Фледлунд Соня Фрейм
        Фледлунд - типичный немецкий городок, тихое захолустье. Пара улиц, несколько баров и дым от химической фабрики, что зловещим монстром возвышается на окраине.
        Мрачное спокойствие Фледлунда нарушает загадочный странник без памяти и прошлого. Как он здесь оказался? Какие темные делишки замышлял? Как он связан с Ханной, сотрудницей фабрики?
        Соня Фрейм
        Фледлунд
        Сон разума рождает чудовищ.
        Испанская поговорка
        
        Часть первая
        Во Фледлунде ничего не происходит
        People you’ve been before,
        That you don’t want around anymore,
        That push and shove and won’t bend to your will -
        I’ll keep them still.
        Людей, которыми ты был,
        Которых ты больше не хочешь видеть,
        Которые толкаются и дерутся,
        не слушаются тебя, -
        Я угомоню их.
        Elliott Smith «Between the bars»
        1. Падение Юпитера
        По левую сторону виднелись печные трубы «ФЕМА», по правую - перелесок, за которым начиналась Дания. Отряд застыл фактически под носом у пограничного поста, их разделяла только редкая дорожка тумана. Пчеловод опустил нос в ворот армейской куртки и что-то отслеживал на своем телефоне.
        - Ну, скоро? - решился спросить Каменщик.
        Главарь поднял на него немигающий взгляд и неспешно пояснил:
        - Когда видимость ухудшится, потому что точка у дороги. Если туман не уплотнится, все отменяется.
        - Я могу отлить пока? - коротко спросил новенький.
        Его точно никто не услышал. Пчеловод смотрел в телефон, а остальные сгрудились вокруг него, как преданные собаки. Не дождавшись ответа, новенький хмыкнул себе под нос и отправился к ближайшим кустам. Туман постепенно сгущался, а в этих местах даже не всегда было ясно, погода это или смог с фабрики. Трубы «ФЕМА», переливавшиеся серебром, превратились во мгле в тусклые полосы.
        Ожидание всех выматывало, но без сигнала Пчеловода они и шагу не ступали. Новичок, похоже, решил, что происходящее не его забота, и с нарочитой медлительностью прикурил, все еще стоя поодаль. Прищурившись, он разглядывал контур фабрики, а на косые взгляды других не обращал внимания.
        - Ты его проинструктировал? - вполголоса осведомился Пчеловод у Жнеца.
        - Конечно, - соврал тот.
        - И какого хера он тогда делает?
        Пчеловод говорил тихо и ровно, но в его голосе ощущалась скрытая угроза. Жнец напрягся и начал оправдываться:
        - Его Торстен поставил. Сам понимаешь, кого он находит. Этот из спецназовцев, но уволен. За что - не знаю. Говорят, занимается теперь в основном заказными делами.
        - И что, Торстен за него лично поручился? - сощурился Пчеловод.
        - Нет, конечно. Ты что, датчан этих не знаешь? Рыбы - они все скользкие.
        Пчеловод никак это не прокомментировал, наблюдая, как новенький со скучающим лицом идет обратно. Тот сразу заметил, что глава отряда смотрит на него в упор, и спокойно уставился в ответ.
        - Еще раз отойдешь без моего приказа, твоя работа здесь закончится, - сказал Пчеловод, когда новичок приблизился.
        В ответ удивленная усмешка.
        - Вы, ребята, вообще не ссыте?
        Остальные напряженно следили за происходящим, понимая, что время для выкрутасов плохое. Но Пчеловод пока решил не дожимать новобранца и снова посмотрел в телефон, по которому следил за уровнем влажности.
        - Туман скоро станет плотнее, - удовлетворенно отметил он, на мгновение забыв о наглеце. - Пора.
        Путь был известен только ему. Он двигался легкой походкой, словно льнул к земле. Иногда даже казалось, что верное направление он определяет по запаху. Наемник продолжал смотреть на все с показным безразличием.
        - Держись отряда, молокосос, - процедил Жнец. - Мы на границе.
        - Зови меня, как я тебе велел, - отозвался тот.
        - Как? - со смешком спросил кто-то.
        - Юпитер.
        - Обосраться. Я думал, только у нас тупые клички.
        Пчеловод, конечно же, все слышал, но пока пропускал их треп мимо ушей. Его интересовала только земля. Внезапно он замер.
        - Здесь… - донеслось до других затихающим шепотом.
        На почве можно было заметить тонкий белый налет, напоминавший изморозь. Не сговариваясь, мужчины стали готовить лопаты. Каменщик отошел чуть ближе к дороге - караулить. Их действия были слаженными, как будто отрепетированы. Юпитер повторял за ними, а Пчеловод наблюдал.
        Земля от влажности была как масло. Вскоре появились первые кристаллы, напоминающие пористый пенопласт. Пчеловод самолично стал аккуратно выкапывать один из них, стараясь не дробить. Те норовили раскрошиться прямо под пальцами. Запах вокруг стоял странный.
        - И куда вы это сбываете? - не выдержал новенький. - У этой дряни даже состав еще не известен.
        Тот, что звался Жнецом, не выдержал и со всего маху отвесил болтуну оплеуху.
        - Кто тебе рот разрешал открывать?
        Но в ответ неожиданно прилетела сдача, и он невольно пошатнулся от сильного удара.
        - Совсем поехал? - прошипел новенький. - Я что, твоя шестерка?
        Завязалась потасовка, Жнец оказался к ней не готов. Наемник почти сразу сбил его с ног и вдавил в землю. Встать тот уже не мог. Кто-то попытался оттащить озверевшего новичка, но тот умудрился отбиться одной рукой, а другой продолжал держать Жнеца за горло.
        - Только тронь меня еще раз… - процедил он и отшвырнул от себя затихшего подельника.
        Жнец слабо шевельнулся, но так и не встал. Обернуться Юпитер не успел. За спиной бесшумно возник Пчеловод и пережал ему горло запястьем.
        - Ты понимаешь, на кого работаешь? - бесстрастно прошептал главарь, а его рука вжималась в шею все сильнее. - Свое место-то знаешь? Щенок недоношенный.
        Новенький захрипел, глаза выпучились. Пчеловод не уступал ему в силе и навыках. Другие не смели шелохнуться, словно загипнотизированные этой сценой.
        - Так дело не пойдет, - покачал головой главарь. - Ты нам в кашу срешь. Думаешь, это тебе с рук сойдет? Ох, не знаешь, с кем связался.
        Кто-то из отряда отмер и проверил Жнеца.
        - Он живой, но не может пошевелиться. Только моргает… Как мы его потащим с грузом?
        - Пристрели.
        Никто и не подумал оспаривать приказ. В лоб Жнеца ткнулся пистолет с глушителем, и раздался щелчок. Юпитер еще брыкался, готовый вот-вот потерять сознание, но Пчеловод был мастером по удерживанию людей на грани, какой бы то ни было.
        - Видишь, как мы поступаем со своими? А теперь подумай, что будет с тобой.
        Вдруг раздался странный треск, и все стали чуть ниже. Земля под ними начала опускаться.
        - Пустоты! - выкрикнул Каменщик.
        Пчеловод отшвырнул от себя новенького и вместе с остальными поспешил выбраться на дорогу. Они успели вовремя. Приличный кусок земли ухнул вниз вместе с их лопатами и тем идиотом.
        - Твою мать…
        Ругаться не хватало сил. Их фонари слабо посветили в провал, глубина явно была метров десять.
        - Это из-за нас?
        - Не думаю, - покачал головой Пчеловод. - Здесь какая-то плохая земля… Повезло вообще, что все остальное не пошло следом. Черт бы подрал этого сосунка. Нужно добить его, если он не помер.
        Каменщик утер вспотевший лоб, глядя в черную дыру:
        - Если полезешь туда сейчас, это будет дорога в один конец.
        - Знаю, - раздраженно оборвал его Пчеловод. - Но хоть один кристалл мы выкопали. Еще раз приведете таких невменяемых, сами за ним пойдете. Поняли?
        - Торстен сказал, что этот тип из «Созвездия» справится с любым делом. Но они там себе на уме.
        - Я просил чернорабочего, а не отморозка, - отрезал Пчеловод.
        Внезапно сквозь туман донеслась сирена. Их еще отделяла плотная завеса, но машина была близко. Уже не важно, кто к ним направлялся - датчане или немцы, - надо было уносить ноги.
        - Оставляем Жнеца и врассыпную, - отдал последний приказ Пчеловод.
        Каменщик все же решился на последний шаг. Он швырнул труп подельника в провал и ринулся в сторону леса. Поляна опустела в считаные секунды. Когда немецкие и датские патрули приехали на место происшествия, они нашли только огромную яму в земле.
        2. Все городские сумасшедшие
        Дагмар не пошла в школу, потому что ей надоело.
        Хотя с утра прилежно собрала учебники и тетради в рюкзак, затянула его потуже - и все это на камеру телефона. «На хрена учиться?» - отбила она поверх видео и закинула его в сториз.
        Затянув шнурки мартинсов, Дагмар вышла из дома и двинулась по туманной дорожке в сторону центра. Фледлунд был плотно застроен. За полчаса она дошла до главной улицы, где начиналось обычное утро. Открывались магазинчики, кафе, булочные, машины ровной вереницей скользили в сторону фабрики.
        Прогуливала Дагмар часто, училась отвратительно. И это ее вообще не волновало. Она зашла в «Мунбакс», единственную приличную кофейню в их глуши, и заказала себе какой-то замысловатый напиток с шапкой крема. При виде нее Тарек укоризненно покачал головой и что-то сказал баристе. Та, кивнув, передала ее заказ.
        - Так-так, - произнес он, материализуясь за спиной девушки и аккуратно ставя перед ней стакан. - Кто-то опять не в школе.
        - Что, папе моему позвонишь? - огрызнулась Дагмар, не отрываясь от телефона.
        Тарек улучил момент и с ухмылкой присел напротив - ведь никого, кроме нее, в это время не было. Рабочие люди заправлялись кофе до девяти, и следующий поток ожидался ближе к двенадцати. В этой предсказуемости заключалась особенность маленьких городов. Поэтому школьница, в одиночестве ковыряющая кремовую шапку в стакане, выглядела в этот час по меньшей мере странно.
        - Я твоему папе ничего не обязан докладывать.
        - Вот за это спасибо. А то и так весь город на него работает. Как вижу эту вермишель из машин по утрам, так тошнит. - Дагмар наконец-то удостоила Тарека взглядом, в котором не было ничего, кроме смертельной скуки. - Мне кажется, каждый, кто видит меня, когда прогуливаю, тут же начинает названивать ему.
        - Не переоценивай рвение местных. Ты, конечно, селебрити, но в очень узких кругах.
        - Козел.
        Тарек только посмеивался. Они были друзьями по обстоятельствам. Каждый раз, когда Дагмар приходила в «Мунбакс», он развлекал ее как мог, причем без всяких сальных намерений. Он вспоминал себя в этом возрасте. Максимализм, уязвимость и тяжелые ботинки. Трогательное ностальгическое сочетание. До ее прогулов ему дела не было, но ситуация все же слегка беспокоила.
        - Это уже пятый пропуск за месяц. Ты бьешь свой рекорд.
        - Ты еще и считаешь. Жуткий ты, Тарек.
        - Знаешь, как быстрее избавиться от школы? - спросил он ее без всякой обиды.
        Дагмар заинтересованно подняла голову, но тут же напустила на себя надменный вид и лениво бросила:
        - Удиви меня.
        - Окончи ее. Окончи эту гребаную школу, и ты избавишься от нее раз и навсегда.
        Она только закатила глаза, поражаясь банальности его предложения.
        - Ума ты палата. Если я задержалась на год, это еще не значит, что я тупая! Вот увидишь, в этом году все изменится. Жду не дождусь, когда будет выпускной и я приду туда в длинном платье с неприличным вырезом и вырву микрофон у директрисы, чтобы крикнуть: «Пока, неудачники! Скоро вы все будете работать на моего папочку!» Затем сяду в свою машину и свалю в Гамбург и никогда - слышишь? - никогда не вернусь во Фледлунд.
        Тарек искренне зааплодировал ей, еле сдерживая смех, а Дагмар принялась размазывать изрядно опавший крем по краям стакана.
        - Браво, - наконец серьезно сказал он. - Только чтобы ее окончить, надо учиться. Иначе останешься еще на год. Представь, все твои одноклассники станут взрослыми и уедут, а ты и дальше будешь торчать с нами и пересдавать экзамены.
        - Я сдам их, - процедила Дагмар, правда, без особой уверенности. - И школа не показатель взрослости. Я уже взрослая.
        Тарек хмыкнул и поднялся, чтобы вернуться к работе.
        - Ну да, именно поэтому сидишь в «Тик-Токе» в десять утра и заедаешь горе фраппучино из детского меню.
        Дагмар поперхнулась и крикнула:
        - Пригони мне эспрессо для бизнес-мужиков и… и… газету!
        - Газету?
        - Да, новости почитаю. А ты козел.
        Слова Тарека на самом деле больно ударили по ее самолюбию, и тут же захотелось ему что-то доказать. Она вышла из «Тик-Тока» и в ожидании заказа с сердитым видом уставилась в окно. Площадь опять опустела. Все разъехались на работу, и Фледлунд погрузился в дрему. Только на другой стороне улицы по-гусиному расхаживала какая-то женщина и что-то высматривала.
        Дагмар не преувеличивала: Фледлунд был ей уже до колик. В нем абсолютно ничего не происходило. Вернее, не происходило с ней. Время казалось замершим, а годы походили друг на друга. У нее были друзья, но их родители оказались умнее, и все уехали: кто в Берлин, кто в Гамбург, кто ближе к морю. От этого было грустно, потому что они-то никогда отсюда не уедут. «ФЕМА» была для отца всем.
        Вскоре Тарек принес ее заказ, и она, давясь горьким эспрессо, демонстративно погрузилась в газету.
        «…организация „Плутон“ отрицает свою причастность к провалу грунта на шоссе у датского контрольного пункта.
        „Мы - патриотический отряд и занимаемся исключительно исследовательской деятельностью! - сообщает их представитель Отто Грамель. - На нас пытаются повесить любое происшествие во Фледлунде, но мы не сдадимся и будем и дальше искать исторические артефакты“.
        Глубина обвала составляет 12 метров, диаметр - 14. На месте находятся представители экстренных служб. Труп неизвестного, найденный на дне ямы, пока не опознан. „ФЕМА“ заявила, что возьмет на себя экспертизу по выявлению причин образования провала…»
        - Ну и муть… - пробормотала Дагмар, ощущая, как лицо разрывает зевота.
        Если быть взрослым означает посвящать какой-то дыре в земле полразворота, то лучше и дальше сидеть в «Тик-Токе».
        Внезапно она поняла, что на нее смотрят. У окна вплотную стояла та самая женщина, что шаталась на другой стороне улицы. На ней болтался видавший виды растянутый свитер, а лицо покрывали гнойные язвы. Она прижимала растопыренные ладони к стеклу, словно пыталась просочиться внутрь. Встретившись с Дагмар взглядом, женщина расплылась в диковатой улыбке.
        - Блин! Только не сейчас, - застонала Дагмар, вскакивая с места. Эспрессо опрокинулся на газету, а стул упал.
        - Ты что? - удивился Тарек.
        - Так, сними быстро деньги за свой кофе и дай мне выйти через черный ход, - зачастила она, путаясь в волочащемся шарфе.
        Он удивленно переводил взгляд с нее на женщину, прилипшую к стеклу как огромное человекоподобное насекомое. Сцена была, конечно, необъяснимая.
        Терминал одобрительно пискнул, и Дагмар понеслась по служебному коридору, забыв вытащить карту. Тарек ринулся было следом, но его что-то отвлекло. Девочка проворно выскочила в обшарпанный внутренний двор, забитый грузовиками и пустыми ящиками, и пролезла сквозь прутья забора на какую-то боковую улицу. Но план побега провалился. Чокнутая раскусила ее и уже поджидала там, переминаясь с ноги на ногу.
        - Дагмар! Подожди же! Дагмар, милая…
        Даже не собираясь слушать, та дала деру. Но бегала Дагмар так же отвратительно, как и училась. Через мгновение в ее запястье вцепилась страшная рука в мелких ранах и сжала на удивление сильно.
        - Солнышко, ну что ты… Я же твоя мама, - оскалилась безумная женщина.
        - Нет у меня мамы! - закричала Дагмар, пытаясь вырваться.
        И только во Фледлунде, когда тебя донимает местная чокнутая, на улице не будет ни души.
        - Ты врешь. Ты не права! - запротестовала женщина, не на шутку оскорбившись от ее слов. - Я тебя родила. Мне нужно поговорить с Хенриком. Ты же можешь… Дагмар, милая…
        - А-а-а! - завопила девочка изо всех сил.
        В этот раз спасение пришло как по мановению волшебной палочки. Из-за угла вдруг вырулил «роллс-ройс» «Серебряное облако», и Дагмар чуть не заплакала от облегчения. Раздался резкий гудок, и женщина невольно выпустила ее руку.
        Дагмар дернула дверь и нырнула в знакомый салон, как зверек в норку. Тогда женщина упала грудью на капот и уставилась на нее налившимися глазами. От дыхания на лобовом стекле появился конденсат, так близко она была. Это следовало понимать как ультиматум.
        - Что будем делать? - напряженно спросила Дагмар Эрика.
        Он бесстрастно смотрел на тело на капоте и пока выжидал.
        - Я хочу поговорить с Хенриком! Он мне должен! Дагмар… милая… - глухо раздавалось по ту сторону.
        - Пошла она на хрен, - пробормотал Эрик и вдарил по газам.
        Сумасшедшая не удержалась и отлетела на пару метров, а он в последний момент затормозил, избавив ее от нелепой смерти, которую она явно искала. Развернувшись на площади, Эрик с визгом вывел машину на дорогу. Силуэт чокнутой еще какое-то время виднелся позади, но вскоре она отстала.
        Дагмар выдохнула, все еще ощущая тиски на своем запястье, а также противный ком в желудке, возникший, когда ей показалась, что Эрик переедет ее мать.
        - Ты мог ее убить. Сумасшедший!
        - Спасибо скажи.
        В ответ она только нервно всхлипнула.
        - Как же она задолбала… - процедил Эрик. - Почему ее каждый раз выпускают, неужели нельзя избавиться от нее раз и навсегда?
        - Как ты меня нашел? - сквозь слезы поинтересовалась Дагмар.
        - Тоже мне секрет. Из школы позвонили. Потом я увидел твои сториз из «Мунбакса», - скривился он. - Ну и поехал тебя забирать. Хорошо, что ты вышла на ту дорогу. Не хочу представлять, на что она способна.
        - Сколько можно меня преследовать? - заорала Дагмар, вдарив по рюкзаку кулаком. - Почему я должна решать эту проблему, а не отец? Его бывшая уже который год бегает по городу в полоумном состоянии и преследует его дочь, а ему по барабану! И ладно бы она меня хотела увидеть! Ей же надо через меня добраться до него, чтобы выжать денег или еще чего… Господи, как все это достало… И в школу я не пошла, потому что сегодня контрольная по алгебре, а я не понимаю вообще ни черта!
        Дагмар опять расплакалась, подобрав колени на сиденье. Эрик молчал и сумрачно смотрел на Дорогу.
        - Сегодня я свободен, - наконец сказал он. - Давай объясню тебе алгебру. Иначе ты никогда эту школу не окончишь.
        Девочка всхлипнула уже чуть счастливее и сфотографировала руки Эрика на руле.
        «Лучший брат в мире! И такой псих!» - подписала она и отправила в сториз.
        3. Странник
        «Я иду за тобой. Я найду тебя во что бы то ни стало».
        Свет дрожит над головой и разбивается на россыпь бликов. Он хочет сказать: «Да, найди меня. Я близко, просто спрятан от всего мира».
        Бегут воспоминания о разноцветных рыбацких домиках, разбросанных по скалам. Ветер и небо сливаются с зеркальной поверхностью воды. На него смотрят хрустальные глаза с желтоватыми вкраплениями, и это, должно быть, взгляд самого моря. Он пытается разобрать лицо. Хочет сказать что-то хорошее, но губы не слушаются.
        Вдруг происходит что-то ужасное. Он не может понять, что именно, но чувство вины и безысходности затапливает с головой. Море вдруг становится черным. Глаза напротив него не плачут, но печаль в них становится глубже, и его отбрасывает куда-то очень далеко.
        Свет над головой смыкается. Голос все дальше, а сам он улетает вниз. То, что было им, уменьшается с каждым мигом.
        «Кто я?»
        «Я?»
        «Ты. Тот, кто все разрушает! Ты уничтожил все!»
        Два голоса внутри него спорят в унисон и превращаются в гвалт. Только одна мысль остается ясной и пробивается жалостливой мольбой:
        «Найди меня! Ты обещала. Теперь только ты можешь меня найти!»
        Ощущения пропадают. Все, что он знал, исчезает в темноте. Из него что-то вырывается с болью: черная, злая, своевольная субстанция, однако они по-прежнему связаны. Пуповина меж ними еще не оборвана. Зато теперь он может двигаться вверх. На душе становится легко и пусто. Свет снова ширится над головой, но наверху никого нет. Никто его не ждет.

* * *
        Чужаков во Фледлунде было видно сразу. В таких мелких, сплоченных городах новый человек всегда сенсация. Поэтому, даже не открывая рта, Киран не сошел бы за своего. Еще в поезде, глядя на надписи, он понял, что не говорит на немецком. На вокзале его подозрения только подтвердились. Так и прояснилась первая вещь о нем самом: он иностранец.
        - Я иностранец, - сказал Киран вслух, словно убеждая себя в этом.
        Продавец в табачной лавке хмыкнул и пробурчал на его языке:
        - Ну, оно и видно. Из США?
        - Нет, - ответил Киран.
        - А откуда?
        - Я…
        Простой вопрос, как ни странно, вызвал в голове почти физическую боль.
        - Бутылку воды, пожалуйста. Спасибо.
        Он расплатился и вышел в город. Вопрос продавца звенел в ушах. Получается, Киран еще и не знает, откуда он. Как ни странно, отсутствие памяти не показалось большой проблемой. Над головой распростерлось чистое голубое небо - редкость для этого сырого сезона. Его ждал новый город, место, где можно что-то начать. Он улыбнулся себе под нос и сделал глоток из бутылки. Минералка тут же ободрала горло, это походило на пробуждение. Умывшись той же водой, Киран побрел в город. Он не помнил, что было до поезда и как он там оказался. Не помнил и своего прошлого. С ним осталось только имя - Киран. Иностранец, который не из США. Тяжелая армейская куртка и штаны почему-то были ужасно грязные, будто он полз по грязи. Во внутреннем кармане оказалось довольно много местных денег, складной нож и пачка сигарет. Курить вообще не хотелось, и он оставил ее на скамейке в парке.
        Фледлунд вызывал неподдельное любопытство. К собственному прошлому, наоборот, не было никакого интереса. Ну вышел из поезда. Какая разница, откуда он. Насвистывая, Киран исследовал улочку за улочкой. Город восхищал своей чистотой и миниатюрностью. Центр напоминал лабиринт из старинных зданий, но выбраться из него было легко - все дороги вели к массивной бордовой церкви, чьи заостренные башни норовили пронзить небо. По ощущениям - он где-то на севере: ветер пробирал до костей, а в воздухе завис привкус талого снега.
        Вскоре появилось и первое подтверждение догадки. Некоторые лавки и кафе имели вывески на датском. Что это за язык, Киран понял сразу, хотя не был уверен, что говорит на нем. Значит, Фледлунд на границе с Данией.
        Ближе к обеду, исходив вдоль и поперек средневековый центр и посмотрев на трубы фабрики «ФЕМА» вдалеке, Киран нашел местный отель. Внутри было довольно обшарпанно, но с претензией на ар-деко. Лобби тонуло в полумраке, тусклая люстра охватывала только ресепшен.
        - Добро пожаловать! - на автомате буркнула неприветливая женщина за стойкой. - К сожалению, остался один номер с видом во двор, сейчас все забито из-за конференции «ФЕМА».
        Призрачность лобби оказалась обманчивой.
        - Сойдет. Самую простую комнату. На неделю. Пока. Может, продлю. - Киран даже не думал привередничать.
        - Будете брать что-то из мини-бара - сообщите. Заполните бланк. И можно какой-нибудь личный документ?
        Он был бы рад дать ей удостоверение или паспорт, но у него ничего не было. Пока Киран раздумывал, как выйти из этой ситуации, лобби внезапно заполнилось деловыми людьми, у многих висели беджи с логотипом «ФЕМА». Похоже, их всех принесло с какого-то корпоративного мероприятия. Сотрудница, нацепив дежурную улыбку, переключилась на них.
        Недолго думая, Киран внес в бланк первое, что пришло в голову. Киран Стрейнджер, Датская улица, 12, Нью-Йорк, США, и набор случайных цифр вместо почтового кода. Так он создал себя заново.
        Из комнаты для персонала вылетел еще один сотрудник - совсем молоденький парень - и ринулся его обслуживать.
        - Мистер… Стрейнджер?
        - Такая уж у меня фамилия нелепая.
        - Да что вы! - затарахтел тот, едва глядя на каракули Кирана. - У моей матери фамилия Файнд. На немецком означает «враг». Ну и представьте, как к ней обращаются. Здравствуйте, фрау Враг! Так, вот и ваш ключ-карта. Чек… Желаем приятного времяпрепровождения. Если будете брать что-то из мини-бара…
        - …Непременно сообщу!
        Киран довольно улыбнулся и скрылся в лифте. Странное стечение обстоятельств, но везение, похоже, сошло с поезда вместе с ним. Девушка с конференции, ехавшая с ним, заметила его улыбку и смущенно отвела глаза. Наверное, подумала, что улыбнулся ей.
        - Я просто счастлив, что приехал во Фледлунд, - пояснил он. - Чудесный город. Как в сказке тут прямо…
        - Рада за вас. - Она посмотрела на него краем глаза и позволила себе усмешку. - Вы из Австралии?
        Внезапно внутри него возник провал - как будто ухнул вниз огромный камень. Почему-то, когда его спрашивали про США, такого чувства не было.
        - С чего вы взяли? - дружелюбно спросил он.
        - Ваш акцент, - пожала она плечами. - Австралийский английский. Я переводчица. Замечаю такие вещи.
        Двери лифта мелодично звякнули, и девушка вышла на своем этаже, кивнув ему на прощание. Так Киран узнал, откуда он.

* * *
        Из зеркала смотрел высокий, мускулистый мужчина с коротким ежиком пепельных волос и светло-голубыми глазами. Во взгляде скрывалась лучистая насмешка, в нем словно брезжил кто-то другой. Его тело хранило новые тайны. Сняв тяжелую куртку и оголив запястья у умывальника, он заметил на них странные разноцветные татуировки. Они уходили выше и частично выглядывали из-под горла грубого свитера. Недолго думая, Киран стянул с себя верхнюю одежду и застыл под слепяще-белым светом ламп. Картина в отражении заворожила бы любого. Торс покрывали цветные изображения птиц. Они разлетались по его груди, спине, били крыльями у предплечий. Каждое перо было прорисовано в подробностях. Некий мастер потратил много дней, чтобы создать ему вторую кожу из пернатых. Цвета слегка потускнели, но от этого птицы казались еще живее. Они оживали вместе с движением мышц, и он точно нес их всех на себе.
        Заторможенно Киран разглядывал свое отражение. Человек в зеркале его не узнавал. Что он хотел сказать себе этими изображениями? Откуда-то было понимание, что татуировки зачастую что-то да значат, о чем-то напоминают. На груди в синих перьях очередной райской птицы затерялась бледная надпись: «Алис-Спрингс». Как слепец, он ощупывал каждый сантиметр кожи и неожиданно натыкался на многочисленные рубцы, удачно скрытые татуировками. Их оказалось на удивление много. Некоторые напоминали глубокие кратеры - были ли это следы от пуль? Да и само тело удивило его. С недоверием он изучал свой сильный, высушенный торс и скульптурно очерченные мышцы. Были выражены даже мелкие жилы. Что-то подсказывало, что такое тело лепят годами. Последнюю татуировку он нашел на внутренней стороне запястья - цифра четыре.
        - Я иностранец, - повторил он.
        Иностранец в собственном теле. Киран оделся, все еще испытывая глубокое недоумение. Интуиция подсказывала, что следует остаться во Фледлунде. В глубине сознания сигнальными огнями вспыхивало что-то еще, однако разгадать себя пока не получалось. Птицы же знали тайну, но подсказать не могли.

* * *
        Когда не знаешь, что делать, сходи в бар да потолкуй с людьми.
        Эта мысль пришла под вечер, когда он уже успел отдохнуть и потратить на самопознание несколько бессмысленных часов. Следовало начать отражаться в других людях, чтобы понять больше. Как вышло в лифте с той девушкой, подсказавшей ему про Австралию. Повторяя про себя, как заклинание, «я иностранец», Киран спустился вниз, но благоразумно решил, что от ресепшена лучше держаться подальше. Вдруг им все-таки придет в голову проверить его документы. Отмыв кое-как куртку, он вышел через боковой вход и наугад отправился по узкой улочке. Какое-то питейное заведение вынырнуло раньше, чем подсказали местные.
        Он толкнул дурацкую крутящуюся дверь и оказался в тесном зале типичной кнайпе[1 - Kneipe - название пивных баров в Германии.]. В динамиках играло что-то из восьмидесятых. Контингент выглядел под стать заведению - в основном пожилые мужчины, коротающие тут все вечера и, конечно, знающие друг друга как облупленных. На него уставились почти все разом. Кто с подозрением, кто с любопытством.
        - Привет, - бросил Киран и сел на свободное место у барной стойки.
        Свет очень кстати убавили, и напряжение слегка спало.
        - Kannst du Deutsch?[2 - Говоришь по-немецки? (нем.)] - грубовато обратился к нему бармен. - Нет? Так и знал. Что будешь?
        - «Эрдингер», светлый. Спасибо.
        Он явно знал, что обычно пил - хоть что-то еще об этом иностранце Киране. Пока бармен ему наливал, Киран с интересом вглядывался в лица присутствующих, хотя это было невежливо. Он впервые оказался среди людей (толпа бизнесменов в отеле в счет не шла), и надо было как-то наладить контакт.
        - Хороший у вас город, - бросил он бармену.
        В ответ тот смерил его недоверчивым взглядом и отправил по стойке пенящийся бокал. Затем бармен демонстративно ушел в другой конец, чтобы этот приставучий иностранец, не дай боже, с ним опять не заговорил. Киран был терпелив. Секрет успешного общения в том, чтобы все хорошенько набрались. Это он тоже откуда-то знал.
        До него доносились обрывки приглушенных разговоров, но по-немецки он не понимал ни слова. Однако атмосфера ему нравилась. У города было свое настроение, и оно ощущалось сквозь истертые интерьеры, полупустые улицы и эти ретроритмы. После второй кружки что-то начало меняться. К нему подсела пара местных выпивох в комбинезонах «ФЕМА»: видимо, они приходили сюда квасить прямо с работы. Имен не назвали, и Киран условно обозначил их как Носатый и Усатый. Оба вдруг заговорили на английском и, перебивая друг друга, начали ругать Фледлунд.
        - А сам откуда будешь? - спросил в какой-то момент Носатый.
        - Из Австралии, - уверенно ответил Киран.
        Выдумывать в этот раз он не намеревался. Это было единственное, в чем он теперь не сомневался.
        - О-о-о, у вас там тепло! Не то что у нас! И девочки симпатичные, небось.
        - Здесь же вообще ни одной! Посмотри…
        - А что тут забыл?
        Киран призадумался, но на ум так ничего и не пришло.
        - Просто путешествую. Ищу себя, можно сказать.
        Раздался дикий хохот, и Носатый с Усатым принялись бить его по плечам, приняв его ответ за шутку.
        - Я вижу, вы работаете на «ФЕМА».
        - Да, здесь как в Вольфсбурге[3 - Вольфсбург - город в Германии в земле Нижняя Саксония, в котором находится штаб-квартира «Фольксвагена». Большая часть населения города работает на «Фольксвагене».], считай. Весь город с фабрики кормится. Спасибо геррам Фергюсону и Маринетти, - пояснил Усатый. - Это их фамилии образуют название «ФЕМА». Только Маринетти сидит в Швейцарии. А Фергюсон у нас. Но, к счастью, в такие места он не заходит.
        И парочка снова разразилась хохотом.
        - Думаю, мне нужна работа, - пробормотал Киран. - Что-нибудь простое. И желательно без бумаг.
        - В «ФЕМА» просто так не попадешь. Но если ищешь беспроблемную подработку, сходи в «Букинист» к Бартошу. Это на главной улице, у булочной «Видман».
        - Спасибо за наводку.
        - Остаться хочешь? - заинтересовался Носатый. - Через месяц взвоешь. Это город, в котором абсолютно ничего не происходит.
        Киран посмеивался, слушая их разглагольствования, и понимал, что никуда он отсюда не уедет. Была во Фледлунде и этой пивной из прошлого какая-то магия. Даже отсутствие сервиса уже казалось чем-то милым.
        - Может, и останусь.
        Они чокнулись, а бармен наградил их очередным презрительным взглядом. Киран выпал оттуда около полуночи. Пьяным он себя назвать не мог, но ощущал приятный хмель, и хотелось еще походить по городку, чего-то поискать… Над головой распростерлась глубокая чернота: то ли было облачно, то ли звезды погасли разом. Чем дальше он отходил от пивной, тем тише вокруг становилось. В следующий раз эти двое велели ему идти в караоке-бар, где, по их словам, обитал контингент помоложе.
        Неожиданно пошел снег, и вокруг стало светлее. Пока Киран любовался снежинками, его ухватили сзади за обе руки, и незнакомый голос прошипел:
        - И снова здрасьте!
        Последовал пинок, и он невольно осел. Кто-то в балаклаве ударил его по лицу, и из носа закапала кровь, расцветая на белой земле темными пятнами. Объяснять ему ничего не собирались, удары сыпались один за другим. Смех отморозков размножился и теперь сюрреалистично разносился отовсюду. Кажется, их было трое. Почему-то у Кирана и мысли не было сопротивляться. Когда колено нападавшего ударило по солнечному сплетению, он будто разучился дышать. Все звуки исчезли, и воцарился полный вакуум. Его словно отбросило на дно глубокого моря, и связь с реальностью на мгновение пропала.
        Как из-под толщи воды послышался женский голос, и удалось разобрать только слово «полицай». Полиция. Ну хоть кто-то решил вмешаться в их разборки… Чувство реальности постепенно возвращалось, и до Кирана донеслась отчаянная ругань на немецком. Троица, видимо, решала, что с ним делать. Один из них наподдал ему в качестве прощания, и они спешно свалили, оставив его лежать на земле.
        Он не шевелился, ощущая, как лицо заливает кровь, а от последнего удара грудь все еще была как немая. Послышались суматошные шаги, и две пары рук подняли его на ноги и куда-то повели, направления он не разбирал. Глаза застилала пелена. Еле переставляя ноги, Киран дошел до какой-то двери и сполз по стене прямо на пол.
        - Эй…
        Женское лицо перед глазами вдруг обрело очертания, откуда-то он его знал. Из нутра, пробужденное болью, также рвалось что-то другое. Возможно, уже в бреду он увидел во тьме клетку, в которой чудовище яростно сжимало прутья когтистыми лапами. Видение внушало неподдельный ужас, и Киран внезапно ощутил, что внутри него заперто что-то еще и оно просто ждет своего часа.
        - Как вы… - пробормотала спасительница на английском.
        - А, переводчица… - еле ворочая языком, сказал он. - Спасибо тебе. За Австралию.
        Перед глазами разлетелась стая разноцветных птиц, и все погасло.

* * *
        Первое, что он увидел, придя в себя, - шарообразный абажур на потолке, походящий на космическое светило. На саднящем лице лежало что-то влажное. Ему сделали компресс. Голова все еще кружилась, но картина перед глазами уже сфокусировалась.
        - Вот это прием… - невольно пробормотал он.
        - Извини, что без шампанского и красной дорожки, - прокомментировал чей-то возмущенный голос, и Киран заметил в кресле молодого паренька с крашеными желтыми волосами.
        - Лекан… - укоризненно сказала его знакомая, входя в комнату.
        - Я не о вас, - пояснил Киран.
        - Как ты? - обратилась она уже к нему. - Я увидела с балкона, как они тебя били. Варварство. Омерзительно.
        - Бывало и лучше. Спасибо. Не знаю, почему они напали. Я вроде ничего не делал…
        - Почему ты им сдачи не дал? - вклинился парень, недоверчиво оглядывая его с головы до ног. - Ты же здоровый бык. Мог бы им всем головы поотрывать, а вместо этого лежал на земле, как дурак.
        Киран сжал виски пальцами. Голова раскалывалась, но мир постепенно возвращался на круги своя, и наступила ясность, которой так не хватало.
        - Не верю, что насилие - это выход, - вырвалось у него.
        - А, так ты предпочитаешь подставить другую щеку, - понимающе закивал Лекан.
        - Прекрати, это неуместно! - раздраженно перебила его переводчица.
        Тот выдохнул и примиряюще поднял руки.
        - Я Ханна, - представилась она, и Киран кивнул ей с кривой улыбкой. - Это мой сосед - Олалекан.
        - Зови Леканом. А вообще, пошел я, два часа ночи уже.
        Он встал и наградил Кирана жалостливым взглядом.
        - Даже не знаю, что советовать такому, как ты. Не гуляй по ночам, если не умеешь за себя постоять.
        Лекан махнул им обоим, и послышался хлопок двери. Ханна досадливо посмотрела ему вслед, затем присела напротив Кирана. Ее глаза выражали искреннее сострадание.
        - Я вызвала полицию и скорую, но на улице сейчас снегопад. Обычно приезжают быстро… Тут же ничего не происходит.
        Оба в унисон рассмеялись.
        - Да, мне это уже говорили о Фледлунде. Ничего. Я в порядке. Спасибо, что не побоялась вмешаться… Почему-то думал, что ты тоже… иностранка. Еще тогда, в отеле.
        На ее лице появилась неловкая улыбка.
        - Я там по работе, сопровождала участников конференции.
        - Понятно. Я, кстати… Киран, - запоздало представился он.
        - Очень приятно. Так ты из Алис-Спрингс?
        Зеркало на стене отразило его побитую физиономию и часть татуированной груди. Они стянули с него свитер, видимо, чтобы убедиться, что на теле нет ран.
        - Это из-за татуировки так думаешь? - поинтересовался он.
        - Прости, это значит что-то другое? - смутилась Ханна.
        - Алис-Спрингс в Австралии? - пришлось задать глупый вопрос.
        - Э-э-э… да. Я там даже была.
        - Тогда… я, наверное, оттуда.
        Повисла пауза. Она явно понимала, что его реакция не совсем нормальная. Лучше было сказать правду.
        - Я ничего не помню.
        - О господи! Значит, все же приложили головой… - выдохнула она.
        - Да нет, - отмахнулся он. - Я и до этого был как болван. Очнулся в поезде, идущем во Фледлунд. Ничего о себе не знаю. Вообще. Откуда-то всплыло имя, потом ты сказала про мой акцент, и теперь эта татуировка. Похоже, я австралиец, потерявшийся в Германии. Документов только нет. Но если честно… это ведь мелочи. Просто странно не знать, кто ты.
        Ханна напряженно кивнула. По ее лицу было непонятно, насколько чокнутым она его считает. Ее взгляд снова скользнул по татуировкам, и в нем отразилась легкая завороженность. Затем она спешно отвела глаза.
        - Интересные вещи ты называешь мелочами. Хотела бы я так же относиться ко всему в своей жизни.
        Киран виновато улыбнулся и почесал затылок:
        - Я понимаю, что вокруг говорят на немецком. Знаю, что сейчас январь, и знаю, какое люблю пиво. Но вспомнить что-либо другое о себе не получается. Может, так и выглядит шанс на новую жизнь. - Он выдохнул и поднялся.
        Один бок болел, но, похоже, ничего не сломали. Желание жить возвращалось к нему, как и чувство, что Фледлунд - место, где он должен остаться. Хотя, наверное, раз он набил на груди Алис-Спрингс, был в его жизни и другой важный город. Правда, ничего о нем не вспоминалось.
        - Какой он, Алис-Спрингс? - поинтересовался Киран, натягивая свой колючий свитер.
        Ханна задумалась и ответила:
        - Жаркий. Он же в пустыне построен. Благоустроенный, но я бы в таком жить не смогла. Все какое-то выгоревшее.
        Киран даже не мог представить, как выглядит такой город. Похоже, заодно ему отбило и воображение.
        - Ясно. Ну… я пойду.
        - Ты уверен? Буран на улице. Дождись полиции. Я же не гоню.
        Это словно была просьба. Ханна смотрела на него доброжелательно, в ее взгляде читалось одиночество. Киран правда хотел бы остаться, чтобы узнать что-то о ней или об Алис-Спрингс, но полиция в его ситуации была нежелательна.
        - Сейчас идеальное время. Вряд ли они нападут в такую погоду. Думаю, меня не сдует. К тому же у вас на ощупь куда угодно можно добраться.
        - Добро пожаловать во Фледлунд, - без особой радости хмыкнула она. - Что ж… береги себя, странник.
        - Спасибо тебе и Лекану. Еще увидимся. Я ваш должник.
        Она махнула ему, неловко застыв в свете своей футуристической лампы. Киран такой ее и запомнил: печальной, закутанной в три кофты и чего-то ждущей. Он искренне ей улыбнулся и шагнул в буран.
        4. Где ты?
        Мне всегда нравилась идея написать самой себе письмо из будущего. Чтобы неуверенная четырнадцатилетняя я знала, что все это закончится и будет лучше. Чтобы двадцатилетняя я не боялась последующих лет и продолжала идти к своим мечтам. Чтобы двадцатисемилетняя я не сомневалась в себе и своем выборе.
        Да, было бы неплохо время от времени получать весточку из будущего. О том, что все хорошо. Проблемы разрешились, а невидимые стежки собирали воедино то, что когда-то распалось. Хочу знать, что Ханна однажды обязательно будет счастлива.
        Если бы можно было обратиться к себе в прошлом с просьбой прожить следующие годы лучше, то появилась бы другая я - более уверенная, открытая миру, умеющая радоваться жизни. Может, в какой-то параллельной Вселенной, где времена слились, эти строки меня все же найдут?
        Слушай, Ханна, это письмо тебе от самой себя. Ты все еще тот несчастливый человек, мечтающий о несуществовании? Или же в реальности что-то преломилось и твое прошлое начало меняться? Вдруг ты стала той, кем мечтала? Все еще терзаешь себя за смерть матери?
        Я знаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что состоишь из изъянов. Червоточина в тебе углубляется с каждым годом, и с ней уже ничего не сделать. Ты ничему не принадлежишь, существуешь глубоко внутри себя, и эта жизнь похожа на отбывание наказания. Мир тебя едва замечает. Единственное, что ты умеешь, - смотреть на него чужими глазами. Стать кем-то другим было бы так здорово…
        Себя ты не любишь. У тебя слишком много вопросов к этой Ханне, претензий. И казалось, что, став старше, ты поймешь себя, но годы идут, а все наоборот. В этом письме, к сожалению, нет решения. Но я знаю, в какую ловушку ты легко попадаешь, и пока у меня есть воля воплотить эти мысли в слова, я прошу тебя: возвращайся к себе. Даже если это сложно. Даже если ты не хочешь быть собой.
        Ты все же больше своих недостатков. Однажды… мы это с тобой увидим. Обнимаю. Твоя Ханна.

* * *
        Жизнь Ханны продолжилась, когда закончилась жизнь Ребекки Лейнц. Годами ранее Лейнц согласилась на посмертное донорство, поэтому ее конец оказался актом благотворительности для одной больной кардиомиопатией.
        Различий между девушками было много, и о них Ханне еще предстояло узнать. Приняв решение о донорстве, Ребекка Лейнц, без сомнений, руководствовалась лучшими побуждениями, но вряд ли могла знать, насколько ее сердце изменит жизнь случайного человека. Ханна же такого подарка не ждала и до самого дня пересадки не верила в происходящее.
        Как бы то ни было, одна девушка умерла, а другая выжила. Они стали друг для друга сошедшимися пазлами.
        Не раз Ханна думала, что жизнь всех людей, несмотря на их различия, подчинена одному ритму - стуку их сердца. Они не замечают его, но этот мотор двигает их дальше. Она вслушивалась в тишину не так, как другие, и преждевременно поняла, что смерть молчалива. В ее царстве нет звуков.
        Жизнь с кардиомиопатией была начисто лишена иллюзий. Пока другие дети гонялись друг за другом, танцевали, карабкались по горам, Ханна пила антиаритмические препараты и считала каждый свой вздох. Обследованиям уже был потерян счет. Ханна пахла больницей, даже когда там не находилась. Все врачи считали необходимым предупредить, что однажды трансплантация станет единственным выходом. Ситуация еще осложнялась четвертой группой крови и рядом физиологических особенностей. Своего первого потенциального донора в Варшаве Ханна упустила, так как ее мать верила, что не надо сейчас вмешиваться в Божьи дела. Замысел Бога ребенку, конечно, был неведом, но неотвратимость смерти Ханна почувствовала слишком рано.
        Ее сверстники взрослели и строили планы на будущее, а Ханна готовилась к тому, что однажды ее не станет. Хотя она умудрилась окончить школу экстерном, занимаясь на дому, затем получить высшее образование и стать переводчиком. Время почему-то мешкало, и ей приходилось проходить через все то, что она не планировала.
        Но в двадцать шесть лет аритмия стала невыносимой. В этот раз с ней уже не было матери, уповающей на Бога и защищающей ее от «безруких хирургов». Ее поставили в лист ожидания, и донор вдруг нашелся почти сразу. Можно сказать, что Ханне фантастически повезло. В смутном белом мареве февраля сердце Ребекки забилось в ее груди, отвратив тишину на многие годы.
        Отторжения органа после операции не произошло, и через месяц Ханну выписали. Теперь надо было пережить первый год после пересадки и пить иммуносупрессоры. Вся больница Фледлунда была растрогана ее выздоровлением, коллеги слали цветы, соседи навещали по очереди, в булочной бесплатно докладывали ее любимую сдобу. Жизнь ликовала вместе с ней. Сама же Ханна пребывала в глубоком недоумении. Решение о трансплантации, донорский лист, согласие на операцию - эти события прошли на каком-то автомате. Так же автоматически она делала работу и домашние дела - все, что требовалось для функционирования.
        «Какой дурак откажется от пересадки в моем положении?» - спрашивала она себя, чтобы объяснить это решение. Но, будучи честной, Ханна считала, что такого никогда не должно было с ней случиться. Произошла ошибка. Если не с донорством, то во вселенском механизме. Несмотря на то что личные данные доноров хранятся в тайне, она подглядела в приемной врача медицинскую карту Ребекки. Удалось прочитать ее полное имя, рост (метр семьдесят пять) и причину смерти - суицид посредством вскрытия вен. Кошмарное наследие шло вдобавок к этой благотворительной акции.
        После пересадки ее часто посещали мысли о старом сердце. Его, наверное, положили в кювет, и оно лежало в нем какое-то время, оторванное от своей хозяйки уже навсегда. По первому времени это стало маленькой одержимостью - думать о мертвом органе и представлять, что с ним сейчас. Оно ведь было ее частью, и не получалось просто взять и забыть его. Как и Ребекку Лейнц. Донорская рулетка свела вместе двух совершенно непохожих девушек, и они случайно стали друг для друга близкими. И многие сказали бы, что это правильно, ведь Ребекка спасла жизнь другого человека. Все, что Ханна могла сделать для нее теперь, - помнить о ней вечно.

* * *
        Примерно год спустя пришли сны. Ханна не помнила, когда именно они появились. В обычные ночи ей снился хаос из разрозненных образов или не снилось вообще ничего. Сны никогда не играли большой роли в ее жизни, и чаще наутро она напрочь их забывала. Но одно видение вдруг стало повторяться по несколько раз в неделю, напоминая заевший фрагмент неизвестного кинофильма. Начало всегда было одинаковое: она стоит на длинном балконе, на который выходят двери чужих квартир. Над головой очень быстро бегут облака, свет с тенью чередуются, как в ускоренной съемке. Звуков нет, словно она в вакуумном пространстве. Ханна открывает дверь за дверью, но за каждой находит одну и ту же ослепительно-белую комнату, которая словно принуждает ее войти. В глубине кто-то ждет, но лица не разглядеть. Ханна ощущает глубокое сопротивление, а в сиянии появляется что-то опасное. Странная энергия помещения будто затягивает в себя. Спешно она закрывает дверь и бросается к следующей, чтобы найти за ней то же самое. И только за последней оказывается обычная квартира. В нее она и вбегает. Обстановка остается слегка размытой. Затем
чей-то бесполый голос вдруг начинает повторять странные фразы:
        «Правило первое: найди ладан. Правило второе: никогда не садись в лифт. Правило третье: открой дверь».
        С этого момента ее словно начинала вести чья-то рука. Она зачем-то отодвигала шкаф, и перед ней представал проем, в глубине которого был старый ржавый лифт. Лифт внутри квартиры. Сердце начинало биться чаще, и с головы до ног охватывало пугающее волнение. Внезапно кнопка сама загоралась, и из шахты раздавался тяжелый гул. Это был первый реальный звук в этом немом фильме, и в нем слышался некий утробный зов, напрямую обращенный к ней из страшных черных глубин.
        В висках уже грохотали камни. Почему-то не получалось оторвать от лифта взгляд, одновременно росло и непонятное предвкушение. Двери с лязгом расходились, и в тусклых перепадах света вырисовывалась высокая фигура.
        Все, что было ранее размыто, вдруг обретало невероятную четкость. К ней выходил незнакомый мужчина с иссиня-черными волосами до плеч, в скулах и разрезе глаз которого проступало что-то азиатское. От его лица почему-то веяло тяжелой яростью. Неожиданно он больно вцеплялся в ее запястья, а в ней, наоборот, поднимался необъяснимый восторг.
        - Где ты? - вопрошал он требовательно. - Где ты, черт возьми?

* * *
        В комнате дрожал серый свет, и в его потоке серебрилась пыль. Ханна села в кровати и заткнула будильник. Восемь утра. После некоторых снов оставалась только разбитость. Они словно выпивали остатки души. Медленно Ханна сползла с кровати и некоторое время приводила себя в порядок. Ее движения были отработаны и выверены по минутам. В одно и то же время она принимала таблетки для своего пересаженного сердца, это теперь пожизненная процедура. Затем ставила воду для чая, поливала цветы.
        Не в первый раз она испытала короткое замешательство при виде своего отражения в зеркале. Показалось, что там стоит кто-то другой, но затем наваждение проходило. Лекан называл такие моменты глитчами[4 - Глитч (от англ, glitch) - сбой.]. Диссоциация с тем, что Ханна привыкла считать собой. С каких пор это появилось, она тоже не помнила. Ханна подошла к зеркалу вплотную, точно показывая своему сознанию то, что оно забыло. Жидкие волосы мышиного цвета сильно отросли и спутались. Так горячо рекомендованная парикмахером косая челка не удлиняла лицо, а просто закрывала обзор. Ханна откинула ее назад, вглядываясь в черты, которые всегда ненавидела. Узкий лоб, водянистые глаза, на правом к тому же развилась небольшая «ленивость» из-за долгих часов у компьютера, и иногда он смотрел чуть внутрь. Сутулая, нескладная фигура. Привет, Ханна. Это все еще ты. В тот день она поняла, что «глитчи» всегда происходят наутро после заевшего сновидения.
        После завтрака Ханна натянула три свитера и вышла на балкон. За ночь опять все покрылось изморозью. Но даже в холод она любила проводить здесь время. На свежем воздухе всегда думалось лучше. С собой она взяла блокнот, чтобы наконец записать непонятное сновидение и попробовать с ним разобраться. Весь дом был в записных книжках, заполненных ее хаотичными мыслями - ее способ разгружать голову.
        Мысленно она попыталась вернуться в свое сновидение, но наутро отчетливым оставался только последний фрагмент - как из лифта к ней шагает этот странный мужчина и в тихой ярости шипит: «Где ты?» Она почти физически ощущала, что этот вопрос словно проходит сквозь нее и на самом деле адресован кому-то другому. Перечитывая написанное, Ханна неожиданно выявила закономерности. Ее сон никогда не менялся. Он повторялся каждый раз точь-в-точь, вплоть до эмоций, которые она при этом испытывала. При общей абстрактности происходящего некоторые моменты поражали необычной детализацией. Например, ощущение текстур, запахов и даже удары собственного пульса. Но главное - внешность того человека. Ханне было жаль, что она не умеет рисовать. Эти черты хотелось передать. Образ редкой красоты хранил в себе неистовую тьму, а злоба в голосе жгла до сих пор. Но даже по пробуждении не отпускало пугающее восхищение им и странное ощущение в солнечном сплетении.
        Внезапно Ханну осенила необычная догадка. Что, если это воспоминание? Только в них все остается на своих местах, в то время как сны - хаос разума. Воспоминания упорядочены, отполированы и не меняются. Порядок играл огромную роль в том сне. Она не могла сразу оказаться в квартире, ей требовалось выполнить определенные действия.
        «Да вот только это не мое воспоминание», - подумала Ханна.
        - Хватит торчать на холоде, - раздался снизу сердитый голос.
        С балкона она увидела стоящего на крыльце дома Лекана с батоном под мышкой.
        - И тебе доброе утро, сосед.
        - Я зайду? - спросил он.
        Ханна кивнула и пошла открывать дверь. Вскоре он ввалился внутрь и выглядел, как всегда, раздраженным.
        - Как ты можешь сидеть на балконе в такую поганую погоду? - проворчал он, стаскивая куртку.
        - Будешь чай?
        За время общения с ним она уже поняла, что на его замечания можно не реагировать. Это защитная реакция, распространившаяся на все подряд.
        - Давай. И где твой кран?
        Ханна просила его заменить прохудившуюся прокладку на кухне. Пока он устанавливал новую, она приготовила второй завтрак. Ей нравилось делать что-то для кого-то. К тому же Лекан был единственным близким другом. Он жил этажом ниже с дедом, у которого выявили деменцию. Соседи рассказывали, что Амари вырастил внука один, так как дочурка слиняла, когда Лекану было семь. Его отца они никогда не видели. Скорее всего, он был немцем, потому что Лекан выглядел метисом, хотя в таких городках, как Фледлунд, любой цвет кожи на тон темнее белого вызывал много пересудов. Сейчас Лекану было двадцать два, и он пытался окончить училище в соседнем городе и заботиться о деде. Выходило пока плохо. Из-за нехватки денег он постоянно бегал по подработкам и пропускал занятия.
        Когда «ФЕМА» дали Ханне постоянный контракт и она переехала во Фледлунд, Амари был еще в своем уме. Однако за последние три года он потерял себя совсем. Лекан категорически отказывался сдавать его в дом престарелых, и Ханна старалась помогать по мелочам. Как он все это на себе тащит, она даже представить не могла.
        - Готово, - выдохнул он, как закончил, и принялся за ее бутерброды. - Спасибо. Знаю, что ты кормишь птичек зимой. В такие моменты предпочитаю думать, что я одна из них.
        Его юмор плоховато маскировал стремление к независимости, доходящее до абсурда. Но оба понимали, что один он пока не справится. Лекана это задевало, и он не мог просто сказать «спасибо». Обязательно нужно было что-нибудь ввернуть.
        - У тебя бывают повторяющиеся сны? - поинтересовалась Ханна, мысленно все еще находясь в той квартире с лифтом внутри.
        - Не знаю, я как-то не думал. А что?
        Она вглядывалась в свои записи, раздумывая, стоит ли это обсуждать с Леканом. Но с кем-то надо было поговорить.
        - Примерно три раза в неделю я стала видеть один и тот же сон.
        Пребывая в некоторых сомнениях, Ханна пересказала ему суть своей необычной проблемы.
        Лекан слушал не перебивая, но по глазам было видно, как его распирает скепсис.
        - То есть… ты считаешь, это воспоминание?
        - Да, но не мое.
        - А чье тогда?
        - Не знаю.
        - Ну-у-у, - задумался он, - а есть какие-то опознавательные знаки у того дома? Название какое-нибудь? Или вид с балкона?
        - Нет, - раздосадованно ответила Ханна. - И я не могу заставить себя сделать что-то иначе в том сне. Я точно заложница какого-то сценария. Раз за разом выполняю алгоритм, смысл которого мне непонятен. И этот человек во сне…
        - Это как раз таки объяснимо, - чуть развеселился Лекан. - Может, ты смотрела на ночь корейскую драму? Там, знаешь ли, все такие - красивые, странные и постоянно друг друга ищут.
        Ханна сердито хмыкнула, а Лекан уже откровенно веселился.
        - Да-да. Издевайся.
        - Кто я такой, чтобы тебя осуждать. Сам однажды на них подсел, столько слез выплакал, - ржал он.
        Все же он оказался не совсем подходящим собеседником. Ханна решила не продолжать и начала убирать посуду. Лекан еще о чем-то подумал, затем выдал:
        - Знаешь, что мне кажется интересным в твоем сне? Правила. В передачу чужих воспоминаний я не верю, а вот в то, что твое подсознание создало тебе какую-то игру, - вполне. Разберись с дверями в своей голове.

* * *
        Вторым человеком, с которым Ханна попыталась обсудить свои сновидения, была Магда Якубовска, ее варшавский терапевт. Они начали сеансы год назад, фактически сразу после пересадки. С предыдущим терапевтом во Фледлунде у них разладилось, но в одиночку Ханна все еще не могла переваривать реальность. У Магды был дополнительный плюс - все их встречи проходили онлайн. Необходимость физического присутствия во время терапии всегда доставляла дискомфорт. С изображением на мониторе говорить было намного легче. К тому же личные темы лучше раскрывались на родном языке. Хотя в последнее время она думала, что и сеансы с Магдой начинают терять смысл. Порядок в душе оказался иллюзией, и Ханна сама приводила себя в состояние хаоса по поводу и без. Все, что она годами утрамбовывала, чтобы оно не мешало ей функционировать, в какой-то момент начинало бесконтрольно лезть из всех щелей.
        Во встречах с Магдой заключался другой смысл. Ханна могла говорить только с тем, кто ее знает. Магда не была семьей или лучшей подругой, однако она владела достаточным количеством информации, чтобы понимать, как устроена Ханна. В какой-то момент она также стала ее точкой принятия. «Твои чувства оправданны». «Твой опыт не ошибка». «Ты и твои впечатления имеют место быть».
        Ханна себя принять не могла, ради этого она и продолжала терапию.
        - Ты когда-либо жила в похожем доме?
        - Нет.
        Магда нахмурилась, глядя куда-то в свои записи. Лампа в ее кабинете стояла слишком близко к монитору, и часть ее лица была засвечена. Почему-то Ханна надеялась, что Магда сможет сразу объяснить происходящее. Но та пока не торопилась с выводами.
        - Тебя сильно тревожит этот сон?
        - Теперь да. Он повторяется раз за разом.
        - А что ты хотела бы сделать, останься ты в той квартире? Если бы сон продлился дольше?
        Дальнейшее на самом деле представлялось с большим трудом. Воображение просто отказывалось достраивать картину.
        - Я… я бы спросила этого мужчину во сне, зачем он меня ищет.
        - Почему ты хочешь знать ответ именно на этот вопрос?
        - Потому что… - Ханна пришла в замешательство. - Меня никто не искал… так. Возможно, мне хотелось бы быть найденной, какими бы ни были его намерения.
        Магду это, кажется, заинтересовало. Из-за засвеченного изображения ей все еще не удавалось понять выражение лица Ханны. Спустя полминуты она сообщила:
        - Знаешь, во всем этом меня больше интересует не твоя встреча с этим незнакомцем, а то, что ты видела за первыми дверьми. До того, как вошла в последнюю квартиру.
        Ханна непроизвольно вжалась в стул, и, к счастью, это не было заметно через камеру. Иначе Магда обязательно обратила бы внимание на язык ее тела.
        - Я про ту белую комнату.
        - Я поняла.
        - И в ней кто-то был.
        - Да. Но я не стала заходить. Хотя комната меня преследовала.
        - Почему? Тебе не было интересно?
        - Потому что эта комната выглядела ненормально, - резко сказала Ханна. - Она меня пугала.
        - А на что было похоже то помещение?
        - Не знаю.
        - Ты уверена?
        Взгляд Магды терялся в бликах, а сама она превратилась в голос в ее наушниках. Ханна перестала ее видеть на мониторе.
        - Мы как-то обсуждали встречу с твоей матерью… Когда ты пришла к ней в больницу. Ты говорила, что палата казалась очень белой, так как за окном шел снег.
        - Я не уверена, что это одна и та же комната. И я по-прежнему не готова говорить о моей матери.
        Сеанс становился невыносимым. Каждый раз Ханна спрашивала себя, зачем Магда периодически повторяет эту пытку, ведь все равно она не сможет переступить какую-то черту. Магда загоняла ее своими расспросами в угол.
        - Понятно. Тогда не будем. Но эта комната важнее встречи с тем мужчиной. Я бы хотела с ней разобраться.
        После этих слов все ожило, и Ханна снова обрела способность дышать.
        - Может быть, в следующий раз.
        - Да, время выходит. Но к этой теме лучше вернуться. Ты ее годами обходишь, а она держит тебя в клетке.
        Магда что-то нащупала, но это было не то, что Ханна хотела знать. Только после сеанса она поняла: больше всего на свете она мечтает о том, чтобы ее искали. Чтобы кто-то знал о ее неслышном существовании и шел за ней через сны.

* * *
        Снег долго не продержался, и Фледлунд почти сразу принял свой обычный угрюмый вид. Голая земля походила на незажившую рану. Ханна брела по узким мощеным улочкам, уткнувшись носом в широкий шарф. Невеселые мысли одолевали ее. Решив поковыряться в странном сне, она еще больше погрязла в себе и своих проблемах.
        В начале недели она взяла пару отпускных дней и теперь жалела об этом. После сеанса с Магдой хотелось немедленно погрузиться в работу, лишь бы не думать о ее вопросах. Чтобы не открывать компьютер - единственное, что она могла делать, предоставленная самой себе, она отправилась на прогулку в центр.
        Ханна не собиралась жить здесь, так сложилось из-за работы. Фледлунд был типичным пограничным северонемецким городком. Кирпичные домики в готическом стиле, «Vi taler dansk!»[5 - Мы говорим по-датски (дат.).] на каждой третьей лавке. В общественных местах - атмосфера замшелого ретро. Последнее почему-то было только фледлундской особенностью. Дерьмовая погода. Много польских мигрантов вроде нее, и на этом здешние особенности заканчивались. Хотя иностранцы приезжали во Фледлунд часто и почти всегда по делам «ФЕМА», надолго никто не задерживался. Иногда казалось, что она тут застряла надолго и постепенно шла в тупик. Городок чем-то неуловимо подавлял. Но именно здесь она нашла хорошую работу и сердце. Последнее по необъяснимой причине стало ее к чему-то обязывать. Она будто стала должна Фледлунду.
        Ханна не заметила, как забрела в букинистическую лавку, при которой был магазин канцтоваров. Здесь можно найти винтажные блокноты, которые она коллекционировала, хотя еще ни один не исписала до конца.
        - Странно видеть тебя в будний день.
        В зазоре между книгами появилось улыбающееся лицо Кирана. Вскоре он вышел из-за стеллажей в рабочем фартуке.
        - Привет! - улыбнулась в ответ Ханна.
        Он нашел себе дело в самом не подходящем для него месте. Этот мускулистый молодой мужчина с остриженной головой лучше смотрелся бы в роли элитного секьюрити, а не среди антикварных книг. Он оголил руки, и от ее глаз не ускользнули уже знакомые татуировки птиц, покрывающие каждый сантиметр кожи. Почему-то раньше казалось, что он их прячет.
        После той ночи, когда они с Леканом спасли его от каких-то отморозков, она думала, что он дернет из их города куда подальше. Вопреки ее ожиданиям, тот остался и даже устроился на работу, хотя не знал по-немецки и двух слов. Через пару дней Киран предложил угостить их с Леканом обедом, чтобы как-то отблагодарить. Было неплохо, хотя Лекан все еще относился к нему с подозрением.
        С тех пор прошел почти месяц, и они часто пересекались друг с другом в центре. Это же Фледлунд.
        - Помочь тебе с чем-нибудь?
        - Да нет, спасибо. Лучше поболтай со мной.
        - Рад, что ты зашла. Как ты? Давно не виделись.
        Киран всегда внимательно всматривался в лицо каждого собеседника и искренне интересовался его жизнью. Такая у него была особенность - стремился понять каждого.
        - Неплохо. Сегодня не работаю. Как сам? Что-то вспомнил?
        В ответ он лишь пожал плечами. Ситуация с потерей памяти оставалась странной, но вообще его не беспокоила.
        - Нет. Если честно, мне нравится абсолютно все, что со мной происходит.
        Это прозвучало без капли притворства. Заметив скепсис на лице Ханны, он тихо рассмеялся.
        - Знаю, что ты думаешь про все это. Извини, если раздражаю своим энтузиазмом. Во Фледлунде меланхолия - часть этикета.
        Говорить им особо было не о чем, иногда, в паузах, это ощущалось. Но Ханне нравилась его компания. Киран продолжал ее слушать, потому что она попросила его поболтать. Он всегда делал то, о чем его просили. Даже когда Лекан велел ему не стучать вилкой о тарелку, так как его это раздражало. Несмотря на все чудачества, Киран казался хорошим человеком. В нем не чувствовалось подвоха.
        - Что-то случилось? - спросил он, проницательно посмотрев на Ханну.
        В полуподвальном помещении магазина было мало света, но они удачно остановились у маленького окна под потолком. Вокруг никого не было. Это послужило толчком. Ханна внезапно расплакалась, не в силах больше контролировать себя. Разговор с Магдой вывел ее из равновесия.
        Киран положил ей на плечи тяжелые руки и с недоумением спросил:
        - Эй… Ты что? Прости, зря я спросил.
        - Нет, все в порядке. Я просто устала.
        - От чего? От работы?
        Зачем он задавал все эти вопросы… Стоило бы просто вежливо утешить и спровадить, но он поинтересовался как будто искренне, а Ханна очень любила, когда ее хоть о чем-нибудь спрашивали.
        - Нет. От дурацких снов. И от себя. Но последнее не лечится, так что…
        - И что же тебе снилось?
        Он усадил ее на облезлый табурет, а сам присел рядом на корточки. Ханна уже понимала, что не может остановиться, и просто выложила ему все как есть. О белой комнате, лифте в чужой квартире и незнакомце, который ее ищет. Также что ей хотелось бы быть кем-то найденной, как бы глупо это ни звучало. Последнее было очень личным, но молчание Кирана и остановившийся на ней взгляд светло-голубых глаз подстегивали говорить, и он на время стал второй Магдой. Первая ей, к сожалению, сегодня ничем не помогла.
        - Я такая жалкая, и не вздумай разубеждать. И говорю это не с целью услышать обратное. Просто… навязчивый сон означает какую-то пустоту во мне самой. - Она высморкалась и поняла, что внутри что-то разжалось. Кажется, ей очень нужно было поплакать.
        - Во всех нас чего-то не хватает, - с неловкой улыбкой заметил он. - По сравнению с тобой сквозь меня вообще стенку видно. В тебе же есть мир, который помнишь и знаешь только ты. Не принижай себя.
        Ханна замолчала, чувствуя себя не в своей тарелке. Хотелось провалиться сквозь землю и одновременно впиться в Кирана обеими руками, чтобы он и дальше убеждал ее, что она значима.
        - Сон, конечно, странный. Не знаю, чем помочь. Но если захочешь поговорить, приходи сюда в любой момент.
        Ханна вымученно ему улыбнулась и наконец нашла в себе силы подняться. В руке она все еще сжимала блокнот с цветочными страницами.
        - Спасибо. Возьму его, - сказала она, хотя не намеревалась покупать. Но хотелось как-то отблагодарить собеседника.
        Киран просто улыбнулся и кивнул.

* * *
        Ханна опять стояла на балконе того самого дома и смотрела на ряд дверей. Облака неслись над головой с неестественной скоростью. И все повторилось. Как по команде, она сошла с места и начала открывать одну дверь за другой. За каждой сияла белая комната, а внутри кто-то прятался и ждал ее, ее одну… Но Ханна отскакивала как ошпаренная и тут же захлопывала дверь. Вот она дергает за ручку последней и опять оказывается в темной, захламленной квартире. Движения такие тяжелые, будто что-то тянет в землю, а внутри нее звучат странные правила, написанные кем-то, явно знавшим эту реальность лучше нее. Все вдруг убыстряется, и вместо полных предложений слышатся обрывки, в которых проступает тайный смысл.
        «Ладан… Лифт… Открой…» И вот она снова смотрит в провал в стене, и в глубине, как одинокий красный глаз, загорается кнопка. Из шахты раздается гул, словно лифт только этого и ждал. Ханна готовится. Дрожит и обмирает в грохоте собственного пульса. Ей страшно. Двери разъезжаются, и в мигающем свете появляется тот самый незнакомец. В его красоте есть что-то порочное и даже ожесточенное, но в глазах застыла глубокая печаль, которой она не замечала раньше. Он не просто зол, он в отчаянии.
        Ее грубо хватают, и в пространстве вокруг звучат жгущие слова:
        - Где ты? Где ты, Ребекка?
        5. Полуночное караоке
        Кирану казалось, что человек без памяти нигде не найдет себе места. У всего на этом свете есть история, даже у камней. У них, пожалуй, даже больше, чем у кого-либо. Он же представлял собой пустой лист. Его это не сильно расстраивало, но и радоваться было нечему. Еще более странно, как он безропотно смирился со своим положением. Он не был равнодушным, его волновало происходящее - и вокруг, и внутри него самого, - просто эти ощущения были сильно притуплены. Тем не менее Фледлунд толчками двигал его вперед и постепенно вписывал в свою реальность. Благодаря советам завсегдатаев бара он нашел работу в букинистической лавке у старого Бартоша. Тот уже много лет был прикован к коляске и ничего толком не мог делать. Изредка появлялись помощники - все как один нечистоплотные, - которые вели дела как попало или, чего хуже, обворовывали старика и исчезали. Поговорив с Кираном, Бартош решил, что он хороший человек. Его не смутило, что тот не владел немецким. Он нанял его, заодно дал жилье - в подвальной комнатке при магазине. Платил очень мало, но и бумаг не требовал. Киран вообще подозревал, что Бартош платит
ему из своей пенсии, потому что магазин явно приносил убытки.
        Как и большинство заведений во Фледлунде, лавка была семейной. Собственных детей старик не нажил, и в последние годы все пришло в упадок. Клиентов было мало, книги в основном сдавали, причем бесплатно. Немного шла продажа канцтоваров да всякого винтажного барахла типа чернильниц и блокнотов, также был допотопный ксерокс, который, как и Бартош, доживал свои последние дни.
        Именно это место безоговорочно приняло Кирана со всеми его странностями. Его приход повлек небольшие перемены. Из-за инвалидности Бартош не мог заниматься верхними полками, а Кирану для этого даже лестница не была нужна. Он наконец рассортировал кипы сданных книг, уже начинавших подпирать потолок. Расчистил проходы, провел генеральную уборку. Лавка стала похожа на магазин. Киран подкрасил вывеску и снял со стекла пожелтевший лист бумаги, на котором сто лет назад страшным, нечитаемым шрифтом напечатали «КСЕРОКС». Вместо этого он заказал новый стенд с перечнем услуг, добавив из своих сбережений. Он, конечно же, не помнил, откуда у него в кармане несколько тысяч евро, и иронично думал, что судьба, вероятно, отсыпала на новую жизнь.
        И магазин стал оживать. Первыми новыми клиентками стали подростки-близняшки, жившие этажом выше. Встречая у подъезда то одну, то другую, Киран думал, что это одна и та же девочка, но выяснилось, что их две и они постоянно друг с другом ругаются. Девочки стали распечатывать у них тексты песен любимых групп, за ними пришли еще какие-то школьники, искавшие дополнительные материалы по учебе. Киран приветливо встречал каждого, отыскивал для них книги, руководимый Бартошем, который сидел в своем кресле в углу и за всем присматривал (если не засыпал). В какой-то момент слух о татуированном австралийце в букинисте пошел по району, и люди стали приходить, чтобы поговорить с ним по-английски. Бартош считал, что у его лавки появилась фишка, а Киран и не возражал. Очень хотелось быть полезным.
        Вместе с работой у него появились первые знакомые. Лекан оказался дружелюбнее, чем в их первую встречу. Паренек часто проезжал мимо них на велосипеде, доставляя то еду, то какие-то посылки. Любила заскакивать и его соседка Ханна, и у них вошло в привычку болтать о том о сем. Еще в их первую встречу Киран заметил, что ее окружает аура хронического одиночества и она, вероятно, нуждалась в друге даже больше него. Но сблизиться с ними пока не получалось, оба занимались своими делами и появлялись эпизодически.
        По вечерам в любую погоду Киран, как по приказу, шел на пробежку. Особого желания наматывать круги по полю не было, но система привычек, на которую явно потратили годы, гнала по отработанной схеме. Тело требовало больше, в идеале - полноценного спортзала. Мышечная память подсказывала что-то на свой лад, что в очередной раз подтверждало: он черный ящик и его сознание бродит вокруг да около, не зная, как заглянуть в самоё себя. Поэтому он ценил, как постепенно, день за днем формируется нечто вроде его жизни. Ежедневный распорядок, лица, места. Магазин, его обязанности, новые знакомые - от склочных близняшек до доверчивого Бартоша. Эти случайные элементы завихрялись вокруг него и постепенно оседали в определенном порядке. Из этого складывалась его новая память.
        В общем, Фледлунду он был благодарен. И очень хотел стать ему полезным.

