Изгнанница Муирвуда Джефф Уилер
        Клятва Муирвуда #1
        Сага-фэнтези о 18-летней Майе, изгнанной принцессе Комороса. Когда в стране, которой правит ее отец, воцарился хаос, Майя решается на рискованный квест, чтобы спасти страну. Пытаясь выжить, она вынуждена прибегать к магии, которой обучилась тайно, ведь женщинам запрещено владеть магией. Буквально за каждым углом ее поджидают враги, но Майя начинает осознавать, что зло рыскает и внутри нее. Магическая сила Майи начинает играть с ней злые шутки: от Майи ускользает контроль над собственным сознанием, размываются ориентиры - что есть правда, что ложь. Сможет ли она освободиться и спасти свое королевство, которому предана до глубины души, несмотря на то, что королевство ее отвергло?
        Джефф Уилер работал в Intel. Но литература взяла верх. Его романы стали бестселлерами. И это первое издание книг Джеффа Уилера на русском языке.
        Джефф Уилер
        ИЗГНАННИЦА МУИРВУДА
        Тому, Джордану, Дейлу и Стиву
        (а также Мэдж)
        Задолго до того, как мы с твоим прадедом взошли на «Хальк» и оставили старые берега… До того, как Скверна пожрала все живое, пощадив лишь одну-единственную душу… До того, как киль нашего судна взрезал неизведанные воды и лег на песок… До того, как нога человека коснулась этой земли… Задолго до того, о правнучка, я принесла Клятву. Я поклялась Альдермастону в том, что потомки мои вернутся на старые земли и восстановят из руин аббатство Муирвуд. Я поклялась, что Сокровенная Завеса откроется вновь и что душа Альдермастона обретет покой в Идумее. Когда Сокровенная Завеса закрылась, аббатства утратили связь друг с другом и мертвые остались прикованы к сему миру, не в силах вернуться в свое законное пристанище. Однако видения пришли ко мне уже после Клятвы. Видения открыли мне, что иной народ пожелает назвать нашу землю своей прежде, чем туда вернутся наши потомки. Многое предстоит мне тебе поведать, но Клятва должна быть исполнена, иначе мир наш не устоит. Долг исполнить ее я возлагаю на тебя.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Кистрель
        Устроившись на широком подоконнике, Майя смотрела, как глаза канцлера Валравена наливались серебром. Блаженно вытянув длинные ноги, канцлер отдыхал на жесткой деревянной скамье у стены. Черная ряса дохту-мондаров скрадывала очертания старческого тела, однако коричневые кожаные башмаки поверх темных шоссов смотрелись рядом с ней в высшей степени неуместно. На коленях у старика покоился открытый золотистый том, и одна рука похлопывала по блистающему орихалку страниц, в то время как другая покоилась на груди, под висевшим на цепочке кистрелем. Тонкие седые волосы были взлохмачены, подбородок обрамляла узкая ухоженная бородка.
        Канцлер взывал к магии кистреля. Шепот Истока зашелестел в комнате, наполнил собой башню. По телу Майи прошла волна дрожи, сочетавшая в себе жгучий восторг пополам со страхом. Она знала это ощущение: оно приходило всякий раз, стоило лишь ей взглянуть в светящиеся глаза канцлера в тот миг, когда он взывал к кистрелю. Взгляд канцлера был прикован к полукруглому алькову башни. Там в беспорядке громоздились книги в кожаных переплетах - целые стопы книг, тома, сундуки, урны полностью занимали все пространство. Окно в башне было всего одно, то самое, у которого сидела Майя, и тусклый луч солнца согревал детские плечи, покуда девочка увлеченно следила за происходящим.
        Майе было девять лет. Она была принцессой Комороса и единственным чадом царственной четы. В день имянаречения ее нарекли Марсианой - в честь кого-то из предков Семейства, - однако отец стал называть ее Майей, да так с тех пор и повелось.
        В лестничном колодце послышался дробный топоток. Майя невольно вздрогнула, и хоть от долгого сидения на пятках ноги у нее кололо как иголками, менять позу она ни за что не желала. Первый призванный магией кистреля пришелец появился из-за истертой старой книги. Можно было не сомневаться, что черные глазки-бусинки и подрагивающие усы принадлежат самой обыкновенной мыши. За первой мышью пришла вторая, за второй - третья.
        Канцлер Валравен сидел совершенно спокойно, рассеянно похлопывая по лежащей на коленях книге. Мыши тем временем спустились на пол и с шорохом и писком потекли к канцлеру, жадно нюхая воздух, словно бы перед ними был не старик в рясе, а самое что ни на есть соблазнительное угощение. Вскоре весь пол представлял собой сплошную мохнатую серую массу с подрагивающими розовыми ушами. Сила, пронизывающая воздух, сгустилась и стала почти осязаема. Усталый, но твердый серебристый взгляд канцлера устремился в дверной проем. Канцлер пошевелился, и деревянная скамья под ним скрипнула.
        - Ты чувствуешь присутствие Истока, Майя? - негромко спросил он. - Чувствуешь, как его сила держит мышей в повиновении?
        - Да, - сдавленно прошептала Майя, чувствуя, как встают дыбом волоски на загривке. В глубине души она боялась, что какая-нибудь мышь прыгнет на подоконник, однако помнила, что во избежание такого исхода страх надо держать в узде. И сидела, неподвижная, как камень, не сводя глаз с мышиного ковра, покрывавшего пол.
        - Мыши обречены повиноваться приказам кистреля. Они не в силах противиться. Кистрель влечет их к себе. Он завладевает их разумом, оставляя лишь чувства. Если бы ты открыла окно, я мог бы наполнить мышей страхом и заставить их броситься вниз, на верную смерть. И они бы послушались, Майя. Они пошли бы на смерть.
        - Вот бы Кара Кухарка обрадовалась, - блеснула глазами Майя, но при взгляде на колышущуюся все растущую массу вновь содрогнулась от отвращения. Откуда-то вылезла пара крыс, с длинными усами и острыми, словно зубья пилы, передними зубами.
        Наполнявшая комнату сила стала спадать, будто вода, утекающая в пробитую дыру. Мощь Истока слабела, и вместе с ней слабело заклятье. Мыши и крысы брызнули в разные стороны, заметались и бросились вниз по лестнице, катясь и накрывая друг друга, как волны в пруду. Две-три мышки попытались запрыгнуть к Майе на колени; девочка вздрогнула и носком туфли спихнула их на пол, к товаркам.
        Пытаясь успокоиться, Майя схватилась сперва за сердце, затем - за плотно охватившее шею ожерелье с самоцветами. Она глотала ртом воздух и ждала, когда же ее отпустит.
        - Только тот, кто властен над своими мыслями и чувствами, может прибегнуть к силе Истока, - сказал канцлер и покачал головой. - Ты пока еще не готова, Майя.
        Она ощутила укол разочарования, но постаралась не выдать себя.
        - Ну почему?
        Канцлер с хрустом поскреб аккуратно подстриженные усы.
        - Ты еще очень юна, Майя. Чувства еще долго будут рвать тебя на части. Погоди, вот исполнится тебе… ну, скажем, лет тринадцать… О, тогда чувства накроют тебя с головой! Нет, конечно же, я позволю тебе читать старинные книги, хоть это и запрещено, но кистрель я тебе еще долго не доверю. Старый орден Дохту-Мондар распался потому, что неразумно пользовался силой кистреля. Но из мастонских книг мы узнали, как правильно использовать силу Истока, и следим теперь за тем, чтобы кистрелями владели лишь те, кто не оскорбит ее вольно или невольно. Ты, моя дорогая, пока не готова.
        Майя тяжело вздохнула. Ей так хотелось получить кистрель! Она изо всех сил старалась показать, что достойна его. Многие мастонские семьи сохранили способность взывать к Истоку через яр-камни, однако по каким-то загадочным причинам столетие за столетием эта способность ослабевала. Единственным средством обретения истинной силы Истока стали кистрели, ну, а кистрелями пользовались только в ордене Дохту-Мондар. Впрочем, несмотря на все разочарование, Майя ценила свое положение и дорожила доверенным ей секретом.
        Ни одну девчонку всех семи земель не допустили бы к тайному искусству чтения и гравирования. Оно было доступно лишь избранным - мальчикам и мужчинам. Что-то такое произошло в давние времена, что-то связанное со Скверной, пожравшей многих и многих, после чего женщинам больше не позволялось прибегать к Истоку, читать древние тома и уж тем более владеть кистрелями. Некоторые женщины из хороших семей были достаточно сильны, чтобы подчинить себе яр-камень. Это дозволялось. Таким женщинам разрешали стать мастонами. Учились женщины и в аббатствах, изучали языки, ремесла, музыку - но и только. Майя была единственным исключением, и то потому лишь, что отцом ее был король, а короли сами устанавливают правила.
        Майя припомнила, как сказать на языке Прай-Ри «терпение», и произнесла слово вслух.
        Валравен снова поскреб бороду.
        - Должно быть, ты унаследовала от предков дар чужеречия, дитя. Сколько языков ты уже знаешь?
        - Дагомейский, немного пайзенийский, ну и наш, конечно, - ответила Майя, выпрямила спину и гордо улыбнулась. - И на всех них я говорю и пишу. Вот бы еще выучить язык Прай-Ри, там ведь родилась матушка. Или нессийский. А какой лучше?
        - Дитя, тебе ведь всего девять лет. Боюсь, наш нессиец совсем тебя замучил учебой. Все-то ты руны зубришь… - он постучал пальцем по изящному золотистому тому книги у себя на коленях. - Смотри только, не проговорись, что умеешь читать. Если в братстве Дохту-Мондар узнают наш секрет, меня казнят.
        Майя покрутила темный локон и укоризненно поглядела на канцлера.
        - Я вас никогда не выдам, - твердо сказала она.
        Канцлер улыбнулся.
        - Знаю, дитя, знаю. Это все Исток, он заставляет меня думать об этом. Ты рождена для великих дел. Очень может быть, что однажды ты станешь королевой Комороса.
        На мгновение Майе стало страшно.
        - А как же мама? Вы ведь не думаете, что в ее ребеночке есть зло, правда, лорд канцлер?
        Валравен провел рукой по курчавым седым волосам.
        - Я никогда не лгал тебе, Майя. Ты - первенец царственной четы, но ты - девочка. Закон и обычай гласят, что, даже если наследников мужского пола у твоего отца не будет, править страной ты не сможешь. А после тебя твоя мать трижды рождала мертвых детей.
        Майя вновь содрогнулась, чувство вины перехватило ей горло, едва не задушив. И все-таки она не заплакала. Однажды ее отец похвалился перед послами из Пайзены, что его дочь никогда не плачет.
        - Это из-за меня? - спокойным голосом, серьезно спросила она.
        - Кто может знать наверняка? Должно быть, такова была воля Истока. Что ж, будем ждать известий.
        Он взмахнул рукой, указывая на заваленный пергаментными свитками стол.
        - Видишь, сколько писем? Кому требуется ответ, кому - указания, кто-то просто желает удовлетворить собственное любопытство. Все короли окрестных стран жаждут знать, какого пола ребенок и родится ли он живым. А вон та груда бумаг на краю стола - это от короля Прай-Ри. Если родится мальчик, король желает женить его на своей дочери и подкрепляет это желание изрядной суммой денег. А ведь у короля Дагомеи тоже есть дочери, правда, уже взрослые, но и он предложит твоему отцу брачный союз с юным принцем и бочонок золота в придачу. Как в свое время предложил то же самое для тебя, - на лице канцлера играла мудрая улыбка. - Я охотно верю в то, что он так и не простил нам всего того, что было в прошлом, однако он достаточно умен и понимает все выгоды союза с более сильным соседом.
        Майя знала, как устраивали ее собственный брак, и воспоминание об этом заставило ее печально улыбнуться. Когда ей было два года, король Дагомеи произвел на свет наследника и весьма скоро после этого заключил союз с Коморосом. Залогом прочности союза стала помолвка его сына с Майей. Впрочем, несколько лет спустя помолвка была разорвана, ибо торговое соглашение между Дагомеей и Пайзеной долго не протянуло, и конфликт вылился в ожесточенную войну.
        Майя всегда знала, что ее брак будет делом чистой политики. В свои девять лет она уже не питала никаких иллюзий на сей счет. Однако она верила канцлеру Валравену, знала, что он умен и проницателен… и что он привязан к ней. Валравен был доверенным советником отца, личным наставником Майи, а кроме того, положение его в ордене Дохту-Мондар было столь высоким, что канцлер имел власть даже за пределами королевства.
        По затекшим ногам разливалась ноющая боль. Майя разгладила подол платья.
        - А вы уже придумали, за кого я… выйду замуж? - спросила она, стараясь не выдать того смятения, которое охватывало ее всякий раз при мысли об этом.
        - Хм-м-м?
        Канцлер склонил голову и прислушался, повернувшись ухом к открытой двери.
        - Наверное, уже идут какие-нибудь переговоры о… о моем браке?
        - В данный момент - нет, - ответил Валравен. - Ты у нас девица красивая, пусть и застенчивая. В желающих предложить тебе руку и сердце недостатка никогда не будет. Однако с политической точки зрения было бы необдуманно заключать какие бы то ни было договоренности прежде, чем мы будем знать точно, произведет ли твоя мать на свет наследника. Как советник твоего отца, я вынужден вести судно туда, куда дует ветер, а не требовать от ветра, чтобы он дул, куда я пожелаю. Если я буду достаточно ловок, однажды ты станешь первой властительницей этих земель. И нам надо будет очень осмотрительно подбирать консорта, понимаешь?
        С лестницы послышались шаркающие шаги. Канцлер Валравен встал, сдвинул груду пергаментов и положил книгу на стол. Колыхнув подолом рясы, он повернулся к окну и стал смотреть на простиравшиеся внизу черепичные крыши с торчащими тут и там трубами. Небо над крышами наливалось сажистой чернотой.
        На пороге показался Кэрью, королевский рыцарь. Лицо его блестело от пота, взгляд был напряжен, и Майе хватило одного взгляда, чтобы понять, что ребенок погиб. Внутри у нее все сжалось, сердце заныло от боли. Она так мечтала, чтобы у нее был брат или сестра! Пусть бы даже это значило, что ей не бывать королевой Комороса. Она любила играть с другими детьми и в товарищах по играм недостатка не имела, но все прочие дети, разумеется, были ниже по происхождению. Майя знала, что им велено во всем с ней соглашаться, уступать победу в любой игре, подчиняться любым ее капризам и исполнять все желания.
        Противно!
        Майя полагала, что стала принцессой по воле слепого случая, и относилась к окружающим как к равным, если только они не демонстрировали обратного. По природе склонная к соревнованию, Майя мечтала побеждать собственными силами, а не принимать победу даром. В результате среди ровесников друзей у нее почти не было, и дружила она по большей части с теми, кто был старше и мудрее - например, с канцлером.
        - Ребенок… родился мертвым, - задыхаясь, выдавил из себя Кэрью и уронил голову. - Мальчик. Прошу вас, спуститесь и утешьте короля. Он сам не свой от горя.
        - Разумеется, - скорбно ответил Валравен. Собираясь с силами для предстоящего, он бросил последний взгляд в окно. Майя заметила, как он стиснул челюсти, как хрустнул пальцами, но уже в следующее мгновение он глубоко вздохнул и повернулся к рыцарю.
        - Идем, Майя.
        Неожиданное это приглашение и напугало девочку, и польстило ей. Она сползла с подоконника, и по ногам кинжалом ударила боль. Украдкой растирая лодыжки, Майя захромала вниз по ступеням. Канцлер шел впереди.
        В сердце девочки боролись противоречивые чувства. Братик умер. А может, и не жил вовсе, хотя, правда, кладя руку маме на живот, Майя порой ощущала движения ребенка. Нахлынули воспоминания, соблюдать приличествующую случаю сдержанность становилось все тяжелее. Прошлые матушкины трагические беременности остались далеко в прошлом, когда Майя была еще слишком мала и беспечна. На сей раз удар вынести было тяжелее, однако она должна быть сильной - ради отца с матерью. А в самом дальнем, крошечном, постыдном уголке души у нее таилось нетерпение. Весь последний год канцлер готовил девочку в наследницы отцу, однако когда мать понесла, Валравен стал уделять обучению меньше внимания. Быть может, теперь она, Майя, получит возможность править страной самостоятельно, а не через какого-то там мужа? Мысль о королевской короне была сладка, слаще медового печенья, и в этот скорбный миг выглядела гадко. «Наверное, я очень плохая, раз сейчас об этом думаю», - сказала себе Майя.
        Достигнув главного коридора, они пошли быстрее. Весть об исходе родов расходилась по замку, порождая стоны и завывания. Скорбь королевской четы никого не оставляла равнодушной. В груди у Майи стало тесно. Девочка сжалась и постаралась держаться поближе к канцлеру. Они достигли другой башни и стали подниматься по ступеням. Один за другим загорались яр-камни, освещая их путь холодным бездымным светом. Лестница делала виток за витком, и вот наконец послышались голоса. Статный рыцарь покачал головой и сказал, что не смеет входить. По лицу его текли слезы. Но Майя не плакала. Канцлер обошел рыцаря, и Майя сделала то же самое.
        Достигнув верхней площадки лестницы, Майя расслышала голос отца. Хриплый, яростный, он был исполнен страдания.
        - И зачем я только взял тебя в жены!
        Осознав услышанное, Майя пришла в ужас. Отец никогда не говорил ничего подобного. Майя буквально онемела.
        Канцлер остановился у двери. Глаза его сузились от ярости, но лицо было обманчиво спокойным, а худая фигура излучала решимость. Канцлер протянул руку и удержал Майю, не позволив ей войти в комнату.
        Майя услышала плач матери.
        - Прости меня, муж мой. Прости! Я… молю… прости меня… Мое дитя! О, сын мой! - И она снова глухо зарыдала, перемежая рыдания сдавленными всхлипами.
        - Сколько боли я тебе причинил! - со стоном произнес отец. - Лучше бы мы никогда… - голос его исказился, и король яростно откашлялся. - Отчего Исток нас подвел… в который раз? Я владел своими мыслями. А ты - своими. Нас учили, что все начинается с мысли. А бдения, которые мы совершили, дабы упрочить связь с Истоком… весь город совершил бдение! - голос его зарокотал как гром. - Отчего же Исток опять посмеялся над нами? Во имя Идумеи, чего еще он от нас хочет?
        - Нет… нет… это не… Исток не… не повинен ни в чем, о муж мой, - с трудом выговорила мать.
        Майе стало страшно. Захотелось съежиться, спрятаться, стать совсем маленькой. Родители, рядом с которыми всегда было так хорошо и спокойно, - эти самые родители ныне пребывали в отчаянии и бессилии. Это было ужасно.
        - Я-то полагал, - с горькой язвительностью произнес отец, - что, если мы будем повиноваться воле Истока, наш род продлится. Но это уже в четвертый раз! Это знак: наш брак проклят.
        - Нет! - умоляюще вскричала мать. - Ведь мы оба ощутили одно и то же, Браннон. Мы чувствовали, что Исток благословил наш брак. Это испытание. Испытание нашей… нашей веры.
        - Очередное испытание? - прошипел отец. - А потом что? Опять испытание? А если это все - ошибка? Что, если нам вовсе не следовало вступать в брак? Но мы совершили ошибку и теперь расплачиваемся за это.
        - Обними меня, муж мой. Прошу тебя, обними. Я не могу этого слышать…
        После этого слов было уже не разобрать. Рука канцлера Валравена крепко, до боли стиснула плечо Майи. Девочка посмотрела в наливающиеся серебром глаза. Царившие в комнате гнев и боль таяли, утекали в кистрель, висевший на шее канцлера. Лицо Валравена исказилось болью, пальцы впились в плечо девочке так сильно, что она едва не вскрикнула, но закусила губу и промолчала, видя, какое облегчение магия приносит ее родителям.
        Валравен осушал их страдание и выпивал их боль. Из-под пышного воротника виднелся изгиб причудливой, похожей на змею татуировки, которая обвивала шею канцлера. Он говорил Майе о том, что странные несмываемые узоры на коже - расплата за обращение к кистрелю. Последствия магии, которые ложатся на всякого к ней прибегнувшего. Как-то раз канцлер даже показал Майе собственную татуировку, извивистую темную отметину, уходившую куда-то в гущу седых волос.
        В комнате больше не кричали и не рыдали. Глаза канцлера наполнились слезами. Он провел по глазам тыльной стороной ладони и разжал пальцы, что стиснули плечо Майи. Потом будут синяки, подумала девочка.
        Валравен прожег ее взглядом.
        - Никому и никогда не говори о том, что ты сейчас услыхала, - шепотом приказал он. - Горе не любит посторонних ушей. Когда супруги переживают столь тяжелый удар судьбы, они могут говорить вещи, о которых позже пожалеют. Я помог им и забрал самое горькое. Запомни этот урок, дитя. Кистрель может облегчить даже самое тяжкое горе. Главное - уметь управлять своими чувствами.
        - Я научусь, - твердо пообещала Майя.
        И они вошли в комнату, где висел не успевший еще развеяться тошнотворный запах крови.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Корриво
        Грубая рука тряхнула Майю за плечо, вырывая ее из сна. Майя заморгала, не в силах разом стряхнуть туман сновидений. Слуха ее достиг комариный звон, и девушка потрясла головой, пытаясь понять, где она. Густой непроходимый лес вздымался вокруг, и деревья трогали отсыревшими от росы лапами ее изорванную рубаху и изношенный плащ. Поморщившись от боли в ранах и синяках, Майя села и еще раз попыталась вспомнить, как она сюда попала.
        Она еще несколько мгновений шарила в памяти, но вот наконец хлынули воспоминания - такие, что Майя уже почти жалела об их возвращении. Это - проклятые леса южной Дагомеи. Отчаявшись отыскать средство от всех тех бед, которые обрушились на Коморос после изгнания дохту-мондарцев, король дал дочери кишона - наемного убийцу, нескольких солдат в качестве охраны и отправил на поиски утраченного аббатства, в котором хранились секреты ордена. Путь к аббатству был усеян опасностями, отцовских солдат разогнало и растерзало страшное чудовище, и в живых остались только Майя и кишон. Аббатство они нашли, но, войдя в него и окунувшись в его тайны, Майя поняла, что до конца путешествия еще далеко.
        Все было как в кошмаре. Все было наяву.
        - У вас отсутствующий взгляд, леди Майя, - сказал кишон и присел перед ней на корточки. По его щекам тек пот, жесткие волосы слиплись. Раны на руках и ногах были перетянуты тряпками, сквозь которые проступала засохшая кровь. Кишон испытующе вгляделся ей в лицо, скользнул взглядом по свисавшему в вырезе рубахи кистрелю и по темным пятнам татуировок, покрывавших ключицы и шею девушки.
        - Мне приснился сон, - хрипло произнесла Майя и снова потрясла головой, избавляясь от липкой паутины воспоминаний. В волосах у нее запутались ветки и листья. Она потянулась, выгибая спину, пытаясь размять мышцы, и стала энергично растирать руки. Все вокруг казалось вязким и неспешным, призрачно-размытым.
        Вернувшиеся во сне детская ярость и детская боль никак не желали уходить. Майя медленно потерла виски. В день, когда мать родила мертвого ребенка, в облике отца впервые мимолетно проступил образ человека, которым ему предстояло стать. При мысли о собственной детской наивности Майя содрогнулась. В горле поднялась жгучая волна. Ах, как ясно она помнила, что значит быть принцессой целой страны!
        Что ж, больше она не та наивная девятилетняя девочка. Теперь она вдвое старше, да и не принцесса вовсе.
        - Что вас тревожит? - хмуро спросил кишон. Лицо его было изрезано шрамами, половины уха не хватало.
        Майя покосилась на него.
        - Приснился грустный сон. Из детства.
        В боку проснулась внезапная боль, и Майя с силой размяла его пальцами.
        - Матушка тогда опять родила мертвое дитя. Она горевала. Отец был с ней груб. Это было давно, - она помолчала. - А потом меня отослали.
        - То есть изгнали, - бесцветным голосом подсказал кишон.
        Майя покачала головой.
        - Нет, сначала отослали, отправили в город Бриджстоу на границе с Прай-Ри. Формальным предлогом было - помочь уладить пограничную тяжбу между Прай-Ри и Коморосом.
        - Формальным предлогом, - почти весело хмыкнул кишон. В его исполнении это было равносильно громкому смеху. - Ну и словечки у вас, моя госпожа! Я убийца, а не ученый!
        - Прости. Никак не приду в себя после этого сна. В девять лет меня отправили в Бриджстоу. Это предложил канцлер. Помнишь канцлера Валравена? - Кишон коротко кивнул. - Когда матушкины роды вновь окончились бедой, он посоветовал родителям отправить меня в Бриджстоу, дабы я начала овладевать обязанностями наследницы трона. Я прожила на границе с Прай-Ри три года. Там я выучила их язык, - Майя разгладила безнадежно измятые юбки. - Красивая страна. Матушкино Семейство оттуда родом. По-моему, бабушка моя - Альдермастон одного из тамошних аббатств. И деревья такие старинные. Ты там был?
        Кишон молча покачал головой.
        Вокруг них вилась уже целая туча комарья, привлеченного, по всей видимости, звуками голосов. Разгонять комаров ладонью было бессмысленно - они тут же слетались вновь. Майя подумала было о том, чтобы воспользоваться кистрелем, но остановила себя: взывать к его силе следовало чрезвычайно экономно. Татуировки уже поползли вверх по горлу, и очень скоро любой внимательный наблюдатель сможет без труда их разглядеть. Если же кто-нибудь узнает, что она пользуется кистрелем, об этом тотчас же станет известно дохту-мондарцам, и ее немедленно казнят.
        Правда, она и так идет навстречу смерти…
        Миссия, которую она приняла на себя в утраченном аббатстве, определила ее судьбу раз и навсегда. Майе предстояло отправиться в Несс, отыскать там Верховного Провидца - точнее, Провидицу - мастонов и выяснить, как появились Бесчисленные и каким образом они сумели наводнить и уничтожить королевства. Только это знание может спасти Коморос. Но как, спрашивается, добраться до самого сердца ордена, который запретил женщинам учиться читать и взывать к Истоку?
        Невидящим взглядом Майя уставилась на тонкий, поросший лишайниками и мхом ствол упавшего краснодерева. Тишину заполнил комариный звон и пощелкивание каких-то насекомых. Майя с кишоном торопились на запад, надеясь выйти к берегам Дагомеи, где должно было ожидать «Благословение Бернайленда», судно, которое доставило их сюда. Земли, по которым они странствовали, не прощали ошибок и были жестоки к чужеземцам, и хоть кишон сам был этим землям под стать, странствие было омрачено множеством бед. Каждую ночь путников терзали полчища кусачих насекомых. Под ногами то и дело мелькали змеи, причем опасные, ядовитые. Источники с чистой водой встречались отчаянно редко - впрочем, к счастью, дорогу к утраченному аббатству стерегли яр-камни.
        Майя повернулась к яр-камню, у которого ее настиг сон. Узкий, высокий, с закругленными гранями, он был немногим ниже стоящей Майи. На камне было вырезано лицо, почти полностью успевшее изгладиться за прошедшие столетия. На яр-камнях всегда вырезали лица, а служили эти камни для того, чтобы направлять силу Истока, даруя людям воду, свет, огонь, тепло и множество всевозможных позабытых вещей. Без яр-камней этот поход был бы невыносим.
        Взятую в дорогу провизию путники давно уже съели, однако кишон был привычен к такой жизни и без труда находил добычу, пусть и не на самый изысканный вкус, - ящериц, крыс, белок, а порой даже летучих мышей. Страстно мечтая о нормальной еде, Майя надеялась, что уже через несколько дней они выйдут к кораблю. Пусть он понесет их в Несс, навстречу страшной судьбе, пусть что угодно, лишь бы только выспаться в нормальной человеческой постели!
        - Покажите укусы, - сказал кишон и сделал движение, словно желая коснуться платья.
        Ворот платья был разорван в том месте, где солдаты отца, посланные ее защищать, рванули кистрель, пытаясь сорвать его, а саму Майю - задушить. Девушка сжала ткань в кулаке и помотала головой.
        - На корабле посмотришь, - сказала она. - И у меня ничего не болит.
        Кишон хмыкнул, пожал плечами и встал. Он осмотрел яр-камень, провел забинтованной рукой по щербатым каменным бокам, фыркнул с видом не то презрительным, не то высокомерным и стал ждать, покуда Майя вызовет чистую воду, чтобы они могли напиться.
        Майя отбросила за спину спутанные темные волосы, встала сбоку от камня и наклонилась, чтобы не замочить платье. Девушка воззвала к кистрелю, и глаза яр-камня загорелись двумя угольями. Из щели, некогда изображавшей рот, хлынула вода. Майя сунула под струю руки и стала тереть, наслаждаясь ощущением бегущей по пальцам холодной воды. Сложив ладони ковшиком, она напилась. Потом еще раз. Еще. Источник не иссякал, и вода без устали наполняла небольшую ямку у основания камня.
        После Майи пил кишон. Он сунул голову под воду, а потом стал ловить струю иссеченными шрамами губами и пить большими глотками. Дожидаясь, пока он напьется, Майя положила руку на камень.
        Стоило ее коже коснуться камня, как в сознании возник образ, такой ясный и четкий, словно перед ней распахнулось окно в иную страну, и теперь она видела ее одновременно с тем, что было вокруг.
        - Кто ты?
        Этот вопрос исходил от человека - мужчины, стоявшего на коленях перед другим яр-камнем в череде указывавших дорогу к аббатству. Увидев груду костей и ржавых доспехов, Майя сразу узнала это место. То было поле давней битвы, в которой не выжил никто. Волосы и борода человека были словно припорошены пеплом, лицо - усталое и грязное. Черная куртка дохту-мондарца была в грязи. В левой руке человек сжимал кистрель.
        - Кто ты, девчонка?
        Его яростная мысль впилась в разум Майи, обездвижила ее, связав той самой нитью, что протянулась между девушкой и яр-камнем. Майя не могла пошевелиться. Не могла дышать. Вокруг человека стояли рыцари в дагомейских одеяниях. Майя запаниковала. Эти люди тоже пришли в проклятый лес… и охотились они на нее! Мысль беловолосого была сильна и безжалостна.
        Майя попыталась оторвать руку от камня, но не могла пошевелиться. Чуждая, страшная сила потекла по ее костям и жилам, связывая, обездвиживая.
        «Она попалась, - подумал человек, обращаясь к кому-то другому. В поле зрения вступил еще один человек в дохту-мондарской рясе и тоже положил руку на камень. Его мысли зазвучали четко и ясно. - Прошлой ночью она спала у гаргуйля. Орландер уже почти на месте. Я буду держать ее, пока он не прибудет. Попалась! Ее-то мы и ищем».
        Усилием воли Майя оттолкнула его мысль. Сила, сжимавшая ее в тисках, застонала, и Майя рванулась на свободу. Ей не удалось сдержаться, и сквозь связывавшую ее нить потекли воспоминания.
        «Эй, Корриво, а она не из слабеньких!» - почти восхищенно подумал второй дохту-мондарец.
        «Я все равно сильнее», - отрезал беловолосый. Майя по-прежнему видела его… этого бородатого, Корриво. Его мысли ударили ей в сознание. Они были как окованный железом таран, и Корриво сжал зубы, ломая ее сопротивление.
        «Попалась, Марсиана Соливен, - подумал, обращаясь к ней, Корриво. - Мы захватили твой корабль с командой. Пока ты спала, я выслал вперед двух охотников с солдатами. Тебе от меня не уйти. Сдавайся, леди Марсиана».
        Майя дрожала от ярости страха. Ее воля схлестнулась с волей врага. Майя дрогнула. Корриво нахмурился, мрачное его лицо потемнело.
        «Я тебя вижу. Нас послал король Дагомеи, в борьбе с ним ты бессильна. Мы выследим и схватим тебя, моя леди, это я тебе обещаю. Тебе не уйти. Когда придут солдаты, ты сдашься в плен. Прикажи своему защитнику сложить оружие. Сделай…»
        Майя крепко зажмурилась и попыталась изгнать из головы мысли дохту-мондарца, однако, как ни старалась, они отпечатывались у нее в сознании, словно вырезанные в камне руны. Враг давил Майю своей волей, приказывал ей повиноваться. Майя ощутила, как чужая сила завладевает ею, и поняла, что если она увидит этого человека, то не сможет не подчиниться.
        - Моя госпожа? - поднял голову кишон. Должно быть, он догадался: что-то случилось.
        Майя не могла говорить. Язык не повиновался ей. Она посмотрела на кишона молящим взглядом.
        «Уходи, - в отчаянии подумала Майя. - Не вмешивайся».
        «Не могу ее удержать», - подумал второй дохту-мондарец, внутренне застонав от усилия.
        «Ничего, удержим, - подумал Корриво. - Будем держать вместе, усмирим как миленькую. Не ослабляй захват!»
        Хватка чужого разума усилилась, и в голове у Майи взорвалось облачко боли. Девушка застонала, чувствуя, как крошится и рушится ее воля. Колени дрожали, тело сотрясали конвульсии. Она поспешно ушла в себя, призывая на помощь последние крохи силы и решимости. Она отобьется. Иначе никак нельзя. Пусть она погибнет на пути к цели, но не здесь, не сейчас.
        «Сдавайся, леди Марсиана. Сдавайся. Сдавайся!»
        Она задохнулась - кишон рывком отбросил ее от яр-камня и упал сверху. Связь с камнем оборвалась, и мучительная хватка чужого сознания исчезла. Майя часто задышала, хватая ртом воздух.
        - Они нашли нас, - выдохнула она, перекрывая стук зубов. - Дохту-мондарцы идут за нами!
        - Где они? - кишон быстро встал и рывком помог подняться Майе, выхватил клинок и резко развернулся, вглядываясь в чащу.
        - Идут по нашему следу, - сказала Майя, указывая на запад. - Я увидела их разумом. Они говорят, что захватили наш корабль и команду. Они знают, что мы остановились на ночлег у камня, поэтому послали вперед своих людей и двоих охотников в придачу. Надо бежать, но куда? Путь по морю для нас теперь закрыт.
        Сердце бешено стучало. Вокруг была чужая земля. Земля, где родилась погибель.
        - Если они захватили корабль, на запад нам нельзя. Выбора нет - придется идти на север. Пешком через всю Дагомею.
        Майя понимала, что кишон прав, однако сама мысль об этом переходе страшила ее до глубины души. Между Коморосом и Дагомеей исстари царило нем ирье. Молодой, жестокий, честолюбивый дагомейский король поклялся низложить отца Майи и забрать под свою руку Коморос, и причиной его гнева было не только изгнание ордена Дохту-Мондар из пределов Комороса, но и разорванная много лет назад помолвка с самой Майей. Но король Дагомеи не знал, что в отцовском королевстве больше не было ни мира, ни покоя и что судьба Комороса ныне лежала на плечах изгнанницы, королевской дочери, лишенной наследства.
        Майя и кишон поспешно собрали пожитки и торопливо углубились в лес. Вскоре яр-камень остался далеко позади. Они не бежали - бег слишком быстро утомил бы их. Преследователи шли всю ночь, в темноте, а потому наверняка устали и не сразу поймут, куда пропали беглецы. Майя шла, а в голове у нее разворачивалось что-то черное и маслянистое, словно бы оттиск намерений дохту-мондарцев. За всю свою жизнь она лишь дважды видела людей со столь сильной волей. А ведь с солдатами могут идти и другие. Если дагомейцы знают, что у женщины, которую они преследуют, имеется кистрель, они пошлют столько людей, сколько понадобится, чтобы смирить ее силу.
        Майя наткнулась на ветку. От торопливой ходьбы сердце неслось галопом. Майя всегда любила карты изведанных земель и всю жизнь охотно рассматривала их, запоминая названия городов и провинций, обводя пальцем горы и леса. Она с детства помнила, что более половины территории Дагомеи необитаема. Сама природа этих земель восстала против королевской власти, и на место человека пришла Гниль, которая уничтожила королевства и воцарилась на их месте. Никто не селился здесь, ибо в проклятых землях в изобилии обитали смертельно опасные змеи и ядовитые пауки. В северной части Дагомеи человеческие поселения еще были, но на юге, вдали от прибрежной полосы, селились лишь редкие смельчаки. Как ни старалась Майя, она не могла припомнить ни единого названия здешних деревень или городов.
        Она в ужасе осознала, что теперь от Несса - главного обиталища Дохту-Мондар - ее отделяли целых три государства: Отландия, Пайзена и Мон. Мон находится на самом побережье, его, возможно, удастся обойти, но вот избежать пути через остальные страны можно, лишь имея корабль. И все три государства ополчились на ее отца с того самого дня, как он изгнал дохту-мондарцев из Комороса.
        Они шли с решимостью, рожденной отчаянием. Майя была крепкого сложения и сумела пережить все опасности, что уже повстречались на ее пути. Она твердо шагала по сырой чавкающей жиже, не ноя, не жалуясь на несправедливость судьбы. На жалобы не оставалось времени. Надо было обойти преследователей, добыть провизию и как можно быстрее добраться до цели.
        Желудок ее протестовал против столь быстрой ходьбы и сжимался в болезненных спазмах, горло пересохло от жажды. Солнце выползло из-за горизонта и покатилось вверх, пронзая лучами тусклую листву и гладя обросшие мхом валуны, которые валялись тут и там. Не было ни единой приметы человеческого присутствия. Ни единого дорожного камня.
        Они позволили себе краткий привал: Майе нужно было восстановить силы. Исхлестанные, иссеченные жесткой травой ноги отчаянно чесались. Щиколотки распухли и покраснели. Майя тяжело дышала, сердце стучало в ушах как барабан.
        - Как по-твоему, они далеко? - еле выговорила она.
        Кишон покачал головой, но смотрел при этом вперед, а не назад.
        - Рано или поздно им все равно придется сделать привал. А вот нам останавливаться нельзя. Будем идти всю ночь. Так им придется искать след, а это тоже время. Они ведь не знают, куда мы направляемся, так?
        Майя покачала головой.
        - Им неоткуда знать. Несс - последнее место, где нас будут искать.
        Отдых окончен; кишон крепко взял Майю за руку, и они вновь принялись пробираться сквозь заросшую подлеском чащобу. Майю мучила жажда. Пить из поросших папоротником болот они не осмеливались, понимая, что вода в них так же ядовита, как и все в этой земле, а поиск яр-камней был бы неоправданным риском. Что, если Корриво караулит у своего яр-камня в ожидании этой возможности? Нет, нельзя выдавать дохту-мондарцам свое присутствие и свой путь. Пусть впустую рыщут в темноте и шарят по кустам.
        Если бы только у Майи имелся собственный охотник! Он заметал бы след, знал бы эту землю со всеми ее тайнами. На него можно было бы положиться. Майя упорно шла вперед, а мысль об охотнике упорно билась у нее в голове. Собрав все силы души, Майя безмолвно, яростно крикнула в пространство: «Мне нужен охотник! Мне нужен тот, кто знает путь!»
        Словно ответом на ее мольбу, в лицо ударил ветер. Быть может, то был ответ Истока? Майя не знала.
        На исходе дня она поняла, что не ошиблась.
        Когда я была безродной и жила в Муирвуде, некий странный человек по имени Мадерос рассказал мне сказку о горе близ аббатства. Гора называлась Тор. Мадерос рассказывал, как однажды с севера пришли воины. Они пришли не из семи королевств, а из страны темных озер и каменистых фьордов. Они приплыли на длинных расписных ладьях и обрушились на наши земли. Они вырезали деревню на озере у аббатства, а потом маршем пошли на Муирвуд. И тогда Альдермастон воздел руки и призвал гору из тех, что высились вокруг. И гора поплыла над землей и обрушилась на врагов, погубив их. Но знай, о правнучка, что погибли не все солдаты. Те, что остались живы, бежали назад, в свои темные земли, и рассказали там о жителях семи королевств и о могучей силе, которой наделяет их Исток. Знай, что эти люди, нессийцы, пришли на брошенные нами земли и завладели ими. Нессийцы хитры и всегда готовы к драке. Когда в семь королевств Комороса, Прай-Ри, Дагомеи, Отландии, Мона, Авиньена и Пайзены вернутся мастоны, они увидят, что на покинутых землях воцарилось иное, восьмое королевство. Жители его будут выказывать притворное дружелюбие, но
доверия в их сердцах не будет. Они будут бояться вас. Они возродят орден Дохту-Мондар. Помни об этом.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Аргус
        Поначалу они почуяли запах горящих дров, легчайшую нотку дыма в воздухе. Чуть позже стал виден и сам дым. На него и пошли путники. Переставляя измученные каменистыми горными тропами ноги, они перевалили через усыпанный снегом хребет и увидели внизу перед собой озерцо, а на его берегу - деревушку. Крутые склоны были усыпаны обломками сланца и гранита, поэтому путникам всякий раз приходилось тщательно выбирать место, чтобы поставить ногу. По небу неслись рваные белесые облака, время от времени закрывавшие солнце. Майя долго смотрела на селение. Она заметила, что среди росших на гребне и ниже по склону сосен многие были мертвы, и кора их светилась серебром в тонких темных прожилках. Майя провела рукой по гладкой серой древесине и снова поглядела вниз, на деревню. Там можно найти еду, подумала девушка, и в животе у нее запело от предвкушения.
        Кишон оглянулся в поисках погони, затем вновь устремил свой взгляд на деревню.
        - Десятка два лачуг, не больше, - пренебрежительно заметил он. - Эти нам не помогут.
        - Да, у меня ноги уже не идут, и нам нужна пища и вода, - сказала Майя. После тяжелого подъема колени у нее горели от боли. - Где бы мы ни заночевали, главное - идти вперед. Может, кто-то в деревне знает здешние места и поможет нам отыскать путь.
        - Или, наоборот, попытается нас задержать, - мрачно возразил кишон. - Ну да для гарнизона эта дыра маловата, так что людей короля опасаться не приходится. Хоть согреемся у огня. Будьте осторожны, леди Майя, здешние склоны опасны. Держитесь за мою руку. Будем спускаться.
        Она была признательна за помощь, не раз и не два ее башмачки соскальзывали при спуске, камни вылетали из-под ног, задевая по пути другие, или скатывались с вершины. Сердце ее билось страхом и усталостью с каждым шагом, приближающим их к долине.
        Майя по достоинству оценила уединенность этого места, его укрытость и удаленность от остального мира. В деревню не вела дорога, однако, спускаясь, они наткнулись на узкую тропку, протоптанную среди кустарников и валежника, - свидетельство того, что жители деревни имели обыкновение подниматься в горы. Солнце уже садилось, яростные порывы ветра выдували последние крохи тепла, и Майя все сильнее цеплялась за руку кишона.
        В горах им не раз попадались странные растения и животные, однако как ни тяжел был спуск, с каждым шагом воздух вокруг становился иным. С тех пор как они ступили на иссеченное штормами побережье Меровии, Майя чувствовала, что земля вокруг проклята и буквально сочится враждебностью. Однако здесь все было иначе. Горные клыки и каменные оползни остались позади, и разлитая в воздухе враждебность начала таять. Тут и там на глаза им попадались следы самых обычных оленей и лис. Незамысловатая птичья песенка ласкала слух. В сердце Майи ожила надежда, в существовании которой она не смела признаться даже себе самой. Она помнила, что по пятам за ней идут дохту-мондарцы, и все же теперь ей верилось, что отчаиваться рано.
        - Мы в самом сердце Дагомеи, - сказал кишон и остановился зачерпнуть ладонями воды из ручейка. Впервые с самого утра у них была вода, и они пили долго и сладко, после чего наполнили меха. - Я плохо говорю на их языке, поэтому объясняться придется вам. Говорите как можно меньше. Странные путники, хорошенькое личико - чем не повод для сплетен, - он вытер рот затянутой в перчатку рукой. - Даже по наряду видно, что мы чужаки. Попробуйте купить у них информацию. Если будут упрямиться - я упрощу дело.
        Майя посмотрела ему в глаза.
        - Я не хочу беды этим людям. Они ни в чем не виноваты.
        - Вы обещали доверять моему мнению, миледи. Поверьте, в таких деревнях страх сильнее звонкой монеты. Они мне не чета, им нас не взять, даже если навалятся все и разом. Не полезут на рожон - не обижу. Но действовать надо будет быстро. И не забывайте о главном. Нам нужна провизия, столько, чтобы хватило до самой Пайзены или Мона. Найдется проводник - еще лучше. Не найдется - уведем его силой.
        - Конечно. Но сначала я все-таки попробую договориться по-хорошему.
        Кишон выпрямился, стряхнул с рукава веточку, оглянулся на тропу за спиной, кивнул. Майя опустилась на колени, зачерпнула ладонями воды и выпила. Вода была чистая, холодная, вкусная. После долгой дороги у Майи болело все тело. Девушка вздохнула. Швы покрытого грязью платья тут и там разошлись. Пришлось потуже завязать на шее плащ и накинуть капюшон, чтобы не видно было лица. Сумерки в этом краю наступали быстро, и путники ускорили шаг, чтобы успеть в селение до того, как падет ночь, и не блуждать в потемках. Безжалостный ветер раскачивал исполинские сосны, рвал со спины разлетающийся плащ, норовил сбросить капюшон.
        Они вошли под сень растущих вдоль озера деревьев. Ветер рвал и трепал одежду. Повсюду, куда ни глянь, покоились огромные, порой в два человеческих роста валуны. Поднимались они и из воды на отмелях, и только тут Майя поняла, что камни эти некогда откололись от горы и скатились по склону вниз.
        Среди деревьев тут и там высились грубо сложенные из камня хижины, многие - с небольшими дымовыми трубами, источавшими тот самый дым, который заметили путники, стоя на вершине. Недостатка в дровах здешние жители явно не испытывали - в лесу хватало сухостоя. Под башмаками у Майи захрустели камушки и сосновая хвоя. Путники миновали один домишко, другой, но не встретили ни души. Из одного здания - вероятно, харчевни или таверны - доносились голоса. По всему выходило, что местные жители предпочитают проводить время там. Стены таверны представляли собой плоские куски камня, изделия не рук человека, но самой природы, выложенные вокруг огромного валуна. Все вместе походило на руины некогда величественного замка, укрытые деревянной крышей, грозившей провалиться под весом толстого слоя сосновых игл.
        Кишон кивнул в сторону здания. Путники подошли к единственной двери. Кишон потянул за железное кольцо, и изнутри пахнуло душистым теплом. Майя невольно улыбнулась - ах, упасть бы на пол прямо здесь и уснуть!
        В зале сидели в основном мужчины, хотя, впрочем, имелось и несколько женщин - худых, жилистых, с обветренными лицами. По трем стенам комнаты располагались три очага, и в одном из них жарилась на вертеле оленья туша, от запаха которой у Майи немедленно потекли слюнки.
        Путники вошли. К ним шагнул очень высокий - невероятно высокий, Майя таких никогда не видала - человек, шевелюра которого знавала лучшие дни. Он махнул рукой, приглашая их входить, и низким рокочущим голосом приветствовал новых гостей. Говорил он по-дагомейски, однако не вполне чисто, с небольшим акцентом.
        - Добро пожаловать, путники, - дружелюбно улыбнулся он. - Хотите хлеба и вина? Сюда, садитесь здесь, у огня. Эмили! - рявкнул он так, что затряслись стены. - Отдыхайте, я поесть принесу. Устали, видать, с дороги-то.
        - Благодарю, - сказала Майя, старательно подражая его акценту. Они уселись у ревущего очага. Майя мгновенно согрелась, лицо ее порозовело. Приветствовавший их великан - мужчина средних лет - в несколько широких шагов пересек залу. Женщина - жена? - торопливо составляла на поднос еду. Остальные гости обернулись к вошедшим, окинули их внимательным взглядом, а затем вернулись к беседе.
        Сквозь рев пламени и гул голосов Майя уловила обрывок фразы:
        - …это в медвежьем-то помете? Во имя Чишу! Руку мы там нашли, человеческую руку. Оторвал ее мишка и сожрал, одни косточки остались. И то сказать, кто ж бродит по горам на зиму глядя? И сожрут, и не жалуйся потом!
        Майя удивленно моргнула и обернулась. Эти слова принадлежали коротышке с грудью, напоминавшей пивной бочонок, и такому широкоплечему, что из него, пожалуй, можно было бы выкроить двоих. В курчавых медных волосах коротышки проступала плешь, жесткая заостренная бородка была скорее каштановой, нежели рыжей. За массивным стулом коротышки лежал, положив голову на лапы, огромный охотничий пес с короткой жесткой шерстью и неотрывно смотрел на Майю.
        Но поразительней всего были не слова, а речь незнакомца, ибо в ней отчетливо слышался акцент жителя Прай-Ри - произношение, какое нечасто услышишь в самом сердце Дагомеи.
        - Ну уж нет, и не просите. Я-то эти горы исходил вдоль и поперек, и вот что я вам скажу: дураков на свете хватает. Особенно которые богатенькие. Будто буран разбирает, у кого денежки водятся! Вот однажды шел со мной один, так его молнией шандарахнуло. А я рядом стоял, вот как с тобой сейчас, аж шерсть на руках дыбом. Как на духу! Аргус его жрать кинулся, я еле оттащил. Клянусь Чишу! Медвежатину жрать - жри, а человека не дам!
        Он потрепал собаку по голове и расхохотался, держась за брюхо. Собравшиеся вокруг слушатели вторили ему грубым смехом.
        Майя пригляделась. Коротышка говорил громко, и потому все внимание присутствующих было приковано к нему. Рыжие волосы в Дагомее редкость. Он из Прай-Ри, это наверняка. Лет на десять-двенадцать старше Майи. Судя по широкой улыбке, коротышка был вполне доволен своим положением. На поясе у него Майя подметила два метательных топорика и длинный нож, да и голодающим этот тип не выглядел.
        Великан-хозяин поставил на стол грубый поднос с хлебом, орехами, сыром и лесными ягодами.
        - Мяса тоже принесу, как дожарится, - пообещал он. - Согрелась, красотка?
        Майя кивнула и еще раз поблагодарила.
        - Сколько стоит ужин? - спросила она.
        Великан отмахнулся от вопроса, только головой покачал:
        - Кто ж это с голодного берет плату? Мы люди простые, живем своим трудом. Что имеем, тем и поделимся.
        Тут уж Майя насторожилась. Неужели они забрели в мастонскую деревню?
        - Спасибо, вы очень добры. А что это за человек вон там, у того камина? - спросила она.
        Великан широко улыбнулся.
        - Это-то? Говорит, что он лучший следопыт и охотник Дагомеи. Я так и понял, что вы его ищете. Это он принес оленя. Звать этого парня Джон Тейт. Вам ведь охотник нужен, верно? Мы уж знаем, как явился кто незнакомый, значит, за охотником пришел.
        - Познакомьте нас, пожалуйста, - попросила Майя, ощутив прилив тепла, которое не имело никакого отношения к огню в очаге. Дорога не зря привела ее в это уединенное селение. Все свершилось по воле Истока.
        Великан кивнул, подошел к коротышке, нагнулся, шепнул ему что-то на ухо. Взгляд коротышки оставался безмятежным. Охотник кивнул и жестом велел собравшимся расходиться. Его послушались, но неохотно, неприязненно поглядывая на Майю с кишоном. Джон Тейт не спеша сполз со стула и, грохоча тяжелыми башмаками по грязному полу, подошел к путникам. Пес поднял голову и навострил уши, но не сдвинулся с места.
        Майя умирала от голода, однако отодвинула теплый хлеб и орехи и посмотрела на охотника. Взгляд его карих глаз скользнул по изорванному платью, по потрепанному наряду кишона, по лицам, на которых застыло загнанное выражение. Охотник подтащил стул, развернул и уселся на него верхом, уложив на спинку толстые, как окорока, руки.
        - Вы, значит, через горы перевалили, - уверенно и не спеша произнес он. - Да еще с той стороны. И дошли живыми. Бывает же, - он кивнул кишону. - Что, волков повстречали? Шрамы-то того… Вижу, изрядная была стая, и голодная к тому же. А руки-то изрезали! Кровососки прицепились, ясно. Знаю я их - как залезли под кожу, так сразу надо выжечь, а не то так вырезать. Болезнь от них, мозги плавятся, - охотник весело хмыкнул и покачал головой. - Ну, понятно, обратно вам лезть незачем, и я вам не для того нужен. Что ж вы тогда тут делаете, а?
        Майя втайне возликовала - вот тот самый проводник, которого им так не хватало! Вот только надо быть осторожней и не сказать лишнего.
        Она решила пойти на хитрость.
        - Не ожидала встретить здесь человека, который говорит на языке Прай-Ри, - заметила она, переходя на тот же язык. Чужие слова рокотали, перекатываясь, и на лице охотника Майя прочла удивление. Дернулся уголок рта, и охотник ответил девушке широкой улыбкой.
        - И я не ожидал, красотка, - ответил он, коротко наклонив голову, а потом ударил кулаком по столу, отчего тарелки на подносе запрыгали, а их содержимое полилось через край. - Клянусь Чишу! - рявкнул он и гулко расхохотался, так что от звуков его хохота содрогнулись стены. - Еще утром на триста миль окрест не было ни единого человека, который понимал бы мой родной язык! Ох и соскучился я по нему! Кто ты, моя госпожа? - он наклонился к Майе и цепко вгляделся ей в глаза. - Ты ведь не из наших, даром что говоришь чистехонько, не отличить от любой нашей девицы.
        Майя посмотрела ему в глаза и быстро взвесила возможные ответы. Ей нужно завоевать доверие и уважение этого человека, решила Майя, а значит, надо, чтобы он понял, как важна ее миссия. Угрозы тут не помогут. Майе не хотелось называть себя, но она чувствовала, что эта встреча неспроста, этот человек может ей помочь - недаром их свел Исток.
        И она решила довериться охотнику.
        Меня зовут Марсиана Соливен, - негромко произнесла она. Кишон втянул воздух сквозь сжатые зубы и схватил ее за руку, больно сжав пальцы.
        - Да ну? - опешил Джон Тейт, явно пораженный ее прямотой, и негромко засмеялся, покачивая головой. - Леди Майя из Комороса, принцесса-изгнанница.
        Он говорил тихо и даже, пожалуй, приязненно. Снова покачав головой, он сел прямо и сложил руки на груди.
        - Я вас едва узнал. Видок у вас тот еще.
        - Вы меня знаете? - с любопытством спросила Майя.
        - Вы-то меня не помните, вы тогда еще совсем малая были. Ваш батюшка послал вас утрясти пограничную тяжбу Комороса и Прай-Ри. Так-то о вас все слыхали, а я вот еще и повидал однажды. Сам я тогда частенько хаживал по приграничным землям, дровишек подбрасывал… а после так и раздувать помогал. Когда топором поработаешь, когда стрелою…
        - Так вы королевский охотник? Из Прай-Ри?
        Джон фыркнул и отмахнулся:
        - Да какой там королевский. Нанимаюсь я, за деньги. К дворянчикам пожиже, или если у кого деньги водятся, к тем и иду. Язык у меня что помело. Все правду-матку режу не глядя, а кому оно надо? Вот и на королевской службе не задержался. А благородное дурачье знай уши развешивает. Терпеть их не могу.
        - Я ценю верность и уважаю тех, кто не боится сказать правду.
        - Так-то оно так, только от моих россказней у любого уши вянут, - беззастенчиво ухмыльнулся охотник. - Ну да помнится, тяжбу вы таки разрешили, и справедливо, хоть и малость неразумно. По крайней мере, разницы между вашими и нашими не делали, хоть и они, и мы врали напропалую. А по вам никак не сказать было, кому вы благоволите. Очень вас тогда уважали, за справедливость вашу, - охотник прищурился. - Когда ваш папаша… сотворил что сотворил, тяжба вовсю пошла опять. Мне вас жалко было. И надоела вся эта кухня, так что я плюнул и ушел.
        - Далеко же ты забрался, Джон Тейт. Чего ты здесь ищешь?
        - Говорю ж вам, я человек простой. Дворцовые свары, нарушенные клятвы - не по мне это все. Так что решил я убраться от них подальше, да и пошел себе куда глаза глядят, вот и забрел на самый край мира. Добро пожаловать в Аргус, леди Майя! Это я так деревушку назвал, в честь своего кабыздоха. Ишь, опять дрыхнет, дармоед эдакий.
        - Деревню - в честь собаки? - переспросила Майя, не в силах сдержать улыбку. Грубиян и упрямец, этот человек начинал ей нравиться.
        - Имя как имя, подумаешь. Я здесь самым первым поселился. Эту вот домину построил и другие тоже, когда народу прибавилось.
        Он наклонился вперед и положил руки на стол.
        - В Дагомею вам лучше не соваться, сами знаете. Ваше королевство рассорилось со всеми, кто стоит за Дохту-Мондар.
        - Да, я знаю.
        - И все равно вы здесь.
        - Да. Здесь.
        - Чем я могу послужить вам, леди Майя? - он наклонился, и стул под его весом скрипнул.
        - Мне не нужны слуги, Джон Тейт. Ты сам сказал, что тебе нет дела до королей и дворцовых свар.
        - Так куда ж вы собрались, а?
        Майя посмотрела в карие глаза и поняла, что им можно верить. Она пришла в Аргус по воле Истока. И этот человек оказался на ее пути тоже по воле Истока.
        Она наклонилась и смело встретила его взгляд:
        - Тебе можно верить, Джон Тейт?
        Он покопался в бородке, с хрустом поскреб подбородок. Глаза у него потемнели. Охотник сложил руки на животе и заявил:
        - Мне на вашего папашу наплевать. И вообще на всех наплевать. Верить, не верить - сами думайте.
        Майе хотелось оглянуться на кишона и прочесть его взгляд, но она побоялась, что это будет выглядеть признаком слабости.
        - Спрашиваю еще раз: чем я могу послужить вам, леди Майя? - произнес охотник, и в голосе его звучала искренность.
        - Мне нужно пересечь Дагомею. Лучше всего - по дорогам, которыми никто не пользуется.
        - Ну, это-то несложно. Дагомея - страна большая, легко затеряться. Хотите вернуться обратно в Коморос?
        Майя покачала головой:
        - Нет, мне надо в Пайзену или в Мон. Доведи меня до границы, больше я ничего не прошу.
        - Ха, - хмуро фыркнул охотник. - Далековато вы собрались. Приодеть вас надо бы, не то замерзнете в горах насмерть. У меня запасы-то есть, и одежды хватит, я ведь тем и зарабатываю, что вожу по горам всяких разных. Горы, они такие - не пощадят, будь ты хоть трижды благородный и в золоте. Горы уважают тех, кто готов. А вы не готовы. - С этими словами он встал. - Пойдемте-ка со мной. И поднос возьмите. Аргус, рядом.
        Огромный пес вскочил и встал рядом с хозяином. Джон Тейт распахнул дверь. Огонь в очагах заметался под порывом ворвавшегося в залу ветра. Майя ощутила прилив сил. Какое счастье, что Исток привел их в это селение и послал им опытного и умелого проводника, рядом с которым невозможное уже не казалось таким невозможным. Девушка придержала дверь для кишона, тот молча вышел и пошел за ней следом.
        Джон Тейт завел их за огромный валун, составлявший часть стены таверны. Вытянув руку, охотник показал в сторону клыкастого утеса, силуэт которого четко вырисовывался на фоне неба. Небеса были усыпаны бесчисленными звездами, однако там, куда показывал охотник, светились и ползли вниз по горе совсем другие огоньки.
        - Вы не сказали, что за вами погоня, - затвердев лицом, сказал охотник.
        - Это дохту-мондарцы, - негромко произнесла Майя.
        Джон Тейт выругался вполголоса.
        - Ну и кашу вы заварили, - проворчал он. - Этих ребяток так легко не убьешь. Давайте-ка убираться, да поскорее.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Буря в горах
        Распахнув тяжелый деревянный сундук, Джон Тейт принялся торопливо выбрасывать из него одежду. Пес принюхивался, фыркал, яростно хлестал хвостом и тихо рычал.
        - Бери самый длинный налучник! - скомандовал Джон кишону, указав на вбитые в стену колышки, на которых висело снаряжение. - И колчанов пару штук. Так, вот вам добрый плащ, - он сунул Майе шерстяную ткань и снова зарылся в сундук. - Шарф, перчатки… Знали бы вы, сколько народу поотмораживало себе пальцы в этих горах! Знавал я одного типа, так он в метель почесал себе ухо, а мочка хруп, и отвалилась. Клянусь Чишу, не шучу! Ну-ка, ну-ка…
        Он порылся в сундуке и вытащил длинное шерстяное платье темно-вишневого цвета. Фыркнул:
        - Может, даже по размеру будет. Надевайте. Времени мало.
        Майя окинула взглядом тесную каменную хижину. Здесь едва хватало места для них троих. Вместо кровати у стены валялась груда медвежьих шкур.
        Стыдясь раздеваться при мужчинах, Майя отвернулась и принялась возиться со шнуровкой платья, однако охотник остановил ее:
        - Поверх надевайте! В горах чем больше одежды, тем лучше. Выглянет солнышко - тогда снимете. И два плаща надевайте. Эх, вам бы еще по два башмака на каждую ногу… Ну, теперь живо!
        Кишон снял со стены налучник и два колчана. Джон Тейт окинул комнату хмурым взглядом.
        - Фляги с водой у вас есть. Всю еду с подноса - в мешок, вон там возьмите. В бочонке сыр, тоже забирайте.
        Охотник шагнул к стене, сгреб еще два метательных топорика, длинный нож и пращу с мешочком камушков. Надел кожаные охотничьи браслеты и перчатку для стрельбы из лука. Невзирая на немалый вес и общую грузность, двигался он на удивление проворно.
        Аргус поднял уши и издал низкий рык. Пес смотрел на дверь.
        - Либо медведь, либо гости пожаловали, - проворчал Джон Тейт. Кишон выхватил из ножен кинжал.
        - Если хочешь нож покрепче, выбери там, - предложил охотник, кивнув на висящий на стене арсенал, а сам стал запихивать в заплечный мешок медвежью шкуру. За шкурой последовала веревка, небольшая железная сковорода, мешочек с трутом и еще несколько странных вещиц, предназначения которых Майя не знала.
        Пес зарычал громче.
        Майя затянула пояс поверх платья. Джон Тейт приказал:
        - Чшшш! Туши свечу!
        Кишон двумя пальцами сжал фитиль, и беглецов окутала темнота. Какое-то время кончик фитиля еще светился, красный, словно глаз яр-камня, а потом погас и он. Тяжелые башмаки охотника приглушенно простучали по утоптанному земляному полу - Джон подошел к двери и на волосок приоткрыл ее.
        Лунный свет выхватил из темноты его лицо. Джон смотрел в черноту между деревьями и терпеливо ждал, стоя неподвижно, прислушиваясь к свисту рвущегося в щель ветра.
        Что-то тяжелое ударило в дверь, и та отлетела в сторону. Охотник успел отпрыгнуть, и вовремя, потому что в домишко влетел человек. Судя по мечу и по тому, что осталось от куртки, это был солдат. Он упал на землю. Кишон молниеносно наклонился и беззвучно ударил солдата ножом. Тот содрогнулся и замер.
        Держа наготове топор, Джон Тейт шагнул в дверной проем, замахнулся и метнул свое оружие. Кувыркаясь, топор полетел вперед и ударил в грудь второго солдата. Солдат упал. Аргус зарычал и бросился к деревьям, где обнаружился еще один солдат; прыгнув, пес сбил его с ног.
        Вслед за Джоном из хижины выскочил кишон, и в следующее мгновение его нож уже летел в нападавшего.
        Джон Тейт бросился к убитому, наступил ему на руку и вырвал из груди топор. Майя побледнела, однако тотчас же взяла себя в руки и, подобрав край плаща, побежала за защитниками.
        - Сюда, - шепотом велел охотник. Мимо него пролетела стрела и угодила не то в валун, не то в стену очередной каменной хижины.
        - Аргус, взять! - приказал Джон Тейт, прыгнул к Майе, схватил ее за руку и потащил в лесную черноту. Пес с кровожадным рычанием бросился вперед. За лаем и рыком в лесу раздался крик боли.
        В тени поджидали их еще два солдата.
        - Оба твои, - бросил охотник кишону и потащил Майю куда-то вбок. Кишон понял все с полуслова, выхватил два клинка и бросился на врагов. На бегу Майя услышала, как кто-то прерывисто ахнул и застонал от боли, но потом едва не подвернула ногу, споткнувшись о камень, и с трудом устояла. Пригибаясь, они с Джоном бежали сквозь лес, забирая вправо, на бормотанье ручья. Сейчас темнота была им другом.
        В ночи раздался пронзительный вопль, и через мгновение откуда-то выскочил тяжело дышащий Аргус.
        - Теперь у них на одного охотника меньше, - угрюмо усмехнулся Джон Тейт. - Ну да у них наверняка еще есть, нам на беду. Как говорится, запас карман не тянет. А Аргус - он медведя может завалить. Думаете, шучу? А вот увидите, коли повстречается.
        Они выбежали на берег небольшого ручья. Джон Тейт показал Майе цепочку округлых камушков, выступавших из воды, и велел переходить. Налетел ветер, раскачал сосны, завыл пронзительно, запуская под одежду ледяные щупальца. Кишон одним прыжком перемахнул ручей и побежал рядом.
        - Пришлось снять еще двоих - они видели, куда мы побежали.
        Охотник фыркнул:
        - В этих горах уйма троп. Пойдем по этой, - показал он куда-то в сторону, - и нас сцапают у озера. А вот в горах я знаю одну пещеру, где можно отсидеться. Потом спустимся в Рок-Адамор, городишко такой. Стоит на перекрестке всех дорог этой Сотни. Если доберемся туда первыми, им ни за что не взять след.
        - Далеко? - спросил кишон, в поисках преследователей всматриваясь в черноту за спиной.
        - Если поспешим, к рассвету доберемся. К тому же там можно разжиться еще кое-какой провизией. И таверна есть, называется…
        Небо прорезала внезапная яркая молния. Беглецы на мгновение ослепли.
        - И ведь ни облачка, клянусь Чишу! - удивленно прищурился Джон Тейт и уставился в залитое призрачным звездным светом небо. Черноту над долиной прорезала еще одна молния. В лицо беглецам ударил ветер, который с каждой минутой становился все сильнее.
        Кистрель обжег кожу на груди. Майя поняла, что буря это непростая и вызвана она с помощью Истока. В груди у нее похолодело. Молния ударила в дерево у них за спиной. Дерево вспыхнуло. Аргус взвыл и зашелся лаем.
        - Тихо ты! - бросил Джон Тейт, хватая пса за загривок. По сосне заплясали языки пламени; вспыхнули ветки. Под порывами ветра языки пламени взлетали все выше и разбрасывали искры, грозя поджечь весь лес.
        - Леди Марсиана! - крикнул из темноты повелительный голос. Майя узнала его: это он говорил с ней в мыслях у яр-камня, когда она призывала воду. - Немедленно сдавайтесь, иначе я сожгу эту деревню. Я гнался за вами слишком долго, и мое терпение на исходе. Если вы уйдете, все эти люди умрут.
        Это был Корриво.
        Ветер был так силен, что Майе приходилось сжимать в кулаке собранные на горле края чужого плаща, который так и норовил сорваться с ее плеч и улететь в ручей. Вокруг что-то шипело и стонало, вились невидимые тени. Страх в душе Майи боролся с яростью.
        Вновь ударила молния, и новое дерево оделось языками пламени.
        - Мне надоело ждать! - крикнул из темноты Корриво.
        Майя посмотрела в глаза кишону. Он едва заметно качнул головой: нет. У Майи заныло в груди. Разве могла она бросить бедных сельчан на гибель? Разве заслужили они такой судьбы? Ведь они были так добры к ней. Майя знала: Корриво выполнит свое обещание, и от этого сердце у нее рвалось на части. Неужели она купит себе жизнь ценой чужих жизней?
        Она обернулась к деревне. Она даст бой.
        - Не надо, - сказал Джон Тейт, хватая ее за руку. - Я по голосу слышу: он так и так их убьет. Надо бежать в горы, моя госпожа.
        - Я могу его остановить, - ответила Майя, стараясь совладать со страхом. Воздух вокруг начал густеть, наливаясь силой Истока.
        Она повернулась к пылающим деревьям и воззвала к силе кистреля. Сжав зубы, она отпустила на волю свои чувства и излила в медальон все самое темное, что таилось у нее в душе, - ярость, унижение, отчаяние, страх.
        Покорный ее зову и силе ветер тотчас же сменил направление.
        - Не делай этого, леди Майя! - воскликнул Джон Тейт. - Ты наведешь его на нас!
        Внутри у нее поднималась сила, могучая, как приливная волна. Майя поняла, что она может все. Голова закружилась, в ней родилось знакомое покалывающее ощущение, от которого всегда хотелось смеяться.
        - Отойдите, - отрывисто бросила Майя.
        Ветры схлестнулись. Под бременем творимой магии у Майи задрожали ноги. Рядом ударила молния, разлетелся на черные осколки валун. Но на сей раз молния не смогла ее ослепить. Майя всей душой рванулась вперед, посылая во врага удар энергии. Висящий на шее кистрель жарко пылал, и через него Майя чувствовала присутствие врага, видела, что он стоит совсем близко, на одинокой скале у озера. Глаза его светились серебром - совсем как у нее самой.
        «Я тебя нашел».
        Она чувствовала, как он торжествует. Его мысли давили, вламывались в ее сознание, словно окованный железом таран. Майе захотелось сдаться, но она сумела задавить это желание. Она оттолкнула чужие мысли, ударила изо всех сил. Рядом с разумом Корриво возник еще один и сковал ее, словно кандалы. И еще один. Против нее вышли сразу трое дохту-мондарцев.
        «Я ее держу. Убейте ее немедленно, о протекторы!»
        «Нет!» - закричала Майя и забилась в сотканной ими тюрьме. Плечи налились болью, будто она несла на себе немыслимую тяжесть. Сила швырнула ее на колени.
        - Они нас увидели! - закричал Джон Тейт. От горящего леса к ним бежали солдаты с мечами наголо.
        Майя застонала от непомерного усилия, и вдруг перед солдатами ударила в землю молния. Солдаты кинулись в разные стороны, но не все - несколько человек упали наземь, и лица их были черны, как головешки.
        «Ты мне покоришься! - закричал у нее в голове голос Корриво. - Покорись мне!»
        «Ни за что», - ответила Майя, но сопротивление отнимало так много сил! У нее потемнело в глазах, она почувствовала, как вены на лице наливаются кровью, лопаются, как кровь стекает по щекам. Чужая сила опустилась на нее камнем и давила, покуда Майя не упала наземь лицом. Она больше не могла противостоять врагам. Их объединенная воля многократно превосходила ее силы.
        «Попалась! Попалась!» - уловила она ликующую мысль Корриво.
        В воздухе свистнул топор и ударил в грудь бегущего солдата. Страшно завыл Аргус.
        Чья-то рука ударила Майю в спину, и девушка упала в грязь. Откуда-то донесся едва слышный звон, тонкий, но явственно слышимый даже сквозь шум сражения.
        «Нет! Нет!» - в отчаянии закричал Корриво, когда сознание покинуло ее и Майя стала свободна от его пут, из последних сил возблагодарив за это судьбу.
        Сильные руки подняли ее с земли. Больше она ничего не помнила.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Леди Деорвин
        Чем ближе становилась башня Пента, тем труднее было сидеть смирно, не разглаживая поминутно складки платья. Колеса кареты постукивали по гладко вымощенной улице, и, хотя уличная суета замедляла продвижение, конный эскорт в мундирах Комороса упорно расчищал ей дорогу. Почти четыре года прошло с тех пор, как Майя в последний раз видела этот замок, была дома. Сердце ее пело от радости. Живя в Бриджстоу, она выучила язык Прай-Ри, и теперь ей не терпелось продемонстрировать свое новое умение отцу. Ей исполнилось почти тринадцать, и за время отлучки она выросла и повзрослела. Теперь она знала, как работает Тайный совет, умела оценить по достоинству мудрую подсказку и почтительно выслушать наставление опытного царедворца. Порой ее решения бывали противоречивы, но ни одного из них отец не отменил. Майя втайне надеялась, что он гордится ее успехами.
        Разлука с матерью далась ей тяжело. Поскольку писать женщинам не дозволялось, Майя получала от матушки лишь устные послания либо письма, которые та диктовала писцам. Майе читали эти письма вслух. Сообщения, распоряжения и предписания от отца приходили постоянно. На людях Майе приходилось притворяться неграмотной, однако в сундучке у себя она хранила несколько посланий, и, оставшись одна, находила в них утешение, перечитывая написанное и водя пальцем по выведенным чернилами буквам.
        Когда солнце коснулось главной башни, карета прогрохотала по широкому подъемному мосту и остановилась так внезапно, что Майя едва не покатилась кубарем с сиденья. Во дворе, в гуще спешивающихся рыцарей-мастонов, которые сопровождали карету, Майя разглядела черную рясу и взъерошенные волосы канцлера Валравена. Поверх рясы канцлер надел коричневый меховой плащ, усыпанный драгоценными камнями, и церемониальную накидку, говорившую о его высоком положении. Майя помахала ему из кареты. Канцлер улыбнулся. Лакей из числа зевак поспешно поднес ей скамеечку и помог сойти на землю.
        - Превайли, приа хоспиа, черу Марсиана, - приветствовал ее канцлер и глубоко поклонился.
        - Превайли, канцлер, - ответила Майя, присев в низком реверансе. - Вы боитесь, что я забыла родную речь? Я не забыла.
        Канцлер окинул ее сияющим от гордости взглядом.
        - Как вы выросли! Вам впору танцевать у майского дерева!
        От радости, наполнявшей его взгляд, Майя смущенно покраснела.
        - Вы уже почти взрослая. Я получал донесения обо всем, что происходило во время вашего визита в Прай-Ри, и должен заметить, что ваши решения делают вам честь. Ваш благородный отец гордится вами, это несомненно. Он послал меня встретить вас и препроводить к нему в покои.
        - Спасибо, канцлер, - сказала Майя. - Я скучала по вам.
        Он улыбнулся и предложил ей руку. Майя расправила платье, оперлась о локоть канцлера и пошла через двор. Из темных конюшен выскакивали конюхи, подхватывали поводья, распрягали лошадей. Майя кивнула им и улыбнулась, заметив неприкрытое удивление на их лицах. Она еще в Прай-Ри поняла, что благодарность лишней не бывает, и даже самый последний слуга, если отметить его заслуги по достоинству, преисполнится к хозяйке искреннего уважения и будет служить не за страх, а за совесть.
        Они вошли в главную башню. Глаза Майи не сразу привыкли к темноте, но у входа стояли, освещая путь, несколько яр-камней. Внимание Майи привлекли их лица - древние, выщербленные, полустертые, они все так же улыбались входящему. Виды и звуки Комороса утишили мучавшее ее чувство голода, и ей до боли в руках хотелось трогать все вокруг, от дверных косяков до деревянных панелей на стенах. Дворец был прекрасен и устроен с глубочайшим вкусом, ибо отец ее был человек утонченный и не терпел неряшества и неопрятности. Усилием воли Майя заставила себя успокоиться.
        - Ваше возвращение пришлось на нелегкие времена, леди Майя, - тихо, чтобы никто не подслушал, шепнул ей канцлер. - Впрочем, вскоре вы и сами все узнаете. Я только не хотел, чтобы для вас это стало сюрпризом.
        - Что случилось? - спросила Майя, и сердце ее пустилось вскачь. В письмах, которые писал отец, повелевая ей вернуться, не было ничего тревожного!
        - Это случилось не враз, моя госпожа, а шло понемногу, постепенно. Так уж устроен мир: если люди недовольны друг другом, неприязнь между ними растет, словно плесень на сыре. Нынче все зашло уже далеко, и, боюсь, вы будете неприятно удивлены тем, что увидите. Покуда вы были в Бриджстоу, ваши родители несколько… охладели друг к другу.
        - Как же это, канцлер?
        - К их ссорам все давно уже привыкли, однако поначалу присутствовавшие бывали шокированы. Особенно когда размолвка произошла прямо в главном зале, у всех на глазах. Я уговаривал их избегать ссор в людных местах, и они прислушивались к моему совету, но… Дитя мое, брак ваших родителей рушится на глазах.
        Майя встала как вкопанная и посмотрела канцлеру в лицо неверящим взглядом. Ее мутило.
        - Не может быть, - хрипло прошептала она.
        Канцлер участливо похлопал ее по руке и повел дальше. Майя поняла, что ее удивление не осталось незамеченным. Прочитав во взглядах окружающих сочувствие, она поняла, что все знали: дома ее ждет беда.
        - Идемте, леди Майя. Не стоит мешкать.
        Неимоверным усилием она совладала с собой и заставила себя идти. Шорох юбок отвлекал ее, мешал думать. Внутри у нее все бурлило, словно крутой кипяток в котелке над огнем.
        - Но ведь их брак был заключен под нерушимым обетом, - прошептала Майя сквозь сжатые зубы.
        - Мне знаком этот мастонский обычай, - кивнул канцлер. - Но обет лишь усугубил ситуацию. Ваши родители стали отвратительны друг другу. Мать еще пытается что-то исправить, но ваш отец непоколебим. Он упрекает ее на людях, а язык у него ядовитый, о да. Укрепите свое сердце, дитя мое. Приготовьтесь к встрече. Прежде вы, помнится, не любили слез - не переменили ли вы свое отношение? Ваш отец всегда гордился тем, что вы, в отличие от других детей, не плачете.
        Майя сжала свободную руку в кулак и ощутила, как в душе поднимается темная волна.
        - Я никогда не плачу на людях, канцлер. Слезы - признак слабости. Что меня ожидает?
        - Я и так сказал больше, чем следовало бы. Но я не мог не предупредить вас заранее. Ваш отец часто гневается. Я знаю, что вы любите его. И догадываюсь, что вы будете его бояться. Будьте тверды, леди Майя. Укрепите свое сердце.
        - Благодарю за предупреждение, канцлер, - ответила Майя, с трудом проталкивая в горло слова. Рука об руку канцлер с принцессой пошли вверх по лестнице. Еще минуту назад Майя непременно захотела бы провести рукой по холодным выступам каменных стен, но теперь лишь сжала покрепче зубы, прогоняя тошноту, которая высасывала из нее все силы. В горле у нее пересохло, однако она поднималась легко, как будто каждый шаг не требовал от нее напряжения всех сил. На вершине лестницы их встретили покои, выстеленные ароматным тростником. С хрустом ступая по тростнику, вдыхая сладкий запах, канцлер с принцессой пошли к королевским покоям.
        В холле они увидели женщину, которая шла им навстречу. Приблизившись, женщина вскинула голову и посмотрела на гостей. Майя узнала ее - это была леди Деорвин из Честерской Сотни. У леди были длинные золотые волосы, глаза, голубизной соперничающие с ясным небом, и очаровательная улыбка. Майя все еще уступала ей в росте, однако помнила: леди Деорвин принадлежала к числу матушкиных фрейлин. У нее были две дочери, ровесницы Майи. Их звали Мюрэ и Иолесия. Майя по праву гордилась отличной памятью и помнила дочерей леди совершенно точно, но их рядом с ней не было. Только маленький мальчик, застенчиво выглядывавший из-за материнских юбок.
        - Добро пожаловать в Коморос, леди Марсиана, - сладким голосом приветствовала ее леди Деорвин. Глаза ее блеснули, но Майя, не имея опыта в подобных делах, не смогла разобрать мелькнувшего в них странного выражения. А между тем под маской подобострастной улыбки таилась ненависть. Убрав с плеча золотую прядь, леди подошла ближе и сверху вниз посмотрела на Майю.
        - А вы подросли, если мне не врут глаза. Конечно, мои девочки выше вас, но вы вполне хорошенькая. Мне всегда нравились ваши глаза, Марсиана. Честерская Сотня лежит на морском побережье, и мне всегда казалось, будто в ваших глазах играют волны. Как я вам завидую.
        Она протянула руку, взяла Майю за подбородок и повертела ее лицо туда-сюда. Ее фамильярность была унизительна, и Майе захотелось сбросить чужую руку, однако во взгляде леди Деорвин она прочла явственную угрозу.
        - Спасибо, леди Деорвин, - сказала Майя.
        - Мама, прогони ее, - сказал мальчик. Он прятался в материнских юбках, но один взгляд ему в лицо - и Майя застыла, оледенев.
        - Не бойся, Эдмон, - пожурила мальчика мать и потрепала ему волосы. - Это леди Марсиана, она вернулась из Прай-Ри. Наша Сотня тоже граничит с Прай-Ри. Правда, леди Марсиана красивая?
        Мальчик недоверчиво, исподлобья уставился на Майю. При виде его личика горло у нее сжалось. Так мог бы выглядеть в детстве ее отец - та же форма носа, те же каштановые волосы с золотистым отливом… Даже глаза у него были отцовскими - точь-в-точь как у самой Майи.
        - Сколько… сколько тебе лет, юный Эдмон? - спросила Майя, и голос ее дрогнул. Она сжала зубы: не плакать! говорить ровно!
        Мальчик насупился и промолчал.
        - Моему утеночку почти четыре, - сообщила леди Деорвин, играя с локонами сына. В глазах у нее был неприкрытый вызов, словно она хотела, чтобы Майя сама произнесла то, что было ясно без слов. Не дождавшись, леди нагнулась и легонько поцеловала сына в голову. - У Эдмона есть младший братик, - произнесла она так, словно нанесла удар кинжалом.
        - Король ожидает свою дочь, - чопорно произнес канцлер Валравен. - Не будем заставлять его ждать.
        Леди Деорвин сверкнула глазами:
        - Разумеется. Я вовсе не хочу вас задерживать. Добро пожаловать домой, Марсиана.
        Слова ее были невинны, дыхание - напоено ядом.
        Канцлер Валравен провел Марсиану к двери королевских покоев. Могучую дубовую дверь украшали бесчисленные резные квадраты, которые кое-где накладывались друг на друга. То были символы мастонов. Майя позволила себе оглянуться, и сердце ее сжалось - мальчик и его мать сверлили ее безжалостными взглядами.
        Отец ходил по комнате, сцепив руки за спиной. Майя всегда думала, что ее отец - самый красивый мужчина в мире. Он был строен, подтянут, тело его было телом охотника и спортсмена. О нем шла слава искусного мечника, дипломата и правителя. При виде дочери от уголков его глаз побежали тонкие морщинки и улыбка озарила лицо, но под скулами залегли тени, которых раньше там не было, а короткие - отец всегда стригся на южный манер - волосы тронула первая седина. Улыбаясь, он становился так хорош собой, что сердце Майи растаяло, и все же… все же она не могла не увидеть за его радостью горечь и страдание.
        - Майя! - воскликнул отец и распахнул объятия.
        Майе захотелось броситься к нему, повиснуть на шее, как в детстве. Пусть бы он подхватил ее, закружил, расцеловал, успокоил и поклялся, что все повергнувшее ее душу во мрак было лишь сном и этот сон никогда не вернется.
        Отпустив руку канцлера, она подошла к отцу и сделала вежливый реверанс.
        - Это еще что за глупости? - неожиданно сурово спросил отец. - Майя, ты дома! Я рад тебя видеть. Не будь такой чопорной, обними отца, ну же!
        Подавив обуревавшие ее чувства, она шагнула к отцу и оказалась в его объятиях. От него пахло чем-то родным, не какой-нибудь корицей или сложными благовониями, а его кожей, его дыханием. Позабытые детские чувства захлестнули Майю, грозя нарушить ее с трудом обретенное самообладание. Она почти позабыла о материнском позоре, о маленьком Эдмоне с глазами ее отца - почти, но не совсем.
        - Так-то лучше, - усмехнулся отец и от души обнял дочь, а потом отодвинул ее на расстояние вытянутой руки и с удовольствием оглядел. - Ты стала красавицей, Майя, хотя, конечно, для каждого отца его дочь - красавица. Погляди-ка, Валравен. Хороша!
        - О да, ваше величество. И дело, которое вы поручили леди Майе, было выполнено удивительно успешно, особенно учитывая ее возраст. Вы можете доверить ей любое поручение. Она верна вашему величеству.
        - Знаю, - ответил отец и, в точности как леди Деорвин, взял дочь за подбородок. Майя вздрогнула, но отстраниться не посмела. Отец смотрел с любовью, но что-то в его взгляде отдавало чувством вины и стыда.
        - У тебя прекрасная портниха. И цвета тебе эти идут. Стиль мне нравится - даже после долгой дороги ты выглядишь аккуратно и пристойно. Это достойно уважения. А скажи-ка, Майя, сильно ли изменили тебя эти годы? В Прай-Ри умеют вскружить девушке голову. Но ты, похоже, вовсе не изменилась. Я вижу тебя такой, как прежде.
        - Я ничуть не изменилась, отец, - смиренно ответила Майя. - А где матушка? Я полагала, что найду здесь вас обоих.
        Она ударила по больному и задела отца за живое, но поняла это слишком поздно. Отец явственно вздрогнул.
        - Ах да, конечно… я должен был тебе сказать.
        Он зашагал по комнате, собираясь с мыслями, подбирая подходящие слова, как будто слова могли смягчить смысл сказанного.
        - Твоя матушка здесь больше не живет.
        Майя ощутила укол в груди.
        - Понимаю, - сказала она и сглотнула.
        Отец медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.
        - Не будем ходить вокруг да около, - он повернулся и одарил Майю холодным взглядом сузившихся глаз. - Я отослал твою мать.
        Майя содрогнулась, но промолчала. Щеки ее горели.
        - Где же она теперь? - чуть слышно спросила девушка. Отец не расслышал ее слов; пришлось переспросить.
        - Должно быть, где-то в Муирвуде, - небрежно бросил отец. - Захудалая Сотня, сплошные болота да топи. Все в руинах, никому не нужное, что-то отстраивают, но чрезвычайно медленно. Боюсь, аббатство уже не возродится. Но дело не в этом, Майя. Твоя мать изгнана. Я намерен расторгнуть брак с ней. - Он бросил на Майю острый взгляд: - И тебя я тоже должен теперь изгнать.
        Сердце глухо застучало у нее в груди. Майя уставилась на отца как на незнакомца.
        - Но почему? - спросила она, чудом не утратив голос. - Разве вы мною недовольны, отец?
        Он замахал руками.
        - Нет-нет! Ничего подобного! Ничего более далекого от истины и придумать невозможно. Ты моя любимая дочь и навсегда будешь моей дочерью. Ты мне дорога. Но ты не можешь наследовать мне. А я не могу передать власть над королевством в руки иноземца. Это волки, Майя, и они уже заприметили тебя. Знаешь, сколько женихов с радостью примут твою руку и мой трон в придачу? Нет! Я этого не допущу. Наше королевство - старейшее из всех. Наша знать - самая древняя, наши Семейства - самые сильные. Вот только я не молодею, а твоя мать так и не смогла выносить наследника, сколько бы обетов я ни приносил. Когда ты родилась, что-то в ней… сломалось. Я не могу оставить трон дочери. Если станет известно, что мне наследует женщина, нессийцы тотчас же вторгнутся в страну и захватят трон.
        Он говорил все злее, лицо его было искажено яростью.
        - Я не имею права выказывать слабость. Если трон Комороса унаследует женщина, к нашим границам тотчас же подступят враги. С этим согласен даже канцлер Валравен. Мне нужен сын. Он вырастет воином. Он защитит нас, когда я постарею.
        Майя подумала о робком маленьком мальчике, который прятался за материнскими юбками.
        Она услышала так много, что молчать больше не могла. Вновь обретя дар речи, она обрушилась на отца:
        - Как вы могли, отец? Вы же мастон! Когда вы женились на матушке, вы дали нерушимый обет. Нерушимый! Вы не имели права изгнать матушку. Она благородного рода, у нее есть титул, есть права. Она принадлежит к правящему Семейству!
        Лицо отца исказилось от ярости. Он резко шагнул к Майе.
        - Не смей со мной так говорить! - выплюнул он. - Ты - моя дочь, так будь любезна молчать и повиноваться. Как ты смеешь швырять мне в лицо мои же собственные клятвы! Я знаю, что я делаю. Я должен сберечь королевство, и иного пути у меня нет. Ты - всего лишь ребенок. Откуда тебе знать о том, что такое брак?
        - Пусть я юна, но вы все равно неправы, отец! И вы сами это знаете. Чем мы навлекли на себя вашу кару? Разве это справедливо? Муж может изгнать жену, если она совершит прелюбодеяние, но ведь это вы…
        Взгляд его полыхнул такой яростью, что Майю окатило ужасом. Отец хлестко ударил ее по губам, не позволив продолжить. Майя пошатнулась.
        - Молчать, я сказал! - страшным голосом загрохотал он. - Думай, что говоришь! Я не потерплю таких речей от собственного ребенка. Смирно стоять!
        Он навис над дочерью. Майя ощутила боль в щеке и вкус крови на языке. Колени у нее дрожали так сильно, что ей показалось, будто она упадет, однако она устояла. Она подняла на отца сухие глаза и одарила его презрительным взглядом.
        Глаза отца горели гневом. Он приставил палец к ее носу.
        - Слушай меня внимательно, дочь. Я изгоняю тебя из своего дома. Ты мне больше не дочь. Я отринул мастонские клятвы и больше не ношу кольчужницу. Я говорю тебе об этом открыто, дабы между нами не было недоговоренности. Я больше не верю в милость Истока. Я знаю, Исток существует, но он жесток и коварен, - отец выставил руки, словно боясь возражений. - Однако больше об этом не узнает никто. Во имя блага королевства, во имя живущих в нем людей я буду притворяться, будто по-прежнему верен ордену. Я не стану преследовать мастонов и не перестану восстанавливать аббатства. Я сделаю все необходимое, дабы они были восстановлены и в них вновь свершались службы. Но ^с^ твоей матерью я остаться не могу. Я ненавижу ее - ты не знаешь всей меры моей ненависти и презрения к ней. Я не могу выносить даже ее вида. Потому я ее и отослал.
        Майя встретила взгляд отца с неприкрытым вызовом.
        - Что ж, хорошо! Тогда отошлите и меня вместе с матушкой, - потребовала она. - Раз уж я изгнана, я отправлюсь к ней, в Муирвуд.
        Отец покачал головой.
        - Нет, тебя я отпустить не могу. Можешь сколько угодно жечь меня взглядом - ты слишком ценная добыча для моих врагов. Если кто-либо попытается встать на защиту интересов твоей матери, я всего лишь отберу его земли в казну, а самого его лишу права наследования. Но тот, кто попытается похитить тебя и вертеть тобой, будет обвинен в измене. Ты останешься здесь, в Коморосе.
        Взгляд отца был тверд и холоден.
        - Твое изгнание начнется здесь, Майя. Я отсылаю тебя в башню Пент.
        - Можно мне повидать матушку? - прошептала Майя, ибо говорить уже почти не могла.
        - Позже. Возможно. Если ты будешь мне верна. Не тревожь меня больше, дитя, покуда я сам не призову тебя. Эй, канцлер, отведи ее в башню.
        Запомни крепко-накрепко: охотник терпелив. Беспечность пристала добыче. Так говорил один мудрый человек, уроки которого помогли мне одолеть множество бед.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Королевский кольер
        Сознание возвращалось медленно. Первым, что ощутила Майя, был странный незнакомый запах, исходивший от ее одежды, волос и даже кожи. Девушка разлепила глаза. Было темно, и в первый момент она решила было, что ослепла. Слева мелькнул проблеск света, и она выгнула спину, пытаясь разглядеть его источник. Рядом, прижавшись к ее спине, лежал Аргус, и от его покрытого жесткой шерстью тела исходило тепло. Стоило Майе шевельнуться, как пес поднял голову и протяжно зевнул, будто укоряя девушку за столь долгий сон.
        - Ну наконец-то.
        Хриплый голос принадлежал Джону Тейту. Майя не заметила его сразу, однако, когда глаза привыкли к темноте, она сумела разглядеть охотника. Она попыталась шевельнуться, но тело ее было слабым, будто тряпичным. Ей пришло в голову, что она не могла бы обессилеть больше, даже если бы плыла по бурной реке против течения. Впрочем, ей хватило сил, чтобы оглядеться и понять: она лежит в небольшой пещере, а снаружи свистит ветер. Кишона нигде не было, и это Майе не понравилось.
        Майя села и немедленно задела головой потолок пещеры. Оказалось, что спала она на необычном ложе: вместо соломы земля была покрыта незнакомыми зелеными листьями, опушенными белыми волосками. От листьев исходил тот самый странный запах, который Майя почувствовала раньше.
        - Что это? - спросила девушка, поднося к лицу смятый лист. Запахом он немного напоминал мяту, но на том сходство и кончалось.
        - Я зову эту траву ослиным ухом, - ответил охотник. - Видите, листья какие длинные? Она дикая, растет прямо на склоне. И спится на ней хорошо.
        Аргус длинно заворчал.
        - Да уймись ты, - укоризненно бросил ему охотник. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и держал на коленях топор. - Псина бестолковая.
        Майя потянулась и погладила пса по шее, почесала толстую шкуру. Пес оглянулся и вывесил язык.
        - Эдак вы мне совсем пса испортите, - криво ухмыльнулся охотник. - Я всем нашим говорю: кто полезет с моей собакой сюсюкаться, тому руку отрублю. Ну да ладно, вы ж не из наших, - с этими словами Джон Тейт легко потыкал пса в бок башмаком. - Он вас всю ночь стерег, ни на шаг не отходил, даже когда вы руками махать начали. Что, кошмары замучили?
        Майя заморгала, припомнив свой сон. Вот и опять, во второй раз подряд, она увидела во сне свое детство. Быть может, это Исток пытался что-то сказать ей, пока она спала? И дело было не только в необычайной яркости снов - события, которые в них происходили, стали предтечей ее нынешнего путешествия. Сердце рвалось от чувств, которые остались в прошлом, - чувств, которые она так старалась забыть. О чем должны были сказать ей эти старые воспоминания?
        - Э-э-э… кошмары? - рассеянно повторила она. - Что-то в этом роде, да. Я что, сильно крутилась?
        Охотник кивнул.
        - Аж мороз по коже. Я было решил, что вы замерзли, да смотрю - пот на лбу. Думал, жар у вас, а оно взяло и прошло. Что вы за человек, леди Майя? - он посерьезнел. - Зачем вам кишон? - это слово он выплюнул, как что-то гадкое. - О дохту-мондарцах спрашивать не стану, и так все ясно: и медальон у вас, и глаза серебряные делаются. А в Дагомее-то вы что забыли?
        Майя задумчиво посмотрела на охотника. Можно ли ему доверять? Он из Прай-Ри, а значит, не обязан любить дагомейцев с их политическими интригами. Дагомейцам Майя не верила ни на грош. И потом, охотник помог ей укрыться от людей Корриво, а значит, и сам теперь был вне закона.
        - Не хотите - не говорите, - заметил охотник, - только чем я вам тогда, спрашивается, помогу? Вот вам хотя бы то, что я знаю… что я вытащил из вашего защитника. Сами понимаете, раз я проснулся живой, значит, он решил, что на меня можно положиться. Он сказал что-то насчет утраченного аббатства в проклятых лесах по ту сторону гор. Сказал, что вы плыли на «Благословении Бернайленда» - ну и имечко для корабля. Стражники вашего отца умерли или, гм, погибли. Дохту-мондарцы захватили ваш корабль, так что обратно вам путь заказан. Что ж вы такого ищете в Дагомее?
        Майя слушала его, не переставая гладить пса. Конечно, она понимала, что кишон, скорее всего, попытается убить охотника, потому что охотник слишком много знал. Но для того, чтобы помочь Майе, этот человек оставил свою тихую жизнь в горной деревне, а значит, она сделает все, чтобы уберечь его от клинка кишона. Майя уставилась на рыжую шевелюру и вновь ощутила сомнение. Не совершает ли она ошибку?
        - Когда мой отец изгнал из наших земель дохту-мондарцев, - медленно начала Майя, все еще поглаживая пса, - в народе стали появляться люди, которые вели себя как-то странно. Как-то… порочно, что ли. Это не походило на Гниль, поразившую предков. Не природа восставала против человека, а люди восставали против достойного поведения. В попытке понять, что происходит, отец стал читать древние книги - летописи былых времен, хранившиеся в ордене Дохту-Мондар.
        - А я думал, это были книги наших предков, - сказал Джон Тейт, наморщив нос. - Ну, мастонов.
        - Да, но мастонские летописи начинаются со времен Скверны, когда наши предки уплыли от старых берегов. А в летописях дохту-мондарцев говорится о том, что стало с теми землями после того, как ушли мастоны и пали или были разрушены аббатства. Вернувшись и обнаружив, что все семь королевств заняли нессийцы, мастоны узнали, что в Нессе научились читать записи ордена Дохту-Мондар и усвоили, как минимум, часть верований, в нем бытовавших. Сами нессийцы боялись мастонов, ибо в книгах говорилось, что это мастоны призвали Скверну. Обратившиеся в веру дохту-мондарцев нессийцы заключили с мастонами договор и позволили им вновь завладеть утраченными королевствами. На их троны нессийцы посадили представителей знатных Семейств, однако Несс не отдали. Свои секреты они не выдают никому.
        - Какие секреты? - жадно спросил Джон Тейт, наклонившись вперед.
        - Секреты утраченного аббатства, - ответила Майя. - Оно находится в землях к югу отсюда, но забредать туда осмеливаются только самые храбрые дохту-мондарцы.
        - Вы про руины аббатства Дохту, что ли? - уточнил Джон.
        - Нет, - покачала головой Майя. - Того аббатства больше нет. От него остался лишь остов… и оно никогда больше не возродится. Я ощутила это сразу же, едва только наш корабль подошел к берегу. На том острове убивали невинных, и теперь он проклят.
        При воспоминании о той черной злобе, что была разлита в отравленном памятью воздухе, Майя передернула плечами. Усилием воли изгнав воспоминание, она сказала:
        - Хватит об этом. Не хочу говорить. Так вот, в утраченном аббатстве я узнала, что ответы, которые я ищу, хранятся в Нессе. Там живет женщина, глава Ордена мастонов. Я должна найти ее, и еще летописи, в которых говорится о Бесчисленных. Это существа, которые победили мастонов сто лет назад. Медлить нельзя, не то в Коморосе дела пойдут еще хуже. И жертвой Бесчисленных падет не только Коморос.
        - Клянусь Чишу, - вполголоса выдохнул Джон Тейт. - Так значит, глава Ордена - женщина? Но ведь дохту-мондарцы запретили женщинам читать.
        - Знаю, - ответила Майя. - И все же это так. Я… я тоже умею читать.
        У нее заалели щеки, и девушка уткнулась взглядом в колени.
        - А уж если и этого не хватит для того, чтобы привязать вас к столбу и поднести огня, - мрачно сказал Джон, - так ведь всегда остается еще этот ваш амулет. За него уж наверняка сожгут. - Он с кряхтеньем поднялся на одно колено. - Теперь понятно, отчего это дохту-мондарцы носятся за вами, как гончая за зайцем. Ну и каша заварилась…
        Толстой ладонью он похлопал по рукояти топора.
        - Надобно вам знать еще одно…
        Майя кивнула и смахнула с рукава приставший листок ослиного уха.
        - Король Дагомеи, чума на его голову, вечно ищет, с кем бы повоевать. Ходят слухи, что он собирается напасть на Коморос, якобы в отместку за изгнание дохту-мондарцев. Мол, дело праведное и все такое, да только кто ж поверит этому волку в овечьей шкуре.
        Джон фыркнул, сплюнул и заговорил снова:
        - Если он вас сцапает, того и гляди, развяжет в Коморосе гражданскую войну. Сам он на троне без году неделя, но нрава премерзкого, это всем известно. Полководец не из последних, армия всегда наготове, отвернешься - а он уже у соседской границы. Дай ему волю, будет жрать в три горла, подомнет под себя все окрестные королевства. Он меня нанять хотел, да я с такими не связываюсь - послал его искать ветра в поле. Он никого не щадит, так что пусть хоть золотые горы предлагает, меня таким не купишь, - Джон вытер нос. - Я работой не бросаюсь, не подумайте, но этот хорек тот еще подлец. Совести у него нет. Никакой он не мастон. Я что хочу сказать, леди Майя: вы угодили между молотом и наковальней. В предгорьях есть одно селение, если повезет, мы разживемся там припасами, а потом пойдем кружным путем, обходя людские поселения, и выйдем к Мону. Или там на вас тоже открыли охоту? - угрюмо поинтересовался он.
        Майя покачала головой.
        - Разумно придумано, Джон Тейт. Далеко ли до ближайшего селения?
        - Дойдем еще до сумерек, если ног жалеть не станем.
        Аргус поднял голову, вздернул уши и издал горловой рык.
        - А, защитничек вернулся, - едко заметил Джон Тейт, пригнулся, подобрался к краю пещеры и вышел в солнечный свет. Майя нашарила свой мешок, продела руки в лямки и выбралась из пещеры следом за псом.
        Кишон встретил ее неласковым взглядом.
        - Я слишком долго проспала, - смиренно признала Майя. Силы начали возвращаться, и от голода у нее закружилась голова.
        - Кому сон, а кому кинжал, - сурово свел брови кишон, и при виде его гнева Майя помрачнела. - Охотников у них больше нет, уж я об этом позаботился. Солдат я сколько-то поснимал, пока темно было, но на свету даже слепой найдет нас по следам. Надо уходить.
        - Прости меня, - сказала Майя, беря его за руку.
        Кишон вырвал руку.
        - Сколько можно повторять! - раздраженно бросил он, потом сделал над собой усилие, успокоился и заговорил спокойнее, ничуть не заботясь о том, что рядом стоял Джон Тейт. - Нельзя быть такой мягкосердечной. Это верная гибель. Тот, кто за нами гонится, убьет сотни невинных людей, если только это поможет ему достигнуть цели. Он играет по своим правилам. Любой невинный человек, попадись он на пути, обречен. Поймите это, леди Майя. Такова жизнь: тот, кто облечен властью, не нуждается в причинах и оправданиях. И ваш отец в том числе.
        При этих страшных словах сердце Майи сжалось от страха. Потом пришел гнев, ей захотелось заставить кишона взять свои слова назад. Ее отец - мастон, потомок первого Семейства и наследник правящих домов Комороса. Он не опустился бы до подлого убийства врага, не стал бы подражать древним королям Комороса, что правили этой страной в дни, когда мастоны еще не уплыли за море.
        - Я не буду ему уподобляться. И не стану оправдывать ни убийство невинных, ни резню врагов, - едва выговорила Майя, потому что в горле у нее пересохло.
        - И что же я должен был делать? - фыркнул кишон. - Упрашивать их, чтоб они от нас отстали? Они не идут за нами единственно потому, что боятся. Боятся меня, боятся темноты. Надо пользоваться тем, что есть. А есть у нас сейчас пусть крохотный, но все же реальный шанс бежать. Двое против двадцати - в любом случае неравный расклад.
        Кишон повернулся к Джону Тейту и одарил его мрачным взглядом:
        - Веди, охотник. Надо уходить, пока нас не перехватили.
        Толстяк-охотник заткнул топорик за пояс.
        - Я трупов не боюсь. Ежели придется, будем прорубаться. Пусть себе гниют в лесу. Или под камнями.
        Джон нагнулся, сунул руку в пещеру и забросал ослиным ухом тонкую туго натянутую веревку, полускрытую камнями. Майя поняла, что это ловушка и что теперь она взведена.

