Хаан Ашира, Черная Кровь Ноября- библиотека РусЛит

Черная кровь ноября Ашира Хаан
        Много тысяч лет назад миром правили фэйри - волшебный народ. Земля была пронизана магией, и в ней билось золотое сердце короля фэйри Киндэирна. Но его подданные ополчились на него и убили его жену, а самого его запечатали силой волшебного народа так, чтобы он не выбрался из своей могилы никогда. Золотая кровь волшебного народа рассеялась по миру, смешалась с людской. Предательство ослабило чудесных существ и спустя тысячелетия мир почти потерял магию. На смену ей пришли технологии и… новый король. Но все еще бьется золотое сердце магии, и оно призывает ту, в ком еще течет кровь жены Короля Эльфов. Чтобы разбудить его и вернуть волшебство в мир.
        Ашира Хаан
        Черная кровь ноября
        0. Ноябрь
        Если в город пришел ноябрь - всему конец. Все, что было ярким - потускнеет, все, что было радостным - облезет серыми хлопьями тоски, все, что радовало - вывернется наизнанку и превратится в свою злую сестру-близняшку.
        Никогда нельзя допускать ноябрь в город. Он сожрет душу каждого, кто надел желтую или красную куртку, улыбнулся до двенадцати дня, выпил кофе с мятой, не отложил радости до следующего года, сумел выбраться из тьмы.
        Все знают, что в ноябре рождаются только убийцы и неудачники. Тускнеют небеса, гниют листья, серый дождь слизывает с небоскребов гламурный блеск, и во всем, что есть в мире появляется оттенок серого.
        Пепельные розы, грязно-белый, охра. Вы видели охру? Это же больной оранжевый. Что такое вообще - грязно-белый? Разве это цвет?
        Вы были в городе, где ноябрь длится дольше месяца? Люди там боятся вечной зимы, чистоты снегов, прозрачной честности льда. Боятся ясных правил и простых решений. Тьма наступает с востока и длится до самого апреля. А в апреле из-под черной корки снега вылезают мертвецы с землистыми лицами.
        Тут и захочешь смерти, но ноябрь пожрет твою волю, завернет в полиэтилен и сверху в стекловату, как толстые трубы, лежащие в земле.
        Если тебе повезет - в ноябре ты умрешь первым.
        Когда все только начнется - собьет машина, подхватишь пневмонию, получишь нож в печень однажды вечером, возвращаясь с прогулки с собакой. Ты умрешь, проклиная злую судьбу, не подозревая, как она была щедра к тебе.
        Потому что следующие умрут куда хуже: ноябрь вывернет их наизнанку, заставит протухнуть кровь прямо в венах, поползут по их предплечьям костяные наросты, вытечет черной струйкой душа прямо под ноги ему - ноябрю.
        У ноября злые зеленые глаза, бледная кожа, испачканные землей длинные тонкие пальцы, волосы цвета старого золота и кровоточащие раны, распахивающие хищные улыбки, когда он разводит руки в стороны и ты видишь огромную дыру на месте его сердца.
        Ноябрь пришел в город.
        Всему конец.
        Но последней умрет та, чья жизнь оказалась нужна сразу двум богам этого мира - старому и новому.
        1. Кристина
        Стоунхендж оказался не таким, как Кристина ожидала. Она думала - это будут подавляющие своим величием гигантские столбы, фонящие древней магией как чернобыльские леса радиацией. Она хотела дотронуться до них и ощутить все семь тысяч лет, спресованные в неровности шероховатого камня, закрыть глаза и ощутить, как ее пронизывает волшебство древней земли.
        Но в реальности Стоунхендж был не такой уж высокой постройкой, огороженной заборчиками от туристов. Ярко-зеленый даже в ноябре луг, ярко-синее небо над ним - отличный фон для фотографий. И даже ветер удачно развевает волосы для селфи. Вся группа Кристины пофоткалась у самих камней там, где разрешено подойти к ним метров на пять и потом еще издалека, так чтобы было видно стоящие кругом календарные камни на холме.
        Немилосердный ноябрьский ветер выдувал из головы все мысли; температура в Уилтшире хоть и плюсовая, но даже зимние куртки, достойно выдерживающие даже самые суровые морозы в Москве, пасовали перед пронизывающим ветром. Парни из группы потоптались еще минут пять, но не выдержали и потянулись к автобусу.
        Кристина натянула шапку поглубже, а сверху накинула капюшон. Видок получился не для селфи, но ей было жаль так быстро уезжать. Вряд ли она когда-нибудь еще сюда попадет. Да и вообще в Англию.
        Почти все, кто приехал с ней в эту «экскурсионно-поощрительную» поездку в честь победы в городской олимпиаде по английскому, могли бы позволить ее себе и просто так. Но, конечно, вряд ли проводили бы неделю в Англии, зависая в Национальной галерее или Британском музее. В Лондоне есть куда более веселые места. И уж точно не поперлись бы четыре часа на автобусе, чтобы десять минут пофоткаться на ветреном холме.
        - Крис, ты идешь? - Варя не носила шапку, потому что «некрасиво», и капюшона у нее не было, поэтому она надела наушники, чтобы хоть уши не продуло. Бессмысленное действие, но очень милое.
        - Тут еще рядом какой-то памятник неолита, еще старше Стоунхенджа, - Кристина рассматривала карту. - Я туда тоже схожу и потом вернусь. Мы ведь все равно на последнем автобусе до Лондона?
        - Крис, там холмики и рвы, ничего интересного вот вообще! - заныла Варя. - Пойдем кофе выпьем лучше. И там музей есть, в нем можно прямо камень из Стоунхенджа руками потрогать, а? Тебе ж интересно!
        - Интересно, - вздохнула Кристина. - И кофе хочу. Но камень успею, а холмы…
        - …никуда не убегут, если за семь тысяч лет не убежали.
        - Варь, ну иди одна…
        - Блин, Васильева, ты такая зануда, ужас. В паб с нами не пошла, в клуб не пошла…
        - Вам все равно пиво не продали, так какой смысл?
        - Ты же упоротая по древностям? Смысл в том, что в том пабе бухал Диккенс!
        - Диккенс, кажется, не обделил вниманием ни один паб Лондона.
        - Я же говорю, зануда. Ладно, - Варя махнула рукой. - Я на шатл до музея, не хочу пешком.
        Кристина помахала ей вслед и пошла к дороге, за которой расстилались невероятно зеленые поля, по которым бродили упитанные коровы. К тем самым курганам вела деревянная калитка с чугунной щеколдой. Выглядела она так, будто ее вчера сотворили в цехе реквизита для съемок «Хоббита» - со всеми положенными потертостями и вьюнком, взбирающимся по толстым брусьям.
        Щеколда глухо стукнула, падая обратно, деревянная калитка скрипнула, но больше никаких звуков на поле слышно не было, только едва слышно шептал ветер, трогая верхушки высохших трав на вершине кургана.
        Кристина взобралась на него и увидела впереди еще два, дальше снова поле, на нем пасущихся коров, еще дальше - темную рощу, окруженную высокой оградой, а за ней - дорогу к музею, по которой пылил автобус-шатл, увозя Варю и парней. Налево дорога уводила к Стоунхенджу и туда стекались ручейки туристов.
        Но все это было словно в немом кино - здесь, на холме, стояла непроницаемая тишина, в которой Кристина вдруг наконец ощутила ту самую древнюю магию, которую тщетно искала у старых камней.
        Откуда-то из земли, из глубины, скрытой под сочной зеленой травой, к ней тянулось что-то древнее, но знакомое. Страшное, но родное. Невероятно могущественное и огромное, но звенящее острой нотой возвращения домой после долгих странствий.
        Кристина опустилась на колени, прижала ладони к земле и закрыла глаза. И планета толкнулась ей в пальцы всей своей мощью.
        Синее небо в одно мгновение заволокло черными тучами, и на Уилтшир стеной обрушился ливень.
        0. Сердце
        В глубокой и пыльной тьме золотое сердце вдруг дернулось, рассылая по незримым артериям и венам мира сверкающие искры, осветило темноту вокруг и… забилось.
        Медленно, невероятно медленно, один удар в минуту, но ровно и сильно, проталкивая через себя магию - кровь живого мира.
        2. Ирн
        Зашевелились потемневшие листья, расползлась под струями дождя жирная коричневая грязь. Из ночной тьмы на землю выливались потоки воды - часами, днями. Она пропитывала землю до самых глубин, до таких слоев, что не помнили уже света звезд.
        И оттуда, из мешанины давно сгнивших трупов, истлевших трав, осколков горшков и расползающихся на волокна погребальных одежд, на поверхность начало выбираться нечто древнее, очень темное и очень злое.
        Сначала на поверхности появилась бледная, испачканная черной грязью рука. Тонкие длинные пальцы, похожие на паука-умертвие ощупали все вокруг: темные листья, липкую чавкающую землю, скользкую от дождя траву - судорожно, нервно, словно не веря.
        Неделя после Самайна. Поздновато для воскресших мертвецов. Все мертвецы давно восстали, опали, рассыпались, превратились в перегной, удобрили собой будущие кормовые луга. Кто бы ты ни был - ты опоздал.
        Вслед за бледной рукой появилась вторая. Обе они уперлись в поддающуюся грязь, ухватились за толстые подземные корни и потащили из земли все остальное: худое бледное тело, изрезанное ранами, из которых до сих пор сочилась черная кровь. Блеклые светлые волосы прилипли к острым скулам, худое лицо уродовала злобная ухмылка.
        Но зеленые глаза - цвета травы на кельтских равнинах - распахнулись в дождливой тьме и тут же сузились, оглядывая круг сплетающихся вокруг ветвей орешника, труп белки под ногами, черное небо над головой и обнаженное свое тело, в груди которого зиял провал на том месте, где было сердце.
        Он опоздал. На десять тысяч лет, на жизнь, на несколько часов, которых его врагам когда-то хватило для того, чтобы убить его Айну, на несколько мгновений, которых не хватило ему, чтобы потом распознать ловушку. Вот и сейчас он опоздал - будь сейчас Самайн, он бы знал, где взять самый страшный меч, где объявить битву, чем уничтожить всех, кто уничтожил его. Но они впустили ноябрь. Они впустили ноябрь в город и теперь битва неизбежна.
        Глаза Ирна были все еще полуслепы после тысячелетий под землей. Он стирал с лица дождь, но дождь снова застилал его взгляд. Распахнутые раны саднили и пачкали черной кровью бледную кожу. А там, где зияла дыра и вовсе выжигало холодом. Но он пробудился, он вернулся, и теперь им придется придумать для него титул пострашнее, чем Кровавый Король. Если им не понравилось, что он устроил после смерти своей золотой Айны, то как же им не понравится то, во что он превратит мир сейчас, когда он вернулся, чтобы отомстить!
        Киндеирн, Кровавый Король, вестник ноября, протянул руку не глядя - так как привык - призывая свои регалии. Нетерпеливо дернул пальцами. Неподалеку он чувствовал ольху, свое дерево, и она должна была отдать ему корону, меч и плащ. Но на повторный жест - уже с раздражением - она снова не откликнулась, даже не шевельнула листьями.
        Ирн повернул голову, с изумлением глядя на мертвое дерево. Совсем мертвое. В листьях тек древесный сок, корни питались тем, что добывали из плотной богатой земли, ветви шумели на ветру, но в ольхе не чувствовалось ни капли магии, ни капли жизни. Пустота выжрала ее изнутри.
        Он повернулся к могучему дубу - триста или четыреста лет, его душа наверняка слишком гордая для служению забытому королю, но Ирну будет приятно ее сломать сейчас, когда его взбесила пустышка-ольха. Но и дуб не шевельнулся, не откликнулся.
        Вообще.
        Ни подчинения, ни битвы, ни капли золотого сока в древесных жилах.
        Мертв.
        И они все были мертвы.
        Каждое дерево вокруг него - с облетевшими листьями, с обвисшими под тяжестью капель ноябрьского дождя ветвями, с мягкими зимними иглами.
        Каждый куст - усыпанный красными, белыми или черными ягодами.
        Каждый цветок.
        Везде было пусто.
        Ни одной блядовитой дриады, ни одной души воина, ни одного оплаканного ребенка.
        Можно было сломать любую ветку, срубить любой ствол - никто не шелохнется, не заплачет.
        Никто не отдаст ему плащ, корону и меч.
        3. Кристина
        - Значит так, обратно летим двумя группами. Я называю фамилию, вы отходите налево или направо! - ночью в Гэтвике было довольно шумно, разлетались по далеким городам последние вечерние самолеты. Группа «олимпиадников» старательно вжималась в Людмилу Сергеевну, второго завуча, которой и повезло - в всех смыслах, прямом и обратном, - сопровождать их в Англию. - Васильева направо! Домбровская налево!
        - Эй, как же так! - Варя ухватила Кристину под руку и даже замотала лохматой рыжей головой. - Я Кристю никуда не отпущу без меня!
        - Домбровская! Те, кому транспортные расходы возместили родители, летят прямым рейсом; те, кому фонд - с пересадкой. Все справедливо. Отлипни от своей Васильевой и иди к группе. С вами летит Максим Геннадьевич.
        Максим Геннадьевич - сын директриссы их школы, формально - учитель обществознания, фактически - просто оболтус двадцати пяти лет, которому после «халявного» пединститута мама приберегла теплое местечко у себя под боком. Понятное дело, что и в Англию сопровождать детей полетел он, и на прямой рейс ему достался билет не только по блату, но и потому, что на пересадке этот великовозрастный дебил растерял бы всех подопечных.
        Но Людмиле Сергеевне было не легче.
        - Моя группа отходит в сторонку и ждет, когда я приду с посадочными. Остальным можете помахать. Нет, в дьюти-фри тоже нельзя. Шоколадки на пересадке купите.
        - А долгая пересадка-то? - Вик, который попал в благотворительную группу только потому, что его богемные родители просто забыли о каких-то там презренных деньгах, кажется, особо не расстраивался. Он умел и любил находить приключения в любых условиях.
        - Двенадцать часов, - утомленно сжала кончиками пальцев виски Людмила Сергеевна.
        - Херасе, - протянул он. - А чего не пару суток?
        - Потому что иначе было бы сорок минут. А мне в тридцать пять лет инфаркт не нужен - носиться за вами по всему аэропорту, чтобы в самолет загнать. Ничего, Бойко, почитаешь литературу по программе пока.
        Неведомая девушка на стойке регистрации сделала Кристине роскошный подарок - три с половиной часа вдали от остальной группы. И пусть ее кресло в конце салона не откидывалось и рядом постоянно топтались желающие в туалет, она была благодарна за эти последние часы прощания с прекрасной Англией, проведенные в одиночестве.
        Это был последний праздник перед долгими месяцами подготовки к ЕГЭ, поступлением, учебой. Ей придется искать, где подработать, чтобы не сидеть у матери на шее. И следующий шанс полететь за границу, хотя бы в дешевую турецкую трешку, появится только после окончания колледжа, когда она устроится на нормальную работу.
        Где-то там в другом конце салона бесились остальные - Вик требовал от стюардесс то шампанского, то раскраски для детей, раз шампанского нельзя. Людмила Сергеевна зычным зовом завуча пыталась его усмирить. Остальные подыгрывали то одной, то второй стороне. Пассажиры мечтали в следующий раз оказаться на рейсе с десятью младенцами, а не с горсткой одиннадцатиклассников. Утомились все.
        Пассажиры и стюардессы с мигренью по прилету отправились пить валерьянку и старательно забывать этот полет, а вот пять человек во главе с вымотанным завучем устроились в транзитной зоне маленьким бесноватым лагерем, готовясь скучать бесконечные двенадцать часов.
        Людмила Сергеевна прислонилась к стеночке, укрылась курткой и засопела, наивно думая, что теперь подопечные уже никуда не денутся. Они бы и не делись, если бы в стадо бедных овечек, облагодетельствованных благотворительным фондом, не затесался оторва Вик.
        - Васильева! - свистящий шепот выдернул Кристину из полусна, в котором она босиком ступала по мокрой траве у Стоунхенджа и несла каменную плошку в замерзших ладонях. Зал стамбульского аэропорта даже поздней осенью был выстужен кондиционерами, и дремать было зябко и в зимней куртке. Она приоткрыла глаза - у ее ног на корточках сидел Вик.
        - Чего тебе?
        Вик ей никогда не нравился.
        И тем, что презирал всех - и нищих, как она, и мажоров, считая нормальными людьми только «свой круг», друзей своих родителей-художников.
        И тем, что ввязывался в любой кипиш и неизменно выходил из него победителем. Кристина была полной ему в этом противоположностью - если десять человек перейдут улицу на красный, оштрафуют одну Кристину.
        И тем, что подруга Варька умирала по нему весь десятый класс, а он знал и не уставал прикалываться по этому поводу.
        - Мы собираемся слинять в город. Тут меньше часа на метро до центра. Гранд-Базар, Босфор, Ленка хочет посмотреть на дворец султана. Ты с нами?
        - Неа.
        Кристина накинула капюшон куртки на глаза и спрятала заледеневшие пальцы в рукава.
        - Васильева! Ну ты чего! Если мы все сбежим, никому не влетит.
        - Вик, уйди, - не открывая глаз, ответила она. - Я в твоих делах не участвую с седьмого класса, когда было «если все сбежим, прогул никому не поставят».
        - Вот ты злопамятная! - Вик щелчком откинул ее капюшон. - А если… - он сделал вид, что задумался, но было видно, что план составлен заранее и на простую просьбу он и не рассчитывал. - Если я тебе куплю билет в Айя-Софию? Вот прямо сейчас, онлайн. Так четыре часа стоять, а так сразу пройдешь. А?
        - Да зачем я вам там! - взмолилась Кристина, потому что в собор Святой Софии она хотела очень. Страшно хотела. Она же «упоротая по древностям», как говорит Варя. И этот дополнительный маленький подарок в виде еще целого дня в сказочном Стамбуле… она не могла отказаться.
        - Ты нам вообще не сдалась, гуляй где хочешь. Но сбежать мы должны всем составом.
        Кристина долго смотрела на Вика, и у того по морде расползалась довольная улыбка - рыбка попалась на крючок.
        А рыбка думала, что еще пожалеет. Точно пожалеет.
        4. Ирн
        Зеленые глаза сощурились - Ирн узнал это место.
        То самое, где он попался в ловушку.
        Здесь оставалась магия Айны, которая спутывала его своим золотом и счастьем, и он тогда, десять тысяч лет назад, промедлил всего на несколько мгновений, еще раз захотев ощутить прикосновение ее пальцев к себе.
        Золотые нити опутали его, вонзились под кожу, превратились в ядовитых змей, яд растекся в крови, отравил ее и сделал черной, мечи из холодного железа полоснули по мышцам, разрывая их в клочья.
        Эльфы визжали от боли, сжимая рукояти этих мечей, падали с почерневшими руками, но меч поднимали следующие за ними - чтобы воткнуть в тело Кровавого Короля.
        Его месть была сладкой как кровь фейри, золотой как кровь фейри, алой как кровь фейри.
        Их месть была ядовитой и черной, страшной и больной. Она губила их самих, но фейри должны были убить его, чтобы выжить сами, ибо он поклялся, что не останется на свете ни единого из дивного народа.
        И сейчас их здесь нет. Ни одного - и даже деревья растут без души. Но Ирну нужен его плащ, его меч и его корона. И он снова щурится, выглядывая ту, что поможет ему.
        - Сними это.
        Лиза с недоумением смотрит на свою форменную куртку. Хорошая плотная куртка, лыжные штаны с карманами, в карманах нож, газовый балончик, тазер. Лиза знает крав-магу и умеет громко кричать. Она ни секунды не колеблется, когда перед ней из темноты выступает мужской силуэт.
        Лиза не умеет верить в хорошие финалы. Она знает, как ударить мужчину в пах так, чтобы он надолго забыл о том, что он мужчина. Она работает здесь, в Стоунхендже и встречала очень разных туристов. Очень. Некоторые потом долго ее вспоминали.
        Лиза стаскивает с себя куртку, расшнуровывает тяжелые ботинки, снимает штаны. Остается в футболке и кружевных трусиках.
        Нельзя верить в любовь, когда тебя с тринадцати лет зовут на свидания только чтобы посмеяться - эта страшила поверила!
        Но можно читать любовные романы, заперевшись в ванной, чтобы никто не увидел - что, что, что. Чтобы не услышал частое дыхание и закушенный стон.
        - Иди ко мне.
        Высокий бледный, его тень длиннее его, страшнее него, темнее него, его тень тянет к ней руки, но Лиза все равно идет.
        Когда не веришь в любовь, но веришь в дрожащие пальцы после оргазма, с тобой всегда случается это. Обнаженный мужчина, высокий, выше всех, кого ты знаешь, с длинными золотыми волосами, с длинными бледными пальцами, с длинным…
        Она упирается руками в ствол березы, выгибает спину, вскрикивает, когда в нее бесконечно долго и медленно входит… Он.
        А потом пронзает единым движением, словно хочет пришпилить ее к этой березе как мечом. И дальше, дальше, дальше, вдалбливается в нее резко и быстро, нанизывая на себя тугое коренастое тело.
        Лиза неудачница, она ненавидит мужчин и испытывает отвращение к женщинам. Ее никогда не зовут в паб после работы, у нее дома нет даже кошки, она смотрит вечерние шоу с попкорном из микроволновки и мастурбирует солеными пальцами, но сейчас…
        Лизу любит древний король фейри, и все его зеленая, золотая, огненная магия вливается в ее лоно, проходит насквозь, захватывая ее душу и вталкивая ее с последним ударом члена - из женщины в дерево.
        Безжизненное тело падает в осеннюю траву у корней. У корней живой дриады-березы. Которая так нужна своему королю!
        Киндеирн нетерпеливо дергает пальцами - остатки золотых листьев поспешно слетают с ее ветвей, сплетаясь в острозубчатый венок, охряной плащ оборачивается вокруг тела, золотой меч возникает в дрожащем воздухе и падает в ладонь.
        Единственная дриада на весь Уилтшир остается горевать над телом голой мертвой женщины, темные листья укрывают ее невидящие глаза - спи, спи до весны. Пусть тебя найдут в апреле, когда закончится ноябрь.
        Если будет кому находить.
        Потому что прочь от страшной своей могилы, прочь от свежерожденной дриады, прочь от места, где снова все началось - идет древний фейри в короне из золотых листьев, и он идет для того, чтобы не оставить никого в живых.
        Он еще не знает, что мстить некому. Дыра в его груди пылает холодом, а черная кровь тяжелыми каплями падает на дорогу.
        5. Ирн
        Он представлял себе триумф. Страх, горящие леса, реки крови - алой и золотой. Шагающее Возмездие с золотым мечом и в короне из ноябрьской тьмы. Он представлял как белокожие эльфийки будут молить о пощаде, облизывать его алыми ротиками, изгибать томные спины. Как будут бежать прочь мелкие и темные. Как будут падать на колени те, кто не может предложить ему ни плоти своей, ни служения.
        Как все узнают - вернулся Кровавый Король и луна склонилась перед ним, выливая молочные кувшины и наполняя их алым.
        Никого.
        Под мостом гулко стучит и воет, пахнет мочой и бензином. Не ворочается во сне толстокожий тролль, не останавливает путников.
        В бледной реке растворены тысячи трупов, она отражает свет белесыми глазами. Пустая, мертвая. Но не вьется в струях воды грива келпи, не тянутся к тем, кто склонился над водами призрачные тонкие руки речных дев.
        Черные птицы перекрещивают небеса справа налево и с юга на восток, но ни в одной нет разума, ни одна не роняет перья-стрелы на воинов.
        Тайные входы в холмы пусты и открыты. Они ведут к неглубоким пещерам, пахнущим мочой и кислым пивом. Там можно встретить слабых детей, белокожих и не владеющих магией человеческих тварей, с которыми возилась его Айна, но в их глазах нет даже отсветов эльфийской крови.
        Никто.
        Не живет в воде, деревьях, под холмами.
        Где они все?
        С плаща опадают листья. Кровавый король нервничает. Королю нужно его сердце. Дыра в груди болит.
        - Слушайте, мужики! - меч за спину, охряной плащ, гниющие листья на голове.
        Ему не удивились. Чему удивляться, если рядом сидит чувак в семи футболках и драном кашемировом пальто с пуговицами из розового перламутра. А подле него другой - в ковбойских сапогах с блестящими шпорами и длинном вязаном колпаке до колен.
        Здесь под мостом и не такие бывают лихие ребята. Однажды ночевал какой-то поц в блестящем костюме, говорил, что Элвис. Никто ему не поверил, все знают, что Элвис никуда без розового лимузина. Здесь дует теплым воздухом от проносящихся сверху поездов метро, пахнет пластмассой и дегтем. Постели из тряпок, которые уже никак не намотать на себя, похожи на орлиные гнезда. У каждого свое.
        - Дайте дернуть, а? - тонкие пальцы тянутся к губам, лицо кривится ухмылкой. Им бы заглянуть в пронзительно-зеленые глаза, но им уже все равно.
        - Да на, - половина хабарика передается из грязных пальцев в митенках в длинные тонкие эльфийские.
        Пока Кровавый Король затягивается подмокшим от слюны табаком, дружище в вязаном колпаке оглядывает его, цокает, замечая босые ступни:
        - Слышь, ты б хоть тряпки намотал. Недавно на улице? - голос у него охрипший от бесконечного ветра с реки, от дрянной выпивки, от дешевых сигарет.
        - Весь ноябрь, - щурятся раскосые зеленые глаза.
        Ирн без спроса берет пластиковый стаканчик с прозрачным, чистым, огненным средством от зимы. Это они хорошо придумали - дрянной огонь проливается сквозь выжженную глотку, заставляет черную кровь бежать быстрее.
        - Да уж вижу, - кхекает тот. Ничего не говорит о стакане. - У больницы в баках поройся, там белье выкидывают, нарежешь да обмотаешь. Ботинки сложнее, но ты поищи в ящиках у церквей, если велико, тоже тряпки намотаешь и хорошо будет.
        Двое других молчат, нахохлившись, упрятав сизые носы в шарфы и воротники. Им уже все равно. А этот еще думает о других, передает мудрость жизни на улице.
        Ирн снова зло кривится и встает. Ему уже все ясно про этот мир железа и камней. Он прошел босиком половину города, пятная черной кровью железные заклепки мостов. Как они выжили - эти причудливые человечки без капли магии? Почему они выжили, а фейри нет?
        - Ты хороший человек? - спрашивает смертного Кровавый король.
        - Я-то? - кхекает тот. - Да разве ж я человек…
        - Я награжу тебя! - и голос его звенит высшей властью фейри как в былые времена, разносится медным звоном над рекой, летит в небеса…
        Но его заглушает шум проносящегося поезда.
        Весь этот мир заглушает его сияние, причиняет ему боль и вытягивает силу.
        Золотой меч отсекает голову чисто, всасывает в себя кровь.
        Тело тихонько приваливается к опоре моста - словно хозяин решил немного подремать. Никто и не заметил. Даже того, как мало вылилось крови на черное орлиное гнездо. Как гулко глотнул золотой меч.
        Кожа Ирна наливается цветом, тоже становится золотой.
        Он улыбается - ослепительно.
        Он больше не похож на сумасшедшего, который вырядился в плащ с помойки самодеятельного театра и сплел венок из ноябрьских листьев. Волосы его сияют шелковой чистотой, руки покрыты легким загаром, плечи распрямились и страшные раны, пачкавшие плащ чернотой, затягиваются, закрывают жадные рты.
        На месте холодной дыры без сердца нарастает толстая кожа, оставляя лишь пронзительно-алый шрам в виде звезды.
        Теперь Ирн выглядит как слегка перепившая знаменитость. Выскочил вот из отеля, завернувшись в первое, что попалось. Плохой приход был, дурное похмелье. Сейчас вернусь, догонюсь коксом и все будет в порядке.
        Ирну в этом мире еще жить. Ирну этим миром еще править.
        Ирн не верит в то, что видят его раскосые зеленые глаза. В этом мире больше нет волшебного народца. Земля священных рощ и колдовских лесов вымерла и опустела. Единственная дриада на все острова сотворена им самим из человеческой души - дрянной материал, но другого он просто не видит.
        А самое страшное - нигде нет магии. Он почти не в силах ничего сделать с миром, потому что вся магия фейри нынче - это он сам.
        Тяжелые опоры моста, сверкающие темным стеклом небоскребы, ржавые железные машины, даже сама поверхность земли, покрытая твердой коркой - все это полыхает другой, чуждой ему страшной и незнакомой силой. Мало Ирну было холодного железа, оставляющего раны, которые заживают часами вместо мгновений.
        Теперь почти все, что его тут окружает - враждебно природной золотой магии фейри. И где-то там вдали медленно бьется магическое сердце мира.
        Он почувствовал!
        С отвращением провел ладонью по железным перилам моста и вдруг обернулся, ощутив как где-то там, откуда он уже ушел, несколько раз упрямо стукнулось его сердце.
        Поманило его, натянув золотые жилы, потащило к себе.
        Он едва смог остановиться, так звала пустота в его груди.
        Но он точно знал, что когда пробудился, не смог почувствовать его биения. И потом, когда искал хоть малейший след тонкой лапки фейри на британских лугах, он не чуял золотого сияния крови мира. Значит кто-то принес его туда. И вряд ли друг.
        У Киндеирна не было друзей.
        Он зло усмехнулся, когда тяга вдруг погасла, как потушенная свеча. Так и думал.
        0.Сердце
        Глухая пыльная тьма вдруг разверзлась и на него впервые за долгое время упал яркий солнечный свет.
        Сердце стукнулось - в прозрачном воздухе близ волшебных лесов даже биться было легче.
        Оно стукнулось еще раз.
        И еще.
        Золотые искры эльфийской магии понеслись по венам мира, наполняя его силой, которую он не чувствовал слишком давно.
        Натянулись нити, встряхнулось Мироздание.
        Он был близко.
        Очень близко.
        Сердце позвало его, натянув до предела нити, отчаянно стремясь вернуться туда, откуда было безжалостно вырезано.
        Но…
        Сердце стукнуло еще раз и замерло, когда пыльная тьма снова укрыла его, отрезая от прозрачной синевы небес.
        6. Кристина
        Золотистое сияние окутало Кристину, согрело, подарило ощущение любви и принятия. Ей хотелось закрыть глаза, раскинуть руки и отдаться этой силе, которая связывала ее душу со всем, что есть в мире - с небом, землей, деревьями и травами, всеми на свете людьми. Она видела золотые струны, по которым текла эта невообразимая любовь. Текла куда-то… где ощущалось присутствие чего-то еще более могущественного и любящего.
        Очень хотелось лететь, бежать туда, отдаться силе золотого сияния, позволить унести в единственное место, где ей будет по-настоящему хорошо, где она будет по-настоящему дома. Кристина не позволила себе этого только по одной причине - мама. Рано умирать, рано отправляться в рай, сначала надо отдать свой дочерний долг.
        И от невозможности прямо сейчас оказаться там, в руках бога, в райском саду, на глазах у нее выступили слезы. Она стиснула пальцами податливую восковую свечу и упала на колени прямо на каменный пол собора Святой Софии. Резкая боль прострелила кости, и золотистое сияние, пульсировавшее у Кристины в голове ослабело, отступило, позволило ей - жить. А потом и вовсе ушло. Кристина так и осталась на полу. Не было сил встать.
        Тот Бог, который до сих пор жил у нее в душе - прятался за темными иконами в бабушкином доме, обещал покарать за ложь и непослушание устами мамы, - был скорее чем-то вроде свода законов и правил. Она жила по ним, бездумно подчиняясь, знала молитвы, отстаивала службы два раза в год - на Пасху и на Рождество, иногда забегала в церковь возле дома перед контрольными.
        Кристина знала, что все в мире создано некой высшей силой, но до сих пор не чувствовала в себе настоящей веры.
        Сегодня все изменилось, едва она вошла под высокие своды. В одно мгновение ее окутало тягучее сладкое золото и позвало за собой.
        Айя-София, древний храм, в котором долгие-долгие годы звучали совсем не христианские молитвы, увешанный поверх древних и тонких фресок символами чужой веры, оказался тем местом, где к ней впервые за семнадцать лет жизни снизошел Бог.
        Кристина стирала ладонью слезы, которые все лились и лились из глаз, и оглядывалась по сторонам, но никто на нее не смотрел. Здесь видели всякое - для мусульман это место тоже было знаковым, и после Голубой мечети, некоторые приходили молиться и сюда. Власти Турции не захотели отдавать полуторатысячелетний собор ни одной из претендующих религий, и сделали его музеем. Но накрывало здесь очень многих, и девушка, стоящая на коленях, никого не удивляла.
        А она потеряла счет времени.
        Тяжелые люстры с яркими лампами вместо свечей, дрожащее марево от свечей настоящих, тонкий запах воска и ладана от ладоней, тяжелая вязкая сладость в голове, которая растекается по телу и не уходит.
        Лица на иконах - неужели в шестом веке умели так рисовать? Как живые, словно их волосы перебирает ветер, а глаза смотрят живо и строго.
        Свечка в руках превратилась в мягкий комок воска. Так и не поставила ее никуда.
        Кристина все-таки поднялась, хоть и не с первой попытки. Ноги затекли до холодной тяжести мрамора и ощущались так же. Если не присесть, она точно упадет, когда кровь снова побежит по ним с пронзающей тысячью игл болью.
        Но она тут же забыла свою разумную мысль, выронила где-то по пути, как и комочек воска. Хорошо, что вещи были в рюкзачке, иначе она бы и его потеряла.
        Вышла, спотыкаясь о каждую ступеньку, и пошла куда глаза глядят, не обращая внимания на холодный ветер, назойливых котов и торговцев, и даже на аппетитные запахи от маленьких тележек с кефте, симитами и орехами в меду.
        Ходила по улицам, пока в глазах не начало темнеть, а мысли, витавшие где-то высоко над ее головой - не спустились обратно и не встряхнули паникой - самолет!
        Сколько времени?!
        Во сколько вылет?!
        Кристина крутнулась вокруг себя в надежде понять, где она, увидеть рельсы трамвая или хотя бы сувенирную лавку, где говорят по-английски. Но она забрела в какие-то совсем далекие кварталы, где вдоль улиц тянулись лишь беленые стены, из-за которых на улицу выглядывали апельсиновые и лимонные деревья, да лаяли собаки. Ни одного прохожего.
        Она вытащила телефон - простой, кнопочный, и роуминг у нее тоже не подключен, так что даже не позвонить никому. Семь часов. А во сколько они прилетели? Почему она не спросила ни у кого во сколько рейс?
        Неизвестно сколько километров Кристина прошла в своем забытьи, но мышцы намекали - слишком много, еще и бежать они уже не осилят.
        Сердце трепыхалось в груди как бешеное - что делать, если она опоздает на рейс? И почему все повороты улицы заводят ее в еще большие тупики?
        Когда в мире немых оград и брехливых собак наконец появился новый звук - рокот мотора, Кристина бросилась буквально под колеса машины и, глотая слова и буквы, путая к чертям все времена, попыталась объясниться с недоумевающим турком за рулем. Что-то такое он в итоге понял, потому что буркнул ей по-русски - «Садись!» и кивнул на место рядом.
        Надо было в этот момент подумать о какой-то безопасности, о том, что неизвестно, куда он ее завезет, но в плотном коконе паники было уже не новых страхов.
        И все время, пока они ехали - все-таки до аэропорта! - Кристина только и делала, что ловила за хвосты носящиеся по кругу мысли и усмиряла их.
        Так и знала. Так и знала. Так и знала.
        Турок высадил ее у международного терминала,отказался от попыток дать ему фунты, рубли и телефон - больше у Кристины ничего не было - и уехал, просто сделав доброе дело.
        А она проскочила, не задержавшись, с колотящимся сердцем и опрокинутым лицом все кордоны, рванула к знакомому залу ожидания, и только на его пороге уже сумела остановиться, разом ослабнув от облегчения.
        У гейта, где уже кучковалась очередь, ее ждала Людмила Сергеевна с выражением лица, не предвещающим ничего хорошего.
        7. Ирн
        - Привет, моя любовь…
        Энн понравился, очень понравился голос, который раздался за ее спиной, но у него был слишком странный акцент. Наверняка один из этих восточных мигрантов, которые с детства умеют петь сладкие песни, а потом запихивают своих жен в мешок с прорезями для глаз и побивают камнями за попытку из него вылезти.
        Поэтому поворачивалась она с раздражением:
        - Мы еще закрыты! - она пришла на работу в маленькую шоколадную лавочку на полчаса пораньше, чтобы без помех выпить чая и стряхнуть вечную усталость от недосыпа. И снова улыбаться посетителям. Хэллоуин закончился, начинается Рождественский Ад, надо быть в пять раз веселее обычного.
        Но едва ее взгляд схлестнулся со взглядом пронзительных зеленых глаз, все мысли схлынули, словно кто-то открыл шлюзы плотины. Мигом обмелели и высохли слова на языке, бесследно растворилось раздражение.
        Энн подалась вперед, сделала несколько шагов к окликнувшему ее посетителю. Он выглядел… волшебно. Как городской сумасшедший, но как совершенно волшебный городской сумасшедший в венке из листьев и золотом плаще.
        - Ты ведь откроешься мне, малышка Энни? - длинные пальцы скользнули по лицу девушки.
        Энн с трудом подавила совершенно неуместное желание обнять их губами и пососать. Ей и так стоило бы оттолкнуть его и приказать выйти. И даже вызвать полицию… возможно. Потом. После того, как он перестанет пропускать ее волосы между своими пальцами и смотреть на ее лицо с таким восхищением…
        - Что? - он, кажется, что-то спросил? Она забыла. Глаза цвета сочной травы… наверное, линзы. Он, возможно, один из актеров, что ставят сценки здесь на площади в праздники…
        - Я говорю, отсоси мне, шлюшка Энни, и я покажу тебе такие волшебные дворцы, каких ты никогда не видела.
        Что?!
        Энн встряхнулась.
        Но пальцы, которые только что были невероятно нежными, сжались, грубо сгребая ее волосы и опуская ее на колени. А другая рука, откинув плащ, под которым ничего не было, раздвинула ее губы. Она попыталась встать, закричать, но ее рот уже был занят.
        - Ты хороший материал для гордой эльфийки, шлюшка Энни, - его голос по-прежнему ласкал слух, даже несмотря на то, что он с ней делал. - Если тут у вас все такие, у меня будет удачный день.
        Энн почти задыхалась - ей еще не приходилось видеть настолько длинных приборов в своей жизни, хотя эпитет ей был подобран довольно справедливый.
        Но когда она в очередной раз закашлялась, ее рот внезапно освободили, рывком за волосы подняли на ноги и зеленоглазый незнакомец вдруг припечатал ее губы жестоким укусом.
        И оттолкнул.
        Энн отлетела к стеллажам с шоколадными фигурками и сползла на пол.
        Рядом с ее лицом улыбался эльф Санты в зеленом колпачке из марципана. Кровь из прокушенной губы капала на блузку, и Энн подставила ладонь. От изнасилования она очухается, а с шелка пятна уже не смыть.
        Ирн с насмешкой наблюдал, как расширяются глаза девчонки, когда капающая ей на пальцы алая кровь превращается в золотистую пыльцу и разлетается облаком по лавке от изумленного выдоха. Оседает на шоколадных фигурках, на огромных шоколадных брусьях, завернутых в грубую бумагу, облепляет витрину изнутри, заставляя даже бледный предзимний свет солнца превратиться в июльский.
        От неожиданности Энн опускает руку, и кровь течет струйкой по ее подбородку, по шее, ключице, затекает в ложбинку между грудями и уже там оборачивается золотом.
        Энн пытается выгрести ее, но пыльца только въедается в ее кожу, расползается по ней, и та начинает слегка зудеть.
        - Раздевайся, Энни, - мурлычет насмешливый голос. - Будет много интересного. А я пока навещу твоих соседок.
        Колокольчик над дверью звякает, но Энн уже не до того - она пытается смахнуть пыльцу с себя, но та как намагниченная липнет к ней, ползет ниже, забираясь под одежду, и кожа зудит все сильнее.
        Она и вправду начинает расстегивать блузку, совершенно наплевав на витрину от пола до потолка - ну и заметят, черт с ними! Когда он совал ей в рот свой член, никто не почесался!
        Раздеться - это ошибка, Энн понимает это, когда золотая пыльца растекается по открытой коже почти мгновенно. Но зудит все сильнее, и Энн стягивает бюстгальтер, расстегивает юбку, чтобы почесать живот, а потом еще ниже…
        И все кончается тем, что она стоит абсолютно обнаженная и покрытая золотом как девушка Бонда в «Голдфингере» среди шоколада, тоже покрытого золотой пыльцой. И, кажется, девушка Бонда от этого умерла!
        Энн не успевает испугаться и подумать, как это будет ощущаться - задохнуться под золотой краской, потому что корка из пыльцы вдруг стягивает ее кожу в одних местах, рассекает в других, пережимает вены и выворачивает руки так, что трещат кости. Хочется кричать, но горло тоже сдавливает корка пыльцы, сжимает все сильнее, и Энн понимает, что, кажется, сейчас умрет.
        Ирн возвращается через полчаса - столько времени у него заняло найти еще шестерых.
        Он проводит пальцами по тонким острым скулам, по тонким острым ключицам, по тонким острым косточкам на бедрах очень-очень тонкой, невозможно, невероятно, недостижимо для человека, фигурки.
        Энн поднимает остренькое личико и улыбается его ласке. За тонкими губами - треугольные мелкие зубки. Кожа у нее золотая, а за плечами - прозрачные стрекозиные крылышки.
        - Ты моя самая красивая, - нежно говорит Ирн, любуясь своей эльфийкой. - Пойдем танцевать.
        И колокольчик на двери звякает еще раз.
        На полу лавки остается лежать гора отвратительно воняющих внутренностей: желудок, почки, печень и много-много метров кишок.
        8. Кристина
        - Неблагодарная мразь!
        В чем-то Кристина с директриссой согласна.
        - Отбившаяся от рук хулиганка!
        А в этом нет.
        - Эгоистка, нахалка, свинья! У Людмилы Сергеевны из-за тебя был гипертонический криз, вчера скорую вызывали!
        Кристина чувствует себя виноватой.
        - Школа и фонд могли бы рассчитывать на хотя бы какую-то лояльность, ты так не думаешь? После того, что мы для тебя сделали! После того, как выучили, воспитали - но это мы и обязаны делать по закону, но мы сделали больше! Мы дали тебе шанс, взяли в эту поездку!
        Формально Кристина получила ее в награду за победу в городской олимпиаде. Но получила не от города, а от фонда для одаренных детей, так что в принципе тоже в чем-то правда.
        - Мы надеялись, что ты научишься чему-то, испытаешь благодарность и принесешь пользу школе! Вместо этого ты черте чем занималась! Сбежала от группы, трахалась там небось с какими-нибудь турками!
        Кристина молчала - пока Нинель Владимировна разогревалась, потом пока накручивала себя, и теперь, когда уже вышла на боевые децибелы, - и планировала молчать и дальше, но вот это уже было чересчур!
        Она взметнула обиженно-яростный взгляд на сидящую за столом директриссу. Сама Кристина уже полчаса стояла перед ней, ноги отваливались, голова кружилась, но она не жаловалась. Она знала, в принципе, на что шла. И догадывалась, что попадется. Но вот это…
        Директрисса и сама поняла, что перешла грань и как-то прикрутила сияние своего нимба.
        - В общем, Васильева… Конечно, ни на какие олимпиады тебя никто больше не возьмет.
        Неправда. Если не брать Кристину, кто будет их выигрывать? Вик? Или мальчики-мажоры, знающие английский, конечно, великолепно, но в основном ту его версию, которой их научили их американские друзья в летних лагерях. А кто будет отвечать на зубодробительные вопросы по пассивному залогу? Варя? На Варю где сядешь, там и слезешь.
        - И о поездках больше не может быть и речи, ты теперь в нашем черном списке, все.
        Это тоже бесполезно. Какие поездки, если сейчас надо готовиться к ЕГЭ? Кристина вздохнула. Неприятно. Справедливо. Но как-то без последствий.
        - Ну и, конечно, в характеристике в вуз это все будет подробно отражено. И твой моральный облик, и твое поведение, и то, какие у тебя отношения с преподавательским составом. Не думай, Васильева, что легко отделалась.
        Кристина и не думает. Но на самом деле, ей и характеристика не нужна. В колледж всех берут. Если бы в прошлом году решили, что будут тянуть ее на золотую медаль - тогда, конечно, все так легко бы не прошло. Но сейчас… Ей только очень стыдно.
        - Поможешь подготовить ребятам отчет о поездке, отдашь фотографии, но сама на сцену не лезь, ты свои пятнадцать минут славы в Стамбульском аэропорту уже получила.
        Нинель Владимировна отпила из стакана, повозила мышкой по столу, во что-то вгляделась на мониторе. Кристина продолжала ждать. Это еще не означало конца экзекуции, а она хорошо помнила, что бывает, если попытаться уйти раньше.
        Кристина аккуратно переступила с ноги на ногу. Ботинки промокли, пока она неслась по ноябрьской грязи с утра в школу, и сейчас в жарко натопленном директорском кабинете неприятно высыхали и сжимались. Где-то в рюкзаке ждали чистые теплые носки и сменка, но ей не дали ни переодеться, ни даже повесить пуховик, сразу под конвоем отправили к директриссе. Сейчас Кристина предпочла бы быть даже на уроке алгебры, который шел без нее где-то там наверху.
        - Ну что, Кристина… - Нинель Владимировна вздохнула и потерла виски кончиками пальцев. Вот откуда у Людмилы этот жест! Только у Нинель он смотрелся органичнее, как у аристократки. - Хотела бы я сказать, что все мы были молодыми и совершали ошибки… Но ты должна понять, что у тебя права на ошибку нет…
        Голос директриссы стал задушевным, как будто она действительно давала добрый совет, а не готовилась унизить еще сильнее прежнего.
        - Тебе надо приложить все усилия, чтобы добиться хоть чего-нибудь. Одного таланта мало, нужны условия для его развития. А у тебя и талант… прямо скажем, небольшой. И если ты хочешь подняться выше своей матери, тебе нужно забыть о гордости и налаживать хорошие отношения с теми, от кого зависят жизненные шансы. Вот тебе мой, считай, материнский совет.
        В воздухе повисло логичное: «Уж если твоя мать тебя жизни не научила».
        Мама научила Кристину засовывать свое мнение куда подальше, когда от него нет никакой пользы кроме вреда, поэтому она кивнула и не стала больше поднимать глаза от пола.
        - Вот и хорошо. Иди в библиотеку, я пришлю остальных, подготовите отчет для завтрашнего выступления перед фондом.
        На выходе из кабинета ждал Вик. Прогуливал, разумеется.
        - Окунула в дерьмище, попеняла баблом и отправила пахать за наших золотых ребят? - поинтересовался он, пристраиваясь к быстрому шагу Кристины, которая торопилась наконец переодеть ботинки.
        - Я с тобой вообще не разговариваю. А в состав золотых ребят ты тоже входишь.
        - Крис, да забей. Ты ж сама виновата. Могла бы раньше вернуться, - Вик сел рядом на скамейку и толкнул Кристину в плечо.
        - Можешь со мной вообще больше никогда не разговаривать? - взмолилась Кристина, отодвигаясь от него.
        - Могу, если скажешь Варьке, что ты мне очень благодарна и вообще я хороший парень.
        - Чего? - Кристина оторопела. - Ты опять, что ли? Вик, она только забыла тебя…
        - А я передумал, - ухмыльнулся он, перекусывая зубочистку и сплевывая на пол.
        9. Ирн
        Семь золотых эльфиек кружились под призрачную музыку в большом танцевальном зале под холмом. Сумрачные тени ложились на золотистые крылышки непосильным грузом, тяжелый воздух пустых столетий сопротивлялся словно водяная толща, и эльфийки постоянно сбивались с такта и спотыкались.
        Земляной потолок нависал слишком низко, бриллиантовая паутина выцвела и растрепалась, зеркало воды на полу помутнело, и кое-где завелась плесень. Ее не было видно, но сколько эльфийки не взмахивали крылышками, разгоняя по залу аромат цветов, привкус гнилой влаги все равно возвращался.
        Ирн полулежал на выбеленной морем коряге в виде двухместного трона - впрочем, ему и одному едва хватило развалиться, задрав босые ноги к потолку. Волосы цвета старого золота свисали до пола, отсутствующий взгляд блуждал по серым корням деревьев, за столетия прокопавшиеся в заброшенные залы. Он, казалось, не смотрел на тонкие золотые фигурки, но стоило эльфийкам замереть, поднимал руку, и музыка становилась чуть громче, принуждая сплетаться пальцы, скользить ступни и поворачиваться тело.
        Все было не то.
        Ирн развернулся, перевел взгляд на танцующих:
        - Может, вам нужны партнеры? - он тряхнул волосами, рассыпая золотую пальцу на пол бывшего бального зала.
        Подходящий заброшенный холм нашелся прямо в городе - в Гринвичском парке. Ирн даже не сомневался, что там никого нет, и оказался прав. Похоже было, что во всей Британии нынче не сыскать фейри кроме тех, что сделал он сам.
        Он знал, что надо сделать следующим - поискать их в других местах. В других странах, в тайных рощах по всему миру, посмотреть в глаза правителям - не бывало еще такого, чтобы у королей в роду не встретилось фейри и в глубине глаз не мерцали золотые искры. Но сегодня ему хотелось ненадолго вернуться в привычный мир, в котором вечные танцы, вечное вино, недолговечная любовь и серебристый смех.
        Со смехом тоже было не очень. Острозубые свежерожденные эльфийки не знали старых танцев, не умели веселиться так, как древние фейри, почему-то шарахались от него и вообще походили на поломанный механизм с куклами-автоматами - резкие движения, заедающая мелодия и облезлая краска на серебряных шестеренках.
        Пыльца мигнула золотом и скрылась в мутной воде… но через несколько мгновений из каменного пола выросло шесть черных фигур. Что там за тысячелетия скопилось под магическим зеркалом воды, Ирн не знал, но ему было даже любопытно.
        Золотой меч скользнул в руку и одним движением прошелся по всем шестерым, оставив каждому отметину: на плече, на животе, на горле, на колене, на виске и на губах. Остатки крови смертных смочили черный камень, пыльца фейри впиталась в пористую поверхность, и фигуры задрожали, расплываясь, словно Ирн смотрел на них сквозь горячий воздух.
        Вороньи перья, осколки стекла и камней, оброненные кольца, жухлая листва, кости рыб и мелких зверей, сгнившие шкуры, уголь и песок - все шло в дело, встраивалось, вплавлялось и искало свое место на высоких черных фигурах, поначалу неуклюжих, но с каждым мгновением все более угловато-резких и ловких.
        - Звезды… - негромко позвал Ирн, подняв голову к потолку, и своды холма разошлись, открывая бывший бальный зал ночному небу. Двенадцать звезд сорвались с небосвода и упали на его протянутые ладони. Он встряхнул пальцами - и фигуры открыли сияющие светлые глаза.
        - Танцуйте! - махнул Кровавый Король, вновь закрывая холм. Музыка - отражение звучащей когда-то в этих залах - вновь возникла из сотен прошедших лет и заставила шестерых темных сидов шагнуть к шестерым золотым эльфийкам и заскользить по залу в странной призрачной джиге, фигур которой не знал никто, даже Ирн, но тела фейри и эльфийские души каким-то странным образом подсказывали им, что делать.
        Ирн подскочил с трона, убирая меч за спину, обернулся в золотой плащ, который в одно мгновение превратился в золотую рубашку с широкими рукавами и очень, очень обтягивающие штаны, и протянул руку последней седьмой эльфийке.
        Чуть ярче засияли мхи на стенах, чуть громче ударила джига, но все равно шуршание крыльев, чешуи, перьев, топот ног, шорох одежды звучали сильнее. Они были реальными, а музыка - нет.
        Киндеирн подкинул в воздух свою партнершу, подождал, пока она ударит слюдяными крылышками и поймал в ладони невозможно тонкую талию.
        Обернулся:
        - Весело?
        Все казалось призрачным. А имитация веселья - чьим-то сном, сумбурным и вялым одновременно.
        Едва Ирн отпустил магию музыки - пары остановились и обернулись к нему. Словно он продолжал быть центром их вселенной. Это льстило бы ему, будь они настоящими древними фейри, но сейчас казалось, что он дергает за ниточки кукол. И едва отвлекается - они безжизненно виснут, даже не пытаясь что-то сделать сами. Ирн раздраженно дернул на себя эльфийку, чуть не ломая ее тонкий стан:
        - Где же ваша воля? Где жизнь? Сколько она вливала в вас своей души, почему вы так и не превратились ни во что путное?
        Эльфийка испуганно смотрела на него огромными золотыми глазами. Ее маленькие пальчики, подрагивая, легли на его грудь. Она заглядывала в его лицо снизу вверх, стараясь уловить, чего хочет король.
        Зеленые глаза бешено сверкнули:
        - Не умеете танцевать - трахайтесь!
        Полулежа на выбеленном морем троне, Кровавый Король наблюдал, как в центре бального зала сплетаются тонкие руки, мускулистые ноги, черные перья и золотые крылья, волосы светлые и волосы темные, касается кожа бледная кожи смуглой, соединяются по двое-трое-четверо в причудливые фигуры немногочисленные его подданные. Играла призрачная музыка. Тонкие губы эльфийки скользили по его члену в том же ритме.
        10. Ирн
        Утро пришло незаметно. В полутьме внутри холма его не почувствовал никто кроме Ирна, очнувшегося от своих мыслей, в которые он ушел так давно, что и не запомнил, в какой момент эльфийки и сиды вокруг него угомонились наконец. Переплелись золотыми и черными телами, утомленно уснули в призрачном свете.
        Эльфийка, что досталась ему, свернувшись калачиком, лежала у его ног. Мимолетно он даже пожалел бедняжку - пока все развлекались, она… Она что? Он не помнил.
        Кровавый король поднялся и прошел мимо спящих тел, обогнул чью-то откинутую руку, раслетевшиеся в стороны волосы. Эльфийский холм напитался их страстью и стал выглядеть уже не таким унылым и заброшенным, но до сияния прежних дней ему все еще было далеко.
        Земляные переходы вывели Ирна на поверхность, где занимался поздний рассвет, больной и темный, как все ноябрьские рассветы. Праздничная одежда осыпалась с него листвяной трухой, охряной плащ привычно обвился вокруг тела.
        Надо признать, что как прежде уже ничего не будет. И дело не в том, что эти новые фейри, сотворенные из людей, какие-то не такие. Пройдет пара столетий - и станут, какие надо. И не в том, что сотворены они из его крови и магии, а значит неоткуда им взять беззаботности и легкости, пока не научатся им сами.
        А в том, что Киндеирн изменился дважды за свою бессмертную жизнь. Сначала, когда встретил Айну, потом, когда потерял ее.
        И если после первого изменения он научился наслаждаться танцами и любовью, то после второго он наслаждался только кровью: золотой, алой, серебристой, зеленой, черной - всеми цветами крови фейри. И смертью бессмертных. Умоляющими криками, стонами боли, шипением, треском костей, свистом меча.
        Сначала он должен уничтожить тех, кто убил его любовь. Всех. Если кто-то из них еще жив - рано танцевать под холмами. Потом найти свое сердце и вернуть магию в мир. Уничтожить эти города из железа, вытравить их зудящую холодную силу из земли. Вернуть себе власть. И только тогда - научить новый народ фейри быть беззаботными, злыми и веселыми.
        Если где-то в мире еще остался волшебный народец - он их найдет, пусть придется обойти весь свет.
        Может быть, в своих странствиях он вновь почувствует притяжение сердца.
        Где оно может быть?
        Кто хранит его у себя, прячет и запрещает биться?
        Холодный свет ноябрьского солнца тянулся длинными полосами по яркой траве парковой лужайки. Тишину усталого утра и тяжелых мыслей Ирна нарушили далекие пока смех и болтовня. Под сень огромного раскидистого дуба, растущего на другой стороне луга, выбежало десятка два детей. Крошечных, едва ли ему по пояс, в смешных одинаковых жилетах, забавных - намного забавнее, чем взрослые. Старый дуб так аккуратно стряхивал на них разноцветные листья, что Ирн удивленно поднял бровь и потянулся к нему своей силой. Но дуб тоже был пуст. Странно, что без своего духа дерево пережило трехсотлетний юбилей.
        Во времена Ирна люди не были так беззаботны. И уж точно не пускали детей в колдовские леса почти без сопровождения. Эти же хохотали и бросались сухими листьями так, будто не существует порождений темноты, спящих в этих древних лесах.
        Хотя, возможно, их больше и не существует. Кроме Киндеирна.
        Девушка в ярко-рыжей куртке, следящая за детьми, тревожно оглянулась, хотя видеть волшебный холм и фейри на нем не могла. Они были скрыты магией куда более древней, чем даже та которой владел Ирн. И сейчас эта магия пригодится ему. Королю нужна армия.
        Он не сомневался, что справится со всеми фейри, которых сумеет найти. Сейчас никто не сможет его отвлечь, поманить призраком Айны. Она мертва, и он давно смирился. Он не соблазнится даже на самый ничтожный намек, и тем более еще раз не попадет в ловушку. Но рисковать тоже не стоит.
        Новые фейри пригодятся ему тогда, когда он будет выпалывать эту чуждую миру холодную магию из городов. Миру нужны волшебные существа. Желательно - уже мудрые, отчаянные и беззаботные, как всякие фейри, которым исполнилось не меньше пары сотен лет.
        У него есть холмы - те, куда забредали смертные, где танцевали с эльфами всего одну ночь и возвращались такими молодыми в свои деревни, где проходило полсотни лет. Или наоборот - поседевшими и постаревшими, хотя не было их всего неделю. У него есть тринадцать эльфов в старых эльфийских залах. Пусть и займутся этими детьми.
        Ирн с усилием воткнул золотой меч в траву. Хрустальный звон наполнил парк, поманил тайной мелодией, запахом маршмеллоу и имбирного печенья, распахнул золотые ворота - клены склонились, рассыпая на дорогу желто-красно-зеленые листья. Маленькие человечки один за другим бежали по дорожке из эльфийских драгоценностей в разверстое чрево холма.