* * *
        В пятницу вечером Киран обычно сидел в баре. Как правило, в одиночку, но иногда перебрасывался словами с какими-нибудь разговорчивыми завсегдатаями. Он предпочитал угловые столы, чтобы было удобнее наблюдать за людьми, никого при этом не беспокоя. Но первый бар, в который его занесло в день прибытия, обходил стороной. Тот у него теперь прочно ассоциировался с неприятностями. Во Фледлунде было много маленьких пивных, разбросанных в основном в центре, и все они походили друг на друга. Музыка играла из восьмидесятых, причем самые мрачные исполнители. Призрачные мотивы Tuxedo Moon и холодная электроника создавали ощущение временной петли. Во всем этом проявлялся характер города.
        Единственным исключением был двухэтажный караоке-бар «Всегда в моих мыслях», располагавшийся в здании в стиле хай-тек с подсветкой и поэтому сильно выбивавшийся из краснокирпичного антуража Фледлунда. Назвали его, вероятно, в честь песни Пресли[6 - Имеется в виду одноименная песня Элвиса Пресли «Always on my mind».], хотя тот перевернулся бы в гробу, услышав вопли в кабинетах. Посетители распевали нынешние поп-хиты, а в большом зале играло что-то лаунджевое. Почти никто не танцевал. У фледлундских девушек и парней был какой-то свой способ развлекаться. Они сидели маленькими компаниями и чуть что - утыкались в свои телефоны. Пребывание в клубе походило на некий ритуал, через который им просто требовалось пройти.
        В один из таких вечеров в этом месте с ним впервые заговорили. Он возвращался из туалета по подсвеченному синим коридору. По стенам разлетались журавли с посеребренными крыльями, а потолок почему-то был бамбуковый. В этой части здания он оказался впервые. Откуда-то призрачно доносился печальный тенор, выводящий что-то на японском, и все это - от интерьера до песни - казалось чем-то очень странным. Чем-то не фледлундским.
        - Ты что, извращенец? - поинтересовался въедливый голосок.
        В небольшом углублении стоял диван, и подвесной светильник над ним обрисовал угловатую женскую фигуру. Приглядевшись, Киран обнаружил девочку-подростка в тяжелых ботинках.
        - Ты мне? - на всякий случай уточнил он.
        - Ты видишь тут еще кого-то? - округлила глаза девчонка.
        - Нет, я не извращенец. С чего ты взяла?
        - Видала я тебя внизу. Сидишь в углу, на всех пялишься. Да и староват ты для этой тусы.
        Эта честность почти умиляла. Киран невольно ухмыльнулся, пытаясь разглядеть странную собеседницу.
        - А ты не маловата для этого заведения? Хоть школу-то окончила?
        - Мне почти восемнадцать! - огрызнулась девочка.
        - Ладно. Хорошего тебе вечера.
        - Придурок, - донеслось вслед.
        Мелодия казалась очень радостной, но пение человека все больше напоминало плач. Коридор на втором этаже будто был порталом в другую реальность. Киран вернулся в общий зал и почувствовал себя чужим. То ли фраза этой малявки, то ли бесцельность вечера разбудили в нем какую-то волчью тоску.
        «Я иностранец». Внезапно осенило, что девочка говорила с ним на английском. Как это она поняла? В голове стало совсем вязко, к тому же пустили какой-то дурацкий дым. Киран свернул в ближайший проход, но вместо главного крыльца вышел во внутренний двор бара. Со всех сторон его окружал забор, а вокруг возвышались горы пустой тары. Музыка теперь доносилась слабым эхом.
        Некоторое время он пытался собраться с мыслями. Изо рта шел пар, и холод пробирался сквозь расстегнутую куртку. Краем уха услышал, что следом вышел кто-то еще.
        «Эй, иди-ка уже домой…» - велел он себе.
        Неожиданно дверь громко захлопнулась. Стало намного темнее, а по обеим сторонам входа застыли две плечистые фигуры.
        - Привет, Киран, - сказал тот, что был слева.
        И эти говорили на английском, но с явным немецким акцентом.
        - Мы… знакомы? - осторожно уточнил он.
        Их лица терялись во тьме, а в желудке все стянуло. Ничего хорошего разговор не предвещал.
        - Еще как.
        Один из собеседников шагнул в свет лампы, и теперь они стояли лицом к лицу. Он выглядел намного старше Кирана, из-под шапки выбивались седые пряди. Над губой был глубокий шрам.
        - Тогда вам лучше напомнить, где мы познакомились, - осторожно сказал он, не желая ни на что нарываться.
        Разнеслись клокочущие смешки, и второй тоже придвинулся ближе. Киран не узнавал ни того ни другого. Незнакомцы, наоборот, пристально вглядывались в его лицо.
        - Видать, слухи - правда, - продолжил первый. - Что ты, падла, выжил и ходишь-бродишь по окрестностям. В первый раз ребята тебя не достали, но сейчас деваться некуда. Кто же знал, что ты такой верткий… Фледлунд ведь маленький, прятаться тут негде. А ты как будто по его изнанке ходишь. Еле выследили тебя.
        Значит, прошлое нападение не было случайностью. И сейчас, кажется, ему наваляют снова. Знать бы еще, за что… Внутри все сжалось, а сердце от страха норовило выпрыгнуть из груди.
        - Я буду кричать, - предупредил он, отступая назад, но уперся спиной в перила крыльца. Бежать отсюда было некуда.
        В ответ неожиданно раздался визгливый смех:
        - Ори, ори.
        - Ага, сморозил… Здесь везде наши.
        Второй вцепился в ворот его куртки и что есть силы толкнул назад. Киран перевалился через перила и пересчитал позвонками все мелкие камни на заднем дворе. Эти двое перепрыгнули к нему, и последовала серия тупых ударов. Поначалу он пытался закрывать лицо руками, но это было бесполезно.
        Ему врезали в живот, затем по знакомой схеме один стал держать, а второй бить. В их действиях была отработанная точность, а еще они нисколько себя не сдерживали. Его не просто метелили, а забивали.
        Киран скорчился, и глаза на мгновение застила темнота. В этот момент произошло что-то странное. Зверь в клетке, которого он ощутил в себе после первого нападения, вдруг стал ближе. Теперь его ничего не сдерживало, и чудовище оказалось под его кожей.
        После этого что-то сорвалось.
        Киран не помнил, как разогнулся и перебросил того, кто держал его, на землю. Придавив его грудь коленом, он поймал мельтешащего второго и заломил ему руку. Затем наподдал по лицу первому, чтобы тот даже не рыпался. Движения были точными, выверенными и почти бесшумными. Тело вел кто-то другой. Один из мерзавцев потерял сознание, и Киран переключился на второго, ухватив его за горло. Он хорошо чувствовал, как под его рукой слабеет сопротивление, и если сжать сильнее…
        - Эй, а ну оставь его! - раздалось с крыльца. - А то потом проблем не оберешься.
        Ощущение собственного тела вернулось внезапно, и Киран недоуменно отскочил от лежащего на земле человека. Пульс зашкаливал, его покачивало из стороны в сторону. С ужасом Киран посмотрел на свои руки, словно они были чужими. В слабом свете фонаря ладони будто двоились. Первой мыслью было бежать сломя голову. Он бы сейчас по отвесному забору взбежал и сиганул на другую сторону - настолько был взвинчен. Но все же нашел силы обернуться.
        На крыльце в треугольнике тусклого света замерла фигура молодого мужчины. Лица было не разобрать, но его интерес к происходящему ощущался даже на расстоянии. Душа Кирана ушла в пятки от одной мысли, что он чуть кого-то не убил, и этот тип, судя по всему, свидетель. Затем до него в полной мере дошел смысл слов наблюдателя. В полумраке прочиталась его странноватая ухмылка, незнакомец уж точно ничего из произошедшего не осуждал.
        - Я не специально, - пробормотал Киран.
        - Это я понял. Дагмар засняла сверху, как они тебя загнали.
        Киран быстро поднял голову. Над ними горели синие окна коридора, по которому он недавно шел, и внутренний двор оттуда был виден как на ладони.
        - Секьюрити почему-то на месте нет. Но ты и сам молодец, - ровно продолжил тот. - Я думал, такое только в боевиках бывает. Ты что, тренер по боевым искусствам?
        - Нет… Я… я не знаю, кто я.
        Послышался смешок - похоже, тип пребывал в восторге от происходящего. Киран наконец решился подойти поближе и рассмотреть его. Это был высокий худощавый мужчина, несколько моложе его, он дал бы ему лет двадцать семь. Удивительным было его лицо: чуть продолговатое, с острыми скулами и странным изломом бровей. Он выглядел хмурым, хотя губы улыбались. В нем также проглядывало что-то азиатское. Может, это он так надрывал глотку наверху?
        Тут один из нападавших шевельнулся и застонал:
        - Ну ты и паскудник…
        Тип бросил быстрый взгляд за спину Кирана и резко приказал:
        - Уходим отсюда.
        Кажется, они стали союзниками. Оба нырнули в розовый туман дискотеки. Неожиданный сообщник изредка оборачивался, жестами указывая путь, и вывел его на парковку.
        - Где живешь? Давай подброшу. А вообще тебе бы к врачу заглянуть.
        Киран подумал, что не прошло и месяца, а ему опять расквасили физиономию. Со лба бежала дорожка крови, видимо, оттого, что его старательно возили лицом о землю. Новый знакомый с лукавой усмешкой кивнул на дверь красивого винтажного автомобиля.
        - В одиночку тебе лучше не ходить, - заметил он, и с этим нельзя было не согласиться.
        Внезапно одно из стекол опустилось, и на Кирана уставилась нахальная мордашка девчонки, назвавшей его извращенцем.
        - Эй, я все записала на видео! Дай свой номер, скину. Ох, ну и рожа у тебя!
        - Это моя младшая сестра Дагмар. Доверишься нам? - приветливо улыбнулся парень.
        То зловещее, что промелькнуло в нем на крыльце, рассеялось. Видно, освещение сыграло свою роль. У девчонки же, как у многих подростков, настроение менялось каждую минуту, и сейчас она выглядела намного дружелюбнее. В ее глазах даже читалось сочувствие.
        Похоже, ничего другого не оставалось, как следовать с ними.
        - Киран, - запоздало представился он, садясь на переднее сиденье.
        - Эрик, - ответил парень, заводя машину. - Вот такое у нас во Фледлунде караоке.
        Все было просто: Дагмар любила попялиться на людей не меньше Кирана. А еще имела раздражающую привычку снимать все на телефон. Уставившись со скуки в окно, она увидела драку.
        - Отправила Эрика к охране, а сама сделала видос. Все, это железное доказательство! - радостно тарахтела она с заднего сиденья. - Ну я и молодец!
        Эрик вел машину с отсутствующим видом. Киран переводил взгляд с братца на сестрицу (они были совсем не похожи) и раздумывал, как бы им деликатнее сказать, что ему не надо в полицию.
        - Извини… можете меня высадить в центре? Я дойду.
        - Ты не хочешь заявить на них? - спросил Эрик.
        - Нет. У меня… личные причины.
        - То есть отмутузили тебя за дело?
        - Не знаю.
        Дагмар смотрела на Кирана с уже знакомым скепсисом, и с ее губ вот-вот готово было сорваться очередное нелестное прозвище.
        - Я просто не помню ничего, что происходило со мной до этого месяца. И документов у меня нет. Но это не страшно. Спасибо вам обоим, дальше я уж как-нибудь сам.
        Эрик резко затормозил (водил он небрежно), и они с Дагмар уставились на него с двух сторон. Они были очень странными. Двигались будто в своем ритме и совершенно выбивались из общей атмосферы. Вдобавок имели обыкновение долго таращиться на собеседника без всякого выражения. Пожалуй, только это их и роднило.
        - У тебя лоб разбит, - констатировал Эрик. - Поехали тогда к нам, может, придется швы накладывать. В больнице от тебя не отстанут с вопросами, а ты их, похоже, избегаешь.
        «Я не избегаю, я не знаю на них ответа», - подумал Киран, но решил не спорить.
        - Ты что, врач?
        - Без пяти минут хирург. Сделаю красиво, не переживай. - Лицо Эрика на мгновение исказила дьявольская усмешка, но так же быстро исчезла, не оставив следа.
        Его мимика приводила в ужас, и никакая смазливость не спасала.
        - Поехали, - добавила Дагмар. - Про татушки свои расскажешь. Я тоже хочу рукава забить.
        Выбирая между больницей с кучей вопросов и двумя чудиками, Киран решил, что они все же более безобидные. В глубине души ситуация вызывала у него тревогу. Он испытывал к себе отвращение за то, что чуть не придушил того негодяя, хотя очевидно, что он оборонялся. Но думать об этом сейчас не хотелось.
        - Ладно, - неуверенно ответил он. - Это далеко?
        - Что значит далеко во Фледлунде? - философски хмыкнул Эрик и круто вырулил на главную дорогу. - В пригороде. Пятнадцать минут всего.
        Некоторое время они ехали молча. Кирану однозначно везло как на мордобои, так и на спасателей. Последние всегда оказывались с причудами, но кто он такой, чтобы кого-то осуждать?
        - Можно вопрос? - обратился он к Эрику.
        Тот пожал плечами.
        - Здесь есть какие-то преступные группировки? Те ребята сказали, что у них везде свои.
        - Может, и есть. Фледлунд далеко не такой однородный, каким кажется.
        Это и без них было понятно.
        - Вы вообще местные?
        Дагмар громко фыркнула.
        - В некотором роде, хотя это нам не очень по душе, - ответил Эрик. - Мы Фергюсоны.
        - Тоже мне повод для гордости, - проворчала с заднего сиденья Дагмар.
        - То есть вы владеете «ФЕМА»? - дошло до Кирана.
        - В широком смысле да, - белозубо улыбнулся Эрик.

* * *
        Они жили на старомодной вилле за высоким забором. Огромный трехэтажный дом напоминал замок, сквозь редкий туман проглядывали какие-то башенки. Вдали проступали очертания большого фонтана и статуи. Богатых во Фледлунде Киран еще не встречал и сегодня получил что-то вроде эксклюзивного приглашения.
        Внутри было темно, горели только настенные бра в классическом стиле. Никого из прислуги (в таком доме она должна быть) он не заметил. Эрик проводил гостя в какой-то кабинет, заставленный анатомическими моделями. Его сестрица, как хвостик, шла следом, ни на минуту не отрываясь от телефона.
        - Сейчас принесу инструменты. Включите пока свет.
        Дагмар шлепнула рукой по выключателю, и стало очень светло, что мгновенно демистифицировало интерьер. Они находились в большой, захламленной комнате с темными стенами. Над головой висела огромная старинная люстра, а в углу стояло причудливое кресло в виде рыбы с открытой пастью. В нее Дагмар и села и наконец подняла глаза на застывшего посреди комнаты, растерянного Кирана.
        - Телефон свой давай, - велела она. - Скину тебе видос по WhatsApp. Вдруг пригодится.
        - У меня нет мобильного.
        У девчонки упала челюсть, даже можно было разглядеть голубую жвачку во рту. Тут вернулся Эрик с небольшим чемоданом и начал раскладывать на столе инструменты.
        - Прикинь, у него нет мобильного телефона! Как ты живешь вообще?!
        - Дагмар, иди спать. Если отец услышит тебя так поздно, задаст по первое число.
        - Семья сексистов! - ощетинилась она. - То, что можно тебе, нельзя мне!
        - Живо в кровать, - велел Эрик все тем же ровным голосом, но что-то в его интонации заставило Дагмар послушаться.
        В коридоре еще какое-то время слышалось ее сердитое бормотание.
        - Сядь сюда. - Эрик направил на Кирана свет одной из настольных ламп и осмотрел лоб. Затем обработал дезинфицирующим средством края раны.
        Киран исподтишка изучал своего благодетеля. От лица Эрика исходил холод, а взгляд ничего не выражал. Когда тот молчал, внутри него точно гас свет и в глазах появлялись туннели.
        - Все-таки надо зашить, - наконец сказал Эрик. - Боюсь, не сойдется под пластырем. Будет небольшой рубец, но если отрастишь волосы, никто не увидит.
        - Да мне как-то все равно.
        - Ну смотри. У меня нет анестезии дома, но потребуется максимум три шва. Будет больно, не ори. Все спят.
        Кто бы ни были эти «все», будить их очень не хотелось.
        - А может, так заживет?
        - Доверься мне, - чуть ли не по слогам отчеканил Эрик.
        Эта деликатная, но явная властность проявлялась в нем уже не в первый раз. Такое качество развивается не только когда человек привык требовать, но и когда его всегда слушаются.
        Эрик не соврал и действительно управлялся с инструментами профессионально. Его руки невесомо порхали над головой Кирана, а глаза-туннели словно высасывали по частям. Казалось, что взглядом он растворяет все, что видит.
        Киран умел переносить боль, в этом касательно себя он не ошибся. Процедура прошла быстро и без сюрпризов. Закончив, новый знакомый довольно улыбнулся и присел напротив на край стола.
        - Я отвезу тебя домой через полчаса.
        - Не знаю даже, как отблагодарить, - сказал Киран.
        - А что, нужно? Не могли же мы тебя бросить.
        Звучало вполне искренне, но они и так сделали для него достаточно. Киран чувствовал себя выжатым и жалким. Из-за проблем с документами даже не мог постоять за себя, как требовала ситуация - через полицию. В этом городе он был никем и мог существовать только в подвале магазина Бартоша да скользя украдкой по переулкам, чтобы его, не дай боже, опять не избили.
        - Так у тебя что, амнезия? - бесцеремонно продолжил расспросы Эрик. - Ты хоть пытался восстановить свою личность? Обращался в посольства стран Британского содружества? Ты же явно откуда-то оттуда.
        - Скорее всего, я из Австралии. У меня Алис-Спрингс на груди набито, - невесело усмехнулся Киран. - Но… может, я и не хочу быть найденным. Меня все устраивает. Только документов нет.
        Эрик казался заинтригованным. При ярком свете его азиатское происхождение было очевидным и придавало его лицу экзотическую изысканность. Только взгляд совсем не вязался с его предупредительными манерами и ровным голосом. Киран не мог отделаться от чувства, что в нем было что-то мертвое.
        - Меня уже избивали раньше. В первый раз я все списал на несчастливое совпадение. Но они говорили со мной сегодня, - добавил он. - Сказали, что знают меня и я, мол, хитрый парень. Что-то я им сделал, судя по всему, и хотелось бы знать что. Без памяти я даже не могу исправить собственную ошибку.
        - С чего ты взял, что в чем-то виноват? - не дослушав его, спросил Эрик. - Зачем сразу посыпать голову пеплом? То, как они действовали, выдает в них конченых бандитов. Разве только… ты не был одним из них?
        Его улыбка повисла полумесяцем, как будто отдельно от лица, или это ночные галлюцинации. Думать было невероятно тяжело.
        - Я надеюсь, что не был плохим человеком. Мне бы очень не хотелось, - с промедлением ответил Киран.
        Внутри все пугливо съежилось. Отсутствие воспоминаний внезапно стало гнетущим. Зато он помнил, как уложил их обоих и чуть не придушил. Пальцы все еще ощущали чье-то судорожно сжимающееся горло.
        - Слушай, тебе сейчас полежать надо. Оставайся у нас. В гостевых комнатах все равно пусто, выбирай любую в мансарде. Я постараюсь навести справки о тех людях в баре. Плохо, что охранников не было на месте, они их сразу сгребли бы. Но надо было валить, эти подонки ведь собирались встать и надавать тебе снова. В зале есть видеокамеры, может, получится хотя бы узнать, кто они.
        Киран очень устал, чтобы спорить. Он пошел, куда его отправили, а Эрик остался сидеть в кабинете, глядя в пустоту. Его глаза абсолютно ничего не выражали.
        6. Шум в сердце
        - Знаешь, что я считаю проблемой? Что окружающие ожидают какой-то перемены во мне. Врачи, редкие знакомые… Мне кажется, я их разочаровала своим поведением, которое не являет собой образец великого перерождения. Я то и дело слышу упреки, что не благодарна жизни за шанс… жить дальше. С новым сердцем.
        Очередной сеанс: Магда за терапевта, подушку и священника. Ханна смотрела в экран и просила об отпущении ее главного греха.
        - Ты по-прежнему не хочешь жить, - констатировала Магда.
        Они уже не раз обсуждали эту тему. Ханна знала, что отличает ее от той же Ребекки. Между «не хотеть жить» и «совершить сами знаете что» все же существовала тонкая грань, и Ханна не могла ее переступить. Ее желание умереть было хроническим, вялотекущим недугом. Отчасти она уже давно разобрала его по косточкам и без Магды. Она готовилась к смерти годами, приучала себя к конечности всего, и в первую очередь - себя самой. Она получила диагноз - эдакое дурное пророчество на года, - и вдруг его отменили. Мысли о собственной смерти вдруг требовалось трансформироваться в свою противоположность. Но человеческое сознание так не работает. В течение всего года Магда говорила, что в ее нежелании жить нужно проработать детерминизм.
        - Мысль о том, что ты часть несбывшегося диагноза, стала для тебя настоящим шоком. Именно поэтому ты никак не можешь развернуться. Но в твоем дисфункциональном фатализме есть другая проблема. - Лицо Магды расползлось на пиксели. - Она исходит из твоей низкой самооценки. Ты считаешь, что не заслуживаешь жизни.
        Констатация этого факта лишала и без того зыбких точек опоры, и все внутри сорвалось. Ханна зарыдала, не в силах остановиться. Магда продолжала говорить, но ее изображение окончательно подвисло. Интернет был ужасный, как и ее состояние.
        - Сегодня я опять иду к своему врачу. Раз в год нужно делать коронарографию. И я так боюсь его осуждения, что за этот год… не стала счастливее.
        - Ханна, нужно вернуться к твоей матери, - напомнила Магда. - Твое состояние сформировано этой ситуацией.
        Вместо ее изображения завертелось колесико. «Попытка восстановить связь…»
        Ханна закрыла крышку ноутбука и отправилась умываться.

* * *
        Возможно, не зря говорят, что корень всех проблем нужно искать в детстве. Ранние образы и отзвуки впервые сказанных слов создают невидимые координаты, и они следуют за человеком всю жизнь. Демонтировать эту систему с каждым годом все сложнее. Магда считала, что мать Ханны Барбара подарила ей не только жизнь, но и материнское проклятие. Так она образно называла комплексы Ханны.
        Барбара была известной телевизионной актрисой в Польше, а также невероятно красивой женщиной, обожавшей внимание. Вся ее жизнь состояла из съемок, гримерок и фуршетов. Промежутки были заполнены бесчисленными любовниками, у которых вместо имен были лишь буквы, намекающие на громкое имя и высокий статус в обществе. Ночь с X., ужин с Н., отпуск с М. Ее отношения с этими политиками, актерами, спортсменами и так далее представлялись Ханне дурным сном. Это был мир, где ничто тебе не принадлежит, даже твое имя и тело.
        Мать хотела заполнить каждую секунду своей жизни вниманием, неважно каким, главное - чтобы прожектор всегда был направлен на нее. Съемочные площадки, приемы, банкеты, интервью… Ею должен был интересоваться каждый мужчина, а женщины проглатывать от зависти собственные языки. Неудивительно, что весь польский бомонд того времени ее ненавидел.
        Но интереснее всего, как от света прожектора, неустанно следовавшего за ней, ускользнула такая громоздкая деталь, как ребенок. Правду знали только Ханна и ее тетка. Барбара прятала дочь. Возможно, чтобы защитить от недоброго общества. Или потому, что больная, некрасивая дочь плохо смотрелась бы с такой великолепной актрисой. Правду Ханна так и не узнала.
        Если бы ее кто-то спросил, любила ли ее Барбара, она бы все же ответила «да». Любовь матери не требует слов. Но она была очень своеобразной. Ханна никогда не сомневалась в том, что мать заботилась о ней и делала все, чтобы, несмотря на ее порок сердца, у нее ни в чем не было нужды. Просто сама Барбара обычно отсутствовала, а изредка возвращаясь в загородный дом, всегда заматывалась в шарф и кралась по проулкам, как преступница. Думая о прошлом, Ханна понимала, что у нее осталось очень много вопросов о матери.
        Ханна не принимала ее жизнь на широкую ногу и оголтелую религиозность. Впрочем, последнее было характерно для многих поляков. Мать говорила, что для нее на свете нет никого важнее Ханны, но почти никогда не справляла с ней праздники. Она желала ей счастья, но вздыхала, что порок сердца - промысел Божий и Ханне нужно быть смиренной. Такой человек, как Барбара, не имел морального права учить смирению, однако это обвинение Ханна вынесла ей только после ее смерти.
        В детстве Ханна обожала ее и тот праздник, который она с собой несла. Но со временем начала скапливаться горечь оттого, что все свое детство она была ее секретом. Возможно, мать даже стыдилась ее. Были ночи, когда Ханна думала, что она специально отвергла первого донора, втайне надеясь, что дочь скоро умрет и перестанет быть обузой. Эти злые мысли разлагали ее годами.
        Но промысел Божий был странен, и Ханна все жила, отбывая свою жизнь, как срок. Когда ей исполнилось восемнадцать, в жизни Барбары все пошло кувырком. Она связалась с известным женатым политиком, и об этом узнали журналисты. Его жена была не менее влиятельной, и Барбару просто выжили из Варшавы. Свет прожектора сменился ведрами грязи. В злословии с поляками мало кто мог потягаться - это Ханна уяснила, читая газеты. Барбара укрылась в их пригородном доме, приговаривая, что хочет быть ближе к семье. Дни она просиживала в своей комнате, таращась невидящим взглядом то в телевизор, то в зеркало. У Ханны наступил переломный момент в отношении к матери. Она училась в университете, боролась с постоянной аритмией, и каждый день давался ей как подвиг. К укрывшейся от злых языков Барбаре она испытывала лишь одно - презрение. Та же словно ждала в своей спальне, что мир одумается и позовет ее обратно. Но мир просто забыл о ней. И так прошло еще несколько лет. Затем у Барбары нашли рак, и последний год жизни она провела в больнице. Ханна навещала ее, держала за иссохшие руки и оказывала посильное внимание. После
смерти матери Ханна уехала во Фледлунд. От Польши ее тошнило во всех смыслах, и в первую очередь от политических новостей. Какая разница, где быть никем? В Германии с ее здоровьем условия работы были лучше. Долг жить вел ее вперед, несмотря на то что она не видела в этом смысла.
        Про отца ничего не было известно. Барбара о нем никогда не говорила. Ханна его не искала и уж тем более не тосковала по нему. В этом отношении она была вольна. Она могла придумать папу-летчика, потерпевшего крушение где-нибудь в Гималаях, или же уверовать по семейной традиции в очередное непорочное зачатие. И наверное, папой мог быть храбрый солдат, а может, X., М. или даже Н.

* * *
        Доктор Зайферт разбирался не только в людских сердцах. То, что у его пациентки проблемы еще и с головой, он понял в их первую встречу. Ханне же казалось, что он несколько настырен. Его работа заключалась в том, чтобы наладить механизм одного беспокойного органа. Неумение Ханны радоваться жизни - уже другая проблема, и лезть в это ему не стоило. Но Зайферт постоянно интересовался, почему она грустная, почему в ней нет жажды жизни, которую он наблюдал у других пациентов, и все это было лишнее. Спор с ним утомлял, поэтому на все его проповеди оставалось только кивать. Невольно он превратился в одного из ее судей. Только если Магда валидировала, принимала все ее чувства, то он делал ровно противоположное.
        В эту встречу Ханна приложила все усилия, чтобы выглядеть счастливой. Опухшие глаза удалось скрыть за большими очками, которые она обычно надевала только для работы. Она даже накрасила губы и надела что-то пестрое, чтобы весь ее облик кричал, как она наслаждается жизнью. Люди часто принимают яркость за проявление счастья.
        Обследование прошло в дежурном порядке, Зайферт казался довольным и даже не сильно лез в ее жизнь. Ханна про себя отсчитывала секунды, чтобы раньше времени не уронить лицо.
        - Ну что ж… я считаю, что мы проделали хорошую работу. Год прошел, и ты стала другой. Во всех смыслах… - добродушно бормотал он, глядя в монитор, а Ханна выжидающе смотрела на него. - Меня немного беспокоит, что ты живешь одна. Если вдруг что-то случится… Сама понимаешь, пересаженный орган, даже идеально подходящий по всем параметрам, - все равно чужак в твоем теле. Но результаты биопсии были хорошие, и как посмотрим сосуды, я успокоюсь окончательно.
        - Я справляюсь, спасибо. К любым ограничениям можно привыкнуть. И тогда они больше не беспокоят.
        Зайферт усмехнулся в усы, видимо удовлетворенный ее ответом. Часы в его кабинете громко тикали, напоминая, что в ритме заключена жизнь. Ханна смотрела на свои руки, сложенные на коленях, и чувствовала, что у нее назрел вопрос и он вот-вот вырвется.
        - Доктор… скажите, а у вас есть контакты родственников Ребекки Лейнц?
        Врача словно щелкнули по лбу. Он резко отстранился от монитора и внимательно уставился на Ханну, съежившуюся в кресле от одного его взгляда.
        - Не знаю, как ты узнала имя своего донора, но интересующую тебя информацию дать не могу. Данные доноров должны оставаться анонимными.
        После такого ответа расспрашивать дальше не имело смысла. Но Зайферт сам спросил:
        - К чему этот интерес?
        Ханна робко улыбнулась и неуверенно сказала:
        - Я… хотела бы их поблагодарить и выразить соболезнование. Мне ведь так повезло.
        - Тебе их благодарить не за что, решение было принято Ребеккой задолго до ее смерти, - отрезал Зайферт.

* * *
        Нет ничего страшнее навязчивой мысли. Странный сон открыл дверь, и через створку проглянул незнакомый, пугающий мир. Ханна никогда не была мистиком или верующей (в отличие от матери, погрязшей в Таро, астрологии и церкви). Для того, кого почем зря пугали Богом, Ханна умудрилась вырасти на удивление трезвомыслящим человеком. Однако все доводы разума разбились, когда мужчина во сне произнес имя. С тех пор он повторял его постоянно, и пробуждение напоминало агонию. Ханна открывала глаза, ощущая себя измотанной и еще более несчастной.
        В разум будто вторглось что-то чужое и начало самостоятельно перестраивать ее рассудок. Все это по-прежнему можно было объяснить. Ханна запомнила имя Ребекки, и подсознание выкинуло странную шутку, сплетя сновидения и случайно услышанную информацию. Остальное можно было списать на впечатлительность. Все-таки пересадка сердца - та еще психологическая встряска. Проблема была в том, что рациональное объяснение перестало ее удовлетворять. С самого начала преследовало ощущение, что в нее вставили фрагмент чужого воспоминания и она вынуждена пересматривать его раз за разом. Все больше это напоминало насильственную репетицию чего-то… что так и не состоялось. Ей хотелось перестать открывать эти кошмарные двери, но все же задержать еще на мгновение того человека, что так отчаянно ее искал. Вернее… Ребекку. Сам момент, когда он хватал ее запястья и исступленно задавал свой вопрос, был упоительным. Вероятно, такой должна быть настоящая влюбленность.
        Большую часть своей жизни Ханна провела в одиночестве. В прошлом осталось несколько неудачных романов с не подходящими для нее людьми. Привязанности были болезненными и эгоистичными для обеих сторон и заканчивались быстро и навсегда. Отчаяние мужчины из сна было наполнено чувствами, которых она никогда не знала, но каким-то образом уже стала их частью. Она ощущала, что разделяет их. Ей даже хотелось кричать вместе с ним, чтобы только облегчить его горе. Именно так началась ее одержимость Ребеккой Лейнц. В приоткрывшейся двери меж мирами забрезжил незаслуженно забытый фантом. Все в ней теперь казалось притягательным, раз ее так отчаянно искали даже через сны.
        За это время не раз вспоминались слухи про людей с пересаженными органами, которые вдруг начинали говорить на незнакомых языках, получали чужие воспоминания и чувства. Интернет кишел этими кликбейтными историями и без ее видений. Но сейчас она уже не знала, чему верить. В зеркале по-прежнему отражалась Ханна, которую она ненавидела. Смотреть в него не хотелось. Сердце продолжало ровно стучать, и она вслушивалась в его ритм с новыми чувствами. Оно работало безупречно, но в нем скрывался шум другого рода - сама Ребекка. Ее безликая фигура махала откуда-то с другой стороны и словно о чем-то настойчиво просила через повторяющиеся сны.
        Идея о поиске донора взбодрила ее. От Зайферта даже не следовало ждать чего-то еще - похоже, разбираться придется самостоятельно. Ханне казалось совершенно логичным, что нужно пойти по следам Лейнц, чтобы разделить для себя правду и вымысел. Узнать ее как живого человека. Сердце Ребекки, по крайней мере, не сгорело с ее останками, а продолжало уверенно биться, и это уже повод для их знакомства. Так, оправдав собственный интерес, Ханна начала поиски. Сразу после возвращения домой она прозаично открыла интернет. Сейчас люди оставляют там больше следов, чем в реальной жизни.
        К ее разочарованию, нашлось довольно мало информации, и почти ничего не имело отношения к ее донору. Только одна зацепка показалась стоящей - имя Ребекки значилось в каталоге художников местной картинной галереи. Что ж, надо нанести туда визит. В конце концов, Фледлунд маленький, и, скорее всего, это была именно та Ребекка, которую они с мужчиной из сна теперь искали вместе.

* * *
        Галерея «Кампф» выглядела заброшенной, как и полгорода. Восточная часть Фледлунда состояла по большей части из обшарпанных зданий барачного типа. Флюгера с петухами покосились и выглядели скорее угрожающе. Ханна шла по безлюдной улице, замечая в окнах первых этажей чьи-то смутные лица. Галерея явно не пользовалась успехом, иначе бы не располагалась в таком захолустье.
        Окна «Кампф» были заклеены бумагой, и сначала Ханне показалось, что единственная ниточка, ведущая к Ребекке, оборвется там же, где и началась. Но, подойдя ближе, Ханна заметила, что внутри горит свет. В темном холле в беспорядке валялись пустые рамы и ведра с краской. Разбуженный хлопнувшей дверью, вышел пожилой мужчина.
        - Я могу вам помочь? - спросил он, рассеянно оглядывая ее с головы до ног. - Сейчас галерея на реставрации. Откроемся весной.
        - Извините за беспокойство… - Ханна замялась, поняв, что даже не думала о том, как объяснить свой визит. - Я нашла художницу в вашем каталоге - Ребекку Лейнц. Не знаю, насколько моя просьба уместна, но я бы хотела связаться с ней. Если можно. У меня… есть предложение относительно ее работ.
        - Кто?
        Что ж, Ребекка явно не была Малевичем. Владелец галереи не очень-то хотел искать ее сейчас и уж тем более давать контакты, но Ханна продолжала настаивать, почти умоляя. В итоге тот пообещал посмотреть ее картину, вероятно приняв Ханну за агента. Он скрылся в другом зале минут на двадцать, а Ханна в это время переминалась с ноги на ногу, не понимая, что на нее нашло. Моменты просветления наступали внезапно, но что-то велело ей продолжать, даже если собственные действия казались ей иногда странными.
        «Распутывай. Распутывай это дальше. Ребекка - ключ ко всем дверям, которые ты открыла», - повторяла она про себя с непонятной убежденностью.
        Наконец Кампф вернулся, неся в руках небольшую картину в простой деревянной рамке.
        - Ну и в дебри же пришлось влезть, - проворчал он. - Вспомнил я вашу художницу. Было две картины, одну после уценки все же удалось продать, а эту, похоже, никто не купит. Решил взять ее из интереса… все-таки надо поддерживать молодежь. Но, если честно, работы у нее на любителя. У нас консервативный город. Берут в основном пейзажи.
        Ханна вцепилась в рамку, как в трофей, жадно пожирая взглядом изображение. Она будто соприкоснулась с оторванной пуповиной.
        - Работа называется «Ладан». Я ее уже списал и хотел унести на помойку. Три года валялась.
        В некотором роде Кампф был прав. Ребекка не рисовала котят, кораблики или фрукты. Она изображала ужасы. На картине была женская фигура без глаз. Одна ее половина оставалась в тени, в окружении каких-то щупалец, другая на свету. В руках женщина держала восточную курильницу. Идущий из нее дым утекал в светлую часть изображения. Из курильницы, как живой, торчал выпуклый глаз и словно по-настоящему всматривался в Ханну.
        Назвать эту работу талантливой можно было, только покривив душой. Присутствовала определенная техника, но образный язык картины явно взывал не к каждому.
        «Найди ладан…» - чуть ли не заклинал голос из сна, и, кажется, ладан был в ее руках. Еще одно подтверждение тому, что Ханна имеет дело не с собственными домыслами, а с настоящим наследием Ребекки Лейнц.
        - На любителя, - повторил Кампф. - Как называется ваше агентство? Мы уже работали с вами?
        - Еще нет… - отрешенно ответила Ханна. - Мы недавно открылись. В Гамбурге. Извините, визитки забыла. Вы не дадите мне контакты Ребекки? Хотелось бы поговорить с ней.
        - Вы уверены, что хотите именно ее работы? - с уже нескрываемым скепсисом поинтересовался Кампф. - У меня есть куда более одаренные художники. Могу…
        - Это сейчас модно, - отрезала Ханна, прижимая пыльную рамку к груди. - Я могу купить эту картину у вас.
        - Да забирайте даром, - всплеснул тот руками. - Я ее уже убрал из всех каталогов.
        - Так вы поможете с ее контактами?
        С ворчанием Кампф опять ушел в другую комнату и вернулся с клочком бумаги, на котором наспех написал телефон и адрес.
        - Рекомендую наведаться к нам после открытия, - добавил он. - Насчет Лейнц у меня с самого начала были сомнения, но, видать, кто-то любит и такое.
        7. Особенные друзья
        Ночь в особняке Фергюсонов вспоминалась обрывками. В памяти отложились собственная нечеловеческая усталость и то, как он покорно последовал за своими спасителями. Эрик растворился, как Чеширский Кот, а его улыбка оставила в голове рассеянный след. Где-то на заднем плане Дагмар вопила: «Извращенец!»
        Проснувшись, Киран обнаружил себя в старомодном, дорогом убранстве гостевой комнаты, и кто-то внимательный оставил ему пару чистых полотенец и зубную щетку. Приведя себя в порядок, он спустился на первый этаж и сразу же наткнулся на нового знакомого. Эрик сидел у французского окна и пил кофе. Он встретил гостя очень буднично, будто тот всегда у них жил, и приглашающим жестом указал на кресло напротив.
        - Да я пойду, - пробубнил Киран, ощущая себя не к месту в этом доме.
        Эрик поморщился и спросил:
        - Тебя что, гонят? Составь мне компанию, потом я закину тебя в город. Если очень хочется, можешь сам доехать на автобусе, ходит каждые десять минут.
        С растерянной улыбкой Киран присел напротив. Лоб болел, и бровями лучше было вообще не шевелить. Сбоку зрел здоровый синяк. Эрик же лениво листал газеты, наваленные кипой. Тем временем появилась прислуга и поставила перед Кираном огромный поднос с кучей блюд.
        - Спасибо. Где… Дагмар?
        - В школе. Я надеюсь, - процедил Эрик. - Ее хлебом не корми, дай прогулять. Из-за этого и осталась на второй год.
        Пока Киран не понимал, как реагировать на его открытость. И даже не зная Дагмар, почему-то был уверен, что та завопила бы от возмущения, узнав, что старший брат как ни в чем не бывало делится ее проблемами.
        Эрик наконец-то отложил свои газеты и перевел на Кирана любопытствующий взгляд. Тому невольно бросилось в глаза, что на Эрике была та же одежда, что и вчера. Видно, он и не ложился.
        - Опять все местные газеты пишут про «Плутон», - проворчал Эрик.
        - Не слышал о них.
        - Ну, они птицы очень локального разлива. Дурацкий патриотический отряд, который занимается любительскими раскопками. Среди них в основном одни «правые» пенсионеры. Пару лет назад грибники случайно откопали какие-то доспехи, и все - теперь им сорвало башню. Ищут исторические артефакты. Ты можешь увидеть их на окраинах города. Ходят с лопатами наперевес и вечно роют. - Во взгляде Эрика мелькнуло что-то недоброе. - Недавно около нашей фабрики почва провалилась. Наверняка потому, что они все перекопали… Отец хочет их пересажать, да не за что. Как бы мы с ним ни спорили, тут я с ним согласен.
        - Похоже, им действительно делать нечего, - прокомментировал Киран, просто чтобы что-то сказать.
        У Эрика была любопытная особенность откровенничать, словно они знакомы тысячу лет. Все, что он рассказывал, звучало очень по-свойски. Он не рисовался, в нем было много естественной небрежности, но что-то подсказывало, что он не со всеми так себя ведет. Каким-то образом Кирана избрали. И он пока не понимал, что делать со всеми этими фергюсоновскими щедростями.
        - Или они копают что-то другое… - отстраненно пробормотал Эрик, затем будто очнулся и запоздало сообщил: - Не знаю, что ты обычно ешь, попросил сделать всего понемногу. Приятного.
        - Слушай… вообще не стоит так обо мне печься, - заявил Киран.
        - Я просто хочу помочь. - Эрик деликатно пригубил свою чашку, затем откинулся в кресле. Он выглядел утомленным. - Фледлунд только с виду тихое болото. Все здесь не то, чем кажется. И даже ты.
        Последнее было, конечно, не в бровь, а в глаз.
        - Я займусь твоей проблемой, Киран.
        - Которой из? - насмешливо спросил тот.
        - Начнем с клуба и отморозков. Дальше подумаем, что делать с документами. У тебя здесь будет много неприятностей, если будешь шататься по барам в одиночку. Фледлунд очень… компанейский. Везде свои группки. Тошнит от этого.
        - А ты точно отсюда? - спросил Киран.
        Иностранец иностранца все-таки видит издалека. Они с Эриком были чем-то похожи. Это не удавалось выразить словами, но оба выпадали из фледлундской готики.
        - Да, но последние семь лет я жил в Гамбурге из-за учебы. Только закончил практику в клинике и взял перерыв, однако обоснуюсь однозначно там, - мрачно ответил Эрик. - Нравится мне это или нет, но тут моя семья.
        - И вырос ты тоже во Фледлунде? - осторожно поинтересовался Киран, чтобы проверить свою интуицию.
        - Нет, - качнул тот головой. - Моя мать из Японии. У отца фетиш на азиаток. Я родился, когда он временно работал в тех краях. Мы жили там, пока мне не исполнилось пять. Потом переехали в Германию.
        В истории даже сквозил намек на какую-то романтику. Но Эрик сам же оборвал ее следующей фразой:
        - Мама пыталась вернуться, когда мне было одиннадцать. Из-за Дагмар.
        - У вас… разные матери?
        Это было очевидно с первого взгляда. Эрик криво ухмыльнулся и уставился в окно.
        - Да. Это была пощечина маминому самолюбию. Но все вышло неудачно. За эти годы в Германии мне, еще ребенку, пришлось сделать все, чтобы переучиться и влиться в новое общество. Когда мы приехали в Японию, я уже оказался там не к месту.
        Сквозь бесстрастные интонации Эрика не удавалось понять, насколько его это травмировало. Но бесследно такие вещи не проходят.
        - К тому же только здесь я привилегированный. А там я для всех «хафу». Так называют детей от смешанных браков. Семья матери живет в деревне, а Япония - очень традиционная страна. Так что, даже будучи наполовину японцем, я для них навеки гайдзин[7 - Сокращение японского слова «гайкокудзин», переводимого как «иностранец» либо как «человек извне».]. Иностранец.
        Эта безродность болезненным сиянием проглядывала во всем, что он делал. Она была и в Киране, и не важно, как много он о себе помнил. Они с Эриком всюду словно свои и чужие одновременно. Природа их схожести теперь стала ему понятна.
        - И не только это. Много чего связывало родителей, даже когда любовь умерла. Мы вернулись опять в Германию. Так что… да, длинный ответ получился на твой вопрос. Что-то Фледлунд во мне и взрастил. Не уверен, правда, что мне это нравится.
        Эрик все чаще стал говорить загадками и сам это заметил. Его отсутствующий взгляд прояснился, и к нему вернулась прежняя приветливость.
        - Ты где вообще живешь?
        Киран рассказал о своей работе у букиниста, где он одновременно и жил. В этот день лавка не работала, что облегчало его возвращение. Подводить Бартоша очень не хотелось.
        - Понятно. Очередной умирающий бизнес Фледлунда. Я навещу тебя, как будет что-то ясно, если не против. Телефона у тебя нет, правильно я понял?
        - Да. Спасибо.
        Они пожали друг другу руки, и Киран отправился на автобусную остановку. Мать Эрика он так и не увидел, как и отца. Однако семейка явно была нездоровая, недаром Дагмар такая дерганая. Знакомству с Эриком он теперь был рад. Показалось, что они друг друга понимают.

* * *
        Киран шел к себе с опаской. Судя по всему, эти ублюдки за ним следили, и неизвестно, как много успели о нем разузнать. Ему просто хотелось иметь место, куда он еще мог бы вернуться. Иначе этот мир становился страшным для человека без памяти. Прежняя беспечность схлынула в один миг, все походило на грубое пробуждение.
        «Я будто под наркотой был…» - размышлял Киран, приближаясь дворами к лавке Бартоша.
        Раньше Фледлунд казался мистически притягательным, а сам он ходил как блаженный. Но после вчерашней встряски в полной мере высветились все проблемы его положения, и город уже больше не выглядел таким милым. Теперь в его атмосфере ощущалась затаенная враждебность, тенями расползавшаяся из старинных проулков, зданий и оврагов.
        Вокруг его дома гуляли мамочки с детьми, а близняшки брызгали друг в друга газировкой из банки. Киран нырнул в подъезд и перевел дух. Чего же он так боялся теперь, когда его тело вспомнило, как обороняться?
        «Оно не просто вспомнило, а сделало это с большим вкусом», - едко напомнил он себе.
        Зайдя в лавку через квартиру Бартоша, он первым делом проверил хозяина. Тот дремал у себя с книгой на коленях. Киран осторожно собрал грязную посуду с его стола и начал мыть ее, а потом и всю кухню. Как же он по гроб жизни был обязан старику за кров и отсутствие требований к его сомнительной личности. Следовало бы проводить с ним больше времени… Частично очистив вместе с кухней свою совесть, Киран принял душ и в очередной раз уставился на свое обнаженное тело, ища какие-нибудь новые зацепки. За месяц новой жизни он слегка потерял мышечную массу, но все еще оставался достаточно сильным. Лицо стало суше, черты заострились. Птицы оборачивали его пестрым покрывалом, словно защищая.
        «Кто ты, Киран? Почему ты любил птиц? И кто учил тебя ломать людям руки?» - молчаливо вопрошал он свое отражение.
        Нервы постепенно успокаивались, и под вечер он включил допотопный компьютер в лавке, чтобы узнать больше о «ФЕМА», раз уж его так легко закинуло в мир их семейства. Синий свет монитора незаметно растопил тревоги, и он погрузился в статьи о корпорации.
        «ФЕМА» лидировала в фармацевтической индустрии, преимущественно специализируясь на наркотических и психотропных препаратах. Изначально она называлась «Фергюсон Фарма», ее основал прадед Эрика и Дагмар. Первые фабрики появились в ранние послевоенные годы, и в течение всех этих лет она только укрепляла позиции. В начале девяностых прошлого века «Фергюсон Фарма» оказалась в серьезном кризисе из-за долгов, конкуренции и изменений в законодательстве некоторых рынков. Тогда и произошло слияние со швейцарским фармконцерном «Маринетти». Вертело Маринетти вытащил ее из финансового кризиса, провел реструктуризацию и, как ни странно, оставил за компанией почти полную автономию. Ходили слухи, что между Маринетти и Фергюсонами были дружеские отношения, но твердого подтверждения этого не было. После слияния возник монстр «ФЕМА», и некоторые препараты произвели революцию в лечении особо тяжелых стадий депрессии. «ФЕМА» полностью стала специализироваться на «лекарствах для исцеления души», как любовно называл их профиль Хенрик Фергюсон, пресловутый отец Эрика. У него был дар находить талантливых ученых, и одна
инновация следовала за другой. Фабрика во Фледлунде - те самые злополучные трубы - являлась на данный момент самой крупной, и при ней функционировал исследовательский центр.
        Это то, что было на виду. Обратная сторона успеха не была столь гладкой и имела много «дыр», в частности обвинения в загрязнении среды, нарушениях экологических соглашений и аутсорсинге в странах с дешевой рабочей силой и слабым социальным законодательством, позволявшим откровенно эксплуатировать людей. Юристы «Фема», судя по всему, были достаточно зубасты, раз корпорация продолжала жить, а ее лекарства спасать души по всему миру.
        Хенрик Фергюсон, надменный седеющий мужчина с непроницаемым взглядом, хорошо транслировал властность даже через снимки. Внешне Эрик явно пошел не в него. Дагмар же выглядела как любая немецкая девчонка, в ее возрасте внешность менялась со скоростью света. Киран не заметил сходства с его детьми, и почему-то это его порадовало. Да и отпрыски явно не слишком жаловали папочку. На каком-то сайте даже уделили пару абзацев Эрику. Талантливый мальчик, пошедший по стопам отца. В нем видели потенциального наследника всей корпорации. Что думал об этом сам Эрик, было неизвестно. Но, наверное, неспроста он пошел в медицину.
        Невольно Киран поймал свое отражение в настенном зеркале. Шов на лбу был идеальный. Он даже подозревал, что след почти не будет виден.
        К ночи читать про «ФЕМА» уже было нечего. И так все ясно. Сонными глазами он смотрел в монитор, раздумывая, что еще задать поисковику.
        Шутки ради вбил в него «Киран из Алис-Спрингс». Конечно, ничего путного не вышло. Посмотрев немного на пустынные пейзажи предположительно родного города, он выключил компьютер.
        Даже всеведущая машина ни черта о нем не знала.

* * *
        Понедельник прошел тихо. Клиентов почти не было, и лавка погрузилась в дрему. Вечером на свой страх и риск Киран выбрался на местный стадион и устроил себе адскую тренировку. Если на него снова нападут, он хотел быть в лучшей форме, чтобы защититься. Возможно, в этом и не было нужды. Перед глазами безостановочно крутилась сцена во дворе караоке-бара. Его нынешнее «я» тогда послушно задвинулось в темноту, уступив место кому-то намного сильнее и страшнее.
        Той ночью он впервые увидел сон. Происходящее очень сильно напоминало случившееся пару дней назад. Он снова душил, но в этот раз другого человека. Это был жилистый темноволосый мужчина, и словно наяву Киран ощущал, как кадык незнакомца сжимается под его пальцами. Вокруг рассеивался сюрреалистичный фиолетовый свет, вдали тускло сияли огни.
        Пробуждение было отвратительным, он зачем-то несколько минут мыл руки горячей водой. Остановился, только когда кожа покраснела и начала гореть. В нем запустились какие-то перемены, и пока он не понимал их природу. Душа была не на месте.
        Еще один день потек своим чередом, немного отвлечься удалось, внося в каталог новые книги. Какие-то школьники сдали кипу старых учебников, и это, кстати, был ходовой товар. В полдень колокольчик над дверью звякнул, и, к его удивлению, в лавке собственной персоной нарисовалась Дагмар - без шапки, в пальто нараспашку и с ядовитым «бабл ти» в руке.
        - Ну и дыра, - заявила она, оглядевшись.
        Девчонка была в своем репертуаре.
        - Добрый день, - усмехнулся Киран. - Могу как-то помочь?
        - Забей, я не читаю, - отозвалась она, равнодушно оглядывая заголовки. - Эрик сказал, где ты прозябаешь. Пришла тебя проведать, горемычного… Друзей ведь у тебя нет.
        Как и у нее, судя по всему, но подтрунивать над ней все же не стоило. Он уже понял, что Дагмар обидчивая и нервная. Скорее всего, из-за возраста. Но ее поведение его откровенно веселило.
        - Спасибо. Мне приятно. Как там Эрик?
        - А, нормально, - беззаботно отозвалась она, пришвартовываясь к стойке кассы. - Он сам к тебе зайдет потом. Не переживай, если он взялся за что-то, то обязательно до чего-нибудь докопается.
        - Вы с ним хорошо ладите, - заметил Киран, подвигая к себе стопку книг, которые не успел рассортировать. - Еще тогда заметил.
        Дагмар с шумом втянула губами чай и лениво отставила полупустой стакан. Ее явно не смущало, что Киран был занят.
        - Да, он самый лучший, - безапелляционно заявила она. - Лучше стремного папочки, чокнутой мамочки, лучше вообще всех!
        Мгновенно она превратилась в ребенка, у которого есть кумир, и Киран уже не мог скрыть улыбку. Но ее заявление в очередной раз подтвердило, что в семье куча проблем.
        - Я так понял, ты живешь отдельно от матери…
        Дагмар скривилась, как от горечи во рту.
        - Я с ней и не жила никогда. Ты ее можешь встретить на улице. Бегает в одном и том же вытянутом свитере и клянчит у людей деньги на наркоту.
        Прозвучало довольно лично, но Дагмар, как и брат, делилась странными вещами. Или же они с Эриком увидели в Киране посланного Богом психолога.
        - Ее периодически сгребает полиция, но что толку держать бомжиху? Они отпускают ее, и она рыщет в поисках меня по городу… Видишь ли, папочка по дурости обрюхатил ее, когда она была у него секретаршей, потом уволил. Сара решила сделать ему сюрприз, когда я уже родилась. Скажи она раньше, что ребенок от него, он, конечно, заставил бы ее сделать аборт. Она-то думала, что загонит его в угол и урвет себе что-нибудь, а он просто отобрал меня, а ее выкинул отовсюду. Ну, она и пошла по наклонной, стала бездомной. Теперь мне покоя не дает… Ненавижу ее.
        Взгляд Кирана непроизвольно остановился на Дагмар, а та, облокотившись о стойку, скучающе глядела на улицу за окном. После этого спича всем перекосам в ее поведении вдруг нашлось объяснение. Хотелось как-то поддержать ее, но он не знал как.
        - Если бы не Эрик, я бы спятила, - вздохнула она. - Жалко, что он редко приезжает.
        - Здорово, что вы друг у друга есть. Он о тебе действительно заботится. Это видно.
        Она хмыкнула и снова пошуршала своим «бабл ти».
        - Ну да… И на этом спасибо. Если бы он возненавидел меня за интрижку отца так же, как Сумире, я бы, наверное, вообще дома жить не смогла.
        - Сумире? - среагировал Киран на необычное имя.
        - Мать Эрика. Ты ее не видел, но она есть. Эта фраза точно характеризует ее способ существования.
        Дагмар вдруг встряхнулась, поняв, что наболтала лишнего, повернулась к Кирану и уже более деловито добавила:
        - Я вообще-то не просто так пришла. Не думай, что я типа жалобщица какая-то.
        - Я и не думаю ничего.
        Без переходов она положила перед ним смартфон в блестящих наклейках и запустила видео. Это была та самая сцена в караоке-баре. Теперь Киран смотрел на нее еще и глазами Дагмар, торчавшей в закутке на втором этаже. Он увидел свою фигуру и то, как его опрокинули за крыльцо. Затем эти отморозки начали отбивать ему почки. В какой-то момент один из них попал в свет фонаря, и Дагмар остановила видео. Может, и к лучшему. Смотреть на себя дальше Киран не хотел.
        Тем временем она достала из рюкзака утреннюю газету и сунула ему под нос.
        - Статью посмотри здесь. Видишь рыло того, кто тебя бил? Ну? Узнаешь?
        Съемка велась издалека, но телефон у Дагмар был навороченный, и при увеличении можно было разглядеть кое-какие детали. Тот, что попал под свет фонаря, носил шапку бини, из-под которой торчали неопрятные седые пряди, и жилетку North Face. Конечно, так одевалось пол-Германии, но все вместе складывалось в образ. Дагмар даже заботливо приписала на полях газеты краткий перевод новостной заметки, памятуя, что Киран не говорит по-немецки. Патриотический отряд «Плутон» нашел кости солдат Первой мировой войны и собирался захоронить их подобающим образом. На фото застыли мужчины с лопатами и горделивыми ухмылками. Крайний справа был именно тот, кто выбивал из Кирана душу. Над губой отчетливо выделялся уже знакомый шрам. Концы сошлись быстрее, чем он думал.
        - Вот и думай теперь, чем ты им насолил.
        - Отряд, который занимается раскопками… - пробормотал Киран, неотрывно глядя на снимок.
        Мужчина будто смотрел прямо на него и бросал вызов.
        - Да вранье это все, - заявила Дагмар. - Не знаю, что они там раскопали в этот раз, но, по-моему, они ищут какой-то клад, а исторической брехней прикрываются, чтобы никто ничего не заподозрил.
        Похожее мнение уже высказывал Эрик. Киран пока не знал, какой версии держаться. У Фергюсонов на них явно был зуб. Но пресловутый «Плутон» теперь не на шутку его заинтересовал.
        - Круто я заметила, да? - стала напрашиваться на похвалу Дагмар, и он кивнул.
        Колокольчик над дверью снова дрогнул, зашли знакомые близняшки. Вероятно, чтобы снова что-нибудь распечатать.
        - Я сейчас… - сказал он Дагмар и скрылся в подсобке.
        Неожиданно грудь сдавило, и он не понимал почему. По ощущениям в венах будто вскипела кровь. Лицо мужчины, которого он недавно душил, снова встало перед ним, как наяву.
        «Еле выследили тебя…» - вспомнились его слова.
        Они были знакомы. До той ночи, до его прибытия на центральный вокзал, до всего, что произошло с ним здесь.
        Некоторое время Киран смотрел в одну точку, облокотившись о стену. К реальности его вернула какая-то перепалка в магазине. Он словно очнулся и пошел назад. Разговор был на немецком: судя по всему, Дагмар что-то предъявляли, а та хорохорилась с презрительным лицом.
        - Что тут происходит? - спросил Киран, возвращаясь к кассе.
        Близняшки застыли напротив его гостьи, враждебно сложив руки на груди. При виде Кирана чуть сдали назад, но их лица ничего хорошего не выражали. Дагмар же перевесилась через стойку и вдруг чмокнула Кирана в щеку.
        - Спасибо за помощь! Ты мне как второй старший братец! Мне пора! - произнесла она неслыханным ранее приторным голосом.
        «Какая еще помощь?» - чуть не вырвалось у него.
        С безмятежным видом Дагмар вышла из лавки, а близняшки проводили ее таким взглядом, будто их вот-вот вырвет. Киран против воли оказался на минном поле каких-то подростковых разборок.
        - Что она тут делала? - хмуро спросила одна из девчонок.
        - Да просто зашла…
        Еще не хватало оправдываться, но сестры явно решили устроить ему страшный суд.
        - Гони ее, она с прибабахом, - сообщила вторая. - С ней никто в школе не общается.
        - Ага, а еще она тупая второгодница! - злорадно добавила сестрица. - Она тебя, небось, просто клеит.
        - Ну! Обнаглела…
        До Кирана стало доходить, что девочки, похоже, переругались из-за него. Видимо, половое созревание. Комментировать это вообще не стоило. Он чуть откашлялся и спросил:
        - Чем могу помочь?
        Близняшки расплылись в улыбках.

* * *
        «Плутон» действительно был известен только среди местных. В интернете про организацию почти ничего не было, за исключением упоминаний на фледлундском новостном портале. Зато удалось расспросить о ней Бартоша, когда они вместе пили чай после закрытия магазина. Бартош хоть и был слаб, но читал газеты и любил посудачить о том о сем с другими старичками, захаживавшими к нему раз в неделю.
        - Угомонились бы они уже… - скрипуче заявил хозяин лавки. - Ничего они не накопают.
        - Да?
        Каждая новая версия о них была все интереснее. Бартош вздернул косматые брови и проворчал:
        - Отто Граммель, их руководитель, хочет усилить свое влияние на уровне общины[8 - Община - низшая ступень в структуре государственного администрирования Германии.]. И чтобы больше людей голосовало за их сраную партию. Кто-то из них нашел под пнями ржавые доспехи, и теперь они не знают, как еще привлечь к себе внимание. А вообще, они все националисты и бездельники.
        - Но они популярны… - заметил Киран, уже успев пробежаться по старым газетам. В каждом третьем выпуске о них что-нибудь да писали.
        - Просто мутят воду. Молодежь за ними не пойдет, а старики, которые их поддерживают, скоро перемрут, и слава богу.
        Даже не вникая в местную политику, Киран понял, что ничего хорошего эти копатели не пропагандировали. Отто Граммель, крупный пожилой мужчина с нарочито доброжелательным лицом, на всех снимках был в центре отряда. Выглядел он безобидно, но Бартош просто так никого не ругал.
        Разбираться с «Плутоном» напрямую, не зная, за что они на него взъелись, было глупо. Хотелось надеяться, что Дагмар права и Эрик действительно что-то разузнает. В ту ночь, ворочаясь на своей узкой продавленной кровати, Киран отчетливо ощутил, что его спокойные дни закончились. Предчувствие перемен пропитало все вокруг.
        Следующий день выдался неожиданно солнечным и чуть развеял мрачные мысли. Голубое небо преобразило Фледлунд, а северный ветер принес с собой привкус моря. Город сразу оживился, и площадь за окном лавки было не узнать. Столько людей сразу вышло на улицу, что даже Бартош выкатился следом. Прохожие зачастили в их магазин, и в суматохе Киран не сразу заметил долгожданного визитера.
        Эрик стоял у стойки в темных дизайнерских очках. На нем было элегантное пальто, а угольные волосы он слегка зачесал назад. Вездесущие близняшки таращились на него через окно и о чем-то взволнованно шушукались. Пара девушек в магазине кокетливо поглядывала на Эрика поверх томиков, служивших им плохим прикрытием. Но он словно ничего не замечал.
        - Привет, - бросил ему Киран. - Держу пари, если ты купишь пару книг, они скупят следом все.
        - Ты о чем? - не понял Эрик, рассеянно поднимая голову.
        Он ушел в себя и даже не осознавал, сколько шороху навело его присутствие.
        - Проехали, - решил не объяснять Киран. - Спасибо, что зашел. Дагмар вчера тут тоже была.
        В ответ мелькнула скупая ухмылка, видимо, он уже знал. Эрик запустил руку в карман пальто и положил на стойку конверт. С недоумением Киран достал из него плотный зеленый лист с немецким гербом. Гость бросил на него быстрый взгляд поверх очков и приглушенно пояснил:
        - Это официальный документ, заменяющий твое удостоверение.
        Согласно бумажке, звали его по-прежнему Кираном, но откуда-то вылезли фамилия Джонс и номера каких-то документов, которых у него не было. Адресом проживания стоял магазин Бартоша.
        - Если понадобится срочная медицинская помощь или еще что-то пустячное, его должно хватить, но только при условии, что они не будут глубоко копать, - негромко продолжил Эрик. - Полиции его не давай. Бумажка просто для отвода глаз. Твоя официальная версия: ты утерял свой австралийский паспорт с видом на жительство. Этот временный документ выдан немецким ведомством, и он настоящий. Но данные в нем липовые, как ты понимаешь. Если начнут искать тебя по всем реестрам, их ждет сюрприз. Конечно, австралийское посольство должно было выдать тебе свой документ, но этого я, к сожалению, организовать не могу.
        Киран не мог произнести ни слова. Подарок оказался более чем щедрым. Гербовая бумага выглядела очень убедительно.
        - И как ты это добыл? - тихо спросил он.
        По лицу Эрика расползлась улыбка, натянув кожу на острых скулах.
        - Ну а как богатенькие добывают себе все? Хоть какая-то польза от связей отца должна же быть.
        - Не стоило. Но я очень благодарен. Тебе пришлось заплатить? Может, я могу вернуть…
        - Не задавай столько вопросов, - хмыкнул Эрик. - Это мне ничего не стоило. Слушай, мы с Дагмар решили тебе помогать. Ты нам понравился.
        Киран осторожно кивнул. Наряду с врагами он нашел и главных фледлундских ангелов. После получения временного документа стало ясно, насколько эти ангелы могущественны.
        - Дагмар кое-что выяснила, - заметил Киран, аккуратно убирая в ящик драгоценный конверт. - Она опознала одного из тех ребят… Он - «плутонец».
        Лицо Эрика не изменилось, но в глазах мелькнуло секундное недоумение. По всей видимости, сестра с ним еще не успела поделиться выводами.
        - И что, думаешь, ты из них?
        - А зачем они тогда пытаются меня убить?
        - Хм, ну да. Или ты им нехило насолил.
        Лавка незаметно опустела, и стало легче говорить. Эрик словно очнулся и наконец снял свои дизайнерские очки. Тонкий излом бровей придавал лицу чуть капризное выражение, и Киран непроизвольно задался вопросом, осознает ли тот, какое убийственное впечатление производит на девушек.
        - Узнал и про караоке, - продолжил Эрик. - К сожалению, твои драчуны пришли в себя и слиняли. Камеры только их спины захватили. Но похоже, Дагмар уже сделала всю работу за секьюрити. Сам-то вспомнил что?
        - Нет, - соврал Киран, решив не упоминать про свой недавний сон. - Я сам для себя ребус. Даже татуировки ничем не помогают.
        Глаза Эрика скользнули по его оголенным запястьям, и он поинтересовался:
        - А это что?
        Киран уставился на тыльную сторону левой ладони.
        - Цифра четыре. Выцвела сильно. Видимо, давно ее набил.
        - Японцы считают четыре числом смерти, - усмехнулся Эрик. - Моя бабка даже отказывалась жить на четвертом этаже отеля, когда приезжала в Германию.
        Прежний Киран явно не был суеверен. Но в любом случае «Плутон» превратился в единственную реальную зацепку.
        - Где именно они копают? Ты говорил, что недалеко от города был обвал.
        - Они любят ошиваться у нашей фабрики. В перелеске неподалеку, говорят, и нашли те злосчастные доспехи. А обвал был у границы. Примерно месяц назад. Дыру после провала грунта до сих пор не закрыли, - отозвался Эрик и снова надел свои очки. - Все думают на них, потому что там нашли лопаты и чей-то труп, который так никто и не опознал… Но доказательств нет. Ладно, пора мне. Понадобится помощь - звони, я написал на конверте свой телефон. Мы тебя еще проведаем. Если Дагмар будет докучать, скажи, что мне пожалуешься. Она бывает прилипалой.
        Эрик махнул ему и вышел. Когда колокольчик отзвенел, лавка погрузилась в тишину.
        8. Тот, кто снится
        «Где ты, Ребекка?»
        Повторяющийся сон стал любимым переживанием Ханны. Словно уловив смену ее настроения, сновидение стало приходить каждую ночь. Больше всего она ждала конца, когда жуткий лифт доезжал до нее, застывшей у дыры в стене, и выходил он.
        У него не было имени, и даже его лицо почти сразу теряло четкость, но ощущение его и их связи были сильнее. Ханна распутывала каждый оттенок, как нить, впитывая в себя его шепот, иногда переходящий в крик, его отчаяние, злость и нечеловеческую тоску. За этими смутными образами кровоточили чьи-то настоящие раны.
        Она уже не отделяла себя от той, что ждала своего гостя. Это было ее волнение. Ее восхищение. Во сне она становилась Ребеккой, а Ханна превращалась в усталое, больное тело, спрятанное под одеялом. В те моменты в ней не было нужды.
        Иногда сон длился дольше. Мужчина вдруг обнимал ее сильно, до боли, и она ощущала его сухие губы на своем лице. Это было больше чем физический контакт - они принадлежали друг другу. Его дыхание становилось ее. Их связь ощущалась без слов, достаточно было одного прикосновения. Ханна даже могла описать его запах - абсолютная, сладкая чистота. Так пахнет только кожа любимого человека. Фрагменты их близости незаметно переходили в новую сцену: страшная квартира вдруг превращалась в чудесный сад, и вокруг них в одно мгновение расцветали яркие нездешние цветы. Он сидел перед ней на коленях и держал за руки. В его лице было что-то молитвенное, а губы шевелились в некой беззвучной просьбе. Ханна ощущала себя напуганной и сломленной, но знала, что он на ее стороне. Он - ее главный защитник; тот, кто поймет и оправдает любую ее слабость. Его беззвучная речь растворяла ее собственный стыд за то, кто она есть.
        Вдруг ее рывком выбрасывало из тела, и райская поляна удалялась от нее со стремительной скоростью. Мужчина все еще сидел перед ней, а ее лицо скрывали длинные черные волосы. Тогда Ханна понимала, что все это происходило не с ней. Это Ребекка там с ним, и все это время он говорил с ней. Ханна же - паразит под ее кожей и жадно вбирает в себя чужие секреты, пока ее не изгонят. Но в этих украденных сновидениях она становилась счастливее, чем в жизни.
        По пробуждении ее встречала картина ее донора на комоде у кровати. Налитый глаз в курильнице, как наяву, следил за ней. Изображение будто стало проводником, и казалось, что только благодаря ему она с каждым разом получает все больше образов. В левом углу картины имелись загадочные инициалы «Дж. М.», отличавшиеся от имени художницы. Или здесь скрывался какой-то другой смысл.
        Сон просил, чтобы его распутывали дальше. Поэтому визит по адресу, удачно перепавшему от Кампфа, планировался в ближайшие выходные. Неделя, как назло, тянулась, и когда наконец наступила пятница, Ханна была уже сама не своя от нетерпения. Но, как это с ней обычно бывало, в последний момент накатил страх всего неизвестного, и в одиночку отправляться на окраину Фледлунда не хотелось. Поэтому она стала упрашивать Лекана.
        Разговор проходил в пятницу вечером в его квартире. Всюду висело постиранное белье, и было влажно, как в парилке. Лекан мыл посуду, и вопрос Ханны сначала потонул в звоне тарелок.
        - Куда пойти? - переспросил он, уменьшая воду.
        - К моему донору.
        - Который уже умер?
        Серьезная просьба начала превращаться в фарс.
        - Да, но не на кладбище, а к ней домой, - терпеливо пояснила Ханна. - Я решила взяться за свой сон, и это, похоже, связано с моим новым сердцем.
        - А к врачу ты не хочешь сходить со своими галлюцинациями?
        Лекан вытер руки о фартук с изображением торса спартанца и подозрительно уставился на Ханну. Но она только отмахнулась.
        - Не представляю, что они могут поделать с этим. Даже Магда не помогла. Это сложно объяснить, потому что я буду выглядеть как сумасшедшая, но… дело не во мне. Сон не мой, а моего донора. Тот мужчина постоянно произносит ее имя. Только не смейся надо мной опять. Мне кажется, это из-за пересадки.
        - Сердечко оказалось с сюрпризом, - хмыкнул Лекан. - Ладно, не буду настаивать на медицинской помощи, потому что не мое это дело. Если ты спятила, могу тебя только поддержать в твоей эпопее вспомнить все. И не хочу даже знать, как ты откопала ее адрес. Но скажи честно, что ты, вообще, там надеешься найти? Как эта затея прояснит твою проблему?
        Пока она могла только развести руками. Все это было очень интуитивно. Ответы проступали подобно изображению на поляроиде - медленно, по частям, и до сих пор не было ясно, что в итоге выйдет.
        Дверь спальни открылась, и в коридор медленно вышел дед Лекана. Личность Амари находилась в стадии распада, он почти ни на что не реагировал, но имел склонность к блужданиям. Причем если Лекан не успевал уследить, то и за пределами квартиры. Однажды Ханна натолкнулась на Амари на улице в мороз: тот в одной майке и трусах метался от прохожего к прохожему, цеплялся за их куртки и что-то неразборчиво бормотал. Его взгляд будто углублялся, но, по сути, старик никого из них не видел. Амари вцепился и в Ханну, эхом повторяя: «Надо! Девять! Шесть!» Она привела его обратно, он особо и не сопротивлялся, продолжая отрывисто выкрикивать свои цифры. Домоправитель брезгливо высказал Лекану, что старика пора отправить в соответствующее учреждение. Однако подобные советы не на шутку злили парня. Лекан только из-за Амари пошел учиться на медбрата в надежде заменить ему всех сиделок, но с каждым днем старику становилось все хуже.
        - Погоди, я его уложу, - вскочил он с места и пошел укладывать деда.
        Ханна по-прежнему не могла забыть ту встречу с Амари на улице. Бред, который он нес, буквально отражал разлаженный механизм в его голове, и починить уже ничего было нельзя.
        Когда Лекан вернулся, он даже забыл, о чем они говорили. Пришлось напомнить.
        - Ну, пошли, - всплеснул он руками. - Побудем детективами. Где это вообще?
        Ханна назвала улицу.
        - Дыра, - протянул Лекан. - Это же фледлундское гетто. Пол моего училища оттуда. К гадалке не ходи, твой донор была непопулярной девчонкой. И явно нищей.
        С учетом того, как продавались ее картины, все это было похоже на правду.

* * *
        Район Ребекки из новостроек мало походил на традиционный багровый Фледлунд с флюгерами.
        Местные многоэтажки в народе называли муравейниками. Здесь было довольно много социальных квартир, просто каморок за гроши, а на пустыре неподалеку то и дело возникал палаточный городок бездомных. Рядом также находилась фабрика, и из-за нее здесь даже в солнечные дни витала какая-то тонкая дымка. Но то, что они на правильном пути, Ханна поняла сразу. Еще издалека она приметила, что здания опоясывали балконы, на которые выходили двери квартир.
        Онлайн-карта показывала ерунду: при ближайшем знакомстве «муравейники» оказались настоящим лабиринтом, и подъезд Ребекки нужно было еще найти. Они двигались вдоль обшарпанных стен с непристойными надписями и обрывками объявлений, вполголоса обсуждая колорит. Упросить соседа все же была хорошая идея, в одиночку тут не стоило бродить даже днем.
        - Вспомнил теперь все россказни об этом районе, - буркнул Лекан. - Тут еще где-то живет бабка, которая кидается из окна говном.
        С опаской они подняли головы вверх. Двор-колодец замкнул их в свой круг. В сырых проходах и так стоял отчетливый запах нечистот. Неудивительно, что на первых этажах не открывали форточки. Это был теневой Фледлунд. Такие места никто специально не создает, но любой, даже самый маленький город однажды ими обрастает. Ту легендарную бабку они, к счастью, не встретили, но по дороге их облаяли невидимые собаки, и они вляпались в какую-то непонятную кучу.
        Переходы из одного двора в другой все не заканчивались, и только спустя двадцать минут блужданий Лекан нашел нужный дом. Вокруг валялись опрокинутые контейнеры с мусором, всюду летали полиэтиленовые пакеты.
        - Дай угадаю, мусорщики сюда не приезжают, потому что тут и есть свалка! - не удержался он от очередного комментария.
        Дверь ее подъезда была нараспашку, и никто не заботился о том, кто входит. Ханна на мгновение задержалась на крыльце, изучая имена на почтовых ящиках. На одном из них все еще была наклейка «Лейнц», но, судя по торчащим наружу письмам, его не опустошали с момента ее смерти.
        - Ты что делаешь? - зашипел Лекан, когда она выдернула пару писем, чтобы посмотреть, кто пишет.
        - Просто смотрю, я не собираюсь вскрывать, - почему-то шепотом отозвалась Ханна.
        Это были коммунальные счета. Человек умер, а счета все приходили. В этом сквозила какая-то мрачная ирония. Ханна аккуратно вставила конверты обратно в ящик, и они направились к лифту, который, как назло, не работал.
        - Курнуть не найдется? - поинтересовался чей-то хриплый голос в полумраке подъезда.
        Лекан подозрительно вгляделся и заметил на подоконнике неопрятную женщину в одной комбинации.
        - Мы не курим.
        Женщина потеряла к ним интерес и опять скучающе уставилась в окно.
        Ханна почувствовала себя странно. Кончики ее пальцев внезапно похолодели и словно стали чужими. Все в этом месте было ей знакомо. С каждой минутой все больше становилось не по себе.
        - Что, лифт совсем умер? - поинтересовался Лекан. - Не хочу переть на седьмой этаж пешком.
        - Да, недавно встрял. Все ждем, когда ремонтная компания до нас доберется, - снова вклинилась нежданная собеседница. - А другой лифт никогда не работал. Точно сиг нет? А то я дверь захлопнула, теперь до вечера тут придется торчать.
        - Только леденцы, - отозвалась Ханна, почему-то ощущая себя должной. - Хотите?
        Местная подумала и кивнула. Лекан смотрел на Ханну как на чокнутую. У него не было никакого желания вести пустые беседы с обитателями «муравейника». Ханна отсыпала женщине горсть конфет в ладонь и добавила:
        - В первый раз встречаю дом с двумя лифтами.
        Их собеседница закинула в рот сразу все и рассказала даже больше:
        - Да у нас все вверх тормашками! А второй лифт всегда какой-то дурной был. Прикиньте, он только на седьмой этаж и ездит, но там квартира.
        Теперь уже и Лекан навострил уши. Женщина неожиданно оказалась бесценным источником информации. Она подобралась к ним поближе и с энтузиазмом зачастила:
        - Строители напортачили и вывели лифт прямо в квартиру, представляете? Та долго прозябала, а потом домоуправление решило, что пропадает место с удобствами, и сдало его задешево. Лифт, говорят, там заложили, но ненадолго. Тут год назад одна дамочка померла. Как-то этот лифт приехал на первый этаж, раскрылся, а внутри женщина в крови лежит. Вскрылась, говорят. Сама видела. Да не тряситесь, тот лифт в другом конце здания.
        Лекан и Ханна переглянулись. Все сошлось неожиданно быстро, но от таких подробностей волосы дыбом вставали.
        - А… известно почему?.. - с промедлением спросила Ханна, не в силах оторвать взгляд от дверей обычного лифта.
        Теперь в сомкнутой вертикальной полосе чудилось что-то хищническое. Женщина пожала плечами и вернулась на свой подоконник.
        - Да черт знает. Я ее нечасто видела. Симпатичная, конечно, но не от мира всего. Ходила как на цыпочках, а глаза с блюдца. Небось, наркоша. А вы к кому?
        - В гости, - ответил за Ханну Лекан, чтобы та простосердечно не выложила ей историю своей жизни. - Пора нам.
        И он потащил ее наверх, хотя той явно хотелось расспросить женщину еще о чем-то. На втором этаже они замерли и невольно выдохнули.
        - Ты знала, как она… - осторожно начал он.
        - Слышала про самоубийство, но чтобы так…
        Оба уставились на створки главного лифта, который теперь навевал дурные мысли. Даже представлять не хотелось, как она при смерти умудрилась приехать вниз, а главное - зачем…
        Не очень понимая, что их ждет, Лекан с Ханной вскоре добрались до седьмого этажа. От открывшегося вида ее душа ушла в пятки. Так начиналось ее сновидение. Они стояли на длинном балконе, и по левую сторону вытянулись узкие однотипные двери. Каждая из них была ей знакома, а небо над головой вдруг стало живым. Редкие облака словно понеслись чуть быстрее, и где-то запустился невидимый механизм.
        Ветер принес и запахи чужих жизней. Напротив был такой же «муравейник», опоясанный балконами с бесконечными дверьми. То тут, то там колыхалось разноцветное белье. Эта деталь вернула Ханне ощущение реальности.
        - Ну, посмотрим на ее дверь и пойдем, - поежился Лекан. - Не знаю, что ты получила, но, надеюсь, ты счастлива.
        Ханна двинулась вперед. Она с уверенностью могла сказать, что идти нужно было до самой последней двери. Пол буквально улетал из-под ног. В конце площадки был некий магнит, и он тащил к себе ее одну. Уже не было сомнений в том, что новое сердце сотворило с ней какую-то чертовщину. Незнакомое нечто, прятавшееся все это время внутри нее, в этот момент по-настоящему ожило.
        Ветер со свистом огибал здание, будто раскачивая все, и в ее глазах на мгновение потемнело. Когда Ханна пришла в себя, она уже была перед той самой дверью. «Лейнц» - написано над звонком. Лекан же взглядом давал понять, что на этом их приключения должны закончиться.
        - Ты же не будешь ломиться? - вкрадчиво спросил он, замечая, что у подруги сорвало тормоза. - Сама видела ее почтовый ящик, никто тут не живет.
        Ханна едва походила на себя. Глаза раскрылись и потемнели, жадно высматривая что-то в дверной обшивке.
        - А что, кому-то есть дело до этой квартиры?
        - Ханна…
        Неожиданно она опустилась на пол и аккуратно перевернула один из пустых цветочных горшков. На дверной коврик выпал ключ.
        - Только не говори, что ты это знала… - опасливо произнес Лекан.
        - Она знала… - эхом сказала Ханна.
        Догадка про ключ возникла словно из ниоткуда. Будто кто-то подсунул этот фрагмент в нужный момент. Друг сглотнул, не зная, что делать. От происходящего становилось жутко. Ему ничего не стоило ринуться за Ханной в эту хибару, но ведь был еще здравый смысл. Она заметила его сомнения и чуть улыбнулась. Некто чужой в ней пропал так же неуловимо, как и появился.
        - Подожди тут, если не уверен. Ты не обязан впутываться во все это.
        Лекан кивнул, отчасти испытывая облегчение, но ситуация становилась все более непредсказуемой. Ключ тяжело провернулся в замке, и дверь открылась.
        «Где ты…» - призрачно пронеслось в ее голове.
        На них дохнуло тяжелой затхлостью, и свет с балкона пролился в темную, захламленную прихожую. Сама квартира будто просыпалась от долгого сна.
        - Ну… я пошла, - сказала она, обернулась и неуверенно ему улыбнулась.
        Почему-то Лекану показалось, что она уходит куда-то на другую сторону, туда, куда ему хода нет.