* * *
        Когда горная тропа осталась позади и путники вошли в Рок-Адамор, Майя не чуяла под собой ног от усталости. Солнце быстро опускалось за горизонт, и на городок наползали фиолетовые сумерки. Широко открыв глаза, Майя с восторгом рассматривала открывавшееся ей зрелище. Город не походил ни на один из знакомых ей прежде, ибо вырос он прямо на шершавом теле горы.
        В ее королевстве города и селения стояли на твердой земле посреди прекрасных лугов. Здешние же горные края изобиловали густым лесом и исполинскими валунами. На самой вершине изъеденной непогодами скалы высился роскошный особняк - невозможно было даже представить все великолепие открывавшегося из его окон вида. Прочие дома сбегали по склону вниз - высокие, узкие, с заостренными крышами, которые соединялись друг с другом, хотя найти среди них две одинаковые не сумел бы никто. Еще ниже, там, где склон становился пологим, стояли еще какие-то строения. Майя прикинула, что в городе, который Джон Тейт называл Рок-Адамором, или, в переводе на ее родной язык, «Скалой первых отцов», обитало несколько сот человек. Город был очень стар, но, хотя на окраинах его виднелись развалины домов и скатившиеся с гор камни, прочие дома были новенькими и ухоженными.
        Город не нуждался в стенах - сама природа воздвигла вокруг него естественные укрепления. На улицах зажигались фонари и факелы, отчего город казался очень уютным. Особняк на вершине смотрел темными окнами. Должно быть, в нем никто не жил.
        - Тут вашим друзьям нелегко будет нас отыскать, - широко улыбнулся Джон Тейт. - Здесь встречаются все дороги нашей Сотни. Пока все проверишь, замучаешься. Вот и пусть проверяют, а мы за это время уйдем вперед. Вон та домина на горе - королевское поместье. Дохту-мондарцы наверняка побегут туда за помощью. Посреди горы, вон там, - он указал пальцем, - живут богатые торговцы. Нам туда не надо. А в той стороне, на самом краю, есть одно надежное местечко глубоко в лесу. И спрятаться легко, и удирать есть куда. О нем мало кто знает, для себя бережем. Идемте.
        Оказавшись в городе, Майя принялась беспрестанно вертеть головой. Улицы были полны народу, и она впервые за долгое время почувствовала, что ей ничего не угрожает. Прежде она побаивалась, как бы ее не выдал акцент, с которым она говорила по-дагомейски, однако теперь рядом был Джон Тейт, которого здесь хорошо знали и в присутствии которого к ним никто не пристанет с расспросами, а значит, они останутся неузнанными. Майя была благодарна охотнику за помощь и твердо решила, что при случае щедро вознаградит его.
        В отличие от Майи, кишон не разглядывал высокие узкие дома и с невозмутимым видом шагал сквозь сгущающиеся сумерки.
        - Наденьте капюшон, - резко приказал он.
        Майя подчинилась приказу, хотя ей очень хотелось воспротивиться.
        Они прошли по главной улице, миновали, не останавливаясь, лавки и лотки торговцев (правда, Джон Тейт на ходу купил пирогов с мясом, чтобы унять голод), пересекли город и вышли на окраину. Джон остановился у невысокого двухэтажного домишки с круто уходящей вверх крышей под тяжелой каменной черепицей. От главного входа расходились в стороны два крыла, и плющ увивал серые стены.
        Джон вошел первым и потопал по грубому коврику у порога. От запаха вина и жареного мяса у Майи потекли слюнки. В очаге плясал огонь, в зале шумно и весело переговаривались и перебрасывались шутками. На стенах висели оленьи рога, а в одном углу - большая голова лося. Зал был узок, но длинен и занимал весь первый этаж, комнаты же располагались на втором, и подниматься к ним нужно было по узким лесенкам у стен.
        Поначалу шум заставил Майю насторожиться, и все же приятно было снова оказаться среди людей и слушать певучую чужую речь. Она понимала все сказанное и про себя отметила, что при нужде сумеет изобразить здешний выговор. Джон Тейт поискал взглядом пустой стол, но не нашел. Аргус нетерпеливо махал хвостом и нюхал пол в поисках оброненного угощения.
        От огня в камине Майе стало жарко, и она слегка сдвинула капюшон, кожей ощущая исходившее от очага тепло и свет. Тяжелая дорога вытянула из нее все силы, привлекать внимания было нельзя, и все же Майе так хотелось сесть за стол, и слушать царящий вокруг гомон, и чувствовать себя частью этой жизни.
        Она обвела комнату внимательным взглядом и почуяла неладное. Впрочем, это мимолетное чувство тотчас же ушло. На столах были расставлены горшочки с расплавленным сыром, посетители накалывали на вилки кусочки хлеба и окунали в горшок. Запах стоял умопомрачительный.
        Оглядывая столы, Майя подметила человека, который сидел, небрежно развалившись, положив ноги на соседний стул, вертел в пальцах кубок и разглядывал таверну в точности тем же взглядом, что и Майя. Человек был высок и крепок, длинные волосы его доходили до плеч. При взгляде на него сердце у Майи подпрыгнуло - редко она видела таких красивых мужчин. Впрочем, в красоте его явственно сквозила опасность, а самоуверенный взгляд не оставлял никаких сомнений в том, что этот человек знает себе цену.
        Взгляды их встретились, и кубок замер у незнакомца в пальцах, а потом со стуком опустился на стол. Человек широко, радостно улыбнулся, и Майя покрылась мурашками от головы до стертых ног.
        - Тейт! - воскликнул человек, с легкостью перекрыв царивший в таверне гул.
        Джон Тейт резко обернулся, нашел взглядом незнакомца и прищурился.
        - Ну как же без него, - пробормотал охотник. - И ведь именно сегодня, видит Чишу!
        - Кто это? - опасливо спросила Майя. Человек сел прямо и замахал рукой, приглашая их присоединиться. Майе стало страшно.
        - Королевский кольер, - беспомощно пожал плечами Джон Тейт. - Вы только молчите. Ему нельзя доверять.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Рок-Адамор
        Майя не доверяла красавчикам. Она была не из тех, кто тает от очаровательной улыбки или галантного обхождения. Она успела узнать, что за приятным фасадом зачастую скрывается пустышка, капризный упрямец, привыкший всегда добиваться своего. Красивым мужчинам и женщинам все дается чересчур легко - должно быть, потому, что люди слишком легко идут на поводу у красоты. Даже собственный отец Майи, как ни больно ей было это признавать, оказался падок на красивое личико.
        Они подошли к столу - вдвоем, потому что кишон, не сказав ни слова, смешался с толпой. Оставшись в компании Джона и Аргуса, Майя опасливо шагнула вперед.
        Человек отсалютовал им кубком и принялся беззастенчиво разглядывать пришедших. Майю он удостоил лишь мимолетным взглядом, чуть дрогнув бровью при виде ее взъерошенного вида, зато охотника приветствовал с энтузиазмом.
        - Судя по твоему виду, ты опять бродил по горам, - протянул он и дружелюбно похлопал по столу. - Скольких потерял на этот раз?
        - Троих не то четверых, - осклабился охотник. - Тоска!
        Человек потянулся к Аргусу, но пес угрожающе зарычал, и человек отдернул руку. Встав, он повернулся к Майе и изобразил изысканный поклон.
        - Финт Кольер к вашим услугам.
        - Винт? - удивленно переспросила Майя.
        Джон Тейт издал короткий ехидный смешок.
        - Не ты первая недослышала, красотка. Этот тип, понимаешь ли, думает, что он мечник. А в поединке есть такая штука, делаешь вид, будто хочешь ударить, а в последний момент бьешь совсем в другое место. Называется «финт». Вот такими штуками наш конюх и прославился.
        В ответ на это Финт Кольер только усмехнулся. На поясе у него и впрямь висел меч в изрядно потертых ножнах. Куртка из хорошо выделанной кожи запылилась и поистрепалась. Ворот рубахи был распахнут. Приглядевшись, Майя поняла, что Финт совсем еще молод - скорее всего, ее ровесник.
        - Репутация у меня действительно неоднозначная, - в улыбке Финта промелькнула тень недовольства. - Зовите меня Финт Кольер, если вас не затруднит. Тейт зовет меня Кольером, а я зову его Тейтом. Своим знанием о существовании этого местечка я обязан его любезности. Тейт великолепно разбирается в кулинарии - впрочем, вы, конечно же, и сами это поняли, ибо размеры его живота говорят сами за себя.
        - Ну чего пристал? Ну, люблю поесть, и что? - огрызнулся Джон Тейт.
        - А я люблю пофехтовать, и что? - молниеносно парировал Кольер. Мужчины рассмеялись.
        - Клянусь Чишу, - с усмешкой воскликнул Кольер, - вы, вероятно, голодны. Присаживайтесь, прошу вас. Места хватит всем, даже вашему мрачному приятелю, это ведь он там стоит? Я как раз собирался в Аргус по твою душу, Тейт, но ты очень удачно явился сам и сэкономил мне массу сил.
        - Чтоб я да отказался угоститься за чужой счет? - хмыкнул Джон Тейт и уселся за стол. Аргус, озираясь, улегся рядом с ним.
        Дождавшись, пока сядет Майя, Кольер последовал ее примеру, после чего наклонился вперед, опершись о стол.
        - Полагаю, вы уже поняли, что Тейт знает все обо всем. Как вылечить лошадь, как заточить топор, как выстроить прочный дом, как найти воду там, где ее нет. Во всей Дагомее не найти человека, который обладал бы такими обширными и при этом бесполезными знаниями, как наш друг.
        - Бесполезными? - усмехнулся Джон Тейт. - Кто, как не я, нашел Торувийское ущелье, чтоб тебе не ехать лишних тридцать лиг верхом? Это, по-твоему, бесполезно?
        - А что самое худшее, - как ни в чем не бывало продолжал Кольер, обращаясь к Майе, - он не умеет молчать. Днем он без устали говорит, ночью храпит и булькает. Он даже во сне говорит. Впрочем, что это я? Вы ведь шли с ним по горам, а значит, давно познали все на собственном опыте.
        Усиленное внимание полузнакомого человека было Майе не по вкусу. Он явно пытался вовлечь ее в беседу, и от этого Майе было не по себе. Впрочем, все время молчать тоже не годилось.
        - Что значит «королевский кольер»? - спросила Майя, старательно выговаривая дагомейские слова.
        - Конюх. Ходит с лопатой, убирает навоз, - усмехнулся Джон Тейт. - Даже в королевских конюшнях лошади не фиалками пахнут.
        - Ты невыносим, - покачал головой Кольер и свел брови. Впрочем, он тут же перевел взгляд на Майю, и лицо его разгладилось. - Кольер, моя госпожа, - это начальник конюшен, в данном случае королевских.
        - А где сейчас Проглот? - равнодушно поинтересовался Тейт.
        - Будешь его так называть - распростишься с головой, - нервно предупредил Кольер. - Мой господин выехал с армией в поле и встал лагерем в тридцати лигах отсюда.
        Прочитав в глазах Майи непонимание, Кольер пояснил:
        - Проглотом Тейт называет короля Дагомеи, потому что тот любит деньги, золото…
        - И женщин, - вставил охотник.
        Кольер жестом велел ему помолчать.
        - Да, репутация у него сложилась определенная. Он звал Тейта к себе в охотники и обещал ему тысячу марок за согласие, но Тейт отказался. Сами знаете, какой он упрямый. Вобьет себе что-нибудь в голову, и не переубедишь, хоть тресни.
        - Верность не купишь, - отрезал охотник, и Майя вновь ощутила к нему уважение.
        Кольер махнул рукой, и через мгновение к столу подбежал слуга с огромным блюдом, на котором, как ни странно, лежало совершенно сырое мясо, перемежавшееся ломтями хлеба. Прислужник поставил блюдо на стол и убежал. Кольер заговорил снова:
        - Меня прозвали королевским кольером потому, что мальчишкой я чистил стойла в королевских конюшнях. Я цеплялся за эту работу, много узнал о лошадях, научился за ними ухаживать. Сейчас я состою при короле. Я люблю разъезжать по стране, и меня часто посылают с важными поручениями. Ненавижу сидеть на одном месте. Жизнь в седле - вот что мне по вкусу.
        - Ага, Проглот носится туда-сюда со своими солдатами, - добавил Джон Тейт, - а Кольер знай таскает депеши, мол, готовьтесь, король едет. Но дороги наш конюх знает не хуже моего. Что до гор… ну, тут он не гордый. Игра слов, а? - Джон хмыкнул. - И лошадь расковать-подковать может не хуже любого кузнеца… да только я все равно лучше.
        - Ну конечно, ведь изо всех людей в мире ты один знаешь правильный способ! - насмешливо возвел очи горе Кольер и рассмеялся.
        - И еще одно, - сказал Джон Тейт. - Его прозвали Кольером потому, что он безродный. Безродный как работает, так и называется. У старого короля Дагомеи была куча детишек, и по большей части законных. А одному вот не повезло. В какое аббатство тебя, говоришь, подбросили?
        Майю неприятно поразил его тон. Насмешливая обходительность Кольера на миг дала слабину, и по лицу его скользнула тень. Голубые глаза едва заметно сузились, однако уже через миг он ухмыльнулся, словно смеясь над собой, ^и^ пожал плечами.
        - В аббатство Аизье. Человек не выбирает, где ему родиться, - сказал он. - А вот как прожить жизнь - каждый решает сам. Мне моя жизнь нравится. Я занимаюсь тем, что люблю. И хоть я выбираю опасные тропы, ни один разбойник меня и пальцем не тронет - знают, что я дерусь грязно.
        Лицо у него стало задумчивым, и Кольер указал на Майю.
        - Если нужно будет, я и глаз могу выколоть, и руку отрубить. Впрочем, сколько можно говорить обо мне! Как ваше имя, моя госпожа? Из какой Сотни вы прибыли?
        Майя не знала, что сказать, но понимала одно: свое настоящее имя она этому человеку не назовет. Низкое рождение странно сочеталось в нем с изящными манерами, он был хорош собой, однако приятностью обхождения не был обязан ни высокому положению, ни титулу.
        - Вот что я тебе скажу, - снова влез в разговор Джон Тейт, - этот Кольер - записной дамский угодник, так что ничего ему не говори. Твердит о разбойниках, а сам-то кто? Говорить с ним буду я.
        - Да ты только и делаешь, что говоришь.
        - Ты тоже не молчишь, как я погляжу, Кольер. Ну-ка, придвинь поднос поближе, глядишь, и помолчу минутку.
        - Не спеши. Сейчас подадут бульон и сыр.
        - Я и сырому мясу буду рад. А, вон несут!
        Появилась стайка подавальщиц с горшками, железными треножниками и маленькими масляными светильниками. Горшки установили в треножники, а светильники подсунули снизу, чтобы их пламя подогревало дно. Майя впервые видела такой странный ритуал и с любопытством рассматривала происходящее. Наконец содержимое горшков забулькало.
        Тейт взял маленькую вилку, подцепил несколько ломтиков мяса, наколол их на миниатюрные вертела и окунул в бульон, а сам попросил служанку принести ему овощей. Через несколько мгновений он извлек вертела из бульона. За это время мясо успело свариться. Джон Тейт протянул Майе исходящий паром кусок на вертеле, сам взял второй и зубами снял с него угощение.
        - Здесь подают самый лучший бульон и сыр, - сказал он Майе. - По рецепту из Прай-Ри. Это я их научил.
        - Разумеется, ты, кто же еще, - утомленно вздохнул Кольер.
        - Таверну судят не по блохам в матрасах, а по еде, - с этими словами Тейт схватил огромный ломоть хлеба и погрузил его в кипящий сыр.
        - Ваш друг не желает к нам присоединиться? - понизив голос, спросил Кольер.
        Тейт оглянулся через плечо и одновременно с Майей увидел кишона: тот стоял с кружкой у стойки и не спеша потягивал эль или что-то ему подобное.
        - Он у нас бука. Не любит шума и веселья. К нему такому лучше не приставать. Попробуйте сыра, - предложил Джон Тейт, оторвал кусок от очередного ломтя и окунул в расплавленный сыр, коричневато-желтый, присыпанный поверху чем-то темным. Майя последовала его примеру. Горячий сыр больно обжигал язык, но от аромата получившегося угощения у нее захватило дух. Это было что-то невероятное! Правда, есть приходилось под внимательным взглядом незнакомца, который не сводил глаз с Майи.
        - А ей понравилось, - ухмыльнулся Кольер. - Скажите, госпожа моя, неужели и вы так же молчаливы, как ваш спутник у стойки? Как ваше…
        - Значит, Проглот увел армию за тридцать лиг, - вмешался Тейт. В глазах Кольера мелькнул гнев. - А вернуться-то вернется? То-то я смотрю, в поместье ни огонька.
        Майя была благодарна Джону Тейту за то, что тот не давал Кольеру вовлечь ее в беседу. Пожалуй, она могла бы переброситься с новым знакомцем парой фраз, не выдав при этом себя, но чем меньше он будет о ней знать, тем лучше.
        Кольер сжал губы и покачал головой.
        - Нет. Он не вернется. Говорю же, я собирался скакать в Аргус, искать тебя. Ты говорил, что не станешь работать на Проглота даже за десять тысяч. А за двадцать пять?
        - За двадцать пять марок? - скептически переспросил Тейт.
        - За двадцать пять тысяч марок, - уточнил Кольер. - За такие деньги можно купить целую Сотню. Не исключено, что и титул получишь. Королевского шерифа, например.
        Охотник извлек из горшочка с сыром кусок хлеба и сунул в рот. Вытер руки, отряхнул крошки с бороды.
        - Чем больше он предлагает, тем меньше я ему верю. Я и пяти тысяч не стою. Обойдусь.
        Кольер удовлетворенно кивнул.
        - Вот и я ему так сказал.
        Снова повернувшись к Майе, он заговорщически понизил голос:
        - Госпожа моя, а о погоде в горах вам говорить дозволено? Или Тейт опять бросится меня отвлекать?
        - В горах сейчас ветрено, - ответила Майя, чуть улыбнувшись: настойчивое внимание собеседника льстило ей, пусть и против воли. Впрочем, она по-прежнему намеревалась говорить с ним как можно меньше.
        - Она умеет говорить! - рассмеявшись, захлопал в ладоши Кольер.
        - Я этому типу служить не буду, - заявил Тейт, извлекая из горшка с бульоном очередной кусок мяса, и с наслаждением принялся жевать, мыча от боли в обожженном языке. - Сколько бы он ни предложил. Так и передай.
        - Тейт твердо намерен жить в бедности, - сообщил Майе Кольер. - Впрочем, я уважаю его за это решение. Знаете, как говорят мастоны: честь не купишь. Честь неоценима, ибо это единственная в мире вещь, которая всегда дороже тех денег, что за нее предлагают. И всего дороже она бывает тогда, когда мы отдаем за нее все, что имеем, - он ухмыльнулся. - Я не мастон, но запомнил.
        Майя кивнула, испытующе посмотрела на него, но не произнесла ни слова. На левой щеке, под глазом, у Кольера был почти незаметный маленький шрам. Глаза у королевского слуги были голубые, как само небо. Майе захотелось узнать его поближе, но она подавила в себе это чувство, ибо знала, что вскоре они снова отправятся в путь и больше она этого человека не увидит. Финт Кольер, безродный из Дагомеи. В Коморосе брошенных детей почти не бывало. Если же на пороге аббатства находили младенца, множество семей тотчас наперебой стремились объявить его своим. Майе стало жаль Кольера, но поддаваться влиянию чувств было нельзя. Одно неверное слово, и сказанное ею или Джоном Тейтом мгновенно достигнет слуха короля Дагомеи.
        - Так куда Проглот собрался? - спросил Джон Тейт.
        Кольер хмыкнул:
        - Ты ведь отказался ему служить, а значит, и я ничего не должен тебе говорить о его намерениях. Он созывает солдат со всех Сотен и расставляет стражей на всех горных перевалах. Пути в горах перекрыты. Всякий, кто явится из другого королевства, будет задержан и допрошен. Так-то, друг мой, знаток всего на свете. Не ходи в горы, Тейт. Сиди в долине.
        Джон Тейт недовольно скривился.
        - А на жизнь я чем буду зарабатывать? Я же проводник!
        Ответом ему была лукавая улыбка.
        - Я предложил тебе стать шерифом, Тейт. Боюсь, очень скоро ты пожалеешь о своем отказе. Порой честь достается нам дорогой ценой. Ешь вволю, я заплачу хозяину сам. Деньги у тебя теперь не скоро появятся.
        Взгляд его посерьезнел.
        - Если передумаешь, дай мне знать. Я буду в королевских лагерях. Пароль - «Коморос». Ты сэкономил мне два дня в седле, и я тебе благодарен. Как поживает деревня-тезка твоего пса? Дрожит на ветру? - он с преувеличенным вниманием повернулся к Майе.
        - Чего? - переспросил Джон Тейт, мрачнея с каждым его словом.
        - Деревня, говорю. Как дела в Аргусе? Сколько там сейчас людей?
        Майя сжалась. Перед глазами у нее проплыли события той ночи: молнии, дохту-мондарцы, судьба, ожидавшая сельчан. Теплый сыр во рту стал горьким на вкус.
        - Как всегда, - сердито рыкнул охотник.
        - Мне показалось, что с гор тянуло дымом. Там был пожар?
        Сердце Майи стиснул страх. Уж не играет ли с ними Кольер? Королевский слуга был человек проницательный. Он позвал их к столу не сразу - сначала присмотрелся, понаблюдал за ними. Он заметил, что кишон не желает принимать участие в беседе. Что если Кольер - тоже охотник?
        - А, это. Молния ночью ударила. Буря была страшная.
        - Вероятно, она пришла с проклятых земель, - заметил Кольер. - Оттуда все время лезет всякая пакость. И дохту-мондарцы в последнее время что-то ищут. Ты не в курсе, что именно?
        Джон Тейт пожал плечами.
        - На этих я тоже не работаю, - твердо сказал он. - От них каждый год кто-нибудь заявляется в Аргус, а потом уходит в горы. Ни один еще не вернулся.
        Кольер нахмурился и подхватил с подноса горбушку.
        - Я не доверяю дохту-мондарцам, - просто сказал он, стараясь говорить тише. - Возможно, король Браннон был прав, когда изгнал их из Комороса.
        Майя принялась старательно жевать мясо, молясь, чтобы лицо не выдало ее. Она знала, что Кольер наблюдает за ней очень внимательно. Взяв кусок хлеба, она окунула его в душистый сыр, хотя голода больше не чувствовала.
        - Ну, - легко сказал Кольер, вставая, - пусть у них тут и лучшая еда во всем Рок-Адаморе, про комнаты того же самого сказать не могу. Если вас тут не устроят, приходите в таверну Вексина, это выше по горе. Я сегодня ночую там.
        Что, в особняк уже не пускают? - поинтересовался Джон Тейт. - Стойла там ого-го, ты мне показывал.
        В особняк пускают лишь тогда, когда приезжает король. Даже мы, его смиренные слуги, живем ниже. Приятно было повидаться, Тейт.
        - Бывай, Кольер. А вот Проглота твоего я теперь еще больше не люблю. Оставил меня без работы, мерзавец.
        - Ты, Тейт, как кошка - всегда падаешь на ноги. С кошельком своим разбирайся сам, а от меня прими совет: не ходи в горы. Если попадешься, я вряд ли смогу тебя вытащить.
        Кольер снова поглядел на Майю, и выражение его лица смягчилось.
        - Приятно было познакомиться, моя госпожа. Жаль только, что вы так и не назвали своего имени.
        - Благодарю вас за гостеприимство, - вежливо кивнула Майя, но ее имя так и осталось непроизнесенным.
        Я уже предупреждала тебя о том, что нессийцы коварны, и вот теперь хочу поделиться с тобой видениями из будущего, которые меня посещали. Сначала слышится тихий шепот Истока. Страна нессийцев - это край черных озер, скованных льдом и укрытых тенями. Нессийцы не созидают, ибо по природе они завоеватели. Явившись на наши земли, они не умели строить из камня замки и аббатства. Они не знали ни шкива, ни рычага. Поначалу они селились на побережье, затем - в городах. Когда вернулись первые мастоны, нессийцы созвали совет мудрейших дохту-мондарцев. В твои времена, о правнучка, дохту-мондарцы станут советниками владык. Вера их отлична от веры мастонов. Некоторые из них всеми правдами и неправдами добиваются постов и званий, облеченных великой ответственностью. Начало же этому положил тот самый совет.
        Некоторые дохту-мондарцы выступали за войну с мастонами. Иные убеждали собратьев бросить все завоеванное и отступить на север. Но верх в споре взял мудрейший и хитрейший из всех дохту-мондарцев. Имя его было Виктус, что означает «Верный». По его совету мастонов приветствовали как истинных правителей этих земель. Во главе каждого королевства было поставлено старинное Семейство, в руки которого перешла власть. Дохту-мондарцы желали учиться у нас, овладеть нашими знаниями, научиться читать и гравировать, строить здания, вырезать яр-камни. Они будут смотреть на нас и учиться. Когда же будет возведено первое аббатство и дохту-мондарцы овладеют знанием, которого так жаждали, онивосстанут и уничтожат нас. Но не своими руками. Они обратят Семейства друг против друга, а сами лишь будут дергать за ниточки.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Бегство
        Тихий стук в дверь нарушил раздумья Майи. Сидя у открытого стрельчатого окна таверны, девушка глядела в ночное небо и любовалась дрожащими огнями городских светильников и факелов. Таверна была окружена деревьями, стоящими так близко, что ветки их почти касались стен. Майя сидела, опершись локтем о подоконник и подперев ладонью подбородок, и думала.
        Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Только тут Майя обнаружила, что поглаживает висящий поверх платья кистрель. Девушка быстро сунула амулет под одежду и поправила платье так, чтобы не видно было ползущих к горлу темных завитков на коже. Винного цвета платье, полученное от Джона Тейта, было теплым и удобным. Истрепанный наряд служанки Майя сняла и выстирала в тепловатой воде, предварительно искупавшись в ней сама. Волосы до сих пор еще не просохли, но так приятно было ощутить себя чистой.
        Она встала, подошла к двери и подняла засов. Кишон на мгновение уставился на нее, приподняв бровь и словно не узнавая. Следом вошел Джон Тейт, а за ним - Аргус. Могучий пес шумно обнюхал Майю; она опустилась на одно колено и потрепала собаку по голове.
        Джон Тейт закрыл дверь и надежно приладил засов. Для такой компании комната была слишком мала, однако охотник сказал, что они с Аргусом переночуют в общей спальне. А кишон будет охранять сон Майи.
        - Вас и не узнать, клянусь Чишу, - заявил Джон Тейт и почесал шею. - Я вам тут принес мазь от синяков и царапин. Берите, полегчает.
        - Спасибо, - ответила Майя, подошла к окну, заперла его и оперлась на подоконник. - И спасибо за ванну. Давно об этом мечтала.
        Джон бросил взгляд на край ванны, где висело мокрое платье.
        - А, постирушку устроили. На ночь повесьте над жаровней, чтоб просохло. В горах лишняя одежда не помешает. Чем больше на себя наденешь, тем лучше. Я встану пораньше, соберу все, что нужно для перехода, и отправимся. До королевской армии лиг тридцать, но лучше б ей быть еще подальше.
        - А насчет сказанного Кольером есть идеи? - спросила Майя, обращаясь к Тейту, но захватила взглядом и кишона, поскольку хотела услышать и его мнение.
        - Да я не знаю, бояться мне или уже поздно, - ответил охотник, фыркнул и пожал плечами. - Горы-то вон какие большие, госпожа моя. Да и троп в них хватает, королю все не упомнить. Правда, на иные соваться без нужды не след. Я уж вашему другу говорил…
        - Он знает тропу в Мон, которую не стерегут, - перебил кишон. - Но там водятся серые твари.
        - Госпожа моя, серые твари - это похуже, чем медведь. В Прай-Ри их называют страхогорищами. Они жрут и разум, и плоть. Чтобы не поймали, выходить придется на рассвете и идти весь день. А вот если в сумерки нагонят по ту сторону, тогда плохо дело. Эти твари быстрые.
        - Мы знаем, - сказала Майя, и сердце у нее дрогнуло от одного воспоминания.
        Джон Тейт уставился на нее с открытым ртом.
        - Мы с такими уже встречались, - сказала Майя. - Но другого пути мимо караулов у нас нет. Пойдем мимо тварей.
        - Леди Майя, - Джон Тейт сделал шаг вперед и уставился на нее серьезным взглядом. - Я повидал все зверье и тварье, что только есть в лесу. Я не испугаюсь ни бури, ни тени, ни медведя-шатуна. Но страхогорищ я боюсь и вас от них защитить не смогу. И он не сможет.
        - Значит, как ты и сказал, выйдем на рассвете и пройдем перевал до сумерек.
        - Это будет нелегко, моя госпожа.
        - Ничего, я привыкла. Значит, решено. Главное - обойти дагомейскую армию.
        На губах Джона Тейта заиграла широкая улыбка.
        - Ясное дело. Только я всегда рассчитываю на самое худшее. Хуже всего страхогорища, понятно, но там и прочего хватает. В наших горах буря налетает в один миг. Солнышко греет, тепло, глазом моргнуть не успеешь - из-за перевала туча выскакивает, снег валит. Ветер еще, сильный. На этой тропе никогда не знаешь, чего ждать. И если мы будем мешкать…
        - Придется рискнуть, - решительно нахмурившись, отрезала Майя, убрала за ухо влажную прядь и сложила руки на груди.
        Джон Тейт задумчиво нахмурился:
        - Если ночь застанет нас в горах, эти твари подкрадутся и растерзают нас. Есть ведь и другие тропы, где мало кто ходит, - пойдем по ним. Правда, придется прорубаться сквозь стражу, но уж лучше стража, чем страхогорища.
        Майя бросила взгляд на кишона. Тот смотрел мрачно, но в ответ кивнул. Странным образом Майя поняла, о чем он думает.
        - Страхогорища нам не страшны, - сказала Майя. - Я их прогоню.
        Джон Тейт вздохнул.
        - Лишний риск, как по мне. Ну да я всего только проводник. Воля ваша.
        - Спасибо. Возможно, нам и вовсе не придется прибегать к магии. Пройдем перевал при свете дня, и все. Утром выступаем.
        - Понял. Идем, Аргус, - Джон хлопнул себя по бедру, и пес, лежавший у ног Майи, поднялся и потрусил вслед за хозяином.
        Они вышли. Какое-то время Майя прислушивалась к тяжелой поступи охотника - вот он идет по коридору, вот его башмаки застучали по ступеням. Когда звук его шагов перестал быть слышен, она сложила руки на груди и устремила взгляд на кишона.
        - Не трожь его, даже когда все будет позади, - сказала Майя.
        Мимолетная улыбка прорезала лицо убийцы.
        - Я так и знал, что вы это скажете, - проворчал он и покачал головой. - Вы слишком легко верите людям.
        Майя прямо посмотрела ему в глаза.
        - Ничего подобного. Я не верю, что ты меня послушаешь, если только не дашь клятву. Поклянись, что не тронешь Джона Тейта.
        - Не поклянусь, - отрезал кишон, гневно сверкнув глазами. - А начну с пса. Он опасней хозяина.
        Майя заскрежетала зубами.
        - Он же нам помог!
        - Я с этим не спорю. Но он знает, кто вы такая. Он знает гораздо больше, чем говорит.
        - Не трожь его, кишон, - предостерегла Майя.
        Кишон сделал шаг вперед. Лицо его затвердело.
        - Я сделаю то, что будет лучше для вас, моя госпожа. Что бы вы там себе ни думали. - Он холодно сузил глаза. - Раз уж речь зашла об угрозах и предупреждениях, я тоже кое-что вам скажу. Не говорите ему обо мне. Он сам выбрал свою судьбу. Как и я, когда согласился сопровождать вас. А теперь спите, покуда есть кровать. Завтра спать придется на голой земле.
        Майю разрывало на части от гнева, но она решила не спорить. Она и без того знала, что кишон не бросит службу, как ни уговаривай. Его нанял отец, и Майя подозревала, что по доброй воле убийца ее не оставит. А значит, надо как-то помочь Джону Тейту избежать его кинжала. Майя упрямо мотнула головой и легла в постель. Кровать была под стать комнате, короткая и узкая, но Майя не спала по-человечески уже две недели, с того самого дня, как судно отплыло от Комороса. Настоящая кровать - какая роскошь! Девушка отвернулась от кишона и стала смотреть, как за окном пляшут на ветру ветви деревьев. Она думала о своем народе, который был уничтожен невидимой силой - Бесчисленными. Король Дагомеи заглатывал страны послабее и явно готовился напасть на страну Майиного отца. Защитник Майи готов убить всякого, кто хоть чем-то мог ей помочь. В довершение всего за ней охотились дохту-мондарцы.
        Сон все не шел. В голове вертелись тысячи вещей, над которыми у нее не было власти. Разум кипел. Чтобы успокоиться, Майя стала вспоминать слова из книги, которую показывал ей канцлер Валравен.
        «Ибо никто не может обмануть человека вернее, чем он сам. Отчего во снах наш глаз видит лучше, нежели воображение наяву? Как царство разделенное не устоит, так и разум, разрываемый многими науками, приходит в замешательство и иссушается. Как день, проведенный в трудах праведных, несет с собой крепкий сон, так и жизнь, проведенная в трудах праведных, несет счастливую смерть».
        От последних слов по спине пробежал холодок. Майя вспомнила, как они с кишоном высадились на проклятые берега. «Здесь вы останетесь навеки. Здесь родилась сама смерть».
        Почему в этой темной комнате ей показалось, что она посмотрела смерти в лицо? Почему чудилось, что смерть идет за ней по пятам? Они все умрут, внезапно поняла Майя. Даже кишон. Умрут из-за нее.
        В памяти всплыли последние слова из книги Валравена. Слова, которые не давали ей покоя с того самого дня, как она прочла их, ибо то было последнее, что написал ее друг перед смертью. Она видела его словно наяву: вот он сидит в башне, на ногах - деревянные башмаки, волосы взъерошены, в глазах усталость и печаль.
        «Я полагал, что учусь жить, однако, как выяснилось, на самом деле я учился умирать».

