Чушь в картинках Фред Адра

        Волшебник и Диджей
        Волшебник ищет в глупостях спасение от хандры, а брауни Диджей ему помогает. Рассказ опубликован в шестом номере "Уральского следопыта" за 2003 г.

        Фред Адра

        Чушь в картинках

        Хандра. Кажется, это состояние называется именно так. Какое, однако, точное звучание у этого слова. Даже иностранец, услышав его, мгновенно поймет, что речь идет о чем-то унылом и бесперспективном. Отвратительное слово. Более неблагозвучное — еще поискать надо. Я хандрю. Звучит еще хуже.
        Но как бы ни звучало это слово, оно как нельзя лучше характеризовало мое нынешнее состояние. Я, безусловно, хандрил — неподвижно валялся на диване, без интереса изучал географию потолка и думал о том, какой был бы кайф не думать ни о чем. Впрочем, желанием это не было, так как на то, чтобы чего-то пожелать, сил у меня сейчас не было. Потому что хандра. Можно даже сказать, что я этого и не думал — скорее мысли думались сами, без какого-либо вмешательства с моей стороны.
        Наверное, следовало бы возненавидеть это состояние, но ненависть — слишком сильное чувство, так что увольте. Никаких особых причин у хандры не было. Она просто пришла и все тут. И я сник, и потерял ко всему интерес, и от эмоций моих стал исходить кислый запах. Именно так и сказал мне Диджей — эй, твои эмоции кисло пахнут! Диджей иногда бывает очень меток в определениях. Оно и понятно — для него эмоции это пища, а кислятину он недолюбливает. Поэтому он, будучи лишенным какого-либо понятия о такте, спросил меня, не хочу ли я удалиться вместе со своими кислыми эмоциями в другую комнату, чтобы дать ему возможность спокойно посмотреть по видику мультики. Мне было плевать, и я ушел в спальню, где сейчас и валяюсь на диване, без интереса изучая географию потолка и думая о том, какой был бы кайф не думать ни о чем.
        Главная проблема — мне все не интересно. Утром еще что-то было интересно, а теперь уже нет. Какие-то дела совсем недавно казались важными, а сейчас они же не то что важными, и делами-то не кажутся.
        Может, меня расшевелит любимая музыка? Преодолев несколько земных притяжений, я совершил подвиг — поднялся с дивана, доковылял до стойки с дисками и поставил старый добрый Пинк Флойд. Потом вернулся обратно, распластался, и стал убеждать себя, что классная музыка вот-вот выведет меня из хандры. Или, точнее, хандру из меня.
        Не получалось. А когда Роджер Уотерс спел "сияй, сумасшедший бриллиант", настроение еще больше испортилось. Прости, Роджер, но никак не засиять мне сейчас. Да и какой из меня на фиг бриллиант! В лучшем случае, валун. "Лежи, сумасшедший валун" — вот так было бы вернее.
        Вообще, хорошая музыка сама по себе является источником радости. Но сейчас чего-то не срабатывало. К тому же я вспомнил, что Уотерс с Гилмором давным-давно поссорились, и ждать новых шедевров от Пинк Флойд бессмысленно. Я ощутил нешуточную обиду. Какого черта?! Почему кто-то там ссорится, а страдать из-за этого мне?! Как раз сейчас мне необходим новый альбом пинков для восстановления душевного равновесия, но они, видите ли, поругались! Вот это, я считаю, бессовестный эгоизм! Если бы не было так невыносимо лень, я встал бы и в знак протеста выключил диск. Хотя нет, это слишком сурово. Сделал бы тише. Чуть-чуть.
        Так, хватит! Я решительно отдал себе приказ немедленно встать и заняться хоть чем-нибудь. Отдавать самому себе приказы — занятие мало к чему обязывающее. Такой приказ можно проигнорировать с воздушной легкостью. Но я решил отнестись к нему всерьез. В конце концов, куда это годится — позволять эмоциям кисло пахнуть. Мне даже на мгновение показалось, что в комнате и правда стоит запах кислятины.
        Осталось только придумать, чем именно заняться. Срочных дел, вроде, нет. И вообще, чтобы прогнать апатию, надо не делами заниматься, а чем-нибудь себя потешить. Сделать какую-нибудь глупость.
        Так, решено, займусь глупостями. Чем-нибудь этаким… Ну, например, можно использовать свои связи в потустороннем мире и что-нибудь отмочить.
        Представитель потустороннего мира в лице Диджея сидел в соседней комнате и смотрел мультики. Вот взгляните в соседнюю комнату. Видите? Нет? Мультики видите, а Диджея нет? Ну и правильно, так как Диджей — брауни. Не настоящий, конечно. Просто я сам так называю этих существ. А собственного названия у них нет. Так вот, брауни людскому глазу не видны. Я являюсь исключением из правил. Не исключено, что эта способность означает, что на меня возложена какая-то очень важная миссия. Что-нибудь типа спасения вселенной. Но думать о миссиях мне сейчас не хотелось. А хотелось делать глупости.
        К примеру, мы с Диджеем можем махнуть в Англию и помирить Уотерса с Гилмором, используя разные приемы из нашего арсенала — типа "надписи на стене", "голоса свыше" и так далее. Музыканты помирятся и запишут новый шедевр, которым мы с Диджеем будем наслаждаться. Хорошая идея, только для ее осуществления надо иметь деньги на поездку в Англию и потратить кучу энергии, чтобы все это провернуть. И потом, мне почему-то кажется, что Диджей ни бум-бум по-английски. С "голосами свыше" можно облажаться. Сначала надо научить его английскому, и не исключено, что он будет всячески увиливать. Другими словами, это получается вовсе не глупость, а самая что ни на есть миссия. А мне нужна глупость, причем здесь и сейчас!
        Я встал, проковылял в салон и сел рядом с Диджеем. Тот покосился на меня с неодобрением — видимо, мои эмоции все еще были кислыми. О, а может мне усыновить Диджея? Стать, так сказать, его опекуном. Нет. Глупость глупостью, но если я попытаюсь усыновить бесплотного, для всех, кроме меня, невидимого брауни, я сам рискую попасть под опеку. Под весьма назойливую опеку в доме с желтыми стенами и суровыми опекунами в белых халатах. Лучше придумать что-нибудь менее радикальное. Я снова глянул на своего приятеля, увлеченного мультиками.
        — Диджей, а как размножаются брауни? — задал я ему давно мучивший меня вопрос.
        — Зачем??? — изумленно воззрился на меня Диджей.
        Мне сразу расхотелось продолжать расспросы. Действительно, вопрос был дурацкий. Во-первых, брауни друг друга терпеть не могут, а во-вторых, если бы они еще и размножались, то страшно подумать, что стало бы с нашим миром. Но откуда-то же они взялись!
        — Но откуда-то же вы взялись!
        Диджей нехотя отвлекся от мультика и промямлил в ответ:
        — Откуда-то взялись… Это точно. Но я не помню, откуда именно. Давно это было…
        — Насколько давно? — полюбопытствовал я.
        — Ну, я себя помню, пожалуй, лет пятьсот, — ответил Диджей и повернулся обратно к экрану.
        Ничего себе! А я его усыновить собирался. Лет пятьсот… И не скажешь. По поведению он сущий ребенок. Видать, жизнь вне человеческой цивилизации не дает брауни взрослеть. Везучие! Я вот, например, ужасно хотел бы вернуться в детство. Нет, в детство это чересчур. Лучше в юность. Во времена выпускного класса. Когда детство еще не прошло окончательно, но при этом сексуальные фантазии уже сменились на сексуальный реализм. Да, выпускной класс — самое оно. Эх…
        На меня вдруг нахлынула острейшая ностальгия. Вернуться во времени невозможно, но можно вспомнить. У меня же есть куча фоток с той поры. Раз в голову пока ничего путного не приходит, то почему бы не полистать свои школьные фотоальбомы. Только вспомнить бы, куда я их засунул.
        После непродолжительных занятий археологией на территории собственной квартиры, я нашел фотографии времен выпускного класса на шкафу, предварительно скинув с него на пол кучу разных журналов.
        Снимков из этого периода моей жизни оказалось просто тьма-тьмущая. Даже странно… Почему их так много? Ответ нашелся очень быстро. Именно в выпускном классе я был по уши влюблен в прекрасную одноклассницу по имени Рита и старался фотографировать ее как можно больше. Извел кучу пленок… Непростая это штука — любовь! Но Рита была очень фотогенична, и рассматривать сейчас, по прошествии нескольких лет, ее фотографии было сплошным удовольствием. Не зря она хотела стать актрисой, у нее были все задатки. Но она ею так и не стала…
        Я все больше погружался в воспоминания о той поре… А ведь я так и не признался Рите в любви, хотя в этом возрасте былая стеснительность уже почти прошла. Но дело вовсе не в стеснительности. Просто я был настолько уверен в безответности своего чувства, что не хотел допустить того момента, когда мне пришлось бы услышать из уст красавицы отказ. К тому же у нее там кто-то был… Я ужасно ему завидовал. Но его она отшила перед выпускными экзаменами, чем сильно меня порадовала. Правда, и после этого я не сомневался в отказе. Так и не признался ей в любви. А потом мы закончили школу, наши пути разошлись, и больше я ее не видел.
        Время от времени до меня доходила всякая информация о ней. Похоже, жизнь у нее складывалась не очень… Неудачно вышла замуж, развелась, постоянно не везло с работой, потом ходили еще какие-то слухи о долгах, которые ей не удавалось погасить. В общем, карта ей не шла. Я пару раз собирался ей позвонить, даже добыл у общих знакомых ее нынешний телефон, но так и не позвонил. Даже не знаю, почему. Наверно, мне просто нечего было ей сказать, тем более, что та школьная влюбленность прошла.
        А что, если позвонить ей сейчас? Позвонить и признаться, что я был в нее влюблен. А что, чем не та самая глупость, которая мне как раз необходима! Только это слишком просто. Надо еще чего-нибудь придумать. И тут мне пришла в голову идея. Вот она — желанная Глупость, искомая Чушь. Все, что мне нужно, это ножницы, клей и немного воображения. И все это у меня есть!
        Через пару часов кропотливого труда передо мной лежал обновленный фотоальбом. Я перелистал его и остался доволен — глупость обещала быть занимательной. Главное, чтобы Рита оказалась дома и включилась в игру.
        Я пошел в салон и решительно выключил видео. Диджей попытался возмутиться, но я этого не позволил, сунув ему под нос фотоальбом.
        — Диджей! — патетически воскликнул я. — Признайся, ты готов помочь другу?
        Диджей настороженно на меня поглядел и сказал:
        — Ну, я готов помочь другу… в принципе.
        — Тогда твой час настал! От тебя требуется совсем немного.
        — Не нравится мне что-то слово "требуется", — поморщился Диджей. — И этот блеск в твоих глазах мне не нравится. Когда у тебя так горят глаза, мы обычно попадаем в неприятности.
        — Не мы попадаем, а я попадаю, — возразил я. — Что тебе, духу бесплотному, до человеческих неприятностей.
        — Ну да, ты попадаешь, — кивнул брауни. — А я тебя из них вытаскиваю. Так что не все так просто…
        — Да ладно тебе ворчать! То, что я сейчас затеял, не грозит никакими неприятностями. Так, маленькая глупость. Поверь, мне это очень нужно… А то мои эмоции грозят совсем протухнуть. Тебе тухлятина нравится?
        — Не нравится, — ответил Диджей. — Но фраза "маленькая глупость" мне тоже не нравится.
        — Почему? Вполне невинная фраза.
        — Была бы невинная, если бы исходила не от тебя. Ладно, говори, чего от меня надо.
        — Да пустячок! Вот этот фотоальбом надо подкинуть под одну дверь.
        — Где? — деловито поинтересовался Диджей.
        Я объяснил. Брауни помрачнел.
        — Значит, я должен полететь в такую даль, чтобы оставить там под дверью вот эту штуковину?
        — Да ладно, не такая уж даль.
        Диджей неодобрительно посмотрел на фотоальбом.
        — Но оно же тяжелое! — страдальчески произнес он. — Почему ты сам не отвезешь?
        Теперь пришла моя очередь ужаснуться.
        — Сам?! В городском транспорте?! Ты что, забыл, как я тебя в метро водил?
        Диджей содрогнулся. При воспоминании о метро у него начинался брауниевский аналог человеческой тошноты. Вся эта мешанина из самых разных, в основном отрицательных, эмоций произвела на него самое удручающее впечатление. Как на помойке, сказал он тогда. Понятно, почему я никогда не видел в метро ни одного брауни. Кому же захочется добровольно селиться на помойке!
        — И потом, есть еще причина, — добавил я. — Тебе надо заглянуть в квартиру, чтобы убедиться, что хозяйка дома, и что она одна. Если это не так, то не оставляй альбом под дверью, а принеси его обратно.
        — Что-о-о?! — возмутился Диджей. — Я что, буду эту тяжесть туда-сюда таскать через весь город?!
        — Что, неужели настолько тяжело?
        — Ну, вообще-то, нет.
        — Так чего же ты мне голову морочишь?!
        — А на всякий случай. Чтобы не получилось, что я тебя балую.
        — Так, — я решительно протянул альбом Диджею. — Тебе пора.
        — Хо-хо! Но тогда я смотрю мультики весь вечер!
        И он вылетел в окно.
        — Лети повыше! — крикнул я ему вслед. — Чтобы альбом снизу не видели!
        — Не учи ученого! — донеслось в ответ. — Ты бы еще меня в полтергейст играть поучил!
        Диджей возвратился через полчаса и доложил об успешном выполнении задания — Рита дома одна, сверток с фотоальбомом оставлен под дверью. Я открыл записную книжку, сел за телефон и набрал номер. Диджей уселся напротив и с любопытством на меня уставился.
        К телефону долго никто не подходил. Я уже начал беспокоиться, когда в трубке наконец раздался щелчок, и я услышал Риту.
        — Алло, — ее голос показался безжизненным, и мне почему-то вспомнился я сам, валявшийся в апатии на диване несколько часов назад.
        — Привет, Ритка! Узнаешь?
        Она мгновение помолчала, а потом ответила:
        — Узнаю… Вот так неожиданность! Какими судьбами?
        — Да так, просто подумал, а не позвонить ли старой подруге.
        — Старой?
        — В смысле, школьной. Не отвлекаю?
        — Ну… допустим, нет. У тебя ко мне какое-то дело?
        — Да нет, я же говорю — просто так позвонил, узнать как твои дела!
        — Просто?
        — Абсолютно! Не веришь? Вот смотри — как твои дела?
        — Да так… как-то… А твои?
        — Да как-то… так…
        Рита усмехнулась:
        — Какая содержательная у нас беседа. Это все?
        — Нет.
        — Что еще?
        — Сейчас скажу. Только храбрости наберусь.
        — Это становится интересным. Так-так?
        — Рита!
        — Да?
        — Ты слушаешь?
        — Вся внимание.
        — Помнишь выпускной класс?
        — Конечно!
        — Я тогда был безумно в тебя влюблен! — выпалил я решительно.
        — Тоже мне новость! — фыркнула Рита.
        — То есть? Ты что, знала?
        — Да только слепой бы этого не заметил!
        — Вот черт! А я думал, что хорошо свои чувства скрывал.
        — Не-а, не очень.
        — Вот черт! — снова сказал я.
        — А почему ты только сейчас решил признаться?
        — Ну, тогда я стеснялся…
        — А сейчас?
        — Сейчас перестал.
        — И что, до сих пор влюблен?
        — Э-э-э… ну как тебе сказать…
        — Никак. Все ясно. Очень глупо.
        — Что глупо?
        — Что тогда стеснялся.
        — Совсем не глупо! — возразил я. — Я не то что стеснялся — я ни на секунду не верил, что у тебя могут быть ко мне какие-то чувства!
        — Еще глупее. Ты ведь даже выяснить не пытался! А вдруг у тебя была надежда!
        — Да? И что, была?
        — А сейчас уже не знаю. Тогда надо было пробовать.
        — Вот черт! Но у тебя же тогда был этот… как его… мачо такой…
        — "Этот как его мачо такой" был у меня недолго. И потом, за любовь надо бороться! Эх ты!
        Ничего себе! Похоже, она обиделась.
        — Слушай, — сказал я. — А если бы я тогда в выпускном классе признался тебе в любви и предложил выйти за меня замуж… Можно ли предположить, что ты бы согласилась? Чисто гипотетически, разумеется.
        — Ну, — она немного помедлила с ответом. — Гипотетически, думаю, можно.
        — Вот черт!
        — Ты повторяешься.
        — Извини.
        — Но какое это сейчас имеет значение? Я не люблю сослагательного наклонения.
        — Не торопись! Разве тебе не любопытно, как могла бы сложиться наша жизнь в этом случае?
        — Почему? Любопытно.
        — Тогда выгляни за дверь. Там для тебя подарок.
        — Какой еще подарок? — насторожилась Рита. — И когда это он успел оказаться за моей дверью? Ты откуда звонишь вообще?
        — Из дома я звоню. А когда и как подарок попал под твою дверь — это мое ноу хау. Тайна сия велика есть. Впрочем, если тебе подарки ни к чему, забудь.
        — Но-но! Я не отказываюсь! Жди у телефона.
        — Так, — сказала Рита, вернувшись к телефону через несколько секунд. — Фотоальбом. Любопытно… Открываю. — Она замолчала. Я терпеливо ждал.
        — Так, — выговорила она наконец. — Это ЧТО?
        — Как — что? Свадебная фотография!
        — Чья?!
        — Что значит — чья? Наша!
        — Наша С ТОБОЙ?!
        — Конечно! Что с тобой, Рита? Амнезия?
        Она пару мгновений помолчала, а потом заметила:
        — Какие-то мы на ней неестественные…
        Я хмыкнул. Не помню чья свадебная фотография была вырезана из не помню какого журнала, а на место лиц молодоженов я наклеил наши с Ритой физиономии.
        — Слушай, неужели я была такая толстая?
        — Вовсе не толстая! — возразил я. — Это называется "в теле". Самое оно. Чтобы было за что ухватиться.
        — Тогда ладно. Только мне кажется, что шея у меня под каким-то неестественным углом повернута.
        — Фотограф — козел, — объяснил я.
        — Жаль, — вздохнула Рита. — Не стоило доверять делать свадебные фотографии какому-то козлу. Ира ведь предлагала хорошего фотографа. Зря ты уперся.
        — Я вовсе не уперся. А козла порекомендовала та же Ира, только днем раньше. Она всегда была такой противоречивой…
        — Ладно, теперь уже ничего не изменишь. А что среди гостей так много незнакомых лиц?
        А то, что фотографий наших одноклассников у меня было не так много, и чтобы обклеить лица всех гостей, мне бы их просто не хватило, — чуть не сказал я, но вовремя спохватился.
        — Рита, это же свадьба! Мероприятие, на которое собирается огромное количество незнакомых людей. Так полагается. Эта загадочная традиция корнями уходит в глубь веков.
        — А, ну это все объясняет. Я перелистну?
        — Конечно! Погрузимся в воспоминания!
        — Перелистнула. И не очень понимаю, что это за снимок. Мы с тобой летали на Луну?
        — А как же! В свадебное путешествие!
        — Вот оно что…
        — Конечно! Очень романтично.
        — Да, вполне. Брачная ночь в невесомости, правда, несколько меня утомила. И скафандр, помнится, немного жал.
        — Ну, были легкие неудобства. Зато море впечатлений! И вообще, всем влюбленным полагаются прогулки при луне, а мы с тобой пошли дальше — гуляли при Земле!
        — Молодые были. — Мне показалось, что Рита улыбается. — Выпендриться хотели. Слушай, а зачем мы там американский флаг водружали?
        — А мы его не водружали. Мы его снимали. Чтобы взять с собой в качестве сувенира. Обычай такой. Все, кто отправляется в свадебное путешествие на Луну, привозят оттуда американский флаг в залог будущего процветания семьи.
        — Да, точно. Теперь вспомнила. Так, а это что за фотография? У меня на руках ребенок… А, это наш первенец!
        — Точно! — обрадовался я. — Наш сын… первый. Вилик…
        — Вилик?!
        — Конечно! Вильгельм.
        — Вильгельм?! Что побудило нас назвать сына Вильгельмом?!
        — В честь Вильгельма Великого!
        — Ух ты! Здорово! А кто это?
        — Понятия не имею. Но звучит красиво.
        — Вильгельм Великий — красиво. А просто Вильгельм звучит как-то… амбициозно.
        — Ну не могли же мы назвать сына Вильгельмом Великим! Это было бы гораздо амбициозней, да и вообще, он бы нас не понял, когда подрос. Так что, пришлось назвать его просто Вильгельмом. Сокращенно — Вилик. А станет ли он великим, это уж как получится.
        — Логично, — согласилась Рита.
        — Только я что-то сомневаюсь, что он станет великим…
        — Это почему? Он очень способный мальчик!
        — Способный-то он способный. Только у него ветер в голове. Учиться не хочет. Только в школу пошел, а уже не хочет.
        — Ну так сделай ему внушение! Ты же отец, в конце концов!
        — Да я уже делал… Не слушает… Неплохо бы и тебе подключиться. Если, конечно, тебе небезразлична судьба собственного сына…
        — Ничего себе! — Ритин голос дрожал от возмущения. — Значит, по-твоему, я плохая мать?! Кто это ночами не спал, заботясь о Вилике, а?!
        — Как — кто? Я!
        — А я где была все это время, спрашивается?!
        — В основном, на съемках. А может, у любовников. Не заводись, я шучу.
        — На съемках… — задумчиво произнесла Рита.
        — Да. Ты всегда говорила, что быть кинозвездой — тяжкий труд.
        — Значит, ты считаешь, что я кинозвезда?
        — Не я считаю. Все считают. Слушай, пора уже оставить эти комплексы. Перелистай альбом дальше, посмотри, в скольких фильмах ты снялась.
        Наступило молчание — Рита принялась листать фотоальбом.
        — Да, — наконец выговорила она. — Какие уж тут комплексы… В таких фильмах я снималась знаменитых. И даже в нескольких мультиках.
        — Вот, — сказал я, — Поэтому тебе всегда не хватало времени на семью. Я думаю, тебе надо поговорить с Виликом. На него может подействовать.
        — Ладно.
        — Хочешь прямо сейчас?
        — Что прямо сейчас?!
        — Поговорить с Виликом. Он здесь, рядом со мной, — и я выразительно посмотрел на внимательно слушающего нашу беседу Диджея. Брауни в ужасе на меня уставился и протестующе замахал руками.
        — Да! — неожиданно заявила Рита. — Не надо откладывать этот разговор!
        Я протянул трубку Диджею и медленно, с нажимом сказал:
        — Вилик, это мама!
        Диджей кинул на меня взгляд, полный одновременно скорби и угрозы, но трубку взял. Я прильнул к ней ухом с другой стороны.
        — Алло, — пропищал Диджей, стараясь звучать ребенком.
        — Вилик? — неуверенно произнесла Рита.
        — Мама? — неуверенно произнес Диджей.
        — Здравствуй, сынок.
        — Здравствуй, мама.
        — Как ты, Вилик?
        — Нормально.
        — А папа говорит, что ты совсем учиться не хочешь, — с укором сказала Рита.
        — Не хочу, — охотно подтвердил Диджей.
        — Как же так можно, Вилик! Кем ты вырастешь?
        — Я вырасту капитаном бригантины! Я буду бороздить эти… как их… муссоны и пассаты! А еще я буду пить ром, заведу попугая и буду грабить испанские суда, а добычу раздавать бедным!
        М-да, насмотрелся брауни мультиков.
        — Ты очень расстраиваешь маму этим решением, Вилик, — несколько обалдело произнесла Рита. — Против попугая я ничего не имею, но вот остальное… Я ведь буду сильно нервничать, как там мой Вильгельм, не подвергает ли себя опасности среди этих… муссонов и пассатов. И идея с ромом меня тоже не очень радует. А уж стремление грабить испанские суда так вообще заставляет меня тянуться к сердечным каплям. Кстати, а почему именно испанские?
        — А че они! — объяснил Диджей.
        — Да, действительно, — согласилась Рита. — Но, если не ошибаюсь, подобные действия называются разбоем и законом не приветствуются.
        — Ну и что, — возразил Диджей. — Некоторые действия закона мной тоже не приветствуются… за то же самое.
        — Возможно. Но мне бы все-таки хотелось, чтобы ты не вступал в конфликт с законом… столь явно. Сам посуди, спросят меня, а кем стал мой сын, что я скажу? Пиратом?! — в последнее слово Рита вложила столько неодобрения, что Диджей на секунду дрогнул. Но быстро взял себя в руки и ответил:
        — Конечно, нет, мама! Ты ответишь — пиратом! — и последнее слово в устах Диджея прозвучало гордо и торжественно.
        — Ты такой же упрямец, как твой отец, — вынесла вердикт Рита.
        — Яблоко от яблони, — радостно согласился Диджей, кинув на меня выразительный взгляд.
        — Я бы все-таки хотела, чтобы ты не забрасывал учебу. Тебе, как будущему флибустьеру, могут понадобиться всякие знания. Мало ли что…
        — Ладно, мама, я подумаю. Мама…
        — Да?
        — А когда ты к нам придешь? Мы так давно не виделись…
        — Я тоже очень соскучилась, Вилик. Вот разгружусь немного и сразу приду. А то сейчас все сплошные съемки, презентации, номинации, конференции…
        — Мама, а разве это все важнее, чем я? — жалобно и очень тихо произнес Диджей.
        — Нет, что ты! Просто у взрослых людей бывают обязательства.
        — Так это обязательства тебе мешают со мной видеться?
        — Ну конечно!
        — Тогда хорошо. А то папа говорит, что ты про меня совсем забыла…
        Эй-эй, что за дела! Я отнял у Диджея телефонную трубку и воскликнул:
        — Рита, не слушай этого юного интригана! Я совсем не это говорил!
        — Устами младенца глаголет истина, — изрекла Рита сухо.
        — Какого еще младенца?! Вилик уже давно не младенец! Он взрослый и нахальный пацан, который не хочет учиться, а хочет грабить испанские суда. Ты что, поверишь будущему пирату?
        — Поверю! Потому что этот будущий пират — мой нынешний сын!
        — Ну и что? А нынешний я — твой бывший муж! Мне ты тоже должна верить!
        — Верить бывшему мужу?! Ха! Кстати, а почему бывшему? Я пролистала альбом до конца, и видела исключительно счастливую семью. Почему мы живем раздельно и Вилик спрашивает, когда я приду?
        — Потому что мы расстались, чего тут непонятного!
        — А с какой стати было разваливаться такой счастливой семье?
        — А с такой… У меня уже не было сил терпеть твою ревность.
        — Мою ревность?! Ну, знаешь ли! Это когда же я тебя ревновала?! А главное — к кому?!
        — А что, ревновать обязательно к кому-то? Можно просто ревновать. Ради самой идеи ревности. Что ты и делала. Вбила себе в голову, что, пока ты на съемках, я женщин вожу, а когда возвращалась домой, не находила никакого криминала, и от этого начинала еще сильнее меня подозревать. Сколько я мог терпеть все эти упреки, скандалы! Или ты думаешь, я не знаю, что ты нанимала частного детектива следить за мной?
        — Ничего себе! Какая наглость! Да это же ты сам ревновал меня как ненормальный! Все заявлял, что не знаешь, действительно ли я на съемках, бесился, когда у меня бывали любовные сцены в картинах. Кто это иногда неожиданно приезжал на студию, чтобы следить за моей нравственностью, а?
        — Не знаю. Кто это был?
        — Ты это был!
        — Ты все путаешь. Я приезжал, чтобы воскресить в памяти светлый образ моей жены, черт знает сколько времени не бывающей дома.
        — А также поревновать ее ко всей мужской половине персонала студии, и даже к некоторой части женской!
        — В любом случае, твоя ревность не имела оснований.
        — Твоя тоже!
        Мы замолчали, переваривая этот разговор. Потом я сказал:
        — Дай мне с ней поговорить.
        — С кем? — не поняла Рита.
        — Что значит — с кем? С нашей дочкой, естественно. Дочь-то с тобой осталась!
        — А… а ее нету дома!
        — И где же она?
        — На дискотеке, — буркнула Рита.
        — А не рановато? Четыре года всего ребенку…
        — Я пошутила, умник! В детском саду она.
        — Рита…
        — Что?
        — А может, нам еще раз попробовать?
        — Начать с начала?
        — Ну да.
        — Не знаю… Я подумаю…
        — Подумай. А то ведь такая счастливая семья была.
        — Угу…
        — Ладно. Я буду ждать твоего решения. Извиняюсь еще раз, если мой звонок оторвал тебя от каких-нибудь важных дел.
        — Ничего. Я рада, что ты позвонил. И с Виликом была рада поговорить. И… я подумаю…
        — До свидания, Рита.
        — Пока.
        Она повесила трубку. Я тоже.

        …Она какое-то время отрешенно смотрела на телефон, пытаясь понять, а что, собственно, все это значит? Этот неожиданный звонок от полузабытого одноклассника, этот удивительный фотоальбом их вымышленной семьи со вклеенными кусочками снимков школьных времен. А самое непонятное — почему она, в ее нынешнем положении, не прекратила этот дурацкий розыгрыш, повесив трубку в самом начале разговора?!
        Она вздрогнула, сгоняя с себя оцепенение, и прошла в ванную. Здесь все было так, как она оставила, когда решила все-таки ответить на неумолкающий, мешающий сосредоточиться на выполнении задуманного, звонок. Все было готово — набрана ванна, обнажена бритва… Решение казалось окончательным, и она уже успела свыкнуться с мыслью, что ей предстоит уйти из жизни, одним ударом положив конец всем ее бедам и проблемам. Но сейчас, после этого звонка, уверенности в правильности задуманного уже не было. Ей вдруг снова захотелось жить. Самую малость, но этого как раз хватило на то, чтобы наклониться и выпустить воду…

        …Моя идея с глупостью себя полностью оправдала — от хандры и следа не осталось. Молодец Ритка, что подыграла мне — могла ведь и послать подальше. Вот ведь, не сделал ровным счетом ничего существенного, просто дурака повалял — чепуха и ерундовина — а настроение повысилось. Может, Рита и правда надумает позвонить, чтобы "начать сначала"? Надеюсь, я не очень помешал ей своей дурацкой затеей. Впрочем, похоже, ей понравилось.
        Я рухнул на диван рядом с Диджеем и сказал:
        — Давай, Вильгельм Великий, врубай мультики!