быть рядом.
        - Нет!  - Я вскакиваю и смотрю в его лицо. Белое, бескровное, нездоровое.
        - Прошлое никогда меня не оставит, никогда не позволит забыть, кем я был и что творил. Рядом со мной ты не будешь знать спокойной жизни. Я буду размещать повсюду камеры, поддерживать постоянный контакт с полицией, я поселю тебя в доме, где на каждой стене, под каждым столом и стулом будет кнопка быстрого вызова. Я заставлю тебя брать уроки стрельбы, пока ты не научишься с закрытыми глазами попадать в цель, заставлю тебя учиться драться, чтобы ты смогла защитить себя от меня. И каждую ночь буду уходить в отдельную комнату и запирать себя на ключ. Исключением будут только дни гриппозной лихорадки - типа той, что я подхватил тогда здесь. Только в такие дни, когда буду лежать тряпкой, ты сможешь оставаться в моей кровати. Я никогда не смогу разделить с тобой удовольствие выпить вина или остаться в безлюдном вместе вдвоем.
        - Боунс,  - выдыхаю я, предчувствуя, что он клонит к чему-то ужасному.
        - Я столько раз замечал панический ужас у тебя на лице, когда ты на меня смотрела. В беседке… В комнате с Лилиан… Сегодня, когда пересек твой порог… И мне невыносимо думать, что однажды этот страх может оказаться не беспочвенным.
        - Нет, нет! Я знаю, что ты никогда не причинишь мне вред!
        - Кроме того, я понятия не имею, что будет с моей спиной. Терри и все его коллеги говорят, что есть шанс вылезти из этого кресла, но никто не знает, сколько времени займет восстановление. Возможно, столько, что подыскать себе какого-то другого мужчину будет для тебя куда лучшей затеей, чем оставаться со мной. И я никогда не позволю тебе родить. Неконтролируемый страх за ребенка сведет меня с ума. Я не знаю, как ты относишься к детям, но думаю, однажды захочешь стать матерью. И тогда это станет огромной проблемой, Скай. Итого: я развалина, страдающая детобоязнью, манией контроля[57 - Мания контроля - навязчивое стремление управлять всем, что происходит вокруг.] и паранойей, которая не сможет дать тебе семью и обеспечить безопасную, спокойную жизнь.
        - Нет! Я отказываюсь слушать это, отказываюсь принимать!
        - Тебе нужно найти надежного человека и начать жить на полную катушку. Ты просто обязана. Перед тобой весь мир - и он весь твой.
        - Я не верю, что ты сделал с ней это,  - и никогда не поверю! Она была психопаткой, о'кей? Это она измочалила себя в щепки в твоем трейлере! Уж не знаю как!
        - Мне нравится думать, что ты не веришь в мою способность причинять боль…
        - Ты сделал мне предложение, черт возьми! Значит, тогда ты представлял нас вместе, а сейчас уже нет?
        - Я был эгоистом и отказывался мыслить трезво. Но если перестать думать о себе и подумать о тебе, то… Я не стою того, Скай. Не стою ни капли.
        - Стоишь! И у меня просто в голове не укладывается, что сейчас, когда мы наконец выплыли из всего этого бурного дерьма, ты от меня отказываешься!
        Вскакиваю на ноги и начинаю мерить шагами комнату. Мне кажется, еще немного, и я потеряю сознание.
        Боунс опирается на руки и медленно, с трудом встает. Ноги держат его, он не парализован, но видно, что предпринятые усилия и попытка сохранять равновесие вызывают у него сильнейшую боль. Бросаюсь к нему и обхватываю его руками, поддерживая, обнимая, защищая от всего мира. Только вот он не обнимает меня так же крепко…
        - Ты не могла бы принести сюда ту картину?  - внезапно просит он.  - Я видел ее у тебя в доме. Ей там не место. Верни ее Шарлиз, это работа ее мужа, пусть она ее хранит. А тебе не нужно смотреть на нее, хорошо? Позови, пожалуйста, Терри и принеси картину сюда прямо сейчас. Если тебе не сложно…
        Он целует меня в лоб и обнимает - крепко, судорожно…
        - Принесу, принесу чертову картину! А потом свяжу тебя и утащу в свою пещеру! Боунс, ты и правда рехнулся… Ты рехнулся…
        Я помогаю ему сесть в кресло, зову Терри и миссис Эпплгрин (те мирно беседуют на террасе дома) и иду за картиной.
        «Хочешь знать, когда я сдамся? Никогда. Я не сдамся никогда, Сэм Гарри Оушен. Черта с два!»
        Вхожу в свой дом, смотрю на картину и прислоняюсь спиной к стене. Лилит мертва, но даже после смерти она умудрилась разлучить нас с Боунсом. Почему она мертва теперь? В самый неподходящий момент! Почему я уже не могу схватить ее за горло и вытрясти из нее правду?!
        Снимаю картину со стены и возвращаюсь с ней к Шарлиз. Захожу в дом, и во мне зарождается дурное предчувствие. По гостиной из стороны в сторону, как тигр по клетке, бродит мрачный Терри. Миссис Эпплгрин высмаркивается в платочек. А Боунса нигде нет. Картина выскальзывает у меня из рук и со стуком падает на пол.
        - ГДЕ ОН?!
        - Он уехал,  - хмурится Терри.  - Я видел подъехавшее такси, когда ты позвала нас в дом. Думал, вы вдвоем куда-то собрались…
        - И ты отпустил?!
        Как безумная, выскакиваю из дома и бросаюсь к гаражу. Нужно его догнать, нужно прокричать, что я согласна на что угодно: на камеры по всему дому, на сон в разных комнатах, на унылую жизнь чайлд-фри - только бы он был рядом! Я должна убедить его в этом, даже если придется изобрести новый язык!
        Терри бежит за мной и тоже заскакивает в машину.
        Вперед! Догнать такси, перехватить Боунса в аэропорту, вернуть его в мою жизнь! Сейчас же!
        Но надменные звезды плевать на меня хотели со своей небесной высоты. Я не нашла его в общем зале ожидания, а дальше стойки регистрации меня не пропустили.
        - Дальше идут только пассажиры!  - возмутилась чернокожая регистраторша необъятных размеров, восседающая за стойкой.
        Я тут же рванула к кассе и затребовала билет.
        - Куда?  - осведомился у меня кассир.
        - В США! На ближайший рейс!
        - Ваши документы? Документов у меня не было.
        Кассир отослал меня к диспетчеру, а тот сжалился и дал объявление по всему аэропорту, да так громко, что теперь только глухой не знал, что Скай Полански потеряла Гарри Оушена. Что небо потеряло океан.
        И только когда на пятое объявление никто не откликнулся, я сдалась. Я сложила руки и разревелась. Терри отвел меня в машину и повез домой. Некоторое время я молча смотрела в окно, а потом меня прорвало:
        - Его бывшая жена была жестоко избита при невыясненных обстоятельствах. Все случилось в трейлере, где находились только она и он. Гарри все еще думает, что это его рук дело,  - и ничто не может его переубедить. Он боится, что может случиться что-то подобное, что способен причинить мне боль. Когда надо постоянно думать о ком-то, переживать, то в один прекрасный день понимаешь, что тебе лучше всего будет ни с кем. Вот и у него так! Похоже, его достало это состояние. Черт! А мне-то что делать? Я ведь двинусь без него! Он спас мне жизнь, Терри! Если бы на меня рухнула крыша, я бы уже кормила червей. Уж такая я везучая… Заедь в магазин! Куплю вина! А лучше водки! Не хочу ничего чувствовать, не могу больше!
        - Магазин закрыт,  - коротко ответил Терри и промчался мимо.
        - Предатель… Завтра сама куплю. Целый ящик… Я ее ненавижу! Она же ему всю жизнь перекромсала! Она мертва, а я ее ненавижу! И ненавижу себя за то, что ненавижу мертвеца! Куплю ящик водки и выпью сама. И почему только раньше не начала…
        - Все, все, давай подождем до утра. Когда Бог закрывает двери, он открывает окно.
        - Похоже, в том склепе, где меня заперли, окон попросту нет.

