Четыре Сына. Рождение легенд И Барс

        Мир Эвы замер в предчувствии страшных событий, грозящих уничтожить не просто миллионы жизней, а целые цивилизации. Темные, спустя тысячелетия, смогли преодолеть Великую Границу, возведенную могущественным артефактом, и теперь готовы пронестись всадниками смерти по Материку. Однако, в противовес главному Злу человечества, в мир пришли Защитники — Четыре Сына — из давно забытого пророчества. Обычные дети, не подозревающие о своем предназначении и завоевывающие свое место под солнцем. Не все из них идут путем добра, чести и милосердия. Наделенные огромным магическим потенциалом и минимумом знаний, они попадают в игру Судьбы, даже не подозревая, что одного из Сынов необходимо убить, а другого возвеличить, собрать все части утерянного артефакта и восстать против Темных.

        И. Барс
        ЧЕТЫРЕ СЫНА. РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНД

        Пролог

        «Уснет природа, поглощенная мраком. Падут на колени все народы Эвы пред темным Владыкой. Он тот, кого боялись со времен начала. И будет знать он о тайнах многих, что хранят земли Материков и океанов. И смерть посеет, найдя оружие богов. Разделенная на части Сила вновь должна будет соединиться. Сломленную Власть, сокрытую в пяти концах, необходимо отыскать. Источник света скроет Свет. Исчезнут все Хранители. Не станет равновесия. Вновь омоется кровью земля и будет гореть, и гнить, пока не придут четыре Защитника. Четырехконечная звезда с вершинами на севере, востоке, западе и юге. Пятнадцать лет пройдет, разбитые на пять, рождая в цикле одного Защитника. Четыре сына сильнейших из народов: сын Темных, сын Стихий, сын Спящих и сын Светлых. В тот миг на землю дождь обрушится из звезд, знамение, что был рожден последний из Миссий. Сильны четыре мужа будут, словно боги. И магии их равной не найти.
        Отныне не забудьте, дети Армосантора, прийти на свет должна вся четырехконечная Звезда, но одному ее концу нельзя дать право жизни. Сын Спящих должен умереть. Опаснее Владыки станет он, как только перейдет границу детства. В нем Сила всего мира ткёт свое могущество. Он Прошлое вернет, в Отцов своих вдохнет вновь жизнь, чем уничтожит Эву.
        Устрашится сам Владыка. Падет ниц каждый пред сильнейшим из Сынов. И в тот момент лишь Светлый сын сумеет подарить надежду на спасение. Лишь он способен сверкающего мощью Спящего убить, и стать плодом познания Смерти. Запомните, дети Армосантора, Сына Светлых храните, а потомка Спящих бойтесь, как самих Спящих.»
Сандрилон, Святая земля 1 в. до новой эры.

        Белоснежные брови на молодом добром лице обреченно сошлись, как только последнее слово выцветшего пергамента было прочитано. В ярко-голубых глазах отразилась злость, смешанная с решимостью, после чего мальчик засунул свернутое пророчество в мешочек на поясе, откуда негромко раздался легкий стук ударившихся друг о друга лакированных деревяшек. Юный иллир шепнул одному ему ведомое слово, и колодец в центре круглой комнаты сверкнул синей вспышкой. Вдали, средь темных спин скал, утонувших в зеленом море деревьев, отчаянно крикнула птица и затихла. Но Светлый не услышал этого. Он стремительно прошел сквозь водную арку, покинув необычайной красоты зал, затем парящий замок, а после чего и сам город иллиров. Последнее, что сделал однорукий мальчик — запечатал золотые врата, активировав ловушки для незваных гостей в бывшую обитель Светлых, и навсегда покинул Сандрилон.

        Часть первая
        Приход

        Глава 1
        Тень спящих

        Кемиз, Хасар, 3023 год новой эры.

        Удивительная штука время. Оно способно разрушить все — города, целые страны, жизни. И с этими жизнями стереть воспоминания…
        Прошло более трех тысяч лет после кровавой войны на Эве. Вновь воздвигли стены и замки разрушенных королевств. Выжженные, опустошенные поля покрылись сочными травами и душистыми цветами, а люди больше не жили в постоянном страхе.
        Хасар — величественный город! «Муравейник» юга. Обитель удивительных вещей и людей. Именно сюда стекались тысячи купцов, торговцев и простых обывателей, чтобы посетить самый большой в мире рынок.
        Однако славился этот знаменитый город не только своими шумными площадями. Огромный потрясающей красоты белоснежный дворец — Дарсан, со знаменитыми на весь мир висячими садами. Дарсан был пристанищем величайших скульптур и памятников самых талантливых творцов прошлого и настоящего. Десятки фонтанов освежали горячий хасарский воздух. А вдоль каменной дороги, от кованых врат до колонн замка, тянулись длинные бассейны чистейшей воды. Сверкающие золотом высоченные башни росли вокруг гигантского купола, видневшегося за много миль от него.
        Это великолепие считалось одним из чудес света. Правила им, со времен постройки, династия Берханов. Однако попасть во дворец было невозможно. Так что гостям Хасара оставалось лишь издалека любоваться сказочным дворцом и щедро сорить деньгами на главном рынке мира.
        — Пробуй, пробуй. Таких яблок ты на всем Материке не найдешь!  — словно распевая, приговаривал жилистый мужичок в плохо скрученном тюрбане.
        — И вправду хороши твои яблоки, но встречал я и лучше на Материке,  — ухмыльнулся покупатель. Затем, сняв с плеча небольшой походный мешок и кинув его продавцу, он добавил:  — Наложи-ка мне полный мешок да цену скажи.
        — Обижаешь, господин. Яблоки из самого Чалмира прибыли! Вкусней и слаще их нет. Но тебе почти задаром отдам, всего за…  — споро закладывая спелые фрукты в мешок, торговец быстрым цепким взглядом окинул своего покупателя, оценивая, сколько можно с него содрать. Черный длинный плащ с капюшоном прикрывал простую, но добротную рубашку цвета кунжута и коричневые замшевые штаны с позолоченными заклепками по бокам, кожаные сапоги также не отличались особой роскошью, но даже самый неискушенный мог безошибочно определить качество материала (было даже похоже на работу грагелей!). Из общей картины выбивался лишь широкий пояс с увесистой бляхой из чистого золота в виде необычной змеи, голова которой была похожа на голову дракона, проглатывающего свой собственный хвост, образуя круг. Глаза змеи сверкали сапфирами, очень похожие на цвет глаз своего хозяина. Мужчина, несомненно, был магом. Уж кто-кто, а маги бедными не бывали:  — Двадцать пять диалов!
        Маг расхохотался так, что его кудрявая с проседью борода начала подпрыгивать.
        — За двадцать пять диалов я тебя куплю, а яблоки твои и десяти не стоят.
        — Помилуй Оркус, какие десять, милый господин!?  — возмущенно встрепенулся продавец фруктов, набивая цену. Вообще-то мешок яблок и пяти бронзовых монет не стоил, но не было в Хасаре такого торговца, что не пробовал всучить дармовые вещи хотя бы за монетку.  — За двадцать могу отдать, не меньше!
        — Такие же яблоки у меня. За восемь отдам…  — послышался за спиной мага голос слаще тростниковой патоки. Обернувшись, он увидел приземистого толстого человека с узкими поросячьими глазками и угодливой улыбкой.  — Мой прилавок через дорогу, добрый господин. Пошли, восемь диалов и полный мешок яблок твой.
        — Махтиш, будь ты неладен, чего тебя опять принесло! Убирайся к своим гнилым казмекам, выкидыш Бездны, и не переманивай моих покупателей!  — на дарском языке, на котором говорили хасарцы, огрызнулся торговец, а затем, снова перейдя на общепризнанный геллийский, с улыбкой обратился к магу:  — Плохой товар у него, господин, порченый. Хуже в Хасаре не сыскать! Вижу, издалека ты прибыл и добрый человек такой, за семь отдам. Ничего для тебя не жалко.
        Ставя точку в торге, он протянул руку с мешком яблок своему покупателю. Маг достал из-под плаща кошель, который, как показалось торговцу, грозно рыкнул, когда хозяин засунул туда руку, и, отсчитав семь бронзовых монеток, протянул их через прилавок, высыпая в загорелую ладонь. Слушать вновь начавшуюся перебранку маг не стал, направившись прочь от прилавка.
        Медленно двигаясь сквозь снующую в разные стороны разношерстную толпу, он с любопытством рассматривал товары. Те, что заинтересовывали его своей необычностью, маг подходил и внимательно рассматривал, задавая вопросы их владельцам, словно собирался купить. К разочарованию последних, мужчина разворачивался и шел дальше, все так же не спеша проходя мимо очередных палаток, пока его не окликнул голос:
        — Кеий, вот ты где!
        Маг обернулся на окрик, прозвучавший на ставшем уже родным квихельском языке, известном лишь единицам. К нему проталкивался через толпу крепкий высокий мужчина лет сорока пяти в таком же черном плаще, как и он. Отличие между ними было в том, что под этим самым плащом мужчина был вооружен с головы до пят.
        — А ты никак потерял меня, Гожо?  — без интереса спросил Кеий, дождавшись своего путника.
        — Ну конечно же! Обвиняй меня давай! В этом адском котле за собой-то сложно уследить, а тут еще ты да…  — зло бурчал Гожо, но вдруг резко остановился.  — А где Селир?
        — Не знаю. Сбежал, пока я покупал подарок жене. Пытается пробраться во дворец, наверное.
        Темно-карие глаза Гожо приняли форму круглых монет, а рука инстинктивно начала поглаживать рыжеватую курчавую бороду, доходившую до шнуровки плаща.
        — Вот вы все какие-то странные, маги,  — наконец, вздохнул квихельм, вновь начав движение.  — У тебя сын родной в чужом городе шарахается, а ты и в ус не дуешь!
        — Повторяю, скорее всего, он пытается попасть во дворец Берханов. Селир маг, Гожо. Уж от пары тройки ярмал ему хватит ума отбиться.
        — Ему восемь лет всего!
        — Значит, получит по заслугам, и это будет ему уроком. Нас не так уж и много, так что убивать его точно никто не станет.
        — Вот и берись после такого магов охранять…  — раздраженно пробурчал себе под нос Гожо.
        Маг и квихельм достигли центральной площади, где развернулось зрелищное представление известных во всем мире кемизских акробатов. Хотя в Квихле Кеий видел намного более опасные трюки, он все равно с интересом наблюдал за совершенством, грацией и силой тренированных тел, пока не вспомнил про важное дело, которое, собственно, и привело их в Хасар.
        — Ты нашел мальчишку?  — как бы между прочим обронил маг.
        — Нет. Тяжело найти того, о ком не имеешь ни малейшего представления,  — так же без особого выражения ответил Гожо, с удовольствием следя за двумя танцующими девушками в колокольчиках, вокруг которых десять поджарых обнаженных по пояс мужчин раздували огонь факелов.
        — Согласен. Но найти нам его все же надо.
        — А эта старая жаба не могла получше его рассмотреть? Нужно давать больше информации, прежде чем такой шум поднимать и говорить, что этот паренек обязательно должен стать квихельмом и принести нам утраченную славу.
        Очевидное неодобрение сквозило в каждом слове Гожо, яро осуждающего квихельскую прорицательницу, которая из года в год предсказывала местоположение мальчиков, рожденных, чтобы стать квихельмами.
        — Такие неточные видения у Сарахи случаются редко. На моей памяти лишь дважды.
        — Ты про того мальчишку из Керибюса? Почему вы, кстати, его тогда не нашли?
        Кеий помрачнел, вспомнив, как шесть лет назад отчитывала старая провидица двух взрослых мужиков, его — сильнейшего мага и Кутреда — квихельма, тогда еще в ранге Подмастерья. Тот парнишка из Керибюса, по всей видимости, в будущем должен сыграть немаловажную роль на арене мира. Квихельмы же дальновидно собирают таких детей по Эве, чтобы те были на их стороне, когда придет время. Но Кеий не смог его найти. Он ошибся и привез не того ребенка. Старая Сараха орала на них с Кутредом так, словно они потеряли самого Оркуса. Вспоминать все это было крайне неприятно.
        — Да, про него. Не нашли потому же, почему не находим и этого хасарца. Хотя тогда все же было больше информации. Сараха сказала, что в Керибюсе, где-то в северной части, нам нужно найти рыбацкий дом, на отшибе, и что годовалый мальчишка будет необычный, словно выцветший. Но в Керибюсе полно рыбацких домов. И мы очень долго искали нужный. В нем находился только один ребенок. Обычный, никакой не выцветший пацан, лет семи. Кутред, как и ты, тогда был очень зол на Сараху, за ее размытые описания, поэтому убедил меня взять именно этого ребенка, сказав, что видение провидицы были очень неточные, и она скорей всего напутала с внешностью мальчишки. Мне тогда очень надоело мотаться по всему северо-восточному Керибюсу, и я согласился. Как выяснилось, Сараха видела все прекрасно и слегка… огорчилась, что мы сомневались в ее способностях и не приняли все произнесенные ею слова буквально.
        — И почему только бабы могут заглядывать сквозь время? Тьфу!  — зло сплюнул на землю Гожо.
        Кеий добродушно посмеялся над горячностью старого друга.
        — Не стоит так драматизировать, Гожо. Нас Оркус тоже не обидел. Маги только среди мужчин встречаются.
        — Я бы не драматизировал, если бы у меня были светлые глаза, которые дают вам вашу магию.
        Ухмыльнувшись, Кеий развеял бытующее среди обычных людей мнение:
        — А они и не дают.
        Действительно, только у магов были глаза серого, голубого, реже зеленого или синего цвета. Но Силу давали не они. Это было нечто вроде побочного эффекта. Поэтому, когда простой человек встречал светлоглазых, он с уверенностью мог сказать, что перед ним маг.
        — А зачем Сараха настаивала на том, чтобы ты взял Селира в такую даль?  — словно нечаянно обронил квихельм.
        Настроение Кеийя вновь слегка подпортилось, стоило упомянуть о разговоре со старой прорицательницей. Керибюсская история не была забыта. И Кеий по сей день расплачивался с последствиями своего промаха. Каждый раз после посещения сварливой старухи, он узнавал о себе что-то новое, награждаясь, самыми что ни на есть скверными эпитетами, даже не подозревая, что столько оскорблений вообще существует.
        — Точно сказать не могу,  — поморщился Кеий, вспомнив слова провидицы: «Сына своего возьми! Может хоть он поможет. А то от тебя толку, как от слизня жемчуга. Чего вылупился на меня, сморчок! Шагай отсюда! Мочи нет больше смотреть на морду твою бородатую…».  — Она ничего не стала объяснять.

* * *

        Селир смотрел вниз, стоя на высокой стене, и собирался с духом, чтобы спрыгнуть. Был пройден уже настолько долгий путь, что вернуться обратно было бы преступлением. Его, конечно, настораживало, что на стене и на территории дворца он не встретил ни одного ярмала, которыми так пугал отец. Еще раз довольно хмыкнув, Селир перекинул свои короткие ножки через бордюр и скользнул вниз. Подстегиваемый чувством свободного падения, он выставил руки вперед. Воздух вокруг кистей стал плотнее, а на земле в безумном плясе закрутилась трава. Падающее тело замедлило свою скорость, будто попало в вязкую невидимую паутину. Мальчик мягко приземлился на твердую землю, словно сошел с лестницы.
        Вокруг зелеными облаками клубились кусты, так что радостный танец победы никто не увидел (да и видеть здесь было некому). Никого не страшась, словно родился за пазухой у Оркуса, Селир выпрыгнул из кустов и хозяином всего мира зашагал в сторону дворца. Маг только и мог, что смотреть с открытым ртом на гигантское строение, рядом с которым он казался себе муравьем. У них в Гиваргисе (да и во всем Лисбете, наверное) таких больших красивых замков не встретишь. А какой он был белый! Прямо глаза резало! Вот было бы здорово забраться на этот золотой купол или острые башни. Оттуда должно быть видно весь Хасар!
        Пытаясь добраться да легендарных висячих садов и оббегая дворец, встречающиеся на пути бесконечные статуи и фонтаны, Селир несколько раз останавливался, переходя на шаг, с неудовольствием отмечая, что он, пожалуй, чересчур велик. Но все это померкло, стоило ему добраться до пункта назначения.
        В воздухе, на разном уровне, зависли небольшие островки земли, сплошь покрытые зеленью. На них росли необычной формы деревья, ветви которых украшали гигантские пушистые цветы. Вокруг жужжали насекомые-опылители, не спеша порхая от одного дерева к другому, оставляя за собой полоски золотых следов. С самого высокого острова, казавшимся маленьким камешком, прилипшим к небу, падал в большой круглый бассейн узкий столб воды, сверкавший и искрившийся в лучах Илара. Разлетающиеся в разные стороны капли отражали яркую радугу, расплывающуюся в воздухе.
        Как завороженный, Селир поплелся к водопаду, задрав голову. Он не обратил внимания ни на сиротливо стоящие задние ворота без охраны, ни на пустые стены, ни даже на что-то мокрое на камешках светлого щебня, окрасившее их в темный цвет. Обойдя бассейн по кругу и запустив в переливающийся поток воды руку, Селир залился радостным смехом. Он начал бегать под парящими островами с запрокинутой головой, пытаясь найти хоть какой-нибудь канатик из лианы или иной лаз, который помог бы ему забраться наверх.
        Мальчик остановился и стал нетерпеливо оглядывать ровно подстриженный луг, раскинувшийся от бассейна до самых стен дворца, в поисках способа попасть наверх. На глаза попались три высоченных дерева, образующих треугольник, в центре которого рос раскидистый куст с бесчисленным количеством темно-красных крохотных цветочков. Одно дерево верхушкой кроны доставало самый низкий остров.
        Маленький маг бросился к стоящему за кустом дереву так, будто лестницу в небеса увидел. Но добежать ему было не суждено. Запнувшись обо что-то жутко твердое возле куста и больно ударившись пальцами ног, так что из глаз брызнули слезы, он врезался в твердыню негостеприимной земли.
        Тихо поскуливая, Селир с нежностью растирал ушибленную ногу через мягкий сапог, с остервенением смотря на сломанные им же ветки. Сквозь них пробивались золотые блики. Проклиная все на чем свет стоит, маленький маг, кряхтя, поднялся с земли. Природное любопытство пересилило даже пульсирующую боль в пальцах. Доковыляв до куста и уже нагнувшись, чтобы раздвинуть его ветви, он ошарашено отпрыгнул, получив удар по голове чем-то маленьким и твердым.
        — Ай!!  — не смог сдержать Селир гневно-болезненного вскрика, усердно растирая макушку.
        Маг поднял голову в поисках своего обидчика. С острова на самое высокое дерево спрыгнула маленькая тень, скрывшись в листве. Прошло несколько секунд, прежде чем она вновь появилась в поле зрения, ловко скатившись по стволу. Тенью оказался босоногий, черноволосый, кареглазый мальчик. Ему было года четыре — пять, не больше, но возмущения во взгляде хватило бы и на троих взрослых. Он что-то грозно выкрикнул своим детским голоском. Однако Селир не понимал дарского языка.
        — Что?  — ошеломленно смотрел на мальчишку маг, по тону понимая, что это именно его в чем-то обвиняют.
        Малец снова что-то сказал с таким рассерженным видом, махая рукой в сторону ворот, что сомнений не было, Селира пытаются выдворить восвояси.
        — Иди куда шел, сопля,  — хмыкнул маг, нагибаясь к кусту, чтобы посмотреть, что же все-таки там блестело.
        Мальчишке совсем не понравилось, что его ослушались, и он с ревом дикого зверя накинулся на Селира, опрокинув на землю. В маленьких кулачках оказалось намного больше силы, чем следовало ожидать от пятилетнего ребенка. Кое-как извернувшись и оттолкнув от себя мальчишку, Селир улучил момент и, хлопнув руками, поднял драчуна в воздух, заключив в невидимый шар. Он от души рассмеялся, когда малец начал барабанить кулачками по своей прозрачной темнице, что-то яростно вопя.
        — Будешь знать, как нападать на магов Бэр!
        Смеялся Селир ровно до тех пор, пока не почувствовал, что начинает слабеть. Не прошло и минуты, как руки налились свинцом, а по спине растянулась капелька пота.
        Мальчишка злобным зверем смотрел на Селира, и маг почему-то опасался этого агрессивного ребенка. Понимая, что воздушная ловушка сейчас исчезнет, Селир поспешил спустить мальчишку на твердую поверхность. Как и следовало ожидать, месть мальца не заставила себя ждать.
        Сожалея, что умеет обращаться лишь с воздухом, Селир быстро соорудил нечто похожее на невидимую стену. Это еще больше разозлило мальчишку, который со всей силы лупил по ней палкой. Он снова и снова повторял слово на дарском.
        Так могло продолжаться до бесконечности, но мага отвлекли три силуэта, зацепившиеся боковым зрением. Повернув голову, он увидел высоких лысых мужчин, стоящих у входа во дворец.
        Подумав, что это ярмалы, маг тут же схлопнул сотворенную стену и кинулся на мальчишку, который от неожиданности сам упал к нему в руки, потеряв равновесие. Селир зажал ему рот.
        — Тихо ты!  — зашипел на него маг, пытаясь руками и ногами сковать маленькое брыкающееся тело.
        Мальчишка же со всей силы укусил Селира за ладонь, зажимавшую его рот. Маг непроизвольно вскрикнул и, взбесившись от боли, пнул пацана. На величайшее изумление мага, мальчишка не заплакал, а резво вскочил и снова бросился на него, замахнувшись палкой. Скорей всего он бы еще долго нападал на Селира, но его остановил голос, донесшийся со стороны дворца.
        — Иди, глянь, что там…  — на геллийском произнес один ярмал.
        Сердце Селира ухнуло. Он не знал, что делать. На деревья быстро не залезть, ветки слишком высоко. Как туда забирался мелкий, до сих пор оставалось загадкой. Маг загнанно посмотрел на мальчишку, который, нахмурившись, глядел на приближающегося ярмала. Он что-то серьезно обдумывал и, придя к окончательному решению, рванул к дереву. Мальчишка ловко, словно обезьяна, начал взбираться по толстому стволу. Он делал это настолько просто и быстро, что всего за несколько мгновений достиг густой листвы, скрывшись в ней. Селир вскочил и попытался повторить то же самое, от страха забыв даже об укушенной кровоточащей руке. Но выше чем на метр ему не удалось подняться. Маг, словно старый желудь, отвалился от ствола и упал на землю.
        Безысходность захлестывала, но он снова и снова пытался влезть на дерево, пока сверху не послышалось шуршание. Из листвы высунулась голова мальчишки. Он кинул Селиру веревку, попутно скинув вниз какую-то серую тряпку. Долго уговаривать мага не пришлось. Вцепившись в эту веревку он, опираясь ногами о ствол дерева, довольно быстро забрался наверх. Хорошо, что перед деревьями стояла огромная позолоченная статуя неизвестной Селиру огромной кошки с гигантским хвостом и устрашающими длинными клыками, иначе бы все его потуги спрятаться давно бы заметили.
        Стоило оказаться в безопасности, как мальчишка что-то осуждающе прошипел, ткнув в мага пальцем. Селир нисколько не обиделся, особенно когда опустил взгляд и увидел лысого ярмала, осматривающего кусты.
        Хотя, стоп! Мужчина повернулся, открыв взору татуировку двух черных глаз на затылке. Отец рассказывал, что два черных глаза на затылке являются отличительным знаком мортенийцев, братства наемных убийц, злейших врагов квихельмов. И насколько знал Селир, для магов вроде него, живущих в Квихле, их отношение не становилось теплее.
        Мортениец сел на корточки и провел рукой по траве, где была кровь Селира. Подняв голову, он осмотрел деревья, но за шапкой листьев невозможно было что-то увидеть. Осмотрев землю, мужчина наткнулся взглядом на брошенную тушку животного.
        — Все нормально,  — поднявшись на ноги и направившись к остальным убийцам, ответил он.  — Здесь зверюшки резвились.
        Селир облегченно выдохнул, наблюдая, как удаляется мужчина. Сидевший рядом мальчишка, вскочил и, словно по гладкой, ровной дороге, побежал на другую сторону дерева, что была ближе ко дворцу. Маг пошел за ним.
        С величайшей осторожностью, перепрыгнув на очередную ветку, Селир чуть не врезался в металлическую клетку, подвешенную на крючок. В ней сидели маленькие серые пушистые зверьки, отдаленно напоминавшие северных белок в Лисбете. Они бегали по кругу, как заведенные. Селир насчитал четыре штуки. Должно быть, как раз одного такого мальчишка убил и сбросил вниз, чтобы отвлечь мортенийца. Маг еще раз про себя удивился, он бы в жизни об этом не подумал в такой-то напряженной ситуации.
        С горем пополам, чародей все-таки добрался до него и аккуратно пристроился рядом. Сквозь листву открывалось отличное обозрение. Трое мортенийцев около часа стояли возле входа, пока задние ворота в стене не отворились, и на дорогу из щебня не ступил по-султански одетый мужчина (по представлениям Селира, султан должен был выглядеть именно так), в сопровождение еще двух десятков наемных убийц. Селир решил, что это их предводитель. Его смущало только то, что мужчина был похож на чистокровного дарса, в отличие от мортенийцев, которые, в основном, являлись ардальцами.
        Вся процессия дошла до дворца. Предводитель что-то спросил на дарском у одного из мортенийцев, который ждал его. Дерево, где сидели мальчишки, находилось довольно далеко, да еще шум воды сильно снижал слышимость. Если бы взрослые говорили чуть тише, то до них вообще не долетело бы ни звука.
        Пытаясь понять, о чем говорят взрослые, малец весь подался вперед, чуть ли не падая с ветки. На его лице радугой отражались эмоции. Сначала, при появлении «султана», удивление, радость, затем озадаченность, подозрение, непонимание, а когда предводитель протянул одному из мортенийцев увесистый мешочек, довольно расхохотавшись, разволновался настолько, что начал шумно дышать. Он резко вскочил и с бешенством вперился взглядом на мортенийцев. Селир заметил блестевшие в его глазах слезы и хотел спросить, что случилось. Но спрашивать человека, который не понимает тебя, а ты не понимаешь его, это как разговаривать с теми странными белками, что сидели в клетке. Так что он благоразумно отказался от этой идеи.
        Мальчишка дождался, пока все мортенийцы зашли во дворец и в ту же секунду начал спускаться вниз. Селир последовал его примеру, спрыгнув на землю и смягчив приземление «воздушной подушкой». Мальчишка пробежал мимо мага, направляясь во дворец. Сам-то Селир собирался в совершенно противоположную сторону.
        — Эй, ты куда?  — негромко крикнул он ему вслед.
        Мальчишка даже не обернулся.
        — Тебя убьют там!  — повторил попытку маг, но ответа опять не последовало, так что он направился в сторону ворот, тихо, для себя добавив:  — Ну и фарх с тобой, я предупреждал.
        Но он не сделал и десять шагов, как зло сплюнул (так обычно делали квихельмы, когда злились, Селиру всегда это казалось преисполненным настоящей неподдельной эмоцией) и побежал вслед за мальчишкой. Отец всегда учил его, что долги нужно возвращать, а этот малой спас ему жизнь. Пусть Селир и был еще невелик, но живя среди квихельмов, это он твердо усвоил.
        Мальчишка уже скрылся за высокими двустворчатыми дверьми из красного дерева. Маг боялся, что потеряет его, ведь малец носился с невообразимой скоростью. Селир вбежал во дворец, попав в небольшой зал, освещенный несколькими окнами под высоким потолком, словно в храме. Увидев мальчишку, заворачивающего не в центральную дверь, а в незаметный на первый взгляд небольшой проем, он махнул рукой, выстроив воздушную стену. Босоногий бегун врезался в нее, яростно зарычав. Это позволило Селиру сократить расстояние между ними вполовину. Мелкий не стал отвлекаться. Он вскочил, как ошпаренный, и вновь устремился вперед.
        Селир следовал по пятам, отставая метров на двадцать. Ему казалось, что они бежали вечность. И, по идее, они уже давно должны были настигнуть мортенийцев, но, по всей видимости, малец бежал окружным путем. Залы, комнаты, бесконечные коридоры, даже кухня! Все во дворце было сквозное. Забегая в одно помещение, можно было спокойно попасть в другое. И все это просто источало богатство и роскошь. Однако Селиру было не до этого. Он серьезно думал, что сейчас умрет. Легкие разрывались от недостатка воздуха. Он был магом, а не квихельмом. Это они могут хоть целый день бегать, а его к этому не готовили. И он сдался.
        Селир остановился и уперся руками о колени. Дышал он так, что аж свист вырывался из легких. В глазах плавали темные круги, в ушах стучало молотами, а рот заполнила вязкая слюна. Ноги подкашивались, и маг плюхнулся на холодный пол, так приятно остужавший разгоряченное тело. Он лежал и дышал, дышал и лежал, проклиная про себя мелкого бегуна. Наконец, Селир пришел в себя настолько, что услышал отдаленную возню, сопровождаемую рыданиями и криками на незнакомом языке.
        Движимый любопытством и чувством невыполненного долга, маг поднялся и двинулся по очередному коридору. Селир шел к небольшому дверному проему, дырой зияющему в стене. По мере приближения звуки становились громче и неприятнее. Все в маге истошно вопило, что ему нужно бежать отсюда, бежать без оглядки. Но он упрямо шел к своей цели, хотя уже гораздо медленнее. Селир практически достиг цели, как из проема, прямо перед самым его носом, вылетело нечто круглое и, ударившись о стену напротив, покатилось по полу. Когда это самое нечто остановилось, маг увидел человеческую голову, под которой собиралась лужица крови.
        Голова! Человеческая голова! Селира парализовал ужас. Он словно прирос к стене, не отрывая взгляда от тошнотворной картины.
        Закрыв глаза, Селир отвернулся к стене и начал глубоко дышать, сдерживая слезы и успокаивая желудок, содержимое которого рвалось в мир. Успешно справившись с этой миссией, он лег на пол и, чуть подползя к косяку, с величайшей осторожностью выглянул из-за него. Картина, открывшаяся его взору, была поистине душераздирающей. Гигантский открытый зал, напоминавший глубокий пантеон. Он выходил в передний дворцовый сад, скрывающийся от жгучих лучей Илара навесом бесконечно высокой крыши, которую, будто могучие титаны, подпирали широкие колонны. У расписной стены, где была изображена до мурашек реалистичная картина войны богов, расположился величественный золотой трон, стоявший на пьедестале, спускающийся мраморными ступенями на зеркальный пол. В него проваливались два симметричных длинных бассейна, которые являлись продолжением тех, что тянулись от главных ворот. Но далеко не это заставило бухать о ребра сердце Селира. Горы трупов и реки крови в прекрасном зале заполнили почти все пространство, словно сам Кардаш побывал здесь со своими огненными секирами.
        Багровые лужи расплывались по полу и стекали в воды бассейнов, окрашивая их в ало-красный цвет. Мертвые тела в основном принадлежали мужчинам в сине-желтых одеждах. Вероятно, именно это и есть знаменитые ярмалы, лучшие воины султана, которых никогда до этого момента не видел Селир. И лучше б не видел вовсе.
        На троне сидел тот самый предводитель мортенийцев, а у подножья с веревкой на шее и посиневшим лицом распластался мужчина. Богатые одежды и драгоценности говорили о знатном происхождении задушенного. Перед ним стояло около полусотни женщин и двенадцать детей разного возраста. Все они протяжно выли. Мужчина на троне настолько довольно и мерзко скалился, что у Селира засосало под ложечкой.
        Маленький маг лихорадочно искал глазами мальчишку, хотя понятия не имел, что будет делать, когда его найдет. Но тот словно сквозь землю провалился. Селир попытался увидеть мальца среди двенадцати пленных детей, но и там его не было.
        — Хелла!  — неожиданно раздался голос мужчины на троне, слегка приглушив всеобщий плач.
        Из толпы вышла красивая черноволосая женщина. В отличие от остальных, она не рыдала, а с вызовом смотрела на мужчину. Ему это явно не нравилось. Он спросил ее что-то на своем языке, на что женщина лишь дерзко улыбнулась. Разозлившись, убийца рявкнул на нее, призывая к ответу. На этот раз она ответила, и ее ответ вызвал странную реакцию мужчины. Он встал с трона, перешагнул, через труп, медленно подошел к женщине, обошел ее по кругу, затем, наклонившись к ней, с гадкой улыбкой что-то сказал. Ее лицо вмиг побледнело. Она резко повернула на него голову и грубо ответила. Мужчина расхохотался.
        — Сносите головы, пока она не скажет где последний щенок!  — на ломаном геллийском приказал он мортенийцам.
        Наемники не стали ждать. Они сразу начали резать женщин и детей, словно свиней. Поднялся такой визг, что Селир заткнул уши руками. Ему казалось, что он видит страшнейший из своих кошмаров. Кровь хлестала во все стороны, заливая мортенийцев с ног до головы. Как загипнотизированный Селир смотрел на это, не в силах отвести взгляд, сам не замечая, как по щекам льются слезы, затекая в нос и просачиваясь в плотно сомкнутые губы. Он уже не помнил зачем здесь, почему лежит на полу и почему не пытается сбежать из этого проклятого богами места.
        Многоголосый крик быстро стих, и теперь в гигантском зале кричала лишь одна женщина, по вине которой все произошло. Стоя на коленях, она истерически рыдала, закрыв лицо дрожащими руками. Довольный произведенным эффектом, псевдосултан грубо схватил ее за волосы и запрокинул ей голову, заставив посмотреть себе в глаза. После чего повторил свой вопрос. Женщина с ненавистью ответила и плюнула ему в лицо. Такое оскорбление убийца вытерпеть не смог. С ревом он вытащил из-за пояса рядом стоящего мортенийца кинжал… И красивая голова покатилась по полу.
        Раздался новый крик. Детский крик боли, злости и отчаяния. Он приковал внимания всех в зале. Селир видел, как из-за статуи Оркуса выпрыгнул мальчишка и бросился в сторону трона. Мортенийцы не двигались, зная, что добыча сама сейчас придет к ним в руки. Селир глянул на главного из них и по хищной улыбке понял, что тот очень даже рад этой встречи.
        Мешкать было нельзя. Собрав всю свою храбрость, злость, страх и ненависть от вида всего произошедшего, маг вскочил с пола и сдул мальчишку мощным потоком воздуха прямо в конец бассейна. Предводитель мортенийцев ошарашенно наблюдал, как маленькое тельце перелетало через весь зал. Так что он не сразу заметил Селира, бежавшего в ту же сторону так, будто у него крылья выросли. Когда раздался звероподобный вопль ярости, в мага полетели кинжалы. Свистевшие над самой головой острейшие ножи заставляли Селира инстинктивно припадать к полу, но ни в коем случае не останавливаться. За спиной послышался топот. Маг вдруг ясно осознал — если сейчас что-то не предпринять, то спастись не удастся.
        Действовать нужно было незамедлительно и эффективно. За долю секунды оценив обстановку, Селир зацепился взглядом за натужно кашляющего мальчишку, вылезавшего из бассейна. Чародей скользнул глазами по кровавой воде. На уровне инстинкта, он толкнул поток загустевшего воздуха назад, образовав вокруг себя плотный защитный шар. Заведя руки за спину и одновременно разворачиваясь к мортенийцам, маг мысленно пытался проникнуть в самую суть водной стихии, молясь, чтобы она подчинилась ему. Селир закричал от напряжения. Ему казалось, что он двигает целый дом. Но это приводило к нужному эффекту.
        Вода в бассейнах ожила. Нехотя поднявшись с одного конца, через несколько секунд она выросла в гигантские струящиеся столбы. Те мортенийцы, что бежали — резко затормозили, а те, что стояли у трона вместе со своим главарем и метали в мага кинжалы, застревавшие в шаре Селира,  — застыли. Словно по команде, все они одновременно рванули прочь от водяных колонн, не зная, чего ожидать. Однако боялись они зря. Силы мага истощились. Он уже не чувствовал сопротивления в руках, и вода с громоподобным гулом рухнула вниз, выйдя из своих мраморных берегов. Самый страшный урон, который причинила выплеснувшаяся волна из бассейна — это вымокшие от макушки до пят убийцы.
        В тот момент, когда водная стихия вышла из-под контроля, Селир потерял связь и с воздухом. Шар вокруг него растаял, и мортенийские кинжалы со звоном посыпались на пол. С другого конца зала послышался грохот, вызвав под ногами легкое землетрясение, и крик то ли страха, то ли боли мортенийцев. Но Селир, не обращая внимания на такие мелочи, дрожа от слабости, бросился к мальчишке. Мокрый до нитки он напряженно смотрел в сторону трона, в странной позе сидя у бассейна, с вытянутыми ногами и сложенными на полу руками. Добежав до него, маг, не сбавляя хода, крепко ухватил мальца за шиворот и дернул, утаскивая за собой. Селир знал, что с минуту на минуту мортенийцы придут в себя и снова кинутся в погоню.
        — Бежим, бежим, бежим!  — срывающимся голосом начал подгонять он.
        Две маленькие фигурки, словно пушечные ядра, вылетели на каменную дорогу, ведущую к главным воротам, но направились не к ним. Ту, что поменьше, понесло к высокой стене, а та, что побольше последовала за ним. Добежав, они остановились. Маленький силуэт пантомимой начал давать указания, чтобы большой подкинул его наверх. Посчитав это разумным, он скрестил руки и подбросил в воздух крошечную фигурку, которая ловко уцепилась за край стены, подтянулась, забралась, нагнулась, чтобы посмотреть на оставшегося внизу помощника, затем кивнула и исчезла, спрыгнув по другую сторону.
        Селир стоял с задранной головой и еще не до конца понял весь ужас произошедшего. Его бросили! После всего, на что он пошел ради этого мальчишки — его подло бросили на произвол судьбы! Стоя сейчас на фоне белоснежной стены, маг смотрелся там, как ворона на снегу. Он начал прыгать, пытался взлететь в воздух, но последние крохи магии ушли на подбрасывание мальчишки, так что ему не удавалась подняться даже до середины.
        — Эй! Вернись! Вернись, не бросай меня здесь!  — в отчаяние забарабанил Селир ладошками по белому камню.
        Но наверху уже никого не было, и никто ему не ответил. Маг очень часто задышал, а глаза заблестели от собирающихся слез. Он услышал голоса со стороны замка. Сил на магию нет. Можно, конечно, попробовать бежать, но такие здоровяки без особых усилий догонят его. Селир понял, что выхода у него не осталось, и он заплакал. Прижавшись спиной к стене, он увидел, как один из мортенийцев указал на него пальцем и четверо из толпы убийц побежали в его сторону. Но то, что произошло дальше, Селир посчитал обманом зрения.
        Прямо перед бегущими мортенийцам выросла маленькая фигура. Она не имела плотного тела. Это была словно черная слегка прозрачная дымка. Убийцы остановились, как вкопанные, обнажая мечи. Один из них сделал резкий выпад и попытался разрубить тень, но ей это никакого вреда не принесло. А вот сталь палаша мортенийца покрылась темно-синим облаком. Оно начало разъедать металл, и тот стал исчезать на глазах. Воин бросил свое оружие на землю, словно ожившую в руках змею. Он и остальные мортенийцы начали отступать от темной сущности, но чем дальше они отходили, тем ближе приближалась она, пока вовсе не вынудила их обратиться в бегство.
        Селир не верил своим глазам, ведь, насколько ему было известно, на такое маги людей не способны. Он сморгнул слезы, но она не исчезла. Четверо мортенийцев добрались до своих, и в надвигающуюся на них дымку полетели метательные ножи. Кинжалы попадали точно в цель, но бесследно растворялись в ней. Сущность взмахнула своей маленькой рукой, и вокруг голов троих мортенийцев возникло такое же темно-синее облако, как до этого над палашом. Раздались переворачивающие душу нечеловеческие крики боли. Пораженные тенью убийцы слепо крутились вокруг себя, пытаясь руками снять смертельную магию, но безуспешно. Вскоре их голоса стихли, и мертвые тела теперь лежали на зеленой траве, по которым ползло темное облако, все еще пожирающее чужую плоть. Остальные мортенийцы шарахнулись от трупов, как от чумных, а когда сущность вновь начала поднимать руку, ринулись прочь, лишь бы заклятие не попало в них. Тень не стала посылать облако им вслед.
        Темная сущность постояла, наблюдая за убегающими, затем повернулась в сторону Селира и, замерцав, исчезла. Сколько за сегодня маленький маг пережил ужаса — словами не передать, но то, что он испытал, когда тень вновь появилась прямо перед ним, не шло ни в какое сравнение. Он закричал так, что будь поблизости стекло, оно, наверняка бы, треснуло. Селир дернулся, чтобы убежать, но ноги предательски подломились, и мальчик упал. Единственное, что он смог, это перекатиться на спину, чтобы видеть своего врага. Однако маленькая тень повела себя очень странно. Она приложила палец к своему лицу, на том уровне, где у людей должны быть губы, словно призывая не шуметь. Затем махнула пальцем, побуждая мага встать. Селир был настолько напуган, что у него даже не возникло мысли ослушаться. Стоило подняться, как он почувствовал, что его оторвало от земли и потянуло наверх.
        Уже стоя на стене, он видел, как тень, померцав, исчезла. Селир первый раз в жизни видел подобное. Он не знал, кого благодарить за свое спасение — благословенного Оркуса или проклятого Кардаша. Но в любом случае, кто-то очень постарался, чтобы помочь ему.
        Взгляд мага привлекло движение возле дворца. Из-за колонн, державших крышу кровавого зала, выбежали пять человек. Среди них Селир узнал предводителя мортенийцев, который яростно вертел головой и что-то кричал на дарском. Маг испугался, что его могут заметить, поэтому поспешил покинуть крепостную стену этого жуткого дворца. Сил хватило, чтобы слегка смягчить удар при прыжке вниз, но в этот раз он почувствовал, как отбил пятки. Селир чуть не приземлился на какой-то ворох тряпья, валящийся у самого подножья.
        Недовольный маг подошел поближе, чтобы посмотреть и понял, что это никакой не ворох, а бросивший его мальчишка. Сначала Селир подумал, что он мертвый (обычно так и бывает, когда дети спрыгивают с такой высоты), но, прижавшись ухом к его груди, услышал ровное сердцебиение и спокойное глубокое дыхание. Малец спал!
        — Проснись!  — тряхнув мальчишку за плечи, довольно громко произнес Селир. Но тот только перевернулся на бок. Маг снова его потряс, потом побил по щекам, зажал ему нос — ничего не помогало.
        Селир уже решил плюнуть и уйти, но почему-то не смог. Даже несмотря на то, что мальчишка бросил его одного, он чувствовал за него нечто вроде ответственности. Тем более таких детей маг не встречал даже в Квихле. Вероятно, это был самый храбрый ребенок на свете, а ему, наверное, и пяти лет нет. Подумав, что отец оценит его находку и смягчит наказание за побег, Селир, кряхтя, кое-как закинул мальчишку себе на спину и внимательно огляделся. Ему необходимо попасть к причалу, где находится корабль квихельмов. Дворец стоял на возвышении, так что маг без труда определил, в какой стороне море, лизавшее побережье хасарского порта.
        С огромного холма была видна не только прибрежная полоса, но и северо-восточная часть всего города, где как раз находился рынок. Оттуда поднимались клубы дыма и доносились глухие крики.
        «Только бы папа и Гожо уже были на корабле»,  — глядя на тревожащие пейзажи, подумал Селир. По всей видимости, кошмар, что поверг обитателей дворца, царил и на хасарских улицах. Слава Оркусу, ему нужно совсем в другую сторону. Конечно, дорога до порта не будет устлана лепестками роз, но, по крайней мере, не надо прорываться через обезумевшую толпу и озверевших от крови мортенийцев.

        Глава 2
        Небесный огонь

        — Значит, мортенийцы…  — задумчиво произнес Кеий, выслушав рассказ своего сына.
        В мягком золотом свете масляных ламп в кают-компании квихельского корабля, бросающих дрожащие блики на дорогие деревянные панели стен, Селир наконец-таки чувствовал себя спокойно. Не сказать, что до моря маленький маг с мальчишкой наперевес добрался без происшествий, но лучше, чем могло бы быть. Заминка произошла, когда он достиг первых домов в портовой части города, где кишмя кишело мортенийцами. Ему пришлось надолго схорониться в темном вонючем переулке, за гнилыми ящиками. До желанных причалов оставалось рукой подать, буквально пара кварталов. Но только Селир собирался выйти из тени, чтобы перебежать через широкую улицу, как совсем рядом появлялись лысые мужчины с татуировками черных глаз на затылке.
        Маленького мага это несказанно злило, но страх поселившийся в нем, после того как на его глазах поймали шестилетнего мальчика, отрубили голову и кинули ее в мешок, напрочь отбило все желание. Наемники шныряли везде, где только можно. Пару раз они проходили и в переулке Селира, так что он даже преисполнился чувством трепетной нежности к завалу гнилых ящиков. Маленького мага не смущала ни сырость, ни запах, ни подозрительные шорохи вокруг. Он готов был просидеть так хоть седмицу, только бы его никто не нашел.
        — Селир!  — раздался знакомый тихий голос, когда мальчик уже впал в дрему.  — Селир, вылезай.
        Узнавание пришло не сразу. Не веря самому себе, чародей бесшумно выполз из-под завала и осторожно глянул через щель ящика. В темноте он без труда узнал приближающегося отца.
        — Я здесь!  — также тихо отозвался Селир.  — Я сейчас.
        Ужом извиваясь, чтобы, не дай Оркус, что-нибудь не задеть и не разрушить гнилую пирамиду, Селир пополз обратно за спящим мальчишкой. Спустя две минуты, он уже стоял перед отцом. Не спрашивая, что за ребенка подобрал его сын, Кеий быстро заговорил на незнакомом пока для Селира языке магов, выписывая в воздухе невидимые символы. Когда мужчина замолчал, мальчик почувствовал, как на него будто вылили ведро холодной воды. Кожу под одеждой словно облепила ледяная корочка, и тело начало непроизвольно дрожать.
        — Бери мальчишку и иди за мной,  — скомандовал Кеий.
        Не очень понимая, что произошло, Селир поспешил выполнить приказ отца, но только он повернулся, чтобы подобрать мальца, его постиг новый удар. Мальчишка пропал!
        — Пап, он исчез!
        — Вы под пологом невидимости,  — нетерпеливо пояснил Кеий, постоянно смотря то в одну, то в другую сторону переулка.  — Он рядом с тобой, нащупай его и пошли.
        Селир, конечно, слышал про этот самый полог, но никогда не видел и уж тем более не испытывал на себе. Пошарив возле себя, он наткнулся на твердый воздух. Маленький маг кое-как водрузил спящее тело на себя, долго регулируя баланс невидимого туловища.
        — Готово!
        — Иди прямо за мной, не отставая ни на шаг.
        Дальше проблем не возникло. Наемные убийцы подозрительно посматривали на Кеийя, но связываться без надобности с голубоглазым человеком опасались даже такие смельчаки как мортенийцы. Неизвестно на какого по Силе мага нарвешься. Так что путь до квихельского корабля, который тоже оказался под пологом невидимости, прошел как по маслу.
        — Думаешь, Правители опять мутят воду?  — раздался в каюте голос до этого молчавшего Гожо, возвращая Селира в настоящее.
        Квихельм сидел за большим добротным столом из темного дерева, прямо напротив Кеийя, мерно постукивающего пальцами по лакированной поверхности. Казалось, ничто не нарушит его погруженности в себя. Ни шум моря за иллюминатором, ни тихое посапывание маленького дарса, спящего на трех сдвинутых стульях в углу, ни сверлящий взгляд Селира, который мечтал сейчас залезть в голову к отцу, чтобы понять все эти взрослые непонятности.
        — Скорее всего,  — наконец ответил маг, фокусируя на квихельме рассеянный взгляд.  — Мортенийцы без их позволения даже не дышат. А ты видел, сколько их было по всему Хасару? Не зря все это, ох, не зря! И не по своему велению, конечно же. Видимо, сильно не угодил нашим ардальским Магам султан всех султанов, раз они помогли в свержении его власти при помощи мортенийцев. Теперь и Кемиз перед ними расшаркиваться будет. В коем-то веке кто-то на Материке начал слабенько сопротивляться Ардалу. Но им же нужно, чтобы все плясали под их дудку, тем более юго-восток. Правителям по отдельности было очень сложно контролировать южные султанаты. А Бархис молодец, за каких-то двадцать лет объединил их всех и основал огромное государство. Он был очень своевольный и самоуверенный правитель, думаю, именно поэтому Правители решили от него избавиться. Так что теперь все вернулось на круги своя, вот только юго-восток отныне под их полным контролем.
        — А кто теперь тогда султан Кемиза?  — спросил Гожо, нахмурив брови.
        — Кто ж знает. Дед, брат, сват. Поди разбери кто есть кто в их племени.
        — Почему же сразу родственник? Может кто-нибудь из ардальцев.
        Селир тоже так подумал, но глянув на отца, понял, что Гожо, по всей видимости, спросил глупость. Кеий укоризненно воззрился на квихельма, словно он не понимал простых вещей.
        — Бархис ведь был задушен,  — произнес маг, словно это все объясняло.
        Гожо даже как-то неловко посмотрел на Селира.
        — Неплохой способ убийства, кстати,  — саркастично заметил квихельм.
        Кеий лишь вздохнул.
        — Вера дарсов не позволяет им проливать кровь своего брата. Это очень большой грех.
        — А… То есть убивать брата не грех?
        Рот Селира приоткрылся. Он уставился на отца, ожидая, что тот на это ответит. Но Кеий резко изменился в лице. Черные брови стянулись на переносице, а голубые глаза булавками впились в угол, где спал мальчишка. Селир обернулся посмотреть, что же увидел отец. Но там было все по-прежнему. Маленький дарс все также клубочком лежал на стульях.
        — У каждого свои законы…  — тем же тоном вновь заговорил Кеий, так что Селир вздрогнул от неожиданности. Неотрывно смотря на Гожо, маг приложил палец к губам, а затем им же указал на спящего мальчишку. Только сейчас Селир понял, что больше не слышит его сопения:  — Нам их правила кажутся дикостью, но и наши для них непонятны и чужды. У каждого закона есть свой фундамент. Основа, на которой построено все общество. На этой основе возводится здание, являющееся государством. Каждый его кирпичик кладется по строгим правилам, чтобы сооружение было крепкое и существовало долгое время. Если халтурить и нарушать правила, оно рассыплется, как песочный домик. Каждый строит на свой вкус и живет в нем по-разному, не как соседи. Хотя, чем ближе расположены дома, тем более схожи законы в них, ведь ходят же они друг к другу в гости, в конце концов. Так же и с верой. Если люди…
        Кеий все продолжал говорить и говорить. Отец одновременно повествовал свои измышления и наблюдал, как Гожо поднимается из-за стола, обходит его и, пересекая кают-компанию, бесшумно подходит к спящему мальчику, словно у него были не тяжелые сапоги, а кошачьи лапки. Маленький дарс лежал спиной к центру каюты. Квихельм аккуратно нагнулся, чтобы заглянуть ему в лицо, отбросив темную тень на стулья.
        Не заметив признаков бодрствования ребенка, Гожо разогнулся в полный рост. Последующие события пронеслись таким галопом, что Селир не до конца их осознал. Квихельм уже собирался вернуться на свое место, как дарс резко вскочил, одним движением выхватил из-за пояса мужчины кинжал, будто всегда знал, что он там находится, и вогнал острие ему в бедро. Раздался мужской рык, вдогонку которым последовал град проклятий. В этот момент мальчишка шустро скользнул к двери. Кеий крикнул гортанную фразу и совершил пас рукой. Селир увидел, как появилось и сразу пропало дрожащее фиолетовое полотно напротив двери.
        — Какого?..  — сокрушенно выдохнул маг, когда маленький дарс, как ни в чем не бывало, преодолел эфемерную преграду, открыл дверь и выбежал на палубу.
        — Гожо!  — придя в себя, крикнул Кеий, призывая раненного квихельма бросится вслед за беглецом, первым сорвавшись с места.
        Такие мелочи, как всаженный в плоть кинжал под самый корень, для квихельмов были привычны. Так что, припадая на здоровую ногу и матерясь сквозь зубы, Гожо почти даже побежал за Кеийем. Естественно, Селир понесся за всей этой процессией. Он бы никогда себе не простил, если бы просмотрел, чем все это закончится.
        Когда Селир выбежал на палубу, освещенную лишь серебряным светом Чары, то сразу наткнулся взглядом на спины стоящих полукругом десятерых квихельмов. К ним не спеша подтягивались остальные. В напряженном молчании слышался лишь плеск волн и топот ног. Селир поспешил в самую гущу.
        Наконец, маленький маг выскочил в первый ряд, как пробка из бутылки. Его взору предстал занятный сюжет. У самого борта с резными перилами стоял дарс, загнано озираясь на квихельмов. В его руках откуда-то взялся здоровенный палаш, больше чем он сам. Силенок поднять оружие у него не хватало, так что мальчишка лишь мертвой хваткой вцепился в эфес, оперев стальное перо о темные доски палубы.
        С краю стоял отец, вытянув в бок руку, запрещая тем самым приближаться к мальчишке. Он что-то активно шептал себе под нос.
        — Ааа!  — вдруг закричал Кеий, закрывая глаза ладонями и отворачиваясь, словно его обожгло. Все головы моментально повернулись в его сторону. Один из квихельмов дернулся к мальчишке, но маг сразу его затормозил, все еще прикрывая рукой глаза:  — Нет! Селир, подойди к нему!
        Селир не был в восторге от этой идеи, но ослушаться не мог. Втянув в себя соленый воздух, он неуверенно сделал два шага вперед. Напуганный дарс тут же оторвал взгляд от непонятно чем пораженного Кеийя и, крепче сжав рукоять палаша, уставился на Селира. Потребовалось несколько секунд, прежде чем мальчишка узнал маленького чародея.
        Воспользовавшись моментом, Селир начал медленно подходить к мальчишке, подняв руки к верху, показывая тем самым, что он с благими намерениями.
        — Спокойно, малой. Тут тебя никто не тронет.
        Мальчишка был настолько непредсказуем, что каждую секунду Селир ожидал от него стремительного броска маленького хищного зверя. Но дарс снова его удивил, задав вопрос на своем.
        — Слушай, друг, я не понимаю, чего ты там лопочешь, но опасности для тебя здесь нет. Так что отдай мне эту штуку.
        Со всей присущей в нем миролюбивостью, Селир подошел вплотную и забрал палаш, который оказался настолько тяжел, что маг его чуть не выронил.
        Все это время дарс сопровождал взглядом каждое движение Селира, параллельно быстро посматривая на толпившихся вокруг квихельмов. Сопротивления он не оказывал. Лишь требовательно-вопросительно смотрел. Селир повернулся к отцу, который уже оправился от загадочной травмы и теперь с интересом щурился на мальчишку.
        — Пап, переводчика бы.
        Кеий оторвался от созерцания мальчишки и посмотрел на квихельмов.
        — На корабле кто-нибудь знает дарский?  — спросил он. Ответа не последовало. Квихельмы только озадаченно переглянулись между собой.  — Гожо!
        Послышалось кряхтение, после чего первый ряд столпившихся мужчин раздвинулся, и взгляду собравшихся предстал хромающий Гожо, на лице которого аршинными буквами было написано, что он бы предпочел, чтобы его звали как угодно, только не Гожо. Кинжала в левом бедре уже не было.
        — Не знаю, савит,  — ответил Гожо. Хоть колдун и был его другом, но при посторонних субординацию квихельм соблюдал.  — Этот язык аборигенов вообще мало кому известен. У нас из дарсов и квихельмов-то нет.
        — А кок разве не дарс?  — раздался сзади сильный чистый голос.
        Селир сразу вспомнил, что дядя Барх, когда кричал на подчиненных, действительно, употреблял непонятные слова, которых ему отродясь слышать не приходилось.
        — Зелих, приведи Барха!  — тут же приказал Кеий, обращаясь к облокотившемуся на перила квартердека рослому мужчине с испещренным шрамами лицом.
        Зелих с грацией рыси перепрыгнул через парапет, с глухим стуком приземлившись на палубу, где кучковались квихельмы. После чего направился в сторону камбуза.
        Не прошло и двух минут, как вновь раздались шаги.
        — Ну-ка разбежались-ка в разные стороны!  — послышался запыхавшийся бас.
        Квихельмы дружно расступились, и на свет серебряной Чары вышел, нет, выплыл, как раздутая бригантина, корабельный кок. Все волосы с лысой головы, похоже, проросли в богатые рыжие усы, являющиеся главным достоянием его рельефного от складок лица. Несмотря на то, что Барх не являлся квихельмом, одежду он носил точно такую же, только вместо безрукавной туники у него была черная рубашка, но не на крючках, а на позолоченных пуговицах. Этих пуговиц Селир боялся больше всего. Толстое необъятное пузо кока беспощадно натягивало края одежды, так что бедные кругляшки натужно впивались в ободки своих петель, грозя всем окружающим рано или поздно выстрелить без предупреждения.
        — Так-так-так,  — мурлыкнул Барх, подходя ближе к Селиру и мальчишке.  — Кто это тут у нас?
        — Дядя Барх,  — начал маленький чародей.  — Это дарс. Нам бы про него узнать побольше, да и объяснил бы ты ему, куда он попал.
        — Дарс!?  — восторженно воскликнул кок, наклоняясь к мальчишке, насколько позволил объемный живот, заглядывая ему в глаза и что-то пытаясь там найти.  — Ядрёны макароны! И вправду дарс! Хо-хо! Хо-хо-хо!..
        Хохокал он долго, от души, сложив руки на обтянутом тканью брюхе. Оно словно ожило и колыхалось, колыхалось, как желе на тарелочке. Селир не любил, когда кок так веселился, ведь угроза выстрела в такие моменты становилась как никогда острой.
        Стоящий рядом мальчишка с ужасом смотрел на толстяка.
        — Дядя Барх, ты его пугаешь!  — прикрикнул Селир, чтобы его услышали.
        Кок перестал оглашать окрестности своим громоподобным смехом.
        — Ну что ж. Надо, так пообщаемся. Сто лет уже на дарском не говорил. Эх, порадовали вы старика…
        Не такой уж и старый Барх дернул себя за ус, после чего на незнакомом языке обратился к мальчишке.
        Маленький дарс долго смотрел в глаза корабельному повару. Селир один заметил, как маленький кулачок сжался, разжался. И только после этого мальчишка ответил:
        — Тэйп…
        Разговаривали они долго. Многие квихельмы уже разошлись по своим делам, потеряв интерес. С каждым новым вопросом, ответ становился длиннее, а лицо Барха мрачнее. Спустя где-то полчаса, кок взъерошил черные волосы на голове маленького дарса и по-отечески ему улыбнулся.
        — Селир, отведи его в мою каюту. Мальчик должен отдохнуть. Он многое пережил,  — произнес Барх, подтолкнув мальчишку к магу.  — У меня в тумбе ларковые палочки есть, угости его и уложи спать.
        Селир глянул на отца.
        — Ступай,  — кивнул головой Кеий.
        Маленький чародей послушно направился в каюту кока, предварительно махнув рукой мальчишке, показывая, чтобы он следовал за ним.

