Алые Евангелия Клайв Баркер
        «Алые песнопения» - сиквел новеллы Клайва Баркера «Восставшие из ада».
        Тридцать лет поклонники Баркера ждали публикации этого романа, главным героем которого стал известный поклонникам вселенной Баркера по роману «Эвервилль» оккультный детектив Гарри Д'Амур, исследователь сверхъестественного, магического и зловещего. В этой книге Гарри Д'Амуру предстоит спуститься в самое сердце ада и сразиться с давним и страшным врагом - Пинхедом. Кровавая, устрашающая история, полная неожиданных хитросплетений и поворотов, после прочтения которой самые страшные кошмары покажутся детскими сказками.
        Клайв Баркер
        Алые евангелия
        
        Марку, без которого эта книга не существовала бы.
        Друг его спросил: "Что же такое багряный цвет?" Слепой отвечал: "Он похож на звук трубы".[1 - М.: Мысль, 1985.]
        - Джон Локк,
        Опыт о человеческом разумении
        ПРОЛОГ
        Labor Diabolus[Дьявольская Работа, лат.]
        Он освежил мое лицо,
        Как ветр весны, маня
        И, проникая ужас мой,
        Он утешал меня.
        Сэмюэл Тейлор Кольридж, Поэма о старом моряке[3 - пер. Гумилев Н. С., 1919]
        1
        После долгой могильной тишины Джозеф Раговски подал голос, и бы он неприятен, ни по звуку, ни по настроению.
        - Только посмотрите на себя, - сказал он, внимательно наблюдая за пятью волшебниками, пробудившими его от сна без сновидений. - Выглядите словно призраки, каждый из вас.
        - Ты сам выглядишь не лучше, Джо, - произнесла Лили Саффро. - Твой бальзамировщик слишком увлекся румянами и подводкой для глаз.
        Раговски зарычал, поднес руку к щеке и стер часть макияжа, который использовался для сокрытия болезненной бледности, которую оставила на нем насильственная смерть. Его, несомненно, поспешно забальзамировали и отправили на полку в семейный склеп, на кладбище на окраине Гамбурга.
        - Надеюсь, вы не взяли на себя весь этот труд, только чтобы сделать со мной дешевые снимки, - сказал Раговски, осматривая всякую всячину, замусорившую пол вокруг него. - Все же, я впечатлен. Некромантия требовала всепоглощающего внимания к деталям.
        Ритуал Н'гуйзе, который использовали волшебники для воскрешения Раговски, требовал использовать яйца чистых белых голубей, в которые была введена первая менструальная кровь девушки. Они были разбиты в одиннадцать алебастровые чаши, окружавшие труп, каждая из которых содержала другие неизвестные ингредиенты. Чистота являлась сутью этой работы. Птицы не могли быть крапчатыми, кровь должна была быть свежей, а две тысячи семьсот и девять цифр, начертанных черным мелом по спирали начиная с внутренней стороны окружности, образованной чашами, и до места, где лежал труп воскрешаемого, должны быть в строгом порядке, без каких-либо подчисток, прерываний и исправлений.
        - Это твоя работа, не так ли, Элизабет? - спросил Раговски.
        Старейшая из пяти волшебников, Элизабет Коттлав - женщина, чье мастерство в самых сложных и изощренных волшебных техниках омолаживания было недостаточным, чтобы ее лицо не выглядело как у кого-то, потерявшего как аппетит, так и способность спать десятилетия назад - кивнула.
        - Да, - ответила она. - Нам нужна твоя помощь, Джои.
        - Давно ты меня так не называла, - сказал Раговски. - И обычно это было, когда ты трахалась со мной. Меня трахают прямо сейчас?
        Коттлав бросила быстрый взгляд на своих коллег-волшебников - Лили Саффро, Яшара Хеядата, Арнольда Полташа и Теодора Феликссона[4 - Дословно: Счастливый сын, сын, приносящий счастье] - и увидела, что их не больше ее самой забавляют оскорбления Раговски.
        - Вижу, смерть не лишила тебя ядовитого языка, - сказала она.
        - Ради всего святого, - сказал Полташ. - Это всегда было проблемой! Что бы мы ни делали или не делали, чем бы мы ни занимались или не занимались, ничто из этого не имеет значения. Он покачал головой. - Время, которое мы потратили на борьбу, чтобы превзойти друг друга, когда могли бы работать вместе, заставляет меня рыдать.
        - Ты рыдаешь, - сказал Теодор Феликссон. - Я буду бороться.
        - Да. Пожалуйста. Избавь нас от слез, Арнольд, - сказала Лили. Она единственная из пяти заклинателей сидела, по одной простой причине - у нее не было левой ноги. - Мы все хотели бы изменить…
        - Лили, дорогая, - сказал Раговски, - я не могу не заметить, что ты не совсем такая, какой была. Что случилось с твоей ногой?
        - Вообще-то, - сказала она, - мне повезло. Он почти добрался до меня, Джозеф.
        - Он?.. Хочешь сказать, его не остановили?
        - Мы вымирающая порода, Джозеф, - сказал Полташ. - Подлинно вымирающий вид.
        - Сколько еще осталось от Круга? - cпросил Джозеф с внезапной обеспокоенностью в голосе.
        Весела полная тишина, пока пятеро обменивались нерешительными взглядами. В конце концов заговорила Коттлав.
        - Мы - все, что осталось, - произнесла она, вперив взгляд в одну из алебастровых чаш и на ее содержимое, запятнанное кровью.
        - Вы? Пятеро? Нет. - Весь сарказм и наигранность пропали из голоса и манер Раговски. Даже яркие краски бальзамировщика не смогли скрыть ужас на лице Раговски. - Как давно я умер?
        - Три года, - ответила Котлав.
        - Ты должно быть шутишь. Как это возможно? - спросил Раговски. - Только Верховный Круг состоял из двухсот семидесяти одного!
        - Да, - сказал Хеядат. - И это только те, кто предпочел причислять себя к нам. Неизвестно, скольких он достал за пределами Кругов. Сотни? Тысячи?
        - И не говоря уже о том, чем они обладали, - сказала Лили Саффро. - У нас был достаточно подробный список…
        - Но даже он был неполным, - перебил Полташ. - У нас у всех есть тайные достояния. Я знаю точно.
        - А… более чем верно, - сказал Феликссон.
        - Пять… - произнес Раговски, покачивая головой. - Почему вы не устроили мозговой штурм и не придумали, как его остановить?
        - Именно по этому мы пошли на все эти хлопоты, чтобы вернуть тебя, - сказал Хеядат, - Поверь мне, никто из нас не был рад этому. Думаешь, мы не пытались поймать ублюдка? Мы пытались, черт побери. Но демон чертовски умен…
        - И становиться все умнее и умнее, - проговорила Коттлав. - В каком-то смысле, ты должен быть польщен. Он забрал тебя раньше остальных, потому что выполнял домашнее задание. Он знал, что только ты сможешь объединить нас всех против него.
        - А когда ты умер, мы спорили и указывали пальцами, как ссорящиеся школьники. Полташ вздохнул. - Он поразил нас одного за другим, перемещаясь по всему земному шару, так что мы никогда не знали, где он собирается нанести следующий удар. Многие сгинули, и никто ничего не замечал. Мы узнавали о них позже, обычно через несколько месяцев. Иногда даже через год. По чистой случайности. При попытках с кем-нибудь связаться и обнаруживали, что его дом был продан, или сожжен дотла, или просто оставлен гнить. Я посетил парочку таких мест. Помнишь дом Брандера на Бали? Я побывал там. А дом доктора Биганзоли в предместьях Рима? Там я тоже побывал. Не было никаких признаков разграбления. Местные слишком боялись того, что они слышали о жильцах, чтобы войти в любой из домов, даже несмотря на то, что было абсолютно очевидно, что никого нет дома.
        - Что ты обнаружил? - спросил Раговски.
        Полташ вытащил пачку сигарет и прикурил одну, продолжая. Его руки дрожали, и потребовалась помощь Коттлав, чтобы удержать руку с зажигалкой.
        - Всё, что имело хоть какую-то магическую ценность, исчезло. Уртексты Брандера, коллекция "Апокрифы Ватикана" Биганзоли. Всё, вплоть до самой тривиальной богохульной брошюры, пропало. Полки были пусты. Очевидно, что Брандер боролся; на кухне, не говоря о других местах, было много крови…
        - Неужели нам действительно необходимо возвращаться ко всему этому? - сказал Хеядат. - Мы все знаем, чем заканчиваются эти истории.
        - Ты выдернул меня из объятий долгожданной смерти, чтобы помочь спасти твои души, - сказал Раговски. - Самое меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне услышать факты. Арнольд, продолжай.
        - Ну, кровь была старая. Её было много, но она высохла за много месяцев до моего прихода.
        - То же самое было с Биганзоли? спросил Раговски.
        - Дом Биганзоли все еще был запечатан, когда я пришел. Ставни закрыты, а двери заперты, как будто он уехал в долгий отпуск, но он все еще находился внутри. Я нашел его в кабинете. Он, Боже, был подвешен к потолку на цепях. На их концах были крюки, которые были пропущены через его плоть. И там было так жарко. Думаю, он был мертв в этой сухой жаре как минимум полгода. Его тело полностью высохло. Выражение его лица было таким, как будто плоть отступила от его рта, когда он высох, но, клянусь Богом, он выглядел так, как будто кричал умерая.
        Раговски изучал лица перед собой. - Значит, пока вы вели личные войны за любовниц и мальчиков, этот демон забирал жизни и разорял умы самых искушенных волшебников на планете?
        - В целом? - уточнил Полташ. - Да.
        - Почему? Каковы его намерения? Вы хотя бы это выяснили?
        - Как и наши, мы думаем, - ответил Феликссон. - Получение и сохранение власти. Он не просто забрал наши трактаты, свитки и гримуары. Он вычистил все облачения, все талисманы, все амулеты…
        - Тcc, - внезапно сказал Раговски. - Слушайте.
        Среди них на мгновение воцарилась тишина, а затем вдалеке негромко зазвонил похоронный колокол.
        - О Боже, - воскликнула Лили. - Это его колокол.
        Мертвец смеялся.
        - Он нашел нас.
        2
        Вся компания, за исключением единожды почившего Раговски, мгновенно прервала поток молитв, протестов и просьб, ни одно из которых не было произнесено на одном языке.
        - Спасибо за дар второй жизни, старые друзья, - сказал Раговски. - Очень немногие люди получают удовольствие умереть дважды, особенно от руки одного палача.
        Раговски вышел из гроба, пинком опрокинул первую из алебастровых чаш и начал прокладывать себе путь по магическому кругу против часовой стрелки. Разбитые яйца и менструальная кровь, вместе с другими ингредиентами, содержимое каждой чаши отличалось от других, но все являлись жизненно важными частями Ритуала Н'гуизе, были разлиты по полу. Одна чаша покатилась на ободе, безумно виляя, прежде чем удариться об одну из стен склепа.
        - Это было просто по-детски, - сказала Коттлав.
        - Святой Иисус, - произнес Полташ. - Колокол становится громче.
        - Мы заключили мир друг с другом, чтобы заручиться вашей помощью и защитить себя, - закричал Феликссон. - Капитуляция не может быть нашим единственным выходом! Я не приму это.
        - Вы слишком поздно примирились, - сказал Раговский, опуская ногу и размалывая разбитые чаши в порошок. - Может быть, если бы вас было пятьдесят, и все поделились бы своими знаниями, у вас была бы надежда. Но, как бы то ни было, вы в меньшинстве.
        - В меньшинстве? Ты имеешь в виду, что у него есть помощники? - сказал Хеядат.
        - Боже правый. Это туман смерти или прошедшие годы? Честно говоря, я не помню, чтобы вы были настолько глупы. Демон вобрал в себя знания бесчисленных умов. Ему не нужна подмога. Нет такого заклинания, которое могло бы остановить его.
        - Этого не может быть! - завопил Феликссон.
        - Я уверен, что высказал бы ту же безысходность три года назад, но это было до моей безвременной кончины, брат Теодор.
        - Мы должны расстаться! - сказал Хеядат. - Все по разным направлениям. Я направлюсь в Париж…
        - Ты не слушаешь, Яшар. Слишком поздно, - сказал Раговски. - Ты не можешь спрятаться от него. Я - доказательство.
        - Ты прав, - ответил Хеядат. - Париж - это слишком очевидно. Куда-нибудь подальше, тогда…
        Пока Хеядат излагал свои панические планы бегства, Элизабет Коттлав, очевидно смирившись с реальностью обстоятельств, улучила момент, чтобы поговорить с Раговски.
        - Они сказали, что нашли твое тело в храме Феместриона. Это странное место для твоего нахождения, Джозеф. Это он тебя туда привёл?
        Раговски остановился и посмотрел на нее, прежде чем ответить: - Нет. Вообще-то, это было мое собственное укрытие. За алтарём была комната. Крошечная. Тёмная. Я… Я думал, что там я в безопасности.
        - И он всё равно нашёл тебя.
        Раговски кивнул. Потом, пытаясь казаться непринуждённым, но не справляясь со своим голосом, он просил: - Как я выглядел?
        - Меня там не было, но, судя по всему, ужасно. Он оставил тебя в твоем маленьком укрытии с своими крюками, которые были всё ещё в тебе.
        - Ты сказал ему, где были все твои манускрипты? - Спросил Полташ.
        - С крюком и цепью, протянутой через задницу, и желудком, втянутым в кишечники, да, Арнольд, сказал. Я визжал, как крыса в мышеловке. А потом он оставил меня там, с этой цепью, медленно вспарывающей мне брюхо, за это время он сходил ко мне домой и не вернулся со всем, что я спрятал. К тому времени я так мучительно хотел умереть, что помню, как буквально умолял его убить себя. Я сообщил ему то, о чем он даже не спрашивал. Все, чего я хотел, это смерти. Которую я и получил, в конце концов. И я никогда в жизни не был так благодарен.
        - О, Господи! - завопил Феликссон. - Посмотрите на себя, слушаете его болтовню! Мы подняли сукиного сына, чтобы он дал ответы, а не рассказывал свои гребаные ужасные истории.
        - Тебе нужны ответы! - рявкнул Раговски. - Тогда вот. Возьмите бумагу и запишите местонахождение каждого гримуара, брошюры и статьи власти, которыми вы владеете. Все. Он все равно рано или поздно получит эту информацию. У тебя, Лили, есть единственная известная копия "Жестокостей Сандереггера", - так?
        - Возможно…
        - Да чтоб тебя, женщина! - Сказал Полташ. - Он пытается помочь.
        - Да. Она принадлежит мне, - сказала Лили Саффро. - Она в сейфе, закопанным под маминым гробом.
        - Запиши это. Адрес кладбища. Расположение участка. Нарисуй чертов чертеж, если необходимо. Просто облегчи ему задачу. Надеюсь, он окажет ответную любезность.
        - У меня нет бумаги, - сказал Хеядат, его голос внезапно зазвучал пронзительно и по-мальчишески от страха. - Кто-нибудь, дайте мне листок бумаги!
        - Вот, - сказала Элизабет, вырывая листок из записной книжки, которую она вытащила из кармана.
        Полташ записывал на конверте, который он прижал к мраморной стене склепа. - Я не понимаю, как это спасает нас от его вмешательства в наши мозги, - сказал он, яростно черкая.
        - Не спасет, Арнольд. Это просто жест смирения. Кое-что, с чем никто из нас не был хорошо знаком в жизни. Но это может - и я не даю никаких гарантий - это может сохраниться.
        - Господи! - воскликнул Хеядат. - Я вижу свет через трещины.
        Волшебники оторвались от царапанья по бумаге, чтобы посмотреть о чем он говорит.
        В дальнем конце мавзолея холодный голубой свет пробивался сквозь мелкие трещины между мраморными блоками.
        - Встреча с ним неизбежна, - сказал Раговски. - Элизабет, дорогая?
        - Джозеф? - сказала она, не отрываясь от своих лихорадочных каракулей.
        - Отпустите меня, пожалуйста.
        - Минутку. Дай мне закончить писать.
        - Отпусти меня, черт возьми! - сказал он. - Я не хочу быть здесь, когда он придет. Я больше никогда не хочу видеть его ужасное лицо!
        - Терпение, Джозеф, - сказал Полташ. - Мы просто прислушиваемся к твоим советам.
        - Кто-нибудь, верните мне мою смерть! Я не могу снова пройти через это! Никто не должен!
        Усиливающийся свет из-за стены склепа теперь сопровождался скрежетом, так как один из огромных мраморных блоков, примерно на высоте головы, медленно выходил из стены. Когда он примерно на десять дюймов выдвинулся из стены, второй блок, ниже и левее первого, начал двигаться. Спустя секунды третий, на этот раз правее и выше первого, также начал смещаться. Сверкающие серебристо-голубые лучи света разбегались во все стороны, прокрадываясь через трещины в стене.
        Раговский, разгневанный безразличием своих воскресителей, возобновил разрушение некромантических трудов Коттлав, с того места, где остановился. Он хватал алебастровые чаши и швырял их о движущуюся стену. Затем, сняв пиджак, в котором был похоронен, он встал на колени и использовал его, чтобы стереть цифры, которые Коттлав начертала по безукоризненной спирали. Несмотря на то, что он был мертв, на его бровях появились капельки влаги, которые он оттирал. Это была темная, густая жидкость, которая собралась у него на лбу и, в конце концов, скатилась по его лицу на землю, разбрызгивая смесь бальзамирующей жидкости и остатки его собственных соков разложения. Однако его усилия, чтобы обратить воскрешение вспять, начали окупаться. Желанное онемение начало распространяться от пальцев рук и ног вверх по его конечностям, а за глазами и носовыми пазухами возникло ощущение переливающегося веса, когда полужидкое содержимое его черепа откликнулось на требования силы тяжести.
        Оторвавшись от своего занятия, он увидел, как пять волшебников безумно скребут по бумаге, как студенты, спешащие закончить жизненно важную экзаменационную работу, прежде чем прозвенит звонок. За исключением, конечно, того, что цена неудачи была намного хуже, чем плохая оценка. Взгляд Раговски переместился с их изнурительного труда на стену, где уже шесть блоков находились в движении. Первый из шести мраморных блоков, отреагировавших на давление с другой стороны, наконец, выскользнул из стены и упал на землю. Столб холодного света, придавая монолитность мраморно-цементной пыли, висевшей в воздухе над выбитым блоком, ударил из дыры, пересек всю длину склепа и ударил в противоположную стену. Спустя мгновения обрушился второй блок.
        Теодор Феликссон начал молиться вслух, продолжая писать, полезность божества к которому взывал молящийся была неоднозначна:
        - Да будет сила Твоя,
        Да будет судилище Твоё.
        Возьми мою душу, Господи.
        Закали и используй ее.
        Ибо я слаб, Господи.
        Я боюсь…
        - Здесь нам не нужен еще один "Господь", - сказала Элизабет. - А вот богиня… Сказав это, она начала свою молитву:
        - Медогрудая - ты, Неета.
        Назови меня дочерью, и я грудью вскормлю…
        в то время как Феликссон продолжал нить собственной молитвы:
        Убереги меня, Господи,
        От страха и тьмы.
        Удержи меня
        У своего сердца, Господь…
        Хеядат прервал эту битву молитв ревом какой только человек его значительных размеров мог бы исторгнуть.
        - Я никогда в жизни не слышал такого откровенного лицемерия. Вы двое когда-нибудь верили во что-нибудь, кроме своей собственной алчности? Если демон слышит вас, то смеется.
        - Ты ошибаешься, - произнес голос из места, из которого шел холодный свет. Слова, хотя сами по себе ничем не примечательные, казалось, ускоряли капитуляцию стены. Еще три блока начали продвигаться вперед, в то время как еще два выпали из стены и присоединились к обломкам, образовавшимся на полу склепа.
        Невидимый оратор продолжал обращаться к волшебникам. Голос, с его ледяной суровостью, на своем фоне заставлял резкий свет казаться тропическим.
        - Я чую разлагающуюся плоть, - сказал демон. - Но с ароматом оживления. Кто-то воскрешает мертвых.
        Еще больше блоков рухнуло на землю, так что теперь в стене была дыра достаточно большая, чтобы позволить войти статному человеку, за исключением того факта, что завалы блокировали нижнюю треть прохода. Однако для сущности, которая вот-вот должна был войти, такие вопросы решались легко.
        - Оват Порак, - произнесло оно. Приказ был исполнен мгновенно. Обломки, приклонившие слух, распались в мгновение ока. Даже сам воздух был очищен для него, ибо, когда он говорил, каждая частица цементной пыли была извлечена с его пути.
        И так, беспрепятственным путем, Сенобит вошел в присутствие шести волшебников. Он был высок, выглядя очень похожим на достопамятных демонов из тех томов, над которыми волшебники корпели последние месяцы и недели, тщетно выискивая малейший намек на уязвимость существа. Конечно, они не нашли ни одного. Но теперь, когда он появился во плоти, в его существе было отчетливое ощущение человечности, того человека, которым он был когда-то, до того, как были воплощены чудовищные труды его Ордена. Его плоть была практически белая, его безволосая голова ритуально обезображена глубокими шрамами, расходившимися как горизонтально, так и вертикально, на каждом пересечении которых был забит гвоздь через бескровную плоть в саму его кость. Возможно, в свое время гвозди сверкали, но годы лишили их блеска. Как бы то ни было, гвозди обладали определенной элегантностью, усиленной тем, как демон держал свою голову, как если бы обозревал мир с видом утомленной снисходительности. Какие бы мучения он ни планировал для этих последних жертв, ибо его знание боли и ее механизмов заставило бы инквизиторов выглядеть похожими на
хулиганов со школьного двора, все было бы усугублено на порядки, если бы кто-нибудь из них осмелился произнести это непочтительное прозвище: Пинхед, истоки которого уже давно были утеряны в утверждениях и контр-утверждениях.
        Что касается остальной его внешности, то она была такой же, как и на гравюрах и ксилографиях демонических сущностей на протяжении тысячелетий: черные одеяния, подол которых скользил пол; участки ободранной плоти, обнажающие кровоточащую мускулатуру; кожа, плотно переплетенная с тканью его одежд. Всегда были споры о том, была ли проклятая душа, носящая эту маску боли и сопутствующие ей одежды, одним человеком, прожившим много человеческих жизней, или же Орден Шрама передал шрамы и гвозди другой душе после того, как труды искушения изнуряли своего текущего обладателя. Безусловно, были доказательства в пользу каждой точки зрения, принимая во внимание вид демона перед ними.
        Он был похож на существо, прожившее слишком долго, его глаза были погружены в омуты кровоподтеков, его поступь - уверенная, но медленная. Но инструменты, висевшие у него на поясе - ампутационная пила, дрель для трепанации, маленькое долото и три серебряных шприца - были, как и кольчужный фартук рабочего скотобойни, влажными от крови: свидетельство того, что его усталость, по-видимому, не мешала ему приложить руку к практическим аспектам пыток.
        Он привел с собой и мух, тысячи толстых иссиня-черных мух. Многие жужжали вокруг его талии, приземляясь на инструменты, чтобы урвать свою долю влажного человеческого мяса. Они превосходили размером земных мух в четыре-пять раз, а интенсивное жужжание, издаваемое ими, эхом разносился по склепу.
        Демон остановился, внимательно смотря на Раговски с налетом любопытства во взгляде.
        - Джозеф Раговски, - сказал Сенобит. - Твои страдания были милыми. Но ты умер слишком быстро. Мне приятно видеть тебя, стоящим здесь.
        Раговски напрягся.
        - Только посмей, демон.
        - Мне не нужно заниматься разграблением твоего разума во второй раз. Он повернулся и взглянул в лица пяти дрожащих волшебников. - Этих пятерых я пришел поймать, больше для завершения дела, чем из-за надежды на откровение. Я познал магию вдоль и поперек. Я исследовал её самые дальние пределы, и редко - очень редко - обнаруживал мысли по-настоящему оригинального мыслителя. Если, как говорил Уайтхед, вся философия - это сноски к Платону, то вся магия - это сноски к двенадцати великим текстам. Тексты, которыми я теперь владею.
        По ходу речи демона Лили Саффро начала учащенно дышать и теперь полезла в сумочку, лихорадочно копаясь в ее хаотичном содержимом.
        - Мои таблетки. О Боже, Иисус, где мои таблетки?
        В своем нервном состоянии она упустила один конц сумочки, и ее содержимое выпало, рассыпавшись по полу. Она опустилась на колени, нашла бутылочку и выхватила свои таблетки, ни на что не обращая внимания, кроме того, чтобы положить их в рот. Она разжевала и проглотила большие белые таблетки, словно конфеты, оставаясь на земле, обхватывая грудь и делая глубокие вдохи. Феликссон заговорил, игнорируя ее панический приступ.
        - У меня четыре сейфа, - сказал он демону. - Я записал их местонахождение и кода к ним. Если для вас это слишком затруднительно, я сам их принесу. Или вы можете пойти со мной. Это большой дом. Он вам может понравиться. Стоил мне восемнадцать миллионов долларов. Он ваш. Добро пожаловать вам и вашей братии.
        - Моя братия? - спросил Сенобит.
        - Прошу прощения. В вашем Ордене есть и сестры. Я забыл об этом. Ну, я уверен, что у меня достаточно трудов, чтобы вы все могли ознакомиться с ними. Я понимаю, вы сказали, что у вас есть все магические тексты. Но у меня есть несколько очень хороших первоизданий. Почти в идеальном состоянии, большинство из них.
        Прежде чем демон смог ответить на это, Хеядат сказал: - Ваша светлость. Или Ваша милость? Ваше Святейшество…
        - Хозяин.
        - Как… как собаки? - сказал Хеядат.
        - Конечно, - сказал Феликссон, отчаянно желая угодить демону. - Если он говорит, что мы собаки, то мы собаки.
        - Хорошо сказано, - произнес демон. - Но сказать просто. На колени, собака.
        Феликссон подождал немного, надеясь, что это было просто брошенное замечание. Но было не так.
        - Я сказал на колени, - приказал Сенобит.
        Феликссон начал вставать на колени. Демон продолжил.
        - Голым. Определенно, собаки ходят голыми.
        - О… да. Конечно. Голыми. Феликссон начал раздеваться.
        - А ты, - сказал демон, протягивая свой бледный палец к Котлав. - Элизабет Коттлав. Будь его сучкой. Голой, на руках и коленях. Без дальнейших подсказок она начала расстегивать блузку, но он сказал: - Подожди, - и пошел к ней, мухи срывались со своих кровавых обеденных мест, когда он двигался. Элизабет вздрогнула, но демон просто протянул руку и положил на нижнюю часть её живота.
        - Сколько у тебя было абортов, женщина? Я насчитал одиннадцать.
        - В-верно, - произнесла она, заикаясь.
        - Большинство утроб не выдержало бы такой жестокости. Он сжал кулак, и Элизабет тихо ахнула. - Но даже в твоем преклонном возрасте я могу дать поруганному чреву, возможность наконец-то сделать то, для чего оно было создано…
        - Нет, - сказала Элизабет, больше с недоверием, чем отрицая. - Ты не можешь.
        - Ребенок скоро будет здесь.
        Элизабет потеряла дар речи. Она просто уставилась на демона, как будто могла как-то заставить его сжалиться над ней.
        - Теперь, - сказал он, - будь хорошей сучкой и встань на четвереньки.
        - Могу я сказать? - Сказал Полташ.
        - Можешь попробовать.
        - Я… Я могу быть очень полезен вам. Я имею в виду: мой зона влияния достигает Вашингтона.
        - Каково твое предложение?
        - Я просто говорю, что многие люди на высоких постах обязаны своим положением мне. Я могу заставить их докладывать вам одним своим звонком. Это не волшебная сила, которую я мог бы предоставить вам, но, похоже, у вас есть всё в чем нуждаетесь.
        - Что ты просишь взамен?
        - Только свою жизнь. Просто назовите имена в Вашингтоне, которые нужны вам у ваших ног, и я обеспечу это.
        Сенобит не ответил. Его внимание привлек вид Феликссона, стоявшего в нижнем белье, с Елизаветой рядом с ним, всё ещё сохраняющей благопристойность. - Я сказал голые! - рявкнул демон. - Оба. Взгляни на живот свой, Элизабет. Как он обрюзг! А эти поникшие сиськи? Как они выглядят теперь? Он стянул остатки ее блузки и бюстгальтер под ней. Усохшие груди ее действительно полнели. - Ты понесешь потомство ещё раз. И на этот раз ты не будешь выскребать его из своего чрева.
        - Что вы думаете о моем предложении? - Спросил Полташ, борясь за внимание демона.
        Но прежде чем демон смог ответить, Хеядат перебил. - Он лжец, - сказал он. - Он больше хиромант, чем советник.
        - Заткни свой гребаный рот, Хеядат! Сказал Полташ.
        Хеядат продолжал. - Мне доподлинно известно, что Вашингтон предпочитает эту женщину - Сидикаро.
        - Ах. Да. У меня есть ее воспоминания, - сказал демон, постучав по виску.
        - И ты передаешь их все вашему Ордену, верно? - поинтересовался Хеядат.
        - Передам ли?
        - Конечно, другие члены вашего Ордена…
        - Не со мной.
        Хеядат побледнел, внезапно понимая. - Вы действуете в одиночку…
        Откровение Хеядата было прервано стоном Элизабет Коттлав, которая теперь была на четвереньках рядом с другой собакой Сенобита, Теодором Феликссоном. Ее живот и грудь стали округлыми и спелыми, влияние Сенобита было достаточно мощным, чтобы соски уже источали молоко.
        - Не позволяй ему пропасть впустую, - сказал Сенобит Феликссону. - Опусти лицо к полу и слижи его.
        Поскольку Феликссон слишком рьяно принялся выполнять свою задачу, Полташ, который, очевидно, потерял всякую уверенность в своем предложении, предпринял отчаянный рывок к двери. Он был в двух шагах от порога, когда Сенобит бросил взгляд в проход через который он пришел. Что-то блестящее и змеевидное выскользнуло из-за стены, проникло в помещение и поймало Полташа за затылок. Спустя удар сердца последовали еще три после первой, цепи, все они заканчивались тем, что выглядело как крюки - достаточно большие, чтобы ловить акул - они обернулись вокруг шеи, груди и талии Полташа.
        Полташ вопил от боли. Жрец Ада слушал звук, издаваемый человеком, с вниманием ценителя.
        - Визгливо и скромно. Я ожидал лучшего от того, кто прожил так долго.
        Цепи рванулись в трех разных направлениях, в мгновение ока разрывая Полташа на равные части. Ещё мгновение волшебник стоял и смотрел ошеломленно, а затем его голова оторвалась от шеи и ударилась о пол склепа со звуком тошнотворного чмоканья. Спустя секунды его тело последовало за ней, вываливая на землю курящиеся кишечник и желудок вместе с их полупереваренным содержимым. Демон поднял нос и вдохнул аромат.
        - Лучше.
        Затем, по мановению Сенобита, цепи, положившие конец жизни Полташа, проскользнули по полу, подползли к двери и обернулись вокруг ручки. Самозатянувшись, они закрыли дверь и подняли свои крючковатые головы, словно трехголовая кобра готовая нанести удар, пресекая любые дальнейшие попытки бегства.
        3
        - Некоторыми вещами лучше заниматься наедине, не так ли, Джозеф? Ты помнишь, как это было у нас? Ты предложил стать моим личным ассасином. А потом ты испрожнился.
        - Неужели ты не утомился от всего этого? Раговски ответил. - Сколько страданий ты можешь причинять, пока они не смогут обеспечить тебя чем бы то ни было тоскливым и больным, востребованным тобой?
        - Каждому своё. Прошло время, когда ты не прикасался к девушке старше тринадцати.
        - Может, уже просто закончишь начатое? - спросил Раговски.
        - Скоро. Ты последний. После тебя игр больше не будет. Только война.
        - Война? - произнес Раговски. - Не с кем будет сражаться.
        - Вижу, смерть не наделила тебя мудростью, Джозеф. Ты правда думал, что все это из-за твоего жалкого тайного общества?
        - Тогда почему? - спросил Хеядат. - Если мне суждено умереть, я хочу знать причину!
        Демон обернулся. Хеядат посмотрел в блестящую тьму его глаз, и как бы в ответ на вопрос Хейадата Синобит извергнул слово в сторону разверстой стены. Стая из двадцати крюков, сопровождаемых блестящими цепями, впилась в Хейдата повсюду - рот, горло, груди, живот, пах, ноги, ступни и руки. Сенобит пропустил пытки и допрос и перешел непосредственно к казни. Забившись в агонии, Хеядат бормотал, пока крючки неотвратимо проникали все глубже в его трехсот пятидесятифунтовое тело. Было трудно было понять, что он говорил сквозь сопли и слезы, но, похоже, он перечислял книги из своей коллекции, как будто он все еще мог бы заключить сделку со зверем.
        - …Звиа-Кисзорр Диало… единственный… оставшийся… из Гаффариевого Нулллл…
        Затем Сенобит призвал в игру еще семь цепей, которые явились незамедлительно, обрушившись на Хеядата со всех направлений. Крюки вонзились в трепыхающееся тело и так плотно обернули его, что плоть толстяка просачивалась между ржавыми звеньями.
        Лили забралась в угол и закрыла лицо руками. Прочие, даже Коттлав, которая, казалось, находилась на восьмом месяце беременности, и Феликссон, усердно трудившийся над ней сзади, смотрели на Хеядата, продолжавшего лепетать и рыдать.
        - …Названия Мауцефа… названия… Инфернальных Территорий…
        Все двадцать семь цепей теперь закрепились в теле человека. Сенобит пробормотал еще один приказ, и цепи продолжили затягиваться, растягивая тело Хеядата в разные стороны. Даже сейчас, с плотью и костями под невыносимым давлением, он продолжал перечислять свои сокровища.
        - …о Боже… Симфония Лампа, Симфония смерти… Ромео Рефра… Ромео Рефра…
        - Жёлтая ночь, - подсказал Раговски. Он смотрел на мучения Хеядата с бесстрастием, на которое, возможно, способен только мертвец.
        - …да… и… - начал говорить Хеядат.
        Однако на этом список прервался, так как Хеядат, только теперь осознав происходящее с ним, издал поток умоляющих криков, всё усиливающихся, пока его тело поддавалось противопоставленным командам крюков. Его тело больше не могло выдерживать требований, предъявляемых к нему. Его кожа начала рваться, и он начал дико бить, его последние связные слова, его мольбы, обогнанные шероховатыми завываниями агонии, которые он теперь развязал.
        Его живот поддался первым. Там крюк вошел глубоко. Он вырвал клин ярко-желтого жира толщиной в десять дюймов и часть мышц под ним. Далее поддались его груди: кожа и жир, сопровождаемые кровью.
        Даже Лили теперь смотрела сквозь пальцы по мере усугубления зрелища. Крюк в левой ноге Хеядата, который вошёл под берцовую кость, сломал её с хрустом, достаточно громким, чтобы перекрыть крики Хеядата. Его уши оторвались с прикрепленными к ним клочками скальпа; его обе лопатки были сломаны в момент высвобождения крюков.
        Но, несмотря на хрепыхание, крики и лужу черной крови под его телом, отражающую свет, теперь настолько большую, что она плескалась у подола одеяний Сенобита, демон не был удовлетворен. Он выдал новые инструкции, используя один из древнейших магических трюков: Teufelssprache[5 - Язык Дьявола].
        Он прошептал указания и три новых крюка, гораздо больше предшествующих, - их внешние края острые словно скальпели - набросились на участки груди и живота обнаженного жира и плоти Хеядата и прорезали себе путь в его внутренности.
        Эффект от одного из трёх последовал незамедлительно: он пронзил левое легкое. Его крики прекратились, и он начал хватать воздух ртом, его трепыхание переросло в отчаянные конвульсии.
        - Прикончи его, во имя милосердия, - сказал Раговски.
        Сенобит повернулся спиной к своей жертве и взглянул на Раговски. Под холодным, безжизненным взглядом демона даже окоченевшая реанимированная плоть Раговски покрылась мурашками.
        - Хеядат был последним, кто отдавал мне приказы. Тебе лучше не идти по его стопам.
        Почему-то, даже испытав на себе руку самой смерти, Раговский все еще боялся расчетливого демона, стоявшего перед ним. Глубоко вздохнув, Раговски собрал всю свою храбрость.
        - Что ты пытаешься доказать? Думаешь, если убить достаточно людей самыми изощренными способами, которые только можно себе представить, и тебя назовут Безумцем или Мясником? Неважно, сколько жутких пыток ты изобретешь. Ты всегда будешь Пинхэдом.
        Воздух замер. Губы Сенобита скривилсь. С быстротой молнии, он протянул руку к Раговски, схватил тощее горло мертвеца и подтянул его к себе.
        Не сводя взгляда своих черных глаз с Раговски ни на мгновение, демон снял свой трепан с пояса, активировав устройство большим пальцем, и приставил его между бровями Раговски. Сверло пробило череп Раговски и вышло.
        - Пинхед, - сказал Раговски невозмутимо.
        Сенобит не дал ответа. Он просто повесил трепан обратно на пояс и засунул пальцы себе в рот, ища что-то, застрявшее там. Найдя, он вытащил предмет - нечто маленькое, гладкое и почерневшее, словно пораженный болезнью зуб. Он поднес пальцы к отверстию в черепе Раговски, вставил предмет и отпустил горло Раговски в тот же момент.
        - Полагаю, я скоро умру, верно? Перефразируя Черчилля, я умру утром, но ты все равно останешься Пинхэдом[6 - Pinhead - анг. разг. тупица, дурак; дословно - Булавкоголовый], - прорычал Раговски.
        Сенобит уже отвернулся от Раговски. Крюки, удерживавшие Хеядат на месте, явно ждали, пока их хозяин вернется к ним, прежде чем они нанесут свой coup de grace[7 - удар милосердия]. Теперь, благословленные его взглядом, они продемонстрировали свое мастерство.
        Крюк - оружие ласково называемое демоном Рыболовным Крючком - был прикреплен к цепи, которая ранее нашла подъемный механизм под потолком. Он внезапно и быстро прорвался сквозь нёбо Хеядата, поднимая все его тело над землей. В тот момент, когда взгляд Сенобита упал на ржавые звенья, покрытые запекшейся кровью, извержение крови следовало за извержением. Руки Хеядата распались надвое, как и ноги. Огромные участки его бедер были пропаханы от паха до колен. Кожа лица была сорвана, и три глубоко укоренившихся крюка в груди и животе враз вырвали сердце, легкие и кишки. Определенно, более быстрого вскрытия ещё никогда не происходило.
        Завершив свою задачу, крюки потащили те части его тела, на которые претендовали, через лужи крови обратно к тому месту, откудова[8 - старое слово whence - не where] они явились. Остался только один: Рыболовный Крючок, с которого свисала пустая и значительно облегченная туша Яшара Хеядата, медленно качающаяся вперед и назад, провисающие створы живота - яркие от жира- хлопали открываясь и закрываясь.
        - Сегодня вечером все фейерверки снова были красными, - сказал Сенобит, как будто все это ему надоело.
        Феликссон, все еще паша как собака, вышел из Коттлав и отступил от разливающейся крови. В поисках опоры, его рука опустилась на что-то мягкое. Он повернулся и осунулся.
        - Лили… - все, что он смог произнести.
        Демон повернул голову, чтобы увидеть то, что видел Феликссон. Это была Лили Саффро. Зрелище умерщвления Хеядата, очевидно, было для нее непереносимым. Она упала замертво у дальней стены. На ее лице было пораженное выражение, а руки все еще обхватывали грудь.
        - Давайте покончим с этим, - сказал демон, повернувшись лицом к трем оставшимся волшебникам. - Ты. Феликссон.
        Лицо человека было все в соплях и слезах.
        - Я?
        - Ты хорошо изображаешь собаку. У меня есть работа для тебя. Подожди меня в проходе.
        Феликссону не нужно было повторять дважды. Утирая нос, он последовал указаниям демона и побежал к выходу. Несмотря на то, что Феликссон направлялся в Ад нагим вслед за существом, которое вырезало почти всех его друзей, он был доволен своей участью.
        Настолько счастлив, что он проскользнул сквозь обшарпанную дверь в стене склепа, чтобы дождаться прихода своего хозяина, и даже ни разу не оглянулся назад. Он прошел достаточно далеко по проходу, чтобы быть уверенным, что не услышит криков своих друзей, а затем присел на корточки у осыпающейся стены и заплакал.
        4
        - Что со мной не так? - спросил Раговски.
        - Ты заражен моим крошечным братишкой, Джозеф. Червём - плоть от плоти моей. Я перенес его из колыбели рядом со щекой в дыру в твоем черепе. Его тело наполнено крошечными яйцами, для вылупления которых необходимо только наличие теплого и мягкого питания.
        Раговски не был глупцом. Он полностью осознал значимость только что услышанного. Это объясняло непрошеное давление в его голове, колебательные движения за глазами, привкус горькой жидкости, стекающей из носа и вниз по гортани.
        Раговский отхаркнул комок мокроты и плюнул в Сенобита, который отвел его легким движением руки. Когда тот ударился об пол, Раговски осознал реальное положение вещей. Он выпростал не мокроту; это был клубочек червей.
        - Ты сволочь, - сказал Раговски.
        - У тебя есть редчайшая возможность умереть дважды, и ты впустую тратишь время на банальные оскорбления? Я ожидал от тебя большего, Джозеф.
        Раговски зашелся кашлем и в разгар приступа начал задыхаться. Он попытался восстановить его, но горло было перекрыто. Он упал на колени, и удара было достаточно, чтобы прорвать хрупкое полотно его кожи, так что жилоподобные черви выпали его тела, захламляя землю вокруг него. Собрав остатки силы воли, он поднял голову, чтобы бросить вызов своему разрушителю взглядом, но прежде чем он смог это сделать, его глаза запали в глазницы, а нос и рот коллапсировали вскоре после этого. За считанные секунды его лицо полностью исчезло, оставив только костяную чашу, наполненную до краев извивающимися потомками Сенобита.
        Позади Раговски раздался пронзительный вопль, и наконец покончив с ним, демон повернулся на шум, только для того, чтобы обнаружить, что занимаясь уничтожением Раговски, он пропустил единственную беременность Коттлав, достигшую полного срока. Однако, вопль исходил не от нее. Она была мертва, лежала, опрокинувшись на спину, и была разорвана пополам, убитая травмой, полученной при рождении младенца. Порождение, сотворенное в ней демоном, лежало в луже собственных зловонных флюидов, именно её вопли демон принял за крик Коттлав. Существо было женского пола и, на первый взгляд, вполне человеком.
        Демон осмотрел склеп. Действительно масштабное зрелище: кусочки Полташа разметаны у двери; голова Хеядата и его изувеченная туша до сих пор слегка покачиваются, свешиваясь с Рыболовного Крючка; Лили Саффро, застывшее навсегда, ее тело истерзано временем, ее лицо - пугающее свидетельство эмпирической силы самого страха, ее жизнь востребована единственным Нечто, на чей призыв должна откликнуться каждая душа; и, наконец, Раговский, превращенный немногим больше, чем месиво костей и червей.
        Черви, как неучтивые гости, которыми они и являлись, уже начали покидать его останки в поисках следующей трапезы. Первые из беглецов уже нашли кусочки Хейадата в одной стороне и полуискромсанный труп Элизабет Коттлав - в другой.
        Сенобит встал на колени меж окровавленных ног Коттлав и выбрал одно из лезвий на своем поясе. Взяв одной рукой пурпурный комок пуповины ребенка, он перерезал его и завязал узлом. Затем он нашел блузку ее матери, милостиво незапятнанную, и завернул в нее ребенка. Даже перепеленатая, она продолжала кричать, словно рассерженная птица. Демон рассматривал ее с любопытством, полностью лишенным всякого беспокойства.
        - Ты голодна, - произнес он.
        Сенобит встал и, удерживая один конец шелкового пеленания, отпустил ребенка, позволив ему развернуться высоко над трупом матери. Младенец начал падать, но, глубоко погрузив ручки в блузку, повис на ней и уставился в глаза своего опекуна, издавая при этом шипение рептилии.
        - Пей, - приказал он.
        Он встряхнул ткань, за которую цеплялось его творение, и она упала на труп матери. Поднявшись на четвереньки, ребёнок преодолел грешный путь к левой груди Элизабет, чью остывающую плоть она мяла своими ручками, на которых уже отрасли необычайно длинные пальцы для столь юного младенца. И когда молоко Коттлав снова начало течь из ее безжизненной груди, ребенок стал жадно сосать.
        Затем демон повернулся к ребенку спиной и направился туда, откудова (whence) пришел, где в ожидании распоряжений дожидался его верный пёс Феликссон.
        По мере того, как кирпичи и строительный раствор возвращались в исходное положение, запечатывая проход за уходящим демоном, ребёнок, всё ещё растущий, теперь выглядел по крайней мере в два раза больше, чем при рождении. Только рассвело, когда Сенобит покинул склеп, но к тому времени его потомство уже опорожнило обе груди и вскрывало грудную клетку матери ради мяса внутри. Треск грудины громким эхом отразилось от стен маленького, затхлого помещения.
        Обнажённое тело девочки переживало бурный рост, и так часто можно было услышать звук страдания, приглушённый, стиснутыми зубами. Совершенно не подозревая об уходе отца, девушка-демон перемещалась по помещению, как свинья у корыта, пожирая в три горла останки некогда могущественных волшебников, эффективно уничтожая последние следы магического ордена, веками существовавшего в тени цивилизации.
        К моменту прибытия полиции, вызванной ничего не подозревающей душой, обнаружившей отвратительное зрелище - коим являлся склеп - в лице хрупкого и сломленного смотрителя, поклявшегося, что его нога больше никогда не ступит на землю кладбища, девушка, ставшая взрослой женщиной менее чем за двенадцать часов, исчезла.
        КНИГА ПЕРВАЯ
        Прошлые Жизни
        Трое могут сохранить тайну, только если двое из них мертвы.
        - Бенджамин Фраанклин, Альманах Бедного Ричарда
        1
        Два десятилетия назад Гарри Д'Амуру[9 - D’Amour - созвучно с amour (фр.) (любовь)] в Новом Орлеане исполнилось двадцать три года, он был пьян, как повелитель Бурбон-стрит[10 - историческая улица в Новом Орлеане, знаменитая множеством баров и стрип-клубов]. Теперь он был в том же городе, получившем ужасные раны от ураганов и человеческой жадности, но каким-то образом выжившем после их всех, сохранив вкус к празднованию в целости и сохранности. Спустя двадцать четыре года Гарри выпивал в том же баре на той же улице. Там звучала музыка, исполняемая джазовым квинтетом, хотите верьте, хотите нет, во главе с тем же трубачом-вокалистом, неким Миссисипи Моузесом, а на маленькой танцплощадке также, как и почти четверть века назад, завязывались любовные романы на одну ночь.
        Тогда Гарри танцевал с красивой девушкой, утверждавшей, что она дочь Миссисипи. Пока они танцевали, она сказала ему, что если они хотят заняться чем-то "плохим сегодня вечером" - Гарри прекрасно помнил её улыбку, когда она произносила "плохим" - то у нее есть местечко, где они могли бы пошалить. Они поднялись в маленькую комнату над баром, снизу громко и ясно звучала папашина музыка. Этот маленький факт должен был предупредить Гарри о том, что это семейное дело и что у мужчин, у которых есть дочери, могут быть и сыновья. Но вся его кровь отхлынула от головы, как только он запустил руку в ее платье, и как раз в тот момент, когда его палец проскользнул в её влажный жар, дверь распахнулась, девушка изобразила немое удивление, увидев своих двух братьев, которые теперь стояли в комнате и выглядели потрясенными почти убедительно. Двое нарушителей блаженства Гарри разыграли сцену, которую они, вероятно, исполняли с полдюжины раз за ночь: сообщили ему, что их милая младшая сестра девственница, и что в баре нет ни одного мужчины, который бы когда-либо засвидетельствовал бы о том, что видел его, если они
оттащат тушу янки к дереву, притаившемуся за стеной всего в минуте ходьбы оттуда, с которого уже свисала петля в ожидании своего обладателя. Но они заверили его - люди они благоразумные, и если у Д'Амура достаточно денег с собой, они, возможно, не будут обращать внимания на его проступки - конечно, только на этот раз.
        Естественно, Гарри заплатил. Он опустошил свой бумажник и карманы и чуть не лишился своих лучших выходных туфлей в пользу более высокого из двух братьев, но они оказались слишком велики тому. Швырнув ему в спину его же ботинки и специально оставив дверь открытой, чтобы он мог сбежать, братья немного намяли бока Гарри, когда он выходил; зажигалки за несколько сотен баксов больше нет, но в остальном невредимым.
        После всех этих лет Гарри пришел в бар со слабой надеждой найти там девушку, конечно изменившуюся, по прошествии стольких лет, но все еще узнаваемую. Ее там не было, как и ее мнимых братьев. Только старый джазмен, играющий с закрытыми глазами, импровизирующий на темы сладостно-грустных любовных песен, которые были уже старыми, когда Гарри впервые услышал их в исполнении Миссисипи Моузеса много лет назад назад.
        Однако, ничто из этой ностальгии не улучшило душевное состояние Гарри; как и его отражение, которое он ловил в изъеденном временем зеркале за стойкой, когда смотрел вверх. Сколько бы спиртного он ни выпил, оно отказалось расплываться, и Гарри слишком отчетливо видел шрамы, оставленные битвами и временем. Гарри обратил внимание на собственный взгляд, который, даже будучи брошенным вскользь, источал недоверчивость. Уголки его рта опустились вниз - следствие слишком большого количества нежелательных сообщений, доставленных неприятными вестниками: записки от мертвецов, повестки в инфернальные суды и устойчивый поток счетов за услуги уборщика в Квинсе, готового сжечь что угодно в своей печи за определенную плату.
        Гарри Д'Амур никогда не желал такой жизни. Он пытался вести нормальную жизнь, жизнь не запятнанную тайными ужасами, с присутствием которых он впервые столкнулся в детстве. Соблюдение закона, рассуждал он, будет не плохим бастионом против сил, выслеживающих его душу. И поэтому, не обладая сообразительностью и не умея жонглировать словами, необходимые навыки хорошего адвоката, он стал вместо этого одним из нью-йоркских полицейских. Попервой казалось, что уловка сработала. Объезжая улицы Нью-Йорка, имея дело с проблемами, которые варьировались от банальных до жестоких и обратно - дважды в течение одного часа, он решил, что относительно легко практически заглушить/забыть противоестественные образы, которые были вне досягаемости любого пистолета или закона.
        Однако это не означало, что он не распознавал знаки, когда чувствовал их. Порыва ветра, несущего аромат разложения, было достаточно, чтобы вызвать черный прилив из основания черепа, который ему удалось загнать обратно только силой воли. Но поддержание нормальности требовало жертв. В его бытность копом, не проходило и дня, чтобы ему не приходилось выдумывать одну или две лжи, чтобы удержать своего напарника, временами радушного семьянина, которого ласково называли Сэм "Мерзавчик" Шомберг, от раскрытия правды. В конце концов, Гарри никому не пожелал бы узнать правду. Но дорога в ад вымощена бурлящим раствором благих намерений, и в конечном итоге лжи и полуправды Гарри оказалось недостаточно, чтобы спасти его партнера.
        Прозвище Шомберга - Мерзавчик», каким бы любовным оно ни было, было заслужено. Обожая своих пятерых детей ("последние четверо были несчастными случайностями"), его мысли всегда крутились вокруг отбросов общества; эти мысли, когда он был на ночном дежурстве, а настроение было соответствующим, толкали его тратить время на объезд убогих улиц вдоль и поперек, где уличные проститутки занимались своим ремеслом, пока он не находил девушку, выглядевшую для него достаточно здоровой ("Господь знает, что я не могу принести домой какую-нибудь гребаную болезнь"), чтобы быть арестованной, а затем освобожденной, сразу после оказания ему какой-нибудь бесплатной услуги в близлежащем переулке или дверном проеме.
        - Еще один "Джек"? - спросил бармен, выводя Гарри из задумчивости.
        - Нет, - ответил Гарри. Гарри посетило воспоминание о сладострастной ухмылке Мерзавчика, от которого его разум стремительными самопроизвольными скачками пронесся к последним мгновениям жизни напарника. - Не надо, - Гарри говорил скорее с собой, чем с барменом, поднимаясь с барного стула.
        - Простите? - произнес бармен.
        - Ничего, - ответил Гарри, пододвигая десятидолларовую купюру, уже лежавшую на стойке, к бармену, как будто в оплату за то, чтобы тот больше не задавал вопросов. Гарри необходимо было убраться отсюда и оставить свои воспоминания позади. Но, несмотря на отсутствие ясности в мыслях благодаря алкоголю, его разум все еще был быстрее ног, и, вопреки протестам, он вернул Гарри в ту страшную нью-йоркскую ночь: он мгновенно оказался в патрульной машине на 11-ой улице, ожидая, пока Мерзавчик оттянется по полной.
        2
        Мерзавчик и избранный им сосуд скрылись из виду, спустившись по ступенькам, ведущим в подвал здания. Здание было пустым, его двери и окна были замурованы кирпичом или заколочены на столько тщательно, чего Гарри никогда не видел ранее. Он взглянул на свои часы. Было десять минут третьего утра, в середине июня. Гарри немного нервничал, и он знал почему. Его тело всегда узнавало раньше мозга, что поблизости что-то плохое.
        Гарри нетерпеливо постукивал по рулю, осматривая пустынную улицу на предмет выяснения местонахождения того, что могло вызвать раздражение в его организме. Еще ребенком, он называл это ощущение "НЗ", - что означало "Неустранимый Зуд". Взрослая жизнь не давала ему повода поменять название, поэтому "НЗ" все еще оставался в личном словаре, который он создал в помощь по наведению порядка в ментальном хаосе, всегда порождаемый ощущением "НЗ".
        Ему что-то померещилось под мигающим фонарем на другой стороне улицы? Если там что-то и было, его можно было вычленить из тени только до предела напрягая зрение. Возможное Нечто, казалось Гарри, двигалась с дикой кошачьей грацией. Нет. Он ошибся. Там ничего не было…
        Как только эта мысль сформировалась, Возможное Нечто подтвердило его первоначальное подозрение, развернувшись и отступив в тени, его мускулистая форма двигалась как водная рябь, по мере того, как тени гасили её. Однако уход Нечта не смог ослабить «З» в "НЗ" Гарри. Не это было причиной покалывания на его коже. Нет, причина была все еще неподалеку. Он открыл дверь патрульной машины и вышел, двигаясь медленно, чтобы не привлекать внимания. Затем он внимательно изучил улицу.
        В полутора кварталах вверх по 11-й он увидел, привязанную к пожарному гидранту, козу. Там, на тротуаре, он выглядел одновременно и жалким, и маловероятным, а особенности его анатомии - раздутые бока, выпученные глаза, костлявый череп - явно чуждыми. Гарри вышел из-под прикрытия патрульной машины, оставив дверь открытой, и пошел к своему напарнику, его рука инстинктивно опустилась за рукоять пистолета.
        Гарри сделал три шага и почувствовал, как "НЗ" накрывает его словно приливная волна. Он остановился, глядя на короткий отрезок пустого тротуара, лежавший между ним и затемненной лестницей, по которой пошел Мерзавчик с девушкой. Почему так чертовски долго?
        Гарри сделал два осторожных шага, одновременно звоня своему напарнику.
        - Ну все, Мерзавчик, застегивай ширинку. Пора двигаться.
        - Что? Крикнул Мерзавчик. - … О, Боже, как хорошо… Ты уверен, что не хочешь присоединиться, напарник? Эта сучка…
        - Я сказал, что пора, Сэм.
        - Uno momento[11 - Одну минутку, итал.], Гарри… только один… черт возьми… о да… о да, вот так… Мерзавчику это нравится….
        Взгляд Гарри вернулся к козе. Входная дверь в здание, перед которым было привязано животное, была открыта. Голубые огни горели внутри, как пламя свеч, трепещущее на полуночной мессе. Зуд Гарри стал нестерпимым. Медленно, но целеустремленно он пересек потрескавшийся тротуар, подошел к лестнице и посмотрел вниз, в темноту, где он смутно различил, что Мерзавчик облокотился на стену, запрокинув голову, а проститутка работает, стоя на коленях перед ним. Судя по хлюпающим, отчаянным звукам, сопровождавшим ее работу, она хотела, чтобы коп уже выпустил свой заряд, чтобы она могла выплюнуть его и уйти.
        - Черт возьми, Сэм, - сказал Гарри.
        - Боже, Гарри. Слышу, слышу.
        - Повеселился…
        - Я еще не кончил.
        - Как насчет того, чтобы найти другую девушку на другой улице?
        Говоря это, Гарри оглянулся на козу, а затем на открытую дверь. Синее пламя свечей осмелилось выплыть на улицу, будучи отделенным от фитиля и воска. Они освещали путь для чего-то. Нутро Гарри подсказало ему, что он не хочет быть рядом, когда что-то наконец-то появится.
        - О, ты молодец, - сказал Мерзавчик шлюхе. - Я имею в виду, очень хороша. Лучше моего гребаного шурина. Он усмехнулся сам себе.
        - Хватит, - сказал Гарри и спустился вниз, потеряв из виду и освещённый дверной проем, и козу, хватая Мерзавчика за плечо, укрытое пиджаком. Гарри потянул, девушка упала вперед, приземлившись на руки, пока Д'Амур тащил Мерзавчика вверх по лестнице.
        - Что происходит? - потребовала она. - Что такое, вы загребете меняшь?
        - Заткнись, - тихо произнес Гарри. - Не заберем. Но если я когда-нибудь увижу тебя в этом квартале снова…
        В тот момент раздался несчастный вопль козы, который длился целых три секунды, и эхом разнесся в противоестественно неподвижном ночном воздухе. Затем звук внезапно оборвался, оставив их снова в тишине.
        - Твою мать. Черт. Черт, - протараторил Гарри.
        - Что это было? - спросил Мерзавчик.
        - Коза.
        - Чего? Я не видел ни какой козы…
        - Мерзавчик?
        - А?
        - На счет три мы бежим к машине, хорошо?
        - Х-хорошо. Но…
        Гарри вмешался, прошипев. - Никаких но, Мерзавчик. Смотри на машину и продолжай смотреть на неё пока не окажешься внутри, и мы ни уберемся отсюда. Шаг влево, шаг вправо, и мы трупы.
        - Гарри, чё..?
        - Доверься мне. А теперь - вперед.
        - О, Боже, молнию заело.
        - Забудь про свою гребаную молнию. Никто не собирается смотреть на твой член, обещаю. Давай, двигай.
        Мерзавчик побежал. Гарри, не отставая от него, посмотрел вниз по улице, тихо подбираясь к машине. Козье горло было вспорото, но он не спешил умирать. Его забойщик, облаченный в мантию, стоял там, держа бьющееся животное за ноги, голова животного была откинута назад, так чтобы расширить разрез на горле и ускорить поток крови.
        Жизненная сила покидала козу рывками, как вода из неисправного крана. Однако там присутствовали не только коза и мясник. Был третий член вечеринки, стоявший спиной к к Гарри. Пока Гарри пересекал улицу в направлении машины, тот повернулся, чтобы посмотреть назад. Гарри мельком взглянул на его лицо - мазок бесформенной плоти, как кусок глины, отброшенной за ненадобностью - до того, как человек не окунул руки в фонтанирующую кровь козы.
        Мерзавчик преодолел полпути до машине, а затем, вопреки указанию Гарри, посмотрел на неприглядную сцену. Она заставила его замереть. Гарри переложил пистолет справой руки в левую, а правой крепко схватил Мерзавчика за руку.
        - Пошли.
        - Ты видел это?
        - Пошли, Мерзавчик.
        - Так неправильно, Гарри.
        - Как и требовать минет от сбежавшего подростка.
        - Это другое. Люди не могут забивать гребаных коз на улице. Это чертовски омерзительно. Мерзавчик вытащил свой пистолет. - Эй, вы, двое дегенератов с козой. Не двигаться, вашу мать. Вы оба арестованы.
        Сказав это, он начал приближаться к ним. Гарри выругался себе под нос и последовал за ним. Где-то поблизости, не более двух-трех кварталов от них, уханье сирены скорой помощи напомнило Гарри, что каким-то образом рациональный мир все еще находится в паре шагов от этой жуткой сцены. Но Гарри знал, что это не имеет значения. Такие деяния, все кусочки единой непостижимой тайны, укрывали себя покровом, препятствующем проникновению взглядов обывателей. Если бы Мерзавчик был один, он, скорее всего, проехал бы мимо этой гротескной сцены, даже не заметив её.
        Он увидел только потому, что Гарри был с ним, и понимание этого факта засело камнем в кишках Гарри.
        - Эй, придурки, - окликнул Мерзавчик, его крик эхом заметался туда-сюда между фасадами заброшенных зданий. - Прекращайте это дерьмо.
        Двое мужчин в ответ сделали худшее из возможного: они подчинились. Гарри вздохнул, когда мясник позволил козе упасть на землю, ее черные ноги все еще подергивались. А глинолицый мужчина, умывавший руки в крови, распрямился и повернулся лицом к двум полицейским.
        - О, Боже во плоти, - пробормотал Мерзавчик.
        Гарри увидел причину богохульства Мерзавчика; то, что две минуты назад было неопределенным комком плоти, начало самоорганизовываться. Глиноподобная материя, которую Гарри сначала увидел, теперь преобразилась; там был почти нос, почти рот и два отверстия, похожие на отпечатки больших пальцев, где должны были быть глаза. Глиняный человек пошел к ним, пар поднимался от его рук, пропитанных кровью.
        Мерзавчик перестал идти и бросил на Гарри мимолетный взгляд - достаточный, чтобы уловить малехонький кивок Гарри в сторону машины. В то время изменчивые черты глиняного человека наконец-то сформировались в рот, который теперь открылся и исторг тихий звук, похожий на предупреждающее рычание рассерженного животного.
        - Берегись! - Выкрикнул Гарри, когда тварь, сделав два шага, перешла на бег. - Беги! Беги! - крикнул Гарри и, выставив пистолет, выстрелил в тварь два раза, а затем, увидев, как пули замедляют бег существа до пошатывания - его кровь заливала рубашку в местах попадания, - Гарри выстрелил еще три раза: два раза в туловище и один раз в голову. Существо мгновение стояло посреди улицы, глядя на свою окровавленную рубашку, слегка наклонив голову, словно в легком замешательстве.
        Позади себя Гарри услышал, как Мерзавчик забирается в машину и захлопывает дверь. Он запустил двигатель, колеса завизжали, когда машина развернулась и подалась к Гарри.
        - Забирайся! - пронзительно крикнул Мерзавчик.
        Существо все еще осматривало свои раны. У Гарри выдался миг передышки и он воспользовался им. Повернувшись спиной к чудовищу, Гарри перемахнул капот машины, распахнул дверь и запрыгнул на пассажирское сиденье. Еще до того, как он успел закрыл дверь, Мерзавчик дал газу. Гарри мельком увидел существо, когда они проносились мимо него, и увидел - будто Гарри был совершенно неподвижен и мог рассмотреть каждую деталь - как поднялась тяжелая голова существа, показывая две крошечные точки света, горящие в его глазах, схожих с отверстиями для большого пальца на кегельном шаре. Во взгляде чудовища читался смертный приговор.
        - Ты, наверное, шутишь, - сказал Гарри.
        - Так плохо, а?
        - Хуже не куда.
        Они уже были почти в квартале от существа, и в течение нескольких обманчивых мгновений Гарри полагал, что он, возможно, неправильно истолковал взгляд врага, и они на самом деле смогут добраться до безопасности оживленной улицы целыми и невредимыми. Но потом Зуд вернулся, как раз когда его напарник заорал: - В бога душу мать!
        Гарри оглянулся и увидел, что враг преследует их и приближался к мчащемуся автомобилю с каждым шагом. Существо подняло запачканные кровью руки, от которых поднимался пар, перед собой ладонями наружу, пальцы были причудливо широко растопырены. Когда он бежал, его руки становились ярче, как тусклые угли в костре, разбуженные внезапным ветром. Искры срывались с его рук, желто-белые, и превращались в дым, темнея при этом.
        Гарри включил сирену и проблесковые маячки в надежде, что это существо было из той редкой породы, которую можно было подкосить подобной тактикой. Но вместо того, чтобы отговорить врага продолжать преследование, сирена, казалось, пришпорила его.
        - Твою мать! Почти догнал нас, Гарри!
        - Ага.
        - Сколько пуль ты всадил в эту гребаную штуку?
        - Пять.
        - Черт.
        - Просто продолжай вести.
        - Черт.
        - Мерзавчик, ты знаешь какие-нибудь молитвы?
        - Ни одной.
        - Черт.
        А потом чудовище настигло них, обрушив горящие руки на багажник с такой силой, что передняя часть машины взлетела в воздух. На несколько секунд колеса оторвались от земли, и к тому моменту, когда они снова соприкоснулись с асфальтом, враг пробил заднее окно. Вонь прикипевшей козлиной крови заполнила машину.
        - Наружу! - прокричал Гарри.
        Мерзавчик распахнул дверь. Машина продолжала двигаться, но Мерзавчик все равно выскочил… Гарри почувствовал жар вражеских рук за головой и почуял, как горят волосы на его шее. Он открыл дверь со своей стороны - всего на дюйм, но она была уже открыта. Затем он уперся левой рукой в приборную панель, чтобы приложить побольше силы, и налег на дверь.
        Чистый прохладный воздух встретил его снаружи; а затем и дорога. Он попытался перекувыркнуться в падении, но потерпел неудачу и приземлился на голову, содрая кожу с лица о потрескавшийся асфальт, пока, наконец, не остановился. Адреналин в крови простил его телу слабости, по крайней мере, на несколько секунд. Он поднялся, вытирая грязь и кровь с глаз, и поискал Мерзавчика. Мерзавчик стоял в десяти ярдах от Гарри, наполовину скрытый черным дымом горящей машины. Он направил свой пистолет прямо на Гарри.
        - Мерзавчик, что…
        - Сзади!
        Гарри повернулся. Чудовище стояло в воздухе, сдобренном дымом, менее чем в двух ярдах от того места, где стоял сам Гарри. Его человеческая одежда была в значительной степени сожжена пламенем, разведенным им, и это дало Гарри неприятное представление о том, насколько приятным находило все это безумие чудовище. Его пенис блаженно смотрел в небо, крапчатая головка - обнажена. Волосы вокруг его основания горели, так что орган, казалось, поднимался из зарослей пламени. И если окаменевший (твердый как камень) салют (как приветствие) не был достаточным доказательством радости чудовища от происходящего, то улыбка на его лице была.
        Оно подняло правую руку. Пламя погасло, оставив руку черной и дымящейся, но в остальном неповрежденной. Единственные оставшиеся напоминания об огне - линии на ладонях монстра, которые были ещё яркими от жара, самые яркие угли светились точно по центру его ладоней. Гарри хотел отвести глаза от этого места, но не смог "отлипнуть", - по крайней мере, до тех пор, пока он не увидел как центр ладони чудовища разгорелся ещё ярче и, наконец, испустил частицу белого пламени, которая пролетела мимо головы Гарри, промахнувшись на считанные дюймы.
        Стоя в ошеломлении, он нашел время возблагодарить судьбу за то, что чудовище промазало по цели. Потом Гарри осознал, что, конечно же, огненная частица предназначалась не ему. Он повернулся, крича Мерзавчику, но и движение, и предупреждение были медленными - слишком медленными, как будто воздух вокруг него стал густым словно смола.
        Гарри смотрел на Мерзавчика, стоящего в дюжине ярдов от него, смотрящего теми же глазами, залитыми в смолу, бессильного сделать что-либо, когда частица белого огня приблизилась к нему и ударила в горло. Мерзавчик медленно поднял свободную руку, чтобы смахнуть ее, но прежде, чем его рука успела дотянуться до нее, частица взорвалась, и две яркие линии огня побежали по шее, одна двинулась налево, а другая направо, и полностью обхватили ее, снова встретившись на адамовом яблоке.
        На мгновение воздух вокруг головы Мерзавчика вспыхнул, дрожа и мерцая, как волна тепла над выжженной землей. Но прежде чем Мерзавчик смог произнести хоть слово, появилась оболочка пламени и поглотила его лицо. Его голова была объята пламенем от адамова яблока до проплешины, которую он вечно расчесывал. И тогда Мерзавчик начал кричать. Жуткие гортанные крики, как будто столовое серебро спустили в измельчитель отходов.
        Время продолжало раскручиваться в том же ленивом ритме, заставляя Гарри наблюдать, как жар поглощает плоть его партнера. Кожа Мерзавчика все краснела и краснела в пламени, блестящие капли жира проступали из пор и вспыхивали, скатываясь по его лицу. Гарри начал поднимать руки, чтобы снять пиджак - его разум был достаточно ясен, чтобы понять - он все еще может погасить пламя, прежде чем оно нанесёт реальный вред. Но когда Гарри заставил себя пошевелился, чудовище схватило его за плечо, развернуло и подтянуло к себе. Стоя лицом к лицу с гнусным существом Гарри наблюдал, как существо протянуло свою тлеющую руку и обхватило Гарри ладонью чуть ниже подбородка.
        - Плюнь, - произнесло существо, его голос соответствовал его уродливой форме.
        Гарри ничего не сделал в ответ.
        - Слюна или кровь, - предупредило чудовище.
        - Легко, - произнес Гарри.
        Гарри не знал, зачем этой твари что-то от него нужно, и ему особенно не нравилась идея о том, что существо завладеет частью него, но предложенная альтернатива была явно хуже. Он приложил все усилия, чтобы собрать как можно больше слюны, но пожертвование, брошенное в руку чудовища, было скромным. Благодаря адреналину рот Гарри пересох, как куча костей отбеленных солнцем.
        - Еще, - потребовало чудовище.
        На этот раз Гарри напрягся и извлек спелые хорошие сгустки влаги из каждого закоулка своего горла и рта, собрал их вместе, скатал и со смаком плюнул в ладонь чудовища. Это была хорошая работа - никаких сомнений. Судя по грубой безгубой улыбке на его лице, чудовище было вполне удовлетворено.
        - Смотри, - сказало оно.
        После этого он обхватил рукой, в которую плюнул Гарри, свой эрегированный орган.
        - Смотреть? - Спросил Гарри, глядя вниз с отвращением.
        - Нет! - приказало существо. - На него. Ты и я. Смотрим на него. Пока чудовище произносило эти слова, оно начало обрабатывать свой жезл продолжительными, неторопливыми движениями. Его свободная рука все еще лежала на плече Гарри, и с непреодолимой силой он повернул Гарри обратно к своему напарнику.
        Гарри был потрясен, увидев, что ущерб, нанесенный за несколько секунд, пока Гарри отводил свой взгляд, преобразил Мерзавчика до неузнаваемости: его волосы полностью сгорели, его обнаженная голова превратилась в пузырящийся красно-черный шар; его глаза были практически закрыты набухшей от жары плотью, а нижняя челюсть отвисла, горящий язык торчал наружу, словно обвиняющий перст.
        Гарри дернулся, но рука на плече удержала его. Он попытался закрыть глаза, чтобы не видеть этот ужас, но существо, хотя и стояло позади Гарри, каким-то образом знало, что он не подчиняется его приказам. Чудовище вонзило большой палец в напряженную мышцу плеча Гарри, погружаясь в нее с легкостью человека, продавливающего большим пальцем переспелую грушу.
        - Открой! - потребовало чудовище.
        Гарии сделал, как ему было велено. Покрытое волдырями лицо Мерзавчика начало чернеть, вздутая кожа растрескивалась и скручивалась, оголяя мышцы.
        - Господи помилуй меня, Мерзавчик. Господи гребаный помилуй меня.
        - О! - прохрипело чудовище. - Ах ты брехатая шлюха!
        Без предупреждения чудовище разрядилось. Потом оно содрогаясь вздохнуло и снова повернуло Гарри к себе лицом, казалось, два светящихся булавочных острия его глаз пронзили голову Гарри и поскребли затылок изнутри.
        - Держись подальше от Треугольника, - сказало оно. - Понятно?
        - Да.
        - Повтори.
        - Я понял.
        - Не это. Другое. Повтори, что говорил раньше.
        Гарри стиснул зубы. Существовала точка невозврата, когда его жажда борьбы пересилит стремление к бегству - и он стремительно приближался к ней.
        - Повтори. Это, - потребовало чудовище.
        - Господи помилуй меня, - прошептал Гарри сквозь стиснутые зубы.
        - Нет. Я хочу сохранить это на будущее. Что-то такое хорошенькое, чем можно полакомиться.
        Гарри постарался привнести в голос интонации, чтобы мольба звучала проникновеннее, что, как оказалось, было не так уж и сложно.
        - ?тче наш. Помилуй меня.
        3
        Гарри проснулся около полудня, звук криков его партнера был ближе, чем его пропитанные алкоголем воспоминания о прошлой ночи празднования дня рождения. Улицы снаружи его комнаты были приятно тихи. Все, что он слышал, это колокол, призывающий тех, кто еще сохранил верность воскресной мессе. Он заказал в номер кофе и сок, которые принесли, пока он принимал душ. Воздух уже пропитался влагой, и к тому времени как он вытерся насухо, его тело уже начало покрываться свежей испариной.
        Потягивая кофе, крепкий и сладкий, он смотрел на людей, снующих по улице взад и вперед, двумя этажами ниже. Спешила только парочка туристов, рассматривающих карту, все остальные шли по своим делам в расслабленном, благодушном темпе, маршируя в ногу с предстоящим длинным жарким днем и не менее длинной и жаркой ночью, которая наверняка последует.
        Зазвонил телефон. Гарри поднял трубку.
        - Ты проверяешь меня, Норма? - просил он, стараясь изо всех сил говорить мирно.
        - И верно, детектив, - ответила Норма. И нет. Какая мне от этого польза, не так ли? Ты слишком хороший лжец, Гарри Д'Амур.
        - Ты научила меня всему, что я знаю.
        - Поосторожнее. Как отпраздновал день рождения?
        - Напился…
        - Ха, удивил.
        - …и ностальгировал о прошлом.
        - О, Господи, Гарри. Что я тебе говорила насчет того, чтобы оставить это дерьмо в покое?
        - Я не приглашал эти мысли посетить мою голову.
        Норма издала невеселый смешок. - Дорогой, мы оба знаем, что ты родился с выбитым приглашением на лбу.
        Гарри поморщился.
        - Все, что я могу - это повторить уже сказанное, - продолжила Норма. - Что сделано, то сделано. Как хорошее, так и плохое. Так что примирись с этим, или оно проглотит тебя целиком.
        - Норма, я хочу сделать то, зачем приехал сюда, а потом убраться из этого проклятого города.
        - Гарри…
        Но он уже повесил трубку.
        Норма поджала губки и повесила трубку. Она знала, чего ожидать от Гарри Д'Амура, но это не означало, что она привыкла к его мрачному, замученному облику. Да, Инакость могла найти Гарри, куда бы он ни отправился, но с этим можно было что-то поделать - предпринять меры при наличии такой "предрасположенности". Однако, Гарри Д'Амур никогда не прибегал к этим мерам, потому что, Норма знала, Гарри Д'Амур любил свою работу. Что более важно, он был чертовски хорош в своем деле, и пока это было так, Норма прощала ему его проступки.
        Норма Пейн[12 - Paine - созвучто с pain (боль)], черная, слепая и признавшаяся, что ей шестьдесят три (хотя вероятнее всего была ближе к восьмидесяти или даже больше), сидела в своем любимом кресле у окна в своей квартире на пятнадцатом этаже. Именно на этом месте она проводила двенадцать часов в день в течение последних сорока лет, разговаривая с мертвыми. Это была услуга, которую она предлагала недавно усопшим, которые, по опыту Нормы, часто чувствовали себя потерянными, сбитыми с толку и напуганными. Она видела умерших мысленным взором еще с младенчества.
        Норма родилась слепой, и для нее стало шоком, когда она впервые осознала, что ласковые лица, которые она помнит, взиравшие на нее, лежащую в своей кроватке, принадлежали не ее родителям, а любопытным почившим. Сама она считала, что ей повезло. Она не была слепой в полном смысле слова - просто она видела не тот мир, что большинство других людей, и это умение поставило ее в уникальное положение, чтобы творить добро в этом мире.
        Каким-то образом, любой затерявшийся в Нью-Йорке после смерти, рано или поздно находил дорогу к Норме. Иногда по ночам призраки выстраивались в очередь на полквартала или больше, иногда их было всего с дюжину - не больше. А время от времени нуждающиеся призраки на столько одолевали ее, что ей приходилось включать все сто три телевизора в своих апартаментах - каждый по отдельности издавал относительно тихие звуки, но все были настроены на разные каналы: новый Вавилон игровых шоу, мыльные оперы, прогнозы погоды, скандалы, трагедии и пошлости - чтобы прогнать их всех подальше.
        Не часто консультации Нормы недавно усопших пересекались с жизнью Гарри в качестве частного детектива, но из каждого правила есть исключения. Карстон Гуд являлся одним из таких исключений. Хороший по имени, хороший по натуре - вот как он устроил свою жизнь[13 - фамилия Goode созвучна прилагательному good (хороший)]. Гуд был семейным человеком, который женился на своей школьной возлюбленной. Вместе они жили в Нью-Йорке, воспитывая пятерых детишек и имея более чем достаточно денег для этого, благодаря гонорарам, которые он зарабатывал как адвокат, нескольким удачным инвестициям и глубокой вере в щедрость Господа своего Бога, Который, как любил говаривать Карстон, "лучше всего заботился о тех, кто больше всего заботился о Нем". По крайней мере, так он считал, пока восемь дней назад, когда в течение ста секунд его упорядоченная, боголюбивая жизнь ни превратилась в Ад.
        Спозаранку Карстон Гуд шел на работу, чувствуя себя вдвое моложе, он жаждал погрузиться в гущу событий, когда какой-то юнец бросился к нему сквозь стаю ранних пташек на Лексингтон-авеню и выхватил портфель из его рук Карстона. Мужчины помягче стали бы звать на помощь, но Карстон Гуд был более уверен в своем теле, чем большинство людей его возраста. Он не курил и не пил. Он тренировался четыре раза в неделю и лишь иногда скупо потворствовал своей страсти к красному мясу. Однако ничто из этого не уберегло его от обширного сердечного приступа, когда он находился всего в двух или трех шагах от негодяя, которого решил преследовать.
        Гуд умер, а смерть не прельщала. Не только потому, что он оставил свою любимую Патрицию одну растить их детей, но и потому, что теперь он не сможет написать книгу личных откровений о жизни и законе, которую он обещал себе написать каждый канун Нового Года в течение последнего десятилетия.