* * *

        Вселенная в открытую насмехалась надо мной, не уставая демонстрировать мне мою ничтожность и бессилие что-либо изменить. Поэтому меня преследовало желание совершить хоть какой-то посильный бунт. Напиться, например. Пока Терри - не знаю, где он бродит,  - не явился и не отобрал штопор.
        Организм, истерзанный стрессом, предал меня окончательно. Особенно начали беспокоить расстройства по женской части. Утром я позвонила доктору Бхагнари («Сто лет, сто зим!»  - воскликнул он) и расстроила его тоже, сообщив, что потеряла беременность. Он полчаса охал, и ахал, и сочувствовал мне.
        - Раджив, я до сих пор прихожу в себя. Самочувствие просто отстой. Нервы ни к черту. Что-то, видать, нарушилось в гормональной системе,  - предполагаю я, открывая бутылку с утра пораньше.
        - Менструальный цикл восстановился?  - оживляется доктор Бхагнари.  - Можете прислать мне копии документов, которые дали вам в госпитале?
        - Месячных я еще не видела, жду.
        - А сколько уже прошло? Два месяца?
        Вроде того. Я потеряла счет этим безумным дням.
        - Езжайте в аптеку, Скай, и… Записывайте!…
        - Минуточку,  - ищу карандаш в вазе с разной мелочовкой.
        - Есть такое средство…
        - Записываю.
        - Средство называется «тест на беременность». Купите и приступайте.
        Бутылка выскальзывает из моих рук, опрокидывается, вино хлещет из горлышка.
        - Простите, что?  - Хватаю тряпку и, прижав телефон к уху плечом, начинаю возить ею по столу.  - Я ослышалась…
        - Нет, вы не ослышались. Я не вижу другого объяснения такой долгой задержке. Какое УЗИ вам сделали? Вагинальное? Нет? Все другие виды не так надежны. Вы перепроверили результат? Всегда возможна ошибка. Вы могли потерять один плод из двух, но второй мог благополучно продолжить развиваться. На раннем сроке его могли не заметить… Скай, вы там? Скай?
        Земля.
        Помедленней.
        Я же сейчас сорвусь, и меня унесет в открытый космос.

* * *

        Терри нянчился со мной ровно неделю, а потом его работа взяла его за воротник и потащила обратно. Он уговаривал вернуться с ним в Ирландию. Боялся, что я пущусь во все тяжкие после его отъезда. Потом, видя, что я притихла, присмирела и даже не прикасаюсь к алкоголю, он успокоился и со спокойным сердцем улетел. Я пообещала писать ему каждый день, чтобы он знал, что со мной все в порядке.
        В тайне надеясь, что он пересылает мои письма Боунсу, я отправляла каждый день по письму. Рассказывала, куда езжу, где бываю, какая славная погода стоит в чудесном городе Саймонстауне…
        Пусть знают, что со мной все в порядке. И что нет нужды ехать ко мне. Пусть никто не приезжает и не видит все эти детские одежки в коробках, расставленных по всему дому. Множество игрушек. Журналы для мам. Первые книжки малыша - пухлые, картонные, с яркими картинками. И, наконец, пусть никто не видит меня саму - пополневшую, с глазами, сияющими неземным счастьем. Ей-богу, каждый, кто меня увидит, подумает, что я под кайфом.
        Я никому ничего не сказала. Никто не заслуживал знать.
        Даже он.
        Когда Вселенная перестает лупить тебя по голове и вдруг посылает маленький лучик света - никому не говори. Молчи. Пусть этот луч принадлежит только тебе. Внезапным счастьем, как и ворованными конфетами, нужно наслаждаться тихо, молча и втайне от всех.
        Но глупо было надеяться, что мое спасительное уединение протянется хоть сколь-нибудь долго. Прошло два месяца с момента отъезда Боунса. Ранним декабрьским утром я открыла дверь после звонка, ожидая курьера из магазина, и судорожно вытянулась по струнке. Передо мной, несмело улыбаясь, стояла Фиона.
        - Я знаю, что поступила ужасно,  - начала она.  - Скай, если бы я только могла отмотать время обратно!
        Я даже ничего не смогла ответить. Если нужно было отвечать. Просто закуталась поплотнее в кардиган, пряча животик и футболку Боунса, в которой ходила уже третий день, и махнула рукой, приглашая Фиону войти. Она не заметит, она все равно ничего не заметит. Мало ли, отчего я пополнела. Вдруг я просто заедаю пончиками стресс.
        Но едва успела прикрыть дверь, как снова раздался звонок: на этот раз на пороге возник ослепительно улыбающийся паренек с огромной коробкой у ног и связкой разноцветных воздушных шариков в руке.
        - Доставка из магазина «Малыш-крепыш»!  - громко объявил он, протягивая мне связку.  - Вы заказывали детское автокресло?
        Я втянула голову в плечи, абсолютно точно зная, что Фиона тоже это услышала.
        - Да, заказывала,  - пробормотала я, поборов желание выпроводить и курьера, и Фиону.
        Думаю, я была первым в мире клиентом, который встретил детское автокресло с таким похоронным выражением лица. Курьер затащил в дом коробку с нарисованными улыбающимися карапузами. Я расписалась на бланке доставки и медленно прикрыла дверь за пареньком.
        - Скай,  - выдохнула Фиона и кинулась меня обнимать. И эти объятия - искренние, крепкие, сестринские - чуть не прорвали дамбу, которую я так долго строила вокруг своего бездонного резервуара слез.
        - Это то, что я думаю?
        - Это то, что ты думаешь,  - сдалась я.
        - Сукин сын,  - выпалила она.
        - Он здесь ни при чем…
        - Ни при чем?  - округлила глаза Фиона, указывая взглядом на коробку с детским автокреслом.  - А по-моему, очень даже при чем. Слава богу, его посадили! Ублюдок!
        - Как посадили?  - моргнула я.
        - Посадили. Пожизненно. О боже, Скай, ты не думала об аборте?
        Я нахмурилась, недоумевая, что она несет.
        - Фиона, о ком ты говоришь?
        - О Моретти, конечно! О ком же еще?
        - При чем тут Моретти?
        Пару секунд мы смотрели друг на друга в полном недоумении, а потом Фиона зажала рот руками.
        - Это не ребенок Моретти, так? Не результат того изнасило…
        - Ах… Нет.
        Хотя, наверное стоило соврать. Как бы Фиона не побежала к брату и не сровняла с землей мой крохотный Эдем.
        - А чей? Прости, если влезаю.
        - Мой. Только мой,  - сказала я и побрела за лимонадом и стаканами.
        - Ребенок Гарри?  - сказала мне в спину Фиона, и я остановилась на полпути.
        - Фиона, послушай. Я знаю, как сильна твоя связь с братом, и у вас наверняка нет секретов друг от друга, это же он рассказал тебе, где меня искать, так? Но, бога ради, ему не нужно знать. Он ясно дал мне понять, что мы не можем быть вместе, и для него этот вопрос закрыт. И еще он ярый противник детей. И еще столько всего, что волосы дыбом! Поэтому…
        - О БОЖЕ. ЭТО РЕБЕНОК ГАРРИ! Ну все. Мне точно стоило соврать.