        Двадцать. Мало.
        Ирн подумал, и не стал вынимать меч. В конце концов, это крайне неудобно - таскать его за собой в изменившемся мире. Он найдет себе другое оружие. И ему понадобится одеться так, чтобы не слишком отличаться от местных.
        Девушка в рыжей куртке растерянно бегала по парку, паника все сильнее искажала ее лицо - но последний ребенок в светоотражающем жилетике уже скрылся в древних залах. Она была слишком взрослой для того, чтобы услышать конфетный зов Ирна и последовать за ними.
        Он задумчиво посмотрел на ее веснушки, тонкий носик и рыжие волосы. Пахнет персиками и страхом.
        Ирн позволил ей увидеть себя.
        11. Кристина
        Она вошла в квартиру как раз в тот момент, когда мама попыталась сесть на табуретку, но почему-то промахнулась и завалилась на пол, глядя мимо Кристины, мимо окна, кажется, вообще мимо всего, в невозможную даль.
        - Мам, что с тобой? - Кристина отбросила рюкзак и рванулась на кухню, успев в последнюю секунду, не дав удариться головой об пол.
        Мамины пальцы скребли по ее рукаву, стараясь ухватиться, но в них не было силы сжаться. И взгляд - он оставался таким же расфокусированным, и Кристину затапливал невозможный ужас.
        Она опустила маму на пол, дернула полотенце со стола, положила ей под голову. Поискала глазами - вода? Таблетки? Телефон и вызвать скорую? Почему-то ничего не приходило в голову, и она только перебегала взглядом с окна на мамино лицо, с него на капающий кран и на приоткрытую входную дверь, которую не успела захлопнуть.
        - Мам?.. - она сжала мамины пальцы, и те наконец отозвались пожатием.
        - Все хорошо…
        Мама подняла дрожащую руку и ощупала свое лицо, как будто боялась, что потеряла его где-то. Приподнялась, опираясь на локти, посмотрела на дочь:
        - Ты чего?
        - Что я? - Кристина провела ладонью по лицу, стирая слезы. - Мам, скорую?
        - Помоги встать…
        Кристина протянула руку, поддержала под локоть, и мама сначала села на полу, а потом поднялась и встала, опершись на стол.
        - Дверь-то закрой.
        Кристина отошла, оглядываясь, но мама пошатывалась, но стояла.
        - Мам, все хорошо?
        - Да конечно! - та махнула рукой. - Голова что-то закружилась и все. Ты чего так рано пришла?
        - Я вещи кинуть и флешку с материалами взять. У нас отчет по поездке.
        - Ой, так иди скорее! Переоденься в блузку, в кремовую, хорошо? И юбку новую, может? Или лучше то платье?
        - Мам, ну ты чего? Просто школьный отчет… - Кристина рассмеялась, но еще несмело, настороженно. - Чего на него наряжаться?
        - А я говорю - надень платье! - неожиданно твердо сказала мама. - Пусть увидят, что моя девочка не только умная, но и красивая.
        В другой раз Кристина бы отказалась - шерстяное платье цвета топленого молока, обтягивающее, одновременно очень сексуальное и уютное, не совсем подходило для школьных дел. Но сейчас она почему-то боялась возразить маме, словно это могло спровоцировать новый приступ.
        Зимние ботинки у нее были только одни, никаких подходящих сапожек или хотя бы осенних туфель, поэтому пришлось сделать образ еще и немного брутальным. Впрочем, Кристине даже понравилось - получился очень контрастный наряд, от которого поначалу впадаешь в ступор, пытаясь расшифровать противоречивые сигналы.
        Так и отправилась в школу, получив уверения от мамы, что все будет в порядке и она уже записалась к врачу на всякий случай.

* * *
        Людмила Сергеевна, разумеется, смотрела сквозь нее. Попросила выйти вперед Вика, Варю, Ленку и еще одного мальчика-мажора, который, по счастью, лучше всех знал английский и говорил с британским акцентом, в отличие от остальных.
        Кристину задвинули в задний ряд - в передних расположились представители благотворительного фонда и еще какие-то люди, которых Кристина до сих пор в школе не видела. Презентацию по-русски вел Вик, как человек с самым подвешенным языком. Когда требовалось говорить по-английски, вступали остальные. Кристина могла бы гордиться тем, что обычную ее работу на таких мероприятиях сейчас выполняет четыре человека, но все равно было немного обидно. Тем более, что видео монтировала она сама, и там был ее голос, и кое-где на фоне достопримечательностей появлялась и она сама. А тут как будто ее и нет.
        Вероятно, это тоже входило в наказание. Засветиться перед фондом было выгодно. Как ни крути, а в поездки отбирали тех, чьи имена хотя бы слышали. И именно Кристине фонд давал больше всех - сертификаты на бесплатные уроки, летние городские лагеря, которые она могла себе позволить не больше, чем поездку в Англию, и в конце концов эта поездка. Обещали подкидывать работу по переводу, как только она получит аттестат, и уже подкидывали копеечные расшифровки аудиозаписей интервью на английском.
        - Спасибо нашему фонду «English Breakfast» за познавательную поездку! Мы надеемся на дальнейшее сотрудничество! - в конце отчета слово взяла Людмила Сергеевна. От криза, если он был, она уже очухалась, сияла бодро и улыбалась во все сорок восемь зубов в адрес спонсоров. - Сегодня к нам пришли также наши новые друзья - НКО «Новая смена»! Они прослышали про наших талантливых ребят и хотели бы отобрать кого-нибудь в свою программу поддержки будущей интеллектуальной элиты страны! Слово помощнику депутата Гаврилову Алексею Викторовичу!
        Кристина вздохнула. Наказание только что стало более чем весомым. И в то же время она подозревала, что к этому «социальному лифту» ее бы все равно не подпустили, там и так полно желающих.
        Алексей Викторович оказался довольно молодым парнем, не старше двадцати пяти. Темно-русые волосы аккуратно подстрижены, но видно, что не просто «прическа мужская, одна штука», а работал настоящий мастер, который умеет найти форму, которая бы подошла к профессионально широкой улыбке этого помощника депутата, его голубым глазам и ямочкам на щеках.
        Он ненавязчиво сверкнул мощными часами как у президента - и даже на правой руке, поправил полу пиджака, как если бы под ним было что-то скрыто и повернулся к залу, демонстрируя открытые ладони. Все девчонки тут же сделали стойку.
        Алексей Викторович же улыбнулся Людмиле Сергеевне и очень доброжелательно, но твердо спросил:
        - Я не вижу тут среди выступающих однозначно талантливого вашего ученика. Я говорю о той девушке, что озвучивала презентацию и рассказывала очень интересную историю Лондонского пожара в ролике. Она ведь ваша ученица, я не ошибаюсь? Почему вы скрываете такой бриллиант?
        И он безошибочно повернулся к тому темному углу, где пряталась Кристина.
        12. Кристина
        Повинуясь раздраженному жесту Людмилы Сергеевны, Кристина вышла вперед. Осмотрев ее с ног до головы, завуч поджала губы. Что она подумала, было нетрудно догадаться. Не взяли выступать, так привлечь к себе внимание хоть так. Внимание Кристина действительно привлекла. Как минимум своего класса.
        Вик лапал ее глазами, вообще не останавливаясь. Кто-то из зала присвистнул, и даже этот помощник депутата Алексей Викторович, прежде чем посмотреть ей в глаза, задержался взглядом сначала на ее бедрах, которые платье отменно подчеркивало, а потом на декольте.
        А вот когда он добрался до глаз, Кристина чуть не споткнулась. Она покачнулась, вновь обрела равновесие, но мир как будто немного сдвинулся со своего места. Звуки стали чуть звонче, цвета чуть ярче, воздух приобрел вкус - как будто после бутилированной воды пьешь родниковую. И появилось ощущение легкой нереальности, словно она попала в чужую сказку.
        Голова закружилась, пока мозг пытался осознать, куда он попал. Кристина сразу подумала о маме - она так же себя чувствовала перед обмороком? Нет, вряд ли. На нее никто не смотрел глазами Большого Плохого Волка из сказки, как этот Алексей. Как она ни старалась стряхнуть это ощущение, оно только усилилось, когда он подхватил ее под локоть.
        - Эта… несомненно талантливая ученица, - прошипела с парадной улыбкой на губах Людмила Сергеевна. - К сожалению, сильно нас подвела в этой поездке. Мы посчитали, что раз она не может соблюдать дисциплину, то и делать тут ей…
        - Простите, как вас зовут? - не слушая завуча, спросил у Кристины Алексей.
        - Васильева. Кристина, - пробормотала она, пытаясь понять, почему ей хочется спрятаться от него за спиной у завучихи.
        - Посмотрим… - он поднял со стола какой-то листок с текстом и пробежал его глазами. - Простите… - это уже Людмиле Сергеевне. - А почему Кристины Васильевой нет в списках для нашей организации? Насколько я понимаю, поездку Кристины оплачивал фонд, значит она из малоимущей семьи. И талантлива. Именно о таких учениках мы и хотим позаботиться.
        - Я ведь уже сказала, - нервно приложила украденным у директриссы жестом пальцы к вискам завуч. - Кристина ненадежный человек, мы не можем…
        - Все вы можете, - Алексей так и не выпустил Кристининого локтя и сейчас стиснул его. - Только не хотите. Была бы она богатой ученицей, чьи родители «помогают» школе, вы бы себя так не вели. И вся «ненадежность» девочки считалась бы простительной.
        Помощник депутата сделал шаг к завучу, потрясая списком учеников:
        - Не смейте так делать! Мы для того и основали «Новую смену», чтобы такие как вы больше никогда не мешали талантливым детям…
        - Алексей Викторович! - Людмила Сергеевна наконец вспомнила про тайное оружие - учительский голос, которого до пенсии боятся даже генералы. - Вы молоды и не понимаете…
        - Так!!! - у Алексея Викторовича оказался голос помощнее учительского, и он гаркнул на все помещение. - Давайте разберемся!
        Кристина почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Головокружение только усиливалось, а звуки то взмывали тонким писком, то растягивались как замедленная пластинка.
        - Можно я… выйду? - пробормотала она.
        Но никто не обратил внимания.
        Скандал набирал обороты.
        Пользуясь тем, что ее руку наконец выпустили, Кристина сама доковыляла до дверей и, задыхаясь, пробежала до выхода из школы, где наконец глотнула холодного ноябрьского ветра. В голове прояснилось.
        Сколько она так простояла, Кристина не знала. В воздухе висела влажная дымка, но дождь не шел, и было еще достаточно тепло, чтобы она не замерзла даже в тонких колготках. Возвращаться не хотелось совершенно. Этот мерзкий скандал, это бесконечное унижение…
        Алексей Викторович был, конечно, прав. Будь на месте Кристины Варя, ничего бы не случилось. Поорали и забыли. Но то, что кому-то пришлось защищать ее как бедную, нищую, угнетенную крестьянку такую… Это было такое фу, что Кристина готова была отказаться от всей помощи, лишь бы больше не попадать в такую ситуацию.
        Дверь школы хлопнула, и Кристина оглянулась.
        На крыльце стоял Алексей Викторович.
        Прикуривал сигарету.
        Кристина развернулась, чтобы уйти, но он остановил ее:
        - Васильева? Тьфу, черт… - скривился он. - Эта школьная манера всех по фамилиям. Погоди, Кристина, не уходи.
        Ее неприятно царапнуло это обращение на ты, но он тут же исправился:
        - Зови меня Алексей и тоже на ты, пожалуйста, я не намного старше, - он взял в зубы сигарету и протянул ей свободную руку. Она с некоторым недоумением ее пожала. Ей раньше никогда не жали руку. - Давай поговорим?
        Кристина неуверенно кивнула. Она встала так, чтобы дым шел в другую сторону, но легкий ветерок никак не мог определиться, в какую сторону он дует и постоянно сдувал сизое облако на нее.
        - Не любишь дым? - догадался наконец Алексей. - Прости.
        Он затушил сигарету о блестящий бок урны и выкинул ее.
        - Спасибо, - тихо сказала Кристина. Теперь она почувствовала, что замерзла, но уйти было уже неловко.
        - Так вот, Кристина… - Алексей покачался с пятки на носок, глядя на нее. - Ты очень талантливая девочка, я посмотрел твое личное дело. Ради таких как ты, мы и основали нашу организацию. Вот исключительно ради таких.
        - Бедных? - вырвалось у Кристины горькое.
        - Способных, но без возможностей пробиться, - спокойно парировал Алексей. - Ты куда поступать думаешь?
        - В библиотечный колледж, - буркнула Кристина, ежась от пробирающегося под платье холода.
        - Книжки читать любишь? - хмыкнул Алексей.
        - Все бюджетные места в иностранке - для медалистов, - покачала головой Кристина. - А в универе конкурс такой, что шансов почти нет.
        - В международном?
        - Там нужны рекомендации от курирующих организаций, - Кристина пожала плечами и спрятала заледеневшие пальцы в рукава. - Мне теперь даже характеристику не дадут.
        - Других мест нет?
        - Другие платные.
        - Понятно, - Алексей достал из кармана пачку сигарет, зажигалку, посмотрел на них некоторое время и убрал обратно. - Вообще-то с твоими мозгами нужен нормальный институт.
        Кристина снова пожала плечами. Ну нужен. Мало ли что кому нужно, жизнь несправедлива. Но он продолжил:
        - Рекомендации мы тебе выбьем. А вот чтобы получить льготу на оплату, надо зарегистрироваться в нашей программе. Надо подъехать в офис, заполнить бумаги.
        Кристина не поняла даже, что он предлагает. Доходило долго.
        - Вы хотите дать рекомендации в международный институт?
        - И оплатить тебе учебу там или любом другом нормальном вузе, если сдашь экзамены на нужном уровне. Нам нужны талантливые девочки.
        Кристина не заметила оговорки. Ощущение нереальности происходящего усилилось настолько, что она ждала, что из-за кустов вот-вот выйдет розовая единорожка.
        - Давай свой телефон. Будем напрямую общаться, а то что-то школа у вас гнилая, - скривился Алексей.
        Кристина вскинула на Алексея глаза, но он смотрел на нее прямо, вроде бы без задних мыслей. Она поколебалась, но продиктовала свой номер.
        Он улыбнулся, и на щеках появились ямочки. На левой чуть поглубже.
        13. Ирн
        Железо - это больно.
        Ирн пропустил войны между людьми и фейри.
        Они ведь были?
        Иначе откуда взялось все это холодное железо в их мире на каждом шагу.
        На каждом.
        Земля покрыта железом, дома из железа, инструменты, оружие, одежда, повозки - почти все, до чего он дотрагивается, носит в себе железо.
        Если в этой войне победили люди, победили они нелегко.
        В их трехсотлетних деревьях никогда не было души. Может быть, фейри ушли намного раньше.
        И если до сих пор эти слабые племена Дану боятся выпустить холодное железо из рук, значит фейри их здорово напугали.
        Ирну стало понятнее, почему он не встречает волшебный народец в этом мире. Если они вообще живы, искать их надо там, куда не добралось вездесущее железо - в заповедных рощах, в тайных долинах, вход куда открывается только в определенные дни и часы.
        Возможно, именно там он и сразится с остатками армий своих врагов.
        До ночи зимнего солнцестояния, когда откроется проход в самое главное место - Рощу Айны, где сама земля дышит магией, остается еще достаточно времени. Он успеет проверить все остальные места.
        Тем более, что люди придумали много быстрых и забавных способов перемещения. И хотя железо - это больно, Ирн достаточно силен, чтобы потерпеть.
        Он только морщится, проходя через железные рамки в аэропорту. Железо он терпит, но излучение, проникающее внутрь кожи - это по-настоящему неприятно.
        Ему даже приходится остановиться на пару секунд и прижать пальцы к шраму-звезде на груди, настолько жжет пустота внутри.
        Когда он вернет свое сердце, все изменится. И для него, и для этого мира. И кажется, этому миру очень не понравится.
        Длинные золотые волосы собраны в низкий хвост, перехваченный серебряной заколкой. Капюшон темно-красной толстовки ложится на воротник длинного черного пальто, которое удачно скрывает шесть серебряных ножей на поясе.
        Ирн любит ножи. То, что люди их боятся - только к лучшему.
        Но сквозь боль и тошноту от железа вокруг он чуть не забыл отвести глаза наблюдателям. Пришлось остановиться в огромном светлом зале, из которого можно было наблюдать за взлетающими - железными! - самолетами и на скорую руку заговорить амулет в виде крошечной алмазной капли в ухе.
        Теперь она будет думать о том, чтобы люди забывали о том, что Ирн им чем-то не нравится.
        Джинсы ему не понравились. Запах краски горчил на языке, надеть это на себя было хуже, чем ходить с железным мечом в груди.
        Он выбрал кожаные штаны.
        Слишком гладкие на его вкус. Но в целом ему понравился результат.
        И толстая подошва ботинок, почти убирающая боль от хождения по железным полам - тоже. Обжигаясь, он сорвал с одежды все железные части и заменил их на серебро.
        Оставалась последняя проблема - долгие часы в самолете.
        Но когда он, морщась, вошел в чрево железной твари, его встретили улыбками две блондинки в голубой униформе.
        Ирн всегда любил фейри-блондинок. Пока не встретил темноволосую Айну - после этого они любили их вместе. Так что две женщины, которые терлись об него весь полет, и своей теплой человеческой близостью, уютной мягкостью, сияющим восхищением в глазах убирали и зуд, и головную боль от проклятого железа, очень скрасили ему эти несколько часов. Ирн даже решил наградить их так, как редко кого награждал - подарить им выбор.
        Может быть, этот человеческий мир уже изменил его сильнее, чем он думал.
        Когда самолет приземлился, он спросил:
        - Деньги или любовь?
        Одна ответила:
        - Деньги.
        И Ирн, усмехаяясь, насыпал ей из ладоней целую гору тяжелых золотых монет. Шутка была такой старой и глупой, что он сам не ожидал удовольствия, которое от нее получил.
        Завтра они обернутся сухими листьями, как всегда происходит с золотом фейри. Странно, что люди забыли об этом.
        Вторая сказала:
        - Любовь.
        Ее глаза горели сильнее, чем у подруги, когда она смотрела на Ирна, она с таким упоением перебирала его волосы, так сладко и горячо скользила губами по его коже, так близко прижималась, что временами ее энтузиазм приходилось усмирять. В планы Ирна не входили оргии в железном гробу где-то в небесах. По крайней мере, пока. Так что ее ответ его не удивил, и он подарил ей даже больше, чем она попросила.
        Он провел пальцами по ее глазам, ослепляя, вытянул из середины груди длинные черные нити ее мыслей и связал запястье своим волосом.
        Следующий, кто сел в кресло, в котором он оставил ее, подхватил на плечи невесомую хранительницу тайных снов. Отныне она переходила от человека к человеку во время секса без любви и мучила каждого хозяина бесконечными снами о жарких ночах с тем, кого он любил сильнее всего.
        Ирн мысленно улыбнулся Айне - эту разновидность фейри они когда-то придумали вдвоем, так и не решив, награда она для людей или наказание. Но именно это им и понравилось.
        Он спустился с самолета в ярком городе, где даже в ноябре было жарко и солнце слепило привыкшие к полутьме холмов глаза.
        Ирн обнаружил, что темные очки ему тоже идут.
        14. Кристина
        Каждый раз, когда Варя приглашала Кристину в пиццерию, они разыгрывали один и тот же спектакль.
        Кристина отказывалась, потому что ей этот поход был не по карману. Варя настаивала, уверяя, что сама компания подруги - уже достаточная плата. Кристина сжималась от стыда за то, что Варе приходится такое говорить. Выходит, Кристине компания подруги не настолько ценна? Все кончалось договором «в следующий раз ты заплатишь за двоих» и следующим разом оказывалось дешевое мороженое в парке.
        Ни та, ни другая сторона так и не могли придумать, как избежать этих танцев. Ведь Варе несложно было поделиться пиццей, но Кристине - сложно принять это как должное. Устраивать посиделки у кого-нибудь дома было бы еще хуже - в пиццерии они выглядели равными, дома разница становилась кричащей. Но и отказаться от дружбы с детского сада в семнадцать лет невозможно. Даже если с каждым годом все яснее, что разница в социальном положении однажды их все-таки безнадежно разведет.
        - И ты дала свой номер? - восхитилась Варя, соскребая вилкой сыр с пиццы. Она уже наелась, но остановиться было сложно. Приходилось есть одну начинку. - Везет тебе, Васильева, такой мужик!
        - Какой мужик? - Кристина даже жевать перестала. - Он просто работает в организации, они собирают таких как я.
        - Ага, ага, и за каждой «такой» бегают на холод и уламывают. Кристин, открой глазки уже! И заодно зацени мужика! Ты видела, какое у него тело под этим костюмом? Он небось не вылезает из качалки.
        - Какое тело?.. - Кристина совсем растерялась. - Варь, ну честное слово, не все на свете вертится вокруг секса.
        - Ой, все! - Варя откинулась на пластиковом стуле и взяла свой молочный коктейль. В пиццерии было пустовато - по будням тут тусовались только школьники, но уже был вечер, все разъехались по домам. Только в углу сидела небольшая компания парней из спортивной школы, судя по одинаковым сумкам. - Если тебе даже Фрейд не авторитет, то подумай о своем будущем. Даже я, Крис, не отказалась бы от нормального папика. С деньгами и связями, хотя у моих родителей все это есть. А тебе бы как на пользу пошло…
        - Варь, ну ты же знаешь, что это не для меня… - Кристина с сожалением отложила очередной кусок пиццы. - Все, не лезет.
        - Попросим упаковать с собой, - Варя жестом позвала официанта. - Ты скажи еще, что собираешься хранить девственность до брака.
        - Давай не будем…
        - Конечно, не будем. Замуж ты собираешься после института. Это, если повезет, через пять лет. Еще пять лет без секса! - Варя сделала большие глаза. - Ужас.
        - Мне нормально. Кроме того, библиотечный колледж после одиннадцатого - всего два года. Моя мама замуж как раз в двадцать вышла.
        Варя вздохнула. Она замуж собиралась не раньше тридцати, и не планировала отказываться от отношений до этого момента. Кристина выбрала противоположную тактику. Кто из них в итоге будет более счастлив? Не поддается прогнозам.
        - Если тебе Алексей не нужен, отдай его мне? - Варе показалось, что она изящно сменила тему. Кристине - нет.
        - Не думаю, что у него есть на меня какие-то планы, серьезно, - покачала Кристина головой. - Делай, что хочешь. Все на свете парни лучше, чем Вик.
        Лицо Вари на секунду омрачилось такой страшной тоской, что Кристина бы изменила свое мнение, если бы это увидела. Но в тот момент Варю заслонила официантка, которая принесла коробки, куда им упаковали остатки пиццы.
        - Ты домой? - спросила Варя. Хотелось еще поболтать, но уже минут пятнадцать она ловила на себе взгляд одного из спортсменов в углу.
        - Нет, я… - Кристина смутилась. - Хочу в церковь зайти. Мама приболела, свечку поставлю.
        Варя закатила глаза:
        - Вот угораздило меня подружиться со святошей. Ладно, тогда ты каяться, я грешить. Увидимся в школе, - и плюхнулась обратно на диванчик, обхватывая губами соломинку в молочном коктейле.
        Когда Кристина выходила, один из спортсменов уже направлялся к их столику.
        После визита в церковь стало только хуже.
        Кристина простояла там полчаса, глядя на теплый мерцающий огонек своей свечки и стараясь не замечать дешевый сайдинг, которым была обшита эта «церковь шаговой доступности». Иконы, намалеванные явными учениками, слишком жестоко контрастировали с воспоминаниями о фресках из Айя-Софии. Висели они на стенах густо, так что почти бились рамами, и церковь больше напоминала деревенский музей местных талантов.
        В довершение всего в углу висел огнетушитель, и, казалось, только и ждал, чтобы Кристина отняла руку от свечи, чтобы напасть и потушить.
        Ощущение бога не приходило.
        То чувство, что закружило ее голову в Стамбуле, тот золотой свет, зов истинного дома, настоящая любовь и смысл - здесь даже вспоминалось с трудом. Будто и не было ничего. В сердце не открывалась дверца для чего-то настоящего. Глухо, будто между миром и раем бетонная стена. Будто рая вовсе нет.
        Может быть, виноваты эти убогие стены, запах краски, темнота и пластиковые стулья? Может быть, Кристина из тех снобов, что согласны верить только в сияющего золотым шитьем Господа, а истинного и скромного не заметят? Ей бы не хотелось такой быть.
        К волнению за маму добавилось чувство вины. И еще немного страха - вдруг она больше не испытает это волшебное чувство?
        Даже дверь в квартиру Кристина открывала со страхом - не накажет ли ее Бог за отсутствие веры, не увидит ли она снова как безвольно валится мама на пол, только на этот раз она не придет в себя?
        Но мама была в порядке. Она возилась на кухне под шкворчание сковороды и махнула вошедшей Кристине с улыбкой. Под глазами у нее залегли чуть более тяжелые темные тени, чем обычно, но она улыбалась, и на всю квартиру пахло чем-то вкусным.
        Даже после пиццы Кристине захотелось есть. Она поскорее сняла ботинки и босиком побежала обниматься.
        И только в этот момент заметила гостя.
        - Это Ванечка, - извиняющимся тоном сказала мама, указывая на высоченного плотного парня, который пытался уместиться на крошечной табуретке за кухонным столом. - Сын моей коллеги. Ему нужно сделать перевод, а ты ведь у нас хорошо знаешь английский?
        Голос у мамы был заискивающий, но хитрый. И Кристина поняла, что проблема будет не только в переводе.
        15. Ирн
        - Здесь нельзя курить.
        Ирн побывал в Европе: старые замки еще носили следы воспоминаний о фейри, кое-где он даже находил комнатки для брауни, на старых мозаиках и лепнине порой чудился золотой отсвет в глазах рыцарей и прекрасных дам. Правнуки тех дубов, что сбежали желудем или веточкой из священных рощ, захватывали целые леса, не пуская слабосильные ясени и вязы. В языках и книгах следы были еще ярче; в одежде и украшениях он встретил немало знакомых мотивов. Даже давящая чуждая магия и технологии, выворачивающие наизнанку саму суть мира, не могли забрать у людей тягу к живой природе фейри.
        - Эй, вы слышите? Не курите, пожалуйста, в помещении.
        В Азии было тяжелее: волшебный народец там всегда был скрытным, странным, по-настоящему страшным, и уходя, куда бы они ни ушли, они забрали с собой все, что могли. Оттого люди там тосковали по магии сильнее и старались вырастить ее в себе. Увы - можно воткнуть серебряный цветок в живую почву, но он не вырастет. И никто не перепутает его с настоящим.
        - Послушайте, молодой человек! - служащий стокгольмского аэропорта отчаялся дозваться странного пассажира, который, ничуть не смущаясь запрещающих знаков, закурил сигарету прямо выхода на посадку и пошел на крайние меры - взял его за плечо, разворачивая к себе.
        Южные земли оказались страшнее всего. Их пропитала кровь фейри - проклятая кровь, черная как нынче у самого Ирна. Даже в те годы, когда он шел по зеленым лугам, перекрашивая их в алый, когда в ручьях плескалось больше эльфийской крови, чем в венах живых фейри, он редко видел таких как он сам - отчаянных, отчаявшихся, тех, чья кровь стала черной. Но здесь, в жарких краях, где ему пришлось сменить полюбившееся черное пальто и кожаные штаны на белые брюки и рубашку, даже воздух до сих пор дрожал от страха и боли.
        Но даже там не было ни живых фейри - ни даже мертвых.
        Ирн повернулся к испуганному мальчику в темно-синей форме. Для человека он был взрослым, хотя мужчиной так и не стал, и глаза успели потускнеть. Но людям всегда тяжело давалось взросление, осознать себя им помогала только сильная боль и пограничный страх. Без ритуалов, которые в прежние времена они проводили для своих детей, они тоже взрослели, но поздно и не все.
        - Потушите сигарету, иначе я буду вынужден позвать полицию! - голос парня срывается, в смешных карих глазах страх, а ведь Ирн еще ничего не сделал!
        Но люди подсознательно, памятью предков, чувствовали в нем - фейри. И боялись или вожделели. Редкие исключения Ирн не пропускал. Как бы ни сложились его поиски, этому миру не помешает сотня-другая фейри по всему свету.
        Здесь, на севере, фейри жили только в тайных местах, укрытых не столько от человеческих глаз, сколько от недружелюбной погоды. В священных лесах всегда, вечно звенела весна, на холмах всегда светило солнце, и деревья, кусты и ягодные полянки цвели и плодоносили непрерывно. Только за возможность открыть туда путь, требовалось принести жертву. Здешние люди помнили традицию, но забыли смысл. Никогда не выходили в снег в одиночку, но теперь чаще всего по двое и возвращались.
        - Как тебя зовут? - сверкающие зеленые глаза под рассыпчатым золотым шелком волос заворожили служащего. Ему показалось, что обернулся не наглый нарушитель, а какое-то древнее божество почтило его своим вниманием.
        В общем, он был максимально близок к правде.
        Но кто же разглядит древнего бога в невероятно красивом, конечно, но вполне человекоподобном мужчине в белоснежной парке и с дешевой сигаретой в длинных тонких пальцах.
        На сигарету он и указал возмущенно, однако слова примерзли к нёбу - движения пальцев заворожили, притянули, позвали за собой. В голове одна за другой стали вспыхивать картины, о которых он… Он никогда… У него ведь жена… И дочь… О, господи, но как же ему хочется, чтобы эти пальцы коснулись его…
        Ирн, впрочем, уже прочитал его имя на бейджике:
        - Эрик, хочешь, я покажу тебе кое-что волшебное?
        Ирн отбросил сигарету; перепробовав все «дурные привычки», которыми развлекались в эти времена, он остановился на сигаретах и латте - очень горячем, очень сладком и с облаком взбитых сливок поверх. Волшебный народец всегда был неравнодушен к молоку…
        А старшие эльфы просто никогда не пробовали как делают малиновый латте в Nero.
        Рядом с фейри не было холодно - он будто носил с собой маленький кусочек земляничной поляны из глубины лета, так что Эрик и не вспомнил о куртке и шапке, выходя в холод зимней ночи. За незнакомцем тянулся едва уловимый запах волшебства - елочных украшений, свежего снега, сладких утренних поцелуев. Только раньше эти поцелуи Эрик хотел получать только от Анны, а теперь он и забыл о ней. И даже о дочери.
        - Дочери, говоришь… - Ирн остановился, полез в карман и бросил Эрику в руки телефон. - Звони. Дочь тоже берем. Как ты мог лишить ее света волшебных холмов?
        Ирн провел кончиками пальцев по нижней губе Эрика, и тот понял, что сегодня произойдет то, ради чего он вообще родился на свет.
        С точки зрения фейри так оно и было.
        16. Кристина
        Начало декабря - не лучшее время для свиданий на свежем воздухе. Пока Ванечка еще притворялся, что встречается с ней ради переводов и уроков английского, он соглашался на посиделки в «Макдональдсе». Но его мужское достоинство было ущемлено тем, что работники наверняка думают о нем, как о нищеброде из-за того, что они с Кристиной по два часа сидят, зарывшись в учебники и тетради, не покупая даже мороженое. Когда перевод был закончен, а свой уровень подготовки к экзамену на кандидатский минимум Ванечка счел достаточным, он прямо предложил Кристине стать его девушкой.
        Да-да, конечно, он знает о том, что она не собирается пока замуж и готов ждать, сколько потребуется. Но Кристина хорошая, правильная девушка, он готов о ней заботиться и защищать. И учить, как выжить в этом жестоком мире. К тому же их матери так дружны. И настоящие свидания уже не могут проходить в «Макдональдсе», их место - на романтичных аллеях парка. Даже если там холодно.
        Кристина, в общем, была не дура и отлично все понимала. Особенно, когда заметила, что темы разговоров на «свиданиях» все равно крутятся вокруг английского. Но мама действительно сильно расстроилась бы, да и от Ванечкиной мамы очень многое зависело на работе. А Кристине все равно было скучно вечерами, когда Варя убегала на свидания то к своему спортсмену, то к Вику, который все-таки решил попробовать еще разок.
        Алексей не звонил, а Кристина стеснялась напомнить о себе сама. В школе вроде притихли, хотя завуч смотрела на нее волком. Но смотреть она могла сколько угодно, главное, что оценок не занижала и в консультациях не отказывала. Кристина брала от школы максимум, больше бесплатных знаний в жизни не будет. И вот во время одной прогулки по заснеженному парку - «Крис, посмотри на этих детишек, видишь как им весело и жарко, почему тебе нет? Ну купи себе чай, если боишься заболеть», - когда компания Ванечки стала окончательно невыносимой, и большую часть разговора Кристина промолчала, они неожиданно столкнулись с Алексеем.
        Поначалу она не обратила внимание на дорогую машину, припаркованную у ворот конной школы. Привычно обошла по сугробам, промочив ботинки, Ванечка привычно заворчал на «хозяев жизни, которые забыли как пешком ходить», и вроде бы инцидент исчерпан, пошли дальше. Но тут дверца распахнулась, и с заднего сиденья позвали:
        - Кристина! Васильева!
        Она обернулась так быстро, что поскользнулась на плохо расчищенной дороге, начала падать, но мужские руки подхватили, удержали и даже… обняли? Кристина хотела привычно фыркнуть но Ванечку, который несмотря на все клятвы, все-таки хватал ее то там, то тут, зажимал в дверях и намекал, что в семнадцать лет быть нецелованной как-то неприлично, но это оказался не он.
        Алексей двигался как-то невероятно быстро - он моментально оказался снаружи машины и теперь крепко держал ее в руках, не спеша выпускать. Кристина тоже не торопилась уже освобождаться. Он сменил костюм на бриджи и толстый свитер, и, судя по высоким сапогам, приехал заниматься верховой ездой. В таком виде он гораздо меньше ее пугал своим статусом помощника депутата и вообще выглядел очень привлекательным и настоящим. Она бы сказала - даже добрым, но выражение заботы на его лице быстро сменилось на гнев, особенно, когда он заметил Ванечку, который тоже уже сводил брови к переносице и кажется готовился к мужскому разговору.
        - Васильева! Почему я тебя здесь вижу? Разве ты не должна готовиться к ЕГЭ? К олимпиадам? К вступительным тестам в институты? Я же говорил тебе, что мы оплачиваем обучение только тех, кто получит достаточно высокие баллы?
        - Мы просто гуляли… - невесть почему Кристина почувствовала себя виноватой. Глупо тратить каждый час на учебу, отдыхать тоже нужно, и Алексей это тоже должен понять…
        - Зимой? В такой холод? Воспаление легких лишит тебя минимум недели подготовки, а то и больше! И личную жизнь лучше бы отложить на тот момент, когда у тебя будут твердые перспективы. Особенно личную жизнь, которая перспективам не помогает!
        - Я помогаю… - кажется, Ванечка оценил и номера АМР, и машину, и самого Алексея, и в драку лезть передумал. Но не высказаться не мог.
        Тот его, впрочем, не заметил.
        - Кристина! Ты же ответственный человек, я ведь не поверил вашим учителям, я по тебе вижу! Почему ты меня так разочаровываешь? Ты не позвонила нам, не приехала, заявление не заполнила. Я начинаю думать, что нормальный вуз тебе и не нужен!
        - Я ждала…
        - Чего ты ждала? - Алексей убедился, что она твердо стоит на ногах и выпустил ее. Ванечка тут же сграбастал за руку к себе. - Что тебе на блюдечке все принесут?
        Он покачал головой, перевел взгляд с нее на Ванечку, потом обратно, махнул рукой и залез обратно в машину.
        Настроения у Кристины гулять уже не было. Молчаливый задумчивый Ванечка быстро проводил ее до дома, даже не согласившись на чай.
        Дома мама встретила ее с черным лицом:
        - Кристиночка, только не волнуйся, пожалуйста…
        17. Ирн
        Как умирают люди?
        Обычно - грязно.
        Болезни доводят их тела до того, что часть их умирает и начинает отравлять трупным ядом все остальное. Мертвая гниль внутри. Забитое слизью горло, изношенное сердце, которое не может больше сокращаться, мозг, отказавшийся управлять этим адовым механизмом. Раны раскрываются алыми пастями, но кроме чистейшей крови из них истекает столько других жидкостей, что чистый ее железный запах теряется в зловонии смертной плоти.
        Обычно - в страхе.
        Торопясь прожить свои недолгие годы, подгоняя дни, чтобы поскорее получить то солнечное воскресенье, то созревшее яблоко, то встречу с любимыми, люди забывают наслаждаться жизнью. Тратят ее впустую, так и не почувствовав вкуса, и спохватываются, когда она кончается. Они всегда бегут вперед. А что впереди - неизвестно.
        И еще - в одиночестве.
        Истончается нить, та сторона зовет к себе, и отсветы нездешнего меняют того, кто уже видит дорогу, по которой уходит. Этот опыт отделяет его даже от тех, кто сидит рядом у постели. Что уж говорить о тех, кто не успевает приехать попрощаться.
        Больно. Страшно. Одиноко. Чудовищно.
        Но не тогда, когда ты умираешь на руках у фейри.
        Когда каждый твой вдох напоен ароматом трав середины лета.
        Когда каждый выдох - сладостнее оргазма.
        Когда золотое сияние окутывает тебя только потому, что истинный король мира держит тебя на руках, и даже твоя человеческая кровь выливается из ран чистой, вкусной, сияющей. И слабеющие удары сердца - как волны наслаждения, ударяющиеся о берег после того как вдали, на горизонте, прошел белоснежный лайнер.
        Когда до конца на тебя с любовью смотрят сверкающие как изумруды зеленые глаза. Прозрачные, колдовские, не отпускающие до самой-самой последней точки, где ты превращаешься в чистый свет.
        - Папа умер? - спросила сероглазая Лотта.
        Ирн кивнул.
        Вытекающая из тела Эрика кровь тянулась рубиновым языком по белому снегу и там, где ручеек только протапливал себе дорогу, уже появлялась яркая зеленая трава.
        Проход открывался.
        - Я тоже так хочу, - она мотнула головой, сбрасывая тяжелый капюшон. Светлые, почти белые волосы тут же взвихрила метель, но Ирн шикнул на хоровод снежинок, и он улегся снежной лайкой у ног.
        - Прости, малышка, этого не будет, - нежно ответил он, поднимаясь и оставляя бледное мертвое тело ее отца на снегу. Он протянул руку и взял ее маленькую ладошку. - Идем. У тебя другая судьба, Лотта, человеческое дитя. Ты никогда не умрешь.
        Спустя неделю - или пятьдесят лет по времени тайных северных холмов - Ирн поцеловал белые холодные губы сероглазой Лотты, новой правительницы фейри северных земель, в последний раз и вернулся в человеческий мир.
        Ему предстояло подождать несколько дней до зимнего Солнцестояния, которое откроет проход в последнюю тайную рощу. У него было хорошее предчувствие - именно там прячутся остатки фейри, и там он их оставит умирать.
        Вечно, до конца времен, когда мир вывернется наизнанку и тайные его схроны выплюнут свое содержимое.

* * *
        С наступлением темноты Пикадилли взрывается огнями. Клубы Сохо расцвечивают ночь мазками разноцветных красок, растекающихся световыми пятнами из дверей. Девочки в виниловых юбках ломают ноги на десятисантиметровых платформах, мальчики в флюоресцентных футболках подводят глаза разноцветной тушью. Музыка перетекает в дым марихуаны, запахи духов сливаются с усталыми танцами
        Высокий длинноволосый мужчина в распахнутой, несмотря на промозглый декабрь, белой рубашке и дизайнерских джинсах привлекает внимание завсегдатаев мгновенно.
        Так здесь рождается мода - уже со следующей недели станет популярным золотистый загар и сдержанный блонд, драная на коленях голубая джинса и крупные пряжки на ремнях. Жаль, что вот этот утомленный взгляд, эти движения тонких пальцев, этот царственный поворот головы нельзя скопировать так же легко, как одежду.
        Он пьет грушевый сидр за столиком снаружи паба, а со всех углов к нему уже крадутся, на него уже ведется охота и делаются ставки: мальчики, девочки, все сразу? Блондины, брюнетки, веснушчатые девицы с клубничными губами? Пойдет пить дальше или можно уже подсекать? Заманить в тайный бар на третьем этаже в Чайна-тауне или проводить до отеля?
        Когда к нему подсаживаются две самые смелые - одна с иссиня-черными волосами и ресницами, от которых поднимается ветер, другая невзрачная, с короткой стрижкой и светло-русая, пухловатая для этого места и времени - Ирн легко читает их мысли.
        Первая думает, что подружка удачно ее оттеняет, а в крайнем случае можно и с ней на троих, Иви, говорят, в постели хороша, вот пусть и трудится.
        Вторая - Иви - любит свою подругу. Любит. Вот так, по-настоящему. И согласна быть для нее всем - фоном, третьей, брать все самое тяжелое на себя, только бы иногда, хоть напоказ для мужчин, иметь возможность целовать эти пухлые капризные губы.
        Конечно, он не снимал никакого отеля, но - конечно - ему рады и с удовольствием предоставят господину президентский люкс в… ээээ… рекламных целях! Золото фейри дождем сыплется на стол, клавиатуру, заливает сверкающим водопадом дешевый офисный стул.
        В номере круглая кровать и блестящий шест, и первая, брюнетка, моментально оказывается у него, демонстрируя свои умения. Глаза Иви светятся - она не сомневается, что все внимание Ирна уйдет ее подруге.
        Но у него немного иные планы.
        18. Ирн
        Иви отходит в сторону, Иви ждет, что он уделит внимание настоящей жемчужине, Иви привыкла. Иви посмотрит.
        Но Ирн лишь проводит над брюнеткой ладонью, стряхивая черно-зеленую пыльцу на бледную кожу и поворачивается к девушке. Обводит ее хищным колючим взглядом, словно вонзая тонкие осколки зеленого стекла ей под кожу. Иви вздрагивает как от боли. Она не привыкла быть в центре внимания. Взгляд мечется, падает на подружку - та продолжает вертеться вокруг шеста со стеклянными глазами и застывшей улыбкой. Руки и ноги гнутся и вытягиваются, тело извивается под неслышную музыку.
        - Что с ней? - испуганно спрашивает Иви.
        Но фейри не отвечает.
        Шаги его неслышны, он как ветер, как солнечный луч, как паутинка, коснувшаяся лица, как лист дерева, скользнувший по плечу. Вот ты отмахнулась, Иви, от мимолетной ласки этого листа, а вот - в твои глаза уже смотрит травяная зелень глаз эльфа.
        И стоит вдохнуть один раз его запах - солнечный, зеленый, древний - и ты забываешь о том, что твоя любовь сегодня снова не поняла твой намек. А может, поняла - снова, но ты ей нужна для другого, ты ей нужна, чтобы оттенять ее.
        Стоит вдохнуть второй раз - и ты забываешь о том, что завтра тебе на работу, обрабатывать скучные анкеты, перекладывать с правой стороны стола на левую, вчитываться в косые строчки, отказываться от себя, не мечтать, потому что мечты отвлекают - быть винтиком.
        Третий - и зрачки твои расширяются. В мире больше нет пустого холодильника в крохотной квартирке, не существует тесных джинсов с распродажи, нет злых весов, которые всегда - всегда! - показывают больше, чем надо, забыты мужчины, скользящие по тебе равнодушными взглядами, будто тебя нет.
        И больше Иви не дышит - ее легкие и так заполнены запахом зеленоглазого фейри, ее голова заполнена сияющей красотой зеленоглазого фейри, ее лоно заполнено плотью зеленоглазого фейри - волосы, руки, губы, кожа, все, все, все заполнено зеленоглазым фейри.
        Извивы Иви, искры Ирна, истекающий истомой искус, Иви, Иви…
        Слушай, как плотно входит он в тебя, как выворачивается тело, стараясь приникнуть ближе к золотистой коже, коснуться каждым сантиметром, не упустить сладкие прикосновения.
        Смотри, как стонут твои губы, как бьется сердце в горле, как останавливается в тот момент, когда он внутри полностью, до конца, как шелестит кожа о кожу сплетающихся тел.
        Почувствуй его слова любви - ты никогда не знала таких слов. Ты никогда не думала, что их могут сказать тебе. Что их может сказать мужчина.
        Свет его глаз - яркий, зеленый, темный, черный, взрывающийся, на осколки распадающийся в тот момент, когда он движется вперед, вперед, вперед, оборачивая твое тело вокруг себя. Ни сантиметра кожи не останется не зацелованным, ни единого нерва нетронутым, ни капли твоего сока не прольется мимо.
        Запах женщины, вкус женщины, суть женщины, которая впервые в жизни чувствует себя - любимой. Желанной. Красивой. Единственной. Настоящей.
        Ирн выворачивает ее наизнанку - влажное изнутри бесстыдно открыто его языку, пальцам, дыханию. Наизнанку - ненавидела мужчин и любила одну женщину, но теперь ее любит один мужчина и ненавидят все женщины, потому что эльфийский король любит сейчас только ее, ее одну, и ей дарит счастье за счастьем, сладкие всхлипы, горячие касания, спазмы до боли, боль до наслаждения, вскипающую кровь.
        Если бы могла - Иви попросила бы пощады. Покоя. Отдыха. Забвения. Но слова покинули ее слишком давно, а Ирн не собирается понимать ее умоляющих взглядов.
        Пусть это длится до утра. До следующего утра. И следующего утра.
        Фейри не может устать от любви - это его энергия и его пища. Женщина может умереть от истощения, но не тогда, когда внутрь нее изливается раз за разом тот, чья сила когда-то была безмерна и бесконечна. Иви хотела бы умереть сейчас, когда вокруг есть только он и ее тело, никогда еще не чувствовавшее так полно, так сильно и по-настоящему.
        Но кто же ей даст.
        Когда Ирн чувствует, что Иви уже наполнена всей той любовью, что не досталось ей за предыдущие годы, что наполнена любовью еще на столько же - и еще, до конца ее дней, только тогда он выходит из нее, оставляя на прохладных простынях, позволяя перестать касаться его.
        Но Иви смотрит и тянется, и он прижимает ее к себе, кладет ее себе на грудь, обнимает и перебирает невесомые русые волосы длинными пальцами.
        - Что… - Иви вновь учится пользоваться голосом. Она приподнимается и видит свою подругу, выгнувшуюся на полу словно в застывшем эпилептическом припадке. Глаза ее распахнуты, мышцы подрагивают. Иви все равно, но она спрашивает: - Что с ней?
        - Она грезит о том, как я ее жестко трахаю, а ты вылизываешь во всех местах, - равнодушно отвечает Ирн, поворотом пальцев сплетая из воздуха белый персик.
        Он разделяет его на две половины и отдает одну Иви. В воздухе разливается нежный аромат.
        - Зачем?.. - Иви завороженно следит, как его язык скользит внутрь сочной мякоти, и утомленное до предела тело вдруг откликается томительной жаждой.
        Ирн пожимает плечами, слизывает, текущий по пальцам сок и ловит потемневший взгляд. Персик тает в воздухе, а сладкие пальцы ныряют Иви между ног.
        До зимнего солнцестояния еще неделя, ему надо как-то занять это время… и зачать первого настоящего барда этого изменившегося мира.
        19. Кристина
        Она слышала про то, что однажды детям придется ухаживать за родителями так, как родители ухаживали за ними. Но не думала, что это случится так скоро. Мама плакала, а Кристина только гладила ее по голове и говорила, что все будет хорошо. Хотя совершенно в это не верила.
        - Я знаю это их выражение лица. Они сразу становятся равнодушными, но очень ласковыми… Насмотрелась, когда за дедушкой в больнице ухаживала. Они уже знают все, уже знают.
        Мама все-таки нашла время сдать анализы. Какие сказали в поликлинике, такие и сдала.
        Кристина впервые почувствовала себя такой бессильной, держа в руках бумажки с непонятными цифрами, из которых как-то складывалось, что все очень, очень плохо.
        И даже УЗИ сделали, очень срочно, прямо за руку провели. Но никто ничего прямо не говорил, только отводили глаза и советовали «найти возможность» обследования в платной клинике.
        - Я, Кристиночка, все же вижу. Не поеду я никуда, не буду ничего за деньги сдавать. И так понятно. Был бы шанс, они накричали бы на меня, а когда ласковые, то и нет надежды.
        - Мам, ну ты что? - она впервые жалела, что пошла на иностранный. Надо было в медицинский, хоть чем-нибудь бы помогла сейчас. Хоть знала бы. - Мам, я с Ванечкой занималась пока, скопила денег. Давай ты съездишь и сделаешь все, что нужно?
        - Мне страшно, доченька… Не хочу я у тебя деньги отнимать, тебе еще пригодятся, когда я…
        Вот так за неделю до восемнадцати и становятся старшими в семье.
        - Мам, давай глупости не будешь говорить? Вдруг там ничего страшного? А ты себя уже довела.
        - Я не могу…
        - Можешь, мам. Похороны мне дороже обойдутся.
        Мама ахнула. Главное слово еще не было произнесено, но Кристина первая сделала к нему шаг.
        - Завтра суббота, они ведь работают в субботу? - всегда собранная и сильная мама, которая отвоевывала Кристину у всего мира, как будто едва дотянула со всей своей силой до совершеннолетия дочери и теперь только позволила себе расслабиться. И начала рассыпаться на глазах, не зная, за что хвататься.
        Она выудила из кармана телефон, но не могла попасть дрожащими пальцами по кнопкам. Да и куда она собиралась звонить?
        Кристина накрыла ее руки своими и заставила посмотреть себе в глаза:
        - Вот прямо завтра и поезжай. Время очень важно. У меня с утра консультации, но я тебя встречу, когда закончу, хорошо? - Кристина обняла маму и позволила ей вытереть лицо о свой свитер. - Сейчас принесу деньги.
        С утра она еле заставила маму выпить чашку чая и глядя на заливающую ее лицо бледность, чуть не передумала идти в школу.
        Но Варя, которой она позвонила посоветоваться, прошипела, что консультацию будет вести сама Людмила Сергеевна, и если Кристины там не будет… Ей после Стамбула не стоит дергать кошек за усы.
        Пришлось все-таки отправить маму одну, разве что проследить, чтобы она села на троллейбус, благо там по прямой. А самой пойти на консультацию, хотя что можно засунуть в голову в такой ситуации - непонятно.
        В тот момент, когда Кристина балансировала на ледяных буграх дороги, которую никто не собирался расчищать, и молилась о том, чтобы не упасть, потому что лежать в постели месяц со сломанной ногой она себе позволить не могла, в кармане завибрировал телефон.
        Выбравшись на едва-едва ровную поверхность и все равно продолжая балансировать, она полезла за телефоном. На экране светилось «Алексей Помощник Депутата». После общения в парке у конной школы Кристине меньше всего хотелось с ним разговаривать.
        Особенно сейчас.
        Но она напомнила себе обо всех возможных перспективах, которых рискует лишиться из-за глупой гордости и нажала кнопку ответа.
        - Кристина? - голос Алексея даже по телефону казался намного мягче, чем раньше. - Я не помешал?
        - Нет, Алексей Викт…
        - Просто Алексей. Я понимаю твое нежелание дружить после нашего разговора, и хочу принести извинения за свое поведение. Был не в духе, знаешь, как бывает, люди подводят и сразу всех подряд в плохом подозреваешь?
        - Я не обиделась, я понимаю, - кивнула Кристина.
        Пальцы начинали замерзать. Он позвонил только чтобы извиниться?
        - Ты ведь еще не подала документы к нам? Хочешь помогу?
        - Еще нет. Я не знаю, что там нужно.
        - Да ничего не нужно, только паспорт! Можно прямо сегодня. Давай адрес продиктую.
        - Сегодня в школе дела, - заколебалась Кристина. Да и маме она обещала…
        - Так ты в школе? - обрадовался Алексей. - Я тоже к вам заехал. Давай заодно и подберу тебя и сразу отвезу, у меня в офисе там есть дело.
        - Сначала консультация… - Кристину что-то беспокоило в его щедрости, но что?
        - Да подожду, заодно потреплю нервы вашей директриссе. Ты ведь знаешь, что ее сын…
        - Алексей, прости, - решилась Кристина. - Мне надо торопиться, правда.
        - Хорошо, конечно. Скинь мессагу как закончишь.
        Консультация оказалась бессмысленной, но Людмила Сергеевна так сверлила Кристину взглядом, что ясно было - пропускать и правда не стоило. Под конец, когда она извелась, как не отказывая Алексею, все-таки встретить маму из клиники, та прислала сообщение, что уже дома, все исследования сделаны, сидит у соседки, и чтобы дочь не беспокоилась.
        Это не снимало проблемы, про анализы все равно надо было узнать, но давало время заскочить заполнить документы.
        Даже писать не пришлось - Алексей ждал на первом этаже. Разговаривал с Максимом Геннадьевичем. И, судя по брезгливому выражению лица, сын директриссы его бесил так же, как всю школу. Так что увидев Кристину, он просто засиял. Быстро попрощался, не глядя на собеседника и поспешил к ней.
        - Кристина! Я заждался. Едем?
        - Можно недолго? - все-таки решилась она. - Мне к маме нужно.
        - Конечно! Заполним все документы и сразу подкину тебя домой, - улыбнулся Алексей. - Прошу!
        Он распахнул заднюю дверцу серебристого мерседеса. Кристина забралась внутрь и ойкнула - за рулем сидел водитель, а Алексей сел рядом с ней. Она впервые ехала в такой роскошной машине и еще с водителем.
        - Паспорт не забыла? - спросил он по пути. - Прямо сейчас все оформим и тебе останется только хорошо сдать экзамены.
        - А разве там никакая комиссия не будет рассматривать? - удивилась Кристина.
        - Должна, но я в ней и состою, так что могу в принципе тебя заверить, что все будет хорошо.
        Вот это ей и не нравилось. Ощущение совсем другое, не такое, как оставалось от общения с фондом для одаренных школьников. Там все были раздраженные и вели себя так, как будто делают одолжение, но ощущение серьезного подхода оставалось. А тут казалось, что все зависит от доброй воли одного Алексея.
        Еще меньше Кристине понравилось, что когда они подъехали к офису НКО, окна в нем были темные.
        - Там никого нет? - спросила она, наклоняясь и разглядывая окна в здании.
        - Никого, суббота же, - откликнулся Алексей. - Никто отвлекать не будет.
        20. Кристина
        С ощущением, что она сделала огромную глупость, но исправить ее уже невозможно, Кристина выбралась из машины следом за Алексеем, который отпирал дверь офиса своими ключами. В этой точке даже просто бежать уже поздно. Он наверняка бегает быстрее. А даже если отпустит дурочку, жизнь разрушит стопроцентно.
        Отсюда и до упора остается надеяться лишь на его порядочность и свое красноречие. Кристине, как любой симпатичной девушке, лет с четырнадцати приходилось тренироваться в забалтывании излишне страстных поклонников. Иногда совершенно незнакомых.
        Алексей отключил сигнализацию на входе и теперь шел впереди быстрым шагом мимо пустых офисов за стеклянными перегородками, все прямо и прямо, следуя за темной ковровой дорожкой, ведущей к единственной непрозрачной двери на этаже.
        Ее он отпер карточкой и отключил еще одну сигнализацию. Потом щелкнул выключателем и жестом пригласил Кристину внутрь. С четким чувством, что ступает в мышеловку, она вошла в кабинет.
        Высокие книжные шкафы без стекол, массивный письменный стол, пыльные бархатные шторы - и все в темно-древесных, винных, тяжелых тонах. Даже свет тяжелой медной люстры с круглыми плафонами казался более мрачным, чем обычно. Здесь мог бы обитать какой-нибудь древний вампир, иссохший и злобный. Но Кристине почему-то понравилось. Высокое кожаное кресло - никакой эргономики, жесткие подлокотники и прямая спинка - манило к себе.
        Алексей поморщился:
        - Это нашего генерального кабинет. Такой анахронизм. Я бы выкинул эти пылесборники и сделал нормальный хай-тек. Но старик еще нас с тобой переживет. Садись.
        Он указал на кресло, и Кристина с радостью прошла за стол. В этом кресле она почувствовала себя вершительницей судеб, королевой мира, не меньше. Перед ней на стол опустились белоснежные листы с контрактом. Алексей полез в карман и достал черно-золотой перьевой «Паркер», вложил в ее пальцы.
        - Мне прочитать? - робко спросила Кристина.
        - Конечно, прочитай. Мало ли, может это договор о рабстве, - хохотнул Алексей. - Где там твои документы, давай заполним.
        Кристина достала из рюкзака паспорт. Алексей ловко выхватил его из ее пальцев:
        - Давай. Фамилию сама заполнишь? Паспорт, выдан центральным управлением внутренних дел… О, у тебя скоро день рождения? Сколько исполняется?
        - Там это тоже написано, - от неожиданности резко ответила Кристина. Ее задело, как бесцеремонно он хапнул ее вещь.
        - Так тебе еще семнадцать? - удивленно спросил Алексей, укладывая перед ней паспорт.
        - Ну, вот 21 декабря будет восемнадцать, - Кристина опустила глаза в документы и продолжила заполнять данные.
        - Понятно. Не буду мешать.
        Алексей отошел в сторону, уже передумав помогать, и принялся рассматривать книги на полках.
        Без него Кристина справилась в пять раз быстрее.
        Он вернулся, проверил, все ли правильно заполнено и отложил стопку бумаг на край стола:
        - Все, осталась комиссия.
        - Ты же сказал, что комиссия это ты?
        - Я сказал, что я в комиссии, это немного другое, - уточнил Алексей. - Все, давай отвезу тебя домой.
        Кристина больше не чувствовала угрозы и напряжения. Оно растаяло так быстро, что она даже упрекнула себя в недоверчивости.
        Дома ее ждало дежа-вю.
        На кухне снова сидел Ванечка, которого Кристина не видела уже несколько дней. Увидев, как она входит в квартиру, он тыкнул в нее пальцем и возопил:
        - Вот! Спросите ее сами!