        Нет, самое плохое в смерти Гуда был его собственный маленький дом во французском квартале Нового Орлеана, о котором Патриция ничего не знала. Он был особенно тщательно оберегал секрет самого его существования. Но он не учёл в своих планах возможность упасть замертво по середине улицы без малейшего предупреждения. Теперь он столкнулся с неизбежным исчезновением всего, над чем так усердно трудился.
        Рано или поздно кто-нибудь - или Патриция, роясь в ящиках в его стола, или один из его коллег, добросовестно приводящий в порядок его дела, которые Гуд оставил незавершенными в фирме - найдет какую-нибудь ссылку на дом 68 по Дюпон-стрит в Луизиане и, отслеживая владельца дома по этому адресу, обнаружит, что это был Карстон. И это был лишь вопрос времени, когда они отправятся в Новый Орлеан, чтобы узнать, какие секреты там сокрыты. А секретов было предостаточно.
        Ну, Карстон Гуд не собирался пускать все на самотек. Как только он приспособился к своему менее телесному состоянию, он узнал, как работает система на Другой Стороне. И, применив свои навыки адвоката, он очень скоро очень скоро перескочил длинную очередь впереди себя и и оказался в присутствии женщины, которая, как он был уверен, решит его проблемы.
        - Вы Норма Пейн? - спросил он.
        - Верно.
        - Почему у вас так много телевизоров? Вы же слепы.
        - А ты грубиян. Готова поклясться, чем здоровее хулиган, тем меньше у него член.
        У Карстона отвисла челюсть.
        - Вы можете видеть меня?
        - К сожалению, да.
        Карстон посмотрел на свое тело. Он, как и все призраки, которых встречал после смерти, был голый. Его руки инстинктивно метнулись к вялому пенису.
        - Не стоит оскорблять, - сказал он. - Пожалуйста, у меня есть деньги, так что…
        Норма поднялась со стула и прошла прямо к Гуду, бормоча себе под нос.
        - Каждую ночь встречаю одного из этих мертвых придурков, которые думают что могут купить себе билет на небеса. Есть трюк, которому обучила меня мама, - сказала она Гуду, - как только узнала, что у меня есть дар. Это называется "Толкни Призрака.” Ладью левой руки она толкнула Гуда в середину груди. Он отступил назад.
        - Как вы…
        - Ещё два толчка и ты сгинешь.
        - Пожалуйста! Послушайте меня!
        Она толкнула снова. - Еще разок. И спокойной ночи…
        - Мне необходимо поговорить с Гарри Д'Амур.
        Норма остановилась как вкопанная и сказала: - У тебя есть одна минута, чтобы изменить мое мнение о тебе.
        4
        - Гарри Д'Амур. Он ведь частный детектив, верно? Мне сказали, что вы знаете его.
        - Что, если так?
        - Мне срочно нужны его услуги. Как я и сказал, деньги - не проблема. Я бы предпочел поговорить с Д'Амуром лично, после того, как он подпишет соглашение о конфиденциальности, конечно.
        Норма долго хохотала.
        - Я никогда не перестаю… - начала она отвечать, проговаривая каждое слово не в силах превозмочь необузданное веселье, - … никогда… не перестаю удивляться… сколько нелепостей может быть произнесено на полном серьезе такими парнями, как ты. На случай если ты не заметил, ты сейчас не в своей адвокатской конторе. Нет смысла держаться за свои маленькие секреты, потому что тебе некуда их засунуть, кроме как себе в задницу. Так что говори, или тебе придется искать другого медиума.
        - Хорошо. Хорошо. Только… только не отсылайте меня. Дело в том, что я владею домом в Новом Орлеане. Ничего особенного, но я использую его, как место, чтобы отдохнуть от… моих обязанностей… семейных.
        - О, я уже слышала эту историю. И чем ты занимался в своем маленьком домике?
        - Развлекал.
        - Держу пари, что так и было. И кого развлекал?
        - Мужчин. Молодых мужчин. Совершеннолетних, прошу заметить. Но тем не менее молодых. И это не то что вы подумали. Никаких наркотиков. Никакого насилия. Когда мы встречались там, мы занимались… магией. Он произнес последнее слово тихо, как будто его могли подслушать. - Ничего серьезного. Просто кое-какие глупости, которые я почерпнул из старых книг. Это придавало остроту ощущениям.
        - Я до сих пор не услышала убедительной причины, чтобы помогать тебе. Значит, у тебя была тайная жизнь. А потом раз - и ты умер, и теперь люди узнают об этом. Ты сам заварил эту кашу. Смирись с тем, кем ты был, и двигайся дальше.
        - Нет. Вы неправильно поняли. Я не стыжусь. Да, сначала я сопротивлялся тому, кем был, но с этим я смирился давным-давно. Тогда-то я и купил дом. Мне начхать, что подумают люди или какое наследие я оставил после себя. Я мертв. Какая теперь разница?
        - Это первая разумная вещь, которую ты сказал за всю ночь.
        - Ага, ну, нет смысла отрицать это. Как я уже сказал, проблема не в этом. Я наслаждался каждым мгновением, проведенным в этом доме. Проблема в том, что свою жену я тоже любил. Все ещё люблю. Настолько, что я не могу смириться с мыслью, что она когда-нибудь узнает. Не из-за себя, а потому что знаю - это уничтожит ее. Вот почему мне нужна ваша помощь. Я не хочу, чтобы моя лучшая подруга умерла, понимая, что на самом деле не знала меня. Я не хочу, чтобы наши дети страдали от нежелательных последствий ее ран и моей… неосмотрительности. Мне необходимо знать, что с ними все будет в порядке.
        - В этой истории достаточно, чтобы заставить меня подумать, что ты можешь оказаться достойным человеком под всеми этими слоями законника и лжеца.
        Гуд не поднял головы. - Значит ли это, что вы поможете мне?
        - Я поговорю с ним.
        - Когда?
        - Боже, а ты нетерпелив.
        - Послушайте, простите меня. Но с каждым часом вероятность того, что Патриция - моя жена, - найдет что-нибудь, увеличивается. А когда найдет - начнутся вопросы.
        - Как давно ты умер?
        - Восемь дней.
        - Ну, если ваша обожаемая жена любит тебя так сильно, как ты утверждаешь, я думаю, разумно предположить, что она слишком убита горем, чтобы рыться в твоих бумагах.
        - Убита горем, - произнес Гуд, как будто до сих пор мысль о душевных муках его жены в связи с его смертью не попадала в фокус его внимания.
        - Да, убита горем. Я так понимаю, что ты не был дома, чтобы убедиться в этом самому.
        Адвокат покачал головой.
        - Не мог. Я боялся. Нет. Я все ещё боюсь. Того, что обнаружу там.
        - Как я и сказала, посмотрим, что можно сделать. Но ничего не обещаю. Гарри - занятой человек. И изможденный, хотя и не хочет признаваться. Поэтому предупреждаю: я забочусь о его благополучии, как будто он моя плоть и кровь. Если твое дело в Новом Орлеане пойдет наперекосяк из-за того, что ты что-то утаил от меня здесь и сейчас, то я пошлю толпу неупокоенных линчевателей гоняться за твоей белоснежной задницей, чтобы повесить тебя на фонарном столбе на Таймс-сквер и оставить болтаться там до Судного Дня. Понятно?
        - Да, Мисс Пейн.
        - "Нормы" достаточно, Карстон.
        - Как вы…
        - Ой, да ладно тебе. Я вижу твою мертвую, голую задницу, а ты спрашиваешь, откуда я знаю твое имя?
        - Верно.
        - Точно. Итак, вот что мы сделаем. Возвращайся завтра, рано вечером. Когда я менее занята. И посмотрим, смогу ли я убедить Гарри присоединиться к нам.
        - Норма? - пробормотал Карстон.
        - Да?
        - Спасибо.
        - Рано ещё благодарить меня. Когда ты нанимаешь Гарри Д'Амура, все становится… сложным.
        5
        Последующая встреча прошла достаточно гладко, мертвый мистер Гуд дал Гарри номер камеры хранения, заполненного наличными ("на те небольшие расходы, о которых не хотел сообщать своему бухгалтеру"), из которых Гарри мог взять столько, сколько посчитал бы нужным для оплаты гонорара, перелетов и гостиничных расходов, и чтобы осталось еще достаточно на разрешение любых возникших проблем, и для решения которых может понадобиться "монетарная смазка". Все это привело Д'Амура туда, где он сейчас стоял: перед Домом Греха Карстона Гуда.
        Снаружи не на что было смотреть. Просто кованая калитка в двенадцатифутовой стене с номером, выложенным сине-белой керамической плиткой, вмурованной в в штукатурку рядом с дверью. Карстон снабдил Гарри подробным описанием компрометирующих игрушек, которые тот найдет в доме, но он не был в состоянии предоставить ключи. Гарри сказал ему не волноваться. Не было замка, который Гарри не смог бы открыть.
        И, как и следовало ожидать, открыв дверь менее чем за десять секунд, он шел по неровной вымощенной дорожке, по обеим сторонам которой стояли горшки разной формы и размера, а смешанный аромат цветов был таким насыщенным, как будто там разбили дюжину флаконов духов. Гарри заметил, что уже давно никто не ухаживал за садом Гуда. Земля была слизкой от гниющих лепестков, и многие растения в горшках погибли из-за недостатка внимания. Гарри был удивлен состоянием этого места. Такой организованный человек, как Гуд, наверняка принял бы меры, чтобы его сад выглядел красиво и аккуратно, даже в свое отсутствие. Что приключилось с садовником?
        Через четыре шага, Гарри достиг входной двери и получил свой ответ. К двери было прибито тридцать или более фетишей, среди которых было несколько маленьких прозрачных бутылочек с обрывками Бог знает чего, и одно маленькое глиняное изображение человека, чьи половые органы больше не свисали между ног, а были привязаны веревкой, обмакнутой в клей, к его лицу. Половые органы были развернуты, так что его яички могли сойти за глаза, а пенис - за выступающий нос, обмазанный ярко-красным.
        Не в первый раз за время этой поездки Гарри оглянулся вокруг в поисках какого-то намека на присутствие духа своего работодателя где-то поблизости. Гарри достаточно часто бывал в компании призраков, чтобы знать, какие крошечные знаки искать: некая странность в том, как движутся тени; иногда - тихий гул; иногда - простое молчание животных, находящихся по близости. Но Гарри не ощутил ничего в залитом солнцем саду, что могло бы свидетельствовать о компании Гуда. Жаль, правда; Предстоящая миссия «найти и уничтожить» была бы гораздо увлекательней, если бы Гарри знал, что владелец Дома Греха наблюдает за всем происходящим.
        Через порог дома проходила толстая линия, несомненно, засохшей крови, ее жертвенный источник хватался за нижнюю половину двери в своей смертельной агонии. Гарри опять достал отмычку и быстро отпер два замка.
        - Тук-тук, - пробормотал он, поворачивая ручку.
        Дверь заскрипела, но не поддалась. Он несколько раз повернул ручку вперед и назад, чтобы убедиться, что она работает, а затем навалился плечом на дверь, приложив все сто девяносто семь фунтов своего веса. Несколько фетишей в виде мешочков испустили запах своего содержимого, когда Гарри оперся на них: смесь ладана и мертвой плоти. Гарри задержал дыхание и надавил на дверь.
        Послышался скрип, затем один громкий треск, который эхом отозвался о стены двора, и он вошел, отстранившись от фетишей, прежде чем сделать еще один вдох. Воздух внутри был чище, чем снаружи. Спертый, да, но ничего, что сразу бы активировало тревогу в голове. Гарри остановился на минутку. Телефон в кармане зазвонил. Он ответил.
        - Великолепно. Еще не было ни одного раза, когда мы вместе вели дело, чтобы ты ни названивала мне, как только я вступал в…
        - Дерьмо?
        - Нет, Норма. В дом. Я только зашел в дом. И ты знала об этом. Ты всегда знаешь.
        - Повезло, я полагаю, - ответила Норма. - Что там - содомский вертеп?
        - Не в данный момент, но еще не вечер.
        - Чувствуешь себя лучше?
        - Ну, я съел несколько пирожных и выпил три чашки лучшего чертового кофе, который когда-либо пил. Так что я готов ко всему.
        - Тогда покидаю тебя.
        - Вообще-то, у меня к тебе вопрос. Тут у нас фетиши на входной двери, несколько склянок с какой-то фигней внутри, маленький глиняный человечек с изуродованными гениталиями и кровь на пороге.
        - И?
        - Есть идеи, что это значит?
        - Смотря какие фетиши. Возможно кто-то пытается удержать что-то злое снаружи, а хорошее внутри. Они выглядят новыми?
        - Им около недели, судя по крови.
        - Значит они не дело рук Гуда.
        - Определенно нет. Кстати, они изготовлены достаточно искусно. Возможно ли, что Гуд занимался здесь серьезным волшебством?
        - Сомневаюсь. Судя по тому что он говорил, он скорее использовал магию в качестве средства чтобы раздеть своих гостей. Он мог бы пустить кровь цыпленку или нарисовать какой-нибудь липовый круг, чтобы придать пикантности, но не думаю, что это было чем-то большим. Неважно, будь осторожен. Внизу дела ведутся по-другому. Вуду - серьезное дерьмо.
        - Да, и некоторая его часть на моем ботинке.
        На этом разговор закончился. Гарри положил телефон в карман и приступил к поискам.
        6
        Гарри закончил разговор с Нормой всего минуту назад, не больше, когда его исследование трех маленьких комнат на нижнем этаже привело его к участку очень холодного воздуха на кухне, что являлось верным признаком присутствия с Другой Стороны. Он не пытался ретироваться или выдать дюжину виршей, которые он мог повторить наизусть и которые, по существу, сводились к "Убирайтесь-ка с моей дороги". Вместо этого он стоял совершенно неподвижно, воздух был таким холодным, что его дыхание образовывало плотное облако у его губ, в то время как холодное пятно наматывало круги вокруг него.
        Находясь в Нью-Йорке после увольнения из полиции, Гарри искал другой тип защиты. Его изыскания вскоре привели его к некому Кэзу Кингу[14 - Caz - созвучно caze (сл. женский лобок), King - король, анг.], татуировщику, известному своими знаниями в области мистической символики. Кэз наносил визуальную защиту от темных сил на тела своих клиентов.
        По его указанию, Кэз пытался зафиксировать на теле Гарри каждую систему оповещения в своего арсенала, которая была бы применима ко всем формам нечеловеческой жизни, с которыми мог столкнуться Гарри. Кэз проделал тщательную работу, потому что символы и знаки вскоре боролись за место на коже. Самое главное - татуировки работали. Вот и сейчас одна из маленьких опознавательных татуировок, которые Кэз нанес на Гарри, подергивалась, сообщая ему, что его зяблый, невидимый посетитель был неким Стринг Яртом - безобидное, нервное существо, напоминающее в общих чертах, по словам тех, кто их изучал, обезьянку из эктоплазмы.
        Гарри произнес команду: - Не вариант, Ярт, - первые два слова оживили сложный рисунок на груди Гарри, который Кэз наносил все ночи на пролет в течение целого месяца. Рисунок был задуман в качестве универсального репеллента и работал превосходно.
        Гарри почувствовал, как чернила немного нагрелись под кожей, а затем внезапно пятно холодного воздуха покинуло его окрестности. Он подождал несколько секунд, чтобы узнать, нет ли здесь других любопытствующих сущностей, которые тоже хотели бы рассмотреть его, но никто не пришел. После двух-трех минут осмотра кухни и не найдя ничего даже отчасти интересного, Гарри отправился в две другие комнаты на этаже. В одной стоял обеденный стол, отполированный, но все же сильно поцарапанный. Под каждым углом столешницы располагались большие металлические крепления, размещенные там, как предположил Гарри, чтобы легче было привязать кого-либо к столу. Больше ничего в обеих комнатах Гарри не нашел, с чем ему следовало разобраться перед уходом.
        Наверху, однако, была другая история. На полу внутри первой из трех спален стояла бронзовая статуя сатира высотой в четыре фута, находившегося в состоянии сильного возбуждения, непристойное буйство его намерений было чудесным образом отражено скульптором. Вскоре выяснилось, что у Карстона был наметанный глаз на эротический антиквариат.
        На одной из стен первой спальни была расположена композиция раскрытых китайских вееров, каждый из которых был украшен тщательно срежиссированной оргией. И на других стенах было еще больше старинной эротики. Гравюры, похожие на иллюстрации к порнографической переработке Ветхого Завета, и большой фрагмент из фриза, в котором участники оргии были переплетены в замысловатых позах.
        В комнате стояли двуспальная кровать, разобранная до запятнанного матраса, и комод, в котором находилась повседневная одежда и несколько писем, которые Гарри сунул в карман не читая. Погребенный в задней части среднего ящика, Гарри нашел еще один конверт, в котором лежала только одна вещь: фотография, как он предположил, семьи Гуда, стоящей рядом с бассейном и замершей навсегда в момент своего счастья.
        Наконец-то Гарри узнал как выглядел Гуд - его непринужденная улыбка, его рука, крепко прижимающая к себе счастливую супругу. Дети - три девочки, два мальчика - все казались такими же безрассудно счастливыми, как и их родители. Хорошо было быть Гудом в тот день, без сомнений. И как бы внимательно Гарри не изучал лицо отца, он не увидел никаких признаков того, что Гуд был человеком с секретами. Все морщины на его лице были следами смеха, а глаза смотрели в объектив фотоаппарата безо всякой скрытности.
        Гарри оставил фотографию на верхней части комода, чтобы пришедшие после него могли ее найти. Потом он двинулся в соседнюю комнату. Она была окутана темнотой. Гарри остановился на пороге, пока не нашел выключатель.
        Ничто из уже увиденного в доме до сих пор, не подготовило его к открывшейся картине при свете одинокой голой лампочки, свисавшей в центре комнаты. Этим он наконец мог развлечь Норму: конструкция из кожаных ремней, подвешенная к потолку - для подстраховки прикреплена высокопрочная веревка. Это был черный гамак, предназначенный для той особой публики, которые лучше всего отдыхали, задрав ноги кверху и широко разведя.
        Окна в комнате были забраны светомаскировочной тканью. Между окном и тем местом, где стоял Гарри, находилась обширная коллекция секс-игрушек: фаллоимитаторы, отличающиеся по размеру от устрашающих до невообразимых, плети, хлысты и старомодные розги, два противогаза, бухты веревки, пластиковые баллоны с резиновыми трубками, винтовые жомы и дюжина, или около того, других предметов, напоминавших эзотерические хирургические инструменты.
        Все было безупречно чистым. Даже слабый еловый аромат дезинфектанта все еще ощущался в воздухе. Но какие бы странные и впечатляющие ритуалы боли и насилия ни проводились здесь, они не оставили в комнате ничего, что заставило бы татуировки Кэза предупредить Гарри о надвигающихся неприятностях. Комната была чиста, как по бактериальным, так и по метафизическим стандартам.
        - Понимаю ваши опасения, мистер Гуд, - пробормотал Гарри создателю этой комнаты возможностей, хотя тот и отсутствовал.
        Гарри пошел к следующей комнате, в которой, как он предвосхищал, будут другие доказательства распутства Гуда. Он открыл дверь, которая была единственной внутри дома, с выгравированными на ней сигиллами. Гарри не был уверен для чего это сделано, - чтобы не допустить нежелательных гостей или удержать опасные сущности внутри, - но он был уверен, что скоро узнает. Он включил свет - еще одна лампочка без абажура, висевшая на ободранном шнуре, - чтобы осветить комнату, которая по сравнению с предыдущей являлась образцом приличия. Окна здесь также были закрыты светомаскировочной тканью, которая, как и вся комната, была окрашена в светло-серый цвет.
        Татуировки Гарри начали предупреждающе подёргиваться, как только он переступил порог. За многие годы он научился интерпретировать едва различимые различия в сигналах. Это предупреждение было эквивалентно мерцающему янтарному свету. Оно сообщало - здесь занимались какой-то магией. Но где же доказательства? В комнате стояли два простых деревянных стула, миска, как он предположил, наполненная чем-то вроде собачьего корма, его высохшие остатки все еще привлекали несколько ленивых мух.
        Голые доски и затемненные окна - комната, безусловно, была приспособлена для волшебства. В конструкции комнаты было две странности, которые Гарри заметил во время осмотра: правое окно было расположено слишком близко к углу комнаты, а это означало, что либо архитектор выполнил работу паршиво, либо в какой-то момент ее мрачной истории комнату укоротили, при этом фальшивая стена была возведена для создания очень узкого и пока еще сокрытое четвертое помещение.
        Гарри подошел к стене в поисках какого-то способа проникнуть внутрь, усиление сигналов от татуировок, указывало на то, что становится действительно теплее в его призрачной игре в Марко Поло. Гарри посмотрел на ладонь левой руки, где Кэз болезненно набил Знак Искателя. На мгновение Гарри вернулся на 11-ю авеню, и рука была не его, но демона.
        - Плюнь! - Гарри слышал, как слово отскакивало от стен в замкнутом пространстве.
        - Катись к черту, - сказал Гарри, и прогнал видение из своей головы, прижав татуированную руку к стене.
        Тут было что-то интересное. Безмолвный призыв, который не могли заглушить непрошеные воспоминания, завладел рукой Гарри и повел её вдоль стены, все ниже и ниже, пока мизинец не коснулся пола. Гарри почувствовал приятное возбуждение Знака Искателя от охоты, которое усилилось, когда его рука сомкнулась на невидимой добыче. На серой краске было пятно по цвету едва темнее остальной стены. И прежде чем Гарри даже осознал что делает, его рука уже выбрала средний палец для завершения работы. Он слегка надавил на пятно, раздался едва слышимый щелчок, а затем Гарри пришлось отступить, чтобы дверь, изящно скрытая серой краской, распахнулась на бесшумных петлях.
        Мистер Карстон Гуд, очевидно, скрывал не только свою обширную коллекцию игрушек, и, абсурдно довольный открытием, Гарри вошел в маленькую комнату, чтобы узнать, что именно. Как и ее предшественницы, эта крошечная комната освещалась одной голой лампочкой, хотя в предыдущих комнатах не было ничего особенно интересного для Гарри, этот узкий проход был исключением.
        Одна стена отведена по книги, источающие сильный запах старины. Шесть лет обучения в католической школе Святого Доминика для мальчиков приучили Гарри питать отвращение к этому запаху. Он вызвал слишком много неприятных воспоминаний о жестокостях, происходивших в том месте время от времени. Конечно, там были и обычные линейки на костяшках пальцев, и розги на голых ягодицах, но у многих из персонала Святого Доминика были другие аппетиты, которые не могли быть утолены избиениями. У всех Отцов были свои любимчики. Но Гарри был избавлен от частных уроков, как их обычно называли. В нем было больше сил дать отпор, чем любой из Отцов был готов вынести.
        Но, как говорится, обиженные отыгрываются на других, и сами ученики играли в свою версию этой игры. Гарри несколько раз становился их жертвой, в качестве места для игр они предпочитали библиотеку. Отец Эдгар, повелитель библиотеки, часто отсутствовал на своем рабочем месте, протягивая руку суровости мальчикам, не торопившимся возвращать книги. Именно там между стеллажей сильный брал слабого, и именно там Гарри с прижатой к полу головой, пока его использовали, научился ненавидеть запах старых книг.
        Отмахиваясь от запаха и непрошеных воспоминаний, связанных с ним, Гарри быстро просмотрел секретную библиотеку Гуда, приостанавливаясь только тогда, когда обнаруживал названия, представляющие особый интерес. Небольшая, но, тем не менее, впечатляющая библиотека Гуда включала в себя "Извлечения из панциря" - серия книг, которые, несомненно, послужили причиной самоубийства такого количества никудышных адептов магии, как ни какая другая книга на этих хорошо укомплектованных полках; два тонких тома, без указания автора, которые выглядели иллюстрированными руководствами по самоубийству; несколько книг о "Секс-магике" (использование буквы К, как он предположил, было данью уважения исследованиям Кроули[15 - Алистер Кроули; урождённый Эдвард Александр Кроули; 12 октября 1875 - 1 декабря 1947) - английский поэт, был известен как чёрный маг и сатанист XIX - XX века, один из «видных идеологов оккультизма и сатанизма. Основатель учения Телемы и создатель собственной колоды «Таро Тота. Участник оккультной организации герметический орден «Золотая заря», и религиозных организаций «Серебряная звезда» и «Орден
храма Востока.] данного вопроса); и "Диалоги Фрея-Кистианта"- гримуар, который, по общему признанию, существовал только в одном экземпляре (который он теперь держал в руке) и был обнаружен, по слухам, в пепле Йедлина - вундеркинда из Флоренции, сожженного во время одной из чисток Савонаролы[16 - Джир?ламо Савонар?ла (1452 - 1498) - итальянский монах и реформатор, автор ряда богословских трактатов.]. Ненасытное любопытство Гарри не могло ослабить искушение подвергнуть эту легенду проверке. Он поднес открытую книгу к своему лицу и глубоко вздохнул. От нее пахло пожаром.
        Гарри внезапно увидел лицо Мерзавчика, глаза которого вылезали из орбит, пока он горел, и быстро закрыл книгу. Он решил, что насмотрелся на коллекцию Гуда вдосталь.
        Он отвел взгляд от книжной полки и обратил внимание на другую стену. Там находилось еще несколько рядов полок. На них были предметы, которыми Гуд, вероятно, пользовался для создания нужного настроения у своих юных и впечатлительных гостей: свечи из красного и черного воска в форме фаллосов; ряд бутылок, замысловато украшенных разноцветным бисером и чем-то заполненных, когда Гарри откупорил их - внутри обнаружился алкоголь, от которого на глаза наворачивались слезы. Некоторые по запаху смутно напоминали бренди или виски, но явно были приправлены секретными ингредиентами Гуда, какими бы те ни были. Некоторые из них были на травах, как подсказал Гарри нос; большинство других - нет. Бог знает, какие рецептурные лекарства Гуд измельчил и растворил в этом "божественном напитке": транквилизаторы, скорее всего, и, возможно, несколько волшебных таблеток, предназначенных для лечения эректильной дисфункции.
        Все это, конечно, должно быть убрано, как и большая часть остального содержимого этих полок: флаконы белого порошка, который, как он предполагал, был кокаином; ряд маленьких фетиш-кукол с лицами юношей, вырезанными из фотографий и прикрепленными к головам кукол английскими булавками, второй набор вырезок, аналогично прикрепленный к куклам, но уже между ног, представлял собой гениталии. Гарри сосчитал их. Двадцать шесть кукол, которых Гарри принял за гарем Карстона Гуда. Гарри следует посоветоваться с местным специалистом по поводу этим кукол, прежде чем придать их огню, чтобы просто убедиться, что их сожжение не приведет к тому, что все двадцать шесть молодых людей, которых они олицетворяли, не сгорят прямо на месте.
        Изучив верхние полки, Гарри присел на корточки, щелкнув коленными суставами, и внимательно просматривал средние ряды. Там стояло несколько больших банок с герметично закрывающимися крышками, которые использовались для домашнего консервирования. Но содержимое этих банок было отнюдь не столь безобидно, как ежевичный джем или маринованный лук. Они содержали мертвые предметы в растворе того, что, вероятно, было формальдегидом: некоторые причудливые (двуглавая крыса, жаба-альбинос с ярко-красными глазами), некоторые явно сексуальные (человеческий пенис, банка, полностью заполненная яичками, словно розоватые куриные яйца, плод с половым органом, достаточно длинным, чтобы обернуть вокруг собственного горла), а некоторые просто сгнили или распались в консервирующей жидкости, оставив в мути кусочки нераспознаваемой херовины[17 - в оригинале gristle - устр. сл. половой член, офиц. значение - хрящ (игра слов)]. С банками, как и с куклами, ему потребуется опыт местного эксперта, чтобы безопасно избавиться от них.
        Суммируя все увиденное, можно было предположить, что интерес Гуда к магии вышел далеко за пределы театральных постановок, необходимых для того, чтобы раздеть кучку гостей. Несомненно, некоторые из предметов для шоу уродов могли использоваться в качестве реквизита, чтобы придать правдоподобность фальшивому ритуалу, но это не объясняет ни библиотеку, ни ряд кукол с прикрепленными к ним портретами.
        Он опустился на колени, чтобы обыскать затененные ниши нижних полок. Там было еще несколько банок, выстроившихся в ряд, но нащупывая вслепую за ними рука Гарри опустилась на нечто совсем другое. Небольшая шкатулка, возможно, размером четыре на четыре дюйма, которая, когда он вытащил ее на свет, оказалась покрыта причудливой резьбой и орнаментом золотого травления со всех шести сторон.
        Гарри сразу понял что это такое, как только достал ее на свет. Это была шкатулка с секретом - более ценная и опасная, чем вся остальная коллекция Гуда вместе взятая.
        7
        Пальцы Гарри исследовали шкатулку, не нуждаясь в его указаниях, страстно желая ознакомиться с ощущениями, вызываемыми этой вещью. Шкатулка послала через его пытливые пальцы множество возбуждающих сигналов, вызвавших чувство блаженства, пробравшее Гарри до самых кишок, а затем оно внезапно исчезло, оставив Гарри чувствовать себя опустошенным. Он попытался продублировать движения, которые он совершил, когда впервые взял шкатулку, но во второй раз испытать чувство блаженства не удалось. Если он хочет снова испытать это чувство, как Гарри знал из историй, он должен был будет решить головоломку, которую представляла из себя шкатулка.
        Гарри поднялся и прислонился к книжным полкам, чтобы лучше рассмотреть сверкающее устройство. До сих пор он ни разу не видел ни одного такого. Названные в честь своего французского изобретателя, устройства были известны просто как шкатулки Лемаршана. Однако, в более сведущих кругах, они были известны под более справедливым названием: Топология Стенания. Неизвестное их количество было разбросано по всему миру. Некоторые, как эта, были сокрыты, но многие были на воле - в гуще человеческих дел и аппетитов, - где они причиняли ужасный вред. Открыв подобную шкатулку с секретом, человек распахивал дверь в Ад, по крайней мере, так утверждали рассказы. Тот факт, что большинство людей, решивших головоломки, были невинными людьми, случайно наткнувшимися на них, было явно безразлично как Аду, так и его инфернальным агентам. Душа, как ни посмотри, была душой.
        Хотя он слишком хорошо знал, какую опасность представляет Топология Стенания, Гарри не смог убедить себя вернуть ее обратно за банки с образцами. Гарри позволил себе еще раз скользнуть по шкатулке кончиками пальцев, на которых уже затухало чувство блаженства. Этот мимолетный контакт со шкатулкой, когда Топология дразнила его, был восхитителен, его пальцы не могли забыть это чувство, а его руки самопроизвольно исследовали шкатулку, точно заново знакомясь со старым другом.
        Гарри наблюдал за ними, чувствуя себя странно отстраненным от их неистового движения и еще более отстраненным от возможных последствий. Он может остановиться в любой момент, сказал он себе, но зачем останавливаться так быстро, когда он мог ощущать, как легкий трепет удовольствия поднимался от пальцев к его ладоням, к его предплечьям, ко всему его утомленному организму? У него было предостаточно времени, чтобы остановиться, пока не стало слишком опасно. А пока почему бы не насладиться панацеей, которую предоставляла шкатулка: облегчение боли в суставах и спине и прилив крови в пах?
        В этот момент не столь давние воспоминания о Мерзавчике, унижениях в стенах Святого Доминика и бесчисленном множестве других призраков из прошлого не причиняли Гарри абсолютно никакой боли. Все они были частью единого узора, как и рисунки на гранях шкатулки Лемаршана; со временем все займет причитающееся ему место в высшем замысле - так убеждали его помчавшиеся вскачь мысли. Внезапно, трудно уловимая вибрация разошлась от шкатулки, и Гарри изо всех сил попытался четче сосредоточиться на природе силы в своей руке. Она укрылась от него, он знал, скрывая свое темное предназначение за дарами удовольствия и утешения.
        - Положи ее, - приказал он себе. Но его тело так долго было лишено удовольствия (была в нем какая-то кальвинистская черта, отрицающая все, отдающее потворством своим желаниям, как будто это может ослабить его в разгар главной битвы его жизни, которая, как он знал, однажды грянет), что этого удовольствия, пронизывающего до мозга костей его пальцев, было достаточно, чтобы на мгновение увести его с узкой тропы, по которой он так одержимо шел.
        Одним словом, он не опустил шкатулку, а продолжал исследовать ее с чувством очень похожим на нежность. Головоломка поддавалась ему с легкостью - и какое-то слабое подозрение зародилось в глубине его мыслей. Она явила ему свои внутренности, их поверхности так же замысловато украшены, как и шесть внешних грани. Теперь его пальцы не могли ошибиться. Они скользили, давили, гладили; и на каждый стимул шкатулка распускалась словно цветок: скольжение раскрывало внутренний лабиринт цветущих и плодоносящих механизмов.
        Гарри потерялся бы в соблазнах шкатулки, если бы внезапный порыв целенаправленного арктического воздуха не окутал его, превращая пот возбуждения на его спине и лбу в покров из ледяной воды. Чары были мгновенно разрушены, и его пальцы - на этот раз по его собственному указанию - уронили открытую шкатулку к его ногам. Падение породило необъяснимый звук в узком проходе, как будто что-то намного большее ударилось о землю. Вернулся Стринг Ярт.
        - О, ради Бога, - сказал Гарри.
        К удивлению Гарри, он получил ответ. Две маленькие банки на верхней полке опрокинулись и скатились на пол, разлетевшись на куски. Присутствие фантома вселило такой страх в Гарри, что его зубы застучали.
        - Нет. Уходи. Ярт, - проговорил Гарри со следами раздражения в голосе.
        Холодный воздух рассеялся. Не успел Ярт обратить внимание на команду Гарри, как с пола донеслось банальное позвякивание, источником которого была Топология Стенания, поблескивающая среди разбитых банок и их иссохшего содержимого.
        - Что за…? сказал Гарри.
        Вот к чему Гуд привлекал внимание Гарри. Хотя он и выпустил шкатулку из рук, эта проклятая штука взялась сама собрать головоломку. Для Гарри это стало новым штрихом к преданию о шкатулке. Всякий раз, когда он находил ссылку на Топологию, жертва подписывала себе смертный приговор, разгадывая головоломку шкатулки самостоятельно.
        - Эти штуки не собирают сами себя, верно? - спросил Гарри, ни к кому не обращаясь.
        Несколько бутылочек поменьше стукнулись друг о друга.
        - Спасибо за ответ, чтобы он ни значил, - спросил Гарри.
        Призрак пронесся за книгами, сбрасывая каждый третий или четвертый том на пол.
        - Что бы ты ни пытался сказать мне…
        Гарри остановился, не закончив, так как на его вопрос уже отвечали. И ответ был "да". Шкатулка действительно разгадывала сама себя; некоторые детали ее внутренней анатомии скользнули в поле зрения и приподняли шкатулку над полом. Части, попадающие в поле зрения, были асимметричны, поэтому шкатулка опрокидывалась на бок. Теперь у нее было достаточно места, чтобы инициировать следующий этап своей самопроизвольной сборки: верхняя поверхность разъехалась в три стороны, что привело к высвобождению ощутимого импульса энергии, сопровождаемому легким, но отчетливым запахом скисшего молока.
        Маневры шкатулки набирали обороты, и, глядя на нее, наблюдая за представлением, разыгрываемым устройством, Гарри решил, что пора заканчивать эту игру. Он поднял ногу и опустил ее на шкатулку, намереваясь сломать ее. Ничего не вышло. Не из-за того, что его веса было недостаточно для выполнения этой задачи, но благодаря защитному механизму, встроенному в шкатулку, который Гарри не учел, а теперь каким-то образом его ногу отвели в сторону, когда она оказалась на расстоянии менее дюйма от своей цели, как будто она соскользнула со шкатулки словно резиновая подошва с мокрого камня. Он попытался снова, и снова потерпел неудачу.
        - Пипец, - пробормотал он, гораздо непринужденнее, чем чувствовал.
        Единственный оставшийся вариант - убраться отсюда до того, как рыбаки, забросившие эту блесну, придут за своим уловом. Он переступил через шкатулку, которая продолжала решать свои собственные ребусы. Это, Гарри рассуждал, было хорошим знаком, указывающим на то, что дверь в Ад еще не открыта. Но эта мысль перестала успокаивать, когда стены прохода начали трястись. Слабые толчки за считанные секунды, по ощущениям Гарри, переросли в удары, наносимые по узкому помещению со всех сторон. Все предметы на полках, которые еще не были сбиты призраком Гуда, теперь посыпались на пол: остатки книги, большие и маленькие; банки с образцами; и все остальные диковинки из коллекции мертвеца.
        Стены, на которых весели полки, трескались от пола до потолка, и лучи холодного света пробивались сквозь разломы. Гарри по опыту знал природу этого света и компанию, обретавшуюся в нем. Случайный наблюдатель мог бы назвать его голубым, но такое название не передавало всех его оттенков. Это был свет чумной бледности, цвет скорби и отчаяния.
        Гарри не нужно было полагаться на свой "Неустранимый Зуд", - потому что рукоделия Кэза сходили с ума, предупреждая его каждым подергиванием и побрякиванием, что отсюда следует немедленно убиваться. Он, последовав совету татуировок, начал пробираться к выходу, отшвыривая ногами всё, оказывавшееся на пути. Но занимаясь этим, любопытство взяло верх, и на мгновение он остановился, чтобы посмотреть сквозь расширяющуюся щель за полками справа от себя.
        Разрыв в стене был как минимум полтора фута шириной и становился шире. Он предположил, что по проходу между здесь и там движется какой-то невообразимый ужас; мимолетного взгляда должно быль достаточно, чтобы сообщить Норме кое-что более захватывающее, чем ожидалось вначале.
        Но, к его удивлению и легкому разочарованию, демонов в непосредственной близости не наблюдалось. То, что он мог видеть, сквозь расширяющуюся трещину в стене, было безграничными просторами. Он быстро заглянул в другие трещины, но увидел только всё тот же мертвый, холодный свет и услышал только звук резкого ветра, дувшего через заброшенный пейзаж, поднимая всевозможный мусор с земли - ничего особенно адского: обычные полиэтиленовые пакеты, испачканные листы бумаги и коричневая пыль. Похоже на зону боевых действий.
        Теперь он мог видеть следы старых мощеных улиц, пересекающих пустошь, а в некоторых местах - обломки старого здания, предположительно, когда-то стоявшего на том самом месте. Однако на втором плане из-за завесы медленно ползущего серого дыма, проступали очертания высоких, все ещё целых, зданий, чудом переживших бомбардировку, сравнявшую с землей все остальное. Он знал, что в лучшие времена они были красивы - это удивляло его. В своей элегантности они выглядели подобно беженцам из старых городов Европы.
        Зазор в стене теперь расширился до размера дверного проема, и Гарри, не отдавая себе отчета, пройдя через него, сделал пару шагов. Не каждый день человек мог заглянуть в Ад. Он был полон решимости в полной мере воспользоваться этой возможностью. Однако в своем желании осмыслить всю перспективу, он забыл посмотреть себе под ноги.
        Он стоял на верхней ступени крутой каменной лестницы, чье основание тонуло в желто-сером тумане. И из этого тумана появилась фигура. Это был нагой человек с щуплыми конечностями и животом - словно котелок, мышцы грудной клетки, заплывшие слоем жира, напоминали рудиментарные груди. Но именно голова этого человека привлекла изумленный взгляд Гарри. Человек определенно подвергся жестокому эксперименту, чьи последствия были настолько тяжелыми, что Гарри был поражен тем, что пациент все еще жив.
        Череп мужчины был пропилен от макушки до основания шеи, прорезая по середине нос, рот и подбородок, не затронув только язык, который высовывался с левой стороны рта мужчины. Чтобы предотвратить возвращение костей и мышц в естественное положение, толстый ржавый прут длинной около пяти дюймов, загнали в прорез расколотой готовы на глубину в палец.
        Однако железный прут не просто разделял половинки; он также - благодаря некоей конструкционной хитрости - смещал каждую половину лица от фронтальной позиции, направляя взгляд человека под углом сорок пять градусов в каждую сторону. Жестокая операция придала жертве смутное сходство с рептилией, ее выпученные глаза смотрели в разные стороны, в результате чего каждые несколько шагов мужчина поворачивал голову в то в одну, то в другую сторону, чтобы снова зафиксировать свой взгляд на Гарри.
        Как тело хотя бы одного человека, не говоря уже о его здравом уме, могло пережить такое порочное воссоздание, было непостижимо. Но он выжил, хотя бесчисленное множество других частей его тела, не говоря о голове, также были ободраны и обструганы, отбиты и чем-то пронизаны, человек с пугающей легкостью взбегал по лестнице к Гарри, как будто он родился таким.
        - Пора и честь знать, - сказал Гарри, хотя его любопытство было далеко не удовлетворено.
        Он знал, как планирует запечатать дверь, предполагая, что традиционный метод - выполнить все действия в обратном порядке, чтобы закрыть шкатулку, благодаря который и открылся портал, - был недоступен. Он использует одно из трех направлений магии - Универсальные Заклинания (волшебники называли их У-зы), - которое обеспечит требуемый результат без необходимости проводить подготовительную работу.
        Раздвоенный мужчина продолжал подниматься к нему по ступенькам, когда из тумана прозвучал пронзительный голос.
        - Феликссон. Поторопись.
        Раздвоенный человек замер.
        Наконец, стало понятным присутствие этого изувеченного существа на ступеньках. Оно было здесь не одно. Второй принадлежал к некой высшей силе, которая, по-видимому, ускорила его восхождение, пока его черты постепенно прояснялись. Это был мужчина, одетый в неизменные черные одежды Сенобитов - адский орден жрецов и жриц.
        Но это был не просто какой-нибудь Сенобит, занимающийся своим делом - ловлей душ в сети обещаемых наслаждений. Это была фигура из адского пантеона, которую многие, не в состоянии назвать имена трех ангелов, могли распознать. Кто-то даже придумал ему прозвище, которое быстро завоевало популярность. Его прозвали Пинхедом - имя, как теперь видел Гарри, было столь же оскорбительным, сколь и уместным. Узор из канавок, напоминающий строгий рисунок шахматной доски, ее квадраты, пока еще неразличимые, были прорезаны в его болезненной плоти, а в местах пересечения линий - булавки, которые снискали ему прозвище (по правде говоря, вовсе не булавки, но здоровенные гвозди), были вбиты в череп и мозг.
        Гарри не позволил шоку узнавания удержать его больше, чем на мгновение. Он отступил на шаг в узкую, разгромленную комнату позади него и произнес пять слов Универсального Заклинания:
        - Эмат. Фел. Мани. Фиэдоф. Уунадар.
        Демонический Жрец Ада услышал заклинание и закричал своему питомцу:
        - Хватай его, Феликссон! Быстрее!
        В ответ на команду Гарри материя между мирами начала затягиваться, утолщая завесу между этим миром и Адом.
        Но Феликсон - раздвоенный человек, был быстрее заклинания. Еще до того, как тот добрался до вершины лестницы, он прыгнул в пролом и своим телом разорвал завесу. Гарри отступил к двери, которая вывела его в пустую серую комнату. Но болезненное любопытство, одно из бесчисленных оттенков любопытства, которым обладал Гарри, удерживало его от выхода из крошечной потайной комнаты, прежде чем он взглянул на существо по имени Феликссон, которое теперь вошло в узкую комнату и, как показалось, забыло о своей цели в тот же самый момент, как сделал это. Гарри наблюдал, как этот располовиненный человек опустил свою омерзительную голову, чтобы осмотреть остатки библиотеки Гуда.
        А потом, к удивлению Гарри, Феликссон заговорил или был близок к этому на столько, на сколько позволяло его рассеченное нёбо.
        - …Книшки… - произнес он, капли слюны летят изо рта.
        В его манерах проявилась некая нежность, и он опустился на корточки, улыбаясь обеими сторонами своей головы.
        - Книги? - пробормотал Гарри, пока Феликссон любовно перебирал бумажную груду, представлявшую собой секретную библиотеку Карстона Гуда.
        Голоса Гарри оказалось достаточно, чтобы вырвать существо из его задумчивости. Феликсон бросил книгу, которую он с любовью изучал, и посмотрел мимо упавшего шкафа на Гарри.
        - Ты! Штой! - сказал Феликссон.
        Гарри покачал головой.
        - Неа.
        Гарри поднял руку и просунул ее за книжный шкаф, стоявший между ним и Феликссоном. Комната была слишком узкой, чтобы позволить книжному шкафу полностью опрокинуться. Он ударился о полки на противоположной стене, исторгнув остатки своего содержимого.
        Когда все рухнуло, Гарри толкнул дверь, которая уже успела закрыться, и вышел в серую комнату. Позади себя он услышал шум раскалывающегося дерева, пока Феликссон терзал шкаф, чтобы добраться до двери. Гарри развенулся и захлопнул её. Замок автоматически защелкнулся, и иллюзорная дверь мгновенно снова пропала. Но так долго не могло продолжаться. Похоже обладая нечеловеческой силой, Феликссон решительно ударил в дверь. Дверь распахнулась, слетев с петель.
        - А теперь умри, детектив! - проговорил Феликссон, выходя из маленькой комнаты. Прежде чем Гарри смог осознать невозможное знание Феликссона о своей профессии, свет в узкой комнате вспыхнул с внезапной яростью, озарив все безумной ясностью разрядов молнии. Словно акцентируя внимание на происходящем, из крохотной комнаты вырвалась цепь с крюком и рванулась в сторону Гарри, скрежеща. В ответ Феликссон немедленно упал на пол, изо всех сил стараясь защитить свои головы. Между тем, татуировка, недавно добавленная Кэзом ("потому что", - заявил Кэз, - "ты, черт возми, заслужил ее, чувак"), дико зудела, ее скверные сигналы были однозначны: Это угроза смерти.
        Но не Гарри был целью крюка. Его мишенью была дверь позади него, и крюк, и цепь обрушились на нее с неистовством. Дверь захлопнулась, и крюк скользнул вниз к ручке, несколько раз обернув цепь вокруг испещренной металлической ручки. Наконец, интерес уступил место более низменной панике, и именно тогда Гарри бросился к двери и попытался ее открыть. Ему удалось открыть ее всего на несколько дюймов, когда он почувствовал острую боль в шее и прилив влажного тепла, начавший растекаться по его спине и груди, разбившись о плечо.
        Невидимый крюк пронзил его, но Гарри не обратил на него внимания и продолжал пытаться распахнуть дверь, скрипя зубами от боли, которая, как он знал, придет, когда он вырвется на свободу. Осушив до дна свой словарный запас нецензурной лексики, Гарри потянул дверь, но крюк в плече погрузился глубже, а затем цепь, к которой тот был прикреплен, натянулась, и Гарри отбросило от двери и всякой надежды на побег.
        8
        - Не утруждай себя, Гарри Д'Амур, - сказал Сенобит, освобождая Гарри от хватки цепи. - Ибо некуда бежать.
        - Ты… знаешь мое имя, - проговорил Гарри.
        - Как и ты, без сомнения, мое. Поведай мне, Гарри Д'Амур, какие слова, произнесенные шепотом, ты услышал, и что побудили тебя отказаться удобств обыденной жизни, чтобы жить, как мне сказали, постоянно борясь против Ада.
        - Я думаю, вы ошиблись Гарри Д'Амуром.
        - Меня тошнит от твоей скромности. Похвастайся, пока можешь дышать. Ты - Гарри Д'Амур: частный детектив, бич Ада.
        - По-моему, эти гвозди затронули слишком много серого вещества.
        - Ты являешься великолепным клише. И тем не менее, ты посеял надежду в слишком большом количестве недостойной грязи. Вопреки всем ожиданиям, она росла и распространялась, и, где шансы на ее выживание были самые ничтожные, процветала, этот ваш дар проклятым и отчаявшимся. Дар, который я сейчас уничтожу.
        Сенобит сделал жест левой рукой, и в дверь влетел еще один крюк на цепи, скользя над досками словно змея, а затем внезапно метнулся в грудь Д'Амура. Гарри почувствовал как узор переплетенных талисманов, нанесенных Кэзом на его груди, забился в судорогах, и крюк отбросило с такой силой, что он ударился о противоположную стену, вонзив заостренный конец в штукатурке.
        - Впечатляюще, - сказал Сенобит. - Чему ты еще обучился?
        - Надеюсь, достаточно, чтобы не стать таким, как этот бедняга, - сказал Д'Амур, имея в виду распростертого в почтении Феликссона.
        - Внешность обманчива. Ты должен знать это. Ты находишься в присутствии одного из самых прославленных магов твоего мира.
        - Что… - Эти слова внезапно нашли отклик в памяти Д'Амура. За последние несколько лет самые могущественные волшебники мира были систематически и ритуально истреблены. Никто не знал почему. Гарри, почувствовав себя снова детективом, начал складывать кусочки вместе.
        - Феликссон? - спросил он. - Мне знакомо это имя. Это… Теодор Феликссон?
        - Последний из Верховного Круга.
        - Что, черт возьми, с ним случилось?
        - Я пощадил его.
        - Если так выглядит спасение, я пас.
        - Война есть продолжение политики иными средствами.[18 - цитата сочинения "О войне" Карла Филиппа Готтлиба фон Клаузевица (1 июня 1780 - 16 ноября 1831)]
        - Война? Против кого? Кучки избалованных волшебников?
        - Возможно, ты узнаешь. Возможно, нет. Благодарю, что заглотил наживку, решив открыть шкатулку.
        - Наживку? Это была гребаная подстава?
        - Тебе была оказана честь. Хотя я не пойму, что отличает тебя от остальных паразитов, твоя репутация опережает тебя. Предлагаю тебе пройти испытание. Я оставлю Феликссона здесь, чтобы разобраться с тобой. Если он не преуспеет, я вернусь к тебе с предложением, от которого ты не посмеешь отказаться.
        Жрец Ада развернулся, чтобы уйти.
        - Ты хочешь, чтобы я сражался с этим убогим? - сказал Д'Амур.
        - Как уже говорил, внешность обманчива.
        С этими словами Сенобит отстегнул мачете и крюк со своего пояса и бросил их перед Феликсcоном, который быстро подхватил их, оценивая вес в руках. Озорная двойная ухмылка, тем более гротескная благодаря своей простодушной искренности, появилась на его расколотом лице.
        - Крюк! - взвизгнул он Сенобиту с восторгом, который возвращался к проходу в тайную библиотеку Карстона Гуда. - Вы никогда… не даете… Он старательно выговаривал слова. - …крюк.
        - Победителю дарую еще больше трофеев.
        На краткий миг раздался шум, похожий на далекий гром. Потом шум исчез, Гарри почувствовал, как и Жрец Ада.
        - Теперь нас только вдвое, - сказал Гарри, и, прежде чем Феликссон смог перейти в наступление, Гарри достал свой пистолет и дважды выстрелил в сердце Феликссона. Пули пронзили сердце Феликссона дважды, но не убили его, и рот волшебника растянулся в высокомерной насмешке.
        - Глупый Да Мор. Не может убить Феликссона. Ни за что!
        - Ты говоришь так, как будто это хорошо.
        - Лучше!
        - Ты сильно заблуждаешься, - сказал Д'Амур.
        - Чи умрешь. Увитим, кто неправ, - сказал Феликссон, щелкнув цепью в сторону Гарри, как кнутом, подходя к нему.
        Феликссон указал на Гарри и заговорил неразборчиво с крюком. Он вырвался из рук Феликссона, подлетел к Гарри и вонзился в пах, прорезав нежную плоть и выйдя с другой стороны: две раны по цене одной.
        Гарри завыл от боли.
        Феликссон рванул цепь на себя и разорвал плоть на бедре Гарри. Крюк вернулся к нему, и снова нацелился на Гарри. И снова крюк добрался до Гарри, и вцепился в него на противоположном фланге.
        - Хорошо, - сказал Феликссон. - Еще раз тюк-тюк, и пока, кроха Да Мор.
        Гарри едва обратил внимание на обещание Феликссона кастрировать его. Его привлекла дверь, выходящая в коридор. Ее сотрясалась, как будто обращенные в паническое бегство животные пытались прорваться через нее.
        - Што такое? - Спросил Феликссон, он также обратил внимание на дверь.
        - Не имею… понятия, - ответил Гарри, стараясь не потерять сознание.
        Дверь не собиралась дольше выдерживать подобное избиение. Дерево вокруг петель и замка теперь трескалось, разбрасывая щепки и чешуйки краски.
        - Кто там? - сказал Феликссон. - Убью Да Мура. Если войдешь.
        Феликссон рыкнул и рванул цепь назад, разрывая крюком другое бедро Д'Амура одним плавным движением. Вены на шее Д'Амура вздулись, и он издал гортанный булькающий стон.
        - Шмотри! - прокричал Феликссон в сторону двери, нежно проведя ладонью по смертоносному изгибу залитого кровью крюка.
        Феликссон протараторил третье заклинание, и снова цепь с крюком начала подбираться к Гарри, как ленивая кобра, высоко подняв голову и нацелившись на промежность Гарри. Панический коллаж сексуальных образов прорвался сквозь ужас Гарри: мастурбация за спортзалом в Сент-Доминике с Пайпер и Фредди; девушка (это была Джанет или Дженис?), c которой он перепехнулся в ночном автобусе до Нью-Йорка; и уже влажные неверные жены, жаждавшие еще немного согрешить и предлагающие удвоить ставку Гарри. Все эти и сотни других воспоминаний пронеслись в голове Гарри, пока орудие пытки лениво прокладывало себе путь к его мужскому достоинству.
        А затем, без предупреждения, оно прекратил неторопливое приближение и нанесло удар. Гарри не намеревался позволить этой штуке оскопить себя без боя. Он дождался, пока крюк окажется в дюйме от штанов, а затем схватил крюк правой рукой, а цепь сразу за ним левой. Цепь мгновенно дико билась, пытаясь вырваться из хватки Гарри.
        - Идиот! - завопил Феликссон. - Делать хуже!
        - Заткнись, мать твою! - проорал Гарри в ответ Феликссону. - Жополиз тупой!
        - Убить Да Мура! - вопил Феликссон змеевидной цепи.
        Потные руки Гарри неуклонно теряли хватку на залитом кровью металле. Еще несколько секунд и он будет в нем. Крюк медленно приближался к его промежности, а его скользкие от пота ладони подводили его с каждым мгновением все больше. Кастрация была неминуема. Гарри увидел, своим мысленным взором, как крюк погружается в плоть его члена.
        Он вцепился в цепь из последних сил и издал первобытный вой протеста и, как по сигналу, дверь, наконец, поддалась натиску. Замок вылетел, а дверь с такой силой ударилась в прилегающую стену, что большие комья штукатурки обрушились на пол комнаты пыльным градом. Гарри почувствовал порыв ледяного воздуха на своем лице. Стринг Ярт - друг Гарри выбил дверь и снова был с ним. Гарри почувствовал, что на этот раз Ярт прибыл не один.
        К сожалению, вышибание двери не отвлекло мясницкий крюк от его амбиций. Он по-прежнему намеревался вырвать пах Гарри, и даже захват рук с побелевшими от напряжения костяшками не мог помешать цепи продвигаться к нему миллиметр за миллиметром. Гарри ощутил холодное присутствие духа, двигающегося вокруг его руки, овевая ее желанной прохладой. Охлаждающее присутствие взбодрило его изможденное тело, высушило его ладони и вновь наполнило силой его мускулы. Он оттянул змееподобную цепь от паха на добрых шесть дюймов, затем бросил тварь на землю и прижал крюк коленом.
        - Получи, ублюдок! спросил Гарри.
        Извивающаяся цепь отнюдь не обрадовалась своему положению. Даже будучи придавленной весом Гарри, она продолжала пытаться выскользнуть, и Гарри знал, что это было вопросом нескольких секунд, прежде чем ей это удастся, так как раны на его бедрах сильно кровоточили, и остатки сил очень скоро его покинут. Но присутствие призраков успокаивало и утешало его. Он больше не был одинок в этой битве. У него были союзники - просто не мог видеть их. Однако оказалось, что Феликссон может. Он выпучил глаза, а его рассеченная голова опустилась на левое плечо, потом на правое, вертясь на одном месте, он пытался оценить силу своих новых соперников, не прекращая разговаривать с ними.
        - Феликссон поймает и сожрет вас! Он кружился, хватая воздух, бормоча проклятия или заклинания, или и то, и другое, и пытаясь схватить хотя бы одного из фантомов, круживших по комнате.
        Благодаря отвлечению внимания своего заклинателя, цепь медленно теряла волю к действию, и ее упорство сходило на нет. Очень осторожно Гарри снял колено с крюка и поднял его. Пока он двигался, адреналиновый шок покинул его тело, и вернулось головокружение. Он испугался, что сейчас потеряет сознание. Однако ему оказали помощь, когда один из холодных духов, очевидно почувствовав его бедственное положение, окутал его тело, словно неосязаемый бальзам.
        Хотя боль не ослабла, дух увлек его прочь от нее в какую-то каморку его души, где он никогда раньше не был. Это было мистическое место, заполненное тайнами, очаровавшими его изнуренное болью тело.
        Затем сущность внутри него заговорила. Гарри услышал, как она сказала: - Приготовься, - и как только последний слог ее изречения отозвался в нем, бальзамический сон испарился, и Гарри вернулся в комнату с Феликссоном, которого, как бы трудно не было в это поверить, обуяло ещё большее неистовство. Он прижал к противоположной стене нечто невидимое и терзал это. Агонизируя, невидимая жертва издавала пронзительный визг.
        - Шкажи мерчым тружьям! - вопил Феликссон, его речь ухудшалась по мере нарастания безумия. - Шкаши усе трупы как ты. Шкаши усем Феликссон шрал на их! Лесть в жела Ада? Никокта! Шлышишь? Ховори! Он сжал пальцами пустой воздух, и его голос поднялся на октаву. - Не шлышу отвьета!
        Хотя Гарри не видел призраков, он мог чувствовать их и их возбуждение. Приказы Феликссона вероятно только разозлили их. Вся комната начала вибрировать, старые половицы скакали по комнате словно в исступленной ярости, образуя трещины в штукатурке каждый раз, когда ударялись о стены.
        Гарри наблюдал, как его союзники в нескольких местах обрушили потолочную штукатурку, и в облаках пыли, поднявшейся с пола после ее падения, он, казалось, рассмотрел призраков или, по крайней мере, их нечеткие очертания. На потолке появились трещины, зигзагообразно разбежавшиеся по всей штукатурке. Голая лампочка раскачивалась из стороны в сторону, заставляя тень Феликсcона выделывать коленца, пока фантомы кружились по комнате, их стремление уничтожить это место и Феликссона было осязаемо. Было ясно - они пытались разнести комнату в пух и прах. Штукатурная пыль заполняла комнату белым туманом.
        Феликссон снова уставился на Гарри.
        - Харри Да Мур финоват! Он жаплатить!
        Феликссон потянулся к цепи, и Гарри наблюдал, как штукатурная мгла развеивается фантомом, его спуск, зеркально воспроизводимый вторым фантомом, летящим с противоположной стороны, был нацелен на перехват цепи. Цепь, пораженная в точке пересечения траекторий призраков, разлетелась на части, оставив свисать с крюка обрывок около восемнадцати дюймов незакрепленного металла. От удара на лбу Феликсcона образовалась рана. Волшебник не был готов к такому. Он чертыхнулся и стер кровь с правого глаза.
        Затем еще два фантома пошли на сближение, но не на оставшейся части цепи, а непосредственно на руке, державшей ее. Прежде чем Феликссон смог выпустить цепь, духи низверглись на его руку. Когда они встретились, фрагменты плоти, кости и металла разлетелись во все стороны. Ранив и обезоружив Феликссона, духи обязались продолжить разрушение греховного логова Карстона Гуда. Зашатался весь дом, пока призраки сотрясли его основы. Лампочка в центре комнаты вспыхнула с неестественной яркостью и так же быстро перегорела.
        Гарри понял, что пора двигаться. Возможно, он был в двух шагах от двери, когда вторая татуировка, предоставленная ему Кэзом - предупреждающий символ на середине спины - послала сигнал, распространившийся по всему телу. Он развернулся как раз вовремя, чтобы отпрянуть в сторону с пути Феликссона, чьи губы были растянуты, обнажая зазубренные, измельчающие плоть зубы. Зубы Феликссона сомкнулись на пустоте, где двумя секундами ранее находилась голова Гарри, инерция протащила Феликссона вперед, и он врезался в стену рядом с дверью.
        Гарри не дал возможности Феликссону наброситься на себя во второй раз. Он выскочил через дверь в коридор. Призраки были вне себя, они были повсюду, мечась туда и обратно. Они врезались в стены подобно невидимым молоткам. Вся штукатурка была уже сбита, обнажив под собой дранку. Доносившийся с другого конца коридора грохот разрушения наводил на мысль, что лестницу громят с тем же усердием, что и стены, но пыль и тьма сговорились ограничить обзор Гарри одним футом перед его лицом и не более того. Несмотря на звуки обрушений впереди себя, у него не было другого выбора, кроме как рискнуть.
        Тем временем половицы стонали и выкручивались, выплевывая гвозди, удерживавшие их на месте. Гарри отважился пройти по ним на столько быстро на сколько осмеливался, мимо комнаты кожаных ремней, которая теперь представляла собой стену удушающей пыли, и продолжил идти по прыгающим половицам. Дранка поддавалась ударам призрачных молотобойцев еще быстрее, чем штукатурка. Гарри скрестил руки перед лицом, чтобы защитить его от осколков, пронзивших воздух. Он шел вслепую. В третий раз вмешалось прохладное присутствие, войдя в Гарри и заговорив с ним через кровь, громыхающую в ушах Гарри:
        Назад! Сейчас же!
        Гарри среагировал мгновенно, и когда он отпрыгнул назад, Феликссон пролетел мимо него с широко разинутым ртом, и из которого вырвался глухой вой, внезапно удалившийся. Ступени исчезли, и что-то в том, как ослабевал вой Феликссона, подсказало инстинктам Гарри, что под домом образовалась пропасть, в которую сверзся прихвостень Сенобита. Судя по далекому вою Феликссона, она была глубока, и, скорее всего, никто никогда не сможет выбраться из нее, если, вернее - когда, дом сложится и рухнет.
        Гарри повернулся туда, откуда пришел. Он быстро и осторожно направился в заднюю комнату, стараясь не обращать внимание на обрушение коридора позади себя и исчезновение половиц в черноте, над которой он скакал.
        К моменту его возвращения в комнату, пыль от штукатурки почти рассеялась, ее засосала пустота внизу. Между Гарри и дырой оставалось лишь ненадежное лоскутное одеяло из деревянных реек. Но, по крайней мере, теперь у него было четкое представление о своей последней надежде и единственной цели - окне. Уповая, что его ноги знают свое дело, он без происшествий пересек комнату. Перед окном оставался выступ, возможно, в четыре половицы, но по их виду было понятно, что они не задержатся надолго. Доски лишились уже почти всех гвоздей.
        Гарри начал тянуть за светомаскировочную ткань, прикрепленную к окну. Она явно была приколочена к раме каким-то одержимым, но Гарри предположил, что это было сделано не один год тому назад, потому что ткань, хотя и была плотной, начала гнить, подвергаясь на протяжении нескольких летних сезонов очень высокой влажности, и когда он потянул за нее, материал порвался, как бумага. Свет из внешнего мира затопил комнату. Это был не прямой солнечный свет, но, тем не менее, он был ярким и более чем желанным.
        Гарри выглянул в окно. До земли было далеко, а по обеим сторонам ничего не было. Водосточная труба пришлась бы как нельзя кстати. А пожарная лестница облегчила бы спуск еще больше. Но нет, он должен спрыгнуть и надеяться на лучшее. Он потянул за край окна, пытаясь поднять его, но оно было наглухо запечатано, поэтому он повернулся и оторвал одну из досок с пола, сузив выступ еще больше. Поворачиваясь снова к окну со своим оружием, он что-то заметил краешком глаза и оглянулся назад - он был больше не одинок в комнате.
        Избитый, окровавленный и покрытый пылью, оскалив зубы и сузив глаза до прорезей испепеляющей ярости, там стоял бешеный пес Пинхэда - Феликссон и смотрел на Гарри. Несмотря на то, что Феликссон наверняка упал, он выбрался наверх, намереваясь закончить кровавое дело между ними.
        - Ну ты натворил глупостей, Д'Амур… - пробормотал Гарри себе.
        Феликссон так резво бросился к нему, что половицы, по которым он скакал, раскалывались. Гарри бросил доску в окно, разбил стекло и приложил все усилия, чтобы выбраться наружу. На тротуаре собралась толпа людей. Гарри уловил несколько фрагментов из их криков - что-то о том, что он сломает себе шею, что-то о том, чтобы достать лестницу, матрас или простыню - но, несмотря на все предложения, никто не двинулся, чтобы помочь, если вдруг пропустят момент, когда Гарри спрыгнет.
        А через две секунды он мог бы, если бы был свободен, но Феликссон не собирался упускать добычу. Одним последним прыжком живое чудище преодолело пропасть между ними и схватило Гарри за ногу, вонзив свои пальцы, чья сила была явно усилена немилосердным сращением металла и плоти, глубоко в кровоточащие раны на бедрах Гарри.
        Хотя Гарри испытывал ужасную боль, он не стал тратить оставшиеся силы, чтобы озвучить ее.
        - Ну хорошо, придурок, - сказал он. - Прогуляешься со мной.
        С этими словами он выбросился из окна. Феликссон держался за Гарри до подоконника, а потом, возможно, из страха быть увиденным, отпустил его.
        Приземлившись, Гарри сильно ударился о кусок асфальта. Звук ломающейся кости был ему достаточно хорошо знаком, поэтому он был уверен, что наверняка сломал несколько. Но прежде, чем он успел попросить кого-нибудь из зевак подвезти в ближайшую больницу, дом издал протяжный рык, свидетельствующий о капитуляции, и рухнул, складываясь и обрушиваясь внутрь себя, стены местами разлетелись на части, местами обваливались целые секции навеки обвенчанных друг с другом кирпичей, образуя курганы. Все произошло с удивительной скоростью, здание обрушилось на землю менее чем за минуту, все зрелище увенчало плотное серо-коричневое облако пыли.
        Стены не устояли, как и тело Гарри. Волна содроганий прокатилась по нему, и снова в его обзор застила пульсирующая пустота. На этот раз она не отступила, но продолжила давить со всех сторон. Окружающий его мир сузился до далекого круга, как будто он смотрел на него через телескоп, только с другого конца. Боль пульсировала в ритме нахлынувшего ничто, все двигалось в такт биению его сердца.
        В далеком далеке, в месте, которое его сознание стремилось покинуть, Гарри видел, как кто-то пробирается к нему через толпу: лысый, бледный, миниатюрный человек с таким пронзительным взглядом, что он мог чувствовать его проницательность, хотя уже находился почти вне мира. Человек с необычайной легкостью прошел сквозь толпу, словно чье-то невидимое присутствие расчистило ему путь. Вид этого человека предоставил осажденным чувствам Гарри повод продержаться еще немного, чтобы противостоять вторгающейся пустоте, угрожавшей стереть место, по которому тот шел. Но это далось ему с трудом. Как бы он ни хотел узнать, кто этот ретивый лилипут, разум Гарри схлопывался.
        Гарри прерывисто вздохнул, намереваясь хотя бы сказать этому человеку свое имя. Но в этом не было никакой необходимости.
        - Нам следует уйти, мистер Д'Амур, - сказал он. - Пока все еще отвлечены.
        Затем человек потянулся и бережно взял Гарри за руку. Когда их пальцы соприкоснулись, через руку Гарри прокатилась волна всепрощающего тепла, и жгучая боль от ран отступила. Он успокоился словно ребенок на руках своей матери. И на этой мысли мир вокруг померк.
        9
        Вначале снов не было. Он просто лежал во тьме, исцеляясь, и только время от времени всплывал на поверхность сознания, потому что кто-то говорил о нем возле того места, где он спал, или, возможно, в коридоре снаружи. У него не было желания просыпаться и вступать в разговор, но он слышал разговор или, по крайней мере, его фрагменты.
        - Этому человеку место в больнице, Дейл, - произнес голос пожилого человека.
        - Я не верю в больницы, Сол, - ответил человек, который был Дейлом, его произношение отличалось озорной манерной медлительностью уроженца Луизианы. - Особенно для такого, как он. Там он будет беззащитен. По крайней мере, я уверен, что здесь ничто не может до него добраться. Бога ради, в том доме на Дюпон-стрит был демон.
        - В доме что он с землей сравнял? - в ответ спросил человек, называемый Солом.
        - Он этого не делал.
        - Почему ты так уверен? Мне это не нравится, Дэйл, - возмутился Сол. - И вообще, какого дьявола ты пошел на Дюпон-стрит?
        - Ты же знаешь о моих снах. Они сказали мне идти, я и пошел. Я давным давно уяснил, что не стоит задавать вопросов. От них одни проблемы. Я пришел, я там он. Я просто привел его сюда, немного поделившись своей энергией с ним. Он постоянно был готов рухнуть и уже не подняться.
        - Это было глупо. Способности подобные твоим надо держать в секрете.
        - Так было нужно. Как еще незаметно я мог бы вытащить его оттуда? Послушай, я знаю, что это звучит безумно, но уверен, что мы должны помочь ему поправиться.
        - Отлично. - Хорошо. Но как только он исцелится, я хочу, чтобы он ушел.
        - Дэйл, - подумал Гарри. Имя его спасителя было Дэйл. Гарри не знал, кто был другим участников разговора, но был уверен, что встретится с ним в свое время. А между тем, его окутывала уютная темнота, в которую можно завернуться, как Гарри и поступил, пребывая в уверенности, что находится в безопасности.
        Были и другие разговоры, или отрывки разговоров, которые приходили и уходили, как ночные корабли, проплывающие мимо него в темноте. А потом наступил день, когда вдруг все изменилось в сонном царстве Гарри. Это началось с того, что Дэйл заговорил с ним, близко приблизив свое лицо к лицу Гарри, чтобы произнести шепотом все, что намеревался.
        - Гарри, дорогой, я знаю, что ты меня слышишь. У тебя сегодня посетитель. Соломон только что уехал за ней. Ее зовут Фредди Беллмер[19 - Bellmer - дословно отбельный каток (при производстве бумаги)]. Они с Солом уже давно дружат. Сол считает, что мисс Беллмер сможет подлатать ваше тело немного быстрее. Хотя, между нами, я иногда задаюсь вопросом, а не абсолютно ли ты счастлив, продолжая спасть там. Я знаю - у тебя выдались трудные времена. Например, то падение из окна. О, и мне жаль сообщать, но твой мобильник не пережил его. Но я отвлекся; как только Соломон привел тебя в порядок - признаюсь, что немного приревновал, что он не позволил мне остаться и посмотреть - он позвал меня взглянуть на твои татуировки. Я не знаю назначение всех, но многих. Они для защиты, не так ли? Господи, ты кажешься человеком, которому она не помешает. Я… Как бы это сказать?..
        Он сделал паузу, как будто подбирая нужные слова, или, если они у него уже были, он искал наиболее дипломатичный способ высказать их. В конце концов, он заговорил снова, хотя это было явно непросто.
        - Я… Я всегда знал - даже будучи ребенком, понимаешь - я всегда знал, что не совсем такой как другие мальчишки. Когда умерла моя мать, - никогда не знал своего отца - я перебрался жить к своему дяде Солу. Мне только что исполнилось шесть, и в тот момент, когда старый дядя Сол увидел меня, он сказал: - Боже, посмотрите какие цвета исходят от тебя. Вот это представление. Тогда я и понял, что мне придется жить иначе, чем большинству людей. Мне придется хранить секреты. Это нормально. Мне это хорошо удается. И я ничего не знаю о тебе, я просто хочу, чтобы ты знал, что когда бы ты ни решил проснуться, я с радостью выслушаю все, что ты захочешь рассказать мне о мире за пределами этого вонючего старого города. И я с нетерпением жду неприятностей, в которые мы вляпаемся вместе. Я еще не знаю, что это будет, мои сны не раскрыли мне, но я знаю, что это будет сногсшибательное…
        Тут шепот прервал низкий голос Соломона.
        - Ты целуешь его?
        - Нет, - ответил спокойно Дэйл, не оборачиваясь. - Мы просто болтали.
        Ответил не Соломон, а новый голос - мисс Беллмер. Ее голос был звучным и суровым. Он не был нежно женственным, как ожидал Гарри. Но, как скоро узнал Гарри, ни то, ни другое не имело никакого отношения к владелице голоса.
        - Если ты закончил играть в доктора, я бы порекомендовала тебе отойти от кровати, - сказала мисс Беллмер Дейлу, - и позволить мне взглянуть на пациента.
        Ее голос становился громче, пока она приближалась к кровати; затем Гарри услышал, как протестовали пружины, когда она села. Она не прикоснулась к Гарри, но он почувствовал близость ее руки, когда та двинулась от его лица вниз по телу.
        Сохранялась полная тишина; и Соломон, и Дэйл слишком опасались прерывать мисс Беллмер во время осмотра пациента.
        Наконец Мисс Беллмер заговорила:
        - Я не рекомендую держать этого человека под вашей крышей дольше, чем необходимо. Физические раны заживают хорошо. Но… У меня есть кое-что… - сказала она, копаясь в своей сумке, - … кое-что, что поднимет его на ноги немного быстрее.
        Дородная Мисс Беллмер встала.
        - Чайную ложку на пол чашки теплой воды.
        - Что оно делает? - сказал Дэйл.
        - Подарит ему дурные сны. Ему слишком комфортно в темноте. Ему пора просыпаться. Грядут проблемы.
        - Прямо здесь? - спросил Соломон.
        - Соломон, весь мир не вращается вокруг тебя и твоего дома. Вот этот - ваш мистер Д'Амур - привлекает к себе очень плохие вещи. Позовите меня, когда он проснется.
        - Он в опасности? - сказал Дэйл.
        - Золотце, это мягко сказано.
        10
        Перед отъездом дерзкая мисс Фредди напоила Гарри его дозой кошмаров. Тонкие энергии, высвобожденные ее прикосновением, еще долго пульсировали в его теле после того, как три опекуна оставили его спать. Однако теперь это был другой сон, как будто тоник мисс Беллмер незаметно перестроил его мысли.
        Обрывки значений мерцали в темноте, по два-три кадра, вырезанных из серии домашнего видео под названием "Нечистые и Д'Амур". Не нашлось и двух похожих демонов. У всех них были свои монстрозные наклонности, и они поднялись из глубины подсознания Гарри, чтобы навестить его. Среди них, конечно, было глиняное существо, убившее Мерзавчика и наслаждавшееся зрелищем его смерти. Был и болтливый кретин по имени Гист, который подошел очень близко к тому, чтобы убить Гарри в стремительно падающем лифте, десять или более лет назад. И Иш'а'тар - инкуб из Нью-Джерси, пойманный Гарри пока тот проводил обряд святого причастия одним воскресным утром в Филадельфии. Пришел Зузан - нечестивый убийца, забравший жизнь друга и наставника Гарри - отца Хесса, в одном из домов Бруклина. Других Гарри даже не смог припомнить по именам, возможно, потому что у них их и не было. Они являлись просто снами бессознательного зла, которое пересекалось с ним на протяжении многих лет, иногда на пустой улице далеко за полночь, но не менее часто на оживленных проспектах в полдень, когда порождения Ада занимались своими порочными делами
на виду у всех, бросая вызов человеческим взорам: - Мы реальны.
        Однако немного погодя парад кровавых бесчинств сошел на нет, и Гарри снова погрузился в темноту, из которой его вырвал приход мисс Беллмер. О том как долго оставался там, восстанавливая свои силы и залечивая раны, он не имел никакого понятия, но несомненно многие часы. В следующий раз он поднялся из этой исцеляющей тьмы под шум дождя. То была не легкая морось. Дождь хлестал в окно, и грохот льющейся воды внезапно напомнил ему о том, как сильно ему нужно помочиться.
        Он заставил открыть глаза и увидел, что находится в комнате, освещаемой только бьющим снизу светом уличных фонарей. Он отбросил простыню. Он был совершенно голый и не обнаружил никаких следов своей пыльной одежды, пропитанной кровью после всего, что произошло на улице Дюпон. Благодаря наготе, он впервые увидел раны, которые ему нанесли. Он пригляделся к ним. Они выглядели как свежие, но когда он дотронулся до них, то почувствовал не более чем легкий дискомфорт. Эти люди, спасшие его, явно были отличными целителями. Он стянул простыню с кровати, свободно обернул ее вокруг туловища и покинул палату, намереваясь найти где можно было бы расслабиться. Прямо за его комнатой вдоль стены были три простые чаши, в которых горели свечи. Гарри увидел, что он был на втором этаже довольно большого дома в колониальном французском стиле.
        - Есть кто дома? - позвал он. - Я проснулся. И голый.
        В ответ на призывы Гарри была тишина, и только дождь стучал по крыше. Пройдя по коридору с ковровым покрытием, он миновал ещё две спальни, пока, наконец, не нашел ванную комнату. Внутри его голые ступни озябли благодаря полу, выложенному плиткой, но его это не беспокоило. Развернув простыню, он поднял сиденье унитаза и с блаженным вздохом высвободил содержимое мочевого пузыря.
        Он прошел к раковине и включил горячую воду. Трубы зашумели, заикаясь, звук, производимый ими, отражался от облицованных плиткой стен. Он плеснул водой на лицо и оглядел бледное отражение в зеркале. Шум в трубах становился все громче; он понял, что теперь чувствует их причитания ногами через пол. Затем раздался еще один звук, пробивавшиеся через пыхтение и сотрясение труб.
        Звучало так, как будто кого-то рвало - здесь, в туалете рядом с ним. Отследить источник было не сложно. Звук исходил из ванны, а если точнее из ее сливного отверстия, через которое, как теперь увидел Гарри, отрыгивало кашицу темно-серой воды, несшей в себе спутанную массу длинных черных волос и что-то, напоминающее фрагменты переработанных экскрементов. Из темноты в нос ударило безошибочное зловоние человеческих останков.
        Хотя Гарри ужасающе хорошо знал этот запах, вонь была нестерпима. Запах был не только отвратительным, но и являлся напоминанием, раздирающем душу, о комнатах, которые он посетил, и о траншеях, которые он обнаружил, где лежали разлагающиеся мертвые, их кожа едва сдерживала движение личинок, для которых они стали домом.
        Творение Кэза задергалось. Ни каких сомнений: Гарри проснулся менее пяти минут назад и уже попал в беду. Нечистоты и их тошнотворный довесок явились навредить ему. Как именно они могли это осуществить было не той загадкой, которую он хотел бы разгадать. Он подхватил свою самодельную одежду с края ванны, обернул ее еще раз вокруг чресл и заправил, направляясь к древи. Он притворил её когда входил, но, учитывая, что не было ни ключа, ни затвора для обеспечения большей приватности, он с удивлением обнаружил, потянув за ручку, что эта штука отказывается двигаться.