* * *
        В окно стукнул камушек. Майя проснулась.
        В комнате было темно, но небо уже начало розоветь. Кишон вскочил на звук.
        - Окно, - сказал он. - Лежите тихо.
        Беззвучно, как кошка, он скользнул прочь от двери, где провел ночь, и бесшумно выглянул из-за края рамы.
        В стекло ударил второй камушек.
        - Кто там? - спросила Майя. - Видно?
        Не выходя из тени, кишон протянул руку и открыл окно. В раскрытую створку ворвалась торжествующая птичья песнь, громкая и прихотливая, наполнявшая собой утреннее небо.
        В окне появилась неясная фигура, и в следующий миг с подоконника спрыгнул Финт Кольер. Восстановив равновесие, он вскинул обе руки, показывая, что безоружен.
        - Я знаю, что вы у меня за спиной, сударь, - сказал он, - и знаю, что вы готовы вонзить нож мне в спину. Клянусь, что я влез в окно не затем, чтоб соблазнить эту женщину, а единственно из желания предупредить вас, что сюда идут дохту-мондарцы. Они прибудут очень скоро, - Финт приобернулся и бросил взгляд на кишона. - Ну, мир? Я пришел помочь, не надо меня резать.
        Майя поспешно вскочила с кровати.
        - Благодарю вас за предупреждение. Мы уходим.
        - Советую вам не спускаться на первый этаж. Таверна будет окружена, и хоть этому Корриво давно пора укоротить нос, у него с собой по меньшей мере полсотни человек и подробное описание вас обоих. Он настроен решительно. Я бы советовал вам уходить по крышам.
        - Почему ты решил помочь? - отрывисто спросил кишон.
        - У меня могли быть на то причины.
        Внизу в коридоре зазвучали шаги.
        - А как же Джон Тейт? - спросила Майя. - Надо его предупредить.
        - Я уже предупредил, моя госпожа. Он как раз шел покупать припасы. Мы найдем его в условленном месте. Вы идете?
        Финт протянул ей руку. На лице его играла озорная улыбка, и сердце Майи тревожно забилось. Отвернувшись от протянутой руки, она торопливо затолкала в заплечный мешок истрепанное платье и сгребла со стоящего неподалеку подноса виноградную гроздь. Она чувствовала, что отдых придал ей сил, но опять - в тысячный раз - была испугана.
        Она кивнула в знак готовности. Кольер встал на подоконник и вылез на островерхую крышу. Майя высунула голову и посмотрела в утреннее небо. Солнце быстро поднималось над горизонтом, разгоняя ночные тени. По улице шли люди с факелами. Они были повсюду.
        Сверху протянулась рука. Кольер схватил Майю за запястье и потянул вверх. Следом бесшумно вылез кишон. Троица стала карабкаться вверх по черепице.
        - Только тихо, - прижав палец ко рту, прошептал Кольер. Острый конек крыши уходил вверх под немыслимым углом, но Финт ловко вскарабкался на него, протянул руку Майе и втащил ее за собой. Его ладонь была теплой. Он улыбнулся.
        Майя не стала улыбаться в ответ. Ее тошнило от страха. Дохту-мондарцы гнали их с места на место, как охотник гонит добычу. Они не знали жалости.
        - Здешние черепицы сделаны из камня, - шепотом сообщил Кольер, - потому что когда в горах камнепад, в городе случается дождь из камней. Приходится обходиться тем, что под рукой. Сюда. Видите, там, впереди, край крыши смыкается со скальной стенкой? Будем пробираться на второй ярус, а потом на самый верх, к усадьбе. Там нас будет ждать Тейт.
        Майя непонимающе уставилась на собеседника:
        - Разве усадьба до сих пор пустует?
        - Разумеется, и там совершенно безопасно. Но лошади на конюшнях остались. Трое оседланы и стоят наготове.
        Майя удивилась:
        - Правда?
        - Правда. От усадьбы идет тропа в горы, но дохту-мондарцы ее не стерегут. Это дурачье и города-то толком не знает. Спохватятся, да поздно будет.
        Они добрались до края крыши. Майя запрокинула голову, разглядывая уходящий вверх утес.
        - Как же мы по нему залезем? - спросила она.
        Финт присел на корточки.
        - Увидите, когда рассветет. В темноте без фонаря мы не полезем, а с фонарем нас тотчас же заметят. Терпение.
        Сзади подошел кишон. Майя почувствовала, что ему очень хочется столкнуть Кольера с крыши, на верную гибель. Содрогнувшись, девушка пододвинулась поближе к проводнику, чтобы загородить его собой от кишона.
        Открытая солнцу сторона утеса наливалась пурпуром в утренних лучах солнца, напоминая о сливах и бархате. В домишках начали зажигаться огни, над крышами поплыли первые ленивые нити дыма.
        - Еще чуть-чуть, - сказал Кольер, сам не свой от возбуждения, и указал куда-то рукой:
        - Теперь видите?
        Глаза Майи еще не привыкли к утреннему свету, и все же она увидела торчащий над крышей неприметный каменный выступ. Выступы шли один за другим и складывались в импровизированную лестницу.
        - Следующий ярус совсем близко. С веревкой было бы проще, но мы и без нее справимся. Ступеньки достаточно широки. Просто следуйте за мной, и мы поднимемся очень быстро, еще прежде, чем нас станет хорошо видно. Я пойду первым и буду показывать путь. Вперед!
        Он встал, потер ладони, прижался грудью к стене и поставил ногу на первый выступ. Потом он позвал Майю. Под громкий грохот сердца, твердя себе, что она бывала в передрягах и пострашнее, девушка полезла следом. Кишон оглянулся по сторонам и тоже стал подниматься.
        Раскинув руки, цепляясь за камни, она сделала шаг вверх и вбок. Кольер указал на цепочку уходящих вверх выступов. Майя осторожно поднялась еще на шаг, потом еще. Один раз нога у нее соскользнула, и девушку окатило ужасом, но Кольер тотчас же положил руку ей на спину и прижал к стене, успокаивая.
        - Тише, тише, - шепотом сказал он.
        Над головами у них возник длинный выступ; Кольер вогнал башмак во впадину и вскарабкался на каменный нос. Наклонившись, он втащил за собой Майю, а затем поволок ее сквозь ветви растущих из камня растений. Путь был окончен; они достигли второго городского яруса. Майя тяжело дышала, радуясь передышке; мгновение спустя из кустов вышел кишон и огляделся внимательно и настороженно.
        - За мной, - уверенно бросил Кольер.
        Они пошли по главной дороге, которая вилась между темных домов. Стук башмаков смешивался с пением птиц, и Майя почувствовала, как владевший ею страх отступает.
        - Благодарю вас за помощь, мастер Кольер, - сказала Майя, держась наравне с широко шагающим Финтом. Высокий, сильный, он чем-то неуловимо напоминал крепкого боевого коня.
        - Не стоит благодарности. Вы познакомились с тайным путем к усадьбе. Видите вон то высокое здание? Это таверна, где я провел прошлую ночь. Корриво явился среди ночи в компании солдат, и по городу тотчас же поползли слухи. Мне рассказал слуга. Я хорошо заплатил ему за информацию. Раз уж идет охота на дезертиров, я просто обязан доложить об этом королю. Кстати, а вам дезертиры не попадались?
        Он искоса посмотрел на Майю. Было ясно, что он знает, какие такие «дезертиры» нужны Корриво, но помогать ему не собирается.
        Майя не смогла сдержать улыбку. Впрочем, она помнила, что Финту доверять нельзя. Король Дагомеи, дохту-мондарцы, и она между ними, как между молотом и наковальней… Ясно было одно: какие бы причины ни сподвигли Кольера помочь ей, галантность в их число не входила.
        Над горизонтом показалось солнце. На смену фиолетовым теням пришел оранжевый утренний свет. Воздух был чист и свеж, мышцы от ходьбы разогрелись и окрепли. Майя заправила за ухо волосы и запрокинула голову, разглядывая раскинувшуюся на вершине горы усадьбу.
        - Кто-то идет. Прячемся между домами, быстро, - голос Кольера был тих и тревожен.
        Они торопливо нырнули в щель между домами и снова оказались на краю утеса, который в этом месте уходил вниз еще круче. Попетляв по извилистым переулкам, они вышли к густой роще, которую прорезала цепочка узких каменных ступеней, убегавших вверх и терявшихся среди расселин и валунов.
        - Этот путь ведет в конюшни. Придется попотеть, зато доберемся быстро.
        Кишон подозрительно прищурился.
        - Да-да, я понимаю, вы мне не доверяете, - ответил ему таким же взглядом Кольер. - Но учтите: помогая вам, я очень рискую. Думаете, я не понимаю? Вам достаточно рассказать кому-нибудь, что вам помог королевский кольер, и мне придется плохо. Только, по-моему, у нас у всех есть причина держать свое при себе, не так ли, моя госпожа?
        Майя кивнула.
        - Вот и славно. Полезли.
        Очень скоро ноги у Майи заныли и застонали. Неровные каменные ступени были слишком высоки, но длинноногий Кольер преодолевал подъем без видимого труда. Майя поднималась следом, кривясь от усилия, но свежий утренний воздух сделал свое дело, и вскоре они уже были на вершине. Роща ниже по склону надежно укрывала путников от стороннего взгляда.
        Усадьба занимала всю вершину горы. Массивное трехэтажное строение было покрыто пологой крышей, по краю которой шел парапет. Крыша венчалась куполом с железным шпилем. Посреди небольшого состоящего из террас садика, окруженного аккуратно подстриженной живой изгородью, рос огромный дуб. Кое-где утес был дополнен полукруглыми рукотворными выступами, предназначенными для того, чтобы хоть немного увеличить пространство. Над путниками пролетела, курлыча, пара горлиц.
        Ни дымка из трубы. Ни единого признака жизни.
        - Конюшни расположены за господским домом, - сказал Кольер и повел их вдоль высокой ограды к каменным строениям, откуда доносилось ржание лошадей. Пока что Финт ни разу не обманул своих спутников.
        - Сюда.
        Они достигли высоких деревянных дверей, и Майя сжалась, ожидая предательства. Зачем королевский кольер помогает им сбежать от дохту-мондарцев? Что заставило его предать и обмануть своего короля? Оглянувшись на кишона, Майя поймала недоверчивый взгляд, точь-в-точь повторявший ее собственный. Возможно, придется использовать кистрель.
        Кольер потянул за кольцо и открыл дверь. В конюшне стояли четыре оседланных скакуна с притороченными к седлам сумками - провизией в дорогу. Не останавливаясь, не глядя на Майю и кишона, Финт решительно шагнул вперед, разгоняя пыль и солому, подошел к прекрасному соловому жеребцу и ласково потрепал коня по гриве. Затем он перешел к остальной троице, заговорил успокаивающим тоном, похлопал лошадей по бокам. Видно было, что он умеет обращаться с животными.
        - Вот этого вороного угрюмца зовут Мститель. Он твой, мой мрачноликий друг, - сказал Финт, поворачиваясь к кишону. - Эта гнедая - для вас, моя госпожа. Ее зовут Присли. Она у нас быстрая, поэтому не отпускайте поводьев, если только не возникнет такой нужды.
        Финт погладил Присли по морде, ласково похлопал по боку.
        - Она любому фору даст. Кто знает, от кого нам придется уходить?
        Он перешел к лошади поменьше размером, к пони.
        - Ручеек предназначается Тейту. Коротышка, но крепенький, под стать нашему охотнику. Будь конь повыше, Тейту пришлось бы подставлять ведро, чтоб на него влезть. Ручеек не так скор, как эти двое, зато вынослив. Думаю, эти лошади вам подойдут.
        Кольер шагнул к своему соловому жеребцу и легко, умело вскочил в седло. На бедре у кольера висел меч.
        - Я вернусь через город. Сделаю вид, что еду в Аргус - все знают, что я туда собирался. Выезжайте на дорогу за стойлами. Она идет на восток, подальше от Корриво и дохту-мондарцев, и заканчивается в городишке под названием Бриек. Лошадей можете оставить на постоялом дворе у хозяина Клема Прайка. Его постоялый двор самый большой, не ошибетесь. Я вернусь через два дня, заберу лошадей и верну их на место. Никто ничего не узнает.
        Сидя в седле он наклонился и посмотрел Майе в глаза с выражением, которого она не могла прочесть.
        - Ну, пора расставаться.
        - Чем мне отплатить вам за помощь? - спросила Майя, все еще ошеломленная тем, что все вышло именно так, как он говорил. В конюшне царили чистота и порядок, упряжь и сбруя висели на вбитых в стенку колышках. За спиной у путников стояли бочонки с провизией. За этим местом явно хорошо ухаживали.
        - Назовите мне свое имя, - попросил Финт.
        Майя уставилась на него. Он был красив и загадочен. Безродный, он сумел выбиться в люди. Ей очень хотелось знать, как это вышло. Она-то полагала, что быть изгнанницей все равно что быть безродной, однако она знала свое Семейство. Много лет она твердила себе, что никто не захочет соединить свою судьбу с принцессой, которую изгнал сам король. Отец дал ясно понять: замуж она не пойдет никогда.
        Майя отрицательно покачала головой. Она не могла верить ни ему, ни себе.
        - Что ж, - сказал Финт, глядя на нее пронзительными голубыми глазами, и широко улыбнулся, - однажды вы все-таки доверитесь мне, моя госпожа.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Духов день
        - Майя, огонь гаснет. Подбрось дров.
        Голос леди Деорвин застиг Майю на пути к шкафу, в котором хранились фарфоровые чашки. Майя быстро достала чашку и бросилась к камину - оживить угасающий огонь.
        Она опустилась на колени у огня, и боль в животе усилилась, почти нестерпимая. С трудом удерживая стон, Майя закрыла глаза и обхватила живот руками. На лбу у нее выступили капли пота. Она глубоко задышала, ожидая, пока минует боль, и стараясь не производить при этом ни звука, дабы не привлечь к себе внимания.
        - Ах, Майя, какая ты ленивая! Я велела тебе подбросить дров, а ты что же? Сидишь и смотришь в огонь! Уж не упрямство ли это? Или ты полагаешь, что я позову слугу? Милая моя, нельзя же быть такой лентяйкой!
        Сжав зубы, Майя потянулась за висевшей на колышке у камина кочергой. Разбила потухшие шелковисто-серые угли, помешала их, разбудила последние красные искры. Из глубины камина, с дальней стены, пристально смотрел закопченный яр-камень. Он был невелик размером, но улыбался как-то особенно злобно, словно радуясь ее боли. Яр - камень был коварен.
        Майя подсунула взятое из дровницы полено поближе к угольям и заглянула яр-камню в глаза. Нагнувшись, она принялась раздувать угли. Поднялось облачко золы. Под шипенье и потрескивание над поленом закурился дымок. Майя разжигала огонь, но в душе у нее тлела неприязнь к леди Деорвин, неприязнь столь сильная, что Майя осмеливалась именовать ее ненавистью. Эта женщина заняла в отцовском сердце место, принадлежавшее матери, и вытеснила оттуда всех остальных. Своих дочерей она ласкала и баловала, почитая принцессами, с Майей же обращалась все хуже.
        Глаза яр-камня налились светом.
        Майя в изумлении уставилась в камин. Ответом ей был колючий взгляд двух раскаленных красных точек. Яр-камень отзывался на настроение Майи, и, хоть девушка давно научилась скрывать свои чувства, ей было ясно: яр-камень каким-то образом уловил пробудившийся в ней гнев и сам помог ему расцвести.
        Искаженный гневной улыбкой рот яр-камня был совсем близко. Майя отшатнулась.
        «Гори».
        Мысль эта вспыхнула мгновенно - да и была ли то ее мысль? В камине взревело, из зева рванулись раскаленные Добела языки пламени. Майя попятилась, но страх в ее душе мешался с восторгом. Камин до краев заполнился пламенем.
        - Ах, Майя, что ты натворила? Я велела тебе подбросить дров, а не сжечь весь замок! Зачем было класть столько дров?
        Голос леди Деорвин был наполнен гневом. Завороженная могучей пляской огня, Майя стояла, глядя на творение своего разума. Этот огонь возник по ее воле. Яр-камень покорился ей, и воззвать к нему оказалось не сложнее, чем сдуть с ладони перышко.
        Майя потерла руки. Грубая шерсть колола кожу, но девушка этого не чувствовала. Платье она носила не то чтобы крестьянское, однако оно не имело ничего общего с привычными ей некогда нарядами. Если ты служанка, знай свое место. Наряды - для хозяев.
        Словно в ответ на ее мысли дверь распахнулась и в комнату вбежали дочери леди Деорвин - Мюрэ и Иолесия, вечный живой укор для Майи. Платье Мюрэ, разумеется, превосходило красотой платье сестры: прорезные рукава и кружевные вставки подложены изнутри тканями самых изысканных цветов, изящный покрой, водопад драгоценных ожерелий на груди… Светлые, как у матери, кудрявые волосы были убраны шпильками с самоцветами. Очаровательная улыбка Мюрэ была исполнена лукавства, бритвенно-острый язычок же мог жалить в самое сердце. У ее сестры Иолесии волосы были светлые, но прямые; Иолесия во всем стремилась подражать сестре, однако не преуспела в этом и оттого постоянно была исполнена зависти и злобы.
        - Мама, - самодовольно объявила Мюрэ, - прибыл граф Форши! Я так рада, что наш новый папенька решил провести Духов день в Биллербеке. А граф Форши! Ты ведь знаешь, у него сыновья, и такие красавчики!
        Буйство огня в камине утихло. Леди Деорвин опустилась в мягкое кресло и взяла в руки пялыда.
        - Пусть красавчики, но наше Семейство они недолюбливают. Они тебе не пара, доченька.
        Мюрэ подбежала к матери.
        - А если кто-нибудь из них в меня влюбится? И их Семейство станет к нам расположено?
        - У графа целых пять сыновей, - добавила Иолесия. - И Мюрэ хватит, и мне.
        Леди Деорвин поцокала языком:
        - Пустые мечты. Семейство Форши хранит верность врагу вашего папеньки.
        Майя прикусила язык. Врагом леди Деорвин называла мать Майи. Отойдя от камина, в котором снова пылал огонь, девушка принялась разливать по фарфоровым чашечкам яблочный сидр - любимый напиток дочерей леди Деорвин.
        - А по-моему, с Форши не стыдно и в свете показаться, - мечтательно протянула Мюрэ. - Ах, матушка, какие же они все-таки красивые! Но ведь ты уже нашла для меня жениха, правда?
        - А для меня? - тут же заныла Иолесия.
        Леди Деорвин невозмутимо работала иглой.
        - Ну матушка! - воззвала Мюрэ после затянувшейся паузы. В голосе ее звучало нетерпение.
        - Дитя мое, стоит ли думать о каком-то графе, если за границей есть более достойные Семейства королевских кровей?
        Она говорила почти шутливо, однако владевшее ею честолюбие звучало в ее словах так же отчетливо, как эхо в колодце.
        - У короля Дагомеи два законных сына, Мюрэ. Старший из них примерно твоих лет.
        Наступила тишина. Онемев от потрясения, Мюрэ уставилась на мать.
        - Чтобы я была… королевой… Дагомеи? Королевой проклятого королевства?
        Майю кольнуло завистью: это ведь ее когда-то прочили в жены наследнику Дагомеи. О проклятом королевстве она всегда думала с толикой любопытства, и, повернись судьба иначе, однажды эти земли стали бы принадлежать ей. Но Майя подавила в себе недостойное чувство.
        - Я бы ни за что за него не вышла, - сказала Иолесия. - В Дагомее, наверное, так страшно жить! У них даже яр-камни прокляты.
        - И обычаи такие странные, да, матушка? - подхватила Мюрэ. - Ты ведь жила там и всегда над ними смеялась. А правящее Семейство… - в голосе ее промелькнуло отвращение. - Все ведь знают, что их кровь… Лично я считаю, что любой из сыновей графа Форши - гораздо более приятная партия. Видишь, я уже и волосы завила к Духову дню.
        - А мне не позволила, - проворчала Иолесия.
        - Я слышала, что Форши любят кудрявых, - сообщила Мюрэ. - Но вот Дагомея… вы же не всерьез, матушка, правда?
        Леди Деорвин не произнесла больше ни слова. Только игла мелькала.
        Мюрэ подошла гуда, где стоял поднос с чашками.
        - Благодарю, - бросила она, но тут лицо ее исказилось, словно она только теперь заметила, что сидр разливала Майя, а не служанка. Мюрэ смерила Майю высокомерным взглядом.
        Грациозным движением взяв чашку, Мюрэ изящно отпила сидра и направилась к кушетке.
        - Матушка, ведь сегодня Духов день. Даже слуг отпускают танцевать у майского дерева вместе с господами. А Майя пойдет танцевать?
        Вопрос был задан неспроста, и Майя вспыхнула, про себя проклиная Мюрэ, которая вечно плела интриги.
        - Танцевать дозволяется даже безродным, - задумчиво произнесла леди Деорвин. - Пожалуй, и мы не можем не пустить Майю.
        Игла в ее руках жалила как серебряный кинжал.
        - Впрочем, неужели ты думаешь, будто найдется человек, который пригласит ее на танец? Здесь, в Сотне Биллербек, даже сельчане знают, кто она такая.
        И, подняв глаза от пялец, леди Деорвин бросила зловещий взгляд на Майю.
        - Мне нездоровится, - негромко сказала Майя. - Я не хочу на танцы.
        - Но как же так! - возразила леди Деорвин, опуская пяльца. - Или ты полагаешь, что папенька просто так приехал в Биллербек на праздник? Как ты думаешь, зачем он проделал такой путь?
        Когда-то Майя на лету ловила отцовский замысел. Когда-то она уверенно ответила бы на этот вопрос. Но она больше не понимала отца.
        - Откуда мне знать, - тихо произнесла она. - Может быть он хотел оказаться как можно дальше от Муирвуда.
        Леди Деорвин встала. Глаза ее метали молнии.
        - Ах ты, дерзкая девчонка!
        Майя холодно встретила ее взгляд и промолчала.
        - Будь посдержаннее, милочка. Не забывай, что сдержанность угодна Истоку. Ах, сколько в тебе гордыни! Ничего, путь к смирению лежит через страдание, - не так ли учат Альдермастоны и Дохту-Мондар? А путь тебе предстоит долгий…
        В ее словах явственно звучала угроза.
        - Ну не заставлять же ее, если она не хочет, матушка, - сказала Мюрэ. - Какая разница, придет она или нет? Не хочу позориться при всех.
        - Ваш папенька желает, чтобы ее увидели Форши, - терпеливо объяснила леди Деорвин. - Пусть видят, что она здорова, что мы добры к ней и исполнены сочувствия. Что бы там ни говорили слухи, она может свободно выходить из своей башни. Видишь, Майя, праздника тебе не избежать, как бы ты там себя ни чувствовала. Все равно с тобой никто танцевать не станет. Бедняжка.
        - Я пойду, если того желает отец, - равнодушно ответила Майя. Теперь она называла его только так.
        Сердце у нее сжалось от боли, но на лице не дрогнул ни один мускул. Сестры защебетали о нарядах и венках, и Майя тихо покинула солярий. Прижав руку к животу, она пыталась унять боль и терзавшее ее черное чувство. После отречения здоровье ее пошатнулось, и она стала часто болеть. Лекари, пользовавшие ее травами и настоями, утверждали, что у нее язва. Но их лекарства не помогали. Отчаявшись, Майя послала за Альдермастоном Кларедона и попросила о Даре исцеления - всякий мастон мог воззвать к Истоку и попросить о Даре, если в нем была нужда. Альдермастон воззвал, но безуспешно, после чего с сожалением объявил Майе, что ее страдания угодны Истоку.
        Она миновала маленькую гостиную, где суетилась прислуга, готовя пир, с которого должен был начаться праздник. В суете никто не обращал внимания на Майю, и она была рада этому. Пусть она больше не носила нарядных платьев, пусть ее нарядили в платье служанки, гости нет-нет да и поглядывали на нее сочувственно. Взгляды их говорили, что они не одобряют решение короля, изгнавшего жену, однако восстать против него и заступиться за изгнанницу не посмеют.
        Она впервые встречала Духов день взрослой. Все детство она гадала, как это будет. В этот день, единственный в году, не было ни чинов, ни рангов. Даже самого последнего бродягу усаживали за пиршественный стол. Юноши и девушки рука об руку танцевали, кружась, вокруг майского дерева - высокого шеста, украшенного цветами и лентами. В этот день принцесса могла плясать со свинопасом. По извечному обычаю танцевать в Духов день дозволялось всякому, кто достиг четырнадцати лет. Девчонки перешептывались в преддверии праздника, гадая, кто пригласит их на танец. Мальчишки укрепляли в себе решимость, мечтая пригласить ту, о ком в обычной жизни не смели даже думать. Это важный ритуал, это символ, понимала Майя. Она бывала на этих праздниках с раннего детства. Когда ей было шесть лет, она попросила отца научить ее майскому танцу. Она помнила, как танцевали вокруг майского дерева ее родители, и это воспоминание мучительно терзало ее. Боль в желудке усилилась - так всегда бывало, когда Майя начинала вспоминать о былом. Надо успокоиться.
        Но как же ей не вспоминать? Вот уже много лет Майя не видела свою матушку. Этот Духов день матушка проведет в аббатстве Муирвуд, что стоит во всеми забытых болотистых землях и до сих пор не отстроено до конца. Муирвуд был старше всех прочих аббатств, однако их подняли из руин быстрее - почему так? Наверное, Муирвуд пострадал больше прочих. Говорили, что уцелело только здание, в котором находилась кухня Альдермастона.
        Майя вообразила матушку на этой кухне - одинокую, убитую горем, страдающую. Поговаривали, что ее здоровье в опасности. Отец послал ей лучших целителей, ибо не желал пятнать свою и без того запятнанную репутацию подозрениями в убийстве. Больней всего было вспоминать о том, как незадолго до Духова дня Майя умоляла отца отпустить ее в Муирвуд. Она клялась, что вернется, предлагала отправить с ней хоть половину армии, но отец лишь рассмеялся ей в лицо, заявив, что он не доверяет половине своей армии и не удивится, если солдаты перейдут на сторону ее матери и поднимут восстание.
        - Леди Майя!
        Она резко обернулась. До выхода на лестницу оставались считанные шаги, но тут она заметила канцлера Валравена. Канцлер помахал ей рукой.
        Майя улыбнулась и подошла к нему.
        - Я шел в библиотеку, - сказал канцлер. - Не составите ли мне компанию?
        - Отчего же нет. Я и не думала, что увижу вас до праздника. Давно ли вы в Сотне Биллербек?
        - Две недели, - улыбнулся Валравен и повел ее вверх по лестнице, а затем - в другое крыло замка, туда, где располагалась библиотека. Тростник на полу пахнул мятой. Хозяева не желали ударить лицом в грязь перед важными гостями.
        День клонился к вечеру, но в окна все еще лился яркий свет. Майя подошла к окну и выглянула наружу. Видно было далеко, до самой деревни, где уже воздвигли пышно украшенное майское дерево. Вокруг дерева собиралась толпа. Желудок стиснуло очередным спазмом. Майя схватилась за живот.
        - Все не проходит? - спросил у нее за спиной канцлер.
        Она кивнула его отражению в оконном стекле. Волосы у канцлера были подрезаны неровно.
        - Лично я считаю, что виной всему эти грубые серые платья, - заметил канцлер, и в глазах его блеснул лукавый огонек. - Серый - это цвет туч. Не пушистых облаков, а тяжелых туч, несущих грозу. Кстати, говорят, вечером будет дождь. В этой Сотне погода бывает непредсказуема.
        - Почему отец решил праздновать Духов день именно в Биллербеке? - Майя положила ладонь на стекло и ощутила мельчайшие его неровности.
        - Вы же умная девушка, - уклончиво ответил канцлер. - Как бы вы сами ответили на этот вопрос?
        - Я больше не понимаю отца, - ровно и невыразительно ответила Майя.
        - Вы знаете его лучше, чем хотите признать. Пусть он уже не тот, кого вы с любовью помнили с самого детства, но часть его души осталась прежней. Я это вижу. Хотите, я научу вас искать ответ через вопросы? Это искусство королев. - Канцлер сложил руки на груди. - Чего больше всего на свете хочет ваш отец?
        - Развестись с матушкой.
        - Однако их брак был заключен по мастонскому обычаю.
        - Они дали нерушимый обет, - произнесла Майя, все еще глядя на пучки лент, свисающих с майского дерева. Кончики их были привязаны, но это не мешало лентам колыхаться на ветерке, словно в попытке улететь.
        - Мастонский обычай говорит, что нерушимый обет не может быть отменен. Однако он действителен лишь в том случае, если обет блюдут оба супруга. В мастонских книгах говорится о том, что в ряде особых случаев нерушимый обет можно отменить.
        - Если, например, один из супругов не верен другому.
        «Как ты, отец». При одной мысли об этом на сердце становилось черно.
        - Да. Неверность - прямой повод для отмены обета. Вашему отцу это известно. Он дал вашей матушке возможность расторгнуть брак. Но она не пожелала воспользоваться ею. И отказалась.
        - И тогда он развелся с ней по обычаю Дохту-Мондар, - добавила Майя. - Ваша вера относится к разводам проще.
        - Да. В нашей культуре брак - это нечто гораздо менее… постоянное. Беда в том, что по законам Дохту-Мондар король не был женат. И теперь одни считают его брак с леди Деорвин законным, а другие не считают его браком вовсе. Все очень сложно и запутанно. Как ленты вон на том майском дереве.
        - Он сам себя запутал, - севшим голосом сказала Майя и сглотнула.
        - Так зачем же мы приехали в аббатство Биллербек?
        Майя задумалась и думала долго.
        Леди Деорвин сказала, что отец хочет показать меня людям живой и невредимой.
        - Она глупа. Если бы кто-то думал, что ваш отец злоумышляет против вас, королевство восстало бы. Многие считают, что вы - единственная законная наследница короля.
        - Матушка не станет поднимать восстание, - сказала Майя. - И я тоже не стану. Когда брат идет на брата, это всегда кончается бедой и войной. Я знаю историю. Войны порождают Бесчисленных. Разве не так об этом говорится в ваших книгах?
        - О да. И это очень горько. Я читал об этом. Так вот, ваш отец послал меня сюда, дабы я встретился с Альдермастоном Биллербека и обсудил вопрос развода с ним. Альдермастон мудр и, возможно, подскажет выход. Или укажет, где - и в каких книгах - можно найти основание для того, чтобы оставить верную жену.
        Майя обернулась и изумленно уставилась на канцлера.
        - И что же, нашли? - спросила она, взгляд ее был напряжен.
        - Всего несколько слов, - не отводя глаз от окна, ответил канцлер. - Однако вашему отцу это не поможет. Я знал это с самого начала, но если король приказывает, кто посмеет ему возразить?
        Майя в тревоге смотрела на канцлера.
        - Я полагала, что единственным оправданием нарушенному обету является неверность. Я читала книги. Вы сами научили меня читать. Неужели есть что-то еще?
        Он молча кивнул.
        - Что? Скажите мне, умоляю!
        Канцлер пожал плечами.
        - Как я уже сказал, к данному случаю это основание не подходит.
        - Но какое основание? Что было сказано в книге?
        Канцлер сочувственно улыбнулся и посмотрел на нее.
        - Я не хочу тревожить вас попусту, леди Майя. Вы ничего не знали об этом основании потому, что мастоны о нем не писали… О нем знали только Альдермастоны. Однако в книгах Дохту-Мондар оно тоже упоминается, и потому я о нем знал. Действительно оно, правда, лишь для мастонов, прошедших испытания. Вам эти испытания не пройти никогда, поскольку ваш отец не намерен отпускать вас ни в аббатство на учебу, ни замуж. Ведь ваши дети, если они у вас будут, станут соперничать с наследниками леди Деорвин. Ваш отец этого не допустит. Не будем больше об этом, ибо, не будучи мастоном, вы не можете знать основания, о котором я говорю.
        Майя сглотнула.
        - Помогите мне, канцлер. Я хочу подготовиться к испытанию. Я хочу стать мастоном, мне надо уговорить отца. Я только что заставила яр-камень разжечь огонь. Сама, одной только мыслью!
        - В самом деле? - канцлер был поражен, но удивление быстро сменилось сияющей улыбкой. - Я тоже так умею, но только посредством кистреля.
        - У меня не было кистреля, - призналась Майя и покраснела от гордости.
        - Замечательно! Я ни на мгновение не усомнюсь в том, что вы легко пройдете мастонские испытания. Правда, женщинам запрещается уметь читать, однако ваши предки давно доказали, что женщина из благородного Семейства способна пройти испытания и воззвать к яр-камню и без этого умения. Так вы все еще хотите стать мастоном?
        - Да! - твердо сказала Майя. - Матушка тоже мастон. Отец… - она сглотнула. - Скажите мне, что это за основание? Я все равно узнаю! Скажите, канцлер!
        Он ласково опустил руку ей на голову, словно Альдермастон, призывающий на нее Дар.
        - Что ж, вреда от этого не будет. Исток слышит наши самые заветные мысли и чувства, и потому, если ваше желание сильно, однажды вы и в самом деле станете мастоном. Я в это верю, ведь у вас есть дар. Пусть даже вам придется ускользнуть из башни Пент и побывать в аббатстве Кларедон!
        Он оглянулся на дверь, обвел взглядом комнату, удостоверился, что его не подслушивают, и понизил голос:
        - Как я уже сказал, в книгах Альдермастонов хранятся знания, доступные лишь тем, кто прошел испытания и стал мастоном. Из этих книг и надо черпать. Я же расскажу вам о том, что написано в книгах ордена Дохту-Мондар, в моей собственной в том числе. Как вам известно, когда мужчина и женщина приносят нерушимый обет, Исток соединяет их воедино своей силой. Узы эти так сильны, что разорвать их может лишь смерть. Кроме того, супруг - или супруга - может развестись, если вторая сторона совершит прелюбодеяние. Это вам уже известно. Но есть и еще одно основание для развода. Муж может внезапно для себя выяснить, что его жена - хэтара. Этого достаточно, чтобы развестись с ней.
        При звуке этого слова по спине у Майи отчего-то побежали мурашки.
        - Что такое… что это такое, канцлер? - спросила она, страшась произнести само слово, как будто оно жгло ей язык.
        Валравен покачал головой.
        - Это вы узнаете сами, когда пройдете мастонские испытания. Хэтары способны черпать силу Истока, используя для этого кистрель. Это хэтары принесли в мир Скверну. Это из-за них Дохту-Мондар запретил женщинам пользоваться кистрелями. Заверяю тебя, дитя, в данном случае это основание никому не поможет. Хэтары исчезли много веков назад.
        Сильные чувства - вот самая неуправляемая часть уязвимой человеческой души. О, как это верно! В книге Альдермастона Аквинара записаны слова, к которым он прибегал, стремясь совладать со своим сердцем. Он написал: «Даруй мне бдительное сердце, дабы никакое любопытство не могло помешать мне служить Истоку. Пусть оно будет сильным, дабы недолжная страсть не овладела мною, твердым, дабы вынести любое страдание, и свободным, дабы никакое принуждение было ему не страшно». Вот о чем я всегда мечтала - о бдительном сердце, которое невозможно усыпить никаким благополучием.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Кошмары
        - Проснитесь, леди Майя! Проснитесь!
        Она проснулась от того, что чужие руки схватили ее за плечи и грубо встряхнули, а на груди полыхал раскаленный уголь. Сон был так ярок, что, в страхе открыв глаза, она не сразу поняла, где она и сколько ей лет. Кистрель жег ее кожу, и сила Истока текла сквозь Майю, могучая, пульсирующая, неудержимая, словно прилив.
        Это Джон Тейт, поняла Майя, и он трясет ее за плечи. Его лицо было совсем близко.
        - Уберите магию! - взмолился Джон.
        Рядом стоял на коленях кишон - рука на рукояти кинжала, взгляд напряженный, как будто убийца готовился перерезать ей горло, чтобы оборвать колдовство.
        Неудержимая сила и ярость Истока грохотала у нее в ушах. Мир покоился у нее в руках, и в тот миг она могла распахнуть руки и забрать в охапку все земли и королевства, как прачка сгребает груду высушенного белья.
        - Уберите! Пожалуйста! - Джон смотрел бешеным взглядом, в котором благоговение мешалось со страхом, и в зеркале его зрачков она увидела собственные глаза, налитые светящимся серебром.
        Она была обессилена, но не сразу смогла отпустить магию. Воющий ветер рвал ее волосы и плащ. Порожденный ею удар стихии, могучий шторм, не знал жалости и был все ближе.
        «Хватит! - подумала Майя, задавив в себе страх. - Успокойся!»
        Висящий на шее кистрель стал остывать. Мало-помалу ветер стих. Майя сконфуженно огляделась. Привязанные к упавшему дереву лошади в ужасе ржали, взбрыкивали и поднимались на дыбы.
        Джон Тейт облегченно вздохнул, отпустил Майю и бросился успокаивать лошадей. Три имени: Мститель, Ручеек и Присли. Они не из отцовских конюшен ее детства. Этих лошадей добыл для них Финт Кольер. Майя часто заморгала, разгоняя сонный морок.
        - Каждый раз все хуже, - негромко произнес кишон.
        - Ты о чем? - спросила Майя, поплотнее закутываясь в плащ. Она знала: после этого выброса магии татуировка вырастет еще больше. Близок ли тот день, когда ее будет уже не спрятать?
        - О кошмарах.
        Не глядя на него, она принялась возиться с подолом темно-красного платья, стряхивая с него налипшую грязь.
        - Что вам снится?
        Она наконец посмотрела ему в глаза:
        - Это тебя не касается, кишон.
        Он покачал головой, но не отступил:
        - Госпожа моя, на этот раз во сне вы вызвали настоящую бурю, которая распугала всю дичь вокруг. Лошади бились так, что едва не переломали себе шеи.
        - Это ужасно, - сказала Майя сквозь сжатые зубы. - Но я не могу управлять своими снами. Это не в человеческих силах. Магию я усмирила, видишь? Джон Тейт сейчас успокоит лошадей, и все будет хорошо.
        Кишон покачал головой.
        - И все-таки вам становится хуже.
        Волевым усилием Майя взяла себя в руки. Ей хотелось кричать, браниться, излить детские чувства, которые принес с собой сон. Но распускаться было нельзя. Она прижала ладонь ко рту, словно так могла удержать в себе слова, которые нельзя было выпускать наружу.
        Она никогда не давала воли чувствам. Так было принято среди мастонов. И в ордене Дохту-Мондар - тоже. Она знала, что бывает с человеком, если он утрачивает контроль над своими прихотями, чувствами и желаниями - достаточно было взглянуть на отца. Она твердо решила, что такая судьба не для нее. Пусть жизнь бьет как может - Майя не вздрогнет. Пусть жалит - она не отступит. И все же в душе у нее таился бездонный колодец гнева и негодования, грозивших однажды вырваться наружу. Нет, она этого не допустит.
        Майя закрыла глаза и постаралась совладать с бурлившими чувствами. Один дрожащий вздох, второй, дыхание выравнивается… Наставления канцлера Валравена были свежи в ее памяти. Она знала, какая опасность таится в ее собственной силе. По ее воле крысы и мыши могли броситься из окна башни на верную погибель; точно так же по ее воле мог умереть человек. Воистину, сила столь могучая должна быть уравновешена железным самоконтролем.
        - Все будет в порядке, кишон, - уже тише сказала Майя и посмотрела ему в глаза спокойным открытым взглядом.
        - А если станет еще хуже? - с нажимом спросил кишон.
        - Тогда разбуди меня, как сейчас Джон Тейт, - ответила она. - Это просто плохие сны. Мне снится детство.
        - Вы и сейчас ребенок, - упрямо фыркнул кишон.
        - Мне восемнадцать, - напомнила она. - У меня есть кузины, которых выдали замуж в тринадцать - четырнадцать. Они были обручены с младенчества, как я когда-то. Я, правда, не замужем, но я все равно не ребенок.
        - Но невинны как дитя? - произнес он со странным выражением лица. - Что ж, я сам разбужу вас в следующий раз. Котелком холодной воды.
        Она покачала головой и подавила кашель. Кишон начал вставать, собираясь уйти, но Майя схватила его за руку. Убийца остановился и внимательно посмотрел на нее.
        - Мне снится детство, - прошептала Майя. - Почему-то во снах ко мне приходят самые тяжкие воспоминания. Я не знаю, зачем Исток посылает их мне, но он ничего не делает зря. Ах, если бы мне снились те времена, когда мне не было еще девяти! О них я помню только хорошее.
        Кишон кивнул.
        - В девять ваш отец отрекся от вас.
        - Честно говоря, - сказала, оглядевшись, Майя, - я Даже не помню, как заснула. Где мы?
        - В развалинах. Мы нашли их после заката, - ответил кишон и встал.
        Оглядевшись, она увидела проступающие сквозь рассветный туман камни и поняла, что они находятся в разрушенном аббатстве. Вокруг валялись расколотые на куски каменные колонны. Лужайки заросли сорняками, однако Майе показалось, что среди них она разглядела обугленное основание майского дерева, некогда стоявшего посреди зелени.
        - Вы уснули еще в седле, - сказал кишон, наклонился, протянул Майе руку и помог встать. - Когда мы остановились, вы свернулись калачиком прямо на земле и закутались в плащ. Зато у нас с Джоном Тейтом был королевский пир. Мы и вам оставили, хоть еда уже давно остыла.
        Майя покачала головой и покаянно улыбнулась:
        - Ничего не помню. Вчера был такой длинный день, и я очень устала.
        В животе у нее заурчало так громко, что услышал даже кишон. Майя рассмеялась:
        - Если верить моему аппетиту, я и впрямь не ужинала.
        Губы кишона тронула легкая улыбка.
        - Утром я обошел окрестности и поискал плодовый сад. Помните, как мы нашли сад в затерянном аббатстве?
        Нахлынули воспоминания. Присутствие кишона привычно не позволяло расслабиться.
        - Мастонский сад, - с усилием улыбнулась Майя. - И плоды в нем были спелые. А здесь есть сад?
        Кишон покачал головой:
        - Здешние деревья почти не плодоносят. Дички, что с них взять.
        - И яр-камней нет, - сказала Майя, подходя к уходящей ввысь каменной опоре. Девушка провела рукой по грубому камню, но, как ни прислушивалась, не смогла уловить ни единого зова на всем этом кладбище камня. - Нессийцы убрали яр-камни. Видишь царапины? Здесь было лицо, но его стесали.
        - Зачем? - спросил кишон.
        Майя не сводила взгляд с изрытой зубилом поверхности камня.
        - Нессийцы так часто находили яр-камни, что в конце концов научились с ними управляться, - сказала она, непроизвольно коснувшись спрятанного на груди кистреля. - Но для того чтобы вырезать новые яр-камни или изготавливать собственные медальоны, нужны знания, которых у нессийцев не было. Они пытались подражать мастонам. Они вырезали в камнях лица. С виду было очень похоже.
        Она уронила руку и пошла к Джону Тейту, который уже начал седлать лошадей, но обернулась и бросила последний взгляд на кишона.
        - Они могли вырезать точное подобие яр-камня, но не обладали силой мастонов и не могли его оживить.
        Кишон пошел следом за ней.
        - А вы не мастон?
        Майя покачала головой.
        - Мне не позволено было учиться. Я знаю, я прошла бы испытания. Я могу разбудить яр-камень без кистреля, а на это способны немногие. Способность взывать к Истоку передается по наследству, а все мои предки были великими мастонами. Может быть… может быть, однажды и я стану мастоном.
        Джон Тейт туго затянул подпругу.
        - А, - пропыхтел он, услышав ее последние слова, - это вам надо в аббатство Тинтерн, что в Прай-Ри. Тамошний Альдермастон вас как пить дать примет. А станете мастоном - так и обойдетесь без побрякушек, - он поглядел на нее искоса. - А коняшки-то наши успокоились, можно седлать. Тут ведь как: можно по-правильному, а можно иначе. Вот Кольер, он знает, как надо, а я вам вот что скажу: ежели вот так вот устроить сбрую, - Джон даже закряхтел от усилия, - лошадке будет полегче. Вчера мы их гнали почем зря, так что сегодня пускай отдохнут. Пойдем пешком. А как будет нужда, так и погоним снова.
        Майя подошла к Присли, похлопала ее по боку, ласково заговорила с лошадью.
        - Ты проверил подковы? - спросила она. - Камушков нет?
        - Это я завсегда, - строго кивнул Джон. - Ну как охромеет лошадка, и что с нее тогда проку? Нет там никаких камушков, и подковы что надо. У короля в конюшнях еще дюжина таких же, все как на подбор. Любит он хороших лошадей.
        Майя сняла с седла торбу с овсом и принялась кормить лошадь. Себе она достала краюху хлеба. Присли залезла мордой в торбу и с удовольствием захрумкала. Майе захотелось угостить ее яблоком, но яблока не было.
        - Я б и сам все сделал, моя госпожа, - смущенно улыбнулся Джон Тейт.
        - У меня когда-то были лошади, - объяснила Майя. - Я всегда сама за ними ухаживала. И седлать правильно тоже умею, мастер Тейт.
        - А топор кинуть правильно вы тоже умеете, моя госпожа?
        Она оглянулась через плечо и сжала губы.
        - Вижу, не умеете, - усмехнулся охотник. - То ли дело языки, танцы, верховая езда, соколиная охота, дипломатия да лютня или, может, клавесин.
        - Лютня, клавесин и маленький орган, - поправила Майя. - И фехтование, пайзенийская школа.
        Джон Тейт хрюкнул.
        - О, так это вам прямая дорога к Кольеру. Он большой любитель пайзенийского фехтования - оттого и прозвище получил. Да только я любого фехтовальщика с тридцати шагов завалю своим топориком. Ей-же-ей, что вам тот клавесин? Учились бы лучше с топором!
        Он ухмыльнулся и расхохотался.
        - Пожалуй, вы правы, - согласилась Майя, с удовольствием глядя на его веселье. - Мое образование явно не завершено. Научите меня обращаться с топором.
        Джон похлопал Ручейка по спине и стал быстро обтирать ему бока.
        - Доседлаю вот, и тогда сколько угодно. Ну как придется бежать? Наготове надо быть. Вы пока топорики мои возьмите да ступайте к тому вон пню, где было майское дерево, а уж там я вам все покажу. Ну, тише, тише, забияка ты эдакий.
        Майя подобрала два топора, лежавших рядом с Джоновым заплечным мешком, и понесла их через весь луг к обугленным остаткам майского дерева. Кишон с привычным хмурым и озабоченным видом оглядывал окрестности. Впрочем, за последние недели Майя стала иначе относиться к его суровой непреклонности и независимости. Пусть общаться с ним было куда тяжелей, чем с тем же Джоном Тейтом, но целеустремленность, умение выживать в любых обстоятельствах и даже опостылевшая готовность повсюду следовать за охраняемым вызывали у Майи уважение. Теперь защитников у нее было двое, и она была рада этому.
        Подбежал Аргус. Майя присела на корточки и принялась играть с собакой. Пес вел себя как-то скованно, на подначки отзывался неохотно, и Майя не сразу поняла, что его испугала магия кистреля.
        - Все хорошо, Аргус, - успокоила она пса. - Я тебе ничего не сделаю.
        Аргус с фырканьем обнюхал траву у ее ног, а потом полез мордой ей в лицо. Она потрепала пса, как трепала когда-то в детстве собственных спаниелей и борзых. Когда-то у нее были лакеи, носившие ее герб и ливрею ее цветов - голубой с темно-зеленым, - лошади, служанки, советники, повара, соколы, луки и стрелы, оперенные, как то было принято в Прай-Ри. У нее было все, чего она только могла пожелать. Но отец отрекся от нее, и Майя потеряла все. Если бы после этого он отослал ее в далекий замок или отправил в аббатство, где она могла бы стать мастоном! Но он заставил ее остаться, и на ее глазах все, что было у нее отнято, перешло к дочерям леди Деорвин.
        Аргус тяжело дышал, вывалив язык. Майя еще раз погладила его и позавидовала тому, как просто устроена жизнь Джона Тейта.
        - Опять вы его балуете, - проворчал, подходя, Джон. - С собаками надо строго: раз погладил, на другой дай пинка.
        - Что-то я не видела, чтоб вы его пинали, - вставая, лукаво заметила Майя.
        В голосе Джона звучала улыбка:
        Еще чего! Он мне жизнь спас. И не раз, если уж по правде. Кто ж это пинает такую собаку! Нет, это вы его пните разок-другой, чтобы не лез со своими нежностями. Пристал, как банный лист! Что, Аргус, думал, я не вижу? У, позорище!
        Он бросил псу кусок вяленого мяса. Аргус поймал угощение, унес в сторону и принялся его жевать.
        - С собакой оно как-то проще, чем с людьми, - признался Джон Тейт, снимая с пояса топорик. Подброшенный, топорик взлетел и лег рукоятью в подставленную ладонь. - Я люблю поговорить, а Аргус слушает.
        - Вы нашли друг друга, - согласилась Майя.
        Джон улыбнулся.
        - А вы мне нравитесь, леди Майя. Не хнычете, ни скулите, а уж сколько мы прошли с тех пор, как из деревни удрали. Только во сне чудите.
        Он сделал шаг вперед и метнул топор. Стремительно вращаясь, гопор полетел вперед и с глухим стуком вонзился в обугленное основание майского дерева.
        - Коли бросаете правой рукой, сначала левой ногой шаг вперед. По первости встаньте в пяти шагах, больше незачем. Как научитесь точно бить в цель, отойдете подальше. Можете сразу оба бросать.
        Джон метнул второй топор, и через мгновение он вонзился в дерево рядом с первым. Удовлетворенно ухмыляясь, Джон подошел к мишени и вытащил топоры.
        На лету надо, чтоб топор два раза кувыркнулся. Встанете слишком близко - ударит топорищем. Оно, конечно, чтобы нос сломать, хватит и топорища, только вы ж, небось, захотите голову человеку развалить.
        Джон вернулся туда, где стояла Майя.
        - Еще раз глядите. Рука вот тут, - он поднял топор повыше. - Вес прикиньте. Я свои топоры точу через день, чтоб как в масло входили. От тупого топора что толку? А так можно даже меч отбить.
        Он вскинул топор, парируя воображаемое оружие. Когда острие оказалось рядом с Майей, Джон замедлил движение.
        - Всегда имейте при себе штуки три-четыре. И потом еще можно из трупа выдернуть и снова метнуть.
        - Вы опасный человек, - сказала Майя. Сказанное им заставило ее заморгать, однако она не могла не признать, что таланты Джона ее впечатлили.
        - Топор надо метать с умом. Кое-кто вам скажет, что тут все как с кинжалом, но уж это враки. С кинжалами пусть вам ваш головорез показывает. А у меня - лук и топор. Я любого завалю за тридцать шагов. Хватайся за меч, не хватайся, все едино ты покойничек.
        - Разумно, - согласилась Майя.
        - Вот, держите, как я показал.
        Джон встал за спиной у Майи и развернул девушку лицом к пню, заставив принять стойку. Майя как наяву увидела танцующих вокруг майского дерева детей, ленты, которые плавно плыли по воздуху, лаская цветными кончиками темную древесину. Танцы, хлопки, смех и веселье. Еще немного - и она услышала бы рожки и лютни, что пели тогда, в четырнадцать, когда она впервые вышла танцевать у майского дерева. Они плясали вокруг шеста все вместе - благородные Семейства в ярких, отороченных мехом одеждах, слуги и простолюдины в нарядах попроще, но все одинаково веселые и самозабвенно счастливые.
        Все, кроме нее. Внутренним оком она увидела себя, себя четырнадцатилетнюю. Она стояла в стороне, и ей отчаянно хотелось танцевать. Про себя она молила Исток - пусть хотя бы один из юношей, хоть самый распоследний мальчишка на посылках наберется духу и пригласит ее танцевать. Музыка гремела в памяти, все громче становились хлопки в ладоши, в освещенное факелами ночное небо летели веселые выкрики и смех, и поднимался сладкий запах медовых кушаний…
        Леди Деорвин говорила правду. Прогневать короля не осмелился никто. Майю так и не пригласили на танец. Ни разу.
        Майя взвесила в руке топор, и в следующую секунду он уже летел в цель. Лезвие глубоко вошло в пень.
        - Хм, - ворчливо сказал Джон Тейт. - Ну-ка, еще пару раз. Силенок у вас, я гляжу, хватает.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Граф Дэйре
        В полдень они устроили привал в тополиной роще у чистого ручья, чтобы напоить лошадей и дать им отдых, а сами подкрепились содержимым переметных сум. Кишон ушел проверить окрестности. Майя полезла в мешок за обернутым в тряпицу хлебом и тут на самом дне заметила что-то светлое. Там, между трех груш, лежал цветок. Девушка протянула руку и извлекла из мешка белую лилию, маленькую, но красивую, явно не случайно угодившую в мешок с провизией.
        Майя держала на ладони лилию - шесть изящных лепестков, - и щеки у нее наливались краской. Этот цветок оставил для нее Финт Кольер. Мелочь, красивый жест, и все же он тронул Майю до глубины души. Вздохнув, она убрала цветок обратно в мешок и на мгновение застыла, пытаясь разобраться в тех сложных чувствах, что переполняли ее сердце. Она не верила им. Она не верила ему. И все-таки эта мимолетная забота сделала чуть светлее ее затянутый черными тенями путь.
        - Слышите? - стоявший на коленях у ручья Джон Тейт резко поднялся, вытер рот и бороду и бросился к краю рощи. Спустя несколько мгновений Майя тоже услышала встревоживший его звук. И кишон тоже наверняка услышал. Это был стук копыт.
        Судя по звуку, лошадь шла галопом. Спустя несколько мгновений из-за поворота дороги, оттуда, куда лежал их путь, вылетел взмыленный конь. Всадник спешил в Рок-Адамор. Из укрытия в тени деревьев Майя разглядела цветную куртку и черную войлочную шляпу. Это был королевский гонец. Не Кольер - тот был повыше ростом, да и не носил ничьей формы.
        Всадник пролетел мимо и был таков. Поднятая им пыль медленно опускалась на дорогу.
        - Это не разведчик, - сказал Джон Тейт, почесывая заостренную бороду. - Гонец. Не себе шею, так коню ноги переломает, коли дальше так гнать будет, дубина. Жаль конягу.
        - Он был в королевской форме, - заметила Майя.
        - Видел. Кольер сказал, армия на севере. Мы идем на восток. Кольера он, что ли, ищет, этот торопыга? Ну да что бы он там ни задумал, наше дело - оставить коняшек в Бриеке, да и топать себе дальше, пока не сцапали. А оттуда Два дня пути до перевала, и вот он, Мон.
        - Чем скорей мы выберемся из Дагомеи, тем лучше, - решительно сказала Майя.
        - Это что ж вам так понравилось-то в нашем славном королевстве - гадюки, клещи-мясоеды или, может, мошка? - ухмыльнулся Джон Тейт. - Эх, я и сам порой скучаю по Прай-Ри.
        На краю разума снова зашелестел черный шепот: «Здесь вы останетесь навеки. Здесь родилась сама смерть».
        - Чтой-то вы помрачнели так? - озабоченно спросил Джон Тейт. - Случилось что?
        Майя не могла рассказать ему о шепотке Истока, который звучал в ее голове снова и снова, в последний раз - несколько дней назад. Когда приближалась опасность, Исток говорил с ней чаще. Он предупреждал ее, и Майя привыкла верить этому шепотку. Из книги канцлера она узнала, что голос Истока может быть едва слышен, и люди часто принимают его за собственные мысли. Впоследствии она убедилась в этом на своем опыте.
        - Просто вспомнила кое-что, - солгала она и весело похлопала спутника по толстому плечу. - Знаешь, а я едва не стала королевой этой страны.
        - Как это? - удивленно уставился на нее Джон Тейт.
        - Когда родился Проглот, я была еще совсем маленькая, и наши отцы уговорились о браке, чтобы скрепить союз между королевствами. В два года меня начали учить дагомейскому. Я всегда любила учить языки. Помолвку разорвали задолго до отречения, но я-то помню, что моим будущим супругом когда-то считали Проглота.
        - Вы ведь знаете, что у них за история была, а? - спросил Джон Тейт.
        Майя улыбнулась, вернулась к Присли и потрепала ее по мягкой шее, жалея, что нельзя оставить лошадь себе. Впрочем, это была глупая мысль, достойная разве что капризной принцессы, какой когда-то была Майя.
        - Эту историю знают все, Джон. И я знаю.
        Подошел кишон.
        - А я не знаю. Расскажите.
        Майю его слова не удивили. Кишона учили драться и убивать, а вот историю ему преподавали вряд ли. Девушка отвела волосы с глаз, повернулась к кишону, взялась за луку и приготовилась вскочить в седло.
        - Незадолго до Скверны мастоны покинули эти берега, и тогда моя прапрабабка Лийя Демонт сделала предсказание. В нем говорилось о графе Дэйре. Лийя прокляла его и сказала, что он переживет Скверну, станет последним человеком на этих землях и будет жить до тех пор, пока своими глазами не увидит свершившееся проклятье. Дэйре был дворянин из Комороса. После прихода Скверны он сражался в гражданских войнах и в Дагомее получил титул. Он всю жизнь любил Марсиану Прайс, невестку Лийи, но не нашел ее и женился на другой. Марсиана уплыла за море вместе с мастонами. Дэйре взял в жены дворянку из Дагомеи, младшую сестру королевы Довагеры, и в приданое за ней получил земли в этом королевстве. Он успел показать себя в бою и потому получал титул за титулом, а потом свергнул короля Комороса и постепенно, по одному, захватил близлежащие земли и объявил себя императором семи королевств.
        Мужчины не сводили с нее глаз, ловя каждое слово. Майя говорила, и ей казалось, что она наяву слышит звон мечей и Далекие крики - память земли, впитавшей в себя пролитую кровь. Девушка содрогнулась.
        - И что было дальше? - не выдержал Джон Тейт.
        - В старых королевствах тогда бушевала Скверна, и люди гибли от нее, как от чумы. А Дэйре все сражался. Его трижды свергали, и трижды он возвращался с армией и вновь завоевывал трон. Считается, что последняя битва произошла в Дагомее, и в случившейся там резне выжил он один. На нем не было живого места, от потери крови он едва держался на ногах, и все же выжил, как и предсказывала Лийя. В поисках живой души он бродил по всем семи королевствам, но никого не находил. Всех убил либо его меч, либо Скверна.
        На сердце у Майи стало темно. Какая страшная история! Думая о ней, она всякий раз содрогалась от ужаса. Каково это - быть последним человеком на земле, видеть, как неотвратимо исполняется мастонское пророчество? Майя содрогнулась, и в душе у нее проснулось сочувствие к этому одинокому человеку.
        Девушка вскочила в седло, но на душе у нее было черно от старой истории. Кишон и Джон Тейт не сводили с нее мрачных взглядов, явно ожидая продолжения истории. А продолжение у нее было.
        - Ну и вот, император Дэйре - он так себя называл - был последним человеком в этих землях… покуда не явились нессийцы. Сначала они обнаружили разрушенный Коморос и Прай-Ри. Потом стали присылать все новые корабли и исследовать павшие королевства. У них были не парусные суда, как у мастонов, а длинные ладьи с гребцами. И вот однажды в Отландии они наткнулись на развалины уединенного замка и нашли Дэйре. Он тогда уже был стар. Он прожил с ними девять месяцев, а потом умер. Это он научил их читать книги из разграбленных аббатств. Среди этих книг были и тайные труды мастонов, и творения ордена Дохту-Мондар. Нессийцы объединили полученные знания в одно целое и научились управлять Истоком с помощью кистрелей. Нынешние дохту-мондарцы - давно уже не те, что были до Скверны. От ордена осталось лишь имя.
        Клянусь Чишу, - охрипшим голосом сказал Джон Тейт, - вот это история. Да только не выдумка ли это?
        - Даже мастоны верят, что все так и было, Джон Тейт. Вернувшись, они обнаружили, что их земли захвачены нессийцами. Многие из них знали древние языки, по крайней мере, настолько, чтобы вступить в контакт, - Майя потрепала Присли по гриве. - Но Дэйре перед смертью тоже оставил пророчество. Он сказал нессийцами, что с мастонцами уплыла женщина, ребенок которой нес в себе его кровь. Он назвал потомков этого ребенка своими наследниками и сказал, что они унаследуют его империю.
        - Клянусь кровью, - тихо выругался кишон. - Так жадный Проглот - потомок Дэйре?
        Майя кивнула.
        - Теперь вы понимаете, почему мне нужно как можно скорей выбраться из Дагомеи? Если я попаду в руки Проглота, он объявит меня наследницей моего отца и воспользуется этим, чтобы захватить Коморос. Проглот хочет править всеми королевствами, как некогда Дэйре. А я вам уже рассказала, что из этого вышло.
        - Все померли, - бесцветным голосом произнес Джон Тейт.

* * *
        Остаток дня прошел в бешеной скачке, зато в Бриек они въехали задолго до заката. Город был обнесен низкой полуразрушенной стеной, которая не сумела бы остановить даже самую бестолковую армию. Джон Тейт объяснил, что дальше к северу города укреплены лучше и много лет ведут войну друг с другом, поскольку короли то и дело норовят напасть на соседей.
        Бриек же был невелик и не имел ни аббатства, ни замка. В самом высоком и самом приметном здании города располагалась таверна. Майя насчитала штук шесть островерхих крыш, в точности как виденные ею в Рок-Адаморе, за тем лишь исключением, что здесь все шесть принадлежали одному и тому же строению, словно бы сложенному из нескольких поменьше. Крыши разнились размером и формой, а кое-где торчали под довольно странным углом. Высоко над этой мешаниной вздымалась плевавшаяся дымом труба. К таверне были пристроены конюшни, и конюшенный мальчик охотно принял у путников лошадей.
        Внутри гостиница состояла из огромного зала с грубо срубленными столами и единственным камином. Зал был полон путников в тяжелых башмаках, с заплечными мешками и посохами. Путники ненадолго заходили выпить и отдохнуть, а потом шли дальше. В дальнем углу комнаты располагалось небольшое возвышение, рядом с которым настраивали свои инструменты музыканты. Майя задержала на них тоскливый взгляд - очень уж хотелось послушать музыку. Кое-кто из посетителей приветствовал Майю и ее путников радостными взмахами руки. На Майю поглядывали, и некоторые - слишком пристально, и девушка пожалела, что не надела капюшон.
        - Надолго мы здесь? - спросила она Джона.
        - Я пройдусь по деревне, послушаю, что говорят, - ответил Джон, кивая какому-то своему знакомцу. - Если армия Проглота и впрямь так близко, ночевать здесь мы не станем. Закажите поесть и выпить. Я скоро вернусь. Сидите тише мыши.
        Майя кивнула и вслед за кишоном пошла к свободному столу. Служанка принесла им поднос, уставленный плошками с мясом, хлебом и маслом - заморить червячка, - приняла несколько монет и спустя небольшое время вернулась с горшочком расплавленного сыра и еще одним, в котором исходил паром бульон. Успевшая привыкнуть к здешним обычаям Майя уверенно взялась за мясо и принялась купать его в бульоне. Кишон, как всегда, был неразговорчив, и спутники молча поедали хлеб, макая его в сыр.
        Музыканты заиграли что-то веселое. Гости помоложе принялись растаскивать столы, чтобы освободить место для танцулек. По всей видимости, горожане помоложе давно облюбовали это местечко и теперь рассчитывали хорошо повеселиться. Танцы были самые обычные, из тех, что Майя знала с детства, и вскоре пол уже гудел под башмаками, а музыке вторили громкие хлопки. Беззаботная атмосфера напоминала дворцовые празднества, которыми славился отец Майи. Он и сам любил потанцевать, и Майя тоже никогда не упускала такого случая.
        Кишон фыркнул и опрокинул в себя кружку вина.
        В надежде раздобыть сведения Майя попросила служанку позвать хозяина, того самого Клема Прайка, к которому им велел обратиться Кольер. Девчонка кивнула и исчезла в толпе. Спустя несколько минут к столу подошел мужчина. В руках у него была тяжелая кружка, которую он яростно натирал полотенцем.
        - Добро пожаловать в Гейблз, - объявил он. - Свободных комнат нет, зато поесть и потанцевать - всегда пожалуйста.
        - А почему нет комнат? - с любопытством спросила Майя, удивившись такой популярности этой таверны.
        - Королевская армия рядом. Мне велено придержать комнаты на всякий случай. Уж простите, моя госпожа.
        - А если королевская армия здесь так и не появится? - поинтересовался знакомый голос.
        Даже не видя его обладателя, Майя немедленно узнала голос Финта Кольера и вздрогнула. Финт обнял хозяина таверны за плечи, и сразу стало видно, насколько трактирщик был ниже Кольера.
        - Ты не хуже моего знаешь, мастер Кольер, что мне за эти комнаты уплачено, а придет король или нет - дело десятое. Он мне и денег прислал. А ты что-то рано в этот раз. Мы тебя ждали через день-другой.
        - Планы изменились, - широко улыбнулся Кольер, и Майе показалось, что улыбка эта предназначалась ей. - Послушай, если комнаты все равно пустуют до прибытия армии, позволь ты ей там переночевать. В самом деле, Клем, не будь свиньей. Пусть забирает мою комнату. А я и в конюшне неплохо устроюсь.
        Перспектива была заманчивой, но Майя сдержалась и покачала головой:
        - Мы скоро уходим. Я спросила просто из любопытства. У вас очень милая таверна, мастер Прайк.
        Финт Кольер хлопнул трактирщика по спине.
        - Ну, леди приказала - я спорить не стану. Гляжу, ты нашел себе толкового парнишку в конюшню? С лошадьми он обращаться умеет. Держи крону, это для него. А кто у тебя нынче играет? Откуда эти ребята?
        - Из Пинновии, - ответил трактирщик. - На хорошую музыку охотники всегда найдутся. Ну, приятно оставаться.
        С этими словами он улыбнулся, кивнул и был таков.
        Когда спина трактирщика исчезла в толпе, Финт Кольер тут же перестал улыбаться и сделался очень серьезен.
        - Деревушку в горах вырезали всю до последнего жителя, - прошептал он, не размыкая губ.
        Сердце у Майи упало.
        - Это был Корриво, - шепотом ответила она. - И с ним солдаты в королевских мундирах.
        Во взгляде Финта мелькнула ярость.
        - Когда король об этом узнает… - начал он. - Клянусь, они зашли слишком далеко. В темноте многие жители деревни сумели ускользнуть и добрались до Рок-Адамора. Они утверждают, что резню устроили дохту-мондарцы. Как в старые времена. Они пришли из проклятых земель за горами. Они за кем-то гнались.
        Его острый взгляд остановился на Майе.
        - Это вы и так уже знали, - сказала Майя. В животе у нее засосало. - Зачем вы приехали?
        - Например, повидать вас, пока вы не исчезли навсегда, - негромко ответил Финт.
        Майя сглотнула. Живот свернулся в холодный комок.
        - Мне просто необходимо исчезнуть, - прошептала она. - Рядом со мной опасно находиться. Нам надо уходить.
        Кишон отодвинул стул и встал, с угрозой глядя на незваного сотрапезника.
        Кольер покачал головой.
        - Я сбил их со следа, - ответил он. - Они все еще обыскивают Рок-Адамор, дом за домом, и останавливают любого, кто пытается выйти из города. Они убеждены, что вы все еще там, - Финт успокаивающе улыбнулся: - Я купил вам время, моя госпожа. Не спешите убегать.
        - Спасибо, - ответила Майя. - Но нам и тут небезопасно находиться.
        - Сударь, - повернулся Кольер к кишону, - не спешите и доешьте свой ужин. Можете воспользоваться моей комнатой. А я, как уже было сказано, переночую на конюшне или здесь, в зале.
        Майя покачала головой.
        - Вы и без того уже очень много для нас сделали, - сказала она. - Лошадей мы вернули, как и договаривались, но вам вовсе незачем рисковать собой ради того, чтобы помочь нам. Вы ведь уже теперь подвергаете себя опасности.
        - Знаю, - с улыбкой согласился Кольер. - Но что поделать - люблю риск! И я сам хочу вам помочь.
        Майя пожалела, что Джон Тейт до сих пор не вернулся. Ей хотелось поскорее уйти. Хотелось найти приют в лесу, подальше от музыки, сыра, тепла - и от этого красавца, который оставил ей цветок в переметной суме. Рядом с Кольером она начинала смутно жаждать чего-то такого, чего у нее никогда не будет. По крайней мере, не будет до тех пор, пока ее жизнью управляет отец.
        - Не надо, - покачала она головой.
        Отказ обидел его. Он нахмурился.
        - Ну что ж. Тогда оставьте мне что-нибудь на память. Майя вздохнула.
        - Имя я вам все равно не скажу, - упрямо ответила она. Кольер покачал головой. Лицо его было серьезно, голос звучал как-то особенно мягко.
        - Я не об имени. Подарите мне одну вещь.
        В сердце Майи боролись противоречивые чувства. Где же Джон Тейт? Ей было неловко и отчего-то страшно.
        - Чего вы хотите?
        - Потанцевать, - сказал Финт, предлагая ей руку. - Этой ночью вы уйдете - ну так оставьте мне хотя бы воспоминание. Окажите мне честь, моя госпожа. Я приглашаю вас на танец.
        У дохту-мондарцев есть пословица, которая дошла до нас из глубины веков: будь незаметен до полного исчезновения. Будь загадочен до полной утраты смысла. Только так сможешь ты направлять судьбу своего противника. Высшее искусство войны состоит в том, чтобы победить врага без боя.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Облава
        Это ничуть не походило на танец у майского дерева, да и не было никакого дерева в зале таверны. Пары выстроились одна за другой, как, бывало, выстраивались танцоры при дворе, и звуки лютни, флейт, рожков и колокольчиков кружили голову и заставляли позабыть обо всем на свете, кроме руки Финта, теплой, жесткой, сильной.
        Финт был гораздо выше ростом, и для того, чтобы посмотреть ему в лицо, Майе приходилось задирать голову. Его улыбка ясно говорила: он доволен собой и тем, что наконец сумел ее уговорить. Майя сжала зубы и запретила себе даже думать об этом; вот кончится танец, и она тут же уйдет в ночь. В животе у нее что-то сжалось, но ей было не до того - ведь она танцевала впервые с тех пор, как стала взрослой.
        - Итак, мы наконец остались наедине, - сказала Майя Кольеру, неспешно обходя в танце полный круг. - Что вы хотели мне сказать?
        - Честно говоря, я не собирался так скоро нарушать очарование момента разговором.
        - Вы так неискусны в беседе?
        Он покачал головой.
        - Нет, поговорить я люблю. Но ведь с вами не обо всем заговоришь. Имя ваше, к примеру, вы мне так и не сказали.
        - Не сказала, - согласилась Майя.
        - И происхождение ваше тоже обсуждению не подлежит. Вы безупречно говорите по-дагомейски, но вы не местная. Вероятно, у вас дар к языкам.
        Майя вздернула голову.
        - Как вы интересно подбираете слова, мастер Кольер.
        - И не без намерения.
        - Вы сказали, что вы не мастон, - сказала Майя, понизив голос. - И все же вы говорите о даре и даже цитируете мастонские книги.
        - Нет, я не мастон. А вы?
        Майя почувствовала в вопросе подвох и покачала головой.
        - Так я и думал, - чуть заметно кивнул он. - Мой отец был мастоном, но я - безродный, и он меня не признал. Я невысокого мнения о мастонах.
        Они разошлись в стороны, прошли вдоль ряда, соединили руки с новыми партнерами. Время, проведенное поодиночке, промелькнуло в один миг. Но вот ее рука вновь легла в его теплую ладонь. Голубые глаза смотрели настойчиво.
        - У меня есть еще один вопрос, моя госпожа, - сказал он, улыбнувшись краешком губ.
        - Я отвечу, если смогу.
        Они развернулись, и танец сменил направление. Медленная музыка не торопила, и Майя исполняла одно движение за другим, чувствуя себя легкой, как пушинка.
        - С вами путешествует кишон. Он чего-то от вас хочет или просто защищает?
        В животе у Майи похолодело.
        - Почему вы спрашиваете?
        - Моя госпожа, у него черный взгляд. Рядом с ним вам опасно находиться. Он и сейчас смотрит на нас чересчур пристально. Что он сделает, если вы уйдете со мной? Попытается вас убить?
        Майя удивленно уставилась на Кольера.
        - Но я не собираюсь никуда с вами уходить.
        - Это я для примера. Позвольте мне еще одну попытку. Трудно подбирать слова, когда на тебя в упор смотрит убийца.
        - На меня?
        - Нет, на меня! Я понимаю, вы мне не доверяете, но на танец все же согласились. Благодарю вас за это. А спросить я хотел вот что: вы можете освободить его от его обязанностей? Кто нанял его защищать вас, вы или какой-то другой человек?
        Майя сглотнула и заговорила, тщательно подбирая слова:
        - Я с ним потому, что сама того захотела, мастер Кольер. Если вы попытаетесь увести меня силой, он убьет вас… не меня.
        Высокомерная улыбка тронула его губы.
        - Пусть попробует. Если он такой хороший боец, откуда у него все эти шрамы?
        Майя бросила на Кольера скептический взгляд.
        - Умоляю вас, не провоцируйте его. Он видел вдвое больше зим, чем вы и я.
        - Я не собираюсь его провоцировать, госпожа моя. Но ваша безопасность тревожит меня больше, чем моя собственная.
        - Это очень великодушно с вашей стороны. Однако этим вечером мы должны будем уходить. Мы ждем только Джона Тейта. Ах да, спасибо за лошадей.
        - Рад был помочь, - церемонно поклонился Кольер. - Куда вы направляетесь?
        Она улыбнулась и покачала головой.
        - Ах, и об этом тоже нельзя. Что ж, я спрошу о другом. Вы играете на музыкальных инструментах? Я заметил, с какой тоской вы смотрите на менестрелей.
        - Я люблю музыку.
        - Я очень хотел бы услышать, как вы играете, - с нескрываемым удовольствием признался Финт.
        - В другой раз, - покачала головой Майя.
        - Так значит, мы еще встретимся? - подхватил он. - Это внушает надежду.
        - Я не это имела в виду, - проговорила Майя, боясь его обидеть.
        - Какой удар, - вздохнул он. - Вы так и не сказали мне, откуда вы родом. Не говорите, куда идете. Как же я найду вас, чтобы послушать, как вы играете?
        Майя прикусила губу. Ей нравилось дразнить этого повесу - даже, пожалуй, слишком нравилось. Но надо держать себя в руках. Еще немного, и она может сказать лишнее.
        - Найдете, если будет на то воля Истока, - тихо произнесла она.
        Кольер нахмурился.
        Музыканты доиграли песню. Майя присела в реверансе, Кольер ответил строгим поклоном. Джон Тейт так и не появился, и Майя выругалась про себя.
        - Еще танец? - предложил Финт Кольер. - Ваш проводник еще не пришел. Подарите мне еще один танец.
        Она посмотрела в его лицо, где сменяли друг друга странные чувства. Финт был почти встревожен, и в голубых глазах таилась тайна.
        - Еще один. Прошу вас.
        На его лице она прочла странную смесь эмоций. Он был в смятении, взгляд голубых глаз хранил в себе несказанные слова.
        - Всего один, прошу.
        Буря противоречивых чувств поднялась у нее в душе, грозя захлестнуть с головой. Танец был прекрасен, он заставлял позабыть обо всем на свете. Стоящий перед ней мужчина был хорош собой, его неприкрытое внимание льстило. И все же ее не оставляло невесть откуда взявшееся подозрение - нет, убеждение, - что его мотивы отнюдь не так достойны, как он пытается показать. Он уже не раз намеренно разлучал Майю с товарищами по путешествию. И Майя, которой никогда и никто еще не навязывал свою компанию так старательно, совершенно растерялась.
        Она оглядела зал, стены его чуть плыли и покачивались. Где же Джон Тейт? Пора было уходить, но Джона нигде не было.
        - В последний раз, - сказала она, сразу же ощутив себя виноватой. Она могла бы отказаться - дурное предчувствие, которое проснулось в ней после этих слов, было достаточной к тому причиной, - однако в глубине души у нее поднялся протест. Став взрослой, она лишена была всех простых радостей жизни. Время от времени отец позволял ей бывать при дворе, однако, хотя для стороннего наблюдателя опальная принцесса была вхожа в королевское семейство, пригласить ее на танец не осмеливался никто. Как правило, мужчины боялись даже заговорить с ней.
        - При дворе нынче танцуют новый танец - вольту, - сказал Кольер. - Вы с ним знакомы?
        Майя посмотрела ему в лицо и покачала головой:
        - Я не знаю, что танцуют при дворе.
        - Что ж, я вас научу, - с поклоном произнес он, повернулся к музыкантам и приказал:
        - Играйте гальярду, но чтобы темп был вдвое быстрее.
        С этими словами Кольер несколько раз громко, ритмично хлопнул в ладоши.
        - Вот так.
        Зазвучала музыка, живая и веселая. Прочие танцоры расступились, и Майя с Кольером оказались у всех на виду. Внезапное всеобщее внимание заставило Майю смутиться, но отступать было уже поздно - отказ только привлек бы к ней еще больше любопытных взглядов.
        Впрочем, Кольер не позволил бы ей сбежать.
        - Надо встать рядом, - сказал он, беря ее за руки и становясь сбоку.
        - Смотрите внимательно, - это было адресовано уже наблюдателям. - Сначала присмотритесь, потом повторяйте. Это называется вольта.
        Он исполнил серию замысловатых па, напоминавших некий танец из Прай-Ри - Майя видела его прежде, но сама танцевать не умела. После нескольких неудачных попыток ей удалось повторить всю последовательность чисто.
        - Хорошо, - похвалил Кольер и вместе с ней сделал несколько шагов вперед, а потом назад, повторяя движения. - Теперь по кругу.
        Левой рукой он взял ее за руку, а правую положил Майе на талию и повел девушку по кругу. К ним присоединились танцоры помоложе, большие охотники до новых придворных танцев. Кто-то замешкался, повторяя самые первые па, однако большинство уже почти не отставало.
        - Вы прекрасно танцуете, мастер Кольер, - сказала Майя.
        - При дворе иначе нельзя. Впрочем, умелый партнер - залог успеха, - галантно ответил он. - Полагаю, вам уже доводилось танцевать гальярду. Сейчас будем кружиться. Выпрямите ноги и оттолкнитесь от моих плеч.
        Он вдруг обхватил Майю за талию и поднял высоко над собой. Она уперлась руками в его плечи, а он сделал полный оборот и легко поставил ее на ноги.
        - Сейчас будет еще два. Готовы? Оп-ля!
        И снова она взлетела, и снова мир закружился вокруг, а горло перехватило от восторга. Это было прекрасно. За спиной ахали и радостно смеялись другие девушки, которых кружили кавалеры.
        - И еще раз, - лихо улыбнулся Кольер и взметнул Майю. Волосы ее развевались, она задыхалась от кружения, но наконец ее ноги коснулись земли.
        - Теперь последняя часть, - лукаво усмехнулся он, поднимая локоть и жестом предлагая ей последовать своему примеру. Их руки соприкоснулись.
        - Теперь разводим, а потом крест-накрест.
        Она послушно повторяла его движения. Их руки смыкались и размыкались. Но вот его ладонь вновь легла ей на талию, и они завершили круг.
        Головокружительная радость танца заставила Майю раскраснеться.
        - А теперь еще раз! - воскликнул Финт Кольер и бурно зааплодировал к вящему ее восторгу.
        - Моя госпожа, - произнес над ухом тревожный голос.
        Это был Джон Тейт. Майя обернулась и взглянула ему в глаза, прочитав в них гнев и тревогу. Рядом рычал Аргус, и шерсть его блестела в свете факелов.
        - В город только что въехали люди короля.
        Сердце у нее упало.
        - Надо уходить, - сказала она.
        - Согласен, - произнес он сквозь сжатые зубы. - А вы тут танцуете. Надо торопиться!
        Она поспешно присела в реверансе перед Финтом Кольером.
        - Благодарю вас, сударь.
        Он вперил в нее испытующий взгляд, словно стремясь заглянуть в ее мысли.
        - Отчего вы беспокоитесь? Из-за солдат? Но какое им дело до танцев!
        - Мне надо идти, - твердо ответила Майя. За спиной у нее угрожающе встал мрачный кишон.
        - До королевского лагеря много миль, - отмахнулся Кольер. - Не стоит беспокоиться.
        Мы поставили в конюшне королевских лошадей, - напомнил Джон Тейт. - А клеймо-то у них приметное. Нет, надо делать ноги. Уходим!
        - Уходите по южной дороге, - посоветовал Кольер. - Люди короля едут с востока. Ну, пароль вы помните. Удачи.
        Он перевел взгляд на Майю и отвесил поклон.
        - Благодарю вас, моя госпожа. Я буду хранить память об этом танце.
        - Благодарю вас, мастер Кольер, - ответила она, приняла у кишона мешок и забросила на плечо лямку. Троица торопливо добралась до черного хода. Охотник открыл дверь. Обернувшись, Майя увидела Финта Кольера: он стоял, сложив руки на груди, и провожал беглецов взглядом. Лицо у него было мрачное. Финт кивнул ей.
        Она ответила ему кивком и вышла в ночь.
        Когда дверь за ними захлопнулась, Джон Тейт заговорил, и голос его был сердит и резок.
        - Госпожа Майя, что вы творите? Еще б самую малость, и нас бы накрыли прямо там. В городе сейчас самое меньшее два десятка людей короля, все в мундирах, с мечами, и кольчуги у них. Солдаты это, моя госпожа! Что б там Кольер вам ни пел, а армия - она куда ближе, чем он говорит.
        Майя сдержала готовый сорваться с губ ответ и следом за мужчинами пошла в темноту, однако вскоре заметила, что Движутся они не на юг, а на восток.
        - Он ведь сказал - по южной дороге…
        - Если б это кто другой сказал, а раз он - я туда ни ногой. Говорил я вам, с самого начала говорил: нет ему веры, этому Кольеру.
        - Но ведь до сих пор он нам только помогал, Джон Тейт, - возразила Майя, которой почему-то захотелось защитить Финта Кольера.
        - Он из королевских, - отрезал охотник. - Проглот предателей не жалует, бастард ты там или не бастард. Я припас покупать пошел, а ушки на макушке держу и, как услышал, что Кольер тут, сразу понял: дело нечисто. Он за нами пришел. И следит, чтоб навести потом на след королевских охотников. Южная дорога, ха! Держи карман шире!
        Майя не стала рассказывать ему о цветке в седельной суме. Она подозревала, что Финт Кольер помогает им по иной причине, и при мысли об этом чувствовала себя польщенной. Но Джон Тейт был человек мудрый, и его слова заслуживали доверия. За это Майя уважала его еще больше.
        - Я просто ждала, пока вы вернетесь, - ответила она, стараясь изгнать из голоса всякое раздражение. - Я знала, что надо будет уходить.
        Он крякнул и сплюнул.
        - Я-то думал, вы девушка разумная. Для вашей сестры это редкость, уж поверьте. Ну да все вы одинаковы, позови вас танцевать, уж и голову потеряли. И с кем - с королевским кольером! - уже тише пробурчал он.
        И все же Майя не жалела о содеянном - не могла жалеть, пусть даже Джон был прав, и Кольер задумал недоброе. Паника, что нашла на нее, мало-помалу таяла и исчезала. По правде говоря, ей было жаль, что нельзя просто остаться в таверне и сидеть, макая хлеб в сыр и выуживая из бульона кусочки мяса. Она танцевала бы всю ночь напролет. Столько лет она училась, столько лет отрабатывала каждое движение, и вот вся эта наука ей пригодилась. Этот вечер навсегда останется с ней - вечер, который подарил ей вкус к жизни.
        «Ступай по северной дороге».
        Прозвучавший в голове шепот заставил ее вздрогнуть. Над верхушками обступивших город сосен вставал тонкий серебряный полумесяц. Майя не отрывала от него глаз. Радость от танца в таверне была еще так свежа. Ей хотелось снова увидеть Кольера, но она понимала, что это глупо. Вдруг ее сознания коснулась предупреждающая мысль, и в тот же миг кистрель вспыхнул жаром. Майя встала как вкопанная и вцепилась в амулет, от которого исходили волны силы.
        - Что случилось? - спросил кишон, тотчас же заметив, что с ней неладно.
        Она смотрела на него, не находя слов.
        - Леди Майя! - тревожно позвал Джон Тейт.
        Новая вспышка жара заставила ее лицо исказиться. На сердце легла тревога.
        - Надо идти по северной дороге, - объявила она. Джон Тейт в безмолвном удивлении уставился на девушку.
        - Там мы можем повстречаться с королевской армией, - напомнил кишон.
        - Знаю, знаю, - покачала головой Майя. - Я… я не могу это объяснить. Я просто чувствую, что нам надо на северную дорогу. И как можно быстрее.
        Джон Тейт почесал шею и моргнул.
        - Неправильно это, моя госпожа, - сказал он.
        - Я понимаю. Это выглядит глупо. Мы шли, и вдруг я… - она вздохнула. - Идем на северную дорогу.
        Джон Тейт поглядел на кишона, затем снова перевел взгляд на Майю:
        - Уж это точно последнее место, где нас будут искать.
        Кишон нахмурился.
        - В последний раз с вами было что-то похожее возле того яр-камня. С вами говорит Исток?
        Майя кивнула.
        Джон Тейт воздел руки к небу.
        - С ума вы все, что ли, посходили? А впрочем, можно попробовать. Что думаешь, Аргус?
        Огромный пес гавкнул.
        Майя присела на корточки и потрепала его по шее.
        - Нас того и гляди окружат, - сказал Джон Тейт. - Это я к чему: вот схватят нас, и тут вы поймете, что зря мы послушались этих ваших голосов. И что тогда?
        Майя выпрямилась и посмотрела ему в глаза.
        - Мы выжили только потому, что доверяли этому моему чувству всякий раз, когда оно возникало. Я не знаю, что ждет нас впереди. Но я верю Истоку.

* * *
        Они вышли на северную дорогу. Не прошли они и двух миль, как навстречу им выехал отряд верховых.
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Измена
        Солнечные лучи лились в окна башни канцлера, отражаясь от блестящих страниц из орихалка на коленях у Майи. Майя любила старинные книги, любила четкую летящую чеканку букв. Каждая книга, подобная этой, являла собой образец изысканной красоты, но не столько собственной, сколько красоты разума, ее породившего. Тома хранили в себе мудрость веков, которую чья-то умелая рука выбила на металлических страницах, сохранив для вечности, и за изложенными на страницах мыслями и рассуждениями вставал как живой образ автора. Бывало, ученик исписывал целые страницы замысловатыми переводами рассуждений одного-единственного человека - Альдермастона какого-нибудь из монастырей, а нет, так кого-нибудь из основателей ордена Дохту-Мондар. Книга, лежавшая на коленях у Майи, хранила в себе речи и тех и других, ибо канцлер Валравен всегда стремился расширить границы своих знаний.
        Майя подняла взгляд от маслянисто блестящего орихалка и коснулась прохладных страниц. Девушке было дурно от волнения, все внутри у нее сжималось в ожидании новостей. Ждали известий об исходе суда - того суда, который призван был решить судьбу Майи и судьбу королевства ее отца.
        В поисках способа пережить мучительные часы неизвестности Майя забрела в башню канцлера и теперь успокаивала себя книгами, которые размеренно и спокойно изливали на нее чужую мудрость.
        Перед отбытием - а уезжал он в аббатство Муирвуд - канцлер подробно объяснил Майе происходящее. Узнав, что он едет в Муирвуд, Майя умоляла его отвезти весточку матери, но канцлер, всегда относившийся к ней приязненно, на сей раз отказал, объяснив, что это значило бы поставить под удар интересы отца Майи. Тревога и пасмурный взгляд канцлера явственно говорили о том, что возникшая проблема гнетет его неимоверно, и тогда Майя потихоньку попросила объяснить ей все происходящее, чтобы она не попала впросак и не предала ненароком своего друга.
        - Но что если, не предав меня, ты предашь своего благородного отца? - печально спросил канцлер, и в глазах его она прочла сочувствие. - Молю тебя, дитя, не надо. Твоя преданность должна всецело принадлежать твоему Семейству.
        Он рассказал ей все, что мог, о сложившейся сложной ситуации. Как уже было известно Майе, брак ее родителей был заключен под нерушимым обетом, и основания к его расторжению имелись лишь у матери, однако в этом случае Майя была бы изгнана официально и на веки вечные. Опала ее осталась бы с ней навсегда и была бы столь же нерушима, как и сам обет. На это королева пойти не могла.
        Тогда король попытался разрешить ситуацию политически и развестись с королевой по законам ордена Дохту-Мондар. Но это означало бы, что Коморос подпадает под власть Верховного Книжника Несса, а мастонские Семейства категорически возражали против подобного хода событий, не желая отдавать дохту-мондарцам безраздельную власть над страной.
        Итак, в Коморосе был назначен суд, целью которого было официальное расторжение брака. Возникла лишь одна проблема: королева на суд ехать отказалась. Будучи мастоном, она воззвала к праву убежища, которое даровало ей аббатство Муирвуд, и принудить ее покинуть это место не мог даже сам король со всеми его приказами и угрозами.
        Майя потерла плечи, чтобы подавить дрожь. На сердце у нее было черно, в голове роились горькие мысли. Она гордилась матерью, гордилась ее силой и убежденностью. Однако у самой Майи права убежища не было. Она была заложником в этой игре. Мать не раз просила, чтобы Майя навестила ее в Муирвуде, однако в этой просьбе ей всякий раз бывало отказано.
        Король пригрозил явиться в Муирвуд во главе армии и увезти королеву силой, однако это было бы нарушением еще одной мастонской клятвы, и благородные Семейства страны заявили, что, буде он предпримет нечто подобное, они не явятся на зов и откажутся повиноваться своему королю. Все больше становилось Семейств, которые, оставив двор, удалялись в собственные Сотни. На их место явились новые царедворцы, которые всячески заверяли отца в своем всемерном почтении и лили ему в уши лживые речи, пробуждая раздор в стране. Пуще всех старалось Семейство леди Деорвин.
        Суд должен был состояться в Муирвуде, а судьей был назначен Альдермастон аббатства. За то, чтобы оказаться на суде, Майя отдала бы что угодно. Разрыв ее родителей разрывал на части все королевство - и сердце дочери.
        Она поглядела в окно, и ужас окатил ее с ног до головы. Одинокий всадник въехал во внутренний двор замка. Сердце Майи готово было выскочить из груди. Сейчас она узнает, чем все кончилось. Отложив книгу, ломая пальцы, она принялась мерить шагами башню. Ее мутило.
        На лестнице раздался шум, в котором можно было различить топот множества ног. Неужели это солдаты, неужели они идут ее арестовать? Она почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица, она затеребила край рукава. Но не успела она ничего предпринять, как дверь открылась. Первыми показались войлочные шляпы солдат, а затем стали видны мастонские мечи у них на поясах. Это были рыцари! Майя недоуменно уставилась на вошедших, и те ответили ей не менее удивленными взглядами.
        - Что вы здесь делаете, леди Майя? - спросил один из них.
        - Кто там? - донесся с лестницы еще один голос.
        - Дочь короля.
        Майя сглотнула. На площадку поднялся мужчина средних лет. На мужчине был добротный меховой плащ, дублет зеленого атласа и - не может быть! - на шее у него висела золотая канцлерская цепь. Глаза у Майи расширились. Что стало с ее другом?
        - Приветствую вас, леди Майя, - быстро поклонился вошедший. - Вы пришли приветствовать меня в моем новом обиталище?
        - Простите, мой господин, - выговорила она, покуда мысли ее метались в недоумении. - Я ждала…
        - Вы ждали возвращения Валравена. Понимаю. Он был приближен к вашей особе, осмелюсь заметить. И питал к вам искреннюю приязнь. Что ж, тут у нас возникает неловкий момент, однако от этого еще никто не умирал. Ваш батюшка назначил меня канцлером страны.
        Майя ответила ему взглядом, полным страха и непонимания.
        Он благодушно улыбнулся:
        - Мы не знакомы, леди Майя, однако позвольте мне это исправить. Меня зовут Томас Мортон.
        - Я слышала о вас, мой господин, - отозвалась удивленная Майя. - Вы судья. Вы живете в городе. Вы прославились своими работами о древних обычаях мастонов. Вы написали трактат о правлении Лийи Демонт и об объединенном королевстве, которым она правила перед тем, как мастоны оставили эти берега.
        Он польщенно улыбнулся и отвесил еще один поклон.
        - Ваше высочество, я понимаю, что вследствие запрета на чтение для женщин вы не могли прочесть мою книгу самостоятельно, однако я не могу вам не сочувствовать, ибо даже Лийе Демонт долгое время запрещалось читать.
        - Мне читали ваши книги, - глупо сказала Майя. Это была правда, но не вся: ей доводилось читать его книги и самостоятельно.
        - Что ж, вероятно, однажды мы сможем обсудить это. Однако оставим пустые разговоры: я вернулся из Муирвуда, но не ожидал встретить вас здесь.
        - Вы были на суде? - поняла главное Майя.
        - О да. Там король и назначил меня новым канцлером. Простите меня за злые вести, леди Майя, однако ваш отец повелел изгнать дохту-мондарцев из Комороса. Безотлагательно. Навеки. Боюсь, это было незаконно, но что мы можем с этим поделать?
        Майя без сил опустилась на широкий подоконник, где так часто сидела в детстве, и попыталась собраться с мыслями.
        - Вас поразила эта весть, - заметил канцлер Мортон.
        - Да, - прошептала Майя и посмотрела на него, а затем перевела взгляд на собравшихся вокруг рыцарей-мастонов.
        - Позвольте мне рассказать вам все как было, моя госпожа.
        Он умолк, вытер рот и поправил войлочную шляпу, словно раздумывая, как получше смягчить свои слова.
        - Суд пошел не так, как ожидал ваш отец, - наконец выговорил он. - Ваша мать, королева Катарина, заявила, что считает суд незаконным и не признает за ним права лишить ее того, что ей принадлежит. Она была тверда, но держалась скромно и воззвала к супругу, прося его отказаться от столь беззаконной затеи.
        Мортон коснулся пальцами губ и помолчал.
        - Она была очень убедительна, моя госпожа. Она говорила горячо и страстно, предрекая огромные бедствия, которые падут на все королевства, если ваш батюшка и впредь будет нарушать мастонские заветы. Упав на колени, она молила вашего отца о прощении и клялась, что позабудет о случившемся и устремит все силы на то, чтобы сохранить свой брак.
        Голос Мортона стал тише:
        - Моя госпожа, Исток в ней был так силен, что это ощутили все. В зале сгустилась угроза. Она сказала, что мы ушли от обычаев мастонов и забыли о том, что наш долг - возродить аббатства. Она говорила, что дохту-мондарцы ослепили и обманули нас, что это они ссорят королей друг с другом и строят козни, стремясь разрушить наше единство.
        Сердце Майи разрывалось от гордости за мать. В глазах стояли слезы, но Майя сдержала их. В душе у нее теплился огонек надежды.
        - Что было дальше, мой господин? - хриплым шепотом спросила Майя.
        - Король умолк. Он молчал и был страшен. Благородные Семейства всей страны послали к нему послов, которые убеждали короля пойти на примирение с вашей матерью. Она стояла перед ним на коленях, и слезы текли по ее щекам. Все были тронуты. Тогда король потребовал доказательств ее слов и того, что дохту-мондарцы действительно злоумышляют против страны.
        Мортон подошел к столу канцлера, повертел в пальцах измазанное чернилами перо.
        - Канцлер пал жертвой собственной неосмотрительности. Королева заявила, что далеко ходить не придется и что в его седельной сумке король найдет достаточное доказательство измены. И действительно, в сумке нашли письмо, адресованное Верховному Книжнику Дохту-Мондара, злоумышляющему против нашей страны. В письме говорилось о том, что Дохту-Мондар выбирает время для захвата власти над Коморосом. Что тут началось! О содержимом сумки канцлера королеве мог рассказать лишь Исток. Король повелел сорвать с канцлера кистрель и расплавить его в кузнечном горне, но кистреля у канцлера не оказалось. И вот теперь мне велено изгнать из королевства всех дохту-мондарцев, за исключением Валравена.
        Глаза у Майи расширились.
        - Но почему? Мой господин, его накажут?
        - Его взяли под стражу, моя госпожа. Ему не дозволено покидать Коморос ни живым, ни мертвым. Он слишком много знает.
        Майя бездумно обхватила себя за плечи, но сердце у нее колотилось как безумное. Она доверяла канцлеру Валравену, доверяла полностью и безоглядно. Неужели все это время он ее использовал? Неужели она была лишь одной из ниточек его паутины интриг? При одной мысли об этом сердце у нее разрывалось.
        - А что матушка? - дрожащим голосом спросила Майя.
        Канцлер Мортон сочувственно посмотрел на девушку и вздохнул.
        - Катарина по-прежнему отлучена от двора. Ваш отец отказался с ней примириться.
        Майе показалось, что ее ударили.
        - Его королевское величество объявил, что вам запрещено видеться и говорить с ней. Переписываться вам также не дозволено. Такова его воля.
        Майя в ужасе уставилась на канцлера.
        - Лорд канцлер, это несправедливо!
        - Согласен с вами, моя госпожа. Но король был чрезвычайно разгневан. Он не сумел добиться своего и узнал, что Валравен его предал. Он до сих пор очень сердит и бьется как раненый лев, который ударами отгоняет от себя всех, кто пытается ему помочь. Я всего лишь скромный законник, леди Майя, но я мастон. Я скажу правду, и да поможет мне Исток и его мудрость. Мы очистим страну от ордена Дохту-Мондар, а затем я постараюсь примирить вас с отцом. Будьте терпеливы, моя госпожа.
        Майя мрачно кивнула и стала спускаться по лестнице, чувствуя, как горит в груди сердце. Выйдя за дверь, она услышала голос канцлера:
        - Обыщите весь замок. Надо найти всех до последнего.
        В главном зале царила суета. Новости распространялись быстро, и все куда-то спешили, не замечая друг друга. Майю сразу же затянуло в толпу. Девушка ударялась об углы, несколько раз едва не упала, споткнувшись о сбившийся на полу тростник. Страдая от оглушительного шума, она с тоской вспомнила тишину и уединенность башни канцлера. Она знала: эта тихая гавань потеряна для нее навсегда.
        - Леди Майя!
        Сквозь туман в мозгу она едва расслышала обращенные к ней слова. Кто-то тронул ее за плечо.
        Обернувшись, Майя с удивлением увидела перед собой пажа - юношу примерно своих лет, одетого в королевскую ливрею.
        - Он велел вам передать, - тихо произнес юноша и протянул Майе маленький бумажный сверток с восковой печатью. На печати стоял оттиск королевского кольца - кольца, которое носил канцлер.
        Майя поглядела на юношу. Опасливо озираясь, он сунул сверток ей в руку и исчез в толпе.
        Сжимая в руке сверток, Майя сбежала в разбитый за замком сад. Сердце тревожно грохотало в ушах. Сверток был тяжел, как если бы в нем лежали монеты. Но Майя догадывалась, - нет, знала, - что это вовсе не монеты. Восковая печать прилипла к ладони. Стараясь подавить тревогу, Майя заставила себя дышать. Между двух высоких живых изгородей нашлась скамейка. Настороженно оглядевшись, Майя убедилась в отсутствии соглядатаев, тяжело села на скамью и сломала печать.
        Развернув жесткий лист, она увидела слова, выведенные полувыцветшими чернилами. Это был почерк канцлера Валравена. В складке бумаги под большим листом угадывались очертания кистреля. Замирая от страха и восторга, Майя извлекла амулет и положила его на колени. А затем разгладила бумагу и начала читать.
        «Леди Майя!
        Все, что я сделал, я сделал для вас. Ваш отец твердо намерен отлучить от себя вашу матушку и вас, законную его наследницу. Все его помыслы - лишь об этом, а вы ведь знаете, что Исток отзывается на самые наши страстные чувства и мысли. Боюсь, что итогом устремлений вашего отца станет проклятие, которое падет на его страну. Дабы отсрочить этот страшный миг, мы с вашей матушкой заключили договор. Я паду, чтобы вы могли подняться. Вы - законная наследница трона Комороса. У вашего отца нет никаких оснований разрывать брак. Я защищал вас как мог, но этого оказалось недостаточно. Не сумев развестись с женой, он накажет за свое поражение вас и тем самым - всю страну.
        Дохту-мондарцы будут изгнаны из страны. Очень скоро после этого вы обнаружите некую злую силу, которую прежде сдерживало наше присутствие. Вы ощутите появление невидимых сущностей, единственной целью которых будет причинить вам зло. Защитить вас от них я больше не могу и потому посылаю вам этот кистрель.
        Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся. Я мечтал, что буду служить вам, когда вы станете королевой, однако теперь боюсь, что до этого дня мне не дожить. Я сожалею лишь об одном: о том, что ни разу не попытался сам стать мастоном. Служи я Истоку хотя бы вполовину так самоотверженно, как служил вашему отцу, мне не пришлось бы бессильным стоять перед врагом.
        Прощайте. До встречи в Идумее.
        Ваш слуга»
        С ресниц скатилась слеза, другая. Слезы капали на бумагу, и буквы расплывались, превращаясь в кляксы. Майя попыталась взять себя в руки, но не смогла, и долго, тихо плакала в саду, прижав ладони к глазам.
        Канцлер Валравен пожертвовал своим положением, высоким постом, будущим, и все ради того, чтобы Майя унаследовала трон. Ради того, чтобы сгладить последствия отцовского распутства, от которого страдал весь двор и вся страна. Майя не умела плакать. Ей не нравилась дрожь, бившая ее тело, было неприятно оттого, что течет из носа, ее смущала буря чувств, пробудившихся внутри. Она вытерла нос рукавом и постаралась успокоиться. Какая странная смесь чувств! Благодарность и грусть, надежда и отчаяние. Она не увидит свою мать. Она не увидит своего друга и наставника - человека, который учил ее читать, несмотря на то, что орден, которому он служил, наложил на это запрет. Она никогда об этом не позабудет. Она всегда будет его помнить. Майя вздохнула и вновь попыталась сдержать слезы. Наконец ей это удалось. Вытерев рот, она прочитала письмо еще дважды.
        Прочно запечатлев в памяти написанное, она стала рассматривать кистрель. Медальон лежал у нее в ладони, и металлический край в переплетении чеканных лоз впивался в кожу. На медальоне не было лица. Он представлял собой кольцо из переплетенных ветвей и листьев; листья были выполнены довольно грубо, но найти среди них два одинаковых не сумел бы никто. Кистрель - это порода соколов, и название свое медальон получил в ее честь. Сверху к кистрелю крепилась тонкая цепочка цвета бронзы.
        Майя смотрела на кистрель, вспоминая те далекие дни, когда канцлер у нее на глазах обратился к кистрелю и призвал в башню полчища крыс и мышей. Тогда он сказал, что Майя еще слишком мала, чтобы пользоваться кистрелем. Он говорил, что в пору созревания ее захлестнут неодолимые чувства - целая буря чувств, с которыми она должна будет суметь совладать, прежде чем получит кистрель. Он обещал, что подарит Майе кистрель, когда она станет взрослой. Но вот он, кистрель, лежит у нее на ладони - а значит, канцлер не надеется дожить до того времени, когда она станет взрослой. Мысль об этом была непереносима.
        Майя распутала цепочку и накинула ее на шею. Какое-то время девушка прислушивалась к себе, пыталась уловить какое-нибудь новое ощущение - но нет. Все было как прежде.
        Она сунула кистрель под нижнюю рубашку - прохладный металл коснулся кожи, - туго свернула записку и спрятала ее в складках пояса. Увидит ли она когда-нибудь Валравена?
        Спустя две недели он будет мертв.
        Майя встала как вкопанная. Глаза у нее расширились. Шепот, коснувшийся ее мыслей, был так же ясен, как если бы эти слова произнес стоящий рядом человек. По рукам побежали мурашки. Девушка содрогнулась.
        Две недели спустя гонец принес весть о том, что Валравена нет в живых. Так Майя научилась верить Истоку.
        Перед нами нессийцы испытывают великий страх, это дохту-мондарцы научили их бояться нас. Они поведали о том, как иссякает Исток, когда человек нарушает закон, забывает честь и утрачивает сострадание. Для того чтобы породить добро или зло, достаточно одной мысли, а мысль эта зависит от того, что возобладает в человеке. Более всего на свете нессийцев страшит крах, который они наблюдали, придя на наши берега, и мастоны, которые, твердо веруя в Исток, все же не сумели этот крах предотвратить. В будущем, дитя, ты узнаешь, что настроениями нессийцев управляют они, дохту-мондарцы. Они стремятся предотвратить новую Гниль. Но что станет с потоком, если разрушить удерживающую его плотину?
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        Бесчисленные
        - Говорите, пароль - «Коморос»?
        Задрав голову, Майя смотрела на высоко сидящего в седле капитана. Это был крупный мужчина с очень коротко остриженными светлыми волосами и ухоженной остроконечной бородкой. Улыбка у него была незлая, но глаза смотрели цепко, пронизывающе. Уголок рта дрогнул, но в остальном лицо оставалось непроницаемо.
        Майя остро ощущала присутствие Бесчисленных. Они были повсюду, они тянули рыла к солдатам, принюхивались, вились вокруг. Маслянистая чернота окутала ее сердце. Далеко, на грани слуха, родился тягучий ноющий звук, тонкий вой тетивы, которую приложили к струнам лютни и повели под немыслимым углом. От этого звука в зубах рождалась тягучая боль, а в животе что-то сжималось.
        Джон Тейт взвесил в руке топор. Аргус угрожающе зарычал.
        Солдат была ровно дюжина, все - верхом, в королевских мундирах, вооруженные. У троих имелись арбалеты.
        - Пропустите нас, - сказала Майя, но даже ей самой собственный голос показался неубедительным.
        Командир всадников смерил ее горящим желанием взглядом.
        - Собаку и охотника - прикончить. Эту - ко мне в палатку.
        Джон Тейт мгновенно принял стойку и метнул топор в ближайшего к нему солдата с арбалетом. Лезвие топора раскололо арбалет, и в руках у всадника остались бесполезные щепки. Аргус, хрипя и захлебываясь лаем, бросился на лошадей, заметался то вправо, то влево, кусая их за ноги, а могучие скакуны храпели и брыкались.
        Джон Тейт выхватил второй топор и послал его в грудь второго арбалетчика. Солдат сполз с седла.
        Из теней на краю дороги ударил кишон. Едва заслышав приближение лошадей, он отпрянул в темноту, но теперь снова был тут как тут. Его кинжал глубоко вошел в ногу командира, и тот взвыл от боли.
        Чья-то грубая рука ухватила Майю за волосы и потащила. Девушка ударилась о лошадиный бок и едва не упала. Было невыносимо больно голове. Майя забила руками, вцепилась в обтянутое перчаткой запястье у себя за спиной и попыталась стащить обидчика с лошади, однако добилась лишь того, что снова ударилась о конский бок.
        - Попалась!
        Не обращая внимания на боль, Майя извернулась, чтобы разглядеть нападавшего, и тут увидела болтающийся у него на поясе кинжал. Отпустив запястье, она схватила кинжал и рывком извлекла его из ножен.
        Ее ударило в другой бок. Две руки подхватили ее под мышки и потянули вверх. Майя потеряла равновесие, зато нападающему пришлось отпустить ее волосы. Она билась и вырывалась, но ее легко бросили лицом вниз на конскую шею и дали коню шпоры. Быстро и отчаянно Майя ударила всадника кинжалом в голень, выдернула лезвие и ударила снова, в бедро. Всадник вскрикнул от боли, бросил поводья и схватил ее за руку, чтобы предотвратить третий удар. Он бранился, и в голосе его звучали ярость и боль.
        Кто-то вцепился в ее башмак и стащил ее с лошади. Майя тяжело упала на дорогу, задохнувшись от удара. Над ней стоял Аргус. Он щелкал зубами и яростно рычал.
        - Во имя Крови, всех убить! - взревел командир.
        Майя с трудом встала на колени и сквозь разрывающую грудь боль попыталась дышать. Солдат было слишком много. Копыта били о землю в опасной близости от нее, одним лишь чудом не раздавив ей руки. Майя хватала ртом воздух и пыталась совладать с нахлынувшим ужасом.
        Поднятая в воздух пыль ела глаза. Майя свернулась в комок, стараясь быть как можно меньше, но конские копыта по-прежнему были слишком близко. Ее затопчут. Рядом заскулил от боли Аргус.
        Майя чувствовала, как, привлеченные страхом, стекаются к ней Бесчисленные, как жадно пожирают ее ужас. Их были сотни, нет, тысячи. Они были в лошадином безумии, в исходившем от солдат вожделении, в каждом клинке и каждой травинке вокруг, и не было конца и края их полчищам, нависшим над миром, как нависало звездное небо с серпом месяца у нее над головой. Майя чувствовала, как они тычутся ей в одежду, проникают под кожу, жадно стремясь завладеть ею, стать ее частью, проникнуть в каждый уголок ее души. Сердце Майи сжалось от ужаса, но тут на груди вспыхнул жаром кистрель.
        Майя вскинула голову и призвала его силу.
        Одним ударом она отбросила Бесчисленных прочь от себя, разметала их, словно листья, подхваченные ураганом. Отбросив режущую боль, она встала на ноги. Обхватив рукой живот, она подняла голову и посмотрела в глаза раненому командиру. Его ответный взгляд был исполнен ужаса. Она знала, что ее глаза светятся серебром, а значит, командир поймет: она взывает к кистрелю.
        Один миг - и похоть погасла в нем, как гаснет брошенная в воду свеча. Отвага, ярость, удалое молодечество - все поглотили переплетенные серебряные жилы кистреля. Конь его в ужасе попятился, и командир, лишенный всего, что делало его мужчиной, сполз с седла и упал на дорогу, оставшись лежать вздрагивающей, мучимой ужасом кучей.
        Солдаты тоже увидели ее глаза и поняли, кто перед ними.
        - Клянусь Кровью! - вскричал кто-то.
        - Убейте ее! Убейте!
        Один из арбалетчиков все еще был жив. Он вскинул свое оружие и прицелился девушке в сердце. Майя ударила страхом, исторгла его из своей души и веером швырнула вокруг, как разлетаются во все стороны осколки стекла от разбитой бутылки. Осколки страха пронзили солдат. Арбалетчик заморгал, отбросил арбалет и пришпорил коня, торопясь скрыться. Майя ударила по лошадям, заставила их поверить, что на них сейчас бросятся львы. Не подчиняясь ни шпорам, ни поводьям, охваченные ужасом лошади во весь дух помчались прочь.
        Майя стояла, словно маяк, истекающий светом - плечи расправлены, плащ бьется за плечами. В вышине рокотал гром. Ветры стекались к девушке, как послушные псы, а от Бесчисленных не осталось и следа. Они бежали прочь, скрываясь от ее гнева.
        Аргус заскулил и попятился. Заметив это, Майя разорвала связь с кистрелем и почувствовала, как сила медленно оставляет ее. Привычное уже изнеможение медленно вступало в свои права. Лежащие на земле солдаты слабо шевелились, и кишон ходил между ними, добивая раненых.
        Джон Тейт мрачно собрал свои топоры. Покончив с этим грязным делом, он молча поглядел на Майю и пошел туда, где все еще скулил от ужаса командир всадников. Ростом Джон был невелик, однако, стоя над поверженным врагом, он выглядел великаном.
        - Не трожь чужих собак, - ровно, без выражения сказал он и занес топор. Майя отвернулась.