* * *

        Даже не ожидала, что простой разговор по душам способен подарить такое облегчение. Мы с Фионой сидели в саду в плетеных креслах, вытянув ноги, потягивая безалкогольное пиво и любуясь пожарищем заката. Я выложила ей все, как на духу, и под конец подумала, что вряд ли когда-нибудь смогу все это повторить. Слишком тяжело, слишком больно. Фиона допила свое пиво и открыла следующую бутылку, резко срывая с нее крышку.
        - Проклятая ведьма… Я тоже не верю, что он мог сделать это с ней. Но Гарри всегда полагался только на факты, а все факты, мягко говоря, были не в его пользу. Боюсь, он уже не поменяет свое мнение, если за столько лет не поменял. Ох, если бы только собаки умели говорить!
        - При чем тут собаки?
        - В ту ночь в трейлере с Лилиан и Гарри был его щенок. Ты не знаешь, да?
        - Он об этом не упоминал.
        - Он не любит об этом вспоминать. Щенок мальтезе - мальтийской болонки. Кто-то из фанов ему подарил. Гарри всюду возил его с собой, поселил в своем трейлере и вообще был без ума от этого комка шерсти. Даже на сцену его с собой таскал. Есть видео, где Кокс, окрашенный в красный цвет, бегает по сцене во время концерта с прицепленными рогами и драконьими крылышками.
        - Что с ним случилось?
        - Умер через несколько дней после того происшествия в трейлере. Все, что я знаю. Наверное, ему тоже досталось от… того, кто напал на Лилиан.
        «Стоп. ЧТО?»
        Бывают моменты, когда твоя жизнь перестает быть удобной плоскостью и начинает стремительно крениться. И вот ты, мгновение назад спокойно сидевшая на заднице, вдруг начинаешь лететь вниз по отвесному склону, вопя и задыхаясь от волнения.
        Я сжала бутылку в руке так крепко, словно она могла расплескаться, пока меня крутило, вертело и несло вниз по наклонной.
        - Его показывали врачу?  - хрипло выговорила я.
        - Гарри? Ну еще бы!
        - Нет, щенка, Кокса!
        - Не думаю. Судя по тому, что рассказывал Гарри, буча тогда была такая, что мама не горюй. Копы, репортеры, разъяренные фанаты, беснующиеся из-за отмены концертов. Гарри вообще сидел в тюрьме, пока с него не сняли обвинения. Вернулся, а собаки нет.
        - Вскрытие делали?
        - Да какое там вскрытие. Я даже не уверена, похоронили ли его по-божески.
        - Фиона, мне нужно узнать, похоронили щенка или нет. И если да, то где. Позвони Гарри, спроси. Это важно!
        Фионе удалось выяснить, что Кокса все же похоронили должным образом. Кто-то из участников группы нашел возможность это сделать, невзирая на копов, репортеров и царящий вокруг «Костей» хаос.
        - Нам покажут, где это. Если ты потом раскошелишься на пиво. Один из парней, который играл в группе, знает, где могила. Это где-то в Милуоки, в Висконсине. Тот город, где все и случилось.
        - Отлично. Спроси, сможет ли он послезавтра показать мне это место…
        - Что? Какое еще послезавтра? Декабрь на дворе! В тех краях сейчас снега выше крыши. Съездишь весной.
        - Сейчас. Я должна поехать туда сейчас.
        - Тащиться на другой континент, в разгар зимы, будучи беременной, чтоб положить цветы на могилу щенка? А я думала, что все на свете повидала…
        - Фиона, если этот человек сможет показать место буквально на днях, то я звоню и бронирую билет. Выясни.
        - Бронируй два билета,  - покачала головой Фиона.  - Мне уже не терпится сунуть свою голову в эту морозилку и посмотреть, что ты затеяла.