        Этот факт послужил неприятным напоминание о дверях на Дюпон-стрит, некоторые их них были даже видимы, но часть их умиротворенно укутались в крюки и цепи, однако все без исключения сговорились не дать ему вздохнуть хотя бы еще разок. Он покрутил отполированную ручку в обе стороны, надеясь случайно отпереть дверь, но дверь не открывалась не просто из-за неисправного механизма. Он оказался заперт здесь с… с чем, чего он не знал.
        Он оглянулся на ванну. Волосы, появившиеся из сливного отверстия, теперь в нескольких местах приподнялись над поверхностью воды и переплелись, образуя, безошибочно различимый грубый контур головы, заполняемый затекаемой вверх водой, подобно рыбе, пойманной в сети. Гарри с трудом ответ взгляд от этой диковины, чтобы сконцентрировать внимание на том, чтобы открыть дверь. Он схватил ручку обеими руками и начал трясти дверь с заслуженной неистовостью, уговаривая ее открыться.
        - Отрывайся, ты, сукина дочь!
        Но не было ни движения, ни единого признака, пусть даже минимального, что дверь поддается его напору. Он опустил ручку и попробовал другой подход: стучать кулаками в дверь и кричать, чтобы кто-нибудь его спас. Он кричал и кричал, но ответа не последовало - только звуки от той твари, которая была с ним в комнате. Дважды он оглядывался на ванну, пока колотил в дверь, и каждый раз форма, напоминающая человека, сотканная из волос, воды и дерьма, была все ближе к завершению.
        В первый раз Гарри увидел только голову, плечи и грубый набросок туловища. Во второй раз туловище было завершено, вплоть до агамного паха, бескостные руки при движении больше походили на щупальца, чем на человеческие конечности. Волосы даже не пытались создать подобие кистей из своих хитросплетений. Вместо этого они скатывались и скручивались вместе, пока не образовали два кулака в форме головок молотка, один из которых ударил в стену с поразительной силой. Плитки, на которые пришелся удар, раскололись, послав осколки достаточно далеко, чтобы проколоть кожу Гарри.
        Фекальная вонь неуклонно усиливалась по мере того, как существо поднималось и покидало место своего рождения, смрад был на столько жгучим, что на глаза Гарри навернулись слезы. Он стер их тыльной стороной ладони и, на мгновение прояснив зрение, огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве защиты. Все что нашлось - простыня на нем. Не много, но лучше, чем ничего. Он начал снимать её, глядя на своего противника с молотоподобными конечностями. Существо выбиралось из ванны, роняя при этом крупные капли липкой, слизкой жидкости.
        Вонь сшибала с ног. На глаза Гарри снова наворачивались свежие слезы, но у него не было времени стирать их. Существо вышло из ванны, закидывая левую руку через правое плечо, и накренилось к Гарри. В этот момент Гарри расправил простыню и высоко подбросил ее над зловонными водами головы врага. Простынь приземлилась на существо и прилипла к нему, как листья к мокрому тротуару.
        Существо было явно дезориентировано. Ослепил ли Гарри чудовище на мгновение, что казалось маловероятным, или он просто сбил его с толку на короткое время, эффект был одинаковый. Тварь высоко взмахнула рукомолотом, намереваясь снести голову Гарри, но за четыре-пять секунд между ослеплением и ударом Гарри присел на корточки, уходя с траектории молота.
        Удар чудовища прошел в дюймах от Гарри, но впервые, после того, как он попал в этот кошмар наяву, Гарри почувствовал, как от резкого движения открываются подживающие раны, нанесённые крюками Жреца Ада. Его рука коснулась ран на бедрах - кровь струилась по ногам на линолеум под ним.
        Гарри протащил свою обессиленную задницу по полу в надежде обеспечить некоторое расстояние между собой и молотками. Только когда его позвоночник ударился о плиточную стену, и дальше некуда было двигаться, он осмелился взглянуть на врага. Простынь оказалась ценнее, чем он ожидал; впитывая серую грязь, пенящуюся между сплетенными волосами, образующими голову и спину чудовища, пропитанная простынь безжалостно цеплялась за существо, к его очевидному разочарованию.
        Существо потянулось вверх, пытаясь избавиться от бремени, но его руки были созданы для убийства, а не для ухода за саванами, и в своем неистовом бешенстве оно металось всем телом взад и вперед, что приводило к частичному выплескиванию его жидкостей из хрупкой клети, формирующей каркас.
        Существо споткнулось, и на секунду Гарри испугался, что существо упадет на него сверху, но оно закружилось на месте и упало в противоположную от него сторону, ударившись о дверь. Обрушившегося веса воды и нечистот неуклюжего тела твари оказалось достаточно, чтобы снести дверь с петель и опрокинуть ее на покрытый ковром пол.
        Во время падения на боку существа образовался зигзагообразный разрыв, и темная жидкая материя вылилась из раны и была мгновенно поглощена ковром, лежавшим под его протестующим телом. Гарри обворожено наблюдал за тем, как это существо истекло, оставив после себя лишь оболочку из волос и фекалий, смутно напоминавшую человеческий облик.
        В то время как Гарри пытался встать на ноги, он услышал голос Дэйла.
        - Гарри? С тобой все в порядке?
        Голос звучал так, будто Дэйл был с ним в комнате. Гарри, все еще в шоке, внимательно осмотрел комнату и увидел, что обои мерцают, словно пламя зажженной свечи. Гарри вздохнул.
        - Дай передохнуть, - сказал он. - Не может быть, блядь, чтобы я спал.
        А потом он проснулся.
        11
        - Я позвонил мисс Беллмер, - сказал Соломон, когда Дэйл и Гарри сели в гостиной со своими наиболее крепкими - на их усмотрение - напитками, чтобы поговорить о произошедшем за последние несколько дней. Соломон - мужчина не моложе семидесяти пяти лет, был толщим и высоким, с копной седых волос. Он был почти на фут выше Дэйла и, как минимум, на тридцать лет старше него. - У вас есть враги, мистер Д'Амур? - спросил он.
        - Я сбился со счета еще до окончания школы, - ответил Гарри.
        - Правда что ли? Не уж то? - воскликнул Дэйл с намеком на возбуждение в голосе.
        - Ну, это все объясняет, - продолжал Соломон. - Что-то последовало за вами сюда и решило убить вас, пока вы были вдали от своих заступников.
        - Заступников?
        - Народ в твоей жизни, что знает, кто ты на самом деле, - предположил Дэйл.
        - Наверное, это Кэз и Норма.
        - И все? - удивился Соломон. - Не многим же людям вы доверяете, не так ли?
        - Многих, кому я доверял, уже нет в живых.
        - О, милый, - произнес Дэйл. - Я буду твоим другом.
        - Простите, - сказал Соломон.
        - Все в порядке, - подтвердил Гарри. - Кто умер слишком молодым. Другие живут слишком долго.
        Прежде чем кто-то успел ответить, кто-то резко застучал в дверь.
        - Должно быть это мисс Беллмер, - прокомментировал Соломон. - Вы двое оставайтесь здесь.
        Соломон пошел открывать парадную дверь, а Неустранимый Зуд Гарри завел свою знакомую песню. Гарри заерзал на своем месте.
        - Что, черт возьми, стряслось, Сол? Услышал Гарри, как мисс Беллмер восклицает в коридоре. - Ты выглядишь озабоченным.
        - О, не больше, чем обычно, - ответил Соломон.
        - Ну, хвала Господу за малые милости. Как пациент?
        - С ним все в порядке.
        При этих словах Соломон ввел мисс Беллмер в комнату. Фредди Беллмер выглядела более чем немного удивленной, увидев Гарри. Помимо ее реакции, Гарри отметил, что у мисс Беллмер было красивое лицо: высокие скулы, огромные темные глаза и идеальные, будто вырезанные, губы. Но он также отметил, что что-то в ее росте (она определенно была высока, как Соломон) и в ее одежде (хотя она была яркой и просторной, тщательно скрывавшей форму тела) намекало на своеобразную двусмысленность в ней.
        - Твой тоник, похоже, сработал, - сказал Соломон.
        - Так и есть, - ответила мисс Беллмер.
        - Детектив Д'Амур, познакомьтесь с мисс Фредди Беллмер, - сказал Соломон. - Мы дружим с тех пор как… ну…
        - Раньше, чем я стала мисс Беллмер, - сказала она. Уверена, ваш пациент уже догадался. Не так ли, Детектив?
        Гарри пожал плечами и поднялся, чтобы пожать руку Беллмер. - Я не на службе.
        Дэйл захихикал. Беллмер наградила его широкой улыбкой, показавшейся Гарри осуждающей. Она приняла его ладонь. Ее мозолистые руки противоречили элегантности рукопожатия.
        - Вы просто полны жизни, по сравнению с прошлым разом, когда я видела вам, - сказала она.
        - У меня крепкое телосложение.
        - Несомненно. Но я хотела бы настоятельно предупредить вас, мистер Д'Амур. Я осмотрела не только ваши физические раны, но более важные составляющие. Волю. Душу. Господи, жизнь вас потрепала. Вы словно один большой душевный шрам. Я никогда в жизни не видела столько неприятностей, выпавших одному человеку.
        - Рыбак рыбака видит из далека.
        Дэйл изо всех сил старался скрыть улыбку, но представление ему явно нравилось.
        - Повзрослей, Дейл, - сказала мисс Беллмер. - Тупая ты королева[20 - queen (королева, анг.) - слэнг, гомосексуалист].
        - По крайней мере, эта педра все еще может сказать тебе отсосать у него, - ухмыльнулся Дэйл.
        Теперь пришла очередь Гарри пытался спрятать улыбку.
        - Дети. Ведите себя хорошо, - возмутился Соломон.
        Мисс Беллмер вздохнула, ее рука потянулась ко лбу. - Сол, дорогой, у тебя случайно нет водки в доме?
        - Сею секунду, - сказал Сол и отправился на поиски водки, позволив мисс Беллмер продолжить разговор с Гарри.
        - И так, как чувствуете себя? - спросила мисс Беллмер.
        - Живой, - ответил Гарри. Затем он близко склонился к мисс Беллмер и прошептал: - Но не благодаря вам. Признайтесь, вы была удивлены увидеть меня, когда вошли. Я помню ваш голос. Помню, что случилось после вашего визита ко мне. И что-то подсказывает мне, что если бы это отвратительное чудовище во сне поймало меня, мы бы сейчас не вели эту беседу. Что я действительно хотел бы знать, кому вы продали свою душу, и за сколько?
        Мисс Беллмер улыбнулась, прочистила горло и сказала: - Я не имею ни малейшего понятия о чем вы говорите, детектив.
        - Очень убедительно, - сказал Д'Амур, отворачиваясь от Беллмер и осторожно возвращаясь на диван.
        - Фредди, дорогуша, может тебе стоит нанести еще румян? Ты побледнела словно простыня, - сказал Дэйл.
        - Отвали, Дэйл, - сказала Беллмер немного осипшим голосом. - Что касается вас, Д'Амур, я бы посоветовала вам поостеречься, будь я на вашем месте. У меня есть влиятельные друзья на высоких постах. Чертовски высоких. У меня отличная крыша.
        - Оставь, - произнес Гарри. - Мелкие людишки вроде нас их не заботят. Мы для них - пушечное мясо.
        - Вы не знаете их.
        - Как скажете, сударыня. Обещаю вам, придет тот же день, когда до вас дойдет, как и до меня.
        Ответ Гарри посеял достаточно сомнений в голове мисс Беллмер, чтобы заставить ее замолчать.
        Беллмер крепко сжала губы, как бы стараясь изо всех сил не предоставить Д'Амуру ещё больше веревки, на которой ее можно было бы повесить.
        - Я никогда не видел тебя такой притихшей, Фредди, - сказал Дэйл с радостью подбрасывая дрова в костер. - В чем дело, куколка? Член проглотил?
        Беллмер погрозила двум мужчинам длинным наманикюренным пальцем. - У меня заготовлено кое-что особенное для определенной породы людей. И вы теперь в списке. Такие шавки, вроде вас, отправляются прямиком в землю. Я заставлю вас самих вырыть себе по могиле. Потом поддам вам и прикрою крышкой. Опрятно. Дешево. Анонимно.
        - Боже всемогущий, - сказал Дейл. - Ты чего?
        - Однажды ты уже пыталась убить меня, - сказал Д'Амур. - Если попробуешь еще раз, мне это может и не понравиться.
        - Посмотрим, как тебе понравится жрать грязь, ублюдок. Послушай моего совета. Уёбывай домой.
        - Фредди? - спросил Соломон. - Что на тебя нашло?
        Соломон вышел из кухни с нераспечатанной бутылкой водки и четырьмя рюмками и застал окончание ее речи. Фредди повернулась и увидела разочарование на лице своего старого друга.
        - Сол, - сказала Беллмер, пытаясь взять себя в руки. - Я пришла предупредить тебя. Этот человек опасен. Я думаю…
        - Я думаю, что тебе следует уйти, - перебил ее Сол.
        Фредди Беллмер неторопливо переварила слова Соломона. Когда стало понятно, что он не собирается брать свои слова обратно, она перебросила свои длинные прямые волосы через плечо и посмотрела на часы, которые на ее широком толстом запястье выглядели крошечными.
        - Ох ты мой, - сказала она, пытаясь сохранить остатки самообладания. - Я опаздываю к следующему пациенту.
        И, не попрощавшись, она вышла в дверь. Воцарилась тишина, а потом заговорил Дэйл.
        - Я всегда знал, что она сука.
        12
        На следующий день Гарри улетел из Нового Орлеана полуденным рейсом. Он пытался предложить Соломону и Дэйлу немного денег за их доброту, но, конечно, они не взяли и цента, и Гарри знал, что давить на них будет просто неудобно, поэтому он поблагодарил их и оставил свою визитку перед тем, как вернуться в дождливый, серый Нью-Йорк.
        Когда он вернулся домой, он был рад обнаружить все на своих местах. В его квартире царил хаос, а кухня была завалена пивными банками и коробками из под китайской еды, которые превратились в небольшие экосистемы плесени. Он решил оставить все как есть до следующего дня. Больше всего он хотел еще немного поспать, на этот раз, как он надеялся, без потенциально фатальных снов. Он снял пиджак и обувь, направляясь пошатываясь к кровати, и упал на нее. Он едва натянул покрывало, когда сон сморил его, и он податливо погрузился в его глубины.
        Проспав почти двадцать шесть часов, Гарри медленно позволил своему ноющему телу привыкнуть к состоянию бодрствования, а после пользительной интерлюдии на внутренние дебаты поднялся с постели и с еще сонными глазами направился в ванную.
        Пока вода обтекала него, Гарри представлял себе, что она смывает с него не только естественные масла, осевшие на его теле, но и события последних нескольких дней. И пока вода изо всех сил смывала воспоминания Гарри, его мысли обратились к ранам. Он посмотрел вниз и увидел, что его бедра выглядят почти полностью зажившими, хотя и понимал, что у него будет пара новых блестящих шрамов для демонстрации. - Обычное дело, - подумал он.
        Спустя полчаса, приняв душ и одев чистую одежду, под которой удобно приладил полностью заряженный револьвер, он вышел на улицу и направился к дому Нормы. Ему было что рассказать. Ливень продолжал свой путь, а город засверкал в лучах позднего летнего солнца.
        Его настроение было хорошим, даже оптимистичным, что было редкостью. Гуд, может быть, и соврал в кое-чем, но, по крайней мере, деньги в его сейфе были настоящими, и, благодаря им, Гарри, наконец, смог выплатить арендную плату, которую он задолжал как минимум за три месяца, возможно и за четыре, может быть даже позволит себе купить пару крепких туфель. Но после этого все вернется на круги своя.
        Работая частным детективом, в чью карьеру периодически вторгались силы неподвластные ему, проблема заключалась не в том, что противоестественные силы оставляли его покрытым пылью и кровью, а в том, что они, как правило, оплачивали его труд не очень хорошо. Тем не менее, было неоспоримое удовольствие знать что-то о тайной жизни его любимого города, неизвестное другим людям, тайны, которые оставались неизвестными до самой смерти дорогих красоток, холодно смотревших на него в ответ на его восхищенные взгляды, или высокооктановых руководителей с их стрижками за тысячу долларов.
        Нью-Йорк был не единственным городом в мире, в чьей крови была магия. Все великие города Европы и Дальнего Востока хранили свои секреты - более древние, чем мог похвастаться Нью-Йорк - но нигде в мире не было такой концентрации сверхъестественной активности, как на Манхэттене. Такие, как Гарри, натренированные заглядывать за восхитительные отвлекающие сцены, предлагаемые городом, практически везде могли видеть свидетельства того, что остров был полем битвы, где лучшие ангелы в человеческом обличье постоянно сражались с силами раздора и отчаяния. И никто не застрахован.
        Не родись Гарри под счастливой звездой, он вполне мог бы оказаться среди бродячих городских провидцев, проводящих дни попрошайничая деньги на покупку какого-нибудь жидкого забвения, а ночи - в попытках найти место, где не слышны пения соперников, идущих по своим темным делишкам. В поле слышимости Гарри они всегда пели только одну песню - "Мальчик Денни"[21 - «Danny Boy» - баллада, написанная в 1910 году английским юристом Фредериком Везерли. В 1918 году Везерли написал альтернативную песню «Эйли, дорогая» для мужчин-певцов. Песню особенно любят американцы и канадцы ирландского происхождения, считая её неофициальным ирландским гимном.] - гимн смерти и слезливой сентиментальности, ее Гарри слышал так часто, что выучил слова наизусть.
        По дороге к Норме он остановился в заведении "У Рюфферта" и купил там тот же завтрак, который он покупал каждый день, когда был в городе, на протяжении более двадцати пяти лет. Джим Рюфферт всегда успевал налить Гарри кофе, сдобренный сахаром и толикой сливок, к тому времени, как он добирался до прилавка.
        - Гарри, дружище, - сказал Джим, - мы не видели тебя, по крайней мере, неделю. Моя жена говорит, что ты умер, а я: - Только не Гарри. Быть того не может. Гарри не умер. Он всегда будет с нами. Я же прав?
        - Иногда так и кажется, Джим.
        Гарри оставил немного денег в банке для чаевых - больше, чем он мог себе позволить, как обычно, - и вышел за дверь. Выходя из магазина, он столкнулся с человеком, который, казалось, очень спешил, хотя и не знал куда. Человек проворчал: - Не здесь - и незаметно сунул клочок бумаги в ладонь Гарри. После чего мужчина обогнул Гарри и продолжил идти вниз по улице.
        Гарри последовал совету незнакомца и пошел дальше, ускорив шаг от любопытства. Он повернул за угол на более тихую улицу, не планируя конкретного маршрута и задаваясь вопросом, откуда за ним наблюдают, и кто, вынудив посыльного предупреждать его таким образом. Гарри проверил отражения в окнах на противоположной стороне улицы, чтобы понять, не следует ли за ним кто, но никого не увидел. Он продолжил идти, комкая бумагу в левом кулаке.
        В двух третях квартала от него находился цветочный магазин под названием "Райский сад и Ко". Он вошел в него, воспользовавшись возможностью оглядеть улицу. Если за ним и следили, то это был не кто-то, как подсказывали его тату и инстинкт, из полудюжины людей, шедших следом за ним.
        Воздух в цветочном магазине был прохладным, влажным и тяжелым, в нем смешивались ароматы десятков цветов. Мужчина средних лет с безукоризненно подстриженными усами, окаймлявшие линию рта словно третья губа, появился из задней части магазина и спросил Гарри, не ищет ли он чего-то конкретного.
        - Просто смотрю, - сказал Гарри. - Я, эээ, люблю цветы.
        - Ну, дайте знать, если что-нибудь приглянется.
        - Будь спок.
        Мужчина с идеальными усами прошел через занавес из бисера в заднюю часть магазина и сразу же начал разговор на португальском, который, по-видимому, прервал приход Гарри. Не успел мужчина заговорить, как его прервала женщина, тараторя в два раза быстрее и с явной яростью в голосе.
        Пока продолжалась их жаркая беседа, Гарри бродил по магазину, время от времени поднимая взгляд, чтобы посмотреть - не заглядывает ли кто с улицы. Наконец, убедив себя, что за ним никто не шпионит, он раскрыл кулак и разгладил кусок бумаги. До того, как он прочитал хотя бы слово, он знал, что это от Нормы:
        "Ко мне не ходи. Все плохо. Я в старом месте. Приходи в 3 ночи. Если зазудит - уходи."
        - Послание? - спросил женский голос.
        Гарри оторвал взгляд от бумаги. Он еле сдержал возглас "Боже!", когда увидел женщину. Три четверти ее лица представляли собой огрубевшую нечетко очерченную массу зарубцевавшихся шрамов. Оставшаяся четверть - ее прекрасный левый глаз и лоб над ним (плюс искусно уложенный парик, представлявший собой массу кудрей) - только подчеркивала на сколько ужасно было обезображено ее лицо. От носа остались два круглых отверстия; правый глаз и рот лишились ресниц и губ. Гарри сосредоточил свое внимание на ее левом глазу, а в ответ не придумал ничего лучше, как повторить ее же вопрос.
        - Послание? - пробормотал он.
        - Ага, - сказала она, глядя на клочок бумаги в его руке. - Хотите отправить с цветами?
        - О, - сказал Гарри, вздохнув с облегчением. - Нет, спасибо.
        Он быстро положил записку в карман, кивнул и оставил цветочный магазин и его дурные предзнаменования позади себя.
        Гарри понес записку и свое недоумение по поводу ее содержания, не говоря о лютом голоде, в "Паб Черрингтона" - темный тихий кабак, который он обнаружил в первый же день приезда в Нью-Йорк. Там подавали старомодную еду без лишней суеты, его там знали настолько хорошо, что ему оставалось только забиться в угол и слегка кивнуть официантке по имени Филлис, и в течение шестидесяти секунд, а иногда и быстрее, на его столе появлялся большой стакан бурбона безо льда. Заведенный порядок, граничащий с застоем, имел свои преимущества.
        - Хорошо выглядишь, Филлис, - сказал Гарри, когда она принесла его напиток в рекордные сроки.
        - Ухожу на пенсию.
        - Чего? Когда?
        - В конце следующей недели. Собираюсь устроить небольшую вечеринку вечером в пятницу, только для коллег и нескольких завсегдатаев. Будешь в городе?
        - Если буду, обязательно приду.
        Гарри пытливо посмотрел на нее. Скорее всего она была на середине шестого десятка, а значит ей было под сорок, когда Гарри впервые посетил это место. Между сорока с лишним и шестьюдесятью с чем-то могла уместиться целая жизнь, множество возможностей приходили, уходили и никогда больше не возвращались.
        - С тобой все будет в порядке? - спросил Гарри. спросил Гарри.
        - Да, конечно. Я не собираюсь умирать. Просто не могу больше выносить это место. Бессонные ночи. Я устала, Гарри.
        - По тебе не скажешь.
        - Разве такие парни, как ты, не должны быть хорошими лжецами? - сказала она, отходя от стола, спасая Гарри от необходимости что-то несвязно бормотать в ответ.
        Гарри поудобнее устроился в углу кабинки и снова достал записку. Пугаться было не в духе Нормы. Однозначно она жила в самой посещаемой привидениями квартире в городе. Более трех десятилетий она давала советы мертвым - слушала истории о насильственной смерти тех, кто пережил их на собственном опыте, жертв убийств, самоубийц, людей, убитых при переходе улицы или прервавших свой жизненный путь в результате падения чего-то из окна. Если кто и мог честно заявить, что уже слышал все эти истории, так это была Норма. Так что же заставило ее оставить своих призраков, свои телевизоры и кухню, где она знала расположение каждой вещи вплоть до последней чайной ложечки?
        Он посмотрел на часы над стойкой. Шесть тридцать два. В его распоряжении было еще восемь часов. Но так долго он ждать не мог.
        - К черту эту хрень про три часа ночи, - сказал Гарри. Он опустил стакан и позвал Филлис: - Пора закрывать счет, Филлис!
        - Куда торопишься? - спросила она, фланируя к кабинке Гарри.
        - Надо попасть в одно место, раньше чем планировалось.
        Он сунул ей в руку стодолларовую купюру.
        - Это зачем?
        - Тебе, - сказал Гарри, уже поворачиваясь к двери. На случай, если не попаду на твою вечеринку.
        13
        Гарри вышел из такси на углу 13й и Девятой. Конечным пунктом назначения Гарри был не сам перекресток. Он направлялся к ухоженном зданию несколькими кварталами дальше, в котором когда-то размещались адвокаты и врачи, включая психиатров. Именно в приемной одного из последних, психиатра по имени Бен Кракомбергер - доктора медицины, Гарри впервые встретил Норму Пейн.
        После событий смерти Грязнули, Гарри отстранили от действительной службы. Версия Гарри о событиях, приведших к той ночи, когда погиб его напарник, оказалась не особенно удобоваримой для его начальства, поэтому его отправили к Кракомбергеру, который вежливо, но настойчиво продолжал уточнять "воображаемые" детали того, что он видел.
        Гарри повторял все снова и снова, мгновение за мгновением, не позволяя Кракомбергеру поймать Гарри на каком-либо расхождении между его рассказами. В конце концов, доктор сказал: - Все сводится вот к чему, Гарри. Ваша версия произошедшего в тот день противоречит здравому смыслу. При менее серьезных обстоятельствах я бы назвал ее смехотворной.
        - Прямо вот так?
        - Да.
        - Так я изливал вам свою гребаную душу…
        - Успокойтесь, мистер Д'Амур.
        Гарри вскочил на ноги. - Не перебивайте меня. Вы говорите, что все это время заставляли меня переживать все снова и снова, а сами смеялись про себя?
        - Я не говорил… Пожалуйста, мистер Д'Амур, сядьте, или я буду вынужден вас насильно…
        - Сижу. Ок? Так пойдет? - проговорил Гарри, присаживаясь на стол, расположившийся между хорошим доктором и кушеткой для пациентов.
        - Да, но если вы снова почувствуете необходимость встать, то я предлагаю вам сразу уходить.
        - А если я так и сделаю, что вы напишите в моем досье?
        - Что вы непригодны к службе из-за острых бредовых расстройств, почти наверняка вызванных травмой в результате инцидента. Никто не говорит, что вы сумасшедший, мистер Д'Амур. Мне просто нужно предоставить вашему начальству честную оценку вашего состояния.
        - Острые бредовые расстройства… - мягко повторил Гарри.
        - Люди по-разному реагируют на то давление, которому подверглись вы. Вы, по моему мнению, создали своего рода личную мифологию, чтобы сдержать весь этот ужасный опыт, разобраться в нём…
        Его прервала серия звуков падения в соседней комнаты, где сидела секретарша Кракомбергера.
        - Это не я! - воскликнул женский голос - не секретарши.
        Доктор встал, бормоча извинения Гарри, и открыл дверь. Как только Кракомбергер сделал это, несколько журналов проплыли мимо него и приземлились на персидский ковер в кабинете врача. Внезапно волосы на затылке Гарри встали дыбом. Что бы ни случилось в соседней комнате, дело заключалось не в просто раздраженном пациенте, как подсказывал Гарри его "НЗ". Это было что-то совершенно незнакомое.
        Он глубоко вздохнул, встал и проследовал за Кракомбергером в комнату ожидания. Войдя он увидел, как доктор отступает, спотыкаясь о собственные ноги в спешке.
        - Какого черта тут происходит? - спросил Гарри.
        Кракомбергер посмотрел на него: его лицо обескровлено, а выражение лица безумно.
        - Это вы сделали? - спросил он у Гарри. - Это что, какой-то розыгрыш?
        - Нет, - ответила женщина из комнаты ожидания.
        Гарри обернулся на голос и увидел ее. У нее были высокие скулы и роскошной формы рот женщины, которая когда-то была классической красавицей. Но жизнь оставила на ней глубокий отпечаток, испещрив черную кожу на лбу и вокруг глаз следами недовольства и глубокими складками по сторонам от опущенных уголков рта. Ее глаза были молочно-белыми. Было очевидно, что она не могла видеть Гарри, но, тем не менее, он чувствовал на себе ее взгляд, словно легкий ветерок, обдувающий ему лицо. Все это время что-то в комнате прекрасно проводило время, переворачивая стулья и сметая половину содержимого стола секретарши на пол.
        - Это не его вина, - сказала женщина Кракомбергеру. И не моя тем более. Она схватилась за трость и сделала шаг в их сторону. - Меня зовут Норма Пейн, - представилась слепая женщина.
        Кракомбергер оцепенел от изумления. Гарри взял на себя обязанность говорить за доктора.
        - Это Бен Кракомбергер. А я Гарри. Гарри Д'Амур.
        - Не тот ли Д'Амур, который был замешан в той заварушке с мертвым копом?
        - Тот самый.
        - Рада познакомиться с вами, мистер Д'Амур. Позвольте мне дать вам небольшой совет, - сказала она Гарри, указывая пальцем на Кракомбергера. - Что бы этот человек ни пытался рассказать вам о том, что вы видели или не видели, просто согласитесь с ним.
        - Чего? Зачем мне это делать?
        - Потому что такие люди, как он, кровно заинтересованы в том, чтобы заставить молчать таких людей, как мы. Мы раскачиваем лодку, понимаете?
        - И имеено этим вы сейчас занимаетесь? - спросил Гарри, кивая на обрамленные картины, которые срывались со стен, одна за другой. Они не просто падали - как будто невидимые руки снимали их с крючков, а затем так яростно швыряли на пол, что стекло разбивалось.
        - Как я уже сказала, это не моя вина, - ответила Норма. - Со мной здесь один мой клиент… Один из моих клиентов здесь со мной…
        - Клиентов?
        - Я разговариваю с мертвыми, мистер Д'Амур. А конкретно этому клиенту кажется, что я уделяю ему не достаточно внимания. Доктор Кракомбергер. Поздоровайтесь со своим братом.
        Подбородок Кракомбергера задрожал. - Н-не-невозможно, - забормотал он.
        - Уоррен, не так ли? - сказала Норма.
        - Нет. Уоррен мертв.
        - Ну, конечно, он мертв! - Сорвалась Норма. - Поэтому я и здесь.
        Доктор выглядел совершенно обескураженным такой логикой.
        - Она разговаривает с мертвыми, вот что она сказала, Док, - вставил Гарри.
        - Я не говорю на суахили, - сказала Норма Гарри. - И мне не нужен переводчик.
        - Ну я не знаю, - сказал Гарри, глядя на доктора Кракомбергера. - Он выглядит довольно растерянным.
        - Постарайтесь быть внимательным, доктор, - предложила Норма. - Ваш брат сказал мне называть вас Шелли, потому что это ваше второе имя, а его мало кто знает. Это так?
        - …вы могли узнать это разными способами.
        - Ну хорошо. Забудьте, - сказала Норма, отворачиваясь от доктора. - Мне нужно бренди. Мистер Д'Амур, не хотите ли вы присоединиться ко мне в небольшом тосте за идиотизм психиатров?
        - Я буду счастлив выпить за это, мисс Пейн.
        - Уоррен, - сказала Норма, - пойдем. Мы пугаем невинных людей.
        Она говорила, как предположил Гарри, о секретарше, которая укрылась под столом, когда фотографии начали падать, да так и не показывалась с тех пор.
        - Подождите, - сказал Кракомбергер, когда они шли к двери. - Вы же слепы?
        - А вы проницательны, - сказала Норма.
        - Тогда… как вы можете видеть моего брата?
        - Понятия не имею. Я просто знаю, что могу Мир невидим для меня, но совершенно ясен для вас. Мертвые невидимы для вас и совершенно явны для меня.
        - Хотите сказать, что можете видеть моего брата? Прямо сейчас?
        Норма обернулась, чтобы осмотреть офис. - Да, он лежит на вашей кушетке.
        - Что он делает?
        - Вы правда хотите это знать?
        - Ну я же спросил.
        - Мастурбирует.
        - Иисусе. Это он.
        С этой случайной встречи началась его дружба с Нормой. И, как и многое другое, происходящее случайно, это столкновение душ не могло быть более значимым для обоих. На протяжении последних недель Гарри начал сомневаться в своем здравом уме - не последнюю роль в этом сыграл доктор Кракомбергер, - и вдруг появилась Норма, разговаривающая со сверхъестественными существами, как будто это самая естественная вещь в мире, что-то, что происходит по всему городу каждое мгновение каждого дня.
        Гарри нарисовал старое здание, и он с удивлением обнаружил, насколько оно изменилось за эти годы. Именно она первой сказала - когда Гарри, облегчая душу, рассказал об увиденном в день смерти своего напарника - что верит каждому слову и знает мужчин и женщин по всему городу, которые могут рассказать свои собственные истории, являющиеся свидетельством того же самого Инобытия, присутствовавшего в повседневной жизни города.
        Когда здание оказалось в пределах видимости Гарри, он с удивлением обнаружил, насколько оно изменилось за эти годы. Окна были либо заколочены досками, либо разбиты, и, по-видимому, в какой-то момент истории здания в нем произошел пожар, который уничтожил, по крайней мере, треть помещений, гарь закоптила фасад над выгоревшими окнами. Это было грустное, но что более важно, тревожное зрелище. Почему Норма променяла комфорт своей квартиры на этот богом забытый угол неизвестно где?
        Все двери были крепко заперты изнутри или закрыты на замок, но это не было проблемой для Гарри, его решение для подобных затруднений всегда заключалось в старомодной грубой силе. Он выбрал одну из заколоченных дверей и оторвал несколько деревянных досок. Дело выдалось шумным и грязным, и если бы здание охранялось, о чем извещали несколько знаков, расположенных на видных местах, сторожа бы непременно сбежались на звуки. Но, как он и подозревал, знаки оказались чушью собачьей, и он был предоставлен самому себе без каких-либо сторонних помех. В течение пяти минут после начала работ он оголил дверь от досок и взломал замок, который был скрыт ими.
        - Хорошая работа, парень, - сказал он себе, заходя внутрь.
        Гарри достал мини-фонарик и посветил в помещение. Он увидел, что все, что отличало скромный элегантный интерьер вестибюля, в котором теперь стоял Гарри, - декоративный узор на зеркалах, гравировка по плитке под ногами и форма светильников - было уничтожено. Было ли разрушение результатом грубой попытки оторвать плитку для перепродажи и снять зеркало и светильники в целости с той же целью, или место просто было сокрушено накачанными наркотиками вандалами, которым нечем было заняться, результат был один и тот же: хаос и обломки вместо порядка и назначения.
        Пройдя к лестнице по осколкам стекла и плитки, он начал подниматься. Очевидно, были более простые пути проникнуть в здание, чем открывать одну из дверей, как это сделал он, потому что резкий запах человеческой мочи и застаревшая вонь фекалий усиливались по мере того, как он поднимался. Люди использовали это место в качестве туалета, а возможно и для сна.
        Он ослабил хватку на рукоятке револьвера, уютно уложенного в кобуру, на всякий случай, если окажется, что ему придется обсуждать жилищное право с какими-нибудь раздраженными арендаторами. Хорошая новость - его татуировки не проявляли ни каких признаков беспокойства. Ни зуда, ни спазма. Очевидно, выбор прибежища Нормой оказался толковым. Не самое благоприятное для здоровья окружение, но если оно надежно скрывало ее от неприятеля и его агентов, то Гарри не испытывал беспокойства.
        Раньше офис доктора Кракомбергера был под номером 212. Шикарный бежевый ковер, покрывавший проход, ведущий к нему, был свернут и убран, остались только голые доски. Гарри морщился при каждом втором-третьем шаге, когда одна из них скрипела. Наконец, Гарри подошел к двери своего бывшего психиатра и подергал ручку, ожидая, что дверь будет заперта. Дверь покорно открылась, и Гарри предстала очередная сцена вандализма. Выглядело так, как будто кто-то приложился кувалдой к стенам внутри.
        Он рискнул позвать: - Норма? Потом продолжил: - Норма? Это Гарри. Я получил твое сообщение. Знаю, что пришел рано. Ты здесь?
        Он вошел в офис Кракомбергера. Книги в целости и сохранности выстроились шеренгами вдоль стен, хотя было очевидно, что в какой-то момент все они были сняты с полок, свалены в кучу и использованы для разведения костра по середине комнаты. Гарри присел на корточки рядом с импровизированным очагом и проверил пепел. Он был остывшим. Ничего более не обнаружив, Гарри заглянул в личный туалет Кракомбергера, но он был так же разгромлен, как и все остальное помещение. Нормы тут не было.
        Но она направила Гарри сюда не просто так; в этом он был уверен. Он случайно взглянул на туалетное зеркало и увидел небрежно проведенную на закопченном стекле стрелку. Она указывала вниз - на нижние этажи. Норма оставила ему след из хлебных крошек. Гарри вышел из офиса, где столько лет назад встретил своего незрячего друга, и направился в подвал.
        14
        Клуб только для своих, когда-то занимавший подвал давно позабытого здания, предназначался для элитны Нью-Йорка с более экстравагантными запросами, чем те, что можно было бы удовлетворить в секс заведениях, когда-то располагавшихся вдоль Восьмой авеню и 42-й улицы. Гарри увидел его в действии только краешком глаза много лет назад, когда его нанял владелец здания - некто Джоэл Хинц - для оказания услуг детектива в отношении его жены.
        Несмотря на то, что Хинц руководил заведением, посвященным гедонизму любого рода, прямо под ногами у городских законодателей, он был глубоко консервативным человеком в своей личной жизни и был искренне огорчен, когда начал подозревать свою жену в неверности.
        Гарри провел расследование и примерно недели через три принес подтверждение в виде инкриминирующих фотографий г-жи Хинц огорченному г-ну Хинцу в большом конверте из оберточной бумаги. По просьбе Хинца его помощник Дж. Дж. Фингерман провел Гарри в клуб, принёс ему выпить и провел краткую экскурсию по заведению. Это было настоящим откровением: бандаж, бичевание, порка, урофилия - клуб предлагал многообразие извращений, практиковавшиеся мужчинами и женщинами, большинство из которых были одеты в костюмы, декларировавшие их особые наклонности.
        Пятидесятилетний мужчина, в котором Гарри узнал правую руку мэра, нетвердо дефилировал на шпильках в вычурном наряде французской горничной; женщина, организовавшая акции по сбору средств среди знатных особ для бездомных и обездоленных, ползала вокруг голая с вставленным в задницу дилдо, с которого свисал хвост из черного конского волоса. На главной сцене один из самых успешных авторов бродвейских мюзиклов был привязан к стулу, а молодая женщина, одетая монашкой, прибивала его плоть на мошонке к куску дерева. Судя по степени возбуждения лирика, процедура была чистым блаженством.
        Когда турне Гарри закончилось, он с Фингерманом вернулись в офис Хинца и обнаружили, что дверь заперта изнутри. Не дожидаясь пока найдутся ключи, Гарри и Фингерман вышибли дверь. Обманутый муж распростерся на своем столе, на котором были разложены фотографии г-жи Хинц, сделанные Гарри во время ее различных любовных похождений. Фотографии были забрызганы кровью, костными фрагментами и серым веществом, разлетевшимся во все стороны, когда Хинц вставил пистолет в рот и нажал на курок.
        Вечеринка закончилась. В ту ночь Гарри многое узнал о тесной взаимосвязи боли и удовольствия, в определенных ситуациях, наряду с тем, что фантазия и желание могут подтолкнуть людей к действию.
        Гарри нашел блок выключателей на верхнем лестничном пролете и щелкнул ими. Из них работали только два: один включил свет прямо над головой Гарри, осветив окрашенные черным ступени внизу, другой включил свет в кабинке, где гости оплачивали вход и получали ключ от небольшой раздевалки, где они могли сбросить свою публичную шелуху и надевать маски тех, кем они являлись на самом деле.
        Гарри осторожно спустился по лестнице. Одна из его татуировок слегка подергивалась и трепетала: она представляла собой ритуальное ожерелье, которое Кэз окрестил Кольцом Слоновье Кости. Хотя многие татуировки Кэза были простыми талисманами и не претендовали на солидность, это Кольцо было так тщательно выполнено в стиле trompe l'oeil[22 - оптическая иллюзия (фр.)], а тень под ним была настолько натуральной, что казалось, будто ожерелье выступало над кожей Гарри.
        Его функция была относительно проста: оно предупреждало Гарри о присутствии призраков. Но, учитывая, что духи умерших были повсюду: одни - в состоянии паники или возбуждения, другие просто выходили подышать воздухом после асфиксии смерти, Кольцо Слоновьей Кости хорошо различало их и предупреждало Гарри только о присутствии духов, представлявших наибольшую возможную угрозу.
        И, видимо, в непосредственной близости от Гарри сейчас находился, как минимум один, такой призрак. Гарри задержался внизу лестницы, размышляя о реальной возможности того, что это была еще одна ловушка. Возможно, это был призрак, нанятый силами, с которыми он столкнулся и посрамил в Новом Орлеане. Но если они хотели отомстить, зачем проделывать весь этот путь, чтобы послать только несколько фантомов? Конечно, они могли бы напугать ничего не подозревающих людей, но Гарри к таковым не относился. Маленькое шоу с привидениями не заставит его содрогнуться. Гарри заспешил дальше.
        Кажется клуб был все таким же, каким и был, когда Хинц прострелил свой мозг. Бар был по-прежнему целехонек, бутылки крепких напитков выстроились в очередь, ожидая жаждущих клиентов. Гарри услышал, как зазвенели бокалы, составленные под барной стойкой, когда один из призраков начал свое выступление.
        Когда он проигнорировал шум и продолжил идти, приведение подняло в воздух несколько рюмок. А затем их с таким ожесточением обрушили на стойку, что несколько из разлетевшихся осколков попали в Гарри. Он не стал реагировать на вызов. Он просто прошел мимо бара и вошел в большую комнату с крестом Андрея Первозванного на сцене, где в свое время повелители кнута демонстрировали свое мастерство.
        Гарри прошелся по комнате лучом от фонарика в поисках каких-либо признаков присутствия кого-нибудь. Он поднялся на помост, намереваясь продолжить поиски Нормы за кулисами, но, приблизившись к бархатному занавесу, справа услышал шум. Его взгляд стрельнул в направлении звука. На противоположной стене висело множество тростей, колотушек и кнутов - всего около пятидесяти приспособлений. Несколько более легких предметов упали на пол, а затем одну из тяжелых деревянных колотушек бросили в сторону Гарри. Она угодила ему в колено, сильно.
        - Ах, чтоб тебя! - сказал он, спрыгивая со сцены и устремляясь вперед. - Мои татуировки говорят мне, что ты представляешь угрозу. Но я нисколько не боюсь, кто бы ты ни был, поэтому если ты продолжишь кидаться в меня дерьмом, я выпалю такое заклинание, что ты пожалеешь о том, что не умер. Обещаю тебе.
        Не успел Гарри озвучить эту угрозу, как один из самых больших кнутов на стойке слетел со стены и был заведен назад, готовясь нанести удар.
        - Не делай этого, - сказал Гарри.
        Его предупреждение проигнорировали. Фантом, завладевший кнутом, был либо очень везучим, либо знал свое дело. Первым же хлестким ударом он попал Гарри в щеку, от чего на глаза навернулись слезы.
        - Ах ты, придурок, - сказал он. - Не говори, что я не предупреждал тебя. Он начал произносить заклинание, которое он выучил одним из первых:
        Э вутту квафакай,
        Ном-нот, ном-нефа,
        Э вутту квафакай,
        Антибефис…
        Он едва произнес треть заклинания, а присутствующие в комнате сущности начали проявляться. Они походили на тени, отбрасываемые на пар, их очертания расплывались, их черты были смазаны, как будто художник работал под дождем. Их было трое: все мужчины.
        - Остановись, - простонал один из них.
        - Назови хотя бы одну причину почему.
        - Мы только исполняли приказы.
        - Чьи приказы?
        Призраки обменялись паническими взглядами.
        - Мои, - произнес знакомый жесткий голос из темноты соседней комнаты.
        Гарри сразу расслабился. - Норма! Какого черта?
        - Не мучай их, Гарри. Они просто пытались защитить меня.
        - Хорошо, - сказал Гарри призракам. - Думаю, вы, ребята, получили отсрочку.
        - Но оставайтесь на своих постах, - сказала Норма, - за ним могли проследить.
        - Исключено, - ответил Гарри со всей уверенностью, проходя в закулисье.
        - Свежо придание, - проговорила Норма.
        Гарри попробовал выключатель, и настенные бра загорелись, красные лампы служили для лакировки наготы костлявого бесстыдства старых клиентов.
        Норма стояла посреди комнаты, опираясь на трость, ее седые волосы, переходящие в белизну, были распущены - впервые за все годы, что Гарри знал ее. Ее лицо, хотя и сохраняющее изящную красоту и привлекательность черт, выглядело измажденным от усталости. Только ее глаза находились в движении: казалось ее бесцветные зрачки наблюдают за теннисным матчем двух абсолютно равных игроков - слева направо, справа налево, слева направо, справа налево, мяч ни разу не был упущен.
        - Во имя всего святого, что ты здесь делаешь, Норма?
        - Давай присядем. Помоги. У меня ноги болят.
        - Здешняя сырость им не на пользу. В твоем возрасте следует поостеречься.
        - Мы уже не так молоды, как раньше, - сказала Норма, ведя Гарри в комнату, куда заходили распутники только когда были настроены на экстремальные игры. - Я не могу больше, Гарри. Чертовски устала.
        - Ты бы так не устала, если бы спала в собственной постели, - сказал Гарри, глядя на рваный матрас, разложенный на полу и застеленный несколькими изъеденными молью одеялами, чтобы накрываться. - Иисусе, Норма. Давно ты тут? Иисусе, Норма. Как давно ты здесь?
        - Не беспокойся об этом. Я в безопасности. Если бы я лежала в своей постели, была бы уже мертва. Если не сегодня, то завтра, или послезавтра. Гуд подставил нас, Гарри.
        - Я знаю. Я попал в крупную западню у него дома. Едва выбрался живым.
        - Господи, прости меня. Он был чертовски убедителен. Кажется, я сдаю. Этого бы никогда не случилось, если бы я была помоложе.
        - Он подловил нас обоих, Норма. Он занимался серьезной магией. Слышала об убитых волшебниках? Один из них ещё жив. Ну… в зависимости от твоего определения "живой".
        - Что?
        - Длинная история, но я знаю кто убил их. Демон. Встретил его в доме Гуда. Он серьезный игрок.
        - О, Боже. Я опасалась этого. Это еще одна причина, по которой я отсиживаюсь в этой вонючей дыре. Думаю, они хотели разделить нас. Как только ты уехал, моя квартира стала ненадежна. Я почувствовала наведение опасных чар и я по-быстрому убралась оттуда. Гарри, открывались пути. Пути, которые должны быть закрыты, и что-то приближается по одному из них - или, может быть, по всем сразу - это означает, что я, ты и куча других людей могут пострадать.
        - Я верю, но это не меняет того факта, что тебе не следует оставаться здесь. Здесь отвратительно. Следует перевезти тебя в место, где ты не будешь спать на сыром полу с крысами, бегающими по твоим ногам. Не говоря уже о том, что творилось на этом матрасе. Ты не можешь видеть пятен, Норма, но поверь - их много и самых разных цветов.
        - У тебя есть место на примете?
        - Вообще-то, да. Я все подготовлю, а потом вернусь за тобой, хорошо?
        - Как скажешь.
        - Уже сказал. Скоро увидимся. Мы выпутаемся из этой заварушки. Обещаю.
        Когда он ласково целовал ее в щеку, она схватила его за руку.
        - Почему ты так добр ко мне? - спросила она.
        - Как будто ты не знаешь.
        - Сделай одолжение.
        - Потому что в целом мире нет никого, кто значил бы для меня больше, чем ты. И это не снисходительность, а чистая правда.
        Она улыбнулась, прижимаясь к его руке. - Спасибо, - сказала она.
        Гарри мгновение смотрел на неё с любовью, а затем, не сказав ни слова, развернулся и отправился на поиски более безопасного прибежища.
        КНИГА ВТОРАЯ
        В бой
        Я теперь связан с ним таинственными узами; он ведёт меня на буксире, и у меня нет такого ножа, который перерезал бы канат.
        - Герман Мелвилл, Моби Дик[23 - пер. И. Бернштейн, 1961]
        1
        Монастырь ордена Сенобитов представлял собой обнесенный высокой стеной комплекс, построенный семьсот тысяч лет назад на сотворенным проклятыми холме из камня и цемента. К нему вел только один путь - узкая лестница, тщательно охраняемая монастырской стражей. Он был построен на кануне надвигающейся гражданской войны, во времена, когда происходили постоянные стычки между фракциями демонов. Глава Ордена Сенобитов, чья личность известна только восьмерым, которые выбрали его из их числа и возвели на этот высокий пост, решил, что для большего блага Ордена он использует крошечную часть огромного богатства, накопленного ими, на постройку крепости-святилища, где его жрецы и жрицы будут в безопасности от изменчивой политики Ада. Крепость была возведена в соответствии с самыми строгими стандартами, ее полированные серые стены были неприступны.
        С годами, когда Сенобиты все меньше и меньше появлялись на улицах города, который спроектировал и построил Люцифер (город, называемый некоторыми, Пандемониумом[24 - Столица Ада в "Потерянный рай" Дж. Мильтона], но нареченный своим архитектором Пиратой), истории о том, что происходило за гладкими черными стенами крепости Сенобитов, разрастались, и у всего бесчисленного множества демонов и проклятых, которые бросали взгляды на нее, имели любимые байки о бесчинствах ее обитателей.
        Между монастырем и великим городом Ада, Пиратой, расположилась обширные трущобы, называемые Канавой Файка, куда проклятые, служившие в особняках, храмах и на улицах, уходили спать, есть и, да, спариваться (и, если им повезет, родить одного-двух младенцев, которых можно было бы продать на скотобойню без лишних вопросов).
        Истории о крепости и чудовищных вещах, происходящих за ее стенами, обменивались словно валюта, становясь все более изощренными. Понятным утешением для проклятых, живущих с таким количеством ужаса и жестокости в своей повседневной жизни, было наличие места, где все было еще хуже - на которое они могли смотреть и убеждать себя, что их положение может быть еще хуже. Поэтому каждый мужчина, женщина и ребенок были признательны тому, что не попали в число жертв крепости, где немыслимые устройства Ордена вычищали даже самые сокровенные воспоминания. Таким образом проклятые влачили свое существование, чем-то напоминающее жизнь - в экскрементах и истощении: их тела едва питались, их дух изнывал, они испытывали удовольствие от почти счастливой мысли, что по крайней мере кто-то страдал больше, чем они.
        Все это явилось шоком для Теодора Феликссона. При жизни он потратил большую часть состояния, заработанного своими занятиями магией (он предпочитал считать их волевыми барышами) на искусство, всегда покупая в частным порядке, потому что картины, которые он коллекционировал, всплывали, если вообще всплывали, вне пределов обоняния музейных гончих. Все картины, которыми он владел, имели какое-то отношение к аду: - "Люцифер павший" Тинторетто: его крылья, оторванные от тела, следующие за ним в пропасть; пачка подготовительных этюдов Лукки Синьорелли для его фрески "Проклятые в аду"; книга ужасов, которую Феликссон купил в Дамаске, потому что ее неизвестный создатель нашел способ обращать ежечасные размышления читателя к греху и наказанию. Это были самые ужасающие экспонаты из его довольно внушительной коллекции на тему ада, и ни одно из них даже отдаленно не напоминало истину.
        Пирата с ее восемью холмами ("он лучше Рима", - как хвастался его архитектор), загроможденная зданиями бесчисленного множества стилей и размеров, являлась образцом элегантной симметрии. Феликссон ничего не знал о городских правилах, если таковые имелись. Жрец Ада мимоходом упоминал о них лишь один раз и отзывался с презрением существа, причислявшего каждого обитателя Пираты к низшему сорту, чей безмозглый гедонизм соответствовал только его расточительной глупости. Город, возведенный Люцифером, чтобы превзойти Рим, был ввергнут в упадок и потакание своим слабостям, как и Рим, его власти были слишком озабочены собственной внутренней борьбой, вместо того чтобы вычистить город от грязи и восстановить порядок, в каком он пребывал до исчезновения Люцифера.
        Хотя архитектура Ада и удивила Феликссона, факт отсутствия ангела, низвергнутого с Небес за свои мятежные деяния, на своем троне превзошел все ожидания, даже если в этом и был определённый смысл. - Как наверху, так и внизу, - подумал Феликссон.
        Было бесчисленное множество теорий об исчезновении Люцифера, и Феликсон слышал их все. В зависимости от того, в какую из них вы решили поверить, Люцифер либо сошёл с ума и сгинул в пустошах, окончательно и бесповоротно покинув Ад, либо гулял по улицам Пираты, маскируясь под простолюдина. Феликссон не верил ни в одну. Он держал свое мнение по этому вопросу и все другие мнения по этому поводу при себе. Он знал, что ему повезло остаться в живых, и хотя мучительные операции лишили его способности формировать вразумительные предложения, он все равно мог мыслить ясно. Он знал, что если выждать время и правильно разыграть свои карты, то рано или поздно откроется путь к отступлению, а когда он появится, он воспользуется им и сбежит. И тогда он вернется на Землю, изменит имя и лицо и до конца своих дней заречется заниматься магией.
        Таков был его план до тех пор, пока он не понял, что жить, не обладая властью, - это не тот кошмар, каким он себе представлял. Он был одним из самых опытных и амбициозных волшебников в мире, но поддержание статуса кво потребовало ошеломляющего количества энергии, воли и времени. Когда он, наконец, позволил себе приобщиться к учению Сенобитов, то обнаружил, что вопросы его души, которые изначально и привлекли его к тайнам магического ремесла, полностью игнорировались все это время. Только теперь, став рабом демона, Феликссон снова был свободен, чтобы начать долгое путешествие по познанию своего "я", - путешествие, от которого его отвлекло занятие магии. Жизнь в аду поддерживала в нем надежду на возможность существования Небес, и он никогда еще не чувствовал себя более живым.
        Феликссон стоял у подножия лестницы, ведущей к воротам крепости, с крепко зажатым посланием в недавно изуродованной руке. Эпистола, которую он держал в руках, он получил от одного из посланников Ада - единственными объективно красивыми существами в преисподней. Единственная цель их существования заключалась в том, чтобы всегда обеспечивать симпатичную упаковку для самых грязных делишек Ада.
        Впереди он мог видеть Канаву Файка, а за ней и всю Пирату. По дороге к нему маршировала небольшая армия жрецов и жриц Ада - шествие трех десятков самых грозных воинов ордена. Среди них Феликссон с гордостью отметил своего хозяина.
        Феликссон отвел глаза от дымящихся шпилей города и снова посмотрел на приближающуюся процессию Сенобитов. Поднялся ветер, вернее Ветер, так как ту был только один: он пронизывал ледяными порывами и разносил запахи, постоянно наполнявшие воздух, гнили и жженой крови. Все усиливающийся от порыва к порыву едкий ветер цеплялся за черные церемониальные одежды Сенобитов и разворачивал тридцатифутовые флаги из промасленной человеческой кожи, которые держали некоторые жрецы и жрицы, так что флаги развивались и хлопали высоко над их головами. Отверстия на коже, оставшиеся от глаз и ртов, были обращены на Феликссона, как будто жертвы все еще не веря смотрели широко раскрытыми глазами на летящие ножи, несшие им погибель, а рты разинуты в вечном крике, исторгаемом в процессе искусного отделения их кожи от мускулов.
        Колокол на крепостной башне, прозванный Призывателем (именно его звон, доносящийся издалека, слышал всякий, открывающий Топологию Лемаршана), теперь звонил, приветствуя возвращающихся братьев и сестер Ордена в крепость. Увидев своего повелителя, Феликссон преклонил колени в грязи, склонив голову настолько сильно, что коснулся ею земли, в то время как процессия поднималась по ступеням к воротам крепости. Прочно уткнув голову в грязь, Феликссон высоко протянул руку с посланием перед собой.
        Его господин покинул процессию, чтобы поговорить с Феликссоном, а Сенобиты продолжали идти мимо него.
        - Что это? - спросил его повелитель, выхватывая письмо из руки Феликссона.
        Феликссон повернул свою грязную и рассеченную голову влево, чтобы одним глазом изучить реакцию своего повелителя. Выражение лица Сенобита было непроницаемо. Никто не знал, сколько ему лет - Феликссон был достаточно умен, чтобы не спрашивать, - но бремя возраста избороздило его лицо, оставив на нем следы, которые никогда не получилось бы сотворить, но было высечено агонией потерь и временем. Язык Феликссона выкатился изо рта, приземлившись на грязную улицу, покрытую коркой спекшегося дерьма. Похоже, он совсем не возражал. Он был в полной власти своего хозяина.
        - Меня вызывают в Палату Непоглощаемого, - сказал Жрец Ада, пристально глядя на письмо в своей руке.
        Не сказав больше ни слова, Сенобит направился к Пирате сквозь ряды других членов своего Ордена. Феликссон последовал за ним, не зная подробностей, но храня верность до конца.
        2
        После грязи Канавы улицы адского города были сравнительно чисты. Они были широки и местами засажены кое-какими видами деревьев, не нуждавшихся в солнечном свете для выживания, их черные стволы и ветви и даже темно-синие листья, свисавшие с них, были скрючены и перекручены, как будто каждый дюйм их роста рождался в конвульсиях. Машин на улицах не было, но были велосипеды, портшезы и рикши - даже несколько экипажей, запряженных лошадьми с почти прозрачной кожей и костлявыми головами, такими приплюснутыми и широкими (их глаза располагались по краям этих костных просторов), что они напоминали морских дьяволов, пришитых к телам ослов.
        Весть о появлении Сенобита на улицах шла впереди него, и на каждом перекрестке демоны в темно-фиолетовых мундирах (самое близкое, что было в Пирате к полиции) приостанавливали даже самое оживленное движение, чтобы ни единый гражданин не смог задержать проход Сенобита через город.
        По ходу его продвижения, большинство граждан либо выказывали знаки преданности, дотрагиваясь, прежде чем склонить голову, до пупка, грудины и средины лба, либо, в случае чиновников, опускались на колени, чтобы продемонстрировать свое почтение. Преклоняли колена не только метисы и демоны, но и многие из проклятых. Жрец Ада не обращал на них внимания, но Феликcсон упивался всем этим.
        Вблизи здания, мимо которых они проходили, казались Феликссону еще более впечатляющими, нежели с холма, на котором располагался монастырь. Их фасады были украшены чем-то похожим на замысловатые мифологические сцены из бытия Люцифера. Фигуры изображались так, чтобы они строго вписывались квадрат, что напомнило Феликссону об оформлении храмов инков и ацтеков, которое он когда-то видел. На этих украшениях были изображены все виды деятельности: войны, торжества и даже занятия любовью - все было изображено очень наглядно. Поскольку он долгое время слонялся по безмолвным, вызывающим клаустрофобию, кельям крепости, время от времени имея возможность видеть город лишь в течение нескольких украденных минут, теперь Феликссон испытывал ощущение отдаленно напоминающее удовлетворение от того, что ему дозволили усладить свой взор столь многим.
        - Туда, - сказал Жрец Ада, вырывая Феликссона из его грез.
        Феликссон поднял взгляд и увидел, что Сенобит указывает на здание, бывшее без сомнения самым высоким в городе. Оно вздымалось выше, чем глаз мог видеть, пронзая черное как смоль небо. При всей своей громадности, здание было полностью лишено каких-либо деталей. Безоконный, безликий шип, его фасад являл собой саму сущностью обыденности. Дворец был настоящим произведением искусства: строение было настолько безликим, что даже не привлекало достаточно внимания, чтобы мозолить кому-то глаза. Феликссон предположил, что здание было шуткой архитектора, которую тот находил довольно забавной.
        Когда они находились в трех ступенях от вершины лестницы, дверь отворилась внутрь, хотя никого не было видно кто бы мог открыть ее. Феликссон отметил легчайшую дрожь в руке Жреца Ада. Сенобит поднял свои лишенные света глаза на каменный монолит, возвышавшийся над ними, а затем сказал: - Я здесь, чтобы предстать перед судом. Если решение будет не в мою пользу, ты должен уничтожить все мои начинания. Ты меня понял?
        - Фсё? - сказал Феликссон.
        - Не поддавайся сантиментам. У меня здесь есть все, что нужно. - Он постучал по виску неправильно сросшимся после перелома указательным пальцем правой руки. - Ничто не пропадет.
        - Да, Хозяин. Могу делать.
        Сенобит отвесил легкий одобрительный кивок, и они вместе вошли внутрь.
        3
        Внутри дворец Непоглощаемого был таким же безликим, как и снаружи. Фойе было заполнено инфернальными бюрократами в серых костюмах, скроенных скрывать любые физические дефекты, поражающие проклятых. У одного, с кольцом опухолей размером с футбольный мяч, бугрящих его спину, костюм аккуратно охватывал каждую из пульсирующих выпуклостей. Некоторые носили тканевые капюшоны, низводящие их выражение лиц к двум маленьким прорезям для глаз и горизонтальному прямоугольнику вместо рта. В ткань были вшиты сигилы, чьи значения находились вне области знаний Феликссона.
        Тусклые коридоры освещались большими голыми лампочками, свет, излучаемый ими, постоянно мерцал - нет, трепетал - как будто внутри были живые источники света. Пройдя по коридорам и в шесть раз повернув за угол - каждый из них врезался в память Феликссона, - они вышли в место поразительного великолепия. Феликссон предполагал, что все здание являлось ульем безликих коридоров, но он ошибался. Помещение представляло собой открытое пространство, омываемое светом, и расположенное внутри единственной, светоотражающей металлической трубы, шириной около десяти футов, которая возносилась от пола до потолка, находящегося так далеко над головой, что тот оставался невидимым.
        Сенобит указал в темноту над ними и произнес одно слово:
        - Туда.
        Они осуществили восхождение по широкой винтовой лестнице, угнездившейся внутри отражающей трубы. Каждая металлическая ступенька была приварена к каркасу. Но даже здесь, в этой элегантной конструкции, ощущалось инфернальное прикосновение. Каждая из ступеней была установлена не под девяносто градусов к вертикали, а под девяносто семь, сто, или сто пять, каждая из их отличалась от предыдущей, но все они слали одно и то же послание: здесь все нестабильно; кругом опасность. Перила для предотвращения падения на случай, если кто-то оступится, были непредусмотрены - только ступень за ступенью, спроектированные так, чтобы сделать восхождение как можно более головокружительным.
        Однако, Сенобит был бесстрашен. Вместо того, чтобы подниматься по лестнице со стороны колонны, где он хотя бы мог насладиться иллюзией безопасности, он постоянно поднимался по открытому усеченному краю ступеней, как будто испытывая судьбу. Иногда предыдущая ступень крепилась под более крутым углом, заставляя совершать широкие шаги на следующую ступень, но, каким-то образом, Жрец Ада умудрялся подниматься с непринужденным достоинством, оставляя Феликссона плестись позади, отчаянно цепляясь за несущую колонну. На полпути их путешествия он начал считать ступени. Феликссон добрался до трехсот восьмидесяти девяти, прежде чем Жрец Ада исчез из его поля зрения.
        Изнемогая, Феликссон продолжил подъем, а на вершине лестницы обнаружил арку, как минимум вдвое выше своего роста. Сенобит уже прошел под ней и с удивлением обнаружил полное отсутствие како-либо охраны - по крайней мере, видимой. Феликссон последовал за своим хозяином, так сильно склонив голову, что не видел ничего из находившего в палате, в которую привел его хозяин. Феликссон понял, что они находятся под большим куполом, вздумавшимся не менее чем на двести футов, хотя с наклонной головой было трудно оценить более точно. Казалось, вся палата была вырезана в белом мраморе, включая пол, пронизывающий его подошвы ледяной стужей, и хотя он изо всех сил старался не издавать и звука, купол улавливал каждый наилегчайший отголосок и отражал его эхом в своей вышине, прежде чем добавить к сомну бормотаний, шагов и тихих всхлипываний, который растекался канавой вдоль дальнего края пола.
        - Ближе не надо, - произнес кто-то, и его команда распалась на тысячу затухающих эхо.
        Всепоглощающий жар излился на Феликссона и жреца из центра купола. Единственным объектом в круглой комнате был трон, настолько выходящий за рамки обычного предмета мебели, что он заслуживал лучшего, пока еще не придуманного слова. Он был изготовлен из цельных металлических блоков толщиной девять-десять дюймов: одна плита - высокая спинки, по одной - на каждый подлокотник, одна - сиденье и пятая, уложенная параллельно подлокотникам под сиденьем.
        Горючие газы пламенеют из шести длинных, широких раструбов: по одному с каждой стороны трона и два прямо под ним. Сапфировое пламя, переходящее в болезненно белое, в самой своей сердцевине искрилось красными всполохами. Газы поднимались высоко позади спинки, которая сама по себе была не менее десяти футов высотой, сближались и переплетались, образуя единый пылающий столб. Жар под куполом был бы смертоносным, если бы купол не был пронизан отверстиями, расходившимися концентрическими кругами, в которых угнездились мощные вентиляторы, отводящие избыточное тепло. Непосредственно над троном, безупречный белый мрамор палаты был обожжен до черноты.
        Что касается самого трона, он был раскален практически добела, и на нем в официальной позе восседало существо, за свое безразличие к пламени оно получило подходящее прозвище - Непоглощаемый. Говорили о нем только шепотом. Какого бы цвета ни была изначально его кожа, теперь его тело почернело от жара. Его одеяния и обувь (если он когда-либо носил их) и посох власти (если он когда-либо был у него) сгорели. Тоже касалось и его волос на голове, лице и теле. Но почему-то все остальное - его кожа, плоть и кости - не было затронуто вулканическим жаром, в котором он сидел.
        Жрец Ада замер. Феликссон поступил также, и хотя ему не отдавали приказа, он опустился на колени.
        - Сенобит. Знаешь ли ты, почему тебя вызвали?
        - Нет.
        - Подойди ближе. Дай мне лучше рассмотреть твое лицо.
        Сенобит подошел ближе, остановившись приблизительно в шести шагах от трона, не заботясь о невероятном жаре, исходившим от него. Если он и ощущал его, то не выказал никаких признаков.
        - Расскажи мне о магии, Сенобит, - произнес Непоглощаемый. Его голос звучал как пламя - ровное и чистое, если не считать мерцающих алых проблесков.
        - Изобретение людей, мой Повелитель. Одно из многих, призванное постичь божественность.
        - Тогда почему оно тебя беспокоит?
        Сказал это некто четвертый, находящийся в палате. Настоятель Ордена Сенобитов провозгласил о своем присутствии, выходя из тени за троном Непоглощаемого, и размеренно, с церемониальной скоростью, направился через зал. Он нес посох Верховного Союза, изготовленный по образу пастушьего, и, приближаясь, выкрикивал порицания. За глаза Настоятеля обычно называли Ящерицей, прозвище, которое он получил благодаря бесчисленному количеству чешуек полированного серебра, каждая украшена драгоценным камнем, приколоченных на каждый видимый дюйм его плоти, и предполагалось, что они покрывали все тело.
        - Мы нашли твои книги, жрец. Непотребные тома безнадежных человеческих кропаний. Это ересь. Ты - часть ордена, - продолжал Настоятель. - Отвечающий только перед своими законами. Почему ты хранил секреты?
        - Я знаю…
        - Ты ничего не знаешь! - прокричал Настоятель, ударяя посохом по холодному мрамору и, тем самым, награждая уши Сенобита нестихающим звоном. - Любой Сенобит должен работать в рамках системы. Кажется тебе неплохо работается и вне нашей системы. С этого момента ты изгнан из Ордена.
        - Отлично.
        - Лично я, - продолжал Настоятель, - приказал бы казнить тебя. Но окончательный приговор остается за Непоглощаемым…
        - …и я не вижу необходимости в казни, - ответил Непоглощаемый. - Ты больше никогда не ступишь на территорию монастыря. Твои вещи конфискуются. А ты изгоняешься в Канаву. И меня не волнует, что будет с тобой.
        - Спасибо, - сказал Жрец Ада.
        Он поклонился, развернулся и направился к сводчатый проход. Не произнеся ни слова, он и его слуга вышли из палаты и начали долгий спуск.
        4
        У Кэза не было фиксированного рабочего графика, но в нише кирпичной кладки рядом с входной дверью был спрятан звонок экстренной связи, о котором знала лишь избранная группа людей. Именно им сейчас и воспользовался Гарри. Из переговорного устройства шумела статикой, потом сказали:
        - Кэза сейчас дома нет.
        - Это Д'Амур. Впустите.
        - Кто?
        - Гарри. Д'Амур.
        - Кто?
        Гарри вздохнул. - Гарольд.
        Шестьдесят секунд спустя Гарри сидел на мягком диване Кэза, полностью занимавшем четверть его гостиной. Другая значительная часть комнаты была занята книгами с закладками. Интересующие его темы вряд ли могли быть более разноплановыми: судебная патологоанатомия, жизнь Германа Мелвилла, франко-прусская война, мексиканский фольклор, убийство Пазолини, автопортреты Мэпплторпа, тюрьмы Луизианы, сербохорватские кукольники - итак далее и тому подобное, башни из книг выглядели словно крупный мегаполис, обозреваемый с высоты птичьего полета. Гарри знал правила обращения с книгами. Можно было выбрать что-нибудь из стопок и пролистать, но потом книгу необходимо было вернуть на то же самое место. Их можно было даже одолжить, но цена за нарушение срока возврата всегда была чем-то пренеприятным.
        Из всех людей, коих Гарри когда-либо называл своими друзьями, Кэз точно был самым потрясающим. Он был ростом шесть футов шесть дюймов, его тело представляло собой массу поджарых, покрытых татуировками мускулов, значительная часть которых была сделана в Японии мастером, обучившим Кэза своему ремеслу. Кэз носил плащ из цветных чернил, не укрывавший только его шею, запястья и лодыжки, темы татуировок представляли собой сборник классических японских сюжетов: на его спине самурай сошелся в рукопашной схватке с демоном в залитой дождем бамбуковой роще; два дракона поднимались по его ногам, оплетая своими языками его член по всей длине. Он был лыс и начисто выбрит, и если бы кто-нибудь заметил его, выходящим из бара в два часа ночи без рубашки и покрытым потом, он бы предпочел сойти на проезжую часть, чем оказаться у него на пути на тротуаре.
        Определенно его фигура была устрашающей. Но одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы изменить мнение. Для него всё являлось источником восхищения, и как результат, его глаза лучились бесподобной добротой. Кэз постоянно улыбался или хохотал, единственным существенным исключением была та часть его дня, которую он проводил, набивая картинки и слова на телах других людей.
        - Гарольд, мужик, у тебя серьезный вид, - сказал Кэз Гарри, используя прозвище, каким Гарри разрешил ему называть себя и только ему. - Что тебя беспокоит?
        - Если ты хочешь услышать ответ, то сначала мне нужно выпить.
        В своем маленьком офисе Кэз приготовил свое фирменное (ликер "Бенедиктин" с щепоткой кокаина), а Гарри рассказал ему все, что произошло до сих пор, каждую чертову деталь, иногда упоминая более ранних стычках.
        - …а потом эта фигня с Нормой, - сказал он Кэзу. - Я имею в виду, они поимели нас обоих, понимаешь? Как нас обоих смогли одурачить? Я редко видел ее испуганной, Кэз, может быть, дважды за всю жизнь, но никогда на столько. Она прячется в какой-то дерьмовой дыре, потому что боится того, что идет за ней.
        - Ну, приятель, мы можем вытащить ее оттуда сегодня вечером, если хочешь. Привезем ее сюда. Устроим её с комфортом. Она будет в безопасности.
        - Нет. Я знаю - они следят.
        - Тогда они, должно быть, держатся на расстоянии, - сказал Кэз, - потому что у меня ни одна не шевельнулась.
        Он развернул ладони, где были набиты две сигнальные сигилы, образующие единое целое, его бывшим сексуальным партнером (прим. не понял какого пола) в Балтиморе.
        - Я тоже ничего не почувствовал, - согласился Гарри. - Но это может означать, что они поумнели. Может быть, они запускают какой-то сигнал помех, ну знаешь, чтобы блокировать нашу сигнализацию. Они не дураки.
        - Ну и мы не промах, - Сказал Кэз. - Мы доставим ее в безопасное место. Куда-нибудь… - он запнулся, и на его лице появилась фирменная ухмылка - … в Бруклине.
        - Бруклин?
        - Поверь мне, я знаю нужного человека. Я сейчас поеду туда. А ты возвращайся к Норме. Я позвоню тебе, когда все подготовлю.
        - У меня нет телефона, - сказал Гарри. - Потерял в руинах.
        - Понятно, - ответил Кэз. - Я постучу. Есть идеи, сколько тварей за вами гонится?
        Гарри пожал плечами. - Нет. - Без понятия. Я даже не могу понять, почему именно сейчас. Я никогда не менял офис. А она занималась своим делом в одной и той же квартире на протяжении всех этих лет. И раньше никогда не было никаких проблем со стороны Преисподней. Как ты думаешь, чего они хотят?
        - Тебя. - ответил Кэз. - Просто и понятно.
        - Что? спросил Гарри. - Нет. Если бы им нужен был я, они бы пришли за мной. Христос знает - они делают это достаточно часто.
        - Ага, - сказал Кэз. - Но они всегда лажают.
        5
        Гарри вернулся в секс-клуб, располагавшийся подвале, и застал Норму за разговором с призраком, которого она представила Гарри как МакНил «Гвоздье», который пришел не в поисках Нормы, а забрел забавы ради, чтобы освежить в памяти свое любимое поле деятельности.
        - Он любил быть распятым на летнее и зимнее солнцестояние, - сказала Норма Гарри. Потом Норма слушала, что ещё хотело добавить к этому невидимая сущность. - Он говорит, что тебе следует попробовать, Гарри. Распятие и хороший минет. Рай на Земле.
        - Спасибо, Гвоздье, - ответил Гарри. - Думаю, что ограничусь доброй старой мастурбацией. На этой ноте, пока мы ждем Кэза, я собираюсь поспать пару часов на соседней сцене. Без сомнения, на ней прошли многие лучшие часы мистера МакНила.
        - Он говорит: - Приятных сновидений.
        - Об этом не может быть и речи, но спасибо за заботу. Норма, я принес кое-какой еды и подушку, и немного бренди.
        - Бог ты мой, Гарри. Тебе не стоило так утруждаться. И тем более ты не обязан оставаться. Я в полном порядке.
        - Сделай одолжение.
        Норма улыбнулась. - Мы не будем говорить громко, - сказала она.
        «Это самое важное, - подумал Гарри, бросая подушку на сцену, готовясь заснуть под крестом на досках, которые, без сомнения, видели свою долю физиологических жидкостей. - Вероятно, в этом есть что-то важное, - с трудом подумал он, но он чертовски устал, чтобы дальше развивать эту мысль. Сон быстро сморил его, и, несмотря на пожелание Гвоздья МакНила спокойной ночи, сон Гарри, хотя только и один, не был приятным. Ему снилось, что он сидит на заднем сиденье такси, которое привезло его сюда, только знакомые улицы Нью-Йорка являли собой почти абсолютную пустошь, а его водитель, озабоченный тем, что их преследует, повторял снова и снова: - Что бы ты ни делал, не оглядывайся назад.
        6
        Жрец Ада покинул крепость и вышел из города, не произнеся ни единого слова, Феликссон следовал по его стопам. Только когда они, наконец, достигли порога монастыря, Жрец Ада заговорил.
        - Видишь ту рощу в миле слева от нас?
        - Да.
        - Иди туда и жди. Я приду за тобой.
        Они расстались, как только прошли через ворота. При идеальных обстоятельствах Жрец Ада занимался бы своими делами в более неторопливом темпе, чем тот, которого он теперь вынужден был придерживаться. Но после многолетних приготовлений он был готов выдвигаться, и было облегчением наконец приступить к этому грязному делу. Благодаря Непоглощаемого, он был искренен.
        Все, что он собирался сделать, конечно же, зависело от обладания большим количеством магии. Она с самого начала являлась ключом к его начинанию. И для него было немалым удовольствием обнаружить, что большинство Сенобитов, если в разговоре поднималась тема магии и ее эффективности, не выражали ничего, кроме презрения к ней; этот факт привносил еще больше иронии в то, что должно было произойти.
        Он направился прямо к ряду безликих построек, выстроившихся вдоль стены на дальнем краю крепости, где склон, на котором она стояла, уходил резко вниз. Их называли Дома Стока. Чтобы компенсировать наклон, стена с этой стороны была в два раза выше, чем спереди, верхняя ее часть была загромождена железными шипами, указующими внутрь, наружу и вверх. Они, в свою очередь, были покрыты шипами, поймавшими в западню сотни птиц, многие из которых были пойманы при попытке обклевать своих предшественниц, схваченных ранее. Здесь и там среди железа и костей было несколько недавних пленников, время от времени лихорадочно трепещущихся в течение несколько секунд, а затем снова затихающих, чтобы собраться с силами для очередной тщетной попытки освободиться.
        Изначальное назначение Домов Стока было давно забыто. Многие из них были абсолютно пусты. Некоторые из них служили хранилищами кольчужных фартуков и перчаток, используемых при вивисекции проклятых, - пропитанные кровью приспособления, брошенные на радость мухам. И даже они, породив и воспитав там несколько поколений, исчерпали полезность вещей и улетели.
        Теперь туда никто не приходил, за исключением Жреца Ада, но и он приходил только дважды: один раз, чтобы подобрать место для тайника собственного вклада в традицию пыток Ордена, другой, чтобы действительно спрятать. На самом деле, именно вид птиц на стене вдохновил его на простое, но элегантное решение, как он может донести до адресатов новости, на оттачивание формулировки которых он потратил многие месяцы. Используя смертоносные знания, полученные в результате своих исследований, и единственную не связанную с магией книгу из своей секретной библиотеке, Сенбазуру Ориката или "Как сложить тысячу журавлей", - древнейший из известных трактат об искусстве оригами, он отправился выполнять свою тайную работу с энтузиазмом, которого не испытывал даже в лучшие времена своей бытности живым человеком.
        Сейчас, зайдя в шестой Дом Стока, где его труды мирно почевали в большой птичьей клетке, он снова испытал прилив энтузиазма, но осознание того, что на вторую попытку не будет ни времени, ни возможности - поэтому он не мог позволить себе допустить ошибку сейчас - отрезвляло его. С тех пор, как он впервые принес сюда свою секретную работу, Орден разросся, на что он и рассчитывал. Необходимо сложить ещё несколько журавликов для своей стаи, параллельно используя тонкую кисть и тушь под названием "Испепеленная чешуя". Это займет всего пару минут. Работая, он прислушивался к любым звукам, кроме издаваемых умирающими птицами - шепот, шаги, любые признаки того, что его разыскивают - но ничто не прервало выведение Исполнительных Предписаний на дополнительных, заранее сложенных и оставленных непомеченными именно на такой случай, журавликах. Он сложил их в клетку вместе с другими, созданными им, и когда он это сделал, в его мысли вкралось чувство, почти совершенно чуждое ему. Смутившись, он силился определить его. Что это было?
        Когда пришел ответ, он из дал сдержанный возглас узнавания. Это было сомнение. Но что касается его источника, демон хранил прискорбную неосведомленность. Он не сомневался в эффективности предприятия, к которому собирался приступить. Он был уверен, что этого будет более чем достаточно. Он также не сомневался и в способе его осуществления. Так что же его беспокоило?
        Он смотрел вниз на клетку со сложенными бумажными птицами, пока ломал голову над своей непрошенной эмоцией. И вдруг все сразу стало ясно. Сомнение коренилось в уверенности, уверенности в том, что как только магия, которой он занимался в этой комнате, будет выпущена на свободу в мир, обратного пути не останется. Мир, каким он его знал почти столько же, на сколько простиралась его память, вот-вот изменится до неузнаваемости. Спустя мгновения он высвободит абсолютный хаос, и сомнение просто напоминало ему об этом факте. Оно испытывало его. Оно вопрошало: - Ты готов к апокалипсису?
        Вопрос звучал у него в голове, но ответил он вслух.
        - Да, - подтвердил он.
        Распознав сомнение и ответив ему, он продолжил свою работу, подхватил клетку, донес до двери и, опуская клетку на порог, распахнул дверь.
        Ради безопасности он снял из ремня нож для разделки, приготовившись к маловероятному событию - на случай если его прервут. Затем он начал произносить слова африканского происхождения, на усвоение которых ему потребовалось некоторое время, так как они перемежались мычанием и легким придыханием.
        Произнося заклинание, Жрец Ада наблюдал за клеткой. Иногда заклинание требовало второго и даже третьего повторения, поэтому он переводил дух, чтобы повторить слоги, когда заметил слабое шевеление в куче сложенной бумаги. Почти сразу же последовало еще одно движение, и еще одно, стремление жить охватывало обитателей клетки. Менее чем за минуту, хлопая своими бумажными крылышками, ожила почти сотня журавликов оригами. Единственный звук, который они могли издавать, был тот, который они издавали сейчас: бумага, трущаяся о бумагу, сгиб о сгиб. Они знали, чему их заставили подражать, и они трепетали перед дверью, стремясь освободиться.
        Жрец Ада не собирался выпускать их всех сразу. Так как был риск привлечь слишком много внимания. Он открыл клетку и выпустил не более десятка. Они прыгали на своих сложенных ногах, распрямляя крылья. Потом, как бы по обоюдному согласию, они все забили своими бумажными крыльями, поднялись в воздух и взлетели над Домами Стока. Трое из них приземлились на крышу Дома Стока № 6, склонив головы, чтобы посмотреть вниз на своих братьев в клетке. Остальные, заложив один круг над домом, сориентировались и улетели, трое, усевшиеся на водосток, последовали за ними пару секунд спустя. Зрелище первых нескольких убывающих привело девяносто или около того, которые все еще находились в клетке, в безумное неистовство.
        - Придет и ваша очередь, - сказал им Жрец Ада.
        Если они и поняли его, то предпочли не выказывать этого. Они хлопали крыльями, дрались и неоднократно бросались на прутья. Несмотря на вес железной клетки и собственную хрупкость, им все же удалось заставить клетку качнуться. Жрец приоткрыл дверцу на пару дюймов и выпустил еще одну дюжину, быстро закрыв дверцу снова, стал наблюдать, что предпримет вторая группа. Как он и подозревал, ни один из них стал не тратить время впустую на крыше Дома Стока, как поступили трое из первой группы. Вместо этого все они немедленно взлетели вверх, покружили вокруг, чтобы сориентироваться, прежде чем незамедлительно отправиться своей дорогой. Холодный, сильный ветер задул снова, и Жрец наблюдал за своими оригами, выглядевшими словно хаотичные клочки бумаги, подхваченные на улицах города, но стоило немного к ним приглядеться и иллюзия разрушалась, ибо клочки не были в плену порывов ветра - очевидно, что они летели целенаправленно в самых разных направлениях.
        Благодаря иллюзорности, привнесенной ветром, он решил оставить осторожность и подарить свободу сразу всем оставшимся в неволе птицам. Он сорвал дверцу клетки с простеньких петель, обломив прутья по месту их приварки к каркасу клетки. Затем он отвернул провал клетки от себя и отошел в сторону, когда бумажная стая поднялась в хаотичном переплетении сложенных из бумаги крыльев и клювов.
        Никто из них стал медлить. У них была работа, и они страстно стремились ее выполнить. Через несколько секунд они, подпрыгивая и маша крыльями, направились к дверному проему. Оттуда они отправились выполнять свою работу. На все про все - с момента как он открыл клетку, чтобы выпустить птиц, и до отлета последнего из них - прошло, пожалуй, минуты три.
        Времени у него оставалось совсем немногою Поэтому он не стал ожидать в Доме Стока, а энергично зашагал, надеясь быть замеченным, в сторону более оживленных троп, бежавших между блоками, отведенными под кельи. Однако этим он не хотел обеспечить себе алиби. На самом деле, он не нуждался в нем, потому что вскоре все, кто его видел, будут мертвы, прежде чем смогут дать показания. Его единственная забота заключалась в возможности обнаружения птиц. Но, к его удовлетворению, их существование осталось незамеченным его братьями и сестрами. Ощущение жизни переполняло его в те славные минуты ожидания.
        Чувства его клокотали, он поднялся по ступеням на стену над воротами и окинул взором город. Тут и там горели обычные огни, а на втором от него мосту он видел яростную схватку между охраной правящего режима, они в черно-серебристой униформе, и непокорной массой граждан, вынуждавших охрану отступать благодаря простому превосходству в численности.
        Самодельные зажигательные бомбы приземлялись среди охранников, извергая во все стороны языки оранжевого пламени, жертвы, пытаясь сбить огонь, прыгали с моста в воду. Но огонь был невосприимчив к своему древнейшему врагу; горящие стражники ныряли вглубь, чтобы погасить пламя, но когда всплывали, оно мгновенно разгоралось снова. Он слышал пронзительные крики охранников, пожираемых пламенем. Это всего лишь бизнес, как обычно.
        Но затем раздался другой крик - на много ближе. Он услышал продолжительный скорбный крик из монастыря позади себя. Не успел он затихнуть, как раздались другие два, и почти сразу еще три или четыре. Ни один из них, конечно, не был криком боли. Это были души, жившие в состоянии нескончаемой добровольной агонии, чтобы заслужить место в Ордене, а казнь, подготовленная Жрецом Ада, была рассчитана на эффективность, а не потакание его желаниям.
        Когда один из бумажных солдатиков Жреца Ада находил намеченную жертву, оказывалось дурное влияние Предписания, после чего в распоряжении у жертвы оставалось всего восемь-девять ударов сердца, каждое из последующих было слабее предыдущего. Крики, которые он слышал, выражали неверие и ярость, но ни один из них не звучал долго.
        Среди тех, кто работал на умерших и умирающих членов ордена, воцарилась паника, однако проклятые, подобные Феликссону, были призваны раболепно служить своим хозяевам. Теперь, когда их хозяева валились с искривленными от ярости ртами, рабы взывали о помощи только для того, чтобы понять, что то же самое, скорее всего, происходит и во всех других кельях монастыря.
        Наконец Жрец Ада вступил в монастырь, идя по тропам между корпусами келий и только мимолетно посматривая вправо и влево. Его браться и сестры бились в последних предсмертных агониях. Жрецы, жрицы, дьяконы и епископы лежали там же, где и упали, некоторые на пороге, как будто все, что им было нужно, это один глоток свежего воздуха, другие угадывались только по протянутым конечностям, видимым через полузакрытые двери.
        Всё, что объединяло это множество мертвых, - кровь. Она изверглась из тел под силой конвульсий, как и планировал Жрец Ада, нанося кистью свои Предписания. Смертельные спазмы, наложенные им на них, были жестокостью его собственного изобретения и возможны только потому, что законы магии делали с телом то, чего не могла природа. Как только Предписания достигали своих жертв, они за считанные секунды перестраивали их внутренности, так что их тела превращались в наполненные кровью кувшины, извергающие свое содержимое в течение двух, максимум, трех конвульсий.
        Проходя по жилым корпусам, он столкнулся с еще живыми жертвами только два раза. В первом случае кто-то схватился за подол его одеяния. Он посмотрел вниз и увидел жрицу, с которой он работал несколько раз на сборе душ. Она была при смерти, кровь сочилась из каждой поры ее тела. Он вырвал свою мантию из ее ослабевающей хватки и быстро двинулся дальше.
        Во втором, он услышал, как кто-то громко позвал его из кельи, мимо которой он проходил. Внутри он увидел, в футе или около того от двери, прислонившегося к стене крайне дородного брата в черных очках, который никогда не нравился ему и который, в свою очередь, отвечал ему взаимностью.
        - Это твоя работа, - проговорил громоздкий жрец из своей кельи.
        - Ты ошибаешься, - ответил Жрец Ада.
        - Предатель!
        Он повысил голос, поскольку обрел больше уверенности в своих обвинениях, но вместо того, чтобы побуждать его кричать еще громче, двигаясь дальше по коридору, Жрец Ада вошел в келью, пребывая в полной готовности покончить с обвиняющим его Сенобитом с помощью руки и крюка. Оказавшись внутри, Жрец Ада увидел развернутые останки своего Исполнительного Предписания, лежащие на полу. По какой-то причине, возможно, из-за большого веса грузного брата, оно еще не возымело на него.
        - …убийца… - пробормотал толстяк.
        На этот раз он не выкриктвал обвинение, хотя ему явно хотелось, так как его лицо внезапно побледнело и изнутри его тела донеслись громкие звуки. Его смерть уже стояла на пороге.
        Жрец Ада отпрянул от своего умирающего собрата. В этот момент произошло одновременно две вещи: толстяк протянул руку и ухватился за переднюю часть одеяния Жреца Ада, а затем у него случилась конвульсия: его дородное тело исторгло струю горячей крови, которая с такой силой ударила в лицо Жрецу Ада, что обожгла его плоть.
        Жрец Ада схватил толстую руку и одним сжатием сломал все пальцы, стремясь освободиться от захвата. Прежде чем он смог освободиться, тело собрата содрогнулось от второй конвульсии, более мощной, чем первая. Внутреннее содержимое окатило Жреца Ада словно приливная волна, умирающий тучный брат соскользнул по стене, а его хватка на убийце ослабла, когда жизнь, наконец, покинула его. Жрец Ада повернулся спиной к брату и покинул келью, возвращаясь в гулкие коридоры, быть залитым кровью - не плохая маскировка.
        Он решил, что видел более чем достаточно. Не потому, что увиденное ошеломило его. На самом деле, он был очень горд увидеть достойные плоды своих трудов. Но это была только первая часть его плана. Все прошло без сучка и задоринки, и теперь было пора уходить отсюда и отправляться на назначенное рандеву с Феликссоном. Но когда Жрец Ада уже видел ворота крепости, одна из створок была совсем чуть-чуть приоткрыта, он встретил, вернее, услышал третьего уцелевшего.
        - Не двигайся, Жрец, - произнес ослабленный голос.
        Он поступил так, как было приказано, и, посмотрев направо, увидел полулежащего Настоятеля, которого везли на двухколесном экипаже в сопровождении врачей, облепившем его со всех сторон. Вид ослабленного тела Настоятеля усугублялось обильным количеством крови на его рептильном подбородке и изящно украшенной мантии. Кровь все еще стекала из углов его рта и прокладывала себе путь между чешуйками металла и драгоценными камнями. Когда он говорил, кровотечение усилилось, но ему было все равно. Он пережил мучения, умертвившие весь его Нечестивый Орден, всех, кроме него самого и этого другого, стоявшего перед ним.
        Он изучал Жреца Ада, его золотые глаза, окруженные мелкими чешуйками, усыпанными сапфирами, не выдавали ни единой мысли. Наконец он сказал: - У тебя иммунитет к этой болезни, которая выкосила нас?
        - Нет, - ответил Жрец Ада. - У меня живот скрутило. И я истекаю кровью.
        - Лжец. Лжец! Он оттолкнул своих слуг слева и справа от себя, и вышел из экипажа, который доставил его сюда, а затем устремился к Жрецу Ада с поразительной скоростью. - Ты сделал это! Ты уничтожил наш Орден! На тебе я чую их кровь! Драгоценности переливались цветом, рубины, сапфиры и изумруды полностью скрывали гниющее под ними тело. - Признайся, Жрец. Избавь себя от вони собственной горящей плоти.
        - Это больше не мой Орден, - возразил Жрец Ада. - Я всего лишь гражданин Канавы, пришел забрать свои вещи.
        - Охрана! Арестуйте его! И вызовите инквизиторов из…
        Рука Жреца Ада, стиснувшая горло, заглушила его приказы. Жрец поднял его, что было немалым подвигом, поскольку тяжесть украшений, увеличивающих вес тела Настоятеля, была значительной. Тем не менее, Жрец поднял его и прижал к одной из стен жилого корпуса.
        Свободной рукой он соскреб украшения с лица Настоятеля, погружая пальцы под серебряные чешуйки, инкрустированные драгоценными камнями, и отрывая их. Плоть Настоятеля оказалась мягкой и с гнильцой, как мыло, слишком долго остававшееся в горячей воде, поэтому когда Жрец начал отдирать панцирь, она легко отделялась. В считанные секунды он обнажил половину лица Настоятеля. Открылось жалкое зрелище, плоть едва держалась на кости.
        И все же в глазах Настоятеля не было страха. Он набрал достаточно воздуха, не смотря на удушение Жреца, чтобы сказать: - Кажется, у нас есть общий секрет. Не только ты владеешь магией. Сейчас я жив только благодаря техникам, к которым я прибег много лет назад. Ты можешь убить меня сейчас, но я обещаю, что заберу тебя с собой.
        Сообщая о своей неприкосновенности, он смотрел на Жреца Ада, не моргая, и Жрец Ада знал, тот говорит правду; он уже мог почувствовать связь, выкованную между ними Настоятелем.
        - Умерщвление не единственное, что я могу с тобой сделать, - сказал Жрец Ада
        - И чем дольше ты будешь этим заниматься, тем ближе окажутся инквизиторы.
        Жрец Ада вгляделся в глаза Настоятеля. Наконец, он бросил Настоятеля на землю.
        - Тогда в другой раз, - проговорил Жрец Ада и удалился.
        Жрец Ада прибыл на опушку леса и обнаружил Феликссона, ожидавшего его подобно верному псу.
        - Сделано? - спросил Феликссон. - сказал Феликссон.
        - Да, - ответил Жрец Ада, оглядываясь назад, когда новый грохот донесся из крепости.
        Около ворот возникла какая-то суматоха и спор о том, следует ли оставить их открытыми для сановников или закрыть для предотвращения проникновения простолюдинов. Это было последствием того, что он сделал и чего не предвидел.
        Орден всегда ревностно сохранял свое привилегированное положение, казня за воротами любого, нарушившего закон или входящего, не имея необходимого разрешения, заверенного тремя подписями. Но теперь невозможно скрыть крепость и ее секреты от любопытных глаз; слишком много трупов, о которых нужно позаботиться, слишком много крови, которую необходимо отмыть. А поскольку аббат находился в состоянии психической нестабильности, в котором его оставили, в крепости не было ни единого должностного лица.
        Со временем несколько отсутствующих, случайно избежавших резни, Сенобитов вернутся и начнутся предсказуемые междоусобицы. Но пока у ворот были только несколько сбитых с толку охранников, а внутри - мертвецы и проклятые, служившие им, и, без сомнения, увеличивающееся скопление мух.
        7
        - Гарри?
        Гарри открыл глаза и сел. Норма стояла на краю сцены.
        - Ты проснулся?
        - Да. Что случилось?
        - Гарри, кто-то пытается войти. Духи делают все, что в их силах, но говорят, что не могут их больше сдерживать.
        - Сколько их?
        - Двое. Что собираешься делать?
        - Хочу отлить.
        Он вернулся из ванной с бутылкой бренди в руке. Он отхлебнул из бутылки, передал ее Норме и направился по лестнице к входной двери.
        Алкоголь быстро ударил в голову, так как ничто не могло впитать его в желудке, поэтому Гарри почти потерял равновесие поднимаясь на темной лестнице. Не смотря ни на что до верха он добрался, ничего сломав, отодвинул запоры и открыл правую створку двери. У него не было ни какой возможности сделать это тихо, потому что дверь скребла по скоплениям мусора. На улице было еще темно, что означало, что Гарри не мог проспать долго.
        Он чувствовал, что призраки Нормы пришли вместе с ним, и он обратился к своим невидимым компаньонам пока поднимался на уровень улицы по усыпанным мусором ступенькам. - Никаких подергиваний. Хороший знак. Но если что-то пойдет не так, возвращайтесь к Норме и вытаскивайте её с черного хода, хорошо? На пожарном выходе были цепи, но я сорвал их, полагая, что твои приятели будут наблюдать за переулком. Так что идите с ней, меня не ждите. Я могу позаботиться о себе и найду вас, где бы вы ни окажетесь. Я очень надеюсь, что хотя бы один из вас слушает, потому что если я вдруг потеряю ее…
        На этом он умолк, не в силах озвучить свой страх. Оказавшись на верхней ступеньке лестницы и, вместо того чтобы слоняться возле убежища, он направился к перекрестку, осматриваясь по всем направлениям. Поблизости никого не было, и движение по проезжей части было слабым.
        Он неторопясь обходил квартал, останавливаясь, чтобы раскурить окурок сигары, который, по его ощущениям - вопреки ценителям, не прикасавшимся ни к чему, что познало пламя - начинал издавать приятный острый аромат после пары часов курения, нежного тушения, повторного раскуривания и повторного тушения. Теперь он созрел, словно старый носок, и его возвращение к жизни предоставило Гарри идеальный повод для того, чтобы задержаться здесь и оценить обстановку.
        Он добрался до дальней стороны квартала и снова затянулся только за тем, чтобы обнаружить, что сигарета очень кстати опять скончалась у него на руках. Из кармана пиджака он достал истрепанную книжечку картонных спичек и оторвал одну, чтобы поддать хорошего жару своей вонючке. Склонив голову, он заметил периферийным зрением мужчину и женщину, приближающихся к нему с северной стороны квартала. Женщина была маленькой, но выглядела сурово; лысый мужчина рядом возвышался над ней был как минимум на полтора фута.
        Это был Кэз и он привел компанию. Гарри затянулся и выпустил достойное ароматное облако. Он глянул в их сторону, но не сделал ничего, что могло бы быть истолковано как сигнал. Затем, отвернувшись от них, он проследовал вокруг здания, ожидая, пока Кэз с компанией не повернут за угол, и тогда Гарри отправился обратно вниз по ступенькам, усыпанным мусором, и стал ждать.
        Только когда они достигли вершины пролета и начали спуск, Гарри зашел внутрь и остановился, ожидая, когда они последуют за ним. Гарри уже встречался с подругой Кэза однажды. Он помнил ее имя - Лана. Ее рост составлял едва ли 5 футов, но каждый дюйм был покрыт крепкими мускулами. На её теле было больше наколок, чем на Гарри и Кэзе вместе взятых, но не ее страсть к искусству была причиной тому. Вся ее кожа, включая лицо, был живым, дышащим манускриптом - энциклопедия мистических письмен и сигилл, которые, по ее словам, "едва удержали духов на расстоянии". Эта женщина была магнитом для сверхъестественного. Гарри был рад видеть ее.
        - Я взял ее с собой на случай, если у нас возникнут какие-то проблемы, - сказал Кэз, зайдя в здание.
        - Привет, Гарри, - поприветствовала Лана. - Рада снова видеть тебя.
        Она протянула руку, и Гарри пожал ее. Ее рукопожатие чуть не раздавило его пальцы.
        - Привет, Лана, - ответил Гарри - воплощение сдержанности.
        - У нее есть квартира, которую она нам предоставит на столько, на сколько она нам понадобится.
        - Для Нормы - все что угодно, - сказала Лана.
        - Так что, увозим ее? - спросил Кэз. - Мой грузик стоит дальше по улице. Подогнать его сюда?
        - Ага. Мы будем здесь, когда… - Он осекся. Потом тихо произнес: - Черт.
        - Гости? - спросила Лана, стреляя глазами во все стороны.
        - Что-то. Тату дернулась. Но уже затихла. Может просто прошло мимо. В этом проклятом городе ни в чем нельзя быть уверенным. Давайте просто вытащим даму из этой дерьмовой дыры. Кэз, пять минут - норм?
        - Пять сгодится.
        - Лана, пойдем со мной.
        - Как скажешь, босс.
        Гарри ощутил ноту сарказма в ее голосе, но решил проигнорировать и повел ее по тускло освещенному лабиринту.
        - Иисус, Мария и Иосиф, - сказала Норма, когда они вошли в ее комнату. - А ты что здесь делаешь?
        - Извини. Сказал, что он ваш друг, - ответила Лана.
        - Не притворяйся, я говорю с тобой, - сказала Норма.
        - Я не позволю тебе заболеть, Норма. Многие зависят от тебя. Включая меня. Так что мы решили, что ты остановишься у меня.
        Гарри сморщился, ожидая, что Норма заявит Лане еще какое-нибудь возражение, но она просто сидела там, улыбка появилась на ее лице.
        - Что смешного? - спросил Гарри.
        - Ничего, - ответил Норма. - Просто приятно, что вы все помыкаете мной ради моего же блага.
        - Так что, будет у нас вечеринка с ночевкой? - вопросила Лана.
        - Да, конечно, - ответила Норма.
        - Ни каких возражений? - уточнил Гарри.
        - Неа.
        Она все еще улыбалась.
        - Садомазохистские призраки - это одно, - сказал Гарри. - Но это?.. Это странно.
        8
        Было немало признаков того, что сегодня вечером в Нью-Йорке должно произойти нечто значительное. Для тех, кто обладал способностью прочитать эти знаки - или услышать, или почуять их - знаки были повсюду: в неуловимом изяществе пара, поднимающегося из люков на некоторых проспектах, в узоре разводов бензина, разливаемого при каждом автомобильном столкновении, сопровождавшемся смертельным исходом, в гомоне десятков тысяч птиц, кружащих над деревьями в Центральном парке, где они бы в этот час уже спали бы и молчали в любую другую ночь, и в бормотании молитв бездомных душ, лежащих в самых грязных кучах мусора, скрываясь от посторонних глаз.
        Церкви, открытые круглосуточно для тех, кто нуждался в месте для успокоения своих сердец, наверняка увидели больше душ, чем увидят за следующие полгода. У этих мужчин и женщин не было ничего общего: черные и белые, босые и обеспеченные, за исключением того факта, что сегодня вечером все они хотели бы вырезать ту часть своего разума, которая осознавала - всегда знала, с самого младенчества - что великая мировая рана углубляется, день ото дня, и у них не было другого выбора, кроме как почувствовать эту боль, как свою собственную, которая, конечно же, отчасти и была таковой.
        Пока поездка в Бруклин обходилась без происшествий. Кэз выехал на Канал-стрит и пересек Манхэттенский мост.
        - Едем к Андерхилл Авеню, - сказала Лана, когда Кэз, переехав мост, въехал в Флэтбуш[25 - район Бруклина]. - Налево на улицу Дин, прямо четыре квартала, потом направо.
        - Черт возьми, останови фургон, - протараторил Гарри на одном дыхании.
        - Что случилось? - спросил Кэз.
        - Просто останови!
        Кэз ударил по тормозам. Гарри смотрел в зеркало заднего вида, изучая увиденное и бормоча: - Какого черта он здесь делает?
        - Кто? - вопросили несколько голосов.
        * * *
        Укрывшись в адских лесных угодьях, Жрец Ада с радостью задержался бы и посмотрел, как развивается фарс смерти в его бывшей обители, но у него были более срочные дела. Он сделал три шага и приблизился к колючим зарослям, окаймлявшим лес. Искривленные ветви настолько замысловато переплелись, что создавалась видимость сплошной стены. Сенобит сунул руки в суковатые заросли, позволяя колючкам разрывать его плоть. Он погрузил руки по запястья, затем взялся за спутанные ветви и с силой потянул на себя. Несколько маленьких всполохов белого света из оторванных ветвей разлетелись во все стороны.
        Феликссон смотрел в благоговении. Он видел много более зрелищных проявлений магии, чем это, но ощущение масштаба сгенерированной силы было достойно его изумления. Заросли находились в трансформирующей хватке энергии его хозяина, и внезапно колючие кусты стали податливы и заколыхались подобно шипастым водорослям под напором яростного прилива.
        За несколько секунд до того, как все случилось, Феликссон почувствовал знакомое ощущение в животе и мошонке, ощущение, означавшее, что магия, которую он творил - или в данном случае которой был очевидцем - вот-вот извергнется из сугубой теории в реальность. Он затаил дыхание, значительность происходившего, которое он наблюдал сейчас были так далеко за пределами его собственных рудиментарных магических навыков, что он понятия не имел чем все это обернется.
        Все заросли сотрясались. Феликссон слышал звуки, производимые далеким фейерверком: бум-бум-бум. Всполохи огня летели во все стороны. Феликссон взглянул на лицо своего хозяина и, к своему удивлению, увидел на нем выражение, которого раньше никогда не видел: улыбку.
        - Закрой лицо, - сказал Жрец Ада.
        Феликссон сделал, как ему было сказано, и закрыл лицо руками, но любопытство взяло верх. Он подглядывал между пальцами и видел, как действо продолжало нарастать. Улыбка не покинула лицо его хозяина. На самом деле, она только становилась только шире, как видел Феликссон, когда Жрец Ада поднял руки и раскинул в стороны, принимая позу торжествующего распятого. Реакция со стороны энергий была мгновенной. Они обвились вокруг его рук и пальцев.
        Грядет что-то неминуемое, Феликссон понимал это и не мог заставить себя отвести взгляд.
        * * *
        Гарри обернулся к Лане. - Как далеко твой дом?
        - Миля или около того. Какого хрена происходит?
        - Хорошо, - сказал Гарри. Затем он открыл дверцу и выбрался из машины. - Вы ждите здесь. Это не может быть совпадением.
        - Может нам стоит…
        Гарри оборвал протесты Кэза взмахом руки, посмотрел налево, потом направо. Улица была пуста. Кроме фургона Кэза на улице стояли только брошенные автомобили, обчищенные до остова, исключая краску. И ни единого освещенного окна во всех близ стоящих домах. Несмотря на мрачную атмосферу, ни одна из татуировок Гарри не покалывала. Либо все было реальным, либо это был адский мираж.
        Гарри пересек улицу и закричал в сторону низенького мужчины, стоявшего на ее углу: - Эй! Дэйл! Ты не заблудился?
        Дейл посмотрел на Гарри так, как будто до сего момента не замечал ни души вокруг.
        - Гарри? сказал Дэйл. Он вышел на проезжую часть, уделяя пять процентов своего внимания Гарри, а остальное - его окружению.
        - Чертовски невероятно, встретить тебя здесь, - сказал Гарри.
        - Я просто иду туда, куда…
        - Ведут твои сны. Точно. Я помню. И твои сны сказали тебе…
        - Стоять на этом самом месте, в этот самый момент.
        - А они сказали тебе, что тут буду я?
        Дэйл заулыбался. - Нет. Но это приятный сюрприз, - сказал он голосом, выражающим льстивую искренность.
        - Сол и Беллмер не захотели прийти?
        - Сол никогда не сопровождает меня. А мисс Беллмер… ну, вчера вечером ее нашли мертвой с ее же гигантским клитором во рту. И заметь, клитор не был отрезан.
        - Вот вам и друзья в высших кругах.
        - По мне - скатертью дорожка.
        - Не думаешь же, что я буду оплакивать ее? Ну, хочешь прокатиться?
        - Ох. В фургоне? Нет. Боюсь, этому не суждено быть.
        - Чт… -
        Гарри резко замолчал. Каждая капля чернил на его коже внезапно издавала боевой клич - тысячи воздушных тревог, до того беззвучных, сработали одновременно. Это было как удар под дых. У него перехватило дыхание, и он упал на землю, ничего не замечая, кроме нестихающего гула чернил. Сквозь шум он различил, как Кэз кричит ему: - Вставай, вставай; Норма говорит, что мы должны убираться отсюда! Потом каким-то образом Кэз уже опускался на колени рядом с ним.
        - Пиздец! Твои ебучие чернила издают первобытный вопль, - проворчал он.
        Затем звук также внезапно стих, как и возник. Гарри открыл глаза, и чувства вернулись к нему. Он осмотрелся вокруг: Кэз и Дэйл смотрят на него сверху вниз; Норма прислушивается к ветру.
        - Эй, - слабо произнес Гарри, - познакомьтесь с Дейлом.
        - Как в "Элей-на", - отозвался Дэйл. - Очень рад.
        Когда все обменялись приветствиями, Гарри глубоко вдохнул и медленно поднялся на ноги.
        - Он друг, которого я встретил в Новом Орлеане. Он - хороший человеки, так ведь, Дэйл?
        - Полегче, - сказал Кэз.
        - Я в порядке, - ответил Гарри.
        - Выглядишь не очень, - возразила Лана.
        - Я. В порядке, - подтвердил Гарри. - Просто стало слишком громко. И слишком резко.
        - Должно быть, нечто приближается, - сказал Дейл.
        - Я так думаю, чтобы это ни было, оно большое, - пробормотал Гарри. - Нам нужно выдвигаться. Пока оно не пришло сюда.
        - Пока что не пришло сюда? - сказала Лана.
        Дэйл повернулся к ней и ответил на вопрос:
        - Ад.
        - Черт. Здесь образуется разрыв, - сказала Норма. - Что-то из другой реальности хочет прорваться сюда и… Будь я проклята. Норма осеклась. - До меня только дошло - здесь нет призраков. Она полуобернулась и устремила лицо к небу. Затем, спустя несколько секунд произнесла: - Ни единого.
        - Что это за шум? - спросил Кэз.
        Внезапно множество звуков нахлынуло на них со всех сторон. Гарри покрутился на месте в попытке определить источник.
        - Это домa, - сказал Гарри.
        Стекла дребезжали о рамы, запертые двери вибрировали так, словно вот-вот сами распахнутся. Незакрепленные черепицы на крышах подпрыгнули и соскользнули вниз, разбиваясь о землю, в то время как изнутри домов доносился шум бесчисленных бытовых предметов, танцевавших в ритме единого призыва. Шум от падающих и разбивающихся предметов - фаянсовая посуда, бутылки, лампы, зеркала - усиливался, как будто каждый дом подвергался вандализму в одно и тоже время с остальными.
        - Похоже, предстоит драка, - сказал Кэз.
        - Черт побери, - воскликнула Лана. - Не то место. Не то время. История моей гребаной жизни.
        Кэз протянул руку под водительское сиденье своего фургона и вытащил свернутый коврик. Он положил его на тротуар и, склонившись, развернул его, одновременно подзывая своих друзей.
        - Кто-нибудь хочет поучаствовать?
        Гарри взглянул на подборку ножей и других смертоносных инструментов, разложеных на двухфутовом куске потертого ковра. Самым длинным был сильно поцарапанный мачете (который уже однажды пригодился Гарри), среди других шести клинков наидлиннейший представлял собой внушительный охотничий нож, самый маленький - нож, полученный Кэзом в День Святого Валентина от мясника, с которым он когда-то встречался.
        - Спасибо, нет. Слишком много неприятных воспоминаний. А вот Норме дай один.
        Кэз кивнул и выбрал один из ножей для Нормы. Дэйл поднял мачете.
        Тем временем, высвобожденные на улицы энергии подобно прибою обрушивались на дома, выбивая окна: некоторые вовнутрь, а другие наружу. Разом погасли все уличные фонари и, несмотря на отказ Гарри, Кэз вложил ему в ладонь нож. Гарри кивнул, соглашаясь.
        - Как твои татуировки? - спросил Кэз.
        - Неистовствуют, - ответил Гарри.
        - Что думаешь обо всем этом?
        - Ничего хорошего.
        9
        Весь лес находился в ошеломляюще сложном движении, воздух вокруг Жреца Ада представлял собой космос, заполненный энергетическими нитями, так тщательно переплетенными, что в некоторых местах, где они образовывали узлы, продолжалось движение световых фрагментов. Ударные волны распространялись во всех направлениях, их сила, выдавливая сияющую пыль от эпицентра, создавала расширяющуюся сферу более концентрированной материи.
        - Зайди внутрь, - приказал Жрец Ада Феликссону, отступившему в поредевшие заросли, откуда можно было безопасно наблюдать за разворачивающимися перед ним событиями.
        Он доверял своему хозяину и, выйдя из зарослей, сразу же сделал так, как ему было велено. Продолжая склоняться, он ступил сквозь стену пылающей поросли. Все произошло быстро, но неприятно. Волосы на его голове и теле были мгновенно опалены. Одежда, которую он сделал в жалкой попытке соблюсти приличия, за секунду сгорела до серого пепла, сгорая, она поспособствовала очищению его паха. Он подумал, что теперь выглядит там словно ребенок: его мужское достоинство сжалось до размеров клитора, а яички вжались в тело. Но он был в целости внутри все еще расширяющейся сферы, и рядом со своим хозяином.
        Затем адский священник быстро начертал что-то в воздухе, оставив висеть перед собой несколько черных символов. - Я снимаю ограничения, наложенные на твою память.
        - Ог…ничения?
        - Конечно. Если бы не они, ты бы сошел с ума давным давно. Но мне нужна твоя помощь. Там. Малая толика твоих знаний теперь восстановлена. Используй его экономно и во благо мне, и я вознагражу тебя еще, по чуть-чуть.
        Внезапно несколько узких дверей распахнулись в голове Феликссона, каждая из них - книга, а ее содержание - часть его былой силы. Знания содержали в себе крошечный кусочек его истории, и он внезапно был потрясен своим состоянием: уродливый, сломленный, невнятно бормочущий субъект, его безволосый пах и ущербные гениталии унизительны. Он прикроет свое тело при первой возможности Но пока он отложил в сторону проблему своей метафорической и буквальной наготы и сосредоточил внимание на своем хозяине.
        - Очень благодарен за дар, Хозяин, - сказал он, осознав, что способность сформировать согласованные предложения, была также восстановлена. Было ли это сделано умышленно или оказалось непреднамеренным побочным эффектом работы его хозяина, Феликссон не знал, но он знал достаточно, чтобы не спрашивать об этом.
        - Помни об этом, - сказал Жрец Ада.
        - Конечно. Ваша щедрость…
        - Не подарок, Феликcсон. Хозяин. Помни мое имя. Забудешься хотя бы на мгновение и лишишься памяти. Ты даже забудешь приседать, когда решишь погадить.
        - Да, Хозяин.
        Пока он дрожал, разум его наполнился дверями, открывающимися и закрывающимися завывающими ветрами, прилетавшими с тех сторон света, которые он не мог даже назвать, и эти ветра принесли слова и фразы, произвольно взятые со страниц памяти.
        Место, где он прошел через пылающие заросли, становилось на порядки ярче. Настолько ярким, что Феликссону пришлось отвести глаза и, защищая лицо правой рукой, глядя искоса, он изучал то, что мог рассмотреть. Жрец Ада перестал улыбался; Феликссон был абсолютно уверен в этом. Действительно, были признаки того, что даже Жрец Ада был ошеломлен масштабами этого извержения.
        - Смотри, - сказал Сенобит, - и запоминай каждую деталь. А потом последовала ремарка, от которой Феликссон испытал величайшее успокоение: - Будущее захочет знать.
        Насколько лучше было бы убедить Жреца Ада относиться к нему не просто как к голому заморышу, но как к человеку, разделившему отрезок пути своего хозяина к апофеозу? Это была не просто какая-то часть; это было начало, свидетелем которого он стал, очищение от старого, прокол его плоти, и высекание искры, которая должна была перерасти, если он правильно судил о природе и амбициях Жреца, в огонь, который навсегда изменит форму истории.
        На этом измышления Феликссона прерывались. Жрец Ада шел по направлению к воспламенившемуся воздуху, Феликссон шел за ним след в след. Свет расступился перед ними, но по мере их продвижения остаточные следы энергии разбились об их лица.
        Их воздействие на Феликссона было схоже с эффектом от первой понюшки наичистейшего кокаина: сердце ускорилось, кожу окатило жаром, ощущения обострились. Внезапный прилив уверенности тоже присутствовал, и он подталкивал Феликссона ускориться в их продвижении, стремясь увидеть, что или кто ожидает их по ту сторону этого яркого прохода.
        Теперь Феликссон видел проблеск того места: в частности, темную улицу в ночи, с какими-то фигурами, отступающими от точки выхода его и его хозяина. Феликссон разочаровался. Все было не так, как он ожидал, совсем не так.
        Они были уже практически одолели проход: еще два шага, и Жрец Ада стоял на асфальте - еще два, и к нему присоединился Феликссон. Это было место, где Феликссон отбывал свой срок под маской волшебника - Земля, и воспоминания нахлынули на него. Однако, память Феликссона подстегнул больше всего не вид улицы или темных домов, а запах городского воздуха и тротуаров. На мгновение чувство острой потери переполнило его. Он вспомнил о своей некогда чарующей жизни: о любви, магии, друзьях. Все это и все они - мертвы.
        Если бы он быстро не совладал с собой, слезы ослепили бы его, и это внешнее проявление слабости на все случаи жизни стало бы для него концом. Его наказание, он знал, будет суровым по сравнению с уже неподдающимися подсчету актов неописуемых зверств, которые можно обнаружить в гримуаре его хозяина.
        После сияния прохода и натиска знакомых, непрошеных воспоминаний было сложно осознать во всей полноте сцену, в которую он и его хозяин ступили: темная улица, темные дома, темное небо и какие-то фигуры, видимые только потому, что были освещены потоком света от двери, обрамленную пламенем, через которую он и его хозяин вышли.
        Первой его внимание привлекла молодая женщина, ее очарование - долгожданное отдохновение от бесчисленных форм уродства, наполнявших то место, которое он только что оставил позади. Но ее лицо не выражало и толики гостеприимства. Ее взгляд, конечно же, был устремлен на Сенобита, и пока она смотрела на него, ее губы двигались, хотя он не мог уловить ни слова из того, что она говорила.
        - Д'Амур! - позвал Жрец Ада, его голос, хотя никогда и не был громким, слышался отчетливо.
        Феликссон закрутил головой, пораженный словами своего хозяина. Они вернулись на Землю ради детектива. Они вернулись, предположил Феликссон, чтобы закончить то, что начали в Новом Орлеане.
        Феликссон, обнаженный, как в день своего рождения, искал в воздухе запах мускуса человека, которого призывал его хозяин. Там был коротышка с мачете и озадаченным взглядом. Рядом с ним был высокий парень со сломанным носом, который, казалось, защищал слепую черную женщину. Как и у молодой женщины, в ее выражении лица не было никакого намека на радушие; на ее губах были проклятия, в этом нет никаких сомнений.
        А затем, из темноты слева от них, гораздо ближе к дверному проему, чем любой другой, вышел человек с лицом, изборожденным невзгодами прожитых лет. У Феликссона было всего лишь мгновение, чтобы пробежаться взглядом по шрамам мужчины, потому что его глаза требовали внимания, и им нельзя было отказать. Казалось, он одновременно смотрел и на Жреца Ада, и на Феликссона.
        - Никто не трогал твою чертову коробку, - сказал Д'Амур. - Тебя не должно здесь быть.
        - Мне больше не нужна шкатулка и ее ребусы, - ответил Жрец Ада. - Я начал осуществлять свой грандиозный замысел.
        - О чем ты, блядь, говоришь? - сказал Гарри, стискивая нож, одолженный Кэзом.
        - Я положил конец моему Ордену, чтобы сделать то, что планировал большую часть твоей жизни. Жизни, которая, кажется, отказывается угасать. Ты пережил то, что не должен был пережить ни один человек. Я долго размышлял над выбором глаз, которые должны стать свидетелями рождения нового мира. Мне нужен разум, способный сохранить в памяти события, которые должны разворачиваться с данного момента. Я избрал тебя, Гарри Д'Амур.
        - Чего? Меня? А как насчет вон того хуила? - Он нервно махнул в сторону Феликссона. - Почему не он?
        - Потому что Ад заинтересован в тебе. Или ты озабочен Адом. Возможно и то, и другое. Ты, как свидетель, будешь абсолютно беспристрастен по отношению ко мне. На самом деле, я призываю тебя искать малейший признак слабости во мне и, если найдешь таковой, превозносить его в своем последнем завете.
        - Моем последнем завете?
        - Ты будешь не просто свидетелем того, что произойдет в Аду с этого момента, но подготовишь завет, где будут подробно описаны мои поступки и основные положения. Они явятся моими Евангелиями, и я ничего не буду запрещать тебе записывать в их главах и стихах, пока соблюдается истина, как бы далеко я ни отклонился от моего идеала о себе самом.
        - Твоя работа - засвидетельствовать. Смотреть и запоминать; возможно, подвергнуться изменениям от увиденного, но достаточно вознагражденным быть.
        Норма потянулась к Д'Амуру, направляясь к нему, но Кэз ухватил ее за руку и мягко удержал на месте. Но язык ее он удержать не мог.
        - Я знаю, чем заканчиваются эти сделки, - сказала Норма. - Всегда есть подвох. Всегда какая-то уловка.
        - Я ясно дал понять свои намерения, - сказал Жрец Ада. - Каково твое решение, детектив?
        - Кажется фраза "пошел ты" не достаточно экспрессивна, - сказал Гарри.
        Как будто в ответ на гнев жреца, однородная яркость пламени вокруг огненного портала внезапно была омрачена вторжением более темных цветов, как будто что-то горело заживо, а кипящая кровь оттеняла пламя. С пламенеющих стен на землю повалились истлевшие куски, взметая колонны черно-серого дыма, затемнявших всполохи.
        - Какая часть из "пошел ты" тебе не ясна? - сказала Лана.
        Демон неразборчиво произнес приказ, взмахивая кистью против часовой стрелки. Лану отбросило через дорогу. Она врезалась в ограждение из сетки-рабицы, и из нее выбило дух еще до того, как ударилась головой о землю. Хотя никто не расслышал заклинание демона, его послание было ясным; демон обладал силой, которой не должен был обладать.
        - Что ты ответишь теперь, детектив? - спросил демон.
        В ответ Гарри вытащил пистолет и пошел по направлению к Сенобиту, открывая огонь. Он не стал утруждаться, растрачивая пули на торс - даже низшие демоны могли принять много свинца и даже не запнуться. Вместо этого он целился в голову. - Если получится, выбью ублюдку глаза, - подумал Гарри. Он выровнял кольт, прицеливаясь так тщательно, на сколько позволяло движение, и выстрелил. Пуля вошла в щеку Сенобита на дюйм ниже левого глаза, и сила удара отбросила его голову назад. Демон не поднял ее сразу, и Гарри предоставилась возможность выстрелить в незащищенное горло, которой он и воспользовался. В середине горла возникла дыра, из которой со свистом вырвался воздух.
        Позади себя Гарри услышал крик Нормы: - Отпусти меня! Гарри? Помоги мне!
        Гарри оглянулся и увидел, что приспешник Пинхеда проскользнул мимо Кэза и схватил Норму за волосы. Он держал прижатым к нижней части ее живота нож полумесяцем, походивший на маленькую косу. По безумному взгляду в его глазах и по тому как он ожесточенно вжимал острие оружия в нее, было ясно, что он с радостью выпотрошит ее, если Гарри или его соратники сделают хоть одно неверное движение. Кэз поднял свои долговязые руки вверх и умолял существо.
        - Возьми меня, - говорил Кэз. - Отпусти ее.
        - Мне нравится их уязвимость, - произнес Феликссон, отступая к адским вратам.
        Краем глаза Гарри заметил, как Дейл медленно приближается к волшебнику, очевидно, никем незамечаемый. Гарри почувствовал мгновенное облегчение. А потом жрец произнес заклинание. Гарри почувствовал жжение в носовых пазухах и повернулся, чтобы увидеть, как из Сенобита сочится темная, зловещая слизь, которая была настолько едкой, что растворяла асфальт, на который падала.
        Черная слизь являла собой темную кровь, вытекавшую из ран, нанесенных демону Гарри. Кровь следовала линиям шрамов на лице Сенобита - вниз, поперек, вниз, поперек - пока кровавый поток не низвергался вниз по шее и не раздваивался на два, стекая по каждой руке.
        Кровавый танец заворожил Гарри на достаточно долгое время для того, чтобы сила, накопленная в руках противника, ни достигла критической отметки. Жрец взмахнул руками в сторону Гарри, и несколько жгучих капель черного яда сорвались с них и обожгли руку Гарри, сжимавшую пистолет.
        У Гарри появилась одна идея, и, не дав себе времени одуматься, он бросился к Пинхэду, на ходу стягивая пиджак. Пока он это делал, Пинхэд выпустил еще один шквал своей убийственной грязи, от которой Гарри легко уклонился. Гарри был полон решимости не предоставить ублюдку третьего шанса.
        - Д'Амур, что ты задумал? - Вопросил Пинхед.
        Словно отвечая, Д'Амур обернул свою куртку вокруг рук, а затем, не успев сформулировать четкий план, схватил демона за руки. Этот прием однажды уже доказал свою эффективность, так что, подумал Гарри, стоит попробовать еще раз.
        Пинхэд испустил крик, в котором была толика ярости, но в основном выражал отвращение и возмущение. Дикая, но приятная, мысль промелькнула в голове Гарри. И она оказалась верной. Демон так долго прожил неоскверненным близостью и, конечно, прикосновением человеческого существа, поэтому сейчас его накрыла волна отвращения, предоставляя Гарри преимущество. И он воспользовался им. Прежде чем демон смог полностью восстановить самообладание, Гарри прижал руку демона к земле между ними. Из пальцев существа продолжала извергаться бурлящая грязь, и асфальт, в местах соприкосновения с ней, трескался и разлетался осколками по все стороны.
        Гарри вывернул руку существа с такой ожесточенностью, что поток грязи, истекавшей с его рук, расплескался по темной улице. Она попала в фургон Кэза, металл визжа разорвался, жижа устремилась внутрь автомобиля, причиняя больше повреждений, чем казалось возможным.
        Спустя пять секунд в буйном расцвете желто-оранжевого пламени взорвался бензобак. Очевидно, убийственная жижа Пинхэда содержала что-то горючее, потому что пламя мгновенно направилось по грязевым потекам обратно к демону.
        Оно приблизилось столь стремительно, что у демона не было времени произнести слова, чтобы потушить его, а затем объяло его ядоточивые руки, удерживаемые Гарри. Гарри едва успел выпустить остатки пиджака из рук, который был почти полностью изъеден, когда огонь поглотил его, и всплеск жгучей энергии ударил его с такой силой, что он опрокинулся на землю.
        Демон был отброшен назад, и действие заклинания, вызывающее вытекание яда и горючей грязи из его рук, прекратилось, как будто его никогда и не было. Демон поднялся на ноги и попытался еще раз призвать мистическую убийственную силу своей черной крови.
        Проблема заключалась в том, что эта магия не была частью его обучения в качестве Сенобита; он узнал о ней из неизвестного магического трактата "Tresstree Sangre Vinniculum". Он был уверен, что овладел ею, но призванная субстанция обладала нестабильностью, о которой в трактате не упоминалось: как только возникал отвлекающий фактор - омерзительное присутствие Д'Амура слева от Сенобита, огонь справа - необходимое равновесие катастрофически нарушалось.
        Если бы он покинул Ад, используя традиционные методы, он мог бы просто воспользоваться крюками по своему усмотрению, однако этот вариант ему был уже недоступен. При более спокойных обстоятельствах он бы быстро выявил пагубные внешние силы и избавился бы от них, но под воздействием секундного замешательства его защита ослабла, и у него не было другого выхода, кроме как отступить.
        Он сделал три быстрых шага назад к порталу, одновременно ища Феликссона. Жрец отметил, что, к чести Феликссона, тот схватил слепую женщину, которую он считал вторым наиболее вероятным источником неприятностей на этом поле боя.
        Маневр Феликсcона привел в тому, что вся свита Гарри была оттеснена назад. Двое мужчин: один - бледный как полотно, звероподобный, другой - тщедушный образчик эльфа, стояли на коленях в плену заклинания сомнительной эффективности.
        Оба усиленно сопротивлялись; более высокий из них усиленно дергался, пытаясь подняться, но было ясно, что это было дело нескольких секунд когда он вырвется из волшебных оков Феликссона. Очевидно, что ничего не оставалось, кроме как уйти и оставить Д'Амура и его союзников их судьбе. Однако, учитывая силу привязанности, которую он ощущал между Д'Амуром и слепой женщиной, демон понял, что еще можно кое-что выжать из этого провала.
        - Феликссон! Захвати слепой кусок мяса с собой.
        - Только посмей, мать твою! - закричал Д'Амур.
        Как всегда, волшебник беспрекословно подчинился приказу своего хозяина и, игнорируя Д'Амура и его пустую угрозу, потащил Норму к горящему порталу; его член и яйца болтались из стороны в сторону, пока он все ближе рывками подтягивал ее к пламенеющей арке. Она яростно сопротивлялась, царапая и пиная Феликссона снова и снова, но ни один из ее ударов не был достаточно сильным, чтобы заставить его ослабить хватку.
        Для Гарри это было уже слишком: чересчур свежий ночной воздух, запах инфернального пламени, неминуемая потеря еще одного напарника от рук уродливого чудовища. Было сложно поверить, что подобное специфическое сочетание может случиться снова, и осознание этого совершенного парализовало Гарри.
        Когда волшебник повернулся, остатки его заклинания над Кэзом и Дейлом угасли. Кэз, освободившись от хватки Феликссона, поднялся на ноги и немедленно устремился в погоню за Нормой. Но Феликссон уже добрался до двери, и через несколько шагов он и его пленница прошли через нее и исчезли из виду, оставив на пороге только демона.
        Лана наконец пришла в себя и поднялась с земли, хотя после короткого пребывания в сознании под воздействием токсичных выделений Пинхеда она чувствовала тошноту и слабость в ногах. Демон полностью игнорировал их. Он продолжал отступать через врата и в светящийся проход за ними. Через несколько мгновений, пламя, образующее дверь, уже начало угасать.
        - Сделай что-нибудь! - произнес мужской голос откуда-то издалека от Гарри. - Господи Иисусе! Гарольд! Проснись, мать твою!
        Гарольд встал по стойке "смирно". Оказалось, это Кэз кричит на него. Оглядевшись, он обнаружил, что его побитые и потрепанные друзья направляются прямо к нему, к порталу, через который один из самых скандально известных демонов армии Ада только что сбежал с его лучшим другом. Гарри понял, что у него нет времени на принятие взвешенных решений; он должен действовать, и быстро.
        - Ну держись, придурок, - услышал он свои собственные слова.
        Ад пришел за Гарри Д'Амуром на эту улицу и, не сумев поймать его, забрал вместо него Норму Пейн. Теперь Гарри последует за ней, даже если ему придется идти одному. Не задумываясь, Гарри проскочил через врата.
        Гарри слышал, как позади него Кэз что-то вопил, но поскольку пламя тухло и рассмотреть проход становилось все труднее и труднее, Гарри не рискнул оглянуться. Еще два, три размашистых шага, и он сделал вдох, который оказался более плотным - нет, грязным - по сравнению с предшествующим ему. А еще через два шага он наткнулся на что-то, напоминающее недавно вытащенные тряпки из ведра с горячей водой и дерьмом, которые прижали к его лицу и заталкивали в горло, как будто хотели задушить.
        Его тело двигалось неуверенно, а сердце колотилось, пока он пытался не дать панике овладеть им. Удушье для него было самым сильным страхом, и он испытывал сильное искушение отступить на шаг, или два, или три - назад, в бодрящий, милосердный воздух мира за его спиной. Но теперь у него за спиной оказались его друзья.
        - Твою мать. - выпалила Лана короткими, задыхающимися очередями.
        Гарри воззрился на них с выражением неверия в своих истерзанных глазах.
        - Это моя битва. Вы должны вернуться, - сказал Гарри.
        - Мой сон сказал мне быть здесь, - ответил Дэйл. - Здесь я и останусь.
        - Мы не бросим тебя или Норму, - заявил Кэз.
        - Ни за что, - сказала Лана.
        - Ребята, вы уверены в этом? - спросил Гарри.
        - Вовсе нет, - сказал Кэз.
        Гарри кивнул. Они пошли дальше. Больше ни единого слова не было произнесено, пока они пробирались сквозь миазмы, ни разу не оглянувшись.
        10
        С самого начала Ад удивил их - даже Гарри, который получил мимолетное представление о его географии в Луизиане. Они вышли на другую сторону прохода и им открылся очень даже приятный вид: роща в лесу из допотопных деревьев, чьи ветви настолько отяжелели от возраста, что маленький ребенок мог бы сорвать большой плод с темно-пурпурной кожицей, просто потянув руку вверх. Однако, ни единого ребенка, собирающего плоды не наблюдалось, в результате чего они усеивали землю, а тошнотворная вонь от их гниения была лишь одной из составляющих месива запахов, которая добавляла свой особый ужас к удушающему смраду, остановившего Гарри на пол пути во время его перехода с Земли в Ад.
        - Черт возьми, - сказала Лана, - я думала, что у меня в квартире тараканы большие. Она смотрела вниз на коричнево-черных насекомых, которые, похоже, состояли в близком родстве с обычным тараканом, с той лишь разницей, что они были раз в шесть больше. Они покрывали землю у основания деревьев, пожирая упавшую туда пищу. Звуки их хрустких тел, трущихся друг о друга, и занятых ротовых органов, жадно жующих плоды, наполняли рощу.
        - Кто-нибудь видит Пинхеда? - спросил Гарри.
        - Так его зовут? - сказала Лана. - Пинхэд?
        - Это имя, которое, как я знаю, он ненавидит.
        - Понятно почему, - сказал Дейл, усмехаясь себе под нос. - Не очень ласковое прозвище. Или даже точное, коли уж на то пошло.
        - Он что, какая-то шишка в Аду? - спросил Кэз.
        - Не знаю, - сказал Гарри. - Но уверен, что он именно так и думает. Я просто хочу вернуть Норму и съебаться отсюда.
        - Теоретически это хороший план. Но его реализация может оказаться немного сложнее, - сказал Кэз, жестом указывая на дверь, через которую они пришли, вернее, на то место, где она когда-то находилась. Никакой двери там больше не было.
        - Уверен, мы найдем выход, - сказал Гарри. Попасть сюда было достаточно просто. Мы должны…
        - Отвали, маленький урод! - вскрикнула Лана, прервав мысль Гарри.
        Тут же стало понятно почему. Дейл вытирал кровь с ножа, полученного от Кэза. Без предупреждения он вонзил нож в мясо ладони Ланы. Рана была ужасна. Когда Кэз подхватил Лану, чье лицо уже посерело и покрылось холодным потом, он убедил ее поднять руку и держать поднятой, чтобы кровь могла стечь. Кровь стекала по ее руке, пропитывая блузку.
        - Какого черта! - выпалила Лана. - Я прибью тебя!
        Кэз продолжал удерживать её. Дейл озорно улыбнулся. Гарри, в качестве буфера, встал между ними и воззрился Дейла, снова обхватывая рукоять своего ножа.
        - Будь так добр объяснить, что это, блять, было, Дейл? - спросил Гарри.
        - Он съехал с катушек! Что еще тебе нужно знать? сказала Лана.
        - Ужасно сожалею. Правда. Это просто необходимо было сделать. Сны сказали мне. Я распознал момент и был поглощен им.
        - Гарольд, думаю, твой друг правда может быть не в себе, - сказал Кэз.
        - Меня сейчас стошнит, - сказала Лана.
        - Нет, ничего подобного, - сказал ей Кэз. - Не смотри на руку. Смотри на меня. Он стряхнул с себя потрепанную кожаную жилетку и стянул черную футболку, а затем разорвал ее на полосы шириной с бинт. - Я уберу все это с глаз долой через несколько секунд, - пообещал он Лане. - Ты будешь в порядке.
        - Полный отстой. Я же пользуюсь этой рукой для… э-э… ну, ты знаешь.
        Кэз улыбнулся, делая все возможное, чтобы перевязать рану достаточно туго и остановить поток крови. Тем временем Гарри внимательно наблюдал за Дейлом, изо всех сил пытавшимся извиниться. Но его мольбы остались неуслышанными.
        У Гарри не сработало ни единого сигнала тревоги, в то время как он сконцентрировался на тщедушном человечке, но, опять же, он находился в самом центре этого более не легендарного края, где злодеи якобы исполняют решение кармического правосудия, и, как следствие, где его татуировки вели себя неадекватно. Гарри прислушался к старой доброй интуиции и отвел Дейла в сторону от группы.
        - Ты на испытательном сроке, - сказал Гарри. - Иди впереди. Еще один трюк, и я позволю Лане сделать с тобой всё что ей заблагорассудится.
        - Может прямо сейчас? - сказала Лана.
        - Просто подожди, - ответил Дэйл. - И ты увидишь. Сны никогда не ошибаются. Я же нашел тебя, Гарри. Так ведь?
        На несколько секунд воцарилась тишина, по крайней мере, среди двуногих обитателей рощи. Однако, среди гниющих фруктов тараканы продолжали свою песню, наполненную клокотанием и свистом.
        Наконец, Гарри заговорил, проигнорировав вопрос Дейла.
        - Давайте расставим приоритеты. Рискну сказать очевидное, это будет нелегко. Нам нужно как можно быстрее найти Норму, не попасться на глаза могущественному демону, желающему превратить меня в своего раба, а затем убраться из Ада. Я уверен, что по пути нам встретятся гнусные, невообразимые, душераздирающие хрени, но, надеюсь, мы все выберемся живыми.
        Его друзья замолчали. Лана прижала нежную плоть раненой руки к груди и фыркнула: - Отличная ободряющая речь, тренер. Теперь мне на много лучше.
        11
        Норма просидела, по ее мнению, уже много часов в темноте внутри темноты. Впервые в жизни она абсолютно ничего не видела. Слепота угнетала ее. Она жаждала излечиться от нее, чтобы иметь возможность составить представление о демоне и его человеческом приспешнике, у которого дыхание, как у язвенника. Хотя мир, каким его видели зрячие люди, был для нее закрытой книгой, она видела то, чего не могли видеть они: повсеместное присутствие призраков - их лица, переполненные нуждой и неистраченной страстью - оставлявших за собой следы голода, словно пыльца с цветов, отживших свой век, но отказывающихся увянуть и сгинуть.
        До сих пор эти зрительные образы были более чем адекватной компенсацией за те зрелища, в которых ей было отказано. Она нисколько не завидовала зрячим людям, проходившим по улице под ее окнами, пока у нее были призраки. Но здесь призраков не было. Она слышала неразличимое шептание, которое, как она знала, свидетельствовало о их присутствии, но как бы громко она ни взывала к ним, как бы сильно ни желала, чтобы они появились, они не приходили.
        - Ты здесь одна, - сказал Сенобит.
        Она вздрогнула. Она не слышала, как он подошел. Ей стало не по себе. Обычно она нутром чувствовала, когда что-то - что угодно - находилось поблизости. Но демон двигался тихо. Слишком тихо. И от него воняло. Боже всемогущий, как он вонял! Ее чувствительность к обонятельным нюансам была еще одним даром слепоты, а это существо воняло очень дурно. Это существо определенно вело дела с демонами; в нем по всюду чувствовались их бесчисленные разновидности злобы. Неодолимый запах крови, как будто исходящий от фартука мясника, тоже присутствовал. Наличествовали и запашки, исходящие от всех орудий насилия, висевших у него на поясе.
        Но самое сильное амбре было также и самым старым - это был аромат его грехов. Были и другие запахи, некоторые из них она могла определить - ладан, книги, пот - и гораздо, гораздо больше запахов для которых у неё не было имен.
        Он почти не разговаривал с ней, разве что напомнил, как будто она и так не знала, что он эксперт в причинении страданий и что, если она сделает что-нибудь, что вызовет у него раздражение, то тут же узнает о его компетентности из первых рук. Только когда ее нервные окончания и рассудок сдадут ("и только тогда", - сказал он), ей будет дарована бесславная смерть.
        Поэтому она не шевелилась.
        Она оставалась в темноте внутри темноты и изо всех сил старалась пробиться сквозь ужасы к какому-нибудь утешительному воспоминанию: лицо счастливого приведения, которому она указала путь к его родным и близким, или прекрасные, счастливые времена, проведенные в обществе Гарри и бутылки бренди, предаваясь воспоминаниям о совместном безумии. Но по какой-то причине воспоминания не доставляли ей удовольствия. Как будто в животе у нее был камень, который тянул ее вниз, не давая улететь в прошлое.
        Поэтому, по правде говоря, она была рада, когда демон наконец-то соизволил вернуться в ее присутствие, даже несмотря на его ужасные запахи, вторгающиеся в ее чувства. Это, по крайней мере, спасало ее от скуки.
        - Детектив и его банда отморозков наверняка последовали за тобой, - сказал он. - Я сохраню тебе жизнь. Несмотря на протесты твоего друга, он уже начал свою работу в качестве моего свидетеля.
        Затем, без предупреждения, он ударил ее в живот. От удара она согнулась вдвое. И не смогла разогнуться, хватая воздух ртом. Прежде чем она успела перевести дыхание, он ударил ее по лицу левой рукой, потом правой, потом еще раз левой, каждый удар отдавался громким, одурманивающим звуком в ее голове. Последовало мгновение затишья, а затем он снова обрушился на нее - силой распрямил ее, схватив за плечи и приподняв, чтобы отбросить к стене. Снова ее дыхание сбилось, а ноги, которые все больше немели, угрожали подогнуться.
        - Нет, - сказал он, когда она начала соскальзывать вниз. - Оставайся стоять.
        Он обхватил правой рукой ее горло, чтобы удержать ее голову поднятой, а левой стал бить ее снова и снова, нанося удары по печени, сердцу, почкам, грудям, кишкам, промежности, а затем опять по сердцу - дважды, трижды - и ниже по тем же уже размягченным, ноющим местам.
        Она была уверена, что он испытывает наслаждение. Даже сейчас, когда она едва удерживалась в сознании, какая-то ее часть, которая никогда не могла отказаться от изучения языка тела, слышала легкие выдохи удовлетворения, издаваемые демоном, когда он на мгновение отстранялся и наслаждался слезами и страданиями, отображавшимися на ее окровавленном и распухшем лице.
        Она ощущала его пристальный взгляд, неуловимо давящий на нее, и, зная, что он находит радость в ее страданиях, она собрала все нити силы в своей душе и не позволила пролиться подступающим слезам, да бы отказать ему в удовольствии. Она знала, что это его взбесит, и такое понимание только придавало ей сил.
        Она закрыла рот и усилием воли заставила уголки губ приподняться в улыбке Джоконды. Глаза она тоже закрыла, медленно опустив веки, чтобы скрыть от него свою уязвимость. Больше никаких слез, никаких криков боли. Затянувшись, нити силы зафиксировали ее выражение лица. Лицо стало маской; что бы она действительно ни чувствовала, было сокрыто за ней, недоступно.
        Он разжал хватку на ее шее, и она сползла по стене вниз, так как ноги ее не слушались. Он надавил обутой ногой на ее плечо, и она опрокинулась навзничь. Затем он жестоко пнул ее тело, сломав несколько ребер, и еще раз ударил по горлу, что стало настоящим испытанием на прочность для ее маски. Однако, она выдержала. Зная, что будет дальше, она попыталась поднести руку к лицу для защиты, но оказалась не достаточно быстрой. Его ботинок опередил ее, один прямой удар ногой в лицо - и кровь хлынула из ее носа. Еще один удар по лицу, и вот, наконец, она почувствовала, как тьма внутри тьмы окутывает ее своим покрывалом забвения, и она была благодарна за даруемую неотвратимость. Демон поднял ногу и сильно ударил сапогом по ее голове сбоку. Это было последнее, что она почувствовала.
        О Боже, подумала она, я не могу умереть! У меня осталось столько незаконченных дел!
        Забавно, она не чувствовала себя мертвой, но разве не это она чаще всего слышала от своих посетителей? Но если она не мертва, почему она может видеть впервые в жизни? И почему она висит в воздухе в девяти-десяти футах над тем местом, где ее тело лежит у стены?
        Демон - как Гарри назвал его? Членолицый? Иглохерый? Булавкоголовый[26 - дословный перевод Pinhead]! Именно так. Неровно дыша, он отступил от неё. Сенобиту стоило немалых усилий так над ней поиздеваться. А отойдя подальше, он передумал, снова подошел к ней и отпихнул ее руки от лица.
        Бесспорно он сделал из нее настоящую отбивную, но ей было очень приятно видеть, что ее загадочная улыбка все еще на месте, бросая ему вызов. В этом, несомненно, была толика удовлетворения, как бы тяжело ни было принять все произошедшее с ней.
        Помимо очевидного, она не могла думать о демоне как о Булавкоголовом. Такое оскорбительное прозвище можно было бы услышать на школьном дворе или в качестве имени жалкого уродца из посредственного шоу. Оно никак не может принадлежать монстру, возвышавшемуся сейчас над ее телом, его тело дрожало от возбуждения, вызванного только что нанесенными побоями.
        Демон отступил еще на несколько шагов, все еще глядя на результаты своей жестокости, а затем неохотно отвел взгляд и сосредоточил внимание на мелком слизняке, который только что вошел в комнату и замешкался у двери. Даже не слыша его голоса, она знала, что это то самое создание, поймавшее ее на улице Нью-Йорка и шептавшее ей на ухо всевозможные непристойные угрозы, чтобы она не сопротивлялась его хватке. Выглядел он еще более жалко, чем она представляла: иссохшее серое существо, набросившее на голое тело плебейские лохмотья. И все же на его лице - даже сейчас, после того, что он сделал с ней, притащив сюда, - она несомненно могла разглядеть остатки человека, некогда наделенного выдающимся умом. Когда-то он много смеялся и придавался глубоким размышлениям, судя по морщинам от смеха на щеках и бороздам на лбу от нахмуренных бровей.
        Изучая его, она почувствовала, как ее выдергивают из комнаты, в которой лежало ее избитое тело. Некие невидимые путы тянули ее через все здание, которое представляло собой лабиринт некогда прекрасных комнат, величественных залов; теперь штукатурка истлела и отвалилась от стен, зеркала обветшали, позолота с их рам отслоилась, а сами рамы покрылись коростой.
        То тут, то там, по мере ее непреднамеренного ухода, на глаза попадались следы пыток других - таких же узников обстоятельств, как она сама. Останки одной из таких жертв лежали ногами в печи, в которой когда-то пылал яростный огонь, пожравший ее конечности где-то выше колена. Жертва давно умерла, ее плоть давно окаменела, оставив после себя нечто, напоминающее красно-коричневую диораму, отдающую дань уважения месту убийства.
        Видела она и призрака жертвы, висящего в воздухе, навсегда связанного со своими изувеченными останками. Его присутствие утешило Норму. Она не понимала этого, с первого взгляда, заброшенного места, но могла бы узнать о нем от призраков, обретавшихся здесь. Мертвое знали многое. Сколько раз она говорила Гарри, что они - самый большой неиспользуемый в мире ресурс? И это было правдой. Все, что они видели, все, что они выстрадали, все, что они преодолели - все это было потеряно для мира, нуждающегося в мудрости. А почему? Потому что в определенный момент эволюции рода человеческого в его сердце укоренилось глубокое суеверие, что мертвые должны считаться источниками ужаса, нежели просвещения.
        По ее мнению это была работа ангелов; некоему духовному воинству, возглавляемому тем или иным военачальником, было поручено держать человеческую популяцию в состоянии инертного оцепенения, пока за занавесом реальности бушевала война. Приказ был исполнен, и вместо того, чтобы позволить коллективной душе человечества обрести успокоение, мертвые стали источником бесчисленных историй об ужасах, а призраков, являющихся манифестацией их душ в нави, стали чураться и ненавидеть, пока, на протяжении поколений, человечество не выработало в себе сознательную слепоту.
        Норма знала, чего человечество лишило себя. Ее собственная жизнь неизмеримо обогатилась благодаря мертвым. Человеческую ярость, тягу к войне и ее зверствам могло бы усмирить осознание того, что подведение черты под шестьюдесятью с лишим лет библейского бытия - всего лишь набросок славной и безграничной работы. Но это знание не станет широко известно при ее жизни.
        Норма делилась своими мыслями по этому поводу только с одним живущим человеком - Гарри. Зато она бесчисленное количество раз выслушивала от призраков об их страданиях от того, что их не видят, и они не могут утешить своих родных и близких, просто сказав: - Я здесь. Я рядом с тобой. Смерть, как она поняла, это двустороннее зеркало горя: с одной стороны - слепые живые, убежденные, что потеряли своих любимых навсегда; с другой - зрячие мертвые, страдающие рядом со своими любимыми и не способные издать ни звука утешения.
        Ее задумчивость была нарушена, когда она прошла через крышу здания, и свет Ада омыл ее. Она предполагала, что в какой-то момент зрение покинет ее, но этого не произошло.
        Покуда здание исчезало внизу, ей открылся вид с высоты птичьего полета на дикую местность, через которую Сенобит и Феликссон провели ее. На самом деле она не ожидала, что изображения Ада, создаваемые великими поэтами, художниками и сказителями на протяжении тысячелетий, будут похожи на реальность, но все равно была поражена на сколько далеки они оказались от того, что сейчас видели ее духовные глаза.
        В небе не было ни солнца, ни звезд, что было достаточно предсказуемо, зато там была каменная глыба размером с небольшую планету. Глыба возвышалась над бескрайним ландшафтом, раскинувшимся внизу, она была покрыта разломами в форме молний, через которые лилась светлота. Эффект от открывшейся панорамы был потрясающим.
        То была едва ли многообещающая среда для обитания, но все же в ней что-то росло и даже процветало. На склонах холмов под ней колыхалась под каким-то адским ветром длинная белая трава, тут и там росли кусты, колючие и суковатые, но с мелкими бесцветными цветами. Ее мысли снова понеслись вскачь. Куда ее уносит? И есть ли вообще конечный пункт назначения этого путешествия, или ее просто освободили от тела и она обречена вечно скитаться по Аду?
        Независимо от ее воли или намерения, невидимые тупы продолжали тянуть ее к своей неизвестной цели, и по мере этого ее дух начал снижаться к земле. Через несколько секунд она оказалась в нескольких дюймах над уровнем белой травы. На некотором расстоянии перед ней находился небольшой лес. Полог верхних ветвей был замысловато завязан, за исключением, возможно, тридцати или сорока выбивающихся ветвей, высвободившихся из общей массы и росших словно разряды черных молний. На некоторых узловатых ветвях сидели крупные черные птицы, сражаясь клювами и когтями за самые лучшие места. Зрелище их распри настолько отвлекло Норму, что она не заметила людей, появившихся из темноты под деревьями, пока не оказалась почти рядом с ними.
        Затем она почувствовала запах крови, и все вокруг поглотила белизна.
        12
        Дейл, понуждаемый Гарри, шел впереди, но теперь, едва они ступили за пределы леса, он повернулся и уставился на своих последователей.
        - Уже скоро! - сказал Дэйл.
        - Продолжай топать, долбоеб, - ответила Лана.
        - Гарри, твой друг опять невменяем! - возмутился Кэз.
        - Дэйл, мы уже это обсудили, - сказал Гарри.
        - Нет, нет, нет, - сказал Дейл голосом исполненным южным очарованием. - Кое-что вот-вот произойдет. Вы все будете очень счастливы, обещаю. А когда все закончится, дорогая Лана, я очень надеюсь, ты будешь думать обо мне лучше.
        - Ты чертовски жуткий, чувак, - ответила Лана. - Точно знаю, что почувствовала бы себя гораздо лучше, если бы… Я… Она прервалась, резко сменив тон с раздражения на недоумение. - … Что? - воскликнула она, ее голос затих, пока она поднимала поврежденную руку к лицу и осмотрела травму, как будто впервые увидела ее. Из-под повязки текла свежая кровь. - Будь я проклята…, - проговорила она тем же мягким голосом. - Гарри?
        - Я тут, Лана, - откликнулся Гарри.
        - … Кажется, я умерла…, - тихо сказала она и сразу властно продолжила: - Убирайся! Ты кто, блять… Никуда я не уйду.
        - Не сопротивляйся, Лана, - сказал Дейл. - Твоя кровь. Вот как она нашла нас!
        - Сопротивляться чему? - серьезным тоном проговорил Гарри, подходя к Дейлу. - Что ты сделал?
        - Ничего себе, - сказал Кэз, крепче сжимая один из своих ножей. - Это что-то вроде одержимости демоном? Я прибью маленького хлыща прямо сейчас, если придется. И так дерьма хватает.
        - Заткнулись все. Это я, Норма, - сказала Норма откуда-то изнутри Ланы.
        - Кто позволил тебе похищать меня? - запротестовала Лана.
        - Норма? - спросил Гарри, повернувшись к Лане, его глаза сузились в недоумении.
        - Да, это я. Я не знаю… - Фраза прервалась, когда Лана снова тряхнула головой, решив выгнать своего непрошеного гостя: - Какого хрена здесь происходит?
        - Лана. Позволь Норме говорить, - сказал Гарри.
        - Отъебись! - огрызнулась Лана. - Я уже была одержима. И мне это не понравилось.
        - Она не останется надолго, детка, - сказал Дейл. - Обещаю.
        - Просто позволь ей сказать то, что она должна, - сказал Гарри. - Мы здесь именно за этим.
        - Хорошо, - сказала Лана и кивнула, глубоко вдыхая. - Просто дайте мне собраться. Во мне еще никогда не было дружелюбного призрака.
        - В тебе никогда не было ничего дружелюбного, - усмехнулся Кэз.
        - Я припомню это тебе в следующий раз, когда ты напьешься и не сможешь найти мужика.
        Кэз поджал губы.
        - О, я уверен, что для тебя всегда найдется желающий, - сказал Дейл, глядя на Кэза, на его озорном лице заиграла улыбка.
        Кэз, будучи застигнутым врасплох, залился краской, смотря на Дейла.
        - Ну ладно, - продолжила Лана. - Я готова. Давайте покончим с этим, чтобы мы могли выбраться из этой сраной дыры и вернуться в сраную дыру, знакомую для меня.
        Она закрыла глаза и сделала глубокий, глубокий вдох. А затем:
        - Боже мой.
        - Норма! - воскликнул Гарри. - Это правда ты?
        - Боюсь что так, Гарри. Господи, кажется, я умерла. Этот ублюдок только что закончил выбивать из меня все дерьмо.
        - Пинхэд? Собственноручно?
        - Руками. Ногами. Когда я видела его в последний раз, он топтал мою голову.
        - Я прибью его нахрен.
        - Чудесная мысль, Гарри. Спасибо. Но это будет непросто. Он не обычный садомазохист с того света… Батюшки, думаю, уже пора.
        - Лана! Позволь ей остаться!
        - Дело не в ней…. Пожалуй, я еще не умерла. Мое тело недоумевает, куда, черт возьми, подевался мой разум.
        - Ты знаешь где твое тело?
        - Ага. Прямо по этой дороге охуенно большое здание. Кажется, в свое время оно было реально изысканным. Но сейчас разваливается на куски. Послушай, Гарри. Вам всем следует убираться отсюда. Не хочу, чтобы кто-то погиб из-за меня.
        - Никто не умрет. И мы не уйдем без тебя.
        - О, ради Христа, Гарри. Послушай меня, Гарри. Он слишком силен. Что бы вы ни думали о своих тузах в рукаве, этого будет недостаточно.
        - Я не собираюсь бросать тебя здесь, Норма. Что бы ни случилось, я…
        Глаза Ланы распахнулись, и на ее лице промелькнуло смущение; затем оно рассеялось, и Лана спросила: - Ну все?
        Гарри вздохнул. - Ага. Спасибо, Лана. Ты была великолепна.
        - Без проблем, - ответила она, часто моргая. - Лишь бы она не планировала перебраться в меня на постоянную.
        - Не собирается.
        - Она мертва? А то я начинаю психовать, когда во мне мертвяки.
        - Она жива, - ответил Гарри. - Пока.
        - Ох, Дэйл? - сказала Лана.
        - М-м-м? - сказал Дэйл.
        - В следующий раз скажи мне, что, блядь, тебе нужно сделать, прежде чем сделаешь это. Если еще раз порежешь меня без моего согласия - даже по такой уважительной причине, как эта, - я член тебе оторву.
        * * *
        Норма пришла в себя от боли: в голове, животе, спине, ногах, она чувствовала каждый удар.
        - Подними ее на ноги, Феликсcон. Да побыстрее. У вас есть дела в городе. Пора положить конец этому смехотворному режиму. И чем быстрее, тем лучше, пока они еще спорят друг с другом. Поднимай ее, а если она не может идти, то неси.
        - Но Хозяин, не лучше ли просто убить ее? - сказал Феликссон.
        Жрец прервал свои приготовления и устремил свой ледяной взгляд на Феликссона. Не произнеся больше ни слова, Феликссон преклонил голову несколько раз в знак извинения и подошел к все еще окровавленной и покрытой синяками Норме, затем наклонился вплотную к ее лицу и произнес тихий монолог. Норма почувствовала зловонное дыхание изо рта Феликссона, что послужило для нее дополнительной издевкой ко всем ее многочисленным травмам.
        - Я знаю, что ты слушаешь меня, черная манда. Не знаю, что ему от тебя нужно, но я не намерен тащить тебя до самого города, поэтому собираюсь немного облегчить жизнь нам обоим. Я не могу исцелить тебя - у меня нет такой силы, - но я могу дать тебе Эпоидический Опиат. Он на время избавит вас от боли.
        - Он… лишит… меня разума? - пробормотала Норма сквозь кровь во рту.
        - А тебя это волнует? Бери что предлагают и будь благодарена.
        Он на мгновение отвел взгляд, чтобы убедиться, что за ним и его Эпоидией никто не наблюдает. Все в порядке. Жрец продолжил свои приготовления - какое-то заклинание, тогда Феликссон начал бормотать себе под нос собственное. Он был хорош; она должна была отдать ему должное. Она чувствовала, как опиат распространяется по ее телу, а его тепло устраняет все следы боли.
        - Этого должно хватить, - сказал он.
        - О Иисусе, да.
        - Только не забывай время от времени стонать и всхлипывать. Тебе должно быть больно, помнишь?
        - Не волнуйся, я устрою ему хорошее шоу.
        - Поднимайся! - затем прокричал Феликссон, схватил Норму за руку и поднял ее на ноги.
        Норма испустила серию вскриков, перемежающихся с проклятиями, но на самом деле заклинание было настолько сильным, что избавило ее даже от проблем, не вызванных демоном: артрит, скованность, общая боль, вызванная самим процессом существования - все исчезло. Она чувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние годы. А что если Эпоидия только скрывала проблему? Она с радостью бы жила в таком одурманенном состоянии так долго, на сколько возможно. В следующий раз, когда она окажется с ним наедине, она попробует попросить его научить этому трюку, чтобы она могла снова воспользоваться им, когда закончится действие текущего.
        Затем ее мысли обратились к Гарри и его банде Сошедших[27 - отсылка к Harrowing of Hell, анг. - "Сошествие во ад"]. Норме не нравилась сама мысль о том, что кто-то из них, будь они друзьями или нет, отправится в это безотрадное место ради нее. Но она знала, что Гарри не прислушается к ее совету. И она не могла винить его за это: если бы она оказалась на его месте, она бы проигнорировала его просьбы так же, как он, без сомнения, игнорировал ее.
        - О чем ты думаешь, женщина?
        Пришел вопрос от Сенобита.
        - Просто обхаживаю свои раны.
        - Раны, которых не чувствуешь?
        - Я не…
        - Я не выношу неубедительной лжи. Я знаю, что он сделал, - произнес жрец, указывая угловатым пальцем на Феликссона. - Зарубите на носу, это касается вас обоих, что я всегда рядом, даже когда вы вне поля моего зрения.
        - Но, Господин…, - пролепетал Феликссон голосом, ослабевшим от страха.
        - Ты разочаровал меня, Феликссон. А ты, - обратился Сенобит к Норме, - ты можешь прекратить изображать жалкое ковыляние. У нас впереди долгий путь. Чумной туман теперь поджидает нас в четверти мили от городской черты. Он загонит проклятых с улиц в домах, если они у них есть.
        Норма почувствовала, что демон отводит от нее свой пристальный, и, когда он отвернулся, Феликссон прошел мимо нее.
        - Черт бы тебя побрал, - прошептал он ей. - Держись позади меня и возьмись за мое плечо. Если ты отстанешь, я не буду ждать тебя.
        - Тогда я обязательно вцеплюсь покрепче, - ответила Норма.
        * * *
        - ?тче наш. Как же я ненавижу это захолустье, - сказала Лана. Она с отвращением оглядела пейзаж - холм, поросший деревьями и кустарниками черного цвета. Трава, где она вообще росла, была белой, а грязь, в которой она росла, была еще чернее, чем узловатые ветви деревьев.
        Гарри внезапно остановился и насторожился, навострив уши. Группа замолчала, пытаясь различить звуки, встревожившие Гарри.
        - Это что, крики? - спросил Кэз.
        - Мы в Аду, - заметила Лана.
        Призывая своих попутчиков по аду к тишине, Гарри поднял руку вверх, а затем начал взбираться по ближайшему склону. Добравшись до вершины, он был поражен открывшимся на горизонте зрелищем.
        - Иисусе, - пробормотал он. - Такой… огромный.
        - Чё там у тебя? - спросила Лана, взбираясь следом за ним. - Ух ты… это…
        - Туман? - спросил Дейл, заканчивая вопрос за Лану. - В Аду?
        - Он движется, - сказал Кэз, едва его голова показалась над склоном, открывшееся зрелище заставило его замереть на месте. - И быстро.
        - Куда движется-то? - спросила Лана.
        - Никуда. Посмотри, - ответил Гарри.
        Город, окутанный туманом, выглядел необозримым, его здания были гораздо более элегантными и величественными, чем ожидал Гарри. Со всеми его куполами из белесого камня и площадями с колоннами - это явно был адский Рим. Город был возведен на многочисленных холмах, почти две трети которых полого поднимались вверх, демонстрируя ярус за ярусом безупречных строений. Деревья были аккуратно рассажены так, чтобы их суковатая темнота контрастно выступала на фоне полированной красоты зданий, вокруг которых они росли. Однако, даже самые скромные здания на склоне затмевали эти деревья. Без сомнения, архитектор города был очень прозорлив. Ничто в Риме, даже ни в одном из величайших городов мира, не могло сравниться с воплощенным здесь великолепием.
        Сами размеры некоторых уже обеспечивали им значительность: здания высотой в пятьдесят этажей, фасады которых не были обезображены ни единым окном. Там были и статуи, чьи головы и плечи возвышались даже над самыми высокими зданиями. Если статуи в Риме были превосходно и точно выполненными подобиями христианских икон и людей, правящих городом, то здесь статуи представляли собой головоломки. В некоторых можно было признать лишь смутно различимых гуманоидов; другие, казалось, застыли в размытости движения: каменная фотография неизвестного существа, охваченного экстазом, или агонией, или и тем, и другим.
        И повсюду непринужденно нарушались законы физики: огромное здание удерживалось в воздухе на высоте ста, или более, футов двумя крутыми пролетами ступеней спереди и сзади; трио пирамид, их поверхности покрывали искусные гравировки, были построены так, что создавалось впечатление, будто их зацепило сейсмическим толчком, подбросившим две из них в воздух, а третья поддерживала их лишь на самых тонких частях: угол - на угол, грань - на грань.
        И среди всего этого клубился недвижимый зеленоватый туман, укоренившийся в обширных трущобах в канаве, проходившей прямо перед городом. Туман отбрасывал свой зеленоватый отлив на полосу зданий, начиная с монолитных сооружений вблизи вершины до высоких стен, обозначавших пределы собственно города, и стелился, застыв в неподвижности, над частью общей массы палаток, грубых лачуг и животных, образовывающих хаотичную кайму вокруг городской черты. Именно это место, эти огромные трущобы, служило источником криков. Этот причудливый туман словно остановился на этом месте, и было очевидно, что те, кто не смог выбраться из его дымки, испытывали страшные мучения.
        - У кого самые лучшие глаза? - спросил Гарри. - Мои не очень. Я там только вижу размытые фигуры, движущихся людей.
        - Повезло тебе с глазами, - ответил Кэз.
        - Что происходит?
        - Они, блин, рехнулись или что-то в этом роде, - сказала Лана.
        - Они бегают вокруг, - Кэз покачал головой, - и бьются головами о стены. И, о Боже, там парень… о Господи Иисусе Христе….
        - Они - люди?
        - Некоторые из них, - ответил Дэйл. - По мне, большинство из них смахивают на демонов.
        - Ага, - сказала Лана. - И человеческие существа не могут издавать такие звуки.
        И это было правдой. Какофония, продолжавшая становиться только громче, представляла собой тошнотворный гвалт - омерзительная смесь шумов, которые не под силу исторгнуть человеческими легкими и горлом. Предсмертные вопли смешивались с шумами, похожими на звук двигателя или машины на последней стадии самоуничтожения, шестеренки измельчались, моторы визжали, разваливаясь на части.
        - Это больше похоже на правду, - сказал Гарри. - А то Ад уже начал меня разочаровывать.
        - Не говори так, мужик, - сказал Кэз. - У нас и так предостаточно хреновых ощущений. Или… Ну не знаю, тебе еще мало. Он посмотрел на Гарри, который щурился, пытаясь лучше разглядеть происходящее. - Тебе не терпится спуститься туда, да?
        - Я просто хочу покончить с этим делом, Кэз.
        - Уверен, что это все?
        - А что еще может быть? - сказал Гарри, не отрывая глаз от зрелища.
        - Перестань пялиться на эти кровавые бесчинства хотя бы на две гребаные секунды, Гарольд. Это же я. Кэз. Ты ведь знаешь, что я следую за тобой по пятам в этот дурдом, несмотря ни на что, так? Я здесь, чтобы вытащить Норму, вместе, и я не уйду без нее. Но мне нужно, чтобы ты прямо сейчас посмотрел мне в глаза и сказал правду. И не ради меня. Ради себя.
        Гарри повернулся лицом к своему другу и произнес одно вызывающее: - Что?
        - Ты наслаждаешься всем этим? - спросил Кэз.
        Лицо Гарри осунулось. Через мгновение он открыл было рот, чтобы ответить. Именно тогда Лана закричала: - Я не вынесу этого!
        Кэз и Гарри повернулись и увидели, как Лана опустилась на землю, скрестив руки над головой, словно пытаясь силой удержать свой рассудок. Кэз опустился на корточки рядом с ней.
        - Все в порядке, - сказал Кэз. - С нами все будет хорошо.
        - Как ты можешь так говорить? Посмотри на них! Посмотри, что это место делает с ними. И они живут здесь! У нас нет ни единого шанса.
        Гарри присел на длинную белую траву в ярде от них, не обращая внимания на умиротворяющие соболезнования Кэза, и вновь обратил свое внимание на хаос в Преисподней. Гарри ничего не знал о несчастных существах, чьи крики возносились к небесам и, скорее всего, оставались неуслышанными; возможно, они заслужили муки, которые на них обрушились. Возможно нет. Так или иначе, их мольбы ввели его в непрошеное измененное состояние и перемешались с остальными раздражителями, осаждавшими его чувства - пронзительная вонь серы и горящей плоти, татуировки, отбивающие дикий рефрен по его телу и снова возвращающие его в ту, всегда словно вчерашнюю, ночь. Даже сейчас он мог слышать голос демона в своей голове, произносящий бесконечно далеко:
        Плюнь. Гарри услышал, как это слово мечется внутри его черепной коробки. Как бы он хотел поступить в ту ночь по-другому. И тогда, возможно, он смог бы избавиться от ощущения, что сейчас находится именно там, где его место - там, где оно всегда было - в аду.
        - О чем задумался? Голос Дейла прорезал его мысли, словно нож. Его слова были якорем, обернутым невинностью.
        - Я пытаюсь понять, как мы дополняем друг друга, - сказал Гарри. - Почему мы здесь.
        Дэйл рассмеялся. - У тебя нет ни единой идеи, не так ли?
        - Нет. А у тебя?
        - Ах. Это серьезный вопрос, да?
        - Ты уже знаешь ответ.
        - Конечно знаю.
        Не поделишься ли со мной секретом?
        - Легко: смотреть - не то же самое, что видеть.
        Гарри улыбнулся. - Какого черта это значит?
        - Я слышал это во сне.
        Видимо, Дейл решил, что на этом разговор подошел к концу, потому что, не произнеся больше ни слова, он чмокнул Гарри в макушку и побрел прочь. Тем временем Кэз каким-то образом уговорил Лану подняться на ноги, так чтобы вид города оставался у неё за спиной.
        - Я не хочу туда идти, - всхлипнула она. - И никто из вас не сможет меня заставить.
        - Мы и не собираемся.
        Над головой раздался нестройный птичий хор.
        Гарри поднял голову и увидел, что шум исходит от двух видов крылатых существ, кружащихся над городом. Они скапливались с поразительной быстротой, привлеченные либо многообещающими стенаниями с улиц, либо запахом, который только сейчас стал различим. Аромат оказался насыщенным. В нем чувствовался привкус крови, а также амбре застаревшего фимиама и еще один запах, который невозможно было определить, и по этой причине бывший гораздо более манящим, чем другие.
        Пока он сидел на вершине, Гарри рассматривал красоту и гротескность Ада, а его мысли все еще будоражил обмен загадками (вряд ли это можно было назвать разговором), который только что произошел у него с потенциально сумасшедшим южанином. Он был не менее измотан, чем когда покидал свою квартиру в Нью-Йорке, он не менее нуждался в десятилетнем отпуске на Гавайях - только он, хижина и удочка, - но если он собирался туда попасть, ему сначала нужно закончить дело.
        - Ну ладно, - произнес он. - Двинулись.
        13
        Пребывание в тумане не произвело на Норму особого впечатления. Жрец Ада исполнил ее просьбу, и какую бы защиту он ни использовал, чтобы оградить себя от воздействия тумана, она распространилась и на нее. Однако она слишком ясно слышала позади себя жуткие звуки, издаваемые подпавшими под воздействие тумана. Некоторые из них представляли собой обычное мычание существ, испытывающих боль, другие более внятно молили о помощи, но самыми жалкими были те, кто, завидев внушительную фигуру жреца Ада, возникшую из тумана, со всевозможной вежливостью, на которую они были способны, просили избавить их от страданий.
        Внезапно Феликссон начал кричать. Норма, цеплявшаяся за его одежду, почувствовала, как ткань вырывается из ее рук.
        - О Боже всемогущий, нет! - вопил он. - Я чувствую туман. Он лезет мне в глаза. Мой рот! Повелитель! Хозяин! Помоги мне!
        Норма замерла на месте.
        - Эй? Что случилось? Я думала, Феликссон под защитой?
        - Он и был, - ответил демон прямо в ухо Нормы. Она подскочила при звуке его голоса. - Но я снял ее.
        - Чего? Почему?
        - Его история подошла к концу. Его служение мне завершено. Тебя мне вполне достаточно.
        - Ты не можешь! Я прошу вас о милости от его имени.
        Ты не хочешь брать на себя такой долг.
        - Он облегчил мою боль.
        - Потому что не желал нести тебя.
        - Я знаю. Когда он помогал мне, я уже тогда знала. Но все же он помог.
        - Отлично. Все, что ему нужно - попросить. Ты слышишь, Феликссон? Просите, и дано будет вам.[28 - от Матфея 7:7]
        Волшебник что-то ответил, но это не походило ни на какие слова, известные Норме. Норма резко повернулась сторону задыхающегося Феликссона.
        - Говори! - сказала она. - Послушай меня, Феликссон! Господин назвал твое имя![29 - В оригинале: - Your Lord called your name!. Lord, - анг. - Господь, хозяин, повелитель. Исаия 43:1: - Иаков, Господь сотворил тебя. Израиль, ты - творение Господнее. Теперь Господь говорит: „Не бойся, Я тебя спас, Я назвал тебя, ты - Мой."] Ответь ему. Это все, что тебе нужно сделать. Она сделала шаг в сторону мужчины, вытянув руки. Сначала его коснулся кончик ее правой туфли.
        - Ты меня слышишь? - умоляла она, наклоняясь вперед и ища волшебника.
        Мычание, сопровождавшееся выходом газа, - это все, что она получила в ответ.
        - Феликссон! Произнеси слова.
        Она услышала жалкие звуки, свидетельствующие о его последних попытках. Затем водрузилась тишина.
        - Феликссон? - прошептала она в темноту.
        - Он не слышит тебя, - сказал жрец.
        - О, Господи всемогущий, - пробормотала Норма. Ее пальцы, еще не веря в то, что ее разум только что осознавал, продолжали искать тело Феликссона. Она опустилась на колено, когда ее пальцы соприкоснулись с чем-то горячим и липким. Она мгновенно отдернула руку, ее мысленный взгляд уже рисовал неприятную картину плоти, опустошенной плотоядным туманом.
        - Я не понимаю, - проговорила она. - Этот человек был предан тебе.
        - Что мне могут дать чувства?
        - Неужели тебя ничто не волнует?
        - Все есть смерть, женщина. Все есть боль. Любовь порождает утрату. Обособленность порождает неприязнь. Куда ни повернись, быть побитым. Наше единственное истинное наследство есть смерть. И наше единственное наследие - прах.
        Сказав так, он повернулся и пошел дальше, оставив мертвеца позади. Норма вознесла короткую молитву за Феликссона и быстро последовала за Сенобитом, опасаясь, что в случае промедления, он сочтет и ее больше не достойной защиты. Несмотря на свой возраст и слепоту, Норме было нетрудно угнаться за ним. Какая бы защита ни была на нее наложена, она, казалось, придала ее телу силу, и Норма без лишних усилий последовала по пятам демона.
        14
        Теперь строение назывался Бастионом Тятха, хотя до этого носило множество имен, каждое из которых выбирал новый правящий деспот. Но как бы ни менялся интерьер Бастиона в соответствии с метафизическими или потенциальными амбициями своих обитателей, внешний вид оставался неизменным. Он представлял собой непоколебимую каменную башню, блоки которой были так точно отмерены и высечены, что было практически невозможно, только прижавшись лицом к стене Бастиона, определить, где заканчивается один блок и начинается другой.
        С ним было связано множество легенд, преимущественно касающихся его создания, самая популярная и, вероятно, самая правдоподобная: Бастион являлся первым зданием, возведенным окрест, его проектировщиком, архитектором и единственным каменщиком был некий ур-демон[30 - Ур-демоны - существа, упоминаемые в фильме "Soulmate". Древние египтяне считали их злыми, сверхъестественными существами, которые пили кровь и похищали са (душу или сущность) человека. Возможно, что ур-демоны на самом деле вдохновлены вампирами, а "ур-демон" - это египетский термин для обозначения вампира, поскольку они имеют сходство - оба существа пьют кровь, а некоторые вампиры отличаются аморальностью и не уважают человеческую жизнь, хотя это не универсальная черта.] по имени Хоетхак, построивший его, чтобы защитить свою человеческую жену, женщину по имени Жаклин, которая была беременна квинтетом гибридов - первым плодом от спаривания между величественными ангелами, то ли падшими, то ли нет, и нелепыми людишками. Все выжили - отец, мать, дети, которые стали родоначальниками пяти семейств, чьи генеалогические древа со временем всё
больше загрязнялись, а список вендетт только распухал.
        Из восьми членов нынешнего режима только трое были сегодня вечером в Бастионе. Их фанатичный генерал Августин Пентатия - нераскаивающийся приверженец войны и ее восторженных жестокостей, - сидел в кресле с высокой спинкой, где обычно восседал Ката Ниа'капо - глава режима. Его отсутствие сразу бросалось в глаза.
        Остальные присутствующие в комнате - Езекиум Сут и Жозефина Л'ти - не могли скрыть своего волнения.
        - Если бы Ниа'капо был здесь, - начал Сут, - мы бы уже держали ситуацию под контролем.
        - Все под контролем, - ответил генерал Пентатия. Он носил длинные волосы, как и все члены режима, хотя волосы Пентатия были седыми, а его пурпурно-черный лоб украшали три ритуальных нисходящих рубца, каждый толщиной с палец. Благодаря многократно повторенному прорезанию, рубцы горделиво возвышались над его лбом. Эти отметины придали ему выражение непроходящей ярости, хотя голос его был размеренным и спокойным.
        - С чего ты взял? - спросил Сут.
        - Я бы тоже хотела услышать твою теорию, - поддержала Л'ти. Она стояла у дальней стены палаты, ее белые волосы длиной до пояса были нечесаны, глаза закрыты, пока с помощью дальновидения она исследовала туман снаружи, вниз от Бастиона, в поисках злоумышленника. - За исключением нескольких, он убил всех из своего ордена. Нам следует арестовать его и казнить.
        - Лучше бы устроить суд, - высказал мнение Сут. Он был на несколько столетий старше всех в комнате, хотя и прилагал не малые усилия, чтобы скрыть этот факт: его волосы были окрашены в неестественный насыщенный черный цвет, брови выщипаны, где отсутствовали румяна кожа белела. - Что-нибудь зрелищное, чтобы отвлечь население.
        - Отвлечь от чего? - спросил Пентатия.
        - От факта, что мы теряем контроль, - сказала Л'ти. - Не пора ли поговорить на чистоту? Если не сейчас, то когда?
        - Генерал, Л'ти права, - сказал Сут. - Если нам удастся сделать из Сенобита показательный пример, долгий публичный суд с последующей некоей формой его распятия, мы бы вернули любовь наших граждан, и…
        - Наш враг у ворот, - объявила Л'ти, прерывая монолог Сут. - И у него есть последователь.
        - Еще Сенобит? - спросил Пентатия. - Я думал, ты сказала, что они все мертвы.
        - Я сказала - большинство. Но это не Сенобит. Это человеческая женщина.
        - И так, самый разыскиваемый злодей Ада у нашего порога. Езекиум. У тебя что-нибудь приготовлено для этого изувера? - поинтересовался Пентатия.
        - Так уж вышло, что да, Генерал! Я разработал металлическое одеяло, которое имеет подкладку, заполняемую льдом. Мы сожжем его на костре. В конце концов, конечно, лед растает, и огонь возьмет свое, но я повторил эксперимент уже одиннадцать раз, используя мужчин, женщин и даже младенцев, просто чтобы убедиться, что мои расчеты верны.
        - И?
        Езекиум Сут позволил себе едва заметную улыбку. - Он будет в полном сознании, пока с его кожа сгорает, а его мышцы жарятся в собственном соку. В самом деле, мы взвешенно подберем топливо для костра, чтобы он не задохнулся дымом, что стало бы для него непростительно легкой смертью. Вместо этого его систематически кремируют. Но я обнаружил, что этот метод заставляет жертву принимать позу бойца, поэтому я свяжу его цепями, во избежание. Это заставит его кости ломаться, пока они будут готовится в его плоти.
        - Ты очень много об этом размышлял, - сказал Пентатия с оттенком неприязни в голосе.
        - Каждому положено мечтать, Генерал, - ответил Сут.
        - Еще несколько минут назад ты даже не знал, что этот ублюдок стоит у наших ворот.
        - Да, но это был лишь вопрос времени, когда кто-то бросит нам вызов, не так ли? Доверьтесь. Сенобит не переживет сегодняшний день. Он един, а нас…
        - …меньше, чем должно было быть, - закончила Л'ти. - Неужели никто не задался вопросом, почему наш славный лидер сегодня не здесь? Отсутствует без объяснения причин в тот самый день, когда с пустошей приплывает убийственный туман, и эта… эта тварь там, с лицом, утыканным гвоздями, приходит с визитом?
        - В чем ты его обвиняешь? - поинтересовался генерал.
        - Кого? Ниа'капо или Сенобита?
        - На хрен Сенобита! Я говорю о нашем вожде, Кате Ниа'капо.
        - Он повинен в том, что, скорее всего, мертв, Генерал. И Квеллат, и, скорее всего, Хитмонио тоже. Их всех нет без объяснения причин именно сегодня? Конечно они мертвы! Существо снаружи положило своим делом устранить как можно больше власть имущих.
        - И что теперь? - спросил Пентатия.
        - Не ты ли генерал тут? - спросила Л'ти. - Все, чем ты занимаешься - сидишь на троне лидера и задаешь бессмысленные вопросы. Это же в твоей компетенции.
        - Так и есть, - сказал Пентатия, поднимаясь со своего места. - Я вел целые армии против божественной орды и видел, как отражали их натиск. Когда-то я сидел за столом Люцифера. Я уже был генералом Ада, когда он еще был выгребной ямой. И я точно знаю, что случится дальше. Этот демон идет убить нас. Когда он сдерет мясо с наших костей, он продолжит свои безумные поиски, куда бы они его ни вели. Короче говоря, нам лучше покинуть - нет, не только эту палату, но и сам Ад - если мы вообще дорожим своими жизнями.
        15
        Пока члены совета обсуждали свое будущее, Сенобит, являвшийся предметом их разговора, заставил трое железных врат, отгораживавших Бастион от городских улиц, распахнуться, после того как их тройные затворы разлетелись вдребезги, словно лед.
        В это же время группа усталых путников во главе с Гарри Д'Амуром вошла в город через самый восточный вход: Ворота Джанкера. Слева и справа от ворот находились сторожевые башни, но башни были покинуты, а правая створка отворена.
        За воротами Джанкера открывался наименее впечатляющий вид на город, виденный ими до сих пор. Они оказались недалеко от реки - той самой, которую пересекли по прочному железному мосту, - а потому здесь в основном обитали те, чьи дела были связаны с рекой: демоны, старавшиеся уберечь от смерти проклятые души, погребенные по горло в прилегающих илистых болотах и неспособные защитить себя от птиц, сновавших вокруг в поисках червей и пиявок и находивших более легкое пропитание среди кричащих луковиц. Они пожирали их лица, - клевок за клевком - глаза, язык, носы и нервы, пока короткоклювые птицы не могли пробраться дальше и не оставляли остатки рациона адским разновидностям цапель и ибисов, которые были более приспособлены к прокалыванию пустых глазниц в поисках жирной и питательной мозговой ткани.
        Но теперь на улице, ведущей от ворот, не было ни единого из этих существ, проклятых или проклинавших. Зато было много крови, подтверждавшей их недавнее присутствие, булыжники блестели, а воздух был наполнен жирными мухами-кровосками, вившимися вокруг, словно одурманенные. Они были не единственной формой жизни, пировавшей здесь. На стенах, где были многочисленные кровавые потеки, существа, по форме и походке напоминающие омаров, появились из проемов между кирпичами и собрались вокруг этих пятен, их маленькие, неуёмно работающие, ротовые аппараты жадно загребали частички крови.
        - Так вот что туман сделал с людьми? - спросил Кэз.
        - А я просто хочу знать, куда они делись, - сказал Дейл.
        - Разве ты не видел этого во сне?
        - Нет, - сказал Дейл, понижая голос до шепота. - И мне это ни капельки не нравится.
        Лана изо всех сил старалась не дать опьяненным кровью мухам сесть на нее, но они, казалось, не поддавались ее усилиям и с удовольствием устраивались в ее волосах и на лице.
        Гарри брел впереди всех, глядя на улицу вперед, на более крупные и архитектурно амбициозные здания, видневшиеся за скромными двухэтажными домами района, через который они проходили.
        - Д'Амур? - прошептал Дейл.
        - Что?
        - Думаю, нам следует держаться вместе, - сказал он.
        Едва это замечание успело успело сорваться с его губ, как из переулка позади него появилась фигура. Он схватил Лану, которая прекрасно справилась с нападавшим: удар в горло, пинок в низ живота и, когда тот согнулся вдвое, апперкот в подбородок, и нападавший упал, растянувшись на булыжниках.
        - Что это за хрень? - спросил Гарри, подходя к демону, лежавшему без сознания.
        - Я не хочу тебя тревожить, Гарольд, - сказал Кэз, - но это демон.
        - Но что не так с ним? спросил Гарри.
        Впервые Гарри смог внимательно рассмотреть сотворенное туманом. Это существо было демоном, видел Гарри, упитанным и мускулистым, одетым лишь в мешковатые штаны, подпоясанные богато украшенными поясами, похоже предпочитаемые молодыми демонами, а его цепкий хвост выходил из небольшой прорези сзади. На шее у него висело несколько отрезков кожи или шнура, на каждом из которых был какой-то сувенир. Всем своим видом он походил на большинство демонов, принадлежащих к второстепенным орденам, с которыми Гарри сталкивался в прошлом.
        Однако Гарри также заметил, что туман изменил этого демона, и не в лучшую сторону. В уголках его ртов и глаз, в складках его рук или между пальцами - везде, где, словом, туман коснулся его, очевидно, было посеяно семя, проросшее не для того, чтобы произвести подобную себе инфернальную растительность, но чтобы подражать участку, где оно было посеяно, и вырастить новую форму жизни, предопределенную местом зарождения. Таким образом, семя, приютившееся между пальцами демона, породило урожай новых пальцев, каждый из которых обладал собственной манящей жизнью. А семя рядом со ртом демона создало новые многозубые рту, разверзшиеся в щеках и на шее. Однако все эти аномалии не шли ни в какое сравнение с работой семени, застрявшего в его левом глазу, оно увеличило количество глазных яблок - от лба и до щеки располагались гроздья влажных, лишенных век глаз, а их желтоватые роговицы были рассечены вверх, вниз и в стороны.
        Демон внезапно протянул руку и ухватился за лодыжку Каза, его многосуставчатые пальцы легко сомкнулись вокруг нее. Несмотря на мучения демона - а может быть, и благодаря им, - хватка оказалась мертвой. Пытаясь освободиться, Кэз потерял равновесие, опрокинулся назад и тяжело упал на окровавленные булыжники. Прежде чем кто-либо успел среагировать, обезумевший демон вполз на тело Кэза, его движение потревожило мух, рассевшихся на демоне, взлетев, они образовали клочковатое, подвижное облако вокруг них обоих. Демон был толстобрюхим существом, и его веса было вполне достаточно, чтобы удерживать Кэза прижатым к земле.
        - Господи! Твою мать! Кто-нибудь, помогите мне! - завопил Кэз.
        - Где это проклятое мачете? - спросил Гарри.
        - У меня, - ответила Лана.
        - Дай мне!
        Лана швырнула мачете Гарри. Не успел он его поднять, как демон - возможно, смутно чувствуя, что ему собираются помешать - потянулся к Гарри одной из своих многопалых лап и вцепился ему в горло, пока он крепче сжимал хватку, перекрывая Гарри кислород, у него прорастали новые скрюченные пальцы.
        В то время как демон глубоко вонзал свои ногти в плоть вокруг трахеи, Гарри сделал выпад в сторону демона и вогнал клинок в бедро существа. Шок и боль заставили тварь ослабить свою хватку, и Гарри отпрянул. Семена продолжали доказывать свою плодовитость; демон перед ним продолжал трансформироваться. Гроздья глаз раздувались, рты расползались по шее существа и выходили уже из его груди. Все они, благодаря какой-то сложной перестройке внутренней анатомии демона, обладали достаточной жизнеспособностью, чтобы разразиться хором криков и мольб. Гарри намеревался оказать этой твари единственную милость, которая была в его распоряжении.
        - Кэз! Сейчас! - крикнул он.
        Как будто они проделывали это уже тысячу раз: Кэз мгновенно оттолкнул от себя демона в тот самый миг, когда Гарри замахнулся мачете по дуге в сто восемьдесят градусов. Удар на треть рассек шею демона, прежде чем вонзиться в позвоночник существа. Гарри вырвал лезвие, и горячая кровь хлынула из огромной раны в открытый рот Кэза.
        - Ох. Черт, - прохрипел Кэз откашливаясь от крови.
        Гарри замахнулся во второй раз, целясь в голову демона и надеясь ради милосердия нанести coup de grace. Но в этом существе бурлило слишком много безумной жизни, и оно отстранилось, пока Гарри замахивался. На этот раз мачете прорезало пышно разрастающуюся гроздь черно-желтых глаз и глубоко вонзилось в череп демона. Тридцать с лишним глазных яблок отделились от скопления и покатились вокруг ног Гарри. Теперь изо всех ртов демона доносился один-единственный звук: долгий, протяжный погребальный плач.
        Гарри воспринял его в качестве знака, что существо готовится к смерти, и эта мысль придала силы его третьему взмаху. Он попал, скорее случайно, чем намеренно, именно в то место, куда пришелся второй удар, и отсек врагу верхнюю половину головы. Демон дернулся, и отрубленная макушка соскользнула и упала на грудь Кэза, при ударе еще несколько глаз выскочили от давления. Оставшаяся часть жалкой твари на несколько мгновений обмякла в руках Кэза, а затем опрокинулась замертво.
        Потребовались общие усилия Ланы, Гарри и Дейла, толкавшими сверху, и Кэза, пихавшего снизу, чтобы перекатить трупно, но когда им это удалось, Кэз принял сидячее положение, сделал паузу, чтобы вытереть кровь, хлеставшую на него, а затем поднялся на ноги.
        - Спасибо, - сказал он Гарри. - Мужик, я уж подумал, что это конец.
        - В этом путешествии никто не умрет, - сказал Гарри. - Особенно от руки какой-то мелкой сошки. Понятно? Лана? Дэйл? Вы идете? Мы справимся с этим…
        Лана уставилась на труп демона, поверженного Гарри. - Они все так выглядят? - спросила она. - Слишком много глаз? И все эти рты…
        - Нет, - ответил Гарри. - Именно это я и говорил, пока ублюдок не ожил. Я думаю - все дело в тумане. Это ненормально. Ничуть.
        - Думаю, все нормальное осталось в Нью-Йорке, - сказала Лана.
        - Дорогуша. Мы оставили нормальную жизнь задолго до этого, - сказал Дейл.
        Д'Амур коротко кивнул в знак согласия. - У нас, вероятно, имеется небольшое временное окно, чтобы свободно пройти по городу, так что я предлагаю идти, пока относительно спокойно.
        Все согласились, и они двинулись ровным темпом вверх по пологому склону, начинавшемуся от ворот Джанкера и проходящему идти через город. Гарри знал, что за ними наблюдают на каждом шагу. Сначала он только чувствовал это - покалывающая тату на шее, всегда бывшая надежным "НЗ", - но вскоре появились и более очевидные признаки: двери, которые были приоткрыты, резко закрывались, если его взгляд устремлялся на них, грубые занавески или портьеры опускались, а время от времени он слышал голоса изнутри домов - крики, споры, а иногда и то, что могло быть демоническими молитвами, возносимыми в что-то смахивающее на демонические молитвы, возносимые в надежде на какое-то дьявольское спасение.
        На каждом перекрестке, пересеченным ими, Гарри замечал фигуры, скрывающиеся из виду в дверных проемах или переулках; некоторые даже следили за ними с крыш, рискуя остатками своих жизней, чтобы проследить за четырьмя земными формами жизни. Внезапно татуировки Гарри словно взбесились. Он ничего не сказал, но рефлекторно его рука потянулась к тому месту на шее, где татуировка пела свой предупреждающий клич.
        - Ах, Господи, - сказал Кэз. - Я знаю, что это означает.
        - Что что? - спросил Дейл едва слышным голосом.
        - Дерьмо, - сказал Гарри. Мои татуировки. Кэз, я забыл, что ты можешь читать меня словно книгу.
        - Я написал эту книгу, - сказал Кэз.
        - Ну да. Меня предупредили продвигаться с осторожностью.
        - Гарольд, мы в Аду. Осторожность тут, блядь, - само собой разумеющееся. Я набил тебе эту гребаную татуировку. И то, как твоя рука дернулась в пятну чернил, говорит мне, что осторожность уже даже близко не стоит.
        - Отлично. Хочешь правду-матку? Мы не одни, и я думаю, что мы в жопе. Теперь счастлив? - сказал Гарри, идя дальше.
        - Очень, - ответил Кэз.
        Как по заказу откуда-то издалека послышался звук шагов по камню, с другого стороны послышался вскрик. В ответ на что, Гарри и его друзья услышали нечестивый, оглушительный гул, доносящийся со всех сторон. Раздавшийся звук вовсе не был криком. То был призыв, и многие на него откликнулись.
        Полчище ужасных голосов внезапно пронзило воздух безумными звуками - воплями, рыданиями, безрадостным смехом - все они имитировали предыдущий звук, так что менее чем через минуту город уже не лежал в тишине, а был полностью заполнен какофонией, источник которой неуклонно приближался к перекрестку, где сейчас стояли Гарри и его друзья.
        16
        - Слушай, - потребовал жрец Ада.
        - Что, во имя Господа, это такое? - спросила Норма.
        Они вместе преодолели девяносто одну ступеньку Бастиона, приведшие их к массивной входной двери святилища режима. Куда теперь жрец пытался получить доступ.
        - Я привыкла в Лос-Анджелесе, - сказала Норма. - На извилистой дороге под названием Каньон Холодных Сердец. Ночью иногда можно было услышать тявканье койота, а затем присоединялся целый хор койотов, когда они приходили разделить добычу. Вот на что это похоже: на стаю проклятых койотов, воющих от счастья, потому что они собираются поесть.
        - Именно так и есть.
        - О Боже, - сказала Норма. - Гарри…
        - Ему следует считать себя везунчиком, если он умрет прямо сейчас, - сказал жрец, подняв одну руку и приложив ладонь к двери. - Головорезы режима пребывают в страхе. Я слышу их причитания по ту сторону этой двери.
        Теперь, когда она обратила более пристальное внимание, она тоже могла. Это были более чем простые всхлипывания. Их крики были наполнены ужасом.
        - Они никогда не видели пустоты, - сказал Cенобит, повысив голос, чтобы они могли его услышать. - Они сейчас подобны детям, ждут, пока я войду и укажу им путь.
        Чей-то голос возвысился над рыданиями, его обладатель изо всех сил старался казаться уверенным в своем здравомыслии: - Возвращайся назад, откуда пришел, демон!
        - Я слышал, что у вас возникли проблемы, друг, - сказал жрец Ада.
        - Отречения на этот Порог были наложены самим Люцифером. Ты никогда не получишь доступ.
        - Тогда мне больше не следует напрасно тратить ваше время. С этими словами демон взмахнул рукой в сторону двери и пробормотал заклинание так тихо, что Норма усомнилась услышала ли она хоть что-то. Какой бы обряд ни совершил жрец, магия подействовала, и быстро.
        - Ох. О нет! О проклятие! - сказал тот же голос из-за двери. - Подожди…
        - Да? - спросил жрец Ада.
        - Не уходи!
        - Как вы уже сказали, вы в безопасности в пределах своих стен. Вам нет надобности во мне.
        - Мы осаждены! Эти твари! Внутри! С нами! Жуткие твари! Слишком темно, чтобы разглядеть! Помоги нам, пожалуйста!
        - Галлюцинации? Ты же не думаешь, что это сработает? Они - демоны. Они знают…, - проговорила Норма.
        - Прекрати с ним разговаривать, - сказал второй голос изнутри. - Он дурачит нас. И затем: - Ты глупец, если пришел сюда, Сенобит. У режима на тебя планы.
        - Видишь? - сказала Норма, получив ответ на свой вопрос.
        - Подожди, - сказал ей жрец.
        - Молчать! - сказал первый голос. - Впустите его. У него есть силы. Он может помочь нам.
        - Да! Впустите его! - сказал кто-то еще, и его согласие было подхвачено еще полдюжиной голосов.
        - Опусти Отречения, Кафде, - сказал первый охранник. - Впусти жреца.
        - Это уловка, проклятый дурак…, - вклинился несогласный.
        - Хватит, - сказал первый охранник. Раздался звук беспорядочных движений, а затем глухой стук тела, опершегося на дверь.
        - Нет! Не…
        Несогласный так и не закончил предложение. Вместо слов раздался звук сильного удара, а затем звук умирающего тела, сползающего по двери и ударяющегося об пол.
        От удивления у Нормы отвисла челюсть. - Не могу поверить, - сказала она.
        - А наше путешествие еще даже не началось, - проговорил жрец Ада.
        - Мессата, - раздался голос первого охранника, - убери эту тушу с дороги, пока я отрублю Отречения. Жрец, ты еще там?
        - Я здесь, - ответил Сенобит.
        - Отойди от порога и будь осторожен. Раздался звонкий щелчок, и дверь широко распахнулась. Большой желто-оранжевый демон спешно приветствовал его. Солдат более чем в два раза превосходил жреца в росте и был одет в золотые доспехи. Он сопроводил Сенобита вовнутрь, при этом неистово жестикулируя. Жрец Ада, сопровождаемый Нормой, вошел в небольшой вестибюль, заполненный дюжиной солдат, облаченных в одинаковое военное снаряжение.
        - Они повсюду, эти чудовища, - умолял охранник. - Ты должен помочь…
        Сенобит слегка кивнул и сказал: - Я знаю. Я пришел ради режима. Они в опасности. Где их палата?
        Солдат указал на лестницу, разветвлявшуюся на десятки различных направлений. - Я проведу тебя. Башня - это вертикальный лабиринт. Ты сойдешь с ума, прежде чем найдешь дорогу на второй этаж. Это первая палата. Они в шестой. Мы сразимся с этой скверной вместе, брат! Эти выродки не протянут и дня. В каждой из остальных палатах по тысяче воинов.
        - Тогда мне предстоит много работы, - сказал жрец Ада. С этими словами он извлек из складок своей мантии Топологию Лемаршана и передал ее охраннику. - Вот, - сказал он.
        - Что это? - спросил солдат, беря ее в руки.
        - Оружие. У меня их несколько.
        Он достал еще три и передал их демону, который, в свою очередь, передал их другим солдатам.
        - Что они делают? - спросил один из них.
        - Откройте их, - сказал жрец Ада.
        17
        Гарри мог бы утешиться мыслью, что всё, кроме души, является человеческой иллюзией, но в его нынешних обстоятельствах не было ничего, что выглядело бы иллюзорным. Улица, отходящая от перекрестка, на котором стояли он, Кэз, Дейл и Лана, являла собой кошмар без какого-либо обозримого выхода. Каждый из них осматривал свою улицу, но всем открывалось одно и то же неприятное зрелище: на них надвигались уродливо преображенные жители нечестивого города.
        Из мест, где укоренились семена тумана, прорастали ужасные множественности, преобразующие каждую тварь в отдельное, неповторимое проявление жути. Все они были полностью раздеты, и в довершение ко всему их уже преобразованные тела породили на свет странные напитанные кровью соцветия, в которых теперь формировались следующие поколения семян.
        Друзьям во всех подробностях предстала плодотворящая работа семян; новые жертвы конвульсировали, пока их наросты набухали и лопались, извергая соки во все стороны, плоть, окропленная ими, мгновенно раскидывала сети нАлитых красных вен, которые мгновения спустя занимались подпиткой новых множественностей.
        Развитие второго поколения было более уверенным, по сравнению с первым, и более активным, как и третьего, и четвертого - экспоненциально. Формы, воплощаемыми ими жизнь, были не просто точными анатомическими подобиями тех мест, куда они приземлялись; это были девиантные, фантазийные копии оригинала.
        И снова, как и в случае с их предшественниками, у новых жертв проявлялась настоятельная необходимость обнажиться, оголить каждую нишу и складку для засева, чтобы в течение пары минут количество придатков утроилось, а вновь зараженные продолжали вопить, пока страдания накрывали их волна за волной.
        Самыми странными среди новобранцев в этом неописуемом строю были демонические дети, освобожденные от ограничений семейного очага, их тела, при всей видимой уязвимости, стремились к перерождению даже больше, чем тела их родителей. Они хотели стать новым видом: посев предоставлял прекрасный повод высвободить все еретические мысли, которые в сей день могли найти воплощение в плоти.
        Даже когда родители достигали пределов развития патологий, их дети стремились дальше, отдавая свои тела грандиозному эксперименту с беззаботностью, каковую старшие слишком долго пытались контролировать в них. Например, мальчик с тридцатью или более руками, укоренившимися в его спине, или девочка-подросток, чьи гениталии разделили ее до самой грудины, а ее влажные крылья волнообразно колебались, приглашая мир сделать худшее, на что тот способен, или младенец, удерживаемый на руках матерью и сидящий, словно в седле, меж ее налитыми молоком грудями, его рука - покрытый волдырями шар, раздувшийся в три или более раз от естественного размера руки, так что она полностью закрывала лицо матери. Что касается его нижних конечностей, то их количество увеличилось в четыре раза, но в процессе преобразования они стали не более чем костями и сухожилиями, а их суставы, не подчиняясь природе, вывернулись назад, чтобы обхватить тело матери, как паучьи многосуставчатые ноги.
        Здесь не было места ни жалости, ни, тем более, любви, просто неослабевающая боль и ужас от рождения завтрашнего ада на ложе из стекла и гвоздей замест вчерашнего, находящегося на долгом и грязном пути умирания. И обитатели Нового Ада полностью перекрывали все улицы. Ничего нельзя было сделать, идти некуда. Кольцо врагов сомкнулось вокруг них.
        - Гарольд, каков план?
        - Умереть? - спросил Гарри.
        - Нет, - сказал Дейл скорее с вызовом, чем с испугом. - К черту все. И энергично направился в сторону улицы, наиболее запруженной демонами.
        - Дэйл! Вернись! - закричал Гарри.
        Дэйл проигнорировал его.
        - И их осталось трое, - пробормотала Лана.
        Дойдя до первого скопления проклятых и обезображенных, Дейл остановился.
        - Эх, просто убирайтесь, - сказал он.
        С этими словами он поднял свою трость и ткнул ее острый наконечник в живот мальчика-демона. Молодой демон вскрикнул, поспешно отступая на множестве ног. Гарри увидел метку: маленький черный круг, разраставшийся в геометрической прогрессии и быстро превращавшийся в беспорядочные черные молнии, простреливавшие по венам злодея. Демон потерял равновесие и упал в гущу своих товарищей.
        Женщина-демон бросилась к Дейлу. Он поджидал ее с тростью в руке. Серебряный наконечник уколол в гроздь грудей, и дюжина глаз выпучилась в своих свободно висящих глазницах. Она издала вой, и ее кожа слишком быстро превратилась в лабиринт отравленной плоти. Гарри наблюдал за всем происходящим и начинал понимать. Плоть, начиная от раны мальчика-демона, начала сворачиваться, словно лепестки распустившегося цветка, обнажая блестящие влажные мышцы.
        Его кожа отслаивалась с особой точностью, площадь увеличивалась, ее симметрию портила только кровь, вытекавшая наружу по мере того, как участок обнаженной плоти становился все больше.
        То же самое происходило и на груди женщины-демона, где своего рода чудо оставило свой след. Но скорость увеличения обнаженной площади возросла пятикратно, если не больше, ее многочисленные груди уже почти полностью лишились кожи, а покрытая кровью грудная клетка свисала складками.
        Дейл уколол другого демона. И следующего. Каждая жертва билась в агонии, пока место, в которое ее поразили, раскрывалось и разрушалось.
        - Какого хрена происходит? - спросила Лана.
        - Дэйл. Ты - чертов гений, - сказал Гарри. Так бы и расцеловал тебя.
        - Обещания, обещания, - сказал Дейл, нанося удар другому демону. Гарри крепче сжал мачете и направился к своему собственному скопищу обсеянных.
        - Новый план, - сказал Гарри. - Хватайте все оружие, которое у вас есть, и начинайте резать.
        - Ты уверен? - спросила Лана.
        Гарри оглянулся на нее и ухмыльнулся. - Смертельно уверен.
        - Возможно, это не лучший выбор слов, но… Сказав все, что хотела сказать, Лана достала два ножа, взяла их в руки, скрестив запястья и выставив локти, и пошла прямо на приближающуюся толпу.
        - Думаю, меня это тоже касается, - сказал Кэз.
        Он вытащил свое оружие и последовал примеру. Кэз взмахнул оружием и полоснул по седьмому предплечью огромного демонического патриарха. Чудовище зажало рану четырьмя руками, но и противоожеговой простыни было бы недостаточно, чтобы унять кровотечение. Под скоплением пальцев плоть демона расползалась, пожирая мышцы и кости сверху и до многослойного низа.
        Гарри и его группа Сошедших прорубали себе путь сквозь толпу грушевидных демонов, и каждому противнику требовалось нанести всего одну рану. Среди демонов не нашлось ни одного наделенного иммунитетом. Никто не устоял, падали и молодые, и старые, их тела сотрясали спазмы, они с отчаянием протягивали руки, стараясь удержать расширяющиеся убийственные пятнышки разложения, но никому не хватало сноровки остановить необратимое. Вскоре повсюду лежали умирающие демоны, в некоторых местах толстыми слоями из дюжин, распростертые друг на друге: груда тел в процессе самосвежевания, лужи крови разливались меж ними.
        Гарри оглянулся на Дейла, Лану и Кэза. - Недурно сработали, - сказал он.
        Кэз, тяжело дыша, выжидающе смотрел на своих товарищей. - Кто-нибудь хочет объяснить большому тупому гомику что, черт возьми, только что произошло?
        - Ты забыл упомянуть "ослепительный", - сказал Дейл.
        Кэз посмотрел вниз на Дейла и жеманно улыбнулся, смахивая с плеча отрезанный сосок.
        - Мне плевать, как это сработало, - сказала Лана. - Мне достаточно и того, что мы еще дышим.
        - Очевидно, - сказал Гарри, - что-то заставляло этих бедных ублюдков прорастать множеством отдельно взятых частей тела.
        - Очевидно, - вторила Лана.
        - Что бы ни послужило причиной, нет никакой разницы что размножать - придатки или раны. Основная миссия заключалась в том, чтобы просто разделять и властвовать. Стоило нам нанести рану этим тварям, все остальное происходило само.
        - Поняла, - сказала Лана. - Для меня этого достаточно.
        - Дейл, ты знал, что так выйдет? Спросил Кэз, перешагивая через небольшую горку кровоточащих влагалищ.
        - Не имел ни малейшего представления, - ответил Дейл. - Я просто знал, что мы должны найти Норму и что Бог не допустит, чтобы нас остановили сейчас.
        - Сделай мне одолжение, Дейл, - сказал Гарри.
        - Да, дорогой?
        - Понимаю, что на этот раз прокотило. Но в следующий раз, когда ты решишь поставить мою жизнь на кон из-за недопущения, по твоему мнению, Божия, пожалуйста, уволь.
        - Обломщик, - проворчал Дэйл.
        - Давайте двигать, - сказал Гарри вместо ответа.
        - Я не могу пробираться через все это, - сказала Лана.
        - Тут всего лишь немного крови, - заметил Гарри, хватая Лану за руку. - Пошли.
        Бормоча что-то себе под нос, Лана пошла с ним, а Кэз и Дейл пристроились сзади. Приблизившись к массе тел, они обнаружили, что во многих из них еще теплится жизнь, а процесс освежевания еще не завершен.
        - Это что-то с чем-то, - сказал Кэз, наблюдая за непрекращающимся развоплощением под своими подошвами.
        - Я видел вещи и постраннее, - сказал Гарри.
        - Ты обо все так говоришь, - сказала Лана.
        - Не обо все.
        - Ой ли? Например?
        Гарри указал мимо нее в сторону города. Лана развернулась. Последние клочья тумана рассеялись, и впервые они смогли увидеть всю улицу, протянувшуюся до невероятно высокого здания из черного мрамора, стоявшего в ее конце.
        - Ага. Такое трудно переплюнуть, - сказала она.
        Не произнеся ни слова, они возобновили движение. Ветер значительно усилился, поднимая тучи грязи и мусора, а при особо бешеных порывах, распахивались и захлопывались двери, выходящие на улицу. На полквартала ближе к штаб-квартире режима на крыше обрушился грубо сработанный дымоход, соскользнувшие кирпичи увлекли за собой шифер и стреху. Ветер пригнал и тучи - серые клочья, подобные грязной одежде, разорванные между крышами и вечно скрежещущим камнем. Некоторые тучи даже прижимались к улицам и мчались вместе с ветром на уровне кровельных желобов.
        Сошедшие опустили головы и, не обращая внимания на рев бури, двинулись к неохраняемым воротам монолитного строения.
        - Как предусмотрительно, - сказал Гарри. - Они оставили входную дверь открытой для нас.
        - Очень внимательно с их стороны, - сказала Лана.
        - План таков, - продолжал Гарри, не сбавляя шага. - Я и Дейл разберемся с любыми демонами, которые нам попадутся. Кэз и Лана, если Норма там, хватайте ее и вытаскивайте оттуда любой ценой. Оставьте нас, если придется. Возражения?
        Конечно, возражений было бесчисленное множество, но ни одно не было произнесено вслух, и без лишних протестов они вошли в башню.
        18
        - Что это за хрень? - спросила Лана.
        Они вошли в башню, не зная, чего ожидать, но предвкушая хотя бы подобие схватки. Однако все что они получили - возможность воочию увидеть последствия резни, причем недавней, судя по пару, поднимавшемуся от еще трепещущих трупов. Тела, заблокировавшие проход прямо перед входной дверью, уже стали местом кормления и размножения адских зелено-золотых мух-кровопийц, самые маленькие из них были в десять раз больше своих скромных земных аналогов. Их потомство было так же пропорционально жадным; некоторые из этих тел уже являлись пульсирующими массами личиночной жизни, с чудовищным аппетитом пожирающей то, в чем они были рождены.
        Прислушиваясь к перестуку шагов своих друзей, Гарри рассматривал раскинувшееся перед его глазами полотно, залитое кровью. Он знал, что это дело рук Сенобита. Это, как догадался Гарри, было лишь первым из череды событий, которые жрец Ада просил его засвидетельствовать. Он был рад, что отказался от предложения, хотя решение даже не стоило и обдумывать. Но демон, за которым они гнались, был силен, это было абсолютно точно. Однако, проблема заключалась в том, что он был гораздо могущественнее, чем Гарри когда-либо хотел признать. Гарри стоял по щиколотку в органах многих крупных демонических солдат - демонов-воинов, очевидно, проведших большую часть своей жизни, готовясь к битве, - и они были уничтожены в мгновение ока. Гарри поёжился.
        - Джекпот, - сказал Кэз, возвращая Гарри из его мыслей.
        Выйдя из задумчивости, Гарри поднял голову и увидел, что его друг собирает оружие мертвых солдат. Кэз использовал свое время с умом и уже обзавелся немалой коллекцией поясов, ощетинившихся ножами, богато украшенных, но явно не являющихся выставочными образцами.
        - Аллилуйя, - пропел Дейл. - Обновим гардероб.
        - Отличная мысль, - сказала Лана. Она подняла нож, выскочили второе, третье и четвертое лезвия, пересекаясь с первым и образуя восьмиконечную звезду. - Я возьму этот.
        - Отлично, - сказал Гарри, повторно осматривая палату. - Давайте возьмем все, что нам нужно, и уберемся отсюда на хрен.
        Отобрав из огромного количества инфернального оружия, они направились к первой лестнице, и, хотя каждая пара глаз начала осмотр с одной и той же ступеньки, в конце все взгляды остановились в разных местах.
        - Э-э, - сказал Кэз.
        - Именно так, - согласилась Лана.
        - Ну хоть раз бы проявил к нам тактичность, - вторил Дэйл.
        - О, он и проявил, - заметил Гарри.
        Все проследили за взглядом Гарри и увидели небольшую струйку крови, стекающую с одной из каменных ступеней.
        - Адские хлебные крошки, - сказал Гарри.
        - Знаешь, - сказала Лана, - большинство людей не пошли бы по кровавому следу. Но только не мы. Господи боже.
        - Посмотри на это с другой стороны, - сказал Кэз. - Если в Аду водятся медведи, сначало они съедят не тебя.
        - В том едва ли есть смысл.
        - Едят-ли? Сказал Кэз, ухмыляясь.
        - Заткнись, - заявила Лана.
        Гарри уже начал подниматься по лестнице, слишком увлеченный своей миссией, чтобы развеивать свои страхи юмором. Его серьезность быстро уловили, и Лана с Кэзом замолчали, последовав за Гарри вверх по вертикальному лабиринту. Они безошибочно проходили через одну палату за другой, всегда следуя кровавому следу на входе и до самого выхода. Благодаря множеству трупов во всех покоях Бастиона, через которые они проходили: тела выглядели так, словно солдаты ополчились друг на друга, другие - будто их просто случайно убил кто-то, проходящий мимо. В некоторых еще теплилась жизнь, но все они были уже почти за гранью и не могли ответить на любой вопрос, который можно было бы им задать. Гарри и его спутники шли дальше, пока не достигли шестой и последней палаты на вершине черной башни.
        Подобно всем дверям, через которые они проходили до этого момента, эта тоже была широко распахнута, хотя комната, в которую вошли Гарри и компания, разительно отличалась от всего виденного ими до сих пор. Вокруг царил хаос - в этом не было сомнений, - но здесь не было крови, через которую приходилось идти вброд, как в предыдущих палатах. И здесь явно сражались, но трупов не было. Пинхеду не удалось уничтожить режим, и, судя по всему, он был не очень этому рад.
        - Значит, лыко да мочало - начинай сначала? - сказал Дэйл.
        - В чужой монастырь… - проговорил Гарри, входя в палату.
        Гарри оглядел погром в комнате, его взгляд остановился на большом арочном проеме - похоже, единственном другом способе войти или выйти из комнаты - в противоположном конце помещения. Внутри арки, как он заметил, зияла пустота. Ни кирпичей, ни штукатурки, если уж на то пошло, ни света, ни предметов, ни каких-либо цветов; все ощущение наличия места там отсутствовало. В верхнем мире такое зрелище привело бы к безумию, но в этом царстве, - всего лишь еще одно утомительное манипулирование сознанием. Гарри удивился, как быстро его чувства приспособились к безумию этого места.
        - …С человечьим уставом не ходят, - сказал Дейл, закончив мысль Гарри. - Ведь так в поговорке, верно? Дейл пробрался через обломки, вращая трость.
        - Какого хрена, мужик? - спросил Кэз. - Что нужно этой твари? Ну, какая его конечная цель? Ты понимаешь?
        - Нет, - сказал Гарри, приближаясь к арке небытия, - я не знаю.
        Его взгляд был прикован к виду в арке (или его отсутствию), и по мере приближения он понял, что она не так уж и пуста, как показалось на первый взгляд. Ничто было иллюзией, и чем ближе Гарри подходил, тем больше эта пустота перед ним начинала складываться в плоское, одноцветное изображение. Возможно, магия этой штуки зависела от близости теплого тела. Или, вероятно, требовалось тщательное изучение, чтобы магия сработала; как бы то ни было, Гарри был уже в двух шагах от нее и теперь мог отчетливо видеть мерцающее изображение одной из улиц, по которой он и его Сошедшие прошли по пути к башне. Он узнал это место, благодаря останкам недавно зараженных и убитых проклятых, которые все еще лежали там.
        - Кто-нибудь может объяснить мне на что я смотрю? - спросил Гарри. - Это магия или технология?
        - Чего? Где? Сказал Дейл, повернувшись и посмотрев в сторону Гарри.
        - Что у тебя там, Гарольд? - спросил Кэз.
        Гарри открыл рот, чтобы что-то сказать, но с его губ не слетело ни слова. Дейл, Лана и Кэз присоединились к Гарри на подступах к арке. Все молча стояли и смотрели на изображение перед собой. Наконец, Лана заговорила.
        - Выглядит как телевидение. Как очень дерьмовое изображение с камеры наблюдения.
        Гарри сощурился. За свою жизнь он нечасто смотрел телевизор, но, судя по тому, что он помнил, впечатление было совсем другим.
        - Могу я одолжить твою трость? - попросил Кэз Дэйла.
        - Ты можешь подержать мою трость столько, сколько захочешь, - сказал Дейл и, шаловливо смотря на него, передал трость.
        Кэз взял трость, стараясь скрыть улыбку, и быстро повернулся к мерцающему изображению. Он протянул руку с тростью вперед, стараясь не подходить слишком близко, и прижал наконечник из слоновой кости к поверхности экрана.
        - Осторожно! - спросил Гарри.
        - Гарольд, я в порядке, - ответил Кэз, а затем вдавил наконечник в арку. В месте касания наконечника поверхности, изображение покрывалось рябью, словно концентрические волны, нарушившие спокойствие полупрозрачного озера.
        - Ах, - сказал Гарри. - Это не "или-или". А оба сразу. Технология и магия.
        - Кажется так, - сказала Лана. - Никогда не видела ничего подобного, должно быть, это какой-то жидкостный экран, подвешенный вертикально с помощью какого-то механизма.
        Продолжая эксперимент, Кэз водил тростью по жидкости, заставляя изображение перед ними переворачиваться, как книжные страницы. Вид улиц свернулся и уступил место новой и совершенно незнакомой перспективе мира, в котором они были чужаками.
        - Как, черт возьми…
        - Не вывехни мозги, Гарольд, - сказал Кэз. - Это как камера слежения - дерьмо!
        Кэз выронил трость, и она упала в арку.
        - Моя счастливая трость! - закричал Дейл. (Хотя никто не должен был знать, что у него была целая коллекция из более чем двухсот счастливых тростей. Все абсолютно одинаковые. Все одинаково роскошно оформлены. Все, по мнению Дейла, одинаково необходимы). Быстро опустившись на корточки, Кэз протянул руку в сторону пульсирующей пустоты.
        - Я бы не стал этого делать, - сказал Гарри. - Трость - это одно, а…
        - Расслабься. Мои чернила ни хрена не говорят. И предполагаю, как и твои. Гарри ничего не сказал. Кэз кивнул. - Я так и думал. И, сказав это, он сунул руку в жидкую пустоту и ухватил трость.
        - Пожалуйста, будь осторожен, - сказал Дейл.
        Кэз повернулся к Дейлу и улыбнулся, без лишних слов доставая трость из пустоты и возвращая ее в палату.
        - У меня есть идея, - сказал Гарри. - Кэз, дай мне кое-что попробовать.
        - Не возражаешь? - спросил Кэз у Дэйла.
        - Он тоже может пощупать мою трость, - сказал Дейл.
        - Я польщен, - сказал Гарри, принимая трость от Кэза.
        Гарри опустил трость в жидкость и сделал быстрое перелистывающее движение, раскрывая изображение за изображением. Гарри проводил ею все быстрее и быстрее, причем в разных направлениях - вверх, вниз, влево, вправо, открывая различные места и образы в зависимости от каждого движения.
        - Ах, чтоб тебя! - восклинул Дэйл. - Словно у стен есть глаза.
        - Ага. И каждое направление, - сказал Гарри, двигая тростью в более медленном, более обдуманном темпе, - представляет собой ось. Похоже, можно двигаться влево, вправо, вперед, назад.
        - А туда-сюда? - сказал Дэйл.
        Кэз захихикал.
        - Хороший вопрос, - сказал Гарри и нажал тростью на изображение - огромный горный хребет из скалистых, зазубренных глыб - и картинка увеличилась, позволяя рассмотреть ее вблизи.
        - Это значит "да", - сказал Гарри, продолжая играть с механизмом. - Я не часто говорю так, но я впечатлен.
        - Угу, - сказал Кэз, - у этих ублюдков точно есть штуковины… Подожди, что это было? Вернись назад! Твою мать!
        - Что ты увидел? - сказала Лана.
        - В другую сторону, - проинструктировал Кэз. - Вот! Стоп!
        Гарри снова приблизил изображение и увидел на экране жреца Ада в сопровождении нескольких солдат режима, каждый из которых был ростом не менее семи футов. На плечах самого высокого солдата удобно расположилась Норма.
        - Чтоб я сдох, - выдохнул Гарри.
        Гарри и его Сошедшие стояли, глядя в пустоту на изображение Нормы, окруженной небольшой армией злодеев.
        - Вот ты где, мамочка, - сказал Кэз. - Мы идем за тобой.
        - Готов поставить свою гребаную задницу, - сказал Гарри.
        - А это что? - сказал Дэйл.
        - О Боже, - сказала Лана. - Посмотрите на другого солдата. У него в руках. Это…
        - Отрубленная голова, - ответил Гарри. - Уверен, я предостаточно их повидал.
        Гарри погрузил трость в жидкое изображение еще глубже. Изображение фигур на экране увеличилось.
        - Я до сих пор не знаю, что или как мы видим, но я рад снова увидеть Норму, - сказал Гарри.
        Гарри осторожно вдвинул трость глубже, стараясь не терять из виду жреца Ада с его бригадой. Внезапно жрец и его свита замерли на месте. Демон, несший отрубленную голову, поднял ее, а жрец медленно и осторожно развернулся и начал движение к нему.
        - Чем они занимаются? - спросил Кэз.
        - Ни хрена не врубаюсь, - сказала Лана. - Ведь у этой штуки есть звук?
        - Если и есть, то я еще не понял, где тут кнопка отключения звука.
        Гарри и его Сошедшие наблюдали, как жрец Ада взял отрубленную голову и поднял ее к своему лицу, приложив рот к своему уху.
        - Ты, блядь, шутишь, - сказал Кэз.
        - Боюсь, что нет, дружище, - сказал Гарри, повернувшись к Кэзу. - Эта чертова башка все еще говорит.
        - Ну да, - сказала Лана. - И даже догадываюсь, что.
        До остальных Сошедших тут же дошло. По сигналу Ланы они вернули свои взгляды к экрану и увидели, как жрец Ада опустил голову и смотрит прямо на Гарри и его спутников, словно прекрасно видя объектив, через который за ним наблюдают.
        - Чертовски жутко, - сказал Кэз.
        - Точно, - проговорил Гарри дрогнувшим голосом. - Вот тебе и элемент неожиданности.
        19
        Норма приложила все усилия, чтобы составить в уме приблизительную карту, прослеживая путь, проделанный ею в компании Сенобита, нескольких солдат, мобилизованных им из числа выживших после резни в Бастионе, и еще живой отрубленной головы военного генерала по имени Пентатия, являвшегося одним из самых высокопоставленных чиновников Ада, которого Сенобит обезглавил без колебаний и усилий. И хотя шансы на обратный путь уменьшались с каждой милей, она все еще лелеяла слабую надежду, что сможет найти дорогу назад.
        Когда они покидали Бастион, один из солдат нес Норму на спине. Она все еще обладала достаточной силой убеждения, чтобы заставить своего скакуна, которого звали Нотчи, тихонько описывать ей территорию, по которой они путешествовали за пределами Бастиона. С самого начала сложившееся положение казалось многообещающим, ведь описывая пейзаж, по которому они путешествовали, Нотчи использовал незамысловатую солдатскую лексику. Но его простое красноречие быстро пошло на убыль, как только они вышли за пределы последних улиц Пираты и оказались на пустоши. Ему просто нечего было описывать, кроме отсутствия каких-либо ориентиров.
        - Мы не по дороге идем? - спросила его Норма.
        Нотчи понизил голос, чтобы его ответ не достиг ушей жреца Ада.
        - Единственная дорога, по которой мы идем, это та, что находится в голове у Лорда Искусителя. И если он собьется с пути, мы все погибнем.
        - Как-то не очень утешительно, - сказала Норма.
        Разговор сошел на нет. Нотчи снова заговорил, когда наконец-то пейзаж изменился. Однако теперь виденное им было не так просто описать, и он с трудом подбирал слова. По его словам, по пустыне были разбросаны огромные куски обломков, останки машин, подобных которым он никогда не видел. На его солдатский взгляд все выглядело так, словно здесь прокатилась война, хотя он честно признался, что не видит никакой губительной цели, для которой можно было бы использовать эти огромные разрушенные устройства. А если и были демоны, погибшие во время этой войны, то он не мог этого точно утверждать, поскольку под ногами не было ни единой косточки.
        - А у демонов бывают призраки? - спросила его Норма.
        - Конечно, - ответил Нотчи. - Всегда будут те, кто не захочет расставаться с былым.
        - Если бы это было полем боя, здесь бы бродили призраки.
        - Возможно, так и есть.
        - Я бы об этом знала, - ответила Норма. - У меня с призраками есть способ скрещивать дорожки. Но я не чувствую их здесь. Ни единого. Так что если это и было поле боя, то с него все погибшие ушли на покой. Никогда раньше с таким не сталкивалась.
        - Тогда у меня больше нет идей, - сказал солдат.
        Несмотря на поощрения Нормы, описания становились все более скудными. Но поскольку она сидела у него на плечах, обхватив руками его шею, Норме не составляло труда читать сигналы, исходившие от тела солдата. Его кожа становилась все более липкой, пульс участился, как и дыхание. Он боялся. Норма знала, что не стоит ущемлять его мужское начало, пытаясь успокоить его. Она просто крепко держалась и сохраняла спокойствие. На некоторое время поднялся ветер, его порывы были настолько сильны, что опрокинули бы ее, если бы она была одна.
        А потом, когда от нарастающей скорости ветра Нотчи начал пошатываться, буря совсем улеглась. Никакого постепенного стихания. В один момент на них обрушивался порыв за порывом, а в другой ветер, казалось, совсем исчез.
        - Что случилось? - прошептала Норма Нотчи.
        Звук ее собственного голоса дал ей ответ на загадку. Ветер не перестал внезапно дуть; они просто вышли из него в место, которое, судя по звуку перекатываемой гальки под ногами и ее словам, было похоже на какой-то проход, стены которого искажали звуки, растягивая их или разрезая на кусочки.
        - Пустошь исчезла, - ответил он. - Истории правдивы. Все сворачивается вокруг нас, и нас свернет со всем вместе. Он начал поворачиваться, его дыхание перехватило от паники.
        - Не смей, - сказала Норма, схватив его за ухо и выкрутив его изо всех сил.
        Подобное мог сделать рассерженный родитель с непослушным ребенком, и, возможно, по этой причине ее действие привлекло внимание солдата. Он остановился на пол-оборота.
        - Больно.
        - Хорошо. Так и должно быть. А теперь послушай меня: я не знаю тебя по теплой дырке в холодном трупе, но кровопролития сегодня и без добавления твоего тела в общую кучу было предостаточно. Куда бы он нас ни вел, он знает, что делает.
        - Если бы я испытывал чувства, то сейчас был бы польщен, - заметил жрец Ада с довольно большого расстояния впереди. Стало очевидно, что он слышал каждое слово оброненное Нормой и солдатом. - Конечно ты права. Я зашел так далеко не для того, чтобы отправить нас в забвение. Я намереваюсь показать вам такие достопримечательности… Скоро у вас будут ответы на вопросы, которые вы даже не осмеливались задавать.
        Эти слова прорвались сквозь панику Нотчи. Его сердцебиение улеглось, кожа высохла, и он снова взял себя в руки. И все было так, как и обещал жрец Ада. Через тридцать или сорок ярдов проход закончился разверзшимся выходом.
        - Что ты видишь? - спросила Норма.
        Повисла долгая пауза. Наконец, Нотчи ответил: - Такое огромное, я не уверен….
        - Опусти ее, - сказал жрец Ада.
        Нотчи выполнил указание. Под костлявым телом Нормы галька ощущалась крайне некомфортно. Просидев несколько минут, справа от нее донеслись звук бегущих ног и крики, несомненно, благоговения выходящих из прохода.
        Нотчи отошел, оставив Норме самой интерпретировать произошедшее дальше только по звуку, к чему она была привычна. Она предположила, что, возможно, дюжина или около того существ вышли на пляж, чтобы отдать дань уважения жрецу Ада. Она слышала, как несколько человек, опустившись на гальку, встали на колени или легли, она не могла определить точно, тем самым демонстрируя свое почтение, их крики стихли до свистящего шепота. Только единственный голос возвышался над благоговейным бормотанием - голос пожилой женщины, обратившейся к жрецу Ада на языке, которого Норма не знала.
        - Авоцитар? Лазле. Лазле матта зу?
        - Этер псиатир, - ответил жрец Ада.
        - Сумматум солт, Авоцитар, - произнесла женщина. А затем, очевидно, обращаясь к остальным: - Патту! Патту!
        - Поднимай свой багаж, солдат, - сказал жрец Ада. - Азиль[31 - the Azeel, анг. - имя собирательное, Azeel - значение мужского имени с древнееврейского: - Бог есть моя сила, - Aseel - значение мужского имени с арабского: - "Уникальный"] подготовились к нашему прибытию. Они оснастили наши суда.
        Как только Нотчи водрузил Норму на спину, он заявил: - Я буду рад покинуть это место. Затем более тихо добавил: - И еще больше, когда избавлюсь от этих уродов.
        Норма подождала, пока они тронутся в путь по пляжу и она услышит хруст гальки под ногами, способный заглушить ее речь, и только тогда осмелилась задать свой вопрос: - Что ты имеешь в виду под "уродами"?
        - Они - плоды инцеста, - ответил Нотчи. - Разве ты не чувствуешь их запах? Они омерзительны. Когда все закончится, я приведу сюда отряд и вычищу эту мерзость.
        - Но они же демоны, как и ты, не так ли?
        - Не как я. Их тела уродливы. Головы слишком большие, тела слишком маленькие. Все голые. Это оскорбление их наследственности. Меня тошнит от всего этого. Их следует растоптать.
        - Что за наследственность?
        - Азиль были первым поколением ангелов после падения, сыновьями и дочерьми тех, кто был низвергнут вместе с нашим господином Люцифером. Именно их руками была возведена Пирата. После завершения строительства наш повелитель Люцифер возвестил, что это хорошо, они отправились с ним в свою землю, созданную им для них в награду за их труды. И уйдя в свой потаенный край, их больше никогда не видели. Теперь я знаю почему.
        - А где Люцифер? У него есть своя потаенная страна?
        - Его не было уже много-много поколений. Что касается того, где он сейчас - не мне спрашивать, да и не мое право знать это. Владыка Владык - с нами каждый миг и в любом месте.
        - Даже сейчас?
        - В каждое мгновение. В любом месте, - ответил солдат. - Теперь, если не желаешь идти сама, оставь эту тему в покое.
        Норма и солдат молча шли по берегу, пока Азиль вели жреца Ада и его свиту к их лодкам.
        Теперь Азиль завели ритуальное песнопение, ритмичная мощь коего, нарастающая от фразы к фразе, завораживала своим всепоглощающим ревностным служением. Песнопение смешало мысли Нормы в кашу; она не могла связать вместе два понятия.
        - Им нужно, чтобы ты села в лодку, Норма, - сказал Нотчи. - Могу пойти с ней? - спросил он кого-то и получил желаемый ответ. - Я сяду перед тобой.
        Нотчи снял Норму со своих плеч и осторожно опустил на деревянное сиденье. Она протянула руки в стороны и пробежалась пальцами по резным брусьям. Лодка не отличалась особой устойчивостью. Хотя они находились на мелководье, лодка тревожно раскачивалась всякий раз, когда кто-то забирался на борт.
        - Где он? - спросила она у Нотчи.
        - В первой лодке, - ответил он. - Они вырезали для него что-то вроде трона.
        - Сколько тут лодок? - спросила Норма.
        - Три, - сообщил Нотчи. - Все украшены резными крыльями ангелов по всей длине каждой стороны. Каждая бородка и жилка каждого перышка вырезана идеально. Я никогда в жизни не видел ничего столь прекрасного. Воистину, мы благословлены быть свидетелями таких событий.
        - Забавно, - сказала Норма. - Я никогда так не радовалась своей слепоте.
        Старая демоница, первой обратившаяся к их делегации, заговорила снова:
        - Когда вы уходите, я начинаю большое песнопение, чтобы скрыть любой ваш шум от Куо'ото.
        Это имя вызвало едва слышное бормотание Азилей, находившихся в лодках, - отчаянные молитвы, догадалась Норма, чтобы отвадить Куо'ото, кем бы он ни был.
        - Все вы, - продолжала демоница, - не должны говорить ни слова, пока не доберетесь до Последнего Места. Куо'ото слышит хорошо.
        Это замечание шепотом повторило все собрание.
        - Куо'ото слышит хорошо. Куо'ото слышит хорошо. Куо'ото слышит хорошо.
        Старуха-демон сказала: - Будьте мудры. Молчите. Будьте осторожны. Мы остаемся здесь и создаем шум, который загонит Куо'ото еще глубже.
        Лодки оттолкнули от берега, их корпуса скребли по камням в течение нескольких секунд, прежде чем они выплыли на открытую воду. Затем имевшие весла, один из которых был Нотчи, начали грести, и если судить по силе ветра, обдувавшего лицо Норме, они неслись по воде с огромной скоростью.
        Норма слышала, как нос лодки позади них рассекал воду, изредка раздавался звук удара одного из весел об волну, отходящую от впереди идущей лодки, но в остальном первая часть путешествия, занявшая около полчаса, прошла без происшествий.
        Однако вскоре после этого Норма почувствовала резкое снижение температуры, и по ее коже поползли мурашки. Она чувствовала, как холод обволакивает ее лицо и леденит легкие при каждом следующем вдохе. Несмотря на это, лодки продолжали свой стремительный бег по воде, иногда выныривая из тумана на несколько дразнящих мгновений тепла, чтобы затем снова погрузиться в жесткий, морозный воздух, прежде чем Норма успевала смирить зубную дробь. Шум, издаваемый ею, был достаточно громким, чтобы один из ее попутчиков передал кусок парусины, который Нотчи поместил между ее зубами и заглушил перестук.
        Наконец туман начал понемногу рассеиваться, а затем, когда лодки подошли к берегу, внезапно исчез. В этот момент заговорил Нотчи:
        - О демнище, - сказал Нотчи. - Как красиво.
        - Что там такое? - спросила Норма, наклонившись ближе к нему, но ответа не получила. - Расскажи мне! - сказала Норма. - Чего? Что ты видишь?
        * * *
        На своем веку, на сегодняшний день длящимся намного дольше человеческой жизни, жрец Ада стал свидетелем многого такого, что раздавило бы более слабые разумы, словно яичную скорлупу. Однажды он посетил континент в отдаленном измерении, где обитал единственный вид существ с крапчатым панцирем, размером со сбитую на дороге дворнягу, единственной пищей которым служили свои соплеменники или, если прижмет, свои же фекальные остатки. Воистину, жрец Ада знал о мерзостях не понаслышке. И все же, теперь, когда он находился в месте, где мечтал побывать многие годы - месте, всплывавшем перед его мысленным взором в каждом сне наяву - почему, задавался он вопросом, он испытывает ностальгию по присутствию искалеченных тварей, заслуживавших только его презрение в прежние времена?
        Как только он поднял этот вопрос, ответ был уже известен, хотя в Аду (или вне его, если уж на то пошло) не было ни единой живой души, которой бы он признался в правде, истина оказалась до безобразия простой: теперь, когда он наконец-то оказался здесь, в Нечестивейшем из нечестивых мест, где так долго жаждал оказаться, он испугался. На то была веская причина.
        Его лодка причалила к берегу, и, устремив свой взгляд только на сооружение, он направился к нему, словно мотылек на пламя. И теперь он стоял, погребенный в гнетущей тени величественного здания, настолько секретного, настолько огромного, настолько сложного, что ни в Аду, ни на Земле (даже в самых охраняемых покоях Ватикана, возведенных людьми великого гения, в коих изменялись сами законы физики, и оказывающихся внутри намного больше, чем снаружи) не было ничего даже близко стоящего с местом, где сейчас находился жрец Ада. Остров, на котором было построено сооружение, назывался Япора Яризиак (буквально - "Последняя из Всех Возможностей"), и название было абсолютно точным.
        Все-таки жрец Ада оказался здесь, в конце своего пути, отмеченого множеством предательств и кровопролитий, и его одолевали сомнения. Возможно ли, что все его надежды на откровение были расстроены? Возможно ли, что величие Князя Тьмы не оставило на этом месте никакого следа, из которого, он, Сенобит, не сможет черпать силу и понимание? Единственная причина, по которой жрец Ада пришел сюда, заключалась в том, чтобы предстать перед последним свидетельством гения Люцифера.
        Он ожидал ощутить внутри присутствие Люцифера, способное заполнить пустоту в нем и, тем самым, раскрыть тайный образ его души. Но как бы там ни было, он ничего не чувствовал. Где-то он читал, что создатели Шартрского собора, каменщики и резчики великого фасада, не высекли свои имена на завершенном здании в знак смирения перед Творцом, во Имя которого был воздвигнут собор.
        Возможно ли, задавался он сейчас вопросом, что Люцифер сделал нечто подобное? Намеренно стер отголоски своего присутствия во имя высшей силы? Он вдруг мучительно осознал, что в его череп вбиты гвозди, острия которых вдавились в комковатое желе его мозга. Он всегда понимал, что эта часть его анатомии, лишенная нервов, не может причинять ему боль. Но теперь он чувствовал боль: гнетущую, бессмысленную, одурманивающую боль.
        - Это неправильно…, - сказал он.
        От стен величественного здания не отразилось ни отголоска эха; они поглотили его слова так же, как и его надежду. Он почувствовал, как что-то зашевелилось у него в животе, затем начало подниматься по его измученному телу, набирая силу по мере подъема. На протяжении многих лет он культивировал отстраненность от собственного отчаяния, но оно настигло его в этом месте и больше никогда не сгинет.
        Он лишь повторился: - Это неправильно….
        20
        Гарри с друзьями оставили позади себя такие сцены, к которым их не могла подготовить и тысяча жизней - неистовые безумства Пираты, чумной туман с пустоши, секреты и ужасы Бастиона, - постоянно все глубже погружаясь в тайны внутри тайн. Здесь не было слышно ни плача, ни криков, ни мольбы о пощаде - только шум мелких волн, разбивающихся о камни, хотя в поле зрения не было ни одного водоема.