* * *

        — Ну что?  — стоило детям скрыться из виду, нетерпеливо спросил Кеий.
        — В общем, звать его Тэйп Хардраг. Пять лет недавно стукнуло. Он сын султанского повара и рабыни, которая совсем недавно стала служанкой у байбише. Их видимо убили, как и всех в Дарсане. Во время нападения, Тэйп спал на одном из парящих островов. Он сказал, что там какой-то водопад есть и из-за него ничего не слышно, поэтому мальчишку никто не заметил, да и он сам пропустил всю заварушку. Говорит, султана Бархиса убил его младший брат Хмирис. Редкостная надо сказать сволочь. Уж насколько давно я покинул Кемиз, но об этом ублюдке наслышан. Тщеславен, эгоистичен, подл, как Кардаш, да вдобавок ко всему труслив не в меру. До сих пор ума не приложу, как он решился пойти против самого Бархиса! Мальчишка говорит, ему помогали какие-то люди, по описанию похожи на мортенийцев…
        — Это да. Они по всему Хасару разгуливали, как у себя дома!  — подтвердил Гожо, сидящий на большой слегка подгнившей бочке и вытянув раненую ногу во всю длину.
        — А, Ардал значится…  — задумчиво дернул щекой Барх, сложив руки крестом на пузе, после короткой паузы он продолжил свой рассказ:  — Так вот. Значит, убил он не только Бархиса, но и всю его семью вырезал. Все это на глазах Тэйпа. Последнюю зарезали байбише. Он сказал, что любил ее, как вторую мать, и не смог оставаться на месте, когда ей отрубили голову. Так-то его и обнаружили…
        — Можешь дальше не продолжать, Селир подробно рассказал, что было потом,  — прервал Барха савит.  — Может, есть что-то важное, на что стоит обратить внимание?
        — Хм… Ну не знаю насколько это важно… Мальчишка сказал, что Хмирис убил всех детей султана, кроме одного. Законного наследника, сына от единственной жены Бархиса. Тэйп говорит, что принца за три дня до всего случившегося отправили на соколиную охоту. Так что должно быть он пока еще жив, хотя мы ведь говорим о мортенийцах, уж кто-кто, а они найдут кого угодно и где угодно. Считай, парнишка уже не жилец.
        — А Тэйп не сказал, как зовут этого принца?
        — А как же! Сказал. Тайхар зовется принц… И чем же вам так интересен этот опальный принц, савит?  — кольнул Кеийя своими черными глазками-бусинками Барх.
        — Многим, Барх… Многим. Если Тайхар выживет, то каким бы не был принц, проблем Хмирису он может доставить массу. Он сын Бархиса, это к многому его обязывает. И если сын пошел в отца — править новый султан будет недолго.
        — Ну! Когда это еще будет! Не факт, что мы доживем до этого момента.
        — Что правда, то правда…
        Маг перевел рассеянный взгляд на дрожащую белую дорожку Чары, растекшуюся молочным ручьем по волнам. Кеий чувствовал, что что-то упускает из виду, но не мог понять что. Может он должен был привезти в Квихл этого самого Тайхара, а не мальчишку, которого притащил Селир. Хотя Сараха не зря велела Кеийю взять сына с собой. И Селир ведь привел какого-то мальчишку. Очень странного мальчишку.
        — Барх, а Тэйп не сказал тебе, как спустился с высоченной стены хасарского дворца и уснул прямо у ее подножья?
        — Как спустился, не сказал, а вот уснул, потому что упал на сонный гриб.
        — Сонный гриб?  — переспросил Кеий, ранее не слышавший о подобном грибе. Непонимающий взгляд Гожо подсказал, что он не одинок в своем неведенье.
        — Они растут только на юге. Но на севере их тоже можно найти. У аптекарей. Название у них еще такое… Ой, дай Оркус памяти…  — Барх напряженно зажмурился и начал растирать пальцами лоб.  — Бармидос! Да, точно — бармидос. Их обычно высушивают и в порошок растирают, а потом в чай добавляют. Снадобье что надо, дракона усыпит!
        — Так, а Тэйп-то каким образом уснул?
        — Молодой сонный гриб имеет такую круглую закрытую шляпку. Внутри нее есть полость, в которой находится сонная розовая пыльца. Если вдохнуть эту пыльцу сразу начинает клонить в сон…  — Барх замолчал, и на его лице отразилась смесь непонимания и задумчивости.  — Вот только ни разу я не слышал, чтобы люди засыпали, стоило им ее вдохнуть. Животные, те да. Но чтоб человек… Хотя может это из-за того, что Тэйп ребятенок еще совсем. Да и переживаний на его долюшку выпало. Не каждый взрослый смог бы такое пережить, а он, ты погляди ж!..
        Савит и сам об этом думал. Все что он успел увидеть и услышать сегодня про Тэйпа, явно говорило о том, что из этого мальчика вырастет хороший воин, а может даже и великий. А какая у него была аура! Кеий за всю свою жизнь не видел такой яркой ауры! Он чуть не ослеп, когда применил заклинание истинного видения. Словно на корабль упал огненно-белый Илар. Однако маг сейчас сомневался. Он слишком спешил, когда читал руны, а пальцы плохо слушались. Кеий боялся, что напутал в заклинание и это был всего лишь побочный эффект, ведь когда он взглянул на мальчишку второй раз, у него вообще не было ауры! Что тоже крайне подозрительно. Даже у травы есть своя энергетическая оболочка. Да и то, что он играючи преодолел его магическую стену, справится с которой даже взрослому магу потребовалось бы время, вызывало еще больше вопросов. Как ни крути, но все это было донельзя странным. И Кеий собирался разобраться со всем этим.
        Повисшее молчание нарушалось лишь бьющимися о корабль черными в ночи волнами. Те немногие квихельмы, которые остались, чтобы послушать рассказ Барха про мальчишку уже ушли. Время было далеко за полночь, и законный сон никто не отменял. Так что на верхней палубе находились только Кеий, Гожо, кок и впередсмотрящий, задремавший в марсе.
        — Савит, вы заметили, что уже вторую ночь на небе не видно ни одной звезды, а ведь туч нет? Да и Чара вроде больше обычного?  — вдруг произнес Барх, задрав голову кверху. Гожо что-то утвердительно замычал.
        Кеий, до этого следивший за игрой волн, последовал примеру кока. Удивительно, но небо, действительно, было пустое! Черное, как полотно, с замерзшим посередине круглым белоснежным диском.
        — Нет, не заметил. Странно… Очень странно,  — пробормотал маг. Вообще сегодня все происходящее казалось ему каким-то плывущим, ненастоящим, будто все вокруг мираж или сон. Начиная с дарского мальчишки и заканчивая изменениями в природе.
        — Ого!  — воскликнул Гожо, и эхом за ним раздались еще голоса.  — Вы это видели!?
        Кеий видел. С черного полотна неба вдруг упала звезда! Просто взяла и упала! Словно кто-то приподнял темную тряпку и бросил в море сверкающий белый камень! Потом упала еще одна, затем еще, еще, еще и еще!
        — Святой Оркус провидец и защитник да спаси ты наши грешные души…  — вполголоса забубнил Барх, не отрывая взгляд от пылающего неба.
        Кеий и раньше видел звездопады, но чтоб такое!.. Тысячи, а может и миллионы! Целый дождь из звезд! Они белоснежной стеной загорались и падали вниз, освещая все вокруг. Море превратилось в гигантское зеркало, жадно глотающее свет. Даже Чара померкла на фоне этого дождя.
        Все закончилось так же быстро, как и началось. Небо вновь стало черным и безмолвным. Кеий не сразу заметил крошечные тусклые точки, появившиеся на нем. Пропавшие куда-то на двое суток звезды, вновь вернулись на свои прежние места. Вот только казались теперь совершенно бесцветными.
        — С-с-савит Кеий, что это было?  — дрожащими губами спросил Барх.  — Боги прокляли нас? О-о-о-о, беда грядет на Эву!..
        — Успокойся, Барх!  — прикрикнул маг на кока, хотя, наверное, больше для себя, чтобы вернуть уверенность, которая пала вместе со звездным дождем.  — Боги тут совершенно ни при чем. Иногда звездопад — это просто звездопад. Люди слишком много лишнего приписывают тому, что не понимают и стараются во всем найти какой-то скрытый смысл.
        — Знаешь, савит, чаще всего так оно и есть,  — безжизненным голосом произнес Гожо.  — Но в этот раз, мне кажется, ты ошибаешься. Готов дать голову на отсечение, если это не предупреждение от Оркуса.
        Что бы там не сказал Кеий, но думал он о том же самом. И страх, отражавшийся на лицах присутствующих мужчин, начал ядовитой змеей закрадываться в душу мага. Что-то надвигалось на Эву, и это что-то было далеко не самое хорошее.

        Глава 3
        Первый

        о. Ардал. Вурадех, 3023 г.

        Перед огромным окном, больше напоминающим стеклянную стену, в мягких, обитых красным бархатом, креслах сидели двое мужчин, лениво потягивая дорогое раторинское вино из хрустальных фужеров. Казалось, их только-только коснулась зрелость, прочертив первые неглубокие морщины и седину в черных и каштановых волосах. Однако это было обманчивое впечатление. В этих богатых апартаментах с видом на орканов залив сейчас находились старики, прожившие на этом свете уже не одну сотню лет. Два самых влиятельных человека на Эве. Гран Кронус — глава Карающих и гран Бонифаций — главный Верховный маг — люди, диктовавшие политику в этом мире. Незаурядные магические способности позволяли им не только на протяжении долгих лет держать в своих руках безграничную власть, но и несколько веков удерживать жизнь в своих древних телах.
        Смотря вдаль на ласкающие белый песок мягкие волны, мужчины молчали, будто именно для этого здесь и собрались. В просторной комнате слышалось лишь громкое тиканье высоких напольных часов.
        В дверь постучали.
        Не произнося ни слова, гран Кронус изящным движением пальцев выписал в воздухе пару па, после чего косяки, подбивавшие широкую двустворчатую дверь, заискрились. Когда неприятное щелканье прекратилось, задвижка вспыхнула и исчезла. Дверь радушно открылась, впустив внутрь очень энергичного мужчину в длинном плаще. Его смоляные волосы были до блеска зачесаны назад, а средней длины борода аккуратно заплетена в две косички. Глубокий серый цвет глаз выдавал в нем мага.
        Пока мужчина бодрым шагом шел в сторону окна, гран Бонифаций взмахнул рукой, и из дальнего угла подъехал круглый пуф.
        — Какие новости, Талорок?  — провожая взглядом гостя, поинтересовался верховный маг.
        Усевшись на предложенный пуф, глава разведки посмотрел вначале в голубые глаза Бонифация, а затем в зеленые Кронуса, после чего заговорил:
        — Король Фостэйна в плохом состоянии. Лекари не могут понять, что за хворь его одолела. Пока что мало кому известно о болезни короля, однако это ненадолго. На данный момент, он еще старается посещать большие мероприятия, но его личный лекарь поведал нашему человеку, что заболевание прогрессирует. Кончина короля Ларбимана не за горами…
        — С таким образом жизни, что он вел, это не удивительно,  — подытожил гран Кронус, отправляя в полет пустой фужер, медленно поплывший к стеклянному столику за креслами.  — А что с его сыном? Говорят, мальчишка необычайно силен для своих лет. Однако совершенно не амбициозен и слишком много внимания уделяет пустым вещам.
        Густые черные брови Талорка начали собираться на переносице.
        — По всей видимости, искусство обычных ремесленников и творцов юный принц не считает пустым. Он, действительно, очень много времени уделяет созерцанию творений гениев и прочтению всевозможных поэм бардов. Однако это не мешает Айдану виртуозно смешивать все известные миру руны, создавая такие сочетания, которые ранее считались невозможны. Это могло бы вызвать беспокойство, однако агрессивности в нем замечено не было.
        Что касается амбициозности… Вначале, наши шпионы утверждали, будто бы в нем нет и зачатков стремлений к власти, но последние события заставили в этом усомниться. Твой человек, Бонифаций, когда узнал о болезни Ларбимана, разговаривал с Айданом о будущем Фостэйна и о том, как он видит себя в нем, прозрачно намекнув, что с нами необходимо дружить. При разговоре мальчик не выказал ни малейшей враждебности, был участлив и во всем соглашался. Однако после того, как он распрощался с послом, за ним, как обычно, последовал уже мой человек…
        — Неужели твой шпион исчез?  — иронично спросил гран Кронус, изломав губы в кривой ухмылке.
        — Нет. Не исчез. Он потерял память. Не помнит ничего с момента, как прибыл в Къюнгонд. При этом повреждений ни на голове, ни на теле обнаружено не было. Он просто забыл все, что видел и слышал в замке.
        Саркастическое выражение на лице Кронуса исчезло, сменившись задумчивостью.
        — Быть может подцепил какую-нибудь заразу, вызвавшую амнезию?  — предположил он.
        — Изначально и меня посещали подобные мысли,  — ответил гран Талорк.  — Но после этого случая, мне вовсе перестали поступать доклады о положении дел в Къюнгонде. Точней они поступали, но докладами это сложно назвать. Сообщения были сухие и не несущие в себе совершенно никакой информативности. Почерк совпадал, однако стиль сильно отличался, словно мои люди записывали под чью-то диктовку. После тщательного расследования выяснилось, что у всех шпионов начались проблемы с памятью.
        Подмешивание зелий или употребление других веществ, вызывающих подобные симптомы исключаются, так как мои люди питаются исключительно пищей, приготовленной самостоятельно, из своих продуктов, которые проходят дополнительную проверку. Дежурят они посменно и в замке Къюнгонда не ночуют, поэтому версия, что в их покоях могли что-то распылить, также исключается. К тому же их защита несравнима ни с одной в мире.
        Вдобавок ко всему прочему, мы обнаружили интересную вещь. Мне даже потребовалось обратиться в исследовательский технический центр. На записывающих устройствах, которые всегда находится при наших шпионах, было стерто очень много данных. Изначально, на них не было ничего с того самого момента, как они находились в Фостэйне, затем пропадали лишь точечные данные. Гран Мюрас лично занялся этим вопросом. По его словам, невозможно что-либо стереть с кристаллов Эрорра, только лишь уничтожить его полностью. Однако факт остается фактом, кто-то сумел это сделать. Теперь в Центре проводят эксперименты на кристаллах.
        Глава разведки замолчал, наблюдая за нахмурившимися лицами своих соратников. Тишину нарушало лишь равномерное тик-так старых часов, задававших метрономный ритм мыслям первых людей Эвы.
        — Не знаю как с вашими кристаллами, но провалы в памяти очень сильно напоминают работу отдельных уникумов у фархаров,  — поделился своими соображениями Бонифаций.
        — Филморфаты фархаров могут влиять на эмоции, но не на мысли и память,  — отмел это предположение Кронус, неотрывно смотря в одному ему ведомую точку и поглаживая коротко стриженную каштановую бородку.  — К тому же нахождение их на Материке невозможно, вам и самим это хорошо известно…
        Глава Наказующих замолк. И Бонифацию и Талорку казалось, будто в его голове, как обычно, сейчас проносятся тысячи идей и вариантов всего произошедшего в Фостэйне, просто он не озвучивает свои мысли вслух. Однако у Кронуса была одна мысль, точней одно навязчивое смутное воспоминание из далекого, уже практически забытого детства.
        Еще в начале своего жизненного пути, во времена обучения в Ардальской Академии Магии, он часто навещал одного старика, в то время являющегося смотрителем замка, а ранее всю жизнь проработавшим в самой большой библиотеке мира, на острове Криста. Юному Кронусу тогда казалось, что старик знает все на свете. Его неиссякаемые рассказы никогда не повторялись. Все они были интересны для пытливого ума перспективного молодого мага.
        Многие истории гран Кронус, конечно же, забыл, но когда Талорк рассказал про принца Айдана, в памяти невольно шевельнулось смутное воспоминание. Глава Карающих старательно пытался воспроизвести его полностью, однако в голове звучали лишь несколько слов: «Четырехконечная звезда. Сын Темных, сын Стихий, сын Спящих и сын Светлых.» Особенно сильно сердце начинало волноваться в неприятном предчувствие на словах «сын Темных». Нечеловеческая интуиция и чутье никогда не подводили главу Карающих. Изменять своим привычкам и не прислушиваться к их громким голосам он не собирался.
        — Кто сейчас смотритель в Академии Магии?  — спросил Кронус.
        По взметнувшимся черным бровям Талорка стало понятно, что вопрос его удивил.
        — Не знаю. Выясним.
        — И пришли ко мне самых лучших историков Ардала. Желательно тех, кто очень много времени провел в библиотеке на Кристе.
        — Хорошо. А зачем?  — все также непонимающе спросил Талорк.
        Гран Кронус поднялся со своего удобного мягкого кресла и прошел к горящему камину, расположенному напротив окна. Взяв кочергу, он начал медленно копошиться в уже прогоревших углях, задумчиво созерцая пламя.
        — Надо кое-что проверить…

* * *

        Фостэйн, Къюнгонд, 3023 г.

        Мерод Люхтерстейн мерзливо скукожился на большом камне с обколотыми краями. Впереди, на самом краю обрыва, сидел широкоплечий парень. Он уже несколько часов подряд смотрел на горизонт неба, спаянного с темным морем. Фигура его была неподвижна, напоминавшая статую медитирующего монаха, и лишь правая рука, еле заметно играющая пальцами в воздухе, выдавала в нем живого человека.
        Обдуваемый всеми ветрами шестнадцатилетний Мерод уже посинел от холода. Его колотила крупная дрожь, а зубы отбивали задорный танец.
        Молодой Люхтерстейн был влиятелен больше, чем кто-либо в его беднеющем роде. Во-первых, он являлся савитом. Во-вторых, уже в таком юном возрасте, Мерод получил свои собственные земли. И самое главное, в-третьих, он являлся правой рукой мальчика, который сейчас сидел на утесе к нему спиной.
        В возрасте десяти лет савиту Мероду Люхтерстейну посчастливилось стать другом принца Айдана III. С тех пор он горя не знал, если не считать маленьких неприятностей, таких как нахождение на этом холодном утесе. Но Мерод всегда считал, что лучше быть богатым верным спутником будущего короля и молча терпеть его странную любовь к странностям, чем быть бедным никому не нужным аристократом, сидящим в тепле.
        Сейчас же продрогший до костей Мерод отчаянно боролся с яро атакующим его сном. Он то и дело выпрямлял спину, чтобы скинуть дрему и попутно закутаться в не очень-то и теплый плащ, однако все было тщетно и через несколько секунд сонная одурь и холод сгибали его в три погибели. Синяя накидка савита с вышитым золотым львом на спине была подбита мехом, но даже она не спасала от ледяного морского ветра.
        Неожиданно возникли новые звуки, напоминающие хлопанье гигантских крыльев. Они исходили со стороны обрыва и с каждым новым хлопком все громче и громче. Сон Мерода как рукой сняло. Он резво спрыгнул с камня, готовый в любой момент прийти на помощь принцу. После долгого сидения ватные ноги плохо слушались.
        Что-то огромное стремительно приближалось, однако Айдан III по-прежнему сидел неподвижно, лениво поигрывая пальцами правой руки. Взволнованный Мерод поспешил к принцу. Ему оставалось пару шагов, как из-за утеса показалось настоящее чудовище. Гигантские крылья с двадцатиметровым размахом, отливающая расплавленным металлом ярко-красная чешуя, острые рога, тянущиеся от пускающих дым ноздрей до кончика мощного раздвоенного хвоста, янтарные глаза с горизонтальными прямоугольниками зрачков. Дракон!
        О том, что драконы — это миф, Мерод как-то даже и не вспомнил. Страх и невообразимой силы порывы ветра, создаваемые крыльями ожившей легенды, опрокинули мальчика на землю. Совершив последний взмах, дракон огромной красной глыбой приземлился на скалу, заставив ее задрожать. Чудовище гордо выпрямилось и свысока посмотрело на перепуганного Люхтерстейна. От пронзившего насквозь ужаса, мальчик перестал чувствовать собственное тело.
        — Ну как?  — пробилась до его сознания непонятная фраза.
        Мерод даже не определил откуда она исходила.
        — Что же ты молчишь? Как тебе дракон?
        Вот теперь юный савит понял, что это говорит принц. Крылатый монстр преспокойно сидел на своих когтистых лапах и с легкой дремой в глазах смотрел прямо на Мерода. Боясь, как бы чудовище не напало, он, едва раскрывая рот, прошептал:
        — Ваша Светлость, дракон…
        — Да. Дракон. Так как он тебе?  — полюбопытствовал принц.
        Мерод скосил глаза, чтобы увидеть Айдана (он всегда знал, что будущий король смел и бесстрашен, но чтоб не испугаться такого чудовища!..). Удивительно! На лице принца играла лучезарная улыбка!
        — Ваша Светлость, дракон!  — чуть громче зашипел Мерод, боясь, что Айдан не понимает, о чем идет речь.
        Но принц улыбнулся лишь шире.
        — Это хорошо. Значит все выглядит убедительней, чем я ожидал. Ох, да не бойся ты так! Это всего лишь иллюзия.
        До Мерода эта новость дошла далеко не сразу. Он заторможено смотрел, как принц поднимается с земли и подходит к этому кошмару во плоти. Недвижимый дракон вдруг ожил и покладисто приблизил жуткую морду к рукам Айдана. Будущее династии изучающе осматривал монстра, поглаживая его по носу. Он сделал пару взмахов в воздухе, и чудовище стало еще реалистичнее. Если до этого его алая кожа была похожа на ребристую броню, то теперь стала видна каждая чешуйка, отражающая тусклый свет Илара в кровавые огоньки.
        С самого начала знакомства с принцем, Мерода всегда поражало его мастерство. Он обладал такими способностями, которыми не обладал никто в мире!
        Принц Фостэйна мог внушать мысли другим людям! Он мог заставить забыть или вспомнить, посеять в чужом сердце любовь, ненависть или вечную преданность, мог населять память ложными воспоминаниями. Одним словом, он мог все! И Мерод считал, что это предел! Предел не только Айдана, но и всех магов мира. Но это оказалось не так! Перед ним сейчас предстало доказательство поистине великого могущества Айдана III.
        — Ваша Светлость!.. Это… Это уму непостижимо!  — поднимаясь с земли и с осторожностью подходя к дракону, воскликнул Мерод.
        Он неуверенно потянулся к шипастому носу дракона, желая потрогать какой он на ощупь. Но спокойно стоящее животное неожиданно клацнуло огромными челюстями, издав агрессивно рычащий звук. Мерод инстинктивно прижал руку к груди и отбежал на пару шагов, не сразу услышав смех принца.
        — Ладно, можешь погладить. Не бойся,  — отсмеявшись, разрешил Айдан.  — Да подойди! Хватит трусить.
        Сопровождаемый внимательным взглядом Айдана, Мерод без колебания подошел к дракону, дотронувшись до его прохладной, слегка влажной кожи. Восхищенно посмотрев на улыбающегося принца, Люхтерстейн не смог удержаться от восклицания:
        — Как будто настоящий! Когда вы научились этому?
        — Сегодня. Вчера ночью я читал роман Клармена: «В долине покоя», и там описывалась невероятно красивая сцена появления драконов, которые спасли гонимого королевской стражей савита. Я тогда подумал, что было бы здорово, если бы драконы жили и в наше время. Эта идея так меня увлекла, что решение попробовать создать этого огромного красавца возникла сама по себе.
        — Но как!? Как вы это делаете!?
        Прежде чем ответить, Айдан сел на землю и, потеряв интерес к дракону, начал щекотать в воздухе невидимый шар. Между его ладонями возник прекрасный несуществующий цветок, который через несколько секунд превратился в миниатюрный замок. Принц разглядывал каждую башенку и оконце, то и дело что-то подправляя, изменяя и дополняя.
        — Все очень просто, Мерод. Необходимо соединить проекционные руны, стихийные нити астрала и энергию из своего Источника…
        — Источника?  — удивился Люхтерстейн, так что его рука безжизненной плетью сорвалась с морды застывшего дракона.  — Но ведь нельзя использовать энергию своего Источника! Это же верная смерть для мага!
        — Если нельзя им пользоваться, то зачем он тогда нам дан?
        — Чтобы мы могли творить магию!
        — А разве Источник — это не магия?
        — Да, но…  — замялся Мерод.  — Источник — это наша жизненная энергия, и если мы его используем, мы теряем свою жизнь…
        Айдан III тихо захихикал.
        — Не стоит верить всему, что говорили тебе в Академии. Ничего мы не теряем. Источник — это всего лишь клубок энергии. Нет большой беды в том, что мы возьмем из него немного, на то он и Источник! Все восполняется. В крайнем случае, можно взять немного у матери-природы. Она полна самых разных энергий. Твоя проблема в том, Мерод, что на мир магии ты смотришь через щелочку, когда пора бы уже открыть дверь.
        — Я смотрю также, как и другие савиты…  — слегка расстроился Люхтерстейн.
        Схлопнув сменяющиеся одну за другой фигурки между ладонями, Айдан укоризненно посмотрел на своего друга.
        — Тогда и дальше продолжай смотреть также. И из тебя получится еще один унылый маг. Слабый и бесполезный, но мнящий о себе, что он сам Оркус, раз умеет делать пару фокусов.
        — О, нет, нет! Я не хочу таким быть! Но я далеко не так силен, как вы, Ваша Светлость, да и магия пробудилась во мне намного позднее, чем в вас…
        — Мерод, не ищи себе оправданий,  — поднимаясь с земли и направляясь в другую сторону от обрыва, категорично проговорил Айдан.  — Ну и что, что магия в тебе пробудилась год назад? Главное желание развиваться. А ты похватал верхов, изучив руны, и все! В глубину лезть не хочешь. Боишься.
        Не оглядываясь, Айдан III взмахнул рукой. Догоняя принца и периодически оглядываясь на быстро исчезающего дракона, Мерод слегка оскорбленно ответил:
        — Вам легко говорить, Ваше Высочество. Когда есть такая прорва Сил, как у вас, все кажется просто. Я видел вашу ауру, она ярче, чем у многих взрослых магов. Да что там говорить, это самая яркая аура, которую я когда-либо видел!
        — В этом ты прав, Мерод. Но тебя Оркус тоже щедро одарил, и теперь все только в твоих руках. Ты можешь стать сильным, отличающимся от всех остальных магов, либо обычным фокусником.
        Следуя по затерявшейся в густой траве тропке, бежавшей через огромное поле, Мерод задумчиво посмотрел вдаль. Впереди расстилалась лишь живая зеленая пшеница, под мощными порывами ветра превратившаяся в шелковое море, и только на горизонте выписывались крохотные башенки Белого замка.
        — Но как это сделать, если учат меня фокусники…  — негромко произнес савит Люхтерстейн.
        Айдан еле заметно улыбнулся, после чего похлопал по плечу своего друга.
        — Судьба не зря тебя свела со мной. Я не говорю, что буду твоим учителем, так как точно знаю, что это не мое призвание. Но ты можешь наблюдать за мной и задавать вопросы. В помощи я тебе не откажу.
        Такого подарка Мерод явно не ожидал. Он с надеждой посмотрел в ярко-синие глаза принца и, лучезарно улыбнувшись, даже остановился, чтобы поклониться.
        — Это большая честь, Ваше Величество! Я безмерно благодарен вам.
        — Хорошо, что тебя не слышит мой отец, иначе ты бы уже был казнен,  — улыбнулся принц.  — Хотя матушка, бесспорно, пришла бы в восторг.
        Мерод лишь пожал плечами.
        — Король скоро покинет мир. Это всем известно. Вы будете лучшим правителем, чем он.
        Люхтерстейн знал, что любви между королем и принцем никогда не было. Лабирман относился к Айдану исключительно как к наследнику престола. Они были слишком разные, да и к тому же король плохо обходился с матерью своего сына. Он отлучал ее от двора, заводил множество любовниц, был момент, когда правитель Фостэйна отобрал родовые земли ее семьи. Впрочем, позднее они были возвращены, но Айдан помнил каждую слезу своей матери, каждую разлуку с ней. Из-за всех этих жизненных перипетий она все чаще болела, и это сильно беспокоило принца. Поэтому Мерод нисколько не удивился заигравшей на лице наследника улыбке.
        — Ты так считаешь?
        — Я это знаю, Ваша Светлость. Уверен, вы заставите говорить о себе мир. Фостэйн расширит свои границы. А Ардал будет считаться с вами. Придет время, вы и вовсе свергните с престолов Правителей!
        Айдан благоговейно набрал полную грудь чистого свежего воздуха.
        — Ты говоришь глупые, но очень приятные вещи, Мерод. Очень приятные…  — тихо повторил принц, задумчиво глядя на горизонт.

        Посреди огромного сада, где несимметричными горстями росли аккуратно-подстриженные кусты, раздавался громкий гомон и звонкий смех молодых женщин. Их одежда была из самых дорогих разноцветных тканей, а шею, руки и мочки ушей украшали сверкающие камешки и драгоценные металлы.
        Причина столь шумного скопления в королевском саду крылась в маленькой хрупкой женщине, которую кругом обступили самые богатые дамы Фостэйна. Мадам Ви — главная парфюмерщица Къюнгонда. У нее не было лавки, где она открыто торговала своими эксклюзивными духами, поэтому ее редкие визиты в замок, раз в несколько месяцев, расценивались как настоящие праздники. Мадам Ви была так хороша в своем деле, что у нее раскупали все до последней пинты и самого крохотного флакончика.
        Вот и сейчас молодые женщины громко обсуждали новые ароматы, делясь мнениями, а некоторые уже и своими деньгами.
        Айдан и Мерод стояли под сенью виноградных лоз, наблюдая за происходящим издалека. Стоит женщин пустить в их рай ярких тряпок и дорогих запахов, как они перестают замечать все на свете. Так и принц со своим другом стали совершенно невидимы для дам.
        — Они как бабочки, не правда ли, Мерод?  — негромко произнес Айдан.  — Так прекрасны и так глупы.
        — Глупы, Ваша Светлость?
        — А ты видел умных бабочек?
        — Я… Нет, Ваша Светлость, не видел. Признаться, я не часто наблюдал за бабочками.
        — А я наблюдал. Бабочки летят на самый яркий, самый красивый и самый душистый цветок. И даже если он ядовит, бабочки на него садятся. Мы для них тот самый цветок. Кто богаче, тот и душист. Неважно, что ожидает их после — смерть, нищета, позор — они все равно рвутся к самому богатому, к самому знатному, к самому могущественному. А для нас это всего лишь бабочки. Той, что краше остальных, мы разрешим подольше попить нашего нектара, но она неизменно будет изгнана или съедена, ведь в мире слишком много других великолепных экземпляров.
        Глядя на этих красивых женщин, Мерод был яро не согласен с мыслями принца.
        — Я бы не был столь ригористичен, Ваша Светлость,  — слегка покачал головой Мерод.  — Мы видели не так много за свои пятнадцать лет, чтобы размышлять о таких глубоких вещах.
        — Я повидал достаточно, Мерод. И у меня есть все основания, чтобы говорить об этом.
        Юный Люхтерстейн не имел привычки спорить с принцем, когда он впадал в такое мрачное расположение духа. Савит уже хотел выразить свое невнятное согласие, как Айдан, неожиданно, встрепенулся и его плохое настроение бесследно упорхнуло.
        — Хотя никогда ведь не поздно поменять свое мнение. Я вполне допускаю возможность, что одно из этих прекрасных созданий когда-нибудь очарует меня настолько, что я соглашусь не просто взять ее в жены, а дать клятву перед самим Оркусом. К примеру, посмотри на ту девушку.
        Мерод посмотрел на принца, чтобы понять, куда устремлен его взгляд. Айдан с блеском в глазах рассматривал совсем еще юную особу, одиноко сидящую в беседке. Она была одета куда более скромно, чем все остальные барышни в саду. Бежево-белое платье без пышной юбки плотно обтягивало хрупкую фигурку. С ее плеч то и дело сползала тонкая дымчатая шаль, оголяя покатое аккуратное плечико. Девушка постоянно поправляла ее и казалось очень сильно смущалась при этом. Смоляные волосы не были убраны в модную прическу, а просто ниспадали на ровную спину переливающимися волнистыми прядям. Лишь нежный белый цветок украшал ее прекрасную голову. Кожа девушки отливала легким загаром, что так немодно было при дворе, но это совершенно не портило ее идеальные черты, скорее, наоборот, придавало некий налет экзотичности невинному личику.
        — Как зовут это прекрасное создание? Почему я ее не знаю?  — сокрушался Айдан, не в силах оторвать от девушки взгляда.
        — Это Адоринда Бармор, дочь барона Сегела Бармора,  — узнав красавицу, ответил Мерод.  — Барон приехал почтить своим визитом короля и прихватил с собой дочь. Наверняка, чтобы ее кто-нибудь заметил из придворных. По слухам, его дела идут не лучшим образом. Кто-то поговаривает о полном разорении рода Барморов.
        Принц ухмыльнулся.
        — Что ж… Барон оказался невероятно дальновиден. Его дочь приметили… Сколько лет прекрасной Адоринде?
        — Она на два года старше вас, Ваша Светлость.
        — Семнадцать…  — задумчиво протянул Айдан.  — Что ж у нее есть еще четыре года, чтобы расцвести.
        Мерод не смог скрыть удивления.
        — Вы будете ждать ее совершеннолетия, милорд?
        — А как же иначе! Зачем рвать цветок, пусть он даже так прекрасен, когда совсем скоро из него вырастет несравненный сладкий плод? К тому же, куда спешить. Мне самому еще предстоит многому научиться. Зная же теперь нелегкое положение рода Барморов, от королевской семьи они получат небольшую помощь.
        На несколько секунд повисла тишина, во время которой савит Люхтерстейн неотрывно созерцал будущего короля. Он знал, что у Айдана был и есть любовные опыты с женщинами, так что его щепетильность в отношении незнакомой баронессы была для него несколько дика.
        — Я, наверное, никогда вас не пойму, Ваша Светлость,  — вздохнул Мерод.
        — Мы не поймем чужие сны.
        Нам не понять чужих поступков.
        Они бывают очень злы,
        Ну, а бывают крайне мудры.
        Нас сотни душ, сотни миров,
        И в каждом есть загадки, тайны.
        Сплетясь, они рождают свой мотив
        Неповторимый… Филигранный…
        Мы ищем взгляд в толпе людей,
        Надеясь встретить свой, манящий.
        С Родной чтоб поделиться всем,
        Чтоб даже горе стало слаще.
        Но миром правит не душа,
        Не ей подвластен наш рассудок.
        Нас плоть толкает жить спеша,
        Жить во грехе, не замечая суток.
        Прекрасными телами заполняем век.
        Богиням мы целуем ноги.
        Но я всего лишь человек,
        Судить за это будут боги!

        — Красиво… Кто это написал?
        — Иолант Бермудо. Книга «Тысяча жизней». Мы всего лишь люди, Мерод. Так что будем наслаждаться человеческими страстями и радостями. Оркус нам судья. Пусть неотразимая Адоринда на четыре года станет моей мечтой… Как сладостно будет томление! Буду учиться ждать… К тому же, в мире столько всего, что так хочется посмотреть. Ты слышал о Запретный Лесах?
        — Кто ж о них не слышал, Ваша Светлость!  — хмыкнул Люхтерстейн, наблюдая, как начали спорить лира Брид и лира Доминика за один флакончик какого-то, очевидно, восхитительного аромата.
        — Я хочу там побывать. И ты должен мне помочь обмануть всех.
        Сначала Мероду показалось, что он ослышался, но посмотрев на абсолютно серьезного принца, понял, что ошибся. Юный Люхтерстейн был готов пойти за Айданом III в огонь и в воду, выполнить любой его приказ или просьбу, но многие вещи просто невозможно исполнить. Где это видано, чтобы наследник престола (в одиночку!) покинул королевство, в то время, когда король присмерти!?
        — Как и в каком плане?
        Почувствовав готовность друга помочь, Айдан тут же вновь вернулся в свою беззаботную, легкую манеру поведения.
        — Все до абсурда просто. Для начала я прикинусь больным. Конечно же, мне тут же вызовут лекарей. Я внушу им, что у меня очень страшная заразная болезнь. Сразу объявится карантин, меня запрут в моих покоях, куда доступ будут иметь лишь лекари. Естественно, матушка не выдержит и тоже побежит меня навещать. К сожалению, как бы мне не хотелось, но придется ей тоже внушить пару мыслей. После этого я покину Фостэйн и отправлюсь в Запретные Леса. Твоя задача — Ардал. Как только пройдет слух о болезни наследника, Правители отправят своих людей. Вряд ли они захотят видеть меня лично (никто не хочет соприкасаться с заразой), поэтому будут задавать вопросы лекарям и тебе, так как ни для кого не секрет, что ты приближенный ко мне…
        После этих слов Мерод поклонился принцу, почувствовав волну радости.
        — Ты должен говорить, что чувствую я себя нормально, магия моя в полном порядке, но тело отчего-то покрылось язвами…  — продолжил принц.  — Скажешь, что один из слуг, что прикоснулся ко мне, умер через несколько часов, и после этого, кроме лекарей, я никого к себе не пускаю.
        — А зачем говорить, что вы чувствуете себя нормально?
        — Мы живем в жестоком мире, Мерод. Мой отец слаб, а я уже считаюсь довольно сильным магом. Если Фостэйн потеряет последнюю силу в моем лице, его разорвут на части соседние королевства. А может быть и сам Ардал. Я не могу рисковать своим будущим.
        — Так может тогда не стоит отправляться в Запретные Леса?  — предложил Люхтерстейн.
        — Нет, Мерод,  — отрицательно покачал головой принц.  — Если я сейчас там не побываю, я не побываю там никогда.
        Эта рискованная авантюра все равно не нравилась Мероду, но он понял, что намерения принца тверды как камень.
        — Что ж… Сколько же вас не будет, Ваша Светлость?
        — Думаю, где-то полгода, может быть год.
        — Полгода — год!?  — не смог удержать восклицание Люхтерстейн.  — Ваша Милость, вряд ли мне удастся усыплять бдительность ардальских послов так долго!
        — Не переживай, мой друг. Для них у меня тоже заготовлено несколько сюрпризов. Думаю, на год их хватит.

        Глава 4
        Второй

        Султанат Керибюс, столица, 3023 г.