        Мама с поджатыми губами показалась в дверях кухни, окинула Кристину мрачным взглядом и мотнула головой:
        - Проходи, рассказывай.
        - Что рассказывать? - Кристина стянула ботинки и куртку и остановилась в дверях.
        - С кем ты была! И чем занималась! - рявкнул Ванечка. - Я все знаю!
        - С Алексеем была, заполняла документы на участие в программе для абитуриентов, - спокойно сказала Кристина, глядя только на маму.
        - Знаем мы, какие там документы и какое участие! - не успокаивался Ванечка.
        - Мам… - тихо попросила Кристина.
        - Ванечка, у нас планировался семейный совет, ты извини, пожалуйста. Тебе пирожков с собой завернуть? - ласково спросила мама.
        - Выгоняете, значит! - Ванечка поднялся во весь рост, но маленькая Кристинина мама спокойно смотрела на него снизу вверх и почти улыбалась. - Завернуть!
        - Мам, я не буду больше с ним… - Кристина вернулась, заперев дверь за бывшим ухажером.
        - Ну что ж поделать… У нас и без того забот полно, - мама устало села на табуретку и вся ссутулилась как ворона под дождем. - Плохо все у меня, Кристин. Назначили еще обследования, потому что из тех, что есть, не видно, насколько плохо.
        Кристина попыталась вдохнуть, но грудь резало.
        - Денег хватило? - только и спросила она.
        - Пока да, - кивнула мама. - И еще немного хватит.
        - Хорошо, мам. Я придумаю, как заработать. А там есть квоты всякие, программы. Вот если Алексей со своей организацией поможет мне поступить, совсем хорошо будет. Конечно, в нормальном вузе учиться дольше, но я найду подработку… Все будет хорошо, мам.
        Мама кивала и делала вид, что верит.
        Кристина улыбалась и изо всех сил старалась тоже делать такой вид.
        Вечером Вконтакте написала Варя и предложила устроить настоящую взрослую вечеринку. «Восемнадцать лет не каждый день исполняется!»
        Кристина хотела отказаться - ни настроения, ни денег не было, и как раз в ее день рождения у мамы назначено самое большое и информативное исследование, но почему-то пальцы написали:
        «Конечно, да!»
        Может быть, это будет последняя ее беззаботная вечеринка.
        21. Ирн
        Холмы под Гринвичем ожили.
        Вечнозеленый плющ вился по стенам, оплетая их до самого потолка, с которого свисали золотистые фонарики. Под ногами трескалась корка хрустального льда, под которой в глубину уходила черная студеная вода. Но это была лишь придуманная его детьми иллюзия. Коридоры ветвились, то расходясь танцевальными залами - рубиновым, изумрудным, янтарным, то свиваясь узкими тайными ходами, ведущими в спальни.
        Музыка больше не была призрачной - то тут, то там встречались феи и сиды, наигрывающие мелодии на флейтах и лютнях, напевающие новые, неизвестные Ирну песни. Из тесных спален неслись вздохи, из узких гротов - стоны, из покрытых мхом пещер - серебристый смех.
        Он уже не узнавал тех, кого создал сам - они изменились. И те дети, что пришли вслед за ним под холмы - изменились тоже. Черные рожки, чешуя на коже, острые зубы и ушки, белые, алые, лиловые крылья из перьев, кожи, слюды и бархатной пыльцы, длинные загнутые когти, перья, растущие из кожи, сама кожа всех возможных оттенков, разноцветная шерсть и волосы, заплетенные в косы, убранные в хвосты, скрученные в башни. Их глаза всех оттенков от черного до золотого, их зрачки в виде точек, звезд и вертикальных щелей. Их голоса мелодичны или подобны скрежету гранита о гранит. Они любят друг друга, танцуют друг с другом, дерутся друг с другом, жестоко втыкая в живую плоть мечи, выструганные из ясеней - они учатся друг у друга как быть фейри.
        И у них отлично получается. Ирн заново создал свой народ.
        Или армию.
        Через несколько дней, когда он откроет проход в тайную рощу Айны под Стоунхенджем, они все будут стоять за его спиной с настоящим оружием в руках. И лучше тем, кто ждет его на той стороне, хорошенько сейчас тренироваться.
        Иви сначала пугалась безумный народец, но вскоре стала ощущать внутри себя нечто такое, что полностью затмило всю внешнюю суету. Она сидела на троне Ирна, пока он бродил по подземным коридорам и магическим полянам и рассеянно слушала мелодии, которые играли для нее лучшие музыканты. Для Иви тоже нужна была роща Айны с ее медовыми ручьями и яблонями родом из Авалона. Иной пищи для младенца-барда не нужно.
        Ирн сел на пол у входа в тронный зал, и пальцы сами оборвали резиновые плети плюща и принялись плести кошачьи колыбели - ловушки, в которые легко попадаются маленькие любопытные феи. Маленькое жестокое развлечение его юности - оборвать крылышки мелких феечек и сделать из них наряд для эльфийки, которую хочешь покорить этим вечером.
        Айна, помнится, отказалась. Она вообще была мало похожа на других. Никаких сияющих глаз и гладкой кожи, никакого хмельного меда по вечерам и оргий по ночам. Она даже музыку не любила. Она любила серебряные кинжалы и алую кровь. Она выходила на поверхность только в безлунные ночи и немало легенд о самых темных кошмарах, сложенных в древние времена - это легенды о ней.
        Ирн принес ей сердце лесного великана. Закованное в серебряную сеть, оно продолжало биться еще много дней - великан оставался жив эльфийской магией. Под его резкий и частый стук они сплетались в крошечной спальне на подушках из вереска и трав. Оно задавало им ритм, пока великан не умер, потому что Ирн перестал к нему приходить, неспособный оторваться от горько-острой сладости у Айны между ног.
        «Я подарю тебе другое сердце. Свое. Когда оно станет сердцем магии». Так он тогда сказал - и тем самым убил ее за много тысячелетий до момента, когда ее убили острозубые эльфийские твари.
        Она, конечно, отказалась. Ведь кровь сердца магии - золотая. А она всегда любила алую.
        Но он все равно стал королем фейри. А его сердце - сердцем магии. Ей понравилось - ведь так и она получала силу всего мира для своих экспериментов.
        Ирн смотрел на трех эльфиек: зеленокожую дриаду - как они умудрились засунуть ее душу в дерево без его помощи? надо спросить, гладкую розовую малышку с крыльями бабочки и золотыми кудрями и высокую, почти с него ростом деву реки, чьи светлые волосы колыхались, как будто плыли по течению. Они учили танец. Розовая малышка отчаялась повторить своими короткими ножками все нужные па и мухлевала, танцуя в воздухе, зато дева реки была как будто создана для бранля.
        Сколько пройдет времени прежде чем и они решат, что хватит ему быть королем фейри? Они созданы из быстроживущих, может быть, им хватит сотни тысяч лет, а то и меньше. И они придут к нему с теми серебряными мечами, что он им дал и скажут - отдай нам свое сердце.
        А когда он откажется - две армии нападут на его любовь, растерзают ее маленькими ядовитыми зубками, разнесут каждый клочок ее кожи по небесам и морям, так что даже сердцу магии не под силу будет соединить их обратно.
        И тогда придет время крови.
        Кровавый король дернул напряженными пальцами и самая сложная в мире кошачья колыбелька звонко дзинькнула и порвалась, разлетевшись на плети плюща. Эльфийки обернулись на него - малышка сразу спряталась, дриада покрылась корой, а вот дева реки плеснула светлыми волосами, глядя на Ирна жадно и вожделеюще.
        До рассвета дня солнцестояния оставалось меньше двенадцати часов, и он хотел всех троих.
        22. Кристина
        Кристина родилась в самую долгую ночь года. В самый короткий день. В день, когда в северных странах и вовсе не видят солнца, а в не таких северных - видят его совсем недолго.
        В Москве оно поднимается над горизонтом, и можно застать немного света, но обычно все заняты на работе или учебе, и так уж получается, что 21 декабря почти для всех - ночь. Полная ночь.
        Она не думала об этом в детстве, только радовалась, что перед новым годом есть ее собственный праздник, когда мама делает торт и дарит какой-нибудь маленький, но очень желанный подарок - разноцветные резинки для волос или дурацкого лизуна, которого обычно не покупают. А вот в Новый год - подарок большой, настоящий. На два в одном месяце, да еще перед праздниками, денег обычно не хватало.
        Когда выросла, Кристина узнала о том, что это день зимнего солнцестояния. День черного колдовства и безраздельной власти темных сил. Иногда ей казалось, что и она сама проклята, нечестива и темна, но потом переходный возраст кончился, и Кристина усвоила истину хороших бедных девочек - праздник и свет мы делаем себе сами.
        Сегодня у нее должен был быть самый главный праздник! Наконец-то совершеннолетие! Мама говорила, что свои восемнадцать отмечала с отцом в настоящем ресторане с белыми скатертями, хрусталем и живой музыкой. Пришлось прихватить булавками бабушкино старое платье, но отец ее все еще влезал в свадебный костюм, и день получился торжественным и запоминающимся. У Кристины будет праздник попроще - вечеринка с друзьями, но тоже ничего.
        Если бы не…
        Она как раз разворачивала мамин подарок - японский ежедневник, о котором и мечтать не смела. Пухлая книжка с кармашками, календарем, смешными котиками, вылизывающими лапки на страницах и закладках. Там было не меньше десятка разделов - полезных и не очень. И он был безумно, безумно красивым. И Кристина ответила на звонок, все еще светясь от счастья.
        - Кристиночка, ты меня прости, пожалуйста! - раздался в телефоне хнычущий голос Вари. - Я совсем забыла, что мама мне подарила выходные в Волене, даже не подумала! Я так люблю кататься с гор, Кристиночка, и она обидится, если я просру столько денег! Давай перенесем вечеринку, а?
        - Варь, да не беспокойся ты так! Действительно, что мы, в другой день не отметим? - Кристина ощущала укол обиды совсем недолго.
        - Ты самая лучшая и терпеливая подруга! Я тебе потом все-все расскажу! - завизжала Варя и отключилась.
        Ну вот. Кристина отложила телефон. Теперь можно никуда не торопиться. А маме она уже сказала, что пойдет к Варе вечером. Если сказать, что Варя все отменила, опять начнется - она, конечно, твоя старинная подружка, но вы уже взрослые и разное материальное положение рано или поздно… Бррр. Мама считала, что Варя свысока относится к Кристине, хотя это было совершенно не так.
        В кино, может, пойти? Сделать себе такой подарок. Никогда еще одна в кино не ходила, будет первый поступок в роли взрослой. И пива купить, вот! Можно даже не пить, Кристине вообще алкоголь не нравился, но теперь она имела право, и надо им было воспользоваться!
        День рожденья потихоньку выруливал во что-то приличное.
        Она как раз выбирала между джинсами - тепло, удобно, привычно и тем шерстяным белым платьем - красиво, празднично, неудобно, да еще и колготки искать, когда телефон запиликал.
        - Да! - Кристина даже не посмотрела на имя звонящего, заранее готовясь к поздравлениям многочисленных родственников, которые обзванивали всех трижды в год - на день рожденья, новый год и гендерные праздники. Ну или чтобы позвать на похороны кого-нибудь из семейства.
        - Раз уж я, пользуясь случаем, подглядел твой день рожденья, то было бы неприлично не поздравить, - мурлыкнул телефон голосом Алексея.
        Кристина даже растерялась.
        С момента в офисе НКО она с ним больше не общалась, и даже о судьбе своих документов стеснялась спросить.
        - Спасибо? - благодарность получилась какой-то неуверенной. Вообще-то трудно было забыть ощущение ловушки там, в кабинете. И странное отношение. И какие-то слишком мутные намеки, которые ей не нравились, но сформулировать, что не так, она не могла.
        - Как будешь отмечать? - Алексей будто не заметил странной благодарности.
        - Думала с подругой, но она не смогла. Так что, наверное, погуляю и в кино схожу, - честно призналась Кристина, не увидев в этом вреда.
        - Серьезно, будешь в день рожденья скучать одна? В свое совершеннолетие?
        В его удивлении было что-то неприятное. Кристина ощутила ту же самую пустоту, что всегда, когда мама говорила, что Варя относится к ней как к младшей глупой сестренке.
        - Нет, мы в другой день устроим вечеринку!.. Я не одна!
        Но звучало это как оправдание.
        - Кристина… - голос Алексея стал мягче, тише. - Прости, я не хотел тебя обидеть. Конечно, я и не думал, что у тебя нет друзей. Просто мне кажется, что этот особенный день должен быть каким-то торжественным…
        Кристина чуть не всхлипнула. Она тоже так думала. Но если у ее мамы был отец, дедушка Кристины, то у нее самой не было никого. Папе она оказалась не нужна, когда ей исполнилось три года. И она до сих пор не могла понять, что могла сделать не так. Может быть, слишком громко плакала, когда была еще младенцем? И он просто устал? А было бы здорово, появись папа в ее день рождения. Он же должен помнить, что у него где-то есть дочь? Хоть на один день. Просто… познакомиться.
        - Кристин? - позвал Алексей.
        - Да? Ой, все в порядке, просто задумалась. Спасибо, извините… то есть…
        - Я, наверное, сейчас устрою нам обоим неловкий момент, но что, если… - Алексей замешкался. - Послушай, мне несложно, и я правда был бы рад, если бы тебе было приятно принять мое приглашение. В ресторан. За мой счет, разумеется. Просто выпьем шампанского, съедим именинный торт, свечки задуешь.
        - Я… - на какую-то совершенно безумную секунду Кристине показалось, что она рассказала про отца вслух.
        Потом - еще на секунду - что Алексей и есть ее отец.
        Голова закружилась, мир вздрогнул, и золотые нити зазвенели высоко и чисто. Она снова их увидела!
        Алексей издал какой-то странный сдавленный звук.
        Может быть то, что она вновь видит нити, ведущие к Богу - это хороший знак?
        - Хорошо, я согласна! - ответила Кристина, и от предвкушения вновь закружилась голова.
        23. Ирн
        Последний луч заката коснулся вершины календарного камня, зажегся на его вершине - и сквозь каменные ворота Стоунхенджа пролегла золотая дорога!
        Золотые нити натянулись и зазвенели, потревоженные открытым впервые за много сотен лет проходом в священную рощу Айны.
        Где-то там, далеко, сокрытое во тьме, гулко стукнулось сердце Ирна, откликаясь на холодную боль внутри его груди. Врата в священную рощу открывались, и он стоял перед ними - в короне, плаще и с мечом. А за его спиной стояла его сверкающая армия: феи, сиды, ши, эльфы, малый народец, волшебные создания - как бы ни называли этих существ, они все равно будут чем-то большим, чем то, что о них думают люди.
        Новые фейри пришли с ним, чтобы ворваться в священную рощу.
        Там состоится последняя битва - в том месте, куда смертные заходят лишь раз в жизни.
        Чтобы остаться навсегда.
        Превратить свою кровь в краску для осенних листьев.
        Превратить свои глаза в украшения для жезлов.
        Превратить свою кожу в новые курточки для эльфов.
        Превратить свои члены в игрушки для фей.
        Превратить свои сердца в светящиеся фонари, развешанные на деревьях. Ах, священная роща.
        …наполненная смрадом…
        …который не чувствует никто из смертных…
        …ему сотни лет…
        …нетленные…
        …посеревшая кожа сморщенных грудей…
        …вывернутые наизнанку стройные тела…
        …съеденные мышами глаза…
        …охра - потемневшее золото крови…
        …короля тоже может тошнить…
        …все здесь…
        …все…
        …мертвы…
        Кровавый король трупов. Мертвый король природы. Царящий над смрадным миром.
        ТЫ ДОВОЛЕН СВОЕЙ МЕСТЬЮ?!
        Гнилая листва опадает с короны Кровавого Короля. Плащ разлетается на тонкие паутинки, которые подхватывает ветер. Золотой меч доедает ржа.
        Он падает на колени и гладит мертвые перья Короля-ворона. Он сопротивлялся до последнего, его бывший друг, Киндеирн знает это.
        Потому он и здесь. Не среди костей и осколков глины, перемешанных с нетленными телами фейри. А здесь - где все-таки состоялась последняя битва.
        Просто Ирн на нее тоже опоздал.
        Кто-то убил всех фейри до того, как Последний Король пробудился в своей могиле.
        Кто-то забрал у фейри сердце магии. Сердце Ирна.
        Кто-то уничтожил золотой свет природы, вывернул его наизнанку и построил мир железа, мир гудящей страшной магии, который высасывает силы из фейри каждую секунду их жизни: рельсы, асфальтовые дороги, черные провода в небе, зеркальные небоскребы, гранитные оковы рек и чугунндые кандалы мостов. Дрожащее электричество, убивающее свет в глазах.
        Нет больше магии в траве и деревьях. Зато она есть в машинах и железе.
        Мир стал иным.
        Где-то медленно бьется золотое сердце, ожидая, пока хозяин придет за ним. Но их стали - тьмы. Миллиарды. Никогда Ирн не видел столько фейри, зато - есть столько людей. Разве сможет он когда-нибудь победить того, кто стал их нынешним королем?
        И где его искать?
        Золотая кожа покрывается черным пеплом. Зеленоглазый эльф стоит на коленях на священной земле последней волшебной рощи и вокруг него в пронзительно-синее небо взмывает пламя костров, сжигающее тела бессмертных детей природы.
        Твоя месть свершилась, Кровавый Король.
        Теперь пришло время возрождения и войны.
        Самая длинная ночь года проглатывает маленькую армию новых фейри. Ирн идет искать.
        24. Кристина
        Все было так, как она мечтала. Как даже не смела мечтать.
        Алексей заехал за ней на своей роскошной серебристой машине, внутри которой было тепло и уютно, тихонько играл джаз, водитель был скрыт за перегородкой и вел так аккуратно, что Кристина даже не заметила, как машина тронулась с места.
        Другого красивого платья кроме того самого белого шерстяного у нее не было, но Алексей сказал ей столько комплиментов сразу, что она быстро перестала смущаться.
        Сам он был в элегантном темном костюме с темно-красным галстуком и пах каким-то дорогим парфюмом. Кристина не стала душиться, понимая, как ее простенькие молодежные ароматы будут ощущаться рядом с ним. Но когда она садилась в машину, Алексей, придерживающий дверцу, глубоко вдохнул и замер на несколько мгновений.
        В ресторане были белоснежные скатерти, официанты во фраках, сияющие хрустальные люстры и у дальней стены, выглядящей как медленный водопад, играла на арфе женщина в серебристом платье и с высокой прической.
        Конечно, Кристина чувствовала, что это уровень, до которого ей не добраться никогда. Это быстрый взгляд в Другую Жизнь, которой у нее не будет, даже если она добьется всего, о чем мечтает. Она даже застыла на пороге, не в силах сделать шаг, но Алексей очень вовремя подхватил ее под локоть, словно у него уже был опыт в обращении со скромными девушками из простых людей.
        - Спасибо, - Кристина опустила глаза, расправляя салфетку на коленях. Столик их удачно прятался на колонной, откуда можно было наблюдать за залом, но самой не быть на глазах у всех. - Это действительно очень ценный для меня подарок.
        - Ну что ты, Кристина! Это просто праздничный ужин, ничего больше. Я рад, что ты согласилась.
        Алексей сразу, не спрашивая, заказал несколько блюд, и Кристина была ему благодарна, что не придется краснеть за свою неопытность и мучиться, выбирая между дешевыми и понятными.
        Официант ушел, но пришел другой, принеся в блестящем ведерке со льдом бутылку шампанского.
        - Обычно я не спаиваю малолетних, - со смешком сказал Алексей, - Но с сегодняшнего дня тебе многое можно…
        И он не отвел взгляда от лица Кристины, пока она не опустила смущенно глаза.
        - За твой день рождения! - провозгласил он тост, чокаясь бокалом. Нежный хрусталь мелодично зазвенел, откликаясь внутри золотыми искрами, совсем как недавно. Кристина посмотрела на Алексея, надеясь, что и он ощущает то же самое, но он, кажется, лишь поморщился от этого долгого звука.
        У шампанского был вкус праздника. Такого же торжественного и прохладного как этот ужин. Праздник взрослой жизни. И дело даже не в том, что теперь Кристина имеет право голосовать, выходить замуж, смотреть порнографию, покупать алкоголь и отвечать по закону за уголовные преступления в полной мере.
        А в том, что с этого момента она и только она отвечала за свою жизнь. Становилась по-настоящему самостоятельной. И это ощущение было одновременно очень тревожным и освобождающим.
        - Еще шампанского? - Алексей подлил ей. - Вкусно? Тебе здесь нравится? Хочешь еще что-нибудь?
        - Все хорошо, спасибо… - Кристина чувствовала, как из бокала бодрые пузырьки разбегаются по крови, что-то внутри расслабляется и давнее глубокое напряжение отпускает. Даже пожалела, что так редко пила. Но вкус пива и дешевого вина ей не нравился, а такое шампанское даже их мажоры почему-то не покупали.
        - Тогда именинный торт?
        И повинуясь знаку Алексея из подсобных помещений показалась целая процессия: официант с тортом, уставленным свечами, другие официанты и официантки, повара и еще какие-то люди в униформе.
        Кристина зажмурилась от ужаса, представляя, что сейчас они будут петь «С днем рожденья тебя» как в кино и заставят задувать свечи на глазах у всего зала. И все увидят, что она… Не подходит этому месту. И совсем не годится на роль подруги такого импозантного мужчины, что сидит рядом.
        Видимо, Алексей как-то это понял, потому что когда она открыла глаза, толпа рассосалась и торт принес один официант. Другие посетители только оглядывались, но когда она встречалась с ними глазами, переставали глазеть.
        - Ну хоть свечи задуй… - проворчал Алексей, и это Кристина могла.
        Только надо было придумать желание.
        «Пусть… Пусть…»
        - Постой! Не загадывай!
        - Почему? - подняла она глаза на Алексея.
        - Ты очень разумная девочка и сейчас загадаешь наверняка что-нибудь очень прагматичное. Просите мало и будете довольны. А попробуй загадать настоящее чудо? - предложил он с азартным видом. - Так, чтобы я увидел у тебя по лицу, что ты нашла самую-самую свою мечту.
        Кристина снова закрыла глаза и…
        Любовь? Нет, она не хочет безбашенной любви сейчас, когда у нее столько дел и забот.
        Много денег? Сразу вспоминаешь джиннов с их условиями. Страшно загадывать такое, когда мама болеет. Вдруг эти деньги будут за счет ее здоровья?
        Тогда что?
        Чудо…
        Мечта.
        «Пусть со мной случится настоящее чудо», - подумала она, не открывая глаз. Если Бог существует, если ее чувства - не подделка, то Он лучше всех знает, что такое настоящее чудо.
        Она распахнула глаза и изо всех сил дунула на свечи.
        Они погасли все разом - и в ту же секунду в ресторане потух свет. Аккорд арфы смазался громким диссонансом, все ахнули в один голос и где-то стукнуло дерево о дерево, железо о камень, пластик о пластик.
        Алексей выматерился где-то там в унылой темноте, длинно и грязно, Кристине даже показалось, что она ошиблась, это не он. Но больше некому.
        А потом свет зажегся обратно.
        - Фух, ну ты и дуешь, - помотал головой Алексей. - Надо аккуратнее тебя просить загадывать желания. Ну что, тебе кусочек с клубникой или с шоколадкой?
        Кристина попробовала и тот, и другой. И вообще это был самый вкусный торт в ее жизни, и остатки ей упаковали с собой в коробку, и она заранее радовалась, представляя как угостит маму.
        - Я не знаю как благодарить, - честно призналась она Алексею, когда они снова сели в машину и та стала выруливать на шоссе. - Это был очень хороший праздник.
        - Я рад, - кивнул он. - Вроде бы ерунда, а мне тоже кажется, что вышло очень хорошо.
        - Для меня не ерунда, - тихо сказала Кристина. - Правда спасибо.
        - Пожалуйста, - сказал Алексей, наклоняясь к ней, вжимая в теплое кожаное сиденье и накрывая губами ее губы. Поцелуй был напористым, сильным, даже жестким. Он пах алкоголем и табачным дымом, и Кристина совершенно не понимала, что делать, потому что это был… первый ее поцелуй.
        Ответить? Говорят, что на поцелуи как-то отвечают, но она так и не умела целоваться и не знала, что делать. Она подвигала губами, и Алексей действительно решил, что это приглашение и его язык ворвался в ее рот, по-хозяйски занял там все место. Алексей коротко застонал и навалился на Кристину еще сильнее. Его рука легла на ее бедро и тут же поползла вверх, задирая подол платья.
        Кристина дернулась, пытаясь оторваться от него, выбраться, но это было не так-то легко. Ее трепыхания он принял за активное участие, и язык принялся сновать вперед-назад, проникая довольно глубоко, почти до горла, и вторая рука легла на грудь.
        Кристина уперлась двумя руками в его тяжелое тело и изо всех сил оттолкнула, мотнув головой, чтобы разорвать контакт губ.
        На этот раз все получилось, но ненадолго - Алексей отшатнулся, глядя на нее мутными глазами и тяжело дыша и тут же сгреб ее за талию обратно, присасываясь к груди в декольте и сжимая ладонью задницу.
        - Нет! - рот остался свободным и Кристина сначала тихо, а потом все громче запротестовала: - Нет! Хватит! Я не хочу! Выпустите меня!
        Алексей не реагировал, и тогда она принялась колотить его кулачками по спине и вырываться. Наконец она додумалась сгрести его за волосы и буквально силой оторвать голову от своей груди:
        - Алексей! Перестаньте! Я не хочу! - и она со всей силы ударила его ладонью по щеке. Пощечина для нее тоже была первой.
        Алексей дернулся и отпрянул, посмотрел тяжело и непонимающе. Но с каждой секундой разум возвращался в его взгляд.
        - Ты… - он откинулся на спинку сиденья рядом с ней, потер щеку и запустил обе руки в свою шевелюру. - Ты серьезно?
        - Да! - чуть не плача, крикнула Кристина.
        - Уф… - Алексей поправил пиджак, еще раз странно на нее посмотрел и отодвинулся еще. - Понял.
        До ее дома ехали в молчании. Кристина жалась к двери, боясь повторения. Алексей не смотрел на нее.
        У подъезда Кристина открыла дверь и выскочила. Едва она захлопнула ее обратно, машина сорвалась с места.
        25. Ирн
        Королева Елизавета не любила менять своих привычек. По субботам после завтрака, разбора и написания писем, но еще перед обедом, и если не было важных политических встреч, она отправлялась в Виндзорский дворец. На выходные. Иногда муж присоединялся к ней, но не сегодня.
        Увы, сама за руль она теперь садилась только на безопасных дорожках своих поместий, да и правила дорожного движения давно не позволяли ездить непристегнутой - даже королеве. А она этого не любила. Поэтому приходилось терпеть водителей. Они часто менялись, и хотя Елизавета старалась запоминать их имена и никогда не брала автомобили с перегородкой, отделяющей задние сиденья от передних, иногда она терялась.
        Вот и сейчас парнишка с длинными светлыми волосами, убранными в низкий хвост, был ей незнаком. Новенький, наверное. Немного странно, что он так молод. Хотя, может быть, теперь ей все кажутся слишком молодыми. Жутковатой свойство прошедших лет.
        А он красивый.
        Машина выехала из Букингенмского дворца, и там опустили королевский флаг. Елизавета откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Слишком много взглядов от толп туристов у ограды. Это утомительно.
        Впрочем, середина зимы, время перед Рождеством. Сейчас кажется утомительным вообще все. И слишком темным, несмотря на огромное количество огней, светящиеся витрины и почти искренние улыбки. С каждым годом Рождество радует все меньше, а зимняя темнота утомляет все больше.
        И только весна неизменно добавляет сил. Жаль, что до нее так далеко.
        - Хотите, остановлю у парка? - вдруг спросил водитель. Его глаза в зеркале заднего вида сияли каким-то совершенно нереальным зеленым светом, того оттенка, что бывает у весенней травы. По которой она так скучала…
        - Молодой человек, вы так милы. И кого-то мне напоминаете, - отозвалась королева. - Но, увы, нам не стоит здесь задерживаться. Да и вообще нарушать планы. В службе безопасности тоже люди работают, не нужно ухудшать их жизнь без особой нужды.
        - Никто не заметит, - улыбка у него была совершенно колдовская. Обаятельная и немного опасная. Елизавета не любила мужчин с длинными волосами, ее юность пришлась на военную строгую моду, но она не могла отделаться от мысли, что еще немного - и ее сердце забьется чуть чаще. Еще одна улыбка. Еще один такой взгляд. Еще одно коварное предложение, сделанное мягким гортанным голосом.
        - Но как же… - она не закончила.
        Машина даже не тормозила, она просто замерла на месте, застыла, как муха в янтаре. И все вокруг окрасилось в янтарно-золотой. Казалось, даже в воздухе видны сверкающие искры. И сам он стал плотным.
        Водитель выбрался из-за руля, открыл дверцу с ее стороны и протянул руку.
        - Погляди, Лиззи, все вокруг расцветает. Неужели тебе не хочется посмотреть поближе?
        И она вложила свою сухую ладонь в его тонкие пальцы. Он подхватил ее легко, и суставы с мышцами повиновались этому порыву, словно им снова было семнадцать, как той девочке, что навсегда заперта в состарившемся теле.
        Даже низкое декабрьское солнце казалось весенним из-за золотистого оттенка, который ему придавал этот новый застывший вокруг них воздух. Машины на дороге замерли, люди остановились на половине шага. Летящие с деревьев листья, голубь на половине взмаха крыла, - все застыло, пока она стояла тут с длинноволосым зеленоглазым водителем и смотрела на него, а вовсе не на яркие фиолетовые крокусы, лезущие из декабрьской жухлой травы так нагло, словно уже и вправду весна.
        - Ты ведь никогда не видела таких как я? - спросил водитель.
        - Никогда… - завороженно ответила Елизавета.
        - Почему? - требовательно спросил он, и у нее даже слезы подступили к глазам от того, что она не могла не то, что ответить, а даже понять - что же он от нее хочет?
        - Ох, маленькая… - как будто спохватился он и и вдруг прижал к себе, погладил ладонями по плечами. И семнадцатилетняя девушка внутри нее вздрогнула, всхлипнула и покраснела. Но крови уже не хватило сил, чтобы донести алое смущение до пергаментной кожи.
        - Кто ты? - спросила она его. Давно уже понятно, что не водитель.
        И Елизавета читала очень много странных вещей. И о многом разговаривала с другими людьми на вершинах власти в разных концах света. Она давно знала все про Луну и странные события в пустыне, ей было точно известно про то, существовали ли тайные общества и настоящие колдуны. Она знала даже о том, о чем информация даже не просочилась пока в мир.
        Но про эльфов она читала только сказки.
        - Почему ты так долго живешь, если в тебе нет эльфийской крови? - Он не услышал ее вопроса.
        Если бы эльфы существовали, Елизавета могла бы с точными цифрами и картами на руках пояснить ему, почему Виндзоры никак не могли бы быть в родстве с ними. Насчет остальных королевских родов все было не так однозначно.
        - Может быть, я ела яблоки с Авалона? - она впервые решила пошутить с ним. Но он задумался.
        - А может. Когда сады стало некому охранять, и сердце почти перестало биться, семечки яблонь попали на человеческую землю и уж тебе-то точно должны были доставить самые вкусные яблоки страны!
        - Кто ты? - Снова спросила она. Елизавета хотела услышать. Точно услышать, не вообразить своим бестолковым сердцем, которое все сбивалось с ритма, но это в кои-то веки было не страшно.
        - Тот, кто однажды даст тебе отдохнуть, маленькая, - улыбнулся он ей, и тонкие пальцы погладили ее иссохшие губы.
        - Ты пришел за мной, Смерть?
        - Нет, Ваше Величество, пока еще нет. Но скоро мне понадобятся золотоглазые правители во главе тех государств, что еще могут что-то решать.
        - Мой наследник… - Лиззи вдруг испугалась. Неужели…
        Зеленоглазый покачал головой.
        - У одного из них скоро родится ребенок с золотыми глазами. Это будет твой правнук или правнучка, я тебе обещаю. Но еще и мой. И вот тогда лучше вам самим сделать так, чтобы к десяти годам трон был свободен.
        - А я…
        - Если хочешь, я заберу тебя в свои рощи, Лиззи, - холодный свет его глаз вновь смягчился. - Любишь танцевать? У меня есть много-много красивых залов для танцев, много-много веселых музыкантов и столько партнеров, что тебе и не снилось. И никто из них не оттопчет тебе ноги, никто не собьется с ритма.
        - А ты…
        Он рассмеялся и не ответил. Только вновь открыл ей дверцу машины.
        Королева проснулась только уже за городом.
        Ей снился удивительный сон, но она никак не могла его вспомнить.
        26. Кристина
        Больше всего сейчас Кристина боялась, что войдет - и мать сразу поймет, что произошло. Она всегда понимала.
        Даже когда Кристина тогда в пятом классе стерла с рюкзака белесые потеки, мама все равно по ее лицу догадалась, что что-то произошло и начала расспрашивать и успокаивать, пока Кристина не рассказала про толстого мужика, который в автобусе прижимался к ней - она сначала думала из-за давки, а потом задела рукой что-то горячее и посмотрела вниз, а потом в его мутные глаза, и ей стало страшно.
        Даже когда в десятом ее зажали два парня из параллельного класса прямо на лестнице. Ничего почти не сделали - только полапали грудь через форму, зажимая Кристине рот пахнущей табаком ладонью. Мама только уточнила - через форму? Ну ладно. И налила коньяку.
        Не идти домой тоже не вариант. Может быть, купить пива и напиться посильнее? Тогда будет незаметно. Но и на это не решилась.
        И правильно сделала. У мам тоже бывают очень плохие дни, и еще пьяная в ноль дочь в этот плохой день сделала бы его совершенно невыносимым.
        Кристина хотела проскользнуть в ванную, чтобы смыть с себя касания Алексея, но заметила маму, сидящую на кухне с таким лицом… нет, не лицо было самым страшным. Больше всего Кристину поразили ее руки. Как будто вся усталость за ее жизнь накопилась и собралась в руках. Безжизненные, бесполезные, будто не принадлежащие телу. Мама смотрела на них пустым взглядом, словно примериваясь - отрезать или пусть болтаются?
        - Мам? - тихо позвала она.
        Мама подняла голову и посмотрела на Кристину как будто издалека. В ее глазах не было вообще никого живого, словно оттуда вынули человека.
        - Что случилось?! - Кристина перепугалась так, что у нее, кажется, отнялись ноги. Она оперлась на стену, но не могла сделать ни шага.
        - Все, Кристиночка. Все случилось.
        Голос тоже был мертвый.
        - Мам, перестань! - когда тебе только восемнадцать, и то всего несколько часов как, очень не хочется знать о том, что выглядит вот так. Что приводит к вот такому. Хочется закрыть глаза и зажать уши. Не знать. Не слышать.
        - Я не знаю, как быть, Кристиночка… - мама снова посмотрела на пустые руки. - Они сказали - лечение дорогое.
        - Все-таки… - Кристина не смогла произнести это слово.
        - Да, у меня рак. Там обследование было дорогое, я что-то совсем перестала соображать. Подписала бумаги. Кредит, то-се… Наверное, это неважно? Я завтра пойду откажусь. Что-нибудь придумаю.
        - Мам…
        Кристина почти сползла на пол. Нечестно заставлять ее разбираться в этом всем! Нельзя!
        - Я не верю, мам!
        - Ты понимаешь, доченька, уже и не проверишь. Это очень дорогая штука. Даже если они обманули или ошиблись, все равно уже ничего не поделаешь.
        Не поверить маме было невозможно.
        Кристина свернулась в калачик прямо на полу и попыталась проглотить рвущиеся наружу рыдания. Что делать? Вот что делать?
        В этом доме остановилось время. В домах напротив зажигались и гасли окна, люди выходили и заходили в подъезд. Шуршали под окнами машины. Потом все затихло. Потом поехали первые троллейбусы, громыхнули мусорные баки. Серый рассвет пробирался сквозь декабрьское мрачное небо, а женщина с девушкой так и не двигались. Одна сидя, другая лежа.
        Организм Кристины сдался первым. Он-то не был отравлен пока никакой черной тьмой. Он потребовал в туалет, есть и двигаться. Пришлось ему подчиняться. Из туалета Кристина завернула в ванную и долго стояла под горячим душем, пока кожа не покраснела почти до ожогов.
        Вышла она уже немного умея дышать.
        - Покажи документы, - попросила она маму. Та с недоумением взглянула на свои руки, как будто они правда перестали работать.
        - В сумке…
        Кристина вытряхнула всю ее сумку, нашла листки договоров и погрузилась в их изучение. Если честно, помогало это мало, она не очень разбиралась в птичьем юридическом языке. Но суммы сопоставить смогла. И это, конечно, ее подкосило.
        В бумагах были заключения и диагнозы. Это она тоже посмотрела, загуглила названия и прочитала все, что нашла. Ничего хорошего. Да, шансы есть, но да, бесплатное лечение неэффективно, нужны новые протоколы, а они за деньги, даже если лечиться в России.
        Конечно, всегда остается надежда на то, что маму обманули.
        Как глупо звучит.
        Но на повторные обследования тоже нужны деньги.
        Кристина потерла пальцами переносицу, разгладила тяжелую складку между бровей. Успеет еще испортить и так не блестящую внешность.
        Вариантов, в общем, было немного.
        Кристина достала из кармана куртки телефон. Выбрала контакт. Долго с отвращением смотрела на него. Есть вещи, которые просто надо сделать и все. И надеяться, что не все люди прогнили изнутри до конца, что есть в них еще что-то светлое.
        Иначе на что надеяться вообще?
        И она нажала кнопку вызова.
        На том конце откликнулись мгновенно, словно он ждал этого звонка.
        - Алексей? - Кристина судорожно выдохнула. - Я хотела бы извиниться за свое поведение.
        27. Ирн
        Король Швеции Карл XVI Густав и королева Сильвия всегда завтракали только вдвоем. Конечно, бывали дни, когда «завтрак» был понятием официальным, и устраивали его в одной из столовых, но обычно правящая чета проводила утро наедине.
        Чашка кофе - увы, без кофеина. Круассаны. Овсянка и тосты. Блинчики и ягодный джем. Омлет и рыбный мусс. Ягодное парфе. Бутерброды с паштетом. Спокойный час, когда не требуется ничего устраивать, никому улыбаться и нет необходимости притворяться.
        Впрочем, совсем в одиночестве их все равно не оставляли. В этот раз свежую прессу принес какой-то новенький курьер - зеленоглазый и красивый, так что королева Сильвия даже почувствовала легкий интерес. Король Карл не заметил ни курьера, ни заблестевших глаз жены. Если нового работника пустили, значит его уже проверили со всех сторон, что на него смотреть? Его больше интересовало содержимое газет.
        Сегодня газеты были странными.
        - Смотри, какие сегодня новости, - потянулся он к жене. - «Заселен Хрустальный замок одного из самых северных фьордов. В честь этого события келпи проскакали шеренгой по волнам и устроили бурю, до того похожую на весеннюю, что старожилы стали пророчить жаркое лето».
        - А у меня вообще ничего не понятно, - королева Сильвия задумчиво листала журнал, со страниц которого стекали золотистой пылью округлые руны. - Ты знаешь, что это за язык?
        - Дай взгляну, - король потянулся к ней, и курьер, что принес газеты, тоже с интересом посмотрел. - Нет, даже не видел ничего подобного. Может, это шутка? Молодой человек! Что это вы нам принесли?
        Курьер встрепенулся и выпрямился. Глаза его под золотистой челкой сверкнули травяной зеленью.
        - Вы слышали про синее небо запада? - вдруг спросил он короля с королевой.
        Те переглянулись и снова уставились на курьера. Теперь стало заметно, что одет он тоже странновато - то, что казалось серым деловым костюмом, больше похоже на доспехи, сотканные из тумана, на которые тяжело смотреть.
        - Не слышали? - Ирн явно огорчился. - Ну что ж…
        Под его взглядом ворох газет рассыпался сухими листьями, из груды которых разбежалось не меньше тысячи мелких паучков. Пока король с королевой стряхивали их с себя, он тихонько вышел.
        Рядом с дверью крутился симпатичный малыш, не больше пары лет от роду. Мать или нянька уже искали его, слышны были голоса. Ирн присел перед мальчиком, заглянул в его карие глаза и прошептал:
        - Значит ты станешь Синим Небом Запада для них.
        Теплая темнота из глаз схлынула, словно смытая северным морем, и они засияли чистой голубизной.
        Ирн улыбнулся и спокойно направился к выходу.
        Король Испании Филипп Шестой еще недостаточно устал от своих величайших королевских обязанностей. Строго говоря, он только начал входить во вкус. Вникать в секреты и тайны, которые были ему доверены теперь по праву высшей, хоть и формальной власти. Смаковать на кончике языка не просто «наследник», а «король».
        Те часы, что он проводит за документами в своем кабинете ему нравились чуть меньше, но на этот случай у него всегда стояла бутылка густого южного вина и лежали кубинские сигары. Чаще всего он угощал ими своего советника.
        Сегодня тот запаздывал.
        А когда вошел, Филиппу показалось, что с ним что-то не так. Разве он не был ниже ростом и чернявым? Звали его… вот вертится на кончике языка, никак не ухватишь! Впрочем, что это он, конечно, советник Киндеирн всегда был высоким блондином, разве не Филипп удивлялся, откуда в нем, чистокровном баске, такая стать?
        - Что сегодня? - Спросил он с интересом.
        - Вам нужно объявить войну государству, пославшему этот корабль, - советник указал на интерактивном экране на причалившее к берегу круизное судно. Кажется, это была турецкая круизная компания.
        - Почему? - удивился Филипп.
        - Они пересекли границу и вошли в наш порт, не испросив дозволения. Кроме того, мы находимся в состоянии войны с их землями. По закону всех, кто сойдет с этого корабля, нужно обезглавить.
        - По какому закону? С какими землями? Что ты несешь? - изумился Филипп. - Ему на мгновение показалось, что он сам что-то забыл. Или сошел с ума?
        - Вот по этому закону, - советник положил перед королем темный свиток из тонкой кожи. Он что, украл эту древность из музея?
        - Эта штука выглядит древнее, чем само государство Испания, - проворчал Филипп. - Давай, не занимайся ерундой и…
        - Неужели мы не наследуем древние законы? - спокойно спросил Киндеирн. Он уже убедился, что и в этом короле нет ни капли эльфийской крови, ни единой золотой искры. Было досадно тратить на него время дальше.
        - Нет.
        - Ну нет, так нет.
        Ирн выпрямился, сворачивая свиток, подошел к двери и распахнул ее раньше, чем королева Летисия успела поднять руку, чтобы постучать. Как удобно.
        Он взял ее ладонь, очертил круг, щекоча нежную кожу, подвел к супругу и соединил их руки.
        После того, как они перестали кричать, и из их ртов вылетели маленькие светящиеся облачка душ, Ирн вселил их в два фонаря на дальней дорожке замкового сада.
        А тела… тела так и остались править - больше похожие на механические куклы, чем на людей. К счастью, регламент и расписание для королевских особ прекрасно подходит и куклам.
        Керсти сладко потянулась, услышав, что в ванной стих шум воды. Даже у президента Эстонии может быть второй медовый месяц, особенно если первый она провела вообще в другой стране на самой ответственной на тот момент работе в своей жизни. Вроде и теперь не время расслабляться, но последние недели они с Рене никак не могли друг от друга оторваться. Ничего нет слаще объятий любимого после тяжелого дня.
        Она щелкнула выключателем, гася свет. В темноте касания чувствуются острее, поцелуи слаще, шепот будоражит и вызывает мурашки.
        Дверь ванной открылась - и фигура темнее темноты приблизилась, прогнула матрас на своей стороне. Керсти протянула руку, чтобы коснуться груди Рене, но тот перехватил ее за запястье и странным голосом спросил:
        - Что нужно отрубить водянице, чтобы она стала бессмертной?
        - Что? - не поняла Керсти.
        - Что? - повторил ее муж… или тот, кто притворялся им.
        - Не понимаю…
        - Почему кислое молоко пьют только земляные гномы, а горные не пьют?
        - Кто ты? - Керсти наконец испугалась. Она попыталась вырвать руку, но цепкие пальцы держали крепко.
        - Какого цвета восьмой цвет радуги?
        - Отпусти!
        - Где ночует четырнадцатая звезда?
        - Помогите!!!
        - Почему у женщины между ног сладко, а у феи - горько?
        - Правда, что ли? - оторопела Керсти. Последний вопрос совсем сбил ее с толку, так что она даже кричать забыла.
        - Что нужно сказать Дуллахану, чтобы он принес тебе воды?
        - Я не знаю, кто это… - Керсти почему-то очень огорчилась. Ей вдруг захотелось ответить хоть на один вопрос того, кто держал ее так властно и сильно.
        - Какие травы кладут в котел, чтобы вызвать Пиаста?
        - Научи меня…
        Ирн склонился к ней, не выпуская руку, поддержал под шею ладонью, пока в полной темноте губы не встретились с губами. Золотистый свет мелькнул между ними и погас, а Керсти навсегда запомнила медовый вкус поцелуя.
        - Что нужно принести баньши в полнолуние?
        - Серебряную филигрань… - завороженно ответила Керсти, все еще грезя о его губах.
        - Когда приходит закат на остров Мэйри?
        - Когда птицы роняют зимние ягоды в ледяной колодец…
        - Три вещи приходят от благих богов: слово милосердия, слово песни…
        - Слово добра.
        Керсти сама потянулась за вторым сладким поцелуем, и Ирн не смог ей отказать.
        Но и в ней не было даже памяти, пока он не дал ей заемную магию фейри.
        Этот мир казался безнадежным. Даже среди правителей народов не было ни единого наследника или ставленника волшебного народа. Никто не владел даже примитивной магией. Как мир все еще стоял? На чем?
        28. Кристина
        Алексей открыл ей полуголым, в одних джинсах. Но на плече у него висело полотенце, так что Кристина не стала дергаться заранее. Он проводил ее в комнату, усадил на диван, сам сел напротив на стул, сразу развалился, потянулся за пепельницей и закурил.
        Сейчас было не до капризов на тему дыма.
        Она боялась, что квартира Алексея окажется какой-нибудь… Или слишком роскошной с белыми диванами и стеклянными лестницами, или, наоборот, съемным клоповником и тогда все будет ясно с его желанием, чтобы она принесла извинения лично. Но это был почти обычный дом. Разве что в центре и за забором, но такие строили и у Кристины в районе. Три комнаты, одна из которых гостиная-кухня, книжный шкаф во всю стену, никаких лестниц.
        Она успокоилась.
        - Алексей, я правда очень сожалею, что вы меня неправильно поняли, - Кристина натягивала рукава свитера на пальцы, но он чуть сел после стирки, и они все время сползали.
        - Ты. Не вы - ты, - Алексей прищурился, выпуская дым.
        - Да, ты… - поправилась она. - Ты ничего плохого не сделал, а я наорала так… Наоборот, только хорошее. Прости.
        - Прощено и забыто, - отмахнулся Алексей. - Но ты ведь не просто так решила каяться? Что случилось?
        Кристина вспыхнула, понимая, что вот сейчас ей придется сделать самую ужасную, наверное, вещь в своей жизни. Просить. У человека, который хотел от нее совсем не дружеского общения. И она прекрасно понимала, чем это может обернуться. Но вариантов не было.
        - Моя мама очень больна, - Кристина сжалась от ужаса, понимая, как жалко и лживо это звучит. Как у этих людей в метро. Мама больна, отстали от поезда, операция на мозге сыночку. - Нужны деньги на обследования и… Нет! - она вскрикнула, увидев, что Алексей хочет что-то сказать. - Я не попрошайка! Я хочу взять у вас в долг.
        - У тебя, - снова поправил Алексей, туша окурок. - Но как ты собираешься отдавать? Ты еще учишься, да и потом, даст бог, будешь учиться еще лет пять. И о какой сумме речь?
        Кристина зажмурилась и назвала стоимость всех обследований. То, что вычислила, что успела нагуглить и понять про мамино состояние. Все, на что она надеялась - что потом сможет разобраться, что там за квоты и как получить лечение бесплатно. Но сейчас, как все на форумах твердили, главное - понять, что происходит, не теряя времени.
        Она открыла глаза, готовясь увидеть на лице Алексея - что? Что это слишком много? Или наоборот? Хоть что-нибудь. Но он смотрел точно так же, как до этого и даже кивнул - продолжай.
        - Я многое умею. Вы сами… Ты сам говорил, что я талантливая. Думаю, когда я поступлю, я смогу параллельно работать и отработаю эту сумму.
        - Вряд ли, - спокойно сказал Алексей. - Но я тебя понял. Подожди.
        Он задумался. Закурил еще одну сигарету.
        Кристина сидела ровно посередине дивана, тянула свитер на пальцы и старалась не смотреть на него. Оглядывалась по сторонам, но обстановка отпечатывалась в голове вспышками. Вспышка - телевизор на стене. Вспышка - стеклянный стол в кухонной зоне с отколотым углом. Вспышка - погремушка на полу. Интересно.
        Вспышка - яркие томики фантастики в книжном шкафу.
        - Хорошо, - сказал Алексей минуты через три. - Я дам тебе эту сумму, даже в два раза больше. Только ты напишешь расписку с условием вернуть не позже, чем через пять лет. Я тебе верю.
        - Спасибо! - Кристина вскочила, чтобы… обнять? Она сама растерялась и тут же села обратно. Алексей посмотрел на нее удивленно.
        - Не торопись. Еще вот что. Я устрою тебя на работу. Хорошую работу с хорошей зарплатой и возможностью учиться. Правда, на вечернем. Это чуть снизит твои притязания… хотя, помню, у тебя их практически вообще не было, так что снижать и нечего.
        - Вы… Ты… Спасибо! - Кристина чуть не плакала. Это было больше, чем она могла бы просить. Если бы у нее была работа, она бы могла найти деньги в других местах. Она сможет.
        Если только сейчас не будет еще какого-нибудь условия. Неявного.
        Этого она боялась больше всего. Но к этому была готова.
        Но Алексей ничего больше на этот счет не сказал. Он усадил ее за отколотый стол, продиктовал текст расписки. Научил не ставить подпись, пока не увидит деньги. И тут же перечислил на ее банковский счет всю сумму.
        И даже потом ни на что не намекал. Предложил выпить чаю и поговорить. Раз у них не получилось свидания, они ведь могут пообщаться как друзья?
        - Расскажи о себе, - предложил он. Точнее, почти потребовал. Но он обо всем говорил с некоторым требованием в голосе. - Чем интересуешься, чем занимаешься целыми днями, что любишь, что ненавидишь. Какие сны тебе снятся.
        Про сны было странно, но в остальном Кристина с готовностью отчиталась. Рассказала про то, как любит Англию и все, с ней связанное. Как с детства учила язык. Как радовалась поездке. Потом почему-то перескочила на школьный лагерь, в котором была в прошлом году и как рассказывала придуманные истории в тихий час.
        Про Варю рассказала, как они дружат. Про мальчишек.
        Она не знала, что ему может быть интересно и металась с темы на тему, но Алексей только подливал еще чая из френч-пресса, кивал и курил.
        - Я не знаю, - наконец иссякла Кристина. - Не знаю, что еще рассказать. У меня нет ничего интересного или особенного.
        Ей хотелось вернуться домой и успокоить маму, но она не смела первой прервать этот визит.
        - Вот и я думаю - что же в тебе особенного… - задумчиво сказал Алексей. - И не понимаю…
        - Что? - Кристина даже испугалась его тона - немного угрожающего.
        - Нет, ничего, не обращай внимания. Ты устала, наверное? Вызвать тебе такси до дома?
        - Я доеду, все в порядке! - Кристина метнулась в прихожую как-то неприлично быстро, но он же должен понять!
        На улице она долго дышала, как будто пробежала как минимум полумарафон и никак не могла отдышаться. Теперь все должно было быть хорошо. Правда ведь?
        Она почему-то перестала торопиться, словно главное было - вырваться от Алексея и теперь просто медленно брела по улицам домой, начисто забыв о метро и автобусах.
        29. Ирн
        - Господин президент! Вас спрашивает странный человек, говорит, он ваш лучший друг и… Вот и он.
        - Какая чушь, у меня нет дру… - президент обернулся и встретился взглядом с зелеными кошачьими глазами. Он всегда терпеть не мог кошек. Да и откуда у него могут быть зеленоглазые друзья с длинными светлыми волосами, гибкие как ива, жестокие как осока, режущая руки того, кто цепляется за нее, пытаясь не утонуть в болоте, которое только что притворялось зеленой полянкой.
        - Что за чушь, как вы могли забыть моего друга! - поправился президент. - Я что, не давал указаний пускать его днем и ночью?!
        - Но вы… - впрочем, те, кто знает его характер уже утянули говорящего за дверь.
        Лучший друг президента обогнул его стол и подошел к окну. Уперся длинными тонкими пальцами в холодный мраморный подоконник и посмотрел в засвеченное небо над городом.
        - Я один все не успею, - тоскливо сказал он президенту, словно продолжая состоявшийся когда-то разговор. - Нужно объявить диспансеризацию по всей стране. Запиши.
        - Зачем? - удивился президент. В виске у него толкнулась жилка, послав луч боли, обежавший череп по кругу и снова толкнувшийся в висок. Непонятно, зачем ему сейчас с этим возиться. У него другие интересы.
        - Проверить всех на такие маркеры в крови, - лучший друг президента подошел к столу, взял первый попавшийся листок и записал на нем несколько букв и цифр. И смотреть радужку. Срочно.
        - Зачем тебе это? - президент почувствовал, как боль в голове усилилась. Все вокруг вдруг подернулось аквамариновой дымкой, словно он под водой. Не хотелось ничего делать для этого лучшего друга. Но и не сделать было нельзя.
        - Да хватит сопротивляться! - раздраженно сказал лучший друг президента. - Интересно, откуда у тебя такая защита…
        Президент потер виски. Сквозь боль было невозможно думать.
        - Когда тебе по всей стране искали десятилетнюю девочку именно с пшеничными волосами и вводили обязательные обследования для детей, ты что-то не сопротивлялся!
        - Откуда ты знаешь?! - взвизгнул президент. Логика говорила, что лучшим друзьям такое не рассказывают. Но в голове билась птицей боль и дальше думать он не мог.
        - Это все знают, - пожал плечами зеленоглазый… друг. - Все, хватит.
        Президент вдруг достал чистый лист бумаги и написал несколько строчек, аккуратно переписав буквы и цифры с испорченного указа перед ним. Подписал, поставил печать, хотя это было уже лишним и отложил в стопку обязательных для исполнения директив.
        Головная боль схлынула, как и не было. Но и того, кто сидел на подоконнике, опираясь подбородком на колено, он тоже не знал. Президент потянулся к кнопке, чтобы позвать охрану, но тот сказал:
        - Забавно будет знаешь, что?
        Он легко спрыгнул с подоконника, прошел в спальню за кабинетом, где лежала среди смятых простыней совсем юная девочка, коснулся ее лба и поменял души местами.

* * *
        - Что вы себе позволяете, это парламент!
        - Хуямент! - хором отозвались четыре предыдущих оруна, которые тоже начинали с «это же парламент», а сейчас стояли без штанов перед трибуной и время от времени выкрикивали что-нибудь непристойное. Но не они беспокоили всех входящих, а странный человек в темных очках, который сидел, задрав ноги на кресла впереди и голосовал против каждого вносимого закона. В одной руке у него была бутылка шампанского, в другой - бенгальский огонь, который и не думал потухать.
        - Раздевайся! - крикнул он шестидесятилетней депутатке от далекого округа, о котором никто за все годы ее присутствия так и не почитал даже в Википедии.
        Она застыла, глядя в сияющие зеленью глаза. Хор орунов застыл в ожидании - что еще придется пропеть? Фейри отхлебнул шампанского и хотел было придумать для нее еще одну жестокую забаву, но депутатка вдруг положила стопку папок на стол, расстегнула свой пиджак и стащила его, потянула заправленную блузку, выпустила из плена лифчика давно обвисшие морщинистые груди…
        Ирн не стал досматривать стриптиз. Просто через пару минут, когда обнаженная дева с золотистой кожей робко подошла к нему, он закинул ее себе на колени, поцеловал в искусанные коралловые губы - и о прошлом напоминала только груда несвежих тряпок на полу, лежавших как сброшенная прошлогоняя кожа змеи.
        Но в ее глазах тоже не нашлось золотых искр. Просто во все времена и всегда были те, кто охотно шел за танцующими фейри. Бедовые девушки, безумные юноши. Это не значило ровно ничего, кроме того, что они родились чуть иными.
        Но фейри в их роду не было.
        Ни в одном из крупных правительств мира не было фейри. Никаких золотых искр, никакой колдовской зелени, никаких сухих листьев, звона колокольцев, зачарованных слуг.
        Сколько Ирн загадал загадок, сколько убил тех, кто вставал у него на пути, сколько он соблазнил мужчин и женщин, сколько?
        Почти везде, где он прошел - теперь были фейри. От указов разлетались в стороны звонкие монетки, превращавшиеся в навоз поутру. От подсчитанного бюджета пахло жженной карамелью или болотной тиной - зависело от того, как много там подтасовок.
        На парламентских сессиях теперь все начиналось и заканчивалось оргиями. В королевских семьях рождались сплошные близнецы с капризными личиками. Урожай яблок в этом году по всему миру выдался безумным, будто вместо нефти теперь можно было использовать сидр.
        Все это было отлично.
        Но Ирн не верил, что в мире не осталось ни одного фейри кроме тех, что он сделал сам.
        Кто же тогда владеет сердцем магии?
        И кто управляет миром?
        30. Кристина
        Все сразу стало поправимым. Или казалось таким. Деньги решают почти все проблемы.
        Кристина добилась записи на самые точные исследования, мама ненадолго очнулась и нашла специалиста, которому можно потом отнести результаты. Все это быстро, буквально сегодня-завтра. В таком деле медлить нельзя.