* * *

        В Ирландии снег выпадает не чаще, чем счастливцы срывают джекпот в лотереях. Ирландским детишкам неведомы ни санки, ни снеговики, ни теплая обувь на меху, поэтому все ирландцы до конца жизни испытывают болезненный, нездоровый трепет при виде кружащего в воздухе снега. Наверное, то же самое происходит с жителями пустынь, когда на землю обрушивается дождь. Но, черт возьми, почему к снежинкам и узорам на окнах всегда идут в комплекте скользкие дороги и собачий холод?
        Я так и не привыкла к холоду, пока жила в Бостоне. Весну, помню, встретила с восторгом и чувством эйфории, как заключенный праздновал бы условно-досрочное освобождение.
        К тому моменту, когда мы с Фионой наконец добрались до Милуоки, я напоминала замороженную индейку: одну из тех огромных, пузатых птиц, что горами завозят в магазины к Рождеству. Не помогали согреваться даже три свитера и пуховик.
        Фиона взяла машину напрокат, и мы двинулись искать городское кладбище, где нас должен был встретить наш проводник Барри. Тот, кто согласился покинуть теплый дом, чтобы погулять по кладбищу у черта на куличках. Очевидно, он очень любит халявное пиво!
        На парковке у церкви, что стояла рядом с кладбищем, я достала из багажника маленькую лопату, покупка которой в строительном магазине вызвала у Фионы чуть ли не приступ истерики, и рюкзак с набором юного садовника: рукавицы, металлический совок и рулон полиэтиленовых пакетов.
        - Знаешь, как называется человек, гуляющий по кладбищу с лопатой?  - насупилась Фиона.
        - Археолог.
        - Вандал,  - фыркнула она.  - Скай, прикрой ее чем-нибудь, ради бога.
        - Мы слишком хорошенькие и слишком девочки, чтобы быть вандалами. Мы археологи. Где же твой Барри?
        - Скоро приедет. Держи.
        Фиона вручила мне стакан с горячим кофе и затянула потуже мой шарф.
        - Скай, я не знаю, что ты задумала, но надеюсь, все это не зря. Правда. И еще. Наверное, после сегодняшнего дня ты не будешь со мной разговаривать, поэтому я скажу тебе это сейчас: ты удивительная, Полански…
        - Что?  - встрепенулась я.  - Не буду разговаривать? Это еще поче…
        И тут на парковку въехал навороченный глянцево-черный внедорожник, взметающий за собой вихрь сверкающих на солнце снежинок. Очевидно, Барри тоже сколотил состояние в бурной юности, как и Гарри.
        Барри-Гарри…
        Поверить не могу!
        - Фиона!  - выдохнула я, следя за машиной и испытывая приступ паники.  - Только не говори, что навешала мне лапши на уши! Господи, ну зачем?!
        - Оказалось, что щенка похоронил Гарри! Кокс умер за день до его выхода из тюрьмы. Никто другой не смог бы показать тебе место!
        От волнения меня бросило в жар, показалось даже, что под ногами вот-вот начнет таять снег.
        - Скай, ему очень плохо без тебя,  - быстро заговорила Фиона, заглядывая мне в глаза, словно требуя максимум моего внимания.  - И тебе плохо без него. И у вас будет ребенок, о котором он должен узнать. Тебе не удастся скрывать это всегда! К тебе может нагрянуть наш отец, ты ему очень понравилась, он все порывается приехать к тебе и извиниться за ту ночь… Ну, когда тебя вытащили из его дома, как мешок с дровами… Или доктор Крюгер, который живет через улицу и, будь уверена, докладывает Гарри, как у тебя дела. Он рано или поздно узнает! И если ты ему не объяснишь, чьего ребенка вынашиваешь, то сам он сделает неправильный вывод. Точно такой же, какой сделала я! А это его добьет! Пожалуйста! Не выводи все это на новый уровень…
        - Фиона, он вышвырнул меня из своей жизни!
        - Нет, он вышвырнул себя из твоей жизни! Это не одно и то же!
        - Не могу… Не могу! И, вот увидишь, он уедет, как только узнает меня!
        - Не уедет. Гарри знал, что ты будешь здесь. И, уж поверь, радовался, как щенок. Кстати, в зимней одежде ничего не заметно, успеешь собраться с мыслями.
        - Да ты сама забота!  - съязвила я, с ужасом глядя на внедорожник, водитель которого уже открыл дверь и опустил ногу на заснеженную землю.

* * *

        Видимо, мне не суждено было встретить этого мужчину в подобающем виде: то я стучусь в его дверь, напялив на себя застиранное тряпье. То встречаю его в мальчишеском футбольном трико, да еще и обрив голову наголо. То предстаю перед ним в безразмерном пуховике, который Фиона нашла в своем доме за пять минут до вылета, на парковке возле кладбища, с лопатой в руках! Где мы встретимся в следующий раз, Сэм Гарри Оушен? И что на мне будет надето - большой поролоновый костюм Микки-Мауса? Акваланг? Лошадиная сбруя? Вселенная, я верю, твое чувство юмора не знает границ.
        Прячу за спиной дрожащие руки. Вместе с лопатой. И приказываю ногам стоять на месте, а не нести меня к нему, спотыкаясь от волнения. Боунс приближается, слегка прихрамывая, на нем куртка цвета хаки и лыжные штаны. Не улыбается, но глаза полнятся теплом - таким настоящим, что мне снова становится жарко.
        - Даже боюсь предположить, что ты задумала,  - говорит он, останавливаясь передо мной. Целует в щеку подскочившую Фиону, но прикоснуться ко мне не решается.
        - Как ты?  - спрашиваю я, ставя лопату перед собой, как рыцарский меч: упираю черенок в землю и прикрываю живот.
        - Потрясно. Как ветеран войны,  - улыбается Боунс.  - А ты?
        - Как Лара Крофт, расхитительница гробниц.
        - Планируешь надругаться над могилой моей собаки?
        - Не надругаться, а исследовать,  - с умным видом поясняю я.  - Позволишь?
        - Ну, раз исследовать…
        - Все, все, идите уже, пока не стемнело,  - машет руками Фиона.  - А я подожду вас тут в компании своей теплой машины и вот этой волшебной кружки кофе.
        - Ты не с нами?
        - Выкапывать трупы из мерзлой земли? Моя жажда приключений не настолько велика.