        Как понять, хорошо ты живешь или плохо, если с рождения видел лишь один накатанный сюжет? Может ли человек, родившийся в тюрьме, проживший большую часть жизни за семью замками и никогда не слышавший о свободе, желать этой самой свободы? Зачем ему большой неизвестный мир, когда есть свой, маленький и хорошо знакомый? Для него же это самое что ни на есть нормальное и привычное.
        Так уж устроено большинство людей. Они боятся выйти за рамки дозволенного, за границы, которые очертил до них тот, кто смог преодолеть страх и шагнуть чуть дальше. Всегда, во все времена существовали и будут существовать Другие. Странные личности, которые вызывают непонимание, а оттого и острую неприязнь. Но именно они станут теми, кто выйдет за пределы стереотипов и закаменелых догм. Эти люди освобождают, показывают новые горизонты. Однако чтобы принять их взгляды требуется время. Из-за этого многие «смельчаки» остаются не поняты в свое время.
        — Эй, Белый, тебя Атонах ищет!  — сквозь шум прибоя запорхал звонкий мальчишеский голосок.
        На окрик обернулся совсем не белый, однако, если сравнивать с остальными жителями Эвы, более светлый мальчишка. Он сидел на высоком черном валуне, словно выросшем из океана. Пенистые волны врезались в его каменистую твердь, разбиваясь миллионами сверкающих брызг, влажной моросью укутывая лицо Белого. Его волосы были словно выжжены палящими эссорскими лучами Илара и казались совсем бесцветными. Кожа его отливала темно-золотистым загаром, а невероятные голубые глаза, настолько ярко выделялись на его лице, что некоторые уверяли, будто временами они светятся.
        Мальчишку звали Дамаск, но мало кто обращался к нему по этому имени. Хотя там, где он вырос, вообще редко кого называли своим именем. В кругах, в которых вращался мальчик, все, от мала до велика, имели клички, словно собаки.
        «Ищет? Зачем?» — про себя подумал Дамаск, спрыгивая с камня в океан. Он не спеша плыл в сторону берега, где застыл суетливый чернявый мальчонка, который никак не мог устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, словно его кололи иголками в пятки.
        — Ты б поспешил, Белый!  — тут же зазвенел он, стоило Дамаску выйти на белоснежный песочный пляж.  — Не в духе он сегодня чего-то.
        Уж кого-кого, а короля Дна Белый не боялся. Мальчик относился к числу золотых деток Атонаха, которых он усердно собирал по всему Керибюсу. Покровитель воров, убийц, шарлатанов и падших женщин главную ставку делал на светлоглазых мальчишек. Свой баснословный доход он планировал увеличивать не только с помощью грабежей и обмана, но и благодаря магии.
        Всего таких золотых деток у Атонаха было трое. Первому, по имени Бирм, недавно стукнуло четырнадцать лет. Вторым считался десятилетний Дамаск. А третий — пятилетний Ганс.
        — Это он для тебя не в духе, Шлепок,  — беззлобно хмыкнул Белый, но когда увидел под глазом мальчишки фиолетово-зеленый фингал, враз посмурнел:  — Кто это тебя?
        Шлепок зачем-то дотронулся до синяка и тут же болезненно сморщился, наблюдая, как Дамаск подходит к валяющейся на песке выцветшей коричневой жилетке с оттопыренными карманами и, подняв, напяливает ее поверх мокрой льняной рубашки с красными отворотами.
        — Ах, это…  — с грустью протянул Шлепок, вприпрыжку засеменив за старшим товарищем, когда тот пошел в сторону города.  — Да это Скребок все!
        — За дело?
        — Да не особо.
        — Чего сделал-то?
        Шлепок крайне выразительно вздохнул. Дамаску очень не нравилось, что тщедушного восьмилетнего мальчишку, шпыняют и бьют все кому не лень. Шлепок был кем-то вроде посыльного у Атонаха. Он целыми днями носился по всему Керибюсу, передавая послания для младших членов гильдии. А так как приказы главаря гильдии были далеко не самые приятные для исполнения, Шлепок часто огребал от старших ребят, которым требовалось излить на кого-нибудь свое негодование.
        Дамаск, отрицающий жестокость, решил поступать по совести и справедливости. Он разбирался с обидчиками Шлепка, пользуясь авторитетом приближенного к Атонаху. Благодаря этому, мальчишку почти перестали трогать. Так что сегодняшний инцидент даже слегка удивил Белого.
        — Да его к Щербету нужно было. Я передал, а он как врежет,  — печально пояснил Шлепок, почесав грязное плечо, выглядывающее из-под рваного рукава засаленной желтой рубахи.
        Дамаск ощутил, как в нем поднимается злость на неизвестного Скребка. Захотелось раздавить этого жалкого червя. Чтобы хоть как-то поддержать расстроенного мальчишку, Белый вытащил из кармана горсть маленьких леденцов и протянул Шлепку. Лицо маленького оборванца озарилось, словно ему давали мешок сокровищ. Он жадно сгреб конфеты в грязную ладошку, одну принялся суетливо распечатывать, а остальные засунул в карман черных штанов.
        — Скребок это кто?  — спросил Дамаск.
        — Да он этот… Из Шакалов. Под Зверем ходит!  — смачно рассасывая лимонный леденец, сильно раздувший его щеку, объяснил Шлепок.
        Белый мысленно перебрал в голове всю банду Шакалов, но так и не вспомнил никакого Скребка.
        — Почему я его не знаю?  — нахмурился он.
        — Так недавно он потому что к нам прибился. Он с Ехаира. Здоровый такой. Лет тринадцать ему, наверно. Шнобель еще такой, будто лопатой ему плашмя рубанули. Шрам у него на пол лица рваный. От сих до сих,  — мальчонка провел пальцем от нижнего века правого глаза до середины правой части нижней челюсти.  — Гномья отрыжка… Думаю, дарс он.
        Мальчишки вышли из скального ущелья, разделяющего океан и город. Запомнив для себя все приметы, Дамаск, прищурившись от вышедшего из-за облака Илара, глянул на показавшийся вдалеке Керибюс с его бело-желтыми домами. Он на мгновение задумался, как лучше проучить этого Скребка, просто начистив ему пятак или оставить еще один шрам на его дарской физиономии.
        — Слушай, Шлепок, а где сегодня Шакалы работают?  — как бы, между прочим, спросил Дамаск всезнающего посыльного.
        Мальчишка, сладко причмокнув, сначала перекатил конфету с одной щеки за другую, и только после этого ответил:
        — В город какой-то богатый дядечка приехал. Охраны с ним как пыли. В Дикой Розе он остановился. Так Шакалы его там пасут. Им велено все до последнего волоса у него забрать. Там, в общем, по обычной схеме все запланировано, только в этот раз Атонах еще приказал комнату его обшарить. С бабой Розой он договорился уже…
        Баба Роза была хозяйкой постоялого двора «Дикая Роза» и за нескромную плату, раз от раза, предоставляла людям главаря Гильдий Керибюса ключики от некоторых комнат своих постояльцев. Как уж потом она выкручивалась от наездов обворованных клиентов, для всех оставалось тайной. Но баба Роза была не простой бабой и знала где, кому и как нужно прищемить самое ценное, чтобы от нее отстали. Хотя, в общем-то, и бабой она совсем не была. Простая женщина тридцати девяти лет, вот только язык у нее был, как лезвие, да еще волосы рыжие, словно огненное пламя. Наверное, поэтому Роза была единственной к кому Атонах не смог остаться равнодушным.
        — А Скорпусы сегодня где?  — спросил Дамаск.
        Симпатии к Шакалам он не питал. Все участники этой банды полностью оправдывали свое название. А вот Скорпусы были Белому по душе. Хотя преобладающее большинство в воровской гильдии их терпеть не могло за переваливающую все мыслимые границы чрезмерную задиристость и драчливость.
        — Их сегодня старшие гоняют,  — беззаботно ответил Шлепок, пнув попавшийся под ноги круглый гладкий камешек.
        — Кто именно?  — поинтересовался Дамаск, подхватывая пинком каменный мячик.
        — Бурые.
        — На кой?
        — Так через два дня Бурые в Верхний Керибюс отправляются. Прошел слушок, что баронесса Брохинь уезжает из города. Вот Атонах и решил почистить ее гнездышко. А ты сам знаешь, как у этих баронов дома всякой дрянью напичканы. Да и охраны там останется сорок сороков. Скорпусы же у нас самые шустрые, вот их и прикрепили к Бурым. Еще, кстати, Черного запрягли. Может даже Щербета отправят. Говорят, у этой Брохинь в подвале…
        До самого Керибюса, Шлепок рассказывал, что есть в доме баронессы, кто она вообще такая, чем славится и куда собиралась отбыть. Дамаск с интересом слушал, задавая вопросы, пока они не пришли к особняку Атонаха, расположенному на улице Добросердечных.
        Это была огромная трехэтажная вилла из темно-красного кирпича, возвышающаяся над убогими домишками, словно могучий дуб над чахлыми кусточками. Она была обнесена высоким кованым забором, скрывавшим своих обитателей от глаз редких прохожих.
        Перед калиткой сегодня дежурил Дыра — высокий мужик с маленькими злыми глазками, большими ушами-лопухами, тонкими ниточками губ и рябым лицом. Свое прозвище он получил из-за сквозной дырки в шее, благодаря которой он дышал и мог разговаривать, только лишь когда закрывал ее ладонью (хотя к этому методу прибегать он не любил, оставаясь большую часть времени немым и постоянно противно сопящим).
        Как только Дыра узнал Дамаска, он костяшками пальцев стукнул по маленьким головам кованых змей с раскрытыми пастями, украшающих черный железный пласт двери, выбрав из четырех десятков три нужные. Послышалось металлическое шарканье отодвигаемых магией засовов, после чего калитка отворилась.
        Шлепок и Белый вошли внутрь зеленого сада с ровно подстриженным газоном и яблоневыми деревьями, которые тянулись вдоль гравиевой дорожки, ведущей к широкому входному крыльцу особняка. Нигде не задерживаясь, Дамаск направился прямо в дом.
        В просторном холле повсюду пенилась лепнина, потолок подпирали бесконечные колонны, а белый с черными звездами мраморный пол отражал блики Илара из высоких окон. Во всех углах стояли огромные глиняные горшки с неизвестными для Дамаска зелеными растениями. На одном из десяти мягких диванов, обитых красным бархатом, сидел Бирм с видом глубокой задумчивости.
        — Здорово, Черный, ты чего делом не занят?  — слегка удивленно поздоровался Дамаск со старшим магом.
        Бирм поднялся с дивана и шагнул навстречу Белому, приветственно обняв его. Свое прозвище Черный получил тоже не просто так. Его кожа была настолько темной, что отливала синевой, оттеняя прозрачную голубизну глаз.
        — Шлепок, метнись-ка отсюда быстро,  — мрачно произнес он.
        Через считанные мгновения его и след простыл. Дамаску это не понравилось.
        — Черный, сто раз тебе говорил!..
        — Слушай, Белый. У Атонаха сейчас Щербет. Когда они проходили в холле, я слышал, как он разрешил ему делать с тобой все что тот захочет, лишь бы ты сегодня хоть как-нибудь колдонул…  — оглянувшись через плечо на дверь кабинета, где принимал всех своих посетителей король Дна, начал быстро шептать Бирм, но, слегка разозлившись, Дамаск тут же его перебил:
        — Черный, хорош ерунду пороть. Атонах не позволит этой грязной скорлупе ко мне и близко подойти. Он сам говорил, что магия должна сама во мне пробудиться, что спешить некуда…
        — Еще как позволит! Как ты думаешь во мне магия пробудилась? В меня Щербет пускал огненные стрелы, которые я от испуга сумел перенаправить в него…
        — Это не Атонах его на тебя натравил. Щербет больной. Ты забыл, что его Атонах потом на крюки подвесил за это?  — хмурился Дамаск, осуждая Черного за то, что он так плохо думает о человеке, который заменил им отца.
        — Да я тоже так думал, Белый! Но после услышанного понял, что для Атонаха мы значим немногим больше остальных. Нас используют. Нам надо брать Ганса и валить.
        Дамаск уставился на голубоглазого друга.
        — Ты сдурел? Какой валить? Куда!?
        — Не тупи, Белый!  — уже начиная злиться, шикнул на светлого друга Бирм.  — Как только мы полностью овладеем своей Силой, Атонах с нас не слезет. Он заставит нас весь Верхний Керибюс вычистить. И ему все равно, что с нами сделают после этого власти (колдуны у султана посильней нашего будут). Тебе не противно, что тебя будут использовать?
        — Ты чего несешь-то?  — негодовал Дамаск, из последних сил сдерживая себя, чтобы не врезать по черной неблагодарной морде.  — Ты, я да Ганс всегда будем Атонаху нужны. Я в курсе, что мы и даром бы ему не сдались, если б не были магами. Но мы маги, и поэтому к нам соответствующее отношение. Атонах нам отец. Он нас никогда не бросит, даже если возникнут проблемы с султаном. Да, он ждет, чтобы мы помогали ему в грабежах. И мы будем это делать. Что здесь такого? Все эти граны, лиры, бароны, графы и другие только и делают, что получают золото просто за то, что они есть, обдирая и так нищий народ. Так пусть делятся! Атонах не вечен. И если ты не заметил, но у него детей нет, а значит, основные его наследники мы…
        — Он хочет, чтобы мы так думали, но это не так, Белый!  — оборвал Бирм Дамаска.  — Здесь не может быть наследников. Побеждает тот, кто сильней. И как только корона спадет с Атонаха, ее подберет кто-то типа Ветра…
        — Черный, ты себя хоть слышишь? Кто Ветер, а кто мы! Мы маги! Мы самые сильные! Атонах сам говорил, что оставит все нам. Что когда Ганс подрастет, мы втроем расширим Дно, выйдя за пределы Керибюса. Сделаем то, что не смог сделать он. Как ты вообще можешь такое говорить про нашего отца?
        — Да я о тебе беспокоюсь, дурень!  — взорвался Бирм, перейдя со злобного шепота на громкий крик.  — Он призвал Щербета, чтоб тот пробудил в тебе Силу. Щербет и убить может, у него вообще тормозов в этом деле нет!
        — Ты!..  — сквозь зубы начал было Дамаск, вцепившись в грудки синей рубашки Бирма, но его прервала со стуком открывшаяся дверь кабинета главаря Гильдий, где на пороге стоял Атонах собственной персоной. Белый быстро глянул на отца и злобно прошипел, смотря на Черного снизу-вверх:  — Потом поговорим.
        — Белый, сынок, заждались уже тебя,  — чистым приятным голосом произнес Атонах, приглашающе отходя в сторону, пропуская Дамаска в уютный кабинет.
        Перед самым входом, Белый обернулся на Бирма, который шумно пыхтел и раздосадовано поджимал свои пухлые темные губы. Весь его вид прям-таки кричал, что у него пятки горели, как хотелось убраться из особняка, таща Дамаска за собой. Так повелось с самого начала их знакомства. Бирм почему-то чувствовал ответственность сначала за Белого, а теперь еще и за Ганса, считая их своими младшими братьями. Дамаск знал это и ценил, отвечая Черному тем же. Именно поэтому такая явная враждебность Бирма против Атонаха, посеяла семена сомнения в его душе.
        Переступая порог просторного светлого кабинета с высокими стеллажами книг вдоль стены, дорогими чалмирскими коврами, резным камином, где всегда трещал магический огонь, гревший лишь по желанию хозяина, Дамаск с тревогой на сердце прошел к мягкому креслу, обитому бордовым велюром, возле широкого стола из жутко редкого красного висорского дерева.
        — И тебе доброго дня, Белый. Невежливо не здороваться со старшими,  — раздался знакомый елейный голос из угла комнаты.
        Сердце Дамаска предательски екнуло. Он обернулся к говорившему и увидел сидящего на небольшом диванчике Щербета. Вся его внешность вызывала лишь чувство гадливости. Водянистые голубые, словно облезлые, глаза смотрели неприятно сально, на распухшем носе зрела корявая большая родинка, а седовласую голову венчали внушительных размеров проплешины. Щербет мерзко улыбался, при этом противно сложив губы сморщенным сердечком, одна его тоненькая ножка была жеманно закинута на другую, а руки он сложил конвертиком на необъятном животе, обтянутом зеленым бархатом недешевого камзола.
        — Я тебя не заметил,  — перебарывая в себе чувство омерзения, сквозь зубы проговорил Дамаск, не желая приветствовать эту пакость.
        Щербет издал высокий смешок, от которого Белого аж передернуло, после чего, продолжая все также тошнотворно улыбаться, он протянул нежным голоском:
        — Конечно, я же такой незаметный.
        Он снова погано захихикал, очевидно, посчитав свою шутку верхом остроумия. Не в силах это слушать, Дамаск отвернулся и поспешил обратиться к Атонаху:
        — Ты искал меня, отец?
        Главарь керибюсских нищих обошел вокруг стола и сел в удобное мягкое кресло, напротив мальчика. Он ласково ему улыбнулся и внимательно посмотрел на него своими черными глазами, от уголков которых лучились добрые морщинки.
        — Искал… Искал, Белый. Скажи мне, сынок, как продвигаются дела с твоей магией? Шлепок говорит, что часто застает тебя за медитациями.
        Эти вопросы слегка расстроили Дамаска. Неприятно засосало под ложечкой, но он изо всех сил убеждал себя, что они совершенно не связаны с тем, о чем говорил ему Черный.
        — Да, медитирую. Но магия пока спит. Видно, время еще не пришло.
        — Конечно, конечно!  — непринужденно отмахнулся Атонах, расслабленно откидываясь на спинку кресла.  — Время терпит. Как только ты будешь готов, магия сама себя проявит. Ты лучше вот что скажи мне, сынок. К чему ты больше чувствуешь расположение?
        — В каком смысле?  — не понял Дамаск.
        — Магам подвластны четыре стихии. Вода, огонь, земля и воздух. Черный, к примеру, с детства любил огонь. И после того как стал магом, он легче всего управляется именно с этой стихией. А ты? Что тебе ближе?
        Дамаск растерялся. Он никогда раньше не задумывался об этом. Все стихии казались ему прекрасны и сильны. Выбрать какую-то одну ему было сложно.
        — Я… я не знаю.
        — Подумай, сынок. Что ты больше любишь? Море? Легкий бриз? Пламя костра? Или, быть может, скалы тебе по душе?  — подавшись вперед и облокотившись на стол, нетерпеливо спросил король Дна.
        — Больше, наверное, море,  — неуверенно произнес Дамаск.  — Хотя и бриз мне нравится. Огонь тоже завораживает. А в камне я чувствую силу и уверенность… Но все же ближе, мне кажется, все-таки море…
        Сидящий в углу Щербет гаденько хихикнул. Улыбка Атонаха померкла, и он, слегка разозлившись, обратился к своему магу:
        — Щербет, все вопросы мы с тобой уже обсудили, так что, будь добр, дай мне поговорить с Белым.
        — Конечно, конечно, Атонах! Конечно! Не буду вам мешать. Доброго дня, господин.
        Щербет угодливо поклонился, после чего поднялся с диванчика и зашаркал к двери, где напоследок вновь хихикнул.
        Как только в кабинете остались лишь Дамаск с Атонахом, главарь гильдий произнес:
        — Послушай, сынок. У меня к тебе будет важное поручение. Беги сейчас в заброшенную бухту… Ты ведь знаешь, где она? Хорошо. Там на разрушенном причале тебя будет ждать человек. Он отдаст тебе сверток. Его ты должен принести мне.
        Атонах никогда не давал поручений своим золотым деткам, для этого всегда были посыльные. Дамаску это показалось странным. Но он в любом случае выполнит поручение.
        — Хорошо,  — кивнул Белый, поднимаясь с кресла, но все же не поспешил уйти, замерев возле стола.  — А почему ты Шлепка не пошлешь?
        — Тот сверток очень важен. Его нельзя доверять кому попало. А кому мне доверять, как не тебе?  — отечески улыбнулся Атонах, вопросительно разведя руками.
        Дамаск словно вырос на несколько сантиметров от этих слов. Ему, а не кому-то там доверяет Атонах!
        Король Дна встал из-за стола, подойдя к Дамаску, повел его к выходу, положив руку на спину.
        — Давай, беги, Белый. Не заставляй себя долго ждать,  — мягко сказал Атонах, открывая дверь.
        Из холла послышался довольный детский смех. Дамаск повернул голову в сторону звона и увидел несущегося к ним зеленоглазого Ганса.
        — Эй, волчонок, опять тебя твоя нянька упустила?  — подхватывая смеющегося черноволосого мальчугана на руки, с улыбкой спросил Атонах, затем взглядом показал Дамаску на выход, после чего снова обратился к малышу, заходя с ним обратно в кабинет:  — Ух, мы ей зададим трепу! Тебя покормили?
        — Да!  — раздался высокий радостный голосок в ответ.
        — Хорошо. Ну-ка, покажи, сколько силы в тебе прибавилось? Хах! Дракона пока не убьешь, но вот тролля теперь точно одолеть сможешь…
        Разговор оборвался за закрывшейся дверью, на которую были наложены чары тишины. И как Бирм может сомневаться в Атонахе? Он же относится к ним, как к родным?
        Белый вышел из виллы и тут же наткнулся на Бирма, сидевшего на ступенях крыльца. Заметив Дамаска, парень поднялся на ноги, взволновано спросив:
        — Ну, что? Я был прав?
        — Нет, ты был не прав. Атонах искал меня, чтобы дать поручение.
        Он не стал останавливаться, быстрым шагом направившись к калитке. Бирм поспешил за ним.
        — Поручение? Что за поручение?
        — Нужно забрать кое-какую вещь из заброшенной бухты,  — деловито произнес Белый, вдруг почувствовав себя необычайно важным.
        — Из заброшенной бухты?..  — задумчиво повторил Бирм, а затем издав странный злобный звук, дернул Дамаска за руку:  — Белый, не ходи туда! Это ловушка!
        Дамаск рывком освободился, после чего шагнул ближе к другу и, угрожающе понизив голос, произнес:
        — Черный, я не знаю, где ты башкой долбанулся, но запомни, еще раз при мне скажешь, что Атонах желает нам зла, клянусь, я тебе врежу!
        — Да ты сам подумай, осел! С чего бы Атонаху тебя запрягать на это дело?  — упрямо продолжил убеждать Бирм, ни капли не испугавшись угрозы.  — Не легче ли меня послать? Я как-никак уже маг, а в тебе даже еще зачатки не зашевелились.
        — Может Атонах понял, что тебе доверять нельзя?
        Было видно, как Бирм еле сдерживался, чтобы не дать затрещину мелкому. Он был старше и сильней, но знал, что в случае с Дамаском, силой ничего не добьешься, поэтому пытался достучаться до него словами.
        — Ты идиот, Белый!  — Черный несильно встряхнул друга за плечи.  — Нам доверять кроме как друг другу больше некому! Щербет тебя прожует и выплюнет. И не известно, останешься ли ты после этого жив! Не ходи ты в эту бухту, Белый!
        — Отвали!
        Дамаск грубо скинул руки Черного и чуть ли не бегом направился к калитке, где три раза стукнул железной ручкой, чтобы его выпустили. Пока он ждал, Бирм сказал:
        — Хорошо. Тогда я пойду с тобой.
        — Чего!?  — недовольно протянул Белый, разворачиваясь.  — Это задание Атонах поручил мне, а не тебе!
        — Мне плевать на твое задание, дебил! Это и не задание никакое. Думаешь, зря Атонах с Щербетом шептался в кабинете? О чем вы там говорили? Небось, они спрашивали, какая стихия тебе больше всего по душе?
        Дамаск оторопел на мгновение. Откуда он узнал? Но вспомнив, что речь идет об Атонахе, тут же нахмурился и враждебно выдал:
        — Ничего такого у меня не спрашивали. И вообще. Сейчас я принесу сверток, и сразу ткну его тебе в твой неблагодарный нос. Только ты не уходи никуда, жди меня здесь.
        — Да не принесешь ты ничего, Белый…
        Бирма прервал громкий удар кулака о железо. Мальчишки вздрогнули и обернулись. В открытом проходе калитки стоял явно недовольный Дыра. Дамаск спохватился и выпрыгнул на улицу, на ходу выкрикнув охраннику:
        — Меня Атонах послал на задание, но только одного. Черного велел не выпускать.
        — Ах ты, черт проклятый!  — начал орать Бирм за закрывающейся дверью с коваными головами змей.
        Из-за высокого забора раздавались разъяренные крики Бирма, поэтому Белый постарался как можно быстрей уйти от особняка Атонаха. Как только он свернул с улицы Добросердечных на улицу Неумолимых, на душе сразу стало как-то легче.
        Стоял жаркий полдень. Повсюду сновал народ, спешащий по своим делам. Дамаск вытащил из кармана тонкую неглубокую шапку, похожую на носок, и натянул ее на голову, чтобы спрятать свои светлые волосы. Стоило надеть серую шапчонку, как Белый, словно стал невидимый для всех.
        Целый час потребовалось Дамаску, чтобы добраться до заброшенной бухты, раскинувшейся в северной части Керибюса. Пока Белый петлял по улицам, которые становились все кривее и уже, ему повстречалось много знакомых из гильдий, активно промышляющих своим неблагородным делом. Но стоило выйти за пределы города, как люди словно вымерли. Дамаск с удовольствием набрал полную грудь соленого воздуха, долетавшего с Нуармутского океана, и перешел на бег.
        Заброшенная бухта была скрыта от глаз выросшим вокруг нее ободком высоких скал. Во время прилива в нее практически было невозможно попасть. Много кораблей потонуло, разбиваясь о негостеприимные камни. Именно поэтому она стала заброшенной.
        Пробежав через ущелье, Дамаск вышел на белоснежный пляж, к которому примыкал сырой медленно и верно гниющий причал, издалека казавшийся цветным, из-за облепивших его влажную поверхность сине-зеленых водорослей.
        Дамаск завертел головой в поисках человека. Но в бухте, кроме него и пикирующих в воду чаек, никого не было. Подумав, что человек еще не пришел, Белый приготовился дожидаться. Он подошел ближе к воде и плюхнулся на песок, подставив грязные пятки накатывающим теплым волнам.
        Кого-то ждать это всегда нудное и утомительное занятие. Белый понаблюдал за орущими птицами, попялился на облака, покидал лягушкой камешки в воду, пока не заметил на дальнем четвертом причале маленькую коробочку, обернутую в светло-коричневую бумагу. Дамаск был уверен, что это не то, что ему необходимо принести Атонаху (важную вещь просто так не оставили бы без присмотра), но чисто от нечего делать он пошел посмотреть, что это такое.
        Зайдя на неприятно скользкий пирс, Белый заметил, что возле квадратного свертка лежит толстый трос, тянущийся в воду. Решив сначала разобраться с коробкой, Дамаск поднял ее. Она была легкой, словно пустой. Мальчик потряс сверток, но ничего не услышал. Подумав, что вреда не будет, он начал рвать бумагу.
        — Какого храга?..  — вслух удивленно произнес Дамаск, нахмурившись, когда обертка была сорвана, но под ней не оказалось совершенно ничего! пустота! хотя он определенно чувствовал что-то твердое под ней.
        «Магия? Но зачем?» — только и успел подумать Белый, перед тем как что-то плотно стянуло его горло и резко дернуло. Дамаск с силой приложился спиной о деревянный пирс, однако почти не заметил этого, пытаясь сорвать оживший трос со своей шеи. Но ничего не выходило. Канат тащил его к краю причала, все крепче затягиваясь и начиная душить. Белый попробовал сопротивляться и рванул в противоположную сторону, но это не привело к успеху. Трос лишь сильней впился в горло.
        Невидимый враг пытался утащить Белого под воду. Когда Дамаска затянуло на самый край пирса, ему удалось уцепиться за щель между деревянными досками. Вздохнуть невозможно, ощущение, что шея сейчас сломается и кошмар происходящего не давали ни единого шанса на подумать. Доски до крови разодрали ладони Белого, но этого он не заметил. В попытке ослабить путы, Дамаск, продолжая одной рукой держаться за пирс, второй схватился за свою удушку. Но все было тщетно. Послышался треск. Подгнившая доска, за которую так отчаянно держался мальчик, слетела с заколоченных в нее гвоздей, и Белый почувствовал, как летит вниз.
        Перед тем как скрыться под водой, он увидел знакомую фигуру толстого яблока на тонких ножках, одетую в зеленый камзол. Она вдруг из ниоткуда появилась на берегу, и Дамаск с громовой ясностью осознал, что Бирм был прав. На пляже стоял Щербет, который, видимо, уже давно ждал здесь Белого под пологом невидимости, слетевшего с него от потери концентрации из-за одновременно творимых нескольких магических действий.
        Понимание этой жуткой действительности пронзило Дамаска, словно огненная стрела. Когда его утащило под воду и стало тянуть в глубину залива, он даже не испугался. Все существо Белого разрывало от гнева. Для Атонаха он такой же кусок мяса, как и остальные! Человек, которого Дамаск считал своим отцом, кинул его в лапы к этому отродью Кардаша! Щербет может спокойно убить, войдя в раж! Атонах знал это, но все равно позволил ему издеваться над Дамаском! Атонах предал его!
        Душить начал не трос, а ярость. Где-то на уровне желудка зажегся огонь, до боли разъедая ребра. Он начал расти, расползаясь по всему телу. Белый не обращал на это внимания. Ему хотелось порвать сначала трос вокруг своей шеи, затем Щербета, а после Атонаха. Дамаск точно знал, что нужно дать выход этому огню. Именно он способен помочь.
        Как только эта мысль оформилась в мутнеющем разуме, Белый приложил горящие от боли руки к удушке. Она за секунду вспыхнула, превратившись в пепел, и, оставив на коже Дамаска красный ожег ошейником, растворилась темной мутью.
        Нужно было срочно вздохнуть! Грудь, требующую кислорода, охватывали спазмы. Но Белого слишком глубоко утащило под воду. Он не сможет выплыть. Однако бушующая внутри ненависть и чувство, требующее немедленного отмщения, не позволяли мальчику просто так погибнуть.
        Дамаск ощутил новую волну огня внутри себя. Она прокатилась по всему телу. Руки сами собой совершили крутящее движение, после которого Белый начал падать. Он самопроизвольно вздохнул, на мгновение испугавшись, что сейчас захлебнется. Но вместо этого его легкие благодарно расправились, наполняясь кислородом. Дамаск начал хватать ртом воздух, не сразу поняв, что все еще находится под водой.
        Только после того, как ему удалось прийти в себя, он посмотрел, где находится. Белый на секунду застыл, рассматривая огромный, словно круглый аквариум, пузырь. Он стоял в центре этого аквариума на мокром песке дна залива. Испугавшись неведомой силы, местные рыбы поспешили уплыть подальше от образовавшегося воздушного шара под водой.
        Вспомнив о Щербете, Дамаск пошел к берегу, сконцентрировавшись на своей защите.
        Наконец, юный маг вышел на поверхность воды. Дышал он ровно и спокойно. Стоящий на берегу Щербет, при виде мальчика, сложил губы в гадкую улыбочку, переплетя паучьи пальцы на своем зеленом брюхе. От одного только его вида, в Белом с новой силой начали прокатываться огненные волны.
        — Как чудесно, как чудесно!  — умиленно склонив голову набок, восторженно хихикнул Щербет, показав три жирных складки под подбородком, вываливающиеся на белое жабо.  — Поздравляю, мой сладкий мальчик! Атонах будет счастлив узнать, что ты обрел свою Силу! Подумать только! Всего несколько часов назад, говорили о твоей спящей магии, и тут такой славный сюрприз! Я находился неподалеку (видишь ли, люблю бродить подальше от городской суеты), и тут вдруг такая мощная волна магии пришла из этой бухты. Как тебе удалось?
        На лице этой жабы был такой искренний интерес, такая честность! Он не догадывался, что с него слетели чары невидимости, и Дамаск видел его.
        — Что это у тебя на шее, мой золотой мальчик?  — заботливо спросил Щербет, указав на горло Белого.
        Это стало той самой искрой, воспламенившей пожар. Чувствуя растекающийся по венам расплавленный металл своей магии и ледяной холод ярости в голове, Дамаск моргнул, и перед его взором предстал совсем иной мир. Все было, как и прежде — пляж, скалы, пирс, вода — вот только над всем, что окружало мальчика, теперь появились разноцветные переплетающиеся шлейфы. Чем дольше Белый смотрел на них, тем четче начинал видеть структуру этих эфемерных полупрозрачных полотен. Это было похоже на великолепное сплетение миллиардов тончайших паутинок.
        Дамаск инстинктивно потянулся к этим энергетическим нитям, пытаясь направить их в нужное для себя русло. Он скрутил серо-желтые струящиеся прозрачные жилки, стелющиеся над белым песком, ныряя и пронизывая его по всему пляжу. Щербет тут же провалился по щиколотку в образовавшиеся под ним небольшие ямки. Дамаск собрал спутанные им же нити в клубок, и песок вокруг ступней толстяка мгновенно превратился в нечто близкое к камню. Щербет потерял равновесие и шлепнулся на свой тощий зад.
        — Что ты делаешь, Белый?  — искренне недоумевая, спросил он.
        Отвращение, ненависть и гадливость переполняли Дамаска. Без лишних слов, он потянулся к сине-голубым нитям над заливом. Оторвав два энергетических лоскута от стелющегося над водой сине-голубого ковра, Белый скрутил их в два рулона и поднял вверх. Вслед этому, от воды оторвались две текучие длинные массы. Дамаск вновь завернул нити в клубок, после чего вода моментально смерзлась, превратившись в острые сосульки.
        Глаза Щербета расширились. Он только и успел выкрикнуть непонятную фразу, которая выпустила из маленького черного банта на его жабо зеленый эфирный щит, перед тем как сосульки с невероятной мощью врезались в него, разбив защиту мага вдребезги.
        — Ах ты, щенок!  — взревел Щербет, с искаженным от бешенства лицом.
        Он сделал дерганные пассы руками, после чего в Дамаска полетел светло-желтый пульсар. Белый не испугался. Он вскинул руки кверху, подняв перед собой стену сыпучего песка. Пульсар спокойно прошел через нее, вот только урона мальчику не нанес, превратившись в слабое дуновение ветра, оросив лишь острыми песчинками лицо Белого.
        — Кардаш тебя пожри…  — послышался испуг в голосе Щербета. Он суетливо пытался освободиться от оков, в которых застряли его ноги, и параллельно бормотал заклинание.
        Дамаск ждать не стал. Он повторил свой фокус с сосульками, только в этот раз, увеличив их количество до десяти. Щербет был слабым магом. Настолько слабым, что волшба, которую творил сейчас перед ним десятилетний мальчик, казалась для него невероятной. Он понял, что создаваемый им щит не поможет. Дамаск с торжеством увидел страх толстяка, когда окружил его ледяными сосульками.
        — Ты хочешь меня убить, Белый? За что?  — визгливым голосом спросил Щербет, бегая своими выцветшими глазками по зависшим в воздухе ледяным шипам.
        Убить. Страшная вещь. Но смотря на этот напуганный дрожащий холодец порока, грязи и скверны, Дамаск даже не сомневался, что сможет пойти на это.
        — Ты самая большая мразь, которая когда-либо рождалась на Эве. Ты столько людей убил ради потехи. Если бы не магия Черного, ты бы убил и его. Если бы не вовремя проснувшаяся моя магия, я утонул бы из-за тебя. Так зачем мне тебя жалеть?
        — О чем ты, Белый? Я здесь при чем!?
        — Я видел тебя на берегу! Ты был скрыт пологом!  — крикнул Дамаск, взбесившись от всего этого вранья, так что сосульки дернулись ближе к Щербету.
        Толстяк шугано дернулся, прикрыв лицо рукой.
        — Белый, Белый, прошу, успокойся!  — начал тараторить Щербет.  — Тебе показалось. Меня не было на пляже. Я пришел за пару минут до того, как ты вышел из воды. Клянусь тебе!
        — Хватит врать!!
        От бешенства Дамаска одна из сосулек со свистом полетела вниз. Шип бы пронзил Щербета насквозь, но колдун вовремя откатился в сторону, так что острие ледышки лишь распороло ему камзол, оставив неглубокую царапину на жирной волосатой спине.
        — Хорошо, хорошо, Белый! Спокойно!  — поднимая руки ладонями вверх, воскликнул Щербет, сменив деланное непонимание на серьезное выражение лица. Застряв в песке, он не мог уйти, поэтому, лежа на боку, решил вести переговоры:  — Я здесь ни при чем. Это все идея Атонаха. Он главный. Что сказал делать, то я и делаю…
        — Атонах приказал тебе меня убить!?
        — Конечно же, нет! Но магия может проявиться раньше времени, только если жизни угрожает опасность. Вот и весь секрет. Мне нужно было создать для тебя экстремальные условия. И все ведь получилось, мой мальчик. Ты теперь маг!
        — Атонах сказал, что магия во мне сама должна пробудиться! Что спешить некуда!  — Дамаск никак не мог понять, зачем «отец» так с ним поступил. За что?
        — А зачем ждать? Ты сильный маг, Белый. Атонах знает это. За все надо платить. Он приютил тебя, дал крышу над головой, наделил, пусть маленькой, но властью. Настало время возвращать долги. Пора и тебе начать трудиться, как и Черному. Хватить сидеть иждивенцем на шее господина. Пора работать…
        Эти слова резанули по сердцу. Дамаск почувствовал, как слезы обиды и злости начали жечь глаза.
        — И ты, и Атонах пожалеете об этом!  — подскочив ближе к Щербету, выпалил Белый, с искаженной гримасой гнева на лице.  — Во мне уже сейчас больше Сил, чем в тебе. Я раздавлю вас всех как крыс. У Атонаха не будет ни меня, ни Черного, ни Ганса. А ты сдохнешь как паршивая собака.
        Дамаск не договорил. Щербет махнул рукой, и все зависшие над ним шипы разлетелись на тысячи сверкающих осколков. Это было так неожиданно, что Белый на несколько секунд растерялся.
        — Да что ты возомнил о себе, шваль!  — рявкнул Щербет и запустил в мальчишку красный искрящийся шар.
        Дамаск не успел собраться, но все же в последний момент ему удалось скрутить плывущие перед глазами серо-голубые нити, и перед ним вдруг смерзся в стекло воздушный щит. Пущенный пульсар разбил его, откинув Белого назад. Будучи постоянным участником уличных драк, реакция у мальчика развилась молниеносной. Упав на песок, Дамаск тут же вскочил на ноги.
        — Я передам Атонаху твои слова, неблагодарная скотина. Так что горевать он не будет,  — злобно оскалившись, пообещал Щербет.
        Колдун хлопнул ладонью по песку. Белый тут же почувствовал сгусток опасной для себя энергии, за спиной. Он инстинктивно припал к земле. Над его головой что-то с гулом пронеслось, вслед чему раздался вопль боли. Дамаск глянул на Щербета и увидел десяток белых шипиков, торчащих из груди колдуна. Один из них попал в правый глаз мужчины. Щербет перестал кричать и начал страшно булькать, пуская кровавые пузыри изо рта.
        Дамаск в ужасе вскочил на ноги. Он, словно зачарованный уставился на захлебывающегося в предсмертных муках толстяка. Жалко Щербета не было, но страх сковывал Белого не хуже льда. Глаз колдуна закрылся, и он, наконец, затих.
        «Что делать? Как теперь?.. Надо к Черному!» — носились в голове лихорадочные мысли. Дамаск настолько резко сорвался с места, что его развезло на песке, и он упал, но тут же вскочил и побежал в сторону Керибюса, оставляя за спиной мертвого Щербета.

        Глава 5
        Сараха

        В маленькой комнате Сарахи было темно, душно, мерзко пахло чесноком, всевозможными травами и еще какой-то дрянью, которые в своей дружной квинтэссенции прям-таки убивали людей с порога. Селир титаническими усилиями подавлял то и дело накатывающие рвотные позывы. Непроглядный мрак неприятно давил на глаза после яркой улицы, и ему начало казаться, что он ослеп и смертельно болен. Если бы не державшаяся за его руку маленькая ладошка дарса по имени Тэйп, он бы подумал, что провалился в саму Бездну. Как обстояли дела у остальных спутников, оставалось только гадать. Но по тяжелым прерывающимся вздохам, можно было сказать, что вряд ли кто-нибудь из них сейчас пребывает в счастливой эйфории. Недовольная компания ожидала старую прорицательницу уже довольно долго, но до сих пор никак не могла прозреть, всматриваясь в рассеянную тьму.
        Все началось со встречи испуганной черноволосой худенькой девушки с опущенной головой, у самых ворот Квихла, когда они вернулись в Гиваргис. К Кеийю подошел квихельм с серебряным кольцом в ухе, означавшим ранг Младшего ученика, и хотел что-то сказать, но девушка неожиданно вцепилась ему в руку ногтями, мягко говоря, удивив тем самым всех присутствующих. Она напряженно свела свои бесцветные на фоне черной косы бровки и помотала головой. Сначала Селиру показалось, что квихельм разорвет в клочья хрупкую брюнетку, об этом говорило его багровое, почти фиолетовое лицо. Но вопреки ожиданиям, он лишь дернул плечом, скидывая с себя ее руку. После этого немого диалога, девушка опять уставилась себе под ноги и едва живым голосом произнесла: «Савира Сараха ждет вас у себя. Следуйте за мной».
        Так-то Селир, Кеий, Гожо и маленький дарс оказались в небольшой хижине, словно гриб выросшей в сени толстоствольных вястов на территории замка Квихл. Почти все квихельмы обходили стороной этот добротный домик из черного дерева. Он не был ужасен, как обычно описывают жилища старых ведьм в сказках. Но никто не мог объяснить, почему не хочет приближаться к нему ближе, чем на сто метров. Положа руку на сердце, Селир тоже терпеть не мог ни этот дом, ни сумасшедшую Сараху.
        — Да где эта проклятая старая гадалка!  — зашипел Гожо, но настолько тихо, что если бы не полное безмолвие в комнате и целенаправленное прислушивание к каждому шороху, Селир бы и слова не разобрал.  — Клянусь, если она сейчас не придет и не вернет мне зрение, я сам вырву ей глаза.
        — Что ты мне там вырвешь, свинопас безродный?  — раздался спокойный хрипловатый нечто среднее между мужским и старушечьим голос, заставивший Селира подпрыгнуть на месте. Маленькая ладошка дарса испуганно впилась ему в руку, да и сам дарс прижался плотнее.  — Смотри, как бы язык твой не отсох и не отвалился от слов твоих поганых, как ты сам. Пришел тут! Король великий! Порядки мне тут свои заводит, собака. Когда захочу, тогда и говорить буду. А ты, помойный выкормыш, будешь сидеть и ждать сколько нужно, хоть день, хоть два, хоть десять. Ох, мужичье…
        Говаривали предки, что услышит лишь слушающий, а увидит лишь тот, кто откроет свои слепые очи,  — послышался звук двигаемого стула, скрип, звяканье и приближающиеся шаги.  — Но эта мудрость ведь не про вас, дурней. Вы же как родились глухими слепцами и глупцами, так и помрете. Вот «не всегда нужно приходить туда, где тебя ждут», вот это про вас. Что, не могли Бархису помочь? Целый корабль квихельмов и хоть бы кто задницей своей шевельнул! Нет же, спрятались за своей подлой магией и сидели, смотрели со своей скорлупы, как убивают султанскую семью, да детишек вырезают по всему Хасару. Трусы бесхребетные!.. На кой вообще с вами отребьем таким связалась. Палачи Оркуса, великие квихельмы, тьфу! Фарс один!
        — Савира, нас было слишком…  — начал было Гожо.
        — Ой, да молчи лучше, кусок глупости, пока я не оставила тебя без зрения навсегда!  — оборвала старуха.
        Мимо дохнул ветерок, прошедшего мимо большого тела. Селир почувствовал запах горькой полыни и едкого пота. Маленький дарс отпустил его руку, и теперь чародей ощущал себя по-настоящему слепым и брошенным.
        — Но ты не такой, мой сладкий, правда ведь?  — снова заговорила Сараха справа от маленького мага, где как раз находился Тэйп. Ее голос вдруг стал мягкий, почти бархатный.  — Ты прозреешь первым. Ты уже приоткрыл завесу, видел то, чего другие не заметили. Ты увидишь больше остальных. Не станешь поступать, как эти подлюги. Почему ты не даешь мне себя посмотреть? Не видно тебя совсем. Ох, сколько силы в тебе! Настоящий воин! А сердце-то черное у тебя… черное… Словно там Кардаш поселился! Нельзя тебе с таким сердцем жить. Ох, нельзя, лакомый. Многих можешь погубить. Отпусти все. Хотя ты ведь не отпустишь. А может даже это и к лучшему. Жаль, что не даешь себя посмотреть, черноглазый. Очень ты интересный. Даже колдун это чувствует. Ну ничего, ты нам себя еще покажешь. Правда, золотой?
        «Бабуля, очнись!! Он тебя не понимает! Он дарс!» — хотелось крикнуть Селиру, но он малодушно промолчал, так как старая Сараха не делала никаких различий между взрослыми и детьми. Наподдавать могла и тем и другим. Именно поэтому из присутствующих безмолвно таращился в кромешную темноту хижины не только Селир.
        — А ну-ка, давай глотай!  — переходя на свой обычный бабско-мужицкий тон, крякнула провидица.
        Вслед за этим Селиру бесцеремонно засунули в рот большую плоскую таблетку. О том чтобы выплюнуть ее, даже мысли не возникло, Сараха за такое превратит в жабу (по крайней мере, маленький маг искренне в это верил). Сначала на языке стало прегадко, будто он лизнул потную портянку, но по мере рассасывания, таблетка начала приобретать сначала кислый, затем сладкий, а в конце приятный мятный вкус.
        Зачем все это было нужно, Селир понял, когда к нему начало возвращаться зрение. Мрак, словно море во время отлива, начал отползать к деревянным шкафам, жавшимся к стенам. Что там находилось, даже вечно любопытный Селир не хотел знать.
        Через пару минут маленький маг уже отчетливо видел круглый стол с длинной до пола белой скатертью, где на треножном стуле сидел Тэйп и выковыривал яркие красные ягодки из граната, закидывая их в рот. Его безмятежное лицо освещали толстые свечи в громадных подсвечниках, стоявшие в четырех углах комнаты и голубоватый свет Чары, пробивающийся сквозь задернутые белоснежные занавески на большом окне. Это была обычная комната, и ни один нормальный человек не заподозрил бы ее обитателей в порочных связях с потусторонними силами. Даже тошнотворный запах чеснока, трав и еще чего-то (наверное, лучше даже и не знать чего) полностью исчез, сменившись ароматом полыни, мяты, люпина и сладкой сныти.
        Внушительно качая необъятным задом, прорицательница в этот момент хромала в сторону стола. Натужно ухнув, она рухнула на жалостливо скрипнувший стул, прямо напротив Тэйпа. Маленький дарс не обратил ни малейшего внимания на старуху, продолжая колупать ягодки. Складывалось впечатление, что ему вполне комфортно в ее присутствии.
        — Подойди ко мне, Селир,  — как-то устало произнесла Сараха.
        Селир помешкал мгновение, но все же послушно подошел к колдунье. Приблизившись, он долго смотрел в ее круглое обвисшее лицо, с синеватыми поджатыми губами, широким носом и узкими расщелинами глаз, где под правым глазом выросла огромная черная родинка.
        — Достань табуретку из-под стола и сядь…  — заговорила она.
        Выполнив указания, мальчик уселся, вытянувшись в струнку под тяжелым взглядом прорицательницы.
        — Я знаю, что ты видел смерть,  — сказала Сараха. Дождавшись, когда Селир утвердительно кивнет, она продолжила:  — И ты знаешь теперь, что все мы когда-нибудь умрем. Селир, ты знаешь, что рано или поздно все твои близкие уйдут?
        Маленький маг был в растерянности. После пережитого в Хасаре ему меньшего всего на свете хотелось думать о смерти, тем более о смерти своих родных.
        — Знаю…  — тихо ответил мальчик.
        — Посмотри на этого маленького дарса,  — ткнула пальцем старуха в сторону Тэйпа, который перестал ковыряться в гранате и с интересом стал наблюдать за происходящим, услышав знакомое «дарс».  — Он потерял всех своих близких в один день. Но его дух настолько силен, что ты ни разу не видел, как он плачет, не так ли?
        Это была правда. За все время их путешествия от Хасара до Магнуга, а от него до Лисбета, Селир ни разу не видел, чтобы мальчишка плакал или на что-либо жаловался. Маленький маг решил, что до дарса в силу малых лет просто не дошло осознание того, что всю его семью убили.
        — Так… он мелкий еще, не понимает ничего,  — слегка уязвленно ответил Селир.
        — О, нет! Он все прекрасно понимает. Его маленькое сердечко разрывается от боли.
        Ваше пребывание в Хасаре мне показывают, словно в тумане, отдельными нечеткими вспышками. Ты что-то сделал для него, но я не могу точно увидеть что. И за это дарс очень тебе благодарен, хоть никогда и не признается. Отныне это единственный человек, на которого ты можешь полностью положиться, Селир, даже больше, чем на своего отца. Ты должен многое у него перенять и научиться переживать удары.  — Сараха резко прервала свою речь и метнула взгляд за спину маленького мага.  — Кеий, сядь.
        Селир обернулся на отца, который уже окончательно пришел в себя. Кеий переглянулся с Гожо. Возле одного из шкафов стоял обшарпанный сундук. Маг без колебания сел прямо на него.
        Взяв маленькую ладошку в свои рябые руки, провидица произнесла:
        — Селир, твоя мама родила тебе чудесную сестренку месяц назад.
        Обычно такие новости говорят радостно или хотя бы с улыбкой, но на лице Сарахи не было и тени от нее.
        Кеий радостно вскочил на ноги и уже направился к двери.
        — Подожди, Кеий…
        — Савира, у меня дочь родилась!
        Сараха вновь посмотрела на мужчину, и взгляд ее выражал отнюдь не радость.
        — Ох, не я должна говорить такие вещи…  — старая провидица тяжело вздохнула, словно ожившая гора.  — Месяц назад произошла не только великое счастье, но и страшное горе… Мира… не смогла пережить роды, Кеий.
        Что было дальше, Селир уже плохо понимал. Он словно сквозь вату слышал, как что-то кричал отец, голос Гожо, спросивший Сараху о смерти Миры и где ее могила, затем шаги, хлопки дверью и полная тишина в комнате. Разум Селира никак не мог принять то, что мамы больше нет. В глазах стало мутно, лицо прорицательницы и вся мебель вокруг поплыла. И стоило первой капле слететь с темных ресниц, как за ней прорвался целый поток слез. Селиру хотелось вскочить и побежать за отцом, но он совершенно не чувствовал ног.
        — Поплачь, поплачь, мой хороший,  — словно мягкая подушка, обняла Сараха мальчика, успокаивающе гладя его по голове.  — Пусть слезы иссушат твое горе, а после, время развеет его, словно пыль.
        И Селир плакал. Плакал до икоты и прерывающихся всхлипов. Он вымочил своими слезами весь передник старой прорицательницы. Что-то сломалось в нем. Что-то, что в хасарском дворце дало лишь трещину, а сегодня разлетелось на тысячи осколков. Что-то, что совсем недавно представляло мир цветным и беззаботным. Что-то, что называют детством…
        Сараха до самого рассвета укачивала маленького мага у себя на коленях, ничего не говоря. Под утро слезы его высохли. Селир просто сидел, положа усталую голову на теплую грудь и смотря в одну точку. Ничего не хотелось. Только вернуть маму или хотя бы в последний раз увидеть ее.
        — Посиди минуточку один, милый.
        Сараха тяжело поднялась и посадила маленького мага на свое место. Она шагнула за занавеску, загораживающую вход в другую комнату. Помещение вокруг сразу показалось пустым и холодным. Словно чародей наедине остался со всем миром. Он совсем забыл про дарса, все это время находившегося за его спиной. Селир вздрогнул, когда почувствовал теплую ладошку, опустившуюся на его плечо.
        Тэйп ничего не говорил, но встретившись с ним взглядом, маг узнал в них не просто понимание, а отражение своего собственного горя. Селир с самого начала их странного знакомства не испытывал к мальчишке неприязни (хотя тот и дал ему массу поводов для этого), но горе сгладило обиды, более того оно вызывало чувство какого-то странного родства.
        — Смотри, кого я тебе принесла,  — вернулась в комнату Сараха.
        В руках она покачивала белый шевелящийся кулек. Савира с такой нежностью и любовью смотрела на него, словно там лежало что-то невообразимо прекрасное. Она медленно подошла к Селиру и протянула куль ему.
        — Осторожно, Селир, не урони,  — наставительно сказала старая колдунья, пока маг неумело пытался взять сверток.  — Это твоя сестренка, мальчик мой. Твоя мама не умерла, частичка ее заключена в этой девочке. И знаешь, что я вижу в будущем?  — улыбнулась Сараха, показав отсутствие переднего зуба.  — Я вижу, как ты будешь лучшим братом на свете! Твоя мама мечтала об этом. Ты не должен ее подводить, Селир. Оберегай и храни свою сестренку.
        Селир слушал слова провидицы и разглядывал личико маленькой девочки в его руках. Он не мог поверить, что видит это на самом деле. На него смотрели синие глаза, настолько яркие, что цвет глаз самого Селира, его отца и остальных магов Эвы, казались, совершенно тусклыми и бесцветными. Но это было еще не все. Короткие волосы пушком одуванчика торчали на маленькой головке, однако были они ни черного, ни каштанового, ни даже крайне редко встречающегося рыжего цвета, а белые, как перистое облако в небе.
        — Это моя сестра?  — хрустящим от долгого молчания голосом спросил Селир, удивленно посмотрев на Сараху. Не переставая улыбаться, старуха утвердительно кивнула.  — У нее есть имя?
        — Есть. Твоя мама перед смертью дала ей имя, назвала ее Энира, что с ее родного саргатского означает «несущая свет».
        — Это потому что она такая… белая?  — продолжая разглядывать свою сестренку, отстраненно спросил Селир. Он все никак не мог поверить, что видит это на самом деле. Но не только маг разглядывал кроху, девочка тоже смотрела на него своими большими невероятно синими глазами.
        — Не только,  — ответила провидица, с теплом во взгляде наблюдая, как Энира высвободила из-под одеяльца невозможно маленькую ручку и, кряхтя, протянула ее Селиру. Мальчик не мог противиться такому приветствию, как и не смог сдержать улыбки, когда девочка своими крохотными слабыми пальчиками обхватила его палец.  — Как только она появилась на свет, небо залило заревом падающих звезд. Твоя мама была еще жива и видела это зарево. Сквозь окно оно осветило всю комнату. Тогда она сказала, что ее девочку послал сам Оркус, и послал не одну. Поэтому-то она и назвала ее Энирой. В этот мир она принесла с собой свет.
        Стоящий рядом Тэйп бесцеремонно заглянул в лежащий на руках Селира куль. И то, что он увидел, казалось, потрясло его больше всего, с чем он сталкивался в жизни. На смуглом личике прорезались морщинки глубокой мысли. С этим выражением он застыл на долгие минуты, после чего поднял ошарашенный взгляд на Сараху.
        — Илара!?  — выдохнул он своим звонким голоском.  — Карма дэр ми соха глар? Гис ли дэ илара!
        Эти детские удивленные вопли привлекли внимание младенца. Девочка повернула свою голову-одуванчик на Тэйпа.
        — Да, да, мой хороший,  — ответила ему Сараха на квихельском.  — Это необычная девочка. Она принесет немало хлопот не только своему брату, но и многим квихельмам, в том числе и тебе.
        Словно в подтверждение слов провидицы, девочка, со счастливым видом щурясь на Селира, беззаботно засмеялась, демонстрируя всем свои розовые беззубые десны с надувшимся слюнявым пузырем.
        Целый час маленький маг качал на руках свою уснувшую сестренку. Он никак не мог оторвать от нее взгляд. Забравшийся на стол Тэйп тоже не сводил глаз с девочки, беспрестанно хмурясь и тяжело вздыхая. Старая Сараха оставила их и ушла в другую комнату. Если бы не ее хриплое тихое мычание, которое с большой натяжкой можно было назвать мелодией, то казалось, будто дети остались в доме одни.
        — Лейла, уложи мальчиков. У них выдалась тяжелая ночь,  — негромко отдала распоряжение савира, перестав, наконец, напевать.
        Белая простыня, служившая дверью, колыхнулась, и в комнату вошла та самая девушка, что привела их сюда. Она подошла к Селиру и попыталась забрать у него младенца, но маленький маг с остервенением прижал к себе сверток.
        — Нет! Она будет со мной!  — с грозным видом проговорил маг вполголоса, чтобы не разбудить сестру.
        — Перестань, Селир,  — вмешалась старая колдунья, появившись из-за спины девушки.  — Тебе и маленькому дарсу нужно поспать. Все будет хорошо. Я присмотрю за Энирой. А когда ты проснешься, она уже будет ждать тебя. Давай-ка мне ее.
        Кому-кому, а Сарахе Селир противиться не мог. Так, с тоской глядя в розовое круглое личико, он позволил прорицательнице забрать свою сестренку. Все происходящее нисколько не нарушило сон девочки.
        — Ты моя-то прелесть. Ничто твой богатырский сон не разбудит,  — засюсюкала колдунья, мерно покачивая кулек, затем обратилась к Лейле:  — Держи, аккуратней. Отнеси ее в колыбель.
        Ни слова не говоря, девушка бережно взяла ребенка, как-то неуверенно и глуповато улыбнулась, после чего вновь скрылась за белой занавесью. Все это время Селир провожал взглядом каждое движение двух женщин. Он постоянно испытывал необъяснимый страх и волнение. Ему казалось, что все они делают неправильно и вообще лучше отдать Эниру ему. Он лучше со всем справится. А когда Лейла ушла, ему нестерпимо захотелось побежать за ней следом и проверить, донесла ли она его сестру до колыбели.
        — Иди за мной, Селир, и захвати дарса,  — сказала Сараха, доковыляв к одному из своих сундуков.
        Пока маг жестами показывал Тэйпу, чтобы он спрыгнул со стола и следовал за ним, колдунья шумно что-то искала, постоянно звякая.
        — Вот ты где, отрыжка Оркуса,  — победоносно крякнула колдунья, тяжело разогнувшись и держа в руке маленький пузырек с яркой зеленой жидкостью.
        Повернувшись к мальчикам, не без интереса за ней наблюдавшим, она с глухим бульком вытащила деревянную пробочку и, прихрамывая, подошла к Селиру.
        — Выпей.
        Взяв протянутую ему крохотную бутылочку, маг, не задумываясь, выпил все ее содержимое. Тэйпу ничего не досталось, но похоже он и не расстроился нисколько. Неизвестная жидкость напоминала мятную воду, которая слегка жгла язык. Сараха довольно скривила губы и приказала мальчишкам идти за ней.
        Селир не сделал и трех шагов, по направлению к комнате, где находилась его сестра, как почувствовал смертельную усталость. Колени неуклюже подгибались, веки предательски падали на глаза, а в голове заклубился ватный туман. Маленький маг даже пропустил момент, когда оказался в большой постели с подоткнутым под самый подбородок одеялом.
        — Спите, будущие воины,  — не своим голосом мурлыкнула Сараха.
        Селир почувствовал, как нечто большое поднялось с кровати. Уже давно ему хотелось задать прорицательнице вопрос, но маленький маг боялся даже подойти к старухе, не то что спросить ее о чем-нибудь. Но сейчас все страхи исчезли, и, преодолевая нечеловеческую сонливость, которая загребала его в свои объятья, он, не открывая глаз, тихо промямлил:
        — Савира, что ждет меня в будущем?
        Шаркающие шаги замерли. В комнате повисла тишина. Селир подумал, что уже уснул, как раздался голос колдуньи.
        — Я не вижу тебя в будущем, Селир.
        Эти слова не испугали мага.
        — Почему? Я умру?  — без выражения поинтересовался он, погружаясь все глубже в темноту и опасаясь, что уже не услышит ответ.
        — Нет, соколик,  — тихо рассмеялась Сараха.  — Скорей всего дело в твоей сестре. Я плохо вижу ее будущее, а, следовательно, и твое. Да еще и…
        Что «еще и», Селир уже не услышал, провалившись в глубокий сон.

        Глава 6
        Решение

        Паника и нахлынувший страх неизвестности за свое будущее душили Дамаска. Он бежал от бухты до самого Керибюса без остановки. На улицах города ему все-таки пришлось замедлиться. Но это не помешало Белому сбить с ног очень объемную старуху. От неожиданности, новоиспеченный маг, совершенно неосознанно, пустил в нее огненные искры. Юбка старой женщины моментально вспыхнула, и она начала громко визжать, собрав вокруг толпу. Кучкующиеся люди почему-то не спешили ей помочь, наблюдая поднявшуюся суматоху десятками черных глаз. Некоторые женщины охали, но большинство смеялись над орущей и крутящейся, словно взбесившаяся юла, старухой. Все они были похожи на стадо злых глупых овец.
        Дамаск же вместо того, чтобы с помощью магии потушить горящую пожилую женщину, стащил с головы шапку и начал ею прихлопывать огонь. Толка от этого не было вовсе. Помог прохожий мужчина с толстой сросшейся бровью. Он растолкал праздно наблюдавших зевак и выплеснул на горящую бабулю ведро воды.
        Однако это был далеко не конец. Старуха быстро пришла в себя и, посмотрев на голубоглазого белобрысого мальчика, рассвирепела драконом. Она, словно пятнадцатилетняя девчонка, резво вскочила на ноги и, матерясь хуже матроса, начала самозабвенно лупить Белого. Он еле ноги унес от вошедшей в кураж старухи, которая еще какое-то время пыталась гнаться за убегающим мальчишкой, а когда поняла, что догнать его не удастся, начала бросать в него камни. Кое-кто из толпы поддержал старую мстительную даму, и солидарно метал вдогонку Белому все, что попадалось под руки.
        Этот инцидент немного отвлек Дамаска от случившегося в бухте. Слыша доносившиеся оскорбительные крики, он даже не понимал куда бежал, пока не свернул в проулок, на улице Пекарей. Он прямо лбом в кого-то врезался, отлетев на выщербленную грязную брусчатку. Белый больно ударился затылком, так что искры из глаз посыпались, и на несколько секунд его зрение померкло.
        — Кардаш тебя за ногу!  — раздался знакомый голос.  — Белый, какого храга ты тут носишься?
        Как только юный маг проморгался, он смог различить возвышающегося над ним Шаха (Дамаск до сих пор не понимал, откуда у него это титулованное прозвище), предводителя Скорпусов. Это был высокий, худой, черноволосый, черноглазый, постоянно хмурившийся и вечно чем-то недовольный двенадцатилетний мальчишка. Он являлся обладателем скверного характера и крайне строптивого нрава. Парень ненавидел весь мир и относился к людям (будь то бродяга или султан), как к отбросам, но Белый ему с самого начала знакомства пришелся по душе.
        Сведя свои густые черные брови, Шах нагнулся и дернул Дамаска за руку, помогая подняться. Перед глазами сверкнули звезды от боли в затылке.
        — Живой?  — участливо поинтересовался Шах, хлопнув Белого по плечу, так что его аж в сторону отнесло.
        — Живой,  — проворчал Дамаск, потирая затылок, где уже набухала шишка размером с крупный орех.  — Что ты здесь делаешь? Вас же Бурые должны гонять?
        — Да пошли они, кардашевы выкормыши. Еще мне какие-то бараны будут указывать, что делать. Нам может и далеко до всяких этих тактических планов, но уж как проскочить мимо поганых магических ловушек, не поджарив задницу, нас учить не надо, сами кого хочешь…
        — Ты Черного не видел?  — перебил Дамаск предводителя Скорпусов.
        Сурьмяные брови Шаха сначала оскорбленно встретились на переносице, а когда смысл вопроса дошел до парня, удивленно выгнулись. У него вообще была очень богатая мимика. В его лице артель мимов потерял талантливейшего актера.
        — Как я могу видеть Черного днем?  — риторически спросил Шах, трепещуще раздув крылья гладкого горбатого носа, напоминавшего клюв гордого ястреба.  — Атонах же его прячет от ардальских ищеек, чтоб его не увезли на Остров.
        Дамаск был удивлен. Он, конечно, слышал, что представители ардальского посольства в Керибюсе время от времени прохаживаются по улицам города, в поисках голубоглазых детишек, но ему было не известно, что Атонах их прячет.
        — Прячет?  — переспросил Белый.
        — Ну, да. А ты не знал?
        — Нет. А почему меня не прячет?
        — Ты же не чернокожий с голубыми глазами. Черный вообще, наверное, такой один на Эве (не считая фархаров, конечно),  — довольно хохотнул Шах.  — А ты шапку надел, и почти красавец. Уткнулся под ноги и, считай, простой смертный.
        И тут Белый вспомнил, что Атонах, действительно, с самого раннего детства велел ему избегать взгляда с людьми в красно-золотом одеянии Ардала.
        — А куда тебе Черный-то?  — поинтересовался предводитель Скорпусов.
        С момента, как Белый научился разговаривать, у него была почти жизненная потребность отвечать на вопросы, когда его спрашивали, даже если он был занят или спешил. Вот и сейчас, проигнорировать искреннее любопытство Шаха ему не удалось.
        — Нам нужно забрать Ганса и бежать из Керибюса,  — честно ответил Дамаск.
        Какое-то мгновение Шах просто стоял и смотрел на мокрого с ног до головы паренька. Но все-таки не выдержал и рассмеялся. Придя в себя, он снова спросил:
        — Так зачем тебе Черный?
        — Я говорю правду! Мы уходим.
        Главарь Скорпусов замолк, озабоченно посмотрев на Дамаска.
        — Нельзя уйти из Гильдии! Атонах жестоко карает тех, кто его предает. Вам-то, конечно, вряд ли будет что-то серьезное, но вы все равно далеко не уйдете. Вороны найдут вас, где бы вы ни прятались! Да и на магии Черного вы далеко не уедете.
        — Теперь не только Черный может колдовать!  — с вызовом произнес маг.
        — В тебе пробудилась магия?  — повысив голос, удивленно спросил Шах. Дождавшись утвердительного кивка Дамаска, он задорно хохотнул и по-дружески хлопнул его по плечу, так что мальчик чуть не вписался в облупленную белую стену.
        — Так это ж дико хорошее известие! Мне кто-то говорил, что ты раз в сто Черного сильней будешь. Теперь нам не надо будет так шухериться на вылазках!..
        Но радость Шаха быстро померкла. На лицо его набежала туча.
        — Куда ты там говоришь собрался?
        — Точно не знаю. Надо с Черным посоветоваться. Скорей всего в Нуармутье. Сам понимаешь, Эссор, Ехаир, Фуа, Эсперант да и что дальше них не вариант. У Атонаха там есть свои связи, нас сразу поймают и отдадут Воронам, а если первые доберутся карберы султанов, мы и вовсе пропадем. Уж они-то с нами нянчится точно не станут, прямиком в пустыню Смертника и выкинут. Получается, что Нуармутье единственный вариант.
        Пока Дамаск говорил, Шах внимательно слушал, смотря на мага со смесью злости и изумления, но как только он закончил, главарь Скорпусов дал выход праведному гневу:
        — Белый! Какое Нуармутье!? Вас карберы нуармутьевского шаха проткнут своими пиками, стоит вам только нос у их мраморных ворот показать! Если вы даже и доберетесь до черного города, хотя вряд ли вы это сделаете…
        — Почему?
        — Потому что вам надо будет добраться до Эссора, а от него, через пустыню, уже и до Нуармутье…
        — Можно ведь и по океану.
        — Дурень! Как только вы сбежите, первым делом Атонах пошлет Воронов ко всем выходам из города, в том числе и в порты. Все корабли будут проверяться…
        — Значит, мы сядем в Эссорском порту на корабль,  — в который раз упрямо перебил Дамаск Шаха, загорелое до лакричного цвета лицо которого стало темно-бордовым от злости.  — Там Атонах не имеет такой власти как здесь.
        — Зато он имеет связь с главой керибюсской стражи, а уж он наверняка может договориться с эссорскими карберами. Скорей всего вы даже и в город не попадете, вас на самом входе скрутят и к Атонаху притащат. Если же вам все-таки удастся пройти через Эссор, то вряд ли кто-нибудь из капитанов захочет взять на свой корабль троих детей, от которых ни денег, ни пользы.
        — Мы маги! От нас может быть много пользы!
        — Лет через десять!  — все громче звучал голос Шаха, так что прохожие, шедшие по улице Пекарей, стали оборачиваться и заглядывать в проулок, где спорили мальчишки.  — В Нуармутье вас все равно никто не пустит! В черный город невозможно попасть без пропуска от шаха или его визиря!
        — Откуда ты знаешь?
        Предводитель Скорпусов высокомерно расправил плечи, выпятив грудь колесом, и презрительно поджал губы.
        — Я до семи лет там жил, пока не отправился с отцом в Аром через океан,  — гордо продекламировал он.  — Наш корабль попал в шторм и разбился о рифы, вблизи Эссора. Там меня выловил местный рыбак. Его жена выходила меня. Я хотел найти отца, поэтому ушел от них. Но в кораблекрушении, кроме меня никто не выжил. Вернуться в Нуармутье я даже не пытался, каждому родившемуся там ребенку известно, что «выйдя раз ты за врата, не вернешься никогда». Без пропуска родителей, детям не войти в город. Без отца мне было туда не попасть. Чтобы как-то выжить, я начал воровать. Однажды, меня поймали карберы (я пытался стащить деньги из очень богатой ювелирной лавки). Сначала мне хотели отрубить руки, но один из легавых посчитал, что проступок мой заслуживает более жестокого наказания, и предложил закопать меня по шею в пустыне, чтоб Илар поджарил меня до румяной корочки, а стервятники выклевали мои глаза. Они так и сделали. Но меня вовремя вытащили Вороны Атонаха. Им рассказали о том, что я позарился на лавку богатого ювелира, и это пришлось проклятым вербовщикам по душе. Они притащили меня в Керибюс, где я
продолжил дело, начатое в Эссоре, но уже под присмотром Гильдии. Атонах разглядел во мне того, кем я являюсь и через год поставил меня во главе Скорпусов.
        В Керибюсе я вот уже как пять лет, и за эти пять лет узнал намного больше, чем за семь предыдущих. В Нуармутье жизнь проста и легка, но только если ты живешь не за пределами черных мраморных стен. Так что поверь мне на слово, вам туда не попасть ни живыми, ни мертвыми.
        — Но нам нужно именно туда! Только там Атонах не сможет нас достать!  — отчаянно воскликнул Дамаск, после пламенной речи Шаха, который видя растерянный вид мага, остался очень довольный собой.
        — А чего это вдруг ты вообще решил, что вам нужно удрать от него? Вы ж живете как у Оркуса в кармане. У вас есть все, что только душа пожелает. Откуда такое желание стать нищебродами?
        Перед глазами Дамаска тут же возник образ распластавшегося на песке Щербета с кровавым шипом в глазнице. Нет! Теперь в каждом слове человека, которого Белый считал отцом, будет слышаться лишь ложь. Когда Дамаск первый раз спросил Атонаха, где его родители и откуда он взялся, главарь керибюсского дна сказал, что его отец и мать мертвы. Быть может и это вранье?
        От этой мысли горло больно засаднило, а в носу неприятно защипало. Маленький маг крепко сжал кулаки и исподлобья посмотрел на черноволосого загорелого мальчишку перед собой.
        — Неважно. Мы должны это сделать. Тебе придется поклясться, что ты меня не видел и никому не скажешь, о чем мы с тобой говорили, Шах. Иначе мне придется тебя убить,  — жестко произнес Дамаск своим детским голоском, твердо намереваясь осуществить задуманное, чтобы спасти себя, Черного и Ганса.
        Шах снисходительно расхохотался. Именно поэтому Белый ему нравился, он был смел, честен и чересчур наивен для жизни, в которой они жили. Но как только предводитель Скорпусов увидел два маленьких закручивающихся смерча, поднимающих пыль за спиной светловолосого мальчишки, смех его сию же секунду смолк. Голубые глаза юного мага, которые и раньше, время от времени, казалось, начинали светиться, сейчас вспыхнули такой яркой синевой, что даже белки глаз начали отливать голубизной. Он понял, что Белый не шутит.
        Шах в любом случае не собирался никому ничего говорить, друзей у него не было, а к Атонаху он испытывал лишь презрение. Жизнь в Керибюсе ему не нравилась. Ему отвратительно было делать то, что его заставляли, раздражали люди, которые окружали. Шах не мог дождаться дня, когда вырастет и станет настолько сильным, чтобы уйти из Гильдии. Поехать в Креон или Волд, а может быть даже вернуться в родное Нуармутье…
        — Так ты серьезно?  — нахмурившись, спросил главарь Скорпусов, ничуть не испугавшись пылевых вихрей, растущих за спиной Белого и уже поднявшихся над ним на четыре фута.
        Неважно, маг ты или простой человек, настоящее колдовство ощущается кожей. И то, что сейчас чувствовал Шах, не шло ни в какое сравнение с тем, что он встречал раньше. Магия Белого была иной, она словно стягивала воздух вокруг, разливала Силу и одновременно отбирала ее у всего окружающего.
        «Сколько лет ему? Десять? Когда он начал владеть своей Силой? Сегодня? Если сейчас такие результаты, то, что же будет через пять лет?» — эти мысли хороводом носились в голове Шаха, пока он смотрел на танцующие смерчи, возвышающиеся грозными охранниками по бокам от взъерошенного маленького блондина. «Может не нужно ждать, когда я вырасту?..».
        — Я никому ничего не скажу, Белый. Даже больше. Я помогу вам сбежать. Помогу забрать Ганса. Но и вы должны помочь мне.
        Откровенно враждебный вид Дамаска сменился растерянностью, так что даже утробно завывающие вихри начали стихать и уменьшаться в размерах.
        — Чем?
        — Возьмите меня с собой,  — просто ответил предводитель Скорпусов.
        Эта фраза настолько потрясла Белого, что вся его творимая волшба исчезла, оставив после себя лишь оседающую пыль. Пока он не начал ничего говорить Шах поспешил привести ему доводы.
        — Я пригожусь вам, Белый. Я знаю не только керабский, геллийский, но и нуармутский языки. В Эссоре многие говорят на эссорском, его я тоже немного знаю. Ловкости мне не занимать. А если нужно применить силу, то и здесь на меня можно положиться. Я знаю, как без труда можно выбраться из Керибюса и добраться до Эссора. Я скажу своим ребятам, чтобы они запутали Воронов, и мы выиграем время. К тому же я могу читать и писать, это не так важно, но вполне может пригодиться. Тем более ни тебе, ни Черному ведь не известно письмо. И еще у меня есть идея, где мы можем на некоторое время спрятаться в Эссоре.
        Дамаск был ошарашен. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.
        — Ты хочешь сбежать? Почему?
        В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.
        — Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?
        Все происходило очень быстро, жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелому магу тяжело было сейчас следить за ее событиями. Казалось, что все идет по определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он может присоединиться к их троице, было так логично, так правильно.
        — Да. Возьмем.