* * *
        Той ночью на привале Майе вновь снилось прошлое. Сон был так ярок, что, даже проснувшись, она чувствовала себя так, словно ей только что рассказали о смерти Валравена. И даже годы не в силах были стереть из ее памяти слова, написанные канцлером для нее.
        «Служи я Истоку хотя бы вполовину так самоотверженно, как служил вашему отцу, мне не пришлось бы бессильным стоять перед врагом.
        Прощайте. До встречи в Идумее».
        По обычаю короли и королевы избирали советника из числа мудрейших и опытнейших своих подданных. Существование Тайного совета было традицией, овеянной веками, зародившейся в годы исхода мастонов из старых земель. Председательствовал в этом совете канцлер, и потому, хотя сила и влияние Валравена не всегда были очевидны, его рука ощущалась во всем происходящем. Он был самым могущественным дохту-мондарцем в стране… но это не главное. Ведь в первую очередь он был верным защитником и другом Майи.
        Воспоминания несли с собой боль.
        Майя открыла глаза и огляделась, чтобы отбросить сон. Она лежала в тени упавшего дерева, обнаженные корни которого свивались и переплетались подобно лозам. Рядом, в зарослях папоротников, сидел с закрытыми глазами кишон. Неглубокое дыхание срывалось с его губ. Неподалеку журчал ручеек.
        День уже почти достиг полудня, но сон не принес Майе отдыха. Стремясь оставить место резни как можно дальше, они шли всю ночь. Несколько раз они слышали в лесу звуки охотничьего рога. Сомнений больше не было: королевская армия объявила на них охоту. Отыскав подходящее укрытие в папоротниках под упавшим деревом, Джон Тейт пошел назад, чтобы спрятать их след и проложить новый, фальшивый. Охотник до сих пор не вернулся.
        Тихо, чтобы не разбудить кишона, Майя потерла глаза. Аргус лежал рядом, положив голову на передние лапы. Майя потянулась погладить его: ей было жаль, что прошлой ночью она так напугала пса.
        В кронах деревьев пели птицы, пляшущие в воздухе мошки создавали иллюзию покоя. Майя знала, что в лесу солдаты короля. Но ведь лес такой большой! Поди еще найди в этом лесу человека, который очень старается спрятаться!
        Поглаживая Аргуса, Майя снова стала думать о Валравене. Воспоминания о канцлере были окрашены теплотой и печалью. Его действия - его жертва - привели к тому, что орден Дохту-Мондар был изгнан из страны. Валравен знал будущее. Он понимал, что все это очень плохо кончится.
        С его смертью поползли слухи о пробуждении зла. Король призвал Валравена в Коморос, дабы судить за измену. Все понимали, что канцлер будет осужден и казнен, ибо король не простит ему предательства. Но по дороге в столицу Валравен заболел лихорадкой и умер, не достигнув цели своего путешествия. Его тело было помещено в костницу, над которой выстроили мавзолей. Поговаривали, что канцлера отравили, однако расследование этого не подтвердило. Он умер изменником, и его земли и богатства отошли короне. Прочие дохту-мондарцы под страхом смертной казни покинули страну в двухнедельный срок.
        С их уходом начали твориться страшные вещи.
        Пришла весть о том, что в самом сердце страны завелись дикие кабаны, которые стаей нападают на деревни и убивают детей. На борьбу с кабанами были отряжены охотники; охотники ничего не смогли поделать. В лесах свирепствовали волки. Многие яр-камни в отсутствие дохту-мондарцев не могли служить людям, и потому простолюдинам пришлось своими руками таскать воду и заготавливать дрова. Конечно, среди мастонов тоже были те, кто умел обращаться с яр-камнями, однако таких людей было значительно меньше, нежели дохту-мондарцев. Изнурительный труд озлоблял, и настроения в народе бродили самые мрачные.
        Вскоре по всему королевству начали вспыхивать восстания, однако это было еще не самое худшее: поползли леденящие душу слухи, один страшнее другого. Какой-то крестьянин взялся за серп и вырезал полдеревни. Мать утопила в колодце троих детей. Мальчишка поджег общий амбар с зерном, один на всю деревню, - а ведь зима на носу! Страшные слухи ползли и множились, им не было числа, и придворные сплетничали о последних событиях, а король издавал все новые и новые законы, которые запрещали то и это. Но как ядовитый ручей отравляет любого, кто выпьет из него воды, так и безумие захватывало всех без разбора. Никто не знал, где оно расцветет в следующий раз, ибо безумие расползалось хаотично и предсказать, кого оно поразит, было невозможно. Все случившиеся трагедии объединяло лишь одно: при дохту-мондарцах ни о чем подобном и слыхом не слыхивали. Но дохту-мондарцы были изгнаны, и Коморос стал другим. Пошли слухи о новой Гнили.
        Майя убрала назад волосы и прислушалась к стрекоту каких-то неизвестных насекомых, которые переговаривались друг с другом среди бескрайнего леса.
        Вдруг Аргус поднял голову и навострил уши. Светлая шерсть на загривке вздыбилась. Пес низко, утробно зарычал.
        Майя тронула кишона за колено.
        Кишон сразу же открыл глаза.
        - Прошу прощения…
        Она прижала палец к губам в немом призыве: молчи.
        Кишон потер глаза, перекатился на одно колено, вздернул голову, прислушиваясь. Жестом приказав Майе оставаться на месте, он ступил в мягкую грязь ручья. Не доходившая даже до колен вода скрадывала шум шагов; кишон пригнулся, прошел под упавшим стволом дерева и был таков. В горле у Аргуса клокотало; Майя погладила его, пытаясь успокоить. Но пес все так же прижимал уши и даже не пожелал вильнуть хвостом.
        Очень скоро кишон вернулся и жестом велел Майе идти за ним по ручью. Схватив заплечный мешок, девушка ступила в холодную воду, и из-под башмаков у нее поднялись облака грязи. Пригнувшись и подобрав плащ и юбки, она пролезла под упавшим деревом и вышла на залитый солнцем берег по другую его сторону. Мимо с задорной трелью пронеслась какая-то птаха.
        Кишон ждал ее за деревом.
        - Я слышу голоса. Оттуда, - шепнул он ей на ухо. - Пригнитесь и идите за мной.
        Майя послушно пригнулась и потрусила за кишоном. Он все так же шел по ручью, пряча звук своих шагов за журчанием воды. Росшие по берегам папоротники почти не скрывали беглецов. Сердце грохотало от страха. Бежавший за Майей Аргус вдруг завилял хвостом и уставился куда-то за деревья.
        Через несколько секунд Майя услышала голос Джона Тейта:
        - Говорю же вам, никогошеньки не видал, почитай уж три дня один брожу, вот разве что вас повстречал. Что я, врать буду? Лесоруб я, валю себе лес потихоньку, никого не трогаю. А вам лесоруб не нужен? Я и дрова колоть могу, у меня рука легкая…
        - Помолчи! - грубо приказал кто-то. - Болтун!
        - Как скажете, господин мой, как скажете. Мое дело маленькое, только ведь солдаты кострами не брезгуют, а где костер, там и дрова надобны. А уж я колоть умею, вы обуться не успеете, а у меня уж поленница готова…
        Майя не смогла сдержать улыбки. Джона Тейта схватили, а он нашел способ их предупредить и стал болтать как можно громче.
        - Молчать! - оборвал другой голос.
        Аргус зарычал.
        Майя попыталась схватить его за ошейник, но Аргус юркнул в густые заросли папоротника и бросился к хозяину.
        - Собака! - закричал кто-то.
        Кишон вполголоса выругался.
        За спиной хрустнула ветка. Выхватив кинжал, кишон развернулся, но тут что-то просвистело в воздухе и ударило его в голову. Кишон упал и остался лежать. Майя бросилась на колени рядом с ним и перевернула бесчувственное тело. Она боялась увидеть стрелу, но стрелы не было. Кишон лежал неподвижно.
        Снова раздался свист. Что-то ударило Майю в висок.
        В глазах у нее потемнело, и девушка без крика упала в папоротник рядом с кишоном.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        Дагомейский Проглот
        Майю разбудила пульсирующая боль в виске. Еще прежде, чем ей удалось открыть глаза, девушка ощутила сильную качку, которая не позволяла понять, где верх, а где низ. Руки Майи были туго стянуты в запястьях, локти притянуты к телу, щиколотки связаны. Майя рванулась было из пут, но тотчас же взяла себя в руки и совладала с охватившей ее паникой.
        Ее ложе раскачивалось из стороны в сторону. Недоумение Майи длилось недолго: она поняла, что ее несут на импровизированных носилках, сделанных из двух длинных палок или шестов с натянутым между ними одеялом. Один носильщик шел впереди, другой сзади. Майя моргнула. Небо успело побледнеть, лес наполнился фиолетовыми тенями. Процессия вилась между деревьев, а вокруг нее шелестели Бесчисленные. Они были повсюду.
        Майя заставила себя успокоиться и сосредоточиться. Она не беспомощна: у нее есть магия. Сейчас она призовет…
        Тут Майя поняла, что кистреля у нее больше нет.
        Так вот почему Бесчисленные так льнут к ней - у нее нет больше защиты против них! Их привлекает беспомощность жертвы. Бесчисленные вились в сумерках вокруг, и она слышала их мысли: они ждали темноты, они готовились напасть, насладиться ее страхом, проникнуть ей под кожу, лишить ее воли и заменить ее своей собственной. С каждым ударом молота в груди ужас подступал к горлу, и Майя, не выдержав, отчаянно забилась в путах.
        - А, очнулась, - проворчал один из солдат.
        - Ты, девка, лучше молчи, - посоветовал другой. - Будешь болтать, так у нас кляп есть. Сам велел.
        Майя изогнулась, пытаясь пересчитать солдат. Ей удалось увидеть дюжину или чуть больше, все - в мундирах Дагомеи. За носилками, спотыкаясь, брели кишон и Джон Тейт. Руки им сковали, а к оковам привязали веревку. У кишона половина лица была залита кровью. Заплывший глаз испытующе уставился на Майю, но кишон не произнес ни слова. Лицо его было бесстрастно, словно вырезанное из камня. Майя поняла: он планирует побег.
        Джон Тейт шел, уныло понурив голову. Оружия у него не было. Как ни странно, пса солдаты пощадили, и Аргус трусил рядом с хозяином, поджав хвост. Пасть собаки была перевязана ремешком. При виде целого и невредимого Аргуса Майя облегченно вздохнула, однако тут же напомнила себе: пусть ее друзья живы, будущее их может быть ужасным.
        Бесчисленные ликовали, упиваясь ее поражением и беззащитностью.
        - Вы нашли ее? - спросил голос откуда-то спереди. Майя вывернула шею, пытаясь разглядеть говорившего, но у нее ничего не вышло. Качка прекратилась.
        - Так точно, капитан. Охота увенчалась успехом. Мы ее загнали.
        - Значит, мы опередили Корриво. Она жива?
        - Так точно, капитан. Все как приказал его величество. Она потрепана, но невредима. А с предателями что делать? - сплюнул солдат.
        - В петлю. На заре. Они нам дозор перерезали, забыл? Уведите. Не кормить. Охранять как зеницу ока. За попытку побега - убить на месте. Медальон у вас?
        - Вот он, капитан.
        Зашуршала цепочка, и кистрель лег в руку капитану. Бесчисленные возликовали, кольцо их сжалось, рыла с фырканьем тыкались в грубую ткань носилок. У Майи похолодело в животе.
        - Поставьте ее.
        Носилки опустились на землю. Один из носильщиков рассек кинжалом веревку, которая связывала ее щиколотки. Двое солдат поставили Майю на ноги. Она пошатнулась. Кто-то придержал ее, не дав упасть. У капитана в руках был факел, и в свете огня Майя разглядела светлую бородку и кривые зубы. Капитан поднял факел повыше и с нескрываемой неприязнью впился глазами в Майю. Свисавшая из кулака цепочка кистреля ярко блестела, отражая пламя.
        - Ее правда хочет видеть сам король? - с любопытством спросил кто-то из солдат.
        - Да, - самодовольно подтвердил капитан. - С ним Финт Кольер. Кольер ее уже видел раньше, и король хочет, чтобы он подтвердил ее личность. По описанию сходится.
        Сузив глаза, он рассматривал Майю от макушки до щиколоток.
        - Темно-красное платье. Темные волосы. Красотка. Вот только глаза не светятся.
        Он хищно улыбнулся.
        - По-моему, это она. Иди за мной, девка, тебя хочет видеть сам король.
        С ними отправился отряд из десяти солдат. Майя слышала, как они топают у нее за спиной. Ее внимание было приковано к цепочке, свисавшей из кулака командира. Руки и ноги у нее болели и дрожали, в голове стучала кровь. Оглянувшись, Майя увидела, что Джона Тейта, кишона и Аргуса уводят в противоположном направлении. Больно было сознавать, что они идут на смерть. Правда, Майя намеревалась умолять короля пощадить их, но разве король станет ее слушать?
        Лагерь был наводнен Бесчисленными. Они дымом вились над многочисленными кострами, на которых солдаты готовили себе еду. Лагерь готовился ко сну - вокруг костров виднелись пятна остывшего жира, слышался звон кружек, пахло вином. Всюду - на земле, на одежде - лежала грязь. От вони Майя сморщила нос. Когда она проходила мимо, солдаты таращились на нее с неприкрытым интересом, кое-кто тыкал друг друга в бок и показывал на нее пальцем. От страха Майю мутило, но она гордо вздернула подбородок. Надо как-нибудь вернуть кистрель, а уж с ним она ударит в полную силу и прогонит солдат. Увы, без кистреля Майя была бессильна.
        Посреди лагеря раскинулись высокие шатры. Собраны до конца были еще не все, но главный - королевский - шатер уже стоял, и на торчащем из центра крыши шесте развевалось знамя. У входа стояли стражники, а за их спинами Майя разглядела освещенное фонарями убранство шатра. Воздух был тяжел и жарок, по щеке девушки скользнула капля пота. Призвав на помощь всю свою отвагу, Майя приготовилась встретиться с человеком, которому она еще ребенком была обещана в жены.
        Капитан показал стражникам у входа кистрель. Майя отвернулась, чтобы не видеть свой медальон в чужой руке, и взгляд ее упал на лошадей у коновязи. Был среди них и соловый жеребец Финта Кольера. Мысль о встрече в таких обстоятельствах пугала Майю, но, возможно, Кольер поможет ей сбежать? При воспоминании о танце она вновь ощутила легкое головокружение. Джон Гейт говорил, что Кольеру нельзя доверять, но Майя втайне надеялась на то, что охотник ошибся. В беседе с королем придется следить за каждым своим словом. Не хочет же она выдать Кольера.
        Стражники развели в стороны полотнища занавеса. Первым, пригнувшись, чтобы не задеть головой складки ткани, вошел капитан. Обернувшись, он втащил следом Майю, мимо установленных у входа шестов. К удивлению Майи, шесты эти оказались не чем иным, как яр-камнями с зажатыми в зубах фонарями. От камней исходила сила. В шатре Давящее чувство присутствия Бесчисленных поблекло.
        Пол был устлан медвежьими шкурами. Посреди комнаты стояла небольшая жаровня с потрескивающими углями. По Центру крыши имелось отверстие для выхода дыма. Ткань стен была светлого цвета с пурпурной отделкой и узором из странных цветов и рун.
        В шатре были люди, но первым Майя заметила Финта Кольера. Судя по всему, казнь за измену ему не грозила. Человек, с которым он стоял рядом, имел с ним несомненное фамильное сходство - оба они были почти равного роста (Финт немного превосходил короля), красивые, темноволосые, широкоплечие. Вот только король выглядел немного моложе, одет был ярче и не скупился на украшения для собственной персоны, от серьги в правом ухе до колец на пальцах и усыпанной самоцветами шпаги на боку. Пояс, и тот был богато расшит драгоценными камнями.
        Майя почтительно опустилась на одно колено и поклонилась. В животе у нее засосало. Ее мучили противоречивые чувства. Она знала, как следует вести себя при дворе в Дагомее, и гадала, сколько еще сможет умалчивать о своем истинном происхождении, не опускаясь при этом до прямой лжи.
        - Мой господин, - сказал стражник, - по вашему приказу пленница доставлена. С ней были двое убийц. Они приговорены к смерти и ждут лишь вашего приказа. Мы и дерево подходящее нашли.
        - Благодарю, капитан.
        Даже голос короля удивительным образом походил на голос Кольера. Даже в этом они были схожи.
        - По вашему приказу мы первым делом сняли с нее вот это.
        Зашуршала цепочка. Подняв глаза, Майя увидела кожаную перчатку, на которой покачивался кистрель. Будь ее руки свободны, сумей она избавиться от веревок, она могла бы в отчаянном прыжке схватить амулет. Витые края кистреля пели, взывали к ней. Эта магия принадлежала ей. Иной надежды на побег у Майи не было.
        Король шагнул вперед. Он смотрел на кистрель с опаской, словно на ядовитую змею. Осторожно, едва касаясь его затянутой в перчатку рукой, король принял кистрель у капитана, отошел к небольшому складному столику и убрал амулет в шкатулку. Кистрель ярко блестел в свете светильников. От желания обладать им у Майи заныло сердце. Девушка заставила себя опустить глаза.
        - Оставьте нас, - приказал король.
        - Мой господин? - опасливо спросил капитан, нервно дернув остроконечной бородкой.
        - Капитан, пленница надежно связана, а если она задумает какую-нибудь глупость, со мной ведь мой кольер. Вы свободны.
        - Как прикажете, ваше величество, - поклонился капитан и вышел, уводя за собой солдат. Сгущались вечерние сумерки, но в шатре было светло. Здесь не чувствовалась лагерная вонь, а на краешке жаровни, как подметила Майя, курились палочки с благовониями. Король и Финт уставились на Майю. Она ждала, стараясь не замечать боли в колене.
        - Что ж, ваше величество, - хмыкнул король, - я вас оставлю, чтобы не мешать вам говорить.
        Забыв о сдержанности, Майя недоуменно вскинула глаза. Король погладил подбородок, подмигнул Финту Кольеру, шагнул к противоположной стене шатра, отодвинул неприметное полотнище и вышел.
        Майя не верила своим глазам.
        Кольер несколько смущенно почесал уголок глаза, подошел к Майе и помог ей встать.
        - Вы?.. - дрожащим шепотом произнесла Майя и потрясенно умолкла.
        - О, я могу быть кем пожелаю, - ответил Кольер. - У короля множество привилегий, и это лишь одна из них. Для тебя я Финт Кольер. Для многих других - дагомейский Проглот, хотя, должен заметить, мне это прозвище не по вкусу. Люди сами решают, во что им верить.
        Достав из ножен охотничий кинжал, он зашел Майе за спину. Не успела она испугаться, как веревки, притягивавшие ее руки к телу, были перерезаны и упали на пол. И хотя запястья по-прежнему были связаны, в душе у Майи вспыхнула надежда.
        - Добро пожаловать в Дагомею, принцесса Марсиана, - произнес король, коснувшись локона у ее шеи. - Или, как мне сообщили, вы предпочитаете, когда вас называют Майей?
        Непрошеная интимность его прикосновения заставила Майю вздрогнуть и резко увернуться.
        - Вы меня обманули.
        - Приятно это слышать, - гордо улыбнулся он.
        - И вы все это время знали, кто я такая? - возмутилась Майя.
        - О вашей красоте слагают песни, моя госпожа. Ее не скрыть ни синяками, ни царапинами, ни грязью. И потом, будьте же справедливы - я пытался сказать вам правду.
        - Когда? - спросила Майя, лихорадочно припоминая их встречу.
        - Я положил вам в седельную суму цветок. Дагомейскую лилию. Это символ правящего дома. Я хотел, чтобы вы знали, что я знаю, кто вы такая, и дал вам небольшую подсказку. Вас тщательно охраняли, и свободно говорить я не мог, не то кишон перерезал бы горло - не мне, так вам.
        - Он должен защищать…
        - Он убийца, ему за это платят.
        Король неторопливо подошел к стоящему на столе подносу, взял с него несколько соленых орешков и бросил в рот.
        - По всей вероятности, ваш отец платит ему за то, чтобы вы не попали ко мне в руки. Как неделикатно! А ведь я, как-никак, ему почти зять.
        Майя смотрела потрясенно.
        - Да, я обманул вас самым беспардонным образом, - насмешливо поклонился Кольер. - Но ведь вам понравилось, не так ли? Мне, например, понравилось, и очень. Никогда не забуду того танца в Бриеке. Все было так невинно и так коварно. Вы не знали, кто я, а я делал вид, будто не знаю, кто вы.
        На губах его заиграла самодовольная усмешка. Майе очень хотелось дать ему пощечину.
        - Мне редко удается так поразвлечься, - он доел орешки и аккуратно отряхнул руки. - Итак, что дальше? Теперь вы у меня в руках, моя госпожа. Я не собираюсь требовать за вас выкуп, о нет. И казнить я вас не стану, и дохту-мондарцам этого тоже не позволю. Нынче же вечером я отпущу вас на все четыре стороны - ступайте куда хотите, плетите свои интриги, делайте то, зачем посланы. Я же хочу от вас лишь одного - всего одного, моя госпожа. Я хочу заключить с вами брак. Прямо сейчас.
        - Да вы с ума сошли, - задохнулась Майя.
        - О нет. Я хитер, умен, коварен - а многие дамы считают, что еще и красив, - но отнюдь не безумен. Скажем так, - продолжал он, садясь на край небольшого грубо сработанного столика, - я стремлюсь исполнить клятву, данную нашими отцами, когда мы были детьми, и заключить союз по законам ордена Дохту-Мондар, ибо ни вы, ни я не являемся мастонами.
        Он торжествующе улыбнулся.
        - Брак с вами даст мне законное право захватить ваше королевство и объявить его своим от вашего имени, свергнуть вашего бестолкового, безжалостного и даже, вполне вероятно, безумного отца и объединить Коморос и Дагомею. На этом я, конечно, не остановлюсь: объединенными силами мы захватим и другие королевства, а затем вторгнемся в земли нессийцев, - он задумчиво потер подбородок и подмигнул Майе. - К Духову дню, пожалуй, управимся. Что думаете?
        Майя смотрела на него, не в силах произнести ни слова, и лишь моргала, пытаясь собраться с мыслями. Неужели он говорит серьезно? Или он попросту играет с ней? Как будто мало ей было лжи и обмана!
        - Что-то вы примолкли, - вздохнул король, покачивая головой. - Чудеса, да и только. Должно быть, вы предпочитаете более тонкую игру. Ну, а я редко что принимаю всерьез. Впрочем, сейчас, леди Марсиана, я серьезен как никогда, - он шагнул к ней, и она попятилась. - Мой тон может показаться вам легкомысленным, однако я совершенно серьезен. Если вы желаете сохранить жизнь своему отцу, мы можем заключить его в башню Пент - пусть доживает там свои дни. Вас ведь он в эту башню отправил, и надолго.
        В глазах у него блеснул огонь, и Майя поняла, что, несмотря на легкий тон, король разгневан.
        - Вы - истинная наследница Комороса. А он поступил с вами как… - его голос умолк, и король овладел собой.
        - Что было, то было, - ответила Майя, пытаясь говорить как можно тверже. - Я здесь потому, что отец умолял меня спасти мой народ. Когда дохту-мондарцев изгнали из страны, у нас начались бедствия.
        - Ну разумеется, начались, - пожал плечами Кольер. - Бесчисленные всегда вьются где-то рядом, а больше всего их на моих землях. Тут они просто кишат, - небрежным тоном заметил он.
        Подойдя к столу, где лежал кистрель, король взял кубок с вином и отпил из него.
        - Люди слишком слабы и слишком легко идут на поводу у инстинктов. Им нужен сильный правитель. Некогда таким правителем был Дэйре, мой предок, а теперь им стану я.
        Не сводя с него глаз, Майя покачала головой:
        - Под его рукой погибла целая страна.
        Король нахмурился и покачал головой:
        - Причина его неудачи заключалась в том, что он не сумел получить то, что желал больше всего на свете. А желал он любви одной-единственной женщины, - и король кубком указал на Майю. - Звали эту женщину Марсианой. Какая ирония, правда? Я хочу стать вашим мужем. Я хочу, чтобы вы правили вместе со мной. Но не ждите от меня любви и не ждите, что я паду к вашим ногам. Наш брак не будет консумирован даже поцелуем. Я читал мастонские книги, я знаю, что вы собой представляете. Как я уже говорил, я не мастон, но я проходил испытания, и, хотя успехом они не увенчались, в процессе я многое узнал. Я знаю, почему ваш отец послал вас в утраченное аббатство, и знаю, что это не имеет никакого отношения к Бесчисленным и прочей чепухе.
        Он поставил кубок на стол и поднял кистрель. Амулет закачался на цепочке.
        - Хотите его назад? - тихо, вкрадчиво произнес король голосом, который почему-то напомнил Майе расплавленный сыр.
        Майя не сводила взгляда с амулета. Близость его причиняла ей боль. Веревки туго врезались в запястья.
        - Я чувствую, как вы жаждете его вернуть. А я, как уже сказал, стремлюсь к союзу с вами - союзу, который начнется с немедленного бракосочетания. Этим самым вечером, не откладывая ни на день. Я ничего от вас не скрываю. С вашей помощью я смогу захватить все королевства, и тогда мы вместе будем ими править.
        Дразня Майю, он покачал амулет.
        - Утраченное аббатство - это то самое место, куда после падения аббатства Дохту перевезли яр-камень хэтары. Он был вырезан в форме змеи. Змеи, пожирающей свой хвост. Этот знак выжжен на вашем плече. Верьте мне, Майя, - теперь он говорил негромко и хрипловато, - верьте: между нами нет места лжи. Я верну вам ваш медальон. Я догадываюсь, что вы уже использовали его против меня. Я видел это во сне. Что ж, пользуйтесь мной, делайте что хотите, только дайте мне власть. А я подарю вам свободу. Выходите за меня замуж сегодня же вечером - и вы свободны.
        Мне довелось побывать в логове хэтары и пройти испытания. По воле Истока я прокляла тамошний яр-камень и запечатала проклятие нерушимым обетом. Проклятие это пребудет вовеки. Я стояла перед Эрешкигаль, Королевой Нерожденных, и она попыталась поработить меня. Она угрожала местью мне и моим потомкам. Яр-камень был силен, и разрушить его мне было не под силу, однако его увезли из аббатства Дохта и спрятали от дохту-мондарцев. Знай, что камень этот до сих пор имеет большую силу, а клеймо его - две переплетающиеся змеи - по-прежнему можно выжечь на плече. Обычно на левом. По клейму и узнают хэтару. В мое время хэтара соблазняла королей и шерифов и втайне составила заговор, дабы убить всех мастонов. Мою собственную мать тоже убила хэтара. В твое время многие мастоны слабы и плохо умеют пользоваться силой Истока - в отличие от дохту-мондарцев, которые приумножают силу с помощью кистреля. Но хэтара превосходит силой и тех и других. Сила ее так велика, что может уничтожить все живое. Помни, что проклятье, наложенное мною наяр-камень, по-прежнему действует. Поцелуй хэтары несет с собой чуму. Нессийцы боятся
чумы больше всего на свете, и любая девушка с кистрелем или с отметкой на плече тотчас же будет убита. Скажу больше: девушка, обученная грамоте, будет убита тоже.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Судьба
        Ошеломленная, растерянная, испуганная, Майя смотрела на Кольера, не в силах произнести ни слова. Мысли путались, в душе бушевала буря, сердце сжималось от страха. Майя закрыла глаза, но это не помогло. Она посещала утраченное аббатство, это так. Она бывала у черного озера - места, куда приходили дохту-мондарцы, дабы воззвать к ушедшим. Она своими глазами видела тот самый яр-камень и чувствовала истекающую из него силу. Однако она не касалась камня. Ей было слишком страшно.
        И все же она понимала, что ее внезапное появление в королевстве могло быть истолковано тысячью превратных способов. Она носила на шее кистрель - какие тут еще нужны доказательства?
        Кольер знал о ней меньше, чем ему казалось, однако брошенные им слова породили в ней целую бурю мыслей и чувств, которые кружились, сталкивались, рассыпались пылью. Зачем отец послал ее к проклятым берегам Дагомеи? Каковы были его истинные мотивы? Она могла лишь гадать. Но ведь канцлер Валравен говорил, что для расторжения брака достаточно доказать, что жена была хэтарой. Майя читала книги дохту-мондарцев и знала, кто такие хэтары. Она помнила легенду о смертельном поцелуе. Неужели отец послал ее в утраченное аббатство затем, чтобы она сама превратилась в хэтару?
        При мысли об этом ее пронзила душевная боль.
        Она открыла глаза и посмотрела на дагомейского Проглота. Он держал на вытянутой руке кистрель и покачивал им, словно она, Майя, была рыбой, для которой он подбирал подходящую наживку.
        - Вы очень многое поняли неверно, ваше величество.
        - Пожалуйста, зовите меня Кольером, а я буду звать вас Майей. Мы никому не скажем.
        Она сжала зубы. В душе поднималась волна ярости. Майя стиснула кулаки - какая жалость, что ей не достает сил, чтобы разорвать веревки!
        - Я не хэтара, - твердо сказала она. - Вы все не так поняли и обманули этим в первую очередь себя.
        Он тихо рассмеялся и покачал головой.
        - Ярость - отличная ширма для лжи. К тому же ярость так легко разыграть.
        - Я ничего не разыгрываю, - отрезала Майя и сделала шаг вперед. - Я не та, кем вы меня считаете, однако я понимаю, почему вы так решили. Вы уже знаете, что за мной охотятся дохту-мондарцы, что они хотят меня убить, но…
        Он протестующе взмахнул рукой.
        - Я не позволю им причинить вам вред. Да, они хотят вашей смерти - ну так позвольте мне защитить вас. Они страшатся, потому что знают, что вы сильнее, много сильнее них. И много сильнее мастонов.
        Она покачала головой.
        - Я не та, кем вы меня считаете.
        - Что ж, если все не так, это нетрудно доказать, - легко согласился Кольер. - Распустите ворот платья.
        От стыда и гнева Майю бросило в краску.
        - На мне отметины кистреля.
        - Ну, это само собой. Меня интересуют только плечи. В старину хэтары скрывали клеймо с помощью краски или татуировки, но избавиться от него насовсем было невозможно. Клеймили всегда левое плечо, хотя почему именно левое - загадка. Ну, начнем с левого?
        Он плутовски ухмыльнулся.
        В душе Майи гнев боролся со стыдливостью. Она не хэтара! И она не станет раздеваться перед этим человеком, не будет удовлетворять его вульгарное любопытство!
        - Нет, - мотнула головой Майя.
        Он со вздохом опустился на складной стул. Кистрель по-прежнему покачивался на цепочке.
        - Надо было сцапать тебя еще в Рок-Адаморе, - проворчал он. - Если бы только охота не увлекла меня так сильно! А тот танец… нет, я не шучу: я буду помнить его вечно. Какое у тебя было лицо! - он задумчиво потер подбородок. - Я не замышляю ни предательства, ни убийства, Майя. Я хочу говорить с тобой прямо, как с равной.
        - С равной? - перебила его Майя, приподнимая руки, чтобы продемонстрировать веревки на запястьях.
        Он отмахнулся.
        - Равной по положению и родовитости, - уточнил он. - Нас с тобой обещали друг другу еще детьми. Разве тебя не обучали годами всему необходимому, готовя к тому дню, когда ты станешь королевой Дагомеи? Ты отлично говоришь по-дагомейски. Что касается наших обычаев, то они тебя немного смущают, но в целом ты очаровательная особа. Ты красавица - в полной мере я это осознал, лишь когда мы встретились. Но ты жертва паутины, придворные твоего отца опутали тебя шелковыми нитями и по капле пьют твою кровь. Мне все известно, леди Майя. У меня отличные шпионы. Я мечтаю завоевать королевство твоего отца, но не только ради власти. Я много лет сочувствовал тебе.
        - Так, значит, безродный здесь теперь не ты, а я? - ровным голосом поинтересовалась Майя. - Мой отец посылал меня не за этим.
        - А за чем он тебя посылал? Ну давай, солги, а я послушаю, чтобы сделать тебе приятное.
        Ей захотелось отвесить королю оплеуху. Призвав на помощь всю свою выдержку, она с достоинством выпрямилась и смерила его уничижительным взглядом.
        - Когда мой отец изгнал дохту-мондарцев, в Коморос хлынули Бесчисленные.
        - Само собой, - пожал плечами Кольер. - Зачем, по-твоему, у меня на входе стоят два яр-камня? Стоит нам разбить лагерь, как Бесчисленные слетаются со всей округи. Или ты думаешь, мы просто так рыщем по старым аббатствам и вывозим оттуда яр-камни?
        Взгляд Майи метал молнии.
        - А, я тебя перебил. Прошу прощения.
        Он замолк, но ясно было, что его снедает нетерпение. Кистрель в его руке покачивался из стороны в сторону.
        - После ухода дохту-мондарцев на Коморос напали Бесчисленные. У нас есть мастоны, но они оказались слабы - или просто их было мало - и не сумели противостоять Бесчисленным. Наше королевство убивает само себя.
        Он хотел что-то сказать, однако сжал челюсти и промолчал.
        - Отец отправил меня на поиски утраченного аббатства в надежде на то, что обряды черного озера подскажут нам, как справиться с нашими бедами и сохранить единство страны. Я была у яр-камня хэтар. Он спрятан за каменной дверью. Вокруг лежали дохту-мондарцы. Мертвые. Скелеты. Камень не пожелал их отпускать.
        Кольер наклонился к ней, ловя каждое слово.
        - Я узнала, что ответы на мои вопросы - как спасти мой народ - можно отыскать в Нессе. Там хранятся старые записи мастонов, и лишь один человек, Великая Провидица - это женщина - может показать их мне. Вот куда ведет меня моя судьба. В Несс.
        - И после этого ты меня называла безумцем, - пробормотал король. - Неужели… неужели ты и в самом деле идешь в Несс, голубка?
        - Таков мой долг, - тихо ответила Майя. - Вероятнее всего, там я и погибну. Но я должна попытаться. Иначе мои подданные просто перережут друг друга.
        Король откинулся на спинку стула; заскрипели кожаные ремни. Король фыркнул и недоверчиво покачал головой.
        - У тебя талант, Майя, - сказал он наконец. - Ты говоришь так искренне, что я сам почти поверил. У тебя, должно быть, Дар от Истока. Хорошо лжешь.
        - Я говорю правду! - вспыхнула она.
        - Какую правду? - небрежно уточнил король. - Я думаю, твой отец послал тебя в утраченное аббатство для того, чтобы ты получила клеймо хэтары. Если он докажет, что ты хэтара, то сможет заявить, что твоя мать тоже хэтара. И тогда с его разводом согласятся даже мастоны, а не развода ли он желает больше всего на свете? Развестись и править насквозь прогнившим королевством и без помех творить любые бесчинства?
        - Не этого ли хочешь ты сам? - гневно воскликнула Майя. Мысль о том, что отец мог послать ее в Дагомею, руководствуясь исключительно эгоистическими интересами, больно ранила. А впрочем, не все ли равно? У нее есть долг. Она должна спасти свой народ.
        Развеселившийся Кольер отмахнулся от ее слов, как от надоедливой мухи.
        - Дохту-Мондар, мастоны… По мне так все едино. У нас в одном медвежьем углу водятся еретики, которые утверждают, что деревья говорят с ними женскими голосами. Все это игры во власть, моя дорогая. А я - хороший игрок. Мой предок своею волею объединил все королевства в одно. Я намерен повторить его подвиг.
        - Он правил костями, - с отвращением выплюнула Майя. - Я видела их к югу отсюда. Он правил костницей.
        Взгляд Кольера потемнел.
        - Но он правил, - тихо произнес король. Заскрипел стул, король встал и стал ходить от стены к стене. Потом он повернулся к Майе.
        - Покажи мне плечо.
        - Нет, - покачала она головой.
        - Ну хочешь, мы сначала поженимся, - поддразнил ее он. - Ты, конечно, упрямица, и характер не сахар, но не могу же я нарушить стародавнюю клятву. Буду честен, красотка: пока ты не согласишься, будешь сидеть под замком.
        Она собрала остатки храбрости.
        - Очень скоро меня найдут дохту-мондарцы.
        - Я буду перевозить тебя из одних своих владений в другие. От тайника к тайнику. Ты - драгоценный приз, и я не позволю тебе снова ускользнуть. Быть может, ты отправишься в Несс и самолично уничтожишь твердыню Дохту-Мондар. Возможно, ты поцелуешь Великую Провидицу и убьешь ее этим поцелуем, - он сузил глаза. - Не верю я в эту легенду. Ради тебя я бы даже рискнул. Но если мастоны говорят правду… придется воздержаться, - он шагнул к ней. - Хочешь идти - иди, мешать не стану. Но прежде стань моей.
        Он мечтательно прищурился:
        - А уж я постараюсь, чтобы твой отец поплатился за то, как он с тобой обращался.
        В глубине души Майе очень хотелось согласиться на его условия. Отбросить гордость, отбросить стыд, забыть долг. Но это означало бы брак с человеком, который считает ее хэтарой, - человеком, который хочет подмять под себя весь мир, даже если для этого придется его разрушить. Да, пусть отец намерен был оставить Майю старой девой, но сама она страстно мечтала о браке. В глубине сердца она таила заветную мечту: стать мастоном и сочетаться обрядом под нерушимым обетом с таким же мастоном. Она верила в силу этого обета - силу, которую хотел попрать ее отец.
        Но ведь это отец довел королевство до нынешнего плачевного состояния, и если, отправляя дочь в утраченное аббатство, он действительно надеялся превратить ее в хэтару… Как все запутано! Но разве может она предать собственного отца? Ведь это измена! Если бы только знать, чего на самом деле добивался, чего хотел от нее отец! Мысли эти никогда прежде не приходили к Майе; она не узнавала себя.
        - Я не хочу зла своему отцу, - сказала она наконец.
        - Договорились.
        Она подняла брови.
        - Давай обсудим условия нашего брака. Чего хочешь ты, Майя? Мы заключим договор. Вот мои условия. Я не буду любить тебя. Наш брак не будет консумирован. Я поклянусь в этом Истоком или принесу иную клятву, какую ты потребуешь. Каковы будут твои условия?
        - Развяжи меня, - сказала она, протянув к нему связанные руки.
        - Договорились, - он вновь достал кинжал и провел лезвием по путам. Веревки упали, и Майе сразу стало легче. Она потерла саднящие запястья, но при этом не сводила глаз с Кольера, как не отводила бы взгляда от горного льва.
        - Ты слишком мало просишь, моя госпожа. Я не стану требовать приданого - ни денег, ни земли. Мне хватит Комороса. Я объявлю его своим по праву брака, но полновластной королевой страны будешь ты.
        - Я за тебя не выйду, - отрезала Майя и встряхнула руками, чтобы разогнать кровь. - А ты меня отпустишь и поможешь добраться туда, куда я иду.
        Он ответил долгим внимательным взглядом и покачал головой:
        - Нет. Я стану помогать тебе только после того, как мы заключим брак.
        Он поднял руку с цепочкой. Кистрель закачался в опасной близости от Майи.
        - Я не так много знаю о хэтарах, - с хитрецой заметил он, - но слышал, что если хэтарин кистрель станет носить мужчина, часть ее власти достанется ему. Они с хэтарой окажутся связаны. Как… как брачными узами. Что будет, если я надену твой кистрель? У меня начнут светиться глаза? Твои татуировки переползут на меня? Ты станешь еще могущественней, верно?
        У Майи пересохло во рту. В книгах ордена Дохту-Мондар ясно говорилось о том, что всякий надевший кистрель прежде должен убить создавшую этот кистрель хэтару.
        - Судя по твоему взгляду, я почти угадал. Так что с нами тогда станет, Майя? Мы станем единым целым. Я буду подчиняться тебе или ты мне? Чья воля сильнее?
        - Не вздумай, - предостерегла его Майя, но король лишь поднял кистрель повыше.
        - Да ты интриганка, - блеснул зубами король. - Требуешь одного, а хочешь совершенно противоположного. Ах, какая забавная игра! Я бы надел его прямо сейчас, чтобы принудить тебя поступить по-моему, но не хочу лишиться такого удовольствия. Выходи за меня по доброй воле, и я верну тебе кистрель. Не выйдешь - я надену его и подчиню тебя своим мыслям и желаниям… или, может быть, ты меня подчинишь. Наши разумы начнут прорастать друг в друга, не так ли? Какая прелесть!
        Он сделал шаг вперед. Голубые глаза метали молнии.
        - Я не боюсь тебя, Майя, но я могу поступить неосмотрительно, а это опасно. Выходи за меня по доброй воле. Вот чего я хочу.
        - Мой господин! - позвали из-за входного полотнища.
        Король недовольно дернул углом рта.
        - Что такое? - рявкнул он.
        - Виселица готова. Собака охотника скулит как проклятая. Приколоть ее или отправить на псарню?
        Король посмотрел на Майю и вопросительно поднял брови.
        - Оставить тебе Аргуса? Смотри сама, у меня собак хватает. Хочешь - пусть это будет еще один свадебный подарок.
        - Не вешай их, - в отчаянии взмолилась Майя. Ее захлестывал ужас. За всеми потрясениями этого вечера она забыла о том, что ее спутникам грозила смерть.
        - Да какая разница - повесить, обезглавить… По кишону давно петля плачет. А Джон Тейт отказался от моего предложения и отклонил приглашение. Он не станет служить ни за какие деньги. Что мне до него? Туда им и дорога, обоим.
        Майя схватила его за руку.
        - Оставь их в живых!
        Он удивленно поднял брови. На лбу у него прорезались морщины.
        - Майя, ты же понимаешь, что они должны умереть. Не разыгрывай святую невинность. Хотя, должен заметить, у тебя талант к лицедейству. Аплодирую тебе стоя.
        Она вцепилась ему в запястье.
        - Они верно служили мне. Они повиновались мне. Это я должна умереть, а не они.
        - Если ты умрешь, наш союз не состоится, - прищелкнул языком король. - Хотя с тех пор, как ты появилась в моей стране, люди вокруг так и мрут. Деревушка в горах, дозор на северной дороге… Я ведь сказал тебе: иди по южной. Забыла? А вы не послушались и угодили прямо в зубы к моим людям.
        - Ты же знаешь, что в деревне на нас напали дохту-мондарцы, - сказала Майя, с каждым мгновением чувствуя, как иссякает ее решимость. - Жителей деревни убили дагомейские солдаты во главе с Корриво. Я тут ни при чем.
        - Да? А дозор на северной дороге кто вырезал?
        У Майи вспыхнули щеки.
        - Командир дозора приказал своим людям убить моих спутников, а меня отвести к нему в палатку!
        Брови Кольера поползли вверх.
        - В самом деле?
        О, как ей хотелось забарабанить кулаками по его груди!
        - Все, что я тебе сказала, - чистая правда!
        - Ну так докажи. Покажи плечо.
        - Я королевская дочь, - пробормотала Майя.
        - А я - королевский сын, - ответил Кольер.
        Майя знала: для того чтобы он перестал подозревать в ней хэтару, достаточно будет обнажить плечо.
        Тут в голову ей пришла одна мысль. Жаль только, что у Майи не было кистреля: он мог бы дать совет.
        Майя посмотрела Кольеру в глаза - такие голубые, что в них можно было утонуть. На щеке у короля был шрамик, и Майя мельком задумалась о том, откуда он взялся.
        - Ты настоящая загадка, - тихо произнес он и, протянув руку, убрал от ее лица прядь волос. - Отчего ты так сопротивляешься? Этот брак будет выгоден тебе так же, как мне. Я не думал, что тебя придется уговаривать.
        - Мой господин? - напомнил о себе голос снаружи.
        Кольер молчал. Его рука касалась ее волос. Он вопросительно поднял брови.
        Майя попыталась говорить твердо, но голос ее надломился:
        - Освободи их. Отпусти. Пообещай, что не будешь мешать им уйти, не причинишь им вреда и не сделаешь ничего плохого. Подпиши для них свое прощение и заверь его печатью, - она сглотнула. - Тогда я выйду за тебя замуж.
        Он смерил ее долгим взглядом, и в его глазах она прочла удовлетворение.
        - Договорились.
        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        Две петли
        Об руку с Кольером они прошли по затянутому костровым дымом лагерю. Король сменил дорожную куртку на элегантный дублет черного бархата с вышитыми на нем золотыми лилиями - символом Дагомеи. На шее у короля позвякивали церемониальные цепи, на мизинце правой руки сидело кольцо с печаткой. Меч на поясе был все тот же, однако выражение лица и властность движений не позволяли больше видеть в нем королевского кольера. Теперь это был истинный король. Никуда не сворачивая, нигде не задерживаясь, он привел Майю к огромному дереву, с которого свисали две петли. Под петлями стояли табуреты, а у табуретов, на коленях - кишон и Джон Тейт. Сердце Майи забилось сильнее.
        Она услышала лай Аргуса и увидела, как тот, в широком ошейнике, рвется с кожаного поводка.
        - Отпусти их, - взмолилась Майя, сжав руки.
        Джон Тейт вскинул голову. В глазах его был ужас, но тут он увидел Майю и улыбнулся, хотя улыбка эта больше походила на гримасу. Переведя взгляд на Кольера, Джон недоуменно нахмурился, но почти сразу на его лице отразилось понимание.
        - Ого! - проворчал он, - ну и дела!
        Майя шагнула было к товарищам, но Кольер схватил ее за руку и удержал.
        - Не подходи к ним, - предупредил он. - Отдай приказ.
        - Развяжите их, - громко скомандовала Майя. - И отпустите.
        Стражники удивленно уставились на нее, а потом осторожно покосились на Кольера в ожидании его приказа.
        - Вы слышали, что сказала госпожа? - учтиво склонил голову Кольер.
        Глаза Джона Тейта вспыхнули. Подошли солдаты и развязали охотника. Лицо его было мрачно.
        - Отдайте ему собаку, - приказала Майя, махнув солдатам, которые из последних сил удерживали Аргуса.
        Джон Тейт с трудом встал на ноги, и тут огромный пес налетел на хозяина и принялся лизать ему лицо. Охотник свистнул, пес послушно уселся у его ног, а сам Джон в ужасе уставился на Майю.
        - Что вы натворили, во имя Чишу? - спросил он на языке Прай-Ри.
        Сердце Майи рвалось на части, но она не могла раскрывать свой план. Вокруг было слишком много ушей. Она ответила на том же языке:
        - Я освобождаю тебя от службы. Пусть однажды мы снова встретимся в Прай-Ри, в горах, там, где не смеет ходить никто из людей.
        Кольер бросил на нее сердитый взгляд.
        - Довольно, - резко сказал он. - Хватит.
        - Я освободила его от службы, - объяснила Майя с не менее мрачным видом. - Он из Прай-Ри, поэтому…
        - Да, да, только давай побыстрей с этим покончим. Вот письмо, - он передал охотнику пакет. - На нем моя печать. У тебя две недели, Тейт. За это время ты должен покинуть страну. Ступай в Прай-Ри, в Пайзену, куда хочешь. Еще раз покажешься в моей стране - вздерну. Что до тебя… - король гневно посмотрел на кишона. - Что-то мне подсказывает, что, если с тобой не покончить, от тебя будут одни неприятности. Нет, ты по моей стране бродить не будешь. Капитан, увезите этого человека в Калис и посадите на корабль. Любой, неважно, куда он идет. И пусть его развяжут лишь после того, как корабль поднимет якоря и отойдет от берега. Попытается бежать - нож под ребра и выпустить кишки.
        Король сжал зубы.
        - Осмелишься приблизиться к моей госпоже - сам тебя убью.
        Кишон ответил ему тяжелым гневным взглядом, но промолчал, ограничившись коротким кивком. Щека у него подергивалась.
        - Уведите. Да, Тейт, прежде чем уезжать, выпей эля. Но к полуночи чтоб духу твоего в лагере не было. Моя госпожа не хочет, чтобы ты болтался в петле, а у меня нет желания ее расстраивать.
        - Майя, - негромко, тревожно, предупреждающе произнес Джон Тейт.
        - Все в порядке, Джон Тейт, - ответила Майя, глядя на него в упор. - Делай, как я сказала. В точности.
        Словно почуяв что-то, Аргус подбежал к Майе. Она нагнулась, потрепала его по ушам, подставила щеку, которую пес с энтузиазмом лизнул. Майя улыбнулась, но горло у нее перехватило.
        - Береги его, - шепнула она псу.
        Джон Тейт смущенно переминался с ноги на ногу. Ему было не по себе.
        - Ну, твоя милость, спасибо, что не вздернул. Пойду я, чего ждать. Аргус, ко мне.
        Пес в последний раз ткнулся в Майю тяжелой головой и побежал за хозяином. Охотник помедлил, обернулся, желая что-то сказать, но осекся и исчез в дыму. Бесчисленные стонали от разочарования: сегодня им не видать крови.
        Майя смотрела, как доставивший ее в палатку капитан готовится увезти кишона. Не развязывая убийце рук, его усадили на лошадь. Кишон не поднимал головы, но в его позе сквозило презрение к окружающим. Чья-то рука взяла лошадь под уздцы. Кишон бросил на Майю всего один взгляд. В глазах его была ненависть. Больше не оглядываясь, он в сопровождении солдат уехал во тьму.
        Майя с облегчением поняла, что ее защитники спасены. И все же ей не хватало их, особенно кишона, с которым они, наверное, никогда больше не встретятся. Они столько всего прошли вместе, без него Майя десять раз погибла бы. Изгнание лучше виселицы, кто бы спорил, но расставаться с кишоном было жалко. Теперь нужно выиграть время и заставить Кольера отложить женитьбу. Она надеялась, что у Джона Тейта хватит сообразительности понять, что она назначила ему встречу на перевале, охраняемом страхогорищами, - том самом, через который они планировали перебираться. Теперь вернуть кистрель - и бежать.
        Все так же рука об руку Майя и Кольер вернулись в шатер. По дороге Майя стала подмечать мелочи, которые прошли мимо ее внимания в первый раз. Воздух был наполнен звоном горшков и запахом жарящегося мяса. Трещали дрова в кострах, ветер играл прядями дыма. Тут и там беседовали дворяне, пышные одежды которых лишь немногим уступали королевскому наряду. Простые солдаты складывали у костров кирасы и шлемы, и отсветы пламени играли на серой стали. У каждого костра имелась подставка для пик.
        Проходя мимо яр-камней, Майя всмотрелась, пытаясь разобрать их черты. Судя по всему, камни были извлечены из руин какого-то аббатства, в точности как говорил Кольер. Привычная уже обстановка шатра успокаивала, и Майя вдруг поняла, что она очень голодна. В их отсутствие слуги принесли подносы с мясом, горшочки с расплавленным сыром и бульоном и расставили их вокруг брошенной на пол шкуры.
        - Ты голодна? - спросил Кольер.
        - Очень, - ответила Майя. Над лагерем стоял дым, и, хотя отверстие крыши смотрело в небо, звезд она разглядеть не могла.
        Кольер уселся на шкуру и жестом пригласил Майю составить ему компанию. От жаровни исходило тепло. Майя опустилась на колени и расправила юбку.
        - Хочешь меня о чем-то спросить? - спросил Кольер, наколол на вертел кусочек мяса и отправил его в бульон. За первым вертелом последовали и другие, часть которых, вероятно, предназначалась Майе.
        - Ты сказал, что проходил мастонские испытания, - начала Майя. - В каком аббатстве это было? Сколько тебе было лет?
        - А сейчас мне сколько? - спросил он, подняв бровь. - Помнишь?
        Майя кивнула.
        - Когда нас обручили, мы были еще детьми. Ты на два года младше, - сказала она. - Я все помню.
        - Всегда хотел жениться на ровеснице, а не на какой-нибудь богатой наследнице, которой только и нужно от меня что юность и красота, - подмигнул Кольер. - Я проходил испытание год назад. Я знал, что не пройду, и хотел развязаться с аббатством. Дэйре, мой предок, тоже был из нетерпеливых. Знаешь его историю? А историю моего Семейства?
        Майя окунула ломоть хлеба в булькающий сыр и с наслаждением прожевала.
        - Еще до наступления Скверны безродная из Муирвуда родила Дэйре сына. Сын не был безродным, ибо его мать, прачка Реоми, признала его своим. Семейство усыновило мальчика, и клеймо бастарда было стерто.
        Кольер кивнул.
        - Вина или сидра?
        - Воды, пожалуйста.
        - Я не собираюсь тебя травить, - усмехнулся он. - И поить допьяна тоже не буду. Говорю тебе: все должно быть по доброй воле.
        - Я просто хочу воды.
        Он кивнул, отошел к столу и налил в резной кубок воды из кувшина. Подав кубок Майе, Кольер налил себе вина и снова уселся.
        - Итак, когда наши предки вернулись из-за моря и заявили о своих правах на эти земли, они узнали, что Дэйре был последним выжившим из всех. В моем Семействе связь с Истоком особенно сильна. Мой отец был верным мастоном. А сам я после Пайзены, скажем так, потерял веру.
        Майя бросила на него любопытный взгляд. Понюхав кубок, она отпила из него и убедилась, что это действительно вода.
        - Как тебе известно, королевства наших земель если не дерутся, то непрестанно грозят друг другу войной. У Дагомеи и Пайзены имеются спорные территории. В моем королевстве все еще слишком много проклятой земли, поэтому пашни у нас на вес золота. Началось все с пограничной стычки, а закончилось самой настоящей войной. Мой отец созвал армию, выступил на север и встретился с пайзенийцами. Его разбили наголову. Ты об этом слышала?
        - Да, слышала, когда улаживала территориальный спор с Прай-Ри. Война всегда зло.
        - Ну, об этом можно поспорить. Так или иначе, мой отец был взят в плен. Пайзенийцы выставили унизительные условия. В обмен на отца они потребовали в заложники двух его сыновей. Нас с братом - ты его недавно видела, он притворяется мной - отправили в Пайзену, в аббатство, и стали обучать мастонским премудростям. По правде говоря, я не столько учился читать и гравировать, сколько изыскивал способы бежать из аббатства. Меня всякий раз ловили и возвращали обратно, зато я успел научиться тому, о чем не прочтешь в книгах.
        Он извлек из бульона шампуры с мясом, выложил на поднос и поставил между собой и Майей. Девушка успела рассмотреть его руки: многочисленные шрамы и затянувшиеся порезы говорили о том, что их обладатель не чурался ни работы, ни драки. Как странно, подумала Майя, ведь он не безродный - отчего же у него такие грубые руки.
        - Благодарю, - сказала она, взяла шампур и откусила кусочек мяса.
        Король небрежно отмахнулся.
        - В Пайзене я познакомился с королевским кольером, которого нередко присылали в аббатство, чтобы он привозил вести от нас с братом.
        - Так что же это было за аббатство? - настойчиво спросила Майя.
        - Антимо, - улыбнулся Кольер. - Винодельни, фруктовые сады… Красивое место. Королевский кольер имел право приезжать без предупреждения. Он отлично фехтовал - пайзенийская школа - и, когда мне исполнилось десять, начал учить и меня.
        - Значит, ты учился там много лет, - сказала Майя, испытывая невольное уважение к его учености.
        - Да, хотя основным объектом моих интересов были не книги, а оружие. И вино. Тут я, знаешь ли, привередлив. - Я знаю, что в Коморосе пьют сидр. Сидр - добрый напиток, но яблоки у вас препаршивые.
        Король откусил мяса и с наслаждением его прожевал.
        - Так вот и получилось, что мы с братом выросли вдали °^т^ отцовского двора. Я завидовал свободе своего наставника и мечтал, что однажды покину опостылевшее аббатство и стану ездить по всему королевству с депешами и королевскими приказами. Я придумал Финта Кольера, еще не будучи королем. Вернувшись домой, я частенько сбегал с уроков на волю и объездил все уголки отцовских владений. Так я познакомился с Джоном Тейтом и другими ему подобными, которым известна лишь моя маска, но не истинный титул, - с этими словами король приподнял кубок, словно для тоста. - Это одна из причин, по которым мне жаль тебя, Майя. У моего отца не было выбора. Его сыновей потребовали в заложники. Он очень старался выкупить нас, но сумма выкупа была велика, и на ее сбор ушло много лет. А твой отец заключил тебя в башню по собственной воле. Неужели тебе никогда не хотелось сбежать?
        Майя вздохнула. Теплая и удобная шкура и вкусная пища отвлекали ее от главного. Она по-прежнему была зла на Кольера за обман, однако теперь понимала, что эта игра - неотъемлемая часть его личности, возможно, доставшаяся от предков. Ей хотелось узнать о короле побольше, ибо она терялась в догадках, пытаясь понять, в чем ходившие о Проглоте слухи были правдивы, а что было порождением его собственной выдумки. И наконец, Майя не могла не заметить того червячка зависти, который поселился у нее в душе после его рассказа. Майя и мечтать не смела о такой жизни, какую вел король. Она знала одно: долг, верность отцу и народу.
        - Мы такие разные, - заметила она, торопливо отпив из кубка. - Ты всегда хотел убежать из аббатства Антимо. Ты хотел свободы. А я больше всего на свете хотела попасть в аббатство. И учиться по книгам.
        - Договорились, - подмигнул он. - В моей стране запрета на это не будет.
        - Неужели ты бросишь вызов дохту-мондарцам? - испытующе спросила Майя.
        - Я всем бросаю вызов. И тебе в том числе, - он сел прямо и потер руки. - Жду не дождусь того мига, когда покорю Пайзену. В одиночку Дагомее с ней не справиться, а вот если на моей стороне выступит Коморос, победа будет за нами. В Прай-Ри нас, скорее всего, пропустят без боя, они люди разумные. Самое маленькое королевство, да и потом, они нас всех спасли, так что с нас причитается. Курочка по зернышку, король по короне… У меня большие планы, знаешь ли.
        - Вижу, - согласилась Майя. - Ты ведь понимаешь, что толкаешь меня к измене? Мой отец объявил, что я вне закона.
        - Он об этом еще пожалеет, - пообещал Кольер. - Моего отца смирил король Пайзены, а я смирю твоего. Я собираю войска и намереваюсь выступить на Коморос, Майя. Я планировал поставить их на колени, а в качестве контрибуции потребовать тебя. Так или иначе, ты его наследница, как бы он от тебя ни отказывался.
        Майя покачала головой.
        - Как же я предам собственный народ?
        - Спроси лучше, как ты можешь стоять за отца, который растоптал узы законного брака и отправил в изгнание жену и дочь, - ответил Кольер и наклонился ближе. - Что еще ты хочешь знать о своем будущем супруге?
        Она посмотрела ему в глаза.
        - Как я могу верить всему тому, что ты мне говоришь? - вздохнула Майя. - Почти все, что ты говорил мне прежде, оказалось ложью.
        - Ложь - это приправа, от которой пища делается вкуснее. Приправа не превращает дичь в рыбу. Приправа только оттеняет вкус дичи.
        Все еще не доверяя ему, Майя покачала головой.
        - Ты красиво говоришь, мой господин, однако мне от этого не легче.
        - Чего ты боишься? - сурово спросил он.
        - Ты сказал, что отпустишь меня после того, как будет заключен брак. Но зачем тебе отпускать меня? Ты сказал, что не консумируешь брак, так как считаешь меня хэтарой. А если я не хэтара? И потом, твой план меня пугает - такого рода действия в любом королевстве будут считаться изменой.
        Король фыркнул.
        - Ты хочешь спасти свое королевство - по крайней мере, так ты говоришь. Твой отец отправляет тебя в мою страну на поиски средства против Бесчисленных. Но средство есть только одно: открыть границы Комороса для дохту-мондарцев, а твой отец слишком упрям, чтобы это признать. В самом деле, Майя, тебе не кажется, что главный вопрос здесь - не лжешь ли ты? Как бы я ни хотел поверить в твой рассказ, он явно противоречит здравому смыслу. Ты сама сказала, что была в утраченном аббатстве. Докажи мне, что ты не хэтара. Не докажешь - я надену кистрель, и тогда тебе не скрыть свою сущность. Я говорил, что хочу, чтобы все было по доброй воле. Но наш брак будет заключен еще до восхода солнца. Дэйре ждал свою Марсиану слишком долго. Я не повторю его ошибки.
        Майя глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Ее била дрожь.
        - Тебе холодно? - спросил он.
        Ей не было холодно. Ей было страшно. Она надеялась, что выиграла достаточно времени и кишон успел сбежать, а Джон Тейт - уйти на порядочное расстояние от лагеря.
        - Так ты, значит, все равно решил на мне жениться? Даже если я не хэтара?
        - О да, - ответил он. - По чисто политическим причинам. Ты ведь это и сама понимаешь.
        - Понимаю, - согласилась она. Почему она так дрожит? Почему вдруг на плечи ей легла беспредельная усталость? Усталость подтачивала ее силы, мышцы стонали от работы; слишком долго Майя бежала от противника. А ужин был такой вкусный…
        - Ты здорова? - озабоченно спросил король.
        - Просто устала, - ответила она.
        - Я уже говорил однажды, но повторюсь: ты ведешь себя не так, как я ожидал, - заметил король, смерив ее испытующим взглядом. - Совсем не так. Я полагал, что ты проявишь чуть больше… энтузиазма. Мне ты показалась человеком практичным.
        Майя ответила ему усталым взглядом и печально улыбнулась:
        - Я практичная.
        Он отпил из кубка.
        - Что ж, прекрасно. Не будем больше играть друг с другом. Подкрепи свои слова действием. Я ведь пощадил твоих слуг, хоть они этого и не заслуживали.
        Майя кивнула.
        - Я не хэтара, и я это сейчас докажу.
        В груди у нее ворочалось страшное, непонятное, но отчетливое чувство: чувство вины. «Исток поможет», - утешила она себя. Исток вывел ее на северную дорогу. Исток привел в этот шатер. Она должна доверять Истоку и смело идти по тому пути, который он ей предназначил.
        Майя развязала шнуровку нижнего платья и распустила ворот широко, чтобы показать плечо. Было очень страшно: из-под шнуровки тотчас же проступили завитки татуировки, поднимавшейся по груди, знаки, которые она всеми силами старалась спрятать. Она возилась со шнуровкой, пальцы дрожали, щеки заливала краска, а король смотрел на нее, не отводя взгляда.
        - Я уже говорила, что кистрель оставляет следы на коже, - объяснила Майя, распуская шнуровку. - У дохту-мондарцев такие же. Это расплата за магию.
        - Знаю, - ответил король, не сводя с нее глаз.
        Во взгляде его читался неприкрытый голод. Дыхание Майи участилось. Во рту у нее пересохло. Она знала, что нужно торопиться и покончить с этим делом как можно скорее, чтобы вновь прикрыться. Она неловко ослабила шнуровку еще в паре мест - не более необходимого - и стянула ткань с плеча.
        Глаза короля расширились.
        Атмосфера в шатре разом изменилась. Сгустились тени. Что-то ворочалось в жилах у Майи, какая-то могучая сила, излучавшая непреодолимую мощь. Темнота вокруг зашептала на разные голоса.
        Майя вздернула обратно ворот, прикрыв плечо. Ее окатило ужасом. Оба они - и девушка, и король, - увидали одно и то же, явно и отчетливо.
        Клеймо у нее на плече.
        Две переплетенные змеи.
        Отчего дети боятся темноты? Темнота есть отсутствие света, а отчаяние есть отсутствие надежды; темнота - символ, давно вышедший за пределы дня и ночи. За свою жизнь я не раз видела, как проявляет свою волю Исток, и сильней всего он становится тогда, когда душа человеческая не спит, но бодрствует, а мысль бдительна и неудержима. С темнотой приходят Нерожденные. Друг моих юных лет, проведенных в Муирвуде, любил цитировать из «Годоэпорикона» такие слова: «Почивать ложись рано, дабы не уставать; вставай с постели на заре, дабы тело и дух не знали лени».
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        Тайный совет
        Голоса зазвучали громко и гневно. Майя подняла глаза от пергамента с картой и прислушалась, инстинктивно выделяя в шуме голос отца. Она любила отцовский солярий, поскольку здесь были карты, глобусы, перья, чернила и даже небольшие книжечки, которые ей разрешалось рассматривать только в присутствии отца. На сей раз Майя устроилась неподалеку от стола, за которым восседали члены Тайного совета, а леди Деорвин, не стесняясь их присутствием, спорила с королем. Судя по неловкости, отражавшейся на лицах советников, они бы охотно избежали лицезрения этой сцены. Канцлер даже рот приоткрыл от возмущения.
        - Я не в силах выносить ее присутствие при дворе! - топала ножкой леди Деорвин. - Мои девочки не обязаны дружить с изгнанницей, да еще и заботиться о ней. С таким же успехом вы могли бы посадить в башню Пент всех нас!
        - Если таково желание моей госпожи, это можно устроить, - ответил отец грозовым голосом, в котором можно было угадать вспышки молний.
        - Отошлите Марсиану!
        - И куда же я, по-вашему, должен отослать мою дочь?
        Майя втянула голову в плечи. От услышанного девочку мутило. Когда на королевство обрушились несчастья, боли в желудке стали еще сильнее, но целители ничем не могли помочь принцессе.
        - Да хотя бы в Кеннингфорд, - отрезала леди Деорвин. - Я не сходя с места назову вам десяток подходящих замков. Отошлите ее, мой господин, умоляю вас! Для девицы ее положения у нее чрезмерно много привилегий.
        Краем глаза Майя заметила, что граф Форши поморщился, однако девочка не в силах была оторвать глаз от спорщиков.
        - Привилегий? - грозно переспросил отец. - Вы меня удивляете. Мне доложили, что вы запретили слугам разжигать в ее комнатах жаровню по утрам. От холода она начала болеть.
        - Право, не будет же слуга бегать вверх-вниз только затем, чтобы побаловать эту! - возразила леди Деорвин. - Пусть она согревается работой.
        - Я не намерен отсылать ее, мадам. Оставьте свой замысел при себе.
        Майя покосилась на дочерей леди Деорвин, которые сидели за шитьем в дальнем углу комнаты. Спины их были безупречно прямы, на лицах - полное равнодушие к бушующему вокруг скандалу. Впрочем, Майя знала, что они ловят каждое слово, и не сомневалась, что позднее все услышанное будет использовано для того, чтобы всласть помучить ее саму.
        Леди Деорвин опустилась на колени у королевского кресла с высокой спинкой и умоляюще коснулась усыпанной самоцветами мантии.
        - Умоляю вас! Я не в силах больше выносить ее присутствие. Вы видели, каким взглядом она на меня смотрит? Тут и молоко скиснет! Она непочтительна, ленива, упряма…
        - Довольно!
        - Нет! Позволяя ей оставаться при дворе, вы позорите меня! Ее присутствие становится поводом для насмешек. Слухи, намеки - о, это невыносимо! Умоляю вас, мой господин, отошлите ее!
        Майя сглотнула и опустила карту королевств, которую рассматривала все это время. Когда ссора стала такой громкой, что не слышать ее было уже невозможно, Майя как раз обводила пальцем контуры Дагомеи. Однажды побывав в Прай-Ри, она мечтала увидеть и другие страны, но понимала, что этой мечте едва ли суждено сбыться. Майя никогда не упускала случая поговорить с послами других королей, расспросить их о нравах и обычаях их стран. Одна мысль о том, чтобы покинуть двор, лишиться не только матери, но и отца, оставить все, что ей было дорого, и всех, кому она была небезразлична, - одна мысль об этом заставляла ее содрогнуться. О, если бы ей позволили уехать в Муирвуд и присоединиться к матери в ее изгнании! Но на это не стоило и надеяться. Отцовское сердце было тверже кремня.
        Отец холодно посмотрел на коленопреклоненную леди Деорвин.
        - Быть может, и слухов, и намеков было бы меньше, относись вы к Майе по-человечески! Она моя дочь. Она будет жить при дворе. Она послушна моим приказам, она покорно сносит все тяготы и терпит ваше дурное обращение. Клянусь кровью, женщина, будь у тебя сердце, в моем доме было бы куда больше покоя!
        Леди Деорвин фурией взвилась на ноги. Глаза ее метали молнии, челюсти были сжаты от гнева.
        - Как вы смеете! - выплюнула она сквозь сжатые зубы.
        - Я? Смею? Она моя дочь, а не ваша. Обращайся вы с ней достойно… впрочем, вам это, по-видимому, не под силу. Вас заботит лишь ваша собственная плоть и кровь.
        Леди Деорвин дрожала от ярости.
        - Я, - ядовито прошипела она, - обращаюсь с ней в точности так, как того требует ее положение, каковое назначили ей вы, мой господин. Что будет дальше - вы выдадите ее за принца Отландии? Дочь, от которой отреклись? Вы смеетесь надо мной, мой господин, вы надо мной смеетесь!
        - Довольно, - сухо ответил король. - У меня довольно хлопот. Или вы желаете добавить новых? - И он взмахнул рукой, едва не задев леди Деорвин. - Дай мне покой, женщина!
        Леди Деорвин изящно шагнула назад. Оказавшись вне пределов досягаемости королевской руки, она сделала глубокий реверанс, однако лицо ее по-прежнему было искажено гневом.
        - Как прикажете, милорд, - хриплым голосом сказала она, развернулась, свистнув юбками, и пошла к двери, на ходу щелкнув пальцами. Дочери разом склонили головы, вздохнули, подобрали шитье и последовали за матушкой.
        При мысли о том, что отец защитил ее от леди Деорвин, Майя почувствовала себя на седьмом небе. И все же девочка знала, что леди коварна и что она найдет способ уговорить отца. Схватки между королем и его дамой вспыхивали часто, однако длились, как правило, недолго, ибо слова, произнесенные в ночи, обладали волшебным действием и неизменно тушили все вспышки ярости.
        Отец опустил голову, ссутулился, потер кулаками глаза. Члены Тайного совета не смели шелохнуться и молча - мудрые люди! - смотрели, как король силится взять себя в руки.
        Он погладил бороду, выдохнул через нос, посмотрел куда-то вдаль. Поднес к губам кольцо с рубином, посмотрел камень на свет. В прошлом рядом с ним всегда был канцлер Валравен, умевший рассеять самый черный гнев короля. В ответ на эти мысли кистрель за воротом рубашки потеплел, и Майя поспешно стала думать о другом. Многие члены Тайного совета были мастонами - что-то они подумают, если в глазах у изгнанной королевской дочки вдруг сверкнет серебро?
        Отец всегда был несдержан и легко шел на поводу у своих чувств. Только что он был весь тепло и забота, смеялся и беззлобно поддразнивал дочь, а в следующий момент становился суров и неумолим, как сталь, и слова его жалили без пощады. Дохту-мондарцы знали средства, помогавшие королю совладать с собственным переменчивым нравом, однако Валравен умер, а все прочие члены Ордена оставили страну, и душевное равновесие давалось отцу все труднее.
        Король повернул голову и посмотрел на Майю.
        Печальная улыбка тронула его губы. Он жестом велел девочке приблизиться. Она удивилась, но тотчас же отложила карту и приблизилась. Зашуршали грубые шерстяные юбки - Майя встала на колени у отцовского кресла. Отец взял ее за подбородок.
        - Будь рядом, Майя, - негромко попросил он. - Рядом с тобой мне… спокойнее.
        Сердце у нее замерло от счастья, на лице расцвела редкая улыбка. Майя не сказала ни слова. Отец указал на стул, стоявший у стола.
        - Сядь рядом. Нам надо поговорить о печальном.
        В волосах у него по-прежнему играло золото, однако Майя лишь теперь разглядела, что золото это стало сменяться серебром.
        Она подтащила стул к его креслу и села, положив руку ему на ладонь. Кольца у него на пальцах были твердые, камни - с острыми гранями, но кожа была теплой.
        Канцлер Мортон нахмурился, явно не понимая, как относиться к такому вопиющему нарушению порядка.
        - Говори, Мортон, - приказал отец. - А о нашей ссоре с моей госпожой даже и не вспоминай. У тебя дома небось свои пауки по углам прячутся.
        - О нет, милорд, пауков у меня раз-два и обчелся. В основном муравьи. От всего не убережешься. Если бы только существовал яр-камень, способный избавлять от этой нечисти… - Тут канцлер понял, что сказал что-то не то, и повернул разговор в другую сторону. - Прошу меня извинить, мы обсуждали право убежища, которым защищено аббатство Муирвуд.
        - Верно. Ваша ученость общеизвестна, канцлер. Вы утверждаете, что я не могу силой принудить мастона оставить аббатство, в котором он нашел убежище.
        - Да, это воистину так. Грамоты, дарованные аббатству, гласят…
        - Грамоты были дарованы аббатству королем, так почему король не может их отобрать, а? Я знаю, что там в этих грамотах. Я знаю традиции. Но я - король Комороса, и в этой стране мое слово - закон.
        - До определенной степени, ваше величество, - вежливо уточнил Мортон. - Вы были коронованы еще дитятей, не так ли? Помните ли вы, кто помазал вас на царствие? Ведь это был не кто иной, как Альдермастон. Из рук главы Муирвуда вы получили корону, и потому привилегии, дарованные той самой рукой, которая короновала вас, вам неподвластны.
        Во время своей речи канцлер даже немного наклонился вперед и протестующе взмахнул рукой, подчеркивая всю абсурдность предложенной идеи.
        - А если бы меня короновали в аббатстве Августин? - гневно спросил отец. - Неужто все дело в этом проклятом Муирвуде?
        - О нет, ничего бы не изменилось, будь это даже Биллербек, - ответил Мортон. - Все аббатства Комороса подчинены Муирвуду, а Муирвуд - Тинтерну, где восседает Великая Провидица.
        - Прай-Ри… - презрительно протянул король. - А ведь когда-то это была наша вотчина… пусть давно, но была. Поразительно, самое маленькое из всех королевств, а сколько власти забрало. Их Великая Провидица может Даже запретить мне развестись по мастонскому обряду.
        - Вы сами согласились на этот обряд, когда решили взять в жены вашу супругу…
        - Она мне не супруга! - загрохотал отец и ударил кулаком по столу. - Следите за языком, канцлер!
        Глаза короля горели гневом, и лицо канцлера пошло морщинами, словно скорлупа грецкого ореха. Канцлер молча пережидал приступ королевского гнева.
        Король бушевал:
        - Я ей такой же муж, как вот эта кочерга у камина! Лучше бы она умерла!
        При этих словах сердце Майи сжалось от боли, а взгляд застлала чернота. Девочка сидела тихо, как мышка, не осмеливаясь отнять руки, а слова отца остро хрустели, словно битое стекло под сапогом.
        - Все начинается с мысли, - сказал он наконец тихо, но напряженно. - Я все равно разведусь с ней, канцлер. Найдите способ.
        Канцлер побледнел.
        - Мой господин, - он сглотнул, - к разводу нет никаких законных оснований.
        - Я нарушил брачную клятву, - хмыкнул отец. - По закону и по обычаю она должна дать мне развод.
        Он хлопнул ладонью по столу, но уже не так зло, и проворчал:
        - Найдите способ, Мортон. Подумайте над этим как следует. Или вы думаете, я смирюсь с тем, что меня выставляет на посмешище какой-то Альдермастон из королевства размером с носовой платок, где только и есть что деревья до неба, да… да кислый виноград? Муирвуд подчиняется Тинтерну? Еще чего! Пусть Тинтерн сам подчиняется Муирвуду.
        - Как известно вашему величеству, Альдермастоны Тинтерна со времен возвращения мастонов становятся Великими Провидцами. В умении взывать к Истоку им нет равных.
        - Не нужны мне твои уроки истории, учителишка, - ядовито ответил король. - Я не хочу, чтобы аббатство Тинтерн крутило моей страной как пожелает. Я - законный король-мастон, и при всем при том не имею власти над теми, кто живет в аббатствах и не платит королевский налог! А деньги на восстановление аббатств, между прочим, идут из моей казны. А сколько людей живут в аббатствах и тем самым избегают уплаты налогов, а? Посмотри на аббатство Августин. Оно лежало в руинах, а поглядеть теперь на его великолепие - и поверишь, что Скверна его не коснулась вовсе. Гордыня - вот что стало причиной упадка всех королевств. Гордыня и алчность Альдермастонов и их людей.
        При этих словах Майя отпрянула и потихоньку спрятала ладони между коленей, стараясь не дрожать.
        Встал еще один советник и положил руки на стол.
        - Если вашему величеству угодно искать примеры гордыни, вам следовало бы поглядеть в зеркало.
        Майя в ужасе уставилась на говорившего. Он был старше, гораздо старше отца. Темные волосы обильно припорошил снег, а во взгляде таился гнев, почему-то удививший девочку. Человек этот был необычайно молчалив с того самого дня, как приехал ко двору. Он звался графом Форши, и земли его располагались дальше всех от столицы.
        Жилы на отцовских руках заходили как канаты.
        - Я и не ждал, что вы когда-нибудь заговорите, Форши, - гневно пророкотал отец.
        Форши был могущественным сеньором и имел пятерых сыновей. Двое из них заключили брак под нерушимым обетом, оставшиеся трое представляли собой лакомый кусочек Аля любой девицы. Майя знала, что Мюрэ вознамерилась не мытьем, так катаньем заставить матушку выдать ее замуж за кого-нибудь из сыновей Форши.
        - Я прибыл ко двору по приказу вашего величества, - тяжело произнес Форши. - Я не искал места в Тайном совете. Я не нуждаюсь в наградах за верную службу. Совет мой всегда искренен и взвешен, вы же вольны принять его или отвергнуть. Вы ведете себя как избалованный ребенок, мечтающий получить луну с неба. На землях королевств есть сила превыше вашей, мой король, и имя ей - Исток. Носите ли вы кольчужницу, мой господин? Все прочие приметы вашей веры вы уже оставили. И себялюбие ваше неминуемо погубит Коморос.
        Присутствующие застыли, но в их исполненных ужаса взглядах, устремленных на старика, Майя прочла намек на облегчение. Советники были рады, что кто-то осмелился наконец заговорить прямо. Девочка знала, что граф Форши известен как человек бесстрашный и суровый, но притом справедливый. Происходил он из семейства Прайс, а оно было в родстве с семейством Майи.
        - Так, - ледяным тоном сказал отец. - Вы сказали достаточно, сударь.
        - Вовсе нет, - колко возразил старик, - но чтобы выслушать остальное, нужно быть мужчиной.
        - Не сдерживайте себя, - сузив глаза, холодно предложил отец. - Выскажитесь, если от этого вам будет легче.
        - Как прикажете. Я сражался рядом с вашим почтенным отцом, - с достоинством заговорил Форши. - Мы вместе прошли Темные Войны. Он был настоящим человеком. Отважным воином. Мастоном. - Голос Форши стал тише: - Если бы он видел вас сейчас, ему было бы стыдно за сына.
        У Майи перехватило дыхание. Она перевела взгляд с графа на отца и заметила, как судорожно сжимаются мышцы на его шее. Плечи выдавали с усилием сдерживаемую ярость:
        - Это… все… Форши?
        Граф кивнул и снова сел, глядя на короля как на не заслуживающее уважения насекомое.
        С силой оттолкнувшись от кресла, король встал во весь рост. Он дрожал всем телом от ярости.
        - Я намеревался соединить наши Семейства союзом, Форши. Я знаю, что моя падчерица Мюрэ влюблена в одного из ваших сыновей. Однако, по всей видимости, это означало бы, что каждое празднество будет сопровождаться вашими ханжескими нравоучениями. Я этого не потерплю. Я призвал вас в Тайный совет потому, что ценил вашу мудрость, воинский опыт и силу вашего Семейства. Несомненно, вы сослужили трону достойную службу, - король сжал кулаки и опустил их на стол. - Я знаю, что вы не одобряете меня, Форши. Я прочел это в ваших глазах еще прежде, чем вы произнесли хоть слово. Я нахожу это возмутительным. У вас пятеро крепких сыновей, но однажды ваша невоздержанность в речах и ваше коварство лишат их всего. Столь тщеславные гордецы, как вы и ваш род, не заслуживают ни одной дочери моей страны. Подите вон! Вы разочаровали меня, господин мой граф, и вы за это поплатитесь.
        Граф Форши вновь встал. Лицо его было спокойно. Коротко наклонив голову в знак прощания, он промаршировал к двери и вышел. Майя не отрываясь смотрела на отца. В глазах у него плясал опасный огонек.
        Король повернулся к канцлеру Мортону.
        - Подготовьте указ об аресте Форши прежде, чем он уедет из замка. Эту ночь он проведет в башне Пент.
        - Мой господин! - в ужасе ахнул Мортон.
        - Его сыновья тоже заплатят за то, что отец не умеет держать язык за зубами, - продолжал отец. - Призовите всех пятерых ко двору. Если они не явятся на призыв - арестуйте. Я хочу собрать всех Форши вместе. День-другой в сырой темнице остудит эти горячие головы. Ну же, Мортон, чего вы ждете? Доставайте бумагу!
        - Д-да, мой господин, - выдавил из себя побледневший канцлер.
        У отца мелко подрагивала челюсть. Он заходил туда-сюда по комнате мимо Майи.
        - Когда приказ об аресте будет готов, подготовьте другой: все работы по восстановлению аббатств должны быть прекращены. Камень в каменоломнях не добывать. Быков для перевозки не давать. Дорог не чинить. На ближайший сезон - никаких работ. Пусть Форши и прочие предатели увидят, что бывает за лишние слова.
        Он остановился, прислушиваясь к сказанному.
        - За лишние слова заплатит голова. Слова - голова. М-да.
        Усмехнувшись про себя, он повернулся к советникам и навис над ними, опираясь руками о стол.
        - Кто-нибудь еще хочет что-нибудь сказать?
        В комнате воцарилась тревожная тишина.
        - Прекрасно, - пренебрежительно бросил отец и повернулся к Майе. Гнев в его глазах уже остывал.
        - Ну что, милая, хочешь съездить в Муирвуд, покуда дороги не перекрыли?
        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Клятва
        - Хочу. - Это был голос Майи. Это были ее губы. Она чувствовала себя так, словно увидела необычайно яркий сон, а затем проснулась, и увиденное растаяло, как туман, как патока в чае. Она уснула в королевской палатке. Воспоминания путались и мешались у нее в голове. На краю сознания она все еще смотрела на отца и отвечала на его вопрос, но уже начинала понимать, что воспоминание ее обмануло. Отец никогда не спрашивал ее, хочет ли она побывать в Муирвуде. Он никогда не предлагал ей ничего подобного. Образ отца растаял, и Майя увидела совсем другого человека в черной рясе ордена Дохту-Мондар. Человек смотрел в ее сторону, но не на нее, ^а^ на кого-то рядом с нею.
        - О великолепнейший принц, - спросил мужчина по-дагомейски и очень официальным тоном, - по своей ли воле вы вступаете в брак, о котором условились ваш покойный отец и король Комороса и который был одобрен орденом Дохту-Мондар? Берете ли вы присутствующую здесь принцессу Марсиану в законные жены?
        - Да, - ответил Кольер.
        Сон туманил ей мозг, никак не желал рассеиваться. Краем сознания Майя сознавала, что она перед деревянным алтарем, установленным прямо в королевском шатре, у жаровни. На алтаре стоял яр-камень с лицом выщербленным, изрезанным, размозженным молотами, но все еще хранившим свои черты. От яр-камня исходила сила. Майя стояла на коленях, и руки ее покоились на алтаре, рядом с руками Кольера. Медленно Майя повернула тяжелую, как валун, голову и увидела профиль Кольера. Синие глаза в упор смотрели на дохту-мондарца.
        - Я свидетельствую ваше согласие. Да укрепит ваше согласие Исток, да одарит он вас многими дарами. Что было соединено пред алтарем, то человек да не разрушит.
        - Пока смерть не разлучит нас.
        - И даже после, - чуть улыбнулся дохту-мондарец. - Ваше величество, согласно нашей традиции, после принесения клятвы муж целует жену.
        - Благодарю за совет, Тревор, - ухмыльнулся Кольер. - С этим я повременю.
        Вскочив на ноги, он схватил Майю за руку и помог ей подняться. Ноги у девушки дрожали, и ей пришлось опереться о деревянный алтарь, чтобы не упасть.
        - Милорд брат, благодарю тебя за то, что ты согласился быть нашим свидетелем. И вас благодарю, граф Аашо. Это что там, птицы запели? Неужели уже рассвело?
        Голова у Майи кружилась как детский волчок; девушке показалось, что она вот-вот упадет на колени и ее стошнит. Шатер летел по кругу все быстрее.
        - Твоя жена побледнела, братец.
        - Позвольте вам помочь, госпожа моя, - с этими словами Кольер подхватил ее под руку и подвел к складному креслу, на котором раньше восседал сам. Куда делась ночь? Майя готова была поклясться, что она спала буквально несколько мгновений и уж точно бодрствовала весь вечер. Отчего же она ничего не помнит? Как будто ураган пронесся у нее в сознании, взметнув воспоминания, словно груду опавших листьев. А ведь Майя надеялась потянуть с замужеством, пообещав королю пойти под венец после того, как завершит свою миссию.
        - Сеньор, я должен вас покинуть. Лагерь пробуждается, и отряды готовятся выступать.
        - Благодарю вас, граф. Я присоединюсь к вам позже, а покуда хочу побыть немного с женой.
        Послышались смешки. Сердце Майи сжалось от страха. Она обвела взглядом шатер. Свидетели брачной церемонии один за другим выходили, раздвигая полотнища входа, и Майя поняла, что утратила всякую связь с реальностью, ибо заметила этих людей лишь теперь. В бледном свете зари шатер выглядел иначе - грубая ткань, никакого волшебства. В жаровне дотлевала последняя пригоршня угля, а от еды на подносе остались одни крошки.
        Отчего она ничего не помнит? Последним ее воспоминанием была медвежья шкура - они сидели на шкуре, а потом король пожелал увидеть… что? Ее плечо. Он хотел узнать, несет ли оно клеймо хэтары. Все, что было дальше, рассыпалось осколками, которые кружились и сталкивались в памяти.
        Тут сквозь пелену пробилось еще одно воспоминание. Клеймо в виде двух змей.
        Она вспомнила.
        Ужас окатил ее с головы до ног. О рука Идумеи, что она натворила? На плече у нее метка хэтары, но откуда? Отчего она не видела эту метку раньше? Клеймо было глубоким, не спрячешь, и все же Майя не помнила, как и когда оно появилось. Отчаянно стремясь вспомнить, она стала шаг за шагом перебирать свое путешествие. Ничего особенного, только…
        После ухода из утраченного аббатства сны ее приобрели особенную четкость. Майя полагала, что такова воля Истока, что он ночь за ночью оживляет в ее памяти прошлое, дабы воспоминания эти каким-то образом помогли ей в пути. Но теперь ей пришло в голову совсем иное толкование. Вот уже много дней по ночам она не была собой.
        «О нет, - в отчаянии подумала Майя. - Что я натворила!»
        Неужели после того, что произошло в утраченном аббатстве, по ночам ее телом стал завладевать кто-то из Бесчисленных? Неужели она, повинуясь его воле, бездумно вернулась к яр-камню хэтары и получила клеймо? А ведь после черного озера она и впрямь некоторое время лежала без сознания. Должно быть, тогда это и произошло.
        - У меня нет при себе кольца. Прости, - сказал Кольер. - Впрочем, если по справедливости, то мой отец тебе его прислал еще тогда. Помнишь?
        Мысли Майи путались, разбегались, на миг собирались воедино и разбегались снова. Она дрожала как в лихорадке и лишь надеялась, что ее не стошнит.
        - Серебряное, - прошептала она, изо всех сил удерживая в себе страх. - С большим бриллиантом.
        Он улыбнулся.
        - Точно. Теперь оно тебе будет маловато. Разве что на мизинчик.
        Он взял ее руку в ладонь и большим пальцем погладил мизинец.
        - Сам я при этом, конечно, не присутствовал - за малолетством. От обеих сторон явились послы - канцлер Валравен и Альдермастон Боннивет, - и отцы наши тоже, конечно, присутствовали. Боннивет рассказывал, что, когда он вручил тебе кольцо, ты его спросила: «Ты дагомейский принц? Можно, я тебя поцелую?» В сложившейся ситуации это звучит особенно иронично, не так ли?
        Майя посмотрела ему в глаза. Ей было одиноко и печально. Последнее, что она помнила - обнаженное плечо и клеймо. А затем ей отчего-то затуманило ум, словно явилась некая темная сила, которая заполнила собой все и лишила ее власти над собой. Это явно не был обморок. На что же она успела согласиться - помимо собственно брака?
        - Что с тобой? - спросил он, вставая на одно колено у кресла.
        - Мысли путаются, - честно ответила Майя. - Прости, мне что-то нехорошо.
        Он потрепал ее по плечу и встал.
        - От вина будет только хуже. Воды?
        Она торопливо кивнула, и король повернулся к столику с кувшином. Итак, теперь они женаты. Их сочетали браком при свидетелях. Может ли она тем или иным образом вернуть все как было? Если она открыто признает себя хэтарой, ее убьют, это очевидно. Есть ли способ сбросить с себя это проклятие? Должен же быть какой-то способ! О хэтарах она узнала из мастонских преданий. Значит, надо найти какого-нибудь Альдермастона.
        Надо попасть в Муирвуд.
        Содрогнувшись при одной мысли об этом, Майя благодарно приняла из рук короля кубок с водой и залпом осушила его до дна.
        - Не спеши, утонешь, - поддразнил ее король.
        Чудовищность всего случившегося не давала думать, затягивала мысли мраком. Или это Валравен с малых лет приохотил ее к мерзости? Неужели вся его забота и все наставления имели лишь одну цель - подвести ее к страшному концу? Не может быть! В Дагомею ее послал отец, а не Валравен, причем спустя много лет после того, как Валравен впал в немилость, лишился титула и земель и принял безвременную смерть. Но перед смертью он послал Майе записку и кистрель. В тот момент она приняла это за доказательство непоколебимой веры канцлера в ее способности, но, быть может, цели его были отнюдь не невинны? Что, если магия кистреля неразрывно связана с силой хэтары? Столько теней вокруг - как же отыскать истину?
        «Истина есть знание. Найди Великую Провидицу. Ей ведома истина».
        Майя зябко передернула плечами. Шепот Истока снова вел ее в Несс. Право, да Исток ли это? Вдруг этот голос принадлежит другой силе? Можно ли ей доверять? В конце концов, эта сила привела ее сюда. Повинуясь ее приказу, Майя выбрала северную дорогу. Из горла рвалось рыдание, но девушка прижала пальцы к губам и не издала ни звука. Она не такая, как остальные девчонки. Она не заплачет. Она не поддастся каким-то там чувствам. Майя твердо взяла себя в руки и постаралась убить в себе всякое чувство. Горло сжалось. Губы под пальцами дрогнули.
        Губы, которые теперь были смертоносны.
        «Помоги мне, - в отчаянии подумала Майя. - Матушка, помоги! Я не знаю, что делать!»
        Надо добраться до аббатства. До любого ближайшего аббатства. Спасти ее сможет только сила Альдермастона.
        Майя подняла глаза на Кольера. Взгляд его был непроницаем. Король внимательно смотрел ей в лицо, в глаза, в которых бушевала буря чувств, но не говорил ни слова.
        - Что с тобой, Майя? - шепотом спросил он, кладя руку ей на плечо. - У тебя такое лицо… снова. Ты ищешь… ищешь свою мать?
        - Мой господин! - позвал чей-то голос за стеной палатки. - Всадники! Дохту-мондарцы из Рок-Адамора!
        На лицо Кольера легла тень. Король встал и зашагал по шатру.
        - Задержите их.
        - Мой господин, они следуют за мной по пятам!
        Послышался стук копыт и храпение лошадей - даже не видя их, Майя догадалась, что морды у них в мыле. Зазвучал резкий голос, ударили о землю башмаки. Майя знала этот голос.
        - Его величество внутри? - отрывисто спросил Корриво. Сердце Майи наполнилось ужасом.
        - Не троньте моего господина! - вскричал стражник. Сила Истока пронзила воздух, разлетелись полотнища у входа, и в шатер ворвались шестеро дохту-мондарцев. Корриво шел первым.
        Облик его в точности совпадал с образом, нарисованным разумом Майи. Бородка была аккуратно подстрижена, но щеки побагровели, а на лбу выступил пот. На черном бархате камзола гордо сиял кистрель. Сам Корриво оказался тщедушным и долговязым человечком, но взгляд его был острей кинжала. Когда он увидел скорчившуюся в кресле Майю, взгляд его полыхнул торжеством.
        - Она здесь! - хищно прошептал Корриво. - Господин мой, касалась ли она вас? Или… целовала?
        В глазах у него плескался страх, разбавленный азартом погони.
        Кольер непринужденно повернулся к вошедшим.
        - Терпение - не свойственная мне добродетель, а вы выбрали для визита наихудший момент из всех возможных. Право же, Корриво, разве можно врываться к королю без приглашения? Подите вон, - и он небрежным жестом указал дохту-мондарцам на выход.
        - Ваше величество, наше дело не терпит ни малейшего отлагательства. Ваша жизнь в опасности. Подойдите сюда. Встаньте ближе ко мне, - произнес Корриво, двигаясь преувеличенно осторожно, словно Майя была ядовитой змеей, готовой напасть.
        - Вы полагаете, она ударит меня кинжалом? Сударь, мы вместе провели целую ночь. И небесприятно провели, хотя и не в том смысле, в каком вы заподозрили. Как, вы еще тут?
        - Ваше величество, - с растущим гневом объявил Корриво, - я должен поведать вам то, что знаю. Эта женщина - действительно принцесса-изгнанница из Комороса, но это еще не все.
        - Воистину, не все, - хмыкнул Кольер. «Она моя жена».
        Майя вскинула на него удивленные глаза. Она услышала мысль короля так же отчетливо, как если бы он произнес эти слова вслух.
        - Сейчас не время шутить, мой господин, - вскричал Корриво. - Если ее губы коснулись вас, вы можете считать себя мертвецом. Мой долг - защитить вас и дать вам добрый совет. Это существо - порождение тьмы. Возможно, оно уже завладело вашим разумом. Мы шли по ее следу от черного озера при утраченном аббатстве. Она хэтара! В этом нет сомнений.
        - Откуда вы знаете? - с неприкрытым скептицизмом поинтересовался Кольер. - Вы ворвались ко мне в шатер, словно львы в поисках добычи, но, должно быть, позабыли, что я - властитель этих земель. Вам за многое придется ответить, Корриво. С какой стати, например, вы окружили себя солдатами, переодетыми в цвета королевской армии? Что сделали с деревней Аргус? Если эта кровь на ваших руках…
        - Еще одну секунду вашего внимания, мой господин, - сжал кулаки Корриво. Он много дней шел за своей жертвой, и вот он ее настиг. Больше он ее не упустит. Майя читала в его глазах холодную решимость, которая лишь усилилась при упоминании о горной деревне.
        - Я и так уделил вам чрезмерно много внимания. Не испытывайте мое терпение. Я не целовал ее, и она меня не целовала. Она не дешевая женщина, Корриво. Не шлюха. Она принцесса Комороса.
        - Принцесса-изгнанница, - поправил Корриво. - Мой господин, наши шпионы в Коморосе донесли, что король Комороса замыслил страшную вещь. Он послал свою дочь в утраченное аббатство, дабы восстановить орден хэтар и начать уничтожение мастонов. Деревня - мелочь; это существо способно уничтожить всех до единого в Дагомее и за ее границами. Таким образом, король Браннон не только сможет развестись с женой, но и получит возможность избавиться от тех, кто ему противостоит. Наш осведомитель очень близок к трону, мой господин. Мы узнали о том, что для принцессы снарядили корабль «Благословение Бернайленда». Мы нашли это судно в бухте у проклятых берегов и захватили команду. Моряки признались, что принцесса отправилась в ваше королевство, мой господин. Мы послали к вам нарочного, но вас было очень трудно отыскать. Эта женщина представляет опасность для Комороса, для Дагомеи, для всех королевств. Мой господин, ее необходимо отвезти в Несс, допросить и казнить. Своим существованием она оскорбляет саму природу! Это хэтары выпустили в мир чуму, которая уничтожила империю вашего предка. Отдайте эту женщину мне,
мой господин. У меня достаточно людей. Мы сумеем ее сдержать.
        Майя была в ужасе. Ее поймали, как мышь в ловушку. Бежать было некуда. И даже будь у нее при себе кистрель - она остро ощутила отсутствие привычной тяжести на шее, - даже тогда она не могла бы противостоять столь многим.
        - Я подумаю над вашим рассказом, - произнес Кольер после долгой паузы. - А теперь уходите, Корриво. Не вынуждайте меня вызывать стражу.
        Корриво уставился в пол. На лбу у дохту-мондарца пролегли морщины. На краю сознания Майя услышала шепот страха, перерастающий в могучую волну ужаса. Корриво поднял голову. Глаза его светились серебром.
        - Боюсь, вы попали под ее чары, ваше величество, - тихо произнес он. - Это ее воля говорит в вас.
        Клинок Кольера молниеносно выскочил из ножен и застыл у груди Корриво. Острие смотрело прямо в сердце дохту-мондарцу.
        - Вы посмели призвать против меня Исток? - грозно повысил голос Кольер. - Остановитесь, или я вас убью. Я вижу ваши глаза, Корриво. А теперь взгляните на меня.
        Шатер наполнила неудержимая сила. Она исходила от Кольера, но Майе казалось, будто сила эта истекает из ее собственных мышц и костей. «У него мой кистрель! - поняла Майя. - Он надел мой кистрель!»
        Корриво в ужасе вытаращил глаза и вскинул руку в умиротворяющем жесте.
        - Господин мой король, что вы натворили!
        С этими словами дохту-мондарец попятился, стараясь как можно дальше убраться от клинка.
        - Я не верю в твои выдумки, - сказал Кольер. - Это вы используете кистрели, чтобы управлять нашим разумом и чувствами. Но меня вам не взять. Помни об этом. И вот что: вчера у нас тут остались неиспользованные виселицы. Можете кинуть жребий, кому которая.
        - В этом нет нужды, - ответил Корриво, пятясь к выходу. - Я вижу, что ситуация под контролем. Я не должен был сомневаться в вашей мудрости.
        Кольер отрывисто засмеялся.
        - Ты за это ответишь, Корриво. Сообщи о своем прибытии Тайному совету и жди моего приговора.
        - Да, мой господин. Как прикажете, - глубоко поклонился Корриво, но, выпрямляясь, бросил на Майю кровожадный взгляд. Губы его были гневно сжаты.
        Король Дагомеи надел ее кистрель. Она видела тонкую цепочку вокруг его шеи. Теперь король с Майей связаны воедино не только как супруги. Пятерка дохту-мондарцев выскочила наружу вслед за Корриво.
        Майе показалось, что она слышит пение птиц. Как ей это удалось за бешеным грохотом сердца, так и осталось для нее загадкой. Она встала и почувствовала, что ноги больше не дрожат.
        Кольер убрал кинжал в ножны и повернулся к ней, потирая руки.
        - Я ведь говорил, что буду тебя защищать. Не думаю, что этот Корриво так глуп, чтобы открыто выступить против меня, - король очаровательно улыбнулся. - Ну, а теперь я призову свою армию и поведу ее на Коморос. Пора твоему отцу освободить трон. Ты со мной?
        И он предложил ей руку.
        - Ты надел мой кистрель, - глухо сказала Майя.
        - Ты сама мне его отдала, - рассмеялся король.
        - Прости меня, - Майя сглотнула.
        - За что?
        «Усни», - скомандовала Майя и послала ему повелительную мысль.
        Король грудой осел на пол.
        Майя осторожно опустилась на колени рядом с ним. Он глубоко дышал, грудь поднималась и опадала. Как это было бы просто - убить его. Один поцелуй в щеку, и больше ничего не нужно. Подумав об этом, Майя ужаснулась сама себе, и тут же поняла, что эта мысль принадлежала не ей.
        Девушка потянулась к цепочке кистреля на шее у Кольера. Пальцы ее уже почти касались цепочки, и тут левое плечо пронзило болью. Мышцы окаменели и отказывались повиноваться. Майя попыталась пошевелить рукой, но не могла, как ни старалась. Ей было больно. Ее тошнило.
        Она чувствовала… укоризну.
        Сев рядом с Кольером, Майя посмотрела в его спокойное лицо. Лицо человека, который был ее мужем. Ребенком она мечтала о пышной королевской свадьбе, но свадьбы так и не случилось. Не было пажей, не было мудрых Альдермастонов в серых рясах. Не было даже мастонской свадьбы и нерушимого обета, приносимого, по традиции, в аббатстве.
        И Майя была этому рада.
        Она попыталась отвести руку, и рука подчинилась хозяйке. Вселившееся в Майю существо - одно из Бесчисленных, имени которого Майя не знала, - не позволяло Девушке действовать против его интересов. Майя сделала глубокий вдох и постаралась укрепить свою решимость. И только позволила себе в последний раз пожать загрубевшую руку мужа.
        - Прости меня, Финт Кольер, - прошептала она. - Но ты хочешь уничтожить моего отца, а этого я допустить не могу.
        Она вновь сжала его руку.
        - Не пытайся искать меня, ибо я буду убегать от тебя до конца жизни.
        Встав, она бросила на короля последний взгляд. У входа в шатер лежал ее заплечный мешок. Майя подхватила его с земли. Заметив висящий на колышке плащ, девушка накинула его на плечи, надела капюшон и выскользнула наружу, в свежее рассветное утро.
        Жил однажды мудрый Альдермастон, который сказал: «Золото испытывают огнем, женщину - золотом, а мужчину - женщиной».
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Горы Пелийе
        Утреннее небо было подернуто дымом лагерных костров - солдаты просыпались и принимались ворошить пепел в кострищах. Кто-то, низко наклонившись, раздувал огонь, наполняя алым жаром уголья, кто-то тащил охапки дров, готовясь кормить воспрянувшее пламя. Закутанная в широкий плащ Кольера Майя тенью скользила мимо.
        - Эх, винца бы, - жаловался какой-то здоровяк. - Голова трещит.
        - Это ты, брат, вчера перепил.
        Майя твердым шагом шла мимо, торопясь покинуть лагерь, но стараясь не выказывать нетерпения.
        Позади и слева захрустела земля под чужими башмаками. Майя мгновенно свернула к другому костру. Преследователь не отставал. Майю окатило страхом. Она не хотела пользоваться магией кистреля для бегства, но что, если ничего другого не останется? Пусть кистрель больше не висел у нее на шее, сила его была ей подвластна, и еще более, чем прежде.
        - Не останавливайтесь, - бросил кишон, проходя мимо. - Идите за мной.
        Майя вздрогнула, но он уже прошел мимо. На нем была солдатская куртка, вся в грязи и в пятнах. На спине, сразу над поясом, куртка была рассечена чем-то острым. Ткань вокруг дыры пропиталась темно-красной кровью. Кишон шел впереди, Майя - следом. Они скользили сквозь лагерь, словно два призрака. Сидящий у одного из костров солдат наколол на нож ломоть хлеба и впился в него зубами.
        В глаза ударили первые лучи солнца. Лучи тянулись сквозь шелковый дым, будто тонкие пальцы. Новая заря, новый день. Ужасный день. Майя чувствовала себя так, словно споткнулась на верхушке крутой горы и скатилась вниз, пересчитав боками все камни и бревна по пути. К тому же она понятия не имела, что теперь делать.
        Она впилась взглядом в спину кишона, гадая, растерян ли он не меньше нее или, быть может, действительно имеет собственное задание, ей пока не известное.
        Майя действительно не знала многого, и все же кое-что было ей известно. Она выполнит свой долг, но не раньше, чем побывает в аббатстве и найдет Альдермастона, который избавит ее от засевшего в ней Бесчисленного - того самого, который выходил по ночам, терзая ее снами. Майя радовалась утру. Она знала, что должна избавиться от зла, а до тех пор спать ей нельзя. Значит, придется держаться, возможно, много дней. Аббатства есть во всех королевствах, их отстраивают заново. Какое же сейчас ближе всех?
        Кишон вошел в рощу, и Майя последовала за ним. Она скользила между деревьев, и тонкие ветви цеплялись ей за плащ, словно пытаясь поймать. Кора у деревьев была гладкая и блестящая. Забирая то влево, то вправо, девушка и кишон пробирались в глубь чащи. Под ногами у них хрустели ветви и сучья, но шум лагеря за спиной наконец-то стих.
        Они шли уже довольно долго, когда в подлеске раздался треск, и из кустов выскочил Аргус. Сердце у Майи подпрыгнуло; девушка упала на колени, в папоротники, а огромный пес прыгнул к ней и принялся лизать ей лицо. Майя обняла его за мохнатую шею и зажмурилась, чтобы не расплакаться.
        - А где Тейт, Аргус? - спросила она. - Он здесь?
        Кишон фыркнул.
        - Мы не бросили вас, леди Майя.
        Она потрепала пса по ушам и встала, подарив кишону благодарный взгляд.
        - Спасибо.
        Они шли вместе много дней, они спали рядом в глуши, но до сих пор Майя не знала, можно ли ему доверять. Она не доверяла даже себе самой. Она не доверяла никому - разве что псу.
        Они пошли туда, откуда появился Аргус. Впереди послышалось ржание лошадей. Три коня, привязанные к тщедушным деревцам, а рядом Джон Тейт орудует скребницей. Когда Майя с кишоном подошли ближе, он как раз закончил чистить лошадь и внимательно изучал ее копыта.
        Он поднял голову, и заостренную бородку прорезала улыбка.
        - Я смотрю, все мы живы и здоровы. Возблагодарим Чишу - я уж точно возблагодарю. Спасибо, что выручила нас, моя госпожа. Мой приятель, правда, твердит, что ничего бы с нами не было, но я-то подергался знатно. Угодили мы, как кур в ощип. А насчет гор я все понял, только вот не хотелось нам вас тут оставлять. В одиночку-то удирать оно несподручно.
        - Как ты сбежал? - спросила Майя кишона.
        Он ответил ей мрачной улыбкой.
        - В королевском лагере был еще один кишон, - ответил он. - Он подал мне особый знак. Перед тем как мы выехали, он ослабил мои путы и сунул в рукав кинжал. Неподалеку отсюда я убил своих конвоиров, забрал лошадей и форму и стал следить за королевским шатром. Потом прибыли дохту-мондарцы. А там и вы вышли.
        - А король знает, что у него в лагере кишон? - подняла брови Майя.
        - Разумеется, нет, - холодно улыбнулся кишон. - Если бы я подрядился убить короля, я явился бы втайне и не один.
        Майя заметила задумчивый взгляд, брошенный Джоном Тейтом на кишона. Впрочем, Джон так ничего и не сказал.
        - Далеко ли отсюда до Мона? - спросила Майя.
        Джон Тейт перевел взгляд на нее.
        - Не слишком, только через горы перевалить. Горы Пелийе. Кажись, Кольер - тьфу ты, то бишь король - говорил, что перевалы стерегут. Оно и понятно, армия-то уйдет в Коморос, а соседи, небось, спят и видят поживиться.
        Майя вздохнула. Ее раздирали противоречивые чувства. Но нет, она должна попасть в аббатство. Она сняла капюшон и провела рукой по ничем больше не сдерживаемым волосам.
        - Где здесь ближайшее аббатство? - спросила она у Джона.
        - Чего?
        - Аббатство здесь есть?
        Джон недоуменно наморщил лоб. А что она могла сказать? Ее спутники не знали всей правды и не узнают, покуда она не повидается с каким-нибудь Альдермастоном.
        Джон поскреб щетинистую шею:
        - Аббатство Риво, это на север отсюда. Но там уже граница с Пайзеной. Лизье в Дагомее, только это надо быть круглым дурнем, чтоб туда сунуться, - он свел брови, припоминая. - А вот еще Крюи тут неподалеку. На самой вершине Пелийе, где сходятся три реки и три границы. Только туда добраться тяжеленько, моя госпожа.
        Аббатство Крюи. Теперь Майя вспомнила: она видела это название на карте в отцовском солярии.
        - Ах да, граница Дагомеи, Пайзены и Мона. Отведи меня туда.
        - Зачем? - спросил Джон Тейт.
        Майя покачала головой.
        - Вчера в королевском шатре я узнала одну вещь. Больше пока сказать не могу. Но мне очень нужно попасть в аббатство. И чем быстрей мы уйдем из Дагомеи, тем лучше. Веди нас в горы.