* * *

        В воздухе кружится снег, скупое декабрьское солнце золотит надгробия и выбеленные ветром скульптуры. В церкви звонит колокол. Мелодично, торжественно, так, что дух захватывает. Не музыка, но ее далекий предок - серьезный, величественный, не заботящийся о рейтингах, о месте в хит-параде или успехе на радио. Тот, что пережил миллионы легкомысленных песенок и, вероятно, переживет всю нашу эпоху. Забудутся кантри и диско, канут в прошлое рок и джаз, исчезнут инди и тяжелый метал. И только колокольный звон будет жить вечно, гнездясь на вершинах колоколен.
        Боунс ведет меня на пригорок, поросший белыми деревьями и уставленный гранитными ангелами. В молочную дымку кружащегося снега, под раскидистое дерево, цепляющееся посеребренными ветвями за небо. Притаптывает жухлую, оледеневшую траву у подножия ствола.
        - Где-то здесь… Ищи четыре маленьких столбика. Ну, или кочки…
        Он склоняется и трогает ладонью землю. Я сажусь рядом и разгребаю снег и ломкие, почерневшие листья.
        - Кажется, нашла. И вот тоже…
        - Вытягивай.
        Дергаю столбик, но он, похоже, крепко вмерз в землю.
        - Что это?
        - Барабанные палочки,  - улыбается Боунс.  - Ник, наш барабанщик, так и не нашел два комплекта своих «Вик Ферс»[58 - «Вик Ферс» (англ. Vic Firth)  - одна из старейших и крупнейших компаний по производству барабанных палочек.]. Ну, а Кокс где-то здесь, между палочками.
        Убедившись, что вряд ли вытяну палочки из земли, я беру лопату и пытаюсь вонзить ее в землю. Острие лопаты ударяется о твердь с мертвым скрежетом. Черт, это будет долго.
        - Вот бы где пригодился горячий кофе Фионы,  - ворчит Боунс и забирает у меня лопату.
        - Ветеран войны и лопата? Не уверена, что это хорошая идея,  - протестую я.
        - Разве идея обязана быть хорошей? Плохие идеи - самые интересные, на самом деле.
        - Угу, только спину не надорви,  - киваю я.  - Обратно тебя не потащу. Брошу одного умирать.  - И, не сдержавшись, едва слышно прибавляю:  - Как ты меня.
        Боунс вдавливает острие лопаты в землю и замирает.
        - Скай… Я знаю, каково…
        - Ни черта ты не знаешь. Боишься навредить мне, ха. А что если хуже уже некуда?
        Он молча откидывает в сторону ком земли, который, не рассыпаясь, со стуком ударяется об землю.
        - Ты в самом деле уверен, что убил этого щенка тогда в трейлере? Убил любимую собаку?
        Еще один ком отлетает в сторону.
        - Ладно, давай молчать. Молчать удобнее всего.
        - Да, черт возьми, я уверен!
        - А что, если наша уверенность - это железная клетка, из которой не вырваться? Которая мешает посмотреть на вещи с другой стороны и увидеть изнанку?
        Забираю у Боунса лопату и наваливаюсь грудью на черенок. Злость придает мне сил. Откидываю комья один за другим, пока не становится жарко. Еще один сантиметр мерзлой земли, и лопата с хрустом ломает кость. Присаживаюсь на корточки и достаю из рюкзака маленькую лопатку. Молитвы в моей голове звучат так громко, что я перестаю слышать звуки извне. Что, если я ошиблась? Что, если все это - впустую? Ударяю лопаткой в то место, где виднеются остатки белой шерсти и, по моим прикидкам, должна быть грудная клетка.
        «Я археолог, а не осквернитель могил. Я археолог, а не осквернитель могил…»
        Затем соскабливаю лопаткой замерзшую шерсть, и под ней показывается ровный ряд желтоватых ребер. Ох, кажется, я переоценила себя. К горлу подкатывает тошнота.
        - Давай я,  - садится рядом Боунс и забирает из моих рук лопатку.  - Что мы хоть ищем?
        - Что-то, что не должно находиться в этой земле и этой могиле.
        Боунс склоняется над ямкой, и я встаю у него за спиной, борясь с желанием обнять его сзади и прижаться к нему всем телом. Ведь если мы ничего не найдем, то другого шанса у меня не будет. Опускаюсь рядом на колени и обхватываю его руками. Ну, и что он сделает? Встанет и сбежит? Оттолкнет? Отчитает?
        - Я люблю тебя,  - говорю я, прижимаясь к нему щекой.
        - Скай,  - каким-то чужим голосом отзывается он, требуя моего внимания.
        Я заглядываю поверх его плеча в углубление в земле, а там… Среди мерзлого земляного крошева, косточек и корней травы поблескивает вмерзшая в останки щенка маленькая золотая вещица. Боунс подкапывает вокруг нее землю и наконец, отложив лопатку, вытаскивает находку - осторожно, двумя пальцами - и кладет на раскрытую ладонь другой руки. Его руки дрожат, спина напрягается. Он поднимает ладонь выше, разглядывая вещицу.
        Это золотая звезда с козлиной мордочкой внутри. Печать Бафомета. Такая блестящая, словно она и не пролежала десять лет в земле.
        - Что это, черт возьми, значит?  - хмурится Боунс.
        - Узнаешь этот кулон?
        - Еще бы…
        - И ты не закапывал ничего подобного вместе с телом Кокса, так?
        - Нет.
        - Могу поспорить, ты не видел это украшение с той самой ночи.
        Я помогаю Боунсу встать, стаскиваю грязные варежки и кладу горячие ладони ему на щеки. Слушай меня и услышь, потому что я уже вставила ключ в замок той двери, за которой наш рай,  - но повернуть ключ должен ты.
        - Кокс умер не от травм, а потому, что Лилит запихнула этот кулон ему в горло. Он был свидетелем того, что произошло в трейлере. Нормальный человек не обратил бы внимания на щенка, но для Лилит собаки вовсе не безучастные, молчаливые твари. Она воспринимает их иначе - как созданий, которые все видят, понимают и при желании могут сообщить людям правду. Миссис Эпплгрин рассказала мне, что Лилит однажды пришла к ней и сказала, чтобы та держала собаку подальше от вашего дома. Мол, ее пес, Чарли, слишком много смотрит и слишком много болтает. А потом Чарли заболел! Шарлиз отвезла его к врачу, и тот обнаружил украшение в виде пентаграммы с козлиной мордой в середине, застрявшее в его пищеводе! Такое же, как это! Твоя жена любила их носить, так? Если не веришь, сам поговори с Шарлиз! Она хотела рассказать тебе все это, но так и не подвернулся подходящий случай.
        Я набираю в легкие новую порцию воздуха и, пока он не успел перебить меня, поспорить со мной, выдвинуть свою версию, быстро говорю:
        - Боунс, ты не избивал ее. Она сама нанесла себе раны и другие повреждения, а единственного свидетеля умертвила. Потому что боялась, что ее обман вскроется. Зачем ей убивать, если нечего скрывать? И еще: если бы ты действительно на нее напал, она бы никак не успела засунуть собаке в глотку эту штуковину! Ведь потом Лилит забрали в больницу, и следующий раз в твоем трейлере она появилась очень не скоро! Она сделала это до того, как рухнула вся в крови на твою постель. Сначала она убила Кокса, а потом взялась за себя! Зачем? Всего лишь экстремальный, зато стопроцентный способ впечатлить тебя и стать частью твоей жизни! Ведь нам так трудно забыть тех, с кем мы обошлись несправедливо. Думаю, уже тогда она думала, что вы предназначены друг для друга…
        Боунс смотрит на меня так, словно из моего рта вылетают не слова, а стрекозы - огромные, яркие, блестящие, как стекло.
        «Ну же! Очнись! Это я, твое Небо, протягиваю тебе руки и хочу забрать тебя с собой - туда, где самые крутые радуги и самые розовые облака!»
        - Скай,  - бормочет он, глядя на меня широко раскрытыми глазами.  - Я хочу, чтобы этот сон не заканчивался…
        - Он не закончится, вот увидишь! Пусть только попробует!
        В воздухе разливается колокольный звон, за первым следует второй удар колокола, третий. Не музыка, но ее величественный предок - выбрался на залитую солнцем крышу и ударил себя в грудь: «Я здесь! Я жив! И переживу вас всех с вашими никчемными песнями!»
        Ветер обдал нас снежными хлопьями - легкими, как лепестки цветов сакуры. Не знаю, что чувствовал Боунс, когда прижимал меня к себе, плакал ли он, или улыбался, или смотрел, как зачарованный, в одну точку.
        Что чувствует человек, когда выбирается из плена своего самого большого страха и становится свободным? Что творится в его душе, когда он одним махом перепрыгивает через пропасть и все демоны, преследовавшие его долгие годы, остаются по другую ее сторону? Что он ощущает, сжимая в руке доказательство своей невиновности?
        Что он чувствует, когда до седьмого остается всего одно небо?