        Денег ушло не так уж и много, хотя Кристина не обольщалась, все еще было впереди. Но ее приводило в отчаяние, как многое зависит от совсем небольшой суммы. Как жутко, когда этой суммы нет.
        Алексей позвонил на следующий день вечером и предложил сходить в кино.
        Кристина так удивилась подобному совсем детскому свиданию, что даже не нашлась, что ответить. К тому же посчитала, что отказать будет… неблагодарно? Но и идти не хотелось.
        - Ты не думай сейчас, что это связано с деньгами, - правильно понял ее неловкое молчание Алексей. - Если не хочешь, то не иди, не буду же я тебя принуждать. Я же тебя не купил.
        - Мне нужно заниматься, - пробормотала Кристина, ругая себя за то, что так и не смогла ответить честно.
        - Да, конечно, я понимаю. Экзамены, подготовка, - заспешил согласиться Алексей.
        Но на следующий день они столкнулись прямо в школе. Он выходил от директриссы, а Кристина шла с последнего урока, надеясь, что у нее будет пара часов до возвращения мамы. Хотелось просто погулять, пусть и с тревожными мыслями в голове. Поболтать с Варей, та уже начала обижаться на нее.
        - О, ты свободна! - обрадовался Алексей. - Давай зайдем в кафе, я видел у вас недалеко симпатичное местечко. А потом я тебя подкину до дома.
        - Я… - не зная, как отказать, Кристина замолчала и закусила губу.
        - Кристя! - сзади напрыгнула Варя. - Ну что, идем поболтаем за кофе?
        - Я… - снова не шли слова.
        - Вообще-то я сам хотел похитить Кристину, - Алексей галатно поклонился Варе, протянул ей руку, а когда она потянулась ее пожать, поймал ее пальцы и поцеловал. - Но раз у вас дружеские посиделки, только и прошу, что присоединиться. Конечно, все угощения за мой счет.
        Варя точно не нуждалась в оплате счета, но вот Алексей выглядел… Достаточно взрослым и достаточно импозантным, чтобы побесить Вика.
        В кафе Алексей, не спрашивая, сел рядом с Кристиной, оставив место Варе напротив. Заказал на всех кофе по-ирландски, сообщив, что не чувствует ни капли вины, ведь они уже совершеннолетние, купив тем самым Варино расположение. Она болтала без умолку, непроизвольно и инстинктивно флиртуя с Алексеем. Тот со снисходительной усмешкой позволял себе отвечать на некоторые подачи рискованными шутками.
        Кристина заставляла себя улыбаться.
        Ей хотелось пожаловаться Варе на случившуюся беду. Поделиться страхами. Попросить совета. Но теперь только по телефону.
        - О, а я вас в школе ищу! - на единственное свободное место за столом приземлился Вик. Он деловито отпил Вариного кофе, вооружился вилкой и принялся разрушать тортик, который нетронутым стоял перед ней - Варя изображала приличную девушку.
        Заодно закинул ей руку на плечо, тем самым обезвредив.
        И превратив посиделки в двойное свидание.
        Хотя с появлением Вика Кристине стало чуть легче дышать. Он будто разбавил густую плотную атмосферу, генерируемую Алексеем. Слишком предупредительным и слишком обаятельным.
        Но радовалась она недолго.
        Вик все активнее тискал Варю, не смущаясь наблюдателей, и Кристина в какой-то момент упустила то, как Алексей взял ее руку в свою под столом. А когда поняла, отнимать было уже поздно.
        Так или иначе, она все-таки оказалась с ним на свидании.
        После кафе он отвез ребят первыми - Вик настоял, что сам проводит Варю до квартиры, и судя по положению его ладони, провожать он собирался с далеко идущими намерениями.
        Алексей же повез Кристину к ее дому, остановил там машину и тяжело вздохнул.
        - Если я спрошу, могу ли я тебя поцеловать, ты меня правильно поймешь? - в голосе была еле слышная насмешка.
        Кристина не нашлась, что ответить. За этот вечер она сказала едва ли десяток фраз. То, как он затягивал ее в отношения с ним, смущало ее невероятно. Но он действительно помог, и пожалуй, поцелуй был бы не самой страшной платой.
        - Кристин, я ведь не заставляю тебя, - мягко сказал Алексей, протягивая к ней руку и проводя пальцами по волосам. - Ты же понимаешь это?
        - Я понимаю…
        Он наклонился к ней, но остановился в сантиметре от ее лица. Губы беззвучно спросили: «Можно?»
        Кристина закрыла глаза.
        И ее рот оказался мгновенно занят жарким настырным языком, влажным, голодным поцелуем, даже непредставимым для нее до сих пор.
        Руки Алексея легли на ее талию, целомудренно не двигаясь больше никуда, но то, что происходило с ее губами, целомудренным не было ни в коем случае. Она чувствовала настоящую мужскую страсть, опасную и едва сдерживаемую, и ничего не могла ей противопоставить. Любое ее движение только глубже втягивало ее в непристойность поцелуя, а попытка отстраниться привела к тому, что на затылок легла тяжелая горячая рука и прижала ее сильнее.
        У отстранившегося Алексея был довольно встрепанный вид.
        - Иди домой, - сквозь зубы буркнул он. - Ты невозможная, боюсь не сдержаться.
        Кристина выскочила из машины и едва сумела дрожащими пальцами набрать код на двери.
        «Помни, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось», - прислал он ей вечером смс.
        Через два дня, когда усталый равнодушный профессор, просмотрев стекла и снимки, кивнул и подтвердил маме диагноз, Кристина вспомнила это сообщение, и почувствовала потусторонний холодок. Как будто он знал, что теперь ей будут нужны еще деньги - расписанное лечение включало в себя препараты, на которых не выделяли квоту.
        «Хотите лечиться или хотите бесплатно?» - беспощадно спросил профессор. Ответ он знал, поэтому просто продолжил.
        Страшнее выбора перед Кристиной еще не стояло.
        31. Ирн
        Питавшая его много веков ярость - ушла. Просочилась в землю, проросла травой, зеленой как его глаза. Сила, которая держала его, несла и позволяла верить, что он уничтожит своих врагов - истрепалась и растаяла, сменилась насмешливой усталостью и обреченным смирением.
        Ирн должен был наконец это признать.
        Мир уже не тот, что был в его времена.
        Эльфийской крови больше нет. Эльфийской магии больше нет.
        Но где-то есть сердце. Его точно нельзя было уничтожить, пока жив сам Ирн. И он его чувствовал.
        Пусть миром управляет другая сила, но связь между его частями, вены, артерии и капилляры, проталкивающие сквозь себя силу - это дело Сердца.
        Оно точно есть.
        Но вот так, нахрапом, как он надеялся победить, его не найти.
        Тут не поможет веселая яростная магия фейри. Тут надо плести заклятия, которые старше него, и намного.
        Ирн не любил эту темную древнюю магию. Каждое ее использование словно отгрызало кусок от его души. Его душа была бесконечна - даже много столетий использования этих страшных вещей ей бы не повредили. Но ощущение вытягиваемой из него самой его сущности - не нравилось.
        Давно привыкнув к путешествиям по ставшему очень маленьким миру, Ирн неизменно удивлялся только одному.
        Все дороги вели в рощи фейри.
        Практически из любой точки мира, где был аэропорт, можно было добраться до Лондона и зеленой зимней травы на извечных лугах, словно мир до сих пор помнил, откуда он появился, из какой точки развернулся всей своей бесконечностью шара.
        Темная магия древних была сильнее именно здесь.
        «Довольно забавно, - отмечал про себя Ирн, стоя в очереди на паспортный контроль и протягивая в окошко засохший кленовый лист. - Что теперь я - самый древний. Я, когда-то считавшийся одним из молодых. Тот, кто даже воочию не видел ушедших и растворившихся в камнях, деревьях и небе истинно темных фейри. Остался последним и возродил эльфийский род. И из самонадеянного мальчишки, обнаглевшего до высшей степени - владения миром - стал патриархом и основателем. Вот бы Айна посмеялась».
        Холмы Гринвича так и остались самыми густонаселенными. Сотни, если не тысячи золотых, зеленых, алых, черных, серебристых крылышек, рук, рожек и хвостиков мелькали в подземных залах, заполненных сладкой водой и освещенных фосфорецирующими мотыльками.
        Его первые слуги - угловатые феи, темные воины, томные, состоящие сплошь из мягких округлостей обнаженные девы, укутанные только в длинные, до пят, волосы, дриады с розовыми и белыми цветами, растущими у кого из плеча, у кого из-за уха, у кого распарывающими кожу на коленях.
        Призраки сонниц, оборотни в жителей городов, тонконогие остроносые зубоскалы с рыжей шевелюрой, название которых Ирн забыл, а новое выдумать поленился.
        Красноволосые певуньи, рогатые, похожие на демонов, сиды с кривыми мечами, зеленокожие водуницы, почти сросшиеся с корнями медовоглазые пиньи.
        Стоя посреди поляны под раскидистым огромным дубом, с опозданием усыпавшим траву яркими разноцветными листьями, Ирн перебирал их всех в памяти. Его длинные бледные пальцы шевелились, между ними потрескивали нити черной паутины, цеплявшейся за каждую искру жизни, что он вложил в новых фейри.
        Пришла пора отдавать долг. Слишком рано. Слишком жестоко. Но он и не думал, что им удастся выжить, когда создавал их.
        Ирн вскинул руки, и из его пальцев с шелестом развернулись блестящие, словно атласные, ленты всех оттенков коричневого - от цвета топленого молока до глубокого шоколада. Их было не меньше сотни, он будто держал их концы в горсти.
        Каждый поводок вел к самому сильному фейри в этих холмах.
        К пенногривому келпи, к фее с золотой кожей и алой кровью, к малютке с лиловыми глазами, которая даже не успела толком переродиться в волшебное создание, но уже была сильнее их всех.
        Они сползались, слетались, сходились к нему, сопротивляясь с каждым шагом, ибо в любом фейри заложена искра волшебства и сыпучая горсть эгоизма.
        Они умирали, иссыхали, рассыпались в плах, расплескивались в гниль.
        Отдавали все, что могли.
        Ирн тянул из них силу, которую однажды вложил. Из маленькой золотой искры в них разгорелась настоящая жизнь фейри, и теперь она была нужна для того, чтобы оживить ссохшиеся сосуды, ведущие из пустоты в груди, где когда-то было сердце - к самому Сердцу. Наполнить их золотой магией, заставить ее биться и вести туда, где прячется средоточие мира.
        У него почти получилось.
        Разлетелась на хлопья девочка с лиловыми глазами.
        Распался на пену мятежный келпи.
        Дриада рябины с дробным стуком осыпалась на асфальт засохшими ржавыми ягодами.
        Но мир пульсировал, мир толкал сияющую золотую магию к замершему Сердцу, и Ирн уже почти видел, куда вливаются все артерии и откуда выходят вены.
        Через пролив и дальше на восток - совсем близко. Почти не придется лететь.
        Ирн облизнул тонкие губы, забирая последние капли силы и готовясь вернуть все, что взял у своих детей…
        И в этот момент сухое, шершавое, темное, холодное, тугое, страшное, безводушное и плотное - одними прилагательными, ни одного существительного, потому что Ирн никогда в жизни не встречал такого - навалилось, объяло собой, тяжелыми шлепками серой массы задавило, опрокинуло, протащило, затоптало. Выстуженным стерильным ветром вымело всю золотую пыль, заморозило траву, закатало в асфальт. Черно-серые дорожки из щебенки, бегущие по парку, раскатились, покрывая собой луга, холмы и поляны, перекрывая солнце, воздух и магию в подземных черготах фейри.
        И те, до кого не дошла очередь отдать жизнь Ирну, позавидовали тем, кто уже умер, глядя в его зеленые глаза. Плотная горькая масса поднималась в их горлах, заполняла тела, застывая внутри.
        Превращая в причудливые цементные статуи, с которых облетала чешуя и перья всех цветов радуги.
        Сжатый чуждой и незнакомой магией, Ирн с трудом находил силы, чтобы сделать вдох.
        Тем яснее становилось, что он ошибся.
        Он искал соперника.
        А надо было искать врага.
        Потому что у соперника можно отвоевать корону и сердце. Соперник владеет той же живой магией природы.
        Враг - другой.
        Мир сменил хозяина.
        Мир сменил питающую его магию.
        Теперь по его жилам струится холод технологий.
        Тяжелые цементные волны заливают живую траву и укутывают деревья смертельными покрывалами.
        Только Сердце еще бьется. Но все реже и реже.
        Ирн вложил остатки сил в один-единственный призыв, протянул руку на восток и…
        0. Сердце
        …Сердце отозвалось.
        Стукнуло. Еще раз. Еще! Еще!
        Откинуло тяжелую крышку, забилось под белым прозрачным небом, рассылая пульсирующую живую магию по обновленным венам.
        - Нихуя себе!
        - Да закрой скорее, ты дебил, что ли?
        - Стремно.
        - Викторычу звони!
        - Сам звони.
        - Да захлопни и все тут! И замок защелкни.
        32. Кристина
        - Васильева!
        Кристина вздрогнула и распахнула глаза.
        Только что они шли по школьному коридору с Варей, обсуждали контрольную, которую ни с того, ни с сего дали на алгебре, как в одну секунду все изменилось.
        Мир наполнился светящимся золотом, излучающим любовь и принятие. Миллионы нитей, связывающих все в мире, миллионы сосудов, питающих живых существ, миллионы звезд, горящих, чтобы никто не странствовал в темноте, вдруг засияли перед ее внутренним взором. Она закрыла глаза, раскинула руки, не смущаясь даже подруги, которая встревоженно спрашивала, что происходит, и на миг ей показалось, что еще немного - и она полетит.
        «Бог любит меня! - подумала Кристина. - Я забыла о церкви в суете повседневных бед, а ведь там бы я нашла утешение!»
        Но окрик дирекстриссы вернул ее на землю в буквальном смысле. Она даже не поняла, насколько в буквальном - если бы кто-нибудь наблюдал за ней, то увидел бы, что ее ноги на несколько миллиметров оторвались от земли.
        - Васильева, зайди ко мне! Немедленно!
        Кристина виновато оглянулась на Варю.
        Та шепотом уверила:
        - Я подожду под дверью.
        - Домбровская, у тебя консультации, или я ошибаюсь? - директрисса смерила Варю недобрым взглядом.
        - Конечно, сейчас иду! - покивала она, но Кристине одними губами сказала: «Подожду».
        Нинель Владимировна встретила Кристину, сидя за своим монументальным столом. За ее спиной за огромным окном было видно школьный стадион и урок физкультуры у пятиклассников. Унылые фигурки на лыжах двигались по кругу как заключенные в тюрьме.
        Кристина предпочла бы быть там, а не пред очами директриссы.
        Та вела себя странно.
        Постукивала ручкой о стол, перекладывала туда-сюда лист бумаги и смотрела исключительно на него. Как будто ей очень не хотелось говорить Кристине то, что она собиралась.
        - Васильева! - грозно начала она, но сбилась на более доверительный тон: - Кристина… Мне известно о том, что Алексей Викторович, наш большой друг и спонсор, проявляет к тебе… внимание.
        - Простите, Нинель Владимировна! - Кристина испугалась, что сейчас влетит еще и за это. Директрисса вообще довольно холодно относилась к романам учеников. Если заставала целующиеся парочки - разгоняла криками о том, что сначала надо институт закончить. - Я ему говорила, что мне пока еще рано, но он… Но я постараюсь и скажу еще раз!
        - Нет, Кристина, я хотела немного о другом. Понимаешь, Алексей Викторович достойный и серьезный человек.
        - Д-да…
        - И он очень многое делает для школы. Помогает нашим ученикам. И тебе в том числе. Где бы ты была без его фонда, а так пойдешь учиться в нормальный вуз…
        - Н-наверное… - Кристина все еще не понимала.
        - Ты ему очень нравишься, и он, повторюсь, серьезный человек с серьезными намерениями… - директрисса скривилась и поправилась: - Я не имею в виду совсем серьезные, кто же женится в вашем возрасте, но его чувства…
        - Ч-что?
        - Ты могла бы быть с ним повежливее.
        - Я все ему объяснила очень вежливо, - кивнула Кристина.
        - Отказала, ты имеешь в виду? - вздохнула Нинель Владимировна.
        - Ну да, конечно.
        - Я как раз о том, что ты могла бы не отказывать вот так… - она подняла глаза и посмотрела прямо на Кристину. - Ты меня понимаешь?
        - Н-не совсем…
        - Почему бы тебе не быть с ним поласковей?
        - Вы имеете в виду… - Кристина похолодела. В голове не умещалось то, о чем она наконец догадалась. Все-таки она неправильно поняла, наверное!
        - Да, я имею в виду, чтобы ты не отказывала ему в том, что он хочет. Сама понимаешь. В свою очередь я сделаю для тебя все, что могу - сниму все дисциплинарные наказания, дам бесплатные факультативы.
        - Вы хотите…
        - Она хочет подложить тебя под депутатика! - дверь распахнулась и в кабинет ворвалась гневная богиня Варя.
        - Домбровская!
        - Что - Домбровская?! Вы будете еще два часа блеять, намекая, чтобы Кристя продалась за ваши сраные факультативы и депутатское бабло для школы! Я просто сокращаю этот позор для всех!
        - Как ты себя ведешь! - Нинель Викторовна даже встала, упираясь кулаками в стол. - Ты осознаешь, где находишься?!
        - А вы? С утра на здании была табличка «Школа», что, уже заменили на «Бордель»? - дерзко отгавкнулась Варя. - Не думаю, что вы меня накажете за то, что я вам Кристю просвещу.
        - Вон отсюда! Обе!
        - Отлично!
        Варя выволокла шокированную Кристину из кабинета и прислонила ее к стенке за углом.
        - Дыши, Кристь, дыши. Вот сука какая, а.
        - Варь, она правда хотела, чтобы я…
        - Правда, Кристь, правда.
        - Я не верю.
        Кристина верила. За последние недели ее мир уже перевернулся и обернулся своей черной стороной. Какая мелочь - сутенерша-директрисса, если твоя мать умирает от рака. Но к дальнейшему она все-таки была не готова.
        - Кристь, она тварь та еще и наверняка с твоего Гаврилова слупила бы за твою невинность бабла лично себе. Но по сути-то, если честно, я тебя не понимаю. Чего ты его динамишь?
        - Варь… - Кристина помотала головой. - Я же не люблю его.
        - При чем тут вообще любовь? Мужик - это ресурсы! В восемнадцать лет отхватить помощника депутата - это как джек-пот сорвать! Особенно тебе, с твоим материальным положением.
        - Ты серьезно?
        - Абсолютно, - Варя помахала Кристине перед лицом ладошкой. - Все, очухалась? Я бы вот на твоем месте и не думала бы.
        Остаток дня Кристина провела будто в тяжелом бреду. Варя, учителя, одноклассники - все вызывало отвращение и казалось зараженным чем-то мерзким, вроде черной плесени.
        Единственное, что ее держало на плаву - то, что она пообещала себе обязательно зайти сегодня в церковь. Хотя бы в ближайшую, ту, «шаговой доступности».
        Для этого пришлось сбежать с последнего урока МХК, но учительница там была добрая, посещаемость не отмечала, а иначе было не успеть. Нужно было к маме, решать вопрос с лечением, и нужно было избежать встречи с Алексеем.
        Она еще не сделала свой выбор.
        Ей повезло застать в церкви батюшку - такого молодого, что у него еще не выросла толком борода, на подбородке топорщились какие-то рыжеватые клоки шерсти. Но Кристина верила, что у каждого служащего богу есть дар утешения.
        - Что тебя тревожит, такую юную? - спросил батюшка, когда Кристина, поставив свечку, решилась обратиться к нему за советом.
        - У меня очень тяжелая жизненная ситуация. Я не знаю, что делать, - призналась она. - Передо мной стоит выбор…
        - Надеюсь, это не выбор из двух мальчиков? - улыбнулся батюшка.
        Кристина сжалась.
        - Нет… Другое. Но и это. Нет, совсем не так, - она запуталась. - Просто скажите мне, если я знаю, как будет правильно, чтобы было лучше для других, но мне придется сделать очень неприятное для себя, то как выбрать?
        - Неприятное для себя, чтобы помочь другим или не помогать и жить свободно?
        - Да…
        - Ты знаешь, что бог наш дает нам только те испытания, что нам по силам? Каждому он дает свою ношу - и мы несем ее, страдая и жалуясь.
        - Да, наверное… - Кристина ломала пальцы.
        - И это нормально. Даже у Иисуса Христа были минуты сомнений, значит и нам господь их простит. Но что было бы, откажись сын божий сделать «неприятное» для себя? Были бы тогда наши души спасены?
        - Нет…
        - Тогда ты знаешь ответ, - батюшка положил ладонь Кристине на плечо. - Мое благословение с тобой. Иди дорогой добра.
        Воздух на улице показался Кристине горьким как желчь.
        33. Ирн
        Здание раскололось как орех под каблуком, обнажая сочные зернышки в уютных алых креслицах. Флаги, гербы, надутые щеки.
        Ирн шагал по коридорам, вздергивая за галстуки и всматривался в каждого зло и спокойно.
        Не тот, не тот, не тот.
        Натянутая ткань рубашек на упругих животиках, щеки, заливающие шею, потные лысины, короткие пальцы, блекло-голубые глаза, животный ужас, запах, мать-природа, как же мерзко они воняют!
        И ни в одном - ни искры волшебства. Ни у одного ни колдовской зелени в глубине глаз, ни чудных перстней на пальцах, ни узоров, скрытых одеждой, ни сладкозвучного голоса.
        Теперь миром правят - они. Блеклоглазые черви в туго натянутых на животах рубашках. Придумавшие стыд, дипломы о высшем образовании и что одни люди от рождения лучше других.
        Вместо песен у них - законы.
        Пустые слова для тех, кто приходит к королям без уважения, к друзьям без любви и к врагам без гнева.
        Песни у них поют специальные люди, которыми быть стыдно и приятно. И сами они поют песни только когда им стыдно и приятно и можно притвориться, что это не ты, что стакан хмельной росы позволил тебе ненадолго отдохнуть от себя.
        Вместо колдовства у них - страх.
        Они не владеют своей жизнью и своей судьбой, они не умеют делать так, чтобы все вокруг становилось дорогой, ведущей к цели. Они боятся будущих дней, коротких и сосчитанных, вылизанных, вытертых, охолощенных, но все равно боятся, потому что не умеют находить в них себя.
        Они забыли слова и ритуалы, которые могли бы превратить их в стрелу, а мир - в купальню золотых фей. Они могли бы научиться петь, но поют редко и стыдятся этого.
        Вместо любви у них - договоры.
        Сердце никогда не забывает того, кого выбрало своим. Сколько бы столетий ни прошло - ты всегда будешь лозой, которая указывает на воду, что ты пил однажды.
        Но если договориться о том, что никакой лозы не было, воды не было, ночей не было, пронзительного ветра в груди не было, стесанной кожи, огня меж пальцами, одной на двоих судьбы - то, конечно, придется пользоваться словами и притворяться, что они похожи на то, что чувствуешь теплой сентябрьской ночью, когда горько и остро пахнут лесные травы.
        Но Ирн знал, что сердце билось где-то здесь.
        Билось полноценно и сильно - всего несколько ударов, но они были, а значит оно все еще держало равновесие в мире. Значит, несмотря на власть холодного железа, тупого бетона и больного стекла, в глубине, под кожей мира, по венам его текла золотая кровь магии.
        Кто бы ни захватил власть в мире, он так и не сумел создать то, что заменило бы настоящую жизнь. Рукотворный ветер, прямоугольные скалы и опалесцирующие реки, отравляющие мир, питались из него же. Уничтожали сами себя, но иначе не могли.
        Тот, кто правит миром, не победил природу, а всего лишь извратил и захватил ее в рабство. Заставил служить себе. Осушил моря, запер реки в трубы, смирил ураганы, загнал дикие травы в клетки. Но не создал ничего нового - лишь переделал старое.
        Ирн говорил когда-то, что не доведет до добра новая мода запрягать живых существ, ездить на них верхом и заставлять выполнять тяжелую работу.
        Спустя десять тысяч лет они уже запрягают ветер и волны. Сжигают деревья, чтобы запрягать ветер и волны. Не просят, но приказывают - и мир смиряется.
        Страшно представить, что же они делают с племенами Дану. Что отнимают у этих слабейших существ, неспособных противостоять даже самому маленькому фейри.
        Где у фейри изменчиво - у людей плотно, где фейри поет - человек кричит, где фейри свободен - человек скован и где у фейри сердце - у человека боль.
        Если новая власть просто уничтожила фейри, то с людьми она сделала вещи куда хуже. Теперь у людей даже нет боли, только бетонный блок внутри, в который напрасно бьются золотые волны вечной магии.
        Ирн поморщился, глядя, как в панике разбегаются от него человечки с развевающимися за спиной галстуками. А ведь они только что верили, что выше них - нет никого.
        В этом городе притяжение сердца становилось все сильнее: мерцали золотом испачканные в мазуте рельсы подземки, тянуло ночными фиалками среди кислого человеческого пота в торговых центрах, над грохотом центральных улиц звенели колокольчики и слышалось ржание.
        Люди этого не видели - бетонный блок в груди мешал пробиться золотой крови.
        Ирн уже знал, куда ведут его артерии мира. Где прячут сердце.
        Чего он не знал - кто будет тем драконом, что его охраняет.
        Но пока он шел, поднимаясь по серым ступеням из подземелья, пока смотрел на людей, чьи глаза тухли, когда он обращался к ним, пока тяжелые двери с трудом распахивались, чтобы пропустить Киндеирна, Кровавого Короля, он ощутил еще кое-то. Легкое как щекотка или дыхание сонной кошки.
        Это было страшно - в первый раз ощутить невозможную надежду.
        Не золотая кровь, еще нет. Но магия, отличная от магии самого Ирна.
        Магия Айны.
        Неужели кто-то из тех, в кого Айна положила кусочек своего сердца - выжил? Кто-то из потомков того племени, с которым она возилась перед тем, как Ирн принес ей ее злую судьбу.
        Тогда он должен найти…
        Если хоть где-то есть маленькая частичка Айны, то он знает, что делать. Он может возродить ее… увы, ненадолго. Огненная ее душа никогда не поместится в человека.
        Но если выжечь человека до дна, можно на несколько секунд ощутить ее рядом.
        Ирн не будет тратить эти крошки бездумно. Он заставит этого человека родить детей, отберет тех, в ком еще найдется наследие возлюбленной темной феи. Медленно, долго, но за шанс почувствовать ее хоть ненадолго стоит побороться.
        За шанс хоть иногда позволять себе эти несколько секунд рядом.
        Пожалуй, Ирн отдал бы за это даже свое сердце.
        34. Кристина
        Сначала она гуглила мамин диагноз. Где-то на краю сознания болтались мысли о том, что бывают же чудеса. Кажется, у Ремарка было, что полностью пораженные легкие вдруг исцелялись. Случалось такое, что сияющие страшными огоньками на снимках метастазы оказывались безобидными новообразованиями.
        Бывали же чудеса. Бывали же ошибки. Ей очень нужно было чудо или хотя бы надежда на него. Но большинство статей, которые она находила, были о том, что самое важное - поторопиться. Не упустить ни дня. Заплатить, сколько попросят - и тогда появится шанс. Некоторые варианты маминого рака позволяли жить с ним долго, иногда десятилетиями. Но не ее. И шанс ошибок там был исключен.
        Все, что Кристина понимала - она могла понадеяться на чудо, и больше никогда не простить себя, когда однажды случится страшное.
        Она села на лавочку на бульваре, моментально замерзнув, но перед тем, как решиться, ей нужно было понять, нет ли другого выхода. Она набрала в поисковике «продать девственность». Просто понять. Просто знать, что есть варианты.
        Но те суммы, которые предлагали на найденных сайтах, не покрывали и половины стоимости лечения. Не то чтобы Кристина удивилась. Сама по себе эта бессмысленная пленочка была не более чем занятной физической особенностью, которую легко воспроизвести с помощью маленькой операции. Девственность ценилась не за это - за эмоции. Кто может поручиться, что ты не профессиональная терятельница оной?
        Алексей - вот кто точно знал, насколько невинна Кристина. И вот кому она могла предложить себя.
        Сейчас Кристине казалось, что все дороги с момента, когда она впервые его увидела, вели к этой точке. К моменту, когда она позвонит ему, спросит, можно ли зайти, и он не удивится. Словно кто-то выстлал путь в пропасть ее собственными решениями.
        Алексей не удивился.
        Он встретил Кристину у себя дома в серых спортивных штанах, сидящих низко на бедрах, но она едва заметила его хорошо проработанный пресс. Будь на ее месте Варя, писку было бы на весь дом. Но сейчас ее больше волновало, как… ну… предложить. Обсудить это с ним. Дать понять, что ей нужно. Какая именно сумма. Может быть, он захочет за нее чего-то большего, чем один неловкий раз? Кристина готова была торговаться.
        На другом конце пропасти были корявые неразборчивые строчки в документах и мама.
        Если все время помнить, что мама стоит легкого и недолгого неудобства, то вся эта наносная ерунда с этикой отступает в сторону.
        - Проходи, - ухмыльнулся Алексей, будто прочитав ее мысли. - На кухню или в комнату? Чай или вино?
        - Ничего, спасибо, - Кристина стянула куртку и шарф, Алексей подхватил их и повесил на крючок. Он сам прошел в комнату, и она последовала за ним. Потопталась и села на диван. Алексей тут же присел рядом. Положил руку на спинку за ее головой.
        Он сидел слишком близко, но что ей было терять?
        - Там холодно? - cпросил он, и Кристина помотала головой раньше, чем успела удивиться разговорам о погоде.
        - Оттепель, - проговорила она непослушными губами.
        - А мне кажется, ты замерзла. Смотри, губы совсем синие, - заметил Алексей, глядя ей не в глаза, а именно на губы. Он даже провел по ним большим пальцем, сминая и раздвигая. А потом наклонился и поцеловал. Сначала по-детски, просто коснувшись на мгновение сомкнутыми губами, но уже в следующий миг он накрыл ее своим ртом. Его язык с силой раздвинул ее губы, разомкнул зубы и ворвался завоевателем.
        Второй ее поцелуй, взрослый и сексуальный тоже оказался достоянием Алексея.
        Он придвинулся к ней совсем вплотную и положил ладонь на талию. Кристина выставила руку, уперевшись в его грудь, но так стало только хуже, ее пальцы дотронулись до его кожи, и его подстегнуло это прикосновение. Он рыкнул и вдавил ее всем телом в спинку дивана. Пока его язык хозяйничал в ее рту, а правая рука прижимала зажатое тело к его телу, левая подцепила край свитера и забралась под него.
        Кристина вздрогнула, когда горячие пальцы дотронулись до ее впалого живота и попыталась втянуть его еще сильнее, но не это их интересовало. Они забрались выше и властно сжали ее грудь в плотном бюстгальтере.
        На секунду Алексей оторвался от нее, отклонился, и Кристина испугалась того, какие мутные у него стали глаза. Он будто бы не видел ее больше.
        Но она побоялась его оттолкнуть. Пусть будет как будет.
        И словно услышав ее мысли, он снова набросился на ее рот. Это был очень подробный, очень влажный поцелуй, ей постоянно хотелось вытереть губы от его слюны, но она боялась сделать что-нибудь не так.
        Рука под свитером отогнула верхний край бюстгальтера и ладонь скользнула в чашечку, ловя мягкую грудь и сжимая ее как птицу.
        Алексей шумно втянул воздух носом и вдруг резко перевернул ее на себя, усадив сверху. А потом задрал свитер окончательно и стащил его с Кристины. Она инстинктивно закрыла грудь руками, но он будто не заметил этого жеста. Уткнулся лицом в грудь и вдыхал ее запах, а потом положил ладонь на шею и наклонил к себе, снова врываясь языком в рот. Он таранил ее рот, словно трахал, а пальцы тем временем спустили чашечки бюстгальтера вниз и ладони легли на грудь.
        - Такая мягкая… - выдохнул Алексей и поймал губами сосок Кристины. Ей показалось, что не отреагировать на это будет как-то неправильно и она тоже постаралась подышать тяжело и даже застонала, когда он слегка сжал зубы.
        - А ты страстная девочка, - ухмыльнулся он. И накрыл ртом грудь, больно втягивая сосок и теребя его языком. Кристина чувствовала, как под спортивными штанами у него между ног растет и упирается в ее промежность что-то твердое. Оно дергается каждый раз, когда Алексей делает что-то новое - прикусывает грудь, снова ее целует, путешествует языком по шее.
        Кристину тошнило и потряхивало от волнения и страха. Но она не забывала иногда стонать. Так ведь надо? Так показывают, что тебе хорошо?
        Он уже потянулся к застежке на ее спине, когда в прихожей протренькал звонок.
        Алексей выругался встряхнулся и снял ее с коленей.
        Он направился в коридор, на ходу поправляя член в штанах, чтобы тот не слишком торчал.
        Кристина посмотрела на свой свитер.
        Его можно надеть обратно? Или не надо, и Алексей рассердится?
        Она поколебалась еще несколько секунд, но все-таки выбрала надеть.
        И вовремя - Алексей вернулся вместе с другим мужчиной, чернявым и с острым взглядом. Тот мгновенно ощупал Кристину с ног до головы, просканировал и пошло ухмыльнулся.
        Или Кристине так показалось.
        Но ее бросило в жар, когда она представила, что могла показаться ему с голой грудью. Она сложила ладони на коленях и постаралась сделать беспечный вид.
        Этот мужчина достал из кармана пачку сигарет и закурил прямо в доме.
        - Леш, ты бы хоть сказал, что у тебя такая дама тут, - бросил он небрежно.
        - Знакомься, это Кристина.
        - Красивая девочка.
        - Конечно.
        Наверное, это был комплимент. Но Кристине послышалась угроза в их словах. Она сильнее сжала руки на коленях и опустила глаза. Но о ней больше не говорили.
        Алексей тоже потянулся к полке и взял портсигар, достал оттуда сигарету. Потянуло вишневым табаком.
        Дым причудливо извивался и скручивался в фигуры, танцующие в воздухе как живые.
        - А что с нашим делом?
        - Не могу никак найти.
        - Серьезно? Столько шухера, и ты не знаешь, где он?
        - Ну слушай, ты же понимаешь обстоятельства. Как объявится, так объявится.
        - Может, приманку?
        - И что ты собираешься отдать под приманку? Что тебе меньше жалко?
        - Да мне ничего не жалко, лишь бы сработало. Наконец можно разобраться с этим делом.
        Кристина смущенно натягивала рукава свитера на пальцы и не понимала ни слова в их разговоре. Может быть, ей надо извиниться и уйти? И они этого ждут?
        Но Алексей и его гость закончили странный разговор, докурили, и гость снова ухмыльнулся:
        - Ну я пойду тогда, не хочу мешать.
        - Да ты не помешаешь…
        - Дело твое.
        Алексей проводил его и дверь захлопнулась. Кристина вздрогнула и подумала, что надо наверное снять свитер обратно. Он ведь уложит ее сейчас в постель? Или все начнется опять с начала - со слюнявых поцелуев и постепенного оголения груди?
        Но Алексей прошел в комнату и не стал садиться на диван. Он поставил стул спинкой вперед и сел на него верхом. Серые штаны сразу обтянули еще не до конца опавший член, и Кристинин взгляд притянуло туда как магнитом. Но потом Алексей заговорил.
        - Я понимаю, зачем ты пришла, - начал он и снова щелкнул крышкой портсигара. Он больше не спрашивал ее, можно ли закурить. - И про мать знаю. Ты ведь хотела мне продаться?
        Он сделал паузу. Кристине было гораздо спокойнее смотреть ему между ног, чем в глаза. Она только через несколько очень долгих секунд сообразила, что он ждет ее ответа. Она кивнула.
        - Я бы взял, - продолжил Алексей. Значит, она все сделала правильно. - Ты мне очень нравишься. Я тебя, прости, хочу так, что яйца сводит. Чувствовал бы себя подонком, но взял.
        Кристина прикусила язык, с которого чуть было не сорвался вопрос, что ему мешает сейчас. Лучше дослушать. Все равно у нее нет никакого выбора - только тот, что предложит Алексей.
        - Но я не хочу просто сорвать тебя как цветок и выбросить. Пусть это и спасет твою маму. Что ты будешь делать, если назовешь сумму, а ее потом не хватит? У тебя больше нечего продать. И я не хочу, чтобы ты разменивала свое тело на копейки. Ты удивительная и яркая девочка. Мне хочется, чтобы ты расцвела.
        Кристину затошнило от ужаса, когда она поняла, что действительно чуть не попалась в эту ловушку. Она ведь недавно считала, что тех денег, что уже дал Алексей, будет достаточно. Что бы ей оставалось? Тем более, после его постели. Он был прав, прав, во всем прав. Что же он хочет сейчас?
        - Я не буду с тобой спать.
        Вот тут Кристина вскинула голову в отчаянной надежде, что сейчас случится чудо. Но он продолжил:
        - Не буду спать до свадьбы. Но я готов и хочу на тебе жениться.
        35. Король мира
        Корона осыпалась с его головы сухой ржавой пылью. Ржа ползла и по его мечу. Золотой плащ реял за спиной, истончаясь до паутинных сплетений, исчезая, растворяясь в холодном воздухе.
        Белый снег проминался под легкой некогда поступью короля фейри, плавился, стекал мутными ручьями, обнажая черную землю.
        Ирн шел по краю летного поля Шереметьево, по сухой траве, оставшейся зимовать под снегом и теперь бесстыдно обнаженной. Он привычными движениями пальцев отводил глаза пилотам разбегавшихся для взлета самолетов, и они слепли уже там, на высоте, почти роняли своих ненавистно-железных птиц, а потом рассказывали врачам, что видели бога.
        Пульс в его венах звучал все тише, бился слабее - в этой стране было так мало фейри! Он потратил так много сил на то, чтобы найти путь к бьющемуся где-то под спудом сердцу. И сейчас Ирн смертельно устал.
        Он еще не знает, что означает эта усталость для мира. Будет ли его гибель лишь очередной ступенькой к господству для того, кто украл Сердце Магии, для того, кто запер золотую кровь Айны, для того, кто выстроил эти страшные леса вокруг. Или вместе с его пульсом замрет и сердце, и мир свернется внутрь себя, не в силах вынести тяжесть невозможного без живой магии.
        Ирн никогда не слышал про мир без сердца. Но откуда ему знать, что было до того, как он родился?
        Сейчас, когда зов сердца и золотой крови вел его в одном направлении, выбирать было легко, но он не верил в то, что дальше будет так же. Золотой меч в руке ранил ладонь изъеденными ржой острыми краями, и капли золотой крови падали на траву возле взлетной полосы. Однажды из них вырастут диковинные цветы, способные одним только танцем лепестков превращать тех, кто смотрит на них, в настоящих фейри. И во взлетающих страшных железных машинах будут рождаться и тут же умирать, оторванные от крови земли маленькие золотые феи, изломанные черные сиды и хмурые седые старички в зеленых колпаках, знающие, где находится другой конец радуги. Дар и проклятие усталого короля.
        Над аэропортом собирается темное облако. Кому-то это кажется обычной зимней вьюгой, неподвластной прогнозам, но Ирн знает, что это последние силы природы пришли драться на его стороне. С другого конца летного поля мчатся оранжевые, белые, алые машины, окружают его. Усиленные мегафонами голоса разрывают колдовской туман, которым окутал себя Кровавый король.
        Он становится прямо, смотрит на них злой зеленью глаз, разводит руки и изо всех сил тянет за все золотые нити кроме одной - ведущей к сердцу. Остальные связывают его с его детьми, и все, еще способные чувствовать магию, еще живые, те, кто передвигается на тонких стрекозиных крыльях и реет на кожистых, и машет перьевыми - летят сейчас к нему, и вьюги помогают им держаться ниже радаров.
        Ирн отбрасывает бесполезный меч, встряхивает волосами, и остатки сухих листьев высыпаются на снег. Ирн улыбается, сжимая кулак, с которого все еще капает кровь. И он идет.
        Пешком, попирая босыми ногами и нездорово теплый бетон взлетных полос, и колкие остатки трав, и рассыпчатый обжигающе холодный снег, и скользящий мрамор подземных дворцов, и пружинящие покрытия дорог - ему неважно. Вместо мантии, короны и плаща он одет в простые белые джинсы и рубашку, а волосы его развевает зимний ветер.
        За ним мчатся все создания этого чертового мира: на черных резиновых колесах, в униформе и с оружием, стреляющим холодным железом.
        Ирн не оглядывается, хотя чувствует каждую смерть фейри, закрывающего его собой, отчаянно и безнадежно бросающегося на борьбу с порождениями искусственного мира. Кровавый король никогда и не собирался возрождать магический народец. Его дети нужны были ему для этой последней битвы. Или он сейчас найдет свое сердце и победит того, кто хранит его у себя, или магия в этом мире все равно обречена.
        Бетонные стены вокруг пульсируют. Рукотворный ветер вырывается из тоннелей метро и хохочет, грохочет, несется.
        Деловито снуют рогатые и клювастые твари, проглатывая и выплевывая смертных.
        Холодное железо и сверкающее стекло. Крошащийся бетон и полированный гранит. Пульсирующий адовой начинкой еще теплый асфальт. Пластик - острый и горячий, хрустящий под ногами. Алтари, к которым приносят жертвы утром и вечером, по пути домой.
        Каменные джунгли, сказали они ему черными ровными строчками на тысячах одинаковых страницах. Он не поверил.
        Где сердце, запертое в трубах, как реки под Лондоном? Я чувствую магию, но где сердце?
        Серые, до отвращения пропахшие железом бетонные дома вздымаются скалами на его пути. Черные асфальтовые реки, запруженные железом, железом, железом, текут в центр города, где пульсирует сердце.
        Ирн идет.
        Кончики пальцев свербит от забившей поры золотистой пыли. Он чувствует магию, как хороший пес - запах падали. Сначала тонкая струйка, текущая по черным венам города, потом отчетливый запах. Пульс сердца и зов крови Айны ведут его в одно место. Кажется, спустя все эти недели, спустя тысячи рождений и смертей дивного народа, спустя миллион взрывов ярости в голове у Кровавого Короля, его все-таки ждет настоящая битва.
        Для этой битвы ему не нужна корона, плащ и меч. Его окутывает золотисто-зеленая магия природы, к которой тянется все в этом городе.
        Травы, пробившиеся сквозь асфальт, наливаются силой и раздвигают трещины, в которых росли и должны были умереть. И на месте средней школы встает заповедный лес.
        Женщины, плакавшие над кровью, выливающийся из их тел, вдруг выпрямляются и улыбаются очень опасными улыбками. Кровь - это сила, а не позор.
        Длинноногие кошки, смирившие свое естество ради ежедневной дозы сухих катышков, похожих на мышиное дерьмо, вдруг просыпаются и их глаза загораются зеленым. Нет таких замков, что удержат кошек.
        Ирн не отдает им ни крупицы эльфийской магии, но все, кто чувствует ритм природы, взламывают свои тюрьмы, разбивают клетки, рвут цепи.
        И тоже идут за ним.
        Он поднимается по высоким ступеням - магия зовет его, кровь зовет его. Здания по соседству прорастают живым мхом. Холодное железо, спрятанное в стенах, гудит, чувствуя своего извечного врага.
        Красные ковровые дорожки в коридорах напоминают о реках крови, лившихся, когда Ирн доставал свой меч. Им не хватает еще зеленых, золотых и черных дорожек, но они знают только один цвет крови.
        Сердце.
        Зовет.
        Стук его бьется в висках, отдается эхом под темным низким небом города.
        И сладким ручейком манит золотая кровь в каком-то из потомков Айны.
        Перед ним расступается толпа безликих одинаковых людей в одинаковых костюмах, одинаковых ботинках, одинаковых галстуках, с одинаковыми прическами и одинаковыми толстыми бледными пальцами, покрытыми редкими волосками.
        - Не это ищете? - один из тех, кому он смотрел в глаза, искал эльфийскую кровь и отбросил прочь, открывает в воздухе пухлый дипломат.
        На горе распечаток бьется в сиянии золотое сердце.
        Но пальцы Кровавого короля хватают лишь воздух.
        Он смотрит на человека перед ним.
        И.
        Не.
        Может.
        Поверить.
        - Теперь я король, - говорит тот.
        Захлопывает дипломат и сердце внутри сжимается от тоски.
        Ирн раскидывает руки и тянет, тянет, тянет силы из мха, травы, женщин, кошек и фейри. Пьет солнечный свет, проходящий сквозь пыльные окна, призывает магию, струящуюяся там, под крышкой дипломата.
        Но усмешка на лице нового короля мира обрывает золотые и зеленые нити силы.
        - У тебя больше нет власти, - спокойно говорит он. - А у меня есть.
        Стены взрываются осколками.
        Осыпаются песком.
        Выплевывают железные пруты, которые обвивают ноги Киндеирна, сковывают его руки, защелкиваются страшным ожерельем на горле.
        Никакой траве не победить холодное железо.
        Никакой крови, никакому небу и никакому серебру.
        Он проиграл.
        Семеро людей в серых костюмах, таких же безликих, как новый король мира, вели его вниз по высоким ступеням, а здания вокруг заращивали трещины, заполняли их бетоном и болью.
        Кошки возвращались в свои дома и протягивали лапы, чтобы им остригли когти, женщины выходили замуж, а трава становилась перегноем для высаженных мэрией на два месяца цветов.
        К обочине подъехала большая черная машина с хищной мордой. Сначала в нее отнесли дипломат, внутри которого снова спало уставшее сердце. А потом новый король прошел мимо Ирна, похлопав его по плечу:
        - Ну, ну, дружище. Жаль, не смогу с тобой сейчас побеседовать о былых временах. У меня есть дела поважнее. Мы с моей невестой едем в загс подавать заявление.
        Кристина выглянула из машины, чтобы посмотреть, где задержался Алексей.
        Золотые искры в ее глазах вспыхнули, кровь Айны загорелась, но все, что Ирн смог сделать в этот момент - дернуться так, что семеро безликих выпустили его локти.
        Острый край ступеньки рассек ему бровь и тонкая струйка золотой крови смешалась с ледяной кашей на мостовой.
        Алексей захлопнул за собой дверь машины и жадно поцеловал Кристину:
        - А потом отметим!
        36. Кристина
        - Кто это? - Кристина оглянулась. Там, позади, на ступенях, черные и одинаковые как муравьи, охранники облепили высокого блондина и волокли его куда-то в свой муравейник. Светлые, как белое золото волосы мелькали, плескались шелковой волной. Кажется, он был без сознания.
        - Какое тебе дело? - Раздраженно ответил Алексей, но увидев на ее лице испуг, исправился: - Солнышко, не забывай себе голову всякой ерундой перед нашим самым счастливым событием в жизни! Ты уже выбрала платье?
        На коленях Кристины лежал пухлый каталог, на фотографиях в котором гламурные стройные девушки демонстрировали сотни моделей свадебных нарядов. От самых простых, в стиле Возрождения, до навороченных кремовых тортов с многометровыми шлейфами. Цен в нем не было, и Кристина не могла выбрать самое дешевое. Она подозревала, что простенький брючный костюм сливочного цвета может стоить побольше трехярусного великолепия. В мире богатых свои законы - стоимость не коррелирует с количеством ткани и работы. От этого было некомфортно. И еще некомфортнее было от того, что она никак не могла определиться с выбором, хотя в голосе Алексея уже появились нотки нетерпения.
        Но самое главное - от его слов про самое счастливое событие хотелось плакать. Зачем он притворяется, что их деловая сделка - это про счастье и любовь? У Кристины просто не было иного выбора.
        - Вот это, - она показала на длинное облегающее платье с золотистым отливом.
        Если бы Варе дать этот каталог, та без труда нашла бы десяток подходящих вариантов. Она наверняка уже давно продумала сценарий собственной свадьбы, а уж платье выбрала наверняка. Кристина всего пару раз задумывалась об чем-то подобном. И успокаивалась на том, что выйдет замуж в мамином свадебном платье - из плотной ткани с белой вышивкой, немного старомодном и очень закрытом. Но это казалось даже более романтичным, чем покупать новое. Как будто она не нищая девочка, а наследница древнего рода.
        Однако Алексей резко заметил, что его жена не будет выходить замуж в «этом старье» и заставил Кристину выбирать, сказав не беспокоиться о примерке и подгонке - все сделают меньше, чем за час.
        - Хорошо, в загс определилась, а на венчание? - Алексей бросил мимолетный взгляд на страницу каталога.
        - Венчание? - Под ложечкой неприятно засосало. О венчании речи не было. Для Кристины церковный брак был куда более важным ритуалом, чем роспись в загсе. И она успокаивала себя тем, что даже если свою девственность она отдаст этому человеку, у нее останется, что подарить по-настоящему любимому. Клятвы перед богом.
        - Конечно! - Алексей пожал плечами, не поворачиваясь и равнодушно глядя в окно машины. - Ты же верующая. Все должно быть по правилам.
        - Ох, Васильева, я так за тебя рада! - Варя напрыгнула откуда-то сбоку и принялась тискать Кристину. За ее спиной мрачно болтался Вик, выряженный во что-то официальное. - А говорила, что это ничего не зна-а-а-ачит, что тебе ра-а-а-ано!
        Она заливисто засмеялась. Если бы Кристине не было так все равно, она бы заметила, что ярко-красное Варино платье вряд ли уместно на свадьбе - оно с успехом затмевало скромный наряд невесты. И тем более оно будет неуместно в храме.
        Но настроение Кристины было далеко от того, как должна чувствовать себя счастливая новобрачная. Пока вокруг нее крутились портнихи, подшивая платье, визажисты, нанося макияж, парикмахеры, укладывая волосы, ей все больше казалось, что готовят ее не к свадьбе, а к жертвоприношению.
        Омывают, одевают, наносят ритуальные знаки, чтобы потом вонзить нож в грудь и собрать кровь в каменную чашу, чтобы умилостивить темных богов.
        Это были плохие мысли, она их отгоняла, старалась думать о том, что за дверями ждет ее выхода мама, которую вчера с ног до головы обследовали в самом дорогом и современном медицинском центре, успокоили, что даже если все плохо, они ей помогут и обнадежили - возможно, что ничего страшного с ней не происходит.
        Мама очень радовалась тому, что «Лешенька» был заботлив, его водитель ответ и привез ее обратно, подарил цветы и налил кофе.
        А сейчас стояла в первом ряду гостей и улыбалась изо всех сил, хотя слезы катились по лицу.
        - Мам, с тобой все в порядке? - Забеспокоилась Кристина. - Что-то болит? Ты чего плачешь?
        - Все хорошо, - улыбнулась та. - Это я от радости за тебя, доченька!
        Среди гостей были одноклассники, какие-то далекие родственники и даже кое-кто из учителей. Алексей сам обо всем позаботился, когда Кристина неуверенно сказала, что пригласит маму и Варю, а больше и некого.
        - Подпишите вот здесь, - сказала строгая женщина в узкой синей юбке и с пучком на голове. Она ткнула стеклянной указкой в огромную книгу в красном переплете. - И здесь. Поздравляю! Вы стали мужем и женой!
        Алексей прижался губами к холодным губам Кристины, притиснул ее к себе.
        - Вот ведь Васильева, тихоня тихоней, а не успела восемнадцать справить, так за такого мужика замуж выскочила! - Прошипели в толпе гостей. - В тихом омуте самые дикие черти!
        Кристина вздрогнула и оглянулась. Алексей обвел ледяным взглядом собравшихся. Все опустили глаза. Но он все равно кивнул кому-то из своей охраны.
        Кристина обернулась, чтобы посмотреть, что они будут делать, но Алексей тянул ее за руку, торопил. Белый лимузин ждал у входа, вслед за ним выстроились мини-автобусы для гостей. Пора было ехать в храм.
        Все происходило слишком быстро, без пауз и перерывов, так что кружилась голова. Вот они едут по сверкающему огнями вечернему городу, вот Кристину переодевают в другое, строгое платье в кружевах в какой-то подсобке и стирают лишний макияж, а фату, наоборот, надевают, вот она стоит со свечой в руках в полутьме храма и густой запах ладана и огня наплывает, наплывает, окутывает плотным одеялом, под которым невозможно дышать.
        Ее любимый запах, приносивший раньше только радость, душит ее, перед глазами все плывет, и только чья-то рука поддерживает под локоть, чтобы невеста не упала в обморок прямо во время церемонии.
        А вот - все. Она вдруг одна в огромном номере в одной из лучших гостиниц центра. Если отодвинуть бархатные шторы - за окном будет видно Кремль. Огромная кровать расстелена, край одеяла отогнут, обнажая непристойно белые простыни, которые скоро будут испачканы ее кровью.
        Алексея нет - он остался в ресторане с веселящимися гостями, которые обнимали и целовали Кристину, пьяно желали ей всего хорошего, от детишек до оргазмов, давали какие-то советы насчет первой брачной ночи и ржали, ржали так, что звенели хрустальные люстры в банкетном зале.
        Мама улучила минутку, чтобы сунуть Кристине ночную рубашку из батиста - «от бабушки досталась, у меня в приданом была». Варя шепнула: «Расскажешь потом!»
        Кристина сейчас стояла перед огромным зеркалом в ванной в этой самой ночнушке, расчесывала волосы и думала, как это глупо и странно - она всегда думала, что первый раз будет у нее с кем-то, от кого подкашиваются ноги и все происходит само собой, без планирования и вот этого вот ощущения, что собравшиеся гости точно знают, чем она сейчас займется. Будет страстно, горячо, желанно.
        И совсем не страшно, потому что правильно.
        Она вышла из ванной, поколебалась - может, снять эту дурацкую ночнушку и лечь в постель голой? Или подождать Алексея? Он придет пьяный и в своем костюме, будет его долго снимать, а она умирать от страха….
        На столе в серебристом ведерке стояла бутылка шампанского, два бокала, корзина с лепестками роз, в которые почему-то вдруг захотелось погрузить пальцы и почувствовать их нежность.
        Кристина постояла, борясь с этим странным желанием… и не выдержала.
        Ровно в тот момент, когда она зачерпнула вперемешку розовые и белые лепестки, дверь номера распахнулась и вошли двое мужчин.
        Они, старательно не глядя на отскочившую в сторону Кристину, прошли к столу, водрузили на него дипломат, открыли и достали явно очень тяжелый контейнер серо-стального цвета.
        Так же не глядя на Кристину - вышли.
        Она обняла себя за плечи, спасаясь от озноба. Что это значит? Что там?
        На крышке контейнера был маленький экран и цифровая панель.
        И хотя Кристина никогда в жизни не брала ничего чужого и старалась не совать нос туда, куда не стоит, она поняла, что не может устоять. Любопытство пробудилось в ней. Сильное - каким никогда в жизни не было.
        Она провела кончиками пальцев по краю контейнера, коснулась панели и, не задумываясь, набрала код.
        1, 4, 9, 2, 5, 1, 0, 6, 1.
        Почему такой - она и сама не понимала. Но он оказался верным. Панель засветилась зеленым светом и щелкнула. Кристина коснулась крышки, ухватила ее двумя руками и подняла…
        0. Сердце
        Сердца коснулась любовь.
        Давно забытая, давно потерянная.
        Оно почувствовало прикосновение той, ради кого билось много тысячелетий назад. Слабое, едва уловимое присутствие. Золотая искра во тьме.
        Сердце встрепенулось, застучало как сумасшедшее, засияло, раскидывая лучи во все стороны.
        «Она здесь, здесь, здесь, здесь!» - отстукивало сердце.
        И тот, в чьей груди зияла дыра, очнулся.
        И те, в чьей крови была растворена память о чудесах, вдруг почувствовали невыносимую тоску. И радость. Выворачивающее наизнанку ощущение, которое хотелось вырвать из себя с корнем - и раствориться в нем навсегда.
        На мгновение сердце поверило, что магия вернулась в мир.
        А потом его затопило волной черноты.
        37. Ирн
        В глубине груди гулко стукнуло - раз, второй, забилось, наполнило магией фантомное сердце, которого там не было и быть не могло. Мир откликнулся золотым светом, залившим беспросветную ночь, окутавшую Кровавого Короля.
        Он очнулся и сел. Резко, будто проснулся.
        Он и проснулся.
        Удивился.
        Последние несколько часов он был жив, он был в сознании, но ничего не чувствовал, будто разом онемело все тело и душа заодно.
        По лицу струились ручейки крови, Ирн смахнул их ладонью и уставился на нее, потрясенный сильнее, чем в день смерти Айны. Чем в день своего плена.
        Его черная кровь снова была золотой.
        Кап.
        Сверкающая капля упала на железный пол клетки, в которой он был заперт.
        Осталась - сияющая, нереальная, словно из другого мира.
        Кап.
        Если бы кто-то из людей наблюдал за ним, они бы не поверили своим глазам.
        Кап.
        Ни у кого не бывает светящейся крови.
        Кап…
        Ирн легко вскочил на ноги. Рванул рубашку на груди, прислонил ладонь к чудовищному шраму на груди. Там, под ним, все еще была пустота. Но он чувствовал, как его сердце стучит.
        Стучит и ликует, хотя самому Ирну радоваться было нечему.
        Эльфийский правитель, запертый в человеческой тюрьме, окруженный холодным железом.
        Узкая низкая клетка, в которой не вытянуться во весь рост ни стоя, ни лежа.
        Они думали - ему будет неудобно.
        Ирн улыбнулся - легко и беззаботно, как в те времена, когда был еще совсем юным фейри, для которого мир каждое утро открывал свои тайны. Каждый день - новую.
        Протянул руку к прутьям клетки. Маленькие кусачие молнии скользнули в его ладонь, как стайка ядовитых змеек. Прирученное электричество, запертое в ящики и провода, его уже не удивляло. Но - запертое. Люди смогли подчинить его, но не подружиться. Вот и все остальное, что они сделали с миром, строилось на насилии. Загнать в тюрьму, напугать, связать, принудить…
        Молнии брызнули в разные стороны, отпущенные им на свободу. Нечего таким малышам томиться в железных тисках, их место - в небе.
        У него другие дела.