        Белый сидел в тени огромной круглой колоны на каменных белых ступеньках центрального собора святого Имара и невидящим взглядом смотрел в мелькающую по площади толпу богато одетых горожан. В Верхнем Керибюсе все выглядело иначе. Улицы были чище, здания величественней и живописней, фонтаны, памятники говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встреть стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владевших тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев, стража султана выкидывала взашей, через арку Благочестия, являющейся незримой чертой между миром богатых и бедных.
        Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие дьяволы, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства — это была одна из самых опасных шаек Атонаха.
        Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена, старика лет ста, который под личиной страждущего больного, с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках, просил милостыню. Это было очень доходное предприятие, и в хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого, богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавался бы выпросить намного больше.
        Дамаск не особо привлекал внимание. Он был одет почти как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметали предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.
        Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще «в одно место». Дамаск уже порядком истомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух.
        С площади влево уходила улица под странным названием — Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной дамой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног «королевской послушницы». Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Но сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда, наконец, перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно, и вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг залитых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.
        Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.
        — Развлекаешься?  — раздался за спиной насмешливый голос Шаха.
        Белый повернулся и задрал голову кверху.
        — Айда. Пора идти,  — сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу, с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.
        «Поговорить что ли с ним на эту тему…» — пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, который бережно потирал лопатку.
        — В общем, план такой,  — нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах.  — Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня отвечать, что видели нас в разных концах города. Кто-то будет говорить, что видел нас в Верхнем Керибюсе, кто-то в Нижнем, кто-то в порту, а кто-то в заброшенных шахтах. На самом деле мы два дня будем у бабы Розы торчать…
        — У тебя совсем крыша поехала!?  — перебил Дамаск, остановившись посреди площади.  — Какая баба Роза!? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!
        Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его за рубаху, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее аляписто напомаженных женщин.
        — Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый осел. Как только я упомянул, что нужна помощь, чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, ее одобрению не было предела.
        Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, который вел к арке Благочестия.
        — Она дала мне Дурману и бармидос,  — продолжал Шах в полголоса рассказывать свой план.  — С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на нее столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, от нас и горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.
        Нам нужно их убрать обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь тоже самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…
        — Нет. Я иду к няньке. Ты к Атонаху,  — жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.
        Шах вопросительно посмотрел на Белого. Его предложение попахивало откровенной дуростью, а ведь главарь Скорпусов продумал все до мелочей, нельзя было менять роли. Иначе их будет ждать очень плохой конец. И если Золотым ничего не будет, то Шаха порвут на орифламму.
        Заметив выражения лица координатора побега, Дамаск тяжело вздохнул.
        — Атонах как никто другой умеет читать по лицам. А я плохо умею врать. Он будет задавать вопросы, на которые я не смогу соврать. Весь твой план полетит к Кардашу. Чернокнижники сотрут мне память, и я даже не вспомню, что хотел сбежать.
        На лицо Шаха легла печать глубокой задумчивости. Какое-то время они шли молча, среди разносившегося людского гомона и очень настойчивого зазывающего крика торговцев.
        — Это сложно. Атонах не принимает у себя такую мелочь как я. Нужна очень веская причина, чтобы меня к нему пустили… Можно, конечно, сказать, что нам надо группу поменять. Мол, с Бурыми дела не идут. Но это как-то… Все равно этого недостаточно для того, чтобы попасть к Атонаху. Этот вопрос и Ветер решит…
        — Или можно послать к нему не тебя, а Черного,  — предложил Дамаск.  — А мы с тобой разберемся с нянькой.
        Шах облегченно выдохнул.
        — Тоже вариант. Как только заберем Ганса, отправимся в Дикую Розу. Вы будете там сидеть два дня, а я буду в это время заниматься тем, чем обычно занимаюсь. Еще попробую узнать, какие корабли отходят в ближайшее время из Керибюса, куда они идут и есть ли у них пара свободных мест. Если здесь план провалится, придется уйти вглубь страны и попробовать прибиться к какому-нибудь каравану.

        Тяжелая черная дверь с коваными головами змей отворилась. Дамаск шагнул в сторону виллы.
        — Эй!  — послышался за спиной возмущенный вопль Шаха.
        Белый обернулся и снизу-вверх посмотрел на Дыру, который толкнул разгневанного главаря Скорпусов в пыль.
        — Он со мной, Дыра!
        Мужчина перевел на Дамаска свои капельные злые глазки и отрицательно помотал головой.
        — Что значит, нет!? Я говорю…
        — Да ладно, Белый. Я здесь тебя подожду,  — прервал начинающего колдуна Шах.
        Дамаск посмотрел на главного Скорпуса, который с самой своей серьезной физиономией напутствующе ему кивнул, призывая к разумным действиям. Белый уже направился по гравиевой дорожке, как вновь услышал голос Шаха.
        — Ах, да! Постой-ка.
        Юный маг непонимающе обернулся и еле успел поймать фиолетовый мешочек с золотой тесьмой.
        — Передай это Черному. Он все-таки выиграл спор чертяга,  — зло сплюнул на землю скорпус и незаметно подмигнул Дамаску.
        Не намереваясь дольше держать ворота нараспашку, Дыра захлопнул черную железную дверь. Раздался металлический скрежет, и магический механизм запер замок. Белый забежал внутрь виллы главы Гильдий. Прошерстив первый этаж и наткнувшись на дворецкого по имени Дьярмо, высокого сухопарого старика с двумя клочками седых волос на круглом загорелом черепе, Белый выяснил, что Черный находится в зале Таинств.
        Дамаск, что есть духу, забежал на третий этаж по винтовым мраморным лестницам и как только добрался до дубовой запертой двери, начал в нее барабанить. Послышались глухие шаркающие шаги, и через несколько секунд тяжелая дверь отворилась.
        — Здравствуй, золотой. И ты пришел?  — поинтересовался мягкий женский голос.
        Дамаск с неудовольствием увидел в открывшемся проеме гладкое милое лицо няни Ганса, которая в свое время воспитала его и Бирма. У нее были добрые чуть раскосые карие глаза и мягкие улыбчивые губы. Она всегда носила огромных размеров накрахмаленный чепец.
        — А… Чер… Бирм здесь?  — стушевался Дамаск.
        — Да, да. Все здесь,  — радостно защебетала няня, открывая дверь шире и впуская Белого внутрь.
        В общем-то, зал Таинств не очень напоминал зал, это больше походило на комнату с белыми грунтовыми стенами, каменным серым полом, большим добротным камином и прикрученным к полу столом с разноцветными колбами, большим графином воды и горшками с разнообразными растениями. На столе помимо прочего сидел смеющейся Ганс, держащий в руке изогнутую реторту, в которой бурлила жидкость кислотно-зеленого цвета. Перед ним стоял Бирм и как заведенный крутил своим черным длинным пальцем. Именно благодаря ему жидкость бурлила.
        Дамаск сначала растерялся, когда увидел няню и Ганса, но быстро понял, что все сложилось как нельзя лучше. Ничего неподозревающая женщина повернулась к только что пришедшему магу спиной и плавной походкой направилась к столу. Белый быстро вытащил из кармана мешочек, который кинул ему Шах, споро развязал золотые тесемки и вытащил оттуда две маленькие бутылочки. В одной из них была фиолетовая жидкость, а во второй желтый блестящий порошок. Подумав, что порошок это и есть Дурман, Дамаск сунул бутылку с жидкостью обратно в мешок, а оставшуюся откупорил.
        Он быстро сократил расстояние между собой и няней и негромко воскликнул:
        — Кайра!
        Услышав свое имя, няня обернулась и, не успев ничего понять, вдохнула желтую пыль, которую Дамаск метнул ей в лицо из бутылочки, предварительно задержав дыхание. Женщина начала чихать, затем ее сильно мотнуло, веки упали на глаза. Она пыталась устоять на ногах, шатаясь из стороны в сторону, но Дурман оказался сильней нее, и милая добрая Кайра опрокинулась на твердый каменный пол. Какое-то время ее тело сотрясали конвульсии, после чего она затихла.
        — Белый, ты чего!?  — возопил Черный, первый придя в себя.  — Ты ее убил!?
        Ганс тут же захныкал. Дамаск и сам был в ужасе от увиденного. Но ведь Дурман не убивает! Перепуганный маг подскочил к няне и прижался ухом к ее груди, пытаясь выслушать стук сердца. Прошли томительные секунды, прежде чем он услышал заветные глухие удары.
        — Она жива!  — вскакивая с пола, чуть громче, чем нужно, взволнованно сообщил Дамаск.
        Он подбежал к ревущему Гансу и, вырвав у малыша реторту, подхватил его на руки.
        — Ты был прав. Нам нужно убегать отсюда. Атонах устроил мне ловушку. Щербет мертв. Сейчас ты пойдешь…
        — Щербет мертв!?  — ошалело выкатив глаза из своих черных орбит, громко переспросил Бирм.
        — Шшшшшш!!!!  — яростно зашипел на него Белый, обернувшись на дверь.  — Да, мертв. Сейчас ты должен пойти к Атонаху и сделать так, чтобы он выпил вот эту жидкость…
        Держа одной рукой взахлеб ревущего Ганса, второй рукой Дамаск пытался вытащить из мешка бутылочку с бармидосом. Это у него плохо получалось, поэтому Черный вырвал у него мешок и сам достал оттуда снотворное. Казалось, он ничуть не удивился, а только повертел перед носом склянку с сиреневым содержимым, после чего недовольно спросил:
        — И как ты это представляешь?.. Ганс, тихо! Няня спит!
        Малыш тут же замолк.
        — Я не знаю,  — честно признался Дамаск.
        — Ты не знаешь, и поэтому решил спихнуть это дело на меня?
        Белый оскорбился. Все что он мог сделать сам, он никогда не перекладывал на других.
        — Нет, просто я не смогу сдерживать себя в присутствии Атонаха. А ты сам знаешь, как его кабинет (да и он сам) нашпигован всякими артефактами. Мы никуда не убежим, если пойду я. Чернокнижники сотрут память и тебе и мне, и мы снова будем жить в неведенье.
        — Ладно, ладно. Я все понял. Только надо придумать, как заставить его выпить это зелье.
        Повисло молчание. Прошло минут десять, прежде чем Бирм подал голос.
        — А зачем нам усыплять Атонаха? Все равно он хватится нас только к вечеру.
        — Нас-то может быть, а вот Ганса он проверяет куда чаще. К тому же если он обнаружит пропажу раньше вечера, мы ничего не сможем сделать.
        — Тогда надо заставить его как-то выпить эту дрянь…
        — Может подлить в его любимый кофе?  — спустя пару минут предложил Бирм.
        — Ну конечно! Зайди и скажи: «Отец, я тут решил за тобой поухаживать, вот кофе тебе сварил, которое умеют варить только тармийцы из ядовитых зерен, которые убьют тебя, если приготовить неправильно».
        — Ну, предложи ты что-нибудь!  — разозлился Черный, метнув на Белого яростный взгляд.
        У Дамаска тоже идей не было. Но замысел с кофе зацепил его. Думая, о способах влить в Атонаха бармидос, он почему-то снова и снова возвращался к этому горькому неприятному напитку. Пока, наконец, его не озарило.
        — Сейчас идешь на кухню, берешь чай, сок, неважно. Вливаешь туда снотворное. Направляешься с этим делом к Атонаху. Говоришь, что научился превращать один напиток в другой. Заставляешь его отпить чай, врешь, что сейчас превратишь его в лучший тармийский кофе, а пока ты врешь, он уже уснет!
        Бирм широко улыбнулся, обнажив свои белоснежные блестящие зубы.
        — А что дальше?
        — Мы с Гансом будем ждать тебя на улице.
        — Это я понял. А дальше-то что мы будем делать? Куда направимся?  — допытывался Бирм.
        — На месте объясню. Время не ждет.
        Черный согласился. Выбегая из зала Волшебства, Дамаск резко остановился и замер в проходе, смотря на спящую няню. Он подхватил сползающего с рук Ганса, который становился все тяжелей и тяжелей, и глянул на Бирма. По нервным движениям темнокожего парня было понятно, что волнение растет его с каждой секундой.
        — Что?  — нетерпеливо спросил он молчащего Белого.
        — Закрыть-то мы ее здесь закроем, но вот когда она очнется, то такой шум поднимет, что до самого Заршора будет слышно…
        Бирм быстрым движением глянул за спину Белого, в зал Таинств.
        — И что ты предлагаешь?
        Мысли метались в голове, как рой взбешенных пчел. У Дамаска было ощущение, что он опаздывает, что если сейчас он что-то не придумает, то разверзнутся небеса, и его поразит молния. Маленький Ганс не издавая ни звука крепко вцепился в жилетку старшего брата и испуганно смотрел на Бирма своими огромными зелеными глазами.
        — Ты ведь маг! Поставь заглушку на дверь!  — почти радостно воскликнул Дамаск, окрыленный этой идеей.
        — Ты дурак что ли? Какая заглушка? Я из пятидесяти четырех магических рун знаю только пятнадцать, а воспроизводить худо-бедно могу только три. Но даже с ними никакие заклинания у меня не получаются.
        — И это я после этого дурак…  — недовольно проворчал Белый, злобно зыркнув на Бирма из-под светлых бровей.  — Ладно. Ты иди к Атонаху, а я что-нибудь придумаю.
        Долго уговаривать Черного не пришлось. Ничего не говоря, он сунул Белому ключ от двери, после чего ринулся в сторону винтовой лестницы. Дамаск же посадив Ганса около стены в коридоре, начал усиленно думать.
        Он долго пялился на колбы и реторты, заполненные непонятными разноцветными жидкостями. Жутковатая идея возникла не сразу. Белый не спеша взял три реторты с розовым содержимым, колбу с жижей и подошел к женщине. Поставив ношу на пол, Дамаск все свое внимание сосредоточил на невидимый простым людям мир энергий. Но как всегда перейти в него оказалось делом не из легких. Он весь покраснел, пока пыжился увидеть разноцветные нити. Спустя несколько минут ему это удалось.
        Следуя неведомому наитию, ведущему его за руку через все трудности, Дамаск переплетал обволакивающие вокруг колб ядовитые энергетические волокна, где-то затягивая, а где-то распуская их ход.
        В итоге, содержимое начало нехотя подниматься со своих насиженных стеклянных мест, синхронно выскальзывая из круглых горлышек. Сначала розовая и зеленая слизь была чересчур жидкой, поэтому Дамаск придал ей консистенцию липкого, подтаявшего «лизуна», собрав ее в большой шар. Он пытался растянуть его над Кайрой, но ничего не выходило. Чувствуя, что выдыхается, Белый непроизвольным движением развел руки в стороны и с удивлением увидел, как розово-зеленый «мяч» развернулся в большое резиновое полотно.
        «Так значит можно пользоваться не только головой!» — пронеслась и забылась мысль.
        Белый медленно опустил руки, а вслед им, прямиком на Кайру, опустилось и его творение. Оно полностью укрыло ее, съежившись по фигуре, вырисовывая даже черты ее лица. Дамаск уже собрался было уйти, но заметил, как грудь няни начала судорожно дергаться. Через несколько мгновений она и вовсе начала биться в конвульсиях. До Белого дошло, что она задыхается.
        В панике, мальчик кинулся к ней, и не придумал ничего более умного, как ткнуть пальцами ей в ноздри и точным ударом пробил две ровные дырки. Няня со свистом вдохнула воздух, после чего ее дыхание начало выравниваться.
        Радости от содеянного Дамаск не испытывал, даже несмотря на то, что очень успешно использовал магию. Подгоняемый тревогой и страхом, он спешно выбежал из зала Таинств и начал запирать дверь.
        — Старая мышь!  — звонко крикнул Ганс, так что Белый дернулся и больно ударил руку об косяк.
        Он быстро обернулся, заметив поднимающегося по лестнице Дьярмо. Старой мышью его обычно звал Атонах. Ганс перенял эту привычку у него.
        — Ты чего здесь-то? Черный внизу шастает. Как вы разминулись-то? А Кайра где? Хозяин точно скоро пришибет эту бабу!  — проскрипел старик, подслеповато щурясь с другого концы коридора.
        От рождения совершенно не умея врать, Дамаск начал придумывать на ходу более или менее правдоподобную ложь, постоянно запинаясь и жутко краснея.
        — Так виделись мы с Черным… Он это… С Гансом в зале сидел… Кайра-то, она того… ушла куда-то опять… А Черный он это… Придумал чего-то там со своей магией… Пошел Атонаху показывать… А меня с Гансом попросил посидеть… Вот. Так все и есть.
        — Да мне-то какое дело…  — проворчал Дьярмо, разворачиваясь в другую сторону и зашаркав прочь, в чердачную комнату, больше напоминавшую кладовую и являющуюся опочивальней «Старой мыши».
        У старика даже мысли не возникло, что Белый его обманывает. Как только дверь за Дьярмо захлопнулась, Дамаск, что есть духу, понесся к лестнице. В полукруглом пролете между вторым и первым этажом, он наткнулся на поднимающегося Бирма.
        — Получилось?  — в один голос спросили мальчишки друг друга, вызвав громкий режущий смех Ганса.
        — Тихо Ганс!  — шикнул на него Дамаск, после чего вновь озабоченно обратился к Черному:  — Атонах выпил бармидос?
        — Выпил. Как Кайра?
        — Шуметь не будет.
        Тиски страха немного ослабили свою хватку, и Дамаск ощутил облегчение на краткий миг. Но расслабляться было рано. Быстро спохватившись, он вновь бегом начал спускаться по лестнице, слыша топот ног Бирма, позади себя. Пробегая по залу первого этажа, Дамаск услышал, как хлопнула входная дверь. Используя набранный разбег, он одним резким движением проскользил по гладкому мраморному полу за толстую колонну, заранее зажимая рот Гансу, чтобы тот не рассмеялся. У Черного с реакцией было похуже. Он почти пробежал мимо, но Дамаск вовремя схватил его за шиворот и дернул на себя.
        Бирм аккуратно выглянул из-за каменного рельефного столба и едва слышно прошептал:
        — Это Ветер.
        У Дамаска сразу же неприятно засосало под ложечкой. Из всех, кто мог сейчас пожаловать в дом, это было самое ужасное создание. Правая рука Атонаха, человек, который первым кинется на поиски золотых детей.
        — Он к Атонаху идет!  — в ужасе зашипел Бирм Белому, округлив свои и без того немаленькие голубые глаза.
        В поле зрения Дамаска показался высокий крепкий бородатый мужчина с широченной грудью, натягивающей расстегнутую на три пуговицы кроваво-красную рубашку, и из-под которой клубилось облако черных волосатых дебрей.
        — Ты не запер кабинет?  — уже догадываясь об ответе, спросил Дамаск, чувствуя, как легкие сперло от страха.
        — Откуда ж я знал, что Ветер припрется!
        — Да кто угодно мог припереться! Давай, быстро атакуй его!  — зашипел Дамаск, понимая, что пока он сам настроится на свое магическое зрение и сможет что-то сделать, этот Кардаш во плоти уже завалится в кабинет главаря Гильдий.
        Шипение за колонной донеслось до Ветра. Мужчина обернулся, и перед ним предстала престранная картина. Возле колонны стоял худой чернокожий парень, поднявший руки кверху, будто держал на пальцах марионеток на ниточках и с лицом полным потугов, пытался совершить какое-то, по всей видимости, крайне сложное действо. Не смотря на очевидную нелепость и комичность его позы, Ветер почувствовал неладное. Ему никогда не нравился ни этот Черный, ни второй этот голубоглазый блондин. Да и этот мелкий Ганс вызывал лишь раздражение и желание пришлепнуть крикливую букашку, которая вечно носилась возле Атонаха.
        — Слышь, ушлепок, я не посмотрю, что ты любимый питомец хозяина. Метнулся-ка отсюда быстро, а то растопырки-то повыдираю с корнями…
        Дамаск как-то сразу ему поверил, не зря же Ветер управлял гильдией убийц, туда просто так никого не брали. Человек, попавший именно в эту гильдию, обладал «особыми» личностными характеристиками, о которых даже на исповеди у отца святой Сакры стыдно говорить.
        — Ты оглох? Не прекратишь кривляться, я из тебя весь дух вышибу!  — нахмурив густые брови гаркнул Ветер, сделав пару шагов в направлении Бирма.
        Это подстегнуло парня и, совершив дерганный пас своими худыми руками-плеточками, Ветра отшвырнуло в стену. Мужчина с железным грохотом рухнул на пол. Но к ужасу Черного и Белого сознание этот кабан не потерял, а лишь временно дезориентировался. Тряхнув головой, он красными бычьими глазами уставился на Бирма.
        Ветер медленно начал подниматься на ноги.
        — Сахтер. Валлер. Бростэр. Вугнах.  — Произнес он набор непонятных слов, а вслед этому медальон на его шее с огромным рубином полыхнул алой вспышкой, вместе с кольцом на загорелой руке.
        Черный начал пятиться назад. Недолго думая, Дамаск скользнул вперед, передал Ганса в руки перепуганному брату и страшным усилием воли за одну секунду перешел на магическое зрение. Ветер был заключен в скрывающий его с ног до головы огромный гранатовый кокон. Но он казался Белому каким-то непрочным, дрожащим и неправильным.
        — Все крысеныши в сборе значит. Убивать мне вас запрещено, но влупить вам после ваших забав… даже хозяин меня не остановит…
        Рассвирепевший мужчина уже шагнул навстречу к Дамаску, как раз в тот момент, когда он рубанул по воздуху рукой и разбил защиту медальона. Ветер вскрикнул. Магический артефакт на его груди вспыхнул огнем и разломился пополам.
        Ухватившись за серые нити, обильно плавающие повсюду, Дамаск одним движением их свернул и запустил в бородача. Главаря убийц так впечатало в стену, что даже что-то хрустнуло. Чтобы он еще раз не очнулся, Белый запустил повторную скрученную нить в голову Ветра, но слегка промахнулся и попал в ухо. Мужчина уже находился без сознания, так что не почувствовал, как ему оторвало ухо.
        Вот теперь Дамаск перепугался не на шутку. Такого он точно не хотел. Подбежав к Ветру, Белый несколько секунд смотрел на хлещущую кровь, после чего, словно под гипнозом, проник разумом в саму кровь и, крутанув кистью руки, усилием воли запек ее в ране. Оглядев улитый кровавыми лужами пол, он выжег из красно-белого полотна крови алые нити, оставив только белые.
        Ошарашенный всем увиденным Бирм, стоявший истуканом с Гансом на руках, видел, как кровь на полу сначала вдруг обесцветилась, превратившись в воду, а после и вовсе исчезла! Белый начал водить над контуженным телом Ветра руками, и оно начало медленно исчезать. Стоило ему закончить, как со стороны музыкальной комнаты и со второго этажа послышался топот.
        Белый резко подорвался и, шатаясь, побежал к выходу. Пробегая мимо Черного, он бросил ему через плечо:
        — Бегом, Черный, бегом!
        Добежав до калитки, Дамаск как помешанный забарабанил железной ручкой. На такой яростный зов тут же отозвался Дыра, открыв дверь и наградив Белого уничтожающим взглядом.
        — Эй, Дыра! Хозяин нам разрешил!  — возопил Бирм.
        Обернувшись, белобрысый маг увидел, как охранник объясняет жестами, что блондин идти может, а Черный и Ганс нет. Он уже закрывал перед мальчишками дверь, как вдруг неожиданно засипел и начал нелепо хвататься за затылок. Мгновение и лопоухий мужик упал навзничь, забившись в страшном припадке.
        Бирм, Дамаск и Ганс тупо на него смотрели, не понимая, что происходит. Мысль подбежать и помочь, ни у одного из старших ребят не возникла. Когда Дыра затих, а пыль более-менее осела, Белый увидел, что из шеи мужчины торчала рукоятка ножа!
        — Святые лепреконы!  — воскликнул изумленный Бирм, поняв, что Дыра мертв.
        — Как в масло!  — раздался довольный голос из-за спины Дамаска.
        На противоположной стороне улицы победоносно скалился Шах.
        — Ты… ты убил его!!  — воскликнул Дамаск, наблюдая, как парень спокойно подходит к трупу и легким движением вытаскивает кинжал из плоти.
        — Он же не выпускал Черного с мелким. Что еще оставалось делать?
        — Много всего!
        Шах, продолжая самодовольно ухмыляться, лениво вытирал перо ножа тряпкой сомнительной частоты, с подозрительными темно-коричневыми разводами, которую он вытащил из штанов.
        — Да ты не бурли. Была у него в глотке одна дыра, стало две,  — хохотнул скорпус.  — Да и давненько мне уже хотелось ножом-то почесать эту паскуду. А тут такой удобный случай подвернулся.
        Эти слова повергли Белого в шок. Стоящий же позади Черный и вовсе как-то болезненно посерел.
        — А если бы тебя увидел кто?
        — Ты кого-то здесь видишь? То-то и оно. Люди обходят особняк Атонаха стороной, будто вся улица чумная.
        — И что теперь делать с трупом?
        — Оттащим…
        — Сделай с ним то же самое, что и с Ветром,  — подал голос пришедший в себя Бирм.
        — Это не так-то просто…  — проворчал себе под нос Дамаск, вспоминая какую слабость ощутил, после всех тех процедур, которые он устроил в доме.
        Не все было так безоблачно при использовании магии, она отнимала много сил. Однако Белый все же подошел к Дыре и начал трудоемкую процедуру по изменению состава кожи мужчины.
        Шах с интересом наблюдал, как охранник растворяется в воздухе и с внутренним восторгом понимал, что Белый необычайно силен. Теперь собственный план побега не казался ему способом отчаянного самоубийства.
        — Так вы Ветра порешали?  — поинтересовался скорпус, когда Дыра и кровь на земле полностью исчезли, а Дамаск устало распрямился в полный рост, опасно качнувшись.
        Но вопрос Шаха быстро привел Белого в чувство, и он, насупив брови, вперился в него тяжелым взглядом.
        — Никого мы не порешали! Вырубили его просто. Мы не убиваем людей!
        — Это пока,  — презрительно хмыкнул скорпус, затем, подкинув нож в воздух, ловко его поймал и засунул за ремень.  — Ладно. Пора делать ноги. Баба Роза уже должна ждать нас у себя. Белый, было бы здорово, если б ты сделал себя, Черного и мелкого невидимыми.
        Дамаск возмущенно засопел.
        — Да вы вообще что ли! У меня только сегодня способности пробудились! Это тебе не ножами кидаться!
        Шах равнодушно пожал плечами, направившись вдоль по улице, показывая направление.
        — Ножами кидаться не так-то и просто… Ладно, придется идти окольными путями.

        — Да уж… Слушай, а как у тебя магия работает? Я вот могу управлять только воздухом да огнем. Тяжело, правда, но могу. Я вот когда пытаюсь что-то колдонуть, вижу над огнем такой мерцающий отблеск и с ним начинаю работать. С воздухом сложней, приходится долго сосредотачиваться, а когда это получается, он будто густеет (ну ты видел, когда жара и над дорогой такой дрожащее мерцание, вот так, примерно, мне видится), и я его могу толкать тогда. А у тебя как? Как ты вообще смог заставить исчезнуть кровь и Ветра с Дырой? Это ж в голове даже не укладывается!..
        Сидя на скрипучей деревянной кровати в небольшой трактирной комнате, под самой крышей, в «Дикой Розе», Бирм никак не мог успокоиться после рассказа Дамаска о том, что произошло в заброшенной бухте. Белый в красках расписал и о коварном плане Щербета, и о его смерти, и о том, как именно он выбрался из ловушки, как встретил Шаха и почему решил взять его с собой.
        На Керибюс уже опустилась ночь. Как только Шах привел их в «Дикую Розу», он тут же убежал, сказав, что вернется завтра вечером. Баба Роза, красивая рыжая женщина, была очень добра с мальчишками, говорила мягко, ласково и постоянно шутила, показывая комнату и накормив их горячим вкусным мясным рагу с хлебом и вишневым компотом. Насытившись, Ганс почти сразу заснул и теперь тихо сопел на одной из трех жестких кроватей, а Бирм и Дамаск полушепотом обсуждали все произошедшее и дальнейшие планы.
        Время перевалило за полночь, и, когда у них уже не ворочались языки от усталости, мальчишки решили, что пора спать. Дамаск проснулся от того, что кто-то неуверенно тряс его за плечо. Продрав глаза, он различил в ватной темноте глухой ночи маленькую фигурку, склонившуюся над его кроватью.
        — Белый, Белый, Белый…  — тихо шептал бесполый голосок.
        — Что? Что? Что!?  — раздраженно ответил Дамаск, оперевшись в кровати на локоть.
        После тяжелого дня и магии, которая выпила из него львиную долю жизненных сил, юный маг чувствовал себя разбитым, усталым и несчастным. Все болело, как после тяжелой работы на рудниках у каптов. Так что кроме чувства неприязни и злости, Дамаск к своему ночному гостю не испытывал.
        — Вам надо бежать, Белый! Атонах приказал перевернуть вверх дном весь Керибюс, и Верхний и Нижний! Вороны прочесывают все кабаки, трактиры, публичные и заброшенные дома, каждый закуток! Скоро они придут сюда! Бегите, Белый!
        Сон вышибло из Дамаска, а сердце забилось, как раненная птица.
        — Ты кто вообще?
        — Это я! Шлепок!
        Сначала Белый испугался и испугался сильно. Но когда голова начала работать, он вспомнил, что ему говорил Шах. Главарь Скорпусов сразу их предупредил о таком развитии событий. Главная их задача заключалась в тихом сидении в течение двух дней, даже если Вороны придут прямо в Розу.
        — Все нормально, Шлепок,  — откидываясь на подушку, намного спокойнее произнес Дамаск.  — Нас здесь никто не найдет, так и было задумано.
        — Найдут, Белый! Ветер лично этим занимается. Они поймали Шаха…
        Дамаска будто ледяной водой окатили. Он резко сел в кровати и уставился на темное пятно лица Шлепка.
        — Как поймали?!
        — Они и меня схватили, но Шах помог мне сбежать (за мной следили не так как за ним), сказал, где вас найти, и что передать.
        — А как они поняли, что Шах с нами за одно!?
        — Ветер видел его перед особняком, когда шел к Атонаху. Еще меня видел, когда я был в саду. Они точно не знают в сговоре вы с Шахом или нет, но его задержали, и теперь его пытает Палач.
        Пытает Палач! Это же первый садист после Щербета! Дамаск почувствовал, как на лбу выступили холодные капли испарины.
        — Белый, в чем дело?  — раздался ворчливый голос Бирма с соседней кровати.
        Он лежал лицом к стене и даже не повернулся, чтобы посмотреть, что происходит в комнате. Очевидно, прошедший день, тоже поубавил в нем прыти.
        — Вставай, Черный!  — в полный голос сказал Дамаск, вскакивая с постели.
        — Чего?  — удивленно прохрипел он спросонья, слегка обернувшись через плечо и глазами щелками выглянув из-под одеяла.
        — Реще, Черный!! Ветер скоро будет здесь!
        Как Бирм с грохотом вываливается из кровати, Дамаск уже не видел, подбегая к Гансу и аккуратно будя мальчика, чтобы не испугать. Малыш сонно позевывал, пока Белый натягивал на него маленькие синие шароварчики, с желтыми узорами по бокам. Он не капризничал и ничего не говорил, за что Дамаск, в глубине души, был ему очень благодарен.
        — Атонах узнал, что мы в «Дикой Розе»?  — напяливая штаны, спросил Черный.
        Белый замер. Затем повернул голову на Шлепка.
        — Он знает, что мы в «Розе»?
        — Нет…
        — Твою ж мать, Шлепок!  — в один голос возмущенно воскликнули Бирм и Дамаск.
        Черный со стоном облегчения и негодования повалился обратно на свою постель, а Белый первый раз в жизни захотел врезать мелкому посыльному.
        — Если Атонаху не известно, что мы здесь, то нам нужно просто тихо сидеть. Баба Роза все сама сделает, когда придут его люди,  — сквозь зубы терпеливо объяснил он мальчишке.
        — Шах сказал, чтобы вы бежали! Атонах лично сюда заявится и прочешет все углы «Розы»!
        Дамаск и Бирм переглянулись. Не произнося ни слова, старшие мальчишки встали и направились к двери. Белый молча передал крохотную ручку сонного Ганса Бирму и вышел следом за Шлепком. В коридоре было пусто, лишь трещащие магические фонари плохого качества нарушали царившую ночную тишину.
        Спускаясь со второго этажа, мальчишки услышали горячий спор мужчины и женщины.
        — Мне сегодня не до прелюдий! И плевать мне, что твои постояльцы солидные люди. Если не дашь ключи, я все двери вышибать начну! Одну за одной, и на этот раз возмещать ущерб я не собираюсь!
        Повышал тональности мужской голос. Дамаск с примерзшим к ребрам сердцем узнал Атонаха.
        — Ты совсем рехнулся? Как у меня могут быть твои дети? Чтобы я их у себя приняла, они должны были дать мне мешок золота или предложить более приятные развлечения. Но вряд ли у них есть хоть один жалкий диал. Так что первый вариант отпадает. А на счет второго… Они еще слишком молоды…
        Послышался звонкий шлепок и яростный крик Атонаха:
        — Ах ты шлюха! Если узнаю, что ты спишь с кем-то кроме меня, глотку перережу!
        Роза заливисто рассмеялась.
        — Я тебя умоляю. Ты совсем не предел моих грез.
        — Да я вырву твой гнилой язык!..
        Смех оборвался и раздался уже серьезный голос женщины.
        — Довольно, Атонах! Твоих детей у меня нет. У нас далеко не все гладко, но я не дура, чтобы в открытую идти против тебя. А теперь будь так любезен, убирайся из моего заведения вместе со своими падальщиками.
        Шлепок аккуратно спустился на пару ступеней и нагнулся, чтобы посмотреть обстановку внизу.
        — С ним пять Воронов…  — чуть слышно прошептал он, показав пять растопыренных пальцев.
        — Нет, нет, Роза,  — лилейно протянул король Дна.  — Я вложил в этих деток душу. Двое засранцев этого не оценили (но мы это исправим), а вот третий, Ганс…
        — Папа!  — радостно воскликнул Ганс за спиной Белого, услышав свое имя.
        В ту же секунду одновременно произошло множество событий. Дамаск резко развернулся на Бирма, зажимавшего рот мальчонке, в огромных голубых глазах его читались ужас и паника. Шлепок пуганным зайцем вскочил и бросился наверх, но его заметили. Более того, он запутался в своих ногах и рухнул на лестницу, приложившись лицом о деревянную ступеньку, так что из его носа хлестанула кровь в два ручья.
        — Они там!  — задрожал оглушительный возглас одного из Воронов.
        Раздался топот в направлении лестницы. Адреналин пустил в кровь Дамаска стрелу мощи и силы. Слыша, как Бирм рванул вместе с Гансом обратно, он, вместо того, чтобы последовать за своим братом, быстро спустился на пару ступеней, схватил Шлепка за шкирку и, толкнув его вперед себя, развернулся к показавшимся на лестнице Воронам.
        Он даже не пытался перейти на магическое зрение, оно возникло само собой. Собрав серые нити воздуха в плотный холст, Белый со всей силы швырнул его навстречу людям Атонаха. Словно пятерка черных кегель, они полетели вниз кубарем.
        Дав себе фору, Дамаск побежал наверх, перепрыгивая через ступеньку.
        — Идиоты! Активируйте медальоны!
        Что делать дальше, Белый не представлял. Влетев в комнату, которую им отвела баба Роза, он увидел перепуганного до полусмерти Бирма, хнычущего Ганса и улитого кровью Шлепка, который зажимал нос рукой.
        В голове Дамаска метались отрывистые мысли, словно сам Оркус закидывал их в разум мага.
        «Задержать их!»
        Белый метнулся к двери и одним движением запер дверь, следом, взявшись за ручку, начал плавить ее с помощью магии. Металл пополз вверх по косяку и намертво приклеил кусок дерева. Затем то же самое, он проделал и с дверными петлями.
        Теперь нужно срочно найти выход. Глаза наткнулись на маленькое грязное оконце. Недолго думая, Белый подбежал к нему и мощной струей воздуха выбил стекло и раму. Высунув голову в отверстие, он посмотрел вниз. Казалось, земля была очень далеко.
        — Бирм, прыгай с Гансом!  — уверено скомандовал он, наверное, первый раз в жизни назвав старшего брата по имени.
        — Третий этаж же!
        — А магия тебе на что!?
        — Ты же знаешь, что с воздухом у меня плохо!
        — Черный!  — взбесился Дамаск.
        — А, Кардаш… Возьми хоть ты Ганса, а то если у меня не получится, покалечу и его.
        С другой стороны дверь интенсивно начали трясти.
        — Получится у тебя все! Прыгай! Со мной Шлепок, он тяжелей!
        Перекрестив сердце, Черный подхватил на руки Ганса и выскользнул в окно. Послышался радостный смех мелкого, по чему Дамаск понял, что приземлились они благополучно.
        Вороны пытались выбить дверь. Из косяка ее не выставят, а вот непрочное дерево рано или поздно треснет. Белый подскочил к кровати, оторвал от простыни два небольших куска и засунул их в нос опасно белеющего Шлепка.
        — Перелазь через окно и цепляйся за раму!  — произнес Дамаск.
        Окно было слишком маленьким, чтобы в него убрались оба мальчика. Как только Шлепок все выполнил, Белый закинул ноги следом в оконный проем.
        — Белый, Вороны!  — раздался нервный возглас Бирма внизу.
        Испытывая не страх, а злость на тупую растерянность Черного, Дамаск поспешно свесился с карниза, обхватывая Шлепка за руку.
        — Готов?  — зачем-то спросил он.
        Но вместо ответа услышал крик отчаянья Бирма.
        — Белый!!
        Глянув вниз, Дамаск увидел, что двух мальчишек, пригвоздила к земле огромная искрящаяся серебром сетка. Ганс завыл как маленький зверек от дикого испуга. Трое незнакомых Воронов бежали к пойманным детям.
        Помянув про себя всех демонов разом, Дамаск разжал руку и вместе со Шлепком полетел вниз. Он ловко скрутил воздух в мягкую подушку, и стоило им приземлиться, как Белый запустил этой самой «подушкой» в Воронов. Поток воздуха отшиб мужчин в устрашающих черных плащах на добрый десяток метров и впечатал в стены соседних домов, выбив из кого-то сознание, а из кого-то и дух.
        Наверху послышался треск разламываемой двери. Дамаск непроизвольно задрал голову и увидел, что в вывороченном им оконном проеме высунулись две небритые морды Воронов, которые сразу же исчезли. В соседних окнах замерцали огоньки свечей, и через стекла теперь угадывались темные силуэты разбуженных постояльцев трактира.
        — Белый!  — снова позвал Бирм, перекрикивая верезг Ганса.
        Дамаск тут же хлестанул по светящейся сетке плетью воздуха. Магические путы распались.
        — Ганс, умолкни!!  — гаркнул Дамаск, подхватывая братишку на руки.
        Непривычный к крику Белого, мальчик сразу прекратил истерику, перейдя на тихое жалобное всхлипывание.
        — Куча бездарей!! Ловите их!!
        Голос Атонаха будто пнул ребят под зад. Высыпавшиеся из «Розы» пятеро Воронов увидели лишь ретиво бегущих в проулок маленькие фигурки, и погнались за ними. Один из мужчин воспользовался браслетом на своей руке и пустил им вслед красный пульсар. Магический шар промазал, со страшным взрывом врезавшись в стену дома.
        — Ублюдок тупорылый, они мне живые нужны!!  — вскричал Атонах.
        Но Дамаск уже плохо слышал его голос. Петляя между переулками, не понимая куда бежит, он пытался придумать, как оторваться. У этих Воронов уже активирована защита, и как ее пробить Белый представления не имел. Легкие горели, тяжесть Ганса налила мышцы свинцом, так что руки начало сводить. Рядом раздавалось свистящее дыхание Бирма. И только Шлепок, привыкший к постоянному бегу, чувствовал себя комфортно.
        На полном ходу, они завернули в очередной вонючий закуток, удаляющий их все дальше и дальше от центра Керибюса. Дамаск для себя выяснил, что Черный в подобных ситуациях не помощник, поэтому бремя принятия решения сейчас лежало именно на нем.
        — Бирм!  — тяжело выдохнул Белый.
        Продолжая бег, Черный каким-то чудесным образом без слов понял, что от него требуется и взял из рук брата Ганса. Перед тем как остановится, Дамаск бросил ему вслед:
        — К заброшенной бухте!
        Он резко затормозил и развернулся лицом в сторону доносившегося топота взрослых мужчин. Было очень жарко, от сумасшедшего кросса перед глазами все плыло, во рту пересохло, а в висках будто усердно долбили молотами трудолюбивые капты. Дамаск почти ничего не видел, кроме разливающихся разноцветных энергий.
        Выбежавших из-за угла Воронов он заметил сразу, по ярким защитным коконам вокруг них. Действуя на уровне инстинктов, Белый толкнул откуда-то изнутри себя клубок Силы, и она, обжигая кровь, в одну секунду прилетела по артериям к рукам. Его кулаки облепили два твердых прозрачных кристалла, которые могли увидеть лишь маги, и он со всего размаху ударил ими по брусчатке.
        Выщербленная дорога тут же ожила и волной оторвалась от земли. Вороны в ужасе затормозили. Но ничего не успели сделать. Тяжелые камни накрыли их, разбивая не только защиту, но и хрупкие кости.
        — Мокрый? Мокрый? Мокрый!?
        Это был Атонах! Страх и чувство странной эйфории хлестали в крови Дамаска, и, услышав в наступившей полной тишине ненавистный голос, он завертелся по сторонам, готовый сейчас сразиться хоть с самим Кардашем. Но никого кроме него в разрушенном переулке не было.
        Белый прислушался.
        — Мокрый, храг тебе в глотку! Отвечай!
        Голос определенно исходил из-под завала. Чувствуя в себе невиданную силу, Дамаск, легким движением руки, поднял камни в воздух. Пока они благополучно левитировали, он подошел к одному мужчине с развороченным в кашу лицом. На его шее мерцал редкими красными вспышками рифленый серебряный медальон. Дамаск сорвал побрякушку, внимательно рассматривая.
        — Мокрый!?  — с очередной красной вспышкой, раздался голос Атонаха из него.
        Дамаск не смог промолчать:
        — Нет, это не Мокрый. Мокрый мертв, как и остальные.
        Повисла тишина. Маг даже подумал, что необходимо какое-то слово, чтобы передать сообщение, но пришедший следом ответ развеял сомнения.
        — Белый?
        — Дамаск.
        — Дамаск, сынок! Что за шутки? Возвращаетесь с Гансом и Ч… Бирмом домой.
        — Нет! Мы не вернемся. Ты обманывал нас! Ты позволил Щербету над нами издеваться! Ты не имеешь права после этого называть нас сыновьями!
        — Дамаск, не глупи. Это все для того, чтобы вы развивались, чтобы познавали себя. Я хочу для вас лишь лучшего. Хочу, чтобы вы стали первоклассными магами, чтобы даже ардальцы вас боялись. Вы мои наследники. Это был единственный раз, когда я просил помощи у Щербета (мне и самому была эта мысль неприятна, но для вашего блага, я готов был прибегнуть к его услугам). Возвращаетесь домой, сынок. Вам ничего за все, что вы натворили, не будет. Щербет больше к вам и не подойдет, если вы захотите.
        — Щербет мертв.
        Медальон снова замолчал. Дамаск знал, что Атонах потрясен, но радости от этого мальчик не испытал.
        — Что ж…  — придя в себя, вновь заговорил главарь Гильдий.  — Видя сегодня, на что ты способен, это не удивительно. Щербет заслужил смерть.
        — Да это же ты велел ему это сделать!  — вознегодовал Белый.
        — Не пойми неправильно. Смерть Щербета удручает меня, но если бы он не перестарался, ты бы не тронул его. Ведь так, сынок?  — тут же ретировался Атонах, но Дамаска это только сильнее разозлило.
        — Нет, не так! Щербет мертв не из-за меня, а из-за своей глупости! Но он был мерзким человеком, и я бы сам рано или поздно сделал с ним что-нибудь. Мы не вернемся обратно. Ты нам не отец, Атонах. И никогда им не был. Если бы ты не натравил на нас Щербета, мы бы служили тебе. Но тебе захотелось быстрей завладеть нашей магией. Поэтому ты предал нас… Нам известно, что это ты убил наших родителей, чтобы забрать нас себе. А этому прощения нет!
        Совсем недавно в мысли Дамаска закрались эти страшные предположения, и он решил проверить их.
        — Кто рассказал тебе о родителях?  — спустя несколько секунд, спросил Атонах.
        Белый не понял, толи это отблеск от медальона, толи у него глаза заволокло красной дымкой. Он начал часто-часто дышать, пытаясь успокоиться.
        — Белый?
        Когда Дамаск начал говорить, его голос был тих. Казалось, внутри него что-то надорвалось.
        — Ты ответишь за это, Атонах. Через десять, пятнадцать лет, ты ответишь! Я заберу у тебя все, что ты имеешь. Я принесу тебе столько горя, сколько ты не приносил всем своим жертвам вместе взятым. Ты пожалеешь, что убил моих родителей…
        — Дамаск, сынок, они были больными нищими…
        — Я тебе не сын!!  — крикнул Дамаск и со всей силы запустил переговорный медальон в соседний дом.
        Он тяжело дышал, а в глазах стояли слезы. Только спустя минуту Белый вспомнил, что ему нужно бежать.

        — Белый, ты как!?
        Не успел Дамаск выбежать из-за утеса скалы в заброшенную бухту, как его издалека окликнул не находящий себе места Бирм.
        — Все нормально,  — приблизившись, мрачновато ответил он, смотря на улитого кровью Шлепка, который сидел на песке с несчастнейшим видом, рядом с непривычно тихим Гансом.
        — Что дальше? Как мы выберемся из Керибюса?  — спросил Черный.
        И тут Дамаска словно молния пронзила. Шах у Палача! Его из-за них повязали.
        — Надо вытащить Шаха. Это он продумывал план побега. Он знает, что дальше делать.
        Бирм онемел, и его темная кожа болезненно посерела.
        — Белый, какого Шаха? Он несколько часов в распоряжении Палача находился. Там от Шаха ничего уже не осталось! Даже если он жив, вряд ли он теперь помнит, как его зовут и кто ты такой.
        — Плевать. Он там из-за нас.
        — Он там из-за себя! Мы его с собой не приглашали! Он сам навязался!
        Бирм всегда переживал только за себя, Ганса и Дамаска. И обычно Белый ничего против этого не имел. Но сейчас это начинало его серьезно злить.
        — Мы без него ничего не сможем!  — упорствовал Дамаск, зачем-то пытаясь переубедить Бирма, хотя сам для себя решил, что вытащит Шаха (он бы их не бросил, скорпус даже Шлепка освободил, чтобы тот смог предупредить).
        — С твоей магией мы все сможем! Мы сбежали прямо из-под носа Атонаха! Чего нам теперь-то бояться!?
        — Это не обсуждается, Черный. Я пойду за Шахом. Если мы не будем держаться друг за друга, то чего мы вообще стоим?
        — Белый, тебя поймают, и нам с Гансом придется вернуться.
        — Ты сам говорил, что с моей магией мы сможем все! Значит у меня получится и Шаха вызволить.
        Бирм видел, что Дамаск настроен решительно, и отчаянно пытался придумать, как его можно остановить. Теперь сильней был он, и Черный уповал только на волшебную силу слов, а не магии.
        — Слушай, Дамаск, я предупреждал тебя по поводу Атонаха, но ты меня не послушал. И к чему в итоге это привело?
        — К обретению магии и выяснению правды. Бирм, я все равно пойду к Палачу, что бы ты ни говорил. Но для начала, мне нужно спрятать вас. Так что стой смирно, я сделаю тебя невидимым.
        Черный пытался привести еще доводы, но Дамаск сказал ему лишь короткое: «Заткнись», после чего попробовал поменять состав кожи парня, как Ветру и Дыре. Но тот начал кричать от боли, из чего Белый сделал вывод, что на людях в сознании такую процедуру лучше не проводить. Пришлось хорошенько подумать, как можно достичь эффекта невидимости, не причиняя боли. Только спустя минут двадцать, Дамаск наконец додумался закристаллизовать синюю оболочку, которая постоянно мерцала вокруг Бирма (наверное, это было то, что называют аурой). Парень исчез, а Белый вдруг осознал, что этот способ тратит намного меньше Сил, чем пытаться сделать невидимой всю плоть.
        То же самое он проделал с едва заметной зеленой оболочкой Шлепка, и довольно яркой фиолетовой Ганса.
        — Если через два часа я не вернусь…  — начал было Дамаск, но его перебил приунывший Бирм:
        — То мы все равно будем ждать тебя здесь.
        — Ну да…  — согласился Белый, затем развернулся и снова побежал в сторону Керибюса.

