Полночная библиотека Мэтт Хейг

        Если бы наша жизнь сложилась по-другому, была бы она лучше? Мы не знаем. Но та, которая нам дана,  - ценна сама по себе, об этом новый роман Мэтта Хейга.

        Между жизнью и смертью есть библиотека. В нее-то и попадает 35-летняя Нора, учительница музыки из Бедфорда, когда однажды ночью вся ее жизнь полетела под откос. Полки здесь тянутся бесконечно. Каждая книга дает шанс прожить свою собственную, но совсем другую жизнь. Принимать другие решения и, главное, не сожалеть о том, что когда-то не случилось. Оказывается, поступи Нора иначе в тот или иной момент жизни, она могла бы стать рок-звездой, олимпийской чемпионкой, ученым-гляциологом, женой и матерью, побывать в Австралии. Но стала бы она счастливее?

        Пер. САнгл. К. Чистопольской
        Полночная библиотека

        -

        Посвящается всем медицинским и социальным работникам.
        Спасибо.

        «Я никогда не смогу быть всеми теми людьми, которыми хочу быть, и прожить все те жизни, которые хочу прожить. Я никогда не смогу овладеть теми навыками, которыми хочу овладеть. А почему я хочу этого? Я хочу жить и чувствовать в своей жизни все возможные оттенки, тональности и вариации душевного и физического опыта».
Сильвия Плат

        «Между жизнью и смертью есть библиотека,  - сказала она.  - И в этой библиотеке полки тянутся бесконечно. Каждая книга дает шанс попробовать другую жизнь, которую ты могла бы прожить. Увидеть, как все обернулось бы, принимай ты другие решения… Ты изменила бы что-то, будь у тебя возможность исправить то, о чем сожалеешь?»

        Беседа о дожде

        За девятнадцать лет до того, как Нора Сид решила умереть, она сидела в теплой маленькой библиотеке в школе Хейзелдин в городе Бедфорд. Она устроилась за низеньким столиком, вперив взгляд в шахматную доску.
        - Нора, милая, беспокоиться о своем будущем  - вполне естественно,  - сказала библиотекарша, миссис Элм, и ее глаза блеснули.
        Миссис Элм сделала первый ход. Конь перепрыгнул через ровный ряд белых пешек.
        - Разумеется, ты будешь волноваться из-за экзаменов. Но ты можешь стать кем захочешь, Нора. Подумай обо всех возможностях. Это же так вдохновляет.
        - Да. Наверно.
        - Вся жизнь раскинулась перед тобой.
        - Вся жизнь.
        - Ты можешь что угодно сделать и где угодно жить. Там, где не так холодно и влажно.
        Нора подвинула пешку на две клетки.
        Было трудно не сравнивать миссис Элм со своей мамой, которая обращалась с Норой так, будто она  - ошибка, требующая исправления. Например, когда Нора была маленькой, ее мать так беспокоилась, что левое ухо дочки торчит чуть больше правого, что поправляла ситуацию клейкой лентой, а потом скрывала результат под шерстяной шапкой.
        - Ненавижу холод и сырость,  - добавила миссис Элм со значением.
        У миссис Элм были короткие седые волосы, доброе и слегка морщинистое овальное лицо, которому добавлял бледности ворот желтовато-зеленой водолазки. Она была довольно пожилой. Но также она была единственным человеком в школе, с кем Нора оказалась на одной волне, и девочка предпочитала проводить всю большую перемену в маленькой библиотеке не только в дождливые дни.
        - Холод и влажность не всегда сочетаются,  - сообщила ей Нора.  - Антарктида  - самый сухой континент на Земле. По сути, это пустыня.
        - Для тебя, похоже, в самый раз.
        - Для меня это недостаточно далеко.
        - Может, тебе стоит стать космонавтом. Бороздить галактику.
        Нора улыбнулась.
        - На других планетах дождь еще хуже.
        - Хуже, чем в Бедфордшире?
        - На Венере с неба льет кислота.
        Миссис Элм выдернула из рукава бумажную салфетку и аккуратно высморкалась.
        - Видишь? С твоими мозгами можно быть кем угодно.
        Светловолосый мальчик на пару лет младше Норы пробежал мимо забрызганного дождем окна. Видимо, гнался за кем-то  - а может, за ним гнались. С тех пор как ее брат уехал, она чувствовала себя весьма беззащитной. Библиотека стала ее маленьким культурным приютом.
        - Папа считает, что я все забросила. Еще и плавать перестала.
        - Ну, не мне судить, но в мире есть вещи поинтереснее, чем плавание на скорость. Как я говорила на прошлой неделе, ты могла бы стать гляциологом[1 - Гляциолог  - специалист по природным льдам.  - Примеч. ред.]. Я тут поискала и…
        И вдруг зазвонил телефон.
        - Минутку,  - сказала миссис Элм мягко.  - Нужно ответить.
        Прошло мгновение, Нора ждала, пока миссис Элм говорила по телефону.
        - Да. Она сейчас тут.
        Лицо библиотекарши вытянулось в ужасе. Она отвернулась от Норы, но ее слова были слышны в притихшем зале.
        - О нет. Нет. О боже. Конечно…

        ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

        Мужчина у двери

        За двадцать семь часов до того, как Нора Сид решила умереть, она сидела на своем полуразвалившемся диване и в ожидании каких-то событий просматривала в телефоне чужие счастливые жизни. А затем внезапно кое-что действительно произошло.
        Кто-то по какой-то странной причине постучал в ее дверь.
        Она некоторое время раздумывала, открывать ли. В конце концов, на ней уже была одежда для сна, несмотря на то что часы показывали всего девять вечера. Она ощутила неловкость из-за чрезмерно большой футболки ECO-WORRIER[2 - Игра слов (англ.): ECO-WORRIER как «экосознательный» является отсылкой к созвучному ECO-WARRIOR как «эко-воин».  - Примеч. ред.] и клетчатых пижамных штанов.
        Нора надела тапочки, чтобы выглядеть поприличнее, и обнаружила, что за дверью стоит мужчина, причем знакомый.
        Высокий, по-мальчишески нескладный, с добрым лицом, но с острым и ясным взглядом  - будто видит все насквозь.
        Нора обрадовалась ему, хотя визит был слегка неожиданным, особенно учитывая, что мужчина был одет в спортивный костюм и выглядел разгоряченным и вспотевшим, несмотря на холод и дождь. Рядом с ним она почувствовала себя еще более неопрятной, чем пятью секундами ранее.
        Но Норе было одиноко. Хотя она изучала экзистенциальную философию и знала, что одиночество  - фундаментальное условие бытия человека в бессмысленной, по сути, вселенной, ей было приятно его видеть.
        - Эш,  - сказала она, улыбаясь.  - Тебя ведь зовут Эш, верно?
        - Да. Точно.
        - Что ты тут делаешь? Рада тебя видеть.
        Несколько недель назад она сидела тут и играла на электропиано, а он бежал по Бэнкрофт-авеню, увидел ее в окне дома 33А и помахал ей рукой. Однажды  - много лет назад  - он звал ее выпить кофе. Может, он собирался повторить приглашение?
        - Я тоже рад тебя видеть,  - сказал он, но его напряженный лоб никак этого не подтверждал.
        Когда она заговаривала с ним в магазине, он все-гда отвечал беззаботно, но сейчас в его голосе слышалась тяжесть. Он почесал бровь. Издал еще какой-то звук, но не смог произнести слово целиком.
        - Бегаешь?  - бессмысленный вопрос.
        Очевидно же, что он с пробежки. Но ему явно тут же стало легче, когда разговор зашел о чем-то обыденном.
        - Да. Бегу бедфордский полумарафон. Он в это воскресенье.
        - О, точно. Здорово. Я тоже собиралась на полумарафон, но потом вспомнила, что ненавижу бегать.
        В ее голове это звучало смешнее, чем тогда, когда она произнесла фразу вслух. Она не то чтобы ненавидела бег, но все же ей было тревожно видеть знакомого таким серьезным. Молчание перестало быть неловким и обрело новое качество.
        - Ты говорила, у тебя есть кот,  - сказал он наконец.
        - Да. У меня есть кот.
        - Я помню, как его зовут. Вольтер. Рыжий полосатый?
        - Да. Я зову его Вольтом. Он считает, что Вольтер  - слишком пафосное имя. Оказалось, он не любит французскую философию и литературу восемнадцатого века. Весьма приземленный тип. Ну, знаешь. Для кота.
        Эш опустил взгляд на ее тапки.
        - Боюсь, он умер.
        - Что?
        - Он неподвижно лежит на обочине. Я рассмотрел имя на ошейнике, похоже, его сбила машина. Сочувствую, Нора.
        Она так испугалась своей внезапной смены чувств, что продолжила улыбаться, словно улыбка могла удержать ее в мире, в котором она до сих пор пребывала: где Вольт жив, а мужчина, которому она продавала гитарные песенники, позвонил в ее дверь по другой причине.
        Эш, вспомнила она, хирург. Не ветеринар, человеческий. Если он сказал, что кто-то мертв, скорее всего, так и есть.
        - Мне очень жаль.
        На Нору накатило знакомое ощущение горя. Только сертралин[3 - Сертралин  - селективный ингибитор обратного захвата серотонина, антидепрессант.  - Примеч. ред.] помешал ей заплакать.
        - О боже.
        Едва дыша, она вышла на мокрую брусчатку Бэнкрофт-авеню и увидела несчастное рыжее существо, лежащее у бордюра на блестящем от дождя асфальте. Его голова касалась тротуара, а лапы раскинулись, словно в среднем галопе, в погоне за воображаемой птицей.
        - О, Вольт. О нет. О боже.
        Она знала, что должна испытывать сожаление и отчаяние из-за смерти своего друга-кота  - так и было,  - но она вынуждена была признать еще кое-что. Пока Нора смотрела на тихое, мирное выражение морды Вольтера  - полное отсутствие боли,  - во тьме зрело неотвратимое чувство.
        Зависть.

        Теория струн

        За девять с половиной часов до того, как Нора решила умереть, она опоздала на свою вечернюю смену в «Теорию струн».
        - Извини,  - сказала она Нилу в неряшливой комнатушке без окон, служившей ему кабинетом.  - У меня кот умер. Вчера вечером. Нужно было его похоронить. Ну, вообще-то мне помогли. Но потом я осталась одна в квартире и долго не могла заснуть, и забыла поставить будильник, и проснулась только в середине дня, так что пришлось спешить.
        Все это было правдой, и она воображала, что ее внешний вид  - лицо без макияжа, небрежный хвостик и зеленое вельветовое платье-сарафан из секонд-хенда, которое она носила на работу всю неделю,  - вместе с общим настроением усталого отчаяния ее прикроет.
        Нил оторвался от компьютера и откинулся в кресле. Сцепил руки и поднял вверх большие пальцы, подставив их под подбородок, словно был Конфуцием, размышляющим над глубокой философской истиной о вселенной, а не хозяином магазинчика музыкальных инструментов, разбирающимся с опоздавшей сотрудницей. За его спиной висел огромный постер Fleetwood Mac[4 - Британо-американская рок-группа, создана в 1967 г.  - Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.], правый верхний угол которого отклеился и загнулся, как щенячье ухо.
        - Послушай, Нора, ты мне нравишься,  - Нил был безобидным. Пятьдесят с чем-то лет за плечами, страстный поклонник гитарной музыки, он любил несмешные шутки и сносно играл в магазине старые песни Дилана[5 - Дилан, Боб (род. 1941)  - американский автор-исполнитель, писатель, актер, ставший знаменитым в 1960-х гг. как «певец протеста».].  - И я знаю, что у тебя проблемы с психикой.
        - У всех проблемы с психикой.
        - Ты понимаешь, о чем я.
        - Мне уже гораздо лучше, в целом,  - соврала она.  - Это неклиническое. Врач говорит, это ситуационная депрессия. Просто происходят новые… ситуации. Но я же не беру больничный из-за этого. Только когда моя мама… Да. Только в тот раз.
        Нил вздохнул. Когда он это делал, из носа у него раздавался свист. Зловещий си-бемоль.
        - Нора, как давно ты тут работаешь?
        - Двенадцать лет и…  - она слишком хорошо это знала.  - Одиннадцать месяцев и три дня. Нерегулярно.
        - Это долго. Мне кажется, ты создана для большего. Тебе уже под сорок.
        - Мне тридцать пять.
        - Ты на многое способна. Ты учишь людей играть на пианино…
        - Одного человека.
        Он смахнул крошку со свитера.
        - Ты действительно представляла себе, как застрянешь в родном городе, работая в магазине? Ну, когда тебе было четырнадцать? Ты мечтала об этом?
        - В четырнадцать? Я была пловчихой,  - она была самой быстрой четырнадцатилетней девочкой в стране по брассу и второй  - вольным стилем.
        Она вспомнила, как стояла на пьедестале почета на Национальном чемпионате по плаванию.
        - И что случилось?
        Она выдала короткую версию:
        - Слишком много трудностей.
        - Трудности нас формируют. Начинаешь уг-лем, а под давлением становишься алмазом.
        Она не стала его исправлять. Не сказала, что, хотя и уголь, и алмаз  - разные формы углерода, в угле слишком много примесей, чтобы стать алмазом, как на него ни дави. По науке, ты начинаешь углем и углем заканчиваешь. Может, в этом и заключался урок настоящей жизни.
        Она пригладила непослушную прядь своих угольно-черных волос.
        - К чему ты это, Нил?
        - Никогда не поздно исполнить мечту.
        - Уверена, что эту  - уже слишком поздно.
        - Ты очень образованный человек, Нора. Ты закончила философский…
        Нора уставилась на родинку на своей левой руке. Эта родинка была с ней во всех передрягах. И оставалась на месте, что бы ни случалось. Просто родинка.
        - Не слишком-то велик спрос на философов в Бедфорде, если честно, Нил.
        - Ты училась в университете, год жила в Лондоне, а затем вернулась.
        - Выбора особенно не было.
        Нора не хотела говорить о своей покойной маме. Или даже о Дэне. Ведь Нил считал, будто тот факт, что Нора отменила свадьбу за два дня до торжества, делал ее историю любви самой захватывающей со времен Курта и Кортни[6 - Кобейн, Курт (1967 -1994)  - американский певец, лидер рок-группы Nirvana. Лав, Кортни (род. 1964)  - американская актриса, певица, вокалистка и гитаристка рок-группы Hole, жена Курта Кобейна.].
        - У всех есть выбор, Нора. Есть такая штука, как свобода воли.
        - Ну, ее нет, если придерживаться детерминистского взгляда на вселенную.
        - Но почему ты здесь?
        - Либо здесь, либо в приюте для животных. Тут платят больше. К тому же музыка, сам понимаешь.
        - Ты играла в группе. С братом.
        - Играла. Мы назывались «Лабиринты». И никуда не двигались.
        - Твой брат говорит иначе.
        Это удивило Нору.
        - Джо? Откуда ты…
        - Он купил усилитель. Marshall DSL.
        - Когда?
        - В пятницу.
        - Он был в Бедфорде?
        - Или это была голограмма. Как Тупак[7 - Шакур, Тупак Амару (1971 -1996)  - хип-хоп исполнитель. В 2012 г. рэпер Snoop Dogg (Келвин Кордозар Бродус  - младший; род. 1971) использовал его голографическое изображение в своем выступлении на Coachella Valley Music and Arts Festival (Фестивале музыки и искусств в долине Коачелла).].
        «Наверно, навещал Рави»,  - подумала Нора. Рави был лучшим другом ее брата. Джо забросил гитару и переехал в Лондон ради дурацкой работы айтишником, которую он ненавидел, а Рави застрял в Бедфорде. Он играл в кавер-группе Slaughterhouse Four[8 - Малоизвестная американская рок-группа, выпустившая один альбом в 1984 г., название переводится как «Бойня номер четыре». Аллюзия на роман «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1969) Курта Воннегута (1922 -2007).], подвизаясь в пабах города.
        - Ясно. Любопытненько.
        Нора была уверена, что брат знал: пятница  - ее выходной. От этого больно кольнуло внутри.
        - Я здесь счастлива.
        - Ничего подобного.
        Он был прав. Внутри нее зрела душевная тошнота. Разум выворачивало наизнанку. Она улыбнулась еще шире.
        - В смысле, мне нравится работа. То есть я всем довольна. Нил, мне нужна эта работа.
        - Ты хороший человек. Ты беспокоишься о мире. О бездомных, об экологии.
        - Мне нужна работа.
        Он вернулся в позу Конфуция.
        - Тебе нужна свобода.
        - Я не хочу свободы.
        - Здесь не благотворительная организация. Хотя, должен признать, магазин быстро становится таковой.
        - Слушай, Нил, все из-за того, что я сказала на прошлой неделе? Что тебе нужно идти в ногу со временем? У меня есть идеи, как привлечь молодежь…
        - Нет,  - ответил он обиженно.  - Здесь продаются только гитары. «Теория струн», понимаешь? Я разнообразил ассортимент. Все работало. Но когда дела не идут в гору, я не могу платить тебе за то, чтобы ты отваживала покупателей таким выражением лица, будто на дворе вечная непогода.
        - Что?
        - К сожалению, Нора,  - он замолчал ненадолго, и этого времени хватило бы, чтобы занести над головой топор,  - мне придется тебя отпустить.

        Жить  - значит страдать

        За девять часов до того, как Нора решила умереть, она бесцельно бродила по Бедфорду. Город был конвейером отчаяния. Выложенный галькой спортивный центр, где когда-то еще живой отец смотрел, как она переплывает бассейн, мексиканский ресторан, куда она водила Дэна есть фахитос[9 - Фахитос  - популярное мексиканское блюдо из мяса и овощей.  - Примеч. ред.], больница, где лечилась мама.
        Дэн ей вчера написал.
        «Нора, я скучаю по твоему голосу. Мы можем поговорить? Обнимаю, Д.».
        Она ответила, что безумно занята (два раза «ха»). И все же было невозможно ответить что-либо еще. Не потому, что она ничего к нему не чувствовала, как раз наоборот. Она не могла позволить себе вновь причинить ему боль. Она разрушила его жизнь. «Моя жизнь  - хаос»,  - писал он ей в пьяном угаре вскоре после отмененной ею за два дня до торжества свадьбы.
        Вселенная стремится к хаосу и энтропии. Это закон термодинамики. Может, это и основа существования.
        Теряешь работу, потом случается еще какая-то дрянь.
        В деревьях шептал ветер.
        Начался дождь.
        Она направилась к газетному киоску с глубоким  - и, как выяснилось, верным  - предчувствием, что дальше будет только хуже.

        Двери

        За восемь часов до того, как Нора решила умереть, она вошла в газетный киоск.
        - Прячетесь от дождя?  - спросила женщина за прилавком.
        - Да,  - Нора не подняла головы.
        Отчаяние росло в ней, его бремя она уже не могла выносить.
        На полке стоял National Geographic. Она уставилась на обложку журнала  - изображение черной дыры  - и поняла, что сама была ею. Черной дырой. Умирающей звездой, сжимающейся до полного исчезновения.
        Папа выписывал этот журнал. Она помнила, как ее заворожила статья про Шпицберген, норвежский архипелаг в Северном Ледовитом океане. Нора никогда прежде не видела места, которое выглядело бы таким далеким. Она прочитала про ученых, исследовавших ледники, замерзшие фьорды и смешных птиц  - тупиков. Затем, подзуживаемая миссис Элм, она решила, что хочет стать гляциологом.
        Нора заметила неряшливую сгорбленную фигуру друга своего брата и участника их группы Рави возле музыкальных журналов  - он был погружен в чтение статьи. Она стояла там чуть дольше положенного, поэтому, уже уходя, услышала, как он сказал:
        - Нора?
        - Рави, привет. Я слышала, Джо вчера был в Бедфорде?
        Небольшой кивок.
        - Да.
        - И он, э-э-э… и ты его видел?
        - Вообще-то да.
        Молчание, отозвавшееся в Норе болью.
        - Он не предупредил меня, что приедет.
        - Просто проезжал мимо.
        - Как он?
        Рави замолчал. Когда-то он нравился Норе и был верным другом ее брату. Но, как и с Джо, между ними ощущался холодок. Они расстались не лучшим образом. (Он бросил на пол барабанные палочки во время репетиции и ушел, когда Нора сказала ему, что покидает группу.)
        - Думаю, у него депрессия.
        Норе стало еще тяжелей на душе от мысли, что ее брату так же плохо, как и ей.
        - Он не в себе,  - продолжил Рави с яростью в голосе.  - Собирается съехать из своей коробки в Шепердс-Буш. А все из-за того, что не может быть первым гитаристом в успешной рок-группе. Напомню, у меня тоже нет денег. Вечера в пабах не сильно окупаются. Даже если соглашаешься мыть туалеты. Ты когда-нибудь мыла туалеты в пабе, Нора?
        - У меня сейчас тоже дерьмовый период, если мы играем в олимпиаду по несчастьям.
        Рави засмеялся и закашлялся. Его лицо сразу обрело резкость.
        - Какая жалость, какая жалость. Сыграю тебе печальную мелодию.
        Она была не в духе.
        - Это из-за «Лабиринтов»? Не забыл?
        - Для меня они много значили. И для твоего брата. Для всех нас. У нас был контракт с Universal. Прямо. В наших. Руках. Альбом, синглы, тур, промо. Мы могли быть сейчас как Coldplay[10 - Британская рок-группа, основанная в 1996 г., успеха добилась после второго сингла Yellow  - в 2000 г. и выступает до сих пор.].
        - Ты ненавидишь Coldplay.
        - Не в этом дело. Мы могли жить в Малибу. А вместо этого  - Бедфорд. Так что нет, твой брат не готов тебя видеть.
        - У меня были панические атаки. Я бы все равно в итоге всех подвела. Я сказала компании, чтобы они взяли вас без меня. Я соглашалась писать песни. Я не виновата, что была обручена. Я была с Дэном. Мне пришлось выбирать.
        - Ну конечно. И как у вас все сложилось?
        - Рави, это нечестно.
        - Нечестно. Слово-то какое.
        Женщина за прилавком разинула рот от любопытства.
        - Группы не живут долго. Мы стали бы метеоритным дождем. Закончились бы, едва начавшись.
        - Метеоритные дожди чертовски красивы.
        - Брось. Ты ведь еще с Эллой, верно?
        - Я мог быть с Эллой и играть в успешной группе, с деньгами. У нас был этот шанс. Прямо тут,  - он указал на свою раскрытую ладонь.  - У нас песни были огонь.
        Нора ненавидела себя за то, что поправила про себя «у нас» на «у меня».
        - Не думаю, что ты боялась сцены. Или свадьбы. Думаю, твоя проблема в том, что ты боишься жизни.
        Это было больно. Слова выбили из нее воздух.
        - А я думаю, что твоя проблема,  - парировала она дрожащим голосом,  - в том, что ты винишь других за свою паршивую жизнь.
        Он кивнул, словно ему дали пощечину. Вернул журнал на полку.
        - Еще увидимся, Нора.
        - Передавай Джо привет от меня,  - сказала она, когда он выходил из магазина под дождь.  - Пожалуйста.
        Она мельком увидела обложку журнала Your Cat[11 - «Ваш кот» (англ.).]. Рыжий полосатый. В голове звенело так, будто в ней звучала симфония «Бури и натиска»[12 - Имеются в виду симфонии «Бури и натиска» Йозефа Гайдна (1732 -1809), проникнутые духом одноименного литературного движения 1767 -1785 гг. (представители  - Й. В. Гёте, Ф. Шиллер и др.), которое ставило во главу угла предельную эмоциональность и индивидуализм.], словно призрачный немецкий композитор, запертый в ее черепе, заклинал хаос и страсть.
        Женщина за прилавком сказала что-то, но она не расслышала.
        - Извините?
        - Ты Нора Сид?
        Женщина  - блондинка с короткой стрижкой, темный загар  - выглядела счастливой, легкомысленной и расслабленной настолько, насколько Норе уже было недоступно. Облокотившись на прилавок, она рассматривала Нору как лемура в зоопарке.
        - Да.
        - Я Кэрри-Энн. Помню тебя со школы. Пловчиха. Супермозг. Однажды… как его там, мистер Блэндфорд, собирал нас всех по твоему случаю. Сказал, что ты поедешь на Олимпиаду.
        Нора кивнула.
        - Поехала?
        - Я, гм, это забросила. Мне больше нравилась музыка… в то время. А потом началась жизнь.
        - И чем ты теперь занимаешься?
        - Я… на перепутье.
        - У тебя есть кто-нибудь? Парень? Дети?
        Нора покачала головой. Мечтая, что она отвалится. Ее собственная голова. Прямо на пол. Чтобы больше никогда не разговаривать с незнакомцами.
        - Ну, не откладывай. Часики-то тикают.
        - Мне тридцать пять,  - вот бы Иззи была рядом, Иззи никогда не мирилась с таким дерьмом.  - И я не уверена, что хочу…
        - Мы с Джейком вели себя как кролики, но тоже к этому пришли. Два маленьких террориста у нас. Но оно того стоит, знаешь? Я чувствую себя полноценной. Могу показать фотки.
        - У меня голова болит от… телефонов.
        Дэн хотел детей. А Нора не очень. Ее ужасало материнство. Она боялась усиления депрессии. Ей не удавалось даже за собой уследить, не говоря о ком-то другом.
        - Значит, все еще в Бедфорде?
        - Угу.
        - Я думала, уж ты-то улизнешь.
        - Я вернулась. У меня мама болела.
        - О, жаль это слышать. Надеюсь, ей уже лучше?
        - Я, пожалуй, пойду.
        - Но дождь еще не закончился.
        Когда Нора сбегала из магазинчика, она представляла себе, что впереди только череда дверей и она проходит сквозь них, одну за другой, оставляя все позади.

        Как быть черной дырой

        За семь часов до того, как Нора решила умереть, она пребывала в свободном падении и ей не с кем было поговорить.
        Ее последней надеждой оставалась бывшая лучшая подруга Иззи, которая находилась в пятнадцати тысячах километров от нее, в Австралии. И былая связь сошла на нет.
        Она взяла телефон и написала Иззи сообщение.
        Привет, Иззи, давно не болтали. Скучаю, подруга. Было бы ЧУДЕСНО узнать, как ты. Целую.
        Добавила еще «обнимаю» и отправила.
        Спустя минуту Иззи увидела сообщение. Нора тщетно ждала, когда появятся три точки.
        Она миновала кинотеатр, где показывали фильм с Райаном Бейли. Слащавую ковбойскую романтическую комедию «Салун “Последний шанс”».
        Лицо Райана Бейли всегда изображало знание глубокого и значительного. Нора полюбила его, когда увидела в роли Платона в «Афинянах» по телевизору, тогда же он сказал в интервью, что изучал философию. Она воображала, как они ведут глубокие беседы о Генри Дэвиде Торо[13 - Торо, Генри Дэвид (1817 -1862)  - американский писатель, философ, натуралист и поэт, представитель трансцендентализма.] в облаках пара в джакузи где-то в Западном Голливуде.
        «Смело шагай к своей мечте,  - говорил Торо.  - Живи той жизнью, которую она тебе подсказывает»[14 - Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу. [1854] / Пер. З. Е. Александровой. М.: Наука, 1979.].
        Торо был ее любимым философом. Но кто всерьез смело шагает к своей мечте? Ну, помимо Торо. Он ушел жить в лесу, не общался с внешним миром и просто сидел там, писал, рубил дрова и рыбачил. Но жизнь, возможно, была проще два столетия назад в Конкорде, штат Массачусетс, чем современная жизнь в Бедфорде, графство Бедфордшир.
        А может, и нет.
        Может, она просто не справлялась. С жизнью.
        Прошло несколько часов. Она хотела иметь цель, какую-то причину для существования. Но не находила ничего. Ни малейшей причины, чтобы продолжить забирать таблетки из аптеки для мистера Бэнерджи, как делала буквально два дня назад. Она пыталась дать бездомному денег, но поняла, что у нее их нет.
        «Не печалься, милочка, может, это никогда не случится»,  - так ведь говорят.
        «Ничего никогда и не случается,  - подумала она про себя.  - В этом-то и дело».

        Антиматерия

        За пять часов до решения умереть, когда она уже шла домой, в руке завибрировал телефон.
        Может, это Иззи. Может, Рави сказал ее брату связаться с ней.
        Нет.
        - О, привет, Дорин.
        Возбужденный голос:
        - Ты где была?
        Она совершенно забыла. Который сейчас час?
        - У меня был ужасный день. Мне очень жаль.
        - Мы ждали возле твоей квартиры целый час.
        - Я могу позаниматься с Лео, когда вернусь. Буду через пять минут.
        - Слишком поздно. Отец забрал его на три дня.
        - О, сожалею. Мне очень жаль.
        Извинения лились из нее водопадом. Она топила в них себя.
        - Если честно, Нора, он все равно собирался оставить занятия.
        - Но он делает успехи.
        - Ему очень нравилось. Но он слишком занят. Экзамены, друзья, футбол. От чего-то нужно отказаться.
        - У него настоящий талант. Я пристрастила его к чертову Шопену. Прошу…
        Глубокий-глубокий вздох.
        - Прощай, Нора.
        Нора вообразила, как земля разверзлась под ней, и она полетела сквозь литосферу, потом мантию, и остановилась, только когда достигла ядра  - жесткого, равнодушного железа.
        -

        За четыре часа до своего решения умереть Нора столкнулась с пожилым соседом, мистером Бэнер-джи.
        Мистеру Бэнерджи восемьдесят четыре года. Он хрупкий, но после операции на тазобедренном суставе хотя бы более подвижный.
        - Снаружи ужасно, верно?
        - Да,  - пробормотала Нора.
        Он посмотрел на свою клумбу.
        - Ирисы, правда, расцвели.
        Нора взглянула на фиолетовые цветы, выдавила из себя улыбку, гадая, какое утешение они могут дать.
        Его глаза за очками смотрели устало. Он стоял у своей двери, перебирая ключи. Бутылка молока в пластиковом пакете казалась слишком тяжелой для него. Увидеть его вне дома было редкостью. Того дома, который она посещала в первый месяц жизни здесь, чтобы помочь ему настроить онлайн-покупки.
        - О,  - сказал он вдруг.  - У меня хорошая новость. Тебе больше не нужно забирать из аптеки мои лекарства. Помощник аптекаря теперь живет поблизости и обещал их мне заносить.
        Нора попыталась ответить, но не могла выжать из себя ни слова. Вместо этого она кивнула.
        Он справился с дверью, закрыл ее и спрятался в своем святилище, полном воспоминаний о дорогой покойной жене.
        Вот и все. Никому она не нужна. Она лишняя во вселенной.
        Внутри ее квартиры тишина была оглушительнее любого шума. Запах кошачьей еды. В миске Вольтера корм съеден лишь наполовину.
        Она налила себе воды, проглотила две таблетки антидепрессанта и уставилась на остальные пилюли, раздумывая.
        За три часа до решения умереть все ее тело болело от сожалений, словно отчаяние из головы распространилось каким-то образом в туловище и конечности. Словно оно заполнило каждую ее клетку.
        Норе подумалось, что всем без нее лучше. Ты приближаешься к черной дыре, и гравитационные силы засасывают тебя в унылую, мрачную реальность.
        Эта мысль билась нескончаемой судорогой  - слишком неприятной, чтобы ее терпеть, и все же слишком сильной, чтобы ее игнорировать.
        Нора проверила социальные сети. Ни сообщений, ни комментариев, ни новых подписчиков, ни запросов в друзья. Она была антиматерией, вдобавок наполненной жалостью к себе.
        Она открыла Instagram и увидела, что все ухитрились придумать, как жить,  - все, кроме нее. Написала бессвязный пост на Facebook, которым уже даже и не пользовалась.
        За два часа до решения умереть Нора открыла бутылку вина.
        Учебники по философии смотрели на нее свысока  - призрачные декорации из университетских дней, когда жизнь еще была полна возможностей. Пальма юкка и три маленьких, приземистых кактуса в горшках. Она вообразила, что быть не осознающей себя формой жизни  - торчать в горшке весь день,  - пожалуй, менее обременительное существование.
        Она уселась за маленькое электропиано, но не стала ничего играть. Представила, как Лео сидит рядом, а она разучивает с ним Прелюдию ми минор Шопена. Со временем счастливые мгновения тоже могут превратиться в боль.
        Старое музыкальное клише: у пианино нет неправильных нот[15 - Фраза приписывается Телониусу Монку (1917 -1982), джазовому пианисту и композитору.]. Но ее жизнь была какофонией бессмыслицы. Она могла развиться в разных удивительных направлениях, а в итоге ни к чему не пришла.
        Время ускользало. Она смотрела в пустоту.
        После вина осознание ударило Нору с полной ясностью. Она не была создана для этой жизни.
        Каждый ее шаг был ошибкой, каждое решение  - катастрофой, каждый день  - бегством от того, какое будущее она себе воображала.
        Пловчиха. Музыкант. Философ. Супруга. Путешественница. Гляциолог. Счастливая. Любимая.
        Ничто.
        Она не смогла быть даже «хозяйкой кота». Или «учительницей музыки один час в неделю». Или «человеком, способным к беседе».
        Таблетки не действовали.
        Нора допила вино. До донышка.
        - Я скучаю по тебе,  - сказала она в пустоту, словно призраки всех людей, которых она любила, находились с ней в этой комнате.
        Она позвонила брату и оставила голосовое сообщение, так как он не снял трубку.
        - Я люблю тебя, Джо. Просто хотела, чтобы ты знал. Ты ничего не мог сделать. Все дело во мне. Спасибо, что ты мой брат. Люблю тебя. Пока.
        Снова зарядил дождь, и она села у окна с открытыми жалюзи наблюдать за каплями на стекле.
        Она знала с абсолютной уверенностью только одно: встречать следующий день совсем не хотелось. Она встала. Нашла ручку и клочок бумаги.
        И решила, что сейчас самое время умереть.

        Тем, кто меня найдет.
        У меня были все шансы стать кем-то в этой жизни, и я их упустила. Из-за моей беспечности и неудачливости мир бросил меня, поэтому вполне разумно, что и я должна уйти из этого мира.
        Если бы я думала, что могу остаться, я осталась бы. Но нет. Так что я не могу. Я делаю жизнь других людей хуже.
        Мне нечего дать им. Мне жаль.
        Будьте добры друг к другу.
        Прощайте,
Нора

        00:00:00

        Сначала туман был такой плотный, что, кроме него, ничего было не разглядеть, но постепенно она различила столбы по обе стороны от себя. Она стояла на дороге, у какой-то колоннады. Колонны были серыми, как вещество мозга, с блестящими голубыми вкраплениями. Туман рассеялся, как призрак, который предпочел остаться невидимым, и на его месте проявились очертания.
        Чего-то массивного, прямоугольного.
        Это было здание. Размером примерно с церковь или небольшой супермаркет. У него был каменный фасад того же цвета, что и колонны, большая деревянная дверь по центру и крыша с намеком на монументальность, с замысловатыми украшениями и величественными часами на фронтоне; на часах красовались черные римские цифры, а стрелки показывали полночь. Высокие темные арочные окна, обрамленные каменной кладкой, украшали переднюю стену, располагаясь на равном расстоянии друг от друга. Сначала Норе показалось, что в здании всего четыре окна, но мгновение спустя их уже было пять. Она решила, что ошиблась в счете.
        Вокруг ничего больше не было, и Норе больше некуда было идти, так что она осторожно шагнула вперед.
        Она взглянула на дисплей своих электронных часов.
        00:00:00
        Полночь, как и утверждали настенные часы.
        Она подождала следующей секунды, но та не настала. Даже когда она подошла ближе к зданию, открыла деревянную дверь, шагнула внутрь, цифры на экране не изменились. Либо ее часы сломались, либо что-то не так со временем. Учитывая обстоятельства, могло быть и то, и другое.
        «Что происходит?  - гадала она.  - Какого черта тут творится?»
        «Может, в этом месте найдутся ответы»,  - подумала Нора, входя внутрь. Здание было хорошо освещено, а пол выложен светлым камнем  - от бледно-желтого до верблюжье-коричневого, цвета состарившейся страницы,  - но окон, которые она видела снаружи, внутри не было. Вообще-то, хотя Нора сделала всего несколько шагов вперед, она уже вовсе не видела самих стен. Вместо них были книжные полки. Множество стеллажей, достающих до потолка, и проходы между ними ветвились от широкого коридора, по которому шла Нора. Она свернула в один проход и в замешательстве остановилась посмотреть на книги, которых, казалось, было не счесть.
        Книги занимали все полки  - тонкие, едва различимые. Все книги были зелеными. Разных оттенков зеленого. Некоторые тома  - мутно-болотные, другие  - ярко- и бледно-желто-зеленые, какие-то  - дерзко-изумрудные, а остальные  - цвета молодой зелени летних газонов.
        Кстати, о летних газонах: хотя книги выглядели старыми, воздух в библиотеке был свежим. В нем стоял густой аромат травы и парков, а не пыльный запах древних страниц.
        Полки будто бы и впрямь простирались в бесконечность, уходя далеко за горизонт, как линии, показывающие одноточечную перспективу в школьном проекте по искусству, прерываемые лишь случайным коридором.
        Она выбрала один коридор наугад и пошла вперед. На следующем повороте свернула налево и потерялась. Поискала выход, но никаких знаков не увидела. Попробовала вернуться туда, откуда вошла, ко входу, но это оказалось невозможно.
        Наконец, ей пришлось признать, что выхода она не найдет.
        «Это ненормально,  - сказала она себе, чтобы успокоиться от звука своего голоса.  - Определенно ненормально».
        Нора остановилась и подошла ближе к книгам.
        На корешках не значилось ни названий, ни авторов. Помимо разных оттенков, единственным, что отличало книги, был размер: книги были примерно одной высоты, но разной толщины. Некоторые  - сантиметров в пять, другие  - значительно тоньше. Одна-две были не толще брошюры.
        Нора потянулась, чтобы вытащить одну из книг, выбрав среднюю по толщине, тускло-оливкового цвета. Она выглядела пыльной и потрепанной.
        Но, не успев взять ее с полки, услышала голос за спиной и отпрянула.
        - Осторожнее,  - сказал он.
        И Нора обернулась посмотреть, кто это.

        Библиотекарша
        - Прошу. Тебе нужно соблюдать осторожность.
        Женщина появилась словно из ниоткуда. Элегантно одетая, в желто-зеленой водолазке, с короткими седыми волосами. Лет шестидесяти, по прикидке Норы.
        - Кто вы?
        Но, уже задавая вопрос, она поняла, что знает ответ.
        - Я библиотекарь,  - ответила женщина скромно.  - Вот кто.
        Ее лицо излучало добрую, но суровую мудрость. У нее были те же аккуратно подстриженные седые волосы, а лицо выглядело в точности так, как Нора его помнила.
        Прямо перед ней стояла ее старая школьная библиотекарша.
        - Миссис Элм.
        Миссис Элм слегка улыбнулась.
        - Возможно.
        Нора помнила те дождливые дни и игру в шахматы.
        Она помнила день, когда умер ее отец, а миссис Элм мягко сообщила ей эту новость в библиотеке. Отец скончался внезапно, от инфаркта, играя в регби с мальчишками из школы-интерната, в которой преподавал. Она оцепенела где-то на полчаса и только тупо смотрела на незаконченную шахматную партию. Сначала реальность была слишком велика, чтобы ее осмыслить, но затем Нора ощутила удар, и ее отбросило вбок со знакомой дороги. Она крепко вцепилась в миссис Элм и плакала в ее водолазку, пока лицо не покраснело от слез и акриловой пряжи.
        Миссис Элм обнимала ее, придерживая и поглаживая ее затылок, словно Нора была младенцем,  - не говоря банальностей или ложных утешений, не проявляя ничего, кроме заботы. Нора помнила голос миссис Элм: «Все наладится, Нора. Все будет хорошо».
        Это было за час до того, как мать Норы приехала ее забрать с братом на заднем сиденье  - тот уже обкурился до бесчувствия. И Нора села на переднее, рядом с молчаливой, дрожащей матерью, сказала, что любит ее, но ничего не услышала в ответ.
        - Что это за место? Где я?
        Миссис Элм ответила с весьма церемонной улыбкой:
        - В библиотеке, разумеется.
        - Это не школьная библиотека. И тут нет выхода. Я умерла? Это загробная жизнь?
        - Не совсем,  - ответила миссис Элм.
        - Не понимаю.
        - Тогда позволь мне объяснить.

        Полночная библиотека

        Когда миссис Элм заговорила, ее глаза ожили и заблестели, как лужи в свете луны.
        - Между жизнью и смертью есть библиотека,  - сказала она.  - И в этой библиотеке полки тянутся бесконечно. Каждая книга дает шанс попробовать другую жизнь, которую ты могла бы прожить. Увидеть, как все обернулось бы, принимай ты другие решения… Ты изменила бы что-то, будь у тебя возможность исправить то, о чем сожалеешь?
        - Так я умерла?  - спросила Нора.
        Миссис Элм покачала головой.
        - Нет. Слушай внимательно. Между жизнью и смертью,  - она сделала неопределенный жест вдоль стеллажей, в пространство.  - Смерть снаружи.
        - Значит, мне туда. Я хочу умереть,  - и Нора пошла.
        Но миссис Элм покачала головой.
        - Смерть работает не так.
        - Почему нет?
        - К смерти не идут. Смерть сама приходит.
        Даже умереть как следует Нора не может, вот что получается.
        Такое знакомое чувство. Чувство неполноты во всех смыслах. Незаконченная головоломка в человеческом обличье. Неполнота жизни и неполнота смерти.
        - Так почему я не умерла? Почему смерть ко мне не пришла? Я прямо ее пригласила. Я хотела умереть. А я тут, все еще существую. По-прежнему все осознаю.
        - Ну, если тебе от этого легче, весьма вероятно, что ты скоро умрешь. Люди, которые попадают в библиотеку, обычно долго не задерживаются, так или иначе.
        Когда Нора думала об этом  - а думала она об этом все больше,  - ей удавалось осмыслить себя лишь в контексте того, кем она не была. Кем не смогла стать. А она не стала очень многим. Сожаления крутились в ее голове, как запись на повторе. Я не стала олимпийской пловчихой. Не стала гляциологом. Не стала женой Дэна. Не стала матерью. Не стала солисткой «Лабиринтов». Не смогла стать хорошим или по-настоящему счастливым человеком. Не смогла уследить за Вольтером. А теперь, в конце концов, она не смогла даже умереть. Это выглядело поистине жалко: сколько возможностей растрачено впустую.
        - Пока стоит Полночная библиотека, Нора, ты будешь защищена от смерти. А теперь тебе надо решить, как ты хочешь жить.

        Движущиеся полки

        Полки по обе стороны от Норы пришли в движение. Они не меняли углы, просто скользили в горизонтальном направлении. А может, полки и вовсе не двигались, а двигались книги, но было непонятно, почему это происходит или даже как. Не было видно механизма, с помощью которого это происходило, не слышалось ни звука, ни один том не свалился с полки. Книги двигались с разной скоростью, в зависимости от того, на какой полке находились, но ни одна не перемещалась быстро.
        - Что происходит?
        Лицо миссис Элм напряглось, женщина выпрямилась, подбородок чуть вдался в шею. Она шагнула к Норе и крепко сжала свои руки.
        - Пора, милая, начать.
        - Если не возражаете, я спрошу: начать что?
        - Каждая жизнь содержит миллионы решений. Больших и малых. Но всякий раз, когда принимается одно решение вместо другого, результат будет другим. Происходит необратимое, что, в свою очередь, приводит к другим изменениям. Эти книги  - порталы во все жизни, которые ты могла бы прожить.
        - Что?
        - У тебя столько жизней, сколько возможностей. Есть жизни, в которых ты выбирала иначе. Каждый такой выбор приводит к иным результатам. Если бы ты хотя бы раз поступила не так, как поступила, у тебя была бы совершенно другая жизнь. Все эти жизни существуют в Полночной библиотеке. И все они так же реальны, как и жизнь теперешняя.
        - Параллельные жизни?
        - Не всегда параллельные. Некоторые скорее… перпендикулярные. Итак, хочешь прожить жизнь, которая могла бы у тебя быть? Хочешь сделать что-то иначе? Хочешь ли что-то изменить? Ты сделала что-то не так?
        Это был легкий вопрос.
        - Да. Абсолютно все.
        Ответ, казалось, пощекотал нос библиотекарши.
        Миссис Элм быстро нащупала бумажную салфетку в рукаве водолазки. Быстро поднесла к лицу и чихнула в нее.
        - Будьте здоровы,  - сказала Нора, глядя, как салфетка исчезла из рук библиотекарши, как только женщина закончила ею пользоваться,  - какая-то странная гигиеническая магия.
        - Не волнуйся. Салфетки  - как жизни. Всегда есть еще,  - миссис Элм вернулась к своему рассуждению.  - Если поступить иначе в чем-то одном, зачастую это значит изменить все. Поступки нельзя менять в течение жизни, сколько бы мы ни пытались… Но ты больше не внутри жизни. Ты выскочила наружу. Это твоя возможность, Нора, увидеть, как все могло сложиться по-другому.
        «Это не может быть взаправду»,  - подумала Нора про себя.
        Миссис Элм, казалось, знала, о чем она думает.
        - О, это взаправду, Нора Сид. Но это не вполне та реальность, как ты ее понимаешь. Если хочешь подобрать слово, это междумирье. Это не жизнь. Это не смерть. Это не настоящий мир в обыденном смысле. Но это и не сон. Ни то и ни другое. Короче, это Полночная библиотека.
        Медленно движущиеся полки остановились. Нора заметила на одном стеллаже, справа, на высоте своих плеч, пустое пространство. На всех других стеллажах вокруг нее книги стояли, тесно прижавшись друг к дружке, но тут, на тонкой белой полке, лежала всего одна книга.
        И эта книга не была зеленой, как другие. Она была серой. Серой, как камень снаружи здания, когда Нора видела его сквозь туман.
        Миссис Элм взяла книгу с полки и передала Норе. На ее лице отразились гордость и предвкушение, словно она вручала Норе рождественский подарок.
        Миссис Элм держала книгу, будто пушинку, но на деле та оказалась очень тяжелой. Нора приготовилась открыть ее.
        Миссис Элм покачала головой.
        - Всегда жди, пока я разрешу.
        - Почему?
        - Каждая книга здесь, каждая книга во всей библиотеке  - кроме одной  - это версия твоей жизни. Это твоя библиотека. Она существует для тебя. Видишь ли, жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов. Эти книги на полках  - твое бытие, начиная с одной точки времени. Прямо сейчас. В полночь. Во вторник двадцать восьмого апреля. Но эти полночные возможности не одинаковы. Какие-то из них похожи, а какие-то сильно различаются.
        - С ума сойти,  - сказала Нора.  - Кроме одной? Этой?  - Нора наклонила каменно-серую книгу в сторону миссис Элм.
        Миссис Элм подняла бровь.
        - Да. Этой. Это то, что ты написала, не напечатав ни единого слова.
        - Что?
        - Эта книга  - источник всех твоих проблем и одновременно ответ на них.
        - Но что это?
        - Это называется, моя дорогая, «Книгой сожалений».

        Книга сожалений

        Нора уставилась на нее. Теперь она видела. Мелким шрифтом на обложке было выбито:

        КНИГА СОЖАЛЕНИЙ
        - Все, о чем ты когда-либо сожалела с момента твоего рождения, записано здесь,  - сказала миссис Элм, постучав пальцем по обложке.  - Теперь я разрешаю тебе открыть ее.
        Поскольку книга была очень тяжелой, Нора села, скрестив ноги, на каменный пол. И начала листать.
        Книга оказалась поделена на главы, хронологически организованные по годам ее жизни: 0, 1, 2, 3  - и так до 35 лет. Главы с каждым годом становились все длиннее. Но копившиеся сожаления не были связаны с годом жизни.
        - Сожаления не замечают хронологию. Они просто парят. Последовательность этих списков постоянно меняется.
        - Ясно, да, похоже, в этом есть смысл.
        Она быстро поняла, что они варьируют от мелких и повседневных («Я жалею, что не позанималась спортом сегодня») до значительных («Я сожалею, что не сказала отцу перед смертью, как люблю его»).
        Были постоянные, фоновые сожаления, которые повторялись на многих страницах. «Я жалею, что не осталась в “Лабиринтах”, потому что подвела этим брата». «Я жалею, что не осталась в “Лабиринтах”, потому что подвела этим себя». «Я сожалею, что недостаточно забочусь о природе». «Я сожалею о том времени, которое потратила на социальные сети». «Я сожалею, что не поехала в Австралию с Иззи». «Я сожалею, что мало развлекалась, когда была моложе». «Я жалею обо всех ссорах с папой». «Я жалею, что не работаю с животными». «Я жалею, что выбрала философию в университете вместо геологии». «Я жалею, что не научилась быть счастливым человеком». «Мне жаль, что я чувствую столько вины». «Я сожалею, что забросила учить испанский». «Я жалею, что не выбрала естественнонаучные предметы для выпускных экзаменов». «Я жалею, что не стала гляциологом». «Я жалею, что не вышла замуж». «Я жалею, что не поступила на магистерскую программу по философии в Кембридже». «Мне жаль, что я не слежу за своим здоровьем». «Мне жаль, что я не дописала роман, который начала сочинять в университете». «Я жалею, что уехала из Лондона». «Я
жалею, что у меня бесперспективная работа». «Я жалею, что не была хорошей сестрой». «Я жалею, что не попутешествовала год после университета». «Я жалею, что разочаровала отца». «Я жалею, что учу других играть на пианино больше, чем играю сама». «Я жалею о своей финансовой несостоятельности». «Я жалею, что не живу в деревне».
        Какие-то сожаления были чуть слабее других. Одно сожаление словно мерцало: то оно было почти невидимым, то проступало жирным шрифтом, когда она смотрела на него: «Я сожалею, что у меня нет детей».
        - Это сожаление, которое то возникает, то пропадает,  - объяснила миссис Элм, словно прочитав ее мысли.  - Таких несколько.
        С тридцати четырех лет и далее, в самой длинной главе в конце книги, было много сожалений о Дэне. Они были сильными, выделенными жирным шрифтом, и звучали в ее голове как нескончаемое фортиссимо в концерте Гайдна.
        «Я сожалею, что была жестока с Дэном». «Я сожалею, что порвала с Дэном». «Я сожалею, что у нас с Дэном нет паба в деревне».
        И глядя на эти страницы, она думала о человеке, за которого чуть не вышла замуж.

        Избыток сожалений

        Она познакомилась с Дэном, когда жила с Иззи в Тутинге[16 - Тутинг  - район в южной части Лондона.]. Широкая улыбка, короткая бородка. Похож на ветеринара из телевизора. Веселый, любознательный. Он прилично пил, но, казалось, был совершенно не склонен страдать от похмелья.
        Он изучал историю искусства и, используя глубокое знание Рубенса и Тинторетто, стал главой пиар-отдела для бренда протеиновых батончиков. Однако у него была мечта. И этой мечтой был деревенский паб. И он мечтал разделить эту мечту с ней. С Норой.
        И она увлеклась его энтузиазмом. Приняла предложение. Но внезапно поняла, что не хочет за него замуж.
        В глубине души она боялась становиться матерью. Не хотела повторять брак своих родителей.
        Уставившись невидящим взглядом в «Книгу сожалений», она гадала, действительно ли ее родители когда-то любили друг друга, или они поженились, потому что считалось правильным вступать в брак в соответствующем возрасте с ближайшим доступным человеком. Словно это такая игра, в которой ты хватал первого попавшегося, когда музыка заканчивалась.
        Она никогда не хотела играть в эту игру.
        Бертран Рассел писал: «Бояться любви  - значит бояться жизни, и те, кто боится жизни, уже на три четверти мертвы»[17 - Рассел Б. Брак и мораль [1929] / Пер. Ю. В. Дубровина. М.: АСТ, 2015.]. Может, в этом была ее проблема. Может, она просто боялась жить. Но у Бертрана Рассела было больше браков и интрижек, чем горячих обедов, так что, возможно, его и слушать не стоило.

        Мама умерла за четыре месяца до свадьбы, и Нора горевала безмерно. Хотя она предложила перенести церемонию, этого почему-то не случилось, и горе Норы смешалось с депрессией, тревогой и ощущением, что ее жизнь вышла из-под контроля. Свадьба представлялась ей проявлением этого внутреннего хаоса, она чувствовала себя так, словно была привязана к рельсам, и единственным способом ослабить веревки и освободиться оказалась отмена бракосочетания. Хотя, в действительности, остаться в Бедфорде одинокой, подвести Иззи с планами на Австралию, начать работать в «Теории струн», завести кота  - все это ощущалось как противоположность свободы.
        - О нет,  - сказала миссис Элм, нарушив мысли Норы.  - Слишком много для тебя.
        И внезапно она вновь ощутила раскаяние и боль за то, что подвела людей и себя саму, боль, которой она пыталась избежать менее часа назад. Сожаления стали сгущаться. Вообще, пока она смотрела на открытые страницы книги, боль стала еще сильнее, чем в тот день, когда она растерянно бродила по Бедфорду. Мощь всех этих сожалений, разом излучаемых книгой, терзала ее душу. Бремя вины, раскаяния и скорби было слишком сильным. Она откинулась назад, опершись на локти, бросила тяжелую книгу и зажмурилась. Она едва дышала, словно невидимые руки сжали ее шею.
        - Пусть это прекратится!
        - Закрой ее немедленно,  - подсказала миссис Элм.  - Закрой книгу. Не просто глаза. Закрой ее. Ты должна это сделать сама.
        И Нора, чувствуя себя так, будто вот-вот потеряет сознание, выпрямилась и положила руку под обложку. Книга казалась еще тяжелее, но ей удалось закрыть ее  - и девушка вздохнула с облегчением.

        Любая жизнь начинается сейчас
        - Ну?
        Миссис Элм сложила руки перед собой. Хотя она выглядела в точности так же, как миссис Элм, которую Нора всегда знала, ее манера вести себя была определенно чуть более резкой. Миссис Элм каким-то образом была не миссис Элм. Это сильно сбивало с толку.
        - Что «ну»?  - спросила Нора, все еще ловя ртом воздух в облегчении, что больше не чувствует всю силу своих сожалений разом.
        - Какое сожаление выделяется? Какое решение ты хотела бы отменить? Какую жизнь ты хотела бы примерить?
        Она так и сказала, дословно. Примерить. Словно это был магазин одежды и Нора могла выбрать жизнь так же легко, как футболку. Происходящее казалось жестокой игрой.
        - Было мучительно. Мне казалось, я вот-вот задохнусь. Какой в этом смысл?
        Взглянув вверх, Нора впервые заметила лампочки. Простые голые лампочки свисали на проводах с потолка  - обычного светло-серого потолка. Только вот стен по краям потолка не было. Как и пол, он продолжался до бесконечности.
        - Смысл таков: велика вероятность, что твоя прежняя жизнь закончена. Ты хотела умереть, и, возможно, ты умрешь. И тебе нужно будет куда-то идти. Где-то осесть. В другой жизни. Так что подумай хорошенько. Эта библиотека называется Полночной, потому что всякая новая жизнь, предлагаемая здесь, начинается сейчас. То есть в полночь. Все начинается в данный момент. Все варианты будущего. Вот что здесь заключено. Вот что представляют собой твои книги. Каждое непосредственное настоящее и разворачивающееся будущее, которое у тебя могло бы быть.
        - Так здесь нет прошлого?
        - Нет. Только его последствия. Но такие книги тоже написаны. И я знаю их все. Однако они написаны не для тебя.
        - А когда заканчивается каждая жизнь?
        - Возможно, через несколько секунд. Или часов. Или дней. Месяцев. А то и позже. Если ты найдешь жизнь, которую действительно захочешь прожить, ты сможешь жить в ней, пока не умрешь от старости. Если действительно сильно захочешь прожить жизнь, тебе не нужно беспокоиться. Ты останешься в ней, словно всегда там была. Потому что в одной вселенной ты была всегда. Книгу никогда не вернут, так сказать. Она станет не столько взятой напрокат, сколько подарком. В мгновение, когда ты решишь, что хочешь эту жизнь, по-настоящему хочешь, все существующее в твоей голове сейчас, включая Полночную библиотеку, станет столь туманным и смутным воспоминанием, что почти полностью исчезнет.
        Одна из лампочек заморгала.
        - Опасность грозит тебе,  - продолжила миссис Элм зловеще,  - только пока ты здесь. Между жизнями. Если ты утратишь силу духа и не сможешь продолжать, это повлияет на твою осевую жизнь  - изначальную. И тогда здание может разрушиться. Ты исчезнешь навсегда. Умрешь. И потеряешь доступ ко всему этому.
        - Этого я и хочу. Я хочу умереть. Я умру, потому что хочу этого. Поэтому я выпила таблетки. Я хочу умереть.
        - Что ж, возможно. А может, и нет. В конце концов, ты все еще здесь.
        Нора попыталась вместить это в своей голове.
        - Так как мне вернуться в библиотеку? Вдруг я застряну в жизни, которая еще хуже, чем та, из которой я ушла?
        - Пожалуй, это трудно уловить, но как только ты ощутишь разочарование во всей его полноте, ты вернешься сюда. Порой это чувство подкрадывается постепенно, а порой приходит сразу. Если оно не возникнет, ты останешься там и будешь счастлива по определению. Проще и быть не может. Итак: выбирай то, что ты хотела бы сделать иначе, и я найду тебе книгу. То есть  - жизнь.
        Нора опустила взгляд на «Книгу сожалений», которая лежала закрытой на желто-коричневой плитке пола.
        Она вспомнила, как болтала поздним вечером с Дэном о его мечте  - старомодном маленьком пабе в деревне. Его энтузиазм был заразителен, и она практически разделила его мечту.
        - Мне жаль, что я бросила Дэна. Я хотела бы все еще быть с ним. Я сожалею, что мы не остались вместе и не воплотили ту мечту. Есть такая жизнь, в которой мы все еще вместе?
        - Разумеется,  - ответила миссис Элм.
        Книги в библиотеке вновь пришли в движение, словно полки были конвейерной лентой. На этот раз, однако, вместо того чтобы двигаться медленно, как на свадебном марше, они летали все быстрее и быстрее, пока вовсе не перестали быть отдельными книгами. Они кружились сплошными потоками зелени.
        А потом, так же внезапно, остановились.
        Миссис Элм присела на корточки и взяла книгу с самой нижней полки слева. Издание темно-зеленого оттенка. Передала ее Норе. Книга оказалась гораздо легче «Книги сожалений», хоть и схожего объема. На корешке опять не было названия, но на обложке обнаружилось теснение мелким шрифтом, такого же оттенка, как и вся книга.
        Надпись гласила: «МОЯ ЖИЗНЬ».
        - Но это не моя жизнь…
        - О, Нора, это все твои жизни.
        - Что же мне теперь делать?
        - Открой книгу и начни с первой страницы.
        Нора так и сделала.
        - Так-с,  - сказала миссис Элм, осторожно чеканя слова.  - А теперь читай первую строчку.
        Нора уставилась вниз и прочла.