* * *

        Мы остались на ночь в Милуоки. Сняли номер в Hyatt Regency с видом на озеро Мичиган и повесили на дверь табличку с надписью «Не беспокоить». Мне не нужно было ни шампанское в номер, ни шикарный ужин в ресторане отеля, ни повышенное внимание персонала - я хотела только одного: держать Боунса в плену своих рук и ни на секунду не выпускать. Кто знает, что может случиться, вдруг он растает, как дым, как ночное видение. Лежать с ним рядом, положив голову ему на грудь - туда, где под ухом бьется его горячее, мятежное сердце. Переплетать свои пальцы с его пальцами, надеясь, что он не отнимет руки, когда узнает…
        Десятки слов вертятся у меня на языке, сотни слов звучат в моей голове не переставая - с того самого момента, как я увидела Боунса у ворот Милуокского кладбища. Но я не знаю, как начать. Не знаю, какие слова выбрать из этого многоголосого хора.
        Наконец волнение переполняет меня, и я сажусь на кровати, подтянув колени к груди и натянув на ноги свитер.
        - Мне нужно рассказать тебе кое-что. Ты поделился со мной своей историей, но ведь еще есть моя - и она такая же непростая. Я уже пыталась рассказать тебе ее - в больнице, помнишь?  - но ты принял мои слова за бред сумасшедшего.
        - Начинай,  - улыбается Боунс.  - Сегодня я с буддистским спокойствием выслушаю любое твое откровение и приму его.
        - О'кей, тогда пропустим вступительную часть и перейдем к главному. Итак. Согласно пророчеству сатанистов, дьявол не просто желал смерти Богородицы, он хотел, чтобы она…
        - Скай,  - перебивает меня Боунс.  - У меня острая аллергическая реакция на все, что касается сатанинских легенд.
        Нервно кашляю в кулак.
        - Прости. Я думаю, как объяснить. Знаешь, когда тебе отправили то видео и когда я решила, что потеряла тебя навсегда, Лилит предложила мне… кое-что…
        Боунс хмурится, я опускаю глаза, не решаясь смотреть ему в лицо.
        - Предложила что?
        - Она предложила мне забеременеть. Чтобы не сойти с ума от одиночества. Тогда я восприняла это как заботу… Естественно, я не знала, что она следует этому дикому пророчеству и мечтает убить меня беременную!
        - Я все еще не понимаю, о чем речь. Сжимаюсь в комок и заставляю себя сказать вслух:
        - Я это сделала. У меня будет ребенок.
        Боунс отстраняется и резко садится на кровати. По его лицу разливается такая мертвенная бледность, что он становится чуть ли не белее простыни.
        - И… кто отец?  - произносит он хриплым голосом.
        Примерно такой реакции я и ждала. Ведь мы всегда предохранялись: он относился к этому очень серьезно.
        - Лилит добилась полного совпадения с пророчеством,  - нервно улыбаюсь я.  - Это непорочно зачатый ребенок Архангела Камаэля.
        - ЧЕРТ ПОБЕРИ! ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТО СМЕШНО?!  - вскакивает Боунс и орет так, что мне хочется провалиться под землю и не показываться оттуда.
        Он тут же пытается взять себя в руки, но видно, что от бурной истерики его удерживает только мгновение.
        - Скай, я не могу! Просто не могу слышать весь этот бред про ангелов и демонов, будь они неладны! Ты можешь объяснить все нормально, без этой ахинеи?!
        - Ладно, ладно! Лилит хотела, чтобы я была беременна твоим ребенком, потому что Арх… Кам… Ну, это же якобы ты!
        Спотыкаясь на словах от волнения, объясняю ему все в подробностях, начиная с нашей с ним близости в беседке, когда я забрала презерватив, продолжая рассказом о генетической экспертизе и заканчивая приемом у доктора Бхагнари.
        Боунс слушает так, словно я зачитываю ему приговор. Нервно кружа по комнате и хватаясь за голову.
        - И какой срок?
        - Четыре месяца…
        - Четыре месяца?!  - восклицает Боунс.  - Поверить не могу, что ты умолчала об этом в доме отца в Дублине! И позже, в Саймонстауне!
        Боунс натыкается на кофейный столик, и тот шумно опрокидывается. Но он этого не замечает - еще чуть-чуть, и начнет давить ногами упавшие на ковер чашки и блюдца. Нужно срочно его успокоить, или он тут все перевернет вверх дном.
        - Я знаю, что ты хлебнул горя с чокнутыми… женщинами. Но, похоже, тебе досталась еще одна. Я представляю, какого ты обо мне мнения! Но в тот момент только это и могло меня спасти. Гарри, если бы не этот ребенок, мы бы вряд ли еще встретились в этой жизни. Да, да, это аморально - наплевав на твое мнение, навсегда связать тебя с собой таким вот образом. Но тогда я запретила себе об этом думать. Мне просто хотелось выжить! Выжить, уехать на край света и растить там нашего ребенка! А ты бы об этом просто не узнал!
        - Просто не узнал?  - переспрашивает он.  - Просто не узнал?!
        Все. Мне конец. Только сейчас замечаю, что забилась в угол кровати и натянула на себя одеяло. Пересижу в берлоге шторм, подожду, когда он утихнет.
        - Чего еще ты не собиралась мне говорить?!  - бушует Боунс.
        - Еще не собиралась говорить, что уже знаю пол! Это девочка!  - кричу я из-под одеяла.
        Воцаряется тишина. Шторм затих. Волны перестали биться, океан перестал сходить с ума и шипеть на небо.
        Боунс садится на кровать, и в следующее мгновение я чувствую тепло его тела, прикосновение его рук: он обнимает меня вместе с одеялом, притягивает к себе.
        Все, он принял все это?
        Вжимаю лицо в подушку и плачу. Не от боли, от блаженства. От него, как известно, рыдают так же сильно…
        В дверь кто-то стучит. И, по-видимому, будет стучать, пока ему не откроют. Боунс встает и, выругавшись, идет открывать.
        - Вообще-то мой номер рядом с вашим. Если вы забыли,  - сообщает Фиона, заглядывая из-за двери.  - И я слышала крики. Беспокоюсь, все ли живы.
        - У МЕНЯ БУДЕТ ДОЧЬ,  - охрипнув, говорит ей Боунс.
        - Вот это да! Гарри! Я ушам своим…
        - Не прикидывайся, ты знала,  - с притворной угрозой в голосе перебивает он.
        - Ну, разве что совсем чуть-чуть,  - виновато улыбается Фиона.
        Неспешно высовываюсь из-под одеяла и оглядываю мир. Новый мир, который будет куда лучше предыдущего: без тайн и секретов, без бурь и потрясений, без демонов и без ангелов.
        Боунс оглядывается и смотрит на меня торжествующим взглядом короля, который только что взошел на престол. За его спиной Фиона выделывает какие-то немыслимые па, размахивая бутылкой шампанского, невесть как материализовавшейся у нее в руке. И я сажусь на кровати, как королева на троне, прижав ладони к пылающим щекам.
        Мы все тонули так долго, что уже достигли дна. И глубже уже некуда. Можно только оттолкнуться пятками от морского ложа и начать обратное движение - к поверхности.

        Эпилог

        Акции «Мальтезе-медикал» сильно упали в цене после исчезновения ее генерального директора, и их скупил какой-то индийский предприниматель, владелец сети частных клиник. С тех пор я всего пару раз была в Бостоне и не знаю, как сложились судьбы девушек из «Клуба странных шуток». Лишь однажды я встретила Брук на парковке одного лос-анджелесского кафе. Та садилась в роскошный кабриолет бирюзового цвета, придерживая подол шелкового платья. Похоже, гончим не суждено умереть в нищете. Как человеку с ружьем не суждено остаться голодным.
        - Брук!  - окликнула я ее уже в тот момент, когда ее спутник завел мотор, и машина двинулась к выезду.
        Она обернулась и послала мне ослепительную улыбку, как только узнала. А потом подмигнула и прижала палец к губам, словно говоря: «Я помню тебя и помню, кем мы были, но нам не о чем говорить». И бирюзовая машина исчезла, влившись в поток на автостраде.
        Все правильно. Скрывайся от тех, кто знает твои секреты.
        - Кто это?  - спросил Боунс, взяв меня за руку.
        - Одна из гончих.
        - Одна из тех, с кем вы наживались на чужом… кхм… добре?  - ухмыльнулся он.
        Мне кажется, он все еще не верит до конца во все мои истории. Может быть, это и к лучшему.