* * *
        В страшном районе недружелюбного города жила-была одна странная девушка. Была да сплыла. Именно так следовало начать сказку о Ребекке. Ее квартира напоминала жилище какого-нибудь хикикомори[9 - Хикикомори - так японцы называют людей, отказывающихся от социальной жизни и зачастую стремящихся к крайней степени изоляции и уединения.]. Окна были заклеены бумагой, а на кухне громоздились заплесневевшие тарелки и бесчисленные плошки растворимой лапши. Ханна напомнила себе, что этому свинарнику уже год. Никто не пришел сюда после, чтобы убраться. Только сейчас начало доходить, что спустя столько времени ее имя все еще значится на почтовом ящике, а вещи остались нетронутыми.
        Не верилось, что жадное домоуправление забыло про квартиру на седьмом этаже.
        Может, никто и не хотел ее снимать, особенно после ее самоубийства?
        Все помещение было одной большой комнатой, которую разграничили ширмой с китайским орнаментом из драконов. По одну сторону находилась кухня, а по другую было подобие спальни. Свободное пространство заполняли мольберты, картины и рамы.
        Выключатель издал мертвый щелчок: счета-то никто не оплачивал. Свет снаружи едва доходил до середины комнаты. На пороге застыл встревоженный Лекан, то и дело поглядывавший на другой конец балкона. Ханна включила фонарь на телефоне и повернула одну из картин. Мелькнули какие-то щупальца, и так почти на каждом изображении. Ребекка продолжала рисовать свои ужасы, и только ей одной было ведомо, что они значили.
        Ханна ощущала растущую одержимость. Хотелось просочиться в каждую щель, чтобы узнать о Ребекке все. Объяснить это состояние она не могла; просто чувствовала, как от нее разбегаются связи и крепятся ко всему вокруг. Как те же щупальца. Это было и ее место. Знакомое и чужое одновременно. Все превращалось в одно долгое дежавю.
        Ящики Ребекки были свалкой всего и вся. Особой аккуратностью она не отличалась. Но ее одежда вызвала настоящее недоумение. Гардероб висел под пластиковыми чехлами на открытой вешалке, и, несмотря на то что некоторые вещи все же поела моль, нельзя было не отметить их красоту и великолепное качество. Это плохо вязалось с лапшой за девяносто девять центов и заклеенными окнами. Человек, носящий такие платья, должен любить выходить свет, в то время как тот, кто жил в этой квартире, этот свет, похоже, ненавидел.
        От уборной несло так, что заходить туда не следовало. Оставался только шкаф в дальнем углу. Ханна знала его очень хорошо. Каждую ночь она отодвигала его в сторону, но сейчас он и так стоял чуть поодаль, а за ним была разобранная кирпичная кладка. От сна происходящее отличалось тем, что все уже было сделано за Ханну. Почему-то она представляла себе, как будет проходить начертанный путь наяву. За дырой в стене виднелись створки знакомого лифта. Даже ржавые пятна были такими же, как во сне.
        Это сюрреалистичное место наконец стало реальным, и Ханна окончательно убедилась, что не сошла с ума. В этом было большое облегчение. В замешательстве она присела на край кровати, отрешенно вглядываясь в двери лифта. Накрыла необъяснимая опустошенность. Она свершила это все как ритуал, но ничего не произошло.
        - Ау! - донесся до нее окрик Лекана. - Ты как?
        Он все же решился переступить порог и теперь оглядывал квартиру с легким испугом.
        - Нормально, - отозвалась она, не в силах почему-то выйти из этого склепа.
        Здесь жил только тлен, и надо было уходить. Взгляд Ханны снова остановился на сомкнутой полосе в стене. Вход во входе. В этом виделся какой-то скрытый смысл. Будто в структуре здания что-то было нарушено, и поэтому здесь творилась вся эта чертовщина.
        - Ну, мне тебя тут оставить или все же пойдем? - сварливо проворчал Лекан, уперев руки в бока.
        К горлу подступил ком непонятно отчего. Ханна и так паршиво контролировала свое эмоциональное состояние, но сейчас совсем не понимала, кто она и зачем в это лезет. Господи, у нее действительно были какие-то ожидания… Еще одно доказательство, что собственной жизни у нее нет и она погружается даже в чужие останки, лишь бы не ощущать себя. Тяжело поднявшись, она пошла к выходу. Однако в глубине души понимала, что вернется сюда. Что-то было не закончено.
        На выходе Ханна сослепу споткнулась о тот самый горшок, в котором хранился ключ, и упала на пол.
        - Осторожно! - засуетился Лекан, но ее взгляд остановился.
        Сначала она увидела носки черных блестящих ботинок. Подняв голову, Ханна уставилась на незнакомца в длинном пальто нараспашку. Он стоял чуть ли не впритык к ним и разглядывал их, как насекомых.
        В горле пересохло. Это был тот самый мужчина из сна. Она сразу же узнала его необычные черты, только черные волосы были длиннее и доходили до плеч. Резкий контур бровей придавал его лицу злое выражение, хотя скорее он был ошеломлен не меньше их. Пока он ничего не говорил, но Ханна не могла от него оторваться, ощущая, как пульс в висках отбивает знакомую мелодию ужаса и восхищения. Теперь ей стало ясно, чего она ждала от похода в эту квартиру. Как же он был красив в реальности… Она потупилась, и ей стало стыдно. От собственного несовершенства, которое вдруг стало таким очевидным.
        У Лекана тоже отпала челюсть. Скорее всего, по той же причине, что и у Ханны. Он мгновенно проглотил свой неплохо подвешенный язык, и пауза стала совсем неловкой. Не говоря уже о том, что сцена их выхода из чужой квартиры была очень подозрительной.
        - И как это понимать? - с расстановкой спросил незнакомец.
        По одному его тону стало понятно, что объясняться нужно в первую очередь им двоим.
        - А… мы… это… - замямлил Лекан, хотя он вообще не должен был отчитываться за безрассудность Ханны.
        - Простите, - мертвым голосом произнесла она, поднимаясь на ноги. - Я могу объяснить.
        Мужчина холодно уставился на нее, выжидая.
        - Я просто хотела проведать… подругу. Но ее нет. Она оставляла ключ в горшке, - почти беззвучно закончила она.
        Глаза незнакомца как-то странно оживились, а изо рта вырвался смешок. Ханна даже не поняла, что не так сказала.
        - У Ребекки не было подруг, - отрезал он.
        - Это сложно объяснить, - замялась Ханна.
        Почему-то он не угрожал им полицией, хотя имел полное право. Его неживой взгляд высасывал по очереди то Ханну, то Лекана, и он, похоже, раздумывал, как с ними поступить.
        - Мы пойдем. Простите, - засуетился Лекан и потянул Ханну.
        Чутье подсказывало ему, что не обязательно за все на свете объясняться и иногда лучше просто исчезнуть. Она буквально летела следом, так быстро он удирал. Обернувшись, Ханна заметила, что мужчина смотрит им вслед. Показалось, что он еле заметно улыбается.
        9. Клоун, принцесса и волшебные бобы
        Жизнь Дагмар только на первый взгляд казалась безмятежной: состоятельная семья, горы брендовой одежды, телефон последней модели и каникулы у океана. На самом деле это было довольно одинокое существование в потоке голубого света. В своем крутом телефоне она пряталась от всего, что давило, - а этого вокруг было в избытке.
        «Мало того что я тупая, так еще я единственная тупая в классе!» - печально размышляла она, глядя в учебник по алгебре.
        Как Эрик ни старался, вытянуть ее хотя бы на средний балл не удавалось.
        - В математике нужен базис, - объяснял он ей во время очередного занятия. - Иначе последующее выучить нельзя. У тебя его нет.
        - Ну и не надо меня дрессировать, - ревела она в ответ. - Реши за меня!
        Одна из лучших черт ее брата заключалась в том, что он не выставлял ее во всем виноватой в отличие от учителей, отца и репетиторов. В итоге Эрик щелкал задачки за нее, и Дагмар доживала до очередной контрольной. Но перспектива окончить школу с таким подходом опять становилась туманной.
        Дагмар не понимала, что нужно сделать, чтобы просто выйти из этого замкнутого круга. Ее заключили в него вместе с унылым Фледлундом. Общение с людьми и так не было ее коньком, но из-за ее манеры хамить полкласса, включая учителей, были настроены против нее. Дагмар казалось, что дело не в том, что она пару раз кого-то послала. Можно подумать, что она единственная сквернословила в школе. Просто другие не владели фабриками и жили тихо. В Дагмар же все кричало о ее привилегиях, и это оказалось поводом для ненависти.
        Нападки сверстников, конечно, были пассивно-агрессивными и выражались в основном в гадких комментариях да слухах о ее распущенности. С этим она еще бы сладила. Но никто не хотел работать с ней в школьных проектах. Никто не откликался на ее просьбы о помощи. Ее не звали ни на одну вечеринку, не включали ни в один чат, и Дагмар была просто отрезана от жизни ровесников. Поэтому большую часть времени она шлялась по городу в наушниках, браталась с официантами, у которых можно было найти сочувствие, и писала Эрику. Их чат в мессенджере в основном состоял из ее монологов, а также всего, что попадалось ей на глаза, - от рилсов с котятами до шмоток в он-лайн-магазинах. Эрик отвечал очень коротко и не всегда, зато звонил ей, и они часто проводили на линии несколько часов. Не обязательно разговаривая. Например, он подключался к ней, когда учился. До нее доносился стук клавиатуры и шелест учебников, а он слушал звуки улиц, по которым она бесцельно неслась в своих тракторных ботинках. Так казалось, что они ближе.
        Дома же царила тишина. Отца вечно не было, и он превратился в очередное сообщение в WhatsApp. Сумире с ней без причины не заговаривала, проводя почти все время в своей оранжерее, и за это Дагмар, кстати, была ей благодарна. Пусть та ненавидела ее всем сердцем, но хотя бы не изводила, как мачехи в сказках. Они просто делали вид, что друг для друга не существуют. В памяти Дагмар Сумире была с ней откровенна только раз. Когда девочке было тринадцать, произошел крупный скандал с семьей ее одноклассника. Тот задирал ее на каждом шагу, в итоге Эрик отловил его и отодрал за уши при всей школе. После того как скандал уладили, Сумире сообщила Дагмар странную вещь: «Ты для Эрика не больше чем игрушка. Не воображай о себе много. Ему нравится идея сестры, и он с тобой будет возиться, пока ему это не наскучит».
        В это не хотелось верить. Мать просто ревновала сына к каждому столбу.
        Может, при ином отношении Дагмар и хотела бы подружиться с Сумире. В конце концов, та была интересной и образованной женщиной, занималась флористикой. Вокруг нее всегда происходило столько интересного: ее звали на модные показы, консультировались с ней и даже писали о ней в светских журналах. Однако Дагмар вычеркнули из жизни, и она в силу своей беспомощности могла только копировать отношение Сумире к себе и тоже с ней не общалась. Ну а ее настоящая мать бегала по улицам города, как сорвавшееся с цепи чудовище. Никогда не знаешь, где на нее наткнешься. Она появлялась неожиданно. Долгие годы ее вообще как будто не было. Но несколько лет назад у их дома стала маячить незнакомая женщина и затем присоединялась к Дагмар по дороге в школу. Так они и познакомились. Поначалу Дагмар еще пыталась как-то ей внимать, потому что видела союзника даже в завзятой наркоманке. Но та стала отбирать у нее деньги и постоянно требовала встречи с Хенриком - так все иллюзии разрушились.
        Домашняя охрана отныне гнала ее в шею, однако проблемы это не решало. Когда приехавший из Гамбурга Эрик стал свидетелем того, как Дагмар отдает этой чокнутой свои карманные, он вызвал полицию. Затем долго кричал на отца за закрытой дверью кабинета. Дагмар в тот момент была счастлива. Наконец-то все обратили внимание на ее самобытное существование. Это также был первый раз на ее памяти, когда Эрик вышел из себя и наехал на отца. Мать ненадолго упрятали в «обезьянник», и наступила передышка. Но все стало повторяться, как по кругу. Правда, при виде Эрика та теперь уносила ноги.
        С годами Сара сильно сдала, стала напоминать высушенное дерево и вроде не могла причинить ей реальный вред. Просто все это превратилось в бесконечный дурной сон, где самое страшное в том, что ты должен повторять одни и те же бессмысленные действия. Школа, дом, соцсети, побег от матери, напиток навынос, соцсети, дом, соцсети, ночь, соцсети, утро и опять школа. Не удивительно, что Дагмар ненавидела свое окружение, доверяла только старшему брату, а за ее вредностью скрывался одинокий, всеми забытый ребенок.
        - Главному школа не научит, - заметил Эрик, везя ее на занятия в своем «роллс-ройсе» «Серебряное облако». - Надо как-то договориться насчет твоих экзаменов…
        - Думаешь, прокатит? - квело спросила Дагмар.
        Она лежала на заднем сиденье, подтянув колени к подбородку, и по привычке таращилась в телефон.
        - Они не могут ломать тебе жизнь из-за этого. Хирурги в нашем отделении уже ни одной задачи из твоего учебника не решат. Молчу про большинство других профессий в мире. Я побеседую с ними весной. Успокою, что ты не будешь строить ракеты и им просто надо подарить тебе проходной балл. Если что, отец должен сделать им пожертвование.
        Дагмар тяжело вздохнула и присела, ощущая легкое беспокойство.
        - Про меня и так все думают, что я покупаю себе все, что хочу. Включая свои стремные оценки.
        - Это лицемерие, - отрезал Эрик. - Они сами купили бы себе вторую жизнь, будь у них деньги. А отец пусть раскошеливается. Он тебе больше всех должен.
        С этими словами брат притормозил у ворот, и Дагмар, чуть повеселев, вышла на сырую после дождя улицу. Эрик посмотрел на нее поверх полуопущенного стекла и сказал:
        - Но это не значит, что надо прогуливать. Понятно?
        - Ага.
        Стайка девочек у крыльца смотрела во все глаза, как они прощаются, и эти моменты доставляли ей нешуточное удовольствие. Хоть где-то она могла взять короткий реванш над этими курицами. Ненавидя Дагмар, они парадоксально обожали ее брата, который превратился во всеобщий фледлундский краш.
        «Есть в этом какой-то сексизм», - с недовольством заметила она, но момент прощания постаралась выставить на всеобщее обозрение, махая Эрику изо всех сил.
        Очередное подтверждение популярности Эрика всплыло по классике жанра в женском туалете. Почему-то большинство людей никогда не думают о том, что в кабинках кто-то может быть. До нее доносился переливчатый смех одноклассниц, пока те наводили марафет у зеркала. До начала урока оставалось всего десять минут, но выходить к школьным принцессам у Дагмар не было никакого желания. Поэтому она подпирала стену в ожидании, а заодно грела уши.
        - Эрик Фергюсон приезжал…
        - Думаешь, он нас видел?
        - Надо было мини надеть, тогда бы увидел.
        Раздались очередные смешки, изредка прерываемые плеском воды.
        - Такой красавчик все-таки. Мне кажется, ему нравятся раскованные девушки.
        Кто-то мечтательно вздохнул:
        - Вот бы с ним встречаться. Я бы даже Дагмар вытерпела…
        - Ну и повезло же этой тупице… Сразу видно, что у них разные матери. Она же вообще никакая.
        Дагмар стиснула зубы. Годом раньше она обязательно вышла бы к этим клушам и наговорила бы ответных гадостей. Например, что для Эрика они как тараканы и он в их сторону никогда не посмотрит. Но в последнее время ей надоело нарываться на конфликты, потому что они только изматывали.
        Личная жизнь брата оставалась от нее скрытой, хотя в Гамбурге у него были какие-то девушки. Он это обсуждать не любил, и из всех его пассий она познакомилась только с Ребеккой, потому что та была во Фледлунде. Невольно Дагмар вспомнила их первую встречу и как мгновенно возненавидела ее за все. И за то, что брат ее выбрал, и за ноги от ушей… Но, увидев, как Эрик на нее смотрит, Дагмар поняла одну важную вещь: если ты по-настоящему любишь человека, то будешь желать только того, что сделает его счастливым. Ребекка оказалась неплохой, хотя и с причудами. Не сразу, но Дагмар научилась радоваться за их пару. Однако все между ними закончилось ужасно. После смерти Ребекки он провалился в только ему известный мрак. Словами это никак не выражалось - Эрик к себе в душу не пускал, - но такие вещи как раз таки понимаешь в молчании. Так что ничего эти дурочки о нем не знали.
        Наконец туалет опустел, и Дагмар пулей ринулась на первый урок.
        Занятия в тот день прошли как в тумане. С остальными предметами у нее было не так плохо, но у Дагмар в принципе отсутствовал интерес к учебе. Отсидев все уроки, она чуть ли не вприпрыжку понеслась в центр. Надо было вознаградить себя милкшейком.
        В наушниках играла эфемерная Grimes, и энергии вдруг стало через край. Дагмар забежала в «Мунбакс» к Тареку, затем в парк, где никого, кроме голубей, не было. Весь ее путь был незатейливо задокументирован в сториз.
        «Голуби во Фледлунде такие жирные, что не летают, а ползают!» - подписала она очередной снимок для своих фолловеров, которых, кстати, было довольно много, и черт знает откуда они взялись. Но это сообщество всегда одобряло ее сердечками и огоньками, и это был понятный ей язык. В интернете вообще все становилось проще.
        Затем заскочила к Кирану в букинист - татуированный австралиец имел явные проблемы с головой, но что-то в нем располагало, да и Эрик его одобрил. Больше всего ей нравилось, что он внимательно слушал даже полный бред, срывающийся с ее языка, и этого было достаточно, чтобы записать его в друзья.
        Так, она сама не заметила, как пробегала полдня и стемнело. Фледлунд погрузился в лиловый полумрак, разряженный хаотичной вереницей фонарных огней. Дагмар переключала очередную песню и не заметила, как за спиной возникла чья-то фигура. Только когда на ее плечо легла рука в мелких язвах, она вернулась в реальность.
        - Дагмар…
        Мать заискивающе вглядывалась в дочь впавшими, голодными глазами. В ее облике всегда было что-то нелепое: этот свитер, напоминавший рыбацкую сеть, разномастные кроксы и улыбка как спазматическая гримаса. В очередной раз показалось, что она буквально тает. «Подсела опять на что-то…» - пронеслось в мыслях.
        Дагмар начала пятиться, а в следующую секунду рванула. Сара все же успела схватить ее за рюкзак, и девочке ничего не оставалось, как выскользнуть из лямок. Мощеная улица скакала перед глазами, как в игре с плохим управлением. В какой-то момент наушники вылетели, и из-за спины донеслось сопение. Сара не отставала и вскоре схватила Дагмар и рывком развернула к себе. Ее взгляд красноречиво указал вниз, и Дагмар похолодела. В паре миллиметров от ее живота было лезвие ножа.
        - Пойдем. Не надо со мной сейчас ругаться, - сказала Сара, обдавая кислым дыханием.
        Дагмар шумно дышала. Они стояли так близко, что даже в слабом свете фонарей можно было разглядеть каждый лопнувший капилляр на лице матери.
        - Куда пойдем? - обмершим голосом спросила Дагмар.
        Фледлунд в очередной раз ее подставил, устроив эту встречу в безлюдном жилом районе, где после семи никто и носа на улицу не казал.
        - Это рядом. Не бойся меня… Идем… - снова заулыбалась Сара. - Дочери ведь лучше с матерью. Отцы такие неблагодарные! Им до детей дела нет.
        Она повела ее обратно по проулку, даже не пряча нож. Все равно тут никому не было до них дела. Дагмар шла на ватных ногах, не понимая, что предпринять. Что, если ее пырнут, когда она крикнет о помощи? И почему она считала, что Сара безвредная? В этот раз не было ни охранников, ни Эрика, которые спасли бы ее от этой чокнутой. На глаза уже успели навернуться слезы, но так и не скатились, замерев в уголках.
        «Думай, балда, думай…» - повторяла она про себя.
        Они все же на относительно широкой улице. До площади рукой подать. Надо поймать момент и дернуть, и черт с ним, с этим рюкзаком. Чем дальше они шли, тем меньше было шансов убежать.
        Где-то хлопнула дверь. Сара невольно повернула голову, а Дагмар, воспользовавшись ее замешательством, с силой выдернула руку и помчалась со всех ног прочь. Впереди уже виднелся поворот на главную улицу, и она почти его достигла, но мать ухватила ее за капюшон и потянула назад.
        - На помощь! - заорала Дагмар во всю глотку.
        Сара попыталась перехватить ее локтем, и нож все же царапнул по щеке.
        - Эй! - вдруг раздалось из-за поворота.
        Откуда-то взялся клоун с большой надувной дубиной. Даже в своем ужасном положении Дагмар чуть не взвыла от возмущения. В ее жизни между страшным сном и балаганом разницы не было.
        Но клоун оказался не промах. Он живо перетянул Дагмар на свою сторону, и узловатые пальцы Сары рефлекторно сжали воздух. В полумраке это выглядело жутко.
        - Тут полицейский участок недалеко! - предупредил клоун, зачем-то вытягивая свою радужную дубину.
        Сара испустила бессильный крик, бросила нож и нырнула в проулок. С двумя она бы не справилась. Дагмар же мертвой хваткой вцепилась в спасителя, а тот все еще опасливо потрясал своим нелепым оружием. Внезапно от осознания происходящего ее пробил настоящий истерический смех.
        - Ты как… вообще?
        - Никак! Никак я!
        Дагмар упала на бордюр, пытаясь унять дурацкий смех. Дошло, что по щеке стекает капля крови.
        - Классная дубинка, - пробормотала она.
        Клоун смотрел на нее с легким беспокойством. Из-за толстого слоя грима не удавалось разобрать его черт. Но, судя по голосу, он был не намного ее старше.
        Присев рядом, видимо тоже пребывая в ошеломлении, клоун чертыхнулся:
        - Блин, половину флаеров растерял.
        Вокруг действительно валялись листовки. «Две пиццы по цене одной!» - гласила надпись. Некстати пошел дождь, и собирать их уже не было смысла. Парень стянул с себя красный парик, открывая курчавые крашеные волосы.
        - Пошли, что ли, в полицию. Все равно меня уволят, как увидят это, - кивнул он на засыпанную флаерами улицу.
        - От полиции толку нет, - дрожащим голосом сказала Дагмар. - Забей.
        Она все еще пребывала в не совсем вменяемом состоянии. Глаза смотрели в одну точку, но ничего не видели. Клоун заметил ее порез и всерьез обеспокоился.
        - Ну так позвони хотя бы родителям!
        Девочка открыла рот и поняла, что у нее сел голос. То ли от крика, то ли от нервов. Она могла только хлопать глазами и шумно дышать. Спаситель, кажется, все понял. Он достал свой телефон и со вздохом спросил:
        - Кому звонить?
        Дагмар на автомате отбила номер Эрика, но брат не брал трубку. Тогда против воли она дала номер отца и погрузилась в оцепенение. Как сквозь толщу воды доносились обрывки разговора.
        - Девушка тут сидит… Не может сейчас говорить… За ней гналась какая-то бездомная… Ага… Леканом меня зовут. Не хочет она в полицию.
        «Какая тупая идея дать номер папы, - отстраненно подумала она. - Он же в жизни за мной не приедет».
        Парень по имени Лекан между делом накинул на нее куртку с логотипом закусочной, а сам еще что-то объяснял по телефону. Дагмар показалось, что ее тело вросло в бордюр и прошла целая вечность. Она плохо фиксировала происходящее, но вдруг в глаза ударил свет фар. К ним приближался черный автомобиль, за рулем сидел сам Хенрик Фергюсон.
        Лекан непроизвольно выдохнул и брякнул:
        - Ну слава богу. Я его будто уговаривал.
        Его слова нисколько ее не удивили. Тем временем хлопнули двери машины, и отец быстро пошел к ней, а за ним вился его коллега доктор Рудяк. Раз они появились вдвоем, то явно ехали по каким-то рабочим делам.
        Фергюсон-старший коротко оглядел Дагмар и скупо пожал руку спасителю.
        - Прошу прощения за беспокойство. Лекан… Интересное имя.
        - Э-э-э… спасибо.
        - Ну и городок, в тихом омуте черти водятся, - задорно подмигнул Рудяк, сердобольно похлопывая Дагмар по плечу.
        - Возьмите вот…
        - Да не надо денег! - возмутился парень. - Я же просто помог!
        - Ну надо же как-то вас отблагодарить.
        Парень замешкался, сумма все же была солидная, а клоуном-промоутером от хорошей жизни не становятся.
        - Нечего тут торчать, идем-идем! - суетился Рудяк, буквально запихивая Дагмар в салон машины.
        Отец, по всей видимости, все же всучил Лекану свое «спасибо» и тоже уселся в автомобиль.
        - Мы едем в офис. Эрик заберет тебя оттуда, - бросил он через плечо.
        Дагмар только и успела увидеть, как клоун исчезает за поворотом, и до нее дошло, что она его даже не поблагодарила. На это просто не нашлось сил. Рудяк тем временем выудил портативную аптечку и обработал ей порез.
        - Она тебя поранила? - только заметил отец.
        - Нет, это макияж! - огрызнулась Дагмар сиплым голосом, даже не желая с ним говорить.
        Рудяк приклеил пластырь и громогласно заявил:
        - Жить будет! До свадьбы десять раз заживет.
        Говорят, он был главным мозгом в лабораториях «ФЕМА», и отец с ним практически не расставался. Ехать под вечер в офис было для них обычным делом. Для Дагмар Рудяк стал кем-то вроде надоедливого дядюшки и сыпал по поводу и без прибаутками. Как гениального ученого она его не воспринимала. Он и выглядел чуть комично: был не просто высоким, но еще и имел чуть удлиненные конечности, и при движении каждая часть тела будто выстреливала из тощего тела, а усатая голова беспрестанно крутилась и сюсюкала. Непонятно, почему его звали доктором, Рудяк никого не лечил.
        - Повезло, что мальчик ее спас.
        - Порядочный, хоть и черный, - заметил отец.
        - Как у тебя язык поворачивается! - не выдержала Дагмар, не понимая, от чего ей хуже: от нападения матери или от расизма отца. - Сам женат на иностранке.
        - Я просто читаю новости. Иностранец иностранцу рознь. Поживешь с мое, поймешь.
        - Если я однажды стану такой, как ты, я себя прикончу, - прошипела Дагмар, натягивая капюшон до самого подбородка.
        Как же хотелось исчезнуть из этого воняющего кожей автомобиля. Отец всегда отличался ледяным спокойствием и не обращал внимания на упреки Дагмар и даже на ее бесконечные истерики. В его невозмутимости сквозило некое разрешение. Он позволял ей извергнуться, как вулкану, но на его настроении это никогда не сказывалось. Возможно, за это Дагмар и ненавидела его больше всего. Что бы она ни сделала, ее словно не существовало.
        Машина выехала за город, и вдалеке показались огни фабрики - единственного яркого пятна на ночной дороге. Остаток дороги они молчали. Стало даже чуть легче, это было нормой в их семье. В офисе отец тут же куда-то слинял, а Дагмар сидела в приемной, пока Рудяк приносил ей то чай, то плед. Затем он подсунул какое-то успокоительное, и ей вообще все стало пофиг.
        Выходки Сары отец всегда воспринимал как что-то досаждающее, не больше чем жужжание комара.
        «Она ничего не может тебе сделать, - однажды сказал он ей. - У нее только пустые угрозы. Я не могу стереть с земли живого человека, даже если это бездомная. Но тебе не надо ее бояться».
        Теперь он должен был подавиться своей самоуверенностью. Дагмар верила ему и даже представить не могла, что мать начнет на нее охоту с ножом.
        В коридоре послышалась перебранка, шум нарастал.
        - Я виноват? - раздался знакомый голос. - Это твоя ответственность от и до! Потому что трахаешь своих секретарш без презерватива! Ты вообще будешь решать эту проблему с Сарой или нет? Какие тебе еще нужны доводы?
        - Тебе ли меня попрекать?
        Эрик с грохотом открыл дверь приемной, и от злости его губы превратились в тонкую полоску. Увидев его, Дагмар почувствовала, как из глаз наконец выстреливают слезы, и она с разбегу бросилась ему на шею. Ужасный вышел день.

* * *
        Лекан стоял посреди пустой улицы в дурацком наряде клоуна и с несколькими сотнями евро в руках. Работу он, без сомнений, потерял, однако получил неплохой откуп, хотя что-то в нем этому противилось. Но в его ситуации, когда дают деньги, надо говорить «спасибо» и не выделываться.
        Все произошло так быстро и суматошно, что у него даже не было времени поразмыслить над происходящим. Теперь разрозненные события стали связываться в целое. Раздался вопль, и Лекан увидел, что чокнутая бездомная пыталась втащить в темный проулок девчонку. Он чудом ее отбил, угрожая бомжихе надувным реквизитом. Затем прикатили какие-то богатые дядьки и увезли остолбеневшую девушку. Эхом звучали ее слова: «Классная дубинка…» Сейчас Лекан почему-то не мог сойти с места. Его тоже шокировало происходящее, а главное, он не понял, как в это ввязался.
        Фледлунд был живым только в самом центре, а в закоулках превращался в город-призрак. По вечерам окраины словно вымирали. Жизнь тихо копошилась где-то за стенами, за захлопнутыми ставнями и задернутыми шторами, но местные держались принципа «моя хата с краю». Девочку-подростка прирезать у чьего-то крыльца не составило бы никакого труда. Хотя преступности у них особо не было. Разве что «Плутон» недавно опять понаделал дырок в земле. Но озверевшие бездомные были чем-то новеньким.
        Взгляд скользнул в переулок, и там уже появились какие-то люди. На всякий случай Лекан решил осмотреться. Может, та женщина еще что натворила. Но сумасшедшая уже успела убежать, и искать ее было бессмысленно. Бомжей фледлундская полиция «гуманно» двигала подальше от центра, и те в основном скитались по отшибам города. Ведь если проблемы не видно, то ее и нет…
        Его желчные мысли оборвались, когда он увидел на земле черный лакированный рюкзак с кошачьими ушками по бокам. Почему-то он очень хорошо вязался с этой Дагмар. Даже сомнений не было, что он ее.
        Лекан поднял его и пошел обратно на главную улицу, намереваясь занести его в полицию. Без злого умысла он заглянул в рюкзак, чтобы просто проверить свою догадку. Внутри лежали учебники, тетради и нашлось портмоне. Увидев школьный пропуск, Лекан похолодел.
        «Дагмар Фергюсон».
        С фото смотрела уже знакомая курносая физиономия с печально опущенными уголками губ.
        Получалось, что он спас дочурку главы «ФЕМА» и папочка дал ему на чай.

* * *
        - Это кто идет?
        - Не знаю, в первый раз вижу этого чела!
        Двое повернулись к Лекану спиной, но не выдержали и через секунду заржали.
        - Очень смешно, - проворчал он.
        - Нет, правда, ты кто? Ты тут учишься?
        И они стукнули друг друга по рукам, продолжая угорать. Будь Лекан на их месте, отмочил бы такую же шутку. Может, даже покруче что придумал.
        Один из двоих, Селим, отсмеялся и спросил:
        - Ты когда вообще в последний раз в училище был?
        - Неделю назад.
        - А не гони. Три, не меньше. Тебя тут уже никто не узнает.
        Селим и второй, Муса, обменялись приветственными хлопками по плечу. Парни стояли под навесом курилки во дворе и слушали рэп из телефона. Лекану эта рутина была известна как свои пять пальцев, но сейчас от нее стало не по себе. Все это напоминало, сколько он пропустил. Учеба не двигалась вперед, а Селим с Мусой тем временем уже готовились выпускаться.
        - Нагоню, - тем не менее самонадеянно сказал он.
        Друзья закивали и одновременно выпустили дым вверх. В этот день температура упала ниже нуля, и у Лекана, который не курил, тоже шел пар изо рта. Он попытался дыханием погреть руки. Вечно забывал дома перчатки.
        - Что, опять старая тема?
        - Не совсем. Дед сейчас успокоился. Может, из-за зимы. Но денег вообще нет. Одни часовые подработки. Когда это уже кончится! - не выдержал Лекан.
        Парни нахмурились и промолчали. Их ситуация была лучше, но не намного. Им всем срочно требовалось встать на ноги, чтобы сводить концы с концами. Социалка много не покрывала.
        Селима кто-то окликнул, и он ненадолго ушел. Воспользовавшись этим, Лекан тихо спросил у Мусы:
        - У тебя еще есть контакт тех ребят?
        Глаза у того округлились, и он быстро зашептал растрескавшимися губами:
        - Ты с дуба рухнул в училище об этом говорить? Рупор не хочешь взять? Балбес!
        Он раздосадованно опустил шапку Лекана до носа, видимо, это было вместо подзатыльника.
        Тот сдвинул ее обратно на лоб и произнес сквозь зубы:
        - Мы тут одни. Знаю, что Селим не одобряет. При нем молчу же.
        - Ты никогда не один в этой шараге… Потом поговорим. Иди учись.
        Лекан провел весь день в бестолковой беготне. Из-за долгого отсутствия концентрация стала ни к черту, и все проходило мимо ушей. То и дело он смотрел на дисплей телефона или выискивал Мусу глазами.
        Он и сам понимал, что ситуацию с дедом надо решать. Но не так, как все ему предлагали.
        У Мусы была одна зацепка: рискованная и противозаконная, но о ней рассказывали чудеса, поэтому на свой страх и риск Лекан, наконец, решился. К тому же четыреста евро, что ему всучили за Дагмар, могли послужить хорошим буфером. Все в этом мире стоило денег. Даже благие намерения.
        Лекан уже решил, что друг забыл или решил слиться, но тот сам объявился после занятий. Он тихо свистнул его в туалет и протянул свой телефон. На экране были открыты записки, и Лекан сразу понял, что говорить вслух они об этом не будут.
        «Могу свести тебя с дилером. Проба стоит сотню. Хватит на неделю. Эффект заметен, если хотя бы пять дней принимать. Дальше расценки зависят от веса. Отвечай письменно, если заинтересован».
        Парни обменялись выразительными взглядами, и Лекан застрочил:
        «Своди. Только гарантию даешь? Их гарантии мне не нужны, они что угодно вотрут, лишь бы сбыть. Ты мне друг. Будь честен».
        Брови Мусы подпрыгнули, и он написал:
        «Мать стала как новая. Рецидив случается, когда нет бабла покупать дозу. Но побочек тоже нет. Это уникальная панацея. Наш сосед, кстати, взял для жены. У той шиза какая-то».
        Лекан недоверчиво вчитался в текст и набрал:
        «У них же у всех разные болячки. У твоих депрессия, у соседа шиза, у моего деменция. Как этот препарат может вылечить это все?»
        Муса издал возмущенный фырчок и затаривания по клавиатуре как сумасшедший:
        «Я тебе что, врач? Не знаю я, что это за байда, но раз он всем помогает, делали его гении. Мы уже полгода на нем, я хоть за учебу смог взяться, когда мать в себя пришла».
        Лекан обессиленно кивнул. В криминал ему лезть не хотелось, и так хватало косых взглядов, но друзьям он верил, как себе. Они с Мусой оба были из афросемей, росли в одном дворе, пока тот не переехал, и прошли огонь и воду. Парни даже могли назвать первые шишки друг друга, так тесно они общались. Правда, после переезда Муса чуть отдалился. У него появился другая, по-лукриминальная компания, но друг за друга они все равно были горой. Только это и убедило Лекана попробовать.
        Муса понял, что проработал все возражения друга, и стер заметки.
        - Я тебе позвоню около десяти. Выйдешь, куда скажу.

* * *
        Все время до встречи с дилерами Лекан бродил по квартире одетый и не мог найти себе места. Амари, к счастью, вел себя тихо. Он сидел у окна и смотрел бессмысленным взглядом на падающий снег. Первое время дед еще справлялся с бытом сам, но постепенно обслуживать себя ему становилось все труднее и опаснее. Деменция быстро прогрессировала в течение двух лет. В итоге Лекану пришлось все делать самому. Страшнее было видеть, как вырастивший его с любовью человек превращается в полое тело. От Амари оставалось все меньше, и сейчас Лекан уже не был уверен, есть ли где-то внутри него тот дедушка, которого он знал. Многие не могли принять подобные изменения с их близкими. Когда-то опрятный, шутник Амари теперь плевался едой, ходил под себя, а Лекана вообще не узнавал.
        Отчаяние парня со временем притупилось, и он сконцентрировался на рутине. Протертые супы, подгузники, постоянная уборка. Не жаловаться. Тянуть все это, потому что когда-то таким же плюющимся едой существом был сам маленький Лекан.
        Ханна всегда предлагала помощь. От лишней пары рук в тяжелые дни он никогда не отказывался, но ее деньги брать не мог. Хотя всем было известно, что зарплаты в «ФЕМА» были жирные и Ханна постоянно говорила, что не тратит столько на себя, даже со всеми ее иммунными препаратами и обследованиями. Но гордость не позволяла Лекану принять чьи-либо деньги.
        Внезапно пискнул телефон. Он и вырвал его из невеселых мыслей. На дисплее светилось сообщение от Мусы. «Подходи сейчас к Нордэндштрассе. Будем ждать тебя на углу».
        Лекан выдохнул, проверил деньги во внутреннем кармане куртки и пошел на встречу, затолкав куда подальше свою совесть. «Не из чего мне больше выбирать», - была его последняя мысль.
        На перекрестке его ждал Муса, по уши замотанный шарфом. Метель пришлась кстати в их сомнительном деле. Лекан поднял ворот куртки повыше и свернул за другом за угол. Там уже не так дуло, и он различил в темноте две темные фигуры. Лиц, ясное дело, было не разобрать. Их закуток освещал только тусклый свет уличного фонаря.
        - Значит, хочешь пробу, - без переходов заявил один из дилеров.
        - Да, - пересохшими губами сказал Лекан. - Сколько?
        - Двести.
        Он быстро скользнул взглядом по Мусе, но тот просто стоял у стены и смотрел на улицу.
        - Сто же вроде было?
        - Товар редкий, - спокойно сказал его собеседник. - Дорожает.
        Он протянул ладонь, Лекан выдохнул и выложил на нее деньги. Второй делец протянул ему пакет с белым порошком.
        - На кончике чайной ложки в воду, раз в день, не больше, - послышался его глухой голос. - Пять дней минимум. Захочешь снова - найдешь нас через этого.
        - Погодите… а побочные? До или после еды?
        Но те даже не стали отвечать на его вопросы и ушли.
        - Да без разницы, - ожил Муса. - Хоть сейчас насыпь ему. Гадиной буду, если наврал тебе про все это.
        Лекан вернулся домой с запорошенным снегом воротом и противным предчувствием, что только что во что-то вляпался.
        Амари все сидел на своем месте, отсутствующе глядя в черное окно. Эта картина напомнила ему о том, ради чего он все затеял. В душе еще теплилась вера, что люди не исчезают бесследно. Пусть тело его подвело, но дед просто спрятался за множеством тяжелых дверей и боится выйти. Надо всего лишь найти способ вывести его обратно.
        Лекан посмотрел на порошок при ярком свете кухонной лампы. Он был не совсем белым. В нем словно что-то мерцало.
        - И купил Джек на последние деньги волшебные бобы… - пробормотал он себе под нос.
        Набрав в стакан воды, Лекан насыпал туда щепотку порошка и размешал. Почему-то все внешние звуки отрезало, и слышался только стук в висках. Он поднес стакан к губам деда и сказал:
        - Давай. Возвращайся уже.
        10. Другой под его кожей
        Дни Кирана текли по-прежнему. К счастью, никто его не избивал, но в отсутствии угрозы начало чудиться что-то иное. Весь город точно обрел глаза и наблюдал за ним через случайных прохожих, продавцов, соседей, и даже собаки будто чего-то выжидали. Киран понимал, что какие-то вещи ему просто чудятся. Например, что мамочки с детьми специально сидят на скамейке напротив лавки, чтобы не спускать с него глаз. Но что-то во фледлундском ритме сбилось. Этот город постоянно испускал невидимые вибрации, и Киран их чутко ловил.
        Он изо дня в день торчал в лавке, ухаживал за Бартошем, болтал то с Дагмар, то с близняшками, видимо выбравших диалоги с ним в качестве вида спорта. Это все потихоньку утомляло, и в мирной рутине, о которой он так мечтал, стало чего-то не хватать. А чего именно, он не мог понять. Внутри него постепенно истончалась некая стена. На памяти это никак не сказалось, но внезапно появилось отождествление со своим телом и привычками. Раньше он чувствовал себя как в футляре, и эмоции, и потребности были сильно притуплены.
        С каждым днем он врастал глубже в свою кожу, и все сенсоры тоже оживали.
        - А девушка у тебя есть? М-м-м? Отвечай! - поинтересовалась Дагмар, привычно докучая во время работы.
        Впрочем, ее компания совсем не раздражала. В ней, как и в Эрике, ощущалось что-то ему близкое. Фергюсонов характеризовала какая-то безродность, и от этого они интуитивно тянулись к себе подобным.
        - Нет.
        - А парень?
        - Тоже нет.
        - Тебе вообще кто-нибудь нравится? - скривилась она. - Видал, как эти однояйцевые вокруг тебя вертятся? Ты мог бы быть популярным.
        - Я не хочу быть популярным.
        - Извращенец ты… - щурила она глаза, а Киран посмеивался и оставлял ее слова без ответа.
        На женщин он посматривал, но ничего не испытывал. Однако после внезапного возвращения в свое тело что-то поменялось. Столкнувшись недавно с какой-то посетительницей, он поймал себя на мысли, что хотел бы ощутить прикосновение обнаженной кожи. По утрам появилась эрекция, и постепенно начал охватывать новый тип голода. Под кожей свербило, и что-то вот-вот норовило сорваться, но это все же было больше чем желание близости.
        В снах вдруг удавалось соединиться с этим нечто. Вокруг него клубился фиолетовый мрак, а вдали горели всевидящие огни. В этот момент он словно находился в центре себя, но с ним был кто-то еще, выжидая чего-то в темноте. Киран просыпался с чувством необъяснимого страха и даже не мог сказать, перед чем именно. Внутренности будто скручивались в узел.
        В пятницу вместо Дагмар появился Эрик. В отличие от сестры он не захаживал каждый день. Неторопливо приблизился к полкам, которые Киран упорядочивал, и махнул рукой. Выглядел знакомый измотанным, под глазами проступили синяки. Теперь в его привлекательности обозначилась некая болезненность. Впрочем, девочки и от этого в восторг пришли бы.
        - Как жизнь?
        - Не спрашивай, - мрачно ответил он на вопрос Кирана. - Дагмар серьезно пострадала от своей чокнутой мамаши. Отец, конечно же, делает вид, что это не его проблема. А разгребаю все, как обычно, я.
        Теперь стало понятно, почему он выглядит как живой труп.
        - Она в порядке? - коротко осведомился Киран.
        - К счастью, да, но нервы у нее и без того на ниточках были. Ее мать в этот раз переступила все границы и поранила ее. Полиция кудахчет, что, мол, поищет, но они даже не составили ее фоторобот для поимки. Буду писать жалобу в управление. Сару пора посадить надолго. А там, надеюсь, Дагмар окончит школу и уедет отсюда.
        Стоило признать наличие у него деловой хватки. Они немного помолчали, застыв друг против друга. У Эрика была манера завязать в своих мыслях, и он не сразу от них пробуждался. Наконец, он поднял глаза на Кирана и сказал:
        - Прости, что сразу с нытьем. Сам нормально? Я вот решил, дай гляну, как поживает самый битый человек Фледлунда.
        Они посмеялись. Киран вкратце сообщил, что ничего у него происходит. И на том спасибо.
        - Швы тебе надо уже снять, - заметил Эрик, разглядывая его лоб. - Поехали к нам, я закончу начатое. А вообще, давай развеемся? Хочу нажраться как следует, но в одиночку надоело.
        - Дас радостью. Уже пора закрываться, так что можем пойти буквально через полчаса.
        Эрик кивнул и упал в ближайшее кресло. Киран запер лавку, снял кассу за день и отнес ее в кабинет к Бартошу. Тот ужинал, одновременно что-то читая в полутьме. Киран включил ему лампу и заварил чай.
        - Я ухожу, - с промедлением сказал он, хотя никто не просил его отчитываться. - Буду поздно.
        Бартош кивнул, но прежде чем Киран вышел, вслед раздалось странное напутствие:
        - Осторожнее с Фергюсоном.
        Он поймал внимательный взгляд старика, но времени на расспросы не было.
        Они с Эриком вышли из лавки через служебный вход и вскоре выехали на дорогу, ведущую в пригород. Не в первый раз бросилось в глаза, что автомобиль у него был какой-то редкой марки.
        - «Роллс-ройс» «Серебряное облако» 1966 года, - пояснил Эрик. - Это уже винтаж. Но внутри он абсолютно новый. Механик отца - гений.
        Машина была броская и стильная, Эрику она очень подходила. В ней отчетливо отражался его вкус. Все, что он себе выбирал, выдавало его характер, точнее скрытую в нем энергию. Он выглядел хрупким и меланхоличным, но при ближайшем общении в нем проглядывал неспящий огонь, и было предчувствие, что полыхнуть может очень сильно.
        В этот раз первый этаж особняка утопал в свете, но к ним никто не вышел. Откуда-то сверху доносились громкие звуки телевизора. Может, его смотрела Дагмар, но раз она к ним не вышла, явно была не в том настроении. Их визит прошел инкогнито. Эрик завел Кирана в уже знакомый кабинет и аккуратно снял все швы. Рана, по его мнению, заживала хорошо. Задерживаться не стали, их ждали бары.
        Эрик предложил начать с уже известного караоке.
        - Если ты не против, - добавил он, выруливая на улицу, где располагалось большинство городских кнайпе. - Мы уйдем в кабинеты, и я предупрежу секьюрити, чтобы никого не пускали.
        - Мои преследователи могут быть везде, так что по барабану, - отозвался Киран и поинтересовался с усмешкой: - Почему караоке? По тебе не скажешь, что ты любишь петь.
        - Не поверишь, я сам в шоке, - без капли иронии ответил Эрик. - Но как напьюсь, тянет поорать поп-хиты. Мама говорит, мой дед такой же был, и при виде него вечером все караоке-бары на районе закрывались. Слава о нем на все Хоккайдо была. Наследственность - странная вещь. Никогда не знаешь, как выстрелит.
        Эрик говорил много и почти обо всем подряд: фледлундских ресторанах, Дагмар, которую отец постоянно спихивал на него, об одержимости семьи фабрикой, своей учебе в Гамбурге… Ему вообще было свойственно доминировать в разговоре. Кирана с его провалами в памяти даже устраивало, что Эрик непринужденно заполнял любые паузы. Они словно дополняли друг друга. Стремительная череда событий расслабила, и Киран вдруг почувствовал себя живым. В венах даже забурлило незнакомое предвкушение. Или же дело было в том, что у него появился друг, и это стало важной зарубкой в его фледлундской жизни.
        Бар пребывал в типичной для него атмосфере: главный зал утопал в цветном дыме, а из колонок рассеивались электронные биты. Эрик повел Кирана по узкой лестнице на второй этаж, и они оказались в знакомом синем коридоре. Журавли на стенах разлетались в разные стороны, и, как в прошлый раз, возникло необычное ощущение, что здесь портал в другое измерение и они вышли из Фледлунда.
        Эрик снял зал для больших компаний, но звукоизоляция была плоховата, и до них доносились вопли из соседнего кабинета.
        - Бар, если честно, дно, - хмыкнул он. - Но лучше во Фледлунде не найдешь. Отсюда я будто переношусь в параллельную реальность. Знаешь эту теорию про множественные вселенные, где живут твои копии? Вот тут есть Эрик, который поет слезливые песни.
        Это сильно перекликалось и с мыслями Кирана. У них действительно было схожее мироощущение.
        Принесли напитки и еду, а затем начались обещанные песнопения. Паршиво они исполнили несколько современных хитов, на большее Кирана не хватило. Тогда Эрик продолжил в одиночку и переключился на японскую попсу. Киран же уселся в углу на вульгарном диване с рюшами и наблюдал за Фергюсоном. Происходящее уже воспринималось сквозь туманную пелену опьянения.
        Эрик застыл на подсвеченной мини-сцене и что-то отчаянно горланил, явно не нуждаясь в зрителях. Эта же песня раздавалась в ту ночь, когда Киран наткнулся на Дагмар в коридоре (сейчас уже не удивляло, что она таскалась за братом даже по самым сомнительным местам). Мелодия была довольно жизнерадостная, но от исступленного исполнения Эрика Кирану постепенно становилось не по себе. Тот пел надсадным голосом. В конце просто упал на диван, и черные пряди скрыли его лицо. На виду остался только острый подбородок, а грудь тяжело поднималась в такт дыханию.
        - Ты в порядке? - осторожно поинтересовался Киран.
        Эрик кивнул и провел дрожащей рукой по лбу, откидывая волосы. В его глазах стояло странное парализованное выражение: в порядке он явно не был.
        - Это любимая песня моей бывшей девушки, - наконец пояснил он. - Она заставляла меня ее петь. Типичный J-pop, аж жуть берет.
        В словах ощущался какой-то подтекст. Эрик перевел дыхание и добавил:
        - Потом она умерла, а я пою ее, когда хочу, чтобы мне стало по-настоящему плохо.
        На заднем плане все еще играл слащавый полифонический минус, и это все больше напоминало какое-то изощренное наказание, которое Фергюсон изобрел для себя сам. Подсветка поочередно меняла цвета, и лицо Эрика в каждом представало по-разному. То страшное, то красивое. Киран никогда не понимал, как находить слова для других людей, поэтому молчал. Но его реакции и не ждали.
        - В припеве поется: «Слов „спасибо“ и „я люблю тебя“ недостаточно, но позволь хотя бы сказать, что я счастлив»[10 - Отрывок из песни Kiseki японской группы GReeeeN.]. Ребекка всегда считала, что я мало ее люблю… Сейчас осмысливаю эти строчки иначе.
        На пересечении множественных вселенных открывались спрятанные раны, и Эрик казался измученным и несчастным человеком. Что-то было на этом этаже, обнажающее на короткое мгновение суть вещей. Но вот песня доиграла, и свет снова стал нормальным. Портал закрылся.
        По губам Эрика пробежала легкая усмешка, хотя глаза оставались пустыми.
        - Забей. Я со странностями.
        - Мне жаль. Я слышал тебя еще раньше в ту ночь. Показалось, что песня совсем не веселая. Если не хочешь, не будем об этом.
        - Да, лучше как-нибудь в другой раз, - заявил Эрик и опрокинул в себя весь бокал. - Давай лучше о тебе. Что там на личном? Приметил кого?
        - Вы что с Дагмар, сговорились? - не выдержал Киран. - У меня никого нет. Я вообще почти ничего не испытываю. Ни особой радости, ни грусти, ни интереса. Как будто меня всего стерли. Разве это не страшно?
        - Это хорошо. Это очень хорошо, - покачал головой Эрик, пьянея на глазах, хотя до этого держался хорошо. - Эмоции травят. Я, оказывается, был счастливее, когда ничего не чувствовал…
        Его слова звучали все более странно. Разве можно совсем ничего не чувствовать? Или он просто выбирал экстремальные метафоры? Внезапно Эрик расхохотался и мгновенно преобразился.
        - Господи, не верю, что ты еще никого не склеил во Фледлунде! Хоть на ночь!
        - Я не чувствую связи ни с чем вокруг. Как отрезан. Все из-за чертовой памяти, - попробовал объясниться Киран, почему-то чувствуя себя сконфуженным.
        - Так, у меня идея! Найдем тебе сразу двух девушек, и делай с ними всю ночь, что захочешь.
        Даже сквозь опьянение контрасты Эрика пугали. Разбитый страдалец превратился в распутника, и это произошло очень быстро.
        - Пошли вниз…
        - Погоди…
        - Слушай. - Эрик замер напротив, весело поглядывая на него. - На меня вообще не обращай внимания, у меня свои загоны. Но с тобой надо что-то делать. Я мог бы тебя отправить в пуфф[11 - Puff (нем.) - название публичного дома в Германии.] с рекомендательным письмом, но что-то мне подсказывает, что ты в этом вопросе лучше, чем о себе думаешь. Давай иди вниз и не парь себе голову. Тебе нужно развеяться! Что ты как девственник…
        И почти пинками выпроводил его в бар. Заодно всунул какую-то карточку, оказавшуюся визиткой ближайшего мотеля. Да, Эрик в таких делах оказался не промах.
        Синий цвет сменился зеленым, и все заволокло дымом. Киран сел за стойку и заказал себе еще одну выпивку. Казалось, Эрик просто хочет побыть один. После той песни на нем лица не было.
        В этот раз многие танцевали, и в их воздетых руках было что-то ритуальное. Его уже тоже затягивало. Некий предохранитель слетел, и течение потянуло за собой.
        «Не парь себе голову…» Взгляд встретился с какой-то девушкой в другом конце бара, и они одновременно друг другу улыбнулись. Биты усиливались, и начинал охватывать незнакомый азарт. Девушка не отводила взгляд, недвусмысленно намекая на сближение. Внутри Кирана что-то зажглось и повело. Он пересел к ней, и завязалась немного неловкая беседа. Она удивилась, поняв, что он говорит только на английском. Разговор не запомнился, его вели не с этой целью. Их головы сблизились, и он ощутил ее мягкие губы и запах цветочных духов. Руки тут же соприкоснулись, и вскоре они буквально сплелись в живой узел. От их похоти все словно электризовалось.
        Через полчаса они уже ввалились в номер мотеля и с ходу начали стаскивать друг с друга одежду. Тепло ее тела, запах и прикосновения к полупрозрачной коже на ее шее сводили с ума. У Кирана не осталось никаких мыслей.
        - Обожаю татуированных мужчин, - восхищенно произнесла она.
        Девушка тоже была покрыта тату, в основном руки, в стиле блэкворк. Они притянулись как два магнита.
        - И где ты такой скрывался все это время? - болтала она какие-то глупости, вонзая в него свои ногти.
        Когда он соприкоснулся с ее наготой, что-то ударило в голову. Киран бросил девушку на кровать и навалился сверху. Руки сжались вокруг ее горла, и он ощутил, как в его глубине что-то трепещет. Он задвигался, сжимая ее все сильнее, а она молотила изо всех сил по подушке. Видение затуманилось, но что-то в этой картине было не так. Ее тело судорожно дергалось, а изо рта шел хрип.
        «Остановись», - с трудом приказал он себе, и руки наконец разжались.
        Девушка тут же вырвалась и отскочила в противоположный угол, кашляя и с шумом втягивая воздух. В отсвете уличных фонарей предстало ее искаженное, вспотевшее лицо. От первоначального восторга на нем не осталось и следа. Теперь она смотрела совсем по-другому: затравленно и с опаской.
        С запозданием до Кирана стало доходить, что он сделал что-то не то.
        - Ты что… больной? - выдавила она, не отводя от него широко раскрытых глаз.
        - Прости… - пробормотал он, тоже растерявшись. - Я… сделал тебе больно?
        - Ты еще спрашиваешь? - рявкнула она.
        Киран хотел подойти к ней, но девушка резко отступила назад.
        - Не смей ко мне приближаться!
        В панике она обвела комнату взглядом, похоже выискивая поблизости что-нибудь тяжелое.
        - Извини. Правда. - Он успокаивающе поднял вверх ладони. - Я… не понял, как это произошло.
        С минуту они смотрели друг на друга из разных углов. Она словно не верила, что у него нет плохих намерений. Киран больше не двигался, ощущая стыд и уже собственную панику от непонимания происходящего. Спустя мгновение девушка ожила и, подобрав свою одежду, попятилась к двери.
        - Слушай, я не в этой теме. Пока, - бросила она напоследок и выбежала в коридор в чем мать родила.
        Обессиленный, Киран прислонился к стене и поймал в зеркале свое отражение. Как наяву, оно вопрошало: «Зачем ты это сделал?» Некстати в голове всплыл образ Дагмар, и она весело припечатала: «Извращенец!»

* * *
        Он не помнил, как добрался домой. Происходящее после мотеля напоминало прогулку по бесконечному темному туннелю, а мимо пролетали хаотичные огни. Может, это были машины. Может, его воображение.
        Той ночью вместо огней во тьме ему привиделось что-то новое. Перед ним простиралась бирюзовая водная линия. Кто-то стоял с ним рядом и держал за руку, и от этого внутри разливалось незнакомое спокойствие. Казалось, что пока этот человек с ним, он может быть кем-то другим. Кем-то лучше…
        Киран пришел в себя только на следующий день с дикой головной болью и жуткой сухостью во рту. Часы над дверью показывали одиннадцать утра. Он мгновенно вскочил, едва сдерживая тошноту, и отправился в душ.
        «Как я мог так напиться…» - пронеслась только одна мысль.
        Не завтракая, он помчался в магазин, то и дело роняя ключи, но еще издали заметил, что он открыт. Бартош занял место у кассы и, как всегда, что-то читал. Редкие посетители разбрелись по углам, все выглядело как в обычную субботу. Заметив серого с перепоя помощника, старик усмехнулся одними глазами и махнул рукой. Похоже, он на него совсем не злился.
        Медленно Киран отступил к лестнице, ощущая, как замедляется сердцебиение. Мысленно он все еще был в полумраке комнаты мотеля: стоял в одиночестве у зеркала и не мог пошевелиться. Возможно, часть его там навсегда и осталась, не веря в то, что натворила…
        Спустя час он все же пришел в себя, выпив кофе и приняв таблетку от мигрени. Напряжение в переносице разошлось, но легче не стало. Теперь события прошлой ночи превратились в нарезку треш-фильма. Лицо девушки стерлось из памяти напрочь. Он помнил ее татуировки - черные розы на руках, призрачный синий свет, следовавший за ним из комнаты в комнату, и ее живое, трепещущее горло. Как страшно выпучивались ее глаза…
        «Она же подавала знаки все время… Как могла…» - с ужасом думал он.
        Опять хотелось ошпарить руки кипятком. Он чуть не задушил человека. И ему это дико нравилось… Но ночной Киран превратился в тень на стене, и вместо него опять появился бестолковый парень без памяти.
        И еще он понятия не имел, как там Эрик. Откуда-то была уверенность, что с ним ничего не сделается и он в любом виде до дома дойдет. Но поговорить с ним стоило. Тот как будто понимал что-то о Киране без слов, и так хотелось, чтобы уже кто-нибудь объяснил, что с ним. Недолго думая, Киран набрал по городскому его номер, записанный на конверте. Трубку долго не брали, затем ясно раздалось:
        - Алло.
        Голос Эрика звучал как обычно.
        - Это Киран.
        - О, - послышались нотки веселья. - Ну, как прошло? Видел, как ты какую-то девушку буквально уволок за собой.
        «Откуда он это видел?» - хотелось спросить, но это уже было не важно.
        - Вот это и хочу обсудить. Кое-что случилось. Мы… можем встретиться?
        - Конечно, - охотно отозвался Эрик. - Сегодня я с Дагмар весь день буду, но завтра часам к десяти вечера подъеду. Нормально?
        - Да. Спасибо. Заходи через двор, фамилия на звонке «Бартош».
        - До встречи.
        Киран положил трубку, пребывая в невеселых мыслях. Хозяин еще раз дал ему понять, что сегодня он может не работать, и не было слов, чтобы выразить Бартошу свою признательность. Про себя Киран без конца повторял, что надо дождаться Эрика. Он всегда что-нибудь да придумывал. Но жить с этой чернотой в голове, не зная, что из нее выстрелит, больше не хотелось.
        Бартош прикатил на кухню в обед и не скрывал веселья. Старик всегда пребывал в ясном уме, и Киран подозревал, что он совсем не такой идеалистичный, каким кажется. Просто ему, вероятно, нравилось видеть в людях лучшее. В некотором роде Киран его понимал. Доверять на самом деле намного легче, чем ждать от всех подвоха.
        - Не красней, - сообщил Бартош, замечая его смущенный взгляд. - Молодость. И со мной бывало.
        - Спасибо вам, герр Бартош. За все. Я отработаю.
        Тот опять махнул рукой и какое-то время рассматривал свой базилик в горшках. У Кирана уже давно зрел вопрос, и, возможно, сейчас был подходящий момент. Они никогда откровенно не говорили, тактичность была еще одной чертой хозяина лавки. Но его мнение сейчас казалось важным.
        - Герр Бартош… я могу вас спросить?
        Тот чуть повернул голову и едва заметно кивнул.
        - Почему вы так хорошо ко мне относитесь?
        Морщины в уголках глаз собрались вместе, старик явно улыбался. Это можно было понять только по взгляду - он носил пышные усы.
        - Потому что все люди заслуживают хорошего обращения. Разве нет?
        - И вам не важно… кто я? Что я делал?
        Бартош знал ситуацию Кирана в общих чертах, но она его не волновала. Чем он руководствовался в выборе помощников, до сих пор Кирану было неясно. Никакой другой немец в жизни бы не нанял Кирана с его бюрократическими проблемами, не говоря уже о языковом барьере.
        - Разве честно судить нас по тому, кем мы были? Люди меняются каждую секунду. Обновляются клетки, взгляды, даже привычки. Это был бы очень простой мир, если бы мы всю жизнь оставались одними и теми же.
        - Но вы же не знаете, кем я был, - не выдержал Киран, хотя от слов старика невольно улыбнулся.
        Тот наконец повернулся к нему, его лицо не выражало никакой подозрительности.
        - Мне это не важно. Я вижу, что сейчас ты хороший человек. Так оставайся им столько, сколько сможешь.
        После этих слов хотелось на полном серьезе броситься ему в ноги. Одной фразой он реабилитировал Кирана после этой кошмарной ночи. И ему искренне хотелось стать лучше, чтобы не разочаровать Бартоша.
        - Спасибо вам…
        Бартош даже не отреагировал, занимаясь своими растениями. Но оставался еще один вопрос.
        - Вчера вы мне дали совет… по поводу Эрика Фергюсона, - все еще пребывая в смущении, продолжил Киран. - Могу я узнать, почему его стоит опасаться?
        Старик замер, медля с ответом. Его водянистые голубые глаза уставились в окно, и понять, о чем он думает, было сложно. Через минуту он сказал более отстраненно:
        - Про их сына говорят разное. И если ему что-то надо, он из-под земли это достанет. В этом плане яблоко от яблони недалеко упало.
        Киран кивнул, почему-то ощущая облегчение. То, что Эрик любил все дожимать, уже было понятно. Качество, определенно, спорное, но не обязательно плохое.
        - Я просто передаю, что слышал. Может, тебе он будет хорошим другом.
        Больше Бартош ничего про Эрика не сказал, и расспрашивать Киран не стал. Он уже уяснил причины неприязни сверстников к Дагмар, не исключено, что и старшего брата причесали под ту же гребенку. Богатых никто не любит. Они поели в молчании, затем хозяин попросил закупиться продуктами, и уже окончательно протрезвевший Киран отправился в супермаркет.
        Рутина его затянула, и в ней в очередной раз нашлось убежище от плохих мыслей. Хотя беспокойство где-то в глубине все еще скребло и не отпускало. Сложив все покупки в большой рюкзак, Киран неторопливо шел назад в лавку. На улице взгляд непроизвольно скользнул по окнам той первой кнайпе. Тогда пивная казалась невероятно атмосферной, а сейчас это было просто обшарпанное заведение, где сидел всякий сброд.
        Присмотревшись, Киран заметил знакомое лицо: это был Отто Граммель, глава «Плутона». Мужчина кому-то усердно кивал и улыбался. Из-за того, что Бартош ругал его на чем свет стоит, уже не получалось относиться к нему без предубеждения. Напротив Отто сидели крупный лысый мужчина с близко посаженными глазами и тот самый урод со шрамом над губой. Киран невольно замедлил шаг, а затем аккуратно встал за рекламный стенд, наблюдая за троицей сбоку.
        Еще в свой первый визит он понял, что это бар для «своих». Почти все посетители в нем были завсегдатаями. Сейчас это подтвердилось. Уже знакомый недружелюбный бармен подошел к троице и, добродушно скалясь, похлопал одного из них по плечу. Вот и нашлось объяснение того, как они на него вышли в ту снежную ночь. Каким-то образом Киран был связан с «Плутоном», и нелегкая занесла его именно в этот бар, о чем бармен немедленно доложил «плутонцам». Его отделали как следует, по наводке, а не случайно. Непонятно только, какие у «Плутона» с ним интересы.
        Киран наблюдал еще какое-то время, затем скользнул в боковой переулок и пошел на всякий случай дворами. Домой он пришел позже, чем мог бы, но разборки с «плутонцами» не входили в его планы, особенно когда за спиной было три кило картошки.
        Осознание, что они так близко, снова растревожило, и остаток дня прошел как в тумане. Вечером он ушел в подсобку - подклеивать корешки старых книг. Работа избавляла от необходимости быть наедине с собственной пустотой.
        Около восьми вечера неожиданно звякнул колокольчик. Киран настороженно оторвался от очередного ветхого тома, над которым работал, но ему не почудилось.
        «Что за черт, мы же закрыты…»
        Выйдя из подсобки, он обомлел. У стеллажей прохаживался уже знакомый лысый тип из бара, и вид у него был очень заинтересованный.
        Некоторое время Киран оставался в тени, раздумывая, как поступить. Затем решил, что надо обращаться с ним как с заплутавшим клиентом.
        - Мы уже не работаем, - сказал он, чуть приближаясь. - Видимо, я забыл запереть дверь. Прошу прощения, но вам нужно уйти.
        Визитер стоял в профиль, и его нос с горбинкой напоминал клюв хищной птицы. Он будто не слышал, что к нему обращались. Но неожиданно на его губах проступила улыбка.
        - Я ненадолго, Киран.
        Неторопливо мужчина приблизился к нему, не проявляя агрессии. Это несколько отличалось от поведения его соратников, у которых при виде Кирана срабатывал коленный рефлекс. Язык его тела был очень плавным и медленным. Именно это внушало наибольшую тревогу. Он был другим: более вдумчивым, степенным и, похоже, знал меру каждому действию. Теперь они стояли лицом к лицу, и от улыбки этого типа все больше становилось не по себе.
        - Расслабься, - произнес тот почти шепотом. - Никто тебя бить не будет. Я же не как эти щенки тупоголовые. Поговорим по-людски.
        Киран еле заметно кивнул, не сводя с посетителя глаз. В любой момент он был готов отразить нападение и уже не сомневался, что сумеет.
        Гость тем временем оперся на стойку и неспешно продолжил:
        - Ну и дела, кто бы мог подумать, что ты будешь торчать в книжной лавке. Ты и интеллигентность вообще не родственные понятия. - Визитер весело рассматривал Кирана в тусклом свете торшера. - Кстати, мне надо представиться. Снова. Зови меня Пчеловодом.
        - И откуда мы знакомы? - вполголоса спросил Киран, чтобы не привлекать внимание Бартоша. Тот был в своей спальне, но мог приехать на шум.
        Пчеловод усмехнулся и покачал крупной головой:
        - Да, правду, значит, про тебя говорят. Ты уцелел, но мозги тебе отшибло полностью. Что, реально только свое имя и помнишь?
        Мгновение они смотрели друг на друга в упор, и Киран решил быть откровенным.
        - Да. Только это и помню.
        - Эх, не учли мы, что из ямы есть еще выход. Мои люди как узнали, что ты выжил при обвале, сразу решили тебя закопать обратно, даже меня не спросив. Больно ты нам нагадил. Прости, что помолотили. Я им сказал, чтобы они больше так не делали. С тебя сейчас спрос маленький. Даже по лицу вижу, что тебя как подменили. Мы за тобой уже две недели наблюдаем. Если думаешь, что можешь спрятаться от нас во Фледлунде за раскрытой книжкой, то сильно ошибаешься.
        - Может, расскажешь, кто я? И за что меня то и дело бьют? - Последнее прозвучало с нескрываемой иронией.
        В отличие от своих отморозков Пчеловод производил впечатление разумного человека. Он действительно пришел поговорить.
        - Н-да, незадача. Я хоть и занимаюсь не очень приятными вещами, но у меня есть определенный кодекс, знаешь ли. Убогих трогать смысла нет. А ты теперь именно такой. - Пчеловод посерьезнел и сообщил: - Ты был одним из нас. Недолго, но был. И очень крупно нас подставил во время опасного дела. Вдобавок покалечил своего товарища Жнеца. Не помнишь? Ты, между прочим, сломал ему шею голыми руками, и того пришлось пристрелить. Из-за тебя мы очень много денег потеряли. Все раскопки сорвались. Ну? Вспоминаешь?
        Киран отрицательно покачал головой. Ничто из слов Пчеловода не отозвалось в его памяти. Только возникла догадка, что мужчина, которого он душил во сне, видимо, и был тем самым Жнецом.
        - Нет? Ладно, пойдем дальше. Мы тебя наняли, но ты все равно не наш. Нам срочно требовалась лишняя пара рук, и один добрый датчанин, на которого ты работал в Сённерборге, отправил тебя в Германию. Только это оказалась медвежья услуга.
        Рассказ Пчеловода превращался в углубляющийся туннель, в центре которого горели странные огни из сна, и уцелевшие фрагменты памяти вдруг потянулись друг к другу.
        - Но и у датчан ты был гостем, - размеренно продолжал Пчеловод. - Ты - австралийский наемник, член отряда «Созвездие». Твоя кличка Юпитер. Для тебя и твоих товарищей смерть - это бизнес. Вы работали в основном на Ближнем Востоке и в Африке, пособничали полевым генералам. Таким, как ты, вообще не важно, за что сражаться. Ты солдат удачи. Тебя нанимают, и ты приезжаешь. Датские дела были твоей подработкой, пока «Созвездие» прохлаждалось без дела. К нам ты нанялся на простое задание без всякой мокрухи, но завалил его из-за тупости и спеси. Ну, Киран? Вспомнил?
        В помещении повисло молчание. Глаза Кирана перестали видеть Пчеловода, его втянуло в непонятный вакуум.
        «Это я? - с недоверием вопрошал он сам себя. - Это действительно я?»
        Что-то в словах Пчеловода заставляло безоговорочно ему верить. И от этого становилось только хуже.
        - Но Юпитер столкнулся с «Плутоном». Как говорят ученые, произошла коллизия. Символично все совпало, - усмехнулся гость. - И теперь нам нужно понять, что с тобой сделать.
        Киран не мог вымолвить ни слова. Слова Пчеловода облепили его как дурное пророчество, а тайны его тела раскрыли уродливую правду. Алис-Спрингс. Тело бойца. Умение калечить людей. Агрессия. Любовь к удушению. Все, кроме птиц.
        - Что значит понять? - отрывисто спросил он. - Я что-то вам должен?
        Пчеловод засмеялся, как заухал. Затем, чуть откашлявшись, сказал:
        - Боюсь, что да. Начнем с того, что тебе дали две тысячи евро в качестве залога за одну работу, которую ты не выполнил. Далее, ты фактически убил нашего товарища, и пришлось от него избавиться, потому что он превратился в груз. Из-за этих разборок мы не успели завершить дело и чуть не погибли при обвале в той местности. В итоге из-за тебя нас едва не сцапала полиция. Но знаешь, я человек понимающий. Если тебе отбило память, ты и так понес некоторое наказание. Верю в вышний промысл, вот такой я чудак. Убирать тебя сейчас, наверное, нет смысла. Но дело не только в залоге. Мы потеряли около пятидесяти тысяч евро в ту ночь, потому что не выполнили задание. Такова была его стоимость, если не дороже. Поэтому, если вернешь хотя бы двадцать пять кусков, я все забуду и парни мои тебя не тронут. Также отдам тебе твой паспорт.
        - У меня нет таких денег, - хрипло выдавил Киран, едва поверив своим ушам.
        - Да у многих нет, - развел руками Пчеловод. - Но это не значит, что их нельзя достать. Как - оставлю на твое усмотрение, прояви смекалку. С твоими талантами это не должно быть сложно. Если не сможешь отдать деньги через три недели… нам придется начать отнимать. Начнем с этой лавки и того старого хера, с которым ты носишься, как с родным отцом.
        Киран резко схватил Пчеловода за затылок и с силой вдавил в стойку, прижимая другим локтем его предплечье. Это вышло рефлекторно. О тишине он уже не заботился. Тот забарахтался, но сразу скинуть его с себя не смог.
        - Тронешь Бартоша, я вас всех перебью, - еле слышно сказал Киран, наваливаясь на него всем весом. - Найду каждого и перережу глотки. Ради этого вспомню, кто я.
        Пчеловод вдруг перестал оказывать сопротивление и задрожал. Оказалось, что он смеялся. С отвращением Киран отпустил его, недоуменно глядя, как тот трясется и утирает слезы.
        - Ой, дурак… Но зато вижу, что от себя не уйдешь. Как ты был отморозком, так им и остался. Знаешь, чем я лучше тебя, солдат удачи? Я даю шанс. У тебя три недели. В марте увидимся.
        С этими словами Пчеловод, потирая лысую шишковатую голову, вышел из магазина, и колокольчик звякнул в последний раз. Киран почему-то задыхался. Изнутри рвались ярость, злость и вдобавок ужас. Подняв глаза, он в очередной раз увидел себя в зеркале. То словно преследовало его в такие моменты, показывая раскол его личности. На лице застыло немое отчаяние, и его отражение словно вопрошало, кто из них настоящий.

* * *
        По воскресеньям жизнь во Фледлунде замирала. Впрочем, так происходило по всей Германии, но чем меньше город, тем заметнее это было. Только били церковные колокола, и их звон уходил в пустое серое небо.
        Как прошел день, Киран не заметил. Он провел его в своей комнате и бесконечно разглядывал птиц на руках. Они успокаивали. Может, другой Киран набил их именно по этой причине. Они позволяли сохранить в нем что-то человеческое.
        В десять вечера раздался звонок в дверь, Эрик явился минута в минуту. Они решили поговорить в магазине - там, в отличие от подвала, было где сидеть.
        - Ты нормально добрался тогда? - мимоходом поинтересовался Киран.
        - Да, но я был в такое говно, что за руль не сел. Вызвал такси, - сказал Эрик. - Не хочу испытывать судьбу. Ну, так что за дела? Она обокрала тебя? Какой форс-мажор?
        Из них двоих обычно Эрик уходил в монологи, но сейчас роли поменялись. Киран без прикрас выложил все: про отвратительное рандеву, во время которого он чуть не покалечил девушку, затем про встречу с Пчеловодом и, наконец, правду о нем самом. Эрик не отводил от него глаз, его черты заострялись с каждой минутой. Возникало ощущение, что он погружается в собеседника, как в воду, и уже в черноте чужого разума что-то аккуратно ощупывает. Еще казалось, что после признания в наемничестве отношение Эрика к нему изменится. Киран ждал осуждения и готовился к тому, что Эрик найдет способ улизнуть от такого проблемного друга. Но тот, и глазом не моргнув, начал в привычной манере разбирать каждое откровение на части.
        - Итак, по порядку. Насчет девушки, мне кажется, вы оба напились, и ты переборщил. Момент с удушением, конечно, любопытный, но все, что происходит в постели по обоюдному согласию, нормально.
        - Она не была согласна, - выдохнул Киран. - Ты часто пытаешься убить своих пассий во время секса?
        Эрик хохотнул, не размыкая губ, затем сказал:
        - Ты не предупредил ее - вот что плохо. Если бы заранее сказал, ей, может, и понравилось бы. Поверь, честность в таких вещах открывает многие двери. Эта ситуация просто кажется неловкой и… больше так не делай, раз уж ты вспомнил свой загон. Что еще добавить? А вот Пчеловод и твое прошлое уже совсем другая тема. Не стоит их мешать.
        Слова Эрика чуть успокоили, но оправдать свое поведение он все равно не мог. Однако хотя бы на время удалось отвлечься от этой проблемы.
        В глазах друга читался неподдельный интерес, и он продолжил:
        - «Плутон» явно копают не доспехи. Есть у меня одна теория, но пока придержу. Это же, возможно, и объяснит, почему тебе отшибло память. Давай лучше подумаем, что делать с деньгами. Если хочешь… могу тебе одолжить бессрочно.
        - Прекрати, - оборвал его Киран. - С этим я сам разберусь.
        Вплетать во все свои проблемы Эрика не хотелось, он и так был ему обязан по гроб жизни. Тот просто пожал плечами, видимо не собираясь настаивать.
        - У него мой паспорт. И тот факт, что я наемник, уже огромная проблема.
        - Да, - отстраненно согласился Эрик, забивая что-то в телефон. - Это означает, что ты почти везде персона нон-гранта. Ищу твоего работодателя. «Созвездие»… Надо же. Интересно, почему у всех наемных частных отрядов такие пафосные названия? Кстати… цифра четыре на твоей руке…
        Киран перевернул ладонь, разглядывая выцветший символ.
        - Это же знак Юпитера, - весело сверкнул глазами Эрик. - Только вспомнил. Дагмар любит астрологию. Она мне даже когда-то гороскопы сама составляла, правда, ничего не сбывалось.
        Реагировать уже не было сил. Все ребусы себя расшифровали.
        - Знаешь, а про вас пишут в основном на каких-то форумах реальных мужиков, и есть одна новость, что вы были в Ираке. В Австралии вы вне закона. Кажется, дома тебя не ждут.
        Как ни странно, ирония Эрика успокаивала и постепенно примиряла Кирана с его прошлым.
        Не настолько, чтобы он себя принял, но проклятая пустота в голове как будто начала сужаться.
        - В общем, плохой ты парень, - шутливо закончил Эрик. - Но это не значит, что свои беды ты заслужил.
        Это прозвучало несколько странно. Похоже, ничто из внезапно всплывшей биографии Кирана его не оттолкнуло. Скорее даже развлекло. Эрик убрал телефон и сказал:
        - Вот что… поехали со мной. Представлю тебя одному человеку. Как я сказал, есть у меня теория о твоих злоключениях. И возможно, сегодня ночью мы вскроем твой черный ящик.
        Другой под его кожей только этого и ждал.
        Часть вторая
        Долгое возвращение к началу
        Who would have known that after hunting you down
        She would leave all the bones for me?
        Oh Land «Perfection»
        Кто мог знать, что, поймав тебя,
        Она оставит все кости мне?
        О, Земля «Совершенство»
        11. Послесон
        Ханну окутывала белизна, но не такая, как в той комнате, от которой она бежала. Эта больше напоминала жидкий туман, и звуки в ней гасли. Осмотрев себя, она вдруг поняла, что ее конечности стали длиннее, кожа чуть смуглее, а по плечам спускались густые черные локоны.
        Стоило моргнуть, как все тело оказывалось в крови, и изо рта вырывался беззвучный крик. Туман сгущался еще плотнее, и она начинала задыхаться.
        Внезапно резким толчком ее выбрасывало в незнакомую ванную комнату. По кафелю сбегали ржавые полосы, свет непрерывно мигал, и отовсюду доносился оглушительный ритмичный грохот. Из зеркала смотрела девушка с длинными черными волосами и окровавленными руками.
        - Кто ты? Кто ты такая? - кричала она, глядя на себя. Или на Ханну?
        Откуда-то слышался тонкий вопль, который все нарастал, и эта какофония разбивалась на осколки вместе с зеркалом.