        Глава 7
        Квихельмы

        Вся одежда Шаха была в темных багровых разводах, а его лицо обливалось кровью, вытекая из ушибов на голове, носа и рта. Он валялся на каменном полу мрачного подземелья керибюсской тюремной крепости, как грязная мокрая тряпка, без намека на жизнь. Палач не относился к обитателям Дна, более того, он являлся представителем власти в этом городе. Он был хозяином Великой Пыточной. Все люди, от последнего бедняка до знатного господина, попавшего в опалу к султану, представали именно перед ним.
        Свое прозвище Палач получил отнюдь не просто так. Пытки его больше походили на жуткую мучительную казнь.
        Дамаск выглядывал из аркообразного прохода, стоя на лестнице. Попасть в крепость оказалось не так сложно, как он думал. Большая часть городской стражи, по приказу своего капитана (а тот по просьбе Атонаха), была отправлена на поиски троих мальчишек-магов. По всей видимости, мысль, что Белый вернется за скорпусом, не возникла в голове главаря Гильдий, так что на своем пути по султанской тюрьме, Дамаск встретил лишь пятерых стражников, которых пришлось оглушить. Мимо остальных десятерых, патрулирующих из коридора в коридор, ему удалось незаметно проскользнуть в подвал пыточной.
        И вот теперь Белый с опасением и трепетом разглядывал деревянную дыбу, вколоченные в стены цепи, жутковатую клетку с шипами, свисающие с потолка крюки, непонятную железную полуоткрытую штуку, похожую на грушу, стол со всевозможными щипцами, тисками, клещами, кусачками, ножами, тесаками и прочими острыми и зажимающими предметами.
        У этого самого стола стоял Палач и с блаженным выражением на лице вытирал грязной тряпкой небольшую железную биту от крови. Здесь он был счастлив. Посмотрев на него, прямо так и не скажешь, что это садист высшей категории. Длинный, похожий на худую трость, с аристократичными чертами лица, грациозными кистями рук и утонченными пальцами, с выражением дремы в глазах из-за вечно полуприкрытых век, в этом изящном мужчине не было и намека на силу! Казалось, он создан исключительно для танцев и игры на фортепьяно, а не для раздрабливания чужих костей и вытаскивания внутренностей из всех физиологических отверстий.
        После пережитых перипетий, Дамаск чувствовал страшную слабость. Из-за бурлившего в крови адреналина, Белый сначала этого не ощущал, но немного успокоившись, он понял, что магия выпила из него слишком много сил. Разбрасываться остатками было бы с его стороны очень глупо. Именно поэтому Дамаск сейчас прятался в тени и выжидал подходящего случая.
        Вот Палач взял в свои красивые паучьи пальцы блестящие клещи, повертел их перед носом и, утвердившись в правильности своего выбора, направился к Шаху. Белый понял, что это как раз тот «подходящий случай». Он, стараясь максимально тихо ступать в этом отличном акустическом подвале, мягкими шагами направился к столу с орудиями для убийства на любой самый извращенный вкус.
        Дамаск взял тяжелый тесак, лежавший на самом верху. Маг выбрал бы что-то полегче, но, если бы он попытался вытянуть из этой металлической кучи другой «прибор», это наделало бы слишком много шума.
        Следуя по пятам за Палачом, Белый видел, как он присел перед окровавленным скорпусом и, открыв ему рот, полез туда клещами. Уж что он там собрался ему выдирать — зубы или язык, Дамаск выяснять не стал. Покрепче схватив длинный тесак, он замахнулся и наотмашь ударил. Однако острая сталь не достигла цели.
        Палач будто затылком почувствовал мальчика, развернувшись с невероятной прытью, перехватив тоненькие ручки и плашмя ударив стальным лезвием ему по лицу. Мага с силой отбросило назад. Удар об пол он не почувствовал, из-за взорвавшейся боли по всему лицу, от которой в глазах потемнело, а в ушах поднялся страшный шум.
        — Какая приятная неожиданность,  — дошел до сознания Дамаска холодный высокий голос.  — Мышь сама прибежала в клетку. До чего ж глупые нынче пошли мыши. Атонах будет счастлив вернуть своего самого безмозглого, но, по иронии судьбы, самого одаренного звереныша.
        Интенсивно промаргиваясь, Белый открыл глаза и не сразу заметил летящую в направление его головы биту. Он в последнюю секунду успел пригнуться и откатиться в сторону. Тесака в его руках уже не было, а магическое зрение не спешило прийти на выручку, так как обычное еще барахлило.
        Пытаясь выиграть время, Дамаск вскочил и побежал куда-то в неизвестном направлении (помещение он видел смутно, да и горячая жидкость, хлещущая из носа, мешала сосредоточиться), но не успел он сделать и двух шагов, как запнулся обо что-то неприятно мягкое и вновь шлепнулся на холодный липкий камень.
        — Ты все равно от меня не убежишь, мышь…
        Спокойную речь Палача что-то прервало, и он странно глубоко вздохнул, словно только что вынырнул из воды.
        Увидеть, что произошло, удалось не сразу. Лишь когда глаза начали различать не только темные силуэты, но и цвета, Дамаск рассмотрел Палача лежащего на боку с расплывающимся темным пятном на животе и перерезанным горлом. Рядом с ним на корячках стоял Шах с зажатым в руке окровавленным тесаком. Его жестоко рвало.
        — Белый, защиту сними,  — как только закончился приступ, тускло выдавил он, трясясь всем телом.
        Дамаск был почти уверен, что Шах мертв и был настолько поражен, что даже не понял, о чем тот говорит.
        — Какую защиту?
        — Которая держит меня на месте… быстрей… больно…
        Он со стоном рухнул на пол, чудом не попав в содержимое своего желудка. Дамаск отстало сообразил, что не обошлось без магии. Он старательно пытался перейти на истинное видение, но пульсирующая боль сильно мешала.
        — Белый…
        — Сейчас, сейчас!  — пыжась, ответил Дамаск и тут же увидел эфемерный мир.
        К скорпусу тянулись миллионы рубиновых нитей, которые опутывали его паутиной и прижимали к полу, почти полностью скрывая от взора. Одним движением Белый разрезал их струей воздуха. И сразу послышался облегченный выдох Шаха. Дамаск подскочил к нему и помог подняться. Парня сильно трясло, но держался он вполне уверенно для человека, потерявшего столько крови и с таким глубоким рубцом на голове, где уже комком свалялись черные волосы.
        Выпрямившись в полный рост, главарь Скорпусов от души пнул мертвого Палача в голову (однако ударом это было тяжело назвать).
        — Гнида…
        — Надо идти, Шах. Ты как? В состоянии?
        — В состоянии. Только ты иди вперед, дорожку-то тебе чистить придется, если кто встретится.
        Дамаск утвердительно кивнул и поспешил к выходу. Находясь уже на самом верху лестницы у выхода из подземелья, он услышал Шаха:
        — Кардаш зажарь этого проклятого Палача! Нужна помощь, Белый…
        Парень с закрытыми глазами стоял подбоченившись к стене плечом. Он был жутко бледен. В темноте его лицо светилось точно тарелка с творогом, политая вишневым сиропом. Казалось, скорпуса опять вот-вот вырвет. Видать, он сильно переоценил свои возможности. Спустившись, Дамаск положил его руку себе на плечи и потащил вверх по лестнице.
        — Погоди… дай отдышаться…  — подперев мокрой спиной стену, еле выговорил Шах, запыхавшись.
        Он всеми силами старался удержаться на ногах, понимая, что если сядет, то уже вряд ли встанет. Глядя на него, Дамаск сначала хотел сделать Шаха невидимым, изменив его красную ауру. Но потом передумал, решив оставить Сил про запас. Делать невидимым одного, когда другой видим, бессмысленно. Белый пробовал проделать этот фокус с собой, перед тем как проникнуть в крепость, но у него ничего не получилось. Он не видел своей ауры и никак не смог ее изменить.
        Путь по керибюсской тюрьме оказался нелегкий. Волоча Шаха, Дамаску приходилось то и дело прятаться в темных углах, когда появлялись стражники. Но как выяснилось, выбраться из крепости было еще полбеды. Гораздо тяжелей оказалось идти по городу, к заброшенной бухте, не привлекая внимания.
        Илар медленно поднимался в небе, и на улицах уже появлялись первые проснувшиеся люди. Шах постоянно терял сознание, так что Дамаску приходилось тащить его на себе. А главарь Скорпусов, к слову, не относился к числу маленьких и щуплых. Пару раз маг натыкался на Воронов, поэтому путь его становился все длинней и заковыристей.
        Когда Белый, наконец, добрался до ущелья, ведущего к заброшенной бухте, ему казалось, что он ползет со скоростью улитки и никогда не доберется до залива. Выйдя из природного скального прохода, Дамаск тут же надрывно крикнул:
        — Бирм!!
        Спустя несколько минут, Дамаск почувствовал, как тяжесть исчезает с его плеч, а бессознательный Шах теперь самостоятельно плывет в воздухе. Невидимый Бирм ничего не говорил и не спрашивал, понимая, что Белый сейчас не расположен к беседе. Дамаск добрался до двух вмятин на песке, где спали Шлепок и Ганс и без сил рухнул рядом. Болело все тело, травмированный нос горел, глаза опухли и болезненно ныли, легкие саднило, а сердце готово было вот-вот лопнуть. Ему казалось, что он больше никогда не сможет встать.
        — Погано выглядишь, брат,  — раздался спокойный голос Бирма рядом.
        Провалившись в забытье на несколько мгновений, Дамаск не слышал, как он подошел.
        — Да что ты говоришь…  — вяло огрызнулся он.
        — Этот-то хоть жив или ты труп приволок?
        «Этот», по всей видимости, был Шах.
        — Я совсем дурак что ли труп через весь город тащить?
        — Ну, не знаю, особым умом твои предыдущие поступки не отличались…
        — Заткнись, Черный. Если б не я, тебя бы уже Чернокнижники чистили.
        — Да ладно, ладно. Это я так… Но нам все равно придется втроем сматываться. Нас ни в караван, ни на корабль не возьмут с этим туловищем.
        — В каком смысле втроем?
        — Ну, ты, я и Ганс.
        Дамаск сделал над собой усилие, открыл глаза и грозно посмотрел на пустое место, откуда доносился голос.
        — А Шлепок?  — озадаченно спросил он.
        — А что Шлепок?
        — Парнишка своей шкурой ради нас рисковал.
        — И что?  — безразлично поинтересовался Бирм, вызвав искреннее недоумение Белого.
        — Мы не можем оставить его в Керибюсе. Здесь он не жилец!
        — Мы не можем брать с собой целый табор, вот чего мы не можем.
        У Дамаска не было сил даже на злобу или возмущение. Он устало прикрыл глаза и бесстрастно произнес:
        — Похоже, твое сердце еще черней, чем кожа.
        Бирм ничего не стал отвечать. Повисло недолгое молчание, во время которого Дамаск почти провалился в сон. Но Черный так и не дал ему уснуть, вырвав из объятий Морфия своим ломающимся голосом:
        — Так что мы теперь будем делать?
        — Для начала мне надо немного поспать… а потом уж решим, что делать…

        Дамаск сидел на влажном песке и тупо пялился на набегающие волны океана, пытаясь прийти в себя после крайне тяжелого пробуждения, организованного грубой встряской Бирма. Голова трещала по швам, лицо ощущалось, как огромный воздушный шар, каждая мышца ныла и при малейшем движении по телу разливалась боль. Нос распух, а глаза заплыли сиреневыми «очками».
        Но физические мучения оказались не такие мерзкие как душевные. Дамаск был полностью разбит и чувствовал себя абсолютно опустошенным. Нет, он не жалел ни о чем, что совершил за последние сутки, но магия вытянула из него все соки, включая веру в себя и желание что-либо делать. Глядя на отражение Чары в черном стекле воды, Белый сидел и просто пытался понять, что он здесь делает и зачем ему это вообще все надо.
        Неподалеку, на берегу, растянулся пришедший в себя Шах. Он часто дышал, закрыв глаза и положив руку на лоб. Весь его вид говорил о том, как ему паршиво.
        — Пора двигать, Белый,  — раздался рядом голос Бирма.
        — Куда?  — безжизненно спросил опухший маг.
        Ему совершенно не хотелось вставать и тем более куда-то идти, но он прекрасно понимал, что и вернуться обратно теперь не сможет. Дамаск вспомнил разговор с Атонахом через амулет, и это немного взбодрило его, придав злых сил.
        — Так ты не придумал?  — удивился Черный.
        — Я что похож на человека, который думает во сне?
        — Белый, Вороны нас ищут! Надо что-то делать! Это просто чудо, что они до сих пор не пришли в эту бухту!
        — Наверное, Атонах думает, что я пойду куда угодно только не в эту бухту, где отбросил копыта…
        Последние слова застряли у Дамаска в горле. Он повернул голову в сторону, где должен лежать труп Щербета, с такой стремительностью, что в шее что-то хрустнуло. Однако грузного тела в зеленом камзоле не было на месте!
        — А где Щербет?  — чувствуя, как горло смерзается льдом, спросил Белый, глядя в пустоту, где должен сидеть Бирм.
        — Какой Щербет?
        — Сладость, сожри тебя демоны! Щербет! Маг Атонаха!
        Повисла тишина. Черный не сразу вспомнил, что прозрачен как воздух, и Дамаск не видит недоумения на его лице.
        — Так ты его здесь что ли?.. Нет, Белый, здесь не было никого.
        Дамаск вскочил как ужаленный и бросился вдоль берега, к пирсу, чуть не наступив на невидимых Шлепка и Ганса. Он, словно помешанный, шарился под всеми причалами, забегал в воду, носился как угорелый возле скал, но Щербета нигде не было.
        — Нет! Его нигде нет!  — истерично завопил Белый, вернувшись обратно.
        — Ну, может унес его кто?  — предположил Бирм.
        — Кто!? Чайки!?
        — Белый, ты придаешь этому слишком большое значение. У нас есть проблемы поважнее.
        Юлой вертящийся во все стороны Дамаск резко остановился и вперился глазами-блюдами в кусок воздуха, откуда исходил голос.
        — Это большая проблема! И нам срочно нужно ее решать. Если нас кто-то видел, то это скоро дойдет до Атонаха. Надо срочно бежать. Но куда?.. Что делать?…
        Белый начал вышагивать по берегу, пытаясь заставить работать раскалывающуюся голову.
        — На корабле поплывем. В Эссор…  — послышался слабый голос Шаха.
        Юный маг жадно уставился на лежащего скорпуса, ожидая услышать продолжение. Но, похоже, это было все, что он хотел сказать. Поэтому Дамаск поспешил высказать недвусмысленные сомнения:
        — Да кто ж возьмет пятерых детей на корабль?
        — Не пятерых, а двоих.
        — Мы Ганса не бросим!  — тут же ощетинился Бирм, двоими, очевидно, посчитав себя и Белого.
        — Никто его и не бросает, дурень. «Двоих» — это значит я и Белый.
        — Ты че мелешь, раненый!?  — взбеленился Черный.
        — На корабль будем проситься только мы вдвоем. Ты с мелкими просто зайдешь на него. Вы невидимы, а значит вас и нет.
        Дамаск уважительно глянул на искалеченное тело предводителя Скорпусов. Вдвоем, действительно, будет проще попасть на корабль. А еще проще одному.
        — Давай я тоже сделаю тебя невидимым? Одному-то мне легче будет уговорить какого-нибудь капитана.
        — Нет. Избитый ребенок вызовет подозрения.
        — А два избитых ребенка не вызовут?  — язвительно спросил Бирм.
        — Белый вообще не умеет врать. Его и ваша вон блоха зеленоглазая раскусит за две секунды. Он все дело провалит.
        Бирму похоже план все еще не нравился.
        — Да ты глянь на себя!  — причитал он.  — Кто возьмет тебя в таком состоянии.
        — Я не понял, черножопый. Ты меня на себе таскать хочешь что ли?
        — Хлебало-то завали. А то отсюда прямо к Кардашу полетишь.
        — Мне плевать, что ты маг, фарх вонючий. Зубы быстро пересчитаю и фокусы твои не помогут.
        — Ах, ты…
        — Заткнулись оба!  — рявкнул Дамаск, понимая, что дело принимает опасный поворот, и за такое оскорбление Черный может и не посмотреть, что у Шаха сотрясение мозга.  — Позже пободаетесь, сейчас не время. Действуем по плану Шаха. Сейчас пойдем в порт и попытаемся сесть на первый же отплывающий на север корабль.
        — А если там Вороны?  — недовольно поинтересовался Бирм, все еще кипя от бешенства, но разумно решив отложить кровавую расправу на потом.
        Дамаск провел рукой по волосам и вдруг с печалью осознал, что где-то потерял шапку.
        — Конечно, они там! Сейчас куда не плюнь, в Ворона попадешь. Надо… Короче, Черный, сейчас бежишь в порт, слушаешь разговоры, какие суда куда отправляются. Как только узнаешь про рейсы в сторону Эссора, тут же возвращаешься и говоришь нам.
        — Нет!  — вяло встрял Шах.  — Узнаешь, плывут ли на север только нуармутьевские, эссорские, саданские, лисбетские, магнугские, ну или еще какие-нибудь суда с севера-запада. Султанские и пиратские обходишь за километр.
        — А ты чего раскомандовался?
        Чувствуя, что Бирм снова встает на дыбы, Дамаск поспешил вмешаться.
        — Черный, ищешь корабли с севера-запада, желательно, на которых ничего не слышали ни об Атонахе, ни о нас, ни о Воронах (хотя это вряд ли, они, наверно, посетили каждое захудалое суденышко…).
        — Ладно,  — пробурчал невидимый парень.
        — Полазь по портовым кабакам. И постарайся управиться до рассвета.
        — Ну…  — утвердительно «нукнул» удаляющийся голос Бирма.

        Он стоял на отшибе от остальных бригов, галеонов, каравелл, кайков и других больших и маленьких морских судов, которыми был забит весь керибюсский порт. Однопарусный когг из красного иулийского дерева качался на темных волнах Нуармутского океана, отражающих рассветные розовые блики. Схоронившись за пирамидой пустых подгнивающих бочек, от которых тошнотворно смердело рыбой, Дамаск рассматривал его единственный черный парус. Мальчик старательно пытался разглядеть изображение на пожухлом от полного штиля флаге цвета темного агата, но ему это никак не удавалось.
        — И ты уверен, что это не пиратское судно,  — с сомнением произнес Белый, обращаясь к невидимому Бирму, находящегося от него по правое плечо, вместе с Гансом и Шлепком, которых он держал за руки, чтобы не потерять.
        — А то повел бы я вас сюда. Это точно не пираты. Они не плавают на торговых кораблях.
        — Да, но как-то и на корабль обычного торговца это не похоже.
        — Торговцы разные бывают.
        — Да ты посмотри, у него же порты даже есть. На каких коггах есть порты? А дерево какое. Явно недешевое. Паруса черные, флаг непонятный. Не знаю… сомнительно как-то. А ты по тавернам походил? Говорят о нем что-нибудь.
        — Под утро в тавернах мало кто говорит. Ничего полезного выслушать мне не удалось. Да и Вороны эти повсюду…
        При упоминании людей Атонаха, Дамаск внутренне сжался. Проклятые ищейки встречались им чуть ли не на каждом шагу, пока они добирались до порта. Да и здесь их засело не мало. Они были одеты как обычные рыбаки и торговцы, но Дамаск без ошибки угадывал каждого Ворона по цепким, злым, выискивающим глазам и хитрым холодным лицам. Вот один сидел в маленьком кайке, болтающемся у самого берега, он держал в руках удочку, но совершенно не следил за поплавком, неотрывно осматривая берег. Другой мужчина в соломенной шляпе развалился на пирсе, прислонившись спиной к столбику. Третий «трудяга» стоял за практически пустым прилавком с какими-то треснутыми кувшинами. Еще двое, изображающие грузчиков, сидели на ящиках, якобы отдыхая.
        Именно из-за этого, в целях безопасности, Дамаск притащил уже зеленого от дурноты Шаха к этим вонючим бочкам. Бедный парень даже не мог вступить в диалог магов, полностью сосредоточившись на успокоении своего бунтующего желудка.
        — Так, ладно. Выбора у нас все равно нет,  — собравшись с духом, шепнул Белый.  — Шлепок, возьми Ганса за руку и все время держись за нами с Шахом. Понял?
        — Понял,  — раздался тихий голос Шлепка.
        — Черный, ты сейчас идешь к тому, что на кайке; переворачиваешь лодку и бежишь к этому красному коггу.
        — А смысл?  — спросил Бирм.
        Дамаск почувствовал раздражение.
        — Просто иди и сделай, что я говорю.
        — Как я тебе лодку переворачивать буду?  — начал протестовать Черный.
        — Ты маг или кто?
        — Я ж тебе говорил, что с водой не очень управляюсь.
        — Черный, хорош ныть. Я не могу делать все за всех. Шах видимый и полудохлый, а во мне сейчас ни крохи магии. Так что если ты не управишься, никто не управится.
        Послышалось недовольное сопение и шуршание влажных камешков, под ногами удаляющегося Бирма. Через несколько мгновений его шаги утонули в мягком шелесте океана. Дамаск тут же внутренне приготовился к стремительному перебегу от их укрытия до когга и тихим голосом скомандовал:
        — Шлепок, приготовься. Шах, давай-ка поднимайся.
        Процедура поднимания скорпуса выглядела довольно трагично. Он полулежал, полусидел оперевшись на одну из бочек, часто неглубоко дыша ртом. Его лицо цвета нежного капустного листа резко сделалось беловато-голубоватым, когда Дамаск пытался поставить Шаха на ноги. На секунду ему показалось, что парень и вовсе отключится, но, к счастью, этого не произошло.
        Согнувшись под тяжестью Шаха, Дамаск орлиным взором следил за Вороном на кайке. Шли минуты, а так ничего и не происходило. Белый чувствовал, как плечи начинает ломить, а внутри все закипает от раздражения на медлительного Бирма.
        Несмотря на безоблачную и безветренную погоду, кайк, ни с того ни с сего, начал медленно раскачиваться на спокойном зеркале воды. Сидящий на нем Ворон поначалу не предал этому никакого значения, но по мере того, как лодка все сильней и сильней начала раскачиваться из стороны в сторону, мужчина перестал пристально таращиться на берег. Он недоуменно смотрел то на лодку, то на воду. Когда же кайк стал походить на обезумевшую колыбель, «рыбак» испуганно вцепился в борта и всеми силами пытался не то что бы привести в равновесие свое суденышко, а хотя бы удержаться и не вылететь в воду.
        Как только лодка начала раскачиваться, Дамаск даже не пытался уследить за действиями Ворона в ней. Он сразу же стал жадно наблюдать за другими ищейками, ловя момент, когда они отвлекутся на переполох в воде и у него будет немного времени, чтобы успеть перебежать от бочек до грузоподъемного механизма, который скроет его с Шахом от зорких глаз людей Атонаха. Нужно преодолеть каких-то метров двести, и тогда им без особого труда удастся добраться до красного корабля.
        Послышалась неблагозвучная брань, на которую Вороны тут же отреагировали, почти одновременно повернув головы на шум. Дамаск переборол в себе хлестающее чувство сию же секунду стартануть, дожидаясь, когда лодка перевернется. Через минуту раздался громкий плеск опрокинутого кайка. Ворон в шляпе и тот что стоял за прилавком поспешили к своему соратнику. Дамаск же, поудобней обхватив Шаха, побежал к грузоподъемнику. Однако все происходило не так быстро, как хотелось бы. Скорпуса сейчас сложно было назвать спринтером.
        Не успели они преодолеть и половины пути, как вслед им раздался крик:
        — Это они!
        «Грузчики» на ящиках их заметили. Страха у Белого не было, лишь жгучее желание выбраться самому и спасти тех, кто ему доверился.
        — Бирм!  — сорвавшимся голосом громко крикнул Дамаск, не останавливаясь ни на секунду, уверенный, что Черный поймет значение этого крика.
        Грузоподъемник потерял всю свою прелесть, так что Белый пробежал мимо него. Шах, подгоняемый страхом смерти (ибо именно она ожидала его, если их поймают) начал передвигать ногами куда более веселей и задорней.
        За спиной раздался взрыв, а вслед ему мужские крики боли. Кто, сколько и как далеко от них Вороны, Дамаск понятия не имел да и обернуться не мог. Но то, что Черный как-то затормозил погоню, было очевидно.
        Добежав до самого дальнего причала, где мерно покачивался красный когг с черными парусами, Белый заорал, как раненый:
        — Пожар! Пожар!
        К блестящим лакированным бортам тут же подошли четверо мужчин со странными прическами (у всех были выбриты виски) и в одинаковых черных одеждах.
        — Помогите! Нас хотят убить! Пожалуйста, помогите нам!
        Изначально, по плану, говорить должен был Шах, но небольшая перебежка далась ему такими адовыми усилиями, что сейчас он безжизненно повис на Белом без сознания. Поэтому эту роль пришлось взять на себя Дамаску.
        — Нечего было воровать у добрых господ. Пошли прочь, оборванцы. Иначе я сам спущу с вас шкуры, чтобы не тревожили ложными криками,  — пригрозил один из мужчин с высокими скулами и сильно обветренным лицом.
        — Нет, нет! Мы не воры! Пожалуйста, прошу вас, если вам не чужды заповеди Оркуса, помогите нам!
        Мужчины переглянулись между собой, после чего большескулый обернулся через плечо и сделал крутящее движение пальцем, указав на трап. Раздался топот нескольких пар ног, после чего в поле зрения показались двое мальчишек, лет десяти — двенадцати. Они споро начали вытягивать широкую длинную доску, с поперечными планками.
        Чувствуя, как по нервам бегают электрические разряды, Дамаск обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела с преследователями, и в ужасе чуть не вспрыгнул на еще не до конца вытянутые сходни. Трое Воронов забегали на причал, где как раз стоял он с Шахом.
        Трап только коснулся влажного пирса, а Белый уже запрыгнул на него. Но он успел сделать лишь шаг, как сильная грубая рука дернула его. Дамаск полетел назад, чувствуя, что Шах слетает с плеч. Однако мальчик даже испугаться не успел, осознав, что железная хватка исчезла, и он почему-то летит вниз, потеряв равновесие. Больно ударившись спиной и на мгновение потерявшись в пространстве, Белый не стал обращать на это внимание и, быстро придя в себя, резво вскочил на ноги. Первое, что он увидел, это спину высокого мужчины перед собой, по которой до самого пояса тянулся длиннющий черный хвост. О чем он говорил, Дамаск понял не сразу.
        — И кто он?  — спросил мужчина.
        — Это король ночного Керибюса. Белобрысый малец его сын, и он может заплатить вам, если на то будет ваша воля, господин,  — послышался заискивающий голос в ответ.
        Дамаск выглянул из-за своего защитника и увидел одного из Воронов. Он держался за окровавленное плечо, где торчал небольшой кинжал, всаженный по самую рукоять.
        — Лимос Тонг, пригласи сюда Мастера,  — спокойно произнес мужчина в черном.
        На приказ откликнулся самый младший на вид из мальчишек, исчезнув в глубине корабля. Дамаск не знал, кто такой лимос и что за Мастер сейчас придет, но по Воронам было видно, как в разы увеличилось их волнение.
        — Так вы отдадите нам мальчишку?  — с надеждой в голосе, спросил Ворон.
        — Это буду решать не я, а Мастер.
        Ожидая этого самого Мастера, от которого зависела их дальнейшая судьба, Дамаск подумал, что прошло не меньше часа, хотя в действительности прошло не больше двух минут. Повисшая напряженная пауза сильно давила на мальчика, и он начал ощущать стремительно растущий страх. Белый быстро глянул на лежащего без сознания Шаха, убедившись, что парень жив.
        Наконец, наверху корабля показался широкоплечий мужчина с обнаженным блестящим от пота торсом, лицом хищной птицы и таким же длинным черным с проседью хвостом, как и у остальных членов экипажа. В его руках было по мечу. Вообще он производил впечатление довольно сильного и опасного человека.
        — В чем дело?  — раздраженно спросил он, спускаясь по трапу.
        — Простите, Мастер Кутред, что оторвал вас от тренировки, но без вашего участия, я не могу решить возникшую проблему.
        — И в чем заключается проблема?
        Мужчина, загораживающий Дамаска от взора окружающих, отошел в сторону, после чего начал быстро обрисовывать ситуацию. Однако стоило Мастеру увидеть мальчика, как он словно окаменел и уже не слышал ничего, что ему говорили. Мастер Кутред быстрым взглядом скользнул по выгоревшим волосам Дамаска и пристально уставился ему в глаза. Несмотря на то, что они заплыли синяками, цвет их угадывался без труда. Белый вдруг почувствовал, что этот человек ему не враг и, понимая его важность, тут же воспользовался моментом.
        — Пожалуйста, возьмите нас с собой на корабль. Эти люди врут. Они хотят убить нас. Помогите!
        Эти слова, словно пробудили Мастера от серьезных дум, и он командным голосом сказал:
        — Они плывут с нами.
        После этого Кутред развернулся и начал подниматься по трапу. Вслед ему сразу же донесся вопль одного Ворона:
        — Вы не можете! Это сын Атонаха!
        Мастер даже не обернулся, ответив на ходу:
        — Да мне хоть самих Правителей. Мальчик плывет с нами.
        — Мы не можем позволить вам его увезти!
        Вот теперь Кутред остановился и повернулся к Воронам.
        — Ты споришь с квихельмами, червь? Убирайся прочь, пока я не приказал лимосам отправить тебя и твоих прихлебателей в пасть к Кардашу.
        Кто такие лимосы, квихельмы, Дамаск не знал, а вот Вороны, похоже, знали. Они сильно побледнели, смотря вслед удаляющемуся Мастеру.
        — Эй, пацан, поднимайся на борт,  — обратился к Белому защищавший его квихельм.
        — Мой друг…
        — Он жив ли?
        — Жив.
        — Лимосы Тонг и Райн, помогите мальчишке затащить это туловище.
        Дамаск наблюдал, как парни сбегают на пирс, подхватывают, словно пушинку, Шаха и затаскивают его на трап.
        «Такое девчачье лицо» — про себя удивился Белый, глядя на одного из лимосов, которого звали Райн. Эта мысль быстро вылетела из головы мага, как только он вспомнил о своих невидимых спутниках. На счет Шлепка и Ганса он не волновался, а вот где был Бирм?
        — Черный!  — поднимаясь по трапу, громко окликнул Дамаск, заранее зная, что из присутствующих лишь Вороны могут понять, к кому он обращается.
        На него обернулся лимос с кукольным красивым личиком, на котором зло сошлись брови.
        — Это ты мне?  — спросил он на ломанном геллийском.
        — Нет. Я проверяю, в сознание ли парень, которого вы тащите.
        Райн окинул взглядом Белого, словно перед ним находился плешивый хорек, после чего потерял к нему всякий интерес.
        — Я тут,  — обдало ухо Дамаска горячие тихое дыхание, так что он чуть не свалился с трапа.
        — Послушайте, господин, вы не можете просто так взять и забрать детей!  — доносились из-за спины отчаянные слова самого говорливого Ворона.
        — Мы можем всё,  — последовал простой уверенный ответ.
        — Атонах заплатит столько золота, сколько вы скажете!
        — В золоте мы не нуждаемся, а за некоторых детей, таких как этот, и сами готовы заплатить.
        Эти слова не понравились Дамаску, но отступать уже было поздно.

        Глава 8
        Новая жизнь

        Как выяснилось за четыре дня, проведенных в открытом океане, Дамаск, Бирм, Ганс, Шлепок и Шах оказались на корабле неких квихельмов, которые направлялись в Гиваргис. Все на этом странном красном когге, от мала до велика, казались Белому самыми суровыми созданиями. Он вообще уже начинал подумывать, что они попали к каким-то сектантам, во главе которых стоял Мастер Кутред. По крайней мере, секты Белый представлял именно так.
        Эти люди жили по каким-то своим правилам. У них был свой внутренний распорядок, включающий в себя убийственные, на взгляд Дамаска (но в то же время невероятно завораживающие и поражающие воображение), ежедневные тренировки; медитации по несколько часов к ряду; прием пищи строго в определенное время, сопровождающийся гробовой тишиной. Говорили они на странном языке. Белый, слышавший в чертогах керибюсского Дна, казалось, все языки мира, не мог провести аналогии ни с одним из них. У него даже ассоциаций никаких не возникало, когда до его слуха, в очередной раз, доносились короткие, емкие фразы. Эти самые квихельмы были настолько дисциплинированными людьми, что даже знаменитые ардальские войска, славившиеся именно этим качеством, на их фоне, казались расшалившимися детьми. Все всегда у них выполнялось в срок и немедленно.
        Когда Дамаск попал на корабль (бессознательного Шаха и остальных членов маленькой керибюсской группы в расчет можно было не брать), первое, что с ним сделали — отвели к богу этого судна — Мастеру Кутреду. На палубе стояла маленькая коморка, больше похожая на чулан для метел. Но когда Дамаск вошел внутрь, у него отпала челюсть. Это оказалась огромная кают-компания с такой роскошной обстановкой, словно здесь собиралась ардальская Десятка.
        Облокотившись на длинный лакированный стол для переговоров, стоял Мастер Кутред. Этот солидный мужчина, внушал благоговейный трепет, его присутствие даже заставляло забыть о чудесной трансформации чулана. Квихельм долго и пристально рассматривал Дамаска, словно не верил, что тот стоит перед ним. Когда, наконец, Мастер понял, что мальчик очень неуютно чувствует себя в этом тягостном безмолвном ожидании под его пристальным взглядом, сразу начал расспрашивать о нем самом, о причинах побега, и куда они с Шахом решили направиться.
        Белый не стал придумывать. Он бесхитростно отвечал на все вопросы главного квихельма, немного стыдясь, что умалчивает о троих невидимых пассажирах на корабле. Когда речь зашла о магических способностях, Дамаск честно рассказал, что магия проснулась в нем чуть больше суток назад. После разговора, Белый поблагодарил за то, что Мастер принял его с Шахом на корабль и попросил высадить их в эссорском порту, на что Кутред крайне удивился и начал предлагать ему отправиться в некий Квихл. И не просто предлагать, а усиленно настаивать!
        Главный квихельм гарантировал мальчикам защиту от Атонаха, кров, пищу, знания, убеждал, что Шаху нужна помощь, а в Квихле есть замечательная савира, которая мертвого может поставить на ноги, да и простые лекари там знали толк во врачевании и целительском искусстве. Но самым основным аргументом являлось то, что король керибюсского Дна никогда не пойдет против квихельмов, будь у него хоть армия из пятидесяти магов.
        Если изначально Дамаск подыскивал наиболее удачный момент, чтобы поинтересоваться, кто же такие эти квихельмы, то после такого заявления ему даже стало как-то неудобно. Складывалось впечатление, что это сверхлюди, о которых знают все кроме него. Самое ужасное, теперь Белый не знал, как отказать Мастеру, а отказать он непременно собирался. Ему жутко не понравились все эти его посулы на будущее счастье и благоденствие. Примерно также всегда напускал разноцветный туман и Атонах. Дамаск не для того бежал от одного иллюзора, чтобы попасть к другим.
        В итоге, юный маг, прямо глядя в жесткие черные глаза Кутреда, сказал, что им необходимо попасть в Эссор, на что квихельм, подумав несколько мгновений, предложил иной путь. По его замыслу, керибюсские ребята отправятся с ними в Квихл, где Шах получит помощь, а после этого, если им там не понравится, Мастер лично посадит их на корабль до Эссора.
        Когда такой человек дает слово, ему сложно не поверить. Решив, что ничего плохого не случится, если они смотаются до загадочного Квихла, Дамаск согласился, с удивлением заметив явное облегчение на лице Мастера. Что оно означало, он не понял и мысленно поставил галочку на этом моменте.
        Они проговорили до самого вечера, и когда Белый вышел из маленького чулана, Илар уже тонул в океане, растворяясь в нем алыми разводами.
        Лимос по имени Тонг, давно ждущий юного мага и несколько часов смело восседающий прямо на бортике корабля, тут же спрыгнул и подбежал, чтобы сопроводить его к Шаху. Куда на когге можно было сопровождать оставалось для Дамаска сложнейшей головоломкой, но на палубе, и правда, не было скорпуса, да и членов экипажа он насчитал всего пятерых. Куда посреди океана мог испариться остальной экипаж?
        Ответ нашелся, когда лимос открыл люк в полу и спустился на нижнюю палубу. В когге была еще одна палуба! Здесь находились начищенные до блеска пушки, и, построившись в линейку, стояли шестеро квихельмов. Перед ними, ввинченная в пол, блестела небольшая металлическая банка. Самый ближний из квихельмов, облаченный в странные каменные рукавицы, ударял по крышке сосуда, из которого выпрыгивала огненная змея расплавленного… нечто, а остальные мужчины в совершенно невероятных текучих, словно живых, перчатках, похожих на струящуюся воду, ловили эту раскаленную колбасу, равномерно остужая ее до серебряного цвета. В итоге, получалось нечто очень похожее на толстый металлический канат.
        Когда Дамаск в полном недоумении воскликнул о своем потрясении, узкоглазый Тонг лишь хмыкнул и сказал, что здесь не две, а три палубы и что Младшие ученики изготавливают ядовитые тросы на случай, если на них нападет нуармутский змий, которого нельзя убить, но можно парализовать на несколько дней такими вот тросами.
        Работа квихельмов удивила Белого, но не так как наличие на крохотном когге трех палуб. На логичный вопрос: «Как!?», парень, пожав плечами, ответил, что это все магия грагелей. Они мастера в таких трюках. Квихельмы часто заказывали у них корабли, пушки и магические артефакты. Брали серокожие дорого, но цена себя оправдывала.
        Они спустились еще ниже на один уровень, и, после того как Тонг запустил своего спутника в отдельно отстроенную каюту, на подобии чулана на верхней палубе, Дамаск, наконец-таки, увидел Шаха. Он лежал на одной из двух небольших кроватей, закинув руку на лицо. Рядом с ним стоял маленький столик с графином воды и полупустая тарелка с финиками. Это помещение походило на обычную комнату, освещаемую магическими лампами с голубым огоньком внутри, от света которых Шах выглядел еще хуже. Удивительно, но здесь даже качки не ощущалось! Складывалось впечатление, что они не на корабле.
        Как только дверь захлопнулась, а шаги лимоса затихли, замерший на пороге Дамаск неуверенно произнес:
        — Черный?
        — Я здесь,  — тут же последовал ответ на керабском (между собой, по негласному договору, они общались на этом языке).
        — Где Ганс и Шлепок?
        — Сидят на кровати.
        Белый глянул на пустую кровать, которая предназначалась ему, и увидел на ней вмятин двух маленьких поп. Все были на месте. От мысли, что у них все получилось, что они смогли убежать из Керибюса, от Атонаха, приятно затрепыхало сердце. Дамаск расслаблено подошел к своей постели и устало на нее плюхнулся.
        — Как Шах? Приходил в себя?  — спросил он, доставая из тарелки пару фиников без косточек.
        — Я в себе,  — раздался в ответ глухой безжизненный голос скорпуса.
        — Ты как?
        — О, чудесно, чудесно. Не прочь повторить.
        Дамаска это слегка обидело.
        — Где мы?  — все также раздавлено произнес Шах.
        — Разве Черный тебе не рассказал?
        — Я не знал, что он и мелкие здесь.
        Дамаск неодобрительно уставился в пустоту, где, по его мнению, находился Черный.
        — Так, заканчивайте уже грызться друг с другом. У нас не должно быть секретов между собой и уж тем более каких-то обид. Нам это может слишком дорого обойтись. Начните уже нормально общаться. Шах, тебя это тоже касается.
        Повисло гробовое молчание. Чтобы услышать реакцию на свои слова, Дамаск настойчивым голосом спросил:
        — Бирм?
        — Ну,  — слегка недовольно ответил Черный, в знак согласия и принятия таких правил.
        — Шах?
        — Я тут при чем? Я против Черного никогда ничего не имел. Это он вечно баранится.
        Дамаск прямо кожей ощутил, как эти слова привели Бирма в ярость, но он, во славу всех святых, смолчал.
        — Так где мы?  — как ни в чем не бывало, повторил свой вопрос Шах.
        — Мы на том самом красном когге. Он принадлежит каким-то квихельмам…
        — Кому, кому!?  — перебил Белого скорпус, убрав руку с лица и уставившись на него красными глазами.
        — Квихельмам. Вроде бы так они себя называли. А кто это?
        Бывший предводитель Скорпусов смотрел на него со смесью ужаса и непонимания.
        — Мы у квихельмов?  — наконец, севшим голосом выдавил он из себя.
        — Ну да. А что? Кто они такие?
        — На каких условиях они нас взяли?
        Испуг Шаха начал быстро передаваться Дамаску.
        — Да ни на каких. Просто предложили отправиться с ними в Квихл. Этот Мастер сказал, что если…
        Начав довольно бодро, энтузиазм Белого быстро сошел на нет, когда он увидел, как Шах вытаращился на него и даже приподнялся на локтях.
        — Что? Что опять? Кто они такие?  — первый не выдержал невидимый Бирм, подав голос из угла комнаты, где стоял низкий табурет.
        — Вы идиоты что ли? Как можно не знать кто такие квихельмы!?  — искренне вознегодовал Шах.
        — Ты это… не умничай давай. Мы знаем только то, что позволял знать Атонах,  — слегка смутился Белый.  — Так кто они такие?
        Скорпус со стоном повалился обратно на подушку, вновь закидывая руку на лицо. Этот трагичный жест обеспокоил Дамаска сильнее всяких слов.
        — Попали мы, ребятки, ох, как мы попали!  — безжизненно произнес Шах.
        Белый почувствовал, как леденеет кровь. Ему даже слово выговорить было сложно. Поэтому он сидел и тупо пялился на скорпуса, лежащего в очень драматичной позе. Бирм пришел в себя быстрее:
        — Да ты хорош пугать-то! Объясни нормально!
        — Да что тут объяснять. Мы сейчас на корабле самого страшного Братства на Эве. Их как только не называют — и Палачами Оркуса, и Детьми Смерти, и Возмездием Богов, но себя они называют квихельмами. Их даже мортенийцы боятся, и Ардал старается с ними не связываться. Вы ведь знаете кто такие мортенийцы?
        — Нет,  — хором ответили два мага.
        Шах со всем осуждением, что в нем было, громко вздохнул, после чего продолжил:
        — Это наемники Ардала. Первоклассные убийцы. Если встретите здоровых лысых мужиков с татуировками глаз на затылке — это мортенийцы. Но не об этом. Квихельмов вообще в народе любят. Квихельмы за простых людей всегда вступаются и всю несправедливость сильных мира сего обычно искореняют. Их братство было создано, примерно, во времена Великой Войны, всё их боевое искусство построено на том, чтобы убивать не просто людей, а самих фархаров. Им не страшен ни маг, ни фарх, ни сам Кардаш. Они живут по заповедям Оркуса и лишь его гнева страшатся…
        — Если они живут по заповедям и служат народу, чего их бояться тогда?  — перебил Бирм.
        — Квихельмы хороши лишь тогда, когда не касаются тебя лично. Не дай Оркус попасть к ним в это Братство. Все, считай, ни жизни, ни своей воли. А потом, они же фанатиками становятся. Даже если и не очень-то им изначально хотелось быть квихельмами, потом они готовы жизнь положить ради Братства. Неизвестно, что с ними там делают, но я не хочу до самых седин быть на побегушках. Говорят, что многие из них погибают еще во время обучения. Вы как хотите, но я из одного полымя выбирался не для того, чтоб сразу в другое прыгнуть.
        Повисло тягостное молчание, во время которого каждый думал о своем, но об одном и том же.
        — И не будем забывать, что нас здесь больше, чем они думают. А я даже представить не могу, что квихельмы делают с теми, кто им врет,  — поделился своими мыслями Шах.
        — Сбегать что ли опять?  — недовольно спросил Белый.
        — А ты другой выход видишь?
        — Нет.
        — А если они не будут заходить ни в один порт, а сразу до конечной поплывут? А куда они, кстати, плывут?  — прозвучал голос Черного.
        — Мастер сказал, что в Гиваргис,  — ответил Дамаск.
        — До Гиваргиса месяц добираться. Заходить куда-то они однозначно будут. Хотя… это ведь квихельмы. Кто ж их знает! Да и кораблик у них непростой…  — рассуждал вслух скорпус.  — Но нам надо в Эссор. У меня есть идея, где мы можем там спрятаться.
        — Где?
        — В шахтах. Я слышал, туда берут всех, даже детей. Придется какое-то время попотеть, зато нас никто не найдет, да и без куска хлеба не останемся. Когда все утрясется, там уж решим, что дальше делать.
        — Сколько до Эссора плыть?  — поинтересовался Черный, озвучив мысль Дамаска.
        — Седмицу где-то.
        — А ты успеешь… поправиться?  — запинаясь, спросил Белый, глядя на разбитого скорпуса.
        Шах не разозлился, как того ожидал Дамаск. Он, все также продолжая лежать неподвижным бревном, спокойно ответил:
        — Нет. Но вы мне поможете. И когда мы прибудем в Эссор, я буду здоров, как никогда.
        В комнате повисла тишина.
        — Мы, честно говоря, лекари не очень,  — предупредил Черный.
        — Ой, да упаси Оркус. Короче, у некоторых квихельмов есть одно зелье, оно всегда при них. Черного цвета жидкость. У Мастера оно точно должно быть. Так вот, вы его стащите, перед самым нашим побегом.
        На этот раз молчание длилось немного дольше. Идея Дамаску понравилась, но он даже представить не мог, как можно у этого страшного Мастера что-то украсть.
        — Ну, как бы и воры из нас не ахти …  — нарушил тишину голос Черного.
        — Поэтому как же здорово, что вы вдруг стали невидимы.
        Про себя Белый подумал, что одной невидимости мало, чтобы что-то стащить у Мастера Кутреда, но вслух произнес другое:
        — А что мы все-таки будем делать, если они не будут заходить в эссорский порт?
        Предводитель Скорпусов раздраженно вздохнул, недвусмысленно выражая этим вздохом пренебрежение к беспомощности своих попутчиков.
        — К тому времени, когда мы достигнем Эссора, ты уже восстановишь свои магические силы, мы возьмем шлюпку и покинем это корыто. С твоими способностями управлять ветром, нам и парус не нужен будет. В два счета до суши доберемся.
        — Тебя послушать, так вообще никаких проблем нет. Все настолько гладко, что хоть на санках катайся,  — проворчал Дамаск.
        — Так и есть.
        — Что ж ты тогда после первого гладкого плана так паршиво выглядишь?  — съязвил Бирм.
        Белый согласно посмеялся, но смех его быстро оборвался, когда дверь в их персональную каюту открылась. Внутрь вошел лимос с девчачьим лицом. Его звали Райн, насколько помнил Дамаск. В руках он нес серебряный поднос, на котором стояли две глубокие тарелки с дымящимся супом. Без лишних слов, парень поставил его на столик рядом с финиками и графином, затем выпрямился и подозрительно начал осматриваться по сторонам, особенно его заинтересовал угол с табуреткой.
        У Дамаска изначально-то не было ни капли симпатии к этому мальчишке, а сейчас его чувства росли в явную враждебность.
        — Что-то не так?  — вежливо спросил Белый на геллийском.
        Лимос даже ухом не повел, выйдя на середину каюты и начав медленно крутиться вокруг своей оси.
        — Сарпас!  — вместо ответа, громко и четко выкрикнул он.
        Под его черной жилеткой с вышитым узором из серебряной нити тускло вспыхнул белый свет. До Дамаска сразу дошла горячая волна магии.
        — Эй, в чем дело!?  — подскочил Белый, испугавшись, что у лимоса активировался какой-нибудь медальон обнаружения.
        Райн все также оставлял вопросы мага без внимания, продолжая рассматривать каюту, сильно при этом щурясь. Вопреки страхам Дамаска, красивое личико парня сменило выражение подозрения на недоумение.
        — Сапрас!  — произнес он.
        После этого лимос злобно посмотрел на часто дышащего Белого, и от этого тяжелого взгляда песочных глаз, ему стало сильно не по себе. От парня так и веяло угрозой.
        Еще немного постояв, Райн развернулся и вышел из каюты. После такого незамысловатого общения, Дамаск сделал вывод, что, в общем и целом, квихельмы ему не нравятся.
        — Вот ведь зараза хитрая!  — негромко возмутился Шах, когда шаги за дверью стихли.  — Если б не твоя странная магия, погорели бы на месте.
        — В смысле?
        — У этого гаденыша медальон «магического зрения» был. И он им сейчас воспользовался.
        — И что?
        — То, что, если бы ты набросил на Черного и мелких обычный полог невидимости, засранец мог бы их увидеть.
        Дамаск про себя несказанно удивился. Что же тогда он сделал с мальчишками? Чем отличается обычный полог невидимости от его?
        — Редкий, наверное, медальон-то…  — предположил Белый, подходя к столику и беря одну тарелку с наваристым густым супом, от которого так восхитительно пахло, что рот в один момент наполнился слюной, а живот призывно заурчал, напоминая о своей пустоте.
        — Редкий, не то слово! Странно, что у лимоса он есть. У квихельмов с высоким-то рангом не у всех имеется…  — слегка удивленным тоном сказал Шах.  — Как бы то ни было, с этим квихельмом надо быть настороже. Что-то мне подсказывает, с нас он теперь глаз не спустит.
        — Это да… Шах, ты как? Есть будешь?
        — Нет,  — просто ответил скорпус, слегка побледнев и задышав ртом.
        — Тогда, Бирм, я тебе оставлю, а эту порцию, Шлепок, Ганс, делите между собой,  — быстро распорядился Белый, отправляя в рот первую ложку.
        Когда все, кроме тошнящегося Шаха, насытились, Дамаск разлегся на кровати, уставившись в потолок. Вдруг на него напало беспокойство за Ганса. Всегда такой подвижный, шумный и крикливый мальчишка вел себя на редкость тихо.
        — Ганс, братишка, иди-ка сюда,  — позвал Дамаск мальчика, протягивая руку.
        На кровати началось неуверенное шевеление, после чего Белый почувствовал, как кто-то маленький лег рядом и крепко к нему прижался.
        — Ты чего такой тихий?
        Ответа не последовало.
        — Ганс, все нормально? У тебя ничего не болит?  — все сильней беспокоился маг, слыша в ответ лишь молчание.
        — Шлепок, он все время с тобой был?
        — Каждую секунду,  — подтвердил Шлепок.
        — Вы не падали? Не ударялись ни обо что?
        — Нет. Все ладно было.
        — Почему тогда он молчит?  — не унимался Белый.  — Бирм, может его видимым сделать? Посмотреть все ли в порядке?
        — Сдурел?  — вмешался Шах.  — Ничего ни с кем не надо делать. Все в порядке с блохой. Напуган просто. Не каждый день такие марафоны с погоней устраивают. Я видел уже такое не раз, когда после серьезных потрясений даже самые громкие дети переставали говорить.
        — И как долго они не говорили?  — беспокойство послышалось и в голосе Черного.
        — Да когда как. Бывало и вовсе переставали.
        Дамаск почувствовал, как ноги у него заледенели. Если так случится, то виноваты будут именно они.
        — А что если он не заговорит?  — вторя мыслям Белого, задал волнующий вопрос Бирм.
        — Значит, слава Оркусу, какое-то время мы побудем в тишине,  — раздраженно ответил Шах.