        ОНА ВЫШЛА ИЗ ПАБА В НОЧНУЮ ПРОХЛАДУ…

        И Нора только успела спросить себя: «Из паба?» После этого все изменилось. Текст начал вращаться и вскоре стал неразличим в быстром водовороте, а сама она ощутила слабость. Она не отпускала книгу, но вот уже она перестала быть тем, кто ее читает, а спустя мгновение от книги  - да и от библиотеки  - не осталось и следа.

        Три подковы

        Нора стояла на улице в чистом морозном воздухе. В отличие от Бедфорда, дождя тут не было.
        - Где я?  - прошептала она самой себе.
        С одной стороны чуть изогнутой дороги рядком располагались причудливые каменные домики, плотно прижавшиеся друг к дружке. Тихие и старинные, с темными окнами, они притулились на краю деревни, утопая в тишине ночи. Ясное небо, ширь, испещренная звездами, полумесяц на убыли. Запах полей. Перекличка неясытей. А затем снова тишина. Тишина с эффектом присутствия, власти над этим воздухом.
        Странно.
        Она была в Бедфорде. Потом в той необычной библиотеке. А теперь оказалась здесь, на прелестной сельской дороге. Даже с места не сдвинувшись.
        На этой стороне дороги золотистый свет лился из нижнего окна. Она посмотрела вверх и увидела изящно раскрашенную вывеску паба, мягко скрипящую на ветру. Над изображением перекрещивающихся подков было аккуратно выведено курсивом: «Три подковы».
        Прямо перед ней на дорожке стояла доска. Она узнала свой почерк  - самую старательную его версию:

        ТРИ ПОДКОВЫ
        Вечер вторника  - викторина
        В 8.30 вечера
        «Я знаю только то, что я ничего не знаю»
        Сократ (проиграв в нашей викторине!!!!)

        Это была жизнь, в которой она ставила четыре восклицательных знака подряд. Возможно, так поступали более счастливые, менее зажатые люди.
        Вдохновляющее предзнаменование.
        Она оглядела свой наряд. Джинсовая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, джинсы и туфли на танкетке  - все это она не носила в своей настоящей жизни. От холода она покрылась гусиной кожей: эта одежда явно не предназначена для того, чтобы долго находиться на улице.
        На безымянном пальце у нее красовались два кольца: старое сапфировое с помолвки  - то самое, которое она сняла, дрожа и плача, больше года назад, а рядышком примостилось простое серебряное свадебное.
        С ума сойти.
        На руке были часы. В этой жизни  - не электронные. А элегантные, изящные механические, с римскими цифрами. Они показывали минуту пополуночи.
        Как это возможно?
        Ее руки были в этой жизни нежнее. Может, она пользовалась кремом. Ногти блестели прозрачным лаком. Утешала знакомая родинка на левой руке.
        Послышался скрип шагов по гравию. К ней кто-то приближался. Мужчина, различимый в свете окон паба и единственного фонаря. Розовощекий, с седыми диккенсовскими усами, в виниловой куртке. Просто оживший кувшин Тоби[18 - Керамический кувшин, выполненный в виде сидящей фигуры узнаваемой личности. Такие кувшины изготовлялись примерно с XVIII в.]. Судя по чрезмерно ровной походке, он был слегка пьян.
        - Доброй ночи, Нора. Я вернусь в пятницу. Послушать фолк. Дэн сказал, исполнитель хорош.
        В этой жизни она, вероятно, знала, как его зовут.
        - Верно. Да, конечно. В пятницу. Будет отличный вечер.
        По крайней мере, голос был, похоже, ее. Она проследила, как мужчина пересекает дорогу, смотрит налево и направо несколько раз, несмотря на полное отсутствие машин, и исчезает в переулке между домиками.
        Все это действительно происходило. Это была она. Жизнь в пабе. Мечта, ставшая реальностью.
        - Это так невероятно странно,  - произнесла она в ночь.  - Так. Невероятно. Странно.
        Группа из трех человек покинула паб. Две женщины и мужчина. Проходя мимо Норы, они улыбнулись ей.
        - В другой раз выиграем,  - сказала одна из женщин.
        - Да,  - ответила Нора.  - Всегда есть другой раз.
        Она подошла к пабу и заглянула в окно. Похоже, он был пуст, но свет еще горел. Должно быть, это были последние посетители.
        Паб выглядел очень гостеприимным. Теплым, с особым характером. Столики, деревянные балки, колесо от фургона, прибитое к стене. Темно-красный ковер и обитая деревом барная стойка, за которой виднелся впечатляющий набор пивных кранов.
        Она отошла от окна и увидела знак прямо за пабом, там, где дорожка переходила в газон.
        Нора торопливо приблизилась и прочла надпись.

        ЛИТТЛВОРТ
        приветствует осторожных водителей

        Затем она заметила вверху посередине на знаке маленький герб, а вокруг него слова «Совет графства Оксфордшир».
        - У нас получилось,  - прошептала она, вдыхая деревенский воздух.  - У нас действительно получилось.
        Это была мечта, о которой Дэн впервые упомянул ей, когда они бродили по Парижу вдоль Сены, поедая макароны[19 - Макарон  - печенье из молотого миндаля, сахара и яичного белка с прослойкой из крема или варенья.], купленные на бульваре Сен-Мишель.
        Мечта не о Париже, а о деревенской Англии, где они жили бы вместе.
        Загородный паб в Оксфордшире.
        Когда у мамы Норы рак рецидивировал в агрессивной форме, достигнув лимфатических узлов и быстро заполонив все тело, эта мечта была отложена, и Дэн переехал с ней из Лондона в Бедфорд. Мама знала об их помолвке и планировала дожить до свадьбы. Но умерла на четыре месяца раньше.
        Может, это была она. Ее жизнь. Может, ей впервые или даже во второй раз повезло.
        Она позволила себе осторожную улыбку.

        Нора снова двинулась по тропинке, поскрипывая гравием, на этот раз к боковой двери, из которой недавно вышел пьяный усатый мужчина в виниловой куртке. Глубоко вдохнула и вошла внутрь.
        Было тепло.
        И тихо.
        Она оказалась в каком-то холле или коридоре. Терракотовая плитка на полу. Низкие деревянные панели, а над ними  - обои с рисунком из платановых листьев.
        Она миновала небольшой коридор и вошла в главный зал паба, который уже видела в окно. Отпрянула, внезапно увидев кота, возникшего словно из ниоткуда.
        Худощавый шоколадный бирманец, изящный, прошел мимо, мурлыкнул. Она наклонилась, погладила его и прочла имя, выбитое на круглой пластинке, прикрепленной к ошейнику: Вольтер.
        Кот другой, а имя то же. В отличие от ее любимого рыжего полосатого, вряд ли этот Вольтер был приютским. Кот заурчал.
        - Привет, Вольт номер два. Похоже, ты здесь счастлив. А мы все такие же счастливые, как и ты?
        Кот проурчал предполагаемое согласие и потерся головой о ногу Норы. Она взяла его на руки и подошла к бару. Там стоял ряд кранов с крафтовым пивом, стаутом и сидром, светлым элем и IPA[20 - Сидр  - слабоалкогольный напиток из фруктов, на уровне пива. Все остальное  - разновидности пива: крафтовое пиво  - пиво, произведенное на небольшом частном предприятии с соблюдением классических, традиционных технологий; стаут  - темный элевый сорт пива; эль  - традиционный английский вид пива, получается методом верхового брожения, от обычного пива классический эль отличается отсутствием хмеля в рецептуре; IPA или индийский пейл-эль (India Pale Ale)  - сильно охмеленная разновидность пейл-эля или светлого эля. Собственно, все перечисленные виды являются крафтовыми.  - Примеч. ред.]. Любимое пиво викария. Потерянное и обретенное. Мисс Марпл. Спящие лимоны. Разбитые мечты.
        Сбоку стояла банка для пожертвований от фонда защиты бабочек.
        Она услышала звон стекла. Будто заполняли посудомоечную машину. Нора почувствовала, как ее грудь сдавила тревога. Знакомое ощущение. Потом за баром возник долговязый парень чуть старше двадцати лет в мешковатой майке для регби: едва обращая внимание на Нору, он собирал последние грязные бокалы и складывал их в посудомоечную машину. Включил ее, стянул свое пальто с крючка, надел, достал ключи от автомобиля.
        - Пока, Нора. Я перевернул стулья и вытер все столы. Посудомойка включена.
        - О, спасибо.
        - До четверга.
        - Да,  - ответила Нора, чувствуя себя шпионом, близким к провалу.  - Увидимся.
        Спустя мгновение после того, как парень ушел, она услышала шаги, приближающиеся откуда-то снизу, по тем же плиткам, которые миновала она, когда зашла с бокового входа. И вот он здесь.
        Он выглядел иначе.
        Бородка исчезла, больше морщинок у глаз, темные круги. Он держал в руке почти допитый бокал темного пива. Все еще похож на ветеринара из телевизора, только несколько сезонов спустя.
        - Дэн,  - сказала она, словно нужно было его назвать. Как кролика у дороги.  - Я только хотела сказать, что очень горжусь тобой. Очень горжусь нами.
        Он взглянул на нее безучастно.
        - Я выключал холодильные установки. Завтра нужно прибраться. Две недели этого не делали.
        Нора понятия не имела, о чем он говорит. Она погладила кота.
        - Верно. Да. Конечно. Прибраться.
        Ее муж  - вот кто он для нее в этой жизни  - оглядел столы и перевернутые стулья. На нем была выцветшая футболка «Челюсти»[21 - «Челюсти» (1975, реж. Стивен Спилберг)  - культовый триллер про акулу-людоеда.].
        - Блейк и Софи ушли домой?
        Нора засомневалась. Она чувствовала, что он говорил о людях, которые работают на него. Молодой человек в мешковатой майке для регби, предположительно, был Блейком. Похоже, никого больше не было.
        - Да,  - ответила она, пытаясь говорить естественно, несмотря на глубочайшую странность обстоятельств.  - Думаю, ушли. Они отлично справляются.
        - Отлично.
        Она помнила, как купила ему футболку с «Челюстями» на его двадцать шестой день рождения. Десять лет назад.
        - Ответы сегодня были те еще. Одна из команд  - с Питом и Джоли  - заявила, что потолок Сикстинской капеллы расписал Марадона[22 - Потолок Сикстинской капеллы в 1508 -1512 гг. расписывал Микеланджело Буонарроти (1475 -1564), выдающийся художник, скульптор и архитектор эпохи Возрождения. Марадона, Диего (род. 1960)  - аргентинский футболист.].
        Нора кивнула и погладила Вольта номер два. Как будто она знала, кто такие Пит и Джоли.
        - Если честно, сегодня было непросто. Может, в другой раз стоит взять вопросы с другого сайта. Кто вообще знает название высочайшей горы в гряде Кара-как-там?
        - Каракорум?  - спросила Нора.  - Ка два.
        - Ну конечно, ты знаешь,  - сказал он с излишней резкостью. Как будто слегка перебрал.  - Это вроде как твоя сфера. Пока большинство людей увлекались тяжелой музыкой, ты увлекалась настоящим тяжеляком вроде камней.
        - Эй,  - сказала она.  - Я же пела в группе.
        В группе, вспомнила она, которую Дэн ненавидел.
        Он рассмеялся. Она узнала этот смех, и он ей не понравился. Она уже забыла, как часто за время их отношений юмор Дэна обрушивался на других людей, особенно на Нору. Когда они были вместе, она старалась не замечать этой грани его личности. У него было много других черт  - он был мил с ее мамой, когда та болела, и мог легко поддержать любую беседу, он много мечтал о будущем, был симпатичным и легким в общении, страстно любил искусство и всегда останавливался поговорить с бездомными. Он заботился о мире. Человек  - как город. Нельзя оценивать всю его территорию по отдельным непривлекательным районам. Возможно, тебе не понравятся некоторые места, попадется несколько сомнительных переулков и кварталов, но все хорошее, что в нем есть, того стоит.
        Он слушал много дурацких подкастов, которые, по его мнению, должна слушать и Нора, смеялся так, что Нору это раздражало, и громко булькал жидкостью для полоскания рта. И да, он перетягивал на себя одеяло и временами бывал заносчив в своем мнении об искусстве, кино и музыке, но в нем не было ничего откровенно дурного. Ну  - раз уж она об этом подумала,  - он никогда не поддерживал ее музыкальную карьеру, утверждал, что ее участие в «Лабиринтах» и подписание контракта плохо отразятся на ее душевном здоровье и что ее брат слегка эгоистичен. Но в то же время она считала это не сигналом опасности, а скорее чем-то хорошим. Она думала так: он заботится о ней, а это хорошо, когда кто-то о тебе заботится, когда есть человек, кого не прельщают слава и верхоглядство, готовый помочь сориентироваться в жизни. И когда он предложил ей выйти за него, в коктейль-баре на верхнем этаже башни «Оксо»[23 - Башня «Оксо» находится на южном берегу Темзы в центре Лондона, наверху распложены ресторан и бар.], она согласилась и, пожалуй, всегда правильно делала, что соглашалась.
        Он вышел на середину зала, поставил на стол бокал с пивом и теперь уткнулся в телефон в поисках лучших вопросов для викторины.
        Она гадала, сколько он сегодня выпил. Гадала, не стоит ли в действительности за мечтой стать владельцем паба желание иметь нескончаемые запасы алкоголя.
        - Как называется двадцатисторонний многоугольник?
        - Не знаю,  - соврала Нора, не желая рисковать и получить ту же реакцию, что и мгновение назад.
        Он положил телефон в карман.
        - Все равно у нас неплохо получилось. Выпивки разошлось море. Неплохо для вторника. Все налаживается. Есть что сказать завтра банку. Может, нам дадут отсрочку по кредиту…
        Он уставился на пиво в своем бокале, взболтнул его и допил до дна.
        - Хотя нужно сказать Эй-Джею[24 - Эй-Джей  - распространенное в англоговорящем мире сокращение по первым инициалам имени: A. J. Например, Эй-Джей Фойт  - легендарный гонщик «Формулы-1», его полное имя Anthony Joseph Foyt. Эй-Джей  - имя водителя в популярном американском сериале «Вспыш и чудо-машинки».  - Примеч. ред.], чтобы пересмотрел меню для ланча. Никто в Литтлворте не хочет есть карамелизованную свеклу, салат из кормовых бобов и кукурузные оладьи. Наша задача  - не пристыдить Фитцровию[25 - Фитцровия  - богемный и престижный район Лондона.]. Знаю, там отлично идут дела, но, думаю, вина, которые ты выбрала, того не стоят. Особенно калифорнийские.
        - Ладно.
        Он оглянулся и посмотрел назад.
        - А где доска?
        - Что?
        - Доска. Я думал, ты принесла ее.
        Так вот зачем она была снаружи.
        - Нет. Нет. Я сейчас принесу.
        - Я вроде видел, как ты выходила.
        Нора улыбнулась, отгоняя нервозность.
        - Да, верно, выходила. Нужно было… я волновалась из-за кота. Вольта. Вольтера. Не могла его найти и вышла наружу поискать, но потом отыскала.
        Дэн зашел за стойку бара и налил себе скотч.
        Ему показалось, что она осуждает его.
        - Это только третий бокал. Четвертый, может. Сегодня же викторина. Ты ведь знаешь, я нервничаю, когда веду конферанс. А это помогает мне быть забавным. И я был забавным, не находишь?
        - Да. Очень забавным. Сама забава.
        Его лицо внезапно стало серьезным.
        - Я видел, ты говорила с Эрин. Что она сказала?
        Нора не была уверена, как лучше ответить.
        - О, ничего особенного. Как обычно. Ты же знаешь Эрин.
        - Как обычно? Ты же вроде раньше ни разу с ней не общалась.
        - Я имела в виду, что обычно говорят люди. Не конкретно Эрин. Обычная беседа…
        - Как поживает Уилл?
        - Э, очень хорошо,  - наугад ответила Нора.  - Передает привет.
        Дэн выпучил глаза от удивления.
        - Неужели?
        Нора понятия не имела, что говорить. Может, Уилл  - это ребенок. Может, Уилл в коме.
        - Извини, нет, не передает привет. Прости, я не подумала. Не важно, я… пойду, принесу доску.
        Она опустила кота на пол и направилась к выходу. На этот раз она заметила то, что упустила при входе.
        Газетная вырезка из Oxford Times в рамке с фотографией Норы и Дэна, стоящих у входа в «Три подковы». Дэн обнимал ее. На нем был костюм, которого она прежде не видела, а на ней  - изысканное платье, которое она ни за что бы не надела в своей настоящей жизни (она редко носила платья).

        ВЛАДЕЛЬЦЫ ПАБА ВОПЛОЩАЮТ МЕЧТУ В РЕАЛЬНОСТЬ

        Судя по статье, они задешево купили заброшенный паб, сделали ремонт на скромное наследство (Дэна), сбережения и банковский кредит. В статье представлялась история успеха, хотя это было два года назад.
        Она вышла на улицу, гадая, стоит ли судить о жизни по нескольким минутам за полночь вторника. Или, может, этого как раз довольно.
        Поднимался ветер. Доска стояла на тихой деревенской улочке, порывы ветра сдвинули ее с дорожки и опрокинули. Не успев поднять ее, Нора почувствовала вибрацию телефона в кармане. Она не знала, что он там был. Вынула. Сообщение от Иззи.
        Она обратила внимание на заставку: фото себя с Дэном где-то на юге.
        Разблокировала телефон распознаванием лица и открыла сообщение. Это была фотография кита, всплывающего в океане, белый фонтан брызг поднимался в воздух, как струя шампанского из бутылки. Фото было чудесным и вызвало у нее улыбку.
        Иззи печатала.
        Появилось новое сообщение:
        Это одна из моих фотографий вчера с лодки.
        И еще:
        Мать горбатого кита
        И снова фото: на этот раз два кита, их спины рассекают волны.
        С китенком
        Последнее сообщение включало эмодзи[26 - Текстовые или графические смайлики и символы, которые используются вместо слов для передачи эмоций, настроения или какого-то смысла в сообщениях и на сайтах.  - Примеч. ред.] китов и волн.
        Нора ощутила тепло. Не только от фотографий, которые, безусловно, были чудесными, но и от контакта с Иззи.
        Когда Нора отменила свадьбу с Дэном, Иззи настаивала, чтобы они отправилась в Австралию вместе.
        Они проложили маршрут, спланировали жить в Байрон-Бей и найти работу на судне, которое возит туристов смотреть китов.
        Они просмотрели множество видео с горбатыми китами в предвкушении этого приключения. Но потом Нора засомневалась и дала задний ход. Так же, как она отошла от карьеры пловчихи, от группы, от свадьбы. Но, в отличие от тех занятий, у нее даже не было причины. Да, она начала работать в «Теории струн», и да, она ощущала потребность ухаживать за могилами родителей, но она знала, что остаться в Бедфорде  - ее худший вариант. И все же она выбрала его. Из-за странной предсказуемой ностальгии, которая зрела вместе с депрессией и говорила ей, что она, в конце концов, не заслужила быть счастливой. Что она причинила Дэну боль, и жизнь в родном городе, состоящая из моросящего дождя и уныния,  - это ее наказание, и ей не хватает воли или ясности, или, черт возьми, сил на что-то еще.
        Так что, по сути, она променяла лучшую подругу на кота.
        В своей настоящей жизни она никогда не ссорилась с Иззи. Никакой драмы. Но после того как Иззи улетела в Австралию, отношения их охладели настолько, что от дружбы остался только дым случайных лайков в Facebook или Instagram и наполненных эмодзи поздравлений с днем рождения.
        Она просмотрела переписку с Иззи и поняла, что, хотя между ними больше десяти тысяч километров, в этой версии реальности у них все еще замечательные отношения.

        Когда она вернулась в паб, на этот раз с доской, Дэна нигде не было видно, так что она заперла заднюю дверь и постояла немного в коридоре, пытаясь понять, где лестница, не уверенная, хочет ли она в действительности идти к подвыпившему якобы-мужу.
        Она нашла лестницу с задней стороны здания, за дверью с надписью «Только для персонала». Ступив на бежевый ковер из рафии и направившись к ступеням, начинавшимся сразу после постера в рамке к их любимому фильму с Райаном Бейли «Чему учишься в темноте», который они смотрели вместе в кинотеатре «Одеон» в Бедфорде, она заметила картинку поменьше на милом узком подоконнике.
        Это было их свадебное фото. Черно-белое, в стиле хроники. Они выходили из церкви под дождь конфетти. Сложно толком разглядеть их лица, но они оба смеялись, и это был их общий смех, и они казались  - насколько фотография могла это передать  - влюбленными. Она вспомнила, как ее мама говорила про Дэна: «Он хороший. Тебе так повезло. Держись за него».
        Она увидела и брата, Джо, побритого налысо и выглядящего искренне счастливым, с бокалом шампанского в руке и своим роковым парнем рядом  - недолго прожившим инвестиционным банкиром Льюисом. Иззи тоже там была. И Рави, похожий скорее на бухгалтера, чем на барабанщика, стоял рядом с женщиной в очках, которую она никогда раньше не видела.
        Пока Дэн был в туалете, Нора вычислила спальню. Хотя им явно не хватало денег  - и тревога по поводу встречи в банке это подтверждала,  - комната была обставлена дорого. Изящные жалюзи. Широкая уютная постель. Пуховое одеяло, хрусткое, чистое белое.
        По обе стороны кровати лежали книги. В своей реальной жизни она не держала книг у кровати как минимум полгода. Она ничего не читала уже шесть месяцев. Может, в этой жизни ей лучше удавалось сосредоточиться.
        Она взяла в руки одну из книг  - «Медитация для начинающих». Под ней лежала биография ее любимого философа  - Генри Дэвида Торо. Были книги и на прикроватном столике Дэна. Последнее, что он читал, насколько она помнила,  - биография Тулуз-Лотрека «Крошечный гигант»[27 - Тулуз-Лотрек, Анри де (1864 -1901)  - французский художник постимпрессионист. Предположительно, из-за наследственного заболевания, его ноги после переломов перестали расти в детстве, и он остался небольшого роста], но в этой жизни он изучал книгу по бизнесу, которая называлась «Из нулей в герои: как управлять успехом на работе, в игре и жизни», и последнее издание «Путеводителя по хорошим пабам».
        Она ощущала себя иначе в своем теле. Более здоровой, сильной, но напряженной. Она погладила живот и поняла, что в этой жизни больше занимается спортом. Прическа тоже другая. Нора чувствовала густую челку и, потрогав волосы, обнаружила, что сзади они длиннее привычного. В голове ощущался легкий дурман. Должно быть, она выпила как минимум пару бокалов вина.
        В этот момент она услышала смыв в туалете. Раздалось бульканье. Оно казалось чуть более громким, чем того требовала процедура.
        - Все хорошо?  - спросил Дэн, войдя в спальню.
        Его голос, поняла она, звучал иначе, не таким, каким она его помнила. Более пустым. Более холодным. Может, из-за усталости. Может, из-за стресса. Может, из-за пива. Может, из-за их брака. Может, еще из-за чего.
        Было трудно вспомнить в точности, как он звучал прежде. И каким именно он был. Но такова природа памяти. В университете она написала эссе, сухо озаглавив его «Основы памяти и воображения по Гоббсу»[28 - Гоббс, Томас (1588 -1679)  - английский философ-материалист.]. Томас Гоббс в целом ставил знак равенства между памятью и воображением, и, узнав об этом, она уже больше никогда полностью не доверяла своим воспоминаниям.
        За окном желтый свет уличного фонаря лился на пустынную деревенскую дорогу.
        - Нора? Ты ведешь себя странно. Что ты стоишь посреди комнаты? Ты укладываешься спать, или это какая-то стоячая медитация?
        Он рассмеялся. Счел это смешным.
        Подошел к окну и задернул занавески. Затем снял джинсы и повесил их на спинку стула. Она уставилась на него и попыталась ощутить влечение, которое испытывала когда-то. Это потребовало титанических усилий. Такого она не ожидала.
        Жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов.
        Он тяжело упал в постель, как кит в океан. Взял «Из нулей в герои». Попытался сосредоточиться. Отложил. Поднял с пола в кровать ноутбук, засунул наушник в ухо. Возможно, собирался послушать подкаст.
        - Я просто кое о чем думала.
        Она ощутила слабость. Словно пребывала тут лишь наполовину. Она вспомнила, что миссис Элм говорила про разочарование в жизни, которое вернет ее в библиотеку. Она вдруг подумала, что слишком странно будет ложиться в одну постель с человеком, которого не видела два года.
        Она заметила время на электронном будильнике: 12:23.
        Все еще с одним наушником в ухе, он вновь на нее взглянул.
        - Вот что, слушай, если не хочешь сегодня делать детей, можешь просто сказать, ты ведь в курсе?
        - Что?
        - В смысле, я знаю, что мы должны ждать еще месяц до твоей следующей овуляции…
        - Мы пытаемся завести ребенка? Я хочу ребенка?
        - Нора, что с тобой? Почему ты такая странная сегодня?
        Она сняла туфли.
        - Вовсе нет.
        Она вспомнила кое-что, связанное с футболкой «Челюсти».
        Мелодия. «Прекрасное небо».
        В день, когда она купила Дэну футболку с принтом фильма «Челюсти», она сыграла ему песню, которую написала для «Лабиринтов». «Прекрасное небо». Она была убеждена, что это ее лучшая песня. И более того, это была счастливая песня, отражавшая ее надежды в тот период жизни. Песня, вдохновленная ее новой жизнью с Дэном. И он прослушал ее с неприязненным безразличием, которое больно укололо ее тогда, и она обязательно обсудила бы это с ним, если бы не его день рождения.
        - Да,  - сказал он.  - Ничего так.
        Она удивилась, почему это воспоминание забылось и возникло только сейчас, как большая белая акула на его выцветшей футболке.
        И другие воспоминания возвращались к ней тоже. Его чрезмерная реакция, после ее рассказа о покупателе  - Эше, хирурге и гитаристе-любителе, который приходил в «Теорию струн» за песенником,  - между делом спросившем Нору, не хочет ли она как-нибудь выпить с ним кофе.
        («Конечно, я отказалась. Прекрати кричать».)
        Хуже, однако, было, когда агент крупной звукозаписывающей компании (или, скорее, маленькая бывшая компания для инди-групп, за которой стояла Universal) хотел подписать контракт с «Лабиринтами». Дэн тогда заявил ей, что их отношения вряд ли продолжатся. Он также узнал жуткую историю от одного из своих университетских друзей, который играл в группе, подписавшей подобный контракт: компания ободрала их до нитки, и они остались безработными алкоголиками или вроде того.
        - Я могла бы взять тебя с собой,  - сказала она.  - Я прописала бы это в контракте. Мы могли бы везде ездить вместе.
        - Извини, Нора. Но это твоя мечта. Не моя.
        Вспоминать это было еще больнее, зная, как упорно  - до свадьбы  - она пыталась воплотить его мечту о пабе в деревенском Оксфордшире и сделать ее своей.
        Дэн всегда говорил, что заботится о Норе: у нее начались панические атаки, когда она стала петь в группе, особенно когда нужно было выступать на сцене. Но забота была как минимум отчасти манипулятивной, поняла она сейчас.
        - Мне показалось,  - проговорил он теперь,  - что ты начинаешь снова мне доверять.
        - Доверять тебе? Дэн, с чего мне тебе не доверять?
        - Сама знаешь.
        - Конечно, знаю,  - соврала она.  - Я лишь хочу услышать это от тебя.
        - Ну, из-за тех делишек с Эрин.
        Она уставилась на него, словно на пятно Роршаха, в котором не могла разглядеть отчетливый образ.
        - Эрин? С которой я говорила сегодня?
        - Меня всю жизнь будут жрать за один глупый пьяный случай?
        Ветер на улице усиливался, завывая в деревьях, словно пытался заговорить.
        Это была жизнь, по которой она так страдала. Это была та жизнь, которую она не осмелилась прожить, за что все время себя винила. Это было время, подумала она, о несуществовании в котором она сожалела.
        - Одна глупая ошибка?  - отозвалась она.
        - Ладно, две.
        Все усложнялось.
        - Две?
        - Я был в тяжелом состоянии. Под давлением. Из-за паба. И очень пьян.
        - Ты занимался сексом с другой и даже не пытаешься хоть как-то… искупить вину.
        - Серьезно, зачем это все вытаскивать? Мы уже все обсудили. Помнишь, что сказал психотерапевт. О том, что нужно сосредоточиться на том, куда мы хотим прийти, а не где мы были.
        - Ты когда-нибудь думал, что, может, мы просто не подходим друг другу?
        - Что?
        - Я люблю тебя, Дэн. И ты можешь быть очень добрым человеком. И ты был очень заботлив к моей маме. И у нас были, в смысле, бывают, увлекательные беседы. Но тебе никогда не казалось, что мы упустили что-то? Что мы изменились?
        Она села на край постели. Как можно дальше от него.
        - Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе повезло со мной? Ты понимаешь, как близка я была к тому, чтобы оставить тебя за два дня до свадьбы? Ты хоть представляешь, как бы у тебя все пошло наперекосяк, если бы я не появилась на свадьбе?
        - Ух ты. Серьезно? А у тебя весьма высокая самооценка, Нора.
        - Разве это плохо? Разве так не должно быть у всех? Почему самооценка  - это плохо? К тому же это правда. Есть и другая вселенная, в которой ты шлешь мне сообщения в WhatsApp о том, как хреново тебе без меня. Как ты заливаешь горе алкоголем, хотя, похоже, ты пьешь и со мной тоже. Ты пишешь мне, что скучаешь по моему голосу.
        Он издал презрительный звук  - то ли смешок, то ли кряхтенье.
        - Ну прямо сейчас я определенно не скучаю по твоему голосу.
        Она не смогла продолжать раздеваться. Она поняла, что ей трудно, может, даже невозможно, снять еще что-то из одежды перед ним.
        - И прекрати попрекать меня выпивкой.
        - Если ты используешь ее как предлог, чтобы с кем-то трахаться, я могу тебя ею попрекать.
        - Я сельский житель,  - фыркнул Дэн.  - Так поступают все сельские жители. Я весел и жизнерадостен и готов пробовать множество разных напитков, которые мы продаем. Боже.
        С каких пор он так разговаривает? Он всегда разговаривал так?
        - Черт возьми, Дэн.
        Его это даже не смутило. Он ни капли не благодарен за вселенную, в которой живет. А она так винила себя в том, что эта вселенная не материализовалась. Он дотянулся до телефона, все еще с ноутбуком на одеяле. Нора смотрела, как он просматривает сообщения.
        - Вот так ты себе это воображал? Исполнение мечты?
        - Нора, давай не будем о грустном. Просто залезай в эту чертову постель.
        - Ты счастлив, Дэн?
        - Никто не счастлив, Нора.
        - Некоторые счастливы. Ты раньше был счастливым. Ты загорался, когда мы говорили об этом. Помнишь, о пабе. Когда у тебя его еще не было. Это была жизнь, о которой ты мечтал. Ты хотел меня, и ты хотел это, и все же ты оказался неверным, и пьешь как сапожник, и, думаю, ты ценишь меня, только когда меня нет рядом, а это не лучшее качество в человеке. Как насчет моей мечты?
        Он почти не слушал. Или пытался показать, что не слушает.
        - Большие пожары в Калифорнии,  - сказал он почти про себя.
        - Что ж, по крайней мере, мы не там.
        Он отложил телефон. Закрыл ноутбук.
        - Ты ложишься в постель или как?
        Она уменьшилась ради него, но ему все равно не хватало места. Уже нет.
        - Икосагон,  - сообщила она ему.
        - Что?
        - Вопрос. Ты задавал. Двадцатисторонний многоугольник. Что ж, двадцатисторонний многоугольник называется «икосагон». Я знала ответ, но не сказала, не хотела, чтобы ты надо мной смеялся. А теперь мне все равно, потому что не думаю, что мои знания должны тебе досаждать. И к тому же я собираюсь в ванную.
        И она оставила Дэна с открытым ртом, мягко выйдя по широким доскам пола из комнаты.
        Вошла в ванную. Включила свет. Ее руки, ноги, туловище била дрожь. Она исчезала из этой жизни и была уверена в этом. Ей недолго оставалось. Разочарование было полным.
        Это была внушительная ванная комната. В ней висело зеркало. Нора ахнула, увидев свое отражение. Она выглядела здоровее, но старше. Ее прическа делала ее незнакомкой.
        Это не та жизнь, какой я ее себе представляла.
        И Нора пожелала себе в зеркале: «Удачи».
        А мгновение спустя она вернулась в Полночную библиотеку, и миссис Элм смотрела на нее с небольшого расстояния с любопытствующей улыбкой.
        - Ну, как все прошло?

        Предпоследний пост, который Нора опубликовала до того, как оказалась между жизнью и смертью

        Вы когда-нибудь задавались вопросом: «Как я здесь очутилась?» Словно вы в лабиринте и совершенно запутались, и все по вашей же вине, ведь это именно вы всякий раз сворачивали не туда? И вы знаете, что существует множество маршрутов, которые помогли бы вам выбраться, ведь вы слышите всех этих людей снаружи, которые уже вышли, и они смеются и улыбаются. А порой вы даже видите их сквозь изгородь. Мимолетные фигуры через листву. И они кажутся такими чертовски счастливыми, что вышли оттуда, и вы не злитесь на них, но злитесь на себя  - за то, что не справились. Бывает у вас? Или этот лабиринт только для меня?
        PS. Мой кот умер.

        Шахматная доска

        Полки в Полночной библиотеке снова стояли смирно, словно никогда не приходили в движение.
        Нора почувствовала, что они теперь в другой части библиотеки  - но не в другой комнате, ведь это, похоже, был единственный, бесконечно просторный зал. Трудно сказать, действительно ли она очутилась в другой части библиотеки, ведь книги по-прежнему были зелеными, хоть ей и показалось, что она теперь стоит ближе к коридору, чем прежде. И отсюда она могла разглядеть сквозь стеллаж нечто новое  - рабочий стол и компьютер: похоже на обычный импровизированный офис открытой планировки, расположенный в коридоре между полок.
        Миссис Элм за столом не было. Она сидела за низким деревянным столиком прямо перед Норой и играла в шахматы.
        - Было не так, как я себе представляла,  - сообщила Нора.
        Миссис Элм, похоже, была в разгаре игры.
        - Трудно предсказать, верно?  - спросила она, безучастно глядя перед собой, перемещая черного слона по доске, чтобы взять белую пешку.  - Что именно сделает нас счастливыми.
        Миссис Элм перевернула доску на сто восемьдесят градусов. Теперь, похоже, она играла против себя.
        - Да,  - сказала Нора.  - Так и есть. Но что будет с ней? Со мной? Как все закончится?
        - Откуда мне знать? Я знаю лишь сегодняшний день. Я знаю много о сегодняшнем дне. Но я не знаю, что случится завтра.
        - Но она там в ванной, и не знает, как в ней оказалась.
        - Ты когда-нибудь входила в комнату, гадая, зачем пришла? Когда-нибудь забывала, что только что сделала? Выпадала из реальности или не могла вспомнить, чем только что занималась?
        - Да, но я провела там полчаса той жизни.
        - И другая ты не будет об этом знать. Она будет помнить все, что ты сказала и сделала. Но так, будто это была она сама.
        Нора глубоко вздохнула.
        - Дэн не был таким раньше.
        - Люди меняются,  - заметила миссис Элм, все еще глядя на доску.
        Ее палец замер над слоном. Нора передумала.
        - Или, может, он был таким, просто я не замечала.
        - Итак,  - спросила миссис Элм, глядя на Нору,  - что сейчас чувствуешь ты?
        - Все еще хочу умереть. Я хотела умереть уже довольно давно. Я тщательно рассчитала, что боль от меня живущей, от чертового ходячего несчастья, гораздо больше, чем боль, которую кто-либо почувствует, если я умру. Вообще, я уверена, что все лишь ощутят облегчение. Я никому не приношу пользы. Я плохой работник. Я всех разочаровала. Если честно, я просто лишний углеродный след. Я причиняю боль людям. У меня никого не осталось. Даже бедняги Вольта: он умер, потому что я не смогла за ним как следует присмотреть. Я хочу умереть. Моя жизнь  - катастрофа. И я хочу, чтобы она закончилась. Я не создана для жизни. И нет никакого толку в том, чтобы устраивать для меня это все. Я явно обречена быть несчастной и в других жизнях тоже. Дело во мне. Я ничего не приношу людям. Я погрязла в жалости к себе. И хочу умереть.
        Миссис Элм внимательно смотрела на Нору, словно перечитывала абзац в книге и внезапно углядела в нем новый смысл.
        - «Хочу»,  - произнесла она размеренным тоном,  - какое любопытное слово. Оно означает нехватку. Порой, если мы восполняем этот недостаток чем-то иным, изначальное желание полностью исчезает. Может, у тебя проблема недостатка, а не проблема желания. Может, существует жизнь, которую ты действительно хочешь прожить.
        - Я думала, это была она. Та жизнь с Дэном. Но нет.
        - Нет, это не она. Но это лишь одна из твоих возможных жизней. А единица по сравнению с бесконечностью  - это такая малость.
        - В каждой из возможных жизней есть я. Так что технически это не каждая возможная жизнь.
        Но миссис Элм не слушала.
        - Итак, скажи, куда ты хочешь отправиться теперь.
        - Пожалуйста, никуда.
        - Тебе нужно снова взглянуть в «Книгу сожалений»?
        Нора наморщила носик и слегка качнула головой. Она вспомнила, как задыхалась от обилия сожалений.
        - Как насчет твоего кота? Как его звали?
        - Вольтер. Несколько пафосно, а он не был манерным котом, так что я для краткости звала его Вольтом. Иногда Вольтиком в припадке нежности. Но это было редко, конечно. Я даже с именем для кота не могла определиться.
        - Ты сказала, что плохо заботилась о коте. Что бы ты сделала иначе?
        Нора задумалась. Она чувствовала, что миссис Элм играет с ней, но очень хотела увидеть снова именно своего кота, а не просто того, которого зовут так же. По правде, она хотела этого больше всего на свете.
        - Ладно. Я бы хотела увидеть жизнь, в которой я держала бы Вольтера взаперти. Моего Вольтера. Я бы хотела жизнь, в которой не пыталась бы убить себя, а была хорошей хозяйкой своему коту и не выпускала его на улицу прошлой ночью. Я бы хотела такую жизнь, пусть и ненадолго. Она ведь существует?

        Единственный способ научиться жить

        Нора огляделась и обнаружила себя в собственной постели.
        Проверила часы. Минута за полночь. Она включила свет. Это была в точности ее жизнь, только лучше, ведь Вольтер будет жив. Ее настоящий Вольтер.
        Но где же он?
        - Вольт?
        Она выбралась из постели.
        - Вольт?
        Она обыскала всю квартиру, но не могла его найти. Дождь стучал в окна  - это не изменилось. Ее новая пачка антидепрессантов лежала на кухонном столе. Электропиано молчаливо стояло у стены.
        - Вольтик?
        Вот ее юкка и три крохотных кактуса на книжных полках, в точности та же мешанина из философских трактатов, романов и нечитаных руководств по йоге, биографий рок-звезд и научно-популярных книг. Старый выпуск National Geographic с акулой на обложке и журнал Elle, вышедший пять месяцев назад  - она купила его в основном из-за интервью с Райаном Бейли. Ничего нового за долгое время.
        Стояла миска, полная кошачьего корма.
        Она обшарила везде, зовя его по имени. Но увидела, только вернувшись в спальню и проверив под кроватью.
        - Вольт!
        Кот не шелохнулся.
        Руками не получалось дотянуться, так что она подвинула кровать.
        - Вольтик. Ну же, Вольтик,  - шептала она.
        Но в мгновение, когда она прикоснулась к его холодному телу, она уже все понимала и ее переполняли грусть и смятение. Она тут же обнаружила себя в Полночной библиотеке перед миссис Элм, которая на этот раз сидела в удобном кресле, глубоко погруженная в одну из книг.
        - Я не понимаю,  - сказала ей Нора.
        Миссис Элм удерживала взгляд на странице, которую читала.
        - Впереди еще много непонятного.
        - Я попросила жизнь, в которой Вольтер еще жив.
        - Вообще-то нет.
        - Что?
        Она отложила книгу.
        - Ты просила жизнь, в которой ты держала его взаперти. Это совсем другое.
        - Разве?
        - Да. Совершенно. Видишь ли, если бы ты попросила жизнь, в которой он еще жив, мне пришлось бы тебе отказать.
        - Но почему?
        - Потому что ее не существует.
        - Я думала, существует любая жизнь.
        - Любая возможная. Видишь ли, оказывается, у Вольтера серьезный случай,  - она внимательно прочла в книге,  - рестриктивной кардиомиопатии, очень тяжелый недуг, он с ним родился, и это должно было вызвать остановку сердца в молодости[29 - Рестриктивная кардиомиопатия  - заболевание, характеризующееся выраженным снижением растяжимости мышцы сердца вследствие различных причин. В результате происходит нарушение функционирования органа. Признаками у кошек является апатия, отказ от корма, похудение, обмороки, параличи, одышка. Прогноз от осторожного до неблагоприятного. У людей в течение двух лет с момента появления первых симптомов погибает почти половина больных.  - Примеч. ред.].
        - Но его сбила машина.
        - Есть разница, Нора, в том, чтобы умереть на дороге или быть сбитым машиной. В твоей осевой жизни Вольтер прожил дольше, чем в любой другой, за исключением этой, в которой он скончался три часа назад. И хотя у него было трудное детство, год, прожитый с тобой, был его лучшим. У Вольтера были жизни гораздо хуже, поверь мне.
        - Несколько минут назад вы даже имени его не знали. С чего вы взяли, что у него была рестриктивная кардио  - как ее там?
        - Я знала его имя. И это было не несколько минут назад. А прямо сейчас проверь часы.
        - Зачем вы солгали?
        - Я не врала. Я спросила тебя, как зовут твоего кота. Я не говорила, что не знаю его имени. Ты понимаешь разницу? Я хотела, чтобы ты назвала его по имени, чтобы ты что-то почувствовала.
        Нора разгорячилась.
        - Это еще хуже! Вы отправили меня в ту жизнь, зная, что Вольт мертв. И Вольт был мертв. Так что ничего не изменилось.
        Глаза миссис Элм снова блеснули.
        - Кроме тебя.
        - В смысле?
        - Ну, ты больше не считаешь себя плохой хозяйкой кота. Ты заботилась о нем так, как только можно было заботиться. Он любил тебя так же сильно, как ты любила его, и, может, он не хотел, чтобы ты видела его смерть. Видишь ли, коты знают. Они понимают, когда их время на исходе. Он вышел на улицу, потому что готовился к смерти, он знал о ней.
        Нора пыталась это переварить. Теперь, поразмыслив, она поняла, что на теле кота не было внешних повреждений. Она просто приняла версию Эша. Что мертвый кот на дороге погиб из-за дороги. А если так решил хирург, обычный человек принимает его версию. Два плюс два равняется наезд машины.
        - Бедняга Вольт,  - прошептала Нора скорбно.
        Миссис Элм улыбнулась как учительница, которая увидела, что ее урок усвоен.
        - Он любил тебя, Нора. Ты заботилась о нем не хуже, чем мог бы заботиться кто-то еще. Иди посмотри последнюю страницу «Книги сожалений».
        Нора обнаружила, что книга лежит на полу. Села на коленки рядом с ней.
        - Я не хочу снова ее открывать.
        - Не бойся. На этот раз будет безопасней. Просто взгляни на последнюю страницу.
        Перелистнув последнюю страницу, она увидела, что ее последнее сожаление  - «Я плохо заботилась о Вольтере»  - медленно исчезает. Буквы растворялись, словно незнакомцы, уходящие в туман.
        Нора закрыла книгу, пока не успела почувствовать еще что-то плохое.
        - Итак, видишь? Порой сожаления вовсе не основываются на действительности. Порой сожаления  - это просто…  - она искала уместное слово и нашла его:  - Полное фуфло.
        Нора пыталась вспомнить учебу в школе, чтобы свериться, произносила ли когда-то миссис Элм слово «фуфло», и была вполне уверена, что нет.
        - Но я не понимаю, зачем вы позволили мне войти в ту жизнь, если знали, что Вольт все равно будет мертв? Вы могли бы предупредить меня. Могли бы просто сказать, что я не такая плохая хозяйка, как мне казалось. Почему вы этого не сделали?
        - Потому что, Нора, порой единственный способ научиться  - это прожить.
        - Звучит непросто.
        - Садись,  - сказала ей миссис Элм,  - по-человечески. Нехорошо, что ты на полу на коленках.
        Нора обернулась и увидела позади себя кресло, которого прежде не замечала. Антикварное кресло  - из красного дерева, обитое кожей, возможно эдвардианское[30 - Эдвардианский стиль  - стиль, возникший во время короткого правления Эдварда VII (1901 -1910). Вобрал черты барокко, рококо и ампира, став при этом более демократичным. Главным достижением было внедрение бытовых удобств. В то время складывается тенденция к экономии свободного места.  - Примеч. ред.],  - с медной подставкой для книг, прикрепленной к одному подлокотнику.
        - Отдохни немного.
        Нора села.
        Посмотрела на часы. Сколько бы она ни отдыхала, на них все равно была полночь.
        - Мне все равно это не нравится. Одной печальной жизни достаточно. Зачем рисковать еще?
        - Ладно,  - пожала плечами миссис Элм.
        - Что?
        - Давай ничего не будем делать. Можно просто остаться в библиотеке со всеми жизнями, ждущими на полках, не выбрав ни одну из них.
        Нора почувствовала, что миссис Элм опять с ней играет. Но она пошла на поводу.
        - Ладно.
        И Нора просто встала, а миссис Элм вновь уткнулась в свою книгу.
        Норе казалось нечестным, что миссис Элм может читать жизни, не попадая в них.
        Время шло.
        Хотя технически, конечно, оно не менялось.
        Нора могла оставаться здесь вечно, не чувствуя голода, жажды, усталости. Но она могла, по-видимому, ощущать скуку.
        И пока время не двигалось, любопытство Норы о жизнях вокруг нее постепенно росло. Оказалось, почти невозможно стоять в библиотеке и не испытывать желания взять в руки книгу с полки.
        - А почему бы вам просто не дать мне жизнь, о которой вы точно знаете, что она хороша?  - спросила она внезапно.
        - Библиотека так не работает.
        Нора задала другой вопрос.
        - Наверняка в большинстве жизней я сейчас сплю, разве нет?
        - Во многих, да.
        - И что будет потом?
        - Ты спишь. А потом просыпаешься в той жизни. Не о чем волноваться. Но если нервничаешь, попробуй жизнь, в которой время другое.
        - О чем вы?
        - Ну, не везде же сейчас ночь?
        - Что?
        - Тут бесконечное число возможных вселенных, в которых ты живешь. Неужели ты думаешь, что все они существуют в гринвичском времени?[31 - Гринвичское время  - среднее солнечное время меридиана, проходящего через прежнее место расположения Гринвичской королевской обсерватории около Лондона. До 1972 г. считалось точкой отсчета времени в других часовых поясах.  - Примеч. ред.]
        - Конечно, нет,  - ответила Нора. Она поняла, что готова поддаться и выбрать новую жизнь. Подумала о горбатых китах. О сообщении, на которое не ответила.  - Я хотела бы поехать в Австралию с Иззи. Хотела бы испытать ту жизнь.
        - Очень хороший выбор.
        - Что? Это очень хорошая жизнь?
        - О, я этого не говорила. Я просто чувствую, что ты учишься лучше выбирать.
        - Так это плохая жизнь?
        - Этого я тоже не сказала.
        И полки вновь пришли в движение, но спустя несколько секунд остановились.
        - Ах, да, вот она,  - сказала миссис Элм, взяв книгу со второй полки снизу.
        Она мгновенно узнала ее, хотя это было странно, ведь книга была почти такой же, как и все вокруг.
        Она передала книгу Норе  - тепло, словно это был подарок на день рождения.
        - Держи. Ты знаешь, что делать.
        Нора сомневалась.
        - А вдруг я мертва?
        - Не поняла?
        - Ну, в другой жизни. Должны же быть другие жизни, в которых я умерла раньше сегодняшнего дня.
        Миссис Элм казалась заинтригованной.
        - Разве не этого ты хотела?
        - Ну да, но…
        - Ты умерла несчетное число раз до сегодняшнего дня, да. В автоаварии, от передозировки наркотиков, утонула, отравилась некачественной едой, подавилась яблоком, подавилась печеньем, подавилась вегетарианским хот-догом, подавилась невегетарианским хот-догом, от любой болезни, которую только можно подхватить… Ты умерла всеми возможными способами, в любое возможное время.
        - Так я могу открыть книгу и просто умереть?
        - Нет. Не мгновенно. Как и с Вольтером, единственные жизни, доступные здесь, это жизни. То есть ты можешь умереть в этой жизни, но ты не умерла в ней до того, как вошла в нее, поскольку Полночная библиотека состоит не из призраков. Это не библиотека трупов. Это библиотека возможностей. А смерть противоположна возможности. Понимаешь?
        - Кажется, да.
        И Нора вперилась в книгу, которую ей дали. Хвойно-зеленую. Гладкую, вновь тисненую крупным шрифтом, с удручающе бессмысленным заглавием  - «МОЯ ЖИЗНЬ».
        Она открыла ее и увидела пустую страницу, перелистнула ее, гадая, что случится на этот раз.
        «В ПЛАВАТЕЛЬНОМ БАССЕЙНЕ БЫЛО ЧУТЬ БОЛЕЕ ЛЮДНО, ЧЕМ ОБЫЧНО…»
        И оказалась там.

        Огонь

        Она резко вдохнула. Ощущения неожиданные. Шум и плеск. Открыла рот и поперхнулась. Запах и острый вкус соленой воды.
        Она попыталась коснуться ногами дна, но оказалась на глубине и быстро перешла на брасс.
        Плавательный бассейн, но с соленой водой. Под открытым небом, рядом с океаном. Похоже, выбитый в скале, которая выступает из берега. Она видела настоящий океан совсем близко. Над головой светило солнце. Вода прохладная, но, учитывая раскаленный воздух, прохлада была весьма кстати.
        Давным-давно она была лучшей четырнадцатилетней пловчихой в Бедфордшире.
        Она выиграла два соревнования в своей возрастной категории на Национальном чемпионате по плаванию для юниоров. Четыреста метров вольным стилем. Двести метров вольным стилем. Отец каждый день возил ее в местный бассейн. Порой и перед школой, и после. Но потом  - когда брат начал играть на своей гитаре песни группы Nirvana  - у нее поменялись интересы, и она научилась играть не только Шопена, но и классику вроде «Да будет так» и «Дождливые дни и понедельники»[32 - Let It Be (1968)  - хит группы The Beatles; Rainy Days and Mondays (1971)  - хит дуэта The Carpenters.]. Она даже начала, еще до того, как «Лабиринты» зародились в воображении брата, сочинять собственную музыку.
        Но она не забросила плавание полностью, просто перестала давить на себя.
        Она доплыла до края бассейна. Остановилась и огляделась. Чуть ниже, неподалеку, увидела пляж, изгибающийся полукругом и приветствующий океан, который шлепал волнами по песку. А за пляжем землю, полосу травы. Парк с далекими собачниками, увенчанный пальмами.
        За ним  - дома и невысокие многоэтажки, машины, едущие по дороге. Она видела фотографии Байрон-Бей, и картинка не вполне сходилась. Это место, как бы оно ни называлось, казалось более застроенным. Все еще рай для серфингистов, но городской.
        Вновь окинув взглядом бассейн, она заметила мужчину, который улыбался ей, пока она поправляла очки. Знала ли она этого человека? Радовалась ли его улыбке в этой жизни? Не имея ни малейшего представления, она ответила самой скромной из своих вежливых улыбок. Она чувствовала себя туристом с незнакомой валютой, который не знает, сколько дать на чай.
        Затем пожилая женщина в купальной шапочке улыбнулась Норе, скользнув по воде прямо к ней.
        - Доброе утро, Нора,  - сказала она, не прекращая движения.
        Это приветствие подсказало Норе, что она тут частый гость.
        - Доброе утро,  - ответила Нора.
        Она перевела взгляд на океан, чтобы избежать неловкой болтовни. Стайка утренних серфингистов, размером с пятнышко, плыла на досках навстречу высоким сапфирово-синим волнам.
        Это было многообещающее начало ее австралийской жизни. Она посмотрела на свои часы. Ярко-оранжевые, дешевенькие Casio. Жизнерадостные часы предполагали, понадеялась она, радостную жизнь. Всего лишь начало десятого утра. Рядом с часами на запястье висел пластиковый браслет с ключом.
        Итак, это ее утренний ритуал. Заплыв в открытом бассейне рядом с пляжем. Ей стало интересно, пришла ли она сюда одна. Оглядела бассейн в надежде увидеть Иззи, но не нашла.
        Поплавала еще.
        Что ей прежде нравилось в плаванье  - исчезновение. В воде она была так сосредоточена, что не думала больше ни о чем. Любые заботы о школе или доме исчезали. Искусство плавания  - пожалуй, как и любое другое искусство  - заключалось в чистоте мысли. Чем больше сосредоточиваешься на своей деятельности, тем меньше думаешь о чем-то еще. Ты вроде как перестаешь быть собой и становишься тем, что делаешь.
        Но сосредоточиться оказалось трудно, так как Нора почувствовала боль в руках и груди. Она поняла, что плавает уже давно и, вероятно, пора выходить из бассейна. Увидела табличку. Плавательный бассейн Бронте-Бич. Смутно вспомнила Дэна, который побывал в Австралии после университета и рассказывал об этом месте: название отложилось в ее памяти  - Бронте-Бич, ведь это было нетрудно. Джейн Эйр[33 - «Джейн Эйр»  - знаменитый роман английской писательницы Шарлотты Бронте (1816 -1855).] на серферной доске.
        Но сомнения подтвердились.
        Бронте-Бич в Сиднее. Тогда это явно не Байрон-Бей.
        Это значило одно из двух. Либо Иззи в этой жизни жила не в Байрон-Бей. Либо Нора жила не с Иззи.
        Она заметила у себя загар цвета светлой карамели.
        Конечно, трудность в том, что она не знала, где ее одежда. Но затем вспомнила о пластиковом браслете с ключом.
        Пятьдесят семь. Номер ее шкафчика  - пятьдесят семь. Она нашла раздевалку и открыла приземистый квадратный шкафчик, обнаружив, что в этой жизни одежду, как и часы, она выбирала пеструю. У нее была футболка с принтом из ананасов. Ананасовое изобилие. И джинсовые шорты цвета фуксии. И клетчатые балетки.
        «Кто я?  - гадала она.  - Ведущая детской телепередачи?»
        Крем от загара. Бальзам для губ с привкусом гибискуса. Вот и вся косметика.

        Натягивая футболку, она заметила пару отметин на руке. Шрамы. Тут же задумалась, не нанесла ли она их сама. Еще была татуировка пониже плеча. Феникс и пламя. Ужасная татуировка. В этой жизни у нее явно не было вкуса. Но с каких пор вкус как-то соотносился со счастьем?
        Она оделась, вынула телефон из карманов шорт. Модель оказалась не такой новой, как в ее замужней-жизни-в-пабе. К счастью, отпечатка пальца для снятия блокировки хватило.
        Она покинула раздевалку и пошла по дорожке вдоль пляжа. День был теплым. Может, жизнь автоматически становится лучше, когда солнце в апреле светит так бойко. Все казалось ярче, разноцветнее и живей, чем в Англии.
        Она увидела попугая  - небесно-синего ара с ба-наново-желтой грудкой, который сидел на спинке скамейки. С ним фотографировалась пара туристов. Велосипедист, похожий на серфингиста, проехал мимо, держа в руке оранжевый смузи, улыбнулся и сказал: «Привет».
        Совершенно очевидно, что это не Бедфорд.
        Нора заметила, что что-то происходило с ее лицом. Она  - как это могло быть?  - улыбалась. Сама себе, а не потому, что от нее кто-то этого ждал.
        Она заметила граффити на нижней стене, надпись: МИР В ОГНЕ, и другую: ОДНА ЗЕМЛЯ = ОДИН ШАНС,  - и ее улыбка исчезла. В конце концов, другая жизнь  - это не другая планета.
        Она понятия не имела, где живет и чем занимается и куда должна идти после бассейна, но в этом и заключалась свобода. Существовать без ожиданий, даже своих собственных. Пока шла, она вбила в Google свое имя и добавила: «Сидней», чтобы проверить, не найдется ли чего.
        Прежде чем проверить результаты, она подняла взгляд и заметила мужчину, с улыбкой идущего к ней по дорожке. Невысокий и загорелый, с добрыми глазами и длинными редкими волосами, забранными в хвостик, в кое-как застегнутой рубашке.
        - Привет, Нора.
        - Привет,  - сказала она, пытаясь не звучать растерянно.
        - Во сколько ты сегодня начинаешь?
        И что ему на это ответить?
        - Ох. Ой. Черт. Я совсем забыла.
        Он рассмеялся, словно узнал этот ответ, будто забывчивость вполне в ее духе.
        - Я проверил график. Похоже, в одиннадцать.
        - В одиннадцать утра?
        Доброглазый рассмеялся.
        - Что ты курила? Я тоже хочу.
        - Ха. Ничего,  - жестко отреагировала она.  - Я ничего не курила. Просто пропустила завтрак.
        - Что ж, увидимся днем…
        - Да. На… месте. Кстати, где это?
        Он рассмеялся, все еще хмурясь, и продолжил путь. Может, он работал на судне, которое показывало туристам китов и выходило из Сиднея. Может, Иззи тоже там работала.
        Нора понятия не имела, где она (или они) живут, и Google не выдавал подсказки, но идти прочь от океана казалось верным решением. Может, она жила совсем близко. И дошла сюда пешком. Может, один из велосипедов, которые она видела возле кафе при бассейне, был ее. Она пошарила в крохотном кошельке и нащупала ключ, но он был от дома. Ни ключей от машины, ни ключей от велосипеда. Так что автобусом или пешком. На ключе не было никакой информации, так что она села на скамейку на солнце, обжигающем шею, и проверила сообщения.
        Там были имена людей, которых она не знала.
        Эми. Родри. Белла. Люси П. Кемала. Люк. Люси М.
        Кто эти люди?
        И довольно бестолковый контакт, озаглавленный просто: «Работа». С работы было лишь одно свежее сообщение, и это был вопрос:
        Ты где?
        Одно имя она узнала.
        Дэн.
        Ее сердце екнуло, когда она открыла последнее сообщение.

        Привет, Нор! Надеюсь, в Оз тебе хорошо. Это прозвучит либо избито, либо жутковато, но я все равно тебе скажу. Прошлой ночью мне снился наш паб. Это был такой хороший сон. Мы были так счастливы!
        Не важно, забудь эту странность, дело вот в чем: угадай, куда я лечу в мае? В АВСТРАЛИЮ. Впервые за десять лет. По работе. Работаю с Музеем современного искусства Австралии. Буду рад встретиться, пусть даже и за кофе, если ты рядом. Целую, Д.

        Это было так странно, что она чуть не рассмеялась. Но вместо этого закашлялась. (Может, она не так уж и спортивна в этой жизни, отметила она.) Задумалась, сколько еще дэнов в этом мире, мечтающих о том, что будут ненавидеть, когда получат желаемое. И сколько из них подтолкнут других людей к своей иллюзорной идее счастья?
        Instagram, похоже, был единственной социальной сетью, в которой она зарегистрировалась, и в ней она публиковала только картинки со стихами.
        Она прочитала одно стихотворение:

        Огонь

        Каждая ее частичка,
        Изменившаяся,
        Облупленная и расцарапанная
        Насмешками одноклассников
        Или советами взрослых,
        Давно ушедших,  -
        И боль
        Умерших друзей.
        Она собрала эти кусочки с пола.
        Как древесные опилки.
        А затем подожгла их.
        Превратила в огонь.
        И они пылали.
        Так ярко, чтобы видеть их вечно.

        Текст тревожный, но, в конце концов, это всего лишь стихотворение. Проверив электронную почту, она обнаружила письмо для Шарлотты, флейтистки с житейским чувством юмора из кейли-бэнда[34 - Кейли-бэнд  - ансамбль, играющий традиционную кельтскую музыку.],  - Нора только с ней и дружила в «Теории струн», пока та не уехала домой в Шотландию.
        Привет, Шарл!
        Надеюсь, все отлично, полный блеск.
        Рада, что день рождения прошел хорошо. Жаль, что я не смогла приехать. Все славно в солнечном Сиднее. Наконец новый дом. Он прямо возле Бронте-Бич (красота). Много кафешек поблизости, очаровательно. Еще у меня новая работа.
        Я плаваю в бассейне с соленой водой каждое утро, а каждый вечер на солнышке выпиваю бокал австралийского вина. Жизнь хороша!
        Адрес:
        2/29 Дарлинг-стрит
        Бронте
        Новый Южный Уэльс 2024
        АВСТРАЛИЯ
        Нора
        Обнимаю

        Что-то тут не так. Тон смутной, отчужденной самоуверенности, словно она писала давно забытой тетушке. «Много кафешек поблизости, очаровательно»  - будто отзыв на TripAdvisor. Она не разговаривала с Шарлоттой  - да и вообще ни с кем  - вот так.
        К тому же ни намека на Иззи. «Наконец новый дом». Мы обрели или я? Шарлотта знала про Иззи. Почему бы не упомянуть ее?
        Она скоро во всем разберется. Конечно, двадцать минут спустя она уже стояла в коридоре своей квартиры, уставившись на четыре пакета мусора, ждавших, когда их выбросят. Гостиная выглядела маленькой и удручающей. Диван  - обшарпанным и старым. Квартира слегка пахла плесенью.
        На стене висел постер видеоигры «Ангел», а на журнальном столике лежала электронная сигарета со стикером марихуаны. Женщина, вперившись в экран, стреляла по головам зомби.
        У нее были короткие голубые волосы, и на мгновение Нора решила, что это Иззи.
        - Привет,  - поздоровалась Нора.
        Женщина обернулась. Это была не Иззи. У нее были сонные глаза и отсутствующее выражение лица  - словно зомби, в которых она стреляла, слегка ее заразили. Она, возможно, была вполне достойным человеком, но раньше Нора ее никогда не видела. Она улыбнулась.
        - Привет. Как твое новое стихотворение?
        - О да. Неплохо выходит. Спасибо.
        Нора прошлась по квартире в легком изумлении. Открыла случайную дверь и обнаружила ванную. Ей не нужно было в туалет, но хотелось минутку подумать. Так что она закрыла дверь, помыла руки и уставилась на водоворот, закручивающийся в слив не в ту сторону.
        Осмотрела душ. Бледно-желтая занавеска была грязной, как в каком-то студенческом общежитии. Вот что напоминала ей эта квартира. Студенческое общежитие. Ей было тридцать пять, и в этой жизни она жила как студентка. Она увидела антидепрессанты  - флуоксетин  - возле раковины, взяла коробку. Прочла Прописано Н. Сид на наклейке. Взглянула на свою руку и вновь увидела шрамы. Странно, когда собственное тело становится подсказкой.
        На полу возле мусорного ведра лежал журнал, National Geographic. Тот самый, с черной дырой на обложке, она читала его в той жизни, на другом краю света, всего лишь вчера. Она почувствовала, что это ее журнал, ведь ей он всегда нравился и она всегда покупала его  - даже в последнее время  - случайно, спонтанно, из прихоти, ведь никакая онлайн-версия не передавала красоту фотографий.
        Она вспомнила, как в одиннадцать лет рассматривала в папином журнале фотографии Шпицбергена, норвежского архипелага в Арктике. Он выглядел таким большим, пустынным и величественным, что ей стало любопытно, каково это  - очутиться там и проводить лето, как ученые-исследователи из статьи, занимаясь геологическими исследованиями. Она вырезала картинки и в итоге пришпилила их к доске в своей спальне. Многие годы в школе она старалась преуспеть в естественных науках и географии, только чтобы стать похожей на ученых из статьи и проводить лето среди ледяных гор и фьордов, где летают тупики.
        Но после смерти папы, прочтя Ницше «По ту сторону добра и зла»[35 - Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего [1886] / Пер. Н. М. Палилова. -Пресс, 2017.], она решила, что а) философия, похоже, единственный предмет, который соответствует ее внезапному внутреннему накалу страстей и б) она все равно больше хотела стать рок-звездой, чем ученым.

        Выйдя из ванной, она вернулась к загадочной соседке.
        Села на диван и подождала немного, наблюдая.
        Аватар женщины получил выстрел в голову.
        - Гуляй, зомби-уродина,  - женщина счастливо оскалилась на экран.
        Взяла электронную сигарету. Нора задалась вопросом, как они познакомились с этой женщиной. Предположила, что они вместе снимают жилье.
        - Я все думала над тем, что ты сказала.
        - А что я сказала?  - спросила Нора.
        - Насчет того, чтобы пожить с котом. Помнишь, ты хотела завести кота?
        - О да, конечно, помню.
        - Чертовски плохая идея.
        - Правда?
        - Так вот, коты.
        - А что с ними?
        - У них паразиты. Токсоплазма какая-то.
        Нора была в курсе. Она знала об этом еще подростком, когда работала в бедфордском приюте для животных.
        - Токсоплазмоз.
        - Именно! Ну, я послушала подкаст, ясно… и там сказали, что международная группа миллиардеров заразила им котов, чтобы захватить мир, все больше отупляя людей. В смысле, ты только подумай. Эти кошки повсюду. Я обсудила это с Джаредом, и Джаред сказал: «Джоджо, что ты куришь?» Я такая: «Дурь, которую ты мне дал». И он ответил: «Да, я в курсе». А затем рассказал про кузнечиков.
        - Про кузнечиков?
        - Да. Ты слышала про кузнечиков?  - спросила Джоджо.
        - А что с ними?
        - Они все убивают себя. Потому что паразитический червь живет в них, чтобы стать взрослым водным существом, и пока он растет, он берет на себя функции мозга кузнечика, так что кузнечик думает: «Эй, мне очень нравится вода»  - и ныряет в воду и погибает. И так происходит постоянно. Погугли. Погугли «кузнечики-самоубийцы». Не важно, суть в том, что элита убивает нас посредством кошек, так что к ним и близко нельзя подходить.
        Нора невольно удивилась, насколько же отличалась эта жизнь от того, какой она ее себе представляла. Она воображала себя с Иззи на судне у берегов Байрон-Бей, как они восхищаются великолепием горбатых китов, а сама почему-то оказалась здесь, в прокуренной травкой квартирке в Сиднее, с соседкой, увлекающейся теориями заговоров, которая даже не подпускала ее к кошкам.
        - Что случилось с Иззи?
        Нора поняла, что только что задала вопрос вслух.
        Джоджо будто бы смутилась.
        - Иззи? Твоя старая подружка Иззи?
        - Да.
        - Которая умерла?
        Слова были произнесены слишком быстро, Нора едва успела их осознать.
        - Хм, что?
        - Погибла в автокатастрофе?
        - Что?
        Джоджо была в замешательстве, пар от сигареты клубился вокруг ее лица.
        - Все хорошо, Нора?  - она протянула ей косяк.  - Хочешь пыхнуть?
        - Нет, все нормально, спасибо.
        Джоджо усмехнулась.
        - Что-то новенькое.
        Нора взяла в руки телефон. Вышла в сеть. Набрала «Изабель Хирш» в поисковой строке. Кликнула «Новости».
        Вот оно. Заголовок. Над портретом загорелой улыбающейся Иззи.
        В НОВОМ ЮЖНОМ УЭЛЬСЕ В ДТП ПОГИБЛА БРИТАНКА

        Женщина 33 лет погибла и три человека госпитализированы к югу от Кофс-Харбор прошлой ночью, когда Toyota Corolla женщины столкнулась с другой машиной, выехав на встречную полосу Пасифик-хайвей.
        Женщина, которой оказалась британка Изабель Хирш, погибла на месте около 9 вечера. Она была одна в Toyota.
        По словам ее соседки по квартире, Норы Сид, Изабель ехала из Брисбена домой в Байрон-Бей, чтобы успеть на день рождения Норы. Изабель недавно начала работать в туристической компании Байрон-Бей, предлагающей круизы для наблюдения за китами.
        «Я совершенно подавлена,  - сказала Нора.  - Мы прилетели в Австралию всего месяц назад, и Иззи планировала жить здесь долго. Она обладала такой волей к жизни, что невозможно даже представить мир без нее. Она так радовалась новой работе. Это так невыносимо печально и не поддается осмыслению».
        Все пассажиры в другой машине получили травмы, а водителя, Криса Дейла, пришлось эвакуировать вертолетом в больницу Баринги.
        Полиция Нового Южного Уэльса просит всех, кто стал свидетелем аварии, помочь в расследовании.
        - О боже,  - прошептала она, почувствовав слабость.  - О, Иззи.
        Она знала, что Иззи мертва не во всех ее жизнях. И в большинстве из них она жива. Но в этой смерть была настоящей, и горе, которое Нора ощутила, тоже было реальным. Знакомым и ужасающим, сдобренным чувством вины.
        Не успела она осмыслить все должным образом, как зазвонил мобильный. На экране отобразилось: «Работа».
        Мужской голос. Медленно, протяжно.
        - Ты где?
        - Что?
        - Ты должна была быть здесь полчаса назад.
        - Где?
        - На паромной пристани. Ты продаешь билеты. У меня ведь верный номер? Я говорю с Норой Сид?
        - С одной из них,  - вздохнула Нора, мягко исчезая.

        Аквариум

        Библиотекарша вновь сидела за шахматной доской, пристально рассматривая фигуры, и едва взглянула на вернувшуюся Нору.
        - Ну, это было ужасно.
        Миссис Элм иронично улыбнулась.
        - Но это помогает понять, верно?
        - Помогает понять что?
        - Ну, что ты можешь выбирать варианты, но не результаты. Однако я настаиваю. Это был хороший выбор. Просто результат нежелательный.
        Нора внимательно посмотрела миссис Элм в лицо. Она что, наслаждалась этим?
        - Почему я осталась?  - спросила Нора.  - Почему просто не вернулась домой после ее смерти?
        Миссис Элм пожала плечами.
        - Ты застряла. Горевала. Была подавлена. Ты же знаешь, что такое депрессия.
        Нора поняла. Вспомнила исследование, про которое читала где-то,  - про рыб. Рыбы похожи на людей сильнее, чем кажется.
        У рыб бывают депрессии. Ученые исследовали рыбок данио-рерио. Они жили в аквариуме, в котором посередине сбоку ученые маркером провели горизонтальную линию. Рыбки с депрессией оставались ниже линии. Но когда им давали прозак[36 - Прозак  - селективный ингибитор обратного захвата серотонина, антидепрессант. Действующее вещество  - флуоксетин.], они всплывали выше линии, в верхнюю часть аквариума, и сновали там как ни в чем не бывало.
        У рыб возникает депрессия, когда им не хватает стимуляции. Не хватает всего. Когда они просто плавают в пустом аквариуме, в котором нет ничего интересного.
        Может, когда Иззи погибла, Австралия тоже стала для нее пустым аквариумом. Может, у нее просто не хватило сил подняться над линией. И может, даже прозака  - или флуоксетина  - не хватило ей, чтобы выплыть. Так что она просто останется в той квартире с Джоджо и не будет ничего предпринимать, пока ее не выдворят из страны.
        Может, даже суицид был для нее слишком хлопотным. Может, в каких-то жизнях ты просто плывешь по течению, ничего не ждешь и даже не пытаешься измениться. Может, так было в большинстве жизней.
        - Да,  - сказала Нора вслух.  - Может, я застряла. Может, я застряла во всех жизнях. В смысле, может, я просто такой человек. Морская звезда  - в любой жизни морская звезда. Нет жизни, в которой морская звезда окажется профессором ракетостроения. И может, не существует жизни, в которой я не застряла.
        - Ну, думаю, ты ошибаешься.
        - Что ж, ладно. Тогда я хочу попробовать жизнь, в которой я не застряла. Какой будет такая жизнь?
        - Разве не ты должна это сказать мне?
        Миссис Элм сдвинула ферзя, чтобы взять пешку, затем повернула доску.
        - Боюсь, я всего лишь библиотекарша.
        - Библиотекари много знают. Они направляют нас к верной книге. К верным мирам. Они знают лучшие места. Они как одушевленные поисковики.
        - Именно. Но ты сама должна знать, что тебе нравится. Что напечатать в метафорическом окне поиска. И порой ты должна перепробовать разное, прежде чем станет понятно.
        - У меня не хватает упорства. Не думаю, что смогу.
        - Единственный способ научиться  - это прожить.
        - Да. Вы все время это повторяете.
        Нора тяжко выдохнула. Было любопытно обнаружить, что в библиотеке можно просто выдохнуть. Что она чувствует себя полностью воплощенной в своем теле. Что это ощущается нормальным. Потому что это место явно было не нормальным. И настоящая, физическая, Нора не была здесь. Не могла быть. И все же вот она, так или иначе, в каком-то смысле  - здесь. Стоит на полу, будто сила притяжения тут что-то значит.
        - Ладно,  - ответила она.  - Я бы хотела жизнь, в которой я успешна.
        Миссис Элм неодобрительно цокнула языком.
        - Для той, кто прочел столько книжек, ты не слишком-то выбираешь слова.
        - Извините.
        - Успех. Что для тебя он значит? Деньги?
        - Нет. Ну, может. Но это не главное.
        - Ну, так что такое успех?
        Нора понятия не имела, что такое успех. Она чувствовала себя неудачницей слишком долго.
        Миссис Элм терпеливо улыбалась.
        - Не хочешь еще раз свериться с «Книгой сожалений»? Не хочешь подумать о плохих решениях, которые увели тебя от того, что ты воспринимаешь как успех?
        Нора быстро мотнула головой, как собака, которая стряхивает с себя воду. Она не хотела вновь увидеть нескончаемый список ошибок и поворотов не туда. Ей хватало депрессии.
        И к тому же она знала, о чем сожалеет. Сожаления не покидают человека. Это не комариные укусы. Они жгут вечно.
        - Нет, не вечно,  - возразила миссис Элм, прочтя ее мысли.  - Ты ведь уже не жалеешь о том, как заботилась о коте. И не жалеешь, что не поехала в Австралию с Иззи.
        Нора кивнула. Миссис Элм была права.
        Она вспомнила, как когда-то плавала в бассейне на Бронте-Бич. Как приятно это ощущалось, как знакомо.
        - С ранних лет тебя поощряли в плавании,  - сказала миссис Элм.
        - Да.
        - Твой папа всегда с готовностью возил тебя в бассейн.
        - Это было одно из немногих дел, которые он делал с радостью,  - задумчиво заметила Нора.
        Она связывала плавание с отцовским одобрением и наслаждалась бессловесностью воды: та резко контрастировала с криками ссорящихся родителей.
        - Почему ты бросила?  - спросила миссис Элм.
        - Как только я начала выигрывать в соревнованиях, я стала заметной, а я не хотела быть заметной. Меня увидели, причем увидели в купальнике, в том возрасте, когда девочки так озабочены своей внешностью. Кто-то сказал, что у меня плечи как у парня. Глупость, но вокруг было полно глупостей, и в том возрасте ты их принимаешь близко к сердцу. Подростком я предпочитала быть невидимой. Люди называли меня Рыбой. И не в качестве комплимента. Я была застенчива. Это одна из причин, по которой я предпочитала библиотеку игровой площадке. Вроде бы мелочь, но мне очень помогало это пространство.
        - Не стоит недооценивать важность мелочей,  - откликнулась миссис Элм.  - Всегда помни об этом.
        Нора начала вспоминать. Смесь застенчивости и заметности в ее подростковые годы вызывала затруднения, но ее никогда не травили, возможно, потому, что все знали ее брата. А Джо, хоть никогда и не был крутым, всегда считался клевым и достаточно популярным, чтобы его родная сестра получила иммунитет к школьной тирании.
        Она побеждала в соревнованиях  - местных, а затем и национальных, но в пятнадцать лет это стало слишком. Ежедневные заплывы: бассейн за бассейном.
        - Мне пришлось бросить.
        Миссис Элм кивнула.
        - И связь, которую ты сформировала с папой, ослабла и почти полностью оборвалась.
        - В общем да.
        Она вспомнила лицо отца в машине, в дождливое воскресное утро возле спортивного центра Бедфорда, когда она сказала ему, что больше не хочет участвовать в соревнованиях. Этот взгляд разочарования и глубокой досады.
        - Но ты могла добиться успеха в жизни,  - сказал он. Да, теперь она вспомнила.  - Ты никогда не станешь поп-звездой, но это было что-то настоящее. Прямо перед тобой. Если продолжишь тренироваться, ты попадешь на Олимпиаду. Я уверен.
        Она была зла на него за это. Будто существовала узкая тропинка к счастливой жизни  - именно та, которую он выбрал за нее. Словно ее выбор собственной жизни автоматически был ошибочным. Но чего она не учла в пятнадцать лет, так это силу своих сожалений и боль, которую чувствовал ее отец от того, как близко она подошла к исполнению мечты  - та стала для него почти осязаемой.
        Да, отец Норы был трудным человеком.
        Помимо того, что он сильно критиковал все, что Нора делала, все, что Нора хотела, и все, во что Нора верила, если это не относилось к плаванию, Нора также чувствовала, что просто находиться рядом с ним уже было каким-то невидимым преступлением. С тех пор как он получил травму связок, прервавшую его карьеру в регби, он был глубоко убежден, что вселенная настроена к нему враждебно. И Нора воспринималась им как часть этого вселенского плана (по крайней мере, она чувствовала себя так). С того момента на парковке ей казалось, что она лишь продолжение его боли в левом колене. Ходячая рана.
        Но, может, он знал, что случится потом. Может, он мог предвидеть, как одно сожаление приведет к другому, пока внезапно у нее не останутся лишь они. Целая книга сожалений.
        - Ладно, миссис Элм. Я хочу знать, что случилось в жизни, где я поступала так, как хотел отец. Где я тренировалась так упорно, как только могла. Где я никогда не жаловалась из-за заплывов в пять утра или в девять вечера. Где я плавала каждый день и никогда не хотела бросить. Где я не отвлекалась на музыку или написание незаконченных романов. Где я жертвовала всем ради вольного стиля. Где я не сдалась. Где я все делала правильно, чтобы попасть на Олимпиаду. Перенесите меня туда, где у меня эта жизнь.
        На мгновение ей показалось, что миссис Элм не слушает ее речь, продолжая хмуриться на шахматную доску и пытаясь придумать, как перехитрить саму себя.
        - Ладья  - моя любимая фигура,  - сообщила она.  - Кажется, за ней не нужно особенно следить. Она ходит прямо. Следишь за ферзем, за конем, за слоном, ведь они юркие. Но именно ладья часто тебя настигает. Прямолинейность вечно оказывается не такой, как кажется.
        Нора поняла, что миссис Элм говорит не только о шахматах. Но полки задвигались. Быстро, как поезда.
        - Эта жизнь, о которой ты попросила,  - объяснила миссис Элм,  - чуть дальше от мечты о пабе и австралийских приключениях. Те жизни ближе. А эта включает множество иных решений, которые принимались раньше. Так что книга чуть дальше, видишь?
        - Вижу.
        - В библиотеке должна быть система.
        Книги замедлили свое движение.
        - Ах, вот она.
        На этот раз миссис Элм не встала. Она просто подняла левую руку, и книга подплыла к ней.
        - Как вы это сделали?
        - Понятия не имею. Итак, вот жизнь, о которой ты просила. Иди.
        Нора взяла книгу. Легкую, свежую, цвета лайма. Перевернула первую страницу. На этот раз она поняла, что абсолютно ничего не чувствует.

        Последний пост, который Нора опубликовала до того, как обнаружила себя между жизнью и смертью

        Я скучаю по коту. Я устала.

        Успешная жизнь

        Она спала.
        Глубоко, без сновидений, а теперь  - благодаря звонку будильника на телефоне  - проснулась и не знала, где она.
        На телефоне шесть тридцать утра. В свете экрана она увидела выключатель рядом с кроватью. Щелкнув им, обнаружила себя в номере гостиницы. Довольно роскошном, приглушенно-синем, в официальном стиле.
        Изящная полуабстрактная картина в манере Сезанна[37 - Сезанн, Поль (1839 -1906)  - французский художник-постимпрессионист.] с изображением яблока  - или груши  - висела в раме на стене.
        У кровати стояла полупустая цилиндрическая бутылка негазированной минеральной воды. Непочатый набор песочного печенья. Распечатанные листы бумаги, скрепленные степлером. Какое-то расписание.
        Она взглянула на него.
        РАСПИСАНИЕ ДЛЯ НОРЫ СИД, ОФИЦЕРА ОРДЕНА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ[38 - Орден Британской империи  - рыцарский орден, учрежденный королем Георгом V в 1917 г.; состоит из пяти классов, офицер  - четвертый класс ордена.], ПРИГЛАШЕННОЙ ДОКЛАДЧИЦЫ
        ВЕСЕННЯЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
        «НАУКА О ВЕЛИКИХ»: ВДОХНОВЛЯЯ НА УСПЕХ
        8:45 ВСТРЕЧА С ПРАЙЕЙ НАВУЛУРИ («НАУКА О ВЕЛИКИХ») И РОРИ ЛОНГФОРДОМ («СПИКЕРЫ ЗНАМЕНИТОСТИ») И ДЖ. В ЛОББИ ГОСТИНИЦЫ INTERCONTINENTAL
        9:00 ПРОВЕРКА ЗВУКА
        9:05 ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГОН
        9:30 НОРА ЖДЕТ В VIP-ЗОНЕ ИЛИ СЛУШАЕТ ПЕРВОГО СПИКЕРА В ГЛАВНОМ ЗАЛЕ (ДЖИ-ПИ БЛИТ, ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ПРИЛОЖЕНИЯ «МОЕВРЕМЯ» И АВТОР КНИГИ «ВАША ЖИЗНЬ НА ВАШИХ УСЛОВИЯХ»)
        10:15 НОРА ПРОИЗНОСИТ РЕЧЬ
        10:45 ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ АУДИТОРИИ
        11:00 ОБЩЕНИЕ И РАЗДАЧА АВТОГРАФОВ
        11:30 ЗАВЕРШЕНИЕ МЕРОПРИЯТИЯ
        Нора Сид, офицер ордена Британской империи.
        Вдохновляя на успех.
        Итак, существовала жизнь, в которой она обрела успех. Что ж, это нечто.
        Она гадала, кто эти Дж. и остальные, с которыми она должна встретиться в лобби, но затем отложила бумагу и вернулась в постель. У нее было полно времени. Зачем ей вставать в шесть тридцать утра? Может, она плавала каждое утро. В этом был смысл. Она нажала на кнопку и занавески раздвинулись с тихим жужжанием, открыв вид на воду, небоскребы и белый купол Арены О2[39 - Арена О2  - многоцелевой стадион в Лондоне, один из крупнейших в Европе, открыт в 2007 г.]. Она никогда не наблюдала этот вид с такого ракурса. Лондон. Канэри-Уорф[40 - Деловой квартал в восточной части Лондона, главный конкурент исторического финансового и делового центра британской столицы  - Сити.]. Примерно двадцатый этаж.
        Она прошла в ванную: бежевая плитка, просторный душ, пушистые белые полотенца  - и поняла, что не чувствует себя так паршиво, как обычно по утрам. Половину стены занимало зеркало. Она ахнула при виде своей внешности. А затем рассмеялась. Она выглядела такой смехотворно здоровой. И сильной. И в этой жизни у нее был отвратительный выбор ночной одежды (пижама, горчично-зеленая, в клетку).
        Ванная оказалась довольно большой. Достаточно большой, чтобы лечь и отжаться. Десять раз подряд, не вставая на колени,  - даже не выдохлась.
        Затем она подержала планку. Попробовала одной рукой. Потом другой  - почти без дрожи. Затем сделала несколько берпи[41 - Приседания с дополнительной стойкой между повторениями (положение стоя  - присед  - планка  - присед  - стоя)  - одно из аэробных упражнений.].
        Вообще не проблема.
        Ух ты.
        Она встала и похлопала каменные мышцы живота. Вспомнила, как ее мучила одышка в осевой жизни, когда она шла в гору по улице,  - буквально лишь вчера.
        Она не чувствовала себя такой спортивной с тех пор, как была подростком. Вообще-то, возможно, сейчас она была максимально спортивной. Уж явно максимально сильной.
        Поискав в Facebook «Изабель Хирш», она узнала, что ее бывшая лучшая подруга жива и все еще в Австралии, что очень обрадовало Нору. Ей было даже не важно, что они не друзья в социальной сети, ведь, скорее всего, в этой жизни Нора не училась в Бристольском университете. А даже если и училась, они были на разных курсах. Было немного неловко осознавать это, но эта Изабель Хирш, возможно, никогда не встречала Нору Сид, однако все равно занималась тем, чем и в осевой жизни Норы.
        Еще она поискала Дэна. Он был (вроде бы) счастливо женат на инструкторше по велоспорту по имени Джина. «Джина Лорд (урожденная Шарп)». Они поженились на Сицилии.
        Нора погуглила «Нору Сид».
        Ее страница в Wikipedia (у нее была страница в Wikipedia!) сообщила ей, что она действительно участвовала в Олимпиаде. Дважды. И специализировалась в вольном стиле. Она завоевала золотую медаль на дистанции 800 метров вольным стилем, проплыв дистанцию за смешное время  - восемь минут пять секунд, а также серебряную на дистанции 400 метров.
        Все это в двадцать два года. Она завоевала еще одну серебряную медаль в двадцать шесть лет, за участие в эстафете четыре по сто метров. Все стало еще смешнее, когда она прочла, что некоторое время она была мировой рекордсменкой по плаванию на дистанции 400 метров вольным стилем, завоевав это звание на чемпионате мира по водным видам спорта. После этого она перестала выступать на международных соревнованиях.
        Она ушла на пенсию в двадцать восемь лет.
        Теперь она, похоже, работала на канале BBC, комментируя спортивные соревнования по плаванию, появлялась на телешоу A Question of Sport[42 - «Вопрос о спорте»  - старейшая телевикторина о спорте, британское шоу на канале BBC.], написала автобиографию под названием «Тони или плыви», периодически была помощницей тренера в спортивной федерации British Swimming GB[43 - «Британское плавание»  - национальная спортивная организация, объединяющая клубы Англии, Шотландии и Уэльса по водным видам спорта.] и все еще плавала по два часа каждый день.
        Она много жертвовала на благотворительность, а именно в Фонд помощи больных раком Марии Кюри[44 - Крупнейший в Великобритании благотворительный фонд, обеспечивающий помощь больным с неизлечимыми заболеваниями и их семьям; основан в 1948 г.], и организовала благотворительный плавательный марафон вокруг пирса в Брайтоне для Marine Conservation Society[45 - «Общество охраны морской среды»  - ведущая некоммерческая организация в Великобритании, занимающаяся охраной морей, берегов и дикой природы.]. Уйдя из профессионального спорта, она дважды переплыла Ла-Манш.
        Она увидела ссылку на свою лекцию TED[46 - TED (Technology, Entertainment, Design)  - американский частный некоммерческий фонд, известный своими конференциями, которые проводятся с 1984 г. На них разные деятели науки и другие знаменитости читают лекции о своих открытиях и достижениях. Лекции доступны бесплатно на сайте конференции.], о ценности упорства в спорте, тренировках и жизни. У нее было более миллиона просмотров. Когда Нора включила выступление, ей показалось, что она слушает незнакомку. Эта женщина была уверена в себе, владела аудиторией, у нее была отличная осанка, она непринужденно улыбалась, когда говорила, и умудрялась заставить толпу улыбаться, смеяться, хлопать и кивать в нужные моменты.
        Она и представить себе не могла, что способна быть такой, и попыталась запомнить, что еще делает эта другая Нора, но затем поняла, что ни за что не сумеет это повторить.
        - Упорные люди сделаны из того же теста, что и все остальные,  - говорила она.  - Единственное отличие: у них есть четкая цель и намерение ее достичь. Упорство критически важно, чтобы сосредоточиться в жизни, полной отвлекающих моментов. Это способность придерживаться задачи, когда твое тело и разум на пределе, способность пригнуть голову, когда плывешь на своей дорожке, и не оглядываться вокруг в страхе, что кто-то может тебя обогнать…
        Кем был этот человек?
        Она немного промотала видео, но эта другая Нора все еще говорила с убежденностью Жанны Д’Арк.
        - Если вы намерены стать тем, кем не являетесь, вас неизбежно ждет неудача. Намеревайтесь стать собой. Намеревайтесь смотреть и действовать и думать так, как свойственно вам. Намеревайтесь стать подлинной версией себя. Примите себя. Поддержите. Полюбите. Усердно работайте над собой. И не оглядывайтесь на тех, кто высмеивает вас или глумится над вами. Большая часть сплетен  - это скрытая зависть. Пригните голову. Продолжайте упорствовать. Продолжайте плыть…
        - Продолжайте плыть,  - пробормотала Нора, вторя другой себе и гадая, есть ли в гостинице бассейн.
        Видео исчезло, а секунду спустя зазвонил ее телефон.
        Появилось имя. «Надя».
        Она не знала никакой Нади в осевой жизни. Она понятия не имела, что должна ощущать эта ее версия: радостное предвкушение или холодящий ужас.
        Был только один способ выяснить.
        - Слушаю?
        - Милая,  - услышала она незнакомый голос. Голос близкий, но не совсем теплый. У него был акцент. Возможно, русский.  - Надеюсь, у тебя все хорошо.
        - Привет, Надя. Спасибо. Я в норме. Я в гостинице. Готовлюсь к конференции,  - она пыталась звучать жизнерадостно.
        - О да, конференция. Пятнадцать тысяч фунтов за речь. Звучит неплохо.
        Это звучало нелепо. Но она также удивилась, откуда Надя  - кем бы она ни была  - знала это.
        - О да.
        - Джо нам сказал.
        - Джо?
        - Да. Так, послушай, я должна поговорить с тобой о дне рождения твоего отца.
        - Что?
        - Я знаю, он был бы счастлив, если бы ты смогла приехать и повидать нас.
        Все ее тело похолодело и ослабло, словно она стала призраком.
        Она вспомнила похороны отца, как обнимала брата, как они плакали друг у друга на плечах.
        - Мой папа?
        Мой папа. Мой покойный папа.
        - Он только вернулся из сада. Хочешь с ним поболтать?
        Это было так поразительно  - мир рассыпался на куски, и это совершенно не соответствовало тону ее голоса. Она сказала обыденно, будто это безделица:
        - Что?
        - Хочешь поговорить с папой?
        Потребовалось время. Внезапно она лишилась равновесия.
        - Я…
        Она едва могла говорить. Или дышать. Она не знала, что сказать. Все казалось нереальным. Как путешествие во времени. Будто она вернулась на двадцать лет назад.
        Слишком поздно вешать трубку. Может, и стоило. Но она этого не сделала. Теперь она знала, что это возможно, и ей нужно было снова услышать его голос.
        Сначала его дыхание.
        Потом:
        - Привет, Нора, как ты?
        Так просто. Обыденно, повседневно, ни о чем. Это был он. Его голос. Его сильный голос, который всегда был резким. Но теперь он потоньше, может, послабее. Голос на пятнадцать лет старше прежнего.
        - Папа,  - сказала она. Ее голос был  - завороженный шепот.  - Это ты.
        - Все хорошо, Нора? Связь плохая? Хочешь поговорить через FaceTime?
        FaceTime. Увидеть его лицо. Нет. Это слишком. Это уже слишком. Одна лишь мысль о том, что существует живая версия ее отца во времени, когда FaceTime уже изобретен. Ее папа принадлежал миру стационарных телефонов. Когда он умер, он только начинал привыкать к радикальным новшествам вроде электронной почты и текстовых сообщений.
        - Нет,  - ответила она.  - Это я тут… просто задумалась. Отвлеклась. Извини. Как ты?
        - Хорошо. Мы отвезли вчера Салли к ветеринару.
        Она решила, что Салли  - собака. У ее родителей никогда не было собаки, да и вообще домашних животных. Нора умоляла их о собаке или кошке, когда была маленькой, но папа всегда говорил, что они только мешают.
        - Что с ней?  - спросила Нора, пытаясь звучать естественно.
        - Опять уши. Инфекция все время возвращается.
        - О, верно,  - спохватилась она, будто знала о Салли и ее больных ушах.  - Бедняжка. Я… я люблю тебя, папа. И я просто хочу сказать, что…
        - Все хорошо, Нора? Ты кажешься слегка… взволнованной.
        - Я просто не говорила… не говорю тебе всего. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Ты хороший отец. И в другой жизни, в жизни, где я бросила плавание… я ужасно жалею об этом.
        - Нора?
        Ей было неловко спрашивать его, но ей нужно было знать. Вопросы начали вырываться из нее, как вода из гейзера.
        - Ты здоров, папа?
        - А с чего мне болеть?
        - Просто… ты беспокоился из-за болей в груди.
        - У меня их не было с тех пор, как я выздоровел. Много лет назад. Ты же помнишь. Мой образ жизни. Когда отираешься возле олимпийцев, это помогает. Я вновь стал регбистом. Шестнадцать лет назад бросил пить. Холестерин и давление низкие, как говорит врач.
        - Да, конечно… я помню твой образ жизни,  - а потом ей пришел в голову новый вопрос. Но она не знала, как его задать. И спросила прямо:  - А как давно ты с Надей?
        - У тебя проблемы с памятью?
        - Нет. Ну да, наверно. Я просто много думаю о жизни в последнее время.
        - Ты теперь философ.
        - Ну, я же училась на него.
        - Когда?
        - Забудь. Я просто не могу вспомнить, когда вы с Надей встретились.
        Она услышала неловкий вздох в трубку. Он был краток.
        - Ты знаешь, как мы встретились… Зачем ты об этом спросила? Это тебя психотерапевт надоумил? Ведь ты знаешь мое отношение к такому.
        У меня есть психотерапевт.
        - Извини, пап.
        - Ничего.
        - Я просто хочу убедиться, что ты счастлив.
        - Конечно, я счастлив. Моя дочь  - олимпийская чемпионка, и я наконец обрел любовь своей жизни. А ты вновь встаешь на ноги. Душевно, в смысле. После Португалии.
        Нора хотела узнать, что случилось в Португалии, но ее интересовал сначала другой вопрос.
        - А как же мама? Она не была любовью твоей жизни?
        - Когда-то была. Но все меняется, Нора. Брось, ты же взрослая.
        - Я…
        Нора перевела звонок на громкую связь. Вернулась на свою страницу в Wikipedia. Ну конечно, ее родители развелись, когда у отца возникла интрижка с Надей Ванко, матерью украинского пловца, Егора Ванко. И в этой жизни ее мать умерла еще в 2011 году.
        Все потому, что Нора никогда не сказала своему папе на парковке в Бедфорде, что не хочет быть профессиональной пловчихой.
        Она вновь ощутила это. Она исчезала. Нора поняла, что эта жизнь была не для нее, и возвращалась в библиотеку. Но она осталась. Попрощалась с папой, закончила разговор и продолжила читать о себе.
        Она была одинока, хотя и состояла три года в отношениях с американским олимпийским прыгуном в воду Скоттом Ричардсом, недолго жила с ним в Калифорнии, в Ла-Хойе, Сан-Диего. Теперь она живет в Западном Лондоне.
        Дочитав страницу, она отложила телефон и решила узнать, есть ли тут бассейн. Она хотела заниматься тем, чем занималась бы в этой жизни, а в этой жизни она бы плавала. И может, вода поможет ей придумать речь.
        Это был превосходный заплыв, и пусть он не сильно вдохновил ее на творчество, но точно успокоил после беседы с покойным отцом. Она плавала одна, скользила бассейн за бассейном брассом, не думая ни о чем. Ощутив себя столь спортивной и сильной, хозяйкой на воде, она обрела уверенность, а потому мгновенно перестала волноваться из-за отца и речи, к которой совершенно была не готова.
        Но пока она плавала, ее настроение менялось. Она подумала о тех годах жизни, которые получил отец и которых лишилась мать, и, похоже, начала все сильнее злиться на него, из-за чего ее темп ускорялся. Ей всегда казалось, что родители слишком гордые, чтобы развестись, а потому они позволили своим обидам зреть внутри и выплескиваться на детей, в частности на Нору. И плавание было единственной возможностью получить одобрение.
        Здесь, в этой жизни, она выбрала такую карьеру, которой он был бы доволен, пожертвовав собственными отношениями, любовью к музыке, своими мечтами  - всем, за что не дают медаль, своей жизнью. А отец отплатил ей, закрутив интрижку с этой Надей, бросив мать, да еще и не желал говорить об этом. После всего.
        Да пошел он. По крайней мере, эта версия его.
        Она перешла на вольный стиль и поняла: не ее вина, что родителям так и не удалось полюбить ее так, как должны любить родители  - безо всяких условий. Не ее вина, что мать подмечала каждый ее недостаток, начиная с разных ушей. Нет. Все началось намного раньше. Первая проблема заключалась в том, что Нора осмелилась каким-то чудом появиться на свет, когда брак родителей был так хрупок. Ее мать погрузилась в депрессию, а отец обратился к односолодовому виски.
        Она проплыла еще тридцать бассейнов, ее разум успокоился, и она почувствовала себя свободной  - наедине с водой.
        Но потом Нора наконец-то вышла из бассейна и вернулась в номер, нашла в шкафу чистую одежду (изысканный морской брючный костюм) и заглянула в чемодан. Ей показалось, что от него веет глубочайшим одиночеством. В нем лежала ее собственная книга. На обложке Нора была в костюме сборной Великобритании и смотрела вперед с холодной решимостью. Взяв книгу, она увидела надпись мелким шрифтом: «В соавторстве с Амандой Сэндз».
        Аманда Сэндз, как сообщил интернет, «призрак пера многих спортивных знаменитостей».
        Затем она взглянула на часы. Пора было спускаться в холл.

        Ее ждали двое элегантно одетых людей, которых она не узнала, и еще один, определенно ей знакомый. На нем был костюм, и в этой жизни он был чисто выбрит, с прической как у бизнесмена  - с косым пробором, но это был все тот же Джо. Его темные брови были кустисты, как всегда. «Это твоя итальянская кровь»,  - обычно говорила мать.
        - Джо?
        Более того, он ей улыбался. Широко, по-братски, просто.
        - Доброе утро, сестренка,  - сказал он, удивившись и ощутив неловкость от продолжительности ее объятий.
        Когда она его отпустила, он представил двух других людей, с которыми он стоял.
        - Это Прайя из «Науки о великих», как понимаешь, организатор конференции, а это Рори, от «Спикеров знаменитостей».
        - Привет, Прайя!  - откликнулась Нора.  - Привет, Рори. Рада встрече.
        - Взаимно,  - ответила Прайя, улыбаясь.  - Мы очень рады тебе.
        - Ты так говоришь, будто мы незнакомы!  - сказал Рори, раскатисто расхохотавшись.
        Нора дала задний ход.
        - Да, я знаю, что мы встречались, Рори. Я пошутила. Ты ведь знаешь мое чувство юмора.
        - У тебя есть чувство юмора?
        - Подловил, Рори!
        - Ладно,  - отвлек их брат, взглянул на нее и улыбнулся.  - Хочешь, я тебе все покажу?
        Она не могла перестать улыбаться. Тут был ее брат. Ее брат, которого она не видела два года, а уж какого-то подобия хороших отношений у них не было еще дольше, а тут он здоров и счастлив и, похоже, она ему даже искренне нравится.
        - Все покажешь?
        - Да. Зал. Где ты будешь выступать.
        - Все уже готово,  - добавила Прайя услужливо.
        - Чертовски большое помещение,  - сообщил Рори одобрительно, раскачивая бумажным стаканчиком с кофе.
        Итак, Нора согласилась, и ее провели в большой голубой конференц-зал с широкой сценой и тысячей пустых стульев. Подошел техник в черном и спросил ее:
        - Вы как предпочитаете? На лацкан, гарнитуру или в руках?
        - Извините?
        - Какой вы хотите микрофон?
        - О!
        - Гарнитуру,  - вмешался брат от ее имени.
        - Да. Гарнитуру,  - подтвердила Нора.
        - Я так решил,  - сказал брат,  - после того кошмара, который у нас случился с микрофоном в Кардиффе.
        - Да, точно. Такой ужас.
        Прайя улыбалась ей, желая что-то сказать.
        - Я правильно поняла, что у вас с собой нет презентации? Слайдов или чего-то еще?
        - Хм, я…
        Брат и Рори глядели на нее слегка обеспокоенно.
        Это явно был вопрос, на который она должна знать ответ, но она не знала.
        - Верно,  - ответила она, когда увидела выражение лица брата.  - Я… нет. У меня нет. Нет презентации.
        И они глядели на нее так, словно она была не права, но она только улыбалась.

        Чай с мятой

        Десять минут спустя она сидела с братом в так называемом VIP-зале, оказавшемся просто душной комнаткой со стульями и столиком, на котором лежало несколько свежих газет. Пара мужчин средних лет в костюмах что-то набирали на ноутбуках.
        К этому моменту она уже поняла, что брат был ее менеджером. Он работал им уже семь лет, с тех пор как она оставила профессиональный спорт.
        - Ты ведь не против?  - спросил брат, принеся два напитка из кофемашины.
        Разорвал упаковку и вынул чайный пакетик. Мятный. Окунул его в чашку с кипятком, который налил из автомата.
        Затем передал его Норе.
        Она в жизни не пила чай с мятой.
        - Это мне?
        - Ну да. У них только такой травяной чай.
        Себе он налил кофе, о котором Нора втайне мечтала. Может, в этой жизни она не употребляет кофеин.
        - Ты ведь не против?
        - Не против чего?  - удивилась Нора.
        - Сегодняшнего выступления.
        - О, хм, да. Как долго мне говорить?
        - Сорок минут.
        - Конечно.
        - За это хорошо заплатят. Я поднял до десяти.
        - Ты большой молодец.
        - Ну, двадцать процентов  - мои. Так что это не жертва.
        Нора пыталась придумать, как добраться до их истории. Как ей узнать, почему в этой жизни они сидят рядом и ладят. Может, дело в деньгах, но ее брата никогда особенно не интересовали деньги. Да, конечно, он безусловно огорчился, когда Нора вышла из сделки со звукозаписывающей компанией, но это было потому, что он хотел до конца жизни играть на гитаре в «Лабиринтах» и быть рок-звездой.
        Макнув чайный пакетик несколько раз, Нора вынула его из чашки.
        - Ты когда-нибудь думал, что наша жизнь могла сложиться иначе? Если бы я не застряла в плавании?
        - Вообще-то нет.
        - В смысле, что ты делал бы, не будь ты моим менеджером?
        - Был бы менеджером у кого-то еще.
        - Ну да, конечно, я понимаю. Разумеется.
        - Думаю, я не стал бы менеджером без тебя. Ты первая предложила. Ты познакомила меня с Кай и потом с Натали. И еще с Эли, так что…
        Она кивнула, будто бы имела представление о том, кто такие Кай, Натали и Эли.
        - Верно, но, может, ты нашел бы другой путь.
        - Кто знает? Может, я все еще жил бы в Манчестере, не знаю.
        - В Манчестере?
        - Да. Помнишь, как мне там нравилось. В университете.
        Было очень трудно не удивляться тому факту, что этот брат, с которым она ладила и работала, учился в университете. В ее осевой жизни брат сдал все экзамены на «отлично» и подал заявление в Манчестер на исторический, но все равно не набрал достаточно баллов, возможно, потому, что был слишком занят, обкуриваясь с Рави каждый вечер. А потом решил, что вовсе не хочет в университет.
        Они еще поболтали.
        В какой-то момент его отвлек звонок.
        Нора заметила на заставке экрана его компьютера фотографию улыбающегося красивого мужчины, которого она не видела прежде. Заметила обручальное кольцо на пальце брата и сделала притворно нейтральное лицо.
        - Ну, и как жизнь в браке?
        Джо улыбнулся. Искренне счастливой улыбкой. Она не видела этой улыбки уже очень давно. В ее осевой жизни Джо вечно не везло в любви. Хотя она знала, что ее брат гей, еще когда он был подростком, он открылся только в двадцать два. И он никогда не был счастлив в длительных отношениях. Она чувствовала себя виноватой за то, что ее жизнь могла столь значительно менять жизнь брата.
        - О, ты же знаешь Эвана. Эван  - это Эван.
        Нора улыбнулась в ответ, будто знала Эвана и каким он был.
        - Да. Он замечательный. Я так рада за вас двоих.
        Он рассмеялся.
        - Мы женаты уже пять лет. Ты так говоришь, будто мы с ним только встретились.
        - Нет, просто, знаешь, порой мне кажется, что тебе повезло. Такой влюбленный. И счастливый.
        - Он хочет собаку,  - улыбнулся он.  - И мы спорим. В смысле, я не против собаки. Но он хочет приютскую. А я не хочу чертова мальтипу или бишона. Я хочу волка. Понимаешь, настоящего пса.
        Нора вспомнила о Вольтере.
        - Животные  - хорошие компаньоны.
        - Да. Все еще хочешь собаку?
        - Хочу. Или кота.
        - Коты слишком непослушны,  - заявил он, в его голосе зазвучали нотки, знакомые ей с детства.  - Собаки знают свое место.
        - Непослушание  - подлинная основа свободы. Послушные должны быть рабами.
        Он выглядел ошеломленным.
        - Это-то у тебя откуда? Это цитата?
        - Да. Генри Дэвид Торо. Сам знаешь, мой любимый философ.
        - С каких пор ты ударилась в философию?
        Ну конечно. В этой жизни она не оканчивала философский. Это в осевой жизни она читала труды Торо, Лао-цзы и Сартра в вонючей студенческой квартирке в Бристоле, а ее местная версия стояла на олимпийских пьедесталах в Пекине. Странно, ей было так же жаль эту свою версию, которая никогда не влюблялась в простую красоту «Уолдена» Торо, в «Размышления» стоика Марка Аврелия[47 - Антонин Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления / Пер. С. М. Роговина. М.: Азбука-Аттикус, 2015.], как и ту себя, которая так и не раскрыла свой олимпийский потенциал.
        - О, не знаю… просто наткнулась на его цитаты в интернете.
        - А, круто. Погуглю его. Можешь вставить что-то такое в свою речь.
        Нора почувствовала, что побледнела.
        - Хм, думаю, что сегодня я поступлю немного иначе. Пожалуй, хм, я слегка сымпровизирую.
        Импровизация была, в конце концов, навыком, которым она овладела.
        - Вчера я смотрел отличную документалку о Гренландии. Вспомнил, как ты увлекалась Арктикой, вырезала картинки с полярными медведями.
        - Да. Миссис Элм говорила, что лучший способ исследовать Арктику  - стать гляциологом. Я хотела им быть.
        - Миссис Элм,  - прошептал он.  - Припоминаю.
        - Школьная библиотекарша.
        - Точно. Ты почти жила в той библиотеке, верно?
        - Было дело.
        - Подумать только, если бы ты не выбрала плавание, ты была бы сейчас в Гренландии.
        - На Шпицбергене.
        - Не понял?
        - Это норвежский архипелаг. Далеко в Северном Ледовитом океане.
        - Ладно, в Норвегии. Ты была бы там.
        - Возможно. А может, я все еще жила бы в Бедфорде. Слонялась без дела. Безработная. Не в состоянии заплатить за квартиру.
        - Не глупи. Ты обязательно стала бы кем-то крутым.
        Она улыбнулась невинности старшего брата.
        - В других жизнях мы, возможно, даже не ладили бы.
        - Чушь.
        - Надеюсь.
        Джо явно стало неуютно, он захотел сменить тему.
        - Угадай, кого я увидел на днях?
        Нора пожала плечами, надеясь, что это окажется тот, кого она знает.
        - Рави. Помнишь Рави?
        Она подумала о Рави, устроившем ей разнос в газетном киоске только вчера.
        - О да. Рави.
        - Что ж, я наткнулся на него.
        - В Бедфорде?
        - Ха! Боже, нет. Сто лет там не был. Нет. На станции Блэкфрайерс. Совершенно случайно. Не видел его лет десять. Как минимум. Он звал в паб. Я объяснил ему, что теперь я трезвенник, а потом пришлось объяснять, что я был алкоголиком. И вот это вот все. Что я не пил вина и не курил косяк уже много лет.
        Нора кивнула, будто это не было для нее неожиданностью.
        - С тех пор, как ушел вразнос после смерти мамы. Думаю, он гадал: «Кто этот парень?» Но все было хорошо. Он понял. Он теперь работает оператором. И занимается музыкой в свободное время. Не роком. Он диджей, естественно. Помнишь, как мы с ним пели в группе, много лет назад. «Лабиринты»?
        Теперь стало легче имитировать смутность воспоминаний.
        - О да. «Лабиринты». Конечно. Такой привет из прошлого.
        - Да. Я почувствовал, что он тоскует по тем денькам. Хотя мы были никакие, а я даже петь не умел.
        - А ты сам? Никогда не думал о том, что было бы, если бы «Лабиринты» прославились?
        Он рассмеялся, слегка печально.
        - Я не уверен, что что-то могло бы быть.
        - Может, вам нужен был еще один человек. Я играла на клавишах, которые тебе подарили папа с мамой.
        - Правда? Когда это у тебя нашлось на это время?
        Жизнь без музыки. Жизнь без книг, которые она любила.
        Но еще: жизнь, в которой она ладила с братом. Жизнь, в которой она его не подвела.
        - Как бы то ни было, Рави просил передать привет. И хотел встретиться. Он работает на соседней станции метро. Так что собирался прийти на твою речь.
        - Что? О, это… Лучше бы он не смог выбраться.
        - Почему?
        - Мне он никогда не нравился.
        Джо нахмурился.
        - Неужели? Не помню, чтобы ты такое говорила… Он нормальный. Хороший парень. Немного никчемный, может, ну, или был прежде, но, похоже, он взял себя в руки…
        Норе было не по себе.
        - Джо?
        - Да.
        - Ты помнишь, когда умерла мама?
        - Да.
        - Где я была?
        - В каком смысле? Все хорошо, сестренка? Новые таблетки действуют?
        - Таблетки?
        Она пошарила в сумке. Увидела маленькую коробку антидепрессантов. Сердце екнуло.
        - Я просто хотела знать. Я часто виделась с мамой до ее смерти?
        Джо нахмурился. Он все еще был прежним Джо. Все еще не мог понять сестру. Хотел убежать от реальности.
        - Ты же знаешь, что нас с ней не было. Все случилось так быстро. Она не говорила нам, как серьезно была больна. Чтобы нас защитить. А может, потому что не хотела, чтобы мы уговаривали ее прекратить пить.
        - Пить? Мама пила?
        Джо забеспокоился сильнее.
        - Сестричка, у тебя амнезия? Она выпивала по бутылке джина в день с тех пор, как Надя появилась на горизонте.
        - Да. Конечно. Я помню.
        - К тому же у тебя на носу был чемпионат Европы, а она не хотела тебе мешать.
        - Боже. Я могла быть с ней. Кто-то из нас должен был быть там, Джо. Мы оба…
        Внезапно его тон стал ледяным.
        - Ты ведь никогда не была близка с мамой. С чего вдруг…
        - Я стала ближе. В смысле, могла бы. Я…
        - Ты меня пугаешь. Ты сама не своя.
        Нора кивнула.
        - Да. Я… Я просто… да, думаю, ты прав… думаю, это просто таблетки.
        Она вспомнила мать, ее последние месяцы, она тогда сказала Норе: «Не знаю, что бы я без тебя делала». Возможно, она сказала бы это и Джо. Но в этой жизни у нее не было никого из них.
        А потом в комнату вошла Прайя. Улыбаясь, сжимая в руках телефон и какой-то планшет.
        - Пора,  - сообщила она.

        Дерево нашей жизни

        Спустя пять минут Нора вновь оказалась в просторном конференц-зале гостиницы. Как минимум тысяча людей смотрела окончание презентации первого спикера. Автора «Из нулей в герои». Книги, которую Дэн в другой жизни держал на прикроватном столике. Но Нора не вслушивалась, она села на зарезервированное для нее место в первом ряду. Она была слишком огорчена из-за матери, слишком нервничала из-за речи, так что просто выхватывала случайные слова или фразы, которые крутились в ее голове, как сухарики в минестроне[48 - Минестроне  - легкий итальянский суп из сезонных овощей.  - Примеч. ред.]. «Малоизвестный факт», «амбиции», «возможно, вас удивит, что», «если я могу сделать это», «удары судьбы».
        В зале было трудно дышать. Пахло мускусными духами и новым ковром.
        Она пыталась сохранять спокойствие.
        Опершись на брата, она прошептала:
        - Кажется, я не смогу.
        - Что?
        - Кажется, у меня начинается паническая атака.
        Он взглянул на нее, улыбаясь, но с жесткостью во взгляде, которую она помнила в другой жизни, когда у нее случилась паническая атака перед выступлением «Лабиринтов» в пабе Бедфорда.
        - Все будет хорошо.
        - Не знаю, смогу ли я. В голове пусто.
        - Ты преувеличиваешь.
        - У меня тревога. По-другому не могу.
        - Брось. Не подводи нас.
        Не подводи нас.
        - Но…
        Она пыталась подумать о музыке.
        Мысли о музыке всегда ее успокаивали.
        Ей вспомнилась мелодия. Она была слегка смущена, даже в глубине души, осознав, что ей пришла на ум песня «Прекрасное небо». Счастливая песня надежды, которую она уже давно не пела. Темнее воздух, / Огонь погас, / Тем ярче звезды / Горят для…
        Но внезапно женщина, с которой Нора сидела рядом, изысканно одетая бизнесвумен лет пятидесяти, источник мускусного запаха, наклонилась к ней и прошептала:
        - Мне так жаль, что с вами это случилось. Ну, тогда, в Португалии…
        - Что случилось?
        Ответ женщины потонул в аплодисментах аудитории.
        - Что?  - переспросила она.
        Но было слишком поздно. Нору поманили на сцену, и брат пихнул ее локтем.
        Голос брата, почти рев:
        - Тебя ждут. Пошла!
        Она неуверенно направилась к трибуне на сцене, к собственному огромному портрету с победной улыбкой и золотой медалью на шее, который проецировали на экран позади нее.
        Всю жизнь ей не нравилось, когда на нее смотрели.
        - Здравствуйте,  - сказала она, волнуясь, в микрофон.  - Я очень рада быть сегодня здесь…
        Примерно тысяча лиц уставилась на нее в ожидании.
        Она никогда не говорила с таким количеством людей одновременно. Даже когда она пела в «Лабиринтах», они никогда не выступали больше чем для сотни человек, и тогда она сводила свои разговоры между песнями к минимуму. Работая в «Теории струн», еще умея нормально общаться с покупателями, она редко выступала на совещаниях сотрудников, хотя в комнате обычно собиралось не больше пяти человек. В университете Иззи всегда легко давались презентации, но Нора начинала нервничать из-за них за неделю до выступления.
        Джо и Рори смотрели на нее в недоумении.
        Та Нора, которую она видела на TED, была не этой Норой, и она сомневалась, что когда-нибудь сможет стать тем человеком. Ведь у нее не было тех достижений.
        - Здравствуйте. Меня зовут Нора Сид.
        Она не собиралась шутить, но весь зал рассмеялся. Явно не было необходимости представляться.
        - Жизнь  - странная штука,  - продолжила она.  - Мы проживаем ее разом. Прямой линией. Но ведь это не все. Ведь жизнь состоит не только из того, что мы делаем, но и из того, чего не делаем. И каждый момент нашей жизни  - это… своеобразный поворот.
        Никакого отклика.
        - Подумайте об этом. Подумайте, как мы начинаем… Словно семя дерева, посаженное в землю. А затем мы… растем… растем… и сначала мы становимся стволом…
        Абсолютное молчание.
        - Но потом дерево  - дерево нашей жизни  - формирует крону. Подумайте обо всех ветвях, исходящих из ствола на разных уровнях. И подумайте обо всех ветвях, которые продолжают расходиться в разных направлениях. Подумайте о тех ветвях, которые становятся ветками, а те  - веточками. И подумайте о кончиках этих веточек в разных местах  - ведь они начинались от одного ствола. И жизнь такая же, только масштаб больше. Новые ветви формируются каждую секунду, каждый день. И с нашей точки зрения  - вообще, с точки зрения каждого  - это ощущается… как континуум. Каждая веточка проделала лишь один путь. Но есть и другие веточки. Есть другие «сегодня». Другие жизни, которые могли сложиться иначе, если бы вы прежде приняли другие решения. Это дерево жизни. Такое дерево есть во многих религиях и мифологиях. Оно есть в буддизме, иудаизме и христианстве. Множество философов и писателей говорили о дереве как метафоре. Сильвия Плат[49 - Плат, Сильвия (1932 -1963)  - американская поэтесса и писательница. Метафора инжирного дерева раскрывается в ее книге «Под стеклянным колпаком». (Плат С. Под стеклянным колпаком
[1963] / Пер. С. Алукард. М.: АСТ, 2016).] сравнивала свое существование с инжирным деревом, а каждая возможная жизнь, которую она могла прожить  - в счастливом замужестве, как успешная поэтесса,  - была этим сладким сочным инжирным плодом, но она не могла попробовать эти сладкие сочные плоды, и они сгнивали прямо перед ней. Это может свести с ума, если думать обо всех других жизнях, которые мы не проживаем.
        Например, в большинстве своих жизней я не стою на этой сцене и не говорю с вами об успехе… В большинстве жизней я не золотой призер Олимпийских игр,  - она вспомнила, что сказала ей миссис Элм в Полночной библиотеке.  - Видите ли, сделать иначе что-то одно  - зачастую значит изменить все. Действия нельзя обернуть вспять в течение одной жизни, однако мы можем попытаться…
        Теперь люди слушали. В их жизнях им явно не хватало миссис Элм.
        - Единственный способ научиться  - это прожить.
        И она продолжила в том же духе следующие двадцать минут, вспоминая как можно больше из того, что ей говорила миссис Элм, а потом посмотрела на свои руки, отражающие белый свет от лампочки на трибуне.
        Когда она разглядела розовую линию на руке, то поняла, что эта рана была нанесена ей самой, и это сбило ее. Или, скорее, настроило на новый лад.
        - И… и дело в том, что… дело в том… что то, что мы считаем самой успешной дорогой для себя, часто ей не является. Потому что слишком часто наш образ успеха  - это какая-то внешняя глупая идея о достижениях: олимпийская медаль, идеальный муж, хорошая зарплата. И мы пытаемся достичь этих показателей. В то время как настоящий успех  - не то, что можно измерить, и жизнь  - это не гонка, в которой можно победить. Все это… ерунда, если честно…
        Слушателям явно стало неуютно. Очевидно, это была не та речь, которую они ждали. Она оглядела толпу, и увидела единственное улыбающееся лицо. Потребовалась секунда, учитывая, что он был модно одет, в голубой хлопковой рубашке, подстрижен короче, чем в своей бедфордской жизни, чтобы она узнала Рави. Этот Рави смотрел дружелюбно, но она не могла избавиться от воспоминания о другом Рави, который вылетел пулей из киоска, огорчаясь, что он не может позволить себе журнал и виня в этом ее.
        - Видите ли, я знаю, что вы ожидали лекцию в духе TED о пути к успеху. Но правда в том, что успех  - иллюзия. Все это иллюзия. Да, есть вещи, которые мы можем преодолеть. Например, я боюсь сцены, и все же вот я, стою на сцене. Взгляните на меня… на сцене! А кто-то сказал мне недавно, что моя проблема  - не страх сцены. Моя проблема  - страх жизни. И знаете что? Он был чертовски прав. Потому что жизнь страшна, и она страшна неспроста, дело в том, что не важно, какую ветвь жизни нам доведется прожить, ведь мы всегда  - все то же гнилое дерево. Я хотела бы многого достичь в своей жизни. Разного. Но если твоя жизнь прогнила, она будет гнилой, что бы ты ни сделала. Влага съедает все на своем пути…
        Джо в отчаянии делал жест рукой поперек горла, показывая «хватит».
        - Не важно, просто будьте добрее и… Просто будьте добрее. У меня есть ощущение, что мне пора, и я просто хотела сказать, что люблю своего брата Джо. Я люблю тебя, брат, и люблю всех в этой комнате, и мне было очень приятно быть здесь.
        В тот момент, как она сказала «приятно быть здесь», она уже была совсем не здесь.

        Системная ошибка

        Она вновь очутилась в Полночной библиотеке.
        Но на этот раз она оказалась чуть дальше от книжных полок. На этот раз это была своеобразная офисная зона, которую она увидела ранее, в коридорах пошире. Стол был завален ящиками для документов, в которых лежали груды бумаг и коробок, а еще стоял компьютер.
        Компьютер был очень старым, кремового цвета, квадратный. Тот самый, которым когда-то пользовалась миссис Элм в школьной библиотеке. Она сидела за клавиатурой и быстро печатала, уставившись в монитор, пока Нора стояла позади нее.
        Лампы над ними  - те же голые лампочки, свисающие с проводов,  - резко моргали.
        - Мой папа был жив благодаря мне. Но у него была интрижка, и моя мама умерла раньше, а я ладила с братом, потому что ни разу его не подвела, но он был все тем же братом, в действительности, он хорошо обращался со мной в той жизни просто потому, что я помогала ему зарабатывать и… и… это была не та олимпийская мечта, какой я ее себе представляла. Это была прежняя я. И что-то случилось в Португалии. Наверно, я пыталась себя убить, или вроде того… Есть ли вообще другие жизни, или это только смена декораций?
        Но миссис Элм не слушала. Нора заметила что-то на столе. Старую оранжевую пластиковую шариковую ручку. Точно такую же, какая была у Норы в школе.
        - Вы тут? Миссис Элм, вы меня слышите?
        Что-то не так.
        Лицо библиотекарши было напряженно-обеспокоенным. Она читала с экрана.
        - Системная ошибка.
        - Миссис Элм? Эй? Э-ге-гей! Вы меня видите?
        Она похлопала ее по плечу. Похоже, помогло.
        На лице миссис Элм отразилось огромное облегчение, когда она отвернулась от компьютера.
        - О, Нора, ты вернулась?
        - Вы ожидали этого или нет? Вы думали, что в той жизни я захочу жить?
        Она покачала головой, хотя и не двигалась. Если это было возможно.
        - Нет. Дело не в этом. Просто все выглядело так хрупко.
        - Что выглядело хрупко?
        - Переход.
        - Переход?
        - Из книги сюда. Из жизни, которую ты выбрала, сюда. Кажется, есть проблема. Проблема со всей системой. Что-то вне моего контроля. Что-то внешнее.
        - В смысле, моя реальная жизнь?
        Она вновь посмотрела на экран.
        - Да. Видишь ли, Полночная библиотека существует, только пока есть ты. В своей осевой жизни.
        - Так я умираю?
        Миссис Элм выглядела рассерженной.
        - Есть такая возможность. В смысле, есть вероятность, что мы приближаемся к концу возможностей.
        Нора подумала, как приятно было плавать в бассейне. Как она ощущала себя наполненной жизнью и силой. А потом внутри что-то случилось. Странное чувство. Что-то сжалось у нее в животе. Физический сдвиг. Перемена в ней. Идея смерти внезапно ее огорчила. В тот же миг лампочки над головой перестали моргать и засверкали ярко.
        Миссис Элм захлопала в ладоши и приняла новую информацию с компьютерного экрана.
        - О, вернулось. Хорошо. Глюк исчез. Мы снова работаем. Благодаря, полагаю, тебе.
        - Что?
        - Ну, компьютер говорит, что осевая причина внутри хоста была временно исправлена. А ты и есть осевая причина. И ты и есть хост,  - она улыбнулась.
        Нора моргнула, а когда открыла глаза, они обе уже стояли в другой части библиотеки. Снова между полками книг. Стояли тесно, неловко, друг напротив друга.
        - Ладно. Так, успокаиваемся,  - сказала миссис Элм, глубоко и значительно выдохнув.
        Она явно говорила с самой собой.
        - Моя мама умерла в разное время в разных жизнях. Я бы хотела жизнь, в которой она еще жива. Такая жизнь существует?
        Внимание миссис Элм переключилась на Нору.
        - Возможно.
        - Отлично.
        - Но тебе туда не добраться.
        - Почему?
        - Потому что эта библиотека про твои решения. У тебя не было выбора, который мог бы привести к тому, чтобы она осталась жива сегодня. Извини.
        Лампочка над головой Норы заморгала. Но остальные продолжали светить.
        - Ты должна подумать о другом, Нора. Что хорошего было в твоей последней жизни?
        Нора кивнула.
        - Плавание. Мне нравилось плавать. Но не думаю, что я была счастлива в той жизни. Не знаю, могу ли я быть подлинно счастлива в любой жизни.
        - А счастье  - это цель?
        - Не знаю. Наверно, я хотела бы, чтобы моя жизнь что-то значила. Я хочу сделать что-то хорошее.
        - Когда-то ты хотела быть гляциологом,  - оказалось, миссис Элм помнила.
        - Да.
        - Ты много говорила об этом. Ты рассказала, что тебя интересовала Арктика, и я предложила тебе стать гляциологом.
        - Помню. Мне сразу понравилось название. Но маме с папой эта идея не пришлась по душе.
        - Почему?
        - Вообще-то, не знаю. Они поощряли плавание. Ну, папа поощрял. Но ко всему, что требовало учебы, у них было странное отношение.
        Нора ощутила глубокую грусть, где-то в животе. Начиная с ее появления на свет, она воспринималась родителями иначе, чем брат.
        - Помимо плавания, от Джо ждали, что он будет стремиться к чему-то,  - сказала она миссис Элм.  - Мама освобождала меня от всего, что может меня увлечь. В отличие от папы, она даже не настаивала на плавании. Но наверняка должна существовать жизнь, в которой я не послушалась маму и стала исследовательницей Арктики. Вдали от всего. У меня есть цель. Помочь планете. Исследовать влияние климатических изменений. На передовой.
        - Итак, ты хочешь, чтобы я нашла эту жизнь для тебя?
        Нора вздохнула. Она по-прежнему понятия не имела, чего хочет. Но, по крайней мере, за Полярным кругом все было бы иначе.
        - Ладно. Да.

        Шпицберген

        Она проснулась на узкой койке в тесной каюте на судне. Она знала, что находится на корабле из-за качки, и, конечно же, качка, хоть и была мягкой, ее разбудила. Каюта оказалась почти пустой  - только самое нужное. На Норе были надеты толстый шерстяной свитер и длинные кальсоны. Откинув одеяло, она отметила, что болит голова. Во рту так пересохло, что щеки почти втянулись и прилипли к зубам. Она зашлась глубоким грудным кашлем и почувствовала себя на расстоянии миллиона бассейнов от того олимпийского тела. Ее пальцы пахли табаком. Она села и увидела на соседней койке глядящую на нее светловолосую, крепкую, обветренную женщину.
        - God morgen, Nora[50 - Доброе утро, Нора (норв.).].
        Она улыбнулась. И понадеялась, что в этой жизни она не говорит на том скандинавском языке, на котором к ней обратилась женщина.
        - Доброе утро.
        Она заметила полупустую бутылку водки и кружку на полу у кровати женщины. На сундуке между койками примостился календарь с собаками (апрель  - спрингер-спаниель). Рядом лежали три книги на английском. На ближайшей к женщине было написано «Принципы механики ледников». На двух со стороны Норы: «Руководство натуралиста в Арктике» и издание Penguin Classic «Сага о Вёльсунгах. Норвежский эпос о Сигурде  - истребителе драконов». Она заметила еще кое-что. Было холодно. По-настоящему холодно. Холод почти обжигал  - так, что болели пальцы на руках и ногах, стыли щеки. Даже в помещении. Несмотря на слои термобелья. Несмотря на свитер. С двумя электрическими обогревателями, горящими оранжевым светом. Каждый выдох рождал облачко пара.
        - Почему ты здесь, Нора?  - спросила женщина с сильным акцентом.
        Странный вопрос, если не знаешь, где это  - «здесь».
        - Не слишком ли раннее утро для философствования?  - Нора нервно рассмеялась.
        Из иллюминатора она увидела ледяную стену, поднимавшуюся из моря. Они были либо очень далеко на севере, либо очень далеко на юге. Но явно где-то очень далеко.
        Женщина все еще смотрела на нее. Нора понятия не имела, дружат они или нет. Женщина казалась грубоватой, прямолинейной, простой, но, возможно, хорошей компаньонкой.
        - Я не в философском смысле. Я даже не о том, как ты стала гляциологом-исследователем. Хотя, возможно, ответ будет тем же. Я о том, почему ты решила уехать так далеко от цивилизации, как только возможно? Ты никогда мне не рассказывала.
        - Не знаю,  - ответила Нора.  - Мне нравится холод.
        - Никому не нравится такой холод. Разве что садомазохистам.
        В этом был смысл. Нора дотянулась до свитера на краю постели и натянула его на себя, поверх свитера, в котором уже была. Пока она делала это, увидела на полу рядом с бутылкой водки заламинированный бейдж.

        Ингрид Скирбекк
        Профессор геофизики
        Международный полярный научно-исследовательский институт
        - Не знаю, Ингрид. Наверно, мне просто нравятся ледники. Я хочу понять их. Почему они… тают.
        Не похоже, что это говорил эксперт по ледникам, судя по поднятым бровям Ингрид.
        - А ты?  - спросила она с надеждой.
        Ингрид вздохнула. Почесала ладонь большим пальцем.
        - Когда умер Пер, мне стало тошно в Осло. Все эти люди, которые не он, понимаешь? Там была кофейня возле университета, в которую мы любили ходить. Мы просто сидели вместе  - вместе, но молча. Мы были счастливы. Читали газеты, пили кофе. Трудно стало избегать таких мест. Мы очень много гуляли. Его мятущаяся душа побывала на каждой улочке… Я все требовала, чтобы воспоминания о нем отвалили к чертовой матери, но они не слушались. Горе  - такая зараза. Если бы я оставалась там и дальше, то возненавидела бы человечество. Так что, когда появилась исследовательская должность на Шпицбергене, я обрадовалась: это меня спасет… Я хотела туда, где он никогда не был. Хотела туда, где я не ощущала бы его призрак. Но правда в том, что это работает лишь наполовину, понимаешь? Места  - это места, а воспоминания  - это воспоминания, и жизнь  - это чертова жизнь.
        Нора впитывала все, что слышала. Ингрид явно делилась с человеком, которого, как ей казалось, знает достаточно хорошо, и все же Нора была незнакомкой. Это было странно. Неправильно. Наверно, труднее всего быть шпионом, подумала она. Люди вкладывают в тебя эмоции, как плохие инвестиции. Такое ощущение, что грабишь людей.
        Ингрид улыбнулась, нарушив ее размышления.
        - Не важно, спасибо за прошлую ночь… Мы хорошо поболтали. На судне полно кретинов, но ты не такая.
        - О, спасибо. Ты тоже.
        А потом Нора заметила ружье  - большую винтовку с массивным коричневым прикладом, стоявшую у стены в дальнем конце каюты под крюками для одежды.
        От ее вида она почему-то почувствовала себя счастливой. Подумала, что одиннадцатилетняя Нора гордилась бы ей. У нее, похоже, было приключение.

        Гюго Лефевр

        С головной болью и явным похмельем Нора прошла по обитому некрашеным деревом коридору в маленькую кают-компанию, пахшую соленой сельдью,  - там завтракали несколько ученых-исследователей.
        Взяла себе черный кофе и ломоть черствого ржаного хлеба и села.
        За иллюминатором рядом с ней открывался самый волнующе прекрасный вид из всех, что она когда-либо наблюдала. Островки льда, как скалы, чистейшие и совершенно белые, возвышались в тумане. В кают-компании было еще семнадцать человек, как насчитала Нора. Одиннадцать мужчин, шесть женщин. Нора села одна, но спустя пять минут мужчина с короткой стрижкой и щетиной, которой не хватало двух дней до полноценной бороды, плюхнулся за ее столик. На нем была куртка с капюшоном, как и на большинстве людей в зале, но казалось, что ему все это не подходит, а вот на Ривьере в дизайнерских шортах и розовой рубашке поло он чувствовал бы себя как дома. Он улыбнулся Норе. Она попыталась перевести эту улыбку, понять, в каких они отношениях. Он понаблюдал за ней немного, затем подвинул стул, чтобы сесть напротив. Она поискала взглядом бейджик, но он его не носил. Ей стало любопытно, должна ли она знать его имя.
        - Я Гюго,  - сказал он, и она ощутила облегчение.  - Гюго Лефевр. Вы Нора, верно?
        - Да.
        - Я видел вас на Шпицбергене в исследовательском центре, но мы так и не познакомились. Я лишь хотел сказать, что читал вашу статью о пульсирующих ледниках  - это было сногсшибательно.
        - Неужели?
        - Да. В смысле, меня всегда завораживало, почему это происходит там и нигде больше. Такое странное явление.
        - В жизни полно странных явлений.
        Беседа была соблазнительной, но опасной. Нора аккуратно и вежливо улыбнулась и посмотрела в иллюминатор. Островки льда превратились в настоящие острова. Невысокие заснеженные холмы, острые, как вершины гор, и плоские, скалистые участки суши. А за ними высился ледник, который Нора видела из иллюминатора каюты. Теперь она могла лучше оценить его размеры, хотя вершина все еще скрывалась в облаках. Туман над нижней его частью рассеялся. Невероятное зрелище.
        Когда видишь изображение ледника по телевизору или в журнале, он выглядит просто белым гладким куском льда. Но перед ней была рельефная гора. Черно-коричневая и белая. С бесконечным разнообразием белого  - на любой вкус: бело-белый, сине-белый, бирюзово-белый, золотисто-белый, серебристо-белый, полупрозрачно-белый,  - все цвета ослепительно-живые и поражающие воображение. Определенно это было интереснее завтрака.
        - Удручает, да?  - сказал Гюго.
        - Что?
        - То, что день никак не заканчивается.
        Норе стало неловко от этого замечания.
        - В каком смысле?
        Он помедлил секунду, прежде чем ответить.
        - Нескончаемый свет,  - сказал он, прежде чем откусить от сухого крекера.  - С апреля. Это как проживать один никогда не заканчивающийся день… ненавижу это чувство.
        - Уж мне ли не знать.
        - На иллюминаторы стоит повесить занавески. Я почти не спал с тех пор, как взошел на борт.
        Нора кивнула:
        - Как давно мы в рейсе?
        Он рассмеялся. Приятно. С закрытым ртом. Культурно. Это был почти и не смех.
        - Я много выпила с Ингрид прошлой ночью. Водка отбила у меня память.
        - Вы уверены, что дело в водке?
        - А в чем же еще?
        Его глаза смотрели испытующе, и Нора мгновенно почувствовала себя виноватой.
        Она взглянула на Ингрид, которая потягивала кофе, печатая на ноутбуке. Нора пожалела, что сидит не с ней.
        - Ну, это была наша третья ночь,  - сообщил Гюго.  - Мы огибаем архипелаг с воскресенья. Да, с воскресенья. Тогда мы покинули Лонгйир.
        Нора сделала вид, что уже это знает.
        - Воскресенье кажется таким далеким.
        Судно, похоже, поворачивалось. Норе пришлось опереться на сиденье.
        - Двадцать лет назад на Шпицбергене почти не было открытой воды в апреле. А теперь взгляните. Похоже на круиз по Средиземному морю.
        Нора попыталась непринужденно улыбнуться.
        - Не совсем.
        - Не важно, я слышал, вы сегодня вытянули короткую соломинку?
        Нора попыталась выглядеть озадаченной, что было не трудно.
        - Неужели?
        - Вы ведь наблюдатель?
        Она понятия не имела, о чем он, но испугалась огонька в его глазах.
        - Да,  - ответила она.  - Верно. Я наблюдатель.
        Глаза Гюго расширились от удивления. Или ложного удивления. Трудно было разобрать.
        - Наблюдатель?
        - Да?
        Нора отчаянно хотела знать, кто такой наблюдатель, но не могла спросить.
        - Ну, bonne chance,  - проговорил Гюго, испытующе глядя на нее.
        - Merci[51 - …удачи.  - Спасибо (франц.).],  - ответила Нора, глядя на морозное полярное солнце и пейзаж, который прежде видела лишь в журналах.  - Я готова к испытанию.

        Хождение кругами

        Через час Нора уже стояла на широкой заснеженной скале. Скорее шхера, чем остров. Такая маленькая и необитаемая, что даже имени у нее не было, хотя за ледяной водой виднелся остров покрупнее, со зловещим названием Медвежий. Нора стояла возле судна. Не возле «Ланса», большого корабля, где она завтракала,  - тот бросил якорь в море, на безопасной глубине,  - а возле маленькой моторки, которую вытянул из воды, почти не прибегая ни к чьей помощи, широкоплечий здоровяк Рун  - несмотря на скандинавское имя, он говорил по-английски с вальяжностью американца с Западного побережья.
        У ее ног лежал люминесцентный желтый рюкзак. А еще на земле лежал винчестер, тот, что она увидела в каюте у стены. Это была ее винтовка. В этой жизни она владела огнестрельным оружием. Рядом с винтовкой стояла кастрюля с половником. В руках у нее был менее опасный пистолет  - сигнальный, готовый к выстрелу.
        Она узнала, какими «наблюдениями» занималась. Пока девять ученых исследовали климатические изменения на этом крохотном острове, она следила за белыми медведями. Очевидно, опасность была весьма реальная. Увидев медведя, она первым делом должна стрелять из ракетницы. Это служило двум целям: а) отпугивало медведя и б) предупреждало остальных.
        Но метод был ненадежный. Люди  - вкусный источник белка, а медведи известны своим бесстрашием, особенно в последние годы; потеряв привычные источники пищи и среду обитания, они стали более раздражительными и дерзкими.
        - Как только выстрелишь из ракетницы,  - проинструктировал ее старший группы, безбородый мужчина с острыми чертами лица по имени Питер, глава экспедиции, говоривший в режиме непрекращающегося фортиссимо,  - бей в кастрюлю половником. Бей, как чокнутая, и кричи. У них чуткий слух. Они как кошки. В девяти случаях из десяти этот шум их отпугивает.
        - А что насчет последнего случая из десяти?
        Он кивнул на винтовку.
        - Убивай. Прежде чем он убьет тебя.
        Не только Нора оказалась вооружена. Винтовки были у всех. Вооруженные ученые. Так или иначе, Питер рассмеялся, а Ингрид похлопала ее по спине.
        - Искренне надеюсь,  - сказала Ингрид, хрипло смеясь,  - что тебя не съедят. Я буду скучать. Но пока у тебя нет менструации, все хорошо.
        - Боже. Что?
        - Они чуют кровь за милю.
        Еще один человек, столь закутанный, что невозможно было разобрать, кто это, даже если бы она его знала, пожелал ей «удачи» тихим, приглушенным одеждой голосом.
        - Мы вернемся через пять часов…  - сообщил Питер. Он вновь рассмеялся, и Нора понадеялась, что он пошутил.  - Ходи кругами, чтобы не замерзнуть.
        А потом они оставили ее: побрели по скальному грунту и растворились в тумане.
        Целый час ничего не происходило. Нора ходила кругами. Прыгала с левой ноги на правую. Туман начал рассеиваться, и она рассматривала пейзаж. Гадала, почему она не вернулась в библиотеку. В конце концов, все это было слегка дерьмово. Очевидно, что существуют жизни, в которых она сидит сейчас возле плавательного бассейна, греясь на солнышке. Жизни, в которых она играет музыку, или лежит в теплой ванне с ароматом лаванды, или у нее невероятный секс на третьем свидании, или она читает на пляже в Мексике, или ест в мишленовском ресторане, или бродит по улицам Парижа, или блуждает по Риму, или безмятежно осматривает храм в пригороде Киото, или пребывает в теплом коконе счастливых отношений.
        В большинстве жизней ей было бы как минимум физически комфортно. И все же она ощущала здесь нечто новое. Или, скорее, то, что давно забыла. Ледниковый ландшафт напомнил ей, что она была в первую очередь человеком, живущим на этой планете. Нора вдруг поняла: почти все, что она сделала в своей жизни,  - почти все, что она покупала, ради чего работала и что потребляла,  - уводило ее в сторону от осознания, что она и все люди  - лишь один-единственный вид животных из девяти миллионов, населяющих Землю.
        «Если человек смело шагает,  - писал Торо в “Уолдене”,  - к своей мечте и пытается жить так, как она ему подсказывает, его ожидает успех, какого не дано будничному существованию». Он также замечал, что отчасти этот успех был производным одиночества. «Я никогда не встречал товарища более компанейского, чем уединение»[52 - Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.].
        И Нора чувствовала сейчас нечто похожее. Хотя она провела в одиночестве всего лишь час, она никогда не испытывала такой степени уединения, как в этой безлюдной природе.
        Ночами, когда она размышляла о самоубийстве, уединение представлялось ей бедой. Но только потому, что она не знала подлинного уединения. Одинокий разум в городской суете тоскует по общению, потому что ему кажется, будто человеческое общение  - суть всего. Но посреди чистоты природы (Торо называл ее «бодрящей дикостью»[53 - Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.]) уединение приняло иной характер. Оно само стало своеобразным общением. Общением с миром. Связью Норы с самой собой.
        Она вспомнила разговор с Эшем. Высоким и слегка неловким, симпатичным, всегда в поиске нового песенника для гитары.
        Разговор состоялся не в магазине, а в больнице, когда лечилась мама. Вскоре после обнаружения рака яичников ей потребовалась операция. Нора привела маму на консультацию в Бедфордскую клиническую больницу и держала ее за руку в эти часы больше, чем за все их отношения на протяжении жизни.
        Пока маме делали операцию, Нора ждала в больничной столовой. И Эш, проходя мимо в хирургическом костюме и узнав ее  - ведь они столько раз болтали в «Теории струн»,  - заметил ее беспокойство и подошел поздороваться.
        Он работал в больнице хирургом общей практики, и она в итоге задала ему уйму вопросов о том, чем он занимается (в тот самый день он удалял аппендикс и желчный проток). Она также спросила его, сколько времени обычно уходит на восстановление после операции и сколько длится сама процедура, и он очень ее успокоил. В результате они долго проговорили  - о разном, так как он почувствовал, что ей это нужно. Он сказал что-то вроде того, что не стоит слишком настойчиво гуглить симптомы. И это навело их на тему социальных сетей: он считал, что чем больше люди общаются в сетях, тем более разобщенным становится общество.
        - Поэтому все вокруг так друг друга ненавидят,  - заметил он.  - Ведь люди перегружены друзьями, которые совсем им не друзья. Никогда не слышала о числе Данбара?
        И тогда он рассказал ей об ученом по имени Робин Данбар из Оксфордского университета, который обнаружил, что человек способен поддерживать общение лишь со ста пятьюдесятью людьми, и таков был средний размер обществ охотников-собирателей.
        - А в «Книге Страшного суда»[54 - Или «Книга Судного дня» (Doomsday Book)  - свод материалов первой в средневековой Европе всеобщей поземельной переписи, проведенной в Англии в 1085 -1086 гг.],  - объявил Эш, стоя в ярком свете больничной столовой,  - согласно «Книге Страшного суда», средний размер английского сообщества в то время составлял сто пятьдесят человек. Кроме как в Кенте. В Кенте проживало сто человек. Я из Кента. У нас асоциальная ДНК.
        - Я бывала в Кенте,  - вспомнила Нора.  - И понимаю, о чем ты. Но мне нравится эта теория. Я могу встретить столько людей в Instagram буквально за час.
        - Именно. Это нездорово! Наш мозг не в состоянии с таким справиться. Поэтому мы тоскуем по общению лицом к лицу больше, чем когда-либо. И… поэтому я ни за что не купил бы песенники Simon & Garfunkel[55 - Американский фолк-рок-дуэт, состоявший из автора исполнителя Пола Саймона и певца Арта Гарфанкела. Их дебютный альбом Wednesday Morning («Утро среды») вышел в 1964 г.] для гитары онлайн!
        Она улыбнулась этому воспоминанию, но затем громкий всплеск вернул ее в реальность полярного ландшафта.
        В нескольких метрах от нее, между скалистой шхерой, на которой она стояла, и Медвежьим островом, была еще одна небольшая скала или несколько скал, торчащих из воды. И что-то выходило из морской пены. Что-то тяжелое шлепало по камню своей громадной мокрой тушей. Все ее тело затряслось, она была готова стрелять, но это был не белый медведь. Это был морж. Толстый, коричневый, морщинистый зверь шаркал ластами по льду, а затем остановился посмотреть на нее. Он (или она) казался старым даже для моржа. Морж не знал стыда, а потому пялиться мог долго. Нора испугалась. Она помнила только два факта про моржей: они бывают опасны и никогда не появляются поодиночке.
        Возможно, поблизости были другие моржи, вот-вот готовые выбраться из воды.
        Она гадала, стоит ли стрелять из ракетницы.
        Морж стоял, не двигаясь, в неровном свете, как призрак самого себя, а потом медленно исчез в тумане. Шли минуты. На Норе было семь слоев одежды, но ее веки тяжелели и, казалось, могли смерзнуться, если их держать закрытыми слишком долго. Она услышала голоса людей, случайно долетевшие до нее, а спустя какое-то время коллеги подошли достаточно близко, чтобы она могла их разглядеть. Силуэты в тумане, сгорбившиеся над землей,  - люди, изучающие образцы льда с помощью оборудования, которое она даже не понимала. Но затем они вновь исчезли. Она съела протеиновый батончик из рюкзака. Он был холодный и жесткий, как ириска. Проверила телефон, но сети не было.
        Очень тихо.
        Тишина помогла ей понять, сколько шума было в мире. Здесь шум имел смысл. Когда слышишь что-то в таком месте, приходится обращать внимание на звук.
        Пока она жевала, послышался новый всплеск, но на этот раз с другой стороны. Из-за тумана и слабого света разглядеть что-то было трудно. Но это был не морж. Все стало ясно, когда она обнаружила, что силуэт, движущийся к ней, очень большой. Больше моржа и гораздо больше любого человека.

        Момент крайней опасности неизвестно где
        - О, черт,  - прошептала Нора в холодную пустоту.

        Отчаяние, оттого что не можешь найти библиотеку, когда она тебе действительно нужна

        Туман рассеялся и явил огромного белого медведя, стоящего на задних лапах. Он упал на все четыре конечности и продолжил двигаться к ней с поразительной скоростью, с тяжелой и ужасающей грацией. Нора ничего не делала. Ее колотила паника. Она все еще стояла как замороженная.
        Черт.
        Черт черт.
        Черт черт чертов черт.
        Черт черт черт черт черт.
        Наконец инстинкт выживания победил, и Нора подняла ракетницу, выстрелила, заряд вспыхнул как крохотная комета и исчез в воде, и по мере того как свет гас, угасала и ее надежда. Зверь все еще приближался к ней. Она упала на колени и начала звенеть половником о кастрюлю и кричать, что было духу.
        - МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ!
        Медведь тут же остановился.
        - МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ!
        Он двинулся вперед.
        Звон не помогал. Медведь был близко. Она гадала, успеет ли дотянуться до винтовки, которая лежала на льду чуть в стороне. Она видела широкие лапы медведя с большими когтями, скользящие по запорошенным снегом скалам. Он пригнул голову и смотрел черными бусинами глаз прямо на нее.
        - БИБЛИОТЕКА!  - воскликнула Нора.  - МИССИС ЭЛМ! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ МЕНЯ НАЗАД! ЭТО НЕПРАВИЛЬНАЯ ЖИЗНЬ! ЭТО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ НЕПРАВИЛЬНО! ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ! Я НЕ ХОЧУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ! ГДЕ БИБЛИОТЕКА?! Я ХОЧУ В БИБЛИОТЕКУ!
        Во взгляде медведя не было ненависти. Нора была просто едой. Мясом. И это смущало и ужасало. Сердце стучало, как барабан, на котором выбивали крещендо. Финал песни. И в этот момент ей, наконец, стало поразительно ясно:

        она не хочет умирать.

        В этом-то и проблема. Перед лицом смерти жизнь казалась более привлекательной, а если жизнь казалась более привлекательной, как ей вернуться в Полночную библиотеку? Ей нужно разочароваться в жизни, а не просто испугаться ее, чтобы попробовать другую книгу.
        Это была смерть. Жестокая, безразличная смерть в образе медведя, глядящего на нее черными глазами. И она поняла тогда глубже, чем когда-либо, что не готова умереть. Это знание росло в ней, стало больше, чем страх, пока она стояла лицом к лицу с белым медведем, голодным и отчаянно пытающимся выжить, и била половником по кастрюле. Сильнее. Быстрое стаккато: бум-бум-бум.
        Я. Не. Боюсь.
        Я. Не. Боюсь.
        Я. Не. Боюсь.
        Я. Не. Боюсь.
        Я. Не. Боюсь.
        Я. Не. Боюсь.
        Медведь остановился и уставился на нее так же, как и морж. Она посмотрела на винтовку. Да. Слишком далеко. К тому времени как она схватит ее и разберется, как стрелять, будет уже слишком поздно. Она сомневалась, что вообще сможет убить белого медведя. И она била половником.
        Нора закрыла глаза, мечтая о библиотеке, но продолжая шуметь. А когда открыла их, медведь уже нырнул в воду. Она продолжала звенеть кастрюлей и после того, как зверь исчез. Минуту спустя она услышала, как люди в тумане зовут ее по имени.

        Островок

        Она была в шоке. Но это был не такой шок, как думали люди в лодке. Не шок столкновения со смертью. А шок осознания, что на самом деле она хотела жить.
        Они миновали островок, изобилующий жизнью. Зеленые лишайники на скалах. Птицы  - маленькие чистики и тупики, сбившиеся в стайки,  - съежившиеся на полярном ветру. Жизнь продолжалась вопреки всему.
        Нора отхлебывала кофе, который предложил ей Гюго, горячий, из термоса. Она держала его ледяными руками, несмотря на три пары перчаток.
        Быть частью природы  - это быть частью воли к жизни.
        Когда слишком долго остаешься на одном месте, забываешь, как велик и просторен мир. Ты понятия не имеешь о протяженности всех этих широт и долгот. Точно так же, подумала она, трудно ощутить и необъятность одного человека.
        Но когда прочувствуешь эту необъятность, когда нечто в тебе ее обнаружит, возникает надежда, хочешь ты того или нет, и она въедается в тебя так же упрямо, как лишайник въедается в камень.

        Вечная мерзлота

        Температура приземного воздуха на Шпицбергене поднималась в два раза быстрее, чем во всем мире. И климат менялся здесь быстрее, чем в остальных уголках планеты.
        Женщина в фиолетовой шерстяной шапке, надвинутой на брови, рассказывала о том, как наблюдала опрокидывание айсбергов  - это происходило потому, что теплые воды подтачивают их снизу, из-за чего вершины становились слишком тяжелыми.
        Другая проблема заключалась в том, что вечная мерзлота на суше таяла, размягчала землю, приводя к оползням и лавинам, которые могли разрушить деревянные дома в Лонгйире, самом большом городе на Шпицбергене. Также существовал риск обнажения могил на местном кладбище.
        Нора радовалась, что она среди ученых, которые пытаются узнать, что именно происходит на планете, наблюдают за ледниковой и климатической активностью, чтобы рассказать об этом остальным людям и сохранить жизнь на Земле.
        Вернувшись на главное судно, Нора тихо сидела в кают-компании, пока все утешали ее после встречи с медведем. Она не могла рассказать им, что благодарна за этот опыт. Она лишь вежливо улыбалась и старалась избегать разговоров.
        Эта жизнь оказалась напряженной, бескомпромиссной. За бортом минус семнадцать, ее чуть не съел белый медведь, и все же, пожалуй, проблема ее осевой жизни отчасти заключалась в пресности.
        Она привыкла думать, что посредственность и разочарование  - ее судьба.
        В самом деле, Норе всегда казалось, что она произошла из длинной череды сожалений и разбитых надежд, которые эхом отзывались в каждом поколении.
        Например, ее дедушку с маминой стороны звали Лоренцо Конте. Он покинул Апулию  - изящный каблучок на сапоге Италии  - и приплыл в свингую-щий Лондон в 1960-х.
        Как и другие мужчины в малолюдном портовом городе Бриндизи, он эмигрировал в Британию, променяв жизнь на Адриатике на работу в London Brick Company[56 - «Лондонская кирпичная компания»  - ведущий производитель кирпича в Великобритании, основана в 1900 г.]. Лоренцо наивно воображал, что его ждет чудесная жизнь: днем он будет делать кирпичи, а вечерами тусить с The Beatles и бродить за ручку по Карнаби-стрит с Джин Шримптон или Марианной Фэйтфулл[57 - Шримптон, Джин (род. 1942)  - английская модель и актриса; Фейтфулл Марианна (род. 1946)  - английская актриса, певица, музыкант.]. Единственная проблема  - несмотря на название, London Brick Company находилась не в Лондоне. Она была в шестидесяти милях к северу, в Бедфорде, который, несмотря на скромный шарм, оказался совсем не таким свингующим, как того желал Лоренцо. Но он пошел на компромисс со своими мечтами и поселился там. Работа была не гламурной, но оплачиваемой.
        Лоренцо женился на местной англичанке по имени Патриша Браун, и она тоже привыкала к разочарованиям жизни, сменив мечту об актерстве на театр унылой повседневности провинциальной домохозяйки, чьи кулинарные навыки навсегда остались в призрачной тени почившей апулийской свекрови и ее легендарных спагетти, которые, по мнению Лоренцо, невозможно превзойти.
        Спустя год брака у них родилась девочка  - Норина мама, ее назвали Донной.
        Донна выросла в семье, где родители почти постоянно ссорились, и потому считала брак не просто неизбежным, но и неизбежно скорбным делом. Она стала секретаршей в юридической фирме, а потом специалистом по связям с общественностью в совете Бедфорда, но затем с ней произошло то, что никогда не обсуждалось, по крайней мере, с Норой. С ней случился какой-то нервный срыв  - первый из нескольких,  - из-за чего она сидела дома и, хотя и оправилась, никогда уже не вернулась на работу.
        Это была невидимая эстафетная палочка неудач, которую мама передала дальше, и Нора долго держала ее в своих руках. Возможно, поэтому она отказалась от стольких вещей. Ведь это было записано в ее ДНК  - что ее ждут неудачи.
        Нора размышляла об этом, сидя на корабле, пробиравшемся по полярным водам в сопровождении чаек  - черноногих моевок, как сообщила ей Ингрид.
        С обеих сторон в ее семье поддерживалось негласное убеждение, что жизнь неизбежно тебя обманет. Норин папа, Джефф, определенно прожил жизнь, в которой постоянно промахивался.
        Он вырос с матерью-одиночкой, так как его отец умер от инфаркта, когда сыну было два года, и от него остались лишь самые смутные воспоминания. Норина бабушка по папиной линии родилась в сельской Ирландии, но эмигрировала в Англию, чтобы стать школьной уборщицей, с трудом зарабатывала себе на хлеб, а о развлечениях даже речи не шло.
        Джеффа постоянно травили в детстве, но он вырос здоровяком, широким в плечах, способным поставить своих обидчиков на место. Он очень старался, хорошо проявил себя в футболе, толкании ядра и особенно в регби. Он играл за молодежную команду Bedford Blues[58 - Регбийный клуб Бедфорда, выступающий во второй по силе лиге Великобритании.], стал ее лучшим игроком и какое-то время был успешен, пока его не остановила травма коллатеральной связки. Тогда он устроился учителем физкультуры, сгорая от обиды на вселенную. Он всегда мечтал о путешествиях, но в итоге разве что выписывал National Geographic и порой выбирался на праздники на Киклады[59 - Самые известные острова в Греции.]  - Нора помнила его в Наксосе, фотографирующим храм Аполлона на закате.
        Может, такими были все жизни. Может, даже самые, казалось бы, эталонно увлекательные или стоящие жизни в итоге ощущались одинаково. Километры разочарований и однообразия, обид и соперничества, но с проблесками чуда и красоты. Может, в этом и заключался единственный смысл. Быть миром, наблюдающим самое себя. Может, не из-за отсутствия достижений ее родители стали несчастными, а из-за их предвкушения. Однако Нора не имела об этом ни малейшего представления. Но на корабле она кое-что поняла. Она любила родителей больше, чем думала, и прямо там она простила их полностью.

        Одна ночь в Лонгйире

        Через два часа они вернулись в крошечный порт Лонгйира. Это самый северный город Норвегии  - да и всего мира, с населением около двух тысяч человек.
        Нора знала это из осевой жизни. В конце концов, она мечтала об этой части света с одиннадцати лет, но ее знание заканчивалось журнальными статьями, поэтому ей все еще было неловко участвовать в разговорах.
        Но путь назад оказался сносным, в основном потому, что ее неспособность обсуждать образцы камней, льда и растений или понимать выражения вроде «полосчатая базальтовая порода» и «постледниковые изотопы» списывалась на шок от встречи с белым медведем.
        Она и была в шоке, все верно. Но это был не тот шок, о котором думали коллеги. Шок заключался не в том, что она могла умереть. Она собиралась умереть с тех пор, как вошла в Полночную библиотеку. Нет, она испытала шок оттого, что захотела жить. Или, по крайней мере, могла представить себя снова живой. И она хотела сделать что-то хорошее с этой жизнью.
        Человеческая жизнь, по словам шотландского философа Дэвида Юма[60 - Юм, Дэвид (1711 -1776)  - один из крупнейших деятелей шотландского Просвещения. Упомянутое сравнение приводится в его эссе «О самоубийстве». Юм Д. О самоубийстве [1776]: пер. с англ. С. М. Роговина // Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1996. Т. 2.], для вселенной не важнее жизни устрицы.
        Но для Дэвида Юма она оказалась достаточно важной, чтобы записать эту мысль, так что, возможно, она была достаточно важной, чтобы совершить нечто хорошее. Помочь сохранить жизнь во всех ее формах.
        Как поняла Нора, работа, которую выполняли эта другая Нора и ее коллеги ученые, как-то связана с определением скорости таяния льда и ледников в этом регионе  - так оценивались темпы ускорения климатических изменений. Этим они не ограничивались, но это было главное, насколько Нора могла судить.
        Итак, в этой жизни она вносила свой вклад в спасение планеты. Или, по крайней мере, отслеживала неуклонное ее разрушение, чтобы сообщить людям факты, связанные с экологическим кризисом. Это было печально, но правильно и в конечном итоге приносило удовлетворение, как ей казалось. У нее была цель. Был смысл.
        Другие тоже были удивлены. Из-за истории с белым медведем. Нора снова оказалась героем: не олимпийской чемпионкой по плаванию, но в ином, столь же приятном смысле.
        Ингрид обняла ее за плечи.
        - Ты наша кастрюльная вояка. Думаю, нам нужно отметить твое бесстрашие и революционные исследования ужином. Отличным ужином. С водкой. Что скажешь, Питер?
        - Отличный ужин? В Лонгйире? А там такой бывает?
        Как оказалось, бывает.
        Сойдя на сушу, они направились в аккуратный деревянный сарай под названием Gruvelageret[61 - Ресторан в Лонгйире, открылся в 2015 г.], стоящий на пустынной дороге в суровой долине, запорошенной хрустким снегом. Она пила арктический эль и удивила коллег, заказав единственное вегетарианское блюдо из меню, состоявшего из оленьих стейков и лосиных бургеров. Должно быть, Нора выглядела усталой, и ей на это намекнули несколько коллег, а может, дело было в том, что она не могла с уверенностью поддерживать беседу. Она почувствовала себя учеником-водителем на оживленном перекрестке, нервно ожидающим безопасного просвета на дороге.
        Гюго был с ними. Он все еще выглядел так, словно ему больше пришлись бы по душе Антиб или Сан-Тропе. Ей было неловко оттого, как он на нее смотрит: слишком уж внимательно.
        Когда они торопливо возвращались в свое жилье на суше, напоминавшее Норе университетские общежития  - разве что поменьше, более северное, деревянное и минималистское, Гюго догнал ее и пошел рядом.
        - Любопытно,  - сказал он.
        - Что любопытного?
        - Сегодня за завтраком ты не знала, кто я.
        - А что такого? Ты тоже меня не знал.
        - Конечно, знал. Мы проболтали вчера часа два.
        Нора почувствовала себя в ловушке.
        - Разве?
        - Я следил за тобой за завтраком, прежде чем подойти, и увидел, что сегодня ты совсем другая.
        - Это жутковато, Гюго. Следить за женщинами за завтраком.
        - И я кое-что заметил.
        Нора натянула шарф повыше на лицо.
        - Слишком холодно. Можем поговорить завтра об этом?
        - Я заметил, что ты импровизируешь. За весь день ты не сказала ничего существенного.
        - Неправда. Просто я потрясена. Из-за медведя.
        - Non. Ce n’est pas ca[62 - Нет. Это не так (фр.).]. Я говорил с тобой до медведя. И после медведя. Весь день.
        - Я понятия не имею…
        - Этот взгляд. Я видел его прежде у других людей. И я его везде узнаю.
        - Понятия не имею, о чем ты.
        - Почему ледники пульсируют?
        - Что?
        - Это твоя область исследований. Ради этого ты здесь, разве нет?
        - Наука еще не определилась по этому вопросу.
        - Ладно. Bien[63 - Хорошо (фр.).]. Назови мне один ледник поблизости. У ледников есть имена. Назови хоть один… Конгсбрин? Наторстбрин? Что-то припоминаешь?
        - Я не хочу об этом говорить.
        - Потому что ты не та, что была вчера, верно?
        - Как и все мы,  - парировала Нора.  - Наш мозг меняется. Это называется «нейропластичность». Прошу. Прекрати пугать гляциолога ледниками, Гюго.
        Гюго, казалось, немного сдал, и она почувствовала себя виноватой.
        Минута прошла в молчании. Только снег скрипел под ногами. Они почти дошли до жилья, остальные были чуть позади.
        Но потом он сказал это.
        - Я такой же, как и ты, Нора. Я посещаю не свои жизни. В этой я всего пять дней. Но я был во многих других. Мне дана возможность  - уникальная возможность  - испытать это. Я скольжу по жизням уже давно.
        Ингрид схватила Нору за руку.
        - У меня еще осталась водка,  - объявила она, когда они добрались до двери.
        Она держала свою карту-ключ в перчатке, прислонила ее к сканеру. Дверь открылась.
        - Послушай,  - прошептал Гюго заговорщицки,  - если хочешь узнать больше, встретимся на общей кухне через пять минут.
        Сердце Норы забилось, но на этот раз у нее не было ни половника, ни кастрюли. Ей не очень-то нравился этот Гюго, но она была слишком заинтригована и хотела услышать, что он ей расскажет. А еще она хотела знать, можно ли ему доверять.
        - Ладно,  - ответила она.  - Я приду.

        Ожидание

        Норе всегда было трудно принять себя. С тех пор как она себя помнила, у нее было ощущение, что она недотягивает. Родители, оба со своими комплексами, поддерживали эту идею.
        Она воображала теперь, каково это  - принять себя полностью. Каждую ошибку, которую она когда-то совершила. Каждую отметинку на своем теле. Каждую мечту, которой она не достигла, или боль, которую чувствовала. Каждое вожделение или стремление, которое она подавила.
        Она представила, как примет все это. Так же, как приняла природу. Как приняла ледник или тупика, или всплеск кита.
        Она представила, что наблюдает себя всего лишь как еще один удивительный каприз природы. Еще одно сознательное животное, старающееся изо всех сил.
        И представив это, она вообразила, каково быть свободной.

        Жизнь, смерть и квантовая волновая функция

        У Гюго не было библиотеки.
        - Это видеопрокат,  - сообщил он, облокотившись о дешевый буфет, где хранился кофе.  - Он выглядит в точности как видеопрокат, в который я ходил на окраине Лиона, где я вырос  - «Видео Люмьер». Братья Люмьер прославили Лион, так что там многое названо в их честь. Они изобрели там кино[64 - Братья Люмьер, Огюст (1862 -1954) и Луи (1864 -1948)  - родоначальники кино, изобретатели синематографа  - техники, позволяющей массовый просмотр кинолент (патент 1895 г.).]. Не важно, я отклоняюсь: суть в том, что любая жизнь, которую я выбираю, записана на старой кассете VHS, и я включаю ее в прокате, а как только начинается фильм, исчезаю.
        Нора подавила смешок.
        - Что смешного?  - удивился Гюго, слегка обидевшись.
        - Ничего. Совсем ничего. Просто немного забавно. Видеопрокат.
        - О? А с библиотекой все гораздо осмысленнее?
        - Осмысленнее, да. По крайней мере, мы все еще пользуемся книгами. А кто сейчас смотрит фильмы на видеокассетах?
        - Любопытно. Не знал, что существует междумирный снобизм. Будет мне урок.
        - Извини, Гюго. Ладно, я задам осмысленный вопрос. Там есть кто-то еще? Человек, который помогает тебе выбрать жизнь?
        Он кивнул.
        - О да. Мой дядя Филипп. Он давно умер. И никогда не работал в видеопрокате. Все так нелогично.
        Нора рассказала ему про миссис Элм.
        - Школьная библиотекарша?  - высмеял ее Гюго.  - Тоже очень забавно.
        Нора проигнорировала это.
        - Думаешь, они призраки? Путеводные духи? Ангелы-хранители? Кто они?
        Было так нелепо говорить об этом в научно-исследовательском центре.
        - Они,  - Гюго сделал жест, пытаясь подобрать верное слово,  - интерпретация.
        - Интерпретация?
        - Я встречал похожих на нас,  - признался Гюго.  - Видишь ли, я в междумирье уже давно. Я встречал еще нескольких скользящих. Так я их называю. Да. Мы скользящие. У нас есть осевая жизнь, в которой мы лежим где-то без сознания, между жизнью и смертью, а потом попадаем в это место. Оно всегда особенное. Это библиотека, видеопрокат, художественная галерея, казино, ресторан… О чем это тебе говорит?
        Нора пожала плечами. И задумалась. Прислушалась к гулу батарей отопления.
        - Все это чушь? Нереально?
        - Нет. Потому что основа всегда одинакова. Например, там всегда есть кто-то еще  - наставник. Только один человек. Он обязательно помогал человеку в важное время его жизни. Обстановка всегда эмоционально значима. И обычно разговор идет об осевой жизни и ветвлении.
        Нора вспомнила, как миссис Элм утешала ее, когда умер папа. Оставалась с ней, успокаивала. Возможно, никто больше не был так добр с ней.
        - И всегда есть бесконечное число выборов,  - продолжил Гюго.  - Бесконечное число видеокассет, или книг, или картин, или блюд… Например, я ученый. И я прожил множество научных жизней. В своей осевой жизни я биолог. Есть и другая жизнь, в которой я лауреат Нобелевской премии по химии. Я был морским биологом, пытался спасти Большой Барьерный риф. Но физика всегда была моей слабостью. Сначала я никак не мог понять, что со мной происходит. Пока в одной жизни не встретил женщину, которая переживала то же, что и мы с тобой, и в осевой жизни она была квантовым физиком. Профессор Доминик Биссе из Университета Монпелье. Она мне все объяснила. Это многомировая интерпретация квантовой физики. Это значит, что мы…
        Добродушного вида розовощекий рыжебородый мужчина, имени которого Нора не знала, вошел в кухню сполоснуть чашку и улыбнулся им.
        - Увидимся завтра,  - сказал он с легким американским (или канадским) акцентом и прошлепал тапками обратно.
        - Да,  - ответила Нора.
        - Увидимся,  - откликнулся Гюго, прежде чем вернуться к главной теме  - на этот раз приглушив голос.  - Универсальная волновая функция реальна, Нора. Так сказала профессор Биссе.
        - Что?
        Гюго поднял вверх палец. Слегка раздражающий жест  - мол, погоди минутку. Нора противилась желанию схватить его и повернуть.
        - Эрвин Шрёдингер…
        - Тот, что с котом[65 - Шрёдингер, Эрвин (1887 -1961)  - австрийский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии по физике, автор знаменитого мысленного эксперимента с котом, который сидит в ящике и одновременно может быть живым и мертвым. Существует несколько интерпретаций этого эксперимента.].
        - Да. С котом. Он сказал, что в квантовой физике каждая альтернативная возможность происходит одновременно. Все сразу. В одном и том же месте. Квантовая суперпозиция. Кот в ящике одновременно жив и мертв. Можно открыть коробку и увидеть, жив он или мертв,  - так все происходит, но в каком-то смысле даже после открытия коробки он все равно одновременно жив и мертв. Каждая вселенная существует поверх других вселенных. Как миллион изображений на кальке  - все с легкими вариациями, но в одной рамке. Многомировая интерпретация квантовой физики предполагает, что существует бесконечное число отклоняющихся параллельных вселенных. В каждый момент своей жизни ты входишь в новую вселенную. С каждым принятым решением. И традиционно считалось, что связей и переходов между этими мирами быть не может, хотя они происходят в том же пространстве, буквально в миллиметре от нас.
        - Но как же мы? С нами это происходит.
        - Именно. Я здесь, но я также знаю, что я не здесь. Я все еще лежу в парижской больнице с аневризмой. И занимаюсь скайдайвингом в Аризоне. И путешествую по югу Индии. И пробую вино в Лионе, и лежу на яхте где-то на Лазурном берегу.
        - Я знала!
        - Vraiment?[66 - Серьезно? (Фр.)]
        Она подумала, что он довольно красив.
        - Тебе больше подходят прогулки по набережной Круазет в Каннах, чем полярное путешествие.
        Он растянул правую руку, как морскую звезду.
        - Пять дней! Пять дней я в этой жизни. Это мой рекорд. Может, эта жизнь для меня…
        - Любопытно. У тебя будет очень холодная жизнь.
        - И кто знает? Может, ты тоже… В смысле, если медведь не вернул тебя в библиотеку, может, уже ничто и не вернет,  - он начал набирать воду в чайник.  - Наука говорит нам, что «серая зона» между жизнью и смертью  - загадочное место. Это такая точка, в которой мы ни то ни другое. Или, скорее, и то, и то. Живые и мертвые. И в этот момент между двумя противоположностями порой  - лишь порой  - мы превращаемся в кота Шрёдингера, который может быть не только жив или мертв, но и принимать любую квантовую возможность, которая существует в соответствии с универсальной волновой функцией, включая возможность, когда мы говорим с тобой на общей кухне в Лонгйи-ре в час ночи…
        Нора впитывала сказанное. Она подумала о Вольте, тихом и безжизненном под кроватью  - и лежащем на обочине дороги.
        - Но порой кот просто мертв, и все.
        - Извини?
        - Ничего. Просто… мой кот умер. И я попробовала другую жизнь, и даже в ней он остался мертвым.
        - Печально. У меня была похожая ситуация с лабрадором. Но суть в том, что существуют другие люди, такие как мы. Я прожил столько жизней, что повстречал нескольких. Порой достаточно открыться другим людям, чтобы найти похожих на себя.
        - Мне кажется безумием думать, что существуют другие люди, которые могли бы… как ты нас назвал?
        - Скользящие?
        - Да. Именно.
        - Ну, возможно, конечно, но думаю, мы редки. Я заметил, что другие люди, которых я встречал  - с дюжину или около того,  - все были примерно твоего возраста. Всем по тридцать, сорок или пятьдесят. Одному было двадцать девять, en fait[67 - фактически (фр.).]. У всех было сильное желание что-то исправить. У них были сожаления. Некоторые считали, что им будет лучше умереть, но все равно они хотели жить в качестве иной версии себя.
        - Жизнь Шрёдингера. Жив и мертв в собственной голове.
        - Exactement![68 - Именно! (Фр.)] И что бы сожаления ни сделали с нашим мозгом, какое бы  - как сказать?  - нейрохимическое событие ни случилось, этого смутного стремления к смерти и жизни хватило, чтобы отправить нас в состояние междумирья.
        Чайник подал голос, вода забурлила, как мысли Норы.
        - Почему мы всегда видим одного человека? В том месте. В библиотеке. Или где-то еще.
        Гюго пожал плечами.
        - Будь я верующим, сказал бы, что это Бог. А поскольку Бог, возможно, тот, кого мы не можем увидеть или понять, то Он  - или Она, или какое Ему пристало местоимение  - принимает образ кого-то хорошего, кого мы знали в своей жизни. А не будь я верующим (а я и не верующий), я подумал бы, что человеческий мозг не в состоянии справиться со сложностью открытой квантовой волновой функции, поэтому он организует или переводит эту сложность в то, что понимает. Так появляется библиотекарша в библиотеке. Или дружелюбный дядя в видеопрокате. Et cetera[69 - И так далее (лат.).].
        Нора немного читала про мультиверсум и чуточку разбиралась в гештальтпсихологии[70 - Мультиверсум  - многомирие, мироздание в целом как совокупность миров с разными физическими законами и числом измерений; гештальтпсихология  - общепсихологическое направление, связанное с попытками объяснения прежде всего восприятия, мышления и личности; в качестве объяснительного принципа выдвигается принцип целостности.  - Примеч. ред.]. Что человеческий мозг принимает сложную информацию о мире и упрощает ее, например, человек смотрит на дерево и переводит весь этот сложный узор листьев и ветвей в нечто под названием «дерево». Быть человеком  - это постоянно превращать мир в понятные истории для поддержания его простоты.
        Она знала, что все, что видят люди,  - это упрощение. Человек видит мир в трех измерениях. Это упрощение. Люди  - фундаментально ограниченные, обобщающие существа, живущие на автопилоте, выпрямляющие кривые улочки своего разума, что объясняет, почему они все время теряются.
        - Точно так же люди никогда не видят секундную стрелку часов в середине тика,  - заявила Нора.
        - Что?
        Она увидела на руке Гюго механические часы.
        - Попробуй. Ты не сможешь. Разум не видит то, с чем не может справиться.
        Гюго кивнул, глядя на собственные часы.
        - Итак,  - продолжила Нора,  - что бы ни существовало между вселенными, это, скорее всего, не библиотека, но для меня легче всего понять именно так. Это моя гипотеза. Я вижу упрощенную версию истины. Библиотекарша  - просто метафора. Все это действо.
        - Разве не захватывающе?  - спросил Гюго.
        Нора вздохнула.
        - В предыдущей жизни я общалась с покойным отцом.
        Гюго открыл банку с кофе и насыпал гранулы в две кружки.
        - И я не пила кофе. Я пила чай с мятой.
        - Звучит ужасно.
        - Было сносно.
        - Другая странная штука,  - поддержал Гюго.  - В любой момент этой беседы ты или я можем исчезнуть.
        - Ты видел, как это бывает?  - Нора взяла кружку, которую передал ей Гюго.
        - Да. Несколько раз. Это жутко. Но никто не замечает. Память окружающих о последнем дне слегка затуманивается, но в остальном все проходит гладко. Если бы ты сейчас вернулась в библиотеку, я продолжал бы беседовать с тобой в кухне, и ты сказала бы что-то вроде: «Я что-то отключилась  - о чем мы говорили?»  - и тогда я понял бы, что произошло, и ответил, что мы говорили о ледниках, и ты завалила бы меня фактами. И твой мозг заполнил бы пробелы и создал историю о том, что только что произошло.
        - Да, но как же белый медведь? И сегодняшний ужин? Я  - другая я  - помнила бы, что ела?
        - Не обязательно. Но я видел, как это бывает. Это поразительно, как мозг умеет досочинять. И насколько хорошо он забывает.
        - Так какой я была? Я имею в виду вчера.
        Он остановил на ней взгляд. У него были красивые глаза. Нора мгновенно ощутила, что ее затягивает в его орбиту, так спутник притягивается к Земле.
        - Утонченной, очаровательной, умной, красивой. Как и сейчас.
        Она рассмеялась.
        - Прекрати быть таким типичным французом.
        Неловкая пауза.
        - Сколько у тебя было жизней?  - спросила она наконец.  - Сколько ты пережил?
        - Слишком много. Около трехсот.
        - Трехсот?
        - Я многое повидал. Был на всех континентах Земли. Но так и не нашел подходящую жизнь для себя. Я обречен скитаться вечно. Никогда не найдется такая жизнь, в которой я захочу остаться навсегда. Я слишком любопытен. У меня слишком сильно желание жить иначе. И не нужно делать такое лицо. Это не грустно. Я счастлив в этом лимбе.
        - А вдруг однажды видеопрокат пропадет?  - Нора вспомнила миссис Элм, паникующую за компьютером, и моргающие лампочки в библиотеке.  - Вдруг однажды ты исчезнешь навсегда? Прежде чем обнаружишь жизнь, в которой захочешь осесть?
        Он пожал плечами.
        - Тогда я умру. А это значит, что я все равно умер бы. В жизни, где я жил прежде. Мне нравится скользить. Нравится несовершенство. Я приберег смерть как один из вариантов. Мне нравится, что я никогда не осяду.
        - Думаю, у меня другая ситуация. Кажется, моя смерть более неизбежна. Если я не найду себе жизнь в ближайшее время, то исчезну навсегда.
        Она объяснила, что с ней случилось в последний раз при переходе.
        - О да. Что ж, это плохо. А может, и нет. Ты понимаешь, что тут кроются нескончаемые возможности? В смысле, мультиверсум  - это не несколько вселенных. Не какая-то горстка. Это даже не много вселенных. Это миллион, или миллиард, или триллиард вселенных. Это почти нескончаемое их количество. Даже тех, в которых есть ты. Ты могла бы быть собой в каждой версии мира, каким бы необычным ни был этот мир. Ты ограничена лишь своим воображением. Ты можешь быть очень изобретательна в переписывании своих сожалений. Я как-то изменил сожаление о том, чего не сделал, когда был подростком: я хотел заняться авиа- и ракетостроением и стать космонавтом  - и в одной из жизней стал им. Я не полетел в космос. Но стал тем, кто приблизился к нему, пусть и ненадолго. Нужно помнить, что это уникальная возможность  - исправить любую нашу ошибку, прожить любую жизнь, какую захотим. Любую. Мечтай по-крупному… Ты можешь стать кем захочешь. Потому что в одной из жизней ты существуешь.
        Она отхлебнула кофе.
        - Я понимаю.
        - Но ты не будешь жить, пока ищешь смысл жизни[71 - Camus A. Intuitions [1932] // Youthful Writings. Boston, MA: Da Capo Press, 1994. (Камю А. Интуиции [1932] // Сочинения для юношества. Бостон, Массачусетс: Da Capo Press, 1994.)],  - сказал он мудро.
        - Ты цитируешь Камю.
        - Подловила.
        Он смотрел на нее. Норе больше не мешал его пыл, но слегка заботил ее собственный.
        - Я училась философии,  - ответила она так мягко, как только могла, избегая его взгляда.
        Теперь он стоял близко к ней. Было что-то в равной степени раздражающее и привлекательное в Гюго одновременно. Он излучал наглую безнравственность, из-за чего его лицо взывало либо к пощечине, либо к поцелую, в зависимости от обстоятельств.
        - В одной жизни мы знаем друг друга многие годы, и даже женаты…  - проговорил он.
        - В большинстве жизней я вовсе тебя не знаю,  - парировала она, глядя прямо на него.
        - Это так печально.
        - Не думаю.
        - Правда?
        - Правда,  - она улыбнулась.
        - Мы особенные, Нора. Мы избранные. Никто нас не понимает.
        - Никто никого не понимает. Мы не избранные.
        - Единственная причина, по которой я все еще в этой жизни,  - в ней есть ты…
        Она подалась вперед и поцеловала его.

        Если что-то со мной происходит, я хочу при этом присутствовать

        Ощущение было очень приятным. И поцелуй, и осознание, что способна на такую прямолинейность. Осознавая, что все, что может случиться, уже с ней где-то в какой-то жизни произошло, отчасти освобождало от принятия решений. Это была всего лишь реальность универсальной волновой функции. «Что бы ни происходило сейчас, можно,  - рассудила она,  - свести все к квантовой физике».
        - В своей комнате я сплю один,  - сообщил он.
        Она взглянула на него бесстрашно, словно столкновение с белым медведем разбудило в ней некую способность приказывать, о которой она прежде не подозревала.
        - Что ж, Гюго, может, тебе стоит нарушить привычку.
        Но секс обернулся разочарованием. В самый разгар действа ей вспомнилась цитата из Камю:
        Может, я и не знаю наверняка, что меня по-настоящему занимает. Но уж что мне совсем неинтересно  - это я знаю твердо[72 - Камю А. Посторонний [1942]: пер. с фр. Н. Галь // Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. М.: АСТ, 2014.].
        Пожалуй, тот факт, что она задумалась об экзистенциальной философии и что эта цитата возникла в ее голове, не лучшим образом характеризует их ночное свидание. Но разве не Камю сказал: «Если что-то должно случиться со мной, я хочу при этом присутствовать»?[73 - Камю А. Посторонний. В переводе Н. Галь фраза звучит так: «Уж если что-то должно случиться, лучше я буду к этому готов».]
        Гюго, заключила она, был странной личностью. Для того, кто столь глубок и искренен в беседе, он оказался слишком отчужден от пребывания в моменте. Возможно, после такого множества прожитых жизней, единственным человеком, с которым у него получилось бы сформировать близкие отношения, был он сам. Она почувствовала, что он вполне мог обойтись без нее.
        И спустя несколько мгновений исчезла.

        Бог и другие библиотекари
        - Кто вы?
        - Ты знаешь мое имя. Я миссис Элм. Луиза Изабель Элм.
        - Вы Бог?
        - Она улыбнулась.
        - Я та, кто я есть.
        - И кто же?
        - Библиотекарша.
        - Но вы не настоящая. Вы просто… механизм.
        - Разве не все мы такие?
        - Не такие. Вы  - продукт какого-то странного взаимодействия моей психики с мультиверсумом, какое-то упрощение квантовой волновой функции или что там еще.
        Миссис Элм выглядела обеспокоенной этим предположением.
        - В чем дело?
        Глядя на желто-коричневый каменный пол, Нора вспомнила о белом медведе.
        - Я чуть не умерла.
        - И помни, если ты умрешь в какой-либо из жизней, ты не сможешь вернуться сюда.
        - Так нечестно.
        - В библиотеке строгие правила. Книги ценны. Ты должна бережно с ними обращаться.
        - Но есть же другие жизни. Другие версии меня. Не эта я.
        - Да, но пока ты проживаешь их, именно ты расплачиваешься за последствия.
        - По-моему, это кисло, если честно.
        Библиотекарша улыбнулась краешками губ, словно свернулся опавший листок.
        - Что ж, это любопытно.
        - Что любопытно?
        - Как радикально ты изменила свое отношение к смерти.
        - Что?
        - Ты хотела умереть, но больше не хочешь.
        Нора поняла, что миссис Элм, пожалуй, в чем-то права, хотя и не во всем.
        - Ну, я все еще считаю, что моя настоящая жизнь не стоит того, чтобы ее прожить. По сути, последний опыт только что это подтвердил.
        Она покачала головой.
        - Сомневаюсь, что ты так думаешь.
        - Я правда так думаю. Поэтому и сказала.
        - Нет. «Книга сожалений» становится легче. В ней теперь много белых страниц… Похоже, ты провела всю жизнь, говоря то, чего в действительности не думаешь. Это одно из твоих ограничений.
        - Ограничений?
        - Да. У тебя их много. Они мешают тебе видеть истину.
        - Какую?
        - О самой себе. И тебе правда нужно начать стараться. Разглядеть истину. Потому что это важно.
        - Я думала, у меня бесконечное число жизней, из которых я могу выбрать.
        - Тебе нужно выбрать жизнь, в которой ты будешь счастлива. Иначе скоро не останется выбора.
        - Я встретила человека, который делает это уже очень долго, и он так и не нашел жизни, которая ему понравилась бы…
        - Ну, Гюго обладает привилегией, которой у тебя нет.
        - Гюго? Откуда вы…
        Но потом она вспомнила, что миссис Элм знает гораздо больше, чем она, Нора.
        - Нужно выбирать осторожно,  - продолжила библиотекарша.  - Однажды библиотеки может здесь уже не оказаться, и ты исчезнешь навсегда.
        - Сколько жизней я еще могу испытать?
        - Это не волшебная лампа, а я не джинн. Нет установленного числа. Может, одну. Может, сотню. Но у тебя есть бесконечное число выборов, пока часы в Полночной библиотеке показывают полночь. Потому что, пока здесь полночь, твоя жизнь  - твоя осевая жизнь  - пребывает на грани жизни и смерти. Если время сдвинется, это значит, что происходит что-то очень…  - она подыскала подходящее слово:  - …Решающее. Что-то, что сравняет Полночную библиотеку с землей, и нас вместе с ней. Поэтому я на твоем месте была бы осторожна. Я постаралась бы очень тщательно подбирать место, где бы хотела оказаться. Ты явно делаешь успехи, насколько я могу судить. Похоже, ты поняла, что жизнь может стоить того, чтобы ее прожить, если найти подходящую. Но ты же не хочешь, чтобы эти двери захлопнулись, прежде чем у тебя появится шанс войти в них.
        Они обе долго молчали, пока Нора изучала книги вокруг себя. Все имеющиеся возможности. Спокойно и медленно она ходила вдоль полок, гадая, что скрывается за обложками, мечтая, чтобы зеленые корешки дали ей какую-то подсказку.
        - Итак, какая книга тебе нравится?  - услышала она голос миссис Элм за спиной.
        Нора вспомнила слова Гюго в кухне.
        Мечтай по-крупному.
        Библиотекарша пронзила ее взглядом.
        - Кто такая Нора Сид? И чего она хочет?
        Тогда Нора подумала о том, что приближает ее к счастью  - о музыке. Да, порой она все еще играла на пианино и на клавишах, но она оставила сочинительство. Она забросила пение. Она вспомнила о счастливых первых выступлениях, когда исполняла «Прекрасное небо». Вспомнила, как ее брат радовался, стоя на сцене с ней, Рави и Эллой.
        Теперь она точно знала, какую книгу просить.

        Слава

        Она потела. Это было первое наблюдение. Ее тело бил адреналин, а одежда липла к коже. Возле нее стояли люди, двое с гитарами. Она слышала гул. Объемный, мощный людской гул  - рев жизни, медленно обретавший ритм и форму. Он становился пением.
        Перед ней стояла женщина, она вытирала лицо Норы полотенцем.
        - Спасибо,  - сказала Нора, улыбнувшись.
        Женщина, казалось, удивилась, словно с ней заговорил бог.
        Она заметила мужчину за барабанами. Рави. Волосы выбелены, одет в костюм цвета индиго, а там, где должна быть рубашка, виднелась голая грудь. Он выглядел совершенно другим человеком по сравнению с тем, который изучал журналы в киоске Бедфорда лишь вчера, или с парнем в деловой голубой рубашке, слушавшим ее катастрофическую речь в гостинице InterContinental.
        - Рави,  - сказала она,  - ты потрясающе выглядишь!
        - Что?
        Он не расслышал ее из-за шума, но у нее возник новый вопрос.
        - А где Джо?  - спросила она, почти крича.
        Рави мгновенно смутился, или испугался, и Нора начала готовить себя к ужасающей правде. Но ничего такого не последовало:
        - Как обычно, думаю. Обхаживает иностранную прессу.
        Нора понятия не имела, что происходит. Он, получается, еще был членом группы, но все же не вполне, раз не выступал с ними на сцене. И раз он не был в группе, что бы ни вынудило его бросить, случившегося было недостаточно, чтобы он исчез из нее полностью. Из того, что сказал Рави, или того, как именно он это сказал, Джо все еще был частью команды. Эллы тоже не было рядом. На бас-гитаре играл мускулистый здоровяк с бритой головой и в татуировках. Она хотела узнать больше, но время было явно неподходящим.
        Рави махнул рукой, показывая туда, где находилась, как теперь увидела Нора, очень большая сцена.
        Она была потрясена. Даже не знала, что чувствовать.
        - На бис,  - сказал Рави.
        Нора попыталась собраться. Прошло много времени с тех пор, как она хоть что-то исполняла. И даже тогда ее слушателями был десяток безразличных людей в подвале паба.
        Рави склонился над ней.
        - Все хорошо, Нора?
        Жест показался слегка нервным. В том, как он произнес ее имя, слышалась та же обида, которую она услышала, столкнувшись с ним вчера в совсем другой жизни.
        - Да,  - ответила она, крича в полный голос.  - Конечно. Просто… Я понятия не имею, что нам исполнить на бис.
        Рави пожал плечами.
        - Как всегда.
        - Хм. Да. Точно,  - Нора задумалась.
        Взглянула на сцену. Увидела огромный видеоэкран с надписью «ЛАБИРИНТЫ», горящей и вращающейся перед ревущей толпой. «Ух ты,  - подумала она.  - Да мы знамениты. По-настоящему, собираем стадионы». Она увидела клавиши и стул, на котором сидела. Ее музыканты, чьих имен она не знала, собирались вернуться на сцену.
        - А где мы?  - спросила она, перекрикивая толпу.  - Я что-то забыла.
        Большой бритоголовый парень с бас-гитарой сообщил:
        - В Сан-Паулу.
        - Мы в Бразилии?
        Они посмотрели на нее, словно она рехнулась.
        - Где ты была последние четыре дня?
        - «Прекрасное небо»,  - объявила Нора, поняв, что еще может вспомнить почти весь текст.  - Давайте сыграем это.
        - Опять?  - рассмеялся Рави, его лицо блестело от пота.  - Мы его десять минут назад исполняли.
        - Так. Слушай,  - сказала Нора, теперь она перекрикивала толпу, требующую выхода на бис.  - Я хотела сделать что-то иначе. По-другому. Может, мы сыграем другую песню, не как обычно.
        - Мы должны спеть «Вой»,  - сообщила ей другая участница. На ней висела бирюзовая гитара солистки.  - Мы всегда поем «Вой».
        Нора в жизни не слышала этой песни.
        - Да, знаю,  - блефовала она.  - Но давайте изменим. Споем то, что они не ожидают. Удивим их.
        - Ты усложняешь, Нора,  - возразил Рави.
        - По-другому не могу.
        Рави пожал плечами.
        - И что нам делать?
        Нора задумалась. Она вспомнила Эша с песенником Simon & Garfunkel. Давайте споем «Мост над бурной водой»[74 - Bridge over troubled water (1970)  - хит дуэта Simon & Garfunkel.].
        - Что?  - не поверил своим ушам Рави.
        - Думаю, нужно сделать это. Это их удивит.
        - Обожаю эту песню,  - поддержала ее девушка из группы.  - И я ее знаю.
        - Все ее знают, Имани,  - пренебрежительно бросил Рави.
        - Именно,  - подтвердила Нора, изо всех сил стараясь говорить как рок-звезда.  - Давайте.

        Млечный Путь

        Нора вышла на сцену.
        Поначалу она не могла различить лиц, ведь прожекторы были направлены на нее и за пределами этого яркого света все казалось погруженным во мрак. Только завораживающий Млечный Путь из вспышек камер и фонариков мобильных телефонов.
        Однако она их слышала.
        Люди, когда их много и они действуют сообща, в полном единении, становятся чем-то иным. Общий гул напомнил ей о совершенно другом животном. Сначала образ был угрожающим, словно она  - Геракл, борющийся с многоголовой Гидрой, желающей его убить, но это был гул безусловной поддержки, и его мощь придала ей сил.
        Она поняла в это мгновение, что способна на гораздо большее, чем думала раньше.

        Дико и свободно

        Она подошла к клавишам, села на стул и поднесла ко рту микрофон.
        - Спасибо, Сан-Паулу,  - сказала она.  - Мы тебя любим.
        И Бразилия взревела в ответ.
        В этом, казалось, заключалась власть. Власть славы. Как у тех поп-идолов, что она видела в социальных сетях, которые могли сказать одно слово и получить миллион лайков и шеров. Высочайшая слава  - когда ты достигал того уровня, после которого отношение к тебе как к герою, или гению, или богу требовало минимальных усилий. Но оборотная сторона этого  - зыбкость. Очень легко оступиться, выглядеть дьяволом или злодеем, или просто ослом.
        Ее сердце бешено билось, словно она вот-вот собиралась пройти по канату.
        Она теперь различала некоторые лица в толпе, тысячи  - возникающие из тьмы. Крохотные и странные, с почти невидимыми телами. Она смотрела на двадцать тысяч бестелесных голов.
        Во рту пересохло. Она едва могла говорить, и задумалась, как ей петь. Вспомнила насмешливое подмигивание Дэна, когда пела ему.
        Шум в толпе стих.
        Время пришло.
        - Так,  - сказала она.  - Мы споем песню, которую вы уже слышали.
        Она сморозила глупость и тут же это поняла. Они все купили билеты на этот концерт, потому что уже слышали большинство этих песен.
        - Эта песня много значит для меня и моего брата.
        Зал тут же взорвался. Они кричали и ревели, хлопали и пели. Отклик был невероятным. Она тут же почувствовала себя Клеопатрой. До смерти напуганной Клеопатрой.
        Поставила руки в позицию ми-бемоль мажор, но ее тут же отвлекла татуировка на ее до странности лысом предплечье  - надпись каллиграфическим шрифтом с красивым наклоном. Это была цитата Генри Дэвида Торо. «Все хорошее дико и свободно»[75 - Торо Г. Д. Дневники. Прогулки [1862] // Сделать прекрасным наш день. М.: Прогресс, 1990.]. Она закрыла глаза и поклялась не открывать их, пока не закончит петь.
        Она поняла, почему Шопену нравилось играть в темноте. Так гораздо легче.
        «Дико,  - подумала она про себя.  - Свободно».
        Запев, она почувствовала себя живой. Еще более живой, чем во время заплыва в теле олимпийской чемпионки.
        Она удивилась, почему она так боялась этого  - петь перед толпой. Это было прекрасное чувство.
        Рави подошел к ней в конце песни, пока они все еще были на сцене.
        - Это было чертовски круто,  - прокричал он в ее ухо.
        - Хорошо,  - ответила она.
        - А теперь давай заполируем это «Воем».
        Она покачала головой и торопливо проговорила в микрофон, пока это никому не пришло в голову.
        - Спасибо, что пришли! Я очень надеюсь, что вам понравилось. Безопасной дороги домой.
        - Безопасной дороги домой?  - повторил Рави в машине, по дороге в гостиницу.
        Она не помнила, чтобы он был таким козлом. Он выглядел недовольным.
        - А что не так-то?  - удивилась она вслух.
        - Это не твой обычный стиль.
        - Неужели?
        - Ну, контрастирует с Чикаго.
        - А что? Что я делала в Чикаго?
        Рави рассмеялся.
        - Тебе провели лоботомию?
        Она залезла в свой телефон. В этой жизни у нее была последняя модель.
        Сообщение от Иззи.
        Это было то же сообщение, которое она прислала ей в жизни с Дэном, в пабе. Не сообщение, собственно, а фото кита. Вообще-то, это было слегка другое фото кита. Любопытно. Почему они все еще дружат с Иззи в этой жизни, но не в ее осевой? В конце концов, она была вполне уверена, что в этой жизни не вышла замуж за Дэна. Взглянула на свою руку и с облегчением убедилась, что никаких колец на безымянном пальце нет.
        Нора предположила, что так вышло потому, что она суперпрославилась с «Лабиринтами» до того, как Иззи решила поехать в Австралию, так что решение Норы не ехать с ней было ей понятно. А может, Иззи просто нравилось дружить со знаменитостью.
        Иззи написала что-то под картинкой кита.
        Все хорошее дико и свободно.
        Должно быть, знала о татуировке.
        От нее пришло еще одно сообщение.
        «Надеюсь, Бразилия удалась. Уверена, ты их потрясла! И спасибо десять миллионов раз за помощь с билетом до Брисбена. Я в полном восторге. Как тут говорят на Голд-Косте»[76 - Голд-Кост (букв. «Золотое побережье»)  - город и одноименная область на восточном побережье Австралии на границе Квинсленда с Новым Южным Уэльсом, туристический и курортный центр.].
        Дальше следовали несколько эмодзи китов и сердечек, руки, сложенные в жесте благодарности, микрофон и несколько нот.
        Нора проверила свой Instagram. В этой жизни у нее было 11,3 миллиона подписчиков.
        И, черт возьми, она выглядела потрясающе. В ее от природы черных волосах была белая прядь. Вампирский макияж. Пирсинг в губе. Она выглядела усталой, но, предположительно, это был результат кочевой жизни. Она гламурно устала. Как крутая тетушка Билли Айлиш[77 - Айлиш, Билли (род. 2001)  - американская певица и автор песен.].
        Она сделала селфи и увидела, что, хотя оно не похоже на невероятно стильные и прошедшие фильтры фото на ее стене, снятые для журналов, она выглядела гораздо круче, чем могла себе вообразить.
        Как и в австралийской жизни, она публиковала свои стихи. Только в этой жизни каждый стих набирал по полмиллиона лайков.
        Одно из стихотворений называлось «Огонь», но оно было совсем другим.
        Внутри нее был огонь.
        Она гадала, согреет он ее или уничтожит.
        А потом поняла.
        У огня нет мотива.
        Он есть только у нее.
        Все было в ее власти.
        Рядом с ней сидела женщина. Она не была членом группы, но светилась от важности. Ей было около пятидесяти лет. Может, это их менеджер. Может, она работала на звукозаписывающую компанию. Она держала себя как строгая мама. Но начала с улыбки.
        - Гениальный ход,  - сказала она.  - Номер с Simon & Garfunkel. Ты популярна в Южной Америке.
        - Здорово.
        - Я запостила об этом с твоих аккаунтов.
        Она сказала так, будто это в порядке вещей.
        - О, точно. Хорошо.
        - Сегодня в гостинице пара последних встреч с прессой. Завтра рано встаем… Сразу же летим в Рио, и восемь часов прессы. Все в гостинице.
        - Рио?
        - Ты ведь в курсе расписания гастролей на этой неделе?
        - Вроде как. Можешь напомнить?
        Она насмешливо вздохнула, будто незнание Норой собственного расписания было вполне в ее духе.
        - Конечно. Завтра Рио. Две ночи. Потом последняя ночь в Бразилии  - Порту-Алегри,  - потом Сантьяго, Чили, Буэнос-Айрес, потом Лима. И это последняя часть турне по Южной Америке. На следующей неделе мы начинаем в Азии: Япония, Гонконг, Филиппины, Тайвань.
        - Перу? Нас знают в Перу?
        - Нора, ты была в Перу, помнишь? В прошлом году. Они с ума по тебе сходили. Все пятнадцать тысяч. Все там же. На ипподроме.
        - На ипподроме. Конечно. Да. Помню. Хороший был вечер. Очень… хороший.
        Так вот какой была эта ее жизнь. Один большой ипподром. Но она понятия не имела, была ли она лошадью или жокеем в этой метафоре.
        Рави коснулся плеча женщины.
        - Джоанна, во сколько завтра подкаст?
        - О, черт. Вообще-то, он сегодня. Время. Прости. Забыла сказать. Но они будут говорить только с Норой. Так что можешь лечь раньше, если хочешь.
        Рави расстроено пожал плечами.
        - Конечно. Да.
        Джоанна вздохнула.
        - Не убивай гонца. Хотя раньше тебя это не останавливало.
        Нора вновь задалась вопросом, где ее брат, но напряжение между Джоанной и Рави остановило ее, и она не стала спрашивать о том, что, по идее, должна знать. И просто стала смотреть в окно, пока машина ехала по четырехполосному шоссе. Светящиеся габаритные огни автомобилей, грузовиков, мотоциклов в темноте были похожи на красные, следящие за ней глаза. Далекие небоскребы с крохотными квадратиками света во влажном темном воздухе на фоне еще более темных облаков. Тенистые кроны деревьев, выстроившихся по бокам и по центру шоссе, разбивающих поток на два направления.
        Если она все еще будет здесь завтра вечером, ей придется исполнить полный концерт из песен, большинство из которых она не знала. Она гадала, как быстро сможет их выучить.
        Зазвонил телефон. Видеозвонок. На экране значилось «Райан».
        Джоанна увидела имя и слегка усмехнулась.
        - Уж лучше ответь.
        И она ответила, хотя понятия не имела, кто этот Райан, а изображение на экране было слишком расплывчатым, чтобы узнать.
        Но это оказался он. Лицо, которое она видела в фильмах и грезах много раз.
        - Привет, детка. Решил проверить, как моя подружка. Мы ведь еще дружим?
        Она узнала и голос.
        Американский, грубоватый, обворожительный. Знаменитый.
        Она услышала, как Джоанна прошептала кому-то в машине:
        - Она говорит с Райаном Бейли.

        Райан Бейли

        Райан Бейли.
        Тот самый Райан Бейли. Райан Бейли из ее фантазий, в которых они говорили о Платоне и Хайдеггере в пелене пара в его джакузи в Западном Голливуде.
        - Нора? Это ты? Выглядишь напуганной.
        - Хм, да. Я… да… я… просто… я тут… в фургоне… В большом… турне… да… Привет.
        - Угадай, где я?
        Она понятия не имела, что сказать. «Джакузи» казалось совершенно неуместным ответом.
        - Я честно не знаю.
        Он покрутил телефоном в огромной и пышной вилле, уставленной светлой мебелью, с терракотовой плиткой и двуспальной кроватью с балдахином и москитной сеткой.
        - Наярит, Мехико,  - он произнес «Мексика» по-испански, с «х» вместо «кс».
        Он выглядел и говорил слегка иначе  - не так, как Райан Бейли из фильмов. С чуть большей одышкой. Чуть более смазано. Пьянее, возможно.
        - На съемках. Меня позвали сниматься в «Салуне два».
        - «Салун “Последний шанс”  - два»? О, я так хочу увидеть первый фильм.
        Он рассмеялся, будто она очень смешно пошутила.
        - Чиста как стеклышко, Ноно.
        Ноно?
        - Остановился в Casa de Mita,  - продолжал он.  - Помнишь? Мы провели там выходные? Меня поселили на той же вилле. Ты помнишь? Я пью маргариту с мескалем в твою честь. Ты где?
        - В Бразилии. Только что выступили в Сан-Паулу.
        - Ух ты. На одном материке. Круто. Да, круто.
        - Было очень здорово,  - сообщила она.
        - Ты какая-то слишком официальная.
        Нора понимала, что их слышит полфургона. Рави уставился на нее, отхлебывая пиво из бутылки.
        - Я просто… понимаешь… в фургоне… Вокруг люди.
        - Люди,  - вздохнул он, будто это было ругательное слово.  - Вокруг всегда люди. В этом-то и проблема. Но эй, я тут много думал. Насчет того, что ты сказала у Джимми Фэллона…[78 - Фэллон, Джимми (род. 1974)  - американский актер, комик, телеведущий. С 2014 г. ведет вечернее ток-шоу The Tonight Show Starring Jimmy Fallon на NBC, в котором беседует со знаменитостями.]
        Нора пыталась держаться так, будто каждая его фраза не была зверем, перебегающим дорогу.
        - А что я сказала?
        - Ну, о том, как у нас все прошло само собой. У нас с тобой. И что ты не держишь обиды. Я просто хочу поблагодарить тебя за эти слова. Я знаю, что я чертовски трудный человек. Знаю. Но я работаю над собой. Я хожу к психотерапевту, он чертовски хорош.
        - Это… здорово.
        - Я скучаю по тебе, Нора. Нам было хорошо вместе. Но в жизни есть много чего, помимо фантастического секса.
        - Да,  - согласилась Нора, пытаясь держать воображение в узде.  - Безусловно.
        - У нас было много хорошего. Но ты права, что рассталась со мной. Ты поступила правильно, в космическом порядке вещей. Нет отвержения, есть смена направления. Знаешь, я много думал. О космосе. Я настраиваюсь. И космос говорит, что мне нужно собраться. Таков баланс. Между нами были глубокие чувства, и наши жизни такие напряженные, это как третий закон механики Дарвина. О том, что действие приводит к противодействию. От чего-то приходится отказаваться. И ты увидела это, и теперь мы просто частицы, парящие во вселенной, которые однажды могут воссоединиться в Chateau Marmont…[79 - Отель в Лос-Анджелесе.]
        Она понятия не имела, что ответить.
        - Кажется, это был Ньютон.
        - Что?
        - Третий закон механики.
        Он склонил голову набок, как смущенный пес.
        - Что?
        - Забудь. Это не важно.
        Он вздохнул.
        - Ладно, я допью эту маргариту. Ведь у меня утром тренировки. Мескаль, видишь. Не текила. Надо быть чистым. У меня новый тренер. По смешанным единоборствам. Крутой.
        - Ясно.
        - И, Ноно…
        - Да?
        - Можешь еще раз назвать меня так, как обычно?
        - Хм…
        - Ну, ты знаешь.
        - Разумеется. Да. Конечно.
        Она пыталась придумать, что это может быть за прозвище. Рири? Сухарик? Платон?
        - Не могу.
        - Люди?
        Она деланно оглянулась.
        - Именно. Люди. И ты знаешь, теперь, когда мы разошлись, это слегка… неуместно.
        Он меланхолично улыбнулся.
        - Послушай. Я буду на твоем финальном шоу в Лос-Анджелесе. В первом ряду. В Staples Center[80 - Многофункциональный спортивный комплекс в Лос-Анджелесе, открыт в 1999 г., место проведения спортивных и массовых мероприятий.]. Ты не сможешь меня остановить, ясно?
        - Это так мило.
        - Друзья навеки?
        Почувствовав, что беседа заканчивается, Нора внезапно захотела спросить.
        - Ты правда увлекался философией?
        Он рыгнул. Поразительно, как шокировало осознание, что Райан Бейли был обычным человеком, в человеческом теле, которое изрыгает газ.
        - Что?
        - Философией. Много лет назад, когда ты играл Платона в «Афинянах», ты давал интервью и сказал, что читал много философов.
        - Я читал жизнь. А жизнь  - это философия.
        Нора не поняла, что он имел в виду, но в глубине души гордилась, что эта ее версия бросила звезду экрана первой величины.
        - Кажется, тогда ты сказал, что читал Мартина Хайдеггера.
        - Какого Мартина Хот-Дога? О да, это так, фуфло для журналистов. Знаешь, много можно белиберды наговорить.
        - Да. Конечно.
        - Adios, amiga[81 - Пока, подруга (исп.).].
        - Adios, Райан.
        А потом он исчез, и Джоанна улыбалась ей, не говоря ни слова.
        В Джоанне было что-то учительски-утешающее. Норе показалось, что этой ее версии Джоанна нравится. Но потом вспомнила, что должна сделать подкаст от имени группы, хотя не знала имен половины участников. Или названия последнего альбома. И вообще никаких альбомов.
        Машина притормозила возле роскошной загородной гостиницы. Модные автомобили с затененными стеклами. Пальмы со сказочной подсветкой. Архитектура иной планеты.
        - Бывший дворец,  - сообщила ей Джоанна.  - Спроектирован лучшим бразильским архитектором. Забыла имя,  - проверила.  - Оскар Нимейер,  - продолжила она после паузы.  - Модернист. Но это здание более пышное, чем его обычные строения. Лучшая гостиница в Бразилии…
        А потом Нора увидела небольшую толпу: люди держали в вытянутых руках телефоны, словно попрошайки с мисками, и снимали ее прибытие.

        Ты можешь иметь все и не чувствовать ничего.
        @NoraLabyrinth, 74.8К ретвитов, 485.3К лайков

        Серебряный поднос с медовыми пряниками

        Было дико думать об этой жизни, сосуществующей с другими ее жизнями в мультиверсуме, как об одной из нот в аккорде.
        Нора практически не могла поверить, что, в то время как в одной жизни она с трудом платила за жилье, в другой она вызывала такое восхищение у людей по всему миру.
        Горстка фанатов, которые снимали прибытие гастрольного автобуса в гостиницу, теперь ждали автографов. Их, казалось, не интересовали другие участники группы, но им очень хотелось пообщаться с Норой.
        Она выделила взглядом одну фанатку, которая шла, шурша гравием, по направлению к остальным. Татуировки на теле, одета как эмансипе, застигнутая в киберпанковой версии постапокалиптической войны. И прическа в точности Норина  - с выбеленной прядью.
        - Нора! Нораааа! Привет! Мы любим тебя, королева! Спасибо, что прилетела в Бразилию! Ты крута!
        А затем они начали скандировать:
        - Нора! Нора! Нора!
        Пока она раздавала автографы неразборчивой подписью, парень лет двадцати снял футболку и попросил расписаться на плече.
        - Это для татуировки,  - объявил он.
        - Серьезно?  - спросила она, надписывая свое имя на его теле.
        - Это самый яркий момент моей жизни,  - изливал он свои чувства.  - Меня зовут Франсиску.
        Нора удивилась, каким образом надпись на коже шариковой ручкой может считаться ярким моментом существования.
        - Ты спасла мою жизнь. «Прекрасное небо» спасло мою жизнь. Та песня. Она такая мощная.
        - О! О, ух ты! «Прекрасное небо»? Ты знаешь «Прекрасное небо»?
        Фанат залился истерическим смехом.
        - Ты такая забавная! Поэтому ты мой кумир! Я так тебя люблю! Знаю ли я «Прекрасное небо»? Восхитительно!
        Нора не знала, что ответить. Эта песенка, написанная ею в девятнадцать лет в университете в Бристоле, изменила жизнь человека в Бразилии. Это впечатляло.
        Это явно была жизнь, предназначенная для нее. Она засомневалась, что когда-нибудь сможет вернуться в библиотеку. Она могла пережить восхищение. Это лучше, чем сидеть в Бедфорде в автобусе номер семьдесят семь, тихонько напевая в окно печальные мелодии.
        Она попозировала для селфи.
        Одна молодая женщина была готова расплакаться. Она держала большое фото, на котором Нора целовалась с Райаном Бейли.
        - Я так расстроилась, когда ты с ним порвала!
        - Понимаю, да, это грустно. Но, знаешь, всякое бывает. На ошибках… учатся.
        Джоанна возникла возле нее и мягко повела в сторону, к гостинице.
        Достигнув элегантного, пахнущего жасмином холла (мрамор, люстры, букеты цветов), она увидела, что остальные участники группы уже сидят в баре. Но где ее брат? Может, обхаживает прессу где-то еще.
        Начав двигаться к бару, она поняла, что все  - консьерж, администраторы, гости  - смотрят на нее.
        Нора уже готовилась воспользоваться возможностью спросить, где ее брат, когда Джоанна поманила жестом мужчину в майке с надписью «Лабиринты», напечатанной шрифтом из старых фантастических фильмов. Мужчине было лет сорок: с седеющей бородой и редеющими волосами,  - но он, казалось, робел в присутствии Норы. Он слегка поклонился, пожав ее руку.
        - Я Марселу,  - представился он.  - Спасибо, что согласились дать интервью.
        Нора заметила еще одного человека позади Марселу  - помоложе, с пирсингом, татуировками и широкой улыбкой,  - он держал оборудование для записи.
        - Мы зарезервировали тихое местечко в баре,  - сказала Джоанна.  - Но там… люди. Думаю, нам лучше провести все в номере Норы.
        - Отлично,  - откликнулся Марселу.  - Хорошо, конечно.
        Пока они шли к лифту, Нора оглянулась в сторону бара и увидела других участников группы.
        - Знаете, может, вы хотите поговорить и с другими?  - спросила она Марселу.  - Они помнят то, что я уже забыла. Много чего.
        Марселу улыбнулся, покачал головой и аккуратно сказал:
        - Так лучше получится, мне кажется…
        - О, ладно,  - ответила она.
        Все следили за ними, пока они ждали прибытия лифта. Джоанна наклонилась к Норе.
        - Все хорошо?
        - Конечно. Да. А что?
        - Не знаю. Ты какая-то другая сегодня.
        - В каком смысле другая?
        - Просто… другая.
        Когда они вошли в лифт, Джоанна попросила другую женщину, которая была с ними в автобусе, принести напитки из бара: два пива для подкастеров, газированную минеральную воду для Норы и кайпиринью для себя.
        - И принеси это все в номер, Майя.
        «Может, я трезвенница в этом мире»,  - подумала Нора, идя от лифта к номеру по плюшевому ковру лососевого цвета.
        А затем, войдя в номер, она старалась вести себя так, словно все ей в нем знакомо. Гигантская комната, ведущая в другую громадную комнату и в огромную ванную. Для нее был оставлен большой букет с запиской от управляющего гостиницей.
        «Ух ты»,  - хотелось ей сказать, пока она рассматривала роскошную мебель, широкие занавески в пол, свежезастеленную белую кровать площадью в акр, телевизор размером с маленький кинотеатр, шампанское во льду, серебряный поднос, полный «бразильских медовых пряников», как сообщалось на лежащей рядом карточке.
        - Не думаю, что ты их будешь есть,  - заявила Джоанна, взяв с подноса одно из лакомств.  - А теперь придерживайтесь нового плана. Харли сказал, что мне нужно за тобой присматривать.
        Нора смотрела, как Джоанна кусает пряник, и гадала, насколько хорош может быть любой план, в который не входит поедание чего-то столь вкусного. Она понятия не имела, кто такой Харли, но уже понимала, что он ей не нравится.
        - И еще… просто чтобы ты знала, пожары в Лос-Анджелесе продолжаются, сейчас эвакуируют Калабасас, но, надеюсь, твоего дома это не коснется…
        Нора не знала, радоваться ли ей тому, что у нее есть дом в Лос-Анджелесе, или беспокоиться, что он может сгореть.
        Двум бразильским подкастерам потребовалось несколько минут, чтобы настроить оборудование. И Нора тонула в широком диване в зале, пока Джоанна  - смахивая дерзкие крошки с губ наманикюренным ногтем  - объясняла, что их музыкальный подкаст, O Som[82 - «Звук» (порт.).], самый популярный в Бразилии.
        - Отличная аудитория,  - восторгалась Джоанна.  - И охват стратосферный. Безусловно стоит дать интервью.
        И она осталась там, следя за всеми, как мать-ястребица, когда начался подкаст.

        Подкаст откровений
        - Итак, у тебя был безумный год,  - начал Марселу на очень хорошем английском.
        - О да. Пришлось помотаться,  - подтвердила Нора, пытаясь говорить как рок-звезда.
        - Итак, если позволишь спросить об альбоме… «Поттерсвилль». Ты автор всех текстов, верно?
        - По большей части да,  - предположила Нора, уставившись на маленькую знакомую родинку на своей левой руке.
        - Она написала все,  - вмешалась Джоанна.
        Марселу кивнул, пока другой парень, все еще широко улыбаясь, играл с уровнем звука на ноутбуке.
        - Думаю, «Перья»  - мой любимый трек,  - сообщил Марселу, когда прибыли напитки.
        - Я рада, что вам нравится.
        Нора пыталась придумать способ не давать интервью. Головная боль? Расшалившийся желудок?
        - Но сначала я хотел бы поговорить о первом, который вы решили выпустить. «Вон из моей жизни». Это казалось столь личным посланием.
        Нора выдавила улыбку.
        - Слова говорят сами за себя.
        - Очевидно. Ходили слухи о том, не подразумевается ли под этим… как это сказать по-английски?
        - Судебный запрет?  - предложила Джоанна услужливо.
        - Да! Судебный запрет.
        - Хм,  - ответила Нора, опешив.  - Ну, я предпочитаю все излагать в песне. Мне трудно говорить об этом.
        - Да, понимаю. Просто в своем недавнем интервью для Rolling Stone[83 - Культовый американский журнал, посвященный музыке и поп-культуре, основан в 1967 г.] вы немного рассказали о своем бывшем парне, Дэне Лорде, и упомянули, как трудно было получить… судебный запрет приближаться к вам, когда он преследовал вас… Он ведь пытался залезть к вам в дом? Затем сказал журналистам, что это он написал слова к «Прекрасному небу»?
        - Боже.
        Она зависла между плачем и смехом, но ей как-то удалось не выдать ни того, ни другого.
        - Я написала ее, когда все еще была с ним. Но ему она не понравилась. Ему не нравилось, что я играю в группе. Его это бесило. Он ненавидел моего брата. Ненавидел Рави. Ненавидел Эллу, участницу нашей группы первого состава. В общем, Дэн был очень завистлив.
        Это было так невероятно. В одной жизни, в той, которую он, предположительно, желал, Дэну наскучил брак с Норой, и он завел интрижку, но в этой жизни он врывался к ней в дом, потому что не мог вынести ее успеха.
        - Он мудак,  - сообщила Нора.  - Не знаю португальского ругательства для столь отвратительного человека.
        - Cabrao[84 - Придурок (порт.).  - Примеч. ред.]. Так говорят о мудаках.
        - Или козлах,  - добавил младший с каменным лицом.
        - Да, что ж, он cabrao. Он оказался совсем не таким, как я думала. Странно. Как твоя жизнь меняет поведение окружающих. Это цена славы, полагаю.
        - Вы написали песню «Генри Дэвид Торо». Не так много песен названы в честь философов.
        - Верно. Ну, когда я изучала философию в университете, он был моим любимым автором. Отсюда и моя татуировка. И как название песни это чуть лучше, чем «Иммануил Кант»[85 - Шутливую песню «Иммануил Кант» (2010), в которой изложены основы мировоззрения этого философа (1724 -1804), сочинил Пол Л. Файн.].
        Она неплохо осваивалась. Не так уж трудно действовать в жизни, которая была ей уготована судьбой.
        - И конечно же «Вой». Такая мощная песня. Номер один в двадцати двух странах. Премия Grammy[86 - Музыкальная премия, которая с 1959 г. вручается ежегодно американской Национальной академией искусства и науки звукозаписи за творческие достижения в музыкальной сфере.] за видеоклип с голливудскими звездами. Полагаю, вы устали рассказывать о ней?
        - Полагаю, да.
        Джоанна отправилась за следующим медовым пряником. Марселу мягко улыбнулся, продолжая настаивать.
        - Мне она показалась такой первобытной. Сама песня, я имею в виду. Вы будто выпустили все чувства наружу. А затем я обнаружил, что вы написали ее в тот вечер, когда уволили своего предыдущего менеджера. Который был до Джоанны. Вы узнали, что он обдирал вас…
        - Да. Не слишком приятно,  - сымпровизировала она.  - Такое предательство.
        - Я был большим поклонником «Лабиринтов» еще до «Воя». Но это будто написано прямо для меня. Эта песня и «Смотрительница маяка». «Вой» стал той песней, после которой я сказал: Нора Сид  - гений. Слова довольно абстрактны, но вы выпускаете свой гнев одновременно так мягко и душевно, и сильно. Это как ранние Cure, объединившиеся с Фрэнком Оушеном, The Carpenters и Tame Impala[87 - The Cure (с 1970-х)  - британская рок-группа; Оушен, Фрэнк (с 2005)  - независимый американский музыкант; Tame Impala (с 2007)  - австралийская группа, работающая в жанре психоделического рока.].
        Нора пыталась, но не смогла представить, как могла звучать эта песня.
        Он начал петь, к удивлению окружающих:
        - «Чтобы усилить мелодию, я приглушаю струну. / Перестань улыбаться, оскалься и вой на луну».
        Нора улыбнулась и кивнула, будто знала слова.
        - Да, да. Я просто… выла.
        Лицо Марселу посерьезнело. Он был искренне обеспокоен.
        - Вам пришлось справиться со стольким дерьмом за последние несколько лет. Преследования бывшего, плохие управляющие, распри, судебные тяжбы, проблемы с авторскими правами, трудный разрыв с Райаном Бейли, прием последнего альбома, реабилитация, тот случай в Торонто… когда вы упали от истощения в Париже, личная трагедия, драма-драма-драма. И вторжения прессы. Почему, как вы думаете, пресса вас так не любит?
        Нора начала чувствовать тошноту. Неужели такой была слава? Постоянный горько-сладкий коктейль из поклонения и нападок? Неудивительно, что столько знаменитостей сходило со своего пути, ведь дорога постоянно меняла направление. Тебя будто бьют и целуют одновременно.
        - Я… я не знаю… это довольно безумно…
        - В смысле, вы когда-нибудь думали, какой была бы ваша жизнь, избери вы другой путь?
        Нора слушала это, рассматривая, как пузырьки газа поднимаются в ее бокале с минеральной водой.
        - Думаю, несложно представить себе более легкую жизнь,  - произнесла она, поняв что-то впервые.  - Но, возможно, легкой жизни не существует вовсе. Есть просто жизнь. В одной жизни я могла выйти замуж. В другой  - работать в магазине. Я могла согласиться, когда симпатичный парень пригласил меня на кофе. В третьей я могла исследовать ледники за Полярным кругом. Еще в одной  - стать олимпийской чемпионкой по плаванию. Кто знает? Каждую секунду или каждый день мы входим в новую вселенную. И мы проводим столько времени, мечтая о других жизнях, сравнивая себя с другими людьми и другими версиями себя, когда в действительности в большинстве жизней есть и что-то плохое и что-то хорошее.
        Джоанна, Марселу и другой бразилец смотрели на нее, широко раскрыв глаза, но она теперь была в ударе. В свободном полете.
        - Есть общие черты в жизни… рифмы. Так легко, застряв в одной жизни, представлять, что печаль, трагедия, неудача, страх  - результат данного существования. Что это побочный продукт определенного стиля жизни, а не жизни вообще. В смысле, было бы гораздо проще, если бы мы понимали, что нет способа прожить жизнь, который сделает нас невосприимчивыми к огорчениям. И что огорчения  - неизбежная часть ткани счастья. Нельзя получить одно без другого. Конечно, они достаются нам в разных долях. Но нет жизни, в которой вы можете пребывать в состоянии незамутненного счастья вечно. И представление, что такое возможно, лишь порождает больше несчастья в вашей жизни.
        - Великолепный ответ,  - сказал Марселу, убедившись, что она закончила.  - Но сегодня я сказал бы, что на концерте вы казались счастливой. Когда вы сыграли «Мост над бурной водой» вместо «Воя», это было такое мощное заявление. Вы говорили: я сильная. Вы словно сообщали нам, своим фанатам, что у вас все хорошо. Итак, как проходит турне?
        - Ну, отлично. И да, я просто решила сообщить, что я здесь проживаю свою лучшую жизнь. Но немного скучаю по дому.
        - По которому?  - спросил Марселу со слегка дерзкой улыбкой.  - В смысле, вы чувствуете себя как дома больше в Лондоне, в Лос-Анджелесе или на побережье Амальфи?
        Похоже, в этой жизни ее углеродный след был самым насыщенным.
        - Не знаю. Пожалуй, я бы сказала, в Лондоне.
        Марселу резко втянул в себя воздух, будто следующий вопрос требовал нырка под воду. Почесал бороду.
        - Ладно, наверно, это тяжело для вас, но я знаю, что вы жили в одной квартире с братом?
        - Почему это должно быть тяжело?
        Джоанна с любопытством выглянула из-за коктейля.
        Марселу посмотрел на нее с сентиментальной нежностью. Его глаза словно заволокла пелена.
        - Я имею в виду,  - продолжил он, осторожно отхлебнув пива,  - ваш брат был такой важной частью вашей жизни, играл большую роль в группе…
        Был.
        Сколько ужаса в этом маленьком слове. Как камень, падающий в воду.
        Она вспомнила, как спросила Рави о брате до выхода на бис. Вспомнила реакцию толпы, когда упомянула брата на сцене.
        - Он еще рядом. Он был здесь сегодня.
        - Это значит, что она чувствует его,  - вмешалась Джоанна.  - Они все его чувствуют. Он был сильным духом. Мятущимся, но сильным… Трагично, к чему в итоге его привели выпивка, наркотики и вся жизнь…
        - О чем вы говорите?  - спросила Нора.
        Она больше не притворялась. Ей искренне требовалось понять.
        Марселу смотрел на нее печально.
        - Вы же знаете, прошло всего два года с его смерти… передозировка…
        Нора ахнула.
        Она не вернулась в библиотеку в тот же момент, потому что не смогла это осознать. Она вскочила, ошеломленная, и, пошатываясь, вышла из номера.
        - Нора?  - засмеялась Джоанна нервно.  - Нора?
        Она вошла в лифт и поехала в бар. К Рави.
        - Ты сказал, что Джо обхаживает прессу.
        - Что?
        - Ты сказал. Я спросила, где Джо, а ты ответил: «обхаживает прессу».
        Он отставил пиво и уставился на нее в замешательстве.
        - И я был прав. Она обхаживала прессу.
        - Она?
        Он указал на Джоанну, которая выглядела растерянной, направляясь от лифтов в зал гостиницы.
        - Да. Джо. Она была с прессой.
        И Нора ощутила печаль как удар.
        - О нет,  - сказала она.  - О, Джо… О, Джо… о…
        И бар гранд-отеля испарился. Стол, напитки, Джоанна, Марселу, парень на звуке, постояльцы гостиницы, Рави, остальные, мраморный пол, бармен, официанты, люстры, цветы  - все обратилось в ничто.

        «Вой»[Перевод Михаила Шербы.]

        Она убежала из дома,
        От всего, что ей было знакомо,
        В зимний лес,
        И некуда больше идти.

        А ветер вздымает ее до небес,
        А ветер сбивает с пути.

        Они хотят ее душу и тело,
        Им нравится возраст и пол,
        Фальшивых улыбок смелость,  -
        Это и есть рок-н-ролл!
        Волки окружают тебя:
        Горячечный сон в ночи.
        Волки окружают тебя:
        Самое время  - кричи!

        Вой, пока солнца нет,
        Вой, пока не наступит рассвет,
        Вой, вызывая на бой,
        Не пой, а правильно вой,
        Вой, вой, вой, вой.
        (Ублюдки.)

        Ты не можешь вечно бороться,
        Выть и кричать во тьму,
        Если жизнь твоя не работает,
        Спроси себя: почему.

        (Речитатив.)
        Помнишь,
        Мы были молоды,
        Еще сегодня с утра,
        Мы не боялись завтра,
        Не плакали по вчера.
        Вся земля была только
        Для нас,
        Время было только
        Сейчас,
        И жизнь была нашей,
        И не ускользала,
        Словно рука в рукав,
        Или слова в тетрадь,
        Да, нам хватало времени,
        Чтобы дышать.

        Приходит паршивое время  - держись!
        И пусть у него вся власть,
        Но разве может закончиться жизнь  -
        Она еще не началась!
        Море бурлит, и волна полна холода,
        Все, что блестит, превращается в золото,
        Чтобы усилить мелодию, я приглушаю струну.
        Перестань улыбаться, оскалься и вой на луну.

        Вой, пока солнца нет,
        Вой, пока не наступит рассвет,
        Вой, вызывая на бой,
        Не пой, а правильно вой,
        Вой, вой, вой, вой.

        (Повтор, тише.)

        Любовь и боль
        - Ненавижу этот… процесс,  - сообщила Нора миссис Элм во всю силу своего голоса.  - Пусть это ПРЕКРАТИТСЯ!
        - Пожалуйста, тише,  - ответила миссис Элм, держа в руке белого коня, сосредоточившись на ходе.  - Это же библиотека.
        - Мы здесь одни!
        - Не в этом дело. Это все равно библиотека. В храме ты ведешь себя тихо, потому что это храм, а не потому, что там есть другие люди. С библиотекой так же.
        - Ладно,  - сказала Нора, сбавив тон.  - Мне это не нравится. Я хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу отменить свое членство в библиотеке. Хочу получить свой читательский билет.
        - Ты и есть читательский билет.
        Нора вернулась к изначальному требованию.
        - Я хочу, чтобы это прекратилось.
        - Неправда.
        - Правда.
        - Тогда почему ты все еще здесь?
        - У меня нет выбора.
        - Поверь мне, Нора. Если бы ты действительно не хотела быть здесь, тебя тут не было бы. Я объяснила тебе в самом начале.
        - Мне это не нравится.
        - Почему?
        - Это слишком больно.
        - Почему это больно?
        - Слишком по-настоящему. В одной из жизней мой брат погиб.
        Лицо библиотекарши снова обрело жесткость.
        - А в одной из жизней  - в которой он жив  - погибла ты. Будет ли ему больно?
        - Сомневаюсь. Он не хочет со мной общаться. У него своя жизнь, и он винит меня в том, что она не сбылась.
        - Так все дело в твоем брате?
        - Нет. Все не так. Похоже, невозможно жить, не причиняя боли другим людям.
        - Так и есть.
        - Тогда зачем вообще жить?
        - Ну, если честно, от смерти людям тоже больно. Итак, какую жизнь ты выберешь следующей?
        - Никакую.
        - Что?
        - Я не хочу еще одну книгу. Не хочу другую жизнь.
        Лицо миссис Элм побледнело, как много лет назад, когда ей позвонили и сообщили о смерти Нориного папы.
        Нора ощутила, что пол под ногами задрожал. Небольшое землетрясение. Она и миссис Элм взялись за полки, а книги попадали на пол. Лампочки заморгали, а потом свет и вовсе погас. Шахматная доска и столик, на котором она стояла, перевернулись.
        - О нет,  - воскликнула миссис Элм.  - Опять.
        - В чем дело?
        - Ты знаешь, в чем дело. Это место существует из-за тебя. Ты  - источник энергии. Когда работа этого источника нарушается, библиотека подвергается опасности. Дело в тебе, Нора. Ты сдаешься в самый неподходящий момент. Ты не можешь сдаться, Нора. Мне есть что тебе предложить. Перед тобой уйма возможностей. Существует так много версий тебя. Вспомни, что ты почувствовала после встречи с белым медведем. Вспомни, как сильно ты хотела жить!
        Белый медведь.
        Белый медведь.
        - Даже этот неприятный опыт для чего-то нужен, разве ты не видишь?
        Она увидела. Сожаления, с которыми она жила почти всю свою жизнь, были напрасными.
        - Да.
        Небольшое землетрясение стихло.
        Но книги были разбросаны по всему полу.
        Свет появился, но лампочки еще моргали.
        - Извините,  - сказала Нора.
        Она попыталась собрать книги и расставить их по местам.
        - Нет,  - рявкнула миссис Элм.  - Не трогай их. Положи.
        - Извините.
        - И прекрати извиняться. Лучше помоги мне. Безопаснее будет.
        Она помогла миссис Элм собрать шахматные фигуры, расставить их для новой партии и вернуть столик на место.
        - А как же все эти книги на полу? Вы их просто бросите?
        - Тебе-то что? Я думала, ты хотела, чтобы они вовсе исчезли?
        Миссис Элм, возможно, действительно была механизмом, который существовал, чтобы упростить причудливую сложность квантовой вселенной, но прямо сейчас  - сидя между двумя полупустыми полками у шахматной доски и готовясь к новой игре  - она выглядела печальной, мудрой и бесконечно человечной.
        - Я не хотела грубить,  - проговорила миссис Элм, наконец придя в себя.
        - Ничего.
        - Помню, как мы только начали играть в шахматы в школьной библиотеке и ты сразу сдавала самые лучшие фигуры,  - сказала она.  - Ты подставляла ферзя или ладьи под удар, и они уходили. И тогда ты действовала дальше так, будто игра уже проиграна, ведь оставались лишь пешки и пара коней.
        - Почему вы сейчас об этом вспомнили?
        Миссис Элм увидела затяжку на своем кардигане, попыталась убрать ее, но затем передумала и оставила как есть.
        - Тебе нужно понять кое-что, если ты когда-нибудь захочешь научиться играть в шахматы,  - сказала она так, словно у Норы других забот не было.  - И вот что ты должна понять: эта игра не заканчивается до самого финала. Она не заканчивается, если на доске осталась хоть одна пешка. Если у одного игрока осталась только пешка и король, а у другого  - все фигуры, игра все равно продолжается. Даже если бы ты сама была бы пешкой  - может, мы все лишь пешки,  - ты должна помнить, что пешка  - самая удивительная фигура. Она может казаться маленькой и обычной, но это не так. Потому что пешка  - всегда не просто пешка. Это будущий ферзь. И все, что тебе надо делать,  - продолжать двигаться вперед. Ход за ходом. И ты сможешь добраться до другого края и раскрыть свои способности.
        Нора оглянулась на книги, которые ее окружали.
        - Так вы говорите, у меня остались одни пешки?
        - Я говорю, что фигура, которая выглядит самой обычной, может привести тебя к победе. Тебе нужно продолжать. Как в тот день у реки. Помнишь?
        Конечно, она помнила.
        Сколько ей было? Должно быть, семнадцать, она уже не плавала на соревнованиях. Опасное время, когда папа был резок с ней постоянно, а мама переживала один из своих почти безмолвных эпизодов депрессии. Брат вместе с Рави приехал из художественного училища на выходные. Показывал другу достопримечательности славного Бедфорда. Джо устроил импровизированную вечеринку у реки  - с музыкой, пивом и тонной травки, с девчонками, расстраивавшимися, что Джо ими не интересуется. Нору тоже пригласили, она выпила слишком много, и разговор с Рави сам собой зашел о плавании.
        - Так ты смогла бы переплыть реку?  - спросил он ее.
        - Конечно.
        - Да ни за что,  - заявил кто-то.
        И вот, в приступе глупости, она решила им доказать. К тому времени как ее обкурившийся и в стельку пьяный братец понял, что она делает, было уже слишком поздно. Заплыв был в разгаре.
        Когда она вспомнила это, коридор в конце прохода в библиотеке превратился в реку. И хотя полки вокруг оставались на месте, плитка под ее ногами стала травой, а потолок над головой  - небом. Но, в отличие от тех моментов, когда она исчезала и превращалась в иную версию себя настоящей, миссис Элм и книги остались. Она наполовину была в библиотеке, а наполовину в воспоминании.
        Она смотрела на кого-то в коридоре-реке. В воде плыла ее младшая версия, и последний луч летнего солнца растворялся во мгле.

        Равноудаленность

        Река была холодной, а течение  - сильным.
        Она вспомнила, глядя на себя со стороны, как болели ее плечи и руки. Она ощущала жесткость и тяжесть в мышцах, будто доспехи. Вспомнила, что не понимала, почему, несмотря на все ее усилия, силуэты платанов упрямо оставались прежними, словно берег не удалялся от нее. Она вспомнила, как наглоталась грязной воды. И глядела на другой берег, на берег, с которого начала заплыв, и на место, на котором она вроде как стояла вместе с младшей версией ее брата и его друзей рядом с ней, не замечавших ее настоящую, на книжные полки по обе стороны от них.
        Она вспоминала теперь, в своем бреду, что думала о слове «равноудаленный». Слово, которое она привыкла слышать в клинически безопасной атмосфере классной комнаты. Равноудаленный. Такой нейтральный, математический термин, и он превратился в упрямую мысль, повторяющую себя саму как маниакальная медитация, пока она тратила последние силы, чтобы оставаться почти на одном месте. Равноудаленный. Равноудаленный. Не принадлежащий ни одному берегу.
        Так она и чувствовала себя в своей жизни, по большей части.
        Застигнутая на середине. Борющаяся, взмахивающая руками, просто пытающаяся выжить, но не знающая, в какую сторону плыть. Какому пути посвятить себя без сожалений.
        Она взглянула на другой берег  - теперь с книжными полками, но все еще и с высокими силуэтами платанов, склоняющимися к воде как обеспокоенный родитель, и ветер шуршал в их листьях.
        - Но ты посвятила себя этой задаче,  - сказала миссис Элм, очевидно услышав Норины мысли.  - И ты выжила.

        Чужая мечта
        - Жизнь  - это всегда поступок,  - произнесла миссис Элм, наблюдая, как брата Норы оттаскивают от воды друзья. Как он ждет, пока девушка, чье имя Нора уже давно позабыла, звонит в службу спасения.  - И ты действовала, когда это было важно. Ты доплыла до того берега. Вытащила себя за волосы. Кашляла своими внутренностями, заледенела, но переплыла реку вопреки всему. Ты нашла что-то в себе.
        - Да. Бактерии. Я болела несколько недель. Слишком много воды наглоталась.
        - Но ты выжила. В тебе была надежда.
        - Да, что ж, я уже тогда ее теряла.
        Она посмотрела вниз и увидела, что трава вновь превращается в камень, взглянула вперед на воду, чтобы уловить ее ускользающий блеск и растворяющиеся в воздухе силуэты платанов вместе с братом, его приятелями и младшей версией себя.
        Библиотека вновь стала похожа на настоящую библиотеку. Но теперь книги вернулись на полки, а лампочки перестали моргать.
        - Я была такой глупой, устроив этот заплыв: просто пыталась произвести впечатление. Мне всегда казалось, что Джо лучше меня. А я хотела ему нравиться.
        - Почему ты считала его лучше себя? Из-за родителей?
        Нору разозлила прямота миссис Элм. Но, возможно, она была права.
        - Я всегда должна была делать то, что от меня хотели, чтобы произвести на них впечатление. У Джо были проблемы, очевидно. И по правде я не понимала его трудностей, пока не узнала, что он гей, но говорят, что за детским соперничеством стоят родители, и мне всегда казалось, что наши родители поощряли его мечты больше, чем мои.
        - Например, музыку?
        - Да.
        - Когда они с Рави решили, что хотят стать рок-звездами, мама с папой купили Джо гитару, а потом электропиано.
        - И что из этого вышло?
        - С гитарой получилось хорошо. Спустя неделю он смог сыграть «Дым над водой»[89 - Smoke on the water (1972)  - хит группы Deep Purple.], но пиано ему не понравилось, и он решил, что не хочет захламлять свою комнату.
        - И тогда ты его получила,  - миссис Элм произнесла это скорее с утвердительной, чем вопросительной интонацией.
        Она знала. Конечно, знала.
        - Да.
        - Инструмент переехал в твою комнату, и ты приветствовала его как друга, начала учиться играть с твердой решимостью. Ты тратила карманные деньги на руководства по игре на пианино: «Моцарт для начинающих» и «Beatles для пианино». Потому, что тебе это нравилось. А еще потому, что ты хотела впечатлить старшего брата.
        - Я никогда вам этого не рассказывала.
        Ироничная улыбка.
        - Не волнуйся. Я читала книгу.
        - Точно. Конечно. Да, поняла.
        - Тебе стоит перестать беспокоиться об одобрении других, Нора,  - сказала миссис Элм шепотом, что добавило сообщению силы и доверительности.  - Тебе не нужно спрашивать разрешения быть собой…
        - Да, я понимаю.
        И она действительно поняла.
        Во всех испробованных жизнях, с тех пор как она вошла в библиотеку, она в действительности побывала в чужих мечтах. Замужняя жизнь в пабе была мечтой Дэна. Путешествие в Австралию было мечтой Иззи, и ее сожаление о том, что она не поехала туда, ощущалось скорее как вина перед лучшей подругой, чем собственная искренняя горечь. Мечта о том, чтобы стать чемпионкой по плаванию, принадлежала ее отцу. И конечно, ее интересовала Арктика и гляциология, когда она была младше, но во многом на этот путь ее направила сама миссис Элм, еще в школьной библиотеке. А «Лабиринты», что ж, это всегда была мечта ее брата.
        Может, и не существовало идеальной жизни для нее, но где-то, безусловно, существовала жизнь, которую стоит прожить. И Нора поняла: если она собиралась найти такую жизнь, надо забросить сети пошире.
        Миссис Элм права. Игра не кончена. Игрок не должен сдаваться, если на доске еще остались фигуры.
        Она выпрямила спину и сразу будто бы выросла.
        - Ты должна выбирать больше жизней с верхних полок. Ты пыталась отменять свои самые очевидные сожаления. Книги на верхних полках чуть дальше от тебя. Это жизни, в которых ты все еще живешь в той или иной вселенной, но которые не представляла себе, по которым не горевала, о которых не думала. Это жизни, в которых ты можешь жить, но о которых ты не мечтала.
        - Так они несчастливые?
        - Какие-то  - да, какие-то  - нет. Просто они  - не самые очевидные жизни. Они требуют капельки воображения. Но я уверена, что ты сможешь до них добраться…
        - Вы не можете мне помочь?
        Миссис Элм улыбнулась.
        - Я могу прочесть тебе стихотворение. Библиотекари любят стихи.  - И она процитировала Роберта Фроста: «Тропинки скрестились в лесу, и я  - / Пошел по заброшенной. Может быть, зря… / Но это все прочее определило»[90 - The Road Not Taken (1916). Фрост Р. Другая дорога: пер. с англ. В. Черешни // Новая юность. 2012 № 3.].
        - Вдруг в лесу больше двух пересекающихся тропинок? Вдруг там больше тропинок, чем деревьев? Вдруг возможностям выбора нет числа? Что бы тогда сделал Роберт Фрост?
        Она вспомнила, как на первом курсе изучала Аристотеля. И ее слегка огорчила его идея, что совершенство никогда не бывает случайным. Совершенные результаты  - это итог «мудрого выбора из многих альтернатив»[91 - Вольный пересказ идей из главы четвертой книги второй «Никомаховой этики» Аристотеля. Аристотель. Никомахова этика: пер. с греч. Н. В. Брагинской // Философы Греции. -Пресс, 1997.]. И вот она оказалась в привилегированной позиции и могла испробовать множество альтернатив. Это был короткий путь к мудрости и, возможно, короткий путь к счастью. Она теперь рассматривала это не как бремя, а как дар, который надо ценить.
        - Взгляни на эту шахматную доску, которую мы поставили на место,  - сказала миссис Элм мягко.  - Взгляни, как упорядоченно, безопасно и мирно на ней сейчас, до начала игры. Это прекрасно. Но и скучно. Это мертво. И все же в то мгновение, когда ты делаешь ход на доске, все меняется. Все обращается в хаос. И этот хаос нарастает с каждым новым ходом.
        Она уселась за столик напротив миссис Элм. Взглянула на доску и пошла пешкой на две клетки вперед.
        Миссис Элм повторила ее ход со своей стороны доски.
        - Это несложная игра,  - сообщила она Норе.  - Но ей трудно овладеть. Каждый твой ход открывает новый мир возможностей.
        Нора пошла конем. Они играли так какое-то время.
        Миссис Элм комментировала:
        - В начале игры нет никаких вариаций. Есть только один способ расставить фигуры. Есть девять миллионов вариаций после первых шести ходов. А после восьми ходов двести восемьдесят восемь миллиардов разных позиций. И эти возможности продолжают расти. Возможных вариантов игры в шахматы больше, чем атомов в наблюдаемой вселенной. Так что все становится очень запутанно. Не существует правильного способа игры  - их слишком много. В жизни, как и в шахматах, возможность  - это основа всего. Каждой надежды, мечты, сожаления, мгновения жизни.
        В итоге Нора победила. У нее закралось подозрение, что миссис Элм позволила ей победить, но все же она почувствовала себя немного лучше.
        - Ладушки-оладушки,  - объявила миссис Элм.  - А теперь пора выбрать книгу, полагаю. Что скажешь?
        Нора окинула взглядом полки. Если бы у них были чуть более точные названия. Если бы только на одной было написано: «Идеальная жизнь прямо перед тобой».
        Ее первым порывом было проигнорировать вопрос миссис Элм. Но там, где книги, всегда есть искушение их открыть. И она поняла, что с жизнями происходит то же самое.
        Миссис Элм повторила то, что уже говорила раньше.
        - Не стоит недооценивать важность мелочей.
        Как оказалось, информация была полезной.
        - Я хочу,  - ответила она,  - тихую жизнь. Жизнь, в которой я работаю с животными. Где я выбрала работу в приюте  - там, где я проходила школьную практику, а не в «Теории струн». Да. Дайте мне, пожалуйста, ее.

        Тихая жизнь

        Оказалось, что в это существование довольно просто проскользнуть.
        Сон в этой жизни был крепким, она не просыпалась, пока в без четверти восемь не зазвонил будильник. Доехала на работу в потрепанном старом Hyundai, пропахшем собаками и печеньем, усыпанном крошками, миновала больницу и спортивный центр, остановилась на маленькой парковке возле современного одноэтажного здания приюта из серого кирпича.
        Провела утро за кормежкой и выгулом собак. В эту жизнь оказалось довольно просто влиться, отчасти потому, что ее встретила радушная, простая женщина с вьющимися каштановыми волосами и йоркширским акцентом. Женщина, Полин, попросила ее начать именно в собачьем приюте, а не в кошачьем, так что у Норы нашлось законное оправдание своему растерянному виду и вопросам о том, что делать. А проблема с именами людей решалась просто  - у всех работников были бейджи.
        Нора прогулялась с бульмастифом, новоприбывшей собакой, вокруг поля за приютом. Полин сообщила, что с животным ужасно обращался владелец. Показала несколько круглых шрамов.
        - Прижигал сигаретами.
        Нора хотела бы жить в мире, где вовсе не существовало жестокости, но единственными доступными мирами были те, в которых жили люди. Бульмастифа звали Салли. Она боялась всего. Своей тени. Кустов. Других собак. Нориных ног. Травы. Воздуха. Хотя ей явно понравилась Нора, и она даже согласилась на почесывание живота (недолгое).
        Позже Нора помогла чистить маленькие собачьи домики. Она предположила, что они зовутся домиками, потому что это звучит лучше, чем клетки. Дизель  - трехлапая немецкая овчарка  - явно жил там долго. Нора играла с ним в мяч, замечая, что у него хорошие рефлексы, он ловил игрушку почти всегда. Ей нравилась эта жизнь, или, точнее, ей нравилась версия себя в ней. Ей становилось понятно, что она за человек, по тому, как с ней общались другие. Ей нравилось быть хорошей  - это успокаивало.
        И ее разум был тут иным. В этой жизни она думала больше, но мысли были тихими.
        «Сострадание  - основа всей морали»[92 - Шопенгауэр А. Об основе морали [1840]: пер. с нем. Ю. И. Айхенвальда // Две основные проблемы этики. М.: АСТ, 2006.],  - писал философ Артур Шопенгауэр в один из своих спокойных периодов. Может, такой и была сама основа жизни.
        В приюте работал один мужчина, Дилан, ему легко удавалось найти подход к любой собаке. Он был примерно ее возраста, а может, моложе. У него был добрый, тихий, печальный взгляд. Его длинные, как у серфингиста, золотистые волосы напоминали шерсть ретривера. Он подошел к Норе за обедом и сел рядом с ней на скамейку с видом на поле.
        - Что у тебя сегодня?  - спросил он по-доброму, кивнув на Норин ланч-бокс.
        Она честно не знала: обнаружила, что он приготовлен для нее, когда открыла утром увешанный магнитиками и календариками холодильник. Открыла крышку и увидела сэндвич с сыром и Marmite[93 - Мармит  - пищевая добавка, пряная пищевая паста коричневого цвета с ярким вкусом и запахом, богатая витаминами группы B.] и пакетик чипсов с солью и уксусом. Небо потемнело, подул ветер.
        - Вот черт,  - сказала Нора.  - Будет дождь.
        - Возможно, но собаки все еще в клетках.
        - Не поняла?
        - Собаки чуют приближающийся дождь, и часто убегают внутрь, если понимают, что вот-вот польет. Правда, здорово? Что они могут предсказывать будущее своим нюхом?
        - Да,  - ответила Нора.  - Очень круто.
        Нора укусила свой сэндвич с сыром. И тут Дилан обнял ее за плечи.
        Нора подпрыгнула.
        - Какого черта?  - воскликнула она.
        У Дилана был извиняющийся вид. Он сам был собой напуган.
        - Извини. Я крепко сжал твое плечо?
        - Нет… Я просто… я… Нет, нет. Все хорошо.
        Выяснилось, что Дилан  - ее парень, и они вместе учились в средней школе. Хейзелдин Комп. Он был на два года младше.
        Нора помнила день, когда умер ее отец: она сидела в школьной библиотеке и смотрела на светловолосого мальчика на пару классов младше ее, как он бегал за залитым дождем окном. Гнался за кем-то, а может, за ним гнались. Это был он. Он ей смутно нравился, на расстоянии, хотя она не знала его и вовсе о нем не думала.
        - Все хорошо, Норстер?[94 - Норстер, Боб (род. 1957)  - валлийский регбист.]  - спросил Дилан.
        Норстер?
        - Да. Я просто… Да. Все хорошо.
        Нора снова села, но оставила между ними пространство на скамейке. В Дилане не было ничего такого неприятного. Он был мил. И она была уверена, что в этой жизни он ей искренне нравится. Может, она его даже любит. Но входить в жизнь не то же самое, что привыкать к чувствам.
        - Кстати, ты забронировала «У Джино»?
        «У Джино». Итальянская кухня. Нора была там подростком. Удивилась, что они еще работают.
        - Что?
        - «У Джино»? Пиццерию? На сегодня? Ты сказала, что знаешь там управляющего.
        - Мой отец знал, да.
        - Так тебе удалось позвонить?
        - Да,  - соврала она.  - Но, к сожалению, у них все занято.
        - В выходной? Странно. Как жаль. Я люблю пиццу. И пасту. И лазанью. И…
        - Точно,  - сказала Нора.  - Да, понимаю. Я все понимаю. Это было странно. Но у них пара больших броней.
        Дилан уже достал телефон. Он был решительно настроен.
        - Попробую La Cantina. Помнишь. Мексиканская. Уйма веганских блюд. Обожаю мексиканскую кухню, а ты?
        Нора не могла придумать уважительную причину отказаться, помимо перспективы не слишком увлекательной беседы с Диланом, а в сравнении с сэндвичем, который она жевала, и остальным содержимым холодильника, мексиканская еда звучала многообещающе.
        Дилан забронировал им столик. Они продолжили болтать, пока собаки лаяли в здании позади них. В ходе беседы выяснилось, что они подумывают съехаться.
        - Мы могли бы посмотреть «Салун “Последний шанс”»,  - предложил он.
        Она слушала вполуха.
        - Что ты сказал?
        Он был застенчив, поняла она. Редко смотрел в глаза. Так трогательно.
        - Ну, тот фильм с Райаном Бейли, который ты хотела посмотреть. Мы видели трейлер. Ты сказала, он должен быть смешным, и я немного поискал в сети, оказалось, он получил восемьдесят шесть процентов на Rotten Tomatoes, и он есть на Netflix, так что…
        Ей стало любопытно, поверил бы он, если бы она призналась, что в одной из жизней была солисткой всемирно знаменитой поп-рок-группы и всеобщим кумиром, встречалась с Райаном Бейли и сама его бросила.
        - Звучит неплохо,  - откликнулась Нора, уставившись на пустой пакетик из-под чипсов, летающий над редкой травой.
        Дилан сорвался со скамейки, схватил пакетик и бросил его в урну поблизости.
        Плюхнулся обратно рядом с Норой, улыбаясь. Нора поняла, что именно другая ее версия в нем нашла. В нем было что-то чистое. Он сам был похож на пса.

        Зачем желать другую вселенную, если в этой есть собаки?

        Ресторан находился на Касл-Роуд, за углом, возле «Теории струн», и им пришлось пройти мимо магазина. Знакомые ощущения, но странные. Когда она подошла к магазинчику, то увидела, что с ним что-то не так. В витринах не было гитар. В витринах вообще ничего не было, кроме старого листка бумаги формата А4, прилепленного на стекло изнутри.
        Она узнала почерк Нила.

        Увы, «Теория струн» больше не может работать в этом здании. Из-за повышения арендной платы нам это просто не по карману. Благодарим всех наших верных покупателей. Не слишком задумывайтесь, все хорошо. Идите своим путем. Бог знает, где бы мы были без вас[95 - Don’t Think Twice (1962)  - песня Боба Дилана. Первые строки  - Don’t think twice, / It’s all right  - переводятся как «Не думай об этом, все хорошо», другой вариант перевода «Дважды не думай, сойдет». Go Your Own Way («Иди своей дорогой», 1977)  - песня рок-группы Fleetwood Mac. God Only Knows (1966)  - песня поп-рок группы The Beach Boys. Первая строка  - God only knows what I’ll be without you  - переводится как «Одному Богу известно, что я без тебя».].
        Дилану это понравилось.
        - Я узнал цитаты,  - затем, спустя мгновение:  - Меня назвали в честь Боба Дилана. Я тебе когда-нибудь говорил?
        - Не помню.
        - Ну, знаешь, это музыкант.
        - Да. Я слышала о Бобе Дилане, Дилан.
        - А мою старшую сестру назвали Сюзанн. В честь песни Леонарда Коэна[96 - Suzanne (1967). Коэн, Леонард (1934 -2016)  - канадский поэт, писатель, певец и автор песен.].
        Нора улыбнулась.
        - Мои родители обожали Леонарда Коэна.
        - Когда-нибудь была там?  - спросил Дилан.  - Похоже, хороший был магазин.
        - Пару раз.
        - Я так и подумал, ты ведь такая музыкальная. Играла раньше на пианино, верно?
        Играла.
        - Да. На клавишах. Немного.
        Нора заметила, что объявление было старым. Вспомнила, что ей сказал Нил: «Я не могу платить тебе за то, чтобы ты отваживала покупателей таким выражением лица, будто на дворе вечная непогода».
        Что ж, Нил, может, дело было все-таки не в моем выражении лица.
        Они продолжили путь.
        - Дилан, ты веришь в параллельные вселенные?
        Пожал плечами.
        - Наверное.
        - Что, по-твоему, ты делаешь в другой жизни? Думаешь, эта вселенная хорошая? Или ты предпочел бы ту, в которой ты покинул Бедфорд?
        - Не знаю. Я здесь счастлив. Зачем желать другую вселенную, если в этой есть собаки? Собаки одинаковые и тут, и в Лондоне. У меня был выбор, знаешь. Я поступил в Университет Глазго на ветеринарию. И я проходил на занятия неделю, но ужасно скучал по своим собакам. Потом папа потерял работу и не смог платить за мою учебу. Так что, да, я не стал ветеринаром. А я очень хотел им быть. Но я не жалею. У меня хорошая жизнь. Хорошие друзья. Собаки.
        Нора улыбнулась. Ей нравился Дилан, хоть она и сомневалась, что он привлекает ее так же, как и другую Нору. Он хороший человек, а хорошие люди редки.
        Когда они дошли до ресторана, то увидели высокого темноволосого мужчину в спортивной одежде, бегущего в их сторону. Норе потребовалось мгновение, чтобы узнать Эша  - хирурга Эша, который заходил в «Теорию струн» и приглашал ее на кофе, Эша, который утешал ее в больнице и прошлой ночью постучал в ее дверь в другом мире, чтобы сообщить о смерти Вольтера. Это воспоминание казалось совсем недавним, и все же оно принадлежало только ей. Он явно готовился к воскресному полумарафону. Не было причин думать, что Эш в этой жизни отличался от Эша в осевой жизни, разве что он, скорее всего, не нашел прошлым вечером мертвого Вольтера. А может, и нашел, только Вольтера звали по-другому.
        - Привет,  - сказала она, забыв, в каком мире находится.
        Эш улыбнулся ей в ответ, но растерянной улыбкой. Растерянной, но доброй, и Нора ощутила еще большую неловкость. Ведь он, разумеется, в этой жизни не стучал в ее дверь, никогда не приглашал выпить кофе и не покупал песенник Simon& Garfunkel.
        - Кто это?  - спросил Дилан.
        - О, знакомый из другой жизни.
        Дилан растерялся, но отряхнул с себя эту фразу, словно дождь.
        А потом они пришли.

        Ужин с Диланом

        La Cantina почти не изменилась за годы.
        Нора вспомнила вечер, когда Дэн водил ее сюда в свой первый приезд в Бедфорд. Они сидели за столиком в углу и выпили слишком много маргариты, беседуя об их общем будущем. Дэн впервые поделился своей мечтой о жизни в деревне, о пабе. Они были на грани того, чтобы начать жить вместе, видимо, как и Нора с Диланом в этой жизни. Теперь она вспомнила, что Дэн был довольно груб с официантом и Нора пыталась компенсировать это чрезмерной улыбчивостью. Одно из правил жизни: Никогда не доверяй тому, кто намеренно груб с людьми на низкооплачиваемой работе,  - и Дэн провалил этот тест, как и многие другие. Хотя Нора вынуждена была признать: La Cantina  - не тот ресторан, в который ей хотелось бы вернуться.
        - Обожаю это место,  - объявил Дилан, разглядывая пестрый, аляповатый красно-желтый декор.
        Нора задумалась про себя, существовало ли на свете место, которое Дилану не понравилось бы. Казалось, он мог сидеть в поле под Чернобылем и любоваться прекрасным пейзажем.
        За тако с черной фасолью они обсуждали собак и школу. Дилан был на два класса младше и помнил Нору в основном как «девочку, которая хорошо плавала». Он даже помнил школьное собрание  - которое Нора отчаянно пыталась забыть,  - когда ее вызвали на сцену и вручили грамоту за прославление школы Хейзелдин Комп. Теперь, вспоминая это, Нора поняла, что, возможно, именно в тот момент и решила бросить плавание. Именно тогда ей стало труднее общаться с друзьями и она соскользнула на задворки школьной жизни.
        - Я видел тебя в библиотеке на переменах,  - сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям.  - Помню, как ты играла в шахматы с нашей библиотекаршей… как ее звали?
        - Миссис Элм,  - ответила Нора.
        - Точно! Миссис Элм!  - а потом добавил нечто еще более удивительное:  - Я видел ее на днях.
        - Правда?
        - Да. На Шекспир-Роуд. С ней был кто-то в форме. Вроде сиделки. Кажется, она направлялась в дом престарелых после прогулки. Выглядела очень хрупкой. Очень старой.
        Почему-то Нора думала, что миссис Элм умерла много лет назад, и версия миссис Элм, которая всегда встречала ее в библиотеке, подтверждала это: ведь она была точно такой же, как в школе, сохранилась в памяти Норы, как комар в янтаре.
        - О нет. Бедная миссис Элм. Я любила ее.

        Салун «Последний шанс»

        После ужина Нора отправилась домой к Дилану смотреть фильм с Райаном Бейли. У них была наполовину выпитая бутылка вина, которую ресторан разрешил им взять с собой. Нора нашла оправдание этому визиту в том, что Дилан был милым, открытым и мог сообщить многое о ее жизни без лишних расспросов.
        Он жил в тесном домике ленточной застройки на Хаксли-авеню, который достался ему от мамы. Дом казался еще более тесным из-за обилия собак. Нора насчитала пять, хотя возможно, что еще несколько спрятались на втором этаже. Прежде Нора думала, что ей нравится запах псины, но внезапно ощутила, что у этой приязни есть предел.
        Сидя на диване, она нащупала что-то твердое под собой  - пластиковое кольцо для собак на погрыз. Бросила его на ковер к другим игрушкам. К пластиковой кости. Желтому поролоновому мячику с разорванными боками. Полуубитой мягкой игрушке.
        Чихуахуа с катарактой пытался отлюбить ее правую ногу.
        - Прекрати, Педро,  - одернул его Дилан, смеясь, отрывая от нее зверька.
        Другой пес, огромный, мощный, каштанового цвета ньюфаундленд, уселся рядом с ней на диван и принялся лизать ей ухо языком размером с тапок, так что Дилану пришлось устроиться на полу.
        - Не хочешь на диван?
        - Нет. Мне нормально на полу.
        Нора не настаивала. Вообще, ей так было даже легче. Она смогла посмотреть «Салун “Последний шанс”» без лишней неловкости. А ньюфаундленд перестал лизать ее ухо, положил морду ей на колени, и Нора почувствовала себя  - ну, не счастливой, но точно не подавленной.
        И все же, пока Нора смотрела, как Райан Бейли говорил своей экранной любви, что «жизнь  - чтобы жить, кексик», а Дилан сообщал, что хочет позволить еще одной собаке спать в его постели («Он скулит всю ночь. Хочет к папочке»), она поняла, что не влюблена в эту жизнь.
        А еще Дилан заслуживал другую Нору. Ту, которая смогла влюбиться в него. Это было новое чувство  - будто занимаешь чужое место.
        Обнаружив, что в этой жизни у нее высокая устойчивость к алкоголю, она плеснула себе еще вина. Это был довольно тягучий зинфандель из Калифорнии. Она рассмотрела этикетку сзади. Почему-то там описывалась биография женщины и мужчины, Джанин и Теренса Торнтонов, которые владели виноградниками и делали вино. Она прочитала фразу: С самой свадьбы мы мечтали о своем винограднике. И, наконец, эта мечта сбылась. Здесь, в Драй-Крик-Вэлли, наша жизнь так же хороша, как и бокал зинфанделя.
        Она погладила большого пса, который продолжал ее облизывать, и прошептала «прощай» в его широкое, теплое ухо, покидая Дилана с его собаками.

        Виноградник Buena Vista[«Хороший вид» (исп.).]

        В следующий визит Норы в Полночную библиотеку миссис Элм помогла ей найти жизнь, похожую на ту, что описывалась на этикетке бутылки вина из ресторана. Так библиотекарша дала Норе книгу, которая отправила ее в Америку.
        В этой жизни Нора звалась Норой Мартинес и была женой американца мексиканского происхождения по имени Эдуардо  - мужчины чуть за сорок, с огоньком в глазах: она его встретила в тот год, когда путешествовала после окончания университета  - это были те самые странствия, по которым она горевала, не решившись на них. После смерти его родителей в результате несчастного случая на яхте (она узнала об этом, прочитав вырезку из журнала The Wine Enthusiast[98 - «Любитель вина»  - американский журнал, в котором предлагается информация о вине и спиртных напитках, а также печатаются обзоры и статьи на близкие темы  - о развлечениях, путешествиях, ресторанах; издается с 1988 г.], которую они вставили в рамку и повесили в дегустационном зале, обитом дубовыми панелями) Эдуардо досталось скромное наследство  - на него они купили крошечный виноградник в Калифорнии. За три года они так преуспели  - особенно с ширазом,  - что смогли купить соседний виноградник, когда тот выставили на продажу. Их владение называлось Buena Vista, оно располагалось у подножья гор Санта-Крус, а еще у них был сын Алехандро, который учился
в школе-пансионе в Монтерей-Бей.
        Основную прибыль приносили туристы, приезжавшие пробовать местные вина. Автобусы, набитые людьми, останавливались возле винодельни с интервалом в час. Общаться с ними было легко, так как публика верила всему. Все проходило так: Эдуардо решал, какие вина наливать в бокалы до приезда автобуса, и вручал Норе бутылки. «Тише, Нора, despacio, un poco[99 - Потихоньку, чуть-чуть (исп.).], слишком много»,  - упрекал ее добродушно на испанском английском, когда она слишком вольно обращалась с отмериванием порций. А потом, когда туристы приезжали, Нора нюхала вина, пока люди отхлебывали и полоскали их во рту, и пыталась говорить правильные слова, вторя Эдуардо.
        «В этом букете есть древесные нотки», или «Вы различите растительный аромат  - яркой спелой ежевики и душистого нектарина, идеально сбалансированный, с отголосками вкуса древесного угля».
        Каждую жизнь она ощущала по-особенному, как разные переходы в симфонии, и эта звучала весьма бодро и жизнеутверждающе. Эдуардо был невероятно добродушен, и их брак казался удачным. Пожалуй, они могли даже посоперничать с парой с этикетки того тягучего вина, что они пили с Диланом, пока ее лизал астрономически огромный пес. Она запомнила их имена. Джанин и Теренс Торнтоны. Ей представлялось, что теперь она тоже живет на этикетке бутылки. Даже вид у нее был соответствующий. Идеальная калифорнийская прическа, прекрасные зубы, загар и здоровье, несмотря на предположительно внушительное потребление шираза. У нее был плоский, мускулистый живот, что намекало на часы пилатеса каждую неделю.
        Однако ей было легко имитировать не только знание о винах в этой жизни. Имитировать удавалось все, и это подсказывало, что секрет ее предположительно удачного союза с Эдуардо заключался в том, что муж не слишком-то внимателен.
        Когда уехали последние туристы, Эдуардо и Нора сели под звездами с бокалами собственного вина.
        - Пожары в Лос-Анджелесе стихают,  - сообщил он ей.
        Норе стало любопытно, кто жил в том доме в Лос-Анджелесе, который принадлежал ей в жизни поп-звезды.
        - Это радует.
        - Да.
        - Правда, красиво?  - спросила она его, глядя в ясное небо, полное созвездий.
        - Что?
        - Космос.
        - Да.
        Он уткнулся в телефон и притих. А потом отложил его в сторону, но все равно молчал.
        Она знала три типа молчания в отношениях. Пассивно-агрессивное молчание, молчание «нам больше нечего друг другу сказать», и еще было молчание, которое, похоже, практиковали они с Эдуардо.
        Оно означало, что им не нужно слов. Они просто были вместе. Так же, как можно счастливо молчать наедине с собой.
        Но все же ей хотелось поговорить.
        - Мы счастливы, правда?
        - А к чему этот вопрос?
        - О, я знаю, что мы счастливы. Мне просто хочется, чтобы ты говорил об этом порой.
        - Мы счастливы, Нора.
        Она сделала глоток вина и взглянула на мужа. На нем был свитер, несмотря на теплый вечер. Они посидели так, а потом он ушел спать, раньше нее.
        - Я еще немного здесь побуду.
        Эдуардо, похоже, был не против: он наклонился и ласково чмокнул ее в макушку.
        Она встала и с бокалом вина прошлась между залитыми лунным светом виноградными рядами.
        Смотрела в ясное небо, полное звезд.
        В этой жизни все было прекрасно, но она ощутила в себе стремление к иному  - иным жизням, иным возможностям. Она чувствовала, что еще летит по воздуху и не готова осесть. Может, она больше похожа на Гюго Лефевра, чем думала прежде. Может, ей удастся так же легко скользить по жизням, как перелистывают страницы.
        Она допила последний глоток вина, зная, что похмелья не будет.
        «Земляные и древесные нотки»,  - проговорила она про себя. Закрыла глаза.
        Оставалось недолго.
        Совсем недолго.
        Она просто стояла там и ждала своего исчезновения.

        Множество жизней Норы Сид

        Нора начала кое-что понимать. То, что Гюго не объяснил ей до конца на той кухне на Шпицбергене. Не обязательно наслаждаться каждым аспектом жизни, чтобы сохранить для себя возможность переживать ее. Нужно только не переставать верить, что где-то есть жизнь, которой можно наслаждаться. Точно так же, наслаждение жизнью не означало, что ты в ней останешься. Ты остаешься в жизни навсегда, только если не можешь представить себе ничего лучше, и все же, парадоксально, чем больше жизней ты пробуешь, тем легче придумать что-то более привлекательное, ведь воображение ширится с каждой новой испробованной жизнью.
        Итак, со временем и с помощью миссис Элм, Нора сняла множество книг с полок, испытала множество разных жизней в поисках подходящей именно ей. Она узнала, что избавление от сожалений в действительности было способом исполнения желаний. В конце концов, в одной из вселенных ее ждала почти любая жизнь.
        В одной жизни она довольно одиноко проводила время в Париже: преподавала английский в колледже на Монпарнасе, колесила на велосипеде вдоль Сены и прочла уйму книг, сидя на парковых скамейках. В другой она учила йоге и обладала совиной подвижностью шеи.
        В одной она продолжила плавать, но никогда не пыталась попасть на Олимпиаду. Она делала это просто потому, что ей нравилось. В той жизни она работала спасателем на пляже в Ситжесе, под Барселоной, бегло говорила на каталанском и испанском, и у нее была развеселая лучшая подружка Габриэла, которая учила ее серфингу, и они вместе снимали квартиру в пяти минутах от пляжа.
        В одном существовании, в котором Нора не забросила писательство, которым забавлялась в университете, она стала издаваемым автором. Ее роман «Форма сожаления» получил восторженные отклики и вошел в короткий список крупной литературной премии. В той жизни она отправилась на ланч в удручающе банальный клуб в Сохо для встречи с двумя благожелательными и беспечными продюсерами из Magic Lantern Productions, которые хотели снять по роману фильм. В итоге она подавилась лепешкой, пролила бокал красного вина на брюки одного из продюсеров и испортила всю встречу.
        В одной из жизней у нее был сын-подросток, Генри, с которым она даже не познакомилась по-человечески, потому что он все время хлопал дверью перед ее носом.
        В другой она была пианисткой и выступала на концертах, она находилась в туре по Скандинавии, вечер за вечером исполняя классику перед одураченной публикой (она ретировалась в Полночную библиотеку во время катастрофического исполнения Фортепианного концерта № 2 Шопена во Дворце конгрессов «Финляндия» в Хельсинки).
        Еще в одной она всего лишь съела тост.
        В какой-то из жизней она поступила в Оксфорд и стала преподавать философию в Сент-Кэтринс-Колледж, жила одна в доме ленточной застройки в изысканном георгианском стиле, в ряду таких же изящных домов, в атмосфере респектабельного спокойствия.
        В какой-то в Норе бушевал океан эмоций. Она чувствовала все глубоко и непосредственно. Каждую радость и каждое горе. В каждом моменте содержалось и глубочайшее удовольствие, и сильнейшая боль, и оба зависели друг от друга, как разные положения качающегося маятника. Простая прогулка дарила ей тяжелую печаль лишь оттого, что солнце пряталось за тучу. А встреча с псом, который был явно рад ее вниманию, вызывала у нее такую экзальтацию, что ей казалось, она сейчас растает прямо на тротуаре от чистой благодати. В той жизни у изголовья постели она держала томик стихов Эмили Дикинсон[100 - Дикинсон, Эмили (1830 -1886)  - американская поэтесса.], у нее было две подборки песен в телефоне, названных «Яркие переживания эйфории» и «Клей, чтобы починить меня, когда я сломлена».
        В одной она была видеоблогером-путешественницей с 1 750 000 подписчиков на YouTube, и еще примерно столько же следили за ней в Instagram, а самым популярным было видео, запечатлевшее ее падение с гондолы в Венеции. Еще у нее было видео под названием «Римские запахи».
        В другой жизни она была матерью-одиночкой, и ее младенец буквально никогда не спал.
        В какой-то у нее была колонка о шоу-бизнесе в желтой газетенке, и она писала истории об отношениях Райана Бейли.
        В одной она была фоторедактором в National Geographic.
        В другой успешным экоархитектором, не оставлявшим углеродного следа от своего существования в самостоятельно спроектированном коттедже: собирала дождевую воду и пользовалась солнечной энергией.
        В какой-то социальной работницей в Ботсване.
        В какой-то присматривала за чужими кошками.
        В другой волонтерила в приюте для бездомных.
        В одной жизни она спала на диване своего единственного друга.
        В другой преподавала музыку в Монреале.
        В одной весь день провела в спорах в Twitterс людьми, которых не знала, и большую часть твитов заканчивала словами «старайтесь лучше», втайне понимая, что говорит это себе.
        В другой вообще не пользовалась социальными сетями.
        В одной она не притрагивалась к алкоголю.
        В другой она была чемпионкой по шахматам и приехала на турнир в Украину.
        В одной жизни она была замужем за членом королевской семьи и ненавидела каждое мгновение.
        В другой ее сообщения в Facebook и Instagram содержали только цитаты из Руми и Лао-цзы.
        В одной у нее был третий муж, который ей уже наскучил.
        В другой она была силачкой-веганкой.
        В одной жизни она путешествовала по Южной Америке и пережила землетрясение в Чили.
        В другой у нее была подружка Бекки, которая говорила: «О, вот потеха!»  - всякий раз как случалось что-то хорошее.
        В какой-то она снова встретила Гюго, занимающегося дайвингом на побережье Корсики, они обсуждали квантовую механику, напились вместе в пляжном баре, а потом Гюго ускользнул из этой жизни на середине предложения, так что Норе пришлось беседовать с новым Гюго, который пытался вспомнить ее имя.
        В некоторых жизнях Нора привлекала много внимания. В некоторых никакого вообще. В каких-то она была богата. В других бедна. В каких-то здорова. В других не могла подняться по лестнице без одышки. В каких-то жизнях у нее были партнеры, в других она была одна, во многих находилась в промежуточном положении. В каких-то она была матерью, но в большинстве  - нет.
        Она была рок-звездой, олимпийской чемпионкой, преподавательницей музыки, учительницей начальных классов, профессором, генеральным директором, личной ассистенткой, шеф-поваром, гляциологом, климатологом, профессиональной выгульщицей собак, офисной работницей, разработчицей программного обеспечения, секретаршей в приемной, горничной, политиком, адвокатом, магазинным воришкой, главой благотворительной организации по защите океанов, продавщицей в магазине (снова), официанткой, младшей начальницей, стеклодувом и перепробовала уйму других профессий. Она добиралась на работу на машине, в автобусах, поездах, на паромах, на велосипеде, пешком. Перечитала километры электронных писем. У нее был пятидесятитрехлетний начальник с дурным запахом изо рта, который трогал под столом ее ногу и присылал фото своего пениса. У нее были коллеги, которые наговаривали на нее, и коллеги, которые ее любили, и (таких было большинство) коллеги, которые были к ней абсолютно безразличны.
        Во многих жизнях она предпочитала не работать, а в каких-то хотела работать, но все равно не могла найти место. В каких-то жизнях она пробивалась сквозь стеклянный потолок, а в каких-то утыкалась прямо в него. Она бывала и чрезмерно квалифицированной и недостаточно компетентной.
        Она спала как младенец или страдала бессонницей. В каких-то жизнях она принимала антидепрессанты, а в других даже не пила ибупрофен от головной боли. В каких-то жизнях она была физически здоровым ипохондриком, а в других  - серьезно больным ипохондриком, а в каких-то вообще не беспокоилась о своем здоровье. В одной жизни ее мучила хроническая усталость, в другой у нее был рак, в третьей у нее была межпозвоночная грыжа и перелом ребер из-за автоаварии.
        Короче, она прожила много жизней.
        И в этих жизнях она смеялась и плакала, ощущала спокойствие и ужас, и весь прочий спектр эмоций.
        А между жизнями она всегда встречала миссис Элм в библиотеке.
        И сначала казалось, что чем больше жизней она пережила, тем меньше проблем с переходом возникало. Библиотека никогда не пребывала на грани разрушения или риска полного исчезновения. Лампочки моргали крайне редко при ее возвращении. Она будто достигла некоего принятия жизни: если и возникали плохие переживания, они не были единственными. Она поняла, что пыталась покончить с собой не потому, что была несчастна, а потому, что убедила себя, что не существует выхода из ее страданий.
        В этом, предположила она, заключалась основа депрессии и разница между страхом и отчаянием. Страх возникает, когда ты заходишь в подвал и боишься, не захлопнулась ли дверь. Отчаяние  - это когда дверь закрывается и запирается за тобой.
        Но в каждой жизни она видела, что метафорическая дверь отворялась все больше, по мере того как она училась пользоваться воображением. Порой она находилась в жизни меньше минуты, а в других дни и даже недели. И казалось, что чем больше жизней она проживала, тем трудней было чувствовать себя везде как дома.
        Трудность в том, что со временем Нора начала терять представление о том, кто она такая. Как слово, которое передают шепотом в игре «Испорченный телефон», даже ее имя стало казаться ей всего лишь ничего не значащим шумом.
        - Не получается,  - призналась она Гюго в их последней глубокой беседе в пляжном баре на Корсике.  - Это больше не забавляет. Я не как ты. Мне нужно где-то осесть. Но я никак не почувствую твердую почву под ногами.
        - Вся забава  - в прыжках, mon amie[101 - моя подруга (фр.).].
        - Но что, если забава  - в приземлении?
        И именно в этот момент он вернулся в свой видеопрокат-чистилище.
        - Извини,  - сказал другой он, отхлебнув вина в лучах заходящего солнца.  - Я забыл, кто ты.
        - Не беспокойся,  - ответила она.  - Я тоже.
        И она тоже исчезла, как и солнце, которое только что село за горизонт.

        Потерявшаяся в Библиотеке
        - Миссис Элм?
        - Да, Нора, в чем дело?
        - Темно.
        - Я заметила.
        - Это нехороший знак, верно?
        - Верно,  - ответила миссис Элм нервно.  - Ты прекрасно знаешь, что это нехороший знак.
        - Я больше не могу.
        - Ты всегда так говоришь.
        - У меня закончились жизни. Я все перепробовала. И все равно я всегда возвращаюсь сюда. Всегда есть что-то, что мешает мне наслаждаться. Всегда. Я чувствую себя неблагодарной.
        - Что ж, не стоит. И ничего не закончилось,  - миссис Элм вздохнула.  - Ты знала, что всякий раз, как ты выбираешь книгу, она не возвращается на полку?
        - Да.
        - Поэтому ты не можешь вернуться в жизнь, которую уже испытала. Всегда должна быть какая-то… вариация в теме. В Полночной библиотеке нельзя взять одну книгу дважды.
        - К чему вы?
        - Ну, даже в темноте ты знаешь, что эти полки так же заполнены, как и тогда, когда ты видела их в последний раз. Потрогай, если хочешь.
        Нора не стала трогать.
        - Да, я знаю, так и есть.
        - Они в точности так же заполнены, как и тогда когда ты впервые появилась здесь, верно?
        - Я не…
        - Это значит, что все еще остается столько же возможных жизней, как и всегда. Бесконечное количество, по сути. Возможности не могут закончиться.
        - Но может закончиться желание их хотеть.
        - О, Нора.
        - Что «о»?
        Настала пауза в темноте. Нора нажала подсветку на часах, чтобы проверить.
        00:00:00
        - Думаю,  - наконец проговорила миссис Элм,  - и надеюсь, мои слова не прозвучат грубо, но думаю, ты слегка потерялась.
        - Не поэтому ли я попала в Полночную библиотеку изначально? Потому что потерялась?
        - Ну да. Но теперь ты потерялась в своей потерянности. А это очень глубокая потерянность. Так ты не найдешь свой способ жить.
        - А если его не существует? Что, если я… в ловушке?
        - Пока есть книги на полках, ты не можешь быть в ловушке. Каждая книга  - возможность бегства.
        - Я просто не понимаю жизнь,  - сникла Нора.
        - Жизнь не нужно понимать. Ее нужно просто жить.
        Нора покачала головой. Это было слишком глубокое высказывание для выпускницы философского факультета.
        - Но я не хочу такого,  - сказала Нора.  - Я не хочу быть как Гюго. Не хочу скакать по жизням вечно.
        - Ладно. Тогда ты должна выслушать меня внимательно. Итак, тебе нужен совет или нет?
        - Ну да. Конечно. Похоже, уже поздновато, но да, миссис Элм, я буду очень благодарна вам за совет.
        - Так. Хорошо. Думаю, ты достигла того момента, когда не видишь леса за деревьями.
        - Я не вполне понимаю, о чем вы.
        - Ты права, когда воспринимаешь эти жизни как пианино, играя на них мелодии, которые не являются настоящей тобой. Ты забываешь, кто ты есть на самом деле. Становясь всеми, ты становишься никем. Ты забываешь свою осевую жизнь. Ты забываешь, что тебе подходило, а что нет. Ты забываешь свои сожаления.
        - Я проработала свои сожаления.
        - Нет. Не все.
        - Ну, не до мелочей. Нет, конечно.
        - Тебе нужно снова взглянуть в «Книгу сожалений».
        - Как мне это сделать в кромешной темноте?
        - Ты знаешь книгу назубок. Ведь она внутри тебя. Так же… как и я.
        Она вспомнила, как Дилан рассказал, что видел миссис Элм возле дома престарелых. Подумала сообщить ей об этом, но не стала.
        - Ясно.
        - Мы знаем лишь то, что воспринимаем. Все, что мы переживаем, в итоге лишь наше восприятие этого события. «Важно не то, на что ты смотришь, но что видишь»[102 - Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.].
        - Вы знаете Торо?
        - Конечно. Ведь ты его знаешь.
        - Дело в том, что я уже не знаю, о чем сожалею.
        - Ладно, давай посмотрим. Ты говоришь, что я лишь твое восприятие. Тогда почему ты меня воспринимаешь? Почему я  - миссис Элм  - человек, которого ты видишь?
        - Не знаю. Потому что я вам доверяла. Вы были добры ко мне.
        - Доброта  - это великая сила.
        - И редкая.
        - Должно быть, ты ищешь не там.
        - Возможно.
        Темноту разорвал тихий свет лампочек по всей библиотеке.
        - Так где еще в твоей осевой жизни ты ее ощущала? Доброту?
        Нора вспомнила ночь, когда Эш постучал в ее дверь. Может, поднять мертвого кота с дороги и отнести под дождем на задний двор возле квартиры, похоронить вместо нее, потому что она затуманена горем,  - не самый романтичный поступок на свете. Но это безусловно можно назвать добрым делом: выделить сорок минут из своей пробежки, чтобы помочь той, кто в этом нуждается, и получить лишь стакан воды в благодарность.
        Ей не удалось в тот момент оценить эту доброту. Ее горе и отчаяние были слишком сильны. Но теперь, подумав об этом, она ощутила это как нечто выдающееся.
        - Кажется, я знаю,  - сказала она.  - Она была прямо передо мной, в ночь, когда я пыталась убить себя.
        - Вчера вечером, ты имеешь в виду?
        - Полагаю. Да. Эш. Хирург. Тот, кто нашел Вольта. Он как-то приглашал меня на кофе. Много лет назад. Я тогда еще была с Дэном. Я отказалась, ну, ведь я была с Дэном. Но что, если бы я уже не встречалась с ним? Что, если бы я порвала с Дэном и пошла на кофейное свидание: осмелилась бы в субботу, при всех в магазине, согласиться на кофе? Ведь должна существовать жизнь, в которой я на тот момент свободна и говорю то, что хочу сказать. Где я ответила: «Да, я с удовольствием выпила бы кофе с тобой, Эш, было бы здорово». И выбрала бы Эша. Я бы хотела попробовать эту жизнь. Куда бы она меня привела?
        И в темноте она услышала знакомый звук, полки начали движение: медленно, со скрипом, затем быстрее, глаже,  - пока миссис Элм не нашла книгу, жизнь, о которой спрашивала Нора.
        - Вот сюда.

        Жемчужина в раковине

        Она очнулась от неглубокого сна и первым делом заметила, что невероятно устала. В темноте ей удалось разглядеть картину на стене. Она едва разобрала, что это абстрактное изображение дерева. Не высокого и тонкого. А приземистого, широкого, цветущего.
        Рядом с ней спал мужчина. Так как он отвернулся от нее в темноте, да еще и укрылся пуховым одеялом, было невозможно понять, Эш ли это.
        Почему-то все ей казалось более странным, чем обычно. Конечно, очутиться в постели с мужчиной, с которым ее объединяли лишь похороны кота да пара увлекательных бесед за прилавком музыкального магазина,  - и по обычным меркам странновато. Но с тех пор, как Нора стала частой гостьей в Полночной библиотеке, она постепенно привыкла к диковинному.
        И поскольку существовала вероятность, что это Эш, существовала и вероятность, что это не он. Единственное решение не предсказывало все будущие исходы. Кофейное свидание могло, к примеру, привести к тому, что Нора влюбилась в официанта. Такова непредсказуемая природа квантовой физики.
        Она потрогала свой безымянный палец.
        Два кольца.
        Мужчина перевернулся.
        Рука легла на нее в темноте, она мягко подняла ее и вернула на одеяло. Встала с постели. Она собиралась спуститься на первый этаж и, возможно, полежать на диване, как всегда изучая телефон.
        Любопытно: сколько бы жизней она ни пробовала, какими разными они ни были, почти всегда у изголовья кровати обнаруживался телефон. И в этой жизни было так же, так что она схватила его и тихонько выскользнула из комнаты. Кто бы ни был этот мужчина, спал он глубоко и ничего не услышал.
        Она посмотрела на него.
        - Нора?  - пробормотал он в полусне.
        Это он. Она почти уверена. Эш.
        - Я просто в туалет,  - сказала она.
        Он пробормотал что-то похожее на «ладно» и снова провалился в сон.
        Она тихонько прошлепала по деревянному полу. Но открыв дверь и выйдя из комнаты, чуть не подпрыгнула от испуга.
        Там, прямо перед ней, в полутьме лестничного пролета, стоял другой человек. Маленький. Размером с ребенка.
        - Мамочка, мне кошмар приснился.
        В мягком приглушенном свете лампы в коридоре она рассмотрела лицо девочки и взъерошенные ото сна тонкие волосы с непослушными прядями, прилипшими к мокрому лбу.
        Нора ничего не сказала. Это была ее дочь.
        Да и что она могла сказать?
        Возникал знакомый вопрос: как ей влиться в жизнь, опоздав на несколько лет? Нора закрыла глаза. Другие жизни, в которых у нее были дети, длились всего пару минут. Эта уже заводила ее на незнакомую территорию.
        Ее тело била дрожь, пока она пыталась сдержать эмоции. Она не хотела видеть ребенка. Не только по личным причинам, но и ради самой девочки. Это казалось предательством.
        Нора была ее матерью  - но в другом, более важном смысле, она ею не была. Она лишь чужая женщина в чужом доме, разглядывающая чужого ребенка.
        - Мамочка? Ты меня слышишь? Мне приснился кошмар.
        Она услышала, как мужчина перевернулся во сне где-то в комнате за ее спиной. Если он проснется, будет еще более неловко. Поэтому Нора решила заговорить с ребенком.
        - О, о, как жаль,  - прошептала она.  - Но это ведь не по-настоящему. Это всего лишь сон.
        - Мне снились медведи.
        Нора закрыла за собой дверь.
        - Медведи?
        - Из-за той истории.
        - Верно. Да. Истории. Иди, возвращайся в свою постель…  - это прозвучало резко, как она поняла.  - Милая,  - добавила она, гадая, как ее зовут  - ее дочку в этой вселенной.  - Там нет медведей.
        - Только плюшевые.
        - Да, верно…
        Малышка очнулась от своего сна. Ее глаза прояснились. Она увидела мать, и на секунду Нора так себя и почувствовала. Ее матерью. Она ощутила странность такой связи с миром через другого человека.
        - Мамочка, что ты делала?
        Она говорила громко. И очень серьезно, как бывают серьезны только четырехлетки (вряд ли она намного старше).
        - Ш-ш,  - проговорила Нора. Ей очень нужно узнать имя девочки. В именах есть сила. Если не знаешь имени своей дочери, ты не можешь ей управлять.  - Слушай,  - прошептала Нора,  - я только спущусь вниз и кое-что сделаю. А ты возвращайся в постель.
        - Но медведи.
        - Там нет медведей.
        - Они в моих снах.
        Нора вспомнила белого медведя, бегущего к ней в тумане. Вспомнила страх. Желание жить, захватившее ее в тот внезапный момент.
        - Сейчас их не будет. Обещаю.
        - Мамочка, почему ты так говоришь?
        - Как говорю?
        - Так.
        - Шепотом?
        - Нет.
        Нора понятия не имела, что имела в виду девочка. Каким был разрыв между ней сейчас и ей как матерью? Влияло ли материнство на ее манеру говорить?
        - Будто ты боишься,  - пояснила девочка.
        - Я не боюсь.
        - Меня нужно подержать за ручку.
        - Что?
        - Меня нужно подержать за ручку.
        - Точно.
        - Глупенькая мамочка!
        - Да. Да, я глупенькая.
        - Я так испугалась.
        Она сказала это тихо, буднично. И тут Нора взглянула на нее. По-настоящему, как следует. Девочка казалась совершенно чужой и при этом глубочайше ей знакомой. Нора почувствовала, как внутри нее что-то шевельнулось, что-то сильное и тревожное.
        Девочка смотрела на нее так, как никто прежде не смотрел. Эта эмоция пугала. У нее были Норины губы. И слегка потерянный взгляд, о котором ей порой говорили люди. Девочка была красивой, и она была ее девочкой  - вроде как ее,  - и Нора ощутила прилив иррациональной любви, огромную волну, и поняла: если библиотека не вернется к ней прямо сейчас (а она не вернулась), ей придется выкручиваться.
        - Мамочка, ты возьмешь меня за ручку?..
        - Я…
        Девочка вложила в Норину ладонь свою. Она ощущалась такой маленькой и теплой, что Норе взгрустнулось: так спокойно она вошла в ее руку, как жемчужина в раковину. Девочка потянула Нору в соседнюю комнату  - свою спальню. Нора прикрыла за собой дверь и попыталась проверить время на часах, но в этой жизни она носила классические механические часы без подсветки, так что потребовалась пара секунд, чтобы ее глаза привыкли к полутьме. Она проверила время на телефоне. Два тридцать два утра. Итак, во сколько бы она ни легла спать в этой жизни, эта версия ее тела спала немного. Явно ощущался недостаток отдыха.
        - Что случается, когда умираешь, мамочка?
        В спальне было не совсем темно. Из коридора тянулась полоска света, а за окном горел уличный фонарь, его свет тихонько просвечивал сквозь занавески с изображениями собачек. Она разглядела приземистый прямоугольник  - детскую кроватку самой Норы. Увидела силуэт плюшевого слона на полу. Были и другие игрушки. Это была счастливо захламленная детская.
        Глаза девочки сияли, она смотрела на Нору.
        - Я не знаю,  - ответила Нора.  - Вряд ли кто-то знает точно.
        Малышка нахмурилась. Эти слова ее не удовлетворили. Ни капельки.
        - Слушай,  - продолжила Нора.  - Есть шанс, что перед смертью ты получаешь возможность жить снова. Можешь получить то, чего у тебя не было. Можешь выбрать жизнь, которая тебе нравится.
        - Звучит хорошо.
        - Но тебе не нужно беспокоиться об этом еще долго. Твоя жизнь будет полна восхитительных приключений. Будет столько счастливых моментов.
        - Например, походы!
        Нора ощутила прилив тепла и улыбнулась этой милой девчушке.
        - Да. Например, походы.
        - Обожаю, когда мы ходим в поход!
        Нора все еще улыбалась, но в глазах уже стояли слезы. Эта жизнь казалась хорошей. Своя семья. Дочка, с которой она ходит на каникулах в походы.
        - Слушай,  - сказала она, поняв, что не сможет скоро сбежать из этой спальни.  - Когда ты беспокоишься о том, чего не знаешь, например, о будущем, очень хорошо напоминать себе о том, что ты точно знаешь.
        - Не понимаю,  - ответила девочка, уютно устроившись под одеялом, пока Нора усаживалась рядом с ней на пол.
        - Ну, это такая игра.
        - Люблю игры.
        - Сыграем?
        - Да,  - улыбнулась ее дочка.  - Давай.

        Игра
        - Я буду спрашивать тебя о том, что ты уже знаешь, а ты мне отвечать. Например, если я спрошу: «Как зовут мамочку?»  - ты ответишь: «Нора». Поняла?
        - Наверное.
        - Итак, как тебя зовут?
        - Молли.
        - Так, как зовут папочку?
        - Папочка!
        - Но у него ведь есть свое имя?
        - Эш!
        Что ж. Это было весьма удачное кофейное свидание.
        - И где мы живем?
        - В Кембридже!
        Кембридж. В этом был смысл. Норе всегда нравился Кембридж, он всего в тридцати милях от Бедфорда. Эшу, должно быть, тут тоже нравилось. И недалеко от Лондона, если он там еще работал. Вскоре после окончания бакалавриата в Бристоле она подала заявку на магистерскую программу по философии, и ей предложили место в Киз-Колледже.
        - В какой части Кембриджа? Помнишь? Как называется наша улица?
        - Мы живем на… Бол… Болтон-Роуд.
        - Умница! А у тебя есть братья или сестры?
        - Нет!
        - А мамочка с папочкой любят друг друга?
        Молли рассмеялась на этот вопрос:
        - Да!
        - Мы никогда не кричим?
        Смех стал дерзким:
        - Иногда! Особенно мамочка!
        - Извини!
        - Ты кричишь, только когда очень-очень-очень устаешь, и потом извиняешься, так что ничего. Все хорошо, если извиняться. Так ты говоришь.
        - Мамочка ходит на работу?
        - Да. Иногда.
        - Я все еще работаю в магазине, в котором познакомилась с папочкой?
        - Нет.
        - Что мамочка делает, когда ходит на работу?
        - Учит людей!
        - И как она… как я учу людей? Чему я их учу?
        - Фи-ло… фи-ло-фо-сии…
        - Философии?
        - Я так и сказала!
        - И где я их этому учу? В университете?
        - Да!
        - В каком университете?  - потом она вспомнила, где они жили.  - В Кембриджском университете?
        - Верно!
        Она попыталась заполнить пробелы. Может, в этой жизни она вновь подала заявку в магистратуру, а успешно ее закончив, получила место преподавателя.
        В любом случае, если ей придется блефовать в этой жизни, ей, пожалуй, придется почитать еще много книг по философии.
        Но затем Молли сказала:
        - Но ты уже бросаешь.
        - Бросаю? Почему я бросаю?
        - Ради книжек!
        - Книжек для тебя?
        - Нет, глупенькая. Для взрослых.
        - Я пишу книгу?
        - Да! Я же сказала.
        - Я слышу. Просто хочу, чтобы ты повторила. Ведь это вдвойне приятно. И медведи становятся не страшны. Верно?
        - Верно.
        - Папочка работает?
        - Да.
        - Знаешь, что папочка делает на работе?
        - Да. Он режет людей!
        На мгновение она забыла, что Эш  - хирург, и удивилась, не с серийным ли убийцей она живет.
        - Режет людей?
        - Да, он режет тела, чтобы людям было лучше!
        - Ах, да. Конечно.
        - Он спасает людей!
        - Да, верно.
        - Только если ему грустно, значит, человек умер.
        - Да, это печально. Папочка еще работает в Бедфорде? Или он работает теперь в Кембридже?
        Девочка пожала плечами.
        - В Кембридже?
        - Он занимается музыкой?
        - Да. Да, он играет. Но очень-очень-очень-очень плохо!  - она сказала это, хихикая.
        Нора тоже рассмеялась. Хихиканье Молли было заразительным.
        - А… у тебя есть тети и дяди?
        - Да, есть тетя Джайя.
        - Кто такая тетя Джайя?
        - Папочкина сестра.
        - А еще кто?
        - Дядя Джо и дядя Эван.
        Нора почувствовала облегчение: в этом времени ее брат жив. И он с тем же мужчиной, что и в ее олимпийской жизни. И он явно общался с ними, так что Молли знала его имя.
        - Когда мы в последний раз видели дядю Джо?
        - На Рождество!
        - Тебе нравится дядя Джо?
        - Да! Он забавный! И он подарил мне панду!
        - Панду?
        - Мою любимую обнимашку!
        - Панды  - тоже медведи.
        - Только добрые.
        Молли зевнула. Она становилась сонной.
        - А мамочка и дядя Джо любят друг друга?
        - Да! Ты вечно висишь с ним на телефоне!
        Это было любопытно. Норе казалось, она ладит с ним только в тех жизнях, в которых не участвовала в «Лабиринтах» (в отличие от ее решения продолжить плавать, кофейное свидание с Эшем случилось после пения в группе). Но это нарушало ее теорию. Нора гадала, не стала ли сама Молли связующим звеном. Может, эта малышка залечила рану, нанесенную отношениями между ней и братом.
        - У тебя есть бабушки и дедушки?
        - Только бабушка Сэл.
        Нора хотела спросить про смерть своих родителей, но, пожалуй, сейчас было не время.
        - Ты счастлива? Когда не думаешь о медведях?
        - Думаю, да.
        - А мамочка с папочкой счастливы?
        - Да,  - проговорила она медленно.  - Иногда. Когда ты не устаешь!
        - А мы часто весело проводим время?
        Она потерла глаза.
        - Да.
        - У нас есть домашние животные?
        - Да. Платон.
        - Кто такой Платон?
        - Наш пес.
        - А какой он породы?
        Но она не получила ответа, потому что Молли уснула. И Нора легла рядом на ковер и закрыла глаза.
        Когда она проснулась, ее лицо лизал чей-то язык.
        Лабрадор с улыбчивыми глазами и виляющим хвостом радовался и волновался, обнаружив ее.
        - Платон?  - спросила она сонно.
        - Это я,  - казалось, махал он в ответ.
        Было утро. Свет лился в комнату сквозь занавески. Плюшевые игрушки  - включая панду и слона, которого Нора заметила раньше,  - валялись по всему полу. Она взглянула на постель и увидела, что та пуста. Молли в комнате не было. И шаги, тяжелее детских, по лестнице.
        Она уселась, понимая, что выглядит ужасно после сна на полу в растянутой футболке с надписью Cure (которую она узнала) и в клетчатых пижамных штанах (их  - нет). Потрогала лицо: щека, на которой она лежала, помялась, а волосы  - длиннее в этой жизни  - были грязными и растрепанными. Она попыталась оправиться, насколько это возможно, за две секунды до прибытия мужчины, с которым она спала каждую ночь, но при этом не спала ни разу. Муж Шрёдингера, так сказать.
        И тут он вошел.

        Идеальная жизнь

        Отцовство лишь слегка потрепало приятно-мальчишескую внешность Эша. Как бы то ни было, он выглядел даже здоровее, чем в то утро, когда появился у ее порога в спортивном костюме,  - сейчас одежда выглядела чуть моднее и дороже, а на руке у него красовался какой-то фитнес-трекер.
        Он улыбался и держал в руках две кружки с кофе, одну  - для Норы. Она задумалась, сколько кофе они выпили вместе с той первой встречи.
        - О, спасибо.
        - О нет, Норик, ты проспала тут всю ночь?  - спросил он.
        Норик.
        - Почти всю. Я хотела вернуться в постель, но Молли растревожилась. Пришлось успокаивать ее, а потом я уже слишком устала, чтобы уйти.
        - О нет. Мне так жаль. Я ее не слышал,  - он казался искренне расстроенным.  - Наверно, это я виноват. Показал ей вчера перед работой медведей на YouTube.
        - Не страшно.
        - Зато я выгулял Платона. Мне не нужно в больницу до полудня. Вторая смена. Ты пойдешь сегодня в библиотеку?
        - О! Знаешь, что? Пожалуй, я пропущу.
        - Ладно, что ж, я приготовил Молли завтрак и заброшу ее в садик.
        - Я могу отвести Молли,  - ответила Нора.  - Если у тебя сложный день.
        - О, ничего серьезного. Пока только желчный пузырь и поджелудочная. Легче легкого. Я собираюсь на пробежку.
        - Ясно. Да, конечно. Полумарафон в воскресенье.
        - Что?
        - Ничего. Не важно,  - откликнулась Нора.  - Я просто брежу от сна на полу.
        - Пустяки. Кстати, звонила сестра. Ей предложили иллюстрировать календарь для Кью-Гарденз[103 - Королевские ботанические сады Кью в Лондоне  - основаны в 1759 г.]. Много растений. Она очень довольна.
        Он улыбался. Похоже, он был рад за сестру, о которой Нора даже не слышала. Она хотела поблагодарить его за погребение кота, но не могла, поэтому просто сказала:
        - Спасибо.
        - За что?
        - Просто, за все.
        - О, ясно. Ну ладно.
        - Так что спасибо.
        Он кивнул.
        - Приятно. Ладно, побегу.
        Он допил кофе и исчез. Нора оглядела комнату, впитывая каждую мелочь. Каждую плюшевую игрушку, книжку и розетку, словно все они были частью головоломки ее жизни.
        Час спустя Молли отвели в детский сад, и Нора занялась обычными делами. Проверила почту и социальные сети. В этой жизни она не сильно ими увлекалась, что было хорошим знаком, но писем была туча. Из них она узнала, что не просто «бросала» преподавать, но официально бросила. Она взяла творческий отпуск, чтобы написать книгу о Генри Дэвиде Торо и его значении для современного экологического движения. Позже в этом году она собиралась посетить Уолденский пруд возле города Конкорд, штат Массачусетс, что оплачивалось ее исследовательским грантом.
        Казалось, все очень здорово.
        Почти раздражающе здорово.
        Хорошая жизнь с хорошей дочкой и хорошим мужчиной в хорошем доме, в хорошем городе. Это был избыток хорошего. Жизнь, в которой она могла весь день читать, исследовать, писать о своем любимом философе.
        - Это круто,  - сообщила она псу.  - Разве не круто?
        Платон безразлично зевнул.
        Потом она принялась исследовать дом, а лабрадор наблюдал за ней с уютного дивана. Гостиная была просторной. Ноги утопали в мягком ковре.
        Белый деревянный пол, телевизор, дровяной камин, электропиано, два новых ноутбука на зарядке, сундук из красного дерева, на котором расставлены изящные шахматы, плотно забитые книжные полки. Красивая гитара примостилась в уголке. Нора сразу узнала модель  - электроакустическая, Fender Malibu, цвет «полночный шелк». Она продала одну такую гитару в последнюю неделю работы в «Теории струн».
        По всей гостиной были развешаны фотографии в рамках. Дети, которых она не знала, с женщиной, похожей на Эша,  - предположительно, с его сестрой. Старое фото ее покойных родителей в день их свадьбы и одно свадебное фото с Эшем. Она видела своего брата на заднем фоне. Фото Платона. И младенца, наверное, Молли.
        Она окинула взглядом книги. Руководства по йоге, но не из букинистических, как в осевой жизни. Несколько медицинских учебников. Она заметила свои старые книги: «Историю западной философии» Бертрана Рассела и «Уолден» Генри Дэвида Торо,  - обе с университетских времен. Знакомые «Основы геологии» тоже были здесь. Еще несколько книг о Торо. И еще «Государство» Платона и «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт  - они были у нее в осевой жизни, но в других изданиях. Заумные книжки авторов вроде Юлии Кристевой, Джудит Батлер, Чимаманды Нгози Адичи. Было много книг по восточной философии, которые Нора никогда не читала, и она задумалась: если она останется в этой жизни (а причин для обратного она не видела), сможет ли она прочесть их все, прежде чем ей придется вернуться к преподаванию в Кембридже?
        Романы, немного Диккенса, «Под стеклянным колпаком», странноватые научно-популярные книжки, несколько книг по музыке, несколько руководств по воспитанию детей, «Природа» Ральфа Уолдо Эмерсона, «Безмолвная весна» Рейчел Карсон, кое-что про изменение климата и толстая книга в твердом переплете под названием «Мечты об Арктике: Воображение и желание в северной природе».
        Она редко бывала такой последовательной интеллектуалкой. Вот что происходит, когда получаешь степень магистра в Кембридже, а потом уходишь в творческий отпуск для написания книги о любимом философе.
        - Я произвожу на тебя впечатление,  - заявила она псу.  - Признай это.
        Еще там была груда песенников, и Нора улыбнулась, увидев, что сверху оказался сборник Simon & Garfunkel, который она продала Эшу в день, когда он пригласил ее на кофе. На кофейном столике лежала красивая, блестящая книга в твердом переплете с фотографиями испанских пейзажей, а на диване валялось нечто под названием «Энциклопедия растений и цветов».
        А из газетницы торчал новехонький выпуск National Geographic с изображением черной дыры на обложке.
        На стене висела картина. Копия Миро[104 - Миро, Жоан (1893 -1983)  - каталонский художник, скульптор и график. Адепт абстрактного искусства.] из музея Барселоны.
        - Мы с Эшем ездили вместе в Барселону, Платон?  - она вообразила, как они бродят вдвоем, держась за руки, по улочкам Готического квартала, заглядывая в бары за тапас и риохой.
        На стене напротив стеллажей висело зеркало. Широкое зеркало в нарядной белой раме. Ее уже было не удивить вариациями во внешности в разных жизнях. Она бывала разных форм и размеров, с любыми прическами. В этой жизни она выглядела невероятно приятной. Она хотела бы дружить с таким человеком. Она не была олимпийской чемпионкой или рок-звездой, или акробаткой из Цирка дю Солей, но перед ней стояла женщина, проживающая хорошую жизнь, насколько можно было судить о таких вещах. Взрослая, примерно представляющая, кто она такая и чем занимается в жизни. Короткая  - но не экстремальная  - стрижка, кожа выглядит здоровее, чем в осевой жизни: либо результат диеты, тренировок, отсутствия красного вина, либо очищающих и увлажняющих средств, которые она видела в ванной,  - все они были гораздо дороже, чем то, чем она пользовалась в осевой жизни.
        - Что ж,  - обратилась она к Платону.  - Это хорошая жизнь, да?
        Платон, похоже, согласился.

        Духовный поиск более глубокой связи со вселенной

        Она обнаружила шкафчик с лекарствами на кухне, порылась среди пластырей, ибупрофена и парацетамола, витаминов и наколенников для бегунов, но не нашла ни следа антидепрессантов.
        Может, это была она. Может, наконец-то, Нора нашла жизнь, в которой останется. Жизнь, которую она бы выбрала. Ту, которую не вернет на полки.
        Я могла бы быть счастлива здесь.
        Чуть позже, в душе, она поискала новые отметины на теле. Татуировок не было, но был шрам  - не самоповреждение, а хирургический: длинная, тонкая горизонтальная линия под пупком. Она видела прежде шрамы от кесарева сечения, и теперь провела большим пальцем вдоль него, раздумывая, что даже если бы она осталась в этой жизни, то все равно уже опоздала.
        Эш вернулся домой после того, как отвел Молли в садик.
        Она поспешно оделась, чтобы он не увидел ее голой.
        Они позавтракали вместе. Сидели за кухонным столом, читали новости в телефонах и ели тосты из бездрожжевого хлеба  - само воплощение супружеской жизни.
        Потом Эш уехал в больницу, а она осталась дома на весь день изучать Торо. Прочла то, что уже написала  - внушительные 42 729 слов,  - и уселась есть тост в ожидании, когда придет время забирать Молли из садика.
        Молли хотела пойти в парк и, «как обычно», покормить уток, так что Нора отвела ее, скрывая, что пользуется Google Maps для поиска дороги.
        Нора качала ее на качелях, пока не заболели руки, каталась с ней с горки и карабкалась за ней в просторных металлических туннелях. Потом они бросали сухую овсянку в пруд уткам, зачерпывая хлопья из коробки.
        Затем она села с Молли перед телевизором и покормила ее ужином, прочитала сказку на ночь  - все это до того, как Эш вернулся домой.
        Уже когда Эш вернулся, к их двери подошел мужчина, пытаясь войти, и Нора закрыла дверь прямо у него перед носом.
        - Нора?
        - Да.
        - Почему ты так странно ведешь себя с Адамом?
        - Что?
        - Кажется, он слегка опешил.
        - В каком смысле?
        - Ты вела себя с ним так, будто вы незнакомы.
        - О,  - улыбнулась Нора.  - Извини.
        - Мы уже три года соседи. Мы ходили в поход с ним и Ханной в Озерный край[105 - Горный регион на северо-западе Англии, в графстве Камбрия. Знаменит горными и озерными ландшафтами.].
        - Да. Я помню. Конечно.
        - Ты вроде как не собиралась его впускать. Будто он лез без спросу.
        - Правда?
        - Ты захлопнула дверь прямо перед его носом.
        - Я захлопнула дверь. Но не перед носом. В смысле, да, там был его нос. Технически. Но я просто не хотела, чтобы он думал, будто может входить так запросто.
        - Он возвращал шланг.
        - О, верно. Ну, нам не нужен шланг. Шланги вредны для планеты.
        - С тобой все хорошо?
        - А что такое?
        - Я просто беспокоюсь о тебе…
        В целом, однако, все оборачивалось очень хорошо, и всякий раз, когда она гадала, не очнется ли она в библиотеке, этого не происходило. Однажды, после занятий йогой, Нора сидела на скамейке у реки Кем и перечитывала что-то из Торо. На следующий день она посмотрела интервью с Райаном Бейли на съемках фильма «Салун “Последний шанс”  - 2», в котором он говорил, что находится «в духовном поиске более глубокой связи со вселенной», а не беспокоился о том, как «определиться в романтическом смысле».
        Она получила фотографии китов от Иззи и написала ей в WhatsApp, что слышала недавно об ужасной автомобильной аварии в Австралии, и попросила подругу пообещать ей, что та всегда будет водить осторожно.
        Норе было приятно, что у нее отсутствуют какие-либо поползновения узнать, как в этой жизни поживает Дэн. Вместо этого она ощущала глубокую благодарность к Эшу. Или, если точнее, она воображала, что благодарна ему, ведь он был чудесен и у них было столько мгновений, когда они вместе радовались, смеялись, любили.
        Эш работал в длинные смены, но был рад прийти на помощь, когда оказывался дома, даже после напряженного дня, крови и желчных пузырей. Еще он был слегка занудой. Он всегда говорил «доброе утро» пожилым людям на улице, когда гулял с псом, и порой они его не замечали. Он подпевал радио в машине. В целом он будто бы не нуждался в сне. И никогда не отказывался от ночной смены с Молли, даже если наутро назначена операция.
        Он любил заваливать Молли фактами: кишечник меняет выстилающую ткань каждые четыре дня! Ушная сера  - это такой пот! В твоих ресницах живут существа, которые называются «клещи»! И обожал непристойности. Он (на утином пруду, в первую субботу, когда Молли могла их слышать) с жаром сообщил случайному прохожему, что у селезней пенис похож на штопор.
        Вечерами, когда он приходил достаточно рано, чтобы готовить, он варил отличный дал из чечевицы и весьма недурственные пенне аррабьята[106 - Дал  - индийское пюре из бобовых; пенне арабьята  - макароны с острым томатным соусом (от ит. arrabbiato  - сердитый).], и порывался положить целую головку чеснока в любое блюдо. Но Молли была абсолютно права: его творческие таланты не простирались на музыку. Вообще, когда он пел «Звук тишины»[107 - The Sound of Silence (1964)  - знаменитая песня Simon & Garfunkel.] под аккомпанемент своей гитары, Нора виновато мечтала, чтобы он воспринимал название песни буквально.
        Он был, иными словами, слегка неотесанным  - спасал жизни каждый день, но все равно оставался простаком. Что было и к лучшему. Нора любила неотесанных простаков, и сама считала себя такой: это помогало ей преодолеть фундаментальную странность ситуации общения с мужем, которого только начинала узнавать.
        «Это хорошая жизнь»,  - повторяла Нора про себя снова и снова.
        Да, воспитывать ребенка изнурительно, но Молли было легко любить, по крайней мере, в дневные часы. Вообще, Норе больше нравилось, когда Молли оставалась дома, а не ходила в садик, потому что это была приятная трудность в ее непривычно безмятежном существовании. Никакого стресса ни из-за отношений, ни из-за работы, ни из-за денег.
        Было чему радоваться.
        Неизбежно случались и моменты хождения по тонкому льду. Она ощутила знакомое чувство игры в пьесе, реплик которой не знает.
        - Что-то не так?  - спросила она Эша как-то вечером.
        - Просто…  - он посмотрел на нее с доброй улыбкой, пристально изучающим взглядом.  - Не знаю. Ты забыла, что приближается наша годовщина. Ты думаешь, что не видела фильмов, которые точно смотрела. И наоборот. Ты забыла, что у тебя есть велосипед. Забыла, где стоят тарелки. Ты ходишь в моих шлепках. Ложишься на мою сторону постели.
        - Боже, Эш,  - сказала она чуть нервно.  - Меня словно три медведя допрашивают.
        - Я просто беспокоюсь…
        - Все хорошо. Просто, понимаешь, потерялась в мире исследований. В лесах. В лесах Торо.

        И она ощущала в эти моменты, что, возможно, ей стоит вернуться в Полночную библиотеку. Порой она вспоминала слова миссис Элм в свой первый визит туда. Если ты действительно сильно захочешь прожить жизнь, тебе не нужно беспокоиться… В мгновение, когда ты решишь, что хочешь эту жизнь, по-настоящему хочешь, все существующее в твоей голове сейчас, включая Полночную библиотеку, станет столь туманным и смутным воспоминанием, что почти полностью исчезнет.
        И напрашивался вопрос: если это идеальная жизнь, почему она не забыла библиотеку?
        Сколько времени уйдет, чтобы ее забыть?
        Порой она ощущала легкую дымку депрессии, парящую вокруг нее безо всякой причины, но это было несравнимо с тем, как ужасно она себя чувствовала в осевой жизни или во многих других. Это как сравнить легкий насморк с пневмонией. Когда она вспоминала, как плохо ей было в тот день, когда ее уволили из «Теории струн», об отчаянии, об одиноком и безнадежном стремлении не существовать,  - это было как небо и земля.
        Каждый день она засыпала с мыслью, что очнется в этой жизни снова, потому что та была  - в целом и в частности  - лучшей из всех, что она знала. А потом она перешла от засыпания с мыслью, что останется в этой жизни, к страху заснуть и не вернуться сюда.
        И все же ночь за ночью она засыпала и день за днем просыпалась в той же постели. Или порой на ковре, но эту тяготу она разделяла с Эшем, и гораздо чаще все же ее ложем была кровать, поскольку сон Молли стал куда спокойнее.
        Были и неловкие моменты, конечно. Нора никогда не знала, как куда добраться, или где что лежит, и Эш иногда открыто говорил, что ей нужно к врачу. Сначала она избегала секса с ним, но однажды это случилось, и Нора почувствовала вину за жизнь во лжи.
        Они лежали какое-то время в темноте, молча после соития, но она знала, что должна обсудить тему. Проверить почву.
        - Эш,  - проговорила она.
        - Что?
        - Ты веришь в теорию параллельных вселенных?
        Она видела, как его губы вытянулись в улыбке. Это была беседа на его волне.
        - Да, пожалуй.
        - Я тоже. В смысле, это ведь научно? Это же не просто какой-то заумный физик придумал: «Эй, параллельные вселенные  - это круто. Напишу-ка я об этом теорию».
        - Да,  - согласился он.  - Наука не доверяет всему, что звучит слишком круто. Слишком фантастично. Ученые  - как правило, скептики.
        - Именно, и все же физики верят в параллельные вселенные.
        - К этому идет наука, верно? Все в квантовой механике и теории струн указывает на то, что существуют множественные вселенные. Их тьма.
        - Ну, что бы ты сказал, сообщи я, что посещала другие свои жизни и в итоге выбрала эту?
        - Я подумал бы, что ты рехнулась. Но все равно любил бы тебя.
        - Что ж, я это сделала. Я видела много жизней.
        Он улыбнулся.
        - Отлично. А есть такая, в которой ты меня еще поцелуешь?
        - Была та, в которой ты хоронил моего мертвого кота.
        Он рассмеялся.
        - Это так круто, Норик. Что мне в тебе нравится, так это то, что рядом с тобой я чувствую себя нормальным.
        И все.
        Она поняла, что может быть честной, насколько это возможно, но люди видят истину, только если она близка к их реальности. Как писал Торо: «Важно не то, на что смотришь, а что видишь». Эш видел только ту Нору, в которую влюбился, на которой женился, и такой, в каком-то смысле, она и становилась.

        Хаммерсмит

        Во время детсадовских каникул Молли, во вторник, когда Эш не дежурил в больнице, они поехали в Лондон, чтобы повидать брата Норы, Джо, и Эвана в их квартире в Хаммерсмите.
        Джо выглядел хорошо, а его муж  - в точности так же, как тогда, когда Нора увидела его в телефоне брата в своей олимпийской жизни. Джо и Эван встретились на комплексных тренировках в местном спортзале. Джо в этой жизни работал звукорежиссером, а Эван  - доктор Эван Лэнгфорд, если точнее,  - рентгенологом в Королевской больнице Марсдена, так что у них с Эшем было много общих тем для обсуждения.
        Джо и Эван были милы с Молли, подробно расспрашивали ее, как поживает панда. И Джо приготовил им великолепный обед  - пасту с брокколи и чесноком.
        - Это апулийский рецепт,  - сообщил он Норе.  - Изучаю наше наследие.
        Нора подумала об их итальянском дедушке и задалась вопросом, каково ему было  - узнать, что London Brick Company в действительности находится в Бедфорде. Был ли он искренне разочарован? Или просто решил воспользоваться этим по максимуму? Возможно, существовала версия их деда, который все же приехал в Лондон и в первый же день его сбил двухъярусный автобус на Пикадилли-серкус.
        У Джо и Эвана был заполненный винный стеллаж в кухне, и Нора заметила, что одна из бутылок  - калифорнийский шираз из виноградников Buena Vista. У Норы по коже мурашки побежали, когда она увидела две подписи внизу этикетки: Алиша и Эдуардо Мартинес. Улыбнулась, понимая, что Эдуардо был так же счастлив и в этой жизни. Она тут же задумалась, кто такая Алиша и как выглядит. По крайней мере, там были красивые закаты.
        - Все хорошо?  - спросил Эш, так как Нора зависла над этикеткой.
        - Да, конечно. Просто, хм, похоже, это хорошее.
        - Это мое любимое,  - заявил Эван.  - Чертовски хорошее вино. Откроем?
        - Ну,  - отозвалась Нора,  - только если вы будете пить.
        - Ну, я пас,  - сообщил Джо.  - Я в последнее время увлекся. И теперь у меня период трезвости.
        - Ты знаешь, каков твой брат,  - добавил Эван, целуя Джо в щеку.  - Все или ничего.
        - О да. Знаю.
        Эван уже держал в руках штопор.
        - Сегодня был ужасный день на работе. Так что готов вылакать всю бутылку, если ко мне никто не присоединится.
        - Я буду,  - откликнулся Эш.
        - Я обойдусь,  - сказала Нора, вспомнив, что в последний раз, когда она увидела брата в бизнес-лаундже гостиницы, тот признался, что он алкоголик.
        Они дали Молли книжку с картинками, и Нора читала с ней на диване.
        Вечер продолжался. Они обсуждали новости, и музыку, и фильмы. Джо и Эвану очень понравился «Салун “Последний шанс”».
        Чуть позже, к всеобщему удивлению, Нора вышла за пределы безопасной темы поп-культуры и задала неудобный вопрос брату.
        - Ты когда-нибудь злился на меня? За то, что я бросила группу?
        - Это было много лет назад, сестренка. Много воды утекло.
        - Ты ведь хотел стать рок-звездой.
        - Он все еще рок-звезда,  - отозвался Эван, смеясь.  - Только весь мой.
        - Мне всегда казалось, что я тебя подвела, Джо.
        - Ну, не стоит… Но мне кажется, что я тоже тебя подвел. Вел себя так по-дурацки… Я одно время совершенно ужасно с тобой обращался.
        Эти слова ощущались как глоток живой воды, ведь она ждала их много лет. Но смогла сказать:
        - Не переживай из-за этого.
        - До встречи с Эваном я не принимал всерьез душевное здоровье. Я думал, что панические атаки  - это чушь… Сама знаешь, «мысли материальны». «Соберись, сестренка». Но потом, когда они начались у Эвана, я понял, что это такое.
        - Это были не просто панические атаки. Просто это казалось не тем… Если уж на то пошло, мне кажется, ты счастливей в этой жизни, чем в той, в которой ты,  - она чуть не сказала мертв,  - в группе.
        Брат улыбнулся и взглянул на Эвана. Она сомневалась, что он ей поверил, но Норе пришлось принять это  - ведь теперь она очень хорошо знала: какие-то истины было просто невозможно увидеть.

        Трехколесный велосипед

        Шли недели, и с Норой стало происходить что-то удивительное.
        Она начала вспоминать моменты своей жизни, которые с ней никогда не случались.
        Например, однажды кто-то, кого она не знала в осевой жизни,  - подруга, с которой она общалась, пока училась и преподавала в университете,  - позвонила и позвала на ланч. Когда на телефоне высветилось «Лара», она вспомнила имя «Лара Брайан» и представила себе ее полностью  - даже каким-то образом знала, что ее мужа зовут Мо и у них есть малыш, Олдос. А потом они встретились и все подтвердилось.
        Такие дежавю случались все чаще. Да, конечно, были и случайные ошибки  - например, «забывание», что у Эша астма (которую он пытался контролировать бегом):
        - И как давно она у тебя?
        - С семи лет.
        - О да, конечно. Я думала, ты говорил «экзема».
        - Нора, с тобой все хорошо?
        - Да. Хм, нормально. Просто я выпила вина с Ларой за ланчем и слегка выпала из контекста.
        Но постепенно эти ошибки стали возникать реже. Словно с каждым днем по кусочкам складывалась мозаика, и с добавлением элементов становилось все легче понимать, как выглядит отсутствующая деталь.
        В то время как в других жизнях она постоянно искала подсказки и чувствовала, что играет роль, в этой она все чаще обнаруживала, что чем больше она расслабляется, тем легче ей действовать.
        Еще Нора очень любила проводить время с Молли. Ценила уютную анархию игры в ее спальне или нежное общение во время чтения книжки на ночь  - какой-нибудь простой волшебной гениальной истории вроде «Тигра, который пришел выпить чаю»[108 - The Tiger Who Came to Tea (1968)  - детская книжка с картинками писательницы и художницы Джудит Керр (1923 -2019).]  - или возню в саду.
        - Смотри, мамочка,  - крикнула Молли, уезжая от нее на трехколесном велосипеде субботним утром.  - Мамочка, смотри! Ты видишь?
        - Очень хорошо, Молли. Отлично крутишь педали.
        - Мама, смотри! Я еду!
        - Давай, Молли!
        Но потом переднее колесо велосипеда соскользнуло с газона и заехало в клумбу. Молли упала и сильно ударилась головой о камень. Нора бросилась, взяла ее на руки и осмотрела. Молли было явно больно: у нее появилась ссадина на лбу, кожа содрана, идет кровь, но девочка старалась не подавать виду, хотя подбородок дрожал.
        - Все хорошо,  - проговорила она медленно, звонким, как фарфор, голоском.  - Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.
        Каждое «все хорошо» все ближе подводило к слезам, но потом вернулось к успокоению. Ведь благодаря ночным страхам из-за медведей она обрела стойкость, которой Нора не переставала восхищаться и вдохновляться. Этот человечек появился на свет от нее, был в каком-то смысле ее частью, и если у него есть выдержка, возможно, и у Норы тоже.
        Нора обняла ее.
        - Ничего, детка… моя смелая девочка. Ничего. Тебе сейчас больно, дорогая?
        - Нормально. Как на каникулах.
        - На каникулах?
        - Да, мамочка…  - она слегка расстроилась, что Нора не помнит.  - На горке.
        - О да, конечно. На горке. Да. Какая я глупая. Глупенькая мамочка.
        Нора ощутила в себе какое-то очень сильное чувство, оно накатило на нее разом. Какой-то страх, столь же реальный, как тот, что она испытала на полярной шхере, столкнувшись нос к носу с белым медведем.
        Страх того, что она чувствует.
        Любви.
        Можешь есть в лучших ресторанах, испытывать любое чувственное удовольствие, петь на сцене в Сан-Паулу для двенадцати тысяч зрителей, которые будут отвечать громом аплодисментов, можешь путешествовать на край земли, иметь миллионы подписчиков в интернете, завоевать олимпийские медали, но это все не имеет смысла без любви.
        И когда она подумала об осевой жизни, о том, в чем была ее главная проблема, делающая ее такой беззащитной, то поняла, что причина  - в отсутствии любви. Даже брат не хотел ее присутствия в своей жизни. Не осталось никого, когда умер Вольт. Она никого не любила, и никто не любил ее. Она была пуста, ее жизнь была пуста: и она просто как-то шевелилась, имитируя некую человеческую нормальность, как мыслящий манекен отчаяния. Минимум необходимого, чтобы выжить.
        И все же здесь, прямо в этом саду в Кембридже, под скучным серым небом она ощутила силу  - ужасающую силу искренней заботы о ком-то и понимания, что кто-то искренне заботится о ней. Да, ее родители умерли и в этой жизни, но тут была Молли, был Эш, был Джо. Была сеть любви, смягчающая ее падение.
        И все же в глубине души она чувствовала, что все это скоро закончится. Она почувствовала, что во всей этой идеальности было что-то неправильное. И это неправильное нельзя исправить, потому что недостатком была сама правда. Все было хорошо, и все же она этого не заслужила. Она начала смотреть фильм с середины. Взяла книгу из библиотеки, но, по правде, она Норе не принадлежала. Она наблюдала свою жизнь из окна. И поэтому ощутила себя мошенницей. Она желала, чтобы это была ее жизнь. Ее настоящая жизнь. Но это было не так, и она хотела забыть этот факт. Очень хотела.
        - Мамочка, ты плачешь?
        - Нет, Молли, нет. Все нормально. Мамочка не плачет.
        - А похоже, что плачешь.
        - Давай лучше тебя отмоем…

        Позднее в тот же день Молли складывала пазлы с изображениями животных из джунглей, а Нора сидела на диване и гладила Платона  - его тяжелая, теплая голова лежала у нее на коленях. Взгляд Норы уперся в узорный шахматный набор, который стоял на сундуке из красного дерева.
        Мысль зрела в ее голове постепенно, и она отмахнулась от нее. Но потом та возникла снова.
        И как только Эш вернулся домой, Нора сообщила ему, что хочет повидать старую подругу в Бедфорде и вернется через несколько часов.

        Больше нет

        Нора вошла в дом престарелых «Дубовый лист» и не успела даже подойти к регистратуре, как сразу увидела хрупкого старичка в очках  - и узнала его. Он спорил с медсестрой, которая выглядела раздраженной. Она была похожа на тяжелый вздох в облике человека.
        - Я очень хочу в сад,  - говорил старик.
        - Сожалею, но в саду сегодня работы.
        - Я просто хочу посидеть на скамейке. Почитать газету.
        - Может, если бы вы записались в кружок садоводства…
        - Я не хочу в кружок садоводства. Я хочу позвонить Даваку. Это все такая ошибка.
        Нора слышала, как ее бывший сосед говорил о сыне, Даваке,  - давно, когда приносила ему лекарства. Очевидно, тот настаивал на доме престарелых, но мистер Бэнерджи держался за свой собственный.
        - Неужели я не могу просто…
        Тут он заметил, что на него смотрят.
        - Мистер Бэнерджи?
        Он уставился на Нору в смятении.
        - Здравствуйте. Вы кто?
        - Я Нора. Помните, Нора Сид,  - и будучи слишком взволнованной, чтобы отвечать вдумчиво, выпалила:  - Я ваша соседка. По Бэнкрофт-авеню.
        Он покачал головой.
        - Думаю, вы ошиблись, милая. Я не живу там уже три года. Я вполне уверен, что вы не были моей соседкой.
        Медсестра склонила голову к мистеру Бэнерджи, как к растерянному щенку.
        - Может, вы забыли.
        - Нет,  - ответила Нора быстро, поняв свою ошибку.  - Он прав. Это я напутала. У меня проблемы с памятью. Я никогда там не жила. Я была в другом месте. И с другими людьми. Простите.
        Они вернулись к обсуждению, а Нора вспомнила садик мистера Бэнерджи перед домом, полный ирисов и наперстянок.
        - Чем могу помочь?
        Она взглянула на человека за стойкой регистратуры. Рыжеволосый мужчина в очках, с пятнами на коже, но с приятными манерами и мягким шотландским акцентом.
        Она назвалась и сказала, что звонила ранее.
        Он сначала слегка растерялся.
        - Вы говорите, что оставили сообщение?
        Он что-то напевал себе под нос, пока искал ее письмо в компьютере.
        - Да, по телефону. Я долго пыталась дозвониться и так и не смогла, поэтому оставила сообщение. И письмо написала.
        - Ах, верно, вижу. Что ж, извините. Вы хотите навестить родственника?
        - Нет,  - объяснила Нора.  - Я не родственница. Мы были знакомы. Она меня знает. Ее зовут миссис Элм,  - Нора попыталась вспомнить полное имя.  - Простите. Луиза Элм. Назовите ей мое имя. Я Нора. Нора Сид. Она была моей… Она работала в школьной библиотеке в Хейзелдин. Я подумала, что ей будет приятна моя компания.
        Мужчина перевел взгляд с компьютера на Нору и уставился на нее с едва скрываемым удивлением. Сначала Нора решила, что все перепутала. Или Дилан напутал, в тот вечер в La Cantina. А может, в этой жизни у миссис Элм другая судьба.
        Хотя Нора не вполне понимала, как ее собственное решение работать в приюте для животных привело бы к другому исходу для миссис Элм в этой жизни. Это не имело смысла. Ни в одной жизни она не общалась с библиотекаршей со школы.
        - В чем дело?  - спросила Нора регистратора.
        - Мне очень жаль это сообщать, но Луизы Элм здесь больше нет.
        - А где она?
        - Она… вообще-то, она умерла три недели назад.
        Сначала Нора решила, что это какая-то ошибка.
        - Вы уверены?
        - Да. К сожалению, совершенно уверен.
        - О,  - проговорила Нора.
        Она не знала, что еще сказать и что чувствовать. Она взглянула на свою сумку, которую захватила с собой из машины. В ней лежали шахматы  - она надеялась сыграть с миссис Элм, чтобы ее развлечь.
        - Мне жаль. Я не знала. Я не… Понимаете, я не виделась с ней много лет. Очень много. Но мне сказали, что она здесь…
        - Соболезную,  - ответил регистратор.
        - Нет. Ничего. Я лишь хотела поблагодарить ее. Она была очень добра ко мне.
        - Она умерла тихо,  - сообщил он,  - буквально во сне.
        Нора улыбнулась и вежливо отступила.
        - Это хорошо. Спасибо. Спасибо, что присматривали за ней. Я пойду. Прощайте…

        Происшествие с полицией

        Она вышла на Шекспир-Роуд с сумкой, в которой лежали шахматы, совершенно не представляя, что делать дальше. Она ощущала покалывание по всему телу. Не очень сильное  - не так, будто ее кололи булавками или иголками. Скорее странное, смутное статическое электричество  - оно возникало, когда она приближалась к концу своего существования.
        Пытаясь не замечать этого, она направилась в сторону парковки. Прошла старый сад перед своей квартирой на Бэнкрофт-авеню, 33А. Мужчина, которого она никогда не видела прежде, вывозил на улицу мусорный бак. Она подумала о милом домике в Кембридже, в котором теперь жила, и невольно сравнила его со своим убогим жилищем на замусоренной улице. Покалывание слегка приглушилось. Она прошла дом мистера Бэнерджи, или тот, что когда-то принадлежал ему, и увидела, что он единственный на улице не поделен на квартиры, хотя и выглядит теперь совсем иначе. Газон перед домом зарос, в саду не цвели клематисы или бальзамин в горшках, которые она поливала для него прошлым летом, пока он восстанавливался после операции на тазобедренном суставе.
        На дорожке она заметила пару смятых банок из-под пива.
        Увидела блондинку с короткой стрижкой и загорелой кожей, идущей в ее сторону с двумя маленькими детьми в двойной коляске. Она выглядела изнуренной. Это была та самая женщина, которая заговорила с Норой в киоске в день, когда она решила умереть. Та, что казалась счастливой и расслабленной. Кэрри-Энн. Она не заметила Нору, так как один ребенок хныкал и она пыталась успокоить расстроенного краснощекого малыша, размахивавшего перед собой пластиковым динозавром.
        Мы с Джейком вели себя как кролики, но тоже к этому пришли. Два маленьких террориста. Но оно того стоит, знаешь? Я чувствую себя полноценной. Могу показать фотки…
        А потом Кэрри-Энн подняла глаза и увидела Нору.
        - Я ведь тебя знаю? Ты Нора?
        - Да.
        - Привет, Нора.
        - Привет, Кэрри-Энн.
        - Ты помнишь, как меня зовут? Ух ты. Я так робела перед тобой в школе. Казалось, у тебя есть все. Ты участвовала в Олимпиаде?
        - Вообще-то да. Вроде того. Однажды. Но это было не то, чего мне хотелось. С другой стороны, кто знает, что нам хочется? Да?
        Кэрри-Энн мгновенно смутилась. А потом ее сын бросил динозаврика на дорожку и тот приземлился прямо возле помятых банок.
        - Верно.
        Нора подобрала динозавра  - стегозавра при ближайшем рассмотрении  - и передала Кэрри-Энн, и та улыбнулась с благодарностью и направилась в дом, который должен был принадлежать мистеру Бэнерджи, но тут мальчишка устроил полноценную истерику.
        - Пока,  - сказала Нора.
        - Да. Пока.
        И Нора задумалась о том, что же изменилось. Что вынудило мистера Бэнерджи отправиться в дом престарелых, ведь он туда не хотел? Единственным отличием было ее отсутствие, но чем она так важна? Что она сделала? Настроила ему онлайн-покупки? Пару раз принесла лекарства из аптеки?
        «Не стоит недооценивать важность мелочей,  - говорила миссис Элм.  - Всегда помни об этом».
        Она взглянула на собственное окно. Подумала о себе в осевом существовании, где-то на грани жизни и смерти в своей спальне  - равноудаленной и от того, и от другого. И впервые Нора забеспокоилась о себе как о реальном человеке. Не об еще одной версии себя, но об отдельном настоящем человеке. Как будто наконец-то, пережив все жизни, она ощутила сострадание к себе тогдашней. Но это была не жалость к себе, ведь теперь она была другим человеком.
        И тут кто-то показался в ее окне. Женщина  - но не она, и на руках у нее был кот, но не Вольтер.
        Это была ее надежда, хотя она снова ощутила слабость и спутанность сознания.
        Да, она теперь другая. Сильнее. Она открыла в себе новые качества. Качества, о которых она никогда не узнала бы, если бы не пела на арене или не сражалась с белым медведем, или не прочувствовала столько любви, страха и отваги.
        Возле обувного магазина наблюдалась какая-то суета. Двух мальчиков арестовали полицейские, а в соседнем магазине следователь говорил по рации.
        Она узнала одного мальчика и подошла к нему.
        - Лео?
        Полицейский направился к ней, чтобы отогнать.
        - Вы кто?  - спросил Лео.
        - Я…  - Нора поняла, что не может сказать «твоя учительница музыки».
        И она осознала, как безумно, учитывая контекст, спросить то, что ей хотелось узнать. Но она произнесла:
        - Ты берешь уроки музыки?
        Лео смотрел, как на него надевают наручники.
        - Не брал я никаких уроков музыки…
        Его голос потерял напускную смелость.
        Полицейский был в замешательстве.
        - Пожалуйста, мисс, предоставьте это нам.
        - Он хороший парень,  - сообщила ему Нора.  - Пожалуйста, не будьте с ним слишком строги.
        - Ну, этот хороший парень только что обокрал магазин на две сотни фунтов. А также при нем нашли оружие.
        - Оружие?
        - Нож.
        - Нет. Должно быть, вы что-то напутали. Он не такой.
        - Слышишь,  - обратился полицейский к коллеге.  - Дамочка думает, что наш друг Лео Томпсон не того сорта, чтобы нарываться на неприятности.
        Другой полицейский рассмеялся.
        - Да он наш давний знакомый.
        - А теперь, пожалуйста,  - сказал первый полицейский,  - дайте нам делать свою работу.
        - Конечно,  - ответила Нора.  - Конечно. Делай, как они велят, Лео…
        Он взглянул на нее так, словно она его разыгрывала.
        Несколько лет назад его мама Дорин пришла в «Теорию струн» купить сыну дешевые клавиши. Ее тревожило его поведение в школе, а он проявил интерес к музыке, и она решила организовать для него уроки игры на пианино. Нора объяснила, что у нее есть электропиано и она умеет играть, но у нее нет формального образования, чтобы преподавать музыку. Дорин ответила, что у нее немного денег, но они договорились, и вечерами по вторникам Нора с удовольствием учила Лео различать мажорные и минорные септаккорды  - она считала его отличным парнем, расположенным к учебе.
        Дорин заметила, что Лео «попал не в ту компанию», но когда он увлекся музыкой, то начал преуспевать и в других областях. И внезапно он перестал ссориться с учителями, зато играл все: от Шопена и Скотта Джоплина до Фрэнка Оушена, Джона Ледженда и Рекса Ориндж Каунти[109 - Шопен, Фредерик (1810 -1849)  - композитор и пианист французско-польского происхождения, основоположник западноевропейского музыкального романтизма. Джоп-лин, Скотт (1868 -1917)  - афроамериканский композитор и пианист, крупнейший автор регтаймов. Оушен, Фрэнк (род. 1987)  - американский независимый музыкант. Ледженд, Джон (род. 1978)  - американский певец, автор песен и композитор. Каунти, Рекс Ориндж (Александр О’Коннор, род. 1998)  - британский музыкант.]  - с равным чувством и самоотдачей.
        Норе вспомнилось кое-что, что сказала миссис Элм в ее первый визит в Полночную библиотеку.
        Каждая жизнь содержит миллионы решений. Больших и малых. Но всякий раз, когда принимается одно решение вместо другого, результат будет другим. Происходит необратимое, что, в свою очередь, приводит к другим изменениям…
        Непосредственно в этом времени, в котором она получила магистерскую степень в Кембридже, вышла замуж за Эша и родила ребенка, она не работала в «Теории струн» в тот день четыре года назад, когда туда пришли Дорин с Лео. В этом времени Дорин не нашла учителя музыки, достаточно недорогого, и Лео не занимался музыкой достаточно долго, чтобы понять, что у него есть талант. Он никогда не сидел здесь, бок о бок с Норой по вечерам вторников, и не развивал свои способности, а потом не сочинял дома свои мелодии.
        Нора почувствовала слабость. Не просто покалывание и спутанность, но что-то более мощное: ощущение, что она растворяется в пустоте, а зрение при этом мутнеет. Она поняла, что другая Нора готова принять то, что она оставляет. Ее мозг готов заполнить пробелы и найти вполне разумные причины для однодневного визита в Бедфорд, свести на нет свое отсутствие, будто она была здесь все это время.
        Беспокоясь и понимая, что это значит, она отвернулась от Лео с его приятелем, пока их вели к полицейской машине по главной улице и весь Бедфорд смотрел на них, и быстрым шагом направилась к парковке.
        Это хорошая жизнь… Это хорошая жизнь… Это хорошая жизнь…

        Новый взгляд на мир

        Приближаясь к станции, она успела миновать безвкусные красно-желтые зигзаги La Cantina, похожие на мексиканскую мигрень, пока официант внутри снимал стулья со столов. И «Теория струн» вновь была закрыта, а на двери висело написанное от руки объявление:

        Увы, «Теория струн» больше не может работать в этом здании. Из-за повышения арендной платы нам это просто не по карману. Благодарим всех наших верных покупателей. Не слишком задумывайтесь, все хорошо. Идите своим путем. Бог знает, где бы мы были без вас.

        Точно такое же она видела, когда проходила мимо магазина с Диланом. Судя по дате, написанной фломастером мелкими цифрами почерком Нила, с закрытия прошло около трех месяцев.
        Ей взгрустнулось, ведь «Теория струн» была важна для многих людей. И все же Нора не работала в магазине, когда случилась беда.
        Что ж. Полагаю, я продала много синтезаторов. И несколько неплохих гитар.

        Пока Нора и Джо росли в Бедфорде, они много шутили о своем родном городе, как это бывает у подростков, и обычно они говорили, что мужская тюрьма Бедфорда  - внутренняя, а весь остальной город  - внешняя тюрьма, и, если есть хоть малейший шанс бежать из нее, нужно им воспользоваться.
        Но солнце уже скрылось, когда она подошла к станции, и ей показалось, что все эти годы она неверно смотрела на город. Когда она проходила мимо статуи Джона Говарда[110 - Говард, Джон (1726 -1790)  - британский врач, юрист и филантроп, первый реформатор тюрем в Великобритании.], автора тюремной реформы, на Сент-Пол-сквер, с посаженными по краям деревьями и рекой позади, отражающей свет, она залюбовалась видом, словно наблюдала его в первый раз.
        Важно не то, на что ты смотришь, но что видишь.

        Возвращаясь в Кембридж, в коконе дорогого Audi, где до тошноты пахло винилом, пластиком и другими синтетическими материалами, пробираясь сквозь пробки, она наблюдала, как машины катились мимо, словно забытые жизни, и искренне жалела, что ей не довелось увидеть настоящую миссис Элм перед смертью. Было бы хорошо сыграть с ней последнюю партию в шахматы. И она думала о бедном Лео, сидящем в тесной камере без окон в бедфордском полицейском участке, ожидая, когда его заберет Дорин.
        - Это лучшая жизнь,  - твердила она себе отчаянно.  - Это лучшая жизнь. Я останусь здесь. Эта жизнь для меня. Это лучшая жизнь. Это лучшая жизнь.
        Но она знала, что ей осталось недолго.

        У цветов есть вода

        Она припарковалась возле дома и вбежала внутрь, а Платон счастливо вылетел навстречу поприветствовать ее.
        - Есть кто дома?  - спросила она в отчаянии.  - Эш? Молли?
        Ей нужно было увидеть их. Она знала, что ей осталось недолго. Чувствовала, что Полночная библиотека ждет ее.
        - Мы во дворе!  - проворковал Эш с заднего двора.
        И Нора прошла сквозь дом, обнаружив Молли вновь на трехколесном велосипеде, ни капли не напуганную недавним падением, и Эша, поправляющего клумбу.
        - Как твоя поездка?
        Молли слезла с велосипеда и подбежала к ней.
        - Мамочка! Я по тебе скучала! Я так хорошо научилась кататься!
        - Правда, милая?
        Она обняла дочку, закрыла глаза и вдохнула запах ее волос  - Молли пахла собакой, кондиционером для белья и детством,  - надеясь, что это чудо поможет ей удержаться здесь.
        - Я люблю тебя, Молли, я хочу, чтобы ты знала это. Навсегда-навсегда, понимаешь?
        - Да, мамочка. Конечно.
        - И я люблю папочку тоже. И все будет хорошо, ведь что бы ни случилось, у тебя всегда будет папочка и мамочка, просто я буду немного другая. Я буду здесь, но…  - она поняла, что Молли ничего не нужно знать, кроме одной истины.  - Я люблю тебя.
        Молли казалась озадаченной.
        - Ты забыла Платона!
        - Ну, разумеется, я люблю Платона… Как я могла забыть Платона? Платон знает, что я его люблю, верно, Платон? Платон, я люблю тебя.
        Нора пыталась собраться.
        Что бы ни случилось, за ними присмотрят. Их будут любить. И они есть друг у друга, а значит, они будут счастливы.
        Потом подошел Эш в садовых перчатках.
        - Все хорошо, Норик? Ты немного бледная. Что-то случилось?
        - О, я расскажу тебе позже. Когда Молли ляжет спать.
        - Ладно. О, кстати, вот-вот приедет доставка… Прислушивайся, не пропусти грузовик.
        - Конечно. Да. Да.
        А потом Молли попросила лейку, и Эш объяснил ей, что недавно шел дождь, так что поливать не нужно, потому что небо присматривает за цветами. «С ними все будет хорошо. О них заботятся. У цветов есть вода». И слова отозвались в голове Норы. С ними все будет хорошо. О них заботятся… А потом Эш сказал что-то про поход в кино вечером и что он позвал няню посидеть с Молли, а Нора совершенно забыла об этом, но просто улыбалась, и очень старалась держаться, оставаться там, но это происходило, происходило  - она знала это каждой клеточкой своего тела, всем своим существом, и абсолютно никак не могла это остановить.

        Негде осесть
        - НЕТ!
        Не было никакой ошибки  - это случилось.
        Она вернулась в Полночную библиотеку.
        Миссис Элм сидела за компьютером. Лампочки качались, дрожали и мерцали над головой быстро и невпопад.
        - Нора, прекрати. Успокойся. Будь хорошей девочкой. Мне нужно с этим разобраться.
        Штукатурка сыпалась с потолка тонкими струйками из трещин, похожих на паутину, которая плелась с неестественной скоростью. В горестной ярости Нора пыталась не замечать грохота от внезапно начавшегося разрушения.
        - Вы не миссис Элм. Миссис Элм мертва… Я тоже мертва?
        - Мы это уже проходили. Но раз ты это вспомнила, возможно, скоро умрешь…
        - Почему я не там? Почему я не там? Я чувствовала, что ухожу, но не хотела, чтобы это случилось. Вы сказали, если я найду жизнь, в которой захочу жить,  - если действительно захочу ее прожить,  - я останусь. Вы сказали, я забуду об этом дурацком месте. Вы сказали, я могу найти жизнь, которую хочу. Это была та самая жизнь. Это была она!
        Миг назад она была в саду с Эшем, Молли и Платоном, в саду, звенящем жизнью и любовью, но вот она снова тут.
        - Верните меня назад…
        - Ты знаешь, что так это не работает.
        - Ну, дайте мне ближайший вариант. Дайте мне ближайший возможный вариант этой жизни. Прошу, миссис Элм, он должен существовать. Должна быть жизнь, в которой я пила кофе с Эшем, а потом появились Молли и Платон, но я… сделала что-то иначе. Так что технически это будет другая жизнь. Например, выбрала другой ошейник для Платона. Или… или… Или я… не знаю… занималась пилатесом вместо йоги? Где я отучилась в другом колледже в Кембридже? Или это случилось позже, и мы пили не кофе, а чай? Такая жизнь. Дайте мне жизнь, где я сделала это. Ну же. Прошу. Помогите мне. Я хочу попробовать одну из этих жизней, пожалуйста.
        Компьютер задымился. Экран погас. Весь монитор разлетелся на части.
        - Ты не понимаешь,  - сказала миссис Элм, побежденная, откинувшись на офисном стуле.
        - Но ведь это так и работает? Я выбираю сожаление. Что-то, что я хотела бы сделать иначе… И тогда вы находите книгу, я открываю книгу, и проживаю ее. Так ведь работает библиотека, верно?
        - Все не так просто.
        - Почему? Есть проблема с переходом? Такое ведь случалось?
        Миссис Элм взглянула на нее с грустью.
        - Все сложнее. Всегда есть высокая вероятность, что твоя старая жизнь оборвется. Я ведь говорила тебе об этом? Ты хотела умереть, и, возможно, ты умрешь.
        - Да, но вы сказали, что я просто должна к чему-то прийти. «Где-то осесть,  - так вы сказали.  - В другой жизни». Это ваши слова. И все, что мне нужно сделать,  - подумать хорошенько, выбрать правильную жизнь, и…
        - Я помню. Все правильно. Но не получилось.
        Потолок обрушивался на них кусками, как будто штукатурка была не прочней глазури на свадебном торте.
        Нора заметила нечто еще более опасное. Искра отлетела от одной из ламп и упала на книгу, которая тут же вспыхнула. Вскоре пожар распространился на всю полку: книги горели так быстро, словно их облили бензином. Это был поток горячей, разъяренной, ревущей смолы. Затем другая искра осела на другой полке, и та тоже вспыхнула. В этот момент огромный кусок штукатурки грохнулся к ногам Норы.
        - Под стол!  - приказала миссис Элм.  - Немедленно!
        Нора скрючилась и последовала за миссис Элм, которая теперь на четвереньках сидела под столом, уселась на колени и пригнула голову.
        - Почему вы не можете это остановить?
        - Началась цепная реакция. Эти искры не случайны. Книги уничтожаются. И затем, так же неизбежно, разрушится и библиотека.
        - Почему? Я не понимаю. Я была там. Я нашла жизнь для себя. Единственную жизнь для себя. Лучшую из всех…
        - В этом-то и проблема,  - проговорила миссис Элм, нервно выглядывая из-за деревянных ножек стола, пока все больше полок охватывались огнем, а вокруг летали догорающие страницы.  - Этого было мало. Смотри!
        - Куда?
        - На часы. Теперь вот-вот.
        Нора посмотрела и сначала не увидела ничего особенного, но потом это произошло. Часы внезапно пошли. Время на дисплее стало меняться.
        00:00:00
        00:00:01
        00:00:02
        - Что происходит?  - спросила Нора, понимая, что в любом случае дело плохо.
        - Время. Вот что происходит.
        - Как мы покинем это место?
        00:00:09
        00:00:10
        - Мы не покинем,  - ответила миссис Элм.  - Нет никаких мы. Я не могу покинуть библиотеку. Когда библиотека исчезнет, с ней исчезну и я. Но есть шанс, что ты сможешь выбраться, хотя тебе осталось недолго. Не больше минуты…
        Нора только что потеряла одну миссис Элм, она не хотела терять и эту. Миссис Элм заметила ее огорчение.
        - Слушай. Я часть библиотеки. Но вся эта библиотека  - часть тебя. Понимаешь? Не ты существуешь благодаря библиотеке, эта библиотека существует благодаря тебе. Помнишь, что сказал Гюго? Он сказал, что это простейший способ для твоего мозга воспринять странную и многоплановую реальность вселенной. Итак, это просто образ в твоей голове. Передающий нечто важное и опасное.
        - Это я поняла.
        - Но ясно одно: ты не хотела ту жизнь.
        - Это была идеальная жизнь.
        - Ты это чувствовала? Все время?
        - Да. То есть… Я хотела. В смысле, я любила Молли. Я, пожалуй, любила Эша. Но полагаю, наверно… это была не моя жизнь. Я не сделала ее сама. Я вошла в эту другую версию себя. Я была скопирована в идеальную жизнь. Но это была не я.
        00:00:15
        - Я не хочу умирать,  - объявила Нора, ее голос вдруг стал громче, но более хрупким. Она дрожала всем телом.  - Я не хочу умирать.
        Миссис Элм посмотрела на нее широко раскрытыми глазами. В них горело пламя мысли.
        - Тебе нужно выбираться отсюда.
        - Я не могу. Библиотека бесконечна. Как только я вошла, выход исчез.
        - Тогда найди его снова.
        - Как? Тут нет дверей.
        - Кому нужна дверь, если есть книга?
        - Все книги горят.
        - Одна не горит. Эту ты и должна найти.
        - «Книгу сожалений»?
        Миссис Элм почти рассмеялась.
        - Нет. Эта тебе точно не нужна. Она уже пепел. Она сгорает первая. Тебе нужно туда!  - она указала налево, в хаос, огонь, падающую штукатурку.  - Одиннадцатый стеллаж там. Третья полка снизу.
        - Сейчас все здание рухнет!
        00:00:21
        00:00:22
        00:00:23
        - Ты не поняла, Нора?
        - Не поняла что?
        - Все очень ясно. Ты вернулась на этот раз не потому, что хотела умереть, а потому, что хотела жить. Эта библиотека рушится не потому, что хочет убить тебя. Она рушится, чтобы дать тебе шанс вернуться. Наконец-то произошло что-то решающе важное. Ты решила, что хочешь жить. Так иди, живи, пока у тебя еще есть шанс.
        - Но… как же вы? Что будет с вами?
        - Не волнуйся обо мне,  - ответила она.  - Я тебе обещаю. Я ничего не почувствую,  - а затем она сказала то, что произнесла настоящая миссис Элм, обняв Нору в школьной библиотеке, в день, когда погиб ее отец.  - Все наладится, Нора. Все будет хорошо.
        Миссис Элм протянула руку к столу и быстро схватила что-то. Секундой позже она передала Норе оранжевую пластиковую шариковую ручку. Такую, какая была у Норы в школе. Которую она заметила уже давно.
        - Тебе потребуется это.
        - Зачем?
        - Эта книга еще не написана. Ты должна начать ее сама.
        Нора взяла ручку.
        - Прощайте, миссис Элм.
        Секундой позже огромный кусок потолка обрушился на стол. Плотное облако штукатурки окутало их, они начали задыхаться.
        00:00:34
        00:00:35
        - Иди,  - закашлялась миссис Элм.  - Живи.

        Не смей сдаваться, Нора Сид!

        Нора пошла сквозь пелену пыли и дыма в направлении, которое ей указала миссис Элм, а потолок продолжал обваливаться.
        Было трудно дышать и смотреть, но ей кое-как удавалось отсчитывать стеллажи. Искры от лампочек падали на голову.
        Пыль оседала в горле, вызывая рвотные позывы. Но даже в пылевом тумане она видела, что большинство книг теперь в огне. Вообще, все полки были объяты пламенем, и его жар, казалось, обладал собственной силой. Некоторые полки с книгами загорелись раньше, и от них уже остался лишь пепел.
        Как только она достигла одиннадцатого стеллажа, на нее свалился обломок потолка, ударив и сбив с ног.
        Зажатая под обломком, она почувствовала, как ручка выскользнула из руки и укатилась прочь.
        Ее первая попытка освободиться оказалась неудачной.
        Вот и все. Я умру, хочу я этого или нет. Я умру.
        Библиотека была разрушена.
        00:00:41
        00:00:42
        Это был конец.
        Она вновь была уверена в этом. Она погибнет здесь, ведь все возможные жизни вокруг нее истлели.
        Но затем она увидела нечто среди короткого просвета в дымовой завесе. Там, на одиннадцатом стеллаже. Третья полка снизу.
        Брешь в огне, пожиравшем все остальные книги на полке.
        Я не хочу умирать.
        Ей нужно постараться: она должна захотеть жизнь, которая всегда казалась ей нежеланной. Ведь так же, как эта библиотека была ее частью, так и все ее другие жизни. Возможно, она не пережила все, что испытывала в этих жизнях, но у нее была способность к этому. Пожалуй, она упустила те возможности стать олимпийской пловчихой, или путешественницей, или владелицей виноградника, или рок-звездой, или спасающим планету гляциологом, или выпускницей Кембриджа, или матерью, или миллионом других ролей, но она все еще была всеми этими людьми. Это все была она. Она могла стать всеми этими удивительными людьми, и это не было так печально, как ей казалось прежде. Вовсе нет. Это вдохновляло. Потому что она теперь видела все, что могла сделать, когда очнется. И понимала, что в действительности эта жизнь, которую она проживала, имела свою логику. Ее брат был жив. Иззи была жива. И она помогла мальчику не пойти по кривой дорожке. То, что порой ощущается как ловушка, на самом деле  - лишь иллюзия. Для счастья ей не нужен виноградник или калифорнийский закат. Ей даже не нужен большой дом с идеальной семьей. Ей просто
нужен потенциал, возможность. И Нора была этим чистым потенциалом. Она удивлялась, как она могла не видеть этого прежде.
        Она услышала голос миссис Элм, откуда-то из-под стола далеко позади нее, прорывающийся сквозь грохот.
        - Не сдавайся! Не смей сдаваться, Нора Сид!
        Она не хотела умирать. И она не хотела проживать никакую другую жизнь, кроме своей. Той, которая была мучительным барахтаньем, но это было ее личное мучительное барахтанье. Прекрасное мучительное барахтанье.
        00:00:52
        00:00:53
        И она извивалась, толкалась и сопротивлялась обломку потолка над ней, и, пока ускользали секунды, ей удалось  - с усилием, которое обжигало и душило легкие,  - вновь встать на ноги.
        Она пошарила рукой по полу и нашла ручку, уже под толстым слоем пыли, побежала сквозь клубы дыма и достигла одиннадцатого стеллажа.
        И она была там. Книга, которая не горела. Все еще там, идеально зеленая.
        Уклоняясь от жара, осторожно, указательным пальцем она поддела корешок и вытянула книгу с полки. А затем сделала то, что всегда. Открыла ее и попыталась найти первую страницу. Но трудность заключалась в том, что ее не существовало. Во всей книге не было написано ни слова. Совершенно пустая. Как и другие книги, она была о ее будущем. Но в отличие от них, в этой будущее не было написано.
        Итак, это она. Ее жизнь. Ее осевая жизнь.
        И она была пустой страницей.
        Нора замерла со старой школьной ручкой в руке. Прошла уже почти минута после полуночи.
        Другие книги на полках превратились в угли, пепел, и лампочка мерцала сквозь пыль, слабо освещая трещины в потолке. Огромный кусок вокруг лампочки  - очертаниями напоминавший Францию  - готов вот-вот упасть и раздавить ее.
        Нора сняла колпачок с ручки и прижала открытую книгу к обгоревшей полке.
        Потолок издал стон.
        Оставалось недолго.
        Она начала писать. Нора хотела жить.
        Она закончила и подождала немного. К сожалению, ничего не происходило, и она вспомнила слова миссис Элм. Хочу  - любопытное слово. Оно означает нехватку. Так, она перечеркнула строчку и попыталась еще раз.
        Нора решила жить.
        Ничего. Она попробовала снова.
        Нора была готова жить.
        Все еще ничего, даже когда она подчеркнула слово «жить». Все уже было сломано и разрушено. Потолок падал, стирая все, круша стеллажи и превращая их в груды пыли. Внезапно она увидела фигуру миссис Элм: библиотекарша вылезла из-под стола, где укрывала Нору, и стояла там без страха, а потом исчезла полностью, когда крыша обрушилась на зал, удушив остатки огня, и погребла под собой стеллажи и все остальное.
        Нора, задыхаясь, больше ничего не могла разглядеть.
        Но этот пятачок библиотеки еще держался, и она все еще была там.
        В любую секунду все исчезнет  - она это знала.
        И она прекратила выдумывать, что бы ей написать, и в чистом остервенении просто вывела первое, что пришло ей в голову, то, что она чувствовала внутри себя как дерзкий беззвучный рев, который мог пересилить любое внешнее разрушение. Единственную истину, которая у нее была, истину, которой она теперь гордилась и которой радовалась, истину, с которой она не просто смирилась, но и приветствовала ее открыто, каждой пылкой молекулой своего бытия. Истину, которую она торопливо, но твердо нацарапала, с силой нажимая на бумагу стержнем, заглавными буквами,  - от первого лица, в настоящем времени.
        Истину, которая была началом и семенем всего возможного. Бывшее проклятие и теперешнее благословение.
        Два простых слова, вмещающих в себя мощь и потенциал мультиверсума.

        Я ЖИВА.

        И тут пол затрясся в неистовстве, и последние остатки Полночной библиотеки обратились в пыль.

        Пробуждение

        В одну минуту и двадцать семь секунд после полуночи Нора Сид отметила свое возвращение к жизни, заблевав пуховое одеяло.
        Жива, хотя и едва.
        Задыхающаяся, измученная, обезвоженная, барахтающаяся, дрожащая, отяжелевшая, в бреду, с болью в груди и с еще более сильной головной болью  - хуже чувствовать себя было невозможно, и все же это была жизнь, и причем именно такая, какую она хотела.
        Было трудно, почти невозможно вытащить себя из постели, но она знала, что должна подняться.
        Она сумела это сделать кое-как, схватила телефон, но он оказался слишком тяжелым и скользким, чтобы его удержать: упал на пол и скрылся из виду.
        - Помогите,  - прохрипела она и, пошатываясь, вышла из комнаты.
        Коридор, казалось, качало, как корабль в бурю. Но она дотянула до двери, не отключаясь, сняла цепочку с замка и сумела, с большим усилием, открыть дверь.
        - Пожалуйста, помогите.
        Она с трудом поняла, что еще шел дождь, когда вышла на улицу в своей запачканной рвотой пижаме, миновала ступеньку, на которой стоял Эш меньше дня назад, когда сообщал ей новость о гибели кота.
        Никого не было.
        Никто не мог ее видеть. И она поплелась к дому мистера Бэнерджи, спотыкаясь и пошатываясь, в итоге все же сумев позвонить в дверь.
        Внезапный квадрат света зажегся в окне.
        Открылась дверь.
        Он был без очков и, возможно, растерялся из-за ее состояния и времени звонка.
        - Мне очень жаль, мистер Бэнерджи. Я сделала что-то очень глупое. Вам лучше вызвать скорую.
        - О боже. Что такое стряслось?
        - Пожалуйста.
        - Да. Я позвоню. Сейчас…
        00:03:48
        И тогда она позволила себе упасть, быстро и тяжело завалившись вперед, прямо на придверный коврик мистера Бэнерджи.
        Темнеет воздух,
        Огонь погас,
        Тем ярче звезды
        Горят для нас.

        По ту сторону отчаяния

        «Жизнь начинается,  - писал когда-то Сартр,  - по ту сторону отчаяния»[111 - Сартр Ж. П. Мухи [1943]: пер. с фр. Л. А. Зониной // Слова. Мухи. Почтительная потаскушка. За закрытыми дверями. М.: АСТ, 2009.].
        Дождь закончился.
        Она сидела на больничной кровати. Ее поместили в палату, покормили, и она чувствовала себя гораздо лучше. Медицинский персонал был удовлетворен осмотром. Слабый кишечник представлялся ожидаемым явлением. Она попыталась впечатлить доктора, сообщив ему факт от Эша, что выстилающая ткань обновляется каждые несколько дней.
        Затем пришла медсестра, села рядом с ней на кровать, держа в руках планшет, и задала ряд вопросов о ее психическом состоянии. Нора решила не распространяться о своем опыте в Полночной библиотеке, так как посчитала, что психиатры ее неправильно поймут. Скорее всего, малоизвестные реальности мультиверсума еще не вошли в руководства Национальной службы здравоохранения.
        Вопросы и ответы продолжались долго  - чуть ли не целый час. Они касались ее лекарств, смерти матери, Вольта, потери работы, нехватки денег, диагноза ситуационной депрессии.
        - Вы когда-нибудь пытались делать что-то подобное?  - спросила медсестра.
        - Не в этой жизни.
        - Как вы чувствуете себя сейчас?
        - Не знаю. Немного странно. Но я больше не хочу умирать.
        И медсестра что-то записала в анкету.
        Из окна, когда медсестра ушла, она наблюдала за мягко качающимися в полуденном ветре деревьями и медленно тянущимися в час пик по бедфордской кольцевой дороге машинами. Всего лишь деревья, машины и обычные здания, но в этом заключалось все.
        Это была жизнь.
        Чуть позже она удалила свои суицидальные записи в социальных сетях и  - в приступе искренней сентиментальности  - написала вместо них что-то другое. Она озаглавила это «Что я узнала (написано той, которая побывала всеми)».

        Что я узнала
        (написано той, которая побывала всеми)

        Легко скорбеть по жизням, которыми мы не живем. Легко сожалеть, что мы не развили другие таланты, не согласились на разные предложения. Легко сожалеть, что мы не работали упорней, не любили сильнее, не управлялись ловчее с деньгами, не были популярными, не остались в музыкальной группе, не поехали в Австралию, не согласились выпить с кем-то кофе или не занимались чертовой йогой.
        Не требуется никаких усилий, чтобы тосковать по друзьям, которых мы не завели, по работе, что мы не сделали, по людям, с которыми мы не вступили в брак, по детям, которых у нас нет. Нетрудно смотреть на себя глазами других людей и мечтать стать другими калейдоскопическими версиями себя, каковыми нас желают видеть эти люди. Легко жалеть и продолжать жалеть бесконечно, пока наше время не истечет.
        Но настоящая проблема заключается не в непрожитых жизнях, о которых мы сожалеем. А в самом сожалении. Именно сожаление вынуждает нас съеживаться, вянуть и чувствовать себя худшим из врагов самим себе и другим людям.
        Мы не знаем, были бы другие наши версии лучше или хуже. Эти жизни тоже происходят, это верно, но и вы живете, и именно на данной вам жизни нужно сосредоточиться.
        Конечно, мы не можем посетить все места на планете и встретиться с каждым человеком, освоить все профессии, но все же то, что мы бы чувствовали в каждой жизни, нам доступно. Нам не нужно играть во все игры подряд, чтобы понять, каково это  - побеждать. Нам не нужно прослушивать все музыкальные произведения в мире, чтобы ценить музыку. Не нужно перепробовать все сорта винограда во всех виноградниках, чтобы познать удовольствие от вина. Любовь, и смех, и страх, и боль  - универсальные валюты.
        Нужно лишь закрыть глаза и наслаждаться вкусом своего напитка, слушать песню, пока она звучит. Мы так же целиком и полностью живы, как и в любой другой жизни, и имеем доступ к тому же спектру эмоций.
        Нам нужно быть лишь одним человеком.
        Нужно чувствовать лишь одно существование.
        Нам не нужно делать все, чтобы быть всем, потому что мы уже бесконечны. Пока мы живы, мы всегда содержим в себе будущие многогранные возможности.
        Так давайте будем добрыми к людям в нашем собственном существовании. Давайте порой смотреть вверх, ведь где бы мы ни стояли, небо над нами простирается бесконечно.
        Вчера я была уверена, что у меня нет будущего, и не могла принять свою жизнь такой, какова она сейчас. И все же сегодня эта же самая заплутавшая жизнь кажется мне полной надежды. Имеющей потенциал.
        Невозможное, на мой взгляд, осуществляется, пока мы живем.
        Будет ли моя жизнь волшебным образом лишена боли, отчаяния, горя, разочарований, трудностей, одиночества, депрессии? Нет.
        Но хочу ли я жить?
        Да. Да.
        Тысячу раз да.

        Жить или понимать

        Несколько минут спустя ее навестил брат. Он прослушал голосовое сообщение, которое она отправила ему, и ответил текстом в семь минут после полуночи. «Все хорошо, сестренка?» А затем, когда с ним связались из больницы, примчался первым поездом из Лондона. Он купил ей последний выпуск National Geographic, пока ждал на станции Сент-Панкрас.
        - Тебе он раньше нравился,  - сказал он ей, положив журнал на больничную кровать.
        - И сейчас нравится.
        Было приятно его видеть. Его густые брови и привычная улыбка остались прежними. Он вошел слегка неловко, вытянув шею, волосы были длинней, чем в последних двух жизнях, в которых она его видела.
        - Извини, что не общался с тобой в последнее время,  - сказал он.  - Это было не из-за того, что сказал Рави. Я уже даже не вспоминаю «Лабиринты». Просто чувствовал себя странно. После смерти мамы я встретил парня, а потом мы очень неприятно расстались, и я не хотел говорить с тобой или с кем-то еще об этом. Я просто хотел пить. И я пил слишком много. Это стало настоящей проблемой. Но я начал лечиться. Не пью уже несколько недель. Хожу в спортзал, и все такое. Начал комплексные тренировки.
        - О, Джо, бедняга. Сочувствую тебе из-за расставания. И из-за всего остального.
        - Ты все, что у меня есть, сестренка,  - его голос слегка надломился.  - Я знаю, что не ценил тебя. Знаю, что не всегда был на высоте, пока взрослел. Но мне приходилось справляться со своим дерьмом. Я пытался был таким, каким меня хотел видеть папа. Скрывал свою ориентацию. Я знаю, тебе было нелегко, но мне тоже было непросто. Ты преуспевала во всем. В учебе, в плавании, в музыке. Я не мог с тобой соперничать… А тут еще наш папа, и мне приходилось разыгрывать из себя мужика в соответствии с его представлениями,  - он вздохнул.  - Странно. Мы оба, наверно, помним это по-разному. Но не бросай меня, ладно? Бросить группу  - одно. Но не исчезай из жизни. Я не справлюсь с этим.
        - Не исчезну, если не исчезнешь ты,  - ответила она.
        - Поверь, я никуда не собираюсь.
        Она подумала о том горе, которое переполняло ее, когда она услышала в Сан-Паулу о смерти Джо от передозировки, и ей захотелось обняться с ним, что он и сделал очень нежно, и она ощутила его тепло.
        - Спасибо, что пытался прыгнуть за мной в реку,  - сказала она.
        - Что?
        - Мне всегда казалось, что ты ничего не делал. Но ты пытался. Тебя оттащили. Спасибо.
        Он тут же понял, о чем она. А может, он слегка растерялся, не разобрав, как она об этом узнала, ведь она была в реке, далеко от него.
        - Ах, сестренка. Я тебя люблю. Мы были такими дураками.

        Джо исчез на час. Взял ключи у хозяина ее квартиры, забрал ее одежду и телефон.
        Она увидела, что написала Иззи. Извини, что не ответила прошлой ночью / этим утром. Я хотела как следует поговорить! Тезис  - антитезис  - синтез. Все дела. Как ты? Я скучаю. О, и знаешь что? Я подумываю вернуться в Великобританию в июне. Насовсем. Скучаю, подруга. Кстати, у меня ТОННА фоток горбатых китов для тебя. Целую.
        Нора невольно издала радостный горловой звук.
        Написала ответ. Любопытно, подумала она, как жизнь порой дает тебе новый взгляд на долгое ожидание.
        Она зашла на страницу Международного института полярных исследований на Facebook. Там была фотография женщины, с которой она делила каюту, Ингрид, она стояла рядом с руководителем группы  - Питером: тонким сверлом Ингрид проверяла толщину морского льда, а ниже давалась ссылка на статью: «Международный институт полярных исследований подтверждает, что прошлое десятилетие было самым теплым за все время наблюдений за Арктикой». Она поделилась ссылкой. И написала комментарий: «Продолжайте, ваша работа важна!» И решила, что, когда подзаработает денег, обязательно внесет пожертвование.

        Врачи решили, что Нора может вернуться домой. Брат заказал ей Uber. Когда они выезжали с парковки, Нора увидела, как к больнице подъезжает Эш. Похоже, сегодня ему ко второй смене. В этой жизни у него была другая машина. Он не заметил ее, хотя она улыбнулась ему и пожелала счастья. Она пожелала ему легкой смены, в которой будут только желчные пузыри. Может, ей стоит прийти на бедфордский полумарафон в воскресенье и поболеть за него. Может, она пригласит его на кофе.
        Может быть.
        На заднем сиденье машины брат сообщил, что он ищет работу на фрилансе.
        - Я подумываю стать звукооператором,  - сказал он.  - Но пока это все туманно.
        Нора была счастлива это слышать.
        - Ну, думаю, тебе стоит попробовать. Мне кажется, тебе понравится. Не знаю почему. Но есть такое ощущение.
        - Ладно.
        - В смысле, это не так гламурно, как международная рок-звезда, но, может быть… безопасней. Может, даже счастливее.
        Ей было непросто выкрутиться, и Джо поверил не до конца. Однако он улыбнулся и кивнул.
        - Вообще-то, в Хаммерсмите есть студия, для которой ищут звукооператоров. Всего в пяти минутах от меня. Я мог бы ходить на работу пешком.
        - Хаммерсмит? Да. Это оно.
        - В смысле?
        - В смысле, кажется, это все неплохо звучит. Хаммерсмит, звукооператор. Похоже, ты будешь счастлив.
        Он рассмеялся.
        - Ладно, Нора. Ладно. Кстати, помнишь, я говорил про спортзал? Он прямо напротив работы.
        - О, круто. Там нет хороших парней?
        - Вообще-то да, есть один. Его зовут Эван. Он врач. Занимается в одной группе со мной.
        - Эван! Да!
        - Что?
        - Ты должен позвать его на свидание.
        Джо рассмеялся, решив, что Нора просто дурачится.
        - Я даже не уверен на сто процентов, что он гей.
        - Да! Он гей. На сто процентов гей. И на сто процентов ты ему нравишься. Доктор Эван Лэнг-форд. Пригласи его. Ты должен мне верить! Это будет твое лучшее решение…
        Брат смеялся, а машина припарковалась у Бэнкрофт-авеню, 33А. Он заплатил, ведь у Норы все еще не было денег и даже кошелька.
        Мистер Бэнерджи сидел у окна, читал.
        На улице Нора увидела, как брат изумленно смотрит в свой телефон.
        - В чем дело, Джо?
        Он едва мог говорить.
        - Лэнгфорд…
        - Что?
        - Доктор Эван Лэнгфорд. Я даже не знал его фамилии, но это он.
        Нора пожала плечами.
        - Интуиция. Добавь его. Стань подписчиком. Пиши ему в Direct. Все что требуется. Только не шли фоток нагишом без разрешения. Но он тот самый. Говорю тебе. Он твой парень.
        - Но как ты узнала, что это он?
        Она взяла брата под руку, зная, что не сможет ему ничего объяснить.
        - Послушай, Джо,  - она вспомнила антифилософию миссис Элм в Полночной библиотеке.  - Не нужно понимать жизнь. Нужно просто жить.
        И брат направился к двери 33А по Бэнкрофт-авеню, а Нора оглядела все дома, и фонари, и деревья под небом, чувствуя, как ее легкие наполняются воздухом и восторгом, что она здесь, наблюдает все как в первый раз. Может, в одном из этих домов живет еще какой-то скользящий, в своей третьей, или семнадцатой, или окончательной версии себя. Она будет высматривать их.
        Она взглянула на тридцать первый дом.
        Лицо мистера Бэнерджи в окне медленно озарилось, когда он увидел, что Нора жива и здорова. Он улыбнулся и губами произнес «спасибо», словно простой факт ее жизни был чем-то, за что ему нужно быть благодарным. Завтра она найдет денег, сходит в садовый центр и купит ему растение для клумбы. Может, наперстянку. Она уверена, что он любит наперстянки.
        - Нет,  - ответила она, посылая ему воздушный поцелуй,  - это вам спасибо, мистер Бэнерджи! Спасибо вам за все!
        И она улыбнулась шире, а его глаза светились добротой и заботой, и Нора вспомнила, каково это  - заботиться и принимать заботу. Она последовала за братом в квартиру и начала прибираться, перед этим взглянув на ирисы в садике мистера Бэнерджи. Она не ценила цветы прежде, но теперь ее восхищал их поразительный пурпурный цвет. Как будто цветы заключали в себе не просто цвет, но некий язык, сообщение, дивную цветочную мелодию, столь же сильную, как произведения Шопена, и безмолвно передавали захватывающее величие самой жизни.

        Вулкан

        Настоящее откровение  - обнаружить, что место вашего спасения и есть то самое, из которого вы бежали. Что тюрьма  - это не пространство, а образ мыслей. И самое странное открытие, которое совершила Нора: из всех расходящихся вариаций себя, которые она пережила, самые радикальные перемены случились именно в этой жизни. В той, с которой она начала и которой закончила.
        Главная и самая глубокая перемена случилась не оттого, что она стала богаче или успешнее, или знаменитее, или оказалась среди ледников и белых медведей Шпицбергена. Это случилось, когда она легла в ту самую постель в грязной сырой квартирке с полуразвалившимся диваном, юккой и маленькими кактусами в горшочках, с книжными полками и неоткрытыми руководствами по йоге.
        Там стояло то же электропиано и книги. Чувствовалось то же печальное отсутствие кота и работы. Оставалась та же неизвестность касательно того, что ждет ее впереди.
        И все же все было по-другому.
        Все было по-другому, потому что она больше не считала, что должна просто воплощать мечты других людей. Она больше не думала, что обязана стать воображаемой идеальной дочерью, сестрой, партнершей, женой, матерью, работницей или кем-то еще  - напротив, она готовилась быть просто человеком, исполнять собственное предназначение и отвечать перед самой собой.
        По-другому, потому что она осталась жива, хотя и побывала на грани смерти. И это был ее выбор. Выбор жить. Ведь она прикоснулась к необъятности жизни и в этой необъятности увидела возможность не только того, что она может сделать, но и что почувствовать. Были другие шкалы, другие мелодии. Не просто линия от легкой до умеренной депрессии, припорошенная случайными всплесками отчаяния. Это вселяло в нее надежду и даже простую сентиментальную благодарность за возможность быть здесь, зная, что в ней есть потенциал для наслаждения сияющим небом и посредственными комедиями Райана Бейли, для счастья, когда она слушает музыку, беседы и биение собственного сердца.
        По-другому, потому что, помимо всего, тяжелая и печальная «Книга сожалений» благополучно сгорела дотла.
        - Привет, Нора. Это я, Дорин.
        Нора была рада слышать ее, поскольку как раз писала объявление об уроках игры на пианино.
        - О, Дорин! Позволь мне извиниться, что пропустила в тот день занятие.
        - Дело прошлое.
        - Ну, я не хочу вдаваться в подробности,  - продолжила Нора на одном дыхании,  - но лишь хочу сказать, что такое больше не повторится. Обещаю, в будущем, если вы с Лео захотите продолжать уроки, я буду дома вовремя. Я вас не подведу. Я полностью пойму, если вы не захотите, чтобы я преподавала Лео. Но я хочу, чтобы вы знали, что у Лео выдающийся талант. Он чувствует инструмент. Он может сделать карьеру в музыке. Поступить в Королевское музыкальное училище. Итак, я просто хочу сказать, что, если он не продолжит уроки со мной, я бы хотела, чтобы вы знали: на мой взгляд, он должен продолжать где-то еще. Это все.
        Наступила долгая пауза. Только шуршание статического телефонного дыхания. А потом:
        - Нора, милая, все хорошо, ни к чему этот монолог. По правде, мы были в городе вчера, мы вдвоем. Я покупала ему гель для лица, и он сказал: «Я ведь еще буду заниматься пианино?»  - прямо в Boots. Можно мы начнем сначала на следующей неделе?
        - Серьезно? Потрясающе. Да, жду на следующей неделе.
        Закончив разговор, Нора села за клавиши и сыграла мелодию, которую никогда не играла прежде. Ей нравилось то, что она исполняет, и она пообещала себе запомнить ее и придумать для нее слова. Может, ей стоит сочинить настоящую песню и разместить ее в интернете. Может, она напишет несколько песен. А может, она подкопит денег и подаст заявку в магистратуру. А может, и то и другое. Кто знает? Играя, она оглянулась и увидела свой журнал  - тот, что купил для нее Джо,  - открытый на странице с фотографией вулкана Кракатау в Индонезии.
        Парадокс вулканов в том, что они  - одновременно символы разрушения и жизни. Как только поток лавы замедляется и охлаждается, она застывает, а потом со временем крошится и становится почвой  - богатой и плодородной.

        Она была не черной дырой, решила Нора. Она была вулканом. И, как и вулкан, она не могла убежать от самой себя. Ей придется остаться здесь и возделывать свою пустыню.
        Она могла бы посадить лес внутри себя.

        Как все закончится

        Миссис Элм выглядела гораздо старше, чем в Полночной библиотеке. Ее седые волосы стали совсем белыми и тонкими, лицо уставшим и испещренным морщинами, руки пятнистыми от старости, но она так же любила шахматы, как и много лет назад в библиотеке школы Хейзелдин.
        В доме престарелых «Дубовый лист» была шахматная доска, но с нее требовалось смахнуть пыль.
        - Никто тут не играет,  - пожаловалась она Норе.  - Я так рада, что ты пришла повидаться. Такой сюрприз.
        - Ну, я могу каждый день приходить, хотите, миссис Элм?
        - Луиза, прошу, зови меня Луиза. А у тебя нет работы?
        Нора улыбнулась. Хотя всего двадцать четыре часа прошло с тех пор, как она попросила Нила повесить объявление в «Теории струн», ей уже обзвонились люди, желающие брать уроки.
        - Я учу играть на пианино. И помогаю в приюте для животных по вторникам. Но у меня всегда найдется часок… И, если честно, мне тоже не с кем играть в шахматы.
        Усталая улыбка осветила лицо миссис Элм.
        - Что ж, это было бы приятно,  - она выглянула из окошка своей комнаты, и Нора проследила за ее взглядом.
        Там шли человек и собака, Нора узнала их. Дилан выгуливал бульмастифа Салли. Ту самую, тревожную, с ожогами от сигарет, которой она понравилась. Она задумалась, не разрешит ли ей хозяин квартиры завести собаку. Ведь согласился же он на кота, в конце концов. Но придется подождать, пока она сможет заплатить за квартиру.
        - Одиноко,  - проговорила миссис Элм,  - тут. Просто сидишь. Мне казалось, что игра уже кончена. Я как одинокий король на доске. Видишь ли, не знаю, какой ты меня помнишь, но вне школы я не всегда была…  - она замешкалась.  - Я подводила людей. Не всегда была легкой. Я делала то, о чем сожалею. Я была плохой женой. Не всегда хорошей матерью. Люди в каком-то смысле махнули на меня рукой, и не то чтобы я виню их.
        - Ну, вы были добры ко мне, миссис… Луиза. Когда мне тяжело приходилось в школе, вы всегда знали, что сказать.
        Миссис Элм задышала ровнее.
        - Спасибо, Нора.
        - И вы уже не одна на доске. Пришла пешка и присоединилась к вам.
        - Ты никогда не была пешкой.
        Она сдвинула фигуру. Слон занял сильную позицию. Легкая улыбка тронула уголки ее рта.
        - Вы победите,  - заметила Нора.
        Глаза миссис Элм внезапно обрели живость.
        - Ну, в этом-то и прелесть, не правда ли? Никогда не знаешь, как все закончится.
        И Нора улыбнулась, глядя на фигуры, которые у нее еще остались, и обдумывая следующий шаг.
        notes

        Сноски

        1

        Гляциолог  - специалист по природным льдам.  - Примеч. ред.

        2

        Игра слов (англ.): ECO-WORRIER как «экосознательный» является отсылкой к созвучному ECO-WARRIOR как «эко-воин».  - Примеч. ред.

        3

        Сертралин  - селективный ингибитор обратного захвата серотонина, антидепрессант.  - Примеч. ред.

        4

        Британо-американская рок-группа, создана в 1967 г.  - Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.

        5

        Дилан, Боб (род. 1941)  - американский автор-исполнитель, писатель, актер, ставший знаменитым в 1960-х гг. как «певец протеста».

        6

        Кобейн, Курт (1967 -1994)  - американский певец, лидер рок-группы Nirvana. Лав, Кортни (род. 1964)  - американская актриса, певица, вокалистка и гитаристка рок-группы Hole, жена Курта Кобейна.

        7

        Шакур, Тупак Амару (1971 -1996)  - хип-хоп исполнитель. В 2012 г. рэпер Snoop Dogg (Келвин Кордозар Бродус  - младший; род. 1971) использовал его голографическое изображение в своем выступлении на Coachella Valley Music and Arts Festival (Фестивале музыки и искусств в долине Коачелла).

        8

        Малоизвестная американская рок-группа, выпустившая один альбом в 1984 г., название переводится как «Бойня номер четыре». Аллюзия на роман «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1969) Курта Воннегута (1922 -2007).

        9

        Фахитос  - популярное мексиканское блюдо из мяса и овощей.  - Примеч. ред.

        10

        Британская рок-группа, основанная в 1996 г., успеха добилась после второго сингла Yellow  - в 2000 г. и выступает до сих пор.

        11

        «Ваш кот» (англ.).

        12

        Имеются в виду симфонии «Бури и натиска» Йозефа Гайдна (1732 -1809), проникнутые духом одноименного литературного движения 1767 -1785 гг. (представители  - Й. В. Гёте, Ф. Шиллер и др.), которое ставило во главу угла предельную эмоциональность и индивидуализм.

        13

        Торо, Генри Дэвид (1817 -1862)  - американский писатель, философ, натуралист и поэт, представитель трансцендентализма.

        14

        Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу. [1854] / Пер. З. Е. Александровой. М.: Наука, 1979.

        15

        Фраза приписывается Телониусу Монку (1917 -1982), джазовому пианисту и композитору.

        16

        Тутинг  - район в южной части Лондона.

        17

        Рассел Б. Брак и мораль [1929] / Пер. Ю. В. Дубровина. М.: АСТ, 2015.

        18

        Керамический кувшин, выполненный в виде сидящей фигуры узнаваемой личности. Такие кувшины изготовлялись примерно с XVIII в.

        19

        Макарон  - печенье из молотого миндаля, сахара и яичного белка с прослойкой из крема или варенья.

        20

        Сидр  - слабоалкогольный напиток из фруктов, на уровне пива. Все остальное  - разновидности пива: крафтовое пиво  - пиво, произведенное на небольшом частном предприятии с соблюдением классических, традиционных технологий; стаут  - темный элевый сорт пива; эль  - традиционный английский вид пива, получается методом верхового брожения, от обычного пива классический эль отличается отсутствием хмеля в рецептуре; IPA или индийский пейл-эль (India Pale Ale)  - сильно охмеленная разновидность пейл-эля или светлого эля. Собственно, все перечисленные виды являются крафтовыми.  - Примеч. ред.

        21

        «Челюсти» (1975, реж. Стивен Спилберг)  - культовый триллер про акулу-людоеда.

        22

        Потолок Сикстинской капеллы в 1508 -1512 гг. расписывал Микеланджело Буонарроти (1475 -1564), выдающийся художник, скульптор и архитектор эпохи Возрождения. Марадона, Диего (род. 1960)  - аргентинский футболист.

        23

        Башня «Оксо» находится на южном берегу Темзы в центре Лондона, наверху распложены ресторан и бар.

        24

        Эй-Джей  - распространенное в англоговорящем мире сокращение по первым инициалам имени: A. J. Например, Эй-Джей Фойт  - легендарный гонщик «Формулы-1», его полное имя Anthony Joseph Foyt. Эй-Джей  - имя водителя в популярном американском сериале «Вспыш и чудо-машинки».  - Примеч. ред.

        25

        Фитцровия  - богемный и престижный район Лондона.

        26

        Текстовые или графические смайлики и символы, которые используются вместо слов для передачи эмоций, настроения или какого-то смысла в сообщениях и на сайтах.  - Примеч. ред.

        27

        Тулуз-Лотрек, Анри де (1864 -1901)  - французский художник постимпрессионист. Предположительно, из-за наследственного заболевания, его ноги после переломов перестали расти в детстве, и он остался небольшого роста

        28

        Гоббс, Томас (1588 -1679)  - английский философ-материалист.

        29

        Рестриктивная кардиомиопатия  - заболевание, характеризующееся выраженным снижением растяжимости мышцы сердца вследствие различных причин. В результате происходит нарушение функционирования органа. Признаками у кошек является апатия, отказ от корма, похудение, обмороки, параличи, одышка. Прогноз от осторожного до неблагоприятного. У людей в течение двух лет с момента появления первых симптомов погибает почти половина больных.  - Примеч. ред.

        30

        Эдвардианский стиль  - стиль, возникший во время короткого правления Эдварда VII (1901 -1910). Вобрал черты барокко, рококо и ампира, став при этом более демократичным. Главным достижением было внедрение бытовых удобств. В то время складывается тенденция к экономии свободного места.  - Примеч. ред.

        31

        Гринвичское время  - среднее солнечное время меридиана, проходящего через прежнее место расположения Гринвичской королевской обсерватории около Лондона. До 1972 г. считалось точкой отсчета времени в других часовых поясах.  - Примеч. ред.

        32

        Let It Be (1968)  - хит группы The Beatles; Rainy Days and Mondays (1971)  - хит дуэта The Carpenters.

        33

        «Джейн Эйр»  - знаменитый роман английской писательницы Шарлотты Бронте (1816 -1855).

        34

        Кейли-бэнд  - ансамбль, играющий традиционную кельтскую музыку.

        35

        Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего [1886] / Пер. Н. М. Палилова. -Пресс, 2017.

        36

        Прозак  - селективный ингибитор обратного захвата серотонина, антидепрессант. Действующее вещество  - флуоксетин.

        37

        Сезанн, Поль (1839 -1906)  - французский художник-постимпрессионист.

        38

        Орден Британской империи  - рыцарский орден, учрежденный королем Георгом V в 1917 г.; состоит из пяти классов, офицер  - четвертый класс ордена.

        39

        Арена О2  - многоцелевой стадион в Лондоне, один из крупнейших в Европе, открыт в 2007 г.

        40

        Деловой квартал в восточной части Лондона, главный конкурент исторического финансового и делового центра британской столицы  - Сити.

        41

        Приседания с дополнительной стойкой между повторениями (положение стоя  - присед  - планка  - присед  - стоя)  - одно из аэробных упражнений.

        42

        «Вопрос о спорте»  - старейшая телевикторина о спорте, британское шоу на канале BBC.

        43

        «Британское плавание»  - национальная спортивная организация, объединяющая клубы Англии, Шотландии и Уэльса по водным видам спорта.

        44

        Крупнейший в Великобритании благотворительный фонд, обеспечивающий помощь больным с неизлечимыми заболеваниями и их семьям; основан в 1948 г.

        45

        «Общество охраны морской среды»  - ведущая некоммерческая организация в Великобритании, занимающаяся охраной морей, берегов и дикой природы.

        46

        TED (Technology, Entertainment, Design)  - американский частный некоммерческий фонд, известный своими конференциями, которые проводятся с 1984 г. На них разные деятели науки и другие знаменитости читают лекции о своих открытиях и достижениях. Лекции доступны бесплатно на сайте конференции.

        47

        Антонин Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления / Пер. С. М. Роговина. М.: Азбука-Аттикус, 2015.

        48

        Минестроне  - легкий итальянский суп из сезонных овощей.  - Примеч. ред.

        49

        Плат, Сильвия (1932 -1963)  - американская поэтесса и писательница. Метафора инжирного дерева раскрывается в ее книге «Под стеклянным колпаком». (Плат С. Под стеклянным колпаком [1963] / Пер. С. Алукард. М.: АСТ, 2016).

        50

        Доброе утро, Нора (норв.).

        51

        …удачи.  - Спасибо (франц.).

        52

        Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.

        53

        Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.

        54

        Или «Книга Судного дня» (Doomsday Book)  - свод материалов первой в средневековой Европе всеобщей поземельной переписи, проведенной в Англии в 1085 -1086 гг.

        55

        Американский фолк-рок-дуэт, состоявший из автора исполнителя Пола Саймона и певца Арта Гарфанкела. Их дебютный альбом Wednesday Morning («Утро среды») вышел в 1964 г.

        56

        «Лондонская кирпичная компания»  - ведущий производитель кирпича в Великобритании, основана в 1900 г.

        57

        Шримптон, Джин (род. 1942)  - английская модель и актриса; Фейтфулл Марианна (род. 1946)  - английская актриса, певица, музыкант.

        58

        Регбийный клуб Бедфорда, выступающий во второй по силе лиге Великобритании.

        59

        Самые известные острова в Греции.

        60

        Юм, Дэвид (1711 -1776)  - один из крупнейших деятелей шотландского Просвещения. Упомянутое сравнение приводится в его эссе «О самоубийстве». Юм Д. О самоубийстве [1776]: пер. с англ. С. М. Роговина // Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1996. Т. 2.

        61

        Ресторан в Лонгйире, открылся в 2015 г.

        62

        Нет. Это не так (фр.).

        63

        Хорошо (фр.).

        64

        Братья Люмьер, Огюст (1862 -1954) и Луи (1864 -1948)  - родоначальники кино, изобретатели синематографа  - техники, позволяющей массовый просмотр кинолент (патент 1895 г.).

        65

        Шрёдингер, Эрвин (1887 -1961)  - австрийский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии по физике, автор знаменитого мысленного эксперимента с котом, который сидит в ящике и одновременно может быть живым и мертвым. Существует несколько интерпретаций этого эксперимента.

        66

        Серьезно? (Фр.)

        67

        фактически (фр.).

        68

        Именно! (Фр.)

        69

        И так далее (лат.).

        70

        Мультиверсум  - многомирие, мироздание в целом как совокупность миров с разными физическими законами и числом измерений; гештальтпсихология  - общепсихологическое направление, связанное с попытками объяснения прежде всего восприятия, мышления и личности; в качестве объяснительного принципа выдвигается принцип целостности.  - Примеч. ред.

        71

        Camus A. Intuitions [1932] // Youthful Writings. Boston, MA: Da Capo Press, 1994. (Камю А. Интуиции [1932] // Сочинения для юношества. Бостон, Массачусетс: Da Capo Press, 1994.)

        72

        Камю А. Посторонний [1942]: пер. с фр. Н. Галь // Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. М.: АСТ, 2014.

        73

        Камю А. Посторонний. В переводе Н. Галь фраза звучит так: «Уж если что-то должно случиться, лучше я буду к этому готов».

        74

        Bridge over troubled water (1970)  - хит дуэта Simon & Garfunkel.

        75

        Торо Г. Д. Дневники. Прогулки [1862] // Сделать прекрасным наш день. М.: Прогресс, 1990.

        76

        Голд-Кост (букв. «Золотое побережье»)  - город и одноименная область на восточном побережье Австралии на границе Квинсленда с Новым Южным Уэльсом, туристический и курортный центр.

        77

        Айлиш, Билли (род. 2001)  - американская певица и автор песен.

        78

        Фэллон, Джимми (род. 1974)  - американский актер, комик, телеведущий. С 2014 г. ведет вечернее ток-шоу The Tonight Show Starring Jimmy Fallon на NBC, в котором беседует со знаменитостями.

        79

        Отель в Лос-Анджелесе.

        80

        Многофункциональный спортивный комплекс в Лос-Анджелесе, открыт в 1999 г., место проведения спортивных и массовых мероприятий.

        81

        Пока, подруга (исп.).

        82

        «Звук» (порт.).

        83

        Культовый американский журнал, посвященный музыке и поп-культуре, основан в 1967 г.

        84

        Придурок (порт.).  - Примеч. ред.

        85

        Шутливую песню «Иммануил Кант» (2010), в которой изложены основы мировоззрения этого философа (1724 -1804), сочинил Пол Л. Файн.

        86

        Музыкальная премия, которая с 1959 г. вручается ежегодно американской Национальной академией искусства и науки звукозаписи за творческие достижения в музыкальной сфере.

        87

        The Cure (с 1970-х)  - британская рок-группа; Оушен, Фрэнк (с 2005)  - независимый американский музыкант; Tame Impala (с 2007)  - австралийская группа, работающая в жанре психоделического рока.

        88

        Перевод Михаила Шербы.

        89

        Smoke on the water (1972)  - хит группы Deep Purple.

        90

        The Road Not Taken (1916). Фрост Р. Другая дорога: пер. с англ. В. Черешни // Новая юность. 2012 № 3.

        91

        Вольный пересказ идей из главы четвертой книги второй «Никомаховой этики» Аристотеля. Аристотель. Никомахова этика: пер. с греч. Н. В. Брагинской // Философы Греции. -Пресс, 1997.

        92

        Шопенгауэр А. Об основе морали [1840]: пер. с нем. Ю. И. Айхенвальда // Две основные проблемы этики. М.: АСТ, 2006.

        93

        Мармит  - пищевая добавка, пряная пищевая паста коричневого цвета с ярким вкусом и запахом, богатая витаминами группы B.

        94

        Норстер, Боб (род. 1957)  - валлийский регбист.

        95

        Don’t Think Twice (1962)  - песня Боба Дилана. Первые строки  - Don’t think twice, / It’s all right  - переводятся как «Не думай об этом, все хорошо», другой вариант перевода «Дважды не думай, сойдет». Go Your Own Way («Иди своей дорогой», 1977)  - песня рок-группы Fleetwood Mac. God Only Knows (1966)  - песня поп-рок группы The Beach Boys. Первая строка  - God only knows what I’ll be without you  - переводится как «Одному Богу известно, что я без тебя».

        96

        Suzanne (1967). Коэн, Леонард (1934 -2016)  - канадский поэт, писатель, певец и автор песен.

        97

        «Хороший вид» (исп.).

        98

        «Любитель вина»  - американский журнал, в котором предлагается информация о вине и спиртных напитках, а также печатаются обзоры и статьи на близкие темы  - о развлечениях, путешествиях, ресторанах; издается с 1988 г.

        99

        Потихоньку, чуть-чуть (исп.).

        100

        Дикинсон, Эмили (1830 -1886)  - американская поэтесса.

        101

        моя подруга (фр.).

        102

        Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу.

        103

        Королевские ботанические сады Кью в Лондоне  - основаны в 1759 г.

        104

        Миро, Жоан (1893 -1983)  - каталонский художник, скульптор и график. Адепт абстрактного искусства.

        105

        Горный регион на северо-западе Англии, в графстве Камбрия. Знаменит горными и озерными ландшафтами.

        106

        Дал  - индийское пюре из бобовых; пенне арабьята  - макароны с острым томатным соусом (от ит. arrabbiato  - сердитый).

        107

        The Sound of Silence (1964)  - знаменитая песня Simon & Garfunkel.

        108

        The Tiger Who Came to Tea (1968)  - детская книжка с картинками писательницы и художницы Джудит Керр (1923 -2019).

        109

        Шопен, Фредерик (1810 -1849)  - композитор и пианист французско-польского происхождения, основоположник западноевропейского музыкального романтизма. Джоп-лин, Скотт (1868 -1917)  - афроамериканский композитор и пианист, крупнейший автор регтаймов. Оушен, Фрэнк (род. 1987)  - американский независимый музыкант. Ледженд, Джон (род. 1978)  - американский певец, автор песен и композитор. Каунти, Рекс Ориндж (Александр О’Коннор, род. 1998)  - британский музыкант.

        110

        Говард, Джон (1726 -1790)  - британский врач, юрист и филантроп, первый реформатор тюрем в Великобритании.

        111

        Сартр Ж. П. Мухи [1943]: пер. с фр. Л. А. Зониной // Слова. Мухи. Почтительная потаскушка. За закрытыми дверями. М.: АСТ, 2009.