Тайна Эмили
Геза Шварц


Путешествие в сумерки
        История о девочке, которая попала в загробный мир и стала духом. Она любила ужастики, пыталась заглянуть в иные миры и тосковала по отцу, который погиб. Что встретило её там, за чертой? Кем стала она в загробном мире? Есть ли жизнь и смерть после смерти? «Тайна Эмили» – остросюжетное чтение для подростков, кто любит пощипать нервы и интересуется тем, чего все остальные боятся.
        Для среднего школьного возраста.




        Геза Щварц
        Тайна Эмили


        Gesa Schwartz
        Emily Bones: Die Stadt der Geister







        Text © Gesa Schwartz, 2020
        Illustrations © Felicitas Horstschafer, 2020


        © 2018 by Thienemann in Thienemann-Esslinger Verlag GmbH
        © Т. Жабицкая, перевод, 2020
          , 2020



        Глава 1

        Эмили разбудила темнота. Она была такой плотной, что глазу не за что было зацепиться. Словно живое существо, тьма напирала на неё со всех сторон. Это было странно! Перед тем, как отправляться в постель, Эмили обычно следила, чтобы шторы на окнах были приоткрыты. И сейчас она могла бы поспорить на что угодно, что Софи опять тайком их задёрнула – её младшая сестра постоянно боялась, что в комнату проберутся страшные чудовища. Вампиры. Монстры. Или другие жуткие существа, о которых она читала в книгах. И не сказать, чтобы Эмили самой эти страхи были чужды. Но ей ведь уже тринадцать! Она уже не ребёнок, а значит не должна проявлять слабость и верить всерьёз во все эти химеры. Но при одной мысли о возможном появлении таких страшилищ в их комнате девочку бросало в дрожь: вот пусть бы они обитали там, снаружи – за оконным стеклом…
        А сейчас ей очень нужен был свет. Немедленно. Эмили решительно села – и ударилась лбом обо что-то твёрдое. Голову пронзила боль, а когда она потянулась к вискам, то ударилась локтем о стену, хотя обычно там, где она спала, никакой стены с этой стороны не было.
        «Проклятие, что это…» – пробормотала Эмили, заметив, что голос её звучит неестественно глухо. Так, словно она не в комнате, а в очень маленьком тесном помещении. Девочка лихорадочно искала ответы на стремительно возникающие вопросы, но руки её двигались ещё быстрее, опережая сознание – они ощупывали третью стену прямо перед собой. Та оказалась не гладкой, как в комнате, а обитой мягким полотном, а под ним… Пальцы скользнули под ткань – дерево! Холодная, грубая древесина. Эмили не могла совладать с собой, руки её начали дрожать. Стены были слишком близко, они окружали её со всех сторон так, словно она в ящике, или… – осознание ледяной волной прокатилось по всему телу… – или в гробу.
        Девочка застыла. Только теперь она почувствовала сатиновую подушку под головой, кружевную шаль, накинутую на ноги, и венок из роз, с шуршанием соскользнувший с груди. Этот шорох заставил содрогнуться. Эмили лежала в гробу! Её охватила паника, чувство беспомощности, и пришлось собрать все силы, чтобы справиться с этим открытием. Но всему должно быть объяснение, хоть какое-то – такое, не слишком ужасное… Мысли вихрем носились в её переполненной голове. Внезапно в памяти всплыло имя, которое позволило девочке с облегчением выдохнуть: Лиза!
        Лучшая подруга, с самого раннего детства. И сколько они были знакомы, столько времени обе просто обожали ужастики. Однако герои ужасных историй – вампиры и оборотни – как-то не спешили постучаться к ним в окна, чтобы как следует пощекотать нервы юным фантазёркам. Поэтому девочки сами стали разыгрывать друг друга, надевая маски, инсценируя разные страшилки. Кстати, последний розыгрыш был просто ужасно смешным! Вспомнив его, девочка едва смогла сдержать смешок.
        Лиза ночевала у неё. Ровно в полночь она начала так неистово визжать, что Эмили успела испугаться, что та уже никогда не успокоится. Причина оказалась самой заурядной – Лиза боялась пауков, а тут к ней в кровать неожиданно опрокинулась огромная коробка с ползающими пауками… Из пластика. Лиза с криком бегала по комнате и, как безумная, размахивала руками, в то время как эти твари копошились в её волосах и одежде. Ещё неделю после того вечера бедняжка вздрагивала, если слышала механическое жужжание пластиковых пауков.
        Теперь всё ясно. Она видимо решила отомстить. И засунула Эмили в гроб. Очень удобно, ведь был Хэллоуин, а кроме того, отец Лизы работает в похоронном бюро. Эмили прикусила губу. Но как она попала в гроб? И почему она вообще ничего об этом не помнит?
        Девочка начала стучать по крышке. Но та не приподнялась даже на миллиметр. В поисках щели Эмили заставила себя ощупать всю поверхность крышки, сантиметр за сантиметром, и одновременно как можно спокойнее вспомнить прошедший вечер. Сначала они с Лизой у неё дома переодевались перед костюмированным балом в школе. Подруга выбрала образ зомби, а Эмили – груфти, для чего надела чёрное платье до колен в стиле готик, колготки в сеточку и сапоги, как у ведьмы. Амулет с серебряным драконом, который ей подарил отец, прекрасно дополнял такой наряд. Сестра Софи превратила её волосы в торчащие жёсткие патлы, будто та сунула пальцы в розетку, и волосы встали дыбом.
        Когда девочки уходили, дядя, как обычно, утомлял их дурацкими напутствиями и предостережениями. Эмили представила себе его самого с взъерошенными волосами и в очках, которые всегда криво сидели на носу. Дядя был архитектором, целыми днями работал и уделял детям не очень много внимания. Исключением были лишь дочери его брата, который погиб в ДТП несколько лет назад.
        Когда Эмили вспомнила об отце, то почувствовала боль в груди. Ей тоже не хватало отца, иногда так сильно, что она с трудом переводила дыхание. Мама девочек умерла вскоре после рождения Софи, и Эмили её совсем не помнила. А отец всё ещё воспринимался, как живой; казалось, он просто ненадолго вышел из комнаты.
        Он был писателем. Сколько девочка себя помнила, отец всегда наполнял её жизнь рассказами о приключениях… Её любящий, нежный отец, который никогда не переставал верить в чудо, только вот его самого не спасло ни одно из возможных чудес на свете – увы…
        Так, стоп, для таких тяжёлых мыслей сейчас не время и не место. Эмили сильнее уперлась в крышку гроба. Она должна сконцентрироваться на последнем вечере. Они с Лизой покинули дом, пошли к станции метро и попали там в толчею. Там Эмили потеряла Лизу из виду, а затем… – ничего больше она не помнила. Ни одного воспоминания!
        Девочка не могла ничего поделать с тем, что дыхание её участилось. Что, если она ошибалась, и Лиза не имеет никакого отношения ко всей этой ситуации? Что, если её похитили и закопали где-нибудь в лесу живой? От этой мысли дыхание почти остановилось, горло сжалось. Эмили напряглась и попыталась вновь подумать о костюмированном карнавальном шествии или о том, как она вернулась домой. Но в голове не осталось ничего, кроме давящей темноты. Сознание растворялось в этой всепоглощающей тьме, она окружала её со всех сторон, охватывала извне и изнутри, постепенно превращаясь во всеобъемлющий страх, который уже не отпускал.
        Эмили изо всех сил ударила по древесине – крышка поддалась, и ей в лицо посыпалась земля. Девочка подскочила, закашлялась, задрыгала ногами, оттолкнув гробовую доску. Руками она начала разбрасывать комья земли и засохшие венки. Наконец ей удалось выбраться на поверхность.
        Стояла глубокая ночь. Полная луна светила так ярко, что почти ослепила её. Эмили пристально всматривалась в лежавшую перед ней разрытую землю, тоже покрытую цветами. Однозначно, это была могила. Девочка выдернула цветы из волос и огляделась. Вокруг стояли каменные надгробья, на ветру шумели старые деревья, а в некотором отдалении возвышались склепы. Это было кладбище Пер Лашез – самое большое кладбище Парижа. Она втянула голову в плечи от ужаса. Внезапный порыв ветра коснулся её волос – и по телу пробежал озноб. Но не успев подумать о каком-нибудь чудовище, Эмили осознала, что все эти сказки – чушь. Кому из похитителей придёт в голову похоронить заживо жертву на кладбище, тем более на кладбище Пер Лашез, где полно народу, которое охраняется, как крепость? А ещё это кладбище – известнейший аттракцион для туристов! И разве она смогла бы выбраться из гроба самостоятельно, если бы тот не был именно на это рассчитан?!
        Следовательно, Эмили права: за всем этим стоит Лиза. И очевидно, что в этот раз она явно переборщила. Хорошо, согласна, историю с пауками тоже нельзя было отнести к разряду невинных шалостей. Но закопать лучшую подругу в таком месте – это был уже другой калибр. Посвятила ли она во всё это своего отца? Эмили не могла даже представить, чтобы добродушный сотрудник похоронного бюро принимал участие в этом безумии. Но не исключено, что один из его учеников позволил себе поучаствовать в этом проекте.
        Мрачнее тучи, девочка стала стряхивать землю с костюма. Ей всё ещё было не по себе от того, что никак не удавалось вспомнить детали того вечера. Хотя и этому можно было найти объяснение, пусть и не очень комплементарное. Вероятно, на балу она выпила немного алкоголя: старшие школьники наверняка пронесли на праздник несколько бутылок спиртного. Эмили в свои 13 лет уже знала по опыту, что всего несколько глотков спиртного способны погрузить её в состояние глубокого, практически коматозного сна. Девочка вздохнула. Если об этом узнает дядя, он покажет ей, где раки зимуют, и будет прав. Но она не собиралась что-либо ему рассказывать. А вот Лиза…Тут на лице её появилась злорадная усмешка. Без разницы, как Лиза устроила этот розыгрыш, – она отплатит ей той же монетой! Месть Эмили будет ужасной!
        Девочка поёжилась, обхватила себя обеими руками и побрела по дорожке. Хорошо, если входные ворота не заперты. Иначе ей придётся либо идти к сторожу, который выдаст её дяде, либо до рассвета дожидаться в кустах, когда кладбище откроют для посетителей и можно будет ускользнуть незамеченной. Ни один из этих вариантов не улыбался ей, тем более теперь, когда неосвещённые участки по ту сторону дорожки всё больше привлекали внимание. И чем чаще она мельком бросала туда взгляд, тем труднее ей было бороться со страхом, который снова начал сковывать всё тело ледяными когтями.
        Эмили достаточно часто бывала на этом кладбище и неплохо ориентировалась, но никогда не была здесь ночью, тем более одна. Да ещё и в прямом смысле восстав из гроба! В темноте кладбище Пер Лашез выглядело совсем иначе, оно казалось царством чёрной магии, где может быть всё что угодно. Здесь обитали все страхи, какие Эмили только могла себе представить.
        При этой мысли у девочки вытянулось лицо. Дядя посмеялся бы над ней, как делал всегда, когда у неё слишком разыгрывалась фантазия. Он бы посмеялся, верно. Сколько Эмили себя помнила, она всегда выдумывала пугающие небылицы, как и её отец. Только сейчас за каждым надгробием ей не на шутку мерещился самый настоящий оборотень.
        Одной мысли об этих тварях оказалось достаточно, чтобы ускорить шаги. Внезапно ей послышалось, что листья на деревьях шёпотом произносят её имя. Неужели призраки существуют? – несколько вытянутых теней скользнули по могилам совсем рядом. Эмили резко обернулась. Может, это всего лишь кошки? – они всегда чувствовали себя на кладбище как дома. Но девочку не покидало ощущение, что за ней кто-то следит. Кто-то… Или что-то. Девочка сжала зубы – проклятье, ей надо взять себя в руки. То, что произошло – это не более чем шутка. Возможно, Лиза поджидает её где-то здесь, в кустах, и тогда ни в коем случае нельзя опростоволоситься и показать свой страх! Эмили решительно посмотрела вперёд, шагнула… и столкнулась с кем-то. Или с чем-то.
        Столкновение было таким сильным, что на мгновение у неё потемнело в глазах. Раздался странный сухой треск, и она увидела перед собой… человеческий скелет. Рассыпанные почти белые кости лежали на земле прямо у её ног, а череп смотрел снизу вверх красными светящимися в темноте глазами.
        – Проклятие, о чём ты думаешь? – прокряхтел череп. В воздухе просвистел костлявый палец и упёрся Эмили в грудь. – Ты что, не видишь, куда идёшь?
        Она остановилась, как вкопанная, и, открыв рот, наблюдала за тем, как составные части скелета вновь складываются в единое целое. На какую-то долю секунды её уже почти беспомощное сознание подкинуло подсказку, что Лиза, должно быть, попросила помощи у фанатов кино в школе, и они соорудили ей это создание. Но тут скелет поднялся, его глазницы устрашающе полыхнули – под этим взглядом всякое разумное объяснение рассыпалось бы в прах. Она успела увидеть, как скелет сделал шаг ей навстречу, резко развернулась и бросилась бежать.
        – Современная молодёжь, – крикнул ей вслед скелет, – никакого уважения к старости!
        Эмили бежала со всех ног, так быстро, как только могла, едва касаясь земли. И с каждым шагом в ней крепла мысль, что всё это ей снится. Другого объяснения и быть не могло! Лиза ни за что не смогла бы смастерить говорящего скелета, ни сама, ни с чьей-либо помощью.
        Эмили частенько снились кошмары, и они были настолько реальными, словно всё происходило на самом деле. Она просыпалась в испуге, с колотящимся сердцем. Но сегодня всё было по-другому! Слишком отчётливо ощущала она боль в разбитых коленях, слишком напористо завывал ветер в деревьях. «Беги отсюда!» – приказывал ей страх и гнал подальше от этого жуткого места. И вот наконец она увидела ворота. Тяжело дыша, девочка бросилась к ним – но они оказались заперты.
        Эмили ощутила ледяные тиски разочарования. Призраки уже начали танцевать, она видела это краем глаза, ветер завывал, словно отпевая мёртвых. А за спиной у неё уже собирались какие-то жуткие существа, готовые в любую минуту выйти из темноты. Девочка с усилием сжала руки в кулаки. Нужно было срочно отыскать кладбищенского сторожа! Как только она окажется в его домике, укутается в плед и дождётся, когда за ней приедет дядя, всё прояснится. Но в то же время Эмили уже начала осознавать, как слабы и беспомощны её доводы, как призрачны надежды. И она оглянулась. Там, среди непроглядной тьмы, прямо за ней шёл яркий свет.
        Сперва девочка приняла его за светлячка. Чуть позже он показался ей не больше вытянутой руки. Может, это карманный фонарик сторожа? Но свет перемещался такими странными, даже дикими зигзагами, что никакой сторож не смог бы так двигаться. Наконец свечение повисло в воздухе прямо перед ней и стало похоже на мерцающее пламя.
        Девочка нахмурила брови. Она не могла даже вообразить, что увидит когда-нибудь нечто подобное. Внутри светящегося облака парило существо, похожее на гнома, с серебристыми волосами, которые двигались так, словно их обладатель находился под водой. У него было сухое тельце в синей униформе, широкий рот, нос картошкой и большие ярко-синие глаза. На голове красовалась кепка, которая опиралась на длинные оттопыренные уши и всё равно бы непременно упала, если бы владелец не поддерживал её одной рукой. В другой он держал картонку с информацией, напоминающую не то гигантскую визитную карточку, не то медицинскую карту, размером она была едва ли не такой же, как и он сам.
        – Прошу прощения, – произнёс свето-гном, – я опоздал. Не думал, что ты появишься уже сегодня, обычно это длится дольше, до… Впрочем, всё как всегда. Но теперь я тут, и мы можем…
        – Кто ты такой, чёрт подери? – вырвалось у Эмили. Она поняла, что звук её собственного голоса прогнал страх. Ей всё это снится или она постепенно теряет рассудок? Только бы не поддаться панике! Но, может быть, это странное существо прольёт свет на происходящее?
        Гном, однако, смотрел на неё почти обиженно.
        – Меня зовут Козимо, – ответил он так, словно она должна была это знать, и с некоторой гордостью разгладил униформу. – Я официально аттестованный проводник в третьем поколении, уполномоченный приветствовать и регистрировать вновь прибывших. Непривычно для Одержимого, я знаю. Но каков был бы мир, не будь в нём хотя бы немного непривычного?
        Его смех звучал, как перестук крошечных камешков на морском берегу, и непроизвольно вызвал у Эмили улыбку.
        – Ты… кто?
        – Я Одержимый, – терпеливо повторил он. – Мы относимся к семейству блуждающих огоньков, но у нас причёски намного красивее, – он подмигнул ей, при этом она не поняла, он шутит или говорит серьёзно. – В любом случае, я сердечно тебя приветствую, – продолжал он. – Добро пожаловать в мир духов и неживых, в мир играющих теней, некромантов и призраков. Добро пожаловать в пристанище ночи!


        Эмили открыла и вновь закрыла рот, не сказав ни слова. Ей хотелось разразиться смехом, но вместо этого она просто продолжала стоять молча. Шутка её лучшей подруги. Похищение. Сон. Краткая вспышка безумия. Все эти объяснения недавних событий мгновенно растаяли в пользу одной-единственной версии, и она была настолько ужасна, что Эмили понадобилось время, чтобы её осмыслить.
        – Ты хочешь этим сказать, что я… умерла? – она произнесла эти слова едва слышно, но Козимо просиял.
        – Ну, конечно! – воскликнул он и так радостно всплеснул руками, что едва не уронил карту. – А как же иначе!?
        Эмили ощутила, как колени стали ватными, и она начала активно двигаться, чтобы не упасть в обморок.
        – Это невозможно, – пробормотала она, в то время как Одержимый спешил за нею. – Мертвецы ведь не носят костюмов!
        Гном искоса взглянул на неё.
        – Ах, – отмахнулся он. – Разве это костюм?
        – Конечно, – возразила она. – Ты что же думаешь, я каждый день хожу в одежде груфти?
        На лице Козимо появилась ухмылка до ушей, он с готовностью кивнул:
        – С сегодняшнего дня – да. На всех духах надето то, в чём они умерли. И прежде, чем ты спросишь, я тебе скажу – это совершенно нормально, что ты не можешь вспомнить свою смерть и поэтому немного сбита с толку. У большинства духов такая травма, которая лучше всего прорабатывается на групповых занятиях.
        У Эмили широко раскрылись глаза:
        – На групповых… что?
        – Не беспокойся, – Одержимый потрепал её по плечу, от чего по руке её заструились золотые искорки. – Скоро ты всё поймёшь – всё, что кажется тебе пока ещё чужим. И ты ведь не одна. На кладбище невероятно много жителей, это я могу тебе обещать.
        Эмили с ужасом вспомнила о скелете.
        – Но у меня есть тело! – воскликнула она, и ничего не смогла поделать с тем, что голос её сорвался. – У меня даже кровь течёт, видишь? – она показала на разбитое колено, но Козимо лишь снисходительно улыбнулся.
        – Твоё сознание цепляется за эту мысль и верит, что у тебя есть тело, поэтому тебе так кажется. Время от времени ты и в самом деле сможешь материализовываться, не отдавая себе в этом отчёта. Но в основном это не так. Это как… – он поразмыслил, затем в мгновенном озарении широко раскрыл глаза, – как фантомные боли!
        Эмили споткнулась о комья разрытой земли. Она не заметила, что они сошли с дорожки, но сейчас это было неважно.
        – Но я дышу, – выдохнула она, – я могу чувствовать воздух, он ледяной!
        – Да, – ответил Козимо, останавливаясь рядом с ней. – Это всё дело привычки. Если сейчас, стоя на этом месте, ты перестанешь дышать, то, возможно, даже потеряешь сознание, но я настоятельно не советовал бы тебе это делать. Потому что не существует ничего более неподобающего, чем дух, теряющий сознание! – гном вздохнул, словно уже много раз наблюдал это явление у духов. Затем к нему вернулась улыбка. – Однако со временем ты привыкнешь к своему новому телу, и я уже сейчас могу тебе пообещать, что это будет чистой радостью! Ну… в подавляющем большинстве случаев, так как тело духа способно совершить намного больше, чем ты можешь себе представить. Думаешь, как ты выбралась из гроба, а? Ни у одного человека нет такой силы!
        Эмили содрогнулась всем телом.
        – Из моего… гроба?
        Козимо кивнул так гордо, словно он сам был тем, кто смог самостоятельно вылезти из могилы. При этом гном смотрел куда-то мимо неё. Эмили проследила за его взглядом и остановилась в изумлении. Сама того не замечая, она вернулась к той могиле, из которой выбралась совсем недавно. Но прежде чем девочка успела задаться вопросом, не бежала ли всё это время по кругу, Козимо со свистом пролетел мимо и указал на могильную плиту, которая лежала в тени между двумя деревьями, так что Эмили её до сих пор не видела. Одержимый сел на плиту, болтая ногами, его свет заскользил по мрамору, как солнечные лучи по чёрной воде.
        – Мы приложили немало усилий, чтобы земля оставалась рыхлой, – сказал он и с многозначительной улыбкой посмотрел на море цветов. – Я собственной персоной нёс возле тебя вахту в любую погоду. Иногда мне приходилось целыми днями сидеть на корточках в уличном фонаре, ведь несмотря на то, что я очень люблю дождь, он, к сожалению, вредит моему свету. Сидел я, значит, там, за зеркалами… и сидел… Могу сказать, это было достаточно тоскливо! Но правило есть правило, никаких исключений! И ни один вновь прибывший не должен быть один, когда восстанет из земли. Мне очень жаль, что с тобой вышло именно так. К счастью, я быстро тебя нашёл.
        Эмили чувствовала взгляд Козимо, но не могла поднять на него глаз. Её внимание было приковано к могильной плите со смятыми цветами. Мрамор блестел в свете, который принёс Козимо, и на нём золотым тиснением, с поникшей розой над первой буквой, было выведено её имя: «Эмили Бонс».
        – Что-о? К дьяволу… – пробормотала она, но не закончила фразу, так как взгляд её упал на могильный фонарь. В его зеркальных стёклах она увидела своё лицо – и тут в голове не осталось ничего, кроме тишины. Это была тишина, которая мгновенно заполнила всё её тело. Эмили опустилась на колени, не отводя взгляда от своего отражения. Её волосы цвета воронова крыла были взъерошены и торчали во все стороны, как в тот вечер, когда она покинула дом. Но кожа её в лунном свете была серебристой, а глаза мерцали тёмной зеленью… А тишина возникла вовсе не в её голове, как девочка полагала секундой раньше. Тишина была… Задыхаясь, Эмили схватилась за грудь и застыла: её сердце не билось!
        Краем глаза она увидела, как Козимо поднял руки.
        – Эмили мертва! – воскликнул он и радостно вскочил на ноги. – Да здравствует Эмили!
        Совершая дикие зигзаги, он подлетел к ней и сунул под нос карту. Мельком взглянув на неё, Эмили сообразила, что это разновидность регистрационного бланка, и снова тут было её имя. Она прочла его и содрогнулась, увидев, что оно написано кровью. Но девочка воспринимала написанное не глазами – она ощущала его… запах.
        Тошнота подступила так резко, что Эмили отшатнулась от Козимо. Она лишь успела заметить, как Одержимый побледнел. На мгновение её отражение в фонаре растянуло в улыбке губы – улыбке мертвеца. Она поднесла руку к виску и в следующее мгновение совершила самое неподобающее, что только может совершить дух, по мнению Козимо, – потеряла сознание.



        Глава 2

        – Она просыпается!
        Голос доносился словно издалека. Какое-то мгновение Эмили тешила себя мыслью, что всё это ей только приснилось. Гроб. Кладбище. Её собственное лицо, отражённое в зеркале кладбищенского фонаря с горящими зелёным огнём глазами. Но затем пальцы её нащупали землю, а раскалённый свет Козимо сквозь опущенные веки развеял всякую надежду. Это не было сном. Всё произошло на самом деле. Часто моргая, девочка со стоном смотрела на золотое сияние – затем широко и резко открыла глаза. Это был не Одержимый. Это был… некто, похожий на зомби.
        Испуг с такой силой прокатился по телу, что девочка подскочила. У Козимо вырвался изумлённый крик, поразительно похожий на визг морской свинки. Зомби приземлился спиной в цветы, а Эмили, не сводя с него глаз, отпрянула. «Должно быть, он был ещё молодым человеком, когда умер», – подумалось девочке. Его взъерошенные волосы, выстриженные с левой стороны, напомнили крутых старшеклассников в её школе. Но его шмотки относились, очевидно, к ХIХ-му веку. На юноше был изорванный сюртук, галстук и жилет, которые так же, как и его рубашка и полосатые брюки, знали времена и получше. Но ещё более потрёпанным, чем одежда, выглядел он сам. Его кожа вся в синих пятнах была пепельно-серой. Поперёк левой щеки протянулся шрам с рваными краями, губы набухли, а ногти на пальцах были такими чёрными, словно их били молотком. Однако самыми страшными были его глаза – они кровоточили и выглядели, как разбитое стекло. Он смотрел на неё, и Эмили казалось, что глаза у него точь-в-точь как у монстра из фильма ужасов, и в следующее мгновение он набросится на беззащитную жертву.
        – Я на вкус вообще противная, – вырвалось у Эмили, когда она выпрямилась, упёршись спиной в могильный камень. – Кроме того, я мертва, понятно? И нет никакого смысла меня съедать!
        Если бы её сердце было способно хотя бы ещё на один удар, то она бы почувствовала его во всём теле. Но зомби взглянул на неё так, словно девочка произнесла самую несмешную шутку столетия, и глубоко вздохнул.
        – Всегда одно и то же, – заметил он. – Все вновь прибывающие принимают меня либо за убийцу с топором, либо за зомби. И каждый раз я спрашиваю себя: разве хотя бы один из этих злодеев носил с собой врачебный чемоданчик?
        Теперь был черёд Эмили внимательно его разглядеть. Она не ожидала, что услышит, как он разговаривает, при этом абсолютно нормальным голосом. В фильмах, которые она видела, зомби обычно были не особенно разговорчивы. Девочка бросила взгляд на врачебный чемоданчик, который и в самом деле стоял рядом с ним.
        – Может, ты Ганнибал Лектер? – не раздумывая, выпалила она. – Он, во всяком случае, не настоящий убийца с топором.
        – Это зависит от того, – сказал зомби, который оказался не зомби, – сколько раз надо использовать топор, чтобы называться убийцей с топором.
        Эмили пожала плечами.
        – Понятия не имею. Но среди убийц это, очевидно, титул, которым можно гордиться. Это как диплом или звание. И ради этого надо, вероятно, кое-что совершить… соответственно, разрубить.
        Её собеседник рассмеялся, но Козимо, который до этого переводил взгляд с одного на другого, покачал головой:
        – Эти двое нашли друг друга. Разрешите представить? Эмили – сбитый с толку новый дух. И Рафаэль – наш кладбищенский санитар.
        Только теперь Эмили обратила внимание на повязку, которая была у Рафаэля на рукаве.
        – Санитар для духов? Логично предположить, что им санитар не нужен.
        – Только что ты доказала обратное, – парировал Рафаэль. – У тебя уже нет тела, но твоему сознанию нужно время, чтобы осмыслить и признать это. А до тех пор нужно заботливо обращаться и с тем, и с другим. Я сделал всё, что сделал бы с живым человеком, чьё кровообращение хотел бы нормализовать. Иначе ты могла бы впасть в кому. Или потеряла бы рассудок и стала сумасшедшим духом.
        – А этого у нас тут, Боже упаси, и так более чем достаточно, – Козимо взял в руки маленький прибор, прикреплённый к поясу, который в это время начал мигать. – Как удобно получать сигналы, – мрачно пробормотал он. – Вот один из моих подопечных нечаянно запер себя в собственном склепе! – свето-гном вздохнул так тяжело, словно все безумные духи земли сидели на его плечах. Затем поправил кепку и передал Рафаэлю регистрационную карту. – Тут данные Эмили для твоего отчёта. А теперь простите меня, пожалуйста. Я должен освободить духа из склепа. – Гном выдавил из себя кривую усмешку и просвистел между могилами с такой скоростью, что по его следу пролегла золотистая линия.
        – Значит, я и в самом деле упала в обморок, – прошептала Эмили. – Раньше со мной такого не случалось.
        – До сих пор ты ни разу не умирала, – напомнил ей Рафаэль. – Но не беспокойся. Многие чувствуют себя так же, как ты. Нарушение кровообращения, галлюцинации, малокровие… – есть кое-что, с чем борются неживые. Особенно в начале, пока они новенькие. Это ведь не пустяк – воскреснуть из собственного гроба. Я рад, что тебе стало лучше, хотя ты ещё очень бледна.
        – Естественная бледность свойственна, кажется, всем духам, – заметила Эмили. – По твоему виду, честно говоря, тоже не скажешь, что у тебя цветущая жизнь.
        Она скользнула взглядом по кровоподтёку на шее собеседника и остановилась на большом кровавом пятне на жилете в районе груди. Ткань была порвана, а из-под неё выглядывала повязка.
        – У меня это произошло естественно, – Рафаэль пожал плечами. – Я был застрелен почти 200 лет назад во время июньского восстания в Париже.
        Эмили была готова рассмеяться, таким абсурдном показалась ей сказанное. Они только недавно проходили в школе восстание республиканцев против короля Филиппа I, а теперь она сидит рядом с парнем, который при этом погиб.
        – Ты тоже дух? – спросила она, чтобы не сидеть просто так и не разглядывать зачарованно его разорванный жилет и шрам на шее.
        Он покачал головой.
        – Я – драугр[1 - Драугр – в скандинавской мифологии оживший мертвец, близкий к вампирам.]. Иногда нас называют восставшими. То, как мы выглядим, зависит от того, как мы погибли. Я, например, слышал об одном драугре, который утонул и теперь ходит в образе утопленника. Должно быть, он постоянно простужен, потому что никогда не бывает сухим. А у меня раны никогда не заживают, иногда это прямо проблема. Не могу видеть кровь, понимаешь?
        Эмили непроизвольно усмехнулась.
        – И именно поэтому ты работаешь санитаром?
        – С кровью у кого-то другого у меня проблем меньше. Тебе тоже стало бы не по себе, если бы ты посмотрела на себя и увидела огромную дыру в груди, в которой можно увидеть собственное сердце!
        Усмешка Эмили исчезла так же быстро, как и возникла. В горле она ощутила ком и почувствовала холод, исходящий от неё самой, – холод смерти, которую она несла в себе.
        – Даже не знаю, есть ли оно у меня.
        – У тебя, конечно же, сердце есть, – заявил Рафаэль решительно, почти возмущённо. – В сердце живут мечты. И я уверен: этого у тебя более чем достаточно.
        Он улыбнулся, и сейчас Эмили уже не помнила, как и почему так испугалась его в самом начале. Она больше не видела его синяков, и даже залитые кровью глаза не казались ей больше ужасными. Вместо этого девочка обратила внимание, что в этих глазах отражается лунный свет. Она улыбнулась Рафаэлю в ответ.
        – Не могу понять, правда всё это или нет, – сказала она. – Сложно разобраться, что – сон, а что явь. Я имею в виду… – сижу тут, как дух, и разговариваю с оборотнем.
        Рафаэль рассмеялся:
        – Ты можешь гордиться этим. Таких, как я, совсем немного, меньше, чем можно предположить. Настоящие драугры – редкость в потустороннем мире.
        Эмили подняла брови:
        – В потустороннем мире?
        – Прости, пожалуйста, – он наклонил голову. – Я постоянно забываю, что для людей твоего возраста это является сюрпризом. Да, ты не ослышалась. Они действительно есть – существа, которые за столетия приноровились к жизни людей, так что люди их совсем не замечают. Оборотни, кобольды, феи и так далее. Большинство живых существ потустороннего мира держатся подальше от кладбищ. За исключением нескольких безумных одержимых – таких, как Козимо, хотя в сущности это не такое уж безумие. Кладбище Пер Лашез особенное. Это место наполнено сумраком и красотой. Здесь много волшебства, много магии.
        Эмили не знала, есть ли ещё у неё желудок. Но в животе заурчало и именно там, где прежде этот желудок был. Внутри неё всё пустилось в дикий пляс: тот самый потусторонний мир существует!
        Раньше в глубине души Эмили всегда это подозревала. И когда они с Софи стояли у окна и гадали, какое сказочное существо выйдет к ним из темноты, и когда слушали отцовские истории, и когда с тоской мечтали встретиться в жизни с той самой магией, о которой читали в книгах. И только теперь, когда девочка присела на собственную могилу вместе с зомби, который даже не зомби, а кое-кто посложнее, она смогла в это поверить.
        Эмили обвела взглядом ближайшие могилы. Впервые она смогла воспринять багряные растения, обвивающие склепы, листья на деревьях, перешёптывающиеся тысячами голосов, и маленьких птичек, которые сидели на ветках и смотрели на неё сверху вниз чёрными глазками. Заметила она даже полупрозрачную кошку, её пепельно-серое туловище мелькало между могильными плитами, а зрачки вспыхивали в темноте. Рафаэль был прав: это место было полно волшебства! И теперь Эмили стала его частью – частью того потустороннего мира, о котором так тосковала всю жизнь. Она стала его частью, она – дух.
        Это слово упало в неё, как камень в глубокий колодец, и разбило улыбку на губах. И вот она возникла вновь – та ужасающая тишина внутри, которая напомнила, что значит быть духом – этим созданием темноты, без крови в жилах и жизни в теле. Эмили содрогнулась. Она умерла. Она мертва – горло перехватило вновь – и с этим уже ничего нельзя поделать.
        – До меня это всё по-настоящему не доходит… – Эмили покачала головой, словно могла что-то изменить. – Только что я бежала по Парижу со своей лучшей подругой, а теперь…
        Рафаэль понимающе кивнул:
        – Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Но ты не должна тут рвать и метать, тем более с открытыми ранами. Всё это неспроста.
        – Великолепно! – У Эмили вытянулось лицо. – Зато у меня теперь глаза, как светящиеся диоды. Я дух! И при этом даже не знаю, как… Как именно я умерла!
        Рафаэль вздохнул:
        – Козимо должен был объяснить тебе это. Обычно он это делает, но, очевидно, не успел. Он старается, но иногда перегружен множеством заданий, особенно после того, как взялся за регистрацию вновь прибывающих. Но он ведь дал мне твою карточку. Давай посмотрим, что с тобой произошло. – Рафаэль посмотрел в её регистрационную карту. И с удивлением поднял глаза. – Эмили Бонс? Необычное имя.
        Эмили усмехнулась:
        – Оно происходит от необычного человека. Мой отец был шотландцем.
        – А-а-а, понимаю. И если всё, что рассказывают о шотландцах, правда, то ты здесь справишься. На этом кладбище надо иметь определённое упрямство. И любить приключения! – Рафаэль улыбнулся, затем вновь заглянул в её карту. – Эмили Бонс, – повторил он, – родилась тринадцать лет назад, умерла в канун Хэллоуина ночью, причина смерти…
        Улыбка исчезла с его лица так быстро, что Эмили привстала.
        – Что случилось? – нервно спросила она.
        – Причина смерти приводится сокращённо, тут просто заглавные буквы, – ответил он, не отрывая взгляда от карты. – «И» – сердечный приступ, «П» – почечная недостаточность, «С» – суицид и так далее. И на твоей карте стоит большая буква «У».
        Эмили пожала плечами:
        – И что она означает?
        Рафаэль внимательно посмотрел на неё. Глаза его неожиданно стали серьёзными, и это ужаснуло девочку.
        – Это означает, что ты умерла не своей смертью, – осторожно вымолвил он. – Ты была убита.
        Слова эти эхом отдавались в голове Эмили. Но только по прошествии несколько мгновений она поняла их смысл.
        – Кем? – она спросила это так тихо, что почти не услышала своего голоса.
        Рафаэль покачал головой:
        – Тут не написано.
        Эмили не произнесла больше ни слова. В голове её проносились все возможные сценарии убийств. Она видела тёмные фигуры с ножами, надвигавшиеся на неё, пистолеты, направленные ей в грудь или в голову, и руки, которые ложились ей на шею. Она закашлялась и встрепенулась, чтобы отогнать эти видения.
        – Кто мог убить меня? – она была поражена звучанию своего голоса. – Возможно, я не самая любимая девочка в школе, но нет человека, который настолько бы меня ненавидел. – В голове промелькнула её бывшая учительница математики мадам Перрин, которую боялась вся школа. С одной стороны, потому что та была невероятно строга, с другой – потому что была поразительно похожа на злого тролля. Когда-то давным-давно Эмили положила ей на стул подушку с определённым намёком – пусть пукает сюда! После этого мадам Перрин при встречах в коридоре постоянно бросала на неё особенно мрачный взгляд, как у настоящего тролля, очевидно, подозревая, кто это сделал. Но даже такая устрашающая фигура, как мадам Перрин, вряд ли способна на убийство!
        Эмили покачала головой:
        – Всё это совсем не то, она не могла… Кто же это мог быть…
        – Для убийства существуют различные мотивы и скрытые причины, – заметил Рафаэль. – Без дополнительной информации бесполезно об этом говорить. Или ты помнишь, что произошло в ту ночь?
        – Нет, – покачала головой Эмили. – Но я не стану духом, пока не узнаю, какова причина. Должен же быть кто-то, кто знает, что произошло. Кто-то, кто…
        Продолжить она не смогла. Над кладбищем раздался ужасный гул, даже земля задрожала. Это был гул колокола, да такой громкий, что Эмили почувствовала его всем телом – точнее, всем фантомным телом, как сказал бы Козимо.
        – Что это такое, чёрт подери? – девочка зажала руками уши, но это ей не помогло, зубы у неё застучали.
        – Ты вовремя пришла в себя, – прокричал Рафаэль. Его голос казался шёпотом на фоне всеобъемлющего колокольного гула. – Настало время общего собрания.
        – Время чего?
        – Общего собрания, – повторил он, – там встречаются все жители кладбища под председательством Президиума Объединения неживых. Если кто и знает, что с тобой произошло, то только этот Президиум.
        Ответить Эмили не успела: над ней пронеслась толпа абсолютно чёрных теней. Девочка инстинктивно нагнулась. Тени выглядели, как рваные платья. И пока она в полном недоумении смотрела им вслед, весь окружающий мрак пришёл в движение. Сначала это было лишь мерцание между склепами и стволами деревьев. Затем обитатели вышли из темноты: скелеты, духи, женщины в длинных одеяниях с бледными, как у трупов, лицами; мужчины с глазами, полыхающими огнём, дети, такие прозрачные, словно они состояли из одного тумана. Иные выходили из закрытых дверей склепов, другие выползали из могил, а третьи просто проявлялись в воздухе, словно всё это время находились рядом и в это мгновение решили себя показать. Очевидно, у всех была одна общая цель, потому что двигались они через кладбище в одном направлении. С каждым ударом колокола их становилось всё больше. И прежде, чем Эмили осознала, что происходит, поток куда-то стремящихся неживых подхватил её и Рафаэля и увлёк за собой… – прямо к источнику колокольного гула.



        Глава 3

        Эмили помнила часовню на кладбище Пер Лашез, это маленькое неприметное здание, без особенных украшений и торжественной мишуры. Но очевидно существовала огромная разница в том, чьими глазами смотреть на кладбищенские реалии – человека или духа. В потоке неживых Эмили завернула за угол. Тут её взору открылась картина, которая не имела ничего общего с тем скромным строением из её воспоминаний.
        Строение состояло сплошь из чёрного огня. Этот портал обрамляли колонны, фасад украшали готические окна. В центре ввысь устремилась остроконечная башня, и при каждом ударе колокола из неё рассыпались потоки искр. Ворота входного портала были широко распахнуты, а внутри часовни виднелся алый свет. Он был таким ярким, что Эмили сначала не смогла рассмотреть деталей. Поток неживых перед входом выглядел, как картонное войско, где силуэты воинов вырезаны ножницами. Эмили показалось, что её тянут прямо в огонь Преисподней. Девочке страшно хотелось сбежать. Но она ждала ответов – и если уйти, то как их получить? Эмили осталась и продолжала стоять, зажатая между ужасно плохо пахнущей женщиной-духом и скелетом, чей локоть неприятно вдавился ей в фантомные ребра.
        Поток двигался к часовне, не останавливаясь. У Эмили было достаточно времени, чтобы ощутить, как отблески чёрного огня обдают её странной и пронзительной прохладой. Затем девочку протиснули в ворота портала, словно камень прошёл сквозь игольное ушко. По другую сторону дверей толпа расступилась. Послышалось бульканье. Эмили почувствовала себя свободнее. Девочка сделала несколько шагов к красному свету и… не поверила своим глазам!
        Внутри часовня оказалась намного больше, чем представлялось снаружи. Она напоминала гигантскую церковь-корабль. Неживые быстро распределились по скамейкам между высоченными колоннами, сели на балюстрады, украшенные каменными фигурами, и на светильники, висящие над главным проходом. В конце зала стояла судейская кафедра с пятью пустыми креслами, каждое из которых напоминало королевский трон. И над всем этим по воздуху скользили огненные всполохи, от которых зал погружался в алый свет – тот самый, что Эмили видела уже через входной портал.
        – Это магия, – сказал Рафаэль, остановившись рядом с ней. – Она имеет свои тёмные стороны. Но одновременно она удивительно красива.
        – Магия, – прошептала Эмили, не отрывая взгляда от огненных всполохов. – Я не думала…
        – … что она и в самом деле существует? – закончил Рафаэль её мысль. – Одно тебе уже пора осознать: существуют места, где возможно всё. И это кладбище – одно из них.
        Эмили была полна решимости не позволить магии этого места сбить её с толку. Всполохи огня изменили форму и из танцующих людей превратились в животных, гнавшихся друг за другом, а затем – в облака и морские волны. Внезапно мерцающий свет показался Эмили вовсе не таким угрожающим. Он почти нежно погладил её лицо. Она уже ничего не могла с собой поделать и стояла с улыбкой, как ребёнок перед рождественской ёлкой.
        Безразлично, пусть вся эта ситуация до сих пор казалась ей нереальной и просто ужасной, здесь, под этими всполохами огня, у неё было чувство, будто она попала в самое нутро, в загадочную сердцевину тлеющего уголька – в самый центр космоса, полного волшебства, и любое сопротивление тому бесполезно.
        В следующее мгновение девочка почувствовала, что за ней наблюдают.
        Чуть в стороне на балюстраде сидел мальчик и смотрел на неё сверху вниз. В глаза бросилась его бледность. Он был немного старше Эмили и одет во всё чёрное. На пальцах у него было несколько колец. Светлые, не очень длинные волосы стояли на голове торчком. Такое же упрямство она заметила в его глазах цвета жидкого серебра. Вокруг него сгрудилось ещё несколько подростков. Они стремились подражать его холодности, но у них не было даже призрачных шансов на успех – мальчик и не смотрел на них. Одну ногу он небрежно поставил на балюстраду. Его взгляд, направленный на Эмили, был таким пронзительным, что она скрестила руки на груди. Кем бы он ни был, ироничная улыбка, гулявшая по его лицу, задела её. Она расправила плечи. Возможно, у неё из-под платья по-дурацки выглядывало что-то из белья. Но она не позволит смутить себя какому-то парню, который разглядывает её таким беспардонным образом, этому бунтарю в нелепом наряде рок-звезды, да ещё с самой высокомерной улыбкой в мире!
        Её мысли прервал громкий скрежет. За спиной закрывался входной портал. Эту работу выполнял лысый мужчина, похожий на курицу. Тёмной униформой и мрачным взглядом он напоминал кладбищенского сторожа. И лишь покрытые волосами руки с когтями и белёсые, почти восковые глаза без зрачков говорили о том, что это всё-таки не живой человек.
        Рафаэль потянул Эмили на одну из скамеек, она ещё успела заметить, как Козимо в последнюю секунду прошмыгнул в часовню через закрывающиеся двери. С быстротой молнии он просвистел в воздухе и, тяжело дыша, плюхнулся рядом с ними на подлокотник. Ворота закрылись. Общий гул и бормотание были прерваны кобольдом безобразного вида, который вспрыгнул на судейскую кафедру и крошечным гонгом произвёл невероятный грохот. Звук этот, словно громовой раскат, прокатился по всей часовне, заставив всех замолчать. Кобольд с такой снисходительностью взглянул на собравшихся, словно усмирил чудовище. Затем, шумно шлёпая ногами, он спрыгнул с кафедры, и в помещение вошли пять фигур, которые величественно опустились на троны.
        Они тоже не были людьми, по крайней мере, уже не были. Справа сидела женщина в потрёпанном свадебном платье, рядом с ней – толстый мужчина, он положил свою отрубленную голову на стол перед собой и без дальнейших церемоний удалился, словно привидение. В левом конце ряда в кресло опустился скелет. В нём Эмили к своему ужасу признала того самого, с кем она столкнулась сразу после бегства из гроба, когда превратила его в груду костей. Он бросил на неё мрачный взгляд. На собравшихся в часовне этот тип смотрел пренебрежительно. Справа от него прикорнул пепельно-серый мальчик со странными символами на коже. А посередине, зажав в бледных пальцах стопку бумаг, восседал бухгалтер – этот худой мужчина в белоснежной рубашке с объёмными манжетами выглядел, по крайней мере, именно так. Он молча окунул перо в чернильницу и записал что-то на верхнем листе бумажной стопки. Только писал он не чернилами, это Эмили поняла сразу, почувствовав вновь характерный металлический запах свежей крови. В то же мгновение бухгалтер поднял голову. Он казался неприметным среди других заседателей и мог бы сойти за обычного
стареющего мужчину, если бы не глаза: они были слепыми – там, где обычно у человека зрачок, у него была только одна маленькая красная точка. И точка эта мерцала, как пламя, будто в ней тлела зола такой температуры, что Эмили затаила дыхание.
        Бухгалтер взял молоток, лежавший перед ним на столе, поднял его и с грохотом опустил на кафедру. Несколько присутствующих от испуга подскочили. После этого никто уже не шевелился, за исключением самого бухгалтера, который отодвинул от себя бумаги. Затем он сел и обвёл присутствующих горящим взглядом. Эмили больше не сомневалась: этот парень вовсе не слепой, как ей показалось в самом начале. Этими пылающими глазами-точками, этими горящими угольками, всевидящими лучами он просвечивал каждому и тело, и кости… Эти огни проникали до глубин Преисподней – в самую тьму, туда, где обычные глаза уже ничего не видят.
        – Добро пожаловать! – произнёс он голосом, похожим на кряхтение старого дерева. – Меня зовут Систериус Октавион, и в качестве первого председателя Объединения неживых я приветствую жителей кладбища на нашем общем собрании. На повестке дня у нас много пунктов. Среди прочего рабочая группа по освещению хочет представить новую концепцию иллюминации улиц, включая давно назревший план финансирования… – он бросил строгий взгляд в сторону нескольких духов, которые сразу же стали ещё бледнее. – Но сначала, как это у нас принято, мы поприветствуем вновь прибывших. И начнём мы… минуточку…Эмили Бонс!
        Эмили так резко сжалась, что нечаянно столкнула с подлокотника Козимо. Тот возмутился и со свистом поднялся вверх, в воздух, в то время как все взгляды резко обратились на неё.
        Это был один из её самых жутких снов, тех постоянных ночных кошмаров – когда нужно представить перед всеми, выступить перед всем классом с рефератом, и в этот миг одноклассники казались ей чудовищами, желавшими зла и только зла. Во сне Эмили удавалось избежать скандала: она либо просыпалась, либо, как ниндзя, ввязывалась в драку, которую, само собой, всегда выигрывала. И сожалела, что не имеет возможности применить свои силы наяву. А сейчас ей не оставалось ничего иного, как просто сидеть и позволять всем с любопытством себя разглядывать.
        – Эмили Бонс, – разнёсся по часовне громоподобный голос Систериуса. Он, не отрываясь, смотрел прямо на неё, и взгляд его был таким колючим, словно он всё это время знал, где она прячется.
        – Тебе надо выйти вперёд, – шепнул Рафаэль, подбодрив её кивком.
        Собрав все силы, Эмили поднялась на ноги. Её колени предательски дрожали, когда она проходила вдоль рядов c неживыми, которые пялились на неё со всех сторон. Девочка остановилась перед кафедрой, во рту у неё пересохло. Она взглянула на сидевших в креслах: вблизи те выглядели ещё ужаснее, чем издалека, с того расстояния, которое казалось ей безопасным.
        – Эмили Бонс, – в третий раз произнёс Систериус и посмотрел на неё точно таким же взглядом, каким в совершенстве владел её дядя «включая» его, когда она отправлялась в школу в прикиде, который ему не нравился. Затем Систериус посмотрел в свои бумаги. – Добро пожаловать на кладбище Пер Лашез. Ты умерла и…
        – Нет!
        Эмили понадобилось мгновение, чтобы осознать – именно она выкрикнула это короткое слово. Все остальные, очевидно, заметили это сразу. Внезапно в часовне наступила мёртвая тишина. «Как в гробу!» – пронеслось у неё в голове. В груди заныло. С другой стороны, а чем ещё была часовня с сотнями трупов, если не гробом?
        Систериус, очевидно, заметил её скованность и смятение. Он мучительно медленно поднял голову, как змея, готовая заглотить свою жертву.
        – Что? – спросил он почти с искренним интересом.
        Эмили глубоко вдохнула. Отступать было уже поздно.
        – Я не просто умерла, – сказала она, стараясь не моргать и не опускать глаз под его жёстким взглядом. – Я была убита! Совсем недавно я была абсолютно жива и…
        – О-о, – Систериус небрежно махнул рукой, отчего все дальнейшие слова застряли на языке Эмили. – Мы здесь не для того, чтобы дискутировать о быстротечности жизни. Мы здесь для того, чтобы выполнить всё по протоколу, а это означает, что надо занести вновь прибывших в картотеку и прописать.
        Эмили чётко понимала, что в этот момент было бы лучше попридержать язык, предостережением послужило и лёгкое покалывание в висках. Она уже и сосчитать не могла, сколько их было – этих предостережений. И каждый раз она их игнорировала. Как и сейчас. Девочка выставила вперёд подбородок.
        – Я имею в виду не жизнь, – она с удовлетворением услышала, как закипающий гнев вытравил неуверенность из её голоса. – Я имею в виду смерть. И я хочу знать, кто отвечает за мою смерть. Разве ответы на вопросы новичкам не относятся к процедуре прописки?
        – Это зависит от вопросов, – ответил Систериус так тихо, что Эмили его с трудом поняла. По какой-то причине его ответ звучал как предостережение. Но тут к нему наклонился мальчик. Они шептались друг с другом, пока Систериус не кивнул. – Впрочем, Барко напомнил мне сейчас, что у нас нет достаточного опыта с жертвами убийств, – заявил он. – Пока тебя не оставит мысль о собственной смерти, тебе будет трудно интегрироваться в здешнее общество. Поэтому я удовлетворю твой запрос. – Систериус ещё раз внимательно изучил бумаги перед собой. – Да, Эмили Бонс… Умерла в канун Хэллоуина, ночью. Причина смерти… – он запнулся и заново обвёл её взглядом с головы до ног. – Я, собственно, мог бы догадаться, что ты была убита. Ни у кого из тех, кто умирает естественной смертью, не бывает такой причёски.
        Эмили стало жаль, что её обижают из-за костюма.
        – И это всё? Просто комментарий к моей причёске? А как с ответом на вопрос, кто же меня угробил?
        Глаза Систериуса вспыхнули зловещим огнём:
        – Ты была убита… мертвецом!
        По часовне пронёсся гул, который сразу же смолк под строгим взглядом Систериуса.
        Лишь спустя мгновение Эмили смогла идентифицировать своё чувство – это был приступ страха. Тем не менее, ей показалось, что она ослышалась:
        – Убита… кем?
        Систериус терпеливо вздохнул:
        – Это существо из мира мёртвых, понятно? Слово «мертвец» говорит само за себя.
        – Я полагала, что мы все тут мёртвые! – воскликнула Эмили. – Козимо говорил…
        – Одержимый не является экспертом, когда речь идёт об определении понятий, – перебил её Систериус и с упрёком посмотрел в сторону Козимо. – Итак, есть живые. И есть мёртвые. А есть мы – неживые. Например, духи, такие, как ты, которые когда-то были живыми и дальше по какой-то причине остаются на земле. Или твари, которых нельзя отнести ни к живым, ни к мёртвым, такие как вампиры… – он быстро посмотрел на хилого парня, окружённого почитателями-подражателями, и было в этом взгляде столько презрения, что перещеголять его в этом чувстве было уже невозможно.
        Эмили заглушила в себе неожиданную эйфорию: надо же, она находилась в одном помещении с вампиром, хоть он и выглядел совсем не так, какими она их представляла!
        – И неживые живут на кладбищах?
        – Не все, – возразил Систериус. – Вампиры предпочитают жить среди людей. И это правильно. Обычно они господствуют над другими существами за пределами кладбища. А мы, духи, чувствуем себя как дома на всех кладбищах Парижа, а также в нескольких других местах – таких, как старые дома и церкви. Ведь что может быть лучше скрипа старого дерева и запаха плесени! – он растянул губы в мечтательной улыбке, пока не заметил, что на лице Эмили отразилась смесь непонимания и неловкости. – Как бы там ни было, – произнёс он, откашлявшись, – мы управляем нашими убежищами самостоятельно и держимся подальше от внешнего мира. С одной стороны, потому что избегаем контактов с людьми. Ты прочла, очевидно, дюжины книг, в которых люди встречаются с духами, и крайне редко такие встречи заканчиваются благополучно.
        Эмили была вынуждена согласиться с ним. Она всегда охотно читала книги о духах, ведь они так здорово нагоняли жути! При этом девочка почти всегда была на стороне духов, потому что люди выглядели там или глупыми, или невежественными, или и то, и другое одновременно. И они всегда усложняли духам жизнь. При этом Эмили, конечно, никогда не мечтала сама стать духом.
        – С другой стороны, снаружи нас поджидают опасности, – продолжал Систериус. – Например, охотники за духами или…
        – …или мертвецы, – прошептала Эмили.
        Систериус кивнул:
        – У них есть, конечно, своё царство, которое отделено от нашего силой магии, к тому же большинство их миролюбиво настроены к нам. Когда какой-нибудь мертвец, случайно заблудившись, попадает в наш мир, больших проблем не возникает. Как бы там ни было, бо?льшая часть мира мертвецов подвластна мрачному князю Драугру, который стремится распространить своё господство на весь этот мир и трудится над этим очень давно.
        При упоминании этого имени по толпе вновь прокатилась волна ропота, и на этот раз слушатели не успокоились от одного только взгляда председателя. Систериусу пришлось трижды стукнуть молотком по кафедре, пока не наступила тишина. Когда неживые испуганно замолчали, он опять повернулся к Эмили.
        – Если рассматривать твой случай, то истинные причины слишком сложны. Очевидно, ты каждую минуту будешь падать в обморок от перенапряжения, а этого мы не желаем бедному Козимо. Да, временами одному из палачей Драугра удаётся пробраться в этот мир. И это, как тебе сказать, это другой калибр – потому что это не обычные мертвецы, попавшие в наш мир по ошибке. Это воины, внушающие ужас, именно таковы палачи Драугра из царства мёртвых, и в нашем мире они наделены огромной силой. Но, как и все мертвецы, они могут находиться тут только до тех пор, пока носят в себе жизнь кого-то другого. Это может быть жизнь человека или зверя… или остатки жизни одного из неживых. Последнего они жаждут особенно, так как каждый из неживых несёт в себе чиcтейшую магию, и они не останавливаются ни перед какой жестокостью, чтобы завладеть этой магией. А уж насколько безжалостными они могут быть, ты уже испытала на себе.
        – Значит, мою жизнь украл один из мертвецов, чтобы существовать во внешнем мире? – спросила Эмили после того, как некоторым образом сумела упорядочить свои мысли.
        Систериус кивнул:
        – И при этом тебе ещё повезло! Воины принца вампиров – полиция потустороннего мира, которая обычно занимается мертвецами в нашем мире – они почувствовали тебя и твоих убийц ещё до того, как те завершили своё мрачное дело. Воинам удалось прогнать палачей. Ты сохранила остаток жизненной силы, и только поэтому ты ещё здесь. Если бы твой убийца полностью выпил все твои силы, ты лежала бы теперь в цепях Драугра, как многие несчастные, ставшие жертвой этих палачей.
        Эмили подавила в себе желание пояснить ему, что её собственная смерть и существование среди духов и вампиров не соответствуют её представлению о счастье.
        – Это означает, что в городе мёртвых нет ни одного мёртвого?
        Систериус кивнул:
        – Бывшему живому человеку это сложно понять, но, тем не менее, это правда. Давным-давно было сооружено мощное ограждение, чтобы защитить нас от мёртвых. Каждый мертвец, который отважился бы проникнуть сюда, должен был бы погибнуть в пламени. Так что ты можешь быть спокойна. Мы находимся в городе духов. Здесь ты в безопасности.
        – В безопасности! – воскликнула Эмили. – Но я никогда больше не смогу вернуться во внешний мир. Это так?
        У неё было чувство, что не только она задержала дыхание в ожидании, пока Систериус утвердительно кивнет.
        – Да, это так, но это ещё полбеды. Зато теперь ты официально член нашего общества. Оно примет тебя, и с этого момента ты будешь ему служить. – Он ещё раз заглянул в записку, которую держал к руке, затем начал листать бумаги, словно хотел вторично закопать в них Эмили. – Я вижу, в школе ты отвечала за растения, поэтому получаешь назначение в колонну по уходу за могилами. Её возглавляет Непомук, он с радостью ознакомит тебя с этой работой.
        У Эмили широко открылись глаза, когда Систериус показал на скелет, который с дьявольской ухмылкой смотрел на неё сверху.
        – Вы это серьёзно?
        – Что, прости? – Систериус опустил записку. В его глазах беспокойно полыхало пламя, но Эмили не обращала на это никакого внимания. Она была настолько растеряна, что, казалось, слышала в висках свой громкий, хотя уже не существующий пульс.
        – Во-первых, у меня нет никакого представления о растениях, – возразила она. – Те идиотские цветочки в классе я должна была поливать в наказание, так что уж не знаю, какой незадачливый шпион рассказал Вам об этом! Во-вторых, какое-то сверхъестественное страшилище угробило меня и гуляет теперь с моей жизнью по миру, а я вынуждена просто обрубить свою жизнь и сажать на могилах фиалочки?
        Непомук смерил её неодобрительным взглядом:
        – Мы не сажаем фиалки на могилах. Мы используем в основном…
        – Да сажайте в землю хоть часы с кукушками! – Эмили была вне себя. – Я была убита и не принадлежу вам! Я это чувствовала с самого начала! Я не могу…
        Систериус резко выдохнул.
        – Довольно! – приказал он. – Возможно, ты относишься к поколению, для которого родители стирали белье и выполняли любое пожелание. Но здесь всё иначе. Здесь каждый должен вносить свой вклад, каждый должен быть членом какой-то рабочей группы и знать, что он должен делать, и…
        – Но я ведь не могу допустить, чтобы мой убийца просто так безнаказанно разгуливал на свободе! – перебила его Эмили. – Он обокрал меня! Я должна вернуть свою жизнь себе!
        Систериус рассмеялся самым безрадостным смехом, который она когда-либо слышала.
        – Мы говорим о воинах Драугра, одного из самых могущественных и опасных властителей во всех известных мирах. И ты – маленькая строптивая девочка – хочешь противостоять ему? Не будь смешной!
        Эмили бросила на него сердитый взгляд. Она знала, что он опять наступил – тот миг, когда лучше было бы промолчать. Но слова уже сами срывались с её языка, и удержать их не хватало никаких сил.
        – Это Вы смешны! – крикнула она. – Всё это ваше собрание! Вы обладаете магией и используете её для дурацких светопреставлений, бессмысленных искр и огненных всполохов, вместо того чтобы направить её против убийцы! Вы хотите быть организацией неживых? Да вы организация шутов!
        Систериус вскочил так резко, что Эмили почти не заметила его движения.
        – Не смей так с нами разговаривать! – прогремел он. – Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Пока ещё не имеешь…
        Он с молниеносной быстротой выбросил руку по направлению к ней. Из его пальцев, словно из пистолета, вылетели языки пламени, и они охватили всё тело Эмили. А когда сверхъестественные силы подняли её вверх, девочка стала задыхаться. В этом раскалённом захвате она не могла пошевелить даже пальцем. В то же мгновение Систериус проскользнул мимо кафедры и подошёл к ней.
        – Неразумное дитя, – пророкотал он. И Эмили почувствовала, как каждый произнесённый им звук сотрясает часовню. Было ощущение, что его слова не только будоражат её мысли, но и проникают в каждую частицу здания. И всё только с одной целью: чтобы показать, что оно с лёгкостью может быть разрушено. – Ты не знаешь, что такое страх, но одно я могу тебе сказать: ты это узнаешь! Драугр – не какой-то там персонаж одной из твоих сказок, который исчезнет, как только ты захлопнешь книгу. Напротив! Он всегда тут, и с каждым мгновением подбирается всё ближе. С каждой жизнью кого-то из неживых, которую он получает с помощью палачей, с каждой такой жизнью он, князь тьмы, преумножает шансы прийти лично в наш мир и полностью завладеть им, поработив всех, кто в нём есть! Мир мертвецов – ты можешь представить себе этот ужас?
        Его слова змеёй обвились вокруг шеи Эмили, каждое из них несло с собой ужас и усиливало её испуг. Но она заставила себя не поддаваться этому чувству.
        – Я всё могу себе представить, – выдавила она из себя, – но я не собираюсь отдать убийце остатки своих сил. Он украл у меня жизнь. И я верну её себе!
        Систериус почти с жалостью покачал головой:
        – Разве тебе не ясно, что один раз ты уже не сумела уйти от своего убийцы? Неужели ты полностью забыла, что произошло? И всерьёз думаешь, что доросла до него? Смотри, дитя человеческое! Взгляни, что он с тобой сделал!
        С этими словами он сжал руку в кулак. Тот жар, что удерживал девочку в воздухе, настолько усилился, что Эмили, казалось, она вот-вот сгорит. Но вслед за этим свет погас. Сила магии, жёстко державшая её, исчезла. Девочка упала на сырой пол и очнулась в полной темноте. Ей даже показалось, что она вновь ненадолго потеряла сознание. Она уже видела перед собой обескураженное лицо Козимо, когда мрак отогнало мерцающее свечение.
        Эмили обернулась.
        Она находилась ночью где-то на задворках города, на отшибе, во дворе брошенного дома, этот пятачок освещал единственный фонарь. Плитки тротуара были усыпаны конфетти и масками, повсюду валялись тыквенные безглазые головы, совсем рядом к станции метро бежали люди в карнавальных костюмах. Девочка сразу поняла, что это та самая ночь, в канун Хэллоуина. И сразу её тело потряс звук, такой громкий и запредельный, что она вздрогнула. Положив руку на грудь, девочка содрогнулась. Её сердце – это оно так громко стучало! Значит, она была ещё жива, следовательно, она прямо сейчас внутри своих забытых воспоминаний! Систериус решил вернуть Эмили в ночь её смерти.
        Дуновение ветра было едва ли сильнее вдоха. Оно слегка коснулось волос на затылке, и сразу стало так холодно, что девочка обернулась. Теперь уже улочка простиралась у неё за спиной, а она смотрела в темноту – так же, как в одном из ночных кошмаров, в которых она смотрела во тьму, ничего не различая, но точно зная, что там её кто-то или что-то ждёт… Кто-то выжидающий, пока она не подойдёт ближе. Её сердце билось часто-часто, и этот звук вселял парализующую уверенность: она здесь не одна!
        Взгляд Эмили метался в темноте, как пойманная птица, которая не находит выхода и остаётся на месте, на самом краю тёмного дворика. Там темнота была ещё плотнее, чем везде, и была она странно неподвижной. Тьма мерцала, почти незаметно… затем без единого шороха она сформировалась в мужскую фигуру, которая стала медленно приближаться. Эмили хотела убежать, но не могла и двинуться с места. Её словно околдовали. И ей не оставалось ничего иного, как стоять и смотреть, как убийца выходит из тени…


        Эмили представляла его себе безобразным и отталкивающим, при встрече с которым будешь непременно испытывать безграничный гнев или страх и омерзение. Вместо этого она смотрела на него с нескрываемым интересом. У незнакомца были длинные чёрные волосы, гармоничное лицо и безупречная кожа, словно белый мрамор. Интригующие шрамы украшали его полуобнажённый торс, а длинное пальто нараспашку подчеркивало высокий рост и стройность фигуры. Улыбка его была одновременно и мягкой, и ироничной. Она напомнила Эмили скульптуры ангелов, которые устанавливали на кладбищах… Словно прочитав её мысли, незнакомец повернул лицо к фонарю. И тут Эмили поняла, что ещё никогда в жизни не встречалась с созданием, которое имело бы так мало общего с ангелом, как этот незнакомец. Вместо обычных глаз в его глазницах лежали зеркала – и они вообще ничего не показывали!
        Спустя несколько мгновений оцепенение, охватившее Эмили, понемногу спало. Она отшатнулась, но было поздно. Её взгляд был устремлен прямо в сердцевину неустойчивости этих зеркальных ледяных глаз… Голова закружилась… И она упала… Девочка почти не почувствовала, как коснулась твёрдых плит и как внезапно налетевший ветер грубо рванул её волосы… Всё, что она успела разглядеть, это был он, тот убийца, который со смехом смотрел на неё сверху. И бесконечная пустота его глаз…
        Эмили стояла на коленях, как беспомощная кукла, и не сводила глаз с незнакомца. И чувствовала, как его пустота, словно полная тьма, где совершенно ничего нет, вторгается в её мысли, желания, мечты и воспоминания.
        Она увидела своего отца, как они вместе бегут по цветущему лугу. Волосы его развеваются, он улыбается весёлой улыбкой маленького мальчика, но в глазах его – мудрость, всей глубины которой она, очевидно, никогда не поймёт. Затем появился дядя с усталым лицом, когда он после долгого рабочего дня читает ей сказки вслух. И Лиза, когда она впервые накрасила губы помадой. Девочка видела солнце и облака, малину летом и сестру Софи на том самом детском ярко-красном велосипеде, когда та гоняла по улице. В голове Эмили всплывали и проносились бесчисленные картины детства.
        И вдруг накатило разочарование, от которого выступили слёзы. Она хотела сохранить их – все эти воспоминания, но была бессильна управлять ими, бессильна против убийцы. И с ужасом смотрела, как его пустота вытесняет все-все её самые ценные, наполненные чувством картины и образы. Мрак окутывал её и уводил в тень, сметая воспоминания так же легко, как ветер сдувает листья с дорожки.
        Эмили видела, словно со стороны, как где-то на краю тёмного дворика тело её обмякло. Убийцы она уже не могла разглядеть, но понимала, что ей оставалось всего несколько вздохов, и он унесёт во мрак её последние воспоминания. Грудь Эмили пронзила резкая боль, дыхание перехватило. Из последних сил она прижала руку к сердцу – оно ещё билось, она чувствовала это сейчас!
        И в каждом ударе сердца слышала она эхом смех Софи и голос отца, которые отдавались в ней. Словно они были огнём, который противостоял тьме и пустоте убийцы. Задыхаясь, Эмили подняла голову и упёрлась взглядом в ужасные зеркальные глаза. Убийца может отнять у неё жизнь – но этот огонь, который она изо всех сил пытается сохранить в душе, он ни за что не получит!


        На какое-то мгновение улыбка исчезла с его губ, словно незнакомец вновь услышал её мысли. Тело Эмили пронзила боль, и остановить её она уже не могла. Девочка воспринимала реальность, словно сквозь туман: вот её сердце перестало биться. Тотчас она почувствовала странный запах, но не смогла его идентифицировать. В следующее мгновение вернулась тишина, которая уже была ей знакома, и девочка вновь потеряла сознание.


        Обморок был мягким и каким-то утешительным. Когда Эмили открыла глаза, рядом на коленях стоял Рафаэль. Она лежала на полу часовни. Когда она полностью осознала себя, санитар духов помог ей подняться, а Козимо с озабоченным лицом подлетел к её руке, словно хотел пожать. Девочка закашлялась. И лишь когда её голос громким эхом отозвался под высоким куполом, она заметила, как тихо вокруг.
        Совсем не то напряжённое и навязанное, словно вынужденное спокойствие, не молчание от страха, как до этого момента было в часовне. Это была тишина безграничного изумления.
        Сбитая с толку, Эмили проследила за взглядами остальных, посмотрела на себя и задержала дыхание. Может быть, сердце девочки и затихло, но его определённая часть всё ещё была с ней. Оно тлело мягким теплом у неё в груди в золотом сиянии. Эмили чувствовала там, в самой глубине его, ту маленькую девочку, что смеялась – свою сестрёнку, которую она бесконечно любила. Дрожа, девочка положила руку на сердце и почувствовала, как тёплое мерцание возвращается. Она поняла: огонь в её груди – это нечто большее, чем зола и пламя. Это её последняя связь с миром живых, и, таким образом, это самое ценное, что у неё есть сейчас.
        Молчание прервал Систериус. При виде сияющего золота в груди вновь прибывшей взгляд его стал тёплым. Но теперь, после того как он посмотрел Эмили в глаза, лицо его вновь приобрело строгие черты.
        – Убийца украл у тебя жизнь, – голос его прозвучал так хрипло, что Эмили могла бы вычислить его истинный возраст. – Теперь он жаждет получить и её остатки. Предостерегаю тебя, дитя человеческое, если ты встретишься с ним ещё раз, он отнимет у тебя всё, что у тебя есть.
        Эмили ответила на его взгляд, но не восприняла его. Мысленно она всё ещё стояла на коленях перед убийцей, чувствовала его напор, вихрем рванувший её за волосы. Она ощущала исходящую от него власть тьмы, которая уничтожала все её чувства. И видела, как улыбка сбежала с его губ, когда он почувствовал её сопротивление… А затем – смертный приговор, который всплыл в пустоте его глаз. До этого он с ней просто играл – теперь это ей стало ясно. Но пока шло противостояние, игра переросла во что-то более серьёзное. С этого мгновения цель у него была только одна – жизнь, которую девочка так отчаянно отстаивала.
        Когда картина её воспоминаний разрушилась, Эмили охватил озноб. Она больше не сомневалась: Систериус говорит правду.
        Первый председатель Объединения неживых вернулся на своё место и опустился на трон. Он быстро пролистал бумаги.
        – Ты присоединишься к колонне по уходу за могилами, – определил он так монотонно, словно предыдущих событий просто не было. – Дважды в неделю будешь ходить на занятия групповой терапии, чтобы принять своё существование в качестве духа. И не забудь: с сегодняшнего дня ты находишься под надзором Объединения неживых и ради собственной безопасности должна оставаться на территории кладбища.
        Эмили нечего было возразить. Рафаэль помог ей подняться на ноги. Девочка ощущала в груди слабое жжение – и это было всё, что осталось у неё от прошлой жизни. Один запах, и тот мог переломить это ощущение, этот отталкивающий запах крови – Систериус занёс имя Эмили Бонс в картотеку и поставил подпись в подтверждение того, что она принята. Перо грубо царапало бумагу – Эмили содрогнулась от этого звука. Пришло ощущение, будто двери темницы захлопнулись за её спиной.



        Глава 4

        Лунный свет проникал сквозь витражи и, играя, рисовал на полу орнаменты из цветных отсветов и теней. Эти рисунки скользнули по мраморному столу, что стоял в центре помещения, и наконец упали на лицо Эмили. Девочка прикорнула на каменной скамье и с тоской посмотрела в тёмное окно. Этот маленький домик с башенками на крыше и выкрашенной в синий цвет входной дверью был её новым убежищем. Он выглядел даже живописно, уютно разместившись между старыми деревьями. Но правда оставалась безжалостной: на цветном окошке была решётка, а часть стёкол уже давно разбилась. Стол был не столом, а саркофагом. И домик не без основания имел только одну комнату – это была усыпальница.
        Эмили со вздохом посмотрела на саркофаг. Кости в нём принадлежали знатному господину, который мирно почил в возрасте 97 лет – спору нет, в весьма благословенном возрасте. Козимо заверил её, что после окончания жизненного пути душа дворянина свободно отлетела в царство мёртвых. Несмотря на это, девочка долго сидела неподвижно и не сводила глаз с каменного гроба – ей казалось, что она слышит тихий стук изнутри. Неожиданно Эмили вздохнула. Очевидно, она была единственным духом в мире духов, который боялся других духов.
        Надо отметить, что Козимо особенно старался как можно уютнее устроить её новый дом. Однако у одержимых были, очевидно, совершенно иные понятия об уюте, чем у людей. Эмили смотрела на засохшие листья папоротника, которые он прикрепил к стенам, на лежавшие на полу ветки и мох, который на саркофаге засох и больше напоминал маленьких гусениц. По углам её помощник даже развесил несколько живых пауков, которые сразу же принялись плести новые сети. Эмили так долго разглядывала этих пауков в последние часы, что могла бы нарисовать их с закрытыми глазами. Да и что ей оставалось делать? Только прислушиваться к жутким шорохам, раздававшимся снаружи, возле домика, и постараться забыть о том, что она совершенно одна сидит ночью в склепе на самом большом кладбище Парижа. Ей хотелось немного поспать, но Козимо при осмотре её нового дома сразу разъяснил, какой абсурдной была эта потребность.
        – Духи не спят, – пояснил он, когда она задала вопрос о кровати. – Это одно из преимуществ жизни неживых. Привыкнешь. Тебе больше не надо есть и пить, хотя неживые сплошь и рядом находят возможность напиться допьяна. Рано или поздно ты это поймёшь. В промежуточное время я бы посоветовал тебе вести себя как можно тише и незаметнее. Прежде всего днём. Лучше всего, если ты будешь покидать домик только в том случае, если это действительно необходимо. Особенно будь осторожна в часы, когда кладбище открыто для посетителей. Иначе ты намного быстрее, чем сама того захочешь, нарушишь правила Объединения неживых. Таких примеров достаточно.
        И словно в подтверждение своих слов он силой магии вызвал довольно объёмный манускрипт и уронил его на саркофаг, так что гусеницы из мха подпрыгнули и разлетелись в разные стороны. На книге большими буквами было выведено: «Законы жизни в убежище».
        – Вероятно, на этом кладбище нет ничего, что не подлежало бы строжайшей регламентации, – с иронией подумала и проговорила Эмили.
        – Самое строгое правило ты уже знаешь, – сказал Козимо, – никогда не покидай кладбище. Кроме того, запрещены драки между неживыми. И всем духам строжайше запрещено показываться людям. Но ты не беспокойся. Обычно те не способны нас видеть. По крайней мере, больше не способны. Это долгая история. В моём народе говорят, что люди, веря в наше существование, потеряли самих себя. Вас, неживых, они иногда чувствуют, а затем будто сами исчезают, их словно сметает их же ледяное воображение. Так что прочти и придерживайся этих правил. Иначе будут сплошные неприятности, а с ловцами нарушителей шутки плохи, позволь тебе об этом напомнить!
        Эти так называемые ловцы следили за тем, чтобы правила строго соблюдались, Эмили уже это поняла. Козимо показал нескольких ловцов на пути к склепу: бледно-серые фигуры, они в той или иной степени были похожи на лысого вахтёра у ворот часовни. У всех на руках были острые, как ножи, когти, двигались они совершенно бесшумно, а глаза пронизывали темноту, как яркие прожекторы. Эмили мрачно посмотрела на саркофаг. Вероятно, она могла бы говорить о везении – в наказание за непослушание общему собранию девочку вполне могли запереть в таком саркофаге. С другой стороны, свод законов был таким скучным, что его чтение казалось и без того достаточно большим наказанием. Эмили вздохнула – одна мысль об этом доводила её до истощения. Она протяжно зевнула. Но как ни пыталась – заснуть ей не удалось.
        «Фантомная усталость…» – раздался в её голове голос Козимо. Каждый раз, когда Эмили не понимала, что значит быть духом, он смотрел на неё глазами всезнайки. – «То же самое, что фантомная боль. Со временем это пройдёт. Вот увидишь».
        «Фантомная усталость…» – пробормотала Эмили и покачала головой. Именно это слово нужно было использовать, когда она раньше ссорилась с дядей, заставлявшим её рано ложиться спать. Когда она была маленькой, ей всегда хотелось ложиться попозже, и каждый раз у них возникал спор, который очень редко разрешался в её пользу. Если бы она тогда знала, как скучно бодрствовать в одиночестве, то не тратила бы столько энергии на дискуссии. Эмили вздохнула в третий раз. Во всяком случае, одно было непоколебимо, как саркофаг: она и представить себе не могла, что духи ведут такой однообразный и скучный образ жизни!
        Шорох был не громче шёпота, но он, словно удар, поразил Эмили. Девочка выпрямилась и прислушалась. С тех пор, как она стала духом, её чувства обострились. Она чувствовала запах плесени в углах склепа, подгнившие букеты цветов снаружи у двери, слышала шёпот ветра так отчётливо, словно он рассказывал ей истории. Несколько раз она едва не свалилась со скамейки от испуга, когда рядом закаркала ворона, а гул полночных колоколов до сих пор эхом отдавался в её теле. Но тот странный звук, долетевший до её ушей, был не громче лёгкого шелеста.
        Эмили подошла к окну и выглянула. Там, среди каменных надгробий, она заметила едва различимый, словно тень, тёмный силуэт. Это был мальчик, который разглядывал её в часовне.
        Девочка слишком хорошо запомнила, как он смотрел на неё после собрания, – так враждебно, словно её протест против правил Объединения неживых затрагивал его лично. Она понятия не имела, какая муха его укусила, но одно поняла хорошо: что стала для него, как бельмо на глазу, и плевать, что она думает по этому поводу и вообще понимает это или нет.
        Мальчик опустился на могильную плиту. Выражение его лица перестало быть холодным. Он запрокинул голову, и лицо его без надменно-снисходительной улыбки показалось Эмили почти не знакомым. Он сидел, сливаясь с темнотой, подставив лицо луне, и оно казалось мягким, почти мирным.
        Удар колокола потряс Эмили с такой силой, что та с испугом отскочила от окна. Она гневно выдохнула. Проклятие! Целую вечность ждала она окончания часа духов. И именно сейчас позволила отвлечь себя какому-то высокомерному парню, который не придумал ничего лучше, чем сидеть посреди ночи на могильной плите!
        Эмили подошла к двери. За последние часы она уже много раз представляла себе это мгновение. Наконец оно настало! Сейчас она выйдет через эту дверь, пройдёт по всем тёмным дорогам и оставит кладбище за спиной.
        Девочка быстро проскользнула в приоткрытую дверь – на свободу!
        Ветер оказался холоднее, чем она ожидала. Эмили подняла плечи и, лавируя между каменными надгробиями, поспешила вперёд. Она шла так быстро, как только могла, и остановилась, как вкопанная, когда вышла на следующую улочку. Типичная для этого кладбища улица: разбитая булыжная мостовая с мрачными склепами по обе стороны. Во всяком случае, так она выглядела, когда Эмили и Козимо недавно здесь проходили. Но сейчас перед нею предстала совершенно иная картина.
        Улочка всё ещё была погружена в болезненный мрак. Но кладбище, очевидно, демонстрировало силу своей магии тем сильнее, чем дальше разворачивалась ночь: склепы преобразились самым нереальным образом. Некоторые из них выросли и возвышались теперь над волнами могил, как наклонённые ветром мачты. Иные приняли форму шара, а третьи, казалось, были сооружены из множества коробок из-под обуви, которые в полном беспорядке были свалены в кучу, и из окон этих сгрудившихся гробниц струится свет разных цветов, будто внутри за разноцветными стёклами горит огонь. Между другими склепами росли тлеющие деревья, вытянув ветви над улицей, бросая на мостовую световые блики. На куполах строений возникли затейливые эркеры. Были тут и округлые веранды, и винтовые лестницы, и фасады в виде морских волн. Эмили всюду видела фигуры, разбрызгивающие воду, составленные из мозаичных камней. Она не могла прийти в себя от изумления. То, что она наблюдала, не имело ничего общего с унылыми могилами, выстроившимися в ряд. Это был космос, фантасмагория, чья-то безграничная фантазия, пульсирующая во мраке!
        Казалось, даже каменные фигуры могут внезапно оживать. Взгляд Эмили задержался на статуе женщины в тоге, установленной на одном из самых высоких строений. У неё были мощные крылья, голову украшала высокая изысканная причёска. В царственной позе она всем телом устремилась к востоку – женщина словно ждала, когда первые лучи солнца коснутся её тела. Но взгляд женщины был обращён в тень. Она подняла руку, словно прощаясь с кем-то, и на губах её играла такая красивая и вместе с тем такая печальная улыбка, что Эмили невольно отвернулась.
        Девочка глубоко вздохнула. Какое бы сильное впечатление ни производило ночное кладбище, ей не следует отклоняться от цели. Эмили решительно направилась дальше, подмечая отдельных духов и скелетов, прикорнувших на могилах или беседовавших в свете выросших из темноты домов. Их голоса смешивались с шумом ветра, складываясь в тоскливую мелодию.
        На какое-то мгновение Эмили испугалась, что они могут заметить и задержать её. Но никто не обратил на неё внимания, и девочка пошла дальше – мимо склепов и мавзолеев. Улочка за улочкой оставались у неё за спиной, но с каждым шагом Эмили улетала мыслями всё дальше – она возвращалась на улицы Парижа, затем в тёмный двор, туда, где ждал её убийца.
        Она даже не сомневалась, что он там. В последние часы девочка вновь и вновь думала о нём, и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: Систериус, очевидно, хотел напугать её, но он был прав. Её убийца охотился за её жизнью, вне сомнения. Она плотно сжала зубы. Да, теперь они будут один на один. И ей всё равно, какой он обладает силой и насколько она его боится, – девочка не могла успокоиться, зная, что он разгуливает по свету с её жизнью, в то время как она сама заперта в мире неживых.
        Эмили содрогалась при одной мысли о беспощадных зеркальных глазах. Но и это её не останавливало. Выбора нет и не может быть! Она должна вернуть то, что ей принадлежит… или погибнуть.
        Только когда перед ней возник слабый зелёный свет входного портала, девочка замедлила шаг. Стараясь двигаться как можно тише, она сошла с булыжного тротуара и тенью заскользила вдоль могил. Козимо рассказал ей о маленькой калитке, которая была встроена в ворота – входной портал, незаметный человеческому глазу. Через неё могли входить и выходить существа из других миров, имеющие на это разрешение.
        Эмили заметила в воротах слегка мерцающий контур. Она с трудом сдержала порыв, так ей хотелось броситься туда. Но нужно держать себя в руках! В одном Систериус был прав: никто без особых полномочий не имеет права покидать кладбище. И ворота эти охраняет…
        Оборотень возник так внезапно, что мысли Эмили мигом рассыпались, как старые кости. На первый взгляд, он выглядел как невероятно большой человек в костюме похоронной команды, несущий крест. Его череп был видоизменён, но напоминал голову оборотня, вместо обуви из-под полога одежды показались копыта, а волосатые руки с когтями отбрасывали на землю длинные зубчатые тени. Изо рта его торчали острые клыки. И только имя этого существа немного отогнало страх, который охватил Эмили от одного его вида. Хотя, как говорил Козимо, этот оборотень принадлежал к самым опасным и кровожадным жителям кладбища, его имя помогло беглянке опомниться. Звали его Манфред.
        Девочка прикусила губу, чтобы вновь не рассмеяться, как это произошло в её домике, когда Козимо об этом рассказал. Оборотень, которого зовут Манфред[2 - «Манфред» (англ. «Manfred») – философско-драматическая поэма-трагедия лорда Байрона, является одним из важнейших произведений литературы ужасов в английском романтизме; по мотивам созданы одноимённая увертюра Роберта Шумана, симфония Петра Чайковского, балет Шавье Монтсальватже.]! Ну, не смешно ли!
        Но несмотря на имя, оборотень славился беспощадностью, когда речь шла о законах кладбища Пер Лашез. Много лет назад Объединение неживых предоставило ему здесь защиту от враждебного клана оборотней, с тех пор он охранял ворота, как свою ночную добычу. Он отходил от них только для того, чтобы… поесть. И это он должен был сделать… сейчас!
        Это слово промелькнуло в мыслях Эмили, когда Манфред и в самом деле побрёл в сторону домика привратника. Каждую ночь сразу после духова часа он с рекордной скоростью съедал там половину косули, так ей рассказал Козимо. Девочка отогнала мысли о клыках, которые Манфред, очевидно, для этого использовал, и ещё теснее прижалась к воротам. От лампы на ближайшие могилы разлетались зелёные световые искорки. Эмили стояла теперь внутри светового круга у ворот, собственно, именно там, где она не имела права находиться. А это означало, что ей предстоит сделать нечто более важное, чем раздумывать о жестокости оборотня. Она осторожно перелезла через надгробие, но… недостаточно осторожно. Один камешек под её ногой сдвинулся с места и с лёгким шорохом покатился на землю. Манфред мгновенно повернул голову и посмотрел в её сторону.
        Внезапно Эмили почувствовала его снова – своё проклятое немое сердце. Фантомный это стук или нет, но ей показалось, что сердце в любую секунду может выпрыгнуть из груди. Она находилась точно за кустом рододендрона, поэтому Манфред мог её и не заметить. У собак ведь плохие глаза, может быть, это верно и для оборотней? Но, с другой стороны, они обладали очень хорошим нюхом. Манфред стоял неподвижно, лицо в темноте, так что глаз его Эмили не видела. Учуял ли он её? Наклонив голову, он словно пытался взглядом пронзить темноту. Внезапно он сделал шаг в тень и исчез.
        Эмили подавила проклятие. Она прищурила глаза, осмотрелась, но Манфреда нигде не было видно. Куда он подевался? Ушёл в домик привратника и навалился теперь на своё мясо? Или в любую минуту может вынырнуть рядом, чтобы, выставив когти, обеспечив себе свежий ужин?
        – Эй!
        Голос пронзил её до пят. От испуга она так резко подпрыгнула, что ударилась головой о ветку, а затем резко повернулась. Эмили ожидала увидеть перед собой Манфреда с клыками, готовыми впиться в неё. Но вместо этого уткнулась в яркий свет. Ослеплённая, она подняла руку и узнала Одержимого, который смотрел на неё округлившимися глазами.
        – Что ты тут делаешь, чёрт подери? – Эмили испуганно, одновременно с Козимо закрыла рот, вопрос вырвался у обоих одновременно. Какое-то время они смотрели друг на друга, не веря своим глазам.
        Эмили первой нарушила молчание.
        – Я наслаждаюсь свежим воздухом, – сдерживая волнение, едва слышно прошептала она. – А всё остальное тебя не касается!
        Козимо возмущённо засопел:
        – Я отвечаю за тебя. Меня, конечно, очень касается, если ты, пытаясь сбежать, попадёшь в когти Манфреда.
        – Я не говорила, что собираюсь удрать, – Эмили скрестила руки на груди, но Одержимый пренебрежительно поднял вверх левую бровь.
        – Возможно, я мал, но не глуп. Ты запланировала побег ещё когда выспрашивала меня о Манфреде. Или ты полагала, что я этого не заметил? Как ты думаешь, почему он до сих пор не четвертовал тебя одним ударом своего когтя?
        От попытки это представить Эмили бросило сначала в жар, затем сразу же обдало холодом.
        – Ты сказал ему, что я приду?
        – Не прямо. Но намекнул, что из-за определённых обстоятельств один или другой из моих подопечных, находясь в душевном расстройстве, может возникнуть тут, у ворот, и попросил его о снисхождении.
        – Душевное расстройство, – Эмили выдохнула, – из-за чего бы это? Я не более безумна, чем другие жители этого кладбища!
        Одержимый пожал плечами.
        – Во всяком случае, ты настроена решительно, это очевидно. Ни один другой вновь прибывший не осмелился бы в первую же ночь подойти к Манфреду.
        Эмили бросила взгляд через плечо и увидела очертания оборотня у калитки.
        – Если он знал, что я приду, значит, он меня действительно видел, – пробормотала она. Её охватил озноб при воспоминании о том, как оборотень, стоя неподвижно, издали смотрел на неё.
        – Нет, – возразил Козимо, – он учуял тебя, когда ты ещё стояла на дальнем перекрёстке. Можно сказать, тебе повезло, что у него сегодня относительно хорошее настроение. Но если он ещё раз поймает тебя гуляющей без разрешения вблизи этих ворот, то перестанет быть таким дружелюбным, заруби это себе на носу. Пусть тебя не вводит в заблуждение его имя. Эти когти остры, как ножи, и он действует быстрее любой мысли. Не говоря уже о том, что сама попытка без разрешения пройти через ворота осуждается объединением неживых и за этим следует тяжкое наказание. Неживые весьма находчивы, когда дело касается мучений. Чтобы сделать тебя покорной, они могут отнять у тебя воспоминания. Существует рабочий лагерь, где у тебя пропадёт любое желание быть строптивой. Мне надо было уже раньше рассказать тебе о темнице, в которую Систериус рано или поздно сажает всех непослушных, всех бунтарей. И это не обычное подземелье – вот всё, что я могу тебе сказать. Там царит ужасающая пустота, там такие жестокости, которых ты и представить не можешь.
        Его голос начал дрожать. Эмили ничего не могла с собой поделать – её затрясло от одного упоминания о магической темнице.
        – Объединение неживых, – пробормотала она, – возможно, что оно просто выдумало все эти жестокости, чтобы удерживать неживых на кладбище. Но для меня не может быть ничего более ужасного, чем быть запертой здесь.
        Козимо несколько мгновений молча смотрел на неё.
        – Даже мысль о твоём убийце? Он учует твой запах, как только ты окажешься рядом с ним там, снаружи. И если ты его и найдёшь, если не он тебя конечно, то он не просто ограбит тебя, – взглядом он указал на её сердце, – вы, духи, ещё находитесь здесь, потому что вас что-то удерживает. Что-то в этом мире. Иногда эта связь становится слабее, иногда вы это со временем отпускаете и как свободные души возвращаетесь в царство мёртвых. Но если вы теряете эту связь в результате насилия со стороны мертвеца, то вы теряете себя. Тогда вы вечно будете лежать в цепях Драугра – так, как рассказывал Систериус… – скованные собственной болью. И однажды вы тоже будете посланы в этот мир, чтобы украсть у других существ их жизни.
        Эмили хотелось сказать что-нибудь пренебрежительное, что-то такое, что развеяло бы охвативший её ледяной ужас. Но не получилось. Она с усилием расправила плечи.
        – Систериус прав. Убийца украл у меня жизнь. Но часть своей жизни я сумела защитить от него. А это значит, что я не так беззащитна, как все здесь считают.
        У Козимо губы растянулись в улыбке.
        – Ты ведь сама слышала, что без вмешательства вампиров ты бы давно была во власти Драугра. Возможно, ты смогла обороняться какое-то время, но этого недостаточно, чтобы…
        – И даже если это так, – перебила она Козимо, – здесь у меня внезапно появились светящиеся глаза, обострились все чувства. Кто может сказать, какие новые способности я в себе ещё открою, когда наконец уйду с этого кладбища? Очевидно, каждый дух в какой-то мере обладает магическими способностями. Они могут быть очень полезными, если я наконец пойму, как всё это действует.
        – Или они могут разложить тебя на составные части, – возразил Козимо. – Магия опасна, нужно время, чтобы изучить её. Ты ведь не можешь просто…
        – Да вас послушать, всё опасно! – резко возразила Эмили. – Если на то пошло, я имею право лишь сидеть в склепе и радоваться, что небо ещё не обрушилось мне на голову. Но я всё ещё могу чувствовать жизнь, понимаешь? Свою жизнь, которую он у меня отнял. Я должна попытаться вернуть её себе.
        – Тогда ответь мне – почему? – потребовал Козимо. – Почему ты хочешь так рисковать?
        Он спросил это без всякой иронии в голосе, в его взгляде внезапно появилась мягкость. И холодный фасад, который Эмили выстроила за последние часы, начал от этого разрушаться. Ей не хотелось признаваться в этом самой себе, чтобы не допустить слабости, но теперь, когда Козимо с такой заботой смотрел на неё, она не смогла устоять – горло её сжалось. Не говоря ни слова, она схватила амулет, который висел у неё на груди. Маленький дракон взглянул на неё так, как он делал это всегда: гордо и упрямо, словно ожидая, что им будут восхищаться, по крайней мере, пятьдесят раз в день. Эмили открыла медальон и показала Козимо две фотографии, которые хранила в нём: смеющаяся Софи на красном велосипеде и отец с растрёпанными волосами и типичным для него взглядом, в котором сквозит вопрос. Он словно ждал, что она вот-вот расскажет ему свою историю.
        – Там снаружи у меня семья, – ответила она. – Сестрёнка. Её зовут Софи. Мы потеряли нашу маму, когда были совсем маленькими. И после смерти отца несколько лет назад я ей обещала, что никогда не оставлю её одну. И это обещание я сдержу. Я должна вернуть себе свою жизнь. И мне безразлично, что я для этого должна сделать!
        Эмили смотрела на Козимо, но не видела его. Она вспомнила, как сидела с Софи на полу перед кроватью, как держала её на руках после одного из тех кошмаров, которые снились сестрёнке после смерти отца. Эмили ощущала дыхание Софи, словно это произошло вчера. Она укачала её, и малышка, доверчиво прижавшись, уснула у неё на руках. Эмили всё ещё слышала собственное обещание, данное Софи в ту ночь, – обещание, которого она не могла нарушить, не предав себя.
        Только когда слёзы поползли по её щекам, Эмили поняла, что плачет. Она смахнула капли и с удивлением заметила, что они превратились сначала в кусочки стекла, а затем – в стеклянную пыль. Она подняла глаза, ожидая, что Козимо станет ругать её или высмеивать – ему ведь и так неловко за её обморок. Но он смотрел с таким сочувствием, что по телу её пробежала тёплая волна. А в его глазах отразилась картина, которую она только что вспомнила: Эмили в полумраке детской со спящей Софи на руках.
        Козимо положил ладонь ей на руку. Его пальчики были такими крохотными, что ощущались как нежные травинки, и всё-таки этот жест вытеснил холод – Эмили ответила на улыбку Козимо. Он наклонил голову, словно они вступили в секретный сговор. И впервые с тех пор, как они встретились, он посмотрел на неё не как Одержимый, который выполняет свои обязанности и следит, чтобы правила соблюдались. Он смотрел на неё как… друг.
        – Это веская причина, – сказал он. – Теперь я понимаю, почему ты так рвёшься выбраться отсюда. И с тем большим сожалением я говорю тебе, что у тебя нет никаких шансов в борьбе с этим убийцей, даже если ты сейчас промаршируешь сквозь эти ворота. Никто не может одолеть воинов Драугра. Во всяком случае, не таким образом.
        Последние слова прозвучали так тихо, словно он говорил сам с собой. И в самом деле, сейчас он едва ли видел Эмили. Он смотрел в сторону и задумчиво жевал нижнюю губу.
        – Что это означает? – Эмили снова начала волноваться. – Тебе известна другая возможность?
        Козимо посмотрел на неё так, словно девочка вывела его из транса.
        – Ну, да, – помедлив, начал он. – Неживые не всегда были такими трусами, как теперь. Раньше, когда…
        Над ними прошелестел едва уловимый порыв ветра, но его было достаточно, чтобы Козимо замолчал. Одержимый оглянулся, словно опасаясь, что из тени сейчас в полном составе выйдет весь Президиум объединения неживых и закуёт их в цепи.
        Эмили наклонилась вперёд.
        – Расскажи дальше, – настойчиво попросила она. – Что было раньше?
        Козимо мял руки с такой силой, что те трещали. Он боролся с собой, Эмили это видела. Она даже испугалась, не исчезнет ли он с такой скоростью, какую только позволял ему развивать свет. Но затем он глубоко вздохнул и посмотрел на неё:
        – Ты ведь всё равно не успокоишься, пока не докопаешься до истины, верно?
        Эмили невольно улыбнулась:
        – Вы, одержимые, можете быть упрямыми. Но не такими упрямыми, как я.
        В его глазах на мгновение вспыхнула озорная искорка, словно он хотел предложить ей пари.
        – Всё в порядке, – пророкотал он. – Ты была искренна со мной, а теперь я скажу тебе правду. Но с одной-единственной целью – чтобы ты наконец поняла, насколько неосуществимы твои планы. И есть условие.
        – Какое же?
        – Ты должна мне пообещать, – ответил Козимо, – что больше не будешь так легкомысленно, как сегодня, подвергать себя опасности.
        Эмили улыбнулась ещё шире.
        Козимо, казалось, размышлял, стоит ли ему ввязываться в дискуссию. Затем поднял глаза.
        – Эх, люди, – вздохнул он и провёл рукой по волосам, словно они отвечали за упрямство его подопечной. – Иди за мной, только очень тихо. Если они нас поймают, нас обоих бросят в темницу. А это не место для Одержимого, впрочем, для сумасбродной девочки-духа – тем более!
        Он ещё раз бросил взгляд на домик привратника, словно опасаясь, что оборотень всё ещё наблюдает за ними. Затем повернулся и полетел прочь, петляя между деревьями. Эмили не медлила ни секунды. Она как можно тише соскользнула с могильной плиты и поспешила в темноту – вслед за Одержимым.



        Глава 5

        Мавзолей был сформирован из серого тумана – и крыша, и колонны фасада, и входной портал, который охраняли два каменных ангела-стража. Казалось, достаточно небольшого порыва ветра, чтобы разрушить всё это строение. Но когда Эмили вслед за Козимо подобралась ближе, она увидела, что туман этот какой-то невидимой силой удерживается в вертикальном положении. И несмотря на мрачных ангелов-стражей, прощупывающих угрожающими взглядами ближайшие заросли и кусты, она ощутила энергию, которая исходила от этого мавзолея. Эта энергия неудержимо притягивала её. Как в детстве, когда отец несколькими фразами начинал историю, и Эмили непременно хотела узнать, что дальше.
        – Что это за здание? – прошептала она, когда Козимо остановился.
        – Только терпение, – бросил он в ответ. – Всё увидишь.
        Эмили вздохнула. Она зигзагами следовала за Козимо по кладбищу, а он ни намёком, ни словом не обмолвился о цели их путешествия. Постепенно вся эта таинственность стала действовать ей на нервы.
        – Кажется, это строение хорошо охраняется, – определила она. – Я исхожу из того, что ангелы-стражи вовсе не так неподвижны, как хотят казаться, ведь так? – Она бросила ещё один взгляд на стражей. Глаза их излучали такой жар, что, казалось, достаточно искры, чтобы смертоносный огонь вспыхнул до небес. Козимо кивнул.
        – Они живые. И охраняют здание, никто без разрешения не имеет права в него войти.
        – Козимо, – с наигранным возмущением прошептала Эмили, – неужели ты хочешь нарушить один из законов Объединения? – Она усмехнулась, когда Одержимый бросил на неё насмешливый взгляд. – Но как мы проскользнём мимо этих воплощений дружелюбия и великодушия? Может, сорвать с себя платье и с криками поплясать тут, чтобы отвлечь их, а ты шлёпнешь сзади по голове, кого надо?
        Козимо состроил гримасу, словно действительно задумался над её предложением. Но затем отмахнулся.
        – У меня план получше. Иногда есть преимущество в том, что ты невероятно маленький. Иди за мной – только очень тихо!
        Сказать было легче, чем сделать. И пока Козимо без труда пролетал сквозь кусты, обрамлявшие здание, Эмили то и дело цеплялась за колючие ветки. Растения с дьявольской радостью впивались ей в руки, девочка вздрагивала, всякий раз опасаясь, что её обнаружат. Наконец Козимо остановился. В нескольких метрах от себя Эмили увидела потайную дверь. Там на посту ангелов-стражей не было.
        – Подожди здесь, – прошептал Козимо. – Но не вздумай разгуливать тут. Не своди глаз с двери, пока я не подам тебе знак!
        Эмили закатила глаза:
        – А я-то думала, что успею заказать пиццу.
        Козимо растянул губы в улыбке, словно рассчитывал именно на такой ответ. Затем он убавил свет настолько, что сам стал похож на маленький тлеющий огонёк, и полетел к зданию. Покрутившись немного вокруг окна и двери, он протиснулся в щель оконной рамы и исчез.
        Эмили считала секунды. Каменные ангелы стояли к ней спиной, но достаточно близко, так что жар их глаз всё равно давал о себе знать. Наконец потайная дверь открылась. Свет Козимо был едва различим, но Эмили разглядела, что он машет ей, да так энергично, что вот-вот оторвёт себе руку. Эмили ещё раз быстро взглянула на ангелов. И побежала. Она буквально летела над землёй, но всё равно словно целая вечность прошла, прежде чем она оказалась у двери. Козимо с поразительной силой схватил её за воротник и втащил в дом. Дверь за ними бесшумно закрылась.
        Какое-то мгновение было так темно, что Эмили даже при свете Козимо ничего не могла разобрать. Но она почувствовала дух древнего камня, какой царит в кафедральных соборах, простоявших много столетий. Казалось, она слышит в таких соборах шёпот молитв давно ушедших людей. И когда Козимо добавил света, девочка не удивилась – они действительно оказались в огромном древнем соборе. Только это здание было настолько огромным, что потолок терялся в бесконечности. И сложено оно было не из камня или тумана. Этот собор был построен из книг!
        Стены, пол, даже колонны метровой толщины – всё было из книг. Из фолиантов и гримуаров всех цветов и размеров с золотым тиснением на корешках. И из сильно зачитанных книг карманного формата. В воздухе раздалось шуршание насекомых, которые разместились на стопках книг и разглядывали тайных посетителей. Эмили запрокинула голову, но не могла разглядеть верхнего края колонн, которые выглядели, как тысячелетние деревья в угрюмом лесу нечеловеческой истории. На лице Эмили заиграла радостная улыбка. Это было сумрачное место, полное тайны, обещающее приключения, – место, лучше которого она не могла себе представить!
        – Добро пожаловать в Библиотеку неживых, – торжественно пророкотал Козимо. – Она хранит все знания нашего мира или, по крайней мере, большую их часть. И как это нередко бывает со знаниями, многие из них опасны. По этой причине библиотека открыта не для всех. Сейчас это нас не должно беспокоить, но есть одно предупреждение: оставайся в середине проходов. Некоторые книги коварны и проглатывают каждого, кто отважится подойти к ним слишком близко. К некоторым из них можно приблизиться только в сопровождении библиотекаря, который знает, как их обуздать. А так и глазом не успеешь моргнуть, как с головой утонешь в захватывающей истории, а может и буквально – утонешь.
        Эмили ни секунды не сомневалась, что Козимо говорит правду.
        Она следовала за ним по всем коридорам, залам, проходам, закоулкам, пока не запуталась вовсе. Ей казалось, что она с каждым шагом всё глубже погружается в таинственный мир. И со всех сторон её окружали книги, бесчисленное множество книг: маленькие и большие, в кожаных или тканевых переплётах, книги с замками, книги, открывающиеся в пропасть, книги, которые дребезжали, когда тихонько проходишь мимо, книги с глазами, которые открывались и сопровождали пришельца взглядом. Эмили заметила маленьких гусениц в крошечных очках, озабоченно снующих между томами.
        – Книжные черви, – пояснил Козимо. – Они помогают с архивированием и находят книги, не желающие оставаться на своих местах. Здесь это единственные хранители порядка.
        Именно в этот момент рядом с Эмили пришла в движение одна из книг. Её обложка откинулась, и со страницы выпрыгнуло маленькое чёрное существо, похожее на миниатюрного гремлина[3 - Гремлин – мифическое существо из английского фольклора.].
        Не успела обложка захлопнуться, как существо отряхнулось и зашагало вдоль манускриптов, оставляя на полу влажные следы. На его угольно-чёрном лице, как бриллианты, блестели глаза. Существо радостно ухмыльнулось, и Эмили невольно улыбнулась в ответ – оно было таким симпатичным!
        – Это разбрызгиватель чернил, – сказал Козимо, – иногда случается, что фигуры создают в книге беспорядок и перемешивают буквы. В этом случае разбрызгиватели чернил следят за тем, чтобы буквы снова встали на свои места.
        Эмили улыбнулась:
        – Я часто задавалась вопросом, что происходит с книгой, когда её не читают. Но не ожидала, что маленькие чёрные монстры, поддерживающие в книге порядок, действительно существуют.
        – Поверь, – шептал Козимо, – это перед нами они такие маленькие и симпатичные, но в книгах они совсем другие, хотя об этом не сейчас. Видишь впереди арку и ворота?
        Белоснежные книги, сложенные в высокие стопки, образовали арку, которая вела в следующий коридор. Сердце Эмили подпрыгнуло, когда она заметила жёлтые книги, выстилавшие пол.
        – Как у волшебника в стране Оз, – прошептала девочка, но лицо Козимо омрачилось.
        – И этот путь такой же опасный, – пророкотал он. – Тут самые древние книги, осторожнее! Библиотекари порой проходят здесь в самое неподходящее время. Поэтому – внимание и осторожность! С этого места мы тише воды, ниже травы.
        Эмили едва осмеливалась дышать. Она, собственно, и до сих пор уже вела себя очень тихо. Но теперь, вступив на жёлтую дорожку, она ощущала каждый шаг так, словно слон топтал груду посуды на каменном полу.
        И вновь и вновь она улавливала едва заметное холодное дыхание на затылке. И чуть не закричала от испуга, когда Козимо внезапно увлёк её в какую-то нишу, приложив палец к губам. Эмили заглянула в проём в стене и увидела тёмную фигуру – низко наклонив голову, призрак в разорванной накидке парил по параллельному проходу. Словно играя, вытягивал он над книгами костлявые пальцы с длинными ногтями, и книги в ответ на его прикосновения сухо шелестели страницами. Фолианты показались Эмили дикими бестиями, закованными в цепи, которые только и ждут одного лишь слова хранителя, чтобы скинуть цепи и показать всю свою силу.
        Козимо целую вечность стоял неподвижно, прежде чем они смогли продолжить путь незамеченными, проследовав куда-то вниз по проходу. Козимо остановился перед рядами волшебных книг в чёрных переплётах. С деловым выражением лица летал он вверх и вниз перед этими полками, сжимал руки в кулаки, затем изо всех сил разогнался, подлетел к одной из книг и, кряхтя, упёрся в неё. Надпись на переплёте вспыхнула – и в стене открылся проём. Вслед за Одержимым Эмили быстро проскользнула в эту тайную дверь, которая мгновенно закрылась за ними.
        Козимо трижды хлопнул в ладоши. Его свет крохотными искорками разлетелся по залу, который имел форму восьмигранника, в центре которого стоял мраморный стол. Заставленные чёрными книгами стены вспыхнули тёмным глянцем. Эмили ничего уже не слышала, кроме собственного дыхания, и ничего не видела, кроме Козимо, который быстро перелетел к столу. Она затаив дыхание наблюдала, как его свет проникает в стены. Очевидно, он использовал магию, и она на некоторое время скрыла их от библиотекарей.
        – Итак, одно мне понятно, – Эмили подошла к столу. – Благодаря тому, что ты неукоснительно следуешь установленным правилам, у тебя развились замечательные навыки криминалиста.
        Козимо взглянул на неё так, словно это были самые приятные слова, которые ему приходилось слышать в последнее время.
        – Скажем так: я многогранен – каким и должен быть настоящий Одержимый.
        С этими словами он прижал руки к мрамору. Над столом возник сверкающий туман. Эмили удивилась и наклонилась вперёд. Изумлению не было предела, когда она прочитала: «История неживых, двести семьдесят восьмой том, полностью переработан Эрвиной Рункельштейн[4 - Рункельштейн – отсылка к средневековой культуре. В итальянском городе (Бозен/Больцано) – столице одноимённой провинции Южного Тироля, есть музей «Замок Рункельштейн», представляющий собой средневековый замок на вершине неприступной скалы.]».
        – Боже мой, – вырвалось у Эмили. – При таком имени хорошо бы иметь псевдоним.
        Козимо весело взглянул на неё:
        – Не поверишь, но это и есть псевдоним. В действительности фрейлеин Рункельштейн – это графиня Фурункула Рункула Третья. Но как бы там ни было, она написала этот фундаментальный труд – историю неживых. Именно этот том мы и искали.
        Одержимый откашлялся, прежде чем открыть книгу. Буквы на страницах были выведены размашистым почерком. Эмили представила себе Эрвину Рункельштейн – маленькую сгорбленную женщину, заполняющую одну страницу за другой, скрипя по бумаге старинным пером. Девочка рассматривала мастерски выполненные рисунки, украсившие добрую половину текста. Козимо перелистывал страницы, указывая на отдельные картинки. При его прикосновении они словно оживали, начинали мерцать и поднимались в воздух, превращаясь в подвижные голограммы.
        – Не слабо! – восхищённая Эмили даже ответила взглядом двум духам, которые кружили над Эйфелевой башней. – Значит, бунтари, нарушавшие правила Объединения неживых, существовали всегда? Они тоже не сидят взаперти в своих склепах и не торчат день и ночь на кладбищах! – воскликнула девочка, наблюдая, как духи на голограмме опускаются на вершину башни.
        – Их всегда хватало, – произнёс Козимо так поучительно, с таким невозмутимым видом, что за огромной книгой он выглядел как профессор из потустороннего мира. – Ты должна знать, что духи не всегда прятались на кладбищах. Раньше они обживали внешний мир так же, как живые существа. И когда мертвецы проникали из своего царства в мир живых, не только вампиры заботились о том, чтобы отправить их назад. За это отвечали духи, их называли ловцы мертвецов.
        Он вновь коснулся рисунка. Голограмма с Эйфелевой башней побледнела, вместо неё возникли мрачного вида духи, они стояли подбоченившись, вооружённые мечами и кинжалами. Среди них были женщины, одна держала в руках арбалет. Эмили не могла не улыбнуться, когда увидела женщину, которая упрямо и гордо выдвинула вперёд подбородок, – девочка не ожидала, что и духи могут выглядеть как герои.
        – Ловцы мертвецов, – повторила она и почувствовала тяжесть этих слов на языке. – Звучит как «охотники за привидениями». Или наподобие супермена.
        – Примерно так, – подтвердил Козимо и пожал плечами, когда Эмили удивлённо посмотрела на него. – А что? Думаешь, я не знаком с фильмами и сериалами из мира людей? Смею заверить: что может быть приятнее, чем прикорнуть перед освещённым окном одного из домов Парижа с сушёным мхом вместо чипсов, чтобы тайком смотреть телевизионную программу!
        Эмили невольно рассмеялась.
        – Мечтаю выглянуть в нужный момент из окна. Кто знает, может, я бы тебя увидела.
        – Сомневаюсь, – Козимо высокомерно улыбнулся. – Не забывай – вы, люди, слепы. Кроме того, если кто и умеет прятаться или вводить в заблуждение, то это я. Но как бы там ни было, ловцы мертвецов – это особые духи, раньше их во всём потустороннем мире боялись и уважали одновременно. Они организовали Гильдию ловцов, местом их встреч был Серый собор – гигантское здание, что стоит теперь на краю кладбища. Каждый знал, что это воины, охраняющие наш мир от мертвецов. Систериус и Баптист де ля Шатре, известный как Принц вампиров, поделили между собой кресло председателя…
        – Значит, Систериус был ловцом мертвецов? – Эмили с трудом подавила усмешку, представив себе бухгалтера с арбалетом в руках.
        – Да, много лет тому назад, – ответил Козимо. – И он был довольно хорошим ловцом. Его прозвали Систериусом Ужасным, веришь? Он и Принц были не только боевыми соратниками. Прежде всего, они были друзьями. Долгое время они вместе возглавляли Гильдию ловцов. Но затем пришёл он… – Тёмный князь.
        Козимо говорил очень тихо, и всё-таки это имя будто прижало Эмили волосы, оно словно зарычало на неё. Ей показалось или в помещении действительно стало темнее? Она уже с трудом различала, как Козимо перелистывает страницы. Вот он указал на один из рисунков. И послышался шёпот, пролетевший по комнате. И проявилась тьма, собравшись в углу, чёрная, как смоль, и от неё невозможно было оторвать глаз.
        Эмили невольно вздрогнула – из тьмы выступил силуэт мужчины. Он замер во мраке, так что Эмили не могла разглядеть деталей. Но она увидела более чем достаточно. Величественная высокая фигура с мечом в левой руке. Глаза незнакомца были видны отчётливо, в них разгорался ледяной чёрный огонь, и эти глаза были направлены прямо на Эмили. Чтобы не поддаться панике, девочке пришлось напомнить себе, что это всего лишь голограмма.
        – Драугр, – прошептала она и сжалась от ужаса. Ей не хотелось произносить это имя. Но имя прозвучало, и теперь девочке казалось, что он над ней смеётся. В её душе нарастал гнев, и, сделав усилие, девочка-дух ответила на его взгляд.
        – Он, очевидно, просто безобразный, если вынужден прятаться во тьме. – Ирония в голосе придала храбрости, но Козимо не ответил на её улыбку. Он тоже разглядывал фигуру во мраке, и впервые с того дня, как Эмили увидела Одержимого, она заметила страх на его лице.
        – Напротив, – ответил он. – Драугр был сильным и красивым, пока не рухнул во тьму. Он был настолько сильным, что мало кто выдерживал его взгляд, не преклонив перед ним колен. Так, во всяком случае, повествуют легенды.
        И сразу же взгляд Тёмного князя показался Эмили ещё более неприятным, чем прежде. Тем сложнее было оторваться от холодного огня его глаз. Казалось, этот огонь хранил тайну и тихо произносил её имя. Эмили с усилием заставила себя отвернуться и посмотрела на Козимо.
        – Что с ним случилось? Полагаю, он пришёл в этот мир вовсе не как Князь тьмы.
        Козимо покачал головой:
        – Прошлое Драугра – это смесь мифов и слухов. Раньше он сам был ловцом мертвецов, но по причинам, которые вряд ли кто-то помнит, он устремился во мрак и пытался оттуда погрузить весь мир во тьму.
        Козимо пошевелил пальцами – и Драугр выбросил вперёд меч. Казалось, воздух прорезала чёрная молния.
        Эмили в испуге отскочила, её тело пронзила острая боль, словно с нею случился удар. Тьму прорезали новые вспышки, в их свете возникали картины – они сменялись почти мгновенно, но интенсивность каждой была такова, что Эмили застыла, потрясённая.
        – Драугр начал войну, – продолжал Козимо. – В результате низости и коварства ему удалось уничтожить самых сильных из ловцов и присвоить себе их силу, поэтому очень долго никого равного им по силе не существовало. С помощью драугра в мир живых устремилось несчётное число мертвецов. Духи в это время попрятались в убежищах, а у вампиров в одиночку не хватало сил сразиться и победить армию мертвецов. Лишь несколько оставшихся ловцов поддерживали было блеск своей Гильдии, но их осталось мало, слишком мало, чтобы дать отпор превосходящим силам Драугра.
        Слова Козимо звучали, как подписи к картинам, которые возникали перед глазами Эмили: израненные, беспомощные, погибающие ловцы мертвецов. Расколы на границе миров, резкие, как зелёные молнии. И бесконечные потоки мертвецов, текущие сквозь границы. И вот ловцы поставлены на колени.
        Всюду вокруг Эмили вспыхивали картины. Ей казалось, что она попала в грозу. И после каждой вспышки молнии в помещении становилось ещё темнее. Когда же девочка стала ощущать всем фантомным телом тьму как давящую субстанцию, Козимо вновь склонился над книгой.
        – Один из них нашёл его, – прошептал он так тихо, что голос его почти утонул в шипении молний. – Спасителя мира.
        Страницы трепетали в руках Одержимого, как во время шторма, из букв изливался белоснежный свет, и внезапно из книги выступила фигура. Это был мужчина – в потоке света Эмили смогла разобрать лишь его очертания. Он был в длинном, до пола, пальто с капюшоном, закрывавшим лицо, но Эмили не требовалось смотреть ему прямо в глаза, чтобы не отрывать от него зачарованного взгляда. От мужчины исходила сила, наполнявшая всё её существо благоговением.
        Не говоря ни слова, он раскинул руки в стороны и заполнил помещение светом. Тени сгорали, как бумага в огне, но это сияние не слепило Эмили. Оно было подобно блеску звёзд, и она с трудом перевела дыхание, когда незнакомец опустил руки. Никогда ещё не чувствовала она такой силы, как теперь, оказавшись в пространстве, созданном из блеска звёзд, когда светлый воин направил на неё свой невидимый взгляд.
        – Белый Воин, – произнёс Козимо, и голос выдал его чувства – Одержимый тоже испытывал благоговение перед незнакомцем. – Так его называют в потустороннем мире, и до сих пор испытывают к нему уважение как к легендарному герою. Это он вернул ловцам мужество, это он с невероятной силой противостоял мертвецам, это он, наконец, нанёс ответный удар Драугру. Он тяжело ранил Князя тьмы и изгнал его в царство мертвецов. Но за это он заплатил высокую цену.
        Эмили смотрела на Белого Воина. Она знала, что каждую минуту могло произойти нечто ужасное, и всё-таки содрогнулась, когда это на самом деле увидела. Воин почти незаметно покачнулся. Вслед за тем на его груди, где сердце, появилось тёмное пятно. Оно окрасило грудь Воина тьмой Драугра. А когда Воин упал на колени, темнота вернулась: тени, что съежились по углам мира, развернулись и подползали всё ближе.
        – Он заплатил жизнью, – продолжал Козимо, – но его жертва позволила людям, а также существам другого мира жить с мертвецами в относительном мире, несмотря на то, что разрыв между вампирами и духами до сих пор ещё очень серьёзный. Систериус и Принц едва ли обмениваются друг с другом парой слов без того, чтобы в помещении не устанавливался ледяной холод, если они вообще вынуждены встретиться.
        Эмили обхватила себя руками. Тьма подступала всё ближе. И хотя она знала, что это всего лишь иллюзия, которая не может её коснуться, девочка вся дрожала.
        – Но Драугр не дремлет, – сказала Эмили, не отрывая глаз от Белого Воина. – Мой убийца – не единственный мертвец, которого прислали в этот мир.
        Козимо мрачно кивнул.
        – Раны, которые ему нанёс Белый Воин, начинают заживать. С каждой жизнью, которую палачи Драугра добывают в нашем мире, его мощь возрастает. Если верить слухам, в последнее время палачей прибывает больше, чем раньше. Я не знаю, правда ли это. Но как бы там ни было, мысль о том, что Драугр излечится, совершенно не утешает. И мы слишком хорошо знаем, что тогда произойдёт.
        – Но почему против этого ничего не предпринимается?
        У Одержимого вырвался смех, в котором проступило столько безнадёжного отчаяния, что у Эмили сжалось сердце.
        – Кто должен это сделать? Вампиры в своём обычном высокомерии исходят, очевидно, из того, что сами решат проблему, если вообще видят тут проблему. По окончании войны они предписали духам выучиться вновь на ловцов мертвецов, чтобы сократить шансы попасть в лапы Драугра. Белый Воин был в числе последних, кто прошёл обучение. Его кончина имела катастрофические последствия – тут я готов заключить любое пари, а кроме того, данное обучение – это вовсе не приятная прогулка. Большинство записей мертвецы уничтожили – Тёмный князь и сегодня немедленно отправляет в путь своих воинов, стоит ему услышать о существовании какой-либо записи. Возможно, ещё и поэтому уже долгие годы никто не отваживается идти по этому пути.
        – Не уже, а пока не отваживается, – Эмили глубоко вдохнула. – Я сделаю это. Я пойду по пути ловцов мертвецов – и верну свою жизнь.
        Козимо вздохнул, стараясь не подать виду, что от ужаса готов рвать на себе волосы.
        – А теперь давай поговорим совсем спокойно. Я привёл тебя сюда, чтобы ты узнала о ловцах и о том, как опасно вставать на их путь. Сам Белый Воин в конце концов поплатился за это жизнью!
        Эмили скрестила руки на груди:
        – Он спас мир!
        – Да, – Козимо провёл рукой по глазам. – Он был сильным и благородным. Белый Воин был…
        – …Белый Воин был героем, – закончила Эмили его предложение. – Но как всегда говорил мой отец: героями не рождаются, героями становятся. Я, во всяком случае, один раз уже умерла. А это означает, что первый шаг уже сделала.
        Козимо уставился на неё, не веря своим ушам.
        – И как ты думаешь это сделать? – вырвалось у него. – Ты ведь понятия не имеешь, где искать ловца мертвецов, который тебя всему научит! Не говоря уже о том, что это запрещено! Кроме того, тебя убил один из воинов Драугра, самый сильный из мертвецов. Тебе нужен тот ловец мертвецов, который обладает достаточной силой и опытом, чтобы обучить тебя всем финтам. И он должен хотеть это сделать, ведь все оставшиеся ловцы – одиночки. И вовсе не каждый пустится в погоню за мертвецом, чтобы спасти мир. И те, кто остаются ловцами, делают это скорее из чистого желания просто убивать.
        Эмили пожала плечами:
        – Что в некотором смысле смешно. Мертвецы ведь уже мёртвые.
        – Да, – подтвердил Козимо, стараясь сохранить терпение. – Но жизнь, которую они после смерти несут в себе, она живая. И многие ловцы ничего не жаждут с такой силой, как ощутить, как она разрушается в руках.
        Эмили положила руку на фантомное сердце. При мысли, что её жизнь была разрушена в руках мертвеца, к горлу подступила резкая тошнота.
        – И тем важнее, что я окажусь той, кто найдёт своего убийцу и спасёт свою жизнь!
        – Ты что же – меня совсем не слышишь? – от волнения голос его дошёл до писка. – Эти ловцы не будут тебе помогать. Они посмеются над тобой, а может быть, даже сожрут!
        – Некоторые из них – возможно, – парировала Эмили, – но не все. Белый Воин прошёл свой путь не в одиночку. Он у кого-то учился! И я готова поспорить на что угодно, что ты всё о нём знаешь. – При этих словах Козимо вздрогнул, и девочка-дух поняла, что попала в яблочко. У неё участилось дыхание. – И ты можешь привести меня к тому, верно?
        Теперь пришёл черед Козимо скрестить руки на груди.
        – Я мог бы. Но даже не подумаю! Я дни и ночи не спал у твоей могилы не для того, чтобы теперь наблюдать, как ты ищешь своего убийцу!
        Он глубоко вздохнул. А когда поднял на неё глаза – голова слегка наклонена, плечи опущены, – то на фоне роящихся теней он вдруг показался Эмили таким маленьким, каким на самом деле и был.
        – Проклятие, Эмили, – пролепетал он. – Это решение – нечто большее, чем безумная попытка прорваться через ворота Манфреда, которую тебе, возможно, ещё простили бы. Это вызов всему, что сегодня отстаивают неживые, прежде всего, вызов Систериусу, который непреклонен во всех вопросах, касающихся ловцов. Если кто-нибудь разузнает, что у тебя на уме, тебя ждут ужасные последствия, не говоря о том, что у тебя нет ни малейшего шанса на победу. Драугр убил твоего героя. Посмотри на него! Его свет погас. И то же самое сделает с тобой убийца, если ты предоставишь ему такую возможность. Ты знаешь, что у него для этого достаточно власти. А ты, если проиграешь, навечно будешь брошена во тьму… – будешь лежать в полном мраке, без всякого проблеска света!
        Словно в подтверждение этих слов потоки света от Белого Воина начали потрескивать. Эмили содрогнулась, когда они потускнели, опустились на пол и потухли. Тьма заполнила почти всё помещение, и ей внезапно показалось, что она ощущает мощь своего убийцы, эту беспросветную тьму, которая однажды уже поставила её на колени. Но в то мгновение, когда Эмили начала дрожать, она стала двигаться.
        Сквозь тьму подошла она к Белому Воину, который всё ещё стоял на коленях, низко опустив голову. Когда девочка-дух встала перед ним, Воин поднял на неё глаза. Она увидела лишь быструю вспышку белого света под капюшоном, а когда протянула руку, то почувствовала его – мягкий, нежный, как свежий снег, самый нежный из всех, что ей когда-либо приходилось ощущать. Крошечными искорками заскользил свет по её коже. Эмили показалось, Белый Воин улыбнулся ей. Затем его фигура опала, и свет погас. Только искорки продолжали струиться по пальцам Эмили. Она поднесла руки к лицу, собрали искры и зажала их в кулаки, не в силах снова повернуться в сторону теней. Искорки беззвучно бились в её ладонях. Это был тот самый свет, что противостоял тьме, свет, который сохранился и жил в ней.
        – Возможно, ты прав, – сказала она, повернувшись к Козимо. – Возможно, ничего не получится, и я приземлюсь прямо перед троном Драугра с цепью на шее. Но я, тем не менее, должна попробовать. Ради моей сестрёнки. Ради моего обещания. И ради меня самой. Если я этого не сделаю, Драугр сможет меня заполучить. И тогда уже будет безразлично, кому я позволю себя поймать – ему или моему собственному страху.
        На какое-то мгновение ей почудилось, что Козимо разрушится посреди своего светового шара так же, как иллюзия Белого Воина. У него было такое лицо, словно на его плечи легло всё горе мира, но сразу после этого его лицо осветила сияющая улыбка.
        – Так-так, – сказал он и кивнул в знак одобрения. – Кто бы мог подумать, что найдётся ещё кто-нибудь, кто будет ещё твердолобее, чем я сам. Спасибо, Господи, ничего иного я и не ожидал.
        Эмили подняла брови:
        – Значит ли это…
        – …что я знал, как ты будешь реагировать? – закончил он её фразу. – Ну да. Я надеялся на это. Во всяком случае, втайне.
        Эмили ничего не могла с собой поделать – рот у неё открылся от удивления.
        – Но ты ведь всё время пытался меня отговорить, – вырвалось у девочки громче, чем ей бы хотелось. – Перед воротами Манфреда и…
        – Конечно, – ответил он. – И всё получилось хорошо. Манфред, конечно, переработал бы тебя на мясо, если бы ты попыталась выскользнуть наружу. Что касается всего остального… – это было своего рода проверкой. В конце концов, я должен быть уверен, что ты знаешь, на что идёшь. Обнадёживать и вводить в заблуждение юную особу – помилуйте, мадмуазель!..
        Эмили хотелось натянуть ему кепку на уши за самонадеянную усмешку, которая освещала его лицо, как неоновая реклама. Но одновременно от неё не ускользнуло тепло в его глазах, когда Одержимый склонил к ней голову, поэтому она решила лишь резко выдохнуть.
        – Ты невероятный, – говоря это, девочка-дух постаралась добавить к оценке как можно больше иронии.
        – Хорошо, что ты заметила это, – вежливо ответил Козимо и улыбнулся, прежде чем вновь стать серьёзным. Он подошёл к ней. – А что касается твоего пути, – тут Одержимый твёрдо взглянул ей в глаза, – то ты пройдёшь его не одна. Возможно, я маленький и иногда немного рассеянный, кроме того, я далеко не бесстрашный. Но я более воинственный, чем кажусь, и я не трус. И не брошу тебя одну на поле битвы, которая снова может стоить тебе жизни. Теперь ты знаешь предысторию и не бросишься сломя голову в пекло. – Он вздохнул. – У Дон Кихота был Санчо Панса. А ты… ну да. У тебя, в конце концов, есть я. Но не жди, что я поскачу за тобой на осле!
        Представив эту картину, Эмили не смогла сдержать улыбку.
        – Если только на очень маленьком ослике.
        Козимо рассмеялся. Затем он подлетел к столу и, хлопнув в ладоши, отправил книгу на место.
        – Прежде всего, мы должны поскорее исчезнуть отсюда. Честно говоря, мне уже хватило этого путешествия в прошлое. Не достаёт только библиотекаря, который упадёт нам на хвост.
        Эмили кивнула и последовала за ним к щели в стене, которая по хлопку Одержимого открылась вновь. Прежде чем покинуть помещение, она ещё раз обернулась через плечо – туда, где стоял на коленях Белый Воин. Там не осталось ничего, кроме нескольких потухших искорок, они лежали неподвижно в темноте, но даже это вызвало на губах Эмили улыбку надежды. Она могла и не стать героем – таким, как он. Но ей хотелось сделать то же, что сделал он – встретить ночь светом.



        Глава 6

        Пыль под ногами Эмили была красной, как свернувшаяся кровь. Она поднималась при каждом её шаге и опускалась на камни в нишах, которые появлялись по обе стороны прохода, как койки в спальном вагоне. Ниши казались пустыми, но в свете Козимо Эмили различала то тут, то там кость, замурованную в камни. А позже, когда на неё уставился человеческий череп, сомнений не оставалось: она в огромном склепе.
        – Мы уже целую вечность идём по странным проходам и катакомбам, – прошептала она Козимо. – И я готова поспорить, что вон тот череп – он настоящий. Где мы?
        Девочка остановилась и подняла плечи. К собственному неудовольствию, при виде человеческих костей ей оказалось нелегко справиться с тошнотой и ещё сложнее скрыть это от Одержимого.
        Козимо тут же бросил в сторону своей спутницы пренебрежительный взгляд.
        – Ты это серьёзно? – спросил он. – Кто хотел найти гарантированно надёжный путь, чтобы покинуть кладбище?
        Эмили мрачно посмотрела на него:
        – Я не думала, что Непомук будет подслушивать меня даже тут, внизу.
        Козимо посмотрел на череп напротив. Он был чертовски похож на череп Непомука.
        – Гм-м, этот малый, очевидно, здорово достал тебя в первый день групповых работ?.. Не обращай внимания. В этих костях – здесь, внизу – уже нет жизни. – С этими словами Одержимый продолжил движение.


        Эмили последовала за ним с мрачной миной. И вдруг вспомнила о первом дне работы в колонне по уходу за могилами, которая закончилась всего несколько часов назад. Магические растения много раз кусали её и плевались блестящей пылью – многие из них оказались не только несказанно красивы, но и невероятно агрессивны, они обладали острыми, как нож, зубами. К тому же Непомук как руководитель группы стал для неё настоящим вызовом. Он придавал большое значение тому, чтобы растения называли оригинальными латинскими именами, очень сложными, кроме того, почуяв запах гнили, он каждый раз начинал грезить – причём так сильно, что облекал свои впечатления и ощущения в стихи, довольно скверные: его любимым словом было живописно. И он никак не мог простить Эмили, что при первой встрече она разложила его на составные части. Он обходился с ней особенно строго и не упускал возможности давать самые сложные и неприятные задания. Полоть сорняки. Полировать надгробные плиты. Заполнять надписи на плитах вонючей краской. В поисках помощи она несколько раз обращалась к другим членам группы, но от них не стоило ждать
поддержки, это быстро стало понятно. Они держались от Эмили подальше, словно за спиной у неё стоял убийца и угрожал остальным, если те посмеют приблизиться к ней.
        – Не удивлюсь, если сейчас из этого черепа брызнет огонь Непомука, – прошептала она, чтобы отогнать мысли об убийце. – Могу я наконец узнать, где мы?
        – Там, куда ты хотела прийти: надёжным путем мы пытаемся уйти подальше от кладбища, – не оборачиваясь, ответил Козимо. – Ни один неживой в здравом уме не осмелится спуститься сюда, ибо если нет проводника, то тут легко заблудиться. А провести целую вечность в мрачном лабиринте – такое сложно назвать удовольствием даже для духа. Ловцы мертвецов тоже держатся отсюда подальше, Манфред терпеть не может эти проходы, что связано, очевидно, с тем, что вампиры в тёмные времена убили здесь, внизу, многих представителей его народа. Ты уже знаешь о распрях между вампирами и оборотнями, которые длятся долгие годы. Звучит банально, но, увы, это правда. Поэтому тебе следует быть осторожнее со своими проклятиями. Здесь, внизу, произошло так много ужасного, что чёрт, как ты говоришь, он же дьявол в этих местах может оказаться ближе, чем ты думаешь.
        Эмили чихнула.
        – Если дьявол действительно существует, у него наверняка есть дела поинтереснее, чем задирать сумасшедшую девчонку-духа и непокорного Одержимого. Не могу и представить, что ему бы понравилось бродить в этих затхлых проходах.
        Козимо закатил глаза.
        – Ты обывательница. Затхлые проходы! Мы в катакомбах Парижа! Ты хоть малейшее представление имеешь о том, насколько это исторически значимое место? Какие тайны и сокровища скрывают эти катакомбы? Конечно же, нет. При этом тебе надо всего лишь посмотреть в темноту глазами духа. Ты могла бы даже услышать их – голоса из прошлого, потому что как дух ты находишься между всех времён. Но о чём я говорю? Тебе ещё далеко до того, чтобы осознать своё существование в качестве духа. И ты, как обычно, знаешь всё лучше всех. Эх, люди…
        Он выдохнул с полным пренебрежением, а Эмили решила не продолжать разговор в этом месте. И не только потому, что хотела избежать дальнейшей тирады Одержимого о своём надменном и глупом народе, что во многом было вполне справедливо, хотя и тяжело признать. Замечание, что они в катакомбах Парижа, привело Эмили в состояние высочайшего напряжения. Прежде ей много раз приходилось бывать в отдельных подземных проходах, доступных для туристов, и всякий раз она поражалась сложенным возле стен костям и черепам. Но эти катакомбы были намного длиннее, чем те, вычищенные для посетителей участки – она и раньше подозревала, что под землёй скрыто значительно больше пространств, ходов и укрытий, и вот сейчас убедилась в этом, увидев всё собственными глазами.


        Эмили молча следовала в темноте за Козимо, заглядывая в ответвления коридоров, и вскоре забыла, что совсем недавно двигалась, обхватив себя руками. Как часто отец рассказывал ей истории о бесконечном переплетении туннелей и проходов, скрытых под городом, как часто она представляла себе, что когда-нибудь найдёт один из потайных лазов и проскользнёт в глубину? Кто знает, какие тайны здесь только и ждут, когда их откроют?
        Вскоре ей показалось, что проходы вовсе не затхлые. Вместо этого она начала различать запахи слегка увядших цветов, словно их только что положили в могильные ниши. Спустя какое-то время она начала различать голоса – тихие, призрачные, как очень далёкое эхо. Были ли это голоса из прошлого, о которых говорил Козимо? – гордость не позволяла ей спросить об этом. Девочка-дух продолжала прислушиваться. Едва различимые звуки были подобны историям, рассказанным на незнакомом языке. А ей так хотелось узнать обо всём побольше!
        Она выдохнула. Проклятие! Нельзя позволить им убаюкать себя. Уже и так плохо, что сознание её понемногу начало приспосабливаться к жизни в образе духа. Теперь же она теряет страх перед темнотой, который всегда сопровождал и предостерегал её, несмотря на интерес ко всему таинственному и заброшенному.


        Эмили думала о фантастических строениях, что показывались ночью, о музыке в тавернах, что открывались на главных улицах кладбища после закрытия ворот, о деревьях, магический свет которых манил всё сильнее. Город духов улыбался ей. Но она не отвечала на эту улыбку. Какие бы чудеса ни готовило ей кладбище, домом для неё оно никогда не станет. У неё уже был дом – по другую сторону кладбищенского забора. И она вернётся в свой дом скорее, чем можно даже предположить.
        Порыв ветра, который показался ей ледяным, ударил в лицо, и это стало ответом на такие мысли. В конце коридора заиграл холодный серый свет. Козимо ускорил полёт, Эмили поспешила за ним. Свет падал сквозь щель в металлической двери, которая висела на петлях несколько криво. Козимо без труда проскользнул сквозь замочную скважину и привёл в действие механизм. Эмили упёрлась в дверь. За нею находилась выбитая в скале лестница, а дальше – тяжёлая решётка, частично увитая плющом. Эмили с восторгом наблюдала, как Козимо, вылетев через плети наружу, занялся замком. Наконец решётка распахнулась, и открылся небольшой просвет. Там, по ту сторону решётки, лежал хорошо знакомый ей мир людей. Его больше не отделял забор. Эмили показалось, что она ждала этого мгновения целую вечность.
        – Мы только быстро добежим туда и сразу назад, – сказал Козимо, и впервые за этот вечер она заметила напряжение в его взгляде. – Хорошо?
        Эмили была готова улыбнуться, так осторожно слетело с его губ последнее слово.
        – Туда и назад. Точно.
        Козимо вздохнул:
        – Будем надеяться, что мы не встретим дракона… или кого-нибудь пострашнее.
        Эмили переступила порог. По её коже скользнул лунный свет, свежий, словно поток воды. Там, на противоположной стороне росли старые деревья, стоящие против света, они были укутаны в густую тьму. В Париже было только одно место, где росли такие старые деревья, это Булонский лес[5 - Булонский лес – старинный дубовый лес на западе Парижа; излюбленное место прогулок парижской знати; о нём сложено множество легенд.].
        Днём этот лес, вернее, гигантский парк служил раем для отдыхающих, но ночью он становился опасным – кто знает, что за мрачные существа бродят тут, в тени. Эмили охватил озноб. Злоумышленников-людей ей, девочке-духу, бояться было нечего, но… Она глубоко вдохнула. До сих пор кладбище казалось ей тюрьмой. Но теперь она впервые почувствовала, что оно служило и защитой – убежищем, оберегавшим от убийцы, который её искал. Девочка заметила взгляд Козимо и расправила плечи.
        Пару часов назад она довольно долго раздумывала над тем, стоит ли рискнуть покинуть кладбище, и в итоге решилась. Теперь времени и сил на сомнения и страх не осталось.
        С этой мыслью Эмили отправилась в путь. Она отлично знала дорогу, поскольку ходила по ней бесчисленное множество раз – когда ещё была жива.
        «Когда ещё была жива», – пронеслось в её голове. Словно это было сто лет назад.
        Козимо был рядом. Он приглушил свет, опасаясь, видимо, что какой-нибудь бездомный, растянувшийся на скамейке, заметит его, и постоянно недоверчиво оглядывался через плечо. Эмили, напротив, вообще не смотрела назад. Она старалась как можно быстрее бежать по дорожкам через подлесок и остановилась, только когда парк остался за спиной и её глазам открылась совершенно другая картина. Перед нею лежал Париж – город света.
        Воздух был наполнен гулом и грохотом уличного движения, который полностью вытеснил из сознания Эмили тишину кладбища.


        Она готова была кричать от радости, плакать и смеяться, воодушевлённая знакомым шумом большого города, по которому так стосковалась. События последних дней показались ей просто сном. Переполненная радостью, бросилась она навстречу первым прохожим, которые спешили к станции метро. Она соскучилась по человеческой улыбке, по той живой улыбке, на которую хотелось ответить такой же. Разбежавшись в порыве чувств, девочка споткнулась прямо перед мужчиной, который вёз чемодан на колёсиках. Вот-вот она в него врежется! Но нет. Он просто прошёл сквозь неё. Эмили бросило в неестественный жар, и она бы просто упала, если бы Козимо с поразительной силой не схватил её за руку.
        – Осторожно! – крикнул Одержимый, стараясь перекрыть шум улицы. – Они не видят тебя, не могут видеть!
        Его слова в такой степени поразили Эмили, что она закачалась. Удручённо вглядывалась она в лица людей, но никто не отвечал на её взгляд. Они даже не смотрели на неё. Эмили содрогнулась. Как часто они с Лизой выдумывали мистические истории о вампирах и призраках, которые ночью наводят на людей страх и ужас. Она никогда даже представить себе не могла, что всё выйдет наоборот, что у духа найдётся причина сторониться людей.
        Девочка-дух обхватила себя обеими руками. Ей больше не хотелось ощущать жар, который только что охватил всё её тело. Это был жар жизни, которую она потеряла и которую она больше не могла продолжить.
        – Всё в порядке? – Козимо жужжал теперь перед самым её лицом, и выбора не было – пришлось взглянуть на него. Он был искренне обеспокоен и ждал, когда девочка кивнет.
        – Да, – голос её был хриплым, – всё в лучшем виде.
        Это была такая явная ложь, что Козимо скривил гримасу, но с её губ больше не слетело ни звука. Эмили поймала его сочувственный взгляд и ускорила шаг. Насколько могла, она обходила людей и старалась не смотреть на них. Вместо этого она изучала землю, серый булыжник мостовой и асфальт, неподвижность которого была почти утешительной. Её руки сжались в кулаки. Ей хотелось катапультироваться из этого мира. Сейчас она уйдёт отсюда, но не навсегда, это точно. Она знала дорогу назад. И пройдёт этот путь обязательно!
        Эмили подняла глаза, только когда дошла до детской площадки. Оживлённые улицы остались позади. И когда она остановилась, то услышала шорохи и звуки своего детства: тихий скрип качелей, которые раскачивались на ветру, как и раньше, когда она гуляла здесь по вечерам с отцом, и площадка уже была пуста. Обрывки музыки, вылетавшие из телевизоров в ночь. Скрип старого дуба, который, насколько Эмили себя помнила, стоял на краю игровой площадки, и его ветви простирались до ближайших окон. Иногда на балконы забегали белочки – она помнила, как они с Софи сидели у окна и наблюдали за ними.
        Приблизившись к дубу, Эмили почувствовала взгляд Козимо, но не посмотрела на Одержимого. Девочка не отводила глаз от света, проникающего из окон через листву. Этот свет танцевал на её лице и неудержимо манил всё больше и больше. Она была почти у цели. В этом свете её ждала…
        Сильная рука внезапно протянулась из темноты. Она так внезапно схватила Эмили, что та не успела отпрянуть. Рука прижала её к стволу дерева. Задыхаясь, девочка ловила ртом воздух. Пальцы её в бессилии соскользнули с кулака, который стальной хваткой сжимал её шею. И тут из темноты проступило его лицо. Это было лицо мужчины с колючими голубыми глазами, трёхдневной щетиной, спутанными волосами средней длины, крепко схваченными сединой. Его черты не выражали никаких чувств, но взгляд тотчас заморозил все её мысли, которые крошечными пылинками бессмысленно закружились у неё в голове. Было в его взгляде что-то запредельное, что-то настолько властное, что девочку бросило одновременно в неистовый жар и ледяной холод. Подобного она ещё никогда не испытывала. Это было, как… вечность.
        Незнакомец отпустил её так неожиданно, что Эмили рухнула на землю, больно ударившись. Точно во сне, наблюдала она, как Козимо, дико жестикулируя, парит перед незнакомцем. Казалось, тот совсем не слушал Одержимого. Он пристально смотрел на Эмили сверху вниз, а она, со своей стороны, была не в силах от него отвернуться. На незнакомце был тренчкот – двубортный плащ с погонами, а под ним – костюм, но галстук так небрежно висел на шее, словно обладатель хотел сорвать его. В общем, мужчина был похож на одного из детективов известного сериала – нервический тип, отягощённый проблемами с алкоголем и в личной жизни, не сумевший выстроить собственную жизнь, но ставший истинным профи – лучшим в своей профессии. Он вставал на сторону обиженных, бесправных и угнетённых, о которых не заботился никто другой.
        Эти мысли мчались в голове Эмили, как слетевшие с рельсов вагоны, пока она смотрела в голубые глаза незнакомца. Эти глаза были стары, как ночное небо. Они могли видеть зарождение и развал королевств – это она скорее чувствовала, чем думала, и так же чувствала вперёд мыслей, что перед нею не детектив, не алкоголик и даже не человек. Во рту у девочки пересохло.
        Как часто представляла она себе такого героя, такого персонажа, только в реальности! Как часто рисовала себе картину их встречи – как грандиозно и великолепно всё должно было выглядеть. И как оказалась разочарована, встретив впервые представителя данного типа среди неживых!
        Перед ней было идеальное воплощение того, о чём она, всматриваясь в мир теней, мечтала в безопасной тишине своей детской – всё, что олицетворяло для неё мистические приключения и тайны. Перед нею стоял вампир. И он с бесконечным презрением смотрел на неё сверху вниз.
        – Что она тут делает, чёрт подери?
        Он говорил тихо, но его голос был таким низким, что Эмили скорее почувствовала его низкие частоты, нежели услышала. Он прошёл сквозь неё с ног до головы и вызвал чувство, которое в мгновение ока разрушило всякое очарование.
        Девочка вскочила на ноги, дерзко взглянула на незнакомца и выпалила:
        – Она прекрасно может говорить за себя сама, спасибо большое. Я здесь, потому что хочу увидеть свою сестру. А ты? Ты хочешь убить и выпить её? – Эмили никогда не предполагала, что сможет говорить с вампиром в таком духе. Сама на себя удивилась и растерялась.
        Козимо испытывал, очевидно, похожие чувства, было слышно, как у него с характерным звуком отвисла нижняя челюсть.
        Вампир, напротив, устрашающе медленно наклонил голову. На мгновение ей показалось, что он вновь схватит её и вопьётся зубами в шею. Она уже непроизвольно начала раздумывать, пьют ли вампиры кровь духов. Незнакомец поднял брови, словно задал себе тот же вопрос. Но прежде чем ответ сложился в его голове, Козимо стрелой подлетел к лицу Эмили и поднял руки вверх.
        – Это Бальтазар Александр де Монпелье, – выкрикнул он. Его голос дрожал, как и лихорадочные пятна света, скачущие у него по щекам. – Он самый мощный воин Принца и имеет полное право находиться здесь или где-нибудь ещё. В отличие от нас! Мы…
        Бальтазар сделал всего один шаг в сторону Козимо, но этого было достаточно, чтобы Одержимый замолчал. Его охватил озноб, а когда бедняга обернулся к вампиру, глаза его стали круглыми. Но Бальтазар Александр де Монпелье не удостоил его взглядом. Движением руки он отодвинул Козимо, чтобы иметь возможность посмотреть Эмили в лицо.
        – Я не пью кровь детей, – медленно произнёс он, и отвращение в его голосе не оставило сомнений, что дело тут не в сострадании. – Я здесь для того, чтобы помешать другим сделать это. Ты Эмили Бонс.
        В устах вампира её имя прозвучало, словно загадка из древней книги. Девочке пришлось собрать все силы, чтобы не поддаться его чарам. Она кивнула.
        – Убийца отведал твоей жизни, – продолжал Бальтазар. – Он требует ещё. И пока мы его не поймаем, я слежу за твоей семьей. Часто случается так, что мерзавцы из царства мёртвых, распробовав на вкус одну жертву, нападают на её родных.
        Эмили охватил ужас, её словно окатили ушатом ледяной воды. Страх перед убийцей сам по себе оставался достаточно сильным, но мысль о том, что этот мерзавец может напасть на её семью, словно лишил её воздуха. Девочка посмотрела на окна квартиры дяди, которые излучали мягкий свет сквозь густые ветви. Ей с трудом удалось вытеснить заполонившие сознание кошмарные сценарии.
        – Распробовав на вкус, – медленно повторила Эмили и посмотрела на Бальтазара, чтобы не позволить страху одержать над ней верх. – Звучит так, словно мы, люди, это мороженое разных сортов, на любой вкус.
        Вампир молча ответил на её взгляд и проговорил:
        – Мороженое можно изготовить самостоятельно. На жизнь, о которой я говорю, это не распространяется. Но на самом деле существуют твари, для которых именно в этом заключается единственная разница между мороженым и людьми. Ты можешь этого не знать, но каждая жизнь имеет свой вкус. Во всяком случае, существуют различные ароматы, которые у родственников, как правило, одинаковые. Это как с составом крови.
        Эмили уставилась на него. Вот стоит она тут и обсуждает с вампиром вкусовые различия человеческой жизни, человеческой крови… С вампиром, который утверждает, что следит и защищает дом её семьи. Она молча смотрела на него, и таинственный собеседник ни на мгновение не отвёл от неё взгляда.
        Соревнование в гляделки с вампиром, – промелькнуло у неё в голове. – Ну, просто великолепно!
        Терпеть его подчёркнутое пренебрежение было нелегко, хотя Эмили не нашла в его глазах ни намёка на ложь или предательство. Отчасти против воли, но искренне она признала, что верит ему.
        – Ты заботишься о членах семей всех, кто был убит в потустороннем мире? – спросила она, стараясь сохранять в голосе интонацию недоверия.
        – О тех, кого я мог бы спасти, – да! – он произнёс это мимоходом, так что Эмили поняла смысл его слов только после того, как он продолжил:
        – Это я нашёл тебя после твоей смерти. Вместе с пятью другими воинами нам удалось застать убийцу врасплох и отогнать его от тебя, – он замолчал. – Я пришёл поздно, – добавил он, словно сам себе, – но не слишком поздно.
        Это был момент, когда Эмили смогла определить его настоящий возраст: не на основе власти и силы, которые он излучал, и не на основе бесконечной синевы его глаз. А благодаря усталости, которая внезапно отразилась на его лице, благодаря печали, неведомой и неизбывной, из-за которой было ещё труднее противостоять ему. Девочка положила руку на грудь – туда, где раньше билось сердце, и почувствовала только слабое тепло.
        – Благодарю тебя, – сказала она. – За то, что прогнал моего убийцу до того, как тот сумел отнять у меня всё. И за постоянную защиту моей семьи.
        Едва заметная усмешка промелькнула в глазах Бальтазара, и голос его зазвучал почти дружелюбно:
        – Мне не понятно, зачем вам, людям, – ты ведь пока ещё не стала полностью духом – постоянно надо это подчёркивать. Неужели вы думаете, что все виды существ так легко поддаются иллюзиям, как вы? Я знаю, что ты говоришь и чувствуешь искренне – по его лицу скользнула нежность, которая ещё больше усилила холодность черт. – Позволь мне сказать тебе одно, – продолжил он. Голос его был таким ледяным, что Козимо отшатнулся. – Я тоже вполне искренен, когда говорю, что ты сейчас немедленно повернёшься и понесёшь своё костлявое тело назад, на кладбище. Здесь, снаружи, оставаться очень опасно. Слишком опасно для такого псевдовампира, как ты.
        Эмили вздохнула, когда его взгляд скользнул по её одежде.
        – Я груфти. Кроме того, это просто карнавальный костюм, чего, очевидно, нельзя сказать о твоём наряде.
        Уголки губ его слегка дрогнули. Не понятно, что именно он хотел скрыть – гнев или смешок.
        – Если ты не можешь его снять, это уже не костюм, не так ли? – возразил он. – А теперь ты…
        Раздался шорох, не громче лёгкого шёпота, но это заставило Бальтазара замолчать. Вампир всматривался в тени по ту сторону дуба. Эмили казалось, что она собственной кожей ощущает его напряжение, оно было как парализующий панцирь. Козимо завис в воздухе, в то время как шорох эхом отдавался во всём её существе… Словно по затылку скользнул ледяной порыв… Как в ту ночь, когда она встретила убийцу!
        Девочка с напряжением вслушивалась, но звук не повторился, а тишина стала ещё страшнее. Эмили показалось, что в этой тишине её подстерегают все жестокости этого мира.
        Когда Бальтазар повернулся, лицо его было неподвижным, как и раньше, но глаза подёрнулись безжалостным холодом… – холодом воина, готового к схватке. Он лишь коротко взглянул на Эмили, словно она одна несла ответственность за этот шорох, как бы там ни было. Затем перевёл взгляд на Козимо, и тот съёжился, как перед ударом.
        – Быстро, – прошептал вампир, – убери её отсюда.
        Он развернулся и исчез в темноте.
        Прошло лишь несколько секунд, в течение которых Эмили, как и Козимо, рассматривали место, где только что стоял Бальтазар. Это время показалось им вечностью. Теперь, когда вампир исчез, девочка-дух в полной мере почувствовала холод, который постепенно разгонялся тёплым ветерком. И только когда Козимо подлетел к лицу девочки-духа, она смогла оторвать глаза от темноты.
        – Ты слышала, что он сказал? – пролепетал Одержимый, лихорадочно посматривая то влево, то вправо. – Мы не должны терять времени. Бальтазар может действительно разозлиться, если мы не выполним его указание. И кто знает, чем был вызван этот шорох.
        Эмили ни минуты не сомневалась, что вампир строг и беспощаден, и она боялась его. Но намного страшнее казался ей именно шорох, который всё не шёл из головы, и здесь ей нужно было докопаться до истины – ведь именно это была её цель. Девочка резко выдохнула.
        – Только для того, чтобы всё прояснить, – твёрдо сказала она и ткнула Козимо пальцем в грудь, чтобы тот отлетел от неё чуть подальше. – Сейчас я загляну к сестре. Проверю, всё ли у неё хорошо именно сейчас, когда тут разгуливает мой убийца. И никто не сможет мне помешать. Ни кто-то из мертвецов, ни суд неживых, ни тем более вампир, который, возможно, уже куда-нибудь переместился отсюда.
        Козимо посмотрел через плечо, словно опасаясь, что Бальтазар может вернуться и оторвать Эмили голову за такую наглость. Затем взглянул на неё с мольбой:
        – Будь благоразумна. Если эти шорохи – это действительно твой убийца…
        – То он меня всё равно достанет, и не важно, убегу я от него сейчас или нет, – закончила она его фразу. – Кроме того, сеньор Дракула ведь здесь, чтобы защитить нас. И я обещаю, что потороплюсь. Вот если бы это была твоя семья – разве ты бы ушёл, не узнав, что с ними?
        Козимо поднял плечи.
        – Ты не знаешь мою семью, – вздохнул он. – Они никогда не обращались со мной с особой нежностью. Тем не менее… возможно, я тоже хотел бы узнать, всё ли у них в порядке. Но…
        – Никаких «но», – перебила его Эмили. – И не волнуйся: мы исчезнем, прежде чем нас кто-нибудь обнаружит.
        С этими словами она вышла из укрытия под раскидистым дубом и со всех ног помчалась к дому дяди, чтобы подняться на балкон на втором этаже. Мурашки побежали по коже Эмили, когда на лицо ей упал свет из ближайшего окна. Это было окно сестрёнки. Девочка-дух не медлила ни секунды, схватилась за стебли плюща – и тотчас почувствовала пренебрежительный взгляд Козимо.
        – Если бы ты приняла свою сущность как дух, мне не пришлось бы наблюдать это недоразумение. – Качая головой, он наблюдал, как она очень плохо и неуклюже карабкается по металлическим прутьям. – Боже мой! Неужели тебя никто никогда не учил лазить?
        Прямом сейчас Эмили захотелось одного – сунуть Одержимого головой вниз в один из цветочных горшков, но ей нужны были обе руки, и отвлекаться не было возможности.
        – Обычно людям не часто приходится карабкаться по перилам и фасадам, – буркнула она.
        Перекинув ногу через перила балкона, девочка ухватилась левой рукой за перила, подтянулась и бесшумно влезла на балкон. На мгновение она присела, чтобы перевести дыхание. Затем соскользнула на пол и прошмыгнула к двери. К счастью, шторы были задёрнуты не полностью. Вероятно, их немного приоткрыл дядя, чтобы в комнате было светлее от городских фонарей. Эмили затаила дыхание и осторожно заглянула за штору.
        В комнате царил полумрак. Эмили с облегчением увидела, что дядя спит в кресле возле двери – значит, убийца пока не удостоил её семью визитом. Приглядевшись, она заметила глубокие тёмные круги вокруг его глаз – лицо его было измождённым и бледным. Девочка почувствовала укол в груди, когда поняла, что он в трауре – в трауре по ней. Она никогда бы не подумала, что увидит своего всегда сдержанного дядю в таком виде, таким нежным, полным любви… и таким сломленным.
        Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы решиться перевести взгляд на кровать сестры – девочка боялась разразится слезами при виде неё, боялась, что не справится с этими слезами. И когда она увидела спящую Софи – волосы, светлые, как солома, как обычно, спадали на лоб, на лице застыло слегка тревожное выражение, – в этот миг Эмили всем существом ощутила, как же сильно ей не хватает сестрёнки!
        Софи была невредима. Эмили знала, что пора уходить, скорее, как она и обещала Козимо. Но сдвинуться с места никак не могла. Ей хотелось прикоснуться к сестрёнке, хотя бы раз, в последний раз. Стоило ей подумать об этом, как она заметила, что её отражение в оконном стекле напротив тянет руку вперёд. Она почувствовала лишь слабое сопротивление, когда прикоснулась к стеклу… и тотчас пальцы её стали прозрачными.
        Девочка растерянно уставилась на свою руку. Краем глаза она заметила, как побледнел Козимо, но не остановилась. Она осторожно просунула руку в комнату, и тут по её локтю, затем по плечу протянулась невидимая вуаль, пока всё тело её не стало похоже на полосу тумана, на нитяной каркас, тончайшую схему человеческого тела – на… дух.
        Это слово эхом повторялось у неё в голове, но не приносило с собой страха. И когда Эмили вошла в комнату, ей показалось, что она парит, так легко она себя ощущала.
        Скользя по полу, она взглянула на дядю. Увидит ли он её, если откроет в этот момент глаза? Обрадуется, испугается или удивится? Этого Эмили сказать не могла, но от мысли, что она может увидеть страх в глазах дяди, её бросило в холод. Девочка медленно двигалась вперёд и к собственному облегчению заметила, что дядя не пошевелился. Тут она остановилась перед кроваткой Софи.
        Сестрёнка выглядела такой маленькой! Эмили с трудом удержалась, чтобы не разбудить её. Она отогнала мысль о том, что сказала бы Софи, если бы увидела перед собой старшую сестру в образе духа. Отогнала и печаль, что малышка не увидит Эмили, как и все эти прохожие, встретившиеся ей на пути сюда. Всё, что чувствовала Эмили, – это тоска по прикосновению Софи… Воспоминания нахлынули и переполнили сознание.
        Однажды она уже стояла так же перед кроваткой сестрёнки. Эмили отправилась в свою первую поездку с классом и вернулась поздно, поэтому Софи целый день ждала её. Она уснула поздно, неохотно, и отец ввёл Эмили в комнату, чтобы та разбудила малышку. Но девочка не сделала этого. Софи выглядела во сне такой умиротворённой, что совершенно не хотелось нарушать её сон.
        Эмили нежно погладила золотистые волосы сестры, откинув их с лица, почти не прикоснувшись к ней. Софи улыбнулась во сне – так же, как и тогда. И Эмили поняла, как и в ту ночь, что настанет новый день, придёт утро, и сестра проснётся и увидит её. И утро это наступит скоро, очень скоро и тогда она наконец вернётся к Софи.
        Раздался лёгкий стук, тише самого ветра, но Эмили быстро отдёрнула руку. За стеклом парил Козимо, да так близко, что его нос растёкся по стеклу. Он взволнованно размахивал руками, а губы его складывались поочередно в буквы: Д.Р.А.К.У.Л.А. Эмили вздохнула. Очевидно, Бальтазар вернулся на пост. Она ещё раз взглянула на спящую сестрёнку и улыбнулась ей. И выскользнула из комнаты.
        Эмили вновь стала видимой именно в тот момент, когда начала спускаться по решётке, поддерживающей плющ. Только что ей было достаточно едва коснуться прутьев, чтобы переместить невесомое тело, но вдруг настоящий вес человеческого тела вернулся к ней. Девочка не смогла вовремя ухватиться за перекладину и плюхнулась на землю, да так неуклюже, что, с точки зрения Козимо, исправить эту неловкость не было никакой возможности.


        Эмили быстро вскочила, отряхнулась и выпрямилась, готовая в обратный путь. Странно! Она почти не чувствовала разбитых коленок и не испытывала неприятного жара, когда люди на улице проходили сквозь неё. Всё, что она ощущала сейчас, это тепло в груди, которое разлилось внутри при виде сестрёнки. Эмили улыбнулась и положила руку на грудь, словно на тёплую печь, в которой разгораются угли. Под ладонью трепетало что-то очень похожее на сердцебиение…



        Глава 7

        – Проклятый Козимо!
        Эмили смотрела на здание туалета в готическом стиле, который возвышался в ночном небе, словно самая большая издёвка на свете. Его узкие высокие окна, казалось, злорадно смеялись над нею.
        В сотый раз, кривя лицо от возмущения, девочка разглядывала измятую записку – ветхий клочок бумаги, на котором Козимо нацарапал номер склепа того самого ловца мертвецов. У Одержимого были такие неуклюжие пальцы с кривыми когтями, такой неразборчивый почерк, что Эмили приходилось скорее отгадывать цифры и буквы. Уже целую вечность бегала она по кладбищу, останавливаясь перед пустыми могилами, прудиками и полянками, чтобы осознать: записка Одержимого ввела её в заблуждение. Кладбищенский туалет! Как это может быть?! Спроси любого – тебе скажут, что один из самых сильных воинов потустороннего мира не может жить в уборной!
        Она со вздохом крутила записку в руках, но ясности не прибавлялось. Как ни разглядывала она знаки, в том числе вверх ногами и на просвет, понять их не могла. В который раз уже посылала она проклятия Козимо этой ночью. Одержимый должен был просто проводить её, как и хотел. Но после прогулки в мир людей он стал невероятно нервным, особенно когда был затронут вопрос о её обучении. Эмили предполагала, что он сожалеет о своей выходке, ведь, если бы их поймали, его тоже ожидало бы наказание! В конце концов девочка-дух выведала у него номер склепа, но когда собралась в путь, Козимо сказался невероятно занятым – настолько, что волосы на голове его торчали в разные стороны.
        – Бюрократия, – сказал он в ответ на вопрос, чем же таким важным он занят. При этом выглядел Одержимый совершенно измученным, что вызывало сочувствие, а после длинного монолога о предписаниях Объединения неживых по регистрации и прописке новых жильцов Эмили решила самостоятельно отправиться к ловцу мертвецов. Это ведь была её инициатива – убедить вампира взяться за её обучение. И присутствие нервозного Козимо вряд ли пошло бы на пользу.
        Она снова покрутила записку в руках. Весь вечер искать склеп, времени не осталось ни на что другое, а ведь ей ещё нужно…
        Звон вечернего колокола со всего маху ударил по ушам и по нервам, да так, что дух захватило. Проклятие, неужели уже так поздно? В поиске склепа она совсем забыла о времени. Именно в этот момент начиналось её первое занятие по групповой терапии. Участие было обязательным, пропуски наказывались удвоением смен по уходу за могилами. Эмили сунула записку в карман и побежала. Она многое перенесла за последние дни. Свою собственную смерть. Взгляд убийцы. Тоску по семье, которую ничем не заглушить. Но сейчас для неё было очевидно – двойную порцию Непомука ей не вынести ни за что на свете!


        Девочка бежала, пересекая кладбище наискосок, по направлению к мавзолею, где проходили занятия по групповой терапии. С каждым шагом настроение у неё ухудшалось. Она догадывалась, что могло её там ожидать, хотя ещё ни разу не принимала в этих занятиях участия. Она вспомнила, что после смерти отца дядя отправил её к психотерапевту из-за нарушения сна. И хотя сеансы терапии через некоторое время действительно привели к тому, что её сон востановился, Эмили слишком хорошо запомнила одну фразу, один вопрос, который психотерапевт задавал всякий раз, и даже сейчас она испуганно вздрагивала, вспоминая об этом.
        Вопрос звучал так: «И что она с тобой делает?»
        Эмили отлично помнила озадаченное лицо терапевта. И вновь испытывала то же самое разочарование. В самом деле, а ЧТО должна была сделать с нею смерть? Словно она была волшебницей, изменявшей каждого, кто на неё взглянул. Она ведь была просто смертью. Не больше и не меньше. Эмили ненавидела этот вопрос. И не испытывала никакого желания раскрывать перед посторонними душу. Теперь же ей предстояло говорить об этом в присутствии всех, в группе, состоящей из неживых. Обнадёживает, нечего сказать!


        Спотыкаясь, взбежала она по ступеням мавзолея. Длинный коридор, по обе стороны – тяжёлые деревянные двери. Всё это напомнило ей школу, и возникло то же самое чувство, когда она опаздывала на занятия.
        Эмили рывком открыла дверь в конце коридора. Надежда проскользнуть незамеченной и смешаться с толпой сразу была отброшена. Не успела она войти в помещение, как на неё взглянула дюжина неживых. Они сидели на стульях в кружок, и Эмили почувствовала облегчение, обнаружив среди сидящих Рафаэля. Драугр с улыбкой поднял руку, но прежде, чем она успела ответить на этот жест или что-то сказать, порывистый мужчина средних лет быстро поднялся, даже вскочил, и, сияя дружелюбной улыбкой, поспешил ей навстречу.
        На вид это был мужчина средних лет. Волосы крутыми седыми завитками спадали до плеч. Одеяние его отдалённо напоминало кафтан. На ногах – пробковые сандалеты, которые при каждом шаге издавали шлёп-шлёп, а когда мужчина остановился перед Эмили и засмеялся, маленькие круглые очки весело запрыгали у него на носу. Девочка едва заметила шрам на его виске – вероятно, эта рана и положила конец его жизни.
        – Эмили! – радостно воскликнул он и так быстро схватил её за руки, что девочка не успела отпрянуть. Пальцы его были тёплыми, но при более близком рассмотрении этот человек оказался невероятно бледным. Эмили сама себе удивилась: разве бледность не обычное явление для духов? – Как хорошо, что ты пришла!
        Его экзальтированное состояние и отчётливо выраженное расположение не оставило Эмили ничего иного, кроме как ответить на его улыбку:
        – Сожалею, что я пришла слишком поздно, но…
        – Ну что ты! – кудрявый отмахнулся, словно время было чем-то таким, с чем он давно расстался. – Ты же новенькая. Но вот ты здесь – и это главное. Меня зовут Мерлин, я руководитель группы. Идём, представлю тебя остальным. – Он увлёк её за собой в круг неживых, сидевших на стульях. – Друзья! – торжественно произнёс он. – Сегодня в нашу группу поступила новенькая, чему я очень рад, полагаю, вы тоже. Это Эмили.
        Аплодисменты были такими неожиданными, что Эмили вздрогнула. Но собравшиеся смеялись не над ней, они приветливо и одобряюще кивали, видя её изумление. Впервые с того момента, как проснулась в могиле, девочка почувствовала себя хорошо среди неживых.
        Мерлин улыбался ей:
        – Не хотела бы ты представиться?
        Эмили сглотнула. У неё не было особого желания говорить перед незнакомой группой. Но она вспомнила, что спорила в часовне с Систериусом перед большим числом жителей кладбища, и в тот момент даже не думала об этом. Она слегка подняла плечи.
        – Моё имя вам уже известно, – начала она. – Собственно, рассказывать мне почти не о чем. Не так давно я была ещё вполне нормальной тринадцатилетней девочкой. Я жила вместе с сестрёнкой у нашего дяди после того, как несколько лет назад наш отец умер… – она замолчала, нахмурилась, потом набрала воздуха и продолжила: – У меня была лучшая подруга по имени Лиза, и я любила таинственные истории. Затем меня убил какой-то мертвец, как мне объяснили здесь, ну и теперь… ну да… вот я здесь.
        Она рассчитывала, что упоминание об убийце как-то изменит лица остальных. Но они продолжали так же доброжелательно смотреть на Эмили.
        Мужчина с окладистой бородой и глубоким шрамом поперек шеи одобрительно кивнул:
        – И ты не боишься высказать своё мнение нашему верховному гуру. Твой бунт в часовне уже стал легендой. Моё почтение!
        Остальные рассмеялись, в то время как Эмили по указанию Мерлина села рядом с Рафаэлем. Драугр подмигнул ей, словно она вовремя пришла на весёлое театральное представление.
        – Большое спасибо, Эмили, – сказал Мерлин и так быстро рухнул на своё место, что кудряшки его, как маленькие летающие червячки, заплясали в воздухе. – И тебе, Расмус, почтение, за твою реплику, с которой все здесь, очевидно, согласны. Прежде чем мы начнём занятие, мы все тоже представимся, чтобы Эмили получила представление о том, куда она попала.
        – В чистилище, – Расмус ухмыльнулся, обнажив ряд золотых зубов.
        Эмили улыбнулась. Ему не хватало только попугая на плече и деревянной ноги – тогда из него получился бы отпетый пират.
        Мерлин быстро взглянул на него.
        – Веди себя прилично, чтобы не опуститься на более низкий уровень, – с лёгкой иронией произнёс он. – В моей прежней жизни я был психологом – профессия, которая для меня всегда много значила. К сожалению, мои попытки вылечить себя самого не увенчались успехом. Как, впрочем, можно видеть, – он прикоснулся рукой к виску и конфузливо скривился в дежурной улыбке. – Во всяком случае, теперь я здесь, а почему именно, ещё не выяснил. Возможно, чтобы передать вам знания, или, по крайней мере, чтобы сопровождать вас на вашем пути. И мне это невероятно нравится.
        Все зааплодировали, затем слово взял Расмус. В былые времена он ходил в море, пока его не обокрали в тёмном переулке и не убили. Мореплаватель с гордостью показал шрам на шее и глубокие порезы на руках, которыми он перехватил нож убийцы.
        – Я защищался до конца! – с довольным видом заявил он. – И тут всё то же самое – я снова защищаюсь, только от вонючих цветов на своей могиле. И выступаю против глупости. Она, к сожалению, процветает ещё больше, чем раньше, даже неживых не обходит она стороной.
        Эмили подхватила его смех, затем выслушала остальных, которые представлялись друг за другом. Была тут Смилла, утонувшая в озере двести лет назад, и все эти годы, как она проснулась здесь, у бедняжки мокрые волосы. Хубертус и Альфонс – их жизнь унесла чума, подружились они уже на кладбище. Аурелия – тело её было прозрачным, как туман, а голос звучал, как северный ветер. Максиме, погибшая при пожаре, её обуглившаяся кожа и пустые глазницы выглядели просто ужасно. И Пиппо, мальчик лет десяти, своими широкими штанами и покроем сюртука с блестящими пуговицами он напомнил ей Доджера из Оливера Твиста. Этот тоже не признавал чужую собственность, поскольку всю жизнь был вором, пока не замёрз где-то на улице – невероятно много лет назад.
        Эмили старалась запомнить имена всех участников, хотя при таком количестве новых лиц и историй это было нелегко. Наконец Мерлин с энтузиазмом хлопнул в ладоши, вскочил и вернулся с блюдом, полным яблок.
        – Проведём эксперимент с яблоками, – воскликнул он, остановившись перед Эмили. Остальные начали тихонько хихикать, словно о чём-то догадываясь, ей пока не известном. Хитрые и даже злорадные огоньки в глазах Расмуса заставили её нервно выпрямить спину. – Вопрос, который будет тебя беспокоить в ближайшее время, таков: «Что это значит – быть духом?» Может быть, ты уже нашла ответ на этот вопрос?
        Эмили пожала плечами:
        – Иметь возможность быть невидимой?
        Мерлин кивнул:
        – Наряду с прочим – да, но я сейчас не об этом. Мой вопрос затрагивает всё в целом, понимаешь?
        – Нет, – созналась она, – ни малейшего представления.
        Мерлина это, казалось, не остановило.
        – Я с радостью покажу это на практике. Возьми яблоко. Попробуй его. – Он показал на блюдо с фруктами. До сих пор Эмили не испытывала ни голода, ни жажды. Но при виде спелых яблок у неё проснулся аппетит. Девочка выбрала самое красивое яблоко, надкусила – и задохнулась от удушья.
        – Отвратительно, – вырвалось у неё. Девочка-дух с отвращением выплюнула откусанный кусочек – на языке её спелое и аппетитное яблоко превратилось в золу.
        Остальные с сочувствием вздохнули, а Мерлин с таким удовлетворением посмотрел на неё, словно выражение её лица по шкале отвращения достигло максимального значения.
        – В самом деле? Это если рассматривать его с точки зрения человека. Но если посмотришь на это яблоко как дух, то почувствуешь больше, чем просто золу. Яблоко – это больше, чем живописная форма, так же, как и ты сама. Не позволь золе ввести тебя в заблуждение. Почувствуй то, что в ней содержится, особенно обращай внимание на всё, что невозможно увидеть.
        Эмили вздохнула. Только этого не хватало: дегустация гадких на вкус фруктов в кругу неживых под присмотром суицидального экс-психолога. Но выбора не было. И Мерлин, и другие смотрели на неё с таким интересом, что стало ясно: она не сможет покинуть помещение до тех пор, пока не удовлетворит их любопытство. Сделав над собой усилие, девочка вновь откусила кусочек яблока. На этот раз она старалась игнорировать отталкивающую горечь и сконцентрировалась на том, чтобы не воспринимать вкус золы. Сначала ей показалось, что, несмотря на усилия, ничего иного на языке она не ощущает. Было так противно, что подступила тошнота. Но Эмили заставила себя продолжить. Мерлин внимательно наблюдал за ней. Она не позволит себе проявить слабость перед этим хиппи с кудряшками и… Тут девочка-дух ощутила, что горечь на языке растворилась. Внезапно появилось что-то другое. Она почувствовала на своей коже солнечные лучи, дождь, ветер и тени облаков, услышала, как совсем рядом пролетают маленькие птички. И осознала и полностью прочувствовала его – лето, которое собралось в этом яблоке и теперь ароматным радостным теплом
растекалось по её телу.
        Эмили ошеломлённо посмотрела на Мерлина.
        – У тебя отняли многое, – с улыбкой сказал он ей. – Но одновременно ты получила в подарок новый мир. Думай об этом всегда, когда в течение следующих недель будешь наталкиваться на ограничения. И почувствуешь его. Верь мне.
        С этими словами он отставил блюдо и начал опрашивать остальных об особых впечатлениях, подмеченных после предыдущего занятия.
        Эмили некоторое время заинтересованно прислушивалась, всё ещё находясь под впечатлением опыта с яблоком и вкуса лета на языке. Но через некоторое время этот вкус улетучился, и ей стало всё труднее концентрироваться. Какими бы интригующими ни были все эти истории, чем дольше длилось занятие, тем чаще она возвращалась мыслями к записке в кармане. Тысяча чертей! У неё есть задачи поважнее, чем рассиживать здесь, пробовать на вкус лето и беседовать о внутреннем мире. Ей надо найти ловца мертвецов, убедить его взяться за её обучение и, наконец, разобраться с Одержимым, который гоняет её вдоль и поперёк по всему кладбищу. Эмили со вздохом смотрела на дверь и с трудом подавляла желание вскочить и отправиться по своим делам. Ей было ужасно неловко, потому что остальные так дружелюбно приняли её. Но хотелось по-настоящему только одного – как можно быстрее исчезнуть отсюда.
        – Эмили!
        Рафаэль толкнул её в бок, а имя яркой молнией прорезало и прояснило мысли. Она растерянно подняла глаза – все взгляды были направлены на неё.
        Мерлин засмеялся.
        – Мне кажется, мы уже на первом заседании ввели тебя в транс, – усмехнулся он. – Я задал всем вопрос, что вас больше всего обременяет в вашем существовании в образе духов. Не хотела бы ты ответить?
        У Эмили уже готово было вырваться короткое «Нет», но она вовремя прикусила язык. Ей хотелось, по крайней мере, постараться не ударить участников группы обухом по голове. Мгновение она раздумывала.
        – Что я в этих дурацких шмотках благословила всё бренное.
        Расмус громко рассмеялся, а Максиме с пониманием кивнула.
        – Как хорошо я тебя понимаю, – голос её прозвучал тепло и душевно и в то же время уверенно. – Я бы тоже хотела ещё разок покрыть ногти лаком, прежде чем со мной произойдёт то, что произошло.
        Эмили посмотрела на Рафаэля.
        – Максиме не знает, как она выглядит, – прошептал он Эмили, когда слово взял Расмус и никто уже не обращал на них внимания. – Она верит, что всё ещё так же хороша, как при жизни. Мерлин в течение многих лет старается подвести её к правде, но бедняжка всякий раз принимает своё отражение в зеркале за розыгрыш или шутку.
        Эмили ещё очень хорошо помнила испытанный ею ужас, когда впервые увидела себя в стекле кладбищенского фонаря, – глаза светятся зелёным огнём, кожа серебристая, почти белая. Она понимала, почему Максиме бежит от правды.
        – Мне знакома эта проблема, – сказала Смилла и кивнула Эмили. – Ты не поверишь, как мне действуют на нервы мокрые волосы. Но хочу тебя утешить. Должна быть хоть какая-то возможность покрасить одежду.
        Тут Пиппо покачал головой.
        – Это слухи. Я попробовал и сжёг при этом пальцы. Только очень немногие, очень мощные духи могут иногда надеть что-нибудь другое. Для большинства из нас данный костюм, к сожалению, окончательный, включая волосы. – Он с сочувствием посмотрел на дикие патлы Эмили, но тут слово вновь взяла Максиме.
        – Но у тебя действительно прекрасная причёска. Уникальная!
        Эмили вежливо улыбнулась и была рада, что слово взяла Аурелиа и заговорила о своём туманном теле.
        Уникальная! – именно это слово произнесла Софи, когда опустила фен в тот вечер, в канун Хэллоуина. Эмили так ясно видела её перед собой, что дыхание снова перехватило.
        – Эмили, всё в порядке? – На этот раз к действительности её вернул не локоть Рафаэля. Голос Мерлина был так нежен, что она подняла голову. Казалось, её потянули за невидимые нити. – Внезапно ты посмотрела так серьёзно. О чём ты сейчас подумала?
        Эмили хотела солгать, чтобы стряхнуть с себя собственную печаль. Но Софи так отчётливо стояла у неё перед глазами, что на ложь не хватило бы никаких сил.
        – О моей сестрёнке, – тихо сказала она. – Это она накрутила мне волосы в тот вечер, когда я… – девочка замолчала. – Это было в последний раз, когда мы виделись.
        Мерлин кивнул, и прежде чем он успел что-либо произнести, Эмили уже знала, какой вопрос будет следующим. Она затаила дыхание.
        – Эта мысль, – медленно произнёс Мерлин. – Что она с тобой делает?
        Эмили выдохнула, да так резко, что сидевший рядом Рафаэль отвернулся. На языке у неё сидело, по крайней мере, две дюжины ответов, которые раз и навсегда отправили бы этот дурацкий вопрос в другое чистилище. Но когда она открыла рот, голос её не прозвучал сердито, вопреки ожиданиям. Было что-то особенное в манере Мерлина, что растворяло гнев, и Эмили спокойно сказала:
        – Эта мысль делает меня счастливой.
        Она почти испугалась собственных слов, настолько они её удивили.
        Но Мерлин пристально смотрел на девочку-духа, словно вел её своим спокойным дружелюбным взглядом по тонкой проволоке над пропастью.
        – Только вперёд, – сказал он.
        Эмили смотрела на свои руки, но не видела их.
        Перед глазами её была одна Софи.
        – Я боялась, что она сожжёт мне волосы, – продолжала она. – Именно это она и сделала. Но малышка получила от этого такое удовольствие!.. И она нашла меня очень красивой, когда закончила. Её волосы мне всегда нравились намного больше своих, они были такими мягкими и золотистыми. Но сестрёнка любила мои, и когда ей бывало грустно, я позволяла ей заплетать мне косы. Это её всегда успокаивало. – Эмили замолчала. – Я уверена, она плакала, когда узнала о моей смерти… Не могу, эмоции через край… Как представлю, что она зовёт меня, как тогда папу, когда он умер, зовёт, а я её не слышу!.. – Эмили замолчала и будто сглотнула. – Но я верю, что, если ей показали меня в гробу, на моих похоронах… то Софи, конечно, прикоснулась к моим волосам. И я надеюсь, это утешило её.
        Только когда звонкая слеза упала на руку, Эмили заметила, что плачет. Слеза разбилась в осколки, и на мгновение девочка-дух подумала, что и она сама в любое мгновение может растрескаться, разбиться вдребезги, словно она треснувший сосуд со слишком тонкими стенками, который больше не может держать форму и стягивать воедино себя по множеству трещин.
        Но Эмили не треснула и не разбилась, а глубоко вздохнула и провела рукой по глазам. Она догадывалась, как другие смотрят на неё: с этой смесью мучительного смущения и сочувствия, которое не помогает. Эмили помнила это выражение на лицах посторонних с тех времён, когда потеряла отца. Оно было подобно маске на лицах тех, кто ничего не понимает и хочет лишь одного: как можно скорее уйти подальше от этой скорби, с которой пришлось столкнуться случайно.
        Но когда девочка-дух подняла голову, то увидела улыбку Рафаэля. Другие тоже смотрели на неё с нежной теплотой, словно точно знали, какие двери сейчас открылись в её душе и какие там ждали чувства.
        – Это хорошо, что сестрёнка так тебе нужна! – сказал Мерлин, и Эмили изумилась. – Возможно, мы умерли, но потеряли не всё, верно?
        Эмили сглотнула. Она не могла вспомнить, когда в последний раз плакала перед совершенно незнакомыми людьми, за исключением, конечно, Козимо. Обычно она скрывала слёзы. Но сейчас, отвечая на взгляды остальных, девочка не ощутила ни смущения, ни стыда. Вместо этого впервые за долгое время она открыла для себя совершенно новое чувство: как хорошо не оставаться один на один с сильными чувствами, которых сам, возможно, до конца не понимаешь… С чувствами, которые способны понять только те, кто сам их испытал.
        Как долго не чувствовала она себя такой защищённой, как в это мгновение!
        Эмили ответила на взгляд Мерлина:
        – Верно, не всё.
        Рафаэль уже подался вперёд, чтобы что-то сказать, когда неожиданно дверь распахнулась. Эмили так испугалась, что вся сжалась. Остальные тоже вздрогнули, словно их разбудили.
        Она медленно перевела взгляд на дверь, и вся её защищённость разбилась вдребезги. В дверях стоял мальчик, который бесцеремонно разглядывал её на собрании. Бунтарь с серебристыми глазами.



        Глава 8

        Его улыбка была такой надменной, будто он готовился плюнуть под ноги каждому.
        – Валентин, – хотя Мерлин всё ещё улыбался, дружелюбие исчезло из его голоса. – Ты опоздал. Как всегда. И в отличие от нашей новенькой – Эмили – у тебя было достаточно времени выучить правила.
        Валентин позволил двери за его спиной захлопнуться и медленно подошёл к группе. Его движения были плавными, как у пантеры, которая не создавала шума и никогда не теряла равновесия, каким бы извилистым ни был её путь. Мальчик перепрыгнул через стул, не задев спинки, и сел, спокойно положив руки в серебряных кольцах на колени.
        – Но я здесь. Уже прогресс, разве нет?
        Мерлин подавленно вздохнул.
        – Я хотел бы возразить тебе. Уже пора начать серьёзно относиться к нашим занятиям. Иначе я не смогу подтвердить твоё успешное участие в них, а ты ведь знаешь, что это значит.
        По лицу Валентина пробежала лёгкая тень.
        – О, да, – с наигранным испугом произнёс он. – Я должен буду предстать перед Дисциплинарным комитетом. Минуточку… – он улыбнулся ещё шире. – Хотя мне всё равно придётся пойти туда. Возможно, я смогу разом ответить за все проступки и получу скидку по штрафам, потому что сэкономлю господам время.
        – Скорее ты получишь ещё один арест и карцер, – ответил Мерлин. – Хотя мог бы провести время гораздо лучше, чем в вечном холоде и мраке.
        Он подождал, пока его слова отпечатаются в сознании Валентина, и с его лица исчезнет улыбка.
        Эмили вспомнила, с каким трепетом Козимо говорил о карцере. Похоже, в тот раз он не преувеличивал. Как рассказывал Одержимый, Валентин вместе с друзьями постоянно чинил беспорядки. Список его проступков был длинным, но никакие дисциплинарные взыскания до сих пор не смогли поставить его на верный путь.
        – Как бы там ни было, – продолжал Мерлин, – у нас была в разгаре дискуссия, но из вежливости я хотел бы тебя попросить коротко представиться нашей новенькой – Эмили. А затем мы продолжим.
        Эмили предположила: Валентин просто обведёт всех сидящих в круге равнодушным взглядом. Она не была уверена, что он даже заметил её. Но юноша развернулся и посмотрел на неё в упор, да так быстро, что девочка просто застыла на стуле. К нему вернулась его обычная улыбка, а глаза стали такими серебристо-ледяными, что Эмили могла бы отразиться в них.
        – Валентин Лефевр, – сказал он, не моргнув глазом. – Несколько лет назад ехал в машине, по неосторожности не пристегнувшись, и по неосторожности же при этом погиб. Моя смерть не привлекла к себе большого внимания. Мой отец был алкоголиком и нехорошим человеком. Моя мать уже давно от него ушла. Как я слышал, у неё новая семья. Так лучше для неё и хорошо для меня – кому хочется видеть у гроба рыдающих людей? Если только Эмили! Вспомним её эмоциональный всплеск на собрании. Очень трогательно. Честно!
        Его голос не менялся, но на последней фразе во взгляде проступила ироничная жёсткость, которая задела Эмили, словно она обожглась или ударилась. Она было открыла рот, чтобы бросить слова, которые уберут с его лица эту дурацкую улыбочку.
        Но тут слово взял Рафаэль.
        – Откуда ты знаешь, кто посещает твою могилу? – с необычной холодностью обратился он к Валентину. – Ты ведь намеренно держишься от неё подальше.
        Эмили казалось, что взгляд надменного Валентина уже не может стать холоднее, пока он не поднял глаза на Рафаэля.
        – В отличие от тебя, ведь ты опасаешься всего, что происходит по ту сторону твоего склепа, – возразил он. – Достаточно уже того, что ты боишься собственной крови. И ты впадаешь в настоящую панику, когда над кладбищем пролетает какой-нибудь самолёт или вертолёт.
        – С тобой было бы то же самое, – воскликнула Эмили, – если бы тебя расстреляли двести лет назад! Если ты вынужден жить в современном мире!
        Валентин пожал плечами:
        – Сомневаюсь, что из-за нескольких пятен крови я наложил бы в штаны… или из-за плачущего младенца, который звал бы меня по имени. – И тут они возникли снова – эти ужасные молнии в его глазах, которые любой ценой должны были, видимо, довести Эмили до такого состояния, чтобы она изо всех сил пожелала вцепиться ему в горло.
        – Если ты говоришь о моей сестрёнке, то она не младенец. Ей девять лет и… она все глаза себе выплакала, оттого что её старшая сестра исчезла!
        – Как говорят: какая трагедия! Моё сердце разбито! – он патетично положил руку на грудь, откинув голову, но при этом продолжал улыбаться. В его глазах сверкал сухой испепеляющий мороз. Эмили не приходилось встречать людей, в ком было столько же злобы, как в Валентине.
        – Всё в порядке, – Мерлин привлёк к себе внимание. – Валентин, ты, как всегда, привносишь в наш круг другое настроение, но я хотел бы просить тебя и всех остальных оставаться корректными и объективными. Эмили перед этим рассказала о своём последнем общении с сестрёнкой. Хотел бы кто-нибудь ещё поделиться с нами своими прекрасными воспоминаниями о мире живых?
        Расмус хрипло рассмеялся.
        – Их было такое множество, но для этого я должен был бы попросить вас предъявить документы.
        Валентин застонал, но ничего не сказал. Вместо этого он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Эмили покачала головой при виде такой дерзости – надо же, лечь спать во время занятия! И сразу же подумала, что с удовольствием сделала бы то же самое. Но заснуть она не сможет – это уже ясно, а кроме того, ей не хотелось пропустить описания остальных, кто рассказывал о своих впечатлениях в мире людей. С каждым рассказом у неё крепло ощущение, что к ней возвращается часть её прежней жизни. И только когда Максиме долго и нудно стала описывать рисунок для вязания крючком, который она начала в свой последний вечер, взгляд Эмили скользнул в сторону Валентина. Он всё ещё сидел неподвижно, с закрытыми глазами, но улыбка с его лица исчезла и вернулась человечная мягкость, которую Эмили однажды уже заметила – в ту ночь, когда увидела его сидящим среди могил. Он выглядел тогда почти как ангел.
        – Вы правы, – сказал Мерлин и вернул девочку к действительности. – Непросто обращаться к этим воспоминаниям, какими бы прекрасными они ни были. Но важно вновь и вновь вызывать в себе эти чувства, только так мы научимся управлять ими, а может быть, даже использовать их. Эмили, перед этим ты показала нам, как тебе недостаёт сестры. Ты могла бы более точно описать это чувство?
        Любого другого Эмили бы высмеяла, так мало значения она придавала тому, чтобы говорить о своих чувствах и ощущениях. Но Мерлин кивнул ей, подбадривая, и она всё ещё хранила в себе чувство сопричастности, чтобы отклонить теперь его предложение.
        – Мне не хватает её, – начала она. – Так, как прежде, когда я была в поездке с классом и мы долго не виделись. Это так, словно я потеряла часть самой себя, и вернуть её мне может только она.
        Тут Валентин выдохнул:
        – Что за слабоумие.
        Эмили почувствовала нечто похожее на удовлетворение. Значит, он вовсе не спал. От мысли, что он тоже из ночи в ночь страдает от бессонницы, она едва не улыбнулась. Но девочка-дух с гневом взглянула на него – мальчика, всё ещё сидящего на стуле с закрытыми глазами, словно всё происходящее его совсем не касается.
        – Прости, что ты сказал?
        И прежде, чем на его лицо вернулась та самая улыбочка, мальчик ответил на её взгляд и повторил подчёркнуто медленно:
        – Что. За. Слабоумие.
        Мерлин открыл уже рот, но Эмили не позволила ему ничего сказать.
        – Ты просто представления не имеешь, что…
        – Это я не имею представления? – Валентин подался вперёд. – И это говорит именно та, которая на первом же собрании очень умело обругала Президиум Объединения неживых и получила за это вдвое больше занятий групповой терапии, чем каждый из нас?
        Она пренебрежительно засопела:
        – И этому удивляется тот, кто из-за проступка на галерее во время последнего общего собрания теперь должен предстать перед Дисциплинарным комитетом? Верится с трудом.
        Козимо подробно рассказал ей о последнем прегрешении Валентина, которое навлекло на правонарушителя изрядное раздражение. Хотя для Валентина это, очевидно, не имело большого значения.
        – У нас вообще нет ничего общего, – возразил он. – Ты слепа и глуха к вещам, которые очевидны, и цепляешься за то, что для тебя потеряно. Такое не могло бы мне даже присниться.
        Эмили скрестила на груди руки:
        – Меня совершенно не интересует, что тебе может или не может прийти на ум. И поэтому у меня нет ни малейшего желания понять, что ты мне, собственно, хотел сказать. Наверное, это от того, что ты всё время стремишься выглядеть таким дьявольски холодным, не так ли?
        – Тебе бы не помешало начать так потихонечку думать, – заметил он. – На тот случай, если ты вдруг пропустила: ты умерла. Во всяком случае, с всеобщей точки зрения там, наверху. А это означает, что твоя сестра сейчас, возможно, плачет. Но со временем она привыкнет, ведь она живая. А ты навсегда останешься здесь.
        Эмили покачала головой.
        – А ты ещё глупее, чем выглядишь, если действительно в это веришь. Ты ведь совсем не знаешь, кто я. А ещё меньше ты знаешь о моей сестрёнке. Да ты посмотри на себя! Сидишь тут, как рок-звезда, с этой надменной улыбочкой, а при этом ты всего лишь…
        – И кто же? – перебил он её с сарказмом в голосе. – Скажи!
        Она подбирала слово, которое задело бы его, попало в самый центр серебристой неподвижности его глаз, которое смело? бы эту улыбочку с его лица. Кровь пульсировала в висках. Девочка уставилась на Валентина, готовая порвать его в клочья. И внезапно вспомнила, как он сидел на могильной плите, один…
        – Потерянный! – воскликнула она.
        И когда она произнесла это слово, то осознала, что попала в яблочко. На какое-то мгновение Валентин застыл. Его глаза больше не казались холодными, это было нежное серебро, как у падающей звезды, а лицо – словно открытая рана, такое ранимое, как тогда…
        Мальчик напрягся и незаметно опустил голову. Холод со всей силой вернулся к нему и уничтожил в мыслях Эмили все остальные картины, связанные с ним. Он вскочил на ноги, полный сил и одновременно так медленно, как хищный зверь перед смертельным прыжком. Краем глаз Эмили увидела, как выпрямился Рафаэль, а Мерлин вытянул руку, но Валентин не обратил на это никакого внимания. Он двигал только пальцами левой руки, и одновременно весь мир вокруг Эмили со всеми вместе застыл. Все замёрзли, оледенели, словно были фигурами в фильме, который кто-то внезапно остановил. Как он это сделал, чёрт подери?
        Эмили вскочила на ноги, но больше не смогла двигаться. Она только учащённо дышала. А когда Валентин подошёл к ней вплотную, выдыхаемый воздух стал замерзать на лету. От Валентина исходил своеобразный запах зимы, свежий и холодный. Вблизи мороз его глаз вынести было почти невозможно. Эмили видела себя в них – маленькой и потерянной в застывшем мире изо льда. Не говоря ни слова, Валентин вытянул руку вперёд и приложил пальцы к её вискам. Она начала дрожать, так безжалостно замкнулся его холод вокруг тлеющего тепла в её груди. Оно колыхалось, как пламя, которое вот-вот застынет прямо во время горения.
        – Полагаешь, самое страшное у тебя позади? – прошептал Валентин. Он так близко наклонился к ней, что его слова отпечатались на её щеке ледяными кристаллами. – Но это не так. Самое страшное у тебя впереди. И оно придёт не в виде ужасной фигуры или мертвеца из-за угла. Это случится постепенно, шаг за шагом, вначале ты этого вообще не заметишь. Никто здесь не выдаст это тебе, а я расскажу. Ты потеряешь свою жизнь, вне зависимости от того, как сильно ты сейчас за неё цепляешься, и при этом самым страшным образом, какой ты себе только можешь представить. Мир снаружи забудет о тебе, и в один прекрасный день ты почувствуешь по отношению к нему то же самое. Жизнь будет ускользать от тебя, глоток за глотком, вздох за вздохом. Как бы сильно ты её сейчас ни желала, ты больше не принадлежишь ей, а она – тебе. Ты мертва. Однажды ты осознаешь, что это значит. И тогда станешь такой же потерянной, как и я.
        Эмили чувствовала, как ей отказывает дыхание, но ответила на его взгляд. Она никогда не склонит перед ним головы, как бы он ни старался. До тех пор, пока ощущает тепло в груди. Собрав все силы, девочка подумала: Ты меня не знаешь!
        Когда он поднял брови, она поняла, что он услышал её мысль. На мгновение юноша остановился и замер, и она предположила, что сейчас он усилит холод и заставит её встать на колени. Но вместо этого он опустил руку и медленно, не поворачиваясь, направился к двери. Только там он обернулся к ней.
        – Я знаю тебя, – произнёс он в её мыслях. – Лучше, чем ты можешь себе представить.
        В его взгляде появился проблеск, который выглядел так необычно на его лице, что Эмили понадобилось мгновение, чтобы осознать смысл этого проблеска. Это было сочувствие. Ей показалось, что Валентин разглядел тлеющий в её груди огонёк, который трепетал, защищаясь от его холода… Как сон после пробуждения, который не хотел улетучиваться.
        Валентин вышел из зала, и его колдовство потеряло силу.
        Когда Эмили провела рукой по глазам, с её щёк с лёгким треском упали кристаллики льда. Одновременно все остальные тоже начали двигаться.
        Расмус, явно сбитый с толку, с удивлением озирался. Затем он сжал руки в кулаки.
        – Паршивец! Всегда одно и то же! Ему надо было бы прописать индивидуальные занятия, чтобы нам не приходилось больше драться с ним!
        Мерлин стряхнул с кудрей льдинки и снял очки, которые разбились. Он близоруко смотрел по сторонам.
        – Вы знаете, мы переживали с Валентином и более страшное, но никто из нас не может утверждать, что никто и никогда ещё никого не злил. Значит, будьте снисходительны!
        – Но как ему это удалось? – Эмили разминала застывшие мышцы. – Он заставил вас окоченеть…
        – Он что-нибудь сделал с тобой? – Рафаэль озабоченно смотрел на неё. Эмили прикинула, стоит ли ей рассказать, что ей сказал Валентин. Но затем покачала головой.
        – Нет. Он просто… чётко обозначил свою позицию.
        Рафаэль вздохнул.
        – Такая возможность у него есть. Он очень могущественный. У всех нас есть определённые силы, это ты ещё увидишь. У тебя тоже. Но немногие духи так сильны, как он. К сожалению, он использует свою власть в первую очередь для того, чтобы вызывать раздражение.
        – Да, это так, – Мерлин начеркал что-то в маленьком, уже использованном блокноте. – И поэтому у Валентина опять будет несколько недель тренировок того порога, после которого начинается разочарование. Собственно говоря, в последнее время он хорошо владел собой. Но что-то в тебе спровоцировало его.
        Эмили резко выдохнула.
        – Я могу ответить только тем же. Едва ли в нём есть хоть что-то, что не провоцирует меня. Но почему он поступает, как…
        – …Как идиот? – закончил Расмус её фразу. – Идиоты есть повсюду. Даже на кладбище. Не бери в голову. Вероятно, опять настало время, чтобы он получил небольшую взбучку.
        Мерлин засунул блокнот в карман и встал.
        – И хотя наше занятие закончилось таким образом, я хотел бы поблагодарить всех вас за то, что вы пришли и приняли в нём участие. Особенно тебя, Эмили. Я очень рад, что ты рассказала нам о себе.
        Остальные зааплодировали, Эмили присоединилась. Затем все поставили стулья вдоль стены и покинули зал.
        Перед мавзолеем Мерлин ненадолго остановился рядом с Эмили.
        – При всей злости, которую ты, возможно, испытываешь к Валентину, не забывай одно: у всех нас есть тайны, о которых мы никому не рассказываем. Иногда даже самим себе. Бывает легче не злиться, если понимаешь, что у других всё обстоит таким же образом.
        Он ещё раз улыбнулся ей, хлопнул по плечу стоявшего рядом Рафаэля и исчез в ночи, как и все остальные.
        – Мерлин хорошо делает своё дело, – заметила Эмили. – Но, честно говоря, мне не так-то легко оставаться такой невозмутимой.
        Рафаэль рассмеялся.
        – Здесь никто не остаётся таким спокойным и невозмутимым, как Мерлин. Однако пусть у тебя из-за Валентина не болит голова. Он просто мрачный современник, каким был изначально и всегда. Какие у тебя ещё планы?
        Эмили вздохнула и положила руку на сумку. Записка в ней слегка хрустнула.
        – Навестить… одного знакомого.
        – Ты всего несколько ночей здесь, и у тебя уже есть знакомые среди неживых? – Рафаэль недоверчиво посмотрел на неё. – Неплохо.
        – Это, собственно, знакомый Козимо, – Эмили с облегчением отметила, что сказанное даже не ложь. Обычно она говорила правду, но в каких-то ситуациях могла немного приврать. Но после Козимо Рафаэль был единственным существом на кладбище, которому она по-настоящему доверяла. А она так не любила врать людям, которые ей нравились.
        – Мне надо… кое-что для него взять. – Девочка порылась в сумке и достала записку. – Ты не знаешь, где это?
        Рафаэль развернул записку, повернул её вокруг оси, затем почесал затылок. Несколько мгновений спустя его лицо просветлело, и он энергично потряс листок. Эмили с изумлением увидела, как полетели искры, – а когда Рафаэль показал ей записку, знаки на бумаге оказались написанными самым красивым почерком.
        – Одержимые склонны передавать своё настроение всему, что бы они ни делали. Очевидно, Козимо был очень взволнован, когда писал это. Но, как у лампочек с шатким контактом, иногда достаточно как следует потрясти соответствующего Одержимого – или то, что он выпустил из рук.
        Сияя от радости, Эмили взяла записку.
        – Это удивительно. Спасибо тебе. Я сразу же пойду туда.
        – На такой восторг я не рассчитывал. – Рафаэль внимательно посмотрел на неё. – Ты знаешь, кому принадлежит этот склеп, или нет?
        – Ну да… – начала Эмили. – Честно говоря, не точно.
        Рафаэль вздохнул.
        – Если думаешь, что твои холодные встречи на сегодня закончились, то это не так. Тебя ждёт ещё одна.
        Девочка нахмурилась.
        – В смысле?
        – Этот склеп принадлежит Бальтазару, – ответил он, и звучание этого имени пролилось на неё, как ледяной душ. – Вампиру.



        Глава 9

        Эмили замерла под каштаном, втянув голову в плечи, и смотрела на мавзолей, который высился по другую сторону улицы. Она не могла сообразить, как долго тут стоит. Её донимал ледяной ветер и скрип ветвей над головой, и мнимые мышцы её постепенно застыли. Значит, стоит она долго, не в состоянии сдвинуться с места. Если бы ветер не трепал её волосы, то в своей неподвижности она могла бы составить конкуренцию кладбищенским статуям ангелов. Даже следа ледяной гордыни или упрямства не обнаруживалось на её лице, напротив, девочка-дух надеялась, что выглядит исключительно жалостливо. Однако при виде этого мавзолея Эмили вдруг отметила, что не вполне понимает саму себя.
        Строение выглядело как декорации к фильму ужасов. Острые башни, словно широкие прямые мечи, пронзали растерзанное ночное небо. Купол наполовину обрушился, а входной портал между мраморными колоннами был таким чёрным, что взгляд Эмили, когда она заглянула внутрь, провалился в бесконечность. Посреди кладбища, полного голосов, музыки и песен его обитателей, этот мавзолей казался островом тишины и тайны, он напоминал паука, который затаился и замер в дрожащей паутине в ожидании жертвы. Впрочем, окна этого таинственного здания отражали лунный свет, пробивающийся сквозь облака, и у Эмили возникло чувство, что за ней наблюдает множество глаз, и эти глаза не закрывались уже много столетий, потому способны были прочесть все её мысли.
        Эмили поёжилась и помялась с ноги на ногу. Теперь ясно, с чего это Козимо вдруг оказался таким занятым. Скорее всего, он здорово напуган тем, что превысил все полномочия и так увлёкся, посочувствовав ей. А теперь, осознав, на кого они нарвались, перепугался. Ведь ловец мертвецов, который поймал их вчера в неположенном месте и который, может быть, возьмётся за обучение этой сумасбродки, – самый сильный и властный воин Принца! К тому же он жил в мавзолее, который, по слухам, даже сам Дракула посчитал слишком жутким.
        Эмили содрогнулась, вспомнив о последней встрече с Бальтазаром, о том, с какой лёгкостью он превратил её мысли в пыль. Но она заставила себя преодолеть страх. В конце концов, именно Бальтазар обучил Белого Воина. А в этом есть что-то хорошее – да, эта фраза вполне могла бы принадлежать Мерлину. Эмили представила себе этого забавного психолога, вспомнила, как он подбадривал её и кивал, встряхивая кудряшками, ведь у неё самой с ростками позитива были явные нелады. Но как бы там ни было, Бальтазар был её единственной надеждой. И если он захочет её четвертовать, то девочка-дух испытает всего лишь фантомные боли! Рассуждая таким образом, она направилась к мавзолею.
        Чем ближе она подходила, тем сильнее было впечатление, что этот мавзолей растёт прямо на её глазах – похоже, он вот-вот проткнёт своими башнями Луну! Здание росло и в ширь, заполняя собой пространство, в котором находилась Эмили. И она начала подозревать, что входит в совершенно другой мир – в космос теней.
        Девочка-дух приближалась к порталу шаг за шагом. Теперь она узнала чёрную дверь, где привратником служил демон пугающего вида – он встретил её испепеляющим взглядом пылающих глаз. Она ждала, что он вот-вот распахнёт пасть и обрушит на неё вал проклятий, что лучше бежать, пока не поздно… Но нет! Эмили сжала руки в кулаки. В конце концов, как давно, как сильно мечтала она встретить настоящего вампира! И вот она уже на пути к этой встрече. Возможно, он даже наблюдает за ней через одно из этих всевидящих окон! Нельзя, просто нельзя проявлять слабость! Она не убежит, как испуганный ребёнок. Она должна сохранять достоинство и…
        Шорох оказался таким тихим и одновременно таким пронзительным, что просто оглушил Эмили. Ей показалось, что какое-то свинцовое тело пытается прошмыгнуть через низкие кусты. Она кинула взгляд через плечо и заметила, что тени за её спиной сгущаются, за ними уже не видно улицы. Эмили отшатнулась, метнулась в сторону. Ей казалось, что тьма наблюдает за ней. Она зажмурилась, желая посмеяться над собой, над тем, как она напрасно вглядывается во тьму, пытаясь разглядеть там какие-то очертания. Но внезапно она увидела контуры будто бы зверя – огромного, мохнатого, свирепого. И услышала рычание, исходящее от этого явно неживого существа.
        Тотчас даже отсветы надежды как можно элегантнее предстать перед Бальтазаром улетучились. Эмили развернулась и со всех ног, стремглав, помчалась к мавзолею. Зверь, а он оказался гигантским волком, метнулся за ней. Земля сотрясалась под весом его тяжёлого тела. Она уже чувствовала его зубы у себя на затылке, когда достигла портала. Не раздумывая, бросилась она прямо в дверь – и, споткнувшись, кувырком, головой вперёд ввалилась в сумеречный зал. Грохнувшись на пол, девочка успела отметить только одну вещь: лёгкий щелчок, когда за ней захлопнулась дверь – почти бесшумно, словно ловушка.
        Оглушённая, Эмили наблюдала за пылинками, что кружились у неё перед глазами. Она в самом деле не привыкла врываться в чужие склепы, исполняя сальто. Рычание, однако, стихло. Может, она отсекла волка этим неожиданным цирковым номером? Экспромт, далее – триумф, с привкусом пыли и болью в костях. И вот она вернулась – эта загадочная тишина, которую девочка-дух расслышала ещё на улице, от которой у неё и сейчас по спине бежали мурашки. Тишина паука в ожидании жертвы. Эмили глубоко вдохнула. Надо встать. Очень медленно, со вздохами и стонами, покачиваясь, девочка поднялась на ноги – и застыла.


        Сложно сказать, что именно ожидала она увидеть под сводами этого мавзолея. Заброшенный затхлый склеп с паутиной по углам? Гроб в стиле барокко, заваленный свежими трупами? Что-нибудь ещё такое, что, по её мнению, могло бы порадовать настоящего вампира?
        То, что предстало её перепуганному взору, не имело со всем этим ничего общего.
        Эмили стояла посреди небольшого помещения восьмиугольной формы со множеством дверей. Винтовая лестница уходила вниз, на нижний ярус, а сама комната выглядела, как старая уютная библиотека. Полы покрыты изысканными коврами, вдоль стен – полки с книгами, на чёрном письменном столе, на креслах тоже лежали книги. Напротив двери возвышался камин. И хотя огня в нём не было, Эмили живо представила, как, должно быть, хорошо лежать на ковре у огня и читать под его умиротворяющее потрескивание.
        Комната была полна старинных вещей. Это были секстаны[6 - Секстан – навигационный прибор, который использовался мореплавателями для определения широты и долготы.], песочные часы, какие-то сложные приборы и сосуды, наводящие на мысль о древних алхимиках.
        Здесь были куклы-марионетки, которые при лёгком сквозняке начинали двигаться, а ещё куклы с наполовину оторванными руками и незаконченные живописные полотна. Эмили показалось, что она попала в камеру хранения забытых вещей. И в довершение всего этого в комнату, словно на сцену, внезапно полился серебристый свет.
        Эмили запрокинула голову – прямо над ней, переливаясь, будто кто-то играл стёклышками калейдоскопа, поднимался в небо стеклянный купол, через который в комнату лился лунный свет. Этот купол, как и всё помещение, был намного больше, чем казалось снаружи. И вопреки разрушениям, что Эмили разглядела снаружи, изнутри этот купол оказался абсолютно целым. Очевидно, что он открывался, так как чуть ниже на помосте стоял телескоп, с помощью которого можно было наблюдать за звёздами. Изумлённая Эмили только качала головой. Кто бы мог подумать, что Бальтазар любит смотреть на звёзды и читать книги!
        Её взгляд скользнул по книжным полкам. Некоторые казалось, мерцали и поблёскивали корешками, другие были опоясаны цепями, словно в них прятались чудовища, а иные выглядели настолько привлекательно, что девочка просто не могла не подойти к ним.


        Ей было ясно – пора заявить о себе! Нужно позвать Бальтазара и выдержать грозу, которую он гарантированно обрушит на неё из-за самовольного вторжения в его личное пространство. Но во всех этих книгах, казалось, было ещё больше магии, чем в фолиантах кладбищенской библиотеки. Эмили слишком давно мечтала о таких сокровищах! И теперь готова была рискнуть: пусть её даже казнят, но сейчас ей просто необходимо подойти ближе и взглянуть на них!
        Как зачарованная, остановилась девочка перед книгой, переплёт которой начал переливаться золотистыми искорками, как только она бросила на него взгляд. А когда Эмили протянула к книге руку, искорки побежали по её пальцам. Затем они исчезли под кожей переплёта, а из глубины страниц поднялись буквы, словно воздушные пузырьки со дна озера.
        На корешке появилась надпись:
        «Эмили – она затаила дыхание – Эмили… стоит… голова….»
        Не успела она прочесть эти слова, как на полу появилась тень. И прежде чем девочка успела сообразить, что происходит, что-то схватило её за лодыжки и сбило с ног. Эмили грохнулась на пол, её протащили через всё помещение, а затем резко подняли в воздух. Она так испугалась, что закричала, но любое сопротивление было бесполезно. В следующее мгновение она уже болталась на тросе под самым куполом вверх ногами.
        Эмили сразу же почувствовала, что вампир рядом. Она не заметила его, не замечала всё это время, пока с глупой улыбкой разглядывала его гостиную. Конечно, всё это время он был там и наблюдал за ней, а теперь мгновенно оказался так близко, что она ощущала прохладу его кожи.
        – Глупая маленькая девочка, – мрачно пророкотал он. – Неужели ты приблизилась к смерти ещё не достаточно близко? Неужели тебе обязательно нужно вломиться в самый опасный склеп на всём кладбище?
        Эмили напрасно пыталась не раскачиваться по кругу, как кусок мяса, пусть и фантомного. Она посмотрела на Бальтазара. Облака заволокли небо и закрыли свет, так что ей удалось разглядеть лишь знакомые очертания. При этом каждой клеточкой фантомной кожи она ощущала его презрение, и оно жгло её калёным железом. Эмили сразу решила не показывать ему свой проклятущий страх, от которого уже перехватило горло.
        – Дверь была открыта, – возразила она. – Кроме того, я не думала, что бессмертный воин Принца превратит свой склеп в ловушку.
        У Бальтазара вырвался звук, который мог означать не то кашель, не то смех.
        – Очевидно, способность мыслить не входит в число твоих сильных качеств. Если бы ты только прикоснулась к книге, трос не помог бы тебе спастись и ты свалилась бы через люк в полу, который только что открылся прямо под тобой, свалилась бы прямо на кинжалы – там, внизу. И поверь, они способны ранить даже духа!
        Эмили бросила взгляд вниз и ужаснулась, когда в самом деле разглядела длинные кинжалы, как по заказу, блеснувшие в короткой вспышке лунного света.
        – Как скучно, – протянула она и сама изумилась своим актёрским способностям. – Я ожидала увидеть, как минимум, трёхглавую собаку из преисподней. Но у той, очевидно, нет желания скучать взаперти в таком неинтересном месте.
        – Не-ет, – прошептал вампир, да так тихо, что его голос напоминал рычание. – Ей больше нравится наблюдать, как от неё удирают глупые дети – напрямик прямо в дверь и сразу ко мне!
        Эмили не знала, может ли дух побледнеть, но от этих слов кожа у неё на лице побелела – так ей показалось, и если бы эта кожа в самом деле была, то могла бы соперничать с лунным светом по чистоте ледяной белизны.


        Значит, волк перед склепом не померещился Эмили. Он действительно гнал её, и девочка в самом деле избежала его зубов в самый последний момент. Или ещё не избежала? Она уже заметила весёлый блеск в глазах Бальтазара. Затем он поднял руку. Она и глазом не успела моргнуть, как он перерезал трос. В панике Эмили закрыла лицо руками. И когда она уже готова была к тому, что кинжалы вот-вот пронзят её, люк под нею закрылся. И Эмили со всего размаху в третий раз шлёпнулась на пол в мавзолее Бальтазара. При этом поняла, что всё ещё не привыкла к этому. Ей по-прежнему было больно. Даже очень больно.
        Бальтазар с пренебрежением смотрел на неё сверху вниз.
        – Что ты здесь потеряла?
        Эмили встала на ноги. Наверняка вампир давно уже знал, зачем она здесь. Он ведь умел читать её мысли. Но ей показалось неразумным указывать ему на это в данной ситуации. Поэтому девочка-дух убрала волосы со лба, прямо посмотрела ему в глаза и проговорила:
        – Мне нужна твоя помощь.
        Вампир смерил её взглядом с ног до головы. Конфузливое ощущение, что внешне она в полном беспорядке, стало просто невыносимым.
        – Да, – сказал он. – Это очевидно.
        – Мне жаль, что я без предупреждения появилась у тебя, – продолжала она. – А также, что я просто так к тебе вошла. Но Козимо сказал…
        Стон Бальтазара прервал её монолог.
        – Этот проклятый Одержимый. Он плохо кончит, если ещё одно предложение начнётся с его имени.
        Эмили почти согласилась с ним, но решила, что в данной ситуации будет разумнее придерживаться начатой темы.
        – Он рассказал мне о Драугре. О ловцах мертвецов. И о тебе. – Она сделала паузу, чтобы дать Бальтазару возможность возразить ей. Вампир молчал, но в его взгляде появился холод, отчего Эмили было нелегко продолжать. – Я знаю, что ты ловец, – выдавила она. – Ты обучил Белого Воина и…
        – Белый Воин мёртв! – голос вампира рубил воздух на куски. – Драугр был изгнан из этого мира. Больше мне сказать тебе нечего. А теперь исчезни. Страшные сказки ни к чему маленьким девочкам, рассказывать их не имеет смысла.
        Эмили сжала зубы.
        – А я здесь не для того, чтобы их слушать.
        – Зачем же ты тогда пришла? – его голос обдавал холодом. – Чтобы осмотреть квартиру Дракулы?
        Испуг пронзил Эмили с ног до головы: она поняла, что Бальтазар слышал, какие слова сказала она под балконом дяди. Но взгляд её остался непреклонным:
        – Там, снаружи, бегает мой убийца, он украл у меня жизнь. Я хочу вернуть её. И ты единственный, кто может мне в этом помочь. Я прошу тебя – обучи меня. Я хочу стать ловцом мертвецов.
        Какое-то время Бальтазар молчал. Затем склонил голову набок и стал разглядывать её, как уличную собачонку, потерявшую рассудок.
        – Ты хочешь выследить своего убийцу?
        – Я знаю, что сейчас за этим последует: мертвецы опасны и бла-бла-бла. Всё это я уже слышала на собрании высокородного Объединения неживых кладбища Пер-Лашез.
        – На собраниях такого рода, как всегда, собираются самые большие глупцы, все без исключения, – Бальтазар сказал это скорее себе, чем ей. – Это в полной мере относится и к президиуму Объединения. Все его члены – идиоты. – Тут до него, очевидно, дошло, что Эмили смотрит на него, широко открыв глаза. – Всё это относится и к тебе, – добавил он.
        – Как это? У меня украли жизнь, я хочу её вернуть. Что тут не так?
        – Твоя жизнь? – ухмыльнулся Бальтазар. – Как ты можешь знать, что это вообще ещё твоя жизнь? Никто не может сказать, сколько от неё уже забрал убийца, и сколько смерти сидит теперь в твоей жизни. Возможно, это будешь уже не ты, даже если в конце концов сможешь её вернуть.
        Эмили опустила глаза. Об этом она даже не думала. От одной мысли о подобном развитии событий её охватил озноб.
        Девочка-дух покачала головой.
        – Но и теперь я – тоже не я, – прошептала она.
        – Похоже, ты и в самом деле не очень в себе, – невозмутимо возразил Бальтазар. – Стоишь тут и хочешь вызвать на поединок одного из сильнейших воинов-мертвецов, который мне когда-либо встречался. Ты хоть имеешь представление, с кем, собственно, имеешь дело?
        В памяти Эмили отчётливо промелькнуло лицо убийцы, у неё опять появилось чувство абсолютной беспомощности, которое она ощутила при его приближении.
        – Этот… мертвец, он убил меня, – ответила она. – И, думаю, я хорошо знаю, кто он!
        Но Бальтазар смотрел на неё так, будто ему редко доводилось слышать что-то более наивное.
        – Ты даже не знаешь, кто ты сама, что, впрочем, типично для вас, людей. Как ты в таком случае можешь знать своего убийцу? Позволь мне кое-что рассказать тебе о нём, о похитителе твоей жизни. Он не просто воин Драугра. Его имя Асмарон Ифингур Гор – всадник Чёрных Городов, завоеватель и покоритель пыльных пустынь. Когда-то он был человеком, даже если сейчас трудно в это поверить. Он – создание Драугра, сосуд для его злости и хитрости. В этом мире у него только одна цель: уничтожение жизни, которую он однажды потерял сам. Ясно одно – он принадлежит к самым сильным и властным мертвецам, которые когда-либо переступали порог нашего мира. В отличие от всех остальных воинов Драугра с их дурацкой амуницией из чёрной стали, наделённой магическими свойствами, ему не нужна никакая иная защита, кроме как сама его мощная магия. Даже мы, шестеро мощных воинов Принца, сумели отогнать его лишь в момент его слабости, плюс эффект неожиданности, который нам тоже помог.
        – А я – глупый, наивный и слабый дух, и у меня нет никаких шансов – это ты хочешь сказать? Ты говоришь, как Систериус! При этом духи ведь когда-то были очень сильны и имели власть. Они не боялись никого и ничего. Я видела, как они защищали мир от мертвецов. Они даже прогнали их когда-то. И Белый Воин…
        Бальтазар покачал головой.
        – Ты права, – его голос прокатился по комнате, словно шёпот самой вечности. – Тогда духи были самыми лучшими ловцами мертвецов, а Систериус был великим полководцем, который воевал бок о бок с моим Принцем. Но это всё в далёком прошлом. С тех пор для ловцов наступили мрачные времена. Я был там… в гильдии, после того как Драугр разбил самых мощных ловцов. Той ночью я чисто случайно был на охоте и не принял участия в битве. Но мёртвые лица моих товарищей сопровождают меня до сих пор. И какими бы славными ни были времена до той ужасающей бойни, они канули в Лету, померкли, они забыты, как всё смертное.
        В его взгляде неожиданно появилась тень, такая тёмная, что стёрла весь холод с его лица.
        – Но ты ещё здесь, – настойчиво продолжала Эмили. – Я тоже. Я знаю, что обучение ловцов мертвецов – дело трудное и опасное. Но если ты мне покажешь, как правильно использовать собственные силы, я смогу стать одной из вас.
        – Нет никаких «вас», – в его словах сквозило нетерпение. – Разве премудрый Одержимый не сказал тебе этого? Ловцы мертвецов сегодня – это одиночки. Как и я.
        – И, как мне кажется, не слишком успешный одиночка, – Эмили не скрывала насмешки в голосе. – Ты ведь был у дома моего дяди не только для того, чтобы защитить мою семью, не так ли? Ты надеялся, что Асмарон появится там, и ты сможешь его там застать: ты ведь не можешь иначе, если уже взял след. Ты должен поймать этого мертвеца. Очевидно, этого требует какой-нибудь важный кодекс.
        – Кодекс, – пробормотал Бальтазар. – Мы не являемся каким-то там идиотским братством.
        – Нет, – согласилась Эмили. – Однако у вас есть честь и совесть. Но если вы просто отпустили убийцу, и только потому, что он невероятно сильный, то что вы тогда за защитники мира? – Она увидела, как желваки на висках собеседника заиграли, так крепко сжал он зубы. – Я права, – продолжала она. – Вот почему ты находился возле нашего дома. Ты ждал, что Асмарон появится там. А это значит, что никакого следа ты до сих пор не взял.
        Бальтазар, не шелохнувшись, молча смотрел на неё, но в глазах его тлели беспокойные языки пламени, в которых трепетал гнев:
        – А если это так, то неужели ты думаешь, что у меня в этой ситуации нет других, более важных дел, чем взяться за обучение маленькой нервной девочки?
        – Я не маленькая девочка, – решительно заявила она. – И, безусловно, я могу быть тебе полезной. В конце концов, Асмарон несёт в себе мою жизнь. До сих пор вы не сумели взять его след. А это значит, что если кто-нибудь и может это сделать, то это только я, потому что только я в состоянии найти свою жизнь!
        Бальтазар молчал. Холодное пламя по-прежнему полыхало в его глазах.
        Эмили продолжала, как заведённая:
        – Есть масса вариантов, каким именно образом я могла бы тебе помочь. Но если все они, абсолютно все не сработают или окажутся невыполнимы, то… Словом, если всё это не нужно, то… тогда… Я могла бы просто стать хорошей приманкой!
        На какое-то краткое мгновение вампир взглянул на неё так, будто хотел улыбнуться, спокойно, без усмешки и надменности, с уважением. Но затем он покачал головой, и лицо его снова затянула усталость – это выражение заметила она ещё под дубом, под окнами родного дома.
        – Что бы я отдал за то, чтобы снова стать таким наивным, – медленно проговорил он. – Ты стоишь тут передо мной в горячем желании рискнуть остатками жизни, которая у тебя пока ещё есть. При этом ты совсем не знаешь, что такое смерть на самом деле. Если ты падёшь от рук палачей Драугра, я имею в виду – действительно умрёшь, то не только весь мир придвинешь ещё ближе к краю пропасти. Ты сама в неё попадёшь. А если ты упадёшь в эту пропасть, то станешь потерянной – и это навсегда. Ты представления не имеешь, каково это, не нести в себе никакой жизни. Это вечная тьма, малышка. Тебя это сломает. Как бы ты ни маскировалась – я всё равно вижу истину! Ты почти теряешь сознание от ужаса, осознав, что отсюда, из этого мира, который ты всё ещё считаешь неживым, больше нет выхода. И это в самом деле так! Но такой расклад всё равно во много раз лучше, чем любой из тех вариантов, о которых ты меня просишь. Можешь возненавидеть меня за все эти слова – безразлично. А теперь исчезни!
        Его последние слова прозвучали не громче самого приглушённого шёпота, но они, как яд, проникли в сознание Эмили. Она не знала, магия это или ей просто передалось его отчаяние, его безнадёжность. Но это чувство вновь охватило её, как тогда, на полу в часовне. Бальтазар был прав. Она действительно испытывала страх – жуткий страх. И чем дольше она стояла тут и смотрела в голубые глаза вампира, отливающие ледяным огнём, тем сильнее становилось в ней это чувство.
        Покачнувшись, девочка повернулась к Бальтазару спиной и быстро пошла к двери. Но отчаяние уже пустило корни в её душе. Оно словно разрасталось в ней… И тем сильнее содрогнулась девочка-дух, почувствовав в пальцах лёгкое жжение. Она остановилась и осмотрела всю себя сверху вниз. И инстинктивно положила руку на сердце. Слабая, едва заметная теплота пульсировала в кончиках пальцев и посылала в сумерки золотистый свет.
        – А что с тобой? – спросила она, не оборачиваясь. – Чего боишься ты?
        За спиной повисла мёртвая тишина, но она знала, что Бальтазар смотрит на неё. Она обернулась и разглядела его во тьме, коронованного лунным светом.
        – Почему ты решила, что я боюсь? – голос его был хриплым.
        Эмили пожала плечами.
        – Я исхожу из того, что ты как самый сильный воин Принца мог бы, конечно, найти пристанище и получше, чем одинокий мавзолей вдали от своего народа. Существуют, очевидно, причины, почему ты живёшь именно тут. Ни один суперсильный вампир не перестраивает дом в крепость. Если только всерьёз опасается, что к нему без приглашения может вломиться кто-то извне.
        Она не могла догадаться, о чём он думает. Его лицо казалось неподвижным, высеченным из мрамора. Он не произнёс ни слова.
        – Ты прав, – продолжила она через некоторое время в полной тишине. – Я боюсь. Боюсь того, что никогда не верну свою жизнь. Что потеряю её, не сумев защитить. Что могу оказаться несостоятельной. Но в одном пункте ты ошибаешься: я не слабая! И знаю совершенно точно, что никогда не сдамся!
        Она глубоко вдохнула. Почему-то ей было трудно произнести следующие слова. Возможно, это было связано со взглядом Бальтазара, взглядом из сумрака, по которому она уже успела соскучиться, о котором будто знала с тех самых пор, когда в первый раз слушала истории своего отца о потустороннем мире. Это был особенный взгляд из самой тени, к которому никогда нельзя прикоснуться.
        – Мой отец был писателем, – проговорила она наконец. – Сколько я себя помню, он рассказывал истории. И всё это время я мечтала встретить настоящего героя – воина, как в тех историях. Но теперь… – она покачала головой. – Я никогда не думала, что не почувствую ничего, кроме… сочувствия, если действительно его встречу… Разочарования, сожаления от того, что он совершенно забыл, кем является на самом деле.


        Она обернулась и ещё раз заглянула ему в глаза, которые оставались такими же неподвижными. Затем повернулась и пошла к двери. Она уже прикоснулась к дверной ручке, когда раздался голос:
        – Я знал это, – прогремело под сводами мавзолея, – знал с первого мгновения, как только увидел тебя.
        Эмили повернулась, не отпуская дверной ручки:
        – Что именно?
        Бальтазар стоял всё так же неподвижно, но теперь выдохнул – медленно, как после битвы.
        – Что с тобой будет сплошная нервотрёпка. Ты предпочитаешь возражать, с твоих губ слетают только проклятия. Любой учитель, который возьмётся за твоё обучение, сойдёт с ума.
        Эмили невольно вспомнила своих учителей в школе. «Строптивая и дерзкая» – как часто эти слова были написаны в её характеристиках! Но мысль об этом сразу потускнела, когда девочка увидела в глазах Бальтазара весёлые огоньки. Усилием воли она заставила себя не подходить к нему.
        – Нет, – осторожно прошептала она. – Ты ведь тоже выглядишь не совсем нормальным.
        Его лицо омрачилось.
        – Так оно и есть.
        – Значит ли это… – начала Эмили и отпустила дверную ручку. Если бы у неё ещё было живое сердце, оно выскочило бы сейчас из груди и пустилось по комнате в дикий пляс.
        – Это значит, что я обучу тебя, – сказал вампир, – при определённых условиях.
        Эмили хотелось броситься ему на шею. Лишь в последнее мгновение она осознала, что это не просто нелепо и неловко, да и со стороны выглядело бы неподобающим образом. От чрезмерностей Бальтазар мог вообще отменить своё согласие. Итак, она ограничилась тем, что подошла к нему и с невозмутимостью, на которую только была способна, спросила:
        – При каких условиях?
        – В первую очередь, ты перестанешь ругаться. От этого у меня болит голова. Затем – всё это должно остаться между нами. Ни вампиры, ни духи не должны об этом узнать, иначе нас бросят в темницу, которую я тебе описать не могу, этого твой рассудок не выдержит, до того там ужасно.
        У Эмили вытянулось лицо.
        – Убеждена, ты сделал бы это очень наглядно. Конечно, я сделаю всё, чтобы о нашей договорённости никто не узнал. Кроме Козимо, ведь он практически обо всём уже знает. И от Рафаэля я это тоже вряд ли сумею скрыть. А со всеми остальными буду молчать, как… ну да. От сравнения я в данном случае воздержусь.
        Бальтазар вздохнул.
        – Придётся пройти долгий путь, прежде чем ты будешь готова противостоять Асмарону. Тебе придётся сразиться со многими более слабыми противниками, и делать это придётся до тех пор, пока я не решу, что ты готова к следующему шагу. Я знаю, что тебе будет тяжело. Твоё нетерпение просто брызжет из твоих глаз. Но несмотря ни на что ты всё сделаешь правильно.
        Эмили пожала плечами.
        – Если не умру раньше от тренировок.
        – Вот-вот, – парировал он, – ты будешь приходить на тренировки в точно назначенное время, выполнять все мои указания, какими бы абсурдными они тебе ни казались. И перестанешь мне лгать.
        Эмили сдвинула брови:
        – Но я…
        – Прошлой ночью ты не вернулась на кладбище, – перебил он её. – Вместо этого ты пошла к сестре. И отрицала бы это, если бы я тебя об этом спросил.
        Эмили прикусила губу, затем, помедлив, кивнула:
        – Ты бы всё равно обо всём узнал, ты ведь так часто читаешь мои мысли.
        – Речь не об этом, – невозмутимо сказал он. – Если я стану твоим учителем, то мы должны доверять друг другу, иначе лучше сразу оставить эту затею. Кроме того, для меня большое напряжение – читать твои мысли, ты постоянно скачешь и попадаешь из одного хаоса в другой. Понятия не имею, как ты всё это постоянно держишь в своей голове.
        Эмили улыбнулась.
        – Упражняюсь всю жизнь, – объяснила она, прежде чем снова стать серьёзной. – Я знаю, опрометчиво было не выполнить твоих указаний. Но я должна была увидеть сестру, я должна была собственными глазами убедиться в том, что у неё всё хорошо. И очень хотела бы сделаать это снова. Но начиная с сегодняшнего дня я буду тебя обо всём предупреждать.
        Бальтазар смерил её долгим проницательным взглядом.
        Затем протянул ей руку.
        – Значит, так тому и быть. Начиная с этого мгновения, мы с тобой союзники, соратники, партнёры, соплеменники. Мы оба воины. И сражаемся вместе – до самой смерти.
        Эмили отметила торжественность в его голосе.
        – До самой смерти, – повторила она и пожала ему руку. Пальцы его были тёплыми. Она непроизвольно подумала: отчего это так? Должно быть, он пил кровь людей, он убивал, чтобы самому выжить.


        Она знала, что Бальтазар мог чувствовать её жизнь, как биение сердца. А когда она посмотрела ему в глаза, то увидела там бестию, которая питается этой жизнью, и одновременно вампира, который напряг всю свою волю, чтобы защитить её от этого. Она вновь содрогнулась от осознания огромной власти, которая в нём таилась. Неожиданно в её мыслях подобно молнии промелькнула картина, как забытый сон. Она увидела Бальтазара, стоявшего под балконом сестры и с мягкой тоской смотревшего вверх на золотистый свет. Ей стало ясно, что вампир не презирает жизнь, как он сам утверждает.
        Он в самом деле любил жизнь – и поэтому сделает всё, чтобы её защитить. Она крепче сжала его руку и почувствовала всеми фибрами души пульсирующую связь света и тьмы, которую они закрепили своим пактом.
        Сомнений не осталось: это такая сила, которая сможет одолеть Асмарона!
        Бальтазар высвободил руку.
        – Мне надо кое-что предпринять, прежде чем мы сможем приступить к твоему обучению. Это меры предосторожности. Когда всё будет готово, я тебя оповещу. А теперь исчезни.
        Лицо Бальтазара было неподвижно, но он произнёс эти слова мягко, почти дружелюбно, и Эмили сделала то, что обещала: последовала его указанию.
        Девочка-дух уже почти дошла до двери, когда он ещё раз вернул её.
        – Ещё кое-что, – мрачно вымолвил он. – Если ты в самом деле думаешь, что ты – это уже не ты, то это неправда. Ты – это ты.
        Эмили подняла брови:
        – Откуда ты это знаешь?
        – Так может сказать только тот, кто полностью себя потерял. Кроме того, ты выглядишь, как ты – строптивая и дерзкая до самых кончиков волос.
        В глазах Бальтазара вспыхнули хитрые искорки, да так отчётливо, что Эмили непроизвольно рассмеялась. И впервые с тех пор, как они встретились, он улыбнулся ей в ответ.



        Глава 10

        Кладбище затянулось призрачным туманом, окутавшим могильные камни белой пеленой. Шорохи, которые обычно отдавались эхом между склепами, звучали приглушённо. Часовни и захоронения живописно выступали из плотного молочного покрывала. Этот уединённый уголок кладбища мог бы показаться образчиком мира, тишины и умиротворения, если бы не зловещий перестук костей, всякий раз разбивающий в осколки гармонию этой картины.


        Эмили остановилась и потянулась, после чего из тумана раздался особенно стройный множественный хруст-перещёлк, прямо концерт. Она следовала к Серому собору, который высился в некотором отдалении – в самой старой части кладбища, и подходы к нему были почти непроходимыми. Полуразрушенные склепы, покосившись, подпирали друг друга, могильные плиты скособочились и наполовину ушли в землю, а почва была вся в трещинах, так что Эмили постоянно теряла равновесие. И каждый раз, когда она спотыкалась, косточки её хрустели, как сухой хворост. Девочка-дух глубоко вздохнула. То, что духи не стареют, очевидно, всего лишь выдумка. Она чувствовала себя просто старухой. И, ко всему прочему, сама была в этом виновата.
        С мрачным видом продолжала она свой путь. Неразумно томиться в склепе час за часом в ожидании известий от Бальтазара, поэтому Эмили решила в эти несколько дней с особым энтузиазмом отдаться работе по уходу за могилами. Благодаря Непомуку попытка отвлечься от мыслей о тренировках сработала просто великолепно, так как он не упустил возможности загрузить её работой. И она без устали сажала цветочные растения, таскала мешки с землёй и пропалывала сорняки. Счёт за всё это был выставлен ей немедленно – в виде самых сильных в её жизни болей в мышцах. И тут совершенно не помогла находка Козимо: он открыл новое словосочетание – «фантомные мышечные боли», которое нашёптывал ей при каждом удобном случае.
        Эмили с тоской посматривала на каменных ангелов, которые покорно сидели и даже возлежали на некоторых могилах. С какой охотой последовала бы она их примеру – не так важно, может она теперь спать или нет. К счастью, отсутствие чувства голода или жажды её не тревожило. Но неспособность спать доставала изрядно. Впрочем, Рафаэль показал ей метод расслабления, который оказался поразительно эффективным.
        – Мы больше не можем спать, – сказал он, когда Эмили выплакалась на его плече после первой трудовой вахты на уборке могил, – но можем видеть сны!
        Сначала она не поняла, что он имеет в виду. Но Рафаэль взял её с собой на своё любимое место – возле старого бука рядом с его склепом. Корневища дерева образовали в почве уютную ложбину, и, как Эмили смогла затем установить, лежать в ней было так же уютно, как на кровати. Вместе с Рафаэлем она смотрела на шуршащие листья над головой, а когда он начал рассказывать ей о проплывавших над ними облаках, которые прибыли к ним из дальних стран, и о различных существах, форму которых они принимали на небе, глаза у Эмили закрылись сами собой. Она не уснула, продолжая видеть перед собой облака, но вместе с ними видела и всё то, о чём рассказывал Рафаэль, пока его голос не растворился в шуме ветра, в шорохе листвы и лёгком потрескивании, лёгком поскрипывании ветвей.


        Это было подобно спокойному путешествию, во время которого девочка-дух забыла об усталости – пока не пришёл Козимо, чтобы напомнить ей о новой смене в колонне по уборке могил.
        Эмили улыбнулась. После заключения пакта с Бальтазаром Козимо вёл себя, как маленькая светящаяся мать. Он постоянно заботился о ней и скрупулёзно следил за тем, чтобы девочка выполняла установленные правила, по крайней мере, внешне, чтобы не привлекать внимание к своей персоне. Из-за этого ей не раз хотелось вырваться из-под его опеки. Её непокорный и дерзкий характер были для него словно соль на рану. Но одновременно и Одержимый, и Рафаэль с каждым днём становились всё ближе и всё дороже её сердцу.
        Эмили нравились ночные прогулки по кладбищу и с одним, и с другим. Нравилось фантазировать, что скрывают имена, высеченные на надгробных плитах. Она знала, что может прийти к своим друзьям со всеми заботами и её обязательно поддержат. Но больше всего любила она ночь кино – страсть к человеческим фильмам испытывали все трое. Для этого они встречались в склепе Рафаэля, где тот собрал множество приспособлений для воспроизведения фильмов всех времён и даже поставил кресла из разрушенного кинозала. У него была огромная коллекция фильмов! Почему-то все трое предпочитали фильмы ужасов, при этом Козимо всегда делал вид, что вообще не испытывает страха, но при каждой мало-мальски устрашающей сцене беззастенчиво прятался за подушки.


        Эмили снова вздохнула. С каким удовольствием провела бы она эти часы с друзьями, свернувшись калачиком, и дала бы отдохнуть своему истощённому фантомному телу и уставшему духу. Но на ближайший вечер план был другой. И как бы ни желала она отдохнуть и забыться, не время себя щадить. Этот вечер для неё очень важен – Эмили слишком долго о нём мечтала!
        От быстрой ходьбы она почти задыхалась, когда добралась наконец до Серого собора – бывшей резиденции Гильдии ловцов. Здесь неоднократно решались судьбы мира. Здесь Драугр убил самых сильных ловцов-охотников, отсюда он сам был изгнан в своё царство тьмы. Здесь он смертельно ранил Белого Воина, и тем самым начался закат эры ловцов мертвецов. Раньше вокруг Собора рос магический лес с белыми цветущими деревьями и причудливыми растениями, в которых поддерживался магический огонь гильдии – об этом ей рассказал Козимо. Но живая история этого места сейчас даже не угадывалась, во всяком случае, внешне. Голые деревья, как обугленные кости, возвышались между могилами. Склепы глубоко ушли в землю, словно огромные невидимые когти тянули их в подземное царство. И огромный Собор, словно дворец теней, словно короновал собой этот остров отчаяния и безнадёжности. Он смотрел на Эмили с высоты пустыми глазницами своих потускневших окон.
        Эмили втянула голову в плечи, она была подавлена. Существовало поверье, что Серый собор в результате всех этих событий превратился в Землю вне времени, через которую проходит невидимая линия разрыва, уходящая вглубь земли до царства мёртвых. Правда это или нет, неизвестно: ни один житель кладбища в здравом уме не подходил слишком близко к этому месту из страха внезапно встретить здесь мертвеца. Эмили до сих пор успешно вытесняла этот слух из своего сознания, совсем недавно считала она неживых ужасными трусами. Но теперь, глядя на этот Собор, не смогла бы обвинить в трусости ни одного из них.
        На кладбище существовало много мест, где проживали разные тёмные волшебники. Склепы, скрывавшие магические сокровища. Пруды, в которых женщины-духи призывали мужчин на смерть. Порталы, которые заманивали, оказываясь не тем, чем казались. Существовало даже магическое озеро, которое, как и многое другое, ни один человеческий глаз на этом кладбище, конечно, не видел. Но ни одно из мест до сих пор не казалось Эмили таким мрачным, как это.
        Серый собор – место вне времени, – так говорил Козимо. И в самом деле, вокруг, среди могил поблизости от него, царила необычная атмосфера, на всём словно лежали невидимые цепи. Казалось, нужно какое-то особое оружие, чтобы разрубить эти оковы.
        Эмили расправила плечи. Она была здесь не для того, чтобы размышлять о бренности бытия. Она была здесь, чтобы начать тренировки.


        Она направилась к входу. Земля под ногами была вся в застывших комках и кочках, в заскорузлых корнях и извилистых трещинах. Как это характерно для Бальтазара – выбрать для первой тренировки именно это мрачное место. Даже туман здесь делался гуще, неустанно принимая очертания и формы призрачных фантастических существ, которые изучающе рассматривали её, тотчас растворяясь в дымке, если их взгляды встречались. Девочка нахмурилась в глубокой задумчивости. Бальтазар заставил её ждать несколько дней, затем направил сюда посредством весьма старомодного письма. Очевидно, он сделал это не только для того, чтобы испытать её, но также из предосторожности, чтобы защитить, насколько возможно. Может быть, этот туман тоже был частью его плана? Эмили снова всмотрелась в клубящиеся потоки – пелена улетучилась, и девочка-дух отвернулась. Может, это клубы пара? Может, Бальтазар решил как следует отгладить свой старый тренчкот перед новой битвой? Мысль о вампире с утюгом в руках вызвала у неё улыбку.
        Эмили миновала вход с большим круглым окном над порталом, пересекла лес из высоких белых колонн и достигла главного нефа. Мрамор на стенах был так искусно отшлифован, что мерцал мельчайшими кристаллами. Она заметила глубокий разлом – длинную трещину вдоль центрального прохода, которая расколола статую Белого Воина, установленную на месте алтаря. Затем её взгляд различил фигуру в конце прохода – и улыбка заиграла на её лице. Там, где сходились лучи лунного света, проникающие в темноту сквозь пробитый купол, стоял Бальтазар. Правда, никакого тренчкота не было и в помине, вместо того на вампире красовалась экипировка из чёрной кожи. По плечам его бежали серебристые знаки, которые складывались в голову ворона на груди. На поясе сверкал меч, он был чёрным, как вся экипировка. Волосы, совсем недавно в беспорядке спадавшие на лицо, были стянуты на затылке в тугой узел. Лицо его казалось высеченным из камня – черты его были благородны, аристократичны, а лицо выражало непреклонную решимость.


        Эмили сглотнула, потрясённая. Куда исчез вампир, который поймал её под балконом дяди? Перед нею стоял Бальтазар Александр де Монпелье. Он выглядел как истинный воин, каковым и являлся на самом деле.
        – Ты хочешь остаться там и продолжить меня разглядывать? – спросил он с прежней иронией в голосе. – Или приведёшь в движение свои фантомные кости?
        Эмили, не отрывая взгляда, подошла к вампиру на расстояние одного шага. Вблизи его экипировка произвела на неё ещё большее впечатление. Ворон на груди, казалось, внимательно рассматривал её, а от меча шёл холодный дым, как от ледяной глыбы.
        – Ты должен был меня предупредить, что для тренировки надо навести марафет, – заметила девочка-дух, чтобы скрыть, насколько она ослеплена. – Тогда бы я достала золотое лассо.
        – Чтобы задушить саму себя? – в его голосе снова прозвучала ирония. – Нет, тебе не нужно никакого оружия. Лучше поработаем над тем, чтобы ты сама стала оружием.
        – Ничего не имею против того, чтобы стать супер-воином ниндзя, – ответила она. – Но если самый сильный воин Принца таскает на себе меч, может, и мне надо иметь что-нибудь для защиты? Я ведь буду противостоять безжалостным мертвецам.
        – Которые используют любое оружие в твоих руках против тебя. Во всяком случае, в твоём сегодняшнем состоянии так и будет.
        Он посмотрел на неё, как учитель физкультуры, когда она в очередной раз вместо стойки на руках делала скрутку вбок, хотя довольно элегантную. Это была смесь глубокого сочувствия и абсолютного превосходства.
        – Ты говоришь, словно я мешок с костями, – отметила Эмили. – Но не волнуйся. Перед своей следующей смертью я позабочусь о том, чтобы быть в отличной боевой и спортивной форме. Я ведь теперь знаю, что тут надо обладать невероятной силой, потому что упрямый вампир решил забрать всё оружие себе.
        В глазах Бальтазара промелькнула усмешка.
        – Ты на самом деле последняя, кто мог бы пожаловаться на отсутствие упрямства. Чем дольше, тем сложнее будет обучить тебя достойному владению оружием. Но посмотри на Белого Воина. Он тоже никогда не пользовался оружием. Или осмелишься утверждать, что он не был героем?
        Эмили взглянула на статую. Дождь и ветер поработали над нею изрядно, так что Воина можно было узнать с трудом. Но в глазах его всё ещё сиял свет, который, без сомнений, был символом надежды и праведной силы. Его белоснежная фигура, сотканная из света, словно парила в сумраке.


        – Я только хотела сказать, что не против меча, – потупилась Эмили, снова бросив взгляд на оружие Бальтазара, поблескивающее в темноте. – Особенно если это магический меч, как у тебя.
        – Какое бы впечатление ни произвёл на тебя мой меч, – ответил он, – я могу использовать его только во время охоты или погони. Ведь мы, вампиры, не несём в себе магии. И только немногие из нас на протяжение всей своей вечности способны научиться пользоваться заклинаниями и другими техниками, чтобы подчинить себе чужую магию. Поэтому, встречая мертвецов и отправляя их обратно в их царство, мы используем мощное оружие. Вы, духи, напротив, как правило имеете магические силы, которые сильнее любого меча. Конечно, если вы их правильно применяете.
        – Магия… – это слово защипало у неё на языке, – напоминает Гэ?ндальфа[7 - Гэ?ндальф – один из центральных персонажей произведений Джона Р. Р. Толкина, в частности, повести «Хоббит, или Туда и обратно» и романа «Властелин Колец». Упоминается также в «Сильмариллионе» и некоторых других работах Толкина.].
        – Ты теперь в другом мире, – твёрдо сказал Бальтазар. – Об этом говорит само его название – потусторонний мир. И в нём магия так же естественна, как луна, она присутствует везде, во всём. Даже в едва заметных вещах – например, как те картины или вон те урны. В них, кстати, хранится прах некоторых из самых первых ловцов мертвецов, которые были задолго до Драугра и его ужасных деяний. Их называют также воинами первого часа или прежними ловцами. Они были слишком сильны, чтобы после окончательного разгрома их удалось увлечь в царство мёртвых. Поэтому стали мерцающей темнотой – мыслями между мирами. Но их союз никогда не может быть разрушен, они всё ещё скрывают в себе большие магические силы.
        Эмили посмотрела на урны, стоявшие по другую сторону от центрального прохода. От них поднимался голубоватый туман. Впрочем, всей глубины сказанного девочке осознать не удалось, поскольку мысли её крутились вокруг этого короткого, но одновременно такого огромного слова – магия.
        – Так же, как у духа, которого я встретила, – медленно проговорила она и увидела перед собой Валентина так явственно, словно он смотрел на неё прямо сейчас со своей проклятой улыбочкой. – Только едва ли это относится ко мне. В смысле – я и магия? Честно говоря, я знаю о ней пока не так много.
        Бальтазар снисходительно хмыкнул:
        – Конечно, потому что ты слепа и глупа, как все, кто слишком долго шатался по земле в образе человека. По правде говоря, твоя магия уже много раз проявлялась. Как ты считаешь, какая сила дала тебе горящие зелёным огнём глаза и тело из лунного света? Какая сила позволяет тебе проходить сквозь стены, хотя ты понятия не имеешь, как это происходит? И какая сила подняла тебя из собственного гроба, хотя ты даже не знала, что она существует?
        – Вероятно, моя магия, – ответила Эмили. – Но что это за сила, откуда она берётся? И если это такой трюк неживых, то почему его нет у вас, вампиров?
        Лицо Бальтазара оставалось непроницаемым:
        – Если мы сейчас будем философствовать о сущности магии, то можем на следующие три года забыть о тренировках. Никто точно не знает, почему вы, духи, в отличие от некоторых других существ, обладаете магией. И не стоит об этом рассуждать. Иные алхимики утверждают, что она уже изначально была присуща человеку. Просто магия ждёт раскрытия, и в некоторых случаях просыпается после смерти. Ясно только одно – без твоей магии ты перестанешь существовать. Она нужна тебе так же, как мне – кровь смертных. Она – твоя самая большая защита, она тебя всегда спасёт, если научишься ей доверять.
        – Но почему я её совсем не чувствую? А замечаю только после того, как сделаю что-нибудь такое, на что человек не способен. Но и тогда не вполне понимаю, что происходит. Каждый раз мне это кажется сном.
        – Это от того, что ты понятия не имеешь, что значит магия, – возразил он. – Настало время изучить её. Вытяни руку.
        Эмили последовала его приказу и смутилась, заметив, что пальцы её дрожат. Бальтазар молча повернул её руки ладонями вверх и пошевелил над ними своими пальцами. Ладони ощутили лёгкое дуновение и ответ на него – по всему фантомному телу девочки-духа прошёл тёплый поток. Она задержала дыхание. Эмили и раньше ощущала это тепло – в ту ночь, когда выбралась из гроба, затем в часовне, когда осознала тепло в груди, и, наконец, на балконе квартиры дяди, когда прошла через дверь, как сквозь полосу тумана. Теперь под влиянием действий Бальтазара тепло собралось в ней в единый комок, заскользило под кожей… и золотистым пламенем вырвалось из ладони.
        В первое мгновение она испугалась, но пламя не обожгло её, наоборот. Оно так весело танцевало по коже, словно уже целую вечность поджидало встречи с нею. Эмили улыбнулась, когда пламя, как фигуристка на коньках, сделало круг по её ладони. И в той же мере, что появление пламени показалось ей игрой, девочка-дух всем существом ощутила силу, которая в ней открылась. Сознание её преисполнилось гордости.
        – Это прекрасно, – прошептала она, и Бальтазар кивнул.
        – Магия сильна, хотя по тебе этого не видно, – так же негромко сказал он. – И если ты овладеешь ею, то сможешь отправить мертвеца назад в его царство, как только дотронешься до него. Я предвидел это. Но ты должна быть осторожна, так как в этот миг возникает тонкая связь между им и тобой. Не смотри в его бездну. Иначе неумолимо захочешь заглянуть во тьму, а это может стоить тебе рассудка.
        – Не беспокойся, – ответила Эмили. – Я ведь не хочу стать ловцом только для того, чтобы завладеть душами мертвецов, если они у них вообще есть. Я должна овладеть своей магией для другого! Но как же приблизиться к мертвецу, прикоснуться к нему до того момента, как он разорвёт меня в клочья? Он ведь может это сделать?
        – Более того, – ответил Бальтазар, – особенно опасен для нас так называемый яд мертвецов – магия наших врагов, невероятно концентрированный яд, содержащийся в их крови. Он может ранить и даже уничтожить, если не проявлять достаточной осторожности. Однако есть способ защититься от этого. Ты должна научиться быть духом.
        – О-о, – протянула Эмили, – я думала, что уже дух.
        – Она думала… – пробормотал Бальтазар. – Оставь это своё думанье, пока тренируешься со мной. Если бы ты полностью стала духом, мы бы тут не стояли. Ты, конечно, умерла, но всё ещё используешь своё тело, как человек. Словно мешок с песком, карабкаешься по решётке с вьющимися растениями, хотя могла бы спокойно взлететь. Входишь через дверь, хотя стены больше не являются для тебя препятствием. И ощущаешь боль, когда предполагаешь, что ушиблась. У тебя даже появляется кровь, так сильно ты цепляешься за своё человеческое существование. Если всё это происходит помимо твоей воли, вот в чём проблема! И не только потому, что так ты никогда не разбудишь свои истинные силы. Мертвецы могут учуять тебя, если осмелишься приблизиться к ним в своём материальном облике. Прими одно: ты больше не человек. Важно, что ты это осознаёшь.
        – Поэтому я здесь. Несколько раз я ведь уже использовала свою магию, сознательно или нет.
        – Различие именно в этом, – подчеркнул он. – До тех пор, пока ты не управляешь магией, не можешь её концентрировать, она ровным счётом ничего не значит в твоей борьбе. Однажды ты применила её, преследуя свои цели. Теперь следует понять, как у тебя это получилось, и в следующий раз сделать это совершенно осознанно. Вернёмся мысленно на тот балкон. Когда ты проходила сквозь дверь в комнату сестры – что это было за ощущение?
        Эмили задумалась
        – Я чувствовала себя свободно, – сказала она спустя некоторое время
        – Тогда концентрируйся на этой свободе, – потребовал он. – Вызови вновь это чувство, ощути его ещё раз, постарайся его усилить, если сможешь. И посмотри, что из этого получится.
        Эмили глубоко вдохнула и посмотрела на пламя. Но сознание её сразу ушло в другой момент времени. Она снова стояла перед освещённым окном спальни сестры, затем начала двигаться – и проскользнула сквозь дверь, ощутив те же мурашки, что и в ту ночь. Она закрыла глаза и полностью окунулась в ощущения. Это было больше, чем чувство – теперь она это поняла. Будто на старте большого приключения, на первой странице захватывающей книги, в начале истории, продолжение которой обязательно хочешь узнать. Эти щекочущие мурашки – будто вот-вот получишь ответ на такой вопрос, который не давал покоя целую вечность.
        Не успела она опомниться, как мурашки превратились в поток из тысячи золотистых искорок. С изумлением девочка-дух мысленно последовала за этим потоком – и чем глубже погружалась, тем больше в нём было блеска. Тело её вытянулось во всю длину. Поток лишил её ощущения собственного веса, который до сих пор был её постоянным спутником. И практически сразу её полузакрытые веки вздрогнули от яркого света.
        Эмили открыла глаза: большой огонь полыхал прямо перед ней. Чувство совершенного торжествующего счастья наполнило всю её до краёв. Это она! Она вызвала это пламя! Она раздула его в мощный огонь!
        Эмили бросил взгляд под ноги – и её охватил невероятный испуг: тело исчезло! Руки, плечи, верхняя часть тела, ноги – больше ничего не было. Она словно полностью растворилась, стала прозрачной!
        Эмили впала в панику, стала ловить ртом воздух, и пламя тоже охватил трепет. Практически сразу оно начало стихать, да так быстро, что она не успела отследить, что произошло, увидев себя вновь в человеческом облике. Вес тела навалился на неё двойной тяжестью и придавил к земле. Девочка пошатнулась, и Бальтазар схватил её за руку, не позволив упасть.
        – Я исчезла, – выдохнула она. – Целиком и полностью! Ты видел?
        Бальтазар всё ещё крепко держал её, словно боялся, что она, как во время неудачной стойки на руках, сделает скрутку вбок.
        – Ты стала невидимой, и это всё. Чем глубже ты окунёшься в свою магию, тем сильнее оторвёшься от материальной формы. Чем сильнее ты растворишь тело, тем труднее будет мертвецу учуять твою магию. Вот так всё просто.
        Эмили вздохнула.
        – Да, совершенно просто. Детские игрушки!
        – Это и есть игра, – подтвердил Бальтазар. И они появились в его глазах снова – мелкие искорки, как маленькие молнии, придавшие его лицу немного хитрости, немного тёмной загадочности. – Игра для меня. Но не забывай, что твоя магия – это часть тебя. Ты властвуешь над нею, а не она над тобой. Попробуй ещё раз. Но теперь с открытыми глазами.
        Только мгновение понадобилось Эмили, чтобы вытеснить из сознания настойчивый взгляд вампира и сосредоточиться на пламени прямо перед собой. И он вернулся – золотистый поток во всём теле. Снова нырнула она в его искры. И опять испугалась, когда пальцы её растворились в пространстве, как только пламя усилилось. Но она не отвернулась от пламени. Заинтригованная, наблюдала за тем, как поток становится всё светлее по мере её погружения. И вот она стала такой прозрачной, что девочка-дух больше его не видела. Но стоило ей в образе духа вынырнуть из потока, пламя и свет стали угасать, и контуры её рук стали вновь различимы.
        В ритме танца Эмили стала переносить тело из невидимой полосы в видимую, что очень радовало её и забавляло. Улыбка не сходила с её лица. Она перескакивала туда-сюда так быстро, что в конце концов у неё закружилась голова. Бальтазар был прав. Магия была частью её самой, и она может управлять ею так же легко, как регулировать дыхание.
        – Совсем неплохо, не так ли? – спросила она, когда вернула себе человеческий облик и посмотрела на учителя снизу вверх.
        – Кажется, я побывал на дискотеке, – ответил вампир отрезвляюще холодно. Её трюк очевидно не произвёл на него такого сильного впечатления. – Во всём остальном ты, кажется, разобралась, основы поняла. Так что можем начинать, – с этими словами он прошёл мимо неё и встал на центр прохода.


        Переполненная восхищением от его колдовского очарования и одновременно страшно стесняясь, Эмили тихо проговорила, что не слышит его шагов даже на покрытом мелкой плиткой полу. Бальтазар двигался совершенно бесшумно.
        – Представь, что я – Асмарон. Подойди ко мне, чтобы я этого не заметил. Порази. И отправь назад в мой мир. Последнее, конечно, не буквально. Будет достаточно, если ты коснёшься меня своей магией.
        Эмили недоверчиво на него взглянула:
        – Серьёзно?
        – Нет, – резко возразил он. – На самом деле я хочу, чтобы ты и дальше задавала мне тут односложные вопросы. Как вариант – можешь в танце изобразить своё имя. Оба задания невероятно полезны, если речь идёт об охоте на мертвецов.
        – Я должна бороться с тобой? – Эмили было совершенно безразлично, что по шкале односложности у Бальтазара этот вопрос тоже занимал, очевидно, довольно высокую позицию. – Как, скажи на милость, я должна это сделать? А если я прикинусь глупой, ты снесёшь мне голову своим ледяным мечом?
        Бальтазар с беспощадным спокойствием провёл рукой по оружию, от чего на пол полетели огненные искры.
        – Нет, – невозмутимо ответил он. – Настоящий бой со мной тебе конечно не под силу. Но к теоретическим рассуждениям я отношусь без особого уважения, и так было всегда. Просто ты будешь сейчас учиться тому, что должна делать, когда окажешься в ситуации, в которой можешь эти навыки использовать. А что касается моего меча, то клинок состоит вовсе не изо льда, а из последних вздохов моих жертв. Но не бойся. Я не буду защищаться этим оружием. Пока не буду.
        Эмили сглотнула. Он не станет защищаться своим оружием, это ясно. Но защищаться он будет всё равно, его бдительный взгляд не оставлял в этом сомнений. Девочка чувствовала себя, как перед важным экзаменом в школе, к которому совершенно не готовилась.
        – Мы можем стоять тут целую нашу совместную вечность, – заметил Бальтазар. – Эту проклятую вечность между этими колоннами. Или ты, наконец, начнёшь?
        Эмили пришлось прикусить язык, чтобы не позволить себе бунтарского всплеска эмоций. Он был прав. Да и что с ней могло случиться, кроме, может быть, нескольких фантомным образом сломанных костей? И прежде чем эта мысль смогла превратиться в её голове в картину, девочка-дух сделала глубокий вдох. Она ещё раз взглянула на Бальтазара, который стоял неподвижно и с улыбкой наблюдал за ней издали. А она вернулась в свой золотистый поток, чтобы снова стать невидимкой.
        Эмили готова была рассмеяться, когда взгляд вампира скользнул сквозь неё. Но стоило ей начать двигаться, как импульс пропал. И не только потому, что она, не видя собственных ног, начала раскачиваться. Эмили сделала первый шаг, и ноги её по щиколотки ушли в землю, сделала второй – и подскочила высоко в воздух. Она начала испуганно размахивать руками и мгновенно потеряла магию. Конечно, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы к ней вернулся её человеческий облик. Она приземлилась на пол, споткнулась, неуклюже клюнула носом вперёд и, ко всему прочему, врезалась в подсвечник, который с грохотом опрокинулся.
        От этого шума Эмили съёжилась, но Бальтазар даже не повернулся к ней, он словно ожидал именно такого развития событий. Со скучающим видом он смотрел на лунный свет, который упал на линию разлома, прямо к его ногам.
        – Твоё тело подчиняется тебе так же, как и твоя магия, – бросил он в её сконфуженное молчание. – Оно не исчезло, даже если ты его не видишь. Скажи ему, что оно должно делать, и оно сделает это, используя все свои вновь открытые способности. Не забывай одного: невидимость – это кладезь возможностей, которые можно реализовать только в этом состоянии.
        Эмили вновь стала невидимкой. Кладезь возможностей, – мысленно повторяла она. На самом деле она уже давно знала нечто такое, о чём мечтала, что представляла себе много раз, когда была ещё человеком, а теперь… А теперь было совсем близко, только руку протяни. И когда её тело приподнялось в воздух, девочка, как нечто само собой разумеющееся, раскинула руки и одним решительным движением заскользила вверх вдоль колонн. Она уже не крутилась в беспомощности, а плыла, как в воде.
        Эмили всё быстрее и быстрее летела по Собору, сквозь мерцающие потоки лунного света и глубокие тени. В своём радостном порыве она улетела бы за пределы храма, если бы не обернулась на Бальтазара.
        Он всё ещё стоял неподвижно внизу, слегка наклонив голову, взгляд его был направлен в темноту. И на лице Эмили появилась лукавая улыбка. Он, очевидно, понятия не имеет, где она находится прямо сейчас. Этим надо воспользоваться! Окрылённая идеей, Эмили заскользила к вампиру, зигзагом облетая колонны на тот случай, если он вдруг поднимет голову и увидит её. Уже подлетая к учителю, Эмили заметила, что её внутренний поток начал трепетать, а тело – набирать вес. Она с испугом обнаружила, что руки её вновь стали видимыми. В последнее мгновение она решила вернуться, но было поздно. Когда она была уже рядом с вампиром, магия её вся рассыпалась, обернувшись слабым тлением, а тело стало видимым. И прежде чем она сумела отклониться, Бальтазар выставил вперёд руку и попал ей кулаком в грудь. Девочка ударилась о колонну, соскользнула по ней вниз, как… жалкий мешок с костями, и приземлилась на обе ноги.
        – Ты – дух, – напомнил ей Бальтазар, который так и не сдвинулся с места. – Но твои силы не безграничны. Используй их с умом. Твоя магия подобна мышце, она тем сильнее, чем больше ты её тренируешь. А пока тренируй своё терпение.
        Эмили собралась с силами и прижала руку к груди, испугавшись, что рёбра вдавились в лёгкие. Но прежде чем девочка успела вымолвить слово – а ей ужасно хотелось упрекнуть вампира в бессердечности – усмешка в его глазах всё прояснила. У неё больше нет лёгкого, поэтому безразлично, проткнёт его ребро или нет. Она же дух, а не жалкая тряпка!


        Плотно сжав губы, Эмили отошла за колонны. Ей надо было подумать не только о своём предательском теле. Её внутренний поток пока очень медленно набирал силу, медленно восстанавливался. Поэтому нужно было научиться расходовать силы. Если она осмелится слишком близко подойти к вампиру, он учует её, поэтому… Улыбка тронула её губы… «Маскировка, хитрость… – всплыл в голове голос Козимо. – В этом весь фокус».
        Не спуская с Бальтазара глаз, Эмили попыталась скользить в сумерках как можно тише. Выражение лица вампира было таким бесстрастным, что невозможно было понять, о чём он думает. Но его бдительность, казалось, начала притупляться. Он, очевидно, не ожидал, что Эмили сегодня достигнет цели. Она зашла к нему за спину, и чем ближе подходила, тем более невидимой становилась, пока полностью не растворила все свои контуры. Она уже почти поверила, что вот-вот дотянется до него в решительном прыжке, когда учитель бросил взгляд через плечо. Эмили среагировала мгновенно. Она быстро отклонилась и проскользнула в одну из урн. Тотчас её сковала тьма, ей пришлось замереть и задержать дыхание, чтобы не закашлять из-за поднявшегося пепла. В голове промелькнула мысль: что делать, если умерший охотник именно в этот момент вернётся и в сердцах потребует, чтобы она убиралась из последнего места его упокоения? Но эта картина быстро поблекла, поскольку главная цель её была почти достигнута. Она находилась в урне, магия которой скрывала её собственную, в урне, которая по размеру подходила разве что для кошки. Сквозь
трещину толщиной в волосок девочка-дух выглядывала наружу. Бальтазар смотрел вдаль над урнами. Между бровей его пролегла складка. Эмили улыбнулась. Она не могла вспомнить, когда ещё при виде его складки на лбу она испытывала такое удовлетворение.
        Мерцание внутри неё окатило, как ледяной душ. Лишь в последнее мгновение ей удалось подавить готовое вырваться ругательство. Магия Эмили была ещё слишком слаба, чтобы девочка могла достаточно долго призраком просидеть в урне. Но что произойдёт, если в этом сосуде она вернёт себе человеческий облик? Урна разобьётся? Или её магия так сильна, что превратит Эмили в компактный суповой набор с декоративным узором из пепла? Она увидела, как Бальтазар повернулся, и больше не колебалась. Собрав последние силы, она невидимкой выскочила из урны… – и стальным кулаком вновь была отброшена к колонне. С трудом переводя дыхание, Эмили приземлилась на пол. Пепел кружился вокруг неё, медленно оседая на плитки.
        Бальтазар посмотрел на ученицу сверху вниз.
        – Твой враг – твоё нетерпение. Обращайся с ним с помощью своего самого сильного оружия, какое только здесь может сработать. Игнорируй его.
        Эмили закашлялась. Одно было очевидно: пепел умерших колдунов был самым отвратительным из всего, что ей приходилось когда-либо пробовать на вкус.
        – Относится это и к сломанным ребрам? Я уже не могу двигаться.
        Она застонала, пытаясь встать, но у неё это не получилось.
        Вампир молча смотрел на Эмили, у него было такое выражение лица, словно он размышлял: взять ли её за волосы и поставить на ноги, чтобы потом в сотый раз втолковать, что у неё уже нет рёбер, что она дух, или… Но затем он подошёл к ней, в его взгляде засветилось практически сочувствие.
        – У тебя впереди ещё долгая дорога, – сказал он, встав рядом с ней. – Посмотри на себя. Ты выглядишь, как мешок с костями, которым ты быть не хочешь. Ты билась неплохо, но теперь хватит. На сегодня довольно.
        Он протянул ей руку, а Эмили смотрела на неё, словно хотела отбросить. Затем кивнула в знак согласия.
        – Возможно, ты прав, – ответила она, схватившись за его руку. С трудом поднявшись, девочка-дух изобразила на лице дьявольскую улыбку. – В конце концов, ты тоже уже не мальчик.
        Она успела заметить изумление в его взгляде. Затем вскочила на ноги, и, прежде чем он успел отклониться, прижала руку к его груди. Магия так ярко вспыхнула в её пальцах, что ослепила её саму. Мерцающий огонь отразился на лице Бальтазара… И в глазах его вспыхнула голубизна.
        Перед Эмили открылась бездна тьмы. Она знала, что ей надо отвернуться, как и советовал вампир. Но картина, которая всплыла во мраке, уже завладела её вниманием. Она открыла в душе Бальтазара такую тьму, что не смогла разглядеть ничего кроме единственного контура: это был вампир, который держал на руках человека. Фигура его тоже была наполовину скрыта в тени, но Эмили узнала кровь, разлитую под безжизненным телом, и боль, отразившуюся на лице Бальтазара. По его щекам текли слёзы, падая, они превращались в кристаллы и разбивались о землю. Эмили была потрясена, она посмотрела на него с глубоким сочувствием. Вампир плакал. Но это было ещё не всё. Он оплакивал… человека.


        Удар был настолько сильным, что у Эмили потемнело в глазах. Она ощутила, что летит по воздуху. Пролетев через центр Собора, девочка упала навзничь в самом конце прохода. Она почувствовала вкус крови, так сильно ударил её Бальтазар, но боли не было. Девочка-дух приподнялась и посмотрела на него. Вампир подошёл быстро и остановился над ней: лицо – ледяная маска, тёмная фигура – в ореоле лунного света. И ей показалось, что он ангел, во взгляде которого нет ничего, кроме гнева. Или дьявол.
        – «Если любишь бездну, надо иметь крылья», – угрожающе тихо произнёс он. – Редко кто из людей произносил что-либо более верное. Моя тьма поглотит тебя, если ты ещё раз приблизишься к ней слишком близко. Это я могу обещать. Тебе нечего искать в моих воспоминаниях. Предупреждаю один раз: никогда больше не переходи эту границу!
        Синева его глаз залила разрыв, который девочка-дух успела разглядеть. Бальтазар круто повернулся и, прежде чем она успела последовать за ним, исчез.


        Эмили осталась лежать, где лежала. Она была одна, но всё ещё видела перед собой вампира во тьме: поникшего, со смертным человеком на руках. Ещё при первой встрече она почувствовала, что в нём живёт глубокая личная скорбь, которая мучает его, которой пронизана вся его сущность. Но только теперь, на полу Собора по другую сторону лунного света она осознала всю её значимость. Эта вечная скорбь тлела во тьме Бальтазаре и была такой жёсткой, такой страшной, что Эмили не под силу было перенести её в полной мере.


        В порыве сопереживания ей захотелось броситься за ним, неважно, ангел он или дьявол. Последовать за тем, кто не мог найти выход из собственного мрака. Но потом она поняла, что не стоит. Бальтазар был вампиром, и какой бы ни страшной ни была его внутренняя картина, – неважно! – строптивая девочка-дух, которая ковыляет следом, – последнее, что ему нужно сейчас. Кроме того, у неё тоже были заботы поважнее, чем горести вампира.


        Эмили поднялась, потянулась, после чего по Серому собору эхом разнеслось жутковатое пощёлкивание костей. Что бы ни скрывал от неё Бальтазар, она сумела нанести ему ответный удар, и даже если всего лишь один – она всё равно это сделала, причём на самом первом занятии!
        Эмили стёрла кровь с лица, которая красной пылью ссыпалась на пол, и улыбнулась до боли в губах. Бальтазар был прав. Впереди у неё долгий путь – полный усилий, боли и разочарований. Но она открыла в себе золотистый огонь и пройдёт этот путь!



        Глава 11

        Тени плясали среди могил кладбища Пер Лашез. Приближающиеся сумерки быстро удлиняли их, последними лучами солнца был освещён только купол Большой таверны. В течение дня это здание выглядело как обычный склеп, но после закрытия ворот оно преображалось одним из первых. Склеп превращался в хрустальный замок в стиле барокко, с ярко выраженным витиеватым куполом и причудливыми башенками. Купол господствовал над всеми соседними крышами, под его сводами в поздние часы собирались многочисленные жители кладбища, чтобы слушать музыку, танцевать и наслаждаться жизнью среди неживых. Это была Большая таверна.
        Пока купол её ещё горел в лучах заходящего солнца, как расплавленное золото, море теней вокруг предрекало триумф ночи. Скоро солнце исчезнет за деревьями. Тогда придёт желаемая тишина, которая обычно заполняет кладбище в этот час. Все сбросят маски – и наступит особое время, время потусторонних существ, время… ловцов!
        Эмили стояла в темноте на крыше одного из склепов и, не отрывая глаз, смотрела, как тает блеск золота на куполе Большой таверны. Если бы кто-нибудь ещё пару недель назад сказал ей, что она в самом деле будет неподвижно стоять на могиле и с напряжением наблюдать заход солнца, девочка сочла бы собеседника сумасшедшим. Но теперь, глядя на солнечные лучи глазами духа, Эмили едва ли могла представить себе что-то ещё более прекрасное.
        Она всматривалась в бесчисленные оттенки золота и вспоминала о тёплых летних днях, когда они с Лизой, держа в каждой руке по мороженому, шатались по улочкам Монмартра, и о Софи, когда та бегала по парку, догоняя солнечных зайчиков, думая, что они – светлячки.
        Она вспомнила о статуе женщины в тоге, которую видела во время первой попытки сбежать с кладбища. Эта женщина была развёрнута навстречу восходящему солнцу, она словно ожидала, когда же его лучи коснутся её. Возможно, она действительно этого ждала, промелькнуло в голове у Эмили, и девочка-дух улыбнулась. Она неожиданно осознала, что Бальтазар был прав – магия есть во всём, просто раньше она была слепа и не видела этого.
        Стоило ей вспомнить о Бальтазаре, как улыбка мгновенно исчезла с её лица. После их первой тренировки он три дня не давал о себе знать. Но затем пришло следующее письмо. За несколько часов до тренировки Эмили ужасно нервничала, она опасалась, не воздаст ли ей вампир по заслугам за незаконное вторжение в его внутренний мир. Он позвал её в своё подземелье – впечатляющее пространство, полное всевозможного оружия, книг, а также сумрака, притаившегося в нишах. Но едва она встала напротив него, как все опасения улетучились. Он стал более сдержанным и более односложным, чем прежде, но не проронил ни слова о происшествии в Сером соборе.
        Эмили было нелегко справиться с внезапно возникшей между ними дистанцией. Не сказать, что до этого они были лучшими друзьями, но теперь было ощущение, словно вампир воздвиг вокруг себя тысячи стен, которые она не сможет пробить. Он лишь изредка смотрел на неё, при этом им двигало, очевидно, нечто вроде сочувствующего превосходства. И всякий раз, когда она в такие моменты отвечала на его взгляд, Бальтазар обращался с ней ещё снисходительнее. Это печалило Эмили – словно был шанс найти в учителе друга, а она сама своей грубостью, самодурством и невежеством всё разрушила. Эти мысли бежали по кругу, цепляясь одна за другую, и через некоторое время девочка решила целиком сконцентрироваться на тренировках. И это была печальная необходимость – как поняла Эмили довольно быстро.
        Бальтазар не щадил её, напротив. Он был невероятно строгим учителем, не упускавшим возможности подвести её к пределу возможностей. Она уже не могла сосчитать, как часто застревала одна в стенах его подвала, потому что неверно рассчитала силы. Но, к её великому удивлению, эти ситуации вызывали в ней не обиду и злость, а стремление реализовать необузданные амбиции во что бы то ни стало. Возможно, это было связано со спокойствием и бескомпромиссностью Бальтазара. Или с едва уловимой улыбкой, которая время от времени играла у него на лице, словно он, при всей дистанции между ними, не мог решить, смеяться ему над ней или хвалить. Если бы у неё в школе был такой учитель, Эмили бы наверняка больше старалась, это уж точно – учебный план Бальтазара был куда интереснее, чем математика или химия.
        Так, при их первой встрече в его подземелье учитель призвал мрачных призраков, и Эмили должна была от них защищаться – так же, как потом от мертвецов. Бальтазар называл это упражнение пляской теней. На самом деле Эмили каждый раз казалось, что она находится на танцевальной площадке – впрочем, скорее, как корова на льду, чем воительница, которой девочке так хотелось стать. Но Бальтазар терпеливо обучал её защищаться от привидений, скрывать от них свою магию так же, как и мысли, использовать при этом свою внутреннюю тишину, которая стала её частью после того, как человеческая жизнь её закончилась. Этот аспект тренировок давался Эмили труднее всего, а вампир всякий раз напоминал, что и она несёт в себе смерть – эту проклятую костлявую старуху, которая в своём молчании не стерпит ни единого удара сердца.
        Однако Бальтазар учил не только совершенствовать магические силы. Он показывал ей также древние фолианты из своей библиотеки, и от них уже Эмили было не оторвать. Она сразу же выучила несколько заклинаний, с помощью которых смогла бы в будущем заковать в цепи пойманных мертвецов или не дать им захватить себя. И если поначалу её усилия были не столь блестящи – девочка-дух словно шла спотыкаясь, то в последние дни она добилась больших успехов. Её язык начал привыкать к формулам колдовства, ей всё лучше удавалось контролировать себя во время перевоплощений в невидимку, и она уже без паники могла прятаться в маленьких сосудах. Тем не менее, у девочки-духа всё ещё были проблемы с распределением сил, поэтому Бальтазар выдал домашние задания, над которыми она работала две последних ночи.
        Одно из них было – добраться до большого купола, ни разу не став видимой. Эмили глубоко вздохнула. Бальтазар всякий раз выбирал новые пункты старта, откуда следовало добраться до таверны, и каждый новый маршрут к казался Эмили просто катастрофой. Один раз силы покинули её прямо над озером, после чего девочка-дух едва не утонула в ледяной воде. Козимо прокомментировал это, сказав, что ещё никогда не видел псевдо-утопленницы, но готов узнать о любых нововведениях. Затем девочка безнадёжно запуталась в зарослях плюща на одной очень старой могиле – только лишь потому, что неверно оценила свои габариты в невидимом состоянии. А венцом всего было вот что. Она снова застряла в стене, и ей пришлось какое-то время сносить глупые насмешливые взгляды других духов, прежде чем удалось собрать нужные для своего освобождения силы. Во всяком случае, ей ещё ни разу не удалось достичь цели, и сейчас снова придётся нелегко. Ведь Эмили находилась на таком расстоянии от таверны, что даже не видела всего пути над крышами склепов и могильников. Невозможно было предугадать, сколько нужно времени, чтобы долететь до
таверны. И чего уж ей никак не хотелось – так это снова терпеть ледяную мину Бальтазара, когда на следующей тренировке станет ясно, что она вновь потерпела неудачу. Как мерзко всякий раз было признаваться в этом!
        Мысленно Эмили зафиксировала купол и расстояние до него со всей решимостью, на которую только была способна, и выдохнула. На этот раз она не подкачает!
        И как бы в ответ таверна издали подбодрила её, подмигнув золотом купола. Лучи солнца в последний раз скользнули по его макушке, и тени накрыли их своим тёмным бархатом. Эмили не медлила ни секунды. Не отворачиваясь от цели, она избавила тело от веса и побежала. Сначала она попыталась двигаться к куполу полностью невидимой, но быстро заметила, что у неё для этого ещё недостаточно сил. Поэтому время от времени Эмили выбирала форму полупрозрачного призрака, что делало её тело легче и позволяло двигаться быстрее. Так она могла довольно быстро прыгать с крыши на крышу и преодолевать большие расстояния. Как часто девочка представляла, что однажды – хотя бы один только раз! – она появится на спортивных занятиях в своей школе и продемонстрирует новые возможности! Но при этом Эмили берегла силы, время от времени отталкиваясь ногами.
        Листья деревьев шуршали, когда она пролетала над ними, что вызывало на её лице улыбку. Для человеческого глаза это было не более лёгкого колебания воздуха, как объяснил Бальтазар, слишком слабое, чтобы его на самом деле можно было заметить. Но как часто девочка сама прислушивалась к внезапному шелесту листвы, когда ещё была человеком, представляя, что к ним прикоснулось магическое существо? Возможно, она была права.
        Девочка-дух всё быстрее и быстрее мчалась по крышам, не спуская глаз с цели. Вскоре она уже различала искусные детали купола и украшения башенок! По мышцам прокатилась волна дикой эйфории. Никогда ещё при выполнении этого задания она не приближалась к таверне так близко, никогда…
        Эмили даже не успела прервать ход мыслей, как внезапно между склепами всего в нескольких шагах от неё возникла пропасть, пустое пространство – слишком большое, чтобы можно было через него перепрыгнуть. Она быстро прикинула, не продолжить ли путь вдоль улочки, но тут же отбросила эту идею. Спуск и подъём требовали больше времени и сил, так что путь по крышам, без сомнения, был самым коротким. Итак, выбора не было. Она продолжала удерживать купол в поле зрения и изменила степень невидимости.
        И сразу же потеряла всякий контакт с телесным миром. Её ноги проскользнули сквозь крышу, затем она поднялась высоко в небо и быстро, как мысль, растворилась, сделавшись невидимой вовсе. Как и в первый раз, во время полёта она испытала эйфорическое чувство восторга, которое ни с чем нельзя было сравнить. С невероятной скоростью полетела она вверх, словно сама была искоркой в потоке собственной магии, она пронзила кроны деревьев и фасады и испытала чувство потрясающего триумфа, когда купол таверны возник всего в нескольких улочках от неё. На этот раз у неё всё получится! – пронеслось в голове. Она сможет…
        Это длилось не дольше краткого мгновения. Всё произошло где-то глубоко в ней самой. Но этого оказалось достаточно, чтобы выжечь из её восторженной башки любую другую мысль. В последний момент она ещё попыталась выйти из невидимости и приземлиться на одной из крыш. Но было уже поздно. Магия с лёгким потрескиванием неожиданно угасла, вернув Эмили в тело. Отяжелев, как мешок с цементом, она слёту рухнула на брусчатку одной из старых улочек.
        Полностью оглушённая, Эмили смотрела на кроны деревьев, что колыхались над нею. Затем поднялась на ноги и так злобно посмотрела в сторону таверны, что не удивилась бы, если бы из её глаз полетели молнии. Проклятие! Сколько ещё понадобится времени, чтобы стать достаточно сильной и преодолеть этот путь? Сколько раз ещё нужно будет бежать в темноте только для того, чтобы опять, пытаясь выпрыгнуть из штанов, рухнуть в одном шаге от цели, придавленной поражением?


        Она осмотрела себя с ног до головы, и губы скривились в усмешке. Левое колено опять кровоточило. Эмили со вздохом покачала головой. В конце концов, этого никто не видел. А тем, что другие призраки наблюдали за ней в момент поражения, можно и пренебречь. Итак, она имела счастье в своём несчастии, и…
        – Что ты тут делаешь?
        Без того мрачное лицо Эмили почернело, как вороново крыло. Она медленно повернулась, и вот он перед нею – Валентин, стоит, небрежно прислонившись к склепу. Она не видела его после их встречи на занятии групповой терапии. Но он всё ещё вызывал в ней дикое желание сразиться с ним, оно возникало от одного его вида, от того, как он стоит тут перед ней со своей надменной улыбочкой на лице.
        – Упражняюсь, хочу поскорее стать духом, – ответила она и порадовалась, что прислушалась к мнению Козимо, Рафаэля и Бальтазара. Все трое советовали ей найти обтекаемые ответы на тот случай, если кто-нибудь из жителей кладбища будет наблюдать за ней во время тренировок. Она ведь будет упражняться в них так долго, пока не получится идеально, пока они у неё из ушей не полезут. – Это ведь то, чего вы все от меня ждёте, разве нет?
        Валентин посмотрел на её кровоточащее колено.
        – Смотрю, не слишком хорошо получается.
        – Твоя наблюдательность впечатляет. К сожалению, не каждый может стать таким сеньором Супер-духом, как ты.
        Он весело улыбнулся:
        – Над именем меня как супергероя тебе, видимо, тоже надо будет ещё поработать.
        – У меня есть уйма других имён для тебя, – заметила девочка. – Но сомневаюсь, что они тебе понравятся больше. Итак, извини, я занята.
        Не обращая на него больше внимания, она вернулась в свой облик призрака и вспрыгнула на одну из крыш. Эмили сегодня снова ошиблась, пытаясь достичь цели, ошиблась в очередной раз. Но сдаваться не собиралась. Она будет тренироваться до тех пор, пока её проклятая магия не станет достаточно сильной, даже если ей придётся прыгать для этого по всему кладбищу вкривь и вкось. Зажмурившись, Эмили смотрела поверх крыш в поиске новой цели. И когда уже приготовилась к прыжку, за её спиной вновь раздался голос:
        – Так ничего не получится.
        Эмили настолько сильно испугалась, что вновь вернулась в человеческий облик. Она отшатнулась от края крыши и засопела, когда опять заметила Валентина – на другой стороне крыши, руки в карманах брюк, словно он уже давно там стоял.
        – Что бы ты ни говорил, – ей пришлось заставить себя не показывать гнева, – это в высшей степени интересно! И просто так, маленькое примечание на полях: ты понятия не имеешь, что я собираюсь делать.
        Почти со скучающим видом он поднял брови:
        – Ты хочешь тренировать силу. Для этого выбираешь цели, которые находятся как можно дальше от тебя, чтобы добраться до них в образе призрака. Сожалею, что должен разочаровать тебя, но это очевидно. Точно так же, как и тот факт, что таким образом ты этого никогда не сделаешь. Ты теряешь слишком много сил, когда вначале разгоняешься, как сумасшедшая, – всё равно, призрак ты или нет. Тебе нужно лучше распределить свою энергию.
        Эмили не понимала, как это работает, но было в Валентине нечто такое, что за мгновение доводило её до белого каления, будило в ней такую агрессию, о которой она раньше и не подозревала. Его снисходительные речи вызвали в ней желание решительным пинком сбросить его с крыши. Но, с одной стороны, она ещё слишком хорошо помнила, как легко он вывел её из строя во время последней встречи. С другой стороны, не исключено, что он и в самом деле знает нечто такое, что может ей помочь в дальнейших тренировках.
        – Именно это я и пытаюсь сделать, – сказала она вполне миролюбиво. – Но я не удивляюсь твоим словам, очевидно, ты был талантлив от природы и делал всё правильно с самого начала.
        Она рассчитывала на ироничный ответ, но он покачал головой:
        – Всё не так. Когда я прибыл сюда, я был, как ты: злой, нетерпеливый и полный тоски по тому миру, снаружи. Сейчас мне кажется, это было тысячу лет назад. – Он всё ещё улыбался, но надменность из его голоса исчезла. Вместо этого появилось что-то похожее на сожаление, и сразу вслед за этим – удивление оттого, что он вслух произнёс эти слова. Он отвернулся в пол-оборота. Эмили уже подумала, что сейчас он просто исчезнет… – так, словно что-то глубоко в нём помешало ему продолжать разговор с нею. Но затем он покачал головой, как будто самому себе, и глубоко вдохнул.
        – Я не очень силён в том, чтобы извиняться, окей? – сказал он. – Но я сделал твою жизнь сложнее, чем нужно было. Этого я мог бы не делать.
        Чтобы не показывать искреннего изумления, Эмили продолжала стоять неподвижно. Она никогда бы не подумала, что Валентин когда-нибудь обратится к ней с такими словами… Не говоря уже о его взгляде, который потерял и весь свой холод, всю иронию.
        – Да, мог бы не делать, – ответила она. – Но это каждый может сделать.
        – И снова правда, – согласился он с ней. – По крайней мере, я подготовил тебе на первом групповом занятии хорошее шоу.
        В его глазах вспыхнули хитрые искорки, и Эмили невольно улыбнулась.
        – Честно говоря, я могла бы не обращать на это внимания. Но я принимаю твои извинения. При этом мне интересно, с чем связано мгновенное изменение в твоём сознании?
        – Мерлин, – со вздохом произнёс Валентин, словно это имя само по себе было уже достаточным объяснением. – Ты представления не имеешь, на что он способен. Мой тебе совет – никогда не соглашайся на индивидуальные занятия с ним. Он вывернет тебя наизнанку, и ты будешь радоваться, что наутро не проснёшься с его причёской.
        Эмили рассмеялась:
        – Мне достаточно моей собственной, в стиле взрыв мозга, о чём мне ежедневно напоминают.
        – В причёсках я не разбираюсь. Но если тебе нужна помощь в твоих тренировках… ну да. Я предлагаю её тебе. В виде компенсации, если хочешь.
        Эмили прикусила губу. Ей надо было быть осторожной. Как бы приветливо Валентин с ней сейчас ни говорил, он ни в коем случае не должен был узнать, какой цели на самом деле служили эти тренировки.
        – Я не знаю, как ты мог бы мне помочь. Я должна стать лучше. Это как с бегом трусцой, сначала испускаешь дух уже через триста метров, а когда-нибудь потом без проблем на одном дыхании пересекаешь Марсово поле.
        – Не знал, что терпение относится к твоим достоинствам, – с лёгкой улыбкой возразил он. – Если это так – замечательно. Со временем ты во всём разберёшься сама, в этом я уверен. С другой стороны, я хорошо разбираюсь в магии, как ты, очевидно, уже заметила, и я не выдам большой тайны, если скажу тебе, что всюду есть тот или иной трюк, чтобы быстрее продвигаться вперёд. Но если ты хочешь пройти свой путь сама, то тоже всё в порядке. Я понимаю это. – И он отвернулся, собираясь уходить.
        Эмили боролась с собой. Бальтазар строго-настрого запретил ей допускать кого-либо в свои тренировки, но что может быть плохого в том, чтобы послушать Валентина? Перед её глазами стоял предостерегающий взгляд вампира, но она всё-таки бросила Валентину вслед:
        – О каких трюках ты говоришь?
        Он издали взглянул на неё, и вот она появилась вновь – самая надменная в мире улыбка. Валентин подошёл к ней так невозмутимо, словно совершал свою обычную воскресную прогулку, а не двигался по крутой крыше склепа. Он остановился рядом с ней. И впервые она обратила внимание на то, какими серебристыми на самом деле были его глаза. Серебристыми и приветливыми.
        – Существуют древние фолианты, – сказал он вдруг очень тихо, словно опасаясь, что их кто-то может подслушать. – Волшебные книги, в которых приведены формулы, выведенные столетия назад. Многие из них с трудом читаются, какие-то из этих формул позволяют сковывать силы других, а иные могут помочь увеличить свои силы. Их называют книгами тьмы.
        Эмили старалась не показывать своего волнения. Она точно знала, о каких книгах говорил Валентин. Это были те фолианты, которые лежали в библиотеке Бальтазара в цепях, и ей под страхом самых ужасных наказаний запрещено было их трогать. А когда она случайно проходила мимо них, эти книги шевелились и звенели цепями, словно хотели освободиться. И каждый раз Эмили смотрела на них не только со страхом, но и с явным любопытством. С самого начала из всей библиотеки её больше всего интересовали именно эти книги.
        – Эти книги запрещены, – услышала она свой голос, и ей показалось, что она похожа на Козимо, когда тот в самый неподходящий момент вновь напоминает ей, что она опять задумывает что-то в высшей степени легкомысленное. – Они содержат формулы магии на крови, тёмного колдовства и тому подобное и могут быть очень опасными.
        Валентин улыбнулся ещё шире.
        – Нет, – ответил он, – они на самом деле очень опасные. Именно поэтому их вряд ли кто-то читал. Но я сделал это. И мог бы выдать тебе то или иное заклинание.
        Мысли Эмили выстреливали наперебой, как искры фейерверка. Она вспомнила, как Бальтазар описывал ей колдунов, которые были истреблены чужой магией, потому что неправильно произнесли одну из формул, и вновь ей показалось, что она слышит перезвон цепей, словно звенящие оковы безымянной тьмы. Она точно знала, чего в этой ситуации ожидал бы от неё Бальтазар, не говоря уже о Козимо и Рафаэле, она слышала также взволнованный внутренний голос, который со всё возрастающей паникой хотел убедить её повернуться и исчезнуть. И всё-таки было у неё глубоко внутри что-то ещё, что заставило бы её сердце биться учащённо, если бы оно у неё ещё было живым… Что-то напоминавшее первое слово в большой истории, которая уже целую вечность ждала, чтобы его кто-то произнёс и она наконец началась.
        – Что такое? – Валентин бросил вопрос в хаос её мыслей. – Хочешь попробовать, что такое тёмное колдовство? Или боишься?
        На мгновение Эмили снова увидела перед собой строгое лицо Бальтазара. Затем подняла голову и прямо посмотрела в глаза Валентина.
        – Я ничего не боюсь.
        В его глазах опять промелькнула уже знакомая хитринка. Вслед за этим он протянул ей руку и коснулся её лба. Эмили почувствовала его холодные, как мрамор, пальцы, которыми он нанёс на её кожу невидимые знаки.
        – Амун Зерфар, – пророкотал Валентин, и по линиям нанесённых знаков прокатилось лёгкое пощипывание. Ощущение было такое, словно на лоб Эмили попали искры волшебной свечи. – Повтори эти слова, если ты готова. И я обещаю тебе – ты легко будешь летать над склепами.
        Когда Эмили подошла к краю склепа, её дыхание участилось. Она перевоплотилась в образ призрака и прошептала заклинание. Затем оттолкнулась от крыши, и стоило ей направиться в сторону мавзолея, как на лбу её белыми угольками запылал знак. Эта вспышка свежо, словно порыв снежной бури, пронеслась по телу и наполнила его силой, которая на корню заглушила любой намёк на страх. Как и раньше, она отталкивалась от крыш, но каждый шаг теперь катапультировал её так далеко вперёд, что улочки под нею просто мелькали. Окружающий мир превратился в туннель из света и теней. Никогда прежде она ещё не ощущала себя такой лёгкой, как в это мгновение, когда в её жилах свистела снежная буря. Она озорно вытянула вверх руки, когда перед нею возник мавзолей. И когда уже хотела приземлиться на него, знак на её лбу вспыхнул и загорелся чёрным пламенем. Мощный жар охватил её череп и заглушил панический крик. Огонь соскользнул на кожу, она слышала его ужасающий шёпот, но почти не чувствовала его укусов, так как внутри снежная буря превратилась в чёрный огненный ураган. Словно со стороны наблюдала она за тем, как тело её
ломает ветви и безвольно летит по воздуху. Когда из глазниц ударил огонь, её глаза загорелись. Она почти потеряла сознание от боли, что вспыхнула у неё внутри. Тысячами осколков боль неслась по её венам, резала в клочья её магию и горела в её мыслях до тех пор, пока она не перестала что-либо видеть, слышать и ощущать, кроме вечного чёрного огня. Не было ничего более мощного, чем это пламя, которое уносило её разум, ничего, что…
        Голос был тихим, но он пронзил Эмили с такой силой, что она содрогнулась. Бальтазар – это он говорил с ней из глубин её растерзанных воспоминаний. Она слышала каждое его слово так чётко, словно он нашёптывал их ей прямо на ухо. «Твоя магия – твоя самая большая защита, – повторил он, как и во время её первой тренировки. – Она всегда спасёт тебя, если ты будешь ей доверять».
        Чужой колдун, словно тоже услышав эти слова, заставил чёрное пламя вспыхнуть с новой силой, и так безжалостно, что Эмили едва не потеряла сознание. Но она не отпустила слова Бальтазара. И когда обрушилась во тьму, больше не обращала внимания на боль. Всё, что она воспринимала, это был свет, который всё ещё проникал сквозь тени, золотистый, как и сама сила, которую он породил. Эмили почувствовала поток искр, который теперь пробил смертельную черноту. И с криком, разорвавшим воздух в клочья, она пробудила и привела в действие свою магию. Золотой огонь с грохотом обрушился на чёрное пламя, выжег его из вен Эмили и с кожи, потушил в её глазах и, наконец, стёр знак со лба, пока от него не осталось ничего, кроме золы и затухающих искр, – они посыпались с её тела и растворились в ночи.
        Эмили вернула себе человеческое обличье, и по её телу растеклась бархатная прохлада. Из последних сил она приземлилась на одной из крыш и упала на колени. Ещё никогда не чувствовала она себя такой опустошённой, как в это мгновение, когда к ней вернулись последние искорки магии, безмолвные, как воины после битвы. Она провела рукой по лбу, на её пальцах остались хлопья золы, и что-то внутри судорожно сжалось, когда она подняла голову. Перед ней в тени стоял Валентин, одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы подтвердить предположение: его глаза были холоднее, чем жемчужинки из льда.
        – Ты заманил меня в ловушку, – хрипло вымолвила она. Даже её голос звучал так, словно был обожжён чёрным пламенем. – Твои извинения, твои нежные речи… – всё было ложью. Ты хотел убить меня?
        – Ты уже мертва, – невозмутимо возразил он. – Исходя из этого, меня можно упрекнуть во многом, но я не убийца. Так что не беспокойся. Я бы потушил огонь, если бы ты случайно сама не сумела это сделать. В то же время непродолжительное пребывание в темнице было бы сейчас для тебя в самый раз. Дело в том, что ты использовала запрещённое тёмное колдовство. Жаль только, что ты не пролетела по воздуху чуть дольше. Я уже слышу Систериуса и его охотников. И не удивительно! Ты произвела столько шума!
        Эмили тоже услышала вдали голос Систериуса. Обычно он не обращал никакого внимания на развлечения в Большой таверне, но Эмили могла бы поспорить, что в этот вечер Валентин каким-то трюком выманил его, и тот находился поблизости. Ей было понятно, что пройдёт совсем немного времени, и он появится здесь вместе со своей свитой, и их обоих заключат под стражу. Но в этот момент её волновало не это.
        – Я знаю, что ты идиот, – вырвалось у неё, – надутый позёр, воображающий себя бунтарём, унижающий других, чтобы чувствовать себя лучше. Но это всё – болезнь! И что я тебе такого сделала, что ты меня так ненавидишь?
        Валентин рассмеялся, жёстко и холодно. Это звучало странно, словно он уже вечность по-настоящему не смеялся.
        – Только не считай себя такой важной. Ты мне абсолютно безразлична. И не воображай, будто я не знаю, что у тебя на уме. Предупреждаю тебя: для многих данный анклав здесь – это единственное, что у них ещё осталось, можно сказать, единственная семья. И я не допущу, чтобы из-за тебя она подверглась опасности. Ты забудешь тот мир снаружи – как мы все!
        Эмили открыла рот, но с её губ не слетело ни слова. Говорил ли он правду, знал ли он на самом деле, что она задумала? О её тренировках у Бальтазара он ничего знать не мог, иначе он уже давно выдал бы их Объединению неживых. Но в его глазах была уверенность, которая не позволяла ей рассмеяться ему прямо в лицо. Он знал, что она хочет покинуть кладбище, чтобы вернуть себе жизнь. Он знал это с того мгновения, как она заявила об этом в часовне. И хотел ей помешать. Любым способом.
        Валентин смотрел на неё сверху вниз, словно рассматривал насекомое, которое следовало бы раздавить. Затем повернулся и, не говоря ни слова, пошёл к краю крыши.
        Позже Эмили не могла бы сказать, почему она вдруг вскочила на ноги и проскользнула вслед за ним, неслышно и полностью невидимая. Возможно, это была боль во всех её мышцах, что гнала её вперёд, молчание, которое она восприняла как следствие его жестокости. Или дикое решение, что картина, когда он видел её стоящей на коленях, не должна была быть последней картиной, которую он видел в эту ночь.
        Он как раз достиг угла крыши, когда она догнала его. Эмили пролетела сквозь него. Она ещё никогда не пролетала сквозь других духов. Было ощущение, что по её коже пронеслись ледяные порывы воздуха. Валентин вздрогнул, но она не дала ему времени на ответную реакцию. Прямо перед ним она вернула себе человеческий облик и отвесила ему оглушительную пощёчину. В то же мгновение с её губ слетело заклинание, связывающее противника. Валентин зашатался, скорее от изумления, чем от боли, и Эмили осталось лишь целенаправленно его подтолкнуть, чтобы он упал с крыши.
        Она не испытывала ничего, кроме удовлетворения, когда услышала, как его человеческое тело, проломив ветки дуба, с грохотом упало на землю. Она подошла к краю крыши и увидела, как он, шатаясь, поднялся на ноги с таким выражением лица, словно его избила орда очень маленьких гномов. Он со злостью разорвал путы, которые девочка на него наложила, и уставился на неё снизу вверх. Эмили почти не ощутила боли, от которой при разрыве её колдовства вздрогнули пальцы. Вместо этого она смотрела на Валентина, который, так же, как и она, изумлённо поднял вверх брови и растирал щёку. Он стоял там внизу – ледяной кладбищенский ангел, который смеялся над всем, что ещё было живым. Он стоял там без тени своей обычной надменности, и на щеке у него пылал кровавый рубец.
        В ночи раздался громовой голос Систериуса, разорвавший напряжение. Валентин бросил на неё ещё один взгляд, затем исчез так быстро, что могло показаться, что его здесь вообще никогда не было. Эмили тоже начала двигаться. Если она и хотела в этот вечер чего-то избежать, то в первую очередь это был допрос у Систериуса и его свиты.
        Эмили остановилась, только когда добралась до своего склепа. Она проскользнула сквозь дверь и опустилась на саркофаг, его прохлада приятно охладила кожу. Она всё ещё ощущала жар чёрного пламени, но его закрыла другая картина. Девочка увидела перед собой Валентина – на земле, внизу под собой, – она увидела не его злость из-за поражения, а его испуганное лицо при виде окровавленной щеки, по которой она его ударила. Это было выражение, которое уже само по себе можно было счиать раной, и она услышала звучавшие в ней слова Бальтазара: «У тебя даже идёт кровь, с такой силой ты цепляешься за твоё бывшее существование среди живых!» Очевидно, Валентин распрощался со своей прошлой жизнью в намного меньшей степени, чем сам об этом заявлял.
        Эмили провела рукой по глазам. Проклятие, у неё не должно быть сочувствия к этому парню. Ведь чего только ни предпринимал Валентин в борьбе с нею, да ещё такими методами! Он не сдастся, это ясно. Она улыбнулась, когда под её веками затрепетало нежное золотистое сияние. Такое же маленькое, как она сама.



        Глава 12

        Чёрная тень оборотня скользнула по закрытым воротам кладбища. Он и его тень производили устрашающее впечатление – огромный рост, мускулистые плечи, лохматая шкура и устрашающий гребень, но самое страшное – это красные, как кровь, глаза. Слегка наклонившись, поблёскивая в лунном свете острыми когтями, Манфред обвёл взглядом ближайший к воротам участок, всматриваясь в темноту между могилами. В соревновании под девизом «Образ, везде и всюду внушающий страх» он и его тень без труда заняли бы первое место. Одно не вызывало сомнений: ни один призрак, ни один дух, имеющий хоть малейший проблеск разума, не отважится добровольно к нему подойти.
        Но не бывает правил без исключений.
        Эмили прикорнула за колючим кустом и наблюдала за Манфредом и воротами. Из предосторожности она приняла облик призрака, чтобы оборотень не почувствовал её запаха. И всё равно замирала всякий раз, когда он смотрел в её сторону. Она уже много раз встречала его на улицах кладбища, и он до сих пор не съел её. Но всякий раз, когда девочка-дух на него смотрела, у неё дрожали коленки, и хотелось как можно скорее пройти мимо и уж точно не задерживаться рядом надолго. Однако сегодня ночью выбора не было, так как каждую минуту ворота, которые он охранял, должны были для неё открыться. Это ночь её первой охоты. Вот-вот появится Бальтазар, чтобы взять её с собой.
        Эмили тихо вздохнула. Целую вечность поджидала она его за этим проклятым кустом, всё как он сам и приказал. Было уже намного позже назначенного времени. Может, с ним что-то случилось? Эмили старалась не обращать внимания на желудок, который при этой мысли судорожно сжимался. Проклятие, у неё ведь больше нет желудка! Самое бо?льшее – это фантомный желудок, как часто подмечал Козимо. Да, желудок не был реальным, но его всё равно сводило. Она представила себе ироничную улыбку Бальтазара, которая всегда сопровождала её рассуждения о том, что реально, а что нет. Тогда он одним лишь взглядом указывал ей, что она и понятия не имеет, о чём говорит, да ещё с такми умным видом.
        Эмили снова вздохнула. Стоило радоваться, что вампир вообще позволяет себе улыбнуться ей, так как отношения между ними до сих пор были более чем прохладными. Бальтазар говорил с ней теперь только о самом необходимом. И даже во время её отчета о стычке с Валентином он не показал, что его это взволновало. Девочка ожидала, что он разозлится. Она ведь использовала запрещённое тёмное колдовство, попалась на удочку к лгуну и вдобавок ко всему потеряла самообладание. Но вампир лишь презрительно скривил рот.
        «Кровь и тени, – пробормотал он. – При таких силах колдовство опасно. Никто не должен его использовать, если есть другие пути».
        Затем он посмотрел на неё тем непрозрачным взглядом, который после происшествия в Сером соборе прилип к нему, как маска изо льда. И задал только один-единственный вопрос: «Значит, ты ему это показала?»
        Слегка удивившись, Эмили кивнула, и на краткое мгновение в глазах Бальтазара возник едва уловимый намёк на признание. Но он был слишком мимолётным, и девочка не знала, видела или хотела это видеть. Бальтазар сразу же перешёл к повестке дня.
        И единственное, что изменилось после этого происшествия, так то, что Бальтазар в ходе их тренировок сделался ещё осторожнее. Эмили тоже следила за конфиденциальностью. Со временем её осторожность начала принимать болезненные черты. Она постоянно оглядывалась в страхе, что Валентин или его дружки наблюдают за ней и могут выдать Объединению неживых. Если бы Систериус узнал, чем она занимается, все её планы пошли бы прахом, не говоря уже о последствиях для Бальтазара. Она не могла допустить, чтобы кто-нибудь напал на их след, и уж точно не этот подлый Валентин.
        Эмили бросила взгляд через плечо и вздохнула в третий раз, когда не увидела ничего, кроме неподвижных могильных плит. Она уже с беспокойством смотрела в сторону Манфреда, который в это время активно почёсывал спину. Не похоже на Бальтазара, чтобы он так сильно опаздывал. Должна ли она была решиться сама выйти наружу и отыскать его? Но потайные пути Козимо были слишком длинными, и, скорее всего, она в них просто заблудится, если у Одержимого этой ночью не будет времени проводить её. К тому же по ту сторону ограды её поджидали опасности. Да и где ей искать Бальтазара? Она не имеет ни малейшего представления о том, где он бывает.
        Однако мысль самостоятельно покинуть кладбище не оставляла её. Может, ей удастся, используя свои новые способности, проскользнуть мимо Манфреда? Бальтазар, конечно, запретил ей любые попытки подобного рода, но когда она взглянула на оборотня, фантазия её разыгралась. Эмили представила себе, как будет подкрадываться, бесшумно и невидимо, пока не почувствует холод его тени, а затем…
        Оборотень внезапно так резко повернул голову в её сторону, что девочка застыла. Его глаза вспыхнули, как подожжённые угольки, и девочка-дух осознала, как абсурдны были её игривые фантазии. Манфред почувствует её несмотря на любую невидимость, стоит лишь ей выглянуть хоть на ширину пальца. Тогда его когти вонзятся в тело и… Тень за спиной оборотня возникла так внезапно, что Эмили испугалась. Эта тень с молниеносной быстротой скользнула вперёд, и прежде чем девочка поняла, что происходит, Манфред рухнул. Она в изумлении посмотрела на его большое неподвижное тело и подняла глаза. Над телом мохнатого великана стоял Бальтазар.


        На нём опять был тот самый тренчкот, и вампир почти полностью сливался с темнотой. Но глаза его сверкали в лунном свете. Учителю нужно было лишь слегка кивнуть, чтобы поднять Эмили на ноги. Она быстро подбежала к вампиру, осторожно обошла оборотня, который тихо храпел, распластавшись на земле. Она не сразу оторвала взгляд от впечатляющих клыков, которые торчали из-под приоткрытых губ. Ей хотелось прикоснуться к ним и проверить, насколько они остры на самом деле.
        Бальтазар снисходительно взглянул на неё, но не сказал ни слова. Вместо этого он отрыл дверь для потусторонних существ, которая была врезана в ворота, и Эмили последовала за ним в мир живых.
        – Ты была более чем неосторожна, – твёрдо заметил он, как только дверь за ними закрылась. Несмотря на старый тренчкот, внешний вид Бальтазара был каким-то другим – не таким, как при самой первой встрече. Волосы его были аккуратно завязаны на затылке в узел, а верхняя одежда показалась Эмили похожей на униформу охотника.
        – Сколько я тебе объяснял, что органы чувств у Манфреда чрезвычайно развиты, а ты что делаешь? Присела за кустом и исполняешь сонату из вздохов, Бетховен мог бы позавидовать. Можешь считать удачей, что ветер дул в другую сторону, иначе ты оказалась бы намного ближе к впечатляющим клыкам.
        С этими словами Бальтазар ускорил шаги. Он шёл так быстро, что Эмили в человеческом облике приходилось прилагать большие усилий, чтобы идти с ним нога в ногу. Она с удивлением отметила, что прохожие обходят его стороной, словно какой-то магнит отталкивает людей от него. На улицах Парижа ей редко удавалось вот так, без больших усилий, продвигаться вперёд.
        – Ты опоздал, – возразила она. – Если бы ты был пунктуален, мне бы не пришлось несколько часов сидеть за кустом. Я не знала, вдруг с тобой что-нибудь случилось или…
        – Ты что же – беспокоилась за меня? – ирония в его голосе привела к тому, что Эмили закатила глаза.
        – Это не должно быть для тебя сюрпризом, – ответила она. – Успех моей миссии в любом случае зависит от тебя.
        Он бросил в её сторону взгляд, после которого она от всей души пожелала себе научиться скрывать свои чувства за ледяной маской, как это умел делать он. Ведь её слова были только полуправдой. В памяти вновь и вновь всплывала подсмотренная в его глубине картина: плачущий вампир, могучий и в то же время потрясённый, с безжизненным телом человека на руках. Эта картина тронула её, и желая того или нет, девочка заботилась о Бальтазаре, и не важно, была у них общая цель или нет. Вернее, если бы её не было, она всё равно не могла бы оставаться к нему равнодушной. Заметив, что вампир всё ещё смотрит на неё, девочка мысленно вздохнула. Она могла бы поспорить, что он снова прочитал все её мысли.
        – Итак, – сказала она, нахмурившись, чтобы сохранить остатки достоинства. – Почему ты пришёл так поздно? Тебе нужно было забрать из химчистки тренчкот, а там была очередь?
        Да, это был ещё один важный момент, от чего их сотрудничество было невероятно трудным для Эмили. Она постоянно чувствовала, что стоит перед ним насквозь прозрачная, что он видит всю её сущность, мысли, чувства, как через стекло, сам оставаясь при этом закрытой книгой.
        Вампир лишь изредка позволял ей заглянуть в свой внутренний мир, и если это делал, то не давал понять практически ничего про себя, настолько внутри него всё было зашифровано. Тем сильнее удивилась она, когда её спутник почти равнодушно пожал плечами.
        – Я был у Принца, – сказал учитель, – с еженедельным докладом о положении в потустороннем мире. Он задержал меня дольше, чем я предполагал. А что касается тренчкота, то этот плащ способен на большее, чем ты можешь предположить. Например, этот тренчкот защищает меня так же, как и меч, в том числе от того, чтобы меня могли почувствовать мертвецы. И он полностью нейтрализует запах моих человеческих жертв.
        Эмили решила не останавливаться на кровавых интермеццо Бальтазара, которые он предпринимал, очевидно, в промежутках между их тренировками. Вместо этого она сконцентрировалась на том, что он сказал ещё. Ведь стоило ему упомянуть Принца, как тон вампира сразу стал на несколько градусов холоднее. Эмили с любопытством взглянула на него.
        – Кажется Принц тебе не слишком нравится.
        – Принца вампиров любить нельзя, – бросил он в ответ. – Его надо уважать. И это я никогда не переставал делать.
        – Значит, относишься с уважением?
        Он вздохнул.
        – Этот проклятый Одержимый учит тебя изощрённому цинизму и остроумию – качествам, которые могут очень раздражать. Будет лучше, если ты всё это оставишь как можно скорее. А что касается Принца, то, возможно, однажды ты встретишься с ним. Эта встреча научит тебя большему, чем все мои лекции, обещаю.
        С этими словами он начал спускаться по лестнице к станции метро. Эмили не могла определить, звучали ли его слова как обещание или как угроза. И только когда в лицо подул тёплый воздух подземки, она отвлеклась от мысли о Принце вампиров и вернулась в мир людей.
        Как часто бегала она по этим переходам, как часто спешила мимо скамеек, как часто ездила по сети подземки – по «внутренностям» города! Но сейчас, когда она вошла в знакомое метро вслед за Бальтазаром, оно показалось ей странно чужим – таким, словно она была здесь впервые. Возможно, дело было в том, что никто из пассажиров не видел её, а ещё было очень жарко рядом с людьми. Или дело в оборотне в нескольких рядах от них, который при виде Бальтазара сразу сник?! Если бы девочка-дух была человеком, он показался бы ей просто слегка потрёпанным подростком. Но теперь Эмили видела его истинный образ, потому невольно улыбнулась. Если бы пожилая дама, сидевшая напротив него, знала, какие клыки он скрывает под капюшоном куртки, то не стала бы смотреть на него так пренебрежительно. Однако в то время как оборотень в толпе людей был почти незаметен, Бальтазар, словно по взмаху волшебной палочки, привлекал к себе всеобщее внимание. Сначала люди лишь изредка посматривали на него, затем их осторожность сменилась нескрываемым любопытством, помноженным на невежество, которое показалось Эмили знакомым. Как часто она
таким же образом смотрела на призраков, всегда в надежде, что произойдёт чудо и призрак ответит на её взгляд?
        Между тем чудо рядом с ней не проявляло никакого интереса к окружающим. Бальтазар уставился на своё отражение в стекле вагона, ни на секунду не отвлекаясь на пассажиров. А Эмили всё ещё чувствовала её – глубоко укоренившуюся тоску по потустороннему миру, скрывавшему так много загадок и возможностей, потому улыбка её стала ещё шире. Вот едет она, значит, тут с вампиром, видит в метро оборотня, стоя одной ногой в мире людей, другой – в потустороннем мире, этакий дух с человеческой тоской.
        К изумлению Эмили, они вышли из метро на другой станции, на острове посреди Сены. Девочка рассчитывала, что они отправятся на охоту в какой-нибудь промышленный район, подальше от людей, от недоброжелательных взглядов.
        – Куда мы идём? – спросила она, когда они вместе поднимались по лестнице. – Ты ещё ни слова об этом не сказал.
        При появлении Бальтазара стоявшая в проходе группа подростков сразу же разбежалась. Они отскочили от него в разные стороны, как лягушки, чтобы затем с озадаченным видом посмотреть ему вслед.
        – Что бы ты ни говорила, это твоя первая охота. А что это за охота, если ты с самого начала знаешь, что будет?
        Эмили уже готова была ответить в своём духе, но лестница закончилась. Перед ними лежала Сите – даже в столь поздний час на этой улице Парижа бурлило движение, автомобили проносились мимо сплошным грохочущим потоком. Эмили инстинктивно посмотрела в сторону ближайшего светофора, но Бальтазар не замедлил шаги. Он быстро подошёл к проезжей части и зашагал среди шумящего потока, не глядя ни налево, ни направо, но, тем не менее, чётко отслеживая промежутки между машинами, чтобы перейти на другую сторону улицы невредимым. Эмили побежала за ним, почти наступая ему на пятки. Ей не хотелось столкнуться с автомашиной, не важно, призрак она или нет.
        – Вот так, значит, ты представляешь себе мою первую охоту, – с трудом переводя дыхание, сказала она, когда оба добрались до противоположной стороны улицы. – Эмили, убегающая от жестяных монстров на четырёх колёсах. Я думала, что буду искать мертвецов, а не бегать от машин, как заяц.
        – Для зайца ты недостаточно быстро бегаешь, – лицо Бальтазара было по-прежнему невозмутимым. Он выглядел так, словно они только что гуляли по цветущему лугу.
        Эмили выдохнула.
        – Тем не менее, ты мог бы уже рассказать, куда мы идём.
        – Сейчас увидишь. И всё поймёшь. Сейчас…
        Она проследила за его взглядом и проглотила язык, не буквально, конечно. Этот проклятый вампир опять оказался прав. Перед ними возвышался Собор Парижской Богоматери. И Бальтазар направлялся прямо к нему.
        – Что нам тут нужно? – спросила Эмили, стараясь идти в ногу. – Мертвецы ведь обычно не собираются в церкви или всё-таки собираются?
        – Никто не может предсказать, что делают мертвецы. Но не беспокойся. Тебе не придётся сразу им представляться. В самом соборе их нет. Однако в предыдущие часы наблюдалась их повышенная активность вокруг собора – идеально для нас, чтобы пройти по их следам. А затем мы начнём здесь нашу охоту. Точнее говоря, там наверху, на северной башне. К сожалению, башни невероятно хорошо защищены, поэтому мы не можем выбрать обычный путь. Но есть внутренние порталы. И мы их используем.
        В это время суток собор был заперт, к тому же, как и любые особенно важные достопримечательности города, он охранялся вооружёнными полицейскими.
        – Не знаю, что ты себе думаешь, – прошептала она, когда Бальтазар остановился на площади перед собором. – Я могу, конечно, проигнорировать, если меня изрешетят пулями, не так важно, умру я от этого или нет! Но как ты собираешься пройти мимо этих полицейских, чтобы они тебя не заметили? Это ведь не оборотни.
        – Верно, – пророкотал Бальтазар. Он смотрел на трёх полицейских, стоявших возле входа, лицо его застыло. – Стражи не оборотни. Они намного простодушнее. Их мысли можно изменить так же просто, как вывернуть руки и ноги у куклы.
        Эмили проследила за его взглядом и с изумлением увидела, как холодный блеск, мерцавший в глазах Бальтазара, внезапно появился на лице одного из полицейских. Сначала тот застыл, уставившись в пустоту, как при анестезии. Затем сказал что-то другим полицейским, ему даже удалось изобразить на лице улыбку, как у вампира. Человек напоминал марионетку. Но его коллеги, казалось, не заметили ничего необычного. И когда он пошёл в сторону южной башни, они последовали за ним, ни разу не оглянувшись.
        Бальтазар не медлил ни секунды. С молниеносной быстротой он поспешил к входному порталу северной башни и открыл его лёгким движением руки. Эмили с облегчением вздохнула, только когда прислонилась к входной двери с её внутренней стороны.
        – Этому трюку я должна научиться, – произнесла она и пригладила волосы. – С каким удовольствием я бы внушила Непомуку сплясать между могил с цветочными горшками в обеих руках. Не говоря уже о Валентине и…
        Однако Бальтазар лёгким движением руки прервал её речь.
        – Чтение мыслей – высокое искусство, не говоря уже о фактическом воздействии. Этим владеют только немногие призраки, да и то после тренировок в течение десятилетий. А теперь тихо. Возможно, в церкви нет мертвецов, но это не значит, что она пуста.
        Этого замечания оказалось достаточно, чтобы любые слова застряли у Эмили в горле. Она твёрдо решила, что не будет смотреть в сторону теней, ей не хотелось обнаружить там каких-нибудь чудовищ, которые могли бы спровоцировать её на какие-нибудь действия. Но когда охотники вошли в главный неф, все благие намерения сразу же рассеялись.
        Кафедральный собор нравился ей с тех пор, когда она впервые пришла сюда с отцом. Одиноко стоящие свечи разбивали темноту, а свет городских фонарей разбрасывал блики, которые преломлялись в цветных витражах, окрашиваясь в разные цвета, они плясали по колоннам и скамейкам, поэтому девочке казалось, что она попала внутрь калейдоскопа. Этот храм всегда был пристанищем сумерек и необычных красок посреди пульсирующего огнями города. Однако в мистической тишине этой ночи он казался тайным убежищем пришельцев из другого мира, скрывающих в себе множество загадок. Внезапно между колоннами вспыхнуло несколько пар глаз.
        Они так быстро погасли, что Эмили не поняла, каким существам принадлежали. Однако сразу вслед за этим она увидела скользящие над балюстрадой тени, они крались тихо, как кошки. И вновь, как драгоценные камни, в темноте вспыхнули глаза, а когда Эмили с Бальтазаром бежали по центральному проходу, по воздуху пронеслось шуршание, как от больших крыльев. Девочка была готова к тому, что в ней проснётся хотя бы мимолётный щекочущий испуг. Но напрасно. Вместо этого Эмили вспомнила о прежних временах, когда они с отцом бывали в древних храмах и рассказывали друг другу о существах, которые, возможно, здесь обитали втайне от людей. Эмили невольно улыбнулась. Как долго она мечтала оказаться в таком месте! Как прекрасно было узнать, что оно существует на самом деле.
        Тайные обитатели собора сохраняли дистанцию. Так Эмили и Бальтазар почти достигли алтаря. Они как раз нырнули в сумерки бокового нефа, когда почти рядом с ними между колоннами возникла фигура, да так неожиданно, что Эмили сжалась. Она успела увидеть бледное лицо с большими тёмными глазами. Бальтазар скользнул вперёд, и не успел его противник даже пикнуть, как вампир схватил его за горло. Бальтазар прижал его к колонне, и тут Эмили увидела, что это был пастор, не особенно крупный и невероятно худой. Он хрипел, но, к своему удивлению, Эмили не услышала в его голосе паники. Вместо этого его губы прошептали имя, которое было ей слишком хорошо знакомо.
        – Бальтазар…
        В то же мгновение вампир разжал руку. Пастор не слишком ровно встал на ноги и, кашляя, прислонился к колонне. Он не спускал с Бальтазара глаз, но всё ещё не проявлял ни малейших признаков испуга или страха. Единственное чувство, которое Эмили нашла в его взгляде, было таким необычным, что сбивало её с толку. Девочка нахмурилась: пастор, казалось, был рад встрече с вампиром!
        – Стефан, – пробормотал Бальтазар, подтвердив догадку Эмили о том, что эти двое знакомы. Но лицо его словно окаменело, очевидно, он нисколько не разделял радости пастора. – Что ты тут делаешь в такое время?
        Стефан выпрямился и весело сказал:
        – Что может быть невероятнее: пастор, блуждающий по храму посреди ночи, и вампир в сопровождении девочки-призрака? Наверное, этот вопрос должен звучать иначе: а ты что тут делаешь?
        Эмили затаила дыхание. Стефан, без сомнения, был человеком – и при всём этом он мог их видеть! Что его самого совершенно не удивляло. И когда он ей подмигнул, девочка-дух ответила улыбкой. Было в нём что-то такое, что ей нравилось. Возможно, волосы, которые, как у маленького мальчика, торчали во все стороны, или приветливое выражение лица, с которым он смотрел на неё, словно девочка всё ещё была человеком. Или это был его слегка упрямый тон, который звучал в разговоре с Бальтазаром, и этот тон был ей близок.
        – Какие-то вещи никогда не меняются, – пробормотал Бальтазар. – Как часто ты будешь задавать мне этот вопрос, не получая на него ответа?
        Стефан тихо рассмеялся.
        – Пока тебе не надоест придумывать отговорки, и ты не посвятишь меня, наконец, во все твои вампирские истории, которые держишь в строгом секрете.
        Бальтазар пренебрежительно засопел:
        – Ты можешь быть рад тому, что я ничего тебе не рассказываю, ничего не выдаю. Если бы я это сделал, мне пришлось бы с тобой покончить.
        – Это и в самом деле было бы жаль, – ответил Стефан с заражающим оптимизмом. – В первую очередь, после всех тех усилий, которые ты приложил, чтобы моя костлявая фигура чуть дольше пробегала среди живых.
        Эмили удивлённо посмотрела на Бальтазара:
        – Значит ли это…
        Лицо вампира потемнело, но ответил ей не он.
        – Тем не менее, – произнёс Стефан и кивнул. – Он спас мне жизнь. И не раз. Ты знаешь, я могу их видеть – обитателей из потустороннего мира. Обычно этот дар, который вернее назвать проклятьем, дар, позволяющий видеть потусторонний мир, обычно такой дар стоит жизни. И я этого, конечно, не знал, пока не встретил Бальтазара, который должен был прикончить меня на месте. Но он позволил мне уйти и поступил к Принцу вместо меня. В ответ я даю приют в моих храмах так сказать потерпевшим крушение в потустороннем мире. Так я помогаю вампиру содержать в чистоте улицы города. Ясно одно: никакими благами мира я не смог бы отплатить вампиру за то, что он для меня сделал.
        Бальтазар провёл рукой по воздуху, словно хотел таким образом заставить Стефана замолчать.
        – Я сделал только то, что было в той ситуации лучше всего. Если бы я тебя угробил, это было бы языческим жертвоприношением, не говоря уже о том, что ты нам нужен, как ты сам говоришь. Оставь, всё хорошо.
        Но Стефан быстро взглянул на Эмили.
        – Не верь ни одному его слову. Бальтазар ещё никогда не был тем, кто добровольно выбирает лёгкий путь, если существует тропа, полная опасностей и камней преткновения. Он был аутсайдером среди вампиров, такова его сущность. Принц ведь не любит, когда подданные ставят другие народы выше своего… Или даже на ту же ступень.
        – И в этом он прав, – мрачно заметил Бальтазар. – Ни один народ не равен вампирам.
        Стефан слегка выдвинул вперёд подбородок.
        – Есть, по крайней мере, один, достойный быть равным, и поэтому ты его постоянно спасаешь и защищаешь от своего народа. – И прежде чем Бальтазар смог что-то возразить, пастор вновь повернулся к Эмили. – Знаешь, что он мне сказал однажды о таких, как я? Представители ни одного народа не являются такими ранимыми, такими злыми и такими добрыми, как люди. Как любой вампир, я вижу их ошибки, их слабости и, как любой вампир, смеюсь над ними. Но у меня ещё никогда не получалось презирать их.
        Слова эхом разносились между колоннами, и Эмили показалось, что она и в самом деле слышит голос Бальтазара – такой тёплый и нежный, будто не его. Вампир стоял совершенно неподвижно, устремив взгляд в темноту, словно и он слышал звук не своего голоса. Затем он покачал головой.
        – Всё это давно прошло.
        – Возможно, – Стефан поднял плечи. – Но эти слова до сих пор справедливы, ничего ведь не изменилось. Ты всё ещё борешься за нас, людей. И тратишь на это все свои силы.
        Тут Бальтазар посмотрел на него. Эмили показалось, что щёки стали подобны серому камню, так чётко она смогла определить его возраст.
        – Вы, люди, слепы, – произнёс вампир почти нежно. – Вы видите только то, что хотите видеть.
        Стефан не пошевелился. Он стоял молча, волосы взъерошены, и смотрел в лицо старому вампиру, как ребёнок, которым он в глазах Бальтазара и был.
        – Не все, – тихо возразил он. – Многие из нас видят, что здесь в действительности происходит, и для меня это подчас так болезненно. Но я так рад видеть тебя, старый друг. Мне нравится осознавать, что прошлое не сломило тебя.
        Бальтазар не сказал ни слова, он поднял руку и положил её Стефану на плечо. Но Эмили разглядела её – ту улыбку, которая отразилась в его глазах. Так они и стояли – вампир и человек – два существа, такие разные, такие непохожие, что даже представить их вместе очень трудно. А они смотрели друг на друга, словно каждый из них видел чудо.
        Наконец Бальтазар снял руку с плеча Стефана, на его лицо вернулось прежнее обычное выражение, полное иронии.
        – Если мы и дальше будем тут стоять, то твои призрачные квартиранты начнут использовать нас для уроков скалолазания. А теперь исчезни, чтобы я мог опять погрузиться в реализацию наших тайных планов. И не вздумай подслушивать. Иначе мне придётся уложить тебя спать, как в прошлый раз, когда ты меня не послушался.
        – В прошлый раз? – спросил Стефан и лукаво улыбнулся. – Ты имеешь в виду, в последний раз, когда ты меня застукал? – Он игриво увернулся от вампира, словно предвидя его выпад. Затем склонил перед Эмили голову. – Был рад познакомиться с тобой, – вежливо сказал он и указал большим пальцем на Бальтазара. – Хочет он того или нет, но он один из лучших, и он состоит не только из жесткости и холода. Напомни ему об этом, если он опять забудет. – Пастор ещё раз склонил голову, на этот раз перед Бальтазаром, на губах его появилась улыбка – в ответ на неподвижный взгляд вампира. Затем он повернулся и так же тихо, как пришёл, нырнул в пространство играющих теней между колоннами.
        – Слуга Божий, – пробормотал Бальтазар, в его голосе прозвучал идеальный баланс между снисходительностью и нежностью. – Он всегда видит больше, чем было бы для него лучше.
        Эмили посмотрела в том направлении, в котором исчез Стефан.
        – Много ли людей с таким даром? – задумчиво спросила она. – Людей с удивлёнными глазами, которые способны видеть потусторонний мир и его обитателей?
        – Раньше их было больше, – ответил Бальтазар. – Сегодня им угрожает вымирание, как и древним человеческим тайнам. Стефан один из немногих, кто нашёл свой способ жить с этим даром, не погибая при этом. – Вампир задумался, затем покачал головой. – Но мне это не всегда кстати! Я уже и сосчитать не могу, сколько раз он появлялся словно из ниоткуда и срывал мои планы, доводя их почти до провала, хотя ничего о них не знал.
        Эмили подняла глаза.
        – Я невероятно испугалась, когда он внезапно появился здесь, рядом. Но ты ведь должен был его услышать задолго до того, как он подошёл, разве нет? Он ведь всего лишь человек. Почему ты не почувствовал его?
        – Слуга Божий, – повторил Бальтазар, на этот раз голос его прозвучал сдержанно. – Многих из них защищают силы, против которых даже я ничего не могу поделать. – Он ещё раз быстро взглянул в тень, почти с тоской, весь погружённый в собственные мысли. Затем отвернулся. – Мы потеряли драгоценное время. Пора идти.
        Эмили поспешила за ним. Он молча открыл тайный портал в одной из колонн. Но прежде чем войти в него, девочка ещё раз обернулась. Перед нею простирался, казалось, совершенно пустой главный неф собора. Тишину нарушал лишь едва слышный перестук раскачивающихся предметов, возле колонн и над балюстрадой скользили призраки, а когда Эмили всмотрелась в темноту, то заметила, что оттуда ей улыбнулись в ответ. Это были горящие глаза и губы человека. Тут она повернулась и поспешила вслед за Бальтазаром вверх по ступеням портала.



        Глава 13

        Наверху Эмили встретил порыв ледяного воздуха. Сжавшись, она обхватила себя руками, но стоило ей встать рядом с Бальтазаром на самый край башни, как она перестала чувствовать холод. Вместо этого у неё снова перехватило дыхание, как и в тот день, когда она впервые побывала здесь, наверху: так же от волнения в животе поползли мурашки, как в своё время на руках у отца. Но теперь перед нею не было защитных металлических перил, как раньше в мире людей. Бальтазар снял их одним движением пальцев. Сейчас над ними возвышалось ночное небо, а под ними, мерцая, как блестящее море, лежал город света. Улицы пульсировали, как живые артерии.
        У Эмили было приподнятое настроение. Она не могла представить себе даже в мечтах, что однажды посреди ночи она как дух будет стоять тут, наверху, плечом к плечу с вампиром, накануне своей первой охоты на мертвецов. У неё появилось желание раскинуть руки и полететь над городом, проскользнуть на лету мимо окон спящих детей, чтобы кожей почувствовать их сны. Но Бальтазар, как всегда, великолепно исполнил роль киллера её экзальтированного настроения.
        – Ты – дух, – пояснил он, словно она этого до сих пор ещё не поняла. – А вовсе не Снежная королева.
        – Разве нет? – с наигранным удивлением спросила она. – А я-то думала, что просто забыла корону. Спасибо, что разъяснил.
        Он взглянул на неё будто со стороны:
        – Для первой охоты ты удивительно хладнокровна.
        – Присутствующий здесь вампир посоветовал мне не идти на поводу у страха. Поэтому я игнорирую его, так как он не помогает мне продвигаться вперёд. Тот же вампир, впрочем, довёл до моего сведения, что необходимо сохранять свои истинные чувства. В этом он является для меня хорошим примером.
        Бальтазар вновь посмотрел вниз на огни города.
        – Первая охота является большим шагом в развитии охотника, – серьёзно сказал он. – Ты впервые будешь сама действовать во внешнем мире и при этом подвергаться большой опасности. Ты покинула защищавшее тебя пространство, где до сих пор тренировалась. У тебя как у новичка повышается риск быть обнаруженной. И ты впервые вступишь в борьбу с теми, кто является целью твоей охоты, – с мертвецами, которые в свою очередь жаждут поймать тебя. Впервые с самого начала обучения, с самых первых тренировок ты действительно можешь что-то потерять, может, даже всё.
        – Если это должно быть мотивационной речью, то тебе над ней надо ещё поработать, – заметила Эмили. – Или хочешь в последнюю секунду посеять во мне сомнения?
        – Если мои слова заставляют тебя сомневаться, то нам лучше вернуться. Ты должна быть совершенно уверена, что действительно хочешь сделать этот шаг. Итак – ты готова? Тренировалась ты достаточно много.
        И это соответствовало действительности. Эмили вспомнила, как училась в подвале Бальтазара чувствовать и распознавать следы мертвецов. Вампир сам добывал эти следы и заставлял Эмили вновь и вновь тренироваться, пока, наконец, пытаясь ввести её в заблуждение, не начать формировать мертвецов из темноты, которые воспринимались как настоящие выходцы из мира мёртвых. Как и призраки из его танца теней, они были не более чем иллюзией, но при этом быстрыми, как мысли. Сначала у Эмили не было никаких шансов даже приблизиться к ним. Но со временем она доросла до того уровня мастерства, что смогла выполнить и это задание. И сегодня она ещё ясно помнила свои чувства, когда впервые направила магию в такое тело. Оно обуглилось и превратилось в ошмётки, в золу, как сгоревшая бумага, и разлетелось по ветру… Точно так же, как и другие псевдо-мертвецы, против которых Эмили приходилось выступить до этого.
        – Да, – сказала Эмили, – я готова.
        После этого Бальтазар медленно вытянул над городом руку.
        – Тогда найди след.
        Эмили прислушалась к себе, как её учил вампир, и когда в её ладони вспыхнул золотой огонь, она почувствовала тишину там, где раньше ощущала сердцебиение. Эта тишина была прохладной. Стоило Эмили пропустить её через всё тело, как огонь в её ладони окрасился в белый цвет. Пламя быстро затрепетало на ветру. Эмили слегка подула на него, и язычок пламени соскользнул сначала с её пальцев, а затем побежал по куполу башни вниз. Крошечной тлеющей искоркой полетел он в город, словно был волком, начавшим вынюхивать след, и вскоре исчез в темноте.
        Эмили стояла, затаив дыхание, взгляд её с таким напряжением был направлен в сторону города, что появилась боль в висках. И тут перед нею вспыхнула тонкая тлеющая линия, которая вела наискосок через площадь и в некотором отдалении исчезала в море домов. От неё ответвлялись бесчисленные бледные ветви. Сама линия была нежной, словно состояла из переливающихся ледяных цветов. Эмили подошла как можно ближе к краю – только бы не упасть! Этот след могли видеть только она и её учитель, стоявший рядом с нею. Они сделали свою магию зримой! Эмили охватило чувство невероятного счастья. Это и был он – след, по которому девочка-дух пойдёт сегодня ночью. След мертвеца, который только того и ждал, чтобы она, следуя ему, достигла цели и отправила мертвеца назад в его царство.
        – Чего мы ещё ждём? – спросил Бальтазар.
        Из-за того, что Эмили видела светящийся след, ей было трудно удержаться и не перевоплотиться сразу же в образ призрака, не слететь с башни напрямую. Но она заставила себя сохранять спокойствие. Во время тренировок девочка слишком часто на личном опыте убеждалась, какие последствия может иметь легкомыслие и чрезмерная самонадеянность при распределении сил. Поэтому она выбрала путь через кафедральный собор и, лишь спустившись на площадку перед собором, приняла облик призрака.
        След вился перед нею, как серебристая полоса тумана. Эмили последовала по этой дорожке и вновь почувствовала тишину внутри себя. Долгое время она пугалась этой тишины. Раз за разом она терпела неудачу в танце теней из-за страха окунуться в эту тишину – до тех пор, пока Бальтазар не поговорил с нею об этом.
        – Эта тишина – волшебница, – сказал ей вампир, – она говорит на всех языках, которые когда-либо звучали на земле, она знает обо всех слезах и мечтах этого мира. Её власть безгранична. Она не обвиняет, и всё-таки она – единственный судья, перед которым все действительно равны. Её поцелуй – бархатистая тьма, её дыхание – умиротворяющее спокойствие, и нет большего утешения, чем прохлада её объятий. Она – начало и конец. Нет большей волшебницы, чем эта тишина.
        Эмили было непросто рассматривать смерть с такой точки зрения, ведь это она отделила девочку от прежней жизни. Она ещё слишком хорошо помнила, как пыталась перед первым заседанием у Мерлина размышлять о смерти. Но затем девочка-дух последовала за тишиной, которая нашёптывала у неё внутри её имя, и осознала, насколько прав был Бальтазар. Смерть несла в себе тот ужас, который Эмили всегда связывала с ней. Но она стала и её доверенным, позволившим ей увидеть потусторонний мир, стала и другом, напомнившим, какой бесценной была жизнь, стала и её путеводной звездой во тьме.
        Когда Эмили скользила сквозь ночь, город растворился под её взглядом. Бальтазар тенью следовал за ней, она замечала его лишь краем глаза, так как всё её внимание было сосредоточено на следовой дорожке, которая вела её по площадям и улицам, пока не привела наконец в жилой квартал. Шум города стал тише. И в то же мгновение, когда они оставили за спиной светлые улицы, след стал резко холоднее.
        Эмили перевоплотилась в невидимку и продолжила свой путь, теперь медленнее и ещё внимательнее, чем прежде. Плечо к плечу, они с Бальтазаром добрались до какого-то внутреннего двора со множеством закоулков. Темнота тут лишь слабо перемежалась со светом, падавшим из окон нескольких квартир, но глаза Эмили уже умели видеть сквозь тени. В одной из ниш этого двора она остановилась и стала пристально всматриваться в противоположный угол, где мрак был особенно непроницаемым. И там совершенно неподвижно, словно фигура из камня, стоял мертвец.
        Мёртвые могли спать так же недолго, как и духи, к восстанавливающим сновидениям они тоже относились не слишком почтительно, поэтому вместо сна они часто впадали в разновидность комы и стояли где-нибудь в тёмных углах, как зомби с белыми глазными яблоками, и отдыхали от суеты и тягот живого мира. Всё это Эмили знала – теоретически. Но сейчас при виде мертвеца она всё-таки не смогла справиться с ознобом, который охватил всё её тело.
        На вид это был молодой человек лет двадцати, одет он был в типичный для мёртвого чёрный костюм, который выглядел так, словно его сшили из крошечных лоскутков. Впалые щёки и бледный восковой цвет кожи можно было бы объяснить и болезнью. Но его неподвижность и горящие огнём глаза стирали всякую видимость того, что это человек. В нём больше не было жизни, это Эмили чувствовала всеми фибрами своего невидимого тела. Тут были только холод и тишина.
        Девочка-дух изо всех сил постаралась вытеснить из своего сознания беспокойство и скованность. Она пришла, чтобы отправить этого мертвеца назад в его царство, и именно это она сейчас и сделает. Время было идеальным. Он был в трансе, а это значило, что она могла застать его врасплох. Возможно, ей удастся достаточно быстро подойти к нему, чтобы суметь прикоснуться до того, как он начнёт сопротивляться. Ей нельзя было дольше медлить, он мог в любую минуту выйти из комы, и тогда…
        – Подожди!
        Только когда в её голове раздался голос Бальтазара, Эмили заметила, что уже подошла к мертвецу. Она быстро отпрянула назад, в нишу. Проклятие, ей надо было собраться! Одно необдуманное движение – и мертвец её заметит. Однако чем дольше она ждала, тем быстрее уходили её силы. Девочка вопросительно посмотрела на Бальтазара. Взглядом он фиксировал мертвеца, но выражение лица у него было как у охотника, воспринимавшего окружающий мир со всех сторон. Между бровей у него легла глубокая складка, и Эмили, волнуясь, высоко подняла плечи. Вампиру явно что-то не нравилось. Это впечатление усилилось, когда он положил руку на меч.
        – Оставайся там, где стоишь, – пророкотал он в её мысли. – Я скоро вернусь.
        Он бросил в её сторону короткий взгляд, строгость которого невозможно было переоценить. Затем повернулся и, прежде чем она сумела что-либо возразить, исчез. Это было так типично для Бальтазара. Но злиться было бессмысленно. Что могло случиться, если вампир оставил её здесь одну именно сейчас? Возможно, вблизи появился один из его коллег, и следовало его отвлечь, чтобы её не обнаружили? Возможно, это было существо из потустороннего мира, которому тоже не следует ничего знать? Или это был… Асмарон?
        Эмили глубоко вздохнула. Как часто в подвале у вампира её посещали картины ужасов подобного рода и смазывали её победу над псевдо-мертвецами. Но постепенно она научилась с этим справляться. Девочка-дух решительно вытеснила из головы картину с убийцей и сконцентрировалась на потоке своей магии. Её невидимость уменьшала поток, но пока ещё он бежал по её жилам спокойно и равномерно – золотистая река, она намного сильнее, чем несколько недель назад.
        Это было не более, чем предчувствие, но её тщательно выстраиваемое хладнокровие сразу как ветром сдуло. Эмили посмотрела на мертвеца. Он всё ещё стоял неподвижно. Может, она ошиблась? Может, это всего лишь пробежавшая мимо крыса, которую она зафиксировала краем сознания? Девочка представила, что наблюдает за хищным зверем прямо перед тем, как тот выскочит из чащи и набросится на жертву. И тут мертвец пошевелил пальцами. У Эмили вырвалось беззвучное проклятие. Мертвец просыпался.
        Она повернулась, но Бальтазара нигде не было. Его приказ всё ещё эхом отдавался в её сознании. Однако ещё отчетливее она воспринимала движения мертвеца, у которого теперь дрогнуло плечо. Он уже недолго останется в таком уязвимом состоянии, это было ясно. С каждой секундой к нему возвращались силы, в то время как она становилась всё слабее. Если она и дальше будет ждать, он ускользнёт – первый мертвец, которого она нашла на свободной охотничьей тропе, который предстал перед нею практически на блюдечке с золотой каёмочкой. Такой шанс нельзя было упускать! Она бросила короткий взгляд через плечо. Затем сосредоточилась на мертвеце и заскользила в его сторону.
        Ей хотелось просто броситься к нему. Но она должна быть осторожной! Чем быстрее она двигалась, тем выше был риск, что она нечаянно привлечёт его внимание. Эта ошибка постоянно повторялась у неё на тренировках в подвале, например, из-за сквозняка, который она сама же и вызвала, или из-за волнения, которое тотчас возвращало её в человеческий образ. Достаточно было одного необдуманного движения, чтобы перечеркнуть всякое тактическое преимущество.
        Итак, Эмили обуздала своё нетерпение и стала невероятно медленно приближаться к врагу.
        Их разделяло расстояние, как три-четыре её руки, когда девочка-дух почувствовала его запах – смесь золы и горелой земли, запах всех мертвецов, который всегда немного отдавал потерянными надеждами. Для Эмили, однако, он стал ароматом её триумфа. Она продвинулась ещё немного вперёд, и вот их разделяет уже только одна длина руки! Она совсем близко – достаточно близко от него, чтобы… Но прежде чем она успела протянуть руку, по его телу прокатилась дрожь. И в следующий момент его глаза вспыхнули тёмным пламенем. Мертвец проснулся.
        Испуг всколыхнул маскировку Эмили, а мертвец среагировал мгновенно. Он резко выбросил вперёд правую руку и попал девочке в грудь. Эмили упала навзничь и ударилась спиной о мусорный контейнер. Боль в мышцах привела её в сознание, и она поняла, что вернулась в человеческий образ. Но мертвец оставался странно медлительным, словно был оглушён. Её озадачила открывшаяся перед её глазами картина. Он всё ещё просто стоял над нею, но внезапно по его лицу пробежала ужасающая ухмылка. Эмили поняла: он не был в трансе, он ждал её! Не успела эта мысль промелькнуть в её сознании, как во мраке раздался шорох, сначала тихий, затем всё более нарастающий. Впечатление было такое, словно она стоит на льдине, которая в любое мгновение может лопнуть и разлететься на части. Эмили почувствовала внезапно налетевший холодный воздух. А затем они стали видимыми, всюду вокруг неё – на земле, на стенах, даже висящие в воздухе, – следы других мертвецов, до тех пор скрытых от неё темнотой магии. Эмили растерянно наблюдала за тем, как за спиной её предполагаемой жертвы вспыхнули пары чёрных глаз, по крайней мере, полдюжины,
услышала она и шипение у себя за спиной. Она была окружена со всех сторон!
        Паника сжала девочку ледяной хваткой, заставив дрожать, когда мертвец начал приближаться к ней. Он делал это медленно, словно хотел как можно мучительнее обставить последние мгновения её существования. Эмили прижалась спиной к контейнеру и к своему стыду вынуждена была признать, что мертвец добился успеха. Она кожей ощущала его алчность, видела в его глазах. Он уже почти дошёл до неё. Последняя жизнь, которую он украл в этом мире, была уже на исходе, эта она видела по затухающему миганию света в его глазах. Ему нужна была следующая, и он вот-вот её добудет.
        Но только не у неё!
        Эта мысль, словно выстрел, сверкнула сквозь её страх. Эмили даже показалось даже, что её внезапно наполнили ярким светом. Она смотрела на мертвеца с нарастающим гневом. Пусть он ввёл её в заблуждение, пусть она глупа и неопытна, да к тому же ещё и в меньшинстве! Но она не будет сидеть, прижавшись к контейнеру, и ждать, когда потеряет самое ценное, что у неё есть!
        Эмили успела увидеть, как мертвец занёс руку для удара. И тотчас скользнула в невидимое состояние. Порыв воздуха от его удара коснулся её щеки, но она уже стояла на ногах ещё до того, как он заметил, что её нет возле контейнера. Девочка-дух пробежала мимо него, проскользнула между двумя другими мертвецами, которые столкнулись друг с другом и закашлялись. Эмили ощутила во рту привкус золы, но не обратила на это внимания. Она стремительно приземлилась за спиной одного из мертвецов, стоявшего немного в стороне от остальных, перевоплотилась в человеческий облик и прижала руку к его спине. Золото её магии устремилось в его тело, как вода в пористый камень. С гортанным криком он рванул руки назад, но было уже поздно. За несколько мгновений его мышцы наполнились светом, который осветил их изнутри, и спустя ещё мгновение мертвец исчез. От него не осталось ничего, кроме горстки затухающей золы, окружённой завихрениями пепла.
        Но эйфория победы пропала сразу, стоило ей лишь повернуть голову. Перед нею колыхалась тьма внутреннего двора с чёрными горящими глазами. И все они были направлены на неё. У Эмили оставалось время только на то, чтобы глубоко вдохнуть. Стоявшие впереди мертвецы уже начали брать разбег, чтобы наброситься на неё. Она снова стала невидимкой. И вовремя нагнулась, чтобы два её противника вновь столкнулись головами. Эмили стремительно проскочила сквозь толпу, игнорируя холод, который при каждом пролёте сквозь тело очередного мертвеца становился всё сильнее. Принимая человеческий облик и нанося направо и налево удары, она вновь и вновь сбивала с ног своих противников. Несколько раз ей удавалось изолировать некоторых мертвецов из этой толпы и отправлять их обратно в их царство. Но с каждой атакой силы её ослабевали, с каждой новой вспышкой магии уменьшался блеск золотистого потока. Ей нужен был перерыв, чтобы восстановить силы, это было очевидно… Но не сейчас! Эмили зафиксировала мертвеца, который заманил её в ловушку. Из-за него она спустилась в этот мрак – и без него она отсюда не выйдет!
        Мертвец стоял в стороне, у самого выхода из внутреннего двора. Сильный толчок может дать ей достаточно времени, чтобы он почувствовал силу её магии. Зигзагообразными движениями девочка стала приближаться к нему. Прямо перед ним она вытянула руки в его строну, а затем толкнула, довольно сильно, чтобы отбросить на достаточное расстояние. Она видела, как он закачался. Она приняла человеческий облик ещё до того, как приземлилась и встала на ноги. Повернулась… и, хрипя, схватилась за горло. Было ощущение, словно её шею обхватила невидимая петля. Эмили напомнила себе, что ей не обязательно дышать, но это не помогало. В висках вспыхнула боль, началось головокружение, окружающий мир закружился перед её глазами. Она ещё смутно разглядела, как мертвец медленно повернулся к ней – словно уже знал, что произошло. Ухмылка исчезла, но теперь во взгляде его появилась злость, которая была не менее ужасна. На губах его запеклась чёрная кровь мёртвых.
        «Отравил», – пронеслось в её голове, – он меня отравил!» В следующее мгновение мертвец сжал кулак и ударил ёе в солнечное сплетение. Эмили, задыхаясь, судорожно сжалась. Боль взрывом разнеслась по телу и помешала перейти в невидимое состояние. Проклятие, она не должна была допустить, чтобы её сломили фантомные боли, не теперь, когда… Не успела она додумать мысль, как мертвец схватил её за руку. Сильный чёрный холод охватил всё её тело, да так безжалостно, что ей показалось, он превратит в лёд любую её мысль. Она вернулась в своё человеческое тело, но почти не заметила этого. Всё, что она воспринимала отчётливо, была сила царства мёртвых, которая со всей мощью понеслась по её жилам. Дрожа, как беззащитная тростиночка, она упала на землю. Она хотела встать, но тело не слушалось. Всё вокруг неё состояло из теней, горящих глаз и…
        … и меча, разделившего ночь на две половины. Когда мертвец отпустил Эмили, её тело пронзил невероятный жар. Оглушённая, она с трудом подняла голову, и тут увидела воина, который встал перед нею. Его плащ развевался на ветру, меч мерцал в ледяном тумане – и так быстро, что она почти не видела его движения, он надвое разрубил мертвеца. Воин ненадолго встал на колени перед безжизненным телом, заставив его осветиться серебристым пламенем, – это он отправил его в царство мёртвых. Затем он поднял глаза и увидел перед собой толпу мертвецов, которые, застыв, уставились на него. Тут по его лицу скользнула улыбка. Это был он – Бальтазар Александр де Монпелье, который пришёл сюда, чтобы прогнать мертвецов в их царство.
        Он так быстро вскочил на ноги, что в воздухе не осталось ничего, кроме силуэта его тела. Подобно тени, скользил он в толпе мертвецов и отправлял их назад в их царство, да так безжалостно, что Эмили показалось, что вся земля вокруг неё освещена серебристой золой. Яд из царства мёртвых горячими уколами, словно иглой, пронзал её тело, но она не отворачивалась от ловца, который своим мечом будто вспахивал ряды противников. Никогда раньше не видела она, чтобы воевали так, как это делал он, – так самозабвенно, с полной отдачей сил. И так прекрасно!
        Наконец наступила тишина. Бальтазар опустил меч. Эмили, затаив дыхание, смотрела на него: воин стоял, слегка наклонив голову, устремив взгляд на танцующее пламя, увенчавшее горстки золы, которая осталась от врагов. Она мечтала увидеть подобную картину, представляла её себе всякий раз, когда отец рассказывал мистические истории о смелых воинах и отважных рыцарях, и думала, что реальность никогда не сможет превзойти её сложносочинённые фантазии. Но теперь, когда Эмили взглянула на Бальтазара, она вновь поняла, как была наивна. Пусть этот воин сломлен, пусть он ужасен и находился по ту сторону света. И всё-таки он единственный, кто смог противостоять тьме. Это герой, и всё так, как должно быть!
        Призрак за его спиной возник так быстро, что Эмили испугалась. Но всё равно ей показалось, что всё происходит как при замедленной съёмке. Последний мертвец выскочил из тени, вытянув когти в сторону Бальтазара. Вампир схватил меч: он понимал, кто находится у него за спиной, знал даже то, что опасность слишком близка. Его взгляд упал на Эмили, и его голос вновь пророкотал в её мыслях: «Никогда не сражайся, если ты ранен». Девочка-дух прямо взглянула ему в глаза – и не медлила ни секунды. Возможно, она не была героиней, не была такой сильной, как древний вампир с мечом изо льда. Но она была воительницей. И ни один яд в мире ничего в этом не изменит.
        Эмили вскочила, проскользнула сквозь вампира и прижала свою руку к телу мертвеца. Её магия золотом вгрызлась в него. Эмили видела, как в его глазах произошёл разрыв, и темнота в них заставила её покачнуться. Голова у неё закружилась, и внезапно возникла убеждённость, что она сама сможет найти спокойствие в этой тьме. Но стоит появиться малейшему намёку, что рядом враг, как она вступит в борьбу, бросится в самую пучину, это она сейчас чувствовала всем существом.
        Эмили не спускала глаз с мертвеца. Она не сомневалась, что чувствует что-то ещё. Это была та тьма, которая жаждала её смерти, та тьма, которая украла у неё жизнь, та тьма, против которой она будет сражаться всеми своими силами. Она стояла неподвижно и смотрела мертвецу в лицо. И только когда он исчез, она сникла и упала на землю посреди золы.
        Как сквозь пелену, Эмили почувствовала, что Бальтазар поднял её. Он нёс её так, словно она весила не больше перышка. Девочка открыла глаза, когда услышала шорох перешёптывающихся листьев, и обнаружила, что находится под дубом в каком-то парке. Бальтазар сидел рядом с ней, серебристый свет с его пальцев перетекал на её кожу и изгонял из её тела яд мертвеца. Она всё ещё ощущала головокружение, но вампир, казалось, не испытывал сострадания.
        – Глупая маленькая девочка, – медленно повторял он. – Что я тебе сказал? Ты должна была ждать!
        – Я и ждала, – её язык, как сухая булочка, приклеился к нёбу. – Но ты не сказал, как долго надо ждать.
        Он обжёг её холодом глаз:
        – И ты не должна вступать в бой, если ранена.
        – Мои чувства подсказали мне иное. И они были правы. Ах да, а то, что я спасла тебе жизнь, которой у тебя, собственно, уже нет: пожалуйста, с радостью!
        Он смерил её таким долгим взглядом, что в мыслях появилось сомнение, а не снесёт ли он ей в порыве гнева голову с плеч.
        – Именно так, – сказал он затем. – Однако я ожидал, что ты выведешь на чистую воду, по крайней мере, зверолова, который устроил тебе засаду, прежде чем мне придётся тебя спасать.
        Эмили понадобилось мгновение, чтобы понять смысл его слов.
        – Ты знал это? – она растерянно покачала головой. – Ты знал, что они устроят нам западню?
        – И что ты сама побежишь в неё? – он почти равнодушно пожал плечами. – Конечно. Ты могла бы ощутить тёмную магию, если бы так не отвлекалась. Но это слишком высокие требования для самой первой охоты.
        Девочка смотрела на него в упор:
        – Ты это знал и допустил, чтобы я попала в западню?
        – Само собой, – невозмутимо ответил вампир. – Это был единственный способ понять, готова ты к такой схватке или нет. В теории «месть» и «возмездие» всегда звучат заманчиво, но когда на самом деле сталкиваешься с собственным концом, с героизмом и пафосом завязываешь быстро. Однако ты сохранила решимость, которая даже возросла перед лицом опасности. Ты страшишься потерять свою жизнь, но не позволяешь страху взять над тобой верх, напротив: учишься его использовать. Итак, в целом это задание ты выполнила вполне прилично.
        – А если бы я с ним не справилась? – вырвалось у неё. – Если бы меня при виде всех этих мертвецов бросило в дрожь и они бы меня угробили?
        Бальтазар, казалось, подавил желание зевнуть:
        – Одним бесполезным скулящим духом в этом мире стало бы меньше – больше, меньше, какая разница?
        На кончике языка у Эмили созрел было целый каскад выражений, следствием которых могло стать дальнейшее существование без головы. Но в результате осталось только одно:
        – Ты невероятный!
        В глазах Бальтазара вспыхнули хитрые искорки, затем он наклонил голову, и его взгляд стал серьёзным. Таким она его до сих пор ещё не видела.
        – Да, – тихо произнёс он. – Ты тоже!
        Эмили не поняла, что это было – что-то внезапно изменилось в его голосе. Но она почувствовала, что стена, вставшая между ними после происшествия в Сером соборе, рухнула, и стоит ей протянуть к Бальтазару руку, как все преграды окажутся ей по колено. Но она не сделала этого. Девочка-дух была уверена в одном: она и в будущем никогда этого не сделает, если он сам этого не предложит.
        По лицу Бальтазара скользнула улыбка, в ней не было ни холода, ни иронии. Ледяная маска предыдущих дней тоже исчезла.
        Издали долетел звон колоколов. Но Эмили услышала их, только когда Бальтазар встал. Это были колокола часовни на Пер Лашез. Они извещали о завершении ночи. Пора было возвращаться на кладбище.
        Не говоря ни слова, Бальтазар помог ей подняться на ноги. И пока оба бежали в сумерках, они не говорили друг с другом. Но перед тем как войти на кладбище, учитель и ученица ещё раз взглянули друг на друга – с улыбкой и впервые с твёрдым ощущением, что отныне они тем, кем были с самого начала: союзниками за чертой всех миров, союзниками, которые спасли друг другу жизнь.



        Глава 14

        Кладбище напоминало море из цветов. Фиолетовым потоком стекали они на сухую, всю в трещинах, землю, тянулись по стенам склепов вверх и обвивали давно поблёкшие надписи на могильных плитах, словно выбитые в камне заклинания. Даже человеку эта часть кладбища показалась бы заколдованной. А уж тем, кто входил в группу по уходу за могилами и мог воспринимать эти растения в их полноценном потустороннем образе, это место казалось полным волшебства. Целый день неживые заботились о каждом сияющем стебельке, о каждом распустившемся цветке. И вот работа завершена. Будто собравшись на пикник, сидели они между могилами, которые словно к празднику были покрыты не землёй и блестящей пылью, а струящимися цветами. И в самом центре собрания стоял Непомук, на голове его красовался венок из мерцающих соцветий, руки его были широко раскинуты в картинном жесте. Он вдохновенно говорил о красоте природы.
        Говорил уже битых три часа.
        Эмили подавила желание зевнуть. Она присела на пористый могильный камень и стала раскачиваться взад и вперёд. Ей очень хотелось как можно скорее сделать кувырок назад и стать невидимкой. «Согласна, – думала она, кладбище действительно стало красивым. Но это был её первый свободный вечер за много дней, и она хотела провести его с Рафаэлем и Козимо, а не на цветочной поляне, как бы живописно всё это не выглядело!»
        Эмили бросила взгляд на своих друзей, которые стояли неподалёку, прислонившись к склепу, и ждали её. Рафаэля, казалось, охватила такая же, как и её, мучительная усталость, которая становилась тем сильнее, чем дольше говорил Непомук. Козимо однако скрестил на груди руки – так внимательно он слушал речь, и теперь, когда оратор подозвал к себе одного из помощников, чтобы торжественно поблагодарить за заботу, Одержимый с воодушевлением охнул. Эмили усмехнулась. Было непривычно видеть Козимо таким раскрепощённым. В последнее время выражение его лица менялось в диапазоне от озабоченное и полностью растерянное до смертельно испуганное, во всяком случае когда Эмили бывала где-то рядом. И она не смела на него обижаться, поскольку опасность, которой девочка подвергалась во время тренировок, с каждым днём возрастала. Бальтазар во время вылазок за пределы кладбища шаг за шагом подводил к более и более сильным противникам. И это ни в коем случае не напоминало прогулку. Всякий раз Эмили приходилось прикладывать все свои силы, чтобы защитить себя. Она ещё хорошо помнила, как побледнел Козимо, когда она вернулась
на кладбище после первой своей охоты. Но, несмотря на все ранения, полученные во время боёв, девочка чувствовала, что с каждым разом становится всё сильнее. И это помогало ей не только при встрече с врагами за пределами Пер Лашез.
        Её лицо помрачнело, когда она вспомнила о Валентине. Если вначале она только предполагала, что он наблюдает за ней, то теперь подозрение превратилось в уверенность. Рядом постоянно можно было заметить или его самого, или кого-нибудь из его дружков. Он будто только того и ждал, чтобы застать её одну и направить против неё все заготовленные им магические заклинания. Скорее всего, он хотел застать её во время нарушения правил жизни на кладбище, выдать Объединению неживых и наблюдать, как она будет гнить в самом глубоком карцере. Но девочка решила, что облегчать ему задачу не стоит. Бальтазар показал ей несколько трюков, которые ей очень помогли в схватке хитрости с пособниками Валентина, так что обычно ей удавалось отделаться от этих проходимцев. Время от времени девочка устраивала им небольшие ловушки, чтобы напомнить, что она вовсе не так глупа, как они, возможно, думают, глядя на её причёску. Эмили хмуро усмехнулась, когда вспомнила о том, как двое мальчишек из свиты Валентина хлопнулись в свежевырытую могилу, полную жижи перепревшей листвы, после того как она связала их заклинанием и с помощью
Козимо ввела в заблуждение. Потом ещё много дней от них несло этой жижей. Лицо Валентина тогда было более чем выразительным.
        С галёрки донеслись тихие вздохи. Она знала, что это Рафаэль, который всё больше и больше нервничал, а теперь и вовсе угрюмо скрестил руки на груди. Девочка тихо повторила его вздох. Проклятие, сколько ещё Непомук собирается говорить о цветах, которые они посадили? На самом деле этот фанат-садовник уже воспел каждый отдельный листочек и всех своих любимых помощников вызвал вперёд. Как медленно он…
        – Эмили!
        Её имя с привычной строгостью пролетело над головами, что заставило девочку вздрогнуть. Через секунду она поняла, что Непомук действительно вызвал именно её. Он смотрел на неё тем взглядом, который бывал у него всегда, если её брали на мушку: немного с упрёком, а дальше – последовательно – к осуждению и порицанию. Остальные повернулись к ней, так что ничего не оставалось, кроме как соскользнуть с могильного камня и выйти вперёд.
        Хотя в последнее время у неё создалось впечатление, что они с Непомуком неплохо друг с другом ладят. Конечно, он всё ещё ужасный педант, но после истории с Еленой Ужасной он стал относиться к девочке почти уважительно.
        Эмили прикусила губу, чтобы не ухмыльнуться при этой мысли. Елена Ужасная была ярко-розовым вьющимся растением, которое Непомук начал разводить из крохотного ростка ещё в незапамятные времена. У этого вьюна были очень красивые цветы, просто необыкновенной красоты, но когда вьюн находился в плохом настроении, то начинал поглощать кости, что для скелета, каковым являлся Непомук, было очень опасно.
        Уже не раз Елена вгрызалась ему в руку. А недавно случилось вот что. Эмили услышала крики о помощи и страшно удивилась, потому что на помощь звал её начальник. Подбежав, она обнаружила его обвитым этим растением уже по самое горло. Елена Ужасная начала уже запрокидывать один из своих хищных цветков Непомуку на голову, и казалось, будто он надел экстравагантную шляпу. Он не имел представления, как освободиться от этого дьявольского вьюна. И тут Эмили применила трюк, который часто использовала при уходе за непокорными растениями: она рассказала Елене Ужасной историю. Вьюну-убийце очевидно история понравилась, и его смертельная хватка ослабла. Долго Непомук боролся с цепким растением. Наконец, ему удалось выбраться из тесно сплетённых ветвей и полностью освободиться. Он не сказал Эмили ни единого слова, только очень странно на неё взглянул. Но с тех пор её босс смотрел на девочку другими глазами. Он уже не придирался к ней так часто и время от времени смотрел на её клумбы с налётом признательности. Она внутренне выдохнула. Возможно, всё это было тактикой, чтобы усыпить бдительность неопытной
девочки-духа.


        Непомук очевидно оставил все нагоняи и разгромы на самый конец вечера, заранее радуясь и предвкушая, как унизит её перед всей командой за какую-нибудь мелочь, которая для него имела, конечно, очень большое значение.
        – Эмили, – повторил он, когда она остановилась перед ним. Огонь в его глазницах просто похрустывал, и так же, как и раньше, когда она отвечала на его взгляд, у неё опять возникло ощущение, словно он хотел высыпать на её голову весь жар этого мира. – Ты новенькая в нашей группе, и я должен честно признаться: ты не облегчила мою жизнь.
        Эмили подавила стон. Она ведь знала это наперёд! Теперь он отпустит длинную тираду обо всех её прегрешениях. А у неё не было иного выхода, как только молча стоять и смотреть, как он делает её посмешищем перед друзьями.
        – Твои постоянные возражения, – продолжал Непомук, – твоё отношение к труду, которое вначале можно было назвать абсолютным отказом от него…
        Эмили была невероятно рада, что на лице её ледяная маска, которую она подсмотрела у Бальтазара, и под ней прячется весь её гнев. Она не позволит скелету радоваться тому, что она злится из-за его слов. Одно было ясно: сегодня ночью она обязательно посмотрит с друзьями особенно жуткий кровавый фильм ужасов и каждую жертву, мучительно умирающую, она перекрестит в Непомука.
        – Ну да, – сказал он и вздохнул так глубоко, словно она взвалила на его плечи весь груз Земли, – подытожим: это было жёсткое время. Для нас обоих. Но теперь оно позади.
        Эмили сдвинула брови. Что он задумал? Не хочет ли он посадить её в землю вверх ногами, чтобы посмотреть, вдруг из неё получится красивое растение, такое, по ту сторону непокорности и своеволия? Она уже представила саму себя торчащей головой вниз посреди кладбища, когда вдруг заметила что-то во взгляде Непомука… – что-то такое, что показалось ей таким чужим на его лице, что ей понадобилось мгновение, чтобы осмыслить увиденное. Скелет улыбался!
        – Ты прекрасно развивалась, – из голоса Непомука исчезла строгость, которая в нём всегда была. – Начало было тяжёлым, но ты приняла участие в работах здесь, на кладбище, увидела красоту природы и потустороннего мира. Не знаю, делала ли ты это осознанно или неосознанно, но за это ты заслужила мою похвалу и моё уважение.
        Эмили с некоторым смущением слушала его речь. Она не ожидала когда-нибудь услышать от него такие слова.
        – Я э-э-э, – начала она и подняла плечи. – Спасибо. Но я делала только то, что мне говорили.
        Это было не совсем правдой. Всегда, когда это было возможно, Эмили занималась собственными делами, начиная со сбора и составления растений для могил (тут она применяла тайное колдовство, с помощью которого запрещённым способом очищала могильные плиты) и заканчивая тем, что она следовала советам Козимо по выращиванию цветов. (Паутина-пуки-пуки – это заклинание он произносил от одного большого зелёного пальца к другому.)
        Она позволяла себе только незначительные нарушения правил Непомука, более заметные вещи его бдительное око не пропустило бы. Но Эмили просто вынуждена была поступать так! Иначе задохнулась бы, как в корсете, который сделан из строжайших норм и правил начальника, умноженных на его пренебрежение. Непомук никогда ничего не замечал! Во всяком случае, так она до сих пор думала. Однако видя, как он смотрит на неё сейчас – с лёгкой иронией сверху вниз, девочка уже не была в этом так уверена.
        – При обращении с растениями ты развила в себе поразительные умения, – продолжал он. Эмили решила, что сейчас он расскажет о случае с Еленой Ужасной, но тот предпочёл оставить эту тему при себе. – Примером может служить вон тот склеп напротив, который ты совершенно самостоятельно довела до великолепия и блеска.
        И он указал на усыпальницу, которая сияла сквозь растения отвратительной зеленью. Эмили услышала хрюканье за спиной и знала, что это Козимо пытается подавить смех. Оформление этого склепа было одним из её первых заданий, полученных в группе, оно потребовало больших усилий. Девочка приступила к этой работе после того, как в очередной раз рассердилась на Непомука. Она горела желанием выбрать самую ужасную краску в надежде организовать скелету сердечный приступ. И никак не ожидала, что эта работа когда-нибудь принесёт ей радость или что Непомуку понравится именно этот её проект.
        – Не знаю, откуда у тебя вдруг появилась энергия, чтобы разыскать эти цветы, – сказал он, ни на секунду не теряя ироничного блеска в глазах. – Но это не важно. Твёрдо знаю одно – с тех пор ты с воодушевлением занимаешься своим делом. Это очень радует, поэтому у меня есть кое-что для тебя. Возьми это в знак моей оценки твоей работы – и твоего вкуса при выборе красок!
        С этими словами Непомук протянул ей клубень растения, который выглядел как корень мандрагоры с тремя жалкими волосками на голове. Но когда Эмили взяла его в руки, тот превратился в серебристо-чёрный цветок с закрученными листьями. Эмили просто ахнула: чёрный, как её волосы, серебристый, как её кожа, и… не успела она об этом подумать, как цветок приоткрыл светящиеся лепестки, сиявшие изнутри такой же зеленью, как и её глаза.
        – Путь был долгим, – сказал Непомук, и впервые с тех пор, как они встретились, его голос звучал тепло. – Но теперь я говорю тебе: добро пожаловать! Добро пожаловать к нам, Эмили! Добро пожаловать в убежище между мирами. Я уверен, ты найдёшь правильное место для этого цветка!
        И снова она увидела в его взгляде что-то новое. Это напоминало лёгкое потрескивание в горящей золе, словно он доверил ей какую-то тайну… или говорил не только о цветке.
        – Спасибо, – сказала Эмили, она была честна в своих чувствах, – я и дальше буду прилагать все усилия.
        Непомук провёл костлявой рукой по плечу девочки-духа. Прикосновение было лёгким, словно её погладили увядшим листочком.
        – И на этом я отпускаю вас в этот вечер, – Непомук повернулся ко всем. – Через несколько дней я снова жду вас всех, вы отдохнёте и будете готовы к выполнению нашей следующей большой задачи. А пока можете по праву гордиться собой! – Он поклонился, и под аплодисменты присутствующих встреча закончилась.
        Козимо встретил Эмили широкой усмешкой на лице, а Рафаэль ей низко поклонился.
        – Ваша светлость Большой Зелёный Палец! – произнёс он подчёркнуто смиренно. – Для меня это большая честь.
        Эмили не могла не рассмеяться.
        – Хочу на это надеяться. У меня в волосах до сих пор ещё земля и блестящая пыль, потому что я вкалывала, как сумасшедшая. Поэтому я должна быть уверена в восхищении моих друзей.
        – О-о-о, мы, как видно, не единственные, – Козимо смотрел на растение в её руках. – Это очень редкий экземпляр, могу заверить. Похоже, Непомук открыл тебе своё сердце.
        – Так далеко я не хотела бы заходить, – возразила Эмили. – Возможно, он не хочет разложить меня на составные части, как я сделала с ним в самом начале, и в самом деле находит мою работу вполне нормальной. Но это всё!
        Рафаэль прикоснулся к одному из лепестков, после чего на его пальцы посыпались сверкающие искорки.
        – Тебе надо скорее посадить эту роскошь, чтобы цветок не увял.
        Эмили вздохнула:
        – Я сделаю это сразу же. Иначе забуду. Даже представлять не хочу, сколько мешков с землёй меня заставит перенести Непомук, если эта прекрасная штука зачахнет из-за моего недосмотра. Можете начинать спорить из-за фильма, а я присоединюсь к вам, когда придёте к единому мнению – примерно через пять часов.
        – У Козимо сегодня уже была его любимая программа, – сказал Рафаэль. – Он так восторженно слушал Непомука.
        Одержимый возмущённо засопел:
        – Я был просто вежлив. Вот и всё.
        – Конечно! – весело парировал Рафаэль. – Вот почему ты почти прослезился от умиления. Но не огорчайся – кроме меня, этого никто не видел. А я буду тебя этим дразнить … подожди-ка… в ближайшие триста лет.
        – Пожалуй, я не буду говорить, в каких пикантных ситуациях я тебя уже видел, – многозначительно протянул Козимо.
        – На самом деле, это даже лучше, – Рафаэль с угрозой поднёс палец к груди Козимо. – Я умею пользоваться оружием, и я просмотрел уйму фильмов с Брюсом Ли. Не забудь об этом, когда соберёшься вызвать меня на поединок.
        Он повернулся и пошёл, а Одержимый полетел вслед за ним, да так быстро, что тело его оставило за собой в воздухе мерцающую линию. Друзья удалялись, и Эмили некоторое время ещё слышала затихающий голос Козимо.
        – Впрочем, – на ходу бросил через плечо Рафаэль. – Непомук прав. Растения уже целую вечность не росли так хорошо, как сейчас, и всё с того дня, как ты начала за ними ухаживать.
        Эмили ещё увидела улыбку, с которой он это произнёс. Затем оба завернули за угол, и девочка осталась одна. Она со вздохом повернулась и пошла в другую сторону. Девочка даже понятия не имела, где найти место для нового цветка, но за последние недели успела усвоить, что с магическими существами нет смысла ломать над этим голову. Чаще всего они сами знают, чего хотят. Всё искусство состоит в том, чтобы вовремя это распознать, увидеть.
        Вечер был прохладным, а улицы – почти безлюдными, хотя время неживых ещё не наступило. Эмили заметила только одинокую неподвижную фигуру возле одной из могил, человека из мира живых, который пришёл сюда потосковать. Она ещё хорошо помнила, как в первое время следила за тем, чтобы не встречаться с людьми. Слишком велико было опасение ощутить тот же жар, как и во время её первой вылазки в мир людей за пределы кладбища, слишком силён был страх погибнуть от тоски, если она увидит смеющихся туристов, щёлкающих аппаратами, чтобы сделать фото на память. Но в последнее время ей стало даже нравиться подходить к людям, наблюдать за ними, слушать их разговоры, стоять рядом, если они плакали возле могил… и даже положить кому-нибудь руку на плечо.
        Чаще всего тоскующие ничего не замечали. Но порой они поднимали глаза и изумлённо смотрели в её сторону. Конечно, никто из них не видел Эмили. Но в их лицах что-то менялось, особенно под конец, когда они уходили, – так, словно их поддержали беззвучным волшебством, посочувствовали.
        Неожиданно на Эмили дождём посыпались яркие искорки, когда она проходила между двумя склепами. Над ними тянулась вверх цветущая роза, а за ней – ещё несколько пышных и изящных кустов, обрамлявших улочку. Эмили помогала с уборкой этого участка и сейчас должна была признать, что Рафаэль был, пожалуй, не так уж неправ. После кончины она смогла развить в себе умение видеть природу. Её радовало, когда в цветах просыпались магические свойства, раскрывались волшебные силы, и девочка с удовольствием узнавала об этом всё больше. Конечно, при этом растения у неё прекрасно развивались и цвели. Как по мановению волшебной руки. Ха-ха. Дистанция, которую поначалу держали с ней другие неживые, с каждым мерцающим бутоном всё уменьшалась. Часто Эмили продолжала работать и после своих обязательных часов в группе, к примеру, втыкала сияющий золотом цветок в волосы каменной женщине в тоге, чтобы подарить ей немного солнца.
        При этом Эмили всякий раз говорила себе, что ей могло быть совершенно безразлично, будет ли кладбище освещено ночью самым магическим образом, начнёт ли какое-нибудь растение у кладбищенской стены извергать искры или нет. Человеческие глаза в любом случае не могут видеть этих чудес. И если она когда-нибудь сможет вернуть себе жизнь, то тоже не сможет этого видеть. Эмили вздохнула. И ей было НЕ безразлично! Всякий раз при виде света на крыльях женщины в тоге девочка невольно улыбалась. Она наслаждалась магической красотой вокруг себя так же, как раньше наслаждалась рассказами отца. Ей казалось, что в этой красоте существует сила, которая излечивает её, хотя девочка-дух не была уверена, больна ли она, чтобы излечиваться.
        Эмили особенно впечатлило, что она получила цветок из рук Непомука. Она радовалась магическому растению в руках, этому маленькому мерцающему чуду, которое растёт между мирами, так же как и она.
        Знакомую могильную плиту девочка увидела только в тот момент, когда остановилась прямо перед ней. Та всё ещё была скрыта в тени деревьев, но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы застыть в изумлении. Сколько времени прошло с тех пор, когда она впервые стояла у собственной могилы? Ей показалось, лет сто. Эмили отлично помнила панику, которая охватила её тогда. Но сейчас она не ощущала ничего подобного. И лицо её, отражённое в могильном фонаре, не внушало ей ужаса. Она уже часто видела своё отражение в зеркале озера, на клинке меча Бальтазара, в крошечных осколках, которые наподобие мозаики в форме дракона, дышащего огнём, приклеила к стене внутри склепа. Цветок в руке встрепенулся, когда Эмили осторожно посадила его рядом с могильной плитой. Сияние вспыхнуло над ним зелёным огнём. С лёгким удивлением девочка поняла, что даже собственное имя, выбитое на камне, больше не повергает её в ужас. Оно выглядит почти так же, как название книги на корешке, в которой таится мрачная история.
        Хруст был таким неожиданным и таким оглушительно громким, что Эмили вскочила. И сразу поняла: тренировки у Бальтазара не прошли даром! Не раздумывая, мгновенно перевоплотилась она в невидимый образ и проскользнула в мелкий кустарник за деревьями. Только там она повернулась и бросила взгляд на дорогу – туда, откуда послышался шорох. Это были шаги, и они были намного громче, чем у неживого. К ней приближался человек.
        Эмили вздохнула с облегчением. Её органы чувств с такой интенсивностью воспринимали теперь все звуки, что у неё начиналось учащённое сердцебиение. Опыт последних недель научил девочку-духа постоянно быть начеку. Даже если здесь, у своей могилы, ей можно не бояться мёртвых, то Валентин и его дружки никуда не исчезли, они только и ждут, чтобы ей насолить.
        Эмили подумала, не присесть ли ей возле могилы, чтобы понаблюдать, как станет расти её цветок. Даже если человек пройдёт мимо неё, он всё равно её не заметит. Люди никогда её не замечали.
        Девочка уже решила выйти из кустарника, когда почувствовала запах, такой особенный запах, он просто ударил ей в нос… – такой знакомый, что она, как испуганный зверь, отпрянула ещё дальше за деревья. Этот запах, как защитная стена, окутывал её в дни траура по отцу, он был с нею всегда, когда она ощущала себя одинокой и покинутой. Этот запах был, как родной дом.


        Широко раскрыв глаза, она смотрела на приближающегося мужчину. Он был в чёрном шерстяном пальто, в котором обычно ходил на важные деловые встречи, и в красном шарфе, который… Эмили когда-то подарила ему на Рождество. Её дядя выглядел так, будто никогда не спал в кресле возле кровати племянницы, с поникшей головой, с печатью траура на лице.
        Он шагал быстро, как всегда, но Эмили заметила решительную складку вокруг его рта, которая так же, как и ледяная маска Бальтазара, скрывала всё, и никто не мог догадаться, что с ним происходит на самом деле.
        Мужчина посмотрел на могилу Эмили. Движения его сразу замедлились.
        Приблизившись, он покачнулся, словно земля ушла у него из-под ног. Его взгляд был устремлён на могильную плиту. Он смотрел на надпись, как на что-то такое, от чего ему хотелось бы отвернуться, но он не мог, будто нелепый несчастный случай застиг его врасплох.
        После похорон племянницы он здесь ещё не был, это Эмили поняла, когда дядины шаги стали отдаваться в ней, как раньше – биение сердца. Она с трудом выносила выражение его лица, которое было у него теперь, когда он остановился перед её могилой.
        Он стоял совершенно неподвижно, но горе, которое внезапно вспыхнуло в его глазах, стёрло маску твёрдости с его лица. С каждым вдохом и выдохом что-то отслаивалось, отделялось и отскакивало от его внутренней защиты, которую он строил в последние недели. Казалось, сейчас он преображается всем существом.
        А когда дядя закрыл глаза руками и заплакал, девочке захотелось сделать только одно: подойти к нему, протянуть к нему руку и показать, что она ещё здесь, что у неё всё хорошо, во всяком случае, более или менее, и что у него нет причины для слёз.
        Эмили знала, что ей не позволено это делать. Ни одному из неживых не разрешалось показывать себя людям, а если он это делал, то его ожидало серьёзное наказание – крупный штраф. Но сейчас, когда дядя рыдал над её могилой, Эмили это уже не волновало. Он ведь всегда был рядом, во все сложные и тяжкие моменты её жизни – с тех пор, как умер её отец. Эмили не могла больше смотреть на его страдания.
        Почти не заметив, что уже перевоплотилась в человеческий образ, она медленно сделала шаг вперёд – и резко остановилась, когда дядя поднял на неё глаза. Она всё ещё стояла между деревьями, глубоко в тени. Дядя пристально смотрел в её сторону. Ей захотелось сделать последний шаг к нему в надежде, что он её увидит, что она сможет упасть в его объятия и ещё раз вдохнуть этот особенный редкий запах, способный снимать любые страхи.
        Но что-то в глазах дяди заставило её остановиться. Он сдвинул брови, словно увидел в тени нечто такое, в чём не уверен, существует ли оно там вообще или ему кажется. Что-то такое, что за пределами сознания. Эмили увидела, как он покачнулся, глубоко погружённый в себя, будто он с чем-то борется, а потом сделал шаг назад.
        Он сделал этот шаг почти рефлекторно, но этого оказалось достаточно, чтобы Эмили, словно окаменев, застыла между деревьями. Она ощущала холод, исходящий от неё, но воспринимала его не более, как нежное дуновение, как это было в последние недели. Но теперь она ощутила весь холод смерти так же, как его воспринимал её живой дядя. Это был не страх смерти, который отпугивает людей от неживых, что поняла она сейчас с ужасающей чёткостью. Это был страх перед тем, чего он не понимает и не может осознать, а это было в тысячу раз сложнее.
        Дядя, спотыкаясь, пятился назад. Только на дорожке он восстановил равновесие, с недоверием обернулся, бросив пристальный взгляд на могилу, словно очнулся от странного сна. К нему вернулась и неизбывная печаль, и безнадёжное разочарование, как и твёрдость, которая постепенно вновь проступила на его лице. И последнее, что успела увидеть Эмили перед тем, как он повернулся, чтобы уйти, было… то, от чего её сердце упало. Это был страх. Дядя испугался того, во что именно она перевоплотилась, кем стала.
        Эмили тихо вышла из тени и опустилась на колени перед собственным надгробным камнем, на то самое место, где только что стоял дядя. Трава была ещё примята, но тепло его уже улетучилось, а запах, который всё ещё окружал девочку-духа, вызвал тошноту. На лицо ей упал зелёный свет от магического цветка. Он был так красив! А дядя даже не взглянул на него.
        «В моём народе говорят, что люди, веря в наше существование, теряют сами себя», – прозвучал в голове голос Козимо. Слёзы выступили сами собой.
        Эмили попыталась взять себя в руки, но это было невозможно. Она тихо плакала. Тишину нарушал лишь звон её разбивающихся стеклянных слезинок. Девочка вытирала их, да так сердито, что порезалась об осколки. С закипающим гневом смотрела она на кровь, выступившую на пальцах, которая была… ненастоящей. Она в ярости смотрела на пальцы. И вдруг увидела тень, которая вышла из-за деревьев. Это был Валентин.
        Эмили вскочила и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, набросилась на него. Она ударила его по лицу со всей силы, на которую была способна, ей просто необходимо было выплеснуть куда-то свою злость.
        Но, против ожидания, мальчик никак не защищался, а только парировал удары. И когда она после очередного неудачного броска рухнула на землю, он смотрел на неё спокойно, без всякой насмешки, сверху вниз.
        – Я говорил это тебе, – тихо произнёс он. – Люди слепы. Они боятся того, чего не понимают. И когда-нибудь они начинают ненавидеть то, чего не понимают. Я знаю, что ты не хочешь это слышать, тем более от меня. Однако это случилось, и даже раньше, чем ожидалось. Ты потеряна. Так же, как и я.


        Эмили хотелось ударить его снова за эти слова, хотелось разнести в пух и прах весь этот ужас, как осколки слёз у себя руке. Но вместе с тем она понимала, что всё это не имеет смысла.
        И хотя Валентин был лгуном, здесь он был прав – каждое слово в его ключевой фразе жалило правдой. Эмили сама это чувствовала: только что, когда её дядя бросил взгляд в темноту и лицо его стало чужим, она всем нутром ощутила эту чёткую границу между нею, девочкой-духом, и живыми людьми – там, снаружи. Сейчас Эмили казалась себе ещё более ледяной, чем любой холод, в который Валентин её когда-либо окунал.
        Эмили не сразу заметила, что юноша-дух оставил её в одиночестве. Она поняла это только в тот момент, когда он уже в некотором отдалении проходил между могилами. Впервые за всё это время девочка не испытывала гнева – и к нему, и вообще. Валентин оставил её в покое именно теперь, когда никакого труда не составляло прикончить её. Возможно, юноше было не интересно добивать раненого зверя, возможно, ему наскучил её вой, а возможно… – эта мысль мерцала, как свет её цветка. Или, возможно, он оставил её в покое, потому что… тоже знал это – тоску по миру, который сам себя потерял.



        Глава 15

        Эмили проклинала дождь. Раньше, когда она была ещё живым человеком, дождь был её другом. Волшебником, который ночью тихим стуком в окно убаюкивал её, или пощипывал щёки, когда она, раскинув руки, кружилась во дворе. Девочка верила, что эта дружба продолжится и теперь, когда ей пришлось стать духом, так же, как вышло с другими стихиями и явлениями природы. Ветер говорил с ней тысячами голосов и наполнял необузданной силой, лучи солнца, словно расплавленное золото, разливались по всему телу, а туман касался её так нежно, как едва различимый ласковый шёпот. Только дождь обернулся беспощадным садистом. И когда она в воплощении духа бежала за Бальтазаром по ночным улицам Парижа, он словно тысячами крохотных ножей вонзался ей в тело.
        – Окаянный дождь! – вырвалось у неё в сердцах, когда вслед за вампиром она завернула за угол, и целый ушат дождевых капель вновь пролетел сквозь неё. – Ощущение такое, словно это настоящий огонь!
        Судя по выражению лица Бальтазара, ему тоже не слишком нравилась такая погода. Но теперь, когда он взглянул на Эмили, в его глазах читалась насмешка.
        – Так оно и есть, – ответил он. – В нём больше жизни, чем в любом человеке, а что такое жизнь, если не огонь? Многие из вас чувствуют это уже при жизни. А другие… ну да. Другим для этого требуется намного больше времени.
        Эмили засопела.
        – Если бы я знала это заранее, я осталась бы в своём склепе. Ты уже целую вечность гоняешь меня по городу, а я даже не знаю, куда мы идём, и каждая проклятая капля выжигает внутри меня пылающие канавки. Это вовсе не удовольствие, могу тебя заверить.
        – А ты здесь вовсе не для своего удовольствия. Поэтому перестань ныть и ворчать, как живой человек. Ты им больше не являешься.
        Эмили сжала зубы. Ему не надо было ей об этом напоминать, и дождю тоже. Она каждый раз чувствовала боль, когда вспоминала о том, как дядя приходил на её могилу. И всякий раз ощущала тот холод, который лежал между нею и миром живых, тот жуткий холод, преодолеть который было практически невозможно.
        Даже если когда-нибудь Эмили суждено будет вернуться в мир людей – она ведь знала! – если даже это случится, всё равно ей захочется вглядываться в тени чаще других, и она будет помнить обо всех чудесах, что её окружали здесь, и о царстве, в котором всё возможно.
        – Ты ведь всегда так делала, – сказал Бальтазар, вклиниваясь в её мысли. – Единственное различие состоит в том, что теперь ты делаешь это осознанно. А знание предполагает одиночество. Это ты должна понимать.
        Эмили вздохнула. Она давно уже не возмущалась, когда он читал её мысли. С одной стороны, потому что это было просто бессмысленно. С другой – он ещё никогда не использовал свой дар ей во вред.
        – Тебе легко говорить. Вампиры ведь не такие слепые, как люди.
        – Да, – подтвердил он её слова, – но вампиры видят всё, а это тоже не так просто. Не забудь: всегда существовали люди, которые могли жить в разных мирах, осознанно или нет. Так, как это делают ваши рассказчики историй, открывающие ворота, которые ни один волшебник никогда не смог бы открыть, и таким образом вылечивающие оба мира. Разве твой отец не говорил тебе этого? Разве он не был тем человеком, который научил тебя всматриваться в темноту? И разве он тебе таким образом, наряду с тоской, не подарил ещё и надежду?
        Эмили пожала плечами.
        – Но я не рассказчик историй. Я только…
        – Оставь это, – строго перебил он её. – Ты уже достаточно долго являешься моей ученицей, чтобы никогда не произносить предложений, подобных этому. Ты воительница, которая никогда не сдастся, и не важно, какой бы враг ни противостоял тебе, ты обладаешь упорством, которое поражает даже меня. Никто не знает, какие ещё дороги тебе предстоит пройти, но ты пока – меньше всех, но и упорнее всех. И твоё знание о потустороннем мире – это проклятие, не спорю. Но это и дар, которым наделяют немногих. И кому ещё, как не такой упрямице, как ты, обладать им!
        Эмили ничего не оставалось, как ответить на его улыбку. Она достаточно часто жаловалась на строгость Бальтазара, на его упрямую твёрдость и жесткость в общении. Она жаловалась и ныла, как правило, когда силы её были на исходе. Но случались и такие моменты – такие, как сейчас, когда двумя фразами ему удавалось рассеять её мрачные мысли и вернуть уверенность. Прежде так легко это удавалось только её отцу!
        И если бы кто-нибудь ей сказал, когда она впервые увидела Бальтазара, что точно так же, как об отце, она будет думать об этом угрюмом вампире, девочка-дух сочла бы его сумасшедшим.
        – Очевидно, да, я в самом деле невероятно упряма, – только и сказала она. – Иначе вряд ли последовала бы за вампиром в самые мрачные уголки Парижа.


        Между тем они действительно оставили за спиной оживлённые улицы и находились теперь в довольно неприглядном, диковатом и неухоженном жилом квартале. Стены домов здесь были все в граффити. Стёкла в окнах на нижних этажах разбиты.
        – Злу не нужна темнота, – возразил Бальтазар. – Самые ужасные поступки совершаются при ярком свете!
        Не говоря больше ни слова, он завернул в проулочек и остановился на задворках мрачного безлюдного дворика.
        Когда Эмили вернулась в свой человеческий образ, она обхватила себя руками. Сверху, как глаза мертвецов, смотрели на неё со всех сторон чёрные оконные стекла.
        – Где мы находимся? – спросила она, и Бальтазар вопросительно взглянул на неё. Он молчал, словно был очень удивлён. Затем наклонил голову – движение, которое ещё более усиливало настойчивость его удивлённого взгляда.
        – Ты и в самом деле не знаешь?
        Он спросил это тихо и так серьёзно, что Эмили огляделась ещё раз. Справа от неё стояли переполненные контейнеры с мусором. Перед ними лежали пластиковые пакеты, земля была усыпана банками из-под пива и разорванными газетами. Дождь мутным ручейком стекал в крышку полуоткрытого люка. Другой конец двора Эмили почти не могла различить, так там было темно и странно… неподвижно…
        Девочка прищурилась, и когда её взгляд проник в эту поразительную неподвижную тьму, в голове вспыхнуло воспоминание. Эту тьму она уже видела однажды. В тот раз из неё сформировался призрак в образе высокого мужчины… И вот он пошёл ей навстречу… Эмили охватила паника, она отступила на шаг, и перед её мысленным взором возникла сцена с Асмароном.
        Бальтазар привёл её на место гибели!
        – Что это значит? – у неё задрожали колени, девочка-дух ничего не могла с этим поделать.
        Бальтазар всё ещё стоял неподвижно прямо перед ней, его взгляд охватывал её, как объятие. Без единого слова он внушил ей, чтобы она не падала, а продолжала стоять.
        – Ты так долго, так лихорадочно ждала этого момента, – спокойно произнёс он. – Ты так настойчиво тренировалась, чтобы добиться этого. И теперь хочешь убежать?
        Эмили сглотнула.
        – Ты полагаешь, я готова к встрече с Асмароном?
        – Если ты не готова к этому сейчас, то никакие тренировки в мире ничего уже не изменят. Асмарон мастерски умеет заметать следы, это мы вновь и вновь наблюдали в течение последних недель. Даже лучшим из моих людей не удалось почувствовать его. И всё-таки у него есть следы. И мы можем пройти по ним.
        Эмили пришлось преодолеть себя, чтобы подойти к вампиру и вернуться в сумерки мрачного двора, во тьме которого ей пришлось встретить смерть. И когда девочка-дух остановилась возле Бальтазара, колени её больше не дрожали.
        – И мы хотим отыскать его следы именно здесь? С той ночи прошло так много времени. Не думаю, что мы найдём здесь хоть что-нибудь, что я смогла бы вспомнить.
        – Мы ищем не обычные следы, – возразил Бальтазар. – Их Асмарон не оставил, иначе мы бы уже давно нашли его. Твою жизнь он запрятал так глубоко внутрь себя, что мы не можем её даже почувствовать. Нет, мы ищем нечто такое, что присуще каждому живому существу, каждой твари, что невозможно скрыть, это запах самых глубоких внутренностей.
        – Звучит аппетитно, – пробормотала Эмили. – Запах метана и гниющих внутренних органов.
        Бальтазар вздохнул:
        – Иногда хотелось бы, чтобы в тебе было поменьше цинизма, прозаической прямолинейности и однозначности. Я говорю не о смертных телах. Я говорю о том, что вечно. Многие называют это душой, или сущностью, или внутренним «я». И нам сейчас совершенно безразлично, как это называть. То, чем мы являемся на самом деле, наша основа. И это очень трудно ощутить. Особенно если кто-то всё делает для того, чтобы это надёжно спрятать, а Асмарон именно это и делает. До сих пор я вместе с помощниками искал его, но совершенно безрезультатно. Однако ты можешь найти его следы… Ведь ты ощущала его совсем близко!
        – Я бы так не сказала. Он убил меня почти сразу. И, честно говоря, я не многое почувствовала вблизи.
        – Собственная смерть может повлиять на восприятие. Особенно у вас, людей. Но я знаю, как себя чувствуешь, убивая кого-то. Одно могу сказать: каждая из моих жертв так же приблизилась ко мне, как и я – к ней. Мы встречаем друг друга на пороге между жизнью и смертью, и то, что мы там видим, невозможно скрыть никаким колдовством. Это аналогично тому самому мгновению, когда отправляешь мертвеца обратно в его царство, только в тысячу раз сильнее.
        Эмили пожала плечами.
        – Возможно, конечно, но я не могу вспомнить это мгновение.
        – Именно поэтому мы здесь, – возразил Бальтазар. – Это место больше, чем просто площадка, где ты умерла. Здесь ты встретила Асмарона, здесь ты посмотрела на него, помнишь ты это или нет. И потому это место, эта точка станет для тебя не концом, а началом. Магическими приёмами я отправлю тебя назад в твоё предсмертное состояние и буду сопровождать тебя там уже как девочку-духа. И ты найдёшь то, что мы ищем!
        Эмили охватил ужас:
        – Ты ведь понимаешь, что Систериус сделал то же самое тогда, на собрании объединения неживых? Это было ужасно, ещё раз испытать собственную смерть. Всё, что я чувствовала, был ужас и страх.
        – Именно на это Систериус и рассчитывал, – ответил Бальтазар. – Не забывай: за всеми его масками Систериус – всё ещё бывший ловец, охотник. А сейчас ты заблуждаешься, потому что в борьбе с Асмароном несмотря на панику ты нашла в себе силы, о которых до этих пор, возможно, даже не подозревала. Ты защитила жизнь, которая в тебе ещё есть. Успешно защитила. С тех пор произошло многое. Тебя обучили магии и искусству борьбы, ты развила свои тонкие способности и научилась слышать промежуточные звуки – обучили всему тому, что происходит на самом деле и чего не видно за масками и тьмой. Систериус заставил тебя всё это пережить, чтобы напугать тебя. А теперь ты изменилась, и у тебя есть цель.
        Эмили могла представить уйму всего, что была бы готова сделать, вместо того чтобы ещё раз пережить свою собственную смерть. Её пробирал озноб при одной мысли о том, как она падала на этот асфальт, сломленная, сделавшись безжизненным телом в руках Асмарона. Но с той минуты девочка-дух прошла трудный путь, и она не свернёт с дороги, особенно теперь, когда может наконец найти след, который приведёт её к убийце. Отбросить страх! Здесь ему больше не место!
        Бальтазар в ожидании спокойно стоял рядом, пока Эмили не кивнула. Затем он поднял руку. Благодаря колдовству его пальцы вспыхнули серебристым огнём. Он осторожно провёл ими по лбу девочки-духа. В следующее мгновение у неё потемнело в глазах.
        Первое, что она почувствовала сразу, это была тяжесть собственного тела. Кровь шумела в ушах, девочка закачалась, когда ощутила на коже порыв ветра, такой холодный, словно все голоса в нём были не чем иным, как иллюзией. В груди у неё раздавались глухие удары сердца. Эмили вновь была человеком. Затаив дыхание, она открыла глаза.
        Девочка была твёрдо убеждена, что находится в том самом дворе, как она видела в предыдущий раз, когда Систериус отправил её в те страшные воспоминания. Но сейчас тьма расступилась, и Эмили поняла, что находится на перроне. Она не видела Бальтазара, хотя и чувствовала, что он рядом. Мимо неё протискивались люди, многие из них – в костюмах для Хэллоуина. Воздух был наполнен шумом голосов. И это был не просто какой-то перрон её города, а именно тот, на котором она в ту ночь в суматохе потеряла Лизу из виду. Эмили встала на цыпочки, но её лучшая подруга исчезла. На какое-то мгновение она, как и в ту ночь, испытала невероятный страх, будто они видели друг друга в последний раз… – в самый последний раз!
        В тот же миг на неё налетел ледяной порыв, бесшумный, как дыхание. Как и в ту ночь, он заструился сверху вниз по затылку и заставил её сердце биться сильнее. Это дуновение было тихим, как шёпот на чужом языке, но оно проникло в её мир так мощно, словно разрыв ткани по всей поверхности. Эмили показалось, что её реальность, продлившаяся от одного мгновения до другого, была не чем иным, как миражом, галлюцинацией. Ей показалось, что одного дуновения достаточно, чтобы доказать ей, что всё, во что она верила раньше, – это всё правда, что в мире в самом деле существует то, что выходит за рамки вещей и явлений, которые люди считают реальностью. В мире есть нечто больше этой реальности.
        И когда она обернулась, то уже знала, что сейчас произойдёт. Однажды она это уже пережила, но всё равно проследила за ледяным дуновением с бьющимся сердцем. Словно притягиваемая магнитом, она протискивалась в плотном потоке людей вверх по лестнице перрона, шла по бульвару мимо освещённых магазинов, пока не добралась до того грязного квартала. Как и в ту ночь, девочка содрогнулась, увидев унылые окрестности, и сердце её сжалось, когда она вошла в тот самый жуткий двор. Эмили инстинктивно вглядывалась во тьму в самом дальнем углу двора и видела, что кто-то смотрит на неё. По телу снова пробежал холодок, когда она поняла очень важную вещь. До сих пор девочка-дух полагала, что Асмарон подстерегал её. Но он этого не делал! Он её позвал. И она пошла на его зов.
        Эмили пришлось приложить все силы, чтобы не бороться с колдовством Бальтазара в тот момент, когда из тени вышел наконец Асмарон. Но вампир был с ней, он оставался на её стороне в то время, когда она вновь переживала собственную смерть: красоту Асмарона, пустоту его глаз, мысли, которые развеивались под его натиском, как зола на ветру, и свою твёрдую волю намертво вцепиться в последние остатки жизни внутри себя. И вновь Эмили ощутила тот леденящий душу ужас, что охватил её тогда. Но она не позволила этому сломить себя. Проклятие! Это воспоминание принадлежит ей. И только она будет решать, что ей переживать в нём, а что отбросить!
        С этой мыслью она подняла глаза и посмотрела в лицо Асмарона.
        Он был так близко, что она бы почувствовала его дыхание, если бы его сердце билось, как у человека, и он мог дышать. Этот мужчина и вблизи выглядел мучительно красивым, с безупречно кожей и нежным изгибом рта, и даже жуткие зеркальные глаза не портили его. Они казались совершенно чёрными.
        Это был холод его мира, безжалостность царства мёртвых – теперь Эмили знала, что это значит – безжалостность, которая вытягивает жизнь из её тела, и делает это так легко, будто всё это было не более, чем игра.
        Мысленно девочка-дух сжала кулаки. Даже если сейчас это только игра – она никогда не сдастся!
        Словно в ответ тело её судорожно сжалось. В тот раз страх уменьшил боль, но затмил память. Теперь же Эмили чувствовала каждой клеткой, как Асмарон силой сжал её сердце и остановил его. Боль была подобна волне удушливого тёмно-синего света, обещающего избавление, если только ему покориться. Но девочка боролась, стараясь не потерять сознание… И внезапно она нашла в глазах Асмарона отражённую синеву. Девочка удивлённо посмотрела на него в упор. Было ощущение, что он тоже почувствовал боль, но в тысячу раз более сильную, чем её боль. Боль оттого, что её жизнь угасала в его руках, или от чего-то совсем другого, что было спрятано в его душе очень глубоко.
        Эмили всмотрелась в этот совершенный синий свет. Этот свет был, словно ворота в его внутренний мир. Холод стал таким мощным, что девочка начала дрожать. Её глаза закрылись сами собой, только сквозь веки всё продолжал проникать мерцающий синий свет. Но она не отпускала его, так же, как и боль, которая удерживала её сознание… И сразу после того она вновь ощутила – наряду с обычным запахом мертвецов, золы, горелой земли и всего, что окружало её в том, другом мире, – она ощутила слабый аромат, такой нежный, что он сразу заглушил в ней все страхи.
        Это было подобно предчувствию весны посреди зимних сугробов, предчувствию первых лучей солнца после затяжной непогоды, это был аромат, полный радости и доверия. И на этот раз она распознала его. Гиацинты!
        Асмарон так резко сжался, что Эмили открыла глаза. Он пристально смотрел на неё, без тени улыбки, глаза – два зеркальных осколка из синего льда. На мгновение ей показалось, что он на неё действительно смотрит сквозь весь этот холод, словно это было больше, чем просто воспоминание. Затем в ночи послышался шум.
        Эмили услышала вдали быстро приближавшийся голос Бальтазара. Сквозь тьму уже скользили тёмные фигуры. Она ещё раз заглянула в разбитые зеркальные глаза своего убийцы. Потом он уронил её. Но прежде, чем упасть и удариться о землю, Эмили вернулась в реальность.


        Она действительно лежала на асфальте. Пробка от бутылки, прилипшая к её щеке, упала на землю с громким стуком, слишком громким.
        Бальтазар схватил её за руку и быстро поставил на ноги. Девочку качало. Двор раскачивался перед её глазами. Какое-то время Эмили ещё видела перед собой лицо Асмарона, такое испуганное, словно она его ранила.
        Рука Бальтазара – именно эта рука изгнала из её черепа головокружение. Вампир тихо погладил её лоб. Она посмотрела ему в глаза, и этого было достаточно, чтобы улыбнуться. Девочка медленно вдохнула и молча наблюдала за тем, как в её мыслях распадается картина с Асмароном. И пусть этот парень носит в себе сколько хочет секретов – теперь она нашла его след. Ничто уже не помешает ей вернуть свою жизнь!



        Глава 16

        Над дорожками кладбища, словно северный ветер, звучал голос Аурелии. Листья деревьев подпевали ей, словно хор. Когда песнь поднималась до самых высоких нот, тени между склепами замирали в изумлении. И Эмили понимала их. Она часто слушала пение Аурелии в Большой таверне и восхищалась им, столько в нём было красоты и силы! Её пение состояло не просто из последовательности нот, выводимых голосом. Оно несло в мир что-то большее. Это было истинное волшебство, чистая магия. Но сейчас Эмили всё равно не оглянулась, оставив за спиной освещённые улицы кладбища. Она спешила подняться на холм. У неё не было времени, чтобы позволить даже Аурелии околдовать себя неземным пением. Этой ночью её ждала совершенная тишина.
        Как всегда, абсолютное молчание встречало девочку уже в конце улочки, которая вела к склепу Бальтазара. Шаг за шагом оно вытесняло любые звуки, а также свет и любые радостные или весёлые мысли. И как всегда, когда Эмили приходилось идти по этой дороге, разлитое повсюду молчание принуждало её идти медленнее. Но никогда ещё ей не было так тяжело приближаться к склепу вампира размеренно – слишком уж долго он сдерживал её пыл.
        – Ты стоишь на тонкой струне над пропастью, – настойчиво повторял он ей ещё тогда, на заднем дворе, когда она спросила его, не начать ли им охоту на Асмарона. – Один поспешный или неосторожный шаг, и ты рухнешь в пропасть, и тогда рухнет всё, и твои надежды, и наши усилия, и ничего больше уже не будет… Для предстоящей битвы нам следует вооружиться. Только это мы и будем делать. Спокойно. Не спеша. Терпеливо.
        Эмили понятия не имела, что он имеет в виду. Она ведь и так делала всё, что требовалось для подготовки к битве с Асмароном. Странно, он ведь именно это и сказал сейчас, но подразумевал что-то ещё, может быть…. Однако одного упоминания о схватке было достаточно, чтобы Бальтазар вновь полностью закрылся, и дальнейшие вопросы падали в пустоту. Поэтому девочка прекратила их задавать. Было бессмысленно что-то обсуждать с вампиром, если он уже определил свой план. Ей не оставалось ничего иного, как выполнять тренировочные задания, которые он ей дал, а по вечерам бороться с волнением в Большой таверне.
        Козимо и Рафаэль делали всё возможное, чтобы отвлечь девочку, Расмус и другие духи также вносили лепту, разыгрывая зрелищные представления на маленькой сцене. Эту ночь Эмили тоже хотела провести с друзьями. Но когда после тренировки она вернулась в склеп, её ждало долгожданное письмо от Бальтазара. Поэтому теперь, когда девочка дошла до его обители, волнение, которое она так старательно пыталась подавить, вернулось и разыгралось в полную силу.
        Последние метры до входной двери вампира она преодолела почти бегом. Дверь перед ней открылась сама, не произведя ни единого звука. Эмили пересекла сумрачную библиотеку, быстро сбежала вниз по лестнице, надеясь застать Бальтазара за письменным столом, как это бывало, когда они обсуждали следующие шаги в поединке с Асмароном. Девочка-дух слетела по скользким ступеням винтовой лестницы – и остановилась, как вкопанная.
        Мебель, подставки для оружия, даже канделябры, которые обычно украшали прихожую этой обители, – всё исчезло. Вместо всего этого в глаза бросились корешки книг, на которых мерцали горящие символы, а там, где обычно стоял письменный стол, виднелась гигантская пентаграмма. Её заботливо выведенные линии покрывали почти весь пол, и они были начерчены… кровью. Её запах заставил Эмили судорожно сглотнуть. Помещение выглядело, как во время проклятой чёрной ярмарки. А куда подевался Бальтазар?
        – Я здесь, – пророкотал он прямо ей над ухом.
        Эмили так испугалась, что отскочила на несколько шагов. Бальтазар, напротив, даже не пошевелился. Очевидно он всё это время стоял в тени этой лестницы и только и ждал, чтобы напугать Эмили.
        – Проклятие! – она сердито взглянула на него. – Ты думаешь, кто ты? Бэтмен?
        Тот пожал плечами.
        – Бэтмен слишком смертный, но его грот совсем не так плох.
        Эмили засопела. Каждый раз, когда она обращала недостаточно внимания на окружавшие её предметы, Бальтазар пугал её. И всякий раз девочка не могла отделаться от ощущения, что это доставляет ему дьявольское удовольствие.
        Она мрачно посмотрела на него.
        – Ты поэтому заставил меня так долго ждать? Ты что же, записался в художники к дьяволу?
        Бальтазар направился к пентаграмме. И не успел он к ней подойти, как символы с лёгким потрескиванием начали мерцать. Он остановился перед тлеющими знаками.
        – Это древние символы. Знаки, которые несут в себе большую магическую силу. Необходимо время, чтобы пробудить их и собрать для ритуала, имеющего определённую цель.
        – И какой это должен быть ритуал?
        – Ты часто читала об этом, – сказал вампир и покачал головой. – И всё равно задаёшь сейчас этот вопрос? То, что ты здесь видишь, это традиция из давно минувших времён. Ритуал охотников, которые были ловцами мертвецов.
        Не успел он закончить, как линии пентаграммы вспыхнули серебристым огнём. В то же мгновение с лица Эмили исчезла улыбка. И не только из-за жара, который неожиданно полоснул её по щекам. Она вспомнила всё, что читала об этом ритуале, вспомнила о картинках, которые видела в книгах Бальтазара. Вспомнила она и о символах, которые возникали перед её внутренним взором, когда вампир рассказывал ей об этом ритуале, – в стародавние времена он служил для того, чтобы помочь воину собрать все силы и использовать их в бою против врага. Она думала, что с разгоном гильдии ловцов ритуал тоже исчез. Но в этом Эмили, очевидно, ошибалась. Её взгляд заскользил по символам. И вот она уже стоит в центре этого знака, который ловцы мертвецов поджигали перед решающим боем, перед той единственной битвой, которая означала всё или ничего, – перед битвой не на жизнь, а на смерть.
        – Волнуешься? – спросил Бальтазар.
        – Нет, – быстро ответила девочка-дух и показалась себе смешной. – Да, я нервничаю, – тут же призналась она и вздохнула. – Тем не менее, скоро дороги назад уже не будет. Я начну охоту на Асмарона. Я вызову его на бой. И узнаю, достаточно ли училась, чтобы остановить его.
        – Ты училась достаточно, – сказал вампир. – И не стоит забывать, что, помимо того, чему ты научилась, у тебя есть всё, чтобы добиться успеха.
        Эмили взглянула на него с интересом.
        – Правда? Об этом ты мне никогда не рассказывал. Наоборот. Вначале мне пришлось тебя очень долго уговаривать, чтобы ты взялся за моё обучение. И, честно говоря, ты устроил мне нелёгкую жизнь.
        – Нелёгкую, – согласился он. – И могу посоветовать каждому сделать то же самое, прежде чем тот решится схлестнуться с тобой.
        Она невольно улыбнулась, увидев весёлый блеск в его глазах.
        – Почему ты думаешь, что я сумею побороть Асмарона?
        – Начнём с того, что я на твоей стороне, – констатировал он. – Кроме того, ты дух и обладаешь большой магической силой. Этим ты превосходишь даже моих самых опытных воинов, которые борются с мертвецами. Далее. Никто, кроме тебя, не сможет напасть на след Асмарона так, как это можешь ты и только ты, как продемонстрировала это сейчас, приблизившись к нему достаточно близко. И, в конце концов, никто не сможет так аккуратно, без ущерба, вынуть из него украденную жизнь, как ты. Потому что это твоя жизнь! И это всё ещё часть тебя, а не его. Поэтому осмелюсь утверждать: у тебя хорошие предпосылки для достижения цели.
        – Это звучит почти как похвала, – Эмили подавила усмешку.
        – Я только констатирую факты, – иронично ответил Бальтазар. – К ним относится также следующее: всё то, что я только что перечислил, тебе не поможет, если ты упустишь из виду свою силу. Это она поведёт тебя на любую битву, именно она защитит тебя, если любая другая сила тебя покинет. Этой цели служит данный ритуал. Он должен напомнить тебе о твоей силе, в которую ты сможешь спрятаться, как бы сумрачно ни сделалось всё вокруг тебя. С давних времён ловцы проводят последнюю ночь перед большой схваткой в этом огне. Ритуал закончится на рассвете. И следует усвоить главное: как только ритуал закончится, отсрочки не будет. И не может быть. Мы снаряжаемся, и охота начинается.
        Эмили посмотрела на огонь. И вот он появился вновь – маленький испуганный голосок внутри неё, который всеми силами стал уговаривать, что лучше бы сейчас пойти в таверну, послушать хорошие песни, вместо того чтобы бросаться в какую-то невероятную смертельно опасную схватку. Однако лёгкого потрескивания огня было достаточно, чтобы заставить этот голосок замолчать. Эмили расправила плечи. Она достаточно долго работала ради этого момента. Сейчас она сомневаться не будет.
        – Я готова, – сказала она и подняла глаза. – Начнём.
        Не говоря больше ни слова, Бальтазар перешагнул через линии и вошёл в центр пентаграммы. Он показал, чтобы Эмили повторила это за ним. Языки пламени плясали вокруг её ног, но температура этого огня была, как у тёплой воды. Когда девочка села напротив Бальтазара, ей было приятно ощущать отблески огня на коже. Вампир почти нежно взял её левую руку – и… провёл ножом поперёк ладони.
        – Проклятье! – крикнула Эмили и хотела отдёрнуть руку.
        Но Бальтазар бросил на неё строгий взгляд.
        – Ты кто? – спросил он с налётом так хорошо знакомого пренебрежения. – Крикливая девчонка или охотница?
        На это Эмили ничего не ответила и молча наблюдала, как кровь из её ладони превращается в красную пыль. Не произнося ни слова, Бальтазар провел её руку над огнём. И сразу же бесчисленное множество язычков пламени скользнули к ней, лизнув её кожу. Прикосновение напоминало шершавый язычок кошки. Когда вся кровь была поглощена огнём, Эмили взглянула на руку. Пореза не было видно, но времени не было удивляться, потому что символы, начертанные на корешках книг, брызнули искрами, и воздух наполнился глухим рокотом.
        – Что произойдёт теперь? – взволнованно спросила Эмили.
        Однако на Бальтазара все эти магические преобразования не производили большого впечатления, впрочем, как обычно.
        – Знаки изучают твою кровь… или то, что от неё осталось. Они запечатлевают, записывают твой код, пока не станут твоим зеркалом. Тогда мы сможем читать в огне.
        Эмили вздохнула.
        – Ты можешь сформулировать это так, чтобы это понимали и не-вампиры?
        – Не-вампиры редко что-то понимают, как бы просто им это ни объясняли, – бросил он в ответ, но его глаза весело заблестели. – А теперь подождём, пока магия не завершит свой полный круг. И тогда мы поищем твою силу в языках пламени.
        Эмили посмотрела в огонь.
        – Моя сила, – пробормотала она. – Что это должно быть? Мой юмор?
        – Конечно. Рассмеши своего убийцу, и ты победила… Нет, твоя настоящая сила – это нечто такое, что переживёт смерть. Нечто, чем ты владела ещё как человек… сокровенная часть твоего «я», ведь ты это уже почувствовала при встрече с Асмароном.
        – Нечто, чем я владела уже как человек… – повторила Эмили. – Тебе ясно, что ты только что подтвердил? Люди обладают огромной силой, не так ли?
        Бальтазар пожал плечами.
        – Я никогда этого и не оспаривал. Большинство людей слабы как при жизни, так и после смерти. И глупы сверх всякой меры. Но некоторые сильны – сильнее, чем я мог бы ожидать, если быть честным. Такие, как ты. И есть единицы, чьё знание и способности сильнее, чем всё, что я до сих пор знал. Они заставляют мой мир покачнуться, когда показывают свою силу.
        При этих последних словах взгляд его скользнул по языкам пламени. Вампир говорил так тихо, словно открыл очень давнюю сокровенную тайну, которая как бы сама собой сорвалась с его языка.
        – А ты когда-нибудь встречал такого? – Эмили не рассчитывала, что Бальтазар ей ответит. В такие моменты он обычно хранил ледяное молчание, и девочке не оставалось ничего иного, как молчать вместе с ним, терпеливо перенося его отчуждение, вновь осознавая, что она переступила черту, о которой даже не подозревала. Тем сильнее она была поражена, когда вампир медленно кивнул.
        – Да, – сказал он. – Много лет назад. Я встретил его в дождливую ночь. Он шёл один, а я устал и был голоден не первую неделю. Обычно я предпочитал свежих подростков и красивых женщин, но в эту ночь мне было всё равно. Я хотел почувствовать, как что-то живое погибает в моих руках, чтобы самому ощутить себя живым. И когда он спустился по улице, любуясь миром сияющими глазами, и когда он взглянул на луну, я уже точно знал – это будет он. Некоторое время я наблюдал за ним, пока мне не наскучило. Обычно я развлекался тем, что читал мысли своих жертв, но его мысли оказались такими спутанными, что скоро утомили меня. Итак, я последовал за ним в тихую боковую улочку. И когда он остановился, чтобы посмотреть на освещённые окна, я вышел из тени. Обычно люди пугались меня, даже те, от кого нельзя было этого ожидать. Я ведь держал в руках дрожащих смертных, которые за несколько часов до того без всяких колебаний самым жестоким образом разбивали жизни других людей. И даже самые смелые из жертв бледнели, когда понимали, кто я такой. Все без исключения испытывали страх – а он нет. Мои ногти впились в его мясо,
его ноги болтались на высоте полуметра над землёй. А он взглянул на меня так, словно я был самым прекрасным существом, какое он когда-либо видел. И ведь у него не было таких волшебных глаз, как у Стефана – то есть он не мог видеть, кто я есть. Но он это почувствовал – и он не боялся! Я уронил его, таким беспомощным сделал меня этот человек. И уже не мог его убить, не мог даже ранить его. Он победил меня одним лишь взглядом.
        Эмили не помнила, чтобы Бальтазар когда-нибудь так разговаривал с ней. Он всё ещё смотрел на огонь, но на его губах играла улыбка, и лицо стало таким нежным, что он казался ей почти человеком. Она подумала, что никогда ещё вампир не выглядел таким совершенным, как в это мгновение!
        – И что с ним стало? – спросила она, потому что Бальтазар не стал продолжать рассказ.
        – Той ночью я отпустил его, – ответил он, не поднимая головы. – Но я его никогда полностью не терял из виду. Я был подобен тени на его пути. Иногда я думал, что он мог узнать меня где-нибудь в темноте. Он становился старше, и однажды… он умер. Как это случается со всеми людьми.
        Его улыбка исчезла, и вновь возникла та самая печаль, что он постоянно носил в себе, которую Эмили уже ощутила ранее, когда бросила взгляд за его маску. Эта печаль мгновенно вспыхнула в её сознании определённой картиной, которую девочка-дух увидела в воспоминаниях Бальтазара. И она задумалась, не был ли тот чужой мужчина с улицы тем человеком, которого вампир держал на руках, когда тот умирал. Но она знала, что не имеет права спрашивать Бальтазара об этом.
        – Люди теряют жизни, – медленно проговорила она. – Но сами не исчезают. Они остаются частью тех, кто вспоминает о них. А в твоём случае это означает бессмертие.
        Бальтазар опять смотрел на огонь, на этот раз так, словно ему нужно было время, чтобы осмыслить её слова. Затем он поднял глаза, и улыбка скользнула по его лицу. Едва заметная, но её было достаточно, чтобы смахнуть печаль с лица девочки-духа.
        – Какая судьба, – заметил он. – Post mortem – после смерти прямой дорогой в мою вечность. Не знаю, может ли это действительно быть утешением для человека.
        – Возможно, не для каждого, – заметила Эмили и усмехнулась. – Однако мы ведь говорим не об обычном человеке, а о таком, который одним единственным взглядом победил старого воина-вампира и ловца мертвецов. Возьмём для сравнения меня – не думаю, что мне удастся таким же образом одолеть Асмарона. Даже если этого очень хотеть.
        Бальтазар смотрел на неё, слегка наклонив голову. И, как всегда, у неё возникло чувство, будто его взгляд прожигает всё её тело, таким пронзительным он ей показался.
        – Ты такая, какая есть, и этим победишь Асмарона. Этого более чем достаточно.
        Эмили вдруг показалось, что он скажет сейчас что-то ещё – то, что уже слишком долго непроизнесённым лежит на кончике его языка. Но когда он уже открыл рот, искры вспыхнули вокруг неё. Огненные фонтаны каскадами выстреливали из символов, и языки пламени, которые только что были серебристыми, стали вдруг золотыми. Эмили не надо было даже смотреть на Бальтазара, чтобы понять: магический круг завершён.
        – Мне ясно одно, – пробормотала она. – Если бы я всё ещё была человеком, то сегодня вечером неоднократно пережила бы сердечный приступ или инфаркт. Как минимум, трижды.
        – Если бы ты ещё была человеком, то в первую очередь потеряла бы рассудок. А после первого инфаркта добрый Козимо получил бы право сразиться с другим свихнувшимся духом.
        – Какая же я счастливая! – воскликнула Эмили. – Мне теперь позволено всеми силами души, что в моём распоряжении, всеми её способностями отдаться огню древнего колдовства. Или этот ритуал действует как-то иначе?
        – Вовсе не так материалистично, как ты думаешь, – ответил Бальтазар. – Смотри в огонь и жди, что произойдёт.
        Эмили глубоко вздохнула, прежде чем выполнить его требование. Сначала она видела только языки пламени, которые сдвигались один в другой. Затем из золы поднялись призрачные вуали. Они выглядели как горящие сгустки тумана, но Эмили начала различать в них картины. Она увидела дядю, застывшего у кухонного стола, сразу после смерти её отца, и тотчас следом – себя, укачивающей сестрёнку на руках, и ощутила, как горло перехвачено от рыданий. Затем возникло заснеженное шотландское высокогорье. Эмили вспомнила: там, в этом месте, она долго бежала, совершенно одна, после того как развеяла по ветру прах своего отца, сделав именно так, как он хотел. Вспышками молний возникали всё новые картины. Лиза, которая принесла самостоятельно испечённый кекс и при этом плакала. Упаковщики мебели, которые собирали вещи и при этом уронили фотографию отца, на которой он заразительно смеялся, и осколки стекла покрыли весь пол. Сама Эмили с колотящимся сердцем, когда проснулась после кошмара и поняла, что весь этот кошмар – правда. Софи, свернувшаяся на полу калачиком перед пустой кроватью отца, как она не позволяла ей
утешать её. Эмили беспомощно покачала головой, когда услышала, как сестрёнка плачет там, в огне. И она нашла в себе силы отвернуться от этой картины, только когда Бальтазар положил руку ей на плечо.
        Вампир спокойно посмотрел на девочку-духа. Было ощущение, что он держит её над бескрайней бездной.
        – Твой враг – не боль, – тихо произнёс он. – И не печаль. Все твои чувства, все воспоминания делают тебя такой, какой ты теперь сидишь здесь, в огне. Они заставляют тебя страдать, но делают тебя сильнее. Каждая отдельная картина – это фрагмент мозаики, из которой складываешься вся ты, вся твоя сущность. И ты будешь ранена, только когда она разобьётся.
        Эмили понадобилось некоторое время, чтобы осознать его слова. Затем она кивнула и зафиксировала взгляд на полу прямо перед собой, пока её дыхание не восстановилось полностью. Бальтазар убрал руку. А когда она вновь посмотрела на языки пламени, то позволила картинам проплывать мимо, как облакам, которыми она раньше любовалась вместе с Рафаэлем. С каждой новой картиной Эмили всё глубже погружалась в золу. Было ощущение, что она проваливалась в шахту потерянных мыслей, так темно было на большей части картин. Тем сильнее она изумилась, когда вдруг почувствовала золотистый свет. Он исходил от одной картины – она была такая сияющая, такая светлая, что все остальные вокруг казались выцветшими.
        Эмили увидела себя, как она в глубокой печали посреди ночи бежит в кабинет отца. И соскользнула в эти воспоминания – уже как дух. В комнате было совершенно темно, только с улицы пробивался едва заметный свет городских фонарей. Эмили бросила взгляд на кресло, в котором раньше так часто сидел её отец и вместе с ней смотрел в ночное окно, чтобы разглядеть за ним фантастических существ. Она почувствовала папин запах. В нём был аромат лакрицы и немного лаванды, потому что эти запахи помогали ему думать, так он всегда говорил. Отец называл эту комнату пристанищем теней, космосом, полным чудес, и Эмили чувствовала себя так уверенно, так защищённо в этом помещении, в этом кресле, в котором отец никогда больше сидеть не будет. Она ощутила, как при виде этого кресла горло сжимается само собой, так же, как тогда… Каково же было её изумление, когда она подошла ближе и увидела, что в кресле сидит её сестренка! Софи посмотрела на неё, широко раскрыв глаза, и отодвинулась в сторону, затем они вместе стали смотреть в ночное окно – так же, как делали это вместе с отцом. Эмили вспомнила, как они представляли себе,
какие сказочные герои бегают сейчас по улицам – все эти твари, о которых отец рассказывал так подробно, что они казались им совершенно реальными. Девочка услышала, как Софи тихо смеётся. Это произошло в тихую ночь, после одного из дней, полных разочарований, когда Софи плакала, а она, Эмили, сидела, словно окаменев. Она проснулась посреди ночи, как это случалось и раньше, когда мир ещё был светлым, с таким чувством в сердце, что всё ещё будет хорошо, и в определённом смысле так оно и вышло… но только на одну ночь. Потом Софи уснула у неё на руках, но Эмили продолжала смотреть в темноту. Она почти забыла об этой сцене, но сейчас вспомнила все детали, и прежде всего это состояние: она ощущала себя неуязвимой.
        Эмили почти не заметила, как вернулась в середину пентаграммы. Бальтазар молча вытянул руку и провёл золотистой золой по её лбу. Тепло огня нежной волной прокатилось по всему телу. Это была защита, которая окутала её, и пока картина разламывалась, Эмили чувствовала себя точно так же, как и тогда: такой же защищённой, неуязвимой, как и той ночью в кабинете отца, когда она сидела в кресле у окна, и всё, совершенно всё было возможно.
        Картина с лёгким треском погасла, а огонь вокруг снова стал ровным и спокойным. Бальтазар коротко ответил на взгляд Эмили и кивнул, словно ни минуты не сомневался, что она найдёт свою картину. Затем он перенёс внимание на золу, и его молчание легло на плечи Эмили, словно успокаивающий покров. Она знала: они будут сидеть тут вместе до предрассветных сумерек – так долго, пока не погаснет огонь и не начнётся её охота.
        Она смотрела на языки пламени, и на её губах всё ещё играла улыбка. Внутри глухо пульсировало волнение, но оно не удерживало картину, которую узнала Эмили. Она увидела Софи посреди огня, спящей в своей кроватке, такой, как видела её в последний раз. Эмили охватила волна нежности. Скоро она вернётся к ней, и тогда сёстры снова будут вместе, окутанные любовью и защищённые в самом сумрачном пристанище теней.



        Глава 17

        Седьмой округ Парижа мерцал в рассветном сиянии. Нежные золотистые лучи солнца скользили по крышам, раскрашивая квартал сказочным блеском, превращая в жемчужины капли росы на траве на Марсовом поле. Это была мирная картина. Однако не для всех. Там, высоко-высоко – на самой вершине Эйфелевой башни, невидимая человеческому глазу, неразличимая для жителей потустороннего мира, стояла девочка-дух. Девочка-охотница. Она искала своего убийцу.
        Взгляд Эмили блуждал по улицам города. Они с Бальтазаром вышли на охоту, когда предрассветные сумерки прощались с городом. С тех пор она прочёсывала квартал за кварталом, чтобы почувствовать и найти след Асмарона. Аромат гиацинтов и постоянный запах золы и горелой земли наполняли Эмили настолько сильно, что вызывали тошноту. Но она всё не могла найти во внешнем мире никакого намёка на запахи убийцы. Вылазка к Эйфелевой башне не принесла девочке желаемого успеха. Она со вздохом наклонилась вперёд и полетела вниз, к земле.
        Падение с такой высоты всё ещё приводило её в пьянящий трепет, на грани эйфории и паники. Её магия, позволявшая управлять ситуацией, была сильна и спокойна, но во время каждого такого полёта девочка-дух представляла себе, что произойдёт, если она внезапно перевоплотится в человеческий образ и грохнется на Марсово поле или на другую достопримечательность города. Увидят ли её тогда люди, несмотря на всю их слепоту? Или они просто сметут останки, как мусор и разорванные газеты, после чего Рафаэль вновь соберёт её в единое целое?
        Подобные мысли вызывали у неё улыбку. Очевидно, Рафаэль в наказание прикрутит ей голову к плечам задом наперёд, чтобы лучше следила за своей магией. А Козимо под гарантию предоставит ему полную страховку…
        Эмили нырнула в пятнадцатый округ, заселённый довольно плотно. Пролетая мимо жилых квартир, в которых медленно начинали просыпаться жители города, она вспоминала о том, как несколько часов назад прощалась со своими друзьями. Она не поднимала большой шумихи. С одной стороны, чтобы не привлекать к себе внимания, с другой – чтобы не переносить на Рафаэля и Козимо своё волнение. Они понимали, что она сама, по доброй воле, отправляется на поиски одного из самых опасных обитателей потустороннего мира, со всеми надеждами и рисками, которые эта охота в себе несёт. Девочка-дух не хотела отягощать своих друзей дополнительно. Но, как всегда, бессмысленно было пытаться скрыть от них свои чувства. Друзья не сказали ей ни слова, но обняли её так крепко, что она почувствовала каждую проклятую псевдо-косточку в своём фантомном теле. Ей даже показалось, что она заметила предательский блеск в глазах Козимо.
        – Эй, – сказала она им, – Асмарон меня один раз уже убил. Ещё раз у него не получится.
        Рафаэль в ответ лишь улыбнулся, а Козимо смог выдавить из себя кривую усмешку. Но от Эмили не ускользнула его озадаченность. И даже если никто из них об этом не говорил, она всё равно знала, что они чувствовали.
        Но ведь это было не последнее прощание, им ещё многое предстояло пережить. Во всяком случае, не без оснований вызывала она бой Асмарона. Эмили хотела вернуть свою жизнь, и отважно отправлялась за нею. Получив её, она оставит потусторонний мир.
        – Ты сделаешь это, – сказал ей Козимо, войдя в её мысли. – Я чувствую это. А ты ведь знаешь: моё предчувствие меня никогда не обманывает.
        Эмили хотела рассмеяться, но горло её словно перехватило, и тем сильнее, чем дольше смотрел на неё Рафаэль.
        – Понятия не имею, что ждёт тебя там снаружи, – прошептал он. – Но я знаю одно: я пошёл бы с тобой, если бы ты попросила. Но ты не просишь. И я это ценю. Одно мы знаем твёрдо: мы в тебя верим! Что бы ни случилось!
        На это Эмили ничего не ответила, иначе разразилась бы слезами. Они ещё раз обнялись, и она ушла.
        И сейчас эта поддержка, эта вера друзей была с ней. Она несла её в себе, пролетая в предрассветном сумраке через мир людей – мир, который таил в себе столько тайн потустороннего мира, ведь все эти существа, которых не видели люди, жили с ними дверь в дверь.
        Она пролетела над входом в катакомбы и вспомнила, как, спотыкаясь, пробиралась вслед за Козимо по этим узким проходам, пугаясь каждой тени. Сейчас девочка-дух не боялась уже ничего такого, что казалось ей незнакомым или неузнаваемым. Город проветрил её маску, но Эмили ни на миг не забывала, что находилось под нею. А там было столько всего!..
        Девочка-дух уже добралась до обсерватории, когда вдруг почувствовала запах. Такой нежный, такой тонкий, он был едва уловим. Но Эмили этот аромат пронзил, как удар молнии. Покачиваясь, приземлилась она на купол здания, боясь поддаться иллюзии и обмануться. Она глубоко вдохнула. В нос ей ударил запах золы и сожжённой земли, но вот тот самый тонкий аромат возник вновь – предвестник весны посреди глубокой зимы. Гиацинты!
        Не задерживаясь более ни на секунду, помчалась она вниз по улице так быстро, как только могла, прямо в Люксембургский сад (Jardin du Luxembourg). В это время суток он был ещё пуст, не считая нескольких оборотней, которые болтались недалеко от входа. Эмили пролетела над широкими дорожками и добралась до статуи торговца масками. И сразу заметила поблизости тёмную фигуру. Без единого шороха приземлилась она прямо перед ней и мгновенно перевоплотилась в человеческий образ.
        – Чёрт подери! – вырвалось у Бальтазара, и он отскочил от неё.
        Эмили захихикала.
        – Неужели ты не видел, как я к тебе летела? Не думала, что это такое удовольствие – напугать кого-нибудь!
        Вампир мрачно посмотрел на неё сверху вниз.
        – Ещё мгновение, и я снёс бы тебе голову с плеч.
        Она пожала плечами.
        – Тогда я стала бы духом без головы. Это было бы стильно. Во всяком случае, уже недолго… Пора! – она почувствовала всю мощь значения этого слова, так тяжело слетело оно с её языка. – Я нашла след.
        Бальтазар стоял так же неподвижно, как и статуя за его спиной. Было ощущение, что слова Эмили повернули в нём какой-то рычаг, который в мгновение ока превратил его из учителя в охотника, каковым он и являлся всё остальное время на уровне каждой клеточки своего вампировского тела. Неимоверный холод затянул лицо Бальтазара. Но когда он пугающе медленно наклонил голову, глаза его горели.
        – Хорошо, – произнёс он и положил руку на меч. – Идём.
        Девушка-дух и вампир двигались так быстро, что листья на деревьях издавали лёгкий шелест, когда они проносились мимо. Оборотни с рычанием расступились перед охотниками, и те нырнули в море городских улиц, где люди уже проснулись и начали и выходить из домов. Ради экономии сил Эмили перевоплотилась вновь в образ призрака. Она всякий раз чувствовала почву под ногами, когда отталкивалась для следующего прыжка. И беспокоилась, что волнение и нервозность невероятно возрастут, когда она вновь учует запах Асмарона. Но стоило ей уловить его след – она почувствовала его на высоте церкви Валь-де-Грас, как волнение сменилось холодной концентрацией охотницы, способной отключить всякое чувство, кроме одного: бдительность.
        Бальтазар держался в непосредственной близости. Отдельные люди вздрагивали, когда он проскальзывал мимо них. Эмили бы посмеялась над их растерянными лицами, если бы оглянулась. Но её взгляд был направлен вперёд, так как с каждым шагом аромат гиацинтов становился всё сильнее. След вёл в сторону зоопарка. Эмили с удивлением заметила, что ещё больше ускорила бег. И тотчас краем глаза заметила улыбку Бальтазара, понимая, о чём он думает. Ещё пару недель назад ей бы и в голову не пришло в порыве эйфории мчаться по следу Асмарона. Но Эмили больше не была девочкой-духом, которая, узнав о собственной смерти, спотыкаясь, испуганно бредёт по тёмному кладбищу. Она была охотницей. И добыча её была совсем близко.
        Потрескивание раздалось едва различимо, не громче еле слышного шёпота, но для Эмили оно прозвучало, как удар грома. Она мгновенно остановилась, не сделав следующего прыжка, и увлекла Бальтазара в нишу ближайшего дома. Вампир сконцентрировался и прислушался. И вот Эмили опять услышала этот звук – пронзительное потрескивание, так трещит толстая льдина перед тем, как расколоться. Её лицо помрачнело. Она уже достаточно часто слышала это в последние недели и знала, что значат эти звуки: какие-то незадачливые мертвецы решили перебежать им дорожку. В обычное время Эмили была бы не прочь прочитать им целую лекцию. Сегодня утром у неё были другие планы, и тратить силы и время на сражение с нервными мёртвыми слабаками ей не хотелось. Но у них с Бальтазаром было всегда два пути: либо оставить след Асмарона, чтобы незаметно уйти от преследователей, либо выступить против них. Эмили со вздохом ответила на взгляд вампира. Ему не пришлось ничего говорить: бегство никогда не считалось у них достойным решением.
        Охотникам потребовалось не слишком много времени, чтобы найти своих преследователей – те стояли недалеко от оживлённого перекрёстка. Их было пятеро: потёртая внешность, как у большинства мертвецов, которые случайно пришли в мир людей и теперь намеревались устроить охоту на тех, кто был немного живее, чем они сами. Эмили сразу же прикинула, что за такую дерзость Бальтазар их без промедления вызовет на поединок. Но мертвецы их ещё не заметили. А поскольку в любой схватке всегда есть риск привлечь к себе нежелательное внимание, разумнее переместиться для драки в более безлюдное место. Поэтому девочка не удивилась, когда Бальтазар вывел её в поле зрения мертвецов, где они протоптались там достаточно времени, чтобы мертвецы их обнаружили. Затем охотники пошли по улице подчёркнуто медленно, будто ещё не видят своих преследователей.
        И только завернув за угол, Бальтазар и Эмили ускорили шаг. Девочка-дух слушала, как хрустит воздух за её спиной – это мертвецы спешили следом. Но девочка не позволила вывести себя из равновесия. Не оборачиваясь, она последовала за Бальтазаром к Арене Лютеции. В столь раннее время маленький римский амфитеатр был ещё закрыт, но разве это обстоятельство могло их остановить? Бальтазар без труда перемахнул через ворота, а Эмили прошла сквозь них. Она улыбнулась, когда догнала вампира в середине арены. Как часто она играла здесь с Софи, как часто сидела с Лизой на каменных сиденьях и ругалась, когда театр вечером был закрыт!
        С тех пор, как она умерла, вокруг могло быть построено множество новых заборов. Но сейчас для неё уже не существовало ни заборов, ни границ, что когда-либо своими руками воздвигали люди.
        Охотники укрылись в тени нескольких деревьев и наблюдали, как мертвецы приближаются к арене. Сначала они шли быстро, но постепенно их шаги замедлились, и наконец преследователи остановились в центре и стали оглядываться, как гладиаторы, в ожидании, что на ринг перед ними в любой момент может выскочить тигр, готовый на них набросится. Эмили почувствовала возбуждение и, как всегда перед схваткой, по всему телу её побежали мурашки. Но стоило ей податься вперёд, Бальтазар остановил её.
        – Нет, – едва слышно произнёс он. – Тебе сегодня ещё понадобится вся твоя сила. А здесь я всё сделаю сам.
        Он смерил противников взглядом. Затем разбежался, и прежде чем они поняли, что происходит, приземлился прямо перед ними. Они отскочили назад, как испуганные звери. Бальтазар выхватил меч и поразил двоих в грудь. Их тела сразу же начали обугливаться, по мышцам заскользили серебристые языки пламени. Эмили выступила вперёд из тени деревьев. Она бы с удовольствием поддержала Бальтазара, но не меньшей радостью для неё было наблюдать за ним во время боя. Он без труда уклонялся от ударов мертвецов, и когда наконец остановился над обуглившимися телами врагов, то больше не выглядел, как вампир. Он напоминал Эмили существо, которое было мощнее любой твари из потустороннего мира из всех, что она знала. Он стоял величественно, как падший ангел. Ангел с ледяными глазами и ужасающей усмешкой на губах.
        А мертвецы застыли вокруг него, как и все те, кого он одолел за прошедшие недели в присутствии Эмили, – застывшие в последнем движении фигуры из золы. Тут Бальтазар сжал кулак. Из его пальцев вырвался серебристый свет. И когда он положил руку на грудь одного из мертвецов, по телу его пробежало сияние. Магия переметнулась на остальных, и те тоже вспыхнули ярким светом, словно разламывались изнутри. Эмили знала, что именно так всё и произойдёт. Они исчезнут, как только Бальтазар прольёт на них свет, и от них не останется ничего, кроме золы. Затаив дыхание, ожидала развязки этого захватывающего спектакля и зажмурилась, когда свет вспыхнул особенно ярко. Но сияние погасло, а мертвецы не исчезли. Наоборот!
        Серебристый свет догорел на их телах, как потушенное пламя, но когда он исчез совсем, убитые неожиданно подняли головы. Зола ссыпалась с них, а под нею открылось облачение из чёрной стали. Эмили испугалась. Это были не обычные мертвецы. Это были воины… самые мощные воины из царства мёртвых.
        Бальтазар так быстро пришёл в движение, что Эмили уловила лишь его тень. Когда он подскочил к ней, шквал ледяного ветра обдал её.
        – Быстро, – пророкотал он и схватил её за руку. – Мы исчезаем!
        У Эмили не оставалось времени даже на то, чтобы бросить ещё один взгляд на воинов. Воздух за её спиной затрещал от мороза, это мертвецы-воины погнались за ними. И хотя она сразу же перевоплотилась в свой невидимый образ, ей казалось, что её неразличимыми глазу ниточками дёргают и тянут назад, к преследователям. Улицы расплылись и вытянулись в сплошной чёрный туннель. Эмили уже казалось, что она чувствует ледяной воздух в своих лёгких. Он был таким безжалостным, что мог заставить её принять человеческий облик. Девочка закашлялась и тут почувствовала руку Бальтазара на плече. Вампир рванул её, и они вместе устремились вниз к одной из улиц, они летели, пока прямо перед ними не возникло здание. Эмили почувствовала облегчение. Это была церковь Сент-Этьен-дю-Мон (Saint Etienne du Mont). Убежище для духов и неживых – его порог не могли переступать враги.
        Со скоростью ветра подлетели они к входному порталу и ворвались внутрь церкви. Но Эмили перевела дыхание только в тот миг, когда за ними закрылась дверь. Вокруг царила бархатистая тишина. Леттнер – искусно сделанное возвышение из белого мрамора возвышалось перед рядами скамеек и отделяло хоры от нефа. При взгляде на деревянную кафедру в груди Эмили возникло чувство доверия. Раньше она часто стояла перед этой кафедрой с отцом, рассматривая художественные изображения разных добродетелей, бросая удивлённые взгляды на Самсона, который нёс кафедру на плечах. Но сейчас на всё это не было времени, так как что-то внезапно ударило по двери снаружи. Следом послышалось тихое потрескивание. Эмили отпрянула от входной двери.
        – Мы точно в безопасности здесь? – прошептала она. – Это так?
        Вампир не отходил от двери, которую только что захлопнул, от двери, которая должна была удержать любого мертвеца, – так сложилось с незапамятных времён. Это утверждалось в каждой книге колдовства проклятий, которую читала Эмили, таков был закон в царстве неживых, закон колдовства и магии. Но выражение лица Бальтазара говорило совсем о другом. Она проследила за его взглядом, и сразу увидела её – волну холода, которая просочилась сквозь дверную щель. Мороз сковал древесину, которая треснула под его натиском. Оба наблюдали за этим, как заворожённые, словно не могли поверить, что такое происходит на самом деле. В конце концов мертвецы-воины вошли через портал в церковь.
        Боковым зрением Эмили заметила, как Бальтазар выхватил меч. Всё её внимание было поглощено воинами, которые подходили всё ближе, медленно, словно знали, что уже выиграли битву. Они казались персонажами из сна. Они завораживали. И не только потому, что перешли магическую черту, нарушив закон, изменив вековой порядок, и внесли свои тела в эту церковь. Но и потому, что все они были невероятно красивыми. Эти бледные, чётко очерченные лица были столь безупречны, словно были вырублены изо льда по совершенным образцам. Это были мужчины и женщины. При взгляде на одну из них, которая отличалась особенно гордым и надменным выражением, Эмили почему-то вспомнила об амазонках. И все они, все без исключения несли в глазах холод Асмарона – холод Драугра, который хотел уничтожить мир. Не было сомнений, что эти воины-мертвецы преследовали ту же цель.
        Бальтазар подтолкнул Эмили за спину, и в тот же миг начался бой. Она ещё успела увидеть, как два воина взяли разбег для прыжка. Бальтазар поднял меч. Он попал одному воину по руке, но оружие отскочило, словно ударилось о скалу. Посыпались искры. Сделав выпад, мертвец оттолкнул Бальтазара к скамейкам. Вампир увернулся от удара, в то время как другой воин зашёл ему за спину. Эмили уже хотела мчаться на помощь, как оставшиеся двое бросились на неё.
        Амазонка улыбнулась, но уже не гордо и надменно, а так, словно несколько месяцев сидела на диете и теперь обнаружила буфет со сладостями в формате «всё включено». Она положила руку на бедро и улыбнулась ещё шире, когда Эмили уперлась спиной в колонну. Затем амазонка вынула из-за пояса нож и сделала выпад вперёд. Эмили с молниеносной быстротой вошла в колонну и пулей полетела по ней вверх.
        Но воины поспешили за ней. Они впивались ногтями в камень и не выпускали Эмили из зоны присутствия, словно знали наверняка, где именно она находится. Так быстро, как только могла, девочка промчалась по балюстраде, всякий раз уклоняясь от ударов преследователей, которые колотили железными руками по камню, едва не задевая Эмили. Далеко внизу бился Бальтазар, его отшвырнули к колонне, и из уст Эмили вырвалось проклятие. Она осознала, что им никогда не победить этих воинов, их больше и они слишком сильны. Но ясно было и другое: отступать некуда, бегство исключено. Эмили сжала кулаки. Она ведь тоже воительница, и будь всё это проклято – она будет сражаться!
        Девочка так быстро обернулась, что одна из преследовавших её амазонок удивлённо остановилась. Не обратив на это внимания, Эмили пулей полетела вверх к одной из люстр, резким ударом она разрубила цепь, так что светильник полетел вниз на мертвецов. Амазонка успела отскочить, но её напарник, оказавшись в эпицентре, был раздавлен непомерной тяжестью и лежал теперь неподвижно. И прежде чем амазонка вновь обрела равновесие, Эмили пронеслась сквозь её тело. Мороз мёртвого тела противницы едва не лишил её сознания, но девочка с удовольствием отметила, что враг споткнулся. Тотчас мельчайшими искрами по телу амазонки потёк золотистый поток. Но когда Эмили уже поверила, что её сила разрушила эту сломавшуюся идеальную машину, амазонка подняла голову и обернулась. И золотой поток погас, словно это была всего лишь иллюзия.
        Эмили услышала, как мертвец под люстрой тоже встрепенулся и снова встал на ноги. Но она не могла отвернуться от амазонки, которая в это мгновение холодом взгляда вымораживала последние искры её магии. На губах Эмили уже не было и намёка на улыбку. И когда она вновь начала двигаться, то уже не сомневалась, что игра вот-вот закончится. Амазонка уже поднимала нож… Но в этот миг мысли Эмили взорвал голос Бальтазара:
        – К кафедре! – ревел вампир. – Быстро!
        Эмили уклонилась от удара ножа и пулей полетела к кафедре. Самсон, как и прежде, стоял на коленях, и девочка быстро пожелала, чтобы он сбросил свой проклятый груз на её преследователей. Тотчас за спиной девочки по воздуху пронеслось шипение. Этот шорох поразил её, словно удар в солнечное сплетение, и вынудил принять человеческий облик. Она ещё успела увидеть нож амазонки, направленный на неё. Благодаря последним всполохам магии Эмили удалось увернуться, но было уже поздно. Оружие, следуя неумолимому манёвру, проткнуло её платье прямо над плечом и прибило к изображению добродетели под названием «храбрость». Девочка беспомощно болталась, прибитая к кафедре, и вдруг с ужасом увидела, как все пятеро воинов-мертвецов надвигаются на неё. Она отчётливо различала тот самый огонь – тот голодный блеск в их глазах, который был пострашнее, чем их надменные лица. В голове пронеслась только одна мысль: «Проклятье! Куда подевался Бальтазар?»
        «Ясно одно, – раздался в её голове его голос. – Твои проклятья привели меня в чувство».
        Бальтазар был не больше, чем тень своей тени, но теперь девочка заметила его возле колонны перед рядами кресел. Он стоял у могильной плиты Жана Расина. Эмили была знакома эта плита, потому что отец во время каждого посещения церкви подводил её к ней, он просто бредил этим писателем. Бальтазар положил руку на плиту, после чего та изменилась до неузнаваемости – ничего общего с той невзрачной плитой, которую Эмили так хорошо знала, не осталось. Из высеченных букв полился серебристый свет. Подобно копьям, он поражал воинов-мертвецов, которые из-за невыносимой боли начали корчиться. Девочка видела, как обугливалась их кожа. Затем она схватилась за нож, прибивший её к стене.
        Можно сказать, ей повезло, потому что плечо оказалось не задето. Но она обожглась о клинок, когда вытаскивала нож из древесины. Приземлившись, девочка выронила нож, который со звоном упал на каменный пол. Она хотела тотчас напасть на мертвецов, но не успела сделать и шага, как Бальтазар остановил её – одного взгляда его ледяных глаз оказалось достаточно. И так же, как прежде – на Арене Лютеции – он выглядел, словно падший ангел, но теперь Эмили поняла, что там она видела только часть его силы и мощи. Ибо только сейчас ангел по-настоящему расправил крылья.
        Совершенно бесшумно Бальтазар пролетел над мертвецами, подняв меч, и внезапно свет из могилы полился на его клинок. Эмили боялась ослепнуть, так светло стало вокруг, только отвернуться она была не в силах. Этот свет пронизывал даже камни, из которых была построена церковь. Он пронизывал и Бальтазара, и мертвецов, и у неё самой было ощущение, что и её наполняет это вездесущее чистейшее сияние. Это было, как прежде, когда она окуналась в одну из историй своего отца, – так глубоко, что начинала верить, будто стала её частью, и затем самым сказочным образом возвращалась во внешний мир совсем другой, изменённой. Эмили видела, как мертвецы крутили головами, их глаза были широко раскрыты, словно никогда прежде не видели они такого сияния. Их безупречные изумлённые лица напоминали лица детей.
        Затем Бальтазар развернулся. Его магия выстрелила в оружие, и клинок поразил мертвецов без всяких усилий с его стороны, словно те были фигурами из пыли. Свет сжёг их тела, сверкнул в их глазах и утонул в них так же беззвучно, как камень, который падает в бездонный колодец. Мгновение стояли они и смотрели на Бальтазара, всё ещё с невысказанным удивлением на лицах. Затем их тела надломились и с шелестом золы рассыпались.
        Эмили начала часто моргать от внезапно наступившей темноты. Немного светились лишь буквы на могильной плите и клинок Бальтазара, который он опустил в золу, что понемногу развеивалась во все стороны.
        – Чтоб к… – начала она, не успев произнести проклятия, потому что вампир поднял на неё глаза. – Я знаю, что ты воин, – сказала она вместо этого. – Но о таком, что произошло только что, я ещё никогда не слышала, даже в твоих книгах не читала. Что это было?
        Бальтазар вытер меч о полу плаща и снова закрепил его на поясе. Затем он повернулся к могильной плите. На его лице появилось такое же почтение, какое обычно отпечатывалось на лице её отца.
        – Расин[8 - Жан-Батист Расин – французский драматург XVII века.] был гением, – сказал он. – У иных людей в костях больше силы и магии, чем у других бывает за всё время их жалкого существования. И этот поэт относится к числу первых, хотя, быть может, не произнёс за свою жизнь ни одного заклинания.
        Бальтазар уже рассказывал Эмили о тайных резервуарах силы и магии в городе. Но она не ожидала, что привлечение этой силы происходит именно таким образом.
        – А как же воины-мертвецы, – спросила она, – как они смогли проникнуть в церковь? Всюду написано, что такие места, как кладбища и церкви, принадлежат неживым, что там неживые в безопасности. Как стало возможно, что эти воины вошли в церковь, словно все эти запреты для них ничего не значат?
        – Всё возможно, – ответил Бальтазар. – Мертвецы не могут входить на территорию неживых, это правильно. Из этого следует, что кто-то их туда впустил.
        – Но кто это мог… – Эмили оборвала себя на полуслове, когда заметила мерцание в глазах Бальтазара. Оно растопило маску охотника на его лице и послало ей в голову осознание правильного ответа.
        – Ты? – вырвалось у неё. – Ты снял защитное волшебство?
        Вампир кивнул так, словно она его спросила, питается ли он кровью.
        – И тем не менее. Эта церковь не даёт приюта неживым, так что такой налёт никому не навредит. У меня по всему городу разбросаны такие опорные пункты. Это очень полезно, как ты только что видела.
        С этими словами он подошёл к ней и взял её обожжённую руку. Эмили засопела, когда он провёл пальцем по травмированной коже и та за несколько мгновений зажила.
        – Ты мог бы предупредить. Моё сердце почти остановилось, когда мертвецы вломились в дверь.
        – Твоё сердце уже давно остановилось, любовь моя, – ответил Бальтазар. – А кроме того, твой страх был необходим. Иначе они бы никогда не последовали за нами в эту церковь.
        – У меня нет страха, – Эмили скривила рот, когда осознала, насколько далеки эти слова от правды. – Возможно, я была… ошарашена. Да, именно так. Но страх, о чём ты говоришь? Он так далеко от меня.
        Бальтазар улыбнулся.
        – Испытывать страх – не стыдно. Надо просто уметь игнорировать его. И, честно говоря, я бы удивился, если бы ты при виде этих воинов осталась совершенно спокойной.
        Он отпустил её руку, и Эмили задумчиво посмотрела на то место, где только что была рана.
        – Это были воины Драугра. Их было пятеро. Их было действительно много, во всяком случае, по моим понятиям.
        Бальтазар кивнул.
        – Обычно они не приходят в наш мир в таком количестве… Значит, их послали.
        Эмили сглотнула.
        – Драугр? – это имя прозвучало в церкви как жуткий шёпот. – Но почему?
        – Это мы сейчас узнаем.
        Бальтазар расстегнул плащ, и Эмили испугалась, увидев глубокие шрамы, покрывшие всю его грудь. Воины ранили его, и теперь, когда он начал двигать пальцами над рубцами, девочка увидела чёрный яд, которым они его отравили. Бальтазар, однако, даже бровью не повёл, только плотно прижал руку к одной из ран. Яд выступил у него между пальцами, он закрыл рану, соединив края. Затем он поднял руку, на которой остался яд, и втянул в себя воздух. Эмили показалось, что прошла вечность, прежде чем воин наконец опустил руку. А когда девочка-дух встретила его взгляд, то пожелала себе на какое-то время больше не встречаться с ним глазами. Его лицо стало таким серьёзным, что Эмили невольно содрогнулась.
        – Они пустились в погоню, – мрачно сказал он. – За нами.



        Глава 18

        Лучи света, пробиваясь сквозь витражные стёкла, словно языки пламени, скользили по лицу Эмили. Она стояла на самом верху, на парапете, и напряжённо пыталась что-то рассмотреть там, снаружи. Но безрезультатно. Всё, что она видела, это была пустая площадь перед церковью. Девочка наклонилась вперёд, чтобы лучше разглядеть часть улицы, уходящей наверх. И невероятно испугалась, когда внезапно прямо от её окна, мощно взмахнув крыльями, взлетел голубь.
        Эмили с шумом выдохнула, прямо в тишину церкви. Что будет в следующий раз? Приступ паники из-за пробегающей мыши? Она должна взять себя в руки. Бальтазар ушёл всего несколько минут назад, а она уже вздрагивает из-за такой ерунды. При этом девочка отдала бы всё на свете, чтобы оказаться в этот миг вместе со своим наставником. Эмили хотела убедиться собственными глазами, не разгуливают ли снаружи ещё несколько воинов-мертвецов. И ей так хотелось принять участие в решении вопроса: будут они продолжать поиски Асмарона или нет. Но Бальтазар на корню заглушил все попытки сопровождать его, и, скорее всего, вполне резонно. Кто знает, сколько ещё таких тварей разгуливает поблизости в этот момент. Они уже довели Эмили до предела её возможностей.
        Девочка пошевелила рукой, которую поранила о нож мертвеца. Она так много тренировалась, и несмотря на это у неё не было никаких шансов на победу в сражении с пятью воинами. Никакие тренировки в мире не изменили бы того, что она чувствовала себя новичком. С мрачным выражением лица Эмили отвернулась от окна. И что было самым плачевным: она сама сделала так, что палачи Драугра сели ей на хвост. При этом она была так осторожна всякий раз, когда вызывала на бой мертвеца. Действительно всегда. Кроме одного раза.
        Эмили спустилась по лестнице в средний неф, мысленно перебирая в памяти те мгновения, когда напала на след Асмарона после того, как Бальтазар в воспоминаниях вновь отправил её в ту страшную ночь. Перед её внутренним взором возникло лицо того, кто отнял у неё жизнь. И вновь она удостоверилась, что в тот миг действительно взглянула в лицо Асмарона, но не только в своих воспоминаниях, а здесь и сейчас, и он на самом деле ответил на её взгляд – теперь она знала, что он сделал именно это. Убийца использовал ту магическую связь, которую она с ним установила. И он её узнал в тот самый миг, когда девочка вычислила его по тому самому проклятому запаху. Она могла бы поспорить, что он понял всё и сразу – что она стала воительницей – воином-новичком, и потому выдал её своему господину.
        Тень так неожиданно проскользнула над Эмили, что она инстинктивно отпрыгнула в сторону. Затаив дыхание, она застыла возле стены, на всякий случай тотчас же перевоплотившись в невидимку. Затем у неё вырвалось проклятие – облака! Это они были тенью – проклятые облака, что плыли по небу там, снаружи. Эмили вернула себе человеческий образ, сделав глубокий вдох и медленный выдох, когда проходила по разным залам и закоулкам церкви. Бальтазар давно уже обновил защиту этого здания. Девочка была здесь совершенно одна среди саркофагов и картин, изображающих святых. Никто не сможет напасть на неё здесь! И каким бы прискорбным ни виделся ей сам факт, что её, охотницу, всё-таки обнаружили, увы, ей самой нечего было тому противопоставить. Более того, Бальтазар считал, что ничего особенного в этом и нет – он довольно часто напоминал ей об этом.
        «Мы охотимся за мертвецами, – вновь прозвучал в ней его голос. – Мертвецы охотятся за нами, и новички – их самая лёгкая добыча. Так было всегда, и нет никаких оснований для паники».
        Эмили вздохнула. Однако легче от этого не стало. Она отправилась на охоту не для того, чтобы стать чьей-то добычей. Девочка знала, что Бальтазар прав, но знала и другое, что эти утешающие мысли ей не помогают. Было ли нормально, что её обнаружили, или нет, Эмили понять не могла, но – проклятье! – её невероятно беспокоило, что князь из царства тьмы отправил по её следам сразу пятерых воинов. И они почти наступили ей на пятки. Даже на Бальтазара это, кажется, произвело впечатление – его хладнокровие тоже постепенно стало давать сбои. Но это было ещё не всё!
        Эмили задумчиво разглядывала опрокинутые перед кафедрой стулья. Именно там стоял Бальтазар после того, как улёгся пепел воинов, и он так странно смотрел на кровь на своих пальцах, словно узнал намного больше, чем сказал вслух. А перед тем как уйти, он, не проронив ни слова, поднял голову и задумчиво посмотрел на неё. Вампир выглядел напряжённым и даже для этих обстоятельств таким серьёзным, каким она его до сих пор ещё не видела. Словно на душе у него было что-то такое, о чём он не мог ей рассказать.
        Эмили вздохнула. Было нехорошо стоять тут, ничего не делая, быть наказанной ожиданием. Она уже начала придумывать обвинительные теории, потому что эта проклятая тишина выводила её из себя. При этом она… Сложно сказать, что именно могло так внезапно прервать ход её мыслей, да так, что уже через мгновение она не смогла бы вспомнить, о чём думала. Сначала Эмили решила, что это сквозняк, и хотела уже посмеяться над собой: ну что на этот раз? Сова? Бегущая в панике мышь? Она ещё улыбалась этим мыслям, когда боковым зрением заметила движение, которое, словно калёным железом, выжгло в её сознании всю легкомысленную самоиронию. Это было действительно определённое движение, а вовсе не тени облаков или летящие птицы перед окнами церкви. И это движение произошло совсем близко от неё.
        Эмили посмотрела наверх, на кафедру – туда, где на арке ворот прикорнул ангел. Он всё ещё сидел там, но она его почти не различала, потому что рядом с ним стоял другой ангел – более безупречный и совершенный, чем любая статуя, сделанная человеком. Это был ангел с белоснежной кожей и глазами, в которых сиял холодный звёздный свет. Он стоял неподвижно и молча смотрел на неё сверху вниз.
        По губам Валентина скользнула быстрая улыбка. Затем он поднял руку, и в тот миг, в течение которого он ещё готовился к прыжку, его заклинание ледяным хрустящим снежком полетело в Эмили. Она успела вовремя уклониться. Бросок ледяной магии с треском ударился о колонну и затянул её льдом. Эмили спряталась в свой невидимый образ, обдала расщеплённую ножку стула языками пламени, как учил её Бальтазар, и метнула её в Валентина. Этот выпад был выполнен с такой скоростью, что разрезал воздух в клочья, и хотя Валентин увернулся, огонь всё-таки задел его плечи, и в воздухе появился запах горелой кожи.
        Эмили испытала чувство бурлящего триумфа. И пока Валентин с деланым хладнокровием схватился за плечо, она проскочила мимо него за следующей ножкой стула. Но не успела она схватить её, как ножка покрылась инеем. Девочка отдёрнула руку, но было уже поздно. Мороз перекинулся с древесины на неё, отбросил к ближайшей колонне и цепями из ледяных кристаллов обвился вокруг её тела. Эмили чувствовала, как мороз проникает в мышцы, а Валентин в это время медленно проходил мимо разломанных стульев. Она слишком хорошо помнила, какое испытывала чувство, когда под действием его колдовства разбивались в осколки её собственные мысли. На этот раз в его магии было намного больше силы, чем раньше, как это было на занятиях в группе. С каждым его шагом церковь преображалась. По полу и стенам пробежали блестящие ледяные жилы, даже дыхание Эмили застыло, когда Валентин силой колдовства заставил её вновь вернуться в человеческий образ. Но она не испытывала страха. Всё, что ощущала девочка-дух, когда в упор смотрела на него, это был невероятный гнев.
        – Ты действительно наивна, – сказал Валентин и прислонился к основанию лестницы, ведущей к кафедре. – Неужели ты и в самом деле верила, что я не знал, что ты задумала?
        Эмили так резко выдохнула, что с её губ слетели кристаллы льда.
        – Обычно ты сильно глубоко не копаешь, с чего же я должна была думать о тебе иначе?
        Если его и разозлили её слова, то внешне он этого не показал.
        – Я следил за тобой, – продолжал он, словно она вообще ничего не сказала. – Почти каждую ночь, когда ты удирала с кладбища. И каждый раз мне хотелось собственными руками бросить тебя в карцер за то, что ты подвергаешь нас всех такой опасности. Но у меня была цель, поэтому мне пришлось учиться терпению. Итак, я держался на расстоянии, и моё ожидание вознаграждено. Теперь ты стоишь передо мной без этого своего молчаливого защитника и держишь в руке символ мертвецов!
        Не успел он произнести эти слова, как Эмили вновь почувствовала боль в руке, державшей нож.
        – Ты ведёшь себя, словно мстишь за всех обездоленных, лишённых наследства, – парировала она. – При этом ты не кто иной, как предатель. Где же ловцы Объединения неживых? Разве ты не привёл их с собой?
        Валентин почти со скучающим видом покачал головой.
        – Я не слишком стремлюсь попасть в их лапы, когда нахожусь за оградой кладбища. Но не волнуйся. Я останусь с тобой, пока они не придут сюда, и буду наблюдать с безопасного расстояния, как они схватят тебя. Долго нам ждать не придётся. Они уже совсем рядом. А что произойдёт потом – это мы оба с тобой хорошо знаем.
        Эмили сглотнула. Конечно же, она знала это. Бальтазар достаточно часто в самых мрачных красках описывал ей темницу неживых. Иначе, видимо, и быть не могло.
        – Карцер нагоняет на тебя, кажется, животный страх, если ты предпочитаешь прятаться в тени, вместо того чтобы наслаждаться триумфом. Но что можно ожидать от того, кто наложил в штаны при одном виде вампира? Ты ведь всё это время держался на расстоянии только потому, что боялся: Бальтазар отдубасит тебя!
        Она с удовлетворением наблюдала, как в его глазах вспыхнула злость.
        – Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Никто не связывается с таким древним, таким непредсказуемым вампиром, как Бальтазар. Никто, кроме тебя, конечно. Но одно могу сказать: ты не должна ему так безоглядно доверять. Многие уже поплатились за это.
        Эмили сдвинула брови.
        – Что ты хочешь этим сказать?
        – Ты представления не имеешь, во что впуталась, – холодно ответил Валентин. – Если ты до сих пор ещё не поняла, то помочь тебе уже невозможно. А что касается карцера, я чувствую, какой страх ты испытываешь перед его пустотой. Если моё колдовство не заставляет тебя дрожать, то пусть мысль о темнице сделает это. Хотя… при всех ужасах карцера он может действовать исцеляюще! Возможно, там ты наконец поймёшь определённые вещи, которых не хотела усвоить по-другому.
        – И что же я такое пойму? – Эмили не могла справиться с собой, её зубы от холода начали стучать. – Что ты – проклятый ублюдок? Это я поняла уже давно.
        Она рассчитывала, что он остро среагирует на её выпад. Но вместо этого он оттолкнулся от лестницы и подошёл к ней.
        – Нет, – ответил он. – Ты поймёшь, что мир там, за воротами, для тебя потерян. – Она хотела возразить ему, но он не дал ей возможности говорить. – У тебя никогда не получится вернуть свою жизнь. И даже если ты этого добьёшься, то не сможешь вернуться в ту свою прежнюю жизнь, как бы ни старалась. Ты знаешь, что я прав – просто вижу это по твоим глазам! И ты прекрасно помнишь, как на тебя посмотрел твой дядя. Вернее, как он тебя не увидел. Ты умерла. Для него и для всего мира там, снаружи. И даже если твой друг Бальтазар поможет тебе и своими вампирскими силами вновь введёт тебя в человеческое общество – а оно такое глупое, что с удовольствием позволяет вводить себя в заблуждение, ты сама прекрасно знаешь – если даже он сможет это сделать, то всё равно ты никогда не забудешь этого взгляда своего дяди. И будешь знать, что вы отделены друг от друга пропастью. Навсегда! – Он подошёл совсем близко и встал вплотную к Эмили. – И эту пропасть между вами ты уже не сможешь разрушить. Никогда!
        После слов Валентина перед её глазами снова всплыло лицо дяди. И вновь она почувствовала холод, как в тот миг возле своей могилы, но сейчас девочка отказывалась поддаться этому холоду.
        – Границы существуют для того, чтобы их преодолевать, – возразила она. – Не знаю, получится ли у меня, но я, по крайней мере, попробую это сделать, потому что я не боюсь! Я не трушу.
        Валентин засопел.
        – Если ты действительно в это веришь, то ты ещё глупее, чем выглядишь.
        – Кстати, о глупости, – прошептала Эмили. – Только глупый воин приблизится к своему врагу ближе, чем нужно, до того, как тот будет полностью разбит! Даже если этот враг – девочка! – она ещё успела увидеть в его глазах удивление. Затем резко выбросила вперёд руку. Её золотистый огонь разрушил сковавшую всё тело ледяную магию. Огонь заставил Валентина отпрянуть назад. Эмили преследовала его. И как только он упёрся спиной в кафедру, она прижала свою горящую руку к его груди. Девочка почувствовала, как её магия выстрелила и понеслась по его телу. Было ощущение, словно она сама на крыльях собственного огня скользила по голубому леднику. Языки её пламени проникали во все углы холодной церкви. Лёд, покрывший пол и скамейки, с треском раскалывался, в воздух летели льдинки и снежинки. Но Эмили не обращала на это никакого внимания. Она не сводила глаз с Валентина – так, как делала это с любым противником. Ей хотелось увидеть, как её магия выжигает ироничное выражение с его лица. Тяжело дыша, Валентин ответил на её взгляд, а затем её огонь с лёгким шипением вспыхнул в его глазах. Он разбил его серебряный
свет, за которым оказалась синева, как в океане, как в небе, – синева, о которой можно только мечтать, такой она была совершенной. Это была синева, которая притягивала Эмили. И прежде чем успеть отшатнуться, она обрушилась в бездну синевы Валентина.
        Это напоминало полёт в тёмно-синюю ночь. Эмили как-то смутно воспринимала холод, который боролся во внешнем мире с её огнем. Она летела всё быстрее и быстрее, пока вновь не оказалась на крыше одного из склепов на кладбище Пер Лашез. Но она была не в своём теле. Руки, на которые она посмотрела, были белоснежными и по размеру больше, чем её руки, хотя свои кольца на пальцах она узнала бы везде. Это было тело Валентина, именно в нём она приземлилась на крышу склепа. Эмили с трудом удалось сдержать волнение, когда она осознала, что достигла самой глубокой точки его бездны. Она была в его мыслях, в его воспоминаниях – в самых сокровенных!
        Крыша была ещё тёплой от падавших на неё солнечных лучей. Пахло весной, да так интенсивно, что Эмили захотелось глубоко вдохнуть. Только это была не она, а Валентин. Это его глазами смотрела она на подступающую ночь. А он, казалось, не придавал никакого значения всем этим чудесам. Он стоял неподвижно и в упор смотрел на могилу, которая располагалась наискосок от склепа. Эмили чувствовала запах земли, ещё свежей и влажной, и крест на могиле был из дерева – два признака того, что тут кто-то похоронен совсем недавно. Вокруг лежали цветы, а одна белоснежная роза покоилась высоко на кресте. Обычно Эмили надо было наклоняться, чтобы узнать, что написано на могильной плите или табличке. Но зрение у Валентина было лучше, чем у неё, и стоило ей поднять голову, сомнений не осталось – на кресте было его имя.
        Эмили рассчитывала, что испытает то же недоверие или разочарование, как и сам Валентин, когда он читал своё имя – вновь и вновь. Но всё, что она почувствовала, это было жёсткое пульсирующее упрямство за его лбом. Так похоже на него! Любой нормальный дух был бы, по крайней мере, потрясён, если бы стоял впервые перед собственным захоронением, но синьор Супер-гордыня чувствовал только одно: закипающий гнев из-за того факта, что он не сумел избежать смерти и что-то вышло не по его сценарию.
        И только когда послышались приближающиеся шаги, Валентин вышел из полного оцепенения, однако сделал это не с присущей ему холодностью и чувством превосходства. К изумлению Эмили, он весь съёжился, а когда шаги стали отдаляться от склепа, он упал на колени и сжался в комочек, как загнанный зверь. Эмили ощущала, как он борется с искушением ещё раз взглянуть на могилу. Наконец он упёрся руками в крышу и поддался этому импульсу.
        Возле его могилы стояла девочка лет одиннадцати с длинными светлыми волосами, которые плавными волнами струились по спине. Девочка в упор смотрела на крест – точно так же, как это только что делал Валентин. Красота её была своеобразной – неброская, но утончённая, гордая и одновременно невероятно хрупкая. Когда Эмили заглянула в её светлые глаза, то сразу поняла: это сестра Валентина. Девочка сняла с креста увядшую розу и положила на то же место другую – свежую. Эмили вдруг поняла, что сестра Валентина делала это до сих пор каждый день, и содрогнулась, когда лепестки увядшей розы медленно посыпались на могилу. Она почувствовала глубокое испепеляющее горе этой девочки, потому что по щеке её не катилось ни одной слезинки. Эмили ведь тоже так и не смогла заплакать во время похорон отца. И она отлично знала, что бушевало теперь в душе этой девочки.
        Валентин медленно поднялся. Эмили не знала, была ли это его собственная потребность или её потребность в нём – желание протянуть девочке руку и утешить её, пусть даже лёгким дуновением ветра возле её щеки. Валентин уже сделал шаг вперёд – и тотчас замер, едва сестра повернула голову в его сторону. Ищущим взглядом всматривалась она в сумерки, словно почувствовала это прикосновение, о котором он только что подумал. Эмили было знакомо это чувство, которое сейчас только проснулось в нём. Она ощутила его у своей могилы, когда её дядя слепо всматривался в темноту теней. И она затаила дыхание, когда это чувство, только в тысячу раз сильнее, вспыхнуло в душе Валентина. Это был страх, такой сильный, что она упала на колени от его внезапной мощи, – безграничный страх от осознания, что после тоски о потерянной жизни его не ждёт ничего, кроме боли.
        Быстро, как тень, Валентин развернулся и помчался прочь в сгущающиеся сумерки. У Эмили закружилась голова, так быстро он бежал мимо деревьев и склепов, и когда наконец, сломленный, упал он на заброшенную могилу, к нему во всей силе вернулась тоска по сестрёнке. Скользя, словно пламя, эта тоска понеслась по его венам, по его мыслям и чувствам, и Эмили тоже почувствовала боль, когда Валентин зарылся руками в землю и колкий щебень. И девочка поняла, что существует только одно чувство, которое он может противопоставить своему отчаянному страху и боли – это безграничный холод.
        Мальчик всё увеличивал этот холод внутри себя – тот самый, который она так хорошо знала. Он возникал в самой глубине его разочарованной души и – жуткий и светлый – проносился по всем его венам, по всем клеточками его тела. Эмили отпрянула от этого холода, который отравлял её, словно яд.


        И вот она вновь оказалась в церкви. Валентин, как и она, стоял на коленях, но не видел её. Он сидел там и тяжело дышал, погружённый в собственные мысли. И в то самое мгновение, когда глаза его окрасились в серебристый цвет, в его теле погасла магия Эмили. Валентин резко отдёрнул руки. Его громкий крик – яркое крещендо из огня и льда – разорвал переплетение их заклинаний.
        Эмили подхватила ударная волна. Она упала на пол так сильно, что прокусила губу. Кровь полилась в горло, но боли не ощущалось. Девочка поднялась, покачиваясь, подошла к Валентину и посмотрела на него сверху вниз: тот лежал без сознания на осколках льда. Всё это время он боролся не с ней, как она думала, во всяком случае, не только с ней. На самом деле каждую секунду он сражался с самим собой.
        – Вот чем ты, оказывается, занимаешься, как только я ухожу и упускаю тебя из виду, – раздалось неожиданно у неё за спиной.
        Испуг был удивительно лёгким, приглушённым. Оборачиваясь, Эмили уже знала, кто говорит с ней. Хотя разглядела Бальтазара она лишь после того, как тот вышел из тени. Осколки льда хрустели у него под ногами. На мгновение наставник напомнил девочке могущественного короля из великого ледяного королевства, о котором она когда-то читала. Его взгляд был, однако, тёплым, казалось даже, что в нём промелькнуло что-то похожее на гордость. Но когда в поле его зрения попал Валентин, привычное пренебрежение отпечаталось на лице вампира.
        – Ты придаёшь огню и разрушению самую красивую церковь Парижа, – пробормотал он. – И сражаешься с этим слабоумным.
        – Он не слабоумный. Во всяком случае не только это, – возразила Эмили, сама не веря, что со всей серьёзностью защищает Валентина.
        – Его одного достаточно, чтобы усложнить мне жизнь. Охотников я больше не встретил, но зато поблизости болтались ловцы из Объединения неживых. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы обвести их вокруг пальца. Этот паршивец проделал большую работу. Хорошо, что он лежит теперь в собственной ловушке. Нам пора! Мы заставляем Асмарона слишком долго ждать нас.
        Дыхание Эмили вновь участилось – наконец она может продолжить охоту! Но девочка не отрывала глаз от Валентина. Бальтазар прав, парень оказался паршивцем. Её бы вполне устроило оставить его тут лежать, чтобы ловцы Объединения неживых смогли его обнаружить. Без сомнения, на её месте он поступил бы именно так! Но сейчас другой случай – так она думала – Валентин потерян, а потерянных не выдают!
        Говорить не пришлось. Как обычно, Бальтазар прочёл её мысли. И смотрел на неё в упор – во взгляде его читалась смесь отвращения и беспомощности. Наконец он покачал головой и вздохнул так глубоко, сбивая с души каменный щебень.
        – Люди… – только и пробормотал он.
        Он подхватил Валентина под руки и потащил, как мешок с цементом, к исповедальне. Едва тот втиснулся в это маленькое пространство и прислонился к стенке, Бальтазар отшатнулся и пулей вылетел из исповедальни, словно увидел воочию все самые ужасные грехи, которые когда-либо совершили люди. Эмили посмотрела на Валентина. Пока мальчик спал, выглядел он довольно мирно. Она тихонько убрала ему со лба прядь волос, и тот улыбнулся, словно его лицо погладили лепестком розы.
        Затем девочка задёрнула занавеску, и в то же мгновение с лица её исчезли даже намёки на нежность. У Эмили больше не было времени смотреть на спящих ангелов. Этой ночью её интересовало совершенно другое.



        Глава 19

        – Проклятые гномы, опять навоз!
        Эмили резко подняла ногу и сердито разглядывала неоново-зелёную массу, прилипшую к подошве. Слизь выглядела так, будто только что проделала путь, полный приключений, от начала до конца по пищеварительному тракту взрослого оборотня. А запах был ещё ужаснее внешнего вида. Эмили пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить свой беспокойный фантомный желудок. Бальтазар, напротив, разглядывал девочку в это время с интересом и одновременным отвращением на лице, наблюдая, как она, прыгая на одной ноге, вытирает вторую о стену.
        – Обычные гномы оставляют после себя маленькие цветные шарики, – объяснил он, словно её это действительно могло интересовать. – Они светятся в темноте, и совершенно ничем не пахнут. То, что на твоей ноге, оставили, очевидно, тёмные гномы. Они невероятно много жрут. А то, что они поедают, должно иногда выходить наружу.
        – Мне абсолютно безразлично, откуда всё это происходит, – вырвалось у Эмили. – Но знаю, что это уже десятая куча, в которую я вляпалась с момента, как ты привёл меня сюда, в эту клоаку!
        Вампир ответил на её сердитый взгляд совершенно спокойно:
        – Мы всё ещё в катакомбах Парижа. И если бы ты больше внимания уделяла тому, что лежит под ногами, а не коридорам вокруг, то у тебя не было бы проблем с вонючей слизью.
        С этими словами он продолжил путь. Эмили не оставалось ничего иного, как следовать за ним. Они уже целую вечность двигались в этом районе катакомб. И эйфория от того, что они могут, наконец, продолжить охоту на Асмарона, продлилась ровно до третьей кучи. После этого настроение её постоянно ухудшалось, приближаясь к критической точке. Один лишь след, который привёл их сюда, приносил Эмили хоть какое-то удовлетворение. По крайней мере, она могла быть уверена, что Асмарон тоже проходил через этот отвратительный туннель. Она как раз представляла, как он, во всей красе своего величия, падает в огромную зелёную зловонную кучу, когда Бальтазар внезапно остановился – девочка едва не наступила ему на пятки.
        – Проклятие, что… – начала она, но вампир одним движением руки заставил её замолчать и указал вперёд. Она заметила к собственному облегчению, что в некотором отдалении впереди полуразрушенный туннель расширяется, превращаясь практически в царские палаты. Флуоресцентные растения рассеивали мягкий свет, пол был выложен каменными плитами, а стены сделаны из мрамора, который был так искусно отшлифован, что словно светился. Эмили был хорошо знаком этот мрамор – им же были покрыты стены Серого собора. Бальтазар рассказывал, что этот бесценный камень полностью покрывает крипты бывшей Гильдии, как и стены разветвлённого лабиринта подземных катакомб, скрывающихся под землёй, на которой стоит Париж. Взгляд девочки скользнул по стенам. Теперь она, по крайней мере, знала, что находится совсем недалеко от Серого собора. Но что там делает Асмарон? Что ему там нужно?
        – Серый собор – это ничейная территория, – ответил Бальтазар, словно она задала вопрос вслух. – В потустороннем мире его побаиваются и даже большинство ловцов обходят его, как ты знаешь. Там Асмарону можно не опасаться, что его найдут враги, в отличие от улиц Парижа. Поэтому Драугр и все его палачи с удовольствием вершат здесь дела и наслаждаются триумфом.
        Бальтазар продолжил путь, и Эмили старалась идти с ним в ногу.
        – Каким триумфом? – переспросила она, не понимая. – Белый Воин ведь одержал победу в Сером соборе. Он отправил Драугра назад в его царство. Не понимаю, что тогда может праздновать князь мертвецов.
        – В Сером соборе Драугр рухнул во тьму, – мрачно произнёс Бальтазар. – Там он разбил бывших своих соратников и присвоил себе их мощь. Там же он убил Белого Воина, который заставил его встать на колени. Для тебя Собор может быть местом ловцов и охотников, но для Драугра это не так. У князя тьмы своя правда.
        Внезапно Эмили подумала о Валентине и о том, с какой горечью тот сражался с ней. И о тех словах, которые он обронил о Бальтазаре.
        – Не только у него, – прошептала она, заметив только позже, что высказала свою мысль вслух.
        Бальтазар сразу же вопросительно взглянул на неё.
        – Что ты хочешь этим сказать?
        Эмили мысленно вздохнула. Она твёрдо решила не поднимать эту тему, во всяком случае, не теперь, когда они уже готовы вызвать Асмарона на бой. Но взгляд Бальтазара буравил её череп, и она точно знала, что было уже поздно выдумывать небылицы, пытаясь отвести его от темы.
        – Валентин тоже живёт в своём собственном маленьком мирке, – начала она. – Он видит насквозь каждого, только с самим собой у него этого не получается. И, да что там… – она глубоко вдохнула. – Он сказал кое-что о тебе.
        Вампир пренебрежительно засопел:
        – Можешь говорить что угодно. Он хотел, очевидно, знать, как именно я вырву ему глотку?
        Эмили сглотнула. Бальтазару всякий раз удавалось таким образом озвучить самые жуткие вещи, словно это было его излюбленное хобби.
        – Нет, – возразила она. – Он посоветовал мне не слишком доверять тебе, потому что многие уже испытали на себе, что это не слишком хорошая идея.
        – Я знал это, – вздохнул он. – Ещё когда увидел его в первый раз, понял, что этот парень будет возмутителем спокойствия.
        Эмили украдкой посмотрела на него, но вампир не показал никакого волнения, на лице его ничего не изменилось, вплоть до жёсткой складки вокруг губ.
        – Значит, он говорил глупости?
        Странно, что она до сих пор не слышала шагов Бальтазара, несмотря на то, что он так энергично впечатывал каблуки в землю. Он шёл рядом с ней с мрачным выражением лица так долго, пока Эмили не подумала, что он просто не расслышал её вопроса. Но затем он остановился, да так внезапно, так резко, что она проскочила ещё на несколько шагов вперёд.
        – Нет, – Бальтазар покачал головой. – Он прав.
        Эмили обернулась. Её спутник впился в землю взглядом, словно видел там что-то такое, что забирало всё его внимание.
        – Что это значит?
        Вампир поднял глаза – медленно, будто это стоило ему неимоверных усилий.
        – Мне бы хотелось, чтобы я смог тебе это объяснить, – голос Бальтазара стал хриплым. – Но пока не могу этого сделать … пока ещё. Запомни сейчас только одно: никогда не доверяй и не полагайся на кого-либо, если можешь этого избежать. И на меня тоже. Я не гожусь в герои. Это точно.
        Жёсткая складка в уголках рта исчезла с его лица. Вместо неё на лице вампира появилось странное выражение – чувство тревожной уязвимости. Эмили овладело желание поднять руку и стереть произнесённые им слова, как она это часто делала раньше, в том числе своими ироничными замечаниями. Внезапно она вспомнила о Стефане и о том, что тот сказал ей в кафедральном соборе.
        – Ты – один из лучших, – тихо произнесла она. – И хочешь ты этого или нет, но в тебе есть не только холодное и ужасное. Хочу напомнить об этом, если ты вдруг забыл.
        – Вы, люди, слепы! – вздохнул Бальтазар с такой же нежностью, какая была в его голосе тогда, в церкви. – Вы видите только то, что хотите видеть.
        – Вполне возможно, – ответила Эмили. – Но в одном я уверена – мы не одни такие.
        Улыбка Бальтазара была не дольше мимолётного проблеска в самой глубине его ледяных глаз, но она согрела Эмили больше, чем это сделало бы любое колдовство. Он вздохнул, словно хотел сказать что-то ещё. Но в то же мгновение в тишине раздался шорох. Это был хруст, очень тихий, который сопровождался пронизывающим холодом.
        Бальтазар встревоженно схватил Эмили за руку и потянул к нише в стене. За одно краткое мгновение с его лица исчезла вся уязвимая тревожность. Он снова был воином, сопровождавшим её на поле сражения. С ледяной концентрацией наблюдал он сквозь трещину в стене за проходом. Девочка-дух последовала его примеру. Она всё ещё слышала этот звук – едва различимое потрескивание. Он приближался, как трескучий мороз, заставивший Эмили содрогнуться. Она знала, кто в любую минуту может появиться из-за угла. И всё равно испугалась, когда увидела воина Драугра, который вышел в коридор.
        Он двигался медленно, почти лениво. Однако рука его лежала на рукояти ножа, прикреплённого к поясу, а мрачный взгляд не оставлял сомнений, что пребывает он здесь не ради собственного удовольствия. Он охотился, как и пятеро его соплеменников. И этот воин тоже был не один. Эмили прикусила губу, когда увидела ещё двоих, которые появились у него за спиной в расширяющемся проходе.
        Когда воин проходил мимо Эмили и Бальтазара, девочка превратилась в невидимку. Бальтазар растворился в тенях и настолько хорошо, будто в самом деле стал одной из них. Эмили почувствовала холод, исходивший от воина. И когда он завернул за угол, она вернула себе человеческий облик, обхватив себя руками. В конце прохода в поле её зрения прошли ещё трое других воинов, вооружённых, как и остальные. Они шли именно в том направлении, куда вели следы Асмарона.
        – Давай повернём, – пророкотал Бальтазар. – Их слишком много.
        Эмили, не отрывая взгляда от воинов, покачала головой.
        – Это не обсуждается. Ты ведь знаешь все эти проходы. Я и сосчитать не могу, как часто ты мне рассказывал обо всех этих мрачных тайнах. Не можем ли мы использовать хотя бы одну против этих воинов?
        – Можем, – ответил вампир. – Но никто не знает, приведёт ли это к успеху. А я не буду сопровождать тебя в сражении, которое ты не сможешь выиграть. Один раз мы уже нашли след Асмарона, сделаем это и в следующий раз. Но теперь мы должны отсюда исчезнуть. Тут слишком опасно!
        Внутренний голос нашёптывал Эмили, что Бальтазар прав. У обоих за спиной был напряжённый бой, вступить ещё в одно сражение означало рисковать сверх меры, прежде всего, из-за того, что вокруг было слишком много мертвецов. И, тем не менее, Эмили во второй раз покачала головой.
        – Нет, – сказала она. И когда девочка произнесла это слово, то уже знала, что это и есть правильное решение. – Я зашла так далеко не для того, чтобы теперь повернуть. Ты всегда внушал мне, что я никогда не должна убегать перед сражением, если твёрдо уверена, что смогу избежать неудачи. А я смогу! Я это сделаю!
        Бальтазар с некоторой иронией посмотрел на неё сверху вниз.
        – Потому что ты ни о чём не подозреваешь. И это всё.
        – Это неправда. Я знаю, что нас ожидает при стычке с этими воинами. Как я могу не знать этого после событий в церкви? И только что ты сказал мне, что я должна доверять себе больше, чем всем остальным. Должна ли я напомнить тебе об одном из твоих девизов, которые только и слышала от тебя в последние недели? «Мы охотники, а не добыча!»
        Бальтазар взглянул на неё так, как в те моменты, когда хотел ей в чём-то отказать: холодно и непреклонно, недосягаемо, как старый умудрённый опытом вампир, каким он на самом деле и являлся. Но затем в его глазах вспыхнула гордость, которую Эмили в последнее время видела уже довольно часто.
        – Представляешь ты это или нет, – едва слышно прошептал он, – но ты научилась постоять за себя, это ясно. Значит, мы идём. Но я предупреждаю тебя: пути, которые лежат перед нами, не для новичков, они для очень тренированных глаз. Всё, что там есть, оно не будет поддерживать тебя, во всяком случае, поначалу не будет. Вполне возможно, ты ещё затоскуешь по зелёной слизи.
        Он вновь осмотрел проход, и когда воздух очистился, побежал в том направлении, откуда они пришли.
        Эмили поспешила за ним, стараясь не отстать. Вскоре он засунул пальцы в невидимую бороздку в стене – и бесшумно в ней открылась узкая щель. Охотники обменялись короткими взглядоми. Затем оба скользнули в темноту потайного туннеля.
        Бальтазар не преувеличивал: коридоры, по которым они сейчас проходили, не сулили ничего хорошего. И пусть здесь пахло не так отвратительно, как девочка могла ожидать, но было так темно, что она много раз чуть не растянулась на скользком полу во весь рост, рискуя шмякнуться в грязь, оступившись или поскользнувшись. Ей удавалось вовремя уклониться и от сталактитов, которые, как неуместная шутка, возникали перед нею в темноте. Бальтазар, как и прежде, спешил по веренице переплетающихся узких проходов, но шаги Эмили были не столь уверенными, словно она бежала по люкам, которые в любую минуту могли открыться, или прыгала по льдинкам, которые переворачивались под ногами. Она уже начала питать к этому лабиринту ещё большее отвращение, чем к коридорам с зелёной слизью, и уже начала было думать об этом, как вдруг увидела в темноте пару крошечных тлеющих глаз.
        Эмили тотчас забыла о своём отвращении. Ей всё ещё казалось, что она бежит по плохо закрытым люкам, просто она больше не боялась упасть. Вокруг – на выступах камней, в нишах и даже на потолке сидели, висели и летали маленькие, излучающие слабый свет твари, которые выглядели так же, как в её тёмных снах. На первый взгляд, их тела казались искажёнными или изуродованными. У одних было три лапы или искалеченные ноги, у других на лбу был единственный глаз, либо их носы или рты располагались на непривычных местах лица. Но вопреки ожиданию сейчас они вовсе не казались Эмили безобразными. Наоборот, нежные крылья и развевающиеся шелковистые волосы напоминали ей о феях, о лёгких платьях, изготовленных словно из тончайшей бумаги, на которой были написаны истории, а потом эта бумага была сожжена вместе с надписями, оставив на память этот тончайший слой небытия, обернувшегося платьем, а глаза – так нежны, словно они были созданы из самого лунного света. Эмили невольно улыбалась, когда отвечала на любопытные взгляды этих существ. Она понятия не имела, что это за твари, но одно было ясно: потусторонний мир
оказался намного больше и разнообразнее, чем она могла себе представить. И именно тут, в таких неизвестных местах, он расцветал в полную силу – но только для тренированных глаз.
        Холод – это он снял с Эмили чары. Холод проникал сквозь стены, как невидимый яд, и он был причиной того, что всё меньше и меньше диковинных тварей встречалось им в проходах и коридорах. И вот наконец она вновь стала совершенной – тьма лабиринта, и Эмили очень тщательно следила за тем, чтобы случайно не удариться ногой о выступ скалы или не сломать себе шею. Холод был не единственным, что сопровождало её. Она слышала движения мертвецов по другую сторону стены. Эмили казалось, что они отделены от неё лишь тонким нежнейшим пергаментом. И когда Бальтазар наконец остановился и приложил руки к стене, она затаила дыхание.
        Она слышала голоса. За стеной собралось, очевидно, много воинов. Бальтазар ведь не будет… Но прежде чем она успела додумать эту мысль, он показал ей, чтобы она не произносила ни звука. Эмили мысленно вздохнула. Бальтазар будет… А на что иное она могла бы надеяться? Она молча соскользнула в невидимый образ, а вампир открыл следующую щель в стене.
        С противоположной стороны в коридор проникал слабый свет. На этот раз Эмили потребовалось некоторое время, чтобы пройти за Бальтазаром сквозь щель. В результате она оказалась под прикрытием полузакрытой ниши в стене огромного зала. Он выглядел, как огромная усыпальница, такой вид придавали ему грубо выбитые из камня колонны, низкий потолок и могилы, которые были встроены в стены. Пройти к ним можно было только через большие каменные ворота. Но у Эмили не было времени, чтобы бросить туда даже беглый взгляд и оценить мрачную красоту этого зала, поскольку между колоннами стояли воины из царства мертвецов. Их оказалось так много, что Эмили не могла их сосчитать. Широко раскрыв глаза, она обернулась к Бальтазару, но он невозмутимо смотрел мимо неё. – Ты так этого хотела! – сказал он в её мысли, словно уже целую вечность ждал, когда сможет наконец произнести это предложение. – Я лишь выполнил твою просьбу.
        – Об этом я тебя не просила! – ей пришлось приложить усилия, чтобы не прокричать эти слова вслух. – Ты, очевидно, неверно расслышал меня. Я хотела найти дорогу мимо воинов – а не оказаться в самой их гуще!
        Тут взгляд Бальтазара стал таким пронзительным, будто он видел её всю насквозь, хотя девочка была в этот миг невидимкой. – Ты видишь гроб там, сзади? Большой, на входных воротах трещина? – Он дождался, пока Эмили найдёт взглядом то, о чём он говорил. Девочка кивнула. – Открой его. Ты увидишь, какие ещё существуют пути в этих катакомбах… и какие тайны.
        – И что меня ожидает в этом гробу? – с лёгкой иронией спросила Эмили. – Годзила?
        – Да, Кинг-Конга он тоже привёл с собой.
        Эмили закатила глаза, но когда посмотрела в сторону ворот, то содрогнулась. Они находились на противоположном конце зала – так далеко, что трудно было представить, как туда добраться через целую армию врагов, охраняющих зал.
        – Не знаю, справлюсь ли, доберусь ли туда. Может быть, мне стоит отвлечь их, а ты… – но Бальтазар покачал головой.
        – Резиденция Гильдии была сооружена духами. Это ты знаешь. Они – хранители всех тайн этих переходов и единственные, кто может их освободить. И хочешь ты того или нет, но ты дух. Таким образом, у тебя есть возможность подготовить путь самой для себя. Не надо делать ничего иного, кроме как направить свою магию на эти ворота.
        Эмили бросила на него ледяной взгляд.
        – Ничего иного, ну, ясно… Может быть, между делом мне также смешать для тебя небольшой кровавый коктейль, чтобы ты с большим удовольствием мог наслаждаться этим шоу? С учётом той мелочи, которая мне предстоит, это уже не проблема.
        Обычно ирония помогала ей немного снизить напряжение. Но не в этот раз. При одной мысли обо всех этих воинах-мертвецах, которые шагали или стояли сейчас за её спиной и только и ждали, чтобы схватить чужака при любой оплошности, её несносное фантомное горло сжималось, и дыхание перехватывало.
        Но Бальтазар спокойно смотрел на неё. А когда наклонил голову, возникло ощущение, что он набросил ей на плечи тёплое одеяло.
        – Не бойся, – пророкотал он. – Ты напомнила мне, что только мы сами решаем, в какую схватку хотим ввязаться, а в какую нет. Ты приняла решение, и ты сделала это из убеждения, которое всё ещё есть в тебе. Не бойся дороги, которая лежит перед тобой. Ты искала её и теперь нашла. И я знаю, что ты сможешь по ней пройти.
        Он редко говорил с ней так. Но, как всегда, ему удалось вложить в эти слова, в сой голос это особое тепло – и это тепло достигло цели. Она без труда связала гнома по имени Страх, который ещё подпрыгивал в ней, и напомнила себе, что она охотница и воительница, а не трусливый заяц. Эмили вдохнула, совсем тихо, как научил её Бальтазар. И вошла в зал.
        Первое, что обрушилось на неё, был гул голосов. В нише он звучал приглушённо и почти по-человечески. Но теперь, когда стена уже не сдерживала звуков, Эмили услышала настоящее звучание мёртвых голосов. Оно было подобно ударам вороньих крыльев над пустынными полями и отчаянному плачу ребёнка, который один сидел в темноте. Звуки волнами прокатывались по залу и разбивались о стены. При каждом высоком резком звуке Эмили будто пронзали тысячами иголок. Но она заставила себя не обращать на это внимание, сконцентрировалась на воротах и начала движение.
        В этом танце теней она упражнялась множество раз. Бальтазар вновь и вновь заставлял её заниматься в его подземелье гимнастикой, сначала в человеческом облике, затем как призраку с завязанными глазами, и наконец, как духу, – именно так, как она сейчас двигалась сквозь ряды мертвецов. Но в отличие от защищённого помещения, где проходили тренировки, здесь не было права на ошибку. Итак, Эмили двигалась сквозь армию воинов так, как учил её Бальтазар: наподобие танцовщицы, спрятавшей под платьем острый нож. Она уклонялась от мертвецов, проскальзывая мимо них ещё до того, как кто-то из них поднимал руку или делал шаг в сторону. Она останавливалась, только когда безопасное движение вперёд казалось невозможным. И постоянно боролась с желанием сбежать, которое всё нарастало по мере того, как усиливался и захватывал её этот жуткий всепроникающий холод. Девочка добралась примерно до середины зала, когда на её пути возникли два широкоплечих воина, перекрыв ей её прямой вид на ворота. А она слишком поздно напомнила себе, что нельзя смотреть им в лицо.
        На первый взгляд, воины выглядели как люди. Возможно, чересчур бледные, с невероятно колючими взглядами, но всё ещё человеческими – они выглядели, как по-человечески выглядят вампиры, если не всматриваться в них пристально. Но если сделать это, то быстро замечаешь, что их человечность – не что иное, как маска. И за ней скрывается всё самое жуткое.
        Эмили посмотрела на лица воинов в упор и не смогла удержаться от того, чтобы не проникнуть взглядом глубже, до той сокровенной тьмы, что лежит под тончайшей ледяной кожей, тьмы, которая, как замёрзшее озеро, покрытое тончайшим слоем льда, тихо ждёт свою жертву. Нигде не было такого холода, как в этой тьме, нигде не было такого ужаса и такой пустоты – это Эмили точно знала. Более того, это была та самая тьма, что покоилась и в ней самой, если только она потеряет тот тоненький лучик света, что ещё несёт в себе. Испуг при одной мысли об этом пробежал по ней, он был едва ощутим, но всё же девочка слишком поздно отстранилась, когда воины проходили мимо неё. В последнее мгновение она отбросила руки назад, чтобы не задеть их, но коснулась мертвеца, стоявшего у неё за спиной. Это прикосновение было сродни лёгкому дуновению ветерка, скользнувшему по руке. Не оборачиваясь, Эмили поспешила вперёд сквозь ряды врагов, пока не остановилась возле колонны. Она надеялась, что её ошибка осталась незамеченной, и обернулась на воина, к которому прикоснулась. Он выглядел, как мужчина средних лет с короткими седыми
волосами и угловатым лицом, только глаза его были двумя зеркалами изо льда. И он смотрел в её сторону.
        Эмили чувствовала, как сосредоточенно он собирает внимание, словно это петля, которую он готов туго затянуть на её шее. Он уже послал в её сторону струю мороза, чтобы выяснить, не спряталось ли действительно в неподвижном воздухе зала нечто большее, чем то, что видно глазу. Эмили застыла на месте. Через несколько мгновений он коснётся её мыслей! И есть только один способ воспрепятствовать этому: она должна нырнуть в тишину внутри себя и как можно глубже. Эмили сжала зубы. В некотором смысле она уже привыкла к этому, что вовсе не означало, что при мысли о смерти девочка совершенно не испытывала безудержного ужаса, словно ребёнок, который панически боится темноты и весь состоит только из одного желания – убежать от неё. Но вместо этого она зафиксировала воина, а когда его холод подкатил к ней, нырнула в свою тишину.
        Эта тишина была холоднее всякого льда, который мог бы послать ей любой из воинов-мертвецов. И когда ледяные тени окружили её, девочка нырнула ещё глубже, словно всё ещё имела тело, которое медленно и тяжело опускалось в глубины океана. Её мысли, её чувства, даже её надежды и мечты отошли в далёкую даль, и когда она достигла дна, они показались ей похожими на эхо в бесконечных коридорах катакомб. Издали Эмили отметила, как ледяной взгляд воина скользнул в пустоту и заскользил дальше. Но она не сразу вернулась в ясное сознание, потому что, несмотря на холод, здесь, в глубине, всё было слишком спокойно. Как и прежде, когда Эмили удалялась в глубину своей тишины, она испытывала потребность остаться в этой тьме, недоступной для всего, что таит в себе жизнь. Это было то самое мгновение, которого она опасалась больше всего, когда думала о тьме, она боялась его сильнее, чем самого холода и самой пустоты. Но, как и прежде, из транса вывел её голос ребёнка – смех сестрёнки разорвал тьму и заставил Эмили подняться наверх, чтобы вернуться к жизни.
        Без единого шороха девочка полностью вернулась в тело. Ей потребовался только миг, чтобы вновь начать двигаться. С каждым шагом тишина тьмы слетала с неё, и когда она наконец достигла гробницы, то от волнения ощутила в груди биение сердца, которого уже не существовало в реальности.
        Эмили спиной почувствовала взгляд Бальтазара, когда рассматривала глубокие насечки на воротах и покорёженные буквы под ними. Они выглядели так, словно углубления в камне царапались голыми руками, Эмили даже показалось, что она чувствует запах крови тех, кто это делал. Затем она положила руку на камень.
        Её магия словно сама собой потекла в ворота и заполнила линии букв золотистым огнём. А когда ворота подались вверх, по камням прокатился стон.
        Эмили пристально смотрела в полумрак, открывшийся в проёме. Она, конечно, не думала, что навстречу в самом деле выскочит Годзилла или Кинг-Конг, однако ожидала увидеть несколько больше, чем то, что предстало перед её глазами. Склеп был пуст, глазу показались только разрушенные саркофаги. Но раздумывать и удивляться времени не было, потому что прямо сейчас, когда затих стон камня, Эмили услышала совершенную тишину. Эта тишина сгустилась за её спиной.
        Девочка повернулась, и сцена, которая возникла перед нею, заставила её задрожать. Все воины в зале прервали разговоры. Они стояли, как вкопанные, и каждый из них смотрел в сторону Эмили. Она сделала шаг назад, но это было бессмысленно. Они знали, где она находится, их взгляды уже пронизывали невидимость, в которую она укуталась. Низко наклонив головы, они внезапно начали двигаться. Ни один из них не проронил ни слова. Было ощущение, что их погнала вперёд чья-то сверхмощная воля. С пугающей синхронностью они положили руки на оружие. Эмили как раз решила пролететь сквозь их ряды, сделав манёвр, и посмотреть, как далеко ей удастся добраться. Но в тот самый момент, когда первые воины почти добрались до неё, по залу прокатился голос.
        Бальтазар стоял на выступе в стене рядом с нишей. Он раскинул руки. На его ладонях плясали языки пламени, а изо рта вылетали слова, которых Эмили ещё никогда не слышала. Это было тёмное заклинание. Магическими ударами он гнал воинов назад, и теперь они направили оружие против него. Тут их встретил шквальный порыв его магии, но Эмили знала, что долго он не сможет их удерживать. Два воина уже приблизились на опасно близкое расстояние, и его удары не оказали на них большого воздействия. С губ Бальтазара слетели громоподобные слова – и в ответ из склепа внезапно раздался мощный рокот.
        Эмили не заметила, что он вернул ей её человеческий облик. Этот рокот звучал, как рёв урагана в осеннюю ночь, навстречу ей из склепа ударил сильный ветер. Мертвецы сжали головы руками, словно рокот раскалывал их черепа. Рты растянулись в болезненной гримасе, многие упали на колени. Но глаза их были направлены в сторону открывшихся ворот. Оттуда, из темноты гроба, им навстречу медленно выступала фигура.
        В первое мгновение Эмили едва не спутала её с Непомуком, так как это был скелет, и он остановился теперь перед нею. Но когда она ответила на его взгляд, на его кости стали натягиваться мышцы и кожа, и вскоре перед нею уже стоял воин-призрак из давно прошедших времен. Его доспехи были усеяны брызгами, на бедре сверкал меч, отливая тёмным огнём, а пальцы были испачканы чёрной кровью, словно он только что отправил назад в его царство ещё одного мертвеца.
        За спиной его возникли другие воины, все были вооружены, под кожей у всех – призрачное тление, которое отчётливо показывало, что их внешний вид был не чем иным, как маской. Однако глаза воина, стоявшего перед Эмили, были тёмными, как полночное небо, и они показались ей такими живыми, что ей даже почудилось, что она когда-то слышала его смех – хриплый и сердечный одновременно. Он посмотрел через зал на Бальтазара так, словно встретил старого знакомого. Затем смерил взглядом Эмили. Было ощущение, словно её тело пронизали потоки огня, и ей пришлось приложить все силы, чтобы не отвернуться, не отвести взгляда. Девочка выдержала испытание, которому он её со всей очевидностью подверг, потому что в конце концов воин незаметно кивнул.
        Затем он посмотрел на мертвецов, которые всё ещё находились под впечатлением от его рокота. Пошевелил пальцами на мече, и внезапно на остальных гробах тоже начали светиться буквы, да так ярко, что тьма в зале была сразу же разорвана. Скрежет и треск поднимавшихся ворот смешался в единый шквал, и у Эмили широко раскрылись глаза, когда из этих склепов тоже стали выходить вооружённые воины, готовые к сражению. И тут она поняла, кем был этот незнакомец, что стоял перед нею! Это был Воин Первого Часа, такой же, как его соратники, он был одним из тех, кто превратился в шуршащую тьму. Незнакомец улыбнулся, словно услышал её мысли, а на Эмили нахлынули возвышенные чувства. Охотники давно минувших дней были сломлены, развеяны по ветру и повсюду забыты. Но теперь они вернулись. И они были готовы к бою.
        Воин на мгновение застыл, словно стремясь единым взглядом оценить, сколько же мертвецов сейчас перед ним. Потом он отодвинул Эмили в сторону. В его глазах вспыхнуло пламя, и он поднялся в воздух вместе со своими соратниками. Их тела стали прозрачными, но Эмили всё ещё могла видеть их, она смотрела, как они вытянули вперёд мечи. Мощными рядами с оглушительным рокотом они со всех сторон надвинулись на мертвецов, а затем с шумом, словно дробился лёд, промчались сквозь их тела. Эмили наблюдала танец духов, триумф вечности над смертью, а когда штурм затих, мертвецы остались стоять неподвижно – они застыли, словно статуи из камня.
        Рокот стал постепенно затихать, когда воин, а затем и его соратники приземлились перед Эмили. Его контуры поблекли так же, как и контуры других духов. Лишь пламя в его глазах горело так же, как раньше. А когда воин склонил перед Эмили голову, она в порыве волнения повторила его жест. Это был союз, о котором ей рассказывал Бальтазар, – союз ловцов, который не мог быть разрушен ни при жизни, ни после смерти. Воин смотрел на неё с улыбкой, словно думал сейчас о том же самом. Затем он отвернулся. Не проронив ни слова, он вместе с соратниками вернулся в склеп. Стоило им вступить в темноту, как контуры их фигур поблекли окончательно. Последнее, что увидела Эмили, было мерцание тёмной золы во тьме, которое тихо угасло. Смолк и рокот, а затем с грохотом закрылись ворота.
        Эмили повернулась к Бальтазару, но её взгляд перехватил застывший мертвец. Они и в самом деле выглядели так, словно окаменели. Но это было не так. Эмили ощущала гнев, который бурлил в них и только того и ждал, чтобы выплеснуться в мир. Она чувствовала тьму Драугра, готовую наслать проклятье на древних ловцов. Эмили с трудом оторвала взгляд от мертвецов и побежала навстречу Бальтазару. Колдовство не будет продолжаться вечно, это она прочла в его глазах. Им надо торопиться.
        Быстро, насколько могли, учитель и ученица побежали вверх по коридорам катакомб, мимо немых воинов, которые провожали их невидящими глазами. Наконец они добрались до неровных ступеней, которые вывели их наверх, в наземный мир. Когда катакомбы наконец остались позади, Эмили с облегчением вдохнула свежий воздух. Свобода!
        Уже вечерело. Перед ними лежал заброшенный погост, словно ничейная земля. И на его краю, освещённый последним золотом дня, возвышался Серый собор. Он тоже выглядел заброшенным. Но это было не так.
        Ветер погладил лицо Эмили, но это было для неё сейчас не так важно. Всё, что она отчётливо различала сейчас, это был след Асмарона, который теперь чувствовался везде. Девочка зрительно зафиксировала Собор и отправилась в путь.
        Как долго её лихорадило в ожидании этого дня! Как долго она панически его боялась! И вот этот день наступил. Асмарон был совсем близко.



        Глава 20

        Земля на погосте совершенно замёрзла. На пригорках и могильных камнях поблёскивал иней – всё выглядело почти как в сказке. Но только почти. Потому что несмотря на свою прозрачность, Эмили могла ощущать холод, который проникал из застывшей земли, и это был не приятный зимний морозец, который украсил инеем ничейную землю. Это был мороз мертвецов, и он только того и ждал, чтобы заглушить любое дыхание жизни.
        Собор тоже был затянут кристаллами льда. Когда Эмили ненадолго остановилась перед ним, то невольно подумала о дворце Снежной королевы, который часто рисовала всё детство. В этом мистически огромном Соборе Её Величество Ледяная госпожа, без сомнений, чувствовала бы себя прекрасно. Однако запах золы, горелой земли и гиацинтов перенёс сказочную зимнюю страну в её реальный мир потусторонний мир. И любимая сказка, увы, скорее напомнила девочке, где она на самом деле находится, напомнила о суровой реальности дня и заставила её глубоко вздохнуть. За этим порталом заканчивался след Асмарона, а это со всей определённостью означало только одно: место их предстоящей битвы находится здесь.
        Эмили сдержала желание оглянуться на кладбище, которое скоро засияет в ночи огнями. Хотя от одной этой мысли на душе у неё стало теплее. Вместо этого она зафиксировала глазами дверь и без единого звука проскользнула в Собор.
        Во время тренировок она много раз рассматривала возможные нападения мертвецов в тот момент, когда в качестве охотницы нужно войти в здание. Она знала их выпады – когда мертвец появлялся из ниоткуда. Изучала возможные ловушки, вплоть до магических трюков и даже обыкновенных механических механизмов, которые едва ли можно было превзойти по изобретательности и жестокости. Бальтазар не стеснялся в описаниях, и когда Эмили теперь переступила через порог церкви, все эти картинки стояли у неё перед глазами. Она была в курсе, что магические петли могут разорвать её в клочья и одновременно полдюжины воинов с ножами нападут на неё, поэтому инстинктивно ушла в укрытие.
        Но, к её великому удивлению, ни один из этих сценариев не был реализован. Собор был всё так же необитаем, как и во время её последнего посещения. Новым здесь был лишь запах смерти. И аромат гиацинтов. И это меняло всё.
        Лес из колонн потерял чистоту. На некогда безупречной белизне мрамора лежали теперь серые тени. Проскользнув между колоннами, девочка даже смогла разглядеть в них лица, которые, широко раскрыв рты, что-то пели, сопротивляясь сумраку.
        Стены тоже были затянуты тенями. В воздухе ощущался привкус металла, словно весь он был напоён кровью, и слышался странный шорох, слишком тихий, чтобы Эмили могла чётко идентифицировать его, но в то же время достаточно громкий, чтобы у неё по спине побежали мурашки. Это были крики – они наполнили Собор – крики умирающих. Эмили чувствовала, что каждый отдельный звук должен был сломить её, и лицо её омрачилось.
        Для Асмарона эти звуки были, очевидно, чистейшей воды удовольствием. Не успела она об этом подумать, как достигла центрального прохода. В нём тоже никого не было – никого кроме тёмной фигуры в самом его конце.
        Асмарон!..
        Эту встречу Эмили представляла себе тысячи раз, при этом она тысячи раз умирала и ещё больше побеждала. Но она ни разу не могла себе вообразить, что, увидев его, испытает такой всплеск чувств – смесь эйфории, желания сбежать и одновременно броситься в бой. И что эти чувства, как бушующая волна, разобьются о его неподвижную фигуру.
        Не спуская с Асмарона глаз, она пошла к нему. Он повернулся к ней спиной и смотрел вверх на расщеплённую статую Белого Воина. Эмили знала, что ему достаточно протянуть палец, чтобы расщепить и её. Одновременно с этим она поняла, почему он не трогал статую. Этого просто не требовалось, так как Белый Воин был слеп. Бывший символ надежды и силы отражал только одно: конец силы, которая когда-то противостояла тьме Драугра. Эта статуя стала символом смерти.
        Асмарон поднял голову, словно она произнесла последние слова вслух. Затем повернулся, медленно, почти невозмутимо, и без всякого напряжения посмотрел на неё в упор, несмотря на то, что девочка была невидимкой. На его губах играла улыбка, отчего и без того безупречное лицо его казалось ещё совершеннее. Эмили содрогнулась, когда поняла, что он ждал её.
        – Ты пришла поздно, – сказал он, когда Эмили остановилась в некотором отдалении от него. И хотя он говорил тихо, от его низкого голоса начала сотрясаться земля. – Или тебя задержали мои воины?
        Эмили слегка покачнулась, когда перевоплотилась в человеческий образ, но голос её был твёрд.
        – Они стоят, как статуи, у тебя под твоими ногами и сверлят слепыми глазами воздух. Кроме того, я не знала, что ты ждёшь меня. Иначе прихватила бы с собой кексы.
        – Ты смелая, – ответил он, не переставая улыбаться. – Это мне с самого начала понравилось. Однако интервал между мужеством и глупостью невелик. Зачем ты пришла?
        – Забавно, что именно ты говоришь о глупости, – парировала она. – Очевидно, с твоим интеллектом далеко не уедешь. При этом я уверена, что ты знаешь ответ на свой вопрос. Но позволь мне объяснить: ты вор и тебе нечего искать в этом мире. И поэтому я отправлю тебя туда, где тебе и положено быть.
        Его улыбка стала ещё шире.
        – Правильно, передо мной стоит охотница. Прости, мне не так просто помнить об этом, когда я на тебя смотрю. По твоему виду кажется, что ты в любую минуту бросишься к моим ногам и будешь умолять о пощаде.
        Эмили презрительно засопела.
        – Именно этих слов я от тебя и ожидала. Кажется, ты наложил уже полные штаны от одной мысли обо мне. Иначе почему ты тут прячешься?
        У него вырвался смешок, ироничный и холодный.
        – Ты всего лишь глупый ребёнок. Зачем мне попусту транжирить силы и гоняться за тобой, если ты просто горишь желанием сама найти меня? Было намного проще подождать тебя здесь… Здесь, где мой народ много лет назад праздновал победу.
        – У тебя нет народа, – твёрдо сказала Эмили. – А только орда безвольных картонных фигур, которые точно так же, как и ты, преданы мрачному безумцу. Да и чего можно ожидать от тварей, которые не несут в себе ничего, кроме пыли и пепла?
        В его глазах блеснуло что-то, похожее на злость, а улыбка превратилась в бледный натянутый рубец.
        – Ты ничего о нас не знаешь, – прорычал он. – Но я тебя проучу. Уже скоро ты станешь одной из нас. Потому что жизнь в твоей груди принадлежит мне!
        Его улыбка погасла, когда он заметил тлеющее тепло в её груди. Мышцы его напряглись, в любую минуту он был готов напасть на неё. Эмили изо всех сил сдерживала себя, чтобы оставаться там, где стояла, готовая отклониться в сторону…
        Тут она краем глаза заметила тень, которая проскользнула высоко, под самым куполом, на балюстраду. Во рту у неё пересохло, но девочка послала на свои губы улыбку.
        – Ты заблуждаешься, – прошептала она, и её голос пронёсся в воздухе, как звуковой удар. – Всё наоборот.
        Она ещё видела, как Асмарон поднял голову и посмотрел на неё, нахмурившись, словно не понял значения её слов. Затем она сделала выпад. Ещё в движении она перевоплотилась в невидимку, а когда Асмарон выставил вперёд кулак, чтобы отразить удар, она увернулась. С молниеносной быстротой девочка мчалась зигзагами в его сторону, прямо перед ним вернула себе человеческий облик и со всех сил ударила его рукой в грудь. Он попятился, спотыкаясь, и прежде чем успел схватить Эмили, у него за спиной появилась тень, которая мягко спрыгнула с балюстрады.
        Асмарон развернулся, но было уже поздно. Бальтазар выставил вперёд меч. И хотя его противник ещё в движении бросил тело в сторону, меч ранил его в плечо. Асмарон изверг злобное рычание, но времени для реванша у него не было. Эмили абсолютно бесшумной стремительной невидимкой промчалась сквозь него, от чего тот вновь потерял равновесие. Его холод почти невозможно было вынести, но Эмили не обращала на это внимания. Всё, что она ощущала, это была решимость. И ещё восхищение красотой и величественностью, с которой Бальтазар управлял мечом. Мощным ударом он вновь попал Асмарону в плечо. По Собору пронёсся злобный крик. И сразу же Эмили почувствовала тяжёлый запах чёрной крови.
        Словно при замедленной съёмке, увидела она, как Бальтазар вновь нападает на Асмарона. Кровь хлынула из раны убийцы, но прежде чем эта кровь достигла земли, чёрный воин рванул вверх мощный кулак. Асмарон превратил капли крови в чёрные осколки и отправил их в Бальтазара. Вампир сумел уклониться, но осколки полетели за ним.
        Эмили не медлила ни секунды. Она подскочила к осколкам и пролетела сквозь них. Они пролились в её теле ледяным холодом, за этим последовал громкий хруст. Её огонь раздробил осколки, превратив в мелкие иголочки, но они продолжили полёт и звенящим потоком обрушились на Бальтазара.
        Вампир поднял меч, но это было бесполезно: лишь несколько осколков сгорело на клинке и хлопьями пепла упало на землю. Остальные окутали вампира, как облако тумана, и оттуда раздались голоса… – голоса, которые были Эмили уже знакомы. Это были те самые крики, которые она слышала, когда вошла в помещение, но теперь они с ужасающей громкостью гремели под сводами Серого собора. Эмили поняла, что это были за крики: эти голоса принадлежали соратникам Бальтазара – тем ловцам мертвецов, которых убил Драугр, и сделал он это именно здесь, на этой земле.
        Эмили начала задыхаться, с такой силой звуки врезались ей в тело, но взгляд её был обращён на Бальтазара, который на мгновение освободился от осколков. На его лице было несколько порезов, но тут иголки слепились в комок и пролетели через него насквозь – с такой силой, что Бальтазар рухнул на колени. Вампир прижал руки к вискам, открыв рот в безмолвном крике. Затем он упал на бок и больше не шевелился.
        У Эмили не было времени дожидаться, чтобы понять, есть ли в нём ещё признаки жизни или нет, так как на неё уже надвигался Асмарон. Он мчался с такой скоростью, что возможности уклониться практически не было. С трудом дыша, она спряталась в колонне, но его удар раздробил камень и погнал её дальше – вверх, к потолку, в балюстраду, в пол, даже в проклятые канделябры. Эмили двигалась очень быстро, и на это Асмарон не рассчитывал. Так у неё появилось лёгкое преимущество, когда он хотя бы на несколько мгновений терял её след. Но убийца шёл по пятам. И когда Эмили проскользнула в картину и замерла там, то почувствовала, что силы её на исходе.
        Асмарон был уже совсем близко. Казалось, он вновь потерял её из виду, так как его взгляд блуждал по верху – по балюстраде. И в то мгновение, когда он разбежался и подготовился к прыжку вверх, она выскользнула из картины и помчалась к статуе Белого Воина. Камень был прохладным, это она почувствовала сразу, как только проникла в него. Девочка с удовольствием наблюдала, как Асмарон разрушал балюстраду, но тут же осознал, что она спряталась где-то в другом месте. В гневе он остановился перед статуей.
        И тут Эмили почувствовала отрезвление. Проклятие! Она ведь пришла сюда не для того, чтобы прятаться. И выбора у неё нет. Выиграть битву с Асмароном в одиночку у неё никаких. А Бальтазар…
        Этот звук оказался не громче тихого шёпота в её голове. Родной тёплый низкий голос – он вернул Эмили силы. С вновь возникшей решимостью она зафиксировала взглядом Асмарона. Она не сдастся! Ни за что на свете!
        А тот, словно почувствовав её взгляд, развернулся и посмотрел в лицо Белому Воину. Эмили улыбнулась. Она могла бы поспорить, что убийца увидел эту улыбку сквозь белый мрамор. И выскочила вперёд.
        Статую она увлекла за собой. Та с с грохотом разлетелась по полу на мелкие обломки. Эмили невидимкой поднялась из каменной пыли. Асмарон в упор смотрел на неё, словно она явилась духом мщения из прошлого. Девочка медлить не стала. Схватив осколок, она окутала его золотистым огнём и метнула во врага. Попытка удалась, камень пришёлся убийце поперёк лица, и когда по его щеке потекла кровь, девочку охватила безмерная эйфория. Тут Асмарон выбросил вперёд кулак, и прежде чем она успела уклониться, нанёс ей в ответ мощный удар.
        Мгновенное перевоплощение в человеческий образ Эмили заметила, только когда растянулась на полу. Ей не хватало воздуха. Осколок залез ей в руку. На пол полилась кровь. Всего в нескольких шагах от себя она увидела неподвижное тело Бальтазара и одновременно услышала приглушённые шаги, которые приближались к ней.
        Асмарон был совсем близко. Покачиваясь, она начала подниматься, но было уже слишком поздно. Когда его тень упала на неё, девочка застыла. Ей показалось, что он наложил на неё ледяное заклинание, и она подняла на него глаза в ожидании увидеть на его лице чувство триумфа или иронии. Но лицо его не выражало вообще никаких чувств, тем более волнения. Он наклонил голову, словно наблюдая за беспомощной тварью, что приползла к его ногам. Затем он вытянул руку. Эмили чувствовала, как его магия обвилась вокруг её шеи… И в то же мгновение его грудь пронзил блестящий клинок.
        Асмарон стоял неподвижно, глаза широко открыты, и в упор смотрел на ледяной дымящийся клинок, словно ожидая увидеть там бьющееся сердце. А из-за спины врага на Эмили смотрел Бальтазар. Он был ещё бледнее обычного, несколько длинных прядей выбилось из-под туго заплетённого на затылке узла – не в пример идеально убранным волосам в течение последних недель. Но раны вампира затянулись, а во взгляде читался безжалостный холод. Крики ловцов пронзали его тело, но даже это его не сломило. И теперь, когда Эмили посмотрела на учителя снизу вверх, она испытала безудержную гордость. Тот незаметно кивнул ей. И выдернул меч.
        Из горла Асмарона вырвался хрип. Он закачался, когда из его раны полилась кровь. На какое-то мгновение его лицо показалось ей беспомощным и ранимым, словно лицо ребёнка. Но Эмили встала на ноги и, прежде чем Асмарон смог ещё что-нибудь сделать, прижала руку к его груди. Она почувствовала, как её золотистый огонь пронёсся по его телу, почувствовала весь его холод, который её окружил. И вновь – тёплое мерцание, которое ей было уже так хорошо знакомо! Она услышала смех сестрёнки, когда её магия впитала в себя ту жизнь, которую украл у неё Асмарон… В тот же миг его кровь коснулась её кожи.
        Словно схваченная железными когтями, Эмили подняла голову. Ей нельзя было смотреть Асмарону в глаза, если она не хотела провалиться в его бездну. Но она не могла освободиться от его оков и одновременно направить в его тело свою магию. В голове пронеслась мысль, что надо уклониться от него и от тьмы, которую он несёт в себе. Но она зашла так далеко не для того, чтобы теперь испугаться какой-то проклятой пары глаз!
        Решительно сопротивляясь хватке, девочка подняла глаза на убийцу.
        Эмили полагала, что в его глазах не будет ничего, кроме ужасающей тьмы. И в самом деле, внутри её ожидала тьма, которая превосходила любой холод, который она когда-либо испытывала. Сдержать панику. Только сдержать её!
        В конце концов, однажды она уже выдержала этот взгляд. И уже тогда, в тени его мрака, успела увидеть куда больше, чем просто тьму.
        Аромат гиацинтов был таким нежным, как очень выстраданное воспоминание о весне. И стоило Эмили обратить на это внимание, как этот аромат разбил тьму. Внезапно она увидела, как в Асмароне начинает светиться картина, словно застывшая во льду. Это было поле с цветущими гиацинтами, где сидела женщина и маленький ребенок. Они смеялись, а рядом… – Эмили задержала дыхание. Рядом с ними сидел Асмарон, только она узнала его с трудом! Кожа его была загорелой, волосы завязаны на затылке узлом, он улыбался так легко, что лицо его показалось ей совсем другим. Он был ещё человеком, живым и счастливым, и Эмили внезапно поняла, что женщина рядом с ним была его женой, а ребёнок – его ребёнком, и он потерял их обоих… Их настигла смерть, которая теперь с такой силой наполняла его. Только эту картину, это воспоминание хранил он глубоко внутри – картину жизни, которая поднялась сейчас в его глазах в ответ на магический посыл Эмили.
        На мгновение лицо его стало трогательно нежным, и он взглянул на Эмили так, словно хотел ещё сильнее прижать её ладонь к своей груди – туда, в самую глубину, где засел проклятый холод. Но вслед за тем чёрный воин согнулся. И Эмили снова тоже почувствовала её – тьму, которая теперь раскололась в нём, да так мощно, что больше не было никакого шанса от неё уклониться. Безмерный холод охватил её магию и мощной ударной волной изгнал из души Асмарона.
        Несколько оконных стёкол в Соборе лопнуло. Эмили слышала это, словно в трансе, когда её тело подняло в воздух. Она ударилась о колонну, едва успев краем глаза заметить, что Бальтазар тоже отброшен назад. Однако она не отрывала взгляда от Асмарона, который всё ещё стоял там, совершенно неподвижно, словно превратился в лёд. Теперь он медленно поднял голову, и Эмили содрогнулась, когда в его глазах вспыхнула более страшная тьма. Вовсе не его магия бушевала в нём сейчас. Это было пламя Драугра – князя тьмы.
        Оглушённая, девочка сделала несколько шагов вперёд, но далеко уйти ей не удалось. Асмарон схватил её за горло и рванул к себе. Он открыл рот, но это был не его голос. Это был совсем другой голос, который она уже услышала.
        – Дурочка, – шептал в её голове князь тьмы. – Что ты ищешь в моей тьме? – его голос был подобен тысяче ножей.
        – Я не ищу, – ответила Эмили. – Я нахожу. И весьма успешно. Я всего лишь девочка-дух, а ты – властелин царства мёртвых, ты пришёл, чтобы обидеть меня.
        Асмарон растянул лицо в странно-чужой улыбке.
        – Всего лишь девочка-дух, – мрачно повторил Драугр. – Ты и в самом деле в это веришь? Неужели ты думаешь, я послал бы за обычным духом в другой мир столько своих воинов?
        Эмили не знала, что ответить, но каждое его слово падало в неё, как раскалённый уголёк. Внезапно её охватил озноб, причину которого она назвать не могла. С молниеносной быстротой перед глазами всплыло лицо Бальтазара, его молчание в церкви, его странный взгляд. Она была почти сломлена, когда Драугр улыбнулся ещё шире, словно подтверждая, что она взяла верный след.
        В течение какого-то времени она не слышала ничего, кроме потрескивания чёрного пламени.
        – Взгляни, – пророкотал голос Даугра так тихо, что пролетел сквозь её мысли, как лёгкое дуновение. – Взгляни, почему я охочусь за тобой!
        Чёрное пламя вспыхнуло и вовлекло её дух внутрь картины, которая открылась перед нею, как чьё-то воспоминание. Эмили вновь под сводами Собора, разрушенном в ходе тяжёлых сражений. Её тело странно прозрачное, словно она сама – это просто иллюзия. Но она этого почти не замечает. Потому что перед нею стоит Драугр.
        В последние недели девочка постоянно пыталась представить, как же он может выглядеть. Но теперь, когда он смотрел ей прямо в глаза, Эмили поняла, что ни одно из её предположений даже не приблизилось к истине. Никогда прежде она не видела существа, которое объединяло бы в себе в равных долях такую неземную красоту и такую безмерную жестокость, как Драугр. Его волосы цвета снега, спадавшие довольно низко по спине и обрамлявшие аристократическое лицо. Его большая величественная фигура. Тени Собора, слегка покачиваясь, собирались у него за спиной. И его глаза, которые были совершено чёрными, теперь воспламенились ледяным пламенем. Эмили застыла, она не могла отвести от него взгляда.
        И вновь она ощутила то же предчувствие, что и в тот миг, когда впервые догадалась о том, что именно таится в его тьме и что повелевает нашёптывать её имя.
        Краем глаз она заметила лёгкое колебание воздуха, которое заставило её отвести взгляд. Теперь она увидела, что над его телом полыхает белая магия, готовая увести его назад в царство мёртвых. Пока он ещё стоял перед ней, Эмили содрогнулась, увидев у него на руке кровь. Он медленно отвернулся от неё и взял меч. Тут Эмили узнала лежавшую перед ним фигуру, окутанную мерцающим светом. Это был Белый Воин. Она бросилась вперёд – и отскочила, словно от стены, когда взглянула герою в лицо.
        Волосы воина были взъерошены, улыбка напоминала улыбку маленького мальчика, только в глазах была мудрость, причину которой она, очевидно, никогда не поймёт. Эмили узнала того, кто в блеске Белого Воина лежал теперь перед нею. Отец лишь мельком ответил на её взгляд. Как ей не хватало этого тёплого и нежного взгляда всё это время, пока его не было рядом!..
        Затем Драугр выхватил меч, поднял его высоко вверх и с хрустом всадил его в грудь её отца.
        Своим остриём меч вонзился в пол, и через Собор прошла трещина, которая расщепила надвое и статую, и проход. Эта трещина была подобна боли, которая теперь с новой силой вспыхнула в Эмили, той самой боли, которую она испытала, когда узнала о смерти отца. Она стояла всего в нескольких шагах от него и видела, как из него уходит, ускользает, утекает его жизнь. Из него, Белого Воина, который, оказывается был не просто героем из потустроннего мира.
        Это был её отец! Рассказчик историй, которого убила смерть, и он не смог противиться ей.
        – Теперь ты наконец поняла? – прошептал Драугр в её мысли. – Я охотился за тобой, чтобы привести к себе твою силу и наконец покинуть темницу, в которой запер меня этот слабак. Чтобы убить тебя так же, как я это сделал с ним. Белого Воина, каким ты его представляешь, никогда не существовало. Я раздавил твоего отца… И я раздавлю тебя!
        Картина вокруг Эмили разбилась, и она вновь оказалась во власти Асмарона, но она его уже почти не видела. Она слишком хорошо ощущала, как по её телу потоком струились силы царства мёртвых, такие холодные, что девочка начала дрожать. Драугр искал её жизнь, она это чувствовала, но из последних сил мысленно проскользнула в своё убежище теней, которое для неё когда-то сотворил отец. На этот раз сестрёнка не ждала её там. Эмили оказалась в пустой тёмной комнате, где пустело осиротевшее кресло, точь-в-точь как в тот день, когда отец умер.
        Силы Драугра ударились о стены, которые однажды её уже защитили от огня Бальтазара и которые были теперь тонкими, как бумага. Его тьма проникла сквозь них, и девочке нечего было им противопоставить. И с каждой новой тенью она ощущала всё сильнее то, чего всё это время боялась, – своё бессилие против этой тьмы.
        Первые тени, словно змеи, уже обвились вокруг её ног и, капля за каплей, тянули из неё тлеющее в груди тепло. Скоро она ещё глубже окунётся в бесконечную тьму – в тот океан, который был ей уже знаком. И на этот раз она вряд ли найдёт дорогу назад. Она ещё слышала смех Софи, но голосок её становился всё слабее по мере того, как сгущалась тьма. Скоро он затихнет совсем под жёсткой хваткой Драугра, тогда погаснет и последняя картина в душе Эмили – картина потусторонней гибели отца, который смотрел на неё потухшими глазами, разбитый своим врагом, как беспомощное животное.


        Боль, словно кнут, ударила её с такой силой, что Эмили открыла глаза. Оглушённая, она оглянулась по сторонам и поняла, что всё ещё находится в Сером Соборе. Вслед за этим убийца уронил её. Девочка встала на колени и увидела, как Бальтазар бросился на Асмарона. Они сражались друг с другом, но когда Бальтазар поднял меч, Драугр разнуздал чёрный огонь. С грохотом вырвался тот из рук Асмарона и пылающим ядом пронёсся по телу Бальтазара. У вампира вырвался крик – такой пронзительный, что Эмили подумала, что это звук разорвёт её. Затем Бальтазар упал, точно сломленный.
        Эмили почти не чувствовала слёз, не ощущала, что тело её от упадка сил отказывалось подчиняться ей – не получалось даже встать на ноги. Всё, что воспринимало её сознание, это был Бальтазар, неподвижно, без признаков жизни распластанный на камнях.
        Лишь фигура Асмарона могла ещё вызвать на себя внимание Эмили. Но прежде чем он вновь схватил её, по воздуху пронёсся звук. Девочка чувствовала, что начинает терять сознание, и не была уверена, действительно ли слышит голоса. Асмарон отпрянул. Казалось, он борется сам с собой, но затем опять послышались голоса, теперь уже совсем близко. Он ещё раз посмотрел на Эмили сверху вниз. И исчез в тени, бесшумно, как во сне.
        Вслед за этим распахнулся портал Собора и все его окна. Эмили увидела фигуры, которые спешили к ней по проходу центрального нефа, и у неё перехватило дыхание. Она узнала Систериуса и других судей Объединения неживых. И мужчину, который шёл впереди и сразу же целиком завладел её вниманием.
        Он был высоким, одетым во всё черное. Его длинные волосы были бархатисто тёмными, лицо – бледным, как белый мрамор, глаза его казались темнее всякой тени. Он шёл по краю бездны, и казалось, что в любую минуту может сорваться. Но когда Эмили заглянула ему в глаза, то поняла, что заблуждается. Никакая бездна потустороннего мира не может быть опасной для этого персонажа, который сам в себе нёс самую глубокую пропасть, которая только была возможна. Пропасть, упрятанную глубоко внутри, под маской человечности, без которой любой смертный при виде этой фигуры потерял бы рассудок. Это был Баптист Де Ла Шатр – Принц вампиров.
        Эмили ещё чувствовала, как темнота его взгляда окутала её холодным пламенем. И потеряла сознание.



        Глава 21

        Эмили мчалась, не чувствуя под собою ног. Она была в мрачном лесу. По земле наползал туман, а чёрные стволы деревьев тянули ввысь свои обнажённые безжизненные ветви. Её что-то преследовало. Она понятия не имела, что это. Но оно неустанно приближалось. И чем быстрее она бежала, тем сильнее подстёгивала её бившаяся в теле паника, потому что девочка знала: спастись бегством она не сможет.
        Это был сон, в который она провалилась. Где-то глубоко в ней постукивала молоточком мысль, что это просто невозможно. Она дух, а духи неспособны спать и видеть сны. Но, как ни странно, это был сон, и она спала. Более того, она застряла в кошмарном сне и не могла от него освободиться. Потому что по другую сторону этого леса её ждала пустота.
        Она уже сейчас подстерегала её в кронах деревьев и растворяла верхние ветви. Они отламывались, и каждый раз, когда Эмили прикасалась к какому-то дереву, оно превращалось в золу и пыль. Деревья, одно за другим, рассыпались, и лес вокруг неё исчезал. И пока она бежала, глотая горькие хлопья пепла, ощущала пустоту, которая растворяла даже небо над ней, – пустоту, которая скоро доберётся и до её рассудка.
        – Эмили!
        Её имя, произнесённое низким голосом, прозвучало, как удар кнута. Оно притащило с собой целый поток картин. Серый Собор. Главы Объединения неживых. Принц вампиров, который направляется к ней. И сломленная фигура. Бальтазар.
        Её имя эхом отдавалось в ней, как и голос, произносивший его. Она споткнулась и упала на колени. Земля под нею растворилась так же, как и деревья, которые видоизменялись от её прикосновений. Но пальцами девочка нащупала ещё кое-что другое. Это была кровь, и она не рассыпалась в золу и пепел. Она действительно имела место! Кровь была реальной.
        – Действительно, – пророкотало в её мыслях. В каждом звуке она смогла различить так хорошо знакомую ей иронию. Одновременно девочка ощущала, что этот голос был настоящим, что это была правда посреди всякой лжи, что окружает её сейчас. И она сконцентрировалась на его звучании, не обращая внимания на своего преследователя, который уже почти догнал её. Голос этот становился в ней всё громче и громче, и когда она уже думала, что острые когти сейчас схватят её, голос превратился в оглушительное крещендо. Вслед за этим лес вокруг разрушился, как иллюзия, которой он являлся с самого начала.
        Эмили со вздохом приподнялась и обнаружила, что находится в темнице, и её голова раскалывается от боли. Темница едва ли заслуживала такого названия – это была просто яма, выбитая где-то в скале под землёй. Точнее говоря, влажная, грязная яма, в которой царил ледяной холод. Эмили содрогнулась, когда поняла, где находится. Не было сомнений, Систериус бросил её в темницу за всё, что она натворила.
        Магическая решётка перед мрачным входом – единственный источник света. И в его слабом свете, прислонившись спиной к стене и прижав руку к груди, сидел Бальтазар.
        Скорчившись, Эмили с трудом поднялась и просто упала на землю рядом с вампиром. Она ещё ощущала колдовство в его пальцах, которыми он разогнал её кошмарный сон. И почувствовала бесконечное облегчение, когда поняла, что учитель не умер и не погиб. Но его рана была глубокой. Она увидела кровь, которая запеклась на его пальцах, большой разрез на его груди. И яд Драугра, который бушевал в его теле. На язык ей попали горькие хлопья золы. Рана Бальтазара была слишком тяжёлой даже для такого вампира, как он. Сколько он ещё проживёт, неизвестно, может, несколько часов.
        – Только не начинай реветь, – голос Бальтазара был хрипловатым. – Тебе ещё понадобятся силы. Они уже скоро поволокут тебя на суд. Ты справишься и освободишься от них. И тогда вернёшь свою жизнь.
        Эмили посмотрела на него в упор. Учитывая его состояние, она хотела обойтись с ним осторожно, но эти слова и слышать не хотела.
        – Мне кажется, ты немного не в своём уме, – сказала она и опять отметила, что существуют вещи, которые она просто не может произносить c состраданием в голосе. – Я себе уже больше ничего не верну. Наш план провалился, и это наш конец.
        Но Бальтазар только засопел.
        – Ты мелешь вздор, как часто уже делала это. Мой конец близок, это правда. Но ты…
        – Я уже ничего не буду делать! – Эмили прикусила губу, чтобы не дать словам вырваться наружу. Но доверие, которое Бальтазар всё ещё внушал ей, было почти невыносимым. – Я отказываюсь, разве ты не понял? Асмарон одержал надо мною верх, последние остатки жизни во мне – не больше искорки в кромешной тьме! Если бы ты не вступился за меня, я лежала бы теперь у ног Драугра! В лучших семейных традициях…
        Картина с её отцом так внезапно вспыхнула перед внутренним взором, что девочка смолкла.
        Бальтазар молча смотрел на неё, в глазах его мерцал вопрос.
        – Ты сердишься, – произнёс он затем. – Это понятно после всего, что произошло.
        – Сержусь? – повторила она. – Это ещё мягко сказано. Я вне себя в любом случае. И мне надоела вечная ложь! Только не рассказывай, что я ещё могу перевернуть страницу. Это неправда, так же, как и всё остальное, что ты мне рассказывал в последние недели.
        – Это правда, – настаивал Бальтазар. – Такая же правда, как и силы, которые ты развивала в последние недели.
        – Грандиозные силы, – ответила Эмили. – Такие грандиозные, что отказали мне при в первый же критическим миг. Но тебя это не должно удивлять. Так как вопреки всему, чему я научилась в последние недели, я не стою в одном ряду с мощными супергероями. Белый Воин, которого я считала невероятно сильным охотником, который был для меня примером и дарил мне чувство, что я тоже смогу стать небольшой героиней, это ложь. Он никогда не существовал, его просто не было. Драугр прав – настоящий Белый Воин не был героем. Он был не очень успешным писателем, я это знаю, потому что была с ним хорошо знакома. Белый Воин был моим отцом! И ты это знал!
        Высказанные вслух слова только разожгли её гнев. Но когда она взглянула на Бальтазара, то сразу умолкла. Вампир сидел неподвижно. На его лице не было и намёка на иронию. Он производил впечатление почти старого человека, и что-то в его молчании вызывало в ней сочувствие. Она ещё никогда не видела его таким уязвимым, таким ранимым, как в этот момент.
        – Да, – тихо сказал он. – Я обманывал тебя с тех пор, как увидел в первый раз. Это непростительно. И, тем не менее, я не видел другой возможности, но речь теперь не об этом, так как ты права: твой отец не был успешным писателем. Но в то же время он был героем, и именно тем героем, который был нужен миру! После всего, что ты видела в Сером соборе, тебе, очевидно, эти события видятся в ином свете. Но я ещё никогда не встречал человека, который в сражении с мертвецами оказался бы сильнее, чем твой отец. Это о нём я рассказывал тебе у огня воинов. Это он победил меня одним взглядом. Всю свою жизнь он чувствовал, что существует потусторонний мир, а после смерти твой отец стал его частью, более того – стал его спасителем. Он стал Белым Воином, и сейчас неважно, что именно видела ты в Сером соборе. Это Белый Воин отправил Драугра назад в его царство!
        Эмили вспомнила, как Бальтазар рассказывал ей о человеке, победившего вампира одним лишь взглядом. И почти улыбнулась, представив лицо отца в тот миг. Эта встреча сделала его, очевидно, бесконечно счастливым.
        Девочка покачала головой.
        – Возможно, он отправил князя тьмы назад в его царство. Но это был всего лишь один удар, который не очень ранил Драугра. А мой отец, напротив, был уничтожен. Я видела, как он был разбит на ступенях Собора, как любая жизнь и всё, из чего он когда-либо состоял, было в нём уничтожено. Моему отцу нечего было противопоставить той мрачной силе.
        И князь тьмы позволил ему, как зверю, умереть у своих ног.
        Тут в глазах Бальтазара вновь вспыхнуло прежнее желание сражаться.
        – Ты, как глупый ребёнок, позволяешь обмануть себя, – пророкотал он. – Драугр показал тебе то, что хотел показать, и не больше того. Как ты себе представляешь, что бы произошло, если бы ты начала анализировать его трюки? Посмотри, что правда, а что нет! Посмотри, что ещё произошло в Сером соборе!
        Его слова подобно грому отдавались в Эмили. И прежде чем она сумела уклониться, он прижал ладонь к её виску.
        В следующий миг пространство расплылось перед её глазами, и они закрылись сами собой. Когда она их открыла, то опять оказалась в Сером соборе. В некотором отдалении, к ней спиной, стоял Драугр. Её отец неподвижно лежал у его ног, и Эмили вновь содрогнулась, увидев его. С её губ слетело ругательство, когда она поняла, что Бальтазар перенёс её дух в прошлое, словно она и в самом деле была ребёнком, которому иначе ничего нельзя объяснить. Она уже хотела выкрикнуть его имя, чтобы он вернул её в проклятую темницу, когда Драугр отвернулся. Он прошёл мимо, как будто хотел покинуть Собор, несмотря на мерцающую магию во всём теле. Взгляд Эмили вновь скользнул по лицу отца. Он выглядел странно чужим, как пустая оболочка…
        Это было не больше, чем колебание её опущенных век. Сначала Эмили не поверила своим глазам. Но затем заметила белый блеск, который поднимался и распространялся из груди по всему телу. Без единого звука Белый Воин вдохнул, а когда открыл глаза, ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не броситься к нему. Все раны, а также слабость покинули его тело. Он сел, медленно, словно должен был вспомнить это движение. Затем взглянул на Драугра. И в то же мгновение с его лица исчезла мягкость. Он без труда встал на ноги, а когда проходил мимо Эмили, она увидела в нём самого славного воина, которого когда-либо видела.
        Он почти догнал Драугра, когда тот его заметил. Князь тьмы с молниеносной быстротой развернулся и опустил меч на Белого Воина. Но клинок проскользнул сквозь него, словно тот состоял из тумана. У Эмили широко открылись глаза. Как часто она уже сама пыталась пропускать магическое оружие сквозь своё тело – тело духа, но каждый раз терпела неудачу. И как просто всё это выглядело теперь, когда её отцу даже не пришлось уклоняться от удара врага. Вместо этого клинок противника начал тлеть в белом огне, который с шипением побежал по мечу. У Драугра вырвалось ругательство, потому что огонь опалил ему руку, и меч упал на землю. Он сжал в кулак языки чёрного пламени, но и они погасли, как только он пробил грудь Белого Воина. Князь тьмы в полной беспомощности смотрел на врага, и Эмили показалось, что отец тихонько улыбается. Затем он вытянул руку, положил её на грудь Драугра и, не колеблясь ни секунды, послал всю свою силу в его тело.
        И едва белый свет выстрелил, Драугр зашатался. Свет, скользя, проник в его грудь и тело, а когда князь тьмы от боли раскрыл рот, Эмили поняла, что это не просто магия её отца, которую тот направил через тело врага. Она услышала во всём этом шум Парижских улиц, узнала имена тех персонажей, которых создал её отец, услышала шуршание дубовых листьев под окном, которые шептали о существовании потустороннего мира. Услышала она и свой собственный голос, и смех сестрёнки, который пронизывал каждую искорку света, исходящего от отца.
        Это была целая жизнь, которую он направил в тело князя тьмы, жизнь, которая сильнее всякой тьмы.
        У Драугра вырвался ещё один хрип, почти беззвучный, словно тот потерял все свои силы. Затем его фигура растворилась. От князя тьмы не осталось ничего, кроме золы и пыли. А отец стоял там, совершенно не изменившись. Он смотрел на танцующие хлопья пепла, затем внезапно повернул голову и посмотрел на Эмили. Девочка застыла. Возможно ли, что он её видит, сквозь время и все эти миры?
        Разум взбунтовался, но она заметила улыбку, которая проскользнула по губам отца, ту самую, которая когда-то делала их тайными союзниками. Отец тихонько кивнул ей. Затем поднял голову, раскинул руки и без единого звука растворился в белом свете.


        Эмили заметила, что вернулась в темницу, только ощутив затхлые запахи. Бальтазар всё ещё сидел напротив неё. Он молчал, делая вид, что не замечает слёз, которые льются по её щекам.
        – Она ещё была в нём, – прошептала девочка так тихо, что сама едва услышала себя. – В нём ещё была жизнь! Я думала, Драугр её полностью украл, но она всё это время ещё была в нём. Именно ею он победил Драугра. Победил его во всём.
        Бальтазар кивнул.
        – Твой отец был героем, придумать которого было просто невозможно. У него в голове крутились тысячи начал различных историй, тысячи прекрасных диалогов, тысячи персонажей, которые пробуждались к жизни в его мыслях. Он путешествовал между мирами в поисках потерянных слов. Он верил в существование потустороннего мира и хорошо знал мир людей. Он любил эти два мира и отдавался им целиком, но больше, чем всё это, он любил вас, своих детей. Он нёс в себе цветущую Вселенную, которую невозможно одолеть никакой магией в мире. И всю жизнь, которую несмотря на гибель, всё ещё нёс в себе, он направил через тело Драугра, чтобы спасти ваши жизни.
        Эмили провела рукой по глазам. Она лишь через несколько минут поняла, что всё ещё отвечает на улыбку отца, будто он всё ещё рядом.
        – Ты всё это знал, – наконец сказала она. – Почему ты не рассказал мне это с самого начала?
        – Ты необыкновенная, – ответил Бальтазар. – И не в одном, а во многих отношениях. И так же, как с твоим отцом, я уже во время нашей первой встречи знал, с кем имею дело. Но я не хотел вынуждать тебя идти по пути… – по пути, в конце которого я бы тебя, возможно, не смог спасти. Ты должна была всё это решить сама, своими силами, по собственной воле, свободная от кого бы то ни было.
        Эмили посмотрела на рану в его груди.
        – Ты спас меня, – едва слышно произнесла она. – Если бы ты там вовремя не подоспел, то я была бы сейчас в царстве мёртвых.
        – Твой путь ещё не завершён, – ответил он тихо, но девочка покачала головой.
        – Во мне больше нет света, как у отца. Осталось не больше маленькой мерцающей искры. Просто чудо, что я ещё не стала мёртвой или духом, закованным в цепи.
        По лицу Бальтазара скользнули остатки его былой строгости.
        – Жизнь – это не сила, которая превращает тебя в человека или духа, или даже в мёртвого. Жизнь – это тоска. А этого в тебе больше чем достаточно.
        – Думаю, крошечной искры вряд ли достаточно, – возразила Эмили. – Но даже я не могу его больше увидеть! У меня внутри всё темно.
        Тут по лицу Бальтазара скользнула улыбка.
        – Дитя человеческое, – пророкотал он. – В тебе намного больше всего. И темнота тебе не враг. Разве отец тебя этому не учил?
        Эмили опустила глаза. Отец ей, конечно, разъяснял это, каждый раз по-новому, если она забывала об этом ночью в темноте комнаты. Она вспомнила, как проснулась после кошмара и позвала его. Вспомнив об этом, она вновь увидела себя в кроватке в своей комнате, как тогда, одеяло натянуто до подбородка, хотя от страха ей жарко. Она слышит, как отец вот-вот подойдёт к ней.
        Он не стал включать свет. Вместо этого обнял её, и Эмили услышала, как он улыбался, когда сказал: «Не бойся! Здесь ты в безопасности».
        – Но тут так темно, – ответила Эмили, точно так же, как тогда.
        – И это счастье, – возразил он. – Ведь темнота – самая большая волшебница в мире, в темноте возможно всё.
        – А если меня захочет съесть злая ведьма? – Эмили почти рассмеялась, когда услышала свой детский голос, задающий этот вопрос.
        – Тогда ты позовёшь дракона, который защитит тебя, – ответил отец. – Он уже ждёт тебя. Если ты посмотришь внимательно, то сможешь его увидеть.
        И отец начал описывать ей дракона, да так красочно, что Эмили, как и в тот раз, действительно смогла увидеть его перед собой.
        В ту ночь она уснула у отца на руках, защищённая драконом из белого огня.
        Как отчётливо это она помнила!


        Эмили смотрела в темноту и видела в ней улыбающегося отца, так же, как в детстве, когда он, сидя в своём кресле, смотрел в ночь за окном, как поэт, как воин, как её герой, которым был всегда.
        Бальтазар прав. Даже если бы Драугр украл у неё почти всю жизнь, тьма смерти была в ней не единственной темнотой. У неё всё ещё существовало убежище теней, место, в котором возможно всё.
        – Всё в порядке, – сказала она и посмотрела Бальтазару в глаза. – Я буду бороться и продолжу дело отца, я приложу для этого все силы. Но у меня есть условие.
        – И какое же? Шанс на существование по ту сторону владений Драугра? Это условие уже давно выполнено, а других не бывает.
        – И всё-таки, – возразила Эмили. – Если я вступлю в это сражение, то только вместе с тобой, при твоей поддержке. Ты присягнул мне на верность, и я требую, чтобы ты сдержал клятву.
        – Перед лицом смерти нарушаются даже клятвы, – мрачно возразил Бальтазар. – Я умираю, Эмили. И я не смогу…
        – Оставь это!
        К своему великому удивлению девочка осознала, что её голос звучит почти так же строго, как и голос учителя, когда он говорил ей нечто подобное.
        – Ты – Бальтазар Александр де Монпелье, самый сильный воин Принца и мой учитель. Ты наизусть знаешь все фолианты потустороннего мира так же хорошо, как и весь сумрачный мир и всех его обитателей, которые могли бы вытянуть этот проклятый яд из твоей раны. И я скажу тебе одно: так просто ты не отделаешься, понял? Ты должен остаться со мной. Ты должен, по крайней мере, попробовать.
        Бальтазар оставался неподвижным, в глазах его светилось такое упрямство, что девочка не могла догадаться, о чём он думает. Она видела игру мускулов на его висках, так сильно он сжимал зубы, в его взгляде сквозила буря, там бушевали лёд и пламя, когда он исподлобья смотрел на неё. Но Эмили не отвернулась. Она была, конечно, всего лишь девочкой-духом, которой предстояло ещё многому научиться, но в вопросах упрямства с ней вряд ли кто-нибудь мог бы поспорить. Тем более, когда речь шла о жизни друга. И, словно услышав эти слова – жизнь друга – Бальтазар выдохнул.
        – Проклятье, – проворчал он и, кажется, с недовольством заметил, что только что повторил одно из её ругательств. – И о чём только я думал, когда оставил твою голову на плечах, когда ты впервые пришла в мой склеп? – Он глубоко вздохнул. – Всё в порядке, – произнёс он затем. – Я пройду этим путём рядом с тобой так долго, как смогу. Возможно, мне удастся отделаться от этого проклятого яда. Но я ничего не могу тебе обещать.
        – Конечно, нет, – ответила Эмили. – Хотя… в конце концов, ты можешь потерять репутацию!
        Они обменялись короткими, очень серьёзными взглядами. Затем по лицу Бальтазара скользнула улыбка, и Эмили не могла не ответить ему тем же.
        Пусть её ожидает самая глубокая тьма и все ужасы царства мёртвых. Только она всё равно не видит рядом с собой никого, кроме этого вампира, который пережил столько сражений и ужасов, что голова не сможет вместить; но глаза которого блестят сейчас, потому что строптивая девочка-дух борется за его жизнь.



        Глава 22

        Ловцы объединения неживых пришли за ними, как и было заведено, молча, не произнеся ни единого звука. Они внезапно возникли перед ними, открыли магическую решётку, схватили Эмили за воротник, грубо заставив её встать на ноги. Её потащили к выходу, но она ещё успела бросить взгляд на Бальтазара.
        Вампир стал ещё бледнее. Уже половину вечности он молчал. И даже сейчас в лапах ловцов он не показывал никакого волнения. Он надел свою непроницаемую маску, и не без основания. В конце концов, их ожидал суд неживых.
        Эмили была странно спокойной, когда её тащили по проходам. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, это нормально, когда путь лежит на эшафот, но она постаралась быстро отогнать эту мысль подальше. Прежде чем окунуться в молчание, Бальтазар заверил её, что есть и путь к свободе, и за эту мысль ей и следовало держаться. Итак, она сконцентрировалась на том, чтобы всем своим весом повиснуть на руках ловцов, так она, по крайней мере, сделает их жизнь по-настоящему тяжёлой. Несколько раз они начинали шататься, но это ничего не изменило – наконец они оставили за собой все переходы и через узкую дверь вошли в часовню. Эмили бросила быстрый взгляд в сторону собравшихся в церкви. Большинство мест было занято, отовсюду слышалось взволнованное бормотание. Тут её ослепили лучи мощных прожекторов, установленных вокруг кафедры судей. Её заволокли на каменное возвышение и поставили посредине светового круга. И в то же мгновение всё её спокойствие улетучилось.
        Ловцы оставили Эмили и Бальтазара стоять там, где их поставили, каждый в своём световом круге перед кафедрой, за которой занимали места председатели объединения неживых. Однако сегодня там сидели Систериус и Принц вампиров, которых Эмили ещё никогда не видела вместе. Систериус смерил её ледяным взглядом, и от его смертельной серьёзности девочку начало лихорадить. Принц вампиров, напротив, улыбался, и это было ещё страшнее. Бальтазар говорил ей, что Принц не знает пощады. Но только сейчас она осознала, что это значит. Этот вампир не без основания господствовал над своим народом. Он уже давным-давно забыл о том, что такое добро и прощение. Не успела она об этом подумать, как он стал улыбаться ещё шире, словно слышал все её мысли. Эмили втянула голову в плечи. После всех событий прошедших недель она не ожидала, что её можно так легко напугать. Но перед этими судьями она чувствовала себя как маленький без шкуры зверёк, окружённый сверкающими клыками.
        Тут к гонгу прошмыгнул бледный паренёк, очевидно, служащий в суде. Он был духом, о чём нетрудно было догадаться, потому что тело его было прозрачным, а голову свою он нёс в руке. Без колебаний он размахнулся и ударил головой по гонгу. Угрозами удалось успокоить толпу, и дух вернул свою голову на место.
        – Высокий суд приветствует собравшихся! – прокаркал он. – Заседание объявляется открытым!
        После этого он исчез так же быстро, как и появился, а Систериус наклонился вперёд. Перед ним лежал его обязательный молоточек, но одного его взгляда, брошенного в публику, было достаточно, чтобы прервать любой, даже самый тихий шёпот.
        – Меня зовут Систериус Октавион, я – Первый председатель объединения неживых и управляющий нашего пристанища. Я возглавляю этот трибунал вместе с Баптистом Де Ла Шатром, адвокатом преступников, и Принцем вампиров. Мы собрались, чтобы осудить самые тяжёлые правонарушения в нашей новой истории. Обвиняемые присутствуют здесь. Производства по делу будут рассмотрены одно за другим. Мы начнём с Эмили Бонс.
        Эмили вздрогнула, когда прозвучало её имя, хотя заранее твёрдо решила не делать этого. По рядам за её спиной пронёсся шёпот, и ей показалось, что она слышит голос Козимо, который, как утешающее дуновение ветерка, погладил её по голове. Но стоило Систериусу поднять голову, как все звуки сразу же смолкли.
        – Она – дочь Белого Воина, – продолжал он, – Но в отличие от него, она злоупотребила нашим доверием: несмотря на запреты, она в течение нескольких недель обучалась у обвиняемого Бальтазара Александра де Монпелье, чтобы стать ловцом – охотницей на мертвецов. По-видимому, она хотела вернуть себе жизнь, которую у неё украл убийца Асмарон Ифингур Гор, всадник Чёрных Городов, покоритель пыльной пустыни. При этом она с самого начала пренебрегла всеми законами и предписаниями Объединения неживых. На самом деле она вызвала Асмарона на бой, при этом произошло то, что при таком игнорирующем все правила и глупом поведении было неизбежно: Асмарон подавил её и едва не украл остатки её жизни. А мы все знаем, что это означает. С помощью этой жизненной силы Драугр освободился бы из своего подземелья.
        На этот раз Систериусу пришлось прибегнуть к помощи молоточка. Он несколько минут бил им по кафедре, прежде чем испуганные выкрики собравшихся не превратились в глухое молчание. Эмили чувствовала, что его слова угрозой нависли над их головами.
        – К нашему счастью, всё зашло не так далеко, – продолжал Систериус. – Вместе с воинами Принца вампиров наши ловцы подоспели вовремя, когда эта простодушная девочка бросилась в объятия своему убийце – и успели её освободить. Но это не заслуга обвиняемой, с допроса которой мы сегодня и начнём, – с этими словами он внимательно взглянул на Эмили. – Ты слышала, в чём ты обвиняешься? У тебя есть что сказать в своё оправдание?
        Тишина в зале тяжело легла на её плечи.
        – Я никогда не намеревалась причинить кому-либо вреда, – начала она. – Я только хотела вернуть свою жизнь и…
        – Это мы знаем, – перебил её Систериус. – И мы много раз тебе объясняли, что ты тоже должна подчиняться законам кладбища и ни в коем случае не нарушать их. Несмотря на это, ты это делала? Отвечай только «Да» или «Нет».
        Эмили сжала зубы:
        – Да, но…
        – Достаточно простого «Да», – констатировал он. – Итак, ты обучалась на охотницу, покидала тайно кладбище и искала Асмарона? Произошла ли затем ваша встреча, которую я только что описал?
        – Да, – вновь сказала Эмили. – Но всё не так просто. Правила кладбища…
        – …Они имеют под собой веские причины. Очевидно, ты не хотела этому верить, или тебе было безразлично. Но теперь ты испытала это на себе. Своим поведением ты поставила на край бездны не только себя. Освобождение Драугра – это самое страшное, что может произойти в нашем мире, а ты поставила его на кон из корыстных и недальновидных побуждений. За такое правонарушение полагается самое суровое наказание – потеря всех твоих воспоминаний. Мы можем отнять их у тебя, и после этого ты станешь ничем иным, как просто пустой оболочкой. Ты понимаешь, что это означает?
        Эмили сглотнула. Одна мысль о том, что она может потерять воспоминания о сестрёнке, об отце, о дяде, наполнила её таким ужасом, что она отчётливо понимала, что это значит. Девочка обхватила себя руками и кивнула.
        – Итак, – произнёс Систериус. – Поскольку ты всё-таки совершила нарушение впервые и осознала его, я предлагаю суду ограничиться тремя дюжинами лет в темнице.
        По помещению прокатился ропот. Уже несколько дней в темнице вызывали у большинства присутствующих невероятную панику. А представление о трёх дюжинах лет в этом месте выходило, очевидно, у большинства за рамки их сознания.
        Эмили услышала в звучащих голосах ужас и безысходность, что только усилило осознание, каким страшным будет её наказание. Затаив дыхание, она наблюдала за тем, как Систериус наклонился к Принцу вампиров. Многие советники поднялись с мест и шептали на ухо судьям, пока вампир наконец не кивнул. Сначала один раз, чтобы все снова сели. Затем ещё раз – в знак того, что он согласен.
        Молоток с грохотом опустился на кафедру.
        – Приговор вынесен, – возвестил Систериус таким тоном, словно и не ожидал ничего иного. – Чтобы воспрепятствовать дальнейшим нарушениям правил со стороны обвиняемой, приговор вступает в силу незамедлительно.
        По его кивку вперёд вышли два ловца. Эмили отступила назад, но не успела о чём-нибудь связно подумать, перед нею возникла тень, помешавшая ловцам продолжить путь. Впервые с того момента, как её притащили и водрузили на подиум, Эмили оказалась в мягком полумраке. Она подняла глаза на Бальтазара, который остановился перед ней. Было достаточно одного его взгляда, чтобы ловцы остановились.
        – Нет, – сказал он тихо, но так решительно, что его голос эхом отразился от пола. – Этого не будет. Так как на Эмили нет вины за всё то, что произошло. Вся вина лежит исключительно на мне.
        Систериус с угрожающим видом схватился за молоток, так как в публике началось перешёптывание. Принц вампиров, напротив, не шелохнулся. Он сидел неподвижно, как статуя, не отрывая взгляда от Бальтазара. Но его улыбка исчезла, и на лицо легла тень, которая придала ему зловещий вид.
        – Вина, – произнёс Принц, и этого одного им сказанного слова было достаточно, чтобы заставить всех присутствующих замолчать. – Это ты умеешь, я хорошо помню. Предполагаю, что и сегодня я об этом ещё услышу. Итак, говори. Какую вину этой девочки ты взваливаешь на себя?
        Если бы Эмили стояла перед Принцем на месте Бальтазара, то под его холодным взглядом она превратилась бы в ледяную колонну. Бальтазар же, напротив, спокойно и неподвижно стоял там, словно в снежной буре, и пристально смотрел вверх, на своего судью.
        – Я был тем, кто хотел обучить её, – спокойно сказал он. – Я был тем, кто разжигал в ней желание победить, вместо того чтобы заглушить его. И я был тем, кто погнал её в лапы Асмарона. Всё это сделал я, потому что признал в ней дочь Белого Воина в тот момент, когда она коснулась ногой этой земли. С того самого дня у меня была только одна цель: восстановить былой блеск ловцов! И для этого я готов был использовать любые средства, все средства были для меня хороши!
        Принц вампиров всё ещё сидел неподвижно, и одной пробежавшей в его глазах искры было достаточно, чтобы заставить всех в этом зале сидеть так же неподвижно, как он.
        – А ты не осознавал, что эта цель с самого начала была обречена на неудачу? – спросил он затем. – Эта девочка могла быть дочерью Белого Воина, но она вспыльчива и слаба, к тому же ещё наполовину человек, она не способна сражаться, не говоря уже о том, чтобы одерживать победы. Как ты мог быть таким слепым?
        Бальтазар молчал. Казалось, он боролся с собой. Затем он бросил взгляд на Эмили. Ни одно из произнесённых им до сих пор слов не соответствовало истине, и она это знала. Но когда он теперь наклонил голову, девочка поняла, что это не касается тех признаний, что вот-вот слетят с его губ.
        – Я не был слепым, – ответил он. – Наоборот, я редко видел всё так ясно, начиная с того момента, как встретил эту девочку. Вы можете об этом не знать, но я обучил большое количество воинов, собственными руками сломал множество надежд и сжёг несметное число павших. Одно я могу сказать с уверенностью: эта девочка – это что-то особенное, такая же выдающаяся, каким был её отец. Она воин, о котором мы только могли мечтать, и даже больше того. Она недавно сказала мне, что я её спас. Возможно, это правда. Но она меня тоже спасла – прежде всего, от того, чего я опасался в течение многих лет. Она напомнила, что во мне есть не только жестокость и холод, но и много всего другого. Во время нашей первой встречи я никогда бы не подумал, что когда-нибудь скажу это, но теперь говорю: она стала мне поддержкой и опорой, которой у меня уже долгое время не было.
        Эмили пришлось приложить все свои силы, чтобы подавить проклятые слёзы, которые выступили у неё при этих словах. Она не ожидала, что когда-нибудь услышит подобное из уст Бальтазара, и уж, во всяком случае, не во время трибунала неживых перед лицом Принца вампиров. И она почувствовала себя ещё более счастливой от того, что смогла ответить на его улыбку.
        Затем на его лицо вернулась маска.
        – Но даже такая воительница, как она, не может совершить невозможное, – продолжал он. – Было поставлено слишком высокое требование – послать её в бой после столь короткого обучения, это я теперь вижу, и признаю своё упущение. Мой Принц, Вы правы. Она ещё наполовину человек, она слаба и ею легко манипулировать. Но во всём этом нет её вины, и одно не вызывает сомнений: если вы запрёте её в темнице, вы её сломаете. Я осознаю, что я не в той ситуации, чтобы просить о чём-нибудь Высокий суд. И всё-таки я должен это сделать, так как знаю, какое большое значение в этих стенах придают таким высоким ценностям, как справедливость и милосердие. Я обращаюсь к Вам с просьбой: не наказывайте ребёнка за мои проступки.
        Принц вампиров ни на мгновение не отворачивался от Бальтазара, даже тогда не отвёл он глаз, когда Систериус наклонился к нему и что-то прошептал. Наконец он незаметно кивнул, и слово вновь взял Систериус.
        – Справедливость и милосердие действительно имеют большое значение в нашем Объединении, – сказал он и впервые с начала заседания посмотрел на Бальтазара с тем же уважением, с каким он всегда относился к нему раньше. – Если обвиняемая в силу тяжести совершенных ею деяний и заслужила заключение в темницу, существуют и другие наказания, которые также отвечают нашим целям. Исходя из этого, мы приговариваем её к работам в рабочем лагере нашего кладбища под строгим надзором в течение трёх десятков лет, а также к пребыванию в подземелье. Приговор подлежит исполнению после проведённых сейчас же переговоров.
        У Эмили начала кружиться голова от одной мысли о рабочем лагере, но Бальтазар взглянул на неё с искрой во взгляде, с помощью этого особого взгляда ему всегда удавалось в любой неразберихе внушить ей уверенность. Очевидно, у него был план, и теперь, когда она поймала его взгляд, это стало ясно. Рабочий лагерь – это было страшно, вне всяких сомнений, но это означало возможность сбежать. И она могла ею воспользоваться, как только возникнет благоприятная возможность.
        Эмили с некоторым облегчением наблюдала за тем, как Бальтазар вернулся в свой круг света, а оба ловца Систериуса вновь были отправлены на свои места. Затем руководство процессом перешло к Принцу вампиров. Когда он направил взгляд на Бальтазара, к Эмили с новой силой вернулось напряжение. Он пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать речи духов, это она теперь чётко видела. Он пришёл сюда, чтобы призвать к ответу вероотступника своего народа.
        – Жалость, – произнёс он, и в его устах это слово прозвучало, как плохая шутка, – это что-то такое, что ни один из нас никогда не испытает. Бальтазар виновен не только в нарушениях, в которых он только что сам признался. Он не только нарушил законы Объединения неживых, не только добровольно поставил на кон уничтожение нашего мира. Прежде всего, он был моим самым сильным и мощным воином, и в этом качестве он был образцом для всех остальных вампиров, которые ему подчинялись. Я не потерплю, чтобы вампир, находящийся в моём подчинении, открыто признавал предпочтение другого народа над нашим и тем самым подвергал всех нас риску больших потерь. Обвиняемый и так умрёт, по его жилам течёт яд царства мёртвых. Но пресечём любого вида предательство. Я требую смертной казни для обвиняемого, который осмелился обмануть меня.
        Присутствующих это привело в ужас, а Систериус был недостаточно расторопен и не сразу взялся за молоток, так как с некоторым изумлением смотрел на Принца вампиров. Очевидно, даже он не предполагал такого жестокого исхода. А Эмили наблюдала за всем этим, как сквозь пелену. Всё, что она воспринимала, это был Бальтазар, который теперь смотрел на неё. На его лице не было удивления, не было страха, не было даже намёка на разочарование. Вместо этого он улыбался, как улыбался всегда, когда она сомневалась, а он без слов пытался ей показать, что для этого нет оснований. Эмили словно застыла. Значит, вот каким был его план. Он хотел её освободить – её одну. Себя он не включил в этот план. «Всё хорошо так, как оно происходит», – словно говорила его улыбка. И это всегда утешало Эмили. Но только не в этот раз!
        Вперёд выступили многие воины из рядов вампиров. Они не проявляли волнения, когда заставили Бальтазара встать на колени. Он колебался, будто что-то глубоко внутри него противилось тому, что должно здесь произойти. Но затем он склонил голову – в тот самый момент, когда Принц вампиров встал на ноги. Преисполненный возвышенного величия, тот подошёл к кафедре и вынул меч, мерцающий чёрными кристаллами. Эмили ощущала тьму, которая затаилась в этом клинке, по которой тоскует любой старый вампир. Но стоило Принцу поднять оружие, как в ней всколыхнулось чувство протеста. Бальтазар был её другом, – проклятие! – и ей было безразлично, что тьма могла оказаться для него привлекательной: она не позволит ему уйти! И не таким образом! Она ещё видела, как вспыхнул огонь на клинке в руках Принца. Затем вскочила, и прежде чем сама поняла, что делает, уже стояла между Бальтазаром и пылающим огнём меча.
        Принц ещё успел вовремя изменить движение оружия. Клинок с визгом вонзился в мрамор часовни. По воздуху разлетелись искры, они горели и на коже Эмили. Но ничто не удерживало её с такой силой, как взгляд Принца, который теперь повернулся к ней. В его глазах горел безудержный гнев.
        – Глупый ребёнок, – бросил он и пылающими глазами смотрел на неё сверху вниз. – Как ты смеешь вставать у меня на пути?
        Эмили не знала, что довело её фантомные кости до дрожи – его пылающий взгляд или голос, только она не отвернулась. Она игнорировала даже Бальтазара, который настойчиво рокотал её имя. Она прямо посмотрела в лицо Принца.
        – Кто-то должен это сделать, – возразила она, сама удивляясь тому, как твёрдо звучит её голос. – Это не Бальтазар слеп, а вы – вы все!
        Систериус так внезапно возник перед нею, что она вздрогнула.
        – Что ты хочешь этим сказать?
        – Например, то, что Бальтазар вас обманул, – ответила она. – Он хотел меня защитить, но я не допущу, чтобы он из-за этого пожертвовал собой, и поэтому я скажу правду. Я была той, которая довела его до необходимости мне помочь. Он сначала совсем не хотел, но я не отступала. Это я умею очень хорошо – капать другим на мозги и трепать нервы. И я не жалею о том, что вызвала Асмарона на бой, наоборот. Я пошла по правильному пути, и мне безразлично, чем вы будете мне угрожать: я не отступлю. И вам этого не надо делать. Прекратите, наконец, прятаться за вашими законами и вашей гордыней! Отпустите Бальтазара и меня, и сделайте больше того! Сражайтесь! Сражайтесь вместе со мной против мертвецов!
        Шёпот в публике всколыхнулся, как шторм. Эмили слышала в нём возмущение, страх, недоверие… но и изумление, которые пронеслись по залу подобно первым молниям в грозу.
        – Теперь ты полностью потеряла рассудок? – голос Систериуса пронёсся по часовне, как удар хлыста, – так оглушительно, что рокот присутствующих перешёл в приглушённое бормотание. – Гильдия ловцов была разбита, в течение долгого времени вампиры занимаются мертвецами, которые приходят в этот мир, и делают это превосходно! А теперь орда необученных духов должна поддержать их и принять битву, в которой мы будем разбиты? Ты, видимо, сошла с ума!
        – Вы по-прежнему думаете, что я не в себе? – переспросила Эмили и рассмеялась так жёстко, что от звука собственного голоса у неё мороз побежал по коже. – Это вы не хотите понять, что речь давно уже идёт не о том, кто отвечает за мертвецов – вампиры или духи, духи или вампиры – ответ звучит так: мы все! Потому что вампиры не справятся с тем, что надвигается на нас, они никогда не смогут остановить это! Неужели вы действительно верите, что Драугр на всю оставшуюся вечность будет заперт в своём царстве, пока не получит меня в лапы? Это не так, можете быть в этом уверены! Я испытала на себе его гнев, и его уже недолго удастся удержать в цепях! А вы либо закрываете на это глаза, либо сломлены от страха. А вам надо сражаться! Если вы этого не сделаете, то будете потерянными, как собственно и есть сейчас. Каждый из вас!
        – Довольно! – прокричал Систериус, пытаясь перекричать вновь поднявшийся шум. – Ещё три дополнительных года за нанесённые оскорбления, и довольно твоих безумных речей! – Он повернулся к ловцам. – Отведите её в подземелье!
        К Эмили подошли с полдюжины ловцов. Они действовали быстро, как им и следовало. А Эмили отпрянула. Она не бросится к их ногам. Ни за что на свете. Двое уже протянули к ней лапы – но в то же мгновение слева подлетел яркий свет и заставил ловцов пятиться быстрыми зигзагами. У Эмили широко открылись глаза, когда она узнала Козимо, который горящими ногтями на руках угрожающе покалывал ловцов. И он был не один. Его поддерживал Рафаэль: в великолепной манере Брюса Ли он повалил на пол сразу трёх ловцов.
        Воздух разорвал резкий голос Систериуса, от которого часовня затряслась, и тут появилось ещё несколько ловцов. Они собрались на краю сознания Эмили в чёрную тучу и пошли на неё стеной. Она инстинктивно развернулась и ударилась о спину Рафаэля. Козимо протиснулся к ним, и так они вместе смотрели на тёмные силы, которые мрачно надвигались на них. Последнее, что почувствовала Эмили, это была рука Рафаэля в её руке и мягкие волосы Козимо возле её щеки. Затем она закрыла глаза.
        Девочка ожидала, что будет растерзана в клочья острыми, как нож, когтями. Но вместо этого ощутила ледяное дыхание, такое холодное, что выдавило ей воздух из лёгких. Оно последовало за ураганным порывом. Эмили увидела, что Систериус и Принц вампиров отодвинуты на довольно большое расстояние от неё, так же как и ловцы, которые вращались в хрустящих ледяных водоворотах. Из купола часовни шёл сильный снег. Воздух стал внезапно холодным, свежим и прозрачным. Это он, этот знакомый аромат зимы! Тот, от которого когда-то хотелось драться. Но теперь Эмили почувствовала облегчение. Она беспомощно оглянулась и увидела ангела, одетого во все чёрное, который направлялся к ней.
        – Ты сумасшедшая, – сказал Валентин, остановившись перед ней. – В этом нет сомнений. – По его губам скользнула лёгкая улыбка, полетевшая прямо в её изумлённые глаза. Затем он отвернулся.
        Только теперь Эмили заметила острые, как ножи, осколки льда, которые висели в воздухе возле висков некоторых вампиров, и мороз, который в любую минуту мог сломать ловцов в ледяных водоворотах. Колдовство Валентина не могло продолжаться вечно, это было понятно, и она могла себе живо представить, что с ним сделают Систериус и Принц вампиров, если он попадёт к ним в лапы. Но Валентин об этом, казалось, совершенно не думал, он обернулся к собравшимся, которые смотрели на всё широко раскрытыми глазами.
        – И вы такие же, если не хотите слушать эту сумасшедшую. Я это точно знаю, потому что был таким же, как вы. Я хотел удержать Эмили от её планов и уговаривал себя, что делаю это для защиты нашего убежища. Но она поставила передо мной зеркало, и теперь я знаю, что делал это по одной-единственной причине – из страха перед правдой. И я понял ещё кое-что: не может быть хорошего конца, если убегаешь от правды!
        Ни в одно мгновение до сих пор в часовне не было так тихо, как теперь, когда Валентин переводил взгляд с одно ряда присутствующих на другой. Колдовство, которое теперь слетало с лиц, не смог бы вернуть никакой волшебник или грохочущий молоток.
        Валентин повернулся и посмотрел на судей.
        – Вы можете заставить её замолчать, – сказал он и слегка пожал плечами. – Так же, как и меня. Но вы знаете, что этим вы не сможете наколдовать спокойствие. Мы, неживые, иногда, возможно, немного странные, но мы не марионетки, и мы замечаем, когда нас хотят обвести вокруг пальца. Говорят, наше убежище здесь – место свободы, где каждый открыто может высказать, что он чувствует, во что верит, и иногда, только слишком редко, мы это действительно делаем. Но тут перед нами девочка, которая сделала намного больше, чем просто говорила. Она рисковала жизнью ради того, во что верит, и она узнала о вещах, которые для всех нас имеют огромное значение. Эти вещи могут нас уничтожить, если мы будем их игнорировать. Я знаю это, я сам их видел. Итак, хотя бы выслушайте её!
        – Да, верно! – прокричал из публики низкий мужской голос. – Пусть говорит!
        Фантомное сердце Эмили подпрыгнуло, когда она узнала Расмуса, который со своей обычной сияющей улыбкой смотрел на неё издали. Рядом с ним сидела Аурелия, её слова одобрения волной прокатились по рядам, а когда всеобщее бормотание усилилось, на ноги встал ещё кто-то. Это был скелет, немного дребезжавший, словно его однажды уже разбили.
        – Я поддерживаю! – громко сказал Непомук и кивнул так энергично, что у Эмили возникло опасение, не отскочит ли у него голова и не покатится ли к её ногам. – У меня в этом большой и хороший опыт.
        Систериус, так же как и Принц вампиров, стояли так неподвижно, что казалось, будто превратились в ледяные фигуры. Затем они обменялись взглядами, и после того как Принц кивнул, Систериус отозвал своих ловцов. Блестящее ледяное колдовство Валентина вокруг них разрушилось, и тот совершенно снисходительно наблюдал за тем, как они, дрожа и кашляя, возвращались к кафедре. Затем все обратили взгляды к Эмили.
        – Эта часовня – особое место для меня, – спустя мгновение сказала она. – Тут я узнала, что была убита, здесь я познакомилась с первыми законами кладбища, здесь я впервые действительно увидела его – того, кто меня убил. И здесь, почти на том же месте, где сейчас стою, я приняла решение вернуть себе то, что он у меня украл. Это решение было рискованным – это правда. И всё-таки оно было единственно правильным. Потому что ещё существует кто-то, кто обязательно хочет вернуть то, что у него однажды было, чем он однажды обладал. Драугр тоскует по свободе, и он сделает всё, чтобы её получить. И я действительно считаю, что он сделает всё. Именно сейчас несколько его мертвецов караулят в переходах под гильдией. Они не исчезнут только потому, что не смогут схватить меня. Они останутся там и будут воровать жизни – для Драугра, – а тот никогда не прекратит охотиться за нами, за всеми нами! И рано или поздно он освободится, потому что в отличие от вас он не забыл, что тогда произошло. Он вернётся. И что тогда?
        – Тогда вампиры отправят мертвецов назад в их царство, – крикнул кто-то худой дух с редкими волосами. – Они ведь до сих пор всегда это делали.
        – Мертвецов слишком много, чтобы вампиры смогли одолеть их, – ответила Эмили. – Слишком много. Учитывая это, вы хотите сидеть в своём анклаве и надеяться, что кто-то другой вас спасёт? Но этого не произойдёт. Если вы не встанете между живыми и мёртвыми, то этого не сделает никто. Потому что мира людей больше не будет. А то, что держит нас, духов, здесь, в этом мире, превратится в то, чего мы больше всего боимся: в золу и пепел!
        Поднялась женщина-призрак с длинным бледным телом.
        – Но мы не воины, – воскликнула она. – И Драугр станет ещё сильнее, уничтожая каждого из нас.
        Эмили кивнула.
        – Это правда. Драугр выигрывает от каждой жизни, которую ворует у мира живых. Но он выигрывает и от кражи остатков жизни каждого неживого, который не сопротивляется ему. Потому что это именно то, чего он хочет: чтобы мы застыли от страха перед ним. Всё, что у него есть, это тьма, и он знает, как сильно мы её боимся. Но мы духи. Силы небесные! Это мир снаружи должен бояться нас, а не наоборот!
        Раздались возгласы одобрения, такие энергичные, словно они давно только того и ждали, чтобы вырваться и прозвучать. Эмили видела, как Непомук рьяно жестикулировал, она заметила и тёмный блеск в некоторых глазах – как воспоминание о времени, которое было достойно того, чтобы по нему тосковали.
        – Ты потерпела поражение в бою, – прозвучал голос у неё за спиной. Это был Систериус, который подходил к ней – медленно, словно отмеряя каждое слово чётким шагом. – Дважды, если быть точным. Только на тот случай, если мы позволим тебе уйти: почему ты думаешь, что сможешь теперь одержать победу над Асмароном?
        – Я была разбита, – ответила Эмили. – Больше, чем два раза, если быть точной. Но потерпеть поражение? – она покачала головой. – Поражения я пока ещё не терпела. Наоборот, в самой глубокой тьме я поняла, что там намного больше, чем я предполагала, чем считала возможным найти. В ней есть что-то более сильное, чем жестокость Драугра. Что-то более сильное, чем смерть. Что-то такое, что во всех нас скрыто и именно оно хранит нас, хранит то, что мы есть, то, кем мы являемся. Мой отец называл это убежищем теней, он часто брал туда с собой мою сестрёнку и меня, когда мы боялись темноты. Это такое особое место внутри нас, в нём мы недосягаемы и свободны, вне зависимости от того, что происходит вокруг. Когда Асмарон подавил меня в Сером соборе, я была убеждена, что потеряла это пространство. Я думала, что Драугр отнял у меня всё. Но мои тени оказались сильнее его тьмы. Я всё ещё могу видеть их цвета и краски, я всё ещё слышу смех сестрёнки. И до тех пор, пока это так, я не сдамся. И вам этого тоже не стоит делать. Вы не без основания все ещё находитесь в этом мире. В вас есть что-то, что удерживает вас
здесь, но оно теряет смысл, если вы за это не боретесь. То, что все мы должны делать, так это бороться. Бороться за то, что мы есть, кто мы есть!
        Аплодисменты были мягкими, как волны, набегающие на разогретые солнцем камни. Эмили всматривалась в лица неживых и видела тлевшую в их глазах надежду. Это была прекрасная картина.
        Шаги были беззвучными, но от них затряслась земля, они так резко оборвали аплодисменты, словно над рядами пронеслось проклятие. Эмили повернулась и увидела, что к ней приближается Принц вампиров. Не отрывая взгляда от Бальтазара, он ещё крепче обхватил рукой меч, и Эмили знала, что на этот раз он не будет медлить, если она снова встанет у него на пути, и разрубит её пополам. Она застыла на месте, когда Принц подошёл к ней почти вплотную.
        – Глупая девчонка, – мрачно произнёс он. – Не думал, что ещё когда-нибудь встречу такую, как ты.
        В его глазах промелькнуло нечто, похожее на улыбку. Затем он поднял меч, но вместо того чтобы поразить им Бальтазара, он сам схватился за клинок рукой. Шёпот пронёсся по часовне, когда из-под его пальцев полилась кровь. Но Принц был совершенно спокоен. Он молча показал воинам, чтобы они удерживали Бальтазара, и тот встал перед ним на колени. Эмили показалось, всё замерло, превратившись в лёд. Не говоря ни слова, Принц поднял руку над губами Бальтазара, который запрокинул голову. Три капли крови упали в рот вампира. И в тот миг, как они стекли по его гортани, Бальтазар согнулся в ужасных судорогах.
        Несколько присутствующих вскочили на ноги, Эмили уже бросилась к Бальтазару, чтобы как-то поддержать его. Но Валентин удержал её, так что ей не оставалось ничего иного, как издали смотреть на своего друга и учителя, который упал на пол, разрываемый ужасной болью. Принц вампиров стоял над ним. Не отводя от Бальтазара взгляда, он закрыл порез на руке, словно рана была не более чем иллюзией.
        Тут у Бальтазара вырвался крик. Его глаза от яда Драугра окрасились в совершенно чёрный цвет, и сразу после этого в них появилось мерцание, такое же кристаллическое, как клинок Принца. Яд смерти, будто тысячи иголок, давил на кожу Бальтазара изнутри, и тут Эмили её ощутила – борьбу крови Принца против тьмы. Бальтазар ещё раз согнулся. Затем он соскользнул по колонне и больше не шевелился.
        Эмили оттолкнула Валентина и упала рядом с Бальтазаром на колени. От него исходил невероятный холод.
        – Гад и кровопийца этот чёртов вампир, – вырвалось у Эмилии, она схватила Бальтазара за руку. – Ты должен…
        – …абсолютно ничего не должен, – пророкотал Бальтазар. – И прекрати, наконец, ругаться!
        У Эмили расширились глаза от удивления, когда он глубоко вдохнул. Яд вышел. Она бы с удовольствием стёрла с его лица надменную ухмылку – такое она почувствовала облегчение. И в следующий миг упала в его объятия, а он незаметно похлопал её по спине. Эмили невольно улыбнулась. Эта вспышка чувств потребовала от него новых усилий, а этот жест Принца вампиров, который спас ему жизнь, прибавил ему сил.
        – Что всё это значит? – Это был Систериус, он подошёл к Принцу. Между его бровей образовалась жёсткая складка, но голос звучал не возмущённо, а удивлённо.
        – Правила Объединения неживых…
        – Правила существуют для того, чтобы их нарушать, – возразил Принц. – Это сказали Вы, когда были ещё молоды. Я хорошо это помню. Не притворяйтесь, словно Вы это забыли. Иначе мне придётся рассказать это здесь всем присутствующим.
        Систериус не стал возражать. На его лице отразилось недоверие, так же, как и на лицах воинов-вампиров. Они, очевидно, тоже никогда не слышали, чтобы Принц говорил о ком-то с такой теплотой. Эмили переводила взгляд с одного на другого, и на какое-то мгновение она смогла увидеть их обоих – вампира и духа – в то время, когда они были просто друзьями.
        – Мертвецы становятся сильнее, – сказал Принц. – Их число в последнее время заметно увеличилось. Мои охотники сообщают, что бои становятся всё более ожесточёнными, они всё чаще выражают сомнение, смогут ли они ещё достаточно долго защищать потусторонний мир и мир людей. Я знал об этом, но не мог ничего поделать, так как Гильдия распалась, и духи были для нас потеряны. До этих самых пор. – Он посмотрел на Эмили. – Нам, вампирам, пришлось долго ждать, пока на эту землю вновь упадёт проблеск надежды. Теперь надежда явилась. Во всей красе.
        Систериус смотрел то на одного, то на другого.
        – Значит ли это, – начал он, но не закончил фразу.
        Принц вампиров молча смотрел на него.
        – Произошло очень многое, – тихо произнёс он. – И наши мотивы могут быть различными. Но мы тоже заинтересованы в том, чтобы мир людей продолжал существовать. И мы готовы поупражняться в прощении и побороться. Вампиры на вашей стороне – если вы этого хотите.
        Эмили уже подумала, что Систериус сейчас громко рассмеётся, так беспомощно он смотрел на Принца. Но вместо этого она стала свидетельницей того, как он меняется – не в своём внешнем проявлении, а в чём-то глубоко внутри, где, казалось, что-то сломалось и сделало его совсем иным. Систериус превращался в молодого человека, из потерянного, серого бухгалтера… – в ловца. Высоко подняв голову, он ответил на взгляд Принца, а когда тот улыбнулся, Эмили уже ни минуты не сомневалась – перед ней стоял Воин Первого Часа. И он пожал руку своему другу.
        Ликование было оглушительным. Духи и вампиры аплодировали, словно было достаточно одного лишь толчка, чтобы разрушить стену между ними, или горячей речи одной девочки-духа, чтобы напомнить им, кем они на самом деле являются.
        Эмили глубоко вдохнула. Валентин теперь был на её стороне, так же, как и Бальтазар. Эмили улыбнулась, когда взглянула на Рафаэля и Козимо. Она так долго желала только одного – как можно скорее покинуть этот потусторонний мир. А теперь чувствовала себя его частью, что редко случается в человеческом мире. Она стояла сейчас среди своих друзей, своих соратников, и у неё было чувство, что её отец тоже с ней – здесь, в этом убежище теней, которое они создали вместе.



        Глава 23

        Серый собор застыл в ледяном безмолвии. Над могилами медленно проплывала пелена тумана, а чёрные деревья поднимались из замёрзшей земли, как застывшие когти мертвецов. Эмили была твёрдо убеждена, что никогда прежде не видела ничего более безотрадного. Она стояла у границы ничейной земли, между последними склепами кладбища, и открывающийся отсюда вид казался дурным предзнаменованием: ей чудилось, что этот погост может стать на самом деле полем битвы, на котором уже очень скоро будут разбросаны её фантомные кости, раздробленные мрачной мощью её врага.
        Наполовину подавленный вздох рядом с ней показал, что не только ей такое мерещится.
        Козимо, дрожа, летал вверх и вниз, оставляя в воздухе мерцающие контуры. Очевидно, его тоже обуревали депрессивные чувства. Руки его опасно тлели, а лицо полностью отражало её ощущения. И если по лицам остальных спутников ничего нельзя было определить, она всё равно знала, что они чувствуют себя так же, как и она. Рафаэль стоял рядом, зажав в руке старинный револьвер, внешне он был спокоен, но чувствовалось, что его тоже лихорадит. Взгляд Бальтазара был сдержан и тих, как и земля перед ними: в этот момент он вспоминал, как однажды уже едва не погиб прямо здесь. Даже Валентин утратил свою улыбочку и смотрел на Серый собор с непривычной для него концентрацией. Эмили прикусила губу. Вот, значит, как чувствовали себя воины перед сражением, вот каково это – переживать предчувствие скорой битвы. Она рассчитывала, что Бальтазар вложит ей в голову какое-нибудь изречение. Но это сделал Козимо, он обернулся и посмотрел на неё с такой же улыбкой, с какой однажды осмелился выглянуть из-под подушки, под которой решил было спрятаться при виде одной из жутких сцен фильма ужасов во время их совместного ночного
киносеанса. Он улыбнулся так, словно внезапно осознал, что этот ужас способен довести его до катарсиса от жуткого напряжения и тем самым привести к победе.
        При этом он радовался, что был не один.
        И в то же мгновение, когда Эмили ответила на его улыбку, её скованность исчезла. Она тоже была не одна. Наоборот, вместе с ней собралась самая необычная группа воинов, которую она только могла себе представить. И у неё был план, и этот план предполагал не только испуганное стояние на краю ничейной земли. Эмили явилась сюда, чтобы сделать её полем битвы за светлые начала. Она увидела отражение своей улыбки на лицах друзей. Эмили расправила плечи и ступила на ничейную землю.
        Бальтазар и Рафаэль держались слева от неё, Валентин – справа, а Козимо стрекотал перед ними. Ветер ударил ей в лицо, словно выпустил когти могильного чудовища. Волосы её развевались, и внезапно ей захотелось стать невидимкой, перейти в свой образ духа. Но она подавила этот импульс и стала рассматривать окна Собора, которые глядели на неё пустыми глазницами, словно глаза мертвецов. Смотрите! Она не прячется! Она хочет, чтобы её увидели!
        И даже если глаза Собора в самом деле были так слепы, как кажутся, то уши Собора уж точно должны их услышать. Застывшая земля хрустела под ногами, казалось, их шаги становятся тем громче, чем ближе они подходят к Собору. Девочка уже поравнялась с первым рядом корявых деревьев, когда в тишине прозвучал звук – глухой, словно треснул лёд. Эмили и её друзья остановились, всматриваясь в туман, который сгущался возле стены. И в следующее мгновение они возникли там – воины царства мертвецов.
        Они выходили из тумана, как из портала другого мира. В лицах некоторых из них Эмили ещё распознавала остатки былого оцепенения – следы колдовства Бальтазара, когда он заставил их застыть в подземных переходах. Но свою возможность двигаться они, очевидно, уже вернули себе, даже если сейчас стояли неподвижно перед Собором, бесконечно длинная стена. В их руках блестели ножи и мечи, у иных были и кнуты, и дубинки. Насмешка на их лицах не оставляла сомнений в том, что они хотят посмеяться над сумасшедшей девочкой-духом и её маленькой группой поддержки, больше похожих на камикадзе.
        Эмили не могла на них из-за этого обижаться. При виде этой мощи она казалась сама себе очень слабой, и у неё появилось настойчивое желание отступить. У Козимо был, видимо, тот же импульс, потому что он попятился перед воинами, пока не налетел на Валентина, да так энергично, что посыпались искры. Испытывая неловкость и смущение, он вновь посмотрел вперёд. А Эмили выдохнула. Она пришла сюда не для того, чтобы спасаться бегством. Она пришла, чтобы сражаться. Не успела она об этом подумать, как в глазах мертвецов вспыхнуло чёрное пламя. И в то мгновение, когда Эмили начала энергичное движение, воины начали наступление в ответ.
        Их громоподобная поступь эхом отдавалась от земли. Эмили тоже начала печатать шаг, пока эхо не пронзило её тело, как воинственная дробь барабана. Сопровождаемая друзьями, она побежала через поле, перепрыгивая могильные камни, ни на секунду не выпуская противников из поля зрения. Они вращали оружием, разрывая туман в мелкие клочья. Эмили сжала руки в кулаки. Она точно её видела – ухмылку победителя на лицах мертвецов, и с её губ в ответ сорвался ироничный смешок. Эта ухмылка у них скоро исчезнет. И произойдёт это… сейчас!
        По обе стороны от их маленькой группы началась сильная вибрация воздуха. Эмили невольно рассмеялась, когда мертвецы подняли оружие. Некоторые из них отпрянули, но было уже поздно. С рокотом налетевшего шторма из своей невидимости начали выскальзывать духи – длинный ряд воинов, которые незаметно сопровождали Эмили и её соратников на поле боя. Над могилами прокатился их оглушительный крик, и Эмили с радостью заметила: с лиц мертвецов исчезли остатки иронии. Затем она, как и все остальные, перевоплотилась в образ невидимого духа, и тут же они столкнулись с мертвецами.
        Эмили показалось, что слышит шипение, когда она бок о бок с другими духами проскочила сквозь тело врага. Духи сделали это с такой силой, что многие мертвецы были сбиты с ног. И прежде чем они смогли подняться на ноги, духи набросились на них. В фейерверке магии они отправили одних за другим назад в их царство. Всё ещё в образе невидимки, Эмили оглянулась и увидела, как Бальтазар, орудуя мечом, вгрызается в следующие ряды неприятеля, а Козимо неподалёку ослепил двух мертвецов. Но она не отворачивалась от мертвецов, которые вставали вокруг неё на ноги. Она снова и снова пронизывала их тела своей магией, и они распадались, превращаясь в золу и пыль. Она испытала пьянящее чувство, когда на язык попали горькие хлопья пепла. Очевидно, это была лихорадка боя, о которой ей рассказывал Бальтазар, который…
        Сильный удар прервал её мысли, ноги подкосились, и девочка упала на колени. В последнее мгновение Валентину удалось оттолкнуть её в сторону, затем он одним ударом свалил мертвеца на землю, но тот сразу же возник за спиной у Эмили. Её лицо залил яркий свет, когда Валентин отправил его назад в его царство, но вслед за этим она с ужасом увидела, что хотя первые ослабленные ряды их врагов почти полностью исчезли, на их месте появлялись толпы новых воинов.
        Эмили пришлось применить все навыки, умения и таланты, чтобы уклоняться от ударов мертвецов. Бальтазар чёрной тенью проносился по рядам своих врагов, но стоило одному из них упасть под ударом его клинка, как на его месте появлялось два других. Козимо был не больше прерывающегося мерцания в нарастающей темноте. Эмили начала задыхаться, когда уклонилась от очередного удара, но споткнулась. Она уже думала, что угодит сейчас в безжалостные когти, когда воздух наполнился шумом и треском.
        Эмили поднялась над головами воинов вверх, и тут увидела его – огонь, кольцом пылавший вокруг воюющих. Мир был словно расколот ярко-красной трещиной – и из неё выпрыгивали вампиры. Эмили задержала дыхание, когда увидела Принца в полной амуниции и его меч – пылающий факел. Вместе со своими воинами он с грохотом обрушился на мертвецов. Некоторые из них сразу же упали на землю бездыханными телами, со сломанными костями. Другие падали в огонь или подскакивали высоко в воздух. Между мертвецами вампиры высекали широкие просеки. Но и вампиры пришли не одни.
        Как только огонь вспыхнул кольцом, его искры объединились над головами воюющих в единый водоворот, из которого поднялся дух с глазами, горящими диким пламенем, и с кулаками, охваченными скользящим огнём. Эмили не ожидала увидеть его когда-нибудь в таком виде, но теперь, когда она, открыв рот, смотрела на него снизу вверх, то с трудом смогла вспомнить его предыдущий образ. Серая мышка, унылый бухгалтер вспомнился, как неловкая шутка. А этот воин там, наверху – вот это был настоящий Систериус, и он соответствовал тому имени, которое ему дали много лет назад: Систериус Ужасный. С грохочущим призывом он выбросил вперёд кулак, и пламя последовало за ним ревущими потоками горящего вихря, выманивая из убежищ всех духов и всех вампиров.
        Среди них Эмили увидела и Расмуса, готового к призывному крику, как разбойник во время набега, услышала она и голос Аурелии, который разносился по рядам, как северный ветер. В их лицах не было и намёка на страх. Они не были воинами по своей природе. Но в тот момент, когда опускались на землю и прогоняли мертвецов, раненых вампирами, они были больше, чем воины.
        Они были героями. Каждый из них. Плечом к плечу сражались вместе духи и вампиры и гнали врагов назад в их царство. И когда Систериус и Принц обменялись взглядами, то им показалось, что все эти годы отчуждения между ними были не чем иным, как иллюзией.
        Принц вампиров услышал это первым: низкий, ужасающий смех, который раздался над полем сражения. Затем он превратился в зловещий визг. Эмили словно ударили обухом по голове. Ещё до того, как она повернула голову в сторону Собора, девочка уже знала, кого там увидит. Эмили с мрачным выражением лица смотрела на Асмарона, который стоял в разбитом круглом окне, руки он запустил в осколки стекла, как в игральные кости. Фигура стояла на фоне огня, горевшего внутри Собора, поэтому Асмарон казался ещё в большей степени исчадием ада. Его смех очень подходил к тому, что происходило на ничейной земле.
        Этот смех придавил Эмили к земле. Не успела она встать на ноги между Валентином и Рафаэлем, как почувствовала землетрясение, которое прокатилось под ногами вместе со смехом Асмарона. В почве образовались глубокие трещины, и вслед за этим раздался громкий стон. Эмили упёрлась спиной в Бальтазара, тот успел молниеносно оказаться рядом. Они сбросили с себя мертвецов, отбившись от них, но враги пробивались к ним со всех сторон. Козимо, словно щит, держал перед собой тлеющие руки, но взгляд его бегал по сторонам в поиске источника грохота. Эмили тоже не понимала, откуда гремит и что происходит. И только когда на её лицо упала тень, девочка всё осознала. Она подняла голову и увидела, что дерево, которое было не выше неё, вдруг стало быстро расти ввысь – так же, как и все остальные деревья на поле. Но при этом они не теряли своей черноты. Они вытягивали ветки, словно когти. Эмили громко закричала, когда деревья внезапно выбросили ветки вперёд и схватили нескольких вампиров железными когтями. Не успели соратники освободить пойманных духов и вампиров, как из веток хлынуло чёрное пламя. И вслед за этим
земля опять всколыхнулась.
        Эмили зашаталась, так резко под ногами начал подниматься грунт. Она ещё увидела, как из разлома появились когти мертвеца и схватили Рафаэля за ногу. Он закричал, когда оказался сбитым с ног. Но Бальтазар нацеленным ударом отсёк мертвецу руку и помог Рафаэлю встать. Вампир воткнул меч в землю и обдал нападавшего мертвеца огнём, но вслед за этим крики послышались со всех сторон. Растущие деревья и налетающие воины – это было далеко не всё, что вызвало смех Асмарона. Повсюду вокруг Эмили из-под земли стали появляться мертвецы – следующие воины Драугра, которые только того и ждали, чтобы выбраться из своего укрытия.
        Валентин повернулся и отправил одного из поднявшихся мертвецов назад в его царство. Со всех сторон к Эмили теперь стали приближаться фигуры, Тёмные деревья, казалось, стали ещё сильнее. В то время как вампиры и духи под натиском превосходящей силы стали ослабевать, мертвецы всё меньшими усилиями отбивали атаки. Эмили хотела в очередной раз броситься на врагов, но Бальтазар остановил её.
        – Их слишком много, – ворвался в её мысли голос вампира. – Есть только одна возможность остановить их: мы должны сразить того, кто их позвал!
        Эмили знала, что он прав. Кроны деревьев на глазах уже зловеще смыкались над ними. На мгновение она увидела Асмарона, он всё ещё стоял в окне, наблюдая за битвой. Было ощущение, что он смотрит прямо на неё. Затем Эмили оторвала от него взгляд. Вместе со своими соратниками направилась она к Серому собору.
        Бок о бок боролись они с мертвецами, которые, словно черви, выползали из треснувшей земли. С помощью Валентина девочка вновь и вновь отправляла их назад в их царство, Бальтазар разносил их в клочья, после чего Рафаэль придавал их магическому огню. Козимо с такой скоростью носился над их черепами, что оставлял в воздухе тлеющие линии. И всё-таки они с трудом продвигались вперёд. Эмили казалось, что с каждым ударом холод земли всё сильнее проникает в её тело. Каждый раз после того, когда она ударялась об одно из деревьев, ей становилось всё труднее защищаться от темноты, которой был наполнен весь этот лес. Ей чудилось, что он состоит из кошмарных снов, пропитанных тьмой, и ей с каждым разом было всё труднее сопротивляться. В этой темноте было тихо, это она знала, в ней можно было бы спать и, может быть, даже… видеть… сны…
        Укол оказался таким болезненным, что Эмили испуганно открыла глаза. Она и не заметила, что они закрылись. И поняла, что лежит на земле. Она хотела быстро вскочить, но Бальтазар, стоявший рядом на коленях, удержал её. За его спиной она заметила Валентина и Рафаэля – они сдерживали мертвецов. А прямо перед её лицом парил Козимо и с виноватым видом смотрел на неё сверху. На кончике его пальца была её кровь.
        – Этот лес реален, – рокотал Бальтазар в её мыслях. – Так же, как и его тьма, которая вынудила тебя встать на колени. Тебе повезло, что у тебя есть Безумец, который выведет тебя на правильную дорогу, прежде чем одно из этих деревьев тебя съест.
        Эмили приподнялась. Голова у неё кружилась, в висках пульсировала сильная боль.
        – Лес становится всё гуще, – возразила она. – Мертвецы повсюду. Как я доберусь до Собора? И даже если я туда попаду, моих сил хватит только на то, чтобы устало шлёпнуть Асмарона по физиономии!
        Бальтазар резко поднял меч и попал в грудь мертвецу, который хотел напасть на них сбоку. Рафаэль тут же подскочил и отправил его куда следует. А вампир не сводил глаз с Эмили.
        – Их в этом лесу больше, чем могут видеть твои глаза, – мрачно пророкотал он. – Подумай об этом!
        Тут он вскочил на ноги и отогнал трёх мертвецов, которые напали на них одновременно. Эмили осталась сидеть возле дерева, которое росло перед нею. Его ветви угрожающе наклонились к ней. Она слышала, как Валентин и Рафаэль стонали под ударами нападавших. Тьма жгла её кожу. Нужно было торопиться. Она должна убежать от этой тьмы, которая не знает, что такое свет, которая… Это был её собственный голос, который внезапно пронзил её мысли. «В каждой тьме есть свет!»
        Она зафиксировала взглядом кору дерева и вытянула руку. И прежде чем Козимо с бледным от испуга лицом повис на её руке, прижала пальцы к стволу. Она ожидала ощутить боль, увидеть тьму, такую жуткую, что мгновенно потеряла бы рассудок, услышать голос Асмарона и быть растерзанной его бесконечным смехом. Но темнота, которая её ожидала, была подобна морю из чёрных вуалей, и Эмили не отпрянула, когда в ней действительно эхом раздался жуткий смех, даже если он с каждым проклятым звуком отнимал у неё всё больше сил. Она увидела перед собой лес, он всё это время окружал её со всех сторон, но увидела в его прежнем, живом образе. И в тот самый миг, когда перед её внутренним взором в кронах деревьев появился кристально чистый свет, она почувствовала его наяву прямо перед собой – сияние, способное победить любую силу, которую только можно себе представить. Она без слов призвала его к себе, и на руку к ней опустился сияющий шар огня. Никогда ещё не видела она такой белизны, как сейчас, когда ощутила всем существом силу потерянного леса.
        Она почти не заметила, как Валентин опустился на землю рядом с ней. И только когда он пошевелил над огнём пальцами и огонь начал расти, она почувствовала волшебство, которое создавал Валентин. Огонь защитной пеленой лёг ей на тело, окутал и её друзей, и они продолжили путь к Собору. Только не с трудом, как прежде, не в борьбе с тьмой, которая постоянно отбрасывала их назад, – а как её отражение. Эмили не отрывала глаз от Козимо, который дикими зигзагами вёл её в темноте, она чувствовала, что Валентин и Рафаэль были рядом, и видела спину Бальтазара впереди. Её сияние упало на деревья и вызвало в них свет. Его блеск вырвался из стволов, вверх поднялись белые языки огня. Подскочили вампиры, чтобы перенести этот блеск на своё оружие и с новой силой обрушиться на врагов. Вскоре на поле боя в темноте лежал ковёр из белого огня – знак силы, которая ожидала их в этом месте. Эмили улыбнулась. Она была здесь, бок о бок со своими друзьями, в убежище света, торжествовавшего посреди тьмы.
        Языки пламени всколыхнулись так внезапно, что Эмили испугалась. Волшебство начинало затухать. Огня, который защищал их, не хватит на всех! Она обернулась к своим друзьям. Силы всех миров! Она воительница, и она докажет, что достойна этого звания!
        Эмили незаметно кивнула. И Валентин решительным жестом направил огонь на её тело. Она заскользила вспять, спиной вперёд, и увидела, что её соратники отстают, оставаясь в темноте. Козимо, взгляд которого был полон одновременно и доверия, и заботы, Рафаэль – без намёка на страх, несмотря на то, что на нём была его собственная кровь, Валентин с его улыбкой, которая уже больше не выводила из себя, напротив, в ней она могла видеть зерно их будущей дружбы. И Бальтазар – её учитель, её соратник, её друг, который теперь с теплотой во взгляде склонил перед нею голову. Он отпускал на последний экзамен не просто ученицу. Он отпускал почти человека, которого впустил в своё сердце, и сделал это с благодарностью. Эмили посмотрела на каждого из них в отдельности и занесла эти картины в своё сердце. Затем она продолжила путь.
        Девочка добралась до Собора с последними искрами волшебства. Огонь погас, как только Эмили остановилась у стены, и сразу же они стали звучать в тысячу раз громче – крики воюющих, которые рвались к ней через лес. Она взглянула вверх, в круглое окно Собора. Оно смеялось ей в лицо зияющей пустотой, но не могло перекрыть голоса воинов, которые встали у неё за спиной, чтобы сразиться с мертвецами. Все они проводили её на этот бой и до сих пор ещё сражались с ней, бок о бок. Теперь только от неё зависело, сумеет ли она их спасти.
        Эмили ещё раз глубоко вдохнула. Затем перевоплотилась в невидимый образ и, не оглядываясь, понеслась к круглому окну.



        Глава 24

        В осколках разбитого окна плясали отблески сражения. Эмили ощущала их холод, хотя парила довольно далеко – невидимкой в образе духа. Но всё её внимание было поглощено темнотой внутри Собора. Она надеялась, что сможет узнать часть главного нефа, или, по крайней мере, колонны на его другой стороне. Но как бы она ни вглядывалась, непроглядная тьма поднималась перед глазами, как непреодолимая стена. Эмили глубоко вдохнула. Господи! Она ведь дух! И это был её фирменный трюк – проходить сквозь стены! С этой мыслью она окунулась в темноту.
        Эмили рассчитывала, что окажется в полнейшем мраке, и скользнула влево, чтобы уклониться от возможной атаки в лоб. Но вместо тьмы она попала в бледно-серые сумерки. И там, всего в нескольких шагах, стояла армия воинов Драугра. Воины смотрели прямо на неё.
        Эмили испугалась так сильно, что отпрянула. Только вглядевшись внимательно, она поняла, что это тени в человеческий рост, вытянувшиеся между колоннами, как языки чёрного пламени. Они стояли и сидели вплотную друг к другу по всему главному нефу, взобрались даже на колонны, они парили высоко в воздухе. И производили впечатление проклятой головоломки, лабиринта или калейдоскопа, который в любую минуту может изменить контуры. Где-то внутри этой ловушки её подкарауливал Асмарон. Но она не станет спасаться бегством, она его обязательно найдёт.
        Когда она заскользила меджу теней, те начали перешёптываться. Эмили передвигалась как можно осторожнее, и всё-таки ей казалось, что эти проклятые тени чувствуют каждое её движение. И чем дальше она продвигалась, тем больше их становилось, и скоро у неё уже рябило в глазах. Девочке чудилось, что она различает в тенях поднятые кверху руки с когтями. И поняла, что каждая такая тень может быть как иллюзией, так и реальным воином. В ней начала нарастать паника, а когда она краем глаза заметила движение, то быстро повернулась. И прежде чем осознать, кто перед нею, девочка прижала руку к груди одной из теней. Её магия ярким огнём побежала по её телу, и сразу же обнаружилось, что это была иллюзия, мираж. С ехидным смехом тень съёжилась и рассыпалась.
        Шорохи в Соборе раздавались со всех сторон. Эмили осторожно летала среди теней – ей приходилось прятаться, чтобы Асмарон не смог её найти. В какой-то момент девочка ненадолго скрылась в колонне. Проклятье! Она не должна была позволить ввести себя в заблуждение. Как часто отец рассказывал ей о магическом лабиринте?! И каждый раз повторял, что самое опасное в нём – это не переплетение дорог, а собственный рассудок, который направляет по ложному пути. Но нельзя сказать, что это знание её действительно успокоило или улучшило состояние. Девочка страшилась нового боя с Асмароном, но здесь, среди этих всех иллюзорных теней, она уже тосковала по встрече с ним. С каждым шагом у неё усиливалось чувство, что он в темноте только того и ждёт, чтобы она попалась в его сети.
        – Ты дух, – рокотал в её мыслях Бальтазар – точно так же, как он делал это во время её тренировок, когда она в очередной раз вела себя особенно неуклюже. – Пусть твои глаза тебя не обманывают! Они тебе не нужны, чтобы видеть в темноте.
        Эмили при всём нарастающем напряжении было нелегко остановиться, и, тем не менее, она это сделала. Она застыла неподвижно среди теней и опустила веки. Сначала она с трудом переносила темноту, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы замереть без единого движения. Наконец ей это удалось, как и в подземелье Бальтазара. Девочка полностью слилась с картиной, которую сама себе нарисовала: с каменной статуей воительницы. На этот раз при мысли о статуе ей удалось сконцентрироваться и полностью успокоиться. И сразу вслед за этим она стала распознавать тени такими, каковы они были на самом деле: магическими оболочками, пронизанными холодом, состоящими из золы и горелой земли… и пропитанные тонким ароматом гиацинтов.
        Всего лишь нотки этого аромата оказалось достаточно, чтобы Эмили помчалась вперёд. Она летела с закрытыми глазами, уклонялась от столкновения с иллюзорными воинами и вскоре нашла тень, которую искала. Едва она открыла глаза, как увидела его – он стоял посреди всех иллюзорных теней-картин. Он укрылся в самой глубокой темноте. Но она сразу узнала эту высокую фигуру среди множества теней и призрачных вуалей. Он стоял к ней спиной.
        Эмили совершенно беззвучно проскользнула ближе и подняла руку. Сейчас ей было безразлично, должны герои воевать честно и безупречно. Она не могла рисковать и терпеть поражение только из-за того, что пытается соблюсти кодекс чести супергероев. Она хотела напасть на врага со спины и затем…
        Холод разбил её мысли. Он покрыл пальцы льдом, когда Эмили остановилась в нескольких сантиметрах от Асмарона. Она широко открыла глаза. Вуали упали, только под ними был не Асмарон, как она надеялась. Под ними скрывалась статуя, которая была такой холодной, что Эмили едва могла дышать. С каждой секундой статуя выпивала из Эмили всё больше сил. Её сосуды превратились в лёд, и она начала застывать. С её губ вырвалось беззвучное проклятие. Сколько их было ещё – этих ловушек – в которые она могла угодить в этом проклятом лабиринте?
        Эмили разозлилась и хотела отдёрнуть руку, но было ощущение, словно кто-то невидимой хваткой держит её. Она попробовала снова – и тут по статуе прошла трещина, словно разрыв ткани или щель между задёрнутыми шторами. Оттуда на неё смотрели два глаза – и в них отражалась совершенная пустота – полное ничто!
        От ужаса у Эмили перехватило дыхание, но прежде чем она сумела что-либо сделать, из статуи выскочил Асмарон. Разбившиеся обломки посыпались на пол, а он схватил её руку так безжалостно, что этот его холод непроизвольно заставил её вернуться в человеческий образ.
        – Дурочка, – прошептал он с дьявольской усмешкой. – Я знал, что ты вернёшься. Ты такая же глупая, как и твой отец.
        Эмили смерила его сердитым взглядом.
        – Ты не должен недооценивать нас. Мы способны на большее, чем ты думаешь!
        С этими словами она выбросила вперёд свободный кулак и попала ему в висок. Её огонь вгрызался в его тело, она это чувствовала, и его хватка на мгновение ослабла. Эмили с быстротой молнии освободилась и ускользнула от него, пройдя сквозь тени. Она попробовала вернуться в невидимый образ, но холод всё ещё пульсировал в её жилах и мешал этому.
        Асмарон не терял времени. Он пустился в погоню. Казалось, он преследует её со всех сторон, как стая волков. Она слышала, как по полу царапали когти, и чувствовала себя раненой косулей, загнанной свирепыми хищниками. Её дыхание участилось. Каждый раз, когда она поворачивала за угол, перед ней блестели острые зубы, и вскоре уже казалось, что её шаги в унисон с шагами преследователей эхом отдаются от пола. Девочка поспешила за следующую колонну – и внезапно все звуки за спиной оборвались. Она обернулась, не понимая, что происходит. Но увидела лишь тени, которые становились всё бледнее. На мгновение прислушавшись к тишине, она продолжила движение. Нельзя позволить ему отвлечь себя! Она выберется из этого хаоса, а затем…
        Эмили успела разглядеть кулак, летящий из сгустка теней, но было поздно, уклониться она не успела. Асмарон нанёс ей удар прямо в лицо. Оглушённая, девочка закачалась и стала отступать, словно в трансе, уклоняясь от следующих ударов. Но получалось, что она только ловила новые, только с другой стороны. Эмили навзничь летела сквозь тьму. Из последних сил она сжала кулаки и освободила всю свою магию, так что её золотистый огонь перекинулся на некоторые тени и поджёг их. Просека, по которой летела Эмили, была блестящей и светлой, а когда она приземлилась, то поняла, что находится рядом с колонной, возле которой Бальтазар стоит на коленях. Она прижала руку к камню и услышала приближающиеся шаги Асмарона. Её пальцы нащупали на колонне кровь – прилипшую кровь вампира. Здесь он почти погиб. Здесь и она должна закончить свою историю.
        Эмили качало, когда она медленно пятилась назад. Она не отворачивалась от Асмарона, который приближался по её опалённому следу, – тёмная фигура с дьявольской усмешкой на лице, кулаки охвачены чёрным пламенем. Он был уверен, что одолеет её, она это видела – да, он был слишком уверен в этом. Девочка решительно прижала руку к крови Бальтазара на колонне.
        «Кровь и тени, – услышала она голос вампира, точно как в тот раз, когда он с пренебрежением говорил о колдовстве на крови, совершённом Валентином. – Колдовство с этими силами опасно. Никто не должен его использовать, если есть другой путь.»
        Эмили не выпускала своего противника из поля зрения. Он неотступно приближался. Только она видела сейчас перед собой Валентина, который улыбался, как в последние часы перед боем, когда раскрыл ей некоторые секреты колдовства на крови. «Иногда не бывает другого пути, – повторила она его слова. – Иногда кровь и тени – единственный путь, который остался.»
        Ей было тяжело произнести заклинание Валентина, оно с трудом слетало с её языка. Она полагала, что сможет почувствовать в нём тьму, которая призовёт древнюю силу крови, и ощутила эйфорию, о которой её предупреждал Валентин. По её пальцам заскользили тёмно-красные вуали, как языки пламени, они рокотали, как демоны из давно прошедших времён. Вдруг её волосы всколыхнул сильный порыв ветра – это снова иллюзия? В самом ли деле пронёсся этот порыв по Собору? Или его поднял проволочный трос, о котором ей рассказал Валентин. Такая крошечная, почти невидимая штука под ногами, которая мешает ей следовать за пленительными голосами. А они всё рассказывали и рассказывали истории о бесконечной красоте и сумерках, и Эмили слушала их со всё возрастающим интересом. Ей хотелось и дальше непрерывно их слушать, чтобы голоса стали громче, ещё громче и заглушили любую иную историю, любое сражение и любой другой мир.
        Тут она почувствовала на себе чей-то взгляд. И поняла, что это Бальтазар, который стоит на другом конце троса. Она ощущала, как крепко он её держит, – так крепко, молча, так непреклонно, как и всегда. Он держал её с той силой, которая позволяла ей дышать.
        Эмили едва расслышала, как Асмарон делает последние шаги, приближаясь к ней. Она посмотрела на пляшущие вуали на руке – они всё ещё были кроваво-красными, но теперь по ним протянулись золотистые нити, извиваясь на её коже, как приручённые змеи. И в тот самый миг, когда Асмарон направил на неё свой холод, девочка-дух повернулась и выбросила несколько потоков огня в пол у его ног. Они взорвались с диким грохотом, во все стороны посыпались искры. Эмили улыбнулась – её убийца застыл от этого колдовского выпада.
        – И кто же теперь дурак? – спросила она застывшего от удивления Асмарона. – Или ты думаешь, что я всё ещё та маленькая девочка, которая боится темноты? Позволю сказать тебе одно: мой отец ничего не любил так, как темноту, а я его дочь!
        Она ещё видела, как Асмарон, защищаясь, поднял руку. И выбросила вперёд кулак. Когда же убийца, съёжившись, ударился о колонну, возле которой она только что сидела, собирая силы, прямо возле него из пола выстрелило пламя высотой в человеческий рост. Асмарон отшатнулся, а Эмили задержала дыхание, когда увидела в огне контуры Бальтазара – иллюзию вампира, но всё ещё достаточно сильную для того, что ей предстояло сделать. Было достаточно одного поворота руки, и картинка метнулась вперёд. В следующее мгновение Асмарона охватил серебристый огонь.
        Эмили коротко взглянула, как её враг крутился в огне Бальтазара. Он схватился руками за голову, словно его одолевали ужасные звуки. Огонь кусал его, в то время как иллюзия вампира с горящим мечом в упор смотрела на него. Бальтазар уже поднял оружие, и Эмили начала движение. Если её колдовство вывело Асмарона из равновесия, она должна использовать этот момент. Ей страстно хотелось в тот же миг отправить его назад в его царство. Она уже почти добралась до него, когда серебристый огонь всколыхнулся. Эмили увидела, как её иллюзия с Бальтазаром покачнулась. Затем Асмарон поднял голову. Он опустил руки и уставился на неё. Сразу вслед за этим из его глаз вырвалось пламя Драугра, которое уничтожило серебристое сияние. Эмили остановилась в последнюю секунду. Фигура Бальтазара рассыпалась снопами искр. А Асмарон снова встал на ноги.
        – Тьма, – пророкотал он странно бесцветным голосом. Он звучал так, словно был разорван иллюзией Бальтазара и теперь должен собраться вновь в единое целое. – Ты понятия не имеешь, что она означает. Но ты тоскуешь по ней так же, как и твой отец. Я чувствую это. И я дам тебе то, что ты хочешь!
        Эмили отпрянула, но было уже поздно. Из ран Асмарона брызнуло чёрное пламя, – такое мощное, что этот холод почти лишил её сознания. Языки этого пламени выстреливали в неё под его ужасающий смех. Затем её охватила безмерная темнота. Земля под нею расступилась, и девочка долго летела, не чувствуя препятствий. Когда у неё под ногами наконец оказалась твёрдая почва, то это был уже не Собор, который она видела перед собой. Это была детская площадка у дома в серый дождливый день после полудня – детская площадка, на которой остановилось время.
        Эмили знала, что это всего лишь мираж, в который отправил её Асмарон, чтобы ослабить. Она знала, что должна сделать всё возможное, чтобы освободиться от этого миража. Но она не шевелилась. Слишком нежным был ветер, гладивший её кожу, как и тогда, слишком отчётливо слышала она скрип качелей. И слишком ясно видела она сестрёнку, которая стояла там, у детской горки, немного потерянная, на этой площадке, обычно такой оживлённой, маленькая яркая звёздочка, маленькая девочка, перебирающая еловые шишки, как обычно любила она играть во время прогулки.
        Эмили знала, что у неё есть время, чтобы исчезнуть до того, как Софи повернётся к ней. И боролась с оковами, которыми Асмарон опутал её магию, чтобы девочка не могла покинуть это место. Но она не могла отвернуться от сестрёнки, хотя это было необходимо для освобождения. И в следующее мгновение Софи обернулась к ней. Из её рук выпали шишки, точно так же, как и тогда, и девочка побежала навстречу Эмили, свободная и радостная. Под её ножками зашевелились и поднялись в воздух осенние листья. Она отпрыгнула, когда Эмили протянула к ней руки. Затем всё же поймала её, словно действительно была в этом месте в то время. Эмили ненадолго закрыла глаза от ужаса, что Софи исчезнет, как иллюзия, какой она и была, а ещё больше из боязни, что она увидит на её лице, когда отстранится от неё, эту совершенную невинность и радость, которые в одно мгновение можно навсегда потерять.
        Дядя, как тень, возник на краю детской площадки, но Эмили увидела его сразу же. Странно, но она очень сильно обрадовалась, как и в тот раз, просто от того, что он оказался тут, её дядя, который никогда не ходил с ними на детскую площадку, которого она так редко видела! Девочка взглянула ему в лицо, и её обдало ледяным холодом. Случилось нечто ужасное! И когда они сели на качели, Эмили взяла сестрёнку на руки, чтобы защитить от того, что на них надвигалось… чтобы и самой держаться за что-то полное жизни.
        Эмили вцепилась в сестрёнку сильнее, чем в цепь на ветру.
        Дядя в тот миг казался удивительно маленьким на детских качелях. Его слова оставались неуслышанными, как во сне, но она знала их наизусть.
        С их отцом произошёл несчастный случай. Он был тяжело ранен. А теперь он умер. Эти слова повторялись в её голове до дурноты. Софи смотрела на неё, как всегда, когда не была уверена, что правильно её поняла. И девочке почему-то хотелось только одного – обмануть Софи, чтобы не видеть её искажённого лица. Но она не могла убежать от прошлого. Как и в тот день, смотрела она на сестрёнку и, как и тогда, увидела, как в ней вспыхнула боль осознания. И, как и тогда, боль унесла с собой её детскую безоблачность и наивность. Казалось, через её лицо, через весь их мир пролегла глубокая чёрная трещина. Эмили словно застыла, глядя на это как будто со стороны. Это было концом. Концом всего, что было прежде.
        И снова, когда картина поблёкла, девочка потеряла почву под ногами. Ей казалось, что она рухнула и падает в эту трещину, которую видит глазами и одновременно чувствует у себя внутри. Но вокруг не было тьмы. Вместо этого вокруг вспыхивали сцены, которые она с трудом переносила. Отец машет им рукой, стоя в проёме входной двери, когда он прощался с ними утром того дня. Его плащ в шкафу, который он забыл и никогда уже больше не наденет. Его похороны и пепел на ветру. Эмили летела от картины к картине, и даже когда наконец встала на твёрдый пол в каком-то, казалось, бесконечном коридоре, эти сцены не закончились. Они стали лишь ярче, когда она побежала, чтобы от них отделаться. Вот её сестрёнка ставит на обеденный стол тарелку для отца. Вот дядя, плачущий тайком от всех, прислонившись к стене. Рассортированные книги в коридоре – в то время как отец сам бы не отдал их. И снова, и снова – хорошо знакомые комнаты, которые пусты вне зависимости от того, сколько людей в них находится, потому что его в них больше нет.
        В голове Эмили пульсировало сильнейшее головокружение. Чувство потери становилось в ней просто непереносимым. Ей всегда не хватало отца, все эти прошедшие годы. Но теперь, когда она видела перед собой его лицо, на месте которого на каждой проклятой картине возникал пробел, брешь, это чувство стало таким сильным, каким она его уже целую вечность не ощущала. Девочка думала, что это чувство её разорвёт, с такой силой оно ворвалось в неё. И тут в конце коридора возникла дверь. Все картины вокруг погасли и соединились за её спиной воедино – в картину двери, которую Эмили могла нарисовать с закрытыми глазами, так хорошо она её помнила.
        Перед этой дверью она плакала в ту первую ночь, когда узнала о смерти отца, когда разбила в кровь кулаки, потому что билась об неё от отчаяния, что он больше никогда её не откроет.
        Эмили помнила и о другом времени – до того, когда ей ещё не был знаком этот траур. Вот она свободно бежит по коридору к этой двери, сходу распахивала её, сияя от радости. Она знает, что отец сидит в этой комнате за письменным столом и, когда бы она ни пришла, он поднимет на неё глаза. Она знает: у него снова будет этот слегка отсутствующий взгляд писателя, который с трудом отрывается от своего фантастического мира и возвращается в её мир. И всё-таки он с улыбкой делает это каждый раз, когда она его зовёт. Затем ещё картина из этой комнаты, полная нежности и тепла. И прежде чем Эмили положит руку на ручку двери, она уже будет знать, что за картина откроется сейчас её взору, что за сцена её там ждёт. Это будет убежище сумерек теней, по которому она так соскучилась.
        Девочка открыла дверь. И, как всегда, сперва там не было ничего, кроме темноты. Затем она увидела отца: он сидит у окна, в своём кресле, взгляд направлен в ночную тьму. Как долго Эмили не хватало этой картины, как часто она себе её представляла, и какими бледными были её мысли по сравнению с реальностью! Отец словно услышал последнее слово и повернулся к ней. Он улыбнулся, как и раньше, и раскрыл ей свои объятия. И уже не сдерживаясь, Эмили побежала к нему и позволила ему поймать себя. Она вновь была маленькой, заметив это только в тот миг, когда он поднял и посадил её себе на колени, и, как и раньше, она обняла его и прижалась лицом к его вязаному домашнему свитеру. Он впитал запахи отца, он источал ароматы лакрицы и немного лаванды, потому что эти ароматы помогали ему размышлять, как он часто говорил. На какое-то мгновение девочка почувствовала ту же защищённость, что и прежде, – такую тонкую, едва осязаемую и такую всеобъемлющую, что у неё перехватило дыхание.
        Это было мгновение, которое ей в качестве «прощального подарка» преподнёс Асмарон! Только что она это осознала. Он воскресил то мгновение, по которому она так долго тосковала. И девочка знала, что это ловушка! Но не могла оторваться от отца, хотя чувствовала, как у неё каждую секунду прямо сейчас в этой комнате отбирают и крадут жизненные искры. И она соглашалась на это, лишь бы ещё дольше оставаться с отцом! Эмили положила голову ему на грудь… и почувствовала в ней тишину. И тут она поняла, что это не он, не её отец! Это не его тишина! В этом существе, рядом с которым она сейчас оказалась, в нём не было даже проблеска, даже намёка на жизнь! Эмили подняла глаза и узнала чёрное пламя глубоко внутри в его глазах.
        – Драугр, – прошептала она, не отстраняясь от него. – Ты не можешь дать мне то, чего я хочу. Ты не можешь дать мне то, что ты сам потерял.
        В его глазах на краткий миг вспыхнуло пламя. Затем оно залило его лицо, и прежде чем Эмили поняла, что происходит, фигура его распалась и превратилась в золу. Кресло тоже разрушилось, как и комната, и ночь за окном – всё распадалось до тех пор, пока всё пространство вокруг неё не сделалось совершенно чёрным. Она стояла в темноте совсем одна, и когда положила руку себе на грудь, то не почувствовала больше мерцающих искр и тепла. Было ощущение, что глубоко внутри у неё осталась только тишина, только тьма.
        Но Эмили не опустила руку. Она стояла неподвижно и прислушивалась к себе. И когда её пальцы, наконец, ощутили едва заметный стук, девочка улыбнулась. Она могла находиться во тьме, в тишине, потому что это всё ещё её пространство, её убежище, и только она вправе решать, чему здесь быть, что здесь может или не может происходить.
        Искорка плясала на её пальцах, когда девочка поднесла руку к лицу. Золотистое сияние едва освещало контуры кабинета. Эмили бросила взгляд в самый тёмный угол – каждый знает, что самые большие тайны прячутся среди самых густых теней. Она медленно пошла в сторону этой тьмы и в течение бесконечно долгого вдоха всматривалась в неё. Это было, как раньше, когда она просыпалась после ночного кошмара в кромешной тьме, когда на губах её всё ещё звенел крик – она звала отца. Но на этот раз девочка не ощущала страха. Она знала, что не одна в этой темноте. И в то самое мгновение, когда искорка отделилась от её пальцев и окунулась во тьму, в комнате раздался треск. Казалось, что воздух втягивается в какие-то мощные ноздри. Эмили увидела ещё золотистую пару глаз, которая вспыхнула перед нею. Затем из темноты появился дракон.
        Он был таким огромным, что крыша над ним покачнулась и рассыпалась. По его мощному телу струилась чёрная чешуя, когти вонзились в пол, словно в мягкое тело, а вырывающийся из ноздрей огонь заставлял воздух колебаться, таким он был горячим. Его огромный череп наклонился к Эмили, и девочка не могла оторвать глаз от его блестящих клыков. Они были длинными, не меньше её предплечья, и острыми, как бритва, а громоподобное рычание где-то глубоко в его гортани заставили её задрожать каждой косточкой. Но в его золотистых глазах светилась мудрость, наполнившая душу Эмили не чем иным, как глубоким почтением и уважением. Она так часто представляла себе этого дракона, так часто звала его – и вот он пришёл, вызванный её собственным огнём. Девочка не медлила ни секунды, когда он склонился перед нею. Твёрдой хваткой вцепилась она в чешую и вспрыгнула ему на спину. Дракон был тёплым, как свет солнца, а когда поднял голову и заревел, тьма вокруг разорвалась. Эмили был знаком этот голос, она слышала его в своих снах, в кошмарах, в шуршании бумаги при переворачивании страниц книги и в словах отца. Это был голос того
дракона, что вернул её обратно в Серый собор. С громким рычанием он взмахнул крыльями – а там, далеко внизу, стоял Асмарон. Эмили ожидала, что увидит на его лице ужас или, по крайней мере, гнев. Но всё, что она разглядела, это удивление – такое, словно дракон напомнил ему о чём-то, что тот давным-давно забыл.
        В глазах Асмарона снова вспыхнуло пламя Драугра. Эмили наклонилась, и тут дракон обрушился на Асмарона, колдовство которого, пущенное стрелой в их сторону, с треском отскочило от чешуи дракона. Прежде чем снова взмыть в воздух, дракон вонзил свои когти в тело Асмарона. Со скоростью, от которой захватывало дыхание, дракон стал носиться по Собору, бросая Асмарона с большой высоты, ударяя его вновь и вновь о стены, пока чёрное пламя драугра не начало трепетать. Эмили учащённо дышала, когда Асмарон в последний раз, с хрустом ломая кости, ударился об пол и остался лежать неподвижно.
        Дракон приземлился недалеко от него. Тело его всё ещё сияло в её золотистом огне, но стоило Эмили соскользнуть с его спины, как огонь стал бледнее. Порыв выдыхаемого драконом воздуха откинул её волосы назад и пригладил их. Девочка увидела в его глазах блеск, который очень напоминал человеческую улыбку. Затем дракон склонил перед ней голову, и, прежде чем Эмили успела протянуть к нему руку, распался на мелкие кристаллические искорки. Огоньки дракона дождём посыпались на неё.
        Эмили подошла к Асмарону. Это колдовство потребовало от неё всех сил, но она не чувствовала ничего более, чем равномерные удары в такт покачивания её внутреннего дракона.
        Чувство невероятного триумфа прошло сквозь тело, когда девочка взглянула сверху вниз на Асмарона. Он лежал перед нею, как разбитая кукла. Его конечности были неестественно вывернуты, по всему телу были видны глубокие раны – трещины, словно он был сделан из фарфора и теперь разбился, а его глаза, которые раньше так непреклонно удерживали Эмили, смотрели в пустоту. Она испытала к нему почти сочувствие, встала перед ним на колени и уже хотела протянуть к нему руку, когда заметила мерцание – едва уловимое, но всё-таки достаточное, чтобы заставить девочку застыть на месте. Это были чёрные всполохи, которые возникли в его глазах. И тут он взглянул на Эмили – прямо в её испуганные глаза.
        Целое мгновение не могла она пошевелиться. Было ощущение, словно вокруг её тела сжался огромный ледяной кулак. В оцепенении наблюдала она, как Асмарон медленно поднимается. Его раны затянулись, но его наполняла не его сила. Это было пламя Драугра. Эмили с ужасом смотрела в чёрную золу его глаз. А когда он протянул руку к её шее, в глазах его возникло мерцание – свежее, голубое, как весеннее небо.
        Сковывавшие всё тело оковы рухнули так внезапно, что девочка упала вперёд. Асмарон подхватил её. И пока она наблюдала, как синева его глаз вытесняет пламя Драугра, он взял её руку и положил себе на грудь. Девочка лишь ненадолго ощутила холод Драугра, который так долго бушевал в нём, пытаясь подавить его волю. Но затем сквозь темноту и холод потекло тепло. Эмили содрогнулась, когда увидела золотистый свет, который скользнул из тела Асмарона сквозь её пальцы. Потом его обвили тени, которые теперь вернулись в его тело. А она остановилась в руке Эмили – жизнь, которую у неё украл Асмарон. Жизнь, которая теперь в совершенном блеске вернулась к ней.
        Улыбка осветила лицо Эмили, эта же улыбка отразилась и на губах Асмарона. Они были здесь вдвоём – светлый ангел и девочка в убежище теней, коронованные волшебством звезды.
        В его глазах промелькнуло движение, Эмили испугалась, что тьма Драугра всё-таки возьмёт верх, что она победит. Но вместо этого в глазах Асмарона возникла картина, такая живая, как воспоминание, которое вернулось из глубокого забвения: два человека на лугу, где цветут гиацинты, сейчас они подняли головы и с улыбкой смотрели на неё, словно в течение долгого времени ждали этого мгновения. Картина всколыхнулась и погасла, оставив после себя только глубокую ясную синеву.
        Эмили не произнесла ни слова, когда вновь положила руку на грудь Асмарона. И когда направила свой золотистый огонь в его тело, то услышала голос его жены и смех ребёнка и смогла ощутить, как эти звуки разрушили цепи, много лет назад сковывавшие его хитросплетением теней. По языкам пламени коротким всплеском пронёсся рев, и ей показалось, что она видит князя тьмы: он безудержно падал во тьму, которую сам себе создал. Затем наступила тишина – но это была тишина, полная света и тепла.
        Асмарон посмотрел на неё, всё с тем же изумлением во взоре, с которым рассматривал её дракона. Затем его тело беззвучно растворилось в синем свете. А когда воздух наполнился ароматом весны, Эмили поняла, что он прибыл, после долгого падения и полёта сквозь тени. Он вернулся домой, на лужайку, поросшую гиацинтами, которая ждала его так долго! И никакая тьма не могла отменить это ожидание и это возвращение.



        Глава 25

        Детская игровая площадка выглядела безлюдной, но только на первый взгляд. Эмили сидела на качелях и смотрела вверх, на освещённые окна квартир. Её вполне можно было принять за обычную девочку, несмотря на костюм для Хэллоуина и довольно абсурдную причёску. Но в глазах её тлел зелёный огонь, а когда сквозь ветви деревьев пробился лунный свет, серебристый цвет кожи стал заметнее. Эмили глубоко вздохнула. Определённо, обычной девочкой она не была. Нормальные девочки не сидят до полуночи на детских площадках, у них не бывает светящихся глаз, кожа у них не мерцает. И они не держат в руках собственный пульс.
        Эмили увидела себя со стороны: одинокая тёмная фигура, которая уже целую вечность сидит здесь в одиночестве и держит в руках мерцающий свет. Да, выглядит сиротливо – девочка опять вздохнула. При этом она была совсем не так одинока, как могло показаться на первый взгляд. Рафаэль и Козимо ждали в тени старого дуба. Валентин смотрел на неё сверху с ближайшей крыши, Бальтазар тоже держал её в поле зрения. Не говоря ни слова, друзья проводили девочку к этому месту, зная, что здесь она примет окончательное решение.
        Эмили задумчиво прислонила голову к цепочке качелей. Как часто она уже сидела здесь – несколько недель, а может тысячу лет назад, когда ещё была человеком. И как много всего произошло с тех пор! Она была убита и воскресла как дух. Поселилась в склепе на самом большом кладбище Парижа и сажала цветы на могилах вместе с неживыми. Она прошла обучение у воина-вампира древности, отняла у убийцы свою жизнь и вернула её себе, жизнь, которая тлела сейчас светящейся звездой в её руках. И она спасла от царства мёртвых не только собственное убежище теней, но и убежище неживых, более того, она его преобразила.
        Мысленно Эмили ещё раз прошла по Серому собору, как после победы над Асмароном и его князем тьмы. Она вновь услышала грохот сражения, почувствовала невероятное желание выбежать к своим друзьям. Но её взгляд задержался на обломках статуи Белого Воина. Эмили встала на колени и протянула руку. Одна искорка её жизненного огня с лёгким треском пробежала по ним, и обломки поднялись в воздух.
        Девочка с изумлением наблюдала, как фрагменты складываются в единое целое. И в то самое мгновение, когда в глаза её отца вернулся блеск, тьма над Собором раскололась. Свет от Белого Воина хлынул в Собор, прогнал тени и вернул стенам их кристальную чистоту. Трещина, которая рассекла проход много лет назад, закрылась, как и трещины, покрывавшие статую Белого Воина. Эмили показалось, что Белый Воин улыбнулся ей не как защитник потустороннего мира, которым он был на самом деле, а как отец, которого она безумно любила. Девочка склонила перед ним голову, как это делали его персонажи, когда встречались с героем. Затем повернулась и полетела к круглому окну.
        Она приземлилась посреди осколков. За её спиной вспыхнул свет, и первые его лучи пролились на поле сражения. Воюющие посмотрели на девочку снизу вверх. Она снова представила себе эту картину: благоговейное изумление при виде девочки-духа на фоне сияющего света Белого Воина. Затем сияние хлынуло вниз, заполнило погост и выжгло из него тьму. Израненная земля размягчилась, затянула трещины, и бархатная синева покрывалом ночного неба укрыла её. Вокруг могил появились вьющиеся растения и отовсюду исчезли тени. Деревья, как после долгого сна, вытянули ветви и зацвели в мерцающем свете. Мертвецы при виде этого сияния упали на колени, но Эмили почти не смотрела, как духи и вампиры отправляют их назад в их царство. Всё внимание она направила на ничейную землю, которая наконец сбросила мрачную маску, и всё, что открылось под ней, было исполнено необыкновенной красоты.
        Эмили резко подняла руку, и сияние ярко осветило былое поле сражения. Действительно ли по щекам текут слёзы или показалось? Неважно. Снова видела она себя со стороны: девочка в костюме для Хэллоуина, которая стала воительницей. Оглушительный рёв приветствий…
        Холодок железной цепочки, к которой она прижалась лбом, вернул её на детскую площадку. Но картины прошедшей ночи нахлынули вновь. Полёт над полем сражения. Мгновение, когда она обнаружила в толчее Бальтазара, а он с облегчением взглянул на неё. Встреча с Рафаэлем и Козимо, такая радостная, восторженная, что она не успела вовремя перевоплотиться в невидимку, и они после радостных объятий кубарем покатились по земле. Валентин, неподвижно стоявший в тени дерева, с лицом в кровавых рубцах, улыбающийся, словно увидеть Эмили после сражения было самой большой радостью его жизни. И наконец, Систериус и Принц вампиров, оба отличившиеся в бою, стоят посреди ничейной земли и пожимают друг другу руки. Никто не знает, какие пакости царство мертвецов может ещё подкинуть. Но очевидно, что ни духи, ни вампиры никогда больше не выступят против князя тьмы в одиночку. Они затратили слишком много сил, чтобы вернуть огонь гильдии.
        Праздник победы, который начался в часовне и распространился по всему кладбищу, опрокинул все ожидания Эмили. Это была смесь изысканного классического бала и дикой разухабистой вечеринки. И несмотря на усталость, Эмили недолго сопротивлялась призывам принять участие в этом действе. Впервые в жизни она опьянела – от фантомного яблочного вина, как потом объяснил ей Козимо. Девочка танцевала с Рафаэлем и вместе с Валентином и Бальтазаром наблюдала за остальными празднующими.
        На какое-то время она в самом деле отвлеклась от своих постоянных мыслей. И только на рассвете, когда первые неживые покинули торжество, девочка осознала во всей полноте, что означает её победа над Асмароном. Она достигла цели. Отвоевала украденные силы, с помощью которых она за одно мгновение может изгнать из своего тела всю магию, всю смерть и снова стать живым человеком. Долго-долго Эмили не желала ничего иного, кроме как вернуться в прежнюю жизнь. И когда по крышам заскользили первые лучи утреннего солнца, она приняла решение.
        Девочка не произнесла ни слова, когда отправилась в путь. Медленно прошла она по кладбищу, впервые без малейшего следа беспокойства, и всюду встречала приветливые лица. Она кивнула Непомуку, который, как всегда в предутренние часы, ухаживал за Еленой Ужасной, пошутила с Расмусом и Мерлином, которые, однозначно, выпили не меньше фантомного яблочного вина, чем она. Прошла она и мимо женщины в тоге с золотым цветком, которая с тёплой улыбкой глядела на неё, как подруга. Потом в сопровождении друзей направилась она к воротам кладбища. Манфред не задержал её, хотя его улыбка и напоминала дружелюбие той самой собачки, охраняющей врата ада. Некоторое время девочка невидимкой бежала по улицам, потом немного полетала над крышами Парижа, пока наконец не приземлилась на знакомой детской площадке.
        Эмили никогда не думала, что сможет так долго сидеть на качелях, но утро преподнесло ей сюрприз. Она и подумать не могла, что будет медлить хотя бы секунду, если её жизнь окажется у неё в руках. Недавно ей хотелось только одного – уйти прочь из того мира, который с самого начала показался таким мрачным и чужим. Но всё изменилось. Потусторонний мир открылся ей во всей красе – каким представлялся изначально, став частью жизни Эмили давным-давно, с той единственной разницей, что не показывался наяву. Она научилась многим чудесам, которые раньше видела только во сне, да и сама она стала своего рода чудом. Девочка нашла здесь настоящих друзей, которых не смогла бы придумать даже в самых диких и смелых фантазиях.
        Но причина, по которой девочка-дух уже целую вечность сидит здесь, во дворе, на качелях, находилась за пределами потустороннего мира. Она была там, наверху, в полуосвещённой комнате.
        Девочка представила, как сестрёнка проснётся и подойдёт к окну. Если остановиться на краю балкона, можно будет её увидеть. Тогда Эмили кивнёт ей, даже если Софи её не узнает. Возможно, она почувствует, что Эмили здесь, как и Эмили всегда чувствовала, что тени таят в себе больше, чем видишь. Возможно, она улыбнётся или заплачет, потому что одна, и ей неуютно вглядываться в сумрак, как раньше это случалось с Эмили долгими ночами тоски по отцу.
        Девочка-дух смотрела на свет в окне. Как часто отец, возможно, так же стоял тут и смотрел снизу вверх, смотрел всё время, пока мог. Каково ему было видеть, как сильно им его не хватает? Как часто он, возможно, тайком подходил к кроватке и гладил её по голове, чтобы сразу исчезнуть, стоило ей только пошевелиться?
        Эмили вспомнила, как часто среди ночи, когда ей так остро не хватало отца, что на глаза наворачивались слёзы. Ей казалось, что он её бросил. Но теперь она знала, что он всегда был больше, чем просто отцом. Так же, как и она сейчас. Прежде она была просто мечтательницей, фантазёркой, и только сейчас ей удалось осознать во всей глубине, что означали эти фантазии.
        Казалось, даже тени вокруг затаили дыхание, когда Эмили встала на ноги. Девочка подошла к краю света и тени, к той линии, где свет горящих окон встречается с краем сумерек, пока ещё укрывающих детскую площадку. Её лицо осветил золотистый свет, и Эмили снова во всей полноте ощутила тоску по прежней жизни, по друзьям, по дяде и, прежде всего, по сестрёнке. Ей даже показалось, что она слышит, как Софи смеётся во сне.
        Это была та самая мысль, которая помогла ей снять с шеи амулет отца.
        Маленький дракон смотрел на неё своим обычным взглядом: гордо и упрямо, словно не любоваться им как минимум по пятьдесят раз в день было страшной дерзостью. Девочка зацепила ногтем застёжку и открыла амулет. Фото… Сестрёнка улыбается с трёхколёсного велосипеда. Взгляд отца, вопрошающий, ожидающий ответа… Этот взгляд заставил её глубоко вздохнуть. Ей показалось, что отец улыбнулся, хотя раньше она этого не замечала на фото.
        Эмили пошевелила над амулетом пальцами, объятыми золотистым огнём, и сияние беззвучно потекло в украшение. С лёгким щелчком закрыла она амулет, и тот сразу затеплился сиянием. Свет, пульсируя, потёк сквозь тело дракона, а Эмили с изумлением наблюдала, как тот начинает двигаться, словно просыпается после долгого сна. Он вытягивал лапы, зевая, широко открывал пасть, выдыхал маленькие искорки и наконец, преисполнившись чувством собственника, обхватил когтями тлеющее яйцо – её пульс. Сияющими зелёными глазами он взглянул на Эмили, и она ни на минуту не усомнилась в том, что читала о драконах: они никогда не отдавали того, чем владели, без боя. Тем более, если это была жизнь человека.
        Скрип за спиной был едва слышен, и всё-таки он поразил её. Как часто слышала она этот звук, как часто залезала головой под подушку, потому что он звучал так безнадёжно, так одиноко, так потерянно – этот скрип качелей на ветру. Но теперь, когда он повторился, Эмили пронзило неожиданное изумление. Она словно застыла, пока не услышала его в третий раз. Три – магическая цифра. Волосы у девочки на голове зашевелились – она повернулась, когда этот голос проник в её мысли. Он был здесь – её отец, окутанный белоснежным светом. Он подошёл к ней, но не произнёс ни слова. Глупый недоверчивый голос внутри словно спрашивал, верит ли она всерьёз, что он действительно здесь, только Эмили этого совершенно не слушала. «Реальность постоянно переоценивается!» – как часто отец говорил ей это раньше. И что же? Он был прав! Существовало слишком много реальностей, чтобы надолго предпочесть одну из них.
        И теперь, когда отец остановился перед нею, Эмили поняла, что он действительно стоял возле качелей и смотрел на неё снизу вверх все одинокие ночи последних лет. Он всегда был рядом!
        По щекам снова потекли слезы – Эмили увидела его глаза и поняла, как сильно он её любил. И как он ею гордился сейчас, когда взял из её рук амулет. Он взглянул на него, словно вспоминая, как подарил его много лет назад.
        Дракон, казалось, ещё крепче обхватил яйцо когтями. Отец поднял руки и повесил амулет ей на шею. Эмили чувствовала в нём свою жизнь – этот пульсирующий, сияющий, невероятно мощный огонь. И она вновь ощутила, как легко могла бы пропустить его по всему телу. Один лишь вдох – и она сможет вернуться к сестрёнке.
        Но Эмили не сделает этого. Её ждёт другая задача: защищать Софи и её человеческий мир, и все другие миры, что стали для Эмили домом.
        Она держала голову склонённой, не желая, чтобы всё это заканчивалось – мгновение, когда она отмечена Белым Воином, ведь это последний миг её близкого общения с отцом. Его смех почти не был очень тихим, но всё-таки, как в детстве она его услышала. Эмили подняла голову.
        И вот она возникла вновь – улыбка заговорщика, которая всегда играла на губах отца, когда тот доверял Эмили какие-нибудь тайны, которые, собственно, вовсе не были тайнами. И девочка ответила на его улыбку. Отец не исчезнет совсем, теперь это ясно. Он останется навсегда собой – путешественником между мирами, в вечном поиске потерявшихся слов.


        Фигура отца растворилась, скользнув по тёмному лесу. Она смотрела ему вслед, наблюдая, как он мерцает между ветвями старого дуба. И только когда сияние погасло, девочка почувствовала, что друзья её совсем рядом. Козимо подлетел первым. Волосы Безумца, как всегда, щекотали её и вызывали смех, а когда она через плечо Рафаэля посмотрела на Бальтазара и Валентина, то поняла, что в это мгновение не только она почувствовала бесконечное облегчение. Эмили приняла правильное решение, теперь уже сомнений не осталось. Она пройдёт этот путь, и пройдёт его не одна.
        Не говоря ни слова, девочка повернулась к окну спальни сестрёнки. И с лёгкостью, о которой совсем недавно могла только мечтать, воспарила вверх. Она остановилась перед окном, взяла в руку амулет, пропустила отражение огня через свои пальцы. Увидев в кроватке сестрёнку, Эмили положила руку на оконное стекло.
        Она почувствовала его – лёгкий морозец, который исходил от неё и потёк в комнату. И когда малышка вдохнула этот воздух и открыла глаза, Эмили затаила дыхание. Софи лежала совершенно тихо и смотрела в темноту – точно так же, как и она сама, когда без всякой причины внезапно просыпалась посреди ночи. Софи повернула голову и посмотрела в сторону окна. Эмили рассчитывала, что та будет смотреть в темноту до тех пор, пока не уснёт. Девочка-дух была в облике невидимки, ведь невозможно, чтобы Софи…
        Это было не больше, чем намёк на складку между бровей, от чего Эмили застыла, как вкопанная. Не отрываясь, Софи в упор смотрела на Эмили. Затем с шорохом, который оглушительно громко отозвался в сознании старшей сестры, откинула одеяло. Соскочив с кровати, малышка просунула ноги в тапочки, перепутав левый с правым, потому что не смотрела на пол. Она не сводила глаз с Эмили, и при каждом шаге лицо её отражало череду разных чувств, сменяющих друг друга. Испуг. Ужас. Неверие. Печаль. Изумление. Бесконечное изумление, которое уже не оставляет места ни одному другому чувству.
        Они стояли друг против друга, две сестры – живая и неживая, человек и дух – и смотрели друг на друга, словно не могли поверить, что такой обмен взглядами возможен. Затем Софи положила руку на оконное стекло, именно на то место, где по другую сторону находилась рука Эмили.
        Как долго она страшилась этого момента!? Девочка-дух была так уверена, что сестрёнка не узнает её, хотя всё это время мысленно стояла тут, перед её окном!
        Эмили сглотнула. Теперь она в самом деле стояла тут, в первых утренних лучах, настолько переполненная чувствами, что даже не заметила совершенно позорную слезу, которая катилась по её щеке.
        Софи, однако, счастливо улыбалась. Она смотрела на Эмили так, словно всегда знала обо всём, что пережила, что думает и чувствует сейчас её старшая сестра, обо всём, что было, есть и будет во всех здешних и нездешних мирах.


notes


        Примечания




        1

          Драугр – в скандинавской мифологии оживший мертвец, близкий к вампирам.



        2

          «Манфред» (англ. «Manfred») – философско-драматическая поэма-трагедия лорда Байрона, является одним из важнейших произведений литературы ужасов в английском романтизме; по мотивам созданы одноимённая увертюра Роберта Шумана, симфония Петра Чайковского, балет Шавье Монтсальватже.



        3

          Гремлин – мифическое существо из английского фольклора.



        4

          Рункельштейн – отсылка к средневековой культуре. В итальянском городе (Бозен/Больцано) – столице одноимённой провинции Южного Тироля, есть музей «Замок Рункельштейн», представляющий собой средневековый замок на вершине неприступной скалы.



        5

          Булонский лес – старинный дубовый лес на западе Парижа; излюбленное место прогулок парижской знати; о нём сложено множество легенд.



        6

          Секстан – навигационный прибор, который использовался мореплавателями для определения широты и долготы.



        7

          Гэ?ндальф – один из центральных персонажей произведений Джона Р. Р. Толкина, в частности, повести «Хоббит, или Туда и обратно» и романа «Властелин Колец». Упоминается также в «Сильмариллионе» и некоторых других работах Толкина.



        8

          Жан-Батист Расин – французский драматург XVII века.