        Прошло четыре дня. Еды, что приносили для Дамаска и Шаха, катастрофически не хватало на пятерых. Поэтому коллективно было принято решение, что Бирм и Шлепок будут таскать припасы квихельмов из шкиперской каюты. Вроде бы пока невидимые гости на корабле замечены не были.
        Ганс до сих пор продолжал молчать, Шах валялся на кровати, Бирм же и Шлепок то появлялись в каюте, то пропадали. Дамаск почти все время проводил на верхней палубе, смотря на темные волны и тренируясь переходить на магическое зрение. С каждым разом у него получалось все лучше и лучше. Теперь, чтобы начать видеть мир во всех его «красках», Белому не требовался всплеск эмоций. Достаточно было сосредоточиться на себе, на пульсирующем огоньке, который чувствовался в центре чревного сплетения.
        Когда Дамаск медитировал на носу корабля, за ним очень часто наблюдал Мастер Кутред, что крайне раздражало мальчика. Он мог смотреть на него несколько часов к ряду, затем просто вставал и уходил. И чем дольше капитан корабля наблюдал, тем сильнее в Белом крепло чувство, что если он отправится вместе с квихельмами в Квихл, вряд ли ему удастся потом покинуть Братство.
        За все это время Дамаск сошелся лишь с одним человеком на борту — лимосом Тонгом. Он был довольно открытым парнем и всегда дружелюбно отвечал на вопросы. Очень часто, когда Дамаск сидел на носу корабля, смотря в черно-синюю даль океана, к нему присоединялся Тонг. По большей части, они просто молчали, наслаждаясь свежим соленым ветром, приятно ласкающим разрумянившиеся лица. Но бывало, мальчишки начинали разговаривать обо всем и ни о чем. Один из таких разговоров навсегда запал в душу Дамаска, оставив глубокую зарубку на дощечке важных знаний в его памяти.
        Это случилось на третий день плавания, когда Илар уже практически скрылся за горизонтом, а бледнеющая в вышине Чара с каждой минутой вбирала в себя все больше серебра. Белый как обычно проводил время на верхней палубе красного когга. В этот момент, к нему присоединился лимос Тонг, запрыгнув на бортик корабля.
        — Вот почему, когда Илар восходит, он освещает мир розовыми лучами, а когда садится — кроваво-красными?  — вдруг спросил он, глядя на горизонт.  — Неужели, Оркус так показывает нам игру жизни и смерти?
        Надо сказать, Дамаск не ожидал подобных вопросов, поэтому слегка растерялся.
        — Честно говоря, никогда не думал об этом…  — ответил Белый.
        — Когда же еще об этом думать, как не в такие моменты?
        Дамаск не стал отвечать. Атмосфера природного таинства была разрушена, и Белый теперь тупо пялиться на почти скрывшийся в океане ободок Илара.
        — Давно ты в Братстве, Тонг?  — спросил Дамаск, глядя на мягкий профиль юного квихельма.
        — Лет с четырех-пяти, наверное.
        — А что стало с твоими родителями?
        Лимос посмотрел на Белого с явным удивлением.
        — Ничего. А что с ними должно было стать? Полгода назад я получил письмо от матери, отец все также является главным казначеем при султане Арома, а мать воспитывает двух моих младших сестер. Так что у них все очень даже неплохо.
        Дамаск впал в некое подобие ступора. Он-то думал, что квихельмы подбираю только мальчишек-бродяг. А тут перед ним стоял представитель зажиточного сословия, если не знатного.
        — Но как они отдали тебя квихельмам в таком раннем возрасте?  — наконец, оформил Дамаск свою мысль в слова.
        Тонг по лицу своего странного собеседника пытался понять шутит тот или нет, с подозрением смотря в его наивные голубые глаза.
        — Это большая честь, если член семьи избирается провидицей квихельмов. Через нее люди слышат глас Оркуса. Если она выберет сына короля, тот должен отдать его на воспитание квихельмам. Это значит, что ему предначертано нечто большее, чем править королевством. Это все знают. Мои родители с великой радостью передали меня квихельмам. И я ни разу не пожалел, что нахожусь среди таких достойнейших и сильнейших мужей Эвы.
        Тонг говорил спокойно. Он всего лишь пытался объяснить, и, самое удивительное, при таких громких словах вовсе не походил на фанатика.
        — Почему вы всех сильней? Почему вас бояться даже мортенийцы?
        — Какой самый большой страх у человека?  — ни с того ни с сего кинул лимос в лоб вопрос, спустя несколько секунд молчания.
        Белый задумался. Он прикидывал разные варианты, но, в общем-то, они сводились к одному.
        — Страх смерти?  — предположил маг.
        — Нет. Смерть сама по себе не страшна. За ней грядет небытие. Забвение. Люди боятся боли. Боль — это всегда страшно. Она делает плоть слабой, а душу безвольной.
        В Квихле нас учат именно этому. Нас приучают к боли. Искореняют этот разъедающий страх. Мы не боимся ни ран, ни пыток, ни смерти. Нас нечем пугать, оттого пугаем мы. Нас боятся, потому что мы ничего не боимся. К тому же квихельмы обучены убивать, а это, согласись, довольно опасное сочетание.
        Эти слова лимоса тяжело упали на сердце Дамаска, как камень падает на дно океана. Именно тогда он четко для себя решил, что если, не дай Оркус, ему доведется перейти дорогу квихельмам, нужно цепляться за любую возможность, дабы избежать столкновения.
        Однако это было не все, что узнал Дамаск в тот вечер. Тонг поведал, что через два дня корабль будет проплывать мимо Эссора. Но заходить в порт они не собирались.
        Это был явный сигнал к действию. Ночью, когда все керибюсцы собрались в своей каюте, Дамаск озвучил новость. Тут же было решено (точней решил Шах, как-то все организационные вопросы сами собой перетекали к нему), что все время Черного теперь будет посвящено попыткам украсть у Мастера Кутреда флакончик черной жижи. Сказать прямо, Бирм был не в восторге, но против большинства пойти не мог. По плану, он должен был управиться максимум до вечера второго дня. После чего, все пять человек покидают красный когг на украденной шлюпке. Так как корабль был полностью оснащен магией, освобождая членов экипажа от нужды дозора, эта задача становилась, поистине, легка. Необходимо лишь усыпить сторожащие артефакты, которые были рассованы по всем углам судна. Эта задача ложилась на Дамаска. Благо, за проведенные дни на корабле, он выяснил местоположение всех ловушек.
        Весь следующий день чародея не отпускало тягостное чувство. А если добавить то, что ушедший воровать целебное зелье Бирм все никак не возвращался, Белый начал сильно сомневаться в заранее продуманном побеге.
        Илар медленно покатился к закату. Дамаск, Шах, Ганс и Шлепок безвылазно сидели в своей каюте. Большую часть времени они молчали.
        Белый понял, что время уже шесть часов вечера, так как Тонг принес им ужин в виде жареной рыбы, фиников и звездообразных зелено-желтых фруктов. В этот момент произошло страшное событие, и осознание масштаба этой катастрофы пришло много позже.
        Поставив на столик поднос, Тонг развернулся и вдруг неожиданно замер. Он смотрел на край кровати Дамаска, до отказа расширив свои узкие глаза. Белый проследил за его взглядом, но ничего не увидел.
        — Ты чего?  — поинтересовался он.
        Лимос тут же протер глаза двумя пальцами и, с неудовольствием посмотрев на голубые светильники, добродушно произнес:
        — Да ничего. Сегодня учили меня тросы делать для змиев. Так там одна партия искрить начала, меня слепануло ненадолго. Вот теперь до сих пор всякая ерунда мерещиться.
        — А…  — протянул Дамаск.
        — Ну ладно. Вы тут ешьте. Ты это… хворого-то покорми что ли. А то так и не поправится никогда.
        — Я здоров,  — хрипло буркнул Шах.
        — А я гляжу упрямый парень. Неплохой квихельм из него может получится.
        — Не может,  — все также враждебно ответил скорпус.
        Это развеселило лимоса. Уже у самого выхода, продолжая улыбаться, Тонг доброжелательно произнес:
        — Выздоравливайте, в общем. Завтра увидимся.
        Когда дверь за ним захлопнулась, Шах сварливо проворчал:
        — Держи карман шире, прощелыга.
        Дамаск хмыкнул и сел на кровати, потянувшись к тарелке с рыбой. Скорпус же как лежал, так и остался лежать. Ел он в эти дни крайне мало.
        — Слушай, Шах, Тонг прав. Тебе надо поесть, а то загнешься.
        В ответ Шах лишь фыркнул, но все же начал медленно подниматься, не открывая глаз. Этот процесс длился довольно долго. Даже когда скорпус переместился в вертикальное положение, он несколько минут просто сидел, уткнувшись в руку, в позе эдакого мудреца в раздумьях.
        Жуя рыбу и выковыривая из нее косточки, Дамаск внимательно за ним наблюдал. Наконец, парень убрал руку от лица и открыл глаза, сощурив их в крошечную щелку.
        — Смерть Палача была слишком легкой. Надеюсь, в аду он пройдет все пытки, уготованные ему Кар…
        Речь Шаха оборвалась на полуслове. Он, так же как и Тонг до него, уставился на угол кровати Дамаска. Лицо его разгладилось и приняло выражение потрясения. Белый посмотрел туда же, и кусок рыбы встал у него поперек горла. Неподалеку от него сидел еле видимый, но все же видимый, Ганс, грустно посасывающий финик. Во рту у Дамаска пересохло. Он быстро оббежал взглядом все помещение и наткнулся на полупрозрачную фигуру Шлепка, который, стоя на табуретке, разглядывал волшебный синий огонек в лампе.
        Чувство произошедшего ужаса в сознание Белого оформилось лишь только после того, как он перевел взгляд на побелевшего Шаха. До него дошло, что еще один вполне уже визуально воспринимаемый человек сейчас бродит где-то по верхней палубе.
        — Черный!  — громко воскликнул Дамаск, вскакивая с кровати и бросаясь к выходу.
        Но только он распахнул дверь, как больно врезался в кого-то, отлетев назад в каюту. Придя в себя, Белый посмотрел на открытый проход, откуда на него, с другого конца, как на ненормального, смотрели два взрослых квихельма, прервавших свою вечернюю трапезу.
        — Белый, мать твою…  — раздалось злобное шипение Бирма совсем рядом.
        Он грубо дернул Дамаска за шиворот, ставя на ноги. Квихельмы даже пережевывать перестали, наблюдая, как мальчишка, словно медуза в воде, воспаряет на ноги.
        — Дверь закрой!  — все также злобно шептал Черный.
        Дамаск ощущал себя ватным, поэтому дверь закрыл практически бессознательно. Как только она захлопнулась, Бирм дал волю гневу.
        — Пошли вы оба! И ты! И ты, сволочь!  — срывающимся голосом, стараясь не переходить на крик, выдавал Черный. Только старательно приглядевшись, Дамаск увидел его призрачный силуэт, тыкающий пальцем сначала в него, а затем в Шаха.  — Этот демон меня чуть не поймал. Он смотрел прямо на меня! У него этот медальон еще поганый был, как у этого лимоса слащавого, так он что-то буркнул и прям на меня зырел все этом время! Он меч вытащил. Меч! Рубанул меня да промазал! Слава Оркусу, волна хлестанула, я смотаться успел! Если вам так нужно это зелье, то идете и сами его доставайте! Дебилы!..
        Высказав свое недвусмысленное мнение, Бирм прошел к кровати Белого и с размаху на нее плюхнулся, так что слегка испуганно смотрящий на него Ганс даже подлетел в воздух на сантиметр. В каюте повисло молчание. Дамаск и Шах обменялись взглядами. Даже скорпус не знал, что на это сказать.
        Шумно дыша, показывая тем самым крайнюю степень своего негодования, Бирм потянулся к фрукту-звезде под названием карамболь, окатив при этом сидящего напротив Шаха ледяным взглядом. До него не сразу дошло, что парень-то смотрит прямо на него.
        Лишь спустя минуту, надкусывая сочный фрукт, Черный вдруг замер и уставился на сидящего рядом Ганса. Все взгляды были обращены в его сторону и вот тут-то все встало на свои места.
        — Ах ты мракобесина!  — завопил Бирм, запуская в Белого карамболь.  — Ты не мог сказать, что магия твоя сойти может!
        Дамаск успел увернуться.
        — А я знал!?
        Этот ответ настолько сильно разозлил Черного, что он с ревом вскочил с кровати и кинулся на Белого. С разбегу получилось так, что сначала парни вписались в стену, а затем с грохотом повалились на пол. Нельзя сказать, что зрелище отличалось красотой и изяществом. Силы были явно на стороне Бирма, так как он превосходил и по росту, и по крепости телосложения. Но Дамаск брал энтузиазмом, энергично колошматя своего черного брата.
        За этой яростной бойней котят, с явным интересом наблюдал Шах, мысленно подумывая, что хорошо все-таки, что эти двое маги. С такими бойцами в своей команде и в переулок страшно выйти. Бывший предводитель Скорпусов был частым свидетелем (а зачастую и прямым участником) разборок на улицах Керибюса. Повидал он всякое, иногда доходило до смертей, но, честно говоря, на такую мышиную возню даже смотреть было стыдно.
        «Ай да принцессы мне достались…» — презрительно подумал про себя Шах. Но ход разборок вдруг резко начал набирать опасные обороты, когда Черный очередным перекатом оказался сверху Дамаска, схватил его за волосы и пару раз приложил лицом о деревянные доски пола. Скорпус решил вмешаться. Он неторопливо переставил тарелки с подноса на столик и взял алюминиевый узорный блин в руки.
        — Иди-ка сюда, Шлепок.
        Напуганный мальчишка быстро подбежал к Шаху, готовый выполнить любое его поручение.
        — Возьми-ка поднос… А теперь иди и от души бей им по харе Черному, чтоб успокоился,  — монотонно объяснил скорпус.
        Шлепку очень хотелось вступиться за Белого и проучить напавшего на него негодяя. Что собственно он и сделал, подбежав и с размаху впечатав посудиной в лицо Черного, так что тонкий металл даже немного выгнулся.
        Тараканья склока закончилась. Дамаск перевернулся на спину держась за окровавленное лицо, а почти уже проявившийся Бирм пытался остановить полупрозрачную кровь, капающую из носа и лопнувших пухлых губ. Шлепок, держа в руках оружие своего преступления, поспешил обратно к Шаху, опасаясь мести Черного.
        — Мне тут в голову мысль пришла…  — как ни в чем не бывало, произнес скорпус, спустя несколько минут:  — Раз такое дело, у Белого все лицо вон вдребезги. Почему бы ему не сходить к Мастеру и не попросить зелья. Вот так вот напрямую. Ведь, очевидно же, что этот старикан испытывает к тебе симпатию.
        — Чего?  — прогнусавил Дамаск, зажимая нос.
        — Чего ты не понял?  — раздраженно переспросил Шах.
        — Не даст он мне ничего.
        — Он несколько часов потратил, чтобы уговорить тебя ехать в Квихл. Не заставить, а уговорить! Он мог бы просто посадить тебя под волшебный замок до самого конца путешествия и все. Но не сделал этого. Вдобавок выделил тебе отдельную каюту, кормит, поит, делать ничего не заставляет. Значит твое доброе расположение ему зачем-то нужно. Так что иди и проси у него зелье.
        Изначально, испытывая ненависть лишь к Бирму, Дамаск теперь чувствовал острую неприязнь и к Шаху. Все болело, лицо гадко пульсировало, хотелось послать куда подальше всех на свете! Но вместо этого, Белый поднялся и молча направился к выходу.
        — И будь понаглей!  — донеслось ему в спину.
        — Иди ты в задницу, Шах…  — послышался негромкий голос Бирма из-за захлопнутой двери.
        Удивленные взгляды сопровождали Дамаска до самого чулана Мастера. Толи оттого что вид крови был привычен квихельмам, толи их просто не интересовало, где парень так искалечился, но никто и не подумал поинтересоваться о причинах столь чудного преображения мальчика, у которого, в принципе, на этом корабле, не могло возникнуть никаких проблем.
        Дамаск не постучал, а пробарабанил в дверь. Разрешения войти он дожидаться не стал, нагло ввалившись в чудную каюту. Небрежно закинувший на переговорный стол свои длинные ноги и читающий толстую книгу в потрепанном переплете, Мастер Кутред оторвался от желтых страниц и с легким недоумением посмотрел на своего гостя, поверх прямоугольной стекляшки на своем носу.
        — Здрасте!  — очень громким и недовольным тоном произнес Дамаск.
        Мастер захлопнул книгу, произнес непонятное слово, после которого стекляшка на его переносице исчезла, а затем спокойно ответил:
        — Здравствуй, Дамаск. Что с тобой приключилось? Ты пришел ко мне, чтобы на кого-то пожаловаться?
        — Пожаловаться?  — непонимающе переспросил Белый, сбитый последним вопросом.  — На кого мне жаловаться?
        — Позволю себе предположить, на того, кто разбил тебе лицо.
        Дамаск даже слегка оскорбился. Это каким надо быть трусом, чтобы ходить на кого-то жаловаться. Он маг! и сам может за себя постоять!
        — Я не из этих…  — угрюмо выдавил из себя Белый, сдерживая злость на то, что Мастер заподозрил его в таком непотребстве.
        — Тогда что же привело тебя ко мне?
        Громко шмыгнув и вытерев рукавом кровавую соплю, Дамаск без обиняков спросил:
        — Хочу попросить у вас черного целительного зелья.
        Долгие секунды Мастер смотрел на мальчика без какого-либо выражения на лице. Белого это нисколько не смутило. Он был зол, поэтому все что происходило воспринимал как вызов, готовый в любую минуту кинуться чуть ли не в драку.
        — Хорошо. Держи,  — доставая из переднего кармашка на своем поясе маленькую склянку черной жидкости, сказал Кутред.
        Медлить Дамаск не стал, быстро пересекая каюту. Он уже было потянулся к крохотной бутылочке, которую Мастер держал двумя пальцами за горлышко, как неожиданно мужчина зажал ее в кулаке, с неподдельным интересом спросив:
        — Позволь задать тебе вопрос, Дамаск.
        Белый перевел недовольный взгляд с кулака на загорелое орлиное лицо капитана корабля. Посчитав, что, в общем-то, за целебное зелье можно и ответить на вопрос, маг с серьезным выражением произнес:
        — Задавайте.
        — Ты всегда говоришь правду?
        Дамаску вдруг показалось, что от его ответа зависит многое.
        — Всегда,  — после недолгой паузы, сказал он.
        — Почему?
        — Почему?  — переспросил Дамаск, слегка не поняв вопроса, так как считал ответ очевидным.
        — Да. Почему? Разве ты никогда никого не обманывал?
        Белый задумался. Вспомнив пару случаев своего обмана, он честно признался:
        — Обманывал. Четыре… а, нет, пять раз. Но и эти случаи мне неприятно вспоминать.
        — Почему?  — не унимался Мастер.
        Дамаск вдруг остро ощутил, что теряет время, поэтому с раздражением посмотрел в черные глаза Кутреда, наполненные любопытством.
        — Почему мне неприятно вспоминать вранье?
        — Да. Почему тебе так неприятно говорить неправду?
        — Потому что это низко и подло. Лучше уж ничего не говорить, чем врать.
        — А как же ложь во спасение?
        — Ложь во спасение придумали трусы, которые боятся ответственности за свои поступки,  — нахмурив брови, ответил Дамаск, не понимая, что именно Мастер хочет услышать от него.
        — А ты не боишься ответственности за свои поступки?
        Прямо глядя в глаза Кутреду, Белый бросил жесткое:
        — Нет.
        Ничего не говоря, Мастер разжал кулак и протянул бутылочку мальчику. Дамаск также молча, почему-то даже не испытывая желания поблагодарить за столь ценный дар, взял зелье и зашагал к выходу. Но не успел он взяться за ручку двери, как его вновь остановил голос квихельма:
        — Ты обрел способность управлять магией седмицу назад?
        — Шесть дней,  — поправил Белый, разворачиваясь лицом к мужчине.
        — Известны ли тебе руны?  — поглаживая короткую с проседью бородку, спросил Мастер.
        — Нет.
        — Какой стихией ты тогда управляешь?
        — Всеми,  — без раздумья, ответил Дамаск.
        Брови Кутреда дрогнули, но он поспешил скрыть свое удивление.
        — Могу я задать тебе личный вопрос?
        Прежде чем ответить, Белый громко вздохнул.
        — Можете.
        — Считаешь ли ты темнокожих людей близкими к фархарам?
        У Дамаска даже лицо вытянулось от такого глупого вопроса.
        — Нет, конечно!  — возмущенно воскликнул он.  — Мой лучший друг темнокожий. Он хороший человек. И если вы считаете, что люди с другим цветом кожи чем-то хуже, то мне вас жаль.
        Губы Мастера Кутреда сложились в некое подобие улыбки, и он с каплей снисхождения в голосе произнес:
        — Нет, Дамаск, я так не считаю. В Квихле много темнокожих квихельмов, и ни один из них не уступает квихельмам со светлой кожей, а зачастую и вовсе превосходят.
        Белый совсем запутался, не понимая, зачем Мастер задает ему все эти вопросы.
        — Могу я теперь идти?  — помрачнев, спросил он.
        — Последний вопрос, Дамаск. Ты взял это зелье для себя?
        Здесь явно чувствовался какой-то подвох, но Белый все равно ответил честно:
        — Нет, для своего друга.
        Мастер удовлетворенно кивнул головой.
        — Хорошо. Теперь можешь идти, Дамаск.
        Без лишних слов Белый вышел из каюты с ощущением, что он рассказал что-то очень важное, но сам не понял, что именно.

        — Аааааа! Это яд! Яд! Ты убил меня! Ааааа!  — вопил как резаный Шах, стоило ему выпить квихельского эликсира.
        Растерянные Дамаск и Бирм, как две испуганные перепелки, лавировали возле кровати бившегося в конвульсиях скорпуса, не зная, что предпринять. Вроде бы зелье должно исцелять, но эффект был таков, что, казалось, Шах доживает последние минуты, мучаясь в предсмертной агонии.
        — Что ты ему дал!?  — в панике крикнул Бирм Дамаску.
        — Целебное питье! Питье целебное!  — суетливо бегая вдоль кровати, возопил Белый, не понимая, что происходит.
        Ужас, творившийся со скорпусом, настолько сильно отразился на Дамаске, что у него самопроизвольно обычное зрение перешло на магическое. Однако оно ушло куда-то на второй план, словно работая в пол силы. Белый видел лишь тусклые энергии, окутывающие все вокруг. Однако совершенно не обратил внимание ни на переключение своего зрения, ни на странную ауру насыщенного голубого цвета над головой скорпуса, ни на забившегося в угол Ганса, который со всей силы зажмурил глаза и закрыл уши руками. Дамаск зациклился на одном, необходимо было срочно что-то предпринять. Шах умирал, и вся вина за это ложилась на него. Не видя иного выхода, Белый рванул к Мастеру Кутреду. Но стоило ему выскочить за порог, как он столкнулся с лимосами Райном и Тонгом. Раймонд сделал шаг в сторону, чтобы не врезаться в мага. Реакция Дамаска была далека от квихельской. Запоздало заметив препятствие на своем пути, он попытался затормозить, но споткнулся о свою же ногу и с грохотом упал на пол.
        Из каюты все еще доносились предсмертные крики Шаха. Быстро глянув на мага, валяющегося перед ними, Райн и Тонг направились на шум. И тут до Дамаска снизошло, что Бирм, Шлепок и Ганс теперь видимы.
        — Эшерт!!  — послышался торжествующе-злой возглас лимоса Райна.
        Белого подкинуло в воздух. Он вбежал в каюту как раз в тот момент, когда ненавистный квихельм вытащил меч и попытался рубануть им Бирма. Но Черный с такой скоростью перепрыгнул через кровать Шаха, что лимос не успел его ранить.
        Не дожидаясь пока он нанесет повторный удар, Дамаск с разбегу запрыгнул ему на спину. Опрокинув и себя и Райна на пол, Белый быстро откатился в сторону. Только он успел уйти в сторону, как Раймонд запустил острую звездочку в потолок. Предназначалась она его животу.
        — Белый, используй магию!!  — завопил Бирм.
        Это очень помогло Дамаску, он вдруг вспомнил, что является магом.
        — Тарбис медар!!  — в свою очередь крикнул на непонятном языке Тонг уже вскочившему на ноги Раймонду.
        — Лаверс!  — синхронно рявкнули лимосы.
        Под их черными жилетками тут же вспыхнули два белых огонька. Теперь и Тонг расчехлил свой меч. Магическое зрение Дамаска, которое все время было где-то на задворках сознания призрачной дымкой тут же ярко вспыхнуло. И первое что Белый сделал, тремя ударами кулака в воздухе, разбил вдребезги все магические светильники. Каюта погрузилась в непроглядную тьму. Однако Дамаск видел все, что ему необходимо было видеть.
        — Кардаш разрахрад,  — выругался Тонг:  — Дамаск, мы не…
        Белый не был намерен дослушивать. Вокруг лимосов большими коконами сгустилась защита. И была она намного прочнее, чем у Ветра. Уже знакомым движением рук Дамаск скрутил потоки энергий воздуха в плотные жгуты и с размаху ударил ими по квихельмам. Парней отнесло к стенке, но защита их не пострадала.
        Ждать Белый не стал. Сразу после первого удара, он нанес такой же второй. Квихельмы вновь впечатались в стену. По злобному рыку Райна, Дамаск понял, что пора предпринимать что-то более действенное. Мысленно потянувшись к более горячим и плотным энергиям, разливающимся по каюте, маг ощутил обжигающую пульсацию над разбитыми лампами. Он только-только успел свернуть новые незнакомые нити и, пропуская их через себя, вытолкнуть руки вперед, как в последний момент заметил летящий поперек своей шеи меч Раймонда. Дамаск чудом успел пригнуться, так и не увидев эффект своего нового колдовства. Мальчик лишь ощутил опаляющий кожу жар и заметил озарившийся оранжевым светом пол, на который он припал.
        — Белый!  — крикнул Бирм.
        «Что Белый!?» — пронеслось в мозгу Дамаска, в тот момент, когда он поднимал голову. Как раз в эту секунду, Тонга, нависшего над магом с занесенным над головой мечом, подбросило в воздух магией Бирма и откинуло к стене, где лежал без сознания и своей защиты Райн. Магический щит узкоглазого лимоса смягчил удар. Он словно даже его и не заметил. Тонг одним смазанным движением руки достал острые звездочки, запустив две в Бирма и две в Дамаска. Квихельм, как и Черный, ничего не видел в этой темноте, но смертельное оружие летело точно в цель.
        Действуя по наитию, Белый провел ладонями по воздушным нитям, словно погладив, а затем громко хлопнул в ладоши, склеивая их между собой. В результате, воздух в помещение стал желеподобным, так что даже вздохнуть было невозможно. Смертельные звездочки зависли на одном месте, а бегущий на Дамаска лимос резко замедлился в движении. Белый согнул указательные пальцы. Раз! Звездочки упали на пол. Недолго думая, маг притянул к кулакам серые нити, напитывая их совершенно незаметными обычным глазом капельками воды, которые вдруг предстали перед магическим взором, и, дунув на образовавшиеся жидко-воздушные шары, заморозил два кристалла на своих руках.
        Пока он выполнял всю эту процедуру, воздух в каюте разрядился, и на него уже с обычной скоростью несся Тонг. Однако он так и не смог добежать до Дамаска. Сделав шаг вперед, маг ударил кулаком по защите лимоса. Синий кокон разбился, а квихельм с такой силой отлетел назад, что пробил дыру в деревянной стене, вылетев из помещения. Белый быстрым движением пальцев скрутил небольшие сгустки бордовых нитей и заключил их в воздушный энергетический пузырь. Пропустив всю эту несложную конструкцию через себя, из его ладони вылетел большой оранжевый светящийся шар, озаривший всю каюту.
        — Шлепок, бери Ганса!  — рявкнул Дамаск.  — Черный, что с Шахом!?
        — Я в норме…  — послышался приглушенный голос скорпуса.
        Белого аж перекосило от накатившей в один миг ярости, когда он обернулся на целого и невредимого черноглазого парня. Выглядел тот очень посвежевшим.
        — Ты!.. Ты живой, зараза!? Что ж ты орал тогда, как резанный!? Из-за тебя весь план к фархам в задницу!!
        — Не ори, Белый, я реально думал, что подыхаю. У меня голова чуть не лопнула от боли, да и внутренности все, будто на вертеле жарили. Все дело видать…
        Закончить Шах не смог. Дверь с грохотом слетела с петель и, после короткого непонятного для керибюсцев произнесенного мужчиной слова, неведомая Сила придавила их к полу. Дамаск даже понять не успел, что случилось.
        — Не сметь!  — вдруг донесся до ушей резкий приказ на геллийском.
        Тут же перед носом Белого воткнулась сталь палаша, глубоко войдя в дерево половых досок.
        «Не в мою ли голову ты метился?» — зло подумал про себя Дамаск, одновременно с этим притягивая к парализованным рукам серо-голубые сгустки. Он видел вокруг себя светящееся энергетическое полотно, пригвоздившее его в горизонтальном положении, и попытался разрубить его мощным потоком воздуха, но ничего не вышло. Следуя инстинкту мага, Белый толкнул толику Силы, копившуюся внутри него, на всю поверхность своего тела.
        Все, кто присутствовал в каюте, увидели, как светловолосый мальчик вспыхнул ярким желтым светом, и, после оглушительного треска, резво вскочил на ноги. Он тяжело дышал, а вокруг его ладоней быстро собиралась переливающаяся голубая дымка.
        — Дамаск, остановись! Мы не собираемся тебя атаковать!  — громко произнес Мастер Кутред, стоявший в окружении пятерых взрослых квихельмов.
        Дамаск замер, однако скидывать сотворенные пульсары не спешил. Мастер посмотрел на дыру в стене, пробитую телом Тонга, после чего его взгляд остановился на обожжённом Райне. Подойдя и присев перед ним на корточки, Кутред прощупал пульс на его шее, затем обернулся через плечо и поманил пальцами одного из квихельмов с золотой серьгой в ухе и с татуировкой креста на шее.
        — Знор,  — коротко сказал капитан корабля.
        Квихельм вытащил маленькую склянку из кармана на поясе с уже знакомой черной водицей. Взяв бутылочку, Кутред откупорил ее и влил все содержимое в рот Райна.
        — Ливнасар вершот.
        Все тот же квихельм поднял лимоса на руки и вышел из каюты.
        — Что здесь произошло?  — уже спокойней спросил Мастер.
        — Пусть они выйдут!  — срывающимся голосом воскликнул Белый, показывая на взрослых квихельмов светящимся пальцем.
        Все взгляды взрослых мужчин тут же обратились в сторону Мастера. Кутред молча указал головой на выход, и квихельмы сию же секунду покинули помещение.
        — Освободите моих друзей!  — потребовал маг, посмотрев на зажатого в углу Ганса.
        — Сарвес,  — мягко произнес Мастер.
        За спиной Дамаск тут же услышал облегченные вздохи Шаха, Шлепка и Бирма, но оборачиваться не стал, неотрывно следя за каждым движением квихельма и готовый в любую минуту запустить в него пульсарами.
        — Ганс!  — позвал малыша Белый.
        Мальчонка послушно подбежал к своему светловолосому старшему брату, спрятавшись за ним. Его трясло как листок шумливого дерева. Дамаск виновато подумал, что отныне будет стараться делать все, чтобы уберечь Ганса от подобных потрясений. За всем происходящим очень внимательно наблюдал Кутред.
        — Зачем ты напал на лимосов, Дамаск?  — мягко спросил он.
        — Это они на нас напали!  — выкрикнул оскорбленный Белый.
        — Они напали на тебя?
        Казалось, Мастер был даже удивлен. Дамаск уже было раскрыл рот, чтобы дать утвердительный ответ, но вдруг вспомнил, что на него первый никто не нападал. Все началось с Бирма.
        — Нет. Они набросились на моего друга. И мне пришлось за него вступиться, а потом уже они атаковали и меня.
        Кутред оббежал взглядом всех мальчишек за спиной Белого, чуть дольше задержавшись на голубоглазом Бирме, после чего вновь посмотрел на него.
        — Почему же ты сразу мне не сказал, что с тобой не один друг, а четыре?
        — Вы могли не взять всех нас на корабль.
        — Взял бы.
        — Тогда я этого не знал.
        Мастер Кутред попытался улыбнуться, но от недостатка практики у него это не очень получалось. Казалось, мышцы на его лице просто-напросто забыли, как это делается.
        — Я смотрю, зелье помогло твоему другу,  — стрельнув глазам на Шаха, произнес квихельм.  — Вероятно, именно из-за него поднялся такой шум. Прошу прощения, что не предупредил о таком неприятном побочном действии лекарства нашей савиры.
        Дамаск ничего не ответил. Поэтому говорить продолжил Мастер:
        — Сколько среди вас магов?
        — Трое.
        — Кто же третий?  — с явным любопытством спросил Кутред.
        — Ганс.
        — А Ганс — это?..
        — Младший. Тот, что за моей спиной.
        Мастер кивнул.
        — Что ж, теперь, когда все недопонимания решены, полагаю, вам понадобится еще три кровати…
        — Нет,  — перебил Дамаск.  — Мы хотим выйти в Эссоре.
        Кутред на несколько секунд завис.
        — Но мы не заходим в Эссор,  — наконец, сказал он.
        — Я знаю.
        Вновь повисла недолгая пауза, во время которой Мастер, казалось, что-то быстро и серьезно обдумывает.
        — Ты же обещал, что поплывешь с нами в Квихл, Дамаск. Неужели ты меня обманул?
        — Нет. Когда вы говорили про Квихл, я собирался туда, но потом мы посоветовались и решили, что с квихельмами нам не по пути.
        — Как же вы хотели покинуть корабль?
        — Мы планировали украсть шлюпку,  — честно признался Дамаск.
        Не упуская ни одного слова, с замирающей душой, Шах внимательно слушал, что несет его сумасшедший друг. На последней же фразе, скорпус подумал, что его хватит сердечный приступ.
        — Белый, Белый, притормози,  — подбежав к Дамаску, вмешался он, понимая, что пора спасать ситуацию, иначе их просто вздернут на рее.  — Никто ничего не собирался красть. План был таков, что мы сойдем с корабля, только если он зайдет в порт, если нет, то мы дальше поплывем в Квихл.
        Дамаск непонимающе воззрился на скорпуса. Зачем эта ложь?
        — Он говорит правду, Дамаск?  — изучающим взглядом пробежав по лицу Шаха, обратился Кутред к магу.
        Не желая подставлять скорпуса, Белый сильно замялся.
        — Эм-м… Ну… Мы, в общем-то… Да… Но…  — забормотал он что-то нечленораздельное.
        — Что ж, раз мы все выяснили, то получается, что вы все-таки плывете с нами в Квихл,  — не спросил, а поставил перед фактом квихельм мальчишек.
        После этого он развернулся и пошел к выходу.
        — Нет. Мы должны сойти в Эссоре. И мы сойдем, Мастер,  — решительно произнес Дамаск.
        Квихельм замер на пороге. Он стоял так примерно минуту, разглядывая Дамаска с ног до головы, уделяя большое внимание его светящимся кулакам.
        — Квихельмы тебе не враги, Дамаск. Мы не будем ни к чему тебя принуждать. И если ты хочешь покинуть этот корабль, воля твоя. Мы высадим тебя и твоих друзей в эссорском порту. Будьте готовы через четыре часа.
        Это все, что хотел услышать Дамаск. Он удовлетворенно кивнул и растворил собранную в кулаках энергию обратно в воздух.
        — Спасибо, Мастер.
        Ничего не ответив, Кутред вышел из каюты и закрыл за собой дверь.
        — Разорви тебя храги, Белый!  — ударил мага по лопатке Шах, так что тот потерял равновесие, но все же смог устоять на ногах.  — Ты нас чуть не угробил сейчас всех! Сдурел что ли совсем так с квихельмом разговаривать!? Мастером при том!
        — А что я еще должен был делать?  — изумился Дамаск такой отповеди.
        Шах уже набрал полную грудь воздуха, чтобы сказать что-то поистине гневное, он даже угрожающе выставил указательный палец в сторону светловолосого, но вдруг замер на несколько секунд.
        — Нельзя всегда рубить правду-матку в глаза. Мы не проживем так и седмицы в Эссоре. Сейчас нам повезло, но вряд ли это будет повторяться раз за разом…  — сквозь зубы выдавил скорпус.
        — Бесполезно. Его не переделаешь. Родители у него, наверное, святыми были,  — встрял Черный, устало плюхнувшись на кровать.  — Слава Оркусу, закончилось хоть все хорошо. От Атонаха смотались, а теперь и до Эссора добрались, парни. Можем собой гордиться.
        — Дождись того момента, когда мы сойдем в порту. Тогда и будешь собой гордиться, а пока рано…  — буркнул скорпус, съедаемый сильными сомнениями, что квихельмы просто так их отпустят. Тем более после такого оскорбления, что они им нанесли. Сначала обманув, а затем еще и разборки устроив.

        Глава 9
        Великий визирь

        Волновался Шах зря. Через четыре обещанных часа красный когг зашел в эссорский порт и причалил к берегу. Утонувший в глубокой ночи пирс тускло освещали фонари. Шах, Черный, Шлепок, Белый и вцепившийся в его руку Ганс уже стояли на верхней палубе, ожидая, когда спустят трап.
        Несмотря на позднее время суток, большинство квихельмов не спали. Занимаясь своими делами, они выглядели очень расслабленными и совершенно безынтересными к происходящему вокруг, но это была лишь видимость. В воздухе висело такое напряжение, что ножом резать можно. Дамаск спиной чувствовал десяток глаз, прожигающих его насквозь.
        Как только сходни коснулись причала, мальчишки рванули к ним, но появившийся, словно из ночной тени, Мастер Кутред, остановил их одним движением руки, призывая немного подождать.
        Он первый спустился по трапу к очень заспанному человеку с фонарем на длинной палке в одной руке и мятым свитком в другой.
        — Кто? Цель прибытия? Что везете? На какой срок?  — без особого энтузиазма спросил портовой служащий, зажимая палку фонаря под мышкой и неуклюже доставая из кармана черное перо.
        — Доставка пассажиров,  — коротко ответил Кутред.
        Мужичонка поставил пару закорючек на свитке и, не дождавшись никаких больше слов, тяжко вздохнул:
        — Слушай, уважаемый, мне оно тоже лесом не сдалось. Давай побыстрей отвечай и разбежимся по-доброму. Ты кем будешь?
        Мастер Кутред из-под черного плаща достал небольшой туго набитый мешочек и протянул его смотрящему. Затем, перейдя с геллийского на эссорский, начал что-то ему говорить.
        — Шах!  — тут же шикнул Дамаск.
        Но скорпус и без него весь обратился в слух, почему-то сильно щурясь и постоянно морщась.
        Когда они, наконец, закончили беседу, смотрящий очень почтительно поклонился в пояс Мастеру.
        — Дамаск!  — позвал Кутред.
        Ведя за собой Ганса, Белый первый спустился на твердь. Остальные ребята отставать не стали, страшась остаться без своего светловолосого друга на борту квихельского корабля.
        — Подойди ко мне, Дамаск.
        Как только Белый подошел к Мастеру, Ганс вжался в брата. Успокаивающе обхватив малыша за плечи, Дамаск посмотрел на квихельма снизу-вверх.
        — Этот человек…  — указав на мужичка с фонарем, начал Кутред.  — …отведет вас к Маркешу Хаштабару. Он является визирем султана Эссора.
        — Нет!  — тут же перебил Белый.  — Мы не хотим больше от кого-то зависеть. Спасибо, Мастер, но мы сами как-нибудь справимся.
        — Дослушай меня, Дамаск…
        — Нет, Мастер Кутред, мы уже все твердо решили. Нам придется сложно, но ничего. Мы будем работать в шахтах. Там нас никто не найдет. А когда встанем на ноги, тогда… Тогда уже мы придумаем, как быть дальше.
        Продолжая внимательно смотреть в глаза мальчику, квихельм опустился на корточки, чтобы их лица были на одном уровне.
        — Ты мне нравишься, Дамаск. Нравится твоя честность и простота. Поверь, таких слов от меня мало кто слышал,  — почти по-отечески произнес Мастер.
        — Я… мне приятно. Правда,  — неуверенно ответил Белый.
        — Позволь дать тебе один совет.
        Дамаск кивнул.
        — Первые несколько лет, что вы будете обживаться в Эссоре, пускай говорит твой друг. Тот, что не маг. Позже, когда ты станешь намного сильней и опытней, решай все сам, но своих друзей всегда держи рядом. Они тебя не подведут. Глаз на такие вещи у меня наметан. И еще. Ардалом правят три мага. Три — интересная цифра. Светлая. Люди ей доверяют. Подумай об этом, Дамаск.
        Пока что никаких идей у Белого, по поводу цифры три, не возникло.
        — Хорошо, Мастер. Я подумаю,  — очень серьезным тоном ответил он.
        — Скажи, Дамаск, ты благодарен нам за то, что мы взяли вас на корабль?  — ни с того ни с сего спросил Кутред.
        — Конечно! Если бы не вы, Вороны схватили бы нас и притащили обратно к Атонаху. Тогда бы нам с Бирмом стерли память Чернокнижники, а Шлепка и Шаха убили. Я очень вам благодарен.
        — В таком случае, могу я попросить тебя об одолжении?
        На этот вопрос Дамаск сразу отвечать не стал, ища подвох в словах Кутреда.
        — Это смотря о каком, Мастер. Мне всего лишь десять лет. Не каждое одолжение мне под силу выполнить.
        На лице квихельма вновь появилась эта пугающая кривая улыбка.
        — Это тебе под силу. Дело в том, что эссорский султанат очень далеко находится от центра всех султанатов Кемиза. Правители Востока являются вассалами султана Бархиса, и они очень этим недовольны. Здесь ситуация очень нестабильна. Моя задача, как и остальных квихельмов, поддерживать мир на Материке. И если восточные султанаты вновь выйдут из-под контроля, у нас прибавится проблем. А нам бы этого очень не хотелось.
        — А я чем могу здесь помочь?  — искренне недоумевал Белый.
        — Ты не захотел примкнуть к квихельмам, Дамаск. Но ты мог бы нам помочь. Для этого, как я уже говорил, тебе и твоим друзьям нужно попасть к визирю. Это свой человек. Он очень умен и справедлив, но, к сожалению, уже слишком стар. Ему уже триста с лишним лет. Счет пошел на года. Когда Маркеш Хаштабар умрет, Эссор останется без присмотра. И мне бы очень хотелось, чтобы им правил такой человек как ты, Дамаск.
        — То есть как «правил»? Как бы султаном стал?
        — Не как бы, а полноправным правителем Эссора. А затем Керибюса, Ехаира, Фуа, а в дальнейшем и всего Востока.
        Дамаск потерял дар речи и смотрел на Кутреда, старательно ища в нем признаки сумасшествия.
        — Но я не могу стать султаном. Во мне нет и капли благородной крови!
        — В тебе больше благородной крови, чем во всех султанах Востока вместе взятых,  — ободряюще похлопал по щеке мальчика Мастер.  — Стань нашим союзником, Дамаск. И ты всегда сможешь положиться на квихельмов.
        — Нельзя просто так взять и стать султаном. Это даже мне известно.
        — Правильно. Поэтому тебе нужно к Маркешу Хаштабару. Он научит тебя и твоих друзей всему, что вам может пригодится в жизни. Визирь — маг. С ним ты и твои друзья-маги сможете выучить руны. Вас никто ни к чему не будет принуждать. Вы сами будете себе хозяева. Вам будет тепло, светло и сыто. А когда придет время, ты сам решишь — хочешь ли быть султаном, или визирем, а может просто захочешь остаться в Эссоре. Любой твой выбор будет нами одобрен, если только ты не решишь использовать свою Силу со злым умыслом…
        — Я не решу!
        — И это просто замечательно, Дамаск,  — продолжил прерванную речь Мастер.  — Значит, мы хотим одного и того же — мира. Братство поможет тебе сейчас, а ты отплатишь нам тем, что просто будешь хранить порядок в Эссоре. Если все будет хорошо, обещаю, ты о нас никогда больше не услышишь, только если тебе самому не понадобится наша помощь. Тот, кто борется за мир, всегда может рассчитывать на нашу поддержку. Я могу на тебя положиться, Дамаск?
        Белый ни на секунду даже не задумался. Слова Кутреда ему понравились. Они помогли понять магу, как действовать дальше. Этот неожиданно возникший план не входил вразрез с его моральным принципами и одновременно мог помочь достичь высокого положения. А именно это и было необходимо Дамаску, чтобы отплатить Атонаху.
        — Да. Я буду следовать указаниям Маркеша Хаштабара и постараюсь достичь власти. Только мне придется совершить нехорошую вещь, Мастер. Вам и Братству это не понравится. Но я не могу ее не совершить.
        Кутред нахмурил брови, как-никогда став похожим на орла.
        — Какую?
        — Я обещал отомстить Атонаху и забрать у него все, что ему дорого. И я сделаю это.
        — Что ж,  — изломал губы в неприятной улыбке Мастер.  — Если такова цена мира на Востоке, то, думаю, Братство сможет закрыть глаза на бесчинства, которые ты собираешься устроить. Но только, если они начнутся и закончатся на Атонахе.
        — Конечно! К тому же, избавившись от Атонаха, многие жизни будут спасены.
        — Из-за него страдают люди? Может тогда нам стоит им заняться?
        — Нет! Я должен сделать это сам!
        — Хорошо, Дамаск,  — поднимаясь в полный рост, успокоил разволновавшегося мальчика квихельм, а затем легонько хлопнув его по плечу, добавил:  — Я надеюсь на тебя.
        Дамаск, с самым серьезным выражением на своем лице, кивнул.
        — Спасибо, Мастер,  — крикнул он, когда Кутред уже поднимался по трапу.
        — Удачи, Дамаск.
        Все квихельмы были на корабле. Сходни быстро втянулись на борт, и уже через несколько минут красный когг отчалил от берега.
        Продолжая держать за руку Ганса, Дамаск смотрел, как корабль уплывает все дальше, пока не скрылся в ночной тьме, куда не дотягивались тусклые лучи пирсовых фонарей.
        — Следуйте за мной,  — привлек внимание ребят смотрящий.
        Он, словно провожатый в загробном царстве Инкрона, куда попадали все воины, павшие на поле битвы, вел их по темному порту, освещая своим качающимся на палке фонарем узкую дорожку света.
        Дамаск и его спутники шли сначала молча, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но ночь выдалась на редкость темная. Все небо заволокло непроглядными тучами, спрятав за собой россыпь звезд и светлоликую Чару. Одно было ясно, запах в этой части города был точно такой же, как и в Керибюсе.
        Чтобы хоть что-то разглядеть, Белый воспользовался своим магическим зрением. Теперь можно было увидеть немного больше. Эссор был чище, чем Керибюс. Хотя улочки, казались, уже. Дома вроде бы были светлые с темными крышами, но, увы, из-за цветных энергетических потоков, Дамаск никак не мог разглядеть точней. Небольшие балкончики украшали заросли облагороженных растений и цветов. Местами, прямо на улице, встречались деревья, чего в Керибюсе отродясь не было.
        Эссор, определенно, казался Белому намного приятнее родного города. Ему хотелось рассматривать его еще и еще, но он вскоре понял, что не может долго смотреть на мир через магическую призму. У него начала раскалываться голова, а в глаза, будто песка насыпали.
        — Куда мы идем, Белый?  — зашептал Бирм, в тот момент, когда Дамаск из цветного мира энергий перешел в обычный, где, казалось, тут же ослеп.
        — Нас ведут к визирю Эссора,  — также шепотом, ответил Белый на керабском.
        — Куда, куда нас ведут!?  — явно испугался темнокожий маг.
        — Спокойно, Черный,  — встрял Шах.  — Это намного лучше, чем горбатиться в шахтах за горбушку хлеба.
        — Вы спятили!? Визирь — это вам не Атонах! Если из Керибюса нам и удалось сбежать, то от визиря шансов нет!
        — Заткнись, Черный,  — грубо оборвал скорпус.  — Нам повезло так, как никому еще не везло. Мы свободны, а визирь теперь для нас защитник.
        — Что!?
        — Я слышал разговор Мастера с этим вот,  — ответил Шах, показывая рукой на их провожатого.  — Правда, я не все понял… Белый, зачем Мастер так за нас впрягся?
        — Он думает, наверное, что я сильный маг и в будущем смогу поддерживать порядок в Эссоре. А может и на всем Востоке. Тогда им будет меньше хлопот.
        — Да ладно!  — скептично произнес Шах.  — Ты добровольно обязался перед квихельмами?
        — Нет. Мастер сказал, что я ничем им не обязан. Если я буду защищать людей, то об их Братстве больше никогда не услышу. Вы разве не догоняете? Это лучшее, что могло с нами произойти! Визирь — маг. Он будет нас учить и защищать. Он поможет нам добиться власти. Мы будем править! У нас не будет ни хозяев, ни указчиков. Мы сами все будем решать.
        — А ты не боишься, что потом этот визирь будет нами управлять?  — высказал свои сомнения Черный.
        — Мастер сказал, что он доживает последние годы.
        — Хэ! Ты прав, Белый. Это лучшее, что могло с нами произойти,  — раздался довольный голос скорпуса.  — Все-таки тебя точно поцеловала Гелла при рождении.
        — Мы новую жизнь начинаем, так что давайте без этих кличек,  — озвучил Белый мысль, давно зреющую в его голове.  — Отныне, я — Дамаск, Черный — Бирм, Ганс — это Ганс, Шах… А как нормальное имя-то у тебя?
        — Это нормальное имя,  — как-то странно огрызнулся скорпус.
        — Это не имя никакое. Это титул,  — настаивал Белый.
        — Я сказал, это имя. Закрыли тему!
        — Ну ладно, ладно. Шах так Шах,  — не желая затевать спор, ответил Дамаск.  — Шлепок, как твое настоящее имя?
        — Пиксар,  — разрезал тишину Эссора более высокий голос.
        Наконец, петляя по бесконечным улицам, они пришли к огромному зданию. Только когда вся компания поднялась по узким ступенькам и прошла дальше по холодному мрамору вперед, Дамаск понял, что это явно нежилой дом. Редко у какого дома выстраивали такие огромные колонны, держащий потолок, высоту которого Белый даже различить не мог. Это был либо дворец, либо храм.
        — Стой! Кто идет?  — спросил резкий мужской голос на геллийском, вслед ему раздался звук вытаскиваемых мечей из ножен.
        Когда провожатый мальчишек подошел чуть ближе, его фонарь осветил двоих мужчин в легких защитных латах.
        — Вив виран портаз Бранод Оркус,  — ответил портовый служащий на эссорском.
        Дамаск тут же спросил у Шаха шепотом:
        — Что он сказал?
        — Что к визирю пришли, от Братства Оркуса,  — спешно перевел скорпус, боясь прослушать, что дальше будут говорить.
        Один из охранников посмотрел за спину досмотрщику кораблей. В его глазах появился огонек удивления, когда он насчитал пятерых детей. После чего он что-то грубовато спросил. Шах тут же начал переводить:
        — Ты привел визирю шайку оборванцев?
        — Я привел… этого слова не знаю… они сошли с корабля квихельмов…
        — В Эссор заходили квихельмы?
        Охранники с тревогой посмотрели друг на друга.
        — Они что… эм-м… нападать?
        — Чего?  — переспросил Бирм.
        — Заткнись! Иначе я и этого перевести не смогу!  — с напряженным лицом шикнул Шах, пытаясь понять эссорскую речь.
        На какое-то время скорпус завис, решив для начала дослушать и только потом переводить. Он вновь начал шептать мальчишкам лишь тогда, когда один из охранников открыл высоченную дверь, оплетенную кованым вьюном, и на долгие минуты скрылся за ней.
        — Короче, я опять не все понял, но суть в том, что этот хрен не хотел нас пускать, потому что мы подозрительные. А этот портовой велел идти к визирю и сказать, что Мастер Кутред прислал толи наследников, толи посредников… точно не знаю, эти слова похожи очень.
        Охранник вернулся минут через двадцать и велел идти за ним. Провожатый мальчишек, который вел их от самого порта, развернулся и ушел обратно во тьму улиц.
        Зайдя в просторный хорошо освещенный коридор, Дамаск даже не успел разглядеть, что нарисовано на пестрых стенах, как их завели в узкий проем. Там было темно, сыро и холодно.
        Спустя добрых пять минут, перед ними открылась небольшая дверь. Когда Дамаск шагнул в просторную странную комнату, он немного обомлел от вещей, попадавшихся ему на глаза. Какая-то труба на ножках, непонятный стеклянный пузырь (на нем были разбросаны бумаги, неизвестного назначения маленькие приборчики, большая чашка с дымящейся белой жидкостью, перья и чернильница — Дамаск сделал вывод, что это, должно быть, письменный стол), за пузырем стояло внушающих размеров кресло, удивительно напоминающее хрустального быка, а перед ним клубилось пугающее облако, нависшее над четырьмя маленькими кубиками. Книги, колбочки, баночки и прочие вещи, аккуратно расставленные в стеллажах вдоль стен, померкли на фоне этого.
        Белый только спустя какое-то время увидел, что у одного из шкафов стоит очень высокий мужчина в черном до пола одеянии с покрытой головой. Присмотревшись, Дамаск понял, что это не мужчина, а старец. Даже не так, это был Старец! Худой подбородок прикрывала короткая седая бороденка, лицо избороздило миллион морщин, и вообще у него был очень усталый вид. Белый почувствовал страх, когда Старец направился к столу-пузырю, усаживаясь в кресло. Его силуэт осветился тусклым светом, и Дамаск чуть не вскрикнул. На лице Старца росли грибы! Со стороны Шлепка послышался писк. Мальчишки синхронно сделали шаг назад.
        — Не пугайтесь, друзья. Присаживайтесь,  — на удивление чистым сильным голосом произнес Старец, махнув рукой на облако перед столом.
        Дымка ожила. Она потемнела, покрутилась и, заставив всех вздрогнуть, рухнула на пол, полностью рассеиваясь. Перед взором собравшихся предстал мягкий диванчик бежевого цвета, на закрученных в красивые загогулины стеклянных ножках.
        Дамаск первый пришел в себя. Переборов страх, он ответил на приглашение. Таща за собой Ганса, Белый сел на диванчик, посадив мальчонку себе на руки. Его примеру последовали и остальные ребята. Пока все рассаживались, Дамаск рассматривал Старца, поняв, что на его лице вовсе никакие не грибы, а просто много родинок. Зрелище, конечно, не из приятных, но, по крайней мере, не грибы. Кожа у него была темная, не такая как у Бирма, но темнее, чем у многих. Водянисто-голубые глаза, словно подернутые дымкой, внимательно изучали каждого ночного гостя.
        — Давно… Давно жду вас я. Именно вас. Кто основной?
        В голове Дамаска тут же зазвучал голос Мастера Кутреда. Белый незаметно ткнул локтем рядом сидящего Шаха.
        — Я,  — не растерялся скорпус.
        — Ты?  — казалось, удивился Старец.
        — Я, Ваше Святейшество. Меня зовут Шах. А это мои друзья — Дамаск, Бирм, Пиксар и Ганс. Нас подобрали в Керибюсе квихельмы и отправили сюда, к вам.
        — И Мастер Кутред не захотел забрать кого-нибудь из вас в Квихл?  — с сомнением произнес Старец, посмотрев на Дамаска.
        — Нет, господин, не захотел.
        — И всех пятерых он подобрал, чтобы отправить ко мне?
        — Истинно так, савит.
        — И даже самого младшего из вас, что сидит на коленях у… Дамаска?  — слегка запнувшись, вспоминая имя Белого, поинтересовался савит.
        — Среди нас трое магов, господин. Младший — один из них. Нас видела квихельская савира, она сказала, что мы принесем мир и процветание всему Востоку,  — врал и не краснел Шах, так что у Белого съеживалось сердце.
        Что если ложь раскроется? Что если Старец решит написать Кутреду письмо? Тогда им точно несдобровать.
        — Мастер Кутред объяснил нам, зачем мы здесь,  — продолжил скорпус.  — Мы быстро учимся, господин. Нам сказали, что с вашей легкой руки, успех будет преследовать нас. Мы дети улиц, поэтому как никто умеем бороться. Пожалуйста, Ваша Милость, научите нас, как правильно, а как нет, что можно и что нельзя, и мы вас не подведем.
        Старец растянул сухие губы в улыбке, толи кашлянув, толи посмеявшись.
        — Что ж… Тогда добро пожаловать во дворец султана Асалбега XI,  — произнес он.  — Я визирь Маркеш Хаштабар. Вы будете обращаться ко мне савит Маркеш. Слуги проводят вас до ваших покоев…
        Только Старец упомянул слуг, как, словно из воздуха, возникли двое странных существ низкого роста с неприятными серыми лицами, грустными глазами, длинными носами и розовыми пятнами на коже. Дамаск первый раз видел подобные создания, но спросить, кто они, не решился.
        — Восток давно ждал вас. Очень давно,  — загадочно добавил визирь, когда мальчишки уже шли к дверям.
        Дамаск обернулся на Старца. Тот смотрел прямо на него и, казалось, последние слова были обращены именно к нему.

        Часть вторая

        Глава 10
        От купца до знати

        Лисбет, Гиваргис, Квихл, 3037 г.