* * *

        Чувства юмора у судьбы таки не отнять. Вопреки моим предположениям, на мне не костюм Микки Мауса, не акваланг и не лошадиная сбруя. А кое-что совершенно немыслимое! То, в чем я себя уж точно представить не могла. Ступаю по газону, приподняв кружевной подол и сжимая в руке цветок кувшинки,  - туда, где у алтаря стоит мой король в черном фраке и белоснежной рубашке. У меня подкашиваются ноги и замирает сердце от одной его улыбки. Не представляю, что со мной будет, когда он возьмет меня за руку и поднимет фату, открывая мое лицо…
        И еще звучит музыка.
        Кажется, мы с ней сможем подружиться. Как-то Гарри сказал мне: «Что если музыка не убивала и не сводила с ума твоих родителей? Что если она пыталась спасти их? Умирающий человек хватается за кислородную маску. Но, если он все-таки умирает, это ведь не значит, что виноват кислород».
        Я до сих пор это осмысливаю. Но в любом случае, музыка уже не угнетает меня так сильно. Я люблю сидеть рядом с Гарри, когда он играет на гитаре или подбирает мелодию на клавишах. Люблю запах нотной бумаги и особенное выражение, появляющееся на его лице, когда муза целует его в висок. С ней единственной я готова делить его.

* * *

        Она такая крохотная… Глаза Боунса и его губы. И почти не плачет. В отличие от папочки. Фиона прислала брату ящик успокоительного. Его отец - коробку дисков с кельтской релаксирующей музыкой. Я так смеялась. А миссис Даллас выразила готовность провести пару сеансов психотерапии. Такого взволнованного отца небо еще не видело.

* * *

        Эрин[59 - Эрин (англ. Erin)  - название Ирландии на гэльском (ирландском) языке. Также распространенное женское имя.] Элизабет Оушен карабкается на согретую солнцем мраморную плиту - ей не терпится залезть на самый верх и оглядеть окрестности с высоты надгробного камня.
        - Ноты,  - говорит она, постукивая палочкой по надписи «Оливия Оушен».
        - Буквы,  - поправляет ее Боунс, блаженно улыбаясь.
        - Буки,  - соглашается Эрин. Она всегда с ним соглашается.
        Я сижу рядом, на мягкой траве, и не свожу с них глаз.
        Завтра полосы газет будут пестрить фотографиями папарацци, на которых скандальный Сэм Оушен посещает могилу дочери со своей новой семьей. Может быть, и вы увидите эти фото, если выйдете в обеденный перерыв из офиса и купите газету. Русоволосая девушка с короткой стрижкой, почти сливающаяся с пейзажем в своем зеленом платье,  - это я. Высокий широкоплечий мужчина, весь в татуировках и кошмарной дизайнерской футболке, неизменно поворачивающийся задницей к камерам папарацци,  - это Боунс. Патрика и Сэйнта вы узнаете сразу - рыжие, лохматые, дурашливые псы, наводящие страх на здешних кузнечиков. А трехлетняя малышка в желтом платье с дерзко вздернутым носом и русыми косичками - это Эрин, наша дочь.
        И если вы будете разглядывать снимки особенно тщательно, то наверняка заметите кое-что еще. О чем я точно раньше не упоминала. Татуировку на моем предплечье - на той руке, которой я обнимаю Эрин каждую ночь. Я не религиозна и не верю в талисманы, но, однажды провалившись к демонам в преисподнюю и чудом выбравшись оттуда, я хочу носить на себе какой-нибудь священный знак. «In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti»,  - вывел на латыни татуировщик у меня на руке, пока Гарри кормил Эрин мороженым в соседнем кафе.
        «Во имя Отца и Сына и Святого Духа».
        И во имя всех, кто находит в себе силы бороться со своими демонами.

        От автора

        Этой книги, которую вы держите в руках, могло бы не быть. Два года назад мы с мужем уехали жить в Южную Африку, где у него был долгий рабочий проект. И вот там, прогуливаясь однажды по пляжу Саймонстауна, я сказала ему: «У меня есть идея… Наверно, слишком неприличная и пошлая… Зато новая. Допустим, есть некая тайная организация, и в ней работают очень непростые девушки, которые за большие деньги могут…»  - ну и всё ему выложила, закончив: «Ты бы стал книгу с такой аннотацией читать? Это интересно звучит, или это мой больной бред, за который лучше не браться?» Муж тогда ответил: «Интересно, даже очень, я бы почитал». Сказал пару слов и тут же забыл об этом. Но меня его мнение так вдохновило, что я тут же взялась за идею всерьез. Вот что значит всего пара добрых слов!
        После возвращения домой в Ирландию я начала работу над книгой. Во мне бушевали впечатления от Южной Африки (африкаанс, брааи, пингвины!). У меня накопилось множество заметок об Ирландии и ирландцах (пабы, теплые бесснежные зимы, мальчишки с клюшками для хёрлинга!). У меня в голове поселились персонажи и их история любви, которую хотелось побыстрее выпустить из темной лаборатории разума на свет. А еще у меня была музыка, которая не давала покоя, звала за собой, рисовала в голове какие-то немыслимые чувства и ситуации… И тот плакат с Ланой Дель Рей, где у нее роскошно подведённые глаза, винтажное платье и белая пушистая собачка на руках… И воспоминание о старинной Библии на голландском языке, которую я обнаружила в прикроватной тумбочке в красивом старом поместье Лемонфонтейн, где мы однажды остановились на ночь по дороге из Йоханнесбурга в Кейптаун…
        Все это складывалось в одну картину, просилось на бумагу и в результате вылилось в книгу, в которую я вложила свои мечты, свои ночные кошмары, свои непростые отношения с Богом, мысли обо всем, что вдохновляло или пугало. История Скай и Оушена на бумаге - это то, за что мне пришлось заплатить постоянной усталостью и хроническим недосыпом, потому что писать ее я могла в основном ночью, когда семья отправлялась спать и в доме воцарялась мертвая тишина… Часто я вообще не успевала лечь: в семь утра откладывала ноут, выпивала крепкий кофе, готовила детям коробочки с ланчем, отвозила в школу и, только вернувшись, отправлялась спать. Зато сейчас мое состояние близко к эйфории, частичка которой, надеюсь, передастся и вам!
        А теперь вам непременно нужно узнать о тех людях, благодаря которым книга обрела свою законченность,  - это мои редакторы Алёна Щербакова и Александр Серов, с которыми мы успели поплакать, посмеяться и сломать над книгой триста копий. Вы лучшие! Спасибо за то, что причесали, нарядили и вывели в свет мое дитя:)
        Спасибо издательству ACT и всем тем специалистам, которые дарят миру такие прекрасные вещи, как книги. Вы волшебники!
        Спасибо моей группе поддержки, которая жадно читала, комментировала и ждала каждую главу «Гончих», пока они были в процессе написания. Вы были моими батарейками! Комментарии по ходу дела были просто бесценны. Скажу по секрету, некоторые из них буквально поменяли сюжет.
        И самое большое спасибо тому, кто однажды внимательно выслушал меня, сказал «Интересно!»  - и в один миг решил судьбу целой книги, целого ее мира. Тому, кто показал мне Южную Африку и подарил Ирландию. Тому, чья любовь ко мне не иссякает вот уже одиннадцать лет. Давай я рожу тебе еще одну дочь, а? Книги и дочери - это то, что у меня получается лучше всего:)


    Кристина Старк,
    Дублин, сентябрь 2016
        notes


        Примечания

        1

        Баллимун - неблагополучный район в Дублине. Здесь и далее примеч. автора.

        2

        «Секс на пляже»  - коктейль из водки, персикового ликера, апельсинового и клюквенного сока.

        3

        Оригинальное название - Weeping Sky - можно перевести и как «Рыдающая Скай». Дальше в тексте часто обыгрывается буквальное значение имени Скай в переводе на русский язык: небо.

        4

        Turtle - черепаха (англ.).

        5

        Блэкрок - престижный район Дублина.

        6

        Луас - трамвайная линия в Дублине.

        7

        Слово cat - «кошка»,  - , произнесенное с ирландским акцентом, часто звучит как cash - «наличка».

        8

        Пикси - небольшие создания в английской мифологии, считаются разновидностью эльфов или фей.

        9

        У ирландцев «х» в эсэмэсках означает «целую», «о»  - «обнимаю».

        10

        Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни Эда Ширана «Я вижу пламя».

        11

        Степсайд - район Южного Дублина.

        12

        ДАРТ (англ. DART - Dublin Area Rapid Transit)  - скоростная железнодорожная городская сеть Дублина.

        13

        «Кредо ассасина» (англ. Assassin's Creed)  - серия популярных компьютерных игр, персонажи которых носят скрывающие пол-лица капюшоны.

        14

        «Маркет Баскет» (англ. Market Basket)  - сеть супермаркетов.

        15

        Херли (англ. hurly)  - название клюшки для игры в херлинг.

        16

        В буквальном переводе с английского Bones (Боунс) означает «кости».

        17

        «Спотифай» (англ. Spotify)  - шведская служба потокового воспроизведения музыки. В коллекции службы находятся в легальном доступе продукты многих лейблов.

        18

        Цитируется в переводе автора текст песни «Bones» нью-йоркского дуэта MS MR, исполняющий музыку в стиле электро-поп.

        19

        Цитируется в переводе текст песни «Seven Devils» британской инди-рок-группы Florence and The Machine.

        20

        Оригинальное название песни «My Boy Builds Coffins».

        21

        Цитируется в переводе автора текст песни «Me And The Devil» музыкального проекта Soap&Skin, детища австралийки Ани Пляшг (Anja Plaschg).

        22

        Цитируется в переводе автора текст песни «Immortal» музыкального проекта Marina and the Diamonds.

        23

        Цитируется в переводе автора текст песни «Monsters Demons» певицы Скал Эдварде (англ. Skye Edwards).

        24

        То есть Saint Patrick - святой Патрик, христианский святой, покровитель Ирландии.

        25

        Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Over The Love».

        26

        В английском языке имя собственное «Оушен» и имя существительное «океан» созвучны и пишутся одинаково: ocean.

        27

        Бейсджампинг - прыжки с парашютом с неподвижных объектов - высотных зданий, мостов, телевышек и т. п. Экстремальнейший вид спорта.

        28

        «Ван Дайрекшн» (англ. One Direction)  - англо-ирландская мальчишеская группа.

        29

        Здесь и далее цитируется в переводе переводе автора текст песни «Enjoy the Ride» группы Morcheeba.

        30

        То есть в Лос-Анджелес. Эл-Эй - LA - разговорное сокращение названия этого города.

        31

        «Эксельсиор»  - один из самых крупных когда-либо найденных алмазов.

        32

        Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Moshpits» («Беспорядки») американского рэппера Bones.

        33

        Оригинальное название группы - Bring Me The Horizon.

        34

        Цветов папоротника не существует, так как папоротники не цветут.

        35

        Здесь и далее цитируется в переводе автора текст песни «Devil's Backbone» американской группы The Civil Wars.

        36

        Черри от cherry - вишня (англ.), Берри от berry - ягода (англ.).

        37

        Здесь и ниже цитируется в переводе автора текст песни «Crucify Me» («Распни меня») группы Bring Me The Horizon.

        38

        «Гарда»  - национальная полиция Ирландии.

        39

        Конор Макгрегор (р. 1988)  - известный ирландский боец смешанных боевых искусств.

        40

        Малахайд - дорогой район на севере Дублина, расположен на побережье.

        41

        Цитируется в переводе автора текст песни «Devil Side» певицы Foxes (сценический псевдоним британской певицы Луизы Роуз Аллеи (р. 1989)).

        42

        Айсинг - разновидность мягкой сахарной глазури.

        43

        Цитируется в переводе автора текст песни «Torn» Натали Имбрульи.

        44

        Темпл-Бар - один из старейших районов Дублина, самое популярное туристическое место города.

        45

        Smithwick's - популярная марка ирландского пива.

        46

        Сингл-молт - сокращенное название односолодовых виски.

        47

        Жакаранда - тропическое дерево, цветущее голубыми цветами.

        48

        «Саванна Дарк»  - марка популярного в Южной Африке сидра.

        49

        Цитируется в переводе автора текст песни «Still» английской инди-фолк-группы «Daughter»…

        50

        Первые две строчки можно переводить и так: «Я заверну своего Боунса и оставлю за пределами этого дома, выброшу на дорогу…»

        51

        Цитируется в переводе автора текст песни «Never Let Me Go» группы Florence and the Machine.

        52

        Уанзи (англ. ortesie)  - комбинезон для сна или отдыха дома.

        53

        Самаэль - одно из имен Сатаны.

        54

        Авторство этой фразы приписывается Курту Кобейну.

        55

        Шесть футов - стандартная глубина могилы. Примерно 1,8 метра.

        56

        «If you liked it then you should have put a ring on it» (англ.), цитата из песни «Single ladies» американской певицы Веуоnсе.

        57

        Мания контроля - навязчивое стремление управлять всем, что происходит вокруг.

        58

        «Вик Ферс» (англ. Vic Firth)  - одна из старейших и крупнейших компаний по производству барабанных палочек.

        59

        Эрин (англ. Erin)  - название Ирландии на гэльском (ирландском) языке. Также распространенное женское имя.