* * *
        Бешеная скачка через лес окончилась на равнине у подножия гор, где лошадям наконец позволили отдохнуть. Чем дальше, тем сильнее Майя чувствовала присутствие Истока вокруг. Его сила была везде - она текла в стрелках травы и в пухлых облаках, что неслись по синему небу, таилась в каждом камне и валуне, в каждом цветке и семени. Даже ветер нес в себе эту силу. Никогда еще Майя не ощущала этого так остро. Ей казалось, будто она впервые увидела мир настоящим, таким, какой он есть на самом деле. Каждой клеточкой кожи она чувствовала эту силу, которая билась и пульсировала в такт стуку сердца и току крови в жилах. Отовсюду звучала сила жизни - птицы, белки, мошкара, которую и не разглядеть невооруженным взглядом. Майя поняла, что может подчинить их своей воле. Они тоже чувствовали ее присутствие, их крошечные разумы касались ее сознания, влекомые к нему, словно мотыльки к пламени. Эта новая сила пугала ее.
        Она вспомнила, как Валравен призвал мышей и крыс. «А ведь я тоже так могу, - осознала вдруг Майя, - это ничуть не сложно». По пути к горам она заметила плывущих в небе хищных птиц. Едва ее взгляд упал на них, как ее разум, действуя словно бы по собственной воле, протянулся к птицам, и Майя вдруг увидела их глазами землю, поля, дорогу, по которой скакали три крошечных всадника. Зрелище было странное и завораживающее. Она разглядела собственные волосы, летящие по ветру, увидела, как мерно и неустанно стучат копытами лошади, неся седоков к горам.
        Равнины изобиловали небольшими вечнозелеными рощами. Гора Пелийе встала у них на пути внезапно, вынырнула из зеленого равнинного моря, могучие, в россыпи валунов, увенчанные снежными шапками громады. За первыми пиками проступали новые, еще выше, укутанные в снег до самых пят. Горная цепь тянулась с севера на юг, докуда хватал глаз. Вновь обратившись к зрению сокола, Майя увидела притулившиеся у подножия исполинской цепи домишки, однако в горах никаких следов присутствия человека не было. Там ревели исполинские водопады, и горные лавины превращались в них в текучую воду. Это величественное зрелище захватило сердце Майи, и голова у нее закружилась от странного ощущения, порожденного взглядом и воспоминаниями сокола.
        Горы пересекала тонкая нить, тропа, бежавшая туда, где между зубьев вершин виднелся проход. Тот самый проход, который был так нужен путникам.
        «Майя!»
        Звук голоса заставил девушку вздрогнуть и рывком вернуться в собственное тело. Они покинули королевский лагерь много часов назад, но голос Кольера все еще был сонен и неуверен.
        «Где ты, Майя?»
        С его пробуждением Майя увидела все то, что его окружало. Он лежал в шатре. Его растолкал стражник, которого встревожило долгое молчание короля. Через кистрель у него на шее Майя ощутила всплеск страха, которым король, впрочем, быстро овладел. Догадка подтвердилась, иного объяснения быть не могло: отныне они связаны магией. Король принял из рук брата чашу, выпил и отдал несколько отрывистых приказов. Свита заволновалась.
        - Где леди Марсиана? - спросил кто-то у короля.
        Странно было ощущать вокруг себя шатер, который остался во многих часах пути отсюда. Короля снедала тревога. Он начинал подозревать, что, связав себя с Майей, совершил ужасную ошибку. Майя увидела его истинную натуру, увидела владевшую им бурю совершенно человеческих чувств, которые он скрывал ото всех, но не мог скрыть от нее. Она могла бы заглянуть ему в душу. Это было так просто. Он был беззащитен перед ней. Однако кистрель давал ему силу, власть призвать Исток и повелеть ему действовать. Но взамен Майя получала абсолютную власть над его разумом, мыслями, чувствами - надо всем без исключения. Она могла швырнуть его на колени, скрутить в бараний рог, сделать из него все, что пожелает. Она могла…
        Майя содрогнулась, осознав, как сладки были эти мысли. Какой ненасытный голод они в ней пробуждали.
        «Майя!»
        Его мысль была робка и неуверенна. Майя чувствовала, как он тянется к ней, и знала, что без труда может ответить, и разделяющее их расстояние не будет в этом помехой.
        Кистрель соединил их души. Лишившись его, Майя почувствовала опустошение, не находила себе места. Но когда кистрель надел он, сила Майи возросла многократно. Отныне черный узор будет расползаться по его груди, а на ее коже станет бледнеть и исчезать. Теперь Майя как никогда остро ощущала слияние, единство их разумов.
        «Я чувствую тебя, - думал он. - Почему ты не отвечаешь? Ты едешь верхом, быстро. Мне как-то… не по себе. Очень странное ощущение. Ты меня слышишь? Я чувствую, что слышишь. Ответь».
        Вслух он отдал очередной отрывистый приказ и выбежал из шатра. Майя чувствовала, как растет его гнев, а вместе с гневом - разочарование. Он проверил седло и выругал пажа, который седлал коня. Он коснулся сердца и накрыл ладонью кистрель.
        «Ответь мне, Майя! Я чувствую, что ты… ты на востоке. Ты едешь к горам. Один из тамошних проходов очень опасен. Не ходи туда. Там живет чудовище. Еще никто не мог его победить».
        Майе хотелось изгнать его мысли из своего разума. Она разорвала связь, объединившую оба сознания, и ощутила, как ходят мышцы несущей ее лошади.
        Девушка посмотрела на горную цепь. Воздух был прохладен и свеж, напоен густым запахом земли и травы. Майя ударила коня каблуками - быстрее, быстрее, лишь бы только убежать от мыслей, которые не давали ей покоя. Она всегда любила лошадей и была отличной наездницей. Лошадь - это воплощение свободы. Потому-то отец отобрал у нее лошадей.
        Она не ответит Кольеру. Душа ее полнилась тоской и твердила об ином, но Майя вовсе не желала управлять королем или незваной гостьей ломиться в его разум. Он был так безрассуден, он не желал видеть, какие опасные последствия могут иметь его действия. А если она уснет? Что с ним сделает поселившийся в ней Бесчисленный?
        Нет, спать нельзя - и ради себя, и ради Кольера.
        За спиной что-то кричал Джон Тейт, но его слова уносил ветер. Плащ Майи развевался у нее за спиной как знамя. Ветер выбивал слезы из глаз. Быстрее, еще быстрее!
        Она читала книгу Дохту-Мондар, в которой рассказывалось о хэтарах. Она знала о них, ее предупреждали, что хэтары опасны, но… но о них было известно так мало! Крохи знания, записанные Дэйре незадолго до смерти. Она знала, что хэтара носит на плече клеймо. Знала, что если хэтара отдаст свой кистрель мужчине, сила ее возрастет. И ей пришлось узнать, что хэтара всегда предает хранителя своего кистреля. Ибо предательство - любимый инструмент хэтары.
        «Прошу тебя, Майя, ответь! Что мне делать? Прошлой ночью ты пообещала, что будешь направлять меня. Ты хочешь, чтобы я выступил на Коморос? Чтобы низверг твоего отца?»
        Жестоко страдая, Майя заскрипела зубами. Она могла бы остановить его своей волей. Однако, используй она силу, Бесчисленных вокруг станет еще больше.
        Майя постаралась не слышать короля. Затолкать его мысли туда, где она их не услышит. Она упорно смотрела на приближающиеся горы, на громоздящиеся в небе снежные вершины и острые клыки скал. Горы были прекрасны, но в них жил страх.
        Майя знала, что, как бы она ни гнала коня, от голоса Кольера ей не убежать. Она избавится от него лишь тогда, когда найдет Альдермастона, способного изгнать из ее тела Бесчисленного.
        Аббатство Крюи - эта мысль горела в сердце Майи подобно углю из жаровни. Надо добраться до аббатства, ни разу не уснув.
        Вот только почему при одной мысли об этом в дальних уголках души разливается ликование?
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Страхогорище
        Ледяное дыхание гор кололо путников тысячью кинжалов. Майя порадовалась, что Джон Тейт заставил ее надеть оба платья, поскольку во время изнурительного подъема в горы Пелийе это оказалось очень кстати. Открывавшийся на долину вид был великолепен, однако путь был тяжел и потребовал от Майи всех ее сил и решимости.
        Джон Тейт предупреждал, что из-за позднего начала восхождения они едва ли успеют миновать страхогорищ до темноты. Но выбора у Майи не было. Пережидать ночь в долине было нельзя, ведь сон грозил бедой. Она чувствовала, что сидящий в ней Бесчисленный не дремлет, но мысли их так переплелись, что теперь, даже зная о его присутствии, она не могла разобрать, какая кому принадлежит.
        Горные тропы круты и опасны, поэтому лошадей они оставили в долине. Для такого перехода гораздо лучше подошли бы мулы, но мулов не было. Майя закуталась в оба платья и в плащ Кольера, но даже висящий за спиной мешок не спасал от холодного горного воздуха. В ногах болезненно стучала кровь, но Майя твердо намерена была одолеть перевал вовремя.
        Как будто мало ей было Бесчисленного в голове - а вот теперь приходилось думать еще и о Финте Кольере. Для того чтобы не думать о том, где он и с кем, приходилось сосредоточиваться, однако Майя не сдавалась, и в конце концов его голос стих.
        Шагая, она думала о том, почему не сказала ему правды о своем трудном положении. В первые мгновения после пробуждения она не понимала, где находится, была растерянна, испугана и не могла думать. Но почему она ничего не сказала ему теперь? Он был убежден в том, что Майя - хэтара. Иного объяснения клейму у нее на плече не было. Однако Майя не принимала никаких клятв по доброй воле, более того, даже не помнила, чтобы клялась. Пусть это произошло помимо ее воли, когда она была без сознания или когда власть над ее телом взял незваный гость, но ведь она могла объяснить все это Кольеру. Пусть он не поверил бы, но разве это причина для того, чтобы молчать? Но твердо ответить себе на этот вопрос Майя не могла, как ни старалась.
        Горная тропа круто уходила вверх. Майя остановилась и отпила воды из фляги. Ничуть не запыхавшийся Джон Тейт остановился и стал ждать, зацепившись большим пальцем руки за широкий пояс. Аргус сосредоточенно обнюхивал землю и камни. Оглянувшись, Майя увидела кишона - тот, как всегда, внимательно следил за каждым ее движением. Какой же приказ на самом деле дал ему отец, задумалась Майя. Можно спросить, но даст ли он честный ответ?
        Она прицепила фляжку к заплечному мешку и кивком дала понять, что готова продолжать путь. Узкая каменистая тропа змеей вилась между упавших с горы валунов и огибала редкие островки зелени. Деревья на такой высоте не росли, а осколки камня были так остры, что резали кожу. Ветер донес запах ослиного уха, но запах растаял в воздухе, и как Майя ни искала глазами растение, так его и не нашла.
        Они шли и шли, и Майя вновь пыталась понять, отчего же она не сказала Кольеру всю правду. Она не доверяла королю Дагомеи. По закону он был ей мужем, но построен этот брак был на хитрости. Он не мог похвалиться репутацией человека надежного, а ведь обнажить душу и поведать о своем стыде и бедах можно лишь перед тем, кому доверяешь. Быть может, если бы прошло некоторое время, если бы Кольер доказал, что ему можно довериться, Майя все рассказала бы. Хотя… нужен ли ей муж, который нарочно искал себе в жены хэтару?
        Солнце стало опускаться, однако вершина была еще далеко впереди. Под башмаками хрустел снег и лед, и на белом этом поле четко выделялись темные фигуры путников - легкая цель. Нос у Майи замерз и покраснел, воздух становился все разреженней, каждый шаг давался все труднее. Стало ясно, что вскоре силы ее совсем иссякнут.
        - Сколько еще идти? - спросила она, с трудом догнав Джона Тейта.
        Он одарил ее мрачным взглядом:
        - Эх, говорил я вам: дураки мы будем, коли сунемся в горы позже рассвета.
        В глазах его стояла тревога. Привычной жизнерадостной улыбки как не бывало.
        - Я могу идти, - сказала Майя. - Нас никто не заметил.
        - Ясное дело, идти - что ж тут еще остается-то? Только если эти самые страшилы нас достанут, нам всем крышка. Уж вы постарайтесь их прогнать.
        - Мы уже в Моне? Или еще в Дагомее?
        - В Дагомее, - ответил он и рукавицей вытер нос. - Тутошние горы длинные, с севера на юг идут. Мон на востоке, дотудова нам еще топать и топать. А Крюи северней. Мы должны выйти на тропу вдоль кряжей. На которую никому нельзя, вот ту самую. Все, что ниже, стерегут с дагомейской стороны.
        Он умолк и внимательно уставился на тропу. Поспевать за ним было нелегко, но Майе это удалось.
        - Зачем нам Альдермастон? - тихо спросил он. - Да еще именно этот?
        Вопрос ей не понравился.
        - У меня есть на то свои причины, Джон Тейт.
        - Знаю. Только вы все твердили, вам-де к нессийцам надо, а тут вдруг бац, и подавай вам аббатство.
        - Я больше ничего не могу сказать, поверь, - ответила Майя.
        Он вздохнул, но больше вопросов не задавал.

* * *
        Серебристая луна в заиндевелом кольце светилась на небе, словно холодный драгоценный камень. С каждой минутой воздух становился холоднее, и с каждым выдохом изо рта спускавшихся путников вырывалось облачко пара. Они одолели перевал около полуночи, по колено в снегу. Ноги у Майи болели от холода, пальцы на ногах казались скорей камнем, нежели плотью. Майя обняла себя за плечи и решительно зашагала вперед. В небе загадочно мерцали звезды, скрывая в своем расположении тайны бытия.
        - Ах ты ж! - выругался Джон Тейт, резко остановился и подхватил Майю, не дав ей упасть.
        - Что такое? - спросил кишон.
        Тейт ткнул пальцем вперед, туда, где на тропу выползало густое облако тумана. Даже яркий лунный свет не в силах был проникнуть в его толщу.
        Аргус вздыбил загривок и низко зарычал.
        - Обычные облака, - пожал плечами кишон. - Мы поднялись очень высоко.
        Джон Тейт покачал головой:
        - Что-то не видал я никогда таких облаков. Да и что это за облака посредь склона? Облака здесь высокие, разве что вершину зацепят, и несут с собой снег. А это что? Нет, это вам не облако.
        Аргус отрывисто гавкнул.
        - Чут! Тихо ты, псина!
        Майя почувствовала, как в сердце заползает страх, как иссякает отвага.
        - По крайней мере, со спины они не нападут, - ровным голосом сказала она, чувствуя себя круглой дурой. Она-то надеялась, что достаточно будет пройти перевал, и они спасены.
        - Это уж точно, - согласился Джон Тейт, доставая из-за пояса топор, и фыркнул. - Коли страхогорища хотят заполучить мои кости, пусть сначала со мною справятся. Обратно не пойдем, эти черти все равно быстрее. Я слыхал, что стоит им почуять добычу, и от них не отвяжешься.
        - Примем бой? - спросил кишон.
        - Нет, - ответила Майя. - Это я вас сюда привела, я и проведу мимо. Они нас пропустят.
        - Я слыхал, что усмирить эту нечисть могут только мастоны, - ворчливо заметил Джон Тейт. - Что ж, понадеемся на ваш амулет.
        Не слушая его, Майя вышла вперед. Джон Тейт попытался обогнать ее, но она одним движением руки отослала его к себе за спину. С каждым шагом Майя призывала силу кистреля. И сила жадно откликнулась, омыв Майю волной радости с привкусом корицы.
        В голове у нее тотчас же зазвучал голос Кольера:
        - Майя, что случилось? Где ты? Я чувствую, что тебе холодно и страшно.
        Не обращая внимания на его шепот, Майя призвала всю силу и мощь амулета. Взметнувшийся ветер разметал полы ее платьев. Она знала, что глаза ее светятся серебром, и надеялась, что зрелища этого будет достаточно, чтобы отпугнуть притаившегося обитателя тумана.
        Из-за туманной пелены донеслось отрывистое пыхтение. Аргус заскулил от страха. Майя почувствовала, как щупальца страха сжимают ее сердце, однако воззвала к силе и прогнала это чувство, сбросила, словно старый плащ. Страху нет пути в ее сердце. В тумане мелькали странные тени. Воздух кипел от ярости, но Майя бестрепетно шла вперед.
        - Клянусь Чишу, - севшим голосом прошептал Джон Тейт. Почувствовав владевший им страх и благоговение, Майя послала силу назад и прогнала испуг, влив в Джона отвагу. Кишон остановился в снегу и дрожащими руками потянул из ножен кинжалы. Даже он был испуган. Майя снова воззвала к кистрелю и вымела страх из души спутника.
        В туманном облаке воздвиглась одна-единственная тень. Она была велика и грузна, и снег тяжело хрустел под ее шагами. Фигура достигала по меньшей мере восьми пядей в высоту, а шириной превосходила самый большой валун. Фигура запыхтела, и из рыла у нее повалил пар. Аргус испуганно заскулил.
        - Стойте где стоите, - распорядилась Майя. Туманная фигура не просто была страшна сама по себе - она излучала силу, внушающую страх. Закрыв от нее товарищей, Майя приняла удар на себя. Сердце девушки было твердо как кремень. Она бесстрашно встала перед чудовищем, не сводя с него глаз, и поднимающийся ветер раздувал плащ у нее за спиной.
        Чудовище фыркнуло, но осталось неподвижно, словно камень. В его повадке явственно проглядывала готовность драться. Чудовище защищало свое логово.
        Его животный разум был остер, цепок и изобретателен. Ком мышц, жил, теней - чудовище сделало шаг вперед.
        Майя не отступила. Сила чудовища не имела над ней власти, однако девушка понимала, что единственным имеющимся у нее оружием остается магия кистреля.
        «Уходи, или умрешь», - подумала она и послала вперед эту острую, словно осколки стекла, мысль.
        «Дай мяса. Один человек, один страх. Остальные пройдут».
        Мысль была груба и невнятна, но Майя без труда поняла ее смысл. Страхогорище требовало жертвы от идущих. Чудовище хотело забрать жизнь. Оно питалось страхом и отчаянием. Ему было все равно, кого ей отдадут, Тейта или кишона. Лишь бы только отдали.
        «Нет, - возразила Майя, и мысль ее окрасилась гневом. - Не отдам. Я убью тебя».
        Чудовище мысленно расхохоталось:
        «Я съем мясо. Я пожру страх. Мое!»
        Вытянув передние лапы, оно двинулось к Майе. Как это было глупо - вступить в схватку в его собственном логове, да еще ночью, когда силы тьмы властвуют над землей. Пыхтенье переросло в раздирающий уши рев. Чудовище ощерилось, выставило когти, с клыков капала слюна. И только кистрель не давал Майе побежать прочь.
        - Майя! - в отчаянии закричал Джон Тейт, выскочил вперед и метнул в голову чудовища топорик. Оружие угодило точно в цель, но никакого эффекта удар не возымел. Топор упал в снег. За ним последовал и второй - просвистев в воздухе, он ударил в рыло чудовищу, но беспомощно отскочил.
        Майя чувствовала торжество, завладевшее примитивным разумом чудовища. Девушка ударила магией, вложив в нее все свои чувства, всю ярость. Проголодался? Получи, во имя Чишу! В каньоне завыл ветер, взметнувшиеся волосы бросились в лицо, плащ яростно захлопал. Чудовище отбросило Джона Тейта и попыталось было схватить Майю, но бывший начеку кишон оттолкнул девушку и принял удар на себя. Когти вспороли его плащ, рубаху, рассекли руку, и из раны повалил пар. Кишон сделал выпад и ударил чудовище кинжалом в шею, но клинок не сумел даже пробить кожу.
        Мороз впился в обнаженные ладони, и Майя вновь вскочила на ноги, посылая в чудовище горячий шар, в точности такой же, каким она угостила ужас, охранявший кости павших близ утраченного аббатства. Вместе с памятью пришло осознание. То, другое чудовище схватило нескольких солдат и ушло. Но ушло оно не потому, что испугалось Майю: чудовище приняло свою долю страха, пожрало его и отпустило остальных.
        Когтистая лапа ударила кишона, и тот закричал от боли. Когти вонзились ему в бок и приподняли его над землей.
        - Нет! - закричала Майя и выбросила вперед руки, стремительно копя силу. Надо уничтожить чудовище, но как? Воющий ветер хлестал ей щеки, и в его вое Майя слышала собственный страх и ярость. Страхогорище потянуло кишона за собой, оставляя на снегу дымящиеся пятна крови.
        Аргус с рычаньем вцепился в сапог кишона и уперся лапами, не отдавая. Чудовище даже не замедлило шага.
        Майя закричала от ярости: ее защитников уводили прочь! Ей хотелось убивать. В небе высоко над ними загрохотал гром. Страхогорище, не останавливаясь, брело в туман, волоча за собой кишона. Не в силах противостоять чудовищу, Аргус выпустил из зубов сапог кишона.
        Майя упала на колени. Глаза жгли слезы. Из тумана выскочили волки, обычные лесные волки, но серебристого цвета. Они бросились за страхогорищем и закружили вокруг него, щелкая зубами. Это выл не ветер. Это выли волки. Стая окружила исполинское чудовище, волки с рычаньем подскакивали, нападали, отскакивали прочь. Под оглушительное рычанье и вой они на глазах у Майи изводили страхогорище. Привлеченные запахом крови Бесчисленные вились вокруг, тыкались рылами, принюхивались. В небе вдруг возникли летучие мыши - они поднимались с деревьев, падали с неба, словно туча стрел.
        Волки бросались на страхогорище со всех сторон, и наконец чудовище извернулось и с рычаньем замахало лапами, разрывая огромными когтями одного волка за другим. Страшные зубы вспарывали плоть, но волков было много, невероятно много - на место упавшего всякий раз заступал новый и с рычаньем и воем бросался в бой.
        Не веря своим глазам, Майя смотрела, как Аргус потащил кишона прочь от схватки, к своим. Джон Гейт бросился вперед, перекинул кишона через плечо, словно раненого барана, и потопал прочь, всем своим видом давая понять, что жизнь ему дорога. Вскочив с истоптанного снега, Майя бросилась следом. Яростная схватка лесных обитателей со страхогорищем не утихала. Торопливо догоняя Джона и стараясь не упасть, Майя увидела, как к схватке присоединилась новая стая, потом еще одна. Вой терзал ночное небо, и Майя поняла, что это она призвала волков на помощь магией кистреля.
        Снова вспомнился кабинет Валравена и полчища крыс и мышей, явившихся на зов. Умение подчинить - и даже послать на смерть - любое живое существо оказалось страшным даром. Страшным и могучим. Волки и летучие мыши покорились ее воле, позабыв обо всем на свете.
        За спиной раздался оглушительный рык. Рык хищника, упустившего добычу.
        Впервые рассказав мне о кистрелях, Колвин признался, что если бы источником моей силы оказался амулет, он, Колвин, без колебаний сорвал бы его у меня с шеи. Я помню, какой страх звучал в его голосе во время рассказа. Когда хэтара отдает свой кистрель мужчине, сила ее возрастает многократно. Слившись воедино, эмоции мужчины и женщины рождают могучую силу, которая порой растет незаметно. Пусть это станет для тебя знаком того, что хэтары вернулись. А значит, аббатствам гореть. Как то случилось в мое время.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Аббатство Крюи
        Выбравшись на ровную каменную поверхность, Майя упала на колени, выхватила кинжал и отсекла лоскут от плаща. Пачкая в крови толстые пальцы, Джон Тейт торопливо перевязывал раны кишона. Кишон вздрагивал, стонал, но не сопротивлялся, даже когда охотник извлек откуда-то короткую иглу и принялся шить по живому. В зубы кишону сунули стрелу, древко которой он закусил, рыча от боли, и Джон принялся шить его бок. На щеках у Майи была кровь, однако девушка не сводила глаз с кишона. Мужество, с которым он переносил боль, не могло не вызывать уважения.
        - Глубоко оно тебя, - мрачно проворчал Джон Тейт. - Дай-ка я еще пару стежков… Майя, держи ему ноги!
        Вокруг по-прежнему высились горы, однако путники Далеко ушли от логова страхогорища и лишь после этого Позволили себе остановиться. Разворачивавшееся перед глазами у Майи зрелище соединяло в себе несочетаемое: в утреннем небе ярко сияло солнце, порхали пташки - а на том самом камне, с которого открывался такой чудесный вид, корчился кишон. Джон Тейт работал грубо, но споро, умело надавливал тут и там, останавливая кровь, и ловко орудовал иглой с заправленной в нее высушенной кишкой.
        Майя навалилась кишону на колени, но он и без того лежал смирно. Испугавшись, что он умер, Майя посмотрела ему в лицо, но он всего лишь потерял сознание. Грудь его мерно вздымалась и опадала.
        - Ну, слава Идумее, - проворчал Джон Тейт. - Коли сомлел, значит, и больно ему не будет. Видала, как его, а?
        С этими словами он опустился на пятки и вытер нос тыльной стороной ладони.
        - Ему вот что, целителя надо. Рана-то воспалится, как день ясен.
        - Он выживет? - спросила Майя, наклонилась и приложила два пальца к горлу кишона, туда, где бился пульс.
        - Кто его знает? Все мы когда-нибудь помрем. Вот с рукой у него неладно, глубоко порвало. Дай-ка я приложу вайды, кровь остановить. Принеси у меня из мешка, кожаный такой кисет с кулак, у горлышка голубым измазан.
        Джон Тейт снова принялся шить и бинтовать раны кишона, а Майя тем временем шарила у него в мешке, покуда не отыскала вайду. Трава была высушена и смолота, поэтому девушка просто запустила пальцы в кисет и посыпала порошком раны от когтей. Ткань вокруг ран была измазана кровью.
        - А промыть не надо? - спросила Майя.
        - Было бы под рукой озеро, так промыли бы. Нет, его надо к целителю, да поскорей, пока не помер. А может, и целитель не поможет, - Джон глубоко вздохнул. - Я, конечно, и похуже видал, но редко. Вот, помню, один такой оступился и рассек ногу до кости. Сыпь побольше вайды, слышишь? Вот так, да. Не жадничай.
        Майя быстро покрывала вайдой раны на плече кишона. Очень скоро раны скрылись под импровизированными бинтами. Майя готова была упасть без сил и радовалась лишь, что рядом оказался Джон Тейт. Без него ей бы не справиться.
        - Далеко ли до аббатства Крюи? - спросила она.
        - Два дня, если пойдем медленнее. Будь он в силах идти, добрались бы быстрее. Но он даже если и пойдет, то небыстро. Мы оставили такой след, что и слепому будет видно, так что пусть уж эти проклятые дохту-мондарцы думают, что ты все еще с королем. Целителя проще всего найти в аббатстве. В Моне у меня тоже есть знакомец, он бы нам помог, да только его замок еще дальше к северу.
        - Как же мы его понесем? - спросила Майя, стирая кровь с рук краем плаща.
        - Мы? - насмешливо фыркнул охотник и ловко забросил кишона на плечо.
        - Аргус!
        Охотник прищелкнул языком, и пес затрусил вслед за хозяином.

* * *
        Майя грела руки у потрескивающего костерка, изредка подбрасывая в него ветки. Чтобы не выдать место привала, Джон Тейт развел огонь в низине между камней. Рядом с Майей свернулся Аргус - боком прижался к ее ноге, морду положил на лапы. Пес задумчиво глядел в огонь. Джон Тейт сидел, опершись спиной о дерево, борода его лежала на груди, а изо рта время от времени вырывался короткий храп. В темноте трещали и пощелкивали какие-то ночные насекомые. Звуки убаюкивали, однако Майя изо всех сил сопротивлялась сну. Отдохнуть нужно всем, но спать она не будет. «Всего два дня потерпеть», - снова и снова уговаривала она себя.
        Спустя некоторое время в ночном хоре возник новый звук: то стучал зубами кишон. Его укрыли двумя плащами, его собственным и Майиным, подтянули их до подбородка и уложили кишона так близко к огню, что еще немного, и пламя обожгло бы его. Майя смотрела ему в лицо, на котором выступили капли пота, и с пугающей ясностью понимала, что во сне он борется со смертью. Странно было видеть его спящим. Сколько раз он сам охранял ее сон. Словно подслушав ее мысли, он вдруг открыл глаза и попытался сбросить подоткнутые плащи.
        - Лежи смирно, - тихо сказала Майя, положив ладонь ему на грудь.
        Нахмурившись, он быстро огляделся, увидел темноту и вновь уставился на Майю. Теперь на лице его было написано облегчение.
        - Уф-ф, - проворчал он и несколько раз моргнул. - Приснилось, что меня похоронили в костнице. Живого, - он содрогнулся. - Сейчас ночь?
        - Да, - ответила Майя и вгляделась ему в лицо. Часть пути он сумел пройти на своих двоих, но был слаб и в конце концов вновь потерял сознание, не выдержав боли от ран.
        - Мне не больно, - пробормотал он. - Я могу идти.
        - Пусть Тейт еще немного поспит, - сказала Майя, похлопав его по плечу. - И ты отдохни. Я посторожу.
        Кишон испытующе посмотрел ей в глаза.
        - У вас усталый вид.
        Майя чуть улыбнулась.
        - А у тебя - израненный.
        Услышав это, он скривился и попытался пошевелиться. Его пронзила судорога боли.
        - Оставьте меня здесь, - хриплым шепотом сказал кишон. - Я для вас лишь обуза.
        Майя нахмурилась.
        - Я думала, ты знаешь меня лучше, - сказала она. - Никто тебя не оставит.
        - А все-таки оставьте, - просто сказал он. - Если вы хоть раз думали о том, чтоб избавиться от меня - вот он, ваш шанс. Я ничего не смогу сделать.
        - Я не плачу предательством за верность, - ответила Майя.
        На лицо его набежала туча. Выражение по-прежнему оставалось непроницаемым, и все же Майя готова была поклясться, что он удивлен. Он мрачно усмехнулся, но смешок перешел в болезненный кашель, и тело кишона снова свела судорога.
        - Не смеши меня, - сдавленным голосом выговорил он. - Смех - это пытка. И не говори про верность. Мне просто хорошо заплатили.
        Майя подтянула колени к груди, обхватила их руками, положила голову на руки и посмотрела на кишона.
        - Мы давно уже вышли за пределы простого долга, кишон. Прошлой ночью я спасла тебе жизнь. Как ты спасал мою бесчисленное множество раз.
        - Будь ты умна, - он издал сдавленный стон, - ты бросила бы меня прямо здесь. И ушла бы, не оглядываясь. Я не заслуживаю жалости. Твоей - в особенности.
        - Пусть так, но мне все равно тебя жаль. Я рада, что у нас появилась возможность поговорить. Я хотела бы расспросить тебя кое о чем.
        Грудь его вздымалась и опускалась, однако льдисто-голубые глаза смотрели прямо. Он молчал, но Майя видела: ему страшно.
        - Ответишь мне честно? - тихо спросила она.
        Какое-то время он смотрел на нее молча, потом коротко кивнул. Большего она и не надеялась добиться.
        - Отец… приказал тебе убить меня? - спросила Майя. Она должна была знать.
        Его взгляд был сер как камень, на щеках ходили желваки. В душе у кишона шла борьба.
        - Да.
        Майя закрыла глаза. Ей было горько и больно.
        - Я так и думала.
        - Только если вас схватят. Если вас похитят дагомейцы или дохту-мондарцы. Мне приказано убить вас, если вы попадете к ним в руки и они решат использовать вас против него.
        Майя поймала себя на том, что начинает дремать, и быстро открыла глаза. Потерлась подбородком о ладони.
        - Спасибо тебе. За честность.
        - Я тебе уже говорил, Майя: не трать на меня свою жалость. Если возникнет нужда, я все равно убью тебя, и рука не дрогнет.
        - Ну конечно, ты же кишон. Где это видано, чтобы у кишонов дрожали руки, - сказала Майя и прямо посмотрела ему в глаза. - Однажды может наступить день, когда тебе придется исполнить свой долг, - она помолчала. - Возможно даже, что я сама попрошу тебя об этом.
        Он ответил ей непонимающим взглядом.
        Майя уставилась в огонь и погладила Аргуса по голове.
        - В утраченном аббатстве со мной что-то произошло. Я этого не ожидала. Помнишь, как я вышла из лабиринта? Ты тогда отгонял волков.
        - Помню, - сказал он.
        - Солдат попытался меня задушить, а я призвала магию кистреля и упала без сознания. Я не знаю, сколько это продлилось, но, кажется, довольно долго. Когда я пришла в себя, ты сидел рядом и уже успел перевязать свои раны, - Майя снова посмотрела в огонь. - Во сне… во сне я становлюсь другим человеком. Это так?
        Треснула горящая ветка, и над костерком взлетела стая искр.
        Кишон молчал. Его била дрожь. Наконец он ответил - тихо, почти шепотом.
        - По ночам я боюсь вас больше всего.
        - Почему? - спросила она, продолжая поглаживать Аргуса.
        Кишон помолчал, подбирая слова:
        - Во сне вы иногда встаете. Глаза у вас открыты, но на зов вы не отвечаете. Я думал, что вы ходите во сне, но тут что-то другое. Вы говорите на чужих языках. По большей части незнакомых. Ходите по лагерю, рассматриваете все, как в первый раз. Даже походка у вас другая. Вы рассматриваете собственные руки, как чужие. Вы смотрите в небо и улыбаетесь… и это нехорошая улыбка. Дохту-мондарцы учат, что все мы перерождаемся к новой жизни, умерев в старой. Когда я вижу, как вы меняетесь по ночам, я начинаю в это верить. Честно говоря, вас я боюсь больше, чем страхогорищ.
        Сон окончательно оставил Майю. Она знала, что дохту-мондарцы верят в перерождение. Она читала об этом в их книгах. Они верили, что душа рождается на этой земле снова и снова. В этой жизни - король, в следующей - крестьянин. Но интереснее, по крайней мере, для Майи, было другое: верования эти являли собой изощренный вариант легенды о Бесчисленных - душах, которые так страстно мечтали о теле, что готовы были занять любое, какое им подвернется, даже тело животного. Майя положила голову на колени и замолчала. Напротив нее лежал человек, которого отец послал убить ее, но больше она не произнесла ни слова.

* * *
        У этих гор не было ни конца, ни края. Не будь Майя так утомлена, череда спусков и восхождений, пожалуй, доставила бы ей удовольствие. Джон Тейт то и дело показывал и называл разнообразные растения, попадавшиеся им по пути. Величественные водопады срывались с отвесных утесов бесконечным потоком, омывая иззубренные скалы. Деревья, одетые темно-зеленой листвой, вырастали до невероятных размеров, однако не в силах были превзойти каменные громады гор.
        Майя и Джон Тейт вели кишона, закинув его руки себе на плечи и не давая упасть. Когда он уставал или не мог идти от боли, они просто тащили его на себе. Кожа его пылала от жара, от ран исходил сладковатый гнилостный запах, а расползавшиеся красные пятна говорили о том, что болезнь зашла уже очень далеко.
        Открывшееся наконец путникам аббатство казалось очень маленьким по сравнению с окружавшими его утесами и тем поразило Майю до глубины души. Оно было пристроено прямо к утесу, вот только утес этот размерами и высотой во много раз превосходил гору, на которой стоял Рок-Адамор. Нижние ярусы аббатства были оторочены густой порослью вечнозеленых деревьев, листва которых смотрелась приятным контрастом с серым камнем. Поодаль, в трещинах и расселинах, ютились немногочисленные заблудшие елочки. Аббатство стояло у самого перевала, за которым Майя насчитала четыре других. Тропа уходила вдаль, сколько хватал глаз, оставляя все прочее воображению. Аббатство имело четыре яруса, выложенных из светлого камня; разновысокие стены укрывались пологими склонами крыш. Оно не могло потягаться в размерах с аббатствами, виденными Майей в Коморосе, и все же производило впечатление уже хотя бы при одной мысли о том, сколько же сил ушло на то, чтобы выдолбить и раздробить такое количество камня на такой высоте.
        Увы, для того чтобы подняться к аббатству, следовало начале спуститься. На дне расселины прозябала деревушка у реки, миновать которую на пути к аббатству было решительно невозможно. В деревушке имелось несколько скромных домишек, один - с водяным колесом, вращаемым бурливым речным потоком. Местные жители говорили на смеси трех языков, в которой преобладало монское наречие. Майя его не знала, однако сумела выдать себя с товарищами за дагомейских путешественников, тем более что жители деревни не разбирались в акцентах. Явление дагомейцев их удивило, однако не слишком заинтересовало.
        В деревне имелся целитель по имени Дом Сайлас - ссохшийся человечек с некогда черными, а ныне изрядно побитыми сединой волосами. Он тотчас же принялся хлопотать вокруг кишона, то сокрушенно цокая языком, то приговаривая что-то по-своему. Селение было невелико, десятка на два домишек. Дом Сайлас заявил, что кишон серьезно ранен и что он, целитель, должен понаблюдать за ним, прежде чем делать какие-либо прогнозы. Переговоры вел Джон Тейт, который худо-бедно понимал местное наречие.
        - Я останусь с ним, - сказал Джон Тейт. - А ты иди к Альдермастону, коли он тебе нужен, - с этими словами он снова посмотрел на Майю. - Да только ты ж на ногах еле стоишь. Отдохнула бы сначала, а?
        - Ну нет, - твердо ответила Майя, сжала его толстое плечо и вышла из комнатушки целителя.
        Поднимаясь по узкой тропе в аббатство, она ощущала одновременно тревогу и радость. Что скажет она Альдермастону? О чем следует умолчать? Стоит ли признаваться в том, что она - дочь короля Комороса? Показывать ли чернильные, словно вытатуированные пятна у основания шеи? А плечо? По собственному опыту Майя знала, что аббатство - это государство в государстве. Мастон имел право потребовать убежища в аббатстве, но Майя мастоном не была и потому воспользоваться этой привилегией не могла. Она только надеялась, что Альдермастон поймет ее язык, а впрочем, готова была объясняться любым доступным образом.
        Тропа уходила все выше, измученные дорогой ноги болели не переставая, в животе холодело от страха и волнения. Страшней всего было думать о том, что скажет или сделает Альдермастон, узнав, во что превратилась Майя. Посочувствует ли он ее обстоятельствам или же осудит ее? Мысль о том, чем она стала, вызывала у Майи стыд, но разве по ее воле произошло то, что произошло? В голове шумело от нехватки сна, мысли путались и разбегались. Майя брела по тропе, с трудом переставляя ноги. Запрокинув голову, девушка глубоко вдохнула и ощутила запах сосен и чистого горного воздуха.
        В животе свернулся холодный узел.
        Ворот аббатства она достигла уже почти в сумерках. Три бессонные ночи подряд измучили девушку до предела, и все же, несмотря на все страхи и сомнения, в душе ее теплилась надежда. Альдермастон поможет. Ну, по крайней мере, изгонит Бесчисленного. От облегчения у Майи встал ком в горле; хотелось плакать. Она постучала было в ворота, но тут заметила у входа веревку и потянула. Раздавшийся вслед за этим удар колокола заставил ее вздрогнуть и прикрыть рот рукой. Она не знала, чего ждать и что говорить.
        Послышался звук шагов. Зазвенели ключи в замке.
        - Abrontay! Cenama majorni?
        Человек за дверью был усат и сед и видом своим походил на прислужника. Язык, на котором он говорил, был незнаком Майе, и она решила, что это монское наречие.
        - Мне нужен Альдермастон, - сказала Майя, поскольку человек был одет по-мирски.
        - Cenama, mirabeau. Constalio ostig majorni. Vray. Vray! - И человек замахал руками, прогоняя гостью.
        - Ну пожалуйста, - Майя перешла на дагомейский, - мне очень нужно видеть Альдермастона!
        Прислужник непонимающе посмотрел в ответ:
        - Дагомейка? Ясно. Мастон? Нет? Ночью пускать только мастон. Где знак?
        На мгновение Майя застыла, потеряв дар речи. Впрочем, прислужник не стал дожидаться ответа.
        - Идти в деревню, девочка. Нет, не так. Девушка. Идти, идти! - И он снова замахал руками и неодобрительно нахмурился.
        Ворота захлопнулись у нее перед носом. Щелкнул замок.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Позор
        Майя уперлась лбом в тяжелую деревянную дверь. Подступали сумерки. Девушка понимала: ей не хватит сил, чтобы вернуться в деревню. И на бессонную ночь у ворот тоже не хватит. Она заколотила в дверь ладонями - ответа не было. Тогда она стала дергать за веревку. Колокол грянул так громко, что у нее зачесалась кожа и зазвенело в костях. Но шагов по ту сторону ворот так и не было слышно.
        Не зная, что делать дальше, Майя опустилась на колени и прижалась щекой к воротам. Она так устала. Она снова ударила по двери и прислушалась. Издалека доносился невнятный шум и топот, но к двери так никто и не пришел. Солнце опускалось за горизонт, по земле ползли тени. Призрачные бесформенные существа фыркали из сгущающейся темноты, и Майя вздрагивала, пугаясь их присутствия. Девушка поморгала, прогоняя сонную одурь, но стоило ей закрыть глаза, как внутри себя она видела первобытную, подобную морским волнам силу, которая накатывала, грозя смести ее своей мощью.
        Майя встала и снова подергала за веревку. Ночь огласили звуки колокола. Какой грязной и усталой чувствовала себя Майя!
        «Ну пожалуйста, Альдермастон, придите!»
        Спустя некоторое время за дверью вновь зазвучали шаги. Прислужник приоткрыл створку и смерил Майю брезгливым взглядом.
        - Пошел прочь! Ночь к Альдермастон нельзя. Пошел!
        И прислужник сердито замахал руками.
        Майя покачала головой:
        - Я не могу уйти. Я должна повидать Альдермастона прямо сейчас.
        Прислужник свел брови:
        - Дать тебе фонарь.
        Он извлек из-за спины фонарь и протянул Майе.
        Девушка сложила руки на груди и отрицательно покачала головой.
        - Мне не нужен свет. Мне нужен Альдермастон!
        Прислужник фыркнул, пожал плечами и захлопнул дверь у нее перед носом.
        - Ну пожалуйста, позовите его! - взмолилась Майя и снова замолотила в дверь. Ах, почему она не взяла у Джона Тейта топорик! Можно было бы вырубить петли. Девушка вновь опустилась на колени у двери и ощутила могучую силу, которая приливом поднималась внутри, грозя смести ее решимость. Майя сильно прикусила губу - пусть боль отвлечет ее от темных мыслей. Коленям было больно, но она твердо решила, что не позволит себе уснуть.
        Время тянулось медленно. Камни стен и дерево двери остывали, впуская в себя ночной холод. Вырывавшееся изо рта дыхание серебрилось в лунном свете. С трудом встав на ноги - боль ударила как ножом, - Майя вновь потянула за веревку. Зазвонил колокол.
        «Ну пожалуйста, придите! Мне так нужна помощь!»
        Под дверью мелькнул луч света, и через мгновение она открылась. На пороге вновь стоял хмурый прислужник с фонарем в руках. Смерив Майю взглядом холодных, как у совы, глаз, он мотнул головой, приказывая девушке следовать за ним, повернулся и пошел во двор.
        Недоверчиво, но с облегчением она пошла следом. Внутренний двор аббатства оказался невелик. Они вошли в железные ворота, которые прислужник тотчас же закрыл и запер за собой. Железные столбы, на которых висели ворота, были увенчаны узорчатыми шпилями. Вокруг мощеного двора стояли каменные вазоны, в которых в изобилии росли дикие цветы, неприхотливые обитатели здешних гор. В каждом вазоне стояло по яр-камню. Камни слегка светились. Где-то лопотал фонтан, и, сделав еще несколько шагов, Майя нашла взглядом источник звука: восемь излучавших свет яр-камней стояли кругом, а девятый, посередине, выбрасывал высоко вверх струю воды, которая, падая, разбивалась о выложенное плиткой дно чаши и убегала в закрытые решетками стоки. По другую сторону двора беседовали ученики, темноволосые, с оливковой кожей; они проводили Майю внимательными взглядами, но старались держаться в тени и тихо переговаривались друг с другом. За журчаньем фонтана их голоса были едва слышны.
        Покачивая на ходу фонарем, прислужник привел Майю в небольшое каменное строение, вырубленное в утесе, к которому примыкало аббатство. Задрав голову, Майя разглядела высящуюся над ним громаду похожей на наковальню горы и ощутила себя пылинкой по сравнению с ней.
        Они миновали еще один яр-камень. Майя почувствовала на себе его взгляд. Обвиняющий взгляд. Тебе здесь не место, говорил он.
        У очередной двери прислужник остановился и громко постучал. Пожилой мужчина, седовласый, с крупным носом, открыл дверь и отступил на шаг назад. Судя по виду, это тоже был слуга. Он жестом приказал Майе войти, однако прежде она нашла руку прислужника и пожала.
        - Спасибо вам, - смиренно поблагодарила она.
        Фыркнув, прислужник не спеша удалился. Носатый слуга проводил Майю в покои Альдермастона - по крайней мере, она решила, что это именно они. От страха и стыда у Майи посасывало в животе. Она замерзла, однако по виску у нее скользнула капля пота. Майя смахнула ее рукой. Во рту было сухо.
        Старик спросил ее о чем-то, но он говорил на монском наречии, и потому Майя ничего не поняла.
        - Можно по-дагомейски? - спросила она.
        Он покачал головой и остановился у открытой двери. За дверью обнаружился невысокий толстячок с окладистой бородой и очень коротко остриженными волосами. На толстячке была серая ряса Альдермастона. Бурно жестикулируя, он обсуждал что-то с двумя посетителями; языка, на котором шел спор, Майя не знала. Посетители кивнули и вышли. Не успев остыть, Альдермастон жестом пригласил Майю войти.
        Острый взгляд его темных глаз свидетельствовал о взрывном характере. Альдермастон заговорил по-дагомейски:
        - Мне сообщили, что ты груба и непослушна. И не говоришь на нашем языке. Ты из Дагомеи?
        Майя сглотнула. Здесь, в доме Альдермастона, груз, лежавший у нее на плечах, стал еще тяжелее. Не на такую встречу она рассчитывала.
        - Простите мне визит в столь поздний час, Альдермастон.
        Нахмурившись, он вгляделся ей в лицо, и лоб Альдермастона прорезала морщина.
        - Ты не из Дагомеи, - объявил он после некоторого размышления. - Но хорошо говоришь на дагомейском. Какие еще языки ты знаешь?
        Она неуверенно посмотрела на Альдермастона, гадая, сколько она может ему сказать.
        - Не могли бы мы поговорить наедине, Альдермастон? - она кивнула на дверь, которая так и осталась распахнута.
        - У меня нет времени на долгие разговоры, - отрывисто произнес Альдермастон. - Один из учеников полез днем на стену, упал и сломал руку. Целитель собирается вправлять кость, а это больно. А я ведь еще не ужинал, и когда поужинаю - неизвестно. Да свитки, которые надо прочесть, да книги, в которых надо гравировать новые страницы, да наказания для нерадивых учеников… Нет у меня лишнего времени, милочка. Ну да ты своего добилась. Чего тебе нужно? Денег?
        Майя покачала головой.
        - Но ты не мастон. Прислужник спрашивал у тебя знак, но ты не показала.
        Майя снова покачала головой.
        Альдермастон отошел к столу и провел рукой по бороде, пропуская пряди между пальцев.
        - Прислужник полагает, что ты намерена потребовать милостыни. Как правило, посетителей такого рода я заставляю денек подождать. Я шесть лет здесь Альдермастоном и за это время успел убедиться: заставь проблему подождать день, и, пф-ф-ф, она улетает прочь.
        Поморщившись, он сложил руки на упитанном животе.
        - Так чего ты хочешь? Тебе ведь и двадцати еще нет.
        - Нет, - согласилась Майя.
        - Откуда ты?
        Она решительно втянула воздух:
        - Из Комороса.
        Брови его взлетели, прямые, как два кинжала.
        - Из Комороса?
        Он закашлялся, глядя на нее так, словно она свалилась с луны.
        - Я - принцесса Марсиана. Зовите меня Майя.
        - Незаконная дочь короля? - резко спросил он и снова откашлялся.
        Майя потупилась и кивнула.
        - Вот уж чего не ожидал… Ну и ну! - он недоверчиво покачал головой и поскреб в бороде. Пальцы у него ни на минуту не оставались без движения. Альдермастон схватил со стола какой-то свиток, но тут же бросил обратно. Опустил взгляд, затем вновь посмотрел на Майю - остро, испытующе.
        - Чем ты это подтвердишь? Кольцо с личной печатью у тебя есть? Или иные доказательства?
        - Нет, - она покачала головой. - Альдермастон, прошу вас…
        Ее сжигали страх и стыд. Надо бежать. Надо уйти из этого места. Мыслимо ли это - довериться человеку столь поверхностному и нетерпеливому? Но Майя постаралась овладеть собой.
        - Мне нужна ваша помощь.
        Он в замешательстве развел руками:
        - В чем, позвольте спросить?
        Она подошла на шаг ближе и понизила голос.
        - Помогите мне, - шепотом повторила она. - Я… я…
        Слова не шли у нее с языка. Она просто не могла произнести это вслух.
        - Ну что еще? - нахмурился Альдермастон. - Говори громче!
        Она попыталась заговорить, но горло сжало тисками. Ее терзал стыд.
        - Я не мастон. Мои родители были мастонами, и я хотела стать тоже, но отец отрекся от меня. Альдермастон, я хэтара. Пожалуйста… вы должны мне помочь. Я так устала… ужасно устала. Мне нельзя спать, потому что во сне я становлюсь сама не своя. Как… как чужая кукла. Помогите мне!
        Рот и глаза Альдермастона округлились так, словно в лицо ему плеснули кипятком. Он поспешно обошел Майю и захлопнул дверь кабинета. Обернувшись, Альдермастон с непритворным ужасом уставился на девушку:
        - Кто-кто ты?
        - Я… не по своей воле. Мне не разрешили учиться в аббатстве. Отец отрекся от меня, когда я была еще маленькая. Он отправил меня в Дагомею, в утраченное аббатство, где стоит яр-камень хэтары…
        - Стоп! - выставил ладонь Альдермастон, прикусил указательный палец и что-то забормотал себе под нос на чужом языке. Спустя долгую минуту он снова посмотрел Майе в лицо:
        - И ты пришла сюда? В аббатство Крюи? Но почему? Почему именно сюда?
        - Во мне кто-то поселился! - простонала Майя и с искаженным мукой лицом схватилась за грудь. - А прогнать Бесчисленного может только Альдермастон! - Она умоляюще сложила руки. - В Дагомее за мной гнались дохту-мондарцы. Я бежала от них через горы. Я три дня шла без сна, только бы добраться до аббатства!
        - Сядь, - приказал Альдермастон.
        Майя ответила ему непонимающим взглядом.
        - Ты сейчас упадешь. Сядь, пожалуйста.
        Благодарно кивнув, Майя уселась на один из многочисленных стульев и опустила плечи. Альдермастон встал перед ней.
        - Закрой глаза. Тебе не положено видеть мастонский знак. Я одарю тебя.
        С облегчением подчинившись, она склонила голову. Альдермастон опустил на ее волосы тяжелую ладонь. Так начинался обряд Дара. Майя задрожала. В животе у нее все связалось узлом, к горлу подступила какая-то кислая дрянь.
        - Леди Марсиана, - на ломаном дагомейском произнес Альдермастон. - Э-э… Я подношу тебе… э-э… Дар. Да, верно, Дар. Во имя руки Идумеи, я… я вижу в тебе… присутствие… присутствие… одного из Бесчисленных.
        Дыхание у него начало сбиваться. Майя ощутила, как внутри у нее собирается и нарастает сила. «Только не здесь! - взмолилась она. - Помоги мне!»
        - Во имя руки… руки Идумеи, я… подношу дар. Дар Знания.
        Он дышал коротко, отрывисто, словно бежал вверх по лестнице.
        - Отыщи… Великую Провидицу. Она… она… призывает новых… Альдермастонов. Она совершает… помазание. У нее… Дар Провидения… без него… ах-х… невозможно… узнать имя Бес… Бесчисленного… который… внутри. Ищи ее в… в Нессе.
        Альдермастон рывком убрал ладонь с ее головы и принялся хватать воздух ртом. Подняв голову, Майя увидела, что ладонь покрылась пузырями, как будто Альдермастон голой рукой схватил кипящий чайник. Он поддерживал запястье другой рукой, а по лицу его катился пот. На Майю Альдермастон смотрел со страхом. Он был бледен и дрожал.
        - Только… только не здесь! Уходи из моего аббатства! - простонал он. - Где угодно, только не здесь!
        Злобы в его взгляде не было - одно только отчаяние.
        - Уходи! Немедленно! Уходи!
        Майя встала.
        - Я не хотела принести сюда зло, - сказала она, не в силах отвести глаз от его обожженной руки.
        - Я знаю, - тихо сказал он. - Я прочел это в твоем сердце. Но ты воистину хэтара. В тебе живет Бесчисленный. Чтобы прогнать его, нужно узнать его истинное имя. Узнать его может только человек с Даром Провидца.
        - Я думала, любой Альдермастон…
        Альдермастон яростно мотнул головой:
        - Не любой! Но три дня назад я слышал шепот Истока. Исток велел мне совершить бдение. Три дня не спать, не есть и не пить. Я не понял, зачем это. Это так тяжело. Я был очень занят и устал. Если бы я совершил бдение, то, быть может, у меня хватило бы сил помочь тебе. Но я не могу прогнать этого. Он слишком силен. И ты слишком сильна. Сильней меня. Твоя кровь, дитя… твоя кровь очень сильна.
        - Альдермастон! - взмолилась Майя, и кровь отхлынула с его лица.
        Знакомая тяжесть заполнила каждую клеточку ее тела. Она вспомнила могучие волны, бившиеся о борт «Благословения Бернайленда». Как ни крепки были паруса, как ни прочны веревки, волны играли с кораблем как с игрушкой. И вот теперь такая же волна захлестывала и ее. Майя пыталась сопротивляться волне, но и одежда, и тело были слишком тяжелы, чтобы устоять.
        Она подняла дрожащую руку. На лице проступили бисеринки пота.
        - Я… недовольна… тобой…
        Волны силы вздымались все выше, поглощая ее целиком. Она услышала голос. Свой собственный - и такой чужой.
        - Ты слишком много знаешь, Альдермастон.
        - Изыди! - хрипло каркнул он.
        Майя услышала собственный смех.
        - Кто может изгнать изгнанника? Не родился еще на свет мужчина, который мог бы совладать со мной, Альдермастон.
        - Великая Пророчица - женщина! - гневно возразил Альдермастон. - А дохту-мондарцы отвезут тебя прямиком в Несс.
        Снова серебристый смешок.
        - Знаю. Именно на это я и рассчитываю. Глупец! Думаешь удержать меня парой ворот да дверью? Нас много. Мы - одно.
        И она завела погребальный плач из старых книг:
        - Och monde elles brir. Och cor shan arbir. Och aether undes pune. Dekem millia orior sidune.
        - Нет! - застонал Альдермастон. - Не надо!
        - Och monde elles brir. Och cor shan arbir. Och aether undes pune. Dekem millia orior sidune.
        - Не надо! Умоляю тебя!
        - Och monde elles brir. Och cor shan arbir. Och aether undes pune. Dekemmilliaoriorsidune.
        Накатила новая, немыслимая волна силы. Пальцы рук закололо. Майя была в сознании, однако сознание это было убрано в самый дальний уголок ее разума. Она билась, пытаясь вновь завладеть собственным телом, но это было все равно что бороться с морскими волнами. Сила расступалась под ее ударами и тотчас же смыкалась снова.
        По коридору прогремели башмаки. Распахнулась дверь Кабинета. Альдермастон корчился, стоя на коленях, одна его рука покоилась на столе, другой, дрожащей, он пытался изобразить мастонский знак.
        - Альдермастон! - раздался крик. - Аббатство! Аббатство горит!
        Всегда, во все времена мастоны подвергались гонениям. Мастоны и хэтары ведут вечную войну, которой нет конца. В мое время хэтара, орден которой много тысячелетий превосходил мастонов числом, получила смертельную рану, от которой должна была умереть. Но сила ее столь велика, что пройдет много веков прежде, чем она иссякнет до конца.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Принцесса Комороса
        В дверь опочивальни негромко постучали. Майя сидела у окна и глядела на внутренний двор, где царила обычная суматоха. Встав, она подошла к двери и открыла. За дверью, комкая в руках бархатный берет, стоял ее мажордом Николас Крид. Вид у него был виноватый.
        - Что случилось, Николас? - встревожилась Майя. - Что-то с твоей женой? С детьми?
        - Леди Майя, - удрученно выговорил Николас, - у меня дурные вести.
        Майя разом побледнела.
        - Матушка умерла?
        - Нет! Клянусь кровью, нет!
        Майя облегченно вздохнула.
        На лестнице застучали сапоги.
        - Так что за вести, Николас?
        - Мне велено увезти вас, леди Майя. Вы больше не живете во дворце.
        Ее сердце тревожно сжалось.
        - Куда? - она сжала руку мажордома. - Меня посадят в башню Пент?
        - Нет, что вы!
        - У тебя мрачный вид, Николас. Это ведь еще не все вести, правда?
        Он прикусил губу.
        - За вами скоро придут. Я не могу ослушаться. Простите, леди Майя, я тут ни при чем. Ваш благородный отец назначил вас фрейлиной вашей сводной сестры, леди Мюрэ. - И с этими словами Николас угодливо поклонился.
        Майя не верила своим ушам.
        - Что? Николас, я не понимаю…
        Он сглотнул и снова принялся мять в руках берет.
        - Ваш отец подписал указ, в котором говорится, что дети леди Деорвин - его законные наследники. Леди Мюрэ объявлена принцессой Комороса. А вы… - он буквально выдавливал из себя эти слова, - вы теперь зоветесь леди Майя, дочь короля.
        - И отец это подписал? - в отчаянии спросила Майя. - Значит, я… я теперь бастард?
        Николас Крид жалобно кивнул.
        - Меня послал управляющий королевского двора. Вам воспрещается носить придворные платья и тому подобные наряды. Вы должны сдать всю свою одежду, украшения, посуду, сокровища. Все это переходит к леди Мюрэ. Вы отправитесь в поместье Хэдфилд и будете ждать ее там.
        У Майи подкосились ноги.
        - Хэдфилд - это поместье родителей леди Деорвин!
        - Да. С этого дня они - ваши господа. С этого дня указом вашего отца вам запрещается именовать себя принцессой даже на письме или упоминать этот титул иным образом. У страны есть лишь две принцессы - леди Мюрэ и леди Иолесия, и два принца - их братья.
        Отряд уже поднялся по лестнице и строевым шагом направился к Майе.
        - Кто эти люди? - резко спросила Майя.
        - Они заберут ваши платья и одежду, чтобы вы не испортили добро. То, что на вас, вы тоже должны отдать.
        - Что же мне надеть? - в ужасе спросила она.
        - Одежду служанки, - печально сообщил Николас. - Мне так жаль, леди Майя. Я больше не ваш мажордом. Вы должны как можно скорее прибыть в Хэдфилд и занять подобающую вам отныне должность.
        Ее глаза вспыхнули.
        - Ты видел этот приказ, Николас? Своими глазами? Или распоряжение исходило от леди Деорвин?
        - Я слышал, как сам король отдал этот приказ, - кивнул Николас и шагнул в сторону, потому что в комнату начали протискиваться солдаты. Они несли с собой деревянные сундуки и корзины. Покои Майи были невелики, и солдаты управились быстро. Окаменев, Майя смотрела, как они заталкивают в сундуки одежду и немногочисленные пожитки. У нее было такое чувство, словно солдаты крали ее память. Майя в ужасе прикрыла рот рукой. Комната была разграблена в считанные минуты.
        Как мог отец так поступить с ней? Она давно его не видела - он то путешествовал, то выезжал на охоту, - что же заставило его наконец отречься от Майи как от законной дочери? Живот резануло болью, и Майе показалось, что ее стошнит прямо на тростник, которым был устелен пол.
        Сундуки и корзины были закрыты, перетянуты ремнями и выволочены из комнаты. Следом вынесли подушки и покрывала с кистями. Майя осталась в пустой комнате. Одна лишь мысль крутилась в голове: надо узнать, по чьей воле все свершилось на самом деле. Был ли то и впрямь приказ отца или же коварный ход леди Деорвин. Неужели в отцовском сердце нет больше места для дочери?
        - Помоги мне, Николас, - шепнула она.
        - Что я могу, госпожа моя? - с болью в голосе ответил тот. - Я всего лишь слуга короля.
        - Отнеси ему письмо от меня. Пожалуйста, Николас!
        Он бессильно пожал плечами.
        - Ничего из этого не выйдет, моя госпожа.
        - Тогда скажи ему, что я прошу встречи. И умоляю о рассмотрении моего дела.
        Николас помялся.
        - Я попробую. Но ничего не обещаю. Простите меня, моя госпожа. Вы не заслуживаете… - его голос стих. Николас не осмелился закончить фразу.
        Рядом вырос один из солдат и грубо приказал:
        - И одежду тоже давайте. Нам велено забрать все до последней тряпки.
        Майя посмотрела ему в глаза. Николас ее предупреждал, однако наглость приказа возмутила девушку.
        - Вы что же, снимете его с меня силой?
        - Надо будет, так и силой. У меня приказ от леди Шилтон. Вы должны явиться к ней в платье служанки. Давайте, снимайте.
        - Нет, - возразила Майя. - Я - принцесса Комороса.
        Николас болезненно скривился.
        - Моя госпожа, вы же не будете оспаривать королевский приказ.
        - Вы больше не принцесса, - ухмыльнулся грубиян. - Не отдадите по доброй воле…
        Он протянул руку. Майя шарахнулась прочь.
        - Дай мне переодеться, нахал! Убери руки!
        Отзываясь на клокочущую в сердце ярость, кистрель на груди налился теплом. Надо было успокоиться. Усилием воли Майя смирила поднимающуюся внутри волну силы. Нельзя, чтобы глаза налились серебром: солдаты сразу все поймут. И если они сорвут с нее платье, то увидят висящий на шее кистрель и лепесток тени на груди. Тогда - смерть.
        - Как хотите, - сухо отозвался грубиян.
        - Позвольте же ей хотя бы уединиться! - потребовал Николас. - Или мы дикари? У кого платье на замену? Ах, вот оно. Давай сюда, ну же.
        Николас вырвал у солдата из рук платье, серое с прозеленью. По воротнику и по краю рукава шел узор, но больше ничем оно украшено не было. Майя дико уставилась на тусклый бесформенный наряд. Леди Деорвин хотела, чтобы унижение было полным и окончательным. Девушка сжала зубы и решительно взяла платье.
        - Выйдите, - твердо велела она. Солдаты попятились наружу и захлопнули за собой дверь. Майя прижалась к ней спиной и попыталась усмирить болезненные спазмы в животе. Чтобы не заплакать, девушка зарылась лицом в грубую ткань, приказывая себе сохранять спокойствие и невозмутимость. Платье пахло ничуть не лучше, чем выглядело - пылью и плесенью.
        Понимая, что солдаты ждать не станут, Майя быстро сбросила платье. Не было даже зеркала - его уже унесли. Майя закрыла глаза и постаралась овладеть собой. В дверь громко постучали.
        - Нам тянуть не велено! - это определенно был голос грубияна.
        Майя натянула платье служанки. Оно не прикрывало ни щиколоток, ни запястий и было тесно в груди. До шнуровки на спине было не дотянуться. Однако медальон и темный лепесток были надежно скрыты. Майя открыла дверь.
        - Помоги мне, Николас, - попросила она.
        Крякнув, грубиян подобрал с пола сброшенное платье и сунул его под мышку.
        Николас нахмурился, кивнул и неловкими пальцами, путаясь, взялся за шнурки. Майя горела от унижения, однако старалась сохранять спокойствие. Когда Николас закончил, она поблагодарила его.
        В последний раз, в тоске, она окинула взглядом свою комнату; новый наряд был непривычен и тесен. В сопровождении Николаса она спустилась во внутренний двор, где ждал эскорт, чтобы увезти ее в Хэдфилд. Она узнала нового графа Форши, Корда Шальера. Старый граф был лишен титула и брошен в башню Пент со всеми своими сыновьями - всеми, кроме одного. Майя знала, за что новый граф получил титул. Он раболепно подчинился ее отцу и исполнял любые его приказы. От него сочувствия ждать не приходилось.
        Новый граф Форши был крупным мужчиной с крючковатым носом и серыми, как сталь, волосами. Спрыгнув с седла, он окинул Майю равнодушным взглядом и улыбнулся.
        - Вы готовы принести заверения в своем почтении принцессе Мюрэ, леди Майя? - свысока спросил он, и уголок его губ дрогнул в улыбке.
        Майя выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее разил как кинжал.
        - В Коморосе есть лишь одна принцесса, и это я. Дочери леди Деорвин не имеют никаких прав на этот титул.
        Как ни странно, этот ответ доставил графу удовольствие.
        - Что ж, посмотрим, сколько вы еще будете упрямиться. Поглядим, поглядим.

* * *
        Жизнь в Хэдфилде обернулась кошмаром.
        Майя носила титул фрейлины, однако комнату ей выделили худшую во всем поместье: на чердаке, с треснувшим окном, сквозь которое проникал холодный ветер. Камина в комнате не было. Леди Шилтон отказалась выдать Майе наряд по размеру, и весь гардероб девушки составляло то самое короткое и тесное платье, которое ей швырнули, когда уводили из покоев. Очень скоро выяснилось, что леди Деорвин велела своей матери, леди Шилтон, унижать Майю при всяком удобном случае. Ни одна трапеза не обходилась без разговоров о том, что Майя - незаконная дочь; при всяком удобном и неудобном случае ей напоминали о том же. Она вынуждена была смотреть, как ее платья перешивают для Мюрэ, украшают их драгоценными камнями и кружевами. Новая принцесса всячески демонстрировала свое презрение к Майе и третировала ее, заставляя исполнять самую грязную, самую унизительную работу.
        Холодная враждебность окружения сокрушила дух Майи. Девушка стала часто болеть, и в груди у нее поселился непреходящий кашель. Во всем поместье не было человека, который сочувствовал бы ей. Слуги сторонились ее и боялись помочь, опасаясь, что одно появление рядом с Майей навлечет на их головы шквал дополнительной работы.
        Даже с безродными в аббатствах обращаются лучше, с горечью думала Майя. За трапезой хозяева дома были так грубы с ней, что Майя стала плотно есть за завтраком, после чего сказывалась больной и не выходила к обеду, прося лишь, чтобы ей на чердак принесли хлеба с молоком. Эта уловка выручала ее на протяжении нескольких недель, но потом о ней прослышала леди Деорвин, и Майю вновь вынудили есть вместе со всеми и подвергаться насмешкам и издевкам.
        Впрочем, Майя не желала признавать своего печального положения. Она понимала, что все происходящее - это попытка вынудить оставшуюся в Муирвуде мать согласиться на развод. Майя была лишь средством в этой борьбе, и, как бы отец ее ни любил, он решил принести ее в жертву во имя собственных интересов. Это было низко, и мысли об этом причиняли Майе боль.
        Произносить свой титул вслух Майя не осмеливалась, ибо за это леди Шилтон всякий раз отвешивала ей пощечину. Несколько хлестких ударов заставили Майю замолчать, однако признавать себя бастардом она все равно не желала, что бы там ни шипели вокруг.
        Краем сознания Майя понимала, что это сон, что горькие дни в поместье леди Шилтон остались позади, но проснуться она не могла. Это было все равно что плыть на утлой лодчонке, увлекаемой медленным речным течением. Сон был как тюрьма, сон не выпускал ее из забытья, как бы она ни билась, и загонял обратно в кошмар тех дней под властью злобной леди Деорвин и ее дочерей.
        Течение сна ускорилось, и Майя поняла, к чему идет дело: впереди был отцовский визит в Хэдфилд. От известия о предстоящем приезде отца у Майи счастливо закружилась голова. Отец увидит, как она страдает, сердце его смягчится, и он вновь призовет ее ко двору. Платье ее совсем изорвалось и было испятнано копотью. Никакого сменного наряда, пусть даже самого простого, ей не дали, и потому всякий раз после стирки, пока платье сохло, Майе приходилось заворачиваться в одеяло. Поэтому стирать приходилось по ночам, после того, как слуги лягут спать и не увидят, как Майя высушивает платье, призвав на помощь огненный яр-камень. О, всего одна встреча, и отец прекратит эту жестокую пытку, истинной мишенью которой была его настоящая жена - мать Майи.
        Гости прибыли. Майя нашла окно и с едва сдерживаемым ликованием наблюдала за происходящим. Впрочем, ее почти сразу же поймал старший над прислугой и велел убираться на чердак. Дверь чердачной комнаты заперли, и выйти Майя не могла. Она колотила в дверь, пока не разбила руки в кровь - ей не дали даже приблизиться к отцу! Потом она ходила по комнате, слушая эхо собственных шагов. Нет, конечно же, отец в конце концов призовет ее к себе. Зачем бы еще он приехал в Хэдфилд?
        День близился к вечеру, надежд уже почти не оставалось, как вдруг на лестнице загремели шаги. Сердце Майи пустилось вскачь. Она встала напротив двери и стала ждать. Вошли двое, но узнала Майя только одного. Он был хорош собой, одет по-солдатски, на камзоле у него красовался королевский герб, а на поясе висел меч. То был один из рыцарей ее отца, Кэрью. Его спутник был одет как дворянин, а на плечах у него лежала накидка, говорившая о том, что ее обладатель занимает не последний пост в службе канцлера.
        Не смутившись ее лохмотьями, гости чопорно поклонились.
        - Приветствую вас, леди Марсиана. Это капитан Кэрью. Меня зовут Крабвелл. Вы знаете, кто я?
        - Новый королевский канцлер? - спросила Майя.
        Он горделиво кивнул.
        - Я служил писцом у канцлера Валравена. Валравен хорошо о вас отзывался. Он говорил, что вы умны и у вас дар к языкам, - тут он перешел на дагомейский. - Не утратили ли вы этот дар?
        - Не утратила, мой господин, - ответила она, тоже по-дагомейски, тщательно подбирая подходящие случаю слова.
        - Замечательно, - равнодушно отозвался канцлер. Темные глаза его были посажены глубоко, и если бы не седина в волосах, он ничем не походил бы на Валравена. Новый канцлер был широк в плечах, но невысок.
        Он потуже натянул перчатку.
        Леди Шилтон сообщила мне, что вы упрямо цепляетесь за свой прежний титул и отказываетесь повиноваться указу о наследовании.
        Майя посмотрела ему в лицо. Все ее надежды рассыпались в прах. Она устало вздохнула, и плечи ее опустились.
        - Скажите, лорд канцлер, кто дал вам этот титул?
        - Король. Ваш почтенный отец, - твердо ответил канцлер.
        - Значит, если мой отец того захочет, он может лишить вас этого титула, как и ваших предшественников?
        - Разумеется, - ответил канцлер. - Он король, и это его право. И, возвращаясь к указу о наследовании…
        Майя перебила канцлера.
        - Но мой титул пожаловал мне не король, - твердо сказала она. - Этот титул невозможно отнять никаким указом. Я - принцесса Комороса, ибо мать моя - королева Комороса, а отец - король Комороса. И коронованы они были Альдермастоном, - тут Майя покачала головой. - Как же я могу подчиниться указу, исходящему из иного источника?
        Рыцарь незаметно ухмыльнулся и одобрительно кивнул Майе.
        Острые глазки канцлера впились в Майю.
        - Следовательно, леди Майя, дочь короля, вы согласны отказаться от титула, если таково будет распоряжение Альдермастона? - он насмешливо улыбнулся. - Что ж, это можно устроить. Ну, хорошего вам дня. Идемте, капитан Кэрью, нам пора возвращаться на службу его величества.
        - Постойте! - воскликнула Майя и схватила его за рукав. Канцлер брезгливым взглядом смерил ее грязную руку. - Позвольте мне увидеться с отцом и поцеловать его руку! Я не буду с ним говорить. Я только хочу его увидеть.
        Канцлер Крабвелл вырвал рукав.
        - Леди Майя, дочь короля, это зависит исключительно от вас. Для того чтобы немедленно - сегодня же - вернуться ко двору, вам нужно лишь объявить, что вы отказываетесь от титула принцессы. Вас удерживает здесь лишь ваше крайнее упрямство.
        - Такова воля моего отца? - надломившимся голосом спросила Майя.
        - О да. Приятного вам дня, леди Майя, дочь короля.
        Он кивнул капитану Кэрью, и гости вышли. Дверь за ними закрылась, щелкнув замком. На сердце было тяжело; Майя смотрела в стену, покрытую шелушащейся краской, и молчала. Шаги на лестнице звучали все тише, и тут она осознала, что вскорости отец уедет, не повидавшись с ней. Майя упрямо закусила губу. Нет! Отец узнает, как здесь обращаются с его дочерью. Он не уедет, пока не увидит, на какую муку он ее отправил. Майя бросилась к окну и распахнула ставни. Из переплета выпал непрочно сидящий осколок стекла.
        Майя вылезла в окно и осторожно перебралась на крышу, всполошив ворковавших там голубей. Чуть дыша, девушка добралась до самой верхней точки, перевалила через конек и спустилась по другой стороне к стрельчатому окошку, точной копии ее собственного. Внизу ржали лошади, скрипели колеса повозок - хозяева вышли во двор проводить гостей. Ветер, развевавший флаги и штандарты, бросил Майе волосы в лицо. Как давно она не выходила на улицу! Хозяева запрещали ей выходить даже в сад, даже на улицу, придумывая на то тысячи причин. А она так соскучилась по солнцу.
        Добравшись до противоположного конца крыши, Майя приметила внизу выступающий балкончик хозяйской спальни. Балкончик выходил во внутренний двор. Ощупывая непрочно закрепленные черепицы, Майя подползла к краю крыши и выглянула вниз. Отец шел по двору, а идущие следом Крабвелл и Кэрью что-то горячо ему доказывали. На мгновение Майе стало страшно, но она была преисполнена решимости. Одним прыжком она перенеслась с крыши на балкончик внизу. Ноги ударили о камень, шум падения привлек внимание тех, кто был внизу.
        - На крыше кто-то есть!
        - Смотрите, он спрыгнул!
        - Ах, какой ужас, осторожней!
        Майя заставила себя встать на ноги, подошла к краю балкончика и посмотрела вниз.
        - Отец! - закричала она.
        Он поднял лицо. Пышный, даже слишком пышный наряд, кричащие драгоценности, берет с неправдоподобно огромными перьями… Он смотрел вверх, и на лице его читалось недовольство и удивление открывшимся ему зрелищем дочери, грязной, растрепанной, в рваном, до дыр изношенном платье.
        Майя упала на колени, склонила голову и в немой мольбе стиснула руки.
        Толпа ахнула. Зазвучали удивленные и недовольные возгласы. Взгляд Майи встретился с отцовским взглядом.
        - Отец, отец! - шепотом взмолилась девушка. - Не оставляй меня здесь! Я здесь умру!
        Он бросил на нее еще один взгляд, и лицо его омрачилось печалью. Коротко поклонившись, он коснулся пальцами бархатного берета с плюмажем, взлетел в седло и, так ни разу и не оглянувшись, послал коня вскачь.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Странник
        Майя просыпалась медленно, мучительно стряхивая сонное оцепенение и ощущая спиной солнечное тепло. Ее слуха достигло пение птиц. Она долго пыталась поднять веки, и когда это наконец удалось, ей открылся совершенно незнакомый пейзаж. К пению птиц примешивался странный скребущий звук, как если бы какой-нибудь вороне вздумалось поточить клюв о ветку. В голове стучала кровь; Майя заставила себя встать, раздвинув грудью ветки кустарника.
        - Ага, очнулась. Пришел полдень, и она очнулась. Sangrion.
        Майя вздрогнула, потому что говоривший находился у нее за спиной, и голоса его она не узнала. Оглянувшись, она обнаружила человека, который сидел, скрестив ноги, в низком кустарнике, а спиной опирался на высокую сосну. Истрепанную тунику в пятнах укрывал грязный плащ, а на ногах были старые кожаные сандалии. В густых темных волосах тут и там проглядывала седина. Глаза у человека были темные, но яркие, взгляд, которым он смерил Майю, невозможно было истолковать.
        - Доброго утра, сестрица, - сказал он с сильным акцентом.
        Майя моргнула, и на мгновение ей стало страшно. Она не знала этого человека, а он знал ее… или, по крайней мере, знал что-то о ней. Серебристый край кольчужницы у горла выдавал в нем мастона. На коленях у человека лежала металлическая книга. В левой руке незнакомец держал стило, а разбросанные по странице стружки орихалка говорили о том, что человек занят гравировкой. Так вот откуда исходил тот скребущий звук!
        - Кто вы? - хрипло спросила Майя, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшее горло.
        Он хмыкнул и стряхнул со страницы стружку.
        - Я путник. Странник. Хожу по королевствам, пишу историю людей. Это Мон. Это моя страна.
        Мучившие Майю подозрения сгустились в ком.
        - Вы - мастон.
        - И то верно, сестрица.
        Он опустил взгляд, и стило вновь коснулось металлической страницы. Послышался скребущий звук.
        Майя чувствовала, как нарастает злая сила у нее в груди. Она истекала гневом, как котелок - паром, но отчего - не знала. Она села прямо и огляделась. Рядом лежал ее заплечный мешок. Застывшие было мышцы ожили и заныли от боли.
        - А ведь ты, сестрица, хэтара, - заметил путник, не поднимая головы и не отрывая стилуса от страницы.
        Майя в ужасе уставилась на него. Шепот кистреля проникал в сердце. Но она не хотела зла этому путнику.
        - Мне надо идти, - встревоженно сказала Майя.
        - Стой, - коротко ответил человек. - А послание? Я еще не передал.
        - Какое еще послание? - переспросила Майя. Глубоко внутри она знала, что должна бояться этого человека. Что надо бежать, не то он сделает с ней что-то страшное. Чувство это не внушало доверия, и все же Майя с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься сломя голову в лес.
        - Я не шевуалье, сестрица. Я тебе ничего не сделаю. Полдень, видишь? Нерожденные всего слабей на солнце. Но у тебя внутри силы все больше. Даже и сейчас. Надо поскорей избавиться, а то ведь захватит тебя целиком. Потом придут другие, и - пффф! Поминай как звали!
        Он хитро улыбнулся.
        - Гнет тебя эта штука, а? Что, поддашься? Пусть возьмет верх? А?
        Майя умоляюще посмотрела на путника.
        - Вы можете их прогнать? - с надеждой спросила она. Он покачал головой и поцокал языком.
        - Не могу. Я странник. Я историю пишу. А не творю. Жгучая ярость всколыхнулась в ней, и Майя чуть было не бросилась на собеседника, но вместо этого прижала локти. сунула ладони под мышки и заставила себя успокоиться. Она начала раскачиваться взад-вперед. У нее стучали зубы.
        - О чем вы пишете? - спросила она.
        Он аккуратно отряхнул блестящую страницу.
        - О правде, сестрица. О правде, и все тут.
        Майя облизала губы.
        - А о какой правде вы пишете сейчас?
        Взгляд мудрых глаз встретился с ее взглядом, и от стыда Майя порозовела и отвернулась, ибо ей казалось, будто странник видит ее насквозь.
        - Я пишу о том, как хэтара из Комороса, дочь короля, выжгла дотла аббатство Крюи. Мое было аббатство, так-то, - он был мрачен, но, кажется, не винил Майю. - Кто я таков, чтобы судить дочь короля? Отец твой - мизерабль, а не отец. Не заслужил он такой дочери. Много их таких, мизераблей при титулах, да толку с них… Мизерабль при власти - людям горе. Я тебя не сужу, сестрица. Я уже много лет пишу твою печальную историю.
        Глаза у Майи защипало.
        - Там, в аббатстве… все погибли? - сдавленным голосом спросила она. Краем разума она уловила пламя на утесе, костер, в котором горело аббатство. Злая, чужая часть ее души взвыла от радости при виде жадного огня.
        Голос путника был тверд и спокоен:
        - Только Альдермастон, и даже он еще жив. Он не мог сбежать, - путник вздохнул. - Ты поцеловала его в лоб, сестрица. Твой поцелуй - проклятие. Он несет смерть, - путник понизил голос. - Предательская штука. Никто живым не уйдет, видит Идумея.
        По щекам у Майи покатились слезы. Она не сразу поняла, что плачет - так редко с ней это случалось. Слезы были горячие, они падали с ресниц и оставляли влажные дорожки на щеках.
        - Я не хотела, - выдавила Майя.
        Запрокинув голову, она уставилась в небо, на верхушки деревьев. Сердце разрывалось при мысли о том, что она натворила. Майя закрыла лицо руками и зарыдала. Броситься с утеса - вот лучшее, что она может сделать. Спасти мир от чудовища, которым она стала. Только смерть прекратит это безумие. Пусть она не будет владеть собой, пусть не сможет остановить проникшего ей в душу Бесчисленного, но зато и вреда больше никому не причинит.
        - Этим делу не помочь, сестрица, - негромко и чуточку насмешливо заметил странник. - Ваши с ней мысли накрепко связаны. Понимаешь? Прыгни - и она заставит Исток поднять тебя обратно на утес. И чем больше ты натворишь, тем крепче станет ваша связь.
        Майя уставилась на него, распахнув мокрые глаза.
        - Вы что, читаете мысли?
        - И такой дар у меня есть, - сухо ответил странник. - Знаешь, как тяжело? - Тут он усмехнулся. - Слышать все, что думает каждый встречный… Вот уж радость-то! Мизерабли кричат: вот идет старый толстый Мадерос! У него изо рта воняет. Ноги тонкие, а брюхо только что не лопается. Горбатый. Уродливый. Ха! - странник помахал рукой в воздухе. - Как же мы любим друг друга судить! Как быстро наши мысли берут над нами верх! А вот Исток смотрит в самое сердце, сестрица. Не в лицо, а в сердце. По делам судит, по твоим делам. Не по чужим.
        Майя умоляюще посмотрела ему в глаза:
        - Скажите, как мне прогнать этого… это… то, что внутри меня?
        - Сама знаешь. Ступай к Великой Провидице.
        Но Майю мучили сомнения.
        - Да, таков был совет Альдермастона Крюи. Но ведь и Бесчисленные тоже хотят, чтобы я шла в Несс. Откуда же мне знать, чего на самом деле желает Исток?
        Путник почесал уголок рта тупым концом стило.
        - Я ведь тебе уже сказал. Мысли твои перепутались с ее мыслями. И власть твой враг забрал большую. Но предки твои хорошо чувствовали Исток, - он заговорил тише. - Очень хорошо, сестрица. Голос в голове, голос в сердце - не одно и то же. Научись их разделять.
        Путник назидательно постучал себя по лбу.
        - Альдермастон Джозефус говорил: «Истина, которую я поведаю, будет в разуме и в сердце твоем, ибо снизойдет Исток и найдет обитель в твоей душе», - путник фыркнул. - Альдермастон Пол говорил: «Исток несет покой, подобного которому не знал никто, и покой этот в сердце и в разуме нашем». Иди в аббатство, сестрица. Учись там. В книгах Альдермастонов много мудрого. Твоим дохту-мондарцам такая истина и мудрость даже не снились.
        Майя нахмурилась:
        - Я всегда мечтала учиться в аббатстве, Мадерос. Но отец запретил.
        Мадерос поджал губы:
        - Знаю, сестрица. Сказано тебе, я всю твою жизнь записал. Интересное у вас Семейство. Так вот, послание.
        Майя удивленно вскинула на него взгляд и вытерла глаза. Почему-то от этого разговора ей стало легче. Слова Альдермастонов несли с собой мир и покой. Как будто древняя мудрость была светильником, разгонявшим поселившуюся у нее в душе тьму.
        - Я думала, вы уже…
        Он прищелкнул языком.
        - Нет, сестрица. Что я могу? Вспомнить совет-другой от стариков, которые повидали жизнь. А вот послание - это да, это я передам.
        Откинув крышку своего ранца, он стал рыться внутри.
        - Ах, blessit vestiglio!
        На свет явился сложенный лист бумаги с восковой печатью.
        - Я своими глазами видел, как она плавила воск на печать, - сообщил Мадерос. - Чтоб никто не вскрыл, не подменил.
        Майя ответила ему непонимающим взглядом.
        - Кто - она?
        Сердце совершило сумасшедший кувырок.
        Мадерос молча протянул ей письмо.
        Сорвав печать, Майя развернула письмо. Бумага дрожала у нее в руках. Первое же прочитанное слово наполнило душу сладкой болью, и снова пришли слезы.
        «Доченька».
        Буквы, выведенные чернилами, неверный почерк. Это было письмо от матушки. Майя никогда не видела, чтобы матушка писала собственноручно. Она диктовала письма секретарям или писцам, потому что, будучи женщиной, не имела права читать или гравировать. Там, где рука не дрожала, буквы выглядели даже изящно, а неуверенность в подборе слов наводила на мысли о том, что писать матушке приходится редко. Майя вытерла глаза рукавом и нетерпеливо побежала взглядом по строкам.
        Доченька!
        До меня дошли вести о том, что очень скоро (если вести не лгут) придет час, и Исток испытает тебя. Я рада этому. Исток не причинит тебе страданий сверх меры, однако остерегайся оскорблять его. Прошу тебя, доченька, предложи себя Истоку. Я слышала, как ты страдаешь в доме леди Шилтон. Если ты получаешь через нее приказы от короля, он и теперь распорядится о том, что тебе делать. Послушай моего совета, доченька. Отвечай кратко, повинуйся отцу-королю во всем, если только это не оскорбит Исток и не нанесет ущерба твоей душе. Не занимайся больше учением Дохту-Мондар. Где бы ты ни оказалась, с кем, когда - исполняй приказы короля, если они чисты.
        Я люблю тебя больше всего на свете и прошу лишь об одном: не пятнай сердце, разум и тело общением с людьми распутными и недостойными. Не ищи себе мужа кроме мастона. Я так надеюсь, что у тебя все будет хорошо, гораздо лучше, чем ты надеешься, ведь беды и горести - это та тропа, по которой мы приходим к Идумее. Я молю об одном: пусть высшие силы дадут мне еще хоть раз увидеть тебя прежде, чем смерть разлучит нас.
        Твоя любящая матушка, Королева Катарина
        Майя вытерла нос. Упавшие на бумагу слезы расплывались чернильными пятнами. Казалось, будто на плечи опустилось огромное теплое одеяло. Всего несколько слов, написанных материнской рукой, несли в себе больше счастья, чем Майя знала за всю жизнь.
        Вот только что же она натворила с этой своей жизнью! И все же в глубине души Майя знала: как бы то ни было, что бы она ни совершила, матушка все простит и примет ее. Увидеться бы только с нею!
        - Матушка по-прежнему живет в Муирвуде? - хриплым шепотом спросила Майя.
        - Верно, сестрица. А твоя судьба ведет на север.
        Майя вздохнула и нерешительно посмотрела на Мадероса:
        - Увижу ли я ее когда-нибудь?
        Мадерос криво ухмыльнулся.
        - Все возможно, коли будет на то воля Истока, - ответил он.
        Майя встала на ноги и забросила за плечо мешок. Прикусила губу.
        - Я не буду больше даже близко подходить к аббатствам, - сказала она. - Я не знала… чем это чревато. Я сожалею.
        Мадерос сунул книгу в ранец, подобрал лежащий рядом узловатый посох и встал, опираясь на него всем весом. Посох был крив, весь в наростах и оканчивался деревянной шишкой. Больше всего он походил на корень какого-то исполинского дерева.
        - Я тебе уже сказал, сестрица. Каждому по делам его. Тебе - по твоим. А Бесчисленным - по тому, что совершили они.
        - Далеко отсюда до Несса? - спросила она. - Сейчас полдень, никак не разберу, в которой стороне север.
        Мадерос поднял свой узловатый посох и ткнул им в сторону высокой, изобилующей острыми скалами горы, одетой снегом.
        - Перевалишь Вацхольт - попадешь в Отландию. Пройдешь ее насквозь, выйдешь к Ростику, ну или еще к какому портовому городу. Там найдешь корабль. Будь осторожней, сестрица. Отландцы заодно с дохту-мондарцами и схватят всякого, кто нарушит их закон. Несс у них в соседях, а с таким соседом не забалуешь. И не попадайся Верным. Сцапают.
        - Кто это - Верные?
        Он загадочно улыбнулся.
        - Увидишь, сестрица, увидишь.
        - Пойдем со мной, Мадерос, - попросила Майя. - С тобой так спокойно. А я теперь одна.
        Она с грустной улыбкой подумала о кишоне, которому предстояло много дней провести в постели, прежде чем он сможет пошевелиться. Были еще Джон Тейт и Аргус, и они могли бы пойти с ней вместе, но, хоть Майе до боли хотелось видеть их рядом, она не могла подвергать их такому риску, поскольку теперь точно знала, что несет в себе зло.
        Мадерос ответил корявой улыбкой.
        - Не пойду, сестрица. Послание я доставил, как и обещал. А дальше… Кто может прекратить бурю? Кому под силу остановить ветер? Зато вот уж свистеть нам никто не запретит, а, сестрица?
        И он, посвистывая, зашагал на восток. Майя проводила его удивленным взглядом - такой прыти от старика она не ожидала. Но вот он исчез в лесу, и девушка осталась одна.

* * *
        Она достигла подножия Вацхольта незадолго до наступления темноты. Преодолевать перевал при свете луны она не решилась, поскольку знала, как это опасно, и потому устроилась на ночлег в лесу. Долгие странствия многому ее научили: она нашла съедобные травы и чуть утолила мучительный голод. Протекавший мимо ручеек напоил ее ледяной водой, приятно смочившей пересохшее горло. На сердце было тяжело, но Майя не отчаивалась.
        В памяти у нее снова и снова звучали слова Мадероса. Когда он произносил слова из книг Альдермастонов, на душу Майе снизошел такой покой, словно сами слова эти несли в себе силу Истока. Не потому ли ученики тратят столько времени на чтение и гравирование? Не могут ли слова сами по себе быть орудием власти? До этого Майя никогда ни о чем подобном не задумывалась.
        С Вацхольта налетел ледяной ветер, взъерошил древесные кроны, заставив Майю поежиться. Восхождение будет трудным, однако она успела привыкнуть к тяготам пути. Посильнее завернувшись в плащ, она обхватила колени руками и застыла в своем крохотном убежище. Костер она не разводила, боясь быть замеченной. Кто бы ни нашел ее в ночи, она никому не хотела причинять зла.
        Настала ночь, но Майя не стала спать. Она смотрела на восходящую луну и думала. Мысль о сне пугала ее, удаленность от человеческого жилья несла в себе спасение. Что за народ эти отландцы? Скоро ли дойдет до них весть о пожаре в аббатстве Крюи? Очевидцы могут описать внешность вившейся в аббатство гостьи, и тогда Майю схватят. Но если она не будет задерживаться, то, наверное, успеет добраться до порта и ускользнуть неузнанной.
        А может, все это пустые надежды.
        В лесу послышался какой-то звук.
        Приспустив капюшон, Майя прислушалась и услышала тяжелое хриплое дыхание. Сердце кольнуло страхом. Кто идет по ее следам - медведь, волк? Звук быстро надвигался. Кто-то ломился сквозь кустарник.
        Майя подхватила мешок и приготовилась бежать, но тут зверь залаял, и она его узнала. Аргус собственной персоной ввалился в ее маленький лагерь и, радостно поскуливая, бросился лизать ей лицо.
        - Ты мой хороший, - сказала ему Майя, в душе которой вина мешалась с радостью. - Ты меня нашел!
        Она крепко обняла пса и зарылась лицом в его шерсть. За псом сквозь кустарник шел человек.
        Жизнь, а в особенности мой личный опыт научили меня не пренебрегать упреком друга, даже если упрек этот кажется несправедливым. Чаще всего друг бранит нас из лучших побуждений, говорит при этом правду, и услышанное от него относится к тем вещам, которые полезны, хоть и неприятны. Обидеться легко. Узнать что-то новое о себе - трудно.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Погоня
        Джон Тейт сидел в тени и лениво поглаживал Аргуса, но глаза охотника блестели в лунном свете. Он сказал то о чем Майя уже знала: по их следу шел враг. Корриво узнал, что Майя не осталась с королем, явился со своими дохту-мондарцами в Мон и прибыл в аббатство Крюи на следующее утро после пожара.
        Терзаемая мыслью о том, что она наделала, Майя запрокинула голову и посмотрела в небо.
        - А кишона он нашел? - тревожно спросила она.
        Джон Тейт покачал головой.
        - Целитель его перевязал, но, когда я уходил, у него была лихорадка. Я спрятал его в горах.
        - Возвращайся к нему, Джон Тейт, - попросила Майя. - Возвращайся, води снова путников через перевал. Со мной тебе быть опасно, - она вздохнула и потуже завернулась в плащ. - Я не хочу, чтобы вы с Аргусом пострадали из-за меня. Я этого просто не вынесу.
        Джон хмыкнул.
        - Я не боюсь дохту-мондарцев, - негромко ответил он. - Охотники у них есть, да только мне они в подметки не годятся. Если не будем засиживаться, они нас ввек не поймают.
        - Нет, - возразила Майя, пожалуй, слишком быстро. Она помолчала, беря себя в руки. - Не надо тебе быть со мной рядом. Дохту-мондарцам нужна я. Я несу опасность для всех. Даже для тебя.
        Джон с хрустом почесал щетинистый подбородок.
        - Ты спалила аббатство.
        - Да, - призналась Майя.
        - Зачем? Они что, угрожали тебе?
        - Они мне ничего не сделали.
        У нее перехватило горло, и Майя зашлась кашлем.
        - Так зачем же ты его пожгла?
        Она уткнулась взглядом в собственные колени.
        - Я не владела собой. По ночам я вижу во сне свое прошлое. Ярко, как наяву. Когда я сплю, я не владею собой, и… меня захватывает другая сила. Это как болезнь. Я надеялась, что Альдермастон меня вылечит. А сама его покалечила.
        Джон Тейт фыркнул, но, кажется, не особенно винил Майю в случившемся.
        - Значит, от аббатств лучше держаться подальше.
        Майя подняла взгляд.
        - Говорю тебе, уходи. За мной идут дохту-мондарцы. Потом и Альдермастоны откроют охоту. Если я доберусь до Несса, нессийцы узнают, кто я, и тогда мне не жить. Я не хочу - и не могу - просить от тебя больше того, что ты уже для меня сделал.
        - Все сказала? А теперь послушай меня, - он помолчал, и на мгновение вокруг был слышен лишь шелест листвы на ветру да посапывание Аргуса. - Оно, конечно, хорошо, что ты не нарочно развалила это их аббатство. Я уж давно приметил, что у тебя по ночам не то горячка, не то еще какая болячка. Мы с кишоном за тобой присматривали. По правде сказать, мы с ним давно договорились. Только что ж ты сама нам ничего не сказала, а, леди Майя? У меня есть одна травка, валерианой зовется, с ней заваришь чайку - и спишь себе всю ночь как убитый. Уж попробовать-то всяко можно. А хочешь, могу тебя связывать на ночь и кляп втыкать… или ноги свяжу да на дереве подвешу, что твоего кабана перед разделкой. Не молчала бы, глядишь, и справились бы раньше, - он шумно вздохнул. - Глупая ты, глупая и гордая. Но вины на тебе нет. Уж я твою душу знаю. Вечно у тебя все по чести да по справедливости, даже с последним мерзавцем. Вон и Финту не дала нас вздернуть. И невинных спасала, когда самой смерть грозила. Так что вот тебе мое последнее слово, клянусь Чишу, - он нагнулся вперед, посмотрел Майе в лицо, впился взглядом в глаза. -
Ты меня не выгонишь. Я тебе не слуга, чтобы мной командовать. Я твой друг. Аргус вон тебе тоже верит, а он мало кому верит, так что товарищ ты надежный. А друзья друг друга в беде не бросают. В беде-то они больше всего и нужны. И довольно об этом.
        У Майи защипало в носу. От слов Джона Тейта лед у нее в душе растаял. Она была так благодарна, что выразить это не хватило бы никаких слов. Купаясь в этом немыслимом облегчении, она ощутила, как по мокрым ресницам вновь заструились слезы.
        - Я не заслуживаю твоей дружбы, - сказала она, сглотнув слезы. - Но все равно спасибо тебе.
        - Да ты, никак, ревешь? Брось ты это дело. Ты ж ни слезинки не проронила, хоть гори все вокруг огнем. За то и уважаю. Плакать можно знаешь, когда? Когда померла мать и когда помер пес. Вот это беда так беда. А все прочее - так, неурядица. Переживем.
        Это глубокомысленное умозаключение заставило Майю тихонько рассмеяться.
        - Нет, моя матушка жива. Отец изгнал ее, и она поселилась в аббатстве Муирвуд, - тут Майя вспомнила о доставленном Мадеросом письме. - Я не заслужила того, чтобы зваться ее дочерью, но надеюсь, что еще заслужу. А Аргус… - она потянулась погладить пса, - Аргус меня тоже не бросил.
        - Заведи уже собственную псину, - поддразнил ее Джон Тейт. - Что за девчонка без собачонки? Народятся у Аргусовой суки щенки - один твой.
        Майя посидела молча, растирая плечи.
        - Значит, у кишона жар, и ты оставил его одного. Он выживет? - спросила она наконец, боясь ответа.
        - Он парень крепкий, - ответил Джон Тейт и вдруг фыркнул. - Я ему впихнул девичьей травы от жара. По правде сказать, он был плох. Может, и помер уже. Ну да если выживет, я не расстроюсь.
        Майя с печальной улыбкой покачала головой. Ей стало легче, и все же она будет скучать по кишону. Он ведь тоже стал ей почти другом.
        Аргус поднял голову и насторожил уши.
        - А вот это, - прошептал Джон Тейт, - это значит, что пора брать ноги в руки - и в горы.

* * *
        Когда перевал остался у них за спиной, в горах начался буран. Воющий ветер швырял снег в лицо путникам, заставляя бороться за каждый шаг. Пальцы на руках и на ногах заледенели, сквозь натянутый на лицо шарф трудно было дышать. Сугробы уже достигали пояса и становились все выше.
        Гряда скал по обе стороны от Вацхольта щерилась каменными зубами. Хватая ртами разреженный воздух, путники искали проход в ее пасти.
        - Я эти горы знаю! - крикнул Джон Тейт, перекрывая голосом ветер. - По ту сторону есть деревня, но до нее далеко. Не дойдем, замерзнем до смерти!
        Майя дрожала от холода, жалея лишь об одном: что поблизости нет яр-камня, который мог бы их обогреть.
        - Может, вернемся? - крикнула она в ответ.
        Он помотал головой; медная борода покрывалась снежной сединой. Вид у Джона был странно довольный, буран его словно бы даже радовал.
        - Так что делать-то? - крикнула Майя.
        - Выроем пещеру, - ответил он. - Вон там, в сугробе. Пошли!
        Проваливаясь в снег, он подошел к крупному сугробу и опустился на колени. Достав метательный топорик, Джон повернул его плашмя, как лопатку, и принялся отгребать снег. Второй топорик достался Майе. Девушка упала на колени рядом с охотником и тоже стала копать, гадая, что за безумный план пришел в голову ее спутнику. Впрочем, копать было гораздо проще, чем брести невесть куда в этой снежной каше, а от работы сердце забилось быстрее.
        - У тебя такой вид, как будто ты всему этому рад. Почему? - спросила Майя, стараясь не стучать зубами.
        Охотник ухмыльнулся.
        - Так ведь следы наши замело - не найдешь. Хоть с собаками ищи, хоть как. Остались наши дружки с носом. Ты копай!
        Снег в сугробе успел плотно слежаться, и путники возились не один час, прежде чем сумели выдолбить пещерку, а потом сделать ее чуть повыше. Стоять в ней было нельзя, однако снежные стены защищали от ветра и льда, и бившая Майю дрожь пошла на убыль.
        Замерзший Аргус жалобно заскулил. Майе было его жаль, хотя сама она сейчас тоже не отказалась бы от шерстяной шубы вместо двух промокших платьев, которые противно липли к телу. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, все вокруг было белым-бело. В узком проходе, который вел наружу, выл ветер.
        Утоптав пол, Джон Тейт втащил в пещерку рюкзак и извлек из него провизию. Вид у него был по-прежнему довольный.
        Майя обхватила себя руками и сунула ладони под мышки, чтоб согреться. Волосы у нее отсырели, концы прядей были покрыты льдом. Снаружи был день, но в пещере стояли сумерки.
        - Держи, - Джон Тейт сунул ей кусок вяленой говядины на ломте хлеба.
        Майя жадно впилась зубами в угощение, - возня со снегом усилила ее голод.
        - Ну, по крайней мере, воды у нас достаточно, - заметила она, стуча зубами.
        Джон покачал головой.
        - Снег есть нельзя. Умрешь от холода. Что-то ты дрожишь. Ну-ка, пристраивайся к Аргусу поближе, он теплый.
        Джон похлопал руками в рукавицах и оценивающе оглядел убежище.
        - Ничего. Не замерзнем.
        Прижавшись к собачьему боку, Майя жевала хлеб, изредка запивая его водой из фляги. Хлеб успел зачерстветь, мясо было жесткое и пряное. Джон Тейт извлек откуда-то горсть орехов и предложил Майе, но она отказалась, потому что почувствовала, как на нее наваливается усталость за весь этот день.
        - Не спи, пока не будет совсем невтерпеж, - посоветовал Джон Тейт и потряс ее за плечо. - В снегу спать опасно, а тебе так в особенности. Я спать не буду, начнешь буянить - разбужу. Да и буря скоро кончится.
        Майя поморгала и кивнула. Они с Аргусом накрылись плащом как одеялом, и вскоре Майя задремала.
        «Майя».
        Шепот звучал прямо у нее в голове. Майя распахнула глаза.
        Она чувствовала чужое присутствие у себя в голове. И страх. Это был ее муж. В памяти всплыло материнское предостережение.
        «Майя!»
        Она чувствовала его как себя. Он был сыт и сидел в тепле и уюте. Как она ему завидовала! Он сидел у себя в шатре. Жаровня источала тепло. Оказаться бы с ним рядом, сесть на шкуру у жаровни, съесть горячего!
        «Тебе холодно? Я чувствую, ты замерзла. Где ты?»
        Ей показалось, что она чувствует его запах. Нет, не показалось. Его дыхание пахло вином. Их мысли переплелись, и то, что чувствовал один, сразу же становилось достоянием другого.
        «Мне холодно», - почти против воли мысленно ответила она.
        «Где ты, Майя?»
        Ей не хотелось говорить, но тепло так манило, что устоять было невозможно. Он снова отпил вина со специями, и Майя ощутила, как оно хлынуло по ее горлу и согрело ее изнутри.
        «В Отландии, - подумала она, не успев удержаться. - Мы перевалили через Вацхольт, но нас застигла буря».
        «О, теперь ты со мной говоришь! Я чувствовал тебя и раньше, но ты молчала. Я чувствую, что тебе холодно. Тебе что-то угрожает?»
        Она чувствовала его тепло, он - ее холод. Исток сплетал их разумы, рождая странную близость. Майя была благодарна за этот дар. Она даже перестала дрожать.
        Она смотрела на стену снежной пещеры, но в сознании ее был шатер, почти такой же, как в ту ночь, что они провели месте. Вспомнив об этом, Майя смущенно покраснела.
        «За мной охотятся, - сообщила она. - Ты знаешь, кто такие Верные?»
        «Верные - это секретный орден дохту-мондарцев. Это они идут за тобой. Корриво тоже из Верных. Мои люди следят за ними, но Корриво пока сильнее. А что ты знаешь о Верных, Майя?»
        Она медленно выдохнула.
        «Ничего. Я слышала, что в Отландии они очень влиятельны».
        «Орден Верных возник в Нессе, но Отландия больше соответствует их интересам. Я слышал, что Верные пытают людей, чтобы получить от них нужные сведения. Или ломают им волю. Будь осторожна».
        «Буду. Спасибо, Кольер».
        «Тебе нужна помощь? - при этих словах, почувствовала Майя, мысли его ускорились, он и впрямь хотел ей помочь. - Я могу прислать за тобой корабль. Не отказывайся».
        Майя подумала, что ей ведь и впрямь понадобится корабль. Посуху в Несс не добраться. Правда, до сих пор она рассчитывала купить место на торговом корабле, отплывающем из северного порта. Ей не хотелось принимать услуги от Кольера, и вместе с тем она боролась с искушением рассказать все и попросить о помощи.
        «Пожалуйста, не отказывайся».
        Майя передернула плечами. Она не знала, чего хочет.
        «Сделай для меня одну вещь».
        «Сделаю. Что ты хочешь?»
        «Мне нужен корабль, который отвезет нас в Несс. Возможно, я не вернусь. Меня могут убить».
        «Никто тебя не убьет. Я этого не допущу. Корабль - хорошо, будет корабль. Я пошлю в Отландию „Аргивянина“. Капитана зовут Ставангер. Он прибудет в порт города Ростик через два дня. Это не поздно?»
        Майе стало тепло от его заботы.
        «Хорошо. Нам все равно идти еще несколько дней. Спасибо, Кольер».
        Его мысли потеплели от радости.
        «Жаль, что я не могу больше ничего для тебя сделать. Тебе очень холодно. Мне это не нравится».
        В его мыслях она прочла гнев.
        «Обычный буран. Все будет хорошо».
        «Мне это напоминает слухи о том, как с тобой обращалась леди Шилтон. У тебя ведь ни жаровни не было, ни очага, - его мысли налились жаром. - Я бы ее убил за такое».
        Майя удивленно моргнула.
        «Так ты знал?»
        «Конечно, знал. У меня были шпионы при дворе твоего отца, а Деорвин не скрывала своей ненависти. Она строго-настрого приказала матери сломить тебя. Но ты не гнулась, даже когда у тебя отобрали все до последнего платья и лишили всех, кто мог тебя поддержать».
        Теперь он кипел от ярости.
        «Когда ты будешь коронована и станешь моей королевой, ты будешь ходить в самых лучших платьях».
        Майе стало не по себе. Закружилась голова.
        «Так ты и за мной шпионил?»
        «А толку-то? - мрачно заметил он. - Твой отец разорвал помолвку, помнишь? Мы были обещаны друг другу еще детьми. Я всегда думал о тебе как о своей будущей жене. Вместе мы будем править всей этой землей, поверь. Ты и я».
        Теперь она ясно чувствовала кипящую в его сердце жажду власти.
        «Спасибо за помощь, Кольер. Я доберусь до Ростика и найду там „Аргивянина“».
        А не пожелает ли он бросить своих солдат и прорваться к ней, подумала Майя, но тут же поняла, что это пустые надежды. Жажда завоеваний была у него в крови.
        «Ты знаешь, что у тебя в лагере есть еще один кишон? Я не знаю, как его зовут, но решила предупредить на всякий случай».
        «Спасибо, это ценная информация. Позволь отплатить тебе тем же. Ты ведь уже давно в пути и, наверное, не слышала, что происходит при дворе твоего отца».
        «А что?» - напряглась Майя.
        В его мыслях звучала холодная насмешка и презрение.
        «Твой отец принял новый закон. Закон о верноподданничестве. Каждый мужчина, женщина и ребенок должны признать короля единственным властителем Комороса и повиноваться лишь ему и никому иному - никому, включая Великую Провидицу. Альдермастон Августин уже принес клятву королю. А помнишь Томаса Мортона, который был канцлером еще до Крабвелла? Мортон был мастоном и отказался присягать. Его заключили в башню Пент и обезглавили. В стране назревают волнения».
        Сердце у Майи бешено грохотало. Отец нарушил все свои клятвы и обещания. Все до единого.
        «Не может быть», - в ужасе подумала она.
        «Теперь Дохту-Мондар объединится против него. Говорю тебе, Майя, Коморос рано или поздно будет захвачен. Не мной, так кем-нибудь другим. Лучше уж я захвачу и сберегу его для тебя. Ты - королева по праву».
        Майя зажмурилась. Новости терзали ее душу.
        «Нет, Кольер. Не тронь моего отца».
        Что бы отец ни сделал, как бы ни обошелся с дочерью, мысль о том, что он будет убит или лишен власти, была невыносима. Пусть живет, ведь, покуда он жив, он еще может перемениться.
        Однако в глубине души Майя не могла не спросить себя: уж не безумен ли отец?
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Отландия
        Холод окутывал их ледяным коконом. Майя прижималась к сырой шкуре Аргуса и дрожала, поджимая под себя ноги. Пальцев она уже не чувствовала. Для сбора питьевой воды Джон Тейт поставил посреди пещерки котелок, и с потолка в него со звоном падали капли. Никогда еще Майе не было так холодно и плохо - никогда, включая те годы, что она провела на холодном чердаке поместья леди Шилтон. Даже в волосах у нее застыл лед, который похрустывал, стоило ей пошевелиться.
        Джон Тейт сидел, опершись спиной об изогнутую стену пещерки и положив на живот руки в перчатках, и негромко похрапывал. Нос у него покраснел, но лицо было довольное. Шапка сползла на затылок, обнажив рыжую курчавую шевелюру, которая уже начала редеть. Выглядел он и смешно, и вместе с тем трогательно - это он-то, невозмутимый и отважный охотник. Без его помощи Майе ни за что не дойти бы до гор, отделявших Мон от Отландии. Девушке стало смешно. Всю-то жизнь она мечтала поездить по миру, побывать в других странах - но принцессой, а не беглянкой.
        Джон громко всхрапнул и сам разбудил себя храпом. Серые с прозеленью глаза заморгали, взгляд прошелся по белизне вокруг. Майя попыталась скрыть улыбку, но безуспешно.
        - Повеселил тебя, радость-то какая, - ворчливо произнес Джон, отлепился от стены, покрутил плечами, несколько раз согнул руки, размял пальцы. - Я храпел?
        Майя улыбнулась шире.
        - Так, немножко.
        Джон смутился.
        - Ну вот, а еще сторожить обещал. Хорошо хоть рядом никого не было. Тебе опять снились эти твои сны?
        Майя покачала головой.
        - Я не могу спать в такой холод.
        За всю эту ночь она так ни разу и не ощутила присутствия Бесчисленного. Должно быть, он не желал вылезать наружу и принимать на себя страдания, которые ощущало слабое человеческое тело.
        Нагнувшись, Джон Тейт выглянул в дыру, ведущую наружу.
        - Совсем снегом завалило. Дышать нечем, - проворчал он, извлек из кармана наконечник стрелы и несколько раз с размаху вонзил его в свод пещеры у себя над головой. Брызнула полурастаявшая жижа, Аргус заскулил, но Джон Цыкнул на собаку. Еще несколько ударов, и в пещеру ворвался свежий воздух. Джон Тейт убрал наконечник, запрокинул голову и посмотрел вверх.
        - Небо расчистилось. Буран кончился.
        - Хвала Идумее, - отозвалась Майя, растирая руки. Девушка взяла котелок и отпила воды. От холода ломило зубы, но жажда была хуже. Вслед за ней напился охотник, а остаток отдали псу, который в два счета вылакал воду. Джон Тейт убрал по местам свое снаряжение, взвесил в руке топорик, второй сунул Майе, и путники принялись прорубать выход из снежной пещеры.
        Оказавшись на свободе, Майя завороженно уставилась на увенчанные белейшим снегом зубцы гор, тянувшиеся в бесконечность. Могучие серые скалы в свежем белом покрывале выглядели невыразимо прекрасно. От стужи у Майи с каждым вдохом щипало в носу, и девушка принялась дуть на руки, пытаясь согреть хотя бы их.
        - Погляди-ка, - мрачно произнес Джон Тейт.
        Майя посмотрела на разрушенную пещеру, однако Джон Тейт указывал куда-то в сторону. Пока она любовалась и восхищалась великолепными видами, охотник осматривал снег вокруг. И теперь Майя тоже ясно видела протоптанную чужими башмаками тропу. Следы были везде - оставленная пешеходами тропа начиналась там же, где прошли беглецы, но потом уходила в сторону и вниз по склону, в Отландию.
        - Вот же хорьки липучие, - проворчал Джон Тейт. - Только что на голову нам не наступили. А мы-то и не знали, - он хмуро усмехнулся. - Не сверни они, протопали бы прямиком по нашей пещере, а много ли ей надо? - он фыркнул и показал куда-то вперед. - Значит, они нас обогнали.
        - Это хорошо или плохо? - спросила Майя.
        - И хорошо, и плохо. Оно, конечно, удобно след прятать - пойдем по их следам, и не найдут. Только вот заведут нас они не туда, ой, не туда.
        Джон внимательно осмотрел тропу, пригляделся к размеру следов.
        - Человек тридцать самое меньшее. А то и сорок, - он вытер нос. - Многовато против двоих.
        - Что ж, зато они не выскочат у нас из-за спины.
        Джон покачал головой.
        - Это еще неизвестно. Если б это я на нас охотился, - правда, таких умников у них маловато, - я бы не гнал всех одним стадом. Я бы отделил пяток человек и велел им идти позади, - охотник потрогал отпечаток башмака в снегу. - Следы свежие. Если за ними идет еще отряд, мы попадем как кур в ощип.
        - Значит, идти назад так же опасно, как и вперед.
        - Нам-то что с того?
        Майя вздохнула.
        - Через два дня нас будут ждать в порту Ростика. Там будет корабль.
        - Корабль? А корабль-то у тебя откуда, госпожа моя? - недоверчиво поинтересовался Джон Тейт.
        Объяснять, что связывает ее с Финтом Кольером, Майе не хотелось, поэтому она промолчала и принялась выбирать из волос снежинки, но потом все же спросила:
        - Куда пойдем?
        Джон указал топором вниз по склону.

* * *
        Из долины поднимались, взбираясь вверх по склону, исполинские сосны и кедры, между которых терялась идущая вниз тропа. Деревья были в снегу, ветви их поникли, однако здесь, внизу, бураны случались редко и тучи приносили чаще дождь, нежели снег, и потому деревья были зелены и крепки.
        - Не нравится мне, как тут все выглядит, - проворчал Джон Тейт, стоя на уступе и рассматривая ныряющую в лес тропу. - Засаду устроить - раз плюнуть. Мы будем как на ладони, а их увидим, только когда будет уже поздно.
        Охотник почесал шею и стал разглядывать тропу так и эдак.
        - Зато и мы в лесу можем спрятаться, - заметила Майя. Ей очень хотелось развести костер и согреть руки и ноги. Одежда, даром что многослойная, грела плохо, и девушка дрожала. Однако Джон Тейт был прав - врагам проще всего спрятаться в роще.
        Джон покачал головой, поцокал языком:
        - Давай-ка вернемся и спустимся в другом месте.
        Они снова полезли в гору, и слой снега у них под ногами становился все толще. Майя отчаялась согреться. Но не успели они пройти и сотни ярдов, как Аргус зарычал, заскулил и принялся бегать взад-вперед по тропе, нюхая воздух. Уши у него встали торчком, взгляд был устремлен вперед.
        - Не повезло, - сказал охотник. - Попались мы, - и тоже понюхал воздух. - Идут за нами. Тогда уж лучше в лес. Только не по этой тропе. Побежим своим путем, так легче спрятаться. Надо добежать до леса. Попадемся им на склоне - это уж верная смерть.
        Майя ощутила приступ жара.
        - Поняла.
        Они бросились бежать вниз, но не по протоптанной уже тропе, а по свежему снегу. Склон был крут, однако глубокий снег надежно держал башмаки и не давал людям скатиться вниз. Комья плотного снега сыпались у них из-под подошв и катились по затянутому белым покрывалом склону. Аргус бежал следом, и в горле у него билось рычание.
        Откуда-то сверху затрубил охотничий рожок. Майя оглянулась и увидела в распадке людей. Снова пропел рожок, и из леса ниже по склону ему ответил другой.
        - Не медлить! - рявкнул Джон Тейт, который шел первым, торя путь. Преследователи были далеко, однако они бежали по оставленной путниками тропе, и расстояние между ними быстро сокращалось.
        - Много? - спросил Джон.
        Оглянувшись через плечо, Майя насчитала по меньшей мере дюжину. Ни формы, ни знаков различия на людях не было - только меховые плащи и шляпы.
        - Слишком много, - выпалила она. - Бежим!
        Чем дальше, тем больше было снега, тем сильней он мешал двигаться. Из рощи внизу высыпали люди. Пропел рожок, ему ответили сразу с нескольких сторон. Темные тени с хрипом и рычаньем рвались вниз по склону, удерживаемые лишь поводками. Охотничьи собаки!
        - Ах ты ж, - выругался Джон Тейт. Он бежал как по ниточке, прямо к лесу, но Майя видела, что они не успеют. Преследователи были быстрее - они неслись по утоптанному снегу и не проваливались. Сверху и снизу перекрикивались люди, голоса их смешивались с лаем собак. Аргус рычал и огрызался, но он был один, а их было много. Из лесу выехали всадники и поскакали к распадку, перекрывая путь беглецам. И весь этот отряд поджидал их в лесу!
        - Ну и каша заваривается! - воскликнул Джон Тейт, вытирая лицо. Голос у него стал каким-то тонким. Охотник оглядывался и тяжело дышал. Он убрал топорик, извлек лук, уже снаряженный, и поправил колчан, чтобы легче было дотянуться.
        Майя оглянулась. Из-под ног бегущих вниз солдат катились комья снега и льда. Ноги взбивали снежную пелену. Майя посмотрела вниз. Здесь шла настоящая охота, и дичью для охотников были они с Джоном.
        Замерзшей рукой Майя зачерпнула горсть снега. Снег переливался, красиво преломляя солнечный свет. Солдаты переговаривались на гортанном языке, изобилующем кашляющими звуками и незнакомыми окончаниями. Майя не знала отландского, но безошибочно опознала его грубое звучание. Сияние снега в ладони дало ей ответ. Снег тает. Снег - это вода. Воду приносит буря. Майя может командовать бурей. Она - повелительница бурь.
        Кистрель вспыхнул, источая магию. Он не касался кожи, и все же его жар достигал тела. Немыслимая сила, невыразимое торжество были почти непереносимы. Никто не смеет охотиться на Майю. Что они о себе возомнили, эти люди с их глупыми дворнягами? Она встретила испуганный взгляд Джона Тейта и поняла, что глаза ее светятся серебром.
        - Нет, Майя! Нет! Не давайся!
        Он схватил ее за руку и потащил было за собой, но вспыхнувшая в ней сила пылала тысячью свечей, разгоняя мороз. Майе снова было тепло. Она сама была огнем. Она чувствовала страх Джона Тейта, запрятанный глубоко внутри, бурлящий, как чайник, - и она убила этот страх, задула, словно лучину.
        Она уже чувствовала сеть, которую плели дохту-мондарцы. Почуяв ее магию, они бросились на нее, чтобы смирить и связать колдунью. Оказавшись достаточно близко, они сплетут свои воли воедино и сделают из них клетку, которая не даст Майе воззвать к Истоку. Майя хищно улыбнулась, повернулась к горам и воздела руки. Дрожащие от натуги пальцы жадно впивались в небо. Резко сжав кулаки, она рванула невидимую добычу вниз и прижала к груди.
        Горы сотряс грохочущий стон.
        Земля содрогнулась, и люди стали падать - все, кроме Майи. Раздался новый шуршащий звук, похожий на дыхание великана. И тут с горы вниз покатился снег, огромные комья снега и льда. Лавина шла волной, и волна эта, широкая и неумолимая, катилась прямо на них.
        Майя, Джон Тейт и Аргус снова побежали к лесу.
        И сверху, и снизу доносились крики ужаса. Горы грохотали, и в этом грохоте можно было оглохнуть. Серые юбки Майи были пропитаны водой, облеплены снегом, они мешали, но Майю переполняла сила и власть. Усталости она не замечала. Теперь она прокладывала путь, а Джон Тейт и пес шли по ее следам. Удивительным образом снег стал ее частью. Куски льда трескались, разбрасывали осколки, разрывали снег, оставляя за собой широкую тропу. Беглецы бежали изо всех сил. Невероятная волна льда катилась за ними по пятам. Солдат наверху больше не было: снежный вал унес их, заживо похоронив в своей толще.
        Далеко внизу ржали обезумевшие лошади, а солдаты сломя голову бежали в лес, надеясь укрыться от катящейся с гор смерти.
        Нечеловеческим усилием Майя попыталась взять себя в руки. Как легко оказалось утратить над собой контроль, как тяжело вернуть его. Она пребывала в сознании, она видела все происходящее, но видела как будто издалека, как будто это не имело никакого отношения к ней. Это было то самое чувство, что владело ею в келье Альдермастона - чувство, что она не здесь. И Майя боялась, как бы опять не причинить боль человеку.
        - Не успеем! - воскликнул Джон Тейт, цепляясь за Аргусов кожаный ошейник.
        За спиной у них ревела лавина. Роща была уже совсем близко. Солдаты прятались за деревьями, кто-то отчаянно карабкался на сосну, цеплялся за гибкие ветки, стремясь забраться повыше. Но все было тщетно. Лавина накатывалась на них грозовой тучей, морским штормом, поднималась все выше, выше, выше деревьев, выше разбросанных тут и там камней и дрожащих за ними людей.
        Адский гул лавины за спиной был стократ страшнее любых страхогорищ. Беглецы уже почти достигли деревьев, и тут на них обрушилась белая смерть. Пытаясь схватиться за Майю, Джон Тейт взмахнул рукой, но ледяной поток отбросил его в сторону. Белое облако подхватило девушку, швырнуло ей в лицо комья снега и понесло вперед, в рощу, в толще белой стены снежного прибоя.
        Майя оказалась в самой толще этой стены, лицом вниз. Вокруг было белым-бело. Темная часть ее души торжествовала, упиваясь страшной гибелью всех тех, кто посягнул на ее свободу. Толстый снег был уютен, словно одеяло. Она была совершенно спокойна и испытывала небывалую ясность восприятия. Снег глушил звуки, и Майя парила в совершенной тишине.
        Она не знала, сколько времени провела в снегу, неподвижная, словно труп, но вот тишину нарушил стук копыт.
        Потом она услышала гортанный голос, который кого-то звал. Раздался удар о землю - человек спрыгнул с коня, - за которым последовал звук шагов. Одна рука Майи торчала из снега. Рука в перчатке схватила за руку, и Майя почувствовала, как ее тянут наружу.
        - Gottsveld! Ich naida strumph! Gotts! Gottsveld!
        Майя подняла голову. С лица ее посыпался снег. Стоявший над ней человек все тянул и тянул ее за руку. Он был невысок, начавшие седеть каштановые волосы выдавали его возраст - лет тридцать, пожалуй. Глаза у него были голубые, на плечах лежал меховой плащ, а под плащом виднелась куртка, богато расшитая золотом и драгоценными камнями. Высокие сапоги были отделаны мехом. На широком поясе покачивались охотничий рог и меч.
        Он смотрел серьезно, он и впрямь старался спасти ее. Но потом увидел ее лицо, увидел, что перед ним женщина, увидел, что это та, на кого идет охота. Мысли его были ясны, ярки и жестоки, как пятна крови на снегу.
        Он только теперь понял, кого вырвал из объятий лавины. Он был один, его товарищи бросились на помощь Остальным.
        Майя крепко ухватила его за руку и уставилась в глаза. Она чувствовала, что он боится. Страх был сладок и приятен. От испуга человек разинул рот, и зрачки его глаз расширились.
        Она наполнила его сердце любовью и жалостью. Каждую надежду, каждое желание, каждую мечту она раздувала в нем бережно, как уголья былого костра. Под огневым натиском ее воли он таял как воск. И хотя Майя не знала отландского языка, Бесчисленного это не остановило. Он заговорил по-отландски, и слова потекли с ее языка сладким ядом.
        «Och denor, mein frenz. Vala Rostick. ValaRostick».
        Ты спас мне жизнь, дорогой мой друг. Отведи меня в Ростик.
        Отведи меня в Ростик.
        Ты уже знаешь, что часть шей книги запечатана сигилом тайны. Я сделала это для того, чтобы написанное на этих страницах прозвучало и открылось не ранее чем придет должный час. Преждевременное разглашение ударило бы по Клятве Муирвуда. В день, когда страницам придет пора открыться, ты увидишь знак. Если же они будут открыты слишком рано, погибнет весь орден мастонов и мир вместе с ним. Дождись, покуда сгорит аббатство Крюи - это будет знак того, что на землю вновь пришла хэтара. Королева Комороса будет отравлена - это станет знаком того, что Клятва может подвести. Будь внимательна.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Яд
        В дверь чердачной каморки громко постучали. У Майи ломило виски от боли, громкие звуки ноющим эхом отдавались в ушах и в зубах. Тело было рыхлым, от живота расходились волны боли. Она попыталась сесть в постели, но тут же бессильно упала обратно на матрас.
        Повернулась дверная ручка, и в каморку вошла леди Шилтон. Лицо ее пылало от гнева. В волосах у хозяйки дома проступала седина - ее стало больше за те полтора года, что Майя провела в этом проклятом доме. Некогда леди Шилтон была красива, однако все портили злые морщинки вокруг глаз - морщинки, которые она неустанно пыталась сгладить и скрыть с помощью пудры и притираний.
        - Это безобразие! - гневно воскликнула леди Шилтон. - Больше тебе сюда еду не понесут, Майя. Мы это уже, кажется, выяснили. И я не отступлюсь. Ты слышала колокол? Немедленно ступай вниз!
        - Я плохо себя чувствую, - жалобно сказала Майя, держась за живот. - Я не хочу есть.
        - Вечно эти выдумки, - фыркнула леди. - Ступай вниз сейчас же!
        Майя помотала головой:
        - Я не могу. Пожалуйста, не трогайте меня. Мне надо полежать.
        - Ты всю ночь лежала. Колокол уже прозвонил. Ступай!
        - Нет, - слабо возразила Майя, покачав головой. - Не могу.
        Живот скрутила безжалостная судорога - очередная из многих, терзавших Майю на протяжении всей ночи.
        - Нет, ты пойдешь!
        Леди Шилтон решительно шагнула вперед и схватила Майю за руку. Хватка у нее была железная, ногти больно впились в кожу. Майя моргала и вырывалась.
        - Не надо, леди Шилтон, прошу вас! - взмолилась Майя.
        - Тебя слишком баловали в детстве, милочка. Ты упрямая, твердолобая, вредная девица. Ты позоришь своего почтенного отца, самого короля! - леди Шилтон уже почти визжала. - Ты позоришь мою дочь, а ведь она всегда только…
        - Всегда только унижала и мучила меня всеми возможными способами, - зло бросила Майя, пытаясь вырвать Руку. - Мадам, я шесть лет не видела свою мать! А вы хоть один день прожили без своей дочери?
        Это обошлось ей в солидную оплеуху, однако по сравнению со зверем, терзавшим внутренности Майи, оплеуха была пустяком.
        - Отпустите, - простонала Майя и попыталась выдернуть руку, однако леди Шилтон оказалась на удивление сильна и выволокла девушку из постели.
        - Я сказала - ступай, так ступай! Я научу тебя слушаться, грубиянка, глупая девчонка! За что мне все это? Твоя гордыня, твоя злопамятность… Ступай! Клянусь рукой Идумеи, я потащу тебя по лестнице волоком, если не пойдешь!
        Майя упала на пол. К горлу подступила тошнота. Девушка опустила голову. В глазах стояли слезы, но она знала, что не даст им упасть. Она знала, что достаточно воззвать к кистрелю, и злоба леди Шилтон осыпется, словно рыбья чешуя под ножом умелого рыбника. Знание это помогло Майе усмирить владевшую ею ненависть и ярость. Взывать к кистрелю она боялась. Владевшие ею чувства были так сильны, что она не сможет, просто не в силах будет совладать со столь могучей силой. И еще - если она раскроет себя, плата будет страшной.
        - Пожалуйста, - взмолилась Майя, цепляясь за рукав леди Шилтон, - пожалуйста, дайте мне отдохнуть.
        - Да отчего же ты упрямишься! - вскричала леди Шилтон.
        Майя смирила гордость. Не обращая внимания на терзавшую ее боль, она встала с пола. Она уже почти сравнялась ростом с леди Шилтон, однако была гораздо тоньше и слабее, поскольку ей, служанке, не дозволялось ни ездить верхом, ни даже гулять на свежем воздухе. После того случая с побегом окно у нее в комнате заколотили наглухо, хотя разбитое стекло так и не заменили.
        - Оттого, что у меня всего одно платье, - покраснев от стыда, ответила Майя. Не отнимая руки, в которую вцепилась леди Шилтон, девушка повернулась и продемонстрировала заднюю сторону юбки, по которой расплывалось темное кровяное пятно истечений.
        - Они начались ночью. Я собиралась постирать платье, когда слуги лягут спать. Прошу вас, леди Шилтон, - она твердо посмотрела в глаза хозяйке дома, - не вынуждайте меня спускаться.
        Леди Шилтон посмотрела на Майю так, словно увидела ее впервые. Губы ее мало-помалу перестали трястись от злости. Гнев и ярость во взгляде пошли на убыль. Она была злой, жестокой, безжалостной женщиной, но в сердце своем она была матерью. И бабушкой.
        - Ты… ты слишком часто притворяешься больной, - произнесла она вполголоса, но былой ярости в ее голосе уже не было.
        - Да, - согласилась Майя. - Вы бы тоже притворялись, если бы носили обноски и жили на чердаке.
        - Ты и этого не заслужила, - отрезала леди Шилтон, но в голосе ее промелькнула нотка невольного сочувствия. - Ты бастард.
        Майя выпрямилась - как уж сумела.
        - Я принцесса.
        В воздухе сгустилось какое-то странное чувство, сила столь сильная, что голос Майи дрогнул. Ибо слова эти были правдой. Не отчаянным криком дочери, от которой отрекся отец, но истиной, неугасимое сияние которой обжигало Аушу.
        Леди Шилтон дрогнула. Всего лишь девчонка в испачканном кровью платье стояла перед ней - но леди отпустила ее руку и невольно попятилась. По жилам Майи растекалось неизведанное доселе чувство. Это была сила. Так, значит, истина - тоже род силы. Или это Исток пришел ей на помощь? Все может быть.
        Майя разгладила юбки. С тех пор, как ее переодели в служанку, девушка успела подрасти, и подол юбки уже не прикрывал щиколоток. Швы лопались, разъезжались, и ей много раз приходилось выпрашивать нитку и иголку и зашивать платье самостоятельно. Зиявшая на локте дыра расползлась еще сильней, когда леди Шилтон силой выволокла Майю из кровати. Местами ткань износилась до полной прозрачности. Майя знала на своем платье каждую дыру, но стояла прямо и гордо - королевская дочь, пусть не по титулу, но по силе духа.
        - Я… я не… не буду заставлять тебя спускаться, - сказала леди Шилтон, отступая к двери. - Истечения начались вчера?
        Майя кивнула и потерла виски. В голове в такт пульсу стучала боль.
        - Я не голодна. Правда.
        Леди Шилтон беззвучно вышла, закрыв за собой дверь. Майя села на край кровати. Она чувствовала невероятную усталость, и все же - она победила. И пусть победа была невелика, для Майи она была драгоценна. Измученная девушка опустилась в постель и стала смотреть в дыру в окне, где неслись по серому небу тучи да ветер свистел в узорчатых карнизах.
        Она проснулась от того, что на лестнице послышались чьи-то шаги. Обернувшись, Майя, к своему удивлению, вновь увидела леди Шилтон. Впрочем, на сей раз та вела себя чрезвычайно сдержанно. В руках у нее был поднос, на котором стоял умывальный тазик и лежала половина круглого хлеба, политого топленым маслом. От одного вида пищи у Майи потекли слюнки. Поднос покоился на плоском серо-зеленом свертке ткани.
        - Вот тебе тряпки, - сказала леди Шилтон. - Полагаю, ты захочешь вымыться. Вода еще теплая.
        Она поставила поднос, и Майя увидела стоящий на нем небольшой чайничек.
        Майя была поражена до глубины души. Никогда еще леди Шилтон не бывала так добра. Этого просто не могло быть.
        - Спасибо, - дрогнувшим голосом поблагодарила Майя.
        Леди Шилтон приподняла поднос, достала из-под него сверток, развернула. Это было платье из тех, что носили женщины ее дома, фрейлины. Искусная шнуровка на рукавах и на спине плотно стягивала роскошную ткань. Платье выглядело просто, но изящно. Да, оно было впору не леди, но служанке, и все же стократ превосходило те отрепья, что носила Майя.
        - Я подумала, что… ты можешь взять это платье, пока… то, другое… - леди умолкла, поджав губы. У нее подергивалась щека. - Отдай его мне.
        Она сглотнула.
        - Я его сожгу, - и тут же, фыркнув, сделала нетерпеливый жест рукой. - Ну же, дитя! Поторапливайся! Я его сожгу.
        Майя не знала, может ли она доверять леди Шилтон. Доверие - страшная вещь. Неужели эта жесткая суровая женщина действительно способна на сочувствие? Да и не могла Майя раздеваться в чужом присутствии - кистрель на шее, темные разводы на груди…
        - Не надо его сжигать, - смиренно попросила Майя. - Оставьте его мне, я буду надевать его, когда стану стирать новое.
        - Делай что хочешь, - снова фыркнула леди Шилтон и вручила ей сверток. - Я послала за Микаэлем Лекарем, это мой аптекарь. Он хороший лекарь, учился в аббатстве Биллербек. Он принесет тебе снадобья.
        И вновь Майя была поражена до глубины души.
        - Спасибо.
        Леди Шилтон одарила ее взглядом, в котором сквозило нечто весьма напоминавшее симпатию, и, не говоря больше ни слова, вышла. Майя схватила хлеб и впилась в него зубами. Это был господский хлеб, какого она не видала уже давно - слуг кормили чем попроще. Мякиш с мелкими черными семенами пахнул лимоном и пряностями. Хлеб был невероятно вкусный. Майя наслаждалась каждым кусочком.
        Вымывшись теплой водой и обтершись тряпками, девушка взяла свое новое платье и с удовольствием его рассмотрела. В прошлой жизни она любила наряды и знала в них толк, но теперь даже это простое платье казалось ей поистине великолепным. Вид Мюрэ, расхаживавшей в отнятых у Майи нарядах, поначалу наполнял девушку завистью, однако по мере того, как дни заключения в усадьбе леди Шилтон складывались в недели, Майя привыкала к мечтам попроще - пусть будет любое платье, какое угодно, лишь бы только не те лохмотья, что ее принудили носить.
        Майя надела платье и тут же пожалела, что в ее маленькой комнатке нет зеркала. Рукава закрывали руки до запястья, теплая ткань приятно согревала тело, юбки спадали до самого пола, прикрывая потертые войлочные тапочки. Осталось причесаться, и после этого Майя, пожалуй, перестанет походить на кухонную девчонку и почти сойдет за нормального человека.
        Она разгладила ткань, провела пальцами по швам, оценила покрой, и внутри у нее потеплело. Как это… приятно - иметь новое платье.
        Снова послышались шаги.
        Майя подобрала все крошки до единой и быстро напилась, усмиряя жажду. На лестнице послышались голоса - один из них принадлежал леди Шилтон, второй был мужской, - и вскоре дверь снова открылась.
        - …прибыл бы быстрее, но на улице столкнулся с каким-то мужланом. Я потерял шляпу, уронил саквояж… Подумать только, какая наглость! Хорошо, что саквояж у меня прочный, леди Шилтон, пузырьки все целы, и пробки на месте. Если бы этот наглец разбил мне пестик, я бы потребовал, чтоб его повесили!
        - Довольно, Микаэль. Вот ваша пациентка. Это леди Майя, королевская дочь. Это Микаэль, целитель из Биллербека.
        Целитель оказался крупным, широким в кости мужчиной лет сорока с необъятной талией и редеющими рыжеватыми волосами.
        - Польщен знакомством, леди Майя, - произнес он и поглядел на нее, прищурившись.
        Майя почтительно наклонила голову и сделала реверанс, гадая про себя, уж не затем ли леди Шилтон принесла ей платье, что хотела скрыть от целителя дурное обращение со своей пленницей. Но нет, это было бы слишком цинично, подумала Майя и прогнала от себя эту мысль.
        Целитель поставил на пол саквояж и потер руки.
        - Холодно у вас тут. И как вы только не мерзнете? Ну-ка, ну-ка, приготовлю-ка я вам тинктуру от такого рода недомоганий…
        Бормоча себе под нос, он взялся за саквояж. Сидя на краю кровати, Майя смотрела, как целитель доставал разнообразные снадобья, хмурился, щурился, клал по щепотке того и этого в ступку, которую водрузил на столик у кровати. Все это время леди Шилтон стояла рядом, явно не зная, чем себя занять.
        - Немного теплой воды, мадам, будьте любезны, - попросил аптекарь, оглянувшись на нее чрез плечо.
        Леди Шилтон кивнула и вышла. Аптекарь поднял какой-то флакончик, изучил его содержимое и, не переставая бормотать, капнул несколько капель в снадобье.
        - Наглец, каков наглец, - бормотал он себе под нос, ничуть не нуждаясь в собеседниках. - И здоровый, что твоя стена. Я и сам не из маленьких, да где ж тут устоять! Так и сел наземь. А этот злодей только посмотрел и пошел себе - нет бы встать помог, спросил, цел ли я. А теперь синяк будет. - И аптекарь осторожно потер пострадавшее место.
        Вернулась леди Шилтон. Аптекарь с улыбкой принял у нее из рук чашку, пересыпал растертые в ступке ингредиенты в воду и перемешал извлеченной из саквояжа палочкой ибмиря.
        - Было бы неплохо подсластить патокой, - улыбнулся он, - но сработает и так. Пейте, леди Майя. Вам станет лучше.
        Майя взяла у него чашку и выпила настой. Он был горьким и жег горло, но на вкус был вовсе не так противен, как она ожидала. Она выпила половину чашки, и тут живот снова скрутило судорогой.
        Майя поспешно поставила чашку на столик и зажмурилась от боли.
        - Спазм? - спросил аптекарь. - Пейте, пейте. Надо немного выждать. Когда лекарство достигнет желудка, вам станет легче. А я пока побуду с вами.
        Леди Шилтон потрогала лоб Майи тыльной стороной руки.
        Мучительная судорога в животе стала еще сильнее.
        - Мне плохо, - простонала Майя, и тут ее желудок восстал.
        - Вы побледнели, - озабоченно нахмурился аптекарь. - Вы сегодня ели?
        - Только хлеб, - с трудом ответила Майя, обеими руками схватившись за живот. Она поняла, что ее сейчас вырвет.
        - Дайте тазик! - вскричал аптекарь, хватая полупустой таз, в котором Майя недавно мылась. Таз подоспел как раз вовремя: Майю стошнило. Она вцепилась в край тазика, и ее стало выворачивать. Боль раскаленными кинжалами терзала желудок.
        Перед глазами плясали цветные пятна. В висках гудела тупая боль. Во рту стоял странный меловый привкус. Пришел новый спазм, и Майю стошнило еще раз. Боль в животе то ослабевала, то вспыхивала с новой силой, тянула и отпускала, словно канат, который перетягивают два матроса.
        - Микаэль, что с ней? - возвысила голос леди Шилтон.
        - Не знаю, - растерянно ответил аптекарь. - Я никогда такого не видал.
        - Что вы ей дали?
        - Самое обычное средство, я всегда его использую. Обычно приходится немного выждать, и вскоре боль ослабевает. Однако я никогда не наблюдал такой реакции.
        В ушах у Майи звенело, голоса слышались как через толстый слой ваты. Хлеб покинул ее желудок, но есть ей не хотелось. Ее тошнило так, словно она стояла на палубе корабля в бушующем море. Застонав от боли, Майя прижала к животу тазик, не обращая внимания на его зловонное содержимое.
        - Селена! Селена! - закричала леди Шилтон в открытую дверь, и на лестнице затопали чьи-то ноги. Комната закружилась вокруг Майи. Во рту поселилось жгучее ощущение. Дышать было трудно.
        - Что вы ей дали, Микаэль? Что вы ей дали?
        - Обычное болеутоляющее! Средство от болей в животе, это не рвотное!
        - Да, миледи, - произнес женский голос. - Что случилось? Ой, Майе плохо?
        - Принеси еще один тазик. Скорее! Бери большой! Ну же, Селена! Что происходит, Микаэль?
        - Я не знаю! Я никогда такого не видел! Я не могу лечить болезнь, которой не знаю!
        Атмосфера в комнате приобретала отчетливый привкус безумия. Вокруг бегали и кричали. Рассудок медленно покидал Майю, голоса то звучали совсем близко, то уплывали куда-то вдаль. Ее стошнило еще несколько раз, но почти впустую - вышло лишь немного желчи и слюны. Мышцы живота ныли от непрекращающихся спазмов. Звон в ушах мешался с топотом и криками.
        Майя упала на постель, хватая ртом воздух. Мало-помалу боль ослабела, прошла и бившая девушку дрожь. Придя в себя, Майя обнаружила, что ее укутали в несколько одеял и тело ее мокро от пота. Она с трудом приподняла тяжелые веки.
        Медленно-медленно стали появляться негромкие голоса. Один из них был новым, Майя его не знала.
        - Благодарю вас, целитель. Этого довольно. Башмачник и валериана. Благодарю вас. Вы можете идти. Я доложу о случившемся канцлеру Крабвеллу.
        - Доктор Виллем, клянусь, я сказал всю правду, - плачущим голосом оправдывался Микаэль-целитель. - Я не давал ей ничего такого, чего не дал бы собственным дочерям.
        - Благодарю вас, целитель. Довольно. Можете идти.
        - Вы полагаете, это яд? - прошептал, отшатнувшись, Микаэль. - Я не травил ее! Клянусь своей душой, не травил! Леди Шилтон, вы же знаете, я бы ни за что!..
        - Разумеется, мастер Микаэль, - ответила леди Шилтон. - Я не дам вас в обиду. Вы служили моей семье много лет. Доктор Виллем, так вы полагаете, что дело в яде?
        - Я доложу обо всем канцлеру, - сурово повторил врач. - Ступайте. Оба ступайте.
        - Она пошевелилась! Майя! Ты меня слышишь? - спросил голос леди Шилтон.
        Майя пробормотала что-то утвердительное и потерла глаза, пытаясь открыть их.
        - Скажи доктору, Майя. Скажи ему, что я…
        - Довольно, мадам! - рыкнул врач. - Вон!
        Аптекарь и леди Шилтон поспешно прошагали вниз по лестнице. Голоса их становились все тише.
        Врач оказался крупным мужчиной с широкой, похожей на бочонок грудью и венчиком седых волос вокруг блестящей от пота лысины. Он сидел на табуретке у постели Майи - раньше табуреток у нее в комнате не было, должно быть, это леди Шилтон приказала принести. Сложив на груди толстые руки, врач сурово пророкотал:
        - Как вы себя чувствуете?
        - Мне лучше, - ответила Майя. - Вчера ночью у меня начались истечения.
        - Леди Шилтон мне сказала. Я видел кровь на платье… если это можно назвать платьем, - хмыкнул он. - Чердак, сквозняки, ни камина, ни жаровни… Неудивительно, что вы так слабы и бледны. Меня зовут Виллем Бенд. Я намерен дать вашему благородному отцу ряд рекомендаций. Вам следует укреплять организм. Прогулки на ялике принесут больше пользы, чем мытье полов. А стрельба из лука будет полезна для мускулатуры. Вы юны, вам надо больше бывать на свежем воздухе. Это поможет вам улучшить цвет лица.
        - Это было бы чудесно, - с благодарностью произнесла Майя.
        Он отвел с ее лица прядь волос.
        - А кроме того, я намерен сообщить канцлеру и - непременно! - вашему благородному отцу о том, что вас пытались отравить.
        Майя сглотнула, вспомнив привкус мела во рту, а затем - внезапную неостановимую рвоту. Ее голова бешено заработала.
        - Полагаю, что леди Шилтон и ее бормотун-аптекарь к этому не причастны, - тихо, но сурово произнес врач. - Но вам следует проявить осторожность. Если еда кажется вам странной на вкус - не ешьте. Пейте только воду. Полагаю, лорд канцлер немедленно начнет расследование. Но если вас действительно хотели убить, убийца может предпринять вторую попытку.
        Он наклонился вперед и встал. Лицо его было мрачно.
        - Меня очень тревожит происходящее. Я непременно поговорю об этом с королем. Не желаете ли что-нибудь ему передать?
        Майя широко распахнула глаза. Наконец-то она может обратиться к отцу!
        - Передайте ему, что я люблю его. И хотела бы, чтобы он позволил мне повидаться с матушкой.
        Врач нахмурился. Взгляд его был суров и строг.
        - Я передам вашу просьбу, - пророкотал он, - однако сомневаюсь, что король ее удовлетворит.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Армада
        Проснувшись, Майя обнаружила себя в постели. Девушка заморгала и заозиралась, но комната была ей не знакома, более того - она не помнила, как здесь оказалась. После визита в утраченное аббатство это случалось с ней часто, и все же она никак не могла привыкнуть к этому неприятному ощущению. Простыни тонко пахли пурпурной мятой. По углам кровати имелись столбики, поддерживавшие легкий полотняный полог кремового цвета. Нахлынула паника. Майя резко села и обнаружила, что лежала на нерасстеленной постели, поверх покрывала, одетая - хвала Идумее! - однако из одежды на ней было лишь темно-красное платье, подарок Джона Тейта. Изношенное нижнее платье пропало. От такой заботы Майя совсем растерялась. Будь она закована в кандалы, она удивилась бы меньше.
        Девушка поспешно спрыгнула с кровати и едва не упала: кровать оказалась гораздо выше, чем она ожидала. Комната, в которой она стояла, была невелика, на стенах красовались панели темного дерева. На дальней от кровати стене имелось окно, и хотя тяжелые бархатные портьеры закрывали его почти полностью, в щель между ними пробивался слабый свет зари. Майя подбежала к окну и отдернула портьеру.
        Стоял предрассветный час. Сколько же времени прошло? Майя не знала. Окно выходило в переулок за домами, очень узкий. Борясь с паникой, Майя откинула волосы с глаз, посмотрела вниз, в переулок, и поняла, что ее комната расположена на втором этаже. Дома по обе стороны переулка стояли узкие, двухэтажные, и каждый был увенчан островерхой черепичной крышей. Все окна были примерно одного размера и формы, а окна вторых этажей, в том числе и той комнаты, где находилась Майя, были снабжены ящиками, в которых росли разнообразные дикие цветы. По краям крыш бежали водосточные трубы, отводившие воду в канавы. Ушца уходила куда-то вбок, изгибалась, и из окна виден был еще один ряд домов с островерхими крышами и стрельчатыми окнами. За одним из таких домов возвышалось какое-то строение в четыре этажа, под треугольной крышей. Прижавшись лицом к окну, Майя исхитрилась заглянуть за строение и разглядела многоярусные леса и башню, которую явно перестраивали. На лесах не было ни души.
        - Где я? - шепотом спросила она и потрогала стекло. Дома на противоположной стороне улицы были сложены из кирпича. По эту сторону стены были покрыты белой Штукатуркой, поверх которой тянулись темные деревянные балки. Улицы были неправдоподобно чисты, булыжник блестел словно его начистили щеткой, - странное дело для такого закоулка. Кое-где из труб тянулись в небо ленивые дымки.
        Отвернувшись от окна, Майя оглядела комнату. Помимо кровати о четырех столбиках здесь имелась небольшая кушетка, на которой она нашла свое платье и мешок, а рядом, на полу - башмаки. По другую сторону кровати стоял угловой столик с двумя небольшими деревянными стульями. На столе стоял поднос с остатками ужина - остывшими куриными костями, огрызками спаржи, кожурой выжатых лаймов. Майя потерла живот, но голода не ощутила. На столе стояли два кубка. Две тарелки, два прибора.
        Она не помнила, как ела эту пищу. Майя глядела на стол, и душой ее завладевала тревога, а в голове клубился туман. Она силилась вспомнить. Буря в горах. Пещера в снегу. Они с Джоном Тейтом перевалили через горы в Отландию и шли в Ростик, где будет ждать ее корабль… то есть нет, корабль ее мужа. За ними гнались. В горах они попали в ловушку. Майя вызвала лавину. Она вспомнила человека, который вытащил ее из снега. Лицо его осталось в памяти смутным пятном, но куртку с королевским гербом и отороченный мехом плащ она помнила ясно. Он говорил по-отландски. А потом наступила чернота. Бесчисленный вновь вышел на поверхность. Заломив руки, она гадала, сколько это длилось, сколько дней она провела без сознания, что стало с Джоном Тейтом и Аргусом. Выдержать удар лавины они могли едва ли, и, хоть Майя нимало не сомневалась в их умении выживать в любых условиях, ее не покидал страх за них.
        Повинуясь вспыхнувшему желанию бежать, она повернулась и бросилась к двери. Дверь была заперта. Майя подергала за ручку, но дверь лишь дрогнула и снова замерла.
        Значит, Майю заперли? Она поискала любые признаки, которые могли бы сказать о том, куда она попала. Быть может, это Ростик? Она помнила, как просила человека отвезти ее туда, хотя, конечно, на самом деле просьба эта исходила от совсем другого существа.
        Между раздвинутых занавесок в комнату медленно вползал солнечный свет. Что же делать? Ждать, пока не придет тот человек?
        Но зачем он ее запер?
        Долго сдерживаемый страх прорвал плотину и хлынул наружу. Наверное, когда она заснула и не могла больше управлять чужой волей, тот человек одумался и пришел в себя. А если он побежал за дохту-мондарцами?
        Эта мысль решила все. Надо бежать.
        Майя вновь подергала дверную ручку. Дверь была крепка, и девушке недоставало сил справиться с нею. Что еще можно сделать? Ее взгляд упал на окно, и тут она вспомнила, как, стремясь повидаться с отцом, вылезла из чердачного окошка в поместье леди Шилтон. Майя бросилась к окну, и створки распахнулись, даже не скрипнув. Комнату наполнил аромат цветов, росших в ящике. Майя поглядела вниз, но рассудила, что прыгать не стоит - слишком высоко. Она метнулась к кровати, сдернула длинные полотнища полога и принялась связывать их углами. Две простыни довершили дело, и вот уже импровизированная веревка была привязана к одному из кроватных столбиков.
        Снизу послышалось шевеление. От страха у Майи засосало в желудке. Застучали башмаки. Зазвучали неразборчивые голоса. Майя торопливо сунула в мешок второе платье, Дернула завязки, забросила мешок за спину, подтянула импровизированную веревку к окну и сбросила конец вниз. Проверив узлы на прочность, девушка вылезла на подоконник и стала быстро спускаться.
        Солнце еще не успело проникнуть в узкий переулок, и воздух был холоден. Очутившись на земле, Майя зашагала по булыжной мостовой в ту сторону, где возвышалось здание в лесах. Оно выше прочих, с него можно будет хорошенько рассмотреть город. Майя натянула капюшон, чинно сложила руки и пошла как можно быстрее. Переулок был пуст.
        Она понимала, что впереди у нее множество испытаний. Она не говорила по-отландски и не знала, где находится. Стоит ей открыть рот, и в ней тотчас же признают чужачку. А поскольку королевства то и дело грызутся между собой, то стоит кому-нибудь узнать в ней принцессу, как за ней немедленно начнут охотиться ради выкупа. Ну, а если она не сумеет спрятать клеймо, тогда - верная смерть.
        Дойдя до конца улицы, Майя свернула, миновала пару извилистых переулков и наконец вышла к лесам. Что-то знакомое виделось ей в этом месте. Она никогда не бывала в Отландии, но чувство было такое, словно теперь она узнавала нечто виденное во сне. В переплетении лесов перед ней вставало аббатство - да-да, это было именно аббатство. Широко раскрытыми глазами Майя смотрела на поднимающиеся к небу стены, на каменные блоки, покоившиеся один поверх другого. Тут и там торчали длинные деревянные ваги, висели веревки и блоки, чуть поодаль сгрудились деревянные бочонки и ящики. Слышно было, как мычат быки - их держали неподалеку в чистых стойлах, из которых был тщательно убран навоз. В этом городе явно уважали порядок.
        Длинная, тонкая, высокая башня аббатства возвышалась над городом, словно воткнутое в землю копье. Майя обошла ее по кругу, любуясь зданием. Незаконченное, в ее воображении оно достроилось и увенчалось высоким тонким шпилем, пронзающим облака. В других королевствах аббатства строили иначе, но здешнее, островерхое, бесстрашное, походило на меч, воздетый в небо над самым сердцем города.
        Решив, что наверху сориентироваться будет проще, Майя подошла к лесам и полезла. Оставляя позади площадку за площадкой, она поднималась до тех пор, пока не оказалась выше самых низких крыш. Передохнув, она снова стала карабкаться вверх. Наконец и крыши особняков повыше остались внизу. Ветер трепал край ее плаща, однако Майя все время двигалась, и потому ей не было холодно. Сверху город являл собой странное и необычное зрелище. В толчее островерхих крыш едва можно было разглядеть улицы, а сами крыши уходили вверх так стремительно, что сверху казались узкими штрихами, подобием травинки.
        Держась за опору лесов, Майя медленно поворачивалась, удивленно приоткрыв рот, вбирая в себя открывавшуюся ей панораму. В городе обнаружилось еще три аббатства, тоже недостроенных, с такими же островерхими крышами. Оглядевшись, Майя быстро поняла, что находится на острове, окруженном рекой. Остров представлял собой некое подобие кривобокого круга, каждая пядь земли в котором была замощена и застроена домами. В отличие от острова, на котором стояло аббатство Дохту, местность здесь была Довольно ровная. Было ясно: отландцы торопливо строят город, который мог бы посоперничать с тем, что окружал древнее аббатство Дагомеи. Остров был обнесен высокой стеной; на противоположном берегу реки высились укрепления с прорезанными в них бойницами и отходившим от реки неровным рвом. Майя поняла, что у города два водных рубежа: река, что вилась с северной стороны среди зеленых холмов в пятнышках деревьев, и близкое море. Это - северная часть Отландии, поняла Майя, и поразилась своему открытию.
        «Я в Ростике».
        Она рассматривала прихотливо вьющиеся укрепления и видела, что они выстроены совсем недавно. Как будто все королевство явилось к этой речной излучине, движимое стремлением воздвигнуть стену, которая будет защищать рубеж и одновременно исполнять роль торгового форпоста. А вот и доки! От города их отделяли стены, но над зубчатым краем можно было разглядеть мачты пришвартованных кораблей. И над этими мостами, стенами, богатыми домами и общественными зданиями возвышались по меньшей мере семь башен и крепость, которая смотрела в устье реки, на север. Возле крепости кораблей было еще больше - сотни судов, настоящая армада. Трудно было поверить, что на всем белом свете найдется столько кораблей; мысль же о том, что все они могут встать на якорь в одной, пусть даже исполинской бухте, и вовсе казалась немыслимой.
        Майя смотрела на доки, на мосты, на аббатства, но что-то в этой картине никак не складывалось. То были не обломки прошлого. Город строили с чистого листа. Повсюду можно было видеть верфи. Но зачем отландцам такое количество кораблей? Что они собираются с ними делать?
        Ответ пришел сам собой, ясный и очевидный. Это вторжение. Это не рыболовецкая флотилия, а военные корабли. Отландия собирается развязать войну. У Майи похолодело сердце. Эти новехонькие корабли поплывут в Коморос, чтобы наказать ее отца за изгнание дохту-мондарцев. Тут ей в голову пришло нечто еще более страшное: а вдруг все королевства разом решили напасть на Коморос и смирить его, как сам Коморос давным-давно смирил Прай-Ри?
        Майя до боли в руках вцепилась в опору. Как предупредить отца? Нужно найти способ!
        - Ach stounzen! Bick trot lam! Achstouzen!
        Кричали снизу. Майя опустила глаза и увидела неспешно входящих во двор рабочих. Один из них заметил ее и теперь кричал, тыча в нее пальцем.
        Теперь она знала, где находится бухта, и, хоть найти там один-единственный дагомейский корабль представлялось сущим безумием, Майя окончательно уверилась, что она в Ростике. Живущий в ней Бесчисленный повелел тому человеку привезти ее сюда. Неведомая тварь явно поддерживала Майю в ее стремлении, и это тревожило девушку, однако сойти со своего пути Майя не могла, ибо это был единственный путь к свободе. Надо было найти «Аргивянина», корабль, посланный Кольером.
        Майя быстро полезла вниз по лесам. Рабочие сгрудились у их основания. Их поношенная одежда побелела от каменной пыли. В руках у рабочих были молотки и зубила.
        - Doch nasten iffen. Tuzza breeg. Stounzen? - заявил кричавший, дождавшись, пока Майя спустится. Она не понимала отландского, но перевод и не требовался - хватало тона, которым это было сказано. Майя прошмыгнула мимо и зашагала в сторону моста через реку, который подметила еще там, наверху.
        - Bick niffen! - фыркнул крикун. - Ick niffen dorr!
        Щеки у Майи горели от смущения, но вот рабочие остались позади, и девушке стало легче. Зазвенел колокол на башне, и звон его чудесным образом разбудил весь город и вызвал жителей на улицы. Открывались двери, мужчины и женщины в серых юбках и белых передниках выходили из домов и магазинов. Одеты все были почти одинаково, словно в униформу, а женщины в дополнение к наряду носили на голове вуали и покрывала, удерживаемые широкими обручами.
        Вскоре стало ясно, что Майя удивляла прохожих ничуть не меньше, чем они ее. На ней не было вуали, да и плащей таких длинных здесь тоже никто не носил. Платье ее ярким пятном выделялось на фоне унылых одежд местных жительниц. От устремленных на нее взглядов Майе было не по себе - впрочем, это не шло ни в какое сравнение с тем унижением, которое она испытала по милости леди Деорвин. На нее смотрели как на чужака, человека нездешнего. Зеваки показывали на нее пальцами и что-то говорили на своем гортанном языке.
        Щеки у нее снова запылали. Народу на улицах становилось все больше, но все же недостаточно для того, чтобы затеряться в толпе. Майя упрямо шагала вперед, не обращая внимания на насмешки и возгласы. Женщины грубо говорили ей что-то непонятное, и Майя поняла: так здесь обращаются с женщинами, которые не такие, как все.
        Она нашла мост и перешла на другую сторону, подивившись тому, что, несмотря на городскую тесноту, вода в реке не исходила зловонием и не несла дохлой рыбы. Река была так неправдоподобно чиста, под стать улицам… но как такое возможно? Перейдя на другой берег, Майя принялась высматривать знаки Дагомеи или Комороса.
        - Bicknuffen, - услышала она. Чья-то рука потянула ее за рукав. Обернувшись, Майя увидела четверых юнцов в рабочих робах и с темными шарфами вокруг шеи.
        - Bick nuffen trollen?
        Юнцы захохотали. Один стал шарить в сумке в поисках монеты.
        - Septem? Goch, drillow!
        Другой юнец пихнул товарища локтем в живот и окинул Майю плотоядным взглядом.
        Девушка поняла: они решили, будто бы она продает себя за деньги.
        - Нет, - твердо сказала Майя, гневно сверкнув глазами, плотно сжала губы, отрицательно мотнула головой и ринулась прочь.
        - Doch! Bicknuffen, dock!
        Она услышала их шаги у себя за спиной и пошла быстрее, лихорадочно озираясь в поисках заветного вымпела. Вокруг были одни только мужчины, и Майя с запозданием поняла, что нарушила очередной неписаный закон здешнего края.
        Юнцы не отставали. Оглянувшись, Майя обнаружила, что их уже шестеро. Встречные провожали ее неодобрительными взглядами и перешептывались. В этом королевстве от женщин требовали иного поведения, и Майя понимала, что нарушает каждый пункт этих требований. Она обняла себя за плечи и продолжила свой путь, стараясь не замечать одержимых грязными мыслишками преследователей.
        Сколько кораблей! Большинство из них были развернуты носом вверх по реке и пришвартованы к верфям, но были и такие, которые разворачивались с помощью длинных шестов и веревок и нацеливались на устье, готовясь к отплытию. Теснота и суета на верфях царила ужасная, однако был здесь и собственный ритм и порядок. Тут и там звучали команды, которые тотчас же исполнялись. Рабочие трудились слаженно, небольшими группами. И нигде, нигде здесь не было женщин.
        - Bicknuffen!
        Сзади кто-то схватил ее за руку. Майя резко развернулась и занесла руку, но тот же человек перехватил ее запястье и сильно сжал. Было больно, но Майя не думала об этом. Вокруг сгрудились мужчины; они оттесняли ее от причалов и подталкивали к какой-то стене. Противостоять им было все равно что противостоять приливу. Их было так много, что когда чья-то рука схватила ее пониже спины, Майя даже не разобрала, кому она принадлежала, Майя не могла понять, чья это рука.
        Мужчина, схвативший ее за руку, похотливо осклабился.
        - Cozzen, bick nuffen. Cozzen sprout.
        Она плюнула ему в лицо.
        Толпа ахнула. Мужчина выпустил ее руку и вытер лицо. В глазах у него полыхнула ярость.
        - Cozzenfreegin! - рявкнул он и наотмашь ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова Майи дернулась, но девушке случалось выносить удары и посильней. Она не упала и не заплакала. Она гневно посмотрела в глаза обидчику.
        Столь открытое проявление неповиновения поразило их еще больше. Мужчины попятились, образуя вокруг нее свободное пространство.
        - Нет, - произнесла Майя, страшась того, что должно было произойти. Мощь кистреля сплотилась в тугой ком. Ярость пробудила к жизни темную часть ее существа. Еще немного, и она ударит по этим людям их же собственным гневом и похотью и оставит их лежать в грязи. Нет, она не сделает этого. Так нельзя.
        - Ickdirk? - с сомнением произнес ее обидчик, глядя на ее клинок, и извлек из ножен собственный меч.
        Человек рядом с ним упал. Упавший кричал и корчился, из его плеча хлестала кровь. Еще один крик боли. Кольцо мужчин распалось, обидчики расступались, открывая путь человеку с окровавленным мечом в руках.
        - Meinbicknuffen, - сказал человек, и в голосе его была смерть. Майя узнала этот голос. Тот самый, что звучал в ее голове, перекрывая все прочие мысли.
        Этот человек был Финт Кольер.
        Больше он не произнес ни слова. Его клинок рассек запястье мечника, локоть ударил в нос, а колено - в пах. Мечник упал на мостовую. Кольер развернулся к следующему противнику.
        Зашелестели извлекаемые из ножен клинки.
        Альдермастоны всех королевств наделены силой и властью обучать мастонов должным клятвам, но один среди них должен владеть Даром Предвидения. Этого Альдермастона, будь то мужчина или женщина, избирают Великим Провидцем. Если Великий Провидец умрет или будет убит, Альдермастоны всех аббатств собираются вместе, и Исток посредством тайного яр-камня являет свою волю и называет имя нового Великого Провидца. Доля Великого Провидца тяжела, о правнучка, очень тяжела. Эта доля будет твоей, и не будет у тебя тяжелее ноши в самом сердце ночи.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
        Королева Дагомеи
        Кольер двигался как змея - иначе не описать. С хищной грацией он уклонялся от удара, делал бросок и жалил сам. Он не дожидался, чтобы враг напал первым. Дюжина с лишним вооруженных мужчин сжималась вокруг них кольцом, и Кольер разил снова и снова: лицо, глаза, запястье, живот. Укол, взмах, отбить чужой меч - и выпад. Майе случалось видеть пайзенийских мастеров фехтования, в прошлой жизни, при дворе, у нее даже был собственный учитель. Но то, что разворачивалось сейчас у нее на глазах, не имело ничего общего с изысканным ритуалом придворного поединка. Это был бой не на жизнь, а на смерть.
        Со звуком, от которого мороз бежал по коже, острие меча вспороло чей-то глаз; раненый захлебнулся и закричал от боли. На плечах, руках, боках нападавших расцветали кровавые цветы. Теперь она понимала, за что короля Дагомеи прозвали Финтом. Движения его были стремительны и абсолютно непредсказуемы. Двое или трое противников попытались зайти ему в тыл, но он сделал длинный выпад, одним ударом парировал сразу несколько клинков и напал сам. Меч его жалил врага, словно язык змеи, клевал в самые уязвимые места, непринужденно порхал, оставляя за собой страшные раны.
        Из рук раненого выпал меч и упал прямо к ногам Майи. Девушка подхватила меч за рукоять. В последний раз она держала клинок в руках много лет назад, но тело помнило науку. Враги быстро уменьшались в числе, однако она успела полоснуть по руке какого-то негодяя, который прицелился Кольеру в спину. Мерзавец взвыл от боли, ощерился, но струсил и нырнул в толпу. Схватка привлекла взоры всех, кто был в порту; на вантах кораблей висели матросы, взобравшиеся повыше, чтобы не пропустить ничего из происходящего.
        Майя увидела человека в черном, усыпанном самоцветами камзоле; человек шел от причала, и в руках у него был узорчатый клинок. У человека была остроконечная бородка, в ухе покачивалась серьга. Человек отбросил за спину плащ и что-то крикнул; услышав это, оставшиеся противники Кольера брызнули во все стороны.
        Человек не был похож на отландца. Когда он заговорил вновь, Майя узнала пайзенийский язык. Человек вызывал Кольера на дуэль.
        Воспользовавшись заминкой, за спину Кольеру скользнул какой-то тип с кинжалом. Под одобрительные смешки зевак Майя ударила его ногой в бок, и он упал. Держа клинок наизготовку, Майя встала рядом с Кольером, так, чтобы защищать ему спину.
        - Спасибо, ты очень облегчила мне поиски, - сардонически произнес тот.
        - Ты будешь с ним драться? - спросила она, глядя на идущего к ним человека в черном.
        - Можно подумать, у меня есть выбор.
        Дуэлянты встали лицом к лицу и небрежно отсалютовали друг другу клинками. Майя чувствовала, как расходится от Кольера сила Истока, как тянутся по воздуху маслянистые щупальца страха. Не говоря больше ни слова, поединщики сошлись, клинки их сверкнули в утреннем солнце, и сталь ударилась о сталь. Видно было, что оба они - мастера меча, и простые приемы, которыми Кольер обезоруживал или ранил врагов несколькими минутами раньше, его новый соперник отражал без труда.
        Свистел рассекаемый мечами воздух. Поединщики били и парировали удары. Человек в черном был старше и опытнее, отражая удары Кольера, он задумчиво хмурился и тотчас же переходил в яростную атаку. Звенели клинки, и повисший в воздухе страх становился все темнее и осязаемей. Майя видела этот страх в глазах наблюдателей - те пятились от места схватки, опасаясь за свои жизни.
        - А он неплох, - сказал Кольер. С носа у него капал пот. - Mellebene.
        Человек с бородкой коротко наклонил голову, благодаря за комплимент.
        Майя бросила взгляд вдоль улицы и увидела отряд дохту-мондарцев. Отряд направлялся к месту поединка.
        - Сюда идут, - предупредила Майя. - Он специально решил нас задержать.
        - Сейчас, погоди еще минуту, - отозвался Кольер напряженным голосом и, выгнувшись, ускользнул от выпада противника - впрочем, тот все же успел рассечь мечом его рубаху, вспоров ткань, выпустив из-под нее кистрель и оставив неглубокий порез, из которого потекла струйка крови. При виде кистреля у Майи потемнело в глазах, и лишь огромным усилием она сумела остаться в себе.
        «Нет! Нет! Не надо!»
        Кольер ударил локтем по запястью противника и впечатал навершие меча тому в лицо с такой силой, что голова бородатого дернулась назад. Стремительно крутанувшись, Кольер оказался за спиной у врага, подставил ему ногу и сильно толкнул в спину. Меч с лязганьем выпал из руки пайзенийца. Кольер навис над упавшим. Глаза противника округлились от ужаса. Меч Кольера ударил его в грудь. Послышался звон: что-то скрытое под рубашкой остановило меч.
        - Так я и думал, - гневно произнес Кольер. - Это Верный.
        Снова занеся меч, он вогнал острие в предплечье упавшего. Человек страшно закричал от боли.
        Кольер был красен и тяжело дышал, однако это не помешало ему одним длинным движением высвободить меч, схватить Майю за руку и потащить за собой.
        - Бежим! - приказал он.
        Они бросились бежать, оставив за спиной приближающийся отряд, который пробивался сквозь редеющую толпу. Позади раздавались крики и угрозы, однако беглецы предусмотрительно не стали убирать мечи, и перед таким аргументом толпа предпочитала расступиться.
        - Вон там «Аргивянин»! - крикнул Кольер, указывая мечом. Корабль уже развернулся носом к устью и готовился к отплытию. Сзади кричали все громче, и беглецы прибавили ходу, стремясь поскорей достичь своей цели.
        - Бросай! - закричал Кольер. - Бросай меч!
        Сам он на бегу сунул свой клинок в ножны, но Майя, доверившись его словам, отшвырнула оружие, и оно с глухим стуком упало на доски причала.
        Крики за спиной были все ближе.
        Кольер крепко схватил ее за руку. Пальцы у него были горячие, Майя вцепилась ему в ладонь, и тут в животе у нее все перевернулось, потому что она поняла, что он задумал. Он собирался прыгнуть в воду.
        - Мы что, будем пры…
        Договорить она не успела. Не отпуская ее руки, он прыгнул с причала, и Майя едва успела набрать воздуха в легкие. Они ухнули в холодную воду и пошли ко дну. Платье тянуло вниз, словно якорь, вокруг завивалась водоворотами вода. Рука Кольера легла ей на талию; он плыл, таща ее за собой. Вода бурлила, не давала вздохнуть, но он держал крепко, Майя цеплялась за него изо всех сил, и вместе они неуклонно продвигались к кораблю. Приноровившись, Майя стала грести ногами в том же ритме, что и он. Торжество состоявшегося побега кружило ей голову.
        Странное, непривычное чувство.
        Кольер уцепился за невесть откуда взявшуюся веревку, и с корабля потянули. Кольер по-прежнему крепко прижимал Майю к груди, и вот наконец холодные воды выпустили их из своих объятий.

* * *
        Майя куталась в шерстяное одеяло и сжимала в руках кружку горячего бульона. Вода с волос капала в глаза. Девушку устроили на табуретке в чистой, хорошо обставленной каюте, которая принадлежала капитану судна. У стены стояла узкая койка с тюфяком под грудой теплых меховых одеял. Имелось и окно, выходившее на корму, однако занавески были задернуты, и единственным источником света служил висевший на крюке фонарь.
        Кольер, тоже с одеялом на плечах, беседовал в дверном проеме с капитаном.
        - Выход из бухты перекрыт? - спросил Кольер.
        - Нет, милорд. На пристанях суматоха, дохту-мондарцы не могут пробиться сквозь толпу и потребовать закрытия порта. Я послал на марс парня, он говорит, что перед нами еще три судна, но все идут совершенно свободно.
        - Отлично, - улыбнулся Кольер. - Проследите за армадой, когда будем идти мимо. Если будет погоня - сообщите мне. Идем в Несс, не так ли, моя госпожа?
        - Да, - отозвалась Майя. Ее била дрожь.
        - Вы отлично поработали, Ставангер. Когда прибудем, навестите моего казначея. Тысяча марок ваша, как я и обещал.
        - Рад услужить, мой господин, - широко улыбнулся капитан. Его обветренное лицо было исчерчено шрамами, голова - увенчана густой седеющей шевелюрой. - Я с удовольствием займу каюту моего помощника. А эта - ваша так долго, сколько вам будет угодно. Добро пожаловать на «Аргивянин», госпожа моя, ваше величество. Прошу извинить за непритязательную обстановку - это ведь всего только обычное торговое судно.
        И улыбнувшись Майе, он пригнулся и вышел из комнаты.
        Покачиваясь, корабль набирал скорость. Речное течение несло его к морю. Однако прежде всего им предстояло миновать вход в гавань, который охраняли две могучие башни.
        Кольер захлопнул дверь и задвинул засов. Взгляд, которым король окинул Майю, был загадочен. Глубокая царапина у него на груди все еще кровоточила.
        - Ты ранен, - сказала она, вставая. - Дай посмотрю.
        - На борту есть целитель, - сказал Кольер. - Впрочем, если ты настаиваешь…
        - Сядь, - велела она, указав на кровать. Порывшись в капитановых вещах, она нашла льняные салфетки, достала из своего мешка вайду и быстро приготовила мазь. Кольер растянулся на кровати, закинул руку за голову и с любопытством наблюдал за ее действиями. Вид у него был самый что ни на есть довольный и уверенный. У Майи задрожали пальцы.
        - Покажи-ка, - сказала она, подтащив к кровати табурет. Кольер расшнуровал куртку и расстегнул рубашку, которой уже ничто не могло помочь. Будет шрам - еще один, неотличимый от множества других следов на его коже. Отчего-то Майе вдруг захотелось узнать, как он заработал эти шрамы, однако тут в свете фонаря блеснул кистрель, и Майя уже не могла оторвать от него глаз. Его сила вползала в ее Разум так неостановимо, что у нее закружилась голова.
        - Ты в порядке? - поинтересовался Кольер.
        - Да, вполне, - ответила она, стараясь держать себя в руках.
        - Ты посмотрела на медальон и вдруг побледнела.
        - Просто голова закружилась, - Майя заморгала, но это был не обман зрения: на груди у Кольера проступало темное пятнышко, небольшое, но со знакомыми завитками. - Ты использовал кистрель в драке.
        - Разумеется, - отозвался он. - Их было слишком много. Но тот, последний, пайзениец - у него тоже был кистрель. Он попытался пробиться ко мне в голову и наполнить меня страхом. Не мог же я позволить ему добиться своего - по крайней мере, таким способом.
        Майя нанесла на рану немного вайды. Кольер вздрогнул, но не отпрянул.
        - Ты поступил храбро, - тихо сказала Майя. - Ты был один, а их много.
        Его рот искривился в ухмылке.
        - Ты сама могла преспокойно их разбросать. Тебе даже меч не понадобился бы.
        Майя молчала и смотрела ему в глаза. Кому он помогает: ей или Бесчисленному, который поселился в ее теле? Кому он предан? В глубине души она продолжала верить, что он по-прежнему ошибается на ее счет. Он посчитал, что она стала хэтарой по доброй воле, и отчасти от этого пожелал ее себе в жены - но что он подумает, если узнает, что больше всего на свете она мечтает избавиться от существа, которое в ней поселилось? Прогонит ли он ее? Хочет ли она, чтобы он ее прогнал?
        - Какая ты мрачная, - проницательно заметил он.
        - Есть отчего помрачнеть, - ответила она. - Я не думала, что ты явишься в Ростик.
        - Значит, ты горюешь оттого, что я сюда явился? - поддразнил он.
        Вместо ответа она сказала:
        - Ты серьезно рисковал. Если бы отландцы узнали…
        Он кивнул:
        - Вот именно. Если бы они узнали тебя или меня… Хм. Они затребовали бы такой выкуп, что мое королевство ввек бы не оправилось. Да и твой отец за тебя заплатил бы.
        Он потянулся и погладил ее большим пальцем по подбородку.
        - А не заплатил бы он - заплатил бы я.
        - Тебе нравится рисковать, - заметила Майя. - А я думала, ты человек осторожный.
        - Жизнь - это один большой риск, - ответил Кольер. - Никогда не знаешь, что будет дальше - это-то и есть самое интересное. Да, тот фехтовальщик мог меня убить. Он рисковал не меньше моего. Теперь он долго не сможет взять меч в правую руку. А может, и никогда.
        - Почему ты его не пощадил? - спросила Майя, размазывая мазь по ране.
        - Оставить пайзенийца без честного шрама на память о достойном поединке? - расхохотался Кольер. - Во-первых, заложником я жил в Пайзене, а это не располагает к милосердию. Но главное тут не это: лучшие пайзенийские фехтовальщики - люди гордые и заносчивые. Побьешь такого - и он будет являться к тебе снова и снова в попытке восстановить утраченную честь. Награди такого шрамом, и он будет носить его как орден. Эта их мстительность такая утомительная штука! А фехтовать у меня всегда отлично получалось. Просто как-то само собой. В двенадцать лет я победил своего первого учителя. Правда, все сочли, что для кровной мести я чересчур юн, но когда мне исполнилось четырнадцать, никто уже не возражал. В четырнадцать ты уже достаточно взрослый, чтобы умереть.
        Майя посмотрела на рану и вытерла голубые от вайды пальцы тряпкой.
        - Дай перевяжу.
        Она принесла бинты. Кольер сел, небрежно избавившись от разорванной рубашки. Майя старалась не смотреть на него, ибо от одного вида кистреля в животе у нее холодело, а в голове начинался шум. Она забинтовала королю грудь и завязала бинт на несколько узлов.
        - Спасибо, - поблагодарил он, встал с кровати и подошел к небольшому сундучку, скромно приютившемуся в углу каюты. Из кармана штанов Кольер извлек ключ и открыл замок.
        - Зачем ты запер сундук? - с любопытством спросила Майя.
        - Не без причины. Не хочу, чтобы у меня украли одежду, - ответил он, откинул крышку и рылся в сундучке до тех пор, пока не извлек красивый расшитый дублет. - Или у тебя.
        Он извлек из сундучка теплую рубаху, поверх нее накинул дублет, а изорванную рубашку небрежно бросил в угол. Темные волосы он откинул назад - полетели капли воды. Одевшись, он снова полез в сундучок и извлек оттуда роскошное пышное парчовое платье. Золотая ткань маслянисто поблескивала у него в руках.
        - По глазам вижу, что тебе нравится, - чуть насмешливо заметил он и развернул платье, чтобы продемонстрировать его во всей красе. На платье были вытканы едва заметные лилии - герб дагомейских королей. Такая роскошная ткань стоила целое состояние, и сердце Майи заныло от желания примерить наряд. Когда-то она носила такие платья, но было это так давно. Длинные широкие рукава были отделаны каймой винного цвета и усыпаны жемчугом.
        - Как красиво, - заморгала Майя. - Но путешествовать в таком невозможно.
        - Само собой, - согласился он. - Однако я хотел бы поглядеть на тебя в нем хотя бы в плавании. Это платье достойно королевы.
        Она прикусила губу.
        - Я… я ценю твою щедрость, но…
        - Не отказывайся, Майя. Твое платье насквозь промокло, его надо сушить. В чем ты будешь ходить? Надень это. Ты - моя королева, - голос его упал до шепота, почти неслышного. - Ты - настоящая королева.
        Майя опустила взгляд и посмотрела на ткань. Щекам стало жарко. Ей хотелось надеть это платье, хотелось ощутить его прикосновение к коже. Она вздохнула.
        - Оставь меня, будь добр. Я переоденусь.
        Видно было, что эта просьба пришлась ему не по душе.
        - Как хочешь. Пойду переговорю с капитаном. Но я скоро вернусь.
        Он протянул Майе платье. Она приняла наряд и дождалась, пока король отопрет дверь и выйдет. Ткань лилась у нее из рук мягкими складками. Платье обошлось королю по меньшей мере в несколько тысяч марок. Это был достойный королевы наряд. Майю терзали противоречивые чувства. В самой глубине души ее что-то мучило, но что - она не могла понять. Ее родители заключили брак в аббатстве, принесли нерушимый обет, и все же у себя на родине Майя была бастардом.
        Кольер знал о ее положении, и все же обращался с ней так, как подобало обращаться с принцессой. Их обручили еще детьми. Уже взрослой она, хоть и не имея на то желания, согласилась выйти за него замуж. В глазах всего мира они были мужем и женой. Но в глазах Майи, более того - в ее сердце их брак ничего не значил.
        Девочкой она мечтала выйти замуж за мастона. Она знала, что ее долг - продлить цепочку мастонов, что тянулась из глубины веков. Кольер был славный парень и хорош собой. Майе нравилась его компания. Он не раз спасал ее от беды. Он обращался с ней как с равной. Но он был другой веры. Для него Майя была пешкой в игре, а призом в этой игре был императорский венец и власть над всеми окрестными королевствами. Майя осторожно положила прекрасное платье на кровать и прижала руки к лицу, борясь с чувствами.
        Она должна сказать Кольеру всю правду.
        Ее терзали страх и отчаяние. Сколько времени прошло с тех пор, как Бесчисленный в последний раз завладел ее телом? Она не знала. Дни? Недели? А впрочем, неважно; все, что ей было нужно теперь - это вырвать зло из своей души и изгнать его навеки, восстановив власть над собственным разумом, который подтачивало это существо.
        Майя сделала глубокий вдох. Она все расскажет. Она выдаст свою тайну. Быть может, после этого Кольер не захочет иметь с ней ничего общего и перестанет ей помогать - пусть так. Но страх и тревога по-прежнему снедали ее.
        Борясь с этими чувствами, она завела руки за спину и принялась расстегивать пуговки на промокшем до нитки платье.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Предательство
        Заскрипели дверные петли, и в капитанскую каюту ворвался соленый порыв ветра. Корабль мерно покачивался на воде. Сидя на табурете у письменного стола, Майя играла с манжетой платья, жалея, что под рукой нет зеркала. Обернувшись, она увидела, что Кольер запирает за собой дверь. Внутри у нее все сжалось. Задрожали руки.
        - Мы вышли из бухты… без заминки, - объявил Кольер и осекся, глядя на нее. - Платье… в нем ты еще прекраснее. У меня отличный вкус.
        Ухмыльнувшись, он подошел ближе.
        - В море качать будет сильнее, но тревожиться не о чем.
        - Я думала, нас попытаются остановить, - ответила Майя, хотя то был самый малый из ее страхов.
        - Корабли армады расставлены так, чтобы защищать Ростик, а не удерживать уходящих. В таких случаях я привык полагаться на общую неповоротливость и путаницу. Перекрыть морской порт таких масштабов непросто, да и как тогда быть с гружеными судами?
        Майя кивнула и села к нему лицом. Руки она положила на колени, чтобы скрыть дрожь.
        - Кольер, нам надо поговорить.
        - Какая ты серьезная, - улыбнулся он краешками губ. - Хорошенькая и серьезная. И волосы так красиво контрастируют с золотом. - Он потянулся было к ней, но тут же сложил руки и задумчиво покачал головой. - А вот к твоим глазам золото не идет. Погоди, есть одна идея.
        Он энергично откинул крышку сундука и стал перебирать его содержимое. Майя терпеливо ждала, бросая любопытные взгляды ему через плечо.
        - Ага, вот оно, - сказал наконец он и извлек обитый кожей ларец с золотыми защелками. Ларец был водружен на стол перед Майей. Кольер поднял защелки и открыл крышку. На ложе черного бархата покоилась россыпь маслянисто поблескивающих золотых украшений с чистейшей бирюзой. Золотые нити тончайшей работы переплетались, охватывая камни - два ожерелья, несколько пар серег, браслеты, кольца и даже филигранной работы шпильки, инкрустированные великолепными камнями. Представив, сколько могло стоить это великолепие, Майя потеряла дар речи.
        - Откуда это у тебя? - спросила она, когда смогла говорить.
        - Заказал для тебя подарки к свадьбе, - ответил король. - Я слышал, что глаза у тебя зелено-голубые. Камням с ними, конечно, не сравниться, однако мои мастера подобрали бирюзу редчайшего цвета. Откуда-то из Авиньена, кажется. Дорого, да, но какая же королева без украшений?
        Майя опустила взгляд. Она чувствовала себя виноватой. Значит, он заинтересовался ею еще прежде, чем заподозрил, что она хэтара.
        - Кольер…
        - Погоди, погоди. Сначала надень, дай мне тобой полюбоваться. После этой грязной реки ты, наверное, не прочь бы искупаться в ванне, но, увы, на борту корабля это слишком большая роскошь. Волосы у тебя все не высохнут. Позволь, я расчешу.
        - Я могу сама, - покраснела Майя. - На столике был гребень…
        - А, вот он. Нет уж, я сам.
        Он был быстрее и дотянулся до гребня первым. По спинке гребня шла резьба; с одной стороны зубцы шли часто, с другой - пореже.
        - Я сама причешусь. Дай мне минуту…
        - А сколько таких минут у нас уже было украдено? - интимным тоном спросил он, положил руку ей на плечо и заставил Майю повернуться к нему спиной. - Я часто об этом думал. Что было бы, если бы твой отец не разорвал нашу помолвку?
        Темные пряди заструились между зубцов гребня. Кольер начал с самого низа, с кончиков, бережно распутывая узлы. Действовал он осторожно, но, как обнаружила Майя, вполне уверенно и даже умело, разбирал темные локоны и укладывал их один за другим.
        - Мы были бы женаты уже года два или три. Официально женаты. Мы столько лет не знали друг друга, а виноват в этом он - твой отец. Он украл тебя у меня.
        Гребень зацепил особенно сильно запутавшуюся прядь. Извинившись, Кольер аккуратно распутал узел. Гребень забирался все выше. Майя чувствовала, как наливаются румянцем щеки, и радовалась, что сидит спиной к Кольеру.
        Она сказала:
        - Если не ошибаюсь, твой отец и тебе нашел другую супругу. Когда помолвку разорвали, мы были еще совсем детьми. Мне было лет семь… или восемь? А тебе - еще меньше. Но с гребнем ты умеешь обращаться - откуда бы?
        - От сестер, - ответил он, и даже по голосу слышно было, что он улыбается. - Старшие сестры любого мальчишку выучат обходиться с женщинами. Сколько бы я мог тебе о них порассказать! Впрочем, ты меня отвлекла. Обе мои сестры замужем и счастливы. Но мы, люди старинного Семейства, - не более чем пешки в борьбе за власть. Скажи, Майя, тебе никогда не приходило в голову, что Дохту-Мондар может оказаться хранителем единственной истинной религии?
        Узлы были распутаны, и гребень заскользил смелее. Кольер провел рукой по ее волосам, и в животе у нее потеплело, а по спине пробежал холодок.
        - Ты хорошо знаешь их учения? Помнится, ты предпочитала одно из них всем прочим. Это благодаря канцлеру?
        - Канцлеру Валравену, - ответила Майя. - Но он никогда не пытался обратить меня в свою веру.
        - Да, дохту-мондарцы не стремятся навязать всем свою точку зрения. В отличие от мастонов, - подпустил он Шпильку. - Дохту-мондарцы считают, что душа рождается и возрождается много раз. Иногда они приводят в доказательство слова мастонов о второй жизни. Человек-де может умереть, оставить сей мир, а потом, сотни лет спустя, возвращается в новом обличье.
        - Да, я об этом слышала, - сказала Майя. - Но это же неправда.
        - Откуда нам знать? - небрежно пожал он плечами. - Неужели тебе никогда не случалось почувствовать, что ты уже была в каком-то месте? Когда я прибыл в Ростик, то… мне показалось, что я его уже видел. А иногда, когда в чужих землях попадается древний яр-камень, мне кажется, что он мне знаком. С тобой так не бывало?
        Майя подумала.
        - Бывало, но я всегда думала, что это все Исток. Я… я часто слышу такой тихий шепоток. Он подсказывает мне, что делать.
        - Хм-м, - протянул он и снова провел рукой по волосам. Это явно доставляло ему удовольствие. - Что ж, возможно. Как я уже говорил, я прошел мастонские испытания, но не принес клятвы. А еще в аббатстве я узнал кое-что об учениях, о которых не принято говорить вне тамошних стен. Тут уж не знаешь, чему и верить. Лично я предпочитаю слушать сердце и идти туда, куда оно позовет.
        Майя оглянулась через плечо:
        - Сердце можно обмануть. Нельзя принимать решения, полагаясь на одни только чувства.
        - Само собой! - согласился он. - Но чувства - материя тонкая. Вот сейчас, например, мне очень хорошо. Приятно ведь смотреть на красивую женщину. А ты очень красивая, Майя. И застенчивая… как будто сама не знаешь своей красоты или прячешь ее. Сама скромность, - беззаботно добавил он, кладя гребень на стол, и опустил руки на плечи девушке. - Но чувства обманчивы, не так ли? Меня так и подмывает поцеловать тебя, как бы глупо это ни было. Пусть я не верю в россказни о колдовской силе Истока, разум говорит мне, что целовать тебя очень опасно. Правда, от этого со мной вряд ли приключится какая-нибудь страшная болезнь. Ты можешь просто разбить мне сердце.
        Он убрал руки с ее плеч и заговорил веселее:
        - Ну что, теперь украшения? Подними волосы.
        Майя прикусила губу. Откуда это смятение в душе и головокружение? Корабль начал покачиваться сильнее, однако поднимавшийся в груди жар и душевный трепет заглушали качку. И отчего у нее так пересохло во рту?
        Он поднес ожерелье и бережно уложил его вокруг ее шеи.
        - Замочек тут совсем крошечный, - озабоченно заметил Кольер, - для дамских пальчиков. Ну да ладно.
        Его жесткие пальцы коснулись ее шеи, по спине побежали мурашки. Что за сладкая мука овладела ею?
        - Ну вот. Было нелегко, но я с честью вышел из испытания. Теперь сережки. Тебе какие больше нравятся?
        - Вот эти, - хриплым шепотом произнесла Майя и подняла дрожащий палец.
        - Мне тоже, - согласился он и взял с бархатной подушечки длинную серьгу. - Придется мне встать на колени - тут темновато.
        Он опустился на колени, и она ощутила его дыхание на своей щеке. Майя была готова и заставила себя не дрожать, Даже когда его палец прошелся по мочке уха, повторяя ее очертания.
        - Кажется, сюда, - неуверенно сказал он, но теперь она видела его лицо и могла прочесть написанные на нем чувства. Руки у него дрожали. Голос звучал горделиво и уверенно, однако глаза смотрели тревожно - почти испуганно.
        Сережка больно кольнула ее в ухо. Майя вздрогнула.
        - Прости, - тихо сказал он и попробовал снова. - Дырочку вижу, но она, кажется, заросла.
        Майя кивнула.
        - Я сама.
        Она взяла у него из рук серьгу и поднесла ее к уху. Кожа поддалась не сразу. Майя давно не носила серег - отец отобрал у нее все украшения. Укол боли - и вот уже серьга покачивается в ухе. Скрипнув зубами, Майя справилась со второй серьгой, и дело наконец было сделано.
        Лицо Кольера все еще было на одном уровне с ее лицом. Он был очень хорош собой - темноволосый, широкоплечий, исполненный силы. Майя вспомнила, как храбро и отчаянно он бился с негодяями, окружившими ее в доках. Он защитил ее от Корриво. Он хотел свергнуть ее отца в наказание за то, что тот сотворил с дочерью. Как он был непохож на отца - на человека, который предавал ее снова и снова, раз за разом.
        - И все-таки мне очень хочется тебя поцеловать, - прошептал он. - Что ты со мной делаешь?
        Усмехнувшись, он встал и потряс головой, словно пытаясь освободиться от наваждения.
        Но за мгновение до этого Майя видела в его глазах борьбу. Сглотнув, она поняла, что искушение не миновало и ее. В поцелуе скрыта странная сила, поняла она. Это знак того, что между двоими людьми есть нечто недоступное прочим. Это нападение и капитуляция. А еще - и думать об этом было горько - это дар, который недоступен носящей клеймо хэтары. Она никогда никого не поцелует. Даже собственное дитя.
        - Погоди еще минутку, - тихо сказал он, вновь полез в сундук и извлек оттуда шкатулку сандалового дерева, источавшую густой пряный аромат. Размером она была с тарелку, но не такая плоская, и держать ее приходилось обеими руками. Когда он откинул крышку, Майя едва сдержала крик восторга: внутри лежала изящная золотая корона. Кольер осторожно опустил шкатулку на стол и возложил корону на голову Майе.
        - Вот теперь ты настоящая королева.
        Он встал перед ней на колени, словно рыцарь, приносящий обет, и взял ее руки в свои.
        - Ты хотела мне что-то сказать, но прежде я сам скажу тебе одну вещь.
        Сердце застучало как молот.
        - Что?
        Горло сдавило до боли.
        - Я должен сделать признание. Ты совсем не такая, как я думал. Я… ох, как бы объяснить, чтобы было не слишком странно? Ты, наверное, уже поняла, что я много лет думал о тебе. Нам ведь суждено было быть вместе, - он сглотнул. - Нас обручили детьми для того, чтобы примирить наши королевства, Коморос и Дагомею. Мое настоящее имя… э-э… Гидеон. Терпеть его не могу. Быть названным в честь какого-то древнего Альдермастона - кому это понравится? Зови меня Кольер. Всегда. Пообещай.
        - Хорошо, - застенчиво улыбнулась Майя.
        - Спасибо. Только не при дворе, конечно. А так - говори что пожелаешь. Так вот, пока я жил заложником в Пайзене, у меня было много времени на раздумья. Я часто думал о тебе. Втайне я надеялся, что твой отец… что он вмешается, поможет выплатить за меня выкуп. Глупые надежды, конечно. Самому теперь стыдно. Я надеялся, что ты спасешь меня, - его губы сложились в печальную улыбку. - Я был одинок. Это разбивало мне сердце. Но в конце концов отец выплатил выкуп, и мы с братом получили свободу. Понимаешь, Майя, для меня нет ничего важнее. Мое новое имя, Финт Кольер, - это знак того, что я свободен. Только никому не говори.
        Майя коснулась его плеча.
        - Не скажу.
        - И вот поэтому я не могу без свободы. Я вечно куда-то скачу, что-то ищу, брожу повсюду. И ты будешь иметь такую же свободу. Я не стану тебя ограничивать. Да и не мог бы, даже если бы захотел! Прошу только об одном: сделай для меня то же самое. Не привязывай меня к тряпкам, горшкам и перинам. Я не могу без свободы.
        Майя сложила руки на коленях.
        - Вот уж это сколько угодно. И я тоже люблю ездить верхом. И еще охотиться с соколом и стрелять из лука.
        - И бродить по диким горам, - лукаво улыбнулся он. - Знала бы ты, как я тебе завидую. Я буду рад, если ты пойдешь со мной. Мы ведь связаны с тобой неразлучно - твоим именем и моей кровью.
        - В каком смысле?
        - Я же говорил тебе, что читал книгу графа Дэйре. Он был могущественным правителем, великим бойцом и мечником. А у меня, по-моему, Дар вести войну. Я вечно изобретаю новые тактики и военные хитрости. Дэйре не смог только одного: добиться руки своей возлюбленной. Марсианы, в честь которой ты получила свое имя. Не кажется ли тебе, что нас… связала сама судьба? Я - потомок графа Дэйре. Ты - потомок Марсианы Прайс, пусть и не по прямой линии.
        Он открыто посмотрел ей в лицо.
        - Я должен просить тебя еще об одном одолжении.
        Майя не знала, что отвечать.
        - О каком?
        Он опустил взгляд. Корабль тяжело раскачивался с боку на бок. Пол каюты внезапно накренился, и Майю сбросило с табурета прямо на Кольера. Девушка вспыхнула от смущения, однако, когда первое потрясение схлынуло, не удержалась от смеха. Кольер засмеялся вместе с ней.
        - Ну и силища у этих волн, - сказал он и помог ей сесть, придерживая за талию.
        Все еще смеясь при воспоминании об их нечаянном объятии, Майя опустилась на табурет и прижала руку к сердцу. Голова у нее шла кругом.
        - Теперь мне почти страшно признаваться, - улыбнулся Кольер, протянул руку и коснулся ее плеча там, где на нем лежало клеймо. От его прикосновения в сердце Майи поднялась черная волна. Разум начало заволакивать пеленой. Закружилась голова. Ослабли ноги. Отчаяние нахлынуло волной, и она молча закричала: «Нет, нет! Уходи!»
        Кольер, - прошептала она и попыталась оттолкнуть его руку, но безуспешно. Он держал крепко, и от его прикосновения притаившееся внутри Майи существо начало просыпаться.
        - Я скажу одну последнюю вещь. Я должен тебе это сказать. Майя, во всех книгах о Бесчисленных, об ордене Дохту-Мондар и о хэтарах - даже в книгах моих предков, - говорится одно и то же, - его рука сжалась крепче, и клеймо запылало, словно в огне. Страх Майи боролся с тошнотой. Поле зрения ее начинало сужаться, словно она падала в черный колодец. Тьма подступала, и Майя держалась из последних сил.
        «Нет! Не смей! - кричала она существу, жившему в ее теле. - Не тронь его! Ты его не получишь! Он мой! Он мой муж!»
        - Что с тобой? - спросил Кольер. - Ты побледнела. Тебе плохо?
        «Нет! Не надо, уходи! Нет!»
        Но внутри у нее уже поднималась волна силы.
        - Не предавай меня, Майя. Забудь обо всем, что я тебе наговорил. Об этом я должен был сказать прежде всего и сказал бы, если бы не испугался. Хэтара всегда предает того, кого любит. Не люби меня, Майя. Если ты предашь меня, я этого не вынесу…
        Сквозь заволакивающую все вокруг пелену Майя едва могла разобрать его слова. Ей удалось сбросить его руку со своего плеча, но было уже поздно. Она теряла себя, сознание по крохам покидало ее. В голове у нее грохотало, будто в бочке, которая упала с телеги и катится, катится под гору, подпрыгивая на камнях. Так значит, Кольер уязвим, думала она, и в сердце у нее рождалось злобное торжество, дикая радость.
        Последним усилием она вцепилась ему в камзол, схватила, подтащила к себе. Глаза у него расширились - ему было страшно.
        - Ударь меня! Ну же! Сильнее, так, чтобы я потеряла сознание! Свяжи, заткни рот кляпом! Прошу тебя, Кольер! Я не могу ее удержать! Пожалуйста!
        - Ее? - шепотом спросил он и попытался вырваться. - Но я ни за что… тебя…
        - Прошу тебя! - в отчаянии выговорила она, и тут могучая рука смахнула остатки ее сознания, и разум оставил ее тело.
        «Он мой!» - ликующе закричал голос внутри нее.
        «Не смей! Я тебе не позволю! Ты его не получишь!»
        «Разве можешь ты мне что-то не позволить? Ты моя дочь. Сиди смирно, мышка. Я пожелала, и я возьму».
        «Не надо!» - простонала Майя с мукой на лице.
        И тьма сомкнулась над ней.
        Аббатство Крюи падет. В одном из портов Отландии, в городе, который будет построен на острове и где аббатство Дохту-Мондар явит себя в том облике, какой оно приобрело в наши дни, нессийцы соберут огромную флотилию, настоящую армаду. Помни, о правнучка, что флотилия эта создана не затем, чтобы нести войну в королевства. Нессийцы узнали о земле, куда привело нас державное яблоко. Имя этой земле - Ассиника. Нессийцы следили за дальними берегами и наконец решили вторгнуться в Ассинику и уничтожить оставшихся там мастонов. Да будет тебе известно, что не все уплывшие мастоны вернулись в семь королевств. Горстка храбрецов осталась в Ассинике, чтобы хранить тамошние аббатства и беречь королевство, которое мы построили в этой земле спасения, мира и покоя. Когда ты будешь читать эти строки, мастоны Ассиники уже позабудут о том, что такое война. Они ведут жизнь мирную и покойную, а потому нессийцы без труда перережут их, если им не помешать. Эрешкигаль жаждет отмщения. Вернувшись в Прай-Ри, Коморос и Дагомею, твои предки должны были отстроить аббатства и исполнить Клятву Муирвуда. Во имя этой цели должны
быть возрождены обряды Сокровенной Завесы, сначала в Муирвуде, а затем и в прочих аббатствах. Но аббатства твоей страны вот уже несколько поколений стоят недостроенными, и потому мои потомки не в силах воззвать к Истоку и войти за Сокровенную Завесу. В твоем поколении этого не случится. Но вспомни о своей внучке. Вспомни о ней и спаси ее в тот час, когда она придет, чтобы убить тебя.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Кишон
        Постель была мягка и уютна, в раскаленной жаровне потрескивали угли, и Майя решила, что может сесть. Сорочка под убогим платьем промокла от пота, волосы липли к коже. Серо-зеленая ткань манжета то проступала со всей четкостью, то расплывалась перед глазами. Воспоминания путались у нее в голове. Все случившееся казалось сном. Или то и был сон?
        Он начался с топота башмаков на лестнице. «Это воспоминания. Это не по правде». Мысли текли вязко. Майя не понимала, где она. Девушка сползла к кровати, подошла к Двери, прислушалась. Топот близился - словно множество людей шли к ней, и грохот их шагов сотрясал стены. Майя заломила руки - ей было страшно. Раздался повелительный стук, и дверь открылась. Только бы проснуться! Надо проснуться! С ней что-то происходит, но изменить это не в ее силах. Она была как листок, упавший в ручей, уносимый течением.
        В дверях встал беловолосый солдат в мундире королевской стражи, с короткой седеющей бородкой.
        - Прощенья просим, госпожа. Меня звать Ролт. Нас с утречка подняли, посажали на лодки да приказали привезти вас во дворец.
        Майя заморгала. Растрепанная, неумытая, она знала, что выглядит непрезентабельно.
        - Я вас не узнаю, - опасливо сказала она. «Проснуться!»
        Ролт пожал плечами.
        - У меня приказ с королевской печатью. Леди Шилтон его видела. Идемте.
        Майя потерла руку.
        - Что я должна взять с собой?
        Это были те самые слова, что она произнесла когда-то, много лет назад. И вот все началось снова, и она застряла в этой пьесе, среди разыгрывающих ее актеров.
        - Нам велено взять только вас, моя госпожа. Лодка ждет. Идемте.
        - Можно мне хотя бы причесаться? Вы подняли меня с постели.
        Он нахмурился, однако Майя махнула рукой и схватилась за щетку. Она раздирала спутанные узлы, и движение это пробудило в ней иное воспоминание: о юноше, который так бережно вел гребнем по ее волосам. Его ладонь словно наяву накрыла ее локон. Кто этот мужчина? Она не знала, но сердце кричало, что она должна защитить его. Там, куда не достигало ее сознание, она ощущала страх и тревогу, сочившиеся липким медом. Что это? Зачем какому-то мужчине трогать ее волосы? Ее всегда причесывали фрейлины. Ах, нет, ведь фрейлин у нее больше нет. Она бастард. Ее изгнали, отослали прочь от двора.
        - Вы закончили? - нетерпеливо спросил Ролт и покашлял в кулак.
        Майя поняла, что застыла без движения. Что это, часть воспоминания? Что здесь реальность, а что - сон? Она вновь взмахнула щеткой и принялась за узлы в волосах. Небо за окном было совершенно черным. До рассвета еще далеко.
        Сон нес ее вперед, однако она твердо сознавала, что все это не наяву. Прежде сны без труда подменяли собой реальность, однако теперь краем сознания она понимала, что чего-то в этой картине не хватает. Что-то свербело у нее в сознании, твердило, что реальность таит в себе опасность, что она должна позаботиться о каком-то человеке, которому может быть причинен вред, если она не проснется - знала, но не могла вырваться из клубившегося вокруг тумана.
        Расчесав волосы, она проследовала за отрядом вниз. У подножия лестницы ждала леди Шилтон в халате, с канделябром в руках. Губы у нее были сжаты, на лице написана тревога. Завидев Майю, леди Шилтон кивнула солдату.
        - Леди Шилтон… - начала Майя, надеясь понять хоть что-то.
        - Твой отец прислал за тобой посреди ночи, - произнесла леди Шилтон. - Он велел мне притворяться, будто ты по-прежнему живешь тут, но… но я думаю, что ты уезжаешь навсегда.
        От удивления Майя не могла вымолвить ни слова.
        Леди Шилтон прикусила губу.
        - Надеюсь, что привилегии, которыми вы пользовались в последнее время, доставили вам удовольствие, леди Майя. Стрельба из лука, катание на лодке… - Она сглотнула. На посеревшем лице проступала нервозность, почти страх. - Я… я надеюсь, что ты… - она умолкла, не в силах говорить дальше.
        - Что случилось? - испуганно спросила Майя. - Меня отвезут в башню Пент?
        Перед ее мысленным взглядом мелькнул топор палача, и на плечи пала тень.
        - Нет-нет, - поспешила успокоить ее леди Шилтон. - Я думаю… впрочем, твой отец наверняка захочет рассказать все сам. Ступай, дитя. Ступай, не медли. Когда вспомнишь меня… будь снисходительна.
        И она, зябко передернув плечами, жестом приказала Майе следовать за Ролтом. Солдат и две женщины вышли черным ходом. От мокрой травы туфли Майи тотчас же промокли. Тревога терзала девушку все сильнее.
        У берега реки покачивался на воде небольшой ялик из тех, какие можно было отыскать у любого местного рыбака. Семеро солдат шагали за Ролтом и Майей, а девятый ждал в ялике. Шагая вперед при свете луны, Майя поняла, что факелов у них не было.
        - До свидания, леди Майя, - сумрачно произнесла леди Шилтон и, не оглядываясь, ушла обратно в дом. Майю сопроводили к ялику.
        Человек у румпеля стоял во весь рост: плотно сбитый, в темной истрепанной одежде. Крепко держась за шест, удерживающий на месте лодку, он внимательно смотрел на идущих людей. Подойдя ближе, Майя сумела разглядеть его лицо в лунном свете - прямой подбородок, угловатые черты лица, испещренного шрамами и впадинами от старых ран. Непослушная копна темных волос не могла скрыть обрубленного уха. Острый, пристальный взгляд светлых глаз таил в себе понимание. Уголок рта дрогнул, как будто человек усмехнулся про себя.
        Это был кишон.
        Она узнала его тотчас же, и в душу хлынули воспоминания, наслаиваясь друг на друга, словно паучьи сети. Клубок памяти был так плотен, что невозможно было различить, где начиналось одно воспоминание и заканчивалось другое. Этот человек будет защищать ее. Вместе с ним она приплывет к проклятым берегам Дагомеи.
        «Это уже было!» Майе хотелось кричать, но язык ей не подчинялся, и сила минувшего влекла ее вперед неостановимо и неизбежно. Какой-то важный для нее человек находится в опасности. Майя боролась с течением, которое тянуло ее вперед, по воспоминаниям, однако течение было сильнее. Она села на низкую деревянную банку, и солдаты расселись вокруг, закрывая ее собой со всех сторон.
        - Отваливай, - сказал Ролт.
        Кишон послушно оттолкнулся шестом от причала. Солдаты быстро разобрали весла и принялись грести. Тяжело груженная лодка сидела низко, и речные волны бились о борт.
        Майя оглянулась: кишон оставался у руля. Она боялась его. Она помнила этот страх, но теперь… теперь она помнила все, через что они прошли рука об руку, и страх начал таять. Кишон ответил долгим взглядом, в котором равнодушие мешалось с жестокостью. Воспоминания о том, что было дальше, после этой лодки, то выплывали из глубин сознания, то вновь таяли, смешиваясь с лопотанием потревоженной воды, плеском весел и негромкими голосами гребцов.
        В небе над головой сияли звезды.
        Мир вокруг поплыл, тошнотворно расплываясь и теряя очертания. Майя моргнула и снова ощутила себя в ялике, но - в другом. Опустив глаза, она увидела золотисто-медовую ткань. Унизанные кольцами пальцы. Она подняла руку - на шее, там, где прежде висел кистрель, теперь покоилось драгоценное ожерелье. Повернув голову, на месте солдат она увидела среброглазых людей в черных рясах, людей с мрачными, исполненными решимости лицами. Оглянулась через плечо - на месте кишона у руля сидел Корриво. Он смотрел на нее, не скрывая торжества, и глаза его горели серебром и жаждой.
        Банку, на которой сидела Майя, тряхнуло. Ялик ткнулся носом в причал. Воспоминания мешались друг с другом - два мира, и в обоих она, Майя, попала в ловушку.
        - Ну, пошли, - проворчал Ролт, крепко беря ее за запястье. Лодка качалась у них под ногами. Ролт провел Майю к пирсу, где ждали двое солдат в королевских мундирах. Солдаты приняли Майю и помогли ей вылезти из лодки. Девушка подняла голову: прямо над нею уходила в небо башня Пент. Пламя факелов тут и там окрашивало камень стен в оранжевый цвет. Запах горящей смолы щекотал ноздри.
        Майя смотрела на замок. Как давно она здесь не бывала! Как давно не видела отца… Он призвал ее посреди ночи, чтобы отправить на поиски затерянного аббатства в Дагомее. Это уже было! Что за паук тянет из нее воспоминания, стремясь спеленать ими Майю?
        Да, напомнила она себе, это всего лишь воспоминания. Стоит ей уснуть, как Бесчисленный забирает власть над ней и насылает ей сны о прошлом. Однако не такое уж это и далекое прошлое. Вскоре они с капитаном Ролтом и кишоном сядут на корабль, на то самое «Благословение Бернайленда». Она помнила это судно. Оно отплывет на заре, с утренним приливом.
        Ее повели к замку.
        Зрение снова начало расплываться, и вокруг проступил совсем иной порт. Стояло утро, но солнца не было. На сумрачном небе повисли низкие облака. Город был невелик и приземист - не город, рыбацкая деревушка. Дома - деревянные, а не каменные. Но внимание Майи привлекла могучая скала, царственно возвышавшаяся над городом и несущая утесы столь высокие, что края их цеплялись за облака. Пейзаж вокруг скалы был почти плоским, невысокий вал да немногочисленные пологие холмы, - и скала вставала над ним, могучая и иззубренная, похожая на огромный суровый яр-камень. Яр-камень, превосходивший размерами целый город.
        Находясь под властью Бесчисленного, Майя с трудом сознавала увиденное, однако догадалась, что это - Несс, страна, где всем заправляет орден Дохту-Мондар. Знание это не могла скрыть никакая паутина. Угловатая скала над городом, мертвый камень. На ее фоне дома и крепости казались такими крошечными, что Майе стало страшно за них.
        Потом она заметила свет. Как же так - отчего так ясно виден город, если солнце скрыто за тучами? Дохту-мондарцы вывели ее на берег и повели по пирсу, и только тогда Майя заметила: улицы города были уставлены потрескавшимися яр-камнями, излучавшими свет зари. Лишь исходившее от камней свечение разгоняло мрак и превращало тьму в день. Даже будучи скована волей Бесчисленного, Майя ощутила восхищение, которое вызывало у нее это странное место. Воздух был прохладен, мороз пощипывал щеки, и люди на улицах кутались в отороченные мехом куртки и меховые плащи. Мужчины носили сапоги с острыми загнутыми носами. Женщины заплетали волосы в две косы и ходили лишь в сопровождении мужчин. Повозки, прилавки, торговцы, покупатели… Дохту-мондарцы шли сквозь город, и Майя шла вместе с ними.
        Майя моргнула, и вокруг нее вновь сомкнулись стены сна. Сквозь боковую дверь солдат провел ее в башню Пент. Залы были залиты светом факелов, под ногами похрустывал тростник. Воспоминание обволакивало, не желало выпускать добычу, отрезало от нее виды и звуки Несса. Майя рванулась на свободу. «Проснуться! Проснуться!» Но воды памяти бурлили и вздымались волнами, унося ее все дальше. В отчаянии она попыталась плыть против течения, вырваться из опутавших ее сетей.
        «Я - не ты! Я - это я! Отпусти меня!»
        Край открывавшейся ее взгляду картины дрогнул; откуда-то пришло чувство раздражения. Однако узы, наложенные на ее разум, были сильны, и разрушить их Майя не могла. Они шли к солярию - любимой комнате отца. Сколько воспоминаний было связано с нею! Майя сжала кулаки и оглянулась. За солдатами тенью скользил кишон, не сводя с нее безжалостного и пристального взгляда ледяных серо-голубых глаз.
        - Пришли, - произнес Ролт, останавливаясь у двери и кланяясь Майе. - Ваш отец ждет вас.
        Ей не хотелось видеть отца, причинившего ей столько страданий и мук. И все же в глубине души она по-прежнему надеялась, что сердце его смягчится.
        Она слишком хорошо помнила, что произошло дальше, однако во сне события разворачивались с тошнотворной медлительностью. Она вошла. Отец мерил комнату шагами. Он был встревожен.
        - Майя! - тепло и искренне обрадовался он и раскрыл объятия. Она бросилась к нему, охваченная счастьем - знакомые руки, родной, ничуть не забывшийся запах. И все же годы разлуки не подготовили Майю к изменениям, которые произошли в отце. Он стал толще в талии, в волосах прибавилось седины, взгляд стал утомленным и строгим. Левое веко подергивалось. Король поцеловал дочь в лоб и крепко, до хруста в ребрах прижал к себе.
        - Как ты выросла! Какая стала большая!
        С этими словами он отстранил ее от себя и залюбовался, держа за плечи.
        За левое плечо.
        То самое, на которое еще только предстояло лечь клейму.
        Что-то жгучее коснулось кожи. «Это сон!» Она должна проснуться, пока не стало слишком поздно. В ушах звучали приглушенные голоса, но отцовского среди них не было. В стоящей перед глазами дымке проступил Корриво.
        - …приготовления почти завершены, моя госпожа. Завтра после коронации состоится пир. Затем - празднество, подобных которому не знала земля. Ваш народ счастлив приветствовать вас. Вы станете первой императрицей Несса со времен ваших предков. Чернь любит лизать хозяйскую плетку. Они будут носить вас на руках…
        Голос Корриво звучал в ее ушах, но перед ней было усталое и озабоченное лицо отца. Отец сжал ее плечо.
        - Ты и представить себе не можешь, что стало со страной после изгнания дохту-мондарцев. Люди убивают друг друга, Майя! Каждый день приходят все новые вести о безумной жестокости. Уходя, дохту-мондарцы выпустили на волю какую-то страшную силу. Это все Валравен, я знаю! Когда он умер, мы искали его кистрель, но так и не нашли. Должно быть, он отдал его кому-то. Не… не тебе ли?
        В горле у Майи пересохло. Она посмотрела в глаза отцу. Он знал. Откуда-то знал. Но он не сердился. В его глазах была… надежда. Его взгляд сиял.
        - Так, значит, тебе, - хрипло прошептал он и с облегчением прикрыл глаза. - Я вижу у тебя на шее цепочку. Это та самая. Ты его носишь?
        Майя в страхе кивнула. Ужас, горечь, восторг смешались в ее душе. Она ни с кем еще не делилась своей тайной. И вот теперь отец все знает. Он может казнить ее. Может уничтожить ее без суда и следствия… ибо темное пятно на груди говорит само за себя.
        Он держал ее за плечи, и голос его был тих и доверителен.
        - Я никому не скажу. Не надо никому об этом знать. В книге Валравена говорится об аббатстве. Об утраченном аббатстве. Это в Дагомее. Не Дохту… не то, что уничтожила Скверна. Было еще одно. Много поколений назад оно затерялось в проклятых землях, но дохту-мондарцы знают, где оно и как его найти. Есть путевые знаки, но прочесть их сможет только тот, кто обладает кистрелем. В этом аббатстве хранится знание, Майя, знание, которого я ищу. Дохту-мондарцы уверяют, что аббатство охраняют яр-камни и что пройти мимо них может лишь женщина. Отчего же тогда они не дозволяют женщинам учиться? Оттого, что сокрытые там знания уничтожат дохту-мондарцев. Эти знания спасут наше королевство. Иного пути у нас нет.
        Глаза его лихорадочно горели, голос дрожал от едва сдерживаемых чувств.
        - Мои осведомители приносят тревожные вести. В народе поговаривают о вторжении. Все прочие королевства склонились перед орденом Дохту-Мондар, и доверять им нельзя. Этот орден - вовсе не орден, а культ, служители которого способны предвидеть будущее. Когда дохту-мондарцы покинули наше королевство, на нас обрушились неисчислимые бедствия, и они будут терзать нас до тех пор, покуда мы не вырвемся из-под власти этих негодяев. Отправляйся в Дагомею. Ты хорошо говоришь по-дагомейски и на других языках тоже. Я знаю, что Валравен научил тебя писать. Это я ему позволил, Майя. Я знал, что однажды ты пригодишься мне и я отправлю тебя с важным поручением. С тобой поедут люди, которые станут тебя защищать. Самые надежные, самые доверенные, они будут беречь тебя даже ценой собственной жизни. Ты ведь сделаешь это для меня, Майя? Взойдешь на корабль, отправишься к проклятым берегам? Ты готова? Готова исполнить отцовскую просьбу?
        Майя посмотрела в глаза, в которых читалась мольба. Король готов был пойти на что угодно, лишь бы только избавить свое королевство от власти дохту-мондарцев. Но если она отправится в этот путь, сможет ли она взамен потребовать того, о чем мечтала - права учиться в аббатстве и пройти мастонские испытания?
        - Когда я вернусь, - твердо сказала Майя, - отец, когда я вернусь, отпусти меня учиться в аббатстве. Пожалуйста, отпусти!
        Взгляд его потемнел, но руки по-прежнему лежали на ее плечах. Рот искривила презрительная усмешка.
        - Ты хочешь стать мастоном?
        Он выплюнул смешок. В глазах его Майя прочла презрение - презрение человека, нарушившего все свои клятвы.
        Майя знала, что будет дальше. Знала, какие слова она произнесет. Лишь одно аббатство манило ее, аббатство, в котором скрывалась ее изгнанница-мать. Аббатство Муирвуд.
        «Это сон, это сон!» Это был обман, уловка. Майя сжала зубы. Сила росла в ней как волна, гнев и ярость вспышкой осветили разум. Она должна спасти Кольера. Она должна проснуться.
        «Скажи это! Скажи!»
        - Нет! - закричала Майя.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Ассиника
        Мир пошел трещинами и рассыпался, как разбитое зеркало.
        Острые осколки падали дождем, и Майя вновь могла видеть, слышать, дышать. Она снова была собой, и тело подчинялось ей, а разум был ясен и остер. Она осознала, что идет по коридору, устеленному бархатным ковром с золотыми кистями, окруженная дохту-мондарцами. В воздухе висел тяжелый аромат древних благовоний. Коридор освещали яр-камни, все разные, установленные на мраморные постаменты. Сопровождавшие Майю люди были вооружены мечами с рубинами в рукоятях, но вовсе не потому, что боялись, как бы Майя не сбежала. То был королевский эскорт, и рядом шагал сам Корриво, а край золотого платья тихо шуршал, касаясь ковра.
        - Прошу прощения? - недоуменно приподнял брови Корриво. - Вы желаете отложить коронацию? Однако я полагал, что возложение короны должно состояться сразу же после того, как вы прибудете в Несс. Вскоре начнется сезон штормов, связи с другими королевствами будут прерваны, а потому необходимо, чтобы слухи о вашей коронации разошлись как можно быстрее.
        Майя понятия не имела, о чем он говорит. Впрочем, ничего не зная о событиях, предшествовавших этим словам, она догадывалась, что завладевшее ею существо еще несколько мгновений назад вело разговор с дохту-мондарцем.
        Желая поддержать госпожу, он положил руку ей на плечо - левое плечо, - но стоило его ладони коснуться татуировки, как та вспыхнула огнем, и разум Майи вновь начало заволакивать пеленой.
        Она стряхнула его руку и остановилась, боясь упасть.
        - Мне надо сесть, - почти испуганно сказала она.
        - Как прикажете, - согласился Корриво. - Ваши комнаты вот здесь. Я надеялся, что вы покажетесь людям в зале для аудиенций. Конечно, если коронация будет отложена, пойдут слухи. Не желаете ли освежиться? Я прикажу, чтобы принесли вина… или сидра?
        Майя помотала головой.
        - Отведите меня в мои комнаты.
        По краям зрения клубились дымные тени. Сдерживая одолевавшую ее тошноту, Майя сжала губы и проследовала за Корриво в соседний коридор.
        Стены были сложены из потемневшего от времени дерева, украшенного гладкими резными узорами, походившими на невиданные руны. Серебряные дверные ручки, плод трудов искусных чеканщиков, были увиты тонко сработанными змеями. Идти пришлось не слишком долго, однако за это время Майя предприняла попытку овладеть собой и отвоевать собственный разум.
        «Оставь меня в покое!» - приказала она, не размыкая губ.
        «Мы - единое целое, дочь моя. Мы - единая плоть. И ты мне очень нужна».
        - Извольте, - елейно проговорил Корриво, вставил в дверь ключ и открыл замок, жестом приказав сопровождающим остаться в коридоре.
        Майя украдкой смерила его взглядом: начищенные сапоги, безупречно сидящая черная рубаха с расшитым золотом воротником, в котором сверкал огромный сапфир, пышное белое жабо, щегольски подстриженная бородка. Корриво жестом пригласил Майю войти.
        - После вас, императрица Марсиана.
        Она грозно сверкнула глазами, но сердце грохотало у нее в груди, когда она вошла. Что делать дальше? Как будто она в лодке, которая отошла от пристани, но весел в ней нет. Остается только цепляться за борт и держаться крепче, отдавшись на волю течения.
        Комната оказалась высокой, в два ее роста, с великолепным куполом, покоившимся на толстых деревянных столбах. По стенам располагались три очага с яр-камнями; Корриво взялся за кистрель, и в очагах заплясал огонь. В центре комнаты расположился изящный полированный стол на толстых, резных, будто колонны, ножках. За этим столом могли бы свободно рассесться полтора десятка человек - для них были приготовлены позолоченные стулья. У окна высилась кровать под пологом - огромная, укрытая тяжелыми шторами и драпировками. Имелось и некоторое количество резных шкафчиков, ваз с фруктами и цветами, крючков и вешалок, а также бескрайних ковров и одеял.
        Небо за окнами было совершенно черное, черней эбенового дерева. В этот час вселившийся в Майю демон был сильнее всего. В отчаянии девушка припомнила, что в Нессе дни коротки, а солнце встает редко. Страна эта лежала так далеко к северу, что солнце большую часть года оставалось за горизонтом, а единственным источником света в холодные долгие зимы служили луна и звезды.
        Воистину прекрасное обиталище для Бесчисленных. А они были тут повсюду: скулили, лезли мордами, ластились к госпоже и повелительнице. Исходившие от них чувства заставили ее содрогнуться. Месть. Расплата. Жажда крови. В этой буре Майя казалась себе жалкой искрой - искрой, которая может погаснуть в любой момент.
        - У вас взгляд… изменился, - произнес Корриво, барабаня себя по подбородку.
        Он указал на мягкое кресло, предлагая отдохнуть, но Майя знала, что стоит ей сесть, лечь или хотя бы просто на миг остановиться, как она вновь рухнет в беспамятство. Лед под ее ногами был так тонок, а подо льдом поджидала жадная стылая бездна.
        Она не знала, сколько еще сможет удерживать сознание, а значит, действовать надо было быстро.
        - Где Великая Провидица? - спросила Майя, стараясь, чтобы голос звучал как можно более повелительно.
        Корриво скривил рот.
        - Вы желаете убить ее сразу же? Меня это не удивляет. Мастонам это, конечно, не понравится, однако казнь останется тайной как минимум до конца зимы. Вы желаете, чтобы ее привели… сюда? Или, возможно, хотите спуститься в темницу?
        - Приведите ее сюда, - приказала Майя, чувствуя, как ей становится тяжело дышать.
        - Как прикажете, - ответил Корриво, подошел к двери и отдал приказ.
        Победа, звенело у Майи в душе. Девушка сжала руки, чтобы не выдать своих чувств.
        - Вы все еще с нами, ваше величество? - спросил Корриво. - Вы встревожены. Ваши руки… Простите мою дерзость, но я всегда подмечаю такие вещи. Что, она все еще… сопротивляется?
        Потирая ладони, Майя зашагала по комнате, разглядывая все вокруг, лишь бы только отвлечься. Роскошное убранство помещения превосходило всяческое воображение, уступая даже пышности королевского двора Комороса. Каждая вилка, каждая тарелка, каждый клочок ткани были неповторимы и стоили целое состояние. В комнате было невероятно чисто. Дохту-мондарцы гордились своим богатством и не гнушались выставлять его напоказ. За одной из дверей обнаружилась терраса. Майя подошла к закрывавшему ее стеклу, и взгляду ее предстали раскинувшиеся внизу сады, украшенные каменными статуями, и причудливо подстриженные кустарники, которым, по всей видимости, были не страшны здешние морозы.
        - Желаете взглянуть? - произнес у ее уха голос Корриво. Запульсировал Исток, и яр-камни в саду вспыхнули ярким светом. Майя отшатнулась и прикрыла глаза. На смену ночной тьме пришло предрассветное весеннее утро. Прекрасные, искусно устроенные сады перетекали один в другой, соединялись лестницами, изобиловали беседками, скамьями и статуями, очень разными, но неизменно великолепными.
        - Верные много лет подряд собирали все самое лучшее, - произнес Корриво. - Все это привезено из павших аббатств всех семи королевств. Своих ремесленников у нас нет, но результат, по моему мнению, достигнут впечатляющий. Ваши смиренные слуги всегда готовы услужить вам, императрица.
        Он улыбнулся волчьей улыбкой.
        - Как долго мы искали женщину достаточно сильную и достаточно молодую, тело которой могло бы стать вместилищем вашего древнего духа, а когда нашли, пришлось изрядно потрудиться. Что до консорта, то ваш выбор вполне приемлем, однако король Дагомеи может оказаться чересчур юн и порывист. Вы чрезвычайно дальновидно привязали его к себе кистрелем, однако вскоре этот юноша перестанет быть нам полезен, не так ли? Он ждет вас в комнатах для гостей.
        Майя повернулась к Корриво. От страха и отчаяния сердце у нее билось как безумное, и все же она рада была знать, что Кольер не пострадал. Она помнила, как по своему невежеству уничтожила аббатство Крюи и одним поцелуем убила Альдермастона. Но тот, кто в ней поселился, имел гораздо более обширные и страшные планы на ее счет.
        Выражение лица Корриво изменилось, стало жестким.
        - А, так вы больше не она, - коротко усмехнулся он. - Теперь я ясно вижу разницу. Добрый вечер, леди Майя, - он низко поклонился. - Добро пожаловать в Несс.
        - Почему я здесь? - спросила она, пытаясь сглотнуть вставшие в горле слезы.
        - Вы здесь, - зловеще произнес он и подошел ближе, - но это ненадолго. Вы будете коронованы как императрица Дохтийской империи, а затем вновь отплывете в море. Мы, видите ли, нашли их - те земли, куда бежали мастоны. Нам известно, что не все мастоны пожелали вернуться и отстраивать аббатства. Вернувшиеся никому не рассказывали, откуда приплыли. Это тайна, которую они не открыли никому. Мы засылали лучших наших соглядатаев, велели кишонам пытать знающих, но об этой земле не могли узнать ничего. Как вдруг мастоны пустились на поиски утраченных кузенов и тем выдали себя с головой.
        Он фыркнул и нагло потрепал ее по подбородку.
        - Мы ведь давно наладили все как надо. Королевства грызутся друг с другом. Мы подливаем масла в огонь, сеем войну и раздор, но ровно столько, сколько требуется, чтобы скудные разумом людишки могли думать лишь о славе да о прибыли. Вы ведь читали мастонские книги, леди Майя. Вам ли не знать, что это мастоны вызвали чуму, которая уничтожила семь королевств. Вся чума - дело рук одной беспечной девчонки, жившей сотню лет назад.
        Лицо его исказилось от гнева.
        - Смертным нельзя владеть подобной силой. Не может один человек решать судьбу целого поколения.
        Шагнув к столу, Корриво принялся чертить пальцем по блестящей поверхности.
        - Мы много лет вели поиски и наконец нашли землю, которая зовется Ассиника. Живущие там - могучие люди, и их достаточно много, чтобы перетянуть чашу весов. Нельзя, чтобы они вернулись и нарушили существующее равновесие. Мы, видите ли, узнали из мастонских книг, что, когда к власти приходят мастоны, начинаются смерти. Но нас так легко не возьмешь.
        Майя ответила ему тяжелым взглядом.
        - Я ничего об этом не знаю. Отец изгнал меня и отослал от двора…
        - Само собой! - торжествующе улыбнулся Корриво. - Женщина, да ведь мы тебя и сотворили! Мы выбрали тебя, когда ты была еще ребенком, - мы, Верные! Ты была нашим секретом. Ты была нашим знаком. Мы решили, что тебе назначено вернуть хэтару.
        Он улыбался - ему нравился этот разговор, нравился страх на лице Майи.
        - Да пойми же ты! Твоими чувствами манипулировали буквально с первых дней! Твой отец тоже был нашей куклой. И мать. Леди Деорвин готовилась войти в число придворных и обучалась в Дагомее - там она и стала нашим орудием. Мы велели ей соблазнить твоего отца и разрушить его брак. Тебя изгнали - это она попросила об изгнании. Мужчину так легко обмануть, - Корриво подмигнул. - Мужчина не может устоять против женщины, женщина - против золота. Так всегда было и всегда будет. Верные не боятся хэтары. Мы не испытываем страха перед женщиной, которая осмеливается читать и гравировать. Напротив - женщина, которая идет против древних традиций, выказывает незаурядную смелость. Разве не сказал Овидий, что мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного? Ибо то, что дозволено, нам не по душе, запрещенное же вызывает вожделение. Майя, тебя создавали так же, как ремесленник создает рукоять ножа, - и Корриво, взяв со стола нож для сыра, торжественно повернул его рукоятью вверх. - Ты рождена, чтобы быть хэтарой.
        Майя помотала головой и попятилась.
        - Ни за что, - решительно сказала она, но голос ее дрожал.
        - Мы не нуждаемся в твоем согласии, - хмыкнул Корриво. - Какое нам дело до твоих желаний? Глупая девчонка, ты позволила Бесчисленному вселиться в свое тело. Тобой владеет древняя сущность, и хочет она одного - отомстить мастонам за то, что те разрушили ее орден. Тут наши интересы сходятся. Мы сделаем тебя королевой… императрицей… богиней мира. Участь уничтоженного тобой Крюи постигнет все аббатства. Жечь гораздо проще, чем строить.
        Он улыбался.
        - Но вначале мы пошлем тебя в Ассинику и подождем, пока ты расправишься с тамошними мастонами. Когда они будут повергнуты, наша флотилия, да что там - армада вывезет их яр-камни, драгоценности и все, что у них было прекрасного. Такую добычу мы не брали еще ни в одном королевстве.
        Кровь стучала у Майи в ушах. Засевшее в ее теле существо ликовало, слушая эти речи.
        - Думаете, вы сможете ее приручить? - в ужасе спросила Майя. - Она вас уничтожит!
        - Едва ли, - отозвался Корриво. - Мы нужны ей не меньше, чем она нам.
        - Это не так, - покачала головой Майя. - Разумнее будет просто убить меня. Она уничтожит все, что вы создали. Не будет у нее никакой империи. Она умеет только разрушать.
        Корриво поскреб уголок рта.
        - Ну, довольно разговоров. Я вижу, что ты все еще борешься с нею. Она давно овладела бы тобой, но ее удерживает свет яр-камней. Что ж, да будет тьма.
        Майя услышала безмолвный приказ, и свет разбросанных по саду яр-камней стал тускнеть. Вместе с темнотой подкрадывалось отчаяние. Она не могла думать. В глазах стояла тьма, и тьма эта давала силы заключенному в ней существу.
        Всем своим разумом Майя потянулась к яр-камням и вновь зажгла их. Яркий свет вновь омыл сад. Существо внутри нее зашипело и откликнулось болью, которая становилась все сильнее.
        - Ну хватит, - бросил Корриво и вновь погасил яр-камни, но свет не ушел до конца. Майя цеплялась за нить, которая связывала ее с камнями. Темнота означала смерть. Сад обступили сумерки, и свет яр-камней подрагивал, покуда ее воля схлестнулась с волей Корриво.
        «Помоги! - взмолилась про себя Майя. Она взывала к Истоку. - Я лучше умру, чем приму такую судьбу. Дай мне сил сохранить свет!»
        - А ты сильна, - с усилием выговорил Корриво. На лбу у него блестел пот. - Впрочем, чему тут удивляться, с твоей-то наследственностью. Вот почему мы ни за что не допускали тебя к учебе в аббатстве. Я чувствую, как силы оставляют тебя. Ты мне не соперница. Я долго учился. Хотя, конечно, тебя тоже учили. Мы отправили к тебе одного из лучших Верных и сделали его твоим наставником. Он готовил тебя к тому, чтобы однажды ты стала императрицей и уничтожила мастонов. Помнишь Валравена? Он славно потрудился.
        Майя облизала губы. Боль терзала ее, застилая разум.
        - Я вам не верю, - прошептала она.
        - Не веришь? - сказал Корриво. - Тебя отправили в затерянное аббатство затем, чтоб сделать из тебя хэтару. Но не потому, что твоему отцу вздумалось развестись с женой. Это был наш план. Наш Верный достойно воспитал тебя. Ты не в силах оценить всю тонкость наших замыслов, но не стоит тебя в этом винить - нас учили лучшие из лучших. Наши предки не умели читать. Писать их научил предок твоего мужа, последний граф Дэйре. А потом нам в руки попали мастонские книги. О, какие сокровища мудрости в них крылись! Валравен ваял тебя, как скульптор ваяет статую. А знаешь, он здесь - ждет возможности полюбоваться своим произведением.
        Майя уставилась на Корриво:
        - Не может быть! Он же умер!
        Корриво ухмыльнулся.
        - Есть у нас в Дагомее одна змейка, очень ядовитая, и яд ее на три дня уподобляет человека покойнику, - он развел руки. - В вашем проклятом королевстве никто и помыслить не мог о том, чтобы открыть костницу - ну как же, святотатство! Валравен, друг мой, входи! Ты, верно, давно хотел повидать свою протеже.
        Голос его эхом отдался у нее за спиной. Неприметная деревянная панель на стене отъехала в сторону, открывая потайной проход и коридор за ним.
        Перед Майей стоял ее наставник детских лет. Седые волосы пребывали в знакомом беспорядке, богатые одежды в точности повторяли наряд Корриво, вплоть до висящих на поясе ножен и меча с рубином в рукояти. Вид Валравена был строг и серьезен, глаза смотрели холодно и равнодушно.
        - А, - произнес он дребезжащим старческим голосом. - Благодарю тебя, мой друг, - он повернулся к Корриво. - Говорил ведь я, что она станет истинной королевой. Королевой Нерожденных. Великолепная работа, не правда ли?
        И с этими словами он склонился перед Майей. Морщины на его лице стали еще глубже.
        - Ваш верный слуга.
        Один из самых тяжелых уроков в моей жизни заключался в том, что в страдании сокрыта воля Истока. Я страдала, если не получала желаемого; страдала, если получала то, чего не желала; страдала и тогда, когда получала в точности то, чего хотела, ибо в материальном мире ничто не вечно. Время подобно воде. Помни об этом, правнучка, и передай это знание своим потомкам. Разум наш - враг наш. Он стремится избегать перемен, избегать боли, избегать неизбежностей жизни и смерти. Но изменения - закон жизни, и закон этот не нарушить, как ни старайся. Исток всегда несет с собой перемены.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Эрешкигаль
        Слова Валравена - «ваш покорный слуга» - ударили Майю словно кинжалом. Не веря своим глазам, не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на канцлера. Да, это был он - его лицо, его голос. Тот самый голос, по которому она так скучала. Она так дорожила его последней запиской. Она выучила наизусть каждое слово. Память о том, что он отдал свою жизнь ради того, чтобы жизнь Майи однажды повернулась к лучшему, согревала ее в самые тяжелые дни.
        Неужели он растил ее ради этого? Ради того, чтобы она стала королевой-хэтарой? Боль и разочарование затопили Майю. Силы оставили ее.
        - Тебя готовили к этому самому мигу, - ухмыльнулся Корриво и побарабанил пальцами по богато изукрашенной спинке случившегося рядом стула. - Ты вознесешься превыше королей и будешь повелевать ими. У тебя будут самые лучшие платья. Роскошные драгоценности. Любовники, вино, золото в изобилии. Этот мир твой, моя милая, - бери что пожелаешь.
        Он подошел ближе.
        - Ты будешь прекраснее всех женщин на земле. Они будут завидовать каждому платью, каждому локону в твоей прическе. Они будут склоняться перед тобой, заискивать, вымаливая взгляд, кивок одобрения, мимолетную похвалу. А мужчины… мужчины будут тебя боготворить.
        Корриво говорил, а Майя смотрела в глаза Валравену, и ее обвиняющий взгляд резал как кинжал.
        - Все это сделал со мной ты, - прошептала она. - Ты рассорил моих родителей. Ты… ты уничтожил их жизнь, чтобы создать мою.
        Губы ее дрожали, в сердце закипал гнев.
        - Да, - произнес Валравен и сделал шаг к ней. Его глаза смотрели цепко и пронзительно. На скулах выступил легкий румянец. - Это сделал я. Ради мига, который наконец наступил. Я хотел, чтобы ты стала тем, кем должна была стать. Чтобы ты проросла.
        Майя опустила глаза. Пол под ее ногами устилали богатые ковры. Только теперь она поняла, какую головокружительную власть и богатство предлагают ей эти люди, и осознание этого поднималось в ней как солнце на рассвете. У нее будут экипажи и собаки, слуги и платья, драгоценности и яства. По ее слову любого пошлют на плаху. Один ее поцелуй - и человек умрет. Свобода, которую ей предлагают, будет больше всех океанов и земель. Она, Майя, будет править миром. При одной мысли о такой власти голова шла кругом.
        Боль и отчаяние не оставляли ее. Она устала бежать. У нее не было больше сил. Пусть не клетка, но тюрьма из шелка, золота и стали. Не железные оковы, но золотая корона. Чернота заволакивала ее разум. Быть может, пора принять то будущее, которое ей уготовано. По крайней мере, она сможет мстить и отомстит любому. Надо только протянуть руку и принять эту силу.
        «Ради этого мига. Ты была рождена ради этого мига».
        Сквозь заливавшую взгляд черноту Майя посмотрела на Корриво. Она была как человек, который вошел в воду, и вот уже волны уносят его от берега в океан. Уходит из-под ног песчаное дно, и повсюду вокруг одна только вода. Черные мысли хэтары накатывали валами - ненависть, месть, ненависть, месть, - и не было им ни конца, ни краю. Майя проживет свою жизнь во сне, покуда в реальном мире тело ее будет творить жестокость. Нет, лучше уж броситься лицом в подушку и никогда больше не дышать.
        - А если я не соглашусь? - спросила она слабым, едва слышным голосом.
        Корриво холодно усмехнулся.
        - Согласишься, милочка. Мы слишком много в тебя вложили. Верные терпеливы. Очень терпеливы. Ты удивишься, когда узнаешь, какими мы можем быть терпеливыми.
        В голосе его звучала угроза.
        - Но если я откажусь? - спросила Майя уже увереннее и сжала кулаки.
        - В былые времена для того, чтобы убедить хэтару принять свое предназначение, дохту-мондарцы применяли яд. Змеиный яд. Ты умрешь и возродишься. Правда, бывало и так, что яд не срабатывал. Тебя он, по-видимому, не берет.
        Голос его при этих словах звучал как-то странно, но Майя не поняла почему.
        - Ты предпочтешь быть не императрицей, а заложницей? Ты и твой муж? Что ж, ваши королевства заплатят за вас неплохой выкуп. Ты же не думаешь, что ты единственная, кого мы готовили к этой высокой чести? - Он шагнул к ней, и в его глазах она прочла жадность и наслаждение. - Но зачем же такие сложности? Возьми то, что твое по праву!
        Майя попятилась. Ею завладела паника. Он собирался коснуться ее плеча. Она ощутила его побуждение. Он хотел пробудить обитающий в ней дух. Мысли неслись вскачь, сталкивались и падали осколками, словно битая посуда.
        Она не поддастся, сколько бы золотых клеток ей ни посулили. Она никогда не сдастся. Она дочь мастонов. Ее судьба - иная.
        - Не прикасайся ко мне, - бросила Майя. Больше она не пятилась, и во взгляде, которым она смотрела на Корриво, не было страха.
        Его лицо исказилось от ярости. Он не ожидал неповиновения.
        - Ты покоришься, леди Майя. Покоришься. Иного пути нет.
        Он ударил мыслью, круша ее волю, наполняя Майю ужасом, бессилием, отчаянием. Глаза у него налились серебром.
        Это не мои чувства, сказала себе Майя. Это ложь, такая же, как сны, мучившие ее последние несколько недель. Она сжала зубы и ответила ударом на удар. Корриво был силен, однако она не смела взывать к собственной магии и прибегать к помощи кистреля, ибо это значило бы призвать ее. Железные оковы легли на ее разум, стиснули, лишили воли. Под шорох юбок она упала на колени и уронила голову. Перед глазами сгущалась тьма. Майя пыталась заговорить, пыталась сопротивляться, однако язык не повиновался ей. Смерть стояла у нее за спиной, нашептывала в ухо, веля покориться или потерять душу. По телу побежала жгучая боль, но в душе расцвел гнев.
        «Я покоряюсь воле Истока, - произнесла про себя Майя, не в силах выговорить ни слова вслух. - Да будет воля твоя. Если ты пожелаешь, чтобы остаток жизни я провела в оковах - да будет так. Если я должна умереть от голода в темнице - да будет так. Но я не стану служить Бесчисленным. Я покоряюсь только Истоку».
        Словно дверь открылась у нее в сознании. Много раз Майя ощущала на себе мощь кистреля, но по сравнению с этой новой силой кистрель был что лужа, притворявшаяся океаном. Оковы, стискивавшие ее разум, раскалились докрасна.
        «Валравен! - в беззвучном ужасе вскричал Корриво. - Помоги мне! Я не могу ее удержать!»
        Оковы лопнули, и Майя начала вставать, поднимая, выталкивая вверх лежащую на плечах невыносимую тяжесть. Пот заливал глаза, но она заставила себя подняться.
        - Нет! - рыкнул Корриво и схватил ее за плечо, то самое, на котором лежало клеймо. Кожа вспыхнула огнем. В сознании Майи встали щиты и сомкнулись, не пропуская огонь. Пылавший в ней жар был так силен, что расплавил бы металл. То была сила Истока, которая пришла ей на помощь.
        Ребром ладони Майя ударила Корриво по горлу, а другой рукой оторвала от своего плеча его руку. Захрипев, дохту-мондарец согнулся и стал хватать ртом воздух. Майя выпрямилась и ударила в щиты, огородившие ее разум, однако они были тяжелы и не шелохнулись.
        «Ты - моя, - прошипел голос у нее в голове. - На тебе мое клеймо. Тело твое - моя обитель».
        «Я покоряюсь воле Истока, а не твоей».
        «Ты покоришься мне!»
        Под тяжестью, опустившейся ей на плечи, Майя упала на колени.
        «Я не поддамся тебе, - поклялась она. - Можешь уничтожить меня, но служить тебе я не буду. Я тебе ничего не обещала».
        «Правда? - рассмеялся голос. - В туннелях под затерянным аббатством ты поклялась отдать мне жизнь! Ты принесла эту клятву в обмен на знание о том, как можно спасти твое королевство. Я требую исполнения клятвы».
        Майя скорчилась, сжалась в комок.
        «Это была не я. Ты меня вынудила. Я тебе не дочь».
        В сознании Майи всплыл образ матери.
        «Матушка, спаси меня!»
        «Глупая девчонка! Разве может она тебе помочь? Даже и теперь ее жизнь и смерть находятся в руках моего слуги. Смерть от яда - ммм? Яда, который должен был убить тебя. Она слабее тебя, она не переживет. Одна капля на губы во сне, и…»
        Разум Майи распахнулся, и она увидела темную келью. В келье на кровати лежала женщина. Она стонала во сне, в темных ее волосах струились серебряные пряди. Над женщиной стоял человек, и в руках у него был флакон. Майя узнала человека, узнала шрамы и холодные глаза. Это был ее кишон.
        «Служи мне, и она останется жить. Служи мне, и я пощажу ее».
        Сквозь занавески на окне пробивался лунный луч. Майя знала правду. Знала, что мать умрет.
        «Я покоряюсь воле Истока».
        Майя склонила голову, и в этот миг щиты вокруг ее разума снова сомкнулись. Чернота. Пустота. Леденящий страх.
        «Глупая девчонка», - усмехнулся голос.
        И вдруг посреди непроницаемой тьмы возник луч света и зазвучал другой голос. Женский. Голос ее матери.
        - Ты - Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
        Луч становился все шире и ярче. С губ Майи сорвался стон. Чей-то голос выплевывал дагомейские слова. Это был ее голос, изрыгавший самые черные проклятия.
        Спокойно и непреклонно голос матери повторил:
        - Ты - Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
        Майю сотрясали судороги. Что-то внутри оборвалось - душа. Значит, она умрет. Боль была невыносима. Слепящий белый свет полыхал так, словно все яр-камни в саду разом вспыхнули ярче солнца. Ей казалось, что ее сейчас стошнит. Ей казалось, что она разлетится на куски.
        В белом свете проступила фигура, но смотреть на нее было слишком больно. Голос принадлежал матери, но лицо было чужим.
        - Ты - Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
        Больше никто не рвал душу, и от облегчения Майя упала на ковер, хватая воздух ртом. Все еще ничего не видя, она заморгала и попыталась дышать. Воздух был легок словно шелк. Она еще раз глубоко вдохнула и вдруг разрыдалась. Чернота ушла, и она ясно видела все вокруг. Разум ее был свободен от чужой воли.
        Ее обнимали чьи-то руки.
        - Я здесь, Майя. Я здесь.
        Майя ничего не видела сквозь слезы. Она подняла глаза, и мягкая рука стерла влагу с ее щеки.
        - Матушка, - слабо прошептала Майя.
        - Нет, Майя, я твоя бабушка.
        Женщина взяла ее лицо в ладони. На Майю смотрели зеленовато-голубые глаза, в точности как ее собственные. Женщина была сухощава, морщины выдавали ее возраст, и все же они не могли скрыть ее поразительного сходства с матерью Майи.
        - Я - Сабина Демонт, Великая Провидица Прай-Ри.
        Она улыбнулась так тепло и ласково, что у Майи снова подступили к горлу рыдания. Бабушка перешла на язык Прай-Ри.
        - Ты моя потеряшечка. Моя маленькая девочка. До сегодняшнего дня Исток запрещал нам видеться. Ты должна была сделать выбор самостоятельно. А я три дня совершала бдение, чтобы накопить сил и изгнать из тебя дух Эрешкигаль. Эрешкигаль - королева Бесчисленных, она жаждет отомстить нашему Семейству. Ну, а ты - моя внучка.
        Слезы катились из мудрых глаз, оставляли влажные дорожки на морщинистых щеках. Бабушка обернулась к Валравену.
        - Вот видишь, я ведь говорила. Я знала, что она не подведет.
        Взгляд Валравена больше не был ледяным. Бывший канцлер подошел и встал на колени рядом с Майей. Лицо его было искажено печалью.
        - Я был и всегда буду вашим самым верным слугой, леди Майя, - хрипло прошептал он и положил руку бабушке на плечо. - Простите мне этот обман. Я познакомился с вашей бабушкой в аббатстве Муирвуд и с тех пор тайно служил мастонам. Я предал Верных, однако предательство это спасло немало жизней. В том числе - вашу.
        Устало улыбнувшись, он поднялся на ноги и обратился к Сабине:
        - Леди Демонт, вам надо бежать в Несс. Дохту-мондарцы убьют вас. Это уже решено. В порту стоит мой корабль. Проливы стерегут, но я уверен, что вы сможете уйти незамеченными…
        Бабушка тоже встала. Она покачала головой:
        - В этом случае мы подставим под удар тебя, дорогой друг. В этом нет нужды; я все подготовила заранее.
        Она посмотрела на лежащего в беспамятстве Корриво.
        - Исток нанес ему сильный удар, и этот человек еще какое-то время будет спать. Притворись, что ты тоже был повержен. Твоя дружба по-прежнему нужна нам. Как и верность. Благодарю тебя за все, что ты совершил.
        Валравен озабоченно нахмурился.
        - Но как же вы собираетесь бежать, леди Демонт?
        Она улыбнулась и открыла свисающий с простого пояса мешочек. Из мешочка она извлекла сверкающий золотой шар самой тонкой работы. Шар был окружен золотым кольцом и с жужжанием вращался в своей колыбели.
        - Державное яблоко! - ахнула Майя, вспоминая читанные некогда легенды.
        - Но остров… армада, - выговорил Валравен, качая головой.
        - Мой корабль ждет, - сказала бабушка и невозмутимо похлопала канцлера по руке. - «Хольк» доставит нас в Муирвуд, как и было договорено. Там Майя будет в безопасности. Выиграй для нас время, канцлер. Останови армаду, не дай ей ударить по Ассинике. Майя еще не готова пройти мастонские испытания. Ей нужно время.
        Бабушка опустила глаза и посмотрела на яблоко. В ее глазах Майя прочла решимость и твердость.
        - Найди Джона Тейта, эвнессия, - приказала Сабина.
        Торчащие из шара острия начали вращаться.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Выкуп
        В саду было темно: яр-камни послушно погасли, дабы беглецы могли укрыться в тени. Слушая шуршание собственных юбок, чувствуя, как играет в волосах прохладный ветерок, Майя шагала мимо, оставляя позади искаженные лица, на которых были написаны все мыслимые чувства. «Сад яр-камней», - подумала она и тут же забыла об этом.
        - Бабушка, - спохватилась вдруг Майя, хватая свою спутницу за руку. Сердце торопливо забилось у нее в груди. - Я не сказала тебе про одного человека. Я не могу его оставить. Это король Дагомеи… это он меня сюда привез.
        Что сделают с ним дохту-мондарцы, когда узнают, что Майя бежала? Она прекрасно это знала. Его вновь возьмут в заложники и будут держать взаперти до тех пор, покуда не выдоят из его королевства все до последней монеты, чтобы наказать короля за Майино предательство. Деньги, собранные для вторжения, пойдут на выкуп. Майя сжала пальцами виски и вспомнила последние его слова, обращенные к ней.
        - Мы не можем вернуться, - печально ответила Сабина. - Майя, он ведь не мастон. Ты не можешь выйти за него замуж.
        Сердце пронзила боль. Правда сама собой сорвалась с ее губ.
        - Я уже вышла за него. Мы, - она сглотнула, - мы поженились в Дагомее две недели назад. Я была у него в плену.
        Ответный бабушкин взгляд был исполнен горечи. Сходство бабушки и матери было несомненным, однако теперь Майя ясно видела, что они вовсе не на одно лицо. Серебряные с золотой искрой волосы Сабины слегка вились, а у матери лежали прямыми локонами. А вот улыбались обе женщины одинаково. Бабушка погладила Майю по щеке.
        - Ты была не в себе, да?
        Майя покачала головой. Ей было стыдно.
        - Я хотела ему все рассказать. И у него мой кистрель. Ох, какая же я дура! Сколько раз меня обманывали!
        - Тише-тише, - отозвалась бабушка. - Бесчисленные хитры, а Эрешкигаль - их королева. Когда ты принесешь мастонские клятвы, то узнаешь о них больше. Тебе не дозволяли учиться, Майя, - неудивительно, что ты ничего не знала. Идем, яблоко говорит, что нам прямо.
        - Я не могу его бросить! - настойчиво повторила Майя. - Он решит, что я его предала! Его обманули, совсем как меня!
        Бабушка ласково обняла Майю.
        - У тебя не было выбора, у него - был. Вас назначили друг другу еще детьми.
        Она разомкнула объятия, отстранилась и погладила Майю по щеке.
        - Дагомейцы - известные хитрецы и ловкачи. Неудивительно, что из их земель пошли хэтары, - она сочувственно вздохнула. - Что ж, посмотрим, что скажет шар.
        Сабина положила державное яблоко на ладонь и задумчиво на него посмотрела.
        - Есть ли у нас путь к спасению короля Гидеона из рук Верных?
        Острия не шелохнулись, но в нижней части шара появились буквы - изящные наклонные знаки языка Прай-Ри.
        «Королевский кольер должен быть выкуплен».
        Майя смотрела на золотую орихалковую вязь, и сердце ее билось все быстрее. Исток знал, кто такой Кольер.
        Сабина прочла написанное и посмотрела на Майю.
        - Я все поняла, - сказала Майя, касаясь ее руки. Сердце девушки было полно скорби. «Прости меня, Кольер. Прости меня».
        Эха его мыслей она не услышала, как ни пыталась. Он молчал. Горечь и чувство вины терзали душу Майи.
        - Идем, - сказала Сабина и обняла Майю за плечи. Шар повел их по саду, густо заросшему утесником, по лабиринтам из остриженных кустов. Они шли и шли, пока вдруг не услышали лай. Бешено виляя хвостом, из кустов выскочил Аргус.
        - Аргус! - воскликнула Майя и упала на колени. Пес бросился лизать ей лицо. Она уткнулась ему в шерсть, и на глаза навернулись слезы радости и сожаления. За псом, тяжело топая, шел Джон Тейт. На губах у него играла мудрая понимающая улыбка.
        - Клянусь Чишу, королева, как есть королева, - усмехнулся он и потрепал ее по голове. Повернулся к Сабине и поклонился.
        - Я привел ее сюда, уж как смог, Альдермастон. Будет тебе, Аргус, хорош ее нализывать!
        Он покачал головой и бросил на Сабину Демонт острый взгляд.
        - Что моя служба? Окончена?
        - Нет, эвнессий Джон Тейт, служба твоя не окончена, - ответила Сабина и, посмотрев на Майю, пояснила:
        - Эвнессии - это защитники и советники королевского семейства в Прай-Ри.
        - Я знаю, - ответила Майя. - Я видела их в Прай-Ри. Только я не знала, что Джон тоже эвнессий.
        - Это я попросила Джона Тейта оберегать тебя. Я отослала его очень-очень далеко, велев ждать тебя в горах Дагомеи. Джон верен нам. Он ждал терпеливо. Но твоя служба еще не окончена, Джон Тейт. Ты будешь оберегать Майю в древних землях, где она будет учиться, чтобы пройти мастонские испытания. Нам о многом предстоит поговорить, но только не среди яр-камней. У них есть не только глаза и лица, но и уши. Ты принес с корабля платье?
        Джон Тейт кивнул и полез в заплечный мешок.
        - Капитан уж так упрашивал, чтоб я забрал эту тряпку, - сказал он, роясь в мешке, из которого в изобилии сыпались котелки, решета, ножи, ложки и прочая кухонная утварь. Сабина помогла Майе расшнуровать платье. Затканная золотом ткань ослабила хватку, и Майе стало грустно. Ей так хотелось отбросить все, что напоминало о том, какой глупой обманутой девчонкой она была. Но отчего же тогда ей так жаль это прекрасное платье и подаренные Кольером драгоценности? Она оставила себе только сережки: пусть напоминают о муже. Платье упало к ее ногам, и рукам тотчас же стало холодно. Нижняя сорочка почти не грела; у Майи стучали зубы.
        Бабушка бросила взгляд на клейменое плечо, но лицо ее оставалось непроницаемым. Несмотря на морщины и прочие приметы возраста, бабушка не утратила былой красоты. В ней по-прежнему было нечто ангельское - должно быть, внутренний покой и свет, которые казались Майе совершенно прекрасными. Сабина прищурилась, но осуждения в ее взгляде не было. Узкая ладонь легла на ключицу близ клейма и согрела озябшую кожу.
        - Прости, бабушка, - прошептала Майя, чувствуя, как ее скручивает стыдом.
        Сабина медленно покачала головой:
        - Я знаю, ты не нарочно. Но что сделано, то сделано. Нам часто приходится расплачиваться за выбор, сделанный кем-то другим, но больней всего платить за свои ошибки.
        Пальцы на плече Майи сжались.
        - Я покажу тебе одну книгу. Ее написала моя прабабушка, Лийя Демонт. Это она прокляла яр-камень, который заклеймил тебя. Проклятие было наложено под Нерушимым обетом. Снять его невозможно.
        Пальцы сжались еще сильнее. Сабина смотрела серьезно и искренне.
        - Ты никогда никого не поцелуешь, Майя. Никогда. Ни мужа, ни ребенка, если Исток благословит тебя потомством. Никого и никогда. Ибо последствия твоего поцелуя будут ужасны. В нашем Семействе всегда была сильна связь с Истоком. Найди себе мужа и передай эту связь своим детям, как твои родители передали ее тебе. Но твой муж должен быть мастоном. Он должен знать о тебе правду. Только он и мы, а больше никто.
        Бабушка помолчала, должно быть, чтобы Майя лучше запомнила сказанное.
        - Эрешкигаль будет преследовать тебя. Ты - потомок Лийи Демонт, проклявшей хэтар, и Эрешкигаль будет мстить. Она никогда не прекратит своей охоты. Она вечно будет идти за тобой по пятам. Но ты будешь сильна и не поддашься ей. Твоя прапрапрабабка Лийя встречала тебя в своих видениях. В книге она пишет об этом. Ты должна будешь совершить одну вещь, такую, которая под силу только мастону… Нашел, Джон Тейт?
        Джон Тейт извлек из мешка кожаный сверток, развязал стягивающую его веревочку и развернул. Показался край светлой ткани. Это было крестьянское платье и пояс к нему, все - бледное, выцветшее, так что в тусклом свете звезд невозможно было разобрать даже цвет, то ли голубой, то ли зеленый.
        - Это платье безродных, - сказала Сабина Демонт, похлопав по ткани. - Точно такое же платье ребенком носила Лийя. Жизнь безродной научила ее скромности и смирению. Твоя жизнь преподнесла тебе те же уроки. Я думаю, что это Исток испытывает нас, проверяет наше терпение. Ты не соблазнилась ни драгоценностями, ни богатством, ни посулами сытой жизни. Надевай это платье, и тебя больше никто не узнает. Ты отправишься туда, где девушек учат читать и гравировать - всех, даже безродных. Их учат втайне, по ночам, чтобы не знали дохту-мондарцы. Девушек этих называют тайнознатицами. Ты станешь одной из них.
        Майя задохнулась от восторга. Другие девушки, да такие, которые умеют читать?
        - Спасибо, бабушка! - поблагодарила Майя, торопливо набросила на себя простое платье и завязала пояс. Шерстяная ткань приятно согревала. Длинные широкие рукава надежно укрывали руки.
        Аргус насторожил уши и тихо зарычал.
        - А ну-ка, пойдемте-ка отсюда, - скомандовал Джон Тейт. - Нам еще гору одолеть надо.

* * *
        Бурные волны играли шлюпкой, как щепкой. Поднимавшиеся за бортом фонтаны брызг до нитки промочили платье. Съежившись, Майя сидела рядом с Аргусом, а тот тихо рычал, не одобряя качку. Стояло утро, но солнца не было - лишь серая пелена, предвестник восхода, лишенный торжествующих первых лучей и яркости рассветных красок. Гребцы налегали на весла, старательно обходя торчащие из воды иззубренные камни, похожие на гнилые клыки. Цепляясь за планширь, Майя смотрела, как рулевой борется с грохочущим прибоем.
        - И раз-два, взяли! - отрывисто командовал он на языке Прай-Ри. - И взяли! И еще раз! Гребем, ребята, гребем!
        Взгляд Майи упал на зубастую пещеру, скользнул по исполинским утесам черного базальта, что доисторическим чудовищем поднимались из брызг и пены. Морские обитатели раскрасили утесы бледными разноцветными пятнами, и неброская красота этого пейзажа пленяла Майю до глубины души.
        «Тебе не уйти от меня, дочь Эрешкигаль, - фыркнул знакомый голос у нее в голове. - Ибо я - королева бурь».
        Майя сжала зубы. Она боялась этого голоса.
        «Вы все утонете. Если ты не будешь служить мне, я утоплю вас».
        - Майя, - позвала Сабина, коснувшись ее руки. Рукав был мокрый, и бабушкина одежда тоже промокла насквозь. - Ты чего-то боишься? Ты опять ее слышала?
        Дрожа, Майя кивнула. Клеймо на плече вспыхнуло жаром.
        Новая волна подняла шлюпку на гребень, и на какое-то мгновение Майе показалось, что суденышко вот-вот перевернется. В ужасе девушка вцепилась в планширь.
        - Она ничего тебе не может сделать, - успокоила внучку Сабина. - Ты слышишь голоса потому, что привыкла их слушать. А теперь научись не слушать ее и взывай к Истоку, чтобы он заговорил с тобой. Все начинается с мысли, Майя. - Тут в борт ударила волна, и Сабина чуть не упала. - Ух ты! - засмеялась она. - Так вот, все начинается с мысли. Представь себе место, где тебе ничего не угрожало, вспомни, как ты была счастлива. С памятью придут чувства. Выберешь воспоминание - выберешь чувство, которое оно принесет. Но выбирай разумно, ибо от мысли зависит все остальное.
        Майя нахмурилась: ей вдруг пришло в голову, что сны, которые мучили ее со времен посещения затерянного аббатства, неизменно возвращали ее в самые темные дни и вызывали самые мрачные чувства, надежно похороненные в глубине души. Эрешкигаль насылала эти сны не для того, чтобы отвлечь Майю от происходящего - нет, Бесчисленные упивались ее, Майи, ненавистью, страхом и сожалениями о былом.
        - У меня почти нет хороших воспоминаний, - сказала она и чуть не взвизгнула, потому что в борт ударила очередная волна. В животе забулькало и заурчало. Было страшно и весело одновременно.
        Она вспомнила шлюпку, которая привезла ее к берегам Дагомеи. Вереница лиц и образов пронеслась у нее в мозгу. Руины аббатства Дохту, почерневшие обломки стен, которым не суждено вновь вознестись ввысь. Кишон крепко держит ее за руку, помогает спуститься по веревке и удержаться в пляске волн. Яр-камни. Слепящая молния. Как много воспоминаний, и каких страшных. В ее жизни почти не было мира и покоя, и воспоминания несли с собой лишь тревогу и страх.
        Но тут пришло другое воспоминание - пришло резко, как удар молотом. Маленькая таверна в дагомейском городке. Разудалая музыка, хлопки, танец. Майя закрыла глаза и услышала топот башмаков, веселые выкрики, пение скрипки. Заныли пальцы, которым отчаянно хотелось лечь на струны лютни.
        И вот к ней подходит Кольер.
        « - Потанцевать, - сказал Финт, предлагая ей руку. - Этой ночью вы уйдете - ну так оставьте мне хотя бы воспоминание. Окажите мне честь, моя госпожа. Я приглашаю вас на танец».
        Воспоминание длилось, и боль в сердце утихала и таяла. Тогда она еще не знала, кто он такой. Не знала, что вся ее жизнь - иллюзия. Она слышала тяжелое дыхание гребцов, но их голоса звучали приглушенно, словно из-под воды. Она чувствовала, как одной рукой Сабина сжимает ее ладонь, а другой обнимает за плечи и гладит по мокрым от брызг волосам. Но в этот миг Майя была не здесь. Кольер вел ее танцевать. Он учил ее новому танцу - вольте, - и его сильные руки вновь поднимали и кружили ее. Какая простая чистая радость.
        Сколько всего произошло с тех пор. Сколько нового она узнала. Сколько разочарований пережила. Но вот оно, драгоценное воспоминание: его руки в ее руках. Пара сережек - вот и все, что осталось у нее от этих дней. Если бы только она сохранила изломанную лилию, которую он положил ей в седельную сумку. Она вспоминала его глаза, вспоминала широкую самоуверенную улыбку. Какие у него красивые и густые темные волосы. А где он заработал этот шрам на щеке? Майя погрузилась в воспоминания, и в памяти всплывали все новые и новые детали.
        Больно было думать о том, что с ним будет. Ребенком угодив в заложники, он научился превыше всего ценить свободу. И вот теперь он снова в плену - и виновата в этом Майя. Как жестоко может быть прошлое. Сколько боли оно несет. Память принесла его смех, и Майя уцепилась за это воспоминание.
        «Майя! Майя, ты меня слышишь?»
        Сердце у нее упало. Она словно наяву ощутила его присутствие. Там, где он находился, было темно и холодно. Это тюремная камера, и света в ней нет. В зарешеченном окне свистел ветер. Сквозь связующие их узы до Майи дошли его отчаяние и мука. Его обвиняющий голос.
        «Зачем ты так, Майя? Зачем?»
        Шлюпка подошла к борту «Холька». Майя открыла глаза, стерла со щеки соленую влагу и запрокинула голову, глядя вверх. Корабль был огромен, его склизкое брюхо поросло морскими ракушками.
        - И раз, и два, взяли! И раз, и два, взяли!
        На корме и на носу закрепили крючья, и шлюпка вдруг вырвалась из объятий волн и взмыла вверх. Она качалась, накренялась, и Майя в страхе вообразила, как случайный порыв ветра переворачивает лодку и люди падают в пучину.
        - Что с тобой, детка? - спросила у нее над ухом Сабина. - У тебя такой потерянный вид.
        Майя повернулась и обняла бабушку.
        - Я и его тоже слышу, - призналась она. - Моего мужа. Я хотела ответить ему… сказать, что мне очень жалко, что так вышло.
        Сабина грустно улыбнулась.
        - Всякий раз, когда мы отступаем от своих решений, новый выбор делает нас на шаг ближе к Бесчисленным. Но решать тебе, Майя. Я за тебя решить не могу.
        Майе отчаянно хотелось ответить Кольеру. Мучительно было знать, что он будет думать о ней самое худшее. Но Майя отдала себя Истоку, и Исток спас ее от Эрешкигаль. Разве может она так скоро изменить данному обещанию? Противоречивые чувства душили ее. Наконец она медленно и печально покачала головой.
        - Я не буду ему отвечать, - шепотом сказала Майя.
        Сабина ответила понимающим взглядом, и Майя почувствовала: бабушке тоже доводилось принимать тяжелые решения.
        - Со временем эти голоса уйдут. В Муирвуде ты не услышишь ни Бесчисленных, ни кистреля. Там у Эрешкигаль нет власти. Муирвуд огражден от мира, это место покоя и спасения. Там ты будешь в безопасности.
        - И матушка там, - подхватила Майя, радуясь возможности увести разговор от обсуждения Кольера. - Но я боюсь, что она в опасности.
        Ей вдруг вспомнилось видение, в котором был кишон. Майя тревожно посмотрела на бабушку.
        - Ей ведь ничего не грозит?
        Произнести страшные слова Сабина была не в силах, но ее взгляд говорил за нее.
        Дорогая моя Марсиана, посылаю тебе мою любовь, восхищаюсь твоей храбростью, от всего сердца желаю тебе счастья. Боюсь, правда, что до сих пор счастья в твоей жизни было очень мало. Я и сама, будучи принцессой Прай-Ри, выросла на кухне Альдермастона Муирвуда и считалась безродной. И все же та простая жизнь была наполнена счастьем, которого не знает человек, призванный заботиться о других и вести их за собой. Быть вождем - значит быть одиноким. Ты - моя прапраправнучка, названная в честь сестры моего мужа, и я хочу сказать тебе одну вещь. Когда тебе понадобится совет, выбирай мудрых советчиков, ибо мудрость - это Дар, который будет необходим тебе больше всех прочих. В будущем тебя ждут трудности и испытания, каких сама я никогда не знала. Сердце твое будет болеть болью, которой я не знала. Будь терпелива, Майя. Боль закаляет характер и проходит со временем. В твое время дохту-мондарцы верят, будто избавление человечества от тяжелых чувств - горя, страдания, отчаяния - позволит избежать возвращения Гнили. Они ошибаются. Когда к твоим родителям пришло горе, им не дали возможности извлечь из этого горя
урок любви и сочувствия, и это стало началом конца их брака. Если мы терпим - и принимаем - наше горе с должным смирением, взамен мы обретаем мудрость и умение сопереживать. Ты всю жизнь не позволяла себе плакать оттого лишь, что однажды твой отец похвастался, будто ты никогда не плачешь, как ребенок. Послушай меня, Майя: в слезах заключена целительная сила. Слезы лечат человека. Один Альдермастон сказал однажды, что порой слезы имеют силу слов. Я пишу эти слова и плачу о тебе. Я никогда тебя не видела, Майя, но я тебя люблю.
        Я знаю, что на плече ты носишь клеймо. Горькие последствия случившегося останутся с тобой на всю жизнь. Но у тебя есть священный долг, и ты должна его исполнить. После того, как в мое время аббатства были уничтожены, я принесла Клятву о том, что Муирвуд будет выстроен заново, а врата Идумеи вновь откроются для усопших, оставивших свою вторую жизнь. Речь о ритуале Сокровенной Завесы. Он же позволяет мастонам путешествовать между аббатствами на огромные расстояния. Чем дольше будет закрыта Завеса, тем больше бед постигнет эту землю. Мертвые ходят среди нас. Они отвергнуты, они не хотят больше терпеть. Через черные озера они говорят с живыми. Открой Сокровенную Завесу. Я налагаю на тебя этот долг и заклинаю тебя рукой Идумеи. Помни, что иногда простое решение жить - уже знак высочайшей отваги.
        Лийя Демонт, Альдермастон аббатства Муирвуд
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Муирвуд
        Из глаз у Майи текли слезы. Девушка вытерла их рукавом платья и провела пальцами по гладкой орихалковой странице. «Хольк» раскачивался на волнах, и корпус его скрипел и стонал, словно старик, сетующий на преклонный возраст. На коленях у Майи покоилась тяжелая книга, и на золотую страницу падал свет из круглого иллюминатора.
        - В слезах нет ничего постыдного, - мягко напомнила Сабина Демонт и погладила Майю по руке.
        Майю душили рыдания.
        - Как хорошо она меня знала, - тихо сказала девушка, и глаза ее вновь наполнились слезами. - Как будто она была рядом со мной все эти годы, - она сглотнула. - У Лийи был Дар предвидения. Как это удивительно!
        Сабина снова погладила ее по руке.
        - У ее отца был такой же. Но Дар не всегда передается из поколения в поколение. Во времена упадка аббатств Дар предвидения встречается исключительно редко. В поколении Лийи было множество одаренных мастонов, таланты которых не нашли воплощения в потомках.
        - Почему? - спросила Майя, утирая глаза.
        - Не знаю, - тихо сказала Сабина. - Когда ты прочтешь наши книги, то поймешь, что одни поколения были ближе к Истоку, чем другие. Некоторые мастоны, такие как Лийя Демонт, достигали невиданных высот. Потом - несколько поколений посредственностей. А потом вдруг рождается целое поколение, которое несет в мир зло. Я думаю, что история - как река, а все эти перемены - как времена года, которые сменяют друг друга в заведенном порядке. Иногда река разбухает и несется ревущим потоком, а иногда течет себе спокойно и мирно.
        Сабина улыбнулась и обняла Майю.
        - Нам достались бурные воды, Майя. Когда твой отец забыл свои клятвы, наступило иное время года. И теперь нам предстоит оседлать ревущее течение.
        Майя опустила глаза.
        - Бабушка, ты… я тебя разочаровала, да?
        Наступила тишина. Майя почувствовала, как лицо наливается жаром стыда.
        - Не пойми мое молчание неправильно, Майя, - сдавленным голосом сказала Сабина и нежно провела рукой по длинным волосам Майи. - У тебя нет детей, поэтому ты не понимаешь. Но когда-нибудь поймешь. Что бы ты ни сделала, я никогда не перестану тебя любить. Я всем сердцем желала бы, чтобы все родители любили своих детей так, как я люблю тебя. К сожалению, твой отец любит только покорных. Должно быть, он унаследовал это от своего отца. Традиция - страшная сила, и многие ей подвержены. Даже если по сути своей эта традиция жестока и ошибочна. Но я знаю… - голос ее пресекся. - Я знаю, как любила тебя твоя матушка. Нет в мире большей любви, чем материнская. Хотя любовь бабушки может с ней, пожалуй, потягаться. - И она снова улыбнулась и обняла Майю, которая ответила ей пылким объятием. По щекам у обеих потекли слезы.
        В горле у Майи стоял ком. Неистовые чувства обуревали ее. Она знала, что ее мать умерла, что до самого конца второй жизни им не встретиться вновь, и знание это заставляло ее плакать о матери и о том, что она не сказала ей последнего «прости» и не поблагодарила за последнюю весточку, которую принес бродяга Мадерос. Сознавать все это было больно, но Майя отдалась на волю чувств и позволила себе плакать.
        - А ты знаешь будущее, бабушка? - спросила Майя. - В книге Лийи дальше только пустые страницы.
        Сабина вытерла глаза и ответила Майе задумчивым взглядом:
        - Нет, не знаю. Как ты уже заметила, дальше идут пустые страницы. Мой Дар видений обращен в прошлое. Я ясно вижу те времена, что предшествовали Скверне. Я знаю, как выглядели аббатства, и потому объехала все королевства, помогая отстроить их в первозданном виде. Но будущего я не вижу.
        Майя закрыла книгу и положила ее на стол.
        - Эта книга совсем короткая. Я думала, она длиннее. Сколько прожила Лийя?
        - Нам известно, что у нее были внуки, - негромко ответила Сабина. - В своей книге она упоминает внучку, ту самую, которая вернулась из-за моря в Коморос и помогла отстроить Муирвуд. Кажется, именно после рождения внучки у Лийи начались видения о нас. При рождении ребенка голос Истока отчего-то звучит особенно сильно. Лийя видела наше будущее и начала писать для нас книгу. Потом она передала книгу внучке, которая уплывала за море. От нее книга попала ко мне. Я - дочь этой внучки, - она вздохнула. - Лийя предвидела, что если мастоны не вернутся, нессийцы захватят их земли и возвращаться станет некуда. Видела она и что-то еще, о чем говорит лишь намеками. Она знала, что из-за хэтар женщинам запретят учиться читать.
        - Но ты все же научилась, - заметила Майя. - Ты училась с тайнознатицами, да?
        - Да. Помнишь, в книге говорится, что прежде, чем уплыть, Лийя была Альдермастоном Муирвуда? По ее приказу в аббатстве Муирвуд во веки веков будут учить читать и гравировать всякого, кто пожелает. Даже безродных. Чтобы не привлекать внимания дохту-мондарцев, девочек учат в спальнях по ночам, когда мальчики уже спят. Днем девочек обучают языкам и прочим вещам. Они никому не рассказывают, что их учат читать и взывать к Истоку. В прошлом правители всех земель посылали в аббатство Дохту своих детей на обучение. Сегодня этих детей учат в главном аббатстве каждой страны. В Коморосе это Муирвуд. Ты обязана была пройти обучение, Майя. Предполагалось, что ты уедешь учиться в двенадцать лет, однако твоя мать избрала аббатство своим убежищем, и отец отказался тебя отпустить. Пройти обучение в юном возрасте ты не смогла, но Валравен научил тебя читать. Теперь ты овладеешь искусством гравирования. Это для тебя будет несложно.
        - Скажи, - начала Майя, - канцлеру Валравену можно доверять? Я… в глубине души я сомневаюсь. Как будто он меня предал… но он ведь на нашей стороне, так? Я не знаю, чему верить.
        - Это и неудивительно, - похлопала ее по руке Сабина. - У тебя есть все причины, чтобы не доверять ему. Он занимает высокое положение среди Верных. Верные контролируют политические отношения между королевствами, решают, кто с кем воюет и кого следует спровоцировать для получения нужного результата. Они договариваются о перемириях, следят за выплатой выкупов, организуют убийство соперников. Они крайне враждебно относятся к мастонам, поскольку боятся всякой силы, которой не могут управлять или которую не способны контролировать.
        Видишь ли, когда вернулись первые корабли, нессийцы подготовили вернувшимся ловушку. Они приветствовали мастонов как законных правителей земли, но за прошедшее без них время успели многое узнать об оставленных артефактах… и по-своему, извращенно и плохо, но разобрались в некоторых ритуалах и обычаях. Они чтили знания и копили артефакты - помнишь яр-камни в саду? Украшения, которые на тебе были, ожерелья, кольца, браслеты - то был плавленый орихалк. Они плавили старые тома и пускали их на украшения, Майя! Дохту-мондарцы думали, что от этого украшения приобретают огромную силу. Однако силу Истока этим способом не передать.
        Сабина покачала головой и усмехнулась.
        - Нессийцы хотели одного: поработить мастонов. Прочитав книги графа Дэйре, они заподозрили, что однажды мастоны вернутся, и испугались, что те заявят права на оставленные ими королевства. Когда мастоны и в самом деле вернулись, нессийцы устроили торжества и празднества, чествовали пришедших, отдали им их земли и города, дабы мастоны возродили былые королевства и восстановили разрушенные здания во всей их былой славе. Ведь нессийцы не умели всего того, что могли мастоны - строить, создавать музыку, поднимать из руин города. Нессийцы попросили об одном: пусть их религия, Дохту-Мондар, останется в числе дозволенных каждому, и пусть люди сами выбирают между ней и мастонскими ритуалами. Целью же дохту-мондарцев было овладеть искусствами, которых они не знали, щедростью своей развратить мастонов, а затем обрушиться на них и поработить, не дожидаясь, покуда будут достроены аббатства. Дохту-мондарцы подозревали - и небезосновательно, - что не все мастоны пожелали вернуться из-за моря. И начались поиски Ассиники. Дохту-мондарцы знали о ее существовании. Из Несса отплывали все новые и новые экспедиции, цель
у которых была одна: найти землю мастонов. Дохту-мондарцы не желали рисковать, не хотели нарушения равновесия и боялись, что мастоны сами могут их завоевать.
        Майя жадно слушала рассказ. Информации было слишком много, однако она ничуть не противоречила тому, что писала в книге Лийя, ее предсказаниям будущего и словам Корриво.
        - Но в книге Лийи написано, что твоя мать никому не рассказывала о закрытых Сокровенных Завесах, - произнесла Майя. - Она знала, что если аббатства будут восстановлены, откроется не только путь в Идумею, но и двери, которые ведут из одного аббатства в другое… и могут привести в Ассинику.
        - Вот именно! У дохту-мондарцев умелые шпионы, орден способен передавать информацию из королевства в королевство очень быстро, однако если аббатства будут восстановлены, мастоны окажутся быстрее. Больше всего на свете дохту-мондарцы боятся, что когда Завесы откроются, власти ордена над этими землями придет конец. Они скорее уничтожат аббатства, нежели лишатся накопленной власти и богатства. В своем стремлении помешать нам они дошли до того, что готовы были вызвать из небытия хэтару.
        Бабушка помрачнела.
        - Я говорила об этом Валравену, и в конце концов он мне поверил. Видишь ли, когда брак твоих родителей вынесли на суд, я была в Муирвуде. Втайне, конечно, не то твой отец ни за что бы туда не приехал. Я - Великая Провидица, и я не могу дать дозволение на развод.
        - Я даже не знала, что ты - Провидица, - покачала головой Майя. - Об этом никто никогда не говорил. Я вообще не знаю почти никого из матушкиного Семейства в Прай-Ри, разве что в детстве познакомилась с какими-то двоюродными братьями. А про тебя говорили, что ты Альдермастон.
        Сабина улыбнулась.
        - Да, нынче трон Великой Провидицы стоит в Прай-Ри, и многие этим недовольны. Во времена Лийи Провидицы правили из Авиньена. Сегодня эту честь оспаривает Отландия. Они там строят новый большой город, знаешь? Но золото развращает. Богатство - это всего лишь иллюзия. Я не остаюсь в одном королевстве подолгу, и просители следуют за мной туда, куда я пойду. Недавно меня обманом заманили в Несс… Новости я узнала печальные, но молчать о них нельзя, - она погладила руки Майи. - Наше долгое отсутствие взволновало наших братьев и сестер в Ассинике. Они полагали, что к сегодняшнему дню Сокровенные Завесы должны уже были открыться, а наши королевства - стать единым целым. Они опасаются, что нас поработили нессийцы. Из Ассиники выслали корабль на поиски.
        Бабушка покачала головой.
        - Корабль этот попал в шторм и угодил к нессийцам. Узнав, что это за судно, нессийцы похитили и перебили команду, а найденную на борту книгу привезли с собой. Прочесть они ее не могли, поскольку написана она была тайнописью. Читать эту тайнопись может лишь человек с соответствующим Даром. И тогда они пригласили Великую Провидицу, то есть меня, в Несс, попросив прочесть любопытную книгу, которая случайно попала им в руки. Как ты догадываешься, они хотели, чтобы я прочла и перевела книгу, после чего меня бы убили.
        Бабушка грустно улыбнулась.
        - Они не знали одного: что Лийя предупредила меня о том, что с тобой стало. И Лийя, и я - мы знали, что ты не поддашься злой силе, как не поддалась Лийя, когда ее пытались соблазнить богатыми посулами.
        В дверь каюты громко постучали. Сабина Демонт встала с края кровати и открыла дверь. В образовавшуюся щель немедленно ввинтился Аргус, который тут же подскочил к Майе, требуя, чтобы она почесала его за ушами, и тяжело задышал, вывалив язык.
        - Во имя Чишу, девица, да заведи ты наконец собственного пса! - проворчал Джон Тейт.
        - Что случилось, Джон? - спросила Сабина.
        - Вы вчера велели предупредить, когда мы будем проплывать Прай-Ри. Эх, славно было снова взглянуть на Майнисс, хоть бы и с моря. Поохотиться бы в этих лесах еще хоть разок… А утром вы велели сказать, как покажутся берега Комороса и река Бельгенек, что течет от Муирвуда. Ну так мы на месте.
        - Благодарю тебя. Ты все правильно сделал. Идем, Майя, поглядишь на свой новый дом.
        Майя встала с койки и как была, в платье безродной, вместе с Джоном Тейтом и Сабиной вышла на палубу «Холька». Толстобрюхий корабль грузно входил в устье широкой реки. Воздух был наполнен солью и влагой, однако пронзительный холод темных нессийских земель остался позади. Леса по обоим берегам реки чем-то напоминали проклятые земли Дагомеи. Это было странно и неожиданно; не таким помнила Майя родное королевство. Деревья были все как на подбор дубы, перекрученные, черные, густо поросшие лишайником и мхом, они простирали ветви над ползущим по земле туманом. Корабль скрипел и стонал, продвигаясь вверх по реке, и о нос его бились речные волны.
        - Ну и лесок - ни единого прямого дерева. Все больные какие-то, а? - ухмыльнулся Джон Тейт. - Уж не сюда ли мне вышла ссылка, госпожа моя? - Он покашлял в кулак. - Какой же это лес? Болото как оно есть.
        Вокруг звенели комары и жужжали еще какие-то невидимые насекомые. Над кораблем, раскинув крылья на ветру, пролетела цапля. Майя оперлась о борт и стала смотреть на реку. Ветер ерошил ей волосы.
        - Это Бирден Муир, - мечтательно улыбнулась Сабина. - В этой Сотне вечно идут дожди. Тогда река разливается и затопляет все вокруг. По-своему красивое зрелище.
        Джон Тейт фыркнул.
        - Хоть кабаны-то тут водятся? Где дубы, там и желуди, а где желуди - там и свинья найдется.
        - Кабанов тут предостаточно, - отозвалась Сабина. Майя поняла: она погрузилась в видение и созерцает нечто невидимое остальным.
        Майя коснулась бабушкиного плеча.
        - Что ты видишь?
        Сабина прерывисто вздохнула. Голос ее был хриплым от слез:
        - Я вижу не глазами, дитя. Я вижу Лийю и Колвина. Марсиану и Кьерана Вена. Они покидают эти берега на корабле, подобном нашему. - Она втянула воздух. - Они стоят на палубе. Такие молодые. Совсем как ты. У нее кудрявые волосы, совсем как у моей матери. Она стоит вон там, - с ресниц Сабины срывались слезы. - Она смотрит прямо на нас. Клянусь Истоком! Она машет! Она машет нам!
        У Майи защипало глаза. Она обняла бабушку за плечи и прижала к себе. Ей хотелось поцеловать ее поцелуем ребенка, который ластится к матери. Желание это было так сильно, что жгло ее изнутри. Плечо обдало жаром, нахлынула боль. В сердце поднялась ярость, злоба, чернота.
        «Да оставит ли меня когда-нибудь эта мерзость?» - подумала Майя.
        - Я опять ее чувствую, - шепнула она бабушке на ухо.
        - Укрощай чувство мыслью, - шепотом ответила Сабина. - Помнишь? Все начинается с мысли.
        И она подняла руку, приветствуя кого-то невидимого.
        Майя сглотнула и решительно взяла себя в руки, стремясь изгнать засевшее в душе зло.
        - Как умерла Лийя? - спросила она, глядя на воду.
        - Этого никто не знает, - ответила Сабина, смахнула слезы и повернулась к внучке. - Она пропала после дня имянаречения моей матери. От нее осталась только ее книга и державное яблоко. Больше ее никто не видел. Я думаю, Исток забрал ее в Идумею, чтобы она наконец-то повидалась с родителями.
        Сабина втянула влажный воздух.
        - Смотри! Видишь, там, в тумане? Это аббатство. Это Муирвуд!
        Майя вцепилась в леер. Туман таял и становился прозрачным. Сквозь него проступали строгие стройные башни. Блеснул ослепительный солнечный луч. Ощущение тепла и надежности легло на плечи пушистым одеялом. Угас затаившийся в сердце гнев, и привычное гнетущее чувство, с которым она жила всю жизнь, куда-то улетучилось. Сердце запело от радости.
        «Добро пожаловать», - шептало оно.
        ЭПИЛОГ
        Леди Деорвин смотрела в лицо спящего мужа. Былое его великолепие неудержимо таяло, разъедаемое глубокими морщинами. Он терял силы и старел на глазах. Леди Деорвин смотрела, и в душе ее поднималось знакомое чувство отвращения. В точности такое же отвращение вызывал у нее первый муж, еще до того, как она так удачно стала вдовой. Она провела рукой по ночной рубашке, по округлившемуся животу и ощутила нетерпеливое шевеление изнутри. А ведь она даже не знает, его ли это дитя, моргнув, подумала леди Деорвин. Король спал, раскинув руки, и что-то бормотал во сне. Чушь какая.
        Осторожно ступая по толстым бархатистым коврам, леди Деорвин тихо отошла от кровати и прокралась в приемную. Там, на столе, громоздились свитки и послания, оставленные канцлером Крабвеллом, - самая важная корреспонденция за прошедший день. Леди Деорвин ломала одну печать за другой и разворачивала письма. Она не боялась, что муж заподозрит неладное. Король не знал, что она умеет читать. Она просмотрела все бумаги, пробежала глазами написанное, запомнила самое важное. Слухи о том, что в Моне сгорело аббатство. Слухи о готовящемся дагомейском вторжении. Слухи о возвращении хэтары. Леди Деорвин нахмурилась, сжав белоснежные зубки. Где ее носит, эту девчонку? Почему она не вернулась в Коморос?
        Дочитав, леди Деорвин вернула письма на место. На душе у нее было темно и тревожно. Вдруг Марсиана не сумела стать хэтарой? Что если Верным пришлось изменить планы? Возможно, им потребуется другая девушка… Леди Деорвин стала думать о своей дочери Мюрэ. Мюрэ могла бы стать императрицей. Сейчас она - наследница и принцесса Комороса. Как бы все устроить? Мысль об этом была захватывающей и пугающей одновременно. Сколько ловушек будет ждать ее на этом пути!
        Ей вдруг страшно захотелось пить. Леди Деорвин взяла со стола супруга чашу с вином и поднесла к губам.
        - Стоит ли это пить? - произнес голос из темноты.
        Рука леди Деорвин дрогнула, и вино пролилось на руку и на стол. Письма украсились винными пятнами.
        - Клянусь Рудом! - злобно прошипела она. Она знала этот голос.
        Она вгляделась в темноту и нашла его. Он сидел в кресле, потягиваясь, словно кот. Кишон. В темноте она не могла различить его лица. Не могла, да и не хотела. Все равно он весь покрыт шрамами, да и манеры у него ужасные.
        - Отрава? - хриплым шепотом спросила она и дрожащей рукой опустила кубок на стол.
        - В этот раз - нет, - промурлыкал кишон. В его голосе она услышала опасность.
        - Что ты там бормочешь? - раздраженно спросила она. На сей раз страх угнездился у нее в животе и ударил в ноги. - И давно ты тут сидишь?
        Она хотела, чтобы это прозвучало грозно, но голос предательски дрогнул.
        - Не хотел мешать вам, мадам, - отозвался кишон, лениво вставая. - Вот и решил выждать.
        - Да как ты смеешь! - выплюнула леди Деорвин.
        - Я многое смею, - ответил кишон, подходя ближе. Его шаги были беззвучны. Леди Деорвин стало страшно. Зря она устроила, чтобы этот человек проник в королевство. Она с самого начала заподозрила неладное, особенно когда он так и не сумел отравить Майю, отправленную жить к леди Шилтон. Какая безалаберность. Опасная безалаберность.
        Свет одинокой свечи коснулся его лица. Он улыбался, но улыбка была кривая. Как будто… как будто он был пьян.
        - Зачем явился? - спросила леди Деорвин. - Где Марсиана? Ты ее привез? Или нессийцы ее не выпустили?
        - Понятия не имею, где она, - пожал плечами кишон. - Она сожгла аббатство Крюи. Дотла. Она проросла.
        Он опустил взгляд и стал рассматривать разбросанные по столу свитки и бумаги. Взял первый попавшийся, отбросил прочь.
        - Утром придет еще одно завещание, - сказал он. - Ваш враг наконец-то умер. Она боролась со страшной болезнью, но вчера испустила последний вздох. Пара капель яда, и…
        Леди Деорвин в ужасе расширила глаза.
        - Кто тебе приказывал ее убивать?
        - Никто, - ответил кишон. И снова эта гадкая полуулыбка. - Ее нужно было… устранить. А вы должны будете убедить мужа в том, что земли, поместья и замки покойной получает ее первенец. То есть Майя.
        Леди Деорвин била крупная дрожь. Силясь совладать со страхом, она проговорила:
        - Но ее поместья уже конфискованы и поделены между графом Форши и еще тремя придворными. Если их отобрать, новые владельцы восстанут. Это безумие.
        - Возможно, - усмехнулся кишон и стал смертельно серьезен. - Но вы уж постарайтесь, леди Деорвин. Никогда не знаешь, какой кубок станет последним.
        Он взял со стола вино, отсалютовал леди Деорвин и одним глотком осушил кубок.
        ОТ АВТОРА
        История этой книги берет свое начало в декабре 1998 года. Я работал инспектором ночной смены на фабрике Intel в Санта-Кларе, штат Калифорния. Возвращаясь домой после двенадцати часов работы, я падал в кровать и засыпал. Однажды мне приснился поразительно реалистичный сон, в котором фигурировал злой отец, его дочь и воин, которому приказано было оберегать девушку. Я проснулся, набросал все бурлившие в голове мысли на бумаге и снова заснул. Позже, проснувшись по будильнику, я уже почти не помнил про сон, но тут взгляд мой упал на листок с записями. Так началась история Майи.
        Больше всего меня поразило то, что в моем сне дочь злодея была героиней и злодейкой одновременно, хотя сама о своем злодействе не знала. Всем сердцем стремясь помочь отцу и восстановить старинную магию, она отчего-то сеяла смерть и разрушения на своем пути.
        В 2002 году мы с друзьями начали издавать электронный фанзин DeepMagic. Нам нужны были тексты, и для одного из первых выпусков я написал новеллу «Майя». В новелле рассказывалось о событиях, которые предшествовали истории героини-злодейки. Я собирался написать роман от имени Джона Тейта и даже набросал несколько глав много лет назад. Позже мне в голову пришел замысел «Безродной Муирвуда», и я решил объединить эту историю с историей Майи. Так и вышло, что, хотя романы о Лийе и Колвине были написаны первыми, новелла «Майя» уже была готова. Эта новелла легла в основу моего графического романа «Утраченное Аббатство». Роман был опубликован издательством JetCityComics и описывал события, предшествующие «Изгнаннице Муирвуда».
        Мне понравилось писать от имени Майи, отчего история приобрела некий неожиданный поворот. Я очень люблю «Маленькую принцессу» Френсис Ходжсон Бернетт и с неослабевающим интересом перечитываю историю о том, как Сара Кру из единственной дочери богача превращается в нищенку, однако, даже живя на грязном чердаке школы для девочек, находит опору в своих мыслях и воображении. Майя из «Изгнанницы Муирвуда» - принцесса, утратившая свое положение. И беды ее на том не кончатся, но об этом вы узнаете из второй книги, которая будет называться «Тайнознатицы Муирвуда».
        Хорошо все-таки, что на прикроватном столике у меня оказалась бумага, на которой я набросал замысел этой истории. Никогда ведь не знаешь, из какого сна прорастет новый роман.
        БЛАГОДАРНОСТИ
        Я глубоко благодарен сотрудникам издательств 47North и Amazon Publishing за прекрасную совместную работу и сотрудничество. Знакомство с ними изменило мою жизнь; благодаря ему я бросил Intel, где проработал двадцать два года, и посвятил себя литературе. Благодарю своих первых читателей за отзывы, мнения и поддержку: спасибо, Джина, Эмили, Карен, Робин, Шеннон и Рейчел. Хочу также поблагодарить замечательную Анджелу Полидоро, советы и энтузиазм которой помогли сделать книгу лучше. И наконец, гип-гип-ура в честь Лизы из Вермонта, которая специально приехала в Вермонт на Comic Con 2014 года, где я впервые подписывал свои книги!
        ОБ АВТОРЕ
        В 2014 году Джефф Уилер, не дожидаясь пенсии, оставил работу в Intel и посвятил себя литературе. Джефф - муж и отец, а также верный прихожанин. Время от времени его замечают бродящим в полном одиночестве среди дубов и скал Калифорнии, а также в великолепных рощах секвой, которыми славится этот штат. Сайт автора: www.jefF-wheeler.comwww.jefF-wheeler.com(http://www.jeff-wheeler.com/)