        — … Записывай, записывай! После довольно продолжительного отсутствия в Фостэйне в 3027 году Айдан III вступил на престол и вот уже десять лет благополучно правит,  — эмоционально дирижируя острой указкой, на секунду отвлекся не старый, но абсолютно седой мужчина, чтобы постучать деревянным концом по тетради Эниры. Девочка неохотно перевела мутный взгляд с учителя на свои корявые записи и лениво вывела очередную бессмысленную для нее дату.
        Ее раздражало здесь все! Начиная с противной красной классной комнаты и заканчивая Мюролем Жизором — большелобым, худосочным невероятно нервным преподавателем истории Эвы, с маленьким туго затянутым хвостиком на затылке. Каждое его занятие приносило Энире страдания. Этот человек не знал пощады, и каждый вторник новой седмицы, с восьми утра до пяти вечера, не взирая на усталость, голод, жару или холод, пытал ее своими новыми историями из прошлого и настоящего. Причем он одинаково, с каким-то подозрительным для Эниры восторгом, рассказывал как о кровопролитных битвах фархаров, так и о подписании наискучнейших документов каких-нибудь малюсеньких государств, уже давно канувших в лету.
        Нет, не то что бы Энире не была интересна история. Вообще-то она была очень даже ей интересна. Когда речь шла о покинувших мир иллирах, устрашающих грозных фархарах или же о таинственных грагелях или вейланах, она готова была слушать Мюроля часами. Но как только речь заходила о политике нынешнего времени, кто кому друг, а кто враг, кто для родного Лисбета плохой, а кто хороший, учитель сразу превращался из чудесного сказочника в зануду. И положенные часы занятия казались бесконечно долгими годами.
        Сегодня был как раз такой урок. Время только-только перевалило за полдень, Илар так призывно звал на улицу, маня своими теплыми желтыми лучами (что бывает в Гиваргисе, главной северной столице, не так уж и часто), а до заветных пяти часов еще четыре с половиной. Так что мир для Эниры стал уныл и печален.
        — …Уже практически весь запад принадлежит Фостэйну,  — эхом продолжал раздаваться бодрый голос Жизора в большой комнате и в голове Эниры.  — Такие гиганты как Креон, Волд, Вордан, Дэбун, Донома, Ракуэль теперь под властью Айдана III. По всей видимости, скоро он пойдет на север. А что у нас находится на севере?
        В такие моменты Энира прямо-таки ненавидела своего учителя. За нитью повествования она совершенно не следила, да и мыслями была далеко. Она лихорадочно начала вспоминать вопрос, услышав в голосе Жизора изменившуюся интонацию.
        «На севере…» всплыли в голове последние слова, а затем мысли лихорадочно заметались: «А что на севере!? На севере от чего? Про что он говорил!? Про какое королевство!? Я слышала Ракуэль, может он про озеро? Хотя оно вроде на востоке… или все же на севере?…»
        — Лисбет,  — не заметив внутренней борьбы Эниры, как ни в чем не бывало продолжил Мюроль.  — Наверняка, скоро он дойдет и до Лисбета. Айдан и так уже самовольно провозгласил себя императором, но пока Ардал не позволил ему присвоить этот титул. А вот когда он завоюет север, то, думаю, им придется пойти ему на встречу, и короля Фостэйна, уже на законных основаниях, будут именовать не иначе как императором Материка. Тебе, наверное, интересно, как Айдану III удалось завоевать такие сильные и процветающие королевства?..
        «Нет, не интересно…» — про себя ответила Энира, но на лице изобразила вежливую заинтересованность.
        — Ходят слухи, будто Айдан побывал в Запретных лесах вейланов…  — Энира ошиблась, как только прозвучало «вейлан», то самое слово из ее личного списка заветных слов, ей стало крайне интересно.  — Люди редко возвращаются из этих Лесов, а если и возвращаются, никогда не говорят, что они там видели. Повелители Ветра редко пускают в свои владения. Никто не знает точно, был ли Айдан III там или нет, но после его двухлетнего путешествия по Эве, когда он еще носил титул принца, у него появился дивной красоты медальон, очень похожий на работу вейланов. Хотя возможно он принадлежит и более древнему народу. Дети Ветра хранят сокровища, которые нам, простым смертным, даже и не снились!
        Маги, которые видели Айдана воочию, клянутся, что в магическом зрении этот медальон имеет сильнейшую ауру, которую не способны наложить чародеи людей. Именно благодаря ему, король Фостэйна не ведает поражений. Говорят, медальон дает бессмертие. Ты спросишь, почему так говорят? А я тебе отвечу. Уже многие пытались убить Айдана, как открыто, так и тайно. Но он до сих пор жив, здоров и все так же завоевывает новые территории.
        Поговаривают, даже сам Ардал, вначале правления Айдана, натравливал на него мортенийцев, но безрезультатно. Даже наши квихельмы не смогли его убить. Десять квихельмов пропали без вести, а ведь среди них был даже один Подмастерье!  — на этой фразе, расхаживающий вдоль своего стола Мюроль многозначительно потряс указкой.  — За пять лет их так и не нашли. Это, конечно же, стало страшной пощечиной для квихельмов. Но Мастера разумно решили пока понаблюдать за королем со стороны. Хотя у каждого свои понятия о разумности.
        «Это-то да! Трусость по-разному ведь можно назвать, когда страшно, даже разумностью».  — С грустью подумала Энира, но на белом личике по-прежнему ничего не отразилось.
        — Но скажу тебе по секрету,  — понизив голос и склонившись над партой своей ученицы, чуть не боднув ее своим огромным выпуклым лбом, заговорщицки пробормотал Жизор.  — Только когда я говорю по секрету, это не значит, что как только вы выйдите из класса, юная лира, вы побежите передавать мои слова этим двум неотесанным болванам, которых вы, по неведомым мне причинам, зовете друзьями.
        Мюроль замолк, уставившись на Эниру своими черными глазами. Они итак у него были гигантские, а уж на таком близком расстоянии и вовсе казались двумя блестящими планетами.
        — Они ничего не узнают,  — поспешно выдавила из себя Энира, не в силах больше выносить этого безумного немигающего взгляда.
        Довольный ответом, Мюроль Жизор вновь продолжил говорить, но к величайшему сожалению Эниры ни на сантиметр не отстранился.
        — Мне тут на днях шепнул Бенак Манш…  — перейдя практически на шепот, моргнул Жизор своими телячьими очами.
        Стараясь преодолеть неприятное чувство вторжения в личное пространство, Энира из последних сил заставляла себя смотреть в левый зрачок учителя.
        — Мастера Кутреда вызывал к себе сам король Лисбета!
        На лице Мюроля отразилось непомерное ликование. Пауза затянулась, так что Энире пришлось первой нарушить молчание:
        — Хм-м… Так вроде и не первый раз уже. Мастер Кутред ведь частый гость у короля Адемара.
        — Да-да, все правильно!  — тут же оживился Жизор. Он азартно указал на ученицу указкой, после чего начал энергично расхаживать перед ее партой.  — Квихл ведь находится на территории Лисбета, а это значит что? Это значит, что король Адемар считает квихельмов чем-то вроде мортенийцев у Ардальских магов. Но есть одно но! Мы не присягали правителю Лисбета, в отличие от мортенийцев, которые всецело принадлежат Ардалу. Но это не мешает квихельмам выполнять маленькие услуги нашему многоуважаемому королю Адемару, за то, что он так любезно предоставил нам территорию для школы квихельмов.
        Энира с нетерпением ждала кульминации этой потрясающей новости, предысторию которой знал любой восьмилетний ребенок в Квихле.
        — Квихельмы ведь считаются намного искуснее, чем мортенийцы,  — продолжал упиваться своим рассказом Жизор.
        В коридоре за дверью послышалась возня, так что на секунду отвлекшись, Энира пропустила целую фразу учителя, но потом спохватилась и вновь начала внимательно слушать Мюроля.
        — К тому же они стоят за правое дело. В народе их любят больше. Так что королю Адемару, вероятно, очень приятно думать, что у него припрятан такой замечательный туз в рукаве. У него есть что-то, чего лишен Ардал. И вот когда Ардал спустил с поводка своего главного и самого бешеного пса, Адемар испугался. Ведь пес уже стоит практически на его пороге!..
        — Простите, гран Жизор,  — вмешалась Энира в этот захлебывающийся монолог Мюроля.  — О каком псе вы говорите?
        — Об Айдане III, конечно же, девочка моя, Айдане III! О ком же еще!
        — При чем здесь Фостэйн? Разве он подчиняется Ардалу? Вы же сами сказали, что король Айдан очень могущественен, он поставил на колени сильные королевства и еще у него есть этот вейланский медальон.
        — Все королевства мира подчиняются Ардалу,  — мрачновато произнес Жизор, оскорбленный тем, что его плохо слушали на предыдущих занятиях.  — И Фостэйн не исключение. Я же много раз тебе это говорил. Ардал самое сильное государство в мире, его все боятся и стараются поддерживать с ним самые теплые отношения. Даже несмотря на то, что ненавидят всеми силами души.
        — Но Айдан же маг! К тому же у него есть медальон, делающий его бессмертным!
        — Медальон это всего лишь вещь. Его можно потерять, украсть, отобрать. И в случае утраты, Айдан останется лицом к лицу против сотни магов. Один маг никогда не победит тысячу, насколько бы сильным и искусным он не был. И Айдан III это прекрасно понимает. Поэтому все его действия согласовываются с Бонифацием и Кронусом…
        — С кем?  — этот вопрос вырвался непроизвольно, и уже через секунду Энира страшно пожалела об этом.
        — Я же рассказывал тебе, шесть седмиц назад, о главной тройке Ардала!  — возмущенно воскликнул Мюроль.  — Это почти самое важное, что тебе нужно знать, а ты так халатно относишься к своим знаниям! Твой отец не просто так отдал тебя нам на обучение. Он хочет, чтобы ты получила хорошее образование. Он хочет, чтобы ты была ко всему готова в этой жизни!..
        Энира очень хотела спросить, чем в жизни ей поможет арифметика и законы окружающей действительности, к примеру, но вовремя сдержала язык за зубами.
        — Ну, хорошо,  — спустя пару минут, вздохнул Жизор.  — Напомню еще раз, тема-то важна, как никакая другая. Савит Бонифаций — это главный представитель верховный власти Ардала. Савит Кронус — глава Карающих, один из самых знаменитых и сильных магов нашего времени. Есть еще одна очень значимая фигура, савит Талорк, возглавляющий тайную разведывательную организацию Ардала. Именно эти три человека задают тон всей Эве…
        В коридоре слышалась уже не возня, а тихий бубнеж двух голосов. На этот раз даже Мюроль отвлекся и, уставившись на дверь, стал прислушиваться. Энира догадывалась, кто это мог быть, и теперь заклинала Оркуса, чтобы она ошибалась.
        — Почему это я?  — донесся до ушей Эниры знакомый басовитый полушепот, и она внутренне застонала.  — Я же вчера к Кримхилду в кабинет лазил, не ты. Он меня чуть не поймал.
        — Так из-за меня же и не поймал,  — раздался второй знакомый голос, и если Энира до этого момента на что-то надеялась, то сейчас надежд не осталось. За дверью сейчас к чему-то готовились два ее друга — Юхан и Киф, которых так не любил Мюроль Жизор.  — Если бы не я, тебя бы на три дня в Темноту отправили.
        — Да если бы не я,  — повысил голос Киф, так что даже Мюроль мог понимать, о чем идет речь.  — Тебе бы только через четыре года разрешили на Младшего ученика защищаться или вообще из школы вышвырнули!
        — Тихо ты!..  — зашипел на него Юхан, и услышать дальнейший их спор уже не представлялось возможным.
        — Не ваших ли закадычных дружков я слышу в коридоре, лира Бэр?  — холодным тоном произнес Мюроль, в миг, превращаясь в сурового учителя. Жизор ненавидел, когда срывались его занятия, а еще больше он ненавидел тех, кто срывал эти самые занятия.
        Дело обстояло очень плохо, раз он назвал Эниру официально.
        — Нет!  — чересчур поспешно ответила она. Брови Мюроля начали забираться на гору его лба, закатывая на нем рассерженные морщины, так что Энира поспешно добавила:  — То есть я хотела сказать, что… разве они не должны быть на практических занятиях, верно? Как они могут быть здесь!
        — Тогда, кто посмел…
        Учитель направился к двери, собираясь открыть, но не успел, так как она распахнулась, и перед всеобщим взором предстал высокий крепкий юноша лет четырнадцати, с черными длинными волосами и перепуганными глазами.
        Энира со свистом выпустила воздух сквозь сжатые зубы.
        Юхан долгие секунды пытался выдавить из себя хоть что-то, но никаких звуков из его толстых мясистых губ не вылетало. Энира бросила быстрый взгляд на Мюроля и поняла, что надвигается буря.
        — Гран Жизор, приношу свои глубочайшие извинения, за то, что так бесцеремонно прервал ваш урок, но…
        — Фалемот!  — крикнул Мюроль так, что вздрогнул не только Юхан, но и Энира, которая с момента прихода друга словно уменьшилась в размерах.  — Тебе мало того, что ты постоянно срываешь занятия своей группы, ты решил прерывать еще и индивидуальные уроки!? Знаешь, думаю, пора бы мне сходить к Мастеру Кутреду, сказать, что некоторые ученики не очень-то и годятся в квихельмы.
        Энира видела, как на лбу Юхана пробились капельки пота, а с лица сползла краска. Все присутствующие знали, что Жизор на это вполне способен. Были случаи, когда лимосов (учеников-квихельмов) выгоняли из-за того, что они не хотели учиться обычным предметам, а предпочитали исключительно практические боевые искусства. Ведь квихельм не простой вояка, это мудрый воин, смотрящий на мир со всех сторон и знающий, как он устроен. Так что тех, кто пренебрегал теорией, выгоняли из Квихла навсегда. А это считалось страшным позором.
        — Нет, нет, нет, гран, что вы! Как можно!  — тут же затараторил Юхан, нервно обернувшись через плечо, будто ожидал там кого-то увидеть.  — Я ни в коем случае не хотел прерывать ваше увлекательное занятие. Я и пришел-то к вам, чтобы сообщить, что через двадцать минут будет свершаться еще одно историческое событие. В рамках Квихла, конечно, но все же!..
        Страх за этого идиота теперь сменился в Энире любопытством, и она в нетерпении посмотрела на Мюроля, ожидая, что же он на это скажет.
        — И что же это за событие?  — смотря на Юхана так, словно перед ним стоял слизняк в человеческий рост, Жизор все же не смог побороть вспыхнувший интерес при фразе «историческое событие».
        — Сегодня Старший ученик будет проходить экзамен на Подмастерья!  — чуть не взвизгнул от восторга квихельм.
        — О-о-о!  — восхищенно выдохнула Энира, чувствуя, что готова сейчас же вскочить и побежать на тренировочное поле для квихельмов, и пусть Мюроль горит тут хоть синим пламенем.
        Однако Жизор не впечатлился.
        — Это, конечно же, знаменательное событие для нашей школы, но вы ведь не думаете, что я прерву урок из-за этого.
        — Но гран Жизор!  — горячо воскликнула Энира.  — Такое же случается не каждый день! Может, я больше никогда не увижу этого экзамена! Немногие ведь решаются становиться Подмастерьями и тем более уж Мастерами. Это, правда, очень знаменательное историческое событие!
        — Глупости!  — отмахнулся Жизор.  — Пока я здесь работаю, уже было четыре таких экзамена. И вы, несомненно, еще увидите.
        — Так вы тридцать лет тут работаете!  — подал голос Юхан, все еще топтавшийся на пороге класса.
        Это было зря, Мюроль аж позеленел от злости.
        — Юхан Фалемот!..
        — Гран Жизор,  — Энира во что бы то ни стало решила попасть на этот экзамен, на эту демонстрацию величайшего квихельского искусства, на эту красоту истинного сражения, поэтому какая-то вспышка злости учителя истории ее не остановит. А если этот сморчок не отпустит, она твердо решила просто встать и уйти.  — Юхан прав. С каждым годом таких экзаменов все меньше и меньше! Вы рассказываете мне о многих великих битвах, но не хотите, чтобы я увидела хотя бы одну своими глазами? Это очень жестоко с вашей стороны. А что если через пару лет отец выдаст меня замуж и отправит из Квихла? Я ведь больше сюда никогда не попаду и так и не увижу, как проходит защита на звание Подмастерья!
        По лицу Жизора было видно, что внутри у него происходит сложная борьба. Чувствуя, что от мелочей зависит его решение, Энира посмотрела на него самым жалостливым взглядом из своей коллекции. И через секунду Мюроль безнадежно выдохнул.
        — Но ты не знаешь пирамиду правления Ардала,  — попытался Жизор привести железный, по его мнению, аргумент.  — Это очень важная тема.
        Споро закидывая письменные принадлежности в сумку, под грустный взгляд учителя, Энира лучезарно улыбнулась.
        — У меня же в тетради все записано. Если хотите, на следующем занятие, я вам все подробно расскажу.
        — Всенепременно. Но тогда нам придется задержаться на следующем занятии. Сегодня мы потеряли целых четыре часа!  — раздавались пустые слова в спину спешащей к двери девочки.
        В дверном проеме стоял, словно громом пораженный, Юхан. Видимо, в успех он не очень-то верил.
        — Конечно, конечно, гран. Спасибо за урок. До свидания!
        Не обернувшись, Энира с грохотом захлопнула дверь, выбегая в ярко освещенный светом Илара коридор замка Квихл, где ждал Киф с вытянувшейся физиономией. Вероятно, и он был не слишком оптимистично настроен на удачный финал их мероприятия.
        — Быстрей! А то опоздаем!  — скомандовала Энира уже на бегу, подхватывая длинные пышные юбки своего желтого платья. Как бы не была удобна для нее мальчишеская одежда, отец строго-настрого запретил носить штаны. Он всегда еще употреблял такой странный для нее аргумент: «Ты же лира!». Перед кем ей тут в Квихле в бальных туалетах вышагивать? В любом случае, спустя время, против платьев она перестала возражать и вполне хорошо к ним приспособилась.
        Но когда-то, лет до восьми, все было иначе. Энира очень активно противилась пышным юбкам, не позволявшим ей свободно бегать и лазать по деревьям. Так что главной целью ее жизни стала идея достать мальчишескую одежду. Тогда-то она и познакомилась с Юханом Фалемотом — сыном не самого удачливого модского купца, и Азанткифом (это имя он терпеть не мог, так что все звали его просто Киф) Гальмортом — сыном гиллианской знати, а точней благородным лиром Гальмортом.
        Как уж сошлись эти двое, понять было невозможно. Начиная от социального положения и заканчивая элементарным развитием их мозга. Юхан был человеком, который смотрел на мир сквозь розовую призму счастья и не представлял свою жизнь без смеха и веселья, зачастую тупого и понятного только ему одному. Киф же являлся натурой более утонченной, которую интересовали тайны предков, поэзия и смысл бытия. Это совсем не значило, что у него отсутствовало чувство юмора, отнюдь, оно у него было куда более тонкое, чем у его беззаботного друга. Скорей всего Киф бы был одним из самых любимых учеников у учителей теории в Квихле, так как являлся невероятно способным и стремящимся к знаниям мальчиком. Но Юхан являлся плохой характеристикой для любого, кто с ним вообще разговаривает. Хотя общее у них все-таки было. Они оба просто обожали всевозможные авантюры и постоянно оказывались в переделках, порочащих имя Кифа и еще более ухудшающих репутацию Юхана.
        Для многих эта дружба двух совершенно разных парней была до крайности странна. Но еще более странной казалась их дружба с Энирой. А точней ее дружба с этими отъявленными негодяями Квихла, которых уже несколько раз хотели выгнать из школы, но Сараха строго-настрого запретила это делать, поклявшись, что нашлет чуму на головы Мастеров и Учителей.
        Однако истоки дружбы этой троицы крылись гораздо глубже, чем думали все, кто их знал. Все началось как раз-таки с пресловутых штанов, которые Энира так мечтала заполучить.
        Девочке было восемь лет, когда она решилась утащить штаны купающегося в озере Юхана, в лесочке, неподалеку от замка Квихл. Но оказалось, что парень был там не один и на месте преступления ее застал Киф. Наконец-то, держа в руках свою заветную мечту, Энира не собиралась так просто с ней расставаться. Недолго думая, она задала стрекача вглубь леса. Естественно, лимосы бросились за ней. Они почти поймали маленькую воришку, но все дружно провалились в глубочайшую яму, оказавшись в древних катакомбах.
        Трое перепуганных детей долго плутали по темным туннелям. Выводить всех пришлось Энире, только она, благодаря своей врожденной способности, могла переходить на магическое зрение и видеть в кромешной тьме. К слову, несмотря на ее удивительную для Эвы внешность, эта способность оказалась единственной, магии в ней не было ни в восемь лет, ни в нынешнее время.

        Бродила троица в густом тумане со странными розовыми вкраплениями до тех пор, пока Юхан не увидел загадочный манящий свет и не бросился навстречу к нему. Он выбежал к ярко освещенной комнате, в центре которой находился высокий постамент. Стоило только мальчику достигнуть высокой арки входа, как огромная колонна ожила, обнажив свое бесконечно пустое нутро, и начала засасывать лимоса. Подоспевшего на помощь Кифа ожидала та же участь. Когда лимосов затянуло до отвратительной пустоты постамента, их кожа поплыла, словно разъедающая кислота вылилась на конечности мальчишек.

        Тогда всех спасла Энира. Чары, которые медленно пожирали Кифа и Юхана на нее не подействовали. Более того, с появлением в комнате девочки, активировалась другая магия. С появлением маленькой лиры, постамент объяло белым пламенем. Только после того как Энира увидела небольшой выступ в центре огня и, не страшась обжечься, ударила по нему, лимосов удалось вытащить. Они были в ужасающем состоянии. Юхан потерял сознание, так что его пришлось тащить на себе Кифу, который сам был немногим лучше своего друга. Энира помогала, но лимосы были намного тяжелей обычных детей в их возрасте.
        В итоге, они все же добрели до подземной части Квихла, оказавшись под кухней. Их услышал квихельский повар Барни и вытащил через свой подвал на поверхность.

        Эта история сплотила троицу на всю оставшуюся жизнь. Они никому не рассказали о ней, кроме Сарахи, а она почему-то велела им молчать.
        Так-то и завязалась их странная дружба, длящаяся уже шесть с половиной лет. Мальчишки постоянно впутывали Эниру в какие-то сомнительные дела, а она их выпутывала, чтобы идиотов не выгнали раньше времени из Квихла, несмотря на угрозы квихельской прорицательницы.
        — Эни, Сараха быстрей бегает, чем ты!  — повернулся вперед спиной Юхан, чтобы посмотреть на бегущую позади него Эниру.  — Мы так и к концу не успеем.
        — Заткнись, Фалемот,  — отдуваясь, ответила она, но темп прибавила.
        Они выбежали из черного хода замка и направились в сторону огромного поля для тренировок на мечах.
        — Вот дьявол!  — крикнул Киф.  — Там уже все собрались.

        Глава 11
        Подмастерье

        Большую песчаную площадку окружали высокие трибуны. На деревянных скамьях и яблоку негде было упасть. Все, начиная от лимосов и заканчивая Мастерами, собрались лицезреть это знаменательное событие — сдача экзамена на Подмастерье! Сидячих мест многим не хватило, и квихельмы беспорядочно расположились прямо на земле.
        Подбегая к проходу между двумя трибунами, Киф на ходу бросил:
        — Эни, спрячься нам за спины.
        — Что? Я же ничего не увижу!
        — Ты ничего не увидишь, если тебя вышибут отсюда. Девчонкам здесь быть не положено.
        Недовольно пробубнив себе под нос, Энира спряталась за спинами друзей. Они очень удобно устроились чуть поодаль от небольшой группки шестерых старших лимосов. Обозрение было прекрасное, а если кто-нибудь на них обернется, незаметно выглядывающую из-за плеч мальчишек Эниру не увидят.
        Сотни мужчин, юношей и мальчиков в одинаковых черных одеждах, с длинными до пояса хвостами и бритыми висками, шумно ждали, когда же появится виновник торжества. Энира часто видела, как проходит экзамен на Младшего ученика и даже пару раз на Старшего. Но чтобы на Подмастерье! Никогда. Такие экзамены славились нередкими смертями испытуемых. Так что вполне закономерно — охотников на получение одного из высших званий находилось не много.
        Чтобы стать Младшим учеником нужно было в течение получаса выстоять против двух Младших и одного Старшего учеников. Но не против всех сразу, а по очереди. Менялись они через каждые десять минут. Для лимосов это было трудное испытание, но если юный квихельм был достаточно хорош и по истечении тридцати минут одолевал своих противников (ну или хотя бы оставался в сознание, при этом сопротивляясь), то получал заслуженное звание Младшего и серебряное кольцо в ухо.
        Экзамен на Старшего ученика был куда опасней. Принимали его двое Младших, двое Старших и один Подмастерье. Младший ученик в течение пятнадцати минут должен был выстоять против своих братьев по рангу и Старших, нападавших на него одновременно. Если экзаменующемуся это удавалось, то на поле выходил Подмастерье. Бой длился десять минут. Если Младший ученик оставался в сознании и не валялся на земле, то удостаивался ранга Старшего ученика и менял серебряную сережку на золотую.
        — А с кем надо драться, чтобы получить Подмастерья?  — тихо спросила Энира.
        — Фихад сказал, что с десятью Мастерами,  — слегка повернул голову назад Юхан. Киф презрительно фыркнул, после чего Фалемот добавил:  — Но мне кажется, он набрехал.
        — Конечно, набрехал!  — в полголоса проговорил лир Гальморт.  — Если бы ты хоть когда-нибудь слушал Мастера Османа, то ничего бы не спрашивал ни у Фибада, ни уж тем более у Фихада. Чтобы стать Подмастерьем нужно сразиться с пятью Старшими, тремя Подмастерьями и одним Мастером.
        — Ого!  — присвистнул Юхан.  — Тоже немало.
        — Немало!? Этому психу повезет, если он жив останется. Я даже прикинуть не могу, кто в Квихле из Старших может потянуть на Подмастерья. Мужик, видимо, совсем с головой неладен, раз решил, что сможет и минуту против Мастера продержаться. Хотя нет, идиот он потому, что вообще надеется до него дойти.
        — В Квихле нет достойных Старших учеников?  — удивилась Энира.
        Бывало, что она наблюдала за тренировками квихельмов. И честно говоря, никому не пожелала бы оказаться на месте их врагов. В бою они казались ей беспощадными.
        — Я тебе больше скажу. В Квихле настолько нелепые Старшие ученики, что для нас с Юханом экзамен на Младшего будет не сложнее обычной тренировки.
        — Ох, простите, великий лимос Киф, а с чего это вы так уверены, что все Старшие ученики такие уж ничтожества?  — с преувеличенной серьезностью спросила Энира.
        — С того, что мы давно наблюдаем за Старшими. Приглядываем себе наставников,  — ответил Киф, сорвав травинку и вальяжно начав ее покусывать.  — Как только мы пройдем экзамен, у нас начнутся индивидуальные занятия. А для этого нам нужен будет Учитель. Мастера или Подмастерья нам вряд ли удастся заполучить, так что остаются Старшие. И выбор у нас невелик.
        — Да его, в общем-то, и нет,  — с грустью отозвался Юхан.
        — Как же тогда такие бездари могли стать Старшими?
        — Да все просто. С каждым годом квихельмы все хуже и хуже. Но не может же быть полный Квихл лимосов. Так что тех, кто хоть как-то выделяется на общем фоне, повышают. Мастера же еще владеют истинным искусством наших предков, так что просто так Подмастерья не дадут. Это звание нужно заслужить,  — пояснил лир Гальморт.
        — А почему с каждым годом квихельмы все хуже и хуже?  — спросила Энира, положив подбородок на плечо Юхана и устремив непонимающий взгляд на скучающее лицо Кифа.
        — Работенки у нас поубавилось со времен заточения фархаров на острова. Воюем мы в основном с мортенийцами. А мортенийцы, сама понимаешь, обычные люди. Да и не маги к тому же. Так что разомлели квихельмы от безделья и легкой работы. Лет пятьсот назад один только Младший ученик стоил пятидесяти сегодняшних Старших…
        — Все тихо! Они идут!  — оборвал Юхан Кифа, радостно встрепенувшись.
        Энира вытянула шею, чтобы посмотреть на смельчака, который вероятней всего сегодня погибнет. На тренировочную площадку вышли четверо Смотрящих, с трудом таща огромные песочные часы и большой золотой гонг. За ними стремительной походкой выпорхнули девять высоких мужчин, одетые в черное с серебром. Все они были разного возраста, но с одинаковым выражением на хмурых лицах (по крайней мере, у четверых, возглавляющих процессию, точно).
        Первый шел Мастер Кутред, с хищной внешностью ястреба, это впечатление усиливалось еще и за счет большого кривого носа. Энира его хорошо знала по рассказам отца. Это был один из самых искусных Мастеров в Квихле. Очень странно, что именно он будет принимать экзамен. Остается лишь посочувствовать бедному глупому Старшему ученику.
        Следом за Мастером Кутредом шли трое Подмастерьев. Энира встречала их иногда на территории замка, но имен не знала. Им было лет по сорок пять — пятьдесят, а может и пятьдесят пять. Солидные мужчины с отметиной глубокого интеллекта и пережитых испытаний жизни на лицах. Весь их облик выражал крайнюю степень серьезности и сосредоточенности.
        Замыкали это маленькое шествие пятеро мужчин помоложе. Они были бледны и, кажется, сильно волновались.
        За последнюю минуту Энира удивилась трижды. Первое то, что Мастер Кутред будет принимать экзамен — он никогда не принимал экзамены на Подмастерья (отец говорил Эни, что он входит в число экзаменаторов на ранг Мастера). Второе, трое Подмастерьев были чересчур сконцентрированы перед предстоящим сражением, что очень необычно, учитывая слова Кифа о беспомощности нынешних Учеников. И третье, Старшие казались напуганными.
        — Ты уверен, что у нас в Квихле нет достойных квихельмов, способных получить Подмастерье?  — подозрительно шепнула Энира на ухо Гальморту.
        Похоже, Кифу и Юхану все это тоже казалось удивительным. Они, как и все собравшиеся, нетерпеливо вертели головой, пытаясь высмотреть экзаменующегося Старшего.
        — Говорю же тебе,  — наблюдая за Смотрящими, устанавливающими песочные часы на твердую землю, слегка раздраженно ответил Киф. Его до чрезвычайности злило непонимание происходящего.  — Старших что сейчас в Квихле бездарней свет не видел.
        — Что сейчас в Квихле?  — повторила за другом Энира.  — То есть все-таки существуют нормальные Старшие?
        — Да. Но они постоянно на заданиях. Мастера активно используют ценные кадры. Их здесь можно встретить так же часто, как твоего отца с братом. Именно поэтому слава о непобедимых квихельмах до сих пор жива.
        Что правда, то правда. Кеий Бэр появлялся в Квихле несколько раз в год всего на пару седмиц, не больше. Энира очень скучала по отцу, и единственной ее отдушиной был брат. Но с момента своего совершеннолетия, очень способный, как выяснилось, савит Селир начал получать задания от Братства и отныне появлялся в Квихле ничуть не чаще, чем савит Кеий.
        Лет до одиннадцати-двенадцати Энира все еще надеялась, что в ней тоже проявятся необычные способности, и она вместе с ними сможет путешествовать. Но к величайшему огорчению всей ее жизни, этого так и не произошло. Так что ей приходилось торчать здесь, в Квихле, с Сарахой и двумя друзьями, которых обычно она видела только по вечерам, в редких случаях, еще и утром. Все остальное время у нее съедали уроки, а у них тренировки.
        Ход мыслей Эниры вмиг оборвался, как только она увидела вышедшего из прохода между двумя дальними трибунами высокого мужчину, хотя правильней сказать юношу. По полю прокатился и тут же осел шепот в ватной тишине.
        — Тэйп!  — не смогла сдержать удивленный возглас Энира, узнав лучшего друга своего брата.
        В повисшем безмолвии этот возглас был словно взрыв. Киф и Юхан тут же припали друг к другу плечами, скрыв щель, через которую можно было увидеть Эни. Как ни странно, но отреагировали на него немногие. Лишь несколько человек с трибун повернул головы на шум и впереди сидящие старшие лимосы с недовольными минами. Они долго мерили лира Гальморта и Фалемота неодобрительными взглядами, пока последний не вскрикнул:
        — Тэйп!  — взвизгнул раненым сверчком Юхан, в попытке изобразить высокий голос Эниры.  — Это же Тейп!
        — Эшкерназл,  — с презрением, на гвельтском, кинул один из старших лимосов с узкими злыми глазами.
        Квихельмы редко говорили на своих родных языках, общаясь чаще на созданном тысячи лет назад специально для них квихельском. Даже больше, когда кто-то из них переходил на другое наречие, это считалось оскорблением для тех, кому оно не известно. Вообще, квихельмам было известно минимум три языка — родной, квихельский и общепризнанный по всей Эве геллийский. Энира же благодаря Варбину Инкору — своему учителю-полиглоту по языковедению — знала куда больше языков, в том числе и гвельтский, как и знала, что сейчас Фалемота послали туда, куда в приличном обществе не посылают.
        Как только старшие лимосы отвернулись, Киф и Юхан повернулись к Энире, уставившись на нее разъяренными саблезубыми тагерами.
        — Это же Тэйп!  — полушепотом сказала она, виновато показывая ладошкой в сторону поля, словно это могло полностью оправдать ее поступок.  — Тэйп Хардраг!
        — Мы знаем, что это Тэйп Хардраг. Зачем орать-то об этом?  — шикнул на подругу Киф, но было видно, что он тоже ожидал увидеть кого угодно, только не его.
        — Ох, да соображайте вы быстрей! Он же с Селиром и папой отправился на задание два месяца назад.
        — Ну, вернулись они и что?  — буркнул Юхан.  — Посмотрим экзамен, и встретишь их.
        — Погоди-ка,  — перебил Юхана Киф.  — Они же должны были вернуться через четыре месяца.
        Лира Бэр торжествующе взмахнула рукой, показывая, что именно эту мысль она и несла в народ. После чего начала активно вглядываться в толпу зрителей, пытаясь отыскать отца, Селира или, в крайнем случае, Гожо. Но ни среди мужчин на безмолвной трибуне, ни на земле среди взволнованных юнцов их видно не было. Все замерли, жадно пожирая взглядами Тэйпа Хардрага, стоящего в окружении пяти Старших учеников квихельмов.
        — Приветствую вас, братья!  — раздался зычный голос Мастера Кутреда.
        Все собравшиеся квихельмы, как один, встали и, хоровым басом бухнув слово: «Атэрхэ!», ударили сначала себя кулаком по груди, а затем прижали его к губам.
        Когда все собравшиеся приняли свое изначальное положение, Мастер Кутред продолжил:
        — Сегодня на ранг Подмастерья будет защищаться Тэйп Хардраг. Старший ученик Тэйп, ты подтверждаешь заявку на повышение своего ранга?
        Хардраг лишь утвердительно кивнул.
        — По правилам, в течение первых десяти минут, ты должен будешь сражаться с пятью Старшими учениками. В последующие десять, с тремя Подмастерьями. И в завершении, тебе будет необходимо сразиться со мной.
        Тэйп снова кивнул.
        — Хорошо. Тогда приступим,  — коротко сказал Мастер. Крутанувшись на пятках, он стремительно развернулся к позади стоящим Подмастерьям и, проскользнув между ними, скрылся за их спинами.
        — О-о-о, это будет незабываемое зрелище!  — предвкушающе протянул Юхан.
        Со стороны Кифа раздался неопределенной природы звук, похожий на смесь всхлипа и мычания. Но он точно выражал всестороннее одобрение.
        Энира никогда не видела Тэйпа в действие. Но Селир всегда восхищенно рассказывал о своем друге. Несмотря на это, Хардраг вызывал у нее стойкую антипатию, и она никогда не понимала, как ее брат вообще может общаться с ним. Он был странным, неприятным человеком.
        — Ставлю четыре диала, что он расправится с ними за семь минут,  — шепнул Юхан Кифу.
        — Спорим, что они и пяти против него не протянут.
        Фалемот удовлетворенно загоготал в полголоса, хлопнув лира Гальморта по протянутой ладони, а Энира подумала, что должно быть он и вправду очень хорош.
        Тэйп вытащил из ножен два обоюдоострых меча. На его лице царила полнейшая безмятежность, что нельзя было сказать об окруживших его Старших. Они явно нервничали. Зубы их были стиснуты, кулаки на рукоятках мечей сжаты до побеления, а когда Тэйп расслабленно выпрямился, опустив руки и закрыв глаза, лбы квихельмов липко заблестели.
        Над полем ухнул низкий вибрирующий гул гонга, заставивший многих вздрогнуть. В эту же секунду Хардраг будто испарился, хотя Эни не сводила с него глаз! Нижняя челюсть изумленно отпала, когда лира увидела Тэйпа за спиной одного из Старших, который уже оседал на песок с окровавленным виском. Мгновение и взгляд поймал высеченную искру встретившейся стали двух мечей, на другом конце круга. И этот бой не продлился долго. Второй квихельм распластался на земле, отхаркиваясь кровью. Оставшиеся трое Старших, решили броситься на Хардрага скопом, но как только они замахнулись на него шестью мечами, одновременно произошло много разных вещей. Неуловимое движение руки Тэйпа, следом короткий крик боли, брызги крови, пятнистым шлейфом разлетевшихся по песку, и падающий квихельм с рассеченным лицом. Размытый силуэт, принадлежащий Хардрагу, уменьшился вполовину (Энира только потом осознала, что он то ли упал на колени, то ли специально так пригнулся) звон встретившихся мечей над его головой, вновь крик боли и уже четвертый Старший ученик валяется на земле с кровоточащей подсеченной ногой. Снова сверкнула искра
встретившегося металла, затем еще одна, после которой пятый квихельм отступил назад, не устояв против сильного удара, в этот момент Хардраг легко подпрыгнул и, словно пушечным взрывом, мощно врезал ногой в лицо Старшего. Раздался неприятный хруст, и последний противник отлетел на добрых три метра, обагряя все вокруг себя. Если четверо предыдущих мужчин были более-менее живы, этот, похоже, больше не дышал.
        — Как щенков!  — восхищенно выдохнул Юхан.
        Энира и сама об этом подумала. Все это произошло за какие-то мгновения. Тут не то что пяти минут, здесь и двух минут не прошло! Эни была уверена — она не увидела и половины из того, что делал Тэйп.
        Несмотря на то, что первый этап занял намного меньше времени, чем отводилось, бой не остановили. Как только Смотрящие оттащили пострадавших, прозвучал второй удар гонга. На арену вышли Подмастерья. И сразу изменилось поведение Тэйпа. Стойка его стала более осторожной, вены на руках вздулись, а на челюсти начали перекатываться желваки.
        Подмастерья вели честный бой, они не нападали на Хардрага все вместе. Но и им было далеко не так легко, как должно быть при экзамене Старшего ученика.
        Это было завораживающе! Энира не могла оторвать взгляд. Никогда в жизни она не видела ничего более пугающего и прекрасного одновременно. Словно смертельный танец акробатов со сталью. Словно они знали движения друг друга заранее. Словно не существовало закона гравитации. Энира совершенно не понимала, да и не всегда улавливала, что они делают. Она даже не замечала, как менялись Подмастерья! Просто сидела с открытым ртом и откровенно восхищалась Тэйпом Хардрагом.
        Словно гром среди ясного неба, раздался третий гонг, выведший Эниру из странного гипноза. Юхан и Киф впереди нее походили на каменные застывшие глыбы, забывшие как дышать. Неужели уже прошло десять минут? Эни глянула на Подмастерьев. У одного через всю грудь зиял жутковатого вида рубец от плеча до таза, у второго вспухла бровь и ранено бедро, а вот на третьем особых кровавых отметин не было.
        У Тэйпа же кроме неглубокой раны на плече ничего не наблюдалось (и это-то после боя с тремя Подмастерьями!). Энира была обескуражена. Сараха, обожавшая Тэйпа всей душой и сердцем (что казалось Эни крайне подозрительно, учитывая, как она, в общем-то, относится ко всем мужчинам вместе взятым), без конца пела ему дифирамбы, говорила, будто он лучший из лучших (в чем и почему, она, конечно же, не объясняла). Теперь-то стало ясно, в чем именно он лучший.
        После всего увиденного, Эниру невообразимо смешила мысль, что Мастер Кутред собирается один на один биться с Хардрагом. Но как только начался последний этап экзамена, всю веселость как ветром сдуло. Казалось, Мастер Кутред не ходит, а летает! Энира видела лишь две смазанные тени. Где мечи Тэйпа, а где Кутреда понять было невозможно. Свист рассекающего воздух металла и удары острой стали друг о друга, сливались в свою смертельно-опасную музыку. Хардраг словно читал мысли Мастера, иначе нельзя было объяснить то, как он до сих пор сопротивляется. Ничто не нарушало гармонии танца битвы, пока, неожиданно, из вихря двух сражающихся тел не вылетел Тэйп и, перекатившись на песке, немедленно встал.
        Энира громко охнула, но никто не обратил на это внимания.
        Кутред воспользовался моментом и совершил рубящий выпад, распоров противнику бедро. Тэйп отпрыгнул назад, отбивая каскад последующих за этим ударов Мастера. Теперь Хардраг не подпрыгивал так высоко и резво. Энира всей душой болела за Тэйпа и не могла оторвать взгляда от словно превратившегося в шаровую молнию Кутреда, жалящего и жалящего своими клинками Старшего ученика.
        Эни хотела спросить, сколько осталось времени до конца, но заторможено поняла, что крепко зажала ладонью рот от волнения. Овладев своими руками и убрав их от губ, она с легкой хрипотцой спросила:
        — Сколько до конца?
        — Две минуты! Две минуты!!  — также приклеившись взором к полю, выкрикнул Киф.
        Эти две минуты тянулись непозволительно долго. Весь израненный Тэйп ушел в глухую оборону. Энира в кровь искусала губы и, уже не стесняясь никого, встала в полный рост, чтобы лучше видеть. От волнения она вцепилась в плечо Юхана и когда Хардрагу наносили очередной удар, со всей силы сдавливала его. Но Фалемот, похоже, даже не замечал этого.
        Кутред махнул своим инкрустированным изумрудами мечом поперек туловища Тэйпа, и Энира в ужасе вскрикнула, вновь зажав левой рукой себе рот и впившись ногтями в плечо Юхана так, что он тоже вскрикнул (хотя велика вероятность, что совсем не от боли). Где-то на уровне переносицы она почувствовала сильное давление, так что даже глаза заслезились. Но это быстро отошло на второй план.
        Мастер не то что не перерубил Старшего ученика пополам, как и должно было случиться, он его даже не ранил! Более того, Тэйп ударил Кутреда лбом в нос, откуда сразу же хлестанули багровые брызги. Хардраг уже замахнулся своими мечами, одним сверху, другим снизу, как прозвучал финальный гонг.
        Вполне ожидаемых оваций не последовало. Все были слишком поражены случившимся. Никто не осознал, что в Квихле появился новый Подмастерье. Наблюдая, как Тэйп подает руку сидящему на земле Мастеру с разбитым носом, помогая подняться, никто не мог вымолвить ни слова. И только после того, как Кутред тихо рассмеялся мокрыми красными зубами, похлопал Хардрага по щеке и отошел от него на шаг, почтительно поклонившись, раздался гром аплодисментов, криков и свиста.
        Так же как и другие квихельмы, Юхан и Киф вскочили с земли, со всей силы хлопая в ладоши и что-то крича во все горло. Энира радовалась вместе с ними, рукоплеская и разве что не подпрыгивая. Теперь все присутствующие ликовали так, будто они сами получили ранг Подмастерья, ну или Тэйп был им не меньше, чем родной брат.
        Это продолжалось минут пять. Стоя среди всего этого радостного гомона, Энира снова ощутила болезненное давление на переносицу и никак не могла понять, в чем дело. Она перестала хлопать и начала растирать место, куда будто били тысячи маленьких молний. Но боль не утихала, а наоборот усиливалась. Перед глазами начали плавать разноцветные круги, а крики квихельмов становились глуше. Энира чувствовала, что ее начинает мутить. Когда она осела на землю, ни слух, ни зрение больше не воспринимали свет и звуки.
        Стало настолько страшно, что Эни решила, будто умирает. Сердце до боли сжалось, будто его кто-то сдавил невидимой рукой. Но все закончилось также резко, как и началось.
        — Эй, Эни,  — из далекого далека, просочился обеспокоенный голос Кифа.  — Что с тобой?
        Лира Бэр почувствовала руки на своих плечах, которые грубо ее встряхнули, когда она ничего не ответила. После этого все встало на свои места. Уже стихающие радостные вопли вновь начали раздаваться в ушах, а перед глазами возникли встревоженные лица лира Гальморта и Юхана.
        — Что? Что случилось?  — спросил Фалемот, когда поймал испуганный взгляд Эниры.  — Это тебя так от экзамена развезло? Смерть, конечно, штука неприятная, но кто ж знал, что ты такая неженка. В следующий раз не потащим тебя.
        — Экзамена? Что…? Нет, конечно! Это не из-за него.
        — А из-за чего? Ты бледная как полотно,  — все еще поддерживая за руку, спросил Киф.
        Энира встала на дрожащие ноги (парни последовали ее примеру) и провела ладонью по мокрому холодному лбу, где до сих пор слегка неприятно покалывало. Она сама не поняла, что произошло. Можно было, конечно, подумать, что это из-за вида крови, но живя с Сарахой Энира привыкла и к ней, и к смерти, и к еще многим отвратительным вещам, которые простых людей привели бы в ужас. Да, в общем-то, и ощущения не походили на обычное недомогание.
        — Не знаю, вдруг резко нехорошо сделалось, как будто…  — неожиданно замолчав, Энира устремила стеклянный взгляд куда-то вдаль.
        Она вспомнила, как давно, лет в десять, произошло почти то же самое, только не настолько серьезно, стоило ей взять новый перстень Селира с большим кровавиком, который он привез из своего первого задания. Он тогда не сказал, откуда его взял, но ощущения были точь-в-точь, как сейчас. Энира тогда осмотрела его в магическом зрении и поразилась незнакомой жутковатой темно-синей ауре кольца, после чего посоветовала Селиру выкинуть его куда подальше. Но брат сказал, что это подарок, и он никогда его не снимет. Слово свое Селир сдержал и постоянно ходил с этой гадостью, но Энира к кольцу больше не решалась притрагиваться. Даже несмотря на то, что Сараха дала добро на ношение этого украшения, отношение к нему у девочки не улучшилось.
        — Что?  — тут же поинтересовался Киф, заметив просветление у подруги.
        — Помните, я вам рассказывала про кольцо Селира и то, что со мной случилось, когда я взяла его в руки?
        — Помним,  — подтвердил Киф.
        — Сейчас случилось то же самое. Значит Селир где-то рядом, но на поле его нет. Я пойду, разыщу его.
        — Но, Эни! Сейчас же будет присвоение ранга!  — тут же воскликнул Юхан, опасаясь, что подруга заставит их идти вместе с ней.
        В ответ она лишь отмахнулась и поспешно произнесла, уже разворачиваясь прочь от поля:
        — Смотрите свое присвоение, я потом вас найду.
        Юная лира направилась в дом Сарахи, в надежде встретить там брата или отца. Потратив кучу времени и прочесав весь Квихл, она никого так и не нашла, поэтому разумно решила найти провидицу.
        В этот час дня Сараха могла быть в двух местах, либо на озере, либо в лесу, что являлось худшим вариантом, так как в дремучих квихельских чащобах, бабулю не найти. Поэтому Энира побежала сначала по более благоприятному пути.
        До озера она добралась довольно быстро. Сбавив темп, выбежав на тропу между вястами, где уже витал сырой запах воды, Энира услышала знакомый мужской голос. И, похоже, он был чем-то крайне недоволен, зол и что-то кричал. Да, определенно, это походило на крик.
        Эни перешла на шаг, усиленно вслушиваясь, чтобы разобрать слова. Но, как назло, голос заговорил намного тише. Да еще эти птицы на ветках верещали, как сумасшедшие. Так что оставалось только выйти к озеру. Когда Энира добралась до него, сразу увидела Сараху, сидящую на камне. Она вычищала маленьким ножом улиток из раковин, кидая их в большой таз. Перед ней (сердце радостно подпрыгнуло), словно тигр в клетке расхаживал Селир. Вид у него был, как у безумца.
        Заинтересовавшись этой картиной, Энира плавно свернула с тропинки в тень ежевичного куста.
        — Ну может есть какое-то средство?  — резко остановившись и сев перед Сарахой на корточки, Селир с мольбой заглянул ей в глаза.
        — Говорю же тебе, я здесь бессильна. Тэйп правильно сделал, что отправил его прямиком туда,  — продолжая выскабливать раковины, проскрипела савира.  — По крайней мере, он выиграл время.
        Селир потер дрожащей рукой заросший темной щетиной подбородок, что-то лихорадочно обдумывая. Энира была напугана. Брата в таком состоянии она не видела никогда.
        — Ты видишь его в будущем?  — снова обратился он к провидице со страхом в голосе.
        Сараха прекратила потрошить улиток и посмотрела прямо на Селира.
        — Нет.
        Брат безнадежно выдохнул и прикрыл глаза ладонью. Энира не знала точно, о ком они говорят, но ужасные догадки гнала от себя прочь. Однако это плохо получалось, и нижняя губа начала предательски дрожать при мысли об отце.
        — Это не значит, что он не выживет,  — положив на плечо молодого мужчины свою обгоревшую в лучах Илара руку с пальцами-сосисками, поспешила успокоить Сараха Селира.  — Я уже давно не вижу ни вас, ни многих других квихельмов в будущем. С момента рождения Эниры заглядывать в ваши судьбы стало сложнее.
        — Но ведь он далеко от нее!
        — Так и он не на Эве.
        — Не на Эве?  — непонимающе спросил Селир.
        — На границе.
        — На…. Где?
        — Тебе это знать не положено.
        — Но…
        — Я сказала, не положено!  — гаркнула Сараха.  — Достаточно и того, что он у них. Уж они-то знают, как поймать того, кто скрыт от нашего взора.
        Селир притих, определенно, желая спросить что-то еще, но опасался, что разозлит провидицу еще сильней. Собравшись с духом, он на одном дыхании выпалил:
        — Но как эти проклятые фархи смогли выйти!?
        Сараха ответила не сразу. Она тяжело вздохнула, почесала улиточным ножом себе спину и, замерев на минуту, подняла взгляд в небо, выглядывающее из-за листвы высоких деревьев. Селир терпеливо ждал.
        — Пришел тот, кому по силам многое. Кому равных нет,  — наконец, произнесла Сараха, опустив голову.
        — Кто… пришел?  — вкрадчиво произнес Селир.
        — Тот, кто должен был прийти,  — словно идиоту пояснила провидица элементарную вещь.
        Это поставило мага в тупик. Он открыл и закрыл рот, пытаясь сформулировать свой вопрос, пока Сараха его не опередила.
        — Вам многого не понять, да и я не имею права рассказывать больше, чем требуется (я и так рассказываю больше, чем можно). Но тебе уготована насыщенная и опасная жизнь, Селир Бэр. Ты многое повидаешь, и уж не знаю, к счастью или на беду, столкнешься с самым могущественным из них. Тебе, как и твоему другу, предназначены великие дела. Если не помрешь, конечно, раньше времени,  — начав очень серьезно, в конце Сараха насмешливо хекнула, после чего своим обычным скрипучим голосом добавила:  — А теперь иди поздоровайся со своей сестрой. Она очень скучала и сейчас стоит за кустом и слушает нас,  — грубовато произнесла савира, затем наклонилась ближе к парню и перешла на шепот, из которого Энире удалось услышать лишь первое «ей незачем…».
        Поняв, что ее раскрыли, Эни вышла из своего укрытия и побежала к Селиру, который уже поднялся на ноги и улыбался ей, словно у него не было сейчас волнующего разговора с Сарахой. Энира тараном врезалась в брата, повиснув на шее.
        — Тебя не учили, что подслушивать не хорошо?  — отсмеявшись, спросил Селир.
        — Нет, кое-кто, наоборот, учил меня как лучше это делать,  — обцеловав щеки брата, ответила Энира.
        После этих слов Селир метнул испуганный взгляд на мирно чистившую улиток Сараху.
        — Я знаю все гадости, которым ты ее научил,  — безразлично обронила старуха, не глядя кинув маленькую раковинку в воду.
        — Вовсе это не гадости!  — заступилась Энира.
        — Твой брат тебя разве что убивать не научил.
        — Так он и не умеет,  — ухмыльнулась Эни Селиру, который заметно нервничал, поглядывая на провидицу.  — А если б и так, иногда и это умение может пригодиться. Ты же сама говоришь, надо быть человеком разносторонним.
        Сараха наградила Эниру убийственно взглядом, на что она просто продолжала улыбаться.
        — Все хорошо в меру,  — выдержав необходимую воспитательную паузу, савира вновь начала капаться в полуживых слизнях.  — Но обучаться порокам ни к чему.
        — Что ты называешь пороками? Грани здесь у каждого свои.
        — Они общие у большинства. Убийство, воровство, жульничество, подслушивание, подглядывание, вандальство, озорство и бесконечное вранье!  — повысила в конце голос Сараха, пуская из глаз гром и молнии.
        Энира лишь отмахнулась.
        — Это не вранье. Легкий обман или ложь во спасение.
        — Свинья — поросенок. Слова разные, а смысл один. Живут в хлеву, идут на мясо.
        Лира Бэр показала язык савире и, смеясь, побежала прочь от озера, таща брата за руку.
        Убегать в общем-то не было смысла, так как Сараха нисколько не разозлилась. Вслед им не доносились ни ругательства, ни проклятья, лишь скрипучий, как ржавые шестеренки, смех.
        Только они вышли из леса, Селир тут же с предостережением сказал:
        — Знаешь, ты бы поостереглась говорить Сарахе такие вещи. Рано или поздно она все-таки превратит тебя в жабу.
        Энира от души рассмеялась.
        — Она не умеет превращать людей в жаб,  — ответила лира, затем немного подумала и добавила:  — Да и в других животных тоже. Она вообще превращать ничего не может.
        — Все равно, Сараху лучше не злить. Вдруг проклянет.
        — Селир, вот ты взрослый вроде бы парень, а до сих пор в эту чепуху веришь. Сараха провидица и целительница. Она не вредит людям, а помогает.
        Брат лишь пожал плечами.
        — Ну и что. Все равно она ведьма.
        Энира снова рассмеялась, у Селира не было иной правды, кроме своей. Она к этому уже привыкла, но людей новых это всегда повергало в исступление, когда они пытались ему что-то доказать.
        Вспомнив о разговоре у озера, Энира резко переменилась в настроении.
        — А где папа? Ты один приехал?
        В отличие от нее Селир не так хорошо мог притворяться. Так что небольшую заминку она заметила.
        — Да нет, не один. Тэйп со мной приехал. Он, кстати, на Подмастерье экзамен проходит. Хотя я уверен, ты уже…
        — Селир!  — оборвала Энира брата.  — Где папа?
        — Так на задании он еще. План ведь на четыре месяца рассчитан. Прошла всего половина,  — открывая дверь хижины Сарахи и первый проскальзывая внутрь, ответил брат, но стоило ему переступить порог, как он закашлялся и гневно вскрикнул:  — Ох! Что, опять!? Гори в пламени Бездны эта колдунья!
        Селир резко ослеп, да и запах он ощущал не из приятных. Эниру эта защитная магия Сарахи не брала. Так что она спокойно прошла мимо брата к высокому стеклянному буфету на замке, по пути захватив стул. Легко на него запрыгнув и привстав на цыпочки, Энира начала шариться по пыльному верху буфета в поиске ключа. Нащупав маленького негодяя, она открыла замок и, достав из черной вазы с нарисованными маками серо-зеленую круглую таблетку, после чего засунула ее возмущающемуся брату в рот.
        В комнате воцарилась тишина. Энира наблюдала, как Селир позеленел, затем начал морщиться и как только лицо его приняло более-менее адекватное выражение, она тут же продолжила донимать его расспросами:
        — Что же тогда здесь делаешь ты? У тебя ведь такое же задание Братства, как и у папы.
        Селир не ответил. Он усиленно рассасывал остатки таблетки, слепо уставившись в невидимое ничто. Его расширенные зрачки, делавшие его похожим на гигантского таракана, наконец-то, сузились, заставив своего хозяина часто моргать.
        — Слушай, скажи Сарахе, чтобы она убрала это радушное приветствие гостей. К ней кроме меня, отца и еще парочки магов никто не захаживает. От кого она защищается? Мы ее не тронем, а таблетки эти жрать надоело уже.
        — Селир, что ты делаешь в Квихле?
        — С Тэйпом приехал. Поддержать. Подмастерье — это тебе не шутки!
        Протерев глаза, Селир подошел к столу у окна. Пока он шел, Энира провожала его взглядом и по всему видела, как брат бессовестно ей лгал.
        — Так поддержать, что даже не пришел посмотреть?  — облокотившись на буфет, аккуратно поинтересовалась Энира, так как знала вспыльчивый нрав Селира. Давить на него нельзя, если разозлится, то вообще ничего говорить не будет.
        — Да что ты прицепилась! Тэйп прикреплен ко мне, поэтому и пришлось с ним ехать в Квихл. С отцом Гожо. Где они сейчас, я, конечно же, не могу тебе сказать.
        Брат с сестрой долго мерились взглядами, пока Селир первый не нарушил тишину:
        — Ну, все? Допрос окончен? Можно мне теперь еды? Со вчерашнего дня с ней не виделся.
        Энира молча оттолкнулась от огромного шкафа и ушла в небольшую светлую кухоньку, где пожарила на скорую руку перепелиных яиц с душистыми травами, вытащила из закромов Сарахи вяленого мяса, домашней колбасы, сосисок, сливовый компот, свежесбитого масла и хлеба. После чего подала это все брату. Селир накинулся на еду так, будто не со вчерашнего дня не ел, а минимум седмицу.
        По мере того, как он жадно насыщался, Энира чувствовала, что его раздражение от ее допроса улетучивается.
        — Так с папой все нормально?  — усевшись напротив брата, спросила она.
        Селир прекратил жевать и, отложив вилку, хмуро уставился на сестру своими голубыми глазами.
        — С ним все хорошо. Он в целости и сохранности, в безопасном месте. С ним как всегда Гожо. Через два месяца они вернутся, и ты сама во всем убедишься. Нет повода для переживаний.
        — О ком же ты тогда говорил с Сарахой?
        Вопрос Селиру не понравился. Он нахмурился еще больше, заерзав на стуле, словно ему начали подогревать сидение.
        — Я говорил о Рогане.
        — О Рогане? Квихельском маге? Разве он с вами поехал?  — удивилась Энира.
        Сложив руки крестом и облокотившись на стол, Селир стал похожим на нахохлившегося воробья.
        — Да. Сложное задание. Четырех магов послали.
        — И Рогана ранили?
        — Ранили.
        — Сильно?
        Рогана она знала. Он был всегда мил, приветлив и добр. Не хотелось бы, чтобы с ним случилось что-то серьезное.
        — Нет. Скоро будет бегать.
        — Разве вы с ним так близки, что ты так сильно переживал?
        — Да, Роган мне очень дорог!  — вскипел Селир.  — Хороший дядька. Веселый, научил меня паре приемчиков.
        Энира скептично выгнула правую бровь.
        — Ты думаешь, я тебе вру?  — с оскорбленной ноткой спросил Селир.
        — Я думаю, что да,  — подперев рукой подбородок, со спокойным смирившимся лицом ответила Эни, наперед зная, что если брат до сих пор не выложил всю правду, то и в дальнейшем ее можно не ждать.
        Селир на несколько секунд застыл.
        — Мне все равно,  — сообщил он, схватив вилку и пожав плечами.
        После этого брат проткнул сосиску, небрежно ее откусил и начал демонстративно пережевывать, лениво смотря на сестру из-под полуприкрытых век.
        — А почему Тэйп так резко дернулся с задания, прихватив тебя? Разве нельзя было через два месяца экзамен пройти? Невелика ведь разница.
        Кусок сосиски встал у Селира в горле, но ему это почти удалось скрыть.
        — Да нет, невелика, на самом-то деле. Просто…. Вообще-то я не должен тебе ничего рассказывать.
        — Да брось, Селир! Ты же знаешь, что я никому не передам твои слова!
        — Передашь.
        — Кому!?  — возмущенно спросила Энира.
        — Ой, а то ты не знаешь.
        — Я…  — начала было лира Бэр, но тут же поняла, что она ведь в самом деле рассказывает Кифу и Юхану почти все.  — Ну расскажи то, что ты можешь рассказать и, ладно, Гальморту и Фалемоту я ничего передавать не буду.
        Какое-то время Селир просто жевал, подозрительно прищурившись, наигранно показывая, что он в глубоких раздумьях.
        — Ну, хорошо,  — наконец, милостиво изрек он, затем угрожающе направив в сторону сестры вилку, серьезно произнес:  — Только никому ни слова!
        — Обещаю!  — клятвенно подняв правую руку, ответила Энира.
        — В общем, когда мы были в Волде…
        — Вы были в Волде!?  — восторженно вскрикнула Эни.
        Волд находился на другом конце Материка. Королевство очень близкое к островам заточенных фархаров. Мюроль Жизор рассказывал, что если отплыть на несколько миль южнее от берегов Феллона (столицы Волда), то можно увидеть гигантские невидимые корабли фархаров, которые становятся видимыми стоит им подойти ближе к Границе. А иногда даже огненное зарево их пылающих парусников, неосторожно приблизившихся к запретной черте.
        — Тише!  — одернул сестру Селир.  — Да, были. И там случилась одна очень неожиданная для нас заварушка. Во время которой убили несколько квихельмов и ранили одного нашего мага…
        — Рогана,  — уточнила Энира.
        — Да, не перебивай…  — свел брови брат, видно было, что он старательно подбирал слова, чтобы не сказать ничего лишнего.  — Так вот. Все произошло очень быстро, так что мы даже опомниться не успели. Нам пришлось отступать. Уцелели только самые сильные. Одним словом, эта ситуация показала, что квихельмам необходимы новые искусные командиры. В срочном порядке. Тэйп хоть и не рвется к власти, да и ранги для него особого значения не имеют, но решил, что пора ему стать Подмастерьем. Взять под свое начало несколько толковых ребят.
        Гожо его поддержал, хотя Подмастерье Уннер был против, говорит слишком Тэйп юн для такого ранга. Но вот чисто мое мнение, Тэйп — бог меча, и если не ему становится Подмастерьем, то вообще никому. А возраст ничего не значит. Если человек гениален, то ему незачем ждать сорока лет, чтобы стать великим.
        Взяв из плетенной тарелки хлебную лепешку и оторвав от нее кусочек, Энира согласно поддакнула:
        — Да уж, этот твой Тэйп, и правда, мечом владеет, как бог. Хотя странноват немного.
        — Да не странный он. Обычный.
        — Он немой как будто. Ни разу от него слова не слышала, а я его четырнадцать лет знаю.
        — Тэйп может и не слишком многословен. Но это с простыми смертными, с некоторыми избранными он невероятно общителен.
        — А избранный — это, конечно же, ты?
        — Воистину так!
        Утвердительно сверкнул глазами брат, после чего вернулся к недоеденной яичнице, завершив свой рассказ.
        — Все!?  — удивленно спросила Энира, ожидая чего-то более захватывающего.
        — Ну, да. Это все, что я могу тебе рассказать.
        Слегка приуныв, Энира какое-то время наблюдала, как он ест, мыслями вернувшись к Тэйпу Хардрагу, вспомнив об экзамене и о том, что случилось на поле.
        — Кстати, Селир, где твое любимое кольцо?  — заметив на руке брата отсутствие кольца с кровавиком, спросила Энира.
        Селир не был любителем носить всякие украшения, и их у него было… целое одно. Это самое кольцо. Брат посмотрел себе на средний палец левой руки.
        Вновь как-то замявшись, Селир сжал пальцы в кулак, словно хотел спрятать то, чего там не было.
        — Нелюбимое оно вовсе…
        — Оно почти стало членом нашей семьи. Ты с ним не расставался с момента его появления. Так где оно?
        Селир опять начал мяться, а значит собирался соврать или утаить правду. И это уже начинало тревожить. Нет, не то что бы Энира будет очень уж скучать по этому мерзопакостному кольцу, но его исчезновение, какие-то подозрительные заварушки, в которых убивают квихельмов, ранят Рогана, Хардраг решает стать Подмастерьем, кто-то там на какой-то границе, известной лишь Сарахе — все это крайне настораживало.
        — Отдал,  — ответил Селир, уткнувшись в тарелку и начав в ней уныло ковыряться.
        — Отдал!?  — глаза Эниры округлились. Сказать, что она была удивлена, ничего не сказать.  — Кому?
        — Отцу.
        — Ты… Зачем, скажи на милость!?
        Селир старательно избегал взгляда с сестрой.
        — Ему нужней.
        — Да оно вообще никому не нужно!
        — Ну не скажи. Оно много разных штук умеет.
        — Каких таких штук? Твое глупое кольцо ничего не умеет!
        — Что ж ты тогда его так ненавидишь?  — ухмыльнулся брат, ехидно сощурившись и подавшись вперед, словно гончая.
        — Ты же знаешь, что я чую любую магию,  — также сощурившись, ответила Эни.  — И его магия гадкая. Возможно, на нем неизвестное медленное проклятье, которое даже Сарахе неизвестно. И вскоре оно бы тебя убило, пока ты спишь. Или…
        Откидываясь на спинку стула, Селир фыркнул.
        — Вот это вот чушь полная. Оно наоборот, защищает меня.
        — Как?
        — Без малейшего понятия,  — размашисто качнув головой, ответил брат.  — Мы с отцом пытались разобраться в его плетение, через астрал, но там ни одного знакомого символа не было, совершенно что-то иное, намного мощнее. Да и нити энергетические совершенно незнакомые, будто не с нашей планеты вообще. Не знаю где уж взял его Х…  — Селир подавился на полуслове, поняв, что чуть не сболтнул лишнего, и воровато глянул на сестру.  — В общем, спросили мы у человека, который достал это кольцо, так он сказал, что купил его у какого-то торгаша. Задаром почти. И, конечно же, тот не знает кто создатель этого шедевра.
        Испытав внутреннее разочарования от коснувшейся было, но ловко ускользнувшей тайны, Энира глубоко вздохнула, поняв, что имя дарителя ей не узнать.
        — А защищает-то оно тебя как?
        — Точно сказать не могу. Но как-то в Тихнуре, на нас напала компания мортенийцев, мы бы их за минуту раскидали, но с ними была парочка ардальских магов (а ты сама знаешь, какие в Ардале маги). Короче потрепали они нас тогда знатно. Отца рядом, как назло, не оказалось, и оба ублюдка напали на меня. Один из них шарахнул по мне «ядовитой стрелой Рамера»…
        — Это что?  — перебила Энира.
        — Это такая огненная стрела ярко-зеленого цвета. Ну, потом покажу,  — нетерпеливо отмахнулся Селир.
        Вот за что Энира любила слушать рассказы брата, так это за то, что почти любое колдунство из его историй, он мог легко ей продемонстрировать.
        — Так вот значит, один запустил в меня «стрелой Рамера». От нее-то я, естественно, отбился в легкую. А вот вторая гнида, швырнула пульсар мне в спину. Ты представляешь! Прямо в спину! Он бы мне весь позвоночник разворотил, сам Оркус бы не собрал.
        С ужасом смотря на брата, Энира от волнения приложила ладони к щекам, рисуя страшные картинки перед глазами.
        — И знаешь, что меня спасло?  — создавая интригу, спросил брат.
        — Что?  — полушепотом ответила вопросом на вопрос Энира, забыв обо всем на свете и затаив дыхание.
        — Кольцо!  — слегка громче, чем нужно, торжественно воскликнул Селир, так что Эни вздрогнула. Довольный произведенным эффектом на своего слушателя, он ухмыльнулся уголком рта, после чего продолжил:  — Оно чем-то запустило в первого (я даже не заметил, как и когда!). И ты представляешь! Развернуло меня прямо к этому второму магу!
        — Само?
        — Да! Ты бы видела, какой оно щит колдонуло! Темно-темно-синий, черный почти. Пульсар у этой крысы мощный был, аж зависть берет. Если б я сам щит ставил, меня б откинуло, наверное, метров на двадцать. А в этот кольцовский, словно шарик с водой плюхнулся. Вообще ничего, ни трещинки! Я даже с места не сдвинулся. Не щит — броня!
        — Да ты что!  — только и смогла проговорить Энира, восхищенно покачав головой.
        — Вот-вот,  — с энтузиазмом продолжил Селир, наслаждаясь реакцией сестры.  — Но это еще не все. Как только пульсар распался, щит за секунду рассыпался и превратился в сотню игл. Я даже моргнуть не успел, как они пригвоздили его к дереву. Честно говоря, не понял, что случилось дальше (отвернулся посмотреть на первого мага, который без сознания валялся), но когда опять посмотрел на того, на которого иглы напали, а его-то уже и не было.
        — Как не было?
        — Да вот так. Ни игл, ни мага. Дымящееся дерево, да черное обугленное пятно в форме человека на стволе.
        Энира много слышала о заколдованных вещах, но все они активировались магами. Да и эффект у них был далеко не такой масштабный, как описал брат. Сами они не колдовали и людей самовольно не разворачивали лицом к врагам. Дело могло быть еще хуже, чем представлялось Энире.
        — А ты говоришь, плохое кольцо, проклятое,  — самодовольно закончил Селир, неправильно истолковав выражение лица сестры.
        — А я до сих пор так считаю.
        Смотря в одну точку на столе, задумчиво начала грызть ноготь Энира.
        — Ты разве не слышала, что я тебе только что рассказал? Оно меня спасло!
        — Да слышала, слышала,  — сказала, словно от мухи отмахнулась лира Бэр.  — Это больше на какой-то артефакт похоже. И довольно-таки злой артефакт. Оно может из тебя силы выкачивало, а потом раз! И убило бы, пока ты спишь.
        — Да что ты пристала с этим «пока спишь», не собиралось оно меня убивать!  — возмутился брат.  — И вообще, когда я его одел, меня, словно могуществом наполнило. Будто плащом укутало. Я тепло и силу почувствовал, а не слабость и беспомощность.
        — Серьезно?  — это Эниру удивило, она-то почувствовала прямо противоположное, стоило ей только дотронуться до кольца.
        — А смысл мне врать.
        — Я так понимаю, тебе ведь его подарили?
        — Ну подарили.
        — И ты вот так вот взял и принял?
        — А почему я не должен был его принимать?
        Энира широко распахнула глаза. Селир сразу почувствовал себя неуютно.
        — Не надо так на меня смотреть. Я этому человеку доверяю,  — тут же оправдался он.
        — Тебе его дал отец?
        — Ты же знаешь, что нет,  — мрачнея, ответил Селир.
        — И я его тебе не давала.
        — Нет, не давала.
        — Так во имя каких демонов, скажи на милость, ты взял это кардашево кольцо!?  — чуть ли не крикнула Эни.  — Кроме меня и папы тебе некому доверять! Ты же маг! Ты лучше других знаешь насколько опасны могут быть такие безделушки!
        — В мире существуют еще люди, которые не ненавидят меня за то, что я маг, и которым я могу доверять.
        Энира свела брови и смотрела на брата, осмысливая его слова. Прошло несколько мгновений прежде, чем до нее дошло, кому Селир мог доверять так же, как ей, и она с громким охом аж вскочила со стула от возмущения.
        — Это Хардраг!  — осуждающе ткнула Энира пальцем в сторону брата.  — Это он дал тебе это гадкое кольцо! Этот человеконенавистник!
        — Ну дал. Ничего такого в этом нет,  — реакция сестры веселила Селира.
        — Так ты еще эту дрянь отдал отцу! О чем ты думал, Селир Кеий Бэр!?
        — Да хорош, Эни,  — закатил глаза Селир, когда сестра назвала его полным именем.  — Ничего здесь страшного нет. Тэйп…
        — У-у-у-у! Не говори мне ничего про этого мерзкого Тэйпа!  — в сердцах крикнула Энира.  — Носишься с ним, как с горшком золота! Он царь или может посланник Оркуса? С чего вдруг такое безграничное доверие?
        — То, что он тебе не нравится, не значит, что он плохой.
        Спокойствие Селира злило еще больше. Он расслабленно закинул ноги на стол, и, достав из нагрудного кармана острую палочку, начал ковыряться в зубах.
        — Он даже не маг!  — увеличивая тональности, наполняла своим голосом черную хижину лира Бэр.  — Как ты мог вообще взять из его рук что-то магическое!? Он бы тебе Скипетр Власти подарил и всю жизнь бы думал, что палку с приклеенным камнем дал!
        — Ты преувеличиваешь,  — мирно произнес Селир, вытащив зубочисткой кусочек еды, он тщательно его изучил, а затем, как ни в чем не бывало, вновь отправил в рот.  — Тэйп знал, что мне дарит и объяснил, что от него можно ожидать. Такого я, конечно, не ожидал, но он что-то такое рассказывал о возможностях кольца.
        — Откуда ему известно? Он же не маг?
        Если бы торгаш, который продал Хардрагу кольцо, знал его истинную силу, он не стал бы продавать такую вещь «задаром», как выразился Селир.
        — Не знаю,  — без особого интереса ответил брат.  — Ему много чего известно. А чего не известно, он с легкостью может выяснить. Тэйп, на самом деле, умный парень.
        — Лучше б свой ум в другом месте проявлял…  — тихо пробубнила Энира, усаживаясь обратно на стул.
        Вся эта беседа крайне ее расстроила, да и узнала она не так много, как хотелось бы.
        — Ты надолго вернулся?  — наблюдая за процедурой ковыряния в зубах сосредоточившегося на этом занятии брата, спросила лира.
        — Нет. Сегодня-завтра обратно нужно будет уезжать.
        — Так скоро?
        — Проблема сама себя не решит,  — глубокомысленно изрек Селир, закончив чистку и засунув палочку обратно в карман.  — Да и вообще, Квихл скоро хорошенько опустеет.
        — Все из-за мортенийцев?
        — Ну, можно сказать и так. Ах да, я же тебе обещал показать «стрелу Рамера»!
        Селир, не вставая с места, с закинутыми на стол ногами, начал плавными движениями виртуоза-дирижера гладить перед собой воздух. Обычным глазом невозможно увидеть всю красоту магического таланта брата, так что Энира немедленно перешла на истинное видение. И тут же все преобразилось.
        За ловкими пальцами Селира теперь бегали яркие светящиеся линии, запутываясь друг с другом и складываясь в красивые символы. Маг шепотом выдохнул слово-ключ, заставив светящиеся зеленым иероглифы вспыхнуть ярким изумрудным пламенем. После этого змейки символов закрутились и сложились в большой эфемерный лук, на тетиву которого упала пылающая стрела. Селир лениво взмахнул указательным пальцем, и она со свистом сорвалась в полет.
        Бам!
        Энира подпрыгнула от шума и восторга. В комнате запахло гарью, а вокруг заклубился дым, от которого запершило в горле. Селиру достаточно было одного взмаха руки, чтобы он рассеялся. Как только видимость в комнате стала идеальной, Энира увидела огромную прожженную насквозь дыру во входной двери.
        — Потрясающе, Селир!  — радостно хлопая в ладоши, воскликнула Эни, и так же радостно добавила:  — Сараха сделает в тебе такую же!
        — Ай-яй-яй,  — с притворным испугом покачал головой брат.  — Что же нам теперь делать? Бежать из королевства? Хотя…
        Предложение он не закончил. Брат снова начал выписывать в воздухе символы, которые сплетались из коричневых и голубых нитей. Как только он вдохнул в них жизнь и заставил светиться, вокруг обгорелой дыры с зеленой кислотой по краям заискрился воздух. А спустя несколько секунд дверь начала затягивать свою рану деревом. Прошла минута, и она стала новехонькой.
        — Ты неподражаем!  — восхищенно рассмеялась Энира.  — Давай еще разок.
        Селир уже собирался произнести слово-ключ, когда дверь распахнулась. Испугавшись, что это Сараха, он коряво скинул ноги со стола, чуть не навернувшись со стула. Но в дом вошла не хозяйка, а Тэйп Хардраг. Он застыл на пороге, слепо уставившись в пространство.
        — А, Тэйп,  — с явным облегчением сказал Селир, вновь вальяжно развалившись на стуле.  — Эни, дай-ка ему таблетку.
        Молча достав из вазы с маками таблетку, лира направилась к Хардрагу.
        Подойдя к нему вплотную, Энира почувствовала необъяснимый страх. И дело было далеко не в его в высоком росте и рельефности тренированного тела. От него прям-таки волнами исходила энергия, которая подавляла, вгоняла в панику, вызывала желание отойти подальше. Про таких обычно говорят — опасный человек.
        Услышав шаги подошедшей Эниры, Хардраг протянул руку. Эни облегченно опустила таблетку ему на ладонь, с нахлынувшим счастьем осознав, что засовывать ее ему в рот не придется.
        — Мое почтение, Подмастерье Тэйп,  — преувеличенно чинно произнес Селир, пока Энира бежала к стулу, как к спасительной шлюпке в штормившем океане.  — Мне сказали, что вы были великолепны. А со Старшими учениками разделались ровно за тридцать секунд. А некоторые говорят, что ты их и вовсе не заметил.
        Селир глянул на сестру и заговорщицки ей подмигнул, словно именно она ему все это рассказала. Энира в ужасе посмотрела на Тэйпа, не заметил ли он жест брата, а то подумает еще, что все эти слухи она распространяет. Тэйп, который даже не поморщился от отвратительной таблетки, все еще не прозрел.
        — Врут,  — спустя несколько секунд ответил он на квихельском, оглядев присутствующих в комнате.
        На Энире взгляд его задержался. Тяжелый, надо сказать, взгляд. Холодный, словно у хищника перед прыжком. Эни с честью выдержала это испытание, не отводя своих светлых глаз от черных Хардрага, подумав, как вообще с этим человеком можно общаться. Да брату памятник при жизни нужно поставить!
        Тэйп посмотрел на Селира и безмолвно указал головой в сторону выхода.
        — Эни, будь добра,  — с неохотой произнес брат, сразу став серьезнее.
        Повторять дважды не требовалось. Особого желания находится в компании Хардрага, у нее не было. Словно на пружинах, Энира вскочила со стула и заспешила к выходу.
        Пока пересекала комнату, Эни не удержалась от подозрительно-взволнованного взгляда, которым окинула Хардрага. Он же с чувством своего собственного превосходства глянул на нее, как на букашку. Это словно уменьшило ее на несколько сантиметров, так что выбирая траекторию пути до двери, Эни обошла квихельма на максимально возможном отдалении.
        — Только далеко не уходи,  — послышался голос Селира за спиной, когда Энира была уже на выходе.  — Мы, видимо… сегодня уезжаем? Да, мы сегодня уезжаем, я хотел бы попрощаться.
        Застыв в дверях, лира Бэр потеряно посмотрела на брата.
        — А, хорошо… Я буду с Кифом и Юханом. Они в это время на поле для стрельбы должны быть.
        — Славно. Я найду тебя,  — улыбнулся ей Селир, выпроваживая ее этими словами.
        Энира тоже напоследок улыбнулась брату, после чего вышла и закрыла за собой дверь.