        Выйдя из башни и покинув город, построенный на холмах, они попали на пустошь, усеянную слева и справа от них техникой, выглядевшей брошенной. Огромные колеса и колоссальные катушки цепей; опрокинутые конструкции высотой в несколько этажей - постичь их назначение было невозможно. Молнии все чаще били вниз и танцевали зажигательную тарантеллу над металлическими конструкциями, отбрасывая в разные стороны снопы искр, которые в свою очередь служили причиной возгорания некоторых деревянных частей устройств. Многие из этих возгораний перерастали в бушующие пожары, дым от которых все больше загрязнял воздух. По мере их продвижения вперед, становилось все труднее разглядеть небо сквозь сверкание молний, так как их перекрывающие друг друга всполохи не вносили ясность в происходящее, но только усиливали царящий вокруг бедлам.
        Наконец, небо, в течение трех или четырех минут молча разряжавшее свои молнии, разразилось громом, раскат за раскатом, каждый последующий заглушал предыдущий. За раскатами грома последовало содрогание земли, что, в свою очередь, привело к опрокидыванию нескольких единиц машинерии, их массивные останки разлетелись на куски, самый маленький из которых был размером с дом.
        Группа ускоряла свое продвижение по мере разрастания масштаба события, разворачивающегося вокруг них. Хотя им дважды пришлось обходить обломки, упавшие на их пути, отбрасывая в стороны массивные куски древесины и покореженного металла, Сошедшие быстро находили верное направление на другой стороне завалов и уже через несколько шагов снова набрали темп.
        Гарри, удерживающий позицию в авангарде, становилось все труднее и труднее держать себя в руках: легкие пылали в груди; голова стучала в такт бешеной скорости сердца; ноги, как у болвана стоеросового, угрожали свалить его в грязь при каждом шаге.
        Лана отставала от него на несколько шагов, разрыв между ними неуклонно сокращался, но Гарри изо всех сил старался сосредоточить свое внимание на дороге впереди, когда ему показалось, что он видит еще одну арку, очень похожую на ту, что они оставили на верхнем этаже Бастиона. Гарри был уверен, что разум разыгрывает его, и в этот момент сомнения его тело капитулировало. Он вдруг понял, что у него ничего не выйдет.
        Его ноги настолько ослабли, что не могли нести его дальше; он даже не был уверен - хочет ли, чтобы они попытались. Он только будет замедлять остальных и подвергнет их опасности. Но он не мог просто взять и остановиться. Ему следует повернуться к своим друзьям и сказать, чтобы они продолжали без него. Он догонит их позже, когда восстановит силы и потушит пламя в легких.
        На пороге галлюцинаторной арки Гарри принудил свое тело повернуться, намереваясь обратиться к друзьям. Пока он оборачивался, его тело, следуя импульсу, подалось вперед, а затем свет погас. Рев, пламя и колебания земли под его спотыкающимися ногами превратились в единую невыносимую напасть, и, лишившись сил, он оступился и отдался во власть гравитации. Он упал в серую грязь, а его сознание, казалось, медленно угасало, унося с собой шум пламени и грома.
        - Смотри, - приказал голос из темноты. Гарри не хотел смотреть. Он уже достаточно насмотрелся. Но этот голос был ему знаком. Он не ассоциировался с каким-то лицом, скорее с чувством и запахом. Воздух был наполнен серой, стыд окатывал его и тянул вниз, туда, откуда, как он думал, он никогда не сможет уйти. А потом он услышал другой голос - с другим набором ассоциаций - и Гарри вздрогнул.
        - Гарольд?
        Это был Кэз Гарри слышал его совершенно отчетливо. Он приоткрыл глаза. Кэз присел на корточках рядом с ним.
        - Ты выбрал удачное время, чтобы рухнуть на задницу, чувак, - сказал Кэз. Говорил он тихо, почти шепотом.
        Гарри поднялся из грязи и повернулся, чтобы рассмотреть тверди небесные.
        - Как долго я был в отключке? Куда подевалась гроза?
        - Минуту, может, меньше. В одно мгновение мы едва могли видеть друг друга, а затем появилась еще одна арка - посреди гребаного нигде. Смотри. Кэз указал назад, на вершину склона, где в воздухе виднелся разлом. - Мы прошли через это. В дальнем конце прохода между двумя ландшафтами сверкали молнии. - И оказались здесь.
        Гарри переместил свое ноющее тело в сидячее положение и осмотрел окружающий пейзаж. Громадные машины исчезли, как и серая пыль, в которой они лежали, их сменил пологий склон, усеянный галькой, тонкими деревцами и мелким кустарником и спускавшийся к девственному водоему. Лана присела в нескольких ярдах от Дейла и глядела на невозможно чистую воду. Дейл отважился подойти ближе к воде, несомненно, рассуждая о ее пригодности для питья.
        - Не понимаю, - спросил Гарри. - А где Пинхуй? Мы сидели у него на хвосте, а теперь он…
        - Бататэ ка джисисимо! - закричал, подобный грохотанию щебня, женский голос, прерывая вопрос Гарри.
        - Какого хрена? - изумился Кэз.
        - Думаю, сейчас узнаем, желаем мы того или нет, - сказал Гарри.
        Сошедшие едва успели обнажить оружие, как из-за изгиба берега показалось какое-то существо. Она выглядела как недоделанный демон: приземистая, ростом не более трех с половиной футов, а ее лысая голова по своей форме и относительной пропорции к телу - как у зародыша. Она была нагой, но с головы до ног покрыта въевшейся в кожу грязью. Она остановилась, как только увидела Сошедших, и, несмотря на их оборонительные стойки, ее лицо озарила широкая улыбка.
        - Бататэ ка джисисимо? - повторила она снова. Никто не проронил ни слова, поэтому она повторно отчеканила последнее слово по слогам еще раз, как будто до Гарри и компании медленно доходило.
        - Джи-си-си-мо?
        - Кто-нибудь что понял? - спросил Гарри, поднимаясь на ноги, рука его приблизилась к месту, где был спрятан нож.
        - Определенно нет, - заявила Лана.
        - Никак нет, - сказал Кэз.
        За демоном послышался новый перекат гальки, и пляж озарился теплым светом. В поле зрения появилось несколько больших сплетенных из огня шаров, висящих в двух-трех футах над пляжем, а затем, поравнявшись с демоницей, они все вместе в одном стремительном движении взмыли вверх, образовав неровный круг над пляжем.
        Появилась сопровождавшая ее свита - компания из тридцати демонов мужского и женского пола, все они были столь же странных пропорций, как и демоница. Каждый из них был наг, если не считать все той же запекшейся въевшейся грязи, которой они жирно намазали свои тела и волосы, заплетенные в дреды, так что локоны теперь полузатвердели.
        Гарри ослабил хватку на оружии и вздохнул.
        - Если это ловушка, то я слишком устал, чтобы париться, - сказал он.
        Племя приближалось. По мере их продвижения, из толпы выступила еще одна женщина-демон. Она была стара, ее груди обвисали вдоль ее тела, а дреды были достаточно длинны, чтобы слегка касаться земли.
        - Гарри Д'амур, - произнесла пожилая демоница. - Свидетель.
        - Что? - спросил Гарри. - Кто сказал тебе такое?
        - Чернота Внутри, - проговорил демон-мужчина, стоявший в задних рядах, его голос был таким же четким и уверенным, как и у остальных членов племени. Существо продолжало говорить: - Он прийти раньше. Он иметь слепую женщину. Он сказать, что ты прийти после. Свидетельствовать.
        - Ну, он ошибался, - возразил Гарри.
        - Две сотни и один и тридцать демонов ты положил, - заметил еще один член племени, более молодое существо, которое без видимой причины бахвалилось примечательной эрекцией и небрежно поигрывало рукой во время разговора. - Истребитель демнища, Гарри Д'Амур.
        - Я не веду подсчет, - сказал Гарри. - Но если ты прав, и ты продолжишь рукоблудничать, очень скоро будет двести тридцать два.
        Это замечание вызвало неодобрительный ропот среди собравшихся.
        - Этого быть не может, - сказал один из них. - Мы слишком близко к тому, кто спит. Есть святая земля.
        - Тот, кто спит? - произнес Дейл себе под нос. - Я встречал трансвеститов с более страшными именами.
        - Кто такой тот, кто спит? - спросил Гарри, бросив на Дейла укоризненный взгляд.
        - Он есть она есть оно есть всё.
        Эта фраза вызвала одобрительные возгласы толпы и то тут, то там выкрикивалась снова и снова: - Он есть она есть оно есть всё!
        - Я не знал, что Ад политеистичен, - сказал Гарри.
        - Ты скоро обретать истину, Гарри Д'Амур, - промолвила старая демоница. - Мы, Азиль, совершаем для вас плавание.
        Она указала своим узловатым пальцем на место, расположенное дальше по берегу. Там команда демонов еще более странных пропорций вытаскивала на берег три великолепно изготовленные лодки.
        - Лодки? - спросил Гарри. - И они для нас?
        - Азиль помогать свидетелю свидетельствовать. Чернота Внутри командует.
        - Этот гребаный день становится все страннее и страннее.
        21
        Азиль проводили Сошедших с вершины пляжа к лодкам. Каждая лодка, как увидел Гарри, была достаточно большой, чтобы перевозить не менее десяти человек. Гарри и его друзья сбились в кучу, и по мере того, как старая демоница говорила, Гарри все больше раздражали земные идиомы в отношении подземного царства. Зачем кому-то вообще нужна вода со льдом в Аду? - удивлялся он про себя. Здесь было и так чертовски холодно.
        - Одна лодка для спасателей, - сказала демоница, - на случай, если лодка переворачиваться от буйства озера, ясно?
        - Оно не выглядит очень неистовым, - сказала Лана.
        - Куо'ото, - односложно ответила демоница.
        - Gesundheit[32 - Gesundheit, нем - здоровье, "Будьте здоровы!" (при чихании)], - сказал Дейл.
        - Отлично. А для чего тогда другие лодки? - спросил Гарри, кивнув в сторону второй лодки, в которую загружалось не менее девяти пассажиров. Все демоны. Четверо из них были молоды, едва достигшие подросткового возраста. Они встали на колени в два ряда по двое в передней части лодки и опустили головы. Позади них стоял Азиль - мужчина, выглядевший намного старше женщины-демона. Он тоже опустился на колени, склонив голову. Четверо сильных молодых демонов взялись за весла.
        - Ах, - сказала демоница, кончик ее хвоста мелькал туда-сюда, как у кошки. - У нас нет безнадежных. Но если кровотечение должно быть, то они будут делать кровотечение.
        - Она говорит о жертвоприношении? - сказала Лана. - Потому что меня это не устраивает.
        - Гарри Д'Амур. Свидетель. Азиль помогать. Пожалуйста. Если Гарри Д'Амур вернуться живым, Азиль будет вести к дырам червей.
        - Не безнадежные? - спросил Гарри. - Дыры червей? Кровотечение? О чем ты, блядь, говоришь?
        - Чернота Внутри ждет.
        Ропот благоговения пронесся по собранию демонов.
        - Да-да, Чернота Внутри. Это единственное, из всего что вы продолжаете повторять, имеет хоть какой-то чертов смысл. Норма была с ним?
        Азиль примолкли. Гарри посмотрел на своих друзей, потом обратно на демонов и снова спросил:
        - Норма? Человек? Слепая? Женщина? Старая?
        И снова его вопросы были встречены растерянным молчанием.
        - Гарри, - сказала Лана, коснувшись его руки. - Давай отправляться. Они ничего не знают.
        Гарри надавил на них в последний раз.
        - Чернота Внутри. Он сказал обо мне что-нибудь еще, кроме того, что я его свидетель? Какое-нибудь послание?
        - А-а, - сказала старая демоница с волнением в голосе. - Послание. Да! Да! Чернота Внутри говорить послание. Чернота Внутри говорить: - Гарри Д'Амур плыть, - пока она говорила, женщина указывала на лодки одним искривленным пальцем, - а не то Без Глаз отправится в вечный сон.
        Это было все, что Гарри нужно было услышать.
        - Ну тогда, - сказал Гарри, направляясь к лодке, - не будем заставлять его ждать.
        - Ты уверен, Гарольд? - спросил Кэз.
        - Ты же слышал старую каргу. Без Глаз. Это Норма. А вечный сон? - Сказал Гарри, поднимаясь на борт лодки. - Думаю, это тебе объяснять не нужно.
        Остальные Сошедшие забрались на борт среднего судна следом за Гарри, и всего через несколько ритмичных взмахов весел три лодки оказались в бескрайней темноте, раскинувшейся над озером. Когда Гарри оглянулся через плечо, на пляже не осталась только узкая полоска мерцающего света, которая продолжала уменьшаться с каждым гребком. Гарри наблюдал, как старуха-демон, оставшаяся на берегу, слилась с линией горизонта, оставив его и его друзей посреди безбрежных, необычайно спокойных вод Адского озера.
        Наступил период удивительного спокойствия; единственным звуком, который можно было услышать, исходил от погружающихся в воду весел и их последующего подъема - погружение, подъем, погружение, подъем - и тихое шипение лодок, рассекающих кристальные воды. Гарри внимательно изучал темноту, в которую они направлялись, высматривая их пункт назначения. Над озером нависли огромные грозовые тучи, или так ему показалось в одно мгновение, а в следующее они уже не казались тучами, а скорее строением, возвышавшимся с такой решимостью, что его самые верхние шпили были лишь в дюймах от каменного небосвода. Но не успел его взгляд охватить все строение целиком, как оно растворилась в воздухе. Затем он повернулся к своим друзьям и заговорил:
        - Так что же находится в конце радуги? Есть какие-нибудь предположения?
        - Святилище, - ответил один из гребцов.
        - Кого?
        Второй гребец, засуетившись, вдруг поднес палец к губам и прошипел: - Тссс.
        Четверка гребцов тут же выдернула весла из воды. Лодка бесшумно скользила по безмятежному водоему, и в безмолвии Гарри понял предупреждение демона: он услышал медленный, ноющий скрежет огромных колес, как будто какой-то механизм, не использовавшийся многие сотни лет, пробуждал свои шестеренки от великого сна, стремясь привести в движение древнее тело. Источник гула было невозможно определить: казалось, он исходил отовсюду.
        - Куо'ото…, - пробормотал Гарри.
        Гребец молча кивнул, указывая одним пальцем вниз на что-то под лодкой.
        Прищурившись, Гарри медленно заглянул за борт лодки и почувствовал, как у него сводит кишки. Гарри, не мигая, уставился на пульсирующего гиганта, тело которого извивалось в глубине нетронутых вод. Он не обманывался, будто имеет представление о его масштабах или форме. Это существо не походило ни на одного обитателя глубин, которых он когда-либо видел. Вместо этого оно напоминало огромную многоножку, чьи переплетенные внутренности были видны сквозь полупрозрачный панцирь.
        Когда Гарри уставился на чудовище, оно подняло свою замысловатую голову и уставилось на него. Поначалу казалось, что его голова состоит не более чем из таких же чешуек, как и все тело, за исключением того, что они были совершенно непрозрачны. Чешуйчатая, безликая морда смотрела на Гарри - по крайней мере, ему так казалось, - а затем, после пары минут бесплодного изучения, непрозрачные панцири разошлись в стороны и, наконец, открыли истинный облик левиафана.
        Расстояние от бровей до подбородка составляло около тридцати футов, но даже в такой огромной форме чувствовалась человечность; глаза - глубоко посажены, а вокруг черного горизонтального разреза, сейчас фокусировавшегося на нем, было кольцо молочной белизны. Его нос больше походил на нос летучей мыши, приплюснутый и разверстый, но рот был полностью человеческим. Даже сейчас выглядело так будто оно улыбается, обнажая при этом сдвоенные ряды кислотно-синих зубов. Продолжая улыбаться, темные прорези его зрачков в мгновение ока распахнулись во всю ширь, до последней капли вытесняя яркость белков. Затем, не сводя взгляда с Гарри, оно начало подниматься, слева и справа по его плоти пробегали перистальтические волны, благодаря чему его бесчисленные ноги двигались с максимальной эффективностью, поднимая его огромное тело (которому в данный момент Гарри не видел конца) к поверхности. Гарри продолжал наблюдать, молча провоцируя зверя схватить себя.
        По мере подъема чудовища, Гарри осознал, насколько он ошибался в своих суждениях о глубине вод. Будучи непривыкшим смотреть в столь прозрачную воду, он решил, что Куо'ото находится относительно близко к поверхности. Он ошибался. Озеро было глубоким, на столько глубоким, что казалось бездонным, и Гарри не имел ни малейшего представления насколько огромной была эта сущность в действительности. Два верхних сегмента своими размерами смахивали на синего кита, но при всей своей масштабности оно двигалось с необычайной грацией, движения его ног и змиевидные колебания тела почти завораживали.
        Именно голос Кэза вывел Гарри из гипнотического состояния.
        - О, черт, - сказал Кэз. - Не могу смотреть на это.
        - Шшш, - потребовал Дейл.
        - Господи Иисусе, - произнесла Лана. - Этого ведь не может быть на самом деле, да?
        Гарри поднял голову и, к своему удивлению, понял, что его друзья говорят не о Куо'ото. До них еще не дошло, что за исполинское существо скрывается под их крошечным суденышком. Их взгляды были прикованы к первой лодке, где старик, сидевший позади молодого Азиля, поднялся на ноги. Юноши перед ним уже стояли, откинув головы назад и демонстрируя свои незащищенные горла.
        - Яз Нат, их. Куо'ото, рих, - произнес старший демон.
        Затем лезвие рассекло нежную молодую плоть первого юноши. Демон-подросток был предан водам. Его труп быстро погружался под воду благодаря грузам, привязанным к ногам. Кровь толчками изливалась из разрезов, сделанных опытной рукой старшего демона, образуя клубящееся багровое облако. Гребцы быстро продолжили путь с удвоенной скоростью.
        Наблюдая за тем, как молодой демон с трудом пытается сделать последние мучительные вдохи, Гарри почувствовал себя плохо, а его мысли начали блуждать по тому переулку Нью-Йорка, когда он был вынужден смотреть, как Грязнуля издает свои последние прерывистые крики о помощи. То было убийство. Происходящее сейчас было жертвоприношением, хотя Гарри задавался вопросом, существует ли какое-либо различие у демонов.
        - Всем смотреть только вперед, - приказал Гарри, переводя взгляд на существо в глубине. - Нам не следует подвергать сомнению их ритуалы.
        Волнение вокруг лодки все усиливалось, и сквозь окровавленную воду, пока лодки проплывали над существом, Гарри увидел, как огромная форма раскрывается и засасывает труп в свою зияющую пасть.
        - Еперный театр, - воскликнула Лана.
        - Сказал же - смотреть вперед, - предупредил Гарри.
        - Что случилось? - сказал Дэйл.
        - Проблема в том, - сказала Лана, - что как только я произнесу слова "не смотри вниз", - ты…
        - Ох, Господи помилуй, - проговорил Дэйл.
        - Точно, - сказала Лана. - Предлагаю вернуться.
        - Поддерживаю, - сказал Дейл.
        Только Кэз не посмотрел. Его глаза были закрыты, и дрожал он не только от холода. - Я насмотрелся уже, - пояснил он. - И уверен, что еще придется повидать. Так что в этот раз я пас, если не возражаете.
        Дейл потянулся к Кэзу и сжал его ладонь. Гарри поднял голову и обнаружил, что их пункт назначения - противоположная сторона озера - уже близко. Как только они оказались на небольшом расстоянии от скалистого берега, гребцы выпрыгнули из лодки и быстро вытащили ее на берег. Для спешки были веские причины. Воды в непосредственной близости к берегу неистово вздымались и пенились. Подплыла вторая лодка и, будучи подхваченной пенистой волной, поднятой извивающимся Куо'ото, перевернулась, а все находившиеся на ней Азили ударились в панику. Гарри бросился на пляж и вытащил из воды несколько демонов. И не успели все очутившиеся в воде добраться до берега, как на них с силой налетела третья лодка. Мощи волны хватило, чтобы выбросить хрупкое судно из воды на твердую землю. После того как все благополучно выбрались на берег, за исключением единственной сакральной жертвы, Гарри зашагал по пляжу промеж выживших, чтобы получить четкое представление о находящемся, как он выразился, на конце радуги. Когда он смог разглядеть, то почувствовал, как подгибаются ноги.
        Это оказалась башня, настолько внушительная, что Гарри не смог полностью охватить ее взглядом. Монумент перед ним возвышался на такую невозможную высоту, что было трудно понять, где заканчивается небоскреб и начинается небо. Не было ни каких сомнений, что это - шедевр Люцифера. От страстно украшенных каменных ступеней, на которых сейчас стоял Гарри, до самых высоких шпилей, количество которых не поддавалось подсчету, все указывало - это явно работа дьявола, и открывшееся зрелище наполняло Гарри в равной степени как ужасом и так благоговением.
        Гарри знал об архитектуре очень мало, но достаточно, чтобы понять, что труды Люцифера здесь впоследствии послужили вдохновением для всей архитектуры мира живых, воплотившемся в готических творениях. Он побывал в некоторых из них во время своих путешествий по Европе: в соборе Святого Креста и Святой Евлалии в Барселоне, в соборе Бордо[33 - скорее всего, имеется в виду собор Святого Андрея в Бордо] и, конечно же, в Шартрском соборе, где он однажды нашел убежище от ослепляющей пурги, только что убив на улице демона, растлевавшего детей до смерти с помощью порочных детских песенок.
        Но ни одно из этих строений, какими бы огромными, амбициозными и продуманными они ни были, не сравнится с этим громадным сооружением. Контрфорс за контрфорсом, шпиль за шпилем, собор возносился с такой претенциозностью, о которой только существо, полностью уверенное в своих силах, осмелилось бы мечтать, а тем более воплотить в жизнь.
        Гарри вспомнил об огромных устройствах, разрушавшихся под спудом веков, и которыми был усеян их путь сюда. То были не остатки военных машин, как он предполагал. Это то, что осталось от устройств, построенных для добычи и транспортировки камней туда, где каменщики могли их обрабатывать и готовить к установке на отведенные им места в огромной конструкции.
        Даже для Люцифера, имевшего в распоряжении силы падшего ангела, возведение собора должно было стать непростой задачей. Привлечение своих собратьев - падших ангелов и другие поколения демонов, появившихся в результате соблазнений и изнасилований падшими, и, благодаря силе воли и интеллекта, превращение их, в какой-то степени, в каменщиков, закладчиков фундамента и зодчих шпилей, всех тех, кто необходим для возведения подобного сооружения, должно было стать испытанием на пределе возможно ума и амбиций Люцифера. Но так или иначе это было сделано.
        - Слышал ли кто-нибудь из присутствующих здесь когда-нибудь о Сошествии? - спросил Дэйл, нарушая тишину.
        Никто не ответил.
        - Это время между распятием Христа и его Воскресением, - продолжил он. - История гласит, что Христос спустился в ад, ходил среди проклятых и освободил многих из них. Затем Он вернулся на Землю и разрушил оковы смерти. Это якобы первая и единственная амнистия, которую когда-либо знал Ад.
        - Если это правда, а случались и более странные вещи, - ответил Кэз, - значит, выход есть.
        - "Deus ex Inferis?"[34 - Deus ex Inferis, лат. - дословно: - "Бог из Ада"] - спросил Гарри. - Нам придется очень постараться. Будем надеяться, что мы падем не слишком глубоко.
        КНИГА ТРЕТЬЯ
        Денница
        Мы никогда не слышали версию дьявола, всю книгу написал Бог.
        - Анатоль Франс
        1
        Гарри передал, что им следует рассредоточиться и искать путь в собор. Лана и Дейл, сопровождаемые несколькими демонами, пошли в одну сторону. Гарри и Кэз пошли в другую. Гарри пришло в голову, пока он направлялся вдоль стены собора, выходящей на берег, что если что-то когда-либо взывало к творцу своего создателя: - Посмотри, что я сделал, Отец! Разве ты не горд? То это - мерзость, сотворенная Люцифером. Умоляющий вопрос, как предположил Гарри, остался без ответа.
        Пока он искал любой вход в собор, спокойные воды озера слегка всколыхнул Куо'ото, подняв из воды одну из своих сегментированных ног, напоминая о своем смертоносном присутствии. Гарри переключил свое внимание с озера на собор и пошел с Кэзом, тенью следовавшим за ним, обратно к передней части здания.
        - Сукин сын, - сказал Гарри, повернувшись к Кэзу, - с этой стороны двери нет.
        - Да, ни одной не видать, - сказал Кэз. - Но мы оба знаем, что это не одно и тоже.
        - Кэз, ты столь мудр.
        - Не насмехайся надо мной, Гарольд. В следующий раз, когда тебе понадобится новая татуировка, моя рука может и дрогнуть.
        - Ты вот скажи мне, старый друг Кэз, - сказал Гарри, меняя тему разговора. - Зачем кому-то вкладывать столько труда во что-то и скрывать это от всех?
        Кэз посмотрел на непристойность и пожал плечами.
        - Хотел бы я знать.
        - Ага, - откликнулся Гарри, глядя на фасадные высоты. - Может, там есть проход. В этом было бы столько же смысла, сколько и во всем остальном касательно этого богом забытом…
        - Д'Амур! Д'Амур!
        - Это Лана, - сказал Кэз.
        - Я вижу ее, - ответил Гарри.
        Она бежала вдоль пляжа.
        - Что случилось? - прокричал ей Гарри.
        Лана выкрикнула односложный ответ: - Дверь!
        Вход в собор находился в задней части здания, сами двери были высотой пятнадцать футов и сделаны из темной, повидавшей виды древесины, утыканной рядами гвоздей с головками в виде пирамид. Одна из дверей была слегка приоткрыта, но ничего из внутреннего убранства здания не было видно.
        - Кто-нибудь еще это чувствует? спросила Лана, касаясь шеи сзади.
        - Однозначно. - Гарри кивнул.
        Гарри беспокоился, что его татуировки, перегруженные опасностью вокруг, исчерпали себя. Но теперь, когда он стоял перед этим огромным порталом, а его взгляд блуждал по аркам, изобилующим узорами, Гарри почувствовал, как они задергались изо всех сил. Их предупреждения ничего не меняли; он отправился на поиски двери не для того, чтобы неуверенно топтаться на ее пороге.
        - Ладно, - сказал Гарри, - чтобы все было ясно, здесь нет героев: только мертвые и не мертвые. Поняли?
        - Что будет, если умереть, находясь в аду? - спросил Дейл, глядя на щель между створками.
        - Если узнаешь, - сказал Гарри, - дай мне знать.
        С этими словами он вошел в собор Люцифера. Когда Гарри вошел, сделав три или четыре шага от порога, он остановился, ожидая, пока глаза привыкнут и разберут из чего состоит интерьер. То, что он смог разглядеть, когда его глаза окончательно приспособились к полумраку, заполнило все поле зрения по всем направлениям - от пола в ярде от того места, где он стоял, до сводчатых потолков, поддерживаемых двойными рядами колонн в обхвате больше зрелой секвойи, но на что именно смотрели его глаза, было трудно понять.
        Все, что не являлось неотъемлемой частью строения, как то: камень, мощеный пол, исполинские колонны, ребра сводов и сложная каменная кладка между ними, выглядело призрачным, и подобная прозрачность позволяла видеть сквозь по всем направлениям. Весь интерьер, казалось, состоял из работ сотен амбициозных рабочих, вооружившихся строительными лесами, чьи труды бросали вызов всем законам физики. Сухопарые башни поднимались от пола до потолка в полутысяче мест, образуя некое единство благодаря переплетению стержней, перекрещивающихся между ними. В некоторых местах лестницы уносились в высоту, в других - зигзагообразные лестничные пролеты, соединявшие одну башню с другой. И как только он начинал тешить себя мыслью, что немного разобрался в общей конструкции, ему преподносились очередные поразительные сюрпризы. В одном месте строительные леса, казалось, были оккупированы чудотворными пауками, создавшими огромные вертикальные паутины, претендующие на элегантность, но периодически уступающие хаосу; некоторые из них непрестанно вращались по спирали, некоторые напоминали ступени, другие ощетинились колючками.
И по всей этой призрачной обстановке перемещались наистаннейшие машины, формами напоминающие гигантские кристаллические человеческие скелеты, одетые в полупрозрачные оболочки, и курсирующие по одному и тому же маршруту - одни в составе величавых процессий, другие в гордом одиночестве.
        Эти фигуры и устройства, заполнявшие собор, были абсолютно бесшумны, что только усиливало их таинственность. Гарри долго наблюдал за ними, стоя на одном месте, одновременно завороженный и смутно разочарованный. Ничто из увиденного не отвечало его ожиданиям. По его опыту деятельность Ада на Земле всегда носила физический характер. Демоническая душа - если таковая существовала - знала природу физического бытия: она была сладострастной, прожорливой и одержимой погоней за ощущениями. Гарри всегда представлял себе, что если когда-нибудь столкнется с Дьяволом, то увидит самое яркое доказательство такой доктрины. Он всегда полагал, что где Дьявол, там и все плотские излишества. Но представшая экспозиция огромных шелестящих форм не наводило на мысль о рассаднике разврата; скорее, здесь было умиротворяюще - даже красиво в своем роде. Гарри не мог взять в толк: каково место Дьявола в этом мире покровов и грез.
        - Гарольд?
        Голос Кэза вернул его к реальности. Гарри оторвал взгляд от машин и увидел, что все глаза устремлены на него.
        - Прости? - сказал он.
        - Ты хоть что-то услышал из сказанного мной?
        На мгновение он уставился на них, подыскивая слова, и, обнаружив, что их нет, просто покачал головой в знак отрицания.
        - Оставайся со мной, ладно? Мы не можем тебя потерять, - мягким тоном проговорил Кэз.
        - Кэз, отвали. Я в порядке. Просто… я ожидал другого.
        - Хорошо. Просто проверяю. Думаю, Дейл нашел подвал.
        Как по команде, позади Кэза, откуда-то снизу показалась голова Дейла.
        - Они точно пошли туда, - сказал он. - Я все еще чую их. Лыко да мочало… опять.
        - Я и сам не смог бы сказать лучше, - ответил Гарри. - Держись, Норма. Мы почти на месте.
        Говоря так, он шел твердым шагом к тому месту, где появилась голова Дейла. Сначала показалось, что Дейл парит в воздухе, но когда Гарри пересек огромное фойе и приблизился, то увидел, что Дейл стоит на призрачной полупрозрачной лестнице. И хотя он видел, что Дейл спокойно стоит в нескольких шагах от него, Гарри пощупал перед собой носком ботинка, проверяя неясную ступеньку под ногой, и, обнаружив, что она совершенно твердая, Гарри начал спуск.
        2
        - Наконец-то мой король лежит передо мной, - выдохнул жрец Ада. Он разговаривал с Нормой, стоявшей рядом с солдатами-демонами в вестибюле на нижнем этаже огромной башни Люцифера. - Теперь ничто не останется прежним. Повернувшись к солдатам, жрец Ада сказал: - Ваши обязанности - ждать здесь до следующих распоряжений.
        - Так точно, мой повелитель. Ответили они в унисон, в их голосах слышалась дрожь.
        Сенобит отвернулся от них и встал лицом к двери. Как и все остальное в причудливом соборе, дверь перед ним была богато декорирована. Некий мастер вырезал на дереве сотни строк иероглифов, значение которых было непостижимо для Сенобита.
        Он изучил все языки - даже семиотику существ, которые едва взаимодействовали с нематериальным миром, не говоря уже о материальном. И все же беглого осмотра крошечных символов было достаточно, чтобы убедиться, что перед ним язык, подобного которому он никогда раньше не видел. Мораль была проста: как бы тщательно ни готовился он к этой встрече с наилюбимейшим Ангелом Господним, полной готовности достичь невозможно или даже чего-то близкого. Усвоение содержимого всех библиотек за всю историю было бы недостаточно при подготовке к предстоящей встрече.
        Сенобит тихо выдохнул и придал своему лицу выражение смирения. Оно казалось совершенно чуждым его облику. Он не являлся существом, созданным для раболепия. Но он слышал бесчисленные истории о том, сколь мало нужно, чтобы вызвать гнев Дьявола. Он не собирался совершать подобную ошибку. Не теперь.
        С застывшим лицом он взялся за ручку и повернул ее. Дверь мгновенно откликнулась, хотя и не открылась. По крошечным рядам символов пробежало мерцание. То тут, то там глифы вспыхивали и исчезали, будто сгорая. Здесь был задействован некий шифр, догадался жрец Ада, символы приносились в жертву пламени по какому-то принципу, неведомому ему. Сканирование строк продолжалось до самого низа двери, а затем прервалось.
        Жрец Ада ждал, с трудом скрывая свое нетерпение. Шли секунды, складываясь в минуты. Дверь не двигалась. Жрец Ада редко не находил нужных слов или не знал что делать, но в этот момент он растерялся. Собираясь во всем своем порочном великолепии, иллюзорные образы событий, приведших его в это место и время, вставали перед его мысленным взором: волшебники в своих пентхаусах или лачугах, все без исключения изрыгавшие проклятия, пока крючья Сенобита сдирали их плоть и гнули их кости вопреки природному замыслу. Все, за исключением лишь некоторых, выдали свои секреты, прежде чем им было даровано быстрое упокоение за их покладистость.
        Он также видел запятнанные и пожелтевшие страницы всех редчайших магических книг: книг, содержащих обряды призыва и изгнания, законы, иерархии и заклинания, книг, которые он выучил наизусть, книг, которые отправились в печь после того, как он закончил их изучать, чтобы остаться единственным обладателем знаний, заключенных в них.
        И все это время - истребляя, поглощая, и двигаясь дальше - он лелеял картину того, как это будет, выучив все, что нужно, быть готовым предстать перед Падшим, предлагая свои услуги во служение величию. И вот он здесь, готов на сколько возможно, переполняемый знаниями и амбициями, пропитанный убийствами с макушки до подошв - и все же дверь не открывалась.
        В нем закипала ярость, он поднял руки, сам того не осознавая, и издал звук, бывший предсмертными криками всех погибших ради того, чтобы он мог здесь оказаться. Ладони сжались в кулаки, и кулаки обрушились на эту изощренную, непостижимую дверь, неся в себе и за собой неумолимую силу знания, устремленного к божественным высотам. Звук, прозвучавший после удара в дверь, не был звуком плоти о дерево; это был звук сейсмического сотрясения, разверзшего трещины в стенах и полах и обрушившего большие куски мрамора с потолка. Стражники не ослушались приказа своего господина. Они, не сходя с места, отбивали и разбивали любой падающий кусок мрамора, способный причинить вред им или их слепой обузе.
        - Что происходит? - осведомилась Норма.
        Прежде чем кто-то из солдат успел ответить, кулаки жреца Ада обрушились на дверь во второй раз, причем сила удара только усугубила повреждения. В полу образовался разлом шириной в ярд и более, пересекший помещение от находящейся рядом запечатанной двери до лестницы, по которой он затем поднялся, петляя между стен. Жрец Ада не потрудился обернуться, чтобы оценить нанесенный им ущерб; дверь по-прежнему насмехалась над ним. На мгновение он приостановился, чтобы внимательно осмотреть толстые доски, ища малейшую царапину или трещину, указывающую на то, что его натиск возымел какой-то эффект. Проклятая дверь осталась невредимой.
        Тогда он уперся в нее плечом, вся его фигура как будто раздулась от бушевавшего в нем гнева. Его сановная мантия, ставшая заскорузлой и хрупкой от крови, разбрызганной в бесчисленных комнатах, где он искушал и пытал, местами порвалась, а в местах переплетения мантии с его собственной плотью, теперь открывались новые раны, проливая его собственную кровь на одеяния.
        Он погрузил руки в струйки крови, но та текла недостаточно быстро, чтобы соответствовать его разъяренному состоянию, поэтому он впился себе грудь, где его мускулатуре, навсегда лишенной кожного покрова, не позволялось заживать по причине скрупулезной чистки ее поверхности самим жрецом. Он принялся за эти застарелые раны с обезображивающим неистовством, срывая одеяния, с целью полностью оголить грудь, на которой пульсировали обнаженные вены, как бы охотно подставляя себя для удовольствия. Затем он сдернул клочья кожи и ткани, висевшие у него на поясе, и выбрал два ножа с короткими лезвиями - инструменты, предпочитаемые им для интимной работы с особо непокорными людьми - и впервые в своей истории обратил их на себя: используя кривое лезвие для вскрытия вен, а прямое - просто вонзая в мышцу и кость, а затем дергая лезвие вверх и наружу, прежде чем снова вонзить его. Кровь хлынула из его тела. Пока вены еще пульсировали, он поднял свои алые кулаки и ударил в дверь, как и в первый раз. Кровь инициировала новое и чрезвычайно быстрое сканирование строчек крошечных иероглифов; каждый из них, казалось, был
из легко воспламеняющейся субстанции.
        Однако жреца Ада не интересовала реакция, вызванная его штурмом. Охваченный яростью, он просто продолжал отбивать барабанную дробь, кровь хлестала из его груди, заливая руки, пока он бил ими по дереву, снова и снова, и снова. И тут раздался звук, будто одновременно закрутилась тысяча подшипников.
        Он замер и впервые увидел, что пылающие перед ним глифы задвигались, переворачиваясь снова и снова, а огонь разгорается всё ярче с каждым поворотом. Он посмотрел вниз чтобы увидеть, как лужи крови вокруг его ног также пришли в движение. По крайней мере, в дюжине мест сформировались отдельные потоки, которые, не подчиняясь гравитации, направлялись к двери. Начиная с правого нижнего угла и далее по неподдающемуся расшифровке тексту справа налево, начертанные на двери глифы ненадолго раскалялись добела, а затем сгорали один за другим - и так до конца строки, затем наступал черед следующей… справа налево… снова и снова. Скорость выжигания увеличилась настолько, что третья строка сгорела в два раза быстрее первой, а шестая - вдвое быстрее третьей.
        Дверь открывалась.
        Ему нужно обождать всего полминуты, прежде чем можно будет войти, но он уже чувствовал, как волны холодного воздуха окатывают его лицо и тело. Пазухи ожгло горьким ароматом. Он прокрутил в голове возможность как-то заявить о своем присутствии, но все из придуманного не звучало иначе как жалко с учетом обстоятельств исключительной важности, поэтому он предпочел сохранить молчание. Жрец Ада не сомневался, что сила, ожидающая его внутри, знает о своем посетителе все, что ей нужно знать. Лучше хранить почтительное молчание, решил Сенобит, и говорить только когда к нему обращаются.
        Последняя строка глифов уже исчезла, и дверь открылась полностью. Он ждал, затаив дыхание, полагая, что, возможно, Дьявол снизойдет произнести какие-то слова приглашения. Не доносилось ни звука. Через некоторое время Сенобит взял инициативу в свои руки и перешагнул через порог в покои.
        Первое, на что он обратил внимание, были источники света, расположенные прямо в полу; из невидимых подсвечников в мраморе вырывались тысячи язычков пламени высотой в палец, и все они горели могильным холодом. Их свет освещал помещение, не имевшее ни малейшего сходства ни с величественным внешним видом собора, ни со зрелищем недоделанных вещей, заполнявших его интерьер.
        Это место, как увидел жрец, было почти таким же широким, как сам собор над ними. Длина его, однако, оставалась загадкой. Все пространство было заполнено шкивами и поршнями, цилиндрами и коленчатыми валами, образующими под потолком сложные гудящие конструкции, спускавшиеся вниз к устройствам, некогда явно находившимся в исступленном движении. Своим расположением они образовывали витиеватые узоры, загораживая ему обзор и не позволяя оценить истинные размеры помещения.
        Хотя детали по-прежнему сияли чистотой хорошо обслуживаемых машин, не отмечалось никаких признаков, что их недавно приводили в движение. Поршни были отполированы, но не смазаны, а пол под трубами и таинственными устройствами, в которые они заходили, был сухим. Не было ни единого пятнышка хотя бы от капли, просочившейся из соединения, нуждающегося в затяжке, или из трещины в одном из железных и стеклянных коллекторов размером со свернувшегося калачиком человека, являвшихся в нескольких местах частью машинерии, подобно частям древней астролябии. В совокупности они напоминали замороженные спутники, кружащие вокруг мертвого солнца.
        Какой цели все это служило, для жреца Ада было так же непостижимо, как и строки иероглифов на двери. Но ему и не нужно было понимать Он просто придерживался направления переходя к более крупным частям двигателя и, как он полагал, обладающим большей значимостью. Однако следование данному принципу осложнялось одной проблемой: чем дальше он удалялся от двери - а значит, как он предполагал, тем ближе подходил к создателю всей этой бесшумной машинерии, - тем чаще механизмы становились настолько большими, что полностью перекрывали ему путь, поэтому пять раз приходилось искать новый проход, а обнаружив таковой, он часто оказывался очень далеко от намеченного маршрута. Он осознал, что попал в лабиринт и уже глубоко погрузился в клубок его переходов, при этом ни на йоту не волнуясь об обратном пути; там не было жизни, не было удовольствия, которое он снова желал бы вкусить. Вся его жизнь вела к этому лабиринту и существу, поджидающему в его сердце.
        Взглянув вверх, он увидел вырезанные в мраморе сложные геометрии, обеспечивающие доступ к хитроумно проложенным трубам, смахивающим на спящих змей. И там он обнаружил капилляры стеклянных шаров, соединенных короткими трубками толщиной не больше пальца, которые сотнями ниспадали с потолка и обвивались вокруг друг друга в своем ленивом нисхождении. В их сверкающей красоте ничто не намекало на их назначение. Он находился в мире, созданном разумом, настолько превосходящим его собственный, что жрец мог лишь надеяться приподнять завесу его тайн.
        Он остановился на пару мгновений, чтобы просто насладиться удовольствием, внезапно охватившем его. Его повелитель был близко. Он почувствовал это своим костным мозгом и кончиками пальцев. Он еще раз поднял голову, чтобы изучить воздуховоды спускающиеся вниз от вспомогательных двигателей. Они располагались на возвышении собора и сходились воедино - множество развальцованных труб и девственно чистых трубок, сливающихся вместе (если верить его ограниченному обзору) - не далее чем в десяти ярдах от того места, где он стоял.
        Если бы он когда-нибудь овладел наиболее трудной для изучения частью магии, позволявшей своему обладателю проходить невредимым сквозь твердую материю, он бы напрямую прошел к месту схождения, где наверняка ожидал его хозяин, без сомнения наблюдая издалека и оценивая сможет ли нарушитель границ зарекомендовать себя достойным лицезреть его, добравшись до сердца лабиринта из присмиревших двигателей. И что же произойдет, когда он наконец достигнет трона своего повелителя? Может быть, шепот создателя приведет в движение эти огромные двигатели, и он будет вознагражден за свое упорство и безжалостность видом главного труда Дьявола в работе?
        Он устремил взгляд на сходящиеся артерии и, ускоряя шаг, направился к пятачку, над которым они собирались. Поворот, другой, третий: лабиринт издевался над ним своими извивами даже сейчас, пока он не свернул за последний угол и не обнаружил, что его путешествие подошло к концу.
        3
        Гарри добрался до последней ступеньки и встал перед шедевром жреца Ада: разбитыми останками двери в бункер Люцифера. Сразу после него появилась Лана, Кэз с Дэйлом подошли последними. Всем открылась картина разрушения: что-то проломило мраморные пол и потолок всего в двадцати ярдах от того места, где они ступили на пол. Трещины расходились во все стороны, некоторые из них разбежались достаточно далеко, чтобы пройти зигзагом прямо под ступнями усталых путников.
        - Какого черта здесь случилось? - спросил Гарри.
        При этих словах Гарри изнутри помещения раздался сдавленный голос.
        - Гарри? Это ты?
        - Норма! - закричал Гарри.
        - Норма! Боже мой, подружка! Ты где? - спросил Кэз.
        Норма появилась в дверном проеме, держась за раму.
        - Батюшки светы! - воскликнула она. - Это вы! Я не смела поверить, но это правда вы!
        Увидев ее состояние, Гарри замер на месте. Хотя магические действия Феликссона избавили ее от боли, они мало поспособствовали исцелению ее искалеченного тела, представлявшего теперь собой массу багровых синяков и мокнущих ран.
        - Господи Иисусе! Это он сделал с тобой? Я, блядь, прибью…
        - Гарри, просто обними меня, дурак. Он так и поступил.
        - Давайте убираться от сюда к чертовой матери. А где Пин…?
        Из запыленных теней позади нее вышли самые высокие и здоровые демоны, которых Гарри когда-либо видел: солдаты Ада. Гарри потянулся за пистолетом. Кэз, Дейл и Лана, одинаково встревоженные видом внушительных охранников, схватились за оружие.
        - Норма! - спросил Гарри. - Сзади!
        - Гарри Д'Амур. Опусти руку, - пожурила она. - Меня бы здесь не было, если бы они не несли и не защищали меня. Никакой драки. Я запрещаю. Ты слышишь меня?
        - Норма…, - заговорил Гарри, его сложившейся ситуаций явно читалось в том, как он произнес ее имя.
        - Я серьезно, Гарри, - сказала она, жестом указывая на самого крупного демона. - Нотчи. Я об этом человеке тебе рассказывала, - сказала она, затем продолжила, повернувшись к детективу - Гарри, это Нотчи.
        Нотчи расправил плечи. Гарри прикусил губу и убрал палец со спускового крючка своего пистолета в кобуре. Он указал на исполинских демонов и заявил: - Я просто хочу, чтобы вы все знали: если бы не ее слова, вас бы сейчас не уже существовало.
        Демоны неподвижно стояли на месте. Нотчи хрустнул костяшками пальцев, кости его массивных рук затрещали так громко, что звук отразился от стен.
        - Ну ладно, - сказал Гарри, оглядываясь на свою группу. - Проследите, чтобы Норма благополучно выбралась отсюда.
        - Она никуда не идет, - сказал Нотчи.
        Гарри повернулся к солдату и пристально посмотрел на него, одновременно обращаясь к Нормой. - Норма, мне показалось, ты сказала, что эти парни - командные игроки? Мы не уйдем без тебя. Так что скажи этой сраной горе двигаться, иначе мы сами ее подвинем.
        - Не угрожай мне, - предупредил демон. - У меня есть приказ моего господина. Солдат никогда не оставляет свой пост.
        Норма повернулась к Нотчи, опуская нежную руку на его покрытое венами предплечье, бугрящееся мышцами.
        - Мне нужно идти. Спасибо, что уберег меня. Спасибо вам всем. Но ваш господин приказал оставаться здесь вам. Не мне.
        Остальные солдаты попытались возражать, но этому не суждено было случиться. Норма закрыла глаза, и когда она это сделала, демоны заснули мертвым сном.
        - Ни хрена себе, Норма! - сказал Кэз. - Никогда не думал, что ты способна на такое.
        - У старушки еще осталось несколько козырей в рукаве, - ответила Норма. - Хотелось бы, чтобы это сработало на их повелителе. Тогда покончили бы с этим бедламом давным-давно. Но, Боже, он силен.
        - Норма, где он? - спросил Гарри.
        Норма обернулась и изящным жестом руки указала местонахождение жреца.
        - Ну конечно, - сказал Гарри. - Норма, ты идешь с Кэзом, Ланой и Дейлом.
        - Гарри, не стоит. Давайте уйдем все вместе.
        - Я не могу, - ответил Гарри.
        - Гарольд, ты серьезно? - спросил Кэз. - Брось его. Давай убираться отсюда нафиг. Гарри заглянул в покои Люцифера.
        - Я должен посмотреть, - сказал он.
        - Нет, - уточнил Дейл. - Ты должен наблюдать.
        - Просто идите, - проговорил Гарри. - Я буду в порядке.
        Норма поцеловала Гарри в щеку, затем повернулась к Сошедшим, и с их помощью начала подниматься по лестнице.
        - Лучше бы тебе, блин, вернулся, - пробомотал Кэз.
        - Когда вернешься, - сказала Лана, - я хочу услышать подробности!
        - С меня хватит, - возвразил Дэйл. - Я уже достаточно насмотрелся ужасов для ночных кошмаров на две жизни вперед. До встречи наверху, Гарри. Надеюсь, в прямом смысле. Может и метафорически.
        Гарри безмолвно наблюдал, как они поднимаются по лестнице, и только убедившись, что Норма находится в полной безопасности среди его друзей, повернулся лицом к покоям. Он глубоко вдохнул и шагнул в комнату, где ему предстояло встретиться с Дьяволом лицом к лицу.
        Гарри прошел через лабиринт из техники, разложенной по огромному помещению. Все время пока он шел, татуировки пульсировали, направляя своего владельца сквозь вереницу коридоров, кишащих потенциально смертоносными механизмами. Гарри лавировал, медленно, у него выступал на лбу пот и струился по лицу. Ему было интересно, дойдет ли когда-нибудь до конца. По мере того как татуировки вели его через промышленное уродство, которым являлась эта комната, его мысли начали блуждать. Вся эта чертовщина началась с головоломки - простого изобретения скромного игрушечника - и с этого мгновения жизнь Гарри стала чередой головоломок, хитросплетений и лабиринтов - одни физические, другие метальные, но все они были сложны до невозможности.
        Гарри надеялся, что после этого случая, чем бы всё ни закончилось, он, по крайней мере, надолго избавится от необходимости решать какие-либо загадки. И при этой мысли татуировки Гарри повели его за последний поворот. Перед ним стоял жрец Ада, а перед жрецом, восседая на мраморном троне, был сам Владыка Ада. На нем была белая мантия, а кожа - нагромождение багровых пятен и желтых потеков. Глаза его были открыты, но ничего не видели.
        - Мертв, - произнес жрец Ада. - Владыка Ада мертв.
        4
        Гарри подошел ближе. Изучив неподвижное тело, стало очевидно, что трон, на котором восседал Дьявол, при всей своей изящной резьбе представлял собой не что иное, как искусно изготовленный смертный стул. Теперь Гарри осознал, что все механизмы, между которых он прокладывал себе путь, в конечном итоге вели к этому роковому трону. Вся комната предназначалась только для активации веера лезвий длиной с копье, расположенных подобно перьям павлиньего хвоста. Эти лезвия вонзались в Дьявола слева, справа и снизу и бесцеремонно выходили из него в идеальной симметрии.
        Все лезвия, не смотря на близость друг к другу, располагались безупречно, поэтому только из головы выходило целых семнадцать, их яркий сонм образовывал жуткий ореол, возвышавшийся на семь-восемь дюймов над черепом Дьявола. Кровь стекала по его лицу из семнадцати ран, и засохла багровым подтеком в палево-светлых кудрях. Господи, а он был красив: лоб гладок, почти славянские черты лица, скулы высоки, орлиный нос, а губы на столько же безмятежны, на сколько и чувственны. Рот был слегка приоткрыт, как бы испуская последний вздох, перед тем как машина для сведения счетов с жизнью вогнала в него свой арсенал оружия.
        По обеим сторонам симметрично расположенные лезвия проникали через прорези в мраморном троне. Они пронзали труп с одной стороны и выходили с противоположной, сверкающие узкие наконечники копий как бы окружали его, образуя знаки прославления, даже в смерти. Из каждой из этих многочисленных ран, конечно же, также вытекала кровь, пропитывая его некогда девственно чистую мантию; потеки яркого пурпура на белизне ткани.
        - Как долго… - сказал Гарри.
        - Неведомо, - ответил жрец Ада. - Тысяча дней. Тысяча лет. Плоть ангела неповластна тлену.
        - Ты знал?
        - Нет.
        - Я ожидал встретить…
        - Разум, замкнутый в себе на протяжении веков, всецело в поисках божественного. Одним словом - величие.
        - Да.
        - Он видел Его, и знал Его, и был наиболее любим Им.
        - Но утрата всего этого…
        - Стало большим, чем он мог вынести. Я думал, что он будет искать знак Создателя внутри себя и утешаться его наличием. А вместо этого… вот.
        - Зачем такое изощренное самоубийство? - спросил Гарри, жестом указывая на окружающую обстановку.
        - Господь Бог - мстительный Бог. Смертным приговором Люцифера была жизнь вечная. Он был выше смерти. Он нашел способ хитростью преодолеть бессмертие.
        Пока он говорил, жрец Ада шагнул на помост, обогнул трон, затем протянул руку и схватил конец одного из копий, пронзавших труп Люцифера. Раздался короткий, внезапный крик сверхъестественных голосов, и Гарри, оглянувшись на Сенобита, увидел, как тот вызывающе держится за конец копья, прикрепленного с помощью троса толщиной в два дюйма к защитному механизму, среагировавшего на близость жреца Ада к телу. Даже в смерти Люцифер несомненно желал уединения.
        Через тело жреца прошел выброс энергии, от которого того неистово застряло. Жрец устоял, тогда раздался второй вдесятеро усилившийся крик, и сила энергий, вырвавшаяся из копья возросла соизмеримо. На этот раз жрец ада не смог удержаться на ногах. Его отбросило с помоста назад и через недра машины.
        Однако он не покинул трон без сувенира. Он достаточно долго удерживал копье, чтобы оно полностью выскользнуло из трупа. Однако в момент удара об пол его рука разжалась, и копье оказалось не более чем в паре ярдов от того места, где стоял Гарри. Детектив подошел к копью немного ближе и опустился на ноющие корточки, чтобы рассмотреть его получше. Он не смог определить, из какого металла было изготовлено копье. В его субстанции присутствовала некая радужная переливчатость, увлекшая Гарри, после того как завладела его вниманием, в место, казавшееся безграничным, как будто ангел каким-то образом поймал и заключил отрезок бесконечности внутри копья.
        В этот миг огромные двигатели, заполнявшие вдоль и поперек помещение под собором, обрели для Гарри некий смысл. В устройствах лабиринта он видел свидетельства почти всех видов магических практик, с которыми был знаком (и многих, с которыми не был): древние изображения первобытной магии, нанесенные на устройства из белого золота, все по форме напоминали мужские и женские половые органы; диаграммы, выгравированные в полированном серебре, предназначавшиеся, если ему не изменяла память, для открытия дверей там, где таковых не имелось. Конечно, их было больше, бесчисленное множество, на большинство из которых он лишь мельком взглянул. Он увидел, что Люцифер придал силу своему последнему грандиозному акту неповиновения, собрав вместе части всех магических систем, созданных человечеством в своей жажде до откровений, и сделал себя своим собственным палачом, тем самым успешно обойдя Волю Создателя.
        Все это понимание заполнило голову Гарри в считанные секунды, за это время жрец Ада поднялся с того места, куда его отбросил удар, и возвращался на помост, двигаясь с бесстрастной легкостью, вытянув руки перед собой, из его ладоней, открытых ран на груди и из глаз вырывались сгустки искрящейся тьмы. Наблюдая за ним, Гарри заметил, что только в самый последний момент, когда Жрец одним большим шагом взошел на помост, его лицо выдало ярость, подпитывавшую эту контратаку.
        Он являлся существом, ценившее чувство собственного достоинства очень высоко, и удар от трона, небрежно его отбросивший, ущемил и его гордость. Теперь он намеренно потянулся к трону, несмотря на силу, которую тот только что продемонстрировал, и без колебаний повторил свое преступление, вытащив второе копье. При этом произошел очередной выброс энергии, но на этот раз он был готов к нему. Чёрные сгустки, продолжавшие увеличиваться в числе вокруг и позади него, обтекли его голову словно волна, и их тёмная прибойная волна столкнулась с силой, высвобожденной троном и движимой собственным голодом, и прошла сквозь неё, подобно ярому революционеру, преобразуя по ходу продвижения..
        Жрец Ада уже перемещался к третьему копью, а затем к четвертому, его лицо освещалось снизу дугами силы, вырывающимися из трона и разбивающимися о его тело. Если он и чувствовал их, то не подавал вида; он просто продолжал заниматься своим делом - разбирал беспощадный механизм смертного стула, извлекая одно вонзенное копье за другим. Время от времени он отсоединял змеевидную трубу от древка копья, в которое она входила, что сопровождалось выбросом кислотных газов. В других случаях он просто выдергивал лезвия прямо из трупа Дьявола и отбрасывал их в сторону, одно за другим, пока помост, на котором восседал Люцифер, не превратился в гнездо металлических змей, выкованных из неизвестных человечеству сплавов.
        Жрец Ада оглянулся через левое плечо и прошептал сгустившейся тьме, приближавшейся к нему, как обеспокоенный союзник, полный решимости не пропустить ни единого его приказа. Гарри наблюдал за всем происходящим, пока в его голове роились вопросы. Была ли эта странная фигура, все более обмякавшая на месте смертника по мере извлечения поддерживающих её клинков, действительно Врагом рода человеческого, Воплощением Зла, Падшим, Сатаной? Сидя на своем смертном троне, он выглядел до жалости слишком человечным. Мысль о том, что вот это когда-то могло быть наиболее любимо Богом, казалась смехотворной, городской байкой, распространяемой напившимися ангелами. И все же Гарри видел достаточно свидетельств исключительного понимания Люцифером оккультных систем - их кода, их знаков, их последствий - чтобы увериться, что существо на троне было чем-то большим, чем казалось на первый взгляд.
        Тем временем предмет перешептывания жреца Ада со сгустившейся тьмой стал очевиден, как только ее потоки устремились под трон и начали процесс извлечения копий, пронзивших труп снизу. Пока они занимались своими делами снизу, Сенобит вытягивал клинки с другой стороны тела, непринужденно преобразуя выбросы силы из трона, в мелкие темные частицы, подпитывающие грозовую тучу позади него. Наконец, он отступил от трона, глядя на Падшего полным ненависти взглядом.
        - Ты ожидаешь, что он поблагодарит тебя? - спросил Гарри.
        - Чему может научить сие жалкое зрелище… - ответил жрец Ада.
        Затем Сенобит снова зашептал, обращаясь к сопровождающей его тьме, и из нее, словно пули, вылетели пылинки поражая тело Люцифера. Для столь мелких размеров они обладали поразительной силой. Они подхватили труп и подняли его с трона на вытянутых в стороны руках. Аллюзия на сцену на Голгофе не прошла мимо Гарри; даже то, как голова Дьявола упала на грудь, наводило на мысль о Муже скорбей.
        В то время как Падший зависал в воздухе, более сотни пылинок роились над его телом, разъедая швы, обеспечивающие целостность его одеяния, состоящего из множества лоскутов ткани. Одежда с легкостью распалась на части, обнажив под своими роскошными складками истинную природу Люцифера. Под мантией все его тело было заключено в броню из темного металла, по которому растекались радужные круги словно от бензина на водной глади. Каждую деталь доспехов украшали безупречно нанесенные узоры.
        Невзирая на изящный дизайн, броня определенно не справилась с задачей, ради которой ее ковали и клепали: защитить своего владельца. Однако этот факт мало что значил для жреца Ада: было ясно, что он намерен завладеть ею. И на этот раз жрецу не нужно было наставлять своих пособников. Они прекрасно поняли его волю. С висевшего над смертным местом бледного, стройного тела Люцифера по частям снимали доспехи.
        Гарри продолжал завороженно наблюдать, пока Сенобит извлекал нож из длинных ножен у левого бедра. Он ничем не походил на другие орудия пыток, которые жрец носил на поясе. Начать с того, что клинок был гораздо больше, а во-вторых, он не был запятнан кровью и кусками разлагающейся плоти. Это оружие сверкало на свету. Гарри было очевидно, что нож никогда не использовался. Жрец, похоже, приберегал его для особого случая. И теперь такой момент наступил, Сенобит исполосовал остатки своих черных одеяний с тем, чтобы они осыпались грязной кучей окровавленной ткани и кожи.
        Его тело походило на мозаику из шрамов и ссадин и напоминало - как это ни абсурдно - стену камеры, заключавшей бесчисленное множество безумных, одержимых душ, и все они оставили следы своего пребывания: царапины, рисунки, цифры, лица - каждый дюйм наготы Сенобита нес на себе частицу духовного завещания. В этот краткий миг он взглянул на Гарри.
        - У ангелов идеальная анатомия, - заметил жрец. - Немногие из нас наделены таким даром.
        Затем жрец воздел непорочный нож и срезал дюйм, может быть полтора, уже освежеванных мышц со своей груди. Плоть завилась по лезвию, не оказывая никакого сопротивления, слой сочного темно-желтого жира скрывал серые мышцы благодаря кровопусканию. Сообразив на полпути, что разрез будет не достаточно глубоким, чтобы обнажить кость, он извлек нож и срезал второй ломоть, обнажая грудину и часть ребер.
        Гарри увидел, что кости Сенобита тоже подвергались сомнительному кошмару, нанеся на них царапины и надписи наподобие тех, что и на коже. Гарри не имел никакого понятия, как это было проделано. Все что было в его силах - выполнить просьбу жреца Ада: наблюдать.
        И он наблюдал. Жрец Ада продолжал пропиливать плоть на груди и далее вниз к животу, обнажая всё новые участки кровоточащих мышц с каждым последующим движением лезвия. В районе пупка он наконец отсек длинный ломоть кожи, и тот упал перед ним на землю. Жрец Ада изображал полное безразличие, однако на его лице выступили бисеринки пота, собравшиеся в бороздках шрамов.
        Он поднес нож к складке выступающей плоти на бедре и отсек большой кусок, полностью состоящий из жира. Едва тот ударился о землю, как он снова начал резать по тому же месту, глубоко вгрызаясь в плоть под уже нанесенной раной и держа нож обеими руками, чтобы удостовериться в том, что лезвие придерживалось заданного курса. Он сосредоточился на заветном разрезе и погрузил лезвие на целых два дюйма глубже, после чего был вознагражден зрелищем крови, выплескивающейся крошечными гейзерами и стекающей вниз по боковой поверхности голени. Он остановился, тяжело и неровно дыша, только обогнув бедро, пот свободно стекал с лица в тех местах, где его шрамы доходили до линии челюсти.
        После чего Сенобит отвернулся и обратил взгляд на теперь уже обнаженного Люцифера. Каждый фрагмент доспехов Дьявола висел в воздухе на расстоянии вытянутой руки от той части тела, с которой был снят. На взгляд Гарри, в том была некая церемониальная красота: труп и его доспехи были совершенно неподвижны.
        Пока Гарри восхищался, Сенобит продолжал свои жестокие усилия по внесению новых изменений в собственную плоть, чтобы подогнать ее под костюм Дьявола: сначала обтесал до красного мяса другое бедро, затем принялся за руки, срезая плоть с задней части трицепса, при этом перекладывая нож из левой руки в правую и обратно, одинаково легко орудуя обеими. Место вокруг его ног выглядело как пол в мясной лавке. Повсюду были разбросаны куски и ломти жирного мяса.
        Наконец, жрец кажется удовлетворился. Он бросил нож среди обрезков и обрубков, а затем развел руки, воспроизведя позу Владыки Ада.
        - Король мертв, - сказал Сенобит. - Да здравствует король.
        - Вот дерьмо, - произнес Гарри.
        Наблюдая за разворачивающимся перед ним безумием, Гарри вдруг услышал слова Дейла, эхом отдававшиеся в его ушах: Наблюдать - это не то же самое, что видеть. Всю свою жизнь Гарри наблюдал. Он наблюдал, как Грязнулю сжигали заживо. Он наблюдал, как обезумевший лидер культа истреблял всю свою паству. И он наблюдал, как демон утаскивал его подругу в Ад. Теперь Гарри с ужасающей ясностью осознал, что больше не желает быть свидетелем подобных зрелищ. Это не был мир, к которому он принадлежал. Хотя Ад не раз приходил по его душу, Гарри всегда удавалось избежать его хватки и, не смотря ни на что, продолжал бороться с ним. Сегодняшний день, решил он, ни чем не отличается. Всепоглощающее любопытство узнать, что будет дальше, мгновенно покинуло Гарри, и он подумал, что сейчас самое время пуститься наутек.
        5
        Гарри, бежавший изо всех сил, приблизился к выходу из комнаты, когда помещение начал заполнять тревожащий гул. Источник звука было трудно определить: барабанный бой, не обладающий каким-либо ритмом, но раздающийся и затихающий сначала с одной стороны сводов собора, а затем с другой.
        Гарри продолжал стремительно бежать, не обращая внимания на гул, и, как это часто бывает, обратный путь оказался гораздо проще. Гарри в кратчайшие сроки преодолел обратный путь к вестибюлю у подножия лестницы. Но из-за жуткого грохота над головой Гарри вряд ли мог чувствовать себя победителем. Он оставил своих друзей в надежде уберечь их. Теперь он, что есть мочи, надеялся, что не спрыгнул с адовой сковороды прямо в огонь.
        Гарри взбирался по лестнице, прилагая все силы, чтобы подготовиться к тому, что ожидает его наверху. Пока он сосредоточен на том, чтобы вытащить своих друзей отсюда, он не слишком напортачит. Но ему следует действовать быстро; им всем необходимо убраться из этого проклятого места до того, как внизу дебютирует Великий Лицемер.
        Оставался последний поворот лестничной клетки, и Гарри оказался на первом этаже. Выбравшись из отверстия в полу, Гарри увидел своих друзей, стоящих вместе с Азилями в противоположном конце собора и терпеливо ожидающих перед дверью.
        - Бегите! - закричал Гарри. - Ну. Бегите, мать вашу!
        Все взгляды обратились к Гарри, пробиравшегося виляя сквозь лес призрачных форм, заполонявших интерьер.
        - Гарри! - закричала Норма. - Все кончено.
        - Поэтому и надо двигать отсюда! Быстро!
        - Нет, Гарольд. Плохи дела, - ответил Кэз.
        - Я, мать твою, знаю, что плохи, - отозвался Гарри. - Послушайте меня!
        Никто не сдвинулся с места, когда Гарри добрался до своих друзей и, пробежав мимо них, схватился за богато украшенную полированную ручку входной двери в собор.
        - Гарри, пойми, - сказала Лана.
        - Нет, - ответил Гарри, широко распахивая дверь. - Это вы поймите. Я сказал…
        Какие бы слова ни намеревались сорваться с его губ, они испарились, словно вода в пустыне. Глаза Гарри расширились, когда он увидел, что находится снаружи. Как бы быстро ни распахнул он дверь, захлопнулась она вдвое быстрее, и Гарри в панике прижался к ней спиной.
        - Там целая армия демонов, - сказал он. Именно тогда он понял, что является источником ужасного грохота.
        Дейл от страха схватил Кэза за руку. Кэз обнял его, пытаясь утешить.
        - Откуда они, блядь, взялись? - спросил Гарри.
        - Я бы предположил, что из Ада. И они призывают жреца сдаться, - сообщил Дейл.
        - Хорошо. Они здесь не ради нас, - сказал себе Гарри. - Может сработать.
        - Что сработать? - сказала Лана. - Ты совсем охренел?
        - Это не имеет значения. У нас преогромная проблема в подвале, а снаружи стоит армия, желающая решить эту проблему. Сейчас самая большая загвоздка в том, что мы имеем несчастье застрять прямо между этими двумя гребаными жерновами. Поэтому все, что нам нужно сделать, это отойти в сторону и позволить им нейтрализовать друг друга.
        - Не самая лучшая стратегия, Гарольд, - заметил Кэз.
        - Гарри прав, - сказала Норма. - Не нам влезать в эту битву.
        И, как по команде, прямо под ними раздалась серия громких ударов, плиты мрамора раскололись под их ногами.
        - Чтоб меня, - сказал Гарри. - Должно быть это Король Пинхуй. Слушай, пол может провалиться в любую минуту. Нам нужно убраться с глаз долой и будь что будет. Пол прочнее у стены. Пошли.
        Он рявкал приказы пока вел свою группу к стене собора позади двух больших колонн. Когда они достигли ближайшего к ним столба, под их ногами оказался твердый пол.
        Грохот надвигающейся армии, казалось, доносился с обеих сторон собора. Гарри осознавал, что в любую минуту они разделят этот пол с огромным весом нечестивой плоти. Ему оставалось только надеялся, что его друзья переживут катастрофу.
        6
        Выражая смесь благоговения и ужаса, толпа демонов ворвалось в собор. Туман, скрывавший большую часть здания снаружи, не позволил им оценить масштаб того, что ожидало их внутри. Как результат, некоторые были настолько ошеломлены, что потеряли всякий контроль над своими естественными отправлениями; другие падали на колени или лицом вниз на плиты, читая молитвы на бесчисленных языках, а некоторые просто повторяли одну и ту же мольбу снова и снова.
        Гарри со товарищи отступили в тень, готовые дать отпор. Каждый член его отряда знал какой-нибудь мощный защитный прием, которые они вполне были способны применить, если враг подойдет слишком близко.
        Но им не стоило беспокоиться. Последнее, на что могла обратить внимание надвигающаяся демоническая сила, - это несколько незваных гостей из рода человеческого. Пока пока толпы солдат входили шеренгами внутрь, Гарри и его друзья отступили подальше, в одну из небольших боковых часовен, благодаря за возможность укрыться там и наблюдая, как число демонов, входящих в собор, продолжает пребывать, и как теснящиеся в дверях заставляли вошедших ранее двигаться быстрее. Те в свою очередь не горели желанием, чтобы их против воли заталкивали в это загадочное место, заполненное полупрозрачными башнями и спиральными лестницами. Но таковы были численность и любопытство толпы, напиравшей сзади, что они могли двигаться только вперед, а продвигаясь вперед, издавали протестующие крики, различимые на фоне приглушенного шума голосов собравшихся внутри масс только в качестве бессвязных выкриков, которые бесцеремонно игнорировали.
        Те, кто первыми вошли в собор и оказались во главе толпы, добрались до середины сооружения, где треснули мраморные плиты и ослаб пол благодаря разыгравшемуся внизу буйству. Их совокупный вес оказался больше, чем могли выдержать поврежденные плиты. Раздалась серия тресков, когда по полу во все стороны побежали трещины, а затем пол обрушился под демонами, которых вынудили решиться ступить на ненадежную поверхность. Шум их криков был достаточно громким, чтобы привлечь внимание предводителя этой проклятой армии - Непоглощаемого.
        Он проложил себе путь сквозь толпу, не встречая сопротивления, а когда достиг передней линии орды, демон-хозяин поднял руки, и две пылающие спирали света вырвались из его рук; поднявшись в воздух на дюжину ярдов над его головой, они разорвались, образовав огромный зонт радужного огня, чьи спицы понеслись во все стороны, опережая расходящийся круг света с неровными краями, чтобы взорваться, ударяя в колонны или стены - в зависимости от того, что первым окажется у них на пути.
        Зарево быстро утихомирило большую часть толпы, но не оказало никакого эффекта на гомонящих, всё пребывающих на пляж демонов, на которых сзади наседало еще большее количество воинов из армии Непоглощаемого, представлявшей собой огромное неорганизованное скопище, текшее по исполинскому дереву, переброшенному над девственно прозрачными водами озера в качестве моста для переправы.
        Последствия для уже толпившихся на пляже, были не очень приятными: многим приходилось отступать на мелководье и отходить все дальше и дальше в озеро по мере увеличения живой массы. Куо'ото прекрасно понимал их положение. Он то и дело поднимался на поверхность, перекатываясь с боку на бок, и, оставаясь незамеченным среди хаоса высадки, бесшумно и буднично выхватывал несколько закусок, бредших в воде. Внутри естественно никто не ведал о нарастающем хаосе на берегу. Свежепритихшая толпа внимала только словам своего лидера.
        - Тихо! - приказал Непоглощаемый голосом, разнесшимся по всему внутреннему пространству. - Давайте все будем помнить, что это святое место. Здесь сила, не имеющая себе равной под Небесами, мы обязаны ей нашими жизнями и служим этой силе.
        Повисло неловкое молчание, прежде чем раздались первые шепотки: - Люцифер, Повелитель Люцифер.
        У стены собора, пережившей разрушения, вызванные огромным наплывом демонов, пришедших за Непоглощаемым, Гарри, его друзья и небольшое скопление демонов наблюдали, как кумир этой неимоверной толпы, которая по внешнему виду и количеству включала представителей всех мыслимых демонских орденов, обратился к своим последователям.
        - Братья и сестры, я сражался за вас, - проговорил он. - Когда вас обложили налогами и каждую чашу костного мозга, которую вы приносили к своему столу, отбирали и большую часть забирали, прежде чем вернуть, я протестовал. Я оплакивал вас и молил, чтобы о страданиях ваших было услышано и внимание было обращено к ним… - Он сделал паузу, оглядывая свою паству. Хотите услышать правду? Так ли? В конце он понизил голос до шепота, разнесшегося, тем не менее, с неестественной силой по всему собору, доказательством чего послужило множество ответов, донесшихся со всех сторон.
        - Да… да… - скандировала толпа.
        - Тогда я скажу вам, потому что в итоге, как и во всех заговорах, ответ сводится к одному.
        Последнее слово пронеслось ропотом по огромному пространству собора. - Одному? Одному. Одному!
        - Да, одному. К одному злодею, ответственному за ваши невзгоды. За все ваши страдания. К одному негодяю, выдававшего себя за мелкого искусителя душ и все это время вынашивавшего свои планы против спокойствия государства. Беспорядки на ваших улицах? Он разжег их. Неужели в вашей мясной лавке нечего купить, кроме костей и хрящей? Это потому, что он продает все самое лучшее мясо человечеству, в котором он годами воспитывал вкус к себе подобным. Вы узнаете его лицо, когда увидите его!
        - Покажи нам! - раздался призыв откуда-то от двери. Его тут же подхватили со всех сторон.
        - Покажи нам! - требовали они снова и снова. - Покажи нам! Покажи нам! Покажи нам!
        Непоглощаемый послал вверх струю пламени цветом ядовитым, а свет, пролитый им на поднятые взгляды демонических сил, осветил в каждом свидетельства их наихудших отличительных черт. Их слишком широкие рты, глаза - крошечные дротики злобы или просто широко распахнутые, излучающие слабоумие. Среди многих тысяч освещенных лиц не было двух одинаковых. В обличительном свете каждый был гротескно совершенен, их амбиции пылали на их безрадостных лицах и горели в их безумных глазах.
        Пламя, выпущенное Непоглощаемым, фактически утихомирило толпу внутри собора, хотя находящиеся за порогом продолжали выть и реветь.
        - Забудьте о них, - сказал Бессовестный. Им тоже представится возможность, но когда я решу и не ранее. А теперь, вы просили меня предъявить вам преступника, замыслившего множество преступлений против вас. Да узрите вы его. Этот лиходей уничтожил весь свой Орден. Изувечил верховного жреца. Он больше не ускользнет от нас. Он выбросил в воздух над своей головой еще один язык пламени, где он замер на мгновение, а затем стремительно нырнул мимо него, мимо возвышения, на котором он стоял, и устремился дальше меж разверстых мраморных плит пола в потайное помещение внизу.
        Не спеша, стремясь выжать из ситуации как можно больше драматизма, он повернулся и сошел на пол.
        - Здесь, товарищи, тот злодей находится. Тот вор. Тот уничтожитель. Его голова покатится до конца сего дня.
        - Еще не пришло мое время, - заявил жрец Ада через зияющую в полу дыру.
        Именно в этот момент из-под растреснутого пола появился жрец Ада, облаченный в доспехи Люцифера. Несмотря на невероятную толчею, толпе все же удалось освободить пространство вокруг жреца Ада, пока тот совершал свое вознесение. Полностью поднявшись над уровнем пола, он повернулся лицом к своему предполагаемому палачу.
        Не колеблясь ни мгновения, Бессовестный изваял огненный меч и со всей силы ударил им по жрецу Ада, который поднял облаченную в доспех руку и схватил пылающий клинок. Искры белого пламени били струями между пальцев жреца Ада, а он смеялся, будто это была его наилучшая забава за долгое время. Продолжая смеяться и удерживать в руке пылающий меч, он нашел время указать другой рукой в сторону стоящих и наблюдающих солдат-демонов.
        Крюкоголовые змеевидные цепи, извиваясь, проносились между ног зрителей, поражая бритвенно острой кромкой любого, оказавшегося достаточно глупым, чтобы преградить им путь. С появлением первого крюка приговоренные осознали, какие ужасы неизбежно последуют за этим, и каждый пытался избежать кары. Но для жреца Ада эта игра была столь же привычна, как и дыхание.
        Падали ли его жертвы ниц, моля о спасении, один поступил именно так, или пробовали сбежать от преследующих крючьев, как попытались двое других, или просто предприняли попытку выступить против своего врага, как против любого другого, с мечом и кинжалом, так поступили многие, - все нашли свой конец. Крюки находили их глаза, их рты, их задницы, их животы, а найдя, глубоко вонзались и безжалостно рвали, в считанные секунды превращая свои жертвы в бьющиеся, уму не постижимые узлы подергивающихся мышц.
        Они все еще издавали звуки, возражая против своего мучительного состояния, но ничто из произносимого, даже отдаленно, не походило на слова. Желудок одного из них был подцеплен и протащен наружу через горло; лицо другого выходило из заднего прохода, словно произошла экстраординарная дефекация. Их анатомии не могли вынести столь жестокого обезображивания. Демоны разрывались, их тела раскрывались подобно перезрелым фруктам, выплескивая содержимое.
        Гарри видел такое и раньше, но никогда в таких масштабах. Это была полномасштабная война, весь Ад на одной стороне и единственный облаченный в доспехи священник на другой. Гарри задумался о последствиях светопреставления, разыгравшегося перед ним. Если победит жрец, продолжит ли он свою битву на Земле, а позже и на небесах? Когда же он утолит свою жажду? Гарри никогда не предполагал, что окажется на стороне исчадий преисподней, наблюдая и даже молясь за победу Ада будучи не в силах предпринять ничего другого.
        Гарри не сводил глаз с враждующих фигур в центре этой битвы. Жрец Ада, испытывающий чувство удовлетворения за то, как быстро его цепи расправлялись с ордой, все еще удерживал огненный меч Непоглощаемого и отклонял его назад к своему обладателю - испытание силы, в котором он неуклонно одерживал верх. Внезапно он навалился всем своим весом, и быстрым скручивающим движением вырвал клинок из хватки Непоглощаемого.
        Жрец Ада выпрямился, доспехи превосходно облегали его тело, не как твердый, но хрупкий, панцирь, они струились вокруг и сквозь него, их мощь перетекала в него, сочеталась с ним узами. Он являлся мощью в себе, недосягаемой для любого живого существа, и хотя годы, приведшие его к этому моменту, были наполнены наисильнейшими личными страданиями, муки стоили этого славного, захватывающего дух момента, когда доспехи Люцифера заместили силой всю слабость, оставшуюся после монашеской жизни, которую он вел, и наполнили блаженством мышцы, которые он обтесал, дабы подогнать свое тело под царственные доспехи.
        Владыки верхние и нижние, что за наслаждение! Еще никогда он не ощущал единство своей плоти, разума и души как сейчас - единая система, лишенная всяких противоречий. Он и не жил до этого момента.
        Уголком глаза он заметил Непоглощаемого: его руки подняты над головой. Другие два меча вытравливались из накаленного добела воздуха над кулаками демона; потоки вещества подобного сырой лаве лились с их пылающих форм и растекались по раздробленному мраморному полу. Жрец Ада не опасался ступать по жидкому огню, будучи облаченным в полные доспехи Короля Ада.
        Он двинулся к Непоглощаемому, разбрызгивая огонь на ходу, и оказался перед своим врагом в три размашистых шага, целясь боковым ударом в его живот. Непоглощаемый снова набросился на жреца Ада, рассекая мечами, как спаренными цепами, воздух. Но жрец Ада не намеревался отступать; не дрогнув, он парировал по очереди каждый меч противника, и силы его ударов было достаточно, чтобы немного замедлить приближение противника. Но порывы ветра, поднятые молотящими мечами, внезапно заставили языки пламени между противниками взметнуться вверх, образуя пылающую стену, и Непоглощаемый прошел сквозь огонь, непрестанно вращая мечами.
        Жрец Ада поднял свой клинок, чтобы защитить голову, и левый меч Непоглощаемого ударил по нему, породив змеевидные молнии, разлетевшиеся над головами собравшихся демонов, поражая насмерть тех, кто оказался достаточно глуп, чтобы потянуться вверх и попытаться схватить их. Заблокировав клинок жреца Ада одним из своих, Непоглощаемый использовал другой, чтобы нанести удар по незащищенной груди своего антагониста. От места удара по доспехам жреца Ада прокатились потоки энергии, их блеск слился с доспехами, поглотившими энергию удара, тем самым увеличивая собственную мощь.
        Жрец Ада почувствовал прилив сил и мгновенно воспользовался этим; он взял свой меч обеими руками и бросился на Непоглощаемого, издавая рев наслаждения. Непоглощаемый снова поднял левый клинок, чтобы отразить атаку жреца, но в момент удара его меч разлетелся вдребезги: металлические осколки, осыпавшись на пол, превратились в искры. Удар был оглушающим. Каждое существо в холле, избежавшее безвременной кончины, наблюдало за тем, как Непоглощаемый, отпрянув, с отвисшей челюстью уставился на стоявшего перед ним Сенобита.
        - Что это за магия? - спросил Непоглощаемый голосом, малодушно дрожащим в ожидании неравной схватки.
        - Венец Ада, - ответил Сенобит.
        - Не может быть.
        - О, но это так.
        Непоглощаемый на несколько шагов отступил от Сенобита. Он быстро повернулся к своим солдатам и, брызжа слюной, истошно завопил: - Это враг Ада! Он обратит всех вас в прах, если вы сейчас же не выступите против него. У меня были видения. Спасите Ад, пока он не уничтожил нас всех!
        Его слова растворились в темноте, оставив после себя порожний воздух.
        - Видения? - спросил жрец Ада, приближаясь к Непоглощаемому.
        - Я узрел твои честолюбивые замыслы, жрец, - сказал Непоглощаемый, отшатываясь.
        - Быть такого не может, - возразил Сенобит. Затем, обернувшись к солдатам, он указал на свои латные доспехи. - Доспехи, которые я ношу, - это дар Люцифера, возродившегося во мне. Теперь моя власть абсолютна. Теперь мое слово - закон.
        - Безумие! - воскликнул Непоглощаемый. - Солдаты! Настал ваш час! Я привел вас к врагу вашему. Теперь дело за вами! Вы должны выволочь его из этого священного места и разорвать на куски! Не слушайте его вранье. Он боится вас! Разве вы не видите этого? На вашей стороне справедливость, у него же - ничего. Ничего!! Он пришел сюда только с одной целью - обокрасть нашего господина Люцифера - да будет благословенно его имя - в месте его благочестивых размышлений. Он сам признал это! Доспехи принадлежат Деннице! И верю я, что наш господин будет щедр в своей благодарности, если вы сорвете их с этого гнусного вора.
        Речь Непоглощаемого возымела эффект. Толпа тут же заревела "Да!", а Непоглощаемый тем временем погрузил острие своего клинка в бушующее пламя над своей головой. Свет мгновенно отразился сияющим отблеском, брызнувшим вспышкой белого каления по всему кафедральному фойе.
        Единогласное, зычное "Да!" усилилось, когда лучи взорвались о каменные стены, пробивая в них рваные дыры, каждая из которых была не меньше десяти футов в поперечнике, а многие и вдвое больше.
        - Входите все! - заорал Непоглощаемый, его голос обладал достаточной силой, чтобы донести его слова до полчищ, теснившихся на пляже вокруг здания. - И уничтожьте!
        Гарри и его друзья отступили глубже в тень, когда десятки тысяч демонов, которым было отказано в доступе, просочились внутрь через проломы в стенах, а их костистые спины, прижатые друг к другу, напоминали бурлящий поток тараканов, перелезающих друг через друга и падающих в трясину из тел тех, кто забрался на уступы и перевалился на другую сторону раньше них.
        Этот безумный поток нахлынувших демонов заполнил пространство не рассчитанное и на малую толику такой толпы, их ярость подпитывалась иллюзорной жаждой оказаться в самом средоточии духовного очищения, мельком являвшегося им в мечтах на протяжение всей жизни. - Да! - кричали они. - Да! - крови и свету; - Да! - мученической смерти, если такова будет цена их присутствия здесь.
        Жрец Ада понимал, что перед ним зал для приемов, заполненный населением небольшой страны, которому он может свидетельствовать, и у него есть картина, способная положить конец стремительно нарастающему безумию, спровоцированному Непоглощаемым. Пусть убедятся, что великий владыка не придается размышлениям где-то там, ниже; пусть они сами узреют.
        - Взгляните на паданца! - воскликнул Сенобит. - Ваш славный лидер говорит о вечных размышлениях Люцифера о природе греха. Ваш славный лидер обманул вас. Я покажу вам ангела Люцифера. Во всей своей замызганной славе.
        Он жестом направил заряд силы в пол, который разверзся под ним, увлекая за собой сотню или около того солдат; затем он опустился на несколько секунд и снова поднялся на всеобщее обозрение, с трудом удерживая в одной руке труп Люцифера. Он представлял собой жалкое зрелище - свисающий из кулака жреца Ада мешок переломанных костей, зернистое посеревшее лицо, словно вырезанное фото из книги зверских преступлений, запавшие глаза, зияющий рот, ввалившийся нос, представлявший собой всего лишь две дырочки на лице.
        - Это… - сердечно прошептал жрец Ада, его голос снова охрип, но был слышен всем собравшимся, - … владыка, за которого вы сражаетесь. По мере того, как говорил, он, не прилагая заметных усилий, поднимался сквозь загустевающий суп из затхлого и гнилостного воздуха, пока не оказался приблизительно в двадцати футах над толпой. Он выполнил один полный оборот и выпустил труп - тело упало обратно на охваченный пламенем помост, а затем в отверстие, использованное жрецом Ада для спуска вниз, и скрылось из виду.
        7
        Над армией воцарилась напряженная тишина, и единственным звуком, который можно было услышать, было равномерное потрескивание нежно льнущего пламени. Непоглощаемый, явно удивленный видом своего павшего повелителя не меньше остальной армии, изо всех сил старался ободрить своих павших духом солдат.
        - Этот мерзавец убил нашего Короля! - прокричал Непоглощаемый. - Его нужно уничтожить! Вперёд!
        Но него не послушали. Медленно, но неуклонно приспешники Непоглощаемого поворачивались к нему лицом, пока вся его армия не воззрилась на него с выражением предательства и осуждения на своих лицах.
        - Вы что, спятили? - закричал Непоглощаемый.
        - Вполне вероятно, - ответил жрец Ада. - Они лицезрят свои отражения, не прикрытые лживыми прикрасами. Бремя истины слишком велико, Ваша светлость. С удовольствием представляю вам свою армию. И это последнее, когда-либо виденное вами.
        Затем жрец издал боевой клич, эхом отразившийся от стен собора, повторяясь в ушах каждого присутствующего. Он поднял руки и ринулся на Непобедимого, призывая меч в правую руку. В мгновение ока жрец отсек руку Бессовестного чуть выше локтя и пронзил ее мечом для пущей верности. Это было первое ранение, полученное Непоглощаемым на протяжении многих веков. Шок от травмы вызвал у него непроизвольное извержение языками пламени, а затем он начал бормотать глоссолалию.
        В течение нескольких этих мгновений демонстрируя всю степень своей слабости, Непоглощаемый оказался абсолютно беззащитен пред атакой своих бывших сподвижников. И они воспользовались этой возможностью, спеша и паникуя не успеть, стремясь как можно скорее покончить с ним. К тому времени, как Неприкаянный повернулся лицом к своим предателям, в его спине было уже четыре клинка, и вдвое больше ран - самая тяжелая из них, пришедшаяся на затылок, была результатом удара, явно предназначавшегося для его обезглавливания, и, возможно, так бы и случилось, если бы он не успел перехватить клинок оставшейся рукой, когда тот вонзился в его пылающую плоть, и мгновенно расплавить его.
        - Убивцы! - прорычал он, и пламя, бившее из его отрубленной руки, приняло форму исполинской косы. По мощи она ничем не уступала своему железному аналогу. Она лишила ног семерых его врагов и рассекла надвое восьмого на уровне талии.
        Пока Непоглощаемый своей косой забивал и крошил на куски лишившихся ног, один из переживших таки эту бойню, подкрался к нему сзади и одним ловким ударом отсек руку с косой у плеча. Непоглощаемый резко крутанулся, желая встретиться лицом к лицу с этим членовредителем, а встретил очередную сотню живых убийц, остервенело набросившихся на него: они резали, рубили, потрошили, пронзали; их атаки были столь стремительны, что смертоносные пламёна, порождаемые жизненной силой Непоглощаемого, - пламёна, способные в мгновение ока испепелить его убийц, - так и не разгорелись.
        Дальше последовало лишь безжалостное, равнодушное расчленение: тело упало на колени, тело оперлось на единственную уцелевшую руку, потом на локоть, потом завалилось на бок, едва различимы горящие ноги, напоминающие топочные отходы, и два куска руки, также горящие, и вот уже от всего этого поднимается удушливый черный дым, пахнувший на Гарри, когда дым достиг его, горящей кучей мусора.
        - И так все кончено, - вымолвил жрец Ада. - Многие годы мне являлось видение, что подготовившись всеми известными мне способами, я армию поведу из этой преисподней, где страдали мы за грехи Падшего.
        Он постучал себя по лбу. - Здесь все великие труды, некогда принадлежавшие волшебникам Наземного мира. Они не расставались с ними без борьбы. Многие ожесточенно сопротивлялись мне. Я был терпелив. Я знал, что этот день наступит в назначенный срок, и моим долгом было прийти к вам в этот день, обладая всей мощью, которой когда-либо владели наши супротивники. Со знанием, доступным мне, я мог бы погубить мир десять тысяч раз и воскресить его десять тысяч раз сызнова, ни единожды не повторившись. Теперь мы на перепутье. Я готов разделить эту магию с теми, кто последует за мной. Кто примкнет ко мне, чтобы повели мы агнцев на заклание?
        Реакция толпы была схожа с ревом некоего огромного животного, подающего голос после пробуждения. После того, как армия издала свой первобытный клич, через дыру в полу собора из растрескавшейся внизу земли поднялась теневая пелена. Она поднялась в воздух позади жреца Ада, некоторые ее части поднимались быстрее других, осыпаясь при этом почерневшей пылью.
        Это зрелище не осталось незамеченным демонами, находящимися в соборе. Сначала они предположили, что это очередное колдовство их нового, восхитительного лидера. Но уверенные крики, порожденные таким допущением, вскоре уступили место суеверному ропоту, когда теневой занавес продолжил подниматься, а рассыпаемая им пыль распространяла весть, гася каждое пламя, играющее над каждым факелом, и дым их затухания преумножал количество теней, сгущавшихся в воздухе.
        - Что это за немощное волшебство? - воскликнул жрец Ада.
        Тени обступили собор. Они поднимались до самого потолка, распространяясь до самых стен, пока не осталось ничего, что могло бы осветить внутренности собора за исключением последних угольков умирающего огня.
        А потом и они исчезли, и собор полностью погрузился в непроглядную темноту. Демоны начали выражать свою обеспокоенность.
        - Владыка, поговорите с нами! - взывал один из них.
        И другой: - Это испытание нашей веры?
        - Я верую, Владыка.
        Тысячи прошептали: - Да!
        - Мы все веруем.
        - Изгоните тьму, Владыка. Она ослепляет нас!
        Крики толпы внезапно прекратились, когда в темноте за платформой сверкнула молния, а вместе с ней раздался голос, величественный и звучный.
        - Кто осквернил святилище Мое? - спросил голос, и завеса тьмы поднялась.
        8
        Освещенная фигура обнаженного Люцифера зависла в воздухе. Зрелище было необычайное. Гарри с удивлением увидел, что теперь, когда Король Ада больше не сидел согбенным и сломленным, он, стоя в полный рост, возвышался на восемь с лишним футов.
        Анатомия Люцифера была человеческой, но в его пропорциях были едва различимые отличия, придававшие ему исключительный, присущий только ему, облик. Конечности его длинны, как и шея с носом, на редкость широкий лоб, нетронутый ни единой морщиной сомнений. Его гениталии были необычайного размера, глаза - необычайного голубого цвета, кожа - необычайно бледной. Его волосы были столь коротко острижены, что их почти не было видно, однако казалось, будто они люминесцируют, как и легкая поросль на лице и шее, а также волосы, разросшиеся на груди и животе и особенно пышно в паху.
        Ни единая душа не осмелилась заговорить. На этот раз, представлялось, что даже пламя, пылающее в соборе, замерло в молчаливом ожидании, пока Люцифер произнесет свои следующие слова. Когда это наконец произошло, из его горла вырвался свет и осветил облачко тумана, переносившего его слова.
        - Я был наилюбимейшим Господа Бога Иеговы, - произнося это, он развел руки в стороны, являя себя собравшимся. - Но я был низвергнут и лишен любящего присутствия моего отца, потому что я был слишком горд и слишком амбициозен. Его отсутствие стало моим наказанием, наказанием на столько суровым, что моя душа не могла вынести его. Хотя я пытался, но горе было слишком велико. Я хотел положить конец жизни, данную мне моим Создателем. Я хотел навсегда избавиться от бытия и знания, являвшиеся частью страдания. И я умер для этой жизни. Я освободился. Упокоен с миром от своей собственной руки в гробнице под собором, который я построил на краю Ада… Его голос смягчился, когда он заговорил о своей свободе, постепенно стихая до едва слышимого шепота. А затем, тишину разорвал рев ярости:
        - НО СМЕРТЬ ОТВЕРГЛА МЕНЯ! Я ПРОСЫПАЮСЬ НАГИМ, В ЗАПУСТЕНИИ МОЕГО РАЗРУШЕННОГО СКЛЕПА! В МОЕМ СВЯТИЛИЩЕ, ГДЕ Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕБЫВАТЬ ЭПОХИ В ОБЪЯТИЯХ ТИШИНЫ, Я ОБНАРУЖИВАЮ ТОЛПУ, СМЕРДЯЩУЮ БЕЗУМИЕМ И УБИЙСТВОМ, УПИВАЮЩУЮСЯ КРОВАВОЙ ЯРОСТЬЮ… РАЗГРАБЛЯЮЩУЮ МОЕ МЕСТО ЗАБВЕНИЯ.
        На мгновение он стих, позволив отголоскам своего справедливого гнева, казалось, разносившимся несколько минут, утихнуть. Когда он заговорил снова, голос его был не громким, однако каждый слог отозвался в черепах всех присутствующих.
        - Почему я наг? - спросил Падший, мгновенно поворачиваясь лицом к жрецу Ада, облаченному в доспехи Дьявола. Сенобит ничего не ответил. Дьявол улыбнулся. Он повторил вопрос тоном, источавшим елейное искушение. - Почему я наг?
        Гарри наблюдал за происходящим из своего укрытия, сдерживая побуждение моргнуть.
        - Давай, - прошептал он так тихо, что даже Норма, стоявшая рядом с ним, сжимая его руку, не расслышала. - Убей ублюдка!
        Жрец заговорил
        - Мой Король, вы были мертвы, - сказал жрец Ада. - Я пришел за Вами. Вся моя жизнь была…
        - ... подготовкой к тому моменту, когда мы встретимся, - закончил Люцифер.
        - Да.
        - Даже смерть не может спасти меня от этой пытки повторения.
        - Мой повелитель?
        - Я уже слышал эту историю. Я уже видел тебя. Я уже видел всех вас! В бесчисленных воплощениях! - прокричал Дьявол толпе, внимательно следившей за каждым его движением. Когда он заговорил снова, речь его была медленной и неторопливой. - Я больше этого не хочу.
        Произнося последнюю фразу, он поднялся в воздух и потянулся к жрецу Ада. Но доспехи, которые он некогда носил, теперь сменили верноподданство и отреагировали на приближение Люцифера, выпустив защитные световые нити, поражавшие, разматываясь, новообретенного врага.
        В мгновение ока страх Сенобита испарился. Броня приняла его в качестве своего владельца, его магия была бесконечно сильнее, чем когда-либо, а Дьявол стоял перед ним, обнаженный и потускневший. Война еще не закончилась. Победитель еще не определен. Жрец Ада сделал глубокий вдох, а затем произнес роковое заклинание призыва Восьмого Орудия:
        - Уз … Ях … Ай … Аль … Ак … Ки … Ут … Ту … Ут … Ту … Йех … Маз … Аз … А … Ях … Нех … Арк … Бей … Еэ … Ут … Ту.
        Едва поток звуков иссяк, как мощь, заключенная в них, вырвалась на свободу, порождая смрад, зловоние жизни и смерти, сливающиеся в одну чудовищную реку разумной густоты, в которой секреты зарождения мира и, без сомнения, секреты его конца закружились вместе в едином соблазнительном ликере. Все поветрия - истребители планет были здесь, кружили в воздухе вокруг его головы - как и их противосредства, если бы у кого-нибудь хватило терпения выделить их из ядовитой массы безумств и болезней. Именно этого желал жрец Ада, и он погрузил руки по запястье в Иной Гумус.
        Гумус откликнулся мгновенно, не только обволакивая его снаружи, но и безболезненно торя стезю добродетели в его плоть, кости и костный мозг, так что вязкая субстанция завладела им. Только когда она поднялась по позвоночнику и начала закачивать свою сильнодействующую материю ему в голову, он испытал приступ беспокойства. Наполнить этой первобытной мощью свои конечности, сердце и живот - одно дело; заполнить ею свой мозг, над которым он всегда властвовал безраздельно, тем самым отказывая себе в возможности побаловаться даже ничтожным количеством веществ, изменяющих сознание для сохранения ясности мысли, - не столь приятно. Субстанция, казалось, почувствовала его кратковременное сопротивление и, прежде чем он смог воспротивиться, полностью затопила его голову.
        Он издал единичный хрип, и его тело, все еще удерживаемое в воздухе элитарной броней, окаменело. Затем жрец ада начал медленно подниматься, переходя в горизонтальное положение лицом вниз. По мере вращения, идеальная симметрия его покрытого шрамами лица разрушалась образованием новых вен, продирающим себе путь по его лицу, усеянному гвоздями - магия, призванная им, вырезала в его неприспособленном для подобных новообразований теле силовые каналы. Она не только сформировала новые вены на его лице, но и хлынула по мышцам под доспехами Люцифера, заставляя их наливаться силой, пока ангельский панцирь не заскрипел под давления его растущего тела.
        Все это - от произнесения заклинания до его новой ориентации в воздухе, - заняло сущие секунды, в течение которых глаза жреца оставались закрытыми. Когда действо подошло к концу, Люцифер заговорил.
        - У тебя есть что ещё сказать?
        - Только это, - ответил жрец Ада, открывая глаза, и в его перетянутых венами руках возникли два изогнутых клинка - проделки его новообретенной силы. Затем Жрец набросился на бывшего Короля Ада, и оба титана выдали карт-бланш своей нераскаявшейся ярости.
        9
        Характер сражения, развернувшегося внутри собора, изменялся несколько раз. Битва меж демонами, кажется не знавшими и не беспокоящимися на чьей они стороне, теперь трансформировался в кровопролитие, перешедшее, несомненно, в финальную фазу, когда два главных действующих лица кружили друг вокруг друга высоко над головами демонов-мутантов, а каждое скрещивание их клинков сопровождалось выбросом волн пылающего воздуха.
        Гарри все еще поражался, видя, как существо, которое он считал мелким искусителем в инфернальном пантеоне, настолько преобразилось благодаря плодам своих преступлений (убийствам, кражам и т. д.), что теперь сражается с самим Люцифером, словно они могут быть ровней. Две природные стихии не обменивались словами, они просто сходились и кружились, сходились и снова кружились, казалось что каждая из них была одержима бескомпромиссным желанием уничтожить другую, неистово стремясь вырвать у той другой жизнь, будто ее никогда и не существовало.
        В конечном итоге громкие боевые кличи стихли; слышен был только грохот яростных ударов, наносимых Сенобитом и Князем Тьмы. Недавно набранная армия Жреца сократилась до тысячи демонов, молча наблюдавших за происходящим и болевших за его; остальные сгинули, либо испытав на себе смертельный удар Люцифера, либо просто сбежали с поля боя, испугавшись. Даже жалобы и мольбы умирающих (демоны, как и люди, чаще всего в конце звали своих матерей) поутихли.
        Причину всего этого было нетрудно понять: волны энергии, высвобождавшиеся в результате столкновения Люцифера и жреца Ада, по силе превосходили многое из того, что большинство из них было в состоянии выдержать. Теперь только в дальних уголках собора, куда не доходили волны эвтаназии, оставалось лишь несколько выживших, и даже они неуклонно слабели, по мере того как кровь и дыхание медленно покидали их пронзенные тела. Необъятное пространство, бывшее всего несколько часов назад пустым и нетронутым, теперь превратилось в полуразрушенное место совершения массовых убийств, где две силы неизмеримой мощи сражались над усеянным трупами полом.
        Гарри сильно сомневался, что на данный момент жрецу Ада есть какое-то дело до него и его Сошедших, или что он вообще о них помнит. Битва с Люцифером полностью поглотила внимание жреца Ада. Мечи, которыми они сражались, были, конечно, не единственным оружием в их распоряжении. Глаза, кожа, дыхание и пот Люцифера сами по себе являлись инструментами силы, в то время как призванная заклинанием жреца Ада энергия продолжала распространяться, прорываясь сквозь структуру доспехов и извергая терновые нити черных молний, которые обвивались вокруг конечностей Люцифера, нанося опасные раны.
        Здесь скопилось достаточно трупов, чтобы их уход остался незамеченным. А поскольку жрец Ада и Падший продолжали неистовствовать, лучшего времени, чтобы ускользнуть, сохранив свои жизни в целости и сохранности, было не придумать.
        - Ну хорошо. Время двигать, - сказал Гарри. - Нам следует убраться отсюда, пока они не закончили мериться пиписьками. Все готовы?
        - Я готова, - ответила Норма. - Не выношу запах этого места.
        - Не могу не согласиться, - сказала Лана.
        - Точно- точно! сказал Дэйл. - Давайте покончим с этим, чтобы все могли свалить по домам.
        Гарри и Сошедшие обошли разлом, через который поднялся Люцифер, и стремительно двинулись к одной из продырявленных стен, незамеченными. Гарри отпихнул с дороги одно из тел, чтобы освободить путь для Нормы, но, когда они двинулись дальше, глубокий, рокочущий голос обратился к ним.
        - Ты будешь свидетельствовать, чем это закончится! - прогремел он. Все разом обернулись и увидели, что глаза жреца устремлены на них, вернее, на Гарри. - История близится к развязке. Ты не можешь уйти сейчас. Не раньше, чем всё произойдет.
        Гарри почувствовал, как его тело замерло. Не от всеохватывающего ужаса, но физически реагируя на неслышную команду. Он пытался пошевелиться, закричать, чтобы спасти своих друзей от той же участи, но ничего не получилось. Он только чувствовал, как тело разворачивается против его воли, чтобы лицезреть яростную битву, бушевавшую над головой. Гарри попался в ловушку жреца. Он находился во власти приказа Сенобита: свидетельствовать.
        Как теперь осознал Гарри, постоянно стараясь идти наперекор требованиям жреца, он с самого начала играл ему на руку. Он был свидетелем великого исхода жреца, воскрешения, а теперь был вынужден наблюдать за его окончательной победой. Жрец, как стало ясно, не собирался отпускать Гарри, пока не завершится эта потрясная история. Похоже, прозорливый совет Дейла пошел коту под хвост. Сейчас, когда более всего хотелось отвести взгляд, Гарри был бессилен против диктата своего тела.
        И тут он услышал вдалеке голоса своих друзей.
        - Ебать-колотить, - сказал Дэйл.
        - Да пошел он! - прокричал Кэз. - Не останавливаемся. Что он сделает, перестанет сражаться с Дьяволом?
        - Кэз! - закричала Лана.
        - Не оглядывайтесь! Он именно этого и хочет.
        - Нет! Кэз! - запротестовала Норма. - Гарри там!
        - Мы должны продолжать… Окончание фразы Кэза ускользнуло от Гарри, а затем: - Гарольд! Какого черта?
        Гарри направил все остатки убывающих сил в свои мышцы, внутренне горланя своему телу, чтобы то повиновалось ему. Последняя услуга - это все, о чем он просил, а затем он будет довольствоваться исполнением заложенного в него приказа. Его мышцы дергались и напрягались, но он чувствовал, что они двигаются, медленно, болезненно. Наконец его глаза встретились с глазами Кэза. Слезы катились из глаз Гарри, а его губы с трудом пытались обрести свободу, чтобы произнести слова. Мучительно медленно Гарри процедил одно слово:
        - Уходите.
        - Ни хрена подобного, Гарольд! - начал возражать Кэз.
        - Обещай мне! - взмолился Гарри.
        Кэз потянулся к нему, но ударная волна выплеснулась из тела Гарри, опрокинув Кэза на землю. Гарри смог передать просьбу о прощении только взглядом. Будь у него власть изменить ситуацию, он бы так и поступил, но его власти хватило только на еще одно слово:
        - Обещай.
        В этот момент его голова вернулась в требуемое положение, и он увидел, как клинки Жреца и Короля высекают искры, снова ударяясь друг о друга. Гарри собрался с духом и приготовился наблюдать за доигрыванием сей живописной сцены до самого конца, одновременно слыша, что его друзья продолжают свое бегство все дальше, и как у них вырываются скорбные всхлипывания, когда они покидали святилище.
        10
        Люцифер и жрец Ада все еще продолжали единоборство, хотя судя по медлительности нанесения ударов и по тому, как опускались их головы между ударами клинка о клинок, было очевидно, что они сражаются из последних сил.
        Жрец Ада начал произносить нечто среднее между песнопением и уравнением: цифры и слова переплетались. Произнося заклинание, он с поразительной скоростью двигался вокруг своего врага, уклоняясь от клинка Люцифера и постепенно опускаясь вниз, пока не оказался стоящим на телах внизу. Сочетание слов и цифр, которые он озвучивал, производило какие-то необычные изменения в мертвых и умирающих. Казалось, что процесс разложения их плоти ускорился; их мышцы вздымались, будто мухи облюбовали их для своих кладок.
        Он отбросил свои мечи, хотя Люцифер кружил над ним, готовясь устремиться вниз и нанести смертельный удар. Затем жрец вытянул руки перед собой, ладонями вниз, и поднял их к груди. Какую бы жизнь в посмертии он ни посеял на поле боя, на котором теперь стоял, он забирал ее обратно, поглощая ее.
        Мертвецы бешено извивались у его ног, покуда литании и уравнения жреца Ада вытягивали из их иссохших трупов все демонические силы до последней капли. Его тело превратилось в горн, в котором ярко пылали кости, а его органы растапливали любые примеси, находящиеся в сосуде, коим являлось его тело. Нечистоты выплеснулись за пределы его тела. Он купался в них, хлеставших из его пор, глаз, ушей, носа, рта, члена и задницы. Его тело исторгло все до единой частицы несовершенной плоти через каждое отверстие, наличествующее в нем, создав существо вне энтропии. Существо, больше не нуждавшееся в легких для дыхания и кишечнике для испражнения. Существо, питавшееся собственной пылающей субстанцией.
        И когда Люцифер коснулся земли и приготовился нанести удар, плоть жреца испустила ослепляющий блеск. Люцифер прикрыл глаза, как и все живые существа в помещении, помимо жреца Ада, приветствовавшего смерть своего старого тела. Он по-прежнему сыпал последовательностями слогов и цифр, положивших начало трансформации, трупы под ним дергались и вертелись, откликаясь на его команды, но вдруг последовательность слов и цифр достигла точки невозврата, и головокружительные преображения в теле жреца Ада слились в одно стремительное движение, и тогда Гарри со всей отчетливостью понял, что каждая яркая нить связок в теле жреца является душой, похищенной у кучи трупов, на которой жрец Ада подготавливал свою последнюю презентацию своих возможностей. Он посмотрел на Люцифера, нетерпеливо подготавливающегося к следующему этапу битвы.
        Однако когда Дьявол предпринял атаку, жрец Ада протянул огненные конечности и схватил Люцифера за шею. Люцифер наносил ему колющие удары с обеих сторон, но тело жреца было уже невосприимчиво к таким атакам. Языки белого огня вырывались из ран, вытягивались и обвязывались вокруг меча Люцифера, вокруг его рук и кистей. Люцифер издал яростный вопль и попытался освободиться, но изменчивое тело его врага изрыгнуло свежие струи пламени, которые схватили его за гениталии.
        Люцифер предпринял еще одну попытку вонзить острие своего меча в жреца, переместив цель с туловища на голову. В ответ жрец Ада скрутил руки Люцифера за спиной, раздробив суставы в кровавую пыль и переломав кости в дюжине мест. Меч выпал из руки Люцифера, и жрец одним быстрым движением сломал каждый палец на руках своего противника, дабы быть уверенным, что они никогда не смогут обхватить другое оружие.
        Гарри ожидал, затаив дыхание, ответных шагов Люцифера. Но, к ужасу Гарри, ничего не последовало.
        - Значит, это конец? - спросил жрец Ада.
        Если Люциферу и было что ответить, то он не мог облечь это в слова. Все, что он смог, так это поднять тяжелую голову, чтобы встретить пристальный взгляд жреца Ада.
        - Смерть, устыдись… - произнес жрец.
        С этими слова из его тела вырвалось множество огненных форм - одни не более чем нити накаливания, другие подобны многосуставчатым конечностям насекомых, охваченным пламенем, все с огненными шипами, - которые переплетались между собой тысячами, отскакивали на десятки футов от тела своего хозяина, а затем разворачивались и мчались обратно к своей жертве.
        От одного этого зрелища, Гарри пребывал в столько глубоком трансе, что больше ничего не замечал, и с замиранием сердца ожидал неминуемую казнь. Теперь из тела жреца ада появилось еще больше острых отростков, все они колыхались в едином ритме, ожидая команды нанести решающий удар.
        Выглядело так, что Люцифер не замечал их присутствия. Он больше не силился обратиться к своему палачу, а откинул голову назад, глаза закатились под трепещущие веки, и из его открытого рта вырвались протяжные крики, постепенно сходящие на нет. Одержав победу и будучи способным нанести удар милосердия в любой момент, по своему усмотрению, жрец Ада окинул взглядом ангельскую фигуру перед собой.
        Сенобит на мгновение закрыл глаза, его губы шевелились, как будто он возносил молитву про себя. Затем, когда он открыл глаза, орудия казни, призванные им из своей собственной плоти - от тончайшей нити до самого чудовищного шипа - вонзились в Денницу.
        Ни единая часть тела Люцифера не избежала поражения. Самое крупное оружие жреца Ада пробило себе путь через грудь Люцифера и, дико извиваясь, вырвалось меж шрамами на его спине, где некогда коренились его крылья. Атака была беспощадной: один заряд попал в адамово яблоко, три с непогрешимой точностью пролетели между зубами, еще один приколол язык к нижней губе, а один скальпелеголовый дротик пробил левое глазное яблоко, откуда по лицу потекла окровавленная жидкость.
        Люцифер дергался и извивался, когда первые орудия пронзали его, но чем больше ударов ему наносили, тем слабее он реагировал, а вскоре вообще перестал двигаться. Раненый в полутысяче мест, он неподвижно лежал у ног жреца.
        Жрец Ада внимательно осмотрел собор, все еще освещенный энергией, высвобожденной в этой схватке. Не смотря на всю резню, учиненную здесь, выживших оказалось предостаточно. У многих были раны, способные отправить на тот свет любого смертного человека, но было достаточно и тех, кто пережил битву, отделавшись парой царапин.
        Все взоры выживших были устремлены на жреца Ада, ликующего над своим врагом. Энергетические потоки, выплеснувшиеся из его тела, чтобы повергнуть Люцифера, расслабленно свисали с его тела, все еще соединяя их, подобно напалмовой пуповине. Жрец Ада оставил их обвисать в качестве доказательства всем, имеющим еще глаза, что он действительно автор второго низвержения Люцифера.
        А затем, раскинув руки, он произнес внутренний монолог:
        - Я знаю, что многие из вас принесли сюда древнюю вражду. У вас были свои счеты, и вы пришли сюда не потому, что вас волновало, кто сидит на троне Ада, а потому, что вы хотели убить какого-нибудь собственного врага под прикрытием битвы. Многие обменялись виноватыми взглядами, а один или двое даже попытались выступить в свою защиту, но жрецу Ада было что добавить. - Теперь я ваш Король. И потому, я приказываю вам оставить свои вендетты, забыть прошлое и следовать за мной с сего момента, чтобы выполнить лучшую, более ужасную работу.
        Последовали секунды полной тишины. А затем со всех сторон раздался длительный боевой клич одобрения.
        11
        Плотская шелуха, некогда бывшая Денницей, протянула руку и вцепилась в ногу жреца Ада.
        - Хватит, - простонал он.
        На мгновение жрец Ада просто уставился на своего противника в недоумении, а затем начал предпринимать попытки освободиться.
        Но Люцифер, несмотря на свои раны, не собирался отпускать жреца Ада. Он поднял другую руку, приобретшую в своем нынешнем раздробленном состоянии удивительную гибкость щупальца, и схватил облачение, в котором он однажды возлег на смертное ложе. Ухватившись покрепче, он подтянулся и встал лицом к лицу со жрецом Ада - его тело все еще было пробито в бесчисленных местах, кровь свободно вытекала из ран, собираясь в ручейки, стекавшие по ногам.
        Люцифер вогнал свои руки в живот жреца. Жрец Ада закричал, когда Люцифер ухватился за его внутренности. Оружие, порожденное телом Сенобита, чтобы повергнуть Дьявола, теперь усыхало, так как жрец Ада отозвал энергию, его подпитывающую, в надежде хоть как-то защититься от Люцифера, но Дьявол удерживал его в своей хватке и не собирался отпускать своего ранителя. Люцифер погрузил руки еще глубже в тело жреца, тем самым продолжая издеваться над ним.
        - Давай-ка какое-нибудь заклинаньице, глупец. Он извлек из чрева жреца Ада часть кишок и потянул за нее, разматывая внутренности демона. - И прекрати этот жалкий вой. Я думал, тебе нравится боль. Он отпустил кишку, позволив им упасть петлями между ног жреца Ада. - Иначе зачем тебе это, - он провел окровавленными переломанными пальцами по гвоздям в голове демона - если не получать удовольствие от боли? Затем он сжал кулаки, вправляя выбитые суставы на место. Он поднес большой и указательный пальцы к лицу Сенобита и выбрал один из гвоздей в щеке существа. И потянул. Немного повозившись, он извлек его и обнаружил, что более половины длины было вколочено в кость Сенобита.
        Жрец Ада был слишком поражен, чтобы как-то отреагировать. Люцифер бросил гвоздь и взялся за другой, вытащил и снова бросил, затем перешел к третьему и к четвертому. Кровь стекала по непотребной сетке, покрывавшей лицо Сенобита. Он больше не кричал. Какие бы муки он ни испытывал, когда из него вырывали внутренности, они были ничтожны по сравнению с обезображиванием, которое он претерпевал сейчас. Люцифер во все ускоряющимся темпе беспорядочно вырывал гвозди. В конце концов, демон заговорил:
        - Пожалуйста, - взмолился жрец Ада.
        - Это возражение, несомненно, ты слышал тысячу тысяч раз.
        - Слышал.
        - Ты путешествовал по пустошам Ада и сражался с Люцифером. Сенобит, ты единственный в своем роде. И все же твоя жизнь в моих руках, а ты низведен до глупо ухмыляющегося стереотипа.
        - Это…
        - Да?
        Жрец Ада покачал головой. В ответ Люцифер вырвал еще один гвоздь, и еще, и еще. Отчаявшись остановить его, Сенобит продолжил свою исповедь.
        - Это моя сущность.
        Люцифер сделал паузу, чтобы рассмотреть гвоздь, только что выдернутый из лица Сенобита. - Этот ржавый кусок металла? Извини меня. Но тебе следует вернуть их. Он сорвал горловину доспеха, вогнал гвоздь в горло жреца и забил ладонью на всю длину.
        В этот миг Гарри почувствовал, что чудотворная хватка Сенобита на его теле ослабла. Гарри упал на пол, жадно хватая открытым ртом воздух. Даже его легкие служили прихоти жреца. Гарри собрался с силами и, довольный тем, что стал свидетелем окончания этого события и, более того, конца эпохи - а возможно, и войны, которая могла охватить Небеса и Землю, - начал ползти в направлении ближайшей разрушенной стены. Ему не требовалось видеть смертельный удар. Он желал лишь снова оказаться со своими близкими.
        Пока Гарри выбирался из святилища, жрец Ада дотянулся до лица Люцифера и, будь у него такая возможность, наверняка выколол бы ангелу неповрежденный глаз, но Люцифер был слишком быстр, чтобы упустить преимущество. Он отбил руки жреца Ада.
        - У тебя был шанс, - сказал он. - Но ты его упустил и другого не представится. Помолись, дитя. Пока в кроватку.
        Гарри покидал собор. Он услышал всевозможные звуки: крики демонов, наблюдавших за финальным противоборством жреца Ада и Дьявола, непроизвольные стоны умирающих, другие звуки, возможно, вызванные атакой Люцифера на Сенобита - разрыв ткани и плоти, переламывание костей.
        Гарри взобрался и перелез через последнюю кучу тел, и в его поле зрения оказался выход. Некоторые демоны все еще мешкали у порога, явно не понимая, стоит ли им отважиться зайти или нет. Гарри проплелся между зеваками и вышел на открытый воздух. Там на берегу озера его ждали друзья.
        - Гарольд! Спасибо, блин, Господи! - бегом направляясь к нему, прокричал Кэз. - Я, блядь, сказал им, что даю тебе еще пять минут и пойду вытаскивать тебя!
        Гарри осмотрелся вокруг. Если отбросить колоссальное дерево, переброшенное через озеро, и полчища демонов, карабкавшихся на его, чтобы сбежать из зоны инфернальной зоны боевых действий, озеро выглядело немного более спокойным, чем когда Гарри со своими соратниками кружили вокруг собора, а Куо'ото в своем неистовстве вспенивал воды. Вид темного озера и беззвездного неба над ним был удивительно успокаивающим после сцен бойни, оставшихся позади. Кэз вместе с Гарри прошли к кромке воды и замерли, глядя на раскинувшуюся перед ними tabula rasa[35 - tabula rasa, лат. - "чистая доска"; переносное значение: - "с чистого листа"].
        - Танцевал с Дьяволом, Д'Амур? сказал Дэйл.
        - Ни за что, - проговорила Норма, отвечая за Гарри. Она и не подозревала на сколько была права.
        - Что за хрень там произошла? - сказала Лана.
        - Это неважно, - ответил Гарри. - Я вам вот что скажу, в первый и последний раз: давайте-ка двинем за этими демонами.
        Норма замеялась. - Я уже четвертый раз слышу это от тебя.
        - Норма, мне тебя не хватало, - проговорил Гарри. - Давай отведем тебя домой.
        Сошедшие повернули к импровизированному мосту, по какому многие выжившие решили отступить из-под стен собора; у многих из ран струилась кровь, но они все еще держали в руках нож или меч для самозащиты, возникни такая необходимость, однако, в толпе уходящих не наблюдалось особой враждебности. Они были слишком озабочены оказаться вне собора - вдали от того, что сейчас происходило внутри, - чтобы затевать драки друг с другом или, если уж на то пошло, вообще с кем бы то ни было.
        Когда Гарри со товарищи подходили к мосту, из собора внезапно послышался рокочущий голос Люцифера:
        - Некогда я был ангелом! У меня были такие крылья! О, такие крылья!
        Все посмотрели в сторону собора, на немногих устоявших стенах которого плясали световые потоки.
        - Но теперь они лишь воспоминания, - продолжал он, - и мне оставили лишь боль, невыносимую для меня. Вы слышите меня? Слышите?!
        Повторение его вопроса было болезненно громким даже для находящихся за стенами собора. Здание, несмотря на все колонны и контрфорсы, поддерживающие его громадность, содрогнулось, когда голос Падшего усилился. Каменная пыль осыпалась мелкими сухими струями, сопровождаемая нарастающим грохотом от скрежета камня о камень.
        - Я покончил со своей жизнью, - сказал Дьявол, - покончил с этим Адом, который сам и построил. Я был мертв и счастлив. Но выходит так, что я не могу быть уверен в смерти, пока не обрушу все это на наши головы, и не будет Ада, который снова призовет меня обратно.
        С Адом будет покончено. Вы поняли? Если вам есть куда уйти - идите, пока можете, потому что когда я закончу, не останется ничего. Ничего!
        12
        К тому времени, как квартет Сошедших плюс Норма отправились в обратный путь от собора, аудитория Люцифера в полном составе осознала всю серьезность своего положения и стремилась убраться подальше любыми доступными способами. В стенах появились трещины, поднимающиеся от земли подобно черным молниям, арочные контрфорсы рушились по мере того, как соединяющая их каменная кладка трескалась и обваливалась, капитуляция каждого контрфорса подвергала центральную конструкцию всё большему риску полного обрушения.
        - А что будем делать, когда выберемся с этого острова? - спросил Кэз на ходу. - Как мы вернемся домой?
        Гарри бросил на него полный отчаяния взгляд. - Ни малейшего понятия, блин. Но та старая демоница упоминала что-то о возвращении домой, так что думаю, нам следует нанести ей визит. Насколько я могу судить, мы выбрались живыми.
        - Но удастся ли нам выжить, сохранив рассудок? - вот в чем вопрос, - сказала Норма.
        - А я, - сказала Лана, - точно буду алкогольничать, когда все это закончится.
        - Присоединяюсь, - вторил Дэйл.
        Исход из собора представлял собой хаотичный поток испуганных демонов; многие из них, спеша оказаться подальше от разрушающегося здания, а особенно от существ внутри, бежали по мелководью озера, чтобы обогнуть переполненный пляж. Это был лишь вопрос времени, когда их стремительное погружение в прибрежные воды привлечет внимание Куо'ото.
        Чудовище стремительно вынырнуло на поверхность, вздымая пенящуюся воду, и, похоже, вывихнув свою нижнюю челюсть, чтобы она выдвинулась вперед намного дальше верхней, легко сгребла двадцать демонов одним махом. Затем оно запрокинуло голову, забрасывая улов в свою темную глотку, и снова погрузилось в озеро, чтобы всплыть менее чем через минуту и проделать то же самое дальше по берегу, ближе к входной двери.
        Его появление почти ни у кого из толпы не отбило желание почти сразу же броситься в воду, предпочитая рискнуть быть схваченным чудовищем, чем находиться где-то поблизости от собора. Их неистовство было вполне объяснимо. Крыша уже начала рушиться, поднимая пылевые вихри, подсвечиваемые изнутри мерцающим голубым светом.
        Но для Сошедших была и хорошая новость: недавно построенный мост, наведенный армией Непоглощаемого через озеро, облегчил переправу обратно на берег - теперь не придется драться за лодку. Переправа не являлась продуманным сооружением, но пока Куо'ото был занят перевариванием оставшихся демонов, Гарри и компания пересекли водную гладь и без происшествий добрались до безопасного берега. Они бежали всю дорогу со всех ног; Кэз держал Норму на руках. Когда они наконец коснулись земли, это произошло недалеко от лагеря демонов, откуда они изначально стартовали на лодках.
        - Нам нужно идти в деревню, - сказал Гарри. - Старуха там.
        - Вы останетесь здесь, присмотрите за Нормой, - сказал Дейл. - А я пойду. Это не далеко.
        - Я пойду с тобой, - возразил Кэз.
        Гарри, Лана и Норма остановились выше по берегу под кровом некогда небольшой рощи, теперь превратившейся в несколько высохших, безлистных деревьев.
        - Мы подождем вас здесь, - сказал Гарри.
        - И если не вернетесь через час или около того, я пойду искать вас, - вставила Лана. - Не доверяю я этой старушке.
        Кэз и Дейл направились к лагерю, пока Гарри прилагал все усилия, чтобы с удобством устроить Норму на неровной земле.
        - О чем думаешь, Гарри? - спросила Лана.
        - Ха! - пролаяла Норма. - Ящик Пандоры открылся.
        На душе у Гарри потеплело. Норма снова оказалась в его объятиях - израненная, но живая - и, услышав ее знакомый материнский тон, он почувствовал, что в кои-то веки все может сложиться в его пользу. Он повернулся к Лане и проговорил:
        - Пройдя через все это, - сказал Гарри, жестом указывая на поврежденное здание, - я чувствую себя совершенно обессиленным внутри. Но ведь все будет хорошо, правда? Разрушение собора продолжалось, хотя и замедлилось, так как его стены в некоторых местах представляли собой не более чем груду обломков.
        - Не думаю, что так устроена жизнь, - сказала Лана. - Но, по крайней мере, на это можно рассчитывать с самого того момента, как только мы попадем в этот долбаный мир. Я думаю, что дети плачут сразу после рождения, потому что они уже рождаются с осознанием всего ужасного дерьма, которое с ними произойдет. Именно поэтому у меня никогда не было детей. Любая жизнь - это смертный приговор. Мы просто забываем об этом позже, как сны - в момент пробуждения. Не важно, обеспокоены мы этим или нет, дерьмо все равно прилетит. Главное - мы здесь. По крайней мере, пока.
        - Обнадеживающе, - сказал Гарри.
        - Еще одна причина убраться отсюда как можно скорее - Лана посмотрела на пляж. - Я потеряла парней из виду. Надеюсь, эта старая сука чем-то поможет.
        - Вот и ты, свидетель.
        Жрец Ада появился внезапно. Он сошел с моста и направлялся к ним, его тело было настолько потрепанно, а лицо напрочь лишено былой симметрии и элегантности, что если бы он не заговорил, Гарри бы прошел мимо него, не обратив никакого внимания. Теперь они стояли лицом к лицу, а толпа проходила мимо них, поднималась вверх по пляжу и уходила в темноту. Д'Амур вдруг сообразил, что его татуировки не подавали никаких сигналов тревоги уже несколько часов. Возможно, он выжег их. Как бы то ни было, они изменили ему. Он встал перед Нормой, защищая ее. Лана вскочила, приготавливаясь к бою.
        - Господи Иисусе, - сказал Гарри. - Выглядишь страшнее черта.
        - Мой свидетель… Мой верный, непогрешимый свидетель.
        - Из этого получится чертовски хорошая книга, Пинхэд.
        Жаль, что теперь вы не увидите конца истории. Ты живешь во тьме, Д'Амур. Туда ты и вернешься, - ответил жрец Ада. Сказав это, он поднял левую руку к лицу и прошептал неразборчивое заклинание. Его слова породили огонь меж почерневших пальцев, сложенных горстью.
        - Еще трюки? - спросил Гарри. - До сих пор они творили с тобой чудеса.
        Он переместился вправо от демона и спустился на два, возможно, три шага вниз по пляжу, чтобы занять более удачную позицию для боя, но у жреца Ада были другие планы, и Гарри почувствовал, что против своей воли снова теряет контроль над своим телом.
        - Гнида! - закричал Гарри.
        - Гарри? - воскликнула Норма.
        - Нет! - прокричала Лана, двигаясь вперед.
        - Прочь, сучка, - сказал ей жрец. - Или я позабочусь, чтобы твое наказание намного превзошло твои преступления.
        - Норма. Лана. Проехали, - сказал Гарри. - Это только между мной и Пинхуем.
        В глаза Гарри словно вонзились иглы.
        - Боже. Что ты делаешь? Его пульс ускорился, сердце не просто учащенно забилось, но начало колотиться. И с каждым мощным ударом покалывание только усиливалось, словно невидимые руки размеренно вонзали в его глаза раскаленные добела иглы. Он попытался моргнуть, но веки отказывались смыкаться. Жрец Ада повернулся, чтобы посмотреть на него, и глаза Гарри уловили отблеск холодного голубого света, который излучал Люцифер. По мере усиления боли, в поле зрения Гарри, начиная от края, вползала темнота.
        - Посмотри в последний раз, свидетель.
        Хотя Жрец еще обладал магией, ее действенность явно снизилась, и воздействие на тело Гарри уже и близко не напоминало парализующее порабощение, каким оно было в соборе. Гарри, сопротивляясь магии, протянул руку и соприкоснулся с холодным, влажным телом жреца Ада. Его пальцы нашли во что вцепиться, хотя являлось ли это оторванной плотью или частью украденного жрецом Ада облачения, Гарри не знал да и не хотел знать.
        - Чего еще тебе от меня нужно? - сказал Д'Амур. - Зачем я тебе? Мне нужны глаза. Я - детектив.
        - Тебе следовало бы подумать об этом, прежде чем отмахиваться от своих обязанностей.
        Темнота надвигалась со все возрастающей скоростью, и Гарри уже был не в состоянии охватить лицо жреца Ада одним взглядом, ему приходилось сканировать его зрачком по все сужающемуся полю зрения. Он не обнаружил в лице демона ничего, что могло бы навести на мысль о какой-либо отсрочке. В его глазах был только холодный свет, являвшийся отражением сияния Падшего. Все остальное, что когда-то было неким совершенством, пропало.
        Такова была твоя жизнь, - проговорил внутри холодный, монотонный голос, очевидно, невосприимчивый к ужасу, спутавший все остальные его мысли. Ты бродил среди злобных тварей, охваченный болезненным упоением, манившее тебя исполнить роль героя, хотя все это время ты потакал своей зависимости. Эта печальная правда была невыносима для него. Почему именно сейчас его мозг решил вынести такое обличающее суждение? Оно продолжало прокручиваться в голове по кругу, постепенно отходя на второй план перед все более сгущающимся кошмаром.
        А затем сгинула последняя крупица зрения.
        13
        Через некоторое время шум хаотичного отступления демонов стал более прерывистым, хотя изначально он воспринимался как журчание единого потока, и в конце концов стал сходить на нет. Теперь прибывали раненые, многие задыхались, изо всех сил пытаясь взобраться по берегу, часто стонали от боли, некоторые даже тихо плакали. Именно хныканье одного из таких демонов разбудило Гарри. Он потерял всякое представление о времени, пока лежал на камнях, лицо саднило от ран, полученных им при падении, случившимся непонятно где и когда.
        - Эй? - спросил Гарри. - Лана! Норма! Кто-нибудь?
        - Гарри! - услышал он приглушенный голос Ланы, зовущий его. - Ты очнулся. О, Господи… - Послышался звук ее приближающихся шагов.
        - Лана! Это ты?
        - Ты о чем? Я же тут.
        Теперь она оказалась рядом с ним и коснулась его лица. Глаза Гарри были открыты, но он ничего не видел.
        - Твою мать. Я… я думаю, этот ублюдок ослепил меня.
        - Слава Богу, ты очнулся. Гарри услышал боль в голосе Ланы. - Гарри. Это ужасно…
        - Эй. Не волнуйся. Не впервой я ослеплен демоном.
        - Нет, - сказала Лана, чуть не плача. - Дело не в этом.
        Гарри оборвал себя на полуслове.
        - Лана?
        - Он…
        - Нет! - спросил Гарри. - Лана! Скажи, что с Нормой все в порядке. Лана не выдержала. Гарри услышал, как она заплакала. - Лана! Чтоб тебя! Скажи что случилось!
        - Она все еще жива, но, Господи, в ужасном состоянии. Я пыталась остановить его, когда он вырубил тебя, но… Я не могла пошевелиться, Гарри. Он бросил мне в лицо несколько гребаных слов, и я свалилась. Я могла лишь наблюдать, пока он…
        - Что?
        - Он, блядь, изнасиловал ее, Гарри. Прямо у меня на глазах. И заставил меня смотреть. Я даже не могла закрыть глаза.
        - Ёпт, я прикончу его. Клянусь, я вырву его чертово сердце. Где она?
        - Я отведу тебя. Лана взяла Гарри под локоть.
        Гарри постоянно говорил, пока они шли, частично, чтобы нарушить тишину, пропитавшую воздух, но в основном, чтобы заглушить шум в своей голове.
        - Рано или поздно что-то должно было произойти, - пробормотал он. - Уже сколько раз я должен был оказаться в мешке для трупов, но почему-то всегда оставался невредим. Пара сломанных костей. Никогда ничего серьезного. Норма постоянно повторяла, что за мной присматривает ангел. Она сказала, что иногда видит его, когда я захожу к ней в гости. Но, видимо, сегодня у него были другие дела.
        - Теперь осторожно, - сказала Лана.
        - Понял, - сказал Гарри, взбираясь по склону пляжа, при этом из-под его сапог все время выскальзывали свободно лежащие камни.
        - Помедленнее…
        - Сколько еще?
        - Два-три шага и уклон заканчивается.
        - Ты видишь Норму?
        - Ага. Она лежит там же, где я оставила ее.
        - Как она?
        - Она еще дышит. Я знала, что она не сдастся, пока ты не вернешься. Слава Богу, что ты очнулся. Еще несколько шагов.
        - Норма! Норма! Это Гарри!
        Старая леди что-то пробормотала.
        - Лежи спокойно, - услышал Гарри наставления Ланы, но Норма по жизни придерживалась своих собственных законов и сейчас не собиралась подчиняться приказам.
        - Что он сделал, Гарри? Скажи мне. Не ври. Просто скажи мне. Что он сделал?
        Гарри слышал боль в ее голосе. Его будто под дых ударили. - Меня всегда интересовало, как выглядит мир твоими глазами, - сказал он ей. - Теперь я знаю.
        - Ох… дитя…
        Лана убрала руку с локтя Гарри и отступила назад, чтобы дать Гарри возможность устроиться скрестив ноги. Норма тут же протянула руку и нашла его лицо с той же легкостью, как если бы была зрячей. Она погладила его небритую щеку.
        - Тебе не больно?
        - Нет. А вот тебе да, не так ли? Лана сказала мне, что сукин…
        - Гарри, не трать напрасно слов. Нам нужно поговорить о других вещах. Только ты и я. Лана, не оставишь нас на минутку?
        - Безусловно, - ответила Лана. - Я обожду поблизости. Просто крикните, если…
        - …меня в Детройте услышат, если возникнут проблемы, - сказал Гарри.
        После этого она оставила Гарри и Норму обмениваться последними словами, и он услышал затихающие звуки скрипящих под ее ногами камней.
        - Гарри она могла бы стать твоей второй половинкой.
        - Да брось, Норма. Мы оба знаем, "половинки" - это не для меня.
        - Людей не просто понять. Конечно, большую часть времени они носят маски, по крайней мере, пока живы. Но знаешь, как только умирают, то прекращают заниматься всеми этими глупостями. Тогда и можно увидеть правду. Чаще реальная картина оказывается намного богаче и страннее, чем можно было бы предположить, глядя на их маски.
        Ее голос перестал звучать хрипло и нерешительно, как раньше, когда Гарри только подошел к ней. Теперь она заговорила настойчивым шепотом.
        - Я оставила все инструкции человеку по имени Джордж Эмбессан.
        - Какие инструкции?
        - На случай моей кончины. Что произойдет очень скоро.
        - Норма, ты же не собралась…
        - Да, Гарри, собралась, и ты нам обоим сделаешь одолжение, если перестанешь тратить время на банальности. Мое тело - это мясо, только и всего. Все сотворенное Пинхедом ускорило мой путь на выход, и, честно говоря, не могу быть неблагодарна за это. Мне нужно почить на некоторое время. Вернуть аппетит к жизни прежде, чем я выберу новых родителей, и вернуться в игру со всем багажом знаний, запрятанным в глубине моей души. Это будет та еще жизнь, со всеми-то моими знаниями.
        - Я бы хотел быть рядом.
        - Ты будешь. Будешь.
        - Точно?
        - Разве я стала бы тебе врать? - сказала она с искренним возмущением. - Мы будем вместе. Другие лица, те же души. Так что не горюй. Просто подхвати мой флаг.
        - В смысле… помогать мертвым найти дорогу?
        - Чертовски верно. Чем еще ты собираешься занять свое время?
        Гарри позволил короткому, недоверчивому смешку вырваться из своего горла. - Ты же знала, что это буду я.
        - Нет. На самом деле, нет. Это полнейшее откровение для меня самой.
        - Норма, я не могу помогать мертвым. Я ничего о них не знаю.
        - Ты знал достаточно, чтобы спуститься в Ад и спасти мою несчастную душу.
        - И как замечательно всё для нас закончилось.
        - Думаешь, полный облом?
        - Конечно, да, - сказал Гарри. - Ты умираешь.
        - Гарри, Гарри, - успокаивала она его, гладя по лицу. - Послушай меня. Вещи никогда не являются тем, чем кажутся. Ты поступил, как считал нужным, потому что ты хороший человек. Ты спустился в Ад, чтобы найти меня. В сам Ад, Гарри. Не многие поехали бы в Джерси ради собственных матерей, не говоря уже о том, чтобы отправиться в бездну ради какой-то старой, слепой, полусумасшедшей старухи.
        - Ты не…
        - Послушай меня. В конечном счете, дело не во мне. Никогда не было во мне. Я была лишь наживкой.
        - Я не понимаю.
        - А я тем более, если тебе от этого легче. Но задумайся. Только подумай, как все изменилось здесь, в самом этом месте и, очевидно, в тебе самом, готова поспорить. И все потому, что ты решил отправиться на мои поиски.
        - Значит, кто-то подстроил все это. Ты это хочешь сказать?
        - Вовсе нет. Это магическое мышление.
        - Но ты сказала, что ты приманка. А значит, должен быть и рыбак, не так ли?
        Норма долго размышляла, прежде чем ответить.
        - Гарри, это касается всех нас вместе взятых. Мы все - частицы этого рыбака. Я понимаю, что это звучит как полный отстой, но ты поймешь, когда начнешь работать с мертвыми. Все сопричастны: самые невинные малыши; дети, прожившие день, час - они все равно причастны ко всему, даже к собственным смертям. Я знаю, что тебе сейчас очень трудно это осознать, но поверь тому, кто провел много времени со смертью.
        Она сделала паузу, и Гарри услышал, как у нее вырвалось полуподавленное болезненное восклицание, когда сменяла положение своего покрытого синяками тела.
        - Я все равно убью его, - сказал он.
        - Я в порядке, Гарри, - сказала она, - Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Или о нем. Он просто один из Заблудших и Напуганных. Все такие пропащие. - Она беспечно засмеялась. - На самом деле это не смешно, - продолжила она, когда утих смех. - Мировая душа больна, Гарри, безумно больна. И если каждый из нас не выполнит свою часть работы и не попытается докопаться до источника ее боли и выжечь его, то все будет напрасно.
        - Так что же мне делать?
        - Я не могу ответить на все твои вопросы, Гарри, - заявила Норма, и в том, как она это произнесла, послышалась тревожащая отстраненность. - Не на все из них можно получить ответы. Тебе нужно… тебе следует принять это.
        - Как насчет компромисса? Я признаю это, но не приму.
        Норма потянулась к Гарри и схватила его руку с точностью и силой, поразивших его.
        - Я счас… Я счастлива… только мы…
        - Ты правда счастлива? - спросил Гарри. Он постарался, чтобы в его голосе не прозвучали сомнения, но осознал, что потерпел неудачу.
        - Ко… нечно…, - ответила Норма. С каждым слогом ее голос становился все слабее.
        - Я буду чертовски скучать по тебе, Норма.
        - Я… люблю… - У нее не хватило сил закончить. Она умолкла, когда дыхание, несшее ее слова, прервалось с едва слышным щелчком в горле. Ему не нужно было произносить ее имя и не получить никакого ответа, чтобы понять, что она скончалась.
        Он неуверенно протянул руку в надежде найти ее лицо, чтобы закрыть ей глаза. К собственному удивлению, его пальцы нашли ее щеку с той же сверхъестественной точностью, не единожды демонстрируемой ею; образ проделываемого им возник в его сознании, застыв подобно картине: Попытка закрыть глаза слепой женщины после смерти.
        Это оказалось проще, чем ему того хотелось. Ее веки повиновались легкому прикосновению его пальцев и закрылись навсегда.
        КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
        Осадки
        Самые могучие души рождаются в страданиях.
        - Э. Х. Чапин[36 - Эдвин Хаббелл Чапин (29 декабря 1814 - 1880 гг.) американский проповедник и редактор журнала Christian Leader. Полное выражение: - Самые могучие души рождаются в страданиях; сильнейшие из них покрыты шрамами; мученики облачены в свои коронационные одежды, сверкающие огнем; и сквозь слезы свои скорбящие впервые увидят райские врата. Dictionary of Burning Words of Brilliant Writers, P. 567]
        1
        Люцифер, некогда самый возлюбленный ангел в том сияющем измерении, названном смертными людьми Небесами, изгнанный своим Создателем из его славы и мощи, низвергнутый в план камня и тьмы, иде, вопреки мукам, ниспосланным своим Создателем, претворил он второй Рай сиречь дерзнул, коий смертные люди прозвали Адом, стоял среди обломков своего собора и во второй раз планировал свое прощание с жизнью. На этот раз он не допустит тех же ошибок. Никакого собора, способный послужить местом паломничества для желающих поразмышлять о несправедливости и трагедии его истории. И преисподняя не будет населена бастардами проклятых и их мучителями - такими же мятежниками, как и он сам, низвергнутыми с Небес за сговор с ним по захвату Его Престола.
        - Довольно, - пробормотал он себе под нос. И затем, возвысившимся до рева голосом, слышимым в самых отдаленных уголках Ада, провозгласил: - Довольно!
        От этого крика камни на берегу, словно испугавшись, подпрыгнули, упали и с грохотом покатились вниз по склону к озеру, поверхность которого также пришла в волнение. Кэз с Дейлом еще не вернулись, и вместо того, чтобы ждать рядом со своей почившей наставницей, Гарри и Лана отправились на поиски своих друзей. Они как раз достигли лагеря Азилей, когда Люцифер издал свой крик, и шум выгнал старую демоницу с дредами из одной из хижин. В руке у нее был нож, а ее волосы пребывали в беспорядке, как будто ее прервали посреди чего-то важного, требующего физических усилий.
        Увидев Гарри и Лану на краю своих владений, она угрожающе замахала ножом.
        - Что вы тут делать? - потребовала она.
        - Вы видели наших друзей? - спросила Лана.
        - Нет. Пожалуйста, сейчас же уходить, - прошипела демоница.
        - Ваш тон столь убедителен, - проговорил Гарри.
        - Точно, - сказала Лана демонице, - я уверена, что вы не будете возражать, если я осмотрюсь вокруг, ведь так? И, сказав это, она прямиком направилась к палатке демоницы.
        В ответ демоница, что было сил, плюнула ей в лицо, слюна ожгла кожу Ланы и причинила такую острую боль, что та споткнулась и схватилась за лицо.
        - Чертова сука! - сказала Лана.
        - Лана! Что случилось? - спросил Гарри.
        Демоница немедля воспользовалась своим преимуществом. Крепко сжимая нож, она сначала нанесла режущий удар поперек груди Ланы, а затем, пригнувшись, полоснула по животу - из обеих ран заструилась кровь. Прежде чем она успела ударить Лану в третий раз, та неуклюже отступила к угасающему костру возле входа в палатку, разворошив раскаленные угли, скрытые пеплом. Лана почувствовала вонь запекающихся сапог и жар под ногами, но она не собиралась подставляться под нож старой демоницы, поэтому вместо этого Лана пнула угли в ее сторону. Демон обрушил на нее поток проклятий, когда угли брызнули во все стороны и попали на ее плоть.
        - Не волнуйся, Гарри, - сказала Лана. - Я разберусь с этим.
        Демон, как бы в ответ, беспрепятственно сделал два шага, прежде чем снова наброситься на Лану, но на этот раз Лана была готова и пригнулась, уворачиваясь от взмаха клинка старухи. После чего Лана бросилась на демона и схватила ее за шею и руку с ножом, тряся последнюю, пока не выпал нож. Поскольку демоница была обезоружена, Лана обеими руками вцепилась в шею старухи.
        - Где наши друзья, ты - гадкая старая корова?
        В ответ демоница зашипела. Раны, нанесенные Лане, болели, и боль разжигала ее ярость. - Отлично. Я просто прибью тебя, - сказала она, сама почти веря своим словам, - тело брошу в огонь, а потом сама найду их.
        - Сумасшедший женский человек! Палач демнища!
        - Я рада, что ты была внимательна, пизда, - сказала Лана, крепче сжимая горло женщины.
        Сильные костлявые пальцы старой демоницы вцепились в руки Ланы, отчаянно пытаясь ослабить ее хватку. Но та половина Ланы, действительно намеревавшаяся выжать жизнь из демона, одновременно вдавила оба больших пальца в трахею демоницы. Старуха начала противно хрипеть, ее руки лишились силы и соскользнули с рук Ланы, чье здравомыслие возобладало, и она в конце концов выпустила из демоницу. Старуха упала на землю, при этом использовав первую же возможность свободно вздохнуть, чтобы снова начать проклинать Лану.
        Лана подобрала нож старухи и засунула его за пояс.
        - Называй, как хочешь, сука, - сказала она. - Пойдем, Гарри.
        - Подожди. Гарри удержал Лану, повернулся в ту сторону, откуда в последний раз слышал шипящие проклятия демоницы, и обратился к ней. - Ты что-то говорила о червях, подводящих к выходу. Объясни мне, что это значит. Это червоточины, по которым мы можем путешествовать? Отвечай мне!
        - Ты умирать сейчас - вот что это значить! - сказала демоница.
        Носок сапога Ланы встретился с пастью демоницы, и та отлетела на несколько ярдов назад, приземлившись скрюченной грудой.
        - Неправильный ответ, - сказала Лана и потерла лицо, стирая последние капли ядовитой мокроты демона. После чего Лана взяла Гарри за руку и повела его в палатку. Внутри горел небольшой костер, дым выходил через отверстие в середине крыши, в его свете она увидела Кэза и Дейла, стоявших на коленях спиной к огню, уставившись в глухую стену. Их руки были скрещены за спиной, как будто связанные, хотя это было не так. Лана направилась к ним.
        - Боже! Парни! Скажите что-нибудь!
        - Они живы?
        - Ага. Она связала их или… ввела в какой-то транс. Но они живы.
        Лана схватила руки Кэза, пытаясь установить контакт и разорвать путы, наложенные на его разум. В ответ по его телу пробежала дрожь, и он издал приглушенный бессловесный звук, как будто говорил во сне. Лана опустилась на корточки, прислонившись спиной к стене хижины, и посмотрела на лицо Кэза. Его глаза были широко раскрыты, а рот плотно сжат. Он смотрел прямо на нее - сквозь нее - , его зрачки не двигались.
        - Кэз. Это Лана. Ты можешь?..
        - Эй, вы, пугала! - вмешался Гарри. - Нам пора идти. Люцифер разгавкался, и я не хочу, чтобы мы были здесь, когда он решит кусаться.
        Кэз издал тот же бессловесный звук, что и раньше. Лана помахала открытой ладонью перед глазами Дейла и Кэза. Ни один из них не моргнул.
        - Засранцы. Да прислушайтесь к Гарри! Вы даже не связаны, - сказала Лана. - Эта старая сука просто заставила вас поверить в это. И роты у вас кляпом не заткнуты. Вы слышите меня?
        И снова приглушенный звук из-за сомкнутых губ.
        - Это уловка, вот и все, - сказал Гарри. - Какое-то дурацкое заклинание. Кэз, твои татуировки должны помочь тебе освободиться.
        Гарри и Лана ждали хоть какого-то ответа. Ничего.
        - Нифига, - пробормотала Лана. - Что, блин, нам делать? Мы не можем тащить их в таком состоянии!
        - Подожди, - ответил Гарри. - Их глаза отрыты, да?
        - Ага, - сказала Лана. - Они даже не моргают. Жутко до чертиков.
        - Они смотрят на что-то конкретное? Что-то находится на прямой видимости?
        Лана взглянула на стену перед Кэзом и Дейлом и увидела на драной холстине, послужившей материалом для стены, была нарисована четвёрка иероглифов, располагавшихся так близко, что почти наползали друг на друга. Взгляды Дейла и Кэза были прикованы к этим символам.
        - Ха, - воскликнула Лана. - Гарри, ты - чертов гений! На стене что-то намалевано. И они уставились прямо туда. Что я должна сделать?
        - Сотри. Смой. Замажь. Неважно что. Просто избавься.
        - Это можно, - сказала Лана, прикладывая руку к ране на груди и смачивая ладонь кровью.
        Она подошла к стене и обтерла кровь поверх иероглифов, полностью скрыв их. Реакция последовала незамедлительно. Невидимые веревки, кляпы и повязки на глазах потеряли свою власть над воображением Кэз и Дэйла. Двое мужчин заморгали, словно очнувшись от сна, и обернулись к Гарри и Лане, их лица скривились в замешательстве.
        - Эй, вы, - удивился Дейл. - Вы как здесь очутились?
        - Когда вы, двое гомиков, не явились, - сказал Гарри, - мы отправились на поиски.
        - И правильно сделали, - вторила Лана. - Еще пару минут, и, думаю, вы стали бы ужином этой старой демонической суки.
        - Иисусе, - сказал Кэз. - Серьезно? Последнее, что я помню - как добрались до окраины деревни, а потом… это.
        - Готов поспорить, что эта старая сука владела и более древней магией, - сказал Гарри. - Как иначе она смогла бы обойти твои татуировки.
        - Гарольд, почему ты не смотришь на меня?
        - Это довольно странно, - поддакнул Дейл. - И где Норма?
        Гарри поджал губы и лишь слегка покачал головой в ответ. Дейл схватил Кэза за руку и сильно сжал. Кэз стиснул челюсти и с силой втянул вдох. Слова не требовались. Послание получено.
        - Понятно, - сказал Кэз. - Я устрою свой личный апокалипсис позже. А сейчас, каков план?
        - План, - сказала Лана, высунув голову из палатки, - состоит в том, чтобы найти ту червоточину, которую старая сука… - Но старой демоницы уже не было, как и никаких ее следов. - Твою мать. Мне следовало просто прикончить ее.
        - Неа, - сказал Гарри. - Лучше пусть сидит где-нибудь и гниет до конца вечности.
        Сошедшие отправились обратно тем же путем, каким и пришли, по пути Лана рассказала им, что Пинхед сделал с Гарри и Нормой.
        - Не могу поверить, - сказал Кэз.
        - Я тоже, - согласился Гарри. - Но мы не можем зацикливаться на этом сейчас, иначе мы никогда не сделаем должное.
        - Что именно? - спросил Кэз.
        - Найти способ выбраться отсюда, - сказал Гарри. - Та старая демоница говорила, что выход есть.
        - Она также говорила, что поможет нам, - сказал Кэз.
        - Может быть, она имела в виду превратить нас в помол, - сказал Дейл. - Старая корова была не в ладах языком.
        Не успели эти слова сорваться с его губ, как все вокруг озарил яркий свет. Земля задрожала, и у них под ногами запрыгали камни.
        - Что это было, черт возьми? - спросил Гарри.
        - Не знаю, - ответил Кэз, - но было ярко, что пипец.
        Сошедшие направились между деревьями, и через несколько шагов их поглотила темнота.
        - Это, должно быть, снова Люцифер, верно? - спросил Гарри.
        Они вышли на поляну, и источник света вдруг стал более чем очевиден.
        - О, Господи Боже, - проговорил Дейл.
        - Люцифер больше не в соборе, - сказала Лана. - Он сияет.
        - Сияет? - спросил Гарри.
        - Парит над озером, - сказал Дейл, - безумно баламутя воду.
        - Я подозревал, что…, - заявил Гарри. - мои уши компенсируют мне глаза. Я слышу, что вода ошалела.
        - Именно - ошалела. Он… - Кэз осекся. - Вау.
        - Что там? - уточнил Гарри.
        - Теперь он летит. Вверх. Быстро, - пояслина Лана. - А от гребаное морское чудище…
        - Куо'ото? - спросил Гарри.
        - Он самый! - ответила Лана. - Поднимается вслед за ним. Черт возьми, оно большое. Как будто оседлало перевернутый водяной смерч. Охуеть…
        Они не могли подобрать слова, чтобы описать происходящее у них на глазах. Зрелище было слишком грандиозно: крутящиеся в пенистом бешенстве воды, громадная змееподобная форма Куо'ото, взмывающая из смерча, подпитываемого мощью его движения по спирали, и сияние от тела Люцифера, разгоравшееся все ярче, пока он поднимался в воздух, преследуемый Куо'ото. Своим взлетом существо попирало все физические ограничения своей анатомии, но Люцифер подцепил его каким-то невидимым крюком и подтягивал сверху, в то время как вода подбрасывала его ввысь снизу.
        Гарри безучастно смотрел на разыгрывающееся представление, изо всех сил пытаясь понять смысл всей этой суматохи.
        - Парни? Какого черта?
        - Никогда не думал, что скажу это, но у меня просто нет слов, - сказал Дейл.
        - А если постараться? Ну кто-нибудь! Я хочу увидеть!
        - Куо'ото размером с десяток поездов, клянусь, - сказала Лана.
        - И он следует за Люцифером, - продолжил Кэз.
        - Куда?
        - Из озера вверх.
        - Зачем?
        Прежде чем кто-то успел высказать предположение, Люцифер ответил на вопрос за них.
        2
        Люцифер, Падший, звезда утренняя, жил и умер в своем подземном мире под ненавистным небом. Коий возвел Бог в высотах над острогом Люцифера, подобно голелу[37 - камень, закрывавший гробницу.], вкаченному пред гробницей, дабы запечатать порчу мертвых, и не могла она осквернить мир во веки.
        Теперь, прекратив вести внутреннюю борьбу, Люцифер, наконец, впервые за тысячелетия выплеснул ее вовне и ударил по каменному небосводу со всей силой своей, подпитываемой исключительно яростью. Куо'ото продолжал поднимался из водяного смерча, его тело оказалось намного больше, чем предполагал сам Владыка Ада. И все же он подтягивал его к себе без всяких усилий, хотя тот и ревел от досады, что его изгнали из естественной среды обитания; его дыхание смердело мертвым мясом из его утробы, чудовище жаждало поглотить Люцифера больше всего прочего, на чем когда-либо останавливались его голодные глаза, и только по этой причине он не сопротивлялся, стремясь освободиться от аркана, наброшенного на него. Скоро оно настигнет Денницу и проглотит его целиком. Оно было так близко, всего лишь на крошечном расстоянии от его зияющей пасти. Сейчас оно схватит свою добычу.
        Но нет. Люцифер продолжал подниматься, а Куо'ото следовал за ним, раскручиваясь спираль за спиралью и возносясь ввысь из смерча, оставшегося где-то в тысяче футов ниже.
        На пляже Сошедшие, еще сохранившие зрение, молча наблюдали за этим зрелищем. В этот миг вся какофония из всевозможных звуков, постоянно нараставших по мере того, как Люцифер готовился приступить к вращению воды, стихли. Даже рев водяного смерча отдалился. Затишье длилось два, три, четыре удара сердца. А затем Люцифер направил Куо'ото к небесному пределу, и чудовище врезалось в его поверхность. При ударе раздался единственный громоподобный раскат, зародившийся где-то поблизости, а затем многократно отозвавшийся по всему небосводу. Куо'ото испустил жуткий хтонический крик боли - свой последний прижизненный акт - и умер, стремительно падая из-под небес в свою водяную могилу.
        - Мать твою, что это было?! - прокричал Гарри, зажимая руками уши.
        - Иисусе. Оно… эээ, ударилось о небо, - ответила Лана.
        - О каменное?
        - Жестко так, - продолжил Кэз. И там появилась трещина. На самом деле, больше одной. На много больше. Черт. Трещины расползаются по всему проклятому своду.
        - А где Люцифер?
        - Он прямо около камнесвода, заставляет трещины расширяться с помощью своего сияния.
        - А Куо'ото?
        - Мертв. Падает. Никогда не видел ничего подобного.
        - Я представляю.
        - Он собирается вскрыть небо, - сказала Лана.
        - Мы идем? - поинтересовался Дэйл. - Или будем ждать музыкальный номер?
        - Мы идем, - ответил Кэз. - Ведь так, Гарри?
        - Я видел все, что хотел, - ответил Гарри без тени улыбки.
        - Ну так двинулись, - сказала Лана.
        - Отведи меня к Норме, - попросил Кэз. - Мы не хуже призраков.
        Сверху раздались новые трескучие залпы, новообразовавшихся в камне разрывов, разбежавшихся от трещин, уже зиявших на его поверхности. Из трещин посыпались осколки, казавшиеся незначительными на протяжении первых нескольких секунд падения, но быстро показавшие свою истинную громадность. И дело было не только в обманчивости их размеров, но и в траектории падения. Было сложно соотнести растрескавшийся свод сверху и рельеф местности внизу. Каменные осколки, которые определенно должны были упасть на пляж рядом с ними (если не прямо на них), упали на много миль дальше, где-то в окрестностях Пираты или неподалеку, а куски, которым, казалось, суждено было приземлиться далеко-далеко, обрушились в воду недалеко от берега. Самый большой из этих фрагментов - кусок скалы размером с дюжину домов, если не больше - упал в воду в ста ярдах от берега - удар оказался на столько сильным, что взметнувшийся столп воды по высоте практически сравнялся с собором.
        Мелкая морось из падающих осколков быстро переходила в ливень, а пытливый свет Люцифера все глубже проникал в растрескавшуюся поверхность неба, отламывая все новые и новые обломки Небес. Одна глыба, размером с автомобиль, устремилась прямиком к пляжу, где стояли Гарри и компания.
        - Да вы издеваетесь, - сказал Кэз.
        - Что…
        - Не время для вопросов! - рявкнула Лана, отпихивая Гарри. Глыба просвистела на волосок от головы Гарри и беззвучно исчезла в ряду деревьев позади них. Все замерли на месте.
        - Ого, - сказал Гарри. - Кажется что-то большое. Где, черт возьми, оно грохнулось?
        У этого обломка были такие размеры, что его приземление должно было заставить каждое дерево заходить ходуном от корней до самой макушки, сбросив при этом все листья. Вместо этого глыба проплыла над головами Сошедших и исчезла, будто ее никогда и не существовало.
        - Вы все это видели? - спросил Дейл с отвисшей челюстью.
        - Нет, - ответил Гарри. - И мне начинает казаться, что вы, ребята, издеваетесь надо мной.
        - Ни хрена себе, - сказала Лана. - Гарри, кажется, мы нашли выход.
        - Норы червей, ведущие домой! Охуительно! - спросил Кэз. - Червоточины, Гарольд! Ты был прав! Вот о чем говорила старая стерва. У нас есть выход! Пошли.
        Лана подвела их к телу Нормы. Увидев сломленное и безжизненное тело своей подруги, Кэз на мгновение замешкался, но все же подошел вплотную.
        - Господи Иисусе, - сказал он. - Я не был готов к такому.
        - Этого не было в моих снах, - сказал Дейл дрожащим голосом.
        Пару секунд Кэз примеривался, потом нагнулся, поднял свою старую подругу и перекинул ее труп через левое плечо.
        - Давайте сделаем это, - сказал Кэз. - Мы обещали, что не уйдем без нее.
        Вместе они вышли из-под деревьев, направляясь вглубь суши, где весь пейзаж изобиловал нагроможденными обсидиановыми валунами. Здесь куски разрушающегося свода, ударяясь об обсидиан, раскалывались с громким треском. Шрапнель, разлетавшаяся во все стороны от этих кусков, рикошетя от черных валунов словно пули, представляла собой потенциально смертельную угрозу. Пригнув головы, Сошедшие пробирались среди валунов в поисках червоточины.
        - Боже, - проговорил Гарри. - Сколько еще это будет продолжаться?
        - Судя по всему, я думаю, он стремится сравнять с землей весь Ад, - ответил Кэз.
        - Похоже на то, - согласился Дейл.
        Вслед за ответом Дейла раздались три чудовищных раската грома, по громкости превосходящие все предшествовавшие им. Они отдались эхом между землей и небом, и с каждым эхом громкость, не то чтобы снижалась, но только увеличивалась, вскоре отзвуки стали столь многочисленны, что слились почти в единый, цельный грохот.
        - Бегите! - сказала Лана.
        - О, черт. Вот и настал Судный день! - завопил Кэз.
        Несмотря на опасность от летящих осколков, Кэз выпрямился и запрокинул голову назад, чтобы хотя бы на несколько секунд ясно разглядеть грандиозное зрелище. Под атаками Люцифера свод, раскалывающийся на куски, выглядевшие даже с такого расстояния колоссальными, наконец поддался. Кэзу казалось, что катаклизм разворачивается в замедленной съемке: громадные куски разъезжались в стороны с ленивым изяществом.
        - Кажется, я её вижу! - сказала Лана.
        - Скажи, что мы уже близко! прокричал Гарри.
        - Если не ошибаюсь, то да! - крикнула Лана. - Впереди есть место, между двумя валунами, и там не рикошетит. Должно быть это она, верно?
        Кэз неохотно оторвал взгляд от неба и посмотрел в сторону Гарри. Он c Ланой сидели на корточках в шести или семи шагах от него, вытянув руки, исследуя пустое пространство - брешь в скале - между валунами.
        - Пойдет, как по мне, - сказал Гарри. - На случай, если это не то, что мы думаем, ну, если услышите мой крик…
        - Что тогда? Торчать здесь? сказала Лана. - Просто пошевеливайся, Галахад. Плана Б у нас нет.
        Не успел Кэз проследить, как его друзья входят в нору червя, как раздался очередной громовой раскат. Кэз повернул голову к источнику звука, и в этот момент, наконец, отчасти понял, что двигало Гарри в его делах. Кэз внезапно обнаружил, что жаждет еще раз взглянуть на умирающее небо. Теперь обломки падали быстрее, коим предшествовал град камней, по неистовству сопоставимый с муссонным ливнем. Все, что мог сделать Кэз, это не стоять на месте и не смотреть на зрелище, разворачивающееся перед его удивленными глазами.
        - Кэз! - Дейл оказался рядом с ним и потянул за руку. - Нам пора идти, милок, - сказал он. - Или упокоимся прямо тут.
        Стоило Дейлу потянуть Кэза к норе, как массивная каменная глыба ударилась об один из обсидиановых валунов неподалеку. И раскололась, разбрасывая огромные куски во все стороны. Кэз повернулся и увидел, что Гарри и Лана уже ушли - исчезли в червоточине, пока он пялился вверх. Он надеялся, что это не последний раз, когда видел своих друзей.
        И тут, краем глаза, Кэз заметил один из осколков, летящих на них, но прежде чем он успел открыть рот и выкрикнуть предупреждение, Дейл втянул его в расщелину между двумя валунами. Внезапно темный, ревущий пейзаж и расколотое, падающее небо исчезли, и они с Дейлом оказались в совершенно другом месте, где только пятна света, пересекавшие их путь и проносившиеся над неровной землей, на которой они стояли, позволяли хоть немного осмотреться вокруг.
        - Это и есть червоточина? - спросил Кэз.
        - Думаю, да, - ответил Дейл. - До сих пор, не бывал ни в одной.
        - Тут трудно сориентироваться, - сказал Кэз. - Гарри? Лана? Ответа не последовало. - Куда, черт возьми, они делись? Ты видишь их?
        - Дорогой, я ни хрена не вижу. Я просто надеюсь, что нас не выбросит где-нибудь посреди Атлантики.
        - Ну, нет, - возразил Кэз. - Мы выйдем на Таймс-сквер, и все это окажется сном.
        Его замечание было прервано единственным жутким, хотя и приглушенным, грохотом по другую сторону от входа, когда упали остатки каменного неба, некогда накрывавшего Ад, сокрушив инфернальный пейзаж всей своей тяжестью. Отзвуки прорвались за порог, их энергия растеклась по неровному грунту и заискрилась огоньками, запрыгавшими по стенам, поднимавшимся на необозримую высоту, создавалось впечатление, будто они смыкаются где-то там.
        Казалось, что они уже очень далеко от ландшафта Преисподней; Кэз с Дейлом продвигались вперед, когда шум всеадского катаклизма и сопутствующие ему вибрации стихли, сменившись тишиной и спокойствием.
        - Bon voyage[38 - Счастоивого пути, скатертью дорога, (фр.)], Преисполняя, - сказал Дейл. - До новых встреч.
        3
        Червоточина вывела их не в ледяные воды Атлантики. Но и не на тихий нью-йоркский тротуар, откуда они без труда нашли бы способ доставить труп Нормы в ее квартиру. Нет, червоточина оказалась восхитительно своенравной. Сначала взору Ланы, Гарри маршировал за ней по пятам, предстало манящее мимолетное видение городской улицы (возможно, не Нью-Йорка, но все же цивилизации). Однако, ступить на нее им не позволили. Лана едва успела доложить Гарри об улице, как мимо пронесся косяк огней, изгладив обнадеживающее зрелище.
        - Думаю, это была не наша остановка, - сказала Лана, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучала безысходность. Какое бы отчаяние она сейчас ни испытывала, оно не шло ни в какое сравнение, она была уверена, с мыслями, кружащимися во тьме головы Гарри.
        - Где Кэз и Дейл? - спросил Гарри. - Их не видать?
        - Нет. Но я уверена, что они не отстали от нас, - солгала она. Не волнуйся. Скоро будет еще одна остановка.
        На этот раз она не соврала. Пока она произносила последнее предложение, перед ней открылась новая дверь. На этот раз картина была куда менее обнадеживающей, чем предшествовавшая ей городская улица: пейзаж из черного камня и нетронутого снега, чьи сугробы свирепый ветер взбивал в ослепительно белую пелену.
        - Если это наша остановка, то мы в полной жопе, - сказала она.
        Оказалась не их. И снова, едва она успела мельком взглянуть на потенциальный выход, как тот же косяк огней уничтожил его. Минуло некоторое времени, пока они молча шли по червоточине. Лана шла впереди, правая рука Гарри слегка опиралась на ее левое плечо, чтобы он не упал, шагая по неровной земле.
        В поле зрения возник третий дверной проем, за ним выглядело теплее, чем в предыдущий раз: американское шоссе, судя по указателям, проходящее через пустынный ландшафт. Изображение застыло, давая Лане понять, что это их выход. Затем грунт червоточины выбросил отросток своей черноты с прожилками света в желто-оранжевую пыль на обочине шоссе.
        - Ну, не совсем красная ковровая дорожка, - сказала Лана, - но сойдет. Надо спешить, пока эта чертова хрень не передумала.
        Лана вывела Гарри в полуденную жару пустыни, и, оглянувшись на дыру, увидела Кэза, Норму, свисающую с его плеча, и Дейла, которые тоже сошли на залитую светом землю и обнаружили, что вокруг ничего нет, кроме чистого воздуха, мерцающего от жары. Червоточина исчезла.
        - Где вы были? - крикнула им Лана. - Я уж подумала, что вы оба мертвы!
        - Ты же меня заверяла, что они сразу позади нас, - сказал Гарри, на его лице появилась кривая ухмылка.
        - Не подкалывай. Нам нужно было продолжать двигаться.
        - Как долго вы здесь ждете? - спросил Кэз.
        - Да мы и не ждали, - ответил Гарри. - Вы вышли сразу после нас. Но для вас могли пройти и часы с момента расставания с нами. Неуверен, что в червоточине действуют наши законы времени и пространства.
        - Блин, чертовски приятно видеть вас снова, - сказал Кэз. - Не могу поверить, что мы сделали это.
        - Не у всех получилось.
        - Я знаю, Гарольд, - сказал Кэз, прижимая Норму крепче к себе. - Не обязательно напоминать мне. Я счастлив, что мы хотя бы все вместе. Я не знал, куда нас выплюнет. И в одном ли вообще месте. Кто-нибудь знает где мы?
        - Из огня - сказал Дэйл, - да в полымя.
        - Я выпью за это, - сказала Лана, глядя на шоссе, убегавшее до самого горизонта, ни на градус не отклоняясь от прямой на всем своем видимом протяжении. - Где бы мы ни оказались или куда бы ни направились отсюда, хуже, чем уже пережитое, не будет.
        - В той стороне какое-то здание, в нескольких милях отсюда, - сказал Дейл.
        - Я не вижу, - сообщил ему Кэз.
        - А я тем более, - сказал Гарри.
        - Фирменное остроумие от Гарри, - сказала Лана. - Так или иначе, я тоже вижу здание. Далеко, но оно там. Может выведет нас к городу.
        - Тогда, наверное, нам туда, - сказал Кэз.
        - Можем подождать попуток, - предложил Гарри. - Кто-нибудь, да подбросит.
        - Да ладно, - возразил Дэйл. - Хотел бы я познакомиться с водителем, который остановится, чтобы подобрать пижона, лесбу, слепого, залитого кровью, и гомика под семь футов, несущего мертвую чернокожую.
        - В коим-то веке я рад, что ослеп, - пробормотал Гарри.
        - Точно, радуйся.
        - Ну, тогда пошли.
        - Пошли.
        Утвердив план, они отправились по прямолинейному шоссе. Пока они шли сколько-то времени, несколько авто, направлявшихся в ту же сторону, проехало мимо них. Каждый автомобиль здорово притормаживал, чтобы хорошенько рассмотреть их. А рассмотрев, каждый водитель спешно газовал, при этом взвивая удушливые облака желтоватой пыли.
        Как только седьмая машина проехала мимо них и скрылась из виду, Гарри начал различать звуки госпела[39 - стиль афро-американской музыки.]. Когда она стала громче, он повернул голову к своим друзьям и проговорил: - Пожалуйста, скажите, что не я один слышу это. Я не готов быть призванным на Небеса. Не так скоро после спасения из Ада.
        - Нет, - сказал Кэз. - Я тоже слышу.
        - Со мной трое, - вторил Дэйл. - На самом деле, я думаю, это откуда-то спереди.
        В это время по шоссе мчался большой черный седан с распятием высотой в фут, украшавшим капот.
        - Христиане, - сказал Кэз. - Боюсь, без вариантов.
        Кэз снова сфокусировался на дороге впереди и поправил тело Нормы на своем плече. Тело Нормы казалось таким легким, когда он только поднял его на руки - всего лишь кожа да кости. Но теперь он значительно ослабел, хотя и перекладывал ее тело с левого плеча на правое и обратно (а иногда, чтобы дать плечам отдохнуть, просто нес ее на руках), настоящего облегчения не испытывалось. Он не намеревался оставить тело, не имея никакого реального представления об их местонахождении.
        Он бы никогда не простил себе, если бы с останками Нормы что-то случилось из-за его мимолетной халатности. Он знал, что даже простить себя, что позволил ей умереть, будет достаточно сложно. Поэтому он устало тащился вперед, сосредотачивая свои убывающие силы на том участке земли перед собой, куда намеревался сейчас поставить ногу. А затем переходил к следующему участку рельефа, неотличимому от предыдущего, за исключением одного жизненно важного аспекта: он приближал его к концу этого безумного путешествия в Ад и обратно - ближе к его крошечному салону на углу 11-й и Хадсон-стрит, к запаху чернил и перспективе лицезреть еще один дышащий холст, стоящий перед ним обнаженным и дрожащий, некоторые из них, от счастливого предвкушения предстоящего приключения. О, вот бы оказаться сейчас там! Пригубить пивка - нет, к черту пиво, сейчас он бы убил за стакан ледяного молока.
        - Ребята, вас подкинуть? Голос вломился в мысли Кэза, словно кирпичная стена. Сошедшие обернулись, чтобы понять, что голос исходил от водителя черного "крокодила"[40 - лимузин, удлинённый за счёт физической врезки в кузов дополнительной секции, расположенной между передними и задними дверьми].
        - Благодарю, Господи, да, - сказал Гарри.
        Бледнокожий юноша-очкарик в белой рубашке с короткими рукавами и узком черном галстуке открыл пассажирскую дверь и вышел из машины.
        - Моя фамилия - Уэлсфорд. Похоже, народ, вам нужна помощь, и преподобный Кутчавер хочет, чтобы вы приняли его приглашение и убрались с этой чудовищной жары.
        - И мы с радостью принимаем его, - ответил Гарри, - но я должен предупредить: один из наших почил.
        - Да. Я пытался указать на это преподобному, но…
        - Аллилуйя, - раздался голос с заднего сиденья. - Одна из наших возлюбленных сестер отправилась на встречу со своим Создателем! Это счастливый, счастливый день. Заносите ее вовнутрь и устраивайте поудобнее.
        Кэз пытался сохранять достоинство при каждой попытке забраться в лимузин с телом Нормы, но без посторонней помощи дело оказалось сложным, а преподобный Кутчавер, сидевший в дальнем углу заднего сиденья (очень крупный белый мужчина лет пятидесяти, одетый в очень дорогой костюм), со всей очевидностью не собирался оказывать никакой физической помощи.
        Кэз прислонил труп Нормы в полулежачем, полусидячем положении напротив преподобного, а затем подвел Гарри к длинному сиденью, идущему по всей длине лимузина.
        - Еще немного, Гарольд, - сказал Кэз. - Вот тут!
        - Вы слепы, молодой человек? - спросил преподобный.
        - Совсем недавно, - ответил Гарри.
        - Господи, Господи, - отозвался преподобный. - Вы все чрезвычайно пострадали.
        - Можно и так сказать, - отозвался Кэз, выходя из машины, чтобы впустить Лану и Дейла. Только после этого Кэз забрался внутрь сам и, расположившись между Нормой и Дейлом, захлопнул дверь. - Все на борту.
        - Вы все выглядите так, будто побывали за, - сказал преподобный.
        Дейл застонал. Гарри взял бразды правления в свои руки.
        - Спасибо, что остановились. Если возможно, высадите нас в где-нибудь, откуда мы могли бы добраться до Нью-Йорка…
        - Нью-Йорка? - уточнил помощник преподобного. - Далеко же вас занесло от дома.
        - А где мы? - спросил Гарри.
        - Хороший вопрос, - сказал преподобный. - Где мы, преисподняя побери, Уэлсфорд? Такое чувство, что мы едем уже незнамо сколько.
        - В Аризоне, преподобный, - ответил Уэлсфорд. Затем, повернувшись к Гарри со товарищи: - Преподобный должен быть в церкви Прескотта через… - он посмотрел на часы - один час и двадцать две минуты.
        - Тогда, если вы не против, мы с радостью поедем с вами в Прескотт, - сказал Гарри, - а оттуда будем выбираться сами.
        Ассистент нервно взглянул на Кутчавера, который, казалось, даже не услышал предложения Гарри. Уэлсфорд с напряженным интересом пристально смотрел на остальных Сошедших.
        - Вы не против, преподобный? - спросил Уэлсфорд.
        - Что?
        - Если они поедут с нами в Прескотт.
        - Прескотт…, - пробормотал погруженный в размышления сказал Кутчавер.
        - Это означает "да" или "нет"?
        Преподобный не ответил на вопрос; его внимание было приковано к Кэзу с Дейлом, теперь державшимся за руки. Наконец преподобный произнес с почти нежной доверительностью: - А вы, братья, какова ваша история?
        Ни один не ответил. Гарри знал, что последует дальше, и, не смотря на утомление, он с нетерпением ожидал горького разочарования, которое предстояло испытать дорогому преподобному. Он выбрал не тот день, чтобы привести этих заблудших грешников к своему Господу.
        - Бедные чада, - сказал преподобный. - Пребывать в заблуждении, что такими родились. Какие тяготы вам пришлось вынести. Но у Господа на все есть план, сыновья мои. Как бы ни было трудно нам это понять.
        - А у Него есть? - спросил Кэз.
        - Конечно, дитя. Конечно. Каким бы грехам вы ни предавались, Он призывает вас оставить их и принять Его прощение и защиту. О, cлава в вышних Богу - теперь я так ясно вижу это. Именно поэтому вы здесь! Спасибо Тебе, Господи…
        - Ну вот, началось, - сказал Гарри, и по его лицу расплылась улыбка.
        Преподобный продолжал упорно навязывать свое.
        - Благодарение Господу, что Он передал вас под мою опеку, чтобы я мог спасти ваши души!
        На этот раз застонал Кэз.
        - Бог никогда не испытывает нас сверх того, что мы способны вынести! - продолжил преподобный. - Будьте уверены, как в том, что я сижу здесь прямо перед вами, если вы не покаетесь, то никогда не увидите свет Небес. Но я могу спасти вас. Еще не поздно, дети мои! Желаете ли вы избегнуть пламени Адова?
        - Ада нет, - сказал Гарри. - Больше нет.
        - О, но он есть, - ответил преподобный. - Мне было много видений этого места. Я лицезрел его печи. Я счел его дымоходы. Я наблюдал проклятых содомитов вроде тебя. - Он указал на Кэза. - И тебя - теперь на Дэйла - ведомых демонами, чьи лица были омерзительны до невозможности.
        - Ужас какой, - сказал Гарри.
        - Именно. И я клянусь Кровью Христа, Дьявол есть в вас, - во всех вас - но, во имя Христа, я могу изгнать его. Я могу…
        Преподобного прервал смех Гарри. - Господи Боже. Слышали когда-нибудь выражение "знайте свою аудиторию"? - спросил Гарри, атмосфера в лимузине начала накаляться. - Клянусь душой этой дорогой мне женщины, сидящей рядом с вами, что мы только что выбрались из Ада, описываемого вами. Туда мы последовали за демоном, чтобы вернуть свою подругу. Мы видели, как чумной туман истребил местное население. Мы видели, как магия выкосила целые армии. Мы видели мертвым самого Дьявола, а затем воскресшего и вознесшегося на громадном морском чудище в небо, где он взломал крышу Ада и обрушил его всем на головы. Нам едва удалось спастись. Мы голодны, избиты и мы скорбим. И мы не намерены выслушивать ваши проповеди, Преп. Так что, либо заткнитесь, либо убирайтесь на хрен, потому что эта машина едет в Нью-Йорк.
        - Я-я-я, - заикаясь, произнес преподобный. - Я-я… Водитель!
        Преподобный с силой ударил по стеклянной перегородке, отделявшей водителя от остальной части салона. - Водитель!
        - У вас все в порядке? - отозвался водитель.
        - Нет, - взвизгнул Уэлсфорд. - Останови машину!
        Водитель послушно подогнал машину к обочине пустынного шоссе и вышел из нее, захлопнув свою дверь, а затем прошел вдоль машины, чтобы открыть дверь со стороны преподобного. Водитель низко наклонился, заглянул в лимузин. И обнаружил, что все спокойно сидят на своих местах.
        - В чем проблема, преподобный?
        - Эти путники безнадежны! Они обречены на муки адские и тащат за собой любого, повстречавшегося им.
        - Конечно они такие, - сказал водитель, успокаивая своего босса. - И что, вы хотите, чтобы они вышли?
        - Да! - выкрикнул преподобный.
        Водитель бросил на пассажиров сочувственный взгляд. - Ну хорошо. Преподобный говорит вон - значит вон.
        - Мы выйдем в Нью-Йорке, - заявил Гарри.
        - Не умничай, парень. Значит так, у нас тут турне преподобного, и он направляется в Прескотт, а потом - забыл, куда, блин, дальше. Но Нью-Йорк в списке не значится. Так что вам нужно найти себе другую машину.
        - Или другого водителя, - заметил Кэз из-за его спины. Он выскользнул с пассажирской стороны, пока водитель пробирался к задней части лимузина, а покидая Ад, не забыл про свой нож. Он махнул им в сторону водителя, отреагировавшего быстро и однозначно.
        - Забирайте машину. Только не трогайте меня, ладно? У меня пятеро детей. Пятеро гребаных детей, и никакой жены. Хотите убедиться? У меня есть фото. Он полез в пиджак.
        - Не сомневаюсь, что ты отличный производитель, - сказал Кэз. - Но мне не нужны фото твоих детишек. Просто помоги преподобному выбраться из машины.
        - Выйти?
        - О, он может и остаться, но я не думаю, что он захочет ехать до Нью-Йорка в машине полной нераскаявшихся грешников.
        Кэзу не пришлось повторять преподобному. У того уже созрел в голове ответ.
        - Вытащи меня из этой паршивой машины, - сказал он. - И не в Нью-Йорк она отправится. А прямиком в озеро огненное, и я не хочу ехать в ней, когда она там сгинет! - Он протянул свою пятерню с толстыми пальцами, унизанными драгоценностями. - Помоги мне, Джимми, или Джулиус, или как там тебя, чёрт возьми, зовут.
        - Фредерик.
        - Просто вытащи меня из этой сраной машины.
        - Преподобный, пожалуйста, не упоминайте имя Спасителя нашего всуе, - сказал Кэз.
        - Ах, да пошел ты, - ответил преподобный.
        Преподобный потянулся вверх и, возможно, ухватился бы за дверцу, если бы Кэз не перехватил его руку и, внося свой посильный вклад в дополнение к силе Фредерика, не выдернул все триста семь фунтов преподобного Кутчавера из существенного углубления, продавленного им в сиденье лимузина. Когда худшая часть работы была выполнена, Фредерик отпустил свою половину ноши, и Кэз, поняв намек, поступил также. Преподобный издал пронзительный крик и опустился на четвереньки в кучу каменных осколков на обочине шоссе.
        - Уэлсфорд, ты, идиот. Ты где? Я упал. Помоги мне подняться или, клянусь Христом, я тебя уволю и сделаю так, что тебя никто не возьмет на работу, даже если ты доживешь до ста пятидесяти долбаных лет.
        Уэлсфорд бросился на помощь своему ненаглядному работодателю и прихорашивать того подобно любовнику-подхалиму. Подобное зрелище заставило Кэза громко рассмеялась.
        - Что, блядь, смешного? - спросил преподобный у Кэза, пока Уэлсфорд возился с ним, смахивая грязь с его костюма резкими движениями руки.
        - Шутка для тех кто в теме, - ответил Кэз. - О да, и мне, конечно, понадобятся все ваши телефоны.
        Как только все средства связи были конфискованы, Кэз забрался на водительское сиденье, опустил окно и дал газу, оставив ханжеского преподобного и его сотрудников в аризонской пыли.
        - Кэз, - сказал Гарри, когда машина уже неслась по шоссе.
        - Да, Гарольд?
        - Да благословит тебя Господь.
        4
        Люцифер лежал под огромной массой раздробленного камня, но его тело, столь восхитительно крепкое, осталось целым после обрушения адских небес. Голоса, пробудившие его от коматозного состояния, не были человеческими; скорее в них слышались трубные отзвуки, свойственные голосам его собственного племени ангелов, хотя их спор (который он прекрасно понимал, несмотря на прошедшие века) едва ли свидетельствовал о том, что они являлись вестниками любви.
        - Мы должны были быть здесь, чтобы увидеть собственными глазами, Бафраиат. Кому-то следовало следить за ситуацией и поднять тревогу, как только зашатался каменный свод. Я бы хотел посмотреть на такое с первого ряда! Можешь себе представить царившую панику, крики и мольбы…
        - Демоны не молятся, Такий!
        - Конечно они молятся.
        - Ты действительно такой кретин, а? Кому, мать твою, они могли бы молиться?
        - У них был лидер. Какой-то бунтарь. Эка зараза! Не помню его имени. Ты же знаешь: у меня не очень с именами. Он был мудаком, все так говорят. И старый Кормила вышвырнул его сюда. Он затеял какой-то там бунт.
        - Люцифер?
        - Точно. Люцифер. Они молились Люциферу.
        - Зачем?
        - Не он ли отстроил это место?
        - И что? Кого заботит?
        - Меня.
        - Тебя заботит? Кто-то окромя себя любимого? С какого фига?
        - Я не говорю, что меня это волнует в смысле "слезы и причитания". Меня волнует, что тот ублюдок, устроивший все это, - а работа серьезная, - я говорю, что кем бы ни был этот эгоистичный ублюдок, он мог бы шепнуть парочке друзей, и мы все могли бы присесть в сторонке и посмотреть на бойню, как цивилизованные существа. А вместо этого мы слонялись поблизости и ковыряли в носу, пребывая в полном неведении…
        - Заткнись, ладно?
        - Я могу делать все…
        - Захлопни пасть, брат, и открой глаза. Ты видишь то же, что и я? Там! Во-о-он под тем валуном!
        При этих его словах Люцифер глубоко вдох, и массивный камень, давивший на его тело, издал один громкий треск, расколовшись от края до края.
        - ?тче наш. ?же ес?. На небес?х, - промолвил тот, кого звали Бафраиат.
        Двое ангелов уставились на Люцифера. Их натуры были лишены стыда. Чего могут стыдиться такие совершенные существа, как они? Но их инстинкты, какими бы заскорузлыми они ни были из-за нехватки практики применения, подсказывали им, что это не обычный демон.
        - Это он, - сказал Бафраиат.
        - Но он выглядит так…
        - Заткнись, брат, - прошипел Бафраиат. - Лучше оставь свое мнение при себе.
        - Ты же не боишься его?
        - Я сказал - захлопни пасть.
        - Знаешь что? Пошел ты на хрен, - сказал Такий, а затем обратился Люциферу: - А ты катись еще дальше, Люцифер всемогущий. Мы прекрасно проводили время, пока ты не нарисовался.
        Высказав свое мнение, ангел начал отворачиваться, но одного слова Люцифера - "Подожди" - оказалось достаточно, чтобы ангел замер в полуобороте.
        - Что? - спросил Такий.
        - Ты причислен к сомну мертвых, ангел, - сказал Люцифер.
        - Я? Такий выглядел озадаченным. Затем на его улыбающихся устах заиграло блаженное умиление, и он замолк навеки.
        Энергии, из которых он был взращён, унаследовав их своеволие, их вожделения и их всевозрастающие недоразумения, немедленно начали освобождать его тело и отправляться на поиски новых пастбищ для засева. Свет в теплой плоти его мышц померк, когда все силы в нем угасли. Он свернулся калачиком, его голова удлинилась и начала усыхать, пока все его тело коллапсировало внутрь себя подобно зданию, начиненному зарядами. Если он и испытывал какую боль при своей кончине, то жалоб не последовало.
        Другой ангел, чью кожу украшали изящно нанесенные изображения, напоминавшие глаза с черными зрачками, обведенные красным, понимающе подмигнул.
        - Скучно, день за днем - одно и тоже, - сказало существо. Такое ощущение, что уже предпочту что угодно такому прозябанию.
        - Что угодно?
        - Да, - ответил ангел, намеренно давая палачу подсказку.
        - Умри, - сказал Люцифер.
        Второй ангел кивнул и, свернувшись калачиком, развоплотился в два раза быстрее.
        Люцифер взобрался на самый высокий зубец небесного камня и сделал все возможное, чтобы приблизительно оценить свое местонахождение. Но это оказалось отнюдь не легко. Ливень из расколотых камней сровнял с землей все топографические подробности, которые могли бы помочь ему понять, где он находится и в каком направлении лучше направиться дабы оставить свое убытие никем незамеченным. У него не было никакого желания столкнуться здесь с кем-либо. Он просто хотел сохранить анонимность на некоторое время, посидеть в тихом месте и попытаться понять, что делать с нежеланным воскрешением, подаренным ему.
        Но первым делом ему нужно подняться и покинуть адскую пустошь, не привлекая к себе лишнего внимания. Ангельское присутствие росло; он видел, как они выходят из темноты, окружавшей его, стремясь рассмотреть руины Ада. Он воспользовался их болезненным интересом и наметил путь отхода, уводивший его подальше от наводящих ужас мест, привлекавших хладнокровное внимание ангелов, и проходивший через узкие щели между наваленными кучами камнями.
        Как только он немного удалился от наиболее кровавых мест, дело пошло легче. Он нашел мертвого солдата в одеянии, достаточно просторном, чтобы он смог закутаться в него. Он снял одежду с солдата и обернул ее вокруг собственного тела, чтобы свет его плоти не привлекал взгляды любопытных, пока он будет подниматься из Ада в мир людей.
        5
        Д'Амур сидел в темноте. Независимо от времени суток - день или ночь - кругом только темнота. Пребывание слепым в Аду казалось едва ли реальным, но как только он вернулся в Нью-Йорк - в свою квартиру, а затем и в свой офис - он начал понимать всю безжалостность последнего проклятия, наложенного на него жрецом Ада. Как и все, наделенные даром зрения, он воспринимал его как должное. Он жил, полагаясь на глаза. Они сделали возможным его существование в извечном настоящем. Пока можно смотреть вперед, он мог хотя бы попытаться не оглядываться назад. Теперь, ориентируясь в своем мире, ему приходилось полагаться на память, а память вырывала его из настоящего и заставляла постоянно погружаться в мутные воды прошлого. Он хотел снова быть здесь и сейчас, хотя ему и раньше это особо хорошо не удавалось.
        Не имея причин думать, что его проклятию будет положен конец, Гарри решил закрыть агентство. Да и в деньгах он как будто тоже больше не испытывал нужды. Как только Кэз и Гарри были исключены из числа подозреваемых в смерти Нормы, вопросы, связанные с ее имуществом, были улажены. Для женщины, жившей столь скромно, Норма была довольно обеспеченной. Гарри с удивлением обнаружил, что ей принадлежит здание, в котором она жила, а также половина зданий поблизости, несколько заправочных станций, пара автосалонов и остров у побережья Калифорнии. Она все оставила Гарри.
        Тем не менее, даже с его новообретенным богатством, решение закрыть контору стало для Гарри сильным потрясением, и Кэз стал его единственным якорем, удерживающим от безумия. Окончательно утвердившись в своем решении, Гарри с Кэзом отправились в его офис и проверили все дела, оставшиеся незакрытыми на момент, когда они отправились в погоню за Нормой. Среди них оказалась парочка, которые, по мнению Гарри, он уже практически завершил и сможет закончить, если Кэз поможет ему. Но большинство дел были просто невыполнимы для слепого, поэтому он обзвонил всех клиентов и объяснил, что с ним произошел несчастный случай и он не в состоянии закончить работу, на которую согласился. В случае внесения авансов, он пообещал их вернуть.
        - Такое ощущение, что я умер, - сказал он Кэз, когда закончил.
        - Но ты не умер.
        - И я должен быть благодарен, так?
        - Верно.
        - А вот и ни фига.
        - Гарольд, я люблю тебя, но у меня нет сил подбадривать тебя. Почему бы нам не отложить плаканье в жилетку, пока не расскажешь мне, что ты собираешься делать со всем этим дерьмом?
        - Это дерьмо - моя жизнь, Кэз. Постарайся проявить немного сострадания.
        - Ты начинаешь говорить как еще больший гомик, чем я. Грустные размышления хорошо смотрятся только в кино. Поверь мне, в реальной жизни это чертовски раздражает. Может начнем просматривать доки, чтобы понять, какие ты хочешь оставить? Тебе нужно убраться из офиса до конца следующей недели.
        - Не стоило отказываться от него.
        - И что с этим делать? Открыть автошколу?
        - Ладно-ладно, я понял.
        Гарри протянул руку, стремясь схватить со своего стола бутылку виски.
        - Ты передвинул мое виски?
        - Точно.
        - Зачем?
        - Ты как-то невнятно разговаривал со своими клиентами.
        Гарри посидел мгновение, переваривая слова Кэза, а затем сменил тему.
        - Как семейная жизнь?
        - Очуметь, - сказал Кэз. - Дейл - лучшее, что когда-либо случалось со мной. Тебе следует позвонить Лане. У вас много общего. Главное, вы оба - упрямые засранцы.
        - Ага, - сказал Гарри, жалея, что у него нечем залиться.
        6
        На сколько мог судить жрец Ада, небесный камень раскололся на три массивные части. От них разлетелись как булыжники размером с ладонь, так и крупные обломки, достаточно большие, чтобы сойти за небольшие луны.
        Весь Ад был практически сровнен с землей обрушившимся небом, в результате чего Сенобиту оставалось только догадываться о своем местоположении по ходу движения. Он ощутил, что наконец-то обнаружил развалины города, и его предположение подтвердилось, когда он наткнулся на раскол в скале, представлявший собой едва заметную трещину на одном конце и зиявший разломом, возможно, с четверть мили на другом. Он подошел к узкому концу расщелины и заглянул в ее глубины. Чтобы разглядеть что-нибудь внизу, света не хватало даже для таких чувствительных глаз, как у него, по крайней мере, до тех пор, пока несколько всполохов желтого пламени не вырвались из расщелины и не осветили обломки на дне.
        Он разглядел здесь дома самых богатых демонов: Полумесяц семейства Кроули с его идеальными беломраморными домами, возведенными по серповидной кривой, которые некогда были обращены к древней роще деревьев Триасакат - как гласила легенда: если они когда-нибудь заболеют, не поздоровится и городу. А если они погибнут, то погибнет и город. Вот оно - доказательство, лежащее в руинах на дне расщелины и подсвечиваемое огнем, освещавшим ранее только адские глубины. Он увидел несколько ветвей Триасаката, расщепленных и лишенных листвы, а в воздухе висел сладковатый запах их живицы.
        Жрец Ада по большей части был несуеверен, но несколько случаев преодолели границы его недоверия и легли в основу его понимания мироздания. Легенда о деревьях Триасакат нашло свое подтверждение. Странно сказать - учитывая, что он был свидетелем падения каменного свода и знал, что ничто под ним не могло уцелеть, - он сохранял надежду, что деревья Триасаката каким-то чудом смогут избежать всеобщей участи. Но нет. Небо погубило все.
        И он сыграл во всем этом не последнюю роль. Если бы не его амбиции, не пришлось бы подниматься на борьбу супротив Люцифера. А не очнись Люцифер от смертного сна, и небо было бы по-прежнему на месте. Так что эта тишина, эта смерть - его рук дело. Именно то, чего, по его размышлениям, он хотел с самого начала.
        7
        Кэз закончил упаковывать вещи Гарри и убыл позаботиться о Дейле. Ожидая возвращения друга, Гарри сидел у приоткрытого окна и прислушивался к изменениям в потоке машин при смене огней светофора на перекрестке. Послеобеденное время приближалось к ужину; участок голубого неба, видневшийся между зданиями, неуклонно темнел. Сейчас движение станет еще более интенсивным, так как поток пополнится людьми, направляющимися домой или на ужин, пока их головы продолжают гудеть от информации, принесенной днем текущим. Конечно, работа могла быть занозой в заднице, но у нее была цель, а что есть жизнь, любая жизнь, его жизнь, без цели?
        - Ничто…, - пробормотал он самому себе и, откупорив виски, возвращенное Кэзом перед уходом, поднес бутылку к губам. В этот миг в уголке его глаза появился проблеск света. Он опустил бутылку, его сердце вдруг забилось быстрее обычного. Он что-то увидел. Все-таки, он не лишился зрения!
        Очень медленно, чтобы не нарушить процесс исцеления, происходящий в его голове, он повернулся к чему-то, пробившемуся сквозь слепоту. Тогда-то он и увидел ее.
        - Норма?
        - Привет, Гарри.
        Она выглядела здоровой, больше похожей на ту Норму Пейн, которую Гарри впервые повстречал столько лет назад. Ее тело не было иллюзорным, как у какого-нибудь дешевого голливудского призрака. Она была абсолютно материальна. Он видел ее и только ее - тело, обрамленное тьмой.
        - Я вижу тебя. Иисусе, я вижу тебя. Я всегда пыталась представить, какими ты видишь призраков, но у меня даже близко не лежало. О, Норма, не могу поверить, что ты здесь.
        - И я рада тебя видеть, Гарри. Я скучала по тебе.
        - Мы можем… то есть… я могу тебя обнять?
        - Боюсь, что нет. Но мы можем присесть здесь и разговаривать, сколько твоей душе угодно. У меня нет комендантского часа. Я могу приходить и уходить, когда захочу.
        - Приходить откуда и уходить куда?
        - Это касается только меня и… Зодчего моего Нового Места Жительства. Просто знай, что мне очень комфортно там. И поверьте, этого стоило ждать. Но я должна была вернуться и увидеть тебя, Гарри. Мне так тебя не хватает. И у меня есть несколько советов, которыми хочу поделиться. Что стоит и не стоит делать при общении с недавно усопшими. Я полагала, что умру от естественных причин в сто один год. Именно столько лет было моей маме, когда она умерла. И моей бабушке тоже. Поэтому я была чертовски уверена, что со мной будет также, а к тому времени я научу тебя всему, что знаю о том, как, ну, знаешь, убеждать мертвых уйти в лучший мир. И ты просто бы сменил меня на посту.
        - Подожди…
        - Не можешь сдержать свое волнение, верно? Примешься спасать людей, слишком неожиданно отправленных в Загробный мир. Гарри, они полубезумными бродят вокруг, пытаясь понять, что, во имя Господа нашего, им теперь делать. И, отличная новость, ты - их единственная надежда!
        - Притормози. Я не…
        - У тебя определенно предостаточно офисов на любой вкус, - сказала она. - Из многих открывается панорамный вид на город.
        - Ага, но откуда, черт возьми, взялось столько денег?
        - За все эти годы я получила кучу денег, Гарри. Все от родственников померших людей, которым я помогла. Они узнавали, что я сделала для членов их семей, и хотели отблагодарить меня. Я все оставила тебе.
        - Я знаю. И это было слишком щедро, Норма…
        Щедрость тут ни при чем. Я дала их тебе, чтобы ты мог позволить себе заниматься нужными делами. Не заставляй меня забрать их обратно. Я это могу, ты знаешь.
        - Возможно, придется. Не уверен, что смогу выполнить твою просьбу.
        - Ты снова жалеешь себя из-за чуточки темноты в своей жизни? Я слышала твой разговор с Кэзом. Он прав. Предаваться грустным размышлениям? Это вредно для здоровья. Не заставляй меня читать тебе лекции из загробья. И так предостаточно уже навтуляла.
        Гарри улыбнулся. - Боже, как мне этого не хватало. Слепота тут ни при чем, Норма. Тебя послушать - все просто. Но ты гораздо сильнее меня. Как заблудшая душа может помочь прочим заблудшим?
        На устах Норм заиграла улыбка, осветившая комнату.
        - Кто справится лучше? - спросила она. - А пока ты обдумываешь это, открой жалюзи и посмотри вниз.
        - Когда я открою это окно, я увижу то, что ты видела каждый день своей незрячей жизни, не так ли?
        - Может быть, - ответила она, улыбаясь.
        Гарри развернулся в кресле, встал и потянулся неуверенными пальцами к коварно перепутанным шнурам старомодных горизонтальных жалюзи, которые было почти невозможно открыть и раньше, даже прибегнув к помощи зрячих глаз. Сегодняшний день не стал исключением. Гарри перестал дергать за шнуры и потянулся вниз, чтобы поднять жалюзи рукой. Осуществив задуманное, он посмотрел на улицу внизу, как попросила Норма, и понял, что уже ничто и никогда не будет как прежде. Казалось, что пол под его ногами разверзся, и он упал на десять этажей вниз в мгновение ока.
        - Они повсюду, - воскликнул он.
        ЭПИЛОГ
        Prima Facie[С первого взгляда (лат.)]
        Чтобы открыть новые части света, нужно иметь смелость потерять из виду старые берега.
        - Андре Жид, "Фальшивомонетчики"
        1
        Люцифер пришел в мир с безошибочным пониманием того, где проложены линии власти и какой из них лучше всего следовать, если он хочет проникнуть в сердце человеческой истории тем же путем, которым он так часто пользовался в былые времена. Линии сошлись в городе Уэлком[42 - гостеприимство, анг.], штат Аризона, где он задержался на два дня, чтобы присутствовать на суде над человеком, убившим нескольких детей в окрестностях и полакомившимся их плотью.
        В этом представлении не было ничего нового: родители погибших детей сидели в суде, изливая бессловесную ярость на убийцу; безумец искал убежища в своем безумии; а у здания суда демонстранты подвешивали самодельные петли на ветви платанов, росших на площади. Когда Люцифер убедился, что для него здесь ничего нет, он незаметно проскочил сквозь толпу, разок остановившись, чтобы посмотреть на пахчущие деревья, ветви которых скрипели под порывистым ветром, уносящим ранние плоды умирания осени.
        Затем он снова двинулся в путь, следуя за потоком энергии, просачивающимся из-под земли. Он уже знал, какой город ожидает его в конце путешествия. Он много раз видел его название в газетах, выхваченных из мусорных баков или из-под руки какого-нибудь человеческого существа. Нью-Йорк, назывался он, и все, что он читал о нем, заставляло думать, что это величайший город известного мира, где он мог бы задержаться на некоторое время и изведать, стоящие на пороге времена. Большие расстояния он преодолел пешком, потому что линия не проходила вблизи от шоссе. Но когда такое случалось, ему никогда не приходилось ждать попутку подолгу. Находясь еще в трехстах милях от пункта назначения, его подобрала женщина, ехавшая в одиночестве. Она сказала, что ее зовут Алиса Морроу[43 - завтрашний день (анг.)]. Они немного поболтали, ни о чем существенном, а затем погрузились в молчание. Прошло десять минут. Потом Алиса поделилась: - Когда я была маленькой, у меня был ночник, который я держала рядом с кроватью, чтобы бабай меня не схватил. Ваши глаза источают тот самый свет. Клянусь.
        На одну ночь они остановились в мотеле, и Алиса заплатила за его комнату и еду. Он ел пиццу. Впоследствии, он больше никогда ничего не ел. На ночь он лег обнаженным в кровать и стал ждать ее. Она пришла не сразу, однако, постучала в его дверь через два часа и что-то сказала о желании увидеть его глаза в темноте. До рассвета у него с Алисой было шесть половых контактов, а к пятому она уже влюбилась в него. В середине следующего дня она спросила его, есть ли ему где остановиться в Нью-Йорке, и когда он ответил, что нет, она выглядела абсолютно счастливой, как будто это подтверждало правильность испытываемого ею чувства.
        Они прибыли в Нью-Йорк в час ночи, и город поразил Люцифера. Алиса сняла им в гостинице комнаты, пообещав завтра взять его с собой в город и прикупить ему хорошую одежду. Долгая дорога вымотала ее, но сон не шел. Она пошла в его комнату, где он ожидал, в изголовье мерцали спаренные ночники.
        - Кто ты? - спросила его она.
        - Пока никто, - прошептал он.
        2
        Сенобит поднимался по ступеням к крепости, заваленным каменными обломками, но сохранившим свою функциональность после прохождения ударной волны по воздуху и земле. Он обернулся посмотреть на яркие взрывы золотого и алого пламени, вырывающиеся из проломов в камне, разрушившем город- сила извержений была достаточной, чтобы проломы широко разверзлись, высвобождая еще большие потоки огня. Он понаблюдал немного и вернулся к своему восхождению, его вытянутая, тонкая тень, отбрасываемая пожарами, простерлась перед ним до самой верхней ступени. Он не успел преодолеть последние две ступени, чтобы самому оказаться на вершине, когда прокатилась вторая ударная волна, гораздо более сильная, по сравнению с первой. На этот раз толчки не утихли. Они неуклонно усиливались. Очень осторожно Сенобит отступил на шаг, не сводя глаз с пламени. Картина из камня, дыма и подземных толчков по своему характеру претерпевала некие изменения, толчки уступали место приливным движениям, обладающим масштабом надвигающегося цунами.
        Следующая ударная волна сбила его с ног, и он упал. Под напором волны, треснувшая пороговая плита провалилась под ним, усугубив его падение. При приземлении, его лицевые кости треснули в дюжине мест, и внезапный прилив боли, некогда бывшей столь надежным источником удовольствия в давно потерянные годы, теперь являла собой только страдание. Его организм восстал. Его тело было отмечено собственными цунами, проникающими глубоко в раковую яму его желудка и еще глубже, в кишки, где гниль превращалась в осколки камня. Казалось, что его тело пытается вывернуться наизнанку. Он издал звук, отчасти походивший на отрыжку, отчасти - на всхлип, а потом его вырвало: хлынула кровь, почти черная и густая словно мокрота. Сквозь шум ее журчания он услышал гораздо более низкий звук, и какая-то часть его самого, способная, даже посреди этого неистового распада, отстраненно оценивать происходящее.
        Это начало конца.
        Обильная рвота лишила его сил контролировать свое тело, его разбитое лицо так исказилось от крика, что губы рвались подобно мокрой бумаге. Теперь в нем не осталось ничего, кроме последней слабой надежды на то, что его глаза откроются, и он сможет посмотреть и увидеть последнее зрелище, уготовленное ему Адом.
        Он извлек из своего сморщившегося, разрушающегося тела все до последней крупицы воли и, собрав воедино, обратил их на достижение единственной цели.
        - Я открою глаза, - приказал он себе.
        Неохотно, его тело повиновалось ему. Он разлепил веки, запечатанные серым клеем его растворяющейся плоти, и сфокусировал взгляд перед собой. Перед ним открылась полная панорама: пламя, при каждом новом надавливании на камень, вызываемом подвижками в земле, взметалось ввысь все вышее.
        Он наблюдал за происходящим всего несколько секунд, когда приливные колебания в земле резко прекратились, как и сопровождавший их грохот.
        Пульс жреца Ада участился в предвкушении того, что находится по ту сторону воцарившейся тишины. Его интерес был удовлетворен довольно скоро. Простой звук, как от какого-то колоссального удара, ударил в измученную землю. Куски небосвода, разрушившие город, подскочили на своем ложе из обломков; их громадный вес без труда подбросило вверх силой, высвобожденной при этом единственном ударе. В верхней точке подъема они, казалось, замерли на мгновение. А затем обрушились вниз - их масса оказалась столь огромной, что земля, на которой ранее возвышался город, просто раскололась, когда камни вперемешку с останками города начали приземляться. Пожары отыскали кладезь, некоего потлива, питавшего их, и гейзеры пламени взвились так высоко, что могли бы лизнуть небо, будь оно еще на месте.
        Вспышка света осветила бушующий внизу катаклизм с жестокой четкостью. Однако внизу, не осталось ничего, стоящего обозрения. Только камни, падающие в бездну. Сенобит посмотрел в огонь, и в этот миг огонь посмотрел на него.
        Жрец знал, что он наблюдает за уничтожением Ада. Его стирала с лица земли некая чудовищная, невидимая рука. Возможно, он будет воссоздан. Возможно, будет внедрена новая система. Не ему было знать. Эти мысли успокаивали его. Он бросил вызов высшей силе и проиграл. То был естественный порядок вещей. Стремясь к своей цели, он посеял хаос, а теперь умирал вместе со всеми в этом презренном месте. Уверившись, что его достоянием до конца времен будут только мучения и лишения, он распростер объятия забвению.
        Его веки сомкнулись - зажмурились, на самом деле - его лицевые кости стали на столько хрупки, что раскалывались под тяжестью век, пока он опустился к порогу бытия. Он уже испускал свой последний вздох. И когда тот покинул его тело, жизнь последовала за ним.
        3
        Помимо внушительной коллекции телевизоров Нормы, единственными вещественными предметами, унаследованными Гарри из квартиры Нормы, были многочисленные талисманы и амулеты, которые она накопила за годы работы королевой мертвых в Нью-Йорке - почти все их прислали родственники призрачных клиентов в благодарность за помощь, оказанную супругу, брату или сестре, или, что самое печальное, ребенку.
        Поскольку именно Гарри читал Норме сопроводительные письма, он проникся глубоким уважением к тому, сколько любви и благодарности было вложено в эти подарки. Все предметы, заряженные искренностью этих чувств, составляли огромную коллекцию мощных охранителей. Ни один не был выброшен.
        Поскольку нужно было перевезти так много вещей из квартиры и офиса Гарри, Кэз осознавал, что эта задача займет несколько недель, если ее придется выполнять только Дейлу и ему самому. Он обсудил это с Гарри и спросил, можно ли привлечь еще людей, чтобы побыстрее закончить работу, и Кэз снова мог бы открыть свой салон и начать зарабатывать. Гарри не возражал; он только попросил, чтобы именно Кэз упаковал и перенес содержимое двух глубоких выдвижных ящиков справа и слева от его кресла.
        - Что у тебя там такого особенного?
        - Просто несколько памятных вещиц. Сувениры из разных переделок, в которые я попадал. Я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, касался вещей из этих ящиков, ясно? Ты уже знаешь, кто поможет с переездом?
        - Ага. Парочка моих друзей. Им можно доверять.
        - А они не?..
        - Бывшие приятели по перепихону, Гарольд. - Я теперь новый человек, помнишь?
        - Точно. Я все время забываю, что Дейл сделал из тебя честного человека.
        - Да без проблем, у него те еще причиндалы.
        - Я долгое время был детективом, Кэз. Я уже так и решил.
        Друзья Кэза - Армандо[44 - Солдат, исп.] и Райан[45 - Красавчик, сл. анг.] - приехали на следующий день. Лана тоже пришла, приглашенная Кэзом без уведомления Гарри, который старался не придавать этому никакого особого значения и заставил их трудиться в кладовой - упаковывать в коробки все, лежащее на заваленных полках и в шкафах. Комната имела Г-образную форму; не просматриваемый из кабинета аппендикс захламлялся уже на протяжении нескольких лет назад. Большая часть, по признанию Гарри Кэзу, - коробки со старыми канцелярскими принадлежностями, предназначавшимися секретарше в те времена, когда Гарри еще верил, что его жизнь будет ненапряжной чередой бракоразводных дел и страховых расследований, сулящей приличный доход.
        Лана, Армандо и Райан трудились до седьмого пота в Г-образной кладовке, дверь между двумя комнатами была приоткрыта, но никто особо не разговаривал. Они передвинули множество коробок, которые действительно были набиты канцелярскими принадлежностями, рассказывающими свою собственную тоскливую историю. Только один предмет просочился к Кэзу.
        - Взгляни на это. Там их целая коробка, - сказала Лана, передавая Кэзу рождественскую открытку. Не существовало какого-либо более печального доказательства несбывшихся надежд Гарри по поводу своего предприятия чем вот эта умело нарисованная открытка с безобидным изображением сосен и снега при лунном свете и напечатанным внутри пожеланием получателю: - Восхитительнейшего Рождества до следующего Рождества! Наилучшие поздравления от вашего детективного агентства Д'Амура.
        Кэз улыбнулся. - Готов поспорить, что он ни одной не отправил.
        - Что смешного? Кэз обернулся. Гарри пошире распахнул дверь.
        - Просто говорили о Рождестве, - слегка запинаясь ответил Кэз. Он положил открытку на стол Гарри. - Ничего важного.
        - У вас все в порядке?
        - Мы потные, пыльные и хотим перекусить, - сказала Лана, - но справляемся.
        - Может, заказать из китайского ресторана? Или из хорошего тайского заведения в нескольких кварталах отсюда, с доставкой? А может пиццу?
        - Я - за тайскую! - крикнул Армандо из кладовой.
        - Тайская - норм, - согласилась Лана. А будет тайское пиво? А то жажда замучила.
        - Без проблем, - сказал Гарри. - Телефон не передвигали?
        - Может, я закажу? - спросил Кэз.
        - Нет, Кэз. Я слепой, но не калека.
        Гарри уверенно направился к столу, с удивительной легкостью минуя сваленные в кучи папки, загромождавшие ему путь. Он добрался до своего кресла и присел.
        - Знаете - это чертовски удобное кресло. Кэз, поставишь его для меня около окна?
        - Имеешь в виду в большой комнате? Вместо кресла Нормы?
        - Ага.
        - Будет сделано.
        Гарри подвинул кресло к своему столу, поднял трубку телефона и набирал номер по памяти.
        - Я просто закажу всего понемножку, что у них действительно хорошо получается. Так пойдет?
        - Райан не любит слишком острое, - сказал Армандо. - Ведь так, Райан?
        Райан что-то пробурчал.
        - У вас там все в порядке?
        - Ага. Просто… сосредоточился.
        - На чем?
        - Да ерунда. Просто проконтролируй, чтобы не было слишком остро.
        - Принято, - ответил Гарри. - Черт побери. - Он опустил трубку. - Набран неверный номер.
        Он пододвинул телефон, чтобы тот оказался прямо перед ним, и пробежал пальцами по кнопкам: - Какого черта я этим занялся? У меня в голове…
        Он прервался.
        - Хочешь, я проверю номер? - спросил Кэз.
        - Послушай, - пробормотал Гарри. - Слышишь?
        - Что?
        - Эту позвякивающую музыку. - Гарри резко встал, уронив трубку на стол рядом с телефоном. - Кэз, ты слышишь это? Лана? Он двинулся, обходя стол с другой стороны, к двери в складское помещение, опрокидывая в спешке несколько кип бумаг. Лана открыла дверь нараспашку, придавив ею макулатуру к стене.
        - Осторожно, - сказала она Гарри. - Пол завален…
        Слишком поздно. Нога Гарри зацепилась за одну из коробок, он споткнулся и упал на четвереньки в кучу из конвертов и резинок для скрепления бумаг, высыпавшихся из опрокинутой коробки.
        - О Боже, Гарри, - воскликнула Лана. - Ты в порядке?
        - В порядке!
        Он протянул руку вправо, по памяти нащупывая пальцами ручку верхнего ящика значительно помятого картотечного шкафа. Однако, ящик оказался незаперт и пуст. Ручка выскользнула, и Гарри ударился бы об пол во второй раз, если бы Лана не навалилась всем своим весом на ящик и не захлопнула его. Гарри потребовалось еще мгновение, чтобы восстановить равновесие. Музыкальный перезвон продолжал звучать: приторное мелодичное рондо убыстрялось, подобно безумному вальсу.
        - Где Райан? - спросил Гарри.
        - Он там, дальше, - ответил ему Армандо. Армандо, как догадался Гарри, говорил из угла комнаты- из места, дающего хороший обзор и позволяющего видеть как Гарри, так Райана. Дальний конец комнаты был особенно захламлен. Четыре черных пластиковых мешка для мусора, в которых лежали записи вне папок и папки без записей, сломанные фотоаппараты, брошенные в коробку вместе с сотнями рулонов отснятой, но непроявленной пленки. И под всем этим бардаком были погребены несколько предметов, которые Гарри считал необходимым сохранить, но не хотел лицезреть каждый день, потому что они вызывали неприятные ассоциации: опасные сувениры из его путешествий на край света и его собственной вменяемости.
        Он тихо проклинал себя за то, что забыл об опасности, погребенной здесь среди мусора: скальпель, конфискованный им у бедокурившего демона, который выдавал себя за пластического хирурга, оказывавшего услуги по сниженным ценам; несколько сувениров из демонического казино, которое он прикрыл. Он хранил их все, но…
        - Не-е-е-т, - прошептал Гарри. Невозможно. Я оставил ее в Луизиане.
        Гарри осторожно обогнул угол. Никаких сомнений. Перезвон шел их шкатулки - адского шедевра Лемаршана.
        Музыка, воспроизводимая ею, захватила человека, на половину уже открывшего ее.
        - Райан? - спросил Гарри. - Что это у тебя?
        В ответ Райан пробурчал что-то невнятное. Он явно находился под гипнотическим воздействием шкатулки.
        - Гарольд, что там? - прокричал Кэз. - Ты меня пугаешь, мужик!
        - Райан! Я знаю, что с ней забавно повозиться, но ты должен положить ее на место.
        Теперь Райан действительно заговорил, защищая свою собственность.
        Я нашел ее в мусоре!
        - Я знаю, - произнес Гарри как можно спокойнее. - Но ее нужно вернуть.
        - Ты слышал Гарри, - сказал Кэз. Он встал на то самое место за левым плечом Гарри, где тот надежно держался на протяжении всего похода через Ад. - У Гарри не в привычках страдать херней, - продолжил Кэз. - Просто отдай эту гребаную шкатулку. Не знаю, с чем ты там возишься, а ты и тем более.
        - Иероглифы прекрасны….
        - Это Teufelssprache, - сказал Гарри. - Немецкий. Человек, который все это замутил, жил в Гамбурге. Сейчас он уже мертв. Но перед смертью он дал название коду.
        - Teufelssprache, - сказала Лана. - Твою мать. Это…
        - Язык Дьявола, ага. И я уже сыт им.
        - А что здесь говорится? - Спросил Райан.
        - Отдай мне шкатулку, и я скажу тебе.
        - Нет, - ответил Райан.
        - Райан, что ты несешь, - сказал Кэз. Во время разговора он на мгновение сжал плечо Гарри, давая понять, что собирается начать действовать.
        - Я слышу лишь красивую музыку.
        - Дерьмо собачье. Кэз рванулся вперед, и Гарри услышал звуки потасовки, затем болезненный вскрик Райана, и источник безумной мелодии упал на пол и покатился в сторону от схватки, замерев около ног Гарри.
        Гарри опустился на корточки, его липкие от страха руки мгновенно нащупали шкатулку. Когда он поднял ее, Райан закричал:
        - Она моя, урод!
        - Назад, Гарри! - завопил Кэз.
        Гарри развернулся, но Райан протянулся к нему и схватил за плечо, его ногти достаточно глубоко вонзились в рубашку и кожу, чтобы у Гарри пошла кровь. Гарри дернулся - ногти Райана поцарапали его - и, спотыкаясь, поковылял, как он надеялся, в правильном направлении. Лана подошла к нему и взяла за руку.
        - Где Армандо? - спросил Гарри.
        - Убежал, - ответила она. - Сразу же как только ты сказал про язык Дьявола. Ты куда идешь?
        - В офис.
        До двери было всего четыре шага; пятый - и они прошли через нее. Позади них Райан по-прежнему проклинал Гарри, но он выбросил это из головы и сосредоточился на деле. Шкатулка, очевидно, больше не нуждалась в человеческом участии, чтобы сложить головоломку. Она делала это сама, раскрываясь в руках Гарри, пока он шел, ее мелодия вгрызалась в его череп, пытаясь проникнуть внутрь и доставить неприятности, как произошло с Райаном. Маленькая дверца из изогнутой кости в задней части устройства приоткрылась, совсем чуть-чуть, и Гарри почувствовал, как знакомый поток Teufelssprache, сведший Райана с ума, ввинчивается ему в голову.
        В его основе лежали остатки ангельской речи, превращавшейся в музыку, когда разгорались людские страсти. Но слова были отравлены, музыка извращена. После своего путешествия в преисподнюю, Гарри теперь знал, что вливавшееся в его голову было канализационными отбросами, смердящими мором и отчаянием. Он желал избавиться от этого.
        - Где стол? - спросил он у Ланы. - Махом. Сбрось все с него. Быстро!
        Лана уловила срочность в голосе Гарри и поступила как он попросил - смела все бумаги и фотографии, которые Кэз приводил в порядок, под ногами, в царивший там беспорядок. Из каждого угла комнаты и из досок под потертым ковром доносились отрывистая литания ворчаний и скрипов, пока остов старого здания испытывался на прочность механизмами, активированными в процессе решения головоломки. Откуда-то из безымянного пространства между подполом и грезами, где грубая простота кирпича и дерева теряла веру в себя, что-то проскользнуло за порог.
        Гарри осторожно поставил шкатулку на свой старый письменный стол. Он провел за ним большую часть своей взрослой жизни, потратив слишком много времени впустую, ломая голову над мистериями-близнецами: жестокостью и милосердием. Теперь все это потеряло актуальность. Единственная головоломка, которая имела значение, решала сама себя прямо сейчас на его столе. Музыка снова замедлилась - высота звука снизилась до гортанного бормотания.
        Произошедшее дальше, для зрячих было просто загляденье. У Ланы вырвался восторженный выкрик: - Черт, посмотрите на это.
        - Что?
        - Свет. Льется из верхней грани головоломки. Прямо вверх. И такой яркий. Подожди… он опускается.
        - Держитесь подальше от него.
        - Никого из нас и в помине рядом с ним нет. Он ползет по стене, на которой висит твоя большая карта Нью-Йорка. Теперь остановился.
        - Опиши.
        - Просто длинная, узкая световая линия. Один конец у основания стены, другой…
        - Шестью футами выше.
        - Может немного выше. Что это значит?
        - Дверь. В Ад. Приоткройте чуть-чуть.
        - Еще одну? - сказала Лана. - Кэз! -
        - Я здесь, - отозвался Кэз. Он стоял у межкомнатной двери.
        - С Райаном справился? - спросил Гарри.
        - Более-менее. Усмирил его.
        - Убери его отсюда. Все выметайтесь.
        - Нет, к черту. Мы отсидели свое. Они не могут снова так поступить с нами!
        - Не думаю, что это так работает. Скажите мне: что там за дверью?
        - Свет угасает, - ответила Лана. - Он очень ярко засветился на несколько секунд, а теперь просто исчезает. Может быть, ты остановил его раньше, чем он успел сделать свое дело?
        - Нет.
        Литая конструкция комнаты не без возмущения встретила вызывающее появление двери посреди себя. Кирпичи, вынужденные перекоситься, чтобы вместить несанкционированную дверь, треснули сверху донизу и теперь пытались состыковать свои разбитые половинки. Черные молнии разломов пересекли потолок и зигзагами спустились по стенам, чешуйки краски сыпались сверху, мерцая при падении.
        Порыв ветра, оскверненный зловонием гнили, вырвался из Ада, распахнув дверь настежь. Комната жалобно застонала, негодуя от внезапной необходимости высвободить место под целую дверь, стены задрожали от ярости, в особенности стена с картой, по которой разбегались трещины шириной в дюйм вокруг дверной коробки. Дерево скрипело и трещало, когда комфортная геометрия реальности перерасчитывалась сверхъестественным; кирпичная пыль, измельченная в мелкую красную дымку, заполняла комнату, а порывы с другой стороны заставляли её клубиться и вихриться.
        - Что вы видите через дверь?
        - Не много, - ответил Кэз - Если я подойду к порогу, не затянет ли меня туда?
        - Со мной было по-другому, - сказал Гарри.
        - А где же колокол? Помню, ты говорил мне, что слышал колокольный звон.
        - Ага, - ответил Гарри. - Как похоронный.
        Он закинул голову, напряженно стараясь расслышать звук. Его не было. - В Аду нет колоколов? - спросил он.
        - Нет, в Аду ничего нет, - ответил Кэз, заглядывая в портал. - Гарольд, если эта коробка должна была открыть дверь в Ад, то либо Ада больше нет, либо она набрала неверный номер.
        - Я иду к тебе, - сказал Гарри.
        Он поднялся, и Лана снова взяла его под руку. Она помогла ему обойти стол, осторожно ступая по замусоренному полу. Когда они уже дошли до угла стола, Гарри на мгновение остановился, затем повернулся и потянулся назад, чтобы взять шкатулку-головоломку. Теперь он обращался с ней не особо трепетно, в ответ на что шкатулка издала пронзительный визг - звук оказался настолько неожиданным, что Гарри чуть не выронил ее. Звук сразу же изменился: визг стал походить на всхлипывание младенца.
        - Кэз?
        - Я прямо тут.
        - Гарри, еще три шага, - сказала Лана. - Ага, вот так. Два. Один. Отлично. В паре дюймов перед тобой каменная ступенька. Это порог.
        Гарри постучал по ступеньке носком ботинка. После чего, опустил Топологию на ступеньку. Шкатулка перевернулась несколько раз, а затем замерла, ее страдальческое хныканье стихло. Ему не требовалось зрение, чтобы представить пустошь, раскинувшуюся за порогом. Гарри повернулся лицом к пронизывающему ветру. Вотчина Люцифера пахла смертью и хворью. Ни каких мольб, ни проклятий, ни молитв, ни криков - только случайное жужжание мухи, ищущей местечко, где бы отложить яйца, и отдаленные раскаты грома из грозовых туч, полных ядовитым дождем.
        - Воняет как в Аду, - сказал Гарри. - Предполагаю, что он сгинул. Слава Богу.
        - Есть идеи, что делать с этой гребаной дверью? - спросил Кэз.
        - Одно имеется. Ты ведь раньше был футболистом, верно?
        - Я никогда не говорил тебе этого. Откуда ты…
        - Пинай шкатулку.
        - Что?
        - Кэз, шкатулку. Пинай ее как можно дальше.
        Гарри почувствовал, как Кэз расплывается в широкой ухмылке от удовольствия. - Отойди-ка чуток. Гарри с Ланой отступили на пару шагов.
        Конечно, он не мог видеть удар Кэза, но Гарри почувствовал и услышал его. Порыв воздуха, когда Кэз пробегал мимо него, звук соприкосновения его ботинка с головоломкой и едва сдерживаемый вопль Кэза, затем прорычавшего Гарри:
        - Твою мать! Эта чертова тварь не хотела, чтобы ее пнули.
        В середине фразы снова начались сотрясения, комната задрожала, снова посыпались ошметки краски, а кирпичная пыль взметнулась в воздух. Гарри стоял на пороге, с одной стороны - Кэз, с другой - Лана, крепко сжимавшая его руку, и слушал, как раз и навсегда закрывается дверь.
        4
        Гарри неуверенно пробрался между башен из телевизоров, которые он выключил два часа назад, когда начало темнеть, и добрался до кресла перед окном, выходящим на реку, поставив бутылку односолодового на пол рядом с собой. По просьбе Гарри, Кэз дотошно описал ему открывающийся перед ним вид, но прежде чем он успел все представить перед своим мысленным взглядом, что-то яркое промелькнуло слева направо через место, когда-то служившее ему полем зрения. Едва первое световое пятно успело скрыться из виду, как за ним последовало второе. На этот раз Гарри проследил за пятном своим призрачным зрением до угла комнаты, а затем потерял из виду, когда оно свернуло за угол, направляясь в его кабинет, по траектории его движения осыпались гранулы свечения.
        Но, даже когда они исчезли, внезапно появился массивный косяк ярких форм, привлекая его взгляд обратно влево. Формы сплетались между собой по мере их приближения и останавливались перед креслом Гарри, чтобы внимательно рассмотреть его своими блестящими глазами и дать ему возможность взглянуть на себя. Конечно, это были покойники: некоторые из них все еще носили следы насильственных умерщвлений, подобно потрепанным знакам отличия, на своих ярких телах, другие - , возможно, у их были внутренние смертельные повреждения, без опознавательных знаков, но все они мертвы, все призраки, и все потеряны, предположил Гарри, иначе почему их скитания привели их к нему?
        Норма дала ему два пятичасовых урока о том, как вести себя с усопшими посетителями в случае их прихода.
        - А они придут, - сказала она. - Можешь быть в этом уверен. Потому что я пройду среди заблудших душ и подскажу им, где искать помощи.
        Она хорошо справилась со своей работой. Теперь остальное зависело от него. Он глотнул виски и очень медленно, чтобы не вызвать паники среди призраков, поднялся с кресла. До окна было шесть шагов. Он сделал пять, продолжая двигаться осторожно, и увидел внизу толпу духов, сбившихся с пути… Его внезапно охватило всепоглощающее осознание того, что жизнь хороша. Если ему когда-нибудь понадобится напоминание об этом, ему достаточно будет взглянуть на отчаявшихся духов усопших, ищущих ответы внизу. А что если он не сможет увидеть их? Зрительные воспоминания, имевшиеся в его распоряжении, были не слишком приятными. Казалось, что проверенная временем метафора о прохождении через огонь остается верной[46 - Книга пророка Иезекииля глава 23 стих 36: - И сказал мне Господь: сын человеческий! хочешь ли судить Оголу и Оголиву? выскажи им мерзости их; ибо они прелюбодействовали, и кровь на руках их, и с идолами своими прелюбодействовали, и сыновей своих, которых родили Мне, через огонь проводили в пищу им.]. Гарри находился по другую сторону: сожженный, но очищенный. Может быть, сегодня вечером он даже позвонит
Лане и пригласит ее на свидание, которое все уговаривали его назначить. А может быть, он сделает это завтра. С Адом было просто; романтические отношения - совсем другое дело.
        Гарри глубоко вздохнул и снова переключил свое внимание на текущую задачу. После чего, он протянул правую руку и прижал ее к холодному стеклу большого окна.
        - Меня зовут Гарри, - сказал он, надеясь, что они услышат его слова. - Я здесь, чтобы помочь, если у вас есть вопросы, и направить вас, если вы заблудились. Однако, я не могу гарантировать, что отвечу на все, или хотя бы некоторые. Я новичок в этом деле. Но я сделаю все окаянное - простите, все возможное - чтобы решить ваши проблемы, и вы смогли продолжить свой путь. Пожалуйста, подойдите ближе.
        Едва приглашение успело сорваться с его губ, как к нему бросился весь косяк, и внезапность их приближения заставила Гарри попятиться к своему креслу. Они пролетели через комнату, их присутствие мгновенно охладило воздух на несколько градусов. Затем они закружились вокруг него, набирая скорость с каждым кругом и отстраняясь друг от друга, когда проносились мимо Гарри. Норма предупредила его, что первая пара ночей может выдаться немного напряженной, пока не распространится информация о том, что он то, что нужно, но она не посоветовала ему, как поступать в сложившейся ситуации. Неважно; Гарри в свое время изгнал достаточно демонов, чтобы знать, как справиться с энергичным духом.
        - Так! - прокричал он. Думаю, вы вдоволь насмотрелись на комнату! А теперь убирайтесь отсюда! Я серьезно! Я хочу, чтобы вы очистили помещение! Вы слышите меня? Я сказал - очистить помещение!
        Косяк разделился: те, кого в одночасье напугали приказы Гарри, бежали на открытый воздух, оставив трех или четырех нарушителей спокойствия продолжать кружиться, намеренно задевая его, когда пролетали мимо.
        - Если вы сейчас же не уберетесь, - сказал Гарри, - то никто не услышит от меня ни единого совета. Понятно? Меня не волнует, насколько хреновыми были ваши смерти или насколько потерянными вы себя чувствуете. Все что я знаю, останется при мне.
        Призраки замедлили свой полет, обмениваясь взглядами, которые Гарри не мог интерпретировать, а затем повернулись лицом к окну Гарри и полетели прямо на стекло и наружу - в ночной воздух.
        Перебранка не осталась незамеченной, отнюдь. Гарри увидел, что снаружи к Большой комнате со всех сторон стягиваются духи. Некоторые прибывали в компании других странников, но большинство предпочитали уединение.
        - Отлично, - тихо проговорил Гарри. - Еще одна порция виски, и займусь делом.
        Он вернулся к своему креслу, взял бутылку, открыл ее и поднес к губам, замерев на секунду-другую в сладостном предвкушении, а затем прилично отпил.
        - Есть вещи и похуже, которые я мог бы совершить в жизни, - подумал он, снова отставляя бутылку.
        Затем Гарри повернулся, чтобы посмотреть в окно, и заметил пару призраков, являвших собой, наверное, самую грустную картину, виденную им когда-либо. Женщина с ребенком - Мальчик, - подумал Гарри, хотя он не мог сказать наверняка, так как толпа заслонила их слишком быстро. Он сел и оглядел множество лиц перед собой. Сколько их сейчас там? Сорок? Пятьдесят? Он со всеми не управится и за ночь. Многим придется подождать до завтра, а к тому времени, определенно, слухи распространятся, и подтянется еще больше новых скитальцев. Неудивительно, почему Норма была так жадна до бренди и радовалась, имея под рукой все свои телевизоры - они позволяли ей уделить немного времени себе и заглушали гомон нуждающихся душ.
        В толпе возникло суматошное движение, и сквозь нее проскользнул ребенок - несомненно, тот самый мальчик, которого он видел под боком у женщины.
        - Добро пожаловать, - сказал Гарри. - Пожалуйста, заходи.
        - А можно и моей тете Анне? Она очень благовоспитанна.
        - Она тоже может зайти.
        Мальчик обернулся и позвал женщину взмахом руки. Она вошла, дрожа. Забавно, Гарри никогда не думал, что призраки так могут.
        - Привет, Анна, - сказал он.
        - Здравствуйте, мистер…
        - Д'Амур.
        - Видишь, - сказал мальчик тете. С французского это означает любовь, как я и говорил.
        - Я какое-то время потеряла всякую веру, - сказала женщина, - Уже и не думала, что нам кто-то поможет.
        - Ну, некоторое время было и некому, - сказал Гарри. - Но теперь я здесь. Я вижу вас.
        
        notes
        Примечания
        1
        М.: Мысль, 1985.
        2
        Дьявольская Работа, лат.
        3
        пер. Гумилев Н. С., 1919
        4
        Дословно: Счастливый сын, сын, приносящий счастье
        5
        Язык Дьявола
        6
        Pinhead - анг. разг. тупица, дурак; дословно - Булавкоголовый
        7
        удар милосердия
        8
        старое слово whence - не where
        9
        D’Amour - созвучно с amour (фр.) (любовь)
        10
        историческая улица в Новом Орлеане, знаменитая множеством баров и стрип-клубов
        11
        Одну минутку, итал.
        12
        Paine - созвучто с pain (боль)
        13
        фамилия Goode созвучна прилагательному good (хороший)
        14
        Caz - созвучно caze (сл. женский лобок), King - король, анг.
        15
        Алистер Кроули; урождённый Эдвард Александр Кроули; 12 октября 1875 - 1 декабря 1947) - английский поэт, был известен как чёрный маг и сатанист XIX - XX века, один из «видных идеологов оккультизма и сатанизма. Основатель учения Телемы и создатель собственной колоды «Таро Тота. Участник оккультной организации герметический орден «Золотая заря», и религиозных организаций «Серебряная звезда» и «Орден храма Востока.
        16
        Джир?ламо Савонар?ла (1452 - 1498) - итальянский монах и реформатор, автор ряда богословских трактатов.
        17
        в оригинале gristle - устр. сл. половой член, офиц. значение - хрящ (игра слов)
        18
        цитата сочинения "О войне" Карла Филиппа Готтлиба фон Клаузевица (1 июня 1780 - 16 ноября 1831)
        19
        Bellmer - дословно отбельный каток (при производстве бумаги)
        20
        queen (королева, анг.) - слэнг, гомосексуалист
        21
        «Danny Boy» - баллада, написанная в 1910 году английским юристом Фредериком Везерли. В 1918 году Везерли написал альтернативную песню «Эйли, дорогая» для мужчин-певцов. Песню особенно любят американцы и канадцы ирландского происхождения, считая её неофициальным ирландским гимном.
        22
        оптическая иллюзия (фр.)
        23
        пер. И. Бернштейн, 1961
        24
        Столица Ада в "Потерянный рай" Дж. Мильтона
        25
        район Бруклина
        26
        дословный перевод Pinhead
        27
        отсылка к Harrowing of Hell, анг. - "Сошествие во ад"
        28
        от Матфея 7:7
        29
        В оригинале: - Your Lord called your name!. Lord, - анг. - Господь, хозяин, повелитель. Исаия 43:1: - Иаков, Господь сотворил тебя. Израиль, ты - творение Господнее. Теперь Господь говорит: „Не бойся, Я тебя спас, Я назвал тебя, ты - Мой."
        30
        Ур-демоны - существа, упоминаемые в фильме "Soulmate". Древние египтяне считали их злыми, сверхъестественными существами, которые пили кровь и похищали са (душу или сущность) человека. Возможно, что ур-демоны на самом деле вдохновлены вампирами, а "ур-демон" - это египетский термин для обозначения вампира, поскольку они имеют сходство - оба существа пьют кровь, а некоторые вампиры отличаются аморальностью и не уважают человеческую жизнь, хотя это не универсальная черта.
        31
        the Azeel, анг. - имя собирательное, Azeel - значение мужского имени с древнееврейского: - Бог есть моя сила, - Aseel - значение мужского имени с арабского: - "Уникальный"
        32
        Gesundheit, нем - здоровье, "Будьте здоровы!" (при чихании)
        33
        скорее всего, имеется в виду собор Святого Андрея в Бордо
        34
        Deus ex Inferis, лат. - дословно: - "Бог из Ада"
        35
        tabula rasa, лат. - "чистая доска"; переносное значение: - "с чистого листа"
        36
        Эдвин Хаббелл Чапин (29 декабря 1814 - 1880 гг.) американский проповедник и редактор журнала Christian Leader. Полное выражение: - Самые могучие души рождаются в страданиях; сильнейшие из них покрыты шрамами; мученики облачены в свои коронационные одежды, сверкающие огнем; и сквозь слезы свои скорбящие впервые увидят райские врата. Dictionary of Burning Words of Brilliant Writers, P. 567
        37
        камень, закрывавший гробницу.
        38
        Счастоивого пути, скатертью дорога, (фр.)
        39
        стиль афро-американской музыки.
        40
        лимузин, удлинённый за счёт физической врезки в кузов дополнительной секции, расположенной между передними и задними дверьми
        41
        С первого взгляда (лат.)
        42
        гостеприимство, анг.
        43
        завтрашний день (анг.)
        44
        Солдат, исп.
        45
        Красавчик, сл. анг.
        46
        Книга пророка Иезекииля глава 23 стих 36: - И сказал мне Господь: сын человеческий! хочешь ли судить Оголу и Оголиву? выскажи им мерзости их; ибо они прелюбодействовали, и кровь на руках их, и с идолами своими прелюбодействовали, и сыновей своих, которых родили Мне, через огонь проводили в пищу им.