* * *
        Ханна проснулась в холодном поту и тут же посмотрела на свои руки и ноги. На ней была ее фланелевая пижама, а ладони и ступни, выглядывающие из нее, принадлежали не кому иному, как ей. Курильница с картины пристально наблюдала за ее пробуждением одиноким глазом. Придя в себя, Ханна суматошно встала с постели и открыла везде шторы, позволяя утреннему свету впитать в себя остатки кошмара.
        «Что это было?» - хотелось спросить неизвестно у кого.
        Сердце громко стучало в такт грохоту из сна. Окончательно ее вернул к реальности истошный вой сирены скорой помощи за окном, и впервые она была ему благодарна. Способность различать сон и действительность на мгновение пропала.
        Следующий шаг был к зеркалу, чтобы убедиться, что она все та же Ханна. Не сильно собою любимая, но привычная. Из головы не выходил образ девушки, исступленно смотрящей на нее с другой стороны. Сон с лифтом завершился, как прочитанная глава, и на смену ему пришло видение похуже. Не зная, как выглядит ее донор, Ханна ощущала, что они наконец-то встретились лицом к лицу, но какое же отвратительное это было знакомство… По венам все еще змеился дух Ребекки: гневный, требовательный и одновременно загнанный.
        Поход в ту квартиру ничего не объяснил и только усугубил ситуацию. Что-то было сделано лишь наполовину, и происходящее теперь напоминало прорвавшуюся трубу. Ханна теряла контроль над собой, и с каждым сновидением в нее все больше проникало что-то чужое со своей собственной волей. Она безоговорочно принимала эти ненормальные события и все время ощущала себя ведомой. С самого начала казалось, что Ребекка пытается ей что-то сказать, но после этой ночи Ханна усомнилась в том, что та вообще от нее чего-то хотела. Девушка из сновидений напоминала разбуженного мертвеца, который не знает, зачем вернулся к жизни. Они обе оказались пленницами в каком-то параллельном измерении и не могли разойтись.
        Зазвенел будильник, напоминая о первом приеме таблеток. Ханна начала отработанную до автоматизма утреннюю рутину, но ощущала невыразимое отчаяние от всего, что с ней происходит. Эта многолетняя депрессия не имела начала, и ей не видно было конца, она стала почти неотделимой от личности самой Ханны. Жизнь превратилась в цикл бессмысленных действий. А чехарда с чужими сновидениями только расшатывала крепления в ее голове.
        На телефоне всплыло напоминание о встрече с Магдой через час. Некоторое время Ханна смотрела на напоминание на дисплее, а затем отбила терапевту, что лучше перенести. Пользы от этих сеансов больше не было. После позвонила менеджеру и сказала, что плохо себя чувствует. В основном Ханна работала на дому за исключением некоторых проектов, проходивших в офисе «ФЕМА». У компании была весьма гибкая рабочая политика, благодаря которой Ханна и дотянула до пересадки. И терапевт, и менеджер передали ей свои благословения, и Ханна начала собираться. Надо было вернуться в ту квартиру и разобраться получше с прошлым Лейнц. Лекан в прошлый раз скорее мешал, чем помогал. Еще была надежда, и в ней она боялась признаться даже самой себе: что, если она снова встретит того мужчину? Теперь, когда он больше ей не снился, их словно навсегда разлучили.
        «Приди же. Ты же будто узнал меня в прошлый раз», - молитвенно обратилась она к нему, стоя на пороге своей квартиры.

* * *
        «Муравейники» прозябали под ветром как живые исполины. Неудивительно, что их выстроили на самом отшибе. Мэрия отчаянно старалась, чтобы город выглядел как картинка. Все, кто мозолил им глаза, - мигранты, панки, нищие, бездомные - расфасовывались по этому району, и в этом, наверное, и заключалось оборотничество Фледлунда. Его уродство проступало в неформальной сегрегации.
        Ханна дошла до дома Ребекки, отметив, что письма все еще торчат из почтового ящика. С ее первого визита прошло четыре дня. Интересно, что тот мужчина делал здесь в прошлый раз? Он был владельцем квартиры? Или же просто проведывал ее? Почему не трогал почту? После того как она проболталась про ключ в горшке, он должен был забрать его от греха подальше, а лучше вообще сменить замки…
        В этот раз в подъезде никто не околачивался, а лифт уже починили. Как магнитом Ханну тянуло к той квартире, словно она должна была там быть, и никакие доводы разума не помогали. И вот она уже напротив двери, и все может повториться. Из горшка на кафельный пол со звоном падает ключ. Все же не забрал…
        В этом почудился какой-то знак. Ханна радостно отперла дверь и тут же захлопнула ее за собой, окунаясь в затхлый мрак каморки Ребекки. В этот раз она подготовилась - взяла с собой два хороших фонаря: один положила на пол, ближе к входу, а со вторым отправилась по квартире.
        Свет выхватил пустые чашки из-под лапши, и в одной копошилась гора личинок. Кухню все же не хотелось ворошить без надобности - неизвестно, какие еще формы жизни развились тут за год. Хотя на самом деле в этой плесени и пыли проступала нерассказанная история Ребекки. Ханна заглянула в ванную, чтобы проверить очередную догадку. Это была комната из сна - с подтеками на стенах и мутным треснутым зеркалом, в котором, к счастью, отражалась только она сама.
        Затем она добралась до комода и начала разбирать блокноты со страшными скетчами. В некоторых имелись сумбурные записи, напоминающие сбежавшие из головы мысли.
        «…Вижу и не вижу…»
        «…Тошнота…»
        «…Проклятие посредственности…»
        Надпись под эскизом девушки с щупальцами вместо рук показалась наиболее осмысленной.
        «Послесон наступает, когда заканчивается ладан. Жить в послесне очень тяжело. Ничто не реально, но физически неизбежно. Я перестаю понимать суть вещей. Я не уверена, что существую».
        Ребекка определенно имела серьезные проблемы с головой, и все явственнее казалось, что ладан - это не благовония и даже не та картина, а ее личный эвфемизм, обозначающий что-то другое.
        Ханна полистала блокнот, последние страницы были закрашены черным, только кое-где белели открытые глаза. Ощущение, что за ней кто-то наблюдает, только усилилось. В комоде также были документы на некоторые картины. Оказывается, Ребекка выставлялась в Гамбурге и Берлине под псевдонимом Джун Мун. Наконец стало понятно, что за инициалы были на «Ладане» и почему Ханна не могла отыскать ее работы в интернете под именем Лейнц. Среди бумаг нашлось и ее австрийское свидетельство о рождении.
        Луч фонаря скользнул по прикроватной тумбе и высветил уже знакомую курильницу. Ханна отложила блокнот и покрутила увесистый предмет в руках. Срисовывали определенно с него. Внутри все еще оставалась слабо пахнущая сандалом труха. В ящике тумбы нашлась и пачка ароматических палочек. В его глубине она также заметила фотокарточки, завернутые в тонкую, полупрозрачную бумагу. Замелькали лица незнакомых пожилых людей и улицы Вены. Под конец попался снимок двух девушек. Та, что была постарше, смотрела сурово и немного мимо камеры. С таким выражением лица можно было открывать охоту на еретиков, настолько сильно в нем проступала нездоровая праведность. Подле нее, сжавшись, замерла сама Ребекка - в точности как во сне. На правом плече лежала тяжелая копна крупных темных кудрей. В сердцевидном лице с мелкими чертами было что-то гуманоидное и не от мира сего. Огромные черные глаза отливали из-за вспышки красным, и в ее отсвете случайно проступила та суть, которую Ханна уже успела ощутить во сне. Что-то очень нервное и голодное, желающее кормиться тобой здесь и сейчас, стоит вам только встретиться взглядом…
        Но в целом она, конечно, выглядела привлекательно, особенно из-за сложения. Уже по размеру и крою одежды было понятно, что у нее пропорции модели.
        А на последнем снимке оказался тот, кто ей так долго снился. Ребекка и этот мужчина сидели на каком-то заборе в длинных черных одеждах, с бутылками лимонада в руках и растерянными лицами. Фотограф поймал их врасплох. На заднем плане вырисовывались трубы фабрики, видимо, это было неподалеку от «муравейников». Однако именно в обескураженных лицах отчетливо выражалось их единство. Они словно были частями одного целого.
        В душе Ханны невольно поднялся приступ зависти. Почему-то именно в этом снимке ей виделась история, которая могла бы быть и ее. Но из-за здоровья, невзрачной внешности и собственной самооценки оставалось только впитывать в себя чужие образы. Двое людей, созданных друг для друга, гуляли когда-то по этим окрестностям - смешно сказать, с детским лимонадом - и жили той жизнью, о которой Ханна, вероятно, так и не узнает.
        «Потому что ты никогда не будешь такой, как она. Потому что он никогда не будет с такой, как ты. Все это с тобой никогда не случится», - жег душу злой голос, повинный и за все другие разрушительные мысли в ее голове.
        В тот момент Ханна пожелала только одного: стать такой же, как Ребекка Лейнц. Стать ею, в конце концов. Со всеми ее загонами, страшными картинами и личинками, постепенно пожирающими эту квартиру. Она буквально выдрала фото из пачки и засунула его в сумку. Хотелось украсть кусочек ее жизни, чтобы хоть как-то быть ближе.
        Чем дольше Ханна пребывала здесь, тем более не по себе ей становилось. Это началось, как в прошлый раз: руки слегка онемели, и отовсюду потянулись нити чьего-то паутинного прошлого, отзываясь на ее желание стать его частью. В наступающем дурмане показалось, что ее затягивает в полоску проржавелых дверей лифта. Неожиданно камнепад в ушах прекратился, и остался только гул. Или гул только появился?
        Ханна прислушалась и вросла в пол. Мертвый лифт издавал тяжелое ворчание и поднимался… к ней. На другие этажи он ведь не ходил. В этот момент она точно увидела себя со стороны - дикий, обезумевший взгляд, неотрывно следящий за дырой в стене. С головы до ног залило ощущение из сна: смесь ужаса и предвкушения. Но с каждым мгновением ужас становился сильнее.
        Двери вздрогнули и рывком разъехались. В тусклом мигании лампочки мелькнула усмешка на тонких губах.
        Но единственное, что она смогла сделать в тот момент, так это закричать. Человек из снов, пришедший будто по ее зову, отвалился к стене и начал довольно громко смеяться. Ханна замолкла и отошла подальше, все еще тяжело дыша. В первый миг в тусклых дрожащих лучах показалось, что там стоит кто-то совсем другой. Из-за скачков света невозможно было понять, что именно ей привиделось.
        Он отсмеялся и сделал шаг наружу. Двери за его спиной тяжело съехались.
        - Так и знал, что ты придешь снова, - заявил он с непонятной ухмылкой.
        Ханна не могла произнести ни слова, чтобы ему ответить. Некоторое время они смотрели друг на друга в упор, и в его глазах отчетливо читалось: «Попалась!» Он от души веселился от своего трюка.
        - Не бойся, я хотел подшутить, - добавил он слегка извиняющимся тоном.
        Эта выходка чуть не лишила ее нового сердца, но предъявлять ему что-либо в этой ситуации казалось неуместным. Однако и его появление нормальным не назовешь.
        - Меня зовут Эрик, - сказал он. - А ты все-таки кто?
        Веселье в его глазах вдруг пропало, и атмосфера резко стала гнетущей. Эрик смотрел на Ханну, как кот на пойманную мышь. Она же понимала, что улизнуть, как в прошлый раз, не получится. Но разве не из-за него она здесь?
        - Я Ханна. И… часто ты сюда так приезжаешь? - вместо оправданий спросила она.
        - Довольно-таки, - отозвался Эрик, и на его губах опять мелькнула легкая усмешка. - Хожу в некотором роде сквозь стены. Так быстрее.
        Все же он был странным. Заветное желание исполнилось, как по щелчку пальцев, но Ханна плохо представляла, как с ним дальше общаться. Его близость и это идиотское появление совсем сбили с толку. Она могла только беспомощно глядеть на него и ждать какого-то приговора.
        - Может, выйдем отсюда? - неожиданно предложил он. - Иначе меня вырвет.

* * *
        Это было самое жуткое и нелепое знакомство за всю ее жизнь. Они вышли на общий балкон и, стоя под пронизывающим ветром, пытались разговаривать. В прошлый раз он уже поймал ее на вранье, поэтому Ханна даже не пыталась изобрести легенду. Ребекка была ее донором, и это, конечно, не оправдывало ее визит, но хотелось узнать о ней больше. От услышанного Эрик, конечно, разозлился, причем не на шутку.
        - С чего ты решила интересоваться ее жизнью? - Он оперся о перила и пустыми глазами смотрел вниз. - Твое сердце ни к чему тебя не обязывает, но и права не дает. Тем не менее ты тут уже второй раз, вооруженная фонарями, роешься по ящикам. Поверь, между вами - ничего общего. Что ты, вообще, себе надумала?
        Когда он смеялся, то походил на расшалившегося ребенка, а от его враждебности стыла кровь в жилах. Такие контрасты приводили в замешательство. Прекрасный принц из сна, похоже, тоже был слегка не в себе.
        - Ты прав, - ответила Ханна. - Вызови полицию, если хочешь. Но твоя Ребекка повлияла и на мою жизнь.
        - Это каким образом?
        Она сделала глубокий вдох и, не ожидая ничего хорошего, выложила правду. Пусть он окончательно записал бы ее в сумасшедшие, но выдумывать уже не было сил. Рассказывая, она исподтишка разглядывала Эрика - впервые они находились так близко. Во сне его образ был немного расплывчатым, даже в некотором роде лишенным сути. В реальности проступало все больше деталей, и на него хотелось смотреть бесконечно. Тонкие брови прямыми стрелками сдвигались к переносице, углубляя взгляд, отчего в нем чудилось что-то недоброе. Линия губ, наоборот, была нежной и выдавала ранимость. Сквозь резкие, нетерпеливые жесты проступал его характер - похоже, не сахарный. Завораживали даже его маленькие несовершенства: сухая кожа, синяки под глазами, нервная мимика. Все эти мелочи почему-то казались важными… Когда она закончила рассказ, то поняла, что сильно и безответно влюблена.
        Эрик молчал, продолжая глядеть вниз. Уголки его губ медленно опадали, и он словно пропитывался изнутри глубокой горечью. Но застывшая на его лице гримаса не давала понять, что на самом деле у него на душе.
        - Да, я кричал «где ты?» в ее автоответчик в день ее смерти, - сухо признался он. - От злости представлял, как хватаю Ребекку и ору ей все это в лицо. У нее была манера пропадать, потому что она медитировала для рисования. Это могло длиться днями. Ребекка никогда не предупреждала о своих спиритуальных загулах, просто выключала телефон и куда-нибудь уезжала. Ищи-свищи после этого. Сколько раз мы из-за этого ругались… Ты не ее воспоминание увидела, а мое.
        Искоса он бросил на нее осторожный взгляд, и Ханна поняла, что самую бредовую на первый взгляд теорию о связи двух девушек он неожиданно принял без капли скепсиса.
        В этот момент дверь одной из квартир хлопнула, и вышла какая-то женщина с тележкой. Эрик с Ханной одновременно повернули головы, глядя, как она удаляется, и будто боялись продолжить разговор. Выдержав долгую паузу, она все же решилась спросить:
        - Скажи… зачем ты оставил ключ в горшке? Ты же мог забрать его после той встречи. И тогда я бы никогда не вошла.
        - У тебя на лице было написано, что ты еще вернешься. Я тебя хорошо запомнил и решил поймать, - сказал он, криво ухмыляясь. - Внизу есть сосед, который почти все время сидит у окна. За небольшую плату он пообещал понаблюдать за входом. Так что он тебя заметил и сразу позвонил мне. С лифтом по-идиотски, конечно, вышло…
        Ловля на живца казалась странным ходом, но ожидать, что он вообще забудет про ее вторжение, было глупо. Она уже уяснила, что Эрик с причудами и выбирает какие-то свои пути. Но ничто ее не отталкивало. Наоборот, хотелось говорить с ним о чем угодно, раз он сменил гнев на милость.
        - Это твоя квартира? - понимающе спросила Ханна. - Извини за все неудобства. Мне правда жаль.
        - Не моя, но я стал платить «холодную» аренду после ее смерти, - вздохнул Эрик, - чтобы приходить сюда иногда. Сил нет все это выбросить. Не знаю вообще, что с этим делать.
        Он взглянул на Ханну и добавил уже дружелюбнее:
        - Прости за грубость. Теперь верю тебе. Потому что некоторые вещи не придумаешь. Снись мне все это каждый день, я бы и не такое натворил. Мир?
        Он протянул ей узкую, бледную ладонь. Ханна осторожно ее пожала. Все еще поражала стремительная смена его настроений.
        - Давай уйдем отсюда? - поежился Эрик. - Обсудим все в каком-нибудь другом месте.
        Ханна кивнула, ощущая смутную радость. Теперь она точно ни о чем не жалела. Эрик шел рядом с ней - живой и непридуманный, и осознание того, что это все были его воспоминания, почему-то делало ее счастливой.

* * *
        Он предложил подвезти ее до дома, а заодно они бы и договорили. У обоих еще оставались вопросы. Эрик церемонно открыл ей дверь вычурного старинного автомобиля, и Ханна села на заднее сиденье. Похоже, он был состоятельным, или такой была его семья. Рядом с ней лежал учебник по алгебре для старших классов и тетрадь с кошечкой. На книге был стикер, на котором размашистым почерком выведено: «Только решай с ошибками!!»
        Это никак с ним не вязалось. Эрик тем временем выехал на дорогу в центр на максимально допустимой скорости, и желудок Ханны несколько раз сжался.
        - У тебя были еще какие-то воспоминания? Обо мне или Ребекке?
        - Да, - ответила она. - Как раз сегодня. Только ты не против притормозить? Боюсь, меня вырвет. Извини.
        Он тут же сбавил ход и остановился у ближайшей стоянки. Пока Ханна приходила в себя после его отвратительного вождения, Эрик сходил в магазин и принес ей бутылку воды. Его умение быть галантным удивляло. Даже несмотря на их перемирие, Ханна не ждала, что он что-то будет делать для нее.
        - Это ты извини, со мной никто кроме сестры не может ездить, - с веселым блеском в глазах заметил он. - Мы с ней, видно, из одного теста.
        Ханна с кивком приняла воду, и они прислонились к машине, глядя на дорогу. Какое-то время они стояли молча, но это уже не вызывало неловкости. Словно так было и надо.
        - Сегодня она впервые приснилась мне, а затем я увидела ее на фото. Получается, это опять не мой сон, - с промедлением начала Ханна. - Если честно, был полный кошмар. Во сне она была в крови и кричала, спрашивала, кто я. Как будто это я вторглась в ее тело, а не наоборот. Хоть ее сердце прекрасно прижилось, оно по-прежнему не мое. Я не знаю, как объяснить научно, но вся эта чертовщина началась после пересадки. Твои, ее воспоминания, меня словно заставили быть их частью. И ты пойми… мне это не нравится. Но и сердце я не могу взять и заменить. Найти донора очень сложно, а мои доводы совершенно не медицинские.
        - Я понимаю, - оборвал Эрик. - Я сам нейрохирург. Дело не в сердце.
        - А в чем? - скептически поинтересовалась Ханна.
        Он поднял повыше ворот своего пальто, о чем-то мрачно размышляя. Через стоянку то и дело проезжали машины, а они будто замерли вне времени, наблюдая за их движением со стороны.
        - Ребекка… была не совсем здорова психически, - сказал наконец Эрик. - И проходила экспериментальную терапию при «ФЕМА». Ты же, наверное, знаешь, что фабрика специализируется на психотропных препаратах. «ФЕМА» постоянно работает над новыми средствами, а Ребекка тестировала одно лекарство, которое еще не выпустили… Я думаю, что его остатки были в ее крови и тканях и при пересадке попали в твой организм.
        Ханна не могла вымолвить ни слова, не сводя с Эрика изумленного взгляда. Он не смотрел на нее, но размеренно продолжал, выверяя каждое слово:
        - Ты скажешь, это невозможно, чтобы препарат переносил чужие воспоминания, но это очень революционное и опасное средство. Оно действует через фазы быстрого сна, когда человек чаще всего видит сновидения, и во время медленного сна, когда происходит «перезарядка» мозга, может корректировать серьезные психические болезни. Ребекка называла этот препарат ладаном, это был ее шифр. К сожалению, у нее развилось быстрое привыкание, и она уже не могла без него. Стала, по сути, как наркоманка, и состояние отхода от препарата называла «послесон». Это было что-то вроде ломки, когда она не могла себя воспринимать, у нее ехала крыша, никого не узнавала, била зеркала… Подозреваю, что и самоубийство она совершила в состоянии послесна, потому что совсем тронулась. В препарате есть один необнародованный синтетический компонент, который так просто не выявишь, поэтому его не обнаружили в ее крови, и орган прошел одобрение на пересадку. Ну а эксперимент «ФЕМА» провалился.
        Повисла тяжелая пауза. У Ханны просто пропал дар речи, да и мир вокруг она перестала видеть. В ее голове было столько мистических теорий про сердце Ребекки и их связь, но на то, что Эрик ей поведал, никакого воображения не хватало.
        - Погоди… - с промедлением начала она. - А почему я тогда видела твое воспоминание?
        Эрик облизнул пересохшие губы и казался не на шутку встревоженным от того, что ей рассказал.
        - Это, скорее всего, тоже свойство препарата. Он расширяет сознание настолько, что во сне ты можешь улавливать мысли тех, к кому неравнодушен, при подъеме окситоцина. Это что-то вроде телепатических галлюцинаций. Препарат в ее тканях, вероятно, среагировал на подъем твоих гормонов, и ты как-то подсоединилась ко мне. Видимо, есть какая-то субстанция в ее тканях, которая все еще хранит ее чувства и воспоминания, и все это прошло через тебя. Звучит, конечно, бредово, но, поверь, этот феномен уже наблюдался в эксперименте с другими, и пока он не поддается объяснению.
        - Откуда ты это знаешь? - нервно рассмеялась Ханна. - И почему никто еще не засудил «ФЕМА» за такое?
        - Я был бы рад, но пока не имею оснований засудить собственного отца. Все документы были в порядке. Ребекка подписала отказ от претензий до тестирования.
        - Погоди, что ты сказал?
        - Что она подписала…
        - Ты сын Хенрика Фергюсона? - не веря своим ушам, спросила Ханна.
        Эрик потупился и кивнул.

* * *
        Ханна вернулась домой, раздавленная лавиной полуфантастической информации. Эрик сказал, что у него нет морального права такое от нее скрывать. Никто в «ФЕМА» не знал, что Ребекка согласилась на посмертное донорство, и уж тем более они не интересовались, что стало с ее сердцем. Им было достаточно подтверждения о кремации тела.
        «ФЕМА» всегда была агрессивной компанией, ставящей инновацию на первое место. Именно поэтому она так быстро вырвалась вперед после кризиса девяностых, и ее препараты стали считаться золотым стандартом в лечении душевных болезней. Ханна работала в отделе локализации лекарственных средств, и с лабораториями у нее никаких дел не было. Более того, у такой огромной компании имелся жесткий корпоративный кодекс, и многие отделы даже не знали, кто чем занимается, если это не входило в их компетенцию. Про новые проекты в лабораториях Ханна слышала, что их ведет доктор Рудяк. Тоже то ли поляк, то ли словак, но главное - правая рука Хенрика Фергюсона.
        И встреча с сыном начальника при таких обстоятельствах никак не укладывалась в голове. Эта семья фактически диктовала условия всей фармацевтической индустрии Европы и даже за ее пределами. Фергюсоны были настолько богаты, что если бы спускали свои деньги в унитаз, то эта процедура длилась бы много лет.
        Эрик честно сказал ей, что из-за сложившейся ситуации чувствует себя ужасно, и обещал неформально поговорить с Рудяком, чтобы Ханну обследовали и что-то сделали с чужими людьми в ее голове. Ошеломленная, она сразу дала на все согласие, и он пообещал позвонить на неделе, когда что-то будет известно. Новая встреча с ним, конечно, радовала, но после всех этих новостей до собственных нелепых чувств ей уже не было дела.
        Эрик отвез ее домой и распрощался, еще раз десять за все извинившись. Теперь они поменялись местами, и она уже ни в чем не была перед ним виновата. Ханна стояла перед подъездом, плохо понимая, к добру это или нет. Может, после всего этого «ФЕМА», как в фильмах, попросту упечет ее без всяких бумаг в лабораторию…
        На лестнице раздались легкие шаги, а через мгновение Ханна нос к носу столкнулась с Амари. Тот был одет в свое тяжелое зимнее пальто, виртуозно заправив в ворот белоснежный шарф. Щеки были аккуратно выбриты, а в глазах сверкали знакомые лучики.
        - Добрый день, Ханна! - ласково поприветствовал он ее. - Как я рад тебя видеть!
        Ее первым порывом было взять его под руку и втащить обратно в квартиру, как уже приходилось делать много раз. Но она просто замерла на площадке, не в силах оторвать от него глаз. Больной деменцией старик пропал и вернулся тот, кого она ненадолго застала в свой первый год во Фледлунде, - элегантный и обаятельный человек, у которого для каждого найдется доброе слово.
        - Амари… вы… как…
        - Увидимся еще! Я в булочную.
        Он даже не заметил ее замешательства и, насвистывая, вышел из подъезда.
        Этот день явно намеревался поставить все с ног на голову. Ханна поднялась на пролет выше и заметила, что квартира Лекана открыта. Оттуда доносились какие-то биты, и первой мыслью было, что его нет и он забыл закрыть дверь. Она тут же влетела внутрь, чтобы проверить, и застыла на пороге кухни. Лекан строгал морковь, а на плите кипело несколько кастрюль.
        - Амари только что вышел! - выпалила она. - Я не успела его поймать…
        - Да он сейчас вернется, - махнул сосед рукой, высыпая овощи в суп.
        Выглядел Лекан умиротворенным, как если бы блуждание деда его нисколько не волновало.
        - Как? - только спросила Ханна.
        Наконец он поднял на нее лукавые глаза, прикусил губу и выдал:
        - Волшебные бобы! Они существуют! Джек все-таки не лоханулся.
        12. Пути Морфея
        Манера Эрика становиться неотъемлемой частью всего, что происходит, была сродни искусству. Он непринужденно вклинился в разборки Кирана, его будни, во все его проблемы и в итоге вез его к фабрике «ФЕМА» посреди глубокой ночи, обещая, что сейчас они протрут его амнезию, и воспоминания забегают, как кино. Сложно было понять, насколько его самого это интересовало. Он казался увлеченным. Может, сопереживал, а может, просто скуку развеивал. Несмотря на откровенность, в нем словно были закрыты некоторые двери. И чем больше Киран проводил с ним времени, тем отчетливее ощущал, что есть еще какой-то другой Эрик. Его множественные вселенные словно не были выдумкой.
        Но хоть с миллионом лиц Эрик оставался его другом. Пока что единственным.
        «Роллс-ройс» рассекал ночную дорогу, на всех парах несясь к сверкающим трубам. Киран на мгновение прикрыл глаза, погружаясь в себя, и вдруг увидел внутренним зрением блики света. В его снах они располагались на той же высоте и наблюдали за ним, как многоглазое чудовище.
        - Я был здесь, - сказал он с промедлением. - У фабрик. Ночью. Я помню этот свет.
        Эрик покосился на него с переднего сиденья, но ничего не сказал. На территории «ФЕМА» он махнул охранникам в будке, и те подняли шлагбаум. Ночью пустынная местность выглядела как ландшафт необитаемой планеты. Голая земля, дымка и фантастические трубы в ореоле света.
        При фабрике располагалось кубовидное здание в несколько этажей, это был исследовательский центр. Несмотря на поздний час, окна верхнего этажа были освещены. Эрик приложил к сканерам у входа какую-то карточку, и они оказались в сияющем холле. Никаких вывесок здесь не имелось, только на белом полу сверкал неоном логотип «ФЕМА». Путь заканчивался у самого дальнего кабинета на последнем этаже.
        На стук громогласно раздалось:
        - Да-да!
        Их встретил высокий усатый мужчина лет сорока, при виде Эрика он радостно осклабился, потрясая ему ладонь обеими руками. Затем юлой повернулся к Кирану и произнес на английском:
        - Добрый вечер! Я - доктор Рудяк, массовик-затейник в этих лабораториях, хо-хо! Вы, я так понимаю, Киран? Эрик час назад написал, что у вас ко мне интересное дело.
        - Проверь его кровь, - коротко сказал Эрик.
        Киран бросил на него недоуменный взгляд, не понимая, что происходит, но доктор уже взял его под руку и повел за ширму.
        - Доверься, - произнес Эрик знакомым властным тоном.
        Уголки его губ еле заметно дрогнули, но в глазах не было и намека на улыбку.
        - Спокойно, спокойно! Мы просто сделаем укольчик, возьмем немного ваших жизненных соков и, если очень попросите, дадим даже шоколадку!
        Рудяк оглушительно рассмеялся. Его манера общения начала раздражать почти сразу, но Киран покорно оголил руку и позволил забрать у себя кровь. Рудяк прилепил на его руку пластырь и, пританцовывая, направился к мини-лаборатории, отделенной от остального кабинета стеклянной стеной. Напротив нее, будто специально, поставили два стула, чтобы Эрик и Киран могли наблюдать за манипуляциями доктора. Играючи Рудяк поместил его кровь в капсулу в аппарате и начал что-то настраивать.
        - Что он делает? - спросил Киран.
        - Он проводит иммунохроматографический анализ твоей крови. Если он будет положительным, обещаю, ты все узнаешь, - отозвался Эрик, неотрывно следя за Рудяком.
        На какое-то время каждый из них ушел в себя. Представление Рудяка за стеклянной стеной напоминало театр. Он двигался от прибора к монитору, взмахивал руками, будто дирижируя, и что-то приговаривал, но до них не доносилось ни звука. Наконец доктор вышел из лаборатории с распечаткой каких-то химических схем и сунул ее Эрику.
        - Контрольная зона окрашена. У него антитела на Морфей.
        - Как я и думал, - процедил Эрик, мрачно глядя на лист.
        Рудяк улыбнулся с высоты своего огромного роста съежившемуся на стуле Кирану и торжественно сообщил:
        - Молодой человек, вы находитесь под действием очень сильного психотропного препарата. Поздравляю. Мне вкратце рассказали, что у вас амнезия около двух месяцев. И… вы потенциально были связаны с нашим дорогим «Плутоном». Буду признателен, если вы детально опишете мне свои симптомы и жалобы, а также исходный пункт вашей амнезии, каким вы его помните.
        Эрик положил руку на плечо Кирана и сказал:
        - Поверь, сколько бы тебя ни били головой об землю, у твоих проблем совсем другая причина. - Он красноречиво потряс распечаткой. - И «Плутон» имеет к этому только косвенное отношение. Расскажи ему все, как мне.

* * *
        История Кирана не вызвала у Рудяка ни скепсиса, ни даже удивления. Он что-то живо заносил в планшет, постоянно кивал, и это все больше напоминало прием у врача. Дойдя до девушки, Киран попытался опустить этот эпизод, но Эрик закатил глаза и бесцеремонно выложил все вместо него. Рудяк и ухом не повел. Зато Киран почувствовал себя еще более сконфуженным и уже не был уверен, что поступил правильно, настолько доверившись Фергюсону.
        - Давайте я начну не с ваших анализов, а с того, что мы тут делаем, - ожил наконец доктор. - Раз Эрик привел вас непосредственно ко мне, вам положено знать. «ФЕМА» - лидер в психиатрической фармакологии. Как говорит батюшка вашего друга, наши лекарства лечат души, и весьма успешно. На данный момент мы разрабатываем кое-что революционное… - Рудяк сделал внушительную паузу и обвел визитеров самодовольным взглядом. - Аналогов этому нет, и в его основе новое синтетическое вещество, которое мы любовно зовем Морфеем. Пока он проходит самые ранние тесты, но результаты уже ошеломляющие. Как, к сожалению, и побочные эффекты. - Рудяк понизил тон. - В том числе и при его производстве.
        - Произошла утечка, - продолжил Эрик. - Одну из труб с химическими отходами прорвало, и они пропитали землю вокруг фабрики. Почва подверглась эрозии, и за год образовались пустоты, о которых ты, вероятно, слышал. А наш препарат осел в земле.
        - Но под влиянием среды Морфей перешел в другое агрегатное состояние, - развел руками Рудяк. - Теперь он кристаллизуется, как известняк, в тех местах, где его концентрация была наиболее сильной. С той трубой у нас все еще проблемы, хотя основную дыру мы заделали. Но подтекает, подтекает… Комментарий по экологической ситуации мне давать совершенно не хочется, иначе нас тут всех штрафовать пора. Проблема в стервятниках. Какие-то дельцы прознали про аварию и собрали пробу. Они не ученые, а просто барыги. Но я подозреваю, у нас в лабораториях уже давно есть крыса, которая передала им информацию о свойствах препарата. Его кристаллы стали сбывать фактически как метадон. В безвкусных пластиковых пакетах. В темных проулках. И под прикрытием вашего дражайшего «Плутона». Нет никаких доспехов и костей солдат Первой мировой. Есть чудодейственное средство от душевных мук, и Граммель со своими придурками вошел в долю, создав барыгам все условия для раскопок. Теперь они под видом «Плутона» выкапывают наше золото, а общественность и в ус не дует. Как же, исторические артефакты вокруг как грибы вылупляются! И вот
теперь вы, молодой человек, можете сделать выводы о своей роли в этой истории.
        Рудяк отвесил шутовской поклон, а Эрик выругался и зашвырнул скомканную распечатку в урну.
        Их представление произвело на Кирана эффект разорвавшейся бомбы. Он слушал, не произнося ни слова, а разрозненные фрагменты в голове стремительно сходились в цельную картину.
        Он - наемник, решивший подзаработать, связался с «Плутоном». Деньги в его куртке были залогом. Во время задания они что-то не поделили, сделали дыру в земле, и он покалечил некоего Жнеца. Затем занавес опустился. Пришел в себя он уже в поезде во Фледлунд, отмытый дочиста, с желанием быть хорошим человеком и продавать книги. Но из-за сорвавшейся операции теперь должен «Плутону» деньги за никому не известный наркотик… который вдобавок бродит по его венам.
        Рудяк вдруг склонился к нему, упершись ладонями в колени, и проницательно сказал:
        - С вами что-то случилось в ту ночь. Не зная событий, я тем не менее могу сказать по анализу, что произошло с вашим организмом. Морфей держится в крови очень долго, до трех-четырех месяцев, прямо как опиоиды или амфетамины. Поэтому мы все еще смогли его выявить по антителам. Я бы еще взял мочу и слюну для полной картины, но в точности анализа даже не сомневайтесь, у нас передовая лаборатория. И, глядя на вторичные показатели в вашей крови, я могу охарактеризовать ваше состояние только как чудовищный передоз. Мы уже наблюдали амнезию при переизбытке. И раз тот человек сказал вам про обвал в земле, руку даю на отсечение, вы провалились в пустоты и в течение нескольких часов дышали испарениями Морфея. Это и стерло вашу личность, но не навсегда. И это хорошие новости.
        Эрик уставился в стену, кусая заусеницу, и уже не встревал. Будто выполнил свою роль. Рассказ Рудяка стал последним куском мозаики в дурацкой истории беспамятного наемника.
        - Так это наркотик или лекарство? Я не могу понять, - отрывисто спросил он.
        - Настоящую химию не волнует этическая демаркация между этими двумя вещами, - поморщился доктор, наконец перестав дышать Кирану в лицо. - Важна только наука.
        Рудяк и не походил на человека, стесненного моралью. Он прошел к своему столу и буднично затарабанил по клавиатуре. Но Кирану такого ответа было недостаточно.
        - Почему вы ничего не сделаете с этой землей? И с «Плутоном»? Вся окрестность, считайте, отравлена этим дерьмом.
        - Вопрос к папе, - вставил Эрик. - Я это вообще не одобряю, но от моего слова ничего не изменится.
        - Мы не можем привлекать внимание инстанций. «ФЕМА» урегулирует этот вопрос самостоятельно, дайте время. Однако надо нанять больше охраны, чтобы «Плутон» больше не рыл вокруг фабрики, - качнул плешивой головой Рудяк. - Проблема в том, что неизвестно, как далеко это все разошлось по пустотам и грунтовым водам, и, судя по последнему обвалу, дошло даже до датской границы. Но здесь, в лабораториях, мы обязаны продолжать. Морфей революционен… Скажу даже больше, хотя вам это, Киран, не понравится… раз он на вас так подействовал, вам было что лечить.
        - Что это значит? - Киран уже не мог сидеть на крохотном стуле и начал нервно курсировать по кабинету. - Вы разве не отравили меня этим веществом?
        Доктор тяжело вздохнул и положил подбородок на сложенные в замок руки. Эрик смотрел на него исподлобья, выжидая, что тот скажет. Стало понятно, что он действительно ничего не решает и у Рудяка явно больше полномочий в «ФЕМА», чем у непосредственного наследника.
        - Что же, надо сделать еще один экскурс. В природу Морфея. Не уверен, что я хотел бы посвящать вас в такие детали, даже если Эрик будет настаивать, но скажу честно, вы мне интересны, Киран. Я хотел бы вас исследовать. Могу даже выдать контракт и назначить сумму.
        - Соглашайся, - сказал Эрик. - Они тебе больше твоего долга отвалят. Хоть что-то с них поимей.
        Кажется, подачки от этого семейства были неизбежны.

* * *
        Душа не бывает без изъянов. Одни приходят в этот мир вместе с человеком, другие появляются на ней со временем. Душа портится так же, как и все на свете. Как уникальны все люди, так и неповторимы их изъяны.
        Но самое главное - душа существует. И Морфей был тому доказательством. Для его синтезирования требовалась специальная технология, которую не каждая химическая компания могла себе позволить. Ноу-хау пока было исключительно у «ФЕМА», хотя Рудяк скорбно заметил, что если препарат выйдет на массовые рынки, в конечном итоге найдутся способы сделать его доступным.
        Несмотря на секретность, окружавшую проект, слухи о нем уже поползли по Германии и Дании, и барыги по необычным «колесам» начали стекаться во Фледлунд. Их не останавливало, что они имеют дело не с чистым Морфеем, а его отходами, смешанными с другими отработанными материалами. Но даже эти грязные выжимки творили чудеса, что уж говорить про сам препарат, который прятали за семью печатями.
        Изначально «ФЕМА» планировала создать на основе Морфея новое поколение антидепрессантов. Но во время исследования прояснилась его темная сторона. У некоторых групп тестируемых он вызывал жесткую и опасную зависимость. Выявить причины пока не получалось, и они муссировали гипотезу о генетике, но подтверждений пока не было. Дальнейшие наблюдения показали, что механизм действия препарата перестраивался в зависимости от разновидности психического расстройства. Морфей оказал фантастический эффект на некоторые виды психопатии и социопатии. Этого от него не ждал никто. По словам Рудяка, он развивал в больных настоящую эмпатию, которой они были лишены, и сильно снижал агрессию. Но и здесь реакции на препарат разнились от испытуемого к испытуемому. Часто встречалась частичная потеря памяти, словно это была плата за излечение от невротических симптомов. У кого-то начиналась неудержимая рвота, доводившая до обезвоживания. Пару раз пациенты погибали, так как без Морфея теряли контроль над собой. При увеличении дозы у некоторых возникал пока необъяснимый феномен расширенного сознания. Пациенты начинали
спонтанно читать мысли других и все твердили про постижение некой мистической сути вещей.
        Команда Рудяка чуть ли не рвала на себе волосы, это уже было за гранью логики и их знаний. Не будь они учеными, то сказали бы, что препарат выбирает, кого спасти, а кого убить.
        - Мы непреднамеренно создали разумное лекарство, - гипнотически вещал Рудяк, впившись в Кирана поблескивающими триумфом глазами. - Нам еще не ясен принцип его действия, и нужно больше времени, чтобы понять его пути, но одно неоспоримо: Морфей знает, что с тобой не так. Он сам находит трещины, заполняет их, и люди становятся целыми. Но если реакция с чем-то в человеке идет отрицательная, Морфей фактически настраивает организм на самоуничтожение. Двое больных с идентичными историями болезней и физическими данными могут пережить Морфей по-разному. Единственное, чем я пока могу это объяснить, - некоторым фактором X. В нашей головушке есть еще что-то, и оно или уникально повреждено, или уникально цело. И Морфей работает именно с этим. Иными словами, он - доказательство души, но не в мистическом понимании. Душа - это высшая ипостась нервной системы, синтез всех рецепторов в человеке. Раскрыв тайну действия Морфея, мы найдем научное обоснование ее существования.
        Имелась еще одна особенность: препарат действовал только во сне, используя его фазы для конвертации больного в здорового. Рудяк видел здесь прямую взаимосвязь с фактором X. Сон был и оставался одной из самых больших загадок человека. Никакие анализы и наблюдения не могли проникнуть за эту завесу, а Морфей любил делать свою работу в темноте, когда все глаза закрывались.
        - Поэтому осуждайте меня и компанию сколько влезет, но мы на пороге открытия. Считайте, что в этих стенах идет битва между мной и богом сна. Я пытаюсь его разгадать, он сопротивляется. Нам нужно понять не только механизм, но и как держать его в узде. Ибо любое лекарство в больших дозах - яд. Ну, и к сведению, Морфей противопоказан при болезнях, поражающих кору головного мозга. Например, Альцгеймер. Такого пациента он буквально сожжет, - развел руками доктор, завершив свою бурную тираду.
        Киран стоял у подоконника, сложив руки на груди, и пока не понимал, что делать. Доверять им дальше или же валить, наконец, из этого города, где вся земля пропиталась неизвестным наркотиком? Эрик полулежал на стуле, прикрыв глаза, и для него рассказ доктора явно был не внове.
        - И что со мной было не так? Раз вы говорите, Морфей знает, в чем изъян душ? - нарушил молчание Киран.
        Рудяк загадочно усмехнулся и сообщил:
        - С вами очень много чего могло быть не в порядке. Это мне еще предстоит выяснить, так как Морфей все же пока не панацея. После прекращения приема часто наступает рецидив. Наиболее удачного эффекта мы достигли, в микродозах комбинируя его с некоторыми другими препаратами. Сам по себе, как я уже сказал, он несколько неуправляемый. Но по вашим рассказам смею предположить, что у вас точно были какие-то проблемы с самоконтролем. Потому что первичный эффект, который вы сами наблюдали, - это подавление агрессии. Вы не могли дать сдачи, принимали все тумаки, хотя вас, судя по всему, годами тренировали убивать людей, и, раз вы работали наемником, угрызений совести у вас явно не было. Уж простите мою прямолинейность. - И под усами доктора расплылась щербатая улыбочка.
        Об этом Киран задумался еще во время монолога Рудяка. Он вспоминал ту первую снежную ночь, когда просто закрывал голову руками и испытывал глубокий ужас от того, что с ним делают. И как брякнул Лекану позже, что насилие - это не выход. И как долго сопротивлялся, даже до сих пор, всему тому, что некий старый Киран то и дело пытался вытворять. Были противны мысли о том, что он может кого-то ударить, что ему нравится душить и, что хуже всего, убивать.
        «Я не хочу быть плохим человеком…» - думал он все это время.
        Но Киран-наемник был плохим. Делал странные, осуждаемые многими вещи. Нанимался к каким-то полевым генералам в чужих странах, подряжался на темные дела, копал наркоту. Узнав правду о природе своей амнезии, он еще больше убедился в том, что не хочет быть тем, кем он был. Тот Киран еще не совсем проснулся, но с каждым разом становился ближе.
        - Вы сказали, что можно вернуть мне память, - с промедлением сказал он. - Как? И что будет с моим нынешним сознанием?
        - Вам нужно почистить кровь, - сообщил Рудяк, откинувшись в кресле и глядя на Кирана с непонятным весельем. - Сделать плазмаферез, если по-научному. И предполагаю, что большая часть вашей личности после этого быстро восстановится. Может, и вся. Вы даже не заметите. Сейчас вы видите контрасты, потому что препарат вас сдерживает. Но стопроцентной гарантии дать не могу, Морфей тот еще чудак.
        - А если я не хочу вспоминать?
        Эрик, изображавший до этого сонную кому на стуле, вдруг весь подобрался и уставился на него непроницаемым взглядом. Рудяк тоже загорелся любопытством.
        - То есть вы хотите остаться хорошим парнем? - не без иронии спросил он.
        - Я… не знаю, - честно ответил Киран. - Может, вспомнив старого себя, я только обрадуюсь. Но сейчас… я ни в чем не уверен. Особенно в том, что моя прежняя личность мне нравилась.
        Рудяк опять голосисто расхохотался. Временами казалось, что он сам что-то принимает, настолько избыточным был весь его позитив.
        - Ну тогда не торопитесь. Морфей дал вам выбор. Я за вами понаблюдаю, а вы подумаете. Если что, дадим вам новую дозу, чтобы сохранить, так сказать, результат…
        - Принимать эту дрянь я тоже не буду! - воспротивился Киран.
        Рудяк умиротворяюще помахал руками и зашикал.
        - Никто не заставляет. Препарат вас пока держит, раз вы ничего не помните. Вы все еще в стране грез…

* * *
        Пути Морфея оказались неисповедимы. Эрик с Кираном выбрались из лаборатории только под утро. Еще не рассвело, но небо уже начало постепенно светлеть.
        Так как документов у Кирана не было, Рудяк не смог выдать ему контракт, хотя у него аж руки чесались заполучить себе такого тестового кролика. В итоге они договорились о том, что Киран вернется, как только отоспится, и они сделают полное обследование натощак, за которое в любом случае заплатят.
        У друзей не было сил говорить. Эрик, судя по всему, дико устал и хотел улизнуть от них обоих еще в лаборатории. Киран же безостановочно переваривал в голове сказанное. Очень многое все еще казалось путаным и подозрительным. Как минимум эти опасные эксперименты, которые Рудяк проворачивал с виртуозностью фокусника, и контракт здесь явно были для отвода глаз. Тестирование такого странного, непредсказуемого препарата на людях казалось невозможным, делай они все в согласии с нормами настоящего клинического исследования.
        Эрик повез его назад в город, по-прежнему пребывая в молчании. Но теперь, когда они остались вдвоем, следовало поговорить начистоту.
        - Ты с самого начала подозревал, что моя амнезия связана с Морфеем?
        - Брось, - проворчал Эрик. - Не все, что происходит во Фледлунде, из-за фабрики. Я стал подозревать, когда ты упомянул о своей связи с «Плутоном», но ввязываться не решался, пока ты не попросил.
        - Этот Рудяк, вообще, нормальный? - не выдержал Киран. - Мне показалось, он сам немного с приветом…
        - Он гений, - отозвался друг. - Но да, на первый взгляд немного ку-ку. Однако пятьдесят процентов инноваций поставляет его отдел. Не верить ему причин нет.
        Некоторое время они снова ехали в молчании. У Кирана с языка готовы были сорваться обвинения. «ФЕМА» загадила местную землю, проводила незаконные тесты, отравила и его - случайного человека, даже не местного, и теперь он застрял здесь без документов, без памяти и с расщеплением личности. Хотя наемник вроде него, вообще, не имел никакого права осуждать. Тем более учитывая, что Эрик пытался помочь. Но Рудяк был прав, действие препарата постепенно сходило на нет, и восприятие Кирана менялось. Фледлунд в одно мгновение стал омерзительным, возможно, он никогда его и не любил. Следом появились другие эмоции, желания, злость… Узнай он правду о себе неделями ранее, просто пожал бы плечами и улыбнулся.
        - Что ты кипишь? - почувствовал его настроение Эрик. - Думаешь, все мы сволочи после этого?
        - Я этого не говорил.
        Эрик усмехнулся.
        - Послушай… почему ты ничего не сделаешь с этим? - все же решился спросить Киран.
        Реакция оказалась драматической. Эрик вдруг с визгом притормозил, благо за ними никто не ехал, и свернул с дороги в поле. Некоторое время он шумно дышал, вцепившись в руль до побелевших костяшек, а затем прошипел, бросив сквозь растрепанные черные пряди злой взгляд:
        - А что я могу сделать? Ты пытаешься воззвать к моей ответственности в этой ситуации? Иди ты!
        - Да успокойся, - выдохнул Киран. - Извини, если не так выразился. Просто показалось, что у тебя есть… какое-то влияние.
        Эрик упал лицом на руль и покачал головой. Спустя мгновение он поднял глаза, освещенные заревом встающего солнца, и выдал:
        - Ты что думаешь, я отца одобряю? Да мы с ним на ножах, сколько я себя помню. У меня нет никакого влияния на бизнес. Он даже мой выбор хирургии не одобрил, ему надо было, чтобы я пошел либо в фармакологию, либо в психиатрию. И я всем сердцем ненавижу эту фабрику и ее темные дела, за которые их с Рудяком давно следовало бы посадить. От меня ничего не скрывают, но и ничего не доверяют. Если бы отец сейчас умер, я, конечно, унаследовал бы все, ведь Дагмар, как и любую женщину, он ни во что не ставит, потому что сексист до мозга костей. Но я не смог бы придать гласности их махинации, ведь есть еще Маринетти, и он скорее от меня избавится, чем даст рот открыть. Киран, мне жаль, что с тобой вышла эта история, однако я не могу сделать для тебя больше, чем это. И прости за эгоизм, но я мечтаю сейчас просто прийти домой и уснуть.
        - Все в порядке. Я… не обвиняю. Просто… вспоминаю настоящего себя. Он, видимо, часто злился.
        Эрик тускло рассмеялся, а затем с тихой яростью добавил:
        - Хочешь мое мнение о Морфее? В руках у Рудяка не панацея, а бомба. У препарата абсолютно бессистемное действие. Он может случайно вылечить или случайно убить. Может, «души» и нет и мы просто не понимаем его механизм. Рудяк любит пафосные немедицинские метафоры и этим сильно меня раздражает. Хоть я и не специалист в этой области, но вижу одну закономерность: препарат абсолютно бесполезен и даже опасен, если уже присутствуют нейродегенеративные заболевания. Морфей питается только неповрежденным мозгом. Рудяк же все ищет свою химеру - фактор X. Если бы он не был таким крутым ученым, я принял бы его за самодура. И в каком-то смысле ты прав. Это не лекарство, а наркотик. Моя девушка была в числе его подопытных из-за расстройства личности. Я с самого начала выступал против этой экспериментальной терапии, но она никогда меня не слушала. - Губы Эрика скривились. - В итоге этот препарат свел ее в могилу: она подсела на него, в ломке вскрыла себе вены, и привет. И на самом деле я ненавижу это все, но не понимаю, как быть. Идти против семьи? Тогда пострадают мама и Дагмар. Скажи мне, что делать, Киран. Я не
знаю. Не знаю.
        Ситуация в очередной раз обернулась сценой Эрика, хотя в этот момент в нем не было никакого позерства. Киран устало смотрел на него, откинувшись на сиденье, и молчал. Впервые захотелось закурить. Небо тем временем залило красным, и, кажется, день обещал быть чудесным.
        - Поехали уже, - просто сказал он.
        Эрик ожил, как заводная кукла, которой в спину вставили ключ, и выехал обратно на дорогу. В шесть утра Киран вернулся в лавку. Он присел в продавленное кресло в магазине, глядя, как серебрится пыль у полок, а корешки книг окрашиваются теплым светом, и понял, что этот долгий день наконец закончился.
        13. Собирая кости
        Ребекки Лейнц в интернете практически не было, зато нашлась Джун Мун.
        На запрос Ханны вышли ссылки на ее сайт, работы на артовых платформах и социальные сети. Как иллюстратор или автор комиксов, Джун Мун могла бы добиться большей популярности, но она пыталась найти свое место в более высоколобых кругах и пробивалась, как могла, в галереи. Ханна даже влезла в комментарии на одном сайте, где продавались ее картины. «Это искусство или можно выбросить?»[12 - Популярная поговорка на немецком, употребляется в шутку и всерьез, когда непонятен смысл арт-объекта (ориг. нем.: Ist das Kunst oder kann das weg?).] «С каких пор хентай рисуют на холсте?» «Что за безвкусица…» Изредка попадались и хвалебные отзывы. У ее щупалец были какие-то почитатели, и искусство Джун Мун из непонятого становилось нишевым.
        Но куда больший интерес для Ханны представлял ее инстаграм[13 - Деятельность компании Meta Platforms Inc., которой принадлежит «Инстаграм», запрещена на территории РФ, поскольку признана экстремистской.]. Это была уникальная возможность познакомиться со своим донором, как если бы та была жива. Подписчиков было всего около тысячи, но вела она его активно. Помимо картин и скетчей, Джун выкладывала эзотерические практики с ладаном и кристаллами, красивые кофейни, а также свое тело и макросъемку лица. В коротких видео она пафосно благодарила всех за поддержку ее творчества, и ее чопорный австрийский акцент подходил для этого как нельзя кстати.
        Создавалось впечатление, что Джун Мун - это поглощенный собой и своим творчеством человек. Красивое тело в переливах шелка, кружевах или в окружении черных простынь вызывало много сальных намеков в комментариях от мужчин, явно далеких от искусства. Ее страница, конечно, изобиловала всеми штампами инстаграма, только с уклоном в более темную эстетику, но это была ее идея себя, которую она кропотливо складывала по ракурсам и срезам. Джун казалась загадочной, одухотворенной и безумно талантливой. В некотором смысле ни один маскарад не врет, он просто говорит о вас через другие образы.
        Перед глазами же Ханны стояла грязная каморка, забитая немытой посудой. В том страшном «муравейнике» жила Ребекка Лейнц, и это был совершенно другой человек.
        Просматривая ее профиль, Ханна открыла другую жутковатую истину: человек умер, а его страница в интернете осталась. Можно зайти, полай-кать. Копятся фотографии, видео, твиты, история запросов в Google. Каждый день в паутине оседали тонны живой и мертвой информации, и интернет всё больше походил на искусно снятый гипсовый слепок. Людское бессмертие оказалось в сети. Только кому нужна такая вечная жизнь…
        Джун Мун казалась живой. Ребекка была привидением. А кем была Ханна?
        Она в очередной раз подошла к зеркалу. Раньше она смотрелась в него только по необходимости, но в последнее время то и дело застывала напротив, выискивая кого-то в своих чертах. Казалось, что ее аккуратно выталкивают из этого усталого тела, и хотя она еще здесь, осталось ей недолго. И это почему-то радовало. Быть Ханной никогда ей не нравилось.
        Перед сном она долго изучала украденную фотокарточку. Ребекка и Эрик сидели на заборе, в руках - по бутылке розового лимонада с улыбающимися фруктами на этикетке. На Ребекке было вязаное черное платье и высокие ботинки на шнуровке. Ханна уже заметила, что тяжелую копну кудрей она всегда перекидывала на правое плечо. Эрик в длинном тренче, тоже черном, волосы короче, чем сейчас, и аккуратно уложены назад. В его лице смешались восточные и западные черты, и он даже кажется красивее и изящнее Ребекки. С одинаковой растерянностью они смотрят на неизвестного фотографа. Они не знали, что за ними наблюдали. Они не знают и сейчас. В некоей параллельной вселенной эти двое все еще сидят на том заборе, и, может, в ней Ребекку ждет лучшая участь.
        Ханна уже любила это фото, как свою память. В голове также бесконечно крутился момент, когда Эрик рассказал ей, как звонил Ребекке в день ее смерти. Он говорил скупо, но Ханна видела его боль, потому что собственные шрамы сделали ее зрячей - та кричала сквозь эти походы в ее квартиру-склеп, оплату аренды и мимику, сдерживающую что-то ужасное внутри него. Эрик был так сломлен, что превратился в свое кривое отражение. Умерев, она и от него оставила только кости. Эту боль он не заслужил.
        На следующий день Ханна купила в магазине темную краску оттенка «пленительный махагон» (и кто только придумывал эти названия) и нанесла ее вечером на свои отросшие волосы непонятного цвета. Когда она смыла ее и высушила голову, то показалась себе чуть ярче. В ней появилась капля цвета, которой ей всегда не хватало. Непроизвольно Ханна провела косой пробор и перебросила пряди на правое плечо. Ребекка и Джун Мун в ее голове одобрительно улыбнулись, и Ханна сказала себе:
        - Так-то лучше.

* * *
        В их доме произошло чудо, и соседи почти сразу прознали, что Амари восстал из мертвых, в которые его уже все записали. Дед Лекана посмеивался и охотно болтал с каждым, а на все расспросы философски разводил руками. Свое возвращение он принял как Божий дар и о последнем годе почти ничего не помнил. Так странно было сталкиваться с ним в подъезде или видеть, как он самостоятельно ходит за покупками. На неделе Ханна улучила момент, чтобы забежать к ним и узнать подробности. В прошлый раз они с Леканом так и не поговорили нормально.
        Когда Амари куда-то ушел, Ханна спустилась вниз и позвонила в дверь. Лекан был дома и выглядел на редкость расслабленным. Она привыкла постоянно видеть его угрюмым, а его шутки с каждым днем становились все саркастичнее.
        - Что делаешь? - поинтересовалась она.
        - Да вот, только из училища вернулся. Экзамен сдал.
        - Поздравляю. И как?
        - Думаю, нормально. У тебя что? Смотрю, имидж сменила. Симпатично! - показал он ей большой палец.
        - Спасибо. - Ханне стало приятно, что он заметил. - Все… хорошо.
        - Надеюсь, ты больше не играла в детектива по донорским органам?
        У нее, видно, все отобразилось на лице.
        - Ты ходила туда опять, - был его вердикт.
        Ханна растерялась. Она не ожидала, что разговор зайдет о ней.
        - Да, пришлось. Сны продолжаются. Решила… надо все же проверить свои догадки. И встретилась с тем парнем снова. В этот раз мы нормально поговорили, - туманно отозвалась она, стараясь не вдаваться в детали. - Он мне поможет кое с чем. И просто… узнала чуть-чуть про нее.
        - И что же именно?
        - Ребекка была художницей из Австрии. Правда, не очень популярной.
        Лекан хохотнул и пробурчал:
        - Не нравится мне это. Каждый раз, когда неудачливый австрийский художник приезжает в Германию, случается что-то плохое.
        Ханна закатила глаза:
        - С немцами так, главное, не шути.
        - И что, ты теперь будешь в это лезть? - поинтересовался он. - Зачем тебе ее жизнь? Или это из-за этого красавчика в пальто, который якобы тебе снился? Признаться, увидев его тогда, я даже удивился.
        Ханна откашлялась и поняла, что надо сменить тему. Обсуждать сейчас Эрика и эксперименты «ФЕМА» не входило в ее планы.
        - Это я вообще-то тебя хотела расспросить. Про Амари. Что за бобы? Как такое возможно?
        - А, забей, - махнул Лекан рукой, плюхаясь на кухонный табурет. - Я тогда просто сболтнул от балды. Все наладилось, и слава богу.
        Он старательно смотрел в сторону и бормотал себе под нос. И явно что-то недоговаривал. Они не умели друг другу врать. К тому же у Ханны было одно большое опасение, которым следовало поделиться.
        - Слушай… у него же серьезный диагноз. После такого разве можно вдруг раз и… прийти в себя? Только не пойми неправильно, - поспешно добавила она, переминаясь с ноги на ногу. - Я ничего плохого не имею в виду…
        - Ну, тогда и проехали! - резко сказал Лекан. - Хочешь пирог? Дед испек!
        Ей было важно не дать ему увильнуть. Ханна подошла к нему вплотную, пока он вытаскивал из холодильника выпечку, и уже серьезно спросила:
        - Ты водил его к врачу?
        - Нет! - нервно отрезал Лекан. - Слушай…
        - Ты должен, - перебила она, наконец поймав его взгляд, вдруг ставший совершенно беспомощным. - Ты же сам все-таки в медицине и знаешь, что такая ремиссия ненормальна.
        - Я выношу утки, а не лечу, - отмахнулся Лекан. - И не такое бывает, поверь! Так, бери пирог. Лучше два куска… А мне надо сейчас подбить еще кое-какие хвосты по учебе, поэтому…
        - Лекан! - чуть ли не крикнула Ханна, и он замолчал, будто поджал хвост. - Это серьезно. При Альцгеймере такое бывает, прежде чем пациент умрет. Ты не можешь так легко отпускать Амари. Покажи его врачу.
        - У него не Альцгеймер, - тихо произнес он. - Его можно вылечить.
        - И чем ты лечил? - наступала она. - Как такое возможно? Даже я, не медик, понимаю, что в его случае это очень странно. Ты должен…
        - Я дал ему лекарство, да! Довольна? - не выдержал он и грохнул блюдо с пирогом на стол. Все перечницы от этого попадали.
        Сам он выглядел взвинченным донельзя и уже не знал, куда себя деть. Ханна его буквально загнала. Она видела, он что-то скрывает, но считала, что имеет право настаивать. Лекан бывал безрассудным на эмоциях. Пусть лучше он на нее наорал бы в конечном итоге, но сказал бы правду. И в следующее мгновение он раскололся:
        - Я дал ему новую таблетку… И буду еще давать какое-то время… Теперь такое лечится.
        - И кто прописал эту таблетку? - сощурилась она.
        - Я купил ее у особого поставщика. Черт, ладно, она нелегальная. Только никому ни слова! - взмолился он, неожиданно хватая ее за руки.
        Глаза у него были совсем несчастными, и стало ясно, что у излечения Амари высокая цена.
        - Это наркотики какие-то? - догадалась она.
        - Почему сразу они? Просто… новое лекарство.
        - Господи… Как ты мог на это повестись! - выдохнула она. - Ты знаешь ее состав? Она одобрена врачом? Какие нормальные таблетки добывают через дилеров, скажи на милость?
        Лекан опять рассердился, но его голос задрожал так, будто он был готов расплакаться.
        - А что мне делать, скажи? У тебя были такие больные родственники? Ты их выхаживала днями и ночами, зная, что никакой надежды на их возвращение нет? Что ты вообще знаешь о моих проблемах?
        Ханна молчала, не зная, как продолжать. Она с самого начала выбрала неверный тон, теперь Лекан ее точно не стал бы слушать. В голове не укладывалось, что он ввязался в какой-то криминал, доверился непонятной пилюле… Ей казалось, что он рассудительнее.
        - Ты прав. Нет у меня права тебя отчитывать. Извини, если перегнула палку. Просто… - Она подняла на него предупреждающий взгляд. - Тебе не страшно пичкать его непонятно чем?
        Лекан отвел глаза. Некоторое время они молча стояли посреди маленькой кухни, и слышалось только гудение труб. Их неловкую паузу прервал хлопок двери. Амари вернулся и приветливо махнул обоим, выбираясь из своего старомодного пальто.
        - Ханна, ты как раз вовремя. У нас пирог с голубикой! - заговорщицки объявил он.
        Не верилось, что эта жизнь в его глазах, плавные движения, интеллект были результатом какой-то сомнительной таблетки.
        «Что это за лекарство такое, которое даже больных деменцией возвращает…» - размышляла Ханна.
        Лекан молча отрезал ей полпирога, завернул в салфетку и выпроводил в подъезд. Затем дверь захлопнулась.

* * *
        Ребекка, Эрик, странный препарат, проникший в Ханну через донорское сердце, темные дела Лекана и воскресший Амари - все это напоминало водоворот. Стоило ей перевести дух, как в четверг вечером пришло заветное сообщение от Эрика.
        Он просил ее задержаться в пятницу после работы в офисе, так как Рудяк хотел с ней побеседовать.
        Первой, как всегда, заговорила ее мнительность.
        «Может, меня просто уволят?»
        Но она все же подавила больное воображение и постаралась морально подготовиться к встрече с человеком, которому смотрела в рот вся корпорация.
        Офис находился при фабрике, и добираться до него всегда было отдельной историей. Но работать со всеми на самом деле ей нравилось. Здание было очень современным, с бассейном и спортивным залом. Теперь, когда Ханна почти полностью восстановилась после операции, стоило приходить сюда чаще. Она всегда брела по обочине жизни, но мир нормальных людей постепенно становился достижимым. Осознание, что ее жизнь может быть и другой, оказалось новым. Похоже, она никогда и не позволяла этой мысли проникнуть глубже, отгоняя ее, как и все хорошее.
        «Спасибо, Ребекка, что изменила хоть что-то. Кажется, я никогда не благодарила тебя за возможность жить дальше», - впервые подумала она.
        - Ты прямо сияешь… - заметила одна из коллег, когда они столкнулись на кухне. - В чем твой секрет?
        - Ни в чем, - нервно рассмеялась Ханна, смутившись от ее комплимента.
        Вошли еще две девушки из соседнего отдела, и завязалась болтовня. Говорили о том, как осточертела зима, и что у всех завал. Внезапно одна из них сказала:
        - А вы видели, кто сейчас приехал? - Она сделала интригующую паузу и добавила: - Фергюсон младшенький.
        Сердце Ханны екнуло, и она замерла, не донеся кружку до рта.
        - Когда? - взволнованно застонала коллега из отдела закупок. - Почему я вечно его пропускаю!
        - Будь я помладше, визжала бы, как вы, - фыркнула та, что была из отдела Ханны. - Чертяка, конечно, хорош, но репутация…
        И все трое издали синхронное «м-м-м».
        Ханна не выдержала и аккуратно спросила:
        - А что про него говорят?
        Одна из них быстро огляделась и, снизив голос до полушепота, сообщила:
        - Ну… всего не перескажешь. Но ходят слухи, что он переспал со всем Гамбургом.
        - Прямо-таки со всем? - усомнилась Ханна.
        Девушки обменялись красноречивыми взглядами, и стало ясно, что Ханна оторвана от жизни.
        - Потаскун он еще тот. Я же с ним училась в школе. И тогда пол-Фледлунда по нему убивалось, а он этим пользовался.
        - Я бы не возражала, - промурлыкала одна из них. - Странно, что он учился в обычной школе. Зная нашего босса, скорее его должны были упечь в какой-нибудь частный интернат для будущих президентов.
        - Говорят, у него серьезные проблемы с отцом, - сообщила коллега Ханны, в очередной раз стрельнув глазами в сторону двери. - Слышали историю про порно на совете директоров?
        Девушки округлили глаза и сдвинулись в кружок. Со стороны казалось, что они что-то замышляют. Но тема была волнующая, и Ханна уже забыла о том, чтобы выскользнуть и оставить их шушукаться втроем.
        - Пару лет назад было. Хенрик велел ему быть на совете, чтобы приобщить к бизнесу. Видимо, они между делом поругались. Эрик пришел, но подменил презентацию и поставил во время речи отца какой-то БДСМ-ролик. Затем демонстративно ушел. Такой позор был…
        - Да ну? - оживились молоденькие девушки, почему-то пребывая в восторге от этой выходки.
        Коллега Ханны покивала, поджав губы. Внезапно в кухню вошли менеджеры. Двух как ветром сдуло, а Ханна и ее сослуживица сделали вид, что усиленно мешают свой чай.
        Выяснилось, что она совсем ничего не знает об Эрике. Убитый горем человек, проводящий время в квартире своей мертвой девушки, и тот, кто развратил, по словам авторитетных источников, весь Гамбург, были словно разными людьми. И неужели он приезжал сегодня из-за нее? Да кто она, вообще, такая? Что в ней интересного, кроме сердца Ребекки?
        Конца рабочего дня Ханна ждала с волнением. Эрик еще вчера велел ей идти сразу в офис Рудяка, и она все представляла, что он тоже там будет, и ей нужно хорошо выглядеть. Она даже подвела глаза, которые обычно слезились от любой косметики, и ощутила себя еще более жалкой. В опенспейсе уже никого не осталось. Подхватив пальто, Ханна отправилась в исследовательский центр, где до этого была лишь однажды, да и то на экскурсии.
        К ее удивлению, у них работа шла вовсю. По коридорам сновали сотрудники, и домой никто не собирался. Перед кабинетом Рудяка ее пробила нешуточная дрожь, но она взяла себя в руки и постучала.
        - Войдите… - зычно отозвался доктор.
        В кресле сидел он сам в белом халате шиворот-навыворот, в окружении трех грязных чашек.
        - А-а-а, фрау Марек, - с заметным славянским говорком произнес он, расплываясь в широченной улыбке. - Вот и вы.
        Ханна еще раз огляделась, чтобы убедиться, что Эрика здесь нет. В душе ощущалось одновременно и разочарование, и облегчение.
        «Ну да, с чего ему со мной носиться… Он просто чувствовал себя обязанным из-за ситуации с пересадкой», - желчно подумала она, но изобразила улыбку.
        - Говорите по-польски? - учтиво осведомился Рудяк.
        Она кивнула, и они перешли на ее родной язык. Рудяк говорил с заметным силезским акцентом, но атмосфера в кабинете тут же изменилась.
        - Давайте обсудим вашу интересную ситуацию, - начал он. - Эрик рассказал мне тревожащие симптомы, и я вынужден подтвердить - Ребекка добровольно согласилась на испытания. К сожалению, ее состояние стало тупиковым, и закончилось все самоубийством. Мы не знали, что она согласилась пожертвовать свои органы, иначе бы исключили ее из исследования или потребовали бы отозвать завещание. У нас сейчас из-за вас беспрецедентная ситуация.
        - Что у нее была за болезнь? - поинтересовалась Ханна, не сводя с него глаз.
        Оттого что они говорили на польском, беседа перестала носить официальный характер, и из Рудяка, казалось, можно было вытянуть больше, чем ей следовало знать. Он и сам словно уже не был одним из начальников, в его тоне появилось что-то доверительное.
        - Нарциссическое расстройство личности. Психиатрические препараты обычно не показаны при таком заболевании, но у нее оно шло с симптомами тяжелой депрессии и тревожности. Она сама захотела попробовать экспериментальную терапию «ФЕМА», чтобы «раз и на всегда перестать быть наказанием для всех», как она выражалась…
        Ханна не произносила ни слова, но внезапно ей стало ясно, почему между образом жизни Ребекки Лейнц и ее внешним имиджем существует такая пропасть.
        «Бедный Эрик», - некстати подумала она.
        Жизнь с самовлюбленной матерью была совсем не подарком, а уж каково приходилось ему в отношениях с человеком, у которого на этой почве был серьезный сдвиг?
        Рудяк попросил рассказать больше о ее сновидениях и скрупулезно записал их в свой файл. Затем взял кровь на исследование.
        - То, что препарат скопился в ее органах, даже не удивляет, она злоупотребляла им. Это отчасти и наша вина, раньше мы выдавали его по требованию, так как у нас была ложная гипотеза, что он не вызывает привыкания. Ее смерть в общем-то стала косвенным следствием передозировки, - уже без улыбчивых ужимок пояснил Рудяк. - Но даже так, это первый случай, когда препарат находился в человеческом организме больше года. Время выведения вещества из организма, конечно, зависит от многих факторов: его структуры, количества, а также от особенностей организма. Однако его способность реактивироваться в теле другого человека и реагировать на его гормоны - абсолютно революционное открытие.
        - Это правда, что он позволяет читать мысли? - скептично осведомилась Ханна.
        - Случаи телепатии уже были. При высокой дозировке наступает эффект открытого сознания…
        - Наркотического экстаза, вы хотите сказать, - уточнила Ханна, имея свое представление о любом таком «расширении».
        Рудяк нервно выдохнул, но не стал ее разубеждать.
        - Называйте, как хотите. Пока механизм не изучен досконально, но что, если я скажу вам, что мы воспринимаем только три процента нашей реальности? Всего ничтожных три процента, в которые входят слабая фиксация звуков, света и излучений, и мы - приемники самых базовых вибраций. Согласно нашим исследованиям, ключ к расширению возможностей нашего мозга скрывается во сне. Наш препарат действует во время фазы медленного сна, в ходе которой он вскрывает самые темные уголки сознания, и некоторые наши испытуемые тоже получали сигналы от других людей в виде сновиденческих образов. Но здесь есть важное условие… У вас должна быть сильная эмоциональная привязанность к человеку.
        Эрик уже упоминал про выброс окситоцина, но это все равно мало что объясняло.
        - Хотите сказать, Ребекка чувствует Эрика даже после смерти… через меня?
        В круглых глазах Рудяка мелькнуло что-то дьявольское, и он елейно сказал:
        - Ребекка кремирована, и ей нечем производить гормоны. Однако некая зашифрованная наночастица ее сознания перешла в вас, и явно не без помощи нашего препарата. Как именно это возможно через трансплантацию, мы еще изучим, но дальнейшая реакция произошла в ответ на ваши гормоны. Вам передался образ Эрика, и вы среагировали на него. Именно так поймали его мысли.
        В его тоне скрывался какой-то неприятный подтекст, и Ханна невольно ощутила желание защититься.
        - Мы даже не были знакомы. Откуда взяться этой эмоциональной привязанности? - скептически спросила она.
        Глупо было спорить с ученым его уровня, особенно если ты посредственная переводчица, но Ханна не могла сдержаться. Это была ее защитная реакция на то, что он подметил наличие у нее чувств к Эрику.
        - Милая, ну, у любого душевного состояния есть научное объяснение, - всплеснул он руками. - Эмоции - работа лимбической системы, страсть - всплеск гормонов и нейротрансмиттеров, а возвышенная любовь до гроба - тонус дофаминовой системы, прилежащего ядра, вентральной покрышки среднего мозга и вентрального паллидума.
        Это прозвучало как жуткое заклинание по развеиванию иллюзий. Что же получается: в темноте подсознания она встретилась с невидимыми частицами Ребекки Лейнц, а остатки препарата в сердце отправили ее в «трип» по мыслям Эрика?
        - Мозг - вещь неизученная от слова «совсем», - припечатал Рудяк, следя за ее лицом. - Мы приблизились к кромке тайны, но пока только можем наблюдать за симптомами и строить гипотезы. Мне нужно будет вас обследовать, Ханна. У вас найдется время приходить ко мне раз в неделю? Насчет работы не волнуйтесь, я все организую.
        Он заговорщицки подмигнул, и Ханна покорно кивнула.
        - И хочу вас обнадежить, в большинстве случаев плазмафереза достаточно, чтобы вывести вещество из организма, - успокоил он.
        - А можно его не делать?
        Вопрос застал Рудяка врасплох. Он недоуменно опустил очки на кончик носа и уточнил:
        - То есть… вы не хотите избавиться от сновидений?
        Ханна молчала, не зная, как объяснить. Но ей не хотелось возвращать страшноватые дары Ребекки Лейнц. Да, она боялась, была сама не своя, но с тех пор, как начала распутывать ее историю, как будто ожила. Если этот галлюциноген - последнее, что связывает ее, Ребекку и Эрика, то лучше принять его как благословение.
        - Мне нужно узнать мнение моего… кардиолога, - туманно ответила она.
        - Ни в коем случае, - чуть не подскочил Рудяк. - У нас секретное исследование, и я сам найду вам кардиолога высшей квалификации, который будет за вами наблюдать. Пани Марек, вы теперь наша пациентка! Если вопрос о компенсации…
        - Мы можем не делать чистку крови? - настойчиво спросила Ханна, глядя на Рудяка в упор.
        Тот прищурился и, кажется, понял причину. К счастью, обошелся без улыбочек и намеков. Просто закивал, как болванчик, и залебезил:
        - Если нужды нет, пока не будем. Понаблюдаемся, да-да… И сделаем все официально, «ФЕМА» всегда на стороне закона.
        Он пожал ей руку и церемонно выпроводил, назначив время для обследования на следующей неделе.
        Ханна выходила с гудящей головой, но уже без скепсиса. Раз Рудяк считает, что мозг способен выкидывать такие трюки, а их загадочный препарат просто раскрывает его потенциал, то не о чем здесь спорить. Остался только легкий стыд, что он раскусил ее интерес к Эрику и унизительно распихал его по гормонам и отделам мозга.
        Лифт бесшумно довез ее до холла, который уже опустел. Она вышла на холодную улицу, кутаясь в пальто. Несмотря на конец февраля, в воздухе пахло зимой, и казалось, что она никогда не кончится. Они застряли в ней всем городом.
        Внезапно она узнала знакомый аристократичный автомобиль цвета мокрого асфальта. В свете фонарей у бампера вырисовывалась похожая на тень фигура со спадающими на лицо волосами. При виде нее фигура ожила и мелькнула уже знакомая улыбка на тонких губах.
        - Я уж думал, он тебя никогда не отпустит.
        - Эрик? - недоверчиво спросила она. - А что ты тут…
        - Тебя жду, - с недоумением ответил он. - Мы же договорились. Поехали. Расскажешь, как прошло…
        Ни о чем подобном они не договаривались, но Ханне было без разницы. Она кивнула. Окситоцин, дофамин, эндорфин и все остальное, что отвечало за механизм счастья, сейчас взорвалось как фейерверк.

* * *
        Эрик без предупреждений привез ее в «Кардинал» - самый известный ресторан Фледлунда, место с белыми скатертями и вышколенным персоналом. Ханна была здесь только один раз вместе с партнерами компании и сама в жизни бы не сунулась в заведение, где все стремится к уничтожению твоей самооценки. Цены были соответствующие. В «Кардинал» заходил и высший менеджмент «ФЕМА», и они рисковали наткнуться на ее старших коллег. Пересудов было бы тогда не избежать.
        Заметив ее придушенное выражение лица, Эрик остановился и успокаивающе сказал:
        - Я приглашаю тебя. В качестве извинения.
        «Лучше бы мы просто посидели в твоей машине с дешевым кофе навынос», - обреченно подумала Ханна.
        В «Кардинале» было слишком много света, а стоило выбрать стол, как тот тут же превращался в сцену. Особенно из-за Эрика, которого в таком месте узнавал каждый третий. Пялиться на других во Фледлунде вообще являлось чем-то вроде национальной забавы. Как бы он ни старался быть городом, в таких мелочах сквозила его провинциальность.
        Эрик уверенно ей улыбнулся, взял под локоть и просто привел к дальнему столу, наполовину скрытому резной перегородкой. Будто читал ее мысли. И с каждой минутой это все больше походило на свидание. Официант элегантно вручил им по меню в кожаном переплете. Ханна, не вчитываясь, выбрала самое дешевое блюдо. А неудобство тем временем становилось физически ощутимым.
        - Так как прошло? - непосредственно спросил Эрик. - Он тебя сильно грузил? Если Рудяка вовремя не заткнуть, у него случается словесный понос.
        Так о ведущем специалисте фабрики еще никто не говорил. Ханна нервно усмехнулась и возразила:
        - Что ты, было очень полезно послушать его рассуждения. Просто… все это как-то пока не укладывается в голове.
        - Понимаю. Так всегда. Творят фигню мой отец и Рудяк, а разгребают случайные люди.
        Принесли закуски. Официант решил заодно поправить цветы, но Эрик уставился на него так, словно тот вторгся на его личную территорию. Он умел одарить тяжелым взглядом. И эти противоречия почему-то манили. Тем сильнее хотелось быть к нему ближе.
        Когда официант наконец ушел, они завели отвлеченную беседу. Эрик рассказал, что заканчивает учебу в Гамбурге и уже работает в клинике. «ФЕМА» была ему до лампочки, и по фразочкам, с которых начался этот ужин, стало ясно, что его тошнит от семейного бизнеса. У него была младшая сестра Дагмар, и больше всего он беспокоился, что она застрянет во Фледлунде. Его мать была японкой и владела сетью цветочных магазинов в Шлезвиг-Гольштейне[14 - Шлезвиг-Гольштейн - федеральная земля в Германии.]. Он сказал, что она предпочитает жить в своем мире, и их с отцом уже давно ничего не связывало. Ханна в свою очередь вкратце поведала историю своей семьи, и Эрик внимательно слушал, изредка кивая. Конечно же, пришлось рассказать про свое старое сердце и как они с Ребеккой оказались связаны.
        - То есть твоя мать сознательно загоняла тебя в гроб, препятствуя пересадке? - как всегда, не подбирая слов помягче, спросил Эрик.
        Взгляд Ханны потерялся в бликах светильника, словно она высматривала там ответ на вопрос, мучивший ее годами. Но в тот момент поняла только, что благодарна Эрику за прямолинейность. Долгое время ей казалось, что она приписывает матери злодейские мотивы, но другой человек, услышав ее историю, изложенную в весьма нейтральном ключе, вдруг увидел то же самое.
        - Я… не знаю, - с промедлением ответила она. - И никогда не узнаю.
        - Некоторым людям вообще лучше не иметь детей. - Он с грохотом отложил приборы, похоже слегка разозлившись. - Они проецируют на ребенка только свою больную голову. Извини. Я просто не понимаю такого.
        - Нет, ты прав, - добавила Ханна. - Знаешь, родителей обычно не принято ругать, они безоговорочно святы, но… у меня внутри много обвинений. Может, проще было бы ее простить, но на такое мне пока не хватает сердца.
        В последней фразе проскользнула непреднамеренная ирония, и они одновременно улыбнулись.
        Эрик смотрел на нее с особым пониманием. Во взгляде читалось оправдание всем ее низменным мыслям по отношению к матери, и после этой недолгой беседы Ханна почувствовала, что ее гнев справедлив. И она имеет на него право. Это был бесценный момент.
        - Могу я тебя спросить… как ты познакомился с Ребеккой? - как можно деликатнее поинтересовалась она.
        Эрик кивнул и провернул пальцами бокал белого вина. Его взгляд мгновенно убежал, как будто он был уже не здесь.
        - Это было в Гамбурге, - начал вспоминать он. - Меня позвали на выставку молодых художников, и я шел туда, если честно, как на плаху, потому что современное искусство мне непонятно. Но надо было поддержать друзей, и я пошел за компанию. На той выставке было много диких работ. Ее инсталляция с девушками в щупальцах напоминала нечто среднее между галлюцинациями Яёи Кусамы и видениями Говарда Лавкрафта[15 - Яёи Кусама - японская художника, известна тем, что изображает свои галлюцинации в творчестве. Говард Лавкрафт - американский писатель, писавший в жанре ужасов.]. И не скажу, что мне зашло. Сама она держалась в стороне с надменным видом, это мне и понравилось в ней… - Эрик чуть рассмеялся. - Чувство собственного достоинства, даже если ее работы не вызывали ни у кого восторга. Всю выставку я просто наблюдал за ней. А потом мы пошли на свидание. Вот и вся история.
        Что ж, даже ее возлюбленный не признавал у нее таланта. Ханна не очень много знала про нарциссизм, но в своем инстаграме Джун Мун считала себя богиней современного искусства.
        - Ты сразу заметил у нее расстройство?
        В полумраке Эрик казался бесполым. Человек с лицом разгневанного ангела. Ханна не употребляла алкоголь из-за иммунодепрессантов, но ощущение, возникшее сейчас, наверное, походило на опьянение. Мир вокруг размывался, и ей только хотелось безостановочно смотреть на Эрика, а он пусть рассказывал бы в своей резковатой манере обо всем, что происходит в его жизни…
        - Наверное, где-то через месяц. Я сначала думал, будто ее желание постоянно слышать, что она особенная, - форма кокетства. Но это превращалось в болезненную нужду. У нее были моменты грандиозности и моменты полного дна. Последние сопровождались попытками селфхарма или запоями. Но даже в депрессивных состояниях у нее не пропадала мания величия. Однако если ты познакомишься лучше с этой болезнью, то поймешь, что внутри у таких людей бесконечно расширяющаяся пустота, а настоящее «я» намного меньше того, что они транслируют. На самом деле Ребекка ощущала себя никем. Ее спесивая религиозная семья с детства нивелировала ее попытки творчества, а в итоге вообще отвергла. Я считаю, что они ей психику и сломали. И как бы я ни старался, отогреть ее было очень тяжело.
        Сейчас снова проглянул тот Эрик, которого Ханна видела на балконе ее дома: разбитый, опустошенный человек, цепляющийся за осколки памяти о той, кого любил. Его привлекательность в одно мгновение обернулась неживой маской. Он поднял на нее глаза-дыры и поделился:
        - Таким людям всего недостаточно. Они высасывают тебя, как вампиры, но это не их вина. Им тоже тяжело. И знаешь что, Ханна? Я сейчас себе об этом напоминаю, потому что иногда мне кажется, что я растратил себя полностью на то, чтобы не дать ей сорваться. И все равно не справился.
        - Мне… так жаль, - вырвалось у нее.
        Эрик, кажется, не слышал ее. Его взгляд ушел в себя, и в нем мелькали только ему доступные воспоминания.
        - Она ненавидела всех, кому я уделял внимание. Ей казалось, будто я краду его у нее. К этим людям относились мои гамбургские друзья, мать, Дагмар, хотя при встрече с ними она вела себя безукоризненно. Затем закатывала мне сцены, заканчивавшиеся угрозами покончить с собой здесь и сейчас. Она хотела, чтобы у меня не было ничего, кроме нее. Изредка к ней возвращался контроль, и она бегала по врачам, но терапия не очень помогала, поэтому она и пошла к Рудяку. И это тоже моя вина. Я проболтался, что они тестируют какое-то чудо света, и тот вообще не хотел ее брать сначала, так как по симптомам она не очень вписывалась в тестовую группу. Но Ребекка преследовала его везде, даже ждала у туалета в «ФЕМА», и не спрашивай, как она туда пробиралась… В итоге он сдался и включил ее в эксперимент. Сначала все было чудесно. Она стала испытывать эмпатию, сдвинула себя с центра, увидела других. Меня, мои старания. Ощутила больший баланс с собой. Я уже хотел канонизировать Рудяка, и тут выяснилось, что без «ладана» она не может вообще. Рудяк все клялся, что найдет способ снять ее с этой «иглы», но не успел. Дальше
ты и так знаешь. Я даже не видел ее тела. Мне сообщили спустя несколько дней, когда уже узнали в «ФЕМА». От нее больше ничего не осталось. Сожжена. Человека, которого ты только недавно обнимал, чувствовал, что он жив, теперь вдруг не существует. - В глазах Эрика скользнул странноватый огонь, и он склонился к Ханне ближе. - Мне было с ней тяжело, но без нее я себя вообще собрать не могу. Такие дела…
        Минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Эрик точно погружался в Ханну, и вот он уже внутри нее, что-то отчаянно ощупывает, ищет, проверяет…
        - Я тоже никто, но не считаю себя особенной, - тихо сказала она.
        Время словно сдвинулось, и он медленно отстранился и немного пришел в себя. Они будто побывали на спиритическом сеансе, вызывая дух Ребекки, но никто не пришел.
        - Ты видишь о ней сны, - эхом произнес он, уже не скрывая, что именно его интересует в Ханне. - Выходит, связана с ней сильнее, чем я.
        - И что… мне надо ей что-то передать? - дрогнувшим голосом спросила она.
        Теперь в этой встрече было что-то унизительное. Возможно, ей действительно стоило обернуться Ребеккой, чтобы все закончилось как настоящее свидание.
        - Передай ей, что я плохо справляюсь. Очень плохо.
        Эрик откинулся на стуле и погрузился в тень. Ханна некоторое время молчала, ковыряя картофель на блюде. Проходивший мимо официант одарил их сияющей улыбкой, но они даже не отреагировали.
        - Передам, - ответила Ханна. - Теперь… если ты не против, я пойду?
        Эрик чуть ожил и снова принял деловой вид. Расплатившись, он принес ей пальто.
        - Довезти? - тихо спросил он, когда они вышли.
        Они снова замерли на широком мраморном крыльце «Кардинала». Падал снег, в очередной раз заметая Фледлунд. Люди вокруг них, смеясь, входили и выходили, а Ханна не знала, как найти в себе силы сказать ему «нет». Перспектив здесь не было, и она хорошо понимала, что весь этот ужин и его старания были ради Ребекки.
        - Не стоит, - наконец сказала она.
        - Я так дерьмово вожу? - чуть улыбнулся Эрик.
        Она хотела даже отшутиться, но, вытаскивая из сумки перчатки, случайно выронила блокнот. Он приземлился прямо между ними, и из него чуть выглянула фотография Эрика и Ребекки, которую она таскала с собой, чтобы смотреть украдкой.
        С ужасом Ханна наблюдала, как он поднимает записную книжку и вытаскивает карточку. Его глаза ничего не выражали, затем он спросил бесстрастным голосом:
        - Зачем ты забрала этот снимок?
        Хотелось провалиться сквозь землю. Ханна не могла даже поднять на него взгляд. Это был день дурных разоблачений, и ее с головы до пят затопил стыд. Эрик заглянул в ее лицо с легким подозрением, молчание становилось невыносимым.
        - Я просто… хотела понять, - ответила она, не поясняя, что именно.
        Эрик вложил фотографию обратно и вернул ей блокнот со словами:
        - Оставь себе, если хочешь. Пока.
        14. Столкновение частиц
        «Когда дорога вся в цветах, уже не спрашивают, куда она ведет».[16 - Афоризм французского поэта Анатоля Франса.]
        Эта фраза висела на окне цветочной лавки, мимо которой Лекан ходил каждый день.
        Он всегда говорил себе, что не ввяжется в мутную историю, и в итоге именно это с ним и произошло. Волшебные бобы требовали инвестиций, и деньги за дочурку Фергюсона почти сразу кончились. Лекан выскреб свои ничтожные накопления и закупился через Мусу еще тремя дозами. Их должно было хватить на две с половиной недели.
        Он никогда не был дураком. Ему просто требовалось решение, и оно нашлось.
        «На худой конец Амари просто вернется к свое прежнее состояние, а я пока поднакоплю на следующую порцию…» - успокаивал он себя, но в ушах звучали зловещие слова Ханны: «Тебе его не страшно пичкать непонятно чем?»
        От этих мыслей пробивал холодный пот, но правде в глаза смотреть не хотелось. Каждый человек однажды устает от своих бед настолько, что ищет чудо. Чудо не обязательно надо объяснять, достаточно того, что оно работает. Лекан дошел именно до такой стадии. И когда Амари вдруг проснулся прежним на следующее утро после лекарства, его внук понял, что заключит сделку со всеми дьяволами, чего бы это ни стоило.
        В их крохотной квартире снова появилась семья. Это они двое - что тогда, что сейчас. С Амари начинались все воспоминания Лекана, и он не был готов отпускать его. Дорога в цветах просила идти по ней и не задавать вопросов.
        Поэтому, сдав самый критичный зачет, он тут же снова забросил училище, подвязавшись на три подработки, одна из которых была в соседнем городе. В основном опять дебильные флаеры, за которые платили гроши. Третья подработка была курьером по доставке еды, здесь хотя бы перепадали чаевые. Но приходилось в любую погоду гонять на своем разваливающемся велосипеде, и если не укладывался в тридцать минут, менеджеры грозили оторвать голову. Однако на безрыбье этот приработок выручал. Поэтому, нацепив красный жилет курьерской службы и водрузив на велосипед сумку, Лекан гнал что есть мочи по снежному Фледлунду.
        Клиент по фамилии Харада жил в пригороде. По обеим сторонам дороги вырисовывались крутые дома, заказчик был явно из богатеньких. Велосипед натужно скрипел, а на часах мигало без пяти шесть. Если он доставит эту жратву позже шести, его и уволить могут. Высокие стандарты сервиса означали хреновые условия труда для тех, кто этих клиентов обслуживал. На него уже один раз жаловались за опоздание. Люди думали, что эта еда берется из воздуха, и сходили с ума, если курьер задерживался на пару минут.
        Навигатор указывал на огромный особняк в три этажа. Ворота сами открылись, но никого видно не было. Похоже, его ждали. Увы, запоздало он прочитал фамилии на звонке: «Фергюсон/Харада».
        Прежде чем до него дошло, в чей дом он пришел, дверь распахнулась, и, шаркая пушистыми тапочками, на крыльцо вышла меланхоличная Дагмар. Некоторое время они таращились друг на друга без слов, затем Лекан очнулся.
        - А… это… ваша доставка. Вот!
        Хорошо, что с девчонкой все было в порядке, но расспрашивать ее в этой ситуации все же не стоило. Она вдруг широко раскрыла глаза и чуть ли не прыгнула ему на шею с воплем:
        - Лекан! Спасибо! Я так и не поблагодарила тебя! Ты же мне жизнь спас!
        - Курица… - с трудом выдавил он.
        - Кто, я? - возмущенно отскочила от него девушка.
        - Нет, между нами.
        Еда была всмятку, но Дагмар это не волновало. Она буквально втащила его в дом, беспрестанно приговаривая, как он ей помог.
        - Да поставь этот пакет! У тебя есть время? Пошли, я тебя накормлю тортом! Ты же еще мой рюкзак нашел, полиция его передала. Прям спасибочки, он же мой любимый был.
        Новых заказов пока не было, и Лекан не знал, стоит ему принимать это приглашение или валить. Живот все еще сжимался в ужасе от осознания того, в чьем он доме.
        - А ты разве Харада? - недоверчиво спросил он.
        - Нет, это мачеха. Я просто адрес в приложении редактировала и случайно удалила нашу фамилию. Только после заказа заметила, - тарахтела она. - Пошли-пошли! Сейчас устрою тебе пир!
        - Да не стоит…
        Вместо ответа Дагмар кивнула на окно, и Лекан понял, что даже если пришлют еще заказ, он за него не возьмется. Снег валил вовсю. В такую погоду на его велосипеде никуда не доедешь. Растерянно он почесал голову и огляделся. Они стояли в огромном холле, вокруг горели торшеры. Лестница уводила в темноту второго этажа, и особняк казался необитаемым.
        - Если можно, я подожду тут, - натужно улыбнулся он. - Твои родители не против?
        - Кто они и кто их спрашивает… - равнодушно произнесла Дагмар. - Пошли на кухню.
        Они переместились в соседнее помещение, скорее напоминающее лаунджевый бар. Освещение было приглушено, а по ту сторону огромного окна на всю стену простирался сад, который сейчас заметало снегом. Посреди кухни располагалась высокая стойка, на ней стояли лэптоп и открытый пакет с соком. Дагмар явно не жаловала стаканы. Ощущение, что они дома одни, усилилось.
        Девушка показала на один из стульев, а затем поставила перед ним полторта с воткнутой в него вилкой.
        - Ешь!
        Звучало как приказ. Сама она распаковала принесенную лапшу с курицей и принялась с аппетитом уплетать, ловко управляясь палочками.
        - Ты всех курьеров так легко впускаешь? - невольно усмехнулся он. - А что, если бандит какой-нибудь?
        - Ты же меня спас, - возмутилась она с набитым ртом. - Тебе можно. Я тогда вообще тупанула и ничего тебе не сказала. Спасибо, что не дал ей меня сцапать.
        - Да без проблем… Что она от тебя хотела? Денег?
        Дагмар покачала головой и заявила:
        - Она меня хотела похитить. Это моя мать.
        Глаза Лекана полезли на лоб, а Дагмар начала простодушно рассказывать историю своей жизни. Вообще, создавалось впечатление, что она только и ждала собеседника. Выяснив ее неприятную семейную ситуацию, он понял, что за ней абсолютно никто не присматривает. За эти полчаса она успела выложить все: и что хочет стать дизайнером, и про дурацкую школу, и что ее знак зодиака Овен, а лучший друг - брат.
        - Вот окончу школу в этом году и свалю к нему в Гамбург. А лучше вообще в какую-нибудь другую страну. Куда-нибудь в Азию, например, или в Великобританию. У них хоть чувство юмора есть.
        Лекан хихикнул. К торту он так и не притронулся, но уже с интересом наблюдал за спасенной принцессой. В прошлый раз он запомнил только ее заплаканные глаза, но при ближайшем рассмотрении она оказалась очень экспрессивной, буквально отыгрывая на своем курносом лице все, что описывала. Правда, и инфантильна была, как пятилетка. Затем она насела на него с вопросами о его жизни. Поведать ему особо было нечего, но рассказ о его незатейливом существовании вызвал у Дагмар столько энтузиазма, что, похоже, у нее просто не было друзей.
        - В общем, рад за тебя. Главное - это возможности, - подытожил Лекан. - У твоей семьи они есть. Вот и пользуйся ими, раз так.
        - Эрик то же самое говорит. Типа выжми папку, он тебе должен за дерьмовое детство. Просто бесит от него во всем зависеть. Ну а ты?
        Дагмар, как он и предвидел, хлебнула сок прямо из пакета.
        - Какие у тебя планы после училища?
        - Планы? У меня? - Он даже ошалел от такого вопроса.
        Что ей сказать? Не загнать себя на работах, которых всегда будет больше одной? Купить новый велосипед?
        - Не знаю, - выдал он. - Планировать - это роскошь.
        Дагмар словно прикусила язык, и взгляд стал чуть виноватый. Чужое сочувствие всегда его раздражало, поэтому он попытался свернуть беседу:
        - Пора мне уже… Снег этот никогда не кончится. Хоть до дома дойду. Спасибо, что пригласила.
        - Эй, ну ты чего… - расстроенно протянула она.
        Договорить они не успели. В холле стукнула дверь, и неожиданно появился глава семейства, отряхивая пальто от снега. Лекан невольно подобрался, при виде отца Дагмар у него еще с прошлого раза поджилки тряслись. От Фергюсона-старшего за километр несло властью и еще некой брезгливостью по отношению к таким, как Лекан, хотя вел он себя очень учтиво.
        Хенрик заметил дочь на кухне и тут же вошел, с подозрением обозревая весь их натюрморт: торт с воткнутой вилкой, контейнеры с едой и Лекана в брендированной жилетке курьерской службы.
        - Добрый… вечер? - с непонятной вопросительной интонацией сказал он и подошел ближе. - Мы знакомы?
        - Отвянь, - сказала ему Дагмар. - Не видишь, у меня гости!
        Он оглядел дочь почти так же, как в прошлый раз, - механически и отстраненно - и спросил:
        - Ты что одна? Где Эрик?
        - Спроси у него!
        - А прислуга?
        - Сумире сегодня всех отпустила.
        - Понятно. А вы… - Он снова уставился на Лекана и явно пытался вспомнить, где его видел.
        - Доставщик я, - отрапортовал Лекан и начал двигаться к двери.
        - Лекан! - вдруг вспомнил ее отец. - Точно. Вы же нам помогли тогда… Ты его пригласила?
        В его вопросе явно скрывался какой-то подвох.
        - Да! - с вызовом ответила Дагмар.
        Но Фергюсон даже не отреагировал на нее, продолжая изучать Лекана, и от взгляда его светлосерых глаз почему-то уменьшалось чувство собственного достоинства. Его идеально уложенные волосы были абсолютно белого цвета, и от этого он казался старым, хотя вблизи ему не дашь больше сорока.
        «Это все ботокс», - ехидно подсказал внутренний голос.
        - Так мило, что вы зашли, - миролюбиво произнес ее отец. - Далеко живете?
        - В центре.
        - И откуда вы?
        - Отсюда, из Фледлунда.
        - А вообще?
        - Что значит «вообще»? - едко спросил он.
        Лекана как по голове ударило. Он недоверчиво всмотрелся в лицо ее папочки, который заученно улыбался и, видимо, считал, что поддерживает светскую беседу.
        - Ты меня позоришь! - бросила Дагмар отцу, наглея на глазах.
        - Да ничего, - махнул рукой Фергюсон. - Просто любопытно. Что же… приятно было увидеться снова, Лекан.
        Он протянул ему руку, но тот просто развернулся и направился к выходу. Внутри все кипело. Что еще белый немец может спросить у цветного? Это «вообще» в вопросе о происхождении преследовало эмигрантских детей чуть ли не всю жизнь, а спрашивающие искренне считали, что это проявление вежливости, а не расизма.
        Дагмар затеяла с отцом перепалку, но это уже были их дела. Лекан вышел во двор и добрел по сугробам до своего велосипеда, прислоненного к забору. В итоге просто покатил его к остановке, ощущая усталость, притупленную ненависть к таким, как Фергюсон, и тревогу за будущее. Автобус, как назло, опаздывал, а вокруг уже совсем стемнело. Но хотя бы холодно не было.
        Минут через десять на другом конце аллеи замаячила чья-то мелкая фигура. Это оказалась Дагмар с большой спортивной сумкой через плечо. Она яростно сопела. При виде Лекана по ее лицу пробежала горделивая улыбка, и она огорошила новостью:
        - А я прямо сейчас из дома ушла. Надоело его терпеть!
        - Ты что, совсем? - вырвалось у Лекана.
        Дагмар подбоченилась и заявила:
        - Ты что, думаешь, с ним такой кайф жить? Он не только с тобой так обращается, а со всеми.
        Их коснулся свет фар приближающегося автобуса. Они забрались внутрь, и Лекан с легким беспокойством спросил:
        - И куда ты пойдешь?

* * *
        Киран оказался на распутье. С одной стороны было его прошлое - еще скрытое завесой мрака, но уже обретшее голос, а с другой - чистый лист, на котором он пытался изобразить хорошего человека. На самом деле ничего у него не было, кроме проблем.
        Он отоспался, на свежую голову еще раз хорошо обдумал встречу с Рудяком. Стоило прийти на его обследования хотя бы ради денег. Принципиальной разницы между оплатой от «ФЕМА» и подачкой Эрика не было, все шло из одного кармана, но первый способ казался вернее. Киран ощущал, что он все больше и больше обязан Фергюсону-младшему. Тот ничего не требовал взамен, но оставалось ощущение, что однажды Эрик попросит его о чем-то очень дорогом, измеряемом не деньгами.
        Жить в мире этих предчувствий и откликов из прошлого стало по-настоящему невыносимо. Планов на будущее не было вообще, но главное - избавиться от Пчеловода. А затем он отправится искать счастья в какое-нибудь другое место. Фледлунд напоминал омут, и все черти в нем - что плутонские, что «ФЕМА» - уже его достали. С каждым днем Киран ощущал не только больше эмоций, но и проявлений воли: раздражался, тревожился, хотел сделать что-то по-своему. Это походило на очень медленное и неохотное пробуждение.
        Через пару дней он пошел в центр «ФЕМА», и его приняли без всяких вопросов и даже документов.
        Стоило упомянуть свое имя, как секретарша направила его к какому-то научному сотруднику. У него опять взяли кровь, чтобы проверить количество антител, а также провели другие анализы. Задавали много дурацких вопросов, прогоняли через какие-то сканеры, и Киран просто следовал указаниям. Единственное, о чем он решил расспросить своего исследователя, это плазмаферез.
        - Каковы шансы, что моя память вернется ко мне без чистки?
        Тот приподнял брови и пыхнул губами, выражая неведение.
        - Сложно сказать. Таких случаев еще не было. Мы по-прежнему не знаем, какое количество испарений Морфея вы вдохнули, находясь в бессознательном состоянии. По количеству антител могу предположить, что это однозначно трижды превышало норму. Проблема в том, что препарат выстраивает с каждым человеком свои уникальные отношения. Такая передозировка могла полностью лишить вас рассудка, но вместо этого вы получили амнезию. Никаких физических последствий у вас не выявлено. Без плазмафереза вы можете никогда и не восстановить свою прежнюю личность.
        - Я раньше курил, - припомнил Киран еще кое-что. - Нашел у себя, как очнулся, пачку сигарет. И сейчас иногда ужасно хочется. Но долгое время я как будто не испытывал никакого желания… Это связано с Морфеем?
        - Морфей влияет на любые зависимости и может их положительно корректировать.
        Антидепрессанты, кстати, используются в медикаментозном методе отказе от никотина. Но конкретно в вашем случае тесты не проводились.
        - Что вы вообще знаете об этом Морфее? - невольно выдохнул Киран. - Он же абсолютно непредсказуем.
        Глаза научного блеснули, и он ответил с улыбкой:
        - Именно это нас и интересует. Мы - ученые, а не врачи или страховая компания. Нам важно изучить потенциал препарата.
        Похоже, они тут все широко мыслили. Рудяк подбирал людей себе под стать.
        Кирана отправили на получасовой перерыв, после которого его ожидали какие-то когнитивные тесты. Столовая располагалась в огромном зале, залитом светом из окон во всю стену, где обедали научные сотрудники корпорации. Стоял легкий гомон, то и дело доносились обрывки непонятных терминов. Даже в свободное время здесь говорили только о науке.
        Киран выбрал место подальше от всех и принялся за свой сэндвич. С утра он ничего не ел и сейчас здорово проголодался. На него никто не обращал внимания, и он занялся любимым делом - наблюдением за другими.
        За ветвистым растением неподалеку устроилась парочка и о чем-то тихо болтала. Сначала Киран подумал, что ему почудилось, но действительно, совсем рядом с ним сидели Ханна-переводчица и… Эрик. Он не мог отвести глаз, переводя взгляд с одного на другого. Рука Фергюсона лежала на спинке дивана, почти касаясь ее плеча, а голова близко склонилась, пока она что-то ему рассказывала. Почему-то сложно было поверить, что они знакомы. Некоторых людей очень трудно представить вместе. Эрик и Ханна были словно из разных миров.
        Ее он не видел уже очень давно, она почему-то перестала к ним захаживать, а Киран избегал центра и людных улиц, где они раньше сталкивались по воле случая. Она изменилась. Раньше Ханна напоминала пепельный карандашный набросок. Сейчас произошли какие-то неуловимые, внутренние перемены, но ее черты словно стали выразительнее и четче. Киран понимал, что у нее какие-то психологические проблемы, но из тактичности никогда не расспрашивал. Эта другая Ханна была проработанной версией самой себя. Одновременно почему-то казалось, что это и не она.
        Эрик же выглядел как обычно, только чуть здоровее. Его вампирические темные круги под глазами наконец пропали. Небось, выспался. Сложно было сказать, что Кирану не понравилось в увиденном. Но что-то здесь было не так.
        Внезапно Эрик поднял мрачный взгляд, но, узнав его, приветственно улыбнулся. Ханна обернулась следом, но при виде Кирана по ее лицу почему-то пробежала секундная паника.
        - Ого! Встречи-встречи! - весело произнес Эрик.
        - Киран? - тихо спросила Ханна. - А что ты тут…
        - Может, вылезешь из своего куста да к нам? - спросил Эрик, всматриваясь в него исподлобья.
        Предложение определенно имело смысл. Киран пересел к ним, и они обменялись с Ханной сконфуженными улыбками. Она словно втянулась в раковину и погасла. Как будто ее другая личность открывалась только перед Эриком.
        - Так вы знакомы, - с интересом протянул тот.
        - Да, Ханна спасла меня от… тех отморозков, - расплывчато сказал Киран, но Эрик прекрасно понял, кого тот имел в виду. - Как ты?
        - Хорошо, - кивнула она.
        - Раз вы знакомы, я разбавлю вашу неловкость - вы оба жертвы Морфея, - пояснил Эрик. - Поэтому и оказались здесь.
        Киран перевел на Ханну ошеломленный взгляд, и, судя по всему, ее эта новость поразила не меньше. Но Эрик однозначно облегчил им жизнь, озвучив истинную причину. Теперь они все могли говорить откровенно.
        - Как такое произошло? - обратилась она к Кирану.
        Пришлось в очередной раз рассказать, что он надышался парами Морфея, а Ханна, оказывается, получила подарочек через пересаженное сердце.
        - Интересно, сколько вас таких еще по Фледлунду бродит, - хмыкнул Эрик. - Я будто только и делаю, что подтираю за отцом… Так, ладно, мне пора. Увидимся еще!
        Он махнул им обоим, чуть задержав взгляд на Ханне, и скрылся за раздвижными дверями. Киран с Ханной уставились друг на друга, как будто каждого поймали с поличным. И обоим не удавалось понять, откуда возникло это замешательство.
        - Так тебя тоже исследуют, - наконец нарушила она тишину.
        Киран кивнул, отмечая, как что-то в ней на глазах размывается, точно сырая акварель. Ее взгляд блуждал по залу, ей явно было отчего-то некомфортно.
        - Да. Ты говорила с Рудяком? - спросил он.
        - Познакомились недавно. До сих пор ушам не верю.
        Столовая тем временем пустела, и Кирану тоже надо было идти, но он медлил.
        - Ну, и как ощущения? - иронично спросил он. - Меня выстирали, а у тебя-то что?
        Она чуть натянуто улыбнулась, но в ответ на его откровенность все же сделала встречное признание:
        - Помнишь, я рассказывала, что меня мучают сны? Я еще тогда пришла к тебе в лавку и разревелась, как дура…
        - Помню, конечно, - ответил Киран.
        - Ну… вот, они и не были моими. Скажем так, это все пришло из-за нового сердца. Не знаю, как это работает, но я тут. Под их лупой.
        - То есть… это были сны твоего донора? - сощурился Киран.
        - Не совсем. Долгая история, - сообщила она извиняющимся тоном.
        - А с Эриком вы откуда знакомы?
        - А вы? - тут же отразила она его вопрос.
        С ней явно что-то произошло. Сквозь ее короткие фразы читалось недоверие. Конечно, они не общались близко, но все это на нее не походило.
        - Мы друзья. Наверное, - пожал плечами Киран. - Он мне помог с разными вещами и в итоге заподозрил истинные причины моей амнезии.
        - Надо же, - протянула она. - Неожиданно. А мы с ним, в общем-то, случайно познакомились. Во мне сердце его девушки.
        Взгляд Кирана остановился. В голове всплыл образ Эрика, в болезненном упоении выводящего строки японской песенки.
        «Слов „спасибо“ и „я люблю тебя“ недостаточно, но позволь хотя бы сказать, что я счастлив…»
        Подоплека его интереса к Ханне показалась очевидной. Почему-то Эрик был единственным человеком, которого Киран очень хорошо чувствовал и понимал о нем что-то невыразимое. Но что об этом думала сама Ханна? И дураку стало бы ясно, что она влюблена в Фергюсона какой-то фатальной подростковой любовью. Выражение ее лица, когда их глаза встречались, было красноречивее любых слов.
        «Будто ты что-то понимаешь в сердечных делах!» - насмешливо оборвал он самого себя.
        - И что… Морфей может передавать тебе мысли мертвого? Или его сны? - с сомнением спросил он.
        На это Ханна развела руками.
        - Никто здесь, по-моему, не понимает, что он может. Я столько историй наслушалась и молюсь только, чтобы они не запустили этот препарат в продажу.
        - Да уж.
        - Что же… Было приятно с тобой повидаться. - Она еле заметно улыбнулась ему и поднялась. - У меня через пять минут еще одно обследование.
        - Пока.
        Киран еще посидел, пребывая в своих мыслях. Что вообще происходит в этом городе? Мертвые говорили сквозь трансплантированные сердца, по улицам слонялся наемник без памяти, а в земле разрастался неизученный, опасный наркотик. И след «ФЕМА» отпечатался на изнанке всех этих происшествий.
        К трем часам дня его наконец отпустили и вручили заранее оговоренную сумму наличными - десять тысяч евро. И никаких вопросов или косых взглядов.
        «Интересно, как они списывают эти расходы в бухгалтерии?» - мельком подумал он, но это уже была не его проблема.
        До требуемой ему суммы нужно было прийти еще раз, и он сразу назначил следующую встречу.
        «А затем пора отсюда исчезнуть…» - размышлял он.
        Желание покинуть Фледлунд вдруг стало неимоверным. Эта тяга звала его дальше, и он даже не мог представить куда. Или же дело было в воздухе: недавний снегопад обернулся реками, и впервые запахло весной.
        «Меня как будто где-то ждут…» - почему-то подумал он.
        За Фледлундом есть некое место - и небо там чище, и цвета ярче, и кто-то зовет его по имени и настойчиво просит вернуться. Он стоял на остановке, невидяще всматриваясь в розоватые облака, и не мог перестать вслушиваться в окружающий мир.
        «Твое место не здесь…» - читалось в ветре.

* * *
        Эрик объявился, как всегда, неожиданно: под вечер колокольчик у входа звякнул, и на пороге магазина нарисовалась знакомая высокая фигура, закованная в узкое черное пальто. Киран уже убирался и клиентов больше не ждал. Коротко поздоровавшись, Эрик сразу спросил:
        - Польза хоть есть от этих обследований?
        - Да черт его знает. - Киран отставил швабру и прислонился к перилам лестницы. - У меня сейчас только одна цель - закрыть долг Пчеловоду.
        - Не боишься, что он и дальше будет тянуть из тебя деньги?
        Об этом Киран уже думал. От таких ублюдков можно было ожидать всего. Странно только, что он считал себя лучше них…
        - Выхода нет. Я более бесправен, чем они. И паспорт надо забрать.
        Эрик сочувствующе кивнул.
        - Как Дагмар? - перевел тему Киран. - Давно ее не было.
        - А она ушла из дома, - последовал неожиданный ответ.
        - Как ушла? Ты хотя бы знаешь, где она? - вырвалось у Кирана, ведь Эрик опекал сестру на каждом шагу.
        - Знаю, иначе я бы уже все волосы себе вырвал, разыскивая ее, - без тени улыбки ответил друг. - Но она устроилась в каком-то мотеле-клоповнике и страшно собой горда. Я там был сегодня. Привозил ей кое-какие вещи. Она вдрызг разругалась с отцом, и тот заблокировал ее карту. Так что пришлось ей еще и денег дать. Дагмар понимает, что придется вернуться. Ей обидно, что ее поражение уже предрешено и ей нечего ему противопоставить. Для него она всегда будет истеричным подростком, сколько бы ей ни было лет. Мне только удалось убедить отца дать ей время, и главное, чтобы мать опять ее не выслеживала. Надеюсь, к апрелю Дагмар придет в себя. Мне-то надо возвращаться в Гамбург, и дольше присматривать за ней не смогу. Хочу только, чтобы она уже выросла, в том числе и эмоционально. Тогда ей самой будет легче.
        Забота о сестре была самой странной чертой в его эгоцентричном характере.
        - Я, кстати, из-за нее тут…. - вдруг переключился Эрик. - Эта растяпа посеяла свой учебник по истории. У вас, может, есть экземпляр? У нее зачет завтра.
        Киран кивнул и поискал по каталогу нужную книгу. И, к счастью для Дагмар, она нашлась.
        Их встречи в столовой «ФЕМА» словно и не было. Эрик не упоминал про нее, а Киран не знал, как к этому подступиться. Стоило поговорить о Ханне, но это означало бы затронуть смерть его девушки.
        - Забавно, как мы втроем пересеклись в «ФЕМА»… Значит… ты привел Ханну к Рудяку? - начал он издалека.
        - Да, - отозвался Эрик, явно не собираясь распространяться на эту тему.
        - Просто исследовать или ей нужна какая-то помощь?
        - Прости, это ее личные дела. Не думаю, что я вправе отвечать за нее.
        Между ними словно возник невидимый барьер. Обычно Эрика несло на любую тему.
        - Я знаю про ее сны, - негромко пояснил Киран.
        Взгляд Эрика на долю секунды вспыхнул, но он лишь улыбнулся, отчего скулы заострились еще больше.
        - Ясно. Вы, значит, близко общались?
        - Не то чтобы. Просто… однажды ей нужно было поговорить.
        Киран очистил стол от всякой книжной трухи и оперся на него, внимательно глядя на Эрика.
        - Она упомянула, что это все из-за сердца… твоей девушки. Я могу кое-что спросить?
        Последовал недоуменный кивок.
        - Ты ей просто помогаешь или же между вами что-то есть?
        О лицо Эрика можно было порезаться. Улыбка не сходила, но в глазах ничего не отражалось. Такое состояние пустоты уже не раз в нем проглядывало: от него будто оставалась оболочка, а душа куда-то исчезала.
        - Между нами ничего нет, - отозвался Эрик. - Но к чему твой вопрос? У тебя к ней какой-то интерес? Я потенциально влезаю на занятую территорию?
        Выбор слов был странный. Но теперь не оставалось сомнений в том, что у друга были на Ханну какие-то виды.
        - Нет никакой территории. Просто… она - уязвимый человек. Тебе следует знать об этом.
        - А я разве собираюсь ей как-то навредить? - ехидно спросил Эрик. - Но спасибо за совет.
        - Ты же не из-за сердца своей девушки с ней общаешься? - все-таки сорвалось с языка.
        Не покидало ощущение, что они ведут какое-то противостояние. Чувств к Ханне у Кирана не было, но ему всегда хотелось ее поддержать. Во время наблюдения за ними в столовой его что-то не на шутку встревожило, и не хотелось это признавать, но причиной оказался сам Эрик. Фергюсон был отличным другом, но в нем скрывалось что-то опасное. И с каждым разом это проступало в его облике все отчетливее. Ханна же просто была хорошим человеком, и не хотелось, чтобы ей случайно или намеренно причинили боль. По мнению Кирана, Эрик был на это способен.
        - Есть вопросы, которые я не хотел бы обсуждать, - очень сдержанно сказал Эрик. - Даже с тобой. Хотя ты и я… мы вроде как понимаем друг друга во многом.
        Он улыбнулся Кирану и поднял руку с учебником.
        - Спасибо. С Дагмар тоже причитается.
        - Не за что.
        Эрик развернулся и вышел из магазина, не попрощавшись.

* * *
        Разговор оставил непонятное ощущение, роль доброго советчика явно была не для Кирана. Он плохо понимал, на что имеет право по отношению к другим людям. В конце концов, Эрик с Ханной взрослые люди, а его приступ заботы никому не был понятен, даже ему самому. Просто странно, что все случайные элементы вдруг начали сталкиваться друг с другом.
        Он считал дни до следующего обследования, а пока работал и даже снова стал появляться в городе. Пчеловод обещал, что его пока не тронут, и проводить свободное время в своем подвале уже осточертело.
        Сон, в котором он стоял под жуткими огнями, уже его не беспокоил. Зато стал повторяться другой - про воду. Все чаще проступали какие-то реалистичные детали - вроде скал, парусников, снующих вдалеке, а рядом с ним стоял кто-то чудесный. Но лица почему-то не удавалось разглядеть.
        «Я найду тебя», - раздавалось будто сквозь толщу воды.
        Возникало ощущение чьей-то руки в его ладони, и иногда вспышками проступали глаза - голубые кристаллы с янтарным соцветием внутри. Он просыпался с желанием расплакаться.
        «Посмотри на меня снова. Скажи, что я еще не совсем опустился…» - крутились слова, словно сорванные с чужого языка. Они будто ему не принадлежали. Ключей к разгадке этого сна у него не было. От мысли, что он, возможно, больше никогда не взглянет в эти глаза, становилось чуть ли не физически плохо.
        Чтобы отвлечься, он изводил себя тренировками и загружал домашними делами. Как-то после очередного пробега по местному стадиону Киран решился пройтись по «ресторанной» улице Фледлунда, чтобы развеяться. Уже настолько потеплело, что всюду проклюнулись садовые цветы, а на магнолиях набухли почки. Все заведения были забиты под завязку, и многие теперь сидели снаружи. Даже не верилось, что люди все это время существовали и Фледлунд способен быть живым.
        Проходя мимо треклятой пивной («бар для битых» - как прозвал его для себя Киран), он заметил уже знакомые лица. «Плутонцы» сгрудились у высокого стола и что-то вполголоса обсуждали, неприятно ухмыляясь. Пчеловода с ними не было, но Киран узнал типа со шрамом и других по фото в газетам. Его тоже заметили, и их взгляды замерли. Это была типичная «гляделка» на слабо. Всем своим видом они говорили: «Только дождись своего часа». Почему-то отвести глаза Киран не мог, и что-то в нем велело противостоять их кучке даже самым глупым способом.
        Поравнявшись с ними, он спокойно оглядел каждого, кипя внутри от гнева. Какие-то паразиты вздумали, что имеют весь город… По ним самим тюрьма плакала.
        Внезапно он заметил среди них еще одну фигуру, скрытую прежде широкими спинами, - молодую, крепко сложенную женщину. На ней был теплый жилет поверх свитера с высоким отворотом и штаны со многими карманами. Она стояла, сложив руки на груди и широко уперев ноги в землю, и было в этом что-то от самих «плутонцев», но ее с ними он еще никогда не видел. Светлые волосы были заплетены в короткую косу, а в лице с тонкими, правильными чертами сквозило что-то нездешнее.
        Женщина смотрела на него в упор, и стоило им встретиться взглядом, как пропало ощущение земли. «Плутонцы» отошли на второй план, и меж ними двумя возник безмолвный диалог. В отличие от остальных, в ней не было злобы. Киран мог поклясться, что смотрел в это лицо не раз, помнил упрямую линию губ и взгляд ярко-голубых глаз, от которых что-то в воздухе разряжалось. Сон и реальность вдруг сошлись в одну картину.
        В душе забилось дикое желание обернуться и поздороваться с ней, но присутствие «Плутона» его сковывало.
        «Мы знакомы… И так похожи… Я знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем себя», - бились в голове какие-то абсурдные мысли.
        Пульс превратился в гул, и он едва не задохнулся от непонятных ощущений. Горло перехватил спазм, нечто между плачем и вздохом, и он не отпускал.
        Киран миновал пару перекрестков, затем свернул в проулок между барами, чтобы прийти в себя. Из приоткрытых окон доносилась какофония из музыки и голосов, но здесь его никто не видел. Клетка Морфея, державшая что-то внутри него, вот-вот норовила лопнуть от переполнявших эмоций. Но вряд ли представится шанс разузнать, кто она…
        Когда он решился вернуться на улицу, путь вдруг преградили. Это была она, теперь приблизившаяся к нему вплотную. Мгновение они смотрели друг на друга в полном молчании. Ее голубые глаза с желтоватыми вкраплениями напоминали морское дно. Кирана внезапно залило чувство глубокого счастья, только не удавалось облечь его в слова.
        Зато она не растерялась и отвесила ему мощную оплеуху.
        - Все мужики - сволочи!

* * *
        Врезала она ему здорово. Учитывая, что в ней было не меньше метра восьмидесяти, под одеждой явно скрывались развитые мышцы. Тем не менее даже такая возможность поговорить его очень радовала.
        - Я не помню, кто ты. У меня амнезия, - счел он нужным предупредить. - Но я тебя знаю.
        Она замерла, пытливо вглядываясь в его лицо. Видно, раздумывала, дать ли ему снова затрещину или выслушать. Но что бы она сейчас ни сделала, казалось, что у нее есть на это право.
        Гомон из открытых окон вернул их в реальность. Они застряли между барами, и в перекрестных гирляндах света над ними все становилось каким-то кинематографичным. Небо почти полностью погасло. Эта женщина пришла из другого мира и принесла с собой ветер, цвета и почему-то привкус моря. Откуда взялись все эти ощущения, Киран не мог понять, но, глядя в ее глаза, ощущал себя близким к поверхности воды. До вдоха оставалось совсем чуть-чуть.
        Она слегка откашлялась и протянула:
        - Да, не врали эти придурки. Тебе все отшибло.
        - Зачем тогда ударила? - все же спросил он.
        - Потому что ты козел, - тут же ответила она.
        У нее был легкий акцент. Киран уже слышал его, знал наперед, как она будет четко делить слова. Даже хотелось заканчивать за нее фразы, настолько хорошо он знал, как она их произнесет.
        - Возможно, и козел. Извини. Что бы я ни сделал в прошлом, я уверен, это моя вина.
        Сквозь ее холодный прищур отчетливо читалось недоверие к его словам.
        - Ты извиняешься?
        - Да.
        - Охренеть. Ты реально сам не свой.
        Женщина прислонилась к противоположной стене с выражением полнейшей растерянности.
        - Как тебя зовут? - поинтересовался он.
        - Точно не придуриваешься? - с сомнением спросила она. - А то так и чешется влепить тебе снова.
        - Ничего я не помню. Прости, - искренне сказал Киран, вглядываясь в нее с легким отчаянием. - Я хотел бы.
        - Намекну уж, - горько усмехнулась она и оголила запястье на руке.
        На том же месте, что и у него, была татуировка трезубца, еще довольно четкая.
        - Ты из «Созвездия», - понял Киран.
        - Значит, свой дерьмовый отряд ты помнишь, а меня нет? - озадаченно выдохнула она. - Да, я была в «Созвездии». Я - Нептун. Ну?
        Киран поднял рукав куртки, глядя на свой сильно выцветший символ. В «Созвездии» он явно пробыл дольше нее.
        - Я недавно узнал о нем. Мне рассказали, кем я был, - с промедлением ответил он.
        Солнце село, и свет гирлянд над головой засиял ярче. На их лица легли причудливые тени, и оба стали казаться друг другу не совсем реальными. Но Киран не хотел менять обстановку. Потому что боялся, что она могла раствориться, как очередная галлюцинация Морфея.
        - Какое твое настоящее имя?
        - Нора, - ответила она, и даже в сумраке можно было различить отблеск жалости в ее глазах. - Господи, да что же с тобой стало?
        - А твои веселые ребята тебе не рассказывали? - едко поинтересовался Киран. - Я смотрю, ты на короткой ноге с этими отморозками.
        - Чья бы корова мычала, - фыркнула Нора. - Сам повелся на запах их денег.
        - Ну, и посмотри на меня сейчас. Только не говори, что они и тебя наняли.
        - Я сама нанялась. Им нужен копатель, ну, я и пошла, хотя Торстен был против. Ему без тебя туговато, и теперь он думает, что мы оба хотим его кинуть.
        Имя уже было знакомо по рассказу Пчеловода. Какие-то загадочные датские дела.
        - А чем я занимался у этого Торстена? - тихо спросил он, готовясь услышать про себя очередную пакость.
        Нора, видимо, поняла его выражение и рассмеялась:
        - Барменом ты у него временно был, дубина. Татуированный австралиец за стойкой - гарант заполненного бара.
        От сердца отлегло. Значит, хоть что-то из того, что он делал, было легальным. Нора же внезапно посерьезнела и заявила:
        - Слушай, ты, конечно, в последний раз повел себя как полная мразь, но когда ты пропал с концами, я все же обеспокоилась. Меня воротит это признавать, но мне еще не безразлично, что с тобой. В «Плутоне» сказали, что ты без памяти застрял тут и должен им тонну денег. И из тебя их будут выбивать всеми путями.
        - Вали от них, - перебил ее Киран. - Ты хоть знаешь, что они копают?
        Лицо Норы застыло. Меньше всего на свете он хотел, чтобы с ней произошло то же, что и с ним.
        - Были слухи… - осторожно ответила она.
        - Это опасный наркотический препарат, - наплевав на тайны «ФЕМА», продолжил он. - И если ты им случайно надышишься, как я, с тобой что и похуже может выйти. Вокруг города сплошные пустоты из-за химикатов с фабрики. Даже просто копать эту дрянь опасно.
        - Так вот что с тобой произошло… - отстраненно сказала она.
        Риск ее нисколько не волновал. Нора всматривалась в лицо Кирана с разочарованием и обидой.
        «Что я, черт возьми, ей сделал?» - подумал он.
        На невинных так не смотрят. Тревожило дурное предчувствие, что и с ней он обошелся дерьмово. И лучше бы она ему снова врезала, выносить ее взгляд не было мочи.
        - Знаешь, это будто ты и не ты, - добавила Нора, вымученно улыбаясь. - Я не знаю, мне радоваться, что ты вдруг ведешь себя по-людски, или же наоборот… У тебя словно часть души украли.
        - Мне не нравится тот, кем я был, - резко оборвал он ее. - Уже наслушался про себя и… счастлив, что потерял память. Беспокоит, что «Плутон» держит меня на мушке, но к прошлому возвращаться не хочу. И тебе нужно от них уходить. Один неверный шаг - и тебя закопают в яму, которую ты для них роешь.
        - Нечего папочку изображать, - хмыкнула Нора. - Я выполню задание, а затем уйду от вас всех. Вернусь домой, что мне еще остается? Поиграла с плохими мальчиками - и хватит. Одни проблемы от вас.
        В воздухе повисло столько невысказанного и неизвестного! Впервые собственная история показалась Кирану важной. Какими путями оба шли, что загремели в наемники? Что между ними было? Но если бы Киран задал последний вопрос, Нора точно озверела бы.
        - И где твой дом? - только спросил он, отстраненно следя за ней.
        - В Висбю[17 - Висбю - город в Швеции.], балда беспамятная. Ладно, толку говорить с тобой нет. Не верю, что человека можно так взять и стереть… И еще больше не верю, что хотела найти тебя прежнего.
        - Прости, - произнес он снова, пристально глядя в ее лицо.
        Казалось, что он стремительно ее теряет и наверстать уже ничего нельзя. От этого что-то в душе орало дурным голосом, но мышцы лица, наоборот, стянуло, и он только мог стоять и смотреть на нее как истукан.
        - Проехали. Ты же теперь вообще другой человек, - с грустной усмешкой сказала она. - Сам бы увидел себя прежнего, удивился. Бывай.
        С этими словами она побрела в сторону «бара для битых». Кирана же разъедали жуткая горечь и вина за что-то, не в полной мере осознаваемое. Только сейчас он понял, что все-таки кое-что знает о любви. С памятью или без Нора оставалась частью него.
        15. Снятые печати
        Вернувшись домой после ужина в «Кардинале», Ханна, не включая свет, прорыдала несколько часов. Если бы кто-нибудь спросил, что ее так расстроило, она сказала бы: «Да все!» Все - начиная от собственной ничтожности и заканчивая украденной фотографией, выдававшей ее одержимость Ребеккой и Эриком. Поход в ресторан обернулся кошмарным унижением, которое она навлекла на себя сама. Эрик только хотел поговорить через нее со своей возлюбленной, и под конец вечера его настоящий интерес уже был очевиден. Ханна стала медиумом, проходной дверью, и ее как не было, так и нет.
        От этого осознания она исторгла жуткий крик. Хотелось наконец исчезнуть, чтобы перестать ощущать себя.
        «Я сама - свое худшее воспоминание…»
        Она лежала на полу у кровати, не в силах подняться, и постепенно провалилась в забытье.

* * *
        Ее лицо ощупывали чьи-то руки. Одна трогала лоб, другая скользнула по шее. Ханна видела себя со стороны, одновременно ощущая прикосновения на своей коже. Она существовала в двух измерениях.
        Ржавые трещины вокруг нее складывались в уродливый ветвистый узор. Затем появилась третья рука и сжала ворот одежды. Четвертая поползла по ее запястью. Но за спиной никого не было. Тем страшнее выглядели руки. Они никому не принадлежали.
        До нее доносился шелест, как размеренное дыхание спящего человека. Ханна попала в этой точке в невидимый капкан и не могла пошевелиться. Собственной воли у нее не было.
        Руки безостановочно водили по ее лицу и телу, стремясь ощупать каждый сантиметр кожи. Внезапно справа вынырнула голова, тела у нее не было. Спутанная копна черных волос свисала до самой земли, а сердцевидное лицо всматривалось в Ханну с завороженным вниманием. Глаза, подобно пленке, затянула неестественная матовость, это был взгляд мертвеца. Так они снова встретились с Ребеккой Лейнц.
        - Кто ты… - беззвучно произнесли ее губы, но голос разнесся всюду.
        Дыхание вокруг вдруг участилось.
        - Ханна, - последовал ответ.
        Голова Ребекки втянулась куда-то за ее спину и вынырнула с другой стороны. Рук уже было не счесть. Они сплелись в сеть и постепенно вдавливали ее в землю.
        - Я вижу тебя постоянно. Во мне, - снова безжизненно разомкнулись губы Ребекки.
        - Это ты во мне… - отразила Ханна ее слова.
        Сквозь взгляд Ребекки вдруг проступило подобие живой человеческой печали. Они почти соприкоснулись лбами. Их симбиоз был возможен только в этом пустынном измерении, где их двоих обнажили до истинной сути.
        - Что тебе нужно? - заструился шепот Ребекки, множась с каждым словом. - Почему ты хочешь быть мной?
        - У тебя есть сила, которой нет у меня…
        На губах Ребекки возникла беглая улыбка, а глаза закатились. Голова вжалась в щеку Ханны и заскользила вниз, словно ластясь.
        - Значит, ты пришла просить моей помощи?
        - Да.
        Руки впились в ее горло и сжали до легкой боли.
        - Тогда желай… - многоголосым эхом произнесла Ребекка.
        Место стало храмом для самых потаенных молитв, а Ребекка превратилась в дающего бога.
        - Я хочу получить Эрика.
        Руки всколыхнулись, а голова Ребекки примостилась между ее плечом и шеей и теперь шептала ей на ухо:
        - Ты не знаешь его…
        - Это не важно. Ты сказала мне желать.
        Дыхание вокруг стало раздражительным и нервным, земля чуть дрогнула.
        - Тебе придется принять меня всю, чтобы добиться его. Открыть все двери. Стереть себя. Ты уйдешь, я приду. - Голос Ребекки расщепился на множественное эхо.
        - Забирай все, что тебе нужно, - уверенно сказала Ханна.
        Никогда она не была так уверена в своем желании. Все просто. Став Ребеккой, Ханна будет наконец полноценной и получит все, что хочет. В том числе и его. Это хорошая сделка.
        Ребекка приблизилась к ее губам и коснулась их своими.
        - Когда настанет час, ты меня впустишь.
        Кто-то издал тяжелый вздох, земля вдруг треснула, и руки затолкали Ханну в расширяющийся темный провал.

* * *
        К удивлению Ханны, Эрик снова объявился через несколько дней.
        Все это время она провела взаперти. На очередной страшный сон уже не было сил обращать внимание. В глубине души она не верила, что хоть что-то изменится. Несмотря на все невероятные вещи, которые с ней произошли, она уже давно не имела надежды, что в ее жизнь придет что-то хорошее. Удалось погрузиться в работу, чтобы дальше функционировать, непонятно только, ради чего.
        Затем подошел день очередного обследования при центре «ФЕМА», и Ханна заодно поработала в офисе. Дальше своего угла она не вылезала, интерес к окружающему миру опять исчез. В исследовательском центре ее передали какому-то другому сотруднику, Рудяк, видимо, поручал всю рутину своим миньонам. В этот раз помимо анализов расспрашивали об опыте приема антидепрессантов. Один врач прописывал их, но подобрать подходящий так и не удалось, Ханна в итоге от них отказалась. Магда считала, что ей пока не нужна медикаментозная коррекция. Сколько было врачей, столько она выслушала и мнений.
        Ближе к обеду ее отправили на перерыв. А снаружи ждал он. Эрик сидел в футуристическом хромированном кресле приемной и что-то читал в телефоне. Вокруг сновало много других людей, но в нужный момент он оторвал голову от экрана, и при виде нее уголки его губ едва заметно поднялись. Это была даже не усмешка, а отблеск тайного знания о чем-то между ними.
        - Ты что тут делаешь? - нервно спросила она, ощущая неудобство за свой невзрачный вид.
        «Надо было хоть причесаться».
        Но Эрик не выискивал в ней недостатки.
        - Решил проведать. Какие новости?
        - Никаких, - неуверенно усмехнулась она. - Лучше спроси врача, мне они ничего не говорят.
        - Будто мне они скажут.
        Стоило Эрику улыбнуться, как он преображался. Для узкого, утонченного лица у него была слишком широкая улыбка, норовившая вот-вот вырваться за острые скулы. В этом было что-то от Чеширского Кота.
        - Ты же сын шефа. Какие могут быть секреты от тебя?
        - Представь себе, им вообще наплевать на меня, - закатил он глаза. - Я просто хожу сюда, как в музей, и чтобы поесть в их столовой. Еда тут очень даже недурная. Пошли покажу.
        Он положил руку на ее плечо, чуть направляя в нужную сторону. Его появление всегда сопровождалось оживлением. События нанизывались друг на друга, а ход времени становился незаметным.
        - Я понимаю, что обо мне все думают как о наследнике этой фабрики химических грез, - пояснил он, когда они сели с подносами за свободный стол. - Но эта компания отойдет кому угодно, только не мне.
        - Это уже решено? - спросила Ханна, внимательно разглядывая его переменчивые черты. - Твой отец - талантливый управляющий.
        - Он талантливый подонок, - еле слышно отозвался Эрик. - И я хочу держаться от этого грязного бизнеса подальше. Отец поставил мне условие, что, если я не начну работать в управлении «ФЕМА» после университета, он распорядится, чтобы после его смерти все полномочия перешли к совету директоров. Вопреки мнению, что мы под Маринетти, тот - совладелец швейцарской части компании и сам оставил за отцом свободу действий. Может, и зря. Мне кажется, он о многом не подозревает.
        Эта откровенность была странным подарком. Подобные вещи должны говорить только очень близким людям. Ханна пока не понимала, чем заслужила такое доверие.
        - Что же ты будешь делать?
        Тактичнее было спрашивать о нем самом. Комментировать его отношения с семьей она была не вправе.
        - У меня есть профессия, которая меня прокормит. Я вообще считаю, нам с сестрой нужно отделиться и не зависеть от него. За каждую подачку он выставляет троекратный счет даже своим детям.
        В свете этого рассказа его выходка с порнороликом, о которой судачила вся компания, показалась отчасти понятной. Никто и не сомневался, что Фергюсон-старший занимается домашней тиранией, но почему-то все были убеждены, что сын с отцом - два сапога пара. Эрика же от него явно тошнило.
        Внезапно он склонился к ней ближе и тихо сказал:
        - Хватит обо мне. Иначе я не заткнусь, есть у меня такая черта. Хочу знать, как ты. В прошлый раз ты выглядела расстроенной.
        Ханна ушам не верила. Невольно она задумалась, как Эрик вообще оценил ту неловкую ситуацию с выпавшим снимком. Любой другой решил бы, что она чокнутая, и держался бы от нее подальше. А он искал встречи.
        «Наверное, пытается через меня устроить сеанс с Ребеккой, - с досадой подумала она. - Но какая разница, если он здесь?»
        Чем дольше она с ним говорила, тем меньше имели значение причины. Эрик был перед ней, а все остальное неважно.
        - Я устала тогда. И… мне было неловко из-за фотографии. Надо вернуть ее тебе, - все же попыталась она объясниться.
        - Я хочу, чтобы она осталась у тебя, - отрезал Эрик. - Так лучше.
        Они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Всем своим видом он говорил: «Что бы ни происходило в этой ситуации, это нормально». Ее интерес к ним двоим, тень Ребекки, крадущаяся из сновидения в сновидение… «Это все нормально».
        Но в следующую минуту Эрик перевел взгляд куда-то за ее спину и обнаружил Кирана-странника. Это прозвище почему-то прочно ассоциировалось у нее с австралийцем. Иногда Ханне даже хотелось звать его именно так, а не по имени. Невысказанное напряжение между ней и Эриком вдруг сошло на нет, и в глубине души хотелось проклясть Кирана, хотя она, в общем-то, хорошо к нему относилась. Выяснилось, что и в него каким-то образом попал Морфей, из-за чего он лишился памяти, и его тоже сюда притащил Эрик.
        В итоге осталась только досада, потому что Эрик ушел, а Киран пристал к ней с вопросами. Она заметила, что он изменился. От прошлой безмятежности почти ничего не осталось. Теперь он выглядел порядком раздраженным, даже съязвил пару раз. И его взгляд стал другим. В нем проглядывало что-то ожесточенное и незнакомое. Все вокруг оказалось не тем, чем было изначально.
        Хоровод иллюзий ускорялся, и Ханна не понимала, что реально. Она? Ребекка в ней? Эрик, походящий на обещание настоящей любви? Этот город, по водам которого неслись микрочастицы Морфея, и их всех размывало в странных фантазиях? Возможно, это просто долгий сон разума, а на самом деле все они лежат в своих кроватях и не хотят открывать глаза.

* * *
        Вечером ей пришло сообщение.
        «Привет, прости, что убежал. Надо было к сестре ехать. Встретимся на выходных?»
        Руки, держащие телефон, тут же взмокли от волнения.
        Он не забыл о ней. Когда, вообще, мужчина был так настойчив с ней? Все связи Ханны были короткими компромиссами с такими же проблемными людьми, как она сама.
        «Только не в „Кардинале“», - отбила она, а затем чертыхнулась.
        Можно было подумать, она выделывалась.
        «Повторяться - не мой стиль. Тебе же главное, чтоб без кучи народа?» - пришло в ответ.
        Хорошо, что он это понял. Эрик сказал, что заедет за ней в субботу днем.
        В день их встречи Ханна надела свою лучшую одежду, хотя все, что она носила, было однотонным и минималистичным. Украшать себя у нее никогда не получалось. Собственное лицо ей казалось каким-то прозрачным и раскрывшимся, как бутон цветка. Глаза словно стали больше, губы ярче, но она не пользовалась косметикой.
        Эрик встретил ее, как обычно скупо усмехнувшись. Затем чуть приобнял и открыл дверь автомобиля.
        - Мы поедем в наш особняк. Но не волнуйся, папочки там не будет. Зато покажу тебе кое-что красивое, - сообщил он, выезжая на шоссе к городу.
        Едва верилось, что их встречи не оборвались. Оставалось только кивнуть, так она боялась сболтнуть лишнего. Всю дорогу они молчали, и, как уже выяснилось, у них получалось делать это в унисон. Мимо проносились голые деревья и сырые, желтые поля. Небо тянулось за ними следом, и это был первый весенний день.
        Ворота огромного дома в три этажа раскрылись по сигналу, они заехали на парковку. Ханна не знала, как себя вести, поэтому постоянно ждала от Эрика какого-то знака.
        - Пошли! - рассмеялся он, заметив, как она топчет гравий на месте.
        Он наскоро показал ей часть дома: мраморный холл и гостиную, обставленные в громоздком, мрачноватом стиле. Все выглядело необитаемым. Их путь лежал по полупрозрачному коридору, соединявшему дом с каким-то другим помещением. Стоило Эрику открыть дверь, как на них дохнуло влажным теплом. Это оказался зимний сад.
        - Давай пальто, - мягко сказал он.
        Аккуратно он принял ее верхнюю одежду, пока Ханна завороженно оглядывала джунгли вокруг. Застекленное многоугольное здание напоминало зеркальную игрушку. Растения росли даже под крышей в специальных подвесных горшках и оплетали столбы. Вдалеке журчала вода. Закрыв глаза, можно было подумать, что она где-то в тропиках.
        - Настоящее лекарство от фледлундской серости… Похоже на тайное убежище, - заметила она.
        Эрик кивнул, он выглядел умиротворенным.
        - Это оно и есть. Когда мне невмоготу, сижу тут весь день. Дом построил отец, а этот сад вырастила мать. Теперь ты можешь понять, кто есть кто в моей семье.
        Он повел ее дальше, и тяжелые зеленые листья с легким шорохом смыкались за их спинами. В глубине сада стояли кресла и тележка с экзотическими фруктами и красиво сервированными морепродуктами.
        Ханна задержала дыхание, не веря, что это все устроено специально для нее.
        - А еще тут есть оранжерея. - Эрик прошел в соседнее ромбовидное помещение, засаженное экзотическими цветами.
        Отодвинув длинные ветви какого-то растения, он вдруг замер, а следом и Ханна. Они оказались здесь не одни. Спиной к ним стояла невысокая женщина в белоснежном брючном костюме и увлеченно разглядывала орхидеи. Она легко обернулась на звук шагов, и по ее лицу пробежала тонкая улыбка.
        - Окаа-сан…[18 - Мама (япон.).] - вырвалось у Эрика.
        - Самолет отменили, - извиняющимся тоном сказала она и добавила что-то на японском. Затем ее взгляд ушел за спину сына, и, подслеповато щурясь, она спросила: - Ребекка-сан?
        - Это не Ребекка, - оборвал Эрик.
        - Простите, - безмятежно улыбнулась женщина и надела висящие на цепочке очки «Миу-Миу». - Не вижу дальше носа. Издалека показалось…
        - Мое имя Ханна, - заторможенно произнесла девушка, почему-то ощущая, как сердце в груди становится тяжелым.
        - Зови меня Сумире, - произнесла та.
        Как она могла спутать Лейнц с ней? Даже с крашеной головой Ханна и близко не походила на своего донора. Не была же она настолько близорукой. Привкус нереальности происходящего снова накатил как тошнота.
        Эрик с Сумире перешли на японский, и женщина что-то объясняла с легкой досадой на лице. Мать и сын оказались очень похожи. В лицах обоих мелькало что-то лунное, нервное, и свою белозубую улыбку-полумесяц он тоже унаследовал от нее. Перейдя на японский, Эрик невероятно изменился. Ханна не раз замечала, как другой язык преобразует мимику, интонации, а иногда даже мышление, и японский словно слегка укротил Эрика. Присущая ему резкость вдруг пропала, и он зазвучал тихо и деликатно.
        - Я не знала, что он «забронировал» мой садик, - мешая английский с немецким, пояснила Сумире.
        Лучезарность в ее глазах казалась вполне искренней. Она походила на самодостаточную женщину со вкусом к жизни. Возраст не угадывался, но азиатская моложавость могла быть обманчивой.
        - Извините, что вторглась, - звонко рассмеялась она. - Пойду тогда в дом, почитаю. До завтра никуда не лечу. Я так рада видеть тебя в гостях, Ханна.
        Сумире чуть сжала ее запястье и выскользнула из оранжереи. Некоторое время они слушали ее удаляющуюся поступь, затем Эрик прыснул.
        - Черт, неловко вышло. Чувствую себя как школьник, устроивший свидание в закрытой комнате, когда родители рядом смотрят телевизор.
        Ханна только переводила взгляд и улыбалась. Что его мать, что он сейчас выдавали фразы, осмыслить которые требовалось время.
        «Значит… это свидание? Полноценное? Он действительно хочет видеть меня?»
        Эрик как ни в чем не бывало приглашающе указал в сторону кресел:
        - Устраивайся. Попросил прислугу приготовить все заранее.
        Чтобы скрыть собственное смущение, она спросила:
        - Твоя мать не знает, что Ребекка…
        - …умерла? - осведомился Эрик, даже ухом не поведя. - Нет. Сестра знает. А родителям это незачем.
        В который раз он уже упоминал свою сестру, и отношения с ней явно были ближе, чем с родителями. Очень хотелось посмотреть на ту, кому так повезло с братом.
        Они заняли кресла и неторопливо принялись за деликатесы. Есть вообще-то не хотелось, но проигнорировать его старания она не могла.
        - Хотел взять нам белого вина, но тебе же нельзя, - заметил он. - Поэтому будем пить соки.
        Невольно вспомнился детский лимонад, который он распивал с Ребеккой. Ханна поняла, что не сможет расслабиться, если все же не поговорит о его намерениях. Хотелось надеяться, что этот разговор все не испортит.
        - Эрик… ты можешь быть со мной честным? - Она подняла на него серьезный взгляд. - Мне очень приятно быть здесь. Но если ты считаешь себя чем-то обязанным из-за ситуации с Морфеем или… это все из-за ее сердца… лучше скажи сразу.
        Он что-то раскладывал по их тарелкам со сосредоточенным видом и не сразу ответил на ее вопрос.
        - Не знаю, - сказал он в итоге, и это была ужасающая честность для их первого свидания. - Мне сложно разделять причины. Люди не набор фломастеров. В нас столько всего намешано. Не хочу тебе врать - тот факт, что в тебе ее сердце, делает тебя особенной. Но я же вижу, что вы разные. - Он посмотрел на нее с незнакомой мечтательностью. - И ты - это ты. Мне нравится говорить с тобой. Открывать тебя. И произошло все в некотором роде из-за меня. Я надоумил Ребекку попробоваться на терапию Рудяка, и это вышло из-под контроля. Теперь ее нет. Но появилась ты. Не знаю, хорошо это или плохо. Я просто хочу тебя видеть.
        Ханна кивнула. Этого объяснения было достаточно. Более того, его честность ей понравилась. Пусть тогда Ребекка осталась бы между ними как невидимый третий участник.
        «Все это нормально».
        Разговор зашел на какие-то отвлеченные темы. Они читали одни и те же книги и любили Гамбург. Ханна жалела, что у «ФЕМА» не было там филиала, иначе она не выбрала бы Фледлунд.
        - Найди другую работу и переезжай, - просто сказал Эрик. - Фледлунд для мертвых.
        Это было довольно точное определение города.
        - Посмотрим. Даже переезд сюда был большим шагом.
        - Давай покажу кое-что, - вдруг сказал Эрик.
        Он повел ее сквозь цветочную стену, и посреди зала обнаружился травяной пятак, где ничего, кроме газона, не росло. Ханна замерла. Это был сад из ее сна. Здесь она впервые увидела Эрика и Ребекку вместе: когда он сидел перед ней на коленях и что-то говорил. Теперь это было и место Ханны.
        - Ложись, - предложил Эрик, растягиваясь прямо на земле. - Мы специально не стали засаживать тут, чтобы смотреть на небо.
        Неуверенно она опустилась рядом и уставилась на стрельчатый купол зимнего сада. Он был прозрачным, и в летние дни можно было разглядывать облака. Сейчас шел дождь, и его струи стекали по крыше, создавая причудливое ощущение, что они под водой. Это расслабляло, и хотелось просто смотреть вверх и говорить с Эриком обо всем на свете.
        - Это из-за матери ты не могла переехать раньше? Кажется, что она сдерживала тебя годами, - продолжил он, также отстраненно глядя на купол. - По сути, не давала тебе жить.
        - Это… не совсем правда, - возразила Ханна. - Она только не одобряла операцию. Не знаю почему, во всем этом было очень много бога.
        - Ну еще бы, куда без него в таких вопросах.
        - Польша безумна в своей религиозности, - поморщилась Ханна. - Посмотри, что там сейчас происходит. Все мои бывшие коллеги и сокурсники тоже уехали. Думала, только я никогда не смогу из-за своего здоровья. Кому нужен полумертвый сотрудник? И ее оставлять не хотелось. Но потом она умерла, а у «ФЕМА» - политика равных возможностей, они создали мне все условия.
        Эрик мрачно ухмыльнулся и откровенно заявил:
        - Мне кажется, мать тебя в чем-то сильно сломала. Прости, если лезу не в свое дело, но покалеченных родителями людей я почему-то вижу сразу. Может, насмотрелся на мытарства сестры.
        Ханна помолчала, раздумывая над его словами. Разговор из легкого неожиданно ушел в психологические дебри. Магда все никак не могла развязать Ханне язык на эту тему. Годы прошли в попытках замолчать все, что она чувствовала по отношению к матери. Не было верных слов. Не было мужества. Но почему-то сейчас, лежа под струями дождя, она ощущала бесстрастие, которого ей не хватало, чтобы начать говорить.
        - Она не причиняла мне вреда. Никогда. Она старалась быть хорошей матерью, но у нее было слишком много… ее. Есть люди, которым тяжело увидеть других. Они не могут сместить фокус. В своем эгоизме она была очень искренна. Мне до сих пор сложно сформулировать, чего именно она мне не дала. Это же не рынок, где все можно взвесить и сказать: тут перевес, а тут обсчитали… Просто я была сама по себе, росла с холодной, корыстной теткой, жившей за ее счет. Раньше я думала, мамы нет, потому что она много работает, чтобы я была счастлива. Так она говорила. Но когда она потеряла свой статус и застряла дома, я почувствовала, что меня будто и не было в ее жизни.
        Деревья словно подступили чуть ближе, трепетно слушая ее рассказ. Эрик перевернулся на бок, внимательно глядя на ее профиль, и даже его дыхание стало почти бесшумным. Ханна же не могла оторвать глаз от водного мира над ней. С каждым словом она опускалась все ниже на дно.
        - Возможно, я зла, потому что она никогда не спрашивала, чего я хотела. И всегда убеждала, что в моих бедах есть смысл. Мучительный смысл - ясный ей и богу, но не мне. Магда, мой психотерапевт, считает, что я скрытно сопротивлялась всей этой блажи, но никогда не могла перевести свой протест в область осознанного. Потому что если бы я не противилась, то не ощущала бы этот диссонанс. Все это просто копилось и разъедало годами. Мой бог желает мне смерти. Моя мать молит его об этом, потому что я стала ее уродливым секретом.
        И наверное, я не так больна, как Ребекка. Мне не хочется причинять вред другим и даже себе, я могу находить у себя точки контроля. Но болезнь души вообще нельзя поместить в строгие рамки. Возможно, все мы сломаны, просто «официальные» сумасшедшие не умеют это скрывать. До смерти матери я пребывала в пограничном состоянии. Ее присутствие сильно сковывало меня, и я принимала ее заветы за свои. - Ханна повернулась к Эрику в полупрофиль и произнесла то, чего не знал никто: - У нее была последняя стадия рака. Она превратилась в тень и такую себя не могла вынести. Тогда она попросила меня о последней помощи - дать ей уйти. Грех не грех - ее уже не волновало. Когда речь заходила о ней, бог мог покурить. И я решила выполнить ее просьбу. Вколола ей огромную дозу инсулина. Любая сиделка тебе его достанет за деньги. Это известный способ ухода для безнадежно больных, тебе ли не знать, ты же медик. Помню, как безропотно выполнила все, о чем она меня попросила. Перед смертью она сказала мне: «Спасибо, что милостива ко мне». И только когда я это сделала, я поняла, что самое страшное она, как всегда, оставила
мне. Что одному милость, то другому - наказание. Мне кажется, упросив меня сделать это, она по-настоящему что-то сломала во мне. Я одобряю гуманную смерть, но не была готова выполнять это собственноручно.
        Эрик всматривался в нее так, будто открыл что-то новое - некую диковину. Удивление в его глазах перешло в странное удовлетворение. Как если бы ее страшный секрет ему понравился. Но вслух он сказал только одно:
        - Инсулин достать легко, но рассчитать дозу еще надо уметь. Она могла впасть в кому, и иногда инсулиновой смерти ждут днями.
        - Все вышло так, как она хотела. Но ее смерть оставила меня с чудовищной пустотой и чувством вины. И я не понимаю, что делать со своей жизнью. Если честно, я думала, что скоро сама за ней отправлюсь, такая у меня была аритмия… Но Ребекка решила иначе.
        Вместо ответа Эрик притянул ее голову к себе и поцеловал. Ханна же заплакала. От сказанного упал замок в груди, и сколько же там было отчаяния и непонимания. Эрик не переставал целовать ее, ловя слезы, затем прижал к себе, и они застыли в этой позе, слушая перестук капель над ними.
        Ханна достигла самого дна. Это была зона абиссаль.