        Глава 12
        Пустыня Смертника

        Восточный султанат Эссор, столица, 3037 г.

        Перед позолоченной дверью столпилось слишком много народа. Здесь всегда собиралось полно людей, занимающих очередь, и, бывало, ждущих с утра до позднего вечера возможности попасть именно в этот кабинет. Подобные сборища происходили строго по вторникам и пятницам. Сегодня же был понедельник.
        Несмотря на то, что коридор уже забился до отказа, люди спешно расступались в стороны и даже пытались кланяться, когда в нем показались трое молодых мужчин.
        Шли они быстро, не замечая ни титулованных дворян, ни их почтенные знаки внимания. Лица их были сосредоточенны, выражая беспокойство. Когда они подошли к двери, один из стражников, что охранял покой обитателя комнаты, с легким волнением в голосе произнес:
        — Господин, Его Светлость посетил султан.
        Самый молодой мужчина сурово посмотрел на стражника, и тот тут же согнулся в низком поклоне, открыв перед ним дверь.
        — Не печалься, повелитель. Мой долг перед тобой выполнен. Я был предан всей душой и тебе и Эссору…  — раздавался сиплый голос, принадлежащий сильно ослабленному человеку.
        В тени тяжелого балдахина, не пропускающего вездесущие лучи Илара, на широченной кровати лежал старик с пожелтевшей, словно древний папирус, кожей. Возле него сидел черноволосый мужчина с посеребренными висками. Он крепко вцепился в руку старца и смотрел на него огромными испуганными темно-карими глазами полных слез и страха.
        — Вы не можете меня покинуть, Маркеш, не можете… Кто будет теперь направлять меня? Кто подскажет, как быть? Кому мне теперь доверять? Кругом одни предатели.
        Раздавшийся в покоях тяжелый смех старика резко оборвался кашлем.
        — Ты знаешь кому можно доверять, Асалбег,  — еле слышно произнес Маркеш, после того как сухой хрип стих в старой груди.  — Народ любит их. Они верят в Триаду. В твою личную Триаду. Они верны тебе, и пока ты держишь их подле себя, можешь не волноваться. Любой твой приказ исполнится безукоризненно. Пока они рядом, народ будет верить в твою особенность, исключительность перед Оркусом. Султаны Востока уже наслышаны о твоей Триаде магов, а это значит, что даже после моей смерти они не решатся на открытое столкновение с тобой. Теперь мне не страшно оставлять тебя в этом мире одного, Асалбег. С тобой остается часть меня, заключенная в этих ребятах.
        По обветренным Иларом щекам султана покатились слезы. Зажмурив глаза, он крепко припал губами к руке Старца.
        — Вы всегда были для меня дороже, чем родной отец, Маркеш…
        От пятидесятидвухлетнего мужчины не осталось и следа. Султан Асалбег XI, знаменитый своим крутым нравом и жестокостью со всеми дарсами, ладжитами, лилджами, агирцами и другими южными народами, вдруг превратился в десятилетнего мальчишку.
        — Простите, повелитель…  — в дверях послышался молодой сильный голос.
        Асалбег тут же вытер слезы и обернулся, готовый разорвать на куски посмевшего помешать его прощанию с лучшим другом. Но увидев троих молодых людей, подходивших к постели умирающего визиря, моментально успокоился.
        — А, Дамаск…
        Султан поднялся с постели и отошел в сторону. Сейчас он не чувствовал себя правителем целой страны. В эту минуту Асалбег терял дорогого его сердцу человека, как и эти молодые мужчины, что пришли проститься с визирем.
        С лицом полным обеспокоенности и боли, Дамаск сел на место султана и также взял Старца за худую шершавую руку.
        — Асалбег, ты не мог бы оставить меня на несколько минут с мальчишками…
        Такое мог себе позволить лишь Маркеш Хаштабар. Если бы кто-то другой предложил подобное султану, смело мог прощаться со своей головой. Асалбег без лишних слов удалился в соседнюю комнату, прилегающую к этому чудо-кабинету, приобретающему любые нужные ему формы по желанию хозяина.
        Когда дверь за султаном наглухо закрылась, визирь заговорил:
        — Где Ганс и Пиксар?
        — Я послал за ними,  — ответил Шах Старцу.  — Ганс еще ночью ушел встречать рассвет на море, а Пиксар в Валоре меня сегодня заменяет. Тоже скоро будет.
        — Это даже лучше… Мне нужно говорить именно с вами троими… Дамаск, твоя задача остается прежней. Тебе необходимо взойти на престол. Очень часто мне удавалось сдерживать Асалбега от бессмысленной жестокости. Вам это не удастся. Слушать вас он не станет. Дамаск, пообещай мне… что бы не делал Асалбег, какие бы бесчинства он не совершал, скольких бы людей не убивал, ты будешь молчать, как бы тебе не хотелось.
        — Савит!..  — начал протестующе Белый.
        — Дамаск, пообещай!  — добавил силы в свой слабый голос визирь и тут же натужно закашлялся.
        — Как я смогу бездействовать, если он будет убивать людей!?
        — Ты не будешь бездействовать вечно. Тебе нужно лишь дождаться момента, когда люди начнут понимать, кто на самом деле ими правит.
        — Так нельзя, савит!..
        — Обещание, Дамаск! Это мое предсмертное желание…
        Дамаск сильно стиснул зубы.
        — Обещаю, учитель…
        — Хорошо, мой мальчик… хорошо…  — удовлетворенно произнес Старец и замолчал, закрыв глаза.
        Сидящий рядом Дамаск обернулся на стоящего рядом Бирма, который непонимающе пожал плечами.
        — Шах…  — неожиданно вновь заговорил визирь своим блеклым голосом.
        — Да, савит.
        Веки визиря медленно открылись. Помутневший взгляд долго фокусировался на двадцатисемилетнем мужчине, одетом в желтое дхоти, с аккуратными черными усами и коротко подстриженной бородкой.
        — Как дела в Валоре?  — спросил савит Маркеш.
        — Неплохо, Ваша Светлость. Уровень преступности в Эссоре резко снизился. Грабежи и разбои совершаются по моей указке. Те, кто этому противился, замолчали надолго, некоторые навсегда. Сейчас прокладывается дорожка в Керибюс. Есть идеи расширить Валор на территорию других султанатов, чтобы не потерять доход, а преступность в Эссоре при этом снизить до нуля. Естественно, под громкими восхвалениями всемогущей и благороднейшей Триады. Запущены отряды валорцев на караванные тропы. Четыре каравана уже разграблены. В дальнейшем, когда земля наполнится слухами об опасности переходов через пустыню, планируем брать плату с караванщиков за безопасное прохождение.
        В данный момент, доход получаем приличный и стабильный. Деньги идут на строительство вакфа и лечебницы имени святой Хилины, где будет оказываться помощь всем страждущим. Также мы начали реставрацию храма Оркуса. Три раза в неделю беднякам подают обед. Еще, как вы и велели, перевооружили карберов. Налоги пока не снизили, но в планах есть. Хотя народ и без того нас любит. Дамаска уже чуть ли не святым считают.
        — Хорошо, Шах. Продолжай в том же духе. И по-прежнему, на тебя ложатся все действия, которые претят Дамаску.
        — Конечно, савит,  — мотнул головой Шах, в подтверждение своих слов.
        — А теперь, Бирм…
        — Да, учитель.
        — Дайте мне поговорить с Бирмом,  — потребовал визирь.
        Дамаск поспешно поднялся с кровати и отошел вместе с Шахом к дальней стене, издалека пытаясь разобрать то, что говорил савит Маркеш. Но слова невозможно было прочитать даже по губам. Вдобавок ко всему, севший рядом со Старцем Бирм наклонился к нему, скрыв от любопытных взоров. Визирь что-то наставительно шептал Черному на ухо, и оставшимся не у дел Дамаску и Шаху была слегка обидна эта таинственность.
        Так уж вышло, но Бирм с самого начала стал любимцем Маркеша Хаштабара. Дамаска он считал чересчур наивным и бездумно прямолинейным. Шаха же наоборот наглым, хитрым, безжалостным и беспринципным. А вот в Бирме визирь видел отражение себя. Его он считал той самой золотой серединой между Белым и скорпусом. Старец полагал, что именно Бирм будет остужать горячие головы своих неуемных друзей, после своей смерти. Вероятно, поэтому самые важные распоряжения он шептал сейчас ему.
        Что касается остальных членов керибюсской пятерки, то к Пиксару савит относился равнодушно, считая его человеком ведомым и слабым, но вполне полезным. Он бы не стал его держать у себя и приближать к власти, но Дамаск остро этому воспротивился. Маркеш не пошел ему наперекор, так как основную ставку ставил именно на светловолосого, хоть и отводил львиную долю задач основательному Бирму и деятельному Шаху.
        К Гансу же визирь испытывал самые теплые чувства. Несмотря на то, что зеленоглазый мальчик с пяти лет так ни разу и не произнес ни одного слова, Старец его любил. Даже то, что он так и не научился колдовать, хотя Маркеш учил рунам всех трех магов (при этом научился лишь Бирм, как выяснилось, Дамаску стандартная магия была неподвластна, зато так управлять Стихиями как он, не мог никто, даже сам визирь), никак не повлияло на его отношение к немому мальчику. Магии Ганс предпочел изучение фехтовального искусства. Им он владел в совершенстве, хотя никогда в жизни не применял на практике, видя в этом еще одни грани грации и красоты человека. Неизменная спутница Ганса была гитара, с помощью которой он и общался с миром. Начиная с десяти лет, самый младший из Триады (все считали именно зеленоглазого мага третьим, однако его роль полноправно легла на плечи Шаха), сторонился людей и уходил в места, где находился наедине с природой. Там он тихо перебирал струны и записывал пришедшие на ум стихи в небольшую тетрадь, либо зарисовывал в нее то прекрасное, что виделось лишь ему.
        В общем, был зеленоглазый маг до чрезвычайности странным. Но все его любили за эту странность. Он был беззлобен и невообразимо красив. Многие девушки Эссора сходили по нему с ума. Их даже не отвращал недуг Ганса, наоборот, он казался им еще привлекательней, романтичней и таинственней. Однако девятнадцатилетний парень ни на кого не обращал внимания, живя в своем мире. Это страшно злило Шаха, который был любителем прекрасной половины человечества, и ему зачастую приходилось прикладывать усилия, чтобы очаровать очередную понравившуюся красавицу. В то время как сопляк-Ганс совершенно не пользовался тем, чем наградил его Оркус.
        — Пропустите! Нас ждут!  — послышался за дверью голос Пиксара.
        Через несколько секунд, он зашел в комнату в сопровождении Ганса.
        — Успели?  — спросил запыхавшийся Пикс, в первую очередь, посмотрев на кровать.
        — Успели,  — успокоил Дамаск.
        В этот момент, Бирм поднялся с кровати. Пиксар подошел к Старцу. Подержавшись за руку, двадцатидвухлетний юноша поблагодарил визиря за его доброту и все то, чему он научил его. После этого, Пикса сменил Ганс. Он сел на кровать к савиту и начал перебирать струны на своей гитаре. Никто не прерывал грустную мелодию, отражающую душевную трагедию Ганса.
        — Ты найдешь дорогу к любому сердцу, мой мальчик, даже к самому черному. За триста восемьдесят шесть лет я никогда не слышал столь чудесной музыки, творимой тобой. А слышал и видел я многое… Сыграй мою любимую, Ганс… Сыграй… Сыграй напоследок…
        Визирь закрыл глаза. Ганс начал быстро перебирать струны, но, несмотря на то, что играл быстро, разливающиеся по спальне звуки любимой мелодии Маркеша Хаштабара были грустны, наполненные тоской и печалью.
        Дамаск перешел на магическое зрение, внимательно наблюдая за зелено-синей аурой визиря. С каждой сыгранной нотой Ганса, она становилась все бесцветней и бесцветней. Зеленоглазый менестрель еще не доиграл, когда грудь Старца перестала вздыматься, а его сильная аура полностью обесцветилась, превратившись в легкое голубоватое облако.
        Маркеш Хаштабар умер. Великий человек. За четырнадцать лет Дамаск так и не смог постичь его тонкий ум и благородство души. Он многое дал ему, многому научил, объяснил, как крепко держать за уздцы власть и при этом быть любимым в народе. Великий Старец! Он все всегда старался делать во благо простых людей. И делал это искренне, от души. Дамаск не питал к визирю особой любви, однако испытывал к нему глубокое уважение. От того сердце его сейчас было наполнено скорбью.
        Когда Ганс доиграл свою прекрасную мелодию, все уже поняли, что Старец покинул их. По щекам Бирма катились слезы, оставляя темные сырые дорожки. Глаза Пикса тоже влажно блестели. Даже на лице Шаха лежала печать печали.
        Ганс сидел спиной, но Дамаск видел, как он утирал соленые дорожки. Юноша поднялся с кровати и заложил в скрещенные руки Старца невероятной красоты белоснежный цветок, появившийся из ниоткуда.

        Целых два месяца султан Эссора скорбел о смерти Маркеша Хаштабара, никого к себе не пуская. В это время правление султанатом практически перешло в руки Триады. Все дела решал Шах. Роль же Дамаска, Бирма и Ганса заключалась в том, чтобы появляться в нужном месте и в нужное время (естественно, подстроенное расторопным скорпусом), чтобы продемонстрировать устрашающую Силу Триады. Обычно это были либо карательные, либо спасательные мероприятия.
        Народ обожал трех главных магов Эссора. Про них сочинялись целые поэмы, на рынках разыгрывались представления, где всех злодеев, один другого хуже, неизменно побеждала несокрушимая Триада. Но существовало одно весомое но! Сколько бы ни были три мага популярны, их воспринимали как личную заслугу султана Асалбега. Люди думали, что именно он руководит ими, посылает спасать и помогать. Дамаска сложившаяся ситуация, в принципе, не удручала, а вот Шаха это приводило в бешенство. Ему хотелось все и сразу. Мысленно он уже посадил Дамаска на трон и был его главным советником. Бирм без конца успокаивал скорпуса, говоря, что еще не время, что нужно немного подождать. Если они не будут придерживаться плана Маркеша, то власть, которую они могут получить на скорую руку, посыплется, так как народ любит Асалбега.
        Когда султан, наконец, вышел из своих покоев, было принято решение назначить нового визиря. Еще при жизни Маркеш Хаштабар пожелал видеть приемником двадцатидевятилетнего Бирма. Вначале Асалбег был резко против, учитывая столь юный возраст молодого мужчины. Но темнокожий маг сильно напоминал ему любимого друга, поэтому этот высокий пост достался именно Бирму. Он стал самым молодым визирем за всю историю Эвы.
        Выйдя из добровольного заточения, первый месяц султан вел себя на удивление тихо. Казалось, он что-то усиленно обдумывал. Так что в Эссоре было пока спокойно.
        — Они что, больные на всю голову? Кто в это время года через северный тракт Фаджара идет?  — сидя на подоконнике кабинета валорского особняка, недоумевал Дамаск, глядя на затылок Шаха.
        Скорпус стоял перед широким столом, расположенным посреди комнаты. На этом столе была разложена огромная карта пустыни Фаджар, полностью разрисованная разноцветными пунктирными линиями с множеством стрелочек и расставленными маленькими наперстками.
        — Кто-кто, Хмирис, конечно…  — задумчиво переставляя по карте фигурки, ответил Шах.  — До чего ж безмозглый султан всех султанов. Как можно было за несколько лет развалить весь объединенный Бархисом юго-восток. Надоела эта бесконечная возня жуков-навозников… Но ничего, когда ты придешь к власти, быстренько всю эту грызню прекратишь. Оно вообще-то и к лучшему, что Хмирис не смог власть удержать. По отдельности-то захватить султанаты проще будет. Думаю, у нас и года не займет, чтобы размазать всех султанишек и подмять под себя Восток. А с Ардалом вопросы решать будем по мере поступления…
        Оторвав помрачневший взгляд от карты и посмотрев на стоящего напротив скорпуса, Бирм с легкой злобой спросил:
        — Что ты с Ардалом решать собрался, решала? Для начала все с ними надо согласовать, иначе это они нас размажут.
        — Да ничего они нам не сделают. Помните, тот колдунишка из ищеек их, что приезжал на вас полюбоваться… как его там?
        — Порто Бриг,  — подсказал Дамаск.
        — Порто Бриг. Он же ясно вам дал понять, что Ардал поддерживает таких юных дарований, как вы.
        Бирм презрительно фыркнул.
        — А ты уши-то и развесил. Кому хоть они открыто угрожали когда-нибудь! Посмотри на Бархиса, давно ли история с ним забываться начала? Ты по его стопам решил пойти?
        Шах посмотрел на темнокожего друга, вопросительно изогнув бровь.
        — А при чем здесь Ардал?
        — Шах, не разочаровывай меня. Ты же не дурак. У Хмириса кишка тонка в одиночку с Бархисом тягаться.
        — Ты думаешь, тогда Ардал вмешался?
        — А ты думаешь сердобольные мортенийцы просто так ему на помощь пришли и пол Хасара вырезали?  — ответил вопросом на вопрос Черный.
        — Чем им Бархис не угодил, что они такую тряпку на трон решили посадить?  — вновь возвращаясь взглядом к карте, отрешенно спросил Шах.
        — Слишком большое влияние получил после объединения, а с ними считаться не спешил, вот они его и убрали. Помяните мое слово, скоро то же самое и с этим Айданом будет. Он итак уже много земельки себе отхватил. Слишком быстро растет, Ардал этого не любит.
        — Да пошло оно все к фархам!  — разозлился Дамаск, спрыгивая с подоконника и подходя к столу (он не за этим тащился в Валор, рискуя на каждом шагу быть узнанным).  — Что за караван и почему нам так необходимо его разграбить? И зачем я там нужен?
        Шах довольно осклабился.
        — Караван контрабандный, поэтому его ведут через центр пустыни,  — пояснил он.
        — А что везут?
        — Древние артефакты времен Великой Войны. По законам Ардала за перевозку, хранение или использование подобных артефактов смертная казнь, без суда. В каждом городе есть специальные люди и специальные магические установки, фиксирующие малейшие проявления запретной магии. Эти установки охватывают весь Материк, кроме, как вы думаете, какого единственного места?
        — Фаджар?  — предположил Дамаск.
        — Да, но не весь Фаджар, а только в самом центре. Даже если каким-то чудесным образом караван с контрабандой наткнется на ардальских дознавателей или таможенников, их приборы не смогут распознать вообще никакой магии, не только Древней. Есть, конечно, небольшой риск попасться недалеко от Чозови, но, думаю, грагели придумали, как на короткое время можно обмануть ардальских магов.
        — Грагели? А они-то тут при чем?  — прервал скорпуса Бирм, удивленно распахнув свои голубые глаза.
        Шах саркастично хмыкнул.
        — А для кого ты думаешь все эти опасные игрушки? Кто отважится хранить у себя под крышей артефакты Древних, кроме грагелей? Караван идет из Кемиза в Геллы.
        — А нам-то все эти проблемы зачем сдались?  — недоумевал Дамаск.
        — Белый, вот ты недальновидный!  — только Шах по-прежнему иногда называл Дамаска Белым.  — Руку готов дать на отсечение, что рано или поздно у нас возникнут проблемы либо с Ардалом, либо с этим новоявленным императором Материка Айданом, и в том и в другом случае, намного лучше, если у нас будет что-то, чем можно припугнуть очень сильных магов. К тому же, разве тебе, как такому магу, исключительно непохожему ни на одного чародея в мире, не интересно узнать, как устроены все эти опасные безделушки.
        Дамаску и вправду было безумно интересно. Ведь никаких книг, записей или иных источников, по использованию его магии, не существовало. Все, что он умел на сегодня, было исключительно плодами его собственных трудов и открытий. Белый уже привык хвататься за любую возможность лишь бы научиться чему-нибудь новому.
        — А ты не подумал, что у нас начнутся проблемы, когда Ардал обнаружит у нас Запретные артефакты?
        — Я все продумал. Мы не будем тащить их в Эссор. Перенесем артефакты поближе к нам, но оставим в пустыне, где не работают ардальские приборы. Дамаск поставит метку, которую сможет увидеть лишь он, и при необходимости мы их заберем. Ну или если кто-нибудь из вас захочет покопаться в них, то в Фаджаре это будет делать удобно и безопасно.
        Магам идея понравилась.
        — Хорошо. Когда нам нужно быть на северном тракте? И кто охраняет караван?  — тут же приступил к насущным вопросам Бирм.
        — Караван проходить будет там через три седмицы, но нам лучше прибыть туда пораньше. Подготовить все…
        Шах замолчал. Дамаск понял, что не все так просто, как могло показаться на первый взгляд.
        — А нужно серьезно готовиться?  — задал он наводящий вопрос.
        — Нужно,  — обеспокоенно посмотрел на Белого Шах.
        Дамаск отвел взгляд от черных глаз скорпуса, переведя на голубые Бирма, напротив. Беспокойство в подобных вопросах за Шахом раньше не водилось.
        — Мне донесли, что помимо ярмал, которые, по сути, ненастоящие ярмалы (мне сказали, что истинные воины падишаха отказались служить султану Хмирису уже много лет назад) караван будут охранять четверо магов и двое грагелей,  — озвучил он то, чего стоило опасаться.
        Лица Дамаска и Бирма синхронно вытянулись.
        — Да даром нам тогда не сдались эти артефакты!  — воскликнул темнокожий маг.
        — Поддерживаю!  — присоединился Белый.
        Несмотря на то, что Дамаск был одним из самых сильных магов Востока (это знали даже в Ардале), связываться с грагелями он не собирался.
        — А теперь на минуту засуньте свои страхи себе поглубже и представьте, что именно они перевозят с такой охраной, и что…
        — Да что б они там не перевозили. Я могу драться с обычными магами, Шах, но с демонами Бездны, мне не справиться,  — перебил Дамаск скорпуса.
        — Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал!
        — Конечно, не пробовал! Если б пробовал, то сейчас с тобой бы не разговаривал!
        Шах безмолвно замер, разочарованно смотря на Белого.
        — Вот вы ссыкуны…  — с сильным огорчением в голосе бросил он, облокотясь обеими руками о стол и уставившись на карту Фаджара.
        — Конечно! Только ты ж у нас храбрец!  — тут же взъерепенился Дамаск.
        Резко оттолкнувшись, скорпус развернулся к Белому, чуть ли не в нос ткнув ему пальцем.
        — Чтобы чего-то добиться, нужно чем-то жертвовать и работать, а не сидеть жопу греть в подушках! Маркеша нет, мы теперь сами по себе. Нам нужно оружие, чтобы нас боялись.
        — Нас и так боятся…  — вставил свои три монетки Бирм.
        — Нас боится та рвань, которой мы сами недавно были! Вот когда Ардал будет с нами считаться, тогда можно будет сказать, что мы чего-то добились. А так, грош нам цена сейчас! Мы все слышали о вейланском медальоне королька из Фостэйна. Может, в том караване везут что-то, что может сравниться по Силе с его артефактом, а может даже превзойти. Что вы как бабы, помилуй Оркус! Вы же маги! Дамаск сейчас такое выделывает, что и десяти ардальским магам не снилось! Ну что могут тебе сделать эти демоны, Белый? Ты всегда безошибочно знаешь, чем ударить по своим противникам. У тебя чуйка на это, как у пса на мясо.
        Дамаск начал колебаться. В словах Шаха было зерно здравого смысла. Стоящий на противоположной стороне стола Бирм тоже пребывал в раздумьях, взвешивая все за и против.
        — Даже если мы решим напасть на этот караван, не факт, что, во-первых, он дойдет до нас, а, во-вторых, что мы до него доберемся. В это время года там бури через день да каждый день,  — привел весомый аргумент Белый.  — Не зря же Фаджар пустыней Смертника прозвали.
        Почувствовав сомнения друзей, Шах оживился.
        — Здесь тоже все схвачено. Пошептался я с одной савирой, хотел узнать потреплет ли нас, если в пустыню двинем. Она сказала, что если пойдем коридором, то буря нас обойдет.
        — Чем пойдем?  — переспросил Бирм.
        — Коридором. Савира сказала, что реальность Фаджара постоянно меняется, по неизвестным причинам. Коридоры — это те места, которые ведьма не видит. Они возникают в разных частях пустыни. И даже если эти слепые места находятся в эпицентре бури, это единственное пространство, где нет и дуновения ветерка.
        Шах резко повернулся к столу, ткнув пальцем в синюю и красную линии.
        — Через две седмицы коридор появится здесь,  — он ткнул в синий пунктир, а затем провел пальцем по петляющей красной полоске от Кемиза до гор Геллы.  — А вот по этому идет караван. Савира нарисовала его мне на карте. Караван она не видит, но то, что он движется, подтвердила разведка.
        В кабинете повисло молчание, во время которого маги сосредоточенно рассматривали карту, а скорпус внимательно следил за их лицами.
        — Ладно. Собирай группу валорцев. Через два дня выдвигаемся,  — с напряжением в голосе произнес Бирм, проведя ладонью по своей козлячей бороде, тянущейся прямой полоской от нижней губы.
        Шах внутренне возликовал. Если уж Бирм решился, то Дамаск точно протестовать не станет.

        Через две седмицы и три дня, группа из сорока валорцев, которые в прошлом были наемными убийцами, а теперь достопочтенные войны под началом бывшего предводителя керибюсской банды Скорпусов, перешли (если смотреть по карте) из синего коридора в красный. Теперь оставалось только ждать.
        Сославшись на дружеский визит в Эсперант, под предлогом перезаключения договора о поставке черного жемчуга, шелка и алмазов, Дамаск, Бирм и Шах покинули Эссор, оставив Ганса с Асалбегом, а Пиксара управлять делами Валора. Султан вначале не хотел отпускать свою Тройку, боясь, что их сможет переманить к себе правитель Эсперанта, но Бирм убедил его, что перезаключение договора на более выгодных условиях, просто жизненно необходимо. Асалбег с тяжелым сердцем согласился.
        — И долго нам еще ждать этот храгов караван?  — изнывая от жары, спросил Дамаск.
        В первый день, когда они пришли на место, Бирм и Белый сразу же установили магические ловушки, чтобы облегчить себе задачу при нападении. Заняло это несколько часов. И вот уже третий день они маялись от безделья. Как и было сказано, ветра здесь не было совершенно. Только Илар, который словно пытался зажарить несчастных заживо. Навесы, что установили валорцы, помогали не получить ожоги, не более. Под самым большим, располагались три лежака, где валялись организаторы этого сомнительного мероприятия.
        — Белый, хорош. И без тебя тошно,  — обвязывая голову тряпкой, недружелюбно отозвался Шах.  — Сказал же, что через три седмицы они доползут до нас. Возьми и посчитай сколько осталось.
        — И чего мы так рано притащились только…  — злобно бубнил Дамаск, чувствуя, что скоро перегреется и взорвется.
        — Ты достал уже ныть! Возьми да заморозь воздух вокруг нас. Долго я просить буду?
        — А я долго тебе повторять буду, нельзя Силы на такую ерунду тратить!  — огрызнулся Белый.  — К тому же, мне неизвестно, как чуют магию грагели. Лучше перебдить, чем недобдить.
        Послышался раздраженный вздох Шаха. Никто больше ничего не ответил и не сказал. Но спустя несколько минут, скорпус вновь язвительно подал голос:
        — Знаешь, что будет обидно?
        — Ну?  — вновь вступил в вялую дискуссию Дамаск.
        — То, что за эти три дня мы так издохнем от этой жары, что это караванщики нас захватят, а не мы их.
        — Дамаск, серьезно,  — вмешался Бирм.  — Давай я начерчу руны холодового заклятия, а ты всю эту конструкцию в свою невидимку засунешь. Сил это немного отнимет, а мы хоть живы останемся.
        Белый нерешительно цокнул языком.
        — Ну не знаю,  — неуверенно протянул он.  — А что если грагели…
        — Да ничего твои грагели не почуют!  — оборвал его Шах.  — Что они тебе фархи что ли!
        — Ну, ладно, ладно! Бирм давай свои руны…
        Чтобы облегчить жизнь тяжело дышащим белым верблюдам и валорцам, пластами валяющимися под соседними навесами, Дамаск и Бирм растянули огромный купол, под которым было настолько прохладно, что некоторые мужчины начали обратно натягивать свои теплые бурнусы поверх халатов.
        — Оркус! Как прекрасна жизнь!  — отпив из фляжки воды, расслабленно прикрыл глаза Шах.  — Еще бы девку под бок и было бы мне абсолютное счастье.
        Дамаск негромко посмеялся, повернув голову на друга.
        — Одни девки у тебя на уме.
        — А то у тебя нет!  — хохотнул скорпус.  — Весь дворец помнит ту смуглянку, которую ты целую седмицу из своих покоев не выпускал. Скажи, вы там с ней в домино играли.
        К смеху Шаха присоединился Бирм, вспомнивший историю, когда они никак не могли выкурить Белого из спальни.
        — Это да…  — согласился Дамаск, блаженно прикрыв глаза, вспоминая красавицу Рамону.  — Но, по крайней мере, я не застреваю в борделях по ночам.
        — Не по всем ночам я там застреваю, да будет вам известно.
        — Ну да, те, что не в борделе, то в Валоре, в специально обустроенной для твоих утех комнате,  — добавил темнокожий маг.
        Шах приподнялся на лежаке.
        — А завидовать не хорошо, Бирм. Тебе-то теперь по борделям нельзя. Ты у нас фигура значимая. Визирь — это почти то же самое, что Отец Святой Сакры. Ты не дал еще обет безбрачия? Нет?
        На соседней лежанке загоготал Дамаск. Между собой они общались на керабском. Но по скупым смешкам, доносящимся из-под стоящих рядом навесов, стало понятно, что парочке валорцев известен этот язык.
        — У меня в отличии от вас, балбесов, невеста есть,  — парировал Бирм.
        — О-о-о! Невеста?  — протянул скорпус.  — И где же она? Мы ее так часто видим, вот прямо, как сейчас. Ты опять ее взял с собой? Невеста! Невеста!
        В ответ Дамаск лишь прыснул смехом.
        — Гран Шах! Савиты! Фархи!  — прервал беседу истеричный крик издалека.
        Вся веселость слетела с мужчин. Они резко поднялись с лежаков. К их навесу бежал один из дозорных, выставленных вдоль северного тракта. Валорцы тоже сидеть не стали, как один, поднявшись на ноги.
        — Я не ослышался? Он сказал фархи?  — переспросил у друзей Дамаск.
        Когда обливающийся потом мужчина добрался до своих командиров, он тут же начал отрывисто говорить, задыхаясь от продолжительного бега:
        — Фархи! В трех милях! от тракта! Остановили бурю! Закапывают в песок! что-то!
        — Ты что несешь! Какие фархи!?  — прикрикнул Шах.
        — Огромные! Около трех метров в высоту! Черные, как демоны! Там!
        Дозорный широким движением указал на бескрайние просторы пустыни за своей спиной.
        — Ты здоров? Может у тебя удар?  — пытался найти объяснение скорпус.
        — Здоров, господин. Десять фархаров! Своими глазами видел! Оркусом клянусь!
        — Ты уверен? Может мираж?
        — Как-никогда в своей жизни уверен не был! Это точно не мираж!
        Шах и Дамаск с тревогой переглянулись.
        — Надо бы проверить…  — неуверенно предложил Дамаск.
        — Надо бы…  — согласился Шах.
        — Бирм?  — окликнул Белый темнокожего брата, желая узнать его мнение.
        — Пошли…
        Шах спешно отдал распоряжение валорцам оставаться на местах и ждать их возвращения, дозорному же велел вести их к тому месту, где он увидел фархаров.
        Через полчаса Дамаск, Бирм, Шах и бывший воришка, недавно ставший валорцем, уже лежали на высокой горе дюны, издалека наблюдая за черными внушительными фигурами, находящимися в глубокой яме. Яма эта была в форме ровного квадрата, без единой песчинки на твердом камне дна. Уже издалека заметив глубокую впадину, пораженный дозорный поведал своим начальникам, что совсем недавно ее и в помине не было. А сейчас глубина достигала не меньше пятидесяти метров!
        Далеко внизу, шестеро фархов стояли в кругу с поднятыми руками, периодично резко их опуская. Каждому новому взмаху сопутствовал оглушительный грохот, вслед которому песок под следящими за жутковатым действом людьми ощутимо вибрировал. Темные выдолбили уже приличных размеров дыру, в центре их круга.
        Еще четверо фархов, стояли по углам искусственно созданного ими квадрата-впадины. Они ничего не делали, просто стояли и смотрели на своих собратьев.
        Первым обрел дар речи Шах.
        — Святые небеса!  — выдохнул он.
        Никто из присутствующих до конца не мог поверить, что все происходящее взаправду.
        — Они существуют…  — непослушным языком проговорил Дамаск.
        Люди давно уже привыкли считать фархаров сказкой и грязным ругательством. А кто верил в их существование на Эве, были уверены, что никогда их не увидят, так как знали о нерушимой Границе, возведенной тысячи лет назад сильнейшими народами мира.
        — Спаси нас всех Оркус…  — еле слышно вымолвил Бирм, озвучивая ту единственную мысль, что тревожила всех четырех мужчин.
        Долго-долго они тупо смотрели за действиями чудовищ из легенд. Потрясение было столь велико, что никто из командиров операции не мог собраться с мыслями. Да, в общем-то, и командирами они себя сейчас не ощущали. Временами Дамаск переходил на магическое зрение, пребывая одновременно в ужасе и восхищение от мощнейших потоков энергий, что тянулись к фархам. Углы, охраняемые четырьмя Темными, ярко переливались черным светом, плотной оболочкой удерживая стремившийся в яму песок.
        Вокруг силуэтов фархов на несколько метров сверкали золотые и серебряные ауры, так что Белый не мог долго на них смотреть. Ни разу в жизни он не видел хотя бы вполовину такой яркой ауры у магов людей. Дамаску становилось по-настоящему страшно, стоило представить судьбу человечества, если эти создания с такой невообразимой мощью начнут воевать против них. Нет на Эве таких магов, которые смогли бы справиться с этими существами. Как вообще люди смогли победить их в Великой Войне!?
        Первые мыслительные процессы по насущному вопросу возобновились только тогда, когда фархары закончили долбить туннель под землю, и трое из них спрыгнули вниз.
        — Что делать будем?  — после нескольких часов молчания, подал голос Шах.
        Ни на секунду не замешкавшись, ему ответил Бирм:
        — Уходить.
        — Нет,  — не согласился Дамаск.  — Нужно узнать, зачем они здесь.
        — Ты рехнулся!  — обомлевшим шепотом воскликнул визирь.  — Если они заметят, от нас и пыли не останется!
        — Фархи здесь, Бирм!
        — В том-то и беда!
        — Я согласен с Дамаском. Нам просто необходимо узнать…  — присоединился к общему шепоту Шах, очень сильно замедлившись на последнем предложении, что было явным признаком того, что в его мозгу зародился какой-то план.
        И действительно. Скорпус повернулся на валорца и начал быстро отдавать команду:
        — Сейчас отправляешься в лагерь. Говоришь, что я приказал сворачиваться. Нападение на караван отменяется. Про фархаров ни слова. Узнаю, что трепался, язык щипцами вырву. Иди.
        Энергично кивнув, дозорный начал медленно сползать с песчаной дюны, после чего спешно припустил в сторону тракта.
        Как только они остались втроем, Шах обратился к Дамаску:
        — Белый, сделай меня невидимым.
        — Зачем?  — догадываясь о самом худшем, спросил светловолосый маг.
        — Спущусь к ним поближе, посмотрю, что да как.
        — Побойся Оркуса, Шах!  — с ужасом в голубых глазах зашептал Бирм.  — Они убьют тебя, нас, а затем и всех твоих валорцев. И смерть наша будет мучительна.
        Дамаск тоже этого боялся, но иного выхода не видел. Перейдя в мир энергий, он споро начал изменять ауру Шаха, сливая ее с окружающей средой. Заметив, как скорпус быстро исчезает, Бирм болезненно посерел.
        — Белый, Белый! Не сходи хоть ты с ума!  — в панике заговорил он.  — Пошлите к храгам отсюда! Ничего мы здесь не выясним. Ну, увидели мы фархов, ну и что? Вернемся спокойно домой, расскажем Ардалу об этом, а там уже не наши проблемы! Пусть сами разбираются!
        Закончив с исчезновением Шаха, Дамаск, строго сведя брови, тихим шепотом набросился на чернокожего друга:
        — Не будь идиотом, Бирм. Фархары — проблемы не только Ардала, всех нас. Даже если ты не согласен, то посмотри к кому они сейчас ближе, к проклятому острову магов или к нам. А теперь подумай, кто будет защищать Эссор, если они вдруг туда неожиданно нагрянут. То-то и оно, что мы. Триада должна защищать свой народ. Да и если фархи решат захватить Материк войной, Ардал будет собирать всех самых задохлых магов, что уж про нас говорить…
        — Хорош трендеть, Белый,  — прервал пламенную речь друга невидимый Шах.  — Следи, чтоб меня не заметили, а если заметят… То я очень надеюсь, что вы меня не кинете.
        — А ты делай так, чтоб тебя не заметили,  — с нажимом произнес Дамаск.
        — Ладно. Я пошел…
        От вмятины, где лежал Шах, потянулись длинные следы. Пустыня не самое лучшее место для невидимых людей.
        — Шах, стой!  — шикнул визирь.
        — Что?
        Бирм быстро вычертил в воздухе несколько рун, напитал своей Силой и направил их на скорпуса.
        — Шшшэх!  — послышалось негромкое восклицание боли.  — Демонов тебе в глотку, Бирм! Предупреждать надо… У меня чуть ступни не сгорели!
        — Зато теперь следов оставлять не будешь.
        — А, ну тогда спасибо… Но все равно предупреждай в следующий раз!
        Бирм прерывисто вздохнул.
        — Если он будет этот следующий раз…  — пессимистично заметил он.
        Дамаск не очень представлял, как Шах собирается спускаться вниз, ведь склон был довольно крутой. Да и песок тоже крайне ненадежный товарищ.
        Прошло минут десять, а ничего существенного так и не произошло. Был ли скорпус уже внизу или все еще пытался сползти по дюнам, оставалось лишь гадать. Но то, что произошло в дальнейшем, заставило сердца магов замереть на несколько мгновений.
        Неожиданно, на противоположной стороне от впадины, где лежали Бирм с Дамаском, выросла высокая тень, одновременно привлекшая их внимание. Это был еще один фархар! Пока он их не заметил, Дамаск быстро оживил песок, заставив его накрыть двух людей, словно плащом.
        Обозрение резко ухудшилось, но Белый все равно увидел, как Темный спрыгивает в яму, мягко приземляясь на длинные ноги.
        — Святые небеса!  — не чувствуя себя от страха, выдавил Бирм.  — Сколько их еще здесь!?
        Дамаск промолчал. Он внимательно наблюдал, как вновь прибывший подходит к одному охраннику угла и что-то ему говорит. Пообщавшись, оба фарха (немыслимо!) легко взлетели на пятидесятиметровую высоту, выбираясь из ямы. Они вместе направились прочь от раскопок.
        — Быстро! Сделай меня невидимым! Я пойду за ними!  — зашептал Бирм.
        — Что!?
        — Быстрей, Дамаск!
        Подчинившись, Белый начал изменять ауру визиря. Через минуту, от места их наблюдательного поста, потянулась неровная цепочка следов, которая вдруг резко оборвалась. Пребывая в напряженном бездействие, Дамаск начал ждать. Долгие часы ничего не происходило, пока не вернулись двое фархаров с белой каменной шкатулкой, казавшейся в их руках маленьким коробком. Они оглашали окрестности какими-то жуткими звуками. По сверкающим даже на таком расстоянии белоснежным зубам, Дамаск предположил, что должно быть это такой смех.
        Темные спрыгнули в яму к остальным. Один из них поднял ларчик над головой и что-то громко победоносно сказал. Вслед раздался одобрительный хор незнакомых слов. То, что фархары чему-то радовались, можно было сказать по их веселому гомону и смеху, от которого волосы на затылке дыбом вставали.
        — Они караван подчистую спалили,  — раздался совсем рядом голос Бирма, так что у Дамаска чуть разрыв сердца не случился.  — Нашли какой-то коробок и чуть не сдохли там от счастья.
        — Что-то мне подсказывает, что мы за этим коробком сюда и шли.
        — Шах еще не вернулся?
        — Нет.
        — Что там так долго делать можно?..  — обеспокоенно проворчал Бирм и замолчал.
        Дамаск возмутился:
        — И это все? Ты не собираешься рассказывать, что увидел?
        — Слушай, давай я все расскажу, когда мы выберемся отсюда. А то, не дай Оркус, нас фархи услышат. Не хочу закончить как тот караван.
        Согласно промолчав, мужчины начали наблюдать за действиями внизу. Дамаск уже морально приготовился ждать еще несколько часов. Однако все произошло намного раньше.
        Наблюдая, как оставшиеся трое фархаров, долбившие дыру, по немому уговору спрыгивают вслед за своими собратьями, внимание Дамаска вдруг привлекло начавшееся дрожание песка в одном из углов квадратной ямы. Находящиеся там Темные тоже это заметили. Из земли начал показываться светящийся кубик, магией державший угол искусственно-созданной ямы. Он рывками двигался вверх, словно кто-то невидимый пытался вытащить его на поверхность. По мере того, как он выглядывал, песок тонкими струйками стал осыпаться во впадину. Двое фархов тут же ринулись к углу, откуда споро выковыривался кубик. Они что-то кричали на своем языке, но почему-то не использовали магию.
        — Белый!!  — послышался снизу истеричный крик Шаха, в тот момент, когда маленький светящийся голубой квадратик выпрыгнул на свободу и очень быстро полетел по воздуху, минуя Темных.
        Однако Дамаск не смог сразу помочь своему другу, почувствовав движение под собой. Весь тот угол, откуда был вытащен куб, начал стремительно осыпаться, заполняя природную чашу песком.
        — Кардаш!  — закричал Бирм.  — Не дай им выпрыгнуть из ямы!!
        Белый, в последний момент, успел увидеть, как фархи летят вверх. За долю секунды он перешел на магическое зрение и свернул воздушные энергетические нити в плотный щит, образовав над осыпающейся ямой огромный стеклянный колпак.
        — Дай вытянуть Шаха!!  — заорал как ненормальный визирь.
        Ориентируясь на голубой кубик, который завис совсем рядом, Дамаск распустил в этом месте воздушные нити, образовав дыру. Светящийся квадратик выпорхнул на песок.
        — Бежим!  — тут же послышался срывающийся голос Шаха.
        Кубик начал с невероятной скоростью удаляться. Однако Дамаск не поспешил за ним следом. Еще когда создавал проход для Шаха, он почувствовал, как на купол начала действовать чужая Сила, от которой по рукам било разрядами. Шло это от мест, где находились зависшие фархи. Не дожидаясь, когда до них дойдет, в чем дело, и они без труда взорвут стеклянную преграду, Белый вплел в магическую структуