Сумасбродка на выданье Виолетта Якунина

        Можно ли считать дурной приметой, если в день своей свадьбы находишь в машине труп бывшего начальника? Вероятно. Однако, это не повод отменять торжество! Выйти замуж – мечта каждой женщины, удачно выйти замуж – главная задача! И, если жених стоящий, то лучше не упускать такого шанса. Но кажется, весь мир ополчился против несчастной невесты. Кто-то пытается ее задавить прямо перед загсом, и вместо свадьбы она оказывается на больничной койке. Ей угрожает сумасшедшая соперница, на нее охотятся бандиты, и даже верные друзья не могут помочь. И тут, появляется Он! Как же хочется верить, что это тот самый рыцарь в блестящих доспехах, который спасет тебя от любой беды! Но внезапная любовь только усугубляет ситуацию, ведь это еще как-то нужно объяснить законному жениху! Любовь и ненависть, верность и предательство, настоящие приключения – все закрутилось в одну невероятную историю. Да, жизнь порой преподносит самые непредсказуемые сюрпризы, особенно, если ты – сумасбродка по природе своей!

        Виолетта Якунина
        СУМАСБРОДКА НА ВЫДАНЬЕ

        Глава 1

        Будильник захохотал, заухал и завизжал самым ужасным образом. Я быстро выбросила вперед руку, схватила завывающую тварь и зашвырнула ее в угол. Блаженная тишина бальзамом пролилась на мои уши, но сон успел сбежать. Жаль, я в нем зажигала с ослепительным красавцем на Лазурном берегу! Стоп, какие могут быть к черту красавцы? Я же сегодня выхожу замуж за Костика! И будильник поэтому поставила на такой ранний час. Пришлось высунуть голову из-под одеяла, которое меня спасало по ночам от морозильного холода кондиционера. По моему разумению, летом спать нужно в прохладе, но под теплым одеялом.
        За умывальными процедурами я вспоминала сон и размышляла о том, что Костика красавцем можно было назвать с большой, да чего там преувеличивать – с огромной натяжкой. Но мама любила повторять, что «с лица воды не пить». Эта фраза как нельзя лучше подходила моему жениху, который (я взглянула на часы) очень скоро станет моим мужем. С лицом у Костика были проблемы: узкий треугольник вмещал в себя довольно крупный «римский» нос, тонкие губы, безвольный подбородок. Глазки по природе своей были маленькими, но толстые стекла очков заметно их увеличивали. Расточка Костик был выше среднего, но сильно сутулился, поэтому казался совсем невысоким. И еще волосы. Их он любил, купал в шампунях и бальзамах, отчего они кудрявились светло-каштановым облаком. Он их носил до плеч и никогда не собирал в хвостик. Вот уже лет пятнадцать как я знаю Костика, и ничего в его внешности за эти годы не изменилось.
        Но Костик относился к тем людям, которые завораживают собеседника умным красноречием, заставляющим забывать о его внешности. Прихлебывая утренний кофе, я снова перечисляла про себя все пункты, по которым выходило, что мне нужно как можно быстрее выходить замуж за Костика. Эти самые пункты я неоднократно обсуждала с Риткой, Громовым и мамой, поэтому в списке значились как моральные, так и материальные плюсы. Итак, Костик был профессором физико-математических наук, заведующим кафедрой «Чего-то там» в нашем НИИ и еще преподавал в университете. Он частенько ездил в разные страны с лекциями по приглашениям тамошних учебных заведений, а также на заморские симпозиумы и конференции, что говорило о его высокой котировке среди светил науки. Соответственно, брак с ним давал мне высокий социальный статус, положение в обществе и так далее. У Костика была трехкомнатная квартира, дача, «Вольво», но обо всем имуществе заботилась его мамочка, вплоть до техосмотра. К слову сказать, мамочка была безобразно жирным минусом среди плюсовых достоинств моего будущего мужа, о ней мне сегодня вообще не следовало думать,
чтобы не сбежать из-под венца в разгар бракосочетания. Все перечисленные «положительные стороны» пестовала моя мама, без устали твердившая, что «Костик старше меня, серьезнее, он сможет обеспечить будущее нашим детям». А потом всегда добавляла про лицо, которое не следует использовать в качестве емкости для питья. И «гулять», по ее представлениям, Костик не будет, и обижать меня не станет. Дальше она, в поисках сравнений, перекидывалась на собственную жизнь, в которой мой родитель, выступавший одно время в роли маминого мужа, вел себя ужасно: пил, бил, гулял. Но это уже была другая история.
        Марго радела за этот брак по следующим причинам: «Он не будет тебя принуждать к чему-либо, контролировать каждый шаг, а значит, ты сможешь вести такой же образ жизни, как и раньше, – втолковывала она мне. – Твой Костик даже наличия любовника не заметит, ну если только тот не будет лежать к его приходу в супружеской постели. Ученые – народ рассеянный. Он нежадный, значит, одеваться, обуваться и украшаться золотишком будешь беспрепятственно в самых дорогих магазинчиках. По салонам красоты станешь шататься на новенькой иномарочке, питаться – в кабаках, отдыхать – на модных курортах. По дому все делает у него прислуга, так что нудный быт и тот отменяется. Чтобы не родить урода, надо будет зачать от нормального мужика, только чтобы все по срокам совпадало. Он же у тебя математик, а не биолог, так что в жизни не догадается!» В общем, Ритка была уверена, что этот брак сделает меня еще более свободной и независимой женщиной. И лучше в браке быть любимой, нежели любить самой. И доказывала мне свою точку зрения при любой возможности.
        Я посмотрела на часы и налила себе еще чашечку кофе. Хорошо Ритке рассуждать, а замуж все-таки мне идти. Разглядывая цветочки на кухонных занавесках, я томилась смутными волнениями по поводу сегодняшнего празднества. Правильно ли я делаю? Да, я Костика уважаю, мне нравится его преданность, всепонимание и забота, его целеустремленность и увлеченность собственным делом. Он цельная личность, Костик Коржиков, и вполне подходит мне в качестве мужа. Но я его не люблю… Впрочем, я никого не люблю. Я тяжко вздохнула, забросила чашку из-под кофе в раковину и побрела в прихожую.
        Громов, на мой взгляд, был излишне прямолинеен: «Хватай своего Костика в охапку и тащи в ЗАГС, пока его мамаша не пронюхала. Кто же на тебе, кроме него, вообще женится? Шить, вязать, вышивать, а главное – готовить, ты не умеешь. Убирать, стирать и гладить ты не любишь. На дачу работать тебя не загонишь, детей рожать тебя не заставишь. По ночам с Риткой на дискотеках прыгаешь, по вечерам у телика с книжкой валяешься с чипсами в обнимку, днем на работе пропадаешь. Спрашивается, кому такая жена сдалась, когда на каждом углу по десятку баб, которые готовы мужика на руках носить, причем хромого, лысого и пьяного. А твой Костик парень хоть куда, завидный жених!» На Громова я не обижалась, за правду вообще обижаться не следовало, а большая часть из его обвинений была абсолютной правдой.
        Что ж, сегодня я стану мадам Коржиковой, хотя нет, я же оставляю свою фамилию, значит, я стану мадам Аверской, женой профессора Коржикова. Зашнуровав кроссовки, я потопталась по прихожей, соображая, ничего ли я не забыла, сгребла с полочки связку ключей и выпихала саму себя из квартиры. Путь мой лежал в сторону гаража, в котором обитала престарелая «девятка». Мы с нею обоюдно друг друга не любили и всячески пакостничали по мелочи: я ее не мыла, она регулярно ломалась. «Продай ее, пока в психушку не попала», – требовала Ритка. «Ну нет, она мне столько нервов вымотала, я ее лучше сгною!» – отбивалась я. Подруга даже пыталась мне свой «Ситроен» всучить, но я отказалась наотрез. Такого подарка я принять не могла ни под каким предлогом. Тогда Ритка стала настаивать, чтобы я его купила за три штуки баксов в рассрочку. Но это то же самое, что забрать даром, и я не согласилась.
        До гаража нужно было топать пешком десять минут, это если быстро шагать, и двадцать – если ехать на троллейбусе. Я шагала. Сегодня мне надо будет забрать платье у швеи (вчера была последняя примерка), сделать маникюр и прическу. Я собиралась еще заскочить со своим резюме в одну фирму, у них есть вакансия, которая меня невероятно интересует. Так что не стоило откладывать на потом этот визит, вдруг, пока я буду замуж ходить, к ним какой гений заглянет! И чтобы опять не опоздать на бракосочетание из-за гипертрофированного карьеризма, я собиралась использовать для передвижения «свою корову», так ласково я величала за глаза «девятку».
        Ну вот, давала себе слово сегодня не вспоминать о той истории, но это словечко «опять» сделало свое подлое дело. Это не первое наше бракосочетание с Костиком. Первое сорвалось три месяца назад самым кошмарным образом. Дело в том, что, несмотря на заверения Маргариты о моей замужней жизни в богатстве и достатке, я собиралась продолжать делать карьеру. По профессии я журналист, но уже давно доросла до уровня редактора, и даже главного редактора. Во всяком случае, два года я занимала именно эту должность в редакции «Прима-Спрут», которая выпускала целых три газеты: детскую, спортивную и стоматологическую. Две последние выходили на восьми полосах, детская – на четырех. Но это ерунда, мы собирались расти! Собирались до тех пор, пока наш генеральный спонсор – банк «Мегастройноватор» – не развалился самым подлым образом. Из всей троицы не умерла только стоматологическая газета, которую хозяева продали другому издательству, в котором был свой собственный главный редактор. Я осталась не у дел. Впрочем, я не долго была безработной, всего лишь два дня, пока не наткнулась в Интернете на объявление
«Автопробега». Эта газета нуждалась именно в главном редакторе с опытом работы. Зарплату сулили более чем приличную, и я потопала туда на собеседование. Сразу после собеседования я пошла сдавать главному бухгалтеру трудовую книжку – меня приняли на работу. Ой, только не подумайте, что босс клюнул на мою потрясающую внешность и не смог устоять перед соблазном! Все было не так.
        Три месяца подряд я рьяно выполняла все требования генерального директора, желая продемонстрировать, насколько ценного сотрудника он приобрел в моем лице. Впрочем, на новой работе все было хорошо, кроме этого самого директора. С Владиславом Жаткиным у нас с первых дней установилось стойкое неприятие друг друга, непонимание и неудовольствие от общения. Вообще-то я очень легко схожусь с людьми и прекрасно нахожу общий язык с начальством. Но тут был особый случай, как говорит моя мама, «нашла коса на камень». Владислав Валерьевич был высоким, симпатичным и неглупым молодым человеком, который считал себя невероятно умным, опытным, стильным, красивым, прозорливым, предусмотрительным и еще черт знает каким. Не хватит пальцев рук и ног, чтобы перечислить все достоинства, которые приписывал себе г-н Жаткин. Он себя очень любил и уважал.
        При всем при этом он ни черта не смыслил в издательском деле, понятия не имел, как следует выстраивать работу редакции и как вообще руководить людьми. К мнению подчиненных по любым вопросам он не прислушивался, обожал давать тупейшие распоряжения и устраивать нелепейшие командировки. В одну такую он заслал меня накануне свадьбы. Конечно, я попыталась объяснить положение вещей, но беседа с ним очень быстро вошла в такое русло, что либо я должна была ехать, либо он уволит меня по статье. Такого позора я бы не пережила, потому что заиметь подобную запись в трудовой книжке после двух месяцев работы – означало поставить крест на карьерном росте. Я полетела в Пятигорск, где должны были состояться те проклятые переговоры, которые я провела с блеском и отстояла интересы газеты по всем пунктам. Всю ночь я просидела в аэропорту. Из-за непогоды самолеты не летали. Утром отправилась на автовокзал, понимая, что свадьба накрылась медным тазом. Позвонив из переговорного пункта, я хотела предупредить Костика, но трубку взяла Стела Марковна. Дрожащим от ярости голосом она поинтересовалась, где я нахожусь и почему
мой телефон не отвечает. Я призналась, что сижу на вокзале в Пятигорске, жду автобуса и не успею приехать вовремя, потому что самолеты не летают. Когда она закончила свою тираду, я поняла, что не видать мне Костика как своих ушей без зеркала, она его съест заживо, чтобы только мне не достался. Она заявилась потом ко мне в квартиру и забрала подвенечное платье, туфли и фату, а также серьги с бриллиантами, которые мне Костик вручил заранее, чтобы я смогла их одеть на регистрацию. И по всему городу растрезвонила, что «они отказались на мне жениться».
        Господи, чего я только не наслушалась в те дни от своего окружения, промолчала только мебель в доме. Но мне в тот момент до слез было жалко Костика, я же знала, через что ему пришлось пройти ради этого брака, поэтому через три месяца я снова согласилась выйти за него замуж. На этот раз без ресторанов и толпы гостей на сто человек, без фаты и бриллиантов. Будет Рита, Громов и Феофан Леопольдович – дед Костика. Он у него жуткий авантюрист, и меня обожает. Маму я порадую после торжества, тем более, что она сейчас в санатории. Стела Марковна тоже пока не знает о сегодняшнем проступке сына. Как высказалась язва Марго, «ничего, потом сюрпризом будет». Мама Костика меня ненавидела с самого детства, яростно, самозабвенно и до умопомрачения. Ее бесило все: мое происхождение, внешность, характер, образование и профессия. Мне она тоже не нравилась. Она так ликовала по поводу нашего разрыва, что могла и не пережить нашего воссоединения, поэтому мы решили пока утаить положение вещей. Правда, у меня было такое чувство, что Костик боялся, что она его запрет в квартире и не пустит под венец или прибежит в ЗАГС и
придушит меня у алтаря. И то и другое было вполне в духе моей будущей свекрови.
        За этими размышлениями я добралась до своего гаража. В семь утра город еще мирно дремлет, поэтому я не встретила ни единой живой души в этих местах. Гараж у меня прячется в весьма укромном закоулке. На небольшом участке тесно прилепились друг к дружке пара десятков гаражей, втиснутых между котельной и школьным стадионом. Мой располагался в самом неудобном дальнем углу, отчего моя «девятка» обзавелась несколькими вмятинами, пока я приноравливалась к въезду и выезду. Именно из-за этого ужасного подъезда гараж достался мне за копейки. Я жила в центре города, и новые гаражи простым смертным здесь ставить не разрешалось, поэтому те, которые уже имелись в наличии, стоили невероятно дорого. А тут такая удача: и рядом и задешево.
        Замыкался он на три навесных замка и один внутренний. Отмыкая самый нижний, я заметила на земле связку ключей. Странно, кто же их здесь уронил? Я нервно осмотрела землю. Неужели опять нагадили? Ничего кучкообразного и дурно пахнущего, к моей вящей радости, я не увидела. Выходило, что хозяин ключей либо ограничился малой нуждой (я неодобрительно поморщилась), либо перелазил через забор, отгораживающий территорию моей собственности от школьного стадиона. Полез – и ключи выпали из кармана. Больше никакого путного объяснения, как ключи оказались на земле, я найти не смогла. Заметив в связке ключи от импортной машины, я насмешливо хмыкнула. Интересно, как он теперь без ключей на ней ездить будет? С такой рассеянностью второй комплект, наверняка, уже утерян. Пожав плечами, я сунула найденные ключи в сумку. Потом напишу объявление и приклею на ворота, если кто вспомнит, что здесь ошивался, пусть звонит. Жмурясь после яркого солнца, я втиснулась боком в недра гаража, пробираясь к дверце водителя. Справа от машины находился стеллаж, на котором топорщилась гора вещей, перекочевавших сюда из моей квартиры.
Они уже были как бы не нужны, но и не поломаны, поэтому выбросить их рука не поднималась. Здесь пылились бабушкина швейная машинка, старый пылесос, кухонный комбайн, огромная перина, запакованная в целлофан, три шезлонга и разобранный детский манеж. В необъятном ящике хранились несколько кастрюль, два чайника и медный таз. Это богатство считалось моим приданым, которое я больше не могла видеть у себя на балконе. Были еще ящики с книгами, которые больше никто во всем мире никогда не захочет читать, но их тоже я не могла выкинуть из-за почтительного отношения к печатному слову.
        Стеллаж с хламом занимал очень много места, поэтому сильно затруднял доступ к машине. Но я уже приноровилась. Юркнув в салон, я вставила ключ в замок зажигания, повернула его, предварительно выжав сцепление. О, чудо! «Корова» завелась с полуоборота. Я насторожилась и даже нахмурилась. Давно известно: стоит ей сразу завестись, как весь день катится через пень-колоду. Ну нет, только не сегодня. У меня же свадьба! Я выключила мотор, посопела, проговорила про себя поговорку про Карла, Клару и кораллы и снова завела машину с первого раза. Так, главное без паники. Свадьбе быть – ее не миновать! Я буду ездить осторожненько, ни в кого не врежусь и даже резюме сегодня не повезу. К черту карьеру, да здравствует личная жизнь! Завтра его повезу.
        Успокоив себя таким образом, я тихонько выкатилась из гаража. И тут вспомнила о раскладушке. По идее, она должна была присоединиться к содержимому стеллажа неделю назад, потому что я сделала перестановку в квартире, и сей предмет оказался лишним. Но с тех пор вожу ее в багажнике, где эта зараза ужасно гремит и нервирует меня, однако каждый раз, въехав в гараж, я волшебным образом о ней забываю. И когда выезжаю из гаража, тоже о ней не помню, и только когда начинаю прыгать по ямам на соседней улице, а она злорадно принимается тарахтеть – вспоминаю, но возвращаться мне обычно лень. Сегодня я вспомнила о раскладушке вовремя, даже ворота еще не закрыла! Похвалив себя, я снова заглушила «девятку», в глубине души надеясь, что теперь она точно начнет чихать и выделываться, вылезла из машины и потопала к багажнику.
        Раскрыв его, я некоторое время в оцепенении созерцала то, что в нем лежало вместо раскладушки. Но через секунду отскочила на приличное расстояние, жалея, что не могу упасть в обморок или хотя бы заорать во все горло – от ужаса у меня пропал голос. Помахав руками, я честно попыталась завопить что-нибудь вроде «спасите-помогите», но у меня получился лишь жалкий писк. Сделав несколько глубоких вздохов, я подкралась маленькими шажками к машине и, вытянув шею, снова заглянула в багажник. Увы, никаких галлюцинаций! Он действительно был там. Мне ничего не привиделось. В утробе моей «коровы» лежал себе, уютно свернувшись калачиком, и хитро на меня поглядывал правым глазом мой недавний шеф и генеральный директор ЗАО «Брут» и «Автопробега» Владислав Валерьевич Жаткин. Нет, он вовсе не хотел поиграть со мной в прятки или подурачиться. Он уже вообще не мог во что-либо играть, и дурачиться тоже не мог, потому что был стопроцентно мертвым. Жаткин стал трупом, а моя машина – гробом.
        Я быстро захлопнула багажник и даже закрыла его на ключ, словно боясь, что Жаткин оживет, как в фильме ужасов, и на меня набросится. Дрожащими руками набрала на сотовом номер Громова и сказала.
        – Громов, сию секунду дуй к моему гаражу. Я попала в такую задницу, что…
        – В «мэрса» въехала? – ужаснулся Громов, вспомнив, видимо, что в соседнем гараже обитает «Мерседес» последней модели.
        – Если бы, – вздохнула я.
        – Аверская., во что ты вляпалась на этот раз? – сурово спросил он.
        – В дерьмо, – кратко проинформировала я.
        – А то ты куда-нибудь еще вступала! – рявкнул Громов и отключился.
        Он живет на соседней улице, так что через пять минут прибежит мне на помощь. К машине я подходить боялась, поэтому пристроилась на пеньке неподалеку. Кто же мне подложил эту свинью в багажник? Мертвый Жаткин в моем багажнике в день моей свадьбы – это даже не свинья, а целая свиноферма! Ну нет, я не позволю ему во второй раз разрушить мое семейное счастье! Хватит того, что он лишил меня работы и на долгие годы вперед подорвал веру в человеческую порядочность.
        Уволиться из газеты мне все же пришлось, несмотря на мое карьерное рвение. Причем увольнение сопровождалось жутким скандалом. Мой уход ничего хорошего для газеты не принес, но Жаткин этого в расчет не брал, когда орал с пеной у рта: «Вон из моего офиса». Я в долгу не осталась и тоже прокричала все, что я о нем думаю.
        Дело в том, что полгода я пахала, как ломовая лошадь, на благо общего дела, не забывая, конечно, о собственных выгодах (мне обещали повышение заработной платы). Я занималась рекламой издания, носилась по брифингам, презентациям, акциям. Собственноручно раздавала газетки в народе, рассказывая о потенциале издания. При этом собирала материалы в номер, перерабатывала статьи из Интернета, сочиняла соцопросы, выдумывала интервью, потому что не могла в одиночку все это сделать натуральным образом.
        Но Жаткину все было мало, ему казалось, что оставались во мне неиспользованные ресурсы. Правильно казалось. И вот в прошлом месяце Жаткин собрал общее собрание и хорошо поставленным голосом сообщил о том, что назрел вопрос о собственном рекламном отделе. Дескать, наша газета вполне может быть прибыльной и рентабельной, если начать распродавать рекламные площади, поэтому он поручил редактору, то есть мне, заняться рекламой. Остальные должны были быть на подхвате. Каждому, кто притащит в газету рекламу, было обещано двадцать процентов. Дальше последовала десятиминутная речь о том, что хватит сидеть на всем готовом, пора и деньги учиться зарабатывать. Вообще-то я давно удивлялась, почему у нас глухо с рекламой, но мудро помалкивала: как известно, инициатива наказуема. До сих пор финансирование издания шло за счет фирмы «Брут», но всем было понятно, что эта фирмочка даже на туалетную бумагу для сотрудников не зарабатывает. И на самом деле «Автопробег» служил для отмывки чьих-то грязных средств, которые прогонялись по брутовским документам. И Жаткин – это лишь подставная фигура, соответственно,
куражиться он мог лишь перед сотрудниками редакции. Но внешне все выглядело в пределах нормы, зарплаты нам выплачивали без задержек, так чего же было не работать?
        Но теперь моей вотчиной становилась реклама. И я готова была его убить за этот бред. То, что он предлагал делать, даже не пахло профессионализмом. Во-первых, я уже не раз занималась привлечением рекламодателей, и для меня это было отнюдь не новое дело, не то, что для Жаткина, который только слышал звон, да не знал где он. Реклама – это серьезный и многоуровневый процесс, и, в отличие от шефа, я понимала, что редактор не может быть одновременно еще и рекламными агентом. Во-вторых, создание базы рекламодателей – это весьма трудоемкий и долгосрочный проект. А зная Жаткина, я подозревала, что с завтрашнего дня он примется спрашивать с меня результат. И в-третьих, меня раздражало все показное, глупое и ненатуральное, как школьная комсомольская организация в годы моей юности. Зачем она, кому нужна, чем занимается, что решает?
        Но никакие аргументы не подействовали – реклама полностью повисла на мне. И тут я решила, что смогу это вытянуть. Нет, я не сошла с ума, я поступила еще глупее : убедила себя доказать окружающим, что я суперспособная и деловая женщина. «Автопробег» стал смыслом моей жизни: я жила на работе и жила работой. Статьи в газету я теперь готовила по ночам (между нами девочками – это было не так уж и сложно), а весь день с утра до вечера висела на телефоне, «привлекая клиентов на свободную рекламную площадь». Дело пошло на лад. Я подписала несколько договоров с перспективой дальнейшего сотрудничества. И наметила неплохой список потенциальных рекламодателей.
        И тут Жаткин притащил в офис невообразимую девицу. Высокая и худая, как жердь, она была живой карикатурой к песне о «секс-бомбе». Ноги-палки с острыми коленями были обуты в ботики на невероятной шпильке. Мохнатый топик не прикрывал живота, запавшего между ребер. Выпирающие тазобедренные суставы и тощий зад обтягивал небольшой кожаный лоскуток, принятый наверняка хозяйкой за юбку. Руки-плети были увешаны золотыми браслетами, а на пальцах блестели многочисленные колечки. Жиденькие волосы были некачественно промелированы и прихвачены зажимом, по типу моделей из модных журналов, чтобы, значит, художественный беспорядок на голове и все такое. Она томно смотрела на мир густо накрашенными коровьими глазами и беспрестанно жевала жвачку. Девица, допускающая в речи все мыслимые и немыслимые ошибки, стала начальником отдела рекламы! Мне было поручено «натаскать» Линду (имя-то какое!) Васильевну Газелькину в рекламном деле. Девица в свои двадцать пять лет успела многого достичь: научилась курить через каждые десять минут, в разговоре томно закатывать глаза, делая вид, что она знает много больше, чем
окружающие, качать права, если не хотелось выполнять какое-нибудь поручение, ныть капризным голосом, если ее все же заставляли работать, и это, пожалуй, все. Самое интересное, что она нигде ни дня не работала. «Автопробег» заполучил ценного сотрудника. Целыми днями она изводила сигареты и кофе да отвлекала всех от работы пустой болтовней.
        Я не собиралась заниматься воспитанием нового члена команды, тем более, что тут уже было ничего не поправить. Объяснила ей вкратце, что говорить, кому звонить и как заманивать народ в рекламодатели, продемонстрировала на примере, далее она должна была действовать сама. Но не тут- то было. Через две недели Жаткин вызвал меня к себе и попросил передать всю базу с моими рекламодателями Линде. Отныне я должна была заниматься своей работой – редакторской, а она возьмет на себя рекламу. Я чуть со стула не свалилась: ведь это означало, что реклама следующего месяца, на привлечение которой я ухлопала столько сил, нервов и времени, достанется этой драной кошке! Я попыталась договориться, что мои клиенты, наработанные за это время, останутся в моем ведении. «У меня с ними установился контакт, поэтому лучше будет, если я продолжу работать с ними» – распиналась я. Что, в принципе, было абсолютно логично. А Линда вполне могла дальше расширять рекламную базу, привлекать новых клиентов, в общем пахать непаханую целину. Я приводила какие-то доводы по поводу того, что, чем больше человек занимаются рекламой, тем
больше отдачи от нее будет, а он слушал и ухмылялся. Затем ему слушать надоело, и он заявил, что я могу быть свободна. Тогда я сказала, что не понимаю, почему должна отдать плоды своих трудов Линде, а Жаткин сказал, что не понимает, зачем ему такая строптивая сотрудница, которая не желает выполнять его распоряжений. Вот тогда и разгорелся тот мировой скандал: я высказала все, что у меня накипело на душе, а он – все, что думает и про мою душу, и про накипь на ней. Жаткин завел свою шарманку о том, что я могу не задержаться на этой должности, если буду так себя вести. А я послала его в изысканных выражениях вместе с его, то есть с моей, должностью. И тогда он мне заорал: «Вон из моего офиса». В запале я заявила, что будь у меня пистолет, то пристрелила бы его на месте, потому что «ненавижу его самого и его доходную суку». Увы, сказала именно так, не смотря на воспитание.
        И вот на тебе, пожалуйста, мое желание исполнилось – Жаткин стал трупом сам по себе, без всяких усилий с моей стороны, но, чтобы не изменять своей подлой натуре, спрятался напоследок в моем багажнике. Даже будучи мертвым, он умудрился мне насолить! Я прислушалась к себе: нет, мне нисколечко его не жалко, он плохо обходился со мной при жизни, а уж после смерти вообще нагадил по полной программе. И если о покойниках следует говорить только хорошее, то Жаткина мне не следует поминать вслух до конца собственной жизни. Но удержаться не было никакой возможности – настолько мне был неприятен этот человек, и я высказалась в сторону «девятки», ставшей саркофагом, не слишком красиво (маме бы не понравилось). И вам меня не понять, если только вас не унижали прилюдно и не вытирали о вас грязные подошвы стильных ботинок! Нет, я не совсем бесчувственная, что-то такое плескалось внутри меня, но оно не имело ничего общего с состраданием. Чувство, которое я в этот момент испытывала, называлось СТРАХ. Пялясь на багажник своей машины, я отчетливо понимала, что кто-то настолько сильно меня ненавидит, что, убив моего
бывшего шефа, спрятал труп в моей машине. Как я теперь смогу ездить на ней? Как?
        – Привет, Аверская! Что ты несла такое по телефону? – гаркнул над ухом Громов.
        От неожиданности я подлетела на своем пеньке на полметра, как тот медведь из сказки, которого изводила Машенька, сидя в коробе.
        – Громов, ты чего орешь? Меня чуть кондрашка не хватила!
        – Нет, я не понял, она меня выдергивает из дому в семь часов, вопит, что все пропало. Я бегу, ломая ноги, и вижу на пеньке Роденовского мыслителя! Может, с тобой не только шепотом, но еще и по-французски разговаривать?
        – Громов, у меня в багажнике труп, – перебила я поток его красноречия.
        – Да иди ты! – не поверил он.
        Я ему ключи протянула и опять на пенек присела. Он открыл багажник и присвистнул.
        – Ты почто шефа замочила? – обернулся он ко мне.
        – Дурацкая шутка, – не одобрила я юмора.
        – А кто шутит. Замок багажника цел? Цел. Замки на воротах гаража пострадали от взлома?
        – Нет, все были на месте.
        – Ну, и как же так получилось? Он что, сквозь скважины прополз и сдох от усилий?
        – Думаю, его кто-то туда засунул, – как прилежная ученица, ответила я.
        – Правильно. А у кого имеются ключи от всех этих замков?
        – Только у меня.
        – Значит, кто его укокошил? Правильно – ты. Как ты думаешь, Аверская, кого посадят в тюрьму, когда менты увидят это безобразие? Молчишь? Вот, скажем, что ты вчера вечером делала?
        – Читала. Читала я, Громов! Одна, без свидетелей. С дивана не падала, дверьми не хлопала, никакого характерного шума не производила, поэтому соседи тоже в свидетели не пойдут. И спала я одна-одинешенька. Но я его не убивала, и ты это знаешь, поэтому завязывай меня тюрьмой пугать. Давай лучше шевели мозгами, как мне помочь.
        Громов еще раз посмотрел на скрюченный труп, сплюнул себе под ноги, вытащил сигарету из пачки и закурил, глубоко затягиваясь.
        – Вот только без паники, Аверская, и без неврозов! Значит так, давай дробить задачу на части. Сначала решим, что будем делать с трупом. Тебе нужны разборки с ментами, если ты его не убивала? – дымя, как паровоз, спросил он.
        – Нет, не нужны. Я потом до конца дней своих буду девушкой, у которой то ли труп в машине нашли, то ли она кого-то пришила. Я тебя, Громов, позвала, потому как ты мне сможешь помочь от него избавиться, – призналась я. – Если ты не забыл, то я сегодня опять выхожу замуж, более того, намерена-таки выйти! Давай выбросим его из машины – и дело с концом!
        – Дорогая, я помню про твою свадьбу, но тут попахивает роком. Не дай Бог тебе собраться за Костика в третий раз – не миновать ядерной войны!
        – Что значит в третий? – возмутилась я. – Сегодня только второй!
        – Так и я ж о чем, нет предела для совершенства.
        – Громов! Хватит болтать, вытаскивай его оттуда.
        Тут Громов прочитал мне целую лекцию по криминалистике, на тему, почему нельзя труп Жаткина бросить в соседних кустиках.
        – Менты будут искать объяснение, почему он здесь валяется, хотя убит не здесь. Они спросят себя: «Кто и почему его выбросил именно в этом месте?» Выяснят, чьи гаражи по соседству и выйдут на тебя. Узнают, что он тебя с работы попер и обрадуются. Проверят багажник и найдут в нем кровь Жаткина. И все – пишите письма!
        – Громов, я его из города в багажнике вывозить не буду. Тот, кто мне его в багажник сунул, рассчитывал именно на это. Все знают, я езжу ужасно, все время правила нарушаю и меня менты чуть ли не каждый день останавливают. Представляешь, что бы было, если бы меня сегодня остановили?
        – Спокойно, без паники! Теория твоя шаткая. И о том, кто подсунул шефа в багажник, мы подумаем позже. А сейчас скажи, где он живет, точнее жил?
        – Точного адреса я не знаю, – нахмурилась я, – но это возле Золоторевой рощи, в новом жилищном комплексе. Я как-то подвозила Леночку в налоговую, и она мне показала дом, в котором шеф проживает, то есть, я хотела сказать проживал.
        – Ага, ясненько, давай в машину, – скомандовал Громов. – Предлагаю доставить его ближе к дому, где труп будет более логично смотреться.
        Я быстро заперла гараж и села в машину. От присутствия самоуверенного Громова мне стало легче, а он примостился рядом, как ни в чем не бывало. У меня же было такое чувство, что везу в машине бомбу замедленного действия и вот-вот мы взлетим на воздух. Мне ужасно не хотелось кататься с трупом Жаткина в багажнике, но Громов прав, надо его отвезти куда-нибудь подальше. И тогда: я не я, и хата не моя! Общаться с родной милицией и доказывать, что ты не верблюд, не было ни малейшего желания. Вдруг они не захотят морочить себе голову, разыскивая ловкача, который устроил все это представление, а возьмут тепленького верблюда и сделают его козлом отпущения? В моем случае козой отмщения за неправедное увольнение, ведь гораздо проще свалить все на меня. И свалят, как пить дать. От таких мыслей заныло сердце и засосало под ложечкой.
        – Значит так, спокойно едем. Не нервничаем. Если по улице Пирогова, через Морской проулок, то будем в роще через пять минут, – инструктировал меня Громов. – Туда можно заехать очень хитрым способом, через частный сектор. Сейчас довольно рано, только восьмой час, выбросим его на берегу пруда, там есть такой спуск, и старые лодки на берегу валяются.
        – А если нас заметят?
        – Что ты предлагаешь?
        – Не знаю.
        – Тогда и не дергайся. Поехали.
        В рощу мы проехали действительно очень странными путями. Но до пруда не доехали. Толька наша машина нырнула в густую поросль деревьев и кустарника, Громов велел остановиться.
        – Смотри, прекрасное место. Открывай багажник.
        Труп вылезать не хотел, он прижился моем багажнике. Но Громов, парень спортивного телосложения, поднатужился и справился. Я в ужасе озиралась, ожидая в любой момент появления милиции с собаками или свидетелей с фотоаппаратами. Я была Громову не помощник, словно в ступоре наблюдала, как верный друг тащит в кусты моего врага. Неужели это все со мной происходит наяву, весь этот детектив с элементами ужасника? Не может быть, я сплю и вижу страшный сон. Громов ругнулся, продираясь сквозь кусты и я задрожала от страха. Это все взаправду.
        К моей вящей радости, нынче утром никому не взбрело в голову прогуляться по этой аллее: ни собачникам с питомцами, ни любителям бега трусцой. Место было действительно уединенным и укромным, люди забредали сюда редко. Дальше через ров шло поле, на котором торчали две коробки недостроя, задуманные как многоэтажки. Строительная фирма облажалась, свечки дали крен, едва дойдя до четвертого этажа. Строительство заглохло, и теперь мертвые дома превратились в памятники человеческой халатности, в народе этот мемориал не пользуется популярностью. Так что здесь вполне можно устроить братскую могилу для бесхозных трупов. При этой мысли я торопливо перекрестилась – не дай Бог, еще раз пройти через подобный ужас! А для Жаткина сойдут и кустики, попробуй его дотащить до тех руин! Наконец, Громов припрятал в густой пене зелени моего бывшего шефа и вышел, отдуваясь, никем не замеченный. В полном молчании мы погрузились в машину, и я едва сдерживалась, чтобы не дать по газам. И только выбравшись на проспект, перевела дух.
        – Снизь скорость, ему нас уже не догнать! – посоветовал Громов, дымя вонючей сигаретой.
        – Громов, как ты думаешь, кто его грохнул? А главное, почему его подсунули мне? – не отрывая глаз от дороги, спросила я.
        – Не умеешь ты, Аверская, вопросы правильно формулировать, – посетовал Громов, – лучше спроси, кто тебя так ненавидит.
        – Нет понятно, что тот, кто подсунул мне труп, тем самым выразил не самые добрые чувства по отношению к моей персоне. Но честно сказать, я не думаю, что у нас с Жаткиным могут быть общие враги.
        – Я бы сказал так, что убийца прежде всего является врагом Жаткина, а тебя использовал для подствавы, если бы не одно «но».
        – В смысле?
        – В том смысле, дорогая, что этот тип с тобой очень близко общается, если сумел сделать дубликаты ключей и от гаража, и от машины. Соответственно, выглядит он внешне, как твой друг, но по сути своей он тебе злейший враг. Ведь этот тип мог грохнуть Жаткина, и бросить его где угодно, но взял и припрятал его у тебя. Вывод – он и тебя ненавидит.
        – Логично, но страшно, – запечалилась я.
        – Аверская, ты не дрейфь, лучше подумай, кого это ты так сильно достала? Как у тебя обстоят дела с врагами?
        – До сегодняшнего дня я думала, что их вообще нет.
        – Как видишь, ошибалась. Плохо, значит, придется подозревать всех поголовно. Кстати, меня можешь вычеркнуть из списка подозреваемых: я с Тузиком вчера пиво пил, потом мы в Интернете сидели и сплетни про свое руководство распускали. Засиделись до трех, после чего спать завалились.
        – Громов, ты идиот. Я бы даже в бреду на тебя не подумала, – отмахнулась я.
        А он пожал плечами и в окно уставился. Нет, ему и Ритке я доверяла абсолютно и полностью, так что он мог не пялиться с равнодушным видом в окно, ожидая от меня заверений в дружбе. И, конечно, ко всему этому не имел отношения Костик. Он вообще мало к чему имел отношение в этой жизни. Кроме науки и вуза, его интересовала еще я, но это скорее отклонения от его обычной жизненной нормы.
        Я рассеянно посмотрела на часы: восемь двадцать. Как летит время! Я давно должна быть у портнихи. Но стресс, с ним что прикажете делать?
        – Высади меня здесь, я дворами доберусь до дома, а то там Тузиков взаперти изнемогает, – попросил Громов.
        – Не забудь о моей свадьбе, – буркнула я ему вслед.
        – Ага, о тебе вообще забыть невозможно, потому что ты невозможная женщина! – непонятно ответил он.
        Хлопнув на прощание дверцей, Громов энергично зашагал к проему между пятиэтажками. Сейчас он помчится в свой телецентр, где будет крутиться, как белка в колесе, весь день, помыкая своим единственным помощником – несчастным Тузиком. Громов трудился на телевидении давно, хотя и не имел специального образования. Учась в питерском летном училище, он подрабатывал монтажером на одной киностудии северной столицы. Переехав в наш город, он поставил крест на своей специальности и решил зарабатывать себе на жизнь тем, что в Питере являлось лишь хобби и приработком. Вскоре Андрей Громов прославился среди местных телевизионщиков как классный монтажер и оператор. Его приглашали на съемки семейных торжеств и официальных мероприятий, он делал отличные имиджевые и игровые ролики, изготавливал оригинальные заставки для авторских программ, которые плодились, как грибы. Официально он работал в телецентре «Имидж-Мастер», и одновременно шабашил по-черному. Парень строил собственный дом. Он страстно мечтал обзавестись любящей женой, детишками, хотел стабильности и размеренности. И хотя подружки менялись у него раз в
сезон, он не оставлял своей заветной мечты и старательно вил семейное гнездышко.
        Остановившись на светофоре, я решила включить музыку, чтобы хоть как-то себя расшевелить. Настроение было не просто плохим, а ужасным. Это же нужно быть конченым циником и мерзавцем, чтобы так испортить девушке свадебный день! С другой стороны, может, преступник был не в курсе, что у меня сегодня свадьба? «Хит-FM» порадовал арией из «Собора Парижской Богоматери», неопознанный канал нудил рекламой, «Радио Рокс» выплеснул в эфир спортивные новости, «Радио Шансон», словно в насмешку, исполнило шлягер Анжелики Варум «Ля-ля-фа». И мне подумалось, действительно, ну что тут остается делать, надо как-то дальше жить. А для этого придется вычислить убийцу Жаткина и моего личного недоброжелателя. Почему-то у меня возникло такое гаденькое чувство, что на этом история не закончится.
        Я лихо заехала во двор дома, где проживала моя портниха, приткнула «девятку» возле скособоченного облезлого гриба. Поднимаясь в скрипучем лифте, я перебирала в памяти людей, которые имели доступ к ключам от машины и гаража. Если отбросить маму, Громова, Ритку и Костю, то остаются сотрудники «Автопробега»: ведь до последнего времени я являлась членом их коллектива, а значит, кто угодно мог залезть ко мне в сумку, вытащить ключи и сделать слепки. Э, нет, так не подойдет, ключи от гаража и от машины я держу в разных связках. Выгоняя машину из гаража, я закрываю замки, а ключи всегда бросаю в бардачок, чтобы нигде не забыть. Таким образом, мои бывшие сослуживцы не могли сделать слепки с ключей от гаража, если только не проникли для этого в машину. А я что-то не припоминаю, чтобы кому-то давала автомобиль в прокат или кто-то зачем-то лазил туда с моего согласия. Но даже незаметно ко мне в машину посторонним людям было попасть сложно. Боже, у меня сейчас голова лопнет от подобных мыслей!
        Лифт звякнул – я вышла и стала трезвонить в дверь, обитую светлым дерматином.
        – Да что ж с тобой такое! – всплеснула руками Вера. – Так замуж невтерпеж?
        – Привет, Верочка, я просто ужасно опаздываю. Отдавай мой наряд, и я побежала! – затарахтела я.
        – Вижу, вижу – припекло, – хохотнула она.
        Я просунулась за ней в комнату-каморку, которая служила ей швейной мастерской.
        – Будешь примерять? – поинтересовалась Вера.
        – Да ладно, уже вчера было видно, что все получилось отлично! – отмахнулась я.
        Вытащив из сумки кошелек, я достала оговоренную сумму и вручила деньги мастерице. Поблагодарив ее за отличную работу, выслушав поздравления и пожелания счастья, я покинула квартиру. Держа на весу шелестящий чехол, я торжественно прошествовала к машине.
        Ключи не давали мне покоя. Если подумать, то на самом деле, к ним могли получить доступ многие люди. Вот, к примеру, несколько дней назад я возила Веру в магазин швейных принадлежностей, где мы подбирали отделку к платью, нитки и прочую дребедень. По дороге я заезжала к Ритке, а Вера ждала меня в машине и могла сделать миллион копий ключей от гаража. Только вот зачем это ей? Ей незачем. А кому есть зачем? И, правда, кому было не лень так напрягаться? Я совершенно неожиданно затормозила и свернула к дому Ритки. Больше не было сил скрывать от нее такие новости. По плану этого дня я должна была направляться с резюме в облюбованную мной фирму. Но как можно придерживаться каких-то планов после того, как находишь в своей машине труп своего шефа, пусть и бывшего?
        Поговорить с подругой сейчас для меня было гораздо важнее, чем скрупулезное претворение в жизнь вчерашних прожектов. Звонить в дверь мне пришлось долго и упорно. Маргарита, как все творческие личности, в такое время обычно спала. Но моя настырность сделала свое дело: на пороге показалась заспанная и помятая Ритка, облаченная в смешную пижаму в горох.
        – Ксюха, ты рехнулась! – пробормотала она, пытаясь открыть захлопывающиеся глаза.
        – Сейчас и ты начнешь собираться в дурку, – пообещала я, – когда услышишь последние новости
        – А что случилось? – зеленые глазюки моментально распахнулись.
        – Марго была безмерно любопытна.
        – Неужели я проспала твою свадьбу?
        – Свадьба – это уже неактуально!
        – Как, опять не женитесь? – заволновалась она. – Ксюшик, ты определись…
        – Жаткина убили, а труп спрятали в багажнике моей машины, – доложила я, топая прямиком на кухню.
        – О, мон Дье! Как убили? Как в багажнике? – засуетилась она.
        – Слушай, а правда, как его убили? – уставилась я на нее.
        – Ксюша, ты ничего не пила? – заботливо поинтересовалась Ритка. – Твоя тет не пострадала?
        Подружка довольно сносно болтала по-французски, поэтому в ее речи частенько проскальзывали инородные словечки.
        – Кофе пила и еще хочу.
        – Кофе я сейчас сварю, а ты сядь, подумай немножко, а потом все по порядку мне расскажи, – попросила подруга.
        Я наблюдала, как она изящно порхала на своей просторной кухне, жарила кофейные зерна, прокручивала их в ручной кофемолке, засыпала ложку за ложкой в пузатую джазве, добавляла сахар и корицу. При этом всем видом показывала, что внимательно меня слушает: таращила глаза, а в нужных моментах ахала и ужасалась.
        – Или тебе с кардамоном?
        – Что? А нет, пойдет с корицей.
        – Знаешь, Ксюшик, что я думаю, – следя за кофейной шапкой, сказала моя подруга, – мы должны эту тварь разоблачить. Мне уже самой любопытно, кто этот гад, что тебя под монастырь хотел подвести.
        – Очень интересная мысль, – отозвалась я уныло, – только не так я представляла себе свою свадьбу. Не думала, что придется заниматься самовывозом трупов и погоней за убийцей.
        Ритка на мою слабость и потуги поплакаться не обратила никакого внимания.
        – Дорогая, давай рассуждать логически: неужели ты думаешь, что этот финт ушами будет единственным?! Человек, который укокошил Жаткина, чтобы устроить тебе неприятности, просто так не успокоится. Он подбросит твой паспорт на место ограбления банка или, загримировавшись под тебя, отравит китайского императора.
        – Господи, что ты говоришь! С чего ты взяла, что шефа убили для того, чтобы меня понервировать? Это полная чушь! – запаниковала я.
        – Да?! А я считаю, что это очевидный факт. Посуди сама, если кто-то решил по каким-то причинам избавить этот мир от Жаткина, он мог его убить в тысяче мест и захоронить так, что никто не узнал бы где могилка его. Но убийца почему-то прячет труп в твоем гараже! У вас с Жаткиным не было общих друзей и, тем более, общих врагов. Так кому же понадобилось вешать на тебя убийство? Почему в «козлы отпущения» избрали именно тебя? Неужели багажник твоей «девятки» – самое надежное убежище для трупов, а может, преступник рассчитывал, что ты будешь ездить с трупом в багажнике до конца своей жизни? Нет, что-то не верится! Скорее всего, эта акция направлена на то, чтобы тебя поймали, арестовали и засадили в тюрьму. Подумай, ведь сколько мороки: воровать ключи, делать слепки, возвращать ключи тебе так, чтобы ты ничего не заметила, убивать Жаткина и тащить его в гараж. Нет, Ксения Робертовна, как хочешь, но это старались для вас и только для вас. Это не есть враг Жаткина, это есть ваш враг!
        Мне стало плохо от ее слов: то, в чем я боялась себе признаться, прозвучало вслух. Я сумела обзавестись в своей жизни таким недоброжелателем, который ради моей погибели убил человека!
        – Боюсь, что ты права, – сдавленным голосом начала я, – только хоть изрежь меня на кусочки – я не могу представить, кому это я так мешаю! У меня нет женатого любовника, чтобы это была обманутая жена. Я ни с кем не соревновалась в том, чтобы заполучить руку и сердце Костика, чтобы это оказалась соперница. Я никому не разбивала сердец, чтобы меня преследовал неудовлетворенный мужчина. Я даже никому ног не оттаптывала в общественном транспорте, чтобы вызвать ненависть случайного маньяка!
        – Слушай, я поняла! Это Стела Монументовна! Она же тебя ненавидит, вот и решила свадьбу вам расстроить. А чтобы получилось наверняка, решила упечь тебя лет на десять в тюрягу.
        – Версия – просто зэ бест! Но боюсь, что старуха не справилась бы с Жаткиным, хотя бы уже на этапе по перетаскиванию тела. У нее железный характер, но абсолютно хрупкое телосложение.
        Ритка разливала кофе по крохотным чашечкам, а я принялась копаться в своей сумке в поисках купленного вчера «Сникерса». Внезапно моя рука наткнулась на прохладную связку ключей с круглым брелоком ”Honda”, которую я тут же вытащила на свет божий.
        – Что это? – заинтересовалась подружка.
        – Это те самые ключи, которые я нашла у гаража. И если мыслить логически, то они принадлежали Жаткину. Он как раз ездил на ”Хонде”.
        – Вот она – зацепка! – возликовала она. – Только надо узнать, где он держал машину: в гараже или на стоянке.
        – На стоянке, – просветила я новоявленного детектива. – Перед своим уходом я, по его просьбе, искала в Интернете гараж, но ничего приличного не нашла. Но что нам это дает?
        – А вот что, если машина сейчас на стоянке, а у него в кармане были ключи, значит, он поставил машину и шел домой. Получается, что убийца его настиг по пути к дому. Тогда встает вопрос, куда подевался его знаменитый портфель?
        Портфель был вишневого цвета из кожи крокодила. Жаткин им гордился почти так же, как самим собой, и никогда не расставался. Наверное, считал, что с портфелем выглядит солиднее. И именно в этом портфеле он переносил еще один атрибут истинного бизнесмена – ежедневник в кожаном переплете, который в «Автопробеге» все называли не иначе, как склерозник.
        – Слушай, Жаткин пунктуально заносил в ежедневник все свои встречи. А вдруг в тот вечер он встречался с убийцей? А может, там какая интересная информация, которая укажет на наших общих знакомых: телефон или адрес. Ведь, кроме тех, кто со мной работал в редакции, я больше никого не знаю, кто бы мог быть еще и с ним знаком. А сотрудникам редакции убийство Жаткина и подстава меня не под силу.
        – А что, дельная мысль, – поддержала меня Ритка, – значит, надо искать машину, вдруг в ней найдется портфель с ежедневником. И нам повезет – мы выясним, с кем он запланировал встречаться вчера вечером.
        Я посмотрела на часы и покачала головой. Около десяти. Времени было в обрез. Но Ритка уже побежала одеваться. Есть у нее одна весьма неоднозначная черта – настырность. Иногда она очень помогает ей в жизни, но зачастую эта черта приносит множество хлопот окружающим. Пока она шуршала в спальне, у меня появилось стойкое чувство, что сегодняшний день я запомню надолго, и вовсе не потому, что дам брачные обеты Костику. Вот ведь невезение какое-то, ничего не могу сделать, как люди, даже замуж выхожу шиворот- навыворот, задом наперед!
        Через пятнадцать минут (небывало рекордный срок для моей подруги) она предстала предо мной во всей своей красе. Маргарита Алексеевна была очень недурна собой. При среднем росте у нее было пропорциональное сложение и хорошая осанка, высокая грудь и тугая попка. Настоящая кубанская казачка! Марго родилась и выросла в Краснодаре, а в наш город приехала после замужества. Но об этом чуть позже. Свои золотисто-пшеничные волосы она носила до плеч. А зеленые глаза, обрамленные пушистыми светлыми ресницами, делали ее похожей на нимфу. Носик подружки украшался россыпью веснушек, с которыми она боролась всеми доступными средствами: прятала под тональным кремом и маскировала под слоем пудры. Губы были пухлыми, чувственными. Короче говоря, моя подруга была той еще сексапильной штучкой! И хотя некоторые утверждали, что мы с ней похожи, я считала ее гораздо более красивой.
        – Так, едем на твоей колымаге, – распорядилась она, замыкая квартиру.
        – Конечно, на ее «Ситроене Saxo» ярко-красного цвета на разведку ездить глупо, какой разговор!
        – Слушай, Ксюш, давай вспоминать, кого ты возила в своей машине за последнее время, – предложила Ритка.
        – Всех кого не попадя, – буркнула я, жалея, что дала себя уговорить на эту никчемную поездку.
        Подруга расценила это по-своему, поэтому, обернувшись ко мне в пол-оборота, произнесла проникновенным тоном.
        – Не переживай, мы этого мерзавца в два счета вычислим. Я же тебе рассказывала, какие приключения выпали на долю нам с Анькой? И ничего, справились, причем гораздо лучше всяких там мужиков!
        Ну все, сейчас она снова впадет в ностальгию и начнет рассказывать всякие сказки про то, как они с ее краснодарской подружкой угробили половину кубанских бандитов и вышли победительницами в мафиозной борьбе! Слышала я это не раз, но только не сегодня! Не в том, знаете ли, настроении. Тут на саму такое приключение обрушилось, что не знаю как и расхлебываться.
        Я нахмурилась, пытаясь сообразить, как нам быстрее добраться до стоянки «Золотарева роща». Жаткин, помнится, жаловался на повышение цен в этой конторе. С другой стороны, чего же не повышать цены, когда у них, помимо парковки под открытым небом, был подземный гараж и огромная крытая площадка, расчерченная на квадраты.
        – Кроме тебя, мамы, Громова и Костика, я возила Веру в швейный магазин, соседку тетю Любу в поликлинику, ее сына Антона в гимназию. Больше никого не припомню, – поделилась я воспоминаниями.
        – А где ты хранишь вторые комплекты ключей от гаража и машины? – продолжала дознание Ритка, которая уже вошла в образ комиссара Мэгре.
        – У мамы, где же еще?
        – Правда, глупый вопрос. Если бы не твоя мама, ты, наверное, свою голову где-нибудь потеряла!
        – Кто бы говорил, что забыла, как в прошлом месяце кошелек посеяла? – отбивалась я.
        Но на самом деле Ритка знала, что говорит. Я с детства теряла свои вещи, как мама говорит, из-за моего «ротозейства». Самой крупной потерей был книжный шкаф при переезде на мою нынешнюю квартиру. Так никто и не понял, куда он подевался грузчики не помнили, грузили ли они его, и я не помнила, грузили его или забыли у подъезда. В общем, факт остается фактом: шкаф из квартиры, которую я несколько лет снимала, съехал, а в мою собственную новую квартиру не приехал. Поэтому дубликаты всех ключей я храню у мамы, чтобы иметь возможность в любой момент сделать копию, если потеряла какие-то из них.
        На стоянку нас запустили только благодаря моей настойчивости и кокетству моей подруги. Наплетя с три короба, мы прорвались на территорию и, обежав ее вдоль и поперек, выяснили, что «Хонды» Жаткина здесь нет.
        – Слушайте, а чего вы на самом деле ищете? – продемонстрировал чудеса проницательности парнишка, которому Маргошка строила глазки.
        – Тачку ее мужа, – кивнув в мою сторону, соврала она охраннику.
        – Понятно. А кто ее муж?
        – Муж – полное ничтожество и бабник. А тачка ничего так, симпатичная – серебристая «Хонда».
        – Если номер назовете, тогда чего-нибудь подскажу, – поскреб в затылке наш добровольный помощник.
        – Я букв не помню, а цифры «969», – поделилась я информацией.
        – А эта, – протянул парень, – так он уже почти месяц, как у нас не ставит. Он у тебя еще и жмот! Поперся к Давиду. А у того каждый квартал тачки вскрывают. Вот так-то.
        – Ага, а жене ничего не сказал, – позлорадствовала Ритка, – Слушай, драгоценный, а ты не подскажешь, как нам стоянку этого неблагонадежного Давида найти?
        – А че ее искать? Вон она, в дебрях, – и он махнул в сторону рощи.
        Ослепив его благодарственными улыбками, мы отчалили в указанном направлении. Искомая стоянка нашлась быстро. Она была мала и неказиста, окружена хиленьким заборчиком из сетки – рабицы. И только две огромные овчарки, сидящие на цепях у вагончика, внушали надежду на то, что вашу машину не сопрут отсюда в первую же ночь. Мы притормозили на обочине дороги. До ближайшего человеческого жилья было довольно далеко. К дому Жаткина можно было добраться по тротуару, идущему вдоль высокого бетонного забора, за которым скрывалась территория ткацкой фабрики. Или по узкой тропке, теряющейся в высоком бурьяне, которая бежала через поле с заброшенными свечками недостроя.
        – Интересно, каким путем он ходил домой? – задумчиво произнесла Рита. – Если через поле, то грохнуть его – раз плюнуть. Если по улице мимо фабрики, то убийца мог остановиться возле него на машине, подозвать, если был знаком, или спросить дорогу и выстрелить. Ксюш, спроси у Громова, как был убит Жаткин?
        Я послушно набрала номер сотового своего сообщника по сокрытию преступления.
        – Я весь во внимании, – буркнул тот недовольным тоном.
        – Громов, а как его убили? – лаконично поинтересовалась я.
        – Спасибо, родная, дела у меня идут просто великолепно. После утренней физзарядки я чувствую себя бодрым и свежим. Прорезался невероятный творческий позыв, теперь вот клепаю ролик.
        – Громов, – перебила я его, – мне тоже тошно, только не забывай, я еще сегодня и женюсь! – решила я выдавить из него каплю жалости.
        – Что б ты знала, остальные женщины на этой голубой планете выходят замуж, – отрезал непримиримый Громов.
        – Так, мне сейчас не до шуток-прибауток. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос. Я утром была в таком шоке, что просто забыла это сразу выяснить.
        – Ага, ты же у нас известный рассеянный с улицы Бассейной. Дорогая, не плачь. Он застрелился веником, но в спину и с близкого расстояния.
        – Очень смешно.
        – Не смешно? Да, действительно не смешно. Наверное, это был все-таки пистолет.
        Видно, на этом моменте у Громова приключился пик отрицательных эмоций, и отвращения к жизни превысило допустимый уровень, тогда он взял и отключился. Я пожала плечами, что-то парень чересчур нервничает. В принципе, с ним это иногда случается. У нашей творческой личности портится настроение, и он клизмит весь белый свет. А сегодня у него есть на то все причины. Я вздохнула и посмотрела жалобно на подругу. Маргарита помахала руками, мол, не надо объяснять, все слышала. У Громова заскок, но что тут необычного?
        – Знаешь, а соваться на стоянку не стоит, – вдруг сказала я, – Его, скорее всего, где-то здесь и убили. Во всяком случае, труп точно найдут поблизости, сама понимаешь. И будет не очень здорово, когда менты начнут прочесывать окрестности, если выяснится, что машину Жаткина разыскивали по стоянкам две девицы. Нам это надо?
        – Тогда будем путать следы, – решительно заявила она. – Сюда я пойду одна. Давай ключи!
        Спорить с ней было бессмысленно, поэтому я вздохнула и полезла в сумку за ключами. Она вытащила из сумочки белоснежный шарфик, тщательно закутала им голову, спрятав волосы. Напялила мои непроницаемо-черные очки, сняла прозрачную рубашку, оставшись в крохотном топике. С учетом того, что на ней была коротенькая цветная юбчонка и туфли на высоченном каблуке, вид у подружки был тот еще. Я протянула ей ключи от машины Жаткина.
        – А бьен то, ма шери! – пропела она дурным голосом.
        И поперла танком к вагончику. Амплитуда движения бедер была выше всех похвал. «Мерс», проезжающий мимо, отчаянно засигналил. Она, не оборачиваясь, помахала ему ручкой. Если она продолжит движение в том же духе, машины начнут сходить с трассы, не хватало нам еще аварий! С моего места было видно, как Ритка поднырнула под шлагбаум, овчарки стали рваться с цепи, а она встала в позу «Кто на нас с Васей». И хотя никакого Васи не было и в помине, Марго выглядела сокрушительно. И это полностью прочувствовал на себе охранник, вышедший к ней из вагончика. Они стали исполнять ритуальные танцы племени умба-юмба: два шага вперед, два – назад. Ритка гарцевала в пыли, словно ахалтекинский жеребец, выделывая своими точеными ножками невероятные па. Охранник топтался, как русский медведь на ярмарке. Но потом они взяли вправо и исчезли из виду.

        Глава 2

        Следя за руками мастера, сооружающими из моего заунывного каре совершенно невообразимую красоту, я пыталась привести мысли в порядок. Увы, они сильно напоминали зыбучие пески и никак не желали выстраиваться в четкие цепочки. Я даже и не догадывалась, что в моей голове может образоваться такая мысленная каша. А началось это в тот момент, когда моя драгоценная, самая близкая на свете подруга вернулась со своего шпионского задания.
        Поспешно плюхнувшись на соседнее сиденье, Ритка посмотрела на меня безумными глазами и приказала: «Гони!»
        – А что случилось? – начала было я.
        – Сматываемся! – взвизгнула она.
        И я решила, что в машине у Жаткина она нашла еще какой-нибудь труп. Судя по всему, она все-таки побывала в «Хонде», хотя знаменитого вишневого портфеля из крокодиловой кожи, за которым она туда ходила, у нее в руках не было. Ее душевное состояние оставляло желать лучшего: она облизывалась, нервно оглядывалась и косила в мою сторону лиловым глазом. Я решила не испытывать на прочность ее нервную систему и выяснять подробности, а нажала на газ. Ритка выбивала по коленкам барабанную дробь и странно вздрагивала.
        – Погони нет, – доложила я.
        – Вижу.
        – А чего тогда трясешься?
        – Есть с чего.
        Ее уклончивость начинала раздражать, и я стала закипать, как чайник в условиях низкого давления. Но тут позвонил мой суженый. Я призналась, что уже давно на ногах и успела переделать кучу дел. Он долго допрашивал меня, все ли у меня в порядке (неужели что почувствовал?), затем напомнил о том, что регистрация у нас в три часа дня и чтобы я не опаздывала. Я заверила любимого, что приеду непременно. Костик уточнил, что он сам заберет деда, Ритку и Громова. Я повторила, что все прекрасно помню и приеду самостоятельно на своей «корове». Он поинтересовался, забрала ли я машину из гаража. Я сглотнула ком в горле и сказала, что забрала не только машину…, но и платье. «Тогда я могу не волноваться» – возвестил Костик и нежно попрощался. «Да, милый, волноваться совершенно незачем», – сказала я и отключилась.
        – Я так поняла, что ему ты не собираешься обо всем этом докладывать? – хмуро поинтересовалась Маргошка.
        Иногда у нее напрочь пропадало чувство такта.
        – Пока нет, – не стала развивать я тему. – Ну а ты собираешься мне что-нибудь рассказать?
        – Я тебе лучше покажу. Притормози вон там.
        Я послушно притормозила. Ритка взглянула мне в лицо, словно желая убедиться, смогу ли я выдержать очередное потрясение. Я на всякий случай приняла непробиваемый вид.
        – Вот, смотри, – сказала она и полезла к себе в лифчик, – это лежало в бардачке!
        В тот самый момент мои мысли и стали зыбучими песками, потому что в ее руках показался бархатный мешочек, из которого она вытряхнула сверкающее бриллиантовое ожерелье. Я такое видела только в кино: машина, красивые женщины, бриллианты. Но в следующих кадрах объявлялись кровожадные бандиты с пушками, хитроумные полицейские с пушками, наемные убийцы с пушками и всем было плевать на красивых женщин. Бедняжек убивали, а бриллианты отнимали. В редких случаях чувство прекрасного было не чуждо благородным рыцарям, которые ценили красивых женщин больше стекляшек и, соответственно, приходили на помощь героиням. Но ни Костик, ни Громов не тянут на роль наших спасителей, так как у них нет пушек, бицепсов, навыков рукопашного боя и прочих атрибутов суперменов. От бывшего мужа Ритки тоже толку мало, а, как назло, вокруг нас нынче никаких других мужиков и не крутится, обеднели мы на рыцарей последнее время. Спастись самим при таком раскладе мне представлялось нереальным.
        – Они настоящие? – наконец спросила я.
        – Я же тебе не эксперт в области ювелирных украшений, – обиделась Ритка. – Откуда я могу знать? Но выглядят вполне презентабельно.
        Мы еще немного поглазели на украшение невиданной красоты.
        – Так, а теперь скажи мне, голуба, зачем их прихватила? – задала я мучивший меня вопрос.
        – Подожди, ты считаешь, что нужно было оставить эти драгоценности на плохо охраняемой стоянке?
        От единоборства волнения и негодования у нее даже прорезались легкая раскосость и небольшое заикание. Я не на шутку испугалась необратимых изменений в организме подружки.
        – Слушай, тебя не должна волновать сохранность этих цацек. И тут тебе не Краснодар, чтобы кидать бандитов и утаскивать из-под носа их имущество, враз головы лишишься!
        – Знаешь, я думаю, что это несправедливо. Значит, как труп, так нам ковыряться, а как ценности, то надо уступать другим? Мэрд! Ты хоть понимаешь, сколько это стоит? И что ж, бросать на дороге?
        – Маргарита Алексеевна, что ж ты вытворяешь на старости лет? Совсем уже из ума выжила? Тебе что, мама в детстве не объясняла, что брать чужое нехорошо? Особенно когда за это чужое тебе ручки-ножки повыдергивают.
        Увы, мои слова, казалось, растворяются в пространстве, не достигая ее ушей. Ну надо же какая глупая у меня подруга!
        – Ритка, эти бирюльки воняют за версту неприятностями. Нам за них головы открутят, а потом только пожурят. Как ты без своей башки проживешь?
        – Ну с чего ты взяла, что это будут искать бандиты? Ну разве твой Жаткин бандит?
        – Бандит. И «Брут» и «Автопробег» – это только ширма, потому что в том виде, в каком они существуют, не прожили бы и пары месяцев. Но раз их кто-то создал, значит, это кому-то надо. И даже двух зарплат Жаткина на такое бы не хватило. Ясно тебе, дурья башка?
        – Слушай, Ксюха, но ведь никто не знает, что он додумался такую вещь в машине оставить, значит, решат, что колье присвоил убийца.
        – А вот это действительно странно, как мог Жаткин такое богатство бросить у себя в автомобиле? А ну-ка выкладывай, что тебе рассказал охранник.
        Ритка, стараясь меня задобрить, постаралась чуть ли не дословно передать их разговор. Оказалось, что владелец «Хонды» приехал на стоянку глубокой ночью, охранник спокойненько спал и даже его не видел. Впускал машину и получал за стоянку деньги его друг, который поскандалил с женой и пришел к нему на ночевку. Да, нравы на этой стоянке подкупали простотой и непосредственностью – охранник спит, друг автомобили запускает. Очаровательно! Не клевала ребят жареная птичка в известные места… Но не в этом дело, насколько я смогла изучить Жаткина, он бы ни при каких обстоятельствах не оставил в машине целое состояние. А даже на мой неискушенный взгляд это колье тянет на целую тонну зеленых. Что же заставило этого перестраховщика так лопухнуться?
        – Он был один? – уточнила я.
        – Сказали один, – пожала плечами Ритка.
        – Знаешь, что я думаю? Что это и был убийца. Машину на стоянку ставил не Жаткин, иначе бы он забрал колье с собой!
        – Ты гений чистой красоты! Только зачем это ему понадобилось? Его могли бы запомнить. Почему он не бросил машину там, где ее оставил Жаткин?
        – А затем, что он хотел, чтобы все подумали на меня. Убийцу видели в каком-то месте в компании с Жаткиным, потом он его убил, тело отвез ко мне в гараж, а машину поставил на стоянке. Когда менты будут спрашивать у стояночников, когда пригнали «Хонду», они скажут время по журналу регистрации. Соответственно в это время Жаткин был якобы жив, и тот человек, с которым он встречался вечером, его не убивал. А укокошила его Аверская, которая подкараулила его у стоянки. Понятно? Убийца же не знал, что мы избавимся от трупа, да к тому же найдем ожерелье. А ментам бы и в голову не пришло выяснять, сам хозяин ставил машину или нет. Но даже если бы и спросили «кто?», с учетом того, что в убийстве подозревалась бы женщина, то есть я, им бы ответили – «мужик», значит, сам Жаткин.
        – Логично, – кивнула Ритка, – тебе надо было идти в частные детективы, журналистика для тебя уже мелководье!
        – Но как бы то ни было, зря ты прихватила чужое добро. Оно кому-то предназначалось, соответственно его кинутся и тогда нам несдобровать!
        – Да, что ты раскаркалась «несдобровать, несдобровать», – перекривила меня Маргошка. – Давай их присвоим!
        – Лучше сразу повесимся! – перебила ее я.
        Мы немного помолчали, потом я тронулась с места и поехала в сторону Риткиного дома. Притормозили только на мосту, чтобы избавиться от ключей Жаткина. Такая улика нам была ни к чему, поэтому канула на дно речное. Всю дорогу мы беспрестанно спорили, смогут ли владельцы ожерелья выйти на нас или нет.
        – Ну что ж ты такая дура? – причитала я. – Это элементарно. Охранник запомнил номер моей машины. Его спросят, он ответит. И вот они мы – берите и кушайте!
        – У тебя стекла тонированные, машина стояла боком. То, что за рулем девушка, из его кибитки не видно. А номеров он не видел, потому что не выбегал на дорогу и не смотрел нам вслед! – горячилась подружка.
        – Твоя жажда наживы загонит нас в гроб! – настаивала я на своем. – Нас мог видеть кто угодно. К примеру, водила «Мерса», который чуть не врезался в столб при виде твоей походочки. И потом, как ты намерена его продавать? Ведь сунуться к ювелирам – это все равно, что протрубить на всю вселенную, братцы, вот они мы, хватайте нас!
        Но Ритка вцепилась мертвой хваткой в мешочек, и на лице у нее было написано такое упрямство, что становилось ясно – просто так бирюльки она не отдаст. Когда мы поднялись к ней, этот спор потерял актуальность. Во-первых, возвращаться на стоянку и класть колье обратно в бардачок было глупо и опасно. Во-вторых, выбрасывать драгоценности на помойку из-за страха разоблачения уже бесполезно, мы их взяли, и значит, если кто вознамерится выйти на их след, все равно окажется у нас. Тогда мы хотя бы сможем их отдать по – быстрому. И, в-третьих, возникла опасность опоздать во второй раз на свадьбу, потому что времени оставалось в обрез.
        – Вот тебе и свадебный подарок! – заявила Ритка, нервно хихикая.
        – Глаза б мои тебя не видели, коварная данайка!
        – Ой, да ладно! Прорвемся!
        – Марго, ты можешь сейчас говорить все что угодно! Только помяни мое слово: мы еще горько пожалеем, что соблазнились этой добычей. У меня самые что ни на есть дурные предчувствия!
        – Ксюха, ты зануда, поэтому у тебя в квартире даже цветочки чахнут. Я не верю в твои предсказания, тоже мне нашлась ясновидящая! Эти цацки твой приятель Жаткин либо свистнул у кого-то, либо должен был кому-то передать. Но на нас выйти никто не сможет. Никто!
        Спорить с ней было бесполезно. Я взглянула на часы и охнула: прическа и маникюр были под угрозой. Бросив Ритку любоваться сверкающим великолепием камней, я помчалась в салон красоты.
        Изящный локон спустился слева по шее. Парикмахерша послала последнюю струю лака на шедевр, исполненный на моей голове, и довольная отступила в сторону. Я всматривалась в бледное лицо крашеной блондинки с ярко-синими глазами. Нет, это не я. Разве у меня такая длинная шея и такой высокий лоб? А волосы, откуда их столько взялось, чтобы загибаться в эти волны и локоны? Да, как говорится, мастерство не пропьешь! Я выдавила из себя счастливую улыбку счастливой новобрачной.
        – Вы не хотите сделать у нас макияж? У нас отличный визажист, – предложила парикмахерша, небрежно забросив в ящик мои деньги.
        – Нет, спасибо, я считаю, что макияж – это прерогатива невесты.
        Выйдя из салона, я погрузилась в свою «девятку». Так я ее и не помыла. Ну да ничего, как-нибудь переживет. По дороге домой позвонила Ритка и сообщила нечто совершенно кретинское.
        – Я придумала место, где будут отныне жить наши попугайчики! – прощебетала она. – Так что не волнуйся!
        – Мне нет дела до твоих пернатых, – отрезала я.
        – Ах, только не начинай сначала!
        И тут до меня дошло, что она пытается иносказательно что-то сообщить.
        – Наши драгоценные птички будут чувствовать себя лучше всего у твоей мамы, к ней не ходят шумные компании и…
        – Давай это обсудим после праздника души. Извини, но я думаю, что не стоит нагружать маму заботой о наших питомцах. Она тут не при чем, как говорится, мы в ответе за того, кого приручаем. Ты их заводила? Вот сама и ухаживай!..
        – О, в дверь звонят! – прервала меня Рита. – Наверное, твой математик явился. И правда, это не телефонный разговор! Давай, до встречи в ЗАГСЕ.

        Дома я первым делом залезла в душ, чтобы смыть с себя всю пыль, усталость и потрясения сегодняшнего дня. Аккуратно, чтобы не повредить свою прическу, я обмылась под теплыми струями воды. Обернув вокруг бедер полотенце, я устроилась перед зеркалом. Теперь, чтобы макияж удался, надо отбросить в сторону все волнения. Настроиться, словно художник, наметить все этапы изменений, которые произойдут со мной. Всмотреться в линии лица, почувствовать себя немного фокусником. У меня бледная кожа – свежесть и матовость ей придаст тональный крем, пудра и румяна, слабым оттенком положенные на скулы, станут «здоровым румянцем». Глаза яркие, но не такие огромные, как у Ритки. Тонкие стрелки, умелое сочетание теней и классная тушь сделают свое дело – они засияют звездами. Губы аккуратные, но вовсе не такие объемные и сочные, как бы мне хотелось. Карандаш, помада, блеск. И вот уже четкий бантик верхней губы приобрел плавность, а нижняя капризно выпятилась и припухла. Отлично. Теперь родинка, она справа над губой, но совсем светлая. Одно движение коричневого карандаша и соблазнительная мушка наливается краской.
        Получилось очень недурно. Усталость исчезла без следа. Теперь никто не скажет Костику, что его жена простушка. Красавица! Прынцесса! Виват, виват! Я улыбнулась ободряюще своему отражению. Все у меня будет хорошо, как у «Русского Радио», особенно если не думать о трупах и сокровищах. Облачившись в свадебный наряд, я вообще почувствовала себя богиней. Корсет цвета слоновой кости, расшитый бисером, утягивал талию до состояния осиной, юбка «годе» из тяжелого шелка, переливающегося оттенками от молочного до «кофе с молоком», красиво облегала бедра и вилась у самого пола. Я обула бежевые атласные туфельки, подхватила сумку и ключи. Помахала своему отражению и помчалась на собственную свадьбу. Ехать было четверть часа, но лучше не опаздывать.
        Уже садясь в машину, я ответила на звонок жениха, который со всеми гостями двигался в сторону ЗАГСА. Солнце жарило вовсю. Что же будет дальше, сейчас ведь самое начало лета. В машине было так душно ( несмотря на открытые окна), что я опасалась за свой макияж. К счастью, обошлось без стояния в пробках, но Костик и К* прибыли первые. Они меня засекли и радостно замахали букетами. Я посигналила и проехала немного дальше, так как другие брачующиеся запрудили своими разряженными тачками все подъезды. Увидев свободный пятачок напротив ЗАГСА, я юркнула в него, как мышь в норку. Подняв стекла, я замкнула дверь и оглянулась. Ко мне спешил Костик с букетом в руках, в отдалении кучковались наши немногочисленные гости. Я махнула рукой жениху, мол, стой, не переходи, я сама. Две другие бурлящие народом свадьбы с любопытством наблюдали за нами. Мельком глянув на дорогу, я поплыла навстречу своему будущему мужу.
        Я так и не поняла, откуда взялась та раздолбанная «Победа». Она просто материализовалась из воздуха! С утробным ревом тяжелая машина неслась прямо на меня, словно не считала меня достойным препятствием для того, чтобы объезжать или тормозить. И до сих пор я теряюсь в догадках, как я смогла так далеко прыгнуть с места. Это был мой личный рекорд по прыжкам в длину. Увидев этот пережиток прошлого, мчащийся прямо на меня, я сиганула вперед, оттолкнувшись что есть мочи. «Победа», утробно хрюкнув, лишь поддела меня, придав ускорения. Но убить меня на месте, размазать по асфальту в лепешку, ей не удалось. Ничуть не замедляя хода, она, завизжав тормозами, скрылась за углом. Впрочем, я этого уже не видела. Совершив полет, достойный Оскара за лучшую каскадерную эскападу, я впечаталась в чью-то «Ауди». И это было моим последним воспоминанием на ближайшие два часа.
        Нет, в себя я пришла на какое-то мгновение, но врачи скорой, вызванной тут же Громовым, что-то мне вкололи, после чего воспоминания утратили для меня свою свежесть. Более или менее я стала хорошо соображать лишь на следующее утро. Оказалось, у меня приключился аллергический шок на введенный препарат. Это объяснение прозвучало из уст смущенной медсестры, когда я осознала себя лежащей в больничной палате. Мне как всегда повезло: на вызов к ЗАГСУ явилась « скорая» с дежурным врачом, который заступил на свое первое дежурство. Испугавшись, что я сейчас отброшу коньки у него на руках, он ввел мне слишком большую дозу лекарства, что и привело к столь чудесному результату.
        Пошевелив конечностями под простыней, я выяснила, что руки-ноги на месте, а гипса на них нет, значит, нет и переломов. Это, конечно, позитивный момент, но могло быть и лучше. Все тело ныло и болело, и слабость одолевала, видимо, сказывались последствия перенесенного потрясения. Представляю, что пережил Костик, когда для начала я едва не погибла под машиной у него на глазах, а чуть позже не отправилась к праотцам от укола спасителей в белых халатах. А если вспомнить, что свадьба опять не состоялась, то вообще становится печально, наверное, он себе полшевелюры оборвал от горя. Хотя, постойте, сотрудники ЗАГСА попросили нас привезти паспорта за два дня до регистрации. Помнится мне объяснили, что у них такое нововведение – оформлять брачные свидетельства и прочие бумажки заранее. Тогда выходит, что я все же стала женой Костика?
        – Скажите, а меня скоро отсюда отпустят? – спросила я у медсестры.
        – Это вам с доктором надо поговорить, – выкрутилась юная садистка, протыкая мне вену иглой.
        Я поморщилась. Ненавижу все эти процедуры: уколы, анализы крови, донорство. Сестричка поставила капельницу и испарилась из палаты. Я смотрела на стеклянную банку, наполненную прозрачной жидкостью, которая перетекала в меня по гибкой трубочке, и размышляла обо всем случившемся. Что это было, покушение на мою жизнь или несчастный случай? Кто управлял той взбесившейся развалюхой – злоумышленник, задумавший мою гибель или просто свихнувшийся водила? В преступный умысел как-то не верилось. Это что за тип такой пошел на меня войной? Не иначе как глава местной мафии, так на что я ему сдалась? Наверное, это все же стечение обстоятельств, говорят же, пришла беда – открывай ворота. Скорее всего, этот случай не имеет отношения к трупу в моем багажнике. А об этом ребусе вообще думать не хотелось: кто и с чего на меня взъелся – ума не приложу. Драгоценности из «Хонды» навевали тоску и дурные предчувствия. Было такое ощущение, что тем самым мы с Риткой многократно увеличили количество врагов всесильных и злопамятных.
        В дверях показался Костик с огромным букетом в руках. Лилии. Терпеть их не могу: от их приторного запаха у меня моментально начинается мигрень. И что мне теперь с этим букетом делать? В этом весь Костик: букет должен быть, а из чего он составлен уже неважно.
        – Привет, Ксения, как ты себя чувствуешь? Я ужасно переживал за тебя, но потом врачи заверили меня, что твоей жизни ничего не угрожает. И я поехал домой переодеться, – промямлил он, озираясь, не зная, куда приткнуть веник.
        – Костик, ты что, торчал всю ночь в больнице?
        – Ну, в общем, да.
        Почему-то вспомнилось, как он настаивал на том, чтобы все называли меня только полным именем. Видите ли, ему казалось, что все уменьшительно – ласкательные имена звучат пошло.
        – Положи цветочки на подоконник, – посоветовала я, – потом попрошу принести для них ведро с водой. Садись и рассказывай. Этого гада на «Победе» поймали? Он был пьян, слеп или кто-то нанял киллера?
        – Ксения, над чем ты смеешься? Ничего не вижу забавного, ведь тебя дважды чуть не отправили на тот свет! Увы, пока приехала милиция, пока опросили свидетелей, он успел скрыться.
        – Понятно. А что говорят эскулапы, когда мне можно будет уйти домой?
        – Думаю, что уже сегодня. У тебя нет переломов, просто ушибы, ничего серьезного.
        – Это я уже поняла.
        – Я заберу тебя к вечеру. Днем тебе нужно будет побыть здесь, чтобы врачи могли понаблюдать за твоим состоянием, – поправив привычным жестом очки на носу, заявил Костик.
        Я не думала, что кто-то из медиков станет нести вахту у моей постели, тем более в выходные дни, но правильному Костику подобного рода сомнения и в голову не могли прийти. Сказали ему, что будут «наблюдать», значит, надо тихо лежать и ждать своей очереди.
        – Хорошо, до вечера, так до вечера, – согласилась я. – Костик, мне вот тут подумалось, что хоть наша свадьба опять не состоялась, но нам, наверное, на этот раз внесли все нужные пометки в паспорта и выписали свидетельство? Соответственно, мы все равно стали супругами, хоть и не расписывались в амбарной книге, ведь теперь твоей маме ничего не было известно, и она, как в прошлый раз, не могла подкупить работников ЗАГСА.
        В прошлый раз она действительно договорилась в ЗАГСЕ, и наши паспорта остались девственно чистыми. На этот раз мамаша осталась в неведении, и нам вполне могли оформить все надлежащие бумаги и поставить штампы в паспорта. Но стоило мне завести этот разговор, как физиономия моего почти мужа вытянулась, нос заострился, глаза забегали, а губы вытянулись трубочкой. Он мог даже ничего не говорить. Мне было ясно – ничего не получилось и в этот раз. Прав был Громов – чтобы избежать Потопа или Всемирного Взрыва, нам с Костиком лучше прекратить свои брачные попытки. В первый раз я отделалась публичным позором, второй – легкими травмами, неизвестно, что может произойти при третьем заходе.
        – Ксения, я не знаю, что происходит, это не поддается пока логическому объяснению, – завел он трагическим голосом. – Ты только не волнуйся, наши документы из ЗАГСА пропали!
        Ах, как умно сказал и про логическое объяснение, и про то, что это только «пока», а дальше все станет понятно! Я оценила. Но боюсь, что на деле все окажется несколько сложнее, чем ему представляется.
        – Костик, что значит пропали? Это же не консервы, чтобы им протухнуть? Или ты имеешь в виду, что они исчезли? Но такого просто не может быть!
        Паспорта мы должны были доставить в ЗАГС во вторник, Костик по какой-то причине этого сделать не мог, поэтому их завозила я. Даже при моей феноменальной забывчивости, я не могла ничего перепутать и оставить их, к примеру, в приемной мера или пристроить в домоуправление. Я точно помню, что отдала паспорта тетеньке в ЗАГСЕ, и не просто какой-то там уборщице, а специальной тетеньке, сидящей за специальным столом с соответствующей табличкой «Прием документов на регистрацию брака». Она мне выдала квитанцию, подтверждающую этот факт. Где эта бумажечка я не помню, должно быть в сумочке. А где сумочка?
        – Все это очень странно, и я этим обязательно займусь, как только ты выйдешь из больницы, – заверил меня Костик.
        Могу себе это представить! На мой взгляд Костик органически не способен беседовать с бюрократами, партократами и работниками госучреждений. Это же особая каста, которая плохо понимает нормальный русский язык и всегда говорит не то что думает и делает не то что обещает. О господи, теперь надо будет восстанавливать паспорт, хорошо, что у меня в паспортно-визовой службе подружка работает, она мне паспорт уже два раза меняла. Я все время где-то теряю эту краснокожую паспортину и приходится напрягать Аленку. Но может еще все обойдется…
        – Значит, мы с тобой не муж и жена? – уточнила я на всякий пожарный.
        – Нет, – признался Костик и пошел пятнами. – Документы пропали до того момента, как их начали оформлять для регистрации брака.
        Страшно сказать, но я почувствовала облегчение. Конечно, это большое свинство, что кто-то вмешивается в нашу жизнь. Но может, это само провидение? Слава Богу, Костик не стал тут же договариваться со мной о следующей дате нашей свадьбы. Наверное, понял всю неуместность такого заявления. Но боюсь, что я бы немедленно ему отказала. Я придерживаюсь золотого правила Настоящей Женщины – уступи в мелочи, выиграешь в крупном. Но моя жизнь – это не мелочь, поэтому никаких свадеб, пока некто желает меня укокошить.

        В палату вошла медсестра, и Костик поспешил ретироваться, наверное, чтобы не мешать ей за мной «наблюдать». Но медсестра наблюдать не стала, избавила меня от капельницы и пообещала принести обед в палату. Я попросила ее вручить цветы дежурному врачу, она криво ухмыльнулась, кивнула и прихватила вонючки с собой. И тут веселым смерчем в палату ворвалась Ритка.
        – Привет, я от доктора. Сейчас тебя осмотрят и отпустят восвояси. Только тебе еще придется пообщаться с каким-то ментом, он уже идет сюда. Вместе с доктором. А я вперед побежала, чтобы их опередить! – задыхаясь, выпалила она с порога.
        Я даже слово не успела сказать, как дверь открылась, и внутрь проник худенький мальчик в салатной робе со слушалкой на шее и неестественно высоким колпаком на голове. За мальчиком попытался сунуться мужик, который едва не получил по носу, потому как медик проворно захлопнул за собой дверь. При виде Марго, гарцующей по палате, мальчик сурово нахмурился и сказал неожиданным басом:
        – Я же вам сказал, что посетителей не пускаем!
        – Ага, мне нельзя, а Костику можно? – надулась подруга.
        – Какому Костику, что вы голову мне морочите? Это вам больница, а не проходной двор!
        – Больной нужны положительные эмоции, – упорствовала Ритка, – а вы меня выгоняете, хотя мента сейчас запустите!
        – Послушайте, мне лучше знать, кого и когда пропускать к своим пациентам, – обиженно пробасил мой лечащий врач.
        – Лучше бы вам было известно, что надо, а чего не надо вкалывать вашим пациентам! – отбрила Ритка.
        Я тихонько хихикала, наблюдая со стороны этих бойцовских петухов. К сожалению, хоть моя Маргошка и была остра на язык, на стороне докторишки было его служебное положение. Пришлось подруге ретироваться. А доктор с важным видом победителя начал осмотр больной, то есть меня. В ходе осмотра мы пришли к мнению, что мои дела совсем неплохи, а даже очень хороши.
        – Чувствую себя гораздо лучше, чем до аварии, – сообщила ему доверительно.
        – Да, а что вас беспокоило до аварии? – встрепенулся доктор.
        – Ничего. Это анекдот такой есть. Новый русский на «джипе» сшиб телегу. И, видя, что лошадь, которая была в нее запряжена, бьется в ужасной агонии, вытащил пистолет и пристрелил животное. После чего подошел к вознице и поинтересовался, как тот себя чувствует. Перепуганный до смерти мужик поспешил его заверить: «Спасибо, гораздо лучше, чем до аварии!»
        Мой искрометный юмор доктору не понравился, он скривился и неопределенно хмыкнул, после чего сообщил новость от Полишинеля, что сейчас ко мне заглянет на пару минут представитель правоохранительных органов. Я не стала возражать, каких-то пару минут всегда можно выкроить для выполнения гражданского долга, тем более, что отвертеться от общения с представителем мне никто бы не позволил. Воспоминание о вчерашней находке в гараже меня несколько нервировало, но я себя утешала тем, что, скорее всего, мне в данный момент разоблачение не грозит. И действительно, милиционер оказался вполне приличным дядечкой. Капитану Бочкареву было на вид около сорока, но может быть и меньше, я не слишком хорошо могу определять, сколько человеку лет.
        – Ну что, Ксения Робертовна, расскажите мне, пожалуйста, о происшествии, какие-нибудь подробности о машине и водителе, который совершил на вас наезд, – присев на скрипящий стул, поинтересовался капитан.
        – Да, собственно, ничего особенного, – поморщилась я. – «Победа» облезло-белого цвета, с длинной антенной. Водитель был в кепке и в темных очках, думаю, он маленького роста, потому что едва выглядывал из-за руля. Первая цифра номера «пять». Это мое любимое число, поэтому я его автоматически запоминаю в ценах, номерах телефонов, адресах и так далее.
        – Ого, сколько всего вы запомнили! – похвалил меня Бочкарев. – А прибеднялись, что память плохая!
        – Память у меня хорошая, с наблюдательностью – беда, и потом все очень быстро случилось. Хлоп, и я лечу. Я и разобрать не смогла, откуда эта развалюха взялась.
        – Эта развалюха, как вы изволили выразиться, взяла старт с парковки парикмахерской, которая расположена на три дома раньше ЗАГСА, – проинформировал меня Бочкарев. – Мы опросили персонал и выяснили, что машина стояла там около четверти часа. Водитель подпер «Шкоду» клиентки, поэтому на его «тарантас» обратили внимание. Когда хозяйка иномарки попросила освободить проезд, водила даже разговаривать с ней не стал. Но все же «Победа» выпустила «Шкоду» и снова на ее место встала, значит, вас дожидалась.
        – Почему меня? Может, я ей случайно на пути попалась, – не согласилась я.
        – Водитель «Победы», совершив наезд, бросил автомобиль на соседней улице, – строго сказал капитан, словно я пыталась выгородить преступника.
        – Может быть, это был угонщик, который потом испугался и сбежал, бросив машину.
        – «Победу» действительно угнали от подъезда, когда хозяин зашел к себе в квартиру принять лекарство. Машина принадлежит пенсионеру Демьянову, проживающему по улице Короленко. Но угнали ее специально для того, чтобы совершить наезд на вас, потому что такие машины не угоняют. Пусть даже и с торчащими в замке ключами. Дедок это тоже знал, поэтому и не боялся бросать под окнами свою развалюху незапертой. Кому она нужна? Поэтому давайте подумаем, кто желает причинить вам вред, – предложил доброжелательный капитан.
        – Я бы и сама хотела знать, – пробормотала я.
        – Что, простите?
        – Я говорю, что понятия не имею! – повысила я голос. – У меня нет врагов, которые бы покушались на меня сами или нанимали убийц.
        – То есть вы утверждаете, что не можете назвать ни одного человека, которого можно было бы заподозрить в подобном деле. Но назвать людей, с которыми конфликтовали в последнее время, вы можете?
        – Да нет, я довольно мирный человек. К тому же звезд с неба не хватаю, поэтому мне никто не может завидовать. Я не плела интриги на работе, не состояла в пикантных любовных связях. От моей смерти нет никому выгоды, квартира и та на маму оформлена. А такую машину, как у меня, даже врагу не пожелаешь! У меня «девятка» – старая корова…
        – Скажите, а у вашего жениха … Кстати, как его зовут? – перебил меня Бочкарев, которому была неинтересна версия зловредных наследников.
        – Коржиков Константин Матвеевич, – доложила я.
        – Ага, так вот у него нет врагов, которые таким образом могли его наказать? – хитро прищурился он – Может быть, кому-то не хотелось, чтобы состоялась ваша свадьба?
        – Костик – профессор, преподаватель, возможно, у него есть недоброжелатели и завистники, но в его среде к таким варварским методам не прибегают. Там процветают интриги и заговоры, но никак не убийства и автонаезды. Он никогда не был женат, и любовниц у него отродясь не водилось. Мне не известно, есть ли у него поклонницы среди студенток и лаборанток, во всяком случае, я не думаю, что такие имеются. А против нашей свадьбы могла быть только мать Костика, по ее мнению, я не подходила ее сыну. Но мы решили, что не будем ставить ее в известность, чтобы как раз избежать скандала.
        – Чем именно вы были неугодны будущей свекрови?
        – Прежде всего, происхождением, – поскучнела я, – большие проблемы наблюдались с моим папаней. Сначала он пил и устраивал дома скандалы, заканчивающиеся иногда вызовом милиции, а потом и вовсе исчез. К счастью, мама успела с ним развестись. Таким образом, у меня дурная наследственность. И мама тоже у меня не голубых кровей – простой советский инженер. А у Костика папа был юристом, причем, весьма известным в нашем городе, а дед был начальником плодоовощной базы, самой главной в крае.
        – Понятно, – кивнул Бочкарев.
        – Да нет ничего тут понятного. Я за Костиком не бегала. Это он тенью ходил за мной много лет, пока я не поняла, что такую преданность нужно ценить. Мне нужны не его деньги, а душевные качества. Хотя деньги тоже иметь совсем неплохо.
        Разговор не заладился. Капитан явно считал меня алчной стервой, которая шла по жизни, плюя в людей направо и налево, поэтому меня и переехали в конце концом прямо перед Загсом. И еще, кажется, он меня подозревал в укрытии информации. Вон как сверлит меня глазками. Хотя, возможно, я преувеличиваю, рыльце-то мое действительно в пушку!
        – А как давно вы знакомы с женихом? – странным голосом спросил Бочкарев.
        – Знакомы? – переспросила я. – Да, наверное, всю нашу жизнь, точнее, мою. Костик старше меня на десять лет. Мы с ним выросли в одном доме, только потом он купил себе и матери роскошные квартиры. А моя мама унаследовала квартиру брата, в которой теперь я и живу.
        Мой собеседник что-то пометил в своем блокноте. И вдруг поинтересовался местом моей работы. Пришлось признаться в постигшей меня безработице. Это, конечно, добавило подозрений в том, что я пытаюсь охмурить богатенького Буратино, а кто-то ставит мне палки в колеса. Ну и ладно, пусть думает что хочет.
        – Значит, вы не припомните никого, кто бы был настроен агрессивно по отношению к вам или вашему жениху, кроме будущей свекрови? – уточнил Бочкарев.
        – Послушайте, Стела Марковна – пожилая женщина, она никак не могла совершить на меня наезд. Особенно, если учесть, что для этого была угнана машина!
        – Да никто и не говорит, что она это сделала. Кстати, а сколько лет пожилой женщине?
        – Наверное, под семьдесят. Она скрывает свой возраст. Но Костик был у них поздний ребенок, уж не знаю, по каким причинам.
        Дальше он подробно записал имена всех свидетелей, как будто у него не было протокола с места происшествия. А также не поленился выяснить имена моей несостоявшейся свекрови и свекра. ФИО свекрови я озвучила, после чего сообщила, что папа Костика милиции не доступен, так как умер три года тому назад. После чего Бочаров удовлетворил свое любопытство данными о дедушке, заострив внимание на том, что он все же был приглашен на свадьбу, значит, не все члены семьи жениха были против нашего брака. Пришлось признаться, что не все. Но после этой истории маманя меня возненавидят с еще большей силой Еще бы, их станут допрашивать милицейские капитаны, и все из-за меня! Стела Марковна будет в ярости. Больше всего сыщика заинтересовало мое сообщение о пропаже паспортов из Загса. Похоже, он стопроцентно уверился в том, что следует искать человека, не желающего нашей с Костиком свадьбы. Мне же казалось, что это версия однобока, ведь был еще и труп в багажнике, о котором я подло умалчивала, вводя следствие в заблуждение. Этот труп еще больше все запутывал.

        После того, как капитан с пивной фамилией удалился восвояси, в палату завалил Громов. Он сообщил, что Ритка решила изжить со свету доктора и, если он не дурак, то меня скоро выпишет, чтобы избавиться от присутствия казачки. Как только будут соблюдены все формальности, ребята отвезут меня домой. Пока подруга обрабатывала эскулапа, я пересказывала Громову наш разговор с милиционером.
        – Чего ты валишь все в одну кучу? Почему не допустить мысль, что труп сам по себе, а наезд – это вообще другая опера. Мент у нее однобоко мыслит! На себя посмотри! – критиковал меня Громов.
        – Что-то многовато событий для одного дня, – попыталась я настоять на своем. – Тут тебе и срыв свадьбы, и мертвый Жаткин. Мне кажется, что это звенья одной цепи. Кто-то планомерно пытается свети меня с ума, точнее спровадить на тот свет.
        – Не ерунди! Говорю тебе – это разные люди. Одному нужно было, чтобы ты возилась с трупом, а другому хотелось тебя пришить. У одного был пистолет, а другому пришлось спереть машину, чтобы с тобой разделаться. Улавливаешь разницу? Если бы был один и тот же, тогда бы тебя просто застрелили в твоем подъезде. Зачем ему рисковать и воровать тачку?
        – Да, действительно странно, – протянула я. – А может, он не хотел меня убивать, а только покалечить?
        – Покалечить «Победой», которая неслась на всех порах? Отличная идея! Да если бы не твоя феноменальная прыгучесть, то от тебя остались бы ножки да рожки! – вскипел мой друг.
        – Какие еще рожки? – возмутилась я.
        – Те, что тебе твой Костик наставил, – хохотнул Громов, – ведь кто-то же выкупил ваши паспорта в Загсе, иначе, куда бы они делись?
        – Слушай, Громов, какая же ты скотина! Ты чего ее доводишь! – рявкнула Ритка прямо у него над ухом.
        Мы даже не заметили, как она материализовалась в палате. Мои други тут же сцепились между собой, как голодные псы за кормежку, и мне пришлось, как обычно, их разнимать. После того, как шум баталий немного затих, мы стали собираться домой. Ритка выиграла войну с медперсоналом, и теперь я была официально свободна. Я чувствовала себя превосходно, если не обращать внимания на синяки и легкое головокружение, поэтому жаждала очутиться подальше от больничных стен, пока меня тут до смерти не залечили. Выяснилось, что после того, как меня забрала скорая, Ритка мою машину отбуксировала на стоянку. Сейчас они с Громовым приехали вместе на «Ситроене», видимо, их сплотила общая беда – я. Ни при каких других обстоятельствах эти двое не могли сосуществовать мирно, они постоянно грызлись и препирались, но не всерьез, просто у них сложилась такая форма взаимоотношений. По дороге я несколько раз набирала номер сотового Костика, но компьютер противным женским голосом вещал, что абоненту плевать на мои потуги дозвониться.
        – Связь ни к черту, – констатировала Ритка.
        – Я тоже всегда телефон отключаю, чтобы Клава не названивала, когда я гощу у Тани, – глядя в окно, обронил Громов.
        – Слушай, не все же такие кобели, как некоторые! – тут же взвилась Маргошка.
        – Кому ж это знать, как не тебе, – невозмутимо ужалил Громов.
        – Брейк! – замахала я руками.
        Это была самая больная тема для Ритки, у которой из-за мужниного предательства пошла вся жизнь наперекосяк. И Громов, конечно, вообще нюх потерял, если позволяет так далеко заходить.

        Когда подъехали к моему дому, Громов повел меня в квартиру, а Рита погнала «Ситроен» на ближайшую стоянку, так как решила, что эту ночь переночует у меня. Квартира у меня на первом этаже, поэтому у меня нет проблем с подъемом тяжелых сумок при ломающемся лифте, зато возникают проблемы с канализацией и ворами. Первое – это стихийное бедствие, и от него никак не застрахуешься, а от второй напасти спасают крепкие решетки не только на окнах, но и на балконе. С ними, конечно, безопасно, но темновато, ибо под окнами буйствовала бурная сиреневая поросль. А вообще, мне моя квартира очень даже нравится, и кусты сирени нравились, и крохотный дворик с покосившимися лавочками, на которых из года в год, при любой погоде заседали старички со старушками, тоже нравился.
        Я всегда стремилась к самостоятельности. А когда у мамы появился кавалер (так она называла в свое время моего будущего отчима), я съехала на съемную квартиру. С дядей Сашей у меня сложились отличные отношения, но мне не хотелось их смущать, живя в смежной комнате крошечной «двушки», поэтому стала поговаривать о съемном жилье. Мама упиралась, страдая от мысли, что она «выгоняет единственную дочь из родного дома». Но я сумела настоять на своем, и вскоре переехала в «малосемейку», которую мне в полцены сдавали друзья дяди Саши. И чаще всего он за эту площадь и платил, потому что у меня вечно не хватало денег. Но потом умер мамин брат, и нам досталось двухкомнатное наследство в центре города. Таким образом, я обзавелась собственным жильем.
        Поколдовав у двери с замками, я широким жестом распахнула дверь и пропустила вперед гостя, то есть Громова. Он себя гостем не чувствовал, поэтому по-свойски потопал в столовую. Навстречу мне вальяжно выплыл мой кот Бегемот – роскошный тигровый перс. На морде было написано глубокое презрение по поводу моего длительного отсутствия. И хотя Ритка явно заскакивала его покормить, он все равно был недоволен поведением хозяйки. Я засюсюкала ласковым голосочком про то, что Мотеньку люблю и по Мотюнечке соскучилась, но он непримиримо крутанулся, вильнул пышным хвостом и прошествовал в комнату, я поплелась за ним.
        В моей квартире не хватает одной стены. Кухней я пользовалась очень редко, поэтому решила, что она занимает слишком много места и для расширения площади снесла стену между ней и залом. О, эти барские замашки меня никогда бы не посетили, если бы не проводка. Она сгорела самым подлым образом, и я получила некое понятие, каково это жить в аду. Потом я решила, что раз и так погром, то надо еще и стену снести. Целый месяц шли ремонтные работы, и я была близка к умопомешательству, когда это, наконец, прекратилось. Зато теперь все очень мило. Большая комната стала еще больше. В углу, в своеобразном шкафу-купе, прячутся печка, мойка и холодильник. Когда мне приходит в голову похозяйничать, я раздвигаю панели и являю на свет божий мою мини-кухню. В остальные дни эта комната играет роль гостиной. Старую мягкую мебель преобразили разноцветные сатиновые чехлы и множество подушек. На стенах разместились картины Ритки, написанные ею в ту пору, когда ей казалось, что из нее получится художник-абстракционист. Но мне они нравились, а главное – ни у кого ничего подобного не было. С допотопных секретера и комода –
бабушкиного наследства – мы с Громовым содрали три шкуры, покрыли морилкой и лаком. Получилось очень даже ничего. А ковер мне подарила мама, он у нее висел на стенке и собирал пыль со всей квартиры, теперь лежит у меня на полу и украшает мое жилье. Телевизор «Sony» мне на «входины» подарил дядя Саша. Так я и стала девушкой, обеспеченной приличным жильем.
        – Ну, Аверская, у тебя не только шеф в багажнике преставился, но и мышь в холодильнике повесилась, – доложил Громов, вылезая из моего « кухонного купе». – Кроме «Китикетов» и «Вискаса» – шаром покати!
        – Что ж у тебя такой черный юмор? Я же слабый пол, меня же надо подбадривать и утешать. А ты издеваешься! – посетовала я. – А еда у меня есть, зря наезжаешь.
        – Да, только ты ее в комоде от воров прячешь?
        – А вот и нет, у меня есть яйца и шпротные консервы, а это считается едой! – упорствовала я.
        – Ну да, ну да! Что ж это я девушку обидел! – скабрезничал Громов.
        Нашу перепалку прервал звонок в дверь. Пожаловала Ритка с полным пакетом продуктов, она додумалась по дороге заглянуть в супермаркет, поэтому по комнате расползся запах копченой курицы. На запах прибежал Бегемот, который терпеть не мог молочные продукты, не переваривал рыбу, зато обожал курочку во всех видах. А хозяйственная Маргошка уже выкладывала на тарелки, подсунутые Громовым, зелень, помидоры, огурцы. Бегемот хотел удостовериться, что с ним поделятся, поэтому завел тоскливым голосом жалобную песню.
        – Угомонись, животина, дам я тебе курочки, – заверила его Ритка.
        Мягкий лаваш и пластиковые коробочки с салатами довершили полноту картины. Но тут я решила внести свою лепту и вытащила из буфета бутылку «Кинзмараули».
        – Вах, вах, вах! Какой ужин, слюшай! – на грузинский манер зацокала языком подружка.
        – Открой, Громов! – скомандовала я, доставая бокалы.

        Через пять минут мы смогли выпить за мое чудесное спасение, а потом за успешный исход дела, а потом за друзей, без которых никуда в этой жизни. Мне сразу стало как-то приятнее смотреть на белый свет, вино пробежалось по моим жилам и разогнало скопившуюся там хандру. Бегемот сидел с нами за столом, то и дело заглатывая лакомые кусочки, которые мы в четыре руки скармливали ему с Риткой. Громов только головой качал неодобрительно, но не вмешивался, знал, что ему с Бегемотом лучше не тягаться.
        – Ну а теперь девочкам пора в кроватку, – отбирая у разомлевшего Громова тарелку с куриными костями, заявила Ритка.
        Ясное дело, ей хотелось без свидетелей обсудить, куда прятать нашу добычу и что дальше с ней делать, а Громов мешал. Просвещать его по поводу нашей находки она категорически отказалась, поэтому я промолчала. И потом, я уверена, что Громов стал бы стучать себя по лбу и орать, что мы идиотки, и нам теперь крышка, и он жалеет, что вообще с нами познакомился. Зачем все это моей издерганной нервной системе? Я и так знаю, что только полные дуры поступили так, как сделали мы, но ничего теперь не исправишь, остается уповать на чудесный исход дела.
        – До чего ты баба вредная, – посетовал Громов, провожая Ритку глазами, – через это у тебя и личная жизнь не складывается.
        – Я как-нибудь со своей личной жизнью сама разберусь, без твоих комментариев, – отрезала подруга и выхватила у зазевавшегося мужика бокал.
        – Эй, там еще вино осталось! – возмутился он.
        – Вино это грузинское, значит, надо каплю оставить в бокале для того, чтобы твоя чаша никогда не пустовала! – нашлась Ритка и выплеснула остатки в раковину.
        – Ксенька, ты куда смотришь, твоя подруга произвол творит, а ты и глазом не ведешь! – возмутился Громов.
        – Вы мне оба надоели этими стычками, – поделилась я своими мыслями, – сейчас иду в ванную и на боковую.
        – Ну ясно, – пробурчал Громов, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
        – Громов, постыдись! Мне сейчас не до посиделок и не до дружеских вечеринок. Я только слезла с больничной койки…
        Бегемот неприязненно покосился на Громова, уловив, из-за кого сыр-бор начался. Мой кот не любил разговоров на повышенных тонах.
        – Да ему-то что? Хоть подыхай, а если мужик не навеселился, надо вокруг него хороводы водить! – влезла мужененавистница Ритка.
        Не известно до чего бы мы договорились, если бы в дверь опять не позвонили. Это был Костик. Я сильно удивилась его визиту, обычно он в такое позднее время старался оказаться дома, поставив предварительно машину в гараж. Он всегда ратовал за размеренный порядок дня. Выглядел мой профессор, мягко скажем, странно.
        – Между прочим, мы договаривались, что из больницы тебя заберу я, – с места в карьер начал он.
        – Дорогой, не надо так кипятиться, – удивленная его нервозностью начала я, – ну забрали меня ребята, что с того?
        – Не перебивай меня! – возмутился он. – Я, как дурак, посреди ночи мчусь за тобой в больницу, бегаю по этажам, ищу доктора, а потом выясняется, что тебя забрали твои друзья!
        – Костик, у тебя телефон не отвечает, – вмешалась Ритка, не терпевшая напрасных обвинений – Ксюха звонила, но ты был не доступен.
        – Маргарита, – ледяным голосом возвестил мой несостоявшийся муж, – я бы попросил тебя не вмешиваться, когда мы с Ксенией беседуем.
        Громов почувствовал, что пахнет жареным, и поспешил смыться. Пожав торопливо руку Косте, он помахал мне и юркнул за дверь. По лицу Ритки было видно, что она из последних сил пытается удержать себя от кровопролития, но получится ли у нее, было непонятно. Я встала в позу «Что ты себе позволяешь», осознав, что сейчас разгорится наш первый скандал. Обычно либо Костик со всем соглашался, либо нудил, навязывая собственную точку зрения, сдабривая ее при этом многочисленными аргументами. На открытый конфликт он не шел никогда, тем более в присутствии посторонних. Это же дурной тон – выяснять отношения на людях! А Костик был слишком воспитан, чтобы снизойти до подобной вульгарщины. Сегодня же в лесу сдохло что-то крупное, потому что Костик метал громы и молнии, и куда подевалась его знаменитая ледяная выдержка. Он хотел скандалить.
        – Конечно, зачем утруждать себя выполнением обещаний, зачем ждать меня, когда приехали твои любимые друзья? Правильно, незачем! А я, как дурак, бегай по больнице! Кто такой этот Костик, чтобы с ним считаться?! Как прибежит, так и убежит, тем более, что бегает на коротком ремешке!
        – Костик, сбавь тон! Я тебе звонила, а у тебя телефон был отключен, поэтому нечего на меня наезжать!
        – Я это уже слышал! Это такая же отговорка как и все остальные! И теперь мне все ясно! Ты в своем репертуаре, я даже не удивлен!
        – Да что с тобой, Костик?! – воскликнула я в сердцах.
        И так как наша «беседа» протекала на пороге моей квартиры, то ничего не помешало его эффектному уходу. Костик, облив меня презрением сквозь свои очки, круто развернулся и ушел, хлопнув дверью. Некоторое время мы стояли с Риткой молча, с вытянувшимися лицами, и пялились на закрытую дверь. Но тут с шипением мимо нас пронесся Бегемот: спина дугой, шерсть дыбом, глаза вытаращены и скачет боком. Не иначе, как нечистую силу увидел.
        – Полный отпад! – выдавила из себя подруга.
        – Ты только что была свидетелем первого скандала, который закатил мой ботаник! – растерянно сказала я.
        – Математик, – поправила она, – или ты в том смысле, что тюфяк?
        – Отвали, – вяло отмахнулась я и потопала в ванную.

        Это был какой-то бесконечный день. Все эти треволнения, обрушившиеся на мой неподготовленный к лишениям организм, вызывали беспокойства. Похоже, кто-то пустил с молотка мою размеренную жизнь. А вдруг психика не выдержит? Меня с детства оберегали от стрессов. Фраза «Девочка не должна волноваться» была ключевой в нашей семье. Когда буйствовал папаня, мама отвозила меня к бабушке, которая в то время жила с младшим сыном, то есть маминым братом. Ребенок не должен наблюдать сцены семейного насилия! А под боком у бабушки не было никакого насилия, она кормила меня пирожками, читала мне Жюль Верна и играла со мной в «Дурака». Дядя, убежденный холостяк, работал вахтенным методом, до сих пор плохо понимаю, в чем заключалась его работа, но главное, что он по несколько месяцев проживал на Севере, потом приезжал на какое-то время в отпуск и снова улетал в холодные края. И нам с бабушкой жилось довольно спокойно, когда наступала необходимость спасать мою психику. Она умерла уже после развода моих родителей, помнится бабушка была довольна тем, что дочь наконец сумела расставить точки над «и» в своей личной
жизни. Квартира, служившая мне долгое время убежищем, перешла в полное ведение дяди. Мамин кавалер появился позже, когда я смогла уже адекватно оценивать события, соответственно их отношения не стали для меня чем-то болезненным. Но мама, все равно переживала, пока я не заверила ее, что дядя Саша мне очень даже нравится. Чтобы не нервничать по поводу успеваемости – я хорошо училась, чтобы не страдать по поводу мальчиков – я не влюблялась. Свою нервную систему я берегла, как завещали мне взрослые, и нервные клетки по пустякам не тратила.
        К сожалению, от жизни нельзя предохраниться, как от беременности. На каждом углу человека поджидают тысячи неожиданностей, сотни неприятностей и десятки неясностей. Я не стала исключением, и как ни старалась подстелить себе соломки, все равно наварила положенное мне количество шишек и наступила на припасенные для меня грабли. И каждый раз я волновалась за свою психику. Выдержит ли она? Наверное, это опасение передалось мне от мамы. По ее мнению, мой папенька обладал не самым лучшим набором хромосом, а мама слишком поздно распознала в нем неудачного родопродолжателя, к тому времени у них уже родилась дочурка. Иными словами, она боялась моей дурной наследственности, поэтому я даже алкоголь в ее присутствии не пила, чтобы не пугать. И всю мою сознательную жизнь во мне культивировалось то, что досталось от мамы, и уничтожалось на корню то, что, возможно, было от папы.
        Проведя привычное обследование своего внутреннего мира, я решила, что мыслю конструктивно, позитивно и эффективно. И, несмотря на то, что кто-то решил упечь меня в тюрьму за убийство, отправить на тот свет и помешать моей свадьбе, я не собираюсь сходить с ума или ударяться в панику. Неплохо. Значит, будем жить дальше. В дверь затарабанила Ритка, которая изнывала там без человеческого общения. Я поняла, что лучше выйти, пока она не взломала хлипкую преграду в виде задвижки.
        – Ты чуть себя не смылила! – заметила она с укоризной.
        – Риточка, я хочу спать и не хочу разговаривать, – сделала я слабую попытку избежать заседания штаба.
        – Ты что, из-за ботаника так расстроилась? Так плюнь, Ксюшик, завтра прибежит, будет в ногах ползать. Это же твой верный и преданный Тузик, просто на него магнитные бури действуют. А я нам уже кофейка сварганила.
        Ритка искренне не понимала, как можно убиваться из-за мужчин. У нее была богатая событиями жизнь, в которой мужчины менялись, как картинки калейдоскопа. Даже тот, кто едва не свел ее с ума был ею наказан, да так, что до сих пор мается по белому свету, не зная где схорониться! В этом отношении с нее следует брать пример всем женщинам, считающим себя действительно слабым полом. От кофейка отказываться было грех. И я послушно потопала в гостиную, уютно устроилась на диване среди подушек и с благодарностью приняла от подружки чашечку с ароматным напитком. Как хорошо дома!

        Глава 3

        Мир перевернулся. Только-только я взялась за ум и перестала думать, что жизнь начнется завтра, а сегодня можно как-нибудь перетоптаться и потерпеть. Только решила, что пора перестать валять дурака в ожидании персонального принца, и согласилась стать женой Костика. И на тебе, пожалуйста, мир перевернулся, и я оказалась в эпицентре аномальных явлений. Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, когда я осознала себя в действительности на следующее утро. Кто-то тянул меня за ногу. Опять эти странности. Я живу одна, так кто же это, черт побери, мешает мне спать? Пришлось приоткрыть левый глаз.
        – Привет, соня, и пока! – поприветствовала меня Ритка. – Я в студию, у меня сегодня кастинг, который пропускать никак нельзя, потому что это последняя надежда найти третью девочку для «Ред Моделс». Освобожусь к обеду. Ты тут без меня не скучай!
        – Ладно, – буркнула я и попыталась залезть с головой под подушку.
        – Эй, ты не забыла, о чем мы вчера договорились? – взволновалась вредная Маргошка.
        – Нет, я прекрасно помню, что ты вчера была невыносима. И я, конечно, не злопамятная, но с памятью у меня все в порядке, поэтому я тебе страшно отмщу за то, как ты меня, бедняжечку, пытала до зари и разбудила на рассвете.
        С этими словами я села на кровати, сообразив, что сна не осталось ни в одном глазу. Ритка крутилась перед зеркалом, не испытывая ни малейшего сожаления по поводу того, что прервала мой сладкий сон. Во всяком случае, по ее виду никак не скажешь, что она вообще чем-нибудь озабочена.
        – Я покормила твоего троглодита, – сообщила она мне, наблюдая, как сытый и довольный Бегемот умащивается на кровати.
        Надо отдать должное подруге: несмотря на то, что мы проболтали полночи, выглядела она свежей и прекрасной, как утренняя заря. Видно, по случаю кастинга она облачилась в приличную одежду – мой розовый костюм, а не в свои дизайнерские штучки. Помимо того, что Ритка была состоятельной женщиной с солидным банковским счетом, так она еще имела собственную студию мод и модельное агентство, которые носили одноименные названия «Королевство Марго». Как говорится, скромно и со вкусом. Впрочем, положа руку на сердце, со вкусом у Ритки и на самом деле было все в порядке, поэтому за пять лет проживания в нашем городе она сумела прославить свое имя. Причем слава эта была чистая и светлая, а принесли ее показы мод, конкурсы красоты, ежегодные фестивали профессиональных манекенщиц, популярные кастинги, после которых отобранные девушки разъезжались по европейским модельным агентствам. Даже на самых крутых городских тусовках котировались наряды от «Марго».
        – Все, я улетела! – жизнерадостно сообщила Ритка и действительно исчезла со скоростью звука.
        – Ну и я поползла в душ, – пробормотала я себе под нос.
        В отличие от подружки, выглядела я как запойная бабенка: мешки под глазами, кожа приятного лимонного цвета, всклокоченные волосы, отмыть я их вчера от остатков свадебной прически отмыла, а уложить сил не хватило. В общем, это было не самое замечательное утро на свете. Тем более что выспаться как следует и то не получилось. Посреди ночи в дверь неожиданно позвонили. Мы с Риткой подорвались от неожиданности, Бегемот зашипел и спрятался под диван, а звонок верещал, как взбесившийся. Ритка помчалась к двери, поглядела в глазок, но звон оборвался так же внезапно, как и начался. И, кроя шутника на чем свет стоит, вернулась в постель. Оказывается, на лестничной площадке было пусто. И только мы уснули, как какая-то скотина позвонила по телефону. Я поаллокала и хлопнула трубку на аппарат, который тут же снова зазвонил. Ритка заругалась и выдернула шнур из розетки. Я затосковала, но утешила себя тем, что завтра все будет по-другому. Я всегда так делала, когда что-то не ладилось, я говорила себе: этот день пройдет, и наступит следующий, и если этот день выдастся неважнецким, то завтра он никак не сможет
повториться! Вот такая философия самоутешения. Единственный неприятный момент заключался в том, что этот самый «неважнецкий» день, как ни крути, а следует прожить от начала до конца.
        – О-хо-хо, грехи мои тяжкие! – вздохнула я, вспомнив о наших с Риткой планах.
        Вчера мы с Риткой пришли к мнению, что без самостоятельного расследования нам не обойтись. «Не время сопли по блюду размазывать! Будешь ныть и морализировать – все покатится в тартарары. Будешь думать и действовать – все сложится так, как ты захочешь!» – заявила Ритка сурово, пресекая мои попытки переложить поиски убийцы на плечи милиции. И я решила, что выбора у меня нет, тем более я не была полностью искренней с представителем правоохранительных органов, а за такое по головке не гладят. Но самое главное, у милиции нет полной картины того, что стало происходить в моей жизни, а значит, они и не смогут меня защитить. Винить себя я не собиралась, пардон, но это меня втянули в грязные игры, в которых такие же грязные правила, и чтобы выжить не приходится ничем гнушаться.
        Вчера мы с Риткой чуть головы себе не сломали, пытаясь понять, откуда у моего бывшего шефа это ожерелье, но так ни к чему и не пришли. Я долго выдвигала разные версии, чтобы связать драгоценности с убийством, очень уж хотелось упростить задачу. Но у меня ничего не вышло. Ритка наоборот с пеной у рта доказывала, что эти вещи несовместимые. И ей казалось, что это большой плюс, с ее точки зрения, если убийца не связан с бриллиантами, тогда и искать их у нас не станет. Пришлось согласиться с выводами Громова и Маргошки в том, что за мной ведут охоту разные хищники.
        После долгих дебатов мы пришли к выводу, что есть человек, который придумал, как сделать для меня небо с овчинку, засунув багажник моей «девятки» труп моего бывшего шефа. А есть человек, который не хочет, чтобы мы с Костиком поженились. Сначала он выкупает наши паспорта, а затем для пущей убедительности сшибает меня машиной. Первый человек не хотел моей кончины, зато второй был совсем не против отправить меня к праотцам. Легче от этого не становилось, получалось у меня не один, а целых два лютых врага, которые ни перед чем не собираются останавливаться. Господи, когда же это я так сумела напакостить людям, что они воспылали ко мне столь сильными чувствами?
        После контрастного душа я окончательно пришла в себя. И чтобы завершить процесс пробуждения к жизни, сварила себе крепкий кофе. Я сидела в своей уютной гостиной, завернутая в любимый махровый халат, потягивала густой и сладкий кофеек и думала о том, что где-то там, в недрах города, ходят два человека, источающие черную ненависть по отношению ко мне. Под боком урчал Бегемот, который искренне радовался моему пребыванию дома, видимо, он простил мне мое вчерашнее отсутствие и теперь демонстрировал полное дружелюбие. Поглаживая мохнатый животик своего кота, я с горечью думала, что совершенно не заслужила такого поворота дела. Жила сама по себе, никогда никому не делала гадостей, так откуда взялись эти самые враги? Мне даже невдомек, кто они такие. Могу столкнуться с ними лицом к лицу и не понять, что это мои заклятые недруги, которые дорого за мою смерть не возьмут. Да, Аверская, дожилась.
        И все-таки почему убили именно Жаткина? Меня прямо-таки изводил этот вопрос. Если исходить из нашей теории о том, что убийство было совершено только для того, чтобы подставить меня, то могли убить кого угодно! Почему выбор пал именно на моего бывшего шефа? Убийца знал о том, что меня выгнали с работы, а я грозилась пришить шефа, и поэтому он решил, что Жаткин – лучший кандидат на роль трупа в моей машине? Но это полная чушь! Мы с шефом не поладили, о’кей. Но ведь тут ничего криминального нет, каждый день в нашем миллионном городе кто-то кого-то увольняет с работы, и подчиненный при этом не пылает любовью к начальству. С другой стороны, разве можно найти логику в поступках человека, который сотворил такое со мной и Жаткиным? Для него человеческая жизнь ничего не стоит, и это уже ненормально, так как можно ждать, что в остальном убийца будет вести себя как обычный среднестатистический человек?
        Я попыталась отогнать эти заковыристые и непродуктивные мысли. Встала с дивана, чем вызвала крайнее неудовольствие Бегемота: куда пошла, мы с тобой так славненько сидели? Не удержавшись, я вернулась и смачно чмокнула его в нос. Бегемот аж задохнулся от возмущения, скривился и фыркнул. Что ты себе позволяешь, совсем сбрендила – было написано у него на морде.

        Занявшись макияжем, я стала настраивать себя на позитивную волну – нужно было сосредоточиться на воплощении в жизнь наших с Риткой замыслов. Во-первых, требовалось обезопасить себя от любителя сшибать невест на краденых автомобилях. Мы решили, что этот сумасшедший может предпринять еще одну попытку маня укокошить, а где гарантия, что мне опять повезет? Каким-то образом этот человек связан с Костиком, значит, надо довести до его сведения тот факт, что я передумала выходить замуж за Коржикова. Как это сделать? Да очень просто – сказать Костику, что свадьбы не будет. Я постараюсь объяснить ему, к каким выводам пришла в связи с этими событиями, и попрошу его на всех углах раструбить о нашем разрыве. Таким образом, я огражу себя от очередного нападения, а то кто его знает, на что способен этот тип! Во-вторых, надо во что бы то ни стало выяснить, кто выкупил документы в загсе. Однозначно этот человек имеет непосредственное отношение ко всем этим ужасам, обрушившимся на меня. Соответственно, надо пойти к заведующей и устроить скандал, пригрозить милицией. В конце концов я могу и в суд на них подать!
Костик же ничего этого делать не станет, ему там чего-нибудь наплетут, и он уйдет несолоно хлебавши.
        Целых полчаса я перетряхивала сумки, ящики столов и секретеров в поисках бумажки, подтверждающей факт того, что паспорта я все-таки сдавала. Ее мне выдала в загсе запаренная посетителями тетка, сидящая на приеме заявлений. Я тоже была вся на нервах от бесконечных пробок на дорогах, жары и барахлящей «девятки». Поэтому наше общение свелось к минимуму. Я сунула ей документы, она нацарапала что-то на бумажках и всучила их мне. Дальше провал. Куда я сунула эти самые бумажки, хоть убей не помню. Может в барадачке в машине? В конце концов решила я надо поехать пообщаться с сотрудниками. Я плохо запомнила тетку, которой отдала документы. Но хорошо помню, что передо мной записывалась молодая пара, невесту звали Элеонора, а у жениха была фамилия Свинкин. Я еще пожалела девочку, которой предстояло стать Элеонорой Свинкиной. Глядишь, можно будет восстановить хронику событий.
        Все попытки разыскать Костика успехом не увенчались: на работе его не было, домашний телефон настоятельно предлагал мне оставить сообщение. Первый раз я купилась и сказала Костику, чтобы тот взял трубку, если он дома. Во второй раз я просто отключилась. Сотовый отвечал долгими гудками ( или он его где-то забыл, или просто не желал со мной разговаривать). Ну и плевать, на обиженных воду возят. Хочется ему себя вести, как нервному подростку в период гормональных взрывов – пожалуйста. Я решила изменить порядок своего расписания на сегодня. Через час я прибыла на такси к загсу, решив, что пока за руль «девятки» садиться не готова.
        К заведующей меня сразу не пустили, пришлось проторчать четверть часа в приемной, но просто так они от меня не отделаются, поэтому я уселась, как сторожевая собака, приготовившись к бесконечному ожиданию. Это лето выдалось урожайным на свадьбы, в очереди на подачу заявления толпилось сразу несколько пар. В основном все женихи с невестами были очень молоденькими. И правильно, чем старше становишься, тем больше скептицизма, что из такой затеи может получиться что-то путное, подумала я. Вот, например, мне все время было не до замужества: то университет, то карьерный рост, то поиск себя, то самовыражение. Один кавалер сменял другого, но все они были как бы ненастоящими, временными. В моем понимании, когда-то должен был наступить такой момент, чтобы я поняла: все, пора выходить замуж. Но такого ощущения все не наступало, и я ставила перед собой все новые и новые цели. И вот у меня появилась квартира, диплом, профессия и опыт работы (даже сама работа была одно время), я огляделась, а создавать семью оказалось не с кем. Все уже попереженились, некоторые завели детей, другие успели развестись. А вокруг
меня – вакуум, пустота. Последняя любовь засохла год тому назад, когда стало ясно, что ему ничего от жизни не надо, лишь бы хватало на видеокассеты, книги, журналы и Интернет-карточки. Оне были интеллектуалами! Зарплата у возможного претендента на главную роль в моей жизни была грошовая, плюс бабушка с пенсии подкидывала. Оне снизошли до того, что согласились жить у меня на всем готовеньком, но при условии, что я не буду требовать ни оформления отношений, ни детей. Я терпела семь месяцев, а потом выкинула оне со своей жилплощади и забыла, каких их звали.
        – Простите, вы хотели к заведующей? – тронула меня за руку толстушка в цветном платье.
        – А да, – растерялась я, выдернутая из своих печальных воспоминаний.
        Кабинет заведующей был самым что ни есть заурядным кабинетом чиновника средней руки, с обязательным гербом России на задней стенке и портретом действующего президента. На столе рамочка с семейной фотографией, а как же без нее? За столом худощавая, молодящаяся женщина, которой было хорошо за сорок. Короткая стрижка, смелый макияж, дорогой костюм, серебро на пальцах и в ушах.
        – Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласила она, оценив мой внешний вид, – чем могу быть полезна?
        У нее был приятный голос и хорошие манеры. Я устроилась за приставным столиком на неудобном стуле и изложила суть проблемы.
        – Такого не может быть! Кто вам сказал подобную глупость? – возмутилась заведующая, услышав, в чем я обвиняю их учреждение.
        – И тем не менее. Это так, – развела я руками. – Вчера ко мне в больницу приехал жених и сказал, что мы напрасно вообще приехали, церемония бы все равно не состоялась, потому что наши документы исчезли.
        – Постойте, так вы та женщина, которую в субботу сбила машина? – чему-то обрадовалась моя собеседница.
        – Ну, в общем-то да, – призналась я.
        – Так у нас уже были здесь из милиции. И уже все разъяснилось, – продолжала ликовать заведующая.
        – Вот как, тогда, может, вы и меня введете в курс дела?
        – Как будто вы сами не в курсе. Кому же как не вам знать, что произошло на самом деле! – пожала она плечами и состроила гримаску заговорщика.

        Буквально через пять минут я сидела перед ней и вообще ничего не понимала. Оказалось, что мы с Костиком забрали заявление на регистрацию брака, поэтому-то наших паспортов у них и быть не могло. А уж почему мы все-таки приперлись регистрироваться вовсе им не понятно. Зачем мы ввели в заблуждение милицейские чины, если не должно было быть никакой регистрации? Заведующая смотрела на меня строго, но в глазах трепыхалось жгучее любопытство. Наверно такой дуры как я она сроду не видывала.
        Я хлопала глазами и подозревала, что сошла с ума, причем не сейчас, а тогда, когда отдала наши паспорта и получила от тетеньки бумажечку, на которой значилась дата нашей свадьбы и время: пятнадцать ноль-ноль, прибыть – за двадцать минут. А внизу были припечатаны расценки на услуги фотографа и оператора. Вот тогда я и сошла с ума, потому что мне только показалось, что я сдала документы и получила эту бумажечку, а на самом деле я забрала наши заявления. Потом я полностью все забыла и как полная кретинка стала собираться замуж за Костика. Вот оно как.
        – Не может быть, – вяло так промямлила я.
        – Да что там не может! – запротестовала заведующая. – Такое часто случается, что забирают заявления. Только, видно, в вашем случае ваш жених запамятовал вам об этом сообщить.
        Ага, ну уже легче, значит, это Костик забрал, а не я, и он же свихнулся, потому что в прошлую субботу исправно изображал из себя жениха. А ну как меня бы не сбили? Как бы мы тогда выглядели, когда просидели бы до вечера под дверьми в этих свадебных нарядах, надеясь, что когда-нибудь и нас пригласят на роспись. Фу, мне даже дурно сделалось от этого видения.
        – Простите, Инна… – начала я, припомнив ее имя на дверной табличке.
        – Свиридовна, – с готовностью подсказала она.
        – Так вот, Инна Свиридовна, это просто бред какой-то. Никаких заявлений мы не забирали, паспорта вам свои мы сдали вовремя, женщине там за столом, – махнула я рукой в сторону соседней комнаты, – и приехали на регистрацию, в надежде пожениться. И если бы меня не сбила машина, то вам бы был обеспечен хорошенький скандальчик.
        – Постойте, – нахмурилась она (про скандальчик ей не понравилось), – вы действительно утверждаете, что не забирали заявлений?
        – Действительно утверждаю. Более того, хочу, чтобы вы немедленно пригласили сюда сотрудницу, которая вам сообщила обратное. Я по профессии журналист, и поверьте, вам лучше со мной не ссориться!
        – Понимаете, э-э-э …
        – Ксения Робертовна.
        – Понимаете, Ксения Робертовна, вам в таком случае придется вспомнить конкретно, кому вы сдавали паспорта, потому что тот факт, что вашего заявления у нас нет, я проверяла собственноручно. В тетради, где раньше стояла запись о регистрации, эта запись вычеркнута, что означает, что жених с невестой передумали и забрали заявления. Все, не хотят люди регистрироваться, – развела она руками. – У нас нет специальной тетради, куда бы мы вносили отказников. Ну не хотят – и пожалуйста! У нас тут некоторые по пять раз за месяц бегают туда-сюда. Поэтому для нас не важно, когда именно произошел отказ. А вот если вы утверждаете, что паспорта все же сдавали, да еще конкретному сотруднику, тогда будем разбираться.

        И мы начали разбираться: сверили дату, когда я привезла документы в загс, просмотрели списки дежуривших в те дни на приеме сотрудников, оказывается, что у них нет какого-то конкретного человека, все периодически работают на «передней линии фронта». Выяснили, что в тот день это была некая Свечкина, но когда та вошла в кабинет, я сразу поняла, что это не она: у женщины были фиолетовые волосы с розовыми прядками, я такую бы точно запомнила. А та была ничем не примечательная, да к тому же вокруг нее была толпа народа. Одна пара заполняла заявления, другая донесла какие-то справки, женщина допытывалась, где тут нужно сдавать документы на установление отцовства, и еще кто-то стоял с какими-то бумажками. И только Свинкины грусто признались мне, что они и «крайние». Я потомталась минут пять рядом с ними, а потом сунулась сбоку, когда «приемная дама» что-то говорила по телефону, и поинтересовалась, нужно ли мне где-нибудь расписываться или можно просто отдать документы? Она раздраженно спросила: «Вы паспорта принесли?» Я кивнула, она взяла наши паспорта, отвернулась от меня, порылась в столе, вытащила
какую-то папку и сунула их туда. Я спросила: «Это все», она буркнула «да», даже не поворачиваясь. Честно говоря, я ее видела в пол-оборота полминуты, как тут запомнить навеки? Но то, что это фиолетово-розовое чудо тогда и рядом не стояло, я могла даже поклясться.
        К счастью, тетка оказалась при памяти и быстро вспомнила, что ее в тот день заменяла некая Марина Кузина. Тут они облегченно вздохнули и повернулись ко мне.
        – Марина лежит на сохранении в десятом роддоме. Она на прошлой неделе ушла в декрет.
        – Прекрасно. Декрет – это прекрасно, – одобрила я, – но что дальше случилось с нашими документами?!
        – Она их точно прихватить не могла, – ехидно заметила Двуцветик.
        – А кто мог?
        – Ну, ваш жених, к примеру, – пожала та плечами, как будто не понимала, как я сама не могла додуматься до такого простого объяснения.
        – Жених не мог, мы это уже с Инной Себастьяновной обсуждали, – отрезала я.
        – Свиридовной, – обиделась Инна за свое отчество.
        – Извините, – отмахнулась я. – Так все-таки, где наши документы?
        – Да кто же вас знает! – в сердцах вскинулась Свечкина. – Их забрали. Но это кто-то из вас, нам ваши документы точно не нужны!
        – Ксения Робертовна, – поспешила встрять заведующая, видя, что мое лицо стало куда более ярким и цветистым, чем прическа подчиненной, – вы только не волнуйтесь. Давайте так поступим, вы пока побеседуете с вашим женихом, а мы тут все поищем и с Мариночкой свяжемся, вдруг она папочку вашу куда присунула, знаете эти беременные такие забывчивые на самом деле!
        – Что значит «присунула»? Что значит забывчивые? Вы хотя бы сами понимаете, что говорите? У нас свадьба сорвалась и документы пропали, а вы мне что-то про склероз беременных женщин толкуете!
        – Да она и так сорвалась бы, вас же машина еще раньше сбила! – невозмутимо парировала она.
        – Инна Спиридоновна! – заорала я не своим голосом. – Вы меня не доводите!
        – Свиридовна! – рявкнули обе крали в один голос и возмущенно переглянулись.
        – Если вы не забирали, так, значит, найдем…
        – А если не найдем, то, значит, забирали…
        – А если не найдем, и не забирали, то, значит, где-то потерялись…
        – Или не потерялись, а просто завалились, хотя у нас такого никогда не бывает!
        Я почувствовала, что комната медленно, но уверено закачалась и двинулась вправо, предметы потеряли четкость и яркость, а воздух стал густым и вязким. Видно с моим лицом тоже что-то такое приключилось, ибо дамочки испугались по- настоящему, водичку из графинчика в стаканчик плеснули и принялись мне в рот пихать. Водичка чем-то воняла, и я ее пить отказывалась. В ушах стоял звон. Тут что-то звякнуло, это Свечкина графин на пол сшибла, а ко мне вернулось ощущение реальности.
        – Простите, – сказала заведующая.
        – Извините, – поддакнула Свечкина.
        – И вы тоже, – выдавила я из себя. – Я, пожалуй, пойду. Только вы все равно поищите наши паспорта, их же так тяжело восстанавливать.
        Чувствуя на себе их прожигающие взгляды и одновременно не чувствуя никаких сил, я побрела вон из загса. Ужас какой-то, а не заведение!

        На свежем воздухе мне стало полегче, я оттащила себя на следующий квартал, который утыкался в маленький скверик. Там в тени старых вязов имелась симпатичная кафешка. Я присела за желтый пластиковый столик, заказала официанту минералку, кофе с коньяком и лимоном и лед. Вскоре я пила вкусный кофе и запивала его ледяной водичкой. Благодать! Сразу стало лучше и физически, и душевно. Первым ко мне вернулось чувство юмора, и я тихонечко захихикала, стараясь не привлекать к себе внимания окружающих, потому что это странно, когда сидит за столом одинокая девушки и смеется, сама себе приятная. Посетителей было немного, но бармен с меня взгляд не сводил, а мне с каждой секундой становилось все смешнее, я выдернула из сумочки телефон и, не снимая, с блокировки, поклацала клавишами. Надо было срочно замаскировать свою истерику. Я стала кивать головой, приговаривая себе под нос: «Ой, не могу, вот смехота, видела бы меня Ритка. Замуж собралась! Дура! Прав Громов, кто ж на мне женится!» И тут я истерически захохотала, прижимая телефон к уху. Я решила, что документы забрал сам Костик, испугавшись мамы. Просто это
было самое логичное объяснение случившемуся. Ну не беременная же Мариночка в самом деле их куда-то «присунула». Костик же не знал, бедняга, что меня захотят в этот день грохнуть, и наша свадьба все равно не состоится без всяких там таинственных пропаж. Хотя нет, он все просчитал, ведь печати в этом загсе ставят в паспорта заранее, а таким образом некуда их стало ставить. Господи, ну что за идиотские мысли в голове! С другой стороны, а какие мысли там еще должны быть, если положение, в котором я оказалась самое, что ни на есть дурацкое?!
        И тут зазвонил телефон. Кто говорит? Слон.
        – Аверская, ты где шляешься? Я тебе домой звонил, а ты трубку не берешь, ты ж вроде должна отлеживаться.
        – Привет, Громов. Я никому ничего не должна, но лучше бы мне действительно отлеживаться…
        – Аверская, уже по твоему тону понятно, что ты опять не в партию вступила! – посуровел мой милый друг.
        – Я была в загсе, и так выходит, что Костик забрал не только наши паспорта, но и заявления. Тайно от меня! Понимаешь, нас бы просто не расписали в субботу, потому что там все думали, что мы перехотели жениться. А я так спешила, что даже под машину угодила!
        – Так, а теперь поподробнее, и без этих своих эмоций!
        Когда я ему изложила суть, опять оказалось, что я «идиотка, как все бабы». И чего я с ним вожусь, если он меня за дуру держит? Но эту мысль я развить не успела, потому что Громов потребовал, чтобы я позвонила Костику, видите ли, нормальная женщина сначала постаралась бы с женихом ситуацию обсудить, а не принимать на веру все, что ей другие бабы наговорили. Более того, Громов был уверен, что подобные «развлечения» не в характере Кости. Своим «мужским» умом он придумал потрясающее объяснение происходящему.
        – А что если у этой Мариночки была личная корысть, – вещал мне в ухо милый парень, – может она любовница твоего Костика? И это его ребенок?! Или не у Мариночки корысть, а у какой другой бабы? Что если кто-то все-таки выкупил ваши паспортины, к примеру, у той же заведующей? Понимаешь, этим дурындам из загса ничего больше не остается, как на вас валить, тем более, что вы не вместе разбираться пришли.
        Версию с любовницами я отмела напрочь, а вот существования какого-то неизвестного мне интереса вполне можно было допустить.
        – Мне это как-то в голову не пришло, – задумчиво протянула я.
        – А вот это меня как раз и не удивляет! – крякнул в трубку Громов, – что не пришло ничего умного в твою травмированную голову. И еще, Аверская, ты уверена, что мамашка Костика твоего ничего не разнюхала, уж больно на ее почерк смахивает? Ты помысли в этом направлении...

        Честно говоря, я уже снова не знала о чем думать, умеет мой друг взглянуть на проблему с альтернативной точки зрения, наверное, поэтому ему и удаются оригинальные рекламные ролики, что он как-то все иначе видит. А не съездить ли мне к Феофану Леопольдовичу? Может, он чего знает? Теперь я стала подозревать, что Костик все же проболтался матери, ну а она уже и устроила всю эту свистопляску. Да, Громов подбросил кучу идей, от глупых – про любовниц Костика, до умных – про чью-то корысть.
        Расплатившись в кафе, я медленно побрела по улице. Да, дела, что же я так не уверенна в себе? Если есть две версии объяснения чему-то, я сразу выбираю ту, что хуже. Хотя, с другой стороны, куда уж хуже: меня выгнали с работы, хотят убить, упечь в тюрьму, и в личной жизни – сплошная невезуха. Даже Костик не стал моим мужем, а ведь, кроме него, на это звание уже года два никто не претендовал. Я поежилась, хотя на улице было довольно жарко для июньского утра. Да какое уже утро, взглянув на часы, удивилась я. Половина двенадцатого. Если хочу попасть в гости к дедуле, пора спешить, пока он куда-нибудь не смылся. Дед у Костика был очень активным для своих лет и вел весьма подвижный образ жизни: на футбол ходил, на охоту ездил, рыбалил на прудах. Летом он жил на даче, а телефона там не было. Я остановила такси и отправилась за своей машиной. В ней полный бак бензина, а таксисты цены не сложат, услышав про Соколовку. Я же девушка безработная, поэтому роскошествовать не могу.
        По дороге я решила, что надобно звонить Аленке, ибо с паспортом скорее всего придутся попрощаться. Раз его в загсе не нашлось, значит он исчез по воле злодейского умысла. И навряд ли тот, кто им завладел, вернет мне его в ближайшем будущем. Без документов, как известно, ты никто и звать тебя никак, поэтому надо заехать домой за фотографиями, которые остались у меня еще с прошлых разов и заскочить в гости к Аленке. Кстати, когда я ей позвонила и рассказала все историю, она сказала, что ничего более странного в жизни не слышала. Порекомендовала приехать побыстрее, потому что собиралась уходить в гости. Я не стала откладывать дело в долгий ящик и по пути в Соколовку заскочила паспортно-визовую службу. Аленка помогла оформить заявление по утрате паспорта. Я оплатила за срочность необходимую сумму.
        – Слушай, а как же твой Костя? У него же паспорта тоже считай нет? – поинтересовалась Аленка.
        – Если это дело рук его мамаши, то ему документ вернется по почте. Если же это какие-то потусторонние силы, то пришлю его к тебе, поможешь бедолаге, ладно? В одном я уверена стопроцентно – мой паспорт канул в Лету.
        Вскоре я уже рулила собственной «коровой», за руль которой не хотела сегодня садиться в виду недомогания. Хотите забыть о своей душевной боли? Сломайте себе ногу. И хотя до перелома дело не дошло, новые треволнения благополучно вытеснили старые. Набрав несколько раз сотовый Костика, я поняла, что это сплошная безнадега – абонент ушел в подполье. Кстати, злополучную квитанцию о том, что паспорта я все же в загс сдавала, я не обнаружили и в машине. По этому поводу придется наслушаться неприятных нотаций от Коржикова, если конечно его не похитили инопланетяне. Иначе куда это он подевался? Я включила радио. Вырвавшись из города и несясь по живописной трассе этим прекрасным летним днем, я изводила себя черными мыслями.
        Мне двадцать восемь лет, через два года тридцать. У моих одноклассниц уже по двое детей, а у некоторых и по двое мужей, в смысле на счету. А я все перебирала: то он не красивый, то он неумный, то безработный, то малорослый, то женатый, то разведенный, зато с детьми. Про последнего кавалера я уже говорила, а вот предпоследний мучил меня два года подряд. Ради него я худела, ради него стала брюнеткой, носила зеленые линзы и валялась в солярии, чтобы быть смуглой. Из-за него бегала по гадалкам, так хотелось знать, любит или не любит, бросит или не бросит. Бросил. Если б мозгов было чуть больше, поняла бы это через неделю после знакомства без всяких гадалок. Но мозгов было мало, поэтому я ему стирала вручную носочки, а потом их гладила, готовила на завтрак кашки, на обед делала первое, второе и третье. Ужинал обычно он вне дома и без меня, зато я его ждала и спать не ложилась, во сколько бы он ни соизволил вернуться. А потом он ушел, сказал, что я его недостойна.
        Стоп. Обычно в этом месте я себе говорю «стоп», чтобы не изойтись жалостью к самой себе. Надо же беречь нервную систему! Я вцепилась в руль покрепче и газу прибавила. Хорошо Ритке, у нее с нервами как раз все обстоит превосходно, канаты, а не нервы у этой кубанской казачки. Пять лет тому назад она встретила своего Георга, который на проверку оказался Гришкой. А вслед за этим стали вылезать и другие несостыковки в его рассказах о себе и о том, что есть в действительности. Но Ритка на тот момент была уже за ним замужем, переехала из своего Краснодара в наш город, купила квартиру, открыла свою студию, вбухав в нее большую часть своих сбережений. И когда она поняла, что человек, которого она искренне любит, обычный паразит, высасывающий из нее все соки, она не стала убиваться от горя, уходить в монастырь или накладывать на себя руки. Она вышвырнула его из своего сердца, а позже из жизни. Почему позже, да потому что Георг убираться не хотел, хотел получить откупные и полквартиры в придачу. С Ритки! Разбежался! Нашел кому предъявлять. На тот момент она в нашем городе чувствовала себя как дома, нашла и
адвокатов, и бандитов, теперь Гришанька к ней подойти боится, все больше названивает, да униженно клянчит копейку на проживание. Но я уверена, что если бы это счастье, в виде хитрозадого Гришки, обрушилось на мою голову, тогда мне ее было бы не сносить. Я лишилась бы всех своих сбережений и жилья, как пить дать! С моей приспособленностью…
        Я снизила скорость, вложилась в крутой поворот на Соколовку, и последнее, что успела сделать, так это вдавить ногой тормоз. Серебристая иномарка, решившая прямо за поворотом развернуться, оказалась на моем пути. Я врубилась мордой ей в бочину, и дальше наши вращения помню плохо, а ведь у меня была всего третья скорость! Звук этого удара, скрежет и визг тормозов будут сниться мне до конца жизни.
        – Господи, вы целы? Девушка, вы живы?
        Я подняла голову с рук, сцепленных на руле, и посмотрела на него. Красив. Сокрушительно красив, вон как сокрушил мою «девятку»! А еще бледен и испуган. На лбу кровоточащая ссадина.
        – Что б ты сдох! – от всей души пожелала я.
        – Жива, слава богу, жива! – обрадовался он.
        Я вылезла из машины и осмотрела место аварии. Придурок бегал вокруг меня кругами и утешал, что все обойдется. Интересно, что обойдется? Ему выплатят страховку? Он купит себе новый автомобиль? А я? Что буду делать я? «Корова» не застрахована, а ремонтировать ее не на что. Кстати, а кто из нас виноват? Ну уж не я, во всяком случае! Даже с моим слабым знанием правил дорожного движения понятно, что не следует разворачиваться прямо за закрытым поворотом
        – Я виноват, и все оплачу, только вы не переживайте так, на вас прямо лица нет!
        – Вы что, только права получили? И вам забыли объяснить, что за поворотами, да еще крутыми, да еще закрытыми лучше не разворачиваться?! – завопила я неожиданно, решив озвучить умную мысль.
        Он дернулся всем телом от моего вопля (крик души получился неожиданным и очень громким) и опять принялся бормотать, что все оплатит, что все исправит, что так нервничать не стоит. А как стоит? Я села за руль «девятки». Из-под дымящегося капота вытек антифриз и, наверное, вода из радиатора, потому что лужа была большая. Заводиться машина не пожелала, издала ужасающий скрежет и захлебнулась. И это вовсе не означало, что все будет хорошо. На этот раз это означало, что «корова» превратилась в груду металлолома. Зато иномарочка живо затарахтела своим тихим, интеллигентным моторчиком, словно в издевку надо мной. И я заплакала, тихо и беззвучно, как та иномарочка. «Пежо» был с московскими номерами. Надо же откуда приперся, чтобы меня уделать по полной программе! А красавец-водила уже летел ко мне.
        – Девушка, ну что, не заводится?
        Конечно, не заводится! С чего бы ей заводиться, при моем-то везении! И я зарыдала еще горше.
        – Да не убивайтесь вы так, главное, что вы живы-здоровы, а машина – это ерунда, железо!
        – Да, но это было мое железо, которое исправно бегало, – стала выговаривать ему я, забыв про мерзкий характер «коровы».
        Воистину, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Так и я вдруг возлюбила свой транспорт и принялась горевать по поводу его безвременной кончины. Неожиданно в сумке зазвонил телефон. Это была Ритка, которая не на шутку испугалась моего рева, выяснив, что я жива и невредима, а моя машина приказала долго жить, она успокоилась и велела не реветь. Я от злости отключилась. А стиляга из Москвы сказал, что моя подруга совершенно права. Тут я слезы вытерла и приняла позу «руки в боки».
        – Так, попрошу ваши документы! И давайте решать, будем милицию вызывать или к оценщику поедем?
        – Позвольте, конечно, милицию вызывать, ведь надо же будет страховку получать. Хотя как это все не ко времени! У меня важная встреча, а я тут с вами застрял.
        – Застряли, значит? – накалялась я. – Да это я с вами застряла, а не вы со мной. И если бы вы умели ездить! Эх, – махнула я рукой, – у меня, между прочим, тут тоже важная встреча! И как вы еще в своей Москве не разбились, ведь там движение интенсивнее, чем у нас будет.
        Я раскинула руки и головой повертела для убедительности. Дорога по-прежнему радовала своей абсолютной безлюдностью. Он поник головою, а потом стал кому-то дозваниваться. Оказалось – страховому агенту, который его заверил, что им будет достаточно протокола с места происшествия, потому что в нашем городе у них филиала не было.
        – А документики все-таки мне отдайте, – упрямо потребовала я.
        Он сходил в машину, притащил свидетельство на свое «Пежо», а я пока вызвала милицию. Благо пост рядом, сейчас приедут. Посмотрев в сторону своего несчастного автомобиля, я вздохнула и набрала номер «Эвакуатора», договорилась, чтобы приехали за моим железом. Такие номера у меня были занесены в телефонную книжку мобильника.
        – Представляю, во что мне это обойдется! – пробормотала я себе под нос.
        – Я все оплачу, – сказал красавчик, топтавшийся рядом.
        В свидетельстве значилось: Сташевский Мирослав Николаевич.
        – Это вы? – спросила я и пальцем по картонке постучала.
        – Это я, – признался он, – а вас как величать?
        – Ксения, – буркнула я и принялась набирать Костика.
        Увы, мой несостоявшийся муж хранил упорное молчание. Совсем от рук отбился!
        – А вы куда ехали? – продолжил допытываться Сташевский.
        – В Соколовку.
        – А я заплутал, мне надо было в город, но там разъезд и никаких указателей, вот я не туда и свернул, – доложил он.
        – Указатели были, но их снесли перед расширением трассы, дорогу только что закончили ремонтировать, еще даже знаки не убрали.
        – Я видел, – кивнул он и предложил мне кофе или минералку на выбор.

        Я не отказалась. И мы устроились дожидаться милицию в теньке на пледике, который он достал из своего бездонного багажника и расстелил на травке. Кофе оказался из термоса, а минеральная вода из сумки-холодильника. Мирослав как мог меня пытался развеселить, и я даже иногда поддавалась, но при взгляде на руины, еще недавно бывшие моей машиной, я снова впадала в тоску. У него нашлись печенье и шоколадка, а симпатичные кофейные чашечки оказались из разноцветного пластика. И постепенно испуг, испытанный в момент аварии, стал отступать вглубь сознания и, хотя руки еще немного дрожали, зубы перестали выбивать нервную дрожь. Уже успела позвонить Ритка, и я доложила ей, как обстоят дела. Она посокрушалась, что никак не может за мной приехать, велела отнять у «негодяя» документы и «быть поаккуратней». А милиции все не было. Лесочек у нас за спиной шушукался листвою, перекликался птичьими трелями, солнце припекало, а в траве трещали цикады.
        – Красота, когда бы я еще повалялся так на травке! – мечтательно произнес Мирослав и растянулся на пледе.
        Я покосилась на его смуглые руки с тонкими запястьями, которые он закинул за голову ( на правой мирно тикали часики Tissot). Он медленно перебирал тонкими пальцами травинки. Руки у него были аристократическими, а фигура – спортивной. Даже бегая в агонии по дороге, я успела углядеть, что плечи у него широкие, бедра узкие, ноги сильные и длинные. На нем была белая рубашка в светло-сиреневую полоску и плотно облагающие голубые джинсы. В такой одежде на траве лучше не валяться, пусть даже подостлав коврик, но ему, кажется, было плевать.
        – А какие дела вас привели в наши края? – поинтересовалась я.
        – Юридические. Я работаю юристом в охранном агентстве и еду на встречу с нашим клиентом.
        Звучало солидно. Он лег на бок и подпер щеку рукой, в его смоляных вьющихся волосах кое-где блестели серебряные нити седины и скакали солнечные зайчики.
        – Надо же, как интересно. А у нас в городе тоже есть подобное учреждение, называется «Спокойная жизнь», что же ваш клиент к ним не обратился? – чтобы отвлечь себя от зайчиков, сказала я.
        – Наверное, не питал должного доверия, – пожал плечами Мирослав. – А вы чем занимаетесь в этой жизни?
        – Я журналист, а последние годы даже занимала должность главного редактора, но сейчас я в творческом отпуске, – беспечно махнув рукой, сказала я.
        – Безработная, то есть, – уточнил он.
        – Временно, – отрубила я.
        И тут прибыла милиция. Они чего-то мерили, чертили схемы, заставили нас писать объяснительные, мой зарубежный паспорт им мало понравился и они подробно расспрашивали куда делся российский. Я соврала, что его у меня украли на вещевом рынке, а теперь вот восстанавливаю. Потом мы подписали протокол дорожно-транспортного происшествия, и они отбыли восвояси, забрав наши документы. Теперь мы должны были явиться за ними и за постановлением к пяти вечера в управление. К постановлению будут прилагаться результаты экспертизы, на основании которого и будут производиться расчеты с пострадавшей стороной. Все эти подробности нам объяснил старший лейтенант. А товарищи из «Эвакуатора», прибывшие вслед за ментами, «девятку» погрузили и потащили в город на свою стоянку. Их услуги Мирослав оплатил по квитанции прямо на месте.
        – Вас куда, в город отвезти, или туда, куда вы ехали? – спросил Мирослав.
        – Лучше, конечно, в Соколовку, но, боюсь, я потом оттуда в город не доберусь.
        – А давайте так сделаем, сначала я вас свожу в Соколовку, а потом поедем в город?
        Надо же, сама любезность! По правде говоря, мне не очень хотелось тащить его к Феофану Леопольдовичу, но иного варианта побеседовать сегодня со стариком я не видела, поэтому предложение приняла.
        – А как же ваша важная встреча? – проявила я вежливость.
        – Встреча будет вечером, тем более, что сотовый человека не отвечает, и на работе он сегодня не объявлялся.
        – Может, заболел? – предположила я.
        – Вот я вечером к нему домой и заеду, – заверил он.
        Ой, не понравится он дедуське, этот московский молодец, но, с другой стороны, это же не мой друг детства, так, на дороге попался. Я переживала, что не будет со мной откровенным милейший Феофан Леопольдович, не захочет выдать внука, и еще тревожило молчание Костика. Похоже, не я ему скажу, что надо свадьбу на время отложить, а он мне заявит, что пора прекратить эти нелепые потуги.
        – Ксения, можно вас спросить, а куда мы едем? Почему вы вдруг стали такой напряженной? – пристал с расспросами Мирослав.
        Ответить я не успела, в сумке затренькал телефон. Это оказался Костик собственной персоной, который звонил с домашнего телефона. Голос его звучал сумрачно и печально. Костик был в образе. Образ был – непризнанного героя.
        – Ты опять с друзьями? – даже не поздоровавшись, спросил он. – А то не звонишь…
        – Я тебе звонила уже сто раз, что у тебя с мобилой? И потом, а тебе разве не хотелось узнать как я себя чувствую, почему сам не звонил?
        – Господи, что за сленг? Мобила! – игнорируя мои контробвинения, процедил Костик. – Я потерял свой сотовый телефон, но у меня еще есть домашний…
        – А я попала в аварию и разбила машину.
        – Как? Когда? Где ты, в больнице? – всполошился мой суженый, сразу забыв про образ покинутого и отвергнутого.
        – Почему сразу в больнице, еду пока в машине, как приеду в город – сразу тебе позвоню. Ты дома будешь?
        – Ксения, ты невозможна. Ты можешь хотя бы день прожить без приключений?
        – Костик, это они не могут без меня прожить. Ладно. Целую. Позвоню, как приеду.
        Я отключилась, забросила телефон в машину и в окно уставилась. Каждый день мои знакомые мужчины говорят, что я невозможна. Сговорились, что ли? За окнами быстро-быстро бежали деревья, но даже им было не поспеть за моими мыслями. Хорошо Громову советовать, «спроси у него, забирал документы или не забирал». По телефону мне с Костиком поговорить не удалось да еще при постороннем человеке, надо будет при личной встрече все выяснить. А посторонний, кстати, воспитанностью не блистал, поэтому с расспросами полез, почему мое настроение совсем испортилось, и кто это звонил. Хотелось ответить «конь в пальто» или «а вам какое дело?», но я же девушка культурная, поэтому глазки потупила и сказала «жених».
        – Как-то вы без нежностей обошлись, – съязвил Мирослав, – в ссоре что ли?
        – А он у меня ученый, книжный червь, поэтому любовь доказывает делами, а не словами, – отбрила я.
        – А, ну тогда конечно, – скривился он, словно я ему лимон скормила.
        – Кстати, мы с вами едем сейчас к его дедушке, – проинформировала я.
        – Превосходно! Мне будет очень приятно познакомиться с дедушкой вашего жениха, – заверил меня Сташевский.

        Мы въехали в деревеньку, и я командовала, куда сворачивать. Остановились возле прелестного пятистенного сруба – фамильного гнезда Коржиковых. За крепким забором бегал, гремя цепью, Полкан – старый сторожевой пес, глухо залаявший на приехавших.
        – Иду, иду, – раздалось где-то рядом, и калитка распахнулась.
        Навстречу вышел Феофан Леопольдович в соломенной шляпе, льняных брюках и рубашке. В руках у него была газета «Спорт сегодня», а стильные очечки бултыхались на веревке на аккуратном животике. Дед был намного красивее внука, будто взяла природа-мать и исказила эти благородные черты до неузнаваемости на лице Коржикова младшего. Феофан Леопольдович, как и Костя, носил точно такую же прическу, только его грива была абсолютно седа.
        – Здравствуйте, Феофан Леопольдович! – воскликнула я.
        – Здравствуй, детка, здравствуй, Ксения! А я беспокоился, как ты там после аварии, – приобняв меня, сообщил Коржиков старший. – Косте звонил от соседа, а его мобильный телефон не отвечает. Значит, все обошлось, дорогая?
        – Да все, можно сказать, наладилось, но беда одна не ходит. Вот этот парень втянул меня сегодня в новую аварию. Я в него врезалась, моя «девятка» приказала долго жить. А он, искупая вину, меня к вам привез. Так что знакомьтесь, его зовут Мирослав.
        – Что ж вы, молодой человек, так неаккуратно? – посетовал Феофан Леопольдович.
        Мирослав, который до этого безразлично стоял в стороне, с готовностью подскочил и протянул руку для пожатия, бормоча, что он очень сожалеет, а ущерб возместит. Дед заверил, в свою очередь, что он рад его порядочности, и пригласил нас в дом.
        – Как хорошо, что пожаловала. Я только что закончил варить клубничный джем, и самовар поспел. Мария Ефимовна, моя супруга, меня научила варить варенье в ранней молодости. Был такой период в нашей стране, когда сладости были страшным дефицитом, так вот мы спасались благодаря собственным запасам. Мы с ней даже соревновались, у кого лучше получится!
        Мы прошли по мощенной плитами дорожке мимо рычащего Полкана и поднялись на просторную веранду. В воздухе сладко пахло цветами, которые бурно произрастали на участке. Нас угостили чаем. Чувствуя, что нам нужно поговорить, Мирослав отпросился погулять по саду, подышать свежим воздухом.
        – Ну, с чем пожаловала? – с места в карьер начал старик. – Вижу, что не просто так на чаек…
        – Феофан Леопольдович, я сегодня побывала в загсе. Выяснилось, что там не было даже наших заявлений. Кто-то забрал их вместе с паспортами. Так что зря мы туда вообще приезжали, вот так-то.
        – Ну, и что это значит?
        – Скажите, Костя не говорил матери о нашей свадьбе?
        – Знаешь ли детка, я всегда считал, что ваш брак будет удачным. Удачным для Константина. Потому что рядом с тобой каждый мужчина вспоминает о своей половой принадлежности. Как тот молодой человек, – кивок в сторону гуляющего между деревьев Мирослава, – или, к примеру, я. Мне очень хотелось, чтобы вы поженились, чтобы Костя стал-таки настоящим мужчиной, как все Коржиковы. И Стеле о свадьбе рассказал я. Да, да, – кивнул он, – но погоди сердиться! У нас был долгий разговор, после чего она пообещала все исправить в нашей жизни. Можно даже сказать поклялась.
        – Так я и знала, – прошептала я.
        – Ничего ты не знала и ничего знать не можешь! – прикрикнул дедок. – Я рассказал ей в пятницу. Когда бы она, по-твоему, ваши заявления забирала да паспорта выкупала?!
        Он даже вскочил и по веранде забегал от волнения.
        – Нет, если в пятницу, то она бы не успела, – расстроилась я, – но тогда вообще ничего не понятно. Кто же забрал заявление, Костя?
        – Глупости говоришь, – рассердился он, – Константин так мечтал на тебе жениться, что даже пошел на конфликт с матерью. А тебе известно, насколько она поработила его волю. Она для него все годы была и царь, и бог, и пророк. Мне было противно такое раболепие, но что тут поделаешь?! Мать!
        – Мать ее так! – неожиданно взорвалась я, – если бы не ее властность и тирания, возможно бы, он стал нормальным человеком. Она же его всю жизнь пилила и ломала. Разве так можно?
        – А вот когда станешь матерью, тогда и ответишь на этот вопрос, – отрезал он.
        Мы немного помолчали, а потом я извинилась за свою несдержанность, он заверил, что ничего страшного не произошло. А я подумала, что пока ничего. Минут через десять я начала прощаться, тут и Мирослав из сада подтянулся. Оказывается, он вполне благовоспитанный товарищ, дал нам пообщаться, глаза не мусолил, сад похвалил и угощение. И наконец, мы отчалили, облаянные на прощание Полканом. А Феофан Леопольдович стоял у калитки и махал нам вслед, пока мы не свернули за угол.

        Всю дорогу до города Мирослав меня смешил, рассказывал всякие забавные истории из своей жизни, травил байки про охранное агентство. Мы даже перешли на «ты», и еще минут десять путались в формах обращений. Он меня немного растормошил и от дум печальных отвлек. Но мне тут же стало неловко за свое поведение. Ну что это за ветреность, тут столько всякого разного происходит, а я почти флиртую с человеком, который к тому же лишил меня средств передвижения. Но тут мы въехали в город, и я начала экскурсию, обещанную Мирославу, так как он раньше никогда здесь не бывал. Когда мы проезжали мимо роддома, в котором лежала забывчивая Марина из загса, я, подчиняясь какому-то импульсу, попросила Мирослава припарковаться на стоянке.
        – Здесь одна знакомая на сохранении лежит, хочу ее навестить, – объяснила я. – А вы, то есть ты можешь ехать, все равно в пять часов нам надо быть в ГАИ.
        – Честно говоря, я хотел тебя пригласить пообедать со мной, и, если не возражаешь, я тебя здесь подожду, пока ты с подругой повидаешься.
        Я хотела начать возражать, потому что мы с ним становились просто неразлучными. И не то чтобы он меня напрягала, и хотелось поскорее от него избавиться, но надо было и честь знать… Однако Мирослав уставился на меня умоляющим взором и жалобно заявил, что у него здесь нет знакомых, а он так не любит есть в одиночестве. И потом, он не знает ни одного приличного места, где можно было бы пообедать, а вдруг его отравят в общепите? Я попыталась отпираться, напомнив, что у него здесь клиент, который вполне мог бы составить ему компанию. Но Мирослав развел руками – клиент на его телефонные звонки отвечать не торопился. Ну что тут поделаешь. Не бросать же на произвол судьбы беднягу!
        – Я быстро, – пообещала я и выпорхнула из машины.
        Разыскать палату, в которой лежала Марина Кузина, мне удалось довольно быстро, только вот ее в кровати не оказалось. Хорошо соседка пояснила, что она пошла погулять в сквер. Задача усложнялась, я свою «подругу» в лицо не знала.
        – А хотите я вас провожу, все равно собиралась выходить, – неожиданно предложила женщина.
        – С удовольствием, – обрадовалась я.
        По дороге она успела мне рассказать, что ожидает третьего ребенка, потому что они с мужем хотят иметь многодетную семью. Судя по всему, у них это не плохо получается, моей собеседнице на вид было лет двадцать, а уже третий ребенок! Для меня это все было не только далеко, но и непонятно. Как единственный ребенок в семье, я с трудом представляла, зачем нужны братики и сестрички. В моей голове не укладывалось, как это делить с кем-то свою комнату, игрушки, одежду, лакомства. Это хорошо, когда родители богатые и могут обеспечить каждого ребенка собственным углом в доме, а если нет? А как дробится на несколько детей обожание, любовь и внимание взрослых? Нет, умом я все понимала, а сердцем не принимала. И если когда-нибудь у меня будет семья, я постараюсь ограничиться только одним ребенком, желательно, чтобы это была девочка.
        – Вот она, – сказала моя спутница и указала на невысокую худощавую женщину.
        Женщина сидела на лавочке под раскидистым деревом, разговаривала с довольно плотным мужчиной и не обращала на нас никакого внимания. Я поблагодарила соседку Марины и направилась к парочке.
        – Здравствуйте, – сказал я им.
        – Это вы нам? – удивился мужичок, словно с ним никто никогда в жизни не здоровался.
        – И вам тоже. Но вообще-то я хотела побеседовать с Мариной. Вы позволите?
        – Это что, вы предлагаете мне вас оставить наедине? – усмехнулся он.
        – Ну, если вам не трудно.
        Марина во время нашего разговора не проронила ни слова. Ее словоохотливый спутник подорвался с места и заявил, что посидит на соседней лавочке, пока мы посекретничаем.
        – Ну, чего вам надо? – едва он отошел, спросила Марина.
        – Я хочу узнать, кому вы продали наши паспорта, – с места в карьер взяла я.
        – Вы что мелете? Вы вообще себя хорошо чувствуете? Вы кто такая? – завелась с полуоборота Марина.
        – Кто я такая вам, должно быть, известно, а о здоровье моем не беспокойтесь, лучше о себе подумайте. Вам что, деньги нужны были? Так я вам больше заплачу, только скажите, кому продали документы.
        – А ну пошла вон от меня! – завопила она неожиданно громко. – Я тебя знать не знаю, сумасшедшая какая-то. Какие документы? Не продавала я никаких документов! Убирайся! Вася-я-а!
        Мужичок оказался тут как тут, меня за руку схватил и от лавочки потащил. Я вырвалась из его толстых пальцев и отбежала в сторону. Он что-то орал угрожающее, Марина вопила, словно ее резали на части, со всех сторон бежали люди. Я поняла, что меня сейчас разорвут в клочья, поэтому припустила бежать. Поплутала по аллейкам и выскочила к центральным воротам. Сердце колотилось прямо в горле, я там его рукой зажала, чтобы не выпрыгнуло и рванула к машине Мирослава.
        – Уезжаем, быстро! – прокричала я ему на ходу.
        В этот момент он стоял возле машины и рассматривал повреждения, нанесенные моей «девяткой». На мой вопль парень среагировал мгновенно: прыгнул за руль, распахнул мне дверцу и завел мотор. И только после того, как рванул с места, принялся за меня, что, мол, случилось, от кого бежим. И уж не знаю, как это получилось, но я взяла и ему рассказала про исчезнувшее в неизвестном направлении заявление и наши паспорта, про наезд «Победы», беседу с заведующей загсом и реакцию Марины на мое обвинение. Наверное, включился синдром случайного попутчика, захотелось незнакомому человеку доверить свои беды и печали, разделить с ним тревогу, а потом он уедет и все, не надо будет переживать из-за своей откровенности. Весь рассказ Мирослав выслушал очень внимательно, остановившись через пару кварталов от роддома, чтобы не отвлекаться на вождение.
        – Так, если исходить из твоих слов, то девица явно что-то знает. Кстати, а как она вообще отреагировала на твое появление? – спросил он у меня.
        – Настороженно, я теперь понимаю, что она напряглась. Но тогда я пыталась отделаться от мужика, который с ней болтал и не обратила внимание на ее настороженность. В общем, она или меня узнала, или просто ожидала каких-то неприятностей.
        – Безусловно, ее реакция на твои слова абсолютно неестественна. Пусть даже она возмутилась от напрасного упрека, но не так экспрессивно, в конце концов!
        – Экспрессивно – это мягко сказано! Она взбесилась. Орала так, что я думала, если не сбегу, то меня сначала отколотят, а потом уже разбираться начнут, что к чему.
        – Слушай, как все интересно тут у вас, – покачал головой Мирослав, – а эта Марина случайно не от твоего жениха беременна?
        – Нет, это неверная версия, – не одобрила я его предположения.
        – Зато как логично все получается, – уперся мой новый знакомый.
        – Ничего не логично. Костя очень умный, но даже дурачок бы додумался не регистрировать свой брак в загсе, в котором работает его беременная любовница!
        – Слушай, а у тебя все в порядке с логикой! – восхитился он.
        – Спасибо, – сдержанно поблагодарила я.
        А сама подумала, ну что мужикам далась эта нелепая версия с Костиными похождениями, сначала Громов, теперь вот Мирослав. Откуда у Коржикова могла взяться любовница, если он весь был в науке, а в свободное время ухлестывал за мной? И я не хотела признаться даже самой себе, но мне мой жених казался настолько внешне неинтересным, что думалось, будто на него женщины вообще позариться не могли. Но я как-то совершенно упускала из виду его материальное положение. А сейчас задумалась. А вдруг кому-то понравился не сам Костя, а его достаток: машина, квартира, дача и прочие блага? Это как-то раньше мне в голову не приходило. Я имею в виду, что нынче полно молодых и жадных до денег стервочек, которым наплевать на внешность, характер, наклонности и прочие эфемерные вещи, главное, чтобы было чем поживиться. А вдруг именно такая встала у меня на пути?!

        У меня зазвонил сотовый. Это был Костя, он поинтересовался моими делами, выслушал отчет о машине и о необходимости посетить ГАИ в семнадцать ноль-ноль. После чего ворчливо напомнил, что сегодня мы должны были быть в институте, у них на кафедре отмечают сороковую годовщину. О господи, горе мне. Во-первых, я действительно забыла об этом юбилее, и Костик мне дырку в голове проест, если я признаюсь. А во-вторых, появляться с ним на людях очень не хотелось. Это не самый верный способ показать всему миру, что мы с ним порвали на веки вечные. Вот если бы я успела с ним переговорить, вместо того, чтобы ехать в Соколовку, попадать в аварию и так далее, и тому подобное… Костик давно отключился, пообещав заехать. А я растерянно смотрела в окно.
        – Ну что, здесь пообедаем? – вывел меня из транса Мирослав.
        – А, да, хорошо, – согласилась я, взглянув на вывеску.
        Бар «Корсар» славился отменными морскими салатами и запеченными устрицами. Цены здесь были заоблачными, но обслуживание самое лучшее в городе. Насчет цен я сочла своим долгом гостя предупредить – он лишь снисходительно улыбнулся. Ну, ну.
        Сделав заказ, мы продолжили обсуждение моего бедственного положения. Я поделилась с ним своими сомнениями по поводу сегодняшней вечеринки. А Мирослав обрисовал картину в целом, как она виделась ему.
        – Понимаешь, чтобы делать какие-то умозаключения, нужно иметь больше информации. Ты не обижайся, но про своего жениха ты ничего не знаешь. У него есть масса возможностей для того, чтобы скрыть от тебя случайную или неслучайную связь с другой женщиной. Студентки, которые готовы отдаться за пятерку на экзамене, лаборантки, мечтающие о повышении зарплаты, преподавательницы, решившие улучшить социальное положение, домработницы, желающие заработать еще больше денег. Из твоих рассказов получается, что ты совершенно не контролируешь его в социуме, ваши отношения – это лишь небольшой аспект в его довольно насыщенной жизни.
        Такое заявление малознакомого человека ввело меня в задумчивость. Надо же, все это время я рассматривала Костика, как незначительный кусочек своей жизни, не давая себе отчета в том, что сама не являюсь центром его вселенной.
        – Соответственно, чтобы отмести эту версию, ее сначала нужно отработать, то есть опросить кучу людей, которые бы рассказали, как ведет себя Костик в твое отсутствие. Понимаешь, эта история с загсом очень женский вариант мести.
        – А наезд «Победы» – мужской? – поинтересовалась я.
        – Нейтральный. Не каждый мужик отважится на убийство. А у водителя, решившего тебя задавить, железные нервы. Этот человек тебя ненавидит настолько, что рискнул на такой шаг, ведь его могли засечь при угоне или задержать после нападения. Видимо, у него не было оружия или времени его искать, поэтому он воспользовался чужой машиной. Но это не мог быть наемник, это кто-то из твоего окружения. Ты знаешь этого человека. Кто тебя так сильно невзлюбил?
        – Не знаю, – с отчаянием сказала я, – честно, не знаю. Я никогда не делала подлости людям, поэтому понятия не имею, кого это так разбирает!
        – Чтобы стать объектом чьей-то ненависти, совершенно не обязательно делать подлости. Достаточно быть красивой, умной, удачливой, независимой, неунывающей, веселой. Дальше все сделает зависть…
        Он замолчал, потому что подошла с подносом официантка в ковбойско-пиратском наряде и принялась накрывать на стол. А я задумалась. Этот человек говорит такие вещи, которые, если и приходили мне в голову, то никогда не имели никакого отношения к моей персоне. Безусловно, я знала, что зависть людская не имеет границ, она необъяснима и необъективна. Но никогда я не считала, что могу являться объектом для чьей-то зависти. Ну чему завидовать? Я не актриса, не миллионерша, не красавица, не наследница русского престола. Я обычная женщина, причем не слишком удачливая. Так кому же я показалась костью в горле?
        – Меня ненавидит мать Костика, – призналась я, как только отошла официантка.
        – Чем же ты ей не угодила? – брови Мирослава стали домиком.
        – Я не пара ее сыну, – встала я на знакомую лыжню.
        С нелюбовью несостоявшейся свекрови я давно смирилась. Я твердо знала, что эта нелюбовь не имеет под собой причины, но зато имеет множество объяснений, и я их знаю наперечет. Вскоре Мирослав их тоже узнал.
        – Глупость какая-то! – крякнул он. – Если все, что ты тут наговорила правда, то ей давно пора в психушку, лечить черепушку. Ни одна нормальная женщина не будет так себя вести с сыном. Да, а он-то почему терпит?
        – Ты не видел Стелы Монументовны. Она непоколебима. Любого сотрет в порошок.
        – Ерунда, – досадливо отмахнулся он. – Слушай, а тут вкусно кормят!
        Поглощая блюда, мы продолжали перекидываться репликами, но не так интенсивно. Расплатившись, мы потопали к машине: пора было отправляться в ГАИ. По дороге я позвонила Ритке, рассказала о вечеринке, посетовала, что не могу отвертеться. Она понимающе поохала, ведь мой отказ потянет за собой кучу проблем на личном фронте. Костик способен был занудить человека до смерти, поэтому не было смысла нарываться.

        В милиции, на удивление, никакой волокиты не возникло, нам отдали документы после подписания многочисленных бумаг. Мирослав подтвердил свою кредитоспособность страховым полисом и многообещающими взглядами в мою сторону. И я подумала, хорошо, что он скоро уедет из нашего города, а то не миновать мне тех самых проблем на личном фронте. А уж каких-нибудь пару дней я точно продержусь.
        Затем он отвез меня домой, сообщив, что остановится в гостиничном комплексе «Платан». Я полностью одобрила его выбор, потому что пару месяцев назад этот комплекс расширился за счет одного корпуса, который, якобы, соответствовал уровню пятизвездочного отеля. Сама я там не бывала, врать не буду, но всякие сказки по городу про него ходили.
        Мы попрощались у меня под подъездом, признались друг другу, что очень рады знакомству, несмотря на печальные обстоятельства. Но что такое разбитое железо, когда все так удачно сложилось! Он уехал, но обещал обязательно позвонить вечером. Милый, милый, милый Карлсон!

        Глава 4

        Я влетела в квартиру шаровой молнией: сбросила с себя одежду, подхватила Бегемота, расцеловала, покружила, поставила бедное животное на пол, набросала ему полную тарелочку еды, налила водички. Потом помчалась в душ, вымыла голову, отдраила себя мочалкой и невеевским гелем, придающим тонус мышцам. После душа поскакала краситься и укладывать волосы. «И хорошее настроение не покинет больше вас», – с чувством пропела я своему отражению. А Бегемот, взобравшийся на трельяж следить за моим макияжем, фыркнул пренебрежительно, не одобряя моего необъяснимого веселья. У меня очень серьезный кот, не терпящей беспричинной радости.
        Сегодня я решила быть японской девушкой. Подводкой вывела длинные стрелки на верхних веках, не пожалела туши для ресниц, а губы лишь тронула блеском. Волосы завертела в круглую гулю на затылке и проткнула ее несколькими деревянными шпильками. Нарядилась в крохотное платье из цветного шелка с характерной для японского этноса стойкой – подарок Ритки. Прозрачные чулочки дополнили картину. Хоть сейчас и лето, но все-таки на торжественное мероприятие без чулок идти неприлично. Задребезжал телефон, оказалось, что это Громов решил проявить вежливость и узнать, как у меня дела. Ну тут я ему про аварию поведала.
        – Отпад, – оценил он. – Аверская, я тут в nete гороскоп твой посмотрел, так вот сегодня у тебя очень опасный день, который лучше всего провести у себя дома, нужно воздержаться от любых контактов с людьми, потому что есть вариант встретить тайных врагов. Так что сиди лучше дома. Я сейчас пивка куплю и к тебе приеду телик смотреть. Хочешь?
        – Не хочу. Сейчас ко мне Костик приедет. Мы должны присутствовать на юбилее его кафедры в НИИ.
        – Ей, балда, я тебе чего только что рассказал? Тебе звезды велят дома сидеть и не рыпаться!
        – Вот тебе на! Откуда такая склонность к суевериям?
        – Да с тобой не то что в суеверия, в реинкарнацию душ поверишь!
        Но я была непреклонна и от пива наотрез отказалась, Громов пробурчал что-то про тупоумие и попрощался. А я погляделась в зеркало и решила, что чудо как хороша! Костик заявился, когда я наносила терпкие духи на запястья. Он был в летнем светлом костюме С сиреневой рубашкой у него, конечно же, сочетался зеленый галстук. Ужас какой-то. Я галстук с него стащила и повязала новый, золотистый. Это был мой свадебный подарок – французский галстук ручного плетения. Вот пригодился. Костик растрогался, меня расцеловал и даже простил мое мини-платье. Мне даже на минуту показалось, что у нас будет отличный вечер, спокойный и размеренный. Но как с меня схлынула волна напряжения, так и прилила обратно. Говорить ему про загс или оставить разговор на потом?
        – Ксения, опаздывать неприлично, поэтому, если ты готова, давай на выход, – решил он мои сомнения.
        Буквально через четверть часа мы подкатили к территории НИИ, в которую входил парк с аллеей старых лип, березовой рощицей и старым прудом, заселенным горластыми лягушками.
        – Сначала торжественная часть в актовом зале, а потом все спускаются в столовую, там будут накрыты столы, – просвещал Костик.
        – Но это же не больше, чем на два часа, правда? – не удержалась я.
        – Ты себя плохо чувствуешь? – запоздало всполошился Костик.
        – Не могу сказать, что я полна жизненных сил, но думаю, что смогу продержаться, – заверила я его.

        К актовому залу мы пробирались через заставы коллег Костика. Одни стояли на крыльце, курили и говорили на инопланетном языке, я, во всяком случае, поняла не больше трех слов, пока заходила в тамбур. По коридору туда-сюда носились перевозбужденные дамы с какими-то ватманами. В дверях в зал застрял заведующий кафедры со свитой, именно здесь его настиг с поздравлениями именитый пенсионер Пуликовский, который прежде бессменно возглавлял кафедру-юбиляршу. Мы тоже приткнулись рядом со свитой, Костик пожал одному руку, другому кивнул, третьего даже по плечу похлопал. Надо же, вольности какие. Наконец, проход освободился, и все просочились вовнутрь. Народу было на удивление много, даже какой-то заблудший оператор бегал по залу с камерой. Ученый люд и дружественно настроенные горожане, приглашенные в качестве гостей, чинно рассаживались рядами. На низенькой сцене слева торчала одинокая трибуна с графином, но без стакана, а справа стояли два стола, покрытых красной тряпицей – президиум – в центре которых жались друг к дружке с пяток стаканов, но без графина.
        Заведующий кафедрой отделился от свиты, расположившейся в первом ряду, махнул кому-то вправо, потом влево, поклонился тетеньке в очках и кудрях, и наконец соизволил взойти на сцену. За ним подтянулись те, кому он кивал и махал, все заняли свободные стулья за столом под тряпицей. В зале раздались жидкие хлопки, переросшие в радостные аплодисменты. Конечно, мы же пришли только что, а многие тут уже давно сидят. Система кондиционирования оставляла желать лучшего, поэтому было довольно жарко. Но вот заведующий объявил по какому поводу мы тут теснимся, а потом назначил первого выступающего.
        – О господи боже мой! – сдавленно проскулил Костик.
        Я удивленно на него воззрилась. Ему срочно нужно было что-то сделать с лицом, но тут я догадалась посмотреть в сторону, куда он так уставился и разгадала причину его предобморочного состояния. Чуть правее от нас, ближе к сцене восседала Стала Марковна собственной персоной. Да, конфуз, скандал более, чем вероятен. Судя по ее прямой спине, в которой врос аршин, она нас засекла.
        – Что она тут делает? – жалобно спросил Костик, будто это я ее могла пригласить.
        – Понятия не имею, – процедила я, – но тебе советую перестать трястись, иначе все решат, что ты эпилептик.
        На ум пришли слова Мирослава про то, почему Костик терпит мамашины выкрутасы. Правда, почему и сколько можно? Что-то с появлением этого парня у меня в голове стали рождаться новые мысли и крамольные взгляды на старые проблемы! Костику моя реплика не понравилась, но я уже не могла затормозить.
        – Даже с ее темпераментом, не думаю, что она тебя здесь отшлепает! Наверняка дотерпит до дома.
        – Ксения, прошу тебя, успокойся, – едва слышно просипел мой нервный Костик.
        – Я спокойна, как айсберг в океане, как индеец, в прерии, как черная дыра в космосе, – прошипела я в ответ. – Кроме тебя здесь вообще никто не психует!
        И дама, сидящая впереди нас недовольно обернулась, еще бы мы мешали ей внимать интереснейшему докладчику! Тут Костик сделал шаг к примирению, пожал мне руку и улыбнулся. Его глаза за стеклами очков сделались совсем беззащитными, и мне стало стыдно. Ну что это со мной такое творится? Наверное на нервной почве. Я дала себе зарок успокоиться и перестать психовать, ни к чему мне лишняя нервотрепка. Вслушиваться в то, что говорили выступающие не было никакого резона, ибо они органически не смогли бы из себя выдавить ничего мало-мальски интересного. Я терпеливо разглядывала натянутую, как тетива спину несостоявшейся свекрови и гадала – она или не она выкупила у психически неуравновешенной Марины наши паспорта. Торжественная часть подошла к концу, а я так не до чего и не додумалась. Раздались бурные овации по поводу окончания скучной части вечера, и все стали живо пробиваться к выходу.
        Бедный Костя не знал куда деваться, прямо на нас толпа несла его несгибаемую мамашу. Элегантный костюм, идеальная стрижка, легкий макияж – выглядит лет под шестьдесят. Зараза. А ведь ей, наверняка, больше семидесяти!
        – Сынок, добрый вечер! Поздравляю тебя с юбилеем, дорогой! – светским тоном произнесла она, поравнявшись с нами.
        – Спасибо, мама, – промямлил сынок.
        – Здравствуйте, Стела Марковна! – соблюла я правила этикета.
        – Добрый вечер, Ксения, – кивнула она в мою сторону.
        Мы с Костиком чуть одновременно не завалились навзничь. Маманя поздоровалась, да еще назвала меня по имени. Все, ее накрыл старческий маразм, мелькнуло у меня в голове. Она забыла, что поклялась меня игнорировать до самой смерти! Никакого другого объяснения просто быть не могло. Не могла же она меня с кем-нибудь перепутать?!
        – Очень миленькое платье, – проронила она и поплыла дальше к выходу.
        Мы остались стоять соляными столбами не в силах сдвинуться с места. У Костика еще к тому же был приоткрыт рот, что ему с его научными степенями совсем не шло.
        – Вы будете выходить? – прошамкал мне кто-то в спину.
        – Ага, – пообещала я товарищу, не оборачиваясь.
        – Ксения, у меня не было только что слуховых галлюцинаций? – вяло поинтересовался Костик.
        – Точно сказать не могу, потому что не уверена, что нам это просто не снится, – призналась я.
        Наверное, скончалось в ужасных муках Нэнское чудовище Лесси, а может даже сошла с орбиты старушка Земля, потому что Стела со мной заговорила нормальным человеческим языком. А этого быть не может, потому что просто не может быть. Совершенно пришибленные, мы поползли в полуподвал, где располагалась столовая. Сегодня здесь висели шарики, а над аркой была пришпилена надпись «Добро пожаловать». Но главной гордостью всех лаборанток являлась многокилометровая стенгазета в стиле «какими мы были, какими мы стали». На скрепленных между собой ватманах были приклеены газетные вырезки и фотографии, рассказывающие о вечной славе кафедры и ее передовых деятелях. В одном месте я даже заметила фото Костика и некоторые журнальные листики с его интервью и статьями.
        У левой стенки стояли столы, накрытые на манер шведского, на которых красовались блюда с бутербродами с красной икрой, сыром и копченым мясом, тарталетки с салатом, овощи, фрукты, оливки, конфеты, зефир и пирожные. Невиданная роскошь в этих стенах, видно, постарались юбиляры на славу. Есть предлагалось из пластиковых тарелочек пластиковыми же вилочками.
        – Что тебе принести? – галантно поинтересовался Костик.
        – Спасибо, пока ничего не хочется, – покачала я головой.
        Я еще после обеда в «Корсаре» не отошла. Тут в памяти всплыл образ Мирослава, и я почувствовала, что скулы зажглись румянцем. Ну вот, приплыли! Я рассердилась на себя, чуждый образ загнала в темный угол и принялась разглядывать народ. Вообще-то Ритка советовала воспользоваться случаем и присмотреться, нет ли у меня соперницы в рядах сотрудниц, задумавшей свести меня с ума. Но это было сделать затруднительно, так как сегодня собралось много людей, не имеющих никакого отношения к кафедре, а тех, кто здесь работал, я в лицо не знала. Так кого прикажете высматривать? О’кей, буду следить за Костиком, авось кто-то на него отреагирует: глазки начнет строить или комплименты отвешивать. Костик к столам прорваться не сумел, застрял на полпути с тремя мужиками и время от времени бросал на меня жалобные взгляды. Пришлось отправляться к нему на выручку.
        – Здравствуйте, – поздоровалась я и взяла его под руку.
        – Добрый вечер, прекрасная леди! – незамедлительно отреагировал самый маленький и старенький из троицы.
        – Знакомьтесь, господа, это моя невеста Ксения Робертовна, – торжественно представил меня Костик.
        – Очень, очень приятно! – расплылся в улыбке коротышка и приложился к моей ручке.
        Другие тоже признались, что им приятно, но не впали за кампанию в безудержные восторги.
        – Константин, я хочу похитить тебя у твоих коллег, – грудным голосом заявила я и мило улыбнулась мужчинам.
        – Боже мой, как бы я хотел оказаться на твоем месте! – пылко воскликнул престарелый ловелас и прижал руку к сердцу.
        Я одарила его сияющей улыбкой и утащила Костика в сторону.
        – Фу, спасибо тебе, выручила! – пробормотал он. – Я голодный, как черт, давай и тебе чего-нибудь ухвачу.
        – Разве что чего-то попить.
        Костик пошел добывать пищу, а я направилась занять место у единственного свободного высокого столика, такого, за которым в забегаловках люди едят стоя. Несколько подобных столов стояло вдоль окон. Стоило мне возле него пристроиться, как тут же подбежал коротышка, сообщил, что его зовут Петр Петрович, и принялся сыпать комплиментами в мой адрес. И в самый разгар его пышного монолога у него из-за пазухи вынырнула крысиная голова, подергала усиками и скрылась в недрах свободного кардигана.
        – Что это было? – вытаращила я глаза.
        – Конечно же, Анфиса, которая бегает по углам и делит угол по полам! – захихикал мой новый поклонник.
        Не могу сказать, что крысы являются моими любимыми животными. Пусть я и не боюсь их до дрожи в коленках, как та же Ритка, но все равно не стала бы носить подобное чудище за пазухой. К счастью, подошел Костик с тарелками, и хозяин Анфисы перестал топтаться в непосредственной близости. На одной тарелочке стояли два стаканчика с оранжем (терпеть не могу крашеные газированные напитки, но, видно, ничего другого там не было).
        – Я сейчас шампусик принесу! – возвестил Петр Петрович и метнулся в сторону.
        Я горестно вздохнула, меня начинала не на шутку напрягать вся эта тусовка. Костик проглотил первый бутерброд не жуя и приступил ко второму, но тут возле стола материализовалась Стела Марковна. В руке у нее был пластиковый стаканчик с шампанским и тарелочка с крошечным пирожным.
        – Я не помешаю? – поинтересовалась она жеманно.
        – Ой, ну что ты, мама, конечно, присоединяйся! – засуетился Костик, забыв про бутерброды.
        Я уставилась на мадам, пытаясь понять, что все это значит. В любом случае, ничего хорошего, и к гадалке ходить не надо. Но тут провозгласили в микрофон тост за здравие и процветание кафедры на долгие лета.
        – Ой, Константин Матвеевич, что же это вы за юбилей водичку пьете?! Надо шампанское! – пропищала какая-то женщина.
        Я воззрилась на очередное явление этого вечера. Держалась тетка по-свойски, можно сказать, как завсегдатай нашей милой компании. Росточку в ней было немного, фигурка юркая, щупленькая и вся какая-то незаметненькая. Женщина втиснулась между мной и мадам и ловко всучила Костику стаканчик, который он тут же пристроил на стол, отбивая ей благодарные поклоны. А тут и мой ухажер с крысой подоспел и тоже со стаканчиками.
        – Господа! – вещал кто-то невидимый в микрофон. – И пусть наши бокалы не звучат хрустальным звоном, фанфары в честь нашей любимой кафедры звучат в наших сердцах! Ура!
        – Давайте поддержим! – воскликнул Петр Петрович и жестом фокусника бухнул на стол целую бутылку шампанского.
        Я отхлебнула шипучку, которая вот-вот грозила стать теплой, и поставила на стол. Кроме меня, никто к своим стаканчикам не притронулся. Стела Марковна брезгливо обозревала дамочку, которая без приглашения влезла в наши ряды, а та так и застыла, уставившись на Костика немигающим взглядом. А Петр Петрович боролся с пробкой, намертво застывшей в горлышке бутылки и ни на кого вообще не смотрел. Я прекрасно умею открывать шампанское, но отнять у него бутылку было как-то неудобно, к тому же ему явно мешала крыса, он делал какие-то нелепые движения плечами. И тут он выдернул крысу и шмякнул ее на стол. Дамочка слабо охнула и от стола отскочила, да не куда-нибудь, а мне на ногу. Я ее пнула от себя и на одной ноге запрыгала.
        – Что вы толкаетесь, я же не специально? – возмутилась безымянная тетка.
        – Да, но ногу мне все-таки отдавили!
        – Ксения! – это был Костик.
        – Давайте выпьем, в конце концов! – раздраженно приказала Стела Марковна.
        На нас уже поглядывали люди. Боль в ноге притупилась, и я решила, что сейчас выпью и уйду. Я протянула руку за стаканчиком, остальные уже схватили свои, подчиняясь приказу мамаши, только Петр Петрович тряс свою бутылку. И в этот момент пробка выстрелила, моя рука дернулась и сшибла стакан.
        – Мои бутерброды! – горестно воскликнул Костик, которого ничуть не смущала шныряющая по столу Анфиса.
        Мое шампанское пролилось в его тарелку.
        – Не расстраивайтесь! Я сейчас вам новое налью! – обрадовал Петр Петрович. – Давайте ваш стаканчик!
        Я уже хотела подать тару, как сфокусировалась на Анфисе. Крыса, стащившая что-то с тарелки Костика, вела себя странно: дрожала и корчилась.
        – Что это с ней?
        – Не знаю, – растерялся ее хозяин.
        Поставил бутылку и подхватил зверька. И тут у нас на глазах Анфиса задергалась в конвульсиях и скончалась. Я почувствовала, что пол уходит у меня из-под ног. Крыса ела сыр, который был облит моим шампанским. Значит, в стакане был яд? Но ведь я из него уже пила? Может мне нужно было все выпить, чтобы получился такой же эффект, как и несчастной Анфисы?
        На Петра Петровича было страшно смотреть, так он переживал гибель своего четвероногого друга. Стела Марковна поджала губы и попросила Костика проводить ее до машины. Костик шепнул мне, что сейчас вернется и потрусил за мамочкой. Нервная бабенка после ухода Коржикова потеряла всякий интерес к нашему столику и смешалась в толпе. Люди по соседству от нашего столика спрашивали, что случилось. Но Петр Петрович, прижав к груди погибшую любимицу, рванул куда-то в сторону. Не долго думая, я пристроилась за ним. Он выскочил в коридор, метнулся вправо и стал спускаться в подвал.
        – Петр Петрович! – позвала его я. – Подождите!
        – Ах, господи, оставьте меня в покое! – всхлипнул он в темноте.
        – Петр Петрович, отчего она умерла? – смутно различая его спину, спросила я.
        – Пахнет цианидом. Это отравление. Понимаете, ей кто-то подсунул отравленный сыр! Изверги!
        Он припустил от меня, не желая поддерживать наш разговор, но я и не настаивала. Этот человечек так и не понял, что покушались вовсе не на его крысу. Покушались снова на меня. Опять двадцать пять.
        Где-то вверху хлопнула дверь и послышались шаги, зато шагов Петра Петровича не было слышно. На этой непонятной лестнице свет не горел. Стало страшно. Возникло непреодолимое желание оказаться среди людей. Я перескочила несколько ступенек, замерла, снова перескочила. Шаги наверху стихли. Но от этого стало еще неприятней на душе.
        Нас за столиком было пятеро, не считая Анфисы. Я себя не травила и в стаканчики с шампанским яд не подливала. Остаются Костик, Стела, Петр Петрович и неизвестная маломерная тетка. Откуда же мы сюда выскочили, на эту лестницу? Ага, вот он – поворот. По коридору я побежала, наплевав на все правила приличий, рванула дверь и…
        Она оказалась закрыта. Там за ней шумели и веселились юбиляры и их гости, а тут была темнота и тишина. Несмотря на духоту, меня пробил холодный пот. И я, потеряв контроль, заколотила дверь кулаками.
        – Кто-нибудь! Выпустите меня отсюда! Спасите!!!
        – Эй, кто там стучится? – спросили из-за двери.
        – Пожалуйста, откройте дверь! – взвыла я.
        – Не можем, ее заперли на ключ, потому что был сквозняк.
        – Но как мне отсюда выбраться?!
        – Идите по коридору прямо до упора, потом направо, потом сразу снова направо и вверх. Окажетесь в холле.
        Позабыв поблагодарить консультанта, я перекрестилась и побежала что есть мочи до упора прямо. Мне казалось, что за мной гонятся армии чертей и вот-вот настигнут. Направо я свернула, но следующий поворот, конечно, пропустила.
        – Ну кто так строит! – подражая герою Фарады, стенала я.

        Но уже через пять минут я выскочила в холл. Не размышляя ни секунды, я покинула НИИ. Увы, машины Костика на стоянке не наблюдалось. Наверное, проводив мамашу, он вернулся за мной, но, не обнаружив меня, решил, что я сбежала. Горе мне, горе. Теперь еще и добираться нужно на перекладных. Денег в кошельке кот наплакал, на такси не хватит. Ну ничего, скажу, что возле дома расплачусь, решила я.
        Я бежала по аллее, старые липы осуждающе шептались, качая мне вслед ветвями. Стемнело. Из парка тянуло приятной свежестью. Сердце не знало куда деваться, выплясывая ча-ча-ча. И тут в сумочке зазвонил телефон. Костя! – мелькнула мысль, но потом я вспомнила, что он свой мобильник потерял.
        – Алло, – вякнула я в трубку.
        – Привет, как вечеринка? Удалась? – помурлыкал в трубку Мирослав.
        – На славу. Удалась на все сто! На меня опять покушались! Травили ядом! – выпалила я в трубку, задыхаясь от бега.
        – Ксюшка, ты где? Ты бежишь? Куда ты бежишь? За тобой гонятся? Да скажи ж ты что-нибудь!
        – Да как же я скажу, когда ты мне слова вымолвить не даешь!
        – Ксюха!
        – Я бегу по парку. В сторону Шоссе Индустриального. Меня Костик бросил, а я без машины.
        – Жди меня возле центрального входа на территорию этого чертового НИИ, – приказал Мирослав и отключился.
        И тут из глаз хлынули слезы. Костик меня бросил. Меня хотели отравить, а он бросил… Вот тебе и надежная опора до конца жизни! Да, если так пойдет то и конец не за горами! И хотя минуту тому назад я думала, что он где-то рядом, ищет меня или едет ко мне, посчитав, что я уехала на такси, его не дождавшись, то сейчас появилось ощущение дикого одиночества. Нет, Костик меня не сможет защитить, даже поверить в то, что я стала кому-то не нужна на этом свете, он не сможет. Я сама в это верю с трудом! Костик будет настороженно смотреть на меня из-за своих очков и говорить умные фразы. Конечно, ведь я такая импульсивная, экспрессивная, эмоциональная и еще черт знает какая!
        Я притормозила возле огромных чугунных ворот, над которыми облезлыми литыми буквами было обозначено полное название НИИ. Центральный вход. Покрутив головой, я смогла определить, что никого поблизости нет, и, возможно, мне повезет еще раз за вечер, и в меня из-за кустов стрелять не будут. Добыв из сумочки носовой платок, я попыталась наугад стареть следы рыданий. Но тут с визгом остановилась машина. Я тоже взвизгнула и отскочила от обочины. Дверца распахнулась. Оказалось, это был Мирослав. Я юркнула в салон и блаженно зажмурилась. Спасена!
        – Так, а теперь давай в подробностях, – потребовал он, едва отъехав от НИИ.
        Ну я и дала: выложила все, что смогла увидеть, понять и подумать. Мирослав был очень внимательным слушателем, не перебивал, а лишь изредка задавал наводящие вопросы.
        – Классический детектив получается, – пожаловалась я, – только никто не мог из этих четверых желать мне смерти.
        – Ну, если обращаться к этому жанру, то все они могли быть твоими потенциальными убийцами, – пожал плечами Мирослав.
        – И Костик?
        – А почему нет, он мог стать членом секты, которому требуется доказать свою преданность, убив свою невесту. Ты улыбаешься, а мне приходилось сталкиваться с еще более нелепыми поводами для убийства. В данном случае у тебя ложная мотивировка отрицания. Каждый их этих людей вполне может хотеть тебя убить. Да, ты впервые увидела Петра Петровича и неизвестную тетку, приставшую к вам без приглашения. Но, возможно, эти люди уже давно пылают ненавистью, например, к твоему Костику. Убить его по каким-то причинам они не могут: на них сразу подумают или им это не выгодно. Но убив тебя, они лишат его любимого человека, заставят страдать.
        – Они что, психи?
        – Не обязательно. Но ни один индивид, задумавший и выполнивший убийство другого, не будет абсолютно адекватным. Более того, абсолютная адекватность – это химера. Каждый из нас балансирует на грани отклонений. Почитай любой учебник психологии. Но, как говорят французы, вернемся к нашим баранам, то есть друзьям-приятелям. Мне очень не нравится поведение твоей свекрови. С чего это она решила пойти на примирение с тобой? Уж не потому, что у нее нос в пушку? Что она пытается скрыть за своим миролюбием: выкупленные паспорта или попытки убийства? Теперь, ты говоришь, что успела отхлебнуть из стакана, но если бы там был яд, то тебе бы точно не поздоровилось. Цианид – это такая гадость, которой много не надо, чтобы достигнуть результата. Значит, стакан подменили. Была такая возможность?
        – Была, – подумав согласилась я. – Петр Петрович не мог открыть бутылку и высадил на стол свою крысу, она ему мешала. Дамочка крысу испугалась, от стола отскочила и отдавила мне ногу. Пока я на одной ноге скакала и разглядывала, порвала она мне чулок или нет, стаканы вполне поменять могли. Потом Стела приказала всем пить…
        – Так это была ее идея – выпить? – встрял Мирослав.
        – Это ничего не значит, – покачала я головой, – она всегда всеми командовала, поэтому это не есть ключ к разгадке. Так вот, когда команда прозвучала, все дружно ее выполнили. Только, когда я тянулась за стаканом, у меня над ухом выстрелила пробка, не зря Петр Петрович тряс шампанское! Я дернулась – и стаканчик перелился. И я тебе скажу: у всех них были очень странные лица, словно я испортила воздух.
        Надо сказать, что мы уже давно стояли на обочине, припарковавшись недалеко от диско-клуба.
        – Итак, стаканчик могли подменить или наоборот что-то добавить в твое шампанское. И ты этого не заметила, но, возможно, это заметил кто-то из них. В любом случае, надо нам пообщаться со всеми участниками застолья.
        – Надо нам? – переспросила я.
        – Нам, – согласно кивнул он.
        И поцеловал меня. Кипящая волна накрыла меня с головой, стало жарко и сладко. Я давно не целовалась с таким пылом, меня давно не целовали с такой страстью. Костик целоваться не любил, а мне не нравилось настаивать. Зачем принуждать кого-то к неприятным действиям. Мирослав целоваться умел превосходно, наверное, ему этот процесс был очень даже приятен. Но все эти мысли и сравнительный анализ мужчин образовались в моей голове гораздо позже. В тот момент я вообще не могла думать, только чувствовать. Так мне хотелось ощутить себя защищенной, нужной, желанной, что я отключилась от действительности. И тут сзади загудел гудок автомобиля. Мы оторвались друг от друга с большой неохотой.
        – Что им надо? – хрипло спросил Мирослав.
        – Проехать, – невнятно предположила я.
        Он завел двигатель и протащил свой автомобиль на несколько метров дальше, освободив проезд грузовичку за здание клуба. Конечно же, я не стала размышлять на тему «что он обо мне подумает и уже подумал». Сама о себе я подумала не слишком хорошо, застегивая пуговки на японском вороте. Но защищать себя от себя самой я умею виртуозно: «Да, – сказала я мысленно, – я целовалась с малознакомым парнем, с которым встретилась несколько часов назад. Ну и что? Он мне нравится. Очень. Он красивый, умный, обаятельный. Он вызывает во мне всякие такие чувства, о которых маме знать не желательно. Но это нормально. Да, я едва не вышла замуж за Костика. Но не вышла же?! Так какие могут быть ко мне претензии, тем более, что он меня бросил после того, как меня опять чуть не убили!» На это никто ничего не смог бы возразить, и уж, конечно, не мое внутреннее «Я».
        – Знаешь, – одновременно сказали мы и рассмеялись.
        – Надеюсь ты догадалась, что я готов тебе помочь?
        – Почему?
        – А это у меня хобби такое – спасать красивых женщин.
        – Да, так я не первая?
        – Не первая, – признался Мирослав, – только с той первой получилось неважно. Я ее спасал-спасал, а она взяла и за другого замуж вышла, – пожаловался он.
        – Да, не повезло тебе, – посочувствовала я ему.
        – Ну может быть, хотя бы в этот раз повезет, ведь ты же замуж не вышла!
        – Что есть, то есть. Мне как раз с замужествами не везет, – развела я руками.
        И тут нашу странную беседу прервал Громов, который позвонил справиться, все ли у меня в порядке. «Им меня не одолеть» – заверила его я. А потом вкратце описала, как развлекалась сегодняшним вечером. Громов разнервничался и велел «дуть домой».
        – А ты где, кстати сказать, подруга? – всполошился он несколько запоздало.
        – Я как раз домой и еду. Но приезжать ко мне не стоит. Я очень устала и хочу спать, – на всякий случай пресекла я его возможную заботу обо мне.
        – Да ради Бога, спи на здоровье! Надеюсь, что тебе под подушку бомбу не подложили!
        Умеет мой друг поддержать меня в трудную минуту. Но как ни странно, его слова, в общем-то шутливые, внесли в мою душу смуту. Если этим таинственным типам было по плечу добыть ключи от гаража, то что им помешало таким же образом обзавестись ключами от моей квартиры. А ну как приду сейчас домой, а там меня ждут гости или сюрприз, наподобие убиенного Жаткина? Бегемот у меня всего лишь кот, а не доберман-убийца, и хозяйку от беды спасти не сможет. А кто сможет? Может быть Мирослав? Я с сомнениями посмотрела на красавца за рулем. Хорош, черт! Как же его в квартиру приглашать, раз он мне так приглянулся? Да ладно, в конце концов, я же не животное какое-нибудь, и смогу совладать со своими эмоциями!
        – Так мы домой едем? – невинно поинтересовался Мирослав.
        – Ну, если ты не возражаешь, то я хотела бы пригласить тебя на чашечку кофе, – решилась я.
        – Не возражаю, – кивнул он.
        А я задумалась, почему в моей жизни все нескладно получается и не вовремя случается – если свадьба, то труп в багажнике, если красивый мужчина, то убийца по соседству. Эти размышления заняли бы у меня весь путь до дома, если бы не Мирослав.
        – Ксюш, а почему ты не рассказала все это своему жениху? – невинно поинтересовался он. – Ведь почти половину неясностей можно прояснить, поделившись с ним своими сомнениями. Разве ты ему не доверяешь?
        Я внимательно посмотрела на него долгим взором, пытаясь ответить как можно доходчивее. Конечно, парень лезет не в свое дело, но ведь я сама его втянула в свои проблемы. Придется расставлять акценты.
        – Так странно, что я рассказываю все это тебе, ведь мы едва знакомы, – усевшись к нему полубоком, начала я, – но что-то такое в тебе есть, что заставляет красивых женщин раскрывать свои секреты. Так вот, Мирослав, Костика я знаю сто лет, и все это время он меня любил. Мне было четырнадцать, когда я впервые поняла, что ему нравлюсь. Причем, по- настоящему. Но тогда он мне казался ужасно старым и уродливым. Шли годы, я росла, набивала себе шишки, влюблялась, встречалась с парнями, расставалась по своей инициативе или меня бросали. Да, однажды случилось и такое, и я ужасно страдала. И все время в моей жизни было солнце и луна в небе, земля под ногами, мама и Костик рядом. И совсем недавно я сказала себе – «Хватит». Хватит ждать завтра, нужно начинать жить сегодняшним днем, пора взрослеть, выходить замуж и рожать ребенка. Вот тут и выяснилось, что выходить замуж не за кого, кроме Костика. Причем, это было самое лучшее, что я могла для себя сделать. Он был умен, лоялен, практичен. Он твердо стоял на ногах. А главное – он меня любил. Всегда.
        – А ты?
        – Что я? Я его уважала. И сейчас уважаю, очень. И даже люблю. Потому что любовь бывает разная. Так вот я его тоже люблю, правда, немного не так, как он меня. В общем, сейчас не об этом. Костик – ученый. Он немного не от мира сего. Для него чужды интриги, уловки, и тем более преступления. Все это не может происходить с ним или его близкими! Он просто не поймет, почему я упорствую и пытаюсь вывести преступника на чистую воду. Он будет настаивать, чтобы я ни во что не вмешивалась, а предоставила право действовать милиции. Короче, если ему честно рассказать о моих замыслах – это означает усугубить положение. Мне придется воевать на два фронта: с невидимым противником и Костиком.
        – Знаешь, ты меня не убедила. Пусть даже твой Костик и не от мира сего, но не до такой же степени, чтобы закрывать глаза на факты. Лично мне ясно, что ты попала в эпицентр режиссированных событий. Кто-то играет против тебя, причем довольно жестко. Неужели твой Костик слепец?
        – Да нет, ты не понял…
        – Ксюш, я понял одно: ты не хочешь посвящать своего жениха и решила потихонечку разобраться в происходящем. О”кей. Я готов тебе помочь. И не мое дело, какие у тебя при этом мотивы.

        Во время повествования я не забывала показывать дорогу к дому. Вот мы и приехали. Я решила не возражать Мирославу на его слова. Пусть думает что хочет, не рассказывать же ему про труп в багажнике! А иначе он ни за что не поймет, почему я не собираюсь откровенничать с Костиком. Ну и ладно.
        Машину приткнули у подъезда и пошли в квартиру. Прямо с порога мне под ноги кинулся Бегемот. Иногда у него случались приступы любвеобильности и он начинал всячески выражать, насколько меня ему не хватает в этой жизни. Я его подхватила на руки, прижала к себе и расцеловала. Мирослав сделал комплимент по поводу роскошного вида зверя, и я повела гостя в гостиную. Но стоило ему сесть на диван, как Бегемот от меня вырвался и пошел его обследовать. Надо сказать, что у моего кота была весьма своеобразная привычка: нового человека он тщательным образом осматривал, обнюхивал, после чего выносил окончательный приговор, который никогда не подлежал обжалованию. Громова он на дух не переносил, Ритке позволял за собой ухаживать, Костика терпел с постной миной, с дядей Сашей играл, а к маме ластился.
        Мирослав не подозревал, что в данный момент идет процесс идентификации, поэтому подхватил Бегемота на руки, стал его гладить и нахваливать.
        – Обожаю всякую живность, – сообщил он мне, – но родители мне никого не позволяли завести, поэтому я кормил всего бродячих котов и собак во дворе. А потом, когда начал жить самостоятельно, не стал обзаводиться животными, потому что не мог им уделять внимания.
        – А я вот завела, мой образ жизни позволяет иметь кучу животных, но нам с Бегемотом и вдвоем хорошо, – поделилась я откровениями в свою очередь.
        Бегемот выглядел несколько ошарашенным таким бесцеремонным обращением, но вырываться не пытался. Конечно, кому не приятно слушать, что ты славный кот, хорош собой, « а что за шейка, что за глазки…»! Мой кот как раз мог такое слушать часами, вот и растекся по коленям Мирослава, купаясь в потоках лести. Я сварила кофе, поставила на столик у дивана поднос с чашками, кофейником и печеньем курабье.
        – О, мое любимое, – отозвался Мирослав.
        А Бегемот приоткрыл один глаз, чтобы узнать, что у него там любимое.
        – Мне тоже нравится, – откликнулась я.
        – И вообще у тебя здесь уютно, – похвалил Мирослав.
        – Спасибо. Но честно говоря, мне очень хотелось бы пригласить в гости «Квартирный вопрос», чтобы тут все отделать и получить в подарок все материалы, использованные в передаче бесплатно и навсегда, – поведала я свою сокровенную мечту. – Жаль только, что они не ездят по городам и весям, а то бы я им давно слезное письмо отправила!
        – Можешь не прибедняться, – улыбнулся Мирослав, – у тебя правда очень мило.
        Я опять поблагодарила и сказала, что мне надо позвонить. Схватила трубку и смылась в спальню. Я собиралась звонить Костику, а присутствие мужчины в моей квартире в ночное время суток, да еще малознакомого, но с которым я успела поцеловаться в машине, делало этот разговор неудобоваримым.
        – Ксения! – рявкнул в трубку голос моего несостоявшегося мужа.
        – Привет, – промямлила я.
        – Почему ты сбежала из института? Я провел маму до машины, вернулся, а тебя нет! Что ты такое вытворяешь?
        – Костик, я никуда не сбегала. Я просто пошла за Петром Петровичем и оказалась в подвале. А обратно дорогу нашла не сразу.
        – Но зачем ты за ним пошла? – удивился Костик.
        – Я хотела знать, кто отравил Анфису и чем.
        – Зачем?
        – Затем, что хотели отравить меня! – выкрикнула я.
        – Ксения, это становится смешным! У тебя паранойя начальной стадии. То тебя машина сбила специально, теперь тебя хотели отравить в НИИ. Кто: я, мама, Петр Петрович, Светлана Сергеевна?
        В его словах было столько всякого разного, что я даже растерялась. Я ничего ему не говорила про то, что «Победа» появилась у загса не случайно, просто не было времени об этом побеседовать. А ему это известно. Костик стал экстрасенсом? И как он резво поставил мне диагноз! Потом начал прессинг, мол кому надо меня убивать, это вообще как?
        – Ксения, пойми, Петр Петрович своеобразный человек, он работает на биологической кафедре, и в последние годы он обзавелся малоприятной привычкой таскать с собой подопытных крыс. Возможно, это был умирающий грызун. А ты вообразила бог весть что!
        – А кто такая Светлана Сергеевна? – поинтересовалась я.
        Рассказ про чудачества Петра Петровича меня не впечатлил.
        – Это наш лаборант, – растерялся Костик.
        – С биологической кафедры?
        – Нет, с физико-математической, – язвительным голосом заявил он, – и сама понимаешь, у нее нет доступа к ядохимикатам, значит, она никак не могла отравить ни тебя, ни крысу!
        – Это хорошо, – заметила я. – А как ее фамилия?
        – Свиридова! – рявкнул Костя.
        – Отлично. Кстати, Костик, кто мог забрать из загса наши с тобой заявления? Ты случайно не забирал? – перескочила я на другую тему, чем вышибла его из колеи.
        – Я не понимаю…
        – А чего тут понимать, – пошла я в атаку. – Я сегодня побывала в загсе. Помнится этим обещал заняться ты, то есть разыскивать наши паспорта…
        – Я был дико занят, у меня конференция на носу!
        – Неважно, – отрезала я. – не дозвонившись тебе, я поехала туда в загс одна и мне там сказали, что у нас не должно было быть в субботу свадьбы, потому что у них даже заявлений не было!
        – Как это? Почему не было заявлений? Куда же они подевались? Я ничего не понимаю, – чувствовалось, что Костик в ауте. – Господи, Ксения, неужели ты могла подумать, что я потихоньку забрал заявления?!
        Ну конечно, самый верный выход – на меня накинуться с обвинениями. Хотя в его устах мои тайные подозрения звучали совершенно бредово. Не мог он так поступить. Даже при самом невероятном раскладе Костик обязательно бы мне сказал правду. Заумно, рассудительно, обидно, еще черт знает как, но сказал бы! Зря его подозревала в подобном поступке. Просто от всех этих невероятных событий я растерялась и уже не знала, что о ком думать.
        – Костик, я тебе просто сказала то, что узнала в загсе. Теперь мне интересно, кому понадобилось забирать наши заявления и красть паспорта. Кто не хочет, чтобы мы с тобой поженились? Ты не знаешь?
        – Я понял, – воскликнул он, – ты думаешь, что это мама?
        – Нет, не думаю. Больше не думаю. Я сегодня побывала у твоего дедушки. Он признался, что рассказал Стеле Марковне о свадьбе. Но даже с ее энергией невозможно повернуть время вспять, подкупить в прошлом работников загса, заполучив не только наши документы, но и заявления. Поэтому я считаю, что есть кто-то еще, кому не нужно наше бракосочетание.
        – Это какое-то недоразумение! Я ничего не понимаю! – раздосадовано сказал он. – Может быть это тебе стоит подумать над кандидатурами наших недоброжелателей?
        – Обязательно подумаю, – заверила я его и поспешила завершить разговор.

        Как-то так получалось, что ничего у нас с ним не получалось. Попрощались мы очень холодно. Да и вообще в последнее время у нас общение идет через пень колоду. Ритка бы сказала, что тут замешано колдовство. Она вообще человек дремучий, верит во всякие заговоры, привороты-отвороты и даже носит золотой талисман. Смешная! Я вздохнула и пошла в гостиную, где сидел покинутый мною Мирослав, у которого хобби – спасать красавиц из лап кровожадных чудовищ.
        – Слушай, мы с твоим котом стали лучшими друзьями, съели все печенье на брудершафт. За знакомство так сказать, – сообщил Мирослав.
        – О господи, я забыла дать ему еды! Да и ты, наверное, есть хочешь? – всполошилась я.
        – Ксюша, ты не беспокойся. У тебя выдался трудный день, – сказал Мирослав, вставая мне навстречу, – поэтому корми Бегемота и ложись спать.
        Бегемота он при этом переложил с коленей на диван, и тому это перемещение пришлось не по душе. Он посмотрел на меня с большой долей неудовольствия, мол, чего приперлась, нам тут и без тебя неплохо было.
        – Да нет, я могу чего-нибудь сбацать на скорую руку. И потом там, кажется, курица осталась, – сказала я.
        Расстояние между нами сократилось еще на два его шага.
        – Я не хочу курицы, – заверил он меня.
        Протянул руку, и я как-то так совершенно случайно оказалась в его объятиях. Тут он принялся меня целовать и зашептал на ухо, что хочет вместо курицы. Ноги у меня подогнулись. День и вправду выдался богатый на впечатления. Мы бухнулись на ковер – до дивана было не добраться. Мелькнула мысль: хорошо, что я недавно пылесосила. Потом все мысли смешались в кучу, и те, что нельзя так себя вести, и те, что очень хочется.
        – Стой! – взвизгнула я в последний момент. – Мне нужно в ванную.
        И я сбежала, бросив его на полу полураздетого и ничего не понимающего. Забравшись под сильную струю воды, я лихорадочно терла лицо гелем, смывала с себя косметику. Моя нервная система была на грани полного краха. Я не могла себе позволить необдуманные действия! Ни к чему мне такие приключения! Я этого человека знать не знаю. И вообще, я твердо решила стать степенной женщиной, женой профессора Коржикова. Так какие тут могут быть страсти по-африкански на ковре со смуглым красавцем? Потом он смоется в свою Москву, а мне тут с ума сходить? Блин, ну что за невезение! Я лихорадочно копалась в памяти, чтобы вспомнить какой-нибудь умный совет именитых психологов, подходящий для данной ситуации. Но ни о чем таком в научных книгах не писали. Это все водится в женских романах, но в них я тоже не часто заглядывала, поэтому выкрутиться без морального урона не было ни единого шанса.
        И так мне себя жалко стало, а при мысли, где и в каком виде я его бросила, вообще так тошно, что я взяла и заревела. Кто-то все время пытается меня убить, кто-то ломает мои планы, да и всю жизнь за одно. А тут еще и испытание на прочность в виде красавца, угробившего мою машину. Да, точно, у меня теперь даже «коровы» нет! Рев усилился на два тона. И я упустила тот момент, когда он нырнул ко мне за занавесочку. Вот тут мне стало по – настоящему все равно, какое у него там генеалогическое дерево и были ли шизофреники в пятом колене. Меня перестали волновать справки из венкождиспансера и о прививках гриппа.
        Мирослав, он был такой, что описывать и не берусь. Классный. Умопомрачительный. А ведь я совсем забыла, какой может быть длинной и сладкой ночь с мужчиной. Единственным неприятным моментом были телефонные звонки. Не знаю, кому это я понадобилась в такое время, но после третьего звонка, я выдернула вилку, чтобы всем стало ясно, что мне не до телефонных разговоров. Угомонились мы скорее рано, чем поздно, в час, когда ночь плавно отступает, сдавая свои позиции рассвету. И я заснула, свернувшись калачиком в кольце его сильных рук. И было мне уютно и спокойно. Беды мои стали ничтожными и смешными, а счастье, заполнившее меня изнутри, – огромным и искрящимся.
        – А как тебя ласково называла мама? – сонным голосом произнесла я.
        – Лавиком, от слова «Love», – признался он, теснее прижимаясь ко мне.
        – А можно я буду тебя называть Мириком, от слова «Мир»? – вдыхая свежий запах его кожи, спросила я.
        – Можно, меня так называет мой старый друг, и это куда лучше, чем Слава, – отозвался он.
        На этом мы и уснули.

        Звонок в дверь раздался на рассвете. Я подскочила, ничего не соображая, сбросив с себя руку Мирослава. Он сонно поинтересовался, кто это может быть. Бегемот недовольно мяукнул из кресла.
        – Я не знаю, но вчера тоже звонили всю ночь по телефону, а под утро в дверь, – вспомнила я.
        Очередная трель выбросила Мирослава из постели, и он рванул к двери. Но и на этот раз звонарь оказался проворнее. Никого на лестничной клетке не оказалось. Правда, Мирослав пошел дальше Ритки, точнее побежал. Он выскочил в трусах и туфлях на босу ногу из подъезда (слава богу, что мои соседи не встают в такую рань), но все равно ничего не смог заметить подозрительного.
        – Это что за уроды у вас так развлекаются? – поинтересовался он, вернувшись.
        – Не знаю, но это уже второй раз. Кому-то очень хочется лишить меня покоя. Завтра привезу от подруги определитель номера, и пусть только еще раз позвонят. Найду и забью скалкой до смерти! – погрозила я кулаком в сторону двери.
        – Ух ты, мой славный боевик! – засмеялся Мирослав, притягивая меня к себе. – Воинственная такая, я и не знал.
        – Ты еще многое обо мне не знаешь, – тормознула я его.
        – Да? Но это же здорово. Как много нам открытий чудных готовит Ксюшки хитрый дух! – продекламировал он и принялся меня щекотать.
        – Мирик, перестань! – отбивалась я, захлебываясь смехом.
        Сна не было ни в одном глазу, но мы не стали расстраиваться, быстренько придумав, чем бы таким заняться. А потом уснули, и даже если бы дверь стали выбивать стенобитной машиной, мы все равно бы не проснулись. Бегемот и тот, потоптавшись у меня по голове, прекратил свои попытки, поняв их абсолютную бесплодность. Не получив своего завтрака, он обиделся и пошел обдирать обои, такое он избрал для меня наказание – превращать в лохмотья стены прихожей. Ну и что, мы спали мертвым сном, тесно переплетясь телами, и мне не было никакого дела до каких-то там обоев.
        Ни с кем и никогда я не могла так заснуть. Обычно, чтобы выспаться, я уползала на край кровати, подальше от инородного тела, оккупировавшего мою постель. А тут дрыхла, как сурок, и не мешали мне его руки-ноги, в кольце которых я затерялась, и запах кожи не раздражал, и дыхание было чистым и тихим. И снился мне сладкий сон, в котором мы с Мирославом неслись по полям на белых конях. Светило солнце, дул ветер в лицо, а поле было усыпано ромашками и маками. Красота. Я ни разу в жизни не сидела на лошади, а во сне скакала, как амазонка – легко и свободно. И было такое ощущение внутренней свободы, словно на свет народилась. Душа трепетала от восторга и радости.

        Глава 5

        – Ксюха! Ксюха! Ксюха!
        Я не сразу поняла, откуда доносится Риткин голос. Может, из облака на небе?
        – Ксюха, вставай, соня! Открой мне дверь!
        Я приоткрыла один глаз. Ага, все ясно. Голос подруги доносился с улицы. Она стояла под окном и орала во всю силу легких. Громко орала. Я вздохнула, уж больно сон красивый привиделся, и осторожно вылезла из объятий Мирослава.
        – Ксюнчик, ты куда? – невнятно пробормотал он.
        – Спи, спи, – прошептала я.
        А внутри разлилось приятное тепло от этого его «Ксюнчика». Захотелось снова нырнуть ему под бок и не вылезать, хоть потоп, хоть камни с неба. Но Ритка будет похлеще всякого там потопа, поэтому я высунулась в окно и приложила палец к губам, мол, хватит орать. Она уперла руки в боки, а потом рявкнула: «Иди, открывай!»
        Я поплелась к двери, путаясь в полах халата. Ночь выдалась просто бомбовской, и усталости не чувствовалось, сонливость улетучилась, и я ощутила прилив жизненных сил. Сомнений больше не осталось. Я влюбилась. Все эти признаки я знала наперечет. Я снова влюбилась, и опять в очень неподходящего мужчину. У меня дар влюбляться не в тех, в кого надо. Вот в Костика я так и не удосужилась втрескаться по уши. А стоило нарисоваться Мирославу, как на тебе, пожалуйста, началась очередная lave story.
        – У тебя что, уши заложило? – с порога начала Ритка.
        – Не кричи! – шикнула я на нее.
        – А что, Бегемот спит? – ехидненько поинтересовалась она, протискиваясь в гостиную.
        Бегемот тут же нарисовался, привлеченный шумом. Морда у него была оскорбленная, на меня внимания он не обращал, сразу пошел жаловаться Ритке.
        – Я что-то не пойму? – начала она, подхватив с пола жалобно мяукающего кота. – Что здесь происходит? Уже десять часов, а ты спишь.
        – Ритка, не ори, мы не одни, – призналась я и выразительно стрельнула в сторону спальни.
        – О, я вижу вчерашний вечер прошел недаром? – сложила она губки трубочкой.
        Дальше так продолжаться не могло, поэтому я схватила ее за руку и потянула в ванную. Включив воду на полную мощь, я в трех словах обрисовала положение вещей.
        – Ну ты, мать, даешь! – поразилась Ритка. – Неужто так хорош?!
        – Лучше не бывает, – с жаром подтвердила я.
        – Ого, даже так? – подняла брови домиком подруга. – Видно, не судьба Костику стать твоим мужем, ну и ладно. Глядишь, этот москвич ничуть не худшим женихом окажется!
        – Ритка, иди лучше кофе свари, – рыкнула я в ответ.
        – Это всегда пожалуйста! Это мы с великим удовольствием!
        Подруга ретировалась, а я смогла спокойно произвести утренний моцион. Из душа я выплыла прекрасной, как утренний свет Майами. Ритка сварила кофе, высыпала в вазочку остатки курабье из пакета и с шутовским поклоном пригласила меня к столу. В ее глазах прыгали бесенята, а ухмылочка говорила: «вижу, вижу, что ты вся светишься от счастья». Я умостилась на диване рядом со спящим Бегемотом, который сделал вид, что меня не замечает.
        – Почто живность изводишь голодом? – спросила Ритка. – Я ему «Китикета» в мисочку положила, так он чуть с посудой еду не проглотил.
        – Уж больно спать хотелось, вот и не смогла проснуться. Кстати, сегодня ночью опять повторилось вторжение инопланетян: и по телефону звонили, и в дверь ломились. Мирик выскочил даже на улицу, но никого не смог засечь.
        – Мирик, значит? Ну, ну.
        – Ритка, хватит, – одернула я ее. – Лучше скажи, что думаешь по поводу любителей ночных развлечений у моей квартиры?
        – Знаешь, я уже не знаю, что и думать, – прихлебывая кофе, пожала она плечами. – Последнее время с тобой все время что-то происходит.
        – Ой, точно! – хлопнула я себя по лбу. – Ты же еще не знаешь, что вчера со мной произошло!
        И я в красках описала вчерашнюю вечеринку и попытку меня укокошить шампанским с цианидом.
        – Ни фига себе! – оценила Ритка степень моих приключений. – Это уже вообще ни в какие ворота.
        – Будто труп в машине и «Победа» у загса вписывались в какие-то там ворота. Все, что стало твориться со мной, начиная со свадебной субботы, не вписывается ни в какие рамки и не имеет пока логических объяснений.
        – Слушай, это Стела! Все она, гадюка подколодная! Она тебя ненавидит и с сыночком расставаться не желает, поэтому и кинулась во все тяжкие! – возбудилась Ритка.
        – А мне показалось, что она решила сменить гнев на милость. Узнав от свекра, что мы с Костиком пошли против ее воли, да еще и тайно, она решила пересмотреть тактику поведения, – возразила я. – Теперь она станет изображать из себя заботливую мамочку, пока Костик не поверит в ее добрые намерения, после чего она сможет лезть в наши дела и портить мне кровь, но уже с позиции любящей свекрови! Поэтому она вчера и устроила весь этот цирк на глазах всего честного народа. Мол, посмотрите все, мы одна дружная семья!
        – А что, в этом тоже есть резон, – согласилась с моими доводами Ритка. – Только кто же тогда пытался тебя отравить?
        – Знаешь, мне очень не понравилась эта тетка – Светлана Сергеевна Свиридова. Очень подозрительная особа. Приперлась к столу без приглашения, мне на ногу наступила. И пусть она лаборант с физико-математической кафедры, но работает она в НИИ, значит, может зайти под каким-нибудь предлогом к соседям, к химикам или биологам, уж не знаю, у кого там яды в ходу, и спереть цианид. Главное узнать, есть ли у нее мотив меня травить. Конечно, с первого взгляда нам делить нечего, но а вдруг?
        – Подожди, а сколько ей лет? – вдруг нахмурилась Ритка.
        – Ой, только не надо ничего говорить про то, что она любовница Костика! – замахала я руками.
        – Да я и не думала, но она может питать к нему тайные чувства! Может, она сумасшедшая, влюбилась и давай за тобой охотиться, чтобы не дать Костику жениться!
        – А вот это абсолютно верно! Вся компания направлена именно на это – не дать Костику жениться на Ксении, – подхватил Мирослав, застрявший в проеме дверей спальни.
        При одном взгляде на него, одетого только лишь в голубые джинсы, смуглого, поджарого, мускулистого, мое сердце прыгнуло вверх и затрепетало в горле.
        – О-о! – пропела Ритка.
        А я сказала: «Знакомьтесь…»

        То, что Мирослав подтвердил ее правоту, Ритке чрезвычайно понравилось. И вообще, он ей заметно приглянулся. Пока мой новый возлюбленный плескался в ванной, она в высокопарных выражениях одобрила мое поведение и пожелала удачи. В глазах читалось полное понимание, и мне стало легче на душе. Гораздо приятнее делать ошибки, получая одобрение окружающих, чем ломиться сквозь тернии к звездам, подмечая сплошное недоумение.
        – Дорогая, а почему ты не интересуешься судьбой наших драгоценностей? – вдруг поинтересовалась Ритка.
        – Честно тебе скажу, я про них совсем забыла. Разве тут до побрякушек, когда такое творится?
        Я была занята приготовление омлета, а Ритка взбивала венчиком яичные белки с сахаром, она решила поразить воображение Мирослава своим фирменным кофе с пеной из взбитых белков.
        – Нет, я все понимаю, но только не твою беспечность! – заявила она.
        – Беспечность – это то, что ты их взяла, – возразила я. – И помяни мое слово, нам эта неосмотрительность еще зачтется.
        – Не каркай! – возмутилась Ритка – Все будет тип-топ. Я спрятала их в банке, в персональном сейфе, так что они в полной безопасности. Вчера лазила по Интернету, пыталась что-нибудь узнать об этом изделии, ну, кто сделал такую красоту, где и для кого.
        – Ну, и как?
        – Ну, и никак. Моя карточка закончилась раньше, чем я что-либо смогла откопать.
        Но тут сзади послышались шаги Мирослава, и мы замолчали. Позавтракали, мило общаясь. Ритка блистала красноречием, Мирослав демонстрировал чувство юмора, а я блаженствовала. А после завтрака мы принялись строить планы на день. Мужчина моей мечты сообщил, что его клиент не пожелал объявиться и на домашнем телефоне, поэтому ему придется заняться розыском этого человека. В подробности он вдаваться не стал, да мы и не настаивали. Тем более, что он не собирался отказываться от своего обещания мне помочь, а посему намеревался навестить в роддоме Марину. Надо же выяснить, почему женщину так взволновало мое появление, если она слыхом не слыхивала о наших паспортах. Мы решили с Риткой, что поедем в НИИ. Я загляну к Петру Петровичу и, заодно, наведу о нем справки у его коллег, вдруг он является психически неуравновешенным недоброжелателем Костика. На долю Ритки выпадала Светлана Сергеевна – темная личность и первый подозреваемый на роль отравителя. Причем нужно было выяснить всю ее подноготную, что с лету сделать не так-то просто, поэтому за дело бралась подруга, считавшая себя более опытной в подобных
делах. Договорившись держать друг друга в курсе происходящего, мы быстренько собрались на выход.

        Мирослав отчалил первым, так как Ритка была на машине, и мы могли передвигаться по городу самостоятельно. Я его проводила, как полагается, со страстным поцелуем на прощание и пожеланием удачи. Он шепнул, что будет с нетерпением ждать встречи. Я помахала и побежала собираться. Одевшись и накрасившись в рекордные сроки, я заслужила полное одобрение подруги. Уже в дверях меня застал телефонный звонок. Мелькнула мысль, что подходить не следует, но я все же взяла трубку.
        – Добрый день, могу я поговорить с Аверской Ксенией Робертовной? – поинтересовался мужской голос. – Это ее из УВД беспокоят.
        – Здравствуйте, это я, – призналась я со вздохом.
        – А это капитан Бочкарев. Ксения Робертовна, вы не могли бы сегодня заехать к нам, если еще себя плохо чувствуете, то я могу…
        – Нет, нет, спасибо. Я чувствую себя хорошо, только вот и к вам я не могу. Может, на нейтральной территории? Я буду через полчаса на пересечении Шоссе Индустриального и Ворошилова. Там есть летнее кафе у фонтана. У меня там встреча, но я могу сначала с вами побеседовать.
        – В принципе, мне подходит, – не слишком счастливым голосом сказал он.
        – Вот и отлично. До встречи, – попрощалась я.
        Интересно, что ему надо? Неужто нашел водителя «Победы»? Я пояснила Ритке, кто звонил, и сказала, что она будет изображать ту, с кем у меня встреча. Подружка была не против, тем более, что ее тоже любопытство раздирало. Поэтому к месту встречи мы примчались первыми и успели выпить по стакану колы со льдом, когда на горизонте появился Бочкарев. Он поздоровался, уселся за столик, заказал себе минералки у материализовавшегося тут же официанта и уставился на Ритку. Я их познакомила, сказав, что у меня нет секретов от подруги. Бочкарев кивнул, приняв к сведению, и признался, что угонщика «Победы» не нашли. Преступник оставил кучу отпечатков, однако аналогов оных не имеется в милицейской базе данных. А описания, данные работницей салона красоты, категорически не соответствуют воспоминаниям клиентки, которой «Победа» преграждала выезд со стоянки. Одна утверждает, что это был старичок, дышащий на ладан, другая увидела за рулем плюгавенького мужичонку средних лет. У старичка, соответственно, волосы были седые, а у мужичка – светло-русые. У старичка была, кажется, щетина, а у мужичка щеки были гладко
выбриты.
        – Надо же, как по-разному нас видят окружающие, – подивилась Ритка.
        – Уж и не говорите, – поддакнул Бочкарев.
        – И что, ни одного совпадения? – поинтересовалась я.
        – Здесь ни одного. Зато в другом очень даже забавное совпадение выявилось, – хмыкнул сыщик. – Я параллельно веду дело об убийстве некого Жаткина Владислава Валерьевича, с коим у вас, Ксения Робертовна, вышли пренеприятные разногласия. И как показывают сотрудники «Автопробега», вы при увольнении грозили ему смертоубийством. Представляете, какое совпадение?
        – Так чего же сгоряча не пожелаешь на голову мужика, который ради драной кошки тебя с работы выгоняет! – воскликнула Ритка, пока я силилась прийти в себя после его заявления.
        – Так его что, убили? – проблеяла я наконец.
        Бочкареву фраза Ритки, равно как и моя реакция, понравились до жути, он даже ручки потер от удовольствия. А я Ритку под столом легонько пнула, чтобы она пыл поумерила. Сейчас ее развезет на всю Ивановскую, а мне потом расхлебываться. Ритка заткнулась так же внезапно, как и выступила, и уставилась на капитана преданным телячьим взором. Он еще немного подождал потока информации и, не дождавшись, развернулся в мою сторону.
        – Ну, а вы что мне скажете по этому поводу?
        – В смысле? – решила я играть в Безмозглого Шланга.
        А для убедительности картины перебросила ногу за ногу, да так, что в разрезе юбки оголилась не только коленка, но и бедро. Бедро капитану понравилось, мое тупоумие не очень. И он, прихлебнув водички, пояснил:
        – В том смысле, что вам не кажется странным тот факт, что смерть вашего шефа приключилась после того, как вы обрушили ему на голову угрозы насилия?
        – Простите, но я не пойму чего-то. Вы пытаетесь намекнуть, что Жаткина убила я? Очень мило. В таком случае, я сейчас же позвоню своему адвокату и буду говорить только в его присутствии…
        – Господь с вами, какой адвокат? – перебил меня Бочкарев. – Кто вас обвиняет? Просто хотелось бы услышать вашу версию вашей последней встречи с Жаткиным. Расскажите, если вам не трудно.
        – В принципе, не трудно, – отозвалась я, решив быть более лояльной.
        И вкратце объяснила, почему меня вдруг перестала устраивать работа в «Автопробеге» и чем были вызваны гневные слова в адрес Жаткина.
        – И вообще, скорбеть тут не по ком, – подвела черту Ритка, – дерьмо, а не человек был ее бывший шеф. Вот и нашелся кто-то, кто прихлопнул его, как муху!
        – Вот как, а вы что же его хорошо знали? – ласковым голосом Карабса Барабаса поинтересовался Бочкарев.
        – Только по моим рассказам, – заверила я его и еще раз пнула подружку под столом.
        – Но мне и этого достаточно, чтобы составить собственное суждение о человеке, – туманным взором поведя в сторону мента, заметила Ритка.
        И поспешно убрала ноги из-под столешницы. Он не пропустил и ее конечностей, поелозил глазами и закручинился. Конечно, таких ног не то что у него самого, но даже у его подружки или там законной супруги и быть не могло. Это Риткин эксклюзив.
        – Скажите, а когда его убили? – решила я проявить женское любопытство.
        – В прошлую пятницу, то есть накануне нападения на вас, – подозрительно прищурившись, просветил Бочкарев.
        – Заверяю вас, нас с Жаткиным ничего не связывало, кроме обоюдной неприязни. Причем ему не нравились толковые женщины, пусть даже и работающие на его же благо. А я терпеть не могу некомпетентных начальников с завышенной самооценкой.
        – Понятно.
        Что ему было понятно, я осознать не смогла, поэтому решила, что пора уже и прощаться. После моего выразительного взгляда на часы Ритка стала складывать в сумочку разбросанные по столу вещички: кошелек, телефон, косметичку. Водрузила очки на нос, взяла в руки ключи от машины и выжидательно уставилась на капитана. Тот намек уразумел и тоже засобирался, предварительно договорившись со мной, что я из города никуда в ближайшее время не уеду, а если ему понадобится, то приеду в гости и письменно зафиксирую все вышеизложенное. Я вредничать не стала и сказала, что, в принципе, не против помочь родной милиции, хотя и не вижу особой пользы от подобной информации.
        – Ну что, как ты думаешь, он поверил, что мы ничего не знаем? – возбужденно спросила я, едва мы погрузились к Ритке в машину.
        – Кажется, мы держались достойно, я ничуть не смущалась, а ты выглядела в меру испуганной и растерянной, как раз такой, когда тебе сообщают подобные новости. Зря только мне ноги издолбила, синяков не миновать.
        – Ничего, я тебе гель дам, который синяки рассасывает, не помню, как называется, – рассеянно пообещала я и вылезла из машины.

        К этому моменту мы припарковались на стоянке НИИ. Пожав друг другу руки и пожелав удачи, мы с Риткой разбежались в разные стороны. Я понятия не имела, с чего надо начинать расследование, поэтому уныло побрела по центральному корпусу, в подвале которого размещалась биологическая лаборатория. Там обитал милейший Петр Петрович со своими крысами, которого мне предстояло вывести на чистую воду. Спустившись по уже знакомой лестнице, я оказалась в тускло освещенном коридоре. Насчитав с пяток дверей по правой стороне и столько же по левой, я приуныла. Где прячется искомый объект? Где-то далеко остался летний день, и мне, в легком сарафанчике, стало холодно. Я поежилась и толкнула наугад ближайшую дверь. Она оказалась запертой. Я приободрилась, и таким методом отсекла еще две двери. А третья взяла да открылась.
        – Простите? – тоненьким голоском пропела я. – Здесь есть кто-нибудь?
        – А кого вам вообще надо? – ворчливо поинтересовались из глубины комнаты.
        Я шагнула вовнутрь и оказалась в помещении, сильно напоминающем мой гараж: все пространство занимали полки, набитые различными предметами. А из-за самой последней высунулась голова в химических кудряшках ярко-морковного цвета.
        – Здравствуйте, – с большим чувством сказала я.
        Голова, отважившаяся на такой экстравагантный окрас, вызывала глубокое уважение своей смелостью.
        – Зрасти, – кивнули кудряшки.
        И в проходе появилась их обладательница целиком. С первого раза определить, сколько ей лет, было затруднительно – от двадцати пяти до сорока, примерно так. Дамочка была сухопара, вертлява, наряжена в голубой халат, из-под которого виднелись джинсы и кроссовки. Из косметики на лице была только помада дикого фиолетового оттенка. Конечно, такую экзотику нужно было держать только в подвале. А может, это продукт местной биологической лаборатории?
        – Так чего хотели-то? – прервала она мое лицезрение.
        – Я ищу Петра Петровича, – призналась я.
        – А это предпоследняя дверь слева. Только его там нету, – добавила она, когда я начала поспешно сдавать задом.
        – А где он? Я имею в виду, где его можно найти?
        – Он на обеде. Придет минут через двадцать, так что если хотите, можете тут подождать, – гостеприимно развела руками красотка.
        Я решила, что судьба посылает мне источник информации и приняла ее предложение. В уголке, где она скрывалась до этого, обнаружился стол с двумя стульями. На столе были разложены ломтики хлеба, вареной колбасы, огурцов и дымилась огромная чашка чая.
        – Меня зовут Валькой, – представилась моя собеседница.
        – А я – Ксения.
        – Ага, чаю хочешь?
        Я замотала головой.
        – Ну не хочешь, как хочешь. А на кой фиг тебе Дуремар понадобился? – полюбопытствовала Валентина.
        – У меня младший братишка увлекся хомячками и морскими свинками. А Петр Петрович пообещал дать справочник по разведению грызунов, – соврала я.
        Большей чуши и придумать было сложно, но ничего более правдоподобного мне в голову не пришло. О легенде нужно было, конечно, позаботиться заранее, но встреча с Бочкаревым мне вообще все мысли спутала.
        – А почему Дуремар? – решила я пойти в атаку.
        – Так ведь у него пиявки да лягушки – лучшие подружки, – пожала плечами Валентина. – Вечно торчит в свое лаборатории, а уж если выходит, то никому прохода не дает. Озабоченный какой-то. Оно и понятно, кто с таким чудаком будет интимно общаться? Вот он и пристает ко всем женщинам без разбору. Но знаешь, если честно, то это и на приставания не похоже. Все только на словах. Да вот к нему зайдешь, сама увидишь. Наговорит с три короба комплиментов с намеками, а дальше ни-ни.
        Сложно было сказать огорчало такое поведение Петра Петровича мою собеседницу или забавляло, но мне его романтические настроения были не слишком интересны.
        – Хотя, – продолжала тем временем Валентина, – он сейчас в трауре. Тут вчера математики день рождения кафедры справляли, так кто-то на банкете Анфису траванул.
        – Кого?
        – Анфису, крысу Дуремара. Знаешь, одни кошек заводят, другие, как твой брательник, – хомячков, а Мельников жил с крысой. Она у него неразлучной спутницей была. Везде с собой таскал, – она неодобрительно покачала головой и отправила в рот очередную порцию колбасы с хлебом.
        Я подождала, пока она прожует пищу, запьет ее чаем и продолжит. Тема для беседы выходила занятной, и мне не хотелось сбивать собеседницу с мысли.
        – Ну, понятное дело, то, что он по институту с грызуном шлялся, мало кому нравилось. Представь, сидит в столовой какой-нибудь профессор, а по столу вдруг Анфиса побежала. Неприятно как-то, и аппетит портится. Вот и нашелся какой-то герой, спровадивший живность на тот свет. Но это так сам Мельников говорит, а ему бедняге никто не верит. Он сегодня все утро по институту бегает и каждому рассказывает, что его крысу спецом отравили. А люди шепчутся, что у него крыша поехала. Ну сама подумай, кому это надо его крысу травить на банкете? Коржикову, его мамке или невесте?
        – А почему именно им?
        – Дак они ж вместе за столом сидели. Там еще и лаборантка была, Свиридова, но и ей ни к чему травлей заниматься. Она вообще просто подошла выразить почтение профессору. А Мельников все голову ломает, кому крыса помешала. Может, и правда у него того, не все дома? – хрустя огурцом, спросила Валентина.
        – Не знаю, – пожала я плечами.
        – И никто не знает. Только тем, кто на банкете с Мельниковым общался, не резон хулиганить. Уж больно они солидные и уважаемые люди, – вынесла она вердикт.
        – А может, этот Коржиков на Петра Петровича зуб имеет? Вот и отравил любимое животное.
        – Ой, не смеши меня. Коржиков – это наше светило науки, а Мельников – чудак на букву «М», он никто и звать его никак. У Коржикова зуб! Вот рассмешила.
        – Но зверек же умер?
        – Ну умер и умер. Все мы умрем когда-нибудь, – философски заметила она.
        На это возразить было нечего, и я замолчала. Проявлять сильную заинтересованность этой историей я не стала, а перевела тему на нее саму. Тут Валентина расцвела и с большим удовольствием поведала, как ее мамка пропихивала на работу в НИИ, потому что сама блат имеет. Оказалось, что мамка ходит в завхозах. И не ясно, сколько бы она еще изливала бы мне душу, но тут в коридоре послышались шаги, и Валентина, подняв палец кверху, сообщила, что Мельников вернулся с обеда. Я поспешила раскланяться. И мы расстались, обоюдно довольные общением.

        Постучавшись в указанную Валентиной дверь, я услышала голос Петра Петровича. Протиснулась в лабораторию и столкнулась с ним нос к носу. Мне он обрадовался и повел в крохотную каморку, меблированную диваном, креслом и журнальным столиком. Усадив меня со всеми удобствами в кресле, Мельников принялся расспрашивать, какими судьбами я здесь оказалась. Я честно заявила, что пришла узнать, как он себя чувствует, ведь вчерашний вечер закончился очень печально.
        – Да-с, молодая леди. Вчера я потерял своего верного друга. Анфиса была чудесным, умным, верным и чутким зверьком. И я ума не приложу, кому понадобилось так с ней поступить. Вы не подумайте, что я хочу наветы наводить на вашего жениха, и тем паче на вас с маменькой. Нет причины грешить и на лаборанта Свиридову. Но факты упрямая вещь. Я провел вскрытие, сделал анализы. И вот!
        Он потряс у меня перед носом тонкой папочкой.
        – Одним из составляющих проходит цианистый калий. Нет, есть и еще кое-что, но вам эти названия ровным счетом ничего не скажут. Основная причина смерти – яд. Вот так-то, голубушка. И я все запротоколировал. Да что толку, куда мне с этим, в милицию? У нас на права животных всем глубоко плевать, ведь даже права человека и те иллюзорны, что уж говорить о какой-то крысе! – искренне сокрушался он.
        – Петр Петрович, но как яд мог попасть на пищу?
        Мельников молчала около минуты, внимательно вглядываясь мне в лицо. А потом решился, с видом человека, прыгающего первый раз на тарзанке.
        – А вот это интересный вопрос. В первый момент я решил, что кто-то хотел избавиться от Анфисы. Я, помнится, вам так и заявил, когда вы побежали за мной по лестнице. Но потом я продумал все варианты и, знаете, тут всплывает кое-что весьма пренеприятное. Если яд был в бутерброде, то не предназначался ли он вашему будущему супругу? Он их поглощал с большим аппетитом. А если он был в шампанском, которое выплеснулось из стакана, то погибнуть должным были вы.
        Вот вам и чудак, вот вам и протекающая крыша! Челюсть на место мне удалось вернуть не сразу. Я громко сглотнула и проблеяла что-то невразумительное.
        – Вы так думаете?
        – А вы разве думаете иначе? – хитро прищурился Мельников. – Поэтому вы и пришли. Но, дорогая моя, Ксения Робертовна, я не хочу последовать вслед за Анфисой. Эта история меня никаким боком не касается, я случайное лицо и не желаю быть втянутым в чьи-то разборки, говоря современным языком. Сегодня я все утро бегал по институту и выставлял себя чокнувшимся от горя маразматиком, чтобы у преступника не осталось сомнений по поводу того, что я искренне считаю, что кто-то покусился на жизнь моей крысы. Пусть я лучше буду считаться идиотом, чем покойником!
        – То есть вы полагаете, что это все-таки была попытка убийства?! – уточнила я, заглядывая ему в лицо.
        – Милая барышня, не надо заниматься самообманом. Цианистый калий – это не самая распространенная приправа для бутербродов. Кто-то позаботился о подобной пищевой добавке. И вам лучше знать за кем идет охота.
        – Петр Петрович, я вам благодарна за откровенность. Но не могли бы вы меня просветить по поводу этой лаборантки. Как вы понимаете, ни я, ни мать Кости не могли нашпиговать бутерброды цианидом. Остаетесь вы и Свиридова. Вам я верю, а эту женщину видела впервые. Скажите, у нее есть причины ненавидеть Костю?
        – Кхе-кхе-кхе, – прокашлялся в кулачок Мельников. – Я так понимаю, версию о нападении на вас вы вычеркиваете? Ну ладно, ладно, как хотите. Я могу ответить на ваш вопрос. Но только давайте уговоримся сразу – на меня вам нигде и никогда ссылаться не стоит. Я скажу, что вам этот разговор пригрезился. Мотивы такого неджентльменского поведения я изложил выше.
        Я его пламенно заверила, что буду хранить могильное молчание, век воли не видать. Тогда он рассказал, что Свиридова – это самая преданная поклонница моего жениха во всем институте. Она его жрица, его фанатка. И она скорее самой себе руки отрубит, чем покусится на его драгоценную жизнь. Мельников уютно умостился на диванчике, сложил ручки на животике и ласково мне улыбнулся.
        – Ваш жених, господин Коржиков, много лет работает в нашем НИИ. И все эти годы Свиридова неразлучна с ним.
        – Что вы хотите сказать, – скривилась я. – Она его любовница?
        От омерзения меня даже передернуло. Неужели это правда, неужели Костик спит с этой жабой?
        – Что вы, что вы! – захихикал Мельников. – И даже в голову подобного не берите. Их отношения ближе всего к отношениям няньки и дитяти: Пушкин и Арина Родионовна, Женуария и рабыня Изаура. Она его опекала, готовила кашки и супчики, поила витаминчиками, следила за уборщицей, чтобы та убирала все до соринки, за студентами, чтобы не домогались пересдачи, вылавливая его под кабинетом. Да и возраст, простите, ей уже за сорок как ни как. Какие уж тут физиологические влечения с его стороны, тем более при наличии такой невесты! Короче говоря, Свиридова – это добрый ангел, а не злой гений.
        – Но может, он не оценил ее усилий и она озлобилась?! – и сама чувствуя, что несу бред, спросила я.
        – И здесь не угадали. Ваш жених умеет ценить добро, поэтому Свиридова была им всячески обласкана. Он ее и в отпуск отпускал, когда ей было нужно, и лекарства доставал от ее гипертонии, племяннице с пропиской подсобил, а главное – на премиальные никогда не скупился. И ко всем праздникам аккурат подарочками баловал.
        – Ну что ж, это похвально, – кивнула я.

        Однако сколько всего я узнала сегодня о Костике, а ведь еще недавно полагала, что знаю о нем все, думала, что мой жених для меня – открытая книга. Оказывается в этом талмуде куча склеенных листов, а на них хранится неизвестная доселе информация. С Петром Петровичем я рассталась в полной растерянности. Зачем Костик меня обманывал, утверждая, что Анфиса – это одна из подопытных лабораторных крыс, когда все в институте знали о верном друге Мельникова? Удобнее думать, что таким образом он хотел оградить меня от лишних переживаний. Но даже в этом случае становится понятно, что Костик темнит.
        Сумочка взорвалась телефонными трелями. Это перевозбужденная Ритка пыталась узнать, когда я освобожусь, судя по тону, она нарыла кое-что интересное. Я сказала, что уже освободилась.
        – Тогда бегом к машине, я вся в нетерпении, – скомандовала она и отключилась.
        Я послушно потрусила вон из института, опасаясь наткнуться на Костика. Ко встрече с бывшим любимым я была не готова, но то, что любовь позади – это я от себя уже не скрывала. Уж очень много несостыковок выскочило из темных углов, отчего в голове бродили неприятные мысли и подозрения. Костик перестал быть в моих глазах преданным влюбленным, который стоит на страже наших общих интересов. Теперь он превратился в человека, о котором я многого, как выясняется, не знала. Здесь есть и моя доля вины, за эти дни я сумела понять, насколько мне был не интересен мир, в котором жил мой избранник, насколько мало меня заботила его работа. Но и он не стремился меня познакомить с этой стороной своей жизни. Дома правила мама, которая не приветствовала наших отношений, на работе Свиридова, которая нянчила Костика, а на сладкое оставалась я. И что-то меня не привлекает роль десерта, и еще есть такое чувство, что его великая любовь растает, как дым, когда я попытаюсь разложить по полочкам то, до чего все эти годы руки не доходили. Пока у меня нет сил на генеральную уборку, но очень скоро я мобилизуюсь, вот тогда
пойдут клочки по закоулочкам!
        – Привет! – буркнула я, умащиваясь на переднее сидение «Ситроена».
        – Приветики! – пропела Ритка.
        На мой хмурый вид она не стала обращать внимания, а рванула прочь от НИИ. Ее переполняли эмоции, и она стремилась как можно скорее разделить их со мной.
        – Эта Свиридова – серый кардинал у твоего Костика! – бухнула она торжествующим тоном.
        – Я знаю, мне Мельников рассказал.
        – Ой, да ничего ты не знаешь! Эта теханша стала его тенью. Но знаешь, в чем беда королей? Они зависят от своих слуг. Так и твой Костик полностью ей потакал во всем, она жила как у бога за пазухой. В отпуск ходила по два раза в год, а в прошлом месяце он ей оплатил санаторное лечение! Эта баба из него веревки вила!
        – Нечто подобное мне и Петр Петрович рассказал, – кивнула я.
        – Это она! Чует мое сердце – это она, – ликовала Ритка.
        – Что она?
        – Она козни чинит. В последнее время она стала сильно задирать нос. Опрошенные мною свидетели все в один голос утверждают, что Свиридова ходила гоголем и кидала намеки, что скоро ее жизнь изменится.
        – Ну и что?
        – А то, что при этом окружающие стали замечать, что изменилось прежде всего ее отношение к Коржикову. Из подобострастно-преданного к снисходительно-ироничному.
        – Ну ты замудрила, – нахмурилась я. – Я у Петра Петровича в лоб спросила, не любовники ли они, так он меня на смех поднял.
        – Да? Так вот никто и не говорит, что она сама на него глаз положила. У нее, между прочим, имеется племянница!
        – Ну и что?
        – Да ну и то! – рассвирепела Ритка. – Эта племянница частенько здесь бывала. Сначала Костик ей прописку организовал ( сами мы прибыли из Казахстана). Затем помог поступить в свой вуз. Она его студентка! И практику проходила в его лаборатории, в этом чертовом НИИ. Ясно тебе, балда, чьи интересы отстаивала Свиридова?
        – Не может быть, – растерялась я.
        – Может, может, – заверила меня Ритка, – мне рассказали, что, когда должна была состояться ваша первая свадьба, Свиридова ходила чернее тучи. А как все разладилось, так расцвела и повеселела. А через недельку ушла на больничный и вместо себя подсунула свою племянницу. Стерва старая! Сводница! Следующий период депрессии наступил у бабы перед вашей второй свадьбой, но длился недолго. Вот уже полмесяца она реет по НИИ гордым буревестником и распускает многозначительные сплетни о Костике и Лялечке.
        – Это значит, Оля или Лена?
        – А, хрен редьки не слаще! Какая разница? – отмахнулась Ритка.
        – Действительно, никакой, – согласилась я. – Пожалуй, именно Свиридова выкупила наши паспорта и заявления из загса.
        – Она же и отраву притаранила, увидев, что вы с Костиком опять вместе, – предположила подружка.
        – Вполне возможно, наверное у нее от таких треволнений совсем крыша съехала. Клюнет или не клюнет, полюбит – не полюбит, к сердцу прижмет – к черту пошлет…
        Мне сделалось тоскливо. Сердце сдавила ледяная лапа невидимого чудовища. Все у меня не слава богу, как любила выражаться моя бабушка. Я столько лет игнорировала Костика с его неземной любовью и инопланетной верностью, и вот, пожалуйста, стоило согласиться на замужество, как все покатилось коту под хвост! Почему так?
        – Эй, подруга, не грусти. Что теперь думать о каком-то уроде Костике, когда у тебя такой красавец мужчина завелся! – затормошила меня Ритка.
        – Вот именно, что завелся, как моль. Но что характерно, выведется без всяких принудительных мер, – заполнившись скепсисом до ушей, заметила я.
        – Ой, это что за хандра такая нас обуяла? – голосом Верки Сердючки спросила подружка.
        Но я молчала и кисла, кисла и молчала. С этим надо было что-то делать. Обычно в такие моменты мы себя баловали: лопали шоколад, пили мартини, ездили в сауну или отправлялись в ресторан, чтобы употреблять там сладкое с алкоголем. Ритка решила, что надо действовать проверенными методами и притормозила возле «Мадьяра». За последние годы частный ресторанчик разросся в три этажа, причем, третий стал скорее клубом с бильярдными столами у окон и возможностью перекинуться в нарды или шахматы после еды. А первый и второй представляли собой убранство венгерского жилища, где можно было вкусно поесть и отведать настоящих венгерских вин.
        Старший официант, симпатичный молодой человек, разодетый в национальный костюм, усадил нас у окошка. Но Ритка тут же сорвалась с места и помчалась в туалет. Нам подали меню. И только я стала присматривать подходящее блюдо для обеда, как позвонил Мирослав. Услышав, что мы заехали пообедать, он напросился в компанию. Я объяснила, как проехать к «Мадьяру», и подумала, что теперь нам не удастся как следует посплетничать. На повестке дня стоял вопрос – знал Костик о желании Свиридовой с ним породниться или не знал, ну и, конечно, переспал с Лялей или не переспал. Мы бы сейчас взвесили все «за» и «против», придумали, как вывести Костика на чистую воду и вытрясти чистосердечное признание. Я еще собиралась поплакаться Ритке в жилетку, выслушать, что Костик козел и мне не надо расстраиваться, наоборот, хорошо, что все выяснилось до свадьбы, а не после. Но приезд Мирослава перечеркивал на корню все идею девичьих посиделок. Так за каким чертом я его сюда пригласила? Правильно, потому что мне чихать на Свиридову, Лялю и самого Костика. Главное, чтобы перестали покушаться на мою жизнь! Даже паспорт пусть себе
на память оставят, новый себе выправлю. Кстати, именно сегодня его и рекомендуется забрать, так что надо будет заскочить к Аленке. А Мирослава я пригласила сюда, потому что по телу до сих пор пробегают импульсы, когда я вспоминаю прошедшую ночь. И, о чем бы я ни думала, параллельно в моих мыслях бродит его образ. И звонка я его подспудно ожидала все это время.
        Я достала зеркальце из сумки, оценила макияж и сказала, глядя в свое отражение: «Дорогой Иа, ты втюрился по самые свои ослиные уши!»
        – Слушай, а у нас в Краснодаре тоже есть ресторан «Мадьяр», так там все еще круче, чем здесь! – сообщила Ритка, плюхаясь на соседний стул.
        – Сейчас сюда Мирослав приедет, – сказала я и посмотрела в окно.
        – Ну да, конечно, почему бы ему ни приехать? – хихикнула Ритка. – Ксюха, я тебе намекала, что ты жутко влюбчивая баба?
        – Мне в детстве мама говорила, что любовь это светлое, чистое и удивительное чувство. А у меня вообще обостренное чувство прекрасного, вот я и влюбляюсь, – пояснила я.
        Едва мы сделали заказ, как на пороге ресторана возник Мирослав. На нем была новая рубашка. Все правильно, когда он вчера зашел ко мне на чашку кофе, то постеснялся прихватить с собой багаж, вот и переоделся в машине. Рубашка была льняная и выглядела допустимо помятой для такого материала.
        – Привет, ну как ваша разведка боем? – поинтересовался он с ходу.
        – – Гораздо лучше, чем я могла предположить, – откликнулась я.
        Ксения Робертовна смогла по-новому взглянуть на своего бывшего жениха, – ябедничала Ритка. – Знаете, Мирослав, мужчина такие коварные существа, так и норовят обмануть нас, бедных, наивных женщин.
        – Знаете, Маргарита, – в тон ей ответил Мирик, – глядя на вас, никогда не скажешь, что какой-то мужчина сможет вас обмануть. У вас такой проницательный взгляд, который буквально сканирует мужское сознание!
        – Он льстец, Ксения! Держи ухо востро! – посоветовала мне Ритка.
        Возле столика возник официант с меню и был подвергнут Мирославом тщательному допросу на предмет, что тут можно съесть без вреда для организма. Наконец клиент соизволил определиться, и паренек сбежал на кухню.

        Я сочла, что наступил прекрасный момент, чтобы приступить к обсуждению итогов наших разведывательных действий. Мирослав согласился первым доложить о своих достижениях. Оказывается, в роддоме его ожидал сюрприз: Марина сбежала, но он смог обаять дежурного врача и выведать ее домашний адрес. Однако по этому адресу проживают родители девицы, которые в будний день, естественно, находились на своих рабочих местах, а не сидели в квартире, в ожидании Мирослава. Подробную информацию об этой семье он получил от соседки. Маринка с родителями уже давно не живет и редко бывает в родительском доме. Ее младший брат подался в Москву, отец работает в какой-то мебельной фирме, а мать – в хлебопекарне, более точных данных соседка дать не смогла. Но Мирослав проявил смекалку, съездил в загс, наврал, что привез Кузиной денежную помощь от брата из Москвы, а родителей, мол, дома нет, соседям деньги оставлять не охота, а как найти Маринку он не знает. Ему поверили и рассказали, как проехать к дому гражданского мужа Марины, правда, номера квартиры никто не знал.
        – Вот теперь пообедаю и поеду разыскивать Кузину, – подвел черту Мирослав.
        – Да, не густо, – протянула Ритка.
        А пока она рассказывала, как раскручивала на откровенность сотрудниц НИИ, я позвонила Громову и попросила пробить по Интернету адрес Свиридовой. Может, не стоит разыскивать беременную Марину, пугать будущую мать всякими карами. Не легче ли приехать к этим двум вампиршам в компании Мирослава и Громова и пригрозить, что сдадим их в милицию, если они хоть еще разок попытаются покуситься на мою жизнь?
        – Не легче, они сами могут вызвать милицию, и мы же еще окажемся виноватыми. А вот если у нас будут на руках свидетельские показания Кузиной, что они подкупили ее и завладели вашими паспортами, тогда им никуда не деться. Признаются как миленькие и в остальном, если, конечно, отравления и наезды – это их рук дело, – заявил Мирослав.
        В это время Ритка трещала по телефону и не уловила сути разговора. Выяснив, о чем речь, она заявила, что ничуть не сомневается, что такие стервы, как родственницы Свиридовы, способны на все, даже на убийство.
        – Кстати, я самоустраняюсь, ибо меня зовут неотложные дела. Жена нашего мэра желает заказать несколько костюмов, подходящих для турне по Европе. Такой заказ считается в нашем «Королевстве» чрезвычайным, поэтому требуется мое непременное присутствие. Бизнес, знаете ли! – легкомысленно всплеснув ручками пропела Марго.
        Она попыталась оплатить свой обед, но Мирослав отстоял свое право быть джентльменом и сказал, что пока еще может себе позволить водить красивых женщин по ресторанам, пусть даже и эмансипированных бизнеследи.
        – Он еще и джентльмен! – подняла палец кверху Ритка. – Берегись, Ксения, берегись!
        После того, как она удалилась, Мирослав сцапал мою руку и заявил, что соскучился. Я расплылась от удовольствия и сказала, что мне приятно, что он соскучился. Я где-то встречала в тренингах по психологии, что комплимент мужчины следует перефразировать и повторить вслух, начиная словами «я рада, что…» дальше подставлять его же слова – « что тебе нравятся мои глаза, голос, походка, чувство юмора, умение варить борщ…» И якобы тогда у мужчины закрепляется в мозгу факт, что ему действительно что-то нравится в этой женщине. Сейчас мне было крайне важно заставить думать этого красавца, что он скучает по моей особе. А еще лучше, пусть он по-настоящему умирает от тоски без меня! Потому что когда пройдет эйфория от нашего знакомства, его дела в нашем городе закончатся и он умчится столицу, где и забудет обо мне, я тихо сойду с ума. Вот почему следовало сделать все от меня зависящее, чтобы закрепить успех на любовном фронте.

        К тому времени мы покинули ресторан и шли к парковке супермаркета, где Мирослав оставил свое «Пежо». А я все грустила о том, что будет, если…
        – Ты чего такая грустная? – спросил Мирослав.
        – Мирик, скажи честно, у тебя еще есть время для помощи женщине, попавшей в беду? Ну в том смысле, как идут твои дела, ты еще долго будешь в нашем городе? Ваш клиент уже нашелся или все еще прячется?
        – Я тебя в беде не брошу, независимо от моих дел, – серьезным тоном заявил Мирослав. – А вот с моим клиентом – беда. Его нашли убитым. У вас в городе ужасная криминогенная ситуация, прямо Чикаго в тридцатые годы! Ты только посмотри, что творится – моего клиента кокнули, на тебя то и дело покушаются. Как вы тут вообще живете, Ксюнчик?!
        – Не живем – выживаем!
        – Вот именно, поэтому я считаю своим долгом помочь выжить красивой женщине. Тем более, что мое начальство поручило мне проследить за ходом расследования убийства. Как видишь, имеются все предпосылки задержаться здесь надолго.
        – Здорово! То есть ужасно, конечно, что предпосылки такие кровавые, – поправилась я. – Но я рада, что ты остаешься, потому что чувствую, я без тебя не справлюсь.
        Наша беседа лилась из пустого в порожнее, но это был тот случай, когда обоим собеседникам такая болтовня доставляет удовольствие. Я попросила заехать за паспортом, так как хотелось стать полноправным гражданином своей страны. Он сказал, что исполнит любой мой каприз, если я ему еще раз подарю подобный взгляд. Уж не знаю, смогла ли я ему угодить, но ласково таращилась на него несколько минут. К Аленке я залетела на крыльях любви, получила новый документ, чмокнула на радостях подругу, пискнула, что страшно занята и поскакала через две ступеньки по лестнице.
        – Ты должна меня с ним познакомить, – крикнула мне вслед Аленка, – я тебя такой со школы не видела!

        Мирослав ждал меня на тротуаре, он купил у бабульки, торгующей на углу, крохотный букетик каких-то колокольчиков и вручил мне. Я расплылась от счастья, словно никогда не получала цветов от мужчин. Но эти колокольчики и впрямь были просто чудо! Он пиликнул сигнализацией, а я шагнула с тротуара, зацепилась каблуком за бордюр и полетела носом вниз. Хорошо, что мой галантный кавалер пошел открывать мою дверцу и смог меня подхватить в полете, если бы он находился с водительской стороны, предоставив мне самой забираться в салон, то я точно бы расквасила физиономию.
        – Видишь, я без тебя как без рук, – выдохнула я, вися в его объятиях.
        – Скорее без ног, – поправил Мирослав и попытался поставить меня на землю.
        Тут я опять закачалась, потому что оказалось – каблука как не бывало. Точнее он, конечно, был, только лежал несколько в сторонке. Ужасно, это были абсолютно новые босоножки, купленные на последнюю зарплату. Теперь от «Автопробега» не осталось ни единого приятного воспоминания.
        – Придется ехать домой, в таком виде я по городу не ходок, – промямлила я и уткнула нос в букетик.
        – Ну это не проблема, – оптимистично воскликнул Мирослав, – поехали.
        Через десять минут мы уже примостились на облюбованный пятачок под старой сливой. Это было мое «законное» место, и никто из соседей сюда машину не ставил. Теперь «девятка» отсутствовала, освободив место для «Пежо». Еще от двери я услышала жалобное мяуканье Бегемота. Что это с ним, интересно? Мой кот крайне редко вопит дурным голосом. В положенные сроки доктор Айболит провел некую операцию, которая устранила многие кошачьи проблемы, связанные с месяцем мартом, после чего для подобных воплей не осталось никаких причин. Я открыла дверь и с порога почувствовала странный запах. Бегемот возмущенно орал и крутился под ногами.
        – Чем это так воняет? – скривилась я.
        – Да, запах тошнотворный, – поддакнул Мирослав.
        Но когда мы прошли в столовую, стала ясна причина зловония. Посреди комнаты валялось четыре пакета с помоями, экскрементами и рыбьими кишками. Кошмар! По всему этому богатству роились жирные зеленые мухи.
        – Меня сейчас вырвет, – сказала я и помчалась в ванную.
        – Где у тебя мусорное ведро? – крикнул мне вслед Мирослав.
        – Сейчас, сейчас, подожди!
        Я схватила полотенце, намочила его, приложила к лицу и только после этого вышла на поле боя. Мирослав к тому времени распахнул окна настежь, впустив в комнату свежий воздух. Я распахнула свою кухню-шкаф, выхватила мусорные пакеты, совок, веник, резиновые перчатки, и мы довольно быстро убрали следы осквернения моей гостиной. Вместе вынесли всю эту дрянь к помойным бакам, побрызгав на прощание «Мухоловом». Бегемота, чтобы он не нанюхался гадости, заперли в спальной. Морда у него при этом была непередаваемая, он словно спрашивал меня: «Хозяйка, что за дела? Ты во что вляпалась?!»
        – Давай посидим немножко на лавочке, пока там не проветрится, – предложил Мирослав.
        – Давай посидим, – согласилась я.
        – Нет, пора как следует потрясти этих уродок! – сплюнул он на землю. – Это как раз дело из поганых ручонок. Думаю, что по ночам трезвонят тоже они. Надо же, как им припекает.
        – Наверно, Костя – это последний шанс для этой Лялечки. Иначе с чего бы их так разбирало? – предположила я. – Это ж до чего надо докатиться: притащить мусор, вскарабкаться на фундамент, зашвырнуть пакеты в форточку! А если бы их кто-нибудь заметил? С ума сойти.
        – Слушай, мне уже любопытно взглянуть на этого Костика. Это что же за мужик, ради которого бабы готовы идти на все? Вот ради меня никто ничего подобного не выделывал, – подивился Мирослав.
        – Чтобы понять их мотивы, тебе лучше взглянуть на его квартиру в двух уровнях, трехэтажную дачу и счет в банке. Тогда тебе все станет понятно.
        – Подумаешь, дача. Мне, например, многоэтажные дачи вообще не нравятся, – хмыкнул он.
        – Мне тоже, – созналась я.
        – Хорошо.
        – Что хорошо?
        – Что у нас с тобой взгляды совпадают, – улыбнулся он. – Хотя у меня и дачи нет. У родителей есть. Но она одноэтажная, с мансардой.
        Дыхание мое сбилось, так я поразилась его словам. С чего это он завел про совпадение взглядов и родительскую дачу? Это что-то значит или так, пустой треп?
        – Пойдем, наверное, там уже все проветрилось, – предложил он.
        И глаза у него блестели и искрились. А я почувствовала, что земля уходит из-под ног, и на этот раз каблуки тут не при чем. В квартиру мы влетели как полоумные, одежда полетела в разные стороны, и не помню, как мы оказались в душе. Как хорошо, что у меня просторная ванная. Это так важно, чтобы она не была тесной, так важно. Странно, что я раньше этого не понимала. Мы очень хорошо изучили особенности архитектуры этого помещения, его габариты и предоставляющиеся возможности. Утомившись, вспомнили о широкой кровати в спальне.
        Решив, что пришла пора освободить из заточения Бегемота, вывалились в коридор и тут же наткнулись на Костика. Сюрпрайз, как говорится! Коржиков был бледен, всклокочен и взбешен. Я поняла, что телефонные звонки, звучавшие в квартире в течение получаса, были от него. И заодно сообразила, что мы запамятовали закрыть входную дверь.
        – Да, права была мама, когда говорила, что не стоит мне жениться на потаскушке! Может, тебе на панель пойти, раз осталась без работы? Вот бы где ты смогла сделать себе отличную карьеру! Такой потенциал в землю зарываешь.
        Больше он ничего сказать не успел. Мирослав с разворота съездил ему кулаком по челюсти. Костик хрюкнул и улетел в угол. Я охнула и, забыв, что не одета, кинулась к бывшему жениху. Ему показалось, что это Мирослав, он зажмурился, свернулся калачиком и заорал, что даже если его убьют, он не извинится. Кажется, жить Коржиков будет, решила я и пошла в ванную за халатом. Мирослав молча подобрал с пола свои джинсы и натянул их на голое тело. Не успела я одеться, как из прихожей донеслись обвинения в мой адрес.
        – Как ты могла? Мы же с тобой собирались пожениться? Кто он? Да хотя какая разница – кто он. Пусть даже потомок Александра Македонского! Почему ты так со мной поступила?
        Я испугалась, что он сейчас договорится до очередной потасовки и поспешила к ним. А он тем временем продолжал свой митинг.
        – Ксения, между нами все кончено! Забудь, что я когда-то был в твоей жизни! Мне стыдно, что я вообще с тобой связался! Мог бы и раньше тебя раскусить, – тут он покосился в сторону Мирослава и решил, что дальше не стоит углубляться.
        – Звонить надо, прежде чем вламываться в чужую квартиру, – посоветовал тот в свою очередь, – это здорово нервы экономит.
        – А вас не спрашивают! Ясно? Вы вообще помолчите! – взвился Костик.
        – Все. Хватит, – рявкнула я. – Конечно, между нами все кончено. И не потому, что в моей жизни появился Мирослав. Между нами все кончено, Костя, потому что я тебя не люблю и никогда не любила. Я убедила себя, что нужно выходить за тебя замуж, такого порядочного и любящего. Но лучше вообще в старых девах помереть, чем стать женой нелюбимого человека! Так что ты спокойно можешь жениться на этой Лялечке, у нее желание стать Коржиковой в триллион раз сильнее моего. Они с тетей вообще меня скоро в гроб вгонят! Скажи своей Свиридовой, обязательно скажи, что я больше не претендую на роль твоей супруги. А за то, что она мне пакостила, я ей все равно морду расквашу. Так и передай!
        – Что ты несешь? Причем тут Свиридова? А Лялечка? Не надо переворачивать все с ног на голову. Это я тебя застал с любовником. И не смей намеками кидаться. Я был тебе верен! Лялечку приплела, милую, наивную девочку! Ты грешное с праведным не путай!
        Праведный гнев так и плескался за стеклами его очков. Он кривил губы, будто собирался всплакнуть, но я-то знала, что так он пытается сдержать раздражение.
        – Костик, уходи. Я не так хотела с тобой поговорить. Но сейчас у меня вообще нет сил разбираться кто прав, кто виноват!
        – Да я-то уйду! Но и он тоже здесь долго не задержится! И с чем ты тогда останешься? С дырявым корытом! Ты еще будешь себе локти кусать, да поздно будет! У тебя могло бы быть все в этой жизни, а ты променяла свое будущее на жалкий секс!
        – Ой, да вали, давай, герой-любовник! – не выдержал Мирослав. – Что ты вообще в сексе понимаешь? Нахватался терминов и туда же? Греби на выход, предсказатель, пока я тебе ускорения не придал. Без тебя как-нибудь разберемся, кто с чем останется!
        Он сделал вид, что сейчас приступит к действиям, шагнул, и Костик дал стрекача, не забыв на прощание как следует хлопнуть дверью. А я села прямо на пол и заревела. За дверью спальни возмущенно завопил Бегемот, его нервная система наравне с моей подверглась за последнее время колоссальной встряске. И я подумала, не поехать ли нам с Бегемотом куда-нибудь на курорт. Уже, пожалуй, самое время пить боржом и принимать солевые ванны, чтобы спасти последние запасы нервных клеток от быстрого сгорания.
        – Эй, иди ко мне, – прошептал кто-то прямо в ухо.
        И я оказалась в крепких объятиях Мирослава.
        – Он тебе не пара, малыш! И ты его действительно не любишь, – целуя меня в затылок, шептал он. – Ты расстроилась, что он застукал нас? Да?
        – Да. И поэтому, и потому, что он в какой-то мере прав, – прогундосила я в нос.
        Потому что не знаю, как у кого, но стоит мне только зареветь, как нос заполняется невероятным количеством жидкости и краснеет. Наверное, поэтому я редко плачу на людях. Но сейчас мне было все равно. Какая разница, каким запомнится Мирославу мой нос, если он действительно скоро уедет и никогда больше не вернется. Ну может, правда, позвонит. А я так и умру старой девой. Никому ненужной старой девой. Рыдания стали угрожающе громкими, и ласковые поглаживания Мирослава дела не спасали. Я побежала в ванную умываться. А он поперся за мной (ну никакого понятия у человека об интимности!) и, наблюдая, как я очищаю свой нос, заявил.
        – А я сказал, плюнь на его слова! Он уже за них по морде схлопотал!
        – А вот и не надо было его по морде! Он в десять раз слабее тебя! – хрюкнула я из полотенца.
        – Ах, ты его еще и защищаешь? За то, что он тебя б…ю назвал?! – повысил голос Мирослав.
        – Господи, да он такого и слова не знает!
        – К черту, этого придурка! – вспылил защитник женщин. – Если ты жалкий хлюпик, тогда нечего и рот разевать, если чахот, то и помалкивай! А то, смотри, развыступался! За оскорбления надо отвечать, пусть теперь знает! И хватит реветь! Если ты жалеешь о том, что произошло, то тогда давай, беги за ним. Пару дней на коленях простоишь, может, выпросишь прощение! Хотя нет у тебя шансов, ведь ему же мамочка все про тебя объяснила!
        Нет, это что же за день такой, все, кому не лень, меня поучают, да еще советы дают бесплатные! Я решила, что пора поплакать от души, поэтому отпихнула Мирослава, застрявшего в двери ванной, и прошествовала в спальню. Стоило открыть дверь, как оттуда пулей вылетел Бегемот, невольный узник обстоятельств. Он мне еще долго такого обращения не простит! Ну и ладно, уж больно много обиженных на меня скопилось в округе! Я рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Ни один нормальный мужчина не способен выдержать такого накала страстей. Мирослав тоже не выдержал. Просочился в спальню и принялся меня утешать. К тому моменту я чувствовала себя совсем паршиво, поэтому на долго меня не хватило. Какого черта, он ведь действительно вступился за мою честь. Своеобразно, конечно, но прервал оскорбления в мой адрес. И к чему мне думать, что там ждет нас будущем, если настоящее очень даже симпатично. В общем, его утешения закончились определенным образом, чему я не препятствовала. А вскоре я уже забыла о своих глубоких внутренних переживаниях и предалась более древним внутренним ощущениям.

        Этот трудный день отходил в прошлое, на город упала славная летняя ночь, что не располагало ни к какой активности, даже шторы было лень задернуть. Мы с Мириком уже минут десять тихонечко лежали обнявшись, когда позвонил телефон. Вообще-то было несколько поздновато для звонков воспитанных граждан. А некультурных людей, позволяющих себе подобные выходки, не слишком хотелось слышать, поэтому я на звонок не отреагировала. Мирослав же заметно напрягся, небось решил, что Костик объявился. Зря. Бывший жених отличался повышенной злопамятностью и теперь отзвонится не раньше, чем через три дня, с тем чтобы облить меня ядом презрения. А пока будет «держать фасон», как говорила бабушка. Звонящий решил переломить наше упрямство и перенабрал номер. Я вздохнула и вылезла из-под одеяла – холодный кондиционированный воздух пробежал ледяными пальцами по позвоночнику.
        – Алло, – рыкнула я в мембрану.
        – Ну ты, блин, даешь! – взвыла Ритка. – Я тебе звоню второй час, сотовый тоже отключила, где тебя носит?
        – Дорогая, я была занята, – неопределенно ответила я.
        – Так, ну все ясно, снесло девке крышу. Хоть к Марине съездить успели? – проявила она сообразительность.
        – Не успели. Тут в квартиру кто-то мусора набросал через форточку. Мы уборкой занимались. А потом Костик в самый неподходящий момент приперся. И мы скандалили. Так что, как видишь, не до расследования!
        – Ни фига себе! Он вас застукал?!
        – Маргарита Алексеевна, ну что же вы так прямолинейны? – засмущалась я.
        – Отпад, как в кино! – оценила она.
        – Ты вообще чего звонишь? – не выдержала я стояния в холодной комнате.
        – Сказать, что сегодня вечером я занята. Свидание у меня. Деловое, – сообщила Ритка. – Так что вы на мое общество не рассчитывайте.
        Это я ей охотно пообещала. Очень хотелось залезть под бок Мирику и впасть в летаргию лет на десять. Но едва я оказалась в кроватке, как он меня «порадовал» сообщением, что ему нужно будет уехать по делам. Я попыталась навязать свое общество, сказав, что посижу в машине, пока он «кое с кем» будет беседовать. Но он мягко отказался, мол, лучше мне посидеть дома, отдохнуть и все такое. Что тут возразишь? Мы выпили кофе, и он отчалил. В прихожей я обнаружила несчастный букетик поникших колокольчиков. «Забытые давно в волненьях новых и мятежных» они одиноко лежали на полке в прихожей. Я подрезала кончики их ножек и поставила в вазочку. Затем покормила Бегемота, вбив в «Вискас» яичный желток, как он любил. Мой кот с глубоким презрением наблюдал за моими манипуляциями с дивана. Еще бы, мое поведение не входило ни в какие рамки: туалет не чищен, шубка не чесана, кормят через раз. Это что же за жизнь такая пошла?
        Я оценила запасы провианта и поняла, что завтра Мотя останется без пищи – консервы подошли к концу. Проникнувшись чувством вины, я быстренько почистила туалет, засыпала новый наполнитель. Затем оделась и побежала в супермаркет, который был буквально в десяти минутах ходьбы от моего дома, что всегда облегчало мою жизнь. Заодно куплю чего-нибудь съедобного и для себя. Приятно, конечно, питаться в ресторанах, но надо же хотя бы и к завтраку кроме кофе что-нибудь подавать! Обуреваемая идеей пополнить продуктовые запасы как следует, я взяла тележку на колесиках. Первым делом набросала кошачьих консервов с кроликом, курицей и говядиной, затем перешла к человеческой пище: молочные продукты, макароны, тушка курицы, котлеты по-киевски, соусы, овощи, фрукты. Остановилась лишь тогда, когда поняла, что не смогу дотащить все это до дома. Ведь раньше я делала закупки, рассчитывая на лошадиные силы своей четырехколесной «коровы», но нынче она перешла в мир иной, и мне придется все это тянуть на себе. Стало грустно. Я свернула закупочную деятельность и поспешила к кассам.

        Выйдя на улицу, я переждала поток машин и перешла через дорогу, окунувшись в чернильную ночь, с которой плохо боролись уличные фонари. Темноты я не боялась с детства, даже вот такой беспроглядной. Но домой все же торопилась, так как тяжелые пакеты оттягивали руки. Ныряя из одного освещенного пятна в другое, я мерно стучала каблучками по тротуарным плитам, и мне казалось, что остальное население города вымерло в одночасье. Слева в аллее раздался приглушенный смех (это было место постоянных тусовок влюбленных парочек). Аллея представляла собой проход на соседнюю улицу, она заросла самшитом, между кустами которого прятались укромные лавочки. Молодежь смущать не хотелось, но по аллее мне было ближе к дому, поэтому я и свернула. Именно тогда мне показалось, что кто-то нырнул за мной, но я не обратила на это внимания. Но едва я вышла на тротуар соседней улицы, как что-то ударилось о припаркованный у обочины «мерс», и оглушительно завыла сигнализация. Я резко обернулась, но никого не заметила, ведь я находилась в свете фонаря, а все остальное пространство утопало в темноте. И тут со стороны аллеи вылетел
еще один камень, и я едва успела отшатнуться. С перепугу бросилась через дорогу, но мне все же зарядили булыжником по плечу. Из окна дома выпрыгнул какой-то мужик и рванул ко мне. Оказалось, что это хозяин «мерса». Он схватил меня за руку – один из пакетов порвался, и по асфальту покатились кошачьи консервы.
        – Ты куда? – завопил мужик, решивший, что это я стала причиной сработанной сигнализации.
        Но тут очередной камень цокнул рядом с ним.
        – Хулиганы! Кидаются камнями из аллеи, – пояснила я.
        – Убью гадов! – взревел мужик и помчался в темноту.
        Я, всхлипывая, собрала провиант Бегемота, подхватила сумки и почти побежала к дому. Тот, кто на меня охотится столь нетрадиционными для убийцы методами, останавливаться не намерен. И кажется, ему удалось главное – я в панике. Меня колотило так, что я едва смогла попасть ключом в замочную скважину. Влетев в квартиру, я заперла дверь на все замки и даже задвинула цепочку, чего отродясь не делала. Бегемот, почувствовав мое состояние, простил измену и принялся тереться о мои ноги. Я схватила его на руки и забегала по квартире. Когда же приедет Мирослав? С ним – море по колено и сам черт не брат. Первым порывом было позвонить ему, но потом подумала, что это будет выглядеть не слишком красиво, еще подумает, что я сочиняю, чтобы приукрасить ситуацию, придать трагичности и тому подобное.
        Но тут мои метания по квартире были прерваны звонком Громова.
        – Привет, Аверская! Ну ты как?
        Я рассказала как. Он заметил, что ничего не меняется в подлунном мире. Это вместо сочувствия и предложения дружеской помощи!
        – А я тебе Свиридову нашел, как ты просила, – поведал он. – Или уже не надо?
        – Почему, очень даже надо, – заверила я. – Сейчас возьму ручку и запишу адресок.
        – Да ты и так не забудешь, – хмыкнул он, – соседки вы с ней.
        – Что?
        – А вот что. Я по карте глянул. Улица Свердлова. Сто пятый дом. Выходит, вы почти соседи. А у нее дробь три, значит, в глубине двора стоит. Сечешь?
        – Секу, – согласилась я. – Это как раз недалеко от той аллейки в которой меня только что камнями обкидали. Так что можно сильно не удивляться.
        Выходило, что я все это время проживала под наблюдением этой странной тетки и ее любимой племянницы. Уж не они ли мне засаду учинили? От слепой ярости перехлестнуло горло.
        – Ты чего примолкла? – спросил Громов. – План мести разрабатываешь?
        – Да так, – промямлила я, – какая у них там квартира?
        – Сто три. Все очень просто.

        Да, действительно, все было очень просто. Я сослалась на головную боль, поблагодарила Громова за помощь и отключилась. Очень хотелось отправиться к этим стервам и устроить небольшой погром с мордобоем. Но их двое, а я не владела единоборствами, поэтому пришлось отложить разборки на потом. Я уже не сомневалась, что все эти нападки были подстроены этой парочкой. Вот как дамочкам захотелось обзавестись богатым женихом! Ни перед чем не останавливаются!
        Чтобы скрасить одиночество и умерить боевой дух, я тяпнула пятьдесят граммов коньячка, закусила лимончиком и принялась причесывать Бегемота, устроившись в кресле перед телевизором. Во-первых, это успокаивает нервную систему, во-вторых, шерсть на задних «штанишках» моего красавца сбилась в колтуны. Кот сопротивлялся, процедура была не самой приятной, но после того, как с колтунами было покончено, он расслабился, и я тоже. Захотелось спать. По всем каналам шла какая-то белиберда, от которой мозги превращались в манную кашу. Я допила остатки коньяка в бокале и решила, что пора обидеться на Мирослава за длительное молчание. Прошло еще полчаса, а он не звонил. Тогда я сказала твердо, что иду спать, ибо утро вечера мудренее.
        В кровати я долго ворочалась, устраиваясь поудобнее, но без Сташевского было уже как-то пусто и очень одиноко. Коньяк меня окончательно вышиб из колеи, прорезалась сентиментальность с долей фатализма. Я вздохнула, представила маленького слоника и заставила его прыгать через скакалку. Слоник послушно прыгал, я считала прыжки и сама не поняла, как заснула.

        Глава 6

        Мне снилась кровь. Море крови, океан крови, затопивший Землю. И лишь несколько людей смогли спастись на самой верхушке самой высокой горы. Помощи ждать было неоткуда, и люди обречено жались друг к дружке, глядя, как черно-красная жижа ползет, подбирается к их ногам. Я была среди них, но жить мне не хотелось, потому что я знала, что Мирик уже погиб, и я его уже никогда не увижу.
        Резкий звонок вырвал меня из кошмара. Я села столбиком в кровати с бешено колотящимся сердцем, намеревающимся выскочить у меня из горла. Сглотнула сердце обратно и прижала его рукой. Кто там? Мирик или ночной гость? Впервые этот звонок меня испугал. Позавчера у меня ночевала Ритка, вчера – Мирослав, и мне было начихать на психа за дверью. Сегодня было страшно. Квартира вдруг показалась очень ненадежным убежищем. Дверь – хлипкой, несмотря на замки, окна – просматриваемыми насквозь, несмотря на шторы. Вторичный звонок подбросил меня на кровати, как будто в меня выстрелили из пушки. Мамочки родные, что же это творится, с такой жизнью попаду в психушку, как пить дать!
        Испустив тяжкий вздох, я сползла с кровати и пошла в прихожую. Памятуя, что излюбленным приемом убийц является выстрел в глазок, я встала за узенький пенал шкафа и громко спросила: «Кто там?» Голос предательски дрогнул. В ответ прозвучала тишина.
        Больше у дверей было делать нечего, я ретировалась в гостиную, забралась в кресло с ногами и прижала прибежавшего ко мне Бегемота. Свет в комнате я зажигать не стала. «Мой кот Бегемот от злых духов спасет, от беды убережет, много счастья принесет», – забормотала я, поглаживая теплое пушистое тельце. Он благодарно заурчал – ему очень льстило сие заклинание. С лестничной площадки не доносились ни звука. Стены у нас были символические, как и во всех домах советской постройки, и обычно в квартиру проникали самые различные звуки, доносившиеся из подъезда. Сейчас царила мертвая тишина, словно звонивший в дверь был бестелесным духом, пришедшим из аида свести меня с ума. И я так напрягала слух, что, когда зазвонил телефон, мне показалось, что взорвалось пространство. Я взвизгнула, разозлилась, схватила трубку и заорала.
        – Я убью тебя, слышишь, тварь! Я убью тебя!
        – Ксюнчик! Это я, детка! Что с тобой?! – раздался испуганный голос Мирослава.
        – Господи, куда ты пропал? – застонала я от облегчения.
        Все смешалось в моей голове: и ужас сна, и страх реальности. Мне показалось, что я действительно его потеряла и сейчас нашла вновь.
        – Мирик! Где ты? Ты можешь приехать? Мне очень страшно. Меня обкидали камнями, и, если бы не тот мужик, то, может быть, забили бы насмерть…
        – Что? Где ты? – всполошился он, забыв, что позвонил на домашний номер. – Какой мужик? Где обкидали? С тобой все в порядке?
        – Мирик, – зашептала я, – приезжай, пожалуйста. Они звонят в дверь. Я боюсь.
        – Да что же за дурдом такой! Ничего не бойся! Я уже скоро буду. Через пять минут. Слышишь? Я подъеду и позвоню.
        После разговора с ним у меня сразу отлегло на душе. Все будет хорошо: сейчас он приедет, и все наладится. Я решила, что ни за что не буду реветь, а то на глазах превращаюсь в какого-то нытика. К счастью, он действительно вскоре приехал. Я отомкнула все замки и кинулась ему на шею. После серии поцелуев, когда я окончательно уверовала в собственную безопасность, я рассказала ему о том, чем закончилась попытка сходить в магазин. Мирослав смачно чертыхнулся и заявил, что пора потрясти как следует этот бабский батальон.
        – Тут как раз наши ребята подъехали мне на подмогу, – сказал он, – правда, по другому делу, но и тебе они помогут по моей просьбе.
        – Спасибо, – машинально ответила я, – а что у тебя проблемы возникли, раз подмога понадобилась?
        – Да нет, так, ерунда. Погибший товарищ должен был передать кое-что моему начальству. Но погиб. Вот теперь надо выяснить, почему погиб и куда делось то, что он должен был передать.
        Это было очень туманно и непонятно, но я выпытывать подробности не стала. Если тебя не посвящают, значит, не стоит и приставать. Да и мое дело вызывало гораздо большую заинтересованность. Мирослав заверил, что завтра по звонку приедут его соратники, и они посетят тетушку с племянницей, да доверительно побеседуют. Я сообразила, что во время такой беседы устанавливается полное доверие, и откровенности нет границ, соответственно уже завтра я буду избавлена от нападок этих полоумных. Мне даже хотелось, чтобы труп Жаткина оказался тоже делом их ручонок, чтобы уж раз и навсегда покончить с этой безумной историей. Но больше этой ночью мне не пришлось думать на эту тему. Мирослав обладал удивительной способностью вышибать все мысли из моей головы: умные, глупые, грустные, всякие.

        Утро началось великолепно, пусть и слишком рано. Мирослав проснулся в шесть, что, по моим меркам, означало до зари. Но дальше все пошло прекрасно. Примерно так я себе представляла идеальное утро идеальной жизни: завтрак в постели после любовных игр, совместный поход в душ и питие кофе перед телевизором. Но все испортил звонок в дверь. Как всегда.
        – У тебя какой-то проходной двор, – заметил ворчливо Мирослав.
        Он поглядел на часы: для его ребят было рановато. А я загрустила, отрывать самой не хотелось, попросить его не решалась, вдруг решит, что я трусиха.
        – Давай я открою? – предложил он сам.
        Я вздохнула, глянув на его наряд, состоявший по обыкновению из одних джинсов и согласно кивнула. Это оказалась тетя Фрося со второго этажа, она вышла прогулять Жульку, крохотную собачонку неизвестной породы, и заметила, что моя дверь была испачкана чем-то нелицеприятным и дурнопахнущим. Я вежливо поблагодарила соседку, которая, при виде Мирослава, чуть с лестницы не грохнулась. Теперь весь двор будет знать, что я кручу шашни с каким-то красавцем, а мне по ночам двери дерьмом мажут, не иначе, как жена этого самого красавца. Прикрыв оскверненную дверь, я прошипела, что удушу гадин собственными руками. Было жаль испорченного идеального утра, было стыдно перед соседями и противно отмывать чье-то дерьмо от моей двери. Мирослав принялся звонить по телефону, вызывая своих ребят, а я пошла совершать подвиг чистоплотности.
        Когда приехали удальцы-молодцы, не только дверь, но и весь подъезд дышали свежестью, мы были полностью одеты, а я еще и накрашена. Такая невероятная проворность с моей стороны объяснялась просто, мне тоже хотелось участвовать в дознании. Если только выяснится, что мои подозрения оправданы, а я в этом была абсолютно уверена, то мне хотелось бы надавать по щекам обеим мерзавкам – так меня достали пакости последних дней! Я наотрез отказалась оставаться дома, хотя Мирик попытался меня с собой не взять. В нужные моменты я могу быть невероятно упрямой, и ему пришлось согласиться. Поэтому тетя Фрося смогла пронаблюдать со своего балкона прелюбопытную картину, как я в сопровождении двух мужиков умащиваюсь в «бандитскую» машину джип, которая нагло загораживала вход в подъезд, мешая жильцам беспрепятственно попадать домой. Да, сегодня мой и без того невысокий рейтинг нравственности среди местных старушек упал ниже ноля. И как это ни прискорбно, мне их мнение было до лампочки, до той самой, давно перегоревшей лампочки Ильича.
        Несмотря на то, что до нужного нам дома было рукой подать, мы поехали на машине. В джипе, помимо шофера, было двое подкачанных парней, которых мне представили как двух Сашек и Серегу. За рулем был Сашка в красной майке, а рядом – Сашка в зеленой. Серега, сидевший рядом с нами, был облачен в черные джинсы и черную футболку, узенькие рукавчики которой трещали на его крутых бицепсах. Мне он показался самым зловещим из троицы. Джипом мы почти перекрыли вход в подъезд, но на мое робкое замечание, что жильцы будут ругаться, Сашка-водила весело хохотнул, а Сашка-пассажир сказал, что пусть только попробуют. Мирослав выпрыгнул из машины, распахнул дверцу, выдернул меня из машины, как морковку, и шепнул на ухо, чтобы я не обращала внимания на некоторые изъяны в воспитании его людей. Ни дать, ни взять – Робин Гуд, да и только!
        И весь наш воинственный настрой пропал на лестничной клетке перед дверью, обитой коричневым дерматином с цифрой сто три. На наши требовательные звонки никто не отозвался. В квартире царила мертвая тишина, не слышно было ни единого шороха. Мы переминались с ноги на ногу, не зная. что бы еще такого предпринять, потому что не были готовы к тому, что в восемь утра хозяек не окажется дома.
        – А я их на остановке видел, – раздался сзади тоненький голосок. и между нами протиснулся худенький мальчонка.
        – На какой остановке? – спросил Мирослав.
        – На троллейбусной, – пояснил мальчик и стал подыматься на следующий пролет.
        – Давно? – полюбопытствовал Серега.
        – Только что, я от бабушки возвращаюсь. Она через дорогу живет. В доме с супермаркетом.
        Но его уже никто не слушал. Мужики галопировали вниз, а я крикнула волшебное слово и припустила за ними. Но и на остановке мы никого не застали, хотя на этот раз не поехали торжественно на джипе, а побежали ножками через дорогу, чтобы сэкономить время. Покрутившись на улице, мы вернулись к машине ни с чем. Мирослав заметно расстроился, парням было все равно, ведь они сюда по другому поводу приехали.
        – Ну что теперь, по делам? – спросил зеленый Сашка.
        – Нет, надо еще по одному адреску проскочить, – помотал головой Мирослав и полез в карман за бумажкой. – Только там надо аккуратней, женщина брехливая, но беременная, главное, чтобы не разродилась по дороге.
        – А это куда ехать? – спросил у меня Сашка красный.
        Я взяла бумажку из рук Мирослава и обомлела. Там значилось – «улица Свердлова, дом напротив супермаркета, стоит торцом к аллее».
        – Тебе не кажется, что в этом мире все взаимосвязано? – спросила я Мирика и пояснила Сашке. – Мы уже приехали.
        – Вот черт! – глянув на адресную табличку, чертыхнулся Мирослав.
        – Оказывается, моими соседями были не только Свиридовы, но и будущая мамаша Марина Кузина. Отлично! Осталось лишь выяснить, в какой квартире она проживает.
        – Ставлю сто баксов, что они живут в одном подъезде, – сказал Мирик. – Нам нужна всезнающая старушка.
        – Вон та подойдет? – спросил зеленый Сашка.
        Мы дружно обернулись и увидели толстуху, нагруженную авоськами, из которых торчали перья зеленого лука, капуста и пучки зелени.
        – Вполне подойдет, – кивнула я, заметив, что она движется к нашему подъезду
        – Бабушка, давайте я вам помогу, – засуетился вокруг нее красный Сашка.
        – Чего ты мне поможешь, – всполошилась бабка, – кошелька лишиться? А ну отойди, а то щас своего мужика кликну, так он с балкона стрельнет!
        – Да как вы могли обо мне такое подумать? – обиделся он. – Вон, смотрите, на какой машине езжу, зачем мне чужие кошельки воровать?
        – Да все вы сначала кошельки воровали, а теперь на таких машинах ездите! – отбрила бабка, пытаясь протиснуться в подъезд.
        Мужики заржали – не бабка, а боевик!
        – Вы зачем так близко подъехали? Что, больше некуда на своем сарае пристроиться?
        – Во дает! – восхитился красный Сашка. – Бабушка, нам нужна Маринка. Знаете такую? Она у вас тут с мужем живет, и еще она нынче на сносях.
        – Кузина ее фамилия, – пояснил Мирослав.
        – Это зачем она вам понадобилась? – притормозила толстуха.
        – Если любопытство и было свойственно ей, то так, в небольших долях, процентов на девяносто пять – девяносто шесть.
        – Мы из Москвы проездом, – пояснил Мирослав.
        А бабка стрельнула глазами на номера джипа, чистый Штирлиц, а не бабка.
        – Так вот, Маринкин брательник просил ей деньжат передать. Родителей дома не застали, а адреса Марины братишка не знает.
        – Надо же! – поразилась бабка. – Так он что ж, в люди выбился?
        – Выбился, выбился, вот семье теперь помогает, – кивнул Мирик.
        – Ну раз вы с добрым делом, то тогда скажу, – пробормотала она. – Маринка живет в соседнем подъезде, но они с Колькой не расписаны. Клавка, Колькина мать, сказала, что если он на Маринке женится, то отпишет свой дом племяннице, вот они и живут во грехе. А у нее ж скоро дитя будет…
        – А в какой квартире? – перебила я ее.
        – Что – в какой?
        – Ну. в какой именно квартире они живут без росписи?
        – Дак не знаю, – развела она руками. – Но на глазок скажу, примерно то есть. Как подымитесь на четвертый этаж, то их дверь будет слева.
        Бабка попалась термоядерная. Ее мужу нужно выдать медаль за отвагу – представляю, каково бедняге приходится. К Марине мы пошли втроем: я, Мирослав и Серега. И здесь нам наконец-то повезло. Дверь открыла сама Кузина. Правда, увидев меня, попыталась ее захлопнуть, но никто ей этого не позволил. Серега проворно просунул в щель кроссовок сорок пятого размера, надавил слегка, и мы вошли.
        – Что вам надо? Я сейчас милицию вызову, а ну убирайтесь немедленно! – заголосила она, отступая вглубь квартиры по темному коридору.
        – Я вот сейчас кого-то стукну и уйду, но ты этого уже не увидишь, – пригрозил Серега. – А ну рот прикрой! Милицию она вызовет!
        – Мы сейчас сами милицию вызовем, – пригрозила я, – и ты им быстренько расскажешь, за сколько продала наши паспорта гражданке Свиридовой.
        Тем временем мы продвинулись из коридора в комнатенку, обставленную облезлой мебелью шестидесятых годов, стены которой были обклеены дешевыми выцветшими обоями, а на окне бултыхалась тряпка, выполняющая роль занавески. Кузина забилась в угол, отгородившись от нас обеденным столом, и исподлобья взирала на нас совершенно затравленно. Мне стало стыдно. Она беременная, беззащитная, а мы втроем на нее…
        – Марина, – заговорил Мирослав, – мы вам не причиним вреда, если вы нам все честно расскажите.
        – Ага, нашли дуру! – огрызнулась она из своего убежища.
        – Это в ваших интересах, – покачал головой Мирослав.
        А Серега лениво двинулся к ней.
        – Я закричу, – предупредила она срывающимся голосом.
        – А я заплачу, – сказал Мирослав и достал пятисотку. – Давай, говори и получишь деньги. Будешь упираться – и получишь по морде.
        Такая перемена в речи сыграла свою роль, а может, Кузина не переносила вида денег, в том смысле, что готова была на все ради презренного металла, в данном случае презренной бумаги. Но как бы то ни было, но она поспешно зачастила.
        – Ладно, ладно, я вам как на духу! Клянусь, я не хотела, боялась, да только они уговорили. Мы ж соседки как ни как и должны по-бабьи друг дружке помогать. Они меня убеждали, что, мол, это дело правое, да и не узнает никто. Я же в декретный должна была уходить…
        – Так, стоп. По порядку, пожалуйста, – прервал ее Мирослав.
        – Так с чего ж начинать? – растерялась Марина. – Давайте сядем.
        Мы расселись по колченогим стульям. И она начала свой рассказ. Оказывается, Свиридовы начали атаку заранее. То фруктами ее во дворе угощали, мол, беременным надо хорошо питаться, то на чай с пирогами зазывали, мол, очень она им симпатична, то кое-какую одежонку подкинули, которая должна была сгодиться при растущем животе. Буквально через месяц Марина стала считать, что обе женщины – ее закадычные подруги, искренне заботящиеся о ее здоровье. Они досконально знали ее сердечные тайны, сочувствовали ее бедам и печалям, давали советы, как покрепче привязать к себе мужика да отвадить от вредной матери. Ну и сами, конечно, делились. Из их откровений выходило так, что Лялечка попала в любовный капкан. У нее, дескать, начался пылкий роман с одним профессором, а какая-то гадина (извиняющийся кивок в мою сторону) решила профессора себе оттяпать. Лялечка страдает, профессор мучается, а бабенция козни строит. Из свиридовских откровений выходило, что Коржиков попал в лапы хитрой, распутной стерве, которая и по магическим салонам бегает, и соблазняет его разными диковинными штучками, отчего у профессора крыша
съехала, и он задумал на ней жениться. Лялечка же сильно страдает, так как любит, но ничего поделать не может, куда ей такой скромной и чистой девочке тягаться с прожженной девахой, искушенной в подобных делах. Кузина все россказни принимала за чистую монету, ей и в голову не приходило заподозрить женщин во лжи. Обычная история: простенькой женщине опять не везет, более пронырливая и смазливая товарка отбивает у нее любимого жениха. Классический сюжет женского романа. А однажды вечером Светлана зазвала к себе Марину и давай рыдать. Поделилась новой бедой, дескать, она боится, что Лялечка с собой что-нибудь сделает, настолько сильно переживает бедняжка личную драму. «Боюсь ее одну дома оставлять, – причитала Свиридова, – а ну как до греха дойдет? Сама подумай, девочка в таком возрасте, что край как замуж надо. И тут все прекрасно складывалось с человеком почтенным, серьезным, состоятельным. И откуда ни возьмись эта проститутка, прости господи! Окрутила, заколдовала, увела из-под носа! Боюсь я, Мариночка, за Лялечку! Все таблетки из дома повыкидывала, чтобы от греха подальше…» Марина, добрая душа, не
знала, чем женщину утешить, выражала бездну сочувствия и поносила мерзавку, вставшую на пути двух влюбленных. Она ничем не могла помочь бедной Лялечке, разве что заверять Светлану, что все сложится хорошо. И тут Свиридова сделала то самое непристойное предложение, о котором фильмы обычно снимают. Видимо, она прекрасно умела манипулировать людьми, уж такие сумела подобрать слова, что выходило, будто, решившись на должностное преступление, Кузина совершит благородный поступок, поможет восторжествовать добру.
        – Понимаете, она же не знала, что я сама могу эти документы тихонечко изъять, – пояснила Кузина нам, – она думала, что я могу взятку дать кому надо.
        Мы переглянулись с Мирославом – наивная дурочка, ее купили за медный грош.
        – Светлана мне дала сто долларов, попросила их кому надо передать, чтобы, значит, заявления и паспорта выкрали. И пообещала, что еще даст сто, после того, как документы ей передам. Ох, как мне стыдно, если бы вы знали! Я же вас, девушка, запомнила, – обратилась ко мне Марина. – А когда вы еще и под машину попали, то мне плохо сделалось. Получилось, что я нагрешила, да еще как, если бы вы знали, что вас и не распишут вовсе, то и под машину бы не попали. А когда вы ко мне в больницу приехали, то я и вовсе испугалась, ведь думала, что меня не заподозрят. Но получалось, что вы меня раскололи! А я же эти деньги себе присвоила, значит, мне и отвечать! Вы не подумайте, что я завзятая преступница и такое проворачиваю направо и налево, просто так у меня судьба складывается, что ребенок может без отца остаться. А на что мне его растить? Вот и взяла эти сто баксов, а за одно и грех на душу! Кстати, у Светланы больше денег не оказалось, обманула насчет второй сотни, дала только тысячу рублей. Но мне и тех хватило, чтобы пеленок купить. Муж мой сейчас не работает, свекровь грозится из этой квартиры выкинуть
меня с малышом… Простите меня, если можете… Наверное, ей было страшно, что я сейчас же побегу по магическим салонам и наколдую ужасную месть на ее глупую голову. Во всяком случае, на меня она глядела с вящим ужасом. Кажется, даже Серега с его бицепсами не производил на нее должного впечатления. Вот, блин, дела!
        – Марина, спасибо вам за откровения! – сказал Мирослав. – Знаете, чистосердечное раскаяние действительно снимает часть греха с души преступника, это не пустые слова. А вы сейчас помогли женщине, которая никого ни у кого не уводила. Это ваши Свиридовы задумали женить на Лялечке богатого профессора. Ну ничего, не расстраивайтесь. Это вам за честность.
        С этими словами он положил на замуслеванную кленку, покрывавшую стол, стодолларовую купюру. Я немного оторопела и от его речи, и от его широкого жеста. А Марина при виде такой щедрости пошла бурыми пятнами.

        Девушка, я в церковь ходила и вам за здравие пять свечей поставила. И еще знаете, если ваш профессор не дурак, то Ляльке ни за что его не увести. Она против вас уродка настоящая! – тараща на меня глаза, выдала Кузина.
        На это даже Мирослав не нашелся что ответить, я только кивнула и поспешила покинуть эту квартиру вместе с ее временной хозяйкой. Настолько это все было странно и как будто не со мной происходило.
        – Ну и что дальше? – поинтересовался Серега у меня за спиной.
        – Я знаю, что нам пора, – огрызнулся Мирослав, – Ксюша, думаю, Свиридовы подождут до вечера. У нас действительно важные дела, а тебе лучше подождать меня дома. Хорошо?
        Мы вышли из подъезда, и он велел мужикам ехать на машине к моему дому и подождать его. А мы с ним пошли пешком по аллее, которая вчера чуть не стала для меня местом гибели. Я искренне верила, что, если бы не владелец «лупатого», меня забили бы камнями.
        – Ксюнчик, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, но сейчас никак не могу оторваться от собственного расследования. Ты не обижаешься на меня? – заглянул он мне в глаза, обнимая меня при этом за талию.
        – Господи, о чем ты говоришь? – преувеличенно непринужденным голосом отозвалась я.
        – В умных книжках сказано, что мужчину на первых порах знакомства лучше не загружать своими проблемами, иначе он захочет немедленно освободиться от лишнего груза. И хотя расставаться с Мирославом не хотелось, пришлось улыбнуться и заверить, что в связи с разоблачением Свиридовых, мне можно не опасаться новых нападений.
        – Нет, опасаться все же следует, ведь две эти стервозы пока не догадываются, что их козни раскрыты, – возразил Мирослав, – но все, что тебе следует предпринять, так это оккупировать диван и дожидаться моего возвращения. А вечером мы их скрутим в бараний рог.
        Для пущей убедительности он пустил в ход тайное оружие. Мы стояли посреди злополучной аллеи и страстно целовались. И как-то получилось, что страхи действительно меня покинули, и я была готова сидеть и ждать его до самой старости у себя на диване. Никак у него в роду водились шаманы.

        Проводив меня до подъезда, Мирослав помахал мне рукой и исчез в недрах урчащего джипа. Я же побрела к себе домой, гадая, кому лучше позвонить: Громову или Ритке, дабы разделить с другами пасмурный настрой души. Оба моих духовника были жутко заняты, в отличие от меня, у них была работа, требующая от них самоотдачи и трудолюбия. Надо же, еще недавно все мои мысли крутились вокруг поиска нового трудового места, я сочиняла резюме и изучала достойные моего внимания компании. Сейчас как отрезало, хочется выжить и любить, ну и, конечно, быть любимой. Какое странное существо – человек!
        В квартире я некоторое время искала пятый угол, даже пропылесосила и протерла пыль, чтобы удержаться от звонков ребятам. Зачем людей от дела отвлекать? И когда зазвонил телефон, рванула к нему, спотыкаясь. Вдруг показалось, что это Мирослав. Но звонила мама. Я ей обрадовалась и тут же ужаснулась, ведь за последние дни со мной случилось столько всего, о чем я не смогу даже по телефону заикнуться. Такие новости можно вываливать на родителей только в приватной беседе и то маленькими порциями. Вот, к примеру, какая я умница, что ничего не сказала маме о свадьбе, а как мучилась на этот счет, когда принимала такое решение. Говорят же, что бы вы ни делали, все к лучшему. И теперь помолчу, глядишь, потом меньше схлопочу на орехи.
        – Мамусик, лапушка, как я рада тебя слышать! Почему так долго не звонила?
        – Ксюшенька, у меня все в порядке, как ты там? Чем занимаешься? Хоть что-нибудь кушаешь? У меня все отлично, здесь и погода отличная, и жилье, и питание. Я очень довольна.
        – Я рада мамочка, отдыхай, набирайся сил!
        – Ксюша, я хочу тебе про цветочки напомнить. Саша же в отъезде, так хоть ты не забывай. Помнишь, ты обещала?
        – Мамочка, я обязательно заеду. Просто у меня очень много дел.
        – Что, на работу устроилась? – обрадовалась мама.
        – Нет, – поспешила я прервать ее, – пока нет. Но скоро обязательно устроюсь. Мамусик, я тебе потом все расскажу, по телефону же не поболтаешь.
        – Небось, опять с Маргаритой шарахаешься туда-сюда. Доченька, будь серьезнее. У твоей подруги очень специфическая работа, а ведь у тебя совершенно другие интересы.
        – Мама, ты зря тратишь деньги.
        – Ладно, – вздохнула она. – Передавай привет Костику. Я тебе еще позвоню на этой неделе.
        Мы еще раз наказали друг другу беречь себя, послали поцелуи и распрощались. Цветочки! Немудрено, конечно, что я про них забыла, но это надо срочно исправить, ведь бедные растения не виноваты, что мир сошел с ума и обрушился на меня со всей своей безумной силой. Я поменяла водичку в поилке Бегемота и, чмокнув его на прощание в усатую морду, покинула квартиру.

        На улице сновал деловитый люд, одетый по-летнему ярко и легкомысленно. Погода радовала нежарким солнцем и легким ветерком. Наверное, при других обстоятельствах я порхала бы, наслаждаясь наступившим летом, но нынче все было не в мою пользу. Даже «корова» и та приказала долго жить. Кстати, не хотелось бы показаться меркантильной, но что-то Мирослав даже не заикается о возмещении ущерба. Эх, вырвался у меня тяжкий вздох, что же так все нескладно. Он мне машину ухандохал, а я в него влюбилась. Примерно в этом ракурсе я размышляла с четверть часа, пока колыхалась в трамвайчике по пути к «началу начал» – родительскому дому. Сократив путь через школьный стадион и соседский дворик, я попала на территорию, на которой знала каждую кочку. Поздоровавшись с кучей народа, засевшего на лавочках под старыми липами, я прорвалась к родному подъезду. Взлетев на третий этаж, я поколдовала над замками и шагнула в гостеприимные недра отчего дома. Знакомые запахи и очертания предметов подействовали благотворно на мою нервную систему. Я пробежала в свою бывшую комнату, которая нынче стала спальней, и включила магнитофон,
стоявший на широком подоконнике. Нашла «Русское радио», сделала громче звук и направилась в ванную, где у мамы хранилась лейка для цветов. Полив занял сорок минут. Правда, я перерывалась на болтовню с Риткой, которую замучила совесть, ведь она меня совершенно забросила в столь смутные времена, можно сказать, покинула подругу в беде.
        – Ксюха, как ты там без меня справляешься? Пардон за невнимание, мой хороший. Но ты же знаешь, бедным женщинам приходится в этой жестокой жизни самим себе добывать средства к проживанию. А тут такой заказ, что я просто не имею права пустить все на самотек! – оправдывалась она.
        – Да ладно тебе! – отмахнулась я. – У меня все в ажуре. Я сейчас у мамы, цветочки поливаю, а то она уже звонила, контролировала. Расследование тоже сдвинулось с мертвой точки.
        Мой рассказ об утренней вылазке произвел самое благоприятное впечатление на подругу, единственное, о чем она жалело, что не смогла сама поприсутствовать.
        – Знаешь, когда поедете вечером к Свиридовым, я, наверное, тоже присоединюсь. Уж очень хочется надавать стервам по мордам.
        – А мне как хочется, представить не можешь! – воскликнула я.

        Договорившись созвониться, мы разъединились, довольные друг другом. Я продолжила свои поливные работы и вскоре смогла с удовольствием отметить, что практически все цветы спасены. Единственная дефенбахия не радовала глаз (листья выглядели увядшими и чахлыми), ну и ладно, если что – куплю новую к маминому приезду, решила я. Успешное завершение трудового подвига следовало отметить рюмкой чая. И я потопала на кухню гонять чаи. В буфете обнаружила смородиновое варенье, мое любимое, сухарики с изюмом, а вот чай несомненно закончился. Порывшись на полках, я нашла пакетики «Пик Вик», (терпеть не могу подобную ерунду). Но безвыходных положений не бывает, как говаривал мятежный барон, и я полезла шарить по коробкам с травами. Собрав в равных долях в заварнике зверобой, мелиссу, ромашку и мяту, я залила все кипятком, в предвкушении наслаждения. По кухне пополз умопомрачительный запах, у меня аж слюнки потекли.
        Ожидая, пока заварится чай, я расставляла по местам коробки с травами. И тут мой взгляд упал на крохотный ящик буфета, в котором мама держала запасные ключи от всех замков, имеющихся в наличии в нашей семье, в том числе, и от моей квартиры, машины и гаража. Моя рука словно в замедленной съемке потянулась к ящику, медленно выдвинула его на свет божий. Сердце сжалось и спикировало в низ живота. На месте были связки ключей даже от сараюшки, которую снесли в прошлом году на дачном участке, даже от погреба соседей, в котором мама хранила немногочисленные закатки, а вот моих ключей не было. Сердце подскочило к горлу и забилось, пытаясь прорваться наружу.
        – Нет, этого не может быть, – прошептала я растерянно.
        – Может не может, а есть.
        Я перебрала, на всякий случай, имеющиеся в наличии ключи, но чуда не случилось – мои среди них не появились. В таких случаях говорят: «И тут меня осенило». Да так осенило, что в глазах потемнело. Минут пять я сидела, не в состоянии пошевелиться, пытаясь привыкнуть к абсурдности происходящего. Тщетно. В голове все спуталось. Но стоило мне посмотреть в сторону ящика Пандоры, из которого преступник изъял мои ключи, как мысли опять срывались в галоп и мчались на бешеной скорости, пока не врезались со всего размаха в стену.
        – Это невероятно. Просто невероятно. Почему? Зачем? Господи, да как же так можно! – бормотала я, не в силах осознать очевидное.
        Телефон затрещал из зала, где я его бросила после разговора с Риткой. Я, натыкаясь на углы, внезапно выскакивающие на моем пути, пошла на его трели.
        – Алло, я вас слушаю.
        – Ксюнчик, это я, – обрадовал Мирослав.
        – Привет.
        – Эй, что у тебя с голосом, опять что-то случилось?
        – Да нет, – промямлила я, не зная, как можно озвучить то, что действительно случилось.
        – Ксюнчик, ты где? Дома? Я сейчас за тобой заеду. Я уже освободился, и у меня есть кое-какие планы насчет тебя.
        – Я дома у родителей. Мама просила полить цветы, так как она в отъезде, – встрепенулась я.
        – Вот ты какая, мы же договаривались, что ты меня будешь дожидаться на диване в обнимку с Бегемотом! – пожурил он.
        – Мирик, давай ты за мной приедешь. Я тебе сейчас объясню, как меня найти.
        Я чувствовала, что мне просто необходимо его присутствие, хотелось оказаться в его объятиях. На душе было смятение.

        В ожидании Мирослава, я выпила две чашки чая, чтобы восстановить душевное равновесие, вымыла посуду, убрала за собой на кухне. Нервную систему, которую я так оберегала с детства, придется сдать в починку, если, конечно, от нее вообще что-либо останется после всей этой истории. Но кое-чему я научилась в этой жизни. Правило было простым, если с тобой происходит нечто невозможное, а твой мозг отказывается воспринимать информацию – запри ее в темной комнате бессознательного. Достанешь, когда почувствуешь, что в силах с ней справиться. Так я и поступила. И когда Мирослав позвонил в дверь, я была абсолютно готова для общения с окружающими, мне оставалось лишь выключить магнитофон, бормочущий бодрыми голосами радиоведущих.
        – Мы едем с автосалон покупать тебе машину! – прямо с порога заявил Мирослав.
        – Что? – растерялась я.
        – Эй, ты не забыла, благодаря какой счастливой случайности мы с тобой познакомились? Неужели ты думала, что я буду дожидаться выплат от страховой компании, чтобы возместить материальный ущерб, нанесенный любимой женщине?!
        Так прямо и сказал – «любимой женщине». От таких слов черные мысли подобно эфиру испарились из моей головы, которую заполонил розовый туман женского счастья. До меня даже не сразу дошло, что он всерьез намерен приобрести мне машину. Новую. Новую, раз сказал автосалон, а не авторынок!
        – Ты это серьезно?
        – Мадам, настоящие джентльмены не бросают на ветер своих слов! Так что попрошу вас обуться и покинуть прихожую. Или ты еще не все цветочки полила?
        – Все! – радостно хихикнула я и впорхнула в туфельки. – Все полила, мама будет очень довольна.
        Оказывается, пока они катались по городу по своим делам, Мирослав присмотрел салон «Лада-Авто-Тур», куда меня и привез. По дороге он рассказал, что деньги на новую машину для меня привезли его ребята, которых он попросил захватить с собой оную сумму для расчета с пострадавшей во время ДТП. Теперь ему хотелось, чтобы «пострадавшая» определилась со своими желаниями.
        – Мирик, я так не могу, – подумав, призналась я.
        – Как так?
        – Ну вот так. Моя «девятка» была старая, а ты мне собираешься новую машину покупать. Это не честно!
        – Слушай, я же живу у тебя, а не в гостинице. Считай, что это компенсирует разницу в деньгах.
        Шутка показалась мне двусмысленной, и я насупилась.
        – Ксения Робертовна, это что это за настроение такое? – строго спросил он. – Не портите мне все удовольствие. Ну не очень я изящно выразился, так что теперь, губы дуть? Давай, выкинь дурные мысли из головы и потопали определяться с маркой и цветом!
        Его речь возымела на меня самое благотворное действие. В прочитанной литературе говорилось, что нельзя пугать мужчину частыми перепадами настроения и необоснованными, на их взгляд, истериками. А сейчас и вовсе был не тот момент, чтобы требовать от мужика клятв в вечной любви и верности до гроба. Если я себя не возьму в руки и разревусь, чего очень, конечно, хочется, то все испорчу. Он хочет быть щедрым и галантным, не стоит ему мешать! Я сглотнула комок в горле и улыбнулась.
        – Ну вот, так-то лучше! – искренне обрадовался Мирик. – А теперь признавайся, тебе что больше хочется, «десятку» или снова «девятку»? И учти, что я тебе рекомендую «десятку», ибо она современней и соответственно лучше. Ксюнчик, честно говоря, лучше всего вообще иномарка, но тогда нужно будет немного потерпеть. Сегодня мы иномарку купить не сможем.
        – Да зачем иномарка! – испугалась я. – Что я с ней буду делать? Нет, нет, что ты! Правильнее всего, если ты мне отдашь деньги за мою «корову», а я уже на них что-нибудь подберу по газете или по Интернету. Но если ты хочешь проявить щедрость к бедной девушке и одарить ее новой машиной, то тогда тебе и карты в руки. Мирик, не могу я ничего говорить! Не привыкла я к таким ситуациям!
        Моя искренность, как всегда, произвела самое благоприятное впечатление. Его не оставили равнодушным ни мои слова, ни чистый взгляд, ни молитвенно сложенные ручки. Мирослав расплылся сияющей улыбкой, почувствовав себя всесильным мужчиной, покровителем хрупкой женщины. Нет, что ни говори, а умные книги – это неоценимое подспорье в жизненном багаже слабого пола!
        Менеджер салона, поспешивший нам навстречу, был несказанно растроган словами Мирослава о том, что мы собираемся сию секунду выбрать автомобиль для незамедлительно приобретения. И действительно, через двадцать минут мы остановили свой выбор на бледно-сиреневой «десятке» с серым велюровым салоном. Мирослав, пока оформляли все бумажки и оплачивали покупку, договорился с ребятами, что они помогут с оформлением в ГАИ. А я пребывала между небом и землей и не могла поверить в свалившееся счастье. Неужели я стану обладательницей нового авто?! Вот уже действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло. Мой благодетель выглядел не менее довольным, чем я, и все время переспрашивал, правда ли мне нравится «малышка».
        – Слушай, а ведь надо же еще и музыку организовать? Как же ты в тишине будешь ездить?
        – Да у меня есть в «девятке» «Sony», надо будет просто перекинуть, – отбивалась я.
        – Да? А он нормально работает? – допытывался он.
        – Нормально, нормально, – заверяла я.
        И тут в самый разгар нашего грандиозного шопинга зазвонил мой сотовый. Я нажала “yes” и с ужасом услышала истерический крик Ритки. Прикинувшись, что плохо слышу говорившего, я рванула вон из салона, чтобы избежать чужих ушей.
        – Ксюшка, спасай! Эти ироды меня сейчас порешат! – голосила подружка.
        – Господи, Ритка, где ты? Какие ироды? Что происходит? – зачастила я.
        – Ксюха, меня заловили какие-то залетные бандюки. Требуют вернуть цацки. Я им сначала не признавалась, что бирюльки у нас. А потом они на мне приемчик джиу-джитсу отработали, и я призналась, что это мы прихватили чертовые побрякушки! Я же не Зоя Космодемьянская, вот и не выдержала!
        – Черт бы тебя побрал, Марго! Я же тебе говорила, а ты и в ус не дула. Дура! Быстро говори, где ты! – от испуга я растеряла все хорошие манеры.
        – Да дома я, – с досадой призналась она. – Они меня в кладовке заперли, гадам было невдомек, что у меня здесь телефонная линия проведена.
        И действительно, у нее в кладовке имелась телефонная розетка, а на полках валялось штук пять старых, но вполне рабочих телефонов.
        – А где они сейчас?
        – А я почем знаю? Наверное, тебя поехали разыскивать, кто ж их злодеев знает.
        – Как меня? Зачем ты им про меня рассказала? – возмутилась я.
        – А, какая хитрая! – возразила Ритка. – Значит, пусть они меня пытают, а я молчи?
        – Дубина! Цацки ведь у тебя! Отдала бы и дело с концом.
        – Ага, фигушки! А они бы меня пришили втихую, а так хоть ты со своим Мирославом будете задействованы, глядишь всех не убьют.
        Я аж задохнулась от этих слов. Да что же это такое? Мало мне приключений на мягкое место? Еще и с залетными бандюками разбираться! А все из-за чужой жадности и глупости. Боже мой, да как же я все это на Мирослава вывалю? Как же удержаться в рамках советов зарубежных психологов, чтобы и не спугнуть, и не загрузить проблемами? А?
        – В общем, Ксения, теперь на тебя одна надежда, – подвела итог нашей беседе Ритка. – Приезжай и выручай. Не дай погибнуть в расцвете лет.
        Мне очень захотелось устроить ей немедленный закат этого самого рассвета, чтобы больше неповадно было клептоманией страдать. В отчаянии я немного побегала по тротуару, заглянула в окно салона и увидела, что мой драгоценно-ненаглядный схоронился в уголке и тоже по телефончику беседует. И видно, кто-то ему что-то нелицеприятное сообщает, ибо он прямо на глазах начал в лице меняться. Едва я вошла в салон, как ко мне менеджеры подскочили, что-то там затарахтели, но я только отмахнулась. Новая беда полностью перечеркнула радость покупки. У меня, можно сказать, подруга балансирует на грани жизни и смерти, какие тут уж приобретения могут быть!
        Подскочив к Мирославу, я замерла в двух метрах от него, как хорошо выдрессированная борзая, позволяя закончить человеку конфиденциальный разговор. Беседа, несомненно, носила таинственный характер, иначе с чего он сюда забился?
        – Мирик, мне надо кое-что тебе рассказать, – взяла я быка за рога, точнее Мирослава за руку, едва он прекратил болтать.
        Любимый был мрачнее тучи. Тут и без мудрой литературы психологического содержания было ясно, что сейчас ему не до меня, но подругу надо было спасать, и, возможно, не обойтись без содействия его ребят. Так что наплевать на этикет.
        – Мне тоже нужно с тобой поговорить, – каким-то странным тоном сказал Мирослав.
        Пообещав ребятам, что вернемся в салон через десять минут, мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами растерявшихся сотрудников. Я отбуксовала Сташевского поближе к парковке, где стояла его машина. Уж не знаю, о чем там он надумал откровенничать, но мне было нужнее, поэтому я стала излагать свои проблемы первой, едва мы загрузились в «Пежо».
        – Мирик, дело в том, что я тебе рассказала не все, что случилось в день моей свадьбы, а теперь рояль в кустах проявил агрессию, можно сказать, заиграл траурный марш, – и я поспешила конкретизировать, видя его полное непонимание. – В общем, чтобы не плутать в изящной словесности, постараюсь быть краткой.
        Надо отдать ему должное, Мирослав был отличным слушателем, но самое главное, что история с перепрятыванием трупа накануне свадьбы, не вызвала у него никаких эмоций. А ведь такой поступок мало вязался с избранным мною обликом бедняжки Дюймовочки, на которую объявили охоту местные чудовища. Положа руку на сердце, я считала этот факт своей биографии крайне аморальным и дурнопахнущим и предпочла бы о нем никогда не вспоминать, не говоря уж о том, чтобы рассказывать сии подробности человеку, в которого влюбилась не так давно, но довольно пылко. Но, как говорят французы, се ля ви, и ничего тут не поделаешь. В общем, я облегчила душу признанием, а в довершение рассказала о предпринятом нами с Риткой расследовании, в результате которого она прикарманила, к моему вящему ужасу, чужие драгоценности. В этом месте я сделала скорбную мину, так как готовилась перейти к самому главному, то есть нижайшей просьбе о спасении Риткиного живота. Но, взглянув в лицо Мирославу, запнулась. Чело любимого покинуло тревожно-печальное выражение, которое еще недавно омрачало прекрасные черты. Он выглядел… довольным, черт
возьми.
        – То есть ты хочешь сказать, что Маргарита Алексеевна, несмотря на твои протесты, все же прикарманила бесхозные бриллиантики? – уточнил он сладким голосом.
        – Ты абсолютно правильно заметил, она действительно считала их на тот момент бесхозными. И не смогла удержаться, чтобы не подобрать то, что утратило, по ее уразумению, хозяина.
        – Ага, а сейчас она уже так не считает? – продолжал чему-то радоваться Мирослав.
        – Увы, нет. Она уже так не думает. Сейчас она сидит под домашним арестом. Видишь ли, как я и предсказывала, объявились какие-то бравые ребята, которые в мгновение ока напали на наш след и теперь отрабатывают на ней современные приемы изощренных пыток, – ввела я его в курс дела.
        – Интересное кино, – протянул он, прищурившись. – А как тебе об этом стало известно? Позвонили соседи, которых взволновали ее предсмертные крики?
        – Нет, зачем? Она сама мне позвонила.
        – Классно, – одобрил он, – это что же, они ей приказали с тобой связаться?
        – Нет, – добросовестно стала объяснять я, не понимая, однако, с чего это его так разбирает. – Они ее заперли в кладовку и куда-то делись. А она мне оттуда позвонила.
        – Из кладовки? – уточнил Мирик.
        – У нее в кладовке есть телефон.
        – Что у нее в кладовке?! Бред собачий! – хлопнул он по рулю. – Зачем ставить в кладовке телефон? Она ненормальная?
        – Господи, да что ж это тебя так забавляет? Какая разница, зачем она туда протянула линию? Как видишь, он очень даже необходим в этой самой кладовке, – кипятилась я. – Мирослав, моей самой близкой подруге угрожает опасность! Ты сможешь мне помочь? Я должна буду туда поехать, чтобы ее подстраховать. Она отдаст им их побрякушки без разговоров! Только ведь страшно, что ее могут изуродовать или вообще прихлопнуть.
        – Раньше надо было думать! – буркнул он.
        Но по всему было ясно, что я не останусь без его поддержки и в этом случае. Я приободрилась и принялась закреплять успех, то есть причесывать перышки всей этой пренеприятнейшей истории.
        – Понимаешь, Мирик, Ритка не воровка, она взяла драгоценности, потому что подумала, что хозяину этих цацек уже все равно. Ведь деньги – это соблазн, а такие побрякушки – это непреодолимый соблазн, особенно для такой авантюрной натуры как Ритка!
        – Ага, все так говорят, когда что-нибудь прикарманят.
        – Ритка – одинокая женщина, – разволновалась я, – и в этом жестоком мужском мире она пытается играть по заданным правилам. Она всегда на страже: не упустить свой шанс, не проморгать выгоду, ухватить то, что плохо лежит. Ритка была бита жизнью неоднократно, но как птица Феникс возрождалась из пепла и снова становилась на ноги.
        – Если твоя королева Марго не искоренит свои воровские наклонности, то ноги ей пообломают, а пепел развеют по ветру, не из чего будет в очередной раз возрождаться.
        Столь вольная интерпретация моих поэтических сравнений охладила мой патетический пыл. Мирослав тем временем завел мотор, и мы медленно покатились прочь от салона. Я кинула украдкой тоскливый взор в сторону почти «моего» автомобиля и снова сосредоточилась на своем спутнике.
        – Мирослав, Ритку осуждать нельзя. Редко бы кто отказался от подобной возможности – стать обладателем несметных сокровищ при условии, что они как бы никому конкретно не принадлежат, – заявила я.
        – Ага, вот именно что «как бы», – заметил он. – И ты, в том числе, не смогла бы удержаться? Ты же говоришь, что была против того, чтобы оставлять у себя драгоценности.
        – Пойми. Мы с Риткой большие подруги, но не сиамские близняшки. Она вольна поступать как считает нужным, даже если мне что-то и не нравится в ее решении. Она прихватила чужую вещь. Это плохо. И чуть позже она осознала, что вещь может принадлежать не убиенному Жаткину, а кому-то еще. Но было уже поздно. Возвращаться и класть колье на место не имело смысла.
        – Ты ее выгораживаешь. Но мне сейчас интересно не то, почему ОНА взяла, а то, взяла ли бы на ее месте ТЫ, – заземлил меня Мирослав.
        – Я бы не взяла, – огрызнулась я, – у меня другие принципы. Я от милиции и бандитов стараюсь держаться подальше. Ясно? А тут отчетливо пахнет криминалом. Жаткин – мелкая сошка, у него не могло быть в принципе подобной вещи. Значит, это не его цацки. А раз не его, то рано или поздно, но их начнут искать хозяева. И выйти на нас труда не составит. Вот такая простая логика. Я согласилась оставить у себя колье, потому что предвидела, что так все и будет. Теперь мы можем спокойно вернуть его хозяевам, а если бы мы от него избавились, тогда бы не сносить нам головы. Разве я не права?
        – Не права. События могли разворачиваться так, что независимо от того, отдали бы вы побрякушки или не отдали, вас все равно прихлопнули бы на всякий случай, – пожал плечами Мирослав и умолк. – Знаешь такую поговорку: «На чужой каравай рот не разевай», так вот это – народная мудрость.
        Я решила, что спорить в данном случае бессмысленно, ну не хочет человек уразуметь, что Ритка не святая, а мне плевать на эти камешки, ну и ладно. Каждый волен думать все, что пожелает. Я предпочла промолчать, он тоже не стал больше морализировать, так мы в молчании и добрались до дома Ритки. Честно говоря, я понятия не имела, что следует дальше делать. Показала ему нужный подъезд, и мы остановились. Меня так и подмывало посоветовать Мирославу связаться с его ребятами, чтобы они приехали на подмогу. У него даже пистолета нет, так чем же он испугает бандитов, захвативших Ритку? Но Мирослав держался очень уверенно. Вылез из машины, галантно добыл из салона меня, распахнув дверь и подав ручку. И, поддерживая по локоток, повел в подъезд.
        – Мы что. просто так пойдем и позвоним в дверь? – не выдержала я.
        – Вот так просто. А что, у тебя есть другие предложения? – поинтересовался он.

        Предложений по более эффективному штурму квартиры у меня не было, поэтому я не стала умничать. Оказавшись перед знакомой дверью, я вздохнула, а Мирослав нажал на кнопку звонка. Послышались шаги, щелкнул замок, и нашему вниманию предстал… Серега.
        – Прибыли? – буднично спросил он.
        – Проходи, – посторонился Мирослав.
        В полной растерянности я шагнула в прихожую, пытаясь сообразить, каким образом ребята смогли здесь оказаться, ведь их никто не вызывал.
        И тут из кладовки раздался приглушенный шум, а я ахнула и предприняла попытку выскочить из квартиры. Мирослав схватил меня в охапку, я отчаянно сопротивлялась. В долю секунды он с ребятами превратились в «залетных бандюков». Я не смогла достойно выдержать такого удара судьбы. Клянусь, первый раз в жизни я воспользовалась столь превосходным методом исчезновения из ужасной действительности – взяла и хлопнулась в обморок. Раньше, как ни старалась, мое сознание было непоколебимо-железобетонным, а тут – бац – и отключилось. К сожалению, задержаться в неведомых далях мне не дали. Кто-то надавал по щекам, и я вновь оказалась в этом диком мире.
        – Ксюнчик, ты чего? – спросил Мирослав.
        – Ксюшка, ты жива? – нервничала Ритка из-за его плеча.
        Мое бренное тело, оказывается, доставили из прихожей в зал, но я не стала нежиться на мягком диване, а попыталась принять воинственную позу. При виде живой и невредимой подруги от сердца отлегло, но Мирослав, вражья морда, вызывал позывы к драке. Я обожгла его гневным взглядом и потребовала объяснений от Ритки. Мирик не слишком вежливо придавил мои плечи к подушке и сказал, чтобы я не волновалась.
        – У нас будет масса времени, пока Маргарита Алексеевна с Серегой съездят к ней в офис и изымут из сейфа искомый предмет, – ангельским тоном заявил он.
        – Ксюшка, ты только не волнуйся. Мы пришли с ребятами к консенсусу, – заверила меня Ритка.
        – Да, а чего они тебя в кладовке держали?
        – Так я вредничала, – пояснила она, – сама там заперлась.
        – У нее там не кладовка, а гитлеровский бункер какой-то, – пожаловался Серега. – И телефонная линия, и запасы еды, и задвижка изнутри! Это что за дела, а? Еще бы гранатомет туда схоронила!
        – Так ведь ситуации разные бывают, всего и не предусмотришь, – развела руками Ритка. – А на счет гранатомета я подумаю.
        – По-моему, – кашлянул вежливо Мирослав, – вам пора.
        И парочка, как по мановению волшебной палочки, исчезла из моего поля зрения.
        – Так вот, значит, что за дело было у тебя в городе! – произнесла я с большим чувством, как только мы остались одни. – Подлый предатель!
        – Ксюнь, дай я скажу, – попытался остановить меня Мирослав.
        Но никакие трактаты в мире, как впрочем и чувство разума, уже не смогли бы меня удержать от словесного потока. И тем более его жалкие попытки оправдаться! Мысли стремились облачиться в слова и выплеснуться в лицо обманщика.
        – Как ты мог так со мной поступить? Ты использовал меня втемную! «Украла бы или не украла, смогла – не смогла»! – перекривила я. – Целый час голову морочил. А сам, хорош гусь, следил за мной! Как ТЫ смог, затащить меня в постель ради собственных интересов?! Слушай, а квартиру ты мою успел обыскать на предмет чужих ценностей?
        – Дорогая, в постель я тебя затащил совершенно по другим причинам, клянусь! – прижал он руку к сердцу.
        – Свинья, – констатировала я и отвернулась.
        – Ксения, – заволновался он. – Ты несешь полную чушь! О твоем участии в этом деле я узнал полчаса тому назад, когда мне ребята позвонили…
        – О каком деле ты вообще толкуешь? Кто-то подбросил мне труп в машину. Я пыталась понять, кто и за что ухлопал Жаткина и почему навесил труп на меня! И все! Ваше дурацкое колье Ритке случайно подвернулось. Мы никого ради этих камешков не убивали!!! – от злости у меня даже слезы из глаз брызнули.
        – Черт, Ксюшенька, девочка, успокойся. Я верю тебе, – кинулся обнимать меня Мирослав, – конечно, никто не думает, что это ты грохнула этого недоумка. Можешь не переживать, Сашки уже рыщут по городу. Это тебе не менты, они быстренько найдут след и вычислят убийцу. К тебе вообще никаких претензий.
        Он гладил меня по голове, целовал в макушку и баюкал, как младенца, крепко спеленав, чтобы я не вырывалась. А я уже и не вырывалась, постепенно ко мне возвращалась вера к этому мужику, такому сильному и все понимающему. «Может, и правда ничего не знал?» – подумалось мне.
        – Эти драгоценности – расчет за долги. Жаткин должен был доставить их в Москву и передать другому нашему клиенту. Он – курьер. Его обязали доставить некий груз. И вот как получилось, груз он принял, а доставить его не смог. Тогда мы, как координаторы в этом деле, поспешили разобраться в происшедшем. Я являюсь юристом и обычно выступаю парламентером при переговорах. В данном случае, я должен был выяснить, куда подевался Жаткин, то есть провести расследование и повстречаться с должником, который предоставил бы доказательства и свидетелей того, что груз был передан Жаткину, – старательно излагал Мирослав, поглаживая при этом мою руку. – Мой въезд в ваш город ознаменовался небезызвестной тебе аварией. И при всей серьезности задания, я не мог бросить тебя там на дороге, а потом уже не хотел бросать вообще.
        – Очень милая фраза, прямо-таки бальзам на мое израненное сердце!
        – Но работа есть работа, нужно было не забывать и о ней, поэтому я ездил на встречи и выяснял суть происходящего, – продолжал тем временем Мирослав. – Со стороны должника все было честно, он действительно передал побрякушки Жаткину, более того, в Москву должна была идти машина с охраной. Жаткин предупредил свой кортеж, что хочет заехать домой переодеться. Он заехал к себе во двор, а охрана припарковалась напротив, у супермаркета. Не долго думая, ребята решили заскочить в магазин и купить еды в дорогу. А когда вышли наружу, позвонили Жаткину, мол, чего копается? Тот не ответил. Они заехали во двор и увидели, что парень смылся в неизвестном направлении. Шефу они сразу не доложили, все названивали Жаткину, но тот трубку не брал. Тогда они рванули на выезд, решили узнать на посту, проходила ли машина Жаткина. Выяснив, что ни в какую Москву он не поехал, они позвонили своим боссам. Поднялась буча, курьер словно сквозь землю провалился. И тогда они связались с нами. Ты же помнишь, буквально на следующий день после моего приезда в город стало известно, что Жаткина нашли убитым в Золоторевой роще. А
машину обнаружили на стоянке. Менты машину еще перед нами прошмонали, но ничего в ней не нашли, нам это было точно известно. Охранник со стоянки милиции ничего про ваше появление там не сказал, а Сашке выложил правду. Сказал, что приезжала на днях одна баба, которая держит модельное агентство. Он ее по телевизору несколько раз видел, вот и узнал. У дамочки были ключи от «Хонды», она наплела ему с три короба и из машины явно что-то прихватила, что конкретно – он не видел. Дальше было делом техники. Ребята отправились по следу акулы местного модельного бизнеса, я же поехал за тобой, а потом в «Лада-Авто-Тур».
        – Слушай, а зачем было Ритку пытать? – немного невпопад спросила я.
        – Да кто же ее пытал? – удивился Мирик. – Это она на ребят кидалась, вот ее в кладовке и заперли. Она им сразу сказала, что колье у нее, но отдаст она его только при двух свидетелях. Потом слово за слово, в общем, пришлось ее изолировать от общества.
        – А о чем ты со мной собирался поговорить там, в салоне?
        – Так именно об этом! Я признаться, обалдел, когда Серега позвонил и сказал, что модельерша оказалась твоей подругой. Конечно, разные совпадения в жизни случаются, но это было для меня не слишком приятным.
        Тут разговор опять пошел через пень-колоду, мы то и дело прерывались на поцелуи, а потом и вовсе забыли о беседе. И пусть злые языки утверждают, что после перенесенных стрессов нормальные люди не в состоянии заниматься физическими упражнениями, мы пренебрегли подобным постулатом. Я где-то читала, что после перенесенного стресса у людей просыпается животный инстинкт к размножению. Но вот что я вам скажу, плевать мне было на все эти рассуждения. Все, что тогда в нас проснулось, было прекрасным, и я не прочь испытать подобное много-много раз, как бы это ни называлось. И, замечу, от стресса действительно ничего не осталось, наоборот, и настроение улучшилось, и сил прибавилось.
        – Ксюньчик, вставай скорее, надо же машину забрать! Мы же ее почти купили! – воскликнул Мирик, как только в комнате воцарилось затишье.
        Я решила, что и правда не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, тем более, что жизнь пошла такая суматошная, что вообще надо держать ухо востро. Быстренько оделась, причесалась, подправила макияж. А Мирик позвонил Сереге и сообщил о наших планах, тот в свою очередь сообщил, что только что состоялась добровольная сдача колье, и теперь их задание, можно сказать, выполнено. Но Маргарита Алексеевна утверждает, что они, в знак благодарности, обязаны накормить ее ужином в самом дорогом питейном заведении города, так что они отбывают в казино «Розовый фламинго» питаться во французском ресторане. Ритка своего не упустит, она уже давно мечтала побывать в этом заведении, где подают коллекционные французские вина, цена за одну бутылку которых превышает годовой доход российского пенсионера. И уж если судьба отняла у нее материальные блага, то она твердо вознамерилась получить моральную компенсацию. Мужчины договорились о встрече, и мы покинули Риткино жилье.

        Глава 7

        Она открыла дверь на заявление: «Мы соседи сверху, у нас в ванной трубу прорвало». Идиотская фраза, а свое дело сделала.
        – Здравствуйте, Светлана Сергеевна! – поздоровалась я.
        И неожиданно для всех, а главное – для себя самой, я шагнула вперед и отвесила ей увесистую пощечину. Свиридова взвизгнула, отскочила и попыталась захлопнуть дверь, но Серега провернул свой коронный номер с кроссовкой, и мы ввалились в прихожую.
        – Лялька, вызывай милицию! – придушенно крикнула Свиридова, размазанная Сашкой по стенке.
        В прихожую из комнаты выскочила высокая девица в полосатых шортах и желтой футболке и тут же попыталась скрыться в кухне. Но кто же ей позволит? Буквально минут через пять милашки Свиридовы сидели рядком на куцем диванчике и злобно шипели, как растревоженные кобры.
        – Вам это так с рук не пройдет! Я на вас управу найду! Вы еще об этом пожалеете! – выводила старшая.
        – С-с-сука! Я до тебя еще доберусь! Вот смоются твои защитнички в свою Москву, что тогда делать будешь? Под кого еще ляжешь? – плевалась ядом младшая.
        Усилием воли я взяла себя в руки и не стала опускаться до телесных разборок, а очень хотелось. Девица бесила невероятно. Костлявая, угловатая, субтильная, она была похожа на жердь с руками-плетями. Узенькое лицо с довольно крупным курносым носом было перекошено от злобы. Несмотря на бедственное положение, она продолжала сыпать оскорблениями в мой адрес.
        – Ты. Чмошница деревенская, пасть заткни, пока тебе ее не заткнули, – беззлобно посоветовал Сашка красный.
        – Да я ей щас нос откорректирую, – замахнулась кулаком Ритка, – чтобы он больше не всовывался в чужую жизнь!
        Она тоже возжелала поучаствовать во взятии Бастилии, услышав в казино, как Сашка беседует по телефону с Мирославом. Мужики попытались, конечно, от нее избавиться, но не тут-то было! Ритка развлечения обожала.
        – Так, спокойно, – взял на себя инициативу Мирослав. – Мы люди цивилизованные, так что обойдемся без мордобоя. У вас не назначено на сегодня посещение травмапункта?
        Если у них и было такое в планах, никто не пожелал признаться. Мои врагини сидели, демонстрируя бездну презрения, а Светлана еще изображала великомученицу, скорбно закусив губу и сведя брови к переносице.
        – Вот тогда и оставьте всякие нелепости при себе. Женщин вообще ругательства плохо характеризуют.
        На этом он решил, что воспитательную работу провел достаточную, и приступил к делу.
        – Итак, я предлагаю подопечных разделить по комнатам, где они смогут спокойно исповедаться в своих грехах, – внес он очередное предложение.
        Сашка понятливо кивнул, подхватил под руки младшую и поволок в комнату, из которой она выскочила нам навстречу. Девица стала лягаться.
        – Убери руки, урод! – рявкнула она.
        И тут же схлопотала оплеуху.
        – Это тебе за «урода», – назидательно сказал Сашка и повернулся к Светлане. – Тетенька, вы куда смотрели? Почему родственница грубит окружающим?
        – Потому что хамка от природы, – ответила на его вопрос Ритка.
        – Ну это излечимо, – облегченно вздохнул Сашка и уже из прихожей донеслось, – детка, у меня есть отличное лекарство для прилива вежливости – «розги» называется.
        Я ожидающе уставилась на Мирослава, который задумчиво разглядывал Свиридову. Нашел чем любоваться!
        – Можно тебя на минутку, – вдруг сказал он мне.
        Мы очутились в прихожей, он притянул меня к себе, чмокнул в висок и тихонечко сказал.
        – Ксюнчик, теперь вам с Риткой надо уйти. Не возражай. Так будет лучше.
        – Ну раз так будет лучше, – скривилась я.
        – Вспомни, это была не моя идея, чтобы ты присутствовала, и как видишь, они не собираются выкладывать правду-матку. А нам нужно, чтобы у них развязались языки, – чтобы подчеркнуть мысль, он еще раз приложился губами к моему виску. – И потом, если хоть одна из них тебя еще раз оскорбит, я могу и не выдержать… В общем, давай вы с Риткой поедете покататься, а как тут все закончится, я тебе позвоню.
        Пришлось согласиться, тем более, что словосочетание «поедете покататься» означало, что поедем мы на моей новой красавице! Мы поцеловались на прощание, и я вызвала в прихожую Ритку, которая тут же стала возмущаться, почему это нам нельзя принять участие в допросе. Но я смогла вытащить ее из квартиры, сказав, что поеду к Громову показывать авто. Оставлять меня наедине с Громовым было выше Риткиных сил, поэтому она пристроилась следом за мной, что-то бубня под нос. Помимо авто, надо было как-то ему сообщить о том, что про труп в багажнике теперь знает еще и Мирослав, и уж если быть совсем точной, то и московские ребята, в количестве трех человек. Громову такие новости точно не понравятся, поэтому придется его ублажать.
        Мы с шиком подкатили к подъезду, возле которого уже топтался Громов, вызванный мной по телефону. Я посигналила и выскочила из «десятки», как черт из коробочки.
        – Ну, зацени, приятель! – хвасталась я, хозяйски похлопывая по капоту.
        – Да, Аверская, наконец то тебе повезло! – кивал тот головой, обходя машину по кругу. – Инжекторная?
        – А как же! Сигнализация, стеклоподъемники, стереосистема и тонировка – все это будет завтра! Класс? – радовалась я.
        – А с чего это такие щедроты? – вдруг помрачнел он. – Он что дурак, вместо старой машины, новую покупать, или бандит? Аверская, ты чего опять натворила?
        – А Ксения Робертовна исключительная женщина, – пояснила Ритка, вылезя на свет божий.
        Вот уж язык без костей, ну просто физически не может человек долго молчать – колики в одном месте начинаются.
        – В смысле, исключительно положительная? – уточнил Громов.
        – Да пошли вы! – обиделась я.
        – Вот черт, ты в него еще и втюрилась? – опечалился он. – А как же свадьбы с Костиком и все такое?
        – Ну уж нет, хватит с меня свадеб, меня от одного вида загса тошнит, – замотала я головой.
        – Этот еще похлеще предыдущего будет, – заверила Ритка. – А до свадьбы еще дожить надо, на нее ж каждый божий день покушения устраиваются, как на Индиру Ганди какую-то.
        Они еще немного поперекидывались фразочками на тему моей новой любви, исключив меня из общего разговора, но в конце концов им это надоело. Громов заявил, что новая машина требует хорошего полива, тем более «неожиданно абсолютно новая». Я согласилась с ним полностью, памятуя о том, что надо будет ему кое в чем признаться, что вызовет приступ гнева, и мы поехали в «Бочку», где я собиралась умаслить Громова. Это милое заведение славилось собственной пивоварней, на которой изготавливалось не фильтрованное пиво. Зал ресторана был оформлен под трюм корабля, а столами служили доски, брошенные на бочонки, вместо стульев – лавки, под потолком кованые лампы на цепях. Пиво же было отменным, а к нему подавалась всякая закуска из морепродуктов.
        После третьей кружки и двух тарелок креветок я сочла, что настал подходящий момент и призналась Громову в содеянном. Он сначала осерчал, обозвал меня трещоткой и громкоговорителем, но потом махнул рукой, мол, эти москвичи – птицы залетные, им резона нет с ментами общаться, глядишь, сокрытие трупа останется для правоохранительных органов тайной. В общем, обошлось без кровопролития.
        – Слушай, но эти две крысищи никак не могли твоего шефа кокнуть, – заявил вдруг Громов. – Дерьма накидать через форточку, отраву в стакан подлить, камнями тебя обкидать – это им по силам, но обставить всю эту ситуэйшен с убийством они бы не смогли.
        – Почему это? Ты этих психопаток не видел, им человека убить – тьфу! Они ради денег на все готовы! – не согласилась с ним Ритка.
        – Только не в этом случае, все слишком сложно и рискованно.
        – А остальное не рискованно?
        – Да где ж они бы ключи от Ксюхиного гаража взяли, а? – вскипел Громов. – И нужна была машина, чтобы труп перевозить…
        Ключи! Как же я про них-то забыла! В голове что-то тренькнуло и противно заныло. Звук в ресторане кто-то выключил. Ритка с Громовым, как безмолвные рыбы, совершенно беззвучно открывали рты. Гул в голове нарастал.
        – Слушайте, мне надо позвонить, – пробормотала я и вышла из-за стола.
        – Эй, ты куда? – растерялись мои спутники.
        Я собиралась немедленно прояснить некоторые моменты, мягко скажем, мне не понравившиеся, поэтому только рукой махнула вместо объяснений. Кажется, мой мозг решил, что справится с тайнами темной комнаты, и распахнул заветную дверь. Теперь мне нужны были объяснения, причем немедленно. Но прослушав серию длинных гудков, я приуныла. Запал пошел на убыль, на смену ему вползли сомнения. А вдруг все не так, как кажется? А вдруг я ошибаюсь? Это было очень логично, гораздо логичнее, чем те подозрения, которые зародились в моей голове. Я пробормотала заветное заклинание: «Этого не может быть, потому что этого быть не может». Но и оно не помогло, смута в душе не проходила. Чтобы отказаться от бредовых мыслей, мне нужно было найти объяснение бредовой действительности. А с этим наблюдались проблемы. Телефон взорвался в моих руках бодрой трелью, и я вздрогнула от неожиданности.
        – Алло, Ксения Робертовна? Это Бочкарев вас беспокоит.
        – Здравствуйте, – буркнула я.
        – Извините, что так поздно, но очень хотел бы с вами увидеться, скажем, завтра утром. Вы сможете уделить мне время?
        – Да, конечно. Всегда к вашим услугам, – согласилась я.
        – Премного благодарен, – в тон мне ответил он.
        – А что, что-то случилось? – полюбопытствовала я.
        – Да как вам сказать, скорее кое-что прояснилось, – туманно ответил он и попрощался.
        Этому что надо, как вообще понимать этот странный звонок? На что это он намекал, когда говорил, что что-то там у них прояснилось? Господи, только бы не нашлось свидетелей того, как мы с Громовым труп в Роще прятали! Как мне все надоело, кто бы знал! Я аж головой замотала от злости. Страшно не люблю неразберихи, а это даже неразберихой нельзя назвать, это бедлам какой-то!
        Ритка с Громовым выжидательно на меня уставились, когда я подошла к столу. Они заказали еще пива и фисташек в продолжение банкета. Я хлебнула пенного напитка и сказала, что опять мной интересуется милиция. При слове «милиция» Громов насторожился.
        – Чего ему надо? – спросил он подозрительно.
        – Ума не приложу, – хмыкнула я.
        – Слушай, чего это твой Мирослав не звонит? Я прямо-таки извелась от любопытства, – призналась Ритка.
        Они, наверное, заняты – вгоняют иголки под ногти родственниц Свиридовых, – предположил Громов.
        – Ты что, это интеллигентные парни, у них наверняка есть електрошокеры, – подхватила Ритка.
        – Признаюсь вам друзья, что я сама бы не отказалась поработать утюжком над этими гадинами. Вам этого не понять, вас не травили цианистым калием и камнями не забрасывали! – вспылила я.
        – Ой, Ксюшик, прости засранцев! – всполошилась Ритка. – Мы ж просто дурачились! Я честно не хотела тебя обидеть.
        – Можно подумать, я хотел, – подхватил Громов.
        – Ладно, проехали, – отмахнулась я.
        И тут объявился Мирослав, не сам, конечно, по телефону. Сначала я ему подробно объяснила как нас разыскать, после чего он сказал, что Серега желает пригласить Маргариту Алексеевну в полюбившееся им казино, кутить дальше. Ведь мы же их выдернули из данного заведения, когда они только начали обследовать территорию после ужина. Как верные друзья, они примчались на помощь, вместо того, чтобы изображать из себя прожигателей жизни. Но теперь, когда сделали дело и можно гулять смело, то почему бы ни вернуться в игорный дом?
        – Так может, мы тоже к ним присоединимся? – предложил Мирик.
        – Я не против, давай составим им компанию – приняла я предложение.

        Договорились, что мы приедем в казино сами. Ритка ужасно вдохновилась, ее азартная душа запела в предвкушении новых впечатлений, а кровь вскипела в ожидании адреналина. Зато Громов наотрез отказался от таких развлечений, и компания для него, видите ли, неподходящая, и денег у него нет.
        – А Моня не гордый, Моня пьет на свои, – прокомментировала Марго.
        В результате всех препирательств мы успели допить пиво и расплатиться. Потом отвезли домой Громова и заскочили на пять минут ко мне. Я с порога бросилась кормить Бегемота, он, конечно, начал жаловаться на одиночество и проситься на руки, но я, немного его потискав, призналась, что спешу. Кот страшно обиделся и ушел на диван в гостиную. А я побежала в спальню. Надо же было лоск навести! Ритка уже крутилась перед зеркалом. Владелица модельного агентства не могла себе позволить во второй раз появиться в том же самом месте в том же самом наряде (жажда – ничто, имидж – все), поэтому Марго напялила бледно-голубое платье – свой подарок на мой день рождения. Это платье отличалось тем, что спереди имело вид благопристойный, вырез под самое горло имитировал бисерное колье, зато сзади спина оголялась чуть ниже талии. Еще бы чуть-чуть, и все оно бы стало непригодно к носке, но хитрый Риткин модельер (из юных дарований) изобрел для него накидку-палантин, тоже с бисерной отделкой. Ею я тщательно драпировала вид со спины, что позволяло выходить в подарке на люди. Что-то мне подсказывало, что Ритка стесняться
сегодня не станет. Я же одела скромное вишневое платье, купленное на распродаже в одном московском бутике два года назад. Тогда мне оно казалось роскошным, теперь – весьма приличным.
        – Ну ты и монашка, – скривилась Ритка, – когда уже ты это рванье выкинешь?
        – А может, мне его цвет нравится! – отбивалась я.
        – Ну ладно, какой тут у нас ближайший праздник? Я тебе чего-нибудь оригинальненькое сбацаю, такой же расцветочки, – пообещала подружка.
        – Принарядившись, мы отбыли на свидание.
        – Эх, залетные, держитесь! – воскликнула Ритка, когда мы отъехали от дома.

        Мирослав топтался у входа с розочкой в руках. Наверное, над ним трудились талантливые воспитатели, ибо с манерами у парня было все в полном порядке. Меня он поцеловал в щечку и вручил цветочек, а Маргошке ручку облобызал. Любо-дорого посмотреть! Прошли в блистающее нутро «Розового фламинго», где нас по эстафете с рук на руки стали передавать служащие, облаченные в темно-розовые ливреи. Серега энд компания прогуливались между игровых автоматов с бокалами виски.
        – Ну что, как все прошло? – не выдержала я.
        – Превосходно, – улыбнулся Мирослав. После вашего отъезда дамы сделались сговорчивее, все честно рассказали, ничего скрывать не стали. Я тебе все подробно расскажу, когда где-нибудь приземлимся.
        – А мне? Я тоже от любопытства умираю, – возмутилась Ритка.
        – Заметно, – кивнул вредный Сташевский.
        – Что значит, приземлимся? – не унималась Ритка. – Давай выкладывай как на духу!
        – Я имел в виду, что на ходу повествовать неудобно и лучше присесть где-нибудь за столиком, – засмеялся он. – А ты что подумала?
        – Тебе этого знать не обязательно! Мал еще, – скорчила рожицу подружка.
        А я ткнула ее в бок, чтобы прекратить балаган. В это время Серега продул на каком-то автомате и Сашки-болельщики разочарованно забалагурили.
        – Что будут пить дамы? – поинтересовался Мирослав, вспомнив о хорошем воспитании.
        Мы переглянулись, после четырех бокалов пива жидкости в больших количествах не хотелось, поэтому выбор пал на коньяк.
        – По возрастающей, – определилась Ритка.
        – Один момент, – кивнул Мирослав и сделал знак официантке.
        Девчушечка, поедая его глазами, приняла заказ, мотыльнула пышной розовой юбчонкой и исчезла.
        – Так может, в бар? – поинтересовался Сашка зеленый, который был одет на этот раз в желтую рубаху и черные брюки.
        – Нет, сначала нужно испытать удачу, – замотала головой Ритка. – Кто со мной к «однорукому бандиту»?
        – Все с тобой, – сказал Мирослав.
        Тут материализовалась официантка с серебряным подносом, призывно улыбаясь мужчинам. Сашкам ее юбочка явно понравилась, Мирослав с Серегой остались равнодушными к демонстрируемым прелестям. Мы взяли по бокалу и отправились смотреть, как Марго будет испытывать судьбу. Первые ставки она безбожно продула, зато третью взяла и выиграла, повысив ее перед этим. Крупье поздравил ее с выигрышем, я расцеловала на радостях, так как активно за нее болела. И мы пошли в бар обмывать победу мимо столов, за которыми солидные дяди неспешно играли в покер, спокойно расставаясь со сто долларовыми фишками.
        Мы устроились за уютным столиком в полукруглом алькове. Мужчины пили виски, мы – коньяк. Настроение было превосходным, все очень мило шутили, забавно пикировались, мы с Риткой кокетничали. В общем, как говорят в таких случаях, царила теплая, непринужденная атмосфера. Но я вся прямо горела от нетерпения, ожидая, когда же они начнут делиться информацией.
        – Так, все, хватит, – не выдержала Ритка, – выкладывайте, чего узнали!
        – Ничего нового: бабы – хитрые стервы, с которыми нужно держать ухо востро, – сообщил Сашка красный.
        – Этим вечером парень, согласно прозвищу, которое я ему дала, был наряжен в красную рубашку и белые джинсы. Красный – значит, красный, и нечего тут хамелеонить.
        – Это ты сейчас о ком сказал? – сдвинула брови Марго.
        – О Свиридовых конечно, – преувеличенно испугался Сашка и даже ручками замахал, мол, чур меня, чур, нечистая сила.
        – Нет, честно, хорошо, что мы не профессора с высокой зарплатой, – поддержал его другой Сашка, – не дай бог, чтобы за мной так охотились!
        – Господи, да не томите! – взмолилась я.
        – Да, давайте конкретнее, товарищи. И кто-нибудь один, пожалуйста! – регламентировала подружка.
        – О’кей, – хлопнул ладонью по столу Мирослав, – пусть это буду я. Дорогая, ты встала на пути двух кровожадных гарпий, которые не собирались останавливаться ни перед чем.
        Он отхлебнул из своего стакана, выдерживая паузу.
        – Многие годы Свиридова старшая служила твоему Костику верой и правдой, но вот пять лет тому назад погибла ее старшая сестра, и к ней переехала племянница Олечка, на семейный лад Лялечка. И зародился в голове Светланы коварный план – женить своего шефа на своей племяннице. Это решило бы столько проблем! Бабы стали судить да рядить и в конце концов разработали поэтапное охмурение Коржикова. Не учли лишь одного, что Костик многие годы мечтал лишь об одном – жениться на тебе, Ксюньчик (последовала ехидная улыбочка). Но ни один мужик, пусть даже занюханный ботаник, не останется совершенно равнодушным к женским стараниям. Вот и он клюнул на их уловки: то помог с пропиской Лялечке, то с ее поступлением в институт, то проваленные экзамены нуждались в его кураторстве, то им денег не хватало на шубку, и он выплатил внеочередную премию тетушке. Не успел твой Коржиков оглянуться, как уже стал участником их жизни. Свиридовы поздравляли его со всеми праздниками, и он тоже не оставался в долгу, ведь он же еще и хорошо воспитан! Практику Лялечка проходила на его кафедре, а иногда даже заменяла тетушку, которая
стала вдруг больше хворать. В общем, эти пройдохи считали, что жених повелся. То ли Коржиков показал, что Лялечка смогла его зацепить, то ли они решили, что раз Костик им помогает, то значит их усилия достигли цели. Как бы то ни было, а они стали считать, что дело сделано. Отсюда пошли хвальбы Светланы, о которых говорили сотрудницы Рите. Она же мнила уже себя родственницей Коржикова. И вдруг, как гром среди ясного неба – женитьба. Это был удар под дых. Они просто очумели от неожиданности. Но тут свадьба сорвалась. Теперь гарпии знали о твоем существовании, ты стала для них угрозой. Они сообразили, что допустили громадный промах, не выяснив всей подноготной Коржикова. И вот, пожалуйста, оказалось, что классический ученый, помешанный на науке, имел невесту-красавицу. Противника следовало знать в лицо, поэтому они стали вести разведывательную работу, узнавая все, что можно, о твоей жизни.
        – Там было целое досье, – влез Сашка зеленый, – ты, наверное, сама о себе столько подробностей не знаешь!
        – Вот стервы! – не удержалась Ритка.
        – Так, попрошу меня не перебивать, – прокашлялся Мирослав, – На чем я остановился? Ах, да! Они выяснили всю твою подноготную. Стали следить за домом, благо вы оказались почти соседями. И конечно, довольно скоро им стало известно, что, не- смотря на сорвавшуюся свадьбу, вы с Костиком не расстались. И он к тебе регулярно продолжает наведываться. Светлана подслушивала его телефонные разговоры. И, конечно же, одна из первых узнала о ваших планах тайно пожениться. Сначала, она хотела сообщить его матери о ваших замыслах. На тот момент она уже знала, что мать тебя терпеть не может и будет протестовать против вашего бракосочетания. Но потом они с Лялечкой посовещались и решили, что вы сможете договориться, по-родственному, так сказать. Зато анонимный звонок может вызвать ненужные подозрения, они же не могли рисковать. У них на руках было преимущество – им было все известно, вы же не знали ничего. Нужно было правильно разыграть карты, не упустить шанс. Поэтому тетки решили пойти другим путем – действовать через Мариночку. Свиридова знала, что Кузина работает в загсе. Они довольно бойко обработали девицу и
не промахнулись. В их руках оказались ваши документы и заявления, которые они ничтоже сумняшеся сожгли, дабы избавиться от улик.
        – Примерно так же, как поступили другие наши знакомые дамочки с чужими ключами от «Хонды», – злорадно припомнил Серега.
        Ритка погрозила ему кулаком, а Мирослав, поморщившись, продолжил.
        – Тетке с племянницей оставалось лишь доиграть финал до конца. Им нужен был скандал, чтобы внести смуту в ваши отношения, а на фоне разлада Лялечка должна была соблазнить Коржикова. Тут тебе и сцена с потерей сознания у него в лаборатории, а затем признание ему в любви, и полное «понимание его трудной жизненной ситуации». Это что касается обработки Коржикова. А тебя они решили свести с ума. Ночные звонки в дверь и по телефону, пачканье дерьмом входной двери, закидывание мусора через окошко в квартиру – все это должно было вывести тебя из равновесия, запугать, довести до паранойи. Обкидывание камнями считается ими удачным экспромтом.
        – Вот мерзавки! Удушила бы гадин, – не выдержала снова Ритка.
        – Не волнуйся, им досталось так, что теперь они сто тридцать раз подумают, прежде чем вслух упомянуть Ксению. В нас пропадает талант преподавателей, так мы хорошо умеем объяснять людям что к чему! – хохотнул Сашка красный.
        – Поверить не могу, – прошептала я.
        – Во что? – спросил Мирослав.
        – Как можно так травить человека, который ничего тебе дурного не сделал. Ведь я же Костика ни у кого не отбивала, я даже не подозревала о существовании этой Ляли…
        – Господи, до чего же ты наивная! Тебе сколько лет, девочка? – всплеснула руками Ритка. – Плевать они хотели на мораль и этику. Это дикие звери, отбирающие добычу. Костик был добычей, ты – препятствием. Причем, на их взгляд, не слишком большим препятствием, вот они и решили тебя уничтожить.
        – Значит, это Светлана меня пыталась отравить на банкете? – повернулась я к Мирославу.
        – Нет, это не она. Более того, говорит, что сначала испугалась, что подумают на нее. Они до сих пор так и не поняли, откуда там взялся яд, – ответил он.
        – Да врут они все! – возмутилась подружка. – Конечно, им не остается ничего другого, как все отрицать!
        – Поверь, мы умеем спрашивать, – перебил ее Серега. – Нам особо не соврешь. Они Ксению не травили.
        – А кто тогда? – растерялась я. – Кто это мог сделать?
        Мирослав внимательно посмотрел мне в глаза. Мое сердце учащенно забилось. Ответ родился сам собой.
        – Этого не может быть, – вяло сказала я.
        – А вот мы это завтра и выясним, – ответил он.
        – А можно и сегодня, – хохотнул Серега, – нам же завтра уезжать.
        Я аж задохнулась при этих словах. Не в силах с собой справиться, я встала, улыбнулась и сказала, что мне нужно в дамскую комнату. Ритка попыталась прицепиться, но я отрицательно помотала головой и сбежала. Меня душили слезы. Вбежав в туалет, я дала им волю. Господи, как же все несправедливо! Он уезжает. Мирослав завтра уезжает. Вернется ли он ко мне? А вдруг, приехав в Москву, забудет обо всем? Что же я буду делать?
        Мне стало дурно от этих мыслей. Я выхватила бумажное полотенце, громко высморкалась, потом умылась с мылом. Пропал такой чудесный макияж! Достав из сумочки косметичку, я принялась скрывать следы своего малодушия. Нос, естественно, припух, глаза покраснели, но, в основном, мне удалось привести себя в божеский вид. Жизнь, конечно, повернулась ко мне не слишком приятной стороной, кажется, я смогла так насолить одному человеку, что меня со злости решили просто убрать со своего пути. Более того, когда первая попытка не увенчалась успехом, предприняли вторую. Но и тут не повезло. Интересно, будет ли третья? А почему бы и нет, наверняка, моя живучесть спровоцирует еще одно покушение. И в такой момент мой герой, рыцарь моей эпохи, намерен свалить под шумок, оставив меня один на один с разъяренным убийцей. Классно! Просто здорово!
        Я всхлипнула, но потом строго посмотрела себе в глаза, погрозила пальцем отражению и велела не раскисать.
        – Я сильная, я справлюсь, – сказала я дрожащим голосом.

        В книжках американских психологов подчеркивалось, что не следует унижаться перед мужчиной и допускать заискивания. Мужчины не уважают женщин, из которых можно веревки вить или вытирать о них ноги. Прежде всего, мужчина должен видеть в женщине личность, а не объект сексуальных развлечений, и желательно сильную личность, интересную и немного загадочную. Женщина-ноль никому не нужна, а только полный ноль будет ползать в ногах и умолять мужчину ее не бросать. Я не хотела превратиться в глазах Мирослава в «зеро», поэтому взяла себя в руки. У него была возможность разглядеть во мне женщину своей мечты, с массой достоинств и практически полным отсутствием недостатков. И если после всего того, что между нами было, он еще не понял, что я могу подарить ему рай на Земле, тогда не стоит на нем и зацикливаться. Если он в своей Москве забудет обо мне, тогда грош ему цена в базарный день. Как там Ритка говорит: «Если мы вам не нужны, то на фиг вы нам сда#лись».
        – Отличная, мудрая мысль. Вот ее и надо скандировать про себя, а не реветь по туалетам! – прошептала я себе под нос, приближаясь к столику.
        – Ксюнчик, твоя подруга сказала отличный тост, присоединяйся, – пропел Мирослав, приобнимая меня за плечи.
        – Давай, за мир во всем мире! – провозгласила Ритка.
        – За то, чтоб у нас все было, и нам за это ничего не было, – встрял Серега.
        – Это уже следующий тост, – возразил Сашка красный, – не спеши!
        Я поняла, что компания слегка меня обогнала по уровню алкоголя в крови. Не порядок. Я решила, что сегодня как раз подходящий момент, чтобы узнать, зачем люди надираются до поросячьего визга. Схватив свой бокал, я скоренько чокнулась со всеми и опрокинула в себя огненную жидкость.
        – Круто, – оценил Сашка зеленый.
        – Наш человек! – похвалил Сашка красный.
        – Так, а теперь мой тост, а то обижусь! – заявил Серега и разлил новые порции.
        Мирослав попытался было возразить, но все на него поперли буром, да так дружно, что он растерялся и отступил. И тут покатило веселье. Мы пили, играли, снова пили. Потом покинули казино и, перейдя дорогу, оказались в ночном клубе. Там снова пили, танцевали, кажется, вели себя немного развязано или раскованно, но это как посмотреть. Мы с Риткой пыталась танцевать канкан, Сашка красный взялся показывать стриптиз, его остановила заевшая молния на джинсах. Сашка зеленый ангажировал девчонок на «медляки», предварительно собирая с нас ставки: эта пойдет, а та нет. Серега с Риткой отплясывали такой рок-н-ролл, что полплощадки разбежалось в стороны. А я под бурные овации в кругу подростков отскакала хип-хоп. А потом мы с Мирославом целовались и танцевали белый танец под буги-вуги. В общем, было весело.
        Только вот не помню, как попали домой. Я всегда удивлялась, ну как это можно чего-то не помнить наутро после пьянки. У меня были случаи, когда я выпивала лишнего, меня даже тошнило от излишков алкоголя, но чтобы провалы в памяти, такого раньше не было. Но все когда-нибудь случается в первый раз. Вот и беспамятство меня посетило. Это было похоже на картинки в калейдоскопе: вот мы в казино, вот в «Рудокопе», так назывался ночной клуб, вот в моей квартире. Кажется, мы пили шампанское, а может, это уже галлюцинации? Следующее за этим воспоминание очень красивое, яркое – мы занимаемся с Мирославом любовью. Только вот я ему зачем-то говорю, что люблю его, что он самый лучший мужчина. Интересно, что он мне на это ответил? Здесь я уже ничего не помню. Провал. Надо же,самое главное упустила.
        Эти мысли одолевали меня, когда Мирик отмачивал мою голову под холодной водой в ванной. Он то совал мою голову под струю, то вытаскивал, когда я начинала захлебываться и вырываться. Вот тогда-то я впервые удивилась, что чего-то не помню, к примеру, в какой такой момент он оттащил меня в ванную. Я снова принималась восстанавливать в голове события, но ничего не получалось: казино, клуб, постель, ванная. Жуть. Где же связки, где постепенное течение времени?
        – Отпусти меня, – стуча зубами взмолилась я.
        – Тебе уже лучше?
        – Да.
        – Точно?
        – Точно.
        Бац. И уже спальня. Потолок кружится. Кровать качается. Как моя спальня попала на корабль?
        Хрен его знает.
        Опять тошнит. Господи, как же эти алкоголики пьют каждый день? Лучше сразу сдохнуть. Опять провал.
        Ва-у-у! На этот раз тошнит сильно. Глаза категорически не желают открываться. И кружится уже не кровать, а голова. Собственно, эта самая голова превратилась в глобус, и чьи-то маленькие мягкие ручки вращают ее вокруг собственной оси. Бред. Ужасно тошнит. И кто-то пищит. Может, это я? Кошмар, мне на грудь упала скала, придавила к кровати. Но как бы ни было тяжело, надо встать, иначе уделаю постель. Ком в горле безудержно рвался наружу. Я застонала сквозь стиснутые зубы. Кто-то протяжно взвыл.
        Кое-как разлепив глаза, я обнаружила, что по мне топчется Бегемот, вот вам и скала, вот и мягкие ручки. Кот тыкался мне в лицо и громко мяукал. Тошнота накрыла с головой. Я едва успела свесить голову с кровати, как меня вывернуло наизнанку. Фу, какая мерзость!
        С ума сойти, как воняет! Что это вообще за одор такой? Я села на кровати. В глазах плавали цветные круги. Вонь в комнате была просто невыносимой. И тут до меня дошло. Газ!!!
        Я бросилась к окну, распахнула его настежь, врубила наполную кондиционер. Почему он выключен, он же работал? Обернулась. Мирослав распластался на кровати. Неужели потерял сознание? Я принялась его тормошить. Потом спохватилась. Помчалась на кухню. Бегемот путался в ногах и жалобно орал. Сомнения пропали. Кухня-шкаф зиял гостеприимно распахнутыми дверцами. Все четыре конфорки и духовка были включены, газ растекался по квартире. Нет, конечно, я напилась, и у меня были проблемы с памятью. Но я же не сошла с ума, чтобы такое сотворить, а потом улечься спать?! Тогда кто это сделал? Полтергейст? Я закрыла лицо кухонным полотенцем, перекрыла газовый кран, одно за другим открыла окна. Меня опять вырвало, на этот раз я успела доскочить до раковины. Шатаясь, поспешила в комнату к Мирославу. Я его трясла, он стонал, но глаз не открывал. В комнате уже не так сильно воняло, хотя я совсем плохо соображала, одурев от происшедшего. Сбегала в ванную, набрала воды в тазик, вернулась в спальню и вывернула ее на голову любимому. Наконец, он открыл глаза. Закашлялся. У меня тоже в горле свербело, а глаза слезились.
Мирослав сел на кровати. Я целовала его мокрое лицо и пыталась добиться, как он себя чувствует.
        – Что случилось? – хрипло спросил Мирослав.
        – Нас кто-то пытался убить, – просто ответила.
        Да, теперь эта фраза получалась у меня легко и непринужденно. Право слово, разве можно спотыкаться, произнося одно и то же каждый день? Заученный штамп, дежа вю, День сурка, замкнутый круг… Вот так, все просто. Меня каждый день хотят убить. Я уже втянулась. Я уже привыкла. Ну, что сегодня новенького? Кто на нас с Васей?
        Я захихикала, а потом и вовсе захохотала. У них получилось! Им удалось! Я свихнулась, пора складывать чемоданы и переезжать в психушку. Бедная моя нервная система, что же с ней сделали?! Хрясть. Я схватилась за щеку. Мирослав отвесил пощечину и приноравливался влепить вторую. Я захлопнула рот. Сразу стало не смешно.
        – Который час? – спросил он.
        – Четыре, – глянув на часы, доложила я.
        Он сграбастал меня в охапку и высунул наружу, насколько это позволяли оконные решетки. Прекрасная летняя ночь распахнула нам свои объятия. Во дворе было тихо и спокойно. Все спали, наслаждаясь сладкими снами.
        – У кого есть ключи от квартиры? – тихо спросил Мирослав.
        – Только у мамы, – ответила я.
        – Это не она.
        – Не она, – согласилась я с ним, – мама бы не стала нас травить, да ее и нет в городе. Впрочем, запасных моих ключей тоже больше нет в ее квартире.
        – С чего ты взяла?
        – С того, что проверила, когда цветочки поливала.
        – Вот значит как, – хмыкнул он.
        Мы немного помолчали. Каждый думал об одном и том же, но высказываться вслух не хотелось.
        – Прав был Серега, надо было вчера все выяснять. А то сегодня могло бы быть поздно. Кстати, Ксюнчик, а ты ведь нам жизнь спасла. Мне в частности точно, – заметил он.
        – Друг спас жизнь другу, – пробурчала я в ответ.
        – Так, выходит, я твой должник?
        – Да ладно, ты мне тоже пропасть не дал, в раковине отмачивал, когда я чуть копыта не отбросила, – усмехнулась я.
        – Да, было дело. Ты чего это надралась, как сапожник? Ты что, тайный алкоголик? Признавайся!
        – Еще чего! Чего же это я буду на себя напраслину возводить, нашел дурочку! – отбивалась я от его нападок.
        – Так ведь все тайное становится явным, вот ты, например, вчера и прокололась, – приставал он. – Наклюкалась до чертиков! И сразу стало ясно – дама не равнодушна к алкоголю.
        – Ой, можно подумать ты меньше выпил, – отмахнулась я.
        – Я – мужчина, мне можно, – упорствовал Мирослав.
        – А я слабая женщина, вот и не выдержала, – оправдывалась я.
        Препирательства помогли. В голове прояснилось, но в организме ощущалась слабость и дискомфорт.
        – Давай пойдем на диванчик, – предложила я, – надо же немного и поспать.
        – Да уж, раз врагу не удалось нас усыпить вечным сном, так давай выспимся, чтобы набраться сил для последнего и решительного наступления, – подхватил Мирослав. – Кровать теперь будет неделю сохнуть. Ты молодец, меня чуть не утопила!
        Вот какие же люди неблагодарные! Я ему жизнь спасла, а он ноет по поводу утраченной удобной кроватки и освежающего душа!
        Три больших окна сделали свое дело: запах газа улетучился, да и кондиционер, работающий на полную мощь в режиме вентилирования, благотворно повлиял на атмосферу. Мирослав пошел в прихожую и придвинул к двери тумбочку, набросил цепочку. Какая никакая а все-таки преграда на пути убийцы. Я быстренько разобрала диван в гостиной и постелила чистое постельное белье. Приближался рассвет, когда мы уснули, крепко обнявшись. В ногах у нас дремал Бегемот, свернувшись калачиком.
        – Между прочим, – сонно пробормотала я, – это он нас спас.
        – У тебя не кот, а чудо природы, – похвалил Мирослав животное.

***

        Ненависть – это самое сильное чувство, которое вытесняет все другие, заполоняет все твое существо, подчиняет себе полностью и безоговорочно. Тот, кто познал чувство ненависти, переродился. Это уже совершенно другой человек, у него другие жизненные ценности, мерила, другие мысли и стремления, другие мотивы и пути достижения целей.
        Ненависть – это сильнейший рычаг управления человеком. Тот, кто впускает ее в свое сердце, становится ее рабом. Излечиться от нее можно несколькими путями, но самый сладостный, самый желанный – это уничтожения предмета, породившего ее.
        Он долго колебался. Слишком долго. Почему? Потому что вся жизнь его была выстроена шиворот-навыворот. Вся суть его существования не позволяла ему быть самим собой. Он просто не знал, кто он такой, не знал себя, своей сущности. Он понятия не имел, на что способен на самом деле.
        Жизнь – штука сложная, многогранная и непредсказуемая. Сейчас ему казалось, что раньше он не жил – существовал. Теперь живет.
        Все изменилось. Все изменилось настолько сильно, что он перестал помнить себя ДО, теперь он может только осознавать самое себя ПОСЛЕ. Он стал другим. Переродился. Он теперешний нравится самому себе гораздо больше того, другого. Так уж получается, что хорошо жить тем, в ком сильны звериные инстинкты. Око за око, зуб за зуб. Вот девиз преуспевающих людей, сильных мира сего. Как же он не осознавал этого раньше?
        Но ничего не может быть вечны – таков закон диалектики. Вот и закончились без следа его иллюзии, пали смертью храбрых идеалы, мечты… Да и ни к чему они. Он больше никогда не позволит себе слабости, поэтому долой слюнтяйство и рассусоливание! Он будет карать и властвовать. Отныне и повсеместно.

        Глава 8

        Я проснулась и сразу же ощутила присутствие Мирослава. Улыбнулась. Потерлась щекой о мускулистую руку. Я уже успела привыкнуть к запаху его кожи. Чудно. Но за хорошей эмоцией последовал ужас воспоминаний о прошедшей ночи. Я потянула воздух носом и осмотрелась. Какое счастье, никаких изменений в обстановке, значит, незваных гостей не появлялось. Это уже плюс. И Свиридовы, надо отдать им должное, тоже поутихли. Не ломились в дверь, не терзали телефонную линию. Вот что значит уметь доступно объяснить!
        – С добрым утром, – чмокнул меня в затылок Мирослав.
        – Да, утро действительно доброе. Мы живы, – промурлыкала я.
        – И полны желаний, – шепнул он мне в ухо.
        Бегемот заорал дурным голосом откуда-то из-под дивана.
        – И не только мы. Животина кушать хочет, – перевела я на человеческий язык кошачье возмущение.
        – И я тоже хочу. Омлет с беконом, гренки, кофе…
        – Помедленнее, пожалуйста, я записываю, – хихикнула я.
        Господи, как мне с ним хорошо! И как же будет плохо, когда он уедет. Я приподнялась на локте и принялась рисовать пальцем его лицо. Брови дугой, скулы словно вышли из-под пера Ван Гога, а губы – просто объеденье. Мы сладко целовались, когда опять зазвонил телефон.
        – Слушай, ну прямо никакой личной жизни! – возмутился Мирослав.
        – Это, наверное, твои орлы проснулись, – предположила я.
        – Но тогда было бы логичнее звонить мне на сотовый.
        Если вспомнить, что они ночевали у Ритки, то вполне могли воспользоваться стационарной линией, – подымая трубку, отметила я.
        Но не угадала. Это был Бочаров. Он сообщил, что стоит у моего подъезда и испросил разрешения зайти. Я окинула скептическим взглядом наше ложе и призналась, что он меня разбудил. Капитан смилостивился и дал мне целых десять минут.
        – Не успеем, – огорчился Мирослав.
        – Иди в душ, – скорчила я ему в ответ рожу.
        Сгребла постель и, путаясь в свисающих простынях, оттащила все в спальню. Там выключила надрывно гудящий кондиционер, все еще работающий в режиме вентилирования. Потом метнулась на кухню, наполнила чайник и клацнула кнопкой. Только после этих манипуляций отправилась в ванную. К счастью, Мирик уже закончил утренний моцион, иначе куковал бы Бочаров в подъезде еще полчаса. Но так я успела придать себе приличный вид. Даже в шорты с футболкой приоделась. Мирик по-хозяйски сбацал кофе с бутербродами (даром, что ли, я запасы делала?). Тут и милиция подоспела.
        При виде Мирослава его лицо несколько вытянулось. Их что там, в милицейских школах, не учат владеть собой? Или я путаю милицию с какой другой организацией? Но как бы то ни было, Бочаров потребовал уединения, сетуя на то, что я постоянно втягиваю его в групповые разговоры. Я решила, что не стоит вводить беднягу в заблуждение, и шустренько вывалила на него последние новости.
        – Видите ли, наша свадьба с Коржиковым расстроилась, более того, межличностные отношения тоже прервались. И перед вами мой новый бой-френд. Он в курсе всего происходящего, так как я человек открытый и секретов не держу. Вы же не собираетесь сообщать мне конфиденциальной информации, разглашение которой могло бы свести на нет все ваше расследование?
        – Вы правы, не собираюсь, – кивнул он.
        – Тогда, может, вы выпьете с нами кофейка, а за одно и побеседуем? – предложил Мирик.
        – Не откажусь. От кофейка, – проскрипел Бочкарев.
        Ой, не нравилось ему мое аморальное поведение! Это было по всему видно. И такая позиция была совершенно не в мою пользу. Я бы не хотела его злить, мало ли что он там накопал, но не выгонять же было Мирослава в спальню, лишь бы сохранить незапятнанную репутацию скромной послушницы. Придется товарищу милиционеру смириться с моей распутностью. Кстати, он сам тоже не понравился кое-кому. Бегемот взобрался на комод и оттуда брезгливо косился на Бочкарева, всем своим видом демонстрируя неудовольствие от подобных гостей. Я заметила, едва тот вошел в квартиру, как кот шарахнулся от него, как черт от ладана. О чем это говорит? Лично для меня, что этот человек не слишком подходит для общения. Своему коту я доверяю.
        – Итак, Ксения Робертовна, – начал он, едва усевшись за стол, – расскажите, пожалуйста о ваших отношениях со Стелой Марковной Коржиковой.
        – Я уже вам, кажется, рассказывала, что у нас с ней обоюдная антипатия. Причем давняя и укоренившаяся, – недовольно поморщилась я. – Чем-то она была недовольна, что-то мне не нравилось.
        – В чем она выражалась, эта самая антипатия? И на чем основывалась? – полюбопытствовал капитан.
        Мирослав подал ему кофе, пододвинул тарелку с бутербродами. Угощайтесь, дорогой гость!
        – По правде говоря, мне не очень хочется повторять свой рассказ, – заметила я хмуро.
        – И все-таки я хотел бы настоять на своем, – уперся Бочкарев.
        – Насколько я знаю, в подобной беседе вы не имеете право на чем-либо настаивать, – как бы между прочим заметил Мирослав.
        – Надо же, а вы откуда знаете, на что у меня есть право, а на что нет? – заинтересовался Бочкарев.
        – А я по профессии юрист, точнее адвокат, отсюда и знания Закона, – вежливым тоном просветил Мирослав и жестом фокусника предъявил свою корочку.
        Бочкарев внимательно прочитал удостоверение, поморщился, словно надгрыз лимон, и вернул документ Мирославу. После чего с жалостью уставился на меня. «На кого ж ты профессора Коржикова променяла, дуреха?» – читалось в его взгляде.
        – Это и есть тот самый адвокат, коим вы мне в прошлый раз угрожали? Впрочем, неважно, тогда, с вашего разрешения (шутовской поклон в сторону Мирослава) я хотел бы попросить Ксению Робертовну рассказать по доброй воле, какие взаимоотношения у нее были с несостоявшейся свекровью, – покладисто согласился сыщик.
        И хотя формулировка изменилась, но смысл его докуки остался прежним. Я, в общем-то, защищаемая законом и Мирославом, могла уклониться от откровений, но решила не накалять обстановку. Что делать, придется признаться при Мирославе в тайных червоточинах моего происхождения. Но, к счастью, зазвонил его сотовый, он извинился и удалился в спальню.
        – Как я уже вам объясняла, Стела Марковна была против нашего общения с Константином, – вдохновленная отсутствием Мирослава, начала я, – и категорически выступала против нашей свадьбы. Маман полагала, что женой профессора Коржикова должна стать более подходящая особа.
        – Подходящая в чем?
        – Во-первых, в происхождении. Меня растила одна мама, значит, я автоматически приобретала статус девицы из неблагополучной семьи.
        – Почему, у вас что, мама алкоголичка или наркоманка? – заинтересовался Бочкарев.
        – Нет, но папа дружил с бутылкой, да так, что пришлось маме от него избавиться. Согласитесь, такие корни ни к чему профессорским отпрыскам!
        – Ага, но это не все. Вы же сказали «во-первых», значит, было еще и «во-вторых»?
        – Было, – согласилась я. – Сама Стела Марковна всю свою жизнь нигде не работала. Пока была советская власть, она где-то числилась, чтобы не засветиться, как тунеядке, но на службу не ходила. Она благородно пожертвовала собой ради Костика. Она таскала его по кружкам Дома пионеров, водила к частным репетиторам, занималась с ним на дому. В общем, жила ради детей.
        – А что, у нее еще были дети?
        – Да нет, это я так образно выразилась. Просто эта фраза очень часто звучала в устах Константина, когда он убеждал меня, что не стоит так уж увлекаться карьерой. Это и было как раз «во-вторых». Я, в понимании Стелы Марковны, вела себя, как мужчина, стремясь к денежной независимости.
        – Да, женщина, зарабатывающая деньги, что может быть отвратительнее?! – фыркнул Мирослав, усаживаясь за стол.
        Я ему улыбнулась и продолжила свои откровения.
        – Ее безумно бесила моя работа журналистки, которая приравнивалась практически к самой древней женской профессии. Работать порядочная женщина не должна – этот постулат Костик впитал с молоком матери. Иногда мне казалось, что она так корпела над ним, помогла ему всего добиться в жизни, чтобы до самой своей смерти не работать. Вот уж кто полностью соответствовал образу порядочной женщины в понимании Костика, так это его мать. Святая! Вот какой он ее называл. До сих пор удивляюсь, как это он отважился пойти против ее воли и жениться на мне, ведь она полностью управляла им, как марионеткой.
        – То есть, Ксения Робертовна, вы продолжаете утверждать, что гражданка Коржикова была настроена против вас и открыто это демонстрировала?
        – Да, утверждаю. И хотя не могу понять, к чему эти вопросы, но заверяю, что ее нелюбовь ко мне могут подтвердить многие люди, – заявила я.
        – Вот как? А кто именно? – прихлебывая кофеек, спросил мой собеседник.
        – Послушайте, капитан, по-моему пришла пора раскрыть суть ваших расспросов? – вклинился в беседу, доселе молчавший Мирослав.
        – Дело в том, уважаемые, что во время беседы со мной гражданка Коржикова всячески подчеркивала собственную лояльность к вам, Ксения Робертовна. Она утверждала, что всегда вас жалела. Подчеркиваю: жалела, а ненавидела. И хотя она была не в восторге от предстоящего брака сына, ведь каждая мать желает своему ребенку чего-то лучшего, но и запрещать ничего не запрещала. Ее дословные слова: «Это его выбор, ему с ней жить, а не мне. И я смирилась, что в нашу семью войдет девочка из народа.» Как видите, у вас могла бы быть превосходная, терпимая свекровь!
        – Да скорее крокодилица стала бы мне терпимой свекровью, чем эта анаконда! – воскликнула я в сердцах. – Я не понимаю, зачем ей понадобилось играть в смиренную мамашку, но она меня на дух не выносила и никогда этого не скрывала. После того, как наша первая свадьба сорвалась, она охаяла меня по всему городу!
        – Я побеседовал с несколькими ее приятельницами. И знаете, они подтвердили ее слова. Она вас не хаяла, а просто сокрушалась, что вы неподходящая пара. Но она никому не говорила, что выступает против вашей свадьбы. Наоборот, она всячески подчеркивала, что собирается поддержать своего сына, помочь вас «дотянуть» до их уровня, потому что он, якобы, ее об этом попросил. Вот так-то!
        – Бред! Бред какой-то! Спросите Ритку, спросите Громова. В каком я была состоянии после той сорвавшейся свадьбы. Что она мне наговорила, когда приехала отнимать подарки Костика! Ужас! Да с ее высказываниями не смогли бы состязаться портовые грузчики!
        – Это все эмоции, – отрезал Бочкарев. – Перечисленные вами люди были свидетелями при этом разговоре?
        – Нет, – растерялась я.
        – Вот видите, – злорадствовал капитан, – а вообще свидетели есть?
        – Есть! Есть такой свидетель, – обрадовалась я, – это Феофан Леопольдович Коржиков, дедушка Костика. Он не боится свою невестку и все вам расскажет.
        – Ну что ж, я обязательно с ним побеседую, – кивнул Бочкарев. – Дело в том, что после ваших показаний главной подозреваемой стала как раз гражданка Коржикова. Но это если подтверждается мотив. Но после разговора с ней и людьми, которые с ней плотно общались, мотив исчез. Одно дело, когда человек вас ненавидит и готов на все, лишь бы разорвать ваше бракосочетание. И этот человек – немного сдвинутая мать взрослого сына, которая, как вы утверждаете, полностью им управляет. Тут, конечно, прорисовывается состояние аффекта. Женщина сдвинулась и решила убрать с пути нежеланную невестку. Но картинка не складывается. Потому что нет свидетелей ее дурного отношения к вам.
        – Подождите, – перебил его Мирослав, – а почему вы не побеседовали с самим Коржиковым-сыном? Уж кому как не ему доподлинно известно отношение матери к Ксении, а также к их свадьбе.
        – Совершенно справедливое замечание, – кивнул Бочкарев, – только вот какая незадача. Коржиков заявил, что отказывается обсуждать со мной свои личные дела и возжелал быть вызванным повесткой. Так что нам еще предстоит с ним общаться сегодня после обеда.
        – Вам не кажется, что это несколько странно?
        – Нет, почему. Он мне сказал, что его невеста предательница, поэтому он не желает о ней разговаривать. А когда я попытался на него надавить, вот тогда он и сказал, что будет разговаривать только в присутствии адвоката и в моем кабинете. Как видите, сейчас адвокаты просто нарасхват. Я даже сам подумываю, а не сменить ли мне род деятельности.
        – Очень здравая мысль, – одобрил Мирослав.
        Я же сидела, вся сжавшись в комок. Неприятно слушать о себе подобные отзывы, тем более, что они в какой-то мере весьма справедливы. На эту тему можно было подумать и подольше, да Бочкарев засобирался уходить. Я напоследок посоветовала ему как можно скорее переговорить с дедушкой Кости, потому что он – моя последняя надежда. И не то, чтобы я всерьез думала, что Стела сошла с ума и, оседлав «Победу», помчалась меня давить перед загсом, но я была возмущена ее хамелеоновской натурой. Это что же получается, значит, в глаза она говорила мне гадости, натравливала против меня Костика, а на людях выставляла себя моей благодетельницей, готовой меня «дотягивать» до своего аристократического уровня. Тоже мне Екатерина Великая, царица Савская и еже с ними! Воспитательница девочек из народа выискалась! Я была возмущена и жаждала справедливости.
        – О чем задумался, кроль? – спросил меня Мирослав, обнимая.
        К нам тут же присоединился Бегемот, покинувший свой пост на комоде, он залез на колени к Мирославу, чтобы тот его приласкал. Совсем животное от рук отбилось!
        – О чужом коварстве и хитрости, – честно ответила я.
        – Чтобы не заслужить подобного отклика в свой адрес, признаюсь сразу. Мне звонили из Москвы и пришлось сознаться, что задание выполнено. Я оттянул время своего возвращения до вечера, сославшись на уточнение всяких нюансов.
        Мое сердце совершило отчаянный прыжок, но я вовремя захлопнула рот, и оно не смогло выпорхнуть наружу. Все кончено. Он уезжает.
        – Ксюнчик, не хнычь, я скоро вернусь. Обещаю. Как только закончу с этим делом, сразу приеду за тобой.
        – Что значит за мной? – дрожащим голосом спросила я.
        – Заберу тебя в Москву. Поедем в стольный город, покажу тебе его лучшие стороны.
        Так, все понятно, он приглашает меня на экскурсию.
        – Спасибо, но я бывала в Москве не раз. Можно даже сказать, что знаю столицу нашего государства совсем неплохо. Что ж ты будешь себя утруждать?
        Это, конечно, говорила не я. Такого никогда бы не позволила себе сказать женщина образованная, взращенная на лучшей литературе пера американских психологов, коей я себя считала до недавних пор. И еще меня тревожили мои нервы, я как-то совершенно перестала о них заботиться последнее время. Расходовала их килограммами, нет километрами или чем там измеряются человеческие нервы? Ай-я-яй, как все нехорошо получается!
        – Ксюнчик, не злись, но я не могу тебя забрать прямо сейчас. На самом деле тебе лучше не уезжать из города, побыть здесь, зачем давать твоему Бочкареву лишний повод для размышлений. Слишком многое неизвестно милиции из того, в чем ты напрямую задействована. А я вернусь через день, максимум через два. Клянусь тебе! Но два дня ничего не решают. Мы сейчас сменим замки, и ты временно поживешь у Риты. Я оставлю здесь Серегу или Сашку, они тоже с вами поживут.
        – Как ты ловко всеми тут распоряжаешься! Ты стой тут, ты иди туда! А может, Ритка не захочет, чтобы у нее в доме жили посторонние мужчины?
        – Ксюша, ты ведешь себя, как ребенок. Я полагаю, что твоя подруга согласится помочь тебе в беде, поэтому примет и тебя, и охранника в своем доме, – строго сказал Мирослав. – Я же хочу тебе помочь, неужели не видно? Я даже свою машину оставлю тебе в залог. Ну, теперь ты мне веришь?
        При этих словах я сумела взять себя в руки. Обидно, конечно, что возлюбленный линяет с поля битвы, оставляя взамен себя своего оруженосца. Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу. И после очередного неудавшегося покушения на твою жизнь нужно что-то предпринимать в целях самозащиты, хотя бы воспользоваться навыками профессионала.
        – Понимаешь ли, необходимо быстро вычислить, у кого оказались ключи от твоего дома, гаража и машины. Теперь мы знаем, что их украли из квартиры твоей матери. Давай думать, кто это мог быть: соседка, приятельница мамы или твоя, сослуживцы или родственники. Среди ваших знакомых завелась крыса, которая стащила для убийцы эти чертовые ключи!
        Меня поразила мысль, что круг подозреваемых так широк, а ведь мои подозрения зацикливались конкретно на одном человеке. Но, может быть, Мирослав и прав. Может быть, это действительно была соседка тетя Люба или мамина приятельница Сонечка. Вдруг они как-то связаны с убийцей. Я попыталась вычеркнуть из головы тайные подозрения и сосредоточиться на новом направлении. Увы, ничего не получалось.
        – Ты можешь связаться с мамой и выяснить, кто бывал у нее в доме в последнее время? А заодно и сама вспомни, ты с кем-нибудь приезжала к ней?
        – Только с Громовым, – выдавила я, наконец, из себя. – Ну, Мирик, он тут не при чем. Это совершенно нелепо, нелогично, невозможно! Ему незачем все это затевать.
        Озвучив тайную мысль, которая пришла мне в голову, я осознала, что этого быть не может. Даже Бегемот, почувствовав мое смятение, жалобно замяукал и стал тереться о ноги.
        – Хорошо, хорошо, – закивал Мирослав, – я все понял, не надо так кричать. Одно утешает в данной ситуации.
        – Что?! – воскликнула я, не видя ничего утешительного.
        – То, что эта сладкая парочка Свиридовых угомонилась. Сереге будет проще, не надо отвлекаться на побочные эффекты.
        – А да, – рассеянно кивнула я.
        В моей голове упорно стояла картина. Мы приехали с Громовым к маме, он должен был посмотреть, почему барахлит их компьютер. Мы тихонечко общались с мамой в другой комнате. Потом решили перебазироваться на кухню, попить чая. И там застукали Громова, он рылся в ящиках буфета. В тот момент он объяснил, что ему понадобился нож, и он решил его найти на кухне сам, не пожелав нас беспокоить. В принципе, такая бесцеремонность вполне в его духе. Но теперь эта картина не идет у меня из головы. Громов МОГ взять эти ключи, в том смысле, что у него была такая возможность.
        – Нет, он не мог этого сделать!
        – Мне нравится, что ты так пылко защищаешь своего друга, признаться, я даже немного ревную, усмехнулся Мирослав. – Но парня придется проверить на вшивость. Мы с тобой не знаем доподлинно, есть ли у него на то причины или нет. Ты даже себе не представляешь, с какими случаями я сталкивался по роду своей работы. Братья предавали друг друга, сестры отбивали у сестер мужей, матери собственноручно сдавали милиции или бандитам сыновей, а сыновья сживали со свету родителей. Человек человеку – враг. Не каждый, конечно, далеко не каждый. Но полностью игнорировать подобную возможность в отношении твоего Громова нельзя.
        Я потухла. Боже мой, неужели это правда? Но ведь он же мне помогал: труп прятал, советы давал. С другой стороны, не мог же он отказать мне в помощи, я бы тут же насторожилась, вот он и носился с трупом, тем более, что покрывал свое собственное преступление. Мама моя родная, неужели он – оборотень? Кстати, я вчера пыталась дозвониться маме, чтобы уточнить, когда именно она видела мои ключи в последний раз, вдруг она зачем-то лазила в тот ящик уже после посещения Громова, и ключи лежали на месте? Это была очень хиленькая надежда, но и ее не хотелось полностью исключать.
        – Я позвоню маме, может быть, она вспомнит какие-то подробности. Хотя очень не хочется ее волновать. Она ужасно мнительная! – сказала я.
        – Дорога, ситуация весьма серьезна, поэтому нужно маму потревожить. Ибо, если с тобой что-нибудь случится, то мама будет гораздо более взволнованна. Как ты считаешь?
        – Думаю, ты прав, – кивнула я и направилась к телефону.
        В этот момент он и зазвонил. Выяснилось, что пробудились наши собутыльники. Ритка довольно жизнерадостно сообщила, что они все пьют пиво, потому что головки бо-бо. Сообщение не порадовало Мирика, так как выходило, что он будет шофером. И, чтобы испортить им настроение, он велел трубить общий сбор. Я не стала по телефону рассказывать о газовой атаке, которой мы подверглись этой ночью. Порадую при встрече. Меня гораздо больше волновало то, как я расскажу подруге о своих подозрениях в отношении Громова. Марго его всегда недолюбливала, поэтому эта версия у нее протеста не вызовет. И все же страшно неприятно представлять тот момент, когда ребята будут допрашивать Андрея. Мирослав прав, обстоятельства в жизни бывают всякие, и кто знает, может быть, у Громова не было другого выхода. Нет, наверное, мы ошибаемся. Я готова дать голову на отсечение, что помогал он мне от чистого сердца. И я не знала, как интерпретировать все эти факты. Главное, меня мучил вопрос – зачем? Зачем Громову все это надо?
        – Скоро они приедут, – промурлыкал мне в ухо Мирислав.
        – И что? – поежилась я.
        Его шепот щекотал мне ухо, по коже побежали мурашки.
        – И то, у нас есть время побыть наедине, – пояснил он и принялся меня выцеловывать.
        Я не стала сопротивляться. Вы бы стали отказываться от воды, пройдя через Сахару, отпивая время от времени по глоточку из бурдюка? Вот и я не стала. Но к тому моменту, когда наши друзья стали звонить в дверь, мы почувствовали полное утоление своей жажды.

        – Отлично выглядишь, – отметила Ритка, шагнув через порог.
        – Ты тоже ничего, – не осталась я в долгу.
        Ритка действительно цвела, как майская роза. Зато Серега выглядел несколько пришибленным. Я тихонько вздохнула. Тем временем в квартиру просочились оба Сашки, и моя гостиная сжалась в размерах. Мирослав доложил о ночном происшествии, и мужики стали держать совет. Вопреки моим ожиданиям, Ритка идею с виновностью Громова не восприняла.
        – Глупости! Громов какой угодно, дурак, только не убийца. В этом деле чувствуется личная заинтересованность, а у Громова такой и быть не может. Он, извините, Ксению Робертовну, как женщину, никогда не рассматривал, гонялся, в основном, за молодым мясом, без мозгов, но с сиськами. Соответственно, ревности и любовь-морковь отпадают. А чтобы его использовать в этом деле, кому-то третьему нужно иметь на него рычаги воздействия. Андрей в этом городе птица залетная, и живет он тихо-смирно, откуда взяться компромату? Так что, ребята, расслабитесь в ягодицах, Громов не наш клиент!
        – Во дает! – восхитился Сашка красный.
        – Это все звучит отлично, я тебе как адвокат говорю, – отметил Мирослав, – да только Громов попадает в группу риска, и не помешает его прозондировать. Кто ж говорит, что надо будет из него душу вытрясти. Нет, просто прощупаем осторожненько.
        После этой успокоительной речи он сообщил о дальнейшем плане действий. Они уезжают в Москву, Серега (интересно почему именно он?) остается караулить меня с Риткой. Я переселяюсь к подруге, а в моей квартире меняются замки, тем же Серегой. Через день, максимум два он возвращается, и они с Серегой начинают искать убийцу Жаткина и моего врага в одном лице. Всем все было ясно, можно было приступать к выполнению.
        Я пошла складывать вещи, правда, Ритка порекомендовала мне вслед не брать слишком много, но лучше все же мне захватить мои вещи, чем облачаться в то, что носит чересчур экстравагантная подруга. Мирик потащился за мной и всячески мешал мне складывать одежду, то что-то из вещей пытался примерить на меня, то прижимал к сердцу какую-нибудь блузку и шептал, что заберет ее с собой, чтобы не забыть моего волнительного запаха. А потом утянул на кровать, навалился сверху и, глядя мне в глаза, заявил, что влюбился. Я замерла на миг, боясь спугнуть минуту счастья. Господи, ну что же там пишут в этих книгах о таких моментах, что нужно сказать ему в ответ? Ничего в голову не лезло. «Двойка тебе, Аверская!» – прозвучал строгий голос с американским акцентом откуда-то из-под потолка. И я, мысленно махнув рукой, выдохнула.
        – Возвращайся ко мне, Мирик! Приезжай скорей.
        – Обещаю, – сказал он.
        Мы упоенно целовались, не обращая на возмущения окружающих, которые так и лезли в дверь спальни.
        – Сташевский, пора ехать. Мне уже звонили из агентства, спрашивали, где мы находимся и почему молчит твой сотовый, – гудел над ухом Сашка зеленый.
        – Ну что за люди, – оторвался от моих губ Мирослав, – чужому счастью завидуют!
        – Злыдни! – согласилась я.
        – Слазь с нее, ни стыда, ни срама, – бурчала Ритка, оседлавшая мой пуфик. – Развели тут, понимаешь, amour partage (взаимную любовь)!
        – Ты еще скажи, о времена, о нравы! – съязвил мой ненаглядный.
        – Ксюха, он еще и интеллектуал. Пора бежать! Но, смотрю, мои предупреждения на тебя не действуют, – кручинилась моя подружка, мудрая Тартила.
        – Мне бежать некуда, – ответила я, сползая с кровати, – а вот он намерен сейчас же воспользоваться твоим советом.
        Через полчаса они действительно уехали. Мирослав чмокнул Бегемота, вышедшего из укрытия попрощаться со своим новым фаворитом. Потом пришла моя очередь, и тоже – в нос. Ну правильно, долгие проводы – лишние слезы. Они уехали, а мы сели пить чай. Серега съедал Ритку глазами, та успевала и ему глазки строить и мне демонстрировать всем своим видом – видишь, мол, абсолютно ничего не происходит. Вот лиса!
        Настроение было – ниже плинтуса. Мирик уехал, Громов попал под подозрения. Я все еще чья-то не пойманная добыча, и в любой момент могут выстрелить из-за угла, образно говоря. Делая вид, что не вижу ужимки этой сладкой парочки по соседству, я грустно размешивала сахар в чайной чашке. Я где-то слышала, что при стрессах сладкий чай бывает как нельзя кстати. Чай, ключи, мамина кухня…
        – Я же так и не позвонила маме! – возопила я.
        Ритка от неожиданности подскочила и зацепила лодыжкой ножку стула.
        – Ой, чего ж ты так орешь! – взвизгнула она и принялась тереть ушибленное место.
        – Я же собиралась у мамы поинтересоваться, когда именно она заглядывала последний раз в ящик, – пояснила я на ходу.
        – Это все равно не оправдывает твой ор, – проворчала Ритка.
        Тыкая пальчиками по кнопочкам, я пыталась понять, что же такое соврать маме. Обычно с враньем маме дела у меня обстояли плохо. Будем надеяться, что сейчас все получится должным образом. Как там, ложь во спасение… Дальше я додумать не успела.
        – Мамусик, приветик, – сказала я писклявым голоском.
        – Ксения, это ты? – тревожно спросила мама.
        – Да, мам, это я, – разозлившись на себя, рявкнула я.
        – Господи, ты чего кричишь? Тебе плохо слышно? – растерялась мама.
        Ну вот, и она недовольна моим голосом!
        – Мам, у тебя все в порядке?
        – У меня все хорошо, а что случилось? – всполошилась мама. – Почему ты звонишь? Ксения, ну что у тебя за привычка тянуть резину?
        Ритка, догадавшись, что я как всегда села в лужу, покрутила у виска указательным пальцем. Поддержала, так сказать, меня в трудную минуту.
        – Мама, я хотела у тебя спросить, ты никуда не перекладывала мои запасные ключи? Я потеряла… ключ от гаража, – импровизировала я, – а когда я заехала к тебе поливать цветы, то не обнаружила в ящике запасной связки.
        – То есть, как не обнаружила? Твоей связки нет в ящике комода? Ты уверена? Ты хорошо смотрела?
        В этом была вся мама, тысяча собственных вопросов и ни одного ответа на мой единственный.
        – Мама, ключей там нет. И я хочу узнать, когда ты их видела в последний раз?
        – Что ты этим хочешь сказать, что кто-нибудь переложил их в другое место? Если ты думаешь на дядю Сашу, то напрасно, он никогда ничего никуда не перекладывает, не предупредив меня.
        – Кто бы сомневался! Что, дядя Саша враг своему здоровью?
        – Мама, я не думаю на дядю Сашу. Я просто спрашиваю, когда ты видела ключи последний раз в ящике?
        – А на кого ты думаешь? – перебила меня мама. – Я просто уверена, что ты их не разглядела среди других, может, они завалились у самой стеночки? И все, между прочим, из-за твоей рассеянности. Ну вот, скажи, как ты потеряла ключи?
        Я закатила глаза в полном отчаянии, Ритка похлопала по плечу, мол, надо, Федя, надо, держись.
        – Мам, положение безвыходное. Я потеряла еще и ключи от машины, – пошла я ва-банк.
        – Вот, – торжественно провозгласила мама, – что и требовалось доказать! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты пристегнула ключи к сумке, я даже тебе специальную цепочку купила!
        – Мама, – взмолилась я, – мы с тобой говорим по межгороду. Я тебя прошу, сосредоточься и вспомни, кто в последнее время бывал на твоей кухне из посторонних. Точнее так, кто бывал на кухне, кроме тебя и дяди Саши. Хорошо? Я тебе перезвоню через четверть часа.
        Бухнув трубку на рычаг, я почувствовала, что вся взмокла. Наверное, можно было выдумать что-нибудь более изящное, но боюсь, что маму провести практически невозможно. И если бы я ударилась в сочинительства, то неизвестно, чем бы это обернулось.
        – У тебя не мама, а Железный Феликс, – оценил Серега.
        На нервах у меня скрутило живот, и я потрусила в туалет. Именно оттуда я услышала, как Ритка подняла трубку трезвонящего телефона. Я поспешила покинуть надежное укрытие от бед и тревог. Не дай бог, она наболтает маме чего-нибудь лишнего. Но Ритка трубку не дала, наоборот, замахала на меня руками и корчила страшные рожи.
        – Ну бывай, Громов, – со значением сказала она.
        – Чего он хотел? – буркнул Серега.
        – Интересовался, как провели вечер, сколько спустили денег. Так, всякую ерунду, – отмахнулась подружка. – Я же вам объяснила, что этот парень не имеет ничего общего с убийцей нашего общего знакомого!
        – А что ему сказала обо мне?
        – Что ты в туалете, – фыркнула она.
        – Ну да, что же еще, – одобрила я и удалилась в спальню.
        На кровати дремал Бегемот. Он был страшно недоволен нарушениями в режиме, которые посыпались на него в последние дни как из рога изобилия. Бедняжка! От чувств я слишком сильно стиснула кота, и он поспешил вырваться из моих объятий. И тут я обратила внимание, на какой подушке он спал. Конечно же, на той, что пахла Мирославом. Я тоже уткнулась в нее лицом, вдохнула головокружительный запах. Что вообще со мной происходит? Я же клялась самой себе ни в кого не влюбляться, только холодный ум и расчет, как я там уверяла Ритку? Вот ведь две дурочки, такую чушь молоть! В этот момент я почувствовала, как меня накрывает с головой волна нежности к Мирославу. Перед глазами было любимое лицо, губы, глаза. Ах, скорее бы он вернулся! С ним я готова хоть на край света, хоть за тридевять земель!
        – Эй, ты сколько намерена тут валяться, чтобы я могла сориентироваться, – небрежно поинтересовалась Ритка.
        – Сориентироваться в чем? – приоткрыла я один глаз.
        – Во времени. Серега потопал в магазин хозтоваров, будет замок менять. А я хочу поехать в агентство, у девчонок там что-то случилось. Звонили из Парижа, а они ничего не поняли. Если это Наташка, то могла бы и по-русски изъясняться, если не Наташка, то кто?
        – Не знаю, – пожала я плечами.
        – Наташка была Риткиной приятельницей и агентом ее «Королевства» в Париже.
        – В общем, поехала я к себе, посмотрю в памяти аппарата и перезвоню. Эти гусыни даже не смогли попросить абонента перезвонить мне на сотовый! А ведь все как одна писали в анкетах, что «владеют иностранными языками». Что они интересно подразумевали под этой фразой?! Господи, ну где, спрашивается, брать нормальный персонал?
        – Я тебе не Господи, так что можешь на меня не смотреть, – ответила я и в подушку уткнулась.
        – Эй, ты чего? Страдаешь, что ли? Так брось, приедет он, как миленький. Ты ж ему крышу набекрень свинтила. Это все заметили. Так что хватит страдать, скушай чего-нибудь и телик посмотри, скоро Серега явится, – распорядилась Ритка.
        – Погоди, мать, – остановила я ее, – а что у тебя с этим парнем?
        – Ничего, легкий флирт, как говаривали наши прабабушки.
        – Может, твоя и говаривала, а моя по четырнадцать часов пахала на фабрике, так что ей было не до флирта, – отрезала я.
        – Ага, но ты-то в процессе эволюции появилась? Значит, и твои предки выкраивали часок другой для чего-то приятного!
        Ритке закладывать пальцы в рот не рекомендуется. И слова она держит наготове, а не в карманах, поэтому моя мама называет ее «языкатой».
        – Ладушки, я помчалась, а ты будь хорошей девочкой, сиди дома, жди Серегу. Если что, звони.
        Ритка послала мне воздушный поцелуй и скрылась с глаз. Интересно, что она имела в виду, когда говорила «если что»? Конечно, в арсенале моего недруга остались: поджог, взрыв, выстрел из снайперской винтовки… в общем, много еще чего. Но, может, он не столь всемогущ? Будем надеяться.

        Тишина квартиры неприятно давила на сознание. Мое жилье дышало безжизненностью, даже Бегемот растворился в пространстве. Телефонный звонок взорвал немое безмолвие. Я схватила трубку.
        – Привет, Аверская! У тебя что, запор? – поинтересовался у меня мой друг.
        – Громов, ты как с дамой разговариваешь? – привычно возмутилась я.
        – Тебе что, Ритка не передала мою просьбу перезвонить, как выйдешь на свободу?
        – Передала, но я сразу перезвонить не могла. Ладно, проехали. Ты чего хотел? – решила я закрыть скользкую тему.
        Виновен Громов в смертном грехе или невинен, аки агнец – это дело десятое. Виновность надо еще доказать, а подозрения вообще мне скоро доконают, поэтому я решила пока снять вопрос с повестки дня.
        – Хотел я многого, но от тебя практически ничего, – вздохнул тем временем Громов, – у меня тут кое-какие мысли появились, могу поделиться. Скажи своим новым друзьям из столицы, пусть наведаются по адресу пенсионера Демьянова, владельца «Победы». Мне кажется, что следует пообщаться с соседями, возможно, они что-то видели. Сама понимаешь, следователь один, а дел у него много, навряд ли у него было время опросить всех и вся.
        – Ну, во-первых, друзья мои отбыли восвояси. А во-вторых, с чего ты взял, что милиция их не опрашивала? Помнишь, следователь ко мне в больницу приходил? Так вот он еще тогда сказал, что свидетелей угона нет, – закусила я губу в задумчивости.
        – Понимаешь, дело в том, что я адресок этого Демьянова пробил по компьютеру, так, на всякий случай. А у меня вчера стрелка была назначена с потенциальным рекламодателем, которого я собирался пустить левачком. Так вот, дожидался я его аккурат напротив дома этого самого Демьянова. Но тогда я об этом не подумал. В общем, стою, жду клиента. И вдруг по соседству тормозит такси, из машины вылезает Монументовна и чешет во двор. Я за ней, она – в подъезд, и я туда же. Чуть с ног ее не сшиб, потому как она трезвонила в дверь на первом этаже справа от входа. Я поднялся на второй и слушаю. «Элеонора Ивановна, голубушка, я к вам! Стела Марковна, какой сюрприз, проходите, пожалуйста!» Я спустился, глянул на номер дома и ахнул. У Демьянова квартира «24», а у этой Элеоноры Ивановны «21». Сечешь, Аверская?
        – По правде говоря, не совсем, – пожала я плечами, – ну есть у нее там знакомая, ну и что?
        – Ты что, совсем тупая? – вскипел Громов. – Следователь на что намекал? На то, что подозревает мадам Коржикову. Ну ты сама посуди, какова вероятность того, что злоумышленник, решивший тебя сбить на чужой машине, будет проходить мимо дома пенсионера Демьянова как раз в тот момент, когда дедок забежит к себе, бросив в машине ключи?! Один к ста триллионам!
        – А какова была вероятность для Стелы, что в нужную ей минуту Демьянов зайдет к себе домой? А если бы он не зашел, на чем бы она поехала меня сбивать, на своих двоих?
        – А вот это уже проще выяснить.
        – Как?
        – Я предлагаю тряхануть старуху.
        – Какую, Стелу, что ли?
        – Дубина, ты Аверская, трясти будем Элеонору. Пусть вспомнит, когда у нее последний раз была Стела, как себя вела, не произошло ли чего странного.
        Я замерла, всплыли в голове все советы сидеть дома: и Мирослава, и Риткины, а еще припомнились мои клятвенные заверения, что я этими советами воспользуюсь. Мелькнула подленько-трусливенькая мыслишка: «А вдруг это все-таки Громов?». Мелькнула и исчезла.
        – Ау, Аверская, ты где? Померла, что ли? – проявил он нетерпение.
        – С чего мне помирать, – разозлилась я, – рановато еще!
        И тут же решила: «Если это Громов, то пусть ему гореть в аду синим пламенем, а если не он, то все будет хорошо, и я вернусь цела и невредима».
        – Так что, мы поедем проводить следственный эксперимент или нет? И вообще, что это я тебя упрашиваю, мне это надо или кому?
        – Это надо мне, – сказала я твердо. – Поехали.
        – Что, поехали? Давай заезжай за мной. У меня отгул, и я дома сижу, понимаешь, думал ролик буду клепать, а у меня это новое плато начихнулось, блин, вчера с ним всю ночь промудохался, а сегодня оно опять гикнулось. И вообще материнка выделывается. Задолбался весь.
        Но слушать дальше о его борьбе с техникой я не стала. Как только речь заходит о его компьютере, Громов переходит на странную смесь уличного и матерного сленга, который сразу и не поймешь. А тайм из мани, как говорится. Поэтому я быстренько нарядилась в «похватное», как говорит мама, платьице, задала корма животному и улепетнула из дому, начисто забыв о Сереге, ушедшим за дверным замком.
        Моя несравненная красавица «десятка» дожидалась на соседней стоянке. В гараж я ее ставить не стала, боясь, что не угадаю с габаритами и поцарапаю. Нервы этого не вынесут, ну а дальше вы уже в курсе… Усевшись в приятный велюровый салон, пахнущий волнительно и ново, я тихонько спустила воздух из легких. Ух, красота какая!
        – Моя девочка, моя лапушка! Поехали покатаемся, моя сладенькая! – заворковала я елейным голоском.
        И «девонька» послушно заурчала мотором. И я решила, что в этой машине все прекрасно: и душа, и одежда, и тело. А значит, и завод с первого раза будет означать удачу.

        Глава 9

        Иногда так бывает: в голове что-то крутится, какая-то мысль, но никак не удается ее поймать за хвост. Так и сейчас, смутное беспокойство по поводу того, что что-то упущено из виду, терзает задворки моего сознания. Благодаря этому террору, я вспомнила о Сереге, когда уже ехала за Громовым. Даже попыталась дозвониться до Ритки, но она трубку не взяла, а я же хотела предупредить парня, чтобы он меня подождал. Но эта матрона ушла с головой в переговоры с французами и даже на сотовый не реагирует. Ладно, авось он додумается позвонить Мирику и узнать номер моего мобильника. Я этого сделать не могу, потому что врать не люблю и не хочу, а признаться, что везу в своей новой машине подозреваемого номер один – это означает подписать себе смертный приговор, точнее бурю негодования, от которой я сама окочурюсь.
        Я покосилась на Громова – сидит, сопит доволен, что я запретила курить в своем новом авто. Нет, ну правда, а вдруг он пепел на сидение уронит? Вот купит себе машину и пусть хоть всю истыкает окурками! Долго Громов дуться не в состоянии, сейчас заговорит.
        Здесь не гони, тут обычно менты пасутся. О, вон они, что я говорил! Нет, какие же все-таки уроды. Если вы стражи порядка, то чего же по кустам прячетесь? Стойте прилюдно и следите за правонарушителями.
        Здрасти, а жить на что?
        Вот то-то и оно! – поднял он указательный палец. – О каком правовом государстве идет речь, если у нас основной закон в стране – око за око, зуб за зуб.
        Это ты что, философствуешь, что ли?
        Да нет, вчера с будущей юристкой познакомился. Второй курс. Учится заочно. А сейчас работает у твоей Ритки моделью.
        Да, а как зовут? – полюбопытствовала я, потому как основной состав знала неплохо.
        Роза Майская. Нормально над ней родители прикололись?
        Ты шутишь, – не поверила я.
        Зуб даю! – побожился он. – Я паспорт видел.
        Ну и придурки.
        А ей нравится.
        Слушай, Громов, хочешь совет? Уноси ноги. Я о такой модели слыхом не слыхивала. Ты ей говорил, что знаешь хозяйку агентства?
        Нет, – гыгыкнул он. – Что я дурак? Там же красным по черному написано, где она дефилирует.
        О господи, и такие люди будут защитниками закона в ближайшем будущем? – ужаснулась я.
        Не боись, про юрфак, скорее всего, тоже полная брехня. Но говорила складно, я ее даже ужином угостил, так было приятно пообщаться!
        Больше ничего про Майскую Розу он рассказать не успел, потому как мы прибыли на место боевых действий. С особой тщательностью я припарковала свою машинку, выбрав такое место, где нужно сильно постараться, чтобы суметь причинить ей вред. Мы вышли и направились в подъезд. Едва Громов надавил кнопку звонка, как дверь приоткрылась, брякнув цепочкой.
        Кто вы и что вам нужно? – раздался из недр квартиры напряженный голос.
        Мы из милиции, – нагло соврала я и со значением посмотрела на Громова.
        Тогда покажите документы, – не растерялась хозяйка.
        Громов постучал себя по лбу и обратился к двери.
        Вы не поняли, точнее моя подруга на нервах неправильно выразилась. Мы только что из милиции, где у нас состоялась нелицеприятная беседа. Это имеет отношение к вашему соседу, вашей знакомой и, конечно, к вам.
        Я ничего не поняла, – призналась наша невидимая собеседница.
        И правильно, как можно что-то понять из подобного заявления. Жаль только, бабка оказалась такой ушлой и потребовала документы, а то я бы с удовольствием поиграла в детектива.
        Может быть, вы откроете дверь, а еще лучше пустите нас в квартиру, и тогда уже в спокойной обстановке мы вам все и объясним, – предложил Громов.
        Как же, как же. Размечтались! Я вас в квартиру, а вы меня топором по голове, – засомневалась бабка.
        Что вы за ерунду городите! – возмутилась я. – Вам Стела Марковна когда-нибудь рассказывала, на ком собирается жениться ее сын?
        А при чем тут…
        А при том, меня зовут Ксения Аверская. Вот смотрите, – и сунула в глазок свой паспорт.
        Наверное, несостоявшаяся свекровь называла ей мое имя, потому как карга просунула в щель наманикюренную лапку, выдернула из рук мой паспорт, а потом открыла дверь. Слава бежала впереди нее – это обо мне.
        Проходите, – велела она.
        Бабка оказалась продвинутой по всем параметрам. Мало того, что она носила стильную стрижку с разноцветным мелированием, гелевые ногти, покрытые розовым лаком, серьги с бриллиантами, так еще и одета она была в легкий брючный костюм из тонкого льна. Возраст выдавала шея, да старческие пятна на руках. В комнате, куда она нас провела, царил ампир, разило богатством и кичливостью.
        Присаживайтесь, – велела она, махнув в сторону кокетливого диванчика.
        Сама она величественно угнездилась в кресло, рядом с которым стоял журнальный столик, а на нем примостился поднос с медным кофейником, крохотной чашечкой дымящегося кофе и пепельницей, в которой тлела сигарета. Я поморщилась, потому что терпеть не могу табачного дыма вообще, а в квартире – в частности. Но как ни странно, в комнате не пахло табаком, отнюдь в воздухе чувствовался аромат сандалового дерева, и было прохладно. Значит, где-то у старухи работает сплит, а еще она увлекается благовониями.
        Излагайте, – кивнула она и отхлебнула из чашечки.
        Нам, почему-то кофе не было предложено. То ли это у нее последний, то ли лень варить, то ли она хотела подчеркнуть неуместность нашего появления в ее чертогах.
        Дело в том, что эта девушка должна была несколько дней тому назад выйти замуж за Константина Коржикова, сына вашей приятельницы. Но ее у загса сбил злоумышленник на «Победе», принадлежащей вашему соседу Демьянову из двадцать четвертой квартиры. Свадьба не состоялась, Ксения попала в больницу, преступника, как водится, не нашли, – на этом Громов тормознул.
        Так, но при чем тут я? – поставила брови домиком старая вредина.
        Мы не верим в вероятность такого совпадения, что какой-то отвлеченный преступник шел в поисках подходящей машины и наткнулся на «Победу», в которой как раз торчали ключи, – без особых затей разъяснил мой добровольный адвокат.
        Почему?
        И правда, почему? Ну шел, ну увидел, ну украл. А ведь правда, такое вполне могло бы быть. Сомнения зашевелились во мне с новой силой. Громов тоже примолк.
        И потом, при чем тут я? Вы так и не ответили на мой вопрос.
        Элеонора Ивановна, – начала я со всей патетикой. на какую была способна, – вы, возможно, давно дружите со Стелой Марковной и ни на секунду не поверите, что она могла дурно поступить с кем-либо. Но все же я очень вас прошу, будьте с нами искренни, скажите, была ли она у вас в прошлую субботу? Поверьте, это для нас очень важно!
        Начнем с того, – сказала она, затянулась и выпустила вверх струю дыма, – что я не Элеонора Ивановна.
        Как? – одновременно воскликнули мы с Громовы и переглянулись.
        Очень просто. Я Эмма Ивановна – сестра Элеоноры. Ее вчера увезли в больницу с острым сердечным приступом. И со Стелой я никогда не дружила, как, впрочем, и моя сестра, она все лишь была репетитором у ее сына. И уж я-то вполне допускаю мысль, что она способна на гадости. Более того, тысячу раз говорила Норе, чтобы она ее не привечала. От таких людей, как Стела, нужно держаться подальше.
        Абсолютно с вами согласен, – с жаром поддержал ее Громов.
        Она в ответ выдула в него струю дыма.
        Скажите, а можно будет встретиться с вашей сестрой? – спросила я.
        Не думаю, состояние не слишком стабильное, поэтому вас к ней не пустят. Но вам и не надо к ней ездить – я вполне смогу удовлетворить ваше любопытство. Стела в субботу к Норе не заходила, но рядом с нашим домом все же была. Как видите, окна наших с Петюней (надо понимать речь идет о Демьянове) квартир выходят во двор, но наша квартира угловая, поэтому одна из комнат имеет боковое окно, выходящее на торец дома. Из него видна небольшая часть улицы. Так вот, в это окно Нора видела, как по улице прошла Стела. Сестра, естественно, решила, что та направляется к ней, и поспешила в прихожую, но к ней в квартиру никто не зашел. Зато на лестничной клетке раздались шаги, и Нора, посмотрев в глазок, увидела, что это Петюня заскочил в свою квартиру.
        Очень интересно, – потер ручки Громов, – а скажите, Эмма Ивановна, они знакомы? Я имею в виду Коржикову и Демьянова.
        Знакомы ли они, – саркастическим тоном вывела она, – это даже не вопрос. Они не просто знакомы, а близко знакомы, ибо одно время состояли в любовной связи.
        Наверное, что-то изменилось в наших лицах, потому что она неприязненно поморщилась и затушила свою сигарету.
        Что вас удивляет? Коржикова рано осталась без мужа, зато при деньгах, поэтому замуж не спешила. А наш Петюня был великим бабником, не пропускавшим ни одной мало-мальски нормальной бабы. Он даже за мной пытался ухлестывать, нахал! Но тут ему путь был закрыт. Дело в том, что Нора все эти годы была страстно в него влюблена. Дурочка, хотя как ее можно осуждать? Сейчас есть отличная поговорка: «Любовь зла, полюбишь и козла». Так вот Демьянов то еще парнокопытное животное. Он крутил роман с Норой, когда к ней обратилась Коржикова с просьбой взяться за ее сына, ему предстояло поступление в какой-то престижный вуз, где требовалось хорошее знание иностранного языка. Сестра согласилась, так как деньги были не лишними. Так эти двое здесь, у Норы, и познакомились. Дальше все развивалось самым гадким образом: пока Костик штудировал под руководством Норы немецкие спряжения, его мамочка развлекалась в квартире Демьянова. Шила в мешке не утаишь, и когда все это выяснилось, разразился скандал. Но такой, знаете ли, семейный, без лишней огласки. Стела заявила, что понятия не имела об отношениях Демьянова с Норой.
Демьянов же утверждал, что влюбился без памяти, и просил у Норы прощения, мол, страсть – это стихийное бедствие. Нора отказалась заниматься с Костей, порвала с Петюней и уехала на месяц в Крым. А по ее возвращению к ней явилась Стела, пала в ноги, молила о прощении. Норочка, знаете ли, педагог от бога, а немецкому нас обучала гувернантка-немка, так что знание языка у нее великолепное, никто так у нас в городе не обучит ребенка, как она. Вот Коржикова и примчалась. В общем, Нора опять взялась за Костю. А любовный треугольник еще не распадался многие годы, только потом все делали вид, что ничего такого не происходит. Нора сохла по Петюне, тот гулял направо и налево, но стоило Стеле его поманить, мчался на зов, как мотылек на огонь.
        Подождите, но это же, наверное, было много лет тому назад? – робко спросила я.
        Милочка, когда вам будет столько же лет, сколько мне сейчас, вам будет смешно слышать подобные заявления из уст молодежи. Все, что я вам рассказала, относится и к настоящему времени включительно. Нора до сих пор любит этого ловеласа, а он до сих пор пресмыкается перед Стелой, – сказала она и резко выпила остатки кофе.
        Эмма Ивановна, спасибо вам огромное за откровенность, – почти нежно проворковал Громов. – Я тоже буду откровенен с вами. Я вчера видел, как Коржикова приходила к вашей сестре, и та впустила ее в квартиру. Может быть, это ничего не значит, а может, в ходе беседы ваша сестра сказала ей, что видела ее в прошлую субботу, вот и получила порцию каких-нибудь сердечных стимуляторов в чай.
        Простите?
        Дело в том, Эмма Ивановна, что на меня было совершено еще одно покушение, – пояснила я. – В институте праздновали юбилей, и во время банкета мне в шампанское был добавлен препарат, содержащий цианид. За столом были, помимо меня и Кости, трое людей. Двое – абсолютно посторонних, которые не могли этого сделать, я это знаю совершенно доподлинно. Третьей была Стела Марковна. Она не хотела, чтобы я стала ее невесткой. Она запретила Косте жениться на мне. И раз он пошел против ее воли, она могла взбеситься и решиться на убийство, как единственное средство избавиться от меня раз и навсегда.
        То есть вы полагаете, что именно она тогда села в «Победу», чтобы сбить вас перед загсом. А вчера пришла и попыталась убрать свидетеля, то есть мою сестру?
        Посудите сами, – вступил Громов, – если мы правы, и мать Костика решила убрать со своего пути Ксению, то она должна найти такую возможность. Что подвластно немолодой женщине в качестве орудия убийства – нож, лекарства…
        Киллер, – подсказала Эмма Ивановна.
        На него не было времени, она слишком поздно узнала о свадьбе, – покачала я головой.
        И еще автомобиль, – продолжил мысль Громов. – Коржикова не может ехать к загсу на своей машине, но она знает, что у Демьянова есть такая привычка бросать ключи в замке зажигания. Она ему звонит и говорит, что во столько-то будет у него. Он мчится на встречу с возлюбленной, бросив машину у подъезда. Стела приезжает на такси и выходит дальше по улице. А когда она заходит в ваш двор, ее в окно видит ваша сестра. Стела подходит к машине: Демьянов поступил, как она и ожидала. Она садится и уезжает. А когда Демьянова допрашивал следователь, тот сказал, что поднялся в квартиру принять лекарство, и не упомянул даже о том, что у него было назначено свидание с матерью жениха!
        Логично, – кивнула Эмма Ивановна. – Так, ну теперь я эту стерву засажу за решетку! Норе делали анализы и, конечно, брали кровь. Извините меня, но я должна срочно ехать в больницу. Спасибо за то, что пришли и все рассказали.
        Она на глазах преобразилась. Из холеной, молодящейся изо всех сил пожилой женщины она превратилась в решительную красавицу, горящую от ненависти и любви. От ненависти к отравительнице и любви – к родной сестре. Нам оставалось лишь ретироваться – эта женщина способна на многое и в нашей помощи не нуждается. Пожалуй, она станет достойной противницей Стеле.
        Да это вам огромное спасибо, что были с нами откровенны, ведь вы знаете, что наша милиция не слишком расторопна, поэтому приходится самим суетиться, – заявил Громов.
        У вас прекрасный друг, – сказала она мне, – вам повезло.
        Да, кажется, мне действительно повезло. Вдвойне. В том, что у меня такой друг появился, и в том, что он не оказался предателем. Я посмотрела на Громова, когда мы вышли на улицу, и подумала, как хорошо, что люди не умеют читать чужих мыслей, а то бы я сейчас под землю провалилась от стыда. А все этот дурацкий ящик Пандоры с запасными ключами. Ключи! Мама! Вот ужас, я забыла перезвонить маме! Это именно то, что терзало меня по пути сюда!
        Слушай, мне нужно срочно позвонить маме, – воскликнула я и принялась озабоченно копаться в сумочке.
        Увы, телефон сдох, села батарейка. Вчера мне было как-то не до того, чтобы поставить мобилу на зарядку.
        На мой, – протянул мне сотовый Громов.
        Ой, да разве я помню наизусть номер комнаты и код. Нет, конечно! – разнервничалась я. – И Ритка мне дозвониться не смогла, и Серега, и Мирослав. Кошмар, они меня потеряли, и все сходят с ума! Но мама, мама, она там небось вся иззвонилась на домашний, а меня все нет и нет!
        Ну тогда поехали домой. Мне, кстати, пора, потому что плату через час привезут.
        Мы погрузились в машину, и я лихо развернулась. Слегка взвизгнув тормозами, я выскочила из дворика на простор улицы. Так, сейчас Громова надо завезти и срочно мчаться домой к раскаленному телефонному аппарату. Хотя стоп, Ритке и Мирику я могу вполне позвонить и сейчас, с телефона Андрея.
        Давай мобилу, – скомандовала я.
        Не сходится, – грустно отметил Громов и протянул мне свою «Моторолу».
        Что не сходится? – спросила я, поспешно набирая кнопочки.
        Стела не могла грохнуть Жаткина.
        Почему? – рассеянно спросила я.
        Потому. Мы же уже пришли к логическому выводу, что тот, кто застрелил Жаткина, и тот, кто гонял на «Победе», – это разные люди. Допустим, это Стела и у нее есть пистолет. Зачем ей убивать Жаткина, раздобывать ключи, возиться с трупом, прятать его в багажнике? Чтобы тебя подставить? О’кей, тогда зачем ей надо было давить тебя?
        А может, она видела, как мы вывезли труп и поняла, что свадьба состоится, – предположила я, слушая длинные гудки Риткиного телефона.
        Где она его хранит, если не слышит?!
        В таком случае, она спокойненько подкараулила бы тебя в твоем же подъезде или у гаража, или еще черт знает где. Пришла бы к тебе в квартиру, в конце концов!
        Что ты хочешь сказать? – сдалась я и дала отбой на сотовом.
        Их все так же двое.
        Точнее трое, нет четверо, ведь были же еще и Свиридовы.
        Свиридовы почти не в счет. Они склочницы и интриганки. Эти же двое гораздо более опасны. И одна из них – Стела. Это она попыталась тебя отравить, увидев, что ты вышла из больницы и тут же за свое, то есть пытаешься вновь затащить Костика под венец. Я думаю, что твое появления на банкете она расценила именно так. Более того, она и пришла туда, чтобы убедиться в том, что ты не намерена отказываться от своих планов. И на этот случай она запаслась ядом, чтобы под шумок тебя грохнуть. Как знать, возможно, она знала о Свиридовой и даже рассчитывала спихнуть на нее твое убийство.
        Я так увлеклась его умозаключениями, что даже забыла о своих намерениях дозвониться Мирику, раз Ритка категорически не желает брать трубку.
        В принципе, я думала, что такое возможно, но как-то отвлеченно.
        Зато пришить тебя решили абсолютно предметно, – проворчал Громов.
        Да уж, – согласилась я, – кстати, сегодня ночью была предпринята еще одна попытка. Нас пытались отравить газом, хорошо, что я отреагировала на вопли Бегемота и проснулась. А то стала бы стопроцентным жмуриком!
        При этом воспоминании я чуть не проморгала красный светофор, заметив его в последний момент. Громова кинуло на портприз, но он даже не обратил внимания на хромающую технику вождения, так был увлечен своими умозрительными построениями.
        Погоди, что еще за фигня, как это газом? А как она вошла?
        Кто?!
        Стела. Мы же договорились, что убийца – это она, а другой – режиссер подставы. Она хочет тебя укокошить, а он – засадить в тюрьму, – разволновался Громов.
        Это мы с тобой так договорились, а как там на самом деле все обстоит, совершенно не понятно. Во всяком случае, мне, – отрезала я и, тронувшись с места, снова набрала номер Мирика.
        Погоди, но ведь если кто-то вошел в квартиру, значит, у него были ключи? А как мы знаем, ключи у тебя стырил постановщик, ну, убийца Жаткина. Так как же они попали к Стеле? Или он тоже решил, что раз его план с подставой провалился, то надо от тебя избавляться? Нет, не клеится…
        Они были заодно, – буркнула я и тут же завопила, – Мирик, солнышко, я не могла до тебя дозвониться! Я поехала по делам, нужно было кое-куда съездить…
        Тут я услышала, как Мирик умеет орать. Началось все с фразы «Ты что это вытворяешь, блин?!!», потом до меня донесли информацию, что Серега с ног сбился, разыскивая меня по городу: и на стоянке был, и к Ритке на квартиру ездил, она тоже почему-то трубку не берет, а теперь поехал к ней на работу. Я попыталась что-то вякнуть в оправдание, но мне было велено в категорическом тоне немедленно отравляться домой и дожидаться Сергея. И от меня такого не ожидали, и я веду себя, как ребенок, и вообще, бла-бла-бла-бла! После этого Сташевский сказал, что, когда приедет, то три шкуры с меня спустит, и это меня примирило с его грубостью. Ну переживает человек, волнуется за меня, поэтому и не сдержался! Чуть снизив тон, Мирик потребовал, чтобы я ему перезвонила сразу, как доберусь домой. Я клятвенно пообещала выполнить все приказания в точности. И отключилась, не попрощавшись. Он тут же перезвонил. Мы как раз уже подъехали к подъезду Громова. Надо было отдавать трубку, но Мирик как раз принялся извиняться, поэтому Громову пришлось потерпеть.
        Слушай, Аверская, сбавь обороты. Ты что-то на себя не похожа. Сю-сю-сю, да му-сю-сю! Слушать противно, – сплюнул он себе под ноги, вылезая из машины.
        Да ладно, не придирайся! – отмахнулась я.
        Верно, это твое дело, – легко согласился он, – только вот ситуация с этими покушениями мне совсем не нравится.
        Да кому она нравится? – заерзала я.
        Сейчас Громов окунется в очередные рассуждения, а у меня время лимитировано, я должна срочно отзвониться любимому и доложить, что пребываю дома, то есть в безопасности. Сижу, жду его.
        Нет, ты не понимаешь. Это вчерашнее покушение, оно совершенно не вписывается в общую картину. Во всем должна быть логика, даже в убийствах. Вот ты говоришь, Стела и тот, другой, заодно. А я тебе говорю, что нет, потому что у них были разные цели. А почему были…
        Потому что убийца Жаткина передумал меня подставлять и тоже решил пришить, как и Стела, – ответила я, как прилежная ученица. – Громов, мне плевать на них на всех. Я еду домой, там сейчас уже будет Серега – профессиональный охранник или кто он там у них, главное, что у него есть оружие, и он просто так не позволит меня никому убить. А завтра вернутся ребята и разыщут всех моих врагов. Они умеют это делать. Так что давай мы с тобой больше не будем страдать детективной лихорадкой! Главное, мы выяснили, что Стела – причастна, и это даст им нужное направление. Получается, что мы с тобой свое дело сделали!
        Ну как скажешь, – пожал плечами Громов, – в конце концов это не моя Пляска Смерти! Тебе видней.
        Кажется, мои слова его задели, но на фоне того, что с него сняты все обвинения, мог бы особо и не дуться, решила я. В общем, прощание вышло скомканным, но я решила на этом особо не зацикливаться. Ехала на своей «ласточке» и радовалась жизни. Вопреки всему, настроение у меня было превосходным. Мирослав думает обо мне, переживает о моей безопасности, и все еще утверждает, что вернется. Хотя о чем это я? Конечно, вернется. Куда же он денется? Где еще он найдет такую умную, красивую и сексапильную девушку?
        От таких мысленных скачков мне стало смешно, и я громко рассмеялась. Возможно, со стороны это выглядело странно. Едет девушка одна в машине и хохочет, ну и что? Сейчас мне было совершенно наплевать на все, кто что там подумает, пусть лучше за собой следят! Я счастлива, а счастливому человеку многое дозволено! А когда счастье переполняет, то все вокруг становится прекрасным и удивительным. Вот, к примеру, до чего красивые клумбы разбили старушки у нашего дома! А как упоительно щебечут птички, радуясь первым летним денькам!
        Я подняла стекла в машине, замкнула ее и направилась к своему подъезду, напевая под нос строчку из старой песни: «Как прекрасен этот мир, посмотри-и-и!» Взбежав на свою площадку, я отперла дверь и со всех ног ринулась на телефонную трель.
        Алло, да, мамочка! Нет, мне пришлось уехать, поэтому я не перезвонила. Извини! – затрещала я.
        Я звонила тебе на сотовый, – гневалась мама.
        Батарейка села, – оправдывалась я.
        Это все твоя рассеянность! Впрочем, горбатого могила исправит. Если ты помнишь, зачем звонила мне с утра, то я тебе скажу, что последний раз я их видела три недели тому назад. Приходила тетя Люба и принесла новые ключи от нашего подъезда, помнишь, я и тебе выдала такой ключик? Так вот, запасной я, естественно, положила в ящик. И точно помню, что тогда еще связка с твоими ключами была на месте.
        Значит, это был не Громов? – чему-то обрадовалась я, будто не сама ему только что вынесла оправдательный вердикт.
        Нет, не он, зато я вспомнила, кто еще в мое отсутствие заходил к нам на кухню, кроме твоего Громова. У меня, как понимаешь, было время подумать!
        Мама, не тяни!
        Так вот, я была на рынке, а дядя Саша ремонтировал балкон. Я это точно теперь вспомнила, потому что он …
        К сожалению, я слишком поздно обернулась на шум. Маминого откровения я не успела услышать, потому как получила по голове и отключилась на какое-то мгновение. Когда я пришла в себя, трубка лежала на аппарате, выдернутая вилка и розетка лежали рядом с ним, а я покоилась на полу. Скосив глаза, я увидела того, кто побывал на маминой кухне и стащил запасные ключи от моей недвижимости. Я была потрясена! Мир перевернулся. Я не могла осознать суть происходящего, хотя уже вполне пришла в себя. Просто то, что случилось, полностью убивало во мне веру в человека. В голове билась одна мысль: «не может быть, не может быть, не может быть…» И так до бесконечности.
        Надо же, как быстро он успел сковать скотчем мне руки, ноги и заклеить рот. И все так аккуратненько! Впрочем, он всегда был чистюлей и аккуратистом, поэтому нечего тут и удивляться. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать. Конечности были стянуты слишком сильно, да и затылок ломило. Чем это он меня?
        Я посопела от расстройства, ну что мне стоило прислушаться к тому, что говорит Громов? Зачем я отмахнулась от него, возлагая надежды на завтрашнюю помощь? Глядишь, сегодня не пришлось бы мне переживать весь этот кошмар! Еще немного бы задержалась у его подъезда и смогла бы сложить два плюс два. Права мама, я слишком рассеяна, я не утруждаюсь разглядыванием очевидных вещей, которые не просто лежат на поверхности, а бросаются в глаза. Нет, я полная кретинка! Ведь практически же Громов мне ответ разжевал и в рот положил, а я не проглотила – выплюнула! Ну и поделом мне!
        – Очнулась?
        Я не могла ему ответить и даже плюнуть в него не могла. А он тем временем деловито перевернул меня с живота на бок, потом на спину. Я принялась извиваться и мычать. Сволочь! Да как он смеет трогать меня своими грязными лапами!
        – Зря стараешься, – сообщил он, – это скотч. От него просто так не избавишься. Ты вообще кинематографом увлекалась?
        Как я его ненавидела в тот момент! Если бы могла, загрызла бы! Надо же какая сволочь! А я ему доверяла. Нет, просто верила! Иуда, гад, предатель, негодяй… Сколько всего я могла бы выплеснуть ему в лицо, если бы он не заклеил мне рот. И даже закричать, позвать на помощь. От злости на себя и на него я даже не сразу сообразила, что передо мной убийца. Настоящий. Хладнокровный. И совсем не киношный. Он пришел не в гости. Он пришел меня убить. И убьет. Спокойно и аккуратно, как ту крысу Анфису.
        От этой мысли меня всю пробил озноб. Я снова задергалась и замычала. Он меня отправит к праотцам, не дожидаясь, когда Мирослав со своей командой сможет прийти на помощь. Кстати, где же Серега – профессионал хренов, черт бы его побрал! Почему не мчится меня спасать? Ведь ему велено ехать ко мне!
        Тут я, справедливости ради, припомнила, что Мирик, уезжая, велел мне сидеть дома, а не шляться где не попадя, изображая из себя великого сыщика. И если бы я не помчалась по зову Громова, то и Сереге бы не пришлось меня разыскивать по всему городу. А если бы я еще и уши прочистила, когда беседовала с Громовым об убийцах, то не вошла бы ни за что сейчас в квартиру, без того самого Сереги. Ну что мне стоило посидеть в машине, а? Дура, дура, во всем виновата сама. Больше некого винить, как ни крути!
        Я думала обо всем этом, а сама следила за своим убийцей. Он что-то выглядывал в окнах. Что он там высматривает, отчего нервничает? И пусть я не смогла вовремя его раскусить, пусть дала поглотить себя заблуждениям, но уж уловить его нервозность было нетрудно. И тут позвонили в дверь. Он напрягся и стрельнул в меня взглядом. Я забилась на полу и замычала как можно громче. И хотя мое: «На помощь! Спасите!» – скорее вопли погребенного заживо, он испугался, бросился ко мне, навалился сверху и зажал рот ладонью.
        – Молчи, молчи, сука! – зашипел мне в лицо.
        Этого ему показалось мало, и он сдернул декоративную подушечку с кресла и придавил ею мое лицо. С перепугу я не успела набрать носом воздуха и почувствовала, что задыхаюсь. Забилась уже в конвульсиях, но он принял их за продолжение сопротивления и подушку не убрал, наоборот, прижал еще сильнее. У меня поплыли бордовые круги в глазах. «Вот и все!» – мелькнуло молнией в мозгу. И чернота засосала меня в бездонную дыру.

        Глава 10

        Сначала был звон. Он шел по нарастающей и трансформировался в гул. Затем все повторялось снова. Очень неприятные ощущения.
        Потом появился свет. Он резал глаза и каким-то образом усиливал звон, стоило открыть глаза.
        «Что же это со мной?» – подумала я. И сразу вспомнила, кто я и что со мной случилось. Меня тут же затошнило особым образом, как если бы я увидела хвост поезда, на который опоздала или черепки любимой маминой вазочки, которую разбила. Это чувство тошнотворности всегда возникало, когда я по глупой случайности проваливала экзамен или меня ловили на вранье. Я его называла «переживанием упущенных возможностей», причем упущенных именно по моей вине. С осознанием того, что сделана непоправимая глупость, у меня начинало сосать под ложечкой и крутить в животе, а во рту появлялся кислый привкус. Вот и сейчас наличествовали все знакомые симптомы, что было вполне закономерно, потому как на этот раз я упустила возможность избежать встречи со своим убийцей. Я застонала и приоткрыла глаза. Так, я все еще в своей квартире. В спальне. На кровати. Не одна.
        Прямо у меня перед носом я обнаружила женские ноги. Ухоженные. С педикюром. Кажется, Риткины. Когда я застонала, ноги пришли в движение. И в районе моих пяток раздалось ответное мычание. Слава богу, Ритка жива! Мы лежим с ней валетом в моей спальне, несчастные жертвы маньяка Если бы он ее убил, я бы ему горло перегрызла. Я бы его… Пятки в это время исчезли из поля моего зрения, Ритка сопела, ерзала, извивалась и вскоре села на кровати. Лицо у нее было красное от натуги и очень злое. Я ее понимала. Она скосила глаза на дверь и снова замычала. Видя, что я совершенно ничего не поняла, она подкатила глаза под лоб, что означало крайнее недовольство моей тупостью. Господи, о чем речь, конечно, тупость беспросветная, что уж тут и говорить. Любовная лихорадка лишила меня остатка мозгов, не говоря уж об элементарном чувстве самосохранения. Я горестно засопела, наблюдая, как Ритка пытается умоститься задом к моему лицу. Ей даже меня видеть не хочется!
        Но тут подруга вытянула руки, связанные за спиной и попыталась отодрать скотч от моих губ. Вот она что задумала! Гениально! Жаль только, что где-нибудь поблизости не валяется ножика или бритвы, обычно в кино связанные герои лежат как раз по соседству с острыми режущими предметами. Увы, у меня все это добро хранится на кухне. Я не Ритка и не стала делать из кладовки бункера, на случай осадного положения, по той же причине не разложила в спальне томагавков и стилетов. На этом незатейливом умозаключении поток моих мыслей прервался, потому как Ритка содрала-таки пластырь. и я, не удержавшись, заорала от боли. Потом, конечно, заткнулась, испугавшись, что сейчас нас и укокошат за мятежные действия, но на мой крик никто не появился.
        – Риточка, я сейчас, потерпи только. Это больно! – бормотала я содранными губами, одновременно пытаясь принять удобное положение, чтобы, в свою очередь, освободить уста подруги
        В моих жилах не текла кровь Кио, поэтому я демонстрировала потрясающую неуклюжесть: фокус с освобождением удался не сразу – мне пришлось изрядно попотеть. Но вот уже и Ритка заскулила от боли, а я повалилась на кровать, потная, как мышь.
        – Ну, ботаник, ну змий очкастый, тебе не жить! – сквозь зубы пообещала она в пространство.
        Я молчала.
        – Я твоего Коржикова сгною! – это уже было адресовано мне.
        Я решила, что лучше помолчать еще какое-то время.
        Дальше она перешла на общенародный мат. Десятая часть ее тирады сразила бы наповал дивизию кисейных барышень. Я была не из их числа, поэтому выжила, даже уши в трубочку не свернулись. Более того, Ритка озвучивала мои собственные мысли, но гораздо более сочно и ярко. Я бы ей зааплодировала, только вот руки были связаны.
        – Надо пробираться на кухню, я слышала, что он хлопнул входною дверью, – сказала она наконец.
        – Ну тогда поскакали, – согласилась я.
        Мы сползли с кровати, попыхтели и встали на ноги. Каскадеры из нас получились посредственные, да что там говорить, абсолютно бездарные – никакой сноровки и гибкости в членах.
        – Слушай, Ритка, а ты как сюда попала?
        – А вот так, я забыла у тебя сотовый и решила вернуться. Но на тот момент ты уже отсюда смылась, а он проник в квартиру, – пояснила она, пытаясь сохранить стоячее положение.
        – Я тебе звонила, между прочим, – пробормотала я, не удержалась и завалилась на пол, – но твой телефон не отвечал.
        Ритка, как кенгуру, поскакала к двери, я продолжала червяком извиваться на полу.
        – Подожди. Ты позвонила, и он открыл дверь? – уточнила я, кое-как приподнявшись.
        – Нет, он забыл ее запереть. Я вошла и получила по голове.
        – Да не забыл я, – послышалось из гостиной.
        И перед нами предстал мой несостоявшийся муж, маменькин сынок, профессор физико-математических наук, убийца и подлец Костя Коржиков. Он легонько ткнул Ритку в груди, и она тюком рухнула на пол. Я на пятую точку приземлилась самостоятельно. Он посмотрела на нас сверху вниз и улыбнулся хорошо известной мне улыбкой, немного жалкой и беззащитной. «Он маньяк», – подумала я как-то отстранено, а потом испугалась за Бегемота. Где мое животное, где кот? Его Коржиков всегда недолюбливал, так хоть бы с ним чего не сделал.
        – Знаешь, Коржиков, я на твоем бы месте нас немедленно отпустила, тогда, возможно, у тебя появился бы шанс выжить в данной ситуации, – процедила Ритка с полу.
        – Я обязательно подумаю об этом на досуге, – пообещал он. – Кстати, вы такие шустрые, за вами глаз, да глаз нужен. Стоило отлучиться на пять минут, как, пожалуйста, – уже рты пооткрывали! Я понимаю, что вам без болтовни трудно, но придется потерпеть.
        С этими словами он достал из кармана пластырь и отрезал аккуратный кусок моими маникюрными ножницами. Мама родная, маньяк, натуральный маньяк!
        – Костя, одумайся, Костя! Что ты делаешь? – воскликнула я.
        – А ну пошел от меня, козел вонючий, – забрыкалась Ритка, пытаясь увернуться от пластыря.
        – Ну уж нет, хватит, посплетничали за моей спиной, построили козни и хватит, – шипел Коржиков, навалясь на Маргариту всем телом, – теперь замолкните у меня! Навеки! Когда ты появилась на пороге квартиры, я сразу понял, что само провидение распорядилось насчет тебя. Я не думал тобой заниматься, хоть ты пакостничала мне, как могла, противно, знаешь ли, с тобой общаться. Но, как видишь, пути наши все же пересеклись.
        – Костя, Костя, я тебя прошу, перестань! Не нужно, отпусти ее! Она ведь совсем не при чем. Я понимаю, что ты рассержен на меня, – старалась я переключить его внимание на себя.
        – Не волнуйся, дорогая, мы с тобой еще поговорим о твоей вине, – справившись с Риткой, он повернулся ко мне. – Обо всем поговорим, что накипело на душе. Все обсудим напоследок.
        Он наклонился надо мной, и его глаза, увеличенные диоптриями, показались совершенно безумными. Чекатило, помнится, тоже многие годы изображал из себя нормального человека, а сам убивал направо и налево. Вот и Костик свихнулся незаметно для окружающих. Он нас пришьет, расчленит в моей же ванне, запакует в пакетики и закопает в той же роще, где мы с Громовым спрятали труп убитого им Жаткина. От ужаса, обуявшего меня, я даже сопротивляться не стала, когда на мои губы лег кусок липкого пластыря. Интересно, как он нас будет убивать? Что придумает на этот раз?
        – Извини, Ксения, но это твой выбор, – заявил он и вышел из комнаты.
        Мы остались валяться на полу. Ритка брыкалась, я лежала не шевелясь. Зачем? Нам с ним не сладить. Опять подкатила та особая тошнота вместе с мыслями об упущенных возможностях: «Почему я не прислушалась к Громову, который старался строить логические цепочки и твердил о странном поведении убийцы Жаткина, который то хотел меня подставить, то решил меня убить?» Если бы еще немного подумали, то пришли бы к мысли, что ключи спер кто-то из своих, и ненависть ко мне тоже исходила от очень близкого мне человека. Кого я сильно задела своим поведением – Коржикова. Кто был вхож в дом моей мамы – Коржиков. Кто мог затаить абсурдную ненависть к Жаткину – Коржиков. Помнится, и этот вопрос я себе тоже задавала: «Почему именно Жаткин, а не сосед дядя Вася с пятого этажа?» Какая же я была глупая и слепая. Ответ все время был на поверхности, а я не потрудилась его обнаружить. Конечно, гораздо привычнее думать, что Костик – безобидный ботаник, который по уши влюблен и готов ради тебя на все. И как можно допустить мысль, что Костик почему-то взбесился и готов тебя отправить на тот свет? Даже при всей очевидности
происходящего, этот факт не мог уложиться в моей травмированной голове.
        – Я отогнал твою машину на соседнюю улицу, так что тот, кто приходил к тебе в гости, посчитает, что ты уехала, – раздался голос Кости из гостиной. – Поэтому можешь на него не надеяться!
        Наверное, он говорил о Сереге. Скорее всего, это он звонил в дверь, когда меня чуть не придушили подушкой. Точно, точно, Мирик небось велел ему по телефону ехать ко мне. Серега приехал, а меня опять дома нет как нет. Неужели он не догадался покараулить меня у подъезда?
        – Он тебя не дождался, – словно прочитав мои мысли, заявил Коржиков. – Я подождал, когда он покинет двор, вышел и перегнал твою машину. Вот так. Кстати, это что, еще один твой любовник? Хотя можешь не отвечать.
        Он зашел в спальню с чашечкой чая в руке, держа мизинец на отлете. Как меня раздражала эта манера, его и мамочки – отставлять пальчики, словно институтки!
        – Ах, Ксения, Ксения. Говорила мне мама, что ты глубоко порочная девица по своей натуре, а я ее не слушал! Думал, что стоит тебе предоставить шанс стать порядочной женщиной, как ты уцепишься за него руками и ногами. Наивный, да? А ведь я действительно верил, что, когда ты выйдешь за меня замуж и получишь все, что ты хотела, то ты остановишься в своем разврате. Отпадет надобность ради денег или рабочего места торговать своим телом, раз у тебя будет положение в обществе, деньги и новое имя – вот как я думал. И ошибся. Как я ошибся! Ты – шлюха, и тебе доставляло удовольствие стелиться под всех этих мужиков! Теперь, когда рядом нет твоего нового мордоворота и я могу свободно излагать свои мысли, я тебе скажу правду в глаза. Всему есть предел, дорогая. Одно дело, когда ты просто таскаешься по подворотням, другое, когда ты продолжаешь по ним таскаться, став моей невестой!
        От всех этих абсурдных обвинений в мой адрес у меня аж зубы свело, а Ритка задергалась с новой силой, не в состоянии еще как-то выразить протест. Он со стуком поставил на мое трюмо чайную чашку, и чай выплеснулся на белую столешницу. А из Коржикова выплеснулась желчь, словно прорвало какую-то плотину.
        – Я готов был прикрыть твои грехи собственной фамилией, я готов был идти на разрыв с собственной семьей, женившись на тебе! И чем ты мне отплатила? Спуталась со своим Жаткиным! Ради чего? Ради его смазливой морды или, как ты любила выражаться, ради карьерного роста? Так он никто, пешка, ничтожество. Ты глубоко ошибалась на его счет. И у тебя еще хватало наглости рассказывать мне сказки о неурядицах на работе, о том, как тебя, бедняжечку, замучил шеф! Ну конечно, только тебе эти муки доставляли наслаждение. Может, ты так называла садо-мазохистские развлечения, которым вы предавались в гостиницу «Москва»? Да, да, я видел собственными глазами, как вы туда ездили посреди рабочего дня, я тогда заехал без предупреждения пригласить тебя на обед и увидел, как вы отчаливаете. Проследил до самой гостиницы за вами. Шлюха! Я поговорил со сторожем на его стоянке и выяснил, что он частенько ставил машину и шел домой с красивой блондинкой. Теперь скажи, что это была не ты!
        Я, конечно, сказала бы, что это была Линда, но рот мне никто не отклеил. Пришлось промолчать. И это было особенно унизительно – слушать весь этот бред в собственный адрес, необоснованные оскорбления и не иметь возможности достойно их парировать. Боже мой, с какой кашей в голове он жил все это время! Коржиков выбежал из комнаты и вернулся с бокалом коньяка. Ужас, если он столько выпьет, то у него окончательно сорвет башню. Насколько я помню, он пил мало и редко, к алкоголю был равнодушным. Неизвестно, какое влияние на него произведет такая доза.
        – А когда ты забыла о собственной свадьбе! Это вообще стало последней каплей. Видишь ли, проводив тебя на вокзал, я позвонил в редакцию, и мне сказали, что ни начальника, ни главного редактора на месте нет, потому что они в командировке. Ты так резвилась со своим любовником, провожая холостую жизнь, что опоздала на собственную свадьбу! Шлюха, шлюха, шлюха! Как я тебя ненавидел! Как я ненавидел себя за то, что продолжал любить тебя! Но ты излечила меня вместе со своей подругой, – он пнул Ритку в бок, и та возмущенно замычала. – Я все слышал, дорогая, как вы смеялись надо мной. Слышал собственными ушами, как твоя подруга убеждала тебя выходить за меня замуж, потому что я богатый дурачок, за спиной которого можно иметь кучу любовников, а я этого и не замечу. Что, удивлена?
        Он присел надо мной, изучая меня, как препарированную лягушку. Когда я попыталась отвернуться, чтобы не видеть этих бегающих глаз за стеклами очков, он схватил меня за подбородок и заставил смотреть на себя.
        – Я вижу, что ты вспомнила тот разговор? Не поймешь, как я мог стать его свидетелем? Ха-ха-ха! – засмеялся он мне в лицо. – Очень просто, я позвонил тебе в тот момент, когда вы строили с ней (еще один тычок в ребро подруги) планы, как меня надуть по всем параметрам. А у нас, знаешь, какие непредсказуемые телефонные линии, запросто можно вклиниться в чужой разговор! На этот раз они стали линиями судьбы. Я смог прослушать всю вашу беседу, вплоть до ее рекомендаций, чтобы ты забеременела от какого-нибудь безмозглого красавца. Конечно, я – урод, от которого родится какая-нибудь лягушка, но еще я полный кретин и не заподозрю ничего, если даже ребенок будет с черной кожей! Как мило, правда? Это было почти забавно – слышать как твоя любимая невеста коллекционирует полезные советы своей ближайшей подружки. И тогда я понял, что само провидение дало мне возможность окончательно прозреть! Знаешь, почему я настоял на тайной свадьбе? Чтобы мне не смогла помешать моя мамаша, которая на тот момент окончательно помешалась из-за тебя! У меня уже родился план, как сделать так, чтобы ты на всю жизнь запомнила нашу
свадьбу, как я запомнил тот день, когда она не состоялась в первый раз. Но мамочка, одержимая идеей от тебя избавиться на веки вечные, могла мне помешать, поэтому я разыгрывал из себя невинную овечку, боящуюся огласки и маминого гнева. Мы поменялись ролями. Теперь я вынашивал планы, превратившись из жертвы в карателя, а ты плясала под мою дудку.
        Он одним глотком допил коньяк и сбегал еще за одной порцией, за это время Ритка умудрилась сесть, привалившись к шкафу спиной и оттуда таращила на меня глаза. У меня же бежали по лицу слезы. Я ничего не могла с собой сделать. Это было выше моих сил. Вернувшийся Костя не обратил никого внимания на Ритку, зато мои слезы его несказанно обрадовали.
        – Правда, трогательная история? Я тоже плакал недавно, правда, по другому поводу. И знаешь, эти слезы принесли мне облегчение. Я понял, что все женщины – продажные твари, злобные, коварные, безжалостные. Вам плевать, кого жалить и насколько смертелен будет укус для вашей жертвы. Вы живете только для собственного удовольствия. Все это красивые сказки про женское самопожертвование, про вашу любовь и верность. Вы твари тьмы и мракобесия. Вы сводите мужчин с ума, отравляя им все существование, капля за каплей выпиваете нашу волю и силу. Вы хитрые, подлые, жадные и самовлюбленные. И это следует принять как данность. Жаль, что мое прозрение пришло так поздно. Возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. И ты… Твое появление на моем жизненном пути – это испытание. И мне кажется, я выдержал его с честью.
        В комнате воцарилась тишина. Коржиков что-то разглядывал в своем бокале. Вторую порцию он пить не стал. Мне вдруг показалось, что он уже высказался и сейчас начнет нас убивать. Стало страшно, по коже медленно побежали мурашки. А может, это от кондиционера? Интересно, о чем он только что говорил? Что это за пламенный спич с обвинением в адрес женского рода? Еще бы Еву-прародительницу вспомнил и подробности изгнания из рая!
        – Так вот, дорогая, как видишь, ты ошиблась в отношении меня. Думала, нашла послушного Иванушку-дурочка, который будет всю жизнь плясать под твою дудку и исполнять любые твои прихоти, да просчиталась! Досадно, понимаю, еще как досадно. Но иногда так бывает с вами, женщинами, которые возомнят о себе, что они бог весть что собой представляют. Как говорит моя лаборантка, «чем выше шкаф, тем громче падает», – он отхлебнул коньяк и подошел к окну. – Как стемнеет, я отвезу тебя на дачу. Ты же говорила, что тебе нравится наша дача?
        Он опять рассмеялся мелким противным смехом, а я поняла, где он намерен организовать мою могилу. Наверное, дедушка отбыл в город тряхнуть стариной, вот внучок и решил воспользоваться освободившейся территорией. Ну что ж, очень неплохое место, и мне действительно нравилась их дача. Мы там были недавно с Мирославом…

        При мысли о нем слезы снова хлынули из моих глаз в три ручья. Сердце разрывалось от любви к нему и жалости к себе. Неужели мне больше не суждено его увидеть? Вопрос показался слишком пафосным, но мне это было глубоко безразлично. Раньше я бы непременно фыркнула, приди мне подобное в голову, но сейчас все было уместно. Я чувствовала, как нестерпимо жжет сердце от переполнявших его любви и тоски. Кошмар. Кошмар. Почему Мирослав не приказал Сереге ломать дверь в мою квартиру? Ведь я ему обещала позвонить сразу, как доберусь домой, а не позвонила. Он же должен волноваться и активизировать оставленного мне охранника! А он не активизирует. Неужели они дадут этому свихнувшемуся психу зарыть меня среди розария на даче? А Ритка, что он сделает с Риткой?
        – Ты плачешь, почему? Неужели ты не задумывалась, что когда-нибудь придется платить по счетам? Или тебе казалось, что расплата наступит в далекой старости, когда там (ткнул указательным пальцем в потолок) будет решаться вопрос куда – в рай или ад – отправлять твою грешную душу? Нет, все не так. Есть еще такая вещь, как судьба. Я тоже в нее не верил, ты же знаешь, каким я был заядлым материалистом. Но она все же существует. И тебе не дождаться безобразной старости, ты умрешь молодой и красивой. И разве это не прекрасно?
        Мне моя безвременная кончина прекрасной не казалась, а Ритка, судя по ее виду, вообще готова была проглотить новоявленного философа, невзирая на залепленный пластырем рот. Коньяк начал свое действие, язык Кости заплетался, речь становилась путаной.
        – Знаешь, что самое смешное? Мать все-таки узнала о нашей свадьбе. Дед проболтался. Старый идеалист, он хотел размягчить ее каменное сердце! И это после того, что рассказал мне о ней?! Поражаюсь ему. Ну да ладно, не об этом речь. Мамочка осталось верной себе до конца. Она не привыкла сдаваться, и чуть было не испортила мою игру. Но от судьбы не уйти, ее нельзя переиграть, что бы там кто не говорил.
        С этими словами он залез в шкаф и принялся что-то там выискивать. Наружу полетели мои юбки и футболки. При этом он продолжил свой монолог, который теперь звучал приглушенно, от чего казался еще более зловещим.
        – Так вот, когда твой дружок пришел тебе на помощь и вы избавились от трупа, мои планы слегка нарушились. Я же думал, что ты поедешь с трупом в багажнике, а я позвоню в милицию и сдам тебя. Но твои мужики, готовы были за тобой испражнения подтирать, от тюрьмы спасать, с шабаша дожидаться…
        Он громко икнул и вылез из шкафа с пледом в руках.
        – О чем я говорил? Ах, да! Я за вами у гаражей следил, поэтому, когда добежал до машины, вы успели смыться из-под наблюдения. И я не знал, куда вы дели труп. И как назло, я где-то выронил мобильник, наверное, когда перелазил через забор. В общем, сообщить доблестной милиции о совершенном злодеянии не удалось. Пришлось ехать в загс. Но я же тебе говорил, что существует судьба? Так вот, исходя из ее предпосылок, нам было не суждено пожениться.
        Рывком поставив меня на ноги, он поинтересовался, нравится ли мне его рассказ?
        – Надеюсь, что да, потому как тебе придется его дослушать до конца, – сказал он почти веселым голосом, – но уже по дороге на дачу, потому как дольше здесь сидеть нет смысла. Сама посуди, прекрасный летний день, а мы торчим в городе!
        И он принялся действовать. Ритку засунул в шкаф, хотя она и мычала и брыкалась. Заблокировал дверцы, замотал ручки скотчем, чтобы она не смогла оттуда вывалиться. И сказал, что если я буду себя хорошо вести, то он оставит ее здесь в шкафу, пока кто-нибудь ее не найдет, а если попытаюсь выкинуть какой-нибудь фортель, то он не раздумывая убьет нас обеих. Я, на всякий случай, покивала, что согласна на его условия, нужно продержаться как можно дольше. Сколько прошло времени с того момента, как Серега звонил в дверь? Минут тридцать, сорок, не больше. Наверняка он меня ищет, ведь за тем и оставлен был здесь, чтобы держать все под контролем. Куда он ушел, не обнаружив меня в квартире? Опять поехал к Ритке? Тогда он знает, что она тоже исчезла. Наши сотовые не отвечают, моя машина испарилась, мы не выходим на связь, соответственно, мы в беде. Надеюсь он додумается, как нас спасти!
        Пока я себя старалась успокоить тем, что помощь не за горами, Коржиков распутал мои щиколотки, но взамен перепеленал бедра до самых колен. Теперь я могла передвигаться, но мелкими шажками, как японская гейша. Он напялил на меня самую длинную футболку и цветастую юбку до пят. Разрезал путы на руках, но тут же намотал новые, таким образом, руки стали связаны не сзади, а спереди. Чтобы скрыть «оковы», он перебросил через руки плед. После чего он двумя пальцами приподнял мой подбородок и, глядя мне в глаза, произнес внушительным тоном:
        – Теперь слушай меня внимательно. Я сниму пластырь с твоего рта. Но если ты закричишь, то горько пожалеешь. Я убью не только тебя, но и твою подругу. Ты меня поняла? Учти: никто сразу ничего не поймет. Для всех я твой жених, профессор Коржиков, дурачок, которому ты исправно наставляешь рога. У меня будет время всех вас прихлопнуть. Ты же не забыла, что у меня пистолет?
        Я утвердительно покачала головой, мол, не забыла.
        – Хорошо, – кивнул он.
        И задрал рубашку на животе, наглядно демонстрируя оружие, воткнутое за ремень. После чего резко содрал пластырь с моего лица. Слезы брызнули из глаз, и я слабо вскрикнула, потом уткнулась в плед лицом, согнувшись от боли в три погибели.
        – Все. Пошли на выход, – скомандовал он.
        И мы пошли. Его машина стояла прямо у соседнего подъезда. Он заботливо приобнял меня за талию, и мы медленно, но верно приближались к ней. Сердце мое хотело выпрыгнуть из груди, так оно громко колотилось и подскакивало. Я лихорадочно искала глазами Серегу, но увы, двор словно вымер – ни одной души. Было около четырех часов дня, а в это время редко кто сидит на лавочках без дела. Даже детишки куда-то разбежались. Я сникла. Неужели я ошиблась, неужели меня бросили в беде?
        – Не дергайся, дорогая, – пробормотал Коржиков. – На этот раз все будет по-моему. И твои мужики останутся с носом.
        Откуда он подцепил это словечко – «дорогая»? Никак насмотрелся американских боевиков, готовясь к военным действиям?
        Костя щелкнул сигнализацией и помог мне сесть в машину. Галантный кавалер, да и только! От него пахнуло коньяком. «Хоть бы его милиция остановила!» – в отчаянии подумала я. Воображение тут же нарисовало, как его тормозят, он выходит, протягивает документы, а я выпадаю из салона и ползу к гаишникам с криками: «Спасите! Он меня похитил! У него пистолет!»
        – Ты чего молчишь? – спросил он внезапно, заводя машину.
        А я поняла, что ни слова ему не сказала с тех пор, как он снял пластырь с моих губ. А на что он рассчитывал, что я до самой смерти буду вести с ним светские беседы о декадентстве в России и Ренессансе во Франции?
        – Актер должен иметь что сказать, даже если исполняет немую роль, – процитировал Коржиков, выезжая со двора. – Это откуда?
        – Это Лец, Костя. Ежи Лец, – хрипло сказала я и поморщилась.
        Изодранные пластырем губы нещадно саднили.
        – Точно, – обрадовался он. – Это ты мне подсунула сборник его «непричесанных мыслей». Помнишь? А я еще читать не хотел. Оказалось – зря: мысли там очень здравые, хоть и не традиционные.
        «Натуральный маньяк», – утвердилась я в здравой, но тоже нетрадиционной по отношению к нему мысли. А он тем временем вспомнил о своем обещании продолжить свою исповедь.
        – Итак, Ксения, ты, я вижу, не хочешь признать, что все происшедшее с нами всего лишь закономерность, и мы ничего не могли изменить в глобальном плане. Ты продолжаешь считать, что человек сам творец своей жизни? Нет, и еще раз нет. Мы рождаемся, благодаря цепи случайностей и совпадений, живем по чужим законам и умираем внезапно и навсегда.
        За окном мелькали знакомые улицы и площади родного города, а я ехала и прощалась с ним навсегда. Вдруг мне все-таки суждено умереть в лапах этого философствующего чудовища? Как сказал бы Громов, ты, Аверская, как была дурой, так дурой и помрешь. Надо что-то придумать, а не вести себя, как овца на заклании. И я стала прикидывать, что можно предпринять в создавшейся ситуации. На улицах ни одного гаишника, желающего остановить моего подвыпившего шофера. Может, стоит выпасть из машины на светофоре? Но люди, беспечно шагающие по тротуарам, не выглядели суперменами, готовыми отбивать меня у вооруженного убийцы. Что же делать, ждать до дачи или действовать в городе? Я сидела как на иголках, ожидая внутреннего сигнала как перед прыжком в воду с вышки. Обычно у меня всегда что-то клацает внутри, и я понимаю – пора – и шагаю вниз. Вот и сейчас я затаилась, пытаясь расслышать этот самый щелчок.
        – Так вот, наша свадьба не состоялась именно потому, что этого события не было запланировано кем-то свыше. Отсюда и стечение всех обстоятельств. Ты знаешь, я же сразу узнал ту «Победу». Она принадлежала материному любовнику. Я не разглядел, кто был за рулем, но не сомневался, что это была она. Она тебя не просто ненавидела, она ненавидела тебя страстно, яростно, бесконечно, – он блаженно улыбнулся, коротко посмотрев в мою сторону. – Узнав от деда, что мы все-таки, вопреки всем ее стараниям, уговорам и запретам, решили пожениться, она обезумела. Уж не знаю, как она додумалась до всего этого плана с кражей машины, но, как видишь, ей все удалось. Но тебе опять повезло. Точнее, тогда еще не пришло время тебе умереть. Но мать-то не подозревала, что тебя ожидает, она же думала, что я тебя по-прежнему люблю. И она пошла ва-банк, явилась на банкет, чтобы отравить тебя цианидом, который у меня же дома и украла. Ты удивлена, откуда у меня взялся цианистый калий? О, это отдельная история, на которую, увы, нет времени. А что касается маменьки, то, наверное, это старческий маразм, иначе чем еще можно объяснить
этот идиотский поступок?
        – Костя, – перебила я его, – открой, пожалуйста окно. А то меня тошнит.
        – Не стоит так волноваться, дорогая, – возразил он, – ведь кондиционер работает!
        Ага, вот меня сейчас от него и вырвет.
        Мы так мило спорили, словно ехали на прогулку, а не к месту моего убийства. Он все-таки открыл окно, видно исполняя последнюю волю приговоренной.
        – Итак, я видел, что мать сама роет себе яму, после такой выходки ей был один путь в тюрьму. Но я не стал ее останавливать, потому что на тот момент полностью пересмотрел свое отношение к ней. Да, конечно, своими действиями она нарушала мои планы в отношении тебя. Но я решил еще раз проверить свою теорию судьбоносности. И знаешь, она прекрасно работала. Мать подменила твой стаканчик, но ты его опрокинула и яд, достался Анфисе. Что и требовалось доказать! Карать или миловать выпало на мою долю, и никто, даже мать не могли что-либо изменить.
        Я слушала его маразматические речи и лихорадочно думала, как от него сбежать. Как назло, мы проезжали светофоры на зеленый свет. А перед тем, как остановились, он вытащил пистолет и ткнул мне его в бок. В какой момент размазня Костик сделался супершпионом китайский разведки? Вот вопрос века. Еще немного, и мы выедем из города. До поста мы не доедем, он свернет на объездную, а там существует неказистая гравийка, которой сейчас уже никто не пользуется. Костя поедет по ней, тут не надо быть семи пядей во любу или обладать экстрасенсорными способностями. Так что с милицией встретиться шансов практически не остается!
        – Знаешь, Костя. Твои теории яйца выеденного не стоят, потому что я умирать не собираюсь! – неожиданно зло сказала я. – Вот посмотришь, ничего тебе не удастся. Ты считаешь, что я виновата в каких-то там грехах. Но это все фикция! Когда я собиралась за тебя замуж, то намеревалась прожить с тобой до самой смерти в любви и согласии. Я тебя уважала и преклонялась перед твоей гениальностью. Я никогда тебе ни с кем не изменяла, пока считалась твоей невестой! Прости, но это ты хлопнул дверью и наговорил каких-то гадостей, оставив один на один с проблемами. Ты повел себя в моих глазах, как последний урод, как предатель. Я же тогда не знала, что это ты убил Жаткина!
        Костя казался удивленным оттого, что у меня хватило наглости на него повысить голос. Он засопел и занервничал, ведь начиналась дискуссия, которую он вел все это время то в своем воображении, то сегодня уже со мной, но обезмолвленной скотчем. Теперь я начала возражать, а ему никогда не нравилось, когда кто-то не соглашался с его умозаключениями. Я же решила, что его надо завести, а потом будь что будет. Надо было изменить ситуацию, раз ничего не происходило само по себе и не упустить шанса освободиться.
        – И потом, – заорала чуть громче, чем следует, – а с чего это ты решил, что в праве карать и миловать по своему усмотрению? Ты кто, господь бог? Вы окончательно свихнулись со своей мамашей, если решили, что вам все сойдет с рук! Вас все равно поймают и посадят!
        – Заткнись! – тоненько завизжал он. – Заткнись, шлюха! Я тебе слова не давал. Иначе пристрелю!
        От злости он едва сумел вписаться в нужный поворот, машину занесло, я завалилась набок и, пользуясь случаем, перекинула плед вправо. Теперь он едва прикрывал мои связанные запястья. Мне нужно было хотя бы частично освободить руки. Для решительных действий время еще не пришло, но одно ясно, как божий день, нервы у Костика ни к черту. Вывести его из себя в нужную минуту не составит труда. Впрочем, эта самая минута наступила довольно скоро. Мы выехали за город, он прибавил скорости и стал поглядывать в зеркало заднего вида. Совершив несколько рискованных обгонов, он сильно занервничал. Я оглянулась, чем вызвала его крайнее неудовольствие.
        – Сиди и не вертись, если думаешь, что это твои спасатели, то глубоко заблуждаешься! Им взяться неоткуда, – прорычал он, чем утвердил меня в мысли о погоне.
        – Меня некому спасать, – грустно сказала я на всякий случай.
        Зря. Такая покорность вызвала у него ненужное подозрение. Он вытянул пистолет из-под сидения, куда его спрятал ранее, и пристроил между ног. И вот показался съезд на гравийку. Мы, можно сказать, слетели с трассы и едва не оказались в кустах, но он удержал руль и сбавил газ. Улыбнулся довольно, потому что подобно Шумахеру выполнил трудный маневр, да еще перед этим успел обогнать грузовик, прикрывшись им, как щитом. Если и была погоня, то она отстала. Но если она была, то я не должна дать себя завезти в чащобу! Никаких розариев на даче! – определилась я.

        В эту саму секунду я поняла, что настал самый подходящий момент. Яму я заметила первой. Он и глазом не успел моргнуть, как я выбросила из-под пледа руки, выдернула ключи из замка зажигания и зашвырнула их в окно. Он заорал что-то нечленораздельное, несколько раз дернул рулем из стороны в сторону, увидев перед собой препятствие. Руль заклинило, и новоявленный гонщик не смог увернуться от глубокой ямы посреди дороги. В нее мы и влетели. Раздался ужасающий грохот, машина впоролась брюхом в землю. Мотор хрюкнул и заглох. Хотя я и уперлась ногами в ожидании удара, все равно меня швырнуло, подбросило, и я довольно сильно ударилась. А вот Костя, кинувшийся в последний момент меня душить, запутался в пледе, это сыграло с ним дурную шутку. Он снес своей головой зеркальце заднего вида, дальше я ничего не успела заметить, саму бултыхало не слабо. И потом его задавили подушки безопасности, да и меня, кстати, эта участь тоже не миновала. Но всю эту динамику движения – кто куда летел – я уже разобрала позже, когда в деталях рассказывала всем этот исторический момент. Я даже допускаю мысль, что все было немного
не так. Но как именно, уловить тогда мне не удалось. Если передать кратко, то это выглядело так: бамс – ключи летят в окно, бамс – Костя хватает меня за прикрытые пледом руки, бамс – мы бухаемся в яму, бамс – меня кто-то достает из машины. Плед, сыгравший роковую роль для Кости, спас меня от переломов. Если бы Костя крепче за баранку держался, как рекомендует шоферская песня, то, возможно, ему бы повезло больше, а так…
        Серега с Громовым, вытащили меня из захвата подушек, ощупали с ног до головы и счастливо рассмеялись – цела!!!! Я тоже глупо захихикала, не веря в чудесное спасение и не понимая, откуда они взялись на этой гравийке. Потом Серега скрутил стонущего Костю прямо на переднем сиденье, а Громов помог мне избавиться от липких пут, которых на меня в свое время не пожалел Коржиков. Мы говорили одновременно: я смеялась и плакала, Серега матерился, а Громов грозился выбить Косте зубы. Пластырь вырывал волосики на руках и ногах, я скулила и ругалась, Серега подбадривал, а Громов грозился переломать Коржикову конечности. Как только я смогла членораздельно изъясняться, я позвонила Мирославу. Это был самый сумбурный и несуразный разговор на свете, в котором мне довелось принимать участие. После двадцати «ну как ты?» и «все нормально», «ты в порядке» и «да, все хорошо», нас прорвало и он стал кричать, что чуть с ума не сошел, а я, что люблю его, потом в любви признавался он, а я просила его как можно быстрее ко мне вернуться. Потом что-то случилось со связью, причем с его телефоном. Но я не стала плакать на глазах
Громова и Сереги, хватит того, что они стали свидетелями моего любовного бреда! К счастью, я запомнила телефон Бочкарева наизусть и смогла ему дозвониться с громовского мобильника, ведь нужно было еще сдавать преступника в милицию. И уже через двадцать минут прибыла группа захвата. А пока ждали милицию, ребята рассказали, как дело было.

        Оказывается, Серега был вовсе не дурак. И понял, что дело не чисто, когда приехал ко мне по велению Мирослава, но на его звонок в дверь никто не отозвался. Моя квартира мало напоминала Бастилию по звукопроницаемости, поэтому нашу возню в гостиной он прекрасно расслышал, стоя на лестничной клетке. Предположить, что я таким образом развлекаюсь, он мог, но не стал. Тем более, что ему позвонил страшно встревоженный Мирослав, который так и не дождался от меня обещанного звонка. А когда Серега доложил о моем негостеприимстве, Мирик велел вышибать дверь, мочить гадов, спасать меня. Но уже через минуту взял себя в руки и велел постоять и послушать, зазвонит ли в квартире телефон. А сам отключился и набрал номер сотового Громова, с которого я звонила. Услышав в трубке его мрачное «алле», отключился. Перезвонил Сереге, тот заверил моего любимого, что никакая мобила не звонила. Конечно, Громов мог поставить сотку только на вибро звонок, но он рассеял подозрения, перезвонив Мирославу. Сложив два плюс два, он сообразил, что раз Мирик звонит на его телефон, то я до сих пор не- доступна. А по всем параметрам я
должна была пребывать у себя в квартире, то есть быть доступной. Вот он и решил выяснить, зачем Мирик ему звонил. В результате он узнал, что я попала в засаду в собственной квартире и вызвался ехать на подмогу к Сереге.
        Когда он приехал и разыскал на детской площадке моего предполагаемого телохранителя с дверным замком в руках, Серега успел рассмотреть товарища, который перегнал в соседний проулок мою машину. По описанию это мог быть только Коржиков, и Громов долго ругал себя за тупость и «слепоту куриную». Конечно, все совпадало, когда место злодея занял Костик. И Громов искренне страдал, так как ранее очень гордился своим логическим мышлением. Более практичный Сергей предложил «подмоге» прекратить сокрушаться, а лучше подумать, как выкурить негодяя из квартиры. Громов выложил информацию про пистолет, убийство Жаткина и прочие подробности. Пистолет осложнял дело, но обнаружение убийцы их курьера Серегу откровенно порадовало. В общем, пока они судили да рядили, пока советовались с Мирославом, Костик созрел до поездки на дачу. Парни не стали на него нападать во дворе, так как с улицы во двор шла компашка ребятишек, а у Коржикова был пистолет, и он мог открыть пальбу. Решили не рисковать. В этот момент им позвонил Мирослав, который уже подумывал, а не вернуться ли с полдороги, плюнув на все. Новоявленные напарники
заверили моего ненаглядного, что все под контролем, наблюдая, как Коржиков увозит меня в неизвестном направлении.
        Навряд ли, рассудили мои спасатели, он станет меня убивать по дороге. Раз сажает машину и куда-то везет, то значит с какой-то целью. И они, погрузившись в «Пежо», сели на хвост похитителю прекрасных женщин. Он их заметил только на трассе, когда начал резво обгонять одну за другой машины, а они, чтобы не отстать, скакали за ним. И если бы не Громов, то Серега обязательно бы пролетел мимо этого неприметного поворотика. Но, как местный житель, Громов оказался на высоте. Он вспомнил, как мы, будучи «навеселе», пробирались на дачу к Коржикову по этой непопулярной объездной дороге, объезжая посты ментов. Вспомнил, когда они уже обогнали грузовик и обнаружили, что нас и след простыл. Развернувшись, они соскочили на гравийку и увидели нас в яме.
        – Аверская, я тебе бы еще рекомендовал позвонить матери. Она разыскивала тебя на моем сотовом и сильно гневалась, – сообщил Громов. – Можешь воспользоваться моим сотовым, ее номер высветится одним из последних. Он в твоей руке, так что не стесняйся. А карточку мне потом купишь.
        Я, конечно, позвонила, и этот разговор съел достаточно громовских единиц и моих нервов, чтобы отразить степень маминого негодования. Она, сменив гнев на милость, рассказала, что к ним еще приходил Костя, ему зачем-то понадобился автомобильный атлас, который он видел в одно из посещений. У дяди Саши были выпачканы руки, потому что он что-то красил на балконе. И пока он мыл руки и искал атлас, Костя прошел на кухню, крикнув, что попьет водички. Все просто, все элементарно просто, жаль только, что информация запоздала. Я пообещала маме непременно перезвонить со стационарного телефона и все рассказать в подробностях, почему Костя взял без спросу мои ключи в ее шкафу и так далее. Естественно, по телефону я не собиралась на нее вываливать всю эту ужасную историю, поэтому взяла тайм-аут, чтобы придумать более или менее разумное объяснение своим расспросам: «кто мог взять ключи?». Надало же мне вообще позвонить!
        Когда к месту нашего «отдыха» на лоне природы прибыл Бочкарев, то он долго делал вид, что происшедшее его ничуть не удивляет. Я сразу же стала проситься домой, как только Коржикова пересадили из своего авто в милицейский газик, объясняя, что мою подругу следует как можно быстрее выпустить из шкафа. У Бочкарева были, наверное, другие планы, но он вызвался меня сопровождать в квартиру. Мимо нас проехал газик. Костя за решеткой выглядел совершенно умирающим. Странно, буквально перед приездом милиции он довольно громко грозился всяческими карами, которые непременно обрушатся на мою грешную голову. Угрозы исходили непосредственно от него, «он еще до меня доберется», и от сил потустороннего происхождения, которые осуждают мое поведение. Я подумала, может, это он так о мамочке высокопарно отзывается? Но как бы то ни было, с приездом правоохранительных органов он заметно поутих. Кстати сказать, сбылось как раз мое предсказание, и милиция до Костика все же добралась. «Ретушируя картину мира, человек не может выйти сухим из воды», – припомнилось мне еще одна фраза Леца.

        Я не стала лить слезы по отъезжающему в мир иной Коржикову, а села в «Пежо», с тем чтобы ехать на выручку Ритке. Как и обещала, все рассказала по дороге Бочкареву, за исключением того щекотливого момента, как мы с Громовым избавились от трупа Жаткина. Я вообще не стала ничего говорить об этом убийстве, посчитав, что мне это не на пользу. Мой рассказ вертелся исключительно вокруг эмоциональной сферы и помешательства Костика с мамашей на почве моей особы. И не то, чтобы я преувеличивала свою значимость в глазах капитана, сколько жала на людское коварство и собственную наивность. Ведь по большому счету, все именно так и обстояло. Я стала жертвой своей недальновидности и доверчивости. Наивная, я полагала, что если сама не держу камней за пазухой, то и у других не будет ко мне никаких претензий. Помнится, еще неделю назад я ужасалась, что кто-то способен меня ненавидеть. Боже, да я чуть не вышла замуж за маньяка, который сгноил бы меня заживо, будь у него такая возможность! Я едва не породнилась с его безумной мамашей, которая была готова раскатать меня в лепешку прямо перед загсом, а чуть позже
отравить, как назойливое насекомое! Как мне это пережить, с моими-то нервами? Что там, интересно, рекомендуют американские психологи жертвам насилия и предательства?

        Глава 11

        Ритка, вынутая из шкафа, – это зрелище не для слабонервных. Хорошо, что Коржикова надежно спрятали от пострадавшей. Иначе на скамье подсудимых оказалась бы моя подруга, разорвавшая обидчика в клочья, как Тузик одеяло. Мы смогли пронаблюдать, каким оно бывает – состояния аффекта. Ритка орала, брызжа слюной, бегала по квартире, махала руками, и никто не мог помешать ее буйству. Но всему когда-нибудь наступает конец, постепенно поток возмущений и проклятий пошел на убыль. И обессиленная Ритка, упав в кресло, потребовала коньяка «для расширения сосудов».
        – Они у вас и так едва не полопались, – осуждающе заметил Бочкарев, присутствовавший при освобождении заложницы.
        – А вы бы, уважаемый, приберегли свои замечания для преступников! – отрезала Ритка, не глядя в его сторону.
        Бочкарев решил, что лучше не вступать с ней в полемику – себе дороже выйдет. Буквально через каких-то полчаса он приступил к протоколированию наших показаний, мы же досконально описали все преступления Корижиковых: матери и сына, а также проступки тетушки и племянницы Свиридовых, отличившихся хулиганскими выходками. Признаться, мне вновь поплохело, когда я вспомнила досконально все треволнения минувших дней. Подписав бумаги, я уступила место Маргошке. И она, получив слово на законных основаниях, не стесняясь в выражениях, с огромным удовольствием давала собственные оценки людям и событиям.
        Я пристроилась в углу дивана, вцепившись мертвой хваткой в Бегемота, который несколько часов просидел под диваном, трусливо пережидая паскудные времена. Но с моим возвращением кот запросился на руки и категорически не желал покидать нового убежища. «С такой хозяйкой, – было написано у него на морде, – можно ожидать чего угодно, но в случае эвакуации, меня выносить первым!» Я гладила его шелковистую спинку, а сама про себя сокрушалась. Надо же, сколько свалилось на одного человека! По сути дела, в одно и то же время в моей жизни появилось множество тайных врагов, которые, словно сговорившись, решили во что бы то ни стало доконать меня, бедняжечку, извести и погубить. Прислушавшись к своему «Я», была вынуждена констатировать стабильность и уравновешенность. Что это? Неужели я «железный Феликс», и мне на нападки врагов плевать с высокой горы? А может, я ошибаюсь, и моя психики дала сильный, но пока не проявившийся крен? И тут подумалось, что я прошла через все испытания страхом и болью, благодаря надежде на счастье. Известно, что женское счастье довольно просто – оно заключается в любимом и любящем
мужчине. И что-то мне подсказывало, что именно появление Мирослава в моей жизни стало той путеводной звездой, которая вывела меня из лабиринта ужасов и защитила от безумия. И стоило мне подумать о нем, как он позвонил.
        – Да, это я, и у меня все в порядке, – сказала я в трубку и слиняла в спальню.
        Бочкарев, записывающий показания Громова, сообразил, кто звонит, и скривился, мол, о тэмпорос о морэ. Примерно минут десять я сюсюкала в трубку, божилась, что теперь ногой из дому не выйду до его приезда, чтобы не гневить Фортуну.
        – Обложусь с одной стороны Громовым, с другой Серегой и…, – увлеклась я.
        – Вот это уже будет лишним, – прервал меня Мирик, – не надо никем обкладываться. У меня сегодня еще пара встреч назначена, а завтра я выезжаю к тебе. Думаю, нам не помешает отдых где-нибудь на Крите или Родосе. Тебе нравится Греция?
        – Не знаю, – призналась я, – там все есть, кроме меня. Меня там ни разу не было, вот я и не могу сказать, нравится ли мне Греция.
        – Что ж, тогда действительно стоит там побывать. Надеюсь, в вашем городе есть приличная турфирма?
        С турагентами у нас все было в порядке. Одним агентством даже руководил мой одноклассник. Думаю, что он не станет драть с нас три шкуры, да и посоветовать сможет что-то дельное. Не вдаваясь в подробности, я заверила Мирика, что такого добра, как туристические фирмы, у нас завались. Правда, оставалось решить вопрос с милицией. Возможно, они изъявят желание иметь под рукой ценных свидетелей. Но эти сомнения Мирослав тут же развеял, заявив, что им еще пахать и пахать над сбором доказательств.
        – Чтобы засадить твоего Коржикова и его мамашу в тюрьму, необходимо доказать не только то, что запротоколировано в ваших показаниях, но и то, в чем признаются подозреваемые. Каждый факт в деле должен иметь подтверждение. Так что мы успеем полмира объехать, не то что в Греции побывать.
        – Мирик, я тебя люблю! – воскликнула я и поцеловала Бегемота.
        – Это кого ты там целуешь? – запаниковал мой ненаглядный.
        – Кота, – проблеяла я.
        – Господи, это еще что за элементы зоофилии?! Держи себя в руках, Аверская! – приказал он точь-в-точь, как Громов, а потом не выдержал, – я тебя тоже люблю, Ксюнчик мой маленький!
        Вот, теперь и он засюсюкал! Как мы похожи!!! Я стала кружиться по комнате, попеременно целуя то Бегемота, то замолкший сотовый. Все-таки моя крыша пострадала от нагрузок и заметно покосилась. Заметно, например, для Ритки, заглянувшей в спальню.
        – Ксюха, ты че, сбрендила? – ласково поинтересовалась она.
        – Ага! – расплылась я в улыбке от уха до уха.
        – А на фоне чего?
        – Мы с Мириком едем в Грецию! – поделилась я радостной новостью.
        – Ну-ну, – покивала она, – счастливого пути.
        – Алексевна, ты чего нунукаешь? Не веришь в счастливые концы?
        – Концы? Счастливые? Верю. Но глупая улыбка на твоей морде лица сильно настораживает. Не очень-то впадай в эйфорию. Ладно?
        – Ладно, – кивнула я и снова поцеловала телефон.
        Ритка вздохнула, покрутила пальцем у виска и вышла вон, буркнув что-то по-французски. А я продолжила танцевать с Бегемотом, которому тоже все стало про меня ясно. Тем временем Бочкарев закончил снимать показания со всех свидетелей, вплоть до Сереги, и отчалил восвояси. Перед отъездом он сообщил, что была арестована Стелла Марковна, она отказывается говорить и требует персонального адвоката. А мы решили, что пора праздновать победу. Все враги повержены, все тайны раскрыты. Впереди только радость, счастье и удовольствие. Правда, у меня оставался еще один трудный рубеж – разговор с мамой. Я позвонила, и она тут же взяла трубку.
        – Мамуля, ты только не ругайся, ладно, – затараторила я, – у меня все хорошо, просто отлично. Я хотела тебе сделать приятный сюрприз, выйти замуж за Костика, ты же хотела, чтобы у тебя был солидный зять и все такое. Но свадьба опять сорвалась. Но оно и к лучшему, потому что я его не люблю. А без любви далеко в браке не уедешь. В общем, мама я встретила потрясающего парня. Он красив, умен, хорошо воспитан. Он адвокат! Мамочка, я в него влюбилась без памяти!
        – Ксенька, где ты его взяла? – только и спросила мама.
        Это был роскошный план – сообщить маме, что я снова не вышла замуж за Костю, зато вместо этого влюбилась в другого мужчину. Какие уж тут ключи, про них тут же забудут!
        – Мамусенька, он москвич. Приехал к нам по делам, и мы случайно познакомились. Ну, как бы это сказать, мы врезались друг в друга на машинах. Но ты не волнуйся, у меня ни царапины, и у него тоже. Он мне на следующий день новую машину купил. У меня теперь новенькая «десятка»! Представляешь?!
        – Боже мой, – вяло как-то отреагировала мама.
        – Да, да. Он благородный, честный, и я его люблю. Мамочка, он тоже меня любит. И мы, наверное, поедем в Грецию!
        – Та-ак. Я еду домой. И никакой Греции до моего возвращения! Ты меня поняла?
        – Хорошо, мамочка, приезжай скорее. Мне еще столько всего надо тебе рассказать.
        – Нет уж, только не по телефону! – воскликнула мама.
        Ага, сама велела молчать! Ура, все получилось! Я сделала любимый жест американских детишек «йес». Теперь можно было и отпраздновать победу. Но прежде, чем выдвигаться в люди, нужно было заняться своим внешним видом. В этих целях Ритка с Серегой отчалили к ней на квартиру, а я заквасилась в ванной. Громов же улегся в гостиной и уткнулся в телевизор. Он категорически не пожелал оставлять меня одну, даже несмотря на то, что все заговоры раскрыты, а враги приструнены.
        – Знаешь, Аверская, ты как дитя малое, за тобой глаз да глаз нужен. Так что лучше я у тебя побуду.
        – Ладно врать-то, – сказала я, – признайся лучше, что пообещал Сташевскому от меня не отходить.
        – Ну пообещал, ну и что? – огрызнулся он. – Мы с ним по-мужски побазарили. Конкретный мужик, я тебе скажу. Так что не проворонь! Да и потом, это же твой последний шанс. Готовить ты не умеешь, хозяйством заниматься не любишь, хобби полезных не имеешь…
        – У меня такое чувство, что это я уже где-то слышала. Тебе так не кажется?
        Громов стушевался, припомнив свои рассуждения по поводу нашей свадьбы с Коржиковым, а я удалилась в ванную с гордо поднятой головой.
        – Ты даже брюки не умеешь гладить! – вслед мне донеслось из гостиной. – И зарядку по утрам не делаешь!
        Вот надо же быть такой неугомонной занудой?!

        Я лежала в ванной, полной солей и пены. На волосы я нанесла бальзам, на лицо – питательную маску. И самым пристальным образом разглядывала маникюр и педикюр. Не пора ли посетить салон красоты? Нужно же готовиться к приезду любимого. И потом на горизонте сияла поездка в Грецию, а это вам не в деревню к дедушке съездить! Надо же придать себе подобающий вид… А, кстати, о дедушке! Куда подевался Феофан Леопольдович? Он же, бедненький, наверное, и не знает, что остался на свободе один одинешенек, а остальные члены семьи уже за решеткой. Мне его тут же стало жалко до слез. Вот уж кто меня любил и ни за что бы не стал спроваживать к праотцам. Что с ним будет, когда он узнает страшную правду?
        Я немедленно избавилась от масок, спустила воду, приняла душ и покинула ванну. Громко чавкая тапками, я проскочила мимо лежащего на диване Громова, внимательно изучающего девичьи попки, которые составляли суть клипа очередной свежесозданной группы. Рядом с ним стояла тарелка с бутербродами, вот и сгодились запасы, сделанные мною под каменным обстрелом Лялечки. При виде меня из кресла выскочил Бегемот, с глухим урчанием закрутился под ногами. Я прихватила животное и скрылась в спальне. Отшвырнула в сторону халат и, соревнуясь в громкости с телевизором, стала информировать Громова о своих дальнейших планах.
        – Громов, я тут подумала, каково будет старику, когда он узнает, что его последние родственники сбрендили и загремели в тюрьму по обвинению в покушении на убийство, – вещала я, облачаясь в легкие парусиновые брючки и яркую маечку.
        – Думаю, он не станет скакать от радости, – согласился он со мной.
        – Так вот, я считаю, что должна его поддержать в эту минуту и ободрить.
        – Ну позвони ему, – посоветовал Громов.
        Он же не видел, что я уже вовсю занимаюсь макияжем. Но уже насторожился, звук телевизора упал на нет.
        – Я не могу позвонить.
        – У него что, телефона нет?
        – Телефон у него есть, но я не могу о таких вещах говорить по телефону, да еще с ним. Это интеллигентнейший, приятнейший, глубоко порядочный человек с хорошим чувством такта. И ты предлагаешь позвонить ему, – я поморгала накрашенными ресницами, – и сказать, что их посадили за попытки меня укокошить?
        – А ты чего предлагаешь? – насторожился он.
        – Съездить к нему, – я почмокала губами, давая впитаться помаде. – И не предлагаю, а ответственно заявляю, что сейчас же туда и отправлюсь.
        – Куда туда? – спросил застрявший в дверях Громов.
        – К нему на квартиру. Уж не думаешь, что Костик поволок бы меня на дачу убивать, если бы там был дед?
        – Аверская, неважно что я или ты думаем, но ехать к нему не стоит. А вдруг у них это семейное? Двое свихнулось и третий туда же. За компанию.
        Дальше я слушать не стала, включила фен и стала с остервенением раздирать спутанные волосы. Что за глупости? Феофан Леопольдович тут ни при чем. Быть такого не может! Уж если у Костика и разыгрались гены, то Стеллины, никак не иначе. И я к нему поеду, что бы мне кто ни говорил.
        – Аверская, – старался перекричать фен Громов, – ты никуда не поедешь. Я сейчас позвоню Мирику, и он тебе голову отвинтит за самодеятельность.
        – Отстань, Громов. Я поеду, – кричала ему я в ответ.
        – Тогда я позвоню Ритке и Сереге, чтобы они приехали, связали тебя и в шкаф посадили.
        – Звони кому хочешь!
        – Ксюха, он тебя грохнет, а нам хоронить? Знаешь, как все теперь дорого, – но шутливый тон ему не удался. – Если с тобой что-то случится, твоя новая любовь сотрет с земли твоего старого друга. Сташевский мне сказал четко и ясно – глаз с нее не спускать.
        – Так не спускай! Можешь сидеть в машине и смотреть, как я с ним общаюсь. Я его на балкон выведу.
        – Что ты бред несешь?
        – Сам ты бредишь, да при том наяву!
        Я разозлилась не на шутку. Совсем все из ума выжили, что, мне теперь и на улицу выходить нельзя – вдруг кто-нибудь ногу отдавит. Решила ехать и поеду! Громов понял, что нашла коса на камень, махнул рукой и в отчаянии и побежал трубить общий сбор.
        Буквально через пять минут позвонила Ритка.
        – Золотце мое, я понимаю твои чувства. Я знаю, как ты относилась к старику. Но ты не подумала, что тебя он как раз и не захочет видеть? Ты же и есть яблоко раздора, я хочу сказать, что ты – корень зла. Тьфу, короче, из-за тебя в тюрьму загремели его внук и невестка! Неужели он сумеет оценить твой красивый жест и принять твое сочувствие?
        – Ритка, я хочу к нему съездить. Захочет он со мной разговаривать – мы поговорим. Не захочет, ну что ж, от меня не убудет.
        – О’кей, но мы едем с тобой. Посидим в машину под подъездом, – легко пошла она на попятную.
        – Да, пожалуйста, сидите, если вам не лень, – пожала я плечами.
        Через полчаса мы всей дружной компанией подъехали на моей «десятке» к старинному особнячку, где на втором этаже проживал Феофан Леопольдович. Мне очень нравилась эта квартира, меблированная антиквариатом, с огромной библиотекой и действующим камином с изразцами, лепниной на потолке и наборным паркетом. Ну и конечно, я бесконечно симпатизировала хозяину, мнением которого о собственной персоне очень дорожила. Изменилось ли оно, это самое мнение, мне сейчас предстояло выяснить.
        – Ну, с Богом, Ксюха, в случае чего – кричи, – напутствовала меня Ритка.
        – Ты это, в случае чего, кидай что-нибудь в окно. Что угодно. Я сразу дверь выломаю и этого последнего из могикан в бараний рог скручу, – обратился ко мне Серега.
        – А я тебе буду периодически звонить. Если не ответишь, то мы тут же ментов вызовем и дверь сломаем, так что не вздумай отключить телефон, – предупредил Громов.
        – Вы все сошли с ума, но мне приятно, что столько людей обо мне так искренне переживают, – взяла я аллаверды, после чего покинула машину.
        Взлетев стрелой на второй этаж по широченной лестнице с коваными перилами, я затормозила у солидной двери с двумя изогнутыми двойками над глазком. Коротко позвонила, раз-другой и застыла в ожидании. Дверь открылась почти сразу.
        Мне повезло – Феофан Леопольдович был дома. Он был облачен в вишневый шелковый халат, из-под которого выглядывали пижамные штаны. В руках он держал газету и очки.
        – А я вышел в кухню водички попить, а тут ты позвонила, – развел он руками, – так что прости, что в такой форме одежды.
        – Добрый вечер, Феофан Леопольдович. Я вам не помешаю?
        – Ты же знаешь, Ксения, что никогда ты мне не мешала и помешать не можешь.
        Мы прошли по сумрачной прихожей и прошли в гостиную. Он кивнул в сторону кресел, между которыми стоял торшер с лимонным абажуром и высвечивал мягким светом неровный полукруг. В комнате было прохладно – работал кондиционер. Он уселся первым, отложил газету на журнальный столик, а потом спросил, не хочу ли чего. От угощения я отказалась.
        – Понимаешь, какой казус вышел. Меня сердце вдруг прихватило. Ну я вызвал Танечку, она укольчик мне сделала и велела в кровати поваляться. Пришлось подчиниться, – сообщил он.
        Все ясно, ему позвонили и чуть не дошло до сердечного приступа! А может, дошло? Как же с ним разговаривать, если все так плохо?
        – Ты детка, за меня не переживай. Я умный, все понимаю. И не вздумай воображать, что я тебя виню! Ты здесь не при чем. Это все Стелла, – он махнул рукой и непроизвольно потер грудь с левой стороны, – все никак не могла угомониться.
        – Феофан Леонидович, может сегодня не стоит подымать этот разговор. Я с вами просто посижу, хотите, что-нибудь почитаю из Шиллера, чтобы вам лишний раз не нервничать. А? – предложила я.
        – Шиллера, говоришь, почитаешь? Уж лучше Шекспира, он будет ближе к теме. Страсти у нас нешуточные разыгрались, по этой истории только драму писать! Ах, детка, не смогу я нынче отвлечься и успокоиться. И даже если мы с тобой о погоде болтать будем, я не прекращу думать о том, что случилось. Ведь, если кто и виноват, так это я.
        Видя, что он морщится, я присела на подлокотник его кресла, потерла ему слева спину по круговой стрелке. Он заботу принял, подождал, пока боль отступит. Сложил на пальцах мудру. Он всегда, когда сердце прихватывало, мудру сердечную делал, утверждал, что помогало обходиться без лекарств. «Правильное распределение энергии», понимаешь ли.
        – Феофан Леопольдович, вы тоже ничего не могли сделать, потому что ваша невестка – инопланетянка, против которой нет никакой защиты, – попыталась я пошутить, – а ваш внук оказался настоящим Отелло, чего, конечно, никто не мог ожидать. Только вы не подумайте, что я ему повод давала. С чего у него заскок вышел – ума не приложу.
        Я пересела в свое кресло. Захотелось чая сладкого с лимоном. Я вдруг вспомнила, что за целый день позавтракала только чашечкой кофе и все. Но от всей этой кутерьмы есть расхотелось совершенно. А вот чаю бы… «стаканов шесть»…
        – Да этот, как ты выражаешься, заскок можно объяснить. А вот что касается моих возможностей, то тут ты ошибаешься. Мог я свою невестку приструнить, мог, да послушался жену. Она у меня великим миротворцем была. Все боялась притеснить молодую семью, посягнуть на их независимость. Она обожала нашего сына, души в нем не чаяла и всячески ему потакала. Даже когда это шло не во благо, она позволяла делать ему заведомые ошибки, чтобы потом выручить из беды, спасти и наставить на путь истинный. А вот однажды не смогла. Ты же знаешь, что Матвей умер от обширного инфаркта. Ну и Маша почти вслед за ним ушла. Наверное, и там ей надо было опекать ребенка, – он ткнул пальцем в потолок. – А вот почему у него этот инфаркт случился, никто не знает, но предпосылки в виде сердечных приступов различной тяжести известно от чего случались. Понимаешь, детка, уж не знаю, за какие грехи, но Стелла нам была послана в виде наказания. Только благодаря ее стараниям, мы потеряли единственного и горячо любимого сына. И не смотри так, я не выдумываю, а констатирую факты.
        И тут последовал рассказ, который действительно просится в разряд драматических. Во всяком случае, мыльную оперу, самый популярный жанр наших дней, вполне можно было сочинить серий на двадцать – тридцать.
        Умница Матвей, закончивший с отличием школу и с завидной легкостью обучающийся на юридическом факультете самого престижного вуза, влюбился без памяти в свою «звезду» – Стеллу. Более неподходящей партии для красивого, умного и талантливого парня нельзя было и придумать. Как поется в известной песенке, «а девушка созрела…». Но в данном случае это был не просто перезрелый фрукт, а порченый товар. Стелла родилась и выросла в бедной рабочей семье, где пьянка, мат и дебоши были делом привычным. Но природа наделила ее яркой, привлекательной внешностью, и девица решила, что прозябать в бараке и пахать с утра до вечера на заводе она не станет. Ее ждет жизнь, полная приключений, к примеру, с непризнанным гением, художником-сюрреалистом, с которым она познакомилась в парке на танцах. Ей было пятнадцать лет, когда они решили покинуть город, не принимающий и отталкивающий людей нового времени, то есть, их. Два года Стелла шаталась по стране со своим художником, пока не родила от него ребенка. После чего ее гражданский муж уговорил девчонку вернуться к родителям, так как с малышкой на руках она не могла
сопровождать его в странствиях. Больше о нем она не слыхала. Она вернулась в рабочий барак, где ей ежедневно приходилось выслушивать от родителей нелицеприятные вещи в свой адрес. Более того, выяснилось, что у ее дочки сильные физические отклонения, но денег на многочисленные операции не было. Стелла находилась в очень тяжелом положении, когда случай ее свел с Матвеем. Парня поразила эта девушка, столь отличавшаяся ото всех его знакомых. Казалось, она знает тайну бытия и читает в его душе, как в открытой книге. Он практически потерял голову и от любви, и от сострадания к ней. В результате, он поставил родителей перед фактом своей женитьбы. Вот тут у Феофана Леопольдовича появилась первая возможность отказать девице в доме, но Мария Ефимовна, отличающаяся добрым сердцем, велела сыну привести девушку в дом. Увы, им сразу стало ясно, что перед ними тот самый волк, которого кормить дело зряшное. В Стелле чувствовалась злая сила, способная разрушить все на своем пути. Но переубедить сына оказалось невозможным. Он не хотел «просто жить с ней», он желал ей дать все, что у него есть, без остатка. И в этот
момент отец еще мог проявить непреклонность, предоставив им самостоятельно бултыхаться в «океане семейной жизни»: зарабатывать себе на кровь и пищу. Но нет, позволил им поселиться в собственной квартире, взял на себя ответственность за больного ребенка.
        На этом месте раздался телефонный звонок моего мобильника. Это был Громов, который замогильным голосом поинтересовался, все ли со мной в порядке. Я прорычала, что все превосходно и чтобы он мне больше не звонил, иначе им всем будет плохо. Пришлось объяснить старику, что друзья переживают, как у меня дела. Он кивнул, не стал вдаваться в подробности и снова приступил к своему рассказу.
        – Вскоре стало ясно, что девочка не жилец, если срочно не сделать хотя бы первую серию операций. На лечение девочки ушло очень много денег, но результаты были плачевны. И вот Феофан Леопольдович задействовал все свои связи, и малышку поместили в известную московскую клинику, где стали готовить к операции, которая должна была либо поставить на путь выздоровления, либо лишить всякой надежды. Стелла, естественно переехала на это время в Москву, а Матвей не находил себе места в ожидании их возвращения. Он понимал, что их нормальная семейная жизнь напрямую зависит от здоровья ребенка. Стелла была невероятно привязана к своей дочери. Иногда Матвею казалось, что для нее ребенок воплощает в себе все, что осталось от первой любви к этому художнику. К сожалению, результат операции оказался отрицательным. Московскими врачами был вынесен окончательный приговор – девочке осталось жить недолго. В этот ужасный момент Стелла поняла, что она снова беременна. И она решила избавиться от ребенка по возвращению из Москвы. Она настолько не придавала значения этой беременности, что рассказала о ней мужу. Матвей принялся
горячо убеждать жену оставить малыша. Вся семья воспротивилась этому ее решению. Рождение совместного, здорового ребенка это был единственный шанс спасти семью. Стелле ребенок был не нужен, она не хотела этого чужого, нелюбимого ребенка, который станет отнимать ее у любимой дочери. Она уступила мужу и его родителям, потому что это был единственный шанс остаться в их квартире, на их иждивении. В противном случае, им с малышкой указала ли бы на дверь. Она это сумела почувствовать. Беременность проходила прекрасно, будто ребенок понимал, как мама не хочет его появления на свет, и старался ее задобрить. Но когда родился Костя, дочка Стеллы умерла. И целых три года Стелла едва обращала внимание на своего сына. Малышу наняли няньку, и его мать могла по полдня проводить на кладбище. Потом она стала «отвлекаться»: уходила из дома побродить по магазинам, регулярно посещала парикмахерскую, ходила в кино. Матвей все сносил, понимая, что жена пережила стресс и надо дать ей возможность пережить эту боль. Но то, что она оставалась абсолютно равнодушной к маленькому Косте, его глубоко задевало. Матвею приходилось
много работать, чтобы закрепиться в районном суде, куда его пристроил отец после университета, поэтому и он тоже не мог много времени уделять малышу. И Костя общался целыми днями с нянькой. Потом его отдали в детский сад, чтобы у него появился опыт общения в коллективе. Но отводить и забирать ребенка из сада, готовить ему еду продолжала нянька. Но даже любящее сердце имеет запас терпения, Матвей все чаще упрекал Стеллу в том, что она плохая мать и жена. Но та продолжала испытывать его терпение до тех пор, пока не поняла, что муж находится на грани развода с ней.
        Опять зазвонил телефон. Высветился номер Громова. Я извинилась, встала, подошла к окну и погрозила им кулаком. Мужики курили, Ритка сидела на капоте. Кулак заметили все. Громов спрятал мобилу в чехол на джинсах. Ритка слезла с капота и помахала мне ручкой. После этого я предложила Феофану Леопольдовичу почаевничать, отбросив в сторону церемонии, кто кому должен предлагать чай, гость или хозяин. Мы перебазировались на кухню, решив, что не будем сервировать чайный столик в столовой.
        – Осознав то, что ей снова грозит оказаться на улице, – продолжил излагать свои мысли Феофан Леопольдович, – без средств к существованию, Стелла испугалась. Конечно, Матвей не оставил бы ее совсем без денег и комнату в общежитии бы нашел. Он юрист, да еще работает в суде, поэтому ребенок ей бы не достался, а значит, не было бы и алиментов. Ей это было не нужно. И она, как хамелеон окраску, сменила свое поведение. Нет, Стелла не хотела покидать новую просторную квартиру, в которую они переехали от родителей после рождения Кости. Она не хотела начинать работать, ведь так приятно, когда тебе дают деньги просто за то, что ты есть. Она не желала менять свой образ жизни! Одумавшись, она вцепилась в Костю, как утопающий хватается за спасательный круг. Сначала она придумала, что его нужно лечить от каких-то болезней. Таскала его поликлиникам, сдавала анализы, водила на массаж и лечебную физкультуру – все что прописали врачи. Она таскала его в бассейн летом, а зимой в клуб любителей зимних видов спорта. Костю учили стоять на лыжах и кататься на коньках. Затем она решила, что мальчик должен получать
дополнительное образование. Дом пионеров стал их вторым домом. Костя, став первоклассником, ходил в шахматный кружок, кружок юного физика. С ним занимался учитель английского языка и психолог. Матвей, безусловно, радовался, что жена очнулась от долгой спячки, но ему казалось, что слишком уж она муштрует ребенка. Ну разве так можно, чтобы с утра до вечера где-то «образовываться»? А когда же в футбол с мальчишками играть во дворе? Но Стелла, сообразившая, что Костя является тем буйком, который удерживает ее на плаву, стала старательно культивировать в сознании ребенка собственную значимость. Она неуклонно выстраивала в нем преклонение перед образом матери. «Мать – это самый нужный, самый важный человек в твоей жизни. Если не будет матери, не будет ничего. Ты всем обязан маме, которая жизнь положила, чтобы вырастить, воспитать тебя, помочь раскрыть твои таланты и способности». Эту мантру Костя заучил наизусть. Эта догма стала для него такой же естественной, как и то, что Земля круглая. Всю свою сознательную жизнь он был под пятой матери. Она вбила в голову сына мысль, что он всем, чего добился, обязан ей
и только ей. Она ради него пожертвовала карьерой, развлечениями и многим другим, потому что жила для ребенка. Понимаешь ли, детка, я все это видел, и Маша видела. Но мы не решались лезть в семью сына, – прихлебывая чай из красивой фарфоровой чашки, объяснял Феофан Леопольдович. – Да она бы этого и не допустила – Костя стал ее собственностью. Благодаря ему, Стелла прочно закрепилась на своем месте. И она никому и ничему не позволила бы себе мешать. Я потом ненароком узнал, что она периодически делала аборты, и мне кажется, что не всегда от Матвея. Да, да, ходили такие слухи, что она погуливала. Но, знаешь ли, без доказательств. Она никогда не приходила поздно, никто ей не звонил домой. Наоборот, она все время занималась сыном. Только вот при определенной оборотистости можно было по-разному использовать время, когда он сидел на занятиях.
        Это мне уже было известно. Но я не стала ничего рассказывать Феофану Леопольдовичу о Демьянове. Ни к чему зря расстраивать старика, ему и так досталось.
        – Вот так они и жили. Внешне благополучно, а внутри разрозненно. И наш сын был одинок в своей семье. Он, который так боролся за появление на свет Кости, который потом чуть не свихнулся, пытаясь обратить материнское внимание в сторону ребенка, оказался в опале. Она не воспитала в мальчике любви к отцу. Знаешь, это возможно – не воспитать любовь к одному из родителей. Она их искусственно отдалила. Укладывала мальчика рано спать, по выходным таскала его на занятия в кружки. Матвей ничего не мог поделать. Или не стал. Я не знаю. Думаю, что решил, что сам не сможет столько делать для сына, поэтому позволил ей творить свое дело. Знаю одно, что скандалы у них все-таки случались. И после одного такого его увезли в больницу. И спасти его не успели.
        Он помолчал немного и продолжил.
        – И все эти годы я думаю, что все могло бы пойти по-другому, стукни я тогда кулаком по столу и изъяви свою волю. Но нет, я показал себя полной размазней. Я побоялся конфликтовать с сыном. Почему? Ведь мы хорошо друг друга понимали, он понял бы потом меня и простил. Но я побоялся. А эта змея подколодная ничего не побоялась.
        – Феофан Леопольдович, а можно я кое о чем вас спрошу? – подала я голос.
        – Спроси, спроси, – заморгал он часто.
        – Почему вы сказали, что поступок, – я так мягко охарактеризовала Костино преступление, – вашего внука объясним. Я была потрясена, потому что считала Костю совершенно другим. Я и заподозрить не могла, что он все это время вынашивает планы мести. Мне, которая ничего плохого ему не сделала! Я ведь считала, что он меня любит, понимаете? А он оказывается меня ненавидел! – я часто задышала, пытаясь справиться с эмоциями.
        – Наше сегодня рождается в нашем вчера, поэтому я сказал, что он поступил предсказуемо. Не то, чтобы я мог предвидеть конкретно эту ситуацию, нет, но после того, как я ему открыл все правду, было два пути. Первый – сделать выводы и постараться исправить свою жизнь, и второй – потерять голову и наделать глупостей. Как видишь, я тоже ошибся в своем внуке. Мне казалось, что он достаточно разумный и развитый человек, чтобы переварить пару семейных скелетов, но мамочкино воспитание сделало свое черное дело. Костя сорвался. Это я, я собственными руками выпустил джина из бочки, но, с другой стороны, я был искренне убежден, что делаю благое дело!
        Феофан Леопольдович горько вздохнул и рассказал, при каких обстоятельствах у них состоялся тот злосчастный разговор с Костей.
        Став юношей, Коржиков младший осознал свою внешнюю непривлекательность. Чувствуя себя ущербным, он даже не пытается наладить личную жизнь. Некрасивым людям гораздо труднее утверждаться в коллективе и вообще добивать чего-либо в жизни. Косте мало-мальски повезло – он родился в семье «со связями», хотя дедушка с каждым годом старел, и связи тоже устаревали, а память об отце стиралась в головах «нужных» людей. Поэтому поддержка ему все же в жизни была гарантирована. Но что касается любовных дел, то с этим все обстояло из рук вон плохо. Девчонок интересовали совсем другие парни, а не Костя с его умом и возможным будущим. Обладая математическим складом ума, он начинает развивать свои способности, получает образование, заканчивает аспирантуру, защищает кандидатскую, затем докторскую. И все эти годы он страстно влюблен в девчонку из соседнего подъезда. Он ее заметил еще в ранней юности. Абсурдность заключается в том, что с таким же успехом, он мог влюбиться в Галатею или героиню Санта-Барбары. Девчонка была птицей другого полета, причем сам Костя в отношении ее вообще был рыбой. Их галактики вращались в
триллионах лет друг от друга. Но любовь способна творить чудеса. Сначала он издалека следит за ее жизнью, за ее романами, ночными посиделками в беседке с молодежью, ее увлечением мотоциклами и рок музыкой. Затем постепенно он начинает сокращать дистанцию от простых приветствий до задушевных разговоров. Ему, естественно, не нравятся ее поздние возвращения с дискотек, туристические походы с палатками, прыжки с парашютом. Ему не нравятся ее подруги и друзья, ее раскованное поведение уверенной в себе женщины. Его раздражает ее открытость, контактность, та легкость, с которой она идет по жизни. Ему безумно не нравится выбранная ею профессия журналистки и надежды уехать в Москву и сделать там карьеру. Больше всего на свете он хотел бы заполучить ее в безраздельное пользование, жениться на ней и запереть в четырех стенах Он хотел, чтобы она также нуждалась в нем, как он в ней. Он многого добился в этой жизни, но целью продолжало оставаться полное порабощение Ксении Аверской.
        – Так что, детка, ты стала его навязчивой идеей еще тогда, когда даже не помышляла о нем, как о муже. Но мой внук – сын своей мамочки, что ему в голову взбредет, там и остается. Он сумел воплотить в жизнь свои планы относительно тебя. Ты обратила на него свое внимание, – усмехнулся Феофан Леопольдович. – Костя был очень настойчив. А в один чудесный день я вдруг подумала: к чему искать что-то неведомое, когда рядом находится добрый, умный, любящий мужчина, который на все готов ради тебя. Я знаю, что нельзя было соглашаться выходить замуж без любви, но я очень уважала Костю и прекрасно к нему относилась, и думала, что этого окажется достаточно для крепкого брака. Иногда и этого у людей нет, когда они создают семьи. Ты была права, этого могло бы хватить для создания нормальной семьи. Но, видно, не было вам на роду написано быть вместе. Тебя лютой ненавистью возненавидела Стелла и войной пошла против вашего брака. Она в тебе увидела реальную угрозу своему благополучию. А ну как невестка начнет сына настраивать против матери, да сократит размер дотаций, выплачиваемых ей Костей. И потом так приятно
полностью управлять всем имуществом, в том числе и тем, что принадлежит только сыну. Но самое интересное, что она использовала все те аргументы, от которых я в свое время воздержался. Поедом его ела, тебя выставляла в самом невыгодном свете.
        – Я из неблагополучной семьи, вертихвостка, журналистка, – стала загибать я пальцы, – а еще стерва, которая желает жить на всем готовеньком, и только поэтому выходит замуж за человека старше себя, некрасивого и все такое прочее.
        – Теперь это все помножь на десять и прибавь тысячу, и ты получишь реальный масштаб ее наскоков. Кому как не ей знать, что следует хулить в будущей невестке. Правда, в отличие от тебя, у нее не было образования, квартиры, машины, зато была дочка-инвалид. И тем не менее, несмотря на то, что Костик ей никогда против слова не говорил, он все же настоял на женитьбе. И вот тут ты подкачала.
        Я не нашлась, что ответить, эта тема старая, и мы с ним ее уже обсуждали. Но вот опять он говорит, что я подкачала. Конечно, подкачала, но не специально! Для меня важна была моя карьера, мне нравилась моя работа, если не учитывать взаимоотношения с шефом, то все меня в ней устраивало. И кто же думал, что все так получится с перелетами?
        – В общем, семейная история всплыла, когда Костик продолжил с тобой встречаться уже после того, как ваша свадьба не состоялась. Когда об этом узнала Стеллла, то закатила грандиозный скандал. А потом пригрозила Косте, что если он тебя приведет в дом, то она покончит с собой. Мальчик ей поверил и прибежал ко мне. Я позвонил гадине, чтобы она прибыла на беседу, но она заявила, что слышать ничего не желает и ей плевать на мои нравоучения. «Костик мой сын, а не ваш внук!» – так и сказала.
        – Она сумасшедшая, – пробормотала я.
        – Думаю, что определенные сдвиги в ее сознании всегда были. Но к старости это усилилось, – согласился он. – Так вот, Костя был очень подавлен. Он не мог разорваться между любовью к тебе и всем тем грузом, который свалила на него Стелла: любовь и уважение к матери, преклонение перед ее чувствами к сыну, ее самопожертвование и все остальное прочее. И тогда я решил, что пора ему узнать правду о том, что происходило с его родителями, и вообще как все это было.
        Я прикинула, как бы я восприняла известие о том, что моя мама меня не желала иметь, хотела абортировать, а потом не обращала на меня внимания до тех пор, пока не возникла угроза оказаться снова в бараке, из которого ее когда-то извлекли. Конечно, я была бы шокирована, подавлена и сильно расстроена. Но все же не до такой степени, чтобы превратиться в убийцу. Причем, Костя как раз должен был злился на свою мать, на деда, который не защитил его в детстве, на покойного отца, который самоустранился. Но что его заставило обратить свой гнев на меня?
        «Она всю жизнь тобой прикрывалась, чтобы нигде не работать и ничего не делать. Она таскала тебя по всем секциям, кружкам и детско-юношеским центрам, чтобы муж понимал, что она не может работать даже по дому, и оплачивал прислугу. Она не позволяла нам принимать большее участие в твоей жизни, потому что не хотела, чтобы у нас тоже появились какие-то рычаги воздействия на твой разум. Она до сих пор терроризирует тебя, потому что не желает ничего менять, прежде всего, в своей жизни!» – вот что сказал дед внуку, чтобы заставить его по-другому взглянуть на собственную мать.
        Смириться с предательством близкого человека невероятно трудно, но Костя старался изо всех сил. Он пытался оправдать свою мать в своих глазах, но на ум приходили все новые и новые подробности из его детства, которые наглядно демонстрировали ее старания поработить сына. Мать манипулировала им, играла, как с куклой. И наверное, невероятно забавлялась, сделав из собственного сына раба своих амбиций. Злость и обида за того беззащитного мальчишку, которого заставляли непомерно много заниматься, возили в санатории, вместо того, чтобы отпустить в пионерский лагерь. Вдалбливали английский, вместо того, чтобы позволить занятия на стадионе. Он рос хилым и изолированным от общества своих сверстников. Ему всегда было некогда, он жил по расписанию, поэтому невозможно было съездить с отцом на рыбалку или с дедом на дачу. Черт бы ее подрал, эту мамочку, которая всячески ему давала понять, что никому, кроме нее, до Кости нет дела. И это стало лишь крошечной верхушкой айсберга негатива, который стал лихорадочно подыматься с глубин его сознания.
        – И все же я не понимаю, почему он решил, что я состою в связи со своим шефом, – покачала я головой. – Я терпеть не могла Жаткина, а он едва выносил меня. Это знали все. Но Костя умудрился слышать только себя. Представляете, он мне привел такие доказательства, как разговор со сторожем автостоянки, который видел, что Жаткин приезжает к дому с блондинкой. Господи, да блондинок, как собак нерезаных! А еще он позвонил в редакцию и выяснил, что, когда я уехала в предсвадебную командировку, Жаткин тоже уехал в командировку. Костя даже не уточнил, куда именно и когда вернется. Нет, он тут же решил, что мы умотали вместе! Бред какой-то!
        – Знаешь, – осторожно заметил Феофан Леопольдович, – мне кажется, что у него были основания думать, что у тебя с шефом могут быть какие-то отношения. Во всяком случае, он на это намекал!
        Я попыталась его переубедить, ведь сейчас-то рот у меня не был заклеен пластырем, но он мне этого не позволил.
        – Дорогая, Костя был поглощен идеей на тебе жениться, но он прекрасно отдавал себе отчет, что ты в него не влюблена. Значит, зачем-то тебе это надо. Или люди любят друг друга и женятся, или они брачуются, исходя из каких-то целей. Он считал, что ты рассматриваешь его как выгодную партию: богат, прочно стоит на ногах, имеет степени и научные звания и может содержать молодую жену так, что она будет, как сыр в масле кататься. Он не верил, что ты всерьез думаешь о карьере журналиста, да еще в нашем городе, где масштаб для карьеристов совсем не тот. А тут ты уцепилась за работу, которая трудная, ответственная, да еще говорила, что с шефом большие недоразумения случаются. И он остановился на более удобной для его сознания мысли: у тебя роман с твоим начальником. Он, как мог, проверил эту версию, и нашлись подтверждающие факты, опять же в его разумении.
        В зале зазвонил телефон, и он, извинившись, вышел, а я задумалась над его словами. А что, в этом резон есть. Получается так: Костя думает, что я ищу в нем денежный мешок и готов согласиться с этой ролью, потому что для него важно сделать меня непременно своей женой. А тут еще подслушивает наш дурацкий треп с Риткой, полностью подтверждающий его теории. Что можно подумать? Что я такая же стерва, как и его мамочка, мне нужны от него его деньги, а не бессмертная душа. Уж если на подобные вещи способна женщина, которая родила тебя, то что уж говорить об остальных. Да плюс чувство собственной неполноценности (Костя считает, что он урод), да плюс мои откровения по поводу прошлых романов (расценивая Костю как друга, я наболтала много лишнего). Вот у мужика шарики за ролики и закатились. Что он там говорил, когда вез меня убивать – все женщины подлые, лживые, коварные предательницы и их надо наказывать. Да, теперь все сходится. Феофан Леопольдович ясно дал понять: что Константин ни на минуту не поверил в мои заявления, что боюсь потерять работу, поэтому накануне свадьбы отправляюсь в командировку
выполнять задание начальства. Женщине, ищущей выгоды от брака, работа по большому счету не очень-то и нужна. Причем, я сама неоднократно говорила, что шеф недоумок и завалил меня работой по макушку, но на конфронтацию с ним идти не могу. Логичный вопрос: «зачем что-то доказывать шефу-недоумку, зачем держаться за место, где трудно и маетно, когда мечта о сытой и благополучной замужней жизни вот-вот сбудется? Правильно. Я все вру. А на самом деле сплю с Жаткиным за спиной у жениха. И тогда он решил, что всем покажет Кузькину мать! Все правильно. Бедный Костя!

        Глава 12

        Ему не дали осуществить до конца его гениальный план. Заперли в клетке, как безумного зверя. «Хорошо жить через копирку, чтобы, в случае исчезновения, иметь доказательство существования» – кажется, именно так говаривал ее любимый Ежи. Ну что ж, этот раунд остался за ней. Он проиграл. А она выиграла. Вон какая счастливая и довольная. Еще бы, отвергнутый жених за решеткой, а вокруг вьются потенциальные жертвы ее цепких ручонок! Он аж зубами заскрежетал от невозможности прервать сею секунду ее жалкое, презренное существование, освободить душу, томящуюся в бездне разврата.
        Нет, она рано радуется, еще не все потеряно, у него есть деньги, на которых можно нанять отличных адвокатов, связи на самых верхах, прекрасные характеристики с места работы. Не стоит впадать в отчаяние. И все же досада заполняет все его существо, он не может с ней справиться. Нужно было обязательно делать поправку на элемент случайности при расчетах данной ситуации, более того, раз он принял за данность существование судьбы, нужно было учитывать такие субстанции как везение и невезение… Чувствуется, ему будет над чем поразмышлять в замкнутом пространстве следственного изолятора.
        Он не мог понять, в какой именно момент в его выверенные расчеты закралась ошибка. Лежал, отвернувшись к стенке, и думал о теории вероятности, судьбоносности и невероятности. Он размышлял о событиях и людях, оставшихся за чертой данного момента. И не разу ему в голову не пришло ни единой мысли о будущем, казалось, прошлое поглотило его разум.
        Он узнал страшную тайну, мрачное предание выпало на него из семейного шкафа со скелетами. Оно вывернуло наизнанку его душу. Еще бы, его мать, которую он не просто уважал, а боготворил, считая, что всю свою жизнь она положила на алтарь служения его Гению, оказалась обыкновенной алчной тунеядкой, интриганкой и просто хитрой стервой. Казалось, перевернулось все мировоззрение, рушилось все, что было незыблемо. И с этим было невероятно тяжело примириться. Но спасение от кошмара, буквально раздавившего его, было возможно. Он смог бы остаться чистым и искренним, цельным и сильным, если бы в тот трудный час Ксения поддержала его. Но нет, с чего бы такое везение?! Она могла его спасти, но, вместо этого, вонзила ядовитый кинжал в его открытое, любящее сердце. Какое коварство! Вот истинная природа женщин – убивать тех, кто им покорился. А ее предательство он расценивал именно так – как убийство. Она убила в нем надежду на счастливое будущее с любимой женщиной.
        Почему, ну почему женщины столь безудержно кровожадны? Откуда в их природе утонченная стервозность, бездушие и равнодушие? А ведь какие-то глупцы воспевают женскую доброту, отзывчивость, готовность прийти на помощь и даже – преданность. Какой обман, какая глупость! Женщины – хищницы, женщины – разрушительницы, женщины – кровожадные монстры. Они нелюди этой планеты. Возрожденные из кости Адама, они по ошибке получили душу человеческую, но и она скукожилась и трансформировалась в грешных телах этих валькирий.
        И все-таки он не мог причинить вреда ни матери, которую презирал, ни Ксении, которую любил мучительной, унижающей его мужское достоинство, любовью. Даже после того, как ему открылась грязная правда, отравившая всю его сущность. Но при этом, ему было необходимо на ком-то сорвать свою ярость. Тогда в его голове возник дьявольский план. И христианская заповедь – не убий – перестала для него существовать. Он решил, что будет безжалостен. Такие вещи нельзя никому никогда прощать. Он бы потерял к себе уважение, если бы оставил все как есть. За все надо платить!!! Очень, очень мудрый закон жизни. Она заплатит за все…ему. И это будет правильно. Ведь по сути, то, что он делает – высшая форма справедливости. Каждому – свое – это еще один закон. Грамотный, выверенный, справедливый.
        Он очень плохо спал последнее время. Просыпался посреди ночи в поту от кошмаров. Надо было что-то делать, чтобы прекратить эти истеричные проявления. Он привык к своей уравновешенной натуре, и ему было непривычны подобные умственные эскапады. В глубине души он хотел, чтобы этого всего вообще с ним не происходило. Но стоило ему ощутить подобные трусливые мысли, как он методично прокручивал в уме свои новые знания, и ненависть вспыхивала в его сердце. Это было новое, сильное, неведомое ранее чувство, побуждающее к действию. И он совершил то, что от него требовалось в данной ситуации скорее на уровне физиологии, чем психологии. Он добился, чтобы Ксения согласилась расписаться тайно от его матери. И так как свадьба как таковая ее интересовала мало – главное для нее было стать его женой – то она согласилась с его предложением. Она, конечно же, решила, что он, маменькин сынок и подкаблучник, боится публичного скандала. Он на это и рассчитывал.
        И в этот день, по его задумке, она должна испытать такой же ужас и горе, какие он пережил в тот день, когда она не вернулась из командировки и сорвала их первую свадьбу.
        Просто не явиться самому на бракосочетание, как это сделала она, было бы глупо и непоказательно. Надо было устроить что-нибудь более впечатляющее. Тогда у него родился план. Убить соперника и свалить вину на свою невесту. У него прекрасные адвокаты, он сможет откупить ее от тюрьмы. Взамен он получит то, что хотел: ее абсолютную зависимость и безмерную благодарность. У него был отцовский пистолет, который стал орудием убийства. Он продумал все до мельчайших подробностей, составил идеальный план и с блеском его осуществил. Жаткина он застрелил во дворе его же дома, тело спрятал в багажнике «девятки». Этот дурачок так ничего и не понял, когда схлопотал пулю. Но разве он должен был что-то объяснять тому, кто влез в его жизнь в грязных сапогах и потоптался по его надеждам и мечтам? Конечно, он убил его без суда и следствия, но Фемида в тот момент сняла свою повязку и поддержала его. Все так и должно было случиться. Тот, кто ходит по краю пропасти и любит балансировать на острие бритвы, редко взлетает ввысь, зачастую таким уготовлена бездна. Нет, он ничуточки не сомневается в правильности своих
действий. Он лишь был орудием высшей кары. Более того, смерть этого подонка нужно было снять на камеру и демонстрировать в кинозалах страны, вместо рекламного блока, чтобы другим было неповадно поступать подобным образом.
        Машину своего соперника он отогнал на стоянку, причем, чтобы его не опознали охранники напялил жатковскую бейсболку и вместо очков использовал линзы, потому что очки – это запоминающаяся примета. Потом вернулся к дому Жаткина, сел в свою машину, оставленную перед супермаркетом напротив, и уехал домой. Утром он уже занял пост между гаражами, чтобы увидеть отъезжающую Ксению. Он собирался тут же позвонить в милицию и сообщить о трупе в ее багажнике. И вот тут случился первый прокол. Ксения зачем-то полезла в багажник и нашла в нем своего бывшего шеф, после чего они с Громовым вывезли труп в неизвестном направлении. Он не смог проследить, куда именно, а когда выбирался к своей машине, то умудрился потерять сотовый.
        А дальше в игру вступила его милая мамочка. Он тогда узнал «Победу», на которой она сшибла его невесту перед загсом. Потом он видел, как она поменяла стаканы с шампанским на банкете. И от отравленного шампанского, попавшего на бутерброд, скончалась крыса Анфиса. Его мать решила отправить неугодную ей Ксению на тот свет. Отлично! У него был, конечно, собственный план, но он решил не вмешиваться. Во-первых, ему было приятно наблюдать как мать собственными руками роет себе могилу. Собственно она за него выполняла грязную работу! Во-вторых, он не хотел раньше времени раскрывать перед ней свои карты, зная ее характер, он боялся, что она испортит всю игру. И в третьих, это была еще одна возможность убедиться в том, что с Ксенией может разобраться лишь он один. Его невеста была словно заговоренной, смерть обходила ее стороной. И тогда пришло понимание, что он и только он должен сделать то, что не получилось у его матери. Он понял это в тот момент, когда в ее квартире приключился тот ужасный, унизительный случай. Ему словно бы наглядно продемонстрировали всю развратную сущность Ксении. Наглая девка, она
посмела бросить ему в лицо, что ничуть не расстроилась, упустив свой шанс стать его женой! С прежней беспечностью и легкомыслием, похотью и сладострастием она отдавалась очередному самцу у себя в ванной. И тогда он понял, что нужно остановить ее нравственное разложение, нужно очистить ее душу. И только смерть способна справиться с такой задачей.
        Он пришел к ним под утро. Открыл дверь запасным ключом, включил газ, все четыре конфорки и даже открыл духовку, выключил кондиционер. Они спали пьяные, голые в спальне. Он стоял и смотрел на нее, пока запах газа не сделался слишком сильным. Тогда он покинул квартиру.
        Но нет. Она не пожелал принять легкую смерть. И тогда стало очевидно, что только кровопролитие способно удовлетворить высшие силы. И он поехал к ней, чтобы наконец свершилось то, что было предначертано судьбой.

        Глава 13

        В тот вечер мы кутили в «Трех пескарях». Вкусно поели, хорошо выпили, тем более, что поводов было хоть отбавляй. А потом поехали на покой. Громов, несмотря на все мои отказы, остался спать на диване. Я же завалилась в спальне без задних ног. Казалось, только голова коснется подушки, тут же провалюсь в объятия Морфея. Да не тут-то было. Навалились на меня мысли всякие разные, по большей мере ужасно печальные. И я вновь заревела. В последнее время я то и делаю, что плачу. Странно, наверное, это годовалые запасы влаги из меня выходят. В противном случае, навернулась моя нервная система, и теперь я буду рыдать по всякому пустяку. Впрочем, нынче поводов была куча необъятная, так что…
        Ревела я о себе. Все у меня, бедной, в жизни через пень колоду. Росла без отца, в любви не везло, с работой беда, замуж выйти не удалось целых два раза. Жених свихнулся и решил меня убить, свекровь меня возненавидела и тоже решила извести насмерть. На жениха положила глаз другая, и ну с остальными в пакостях соревноваться, чтобы себе жениха моего отбить. И все это за одну неделю. Ужас! Кошмарный ужас!
        А я взяла и влюбилась. И нет чтобы в какого-нибудь менеджера из продуктового магазина, чтобы значит всегда под рукой был. Нет, я, как всегда, втюрилась с перспективой на отъезд в психушку. Мой избранник – столичный парень, красавец и умница, потрясающий любовник, а еще адвокат, работающий в подозрительной организации. Конечно, на лицо все предпосылки для тихой, счастливой семейной жизни. Вот от кого надо рожать детей и ждать его каждый день к ужину. Вот на кого никто не позарится, да и он, скорее всего, всю жизнь берег себя для меня!!!
        Мое нытье разбудило не только Бегемота, который уже некоторое время сидел на соседней подушке и таращился на меня круглыми глазищами, но и Громова. Он призраком возник в дверном проеме и спросил замогильным голосом.
        – Ты чего ревешь, Аверская?
        – Себя жалко, – честно призналась я.
        – Понятно.
        Он подошел и сел на кровать.
        – Ладно тебе, хватит слякоть разводить, все будет тип-топ, – сказал он.
        – Громов, почему это мне так не везет?
        – Ты что, с дуба упала? Если не тебе, то кому везет? Тебя кто только завалить не хотел в последние дни, а ты жива. Тебе машину разбили, так новую купили, в сто раз лучше прежней. У тебя жених психом оказался, так ты еще лучшего нашла. И после этого ты говоришь, что тебе не везет? Вот, блин, неблагодарный вы народ, бабы!
        – А если он не вернется? – вовсю лукавила я.
        – Кто, Мирик? Да он уже, наверное, едет из своей Москвы и секунды до встречи считает. Он же тебе вчера двадцать раз звонил!
        – Да нет, я немного не об этом плачу, – хрюкнула я носом.
        – Знаешь, что? Если на тебе больше никто не женится, то тогда я женюсь. Мы с тобой так хорошо ладим, что думаю с семейной жизнью проблем не будет, – возвестил он.
        – Спасибо тебе, Громов, ты меня утешил.
        – А что, смотрю я, как вокруг тебя мужики круги наворачивают и думаю, а чем ты, братец, хуже? И правда, ты когда своего Мирика бросить надумаешь, свисни, я прибегу.
        – Так мне же давно не восемнадцать и грудь у меня маловата, не в твоем вкусе, и ноги не от ушей, сам видишь. А ты всегда мечтал именно о таких.
        – Ты что мелешь, Аверская? Если ноги от ушей, то где тогда грудь должна держаться? В общем, все: тему замяли. Как только, так сразу. Ты меня поняла?
        – Поняла, поняла, – захихикала я.
        – Ну тогда давай спать. У меня же режим. Завтра на работу надо. Не все же такие бездельники, как ты!
        Я прикинула, пореветь что ли по поводу безработицы? Но не стала. Полежала немного и заснула.

        Утро началось сумбурно. Громов поднял своим монотонным нытьем, что сначала полночи я ему спать не давала, а теперь за ним ухаживать не хочу. Пришлось подняться, дать ему полотенце, пожарить яичницу, сварить кофе. Кот тоже, вдохновленный примером Громова, стал мяукать и требовать завтрака. Вывернула полбанки кошачьих консервов в его мисочку и отметила про себя, что похода в магазин не миновать. Запасы продуктов снова иссякли. Естественно, я теперь ни за что не пойду в тот супермаркет, мимо этих оголтевших кошек Свиридовых. Лучше съезжу в гипермаркет «Южный», там и цены ниже, и ассортимент шире. А на моей «ласточке» одно удовольствие проехаться. И потом надо будет какой-нибудь ужин сварганить, чтобы порадовать Мирика.
        При мысли о том, что сегодня ко мне вернется ОН, все внутри завибрировало. Мир преобразился, заиграл более яркими красками, Громов стал менее ворчливым, Бегемот – более ласковым, я сама – божественно красивой. И в этот момент позвонил мой ненаглядный, чтобы сообщить, что ждет не дождется нашей встречи, летит на крыльях любви и вот-вот будет сжимать меня в своих объятиях. Нет, конечно, он употребил совсем другие слова, но я их восприняла именно так.
        Выпихав Громова на работу, я закружилась по комнате, распевая старый хит о том, что это и есть «май бьютифул лайф». Сделала тщательный макияж, прическу, долго выбирала одежду, пока не остановилась на цветной шифоновой блузке и нежно-розовых бриджах. Чувствуя себя на седьмом небе от счастья, вылетела из квартиры навстречу грандиозному «шопингу». Денег оставалось не так уж и много, но такие мелочи меня совсем не волновали.
        Я на входе прихватила огромную тележку на колесиках и отправилась в мир товарооборота, облазила все три этажа, купила продукты, еду для Бегемота, красивые салфетки, ароматизированные свечи, пробник духов какого-то жутко модного, по словам продавщицы, итальянца, крохотные ажурные трусики. Присмотрела вполне симпатичный купальник и забавные шлепанцы, на случай быстрых сборов в Грецию. И даже приобрела очки для подводного плавания, потому что в «Спорт-товарах» шла распродажа прошлогодней коллекции. Забрела в магазинчик игрушек и долго болтала по телефону с Риткой, бродя между полками с Барби и мягкими зверушками. Она объявила, что дозвонилась все-таки во Францию и, скорее всего, поедет туда через пару недель. Ее подруга и партнер по бизнесу Наталья нашла невероятно выгодный контракт, связанный с модельным бизнесом. Марго, как и я, пребывала тоже на седьмом небе, можно сказать, мы с ней летели на соседних облаках. Заплатив за крохотного смешного щенка, я решила, что можно двигать на выход.
        «А жизнь-то налаживается»,– вспомнила я бородатый анекдот про неудачника, который передумал кончать жизнь самоубийством, найдя в туалете окурок и початую бутылку водки. И засмеялась, вызывая недоумение на лицах окружающих. Ничего, ничего, скоро я поеду в сказочную страну, где все друг другу улыбаются, и никого это не удивляет. С этим радужными мыслями в голове я покатила свою коляску на парковку. Переложила пакеты в багажник. И вежливый мальчик в униформе маркета забрал пустую тележку и сердечно предложил заезжать к ним еще.
        А у подъезда меня ждал сюрприз. В виде прилетевшей мамы с кучей баулов и Мирика с огроменным букетом цветов. Они сидели рядышком на скамейке у подъезда и о чем-то мило беседовали. Я немного растерялась, так как не ожидала такого альянса. Но после бурных объятий и поцелуев и с тем, и с другим, все более менее нормализовалось в моей голове. Мама выполнила свою угрозу и прилетела первым рейсом самолета, а Мирик выжал все, на что способен западногерманский автомобиль, чтобы примчаться ко мне из последних лошадиных сил. Мы в конце концов зашли в квартиру, напугав Бегемота многолюдностью вторжения. Говорили одновременно, пытаясь выразить массу чувств и желаний.
        – Ну вы даете, – лопотала я, – я хотела торжественный обед приготовить. Вот, накупила всего!
        – Как же, как же, – пропела мама, глядя на выпавшую из пакета коробочку с трусиками, – ты и обед – это что-то новенькое.
        – Мама! – воскликнула я.
        – А я в еде неприхотлив, – заверил нас Мирослав.
        Нет, ну надо же им было вот так съехаться, одновременно! Моя расстроенная мина почему-то их обоих рассмешила. Но потом Мирик пришел на выручку.
        – Знаете, Екатерина Валерьевна, мне кажется, лучше всего нам поехать пообедать в «Мадьяр», или «Корсар», или куда пожелаете. А то пока Ксения приготовит свой торжественный обед, мы с голоду помрем. А ты, Ксюнчик, – обратился он ко мне, – сможешь сэкономить на продуктах. И приготовишь нам праздничный ужин.
        – А что у нас за праздник? – спросила мама.
        И я, к своей огромной радости, заметила ее особый «ласковый» взгляд, которого удостаиваются только те люди, которые попадают в разряд «стоящих». Значит, Мирик одобрен. Прошел, мой ненаглядный проверку боем! И вправду, что ни делается, все к лучшему, не известно, смогла бы я достойно представить их друг другу, а так они сами между собой сумели разобраться. Кажется, черная полоса в моей жизни подошла к концу. И начинается период под эгидой Фортуны. Я незаметно сплюнула через левое плечо и постучала себя по лбу, чтобы не сглазить.
        Праздник? Да полно праздников! – воскликнул Мирик и принялся загибать пальцы. – Мы с Ксюшкой попали в аварию, но не пострадали – раз, нас таким образом свела судьба – два, состоялось наше с вами знакомство – три. Ну а от четырех до десяти вам дочка расскажет.
        У мамы на лице отразилась мысль о моей беременности. Короткий взгляд на мой живот и глаза к потолку. Так, взяла себя в руки, улыбнулась. Молодец, мамочка!
        Остальные «праздничные» моменты я расскажу тебе в ресторане, – схитрила я. – Они касаются других людей и их отношения ко мне.
        – Вот как, – вздохнула мама, решив, что речь идет о расставании с Коржиковым.
        Бедная, она и не знает, какой страх за меня ей сейчас придется пережить, одно утешает, что я жива – здорова, поэтому ей будет это легче перенести.
        В ресторане она принялась сразу же требовать откровений, и я, чувствуя себя, как корова на льду, пустилась в объяснения. В принципе, я хорошо знала свою маму, поэтому выдавала информацию частями, сглаживая острые углы, посмеиваясь в самых «страшных» местах, поэтому мы выбрались из этого доклада без особых потерь. Мирик тоже помогал, как мог, хотя ему тоже было непросто – завершительную часть моих приключений он в подробностях не знал. Но даже то, что он услышал в прилизанном варианте для мамы, его взбесило. Было видно, что он жалеет, что мало наподдал Коржикову тогда в прихожей. И ему пришлось взять себя в руки и не демонстрировать своих желаний, потому что приходилось держать марку перед мамой. Увидев испуг на мамином лице, он живо указал на тот факт, что все время был рядом, а в моменты отсутствия за мной присматривали Серега с Громовым, поэтому ее дочь совсем не каждую секунду подвергалась опасности! А сейчас все в прошлом и не надо впадать в панику. По ходу рассказа мама возмущалась, ужасалась, негодовала, сыпала проклятиями в адрес моих обидчиков, принималась плакать и грозилась их убить,
целовала меня и благодарила Мирика за содействие. В общем, все прошло нормально. Мы даже смогли кое-что съесть из заказанных блюд.
        Потом мы отвезли ее домой, где ею была обнаружена погибшая дифенбахия, да и остальные цветочки выглядели неважно. При другом раскладе мне бы досталось по первое число, но сейчас мама скомкано попрощалась и засуетилась вокруг своих питомцев. Мы удалились, желая одного – поскорее остаться тет-а-тет. Но не все бывает, как ты хочешь. Позвонил Серега, который пожелал немедленно увидеться с Мириком, и пришлось звать его в гости. Серега приехал не один, а с Риткой.
        Посиделки в моей гостиной затянулись до позднего вечера. Мы с Риткой на пару приготовили довольно приличный ужин, а мужчины сгоняли в магазин за вином. Получился очень милый домашний междуусобчик. Снова вспоминали подробности этого дела, гадали, что получат за свои злодеяния мать с сыном. Страх за свою жизнь отступил, и мне даже стало жалко Костю, потому что по большому счету он неплохой человек, просто жизнь обошлась с ним жестоко. Но этих мыслей я вслух, естественно, не высказала, что я зря психоанализом занималась? Мирик был далек от сострадания к моему несостоявшемуся мужу и убийце, и при нем лучше было не заикаться о том, что во всем виноват не Костик, а стечение обстоятельств. Много говорили о планах на будущее. Ритка взахлеб расписывала, какие ее ожидают перспективы в Париже. Серега хмурился и говорил, что лучше бы ей поехать с ним на Камчатку, ибо Мирик сообщил, что Сереге предстоит командировка в те месте. «Когда ты еще увидишь Долину гейзеров?» – спрашивал он мою подругу. Но Марго не хотела на Камчатку, ей грезился Париж qui dance, и ничего тут было не поделать. А мы с Мириком жмурились
от счастья, мечтая оказаться на Родосе, увидеть Крит и побывать на Лесбосе.
        Островная Греция – это нечто. Мне один товарищ показывал фотографии своего свадебного путешествия. Это что-то непередаваемое. Красотища! – восторгался Мирик. – Куда там Турции или Тунису. Рядом не стояли. Древние руины, амфитеатры, и при всем при этом голубое небо, оранжевое солнце и синее море.
        – А ты был в Турции и Тунисе? – поинтересовалась Ритка.
        – Я много где был, в том числе и в этих странах, – отмахнулся Мирик.
        Я только вздыхала. За границей я побывала лишь однажды вместе с мамой в Польше, на модном в те времена курорте Карловы Вары. Теперь, конечно, и Прибалтика заграница, я, между прочим, там тоже была со своим классом на зимних каникулах. Но это, наверное, не в счет. И почему-то сделалось грустно, то ли от того, что я не была в Новой Гвинее, то ли потому, что сейчас мы сидим в моей гостиной, пьем чай с сушками, а через несколько дней разлетимся в разные стороны. И как знать, доведется ли нам еще собраться таким составом. «С любимыми не расставайтесь, с любимыми на век прощайтесь, когда уходить на миг…»
        Ребята засобирались домой. Мы провожали их, стоя в прихожей обнявшись, наблюдая, как они обуваются. Ну прямо сцена из семейной жизни. Мы – супруги, провожаем гостей. Сцена мне показалась вполне симпатичной. Были сказаны приличествующие случаю слова. Мы с Серегой расцеловались, потому что рано утром он собирался уезжать в Москву. Они с Мириком обменялись документами на машины и ключами, пожали друг другу руки. Мирик закрыл за ними дверь. А я накинула цепочку. Мы переглянулись и рассмеялись.
        – А замок так и не поменяли, – отметил Мирик.
        – Ага, вон он за шкафом валяется, – кивнула я.
        – Твоя квартира, конечно, не самое безопасное место в мире, но рискнем в ней переночевать.
        – Если ты такой трус, то можешь всю ночь бодрствовать, – корчила я рожицу, – впрочем, если постараешься меня чем-нибудь увлечь, то я составлю тебе компанию.
        – Точно, давай устроим бада-бум! – подхватил он меня на руки.
        Бегемот, глядя на все это безобразие, презрительно фыркнул и гордой поступью удалился в спальню.
        – Нашел, где прятаться, – развеселился Мирик и погнался за котом, не спуская меня с рук.

        ЭПИЛОГ

        Я глупо таращилась на две розово-сиреневые черточки на узкой бумажной полоске. Сверилась еще раз с аннотацией на упаковке. Беременна. Ух ты!
        Как на это реагировать, было не ясно. Радоваться? Тревожиться? А что скажет он, а мама? Ух ты.
        Пошла посмотреть на себя в зеркало. Точно – беременна. Вон какие глаза испуганные. А вдруг он подумает, что я специально? Скажу, что это он сам специально. Ну и дела. Нет, все не как у людей!
        Зазвонил телефон. Это был, конечно, он.
        – Как дела?
        – Еще не родила, как рожу так скажу, – брякнула в ответ.
        – Ксюнчик, ты это о чем?
        – Вот приедешь, узнаешь, – пообещала я.
        – Я уже приехал, ты дверь открой, а то у меня руки заняты.
        Я помчалась, спотыкаясь, в прихожую. Мы не виделись с Мириком целую неделю. После волшебного путешествия в волшебную Грецию он умчался в свою Москву и пропал на неделю. Нет, он, безусловно, звонил. Но этого было слишком мало для одной влюбленной коровы.
        Он ввалился в прихожую, нагруженный кучей свертков, и с ходу принялся меня целовать. Я ответила. В результате поговорить получилось через полчаса. Причем свои первые слова я минут десять обдумывала в ванной. У нас с Мириком все шло просто великолепно: любовь-морковь, страсти-мордасти. Я сама себе завидовала. В Грецию меня свозил опять же. Но о будущем мы говорили как-то туманно. Вроде бы, подразумевалось, что будущее будет совместным, но никакой конкретики. И пока он был рядом, меня это не сильно тревожило, а вот, когда отправился домой, в Москву, я прямо вся извелась. А теперь еще и беременность. Господи, а вдруг он подумает, что я его таким способом принуждаю к каким-то решениям? Как ему объяснить, что ни за что бы не стала так рисковать, а то вдруг решение не в мою пользу?!
        В общем, я чуть голову себе не сломала, соображая, как следует это преподнести: легко и с юмором, лирически или патетически? Решила, что начну издалека, мол, а любишь ли ты детей, а сколько бы хотел их иметь…
        – Ксюха, Ксюха, открывай! Ты чего заперлась? Быстро открывай! – заорал он под дверью.
        Я заволновалась, неужели ему нужно «продолжение банкета». Это не вовремя. Я настроилась на разговор. Но стоило мне открыть дверь, как в ванную ворвался Мирик, схватил меня в охапку и едва не придушил.
        – Это правда? Скажи, это правда? Это твое?
        Тут он сунул мне под нос тест. Нет, ну какой балда! А чье же еще? Бегемота?
        – Мирик, ты как относишься… – начала я заготовленную фразу.
        – Я прекрасно отношусь к тебе, детям, котам и тещам! – поспешил заверить меня Мирик. – Я всю дорогу ломал голову, как бы так к тебе подъехать с предложением переехать ко мне, в Москву. Я же знаю тебя, сейчас же упрешься – у меня тут родители, друзья, мой дом (и все это перекривляя мой голос!)
        – А с чего ты взял, что что-то изменилось?
        – Ну уж нет, дудки, моя дорогая! Теперь я, как отец ребенка, могу потребовать воссоединения семьи!
        – Это так в Семейном Кодексе России сказано? – усомнилась я.
        – Ксюнчик, выходи за меня замуж, а? – взмолился он.
        – Ну не знаю, Сташевский, это все так неожиданно, – пропела я с утрированным московским прононсом, налегая на «А».
        – Да ладно тебе, Аверская, – это твой последний шанс! Мне про тебя Громов все рассказал: ты не шьешь, не вяжешь, на фортепьяно не играешь, готовить не любишь. Тебя здесь никто замуж не возьмет, тем более с ребенком.
        – Да? Вот ты как запел? – спросила я, сдернула с головы полотенце и принялась его мутузить. – Я тебе сейчас покажу, как сплетничать обо мне с Громовым! Он, между прочим, следующий за тобой в списке женихов значится. Заметь, сам напросился!
        Он кинулся наутек, а я гналась за ним, шмякала по спине полотенцем. Мирик удирал, уворачивался, и, наконец, запросил пощады. Мы некоторое время барахтались на ковре в гостиной, пока он не придавил меня своим весом и не потребовал немедленного согласия на свадьбу.
        – Скажи честно, меня перед загсом какая-нибудь твоя бывшая подружка не взорвет? – жалобно поинтересовалась я.
        – Клянусь всем святым – нет! Ты у меня первая!
        К сожалению, больше побить я его не смогла – он полностью контролировал ситуацию. И тогда пришлось сказать это короткое, но безумно значимое слово «да». А что мне еще оставалось, ведь это был последний шанс!
        Наша свадьба состоялась в начале сентября. К тому времени я познакомилась с его семьей и друзьями, были представлены друг другу наши родители. Свадьба была немногочисленная, но очень веселая, потому что мы постарались продумать все до мелочей. Естественно, что под венец я шла в платье от Дома мод «Королевство Марго». Ритка изголилась, как могла, чтобы «Москва ахнула». Ахнули все гости, работники загса, свидетели нашего променада по Красной площади. Платье было роскошное, не поддающееся описанию. Волнительное, сексуальное, блистательное, одним словом. Кстати, сразу после нашей свадьбы Ритка вновь улетела в Париж. Там у нее дела пошли превосходно, и теперь она готовила собственную коллекцию для какого-то крутого показа. Она пыталась мне объяснить, но все как-то на бегу, на скаку…
        Еще летом я перебралась в квартиру Мирослава, потому что пришлось следить за ремонтом его бывшего кабинета, который превращался в детскую. Наша маленькая «гречанка», а врачи обещали именно девочку, должна была родиться в феврале. Но ремонты, как известно, лучше делать все же в летний период, тем более, что мне предстояла морока с оформлением документов, прописка и тому подобное, что тоже потребует много времени и сил. Поэтому мы решили, что весь процесс переустройства нашей жизни разбить на несколько частей.
        Помню, из родного города я уезжала со смешанными чувствами. Летние события наложили неизгладимый след на мое отношение к тому месту, где я родилась и выросла. Я многие вещи стала видеть в ином свете, изменилось мое отношение к окружающим. Двойственность свойственна не только событиям, но и прежде всего людям. И я никогда больше не смогу смотреть на мир с позиции прежней Ксении. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И я была рада, что уезжаю в новую жизнь обновленной.
        В Москве я прижилась довольно легко, один из друзей Мирика, узнав, что я журналистка, предложил мне работу внештатника в журнале «Красота и здоровье». Я, конечно же, согласилась. В этот период тематика данного издания меня невероятно волновала. Я легко сошлась с главным редактором журнала, у нас установились вполне приемлемые отношения, ежели можно так выразиться. Я получила возможность заниматься любимым делом, расширять круг общения, независимо от мужа, и вообще чувствовать себя полноценным человеком. Мирослав же находился в поисках новой работы. Став женатым человеком, он не мог или не хотел и дальше работать в агентстве полнокровно. Его командировки зачастую были связаны со всякого рода неординарными ситуациями, а он больше не мог себе позволить рисковать и ходить на грани. На данном этапе у него было несколько предложений от прокуратуры до частной адвокатской практики. Что бы он для себя ни избрал, я была намерена его в этом решении поддержать.
        В октябре приезжала погостить мама. Она сообщила, что состоялся суд. Константина Коржикова приговорили к пяти годам лишения свободы, а его матери дали три – условно, учитывая ее возраст. Но, думаю, немалую роль сыграли их деньги и хорошие адвокаты. Мирик сказал, что «эта сволочь может вообще под амнистию попасть». Лично я была бы только рада, если бы это произошло. Мне было жаль Костика, сломавшего свою жизнь. Зато Стелла у меня не вызывали никаких добрых чувств, вот кого бы следовало изолировать от общества на веки вечные!
        Иногда я созваниваюсь с Феофаном Леопольдовичем. Он чувствует себя превосходно, часто ездит на дачу, как и прежде, бывает на рыбалке. Я ему рассказала о ребенке, и он пожелал мне счастья.
        А я действительно чувствую себя счастливой. У меня все сложилось удачно. И я знаю, что как бы ни повернулась моя жизнь, я сделаю все, чтобы мое счастье осталось при мне. Я больше никогда не буду беспечной, выстраивая отношения с окружающими. Второй раз попадать в один и тот же капкан было бы глупо. А я себя считаю умной женщиной, недаром же прочла столько книг по психологии!