* * *
        Она вернулась домой на следующий день. Эрик хотел, чтобы она осталась, и Ханна осталась. Она сделала бы все, что он пожелал. Связь между ними стала неразрывной и глубокой и не требовала слов и статусов. Он погрузился с ней в ту жуткую бездну из слов и аккуратно вывел обратно в вечнозеленый сад. Ханна не понимала, как ему удалось, но в этом, похоже, заключался его дар - вытягивать все самое худшее, а затем пробуждать, как от кошмара. Главное - он ни разу ее не осудил. Эрик словно понимал каждую темную мысль, каждое низменное обвинение, каждую слабость, и ни Магда, ни таблетки не были на такое способны.
        Ханна сидела перед включенным лэптопом, ощущая в себе странную пустоту. Но это было хорошее чувство. Сердце Ребекки мерно стучало, и теперь они были едины. Если обе любят Эрика, что им делить?
        Сеанс с Магдой обещал быть очень коротким. Стоило им обменяться приветствиями, как Ханна с ходу сообщила, что прекращает терапию.
        - Мне кажется, в ней больше нет смысла. Но спасибо тебе за все. И извини, что так вышло.
        Магда дрожала на свету, и ее улыбка выглядела эфемерной. Они обе становились друг для друга просто пикселями.
        - Это не моя роль - одобрять или нет. Часто наступает тот момент, когда встречи перестают помогать. Это нормально. Я не знаю, что произошло, но желаю, чтобы у тебя больше не было поводов обращаться ко мне или любому другому терапевту. Желаю тебе удачи, Ханна!
        - И тебе!
        Магда кивнула ей на прощание, и они разъединились.
        За окном встало солнце и не высветило на Ханне ни одной трещины.
        16. Мир плохих людей
        Ввязкой темноте горели тусклые огни «ФЕМА». Киран стоял перед ними нагой и отрешенный, сверкали только белки глаз. Каждую ночь он возвращался в это место, чтобы набраться сил. Это был центр его самого. Отсюда он начал свой путь, здесь и закончит его.
        Птицы из защитников превратились в безжизненный рисунок на теле. Из темноты на него что-то смотрело и выжидало.
        «Я ближе, чем ты думаешь. Хочешь, станем снова целым?» - шепотом неслось отовсюду.
        Хотелось протянуть руку и соприкоснуться с чем-то во тьме.
        Но Киран повторял про себя, как заклинание, «нет» и просыпался.

* * *
        Второе обследование, назначенное на последний день февраля, отменили и перенесли на конец недели. Эту новость Киран получил, стоя в приемной исследовательского центра «ФЕМА». Улыбчивая секретарша заверила его, что в этом нет никакой проблемы.
        - Доктор Бернштайн, занимавшийся вами, болен, а доктор Пирогов занят. Мы хотели предупредить вас по телефону, но вы не оставили своих контактов. Но мы все организуем в пятницу. Если Бернштайн не вернется, доктор Пирогов точно будет свободен.
        - Мне нужно сегодня, - выдохнул Киран, вцепившись в стойку так, будто собирался ее выдернуть.
        Не переставая заученно улыбаться, девушка покачала головой:
        - В спешке нет необходимости. Мы всегда приоритизируем в зависимости от случая.
        Дело было не в его состоянии, а в деньгах, но как это объяснишь…
        - А можно получить аванс? - попробовал настоять Киран.
        Она снова качнула головой. Ее действия были настолько отработанными, что хотелось найти кнопку, чтобы ее перезагрузить.
        - Доктор Пирогов примет вас в эту пятницу. В девять утра.
        Киран только треснул по стойке, и какая-то табличка с шумом упала. Несколько человек обернулись. В круглых глазах секретарши возникло безмолвное предупреждение, и Киран вынужден был уйти. Внутри клокотала бесполезная ярость. Может, повезет и Пчеловод заявится позже. Иначе надо пытаться с ним говорить, возможно, даже упрашивать. Он вроде был разумным. Но Бартош и его магазин не должны пострадать. Или же дать им в очередной раз избить себя, если это мерило их компенсации? Худший вариант заключался в том, что Пчеловод просто взвинтил бы сумму еще тысяч на пять. Опять просить Эрика пока не хотелось. Он и так был впутан во все, что происходило в этом городе.
        Остаток дня Киран ничего не мог нормально делать. Все валилось из рук. Бартош даже предложил ему закрыть лавку пораньше. Ему самому не здоровилось.
        - Может, вам поехать куда-нибудь? - спросил Киран, стоя в дверях его спальни. - Знаю, это сложно, но отдохните хотя бы за городом.
        На самом деле хотелось спровадить его от греха подальше. Старик подслеповато смотрел на него, лежа в кровати, и в ответ только качнул головой.
        - Ладно. Отдыхайте.
        Глодало противное чувство, что все это плохо закончится. Также крутились мысли о Норе. Где она, что сейчас делает? Готовится к очередным раскопкам с этими придурками? Взгляд ее морских глаз следовал за ним всюду, даже если ее не было рядом. В интернете он посмотрел на Висбю. Красивый прибрежный город в Швеции. И зачем из такого уезжать и ввязываться в незаконные дела? Видимо, у нее своих проблем там хватало. Хотелось еще раз увидеть ее и узнать больше об их прошлом.
        «Не дай боже она где-то оступится, и они решат от нее избавиться…» - напряженно крутилось в голове.
        Постоять за себя Нора явно умела, но что она сделает против четверых здоровых мужчин?
        В общем, марту он был не рад. Тот принес с собой дождь, ветер и проблемы. Бартош совсем не мог встать, у него иногда такое бывало. Весь день Киран торчал в лавке в одиночестве, уткнувшись в какую-то книгу про разведение кактусов. У него появилась привычка брать случайный том и просто разбирать буквы. Это даже чтением назвать нельзя было, в голове почти ничего не откладывалось. Но так успокаивались нервы.
        В тот день до самого вечера не было ни одного посетителя. Перед закрытием кто-то вошел, и, подняв глаза, Киран узнал типа со шрамом над губой.
        «Пришли-таки, сволочи…» - подумал он, но поклялся себе, что не будет срываться и постарается договориться.
        Тип вразвалочку подошел к нему, оба все это время не сводили друг с друга глаз. Брезгливо он оглядел книги и самого Кирана и спросил:
        - Ну? Деньги приготовил?
        - Половину отдам сегодня, вторую к концу недели.
        - Уговор-то другой был. - «Плутонец» неожиданно повеселел, понимая, что у него развязаны руки.
        - Забери десять кусков сейчас. Пятнадцать получишь в пятницу вечером. Хотя я хотел бы отдать их самому Пчеловоду.
        - Не будет он на такого, как ты, время тратить, - зевнул тип. - Гони тогда десять, а дальше - как он решит.
        С нехорошим предчувствием Киран передал ему деньги, стянутые резинкой. Тот даже не стал считать. Просто засунул их во внутренний карман и без лишних слов вышел из лавки. Попроси Киран расписку, его послали бы в известное место. Ощущение некой неотвратимой катастрофы только усилилось.
        Но в следующие два дня закрутилась привычная рутина. Бартошу стало чуть лучше, и наконец объявилась Дагмар, которая теперь жила в каком-то жутком мотеле, где обычно куковали проститутки. Откровенно неподходящее место для инфантильной семнадцатилетней девчонки. Но там селили всех без разбору, и даже Эрик не смог ее убедить найти более приличное жилье.
        - Ему вообще сейчас не до меня, - хихикнула она. - У него какая-то дамочка появилась. Ходит к ней с вениками роз, по вечерам не отвечает. Ну, пусть… А то он весь год как живой труп проходил из-за смерти Ребекки.
        Донор Ханны. Но разбираться с их треугольником уже не было интереса. У Кирана появилось слишком много собственных забот. Дагмар оставила ему коробку десертного печенья в благодарность за помощь с учебником и отчалила. Снаружи ее кто-то ждал. Присмотревшись, Киран узнал Лекана - ворчливого соседа Ханны. Дагмар по-хозяйски взяла его под руку, и они двинулись по площади, о чем-то живо переговариваясь. Какой же Фледлунд был маленький. Все друг с другом сталкивались. Но у этих двоих вроде все было хорошо. Дагмар однозначно нуждалась в друзьях среди сверстников. Даже несмотря на лучшие намерения, больной на голову наемник да властный братец не были для нее подходящей компанией.
        Киран боялся оставлять лавку и Бартоша, но раз «плутонцы» не объявлялись, значит, приняли его условия. У них было достаточно шансов, чтобы прийти и выполнить свой дерьмовый коллекторский план. Вечером Киран на свой страх и риск опять отправился на стадион. Закончил только через два часа, когда уже почти стемнело. Следующий день обещал быть хорошим. Садящееся солнце подкрасило узкую дорожку из облаков, и по небу словно разлилась лава.
        Путь домой пролегал через пустырь и пару жилых районов, и столпотворение на маленькой площади Киран увидел не сразу. Только в двух шагах от лавки отрешенность спала, и он начал что-то понимать. Вдалеке уже слышалась сирена.
        Окно магазина было разбито вдребезги, и книги с витрины теперь вперемешку лежали на тротуаре.
        «Нет», - мелькнуло в его голове.
        Никаких других мыслей и не было. Он влетел в лавку, расталкивая любопытных соседей снаружи. Кто-то окликнул его, кто-то заохал.
        Внутри был погром. Часть полок выворотили, и всюду валялись выдранные страницы. По всему полу разлились разноцветные чернила для письма. Горшок с вьюнком над кассой превратился в гору почвы в черепках, а сам цветок разметался по стулу.
        Они прошлись по всему, что было на пути, и грудь разрывало от невыразимой ярости. С побелевшим лицом Киран прошел в квартиру, прилегающую к лавке. Кресло Бартоша валялось прямо в коридоре, а в его спальне тоже все было разгромлено. Сам старик лежал на полу с окровавленным лицом в окружении зеркальных осколков.
        - Мистер Бартош… - омертвевшими губами прошептал Киран, приподнимая его голову.
        Старик еще дышал. Один глаз не открывался, а другой заплыл. Мутно он уставился на Кирана, и изо рта вырвался низкий стон.
        - Это моя вина. Это все моя…
        Что толку от его раскаяний? Как он мог повестись на затишье и поверить в цивилизованность этих варваров?
        «Ну ты и идиот…»
        - «Плутон», - лишь произнес старик.
        Вой сирены уже был рядом.
        - Я знаю. Просто молчите. Сейчас придет врач… Я не углядел. Не углядел… Все из-за меня.
        Бартош покачал головой и будто хотел что-то сказать. В коридоре уже слышался топот. Кирана мягко отстранили и погрузили хозяина на носилки. Он все еще пытался коснуться помощника морщинистой ладонью в пигментных пятнах.
        - Я поеду с вами, - отрывисто сказал Киран.
        - Нет. Реши свои дела, - вдруг ясно произнес Бартош. - Тебе надо их решить.
        В его словах звучала незнакомая сила. Как приказ. Внезапно в окровавленных усах мелькнула далекая улыбка, и последнее, что Киран услышал от него, было:
        - И не кайся. В этом мире очень сложно остаться хорошим человеком.

* * *
        Ну, все еще сопротивляешься?
        Думаешь, я не ты? Ждал, что новый Киран будет жить как-то правильно? Неужели я был настолько плох? Ты не меня не знаешь, а себя.
        Я все еще внутри. Я никуда не уходил. Ты никогда меня не уничтожишь. Или же умереть придется нам обоим.
        Так зачем корчить из себя святошу? Мир-то вокруг не добр. Ты будешь жить по белым законам, а он по черным. Старик, между прочим, с самого начала понимал о тебе правду, его не обманешь тупой рожей да чаем в постель. И тем не менее он тебя принял. Так прими же и ты себя.
        Морфей что-то с нами сделал, и внутри одного человека появились два. Но это ты решаешь, когда выпустить меня. Тебе стоит просто захотеть.
        Дай мне руку, Киран, и они получат по заслугам. Обещаю.

* * *
        Тротуар под ногами превратился в стремительно убегающую полосу. Дома, люди, машины - все разлеталось в стороны, и Киран не отдавал себе отчета, что происходит вокруг, но знал точно, куда идет.
        Внутри все стихло, как перед грозой. Не было ни одной мысли, только намерение. После того как Бартоша погрузили в машину скорой, у Кирана больше не осталось сомнений. Может, в их бар шел сейчас новый он, которому от гнева сорвало все тормоза. Может, старый Киран ожил и захотел оторваться. Это уже не важно, кто он сейчас.
        Пивная пребывала в вечернем оживлении. Двое «плутонцев» сидели внутри, но Пчеловода с ними не было. Как и Норы. Последнее почему-то принесло облегчение, не хотелось, чтобы она видела все, что произойдет потом. Зато был Отто Граммель. Скотина продажная.
        Киран вошел и сразу направился к их компании. Одним движением он выдрал из-за стола патлатого со шрамом. На крики и взгляды других было наплевать. Последовало три точных удара - в лицо, челюсть и солнечное сплетение. Другой «плутонец» попытался схватить его сзади, но Киран мгновенно избавился от его захвата, одновременно ударив головой в лицо, а ногой в голень. Тот скрючился и шатко осел на стол позади.
        - Я зову полицию! - завизжал бармен и схватил трубку телефона.
        Кто-то вяло окрикнул Кирана, но ввязываться никто не захотел. Люди повалили на улицу и глазели через окна. Следовало действовать быстро. Киран переключился на барахтающегося на полу патлатого и несколько раз приложил его головой об пол. Затем увидел его перемазанную зеленым и черным руку. Это их чернила.
        - Ты думал, я это проглочу? - прошипел он ему в лицо, обдавая своим дыханием. - Ты напал на беззащитного старика и разгромил его магазин. Чтобы ты сдох после этого…
        Киран врезал по его роже, удовлетворенно ощутив, как сминается нос.
        - Ты знал уговор… - отплевываясь от крови, сказал «плутонец», уже не пытаясь сопротивляться.
        Из-за спины донеслось шевеление. Второй снова попытался захватить его сзади, и на мгновение ему это удалось. Но Киран сразу же оценил его ошибку - тот попытался выполнить удушение только одним предплечьем и в итоге опять оказался сброшен и в этот раз вырублен надолго.
        Бармен что-то бормотал в трубку, а вскоре и сам вылетел наружу. Без сомнений, полиция уже была в пути.
        Коленом Киран вжал патлатого в пол и вдавил большие пальцы в точки над его глазами. В ответ раздался ор, и человек попытался вырваться, но Киран хорошо его зафиксировал.
        - Где Пчеловод? - тихо спросил он. - Отвечай или без глаз останешься.
        - У провала на датской границе. - Подонок уже не пытался юлить. - Ты там был с нами… Отпусти, мра-а-азь.
        Опять послышалась приближающаяся сирена. Времени перебить этих подонков не оставалось. Из дальнего угла с испугом наблюдал Отто Граммель, нелепо застряв между столом и стеной из-за тучной комплекции. Киран подошел к нему и отправил одним ударом в нокаут. В следующую минуту выскочил наружу и пустился бежать по закоулкам между баров.
        Никто его не поймает до тех пор, пока он не разберется с Пчеловодом.

* * *
        Жить одной оказалось прикольно. В каком-то смысле Дагмар и так жила одна, так как никто ее особо не контролировал. Она уходила и приходила в пустой дом. Иногда, конечно, приходилось натыкаться на Сумире, но она была просто той самой соседкой, с которой лучше не здороваться. Быт же организовывала прислуга, и теперь, обживая унылую мотельную комнату, Дагмар нужно было сразу решать кучу вопросов. Например, как гладить одежду. Утюга здесь не было, да и уборку делали только за доплату.
        Эрик помог с кое-какими вещами, но установил дневной бюджет, и если бы она его превысила, пришлось бы позорно возвращаться назад. Это и так маячило в будущем, но убраться на время из родного дома показалось хорошим решением для психики.
        Место нашел Лекан, потому что она как пиявка прицепилась к нему на автобусной остановке. Дагмар надеялась, что он позовет ее к себе, но тот вместо этого стал звонить каким-то друзьям, и пришлось вселиться сюда. Правда, когда он увидел, куда они приехали, то сказал, что какой-то Муса - козел. Но даже так Дагмар все нравилось. А особенно сам Лекан, потому что не читал ей нотации, а просто решал проблемы, уже во второй раз.
        Она была единственной постоянной гостьей в этом месте. Больше никому не взбредало в голову тут жить. Номера в основном заполнялись под вечер, и после семи Дагмар благоразумно не выходила. Во-первых, опасалась вездесущей матери, во-вторых, контингент сюда приходил сомнительный. Слышимость была отличная, и до нее постоянно доносились чьи-то пьяные разборки, а пару раз вызывали полицию. Но надо было осваивать эту пресловутую взрослую жизнь, и Дагмар даже отказалась от кафе, чтобы влезть в бюджет. Один раз в день заказывала еду, а перекусывала сыром и желатиновыми червяками. В остальное время училась. Задача окончить школу стала вопросом жизни и смерти. Иначе ей до конца жизни придется выслушивать указания отца, с кем общаться. В последний раз он прямым текстом сказал, чтобы Лекана в их доме больше не было, из-за чего и началась их ссора.
        «И как только становятся такими, как он? - размышляла она. - Мы же с Эриком тоже выросли при деньгах - нравится нам это или нет, но почему-то не стали уродами… Или это врожденное? Или этим страдают только мужики на высших постах? Откуда берется вся эта мерзость?»
        Лекана она, кстати, сама позвала на свидание. Сначала он не слишком понимал, что малолетке от него надо, но все же пришел. И они от души погуляли по Фледлунду. Под конец их встречи он, кажется, стал понимать, что к чему, и уже сам пригласил ее на какую-то выставку. Чтобы ей не идти по вечерним улицам одной, Лекан обещал зайти в мотель, и до встречи оставалось всего полчаса.
        В номере на полную громкость играла Grimes. Дагмар, пританцовывая, щедро удабривала лицо тональным кремом и металась между несколькими нарядами. Нужно было срочно что-то решать, а тайм-менеджмент у нее, как обычно, был паршивый. В итоге, нацепив на себя рваные джинсы и кроп-топ, она принялась красить губы. В коридоре уже послышался звук подъехавшего лифта - тот всегда издавал дребезжащий звон, когда двери открывались. На часах было ровно шесть.
        «Какого черта он такой пунктуальный?» - досадливо подумала она, выливая на себя полфлакона ванильных духов.
        В дверь постучали.
        - Иду! - заорала она.
        Не глядя, Дагмар распахнула дверь, все еще перебирая что-то в косметичке, и только через минуту ощутила, что вошел не один, а двое. Она уставилась через плечо на двух здоровых незнакомых мужчин.
        - А вы… к кому?

* * *
        Меньше всего Лекана интересовала собственная личная жизнь, на нее просто не хватало времени. Постоянной девушки у него не было, а последние полгода он метался между домом, подработками и учебой. Но теперь Амари пришел в себя, и все стало как-то легче. Правда, недавно он всыпал ему в воду предпоследнюю дозу, и бег с препятствиями обещал возобновиться. Но уже почти скопились деньги еще на одну порцию, и на днях надо было опять дернуть Мусу…
        По дороге, усыпанной цветами, также зашагала дочка Фергюсона, и Лекана вызвали на свидание, как на ковер. В его сообщения упала бескомпромиссная бомба с указанием времени и места. Почему-то он ожидал, что Дагмар предъявит что-то от отца, но она просто хотела погулять. Ушам не верилось. Постепенно Лекан отошел от своей извечной подозрительности и пригляделся к ней. Девчонка оказалась милая и с дурным чувством юмора. Конечно, он был старше ее, но раз уже все так сложилось, почему бы им для начала просто не потусоваться?
        В общем, на вторую встречу он уже шел с воодушевлением. Правда, выставка в центральном холле Фледлунда была бесплатной, но Дагмар вроде не привередничала.
        Лекану пришлось задержаться из-за дел, и он отбил ей сообщение. Прицепив велосипед на парковке, он поднялся на второй этаж мотеля, в очередной раз кляня Мусу, что тот на вопрос: «куда можно податься девушке?», отправил их в этот сутенерский притон. Дверь ее номера была открыта настежь, и доносилась музыка. Он замер на пороге и на всякий случай легонько постучал.
        - Привет! - крикнул он. - Можно?
        Никто не ответил. Свет в комнате был выключен. Из телефона на кровати играла какая-то ритмичная электроника, а сама Дагмар отсутствовала.
        Are you ready to die
        Got my Shinigami eyes on
        Everything is fine
        Got my Shinigami eyes on you[19 - Готов ли ты умереть?Я надела свои глаза ШинигамиВсе здоровоМои Шинигами-глаза смотрят на тебя(англ., отрывок из песниGrimes «Shinigami eyes»).Шинигами - бог смерти в японской мифологии, а также персонаж популярного аниме «Тетрадь смерти», даровавший волшебные глаза, позволяющие узнать истинное имя и дату смерти человека.], -
        раздавалось из динамиков, а комнату прошил красный свет загоревшейся мотельной вывески, расположенной на уровне ее окна.
        В атмосфере зависло что-то зловещее. Лекан сделал шаг назад, и под подошвой раздался треск. Это был раскрошившийся тюбик губной помады. Чуть поодаль лежала маленькая плюшевая сумка, из которой высыпалась и другая косметика.
        Он судорожно включил свет, обошел весь номер, ванную, этаж. Затем спросил на ресепшене.
        Говорят, Дагмар не выходила, но ее нигде не было. Видно, проделки Шинигами.

* * *
        Что было дальше, Лекан даже не хотел вспоминать. После получаса глупого ожидания в номере он не выдержал и позвонил ее брату. Его номер сохранился в исходящих с первого дня их с Дагмар знакомства. Он знал, что у них хорошие отношения, а набирать ее расистского отца очень не хотелось.
        В этот раз ему ответили. Стоило Лекану спросить, где она, как этот Эрик въедливо переспросил:
        - Что значит где?
        - Ну, мы тут на выставку пойти хотели. Я пришел, а ее нет. Я ждал-ждал, но, по-моему… что-то произошло. Ты же знаешь, что она в мотеле у Восточного вокзала?
        - А что ее телефон?
        - Лежит тут.
        «И играет страшную песню», - закончил он про себя, ощущая, как этот Эрик на другом конце, судя по всему, встает на уши.
        - Скоро буду.
        И трубку бросили. Лекан сглотнул и наконец остановил заевший трек. В номере стало тихо и от этого еще страшнее. Затем на дисплее ее смартфона отобразился звонок Эрика, и Лекан, ощущая себя идиотом, ответил. Услышав опять его голос, Эрик выругался и бросил трубку.
        Он примчался буквально через полчаса и при виде Лекана встал на пороге как вкопанный. Глаза у обоих стали круглыми. Это был тот самый красавчик, которого они с Ханной встретили в доме Ребекки Лейнц. Эрик даже смотрел так же, как и тогда, - с нехорошим интересом и словно раздумывал, что с ним сделать.
        «Какой же мир омерзительно тесный…» - некстати подумал Лекан.
        Порывисто ее брат вошел в номер и обвел его глазами.
        - И во сколько ты это обнаружил?
        - В шесть двадцать где-то, - растерянно ответил Лекан. - Я уже и внизу спрашивал. Говорят, она не выходила.
        Эрик наградил его очередным жутким взглядом и принялся кого-то набирать. Не сказать, что сыночек напоминал отца, но его властность невольно вынуждала всех вокруг ему отчитываться. На Лекана он в любом случае смотрел так, будто тот был в первую очередь виноват в пропаже сестры. Сам он уже не понимал, оставаться ему или идти домой. Беспокойство за Дагмар продолжало расти. Что могло произойти? Опять ее мать? Или она безалаберно вышла и никого не предупредила? В свете того, что они собирались на выставку, это казалось маловероятным.
        Эрик позвонил в полицию, затем пошел орать на администрацию, после опять принялся кого-то набирать… От него исходила нешуточная злость, и Лекан даже не решался о чем-либо его спрашивать. Казалось, тот полыхнет и отведет на нем душу.
        Еще через полчаса приехала полиция и без особого энтузиазма принялась осматривать номер, затем и все здание. Администратор, волочившийся следом, пытался всех убедить, что девушки склонны к хаотичным исчезновениям по собственной воле. Полиция только кивала. От этого Эрик по-настоящему взбеленился и начал истерично предъявлять, что они просто лодыри, и Фергюсоны их всех засудят. Дагмар говорила, что он тоже не жаловал отца, но, видимо, умел нажимать на эти педали, когда того требовали обстоятельства.
        - Она никогда… слышите, никогда не уходит без своего телефона! Она голову скорее забудет, чем этот чертов гаджет! - сравнявшись по цвету с мелом, внушал им он. - Если вы ничего не сделаете, считайте, что у вас больше нет и никогда не будет работы в этом городе!
        - Когда я пришел, телефон просто лежал на кровати и играла музыка. Она как будто отошла, - решился наконец вставить пару слов Лекан.
        - Несовершеннолетняя? - со вздохом уточнил один полицейский.
        - Да, - хором заявили Эрик с Леканом.
        - Мы отправим патруль по району. Но ваши показания надо оформить официально, вы же понимаете…
        Всем пришлось ехать в управление. Эрик ни на кого смотрел, и без слов было ясно, что он хочет их всех поубивать. Администратор все талдычил, что девушки в их мотеле в безопасности, но его никто не слушал. И за то время, что они пребывали в управлении, никто так и не позвонил с ресепшена, чтобы сообщить о возвращении блудной постоялицы. Через несколько часов бумажной волокиты полиция отправила всех по домам. Лекан был выжат, не так он себе представлял их свидание. Зато Эрик вроде чуть пришел в себя и неожиданно сухо пожал ему руку.
        - Ты же друг Ханны? - коротко поинтересовался он.
        - Да. В одном доме живем, - ответил он.
        В глубине души Лекан все еще боялся, что Эрик заодно и его призовет к ответственности за влом в чужую квартиру, но это, похоже, уже не имело для него значения.
        - Скажите мне, как найдете Дагмар, - все-таки добавил Лекан под конец.
        Эрик только сумрачно кивнул.

* * *
        - Слушай, Фергюсон, все закончится очень быстро, если будешь сговорчив. От тебя зависит, вернется ли к тебе твоя дочь. Она жива и невредима. Слышишь, как вопит? То-то же. Нам нужно двадцать килограмм целого или дробленого препарата. Столько вокруг фабрики, к сожалению, не растет. Если поставишь это все через неделю, дочка вернется. Если нет, будем высылать ее тебе по частям. Можешь даже выбрать, с чего нам начать. Пальчик там или зуб… Я думаю, вам не сложно достать эту штучку. Вы же, как-никак, ее производите… Мы позвоним тебе сами. Будь готов.
        Хенрик и Эрик Фергюсоны слушали это сообщение, одинаково опустив головы. В гостиной повисла страшная тишина, и весь дом словно сжался, ожидая, как они отреагируют. Телефон, лежащий на столе между ними, отобразил конец записи.
        - Пришло на автоответчик, - сухо заключил Хенрик, первым поднимая седую голову. - Номер не определен.
        - А трубку ты взять не мог? - бесцветным голосом спросил Эрик. - Надо было говорить с ними.
        - Это не важно уже. Нужно решить, как быть.
        - Что решать… Иди к Рудяку, и готовьте свою наркоту для них.
        Отец снисходительно хмыкнул и зачем-то провернул телефон на полированной поверхности стола.
        - Это не так просто. Он же у нас в жидком виде. А кристаллами он стал после того, как смешался с другими отходами, а потом среда как-то на него подействовала.
        - Рудяк тебе его в виде леденцов на палочке изготовит, если пнешь его.
        - Тебе не интересно, кто это? - вместо ответа поинтересовался Хенрик.
        Эрик сощурился и бросил:
        - Мы же оба понимаем, что это дилеры. Ты их прикормил, потому что закрывал глаза на утечку препарата и этих копателей. Они ощутили золотую жилу и хотят подоить тебя по полной.
        Хенрик устало откинулся в кресле. Новость о похищении дочери никак не отразилась на его лице. Эрик же был опустошен возней с полицией. Но на склоки с отцом еще находил силы.
        - Ты же понимаешь, что органам мы эту запись передать не можем, - резюмировал Хенрик. - Но и идти на поводу у паразитов я не хочу. Нужен другой способ.
        - Дочь сначала не хочешь получить назад?
        - Эрик, я не меньше тебя заинтересован в том, чтобы вернуть то, что принадлежит нам. Но речь не только о Дагмар. - Глаза отца предупреждающе сверкнули. - Они так с нашей шеи никогда не слезут. Нужно решить вопрос на корню. Придется нанять профессионалов. Даже с ее матерью не хотелось так поступать. Устранение людей - скользкое дело. Но сейчас важны превентивные меры. К счастью, трубы мы уже заделали, но завтра осмотрим с персоналом все пустоты и уничтожим кристаллы. Наши подачки пора закончить.
        Эрик не выдержал и опрокинул стол. Стоящие на нем статуэтки со звоном попадали на пол, а он бешено уставился на отца налившимися кровью глазами. Хенрик холодно наблюдал за этим представлением, и на лице проступала еле заметная тень презрения.
        - Они украли твоего ребенка, - чуть ли не по слогам выдавил Эрик. - Мою сестру. Как бы к ней ни относились в этом доме, мы с ней семья. Куда больше, чем вы с матерью. Ты не смеешь сейчас думать о том, как подчистить местность от своего дерьма. Ты должен назначить им встречу и привезти препарат. И сделать все, чтобы Дагмар вернулась назад. Чтобы волос с ее головы не упал. Ты понял меня?
        - Сядь, - раздраженно велел ему отец. - Это и так неизбежно. Не оставлять же ее, хотя все так вышло, потому что ты ей потакал. Живи она дома, ни одна душа сюда бы не пробралась. И еще этот чернокожий вмешался. Его духу рядом с ней не должно быть в будущем. Вообще… оставить бы тебя одного разгребать это, но она моя дочь, как бы ты ни обесценивал мое отношение к ней. Однако я не собираюсь передавать им столько препарата. Их всех уберут на месте.
        Эрик провалился в диван, невидяще глядя на опрокинутую мебель. В один момент из него словно ушли все силы. Отец чуть склонился к нему и вкрадчиво добавил:
        - А вот тебе, дружок, надо себя контролировать. Не забудь принять свои таблетки. Мы ради тебя это все и начали, неблагодарный ты подонок.
        17. Игра Шинпгамп
        Киран не знал, сколько стоял с трубкой у уха, невидяще глядя в полумраке на разодранные книги и битые стекла в лавке. Свет намеренно не зажигал, и только фонари снаружи чуть освещали вход. На мгновение он отпустил себя, погружаясь в мерный тон телефонной реальности. Гудки слились в один бесконечный звук. Киран все еще был настороже, готовясь сорваться по звуку сирены. Но, кажется, никто его не искал в магазине Бартоша. Он и сам не знал, почему была убежденность, что ему ответят. И спустя долгое время трубку действительно подняли.
        - Алло, - равнодушно отозвался Эрик.
        - Мне нужна твоя помощь, - без переходов сказал Киран. - Одолжи машину. Хоть какую-нибудь. Больше не у кого просить.
        - Ладно. Подъедешь к нам?
        - Я не могу. Ты можешь хотя бы доехать до старого стадиона?
        - Хорошо. Буду где-то минут через сорок.
        И он отключился.
        Киран теперь не мог отправиться к фабрике на общественном транспорте. К тому же нужно было доехать почти до самой границы, туда можно было добраться только на автомобиле. Проворонить Пчеловода было нельзя. Нутром он чуял, что тот сейчас там.
        «Копает небось свое дерьмо…» - подумал Киран.
        Выходя из магазина, он почему-то ощутил, что это последний раз.
        «Я, оказывается, любил это место. Правда любил», - стало ему неожиданно ясно. Но времени на ностальгию не было. Надо просто закончить все, что старый Киран начал.
        До стадиона он бежал, сконцентрировавшись только на дыхании. Это помогало не сойти с ума. В очередной раз возникло чувство глубокой признательности Эрику. Потому что только он без всяких расспросов мог сразу согласиться на непонятную просьбу. Это была редкая черта, которую Киран принимал как должное, но впервые за время их знакомства понял, что мало кто еще так поступил бы.
        Фергюсон прибыл раньше него, стоял рядом со своей машиной и понуро смотрел в землю. Заметив горе-наемника, чуть шевельнулся, но при свете фонаря стало видно, что на нем лица нет. Киран замер рядом с ним, уперев руки в колени. Грудь горела от беспрерывного бега. Их особое чутье на настроение друг друга сейчас снова синхронизировалось. Оба поняли, что у каждого что-то случилось.
        - Они достали Бартоша. И лавка вся в крошево.
        Эрик прищурился, но ничего не сказал.
        - Мне нужно к тому провалу у датской границы, где все началось. Пчеловод там, - пояснил Киран. - Говорю тебе честно, потому что у тебя еще есть шанс развернуться и забрать тачку.
        - Делай, что должен, - кивнул головой Эрик и кинул ему ключи. - «Плутон» похитили Дагмар. Ну… скорее всего, это они.
        Киран изменился в лице. Сразу стало ясно, почему Эрик ни на что не реагирует и напоминает собственную тень. С сестрой его связывала особая близость - они точно были маленькой, безоговорочно преданной друг другу командой.
        - Что требуют за нее? - коротко осведомился Киран.
        Не глядя на него, Эрик произнес:
        - Двадцать кило Морфея в твердом виде.
        Помимо «Плутона» во Фледлунде могли орудовать и другие группировки. Кто бы это ни был, почему именно двадцать? По россказням Рудяка кристаллы росли в пустотах только в небольших количествах. Попахивало чьим-то большим заказом.
        - И что вы будете делать?
        - Я не знаю. Отец запретил мне вмешиваться.
        Эрик оторвался от машины и бросил Кирану через плечо:
        - Завезешь сам, хорошо?
        Больше он ничего не сказал и медленно побрел по дорожке вдоль забора стадиона. Киран некоторое время смотрел ему вслед, ощущая, насколько Эрик сейчас не в порядке. Осанка пропала, а угловатые плечи пальто сделали его стариком.
        Но надо было ехать. Как только он закончит с Пчеловодом, они найдут Дагмар, поклялся он себе. Обязательно найдут. Она должна быть во Фледлунде.

* * *
        Только на шоссе, ведущем к границе, Киран понял, что даже не задумывался, умеет он водить или нет. Оказывается, умеет. Машина напоминала сытого хищника и отзывалась на его движения, как живая. Время приближалось к полуночи, и огни фабрики вдалеке превратились в магнит. Все, что сейчас происходило, стало неизбежностью еще в ту ночь, когда он потерял память.
        Сквозь свежий воздух ощущался привкус какой-то изнаночной реальности, где люди и все их действия - механизм непонятной машины. И та деталь, что была Кираном, внезапно начала двигаться, запуская за собой и другие. Что-то произойдет сегодня. Зубчики и шестеренки начали свой ход. Его руки вросли в руль, а в глазах поплыли видения. Он наблюдал за этими трубами откуда-то со стороны. Курил и смотрел на них с каким-то вызовом.
        Жнец, Каменщик, Пчеловод… Троица, которая с ним говорила. С ними еще кто-то. Силуэты без лиц. Туман сгущается. Лопаты, комья земли. Почему-то лицо Норы на фоне красных рыбацких домиков.
        Он словно соединялся с чем-то внутри себя - крошечной, потерянной во тьме лучинкой.
        Я все еще в тебе. Я никуда не уходил.
        Недалеко от пограничного поста Киран свернул с обочины и понесся по ухабам, хорошо зная, где можно проехать. Весь этот путь был пройден им задолго до настоящего момента. Наконец он достиг небольшого перелеска и остановил машину. Поодаль стоял пустой внедорожник. Это мог быть только Пчеловод.
        «Значит, он еще в яме…»
        Только сейчас Киран понял, что у него нет с собой никакого оружия. Но откуда-то было страшное предчувствие, что оно ему не понадобится.
        Наступая на всю стопу, чтобы издавать меньше звуков, он двинулся по пустырю в сторону провала. Еще издалека по всему его периметру виднелась желтая лента. От фабрики исходила странная аура. Казалось, что она его судья и сейчас нужно было проиграть что-то заново. Киран перелез под лентой и увидел, что в яму спускается веревочная лестница, закрепленная где-то вдалеке у деревьев. Снизу шел слабый свет. Прежде чем скрыться под землей, он вдруг увидел, как из перелеска вдали выезжает тот самый внедорожник. Но в пустотах явно еще кто-то оставался.
        «Возможно, здесь несколько человек… Хоть бы это не Пчеловод сейчас уехал».
        По мере спуска стало ясно, что свет идет от фонаря, поставленного на широкий выступ в стене.
        На дне была вода. Лестница почти касалась ее поверхности, и глубина была где-то по колено.
        - Ты мне деньги прямо сюда принес? - раздался из темноты знакомый глубокий голос.
        Во мраке образовавшегося туннеля раздался мерный плеск, и на свет вышел сам Пчеловод в высоких резиновых сапогах и с опущенным на шею респиратором. Его глаза напоминали двух замерших черных жуков, а под кривым носом разошлась загадочная ухмылка.
        «Как же он уверен в своем превосходстве…» - не мог не отметить Киран.
        Иначе бы так не рисовался.
        - Ты не мог подождать пару дней? Тебе было мало, что я без разговоров отдал половину? - спросил он, оставаясь на месте.
        В голове происходила оценка местности. Плохая видимость. Вязкое дно, мало точек опоры. Вода может быть как союзником, так и врагом. Пчеловоду она доходила уже до бедер, значит, дно углубляется.
        «Всплыть должен только один…» - вдруг сказал чей-то чужой голос в его памяти.
        Его учили этому. Эти знания были в нем.
        «Если ослабить его и затянуть под воду, справиться с ним будет намного легче. Но чтобы поразить кого-то под водой, нужно намного больше силы. Плотность замедлит все удары…»
        - Я не клиентская служба, чтобы подстраиваться, - удивленно возразил Пчеловод. - Я тебе сказал, что от тебя требуется. Ты облажался.
        Он говорил мирно и спокойно, но все его тело готовилось к нападению. Киран видел это по широко расставленным ногам, напряженным плечам, но главное - по глазам… Как у животных расширяются зрачки перед броском, у людей во взгляде проявляется секундное остекленение, выдающее их внутреннюю решимость.
        - Твоя подружка, кстати, куда сговорчивее тебя, - с усмешкой заметил Пчеловод. - Вы с ней чуть-чуть разминулись. Только что она с грузом отчалила… Отличный работник.
        Видно, Нора шла к перелеску по другому пути - вдоль кустов. Но это и к лучшему, что не пересеклись.
        - Из твоих ребят я вышиб дерьмо пару часов назад. А в этой яме закончишь либо ты, либо мы оба, - ответил Киран, все еще оттягивая время, чтобы понять, как подобраться к Пчеловоду.
        Выступ, на котором стоял фонарь, был на первый взгляд из твердых пород. В качестве опоры слишком маленький, но его можно было использовать иначе, если удастся оказаться ближе.
        - Думаешь? - Пчеловод стал неторопливо прохаживаться, не сводя с Кирана глаз. - До сих пор не понимаю, что тобою движет сейчас. Я знаю про свойства этого препарата. Что он мозги вправляет на свой лад. И в тебе он вдруг нашел мораль, нехило ж ты им надышался в этой дыре. Видно, твое прошлое «я» по ней втайне тосковало. Раньше ты был тупым и жадным, а теперь просто смешон. Ищешь все время плохих и виноватых. Ну? Хочешь убить? Давай.
        Он приглашающе развел руки, и в глазах мелькнула опасная искра. Тусклый свет фонаря на долю секунды выхватил в глубине его рукава что-то блестящее.
        «Нож. Он придерживает его для ближнего боя», - понял Киран.
        Приближаться сейчас не стоило. Надо было заставить его сделать ошибку и выстроить дальнейшую тактику на этом. Недолго думая, он вцепился в лестницу и полез вверх. Пчеловод недоуменно наблюдал, меньше всего ожидая, что он решит удрать.
        Оказавшись над ним в трех метрах, Киран достал перочинный нож и принялся пилить бечевку.
        - Ты что делаешь, дебил? - понял его затею Пчеловод и ринулся к лестнице.
        Та тут же оттянулась под его весом.
        Карманный нож не скоро взял бы плотную альпинистскую веревку, но это и не было целью. Как только Пчеловод начал карабкаться за ним, Киран спрыгнул с лестницы, ухватив заодно этого ублюдка. Ничего из этого Пчеловод не ожидал, и оба камнем сорвались вниз, подняв тучу брызг.
        Пока Пчеловод не опомнился, Киран схватил его за ворот куртки, выбил из рук нож и надавил на его тело под водой. В первую минуту эффект неожиданности сыграл в его пользу, и Пчеловод быстро ослаб. Но он все же был крупнее и сильнее Кирана, и в следующий миг их позиции поменялись. Теперь уже Пчеловод вдавливал его голову в мягкое дно. Бурая жидкость заполнила нос и легкие.
        Та самая лучинка в дебрях его сознания почти угасла, но еще имела силу нашептывать.
        Это ты решаешь, когда выпустить меня. Тебе стоит просто захотеть.
        Выпусти меня. Выпусти меня сейчас, чтобы завершить начатое.
        Все расплывалось. Он не мог перехватить его. Жаль, задумка была хорошая.

* * *
        Из фиолетовой тьмы на него смотрели огни. Три слева, два справа и длинная цепь посередине. Киран, с белками вместо глаз, стоял перед ними нагой и обездвиженный и не мог пошевелиться.
        Из темноты кто-то шел к нему навстречу. Шаг за шагом, все ближе… Как луч прожектора, на них обоих упал свет, и неким внутренним зрением он увидел самого себя. Те же черты, только жестче. Взгляд непроницаемый и равнодушный. Подбородок сильнее выдавался вперед. Эти маленькие штрихи превратили его в незнакомца.
        - Ты готов? - беззвучно спросил другой.
        - Нет. Но у меня нет выбора, - так же неслышно ответил тот Киран, которого он почему-то считал собой.
        Грудь сдавливало что-то тяжелое, и хотелось плакать и повторять неизвестно для кого: «Я никогда не хотел быть этим человеком. Я никогда его не выбирал…»
        - Давай же… - настойчивее повторил другой и протянул руку.
        Они коснулись друг друга ладонями. Птицы полетели с одной руки на другую.
        - У меня тоже не было выбора, - произнес его двойник. - У нас у обоих не было. Теперь просто вспомни, кто ты.
        - Кто я? - плача, спросил первый Киран.
        В глазах второго отобразилась невесомая скорбь, но лицо не дрогнуло.
        - Прирожденный убийца.
        Птицы перелетели из одного Кирана в другого. Огни во тьме погасли.

* * *
        Столб брызг. Киран разогнулся и перекинул через себя Пчеловода, ощущая, как из носа и рта льется вода. Дышать все еще было тяжело, но откуда-то изнутри пришла неимоверная и страшная сила.
        Тело Пчеловода подняло еще больший всплеск.
        Тактическая ошибка: следовало полагаться на воду, а не на свою массу, поэтому ублюдок смог вырваться.
        Сейчас нельзя дать ему опомниться. Удар за ударом Киран прикладывал его всюду, куда только мог: о дно, о влажные стены, затем поволок к тому самому выступу, где стоял фонарь. Последовало несколько точных движений о камень, и Пчеловод потерял сознание. Кровь бежала из раны на его лбу. Но этого было недостаточно.
        Киран опустил его под воду и держал столько, сколько потребовалось, чтобы все закончить.

* * *
        У него не было сил встать. Киран сидел по грудь в воде и глядел на тело Пчеловода, покачивающееся на поверхности лицом вниз. Над головой светлело небо, и запели первые птицы. Лестница была в паре метров. Только протяни руку и скоро выйдешь к солнцу… Просто место Кирана было на дне.
        Как ни странно, воспоминания о его прошлом так и не вернулись. Но в эту ночь какой-то разлом в нем сошелся. Он одновременно был тем, кто зимним утром сошел с поезда в этом городе с чистой головой и жаждой жизни, и тем, кто всю жизнь только и делал, что что-то завершал. Во всех смыслах.
        Киран не сразу заметил чью-то голову у кромки провала.
        - Skit ocksa[20 - Дерьмо (швед.).], бестолочь.
        Медленно он перевел пустой взгляд на того, кто ругался.
        Нора. В груди что-то слабо встрепенулось, но он все еще не мог встать. Из ног будто ушла вся сила.
        - Так и знала, что ты это сделаешь.
        Ее слова доносились как из другого мира.
        - Вылезай немедленно.
        - Отстань, - только и сказал он.
        Киран намеревался сдаться полиции. Никакого другого исхода он для себя не видел. Даже после убийства последнего мерзавца он не мог просто продолжать жить как ни в чем не бывало. Хотя раньше он бы на этот счет не заморачивался…
        - Я тебе сказала: отрывай задницу и лезь! - гаркнула Нора страшным голосом. - Немедленно! Потому что ты мне, скотина, должен. Вылезай сейчас же!
        Эхо ее слов отскакивало от стен провала и отзывалось внутри Кирана тумаками. Возможно, стоило вылезти, чтобы она отлупила его как следует. Уж очень ей этого хотелось.
        Как робот, он поднялся и взялся за лестницу. Картина перед глазами стала сплошной земляной стеной, и он словно бесконечно лез наверх из глубокого личного ада. И даже ступив на сухую землю, Киран не сразу понял, что подъем закончился.
        Нора в штанах с многочисленными карманами и свитере с геометрическим северным узором была посланцем другого мира. Она уставилась на него своими мозаичными глазами и угрожающе сказала:
        - Валим, что встал?
        Оба быстро двинулись в сторону уже знакомого перелеска. Восходящее за ним солнце напоминало горящую корону. При свете дня можно было разобрать треугольные очертания пограничного пункта, находящегося чуть дальше провала. К счастью, ничье внимание они пока не привлекли.
        Весь путь Нора свирепо молчала, но как только они оказались в перелеске, из нее вырвался измученный выдох.
        - Заводи эту карету и поехали.
        Имелась в виду, конечно, машина Эрика.
        - А на чем ты добралась? - коротко спросил он.
        - «Плутоновская» тачка, но я оставила ее в километре отсюда и шла пешком. Под утро здесь много машин, и не следовало привлекать внимание заездом в кусты.
        - Возвращать будешь?
        - Нет, сдалось мне это. Я прямо сейчас уезжаю в Данию, только на поезде. Пускай ищут-свищут. Хотя мне кажется… им не до этого теперь.
        Их глаза коротко пересеклись. Ему так хотелось оставить этот взгляд себе. Чтобы в любую минуту он мог встретиться с ним и ощутить, как мир становится больше. Только сейчас в полной мере стало доходить, что он собирался сидеть в той яме, пока не сдохнет или его не сгребут. Это были какие-то задворки жизни, и ментально он почти пересек их границу.
        Без лишних слов они выехали на дорогу. Машина Фергюсона автоматически снимала с их маршрута все вопросы, мало ли зачем сын владельца ездит по территории собственной фабрики.
        - Тогда я еду на вокзал, - коротко сказал он.
        Нора кивнула. Остаток пути они промолчали. Она глядела в окно, он на дорогу. Только в городе их одновременно отпустило. Киран перевел на нее взгляд, невольно любуясь ее грубоватой красотой. Нора была частью чистой стихии. Пестрый морской камешек, заброшенный приливом далеко на сушу.
        - Ты зачем за мной пришла? - тихо спросил он. - Ехала бы сразу домой.
        - Когда увидела эту странную машину в зарослях, сразу поняла, что это ты, - отрешенно пробормотала она. - Не спрашивай почему, не знаю. Пчеловод дал мне груз, а сам еще изучал пустоты. Кристаллов осталось мало, потому что трубу заделали, поэтому он выжимал по максимуму. Чуял, что эта жила скоро накроется. Мы всего полкило нашли в тех туннелях. Еще пришлось часа три рыть вокруг… А его парни в этот момент крушили лавку твоего старика. Я знала, что ты это так просто не оставишь. С памятью, без… у тебя всегда была слабость к одиноким дедкам. Что этот лавочник, что Торстен. Видимо, по отцу скучаешь.
        Собственная жизнь по-прежнему была для Кирана закрытой книгой, но впервые он услышал о себе что-то человечное.
        - Не помнишь? Ну ладно, не помни. Оно, может, и к лучшему, - отрешенно продолжила Нора. - В общем, отвезла я эту «дурь» в их штаб, стояла с кучей денег в штанах и не знала, что делать. Потом услышала от «плутонцев», как ты кому-то из них кости переломал в баре. И поняла: надо обратно ехать. Ты же сам себя не контролируешь, когда злишься. Пчеловод - мразь последняя, но я боялась, что тебя на границе сцапают. Полиция или «плутонцы». К тому же у тебя респиратора нет, а на глубине все еще можно им надышаться. Ты и так как выстиранный, вдруг совсем дурачком станешь… Остальные тоже хотели за тобой ехать, но им надо было кое-кого сторожить. В общем, такая история.
        - Ты сказала, я тебе должен, - произнес он, вспоминая ее слова над провалом. - Что бы то ни было, хочу вернуть.
        Нора только махнула рукой. Отчего-то она поникла и теперь совсем не злилась. Он не знал, когда ее поезд, но хотелось сидеть с ней в «роллс-ройсе» вечно. Бок о бок, едва глядя друг на друга, но связь меж ними ощущалась сильнее, чем когда-либо. Можно стереть воспоминания, но не чувства. Ощущалось, что она - единственный человек, который его по-настоящему знает.
        - Чья это машина? - внезапно поинтересовалась она.
        - Друга, - ответил он.
        - Это сынок того жлоба, что владеет фабрикой?
        - Как ты догадалась? - удивился Киран.
        - Номерной знак их семьи приметила. Я же изучила городок, прежде чем сюда соваться. Не то что ты.
        Киран издал смешок, но не знал, что сказать. Внезапно Нора выдохнула и добавила:
        - Слушай… раз он твой друг… «Плутон» похитил их младшую девчонку. Они держат ее в штабе - это раздолбанный барак за городом, у бывшего парка аттракционов. Один он там такой.
        Он резко повернулся к ней и спросил:
        - Ты видела Дагмар? С ней все в порядке?
        - Не видела, но слышала, - чуть помолчав, добавила Нора. - Я в чужие дела не лезу, сам знаешь. Но раз ты сказал, он твой друг… имей в виду. Хочешь разбирайся с этим, хочешь сообщи полиции. «Плутонцы» злятся, что препарат уже не достать так просто, а им поступил заказ от какого-то шейха из Саудовской Аравии на огромную дозу. Они решились на крайние меры, потому что на кону несколько миллионов евро. Если они разыграют эту игру верно, то сделка удастся.
        - Дагмар не должны в это впутывать, - выдохнул он. - Она просто ребенок. Ее отец не слишком-то о ней печется. Не удивительно, что они ее сцапали…
        Нора скептически свела брови и буркнула:
        - Вау, какая забота.
        - Они мне помогли. Брат и сестра, - только ответил он. - Я решу этот вопрос вместе с Эриком. Спасибо, что сказала.
        Все, что делала Нора, оборачивалось нежданными дарами. Полученная информация окончательно согнала с него безучастность. Кем бы он ни являлся, были люди, которым он обязан. Значит, не все его дела в этом городе еще завершены.
        - Пошла я. Мне еще билет надо купить, - резко сказала Нора.
        Его реакция на новости о Дагмар чем-то ее рассердила. Понять, что у Норы на уме, он не мог. Киран пошел вместе с ней в здание вокзала, ощущая, что они еще не договорили. Она купила себе билет, бутылку воды, вытащила из камеры хранения огромный походный рюкзак и пошла. Все у нее было предусмотрено. Больше она на Кирана не смотрела и даже чуть вырвалась вперед, но он упорно следовал за ней, хотя и не понимал, что должен делать. Нора была на него зла и все равно вытаскивала из всякого дерьма. Надо как-то дать ей знать, что он ее любит и всегда любил. И обязательно найдет ее потом. Но слов пока не находил.
        Когда вдали показался поезд, Нора вдруг резко обернулась и выпалила, глядя на него с полнейшей растерянностью:
        - Чертов Киран… Не хотела я тебе говорить, лучше бы ты вообще пропал пропадом в той яме с самого начала, но, наверное, ты должен знать. Я не из-за денег сюда приехала, а тебя искать. После того как ты пропал, я подозревала худшее. Ты же всегда был дурной на всю голову! В итоге я втерлась в доверие к этим козлам, выпытала правду… Хотя в нашу последнюю встречу в Сённерборге ты сделал все, чтобы я тебя возненавидела. Но теперь я не знаю, кто ты. И меньше всего на свете я представляла, что мне придется доносить эту новость до тебя дважды, но так и быть, слушай снова: я беременна. Твоим ребенком. И буду его рожать, хочешь ты этого или нет. Только попробуй еще раз забыть это! Поэтому я возвращаюсь в Висбю и завязываю со всеми делами. Хочешь - приезжай. Препятствовать не буду. Но если придешь со старым дерьмом - алкоголизмом, загонами, срывами, по другим бабам снова начнешь шляться, забудь вообще меня и все, что я тебе сейчас сказала. Я тебя тогда на пушечный выстрел к ребенку не подпущу. И это последний раз, когда я вытащила тебя из очередного дерьма! Понял меня?
        Поезд прибыл, и люди начали выходить. Киран как оглушенный смотрел на Нору и не мог вымолвить ни слова. В ней же будто взорвалась бомба, которую она все это время в себе носила.
        - Ты… уже мне это говорила? - только и нашел что сказать он.
        - Говорила! - отчаянно выкрикнула она. - А ты сказал мне избавиться от ребенка и думать головой. Не знаю, правда, о чем думать. Потом ты свалил во Фледлунд, ничего мне не сказав, и теперь, наверное, тебе пора башкой подумать, раз ты внезапно образумился. Пока!
        Нора стремительно развернулась и запрыгнула в вагон. Дверь за ней тут же закрылась, и поезд плавно тронулся с места. Киран нелепо побежал следом, не понимая зачем. Лицо Норы еще какое-то время виднелось у окна, затем она скрылась внутри.
        - Куда именно в Висбю? - заорал Киран на всю станцию, и люди боязливо оборачивались на его крик. - Я не помню, где ты живешь! Куда мне приехать?

* * *
        Нужно было позвонить Эрику. Но искать телефон по магазинам и кафе или просить случайных людей Киран не мог. Во-первых, он сам наверняка был в розыске в городе, во-вторых, разговор требовал абсолютной приватности. После разгрома магазина Бартоша оставалось только одно место, куда он еще мог сунуться, - исследовательский центр «ФЕМА». Киран сел в «роллс-ройс» и вырулил обратно, на главное шоссе из города. Внутри была пустыня. С Норой ушло все, что на короткое мгновение показало ему какой-то смысл в его существовании.
        Ее глаза следовали за ним вместе с кошмарами, словно помогая держаться, не скатываться обратно в ту тьму, которая поджидала его каждую ночь. Но этот последний разговор приоткрыл неприглядную правду об их отношениях. Она вытаскивала его из проблем, он же дерьмово с ней обращался. Хотя в глубине души знал, что пропадет без нее. Нора помогала ему находить баланс с собой. И это был последний раз, когда она протянула ему руку помощи. Действительно последний.
        «У нее будет ребенок. Ей пришлось сказать мне об этом дважды…» - в оцепенении думал он.
        Хотел бы он вернуться к ней и заботиться о ней лучше? Без алкоголизма, срывов, загонов и измен, как она ему припечатала? Он ведь не помнил, что значит иметь семью. Может, даже не знал по-настоящему. Но последняя пелена вдруг спала с глаз, и Киран желал теперь вырваться из капкана Фледлунда и отправиться в этот Висбю. Хоть в каждую дверь стучать, пока не найдет ее и не вернет.
        «Почему я не сказал ей правду напоследок? Почему не пообещал, что пойду следом?»
        Ответов не было. Самому себе он был чужаком и не понимал, зачем что-то делал или, наоборот, не делал.
        Дорога пролетела в одно мгновение. Он припарковал машину недалеко от фабрики. Охрана бы не поняла, почему он въезжает на тачке Эрика. Он стремился сэкономить время на объяснения посторонним людям. Временный пропуск всегда был во внутреннем кармане, поэтому он прошел вместе с другими работниками через общие ворота и сразу помчался к Рудяку. Раз он доверенное лицо семьи, то должен был помочь связаться.
        Тот сидел за компьютером, а вокруг него стояла куча грязных чашек. Когда дверь отлетела, у него чуть очки с носа не упали.
        - Дайте телефон, - резко сказал Киран. - Речь идет о Дагмар.
        Неожиданно доктор обошелся без своих обычных прибауток и кивком головы указал ему на аппарат. Киран поднял трубку и набрал номер Эрика, который уже знал наизусть. Рудяк с шумом втянул в себя чай, неотрывно глядя на него с загадочным интересом. Но было не до него.
        - Да, - почти сразу ответил Эрик.
        - Дагмар у «Плутона», это подтверждено… надежным источником. Они держат ее в бараке у бывшего парка аттракционов. Ваш залог - это заказ какого-то арабского шейха, и на кону у них большая сумма денег. Мне сказали, она пока жива, но надо решать быстро. Ты знаешь, что сделали с Бартошем. Они ничем не гнушаются. Сейчас в «Плутоне» будет страшный переполох. Не знаю, что они натворят. Потому что я сделал… что хотел. Но не уверен, будет ли это в плюс вам, - скороговоркой выдал он.
        Эрик словно влился в трубку, его молчание ощущалось совсем близко.
        - Спасибо, - наконец сказал он. - Они звонили отцу. Назначили обмен через пару дней. Но у него нет для них наркоты. Производство вещества в твердом виде занимает больше времени. Он просто хочет их выманить и ликвидировать, но я боюсь, что при этом пострадает Дагмар. Ты понимаешь меня?
        Последний вопрос звучал как обращение между строк. Они с Кираном должны что-то сделать. Нет других, кто мог бы вмешаться.
        - Понимаю.
        - Хорошо. - Во вздохе Эрика чувствовалось удовлетворение. - Тогда мой черед просить тебя о помощи. Я же могу на тебя положиться?
        - Можешь, - коротко отвечал Киран.
        Механизм жатвы запустился в эту ночь. Судьба или случайные переменные - уже не важно. Они все стали участниками игры, где смерть становилась неизбежностью.
        - Я не доверяю ни плану отца, ни вшивым обещаниям «Плутона», что они пока ее не тронут.
        Отправляйся туда, - мерно продолжил Эрик. - Найди мобильник, чтобы оставаться на связи. Ты же от Рудяка звонишь? Вот и напряги его. Скажи мне про обстановку на месте. Я сейчас в Гамбурге и вернусь только к шести вечера, но поеду сразу туда, куда ты сказал. Затем мы разберемся с этим вместе.
        - Хорошо.
        Пока было неясно, что Эрик хотел сделать. Возможно, у него даже плана не было, но от одного его намерения веяло чем-то опасным.
        В ухо полились гудки, и трубка сама скользнула вниз. Киран очнулся и перевел взгляд на Рудяка, который жевал усы и следил за ним с бесноватым блеском в глазах.
        - Что же… Маленькую Дагмар скоро ждет чудесное спасение, - картаво произнес он. Было непонятно, ерничанье это или искренняя надежда.
        - Вам нужно достать мне мобильный телефон. Эрик так сказал, - без всякого выражения ответил Киран. - И дайте машину.
        Последнее было его личным решением. Автомобиль Эрика привлекал слишком много внимания. Рудяк гулко откашлялся в кулак и ответил:
        - Сделаем. Но позвольте… прямо сейчас взять у вас кровь? Очень интересно. Телефон все равно еще надо оформить… Садитесь, садитесь.
        Он позвонил секретарше и отдал распоряжение приготовить служебный мобильный. Следом забрал у Кирана кровь и поместил ее в загадочный аппарат в своей лаборатории.
        - Результатов можете не ждать, - елейно произнес Рудяк напоследок. - Это мне для проверки гипотезы.
        Кирану не хотелось ничего знать.

* * *
        Ему выдали темно-синий «фольксваген» старой модели, который хорошо терялся в потоке автомобилей на шоссе. Секретарша Рудяка была ко всему привычной и не задала ни одного вопроса. Киран заодно захватил из их столовой какую-то еду и жадно съел все в машине. Сна не было ни в одном глазу. Его будто запрограммировали, и он не чувствовал усталости.
        Из-за всей волокиты удалось выехать только к обеду. Сделав небольшой крюк, он заехал в охотничий магазин у Восточного вокзала и приобрел большой нож и бинокль.
        Заброшенное чертово колесо первым показалось вдалеке, призрачно возвышаясь над голыми деревьями. Сначала он просто проехал мимо на низкой скорости, на всякий случай подняв повыше ворот куртки. Нора была права, барак имелся только один - дощатое продолговатое здание, выкрашенное в традиционной фледлундский бордовый. Он находился прямо напротив парка и, возможно, когда-то являлся частью его инфраструктуры.
        Местность выглядела неухоженно. Вывеска парка проржавела, а сильный ветер, казалось, мог бы сдуть и сам барак. Киран остановил машину у обочины и пешком отправился назад вдоль сельскохозяйственных полей. Неподалеку тянулись непонятные заросли и возвышалась еще какая-то заброшенная постройка.
        Время шло к четырем часам дня. Он обошел здание вдоль чащи, затем изучил его в деталях через бинокль. Имелся один вход, и окна были только на втором этаже, так что о внутреннем устройстве барака оставалось только гадать. Снаружи стояла легковая машина, из чего следовало, что их, скорее всего, максимум четверо.
        Кто-то из них вышел покурить на крыльцо, на запястье у типа красовался гипс. Киран его узнал - это был второй «плутонец» из бара, которого он вырубил, чтобы добраться до типа со шрамом. Похоже, руку ему тоже он повредил.
        Бесшумно оставив точку наблюдения, он зашел в заброшенное здание и набрал Эрика. Трубку сняли еще до гудка.
        - И?.. - сразу же перешел тот к делу.
        - Их вроде не больше четырех, но у них должно быть оружие. В лоб зайти не получится, иначе мы привлечем много внимания и пострадает Дагмар. Нас-то с тобой всего двое. И я не уверен в твоих боевых навыках, - честно сказал Киран. - Лучше избегать любого столкновения с ними. В крайнем случае кто-то должен принять на себя бой, а кто-то вывести Дагмар. Вход только один - и это проблема.
        - Дом деревянный? - деловито поинтересовался Эрик.
        - Да.
        - Тогда дождись меня.
        - У тебя есть какое-то оружие? Или подмога? Я хочу выполнить свое обещание, но количественное преимущество было бы нам на пользу. Полиция могла бы…
        - Я их выманю наружу, - оборвал его Эрик. - Устроим поджог, и, скорее всего, они в первую очередь будут спасать свои задницы. Тогда мы в бардаке пройдем внутрь. Или же они и ее выведут, и мы сможем оценить, сколько их. Никакой полиции не будет, они даже на бытовуху без потуги приехать не могут, и слишком долго им объяснять. Сразу начнется: «откуда у вас сведения», «а надо проверить», «а давайте составим двадцать протоколов»… Отец тоже уже все решил и не разговаривает со мной. Есть только мы. Ты должен это понимать. Жди меня в шесть.
        Киран отстраненно смотрел на барак. Идея с поджогом была неплохая, но неизвестно, к чему это могло привести, слишком много неопределенности было в обстановке. Может, Киран и мог бы справиться в одиночку, но не хотелось напрасно рисковать жизнью Дагмар. Если бы только понять, в какой части здания ее держат…
        Ни в шесть, ни в полседьмого Эрик не объявился. Его телефон оказался выключен. Киран ощущал, как нервы взвинчиваются до предела и он начинает терять самообладание. Сказывались также сутки без сна.
        В одном из верхних окон барака зажегся свет. Почти полная луна в безоблачном небе стала ярче и бесстрастно высветила пустырь, заросли и покореженные домики. Затем тишину расколол тонкий девчачий голос и тут же захлебнулся. В окне суетливо мелькнул амбал, которого Киран не добил.
        «К черту Эрика…» - тут же подумал он.
        Наверняка у него были причины задерживаться, но ждать больше не было сил.
        «Ты же сам себя не контролируешь, когда злишься…» - всплыл голос Норы в его памяти.
        Теперь и он стал понимать, как это происходит. В глазах, груди и голове что-то накалялось, и требовалось просто сорвать все запоры.
        В голове закрутились лихорадочные мысли. Отсутствие окон на первом этаже на самом деле могло быть и преимуществом. Значит, кто бы ни был внизу, они его не увидят. А между первым и вторым этажом имелся узкий деревянный карниз. На его счастье, барак был низким.
        Киран подпрыгнул и вцепился в карниз ладонями. Одним плавным движением подтянулся выше и поставил на него правую ногу. Под ним что-то затрещало, но древесина все же оказалась прочнее, чем выглядела. Он встал на опору обеими ногами, но долго баланс поддерживать не получалось, карниз был очень узким. Махом ноги Киран разбил окно и ввалился внутрь, выбив собой остатки стекол и хлипкой рамы.
        Человек внутри не ожидал его появления и просто нелепо вскочил, да так и замер. Этого короткого замешательства было достаточно. Киран бросился на него и свалил на пол. Завязалась короткая борьба, но гипсованный был слаб. Киран вырубил его уже в который раз и поднялся, ощущая сбивчивый стук сердца.
        Шуму вышло достаточно…
        - М-м-м! - исступленно раздалось за его спиной, и наконец он заметил Дагмар.
        Она сидела в дальнем углу, связанная по рукам и ногам, а изо рта торчал кляп. По лицу растеклась косметика, а на щеке был огромный синяк. Киран кинулся к ней и начал перерезать веревки.
        Половицы в коридоре застонали. Дерево всегда предавало шаг.
        С нее упала последняя веревка, и он вынул ей кляп. Почему-то казалось, что Дагмар разразится плачем или криком, но вместо этого ее вырвало. Она даже разогнуться не могла, выплевывая из себя непонятно что. Видимо, это был стресс.
        «Черт…» - сузилось все до одной мысли.
        Очередная стычка была неминуема.
        По коридору понеслась чья-то плечистая фигура, и последовал выстрел. В Кирана что-то ударило. Он закрыл собой блюющую Дагмар, и они упали на пол. Предплечье начало неметь, и по руке что-то побежало.
        Ситуация становилась безвыходной. «Плутонец» уже стоял на пороге комнаты, наводя на него пистолет, и сейчас у него были все шансы попасть в цель.
        Внезапно за спиной громилы словно вспорхнула тень. Дальнейшее случилось так быстро, что его нельзя было разбить на отдельные действия.
        Из горла мужчины вырвалась багровая река, и на долю секунды все стало красным. Запрокинув голову, тот плашмя осел на пол, а над ним возвышался Эрик. Его взгляд ничего не выражал, он смотрел на труп как на пустое место. В руке был тонкий серебряный нож, напоминающий напильник. До Кирана дошло, что это скальпель.
        Дагмар уже перестало рвать, и она остекленевшим взглядом смотрела на брата. В комнате воцарилась неестественная тишина. Эрик ожил первым и бросил:
        - Нужно уходить. Дом скоро сгорит.
        Девушка не могла шелохнуться, уперев колени в пол и глядя в одну точку. Эрик без лишних слов взял сестру на руки и двинулся в коридор. Киран тяжело поднялся следом и вдруг заметил на столе пухлую черную борсетку. Из нее выглядывали разноцветные корешки, и он сразу понял, что это. Помимо тугой пачки денег в ней лежало несколько паспортов. Быстро перебрав их, он выудил темносиний со страусом и кенгуру.
        Киран Лоусон. Тридцать три года. Родной город Алис-Спрингс. Меж страниц также вложили карточку датского вида на жительства. Остальные паспорта были албанские, чешские, израильские… Рекрутеры «Плутона» закладывали их, как душу.
        Эрик безучастно следил за ним с порога и выжидал. Наконец все трое вышли из чертовой избушки. Задняя часть дома тем временем вовсю разгоралась на ветру. Во дворе на земле лежал еще один человек, и под ним растекалась багровая лужа.
        «Роллс-ройс» ждал у дороги - Эрик даже не думал таиться. То, что сейчас произошло, было во всех смыслах его перформансом. Он положил обездвиженную сестру на заднее сиденье, дождался, пока Киран сядет, и сорвался с места на сумасшедшей скорости. Хотелось попросить его быть осторожнее, но что-то в его взгляде говорило, что теперь хоть потоп. У самого Кирана почти не было сил. Пуля засела глубоко в предплечье, и кровь уже проступила сквозь толстую куртку.
        Они приехали в особняк Фергюсонов. В холле их встретила невысокая женщина в белом, и при виде Эрика с Дагмар на руках и окровавленного Кирана ее улыбка сразу же спала, а глаза остановились.
        - Ты не стал слушать отца, - только и сказала она.
        Ее взгляд прошелся по Дагмар, и губы чуть дрогнули. Эрик ничего ей не сказал и понес сестру в спальню. Из соседней комнаты послышалась торопливая речь на смеси английского и немецкого - его мать на повышенных тонах говорила с Фергюсоном-старшим по телефону.
        - Идем в кабинет, - тихо произнес Эрик. - Дагмар вроде в порядке, просто обессилена. Я извлеку пулю.
        Усталость навалилась со страшной силой, и Киран уже не отдавал себе отчета в происходящем. Все время, что Эрик возился с его предплечьем, он смотрел на корешки книг на стеллажах, но вместо них видел, как «плутонец» оседает вниз, а за ним, как воронья тень, вырастает Эрик в своем длинном черном пальто и со скальпелем в руке. И у Кирана не было никаких суждений. У наемника нет на них права. Появилось только знание о том, что оставалось в тишине.
        - Заночуешь? - спросил Эрик, как закончил. - Мы уже все приготовили.
        Стены кабинета пропали, а анатомические макеты точно выстроились за Эриком, как его личная армия, и глядели на Кирана пустыми глазницами. За вопросом о бытовых вещах читалось другое.
        «Теперь ты понял? Понял меня?»
        - Мне идти некуда, - качнул головой Киран. Эрик кивнул и добавил с ребячливой улыбкой:
        - Тогда оставайся у нас. Я знал, что на тебя можно положиться. Мы с тобой в некотором роде одинаковые. Оба как с другой стороны Луны, знаешь…
        18. Заблудшие во сне
        Одни люди могут позволить себе быть собой чуть больше, чем другие. Внутри нас - лабиринт, и кто-то находит способ выбежать из него, а кто-то несется вглубь и с каждым его витком запутывается в себе больше.
        Ханна не искала путь наружу, потому что не знала, как жить в том мире. Стены лабиринта парадоксально стали ее защитой. Они прятали ее от нее самой. Настоящая Ханна была невыносима. Слабая, неуверенная, мнительная, ничтожная. Если бы только люди знали, насколько она жалкая… За этими очками, иностранными языками, неподвижной мимикой скрывается недоношенный эмбрион, не знающий, куда прицепить свою пуповину. Ханна не могла позволить себе быть собой. Ей очень нужен был лабиринт.
        Другое дело - Ребекка. Она не пряталась, а была той, кем была, - больным, истеричным, властным человеком. Тоже неуверенным в себе, но вместо убежища она искала парад в свою честь. Каждый должен был подтвердить ее великолепие. Если кто-то считал иначе, Ребекке было проще отказаться от этих людей. Как от своей сестры, матери, отца. И в каком-то смысле она была сильнее Ханны. Потому что не сдерживала себя. Не хотела мучиться в одиночку со своими демонами и выпускала их на всех вокруг. Такие невидимки, как Ханна, однажды начинают завидовать любой способности оставлять след в окружающем мире.
        Ребекка видела все ее трещины и заполнила их собой. Цена была не большая. Сама Ханна.
        «Забудь себя», - сказала Ребекка.
        И Ханна забыла.

* * *
        Эрик хотел, чтобы она носила длинные платья. Ему нравилось, как она укладывает волосы на правое плечо. И запах ладана в ее квартире. Еще он приносил ей бордовые розы. Ханна уже знала, что это все любила Ребекка, но она с восторгом приняла ее наследие. В зеркале больше не было неуверенной серой мыши. С каждым разом в ее лице сильнее проступала та, чье сердце дало ей новую жизнь. Она сильно похудела, черты стали острее, а глаза глубже. Кошмары прекратились, и вместо них ее стали посещать новые и незнакомые видения. Она видела фантастические миры, где у женщин вместо ног росли щупальца, и они были могущественны, страшны и инородно прекрасны. Иногда снилась сестра Ребекки - Рената Лейнц. По-монашески строгая, недружелюбная, дышащая христианскими идеалами. И сестре обязательно нужно было что-то доказать, она должна понять свою неправоту… Ханна ощущала, что Ребекка очень сильно не любила Ренату. Даже боялась ее. После сновидений о Ренате еще долго оставалось непонятное беспокойство, как будто с ней было связано что-то плохое.
        Пару раз она пробовала поговорить с Эриком о прошлом Ребекки, но он отвечал не очень охотно. Ханна подозревала, что он все еще не до конца пережил ее смерть, и у нее не было сил, чтобы забрать его горе. Он был глубоко сломлен, но хорошо это прятал. Для себя она пыталась понять, что их так связывало. Да, Ребекка была хороша собой, но ее тяжелый характер создавал много проблем. Эрик упоминал только, что она требовала полнейшей отдачи и в моменты помутнений изводила его тем, что он ее не любит. Ему приходилось доказывать это теми способами, которые выбирала она. Что именно это было, Эрик не уточнял, но чем больше Ханна узнавала об их отношениях, тем сильнее убеждалась, что они были нездоровые. Себя она считала кем-то вроде преемницы Ребекки, но бывали моменты, когда она думала, что могла быть лучше нее. Она уважала его желания. И ей ничего не надо было доказывать.
        Ее собственное прошлое еще существовало, но с ним словно потерялась связь. Она могла назвать важные даты и имена, однако детали расплывались. Как ни странно, не хотелось ничего возвращать. Только изредка, в моменты необъяснимой смуты, она писала о себе в свой блокнот от третьего лица. Так было проще соединиться со старой собой. Но, перечитывая потом свои записи, Ханна не могла понять, что имела в виду.
        Окружающие тоже заметили, что буквально за две недели она перестала на себя походить. Кто-то делал комплименты, кто-то просто наблюдал. Лекан же считал, что ей не мешало бы сходить к врачу, такая резкая потеря веса редко означает что-то хорошее. Но как он игнорировал ее совет обследовать Амари в клинике, так и она не стала его слушать. Они несколько отдалились в последнее время. У него были свои заботы, у нее свои.
        Ханну делал счастливой Эрик. Они проводили вместе каждый вечер: то у него, то у нее. Даже ездили вместе в Гамбург и планировали летом отправиться куда-нибудь к морю. Ребекка вытесняла ее память и личность, но жалкий эмбрион присоединился к чему-то любящему. И большего ему не требовалось.
        Ханна могла прочесть его лицо на ощупь. Знала его запах. Когда он не пользовался тяжелым парфюмом с нотами пачули, то пах абсолютной чистотой. Это было что-то белоснежное и сладкое, и этот запах оставался на ней еще много часов. И всегда поражала его мимика - через нее проносились все фазы Луны, и проскальзывала его настоящая личность - уязвимая и отзывчивая, - которую он прятал от всего мира. Носить маски его научил отец. Их отношения были невероятно сложными. Эрика взращивали как будущего принца, и это наложило определенный отпечаток на его характер. Он не был избалованным, но умел требовать и при желании мог внушить окружающим, что они ему что-то должны. Не раз Ханна наблюдала, как это качество проявляется в общении с персоналом, случайными людьми, его коллегами и сокурсниками, с которыми он познакомил ее в Гамбурге. Эрик пытался отрицать все, что в нем было от отца, но только стал более нервным и бросался из крайности в крайность.
        С Сумире Ханна виделась еще пару раз - та всегда скользила белой тенью по коридорам дома или возилась в оранжерее. Его мать вела себя приветливо и производила впечатление этакой гражданки мира, мешая всевозможные языки и щеголяя широтой взглядов. Но по крупицам - через рассказы Эрика и собственные наблюдения - Ханна поняла, что Сумире - тонкий манипулятор, и не исключено, что сильно настраивала Эрика против отца. Это была ее тайная битва, и Эрик еще ребенком стал в ней орудием. Также Ханна не могла в полной мере симпатизировать человеку, который вымещал зло на других. Речь шла о Дагмар - несовершеннолетней сестре Эрика от другой матери. Говорят, она пережила какое-то нападение и не хотела никуда выходить. Однажды Ханна против воли стала свидетелем разговора между Сумире и Дагмар на кухне.
        - Все, что с тобой произошло, - твоя вина, - жестко сообщила мать Эрика замершей девочке. - Мой сын рисковал жизнью, чтобы тебя вызволить. Если ему когда-либо придется пострадать из-за тебя, я сделаю все, чтобы тебе нигде не было места. Ты меня поняла?
        Эрик тут же влетел на кухню, но если других жестко ставил на место, то матери мог только что-то моляще сказать на японском. Тем не менее он обнял Дагмар, чьи глаза уже наполнились слезами. Сумире его поведение претило, но она не могла идти против сына. В воздухе висело очень много недосказанного. Тогда она просто вышла из кухни, обдав всех присутствующих ледяной яростью. Дагмар, конечно, не позавидуешь. Девочка, судя по всему, только у брата и получала поддержку в этом доме. Эрик стал буферной зоной, сдерживая мать и защищая сестру. После этого поступка Ханна восхищалась им еще больше. Чтобы противостоять Сумире, нужно было иметь стержень. За фасадом испорченного принца скрывался другой человек, но не всем было дано его увидеть.
        Наедине с собой Ханна все еще не верила в то, что судьба свела ее с Эриком. Вся ее жизнь встала с ног на голову из-за него. В голове бурлила эйфория, оттого что это ее история. Она - ее главная героиня.

* * *
        Ребекка лежит в своей каморке в вечернем платье. К стразам прилипла вермишель. Вокруг пустые плошки. Окна заклеены, потому что от света ей хочется кричать. Зеркало в комнате занавешено, а то, что в ванной, она разбила, потому что не могла на себя смотреть. Ей казалось, что в отражении кто-то другой. Она не узнавала себя.
        Который это день? И день ли?
        Иногда находила какая-то смута, и Ребекка начинала наносить на себя макияж, хаотично водя помадой мимо губ. Ей хотелось сделать селфи. Выложить в своем профиле. Чтобы увидеть череду лайков и прочитать, как она восхитительна. Но она боится включить камеру. Иначе на нее снова уставится чужая. Остатки самоконтроля велели лежать и ждать.
        «Это отходит, как прибой, - эхом вещал Эрик в ее голове. - Надо перетерпеть. Надо. Иначе ты никогда с Морфея не слезешь…»
        «Что, по себе знаешь?» - съязвила Ребекка.
        «Я знаю, что эту реку ты можешь переплыть только сама. Я бы вынес послесон вместо тебя, если бы мог…»
        «Лицемер… Ты просто боишься, что не удержишь меня. Хочешь, чтобы я всегда была больной… Подговорил Рудяка, чтобы он ничего мне не давал…»
        Послесон - хуже любой ломки. В нем разносишься на фрагменты. Не спишь, но и не бодрствуешь. Не живешь, не умираешь. Это лиминальное состояние выносит из тебя душу.
        Ребекка не может терпеть, но и выхода нет. «ФЕМА» посадила ее на Морфей, а когда он превратился в ее воздух, перекрыли его. В полумраке мерцают блестки на ее платье… Она надела его, чтобы не забыть, какая она на самом деле.
        Снова звонит телефон. Эрик. Вечно Эрик.
        Ребекка ощущает глухую злость по отношению к нему.
        «Ты должна вытерпеть…»
        Ничего она не должна. Да и он не господь бог, чтобы предписывать ей страдание во благо…
        Внезапно кажется, что дверь в квартире исчезла, а из окон начинают лезть длинные щупальца, которые тянутся именно к ней. Ребекка испускает крик и мечется из угла в угол, путаясь в переливающемся платье. Вещи падают с полок, эта лачуга разваливается вместе с ней. Стены ходят ходуном, и больше нет сил это выносить. Ребекка оттаскивает от стены шкаф и начинает бить по кнопке лифта. Еще не все потеряно… Она убежит от кошмаров через этот странный лифт, ставший хранилищем их с Эриком тайн.
        Квартира начала трястись, а щупальца уже показались из-под плинтусов. Что-то заскользило по ее ноге, и она завопила… Нужно срочно найти что-то, чтобы защититься…
        На глаза попадается нож для бумаги. Безжалостно Ребекка перерезала щупальца вокруг ее лодыжек, удовлетворенно наблюдая, как из них брызжет чернильная кровь и, извиваясь, они опадают на пол.
        Лифт будто гудит целую вечность, но никак не приходит. Тем временем вся комната начинает кишеть этими щупальцами. Они подбираются к ней ближе. Ребекка переводит взгляд на свои руки и с ужасом обнаруживает, что из одной кисти выходит чужеродный мясистый вырост с присосками.
        «Они во мне!» - панически бьется мысль.
        Что-то ползет под кожей… У нее нет выбора. Она заносит нож над запястьем. Лифт наконец приезжает.
        Ханна просыпается и в молчании смотрит в синеватом мраке на потолок. Рядом спит Эрик, его дыхание такое тихое, что надо наклониться к нему, чтобы его уловить. Непроизвольно она вжимается в его тело, потому что от увиденного ее чуть ли не трясет. Теперь она знает, что произошло с Ребеккой в день ее смерти. В какой-то момент ей кажется, что в углу ее комнаты что-то шевелится и начинает ползти к ней. Ханна зажмуривается и молит неизвестно кого, чтобы не сойти с ума, как Ребекка.

* * *
        Потепление пришло неожиданно, и небо уже налилось солнечной голубизной. Фледлунд обычно прозябал в тучах и холодных ветрах до конца апреля. В этом году весна вступала в права раньше.
        - Если бы у нас всегда была хорошая погода, людям стало бы не о чем говорить, - с усмешкой заметил Эрик, выглядывая с балкона Ханны.
        Внизу собрались старички из их дома и обсуждали, конечно же, температуру на улице.
        - Они могут заговорить о тебе, если покажешься им на глаза, - заметила Ханна, накрывая стол к завтраку. - Их не только погода интересует.
        У нее никогда не было такого разнообразия блюд, как дома у Эрика. Она готовила простые вещи и вообще не любила излишества, но ему все нравилось. В гостях у Ханны он бывал куда охотнее, чем дома.
        - Как сестра? - поинтересовалась она. - Уже приходит в себя?
        - Да, думаю, скоро снова начнет скакать по городу в наушниках… Я на это, по крайней мере, надеюсь. Не хочу, чтобы она зацикливалась на том, что произошло, - отстраненно ответил Эрик.
        - А как на нее напали? - продолжила она.
        Деталей она не знала. Видела только, что на лице у девочки здоровенный синяк и ходит она по дому как зашуганная.
        - Да какие-то отморозки, - поморщился Эрик. - Хорошо, что мы с Кираном рядом были…
        - Так вы вместе ее спасли? - удивилась Ханна.
        Эрик едва заметно кивнул и больше ничего не сказал. Дружба австралийца с Эриком оказалась неожиданной. И Ханна до сих пор не могла понять, насколько она крепкая. В их первую встречу в столовой показалось, что они шапочно знакомы, но недавно выяснилось, что после того, как вандалы разгромили лавку Бартоша, Киран переселился к Фергюсонам. Она могла бы расспросить самого Кирана, но избегала его, как и всех, кто понимал что-то о ее проблемах с самой собой. Казалось, что они тут же увидят ее прежнюю и Ханна, которую она так не любила, никогда не уйдет.
        Они принялись завтракать. Эрик был каким-то хмурым, и его взгляд то и дело уходил в себя. Ханна начала переживать, что дело может быть в ней. Заметив ее нервозность, он проницательно взял ее за руку и сказал:
        - Я какой-то несобранный сегодня… Давай никуда не будем выходить. Хочу спрятаться у тебя дома от всего. Иногда нужны… такие тихие моменты.
        - Даже не спрашивай.
        Они улыбнулись друг другу, и у нее отлегло от сердца. Тем временем шум внизу нарастал. Пару раз сквозь приоткрытую балконную дверь отчетливо донеслось имя Амари, и Ханна невольно навострилась.
        - Ты чего? - спросил Эрик.
        - Говорят о моем соседе… Дед Лекана. Не могу понять, что-то случилось или они просто судачат.
        Эрик уже был знаком с Леканом, но про свидания соседа с Дагмар Ханна, конечно, не знала. Они не говорили нормально уже долгое время. После того разговора про чудо-пилюли Лекан ее всячески избегал. Да и она его, так как не понимала, как с ним общаться, не затрагивая при этом ситуацию с Амари.
        - Там странная история, - с сомнением продолжила она, помешивая свой чай. - Представляешь, его дед с тяжелой формой деменции вдруг пришел в себя и снова стал нормальным. Лекан сказал, что достал какие-то волшебные таблетки, и, по-моему, это дурная затея, но не могу с ним больше спорить…
        Эрик вдруг изменился в лице и громко отложил приборы.
        - Он говорил, откуда взял их?
        - Нет. Но явно нелегально.
        - И у его деда деменция? Не болтовня, а реальный диагноз, когда нервные клетки мозга умирают? - чуть ли не закричал Эрик.
        Ханна кивнула, не вполне понимая, что его так взволновало. Гомон снизу усилился и уже перешел в подъезд. Хлопали двери, кто-то запричитал. Имя Амари всплыло еще несколько раз, и у Ханны возникло плохое предчувствие.
        - Я проведаю Лекана… - наконец произнесла она.
        Эрик выглядел чем-то ошарашенным и даже не отреагировал на ее уход. Ханна сбежала на этаж ниже и еще с лестницы заметила столпотворение любопытных соседей на площадке.
        - Сердечный приступ, наверное… - проносилось между ними.
        - Бедолага…
        Дверь квартиры была открыта, и она нашла Лекана в гостиной. Он стоял посреди комнаты с телефонной трубкой в руках и смотрел в одну точку. Амари лежал на диване, открыв рот, и бессмысленно глядел в потолок. С упавшим сердцем Ханна приблизилась к старику вплотную, чтобы убедиться, что он дышит. Его состояние походило на кому.
        - Что случилось? - испуганно спросила она.
        Лекан вздрогнул от ее голоса, оказывается, все это время даже не замечал ее. На нем не было лица, казалось, что он вот-вот расплачется.
        - Он упал на крыльце у дома… Как будто приступ… Сама на него посмотри. Это не сердце, а какой-то паралич… Я вызвал скорую, только что они сделают…
        - Почему ты так думаешь? Успокойся, - попыталась его вразумить Ханна. Она положила руки ему на плечи, но Лекан едва ли их ощущал. - Он пока жив, так? - последовал кивок. - Тогда не паникуем.
        Внезапно он резко скинул с себя ее руки и ожесточенно заявил:
        - Да ничего ты не понимаешь! Я дал ему его обычную дозу! Препарат все это время держал его в тонусе… Не понимаю, как… как такое… Черт, может, мало всыпал…
        Уже ничего не соображая, Лекан кинулся к комоду и отрыл из его глубин пластиковый пакет с чем-то белым.
        - Не вздумай, - взмолилась Ханна, вцепляясь в него обеими руками. - Может, его от этой гадости и свалило! Лекан, да образумься уже! Ты доверяешь порошку в пакете больше, чем скорой, которая сейчас приедет?
        Лекан не слушал ее, пребывая в своем потоке. Он налил воды в стакан и принялся ссыпать туда порошок, что-то беззвучно бормоча себе под нос. В глазах погас всякий смысл, он напоминал зомби. Внезапно в комнате показался Эрик. Без всяких объяснений он подбежал к Лекану и перехватил его руку. Только тогда сосед очнулся и невидяще уставился в его лицо.
        - Ты его у дельцов брал? У «Плутона»? - допытывался Эрик.
        - Не-не-не понимаю, о чем ты. Что вы все приперлись ко мне? - начал злиться Лекан.
        - Это Морфей, - коротко пояснил остолбеневшей Ханне Эрик. - Нет другого лекарства, обладающего такими свойствами. - Он снова повернулся к Лекану и угрожающе сказал: - Ты, считай, собственноручно добил своего деда. Этот препарат противопоказан при нейродегенеративных заболеваниях, к которым относится деменция. Если вольешь ему в горло эту порцию, его не станет прямо сейчас. Хотя ему и так, судя по всему, недолго осталось… Сколько времени он его принимает?
        Лекан был настолько ошарашен, что на мгновение забыл про свою злость.
        - Почти месяц где-то. По дозе в неделю, - уже совсем другим голосом сказал он.
        - Сколько? - У Эрика отпала челюсть. - Тогда уже без разницы, вливай.
        Он вдруг отпустил руку Лекана и посмотрел на Амари с проблеском понимания в глазах.
        - Как вообще можно достать Морфей вне фабрики? - ожила Ханна, тоже не веря своим ушам.
        На улице раздался вой сирены, и в ее душе наступило облегчение оттого, что самодеятельность Лекана наконец-то закончится.
        - Утечка, - скупо ответил Эрик.
        Скорая помощь забрала Амари в считаные секунды. Лекан не поехал с ними и остался сидеть на стуле, сгорбив спину. Он не мог выдавить ни слова. Эрик некоторое время глядел на него в молчании, затем вышел, на ходу извлекая телефон. А Ханна не знала, что делать. Сосед уже был в таком состоянии, когда ни сочувствие, ни разговоры на него не действовали.
        - Хочешь сказать, что этот порошок делают в «ФЕМА»? - только и выдавил он.
        Ханна кивнула. Она сама знала про Морфей лишь в общих чертах. В центре ее только обследовали, но не давали никаких объяснений. И сейчас нужно было как-то растолковать его действие Лекану.
        - Это экспериментальный антидепрессант. У него очень много необычных свойств, и его пока тестируют, - осторожно сказала она. - Но ты слышал Эрика. Препарат, видимо, как-то попал на черный рынок. И лучше тебе ему верить. Он хирург, но разбирается в этом больше, чем…
        - Идите вы оба на хрен! - крикнул Лекан и снес со стола графин с водой.
        По рассохшемуся полу разлилась большая лужа, а сам кувшин раскололся на две части. Ханна не могла шелохнуться, глядя, как вода доходит до кончиков ее домашних туфель.
        Лекан тяжело дышал и не мог на нее смотреть, пальцами сжимая переносицу. Она тихо вышла из квартиры, ощущая только ужас и непонимание. Дело было не в том, что Лекан годами отрицал очевидное - что Амари ушел из мира людей, оставив от себя лишь тело. Теперь, в случае его смерти, он будет винить себя, и Ханне ли не знать, какой его ждет ад…
        Она, как сомнамбула, поднялась в свою квартиру под крышей. Соседи уже все разошлись, и в подъезде наступила тишина. Эрик был в комнате, говорил с кем-то вполголоса по телефону. Увидев Ханну, он закончил разговор.
        - Мы берем это на себя, - непреклонно сказал он, приобняв ее за плечи. - «ФЕМА» будет нести ответственность. Я посмотрел фамилию на их двери, и сотрудники компании уже нашли клинику, в которую увезли Амари. Мы сделаем все, что в наших силах, но боюсь, его внук сам натворил дел… В любом случае мы дадим ему компенсацию. Если деда не удастся спасти, я потребую удвоить сумму.
        - Он никогда не возьмет ваших денег, - покачала головой Ханна, оседая на стул. - Я не знаю теперь, смогу ли вообще с ним поговорить… Зачем ты был так прямолинеен?
        - Прямолинеен? - не веря своим ушам, переспросил Эрик. - А что, мне надо было погладить его по голове, пока он загонял деда в могилу?
        - С ним нельзя так говорить, - поморщилась Ханна. - Теперь у Лекана чудовищное чувство вины, от которого он никогда не избавится, вдобавок он нас обоих ненавидит, потому что мы оказались рядом в такой момент.
        Эрик фыркнул и принялся порывисто расхаживать по комнате.
        - То есть надо было щадить чувства, прости, пожалуйста, этого болвана за то, что он льет деду в рот всякую дрянь?
        - Как это ему сейчас поможет? - не выдержала Ханна. - Ты хочешь устроить ему страшный суд в такой момент?
        В ответ он промолчал и перевел дыхание. Ханна же раздумывала, как найти подход к Лекану, потому что оставлять его в таком состоянии было нельзя. Если он не хочет слушать ее, то надо хотя бы попросить кого-то из его друзей… У нее был где-то записан телефон одного из его сокурсников. Как же его звали…
        Эрик стоял к ней спиной, наливая воду в стакан. Его рука на мгновение замерла над ним, затем он протянул его Ханне.
        - Тебе надо успокоиться.
        Она приняла его, но так и не притронулась.
        В голове что-то глухо ворочалось. Салих? Или Селим? Как же его звали… Ей показалось, что у нее в памяти дыра и не знает она никакого сокурсника. Это короткое замыкание. Глитч.
        - Выпей, пожалуйста, - четко разделяя слова, произнес Эрик.
        Он возвышался над ней, выжидающе глядя на стакан в ее руке.
        - Что ты туда добавил? - вдруг спросила Ханна.
        - Ничего, - недоуменно ответил он. - Это вода из-под крана.
        - Я видела, как ты что-то капнул… - настаивала она.
        Эрик молча показал ей свои ладони и вывернул карманы и, кажется, начал на нее всерьез злиться. Чтобы не усугублять, Ханна залпом опрокинула стакан и вернула ему.
        Ситуация с Леканом словно лишила ее земли под ногами. Но с каждой минутой собственные переживания становились все менее реальными. И надо было ей, вообще, в это ввязываться? Кто такой этот Лекан? Она что, за всех соседей так будет переживать? Тот сам натворил дел, а теперь на всех злится.
        Глаза Ханны начали слипаться, и она перешла на кровать.
        - Ты из-за приема своих таблеток вечно не высыпаешься, - проворчал Эрик, накрывая ее одеялом.
        «Главное, что он здесь…» - подумала она, проваливаясь в сон.

* * *
        Они сидели бок о бок, едва касаясь друг друга локтями. Оба, не сговариваясь, оделись, как на похороны. Эрик выглядел немного по-другому, носил короткую стрижку и зачесывал пряди назад.
        Ребекка была напряжена. Ханна ощущала ее тело как свое. Каждая мышца налилась свинцом, ее словно скручивало изнутри. Она чего-то от него хотела. Изнутри рвалась просьба - тяжелая, постыдная, но никто кроме Эрика не согласился бы ее выполнить.
        - Когда Рената приедет? - сухо спросил он.
        - Послезавтра… - приглушенно ответила она.
        Небо словно свернулось в спираль прямо над ними. Что-то надвигалось. Ребекка с Эриком одинаково сгорбились на низком заборе, покручивая в руках бутылки с лимонадом, к которым едва притронулись. Нечто невыразимое витало между ними и не требовало слов. Они знали мысли друг Друга.
        - Ты уверена? - отчетливо произнес Эрик.
        - Да. Нет другого способа. Сам знаешь, на что она способна. И ты ей вообще не нравишься. Не жди от нее благословения наших отношений, - сообщила Ребекка, невидяще глядя в одну точку.
        - Будто оно мне нужно, - презрительно отозвался он.
        - У нас нет выбора, - с нажимом произнесла она.
        Эрик молчит, но в глазах застыло несогласие. Ребекка не отрывает от него тяжелого взгляда, и диалог продолжается молча. Вдруг из кустов выныривает Дагмар с косой ухмылкой поперек лица и направленным на них смартфоном. Растерянные лица, треск фотокамеры.
        - Ну вы и кислые! - заявляет девушка.
        По лицу Эрика запоздало расползается улыбка, Ребекка вторит, но в их глазах растворяется жизнь. Сон обрывается. Это произошло когда-то и стало началом чего-то страшного…

* * *
        Киран не хотел жить у Фергюсонов, но другого места пока не было. Ему нужно было восстановиться. Эрик проколол ему на всякий случай антибиотики, но плечо заживало медленно. А в городе его разыскивали. Даже создали какой-то топорный портрет. Наверняка Отто Граммель постарался.
        - Вот когда Граммель катит в полицию, те в лепешку расшибаются, - не преминул съязвить на этот счет Эрик.
        Бартош лежал в реанимации. Он получил какое-то осложнение после нападения. Почему-то казалось, что, как только он придет в себя, они вернутся в лавку и наладят режим. Он бы помог старику найти хорошего помощника, который заботился бы о нем, когда Киран уедет. Но с каждым днем это ожидание все больше напоминало самообман.
        Из хорошего был только его паспорт. Датский вид на жительство действовал до июля, и Киран находился в Европе более чем легально. И может, стоило бы все бросить и уехать, но пока Бартош не придет в себя, он не мог.
        Пришлось несколько дней торчать в особняке, и Киран наконец перевидал всех домашних.
        Немногословного сухопарого отца, который пожал ему руку за помощь в спасении Дагмар и сказал, что он может оставаться у них сколько захочет. Изящную мать Эрика - даму непонятного возраста с пристрастием к кипенно-белому в одежде. Родители Эрика долгое время оставались загадкой. На деле они оказались абсолютно чужими друг другу людьми, взаимодействующими на основе каких-то негласных обязательств. Дагмар первое время вообще не выходила из комнаты, но потом стала вызывать Кирана на прогулки по саду. Дальше дома она выходить боялась.
        У Эрика определенно был разговор с отцом, и оставалось только гадать, узнал ли глава семейства всю правду про резню в бараке. Уже разобравшись немного в этой семье, не оставалось сомнений, что Хенрик подтер бы за Эриком так, что не прикопаешься. Ни отец, ни сын не выглядели обеспокоенными. Как и мать. Они все явно о чем-то договорились, и жизнь для них вернулась в привычную колею. Киран не смел задавать о произошедшем никаких вопросов.
        «Молчи», - словно велело ему все вокруг.
        Про пожар в бараке за городом тоже не было никаких новостей. Либо «Плутон», либо «ФЕМА» с этим разобрались.
        В глубине души Кирана боролись смешанные чувства. В первую очередь об Эрике. Картина той кровавой расправы над «плутонцами» его не оставляла. Конечно, он спас сестру, принял крайние, но в каком-то ужасном смысле оправданные меры.
        Кто бы не сделал то же ради близких? На что пошел бы Киран ради Норы? И сам он разве не размозжил голову Пчеловода за Бартоша? Что он так осуждает?
        Это все были вопросы без ответов. Только раз он решился поговорить с Дагмар во время их променада по саду. И то не напрямую, избегая называть вещи своими именами.
        - Спишь хорошо?
        - Пойдет, - квело пожала она плечами. - Смотрю допоздна аниме, пока не усну. Сама пока не могу. Слишком тихо. Почему-то это страшно.
        - Может… надо обратиться к специалисту?
        - Ну его… Эрик с отцом тоже предлагали. Но Рудяк прописал какое-то успокоительное… Вроде действует.
        - Какое? - с ухнувшим сердцем уточнил Киран.
        - «Седоксан» какой-то… - Дагмар даже вытащила пачку из кармана кардигана. - По две в день.
        Лекарство было в фирменной упаковке и производства, конечно же, «ФЕМА», но на Морфей не походило. Зная своенравность Рудяка, от него можно было ожидать всего.
        - Я из-за него спокойна, как слон. - Губы Дагмар машинально дернулись в улыбке.
        - Значит… то, что ты увидела, тебя не беспокоит? - как можно нейтральнее поинтересовался он.
        - Что ты имеешь в виду? - вдруг отчетливо спросила она.
        - Как… как нам пришлось тебя спасать, - запинаясь, сказал Киран.
        Она бесстрастно смотрела вперед, и ветер легко трепал выбившиеся из резинки пряди волос. Лицо было таким бледным, что веснушки выделялись сильнее обычного.
        - Я очень рада, что вы меня спасли. Я думала, никто за мной не придет, - очень тихо произнесла она. - Спасибо тебе. И если бы не Эрик, мы бы никогда оттуда не вышли.
        Их глаза внезапно встретились, и Киран ясно прочитал в них, что Дагмар помнит все до мельчайших деталей. Но в ее взгляде застыла некая безмолвная просьба.
        - Ты мне теперь и вправду как второй старший братец, - вдруг рассмеялась она и поцеловала его в щеку. - С предками не повезло, зато вы с Эриком - лучшие!
        После этого она отправилась в дом, а Киран еще некоторое время постоял на террасе. У зимнего сада виднелась изящная фигура Сумире. В своих белых одеждах она напоминала привидение, и было непонятно, стоит ли она там просто так или следит за ними.
        Для ребенка, которым Дагмар все еще была, они с Эриком превратились в супергероев. Она не желала копать глубже, и, возможно, была права… Но ее спасители на самом деле были хуже некуда.
        Киран - обученный убийца и знал, как это делать даже с пустой головой, хотя теперь тяготился такой жизнью. Из-за Морфея разлом в нем просто стал очевидным. Сейчас приходилось принимать себя по частям и давясь. Но чтобы перестать быть тем плохим человеком, ему нужно было для начала примириться с ним. А ее драгоценный брат не наемник, а мальчик в тяжелой короне. Однако убивал он так же легко, быстро и не колеблясь. Как будто для него это было не в первый раз.

* * *
        Еженедельные обследования в «ФЕМА» продолжались. Киран решил ходить туда, пока Бартош не выйдет. Деньги, которые компания ему платила, намеревался отдать старику. Поэтому равнодушно проходил различные тесты, сдавал кровь и говорил с их психотерапевтами, оценивающими что-то в его мозгах. Каждое обследование длилось почти весь день. Один раз Рудяк самолично зашел что-то обсудить с доктором Пироговым, занимавшимся Кираном. Они разглядывали его анализы на мониторе и выглядели заинтригованными.
        - Что вы там видите? - не выдержал Киран.
        Пирогов быстро скосил глаза на Рудяка, видимо во всем полагаясь на решения шефа. Тот же не стал делать секрета и воодушевленно сообщил:
        - Мы видим, что антитела Морфея уже почти сошли на нет, но вы все равно действуете по новым поведенческим паттернам. В тот раз, когда вы пришли звонить из моего кабинета, - с нажимом произнес он, намекая на спасение Дагмар, - я взял у вас пробу, и тестостерон и адреналин, отвечающие за агрессию и возбуждение, зашкаливали. Раньше их показатели были ниже нормы и никак не поднимались, хотя мы стимулировали их. Морфей подавлял их выработку. Сейчас они в норме, сам препарат почти из вас вышел, а вы достигли фантастических результатов с самоконтролем. У нас нет полной истории о ваших гормонах и поведении до Морфея, и, конечно, мы работаем с предположениями, что у вас были эти проблемы, и вы сами отчасти подтвердили гипотезу. Все это пока указывает, что эффект Морфея может быть долговременным. Но вам еще нужно наблюдаться в течение года, чтобы мы могли быть уверены. Морфей сделал вас целостнее и разумнее. Кудесник он! Ну не прекрасно ли?
        Киран кивнул. Он не собирался сообщать, что дернет из Фледлунда, когда вопрос с Бартошем решится. Лучше им этого не знать.
        Рудяк, довольный собой, сверкнул щербатой улыбкой и ушел.
        - Мы все еще надеемся, что ваша память вернется сама, - добавил Пирогов. - Чистка крови, конечно, ускорит процесс, но мы рекомендуем ее, только если амнезия останется, а антител Морфея в крови уже не будет. У меня есть еще предположение, что ваша амнезия уже не связана с препаратом. Ваша психика блокирует воспоминания, потому что… вы так хотите.
        В четыре часа дня они наконец-то его отпустили. Киран сел на лавку во дворе центра и глядел на еще голые деревья. Идти было некуда, поэтому он продолжал здесь торчать, оттягивая возвращение в запустелый особняк Фергюсонов. После нескольких недель в их чертогах он уверовал, что места имеют атмосферу. В их доме на него находила страшная апатия и ничего не хотелось. Все цвета казались темнее, и незаметно закрадывалось непонятное отчаяние. Киран скучал по своему подвалу в один шаг и теплу лавки, где отовсюду на него смотрели корешки книг, а в воздухе стоял пыльносладкий запах старой бумаги.
        В эти минуты прострации он обычно ломал голову, как найти Нору. Та ведь не оставила никаких подсказок. Его жизнь напоминала пазл, бесконечно расширяющийся по мере сборки. Ему всегда будет не хватать каких-то частей.
        Двери здания раздвинулись, и во двор вышла Ханна. Она пока не видела его, разбираясь с какими-то бумажками. Чуть сощурившись, Киран наблюдал за ней издалека и подмечал странные вещи. Она буквально перестала походить на себя. Не только из-за отросших волос темного цвета. Из-за резкой потери веса ее лицо сильно осунулось, круги под глазами стали глубже, но она светилась болезненным счастьем. Изменились даже ее мимика и язык тела. Во взгляде пропала нужда. И возможно, в ней появилось больше уверенности и грации, но это была не она. Ханна словно самозабвенно играла какую-то роль.
        Дагмар недавно показывала Кирану фотографии на телефоне, и он мельком видел на некоторых из них эту Ребекку - готическую красавицу с голодным лицом. Увидев сейчас Ханну, Киран понял, кого она ему стала напоминать. Ханна словно начала просвечивать, и в ней замерцал чужой прообраз. И, будь то Морфей или какая-то мистика, ей это было во вред.
        Наконец, она подняла голову и заметила Кирана. Он махнул ей с квелой улыбкой, ожидая, что она дежурно махнет в ответ и слиняет. Еще в прошлый раз между ними пробежала невидимая кошка. Киран знал, что они с Эриком встречаются и тот уезжал к ней почти каждый вечер. Иногда она бывала у него дома, но почему-то никогда не заходила поздороваться. Поэтому он удивился, когда Ханна подошла к нему и спросила:
        - Привет. Я присяду?
        - Что за вопрос… Давно не виделись.
        Он подвинулся и исподтишка изучал ее вблизи. Прежняя Ханна все еще брезжила, но теперь ее нужно было разглядеть.
        - Прости, что не навещала тебя, когда бывала у Эрика. Я знала, что ты наверху… - будто прочитала она его мысли. - Но как-то не успевала…
        Она выглядела немного рассеянной и все еще не могла разобрать свои бумажки, нещадно комкая их в ладони.
        - Это справки об отсутствии для моего менеджера, - пояснила она, поймав его взгляд. - Я же еще тут работаю…
        - Рад тебя видеть, - коротко сказал он. - Как прогресс с твоим Морфеем?
        - Какая хорошая формулировка, - усмехнулась она. - Морфей у каждого свой… Не знаю, вроде все в норме, а кошмары сами прекратились. Черт знает, зачем я еще у них наблюдаюсь, но Эрик и Рудяк считают, так надо.
        Киран туманно кивнул.
        «Так надо, потому что ты становишься ею», - подумал он, но решил не озвучивать.
        - Как Лекан? - спросил он, потому что других нейтральных общих тем у них почему-то не осталось. Не об Эрике же ее спрашивать.
        Вдруг она изменилась в лице. Этот вопрос что-то всколыхнул, как будто в ней растворили каплю светлой краски, и на глазах проступила знакомая Ханна - не очень уверенная, но сочувствующая и добросердечная.
        - Мы… не разговариваем, - с промедлением произнесла она. - Его дедушка умер. У него случился странный приступ, и его недавно не стало. У Лекана сейчас… тяжелое время. Я решила его вообще не трогать. Мы перестали друг друга понимать, наверное.
        Киран молчал, как наяву ощутив, что между Леканом и Ханной что-то разладилось. С ним он общался еще меньше, чем с ней, но новость в любом случае была скверной.
        - Он давал деду Морфей, - вдруг резко сказала Ханна, явно не в силах держать это в себе. - Достал через каких-то дилеров и думал, что деменцию можно вылечить. Господи, какой же он дурак… Но я не смею больше его осуждать. Никто.
        Вся проблема здесь. В этом здании. В этой фабрике. И мы часть этого зла, а не его жертвы. - Она перевела на него отчаянный взгляд и еле слышно продолжила: - Это плохие эксперименты, а препарат нужно запретить. Но никто не говорит правду. И я не могу. Эрик просит молчать, потому что боится за близких. Мне кажется, сестре и матери точно ничего не грозит, но он все равно не хочет. Киран, сделай что-нибудь. Хоть ты сделай.
        Она смотрела на него пустым, рассеянным взглядом, и эта просьба шла откуда-то из глубин подсознания. Прежняя Ханна произносила ее, пока у нее еще были силы.
        - Почему ты думаешь, что я могу? - тихо поинтересовался он. - Эрик - мой друг. Похоже, что единственный. Я ему почти всем обязан.
        Ханна кивнула, сжав губы. Внутри нее шла какая-то борьба, и, судя по блуждающему взгляду, давалась она ей тяжело.
        - Ты в порядке? - не выдержал Киран.
        В ответ наступило странное молчание. Ханна выглядела совсем потерянной. Она и сама понимала, что с ней что-то не так, но объяснить не могла.
        - Они пичкают тебя какими-то лекарствами? - уже настойчивее продолжил он. - Не бойся, скажи мне.
        Она мотнула головой.
        - Только кровь берут. Мне кажется, я просто переутомилась. Очень много работы. Надо в отпуск.
        Она шатко поднялась и сказала:
        - Я и забыла, как хорошо мы с тобой болтали… Спасибо, что, как всегда, выслушал, но забудь, что я сказала сейчас. Это все нервы. Пока.
        Некоторое время он смотрел, как она удаляется от него и вскоре скрывается в здании. Впервые Киран ощутил бешенство по отношению к Эрику. Может, Ханна и сама начала подражать его бывшей возлюбленной, но он-то не возражал. Даже явно поощрял. Это не ее вкус в одежде, не ее поведение, не ее решения. Она никогда не носила помпезные черные платья, он не замечал у нее пристрастия к кружеву и тяжелым украшениям. Более того, прежняя Ханна не побоялась вмешаться в разборки отморозков на улице, она никогда бы не оставила Лекана, даже если бы тот стал совсем невменяемым. Она всегда делала то, что считала правильным. Не ее личность сейчас говорила. Конечно, может, Эрик стал для нее так важен, что она перечеркнула в себе все, но с ней что-то было не так. Очень сильно не так.
        «Наши изъяны неповторимы, и Морфей для каждого найдет свое решение», - слышалось в голове бормотание Рудяка.
        Какое же решение нашлось у препарата для неуверенного, сомневающегося в себе человека? Неужели нет ничего лучше, чем стереть ее личность и заставить копировать другого? И почему Морфей еще действует год спустя после пересадки сердца?
        Он перевел взгляд на то место, где сидела Ханна, и обнаружил записную книжку с вложенными в нее справками. Ханна сунула ее мимо сумки. Киран сразу же узнал винтажный блокнот из их магазина. Тот самый, что она купила в день, когда пришла к ним и со слезами рассказала о своих ночных кошмарах. Недолго поколебавшись, Киран все же пролистнул его. На первых страницах мелким, аккуратным почерком были записи.
        «Мне всегда нравилась идея написать самой себе письмо из будущего. Чтобы неуверенная четырнадцатилетняя я знала, что все это закончится и будет лучше. Чтобы двадцатилетняя я не боялась последующих лет и продолжала идти к своим мечтам. Чтобы двадцатисемилетняя я…»

* * *
        Особняк встретил Кирана неожиданным оживлением. У дома стоял грузовик, а пара носильщиков втаскивала внутрь что-то огромное в чехле. В холле суетилась Сумире, указывая, куда поставить странный предмет. Ему была уготована арочная ниша под лестницей. На возню вышел Эрик с коробкой фруктов. По террасе на заднем дворе скакала Дагмар, репетируя что-то перед телефоном, и все это мало походило на степенное семейство.
        - Я так рада, что вы здесь, мальчики… - промурлыкала Сумире. - Будете первыми ценителями.
        Когда грузчики ушли, она сняла со странного предмета грубую мешковину, и перед ними предстала друза огромного серого кристалла, водруженного на позолоченную подставку. В нем было около метра, и выглядел он как что-то живое. Ниша в стене была словно создана для такого украшения. А за кристаллом еле заметно вырисовывалась ручка двери, хорошо замаскированная под стену. Насколько Кирану было известно, эта дверь вела в домашние лаборатории, где иногда что-то делал Рудяк. Расположение кристалла вызывало много вопросов, но одно было ясно - эту дверь хотели спрятать.
        - Дымчатый кварц из Мадагаскара, - восхищенно сообщила Сумире. - Он прекрасно заполнит пустоту холла. И не забываем, что кристаллы проводят чистку, впитывая дурную энергетику. А этот также улучшает нервную систему…
        Она сделала пару фото на телефон. Эрик с Кираном смотрели на эту дизайнерскую выдумку с одинаковым скепсисом, но из вежливости молчали.
        - Нам всем нужен полнейший детокс… - отчеканила Сумире. - Ах да… Скоро придет Рудяк. Если увидите, отправьте его сразу ко мне, буду в оранжерее. Пойду напишу отзыв на сайте, все-таки фантастический предмет декора!
        Как только она скрылась из виду, Эрик хмыкнул и сказал:
        - Не обращай внимание. Кристаллы - ее новый загон. А чтобы выкурить из дома негативную энергию, надо выселить нас всех без исключения.
        Киран чуть усмехнулся и кивнул на коробку с фруктами:
        - Это что, все тебе?
        - Нет, это для пикника с Ханной, - пояснил Эрик. - Завтра едем с ней в наш второй загородный дом под Гамбургом. Обещали плюс пятнадцать и солнце…
        И он, насвистывая, направился наружу. Некоторое время Киран наблюдал из окна, как он загружает в машину коробки с едой, и раздумывал, заводить снова разговор о ней или нет. Наконец, все же решился и вышел следом. Эрик тут же обернулся на хруст гравия и откинул со лба сильно отросшие волосы.
        - Я тебе нужен? - спросил он.
        Солнце позади него угасало, и его черт было почти не различить. В сумерках он на мгновение словно утратил свой пол и превратился в странное эфемерное существо, пойманное между небом и землей.
        - Я хотел просто спросить… - с промедлением начал Киран. - Виделся сегодня с Ханной в центре. Она выглядит плохо. Будто чем-то больна. Я знаю, что это не мое дело, но ты уверен, что все эти тесты ей на пользу?
        Эрик захлопнул крышку багажника и прислонился к нему, сложив руки на груди.
        - Почему ты думаешь, что это из-за исследований «ФЕМА»?
        - Просто… предположение. Она на себя не похожа. Я знал ее до этого, немного, но все же знал, - уже не скрывая эмоции, продолжил Киран. - Сейчас она выглядит как скелет, ведет себя как… как кто-то другой, с трудом фокусируется. Все это появилось недавно.
        - А зачем я, по-твоему, везу ее на пикник посреди рабочей недели? - вдруг взъелся Эрик. - Да, ей нездоровится, и я в курсе. У нее кое-какие гормональные сбои, к тому же ей нужно отдохнуть от работы.
        - Ты знаешь, на кого она становится похожа, - тихо произнес Киран, пытаясь поймать его взгляд в полумраке. - Ты не можешь этого не замечать.
        Эрик рассмеялся, разрываемый странными эмоциями. Его лицо выражало плохо скрываемую злость, а голос, наоборот, зазвучал дружески и почти молитвенно:
        - Киран, слушай… Ты мне как брат. Правда. Ты и я… мы прошли через кое-что страшное, и ты не бросил меня. Никто в моей жизни не стоял рядом со мной плечом к плечу, когда речь шла о том, что для меня важно. Я с тебя ничего никогда не спрошу, даже если мы разругаемся. Хочешь - живи тут, хочешь - иди. Прошу только об одном… - Его взгляд поймал последний отсвет солнца, отчего в нем появилось что-то не от мира сего. - Не думай обо мне плохо. Я не плохой человек. И к Ханне у меня есть чувства. Я увезу ее в Гамбург в конце весны, она еще не знает, но не думаю, что будет против. Ты же отныне - член семьи. Все знают, как ты мне помог. Даже мои родители тебя обожают, а они вообще обычно против всех, кто не семья. Я надеюсь мы все скоро выйдем из этого дурного сна здоровыми людьми. Просто… оставайся на моей стороне. Пожалуйста. Даже если что-то во мне не понимаешь.
        После такой речи у Кирана отнялся язык, и он мог только кивнуть. Почему-то казалось, что они повторят свою перепалку, как тогда в лавке, а теперь даже крыть нечем было. Подобных слов от Эрика он не ожидал.
        Друг улыбнулся, снова став обычным. Затем обнял его и сказал:
        - Спасибо. Я все это ценю. О господи… там Рудяк уже минут десять в дом ломится. Видимо, его никто не слышит. Впустишь бедолагу?
        - Удачно вам съездить, - немногословно завершил Киран их странную беседу и в смешанных чувствах отправился назад к дому.
        Доктор действительно топтался на крыльце с небольшим портфелем в руке и ругался с дверной ручкой.
        - Вы что там, спите?! Да, божечки…
        - Сумире в оранжерее, - сообщил Киран, доставая ключи. - Дагмар в наушниках.
        Он впустил Рудяка, и тот, крякнув, начал выбираться из теплого не по сезону пальто.
        - А вы уже тут совсем как родненький, - пробормотал он. - Спасибо, что впустили. Нужно проведать фрау Хараду, выглядит она девочкой, а душа у нее уже старая, латаная-перелатаная…
        «Неужели он и ее наблюдает?» - с сомнением подумал Киран. Похоже, все в этом доме были не в ладах с собственной головой, не зря Сумире все-таки этот кристалл купила…
        Рудяк тем временем посеменил со своим портфелем в зимний сад. В доме он однозначно ориентировался лучше Кирана. Со двора же донесся шорох колес, это был «роллс-ройс». Киран наблюдал, как ворота дома бесшумно за ним закрываются. Вероятно, Эрик поехал сразу к Ханне.
        «Я не плохой человек…» - все еще звучал в ушах его голос.

* * *
        Этой ночью Кирану не спалось. Он сидел у окна в своей комнате и смотрел на размытые контуры деревьев в саду. Пара навесных фонарей покачивалась от ветра, походя на пойманные звезды.
        В голове безостановочно крутилось все, что он пережил за последние недели во Фледлунде. Слова Эрика словно заели и начали сливаться в странные фразы, которые он никогда не произносил.
        «Мы с тобой в некотором роде одинаковые. Я не плохой человек. Мы оба как с другой стороны Луны. Даже если ты не понимаешь… Я не плохой человек. Я с другой стороны Луны. Я не плохой».
        И он упоминал, что Фергюсоны его якобы обожали… Понять их отношение было сложновато, родители Эрика с Кираном не откровенничали, но однозначно были благосклонны. Отец, скорее всего, потому, что он убрал Пчеловода и от «Плутона» теперь ничего не осталось. Дагмар те тоже не получили, следовательно, и средств давления у них больше не было. Граммель сам по себе многого не мог. Сумире же, видимо, считала, что Киран каким-то образом в ту ночь уберег самого Эрика. Вообще, она явно симпатизировала мужчинам больше, чем женщинам. Живя в их доме, Киран уже заметил, что ее поведение с Дагмар или женской прислугой было совсем другим. На девчонку она вообще смотрела как на грязь.
        Сон все еще не шел, хотя было уже за два часа ночи. Киран спустился вниз, решив посидеть на свежем воздухе. Дом погрузился в мертвецкую тишину и походил на перевалочный пункт в каком-то другом измерении. Все сбившиеся с пути приходили сюда, но застревали еще больше.
        К его удивлению, на террасе горели свечи в стеклянных подсвечниках, а на плетеном диване, укутавшись в плед, сидел Рудяк и пил. Бутылка виски «Далмор» была уже на четверть пустой.
        - А кто это у нас тут шастает? - задорно спросил он, подслеповато щурясь.
        Киран подошел ближе и заметил на коленях у доктора лэптоп.
        - А сами что? - уже не особо церемонясь, спросил он.
        - Работка, - развел он руками. - Мы должны были встретиться с Хенриком, чтобы документы по проектам разобрать, но у него рандеву. Ой…
        Рудяк икнул и прикрыл рот длинной ладонью. Даже не удивляло, что отец Эрика продолжает ходить налево. Хенрик был из тех людей, кто ни в чем себе не отказывал.
        - А не пропустите ли со мной стаканчик? - подмигнул Рудяк. - Я тут уже явно до утра… Работать больше нет сил.
        Показалось, что это хороший шанс узнать больше о том, что происходит в их лаборатории. Несмотря на показное равнодушие, Киран все же хотел разобраться, что еще творит этот Морфей.
        - Буду рад. У самого бессонница. - Он присел в кресло напротив, а доктор уже щедро наливал ему его порцию.
        - Хороший вы человек, - умилился Рудяк.
        В который раз поражали его фамильярные, даже простецкие манеры. Не таким он себе представлял гениального ученого мультимиллионной компании.
        - Сами чем живете, молодой человек? А то я вас только по гормонам и МРТ знаю, - рассмеялся доктор. - Интересен ваш быт, планы на жизнь, так сказать… Не сочтите за бестактность!
        - Я пока не определился, - уклончиво ответил Киран.
        «Далмор» был выше всяких похвал. И момент для разговора вышел идеальным. Ощущалось, что Рудяка сейчас на многое можно было развести.
        - Думаю, поживу еще тут. Город славный, - чуть приврал он. - А вы? Давно тут?
        - С девяностых, - осклабился Рудяк. - Хенрик меня сам позвал, и что сказать… «ФЕМА» и мое детище. Но мне не бизнес важен.
        Ученый - тот же творец. Ему нужен климат, условия, чтобы исследовать и создавать. Фергюсон-старший - человек очень широких взглядов. Хоть на первый взгляд так не кажется… Сынок, к сожалению, не в отца.
        - Эрик хочет идти своим путем, - возразил Киран. - Это достойно уважения. Пойти по следам Хенрика было бы намного легче.
        - Правда ваша, - кивнул Рудяк, уже явно перебрав. - Госпожа Харада из него тоже не вылепила то, что хотела. - После этих слов он пугливо обернулся, словно Сумире могла быть где-то рядом. - Ему только надо стабилизироваться… и сможет быть хозяином своей жизни.
        - Стабилизироваться? - как можно ровнее поинтересовался Киран.
        Рудяк чуть стеснительно хихикнул, еще отдавая себе отчет, о чем болтает.
        - Нервный он. Но от отца уже отпочкуется в этом году. Говорят, из него выйдет прекрасный хирург. Он чувствует человеческие тела.
        - Я беспокоюсь о нем, - серьезно сказал Киран. - Вижу, что он психует по мелочам, вечно на взводе. И… вам нужно мне долить, доктор Рудяк.
        С ухмылкой Киран вытянул вперед пустой стакан. Рудяк издал уважительное «О-о-о!» и плеснул еще. Хмель уже начал ощущаться, но цель оставалась ясной - разговорить этого гения. Тот уже был близок.
        - Все объяснимо. - У доктора стал слегка заплетаться язык. - Эрик проходит через сложный транзит.
        - Мы с ним как братья, - железно заявил Киран. - Не брошу его ни при каких обстоятельствах. Понял это, когда мы Дагмар спасали… Это была серьезная переделка.
        «Ты знаешь, о чем я. Ты должен знать», - подначивал его про себя Киран.
        Внезапно Рудяк кивнул:
        - Да, я в курсе, что у Эрика опять был срыв.
        Эта фраза словно что-то освободила в разговоре. Взгляд доктора уплыл куда-то за Кирана, и он продолжил:
        - Ему тяжело сбалансировать новый эмоциональный опыт с инерцией прежних привычек. Но ситуация возникла патовая. Честно, я не ждал, что малышка Дагмар вернется целой и невредимой. Хенрик - инструменталист. И думаю, он был готов пожертвовать дочерью, лишь бы «Плутону» обломилось. Вы с Эриком пошли ва-банк, и ваш поступок спас девочку. Но старые паттерны в мальчике все еще живы. Боюсь, он никогда их не искоренит.
        Киран чувствовал, что если он спросит, что за паттерны, Рудяк вернет контроль над разговором и ничего не скажет. Нужно было делать вид, что он уже знает, о чем речь.
        - Вы правы. Эрик и сам это понимает, - сказал он.
        - Конечно, - кивнул Рудяк. - Морфей открыл не только его эмпатийные каналы, он развил и его способность к самоанализу. Но человек - все еще существо диссонанса. Зверь в нас конфликтует с разумным началом, а под ними двумя - пропасть бессознательного, и чудовища там еще страшнее. Поле этой битвы - наша психика. Честно? Когда мы с Хенриком начали разрабатывать лекарство от психопатии, мы и не представляли, куда нас заведет этот путь. Отец всего лишь хотел здорового сына.
        Киран пригубил стакан для вида, но пить уже перестал, чтобы не терять голову. Правда вдруг оказалась намного запутаннее.
        «Эрик - психопат? Морфей изобрели для него?» - с ужасом вопрошал его внутренний голос.
        Но он молчал, а Рудяка уже несло.
        - Эрик, Эрик, Эрик. Все ради нашего принца-подонка… Ой, вы не знали его до терапии Морфеем. Это был совсем другой человек, - качал головой Рудяк. - Я наблюдаю каждого члена семьи, такова воля Хенрика. Он никому, кроме меня, не доверяет. То, что у сына серьезные отклонения, стало ясно еще в раннем возрасте. Его жестокость сочеталась с недетской расчетливостью. Ему нравилось причинять боль другим. Он сознательно колол острыми предметами детей в саду, как-то помочился на одного обидчика и с улыбкой извозил его лицом в испражнениях. Издевался над животными. И в этом не было ничего импульсивного. Эрик всегда отдавал отчет в своих действиях. Ну а если речь шла о личной выгоде, мог становиться самым лучшим мальчиком. Я самолично диагностировал ему психопатию и помню, какой это был удар для Сумире. Она вытаскивала сына из всех гадких историй, всегда оправдывала и, пользуясь положением и деньгами, затыкала рты пострадавшим и их семьям. Она - прекрасная мать, что я могу сказать… Хенрик же тешил себя любимой иллюзией, что сын все же управляемый, а остальное - просто возраст. Надо сказать, он изменял госпоже
Хараде всегда. И когда Эрик увидел одну из его девиц в доме, он ее убил. Ему было десять лет. Он подошел к спящей в супружеской постели любовнице и вскрыл ей горло кухонным ножом. Хенрик вернулся с бутылкой мартини и нашел Эрика у окровавленного тела. Только тогда он понял, что надо что-то делать.
        Тайны раскрывались как уродливые цветы. Но нельзя было ужасаться. В этой семье такое не осуждали.
        - Значит, у Эрика все же была… эмпатия. К матери, - осторожно вставил Киран, не изменившись в лице. - Разве не ради нее был этот поступок?
        Рудяк мрачно покачал головой и ответил:
        - Нет, но это вообще спорный вопрос, что чувствуют психопаты. У них есть свой спектр эмоций. Когда Эрик прошел первый курс Морфеем, он это подтвердил. Хотя с точки зрения нормальных людей он казался абсолютно бездушной тварью и вертел всеми вокруг, как хотел, и в первую очередь матерью. Эрик сказал, что ему было противно от лжи отца, и решил его тогда наказать. Или же пытался этим поступком обеспечить еще большую преданность Сумире, потому что она создавала ему комфортную, безнаказанную жизнь. Здесь была какая-то только ему понятная логика. Но отец действительно стал ему омерзителен, и это была его настоящая эмоция еще до терапии. Однако эмпатии по отношению к кому-либо, даже к Сумире, у Эрика никогда не было, и это и есть главная беда всех психопатов. Тесты только подтвердили наши опасения.
        Вместо того чтобы определить его в лечебницу, Хенрик подтер за ним, и тогда же мы начали проект «Морфей». В тот период я работал над первым прототипом, корректирующим агрессию во время фаз сна, и Хенрик потребовал, чтобы я создал лекарство для его сына. Его видение чудо-таблетки заключалось в том, что Эрик просто держит асоциальные порывы при себе. Но это поверхностное понимание проблемы. Необходимо было развить в Эрике понимание чувств других. Разобраться в чужих эмоциях - та еще задача для психопата. Благодаря стандартной терапии он научился когнитивной эмпатии, то есть понимаю чужих состояний за счет умственных выводов. Но он прибегал к этому, когда ему было нужно. В следующие годы в их семье произошло много интересного… Пока я работал над лекарством, появилась Дагмар, и сначала я думал, что Хенрик совершил большую ошибку, приняв ребенка в свою семью. Не только потому, что это был удар по репутации Сумире. Скажу честно, я подозревал, что Эрик, привыкший, что мир вертится вокруг него, найдет способ извести нового человека в их доме. Однако вышло ровно наоборот. Его неприязнь к отцу укоренилась
настолько, что он принял Дагмар как часть себя. Это самый удивительный феномен в их отношениях, напоминающих крепкую любовь родственников. Он стал рассматривать сестру как средство своих манипуляций против отца. И, защищая ее, защищал свое эго. Не спрашивайте, как его мозг сделал такую логическую связку, но наш разум воистину странен, не находите?
        И Рудяк, посмеиваясь, вылил остатки виски в свой стакан. Киран не мог шелохнуться, вбирая в себя каждую деталь. Теперь очень многое об Эрике стало понятно. Его искажения, контрасты, эгоцентричность, чрезмерная забота о сестре, скрытое одобрение насилия - все это было выражением его болезни.
        - С возрастом Эрик понял, что убивать проблематично и невыгодно. Он избавился еще от одной любовницы отца, и Хенрик поставил ему ультиматум - либо убирай за собой сам, либо прекрати это делать. Как ни странно, подействовало. Но сама способность на это никуда не ушла. С возрастом психопатические паттерны стали очевидны невооруженным глазом. Беспорядочные половые связи, неумение выстраивать привязанности, слабо контролируемые вспышки гнева и полнейшее отсутствие чувства вины. Вместо убийств он выбрал вредительство и психологический террор. Разбивал машины, номера отелей, отвратительно обращался с девушками, унижал учителей и персонал в общественных местах, провоцировал отца, приходя к нему на совещания в женских платьях и с макияжем… Всего и не упомнишь.
        Три года назад я, наконец, пришел к прорыву с Морфеем. Киран, дорогой, если вы думаете, что препарат просто латает любые душевные трещинки, то глубоко ошибаетесь. Это упрощенная формулировка, чтобы вам было понятнее. Главная задача Морфея… главнейшая… связать вас с другими. Он - кабель, идущий из вашей души к другой. При расширении сознания вы начинаете чувствовать все и вся. Мир становится биологической нейросетью, и вы можете подсоединится к каждому. Ощутить их боль. Ощутить их радость. Осознать барьеры меж вами. И стереть их, открыв ваш разум. Что до воздействия Морфея на самые разные психические заболевания - от психопатии до депрессии, - оно базируется на принципе устранения ваших личных диссонансов. Чаще всего они возникают, потому что вы отклоняетесь от окружающих вас понятий нормы. Если вашему мозгу объяснили, что ненормально хотеть умереть, Морфей будет корректировать вас в сторону жажды жизни. И этим объясняются все ваши случаи, мои вы бедолаги… Вы - наемник, но стыдились собственной агрессии и шатких моральных принципов, пойдя на поводу у которых вы выбрали этот путь. Вы ощущали, что
далеки от некой «правильной», законопослушной нормы, и поэтому Морфей даровал вам совесть. Вы по-прежнему тот, кто есть, но теперь можете себя остановить, у вас укрепилась этика, избирательность, и вы стали нормальнее в собственных глазах. Бедная пани Марек жутчайше мучилась от низкой самооценки, потому что люди, ее взрастившие, говорили, что надо быть ярче, красивее, громче, и Морфей даровал ей личность, причем ту, которую она выбрала. Она хотела стать Ребеккой, и она ею стала! Вы же заметили, как она изменилась? Изначально остатки препарата в пересаженном сердце позволили ей связаться с мыслями Эрика и Ребекки, но этого было чудовищно мало для реактивации… Эрик знает, как Морфей работает с нашими изъянами, он хорошо понял Ханну и самовольно пошел на эксперимент… Он регулярно подливал ей Морфей в пищу и напитки, чтобы помочь ей приблизиться к тому «я», которым она хочет быть. Вижу по вашему лицу, как вы с этим не согласны, но в этом суть настоящего излечения. Морфей дает вам именно то, что вы хотите. Ханна получила мысли, воспоминания и даже некоторые привычки мертвой… Сети Морфея все еще хранят
остатки Ребекки, и это еще раз подтверждает мою гипотезу, что при расширенном сознании мы все связаны. И даже мертвые все еще слышны, вернее нейронные слепки их «я»… Я называю их импринты.
        - Он поил ее все это время Морфеем? - бесстрастно повторил Киран, ощущая провал под ногами.
        Все улетало в пропасть. Хаотичная речь Рудяка становилась бессмысленной. Его объяснения явно были понятны только ему самому. Но вопрос уже был не в том, как работает Морфей, а что с ним делают те, кому он попал в руки.
        - Ну и самое главное, Эрик! Эрик, наш паршивец… Вы спрашиваете, как Морфей скорректировал его? Да элементарно, он дал ему сердце. Он позволил ему понимать людей, - с горящими глазами вещал Рудяк, явно гордясь всем, что натворил его препарат. - Болезнь лишила его возможности соединиться с другими, и психопаты на самом деле по-своему мучаются, потому что не понимают эмоций окружающих. Между ними и всем миром стена! Он вырос в разговорах о том, что ненормален, потому что не способен на эмпатию, и в глубине души хотел понимать эмоции и испытывать их самому. Ведь это было что-то, чего у него не было. Как только мы стали давать ему Морфей, препарат мгновенно скорректировал Эрика относительно той «нормы», которую ему внушили. Благодаря Морфею Эрик ощутил все. Его поверхностное покровительство Дагмар трансформировалось в сильнейшую привязанность. Манипуляция матерью обернулась обожествлением. Отвращение же к отцу так им и осталось, и в этом, видно, главная шутка Морфея. Хенрик-то ждал, что сынок воспылает к нему любовью, а тот его возненавидел еще больше. Но все эмоции у него острее, чем у обычных людей,
и его психика, не привыкшая к этому, иногда не справляется, и начинаются флюктуации, как вы заметили… В итоге наш мальчик даже влюбился. Спустя год после лечения Морфеем он встретил Ребекку. Забавно, что она в некотором роде была им - только в юбке. Больные души, видимо, тянутся друг к другу. И поверьте, мой друг, Ребекка сделала с ним все то, что он вытворял с другими девушками до начала нашей терапии. Манипулировала, шантажировала, изменяла, чтобы заставить ревновать или наказать, унижала, а он все это сносил, потому что любил. На основе чего возникли их чувства, судить не могу, мы не общались на эту тему, но смесь там явно гремучая. Эрик упоминал, что она такая же, как он… И здесь главный трюк… Морфей расширил его эмоциональный диапазон, усилив связи между нейронными сетями, однако Эрик не перестал быть психопатом. Он стал больше понимать других людей, но все равно оставался нарциссичным манипулятором и убийцей. Оказывается, одно другого совсем не исключает…
        На этом месте Рудяк принялся хохотать, и с него даже упал плед. Киран уже был абсолютно трезвым и смотрел на него со смесью ужаса и жалости. Все, что он сейчас узнал, было за гранью его понимания.
        - Потому что безумие - вещь в себе. Ничего мы по-прежнему не знаем о душевных болезнях. Но все равно это прорыв… - поучительно заявил доктор, отсмеявшись. - В нас смешано столько всего, и на самом деле нельзя однозначно сказать, что вот это оттого, что серого вещества мало, а вот это уже заложило общество, плохое воспитание и дрянные фильмы. Все мы очень и очень больны, и Эрик с Ребеккой всего лишь не могли это скрывать. И мир, который мы создали, калечит нас еще больше. Мир правил и отклонений от них. Мир черного и белого. Мир симплицизма, где все, чего мы не понимаем, мы запихиваем в клетку, сумасшедшие дома, изгоняем из общества или просто игнорируем. Человек - пугливое животное и бежит от всего непонятного. Он разъединяется и не желает понимать. Морфей - не ответ, а ключ к выходу из этих лживых установок о нормальности. Когда люди будут чувствовать друг друга, читать буквально мысли, жечься нейронами, черт возьми, тогда мы все станем здоровы. Наши беды от того, что мы слишком жмемся к дубовым представлениям о правильном, боимся всего, что на нас не похоже. Будь у нас нормой убивать всех
подряд, Морфей помог бы «больным» пацифистам преодолеть этот барьер и взять в руки нож. Это лекарство всего лишь реагирует на нашу дисгармонию с внешним миром и распутывает все так, чтобы диссонансы пропали. Настоящее безумие не излечить предписаниями о том, как надо и не надо. Только открытие нашего разума позволит нам прекратить искать друг в друге девиации, и мы сольемся. Так оздоровимся мы все… Поверьте, я знаю. - Глаза Рудяка снова загадочно блеснули. - Я сам опробовал Морфей. Принимаю его в микродозах уже год, и когда я выхожу из нашего убогого маломерного пространства - это просветления. Я называю это состояние Морфеон. В нем наш мир - огромная паутина, все связано, но большая ее часть все еще темная… К сожалению, Морфеон открывается не всем, даже если увеличить дозировку. Он как грань ясновидения, понимаете? Нужен какой-то сильный триггер в вашей голове, который при помощи препарата позволит вам увидеть. Фактор X! Вот вы… вы, Киран… вы сейчас горите. Вы близки к тому, чтобы окончательно открыть глаза. И госпожа Харада… Она начала принимать Морфей вместе с сыном, чтобы ощущать с ним более
тесную связь. И все те случайные горемыки, что купили препарат у дельцов, тоже с нами на одной волне. Так не быть ли нам первыми огнями в этом лабиринте мрака?
        Небо начало светлеть, а часы на руке доктора показывали почти четыре утра. Сам Рудяк постепенно проваливался вглубь дивана и начинал засыпать. В саду запели первые птицы, и они не знали никакой расширенной реальности. Это были только людские галлюцинации.
        19. Открытая дверь
        Одна из вещей, которую принимаешь с возрастом, - неотвратимость одиночества. Пугавшая с детства мысль с годами обтесалась, как камешек, и вдруг перестала ранить. Люди - фрагменты. Мы разорванные части, и нам не нужно снова становиться целым. Каждый будет улетать в свою бесконечность.
        Я научилась находить успокоение в этой философии разрозненных частиц. Она помогала мне тянуться по жизни, когда все во мне хотело умереть. В какой-то момент в ней появилась надежда, что в моем изломанном пути есть смысл. Что однажды я смогу идти по нему, не нуждаясь.
        Ни в матери и ее внимании.
        Ни в Магде и ее одобрении.
        Ни в ком-либо, кто однажды услужливо решит стать моей точкой опоры.
        Я хотела бы жить, не ощущая дыр.
        Я хотела бы быть целой сама по себе.
        Я хотела бы, чтобы Эрик увидел меня.
        Я все еще здесь.
        Как и Ребекка.

* * *
        Они с Эриком всегда погружались в дорогу как в ритуал. Он сосредоточивался на вождении, Ханна оставалась предоставленной самой себе. Дороги стали парадоксальным моментом их единства и одновременно разрозненности. Ханна и Эрик умели молчать в унисон, обживать вместе тишину, но каждый уходил в свой собственный мир. За окном пролетало само время.
        Одни дороги были совсем короткие - между их домами, до магазинов или кафе. Они едва их замечали. Другие разъединяли их надолго. Так было в их поездку в Гамбург и обратно, от ее дома до «ФЕМА», а сейчас он вез ее во второй особняк Фергюсонов, где-то у Эльбы. Ханна уже привыкла к его вождению и даже могла читать или работать в поездке. Но в эти моменты все сужалось вновь до нее, и чудилось, что Эрик мысленно не с ней. Их союз - ее помешательство.
        «Эти дороги вывозят что-то из нас…» - думала она, моля неизвестно кого, чтобы поездка наконец закончилась.
        - Эрик? - звала она его в эти моменты отчуждения от реальности.
        Он чуть оборачивался к ней, и от сердца отлегало.
        - Я здесь, - говорил он.
        Как будто знал, что у нее в голове. Ханна постоянно боялась его потерять, и почему-то казалось, что это может произойти в любую минуту.
        - Что ты там писала? - полюбопытствовал он.
        Она повертела в руках очередной блокнот.
        - Просто. Иногда нужно выпустить мысли из головы.
        - Я могу почитать?
        - Не стоит. Это стыдно показывать. Тем более тебе.
        Он нахмурился и промолчал. Кажется, наличие у нее секретов его задевало. Ханна уставилась в окно, ощущая новый приступ беспричинной тревоги. Может, следовало вернуть сеансы с Магдой. Старые проблемы ушли, но на их место пришли новые. Иногда казалось, что она вообще собой не владеет, и не могла понять, в своем ли она теле или нет.
        - Поговори со мной, - попросила она. - Ты всегда молчишь в дороге.
        Он издал тихий смешок и поинтересовался:
        - Что тебе рассказать? А, придумал. Когда я был маленький, то любил сказки. И даже сочинил одну сам. Мама была от нее в таком восторге, что записала и перечитывает иногда. Считает, что в ней отображается мой внутренний мир. - Он поймал ее улыбку в зеркале и вкрадчивым тоном продолжил: - Жили-были прекрасные ангелы, существа эфира. Они обитали в надлунном мире, и люди их не видели. Но зато им очень нравилось наблюдать за ними и постигать их горести и радости. Люди могли испытывать чувства, которые ангелам были неведомы. И вот однажды два ангела сговорились покинуть мир неба и стать на время людьми. Они хотели быть самыми добрыми и прекрасными, возлюбить всех, творить, помогать и делиться мудростью. Взялись они за руки и понеслись вниз. Но небесная дверь в мир людей была зеркалом, и когда они прошли через нее, все их намерения вдруг исказились. Они хотели помочь, но вместо этого вредили. Хотели любить, но ненавидели. Пытались стать как все, но выглядели уродами… - Его голос убаюкивал. - От этого они тяжело страдали, ведь не понимали, почему все лучшее в них стало на земле худшим. Но у них не было
власти над собой. И такова была плата за их приход в мир, который они так желали. Со временем ангелы смирились, что могут творить только зло, сжились с этой мыслью и забыли, кто они. И они все еще среди нас. Бродят где-то, сеют несчастья, мучаются сами, но не понимают, почему и как это прекратить. Говорят, однажды они снова найдут небесную дверь и станут собой. И очистятся. Но когда это произойдет? Кто его знает.
        Ошеломленная Ханна дослушала эту причудливую сказку. Показалось, что за ней лежит совсем другая история и Эрик поделился чем-то очень личным.
        - И во сколько лет ты ее придумал? - поинтересовалась она.
        - В восемь или девять, - пожал он плечами. - Не дурно, а?
        - Да. Но печально. Я бы хотела, чтобы эти ангелы вернули себя.
        - Я тоже… - отстраненно ответил он. - Через полчаса будем. Сама видишь - это уже знакомые места.
        Ханна утомленно кивнула и откинулась на сиденье. Почему-то ее слегка подташнивало. Обещанное солнце пока так и не выглянуло, но, может, появится к обеду. Очень хотелось ощутить его на своей коже. Внезапно телефон в кармане завибрировал. С незнакомого номера пришло сообщение.
        «Ханна, это Киран. Не говори Эрику, что я тебе написал. Я еду следом, ты в опасности. Ничего не пей. Пожалуйста. Я объясню все, как приеду».
        Она нахмурилась. Номера австралийца у нее не было. Сообщение было странным и походило на чью-то шутку.
        - Кто это? - поинтересовался Эрик, как будто почувствовав, что это касается его.
        - Рассылка, - ответила Ханна.
        За окном проносились поля, и Ханна видела их в первый раз.
        «Это знакомые места?»
        Внутри все похолодело, и сквозь пелену вдруг проступил страх. Сообщение о чем-то беззвучно кричало. Ханна покосилась на бутылку воды рядом. Когда она отпила, та, кажется, уже была открыта…
        Эрик свернул на какую-то частную дорогу, ведущую вглубь длинной аллеи. Летом тут должно быть чудесно. Вдали виднелся небольшой деревянный дом белого цвета. В голове Ханны что-то щелкнуло, и она увидела тот же дом в окружении высокой зеленой травы. Смазанное небо вдруг наполнилось глубокой синевой. Эрик стоял на крыльце и махал ей, а она шла сквозь траву, ощущая абсолютное счастье.
        - Я помню это место… - пробормотала Ханна.
        - Ты его очень любила, - эхом отозвался Эрик.
        - Я знаю. Мы прятались здесь от всего света…
        В салонном зеркале вдруг мелькнула его лучистая улыбка. Ребекка рассмеялась, а в голове Ханны наступило затмение.

* * *
        Когда машина наконец-то остановилась, Ханна некоторое время не могла пошевелиться. От тела шло странное отчуждение, и все еще казалось, что они едут. Окружающий мир ощущался как спешная раскадровка. Только мгновение назад они были в дороге. Когда они успели проехать сквозь длинную аллею позади них?
        - Тут, правда, немного заброшено, - сказал Эрик, выбираясь. - Родители здесь почти никогда не бывают. Знаешь, иногда мне кажется, что они вообще забыли про существование этого дома. Поэтому я привык считать его… моим тайным убежищем.
        Впереди лежала неухоженная дорожка. Ханна пару раз обернулась на машину, оставленную прямо посреди аллеи.
        - А с ней что? - запоздало спросила она.
        - Забудь, - беззаботно отозвался он. - Здесь край земли. Рядом никого нет.
        Это витало в воздухе. Ни одна живая душа не будет их здесь искать. Аллея перебросила их в безлюдную вселенную. Ключ от этого мира Эрик забирал с собой.
        «Кто-то все равно приедет… Мне же об этом сказали… телефон!»
        Она вытащила трубку, сообщение все еще висело на экране. В голове что-то тяжело заворочалось, пока она пыталась осмыслить написанное.
        Ветер внезапно принес с собой какую-то сладковатую затхлость. Чем ближе они подходили к дому, тем неприятнее становился запах.
        - Здесь неисправны трубы, - сказал Эрик. - Не волнуйся, в беседке хорошо. Там и устроим пикник. Ночевать тут все равно не будем.
        Вблизи дом оказался практически заброшенным. По поверхности стен разбегались многочисленные трещины, а белая краска стала грязно-серой. Эрик скрылся внутри, Ханна же побрела к беседке. За ней виднелся пруд с мутной зеленоватой водой, на поверхности которой плескались маленькие утки.
        Ноги были как ватные. Ей хотелось спать, но она отчаянно этому сопротивлялась. Сонливость находила волнами. Тогда в машине, сейчас… Когда следующий виток? Как ей сохранить ясность мыслей? Восторг быстро сошел, а сообщение Кирана медленно расшевеливало неясную тревогу.
        «Что-то не так. Что-то не так», - билось в висках.
        Она зачерпнула в ладонь мутную воду и брызнула себе на лицо. Еще раз. Чуть полегчало, но в голове вдруг стали оформляться страшные догадки.
        «Мне не показалось, он что-то мне подмешал в тот раз и сейчас… Зачем, зачем, черт возьми… Ему ни к чему не нужно меня принуждать… Я и так все ради него сделаю…»
        Ханна села на скамью в беседке, стуча зубами. Эрик вернулся через двадцать минут.
        - Что с тобой? - спросил он, заметив, что она белее мела.
        - Мне очень холодно.
        - Вероятно, давление упало. Пей больше воды. - Он вытащил из коробки с едой ту самую бутылку, и Ханна резко помотала головой. - Ханна… Это не шутки.
        - Я не хочу пить.
        Эрик чуть помедлил, затем отставил воду и сказал:
        - Ладно, тогда принесу тебе плед из машины.
        На какое-то время она потеряла связь с реальностью, а когда пришла в себя, то обнаружила, что Эрик ее уже укрыл. Он сидел напротив нее и читал ее блокнот. Ее будто ударило током, и даже тошнота отступила.
        - Ты не спросил моего разрешения, - сказала она еле слышным голосом.
        Эрик отреагировал не сразу. Медленно он поднял на нее глаза, при этом выглядел не на шутку рассерженным.
        - Меня задевает то, что я читаю, - ответил он, будто не заметив ее упрека.
        - Тебя? Как это касается тебя? - воскликнула Ханна, ощущая беспомощность.
        - Ты считаешь, что я ищу в тебе Ребекку. - Его губы искривились в горестной улыбке. - После всего, что между нами было, ты думаешь… я тебя не вижу?
        Во всем этом было что-то неправильное. В некоторые уголки души нет входа даже самым близким. Эрик самовольно ступил на территорию, которую Ханна прятала от всего мира. Она изо всех сил стремилась быть как Ребекка, но внутри что-то запоздало говорило, что она выбрала не тот путь. Из союзницы Ребекка начала превращаться в ее соперницу. Даже после смерти у нее была власть над ним. И как же не хотелось начинать разговор о ней снова, но уже не было выбора.
        - Я знаю, как ты по ней скучаешь, - отрывисто ответила она. - Вижу это в каждом твоем взгляде. Ты сам сказал, что не можешь пока отделить свои чувства, и я не прошу тебя об этом. Но у меня есть мысли. Мои мысли. Ты не должен был это читать.
        - То есть вместо разговора о своих опасениях ты втихаря кропаешь сюда свои претензии, - констатировал он. - Как я могу себя после этого чувствовать?
        - У меня должно остаться что-то свое! - вдруг выкрикнула Ханна.
        Туман в голове все спутал, и она понимала только, что сопротивляется чему-то страшному и неотвратимому. Предчувствие зависло в этом доме, пасмурном небе и самом Эрике. Почему-то ужасно захотелось, чтобы Киран приехал скорее, и тогда эта странная безлюдная вселенная развалится.
        Эрик отложил блокнот, буравя ее незнакомым, холодным взглядом. Затем выдохнул.
        - Хорошо, желаешь строить стены - пожалуйста. Обвини меня еще в том, что сама пытаешься быть на нее похожей.
        От этих слов подступили слезы. Нельзя было найти более несправедливого упрека. Никогда она не думала, что он может быть таким жестоким. Хотелось немедленно за все оправдаться и просить его думать о ней лучше, но слова не шли. Некоторое время она смотрела на него со смесью ярости и непонятной мольбы и в итоге смогла выдавить только одно:
        - Мне нужно в уборную.
        В ответ - гнетущая тишина. Неверным шагом Ханна двинулась в дом. Одеяло по какой-то причине волочила за собой. Долгожданный пикник грозил стать концом всего. Эрик обвинял ее в скрытности, но за его словами чувствовалась злость за что-то другое. Но за что именно? Ее подражание Ребекке, которое было ради него? Или же, наоборот, за то, что какая-то ее часть так и не стирается и ищет выхода в письмах самой себе? И ей так и не хватило мужества спросить его, зачем он ее чем-то опаивает…
        В доме было довольно светло и без излишеств. Сквозняк уже частично развеял неприятный запах, но все равно хотелось зажать нос. Ханна юркнула в уборную и заперлась. Как ни странно, в ней пахло лучше, хотя он говорил про трубы. Дрожащими руками она достала телефон и набрала Кирана.
        - Ханна! - раздалось через пару гудков. - Вы уже там?
        В коридоре раздались шаги. Ханна судорожно включила воду, чтобы заглушить свой голос.
        - Да. Мне нужна твоя помощь. Эрик ведет себя странно. Я очень слаба, у меня двоится в глазах, и… я не знаю, где мы.
        - Я знаю где. Буду где-то через полчаса. Главное, ничего не пей. Он поит тебя Морфеем, - сказал Киран.
        - Что?
        - Он хочет вернуть Ребекку. Морфей каким-то образом подавляет тебя и запускает ее воспоминания и привычки. Черт, я не знаю, как это объяснить. Просто веди себя как обычно. И не провоцируй Эрика.
        - Ханна! - В дверь туалета требовательно постучали.
        Она осоловело смотрела, как в раковину стекает ржавая вода. Палец нажал на сброс звонка.
        - Выходи. Надо поговорить. Я погорячился.
        «Морфей. Он дает тебе Морфей».
        Она тяжело осела на пол, пытаясь совладать с собой. Мысли вдруг начали мелькать.
        «Разве ты не хотела стать ею?»
        «Хотела, но…»
        «Ну ты и жалкая… Выбери уже, быть ничтожной собой или ею…»
        Кафельные плиты на стене начали прокручиваться, будто она была внутри кубика Рубика. Тошнота подступила ближе. В углу что-то шевельнулось, и она увидела влажные красные щупальца, потянувшиеся в ее сторону. Только не это… Галлюцинации Ребекки стали ее собственными.
        - Ханна!
        В дверь что-то тяжело ударило, и крючок вылетел из петли. Голоса в голове смолкли, как по приказу. Эрик стоял на пороге и смотрел на нее остановившимся, выжженным взглядом. Ханна незаметно втолкнула мобильный в карман джинсов.
        - Я думал, ты сознание потеряла, - ровно произнес он.
        У нее почему-то не получалось встать. Она только смотрела на него снизу и молчала. Было страшно его потерять, но еще больше она теперь боялась его самого.
        Эрик выключил воду, взял ее на руки и понес куда-то вглубь дома. Почему-то в гостиной запах усилился. Ханна разглядывала его точеный подбородок, тонкую жилу на шее, печальную линию губ и вдруг начала плакать. В этот самый момент, находясь в его руках, она поняла, что он ее не любит.
        - Тихо, тихо… - покровительственно произнес он.
        Ее голова коснулась спинки дивана. Он аккуратно закатал рукав ее пуловера и начал разрабатывать ей руку. Она поняла, что он ищет вену. Что-то кольнуло, и в нее заструилась очередная доза Морфея.
        - Так надо, - тихо сказал он. - Я не планировал делать это сегодня. Но, видно, придется. Тихо. Все будет хорошо. У нас всех.

* * *
        Эрик ласково перебирал ее волосы. Слышалась его мерное дыхание. Ханна не могла пошевелиться. Рук и ног словно не было.
        - Я вколол тебе четыре кубика Морфея. Это огромная доза для одного приема, и она должна ввести тебя в кому. У Морфея есть несколько стадий. В микродозах он корректирует твои личные расстройства. Это может сопровождаться кратковременным расширением сознания, когда ты вдруг начинаешь воспринимать больше обычной реальности. У каждого это происходит по-своему. В твоем случае это были сны обо мне и Ребекке. Мне пришлось постоянно добавлять тебе Морфей в воду и еду, чтобы максимально ослабить границу между тобой и Ребеккой. Но при употреблении Морфея дольше трех недель могут возникнуть побочные эффекты. Например, резкая потеря веса и сонливость, чередующиеся с гипервозбуждением и галлюцинациями… Я бы хотел, чтобы это было незаметнее для тебя. Все это время шло подавление твоего волевого центра. Считай, что я отпирал замки, и теперь осталось только открыть дверь. Для этого необходима разовая дозировка четырех-пяти миллилитров внутривенно, и твой организм уже готов, чтобы войти в особое состояние. Это долговременное расширение сознания. Рудяк называет его Морфеон. Ты будешь… в некотором роде в другом
измерении. Не бойся, там не страшно. Я там был. В общем-то, Морфеон всегда вокруг нас, но без стимуляторов у нашего мозга нет возможности его ощутить. А чтобы выйти из него, тебе нужно будет ввести адреналин. Он у меня здесь, рядом. Но тебе нужно будет оставить в Морфеоне себя. На твое место придет Ребекка. Ее слепок ждет момента, чтобы обменяться с тобой… сознанием. Душами. Не знаю, как это называется, - послышался растерянный смешок. - Ребекка и мне привиделась однажды… Кричала, что я должен ее вызволить, если люблю. Морфеон также - что-то вроде огромной памяти всего и вся. В нем застревают наши импринты - совокупность эмоционального опыта, и Рудяк полагает, что однажды они растворятся, поэтому время терять нельзя. Ты еще не совсем готова и чуть-чуть сопротивляешься. Да и я планировал сделать это иначе, и уж точно не здесь. Но ты слабеешь, и если затянуть, можешь не выдержать. И… прости, что взял твой блокнот. Это все так скверно, неправильно, я уже умею понимать такие вещи, но после ее смерти я себя вообще потерял. Когда выяснилось, что ее сердце попало в тебя, все сошлось. Ты и есть дверь.
Спасибо, что была готова отдать себя ради нее. Если бы твоя личность сопротивлялась сильнее и ты хотела бы другого… стать увереннее, не знаю, Морфей бы так не сработал. Он всегда исполняет наши истинные желания. На самом деле… мне было очень приятно проводить с тобой время. Ты по-своему прекрасна, даже в момент своего отчаяния. Но ты никогда ею не будешь. - Эрик коснулся ее лба сухими губами, а его голос отходил как волны. - Ребекка была частью меня. Моей худшей частью, от которой я не мог убежать. Только она не боролась со своей червоточиной, а давала всему волю. Нас все считали ненормальными, но вместе мы словно становились сильнее. И, знаешь, каково это - скучать? По-настоящему скучать по человеку, который уже никогда не вернется? Нечто в тебе тянется в прошлое, отвергает настоящее, не видит будущее. Для тоски важно только то, что ушло. Тоска будет действовать тебе вопреки. Ты хочешь забыть и идти вперед, а тоска тянет назад. Я тоже очень устал так жить… Все будет лучше, чем в «Ребекке» Дюморье[21 - «Ребекка» - роман английской писательницы Дафны Дюморье. Главная героиня вынуждена сосуществовать с
тенью Ребекки, погибшей первой жены ее мужа.]. Моя Ребекка вернется. Только не думай обо мне плохо. Пожалуйста.
        Внезапно он встрепенулся. Послышались чьи-то шаги. Для Ханны они слились в один сплошной гул.

* * *
        Утром Киран отловил Сумире и узнал, где их второй загородный дом, под предлогом, что Эрику нужно кое-что срочно передать. Спросонья она не очень понимала, что происходит, и сообщила, как добраться. Рудяк по-прежнему валялся на террасе, и, похоже, это было надолго.
        Чтобы осмыслить все, что тот наговорил по пьяни, требовалось время. Сейчас Киран только хотел вытащить Ханну и остановить Эрика. Потому что неправильно смотреть и ничего не делать. Пока он не представлял, как именно придется это решать. Только одно было ясно - оставлять ее с ним один на один больше нельзя.
        Он взял из их гаража еще какую-то машину, ключи ему дала сама Сумире. На нее он теперь тоже смотрел иначе, но никак себя не выдавал. Хороших матерей злить ни в коем случае нельзя. Они душевно распрощались, и, выехав на автобан, он перешел на максимальную скорость.
        «Что, если весь город сидит на этом дерьме? Как далеко разошелся Морфей? По трубам, пустотам и подземным водам? Когда этому придет конец?» - устало думал он.
        Рудяк сказал бы, что проблема в нем. Он не может взять и закрыть на это глаза, как все вокруг делают. Ему ведь даровали совесть, черт бы ее побрал. Теперь он постоянно ощущал себя должным.
        Загородный дом располагался в полутора часах езды от Фледлунда, в пригороде Гамбурга. Навигатор указывал путь, а волнение в Киране росло. Он же никогда не сможет сделать с Эриком то же, что и с Пчеловодом… Более того, этим зверствам пора положить конец, Киран был сыт по горло насилием. И если с Эриком попытаться говорить… будет ли он его слушать?
        «Ханна бы тебя в первую очередь послушала», - ехидно заметил внутренний голос.
        В этом заключалась вторая часть проблемы. То ли Морфей, то ли любовь отшибли у нее здравый смысл, и он не знал, чего от нее ждать. Сумире благосклонно дала и ее контакты, и Киран отправил Ханне сообщение, ответа на которое, впрочем, не пришло. Но когда он уже подъезжал к месту, она позвонила ему сама.
        «Эрик ведет себя странно…»
        Что-то в ее голосе пугало. Она словно говорила с ним из другого мира, а затем и вовсе отключилась.
        К одинокому дому, стоявшему посреди опушки, вела длинная аллея, и в ее конце уже виднелся «роллс-ройс». Издалека Киран заметил их вещи в беседке, но в ней никого не было. Тогда он вошел в дом и тут же прикрыл рукавом нос и рот. Запах стоял отвратительный.
        В гостиной нашлись они оба. Ханна лежала на диване и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Ее лицо омертвело, и на полупрозрачной коже проступила сеть тонких вен. На тумбе Киран заметил шприц и надломленные ампулы. Эрик же замер над ней, как паук, уперев руку в спинку дивана, и чего-то выжидал.
        - Ты что тут делаешь? - вырвалось у него при виде Кирана.
        - Рудяк рассказал, что ты даешь ей Морфей, - с ходу сказал он, не намереваясь выдумывать идиотские предлоги, хотя на лице Эрика было написано, что он охотно подыграл бы чему угодно, лишь бы не объяснять происходящее. - Прекрати. Это тупиковая дорога.
        В ответ мелькнула диковатая улыбка, и лицо в обрамлении длинных черных прядей стало откровенно жутким.
        - Значит, теперь я? Теперь я на очереди? - истончившимся голосом спросил Эрик. - Ты же стал хорошим парнем, наказал уже «Плутон»… Теперь и мне пора навалять. Да, Киран?
        «Эрик все равно остался нарциссичным манипулятором и убийцей…» - каркал в голове Рудяк, ставший провидцем всего, что сейчас происходило.
        Действительно, он хорошо узнал болевые точки Кирана: извечные сомнения в правильности собственных поступков и в том, как много он должен на себя брать. Но это была слабая попытка развернуть стрелки, Киран не был настолько уязвимым.
        - Я не буду тебе «валять». Мы же как братья. Сам говорил. Я пришел… помочь. Вам обоим, - с трудом подбирая слова, продолжил Киран.
        Это была битва, но в ней нельзя было драться.
        - Что ты с ней сделал?
        Черты Эрика чуть смягчились, но он продолжал вглядываться Кирана, всячески пытаясь его прочитать.
        - Она в коме. Я ввел ей Морфей, чтобы вызвать эффект расширения сознания. Как тебе сказать вкратце, для чего… Чтобы позволить Ребекке войти. Это сложный процесс.
        - Ты отправил ее в Морфеон, - констатировал Киран, уже поняв, что происходит.
        - Ого! - удивленно поднял брови Эрик. - Ты осведомлен. Видно, поболтал с нашим светилом. Ну, что тут тогда объяснять. Сам все видишь. И ты знаешь Ханну. Я не делаю ничего такого, чего она сама себе не пожелала бы.
        - Приведи ее в чувство, немедленно. - Киран умоляюще посмотрел на Эрика. - Ты не вернешь Ребекку. Морфей, может, что и лечит, но вы все как в трипе, черт возьми! Вы видите то, чего нет! И твоя Ребекка уже мертва. Что бы в Мор-феоне от нее ни осталось, это будет не она. Ты просто изувечишь Ханну и выберешь жить в самообмане.
        Эрик вдруг кивнул и раскрыл небольшой железный кейс. Внутри лежали ампулы с цветными маркерами на крышках.
        - Хорошо. Ты меня убедил, - неожиданно покладисто ответил он. - Ей нужно ввести адреналин. И она вернется. Затем сделать чистку крови. Но ты будешь ответствен за то, что я потом наложу на себя руки.
        - Брось, - не выдержал Киран. - Это манипулятивное дерьмо, и ты понимаешь это. Ты все про себя понимаешь! Не нужно выбирать такие пути. У тебя теперь есть выбор, черт возьми!
        Его полоснули быстрым взглядом. Эрик понял, что Киран знает и про психопатию. В том же все меньше оставалось уверенности, что выбор слов повел его в верном направлении.
        «Эрик не будет тебя слушать… Ты должен думать о нем как о противнике. Должен».
        Это было больно. Перед ним стоял его друг. Странный, немного сумасшедший друг. С которым они напивались, орали песни, с которым он говорил так, как ни с кем. Который никогда его не осуждал. Из них двоих Эрик действительно не плохой человек и просто болен, а до ручки его довели собственный отец и Рудяк, запичкав наркотиками. Киран же - жалкий грешник, запоздало начавший креститься. Но из этой ситуации им уже не выйти, обнявшись по-братски.
        Он понимал, что теряет Эрика прямо сейчас.
        Тот набрал в шприц адреналин и подошел к Ханне.
        - Смотри, - спокойно сказал он, указав на что-то у ее лица.
        Киран подошел ближе, и Эрик одним махом вонзил шприц ему в шею.
        - Прости, - беззвучно разомкнулись губы Эрика.
        Что-то понеслось по венам, и шея начала неметь. Киран отступил назад и выдернул пустой шприц.
        - Это Морфей. Адреналин здесь. - Эрик со смешком указал на оставшуюся ампулу. - Ты уже почти чистый, поэтому тебя просто надолго вырубит. Комы, как у нее, не будет. И я не собираюсь тебя убивать, что бы ты про меня ни думал.
        Киран еще сохранял ясность мыслей и неотрывно глядел на Эрика. Хороший театр с ампулами, тот выиграл время. Эрик выглядел таким хрупким, что, казалось, его можно было вырубить одним движением. Но шанс был упущен.
        Киран прислонился к стене, но это оказалась дверь, и она под его весом открылась внутрь полуподвального помещения. Запах гнили стал невыносимым. Свет из гостиной высветил то, что было под лестницей. Внизу лежала девушка с длинными темными волосами. Ее лицо уже обезобразило гниение, но в ее чертах все еще можно было узнать ту единственную, из-за которой все это вообще происходило. Черные локоны, большеглазое треугольное лицо… За ней лежала вторая Белоснежка с выпавшим распухшим языком. В глубине погреба угадывались еще чьи-то очертания.
        Эрик выглядел притихшим и отрешенным, наблюдая за Кираном.
        - Ты убивал похожих на Ребекку… - догадался Киран, одновременно погружаясь в какой-то туман.
        - Мне было больно, - безразлично ответил Эрик. - После ее смерти я перестал понимать, кто я. Она мне все равно снилась и изводила… что я ничего не сделал, чтобы ей помочь. Что она в ловушке Морфеона, и я должен найти дверь. Сначала думал, убив ее копии, я освобожу свою голову. Это не преступление, а… попытка терапии. Но ничего, кроме трупов, из нее не вышло. Ну чего ты? Нечему тут ужасаться. Мы все в этом уже по уши, и здоровых здесь нет, поверь. Фледлунд - это сон, и мы с тобой два главных ночных кошмара, которые по нему бродят.
        Киран попытался подняться. Ноги его уже почти не слушались. Эрик не смотрел на него, его веки слабо дрожали, словно он боролся с чем-то внутри себя. Внезапно Киран заметил, что около Ханны лежит еще один полный шприц. Надломанная ампула рядом с ним имела синюю головку - такого же цвета, как и та, что он ему вколол. Ампула же с адреналином была красной.
        Собрав последние силы, Киран взял шприц и непослушными пальцами снял колпачок. Все шаталось. С разбега он наскочил на Эрика, и игла вошла в его шею. Он не знал, попал ли в вену и что этот поступок вообще даст, но ничего другого не оставалось. Эрик упал на пол под его весом, и они оба скатились по лестнице вниз. Глаза застелила пелена.
        20. Обратно в начало
        Ханна стояла на балконе «муравейника». Это место вернулось. Или она в него. Здесь была исходная точка. Внутри нее все еще шептал голос Эрика, и в первое мгновение ей хотелось испустить истошный крик от всего того, что она узнала. Но у нее не было голоса. И слез. Ей приписали определенную функцию, как в компьютерной игре, и вот она снова на месте своего последнего сохранения. Уровень, который никак не получается пройти.
        Мир оставался вымершим, словно в ожидании чего-то. В очередной раз она заскользила по петле знакомых событий. Дойти до конца. Открыть дверь ее квартиры. В этот раз только не было белой комнаты, ее словно вырезали.
        Створка бесшумно поддалась, и Ханна оказалась в знакомом помещении. Это была уже далеко не та комната, которую она видела раньше. Всюду царил хаос. Стол переместился на середину, кровать была перевернута… Раковину безжалостно выдернули, а по полу разлетелись блокноты, листы из них, одежда и все прочее, что лежало в ящиках и шкафу.
        Кто-то бесновался в этой комнате. Кто-то был просто в ярости.
        Ханна медленно приблизилась к лифту. На его дверях чем-то светящимися нацарапали уже известные ей строки:
        «Правило первое - найди ладан. Правило второе - никогда не садись в лифт. Правило третье - открой дверь».
        Теперь в них открывался совсем другой смысл. Это были правила обмена. «Ладан» найден и уже в ее крови. Сама Ханна - открытая дверь для Ребекки, которая… где-то рядом. Это ее мир.
        «Она с самого начала знала, что требуется для ее возвращения, и я слепо следовала ее указаниям…»
        Внезапно ручка входной двери опустилась. Ханна вдруг в полной мере осознала, что ей ни в коем случае нельзя встречаться с тем, кто собирался войти. Иначе произойдет что-то страшное. Все теперь казалось неправильным, даже извращенным. Она сама изуродовала свое сокровенное желание быть кем-то, и оно вот-вот норовило уничтожить ее саму.
        «Ты этого хотела? Правда так хотела?» - с сомнением вопрошал внутренний голос.
        В ней снова начала подниматься глухая боль от последних слов Эрика. Все это было ради мертвой возлюбленной. Он готовил Ханну к ритуалу бережно: пользовался ее слабостями, заговаривал и травил Морфеем. Эрик никогда не понимал ее, не искал, не видел. Грудь разрывало от беззвучных всхлипов, и она чувствовала себя обманутой и уничтоженной. Почему-то хотелось крикнуть всему свету, что она этого не заслуживала, как если бы кому-то было интересно ее мнение…
        Ханна нажала на кнопку лифта, и раздался недовольный грохот - кабина поехала к ней. Не садиться в лифт - единственное правило Ребекки, которое она еще может нарушить.
        В квартиру тем временем кто-то вошел. Двери лифта с шорохом распахнулись, внутри моргала лампочка. Вступать в тесную, темную коробку было не менее страшно, но других выходов отсюда не было. Мысленно Ханна попрощалась со всем, что знала. Даже не потребовалось нажимать на кнопку, двери начали закрываться сами. Последнее, что она увидела, как чья-то темная фигура метнулась к створкам, но они уже сошлись, и лифт тронулся вниз. Из квартиры вдруг раздался нечеловеческий крик.
        Заторможенно Ханна осела на пол, ощущая, что выходит из прописанной функции. Онемелость спадала, и собственное тело вдруг стало реальным. Она все больше принадлежала себе. Какое-то время Ханна просто сидела на полу, обняв колени, и пыталась унять дрожь. Поездка же затягивалась. По ее подсчетам, она уже должна была достичь первого этажа, но лифт все еще продолжал спускаться.
        Ханна попробовала нажимать кнопки, но безуспешно. Нахлынула новая волна ужаса. Похоже, это бесконечная поездка в никуда.
        «Лучше умереть, чем встретиться с Ребеккой», - подумала она.
        Больше она себя не уговаривала, что всего этого хотела сама. Но чтобы понять некоторые вещи, нужно действительно достичь самого дна.
        Лифт остановился.
        Ханна опасливо уставилась на створки, не зная, чего ждать. Сквозь раздвигающиеся половинки начал просачиваться белый свет. Оказалось, что белизна может быть такой же пугающей, как и темнота. На миг Ханна ослепла.
        А когда открыла глаза, то стояла в больничной палате. Лифта уже не было, как и каких-либо других дверей. Имелось только окно, а подле него стояла кровать, на которой кто-то лежал под спутанными трубками. Это иссохшее существо было ее матерью.
        Проклятая комната все же ее нашла. Ханна застыла на месте, ощущая странный холод. Раньше она даже думать не могла о том, чтобы оказаться тут снова, как много лет назад. Но если ее самое страшное воспоминание - единственное убежище от безымянного ужаса наверху, то придется пережить это снова.
        Неслышным шагом она подошла к матери, глядя на ее голый череп и впавшие щеки, на которых было удивительно мало морщин - результат многолетних омолаживающих процедур. Веки Барбары дрогнули, она будто ощутила ее рядом.
        - Ханна, милая… - На ее губах появилась слабая улыбка, но глаза оставались закрытыми. - Я больше не могу выносить эту химиотерапию. Пойдем домой.
        - Мы пойдем, - ответила Ханна. - Не сегодня. Но пойдем.
        - Хорошо. - Мать провалилась глубже в подушки и приподняла тяжелые веки. - Знаешь… я так рада, что ты со мной.
        Ханна молча глядела на нее сверху, зная наперед, что произойдет.
        - Я никогда не думала, что все выйдет именно так. Бог странен… Я ведь много молилась, а он дал мне испытание не по силам. Мое место не здесь. Во мне еще столько… несбывшегося. Несыгранного. Эта жизнь еще не прожита. Понимаешь меня?
        Секунды утекали в тишину. Ханна ждала.
        - Я всегда думала, что начинать можно столько раз, сколько захочешь. Но нет, больше никаких вторых шансов. А я так устала от всего, что мне пришлось тащить. Это мне не под силу… Общественное презрение за право быть собой, отказ в работе, в которой мне нет равных, больной ребенок, лишивший меня свободы в лучшие годы… Это для меня слишком тяжелая ноша.
        Глаза Барбары закрылись, и она словно уснула. Когда Ханна услышала ее признание в первый раз - это был день ее смерти. Как много Магда, наверное, могла бы извлечь из этого эпизода, найди Ханна силы рассказать о нем. Но ее умные выводы больше не помогали. Установление причины не отменяет последствий.
        Спустя какое-то время она забрала мать домой, как та и хотела. Рак достиг терминальной стадии, и в химиотерапии уже не было смысла. Об инсулине Барбара попросила уже позже. Но на самом деле после этих слов ее нужно было оставить умирать в этой комнате и больше никогда сюда не возвращаться. Как и домой. Потому что есть непростительные вещи. Приняв эти слова в себя, Ханна в некотором роде навсегда сломалась.
        Медленно она наклонилась над матерью, слушая ее еле заметное дыхание.
        - Это и не моя ноша, - тихо сказала она и сделала шаг назад.
        Внезапно все обвалилось, и наступила чернота. Ханна не понимала, где находится, но во мраке было удивительно спокойно. Она буквально дрейфовала нигде, и тревог больше не осталось.
        В следующее мгновение она снова оказалась в лифте. Лампочка все так же мигала, задавая ритм поездке, которая, оказывается, еще не закончилась. Ханна с тревогой вслушивалась в гудение. Сквозь него отчетливо доносились голоса мужчины и женщины. Они словно были где-то рядом.
        - Сделай это! Ты знаешь, зачем сестра приедет. Она хочет упрятать меня в психушку в Вене. Они там уже все приготовили, подбили бумаги, что я совсем недееспособная.
        - Если твоя семья действительно на такое пошла, то мы их засудим в два счета. Твои врачи здесь дадут настоящее заключение. Более того, ты взрослый человек…
        - Ты опять мне не веришь! Обезвреживаешь Ренату, а она главная фанатичка, мнит себя бичом божьим… Ты должен, Эрик. Если ты меня любишь, ты должен прекратить ее визиты!
        - Я не хочу делать это без нужды.
        - В этом есть нужда. Я твоя нужда, черт подери! Или ты врешь, что любишь? Ты врешь. Конечно, я ведь становлюсь неудобной. Мои просьбы за гранью разумного, а ты у нас пытаешься быть нормальным.
        - Прекрати!
        - Нет, ты прекрати!
        Голоса Эрика и Ребекки вдруг стихли, но Ханна никогда не слышала, чтобы люди так ругались. В их надсадных интонациях было что-то такое, по чему становилось понятно, что мучают они так друг друга уже очень долго. Лифт вдруг тяжело ударился о землю, и Ханна упала, упершись руками в подпрыгнувший пол.
        Дно достигнуто. Двери распахнулись, и ее буквально выбросило в непонятный сумрак. Было очень сыро, и стоял гнилостный запах. Такой же, как в его доме… Неуверенно она шагнула вперед, не понимая, где находится. Если белая комната принадлежала ей, то этот подвал пришел из чужой головы. То, что здесь скрывалось, было частью мира Ребекки.
        Дойдя до конца узкого кирпичного коридора, Ханна во что-то уткнулась. Перед ней лежало тело уже знакомой женщины. Суровое лицо исказила страшная гримаса. Ее задушили. Это и есть Рената Лейнц? Та самая сестра, мысли о которой изводили Ханну в дурмане? Так она мертва? Давний, сон о Ребекке и Эрике, ставший фотографией, сделанной Дагмар, и разрозненные диалоги из разных временных отрезков вдруг сошлись в одну страшную догадку…
        Внезапно раздались шаги. Звук слышался отовсюду, и нельзя было понять, откуда к ней двигаются. Ханна развернулась и помчалась назад к лифту, интуитивно понимая, что он должен ее вывезти. Но прежде чем палец коснулся кнопки, кто-то схватил ее и втянул обратно во тьму.

* * *
        Вокруг слышался странный звук. Что-то слабо копошилось и еле заметно чавкало. Откуда-то начал шириться тусклый свет, и Ханна обнаружила себя в полутемном помещении, а из стен на нее смотрели человеческие глаза. Все они хаотично водили взглядом вокруг и пытались что-то увидеть.
        Собственный голос опять пропал, и ее передернуло от омерзения и ужаса.
        - Ты же хотела этого, - хрипло раздалось позади нее.
        Ханна обернулась и увидела Ребекку. Ее руки были в крови, а волосы почему-то стали невероятно длинными, спускаясь до пола. На сером лице застыла голодная гримаса. Ее донор и идеал стояла перед ней нагая, словно вышедшая из морской пены. Глаза же вокруг были необъяснимой частью Ребекки, выражением ее воли.
        - Ты просто оттянула неизбежное, - качнула она головой. - Но это произойдет сейчас. Наши миры слились. Я уже в тебе.
        Ханна могла только смотреть на Ребекку и осознавать свое ничтожество. Это измерение ей не принадлежало, и у нее не было сил, чтобы противостоять.
        - Все это время я слушала твои мысли и чувства, ты жила как мокрица под полом. Тебе всегда казалось, что ты останешься внутри себя, и не спроста. Ты не умеешь соединяться с миром. Ты не чувствуешь себя его частью. Ты даже не должна была рождаться. Твоя собственная мать не знала, как от тебя избавиться. Тебя фактически не существовало. И нет людей, которые о тебе вспомнят. А Эрик никогда бы тебя не полюбил. Ты что, серьезно думала, что он заинтересуется такой забитой эмоциональной калекой? Что ты его заслужила своими страданиями? Он всегда выбирал только меня. И это я твоя единственная возможность стать полноценной. Стать видимой. Я наполню тебя светом, которого в тебе никогда не было. Я сделаю тебя той, кем ты хотела быть. Слышишь? Прекрати сопротивление.
        Ребекка стала богиней изолированного, безлюдного мира. Это было ее царство и одновременно капкан. Ханна пятилась назад, а глаза в стене вдруг разом уставились на нее. С каждым шагом Ребекка становилась ближе, и вот ее руки легли на плечи Ханны. Глубокие темные глаза смотрели безжалостно, и это был конец. Ханну коснулись ее губы, и внутрь что-то вползло, разрывая на части.
        21. Морфеон
        ХАННА
        Я все еще здесь.
        Я никуда не ушла.
        Я - это моя неизбежность. Я всегда с собой.
        Какой кошмар. Я не хочу быть этим человеком.
        Я была им слишком долго. Эти годы походили на темницу, и даже когда дверь открылась, я не могла выбраться.
        Я себя не выбирала. Я себя не делала. Я себя не искала.
        Теперь я себя по-настоящему вижу. Это отвратительно. Такое не должно существовать. У меня нет права на жизнь. Я слишком сильно не соответствую.
        Я меняюсь. Рвусь по швам. Превращаюсь из слабой в ничтожную. Из ничтожной в бессмысленную. Это морфогенез души. Но я не становлюсь кем-то другим.
        Я - это сгусток нервов, сигналы на странных частотах.
        Я - никто. Частица, чьи связи оборваны.
        Я не знаю, кто я.
        Я - это уже все одновременно.
        Я сужаюсь. Это точка. Я начала себя и сама себя закончу. Меня нельзя стереть. Даже если я очень хочу.
        Ты пришла в меня, как в тупик, Ребекка.
        РЕБЕККА
        Меня всегда отвергали.
        Недостаточно умная. Не слишком добрая. Неверующая. Нескромная. Не умеющая так, как вам надо. Я - объект, мне ставят оценку. Измерения по вашей шкале уходят в бесконечность. Вы дробите меня, гранулируете, вы - первые, кто меня расчленил, а затем велел собрать себя обратно.
        Я не хочу соответствовать. Ваши стандарты так же убоги, как вы сами. Я не нуждаюсь в вас. Я - больше, чем вы. Вы меня не заслужили. Я хочу, чтобы вы пришли ко мне сами и просили. Просили о чем угодно, словно я - ваш бог.
        Я хочу решать, чего вы заслуживаете.
        Хочу знать, где ваши слабости.
        Хочу нажимать на них, как на кнопки, когда вы считаете, что можете мне указывать.
        Хочу показать вам ваше место.
        Хочу держать вас в узде.
        Хочу, чтобы вы меня признали.
        Хочу, чтобы считали равной.
        Хочу быть над вами.
        Я не хочу быть никем.
        Вы должны понять, что во мне нуждаетесь. Вы даете мне очень мало.
        Только ты, Ханна, меня по-настоящему увидела. Ты захотела быть мной, и это то, чего я заслуживаю. Почему же сейчас ты не исчезаешь? Мы не можем быть здесь вдвоем.
        КИРАН
        Я себя знаю. Я - это единственное, что я по-настоящему знаю. Мир вокруг, наоборот, неизвестный. В нем слишком много правил, заветов, законов. Своих, чужих. За всем не уследишь.
        Любое правило рано или поздно нарушишь. В этом мире люди предают себя намного чаще, чем думают. Нет ничего сложнее, чем жить согласно своим принципам. Никто не чист.
        Я не усложняю. Я сразу буду человеком без принципов.
        Я буду плохим человеком.
        Но мне с собой легко. Я ничего не должен. Надо мной никто не властен. Делаю что хочу. Сам решаю, что правильно, а что нет. Мне не стыдно.
        Назови меня плохим человеком.
        Я все еще тот самый человек.
        Которого я бросил в яме.
        Которого я на время стер.
        Я всегда им буду. А правила постоянно меняются. Не хочу жить ни по чьим законам, а своих у меня не будет. Ведь если однажды придется судить самого себя, боюсь, это будет страшный суд.
        Сейчас я перестал понимать, с чего начал. Кажется, что я могу себя забыть и есть еще какой-то путь. Но если я должен быть честным… однажды мне придется за собой вернуться. Знаю, что плохой человек всегда будет ждать там на дне.
        ЭРИК
        Я не плохой человек. Никогда им не был. И не испытываю вину. Разве я должен?
        Меня убеждают в обратном. Говорят, что мои реакции не верны. Несоразмерны. Неоправданны. Они знают некую норму и ожидают, что я буду ей соответствовать. Я якобы… сломан.
        Притвориться несложно. Я изучил проявления их нормы достаточно хорошо, чтобы ее сыграть. Но однажды мне стало ясно, что они имеют в виду. На это ушли годы. У меня, оказывается, нет никаких границ. Я могу зайти далеко. Это создает им проблемы. Я их пугаю. Они не знают, что со мной делать.
        Меня ужасает, что они обо мне думают. Я не хочу это видеть в себе.
        Я хочу быть оправданным. Понятым. Я чувствую, что имею на это право. Пусть я редко думаю о других. Они, вообще, должны быть счастливы, что я у них есть. Осознание того, что у меня расстройство, не устраняет его. Я хочу, чтобы кто-то был и на моей стороне. Я защищаюсь.
        Я могу убить, когда у меня есть причины. Другие оправдываются за свои проступки точно так же. Мы все защищаемся.
        Я не знаю, как стать тем, кого они хотят видеть.
        Я уже такой, какой я есть.
        Хочу быть принятым. Стать достойным сыном. Лучшим братом. Хорошим другом. Идеальным возлюбленным. Ты все еще недовольна мною, Ребекка? Тебе всегда было мало. Ты знаешь, что ранишь меня больше всех?
        Я ведь неплохой человек. У меня есть мои страдания. Разве у меня нет на них права? Я не знаю, как им объяснить.
        Я защищаюсь.
        ПАУТИНА
        Где я? (Где мы?)
        Я сделал все, что мог, ради тебя.
        Ты все испортил, Эрик. Все стало намного хуже.
        Ханна, я хотел тебе помочь. (Господи, как же мы все встряли.)
        Я знаю, Киран. Но теперь вообще не понимаю, что реально. Я везде.
        И я везде. И я. И я. И я.
        (Мы слышим друг друга. Мы ощущаем нас как целое. Мы вынуждены познавать друг друга бесконечно.)
        Я не хочу этого.
        Я тоже.
        И я ничего из этого не желал.
        Но мы ближе, чем когда-либо. Ты должна почувствовать, что я тебе не врал. Если бы я не любил тебя, то не зашел бы так далеко. Теперь ты мне веришь, Ребекка? Веришь, что я умею любить?
        Замолчи. Ничего не изменилось, нас только стало больше. И я никого не простила. Вы все меня уничтожили. Мое самоубийство на вас. Ты такой же, как они. Ты не заслуживаешь меня.
        Я сделал все, о чем ты меня просила! Всегда делал. Даже если не хотел.
        Замолчите, вы оба. Вы не я. Не могу больше быть вашей частью. Как перестать вас ощущать?
        Что ты злишься, Ханна? Твои желания сбылись! Ты, я, Эрик - мы вместе. Что, поняла, каково нам? Поняла, какой ужас творится у нас в головах? Теперь ты - его часть. Кричи вместе с нами.
        (Кричи!)
        Эрик, я так для тебя старалась… Стала той, кого ты желал видеть. Я просто хотела значить для тебя… хоть что-то. Ты мог сказать мне правду. Я же никогда не соберу себя воедино. Ты меня разрушил.
        (Мы - руины!)
        Это было ради нее. Ты должна меня понять. Должна. Ребекка, слышишь?
        Я пытался его остановить. Прости меня, Ханна. Господи, Эрик, да зачем? Так нельзя!
        Ты думаешь, ты что-то исправил, Киран? Все так и должно было закончиться.
        (И что нам теперь, черт побери, делать всем вместе?)
        Я очень не хотел думать о тебе… плохо, Эрик. Но теперь сделал то, что должен. Однако тебя больше не виню. Я тебя… понимаю.
        И тебя. И тебя. И тебя.
        (Мы стали кем мы стали. Мы все одинаково отвратительны. Мы пришли в этот мир сломанными. Нас разрушили еще больше.)
        Я… не злюсь, Ребекка. Совсем нет. Но я не могу исчезнуть, прости. Я бы и рада.
        Ты меня не пускаешь! В тебе дело! Ненавижу тебя. Ненавижу. Вы все мне отвратительны.
        Тогда ненавидь только меня. Лучше быть друг для друга вечными травмами, чем возвращаться назад, где мы никогда не будем нормальными. Киран, послушай… ты - единственный, кто может отсюда уйти сам. Тебе придется выбрать потом. Я, в общем-то, знаю, как ты поступишь. Теперь знаю, что ты действительно меня не осуждаешь. Пообещай, что все равно останешься моим другом.
        Я… останусь им.
        Скажи, что я был хорошим другом.
        Ты был моим лучшим другом. У меня не будет другого такого.
        Я так счастлив это знать.
        22. Когда они проснулись
        Первым вернулся запах. Страшный трупный смрад, забивающий ноздри, и от него начал сжиматься желудок. Затем проступила темная комната. Слабый свет шел из другого помещения и обрисовывал очертания лежащих рядом тел. Киран с трудом сел. Во рту была страшная сухость, а голова раскалывалась. Комната начала кружиться со страшной силой, и он тут же лег обратно.
        «Где они? Где они?» - бился в голове непонятно кому адресованный вопрос.
        Их было четверо. Эрик, Ханна, Ребекка и он сам. Они говорили. Этот разговор длился вечность, и каждый подбирал самые страшные слова. Им всем пришлось впитать в себя горести друг друга. Всю их суть. Бесконечное познание другого. Вот как это следовало назвать.
        Он не мог точно вспомнить, о чем они говорили, теперь остались только какие-то фразы-огарки. Но вместо воспоминаний была некая оформившаяся истина, уже не нуждающаяся в словах. Они прошли друг через друга, как через врата, и чуть не сошли с ума от такого уровня близости. Они были друг другом. Чем-то единым. В какой-то момент их мысли стали перетекать одна в другую, и Киран отчетливо помнил, как они одновременно кричали, плакали, обвиняли… Морфеон закончился, и это был худший трип в его жизни. Нет ничего страшнее, чем по-настоящему узнать другого человека, а ему пришлось пропустить через себя аж троих.
        Господи, они же все еще здесь! В доме на краю света, в окружении трупов. Со второй попытки все же удалось встать на ноги. Киран ухватил тело Эрика под мышки и вытащил его из трупной комнаты. За окном уже вечерело, и обещанное солнце все-таки появилось. Жаль, что его никто не застал. Лиловый свет выписал на стенах причудливые тени, издалека доносилось кряканье уток. Но этот мир все еще казался полуреальным.
        Киран проверил его пульс, тот еще бился, но очень медленно. Эрик словно провалился в глубокий сон, напоминающий кому. Сосуды на его лице почернели и выпирали, как и у Ханны, изуродовав его фарфоровый облик. Затем Киран метнулся к ней, и охватило противное предчувствие, что у нее почти не осталось времени. Она едва дышала. Эрик говорил, что адреналин вернет ее. Если не врал.
        В той самой коробке с ампулами лежала только одна, с красным маркером, и одноразовый шприц в упаковке. Вытаскивать же из Морфеона нужно было двоих.
        Киран смотрел на обоих высохшими глазами и понимал, откуда подвох в словах Эрика. «Тебе придется выбрать…»
        - И одна смерть, значит, должна быть на моей совести, да, Эрик? - сказал он, обращаясь к его телу.
        Веки того оставались плотно сомкнутыми, он был не здесь. Но ведь мог очнуться так же, как и Киран. Почему в его словах была такая уверенность, что вытащить можно только одного? Время уходило на бесполезные размышления, но это хотелось понять. Он упомянул, что Киран почти чистый. В Эрике, вероятнее всего, уже был Морфей. Это лекарство делали для него, черт возьми, и он его постоянно принимал… Когда Киран вколол ему дозу, то ненамеренно отправил в такую же кому, как у Ханны, и выйти из нее самостоятельно Эрик не может.
        «Скажи, что я был хорошим другом…»
        Горло что-то душило. Возможно, это был плач. Без слез и звуков. Плач по их дружбе, по всему тому, что ему пришлось узнать в Морфеоне. И это выворачивало его наизнанку. Киран сделал глубокий вдох.
        «Потом. Я дам себе волю потом».
        Он извлек шприц и постарался сконцентрироваться. Руки все еще плохо слушались его. И даже не факт, что Ханну это спасет…
        Действовать пришлось по наитию. Стоило ли забирать всю ампулу? Или же адреналин чем-то разводят? Единственный, кто мог дать ответы на эти вопросы, пребывал в полнейшей отключке. Киран только мог убедиться, что из шприца вышел воздух.
        Вену у Ханны сейчас найти было легко, они проступили близко к коже. Он постепенно ввел адреналин, а затем осел на пол, отстраненно глядя на них обоих. Мысли закончились. Киран начал считать про себя, и когда он дошел до двадцати семи, Ханна вдруг глубоко вздохнула. Ее обезображенное лицо начало подрагивать, и она почти открыла веки. Изо рта раздалось что-то нечленораздельное.
        Надо было увозить ее в больницу. Еще неизвестно, как это все сказалось на ее пересаженном сердце. Киран подхватил ее на руки - она и не весила ничего - и отнес в машину.
        - Чуть-чуть. Подожди еще немного… - сказал он, наклонившись над ней.
        Ханна снова издала какой-то звук. Кажется, все же слышала и понимала его.
        Киран бегом вернулся в дом, чтобы взять Эрика. Даже мысли не было его здесь бросить. Он не мог возненавидеть его или обвинить во всех грехах. Но и потакать тоже не мог. Таким был результат их слияния в Морфеоне.
        Когда он поднял его, Эрик уже не дышал. Часть его, вероятно, все еще билась в нейронной паутине вместе с Ребеккой, где они будут безостановочно мучить друг друга и обвинять, пока их импринты не развеются.

* * *
        Эрик не брал трубку, хотя обещал позвонить после полудня сам, чтобы согласовать даты их полета в Японию летом. Забывать про мать было не в его правилах. Несколько раз Сумире пыталась связаться со своим австралийским «сыном», как она любовно называла Кирана, но и он не брал трубку. Как и новая пассия Эрика. Они все как сговорились.
        Под вечер Сумире не выдержала и выехала в сторону Гамбурга. Молчание всей троицы имело много рациональных объяснений. Молодежь чем-то увлеклась. Они могли быть на природе. Да где угодно. Но что-то внутри свербило и гнало отправиться следом. В первую очередь она была безукоризненной матерью, следовавшей своим инстинктам. В пути Сумире сделала еще пару звонков, но в ответ только шел каскад бесконечных гудков.
        Около девяти вечера она добралась до дома, в котором не бывала уже много лет. Фонарей на частной дороге не было, и свет фар едва выхватывал, что впереди. В итоге она чуть не врезалась в машину сына, припаркованную поперек аллеи.
        Предчувствие уже кричало. Сумире поспешно вышла из машины и засеменила к дому, подсвечивая дорогу телефоном. Комната за комнатой загоралась светом. Найдя Эрика на полу в гостиной, она тут же стала прислушиваться, дышит ли он, и искать пульс, но меньше минуты хватило, чтобы понять, что сын мертв. Его тело уже остыло.
        Взгляд Сумире остановился, и некоторое время она вслушивалась во что-то в тишине. Горло сжималось, а воздух словно закончился. Затем она достала из сумочки флакончик и капнула себе в глаза. Зрачки на мгновение расширились и сузились обратно. Рудяк сделал в домашних лабораториях улучшенную версию Морфея в виде глазных капель, через слизистую препарат действовал даже лучше и мягче. Он подавлял ненужные эмоции. Рудяк пока занимался разработками сам и вовлек ее как первую подопытную. Сумире всегда была к себе требовательна и пыталась оставаться камнем, но с возрастом все, что она подавляла, превратилось в панические атаки. Без капель она не смогла бы совладать с тем, что увидела.
        Поднявшись через пару минут, Сумире осмотрела надломанные ампулы и шприцы и сгребла это все в сумку. Следом безжалостно зажгла свет в погребе, и без того понимая, что там. Некоторое время она без всякого выражения смотрела на разлагающиеся тела трех женщин. Теперь здесь нужно было убраться.
        Об австралийце и Ханне она сейчас не думала. Это было не важно. Они могли быть виновны в произошедшем, и с ними она еще разберется. Но не пока дом в таком состоянии.
        Сумире поволокла тело сына к своей машине и погрузила на заднее сиденье. Несмотря на то что она была небольшого роста, на ее лице не дрогнул ни один мускул. После она вернулась в дом и достала из подсобки лопату. Земля на заднем дворе была рыхлая, и копать было легко. Пару раз делала перерыв, чтобы снова закапать в глаза. Растворенный Морфей служил ей допингом. Белый брючный костюм вскоре покрылся пятнами, а лоферы от Джимми Чу утонули в земле. К двум часам ночи яма была готова. Сумире дотащила к яме по очереди тела и сбросила их вниз.
        В четыре утра, как забрезжил рассвет, она наконец села в свою машину и поехала обратно во Фледлунд, оставив летний дом проветриваться. «Роллс-ройс» она заберет потом. Свое тело Сумире едва ощущала, но вместе с откатом Морфея понимала, что ей уже ничего не нужно. Часть нее стремительно уменьшалась и превращалась в огарок.
        Заехав в свой двор, она быстрым шагом двинулась в дом. Кристалл из дымчатого кварца мистически поблескивал в полумраке холла. Сумире нащупала ручку за ним и надавила. Дверь, замаскированная под стену, отъехала, и она помчалась вниз по хромированной лестнице.
        Галогенные лампы под потолком заменяли окна. Рудяк еще не уехал и что-то делал в лаборатории. Ее он заметил не сразу.
        - Эрик в машине, - отрывисто произнесла Сумире. - Иди и верни его.
        - Что, прости? - Рудяк рассеянно уставился на нее сквозь защитные очки, в которых его глаза казались еще более круглыми.
        - Я говорю, верни мне Эрика! Что хочешь сделай, но верни!
        - Ты хочешь сказать… - осторожно спросил он. - Эрик мертв?
        - Да! - закричала Сумире, белея на глазах.
        Морфей сошел и оставил страшное оголенное осознание. Рудяк без дальнейших расспросов поднялся с ней наверх и уставился на тело Эрика на заднем сиденье автомобиля.
        - Давай. Делай, - безостановочно повторяла Сумире.
        Доктор оттянул ему каждое веко и проверил пульс. Все это было абсолютно бессмысленно.
        - Я уже ему ничем не помогу, - ошарашенно качнул он головой, когда они вернулись в лабораторию. - Отчего он умер? Я не заметил никаких внешних ранений.
        Сумире выгребла из сумки все, что собрала с пола дома, и Рудяк неуверенно пошурудил в ее находках.
        - Здесь три пустых ампулы Морфея и один пустой адреналин, - в оцепенении сказал он. - Если все три ушли в него… Сумире, милая, я не Господь Бог. Это смерть от передоза. Он же и так его принимал я уже не знаю в каких дозировках, мне он перестал отчитываться. Так что… все.
        - Что значит все? - взвилась она, толкнув его в грудь. - Что значит все? Мы вообще за что тебе платим? Хенрик дал тебе все условия, о которых ты просил, очистил твою дрянную репутацию своими адвокатами… Пора вернуть долг. Придумывай лекарство, которое его оживит! Слышишь? Мразь! Какая же ты мразь!
        Рудяк всплеснул руками, неловко пятясь под градом ее точечных ударов. Сумире едва доставала ему до пояса, но ее напор был звериным.
        - Это произошло из-за тебя! Ты подбил Хенрика лечить сына Морфеем, нашел себе подопытного кролика! Все, что случилось, твоя вина! Ты будешь нести ответственность!
        Рудяк хватал ртом воздух, зачем-то выжидая момент, чтобы ей ответить. Сумире же взяла со стола ножницы и с размаху вонзила в шею великому доктору. Кровь брызнула на ее лицо, а он перехватил горло, панически водя глазами из стороны в сторону. Оседая на пол, он снес часть своих колб, и те разбились на мелкие осколки.
        Сумире некоторое время со злорадным удовлетворением наблюдала, как Рудяк корчится с ножницами в глотке, затем вышла. Дверь снова стала стеной.

* * *
        Киран привез Ханну в больницу в Эльмсхорне, это был ближайший город на их пути. Везти ее обратно во Фледлунд было бы преступлением. Он не сомневался, что люди из «ФЕМА» нашли бы ее в местной больнице в два счета, и их эксперименты никогда бы не закончились. Все они были в курсе того, что происходит. У них забирали кровь по несколько раз в неделю, и невозможно было не заметить увеличение у нее антител Морфея. Вывод следовал только один: они увидели в происходящем возможность эксперимента и из этих соображений стали потворствовать Эрику.
        - Проверьте ее кровь, - сказал он ошарашенным врачам, которые пытались установить причину состояния Ханны. - В ней находится синтетический наркотик, разработанный «ФЕМА». Сделайте иммунохроматографический анализ.
        Для сумасшедшего, верующего в теорию фармацевтического заговора, он был неплохо осведомлен о терминологии, и, к счастью, ему попался врач, который его выслушал. Киран даже покорно показал им свои документы, понимая, что теперь его затаскают по всем инстанциям и, возможно, заодно отправят в тюрьму. Но сейчас у него не было права прятаться и бежать. «ФЕМА» должна была прекратить свою деятельность.
        Смерть Эрика ничего не изменила бы, пока существовал тандем Фергюсон - Рудяк. И неожиданно река дурной инерции пошла вспять. Анализ крови Ханны подтвердил сильнейшую интоксикацию неизвестным веществом. Следующими на очереди были его кровь и беседа с полицией и земельным ведомством по вопросам экологии. Киран сказал почти правду. Что при обвале надышался испарениями и потерял память. Рассказал и о дружбе с Фергюсонами, и о том, как они наблюдались с Ханной при «ФЕМА». И про секреты Рудяка о том, что они вытворяли с Ханной. А также про тела трех неизвестных девушек в доме Фергюсонов. Местная полиция в отличие от фледлундской отнеслась ко всему серьезно и пообещала проверить. Про «ФЕМА» же выяснилось, что их уже давно подозревают в загрязнении местности фармополлютантами, но пока к ним не могли подступиться.
        В итоге Киран остался в Эльмсхорне, в каком-то страшном пансионе, и делил комнату с несколькими рабочими из Польши. Его рассматривали как свидетеля по делу, но вскоре нашлись и другие подтверждения. Пока Ханна восстанавливалась и проходила всевозможные чистки, из Фледлунда начали приходить новости. Далеко не все из них были хорошие.
        Второй дом Фергюсонов обыскали и тела действительно нашли, но не там, где Киран ожидал. Три женских трупа оказались закопаны в землю, но ампулы и шприцы пропали. Несмотря на признание Кирана в том, что он вколол Эрику Морфей, чтобы его остановить, доказательств теперь не было. Объяснение могло быть только одно: Фергюсоны в очередной раз за собой убрали. Со своей стороны они лишь подтвердили смерть Эрика и успели кремировать его тело. Следствие все равно началось, но, учитывая, какие зубища были у этой семьи, оно обещало быть долгим.
        Слухи же о пустотах вокруг Фледлунда, наконец, привлекли внимание нужных инстанций. Пробы воды и почвы из округи оказались шокирующими. В них нашли и другие химикаты, и экологическая инспекция набрала вагон доказательств о нарушении «ФЕМА» законов по сбыту фармацевтических субстанций. Полубредовые показания, австралийского бездомного внезапно обернулись скандалом на всю страну. Газеты запестрели лицами Фергюсона-старшего и Рудяка. Про последнего пресса вдруг выкопала, что он вел какие-то запрещенные эксперименты еще в Польше в начале девяностых и уже один раз попадал под суд, но Хенрик, оценив его талант и беспринципность, вовремя выдернул его в Германию.
        Следом вышла директива об аудите всей фабрики, и в первую очередь ее исследовательской деятельности. Кто-то из сотрудников «ФЕМА» анонимно сообщил полиции о Морфее и передал засекреченную внутреннюю документацию. Так вышли на других подопытных, которых оказалось около двадцати, а сэмплы всех лекарств в разработке конфисковали из лабораторий. Хенрик уже не мог уходить в глухое отрицание. Вдобавок к следствию вокруг семьи, его и менеджмент фабрики ожидал суд.
        Некоторые ученые «ФЕМА» живо переметнулись на другую сторону. Стало известно, что Пирогов и Бернштайн согласились на добровольные показания против своего работодателя и начали переговоры с исследовательским институтом Берлина, куда для расследования передали разработки «ФЕМА». Это выглядело как грязный компромисс властей, не желавших терять ценные кадры, которые знали о Морфее больше всех. Бернштайн и Пирогов были готовы выплатить штрафы и работать на государство, а от «ФЕМА» открещивались как от самого страшного зла. Рудяка же никто не мог найти, и, скорее всего, тот сбежал, как обычно делал, когда пахло жареным. Сумире Харада уехала в Японию. С опозданием в прессе прознали и о внезапной смерти Эрика Фергюсона, с чем, видимо, и был связан отъезд его матери. Хенрик же остался один и собирал вокруг себя адвокатов.
        Все это произошло меньше чем за месяц. Киран считал, что ему просто повезло, что нашлись люди, которые захотели его выслушать и приняли нужные меры. Иначе он со своими россказнями про телепатию и расширение сознания просто сошел бы за обычного чокнутого. Он также готовился к тому, что Сумире вонзит в него когти и он все-таки попадет под следствие, как какой-нибудь соучастник, и неизвестно, на что еще она могла бы пойти. Ему и без этого было за что сидеть. Но Сумире предпочла просто исчезнуть. Вероятно, у нее были свои причины.
        Почему-то Кирана ни в чем не подозревали, и, скорее всего, в Германии просто не были в курсе его прошлых дел, а с посольством Австралии они пока не связывались. Он выглядел жертвой, а все его наводки себя подтвердили. Почему-то казалось, что правосудие дойдет и до него, и Киран готовился его принять. Дни проходили в напряженном ожидании и мыслях о том, что это неотвратимо и справедливо. Но о нем постепенно забыли. Только сам он себе своих грехов не прощал.
        Среди новостей пришло и известие о Бартоше. Киран все еще звонил во фледлундскую клинику, чтобы быть в курсе его состояния.
        Двадцатого апреля старика не стало. У него было серьезное сосудистое заболевание, а перенесенные им травмы только усугубили его положение. Он так ни разу и не пришел в сознание, и когда Киран узнал, то расплакался, как ребенок. Это были первые слезы, которые ему удалось пролить, и, кажется, они были обо всем. О мире плохих людей, который они создали сами; о том, что он потерял и еще, возможно, потеряет; обо всем, что камнем лежало внутри и не могло выйти. Какая-то женщина, заметив, как здоровый мужчина рыдает на скамье, села рядом с ним и принялась утешать по-немецки. Он ничего не понимал, но кивал ей, а затем отправился бродить куда глаза глядят. Оставаться на одном месте не было сил.
        Бартош был последним, что его здесь держало. Он сделал, наверное, все, что мог, чтобы разрешить эту ситуацию как-то правильно. Осталось дождаться выздоровления Ханны, и надо уезжать. Киран проснулся от кошмара, но тот все еще был с ним. Прятался в уголке глаза, как его собственная тень.
        Эпилог
        Люди, которыми они были
        Only the lonely could understand where I have been,
        Always on a journey inside myself.
        Remember me and what I used to be,
        I don’t wanna be your enemy but I got to get away.
        Только одинокие поймут, где я была,
        Бесконечно блуждая внутри себя.
        Запомни меня и ту, какой я была,
        Не хочу быть твоим врагом, но я должна уйти.
        Meg Myers «Take me to the disco»
        «Бездомная атаковала Хенрика Фергюсона возле его дома. По словам очевидцев, охраны не было рядом, Фергюсон выходил из машины, когда женщина налетела на него с ножом. Согласно сведениям полиции, бродяжка Сара Ригер была в прошлом секретаршей Фергюсона и их общая дочь Дагмар росла с отцом. Хенрик скончался на месте от десяти ножевых ранений.
        Месяцем ранее от передозировки наркотиками умер его старший сын Эрик, считавшийся наследником корпорации. На данный момент он подозревается в убийстве трех человек и умышленном отравлении еще двоих. Младшая дочь Дагмар теперь является единственной наследницей, и известно, что в апреле ей исполнилось восемнадцать лет…»

* * *
        Ханну еще не выписали, но после курса чистки она стала приходить в себя. Изначально она даже не могла ходить. К ней довольно долго не пускали, и когда, наконец, разрешили, она уже передвигалась по палате в обнимку с капельницей.
        Физические последствия передозировки оказались, к счастью, обратимыми. Однако, что творилось после Морфеона с ее душой, было неясно. Но Кирана она поприветствовала с улыбкой, и они неторопливо вышли во двор больницы.
        Ханна снова напоминала себя прежнюю, и это было здорово. Черты лица сильно смягчились, а нездоровая эйфория во взгляде, к счастью, пропала. Надо сказать, она пугала до чертиков. Оставалось только удивляться, как неуловимые детали преображают человека.
        - Ну, что… Мы снова мы? - с тусклой усмешкой спросила она.
        В молчании они смотрели друг на друга, а затем обнялись. Им так и не удалось стать друзьями - слишком мало времени они провели вместе. Но после Морфеона они были теми, кто друг друга знает. В этом, возможно, и скрывался ключ к излечению обоих. Всегда должен быть человек, который поймет твои самые страшные глубины и не отвергнет.
        - Чувствуешь себя лучше?
        - Да. Работу я, правда, потеряла. Не думаю, что фабрика откроется снова. Да и не собираюсь я после всего этого оставаться во Фледлунде.
        Киран кивнул, втайне радуясь такому исходу. Ханна чуть помолчала, вглядываясь в солнечные блики в листве. В ее глазах одновременно дрожала изнанка другой реальности. Они оба все еще ее видели. От этого им никогда не избавиться.
        - Я уже говорила со следователем по делу Фергюсонов, - добавила она. - Я не видела те трупы, но у них нет сомнений, что это сделал Эрик. Все улики в доме на это указывают. Они также нашли шпильку Сумире в земле. Теперь подозревают и ее и требуют от японцев содействовать ее допросу. Но почему-то у меня такое ощущение, что она выберется из этого сухой. У этой дамочки свои способы… А все так вообще считают, что Эрик был наркоманом и сам устроил себе передоз.
        - Правда в том, что я его ненамеренно убил. Хотя теперь… мне кажется, он держал это в уме, - решил Киран поделиться своей догадкой. - И был готов, только не так, как в итоге вышло.
        - Почему ты так думаешь? - сощурилась Ханна.
        Упоминание Эрика все еще вызывало у нее волнение. Этим болезненным рефлексам требовалось время, чтобы угаснуть.
        - Потому что у него была готова вторая доза, - с промедлением произнес Киран. - Когда он одурачил меня и вколол мне Морфей, я увидел еще один полный шприц рядом с тобой. По количеству сломанных синих ампул понял, что это, скорее всего, не адреналин. Его я и использовал. Теперь я спрашиваю себя: зачем он его приготовил? В тебя и так вогнали лошадиную дозу. Меня он не ждал. Для кого был тот шприц?
        Ханна потупилась, не в силах скрыть свою сломленность. Эрик принес ей много страданий, но она еще испытывала к нему чувства. Прошло слишком мало времени, чтобы забыть. И Киран уже был не рад, что первое, о чем зашла речь, - это Эрик, но она сама начала.
        - Может, и для себя, - отстраненно сказала она.
        - Рудяк говорил, что состояние Морфеона открывается не всегда. Наверняка Эрик это знал и хотел вколоть себе… если бы у него не получилось вернуть Ребекку. Учитывая, что он сидел на Морфее подольше тебя, это была летальная доза. Черт знает, что в нем творилось, но он явно не был счастлив.
        - Я его совсем не знала, - вдруг отрывисто произнесла она, и впервые проглянули ее истинные эмоции. - Только когда мы все стали… единым, ну ты помнишь этот концерт в запределье, я поняла это. Он был болен сам. Это правда. Но его диспропорции усилились из-за Морфея. Он стал понимать слишком много, и сам от себя бежал. А Ребекка его доломала. Ты их слышал? Они заполнили собою все.
        Киран кивнул. По правде говоря, вспоминать Морфеон не хотелось. Но Ханне нужно было поговорить об этом, и кроме него никто бы не понял, через что они прошли.
        - Я была в ее голове. - Ханна перевела на Кирана невидящий взгляд, в котором искрилось какое-то озарение. - Не только она в меня влезла. Я слышала ее воспоминания. Видела. Она постоянно его изводила и вынуждала на какие-то поступки. Он сопротивлялся, но зависел от нее сильнее. Кому-то покажется забавным, что два психопата вили друг из друга веревки. Но она заставила его убить свою сестру. Тело Ренаты Лейнц лежало в подвале ее дома, и в ту часть можно добраться только на лифте, который зачем-то выстроили в ее квартире. Я рассказала об этом следователю, и сегодня он подтвердил, что внизу нашли чьи-то останки, которым было больше года. Экспертиза подтвердила, что это Рената.
        Теперь было несложно представить, что Эрик сделал и это. Дорожка из мертвых за ним становилась длиннее. И что-то в его облике и поведении всегда словно говорило само за себя, но они не могли разгадать причину его двойственности.
        - Ты его все еще оправдываешь, - тихо сказал Киран, поняв ее мысли.
        - А ты нет? - отразила она его слова. - Надо бы возненавидеть его, но почему-то он кажется мне жертвой многих обстоятельств. Оба они… и Ребекка, и Эрик будто при рождении прошли через кривое зеркало. Все их качества превратились в свою противоположность. И в этом мире пока нет ответов, что делать с такими людьми.
        Киран промолчал. Он мог однозначно судить о поступках Эрика, но не о нем самом. И говоря ему, что останется его лучшим другом, не врал. Есть вещи, которые сложно разделить на черное и белое.
        - Полиция все еще сомневается в возможностях Морфея, и теперь я тоже потенциальная подозреваемая… - сменила тему Ханна. - Они все спрашивают, как я могла узнать про тело и лифт… Но надеюсь, что они изъяли из фабрики достаточно доказательств, чтобы со временем с этим разобраться. Не мы ведь одни были под его действием.
        - Брось, - не выдержал Киран. - Ты вообще пострадала больше всех. Дерни этих перебежчиков Пирогова и Бернштайна, они все подтвердят. Тебя опаивали Морфеем на протяжении долгого времени. Даже если никто не поверит в расширенное сознание, ты могла это сто раз услышать от самого Эрика. У тебя достаточно доказательств собственной невиновности.
        Ханна тихо рассмеялась. В ней появилось чуть больше цинизма, которого Киран не замечал раньше.
        - Да я и не волнуюсь. О чем мне теперь волноваться… - рассеянно сказала она. - Ребекка так и не смогла меня заменить. Черт разберет, почему не вышло…
        - Может, потому что это невозможно? - чуть ворчливо поинтересовался Киран. - Ты есть. Ты - это данность.
        - Я - это данность, - с расстановкой произнесла она. - Похоже, придется с этим жить.
        Киран извлек из ветровки блокнот, который она когда-то забыла на скамейке. Все это время он таскал эту книжку с собой, но сейчас нужно было ее вернуть.
        - А я и забыла про нее… Откуда она у тебя? - удивленно произнесла она.
        - Ты ее посеяла. Слушай, там твои записи. Извини, что прочитал… Но мне кажется, и тебе нужно их перечитать. Они, возможно, напомнят о чем-то важном.
        Ханна недоуменно пролистнула книжку и на мгновение задержалась на случайных строках. Губы дрогнули в легкой усмешке. Письмо из будущего в некотором роде нашло ее в самый странный момент ее жизни.
        - Спасибо, перечитаю. А что ты? - вдруг встрепенулась она. - Извини, говорю о себе, будто я единственная пострадавшая.
        Киран только пожал плечами и честно сказал:
        - Я не ощущаю себя пострадавшим. Я просто… очень много всего увидел. И мне нужно как-то это утрамбовать.
        - Тебе делали плазмаферез?
        - Нет. Я отказался.
        Ханну это явно озадачило.
        - И почему, позволь спросить? - осторожно поинтересовалась она.
        - Не знаю. Может, потому что самое лучшее свойство человеческой памяти не способность запоминать, а способность забывать?
        Она снова приглушенно посмеялась.
        - Да, мы явно хотим разных вещей. Мне вот надо себя вспомнить. Если честно… я думаю, что у Ребекки не вышло из-за Морфея. Я сопротивлялась. Когда Эрик дал мне ту дозу, я уже не хотела быть ею. Магда, мой терапевт, всегда говорила, что во мне есть скрытое противостояние. Едва осознаваемое. В общем, мне с собой еще разбираться и разбираться. Сейчас хотя бы не хочется сдохнуть. Не знаю почему. - Она квело улыбнулась ему.
        - Ну, если снова подрядимся кроликами к Пирогову и Бернштайну, они уж нам объяснят.
        - Пошли они, - тихо сказала Ханна.
        Киран кивнул, будучи согласным. Некоторое время они сидели в молчании, каждый ушел в себя. В тишине этого момента они оба нуждались, чтобы начать отпускать и двигаться дальше.
        - Читал новости? - вдруг встрепенулась Ханна.
        - Нет, я прекратил. Надоело.
        - Хенрика Фергюсона убили. Мать Дагмар его достала. Не мгновенная ли это карма?
        - Ты стала кровожадной, - заметил он. - Но на эту карму на самом деле ушли годы.
        Это напомнило Кирану об еще одном человеке. Он избегал связываться с Дагмар. Девчонка, должно быть, писала ему и звонила, но он выкинул смартфон «ФЕМА». У нее же больше не осталось людей, которым она доверяла. Киран ощущал себя виноватым перед ней. Сложно было сформулировать за что. За то, что, по сути, отнял у нее единственного защитника - ее брата? За то, что бросил ее, когда ее семья попала под следствие, а мертвого Эрика публично признали убийцей? Даже не хотелось представлять, через что она проходит сейчас, когда стала наследницей огромного уголовного дела, который ей оставил отец.
        Киран словно потерял моральное право с ней связываться.
        - Ты еще навестишь меня? - спросила Ханна.
        В ответ - молчание. Ему не хотелось врать. Ханна все поняла и чуть погрустнела.
        - Куда отправишься?
        - Сначала в Сённеборг, потом в Швецию, - твердо ответил он. - Надо найти кое-кого… В буквальном смысле.
        - Кто-то важный? - понимающе спросила Ханна.
        - Очень, - ответил Киран.
        - Тогда, конечно, найди.
        Он помог ей вернуться в палату. Тогда они посмотрели друг на друга в последний раз, понимая, что, скорее всего, больше никогда не увидятся. Но, обменявшись секретами своих душ, останутся связаны. Они обнялись и пожелали друг другу удачи. Ханне предстояло восстановить себя, и путь обещал быть долгим и сложным, но сейчас у нее хотя бы не было сомнений в том, что ей это нужно.
        Киран же намеревался поговорить с этим Торстеном в Сённеборге, ведь тот наверняка знал, где Нора. Хотелось надеяться, что отыскать владельца бара в небольшом городе не составит большого труда. Дальше он отправится по ее следам на север. Приедет в этот Висбю и, даже если не будет адреса, сделает, как обещал, - будет стучать в каждую дверь, спрашивать у всех про нее, пока не найдет. Пока не обретет ее снова.

* * *
        12 АПРЕЛЯ. 12:49
        Ты слышишь меня. Я знаю. Мне не нужна синяя галочка рядом с моим сообщением, чтобы знать, что ты прочитал. Я никогда не перестану писать тебе в нашем чате, хочу думать, что ты все еще здесь. Просто не можешь ответить. Когда ты умер, наступил полнейший бардак. Сумире свалила, отец постоянно орал на всех по телефону и пил. Рудяк пропал. Киран тоже. Он не отвечает на мои звонки. Не понимаю, что происходит.
        До последнего не верила в твою смерть. Просто казалось, что надо мной все издеваются. Мне разрешили увидеть твое тело до кремации. И мой мир рухнул. У меня больше нет семьи. У меня нет никого.
        21 АПРЕЛЯ. 23:05
        Они говорят про тебя плохие вещи. Приходил какой-то следователь и искал твою мать. Мне сказали, что ты кого-то убил, а я считаю, это ложь. Они не заставят меня в нее поверить. Ты был лучшим. Самым добрым. Ты не мог убить. Я наорала на следователя и послала его очень далеко. Пусть арестует меня, если думает, что я тебя выгораживаю, но я не могу слушать это вранье. Они все сговорились, и наверняка потому, что отец что-то напортачил с фабрикой и теперь ее хотят закрыть. Так ему и надо.
        1 МАЯ. 01:13
        Отца убили. Моя чокнутая мамаша подкараулила его и устроила расправу. Ее тоже повязали, но какая уже разница. Сейчас я в доме совсем одна. Мне страшно. Лежу в зимнем саду на твоем любимом месте. Хочу поговорить с тобой, как никогда.
        Знаешь, я считаю, папа получил конец, который заслуживал. Не хочу даже по нему плакать. Не помню ни разу, чтобы он был со мной, когда мне было плохо. Ты вытирал мне слезы, разбирался с моими учителями, обидчиками, покупал мне любимую еду, привозил мне спортивную форму в школу, когда я ее забывала. Ты слушал меня и даже смотрел все видео с моими любимыми корейскими группами, переводил мне аниме, когда не было субтитров, решал за меня задачки. Ты был моей семьей. Что мне теперь делать совсем одной, Эрик?
        18 МАЯ. 02:43
        Сказали, я вступила в права наследования, и юристы постоянно долбят меня своими звонками. Мол, я совершеннолетняя и должна решать что-то с судом, штрафами, управлением. Типа выходит, что это все свалилось на меня. Я сказала им, пусть они выплатят все, что компания должна, даже не хочу разбираться и судиться. И велела им перевести все оставшиеся средства по разным благотворительным организациям. На хрена мне эти деньги, я даже не представляю, что с ними делать. Маринетти звонил вчера и отговаривал. Хотел, чтобы я что-то там окончательно переоформила на него, но сегодня я велела юристам вообще все продать и закрыть «ФЕМА». Я тот человек, что уничтожил семейный бизнес, лол.
        23 МАЯ. 01:10
        А, да, знаешь, что я сдала все-таки математику и окончила школу? Я же говорила, что смогу, если захочу! Пошла после в кафе к Тареку и нажралась пирожными так, что потом весь вечер из туалета не выходила.
        О чем это я… Да, черт, меня несет, как обычно, обо всем подряд. Это же вроде серьезный разговор был. Я решила продать дом. Не могу тут находиться, невыносимая атмосфера, а снизу вообще какая-то вонь идет, будто кто-то сдох. Оставлю себе только выручку за него и еще какие-то деньги есть на моем счете. На первое время этого хватит. Мне бы сейчас голову в порядок привести. Там разберусь.
        30 МАЯ. 12:30
        Я собираюсь уехать. Еще не знаю куда. Пока живу на съемной квартире и решаю.
        Тебя теперь официально признали убийцей четверых человек.
        Не понимаю, что мне делать с этой информацией.
        Сумире тоже в чем-то подозревают, но Япония не разрешает экстрадицию своих граждан. Ты, наверное, за нее волнуешься.
        И я помню, что произошло, когда ты меня спасал. Но мне казалось, это не то же, что смерть этих четверых. Сейчас я вообще не знаю, что думать.
        Хочу просто сказать, ты все еще мой брат. Я скучаю. Ответь мне, Эрик. Расскажи, что ты обо всем этом думаешь.
        Теперь понимаю, что ты постоянно слушал меня, но почти никогда не говорил сам. Думаю, в произошедшем отчасти есть и моя вина. Если бы я тебя чаще спрашивала и не грузила своими детскими проблемами, я бы, наверное, что-то поняла.
        Я бы тебе обязательно помогла.
        Поговори со мной.
        Пожалуйста.
        Мне так тебя не хватает.

* * *
        Лекан поднялся на свой этаж и увидел давнюю знакомую. Дагмар сидела на ступенях у его двери и с шумом высасывала через трубочку остатки кофе из пластикового стакана. Он невольно замер на лестнице, не совсем понимая, как на нее реагировать. Заметив его, она неловко поднялась. В ее взгляде застыла необъяснимая вина. Но Лекан вдруг улыбнулся ей и сказал:
        - Салют!
        - Привет, - тихо сказала она. - Ничего, что я нашла твой адрес и заявилась вот так вот?
        - Это немного крипово, но не скажу, что против, - растерянно заметил он.
        Она хихикнула, затем словно одернула себя и посерьезнела.
        - Не знаю, хочешь ты меня видеть или нет. Нашу семью теперь весь город ненавидит за загрязнение местности…
        Последние два месяца они почти не общались. Дагмар сама написала ему, что нашлась, и ее, оказывается, на полном серьезе похитили, но Лекан ответил каким-то дежурным сообщением. Ему, мягко говоря, вообще было не до этого, хотя новости об их семье его не обошли. За это время он похоронил Амари и просидел несколько недель в квартире, питаясь консервами и быстрорастворимой лапшой. Люди из «ФЕМА» сначала пытались ему всучить какие-то деньги, но как началась публичная казнь всего управления компании, перестали звонить. Он мог бы присоединиться к этому. Изначально Лекан даже думал, что у него есть веская причина. Но когда он уже дошел до полицейского управления, то отчетливо понял, что больше всех виноват он сам. Дед ему всегда велел думать, прежде чем делать.
        Ему хотелось поговорить с кем-нибудь много раз, но верных людей не было. Муса после всего вообще пропал, и говорят, в его семье тоже начались проблемы из-за препарата. Приходили Селим и еще пара знакомых. Они помогли ему чуть-чуть прийти в себя и убраться, но говорить с ними было сложно. Слова не шли.
        Раньше лучшим собеседником была Ханна. Она умела слушать и буквально вживлялась в проблемы других, но в последнее время их общение совсем разладилось. Она была вся в своей личной жизни и что бы ни говорила Лекану, выходило невпопад. Затем соседка пропала и, по слухам, лечилась в другом городе. Может, им следовало увидеться снова и поговорить, но иногда контакты разъединяются внезапно, и близкие становятся чужими. Хотел бы он понять, на каком этапе это происходит, чтобы поймать момент и не дать расползтись этой необратимости…
        В общем, про Дагмар он почти не думал. И сейчас мог бы обвинить в чем-нибудь и ее. Что-то глупое и инфантильное в его груди все еще билось в плаче и искало виноватых. Однако при виде ее детского веснушчатого лица Лекан будто проснулся. И позволил себе обрадоваться ее неожиданному визиту.
        - Я бы предложил тебе зайти, но в квартире ничего нет, - извиняющимся тоном сказал он. - Я ее продал недавно. Пришел, чтобы закрутить воду на всякий случай и отдать ключ домоправителю.
        - Уезжаешь? - чуть равнодушно спросила она, глядя сквозь него.
        - Да. Переехал в город, где мое училище. Дали комнату в общаге… Надо закончить учебу поскорее.
        - А потом? - все так же бесстрастно поинтересовалась она, ковыряя туфлей выбоину в полу.
        Лекан развел руками:
        - Не знаю. Но во Фледлунд не вернусь. Достал он меня.
        - Меня тоже! - вдруг радостно сказала она. - Поехали отсюда вместе?
        Из него вырвался скептический смешок, но он понял, что Дагмар серьезно.
        - Только не говори, что и ты меня ненавидишь, - упавшим голосом сказала она.
        - Нет, совсем нет.
        Лекан присел на ступени рядом с ней. В подъезде, как ни странно, никого не было. В этом доме постоянно кто-нибудь точил лясы на лестнице. Тишина ощущалась странно. Так они просидели в молчании минут десять, слушая дыхание друг друга. После всех новостей о смертях в их семье Лекан понимал, что Дагмар осталась совсем одна. Как и он. Они - двое брошенных детей, обживающих подъезд, потому что им некуда идти. У них больше нет дома.
        Внезапно она начала хлюпать носом, осознав эту истину вместе с ним. Лекан приобнял ее и со вздохом сказал:
        - Эй, ну не реви. Не реви, я сказал. Конечно, уедем отсюда. Что-нибудь придумаем. Но сначала… давай уже оба вырастем.
        Она кивнула и разревелась еще больше. Лекан потрепал ее по голове, не зная, насколько это уместно. Дагмар напоминала заплутавшего щенка, да и он не ощущал себя увереннее. Но от мысли, что они оставят Фледлунд вместе, стало легче.

* * *
        С закрытием фабрики полгорода потеряло рабочие места, и многие уехали. Во Фледлунде стало намного пустыннее, хотя что-то в его сердцевине никогда не менялось. Все улочки в центре по-прежнему вели к большой церкви из красного кирпича, флюгера в виде петухов вертелись под вечными ветрами, а «муравейники» вдали все так же портили вид.
        Как иронично писала пресса, «ФЕМА» уничтожила ярость ребенка. Сама Дагмар уехала из города летом. Ее преданные фолловеры неизменно лайкали ее сториз, и в них стал часто мелькать Лекан. Теперь он покрасил голову в красный. Они явно сблизились, у этих двоих был шанс на новую жизнь, в которой они простили бы себя за свои ошибки и были бы счастливы. Они заслуживали этого больше других в этом городе.
        Ханна получила новую работу в Гамбурге и тоже уехала. Ее характер стал тверже и спокойнее, и некий заржавевший механизм в голове начал постепенно приходить в движение. Цена у этого была, конечно, плохая, но она перестала бежать от себя и своих плохих воспоминаний. О Киране Ханна больше не слышала. У него была особенность появляться из ниоткуда и так же исчезать. Хотелось надеяться, что он нашел людей из своего прошлого и тоже примирился с собой.
        Особняк Фергюсонов выкупил какой-то фонд. Во время ремонтных работ они обнаружили странную дверь в стене, удачно замаскированную тяжелым кристаллом дымчатого кварца. За ней скрывался последний привет этого семейства - в подземной лаборатории разлагался безвестно пропавший Рудольф Рудяк, из тела которого выросли странные белые гроздья непонятного происхождения. Он стал почвой для собственных же зерен. Но с этим уже следовало разбираться полиции.
        Фледлунд всегда был городом-омутом. За его фасадом скрывались другие, более темные миры. И они по-прежнему существуют, как заевшее воспоминание этого места. В нем история этих людей длится бесконечно. По дорогам с визгом носится «роллс-ройс» «Серебряное облако», который отвратительно водит Эрик Фергюсон. А по мощеным улицам все так же бегает Дагмар в наушниках и тяжелых ботинках. В одном из окон мелькает испуганное лицо Ханны, а на вокзале появляется странник с пустой памятью и плохим прошлым.
        Это люди, которыми они были. Они не умерли и все еще здесь, во Фледлунде. Стали сброшенной змеиной кожей.
        notes
        Примечания
        1
        Kneipe - название пивных баров в Германии.
        2
        Говоришь по-немецки? (нем.)
        3
        Вольфсбург - город в Германии в земле Нижняя Саксония, в котором находится штаб-квартира «Фольксвагена». Большая часть населения города работает на «Фольксвагене».
        4
        Глитч (от англ, glitch) - сбой.
        5
        Мы говорим по-датски (дат.).
        6
        Имеется в виду одноименная песня Элвиса Пресли «Always on my mind».
        7
        Сокращение японского слова «гайкокудзин», переводимого как «иностранец» либо как «человек извне».
        8
        Община - низшая ступень в структуре государственного администрирования Германии.
        9
        Хикикомори - так японцы называют людей, отказывающихся от социальной жизни и зачастую стремящихся к крайней степени изоляции и уединения.
        10
        Отрывок из песни Kiseki японской группы GReeeeN.
        11
        Puff (нем.) - название публичного дома в Германии.
        12
        Популярная поговорка на немецком, употребляется в шутку и всерьез, когда непонятен смысл арт-объекта (ориг. нем.: Ist das Kunst oder kann das weg?).
        13
        Деятельность компании Meta Platforms Inc., которой принадлежит «Инстаграм», запрещена на территории РФ, поскольку признана экстремистской.
        14
        Шлезвиг-Гольштейн - федеральная земля в Германии.
        15
        Яёи Кусама - японская художника, известна тем, что изображает свои галлюцинации в творчестве. Говард Лавкрафт - американский писатель, писавший в жанре ужасов.
        16
        Афоризм французского поэта Анатоля Франса.
        17
        Висбю - город в Швеции.
        18
        Мама (япон.).
        19
        Готов ли ты умереть?
        Я надела свои глаза Шинигами
        Все здорово
        Мои Шинигами-глаза смотрят на тебя
        (англ., отрывок из песниGrimes «Shinigami eyes»).
        Шинигами - бог смерти в японской мифологии, а также персонаж популярного аниме «Тетрадь смерти», даровавший волшебные глаза, позволяющие узнать истинное имя и дату смерти человека.
        20
        Дерьмо (швед.).
        21
        «Ребекка» - роман английской писательницы Дафны Дюморье. Главная героиня вынуждена сосуществовать с тенью Ребекки, погибшей первой жены ее мужа.