        Ладонь легла точно поверх шрама, призывая сердце откликнуться, и оно рванулось к владельцу так сильно, что вены и артерии, сияющие золотом в теле Ирна, напряглись и зазвенели. Сердце трепетало. Сердце замирало и тут же билось сильнее.
        Сердце. Любило.
        Черная скорбь, окрасившая его золотую королевскую кровь в цвет небытия, растворилась - сердце чувствовало Айну. Зов ее крови будоражил и наполнял его радостью.
        Ирн прикрыл глаза. Кокон из холодного железа был неимоверно толстым, пронизанным зудящими молниями, неприятным покалыванием радиации и еще чем-то по-настоящему опасным. Но связь между ним и его сердцем была сильнее всего.
        Сердце ликовало, и Ирн ликовал вместе с ним.
        Кровь Айны! Кровь Айны в человеке.
        Совсем немного, но в этом пустом мире ее присутствие было как звон монет в пустой пещере. Раскатилось громом среди черных туч, вспыхнула искрами.
        Все вокруг стало мягким, тусклым, волглым, как прелая листва, на которой лежал чистой воды алмаз.
        Истинный. Не шутливая подделка фейри. Сияющий всеми цветами на безупречных гранях.
        Воля Ирна пронзила пространство, он потянулся за искрами…
        Удар внезапной темноты, взмах меча, обрубившего их связь, принес нестерпимую боль.
        Гордый король волшебного народа, выпрямившийся в низкой клетке во весь рост, раздвинувший своим ликованием пространство, вновь скорчился на полу, пережидая невиданной силы удар. Отчаяние после надежды. Самое страшное, что было изобретено его народом - доведенное до совершенства бесталанными людьми. Вот что они умели хорошо, эти вялые скучные существа. Не радоваться и смеяться, а отнимать самое светлое, что есть.
        Ирн провел дрожащими пальцами по виску и удивился мгновенной физической боли.
        А, кандалы. Полированное железо. Доведенная до совершенства смерть магии.
        Он тихо засмеялся холодным смехом.
        Магию нельзя убить.
        Из нее построен мир. Выращен, как дерево, держащее корнями каменную кладку. Убей дерево - и развалится твой храм, человек. Твой мир.
        Смех вырвался из презрительно искривленных губ струйкой ледяного воздуха.
        Разбежался инеистой дорожкой по железному полу, взобрался на стены, разрисовывая их морозными узорами. Коснулся босых ступней Ирна - и отпрянул. Опасливо обогнул сверкающие капли золотой крови, которые переливались и бурлили, не желая остывать и сворачиваться, как положено приличной крови.
        Ирн поднялся и подошел к решетке. Коснулся пальцами железа, в котором больше не жили молнии. Покачал головой.
        Шесть тысяч лет без волшебного народа, а все такие же тупые. Не придумали ничего нового, чтобы остановить фейри. Кто бы им рассказал страшную тайну, что это их железо страшно только самым мелким, самым слабым из них…
        Морозные узоры покрыли прутья клетки, вгрызлись в глубину, заменяя жестокий холод - своим холодом, еще более жестоким.
        Холодное железо не выдержало пытки магическим холодом и рассыпалось в пыль.
        Ирн перешагнул порог клетки и оглянулся по сторонам.
        Бетон. Сверху. Снизу. Со всех сторон. Толстые бетонные стены, внутри которых все то же холодное железо.
        Ирн тряхнул волосами.
        Морозная дорожка пробежала от его ступней к стене, взобралась по ней… и растаяла. Стена была теплой. Кто-то оказался предусмотрительней, чем он ожидал. Внутри, кроме стальных прутьев, проходили трубы, в которых струился кипяток. Бороться одновременно с железом, бетоном и горячей водой было долго. И неприятно.
        Что ж.
        Даже если нынешний властитель этого мира знал кое-что о фейри, он точно никогда не встречался с настоящими воинами.
        Потому что Ирн убил их всех раньше, чем тот появился на свет.
        Сладость и горечь их крови до сих пор оставалась призрачными отголосками вкуса на его языке.
        Он был воином. Он был магом. Он был - всем. Именно потому он и стал королем фейри.
        Пусть у него снова нет власти над сердцем, но у него есть магия жизни, которую предки вдохнули в этот мир.
        У него есть власть над женщинами, растениями и животными.
        Вряд ли тот, кто пытался удержать высшего фейри железом и бетоном, позаботился о том, чтобы в окрестностях не оставалось тех, кто всегда с легкостью откликался на зов истинной своей природы.
        Тихая мышка, сидевшая за компьютером на первом этаже, незаметная настолько, что о ней все забыли, вдруг почувствовала, как что-то сладко екнуло в глубине живота. Ей никогда не были интересны мужчины… да и женщины. Вся эта суета вокруг замужества и секса казалась ей странной придурью, навязанной книгами и фильмами. Она никогда в жизни не влюблялась и ни разу не ходила на свидания. Ее сердце не замирало при виде другого человека. Ей хватало пушистого одноглазого кота и компьютерных игр, чтобы занять время, свободное от работы. Да и на работе ее никто не замечал, не звал по имени. Если бы она не заполняла регулярно заявления и формы, внося паспортные данные, она бы вовсе забыла, как ее зовут.
        Но что-то внутри нее шепнуло низким мужским голосом:
        - Марина…
        И от этого шепота задрожало сердце - и не только сердце. Вообще не задумываясь, она встала из-за компьютера, впервые в жизни забыв заблокировать его, уходя и пошла к лифту. Отчего-то она была уверена, что тот, кто зовет ее, находится на минус третьем этаже здания.
        Проститутка Эмилия, которую на самом деле звали Аней, говорившая всем, что ей двадцать три, хотя на самом деле было тридцать, только что пересчитывала в туалете пятитысячные купюры, которые ей дал, не глядя, толстой пачкой один из красавчиков с верхнего этажа, вздрогнула и рассыпала деньги из рук.
        У нее болел живот и саднило между ног от жесткого секса на столе, она давно перестала обращать внимание на то, что пытается ей сообщить ее тело, поэтому она вообще не поняла, зачем вышла в коридор, оглянулась по сторонам, убеждаясь, что ее никто не видит, и выскользнула на пожарную лестницу. Вниз. Вниз.
        Не так уж много в этом здании работало женщин. Но не поручать же уборку мужчине? Поэтому в одной из подсобок без окон дремала на стуле у еще теплого чайника Зоя Степановна. Семидесятилетняя пенсионерка выглядела еще бодрой и вполне справлялась со своими обязанностями. Особенно, если удавалось поспать пару часов между выходами со шваброй и ведром.
        Даже если бы Алексей четко приказал не брать ни одной женщины на работу, он бы согласился, что Зоя Степановна никак не может ему повредить, даже если чертов фейри достучиться до нее. Чего он не знал - так это того, что много сотен лет назад ее прабабушка вышла за ягодами как-то июньским вечером и встретила у ручья рыжего парня с шальными глазами. Вернулась она, тая под сердцем будущее поражение в войне между людьми и фейри. Через месяц вышла замуж - и никто не догадался, что русоволосая девочка с рыжими бровями, первая дочь в новой семье, наполовину не человек.
        Зоя Степановна сомневалась меньше всех. Она слышала мольбу Киндеирна, своего далекого предка, так отчетливо, будто в ней самой была не пара капель крови волшебного народа, а как минимум четверть. Она достала из кармана пальто перцовый баллончик, поколебалась и прихватила на всякий случай швабру.
        По пути все три женщины забегали в кабинеты, прихватывая оттуда горшки с цветами. Эмилия-Аня даже не поленилась вдвинуть в лифт огромную кадку с пальмой.
        А две местные кошки и свора бродячих собак, кормившихся у местной кухни, забежали в подвал по только им известным тайным ходам. Их вел инстинкт - один из тех, что пока неизвестны человеческой науке, потому что ни разу в зафиксированной истории не приходилось зверям подчиняться истинному королю мира.
        Ирн отступил от стены, чувствуя, как из позвоночника вырастает черный стебель боли, запуская усики и корни в его мозг, оплетая его сетью мрака.
        Зов стоил ему слишком дорого, но он достучался.
        Неистраченная любовь из сердца серой мышки, спрятанная в глубине под ста замками надежда из души проститутки, абсолютная уверенная мудрость, пропитавшая кости пожилой уборщицы. Жизнь цветов, увядавших прямо на глазах, кровь животных, высосанная из их тел и еще немного жестокой магии фейри.
        Все это Ирн собрал между сложенными ладонями и придал форму меча. Привычную форму для воина. Мерцающее лезвие раскроило бетонную стену, словно трухлявое дерево.
        Он вышел на свободу.
        Поцеловал Марину, потрепал по голове Аню, подарил легкую смерть Зое.
        Уничтожил душу каждого мужчины, что попытался встать у него на пути к небу и солнцу.
        И попал в ловушку прямо в холле высокого здания, в котором пряталась его тюрьма.
        38. Кристина
        Крышка захлопнулась - и стало черно.
        И страшно. Потому что лицо Алексея было искажено такой дикой яростью, что Кристине на миг показалось, что он ее сейчас убьет.
        Но она не сделала ни шагу назад. Так и стояла у стола, где только что перед ней бился сияющий сгусток радости и счастья. То самое золотое сияние, что наполняло ее в Айя-Софии, что отзывалось ощущением истинного дома - то, что она считала божественной любовью - все еще разливалось теплом по ее телу.
        Это чувство было сильнее всего, что она испытывала до сих пор. Оно затапливало как цунами, снося все на своем пути - страхи, печали, заботы. Пока Кристина смотрела на золотой сгусток, ей казалось, что впереди ее ждет только невероятное счастье, она буквально в шаге от него. Хотя - почему «ждет»? Оно уже тут, оно пришло, все уже хорошо…
        Было. Пока Алексей не захлопнул крышку, мгновенно оборвав золотые нити, тянущиеся к Кристине и опутывающие ее теплом.
        - Не рано ты начала по моим вещам шарить? - зло спросил он Кристину. В прозрачных глазах плескалась ярость. - Еще женой толком не стала, а уже любопытный нос суешь, куда не следует! Я разочарован в тебе, Кристина! Ты только притворялась хорошей, доброй девушкой.
        В ушах еще звенели чистым небесным звоном золотые колокольцы, поэтому рычание Алексея доносилось до нее будто издалека. Было ужасно больно от того, что свет снова спрятан под тяжелой крышкой. Больше Кристину сейчас ничего не интересовало.
        Алексей это понял по туману в ее взгляде и тому, как она непроизвольно поворачивалась всем телом за контейнером, который он взял в руки, чтобы запереть в сейф. Как она только подобрала код!
        Когда он поднял его, Кристина издала странный звук.
        - А впрочем… - сказал Алексей и поставил контейнер обратно на стол. - Это подождет. Сначала надо закрепить наш брак.
        Если бы Кристина была в ясном уме, она бы насторожилась и испугалась, услышав странные нотки в его голосе. Но отголоски золотого света действовали как анестезия, сглаживая все неприятные чувства. Поэтому она дернулась только когда Алексей жестко развернул ее спиной к себе, прижав к краю стола и стал расстегивать ремень на брюках.
        Несчастную ночнушку, из-за которой Кристина так терзалась, Алексей задрал резко и бесцеремонно. Коленом раздвинул ее бедра, прижал ладонь к спине, заставляя согнуться почти пополам и, не успела Кристина понять, что происходит, как он резко вошел в нее. Не примериваясь, без всяких предварительных ласк, одним движением протаранив не удержавшую его преграду.
        Кристина вскрикнула от резкой боли, очнувшись от своего сладостного сна. Она попыталась за что-нибудь уцепиться пальцами, но только скребла ими по гладкому дереву стола. Попыталась обернуться, но властная рука снова нажала на поясницу, пока Алексей продолжал вбиваться в ее тело, причиняя уже не такую резкую, но саднящую, неприятную боль.
        - Нет! - Кристина всхлипнула. - Нет!
        Но он как будто не слышал.
        Слезы выступили на глазах, брызнули фонтанчиками, как у клоуна из цирка. Было больно, до жути обидно и как-то… мерзко. С каждым толчком в ее тело вливалось отвращение, будто Алексей накачивал ее им.
        Сквозь пелену слез Кристина заметила железный контейнер перед собой, потянулась к нему, попыталась придвинуть к себе - непроизвольно, спасаясь от кошмара, пытаясь вернуться в райские кущи из того ада, куда была низвергнута.
        Стоило ей коснуться его стенки пальцами, как в подушечки толкнулось живым пульсом. И отдаленным, словно воспоминание, теплом.
        Ощущение бесконечной любви, смутное как сон, смешалось в ней с омерзением. Густой, страшный коктейль, от которого кружилась и болела голова.
        Кристина попыталась набрать воздуха в легкие, но в этот момент, Алексей резко вышел из нее и развернул ее лицом к себе.
        Он так и не разделся. Пиджак, белая рубашка, отглаженные брюки - и торчащий из них член с разводами крови на нем.
        - Действительно невинная, - с удовлетворением сказал Алексей. - Молодец, сохранила себя для мужа. Тем лучше.
        Он подхватил ее под локоть и потащил к кровати, приглашающей продолжить своей снежной белизной простыней. Толкнул ее вперед, а сам неспешно стянул пиджак, галстук, расстегнул рубашку.
        Онемевшая от отвращения и ужаса Кристина села на край, глядя распахнутыми глазами на то, как аккуратно он вешает брюки на спинку стула, по одному снимает носки и так же прилежно выкладывает их рядом друг с другом, бережно расправляя.
        Поверх он положил трусы и подошел к ней уже совершенно голым, нисколько не стесняясь своей наготы. Он был здесь хозяином, это чувствовалось в каждом жестве, в каждом вдохе. Его властность завораживала Кристину, словно кролика - разворачивающиеся и сворачивающиеся кольца удава. Ей даже в голову не пришло спасаться бегством. От чего? От кого? От мужа, который делает то, что положено делать мужу в ночь после свадьбы?
        - Давай ложись, - сказал он, но пока Кристина заторможенно соображала, не снять ли ей ночную рубашку, он тяжело вздохнул и с легкостью опрокинул ее на кровать. Отдернул одеяло, свернул его и, как куклу, перевернув Кристину на живот, подложил ей под бедра. Задрал подол ночнушки и проник в ее тело, снова причиняя боль. Не такую сильную, как в первый раз, но вызывающую еще больше отвращения.
        Кристина уткнулась лицом в подушку, чтобы слезы впитывались в нее и только считала про себя до ста, до тысячи, до трех тысяч, пока он дотрахивал свою молодую жену, то приподнимая ее бедра выше, то наваливаясь всем телом и вдавливая в матрас.
        Это длилось неимоверно долго, она потеряла счет времени.
        Было уже все равно. В голове распухала мокрая вата, ноги мелко дрожали от напряжения, но она продолжала считать и досчитала до трех тысяч пятисот девяноста восьми, когда Алексей наконец испустил долгий стон, вжимаясь в нее плотнее, чем раньше. Она почувствовала, как внутри стало горячо и влажно.
        Он откатился в сторону, освобождая Кристину от веса своего тела.
        - Ты теперь моя, - услышала она сквозь шум в ушах. - Перед людьми, перед твоим богом и перед самой собой. Так?
        Она не думала, что надо ответить, но Алексей выдернул у нее подушку и заставил повернуть к нему голову.
        - Так?! - Спросил он требовательно.
        - Так… - выдохнула она.
        - Вот и хорошо.
        Он встал с кровати, не оглядываясь и подошел к стулу, где была сложена одежда.
        Кристина медленно перевернулась на спину и почувствовала, как стекают ручейки слез из уголков глаз. Подол белой рубашки был испачкан красным и на белой простыне тоже виднелось смазанное алое пятно.
        - Да? - Услышала она громкий голос Алексея. - Что там у вас случилось?
        Он стоял голый и держал телефон у уха. На лице блаженство медленно сменялось раздражением, пока он слушал, что ему отвечали.
        - Идиоты! - Рявкнул он в трубку. - Кретины! Я вам… Я… Да бля!
        Он натянул брюки прямо на голое тело и выскочил из комнаты, хлопнув дверью и оставив Кристину одну.
        39. Ирн
        Солнце может быть очень жестоким.
        Не только Солнце. За пределами атмосферы Земли даже фейри нелегко выжить.
        Ирн это знал. Но волшебный народ всегда был покрепче людей. Кое-кто из них рождался в таком аду, где человек не выжил бы и секунды.
        Чего Ирн не знал до этого момента - какими жестокими выросли эти слабосильные смертные. Насколько умело они приручили не только молнии, но и такие силы природы, которых опасались даже высшие фейри.
        Ловушка.
        Золотая кровь закипела прямо в венах.
        Кожу обожгло сильнее, чем огнем.
        Магия, хранившая любое волшебное существо, не справилась.
        Ирн слышал, чувствовал, ощущал, как взрывается его плоть изнутри.
        Стоит сделать шаг.
        К выходу.
        К солнцу и траве.
        Он отступил. Впервые в жизни отступил назад, испугавшись, что людям удастся сделать с ним то, что не удалось куда более могущественным собратьям.
        Не удержался и упал на колени, вновь склоняясь перед мощью этого нового мира.
        Впервые задумался о том, что может не победить.
        Впервые засомневался.
        Впервые перестал быть любимым ребенком мира.
        Из нежной, потакающей во всем матери мир превратился в жестокого, требовательного отца. С плетью и палкой.
        Впервые Ирн до самых костей, вибрирующих от напряжения, ощутил, что здесь ему больше не рады.
        Впервые он испугался.
        Он корчился на холодном полу, умирая от невидимой силы, что пыталась расколоть его кости, вскипятить кровь и разорвать в клочья плоть.
        Пачкал этот пол золотыми росчерками - кровь сочилась из вскрывшихся язв, которые не успевало исцелять его тело.
        Время, коконом обвивавшее Ирна с рождения, послушное не мысли даже, а лишь намерению, взбесилось и предало его. Покинуло, бросив в бездну вечности. Не позволило даже умереть, заперев в бесконечной ловушке разрушения и воскрешения.
        Момент, когда это прекратилось, Киндеирн, когда-то самое могущественный фейри в мире, просто не заметил. Его разум продолжал пытку умиранием.
        - А вы что тут делаете?
        Голос донесся издалека.
        Ирн приоткрыл опухшие глаза.
        - Я уже ухожу! - Быстро сказала Аня. Она старалась не смотреть на красавчика, скорчившегося в центре холла. С него кусками облезала кожа, и ей совершенно не хотелось повторять его судьбу.
        Ирн медленно облизал потрескавшиеся губы. Заживающая кожа причиняла боли не меньше, чем гниющая, но с болью они были знакомы куда дольше, чем с той жутью, что обрушилась на него вечность назад.
        - Я тут работаю.
        В голосе Марины была уверенность. Серой мышкой она больше не была. Король фейри забрал у нее кое-что важное - и позволил стать иной.
        - Какой идиот разрешил… Вали отсюда! Все валите!
        Ирн сел.
        Мимо него поспешно пробегали к дверям на улицу люди. Старались не смотреть ни на него, ни на отливающие зловещим черным металлом высокие столбы, расставленные по периметру холла.
        Он сощурился - зрение постепенно прояснялось. Глазные яблоки, лопнувшие во время экзекуции, восстановились. Тело еще ломало.
        Он не знал раньше такой силы.
        Айна гордилась бы своими экспериментами. Эти слабые, похожие на примитивных животных существа умудрились изобрести то, что могло уничтожить фейри. Ирн выдержал мучения только потому, что был когда-то повелителем мира. Сама Айна не пережила бы пытки.
        Но все равно была бы довольна своими протеже. Ей всегда нравилось мрачное обаяние увядания и смерти. Может быть, люди унаследовали любовь к разрушению от нее. Если это так - ох, как Ирн наказал бы ее… А потом наградил. А потом снова наказал - пока награда и наказание не слились бы в единое целое.
        - Хорошо, что я решил подстраховаться, - к Ирну подошел Алексей и присел на корточки, привычным жестом поддернув брюки. - А кто-то из этих дебилов додумался включить установку. Смотрю, она хорошо работает.
        - Ты же сам умрешь… - прохрипел Ирн. Голосовые связки пока оставались поврежденными. Он, пожалуй, не смог бы сейчас использовать магию голоса фейри. И петь.
        - Я нет. Видишь ли, я…
        - Король этого мира, - закончил Ирн. - Но даже король должен подчиняться его правилам. У тебя человеческая суть и слабое тело.
        - Я отменил этот закон, - отмахнулся Алексей. - Не собираюсь повторять твоих ошибок.
        Кровавый король склонил голову, признавая его правоту.
        Разница между ним и тем, кто пришел ему на смену состояла в том, что этот не собирался признавать никаких законов и играть по правилам. Он вообще не планировал играть.
        Мрачная усмешка искривила его губы. Люди…
        Что может быть интереснее игры?
        - Меня зовут Алексей, - зачем-то сообщил ему нынешний король мира.
        - Не интересует, - холодно отозвался Ирн.
        - У меня есть кое-что, принадлежащее тебе, - продолжил тот, не обратив внимания на тон. - И кое-что, интересующее тебя.
        - И кое-что, чего ты лишишься, - пообещал ему Ирн.
        Он тряхнул головой. Волосы заструились золотой рекой. Зелень глаз вспыхнула отсветами солнца в июньском лесу. Тонкими пальцами он отбил по полу сложный ритм, прислушался и остался доволен.
        Ему нужно Сердце. Все остальное приложится.
        - Что ты чувствуешь? - Алексей протянул ему раскрытую ладонь, испачканную алым.
        Ирн встал на ноги. Он просто выйдет отсюда, пока некому включить эти чудовищные приборы. Время вернулось к нему и в качестве извинения готово было подыграть - на несколько секунд, которых хватит в любом случае.
        Но тонкий аромат, вплетающийся в горячий запах крови, заставил его замереть. Он сделал шаг к Алексею, не заметив, что тот опасливо отшатнулся, до того у короля фейри стал хищный вид.
        Ирн чувствовал отвращение. Боль. Утраченную надежду… и Айну. В этих каплях крови звучал ее голос, отзывалось ее тепло.
        Этот смертный посмел пролить кровь Айны, текущую в венах человеческой женщины и сделал это самым извращенным способом, который только могли изобрести люди.
        Превратив любовь в насилие.
        Заперев радость плоти в клетку.
        И взломав ее, чтобы насладиться не радостным ответом женщины, отдающейся целиком, а унижением и страхом.
        - Я никак не могу понять, кто она тебе… - задумчиво сказал Алексей. - Но ты явно к ней неравнодушен.
        Идиот.
        Ирн промолчал.
        - Проверил всю ее родословную, - доверительным тоном продолжил нынешний король мира. - Не нашел и следа фейри. Но почему этот ваш магический реактор так странно себя ведет при ней?
        Магический… реактор?
        Идиот. Идиот. Идиот.
        Алексей с оторопью смотрел на эльфийского короля, хохочущего так, что даже бетонные стены отзывались стеклянным звоном, а деревянные столы и стулья выпускали почки, раскрывающиеся в огромные малиновые цветы.
        Реактор!
        Он назвал сердце магии, сердце Ирна - реактором!
        В этот момент уверенность в победе снова вернулась к Киндеирну, Кровавому Королю.
        Невозможно править миром, если не чувствуешь его.
        Создай бетон, покори смертельное излучение, заставь повиноваться молнии - но пока ты не знаешь суть вещей, ты будешь всего лишь наместником, невольно помогающим настоящему правителю вернуть свой трон.
        - Спасибо, - сказал Ирн. - Спасибо, Алексей, что позаботились о моих врагах. Но дальше я сам.
        40. Кристина
        - Я могу позвонить маме? - Спросила Кристина за завтраком. Она смотрела в стол и не видела, что в ресторане гостиницы кроме нее и Алексея не было больше ни одного человека.
        Ей было не до того. Уже понятно было, что она попала в ловушку, но Кристина никак не могла сообразить, зачем это Алексею. Что он такого получил от нее, что настолько доволен собой? Вернулся в номер он под утро - странно веселый. Разбудил ее, свернувшуюся калачиком под одеялом и потащил с собой.
        - Зачем? - Спросил Алексей, сооружая гигантский сэндвич из трех видов ветчины, сыра и маленьких хрустких огурчиков. Он уже с большим аппетитом съел омлет с помидорами, выпил огромную чашку кофе, но явно еще не наелся. Кристина медленно намазывала поджаренный кусок хлеба соленым маслом - тонким-тонким слоем. И не смотрела на своего мужа.
        - Ну, она мама… И мне надо в колледж…
        - Никуда тебе не надо. К маме съездим завтра вместе.
        Сказано это было небрежно, но между тем так жестко, что Кристина не решилась даже вздохнуть погромче.
        - Колледж… - начала она.
        - В колледж тоже не надо, - Алексей смачно откусил половину своего гигантского бутерброда. Кристину затошнило так, что она отложила нож, которым намазывала масло.
        - Почему? - Осмелилась спросить она.
        - Тебе это не нужно. Ты теперь моя жена.
        Она выпрямилась. В смысле? А как же университет, все эти бумаги, которые она подписывала, грант?..
        Что значит - жена? Не рабыня же.
        - Откуда ты узнала код? - Опередил ее вопрос Алексей. Он так и не смотрел на нее, просто спокойно завтракал, не обращая внимания на то, что она не съела ни крошки.
        Он спросил это спокойно, но Кристина тут же почувствовала перемену его настроения. Вместо энергичной радости, которую он излучал до этого, в разговор просочилось раздражение.
        - Ниоткуда, - ответила она и отпила глоток чая, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. - Просто наугад набрала.
        - Наугад?.. - Алексей посмотрел на остаток бутерброда и отложил его на край тарелки. Медленно вытер руки белоснежной салфеткой и повернулся к ней, положив руку на спинку стула Кристины. - Как ты могла «угадать» такой длинный код? И зачем ты это вообще сделала? Зачем полезла в сейф?
        - Там… - Кристина не смогла больше смотреть в стол. Давящий взгляд Алексея требовал поднять глаза и посмотреть на него. Немедленно. В прозрачной их бледной голубизне острой крошечной точкой тонул зрачок. Соврать было невозможно. Да и зачем? - Мне показалось, что там что-то важное.
        - И ты решила, что имеешь право залезть туда, куда тебя не просили? Мне казалось, ты скромная приличная девочка, Кристина. Что с тобой случилось?
        Алексей протянул руку и одним пальцем поддел ее подбородок, чтобы она продолжала смотреть ему в лицо.
        - Оно… звало меня, - едва шевеля губами, ответила Кристина. Ни молчать, ни врать не получалось, хотя внутри все кричало, чтобы она не говорила ничего о том, что увидела в сейфе. Не говорила про золотой свет и бесконечное счастье, пропитавшее ее до костей, когда она открыла крышку. Не предавала этот живой свет.
        Но молчать не получалось.
        - Звало, значит… - Алексей отвернулся, нахмурился. Постучал пальцами по столу в раздумьях. - Давай договоримся. Ты знаешь, что я на государственной службе. Я связан множеством договоров и даже своей жене не имею права рассказывать о том, чем занимаюсь по большей части. Если ты влезешь туда, где тебе не место, я не сумею тебя защитить. Не делай так больше.
        Голос был мягким, но почему-то Кристине захотелось спросить - от кого он не сможет ее защитить? Она ни разу в жизни не встречала человека страшнее.
        - И вот еще, - продолжил он. - У твоей мамы на ближайшие дни назначено очень важное обследование и начало лечения. В той клинике все завязано не только на деньги, но и на мой авторитет. Чтобы я мог проследить, что все сделали как надо, у меня не должно быть лишних проблем. Особенно от тебя. Понятно?
        Более чем.
        Кристина кивнула, не сумев выдавить из себя ни слова. Очень коротко кивнула, но он, конечно, заметил, потому что сразу расслабился. Подхватил остаток бутерброда с тарелки, целиком запихнул его в рот, запил последними глотками кофе и уже добродушно, с легкой улыбкой сказал, дожевывая:
        - Что ж ты ничего не ешь, моя хорошая? Не нравится? Хочешь что-нибудь другое?
        - Аппетита нет, - уронила Кристина, отпивая еще глоток чая.
        - Ну это не дело… - Алексей взял десертную вилочку, наколол на нее половинку клубники, лежащей в хрустальной вазочке и протянул ей. - Давай-ка, открывай ротик. Тебе нужно много сил. Ну!
        Кристина даже не успела разомкнуть губы, как в них ткнулся влажный бок ягоды. Пришлось открыть-таки рот и снять зубами с вилки клубнику.
        - Вот молодец! - Бодро заявил Алексей и наклонился к ней. Кристина не успела ничего сообразить, а он уже целовал ее, глубоко засовывая теплый влажный язык. Несколько секунд она просто ничего не делала, позволяя ему хозяйничать у нее во рту, но Алексей резко рыкнул, обвил ее за талию и прижал к себе, нащупывая грудь под гостиничным халатом. Дыхание его стало резким и хриплым.
        - Какая ты свежая и юная, такая ягодка… - шепнул он, отрываясь от ее губ - Пойдем наверх, продолжим. Хм…
        Он встал, утягивая Кристину за собой, оглянулся и подхватил со стола вазочку с фруктами.
        Подмигнул, похабно ухмыляясь и направился к дверям, которые с его приближением открыли охранники, все это время стоявшие снаружи.
        В лифте, возносящем их на верхний этаж, к номеру, Алексей пялился на Кристину таким плотоядным взглядом, что ее снова затошнило.
        Она забилась в самый угол, но все равно до нее доносился запах его дорогого одеколона, лез в ноздри, опутывал, окутывал ядовитым облаком, не позволяя дышать. Она старалась не думать о том, что сейчас будет, но получалось плохо. Даже ноги дрожали от ужаса и ожидания будущего кошмара.
        Когда дверь захлопнулась с щелчком, и Алексей, поставив вазочку на стол, принялся расстегивать манжеты белой рубашки, Кристина закрыла глаза. Пусть будет быстро. Пожалуйста!
        - Эээээ, нет, - услышала она разочарованный голос. - Так не пойдет, дорогая жена. Я тебя насиловать не планировал.
        Она почувствовала, как его руки ухватили ее за плечи и развернули к нему.
        Глаза открылись сами, будто повинуясь неслышному приказу.
        Он успел расстегнуть рубашку полностью и теперь демонстрировал хорошо прокачанный пресс и безволосую грудь. Варя назвала бы его красавчиком, подумалось Кристине. Знала бы она…
        - Слушай, ну серьезно, я не хочу тебя заставлять, но я же мужчина и твой муж, а, малыш? Как ты думаешь, я имею право на десерт от своей жены? - Алексей заглянул ей в лицо снизу вверх. - Понимаю, что для тебя это пока сложно. Давай договоримся, что ты просто попробуешь привыкнуть. Изобразить, что тебе нравится. А за это… проси, чем хочешь. Вообще всего. Лабутены, сумку Луи Вуиттон, колечко Тиффани. Что тебе хочется?
        - Открой еще раз сейф, пожалуйста, - вдруг сказала Кристина, сама удивившись своему безрассудству. Но с момента, как они вошли в номер, ящик на столе притягивал ее как магнит. Ей и правда казалось, что она отдала бы все на свете, чтобы еще раз взглянуть в средоточие золотого сияния.
        Руки Алексея сжались на ее плечах сильно, до боли.
        - Открыть… Что ж. - Он резко выдохнул. - Но тогда тебе придется потерпеть кое-что посерьезнее.
        41. Ирн
        Айна была неправа.
        Слишком верила в людей. Считала, что их слабость может стать опорой для их же силы. Считала, что стоит дать им почувствовать вкус магии, и они вывернутся наизнанку, чтобы стать такими же, как фейри. Своим, особенным способом. Надо только подтолкнуть их. Подарить нечто вроде закваски, на которой они пекут свой хлеб. А мука, соль и вода будут их плотью, из которых родится нечто большее.
        Теперь Ирн видел, во что они превратили искру магии в себе. О, они достигли небывалой мощи! Даже самым сильным фейри удалось пленить его лишь обманом. Новый же король мира - человек до мозга костей - сделал это исключительно с помощью технологий.
        Стены сочились ядом.
        Воздух дрожал от напитавшей его силы смерти.
        Черные столбы, выстроившиеся вдоль клетки, в которой вновь заперли Кровавого Короля издавали зудящий звон, поддерживая эту смерть в живом и остром состоянии.
        Если они делают такое с фейри, что же они делают друг с другом?
        Не выходят один на один - с магией и мечом. Не сражаются своей собственной силой.
        А ставят смерть на поток. Спокойно. Равнодушно.
        Им не нужно много лет искать свой дар и развивать его. Они просто нажимают несколько кнопок, перешучиваясь и обсуждая, сколько выпьют сегодня вечером и в каких позах трахнут своих самок, как те охранники, что приволокли сюда обессилевшего Ирна.
        Нынешний король мира даже не стал делать это сам.
        «Я не собираюсь с тобой сражаться», - сказал он Ирну.
        Тот промолчал. Смертью его давно было не напугать - она лишь одно из приключений на пути фейри. Для кого-то из мелочи может быть и последнее, но Ирн был слишком силен, чтобы его можно было уничтожить. Его жизнь зависела от всего в мире - воды, земли, воздуха, огня, магии. Единственное, как можно было избавиться от него навсегда - уничтожив сердце. Но это не решился бы сделать никто - без Сердца Магии мир просто растает, как полуденный сон. Даже пронизавшее его железо не сумеет удержать остатки на месте - как не может удержать дым, пыльцу фейри и мимолетную мысль.
        Это не решился сделать и нынешний… Ирну не хотелось называть его имя даже про себя. Имя - это сила. Это признание власти, достойной, чтобы с ней сражаться.
        Алексей.
        «И убивать тебя я не стану», - так он сказал.
        Пока на коже Ирна плясали искристые молнии, просачиваясь через трещины внутрь, король мира с бесцветными глазами и равнодушным лицом что-то прикидывал и выдавал своему врагу информацию по крохам.
        «Я буду тебя использовать. Пока не пойму, как действует этот ваш реактор. И почему тебе так важна Кристина».
        Кристина.
        Это имя Киндеирн запомнил сразу же.
        Мучительно заныла черная дыра в груди, томящаяся по вырванному сердцу. Плеснула непривычная, уязвимая, словно бы человеческая надежда.
        Кровь Айны. Надежда на то, что он увидит ее вновь. Почувствует ее силу, даже растворенную в миллиардах капель чужой крови. Он ощущал ее отголоски на испачканных красным ладонях Алексея.
        «Как стал ты правителем мира?» - задал Ирн всего один вопрос.
        «Да ерунда, - поморщился тот. - Нашел кое-что. Скажи лучше, неужели ты не в ярости, что я забрал ее невинность?»
        На этот раз поморщился Ирн. И тогда, и сейчас - как не морщился от пронзающих его волн и лучей, от которых плоть гнила, лопалась, сочилась золотыми каплями и снова восстанавливалась, изнуряя его зудом и трескучей болью.
        Он слишком мало знал про обычаи людей. Айна - та возилась с ними, пыталась рассказываеть ему что-то, наверняка очень интересное, но он тянул ее танцевать, тянул к себе, тянул в густую, жаркую любовь, отмахиваясь от мелких делишек тех, кто лишен магии. Они - лишь очередные игрушки для фейри, зачем ему знать, что там они напридумывали? Если он захочет поиграть с ними, магия сама справится, подсунув им подходящую иллюзию.
        Сейчас он чувствовал себя непривычно неуверенно, пытаясь понять, что противник хочет ему сказать.
        Невинность?
        «Я трахнул эту твою Кристину! - наконец разозлился на его молчание Алексей. - Порвал ей целку! Присвоил! Она моя! Тебе что - вообще похуй, чудовище?»
        Чудовище - это было гораздо понятнее.
        Люди делились на тех, кто восхищался волшебным народом, таскался к холмам, умоляя забрать их к себе. И на тех, кто сторонился, боялся, ненавидел. Иногда у них были на то причины - особенно когда темные ши затевали свои извращенные игры.
        Значит - этот из вторых.
        «Ты почувствовал что-то особенное?» - с любопытством спросил Ирн.
        Вот после этого Алексей взглянул на него с отвращением и яростью и ушел, велев своим подручным «стреножить этого козла».
        Ирн пытался понять, что такого ценного тот нашел в совокуплении с женщиной своего вида, пусть и хранительницей отголосков крови Айны.
        Он получил удовольствие? Наверняка. Но разве он мог почувствовать то, что имело ценность только для Ирна?
        В груди трепыхнулось.
        Король фейри замер. А через мгновение его затопило золотым светом и самым мощным призывом из всех, что он ощущал с момента пробуждения.
        Сердце распахнулось целиком, застучало сильно и радостно, как живое, как в те времена, когда оно еще было в груди Истинного Короля.
        В груди Ирна, где оно когда-то билось, разлилось тепло. И он… почувствовал. Прикосновение. Жгучую жажду любви. Отчаяние, пропитанное надеждой.
        Он закрыл глаза и увидел.
        Тонкие пальцы скользят по железному краю. Сначала нерешительно, но потом взвиваются в воздух и ложатся на живую плоть Сердца. Поглаживают его - медленно, трепетно.
        Ирн чувствовал эти прикосновения, словно сам стоял там с распахнутой грудью, в которой билось его сердце, и Айна касалась его - ничего не желая. Лишь восхищаясь.
        Не Айна. Кристина.
        Впрочем, ему было все равно. Она была вместилищем его мертвой любви, и это было единственное, что его волновало.
        - Иди ко мне, - сказал он и ощутил ее испуг.
        Она услышала. Конечно, она услышала. Золотые нити магии обвивали ее все туже, проникали в нее, вливались в вены, вонзались в человеческое сердце, даря смертельное наслаждение. Равного которому быть не могло.
        Человеку такое не пережить.
        - Иди ко мне! - повторил Ирн громче. - Быстрее!
        Звенящая смерть вокруг его клетки взвинтила обороты, словно была живой и ощущала, что сейчас пришло ее время. Не зная, что оно уже ушло.
        - Не могу… - пролепетала Кристина. - Я… не знаю, куда.
        - Он знает. Иди!
        - Я…
        0. Сердце
        Впервые за тысячи лет Сердце Магии билось, как прежде, пропитывая мир волшебством.
        Старый засохший дуб, еще помнивший, как на его листья упали капли крови последних фейри, заскрипел, готовясь развалиться от потока силы, обрушенного на него… но вместо этого выпустил молодой побег. Зеленый, яркий, пошедший в рост с первой же секунды.
        Кружевные листья сияли золотом истинной магии, впитывали в себя силу, чтобы отдать ее однажды тому, кто придет за ней - лучнику, корабелу или волшебнику.
        Истерзанная зубами врагов старая кошка на столе ветклиники приподняла голову, прислушиваясь к ощущениям, чихнула - и вонзила когти в руку человеку, уже нажавшему на поршень шприца, несущего ей мирную смерть.
        Не время умирать, такие дела творятся!
        Жухлая зимняя трава на холмах, под которыми никогда не было волшебных залов фейри, налилась соками, рванула ввысь, закачавшись под лаской холодного зимнего ветра.
        Вулкан посреди моря, уснувший так давно, что люди перестали за ним наблюдать, вскипел изнутри - и выстрелил в небо фейерверком золотых искр.
        Луна в темном небе качнулась, звякнула, как монетка - и перевернулась, встав на ребро, прямо на глазах половины мира.
        Женщины, видевшие Киндеирна во время его странсткий по изменившейся земле, почувствовали боль внизу живота - и с утра проснулись с не ко времени начавшимися кровями.
        Иви, хранившая в глубине своего тела надежду на будущий новый мир, вздрогнула.
        Младенец внутри нее захохотал и распахнул пронзительно-зеленые глаза.
        Три эльфийки, дежурившие рядом с наложницей короля, подскочили к ней, бормоча медовыми голосами:
        - Не бойся, не бойся, не бойся…
        Руки-ветви одной оплели ее ноги, темные крылья другой закрыли ее глаза, холодный лед третьей сковал руки.
        А четвертая, ворвавшаяся в тронный зал под холмами, услышав крик смертной, кровожадно ухмыльнулась и одним движением вспорола когтями ее живот.
        Бард Новых Времен сам шагнул на залитый кровью его матери мраморный пол.
        Зеленоглазый как отец, бесстрашный как мать.
        Золотой свет магии, которую мир впитывал, будто высохшая пустыня - первый осенний дождь, пробудил в нем семя магии, вложенное Киндеирном.
        Он оперся ладонью о камень, выпрямился… И разом подрос - уже не младенец, уже мальчишка лет десяти.
        Поймал брошенную острозубым ши свирель - и потянулся ввысь, становясь подростком.
        Первая песня уже звенела у него в голове.
        Сероглазая Лотта, оставленная править северными землями, выронила из пальцев маленькую уродливую куклу, которую баюкала все время со смерти своего отца.
        И подобрала кинжал, забытый кем-то из бледнокожих эльфов, рассеянных, как солнечный свет зимой.
        Она вошла в трапезную, где медленно и равнодушно сплетались тела духов льда и воды, выбила рукоятью кинжала сноп искр из темного камня, служившего алтарем и ложем и заявила с нежной улыбкой:
        - Все свободны. Решать буду я.
        Минута прежней магии, бьющаяся пульсом в обессилевшем мире железа и бетона, изменила его необратимо.
        Но Алексей этого не почувствовал.
        Улыбка на лице Кристины, ласкавшей сияющий золотом реактор в стальной шкатулке, вызывала у него плохо контролируемую ярость.
        Только что, когда он трахал эту сучку во все дыры, она лишь сжимала зубы, стараясь не расплакаться. Как бы жестко он не драл ее, она не проронила ни слезинки, ни выпустила из губ ни единого крика - выполняя его прихоти, как было приказано.
        Он был вынужден сдержать свое обещание и дать ей дотронуться до чертовой эльфийской игрушки.
        Слово мужчины нерушимо.
        Но сейчас ему хотелось схватить ее за волосы, шваркнуть лицом об стол и заставить умолять прекратить, заставить пожалеть об этой улыбке.
        - Я хочу к нему.
        Ее слова он с трудом расслышал сквозь шум крови в ушах.
        42. Кристина
        Кристина стояла напротив Алексея, сжав кулаки и почти вибрируя от желания броситься прочь. Туда, куда ее тянуло так невыносимо, что приходилось вонзать ногти в ладони, чтобы продолжать стоять на месте и смотреть в глаза своему мужу.
        Сердце билось отчаянно и больно, требуя немедленно все бросить и бежать, лететь к тому, с кем ее связали золотые нити.
        - К кому ты хочешь? - Ласково улыбнулся Алексей. Все было при нем - и ямочки на щеках, и искренность во взгляде, и солнечные морщинки у глаз. Никто посторонний ни на секунду не усомнился бы в доброте этой улыбки. В ней не было ни грамма фальши.
        У одной Кристины она вызывала страх, отвращение, ненависть - и снова страх. Много-много страха, животного, свернувшегося комком холода в животе, вспыхнувшего горячим фейерверком в голове.
        Но затопившая ее любовь - та, которую она принимала раньше за любовь к богу - была сильнее. Только солнечный свет, поселившийся в сердце, когда она дотронулась до золотого сияния, позволял ей стоять прямо и смотреть в глаза человеку, обернувшемуся монстром.
        Алексей приобнял ее за плечи, и Кристина на мгновение расслабилась. Но через мгновение он уже накручивал ее волосы на кулак, запрокидывая голову и открывая беззащитную шею. Словно собирался проткнуть ее клыками и выпить кровь.
        - Много хочешь, жена моя! - Не переставая улыбаться, заявил он. Но уголки губ его чуть расползлись, превращая улыбку в оскал.
        - Я сделаю все, что скажешь.
        Нетерпение зудело в крови, гнало Кристину прочь, но она привыкла к самодисциплине. Привыкла терпеть скучные лекции и не потакать своему желанию сбежать на улицу в весенний день.
        Теперь терпеть ей придется еще больше.
        Но сейчас все, что угодно, можно было отдать за возможность сбежать.
        - За это не расплатишься.
        Сильные пальцы прошлись по ссадинам на ее теле, засосам, укусам - всему, что Алексей оставил ей на память за открытую шкатулку. Он оттянул ворот ее кофты и больно стиснул грудь, неотрывно глядя в глаза и ловя признаки недовольства.
        Кристина только втянула воздух через нос. Алексей причмокнул, довольный ее реакцией.
        В его глазах пряталось много страшных обещаний.
        - А к маме не хочешь? Хотела же, Кристин? Забыла? - издевательски заботливым тоном спросил он. - Маме сейчас непросто. Такие тяжелые процедуры, анализы, неприятные прогнозы… Как она там справляется без любимой дочки?
        Тяга отхлынула, сменившись чувством вины.
        Мама!
        Все это - только ради нее. Все, что Кристина могла для нее сделать - она сделала, но мама никогда не должна узнать, что именно. И сейчас наверняка думает, что дочь забыла о ней, увлекшись семейной жизнью.
        - Выбирай. К нему или к маме.
        Алексей даже не скрывал, как ему нравится смотреть на ее мучения.
        На борьбу Кристины с собой - выбор между долгом, любовью и совершенно непонятным ей желанием увидеть того, к кому тянули золотые нити, пронизавшие сердце.
        Его как будто даже возбуждало видеть, как она не может принять решение - зрачки расширились, он качнулся к ней, касаясь губами скулы, края рта… И улыбаясь, когда она замирала и съеживалась. Он засмеялся и лизнул ее в висок, а потом резко прикусил губу.
        - Ну! Решай!
        - К маме! - Выпалила Кристина, и Алексей отшатнулся от нее, победно улыбаясь.
        - Обойдешься. Иди к нему.
        - Но… - она вовремя прикусила язык, уловив зажегшийся в глазах огонек предвкушения.
        Дернуло золотыми нитями, скрутило виной.
        Захотелось завыть от безнадежности.
        Он играет с ней в кошки-мышки. Что бы она ни выбрала - он отказал бы.
        Но что-то внутри дотронулось до ее сердца будто пушистой лапкой, коснулось любовью и светом.
        Кристина всхлипнула, схватила свитер, закрывающий горло и руки, испятнанные пальцами Алексея и выбежала прочь из комнаты. Провожатые ей не требовались.
        Она точно знала, куда идти.
        Словно возвращаться к себе самой - в радостном сне, когда бежишь, не чуя ног, по залитой солнцем улице, и впереди тебя ждет тенистый сад, яблочный пирог на столе и все-все-все, кто тебя когда-то любил.
        Такие сны Кристине снились нечасто, а просыпаясь, она никогда не могла вспомнить, кто же ждал ее в этом саду, но потом долго ходила, замирая от счастья при воспоминании об этом.
        Ступеньки летели под ноги - ждать лифта она не смогла, радостное нетерпение гнало ее вниз, в холл гостиницы, снова вниз, в подвалы, в сумрачные коридоры, к толстой железной двери, рядом с которой сидели двое охранников. Они разом подскочили при виде нее, но так же разом снова сели, будто принужденные чьей-то волей.
        Один из них, в бронежилете с бейсболке козырьком назад, посмотрел сквозь Кристину пустым взглядом и потянулся к пульту у двери. Нажал какие-то кнопки - противное, на грани слышимости, гудение, пронизывающее стены и перекрытия, затихло.
        Сразу стало легче дышать, и золотой свет в груди Кристины разлился теплом.
        Она потянула тяжелую дверь на себя. Та шла туго, со скрипом, но ей хватило узкой щели, чтобы проскользнуть внутрь.
        И замереть перед человеком в железной клетке.
        Нет, не человеком.
        - Не подходи ближе, изжаришься, - предупредил ее он.
        Вокруг толстых стальных прутьев воздух дрожал, словно над нагретым асфальтом в солнечный день.
        Пленник улыбнулся, открывая ряд мелких острых зубов и склонил голову набок, с любопытством разглядывая Кристину.
        Она тоже пялилась на него во все глаза, пытаясь понять, почему все внутри дрожит, то бросая ее вперед, даже сквозь прутья - к нему, то наоборот - какое-то нутряное отвращение отталкивает от существа чуждого вида.
        Его глаза… Эта прозрачная светлая зелень, притягивающая внимание. Если долго-долго смотреть в них, то кажется, что вокруг все заливает солнечным светом и пахнет весной, травой, молодыми липовыми почками. Кристина любила обдирать их с веток по дороге из школы и долго перекатывать во рту, ощущая клейкую пряную свежесть. И сейчас почувствовала этот вкус на языке. И еще немного - горечь одуванчикового сока.
        Светлые волосы, разметавшиеся по худым плечам. Бледная кожа почти обнаженного тела.
        Он был в одних белых - когда-то белых - джинсах. Босиком. Но это его будто не смущало - абсолютно.
        Он протянул руку сквозь решетку, и там, где она прошла через дрожащий воздух, кожа начала лопаться и сползать кровавыми ошметками. Но кровь… кровь была не человеческой. Не красной.
        Она была золотой.
        Кристина с трудом вдохнула застрявший в горле воздух.
        - Сделай два шага. Ровно, - сказал он.
        Она завороженно шагнула вперед. На изувеченную руку было больно смотреть - но кожа обгорала, вспучиваясь пузырями - и нарастала снова. Оторваться было невозможно.
        - Я Киндеирн, Кровавый Король, Истинный Фейри. Правитель мира. Когда-то.
        - Он держит тебя тут… - Кристина узнала его. Того человека на ступеньках Думы перед тем, как они поехали в загс. - Зачем? Кто ты? Что ты? Почему… я чувствую тебя… так.
        Будто хочу броситься в твои объятия, раствориться в свете глаз, позволить сделать с собой все… все то, что делал Алексей, но теперь - с наслаждением.
        Этого Кристина не сказала. Только подумала. Но он посмотрел на нее так, что стало понятно - ему это очевидно.
        - Ему хочется думать, что он победил.
        - Ты ведь можешь выбраться отсюда? - Кристина хотела это спросить, но пока говорила, поняла - может.
        - Могу, - кивнул он. - Но сначала хотел увидеть тебя.
        Шипение сгорающей кожи и запах мгновенно гниющей плоти почему-то не перебивали фантомный аромат молодой травы и одуванчикового сока. Кристина была благодарна этой странной магии.
        Магии?
        - Ты - бог? - Спросила она.
        Не могла не спросить.
        Потому что торжественная радость, что пела сейчас в ее сердце, раньше приходила к ней только в церкви. И то нечасто - в пасхальное воскресенье да иногда летним днем, когда она уезжала в какой-нибудь парк, пряталась там от всех, забираясь на холм повыше и долго стояла, слушая гудение пчел, чувствуя ветер на своей коже, ощущая мощь теплой земли под босыми ногами.
        В этот момент к ней чаще всего приходила эта радостная благодарность создателю, что он сотворил наш мир таким невероятным и чудесным.
        - Немного, - отозвался Киндеирн, странный мужчина с золотой кровью.
        - Нет! - Возразила Кристина тут же. - Это грех!
        Священные книги предупреждали, что тот, кто придет и будет называться богом - врет.
        - Да, я грех, - Киндеирн перевернул руку ладонью вверх и потянулся к Кристине. - Это точнее. Все то, что вы считаете грехом.
        Кристина убрала руки за спину, жалея, что не может сковать их, чтобы не поддаться искушению.
        Киндеирн усмехнулся и опустил ладонь ниже, развернул ее, направляя к животу Кристины. Ее замутило - резко, неприятно.
        - Тшшш… - сказал он. - Стой.
        А потом резко отдернул руку, сжимая что-то в кулаке.
        Что-то, истекающее багряными каплями крови.
        Кристина согнулась пополам от резкой боли.
        - Что… - она прижала ладони к низу живота, где теперь ощущалась пустота размером с черную дыру.
        - Это был твой сын, - сквозь муть боли и тошноты услышала она холодный, искрящийся как родник в глубине леса, голос. - От него.
        Шипение сгорающей кожи стало громче.
        Или Кристине это только казалось?
        Она медленно выпрямилась, сквозь выступившие слезы глядя на Киндеирна.
        Оба монстры. Оба.
        Но она не успела уйти. Тонкая ладонь Киндеирна снова впечаталась в низ живота - снова острый укол, но не боли, а жара, заставил внутренности вновь перевернуться.
        Она отшатнулась, но было поздно.
        - Теперь внутри тебя дочь, - он шагнул назад, выдергивая руку и прижимая ее к груди, словно она болела. Кажется, он побледнел, хотя в сумраке подвала сложно было сказать наверняка.
        - Чья дочь? - спросила Кристина, ощущая внутри себя горячее солнце. - Чья?!
        - Твоя, Айна. Теперь только твоя.
        43. Ирн
        Где-то далеко, пока еще на краю мира, очень тихо, совсем не заметно - ни для кого, кроме Ирна - зазвучала песня Барда. Ломаный ритм, провисающие части мелодии, скучные перебивки. Несовершенная песня перемен. Начало.
        Бард приходит в мир, чтобы его изменить. В этом мире его не было слишком давно - и сначала он должен раствориться, настроиться, стать плотью от плоти его, написать мелодию, которая станет двойником реальности. И только потом начать менять - петь песню перемен.
        Бардов уважали даже фейри - хоть и не было в них ни плоти, ни крови волшебного народа. Но всегда был истинный дух тех, кто играет в реальность.
        В этот раз Ирну пришлось помочь рождению барда - дать ему свой голос и свои глаза.
        Его сын где-то там, далеко от него, в волшебных холмах фейри, покрытых изумрудной травой, неловко трогает струны гитары, дует в капризную свирель, так что лопаются щеки, стучит ладонями по барабану, еще не понимая, какому ритму подчинить его голос.
        Лотта тоже слышит рождение новой песни. Она морщится - в три года она и то лучше играла на детском ксилофоне.
        - Тише, - говорит светловолосый парень, входя в огромный холодный зал, где она завтракает одна за длинным столом. - Он научится.
        - Ты кто? - спрашивает Королева Севера настороженно.
        - Он назвал меня Синее Небо Запада. Понятия не имею, что это, - говорит парень. - Но я умею так…
        Он встряхивает ладонями, и с кончиков пальцев начинают сыпаться крошечные заостренные перья. Вперемешку - белые и черные. Они летят на пол и вонзаются в гранитные плиты, словно те сделаны из мягкого дерева.
        - Класс! - радуется Лотта. - А потом что?
        - Пока не понял.
        - Овсянку будешь? - предлагает Лотта.
        - Лучше тост с авокадо, - говорит парень, садясь на противоположном конце стола.
        Только Ирн знает, зачем эти двое сошлись сегодня вместе.
        Грядет большая битва.
        Ирн улыбается.
        Большая битва - и большая победа.
        Сегодня мир изменится необратимо.
        В сущности, Ирн уже победил.
        Его враги, убившие Айну и заманившие его самого в ловушку - мертвы. Без него им было не справиться с наступающим миром людей.
        Сердце Магии нашлось - и оно бьется, оно тут, в двух шагах. Каждый раз, когда Алексей позволяет ему увидеть свет, Сердце становится все сильнее. Ирн становится все сильнее.
        Айна… ее не вернуть, но ее кровь - протяни руку.
        Когда смертная вошла к нему, огонек силы Айны едва теплился в ней, но когда он заменил сына Алексея на дочь самой Кристины, кровь умножилась. Теперь Кристина пахла сладко и темно, напоминая ему умершую возлюбленную так сильно, что Ирн едва сдерживался, чтобы не схватить ее. Да и сдерживался только потому, что Айна за это располосовала бы его когтями в кровь - и яд ее еще долго заставлял бы короля фейри корчиться от боли.
        Она была болотной ведьмой - огоньком, обманкой, полянкой с ярко-зеленой травой в окружении темных елей. Но едва ступишь на эту полянку - провалишься в черную глубину.
        Туманом - густым и вязким.
        Засасывающим Ирна в темные объятия.
        Айна…
        - Мир ждет нас, Айна, - говорит Киндеирн шепотом. - Мир ждет нас обоих. Вернется корона на мою голову, сердце в мою грудь, а весь волшебный народ будет кровь от крови моей - а значит, никто из них не сможет меня больше предать.
        - Король мира еще не знает, что сила сердца разрушит все, что ему дорого в три удара, - говорит Киндеирн лихорадочно. - Раз - их женщины прозреют и вырвутся из рабства. Два - зелень захватит мир, заполонит города - сплетутся ветви, обовьют столбы, расползется мох и сожрет все вокруг плесень.
        - Три - и половина мира превратится в низших фейри, - говорит Киндеирн, чувствуя, как бьется Сердце пульсом в кончиках пальцев. - Был бухгалтером - зарывай горшочек с золотом под радугой, был парикмахером - плети косички коням, был поваром - пеки имбирное печенье и разбрасывай крошки.
        План победы так прост, а сама она так близка, что Ирн тянет время, играя сам с собой в предвкушение. Растягивая прелюдию войны. Насыщая ее страстью.
        - Айна… - шепчет он, чувствуя, как тело его наливается ярким солнечным светом, который непременно надо излить в тьму болот.
        - Я - Кристина.
        Он шагает сквозь поле, звенящее болью и разрушением, тело Ирна гниет, горит, распадается на части - но ее голос останавливает его на полпути.
        Запах гари и тлена, пульсирующая боль, кости из-под нарастающей кожи…
        Он не может двинуться дальше.
        Пока не скажет заклинание.
        Пока не даст ей верное имя.
        - Кристина.
        Кровь зовет его, вьет веревки из желтого тумана, рывком притягивает к этим нежным губам.
        Ирн пьет ее.
        Пьет душу, которую любил десять тысяч лет назад.
        Кровь Айны начинает сиять в венах смертной, стремиться к тому, кто был ее жизнью.
        И когда она приливает к коже, Ирн не выдерживает.
        Он сам сдается ей в плен.
        Падает на колени и поднимает голову, глядя снизу вверх на свою королеву.
        Пальцы Кристины дрожат, когда она зарывается ими в сияющее золото его волосы. Взгляд ее туманен - ее нет, есть только память той, что уже не вернется никогда.
        Ирн поворачивается за ней, как цветок за солнцем, откидывает голову, ловит пальцы губами, кладет ладони на узкие девичьи бедра. Под их жаром одежда тает, как сахар под дождем.
        - Кем ты меня хочешь видеть? - шепчет он.
        Грозным воином?
        И кожа его покрывается черной чешуей и перьями, выстреливают изо лба витые рога, а взгляд наливается алой яростью.
        Величественным правителем?
        И золотой плащ падает с его плеч, а волосы свиваются в корону.
        Беспечным танцором?
        И кожа его становится белоснежной, глаза сияющими, а тело - гибким и ловким.
        А потом все, абсолютно все осыпается с тела Ирна, оставляя его обнаженным, стоящим на одном колене. Он обнимает пальцами лодыжку Кристины, ставит ее ступню себе на плечо и, бросив искристый взгляд на ее завороженное лицо, он склоняется и раскрывает языком лепестки цветка между ее ног.
        Вкус ее - слаще всех медовых нектаров, выпитых им за долгую жизнь…
        - Нет!
        Кристина отскакивает в сторону, чуть не попадая в область, звеняющую смертью и болью. Ирн еле успевает вскочить и схватить ее. Его глаза туманны - ее огромные и испуганные. И очень-очень чистые. Она отталкивает его руки, закрывает ладонями грудь и чресла и мотает головой.
        - Кто ты и зачем это делаешь?!
        - Ты моя жена, - говорит Ирн.
        - Я не твоя жена, я жена Алексея!
        Ускользающий сладкий туман надо удержать - любой ценой.
        Но поздно, поздно.
        - Ты же чувствуешь, что ты моя, - в недоумении хмурится Ирн. - Айна…
        - Кристина!
        - Какая разница? - раздраженно отзывается он. - Ты смертная, но в тебе кровь моей возлюбленной. Конечно, ты будешь со мной.
        В его тоне ни тени сомнений.
        - Не буду.
        - Будешшшшшшшшшшь… - шипение из уст Ирна собирается в густой туман со сладким привкусом, который окутывает Кристину, услужливо прикрывая ее наготу, но - дурманя голову. Этому туману смертные сопротивляться не могут. «Зуд плоти» зовут его маленькие похотливые феи, которые изобрели это дьявольское заклятье.
        Никто еще не мог устоять перед ним. Мужчины обнажали свои мечи, женщины раскрывали свои ножны - и фейри надевались на них и вонзались, ломая все, что смертные считали своими незыблемыми принципами.
        Не бывало такого, чтобы…
        - Я замужем.
        Кристина смотрит прямо, хотя губы ее подрагивают, а соски, прижатые краем ладоней, упираются твердыми шариками.
        - И ЧТО?! - Громыхает Ирн, разозленный ее упрямством. Он бьет магией наотмашь, алые капли разлетаются, словно человеческая кровь. Глаза Кристины застилает муть… И тут же ее смывает чудовищные ужас.
        Одно мгновение обманывает ее, убеждая, что она уже стонет под ударами меча Кровавого Короля. В другое - она приходит в себя и чувствует облегчение. Только иллюзия.
        - Нет, - говорит она. Твердо и почти спокойно. - Я не могу. Киндеирн, да? Я верно запомнила? - Она прикусывает губу, сильней, до крови. - Я хочу. Я… очень хочу, - голос ломается на последнем слоге. - Но я иначе воспитана. Моим телом владеет только мой муж. Я венчалась. Я клялась.
        Ирн откидывает голову, глядя в каменный потолок. С него начинает сыпаться пыль - бетонные перекрытия не выдерживают ярости Истинного Короля. Скрип и грохот, скрежет железа о железо заполняют адской какофонией подвал.
        - Принеси мне Сердце, - говорит Ирн, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорвать это здание изнутри. - Принеси мне Сердце, девочка, а с твоими клятвами мы разберемся потом.
        - Это я, наверное, могу… - бормочет Кристина, отступая назад.
        В последнее мгновение перед тем, как она выскакивает в узкую щель двери, из тонких пальцев Ирна вылетает плотный лоскут тумана, который обвивается вокруг ее тела тонким белым платьем.
        44. Кристина
        Пальцы дрожали.
        Заходилось диким стуком сердце, пока Кристина мчалась обратно по ступеням вверх.
        Воздух рвался из груди короткими всхлипами.
        Больше всего на свете ей хотелось вернуться обратно и коснуться этого опасного и влекущего существа. Но еще больше хотелось выполнить его приказ и принести ему сердце, которое бьется под пальцами чистой любовью.
        Хотелось.
        Бежать прочь отсюда как можно дальше, чтобы не быть больше его игрушкой.
        Остаться и разобраться, почему рядом с ним так тепло и прекрасно.
        Свернуться калачиком где-нибудь в темном углу, накрыть ладонями живот и чувствовать, как внутри пульсирует свет - еще крошечный, но уже горячий. С запахом летнего луга и острым вкусом свежесорванной лесной земляники.
        Кристина остановилась посреди лестничного пролета, прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза. Мышцы болезненно дергало. Бежать! Вверх! Вниз! На свободу!
        Бежать!
        Скручивало спазмами, взрывающимися то горячей текучей эйфорией, то саднящей болью от того, что Алексей делал с ней ночью.
        В голове плыл темный туман, который время от времени рассекали золотые вспышки.
        Она всегда гордилась своим ясным умом. Тем, как легко и четко ее мозг умеет раскладывать любую гору информации по полочкам, выстраивать логические связи и создавать из хаоса порядок.
        Кристине было легко и приятно учиться - и это тоже было предметом ее тайной гордости.
        То, о чем говорила ей мама - пусть у других есть преимущество в деньгах, есть полезные знакомства и возможности, которых нет у нее. Но у нее есть то, что никто не отнимет - этот вот ясный ум и умение учиться.
        Куда делся этот ясный ум? Почему она не может разобраться в происходящем, разложить по полочкам и понять, что с ней случилось? Чью сторону выбрать?
        Киндеирн.
        Не. Человек.
        Язык не поворачивался назвать его ангелом. Но и дьяволом он не был. Разве может дьявол дарить такое всеобъемлющее ощущение любви?
        Тогда кто он?
        Что происходит? Во что она ввязалась?
        Алексей.
        Ее муж перед богом и людьми.
        От которого она не может отказаться.
        И не потому, что тогда неизвестно, что будет с мамой.
        Потому что она сама согласилась принадлежать ему.
        Жестокий, холодный, развратный.
        От него жутко и больно.
        Но он хотя бы человек.
        По крайней мере, Кристина на это надеялась.
        - Что за блядство на тебе надето? - этими словами ее встретил сидящий за столом Алексей.
        Контейнер с сердцем стоял рядом - закрытый. Зато бутылка виски была открыта и уже наполовину пуста.
        Кристина опустила глаза, рассматривая белое полупрозрачное платье, подаренное ей нечеловеком. Под ним не было белья, и даже тут, в полутьме номера, было видно, как просвечивают под тканью темные соски и тень-треугольник между ног.
        Хорошо, что она никого не встретила по пути…
        - Что он хотел? Он тебя выебал? И как, с нежитью слаще? Со мной ты все рыдала и губы поджимала, а теперь прям светишься. Поди сюда.
        На негнущихся ногах она приблизилась к своему мужу.
        Что вынудило ее все-таки вернуться сюда?
        Кристина сама не понимала. Кроме того, что ответов от Киндеирна она точно не получит. А прятаться глупо. Оставался только Алексей.
        И сердце.
        Сердце в шкатулке.
        Все сомнения и колебания смывало горячей соленой волной, когда она смотрела на шкатулку. Еще раз увидеть его, дотронуться, испытать это всепоглощающее счастье.
        Единственное, что казалось истинным в этом запутанном, изменившимся мире.
        И мама.
        - Садись.
        Алексей зацепил ногой тяжелый стул и с громким скрежетом подтащил его к себе. Кивнул Кристине. Она аккуратно села, сдвинув колени и сгорбившись, чтобы скрыть грудь.
        Взгляд Киндеирна раздевал - до костей.
        Взгляд Алексея - хлестал как плетью. По голым лодыжкам, коленям, едва прикрытому тонкой тканью животу.
        По плечам и краснеющим щекам.
        - Молчать будем?
        Алексей разом махнул налитый в бокал виски и наполнил его заново.
        Стало понятно, почему так быстро пустела бутылка.
        - Ну?! - рявкнул он, несильно размахнулся и вкатил Кристине оплеуху. Кожу обожгло, но больно не было. Даже обидно не было.
        Она только вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
        - Что? Что сказать? - спросила она тихо.
        - Ебал он тебя? Говорят, эти уродцы очень ебаться любят.
        - Нет.
        - Врешь.
        - Нет.
        - А если проверю? - он сощурился и снизу вверх заглянул Кристине в лицо.
        Он был одновременно спокоен, очень спокоен - снаружи.
        И нервозен до дрожи - внутри.
        Так ощущалось.
        Будто в оболочке человека прячется осиный рой, который гудит, вьется, только и ждет, чтобы вырваться.
        Кристина не хотела знать, как он будет проверять.
        Но Алексей уже отклонился, развалился на стуле, изображая расслабленность. Однако осиный рой внутри жужжал, вибрировал, целился опасными жалами.
        - Зачем пришла?
        Кристина, не удержавшись, кинула взгляд на шкатулку. Алексей его перехватил, ухмыльнулся. Поставил бокал на стол и подтащил к себе контейнер. Набрал код на крышке и приоткрыл ее - буквально на пару миллиметров. Кристина подалась вперед всем телом, чувствуя, как поет что-то внутри, рвется, жаждет еще, еще золотого света!
        - Что там? - спросил Алексей, удерживая крышку. - Что тебе там нужно?
        - Сердце.
        Брови Алексея взмыли вверх.
        Он на мгновение открыл крышку, глянул внутрь, не чувствуя, не видя, как разлился вокруг золотой свет, как запульсировал мир в такт бьющемуся сердцу.
        И захлопнул, так и не ощутив очередного всплеска магии - сильнее прежних.
        Кристина прижала ладонь к животу, чувствуя, что девочка - она поверила Киндеирну - спящая внутри, вдруг стала реальней и живее.
        - Он называет это сердцем? - Алексей задумался, постукивая по крышке пальцами.
        Замок запереть он забыл, и это почему-то очень радовало. Хотя у Кристины были самые печальные предчувствия насчет ее будущего. Вряд ли он позволит ей снова остаться наедине с сердцем.
        - О чем вы еще говорили? Слушай, почему я должен из тебя все клещами тянуть? - внезапно рассердился Алексей. Осиный рой внутри загудел громче. - Мне что, напомнить все, что я могу сделать с тобой и твоей матерью, чтобы ты стала разговорчивее?
        Кристина опустила глаза, помолчала.
        Туман в голове мешал сосредоточиться, но он же мешал как следует испугаться.
        Мама… Маму надо защитить. А что станет с ней самой - уже все равно.
        - Алексей… - тихо, но твердо сказала она. - Я смогу быть полезна, если буду знать больше. Обращу внимание на важные вещи, а не как сейчас. Вы же знаете, что я наблюдательная и умная, но мне нужно понимать, что происходит.
        Он медленно поставил обратно на стол поднятый бокал. Смерил Кристину взглядом с ног до головы. Холодным и злым - но теперь в нем было что-то еще. Какой-то отсвет… уважения, что ли?
        - Почему опять Алексей, Кристин? - спросил он мягче, чем раньше, но от вкрадчивого тона только мурашки разбежались по позвоночнику. - Зови меня Лешей. И почему на вы? Разве мы не близкие люди с тобой? Вот, выпей.
        Он подтолкнул к ней бокал кончиками пальцев.
        Она дотронулась до него, взяла, поднесла к губам, вдохнула острый запах алкоголя и… вспомнила.
        - Нет, - сказала Кристина. И, прежде чем злость в глазах Алексея выплеснулась на нее, пояснила: - Он сказал, что я беременна. Не хочу рисковать.
        - Беременна? Уже? Смотри-ка, мощный у него радар! - Алексей отнесся к новости равнодушно. - Ладно, не пей. Короче…
        Он взял бутылку виски, качнул в руке и приложился к горлышку.
        - Слушай сюда. Я тебе расскажу, но если будешь болтать… хотя кому тебе болтать, - оборвал он сам себя. - Ты просто учти, что если пойдешь против меня, я из тебя по сантиметру кишки выпущу, вокруг горла обмотаю и так повешу, усекла?
        Угрозы Кристину не испугали.
        Он произносил это все как-то скучно и заученно, будто кассир в конце смены: «Скидочная карточка есть? Пакет нужно? Хорошего дня!»
        К тому же - кому ей рассказывать?
        - Так вот… - Алексей придвинул к себе контейнер, и у Кристины быстрее забилось сердце. Но вместо того, чтобы открыть крышку, он подцепил его края и дернул, вытаскивая из стального сейфа маленький каменный саркофаг. - Много лет назад я работал в предвыборном штабе одного кандидата… не скажу куда. Большой был человек. Пацаном я был борзым, трудился шустро, раньше всех выдавал годные идеи. Он меня заметил и как-то пригласил в свой дом на вечерину. Особняк у него был на Рублевке - четыре этажа, забитые каким-то хламом. Поговаривали, что в девяностые он был черным риэлтером, отжимал у старушек квартиры в центре. Судя по добру, которое там хранилось - чистая правда. Наркота и бабы меня интересовали мало, поэтому когда все нажрались, я просто ушел гулять по комнатам, рассматривать все эти древние шкафы, зеркала и статуи.
        Он допил бокал и налил себе еще. Бутылка уже пустела, но язык так и не начал заплетаться, будто он воду хлестал, а не виски.
        - В общем, я нашел там интересный шкафчик со старыми книгами и шкатулками. Лезть было не с руки, но книги порассматривал. Мужик этот нашел меня там, подошел и начал хвастаться, что все это добро - из квартиры врача, приближенного к партийной верхушке. Да не простого врача, а какого-то спеца по духовным практикам, который разыскивал магические артефакты… Вот ты морщишься…
        Кристина не морщилась. С некоторых, совсем недавних пор, она как-то разом стала верить в «магические артефакты». Один из таких окутывал ее золотой любовью, а другой - ждал в подвале - вполне существующий, живой… и жестокий.
        - Вот ты морщишься, а я тоже подумал, что они там больные все. Какие артефакты к херам? Я в эту чушь никогда не верил, был очень разумным молодым человеком. И циничным. Поэтому когда тот большой человек предложил мне подарить что-нибудь ценное в обмен на… особую благосклонность прямо там, в той комнате - я согласился. Не потому, что мне нужны были эти пыльные книги, хотя и можно было выгодно продать, а потому что это приближало меня к цели.
        - Какой цели? - спросила Кристина, которую начало тошнить, едва она попыталась представить ту «благосклонность».
        - Власть. Обычная человеческая власть без всякой магии, - пояснил Алексей и ухмыльнулся. - Как я был наивен… В общем, вывез оттуда я и книги, и пару шкатулок, в которых были какие-то цацки, в том числе эту, каменную. Она была заперта и не открывалась. Казалась бесполезной. Я попытался ее разбить, но тоже не получилось. Так и оставил у себя пока. Прочий хлам пригодился мне, чтобы подобраться к нужным людям. Когда у человека все есть - он начинает коллекционировать бесполезный, но редкий хлам, и это ключ к его сердцу. Так что вложился в свою карьеру я хорошо…
        Алексей придвинул шкатулку к себе, открыл.
        Золотое сияние вновь расплескалось по стенам. Кристина еле удержалась, чтобы не качнуться туда, не дотронуться… За тяжелыми шторами на окне что-то зашевелилось, и в щель между ними пробрался зеленый побег. Алексей не заметил. Он смотрел на пульсирующее внутри сердце, не мигая. И пил виски маленькими глотками.
        - Она открылась сама. Знаешь, когда? Двадцать первого декабря. Восемнадцать лет назад.
        45. Кристина
        Кристина вздрогнула, когда Алексей назвал дату ее рождения.
        Что это значит?
        - Восемнадцать?.. - она вгляделась в его лицо.
        Мужчины для нее делились на ровесников, взрослых и стариков. Но если Алексею было хотя бы двадцать лет в те дни, он должен был выглядеть старше…
        - Сечешь…
        Он ухмыльнулся. Выдвинул ящик стола, кинул на стол пачку сигарет. Незнакомых, с испанским названием, Кристина такие никогда не видела.
        Темная сигарета зажглась с одной спички, дохнула пряным дымом.
        Алексей затянулся и выдохнул облако очень темного дыма.
        - Все, что до сих пор раздобывали наши - выменивали, покупали, находили, весь этот магический хлам работал еле-еле. Но работал. Только кристалл, который дарил безупречное здоровье, судя по расшифрованным записям, в реальности едва-едва лечил порез на пальце. Так было, пока не открылся реактор. Или что это за херня. Я назвал его реактором, потому что оказалось, что рядом с ним все волшебные предметы вновь обретают описанную силу. МОЛЧИ!
        Он заметил, что Кристина открыла рот, чтобы спросить, кто же изготовил эти артефакты.
        - Я тебе это рассказываю, потому что ты сама как этот чертов артефакт. Но в отличие от золотого горшка или флейты ты можешь рассказать, как это ощущается. Можешь сложить два и два и получить четыре. Можешь договориться с этим уродом. Так что молчи и слушай. Эта хрень просто заряжала все остальные артефакты, все! Понимаешь? Понимаешь, кем я стал, раз владел реактором?
        Кристина качнула головой, потому что он смотрел на нее. Сказать ничего было нельзя, но реакция от нее требовалась.
        - Вот именно. Вот именно. Я нагнул их всех! Всех этих слюнявых извращенцев, жирных умников, тупых любителей бабок. Всех! Я мог пользоваться любым чудом, ко мне прилетали из других стран, чтобы за чудовищное количество ресурсов зарядить свои волшебные перделки. И я не забывал погонять их на себе. Мне пятьдесят шесть, Кристиночка…
        Он снова глубоко затянулся и на одно мгновение Кристине почудилось, как вваливаются щеки, западают черными ямами глаза и ссыхаются пальцы. Словно не пятьдесят шесть - а намного больше.
        - И я бессмертен. И я умею управлять людьми. У меня неограниченное количество денег. И много чего еще. Очень много. Фактически я владею этой страной и имею власть над половиной других. Они никогда этого не признают, но только от меня зависит жизнь миллиарда человек. Стоит мне отказать в зарядке - и на Земле начнется такой ад…
        Голос у Алексея был мечтательный. Словно все, чего он хотел - увидеть тот ад на Земле. Наконец-то увидеть.
        В горле сохло, но Кристина не решалась попросить у него воды. Как наивна она была еще недавно… Какой-то фонд, какой-то депутат, колледж… Это все была игра.
        Она бы ужаснулась, поразилась, не верила бы. Но все эти чувства были прочно зарезервированы за Киндеирном, ожидающим, пока она принесет ему сердце.
        Это - Сердце.
        Густой пряный дым опьянял. Один вдох - и у Кристины начала кружиться голова. Что же они туда добавляют? Кто добавляет? Кто…
        Она продолжала слушать, ей казалось, что внимательно, но в один момент реальность как будто перепрыгнула сама через себя и оказалось, что Алексей уже давно рассказывает что-то интересное, а она все пропустила.
        - …сеть подземных бункеров. У нас тут самый сейсмически спокойный район, когда начнет трясти, наш подземный город только плотнее уляжется, зато их там всех покромсает или затопит. Там безопасно, даже прямой ядерный удар не пробьется, там такой толщины стены, что тебе и не снилось! Полная автономия. Можно уйти внутри и хоть всю планету расхреначь - ничего не будет. И все благодаря игрушкам этих тварей, вот что забавно!
        Сухой смех Алексея прокатился по ее коже.
        - Космос… - прохрипела она, выталкивая дым из легких. - Почему не космос? Небо…
        - Какой к херам космос? Дура! - Алексей сплюнул на пол и растер плевок носком ботинка. - Начиталась фантастики. Кому нужен твой космос! Дура!
        Он так злился, что Кристине захотелось вжаться в стул, но ее тело почти не слушалось.
        - Дура! - Алексей дернул к себе пачку, вскочил и начал расхаживать по номеру. Его что-то страшно бесило, но Кристина не могла сосредоточиться, чтобы понять, что не так.
        - Почему… я?.. - спросила она, едва шевеля языком.
        - Потому что эти твари обожают баб! - Алексей снова выпустил облако дыма, но оно уже не казалось пряным, оно было зловонным, забивало легкие и горло мерзким запахом то ли гнилого лука, то ли порченой крови. - Вечно текущих истеричек, которым так легко заморочить башку! Таких же капризных сук, как ты!
        Он резко шагнул к Кристине, замахиваясь, но она не сумела среагировать, даже зажмуриться. Смотрела широко открытыми глазами на приближающуюся ладонь… которая отдернулась в последний момент.
        - Мы построили самый лучший мир меньше, чем за двадцать лет! Мы перевернули цивилизацию! Мы сделали такой рывок вперед! Столько силы в этих игрушках, которую можно было направить на развитие! И кто все перечеркнул, кто, блядь!
        Алексей обернулся к Кристине, глядя на нее покрасневшими от густого дыма яростными глазами.
        - Надо было тебе туда полезть, идиотке! Разбудить эту тварь!
        - Тварь?..
        Алексей шагнул к ней, наклонился над стулом, обдавая ее острым запахом пота и тошнотворного дыма и положил руку на шею Кристины.
        - Твоя тварь… Тот блондинистый урод, которого ты вытащила из ада, где он был заперт! Во всех записях, во всех, эта погань умоляла только об одном - не будить Проклятого Короля!
        Его пальцы стиснули ее горло.
        - Но как все бабы… Ты такая же омерзительная похотливая тварь! Все пошло по пизде из-за того, что у тебя между ног чесалось! Отовсюду полезли такие же твари! Бункер, который не пробила бы ни одна бомба, был разрушен корнями деревьев! Корнями, блядь! А потом затоплен! Потому что там, где его построили, были их дворцы! Да! Поэтому там и был бункер! Но они вернулись и сказали, что мир снова их! Перебьются!
        С каждым словом Алексей все сильнее сжимал горло Кристины. Перед глазами мелькали черные мушки, в груди пекло, но у нее не хватало сил даже поднять руки, чтобы попытаться освободиться.
        - Что ты теперь скажешь, а? Что? Поеблась с этим уродом? Понравилось? Ничего, я знаю, как уничтожить и его, и всех остальных! Я знаю! Мы успели найти оружие!
        Он склонялся все ниже и ниже, выплевывая слово за словом в лицо Кристины и сжимая пальцы. Она уже почти ничего не видела - в глазах темнело.
        Не видел и он.
        Того, как цветочный побег, высунувшийся из-за занавесок скользнул к столу, взобрался по ножке, оплетая ее в несколько оборотов и вытянулся, дотронувшись до каменной крышки шкатулки.
        - Я придушу тебя нахер и все кончится… Все. Кончится… - Алексей шептал это ей в лицо как безумный, не замечая того, что Кристине осталось совсем немного. - Все эти твари, кошки, бабы, эльфы, волшебство - сгинет, уберется в свою преисподнюю, а мы… мы будем дальше строить наш мир. Наш!
        Зеленый побег дернулся в такт судорогами тела Кристины. Дернулся - и отчаянным усилием приподнял крышку шкатулки.
        Золотой свет пролился на него, разом сделав сильнее - и следующим движением заматеревший, разом покрывшийся шипами побег, без труда смахнул крышку в сторону.
        Ударил в потолок золотой свет, грянула музыка, разливаясь по всему миру, колыша струны и будоража сердца. Бард повзрослел еще на десяток лет, Ирн улыбнулся, а из лопнувшей плоти цветка выпорхнули когтистые и лохматые цветочные феи. В глазах их вращались разноцветные огоньки, гоняясь друг за другом, с когтей стекал цветочный сок - ядовитый, сладкий, замораживающий, и все они хотели только одного - освободить! Освободить ее! Освободить! Король приказал! Король лучше знает!
        Огромной жужжащей толпой они ринулись на Алексея, целясь когтями ему в глаза, в волосы, в открытую кожу. Он отскочил и заорал, выпустив Кристину, которая упала на пропахший табаком ковер, кашляя и держась за горло.
        46. Ирн
        Никогда. Никогда не будите древних королей.
        Древние короли не знают ваших новых законов, не слышали о том, что у войны, как у игры, есть правила, за нарушение которых можно наказать.
        Древние короли сражались во главе своего войска, а не сидели в стороне, представляя поле битвы шахматной доской.
        И они не щадили врагов.
        У войны нет правил.
        У войны нет законов.
        Вот что знали древние короли, которые шли в любой бой, как в последний раз.
        И сражались там до конца - за себя, за то, во что верили, за свое сердце.
        Не будите древних королей, которые проснутся только для того, чтобы продолжить войну, в которой проиграли.
        Но уж если разбудили - забудьте о законах, правилах и шахматной доске.
        Только меч, взгляд, сердце, кровь и сражение до победы.
        Кроме победы не существует больше ничего.
        Либо есть победа, либо нет тебя.
        Мир жил.
        Мир пульсировал живой магией, растворенной в траве, воде и солнечном свете.
        Мир питал людей своей силой.
        Потухшие глаза поэтов загорались новыми идеями.
        Иссохшее нутро нервных уставших женщин оборачивалось горячей жирной почвой, готовой дать жизнь.
        Наливались кровью мышцы сгорбленных обрюзгших мужчин, чьи предки были воинами.
        Чахлые деревья, доживающие свой век вдоль душных автострад, стряхивали жухлую листву и с яростной мощью пронзали корнями землю, проламывая своды тоннелей, обрывая кабели и корежа трубы.
        Тихие и слишком умные дети вдруг испытывали животный ужас - впервые в жизни - вспоминая о том, что в темноте могут таиться настоящие монстры.
        Мох взбирался по бетонным стенам, плесень выжирала побелку, ржа подкрадывалась к железным механизмам.
        Мир ждал, когда Сердце окажется в груди того, кто знает, куда направить эту мощь.
        Мир ждал, когда Король снова укажет путь.
        Мир ждал.
        Ирн прошел, ступая босыми ногами по каменной крошке, мимо искореженных колонн, которые больше не излучали боль.
        Мимо застывших в ужасе охранников, под которыми расползались зловонные лужи.
        Мимо стальных дверей, растекшихся при его приближении словно воск на жаре.
        Остатки ветхой одежды, испачканной кровью и слизью - красной и золотой вперемешку - вспыхнули на его теле черным огнем и осыпались белым пеплом на ступени, ведущие из подвала.
        К солнцу он вышел нагим, подставляя его безжалостным, как он сам, лучам свою белую кожу и алые шрамы на ней.
        Яркие лучи обливали его холодным золотом, облачая в броню, достойную Истинного Короля.
        Одно движение пальцев - и черный плащ покрыл его плечи.
        Один взгляд вверх - и острые, словно кинжалы, осколки стекла просыпались из оконного проема небоскреба, чтобы собраться в сверкающую корону.
        - Меч, - сказал Ирн негромко. - Меч я сделаю из его костей.
        А потом этот меч станет карающим. Все, кто склонится перед властью фейри - смогут превратиться в них. Ирну нужны новые подданные. Те, кто не склонится - будут уничтожены, как были уничтожены все, убившие Айну.
        Эти - убили мир.
        Для Ирна это одно и то же.
        Больше никогда он не позволит вырваться на свободу их слабости и страху.
        За распахнувшейся дверью его ждал шквал огня. Комната, что выглядела как обычный гостиничный номер, ощетинилась стволами, выплюнувшими десяток выдуманных людьми видов смерти в короля фейри.
        Помещение наполнилось дымом и смрадом, но ворвавшийся через разбитые окна ветер мгновенно вымел черный туман наружу.
        Ирн опустил глаза, рассматривая свою золотую броню в тех местах, где ее коснулись свинец, железо, медь, серебро. Она стала шершавой и поцарапанной, сразу обретя боевой вид. Негоже королю ходить в сверкающих доспехах, не опробованных в бою.
        Он шагнул вперед, сузив злые зеленые глаза.
        Если кто-нибудь, кто-нибудь совершенно посторонний - не Киндеирн, чьи глаза видят магию и силу, а не внешность, не Алексей, который однозначно и четко знает, что только он человек, а все остальные, включая сжавшуюся в комок Кристину - мерзость, не сама Кристина, для которой Ирн - сияние, а Алексей - тьма, а совсем посторонний, совсем, абсолютно, увидел бы эту картину, она показалась бы ему забавной.
        Взрослый серьезный мужчина в костюмных брюках и полурасстегнутой сорочке твердо стоит на ногах, направив пистолет на тонкокостного и щуплого мальчишку лет двадцати на вид, вырядившегося в костюм из комиксов. Под столом прячется юная девушка, закрыв руками глаза - а феи… Ладно, тех фей, что прижимаются к ней, трепеща радужными крыльями, можно проигнорировать.
        Исход сражения ясен. Где уж подростку-ролевику устоять против настоящего оружия в руках взрослого мужчины.
        Ирн видит, как вздрагивает черный пистолет в руках нынешнего короля мира, как медленно и нехотя выплевывает он кусочек железа.
        Который даже не долетает до его золотой брони, превращаясь в жужжащую полосатую осу. Сердитую, возмущенную. И следующая пуля становится осой. И следующая. И следующая.
        Пока между Ирном и Алексеем не начинает кружить целый рой очень сердитых ос.
        - Твою мать! - говорит Алексей, и на секунду Ирн недоуменно задумывается, почему его враг обращается к богине ночных трав, создавшей его когда-то. Он даже пропускает момент, когда рой пуль атакует его в спину - прибыла подмога.
        Все-таки давно он не говорил с матерью. Вот победит - и повидается.
        То, что он победит - без сомнений.
        Сердце в распахнутой шкатулке на столе бьется мощно и ровно. Мир пронизывает магия, по которой он скучал десять тысяч лет.
        Миллиарды слабых и глупых людей по всему миру чувствуют, что воздух изменил вкус.
        Одним он нравится - и они бросают сигареты, отталкивают клавиатуры, шагают в сторону из густой толпы - вдыхают его и сами не видят, как начинают светиться их глаза. Синим, зеленым, алым, золотым.
        Другим он противен - и по их коже расползается зудящая сыпь, легкие наполняются мокротой, а кровь густеет. Их время кончилось, даже если они только что сдали экзамены в лучший университет мира, прошли собеседование в топовую компанию или выиграли в лотерею.
        Километры бункеров под землей корчатся, как матка, уже исторгнувшая младенца - сжимаются, пульсируют, то стискивая людей внутри искореженными железными стенами, то расправляя их с диким скрежетом. Кто успеет - тот выберется. Остальные останутся в железных коконах навсегда.
        Трава рвется ввысь, пробивая насквозь снег, лед, асфальт и инновационное нано-покрытие из самых экологичных материалов, рассчитанное на десятилетия эксплуатации.
        Фейри под холмами, танцующие по приказу короля, хохочущие по приказу короля, трахающиеся по приказу короля вдруг чувствуют себя - настоящими. Веселыми, безжалостными и красивыми - теми, кому принадлежит мир. Чувствуют себя бессмертными. Чувствуют себя - игроками. И они выходят на поверхность, чтобы поиграть…
        Ирну остается всего два шага.
        Один к столу, чтобы взять сердце из шкатулки и вернуть его на место - туда, где его грудь перечеркивает чудовищный шрам.
        И один - чтобы протянуть руку той, что хранит в себе кровь Айны. Дать ей плащ и корону - а может быть, и меч.
        Но он не делает ни одного.
        0. Сердце
        Сердце рвется.
        Рвется на части, стремясь туда, где ему место.
        Рвется на части, стремясь поделиться своей силой с оживающим миром.
        Рвется на части, потому что хочет оказаться в руках той, что стоит рядом.
        Ее пальцы касаются живой - живой! сияющей! пронзительно яркой! - плоти, и Сердце заходится радостным трепетом.
        Тысячи лет, что оно билось тяжело и редко, тысячи лет, пока оно медленно умирало, запертое в каменном, железном, снова каменном саркофаге, забыты вмиг.
        Мир заливает бескрайний океан изначальной магии.
        Не той, которую выпускал на волю Истинный Король - не яростной, не опасной.
        Не той, что струилась из Сердца, когда его вырезали из груди хозяина - не страшной, не кровавой.
        Настоящей.
        Той, что была в нем, когда мир еще был юн и наполнен светом и радостью.
        Касания тонких пальцев зажигают Сердце.
        Зажигают - и заполняют всех, кто способен чувствовать магию - безумной эйфорией.
        Мир пульсирует в такт биению сердца - силой, счастьем и жизнью.
        47. Кристина
        Сияние сердца стало ярче. Кристина коснулась его кончиками пальцев и хотела уже подхватить его - льнущее к ней, словно теплый пушистый котенок воскресным утром.
        Но в комнате прогремело железное:
        - Нет.
        Она вздрогнула.
        Она попыталась воспротивиться приказу своего жестокого мужа.
        Но воля, которая так легко подчинялась ей все эти годы, растаяла, едва она попыталась на нее опереться. Словно мраморная колонна, к которой она прислонялась каждый раз, когда силы оставляли ее, вдруг растаяла серым дымом.
        Пальцы замерли. Застыли в сантиметре от сияющего чуда в шкатулке.
        Кристина хотела взять его - сначала просто взять. Потом уже решить, стоит ли отдавать его Киндеирну, пугающему, но влекущему.
        Теперь выбора у нее не было.
        - Неужели ты предашь человечество? - шипящим голосом произнес Алексей за ее спиной. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать его ярость и увидеть злые глаза.
        Человечество в его лице?
        Кристина заколебалась. Шуршащие под ее ногами живые побеги, увили ее лодыжки, вскарабкались по бедрам и обернулись вокруг плеч и запястий изящными браслетами.
        Сразу стало легче.
        Она потянулась к Сердцу, не обращая внимания на шум за спиной, но следующий голос заставил ее остановиться саму. Без всякой злой силы.
        - Прости, доченька…
        Они вышли из двери в соседний номер. Много-много черных людей в бронежилетах, шлемах, с оружием в руках. Бесполезным против Киндеирна в его золотой броне. Но они и не собирались стрелять в него. Им было достаточно, что те, кого они вели с собой, были сделаны из живой плоти, которая так легко становится неживой, если нашпиговать ее холодным железом. Намного легче, чем волшебная плоть существ, якобы боящаяся его.
        Когда-то суеверия и мифы работали против фейри. Но люди намного охотнее придумывали оружие против таких же людей.
        Мама. Варя. И Вик, который жался к своей подруге, полными ужаса глазами глядя на Кристину, освещенную золотым светом Сердца.
        И Алексей.
        Который стоял рядом с ними и лучился самодовольством, будто он их создал лично и теперь ждал награды. Ссадины на лице от острых коготков цветочных фей уже затянулись, на их месте была только розовая свежая кожица. Кристина вспомнила про артефакты, о которых он говорил. Полезная вещь. Спасает даже от ран, нанесенных волшебными существами.
        Кристина медленно отвела руку, чувствуя, как теплое сияние тянется за ней.
        Судя по ухмылке на лице Алексея - он был доволен ее понятливостью.
        - Мам, с тобой все хорошо? - спросила она, не зная, что еще сказать. - Ты же в больнице была?
        - Пока ты на моей стороне, - ответил Алексей вместо нее. - У нее все хорошо, Кристина. Понимаешь меня?
        - Нет, - сказала она, переводя на него взгляд. - Не понимаю.
        - Серьезно? Дорогая теща, расскажите, какие высокотехнологичные процедуры вам предложили?
        Он не смотрел на «дорогую тещу», обращаясь только к Кристине.
        - Кристиночка, ты не волнуйся, - зачастила мама. - Не волнуйся, Лешенька сказал сделать все, что нужно, мне поставили какую-то помпу, она все время закачивает лекарство, как я поняла, с ней можно даже ходить. И еще имплант, который измеряет…
        - Достаточно.
        Алексей подошел к Кристине, глядя на нее в упор.
        Ей было сложно выдерживать его взгляд. Даже сложнее, чем нечеловеческий взгляд Киндеирна.
        - Технологии, детка, могут очень многое. Могут спасти. Могут убить. Но твоя мать и вправду больна. Понимаешь? Или все еще нет?
        - Ты это сделал? Ты сделал так, чтобы она заболела?!
        Она хотела закричать, но что-то мешало. Топорщилось в горле черным ежом, запрещало повышать голос на него.
        - Разве я стал бы делать такое с матерью любимой… - он не удержался и усмехнулся ей в лицо. - Женщины?
        - Ты…
        Ей хотелось выплюнуть этого черного ежа ему в лицо, наброситься и вгрызться зубами в острый торчащий кадык. Кристина едва узнавала себя, так сильна была ее ярость.
        - Спокойно, девочка моя. Чем больше ты нервничаешь, тем хуже твоей маме…
        Она отступила назад и отвернулась, наткнувшись взглядом на Киндерна, который наблюдал эту сцену, подняв одну светлую бровь.
        - Я не могу отдать тебе сердце, - сказала Кристина. Громко, потому что говорила она не ему. - Ты нечеловеческая тварь, а я выбираю людей.
        Киндеирн медленно склонил голову, но тонкие губы сложились в улыбку.
        Он бросил взгляд ей за спину, туда, где пульсировало, рассылая по вибрирующим жилам мира магию, его потерянное сердце.
        Посмотрел на Кристину. На Алексея. Повернулся и смерил взглядом ее мать. Снова посмотрел на Алексея.
        - Скажи, о нынешний король мира, - обратился Киндеирн к нему спокойно, даже слегка насмешливо. - Вы не собираетесь еще в меня стрелять?
        Алексей нахмурился, не понимая подоплеки вопроса. Но зеленоглазый фейри уже не обращал на него внимания. Он коснулся пальцами своих губ, вытянул раскрытую ладонь вперед и вонзил взгляд в мать Кристины. Сощурился. И…
        Густой серый туман отделился от ее тела, продолжая сохранять человеческую форму - но уже через мгновение он свился в спираль, скрутился в шар и скользнул по воздуху прямо в ладонь Киндеирна.
        Он щелкнул пальцами другой руки - и мама вскрикнула, согнулась и захрипела, выплевывая на пол мелкие осколки пластмассы и стекла. Люди в черном отшатнулись от нее, словно испугавшись, а вот цветочные феи - наоборот, бросились и потащили, цепляясь за одежду, к Киндеирну, укрывая за его спиной.
        - А теперь? - спросил король фейри, любуясь шаром в своей ладони. - Теперь ты выберешь меня? - Зелень его глаз вспыхнула, когда он посмотрел на Кристину. - В твоей матери больше нет ничего, что заставляло бы ее умирать. Верь мне.
        Кристина поверила сразу.
        Его голос звучал так, словно это существо никогда не говорило ни слова лжи.
        Ей хотелось кинуться к маме, но было кое-что важнее. Кое-что очень-очень важное. Она снова потянулась к сердцу, но не успела его взять.
        - Крис! А как же я!
        Варя только дернулась в сторону Киндеирна, но опешившие поначалу люди Алексея перехватили ее за локти, удерживая на месте.
        - Варя! - Кристина протянула ей руку, но в этот момент Алексей кивнул Вику.
        Тот вдруг выпрямился, перестав трястись.
        - Вик? - Варя обернулась к нему. - Вик? Вик? Вик?..
        Она повторяла его имя, растерянно глядя на свой живот, в котором торчал нож-бабочка, который ее мальчик мечты только что хладнокровно раскрыл и, не задумываясь, вонзил в нее.
        - Видишь, как надо правильно делать выбор, - назидательно сказал Алексей, обнимая Вика за плечи. - Ты молодец. А моя сучка просто еще не поняла, у кого тут власть. Без всяких блядских фокусов.
        Кристина не знала, как сделать вдох. Темное пятно крови проступило на кремовой водолазке Вари, расплываясь все сильнее с каждой секундой. Та ухватилась за рукоять ножа и дернула ее, падая на колени.
        Потрясение было слишком сильным. Даже для того, чтобы осознать, что только что случилось. Волшебные феи, бессмертные эльфы, сердце магии - это помещалось в ее голову, а лучшая подруга вот так, спокойно убитая Виком… Нет. Этого просто не могло быть. Все это сон, дикий кошмар, с ней что-то неправильно, она заболела и бредит, мечется среди влажных простыней, как когда-то в детстве, когда у нее была двусторонняя пневмония, и ей казалось, что потолок комнаты сворачивается в темную спираль, куда она бесконечно и неостановимо падает.
        48. Кристина
        - Иди ко мне, - высокий яростный фейри протянул Кристине руку. - Бери сердце и иди.
        Кристина стояла, покачиваясь и закрыв ладонями рот. Оторвать взгляд от свернувшейся калачиком Вари было невозможно. Казалось - если она продолжил смотреть, она сможет удержать ее в живых. Или вернуть, пройдя по этой нити взгляда.
        Чего она не знала - что это была правда. Но, увы, Кристина не умела управляться с магией.
        - Иди! - призыв Кровавого Короля заставил ее вздрогнуть, моргнуть… И в этот момент глаза Вари остекленели.
        - Ты! - ярость вскипела в ней так легко, будто она не была всю жизнь послушной дисциплинированной девочкой. Будто внутри прятался другой. - Ты можешь ее воскресить?
        Она шагнула к Киндеирну и уловила в невинной зелени его глаз вспыхнувшее удовольствие.
        За спиной рассмеялся Алексей - желчно и сухо.
        - Этого не умеет ни одна эльфийская игрушка. Он соврет тебе.
        Но Кристина продолжала смотреть в травяную зелень глаз проклятого фейри.
        Зачем-то он явился сюда? Зачем? Что он хочет? Почему он не мог просидеть в своей могиле еще каких-то полсотни лет? Почему она не могла прожить обычную человеческую жизнь… А в конце, так и быть, отдать все то, что в ней спрятано, и на что намекал Алексей.
        Полуулыбка на лице Киндеирна раздражала.
        Бесила до белых глаз, до кипящей крови.
        И то, как он стоял - не как воин, а как танцор. Как спокойно смотрел на происходящее, даже не пытаясь вмешаться. Сердце ему? Сердце, чтобы он стал сильнее и сделал с людьми то, что попытался с Кристиной?
        Киндеирн очень по-человечески глубоко вздохнул, откинул длинные светлые пряди за спину и шагнул к телу Вари. Присел на корточки, словно был не в золотой броне, а в удобной домашней одежде - и наклонился над бездыханным телом. В правой его руке все еще поблескивал лоснящимися боками серый шар из дыма, ускользнувшего из тела Кристининой маме.
        Его он и опустил на шею Вари - она откинула голову, открывая беззащитное горло.
        И отступил.
        Шар дрогнул, распадаясь на сизые волокна дыма, которые всосались в мертвое тело через приоткрытые губы - и Варю выгнуло, как одержимую.
        Кристина вскрикнула и отскочила к столу.
        Алексей шагнул к одному из своих людей в черном и забрал у него предложенный пистолет. Он держал его двумя руками, еще не целился, но чувствовалось, что одно неверное движение - и он откроет огонь.
        Киндеирн обнажил ряд мелких острых зубов, то ли улыбаясь, то ли скалясь. Он так и сидел на корточках, ничуть не пугаясь того, что рядом с ним выгибалось и снова распрямлялось в медленном, страшном ритме тело восемнадцатилетней девушки. Как будто он видел такое каждый день.
        Когда-то.
        Не сейчас.
        Видел.
        Как грязь и тьма, которую он забрал, входит туда, где уже нет света души и чувствует себя, как дома. Как начинает ломать все под себя - сморщивать кожу, расплавлять кости, выжигать лишнее, живое, мягкое.
        Как западают щеки, кожа обтягивает кости черепа, сгорают, словно в огне волосы, оставляя крошечные пеньки, внутренности вытекают через все естественные отверстия тела, превращаясь в зловонную лужу на ковре.
        Киндеирн поднялся со скучающим видом, огляделся - все в комнате смотрели на бывшее тело Вари, которое изменялось все сильнее и сильнее. Вместо волос на голове выстреливали острые тонкие иглы, как у дикобраза. Вместо пальцев раскладывались многосуставные когти. Локти, колени, бедра, плечи - все стало резко-острым, пронзительно худым - и все ощерилось иглами, шипами и колючками. Не девушка - помесь дикобраза с морским ежом и пустынным кустарником, изломанным и ядовитым.
        Глаза, занимавшие теперь половину лица, распахнулись в последнюю очередь.
        Абсолютно черные и глянцевые, без белков и радужки.
        Варя встретила взгляд своего короля, он кивнул ей - и одним движением она метнулась к Вику, начертив на его теле сразу четыре параллельных полосы, раскрывшихся алым.
        Глаза.
        Горло.
        Живот.
        Пах.
        А потом она свернулась в клубок, словно перекати-поле - и откатилась к маме Кристины, так надежно устроившись у ее ног, что та поняла - подруга будет теперь лучшей охранницей.
        Кристина выдохнула замерзший в легких воздух, подхватила на ладонь пульсирующее сильным ритмом Сердце и шагнула к Ирну.
        Алексей метнулся ей наперерез.
        - Стой, сука! - выплюнул он ей в лицо. - Ты моя жена. Никуда ты не идешь. Этот мир мой, и у него есть законы. Ты их приняла, я их принял. Я не трогал тебя до восемнадцати, ты согласилась принадлежать мне. Пока ты человек, ты подчиняешься человеческим правилам. Как муж, я запрещаю тебе. Точка.
        Киндеирн закатил глаза, скроил недовольную мордочку, исковеркав свою неземную красоту, и раздраженно щелкнул пальцами.
        - Просто откажись, - сказал он. - Скажи, что не веришь в это все.
        Кристина держала в ладонях чистый свет.
        Больше ничего в мире не было важно. Но она чувствовала, что так - неправильно. Все должно случиться иначе. Сердце должно биться на своем месте.
        В груди.
        Но холодный взгляд Алексея отрезвлял ее.
        - Я хочу, но… - она не могла понять, что ее останавливает.
        Штамп в паспорте и тяжелый запах ладана в церкви? Она клялась - но это же просто слова?
        - Ты стала моей женой перед богом, - напомнил ей Алексей спокойно. - Это ты не будешь отрицать?
        Так вот зачем он… Зачем сделал то, что сделал в их брачную ночь. Чтобы она не могла отрицать, что брак свершился.
        - Бога нет, - сообщил мелодичный голос Киндеирна. - Есть только я. Бога придумали люди. Просто откажись от него.
        Радость вспыхнула на лице Алексея так ярко, что у Кристины защемило сердце.
        - Ты хочешь к нему? Ты же помнишь, что Господь наш говорил о том, кто назовет себя посланником Его? Посмотри! Он и есть дьявол!
        Кристина посмотрела.
        У дьявола были очень светлые, почти белые шелковые волосы, рассыпавшиеся по плечам, которые казались шире из-за окутавшей их золотой брони. У дьявола были зеленые глаза - как едва распустившиеся листья лип в раннем июне. Дьявол был красив ангельской, невинной красотой - словно рисовал его Рафаэль, а ваял из мрамора Микеланджело.
        - Нет, это неправильно… - проговорила она едва слышно.
        - Именно! - Обрадовался Алексей. - Так что клади обратно эту хрень и…
        - Я хочу отказаться от нашего брака, - сказала Кристина, сжимая сердце в пальцах и чувствуя его пульс - будто в руке ее прятался маленький зверек. - Ты урод и извращенец. Если ты за людей, я буду против.
        - Серьезно? - Неприятно поразился ее муж. - Ты вообще мозгами-то своими куриными думаешь? Считаешь, что он будет лучше? Эта нечеловеческая тварь? Да он уничтожит всех, дай ему только шанс! Ты ебнулась уже, дура?
        Он перехватил поудобнее пистолет, поднимая его к лицу, словно собирался позировать для афиши боевика. Кристина взглянула на пальцы, лежащие на рукояти, вспомнила, что они делали с ней, и ее затошнило.
        - Ты смерть. Он жизнь, - сказала она, прижимая ладонь к груди, откуда поднималась мутная волна. Было бы стыдно заблевать весь пол в номере в такой момент. - У меня нет сомнений.
        - Что ж, посмотрим, что сделает он! - Алексей развернулся, перехватил ее поперек живота, зажал локтем горло и притиснул спиной к себе.
        Приставил пистолет к виску Кристины и оскалился, глядя на Киндеирна:
        - Ну что, эльфийская тварь, король говна? Давай посмотрим, насколько крепкие у тебя яйца. Если я ее шлепну, ты ее тоже превратишь в тварь? Или тебе все-таки нужно что-то человеческое в ней? А?
        - Сердце, - спокойно уронил Киндеирн, но глаза его были сощурены сильнее обычного, а из-под длинных ресниц полыхало зеленое пламя, выжигая все на своем пути. Кроме Алексея. Губы были сжаты, и слова он цедил медленно, лениво. - Мне нужно мое сердце.
        - А моя шлюха уже не нужна? Крис, кинь ему сердечко.
        Кристина распахнула глаза, глядя на Киндеирна в нелепой надежде, что это шутка, обман, тактический ход. Он ведь не оставит ее тут?
        - Отдай мне сердце, Кристина, - полыхающая зелень рвалась из его глазниц, подчиняя волю мелодичному голосу. Так правильно. Король знает лучше. Надо просто отдать ему сердце, себя и весь мир. Не желая ничего взамен. Потому что служить королю - уже счастье.
        Только почему текут горячие слезы, обжигая солью уголки глаз?
        - Сердце или сучка? - ухмыльнулся Алексей. - Я смотрю, ты настоящий мужик, не меняешь на бабу свою победу. Действительно - где мир, а где их мокрая дырка! Уважаю, парень, уважаю.
        Он отвел от головы Кристины пистолет, глядя, как касаются пальцы Киндеирна сначала сияющего сердца в ее руках, потом ее пальцев. Он почувствовал, как она вздрогнула, но не понял от чего. Зато увидел, как исказилось лицо фейри. Сквозь королевское раздраженное равнодушие вдруг проступили черная боль и мука. Хотя, может быть, он их не узнал.
        Зато узнала Кристина.
        Отчаяние, заполнившее ее целиком, взрыв надежды, когда ее руки коснулся истинный король и снова - тоска, когда исчезла пронизывающая все ее тело эйфория, к которой она уже успела привыкнуть.
        Она отдала сердце.
        Киндеирн сжал его в ладони, развернулся и вышел. Вслед за ним ушла ее мать, бывшая лучшая подруга и упорхнули стайкой цветочные феи. Никто из них не обернулся.
        Алексей витиевато выругался и отшвырнул Кристину прямо в зловонную лужу на полу.
        Она тяжело оперлась на руку и только тут заметила обвивающий предплечье зеленый побег. Оборванный где-то в переполохе и все еще сочащийся прозрачной жидкостью. Вот так она себя и ощущала. Оторванной от самого главного.
        Кристина поднялась на ноги. Выпрямилась. Люди в черном деловито облепили труп Вика, упаковывая его в плотный пакет. Дверь, через которую ушел Киндеирн была открыта, и никто не обратил бы на нее внимания, если бы она выскользнула потихоньку… И куда бы направилась? Она не знала. Но уж точно не стоило оставаться рядом с ее мужем, который теперь знал, что она не предана ему всей душой.
        - А ты куда собралась? - холодный голос застал ее за мгновение до успеха. Еще секунда - и она завернула бы за угол и бросилась бежать. Неважно, куда. Нашла бы открытый подвал, ночевала в метро…
        Но Алексей играл с ней как большой зажравшийся кот - даже не с мышкой, а с кусочком куриной печенки.
        - Вернулась сюда. Немедленно.
        Он сидел в кресле, задумчиво глядя на распахнутую каменную шкатулку, в которой когда-то хранилось сердце.
        Кристина больше не чувствовала необходимости ему подчиняться, но что еще оставалось делать? Она подошла и села на стул напротив.
        - Во-первых, - Алексей захлопнул шкатулку и отставил ее в сторону. - Раздевайся, ты воняешь. Во-вторых…
        Он подошел к высокому книжному шкафу, распахнул его дверцу, вывалил два нижних ряда книг прямо на пол. Засунул руку внутрь и что-то со скрипом повернул.
        - Зачем?.. - тихо спросила Кристина.
        - Что зачем? - нахмурился он, подняв голову. - А, во-вторых, забирайся на стол. Посмотрим, что там у тебя за беременность.
        - Зачем тебе я?..
        Алексей наклонился, почти полностью скрывшись внутри шкафа - а потом вынырнул оттуда, держа в руках аккуратную картонную коробку, в которой хранят документы в поликлиниках и управляющих компаниях.
        - Ты? Ты мне пригодишься. Я собираюсь построить новое сердце для нашего мира.
        Он водрузил коробку на стол и поднял глаза на Кристину:
        В них была абсолютная бетонная серость. Непробиваемая уверенность в том, что у него все получится.
        49. Ирн
        Бетонные стены вокруг пульсируют, идут трещинами, открывая кипящее нутро.
        Рукотворный ветер вырывается из тоннелей метро, сплетается в объятиях с ветром небес, порождая от этой извращенной связи дикий, безумный ураган, который хохочет, грохочет, несется, разрывая в клочья рекламные щиты и выбивая стекла.
        Деловито снуют рогатые и клювастые твари, проглатывая и выплевывая смертных.
        Они корчатся на горячем асфальте, крошащемся бетоне, полированном граните, перерождаясь в таких же тварей - клювастых, рогатых и покрытых чешуей. Или умирая.
        Твари взвиваются в воздух и рвут когтями пластик, который крошится и хрустит под ногами пытающихся спастись.
        Но вздымаются из глубины земли каменные алтари, распахивая объятья потокам крови, льющимся с небес.
        Тяжелый бит гремит над миром, вторя ударам сердца в груди Киндеирна, Кровавого Короля.
        Ему нравится то, что изобрели люди - эта музыка, больше похожая на грохот обвала в гораз. Она лучше всего подходит аду, который он устраивает на земле.
        - Хочешь жить? - Спрашивает он у трясущегося парня, зажатого в угол двумя темнокрылыми ши с острыми зубами. - Или хочешь свободы?
        Тот бросает только один взгляд в зеленые глаза фейри, и джинсы темнеют у него между ног. Он догадывается, что вопрос с подвохом, но не знает, каким должен быть правильный ответ.
        В следующую секунду кровь вскипает в его венах, становясь ядовито-черной.
        Выживет он или нет - никого не интересует.
        Пусть хоть весь мир осыплется ржавым прахом, если не хочет измениться!
        Существо, которое было Варей, скользит за ним со злобной усмешкой на тонких губах. Оно ловит исключительно мужчин и повторяет на них свой коронный удар - четыре алые полосы. Глаза-горло-живот-пах-глаза-горло-живот-пах.
        На кончиках игл дрожат рубиновые капли, отражая закатный свет.
        Взрываются трансформаторы, рассыпая раскаленно-белые искры электричества - и все, кого они касаются, вспыхивают белым огнем, обращаясь в пепел. И из этого пепла выныривают юркие острокрылые существа, с визгом взмывая в темные небеса.
        Толстые корни деревьев выхлестываются из-под гнета асфальта и заползают на стены домов, выискивая трещины. Оплетают многоэтажки за считанные минуты, и бетонные дома с жалобным скрипом раскалываются, обнажая стыдное нутро с обоями в цветочек и унитазами, покрытыми вязаными чехлами.
        Сердце бьется в груди - непривычно и сильно. Магия сама собой рвется с пальцев, разлетаясь вокруг вихрями ветров, семенами цветов, смертоносными лезвиями и ударами похоти. Вдруг срываются, жадно набрасываясь друг на друга двое людей, всю жизнь работавших бок о бок в тесном офисе. Заливают столы смазкой, спермой, кровью, золотым соком тел солнечных эльфов. Прикусывают за холку друг друга кошки, взрывая воплями холодные подвалы. Выбегает навстречу королю обнаженная старуха, всю жизнь хранившая свою честь, падает перед ним на колени, умоляя хотя бы раз ощутить пламя его любви.
        Убивать или трахать?
        Ирну все равно.
        И то, и другое дарит ему ощущение бьющейся в крови жизни.
        Путь те, кто хочет свободы - умрут.
        Пусть те, кто желает жизни - вывернутся наизнанку, превращаясь в фейри.
        Пусть те, кто жаждал перемен - придут к нему, чтобы получить венец из огня, травы и слез.
        Он восходит на холм, застроенный бетонными коробками, залитый асфальтом, опутанный километрами проводов, наклоняется, впечатывая ладонь в единственный свободный и живой кусочек земли под ногами - и гулкий удар разлетающегося золотого взрыва сносит все вокруг, оставляя лишь пожухлую прошлогоднюю траву на вершине.
        Ирн обводит тяжелым взглядом творящийся ад.
        Он мог бы вернуться в холмы Гринвича, где играет свою мелодию жизни Бард, где ждет его покорная Иви, где танцуют его первые творения.
        Вернуться и запустить колесо времени на самые высокие обороты, дожидаясь, пока кровь Айны в венах Кристины разольется, размножится, разнесется в тысяче других женщин по всему миру. Чтобы на каждый день у него была новая смертная, чьи губы складываются в знакомую улыбку, чьи волосы пахнут болотными травами, а в глазах отражается прошлое.
        Но что-то ему мешает.
        Что-то, что он не может поймать. То ли сердце сбивается с ритма на каждый десятый такт, то ли золотые струны магии вибрируют с дребезгом, то ли…
        Он ловит бегущую в укрытие девчонку, сжимает ее горло тонкими пальцами, смотрит в глаза и впивается поцелуем в распахнутый в крике рот. Ее тело дергается, сбрасывая старую кожу и обрастая новой - зеленоватой, с проблесками серебра. Будет болотной ведьмой, как Айна.
        Она падает к его ногам, уже готовая служить, обнимает колени и рычит на соперниц.
        Но все не то. Не то.
        Длинноволосые ведьмы с огненными глазами, безумные лошади, взрывающие копытами плоть серой реки, хитрые рыжие карлики, рассыпающиеся из здания банка как монеты из кармана - все это уже было, было…
        Было раньше.
        Тысячи лет назад, на заре времен.
        Ирн садится прямо на холодную землю на вершине холма и оглядывает мир, превращенный им в ад.
        Две мысли его терзают.
        Одна - про то, почему побежденный им король бетонного мира не пытается защитить своих людей.
        Вторая - о том, что его победа кажется слишком… чужой. Он лишь повторяет то, что было создано когда-то. У всех существ, в крови которых бьется его магия, уже есть имена. Все эти имена ему слишком знакомы.
        Он не выдумал ни одного нового.
        И еще.
        Где-то далеко-далеко под землей ему чудится зов.
        50. Кристина
        Санаторий еще хранил остатки былой роскоши. Мозаичные панно с крепкими колхозницами, собирающими желтые снопы пшеницы и румяными физкультурниками в белых майках и шортах, несущими флаги когда-то братских республик, украшали широкие светлые холлы. Олимпийский бассейн с облупившейся голубой плиткой был обнесен полосатыми ленточками, но душевые и комнаты для водолечения все еще работали. Зимний сад зарос, превратившись в непролазную чащобу, но деревянные скамейки под пальмами пахли свежей краской, а в маленьком пруду резвились серебристые рыбы.
        В палатах на двоих был свежий ремонт, но пластиковые окна и многофункциональные кровати не могли перебить въевшуюся атмосферу прежних времен - розетку можно было найти в шкафу, а на подоконниках не разрешалось держать ничего, кроме книг и журналов.
        Телефон Кристине взять с собой не разрешили - ей вообще ничего не разрешили забрать из дома. На месте выдали ночнушку, простенькое белье, халат в цветочек и тапочки.
        Зачем ей что-то еще?
        На улицу, где извилистые дорожки покрывал нетронутый снег, ее все равно не выпускали. Кажется, туда вообще никто не выходил. Работники санатория жили там же, в отдельном корпусе. Впрочем, и они на улицу не выходили, переходя из корпуса в корпус подземными коридорами. Большая часть санатория скрывалась под землей - кроме палат для избранных и холлов, где стояли телевизоры, с девяти утра до десяти вечера крутившие художественные фильмы.
        Даже столовая, огромная, гулкая, светлая - тоже была скрыта под землей, а атмосферу воскресного утра в ней создавали фальшивые окна с подсветкой, скрытой за полупрозрачными занавесками.
        Врачи с Кристиной обращались ласково, даже подобострастно. Ей это не нравилось, но когда она попыталась поговорить нормально, дружелюбная, называющая ее «девочка моя» гинеколог, бросила испуганный затравленный взгляд и стала еще ласковее, в ее голосе появились нервные писклявые нотки.
        Когда Алексей привез Кристину сюда, первый осмотр пришлось проводить в его присутствии. Он хотел услышать подтверждение слов Кристины и Киндеирна, а также того, что он узнал, применив свои загадочные артефакты, заряженные еще Сердцем.
        Тот унизительный осмотр и разговор Кристина помнила короткими вспышками. Ее непрерывно мутило от таблеток, которые заставлял ее принимать Алексей - или, может быть, от тех вещей, которыми он ее проверял. У нее взяли все возможные анализы, провели все допустимые проверки - а на следующий день повторили.
        Ей никто ничего не говорил, но по обрывкам разговоров она догадывалась, к чему все идет.
        «Этот ребенок точно ее?»
        «А чей еще он может быть?»
        «Вам тут платят не за вопросы, а за ответы».
        «Да, я не вижу никаких признаков пересадки яйцеклетки».
        «Вы не признаки ищите, признаков не будет. Проверьте ДНК или что там нужно!»
        «Но как это возможно без пересадки?»
        «Что я говорил про вопросы?»
        Слишком много сложных слов, прорывавшихся сквозь муть в голове и боль между ног от бесконечных процедур и осмотров. Врачи подтвердили - да, ДНК у ребенка только Кристины.
        «Технически это вероятно, на практике не представляю…»
        «Это не ваше дело».
        После того, как разобрались с ее беременностью, начали разбираться с чем-то другим. Крови стали брать больше - настолько, что Кристина стала падать в обмороки, и к ней приставили работницу столовой, которая теперь стояла над душой и заставляла доедать все на тарелке: печеночное суффле, салат со свеклой и чесноком, гречку, яблочные оладьи, допивать гранатовый сок. В Кристину столько еды не помещалось, но Алексея здесь боялись больше, чем ее, так что мотивацию находили.
        «В ней есть то, что нужно эльфоублюдку. И то, чего у него нет. Всего-то осталось найти».
        «Так ты выяснил, как работал реактор?»
        «Это было его сердце. Из него вырезали сердце, чтобы оно держало мир, понимаешь? Значит мы можем создать такой же реактор, но из человеческого сердца».
        «Твоего?»
        «Надеешься от меня избавиться? Нет, конечно».
        В какой-то момент все резко кончилось. Алексей уехал, и все в санатории вздохнули с облегчением. Кристина по-прежнему сдавала анализы каждое утро, доедала все на тарелке, принимала неизвестные таблетки, проходила процедуры, но ее больше не мучили и разрешили гулять в зимнем саду в одиночестве. Она с радостью сбегала туда после завтрака и обеда и даже гуляла по пустым коридорам надземных этажей, разглядывая в окна умиротворяющие снежные пейзажи. Еще много спала - больше делать было совершенно нечего.
        Во сне к ней и явилась однажды… песня.
        Сначала она ее даже не запомнила. Лишь проснулась в один из дней после мутного дневного сна, оставлявшего раньше ощущение духоты и почувствовала, что впервые за много дней - отдохнула. И даже проголодалась, что было совсем уж нереально, учитывая, сколько еды в нее запихивали пять раз в день по расписанию.
        Пошла в столовую, заглянула в окошко выдачи и, не увидев никого из персонала, нагло ухватила большое желтое яблоко из таза с надписью красной масляной краской «Полдник, 1 корп.»
        Оно было хрустким, твердым и брызгалось соком во все стороны, пока Кристина жевала его по пути в палату. Ей показалось, что у нее даже прибавилось сил. Никакие кроветворные салаты и коктейли столько не давали.
        Ночью песня приснилась ей снова.
        Кристине казалось, что она лежит, спеленутая по рукам и ногам где-то под землей - даже не в гробу, а просто в земляной яме. С низкого свода на нее при каждом движении падают комья грязи, жуки и влажные земляные черви. Она не видит этого, только ощущает - потому что глаза ее залеплены какой-то вязкой смолой. Как и рот, так что позвать на помощь она не может.
        Страха нет - только ощущение густой безнадежной тоски, словно все правильно, она умерла, жизнь кончена и больше не будет ничего и никогда.
        И вот в эту глухую муть вдруг проникает странный звук. Как дрожащая струна, как одна чистая нота флейты, как голос, звенящий где-то далеко-далеко.
        Что-то внутри Кристины, давно забывшее, как это - радоваться и надеяться, вдруг встрепенулось и откликнулось на эту ноту, на этот голос.
        Она могла бы не запомнить этот сон - или наоборот, узнать, что там дальше, но его вдруг прервал громкий звук сирены.
        Кристина подскочила в кровати, задыхаясь, словно и правда выбралась из-под земли. Заунывный вой, от которого начинали болеть зубы, разносился по коридорам санатория, отражался эхом в пустых холлах и навевал неизбывный ужас.
        Она выскочила за дверь в чем была - и увидела таких же сонных и встрепанных остальных постояльцев санатория. Они зажимали пальцами уши, в ужасе косились на репродукторы под потолком и жестами спрашивали друг у друга, что случилось.
        Никто не знал.
        Сирена выключилась так же внезапно, как включилась.
        - Успокойтесь, плановая проверка системы безопасности, успокойтесь! - Судя по виду дежурной медсестры, для нее плановая проверка была такой же внезапной. Но она бежала по коридору в белом халате поверх пижамы и разворачивала всех вышедших обратно в палаты.
        - Все хорошо! Плановая проверка, никто не пострадал! - Неубедительным голосом сказала она и Кристине, заталкивая ту в комнату и закрывая дверь.
        Но едва все затихло и хлопанье дверьми прекратилось, Кристина на цыпочках вышла в коридор и направилась в холл. В комнате ей было душно, словно она опять лежала в той могиле в земле. Воспоминание о сне тревожило - особенно нота, услышанная перед пробуждением.
        Зимняя ночь за окнами мерцала отблесками фонарей на высоких белоснежных сугробах. Снежинки кружились, неторопливо падая с черных небес. Тишина в холле казалась бесконечной, безбрежной, распахнутой во вселенскую ночь.
        Что-то в этом мерцании и в этой тишине казалось Кристине знакомым и влекущим. Важным, спасительным, свежим - как та нота, как то яблоко, как…
        На мгновение снежинки за окном взвихрились, складываясь в стройный мужской силуэт. Но раньше, чем она успела ахнуть - рассыпались вновь, будто ничего и не было.
        51. Кристина
        В зимнем саду было пусто - как обычно. Сюда не любили заходить остальные постояльцы, а персонал вообще норовил закрыть дверь поплотнее. Однажды Кристина застала завхозя, запирающего его на замок и в отчаянии от того, что у нее отнимут еще кусочек свободы, сказала резче, чем намеревалась:
        - Зачем вы это делаете? Кто приказал?
        Он обернулся с недовольным лицом, но увидев ее, вздрогнул и забормотал:
        - Да никто, никто, просто ради порядка, подумал, все равно никто не ходит, а тут плесень…
        - Я хожу!
        - Да я что, я ничего, гуляйте, если хотите… Давайте я вам ключ дам, вдруг кто еще решит закрыть?
        Кристине стало немного противно, когда до нее дошла причина его поведения. Опять Алексей… Ну да, если ты жена человека, который держит тут всех в кулаке, наверняка кто-нибудь тебя будет бояться. Просто на всякий случай.
        Но ключ взяла.
        В окружении зелени даже дышалось легче. Куда легче, чем после сеансов кислорода, на которые ее гоняли через день. Влажная тропическая атмосфера, плеск воды в маленьком пруду, шелест листьев дерева, растущего рядом с вентиляционной решеткой - если закрыть глаза, можно представить, что сейчас лето, июль, жаркий вечер после долгого дня.
        И нет ничего, что происходило с ней со дня ее рождения. Ни странных существ, ни двух богов, раздирающих мир пополам, ни ее странной беременности и страшного будущего, о котором она старалась не думать.
        О беременности думать приходилось. Последние спокойные дни, наполненные скукой, позволили ей выдохнуть и наконец осознать две самые главные перемены в ее жизни.
        То, что она считала божественной любовью - оказалось магией, такой древней, что во времена ее расцвета не существовало того бога, в которого она верила.
        И то, что внутри нее теперь живет новый человек. Девочка, у которой нет отца - и хорошо. Только ее девочка.
        Низ живота постоянно ныл от бесконечных осмотров и процедур, но малышка цеплялась за свою крошечную жизнь изо всех сил.
        Кристина дошла до скамейки у пруда, где любила сидеть в последнее время. Здесь ей нравилось больше всего - за разлапистой пальмой у стены прятались фито-лампы, которые бросали причудливые разноцветные отблески на листья, так что казалось - там в глубине расцвели огромные тропические цветы. И здесь не было видно дверей, стен и технических коробов, сбивавших настроение.
        Она села, подобрала под себя ноги и задумалась.
        - Наверное, я должна с тобой разговаривать, да? - Спросила она у своего живота. - В кино постоянно показывают, как мамы разговаривают с будущими детьми. А еще включают им музыку. С музыкой тут не очень…
        Впрочем…
        Ей показалось…
        Нет, не показалось.
        В шелесте листьев угадывалась тихая мелодия.
        Тут есть колонки? Ах да, те самые, через которые включали сирену ночью.
        Скрипка? Или свирель? Нет, кажется, кто-то поет.
        Хорошо поет, только тихо. Приходится вслушиваться. И чем больше вслушиваешься, тем больше слышишь оттенков. Как будто мир раздвигается - и вот уже не только вентиляция шевелит листочки на деревьях, а, кажется, еще и птицы щебечут. И свистит ветер, проносясь по густой траве на лугу. И еще такое ощущение, которое бывает только в настоящем диком лесу, где куча мелких тварюшек в траве, кустах и земле занимается своими делами. Тихо попискивая, копаясь и жуя, что нашли съедобного. Такой… большой мир.
        Кристина завертела головой в поисках колонок. Если подойти поближе, станет лучше слышно?
        Что-то дотронулось до ее руки.
        Она вздогнула и чуть не отмахнулась, но вовремя заметила, что это всего лишь бабочка. Бледная капустница с полупрозрачными крылышками, словно она не сумела отрастить достаточно чешуек, чтобы обрести настоящий цвет.
        - Откуда здесь бабочка? - Вслух удивилась Кристина.
        Крылышки капустницы затрепетали - будто в такт музыке, ставшей чуть громче.
        - Какая ты маленькая…
        Бабочка согласно махнула крыльями.
        Кристина улыбнулась и острожно поднесла палец к ней. Та, словно в раздумьях, переступила лапками - и перебралась на палец.
        - Давай найдем тебе цветок? - Предложила Кристина. - Тебе ведь нужно что-то есть. Капустницы питаются крестоцветными, но я сомневаюсь, что здесь они растут. Но вдруг?
        Она где-то видела здесь цветы, кажется, за прудом…
        Кристина встала со скамейки, стараясь не потревожить бабочку, сделала шаг… и отпрянула, потому что из ближайших кустов на нее налетела целая стая бабочек! Среди них были и простые лимонницы, и крапивницы, и павлиний глаз, и ее любимые голубянки и совсем редкие, которых Кристина видела только в учебнике биологии.
        - Ой! - сказала она. - Ой!
        Бабочки кружились вокруг нее пестрым хороводом, а музыка звучала все громче.
        В ней уже появились слова, правда на незнакомом языке. Ну и пусть - Кристине захотелось подпевать мелодии, и она попыталась повторить услышанные обрывки фраз.
        - Привет! - Сказал ей мелодичный голос. Непонятно - мужской или женский.
        Кристина обернулась, ища того или ту, кто заговорил с ней, но на гравийной дорожке зимнего сада никого не было.
        - Смотри в траву, - сказал голос. - Я совсем маленькая.
        Пришлось присесть на корточки.
        - Ты фея! - Поняла Кристина, увидев маленькую фигурку девушки, машущей золотистыми крыльями, привлекая ее внимание. - Ты… тоже фейри?
        - Тоже, - согласилась девушка.
        На ней было золотистое облегающее платье и яркая заколка со сверкающим камнем в волосах.
        - Ты знаешь Киндеирна? - Спросила Кристина. - Вы ведь одного вида?
        Смех феи зазвенел серебристыми колокольчиками. Ярко и радостно. Вот только крошечные острые зубки, которые она показывала, смеясь, выглядели совсем не радостно. И не мило. От них даже холодок пробежал по позвоночнику.
        - Знаю ли я Ирна… Какая ты милая! - Фея взмахнула крыльями. - Весь мир знает Ирна!
        - Сомневаюсь, - пробормотала Кристина. - Я вот с ним познакомилась совсем недавно.
        - Все познакомились недавно, - заверила фея. - Но не все этому рады.
        - Что ты имеешь в виду?
        Фея взмахнула крыльями - и рой бабочек вокруг Кристины вдруг взвихрился смерчем, осыпая ее пыльцой с крыльев. А потом рассыпался разноцветными искрами, из которых вышел…
        Киндеирн.
        Кровавый Король.
        Во всем своем блеске.
        Кристина отступила в сторону, инстинктивно прикрывая живот.
        52. Ирн
        Враждебный мир.
        Даже в воздухе разлита злоба.
        Ирн чувствовал присутствие Алексея в мире, чувствовал кожей, хотя знал, что тот сейчас далеко. Достаточно далеко, чтобы не узнать, что крошки фейри пробрались на одну из его защищенных баз.
        Сложные человеческие системы безопасности оказались такими же уязвимыми перед волшебным народцем, как наивные заговоры и тяжелые засовы былых времен.
        Лишь иллюзия контроля. Бессильная перед магией, питавшейся верой в чудеса.
        Что толку от сирены, если феи все равно проникли в закрытое, запечатанное со всех сторон здание, и никто не смог их обнаружить?
        А куда проник один фейри - просочатся и остальные.
        Ирн заметил испуганный взгляд Кристины и остановился.
        Он пришел как победитель - в золотой броне и плаще и только сейчас понял, что это была плохая идея.
        Люди восхищаются истинным королем, благоговеют перед ним, когда он выходит, осиянный славой и пышущий мощью доказанных побед.
        Но эта девочка с каплей крови Айны в своих жилах - была не такой.
        Она спокойно смотрела на него тогда в тюрьме - раздетого и раненого, почти не морщилась, когда видела как сползает его кожа.
        Злилась на него и требовала невозможного, когда он пришел за своим сердцем.
        Требовала! В этот момент Ирн понял, что он не ошибся, что она наследница его Айны, которая не боялась тех, кто сильнее нее, лишь выше поднимала голову.
        Но сейчас Кристина испугалась.
        Он повел плечом - и золотая броня скатилась с его тела, слилась жидким золотом в землю, оставляя его обнаженным.
        Кристина быстро отвела глаза, едва бросив взгляд на его чресла.
        Ирн вздохнул - запомнить, что у людей какое-то странное отношение к этой части жизни было сложнее всего.
        Любовь это любовь.
        Радость, танец, слияние, ярость, жестокость, боль - почему они прячут те тела части, что дарят удовольствие и не прячут те, что несут смерть?
        Он никогда раньше не задумывался об ограниченности людей. Было забавно играть с ними, дразня и пробираясь внутрь их разума сквозь запреты и правила. Но никогда он не спрашивал себя, зачем они придумали эти правила.
        Мир изменился, Ирну пора меняться тоже.
        Он присел на корточки, чтобы не возвышаться над Кристиной, не угрожать ей.
        - Ты совсем другая, - сказал он.
        - Ты бросил меня там, - сказала она.
        В испуганных глазах таился вызов.
        Ирну это нравилось.
        Она нашла в своем маленьком человеческом сердце глоток смелости, и сделала шаг к нему, протянула руку, чуть не коснувшись его груди, где больше не было шрама. Но в последнюю секунду отдернула пальцы.
        - Зачем ты здесь?
        - Хочу узнать тебя ближе.
        - Зачем?
        Ирн погрузил пальцы в бедную серую землю этого оазиса среди бетонного мира.
        Убогого, неживого.
        Но все же, если бы этого сада не существовало, проникнуть внутрь крепости, где прятали Кристину, было бы намного сложнее.
        Все-таки люди не могут жить без природы.
        Как бы новый король мира не стремился это изменить, даже он не смог обойтись без живой травы и деревьев в своих владениях.
        Ирн видел те истории, которые смертные рассказывали друг другу. Среди них было много таких, где воплощались мечты о реальности без магии, построенной только человеческими руками. Стальные корабли летели к звездам, стальные дома прятались под землей, даже свою плоть в этих историях люди заменяли холодным железом.
        Но что бы ни происходило - всегда, в любом искусственном мире обязательно находился такой вот оазис жизни.
        Что бы ни построили люди - они никогда не смогут существовать без настоящего мира.
        Кристина ждала ответа.
        Поджатые губы, сверкающие глаза.
        Ирн искал в ней черты той, другой.
        Не находил.
        Но сердце в его груди тянулось к ней. Сердце звало его через любые расстояния, словно было связано с ней куда прочнее, чем с ним самим.
        - Ты нужна мне.
        - Для чего? Тебя тоже интересует моя кровь? Или мой ребенок?
        От нее полыхнуло такой яростью, что она едва-едва не обратилась в магию фейри. Конечно, это всего лишь ее кровь, кровь Айны, прорывалась через ограничения человеческого тела. Но все равно это вызывало уважение и интерес.
        Ирн склонил голову набок, внимательно рассматривая сердитую девушку.
        То, что она устояла тогда перед флером соблазна и не поддалась искушению - это тоже кровь Айны? Или причина была в том, на что упирал Алексей - в традициях людей и правилах его мира?
        Хотелось проверить, как сработает флер сейчас, но Ирн держался.
        Если не получится - начинать придется заново.
        Приручать ее обратно.
        Не хотелось терять время.
        - Почему ты молчишь?!
        Кристина шагнула к нему, сжимая руки в кулаки. Чем дальше, тем больше она сердилась, и в этом отличалась от всегда холодной и язвительной Айны. Только в любви та раскрывалась, раскалывалась как ледяная глыба, внутри которой пряталось сердце из лавы - и выплескивала эту лаву на Ирна.
        Эта девочка не умела скрывать свои чувства.
        И не хотела их скрывать. Ее взгляд замер на том месте его груди, где был шрам, и где теперь билось золотое сердце магии.
        - Почему я хочу прикоснуться к тебе? - спросила она шепотом. - Ты снова делаешь это? Как тогда, когда приказал мне принести сердце? Снова колдуешь?
        - Нет, - сказал Ирн. - Но ты все равно дотронься. Мое сердце зовет тебя.
        Это ощущалось как тянущая, тоскливая боль, уныние без радости. Казалось, что только ее прикосновение сможет развеять тоску.
        Кристина быстро облизала губы, сделала крошечный шажочек, осторожный, трусливый… Но руку не опустила.
        Она смотрела не на Ирна, что было удивительнее всего. Она смотрела на его сердце, прозревая его под бледной кожей короля фейри.
        - Не бойся, - сказал он. - Обещаю ничего не…
        Он не договорил.
        Кристина прижала ладонь к его груди ровно напротив сердца, и Ирн захлебнулся от внезапной яркой боли, равной которой он не чувствовал никогда с момента рождения.
        Мир дрогнул, повинуясь пульсу этой боли.
        Деревья и цветы полумертвого сада выгнулись, будто в агонии, но вместо того, чтобы рухнуть замертво, выстрелили новыми листьями, стрелками травы, бутонами невиданных размеров.
        Ирн ощутил, как все живое вокруг вдохнуло и начало тянуть из него силы.
        Вытягивая заодно и разлившуюся по венам боль, раздирающую его тело.
        Он знал, что его кости целы, кровь течет в жилах, плоть пульсирует в такт биению сердца - он цел, он здоров, он силен - но все равно ощущал неизбывную боль так сильно, что едва держал себя в руках, чтобы не закричать.
        - У тебя глаза стали черными… - прошептала Кристина. Ладонь ее лежала на груди, но она беспокойно всматривалась в его лицо. - Что случилось? Что происходит?
        Она обернулась, чуть не убрав ладонь, но Ирн прижал ее к своей груди плотнее.
        - Ты что-то делаешь со мной… С сердцем, - поправился он. - И сожри меня келпи, я не понимаю, что…
        Он не договорил. Из-под потолка, где прятались так и не обнаруженные Кристиной до сих пор репродукторы, хлынул вой сирены. Той самой, что уже включалась ночью, когда разведчики фейри пытались пробраться внутрь.
        Но в этот раз тревога была уже не учебной.
        Ворвавшиеся внутрь люди в черном, снесли дверь с петель, и Кристина ахнула, отшатываясь от Ирна. Парализующая боль ушла так же неожиданно, как приходила, но когда он растворялся в тени под деревьями, прикосновение ее ладони жгло кожу сильнее любого холодного железа.
        53. Ирн
        Мир сопротивлялся.
        Корни деревьев раскалывали толщу бетона.
        Но бетон продолжал обнимать корни корявыми челюстями.
        Цветы прорастали сквозь асфальт, плитку и стальной настил.
        Но оставались окруженными железом, асфальтом и камнем.
        Рассыпались ржой поезда и автобусы.
        Но горы рыжей пыли разносил ветер и люди кашляли, вдыхая железную пыль.
        Слишком много было вокруг неживого.
        Пластика, железа, стекла - даже побежденные, они продолжали оставаться грудами хлама, отравлять воду и воздух, мешать миру вернуться к себе самому.
        Люди запирались в подземных убежищах, и их было проще сдавить толщей почвы, чем выковырнуть оттуда и превратить в фейри.
        Женщины, вдохнув воздух свободы, все равно сами возвращались к своим тюремщикам, вновь попадая в плен.
        Даже кошки с тоской вспоминали вкусно пахнущий корм из блестящих пакетов и не хотели жить на воле.
        Ирн победил - но победа пахла поражением.
        Он мог пронзить своим мечом любого, кто бросил бы ему вызов, но никто не бросал.
        Они просто возвращались в свою прежнюю жизнь.
        Как могли. Строили новые бетонные дома из обломков старых.
        Вместо того, чтобы добывать себе пищу в лесах, пробирались в разрушенные здания и доставали оттуда еду в железных банках. И ели ее, отравленную техномиром, и лишали себя будущего в мире Ирна.
        Вместо радости и свободы, положенной каждому живому существу, вместо наслаждения солнцем, воздухом и прикосновениями, они прятались в убежища, стараясь выходить как можно реже и сторонились не только фейри, но таких же людей.
        Ирна раздражало то, во что все превращалось.
        Вместо возвращения золотого века магии он видел только еще одну войну, которая не собиралась заканчиваться.
        Никто не выходил с ним сразиться, никто не возражал напрямую - но переубедить их можно было только силой.
        Люди боялись магии, боялись света, боялись всего живого.
        И хуже всего - он не чувствовал, что мир подчиняется ему. Природа - да. Все живое откликалось на его зов. Растения делали невозможное, выплетаясь в немыслимые формы по его воле. Животные подчинялись приказам. Люди сдавались перед любой магией.
        Стоило ему найти очередное убежище, где мрачные мужчины и усталые женщины разводили костер, чтобы разогреть на нем месиво из железных банок, и запустить туда ворох золотых искр, как глаза этих людей вспыхивали любопытством.
        Интересом.
        Любовью.
        Кто-то поворачивался прямо там к своему соседу или соседке и те откликались на призыв, протягивали руки, касались губами губ - и через пару минут их обнаженные тела сплетались так горячо, словно им было снова семнадцать.
        Кто-то вдруг расправлял плечи, сбрасывал с плеч унылый плед и выходил наружу, с непривычки щурясь на яркое солнце.
        Кто-то вдруг начинал смеяться, кто-то напевать, кто-то - вскакивал с места и неумело, неловко, но с энтузиазмом пытался воспроизвести танец, подсмотренный когда-то в интернете.
        Все без исключения начинали улыбаться.
        Все вдыхали полной грудью.
        Все двигались, не осторожничая, словно у них снова было много сил и ничего не болело.
        Самые упорные начинали хлопотать по хозяйству, придумывая, как получше устроить свой убогий быт, направляя энергию в изобретение нового.
        Такие люди Ирну начинали нравиться.
        Но едва искры иссякали, все возвращалось на круги своя.
        Поспешно одевались любовники, ныряли обратно беглецы и смущались танцоры, забиваясь в дальний угол.
        Люди как будто не хотели чувствовать счастье. Оно было им непривычно.
        Мир не хотел возвращаться в норму, предпочитая наматывать на себя обрывки цепей, от которых его освободил Ирн.
        И еще его беспокоили те места, куда он не мог проникнуть. Никак. Они продолжали сопротивляться магии, даже когда сердце вернулось на положенное место в его груди.
        Что-то такое было у Алексея, что не давало Ирну попасть в его владения. И это было опасно.
        Еще опаснее было то, что в одном из таких мест держали Кристину.
        Ирн был настроен на нее, словно птицы на магнитный полюс, будто черепахи, точно знающие место своего рождения. Он знал, где она в любой момент времени, даже не прислушиваясь к магии.
        Золотые струны, держащие мир, огибали те места, где еще царила власть Алексея, но то, где была Кристина - сияло ярче солнца.
        Может быть, потому что она была наследницей другой последней носительницы крови фейри, что была сейчас в мире?
        Ирн хотел так думать, но он знал, что это не так.
        Были и другие. Их кровь была разбавлена настолько, что даже глаза не становились золотыми и былая власть над миром не заставляла их стремиться к власти над людьми. Но были.
        Ему надо было понять, почему она его так влечет. И заодно разобраться с остатками власти Алексея. Может быть, тогда мир отряхнется от прошлого и начнет жить?
        Попасть к ней было нелегко. Магия почти не действовала там, где мир подчинялся технике. Это было… неприятно. Но Ирн смог сначала послать разведчиков, а потом появиться и сам. Однако сигнальные системы у них были гораздо лучше защитных. Нужно было найти способ просочиться так, чтобы не обеспокоить их охрану.
        …в сны…
        54. Кристина
        Санаторий спал. После ужина, состоявшего из жареной рыбы с рисом и компота из сухофруктов, безвкусной, пресной еды для тех, кто не доверяет своему телу и устал с ним бороться, большинство обитателей разошлись по своим комнатам. Обычно они ходили смотреть кино, но именно сегодня усталость сморила их раньше обычного. Они никак не связали это с букетами бледно-голубых цветов, расставленных в столовой тут и там. Помощница сестры-хозяйки Наташа, девушка девятнадцати лет, работавшая в санатории по протекции своей тети, именно сегодня отчего-то решила порадовать постояльцев. Все равно в зимний сад теперь запрещено ходить - подумала она. Почему бы не срезать там цветы, которые все равно никто не увидит?
        То, что цветы росли ровным кругом не навело ее ни на какие мысли. Ее воспитывал телевизор, а не бабушкины сказки, поэтому она не знала, что это значит. Она просто опустилась на колени в середине круга… И вышла из зимнего сада, неся в руках охапку сонных камелий, а в сердце - семечко чужой жизни. Фейри умели вербовать сторонников.
        Санаторий спал - и Кристина тоже спала. На ее столе стоял особенный букет, в котором камелии перемежались с серебристой травой, с которой разлеталась пыльца, от которой она даже пару раз чихнула. Но все равно, поднимаясь из-за стола, не удержалась и вынула из букета одну стрелку этой странной травы. Пока шла в свою палату, она ее грызла, наслаждаясь горьковато-кислым вкусом, а там - легла спать, поленившись даже раздеться.
        Снился ей июньский полдень, последний школьный день в восьмом классе. Он пах сиренью, мелом и раздавленным бананом, который мама положила ей с собой перекусить, а Кристина забыла о нем и села на свою сумку.
        - Идем, идем! - кричали ей девчонки, среди которых была и Варя. - Давай, побежали в лес, никто не узнает!
        Наяву она отказалась, испугавшись, что будет ругаться мама. А во сне она почувствовала такую тоску по Варе, по их дружбе, беспечной болтовне и вечным спорам, что закинула сумку на плечо и помчалась следом. Но между девчонками, убегающими по дорожке прямо в парк, где солнце золотило поляны, заросшие сочной зеленой травой и Кристиной, вдруг встала стена тумана. И прежде чем она узнала по силуэту того, кто шел ей навстречу из этого тумана, она поняла, что больше не выглядит как пятнадцатилетняя девчонка в клетчатой юбке и футболке с рисунком задорного авокадо. Она была собой - восемнадцатилетней женой бога этого мира, садиста и извращенца. Спрятанной в закрытом санатории. Худой и бледной женщиной в казенном халате в цветочек.
        Пока она рассматривала себя, Ирн оказался рядом. Он был одет в простые белые джинсы и футболку с таким же смешным авокадо, как у нее в пятнадцать лет. Только на его рисунке авокадик с трудом поднимал штангу и выражение лица у него было потешно напряженным.
        - Пойдем на качели? - предложил Ирн.
        Наяву площадка с лесенками, качелями и скамейками была построена на пару лет позже, но во сне она была тут. Пустая, как и весь школьный двор, по которому только что носились ошалевшие от долгожданных каникул дети.
        - Пошли, - отозвалась Кристина и по пути вдруг подумала, что раз это сон, ей не нужно носить этот унылый халат. Пусть опять будет юбка с футболкой. И любимые кеды, которые были куплены прошлым летом.
        Ирн сел рядом с ней на широкое деревянное сиденье, ухватился за веревки и оттолкнулся босыми ногами. Кристина пискнула и тоже вцепилась в веревки, чтобы не свалиться, невольно прижавшись к нему. Отодвигаться не хотелось - он пах чем-то сладким, как мамино печенье, и чем-то свеже-горьковатым, как кусты сирени после дождя.
        А еще внутри него чувствовалось что-то теплое. Что-то влекущее. Что-то очень успокаивающее. Что-то очень похожее на то ощущение всеобъемлющей любви, что она чувствовала раньше только в церкви - и еще в Айя-Софии. И немного - возле Стоунхенджа. Будто бог все-таки существовал, но был не грозным существом в небесах, всеведущим и справедливо жестоким, а добрым другом, с которым можно поделиться бедами и попросить о чем-нибудь тайном и заветном.
        Ее волосы развевались, когда качели взмывали вверх и смешивались со светлыми волосами Ирна, который продолжал отталкиваться от земли и посылать их обоих все выше и выше - к прозрачному летнему небу с белыми облаками.
        Грозный и жестокий воин, требовавший от нее невозможного, превратился в такого же юного, как она, парня, который улыбался тонкими губами и щурился зелеными, как молодая трава глазами на яркое солнце.
        - Ты настоящий? - спросила она, чувствуя, как замирает сердце от высоты.
        - Откуда я знаю? - засмеялся он. - Это же твой сон.
        - Нет, твой!
        - Нет, твой, - Ирн оттолкнулся еще сильнее. - Все, чего ты желаешь, Кристина! Здесь может быть все так, как ты желаешь!
        Она вцепилась в веревки и резко уперлась пятками в землю, тормозя качели в нижней точке.
        Ирн не рассердился. Он повернулся к ней и ждал, что она скажет.
        - Тогда скажи, зачем я тебе?
        Он еще несколько долгих секунд смотрел в лицо Кристины прозрачными зелеными глазами, в которых отражалось солнце. Невольно она залюбовалась совершенной красотой его юного лица - и тем, что под ней, под этой красотой ощущалась невероятная сила и непредставимая древность.
        Потом он провел кончиками длинных тонких пальцев по ее лицу, очертил скулы, губы, коснулся подбородка… Под кожей разлился зуд, словно кровь отозвалась на его касания щекотными пузырьками, как в шампанском. И еще чем-то… тягой, тоской, узнаванием этих прикосновений.
        Но уже через мгновение все прошло. На лице Ирна мелькнула грусть.
        - Я скучаю по ней, - сказал он. - Очень скучаю.
        Неожиданный ответ.
        И неожиданная обида, вдруг захолодившая сердце.
        По кому? Кто она?
        Кристина никогда не задала бы этот вопрос в реальности, но ведь во сне можно?
        - И при чем тут я?
        - Ты - одна из тех, кого она создала. Прапрапрапраправнучка. У Айны не было детей - вы, люди, стали ее детьми. Вам досталась ее кровь, ее сила, ее внимание.
        Ирн опустил ресницы, но Кристина успела заметить мелькнувшую в глазах боль.
        - Так поэтому вы с Алексеем таскаете меня как два щенка косточку? - спросила она резко. - Из-за того, что ты видишь во мне ее?
        - В тебе нет ее. - Ирн встал с качелей, но развернулся к Кристине, нависая сверху. Легкие светлые пряди качнулись, переливаясь под солнцем золотом. - Я только что проверил. Совсем нет. В тебе была крошечная капля крови, которая помогла разбудить меня, отзвук, отблеск. Но она вся ушла на это усилие. Теперь ты совершенно обычная смертная девушка. А ее… Айны больше нет. Совсем.
        - Тогда зачем? Зачем я тебе? Зачем я ему? - Кристине хотелось плакать. Не потому, что он отказал ей в чуде. Не потому, что она не станет заменой его волшебной возлюбленной.
        А потому, что он стоял так далеко, и тепло безусловной любви, исходящее от его сердце, касалось ее самым краешком. Может быть, если она прижмется к нему всем телом, то та пустота внутри, которую заполняла вера в бога, станет чуть-чуть меньше?
        Кристине даже захотелось скинуть футболку, чтобы - кожа к коже. И стянуть футболку с него. И… наверное, надо было тогда в гостинице хватать Сердце из шкатулки и бежать - от всех.
        - Он считает, что в тебе есть магия, которая позволит управлять мной.
        - А ты?
        - Тебя любит мое сердце.
        Кристина захлебнулась этим ответом, словно соленой водой всех океанов мира, не смотгла противиться, потянулась к его груди, откуда ее звала любовь…
        …и проснулась.
        Пропало прозрачное небо, летнее солнце, запах нагретой на солнце травы.
        Вокруг был темный, подсвеченный только лиловым светом фитоламп зимний сад санатория.
        И безнадежное ощущение тюрьмы, из которой не сбежать.
        Только…
        Ее ладонь лежала на прохладной груди Ирна и из-под кожи в нее суматошно толкалось сердце, словно стремясь проломить ребра, прорвать кожу и очутиться в руках Кристины.
        Он был обнажен. Она снова в сиротском халатике в цветочек.
        - Ты настоящий?
        Кристина испугалась сказать это вслух.
        Она подумала это, но так, что он услышал. И ответил:
        - Нет, но какая разница?
        И качнулся вперед, касаясь прохладными губами ее губ.
        55. Кристина
        В столовой при виде Кристины все разом притихли, а потом, когда она прошла вдоль столов к окошку раздачи, зашептались за ее спиной. Взгляды она чувствовала всем телом.
        Каким-то загадочным образом информация о том, что она страдает сомнамбулизмом и ходит по ночам, да так далеко, что невесть как оказалась в запертом зимнем саду, разлетелась еще до завтрака. Говорили, что вызволил из плена ее завхоз, который шел за инсектицидом - очень уж достали его невесть откуда взявшиеся в это время года комары.
        Будь Кристина постарше или завхоз помоложе, сплетни были бы еще горячее, но разница в возрасте была слишком вопиющей, поэтому сплетничали только про загадочную болезнь.
        Она так торопилась забрать свою кашу с вишневым джемом, что забыла на раздаче ложку. Спрятавшись в самый дальний угол, отгородилась стульями от зала - и только тут поняла, что есть ей нечем. Разве что лакать прямо из тарелки. От перспективы снова тащиться через весь зал на глазах шепчущихся людей было неуютно.
        - Пссс! На!
        Кристина едва не вскрикнула в голос, почувствовав, что ее ноги коснулось что-то лохматое.
        Маленький человечек с шоколадного цвета волосами и в лиловом костюме высовывался из-под стола и протягивал ей ложку. Глаза у него были золотые и как будто вращались.
        - Спасибо! - сказала Кристина.
        И уже не удивилась, когда листья развесистой бегонии на подоконнике раздвинулись, и маленькая фея с седыми кудряшками и в переднике осторожно, двумя руками, протянула ей фарфоровую чашечку с чаем. На краю блюдца лежало круглое имбирное печенье.
        - Спасибо! - еще раз поблагодарила Кристина и с удовольствием отпила ароматного чаю вместо той заваренной тряпки, которой потчевали в санатории.
        Уборщица столовой потом долго качала головой, глядя на чудную тонкостенную чашку из костяного фарфора, подобным которых не видела в жизни. И не сумела избежать искушения, сунула ее в карман халата. Правда у себя в комнате она ее там не нашла, зато откуда-то в кармане обнаружились скорлупки грецких орехов.
        Кристина вернулась в палату, чтобы успеть застелить постель и убраться до санитарного обхода, но это не понадобилось. Пока ее не было, кто-то уже вымел всю пыль, натянул покрывало идеально, как в армии, поставил уголком подушку и даже выставил на подоконник вазочку с одинокой ромашкой. Даже в туалете пахло лимоном и было оттерто до блеска потускневшее зеркало.
        Кристина аккуратно закрыла за собой дверь и услышала из-за нее приглушенное хихиканье.
        После завтрака ее всегда ждал прием у врача: привычный опрос, осмотр, а потом встреча с очередным узким специалистом. Сегодня в назначении стоял офтальмолог, вчера был эндокринолог, на завтра планировался уролог. Ее будто в космос готовились отправлять.
        Кабинеты врачей были на нижних этажах, но Кристина не любила ждать лифт и всегда спускалась по лестнице.
        - Тшшшш… - сказал кто-то за ее спиной, когда она замешкалась на одной из площадок, где не горел один из светильников. Полутьма вдруг обернулась синеватым сумраком, и из угла появился Ирн собственной персоной, сложив себя из резкого отблеска флуоресцентной лампы и пересечения теней от перил и перекладин.
        - Я на секундочку, - сказал он, ловя Кристину за талию. - Всего на секундочку…
        Касание его губ на вкус было как первый глоток воды из родника в чаще леса, к которому выходишь после долгой дороги по солнцепеку.
        А уже через мгновение свет на лестнице зажегся как ни в чем ни бывало, и Кристина отступила от совершенно пустого угла. Только на губах таяло ощущение прохлады.
        Врач долго ворчал на нее за опоздание - ох, не так уж коротка оказалась та секундочка.
        Выйдя из кабинета, Кристина опустилась на банкетку у двери - отдышаться. Понять, подумать. Но и в рисунке линолеума под ногами, в который она уперлась взглядом, завитушки и листья двигались, словно живые. Дразнили ее изменчивостью - в спирали папоротника появился и подмигнул хитрый глаз, по краю мелькнул чей-то хвост.
        «Сумасшествие какое-то», - подумала Кристина и на всякий случай направилась к лифту.
        Поцелуи короля фейри на лестнице - это уже чересчур!
        Но едва она закрыла за собой тяжелую железную дверь, и допотопный механизм, не торопясь, пошкандыбал вверх, как в зеркале за ее спиной появилась высокая фигура со светлыми волосами. На плечи легли бледные руки, губы коснулись чувствительного местечка на шее. И оттуда по всему телу растеклось сверкающее сладкое удовольствие.
        - Ах… - Кристина чуть не выпала из лифта прямо в руки суровому дядечке-физиотерапевту. - Ногу подвернула, - пояснила она на неудоменный взгляд. - Отпустите, пожалуйста.
        Вывернулась из его рук и поспешила в зал для йоги, где уже начинались занятия. Почему-то ей казалось, что Ирну бы не понравилось, что ее лапает кто-то другой.
        Йогой пришлось заняться, потому что зимний сад теперь был заперт. Фильмы без начала и конца, которые крутили в холле, ее не привлекали, библиотека и вовсе состояла из книг школьной программы и справочников по садоводству и домашнему ремонту.
        К тому же, пока она бродила между старыми, пахнущими пыльной бумагой и прогорклым лаком для дерева стеллажами, мелкие пакостные феечки то и дело дергали ее за волосы, высовываясь между книг. А когда она притопнула ногой и возмутилась, библиотекарша отчитала ее за шум.
        На ужин Кристине снова выдали жареную печенку с гречкой и половинку яблока - совсем не похожего на то, что она с удовольствием съела после волшебного сна.
        Есть не хотелось совершенно, особенно опостылевшую эту гречку, но выбросить тайком не получилось бы - по пути к столу для грязной посуды дежурила приставленная к ней тетенька в белом халате.
        - Эй, - Кристина приметила чьи-то радужные крылышки в складках занавесок у фальшивого окна. - Эй, народ, вы там есть не хотите случайно?
        Сразу десять или пятнадцать злобных мордочек с острыми зубками высунулись из-под стола, из-за горшка с цветком, появились из ниоткуда прямо перед ней.
        - А можно? - спросил маленький зеленоватый фей, хищно глядя на вялые колечки свежего огурца, разложенные по краю тарелки.
        Кристина успела только руки убрать, чтобы в порыве не сожрали заодно и их - и через секунду тарелка уже сияла чистотой.
        Ну и правильно, на ночь есть вредно.
        Для фигуры.
        И только тут Кристина вспомнила, что беременна, и фигуру можно не беречь, а ребенка надо бы кормить…
        Ну что уж теперь.
        Однако, получив после ужина свои вечерние таблетки, она вернулась в палату - и ахнула.
        На еще с утра девственно чистом подоконнике были грудами навалены разноцветные фрукты, аж лопающиеся от сладкого сока. Яблоки и груши, виноград и апельсины, инжир и финики, ломти дынь и россыпи малины с ежевикой. Среди привычных и знакомых ей вкусов, были и экзотические, которые Кристина узнавала только по картинкам. Папайя, мангостины, драгонфруты, карамбола, рамбутан…
        Это был самый вкусный ужин в ее жизни. И самый радостный.
        А во сне снова пришел Ирн.
        Он не стал выдумывать ничего хитрого - не тащил ее в хрустальные дворцы, не заставлял вспоминать счастливые дни детства. Он просто присел на кровать, и Кристина, хоть и понимала, что спит, все равно поплотнее закуталась в одеяло.
        Это не спасло ее от еще одного поцелуя.
        Касания его губ лишали ее воли. Головой она понимала, что пора бы забеспокоиться - если не о том, что она целуется с другим мужчиной при живом муже, то хотя бы о том, что она целуется с весьма далеким от человеческого вида существом.
        И о том, что это существо явно хочет чего-то большего.
        Но поцелуи Ирна были такими сладкими и одновременно невинными, что каждый раз она сама себя успокаивала - ничего такого. Просто прикосновение губ. Он даже ни разу не коснулся ее языка.
        - Дотронься до меня, - попросил он, расстегивая рубашку и обнажая грудь. - Пожалуйста.
        Кристина положила ладонь на то место, где чувствовался горячий пульс сердца, и Ирн резко вдохнул, а зрачки его стремительно расширились.
        - Что… что ты чувствуешь? - спросила она, ощущая, как быстрее забилось сердце под ее рукой, а самой ей стало настолько уютно и хорошо, что захотелось прижаться к Ирну поближе, попросить, чтобы он ее обнял.
        - Боль. - Коротко отозвался он.
        - Ой! - она хотела отдернуть ладонь, но он удержал.
        - Нет. Так надо. Сейчас мое сердце больше принадлежит тебе, чем мне самому. Я хочу быть с ним одним целым. Мне кажется, это помогает.
        Кристина заколебалась, но ладонь оставила. Только решилась наконец задать один из мучивших ее вопросов:
        - Как вышло, что его вырезали, а ты выжил?
        - Я не могу умереть, - он откинулся на стену, потянув ее с собой, уперся босой ногой в железный край кровати. Даже в казенных стенах он в своей белой рубахе и льняных штанах выглядел словно развалился в шезлонге где-то у моря. - Смерть придумали вы, люди. Человек увидел, как высыхает озеро или вянет цветок и решил, что они больше не вернутся. Но вода станет облаком, облако прольется дождем, дождь растворится в океане, а из океана вырвутся келпи и откусят голову глупому человеку!
        Его смех, хотя и немного жутковатый, защекотал Кристину где-то глубоко внутри.
        Она уже встречала его - разным. Поверженным, плененным, раненым, слабым, уязвимым, жестоким, соблазнительным, таинственным, в блеске славы, и в безумии, в искрах магии. Сейчас он был новым. Иным. Теплым. Настоящим.
        Или казался таким.
        - Келпи? Это мифические морские лошади?
        - Дикие морские оборотни, позволю себе уточнить. И не лошади. Кони. Обуреваемые похотью кони. Они научились превращаться в людей, чтобы забирать с собой человеческих женщин, гуляющих в одиночестве у воды.
        - О господи! - Кристина прижала ладони к щекам. - Они их потом… Нет!
        - Фейри не может сделать ничего против воли разумного существа, - усмехнулся Ирн. - Нет. Мы умеем договариваться, торговаться, обманывать, соблазнять. Мы ловим вас на слово, а потом выворачиваем слова наизнанку. Мы не говорим всю правду - и вы сами придумываете себе тот обман, в который легче поверить. Так что не бойся. Тем женщинам точно понравилось.
        Кристина провела пальцами по его груди и убрала ладонь.
        Ирн вздохнул, но позволил ей это.
        Вроде бы это был намек, но он предпочел его не понять.
        - Расскажи, как ты нашла место, где я был похоронен? Как додумалась меня призвать? Даже если бы в тебе не было крови Айны, это могло закончиться чем угодно. В тех краях люди обретают слишком многое из того, о чем даже не мечтали.
        - Не знаю, - она пожала плечами, снова кутаясь в одеяло и отодвигаясь. - Просто прочитала путеводитель, там было про Стоунхендж и еще более древние захоронения. Стало любопытно. Но там больше ничего не было. Просто холмы и трава. И небо. Почему-то там такое широкое небо, просто необъятное…
        Она откинула голову на подушку, глядя в сумрачно-белый потолок, словно могла сквозь него увидеть небо Англии.
        - Хочешь вернуться туда? - Ирн качнулся вперед, обняв руками колено, взглянул на нее мерцающими золотом в полутьме глазами. - Туда, где высокая зеленая трава, заросли желтых цветов от горизонта до горизонта, синее небо, накрывающее куполом мир - и яркие звезды по ночам?
        - Там ветрено… - заворожено сказала Кристина. Она ведь знала, что никогда не вернется к Стоунхенджу. Просто эта судьба не для нее. Знала тогда. Но что сейчас?
        - Там ветрено в ноябре и жарко в июле. Там под ногами вибрируют холмы, когда под ними пляшут эльфы. Там сочные яблоки и холодные реки. В твой день рождения Дикая Охота будет зажигать факелы в твою честь и трубить в рога. А друиды высекут на одном из камней твое имя, чтобы первый солнечный луч дня зимнего солнцестояния касался именно его.
        - Я не хочу жить под землей, - передернулась Кристина. - Я устала.
        - Ты будешь жить в маленьком каменном доме, заросшем мхом. В нем всегда будет гореть огонь, а на крыше гнездиться птицы.
        - А моя дочь? - жадно спросила она его, словно верила, что он пророчит ей будущее.
        - Твоя дочь родится легко, так что ты и сама не заметишь, - ответил Ирн то ли всерьез, то ли тоже мечтая. - Я сам приму ее и одарю милостью древних королей. Ей будут поклоняться на земле, на воде, в воздухе и рядом с огнем. Весь волшебный народ будет знать, что она - дочь королевы, все будут почитать и любить ее. Ни один камень не подвернется ей под ногу, ни одна ветка не посмеет оцарапать, а огонь будет играть с ней, как теплый щенок, позволяя себя погладить. Когда она станет взрослой, к ней придут свататься самые красивые короли мира. Но она выберет все равно фейри. Потому что будет бессмертна…
        - А я?.. - спросила Кристина тихо, завороженная его голосом, выплетавшим волшебные слова.
        Ирн промолчал.
        Она ждала долго, очень долго прежде, чем решиться переспросить, а когда вновь открыла рот - оказалось, что уже настало утро, и за окном сияет солнце и по жестяному подоконнику барабанит капель от сосулек, свисающих с крыши.
        56. Кристина
        На этот раз феи не прятались.
        Пока Кристина чистила зубы, они расчесывали ей волосы и заплетали десяток косичек, увивая золотыми лентами.
        Вернувшись в палату, она увидела застеленную кровать и поверх нее - длинное зеленое платье из мягкой шерсти. Унылого халата в цветочек больше нигде не было. Разве что неделю спустя уборщица протирала подоконники тряпочкой подозрительно знакомой расцветки.
        В лаборатории, где сегодня дежурила медсестра, которая всегда очень больно брала кровь на ежедневные анализы, феи и вовсе устроили погром. Стоило Кристине вскрикнуть, когда иголка криво вошла в руку, как десяток малышек вцепился в волосе обидчице, еще две перевернули лоток с инструментами, остальные побили стекла в шкафу, и напоследок одна из фей оставила на бланке для анализов кучку цветочной пыльцы по форме очень напоминавшую кучку кое-чего другого.
        Кристина не могла не улыбнуться, сбегая оттуда, пока медсестры шатались от окон к дверям, напрочь забыв, как правильно выходить в коридор.
        В столовой вместо манной каши на ее любимом столе ждала стопка румяных блинчиков с яблочным вареньем и вкусно пахнущий кофе.
        Никто, кроме Кристины, не замечал малюток-фей, которые развлекались сегодня, как могли. Но этот аромат - аромат хорошего кофе чувствовали все. Он плыл поверх столовских запахов разогретой каши, разбавленного какао, чая, заваренного словно из тряпок - и будоражил сонное царство санатория.
        Феи не оставляли Кристину ни на минуту.
        Дергали за хвост компьютер у терапевта, и все назначения путались - девяностолетней бабульке назначали танцевальную терапию, а противному мужику с вечно недовольным лицом - курс очистительных клизм.
        На курсе пилатеса для пожилых вместо ритмичной музыки врубали «Сектор газа» и отводили глаза тренерше, которая никак не могла найти плеер, чтобы выключить «эту гадость».
        После обеда феи и вовсе взломали двери в зимний сад и уговорили Кристину поспать на травке, пока они будут расчесывать ее волосы.
        Но тут их разогнал Ирн, который снова пришел к ней то ли наяву, то ли во сне, уложил голову на свои колени и сам, собственноручно перебирал ее волосы, пока Кристина дремала.
        - Как там мама? - спросила она в полусне. - У нее все хорошо?
        - У твоей мамы сотня поклонников из самых сильных магов, которые пытаются соблазнить ее вот уже месяц кряду, - прошелестел над ее головой голос Ирна, тихий, убаюкивающий, как полуденный ветер над полем пшеницы. - Но она упорно нянчит человеческих младенцев, похищенных из колыбелей, и отказывается воспитывать из них лепреконов и брауни.
        - А Варя как?
        - Твою Варю я подумываю отправить куда-нибудь в пустыню, - звякнули колокольцы в смехе Ирна. - Там живут дикие люди, которые совершенно не верят в фейри, но уже придумали, как их ловить и потрошить. Мне это не нравится. Думаю, она им покажет, на что мы способны.
        - Когда ты заберешь меня отсюда?
        И снова Ирн промолчал, лишь проведя еще раз пальцами по ее волосам и рассыпав лиловую пыльцу, от которой она задышала размеренно и медленно, так и не дождавшись ответа.
        Перед ужином Кристину отправили на водные процедуры. Ей совсем не нравилось заходить обнаженной в обществе других женщин в длинный коридор, в котором вечно висела взвесь водяной пыли, где в одном отсеке поливали струей душа Шарко, в другом обрызгивали циркулярным и восходящим душем, в третьем укладывали желающих в ванны с солью и маслом эвкалипта.
        Вода пахла хлоркой, шлепки неловко скользили по кафельному полу, а люди вокруг только и делали, кажется, что пялились на Кристину.
        Из-за беременности ей не разрешали некоторые виды процедур, и она была очень благодарна врачам за освобождение от того, что ей казалось разновидностью старинных китайских пыток. Но все равно старалась вжаться в кафельную стену, пропуская других вперед себя и надеясь, что в этот раз ее минует ежедневное унижение.
        Вот только с феями стало гораздо веселее.
        Циркулярный душ вдруг окрасился в разные цвета и стал выстреливать длинные струи под бодрую музыку, ловко попадая ими в самых противных теток, которые всегда шептались за спиной Кристины.
        Шланг от душа Шарко вырвался из рук медсестры и стал гоняться за бодрой женщиной в теле - та визжала и носилась кругами.
        Из взбурливших ванн вырвались водяные кони… ну как - кони. Пони. Маленькие пони-келпи, которые игриво приставали к самым молодым пациенткам, поддавая под зад головами, а потом утаскивали за собой обратно в ванные, где еще долго бурлила вода и раздавались вздохи и стоны.
        Кристина давно столько не смеялась. Она уже и забыла, когда последний раз так открыто хохотала без задних мыслей. Где-то в другой жизни.
        Там, в ней, все было куда понятнее. Школа, колледж, будущий институт, мама, Варя, учителя. Глупые проблемы которые казались ей концом мира. Разве можно смеяться, когда у тебя контрольная на четверку написана? Когда на следующей неделе доклад сдавать? Когда у мамы температура? Когда у самой прыщ на щеке - красивый, вулканический. И с ним надо идти на контрольную, а потом на день рожденья к Дашке.
        Сейчас все в жизни было гораздо страшнее, тревожнее и непонятнее. Фейри, Алексей, черте во что превратившаяся Варя, беременность непонятно от кого, санаторий-тюрьма… и все же она хохотала, наконец разрешив себе это. Пусть даже над глупостями вроде бегающей от душа тетки.
        Шум воды, визг, собственный смех сливались в гулкое и чуть-чуть ватное ощущение нереальности. Кристине казалось, что она погружается на дно моря, где в отдалении звучит эхо голосов с поверхности и липнет к лицу водяная паутина.
        Густой пар поднимался от ванн, разноцветный - малиновый, желтый, голубой.
        Мир как будто чуть-чуть отдалился, оставляя ее одну среди разноцветных облаков и брызг воды.
        Кристина завертела головой, ища малюток-фейри - что они еще устроили?
        Но их не было видно.
        Никого не было видно, словно она осталась одна среди пара и воды.
        И почему-то совсем не удивилась, когда из облаков пара перед ней возник Ирн.
        Не удивилась, но все равно быстро закрылась ладонями, пряча от него то, что он и без того видел, но…
        Сам он был обнажен, и Кристина жадно поедала глазами его гибкое стройное тело. Бледное - но благородной бледностью, словно он был изваянной из каррарского мрамора статуей авторства Микеланджело или Родена. А скорее не ими, а теми, у кого они учились ваять - в снах, которые забывали наутро.
        Шрамов, которые она видела раньше на его коже, больше не было.
        Он казался совершенным.
        Прочерченные мышцы груди и живота, стройные ноги, длинные пальцы, прямой нос - она любовалась им, не прислушиваясь к внутреннему голосу, который взывал к ее стыду.
        Разве стыд - смотреть на статуи в музее?
        - Ты красивый, - сказала она неожиданно для самой себя. Но это ведь опять сон? Во сне можно многое.
        Он ничего не ответил. Только подошел к ней совсем близко. Можно было не смотреть вниз, где его красота античной статуи разбавлялась отнюдь не античным размером и положением члена. Хотя почему-то ей показалось, что если бы статуи были с эрекцией, это выглядело бы еще красивее.
        Ей захотелось потрогать его.
        Ирн сам взял ее руки. Одну - открывая маленькую еще девичью грудь, которая скоро изменится, набухнет в ожидании. Вторую - убирая от низа живота и втягивая трепещущими ноздрями пряный запах женщины.
        Положил их себе на грудь. К сердцу.
        Его взгляд - самого совершенного создания в мире - искрился таким восхищением, когда он смотрел на нее, что Кристина резко вдохнула и не хотела выдыхать. Хотелось плакать от этого ощущения какой-то невероятной любви и радости, которую она обретала рядом с ним.
        - Я ведь замужем, - прозвучало это глуповато. Но ведь правда?
        - Ты отдала мне сердце, ослушавшись своего мужа. Значит - это уже неважно.
        - Я верю в бога. В нашего, христианского бога, а ты…
        - Был до него и буду после. Он на тебя не обидится.
        - Если я… С тобой… - Кристина чувствовала волну тепла, приливающую к коже и не могла произнести то, что рвалось с языка. - Это буду уже не я.
        - Наоборот. Это будешь как раз ты.
        В ответ она сама привстала на цыпочки, потому что он не склонялся перед ней, и коснулась губ.
        И мгновенно, еще до того, как она разорвала поцелуй, ей захотелось еще.
        Привыкание с первого же прикосновения. С первого жеста, с первой мысли о том, что ей - можно.
        - Как я хочу любить тебя, - сказал он с такой жаждой и силой, что у Кристины в ушах зазвенело от прилившей к лицу крови. - Любить неистово, забирать всю. Жестко, мягко, сладко, больно. У меня трясутся руки, посмотри!
        Он протянул ей пальцы. Они и правда мелко подрагивали.
        - Я воин, но у меня трясутся руки! Когда я думаю о том, как войду в тебя, как ты закричишь, какая ты будешь горячая и мягкая, а я буду твердым как меч, и как я не смогу остановиться и буду пить тебя пить. Пить. Пить. В надежде, что в тебе все-таки осталась…
        …Айна.
        Кристина закрыла глаза и потерлась о его поднятую руку. Как кошка. Как брошенная кошка, которую слишком долго никто не ласкал.
        - Я боюсь тебя, - сказала она. - Боюсь, что мне будет больно, когда ты сделаешь со мной то, что нужно тебе. Что ты обманываешь меня и поворачиваешь мои слова против меня. Боюсь.
        Он застонал, опускаясь перед ней на колени и касаясь губами ее живота.
        Обнял руками и застыл так на несколько секунд.
        А потом рассыпался водяной пылью.
        57. Ирн
        Мир болен.
        Он расколот на части.
        В мире идет война.
        Растения разрушают здания, но разрушенные - они отравляют растения.
        Распадается на куски фабрика и из ее недр в реку вытекает ядовитая жижа.
        Взрывается электростанция - и погибает все живое.
        На каждую победу - одно поражение.
        Когда-нибудь природа переварит это все… Или нет.
        Потому что Ирн чувствует, что внутри планеты что-то зреет. Что-то нехорошее.
        Все больше мест, вокруг которых искажаются и рвутся золотые струны магии.
        Белых пятен, пространств, куда не может проникнуть ничто живое.
        И они связываются между собой.
        Кажется, король техномира решил дать ему отпор.
        Нельзя оставлять в живых своих врагов.
        Но слабые боятся добивать их.
        А глупцы оставляют в живых, чтобы было нескучно жить.
        Если твой враг преступил тебе дорогу - уничтожь его, а потом уничтожь даже память о нем.
        Ирн скучает.
        Большую часть дня он слоняется по сумрачным коридорам своей резиденции под холмами. Может быть, к весне в этих холодных краях и проснутся нежные первоцветы, зазеленеет трава и начнут болтать говорливые ручьи. Сейчас здесь земля была твердой как камень и покрытой ледяной коркой.
        В промерзших покоях, где иней на стенах выстраивается узорами, а ручьи тихо бормочут под коркой льда, нет той атмосферы легкости и радости, что так нравилась ему раньше в чертогах фейри.
        Феи собираются кучками и греются друг о друга, Бард спит или сидит в углу, сверкая зеленью глаз и тихонько что-то подбирая на гитаре.
        Темные ши выходят на улицы, чтобы собирать дань человеческой крови или приводить в свои ряды новых людей - из тех, кто не испугался их.
        Никто не танцует, даже когда Бард начинает играть прозрачно-хрустальные мелодии с оттенком тоски или пытается приспособить джигу под местные традиции.
        Никто не любит друг друга - в воздухе звенит тревога, в воздухе звенит война.
        Да и что толку от их сладких игр, если король не принимает в них участия? Смотрит задумчиво и уходит бродить по заснеженным полям, легко ступая по насту, не проламывая его, даже не приминая снега.
        Иногда он смотрит через окна, как спит Кристина, как ходит по светлым коридорам - потерянная и испуганная.
        Он бы давно забрал ее себе. С кровью Айны в венах или без - все равно бы забрал.
        Сильную, смелую и трепетную. Раз его сердце хочет ее - он заберет.
        Но тогда ему придется готовиться к войне - страшной и долгой.
        Ирн знает, что рано или поздно Алексей придет за Кристиной. И тогда не нужно будет разыскивать его по бункерам, где не действует эльфийская магия, выкуривать оттуда и принуждать к честному бою.
        Он придет сам, чтобы забрать жену с собой - и тогда Ирн последует за ним, последует по запаху, по вкусу, по той связи, что становится все крепче между ним и Кристиной.
        Осталось только дождаться.
        В очередном ее сне Ирн взял Кристину за руку и вывел из девятиэтажки, где она бегала от квартиры к квартире, судорожно шепча «Где девяносто шестая? Никак не могу найти девяносто шестую! Тут только тринадцатая!»
        В ее кошмаре с потолка свисали неопрятные нити темной паутины, лестницы то пропадали, то менялись местами, а лифт ездил туда-сюда, грохоча дверями и выплевывая помятых мужчин в серых плащах и с дипломатами на каждом этаже.
        Снаружи дом оказался поросшим сизым мхом. Стекла были разбиты и сквозь проемы окон было видно, что внутри хозяйничают толстые корни деревьев.
        Кристина оглядывалась назад и отказывалась идти.
        Тогда Ирну пришлось силком развернуть ее к себе, запустить пальцы в волосы, незаметно насыщая их лавандовым ароматом, прижать к себе и коснуться губ - а потом закружить в танце под влившуюся в ее сон музыку и вихрь розовых лепестков яблонь, обрушившийся на них.
        Кристина и ахнуть не успела, как плеснуло, закручиваясь вокруг ног, белое платье, засверкала на голове хрустальная корона, а каблуки выбили серебряные искры из мраморного пола главного бального зала королевства фейри.
        - Это - Благой Двор, - обвел Ирн рукой сияющие чертоги. Все в них будто состояло из живого света - лестницы, колонны, грандиозный трон. По зеркальному белому полу скользили в танцы пары. Все гости были лишь в золоте и белом. Как Кристина. Как Ирн - на нем был мундир со стоячим воротником и сияющими пуговицами, золотые кюлоты, сапоги на каблуках, делающие его еще выше. Волосы собраны в высокий хвост закрепленный золотой заколкой.
        - Красиво… - прошептала Кристина. Она подняла голову чтобы полюбоваться многоуровневой люстрой и ахнула - так вот почему ей казалось, что музыка звучит прямо над ней! Музыканты устроились вокруг светящихся хрустальных фиалов, парящих в воздухе и играли, удерживая инструменты в воздухе магией. Прозрачные крылья напряженно трепетали за их спинами, но зато для танцующих был свободен весь зал.
        - Это - Королева Благого Двора, - кивнул Ирн на эльфийку в белом с серебристыми рогами, всходящую на трон.
        - Это Айна? - спросила Кристина, жадно вглядываясь в нее.
        - Нет, это Королева-Лань. Моя Айна принадлежала Неблагому двору.
        Кристина тут же потеряла интерес к королеве.
        Ирн усмехнулся.
        - Чем отличаются Благой и Неблагой дворы? И в котором из них правил ты?
        - Я правил над ними всеми, - ответил Ирн просто. - Благой - это порядок, Неблагой - хаос. Я вышел из Неблагого, объединив оба, но оставил разделение для балов и войн, чтобы было нескучно. Хочешь посмотреть на бал в Неблагом?
        - Покажи мне Айну.
        Он вздохнул - и ветер с шелестом пролетел над деревьями, окружавшими бальный зал. Серебристо-зеленые листья тополей посыпались дождем, устилая зеркальные полы. Сгустился плотный серый туман, оседая на гостей и стирая их из реальности, как с картинки. Растаяла, смолкла музыка, сменившись шелестом ветвей и перекликиванием птиц. Зажурчали где-то ручьи и оттуда, где только что возвышался трон, а теперь осталась лишь россыпь камней, вышла смуглая, с оливковой кожей… старуха с длинными седыми лохмами и в рваном тряпье вместо одежды.
        Она опустилась на колени и принялась шарить во мху, доставая по одной ярко-красные ягоды клюквы.
        Кристина в шоке обернулась к Ирну, и он улыбнулся:
        - Такой я увидел ее впервые.
        Он искал в себе боль, которую должна была вызывать Айна в сердце, но не находил.
        Воспоминания были светлыми.
        Вот она обнаженная, купается в водопаде, и черные с седыми прядями волосы плавают в воде как водоросли.
        Вот она оборачивается восемнадцатилетней красоткой, чтобы назло Ирну затащить молодцеватого парня с рыжей гривой волос на верхушку стога сена, седлает его там и ее крики разносятся по всему полю.
        А Ирн смотрит на это, стискивая рукоять меча и обещает, что этот стог еще долго будет сохнуть от крови.
        Вот она направляется на бал Неблагого двора в честь Самайна, и платье ее - разноцветные, большей частью алые, кленовые листья, а в черных волосах хвостом лисы мелькает рыжина.
        Он догоняет ее и идет рядом - в короне из ольхи и плаще из заката. Она едва заметно улыбается - она знала, знала, как одеться, чтобы порадовать его.
        Вот они танцуют смертную джигу спиной к спине - у каждого по два меча и на них наседают острозубые ши, лучшие бойцы Неблагого двора и лесные эльфы - лучшие Благого. Но они вдвоем против всего мира. Ирн помнит, как пело его сердце в тот момент. Пело от счастья.
        И как оборвалась его песнь, когда он нашел Айну на болоте. Мертвую. Оставленную ими специально, чтобы заманить его в ловушку. Пока он оплакивал ее, сгущались сумерки.
        И только с первой вспышкой молнии он вскочил, вытаскивая меч - но опоздал.
        Уже не болит.
        Ирн лишь отмечает, хладнокровно наблюдая за битвой, что вот здесь пропустил удар, а здесь мог бы провести прием чище.
        Только крепче прижимает к себе Кристину, которая вскрикивает и прячет лицо у него на груди, когда на импровизированной сцене призрачный Киндеирн падает с дырой в груди и пустым взглядом на прелую листву.
        Ирн развеял жестом туман и вывел Кристину на солнечный холм. Вокруг вставали рыжие сосны, ловящие верхушками закатные лучи солнца, плыл запах смолы и давленой на солнце земляники.
        Она плакала.
        По-настоящему плакала, размазывая слезы по щекам.
        Ирн позвал ягоды, и те вкатились ему на ладонь. Протянул ей, но Кристина лишь качнула головой.
        - Попробуй. Это земляника из страны фейри, людям она приносит счастливые воспоминания и любовь.
        - Мне не нужна любовь, - снова качнула она головой. - Не хочу никакой любви. Она отвратительна.
        Ирн взял тонкими пальцами ягоду и поднес к ее губам. Мазнул красным по нижней, рассмеялся, когда она облизнула сок, и глаза ее расширились. Вкус земляники фейри не забудет ни один попробовавший ее смертный.
        - Нет, без рук, - сказал он, и длинные плети травы оплели запястья Кристины. - Будешь наказана за недоверие. Губами.
        Она потянулась, забирая губами ягоду с его ладони, и тут-то его сердце зашлось нежностью, словно запоздало просыпаясь.
        Трава тут же расплелась, Ирн привлек к себе Кристину и выдохнул в ее волосы тепло и спокойствие.
        - Не плачь, - сказал он. - Не бойся. Все это закончилось задолго до твоего рождения.
        - А с моим рождением началось опять…
        Ирн слушал, как она, сбиваясь, пересказывала то, что узнала от Алексея и задумчиво вплетал в ее волосы невидимые ленты силы и уверенности. Спокойствия и тепла. Доверия и согласия. Чтобы ей было легче. Маленькой смертной женщине, попавшей в жернова войны между старым и новым порядком. Пусть продержится. А потом он подарит ей все, что только может подарить фейри человеку.
        Смертные часто искали пути в страну фей. Но находили очень немногие.
        Только те, кого фейри заманивали сами. И те, кто иначе не мог существовать.
        Они придумывали себе дорогу, и желание их было так велико, что дорога приводила их туда, куда они хотели. Не всегда их судьба была счастливой. Люди - всего лишь игрушки для волшебного народа. Но они были счастливы умереть в стране мечты. Это лучше, чем умереть все равно - только так и не увидев чудес.
        На холм незаметно спустились густые синие сумерки, засияли звезды над головой и зажглись болотные огоньки в траве, освещая мерцающим светом их двоих.
        - Мне пора возвращаться? - спросила Кристина с тоской. - Это ведь сон? Скоро я проснусь?
        - Это сон, но сон о волшебной стране, - мягко сказал Ирн. - У нас свои отношения со временем. Здесь нет никаких законов, потому что законы придумывают люди. Отдохни. Успокойся. Расслабься…
        Кристина судорожно выдохнула, когда его пальцы пробежались по ее лицу, едва касаясь кожи и оставляя сияющие золотом следы.
        - …люби.
        58. Кристина
        Его поцелуй наполнил ее магией.
        Знакомой теплой и щедрой магией Сердца, которое теперь билось в его груди, и его сила переливалась через край - касанием губ Ирна.
        Если бы Кристину спросили, она бы твердо ответила, что не хочет больше никаких мужчин в своей жизни. Ни человеческих, ни волшебных.
        Но когда сила лилась в нее с прохладных губ, она вообще об этом не думала, наполненная светом. Таким мощным и ярким, какого она еще не встречала в своей жизни.
        Прикосновения пальцев были нежными, такими нежными, что хотелось закрыть глаза и чувствовать только их. Словно облако вишневых лепестков окутывало ее, лаская кожу.
        Когда-то давно, в далеком, оставшемся на другом краю пропасти детстве, Кристина мечтала о поцелуях с тем, кого полюбит по-настоящему и выйдет за него замуж. Алексей вывернул наизнанку ее мечту, разорвал ее в клочья, показав кровавую и страшную сердцевину, наполненную ненавистью.
        Она больше не думала о любви.
        Но Ирн и не предлагал ей любовь. Он предлагал ей магию, силу, нежность - но не любовь. Она бы сказала «нет» любви. Но не могла отказаться от все более глубоких поцелуев, втягивающих ее в такой головокружительный свет, что она сама тянулась за ними. Обвивала руками его шею и прижималась сильнее.
        Ее кожа стонала от счастья, когда он проводил по ней мягкими подушечками пальцев, лишь едва касаясь. Платье расходилось на нитки под его руками, открывая ее тело ласкам, но Кристина даже не замечала этого.
        Лишь когда Ирн накрыл ладонью ее грудь, она вздрогнула и спросила тихо:
        - Ты не сделаешь мне больно?
        Его глаза полыхнули яростной зеленью.
        - Любовь - это радость. Кто посмел лишить тебя ее?
        Ей не нужно было произносить его имени.
        Ирн сузил глаза. Его руки чуть сильнее сжали ее, но тут же вновь стали нежными.
        - Я боюсь, - сказала она, кусая губы и опуская глаза в пол.
        - Тогда…
        Он отвел руки, выпуская ее.
        Позволяя ей отступить и больше не касаться его тела.
        И тут же стало мучительно обидно и жалко, что она лишилась его прикосновений.
        Кристина подняла глаза на Ирна, глядящего на нее с легкой полуулыбкой на тонких губах. Он никуда не уходил. Он не бросал ее. Он был тут, рядом - просто…
        Она сама взяла его руку в свои. Такую красивую - с длинными белыми пальцами, умеющими держать меч и ласкать одинаково умело.
        Сама положила ее на свое горло, отдавая ему власть.
        Но Ирн покачал головой.
        Молча.
        Он откинулся в густую траву, маня ее за собой, и Кристина прильнула к его груди, касаясь щекой того места, где слышен был стук сердца.
        - Мне не нужно уходить, если я просто хочу… побыть еще с тобой? - спросила она, потому что не могла без слов, пока не доверяла тому, что чувствовала почти так же ясно, как если бы это было сказано словами.
        - Ты можешь провести здесь хоть целую вечность.
        В свете болотных огоньков его шелковые волосы переливались как ручей под звездами, сплетаясь с густой травой.
        Он был такой красивый. Нечеловечески.
        Твердая грудь - но она помнила страшный шрам на ней.
        Сильные руки - но она помнила, как с них лохмотьями сползала кожа.
        Гладкий живот - но она чувствовала, что он уязвим. Уязвим и силен одновременно. Это завораживало в нем. Нежность и ярость, жестокость и доверие, красота и равнодушие.
        Она коснулась губами его плеча, и Ирн прикрыл глаза.
        - Сделай так еще, - попросил он.
        Она коснулась губами острой ключицы. Провела по ней, чувствуя, как гладкая кожа скользит под ее лаской. И впервые в жизни познавая, что ласкать бывает приятнее, чем быть ласкаемой.
        - Ночь будет длиться вечно, - сказал Ирн, и Кристина поймала его слова, коснувшись губами горла. Там бился пульс и ловить его языком было сладостно и интересно.
        - Зачем тебе платье? - сказал он, проводя руками по ее телу, и лохмотья, все еще укрывавшие его, осыпались лепестками на траву.
        Кристина ахнула и заслонила обнажившуюся грудь.
        Но Ирн просто смотрел на нее, ничего больше не делая.
        Смотрел - и ей казалось, что он видит все, что скрывают ее ладони.
        - Зачем тебе стыд? - спросил он. - Кто тебя накажет?
        - Бог.
        - Он не узнает.
        - Муж.
        - Он не успеет.
        - Я.
        - Я тебе не дам.
        Он отвел ее руку от груди, поднес к губам и поцеловал каждую костяшку пальца, а потом коснулся губами серединки ладони. А потом вторую, открывая своему взору розовые соски, собравшиеся в твердые горошины.
        Его ладонь легла ей на живот, сдвинулась ниже - и Кристина снова вздрогнула и прикрылась, пряча от него сокровище.
        - Ты играешь со мной! - возмутилась она, когда он снова потянул ее руку к себе.
        - Это ты играешь со мной, - тихо отозвался Ирн, и улыбка тронула тонкие губы. - Мне нравится. Со мной давно никто не играл. Продолжай.
        - Я не знаю, что дальше, - шепотом призналась она.
        - Хочешь, покажу?
        Она только кивнула.
        Ирн обнял ее и перевернул, опрокидывая в густую ночную траву, навис сверху.
        Светлые волосы скользнули по коже, пощекотали соски. Прохлада губ скользнула по ним, язык коснулся самой вершины, и ей показалось, что внутри нее снова запели золотые струны.
        Каждый его поцелуй наполнял ее счастьем.
        Каждый поцелуй, что спускался все ниже и ниже.
        Пока он не коснулся живота.
        Заныло внизу, вспоминая жестокую боль первой брачной ночи. Кристина окаменела, боясь возразить, но Ирн заметил и нахмурился.
        - Закрой глаза, - сказал он.
        Она мотнула головой, глядя на него испуганно и недоверчиво.
        Ирн запрокинул голову, усмехнулся и… рассыпался на бело розовые лепестки, вихрем закружившиеся над ее обнаженным телом.
        Кристина ловила их, но они ускользали от ее рук, только скользили по коже, нежно щекоча и касаясь так, что кожа начинала ныть, требуя еще.
        - Ирн…
        Шепот в ухо:
        - Никого нет. Есть только ты.
        Только она и вихрь лепестков - нежнее шелка, мягче бархата, терпеливее рассвета.
        Они скользили по ее соскам, заставляя их напрягаться, они ласкали ее живот, от чего внутри все теплело и наливалось тяжесть, они тугим ветром обнимали ее бедра - но едва она пыталась поймать ускользающее ощущение, назвать его, как оно снова менялось.
        Кристина ждала касаний в одном месте, а он обнимал ее в другом.
        Сердце билось все чаще, она дышала глубоко и резко, чувствуя все острее даже самое легкое касание - и уже жалея, что вместо его поцелуев получает лишь призрачную ласку.
        - Стань… другим, - попросила она.
        - Кем? - шепнул ей голос, и она ощутила как по ее телу скользнул шелковый мех, будто о нее потерся огромный горячий зверь.
        - Собой.
        - Это я.
        И вместо меха по коже разлилось, словно солнце пригрело ее живот, грудь, зайчиком проскакало по коленке и нырнуло между ног.
        - И это я.
        Брызнули яркие искры, жаля ее тело, но каждый укус был маленькой вспышкой острой радости и удовольствия.
        - И это тоже я…
        Промурлыкал он бархатно, щекочуще, так что внутри все сжалось…
        Тяжелое тело прижало ее к земле, наконец насыщая раздразненную кожу прикосновениями.
        А внутрь скользнуло горячее и упругое.
        Кристина застонала, обхватывая Ирна руками и ногами, зарываясь пальцами в шелк волос и наконец жадно целуя, истомленная его игрой.
        Томящаяся по сладости его вкуса.
        Ноющая боль внизу живота сменилась густым теплом, раскрывающимся как цветок в духоте тропической ночи.
        Стало очень-очень горячо и сладко, а еще…
        Она узнала это ощущение. Близкое к экстазу дрожащее томление, которое накрывало ее, когда она стояла на коленях в церкви и ждала милости бога.
        Иногда ей казалось, что он вот-вот снизойдет к ней и откроет секреты, она ждала этого, жаждала, хотела всей душой. Те предвкушение и открытость были так похожи на то, что она сейчас ощущала…
        Только ярче и более плотски.
        Словно все ее тело было как молитва.
        И на нее наконец ответили.

* * *
        - Итак, Кристина. Что вас беспокоит?
        - Ничего.
        - Не бойтесь, вы можете довериться мне.
        После эндокринологов, урологов, офтальмологов и прочих узких специалистов, включая почему-то даже гомеопата, дошла очередь до приема у психолога.
        Кристина с утра ходила, как в тумане. Мягкое шерстяное платье нежно касалось ее кожи, напоминая о ласках Ирна.
        Надеть подарок фей было блаженством после того, как она проснулась на грубых санаторный простынях, раздражающих кожу. Она попробовала смыть это ощущение в душе, но теплые струи пахнущей железом воды только бесили.
        На завтрак она смогла съесть лишь одну дольку апельсина - и попросила фей заморочить голову соглядатаев.
        В направление к врачу она даже толком не всматривалась - запомнила кабинет и пришла в назначенное время. И очень удивилась разговору.
        Заглянула в бумажку - психолог. Аааа… Тогда все ясно.
        - Да мне не о чем говорить особо, - пожала Кристина плечами, стараясь не встречаться с психологом взглядом. Она вертела головой, осматривая крошечную комнатку, не в пример хорошо оснащенным кабинетам других узких специалистов. Сразу видно, к кому тут как относятся.
        Ученическая парта, морально устаревший компьютер на ней, ваза с сухоцветами и картина на стене, изображающая уходящую в темный лес Красную Шапочку.
        От молодой женщины в белом халате слишком сильно пахло духами. Цветочный аромат, который в другой день показался бы Кристине приятным, но сегодня она слишком остро чувствовала химический привкус в нем.
        Феечки тоже поморщились и слились через дверную скважину.
        - Каков ваш распорядок дня? Менялось ли в нем что-то в последнее время? - продолжала пытать ее вопросами психолог.
        - Обычный, как у всех здесь. Все изменилось.
        - Кристина, вы не раскрываетесь мне!
        - Вы чужой человек.
        - Поэтому мне можно все рассказать. Знаете, что такое «эффект попутчика», Кристина?
        - Нет, я тупая.
        - Ну зачем вы так… - мягко пожурила ее женщина. - Мне придется написать, что вы не идете на контакт, это нехорошо.
        - Вы верите в бога? - спросила Кристина, прямо взглянув той в лицо.
        Глаза за стеклами очков расширились.
        - А вы? - тут же сориентировалась психолог.
        - Я раньше верила. До тех пор, пока мой муж перед богом и людьми не изнасиловал меня в извращенной форме. Пока он не убил мою подругу и не сделал так, что моя мать заболела. Пока не выяснилось, что он хочет превратить весь мир в сеть бункеров и запереть в них тех, кто ему полезен. А остальные… не знаю. Как повезет.
        Психолог выслушала это, почти удержав лицо. Опытная. Профессиональная. Лишь пометила что-то в своем блокноте.
        - Именно это отвернуло вас от пути к богу? - уточнила она. - Не было влияния других людей?
        - Людей - нет, - не соврала Кристина.
        Потому что Ирн не человек.
        - Вы сами решили отказаться от веры? Но почему?
        - Если бог есть и создал этого человека, то я не хочу иметь с ним ничего общего!
        - Знаете, что такое «божественный план», Кристина?
        - Откуда бы мне… - пробормотала Кристина, которая была отличницей не только в обычной школе, но и лучшей - в воскресной. - Мой бог не допустил бы такого, а в другого я верить не хочу.
        - Бог для всех един.
        - Тогда не буду верить ни в какого.
        - Это ваш запрос на терапию? - деловито спросила психолог, снова строча в блокноте.
        - Это моя жалоба. Так и передайте своему хозяину.
        Кристина встала и вышла из кабинета, не слушая, что та продолжала ей говорить.
        Хотелось на свежий воздух, но это было невозможно.
        Хотелось к Ирну и в мир фей, но она не знала, как туда попасть. Он не успел рассказать ей об этом.
        Оставался только запертый зимний сад, но с замками ей помогут феи…
        - А я тебя ищу! - услышала она за спиной самый отвратительный голос в мире. - Привет, дорогая!
        И раньше чем успела дернуться, Алексей привлек ее к себе и впился губами, жестко прикусывая губы, одной рукой удерживая ее рядом, а другой сжимая ягодицу так сильно, что наверняка останутся синяки.
        Кристина оттолкнула его, демонстративно вытирая рот, но Алексей только усмехнулся:
        - Надеюсь, ты соскучилась по мне.
        - Что тебе надо?
        - А ты не скучала? Как жаль. Ты мне нужна, Кристина. Я построил новое сердце для нашего мира. Но без тебя оно не заработает.
        59. Ирн
        Вдох - аромат земляники и кожи Кристины - выдох - запах земли и влаги - вдох - медовый аромат тающего прошлого - выдох - запах тревоги и близкой беды - вдох - вонь железа и гари - вдох - вдох - вдох…
        Удар.
        Вдох.
        Вдох.
        Вдох.
        Сквозь режущую боль в сердце, сквозь в клочья рвущиеся легкие.
        Что ж ты такое, Алексей, откуда ты взял эту мощь, почему натянутые золотые струны мира стонут и лопаются от напряжения, хлещут оборванными концами неудачно подвернувшихся мелких фейри, разрывая их на куски!
        Звон по всему миру.
        Звон, стон, крик.
        Ломаются магические пути, перекраиваются, изгибаются, треща от напряжения невидимые глазу столбы и перекрытия, держащие мир золотым светом.
        Все, что не сгнило, не рассыпалось трухой, пока был мертв истинный король, и мир завоевывал новый - теперь трещит и лопается, не выдерживая напряжения.
        Но Ирн чувствует только одно.
        Кроме раздирающей боли в сердце.
        Только одно.
        Что нить, связывающая его с Кристиной, разорвана.
        Это почти так же больно, как чувствовать, что его сердце наживую вырезают из груди.
        Почти.
        Больнее.
        Надо отдать должное цветочным феям - хоть мозгов у них не больше, чем в ромашке, они сразу сообразили, что надо мчаться к нему и пищать, что за Кристиной пришел ее муж, усадил в бронированный автомобиль, куда они не смогли проникнуть, и увез подземным тоннелем - его тоже перекрыли метровой толщины гермодверью, за которую феям было не просочиться.
        Ирн закрыл глаза.
        Его враг оказался хитрее. Умнее. Лучше осведомленным.
        Места, куда не проникала магия, были всего лишь подготовкой к атаке. Спящими ловушками, которые схлопнулись, едва одна маленькая смертная женщина попала внутрь. Ни золотого света, ни нитей, ведущих к ней.
        Будь он человеком, сейчас в его душе бурлила бы злость, боль и стыд за допущенную ошибку. Но он был фейри - и ледяная ярость лишь делала его опаснее.
        Под его взглядом раскалывался лед, толстым слоем брони закрывавший стены пещеры, и иссыхал тысячелетний мох.
        Он просчитался.
        Но еще не проиграл.
        Потому что здесь и сейчас, стоя с закрытыми глазами посреди пещеры, так и не превратившейся в чертоги для местных фейри, он услышал…
        Плач.
        И он точно знал, куда идти, чтобы утешить.
        Ирн не стал брать с собой армию.
        Он сам был армией.
        Он и его ярость.
        Он и его жажда крови.
        Он шел на зов, звучащий все тише, и даже дикие фейри, охотившиеся по всему миру на людей, боялись приближаться к нему.
        Асфальтовые дороги, трехъярусные эстакады, бетонные лестницы, ведущие под землю, тоннели метро, расходящиеся темными тропами.
        Он шел - и за ним тянулся кровавый след.
        Бледные пальцы шевелились сами собой, словно хозяин не был над ними властен. Словно паук-умертвие перебирал лапками - и все, кто хотя бы задумывался о том, чтобы остановить Киндеирна, разлетались в кровавую пыль под его ногами.
        Он шел - и за ним ползло черное марево, пожирая остатки мира.
        И асфальтовые дороги, и трехъярусные эстакады, и бетонные лестницы, и тоннели метро.
        Бетонный мир превращался в выжженный.
        Узкие ступни касались шершавого пола - и все, кто прятался от Ирна, нутром чуя, что от этого стройного парня в одних белых штанах, спустившегося в метро, добра не жди - все они мгновенно превращались в пепел.
        Он не привык оставлять за спиной врагов.
        Лабиринты тоннелей вели его сами, послушно изгибаясь и подставляя свои развилки, словно самые похотливые эльфийки после жарких танцев в ночь празднования Литы. Земля сама стряхивала с себя узкие одеяния из холодного железа и электричества, ложилась перед своим королем, показывая путь.
        Золотые струны жалобно звенели, растянутые до предела - Ирн уходил в те края, где магия изначального мира больше не работала. Сердце билось ровно и сильно, насыщая артерии реальности кровью волшебства. С запасом, на случай, если Король проиграет.
        Но как он может проиграть?
        Это все равно что перестанет существовать сама природа.
        Но она не перестанет. Изменится, извратится, приспособится - но совсем умереть? Это невозможно.
        Правда ведь?
        Вдох - темнота тоннелей пахнет могилой, укрывшей его на десять тысяч лет.
        Выдох - плач становится безнадежным.
        Был бы рядом Бард, он нашел бы слова, чтобы объяснить, почему Ирн слышит плач Кристины, хоть и не чувствует связи с ее сердцем.
        Барда нет.
        Вдох.
        Никого нет.
        Выдох.
        Ирн срывается на бег.
        Скользит бледной тенью по тоннелям, не все их которых были прорыты людьми.
        Он чувствует здесь застарелую, как впитавшийся в шторы табачный дым, магию древних фейри. Они были здесь задолго до людей и ушли до того, как они появились.
        Ушли, оставив свое наследие, и Ирн уже догадывается, куда выведет его зов.
        Его ведет уже не только тяга к Кристине. Он уже понимает, что цель его там - где магия слабее всего.
        И это плохая новость.
        Другая новость еще хуже.
        Только человек не узнал бы эти характерные арки, лабиринты коридоров и спусков к…
        Бункеру? Многослойному пирогу из бетона, стали, и свинца, который люди мнят лучшим из своих защитных сооружений?
        Или к парадному залу в форме бриллианта - бывшему обиталищу Черных Ши?
        Его любимых врагов, когда-то давно, еще до встречи с Айной, до того, как он стал Королем, вынудивших его превратиться из мага в воина. Потому что их любимой забавой было выворачивать его магию наизнанку, вынуждая причинять вред себе самому - вместо тех, кому он адресовал свои заклятья.
        Можно сказать, это были его друзья детства.
        Жестокие, как все маленькие фейри. Лучше им не попадаться на глаза, если не хочешь доживать свою вечность одноглазым или с обломанными рогами. Фейри-малыши слишком сильны, чтобы контролировать свою магию.
        Черные Ши обожали ловить Киндеирна в хитрые западни, заманивать в свои обиталища и вынуждать драться на мечах. Им было забавно видеть, как любая его попытка связать их травой, ослепить солнцем, прожечь насквозь огнем или хотя бы запутать, чтобы сбежать, оборачивается тем, что солнце, трава и огонь начинают охотиться на самого Киндеирна.
        Только физическая сила и оружие, сделанное своими руками помогали против них. Ну еще редкие-редкие заклятья, которые забирают силу самого мага, чтобы исполниться. Фейри не любили такие вещи, оставляя каннибальские ритуалы людям - их не жалко.
        Именно Черные Ши организовали ту ловушку, в которую он попал перед тем, как у него вырезали сердце. Именно Черные Ши вырезали у него сердце в одном из своих залов.
        Не в этом.
        Но у Ирна появилось нехорошее предчувствие.
        - Не думал, что ты меня найдешь. Но это будет даже красиво. Король умер, да здравствует Король!
        Распахнувшиеся двери Ирна не удивили.
        Черные Ши любили приглашать в гости.
        И не любили отпускать.
        Вот Алексея, который явно рассчитывал на хорошую охрану и бронированную дверь толще, чем в Форт-Ноксе, действительно удивило то, как легко Кровавый Король преодолел серьезную преграду.
        Он вздрогнул, оборачиваясь ко входу и заслоняя собой привязанную к алтарному камню Кристину, как нашкодивший мальчишка пытается спрятать сломанную игрушку.
        Но тут же овладел собой и с усмешкой поклонился, жестом приглашая Ирна проходить.
        Он был вообще чересчур веселый, как будто еще немного - и начнет подпрыгивать. То закатывая рукава рубашки, то раскатывая обратно, он, подхихикивая спросил:
        - Ты не будешь надевать свою корону? Ничего, если я попрошу тебя это сделать? Она потом на меня налезет? Если нет, то ничего, я придумаю что-нибудь свое, но было бы неплохо. Видос сниму, как она падает с твоей головы, катится, а я останавливаю ее ногой, поднимаю и надеваю на себя.
        Ирн не вслушивался.
        Сощуренными глазами он обводил зал, подмечая каждую мелочь.
        Алтарный камень стоял на месте, где принято располагать трон. Но к Черным Ши нечасто заглядывали королевские особы, поэтому они предпочитали проводить обряды на этом месте. Места, где сходится вся сила магического узла.
        На камне лежала Кристина - ее волосы свешивались густой волной, как у водяной девы. Она была жива, он чувствовал это. Но несколько стальных журавлей, поблескивающих шарнирами, целились острыми клювами прямо в ее сердце.
        Все остальное пространство зала было уставлено сложными аппаратами, перемигивающимися лампочками, а в самом центре, под тем местом, откуда обычно спускалась люстра из горного хрусталя, змеей, кусающей себя за хвост, свернулась медная спираль, даже от взгляда на которую у Ирна становилось кисло во рту. Выглядела она безобидно, но его интуиция никогда не лгала - лучше бы там было холодное железо, текущая вода и то излучение, которым пытал его Алексей. Эта дрянь ощущалась много опаснее.
        Прежде залы Черных Ши были враждебны для Ирна, но потом он вырос, обрел силу и стал побеждать их на своем поле. Проиграв лишь однажды. Сейчас зал был заполнен всем тем, на чем он не имел власти. Куда хуже, чем магия Черных Ши.
        Что-то его беспокоило. Что-то казалось смутно знакомым, и он медлил, раздумывая, какое оружие выбрать для атаки. Вроде бы все совсем просто - убить Алексея, забрать Кристину, уйти и обрушить всю массу земли на этот зал, похоронив его навеки - или на десять тысяч лет, как был похоронен он. Но…
        - Не узнаешь тут ничего? - Алексей прошелся по залу, пританцовывая на каждом шагу, и махнул головой на потолок над алтарным камнем.
        Ирн медленно перевел взгляд - и тьма накрыла его запахом сырой земли, крови и ненависти.
        Этот знак. Рисунок над головой. Светящийся то раскаленным золотом, то угасающей тьмой. Он видел его, когда его сердце вырезали из груди. Он видел его, когда чувствовал, что пустота внутри наливается черной кровью. Он видел его еще долго - под закрытыми веками, светящимся долго, очень долго, тысячи лет - пока сознание не растаяло в душной тьме его могилы.
        - Нашли эту технологию в пирамидах инков. Они ее использовали для своих темных делишек, кое-что даже получалось. Понятно, что она ваша, поганая, - Алексей скривился. - Небось для тебя и придумали, когда твое сердце превращали в реактор. Ну, мы тоже не лыком шиты! Подшаманили чуток, теперь еще лучше будет работать!
        Он подошел к лежащей на камне Кристине, пару раз погладил ее по щеке, а потом звонко шлепнул.
        - Ну что, миленькая моя, в койке ты бревно, так хоть науке послужишь. Через твое сердечко потечет информация, нефть, пропаганда, развлечения, алкоголь, электричество - все то, что составляет нашу цивилизацию… Вместо его сердца миром станет управлять твое. Правда, удачно? И эти твари наконец захлебнутся и сдохнут!
        - Используешь магию фейри, чтобы уничтожить магию фейри? - Ирн склонил голову набок, просчитывая, насколько это реальный вариант. По всему выходило - вполне.
        - Правда - красиво? Ррррраз - и нет эльфиков!
        Лыбящийся во всю рожу Алексей отбил чечетку по темному граниту пола.
        Эхо взлетело под своды, будя то, что будить не стоило.
        Ирн кожей почувствовал, как просыпается магия Черных Ши. Не то страшно, что золотые струны оборваны, и ему не дотянуться до своих сил оттуда. Не то, что он не может использовать свою магию.
        А то - что может.
        Но результат будет вывернут наизнанку и вся мощь ударит в него самого.
        - Люди без нашей магии станут такими же, как ты. Ты правишь ими, пока они слабее и добрее тебя. Выживешь ли в мире, где все - твое отражение? - спросил Ирн с любопытством.
        - Тебе людей стало жалко? - скривился Алексей. - Ты их вообще всех убьешь!
        - Только тех, кто не станет фейри, - кивнул Ирн. - Но лучше не существовать вообще, чем превратиться в подобного тебе.
        - Думаешь, они с тобой согласятся?
        - Я их не спрошу, - легкая улыбка тронула тонкие губы.
        Ему будет достаточно Кристины. Остальные могут катиться во тьму.
        - Я спрошу! - обрадовался Алексей и снова повернулся к лежащей на камне Кристине.
        Исходящий от нее страх смешивался с такой болезненной надеждой, что Ирну было не по себе.
        - Лапочка моя, - проворковал Алексей, поглаживая ее по щеке. - Как ты отнесешься к тому, что твой ебарь уничтожит людей?
        Она начала поднимать голову, но его ладонь припечатала ее затылок обратно к камню.
        Ирн сделал шаг вперед - но перед ним из пола вдруг выдвинулась двухметровая решетка. В сторону - еще. Еще, еще, еще - с лязгом они выскакивали из скрытых пазов в полу, перекрывая путь. А с обратной стороны к ним подходили люди - затянутые в черное, в бронежилетах и касках, с закрытыми лицами и автоматами в руках.
        - Ты же не думал, что мы останемся с тобой наедине и сразимся, как полагается настоящим мужчинам? - развеселился Алексей.
        Ирн… думал.
        Конечно, он ошибался.
        Мир стал другим - и если он не победит, таким и останется.
        Миром королей, что прячутся за спины тех, кого должны защищать.
        Полководцев, никогда не видевших поле боя.
        Воинов, лишь отдающих приказы убивать.
        Он выпрямился и поднял голову.
        Строй черных людей перед ним разом отшатнулся, хотя он не использовал ни толики магии.
        Истинный король даже босиком и в одних полотняных брюках выглядит истинным королем. Корону на его голове ты видишь в своем воображении. Но она не менее реальна.
        Трус, что прячется от битвы - трусом и останется.
        Даже став королем.
        - Ты ведь знаешь, - Алексей раздвинул плечом защитников и подошел к решеткам со своей стороны. - Что я могу тебя просто уничтожить? Вообще одним желанием! Спасибо, что подсказал, что я имею власть над миром. Видишь - мы оба короли, но твое время уже прошло!
        - Попробуй, - сказал Ирн спокойно. Ему было даже интересно, как отреагирует магия Черных Ши на силу нового короля.
        Но Алексей покачал пальцем:
        - Я не дура-а-а-ак… - он потянулся за спину и достал из-за ремня пистолет. Прицелился в Ирна, глядя поверх ствола: - Пиф-паф! - И засмеялся. - Сначала я хотел сделать лазерную пушку, но потом передумал. Тебе больше понравится, когда тебя пронзит холодное железо, я ничего не путаю?
        Он присел, выпрямился, качнулся вправо-влево, продолжая держать Ирна на мушке.
        Что ж, тому миру, который Ирн застал, проснувшись, только такой паяц и подойдет в короли. Но как же жаль, жаль, что все так выродилось всего за десять тысяч лет…
        Уже и болотные духи на фоне этого короля кажутся воплощением благородства и разума.
        - А ты красивый мальчик, - вдруг заявил Алексей, опуская пистолет. - Я б тебя трахнул… Может, сдашься? А в награду буду разрешать тебе иногда иметь мою жену? Хотя нет, вряд ли она выживет без сердца, она ж не погань, как ты.
        Ирн обвел взглядом ряды охранников, посмотрел на решетку. Пора заканчивать с этим.
        Если не применять магию, то - прыжок, кувырок, уворот, свернуть голову Алексею, Кристина. Он не успеет отреагировать, он понятия не имеет, как обращаться со всей силой мира.
        - Ээээ, нет, - вдруг сказал тот. - Даже не думай! Я все чую!
        Или имеет…
        Ирн поморщился.
        Ладно, будем действовать без плана, тогда не почует.
        - Ты мне не нравишься, чувак, - заявил Алексей, отходя и поднимаясь к алтарному камню. - Хватит болтать, а то реально что-то выдумаешь.
        И, раньше, чем Ирн успел воплотить свой план-без-плана, он вжал кнопку на пульте перед алтарем. Железные журавли над Кристиной закружились в хороводе и вдруг стремительно клюнули носами.
        Ирн больше не думал.
        Магии нет?
        Есть!
        Ценой его собственной крови.
        Скальпели, разложенные на столе перед пультом, взвились в воздух и вонзились в шеи людей в черном - в то узкое уязвимое место, что не было прикрыто ни шлемом, ни бронежилетом. В Ирна, что уже двигался в непредсказуемом боевом танце к алтарю, мгновенно прилетело отражение магии, располосовав его правую руку - плечо и предплечье - до кости. Он даже не вздрогнул, он ждал этого.
        Один взгляд на Кристину, которой в сердце целится прилаженный к одному из журавлей вместо скальпеля черный ритуальный нож - он ловит ее взгляд.
        Доверие. Сила. Любовь.
        Нежность.
        «Ты не сделаешь мне больно?» - воспоминание о вчерашнем или ее сегодняшняя мысль?
        Последний скользящий прыжок к алтарю, он успевает, почти успевает - нож уже идет вниз, протыкая кожу ее груди, но он успевает…
        Почти.
        Его сердце сбивается с ритма, когда он чувствует ее боль. Идеально просчитанный и непредсказуемый боевой танец ломается - что с ним? Что это? Что…
        Нож вонзается, очерчивая круг, и крик Кристины комкается в ее горле, зато внутри Ирна все вопит от боли. Выжившие охранники кидаются на него, но он просто проходит сквозь них, оставляя позади груды кровавого мяса.
        И все равно проигрывает. Эта задержка стоит ему всего мира.
        Ирн замирает над алтарем, видя, что сердце Кристины уже дрожит в цепких лапках железного журавля. И оно взмывает к невидимому потолку, несется в середину зала, где в центре медной спирали уже ждет контейнер, наполненный прозрачной жидкостью.
        Контейнер захлопывается - и сердце внутри начинает сиять.
        Мир сдвигается с места.
        Медная спираль раскручивается с утробным воем, переходящим в визг.
        Сердце Ирна, его собственное сердце, вдруг начинает мелко дрожать в груди.
        Золотые струны лопаются - теперь не им нести магию во все уголки бесконечного мира.
        Нашлась замена.
        - Все, - Алексей поднимается с пола, куда рухнул, когда бешеный фейри рванулся к нему. - Все кончилось. Или началось.
        Он отряхивает руки, сует их в карманы и ухмыляется, кивая на Кристину, в груди которой удерживают открытой разверстую дыру два других журавля. Внутри них что-то бурлит и тикает, на экране идет отсчет времени. Три минуты.
        - Ты только что сделал так, что мне стало нечего терять… - цедит Ирн сквозь зубы, глядя на Алексея.
        - Как же нечего? - Издевательски удивляется тот. - А твой новый красивый мир? МОЙ новый красивый мир.
        - То, во что ты его превратил, не стоит даже этой битвы.
        Но битва стоит памяти.
        Ирну нужен меч.
        Золотой?
        Железный?
        Каменный?
        Нет.
        Мир защитит своего короля.
        Техническая магия мира, которым теперь управляет сердце Кристины, подчиненное Алексею.
        Но здесь все еще действует магия Черных Ши.
        - Ты думал, я буду драться по твоим правилам? - спрашивает Ирн.
        Себя? Мир? Короля мира?
        Или того из Черных Ши, что впервые показал ему, как работает магия, если отдаешь ей себя?
        - Будешь, - говорит Алексей наконец-то трезво и твердо. Это теперь мой мир и все, что я хочу…
        Правая рука Ирна, располосованная скальпелями, все еще висит плетью, больше не регенерируя - мир работает по другим законам.
        Золотая кровь льется на пол из широкого разреза.
        Как удачно.
        Ирн тянется левой рукой, рывком вынимая плечевую кость и уговаривая свое сердце поделиться остатками магии, чтобы превратить ее в меч.
        Сил остается только на один - но красивый! - разворот, выпад…
        И оценить удивленное выражение на лице короля мира, пока его голова катится вниз по гранитным ступеням, залитым золотой кровью.
        - Спасибо, Черные Ши. За уроки. За детство. За магию, работающую, даже когда вся магия мертва.
        Что станет с миром?
        Ирну все равно.
        Он падает у алтарного камня на колени, поднимая безвольную руку Кристины и целуя костяшки пальцев - как накануне ночью. Совсем как накануне ночью.
        Он может вернуть Кристине ее сердце, но он не сможет заставить его биться.
        Магия все еще не работает во владениях Черных Ши.
        Ничего не происходит.
        Впервые в жизни он не знает, что делать.
        Киндеирн снова лишь обычный фейри.
        Мир больше не подчиняется ему.
        Он думал - впереди у него целая жизнь Кристины. Она успеет ему наскучить, как любая смертная. Но сейчас, только сейчас, когда пальцы ее холодны, глаза закрыты, а в груди дыра, он понимает, почему уже давно не тоскует по Айне.
        - Я не могу тебя отпустить, - говорит он Кристине, поднимаясь и прижимая ее руку к своей груди. - Ты это понимаешь? И не могу вернуть тебе твое сердце. Ты не фейри. Ты не выживешь. Что я могу?
        Ему кажется, что тонкие пальчики дергаются и гладят его по груди - и в ответ дергается его собственное сердце. Так желающее, чтобы она хоть раз еще коснулась его…
        Ирн оглянулся.
        Меч из кости так и валяется рядом с обезглавленным трупом Алексея.
        Над головой все еще сияет расплавленным золотом и тьмой рисунок, придуманный кем-то из его врагов.
        - Спасибо, Черные Ши. Опять, - говорит он, поднимаясь и подбирая меч. - Спасибо и тем, кто пытался меня убить. Что бы я без вас делал?
        Чтобы оказаться ровно под знаком, ему пришлось запрыгнуть на алтарный камень и встать на колени прямо над недвижимо-бледной Кристиной. Железные журавли забеспокоились, поводя клювами, что-то запиликало на пульте, забурлило…
        Все это ее не спасет.
        Но кое-что…
        Он вонзил костяной меч в собственную грудь, вскрывая ее звездой, по рисунку старых шрамов. Золотое сердце выкатилось ему на ладонь само, едва он отложил меч и подставил руку.
        Стало тяжело дышать, тьма приблизилась и только выжидала момент, чтобы накинуть на него свой полог.
        Но он держался.
        Снова меч.
        И - разрубить сердце на две части!
        Хлынувший изнутри свет чуть не ослепил его.
        Фейри, который видел слишком многое.
        Одна половина сердца вернулась в его грудь.
        Другая - легла в грудь Кристины.
        - Вот так, - шепотом сказал Ирн. - Раздели со мной вечность.
        Он стянул одной рукой края своей раны и приказал журавлям:
        - Ну? Что смотрите? Шейте!
        Они послушно ринулись штопать грудь Кристины.
        Ладонью он держал свое сердце в груди, умоляя его снова начать биться.
        Ирн понятия не имел, работает ли такая магия в том странном мире, где все перепутано. Где больше нет технокороля, но нет и короля магии.
        Где золотые струны не стягивают реальность, а сердце, которое управляет теперь всем - сердце смертной девочки.
        Где магия Черных Ши разрешает работать лишь самоубийственным заклинаниям.
        На это он и рассчитывал.
        Первый удар - больнее всего.
        Он чуть не задохнулся, когда сердце дернулось и сказало - «тук-тук».
        Хорошо, что Кристина этого не чувствовала.
        А потом…
        Потом оно начало стучать с новой, бешеной силой. Безумно, отчаянно - тянуться к своей половине в груди той, что казалась потерянной навсегда.
        И Кристина открыла глаза.
        60. Рианнон
        В детской было темно, лишь светился теплым светом маленький ночник.
        Кристина склонилась над колыбелькой, тщетно уговаривая малышку уснуть.
        - Ну куда ты лапки суешь? Ну куда? Вот давай, глазки закрываем и спа-а-а-ать…
        Но та лишь хохотала, никак не реагируя ни на воркующий тон, ни на тихую колыбельную. Упрямая девчонка. Своенравная. И как это она получилась у такой спокойной и послушной Кристины?
        Мама говорила - это хорошо. Это значит - она чувствует, что растет в безопасности. И баловала внучку до неприличия.
        Сверху на колыбель высыпалась горсть вишневых лепестков. Дорогой муж напомнил о том, что он тоже претендует на Кристину.
        Дочь развеселилась пуще прежнего, ловя тающие в воздухе лепестки.
        - Ну маленькая, ну закрывай глазки! Ты хоть и королева мира, а спать тебе все равно надо. Потом станешь взрослой - обещаю, сможешь танцевать хоть всю ночь!
        Из-за приоткрытого окна раздался переливчатый смех - словно медные бубенцы раскатились.
        - Цыц! - прикрикнула на фей Кристина и захлопнула окно.
        Феям было запрещено залетать в детскую и показываться на глаза дочери, но они все равно старались просочиться под любым видом и, хоть и соблюдали условие, все равно то подсовывали малышке в саду кустик земляники с огромными ягодами, то отправляли к ней рой бабочек, то заставляли Барда играть детские песенки.
        Кристина поставила условие - растить Ри без помощи волшебного народца, чтобы уравновесить влияние волшебного и реального мира.
        Не всегда получалось.
        Дверь приоткрылась, и в детскую вошел Ирн, сразу наполнив ее запахом свежей травы и цветущих яблонь. Оценил выражение лица Кристины, хохот малышки… Покачал головой, наклонился над колыбелькой и дунул Ри в глаза.
        Она тут же начала тереть их маленькими кулачками и сладко причмокивать. Не прошло и минуты, как неугомонная детка уже спала.
        Вот и сейчас с условием не задалось…
        - Ну зачем… - шепотом укорила его Кристина.
        - Я соскучилась по своей жене, - ответил он, обнимая ее за талию и увлекая за собой. - И закат скоро отгорит.
        Она не могла ему отказать.
        Ее сердце откликалось на желания его сердца - и сопротивляться было бесполезно.
        У них было одно на двоих сердце.
        По узкой винтовой лестнице, по ступенькам, стертым людьми, жившими тысячу, а то и две, лет назад, они выбрались на крышу самой высокой башни замка, стоящего на зеленом холме. Необъятное небо распахнулось сразу во все стороны, накрыло куполом мир.
        С одной стороны этого купола опускалось за горизонт солнце, утопая в алых, оранжевых, розовых и бледно-голубых облаках.
        С другой разливалась бархатная синь, которую Ирн сдернул с небес и обернул ею Кристину, одевая ее в бальное платье.
        Сам он был в бледном, в цвет почти полной Луны одеянии, но он щелкнул пальцами - и закат обернулся алым плащом, укрывшим его плечи.
        А мир погрузился в ночь.
        Одна за другой засияли над головой яркие звезды, по жесту Ирна осыпавшиеся бриллиантами на платье Кристины.
        Он протянул ей руку. Она вложила в нее пальцы.
        В воздухе зазвенела мелодия - медленная и красивая, завораживающе сложная, словно сама магия. Бард слышал их, чувствовал, чего хочется сегодня правителям фейри, и сам воздух рождал звуки лютни, клавесина и флейты, выплетая из них песню.
        На крыше вокруг них появились тени и отражения таких же изысканных пар, закружившихся в танце.
        Кристина улыбнулась, Ирн поклонился.
        Потянул ее к себе. Рывок - вперед. Прижаться к его груди.
        Взгляд. Вдох.
        Крутнуться, выбивая каблуками ритм по камням.
        На одно колено - обвести ее вокруг себя, ни на мгновение не отрывая взгляда.
        Подняться.
        Рывок - отклониться, отступить, выгнуться - и упасть в его руки.
        Он склоняется над ней, запечатлевая свой волшебный прохладный поцелуй на губах.
        Кристина закрывает глаза, чувствуя, как все быстрее бьется сердце.
        Ее настоящее сердце. То, что держит мир своей магией, скрытое в комнате под самой крышей самой высокой башни маленького замка в центре Англии.
        Мир звенит, откликаясь на ее любовь и радость.
        От заката здесь, на лугах Англии, до рассвета далеко-далеко в океане.
        Мир звенит и от ее радости становится немного лучше.
        От ее улыбки лучше растет пшеница и рис, от ее счастливого вздоха успокаиваются войны, от долгого взгляда в глаза Ирна рождаются здоровые и умные дети.
        С тех пор, как забилось совсем иное сердце магии, и мир забыл, как рушились дома и трескался асфальт, люди живут почти как прежде.
        Почти.
        Странами правят фейри, которые выглядят совсем по-человечески. Но в их глазах - коварное золото магии.
        Люди не знают о них.
        Им кажется, что все, как и раньше - всегда были войны, болезни, голод и экономические кризисы. Вот и теперь - закончился очередной кризис, все стало хорошо. Наконец-то хорошо.
        Где-то в глубине души они помнят первобытный ужас перед чудовищами в ночи. Но он остался только в кошмарах.
        Магия сердца Кристины восстановила города. Так она захотела.
        Ирн не смог ей отказать - ведь его сердце тоже откликалось на желания ее сердца.
        Ее глаза ловят в плен его взгляд. Не оторваться. Не отпустить.
        Бледная Луна скрывается за тучами, звезды прячутся в складках платья, которое он снимает с Кристины.
        Обнажая белую кожу бедер, розовые соски на маленькой груди, алые губы, дразнящие и зовущие целовать до потери дыхания.
        Его плащ расстелен на камнях, его жена в его руках - стонет, задыхается, раздвигает бедра, принимая его в себя.
        Тают призрачные танцоры вокруг, на мгновение перед небытием превратившись в сплетенные страстью пары.
        Утихает музыка, оставляя только судорожные вдохи, вскрики, долгие стоны, шелест кожи о кожу и дразняще влажные звуки.
        - Моя любовь… - шепчет утомленно Ирн, покрывая поцелуями влажные плечи Кристины.
        - Ты моя любовь, - эхом откликается она, путаясь пальцами в его шелковых волосах.
        Они устраиваются на плаще, обнявшись - ее голова у него на плече, его рука у нее на бедре - глядя в постепенно светлеющее небо. Вот и еще одна ночь промелькнула в одно мгновение, пока они пытались слиться, раствориться друг в друге, став существом с единым сердцем. И снова не получилось, но каждая попытка такая сладкая!
        Ирн не помнит, когда его в последний раз увлекали другие эльфийки.
        Кристина забыла о том, что любовь может быть болью.
        - Знаешь, что я придумал? - говорит он, глядя в небеса. - Я понял, как обуздать жестокость фейри.
        - Ты знаешь, как помочь Варе? - спрашивает Кристина.
        Вот о ком она не может забыть - о своей подруге, ставшей воплощением ночных кошмаров. Она выходит в самое темное время и охотится на молодых мужчин, изменивших своим возлюбленным. Когти, зубы, острые шипы… То, что от них остается… Людям это лучше не видеть.
        - Я знаю, как помочь всем.
        Таких темных фейри слишком много. Люди забыли о кошмаре, устроенном Ирном - фейри запомнили его навсегда. Как пример.
        - Ты, мой жестокий? - Кристина вновь целует его, касаясь языком острых ключиц. - Ты, мой любимый? - мурлычет она, ненасытно оседлывая его и пригвождая запястья к полу своими тонкими пальцами.
        - Именно так, моя любимая.
        Улыбка на тонких губах жестока и ласкова одновременно.
        Он будет безжалостен к ней - и утро превратится в день, прежде, чем он наконец расскажет, что задумал.
        - Каждый фейри в этом мире будет лишен магической силы, - объявит он однажды своему волшебному народу, стоя на ступенях у трона в парадном зале, и кроваво-красный плащ, стекая на них, будет напоминать всем, за что Киндеирн, Кровавый Король получил свое звание. - Вам останется лишь магия иллюзий. И сила ваша возвратится лишь в тот момент, когда вы найдете свою истинную любовь среди людей.
        Кто-то из них вернет себе силу сразу - потому что многие успели познать боль и сладость союза фейри и человека.
        Но кому-то придется очень хорошо постараться - и узнать, что не только волшебный народ хорош в обмане и иллюзиях.
        0. Сердце
        Одно, разделенное на двоих, билось радостно и сильно.
        Другое, пульсирующее в такт магии мира, доносило счастье даже до самых далеких уголков Земли.
        Третье, крошечное, едва пробудившееся, сделало свой первый удар - и мир замер в ожидании появления нового принца фейри…
        КОНЕЦ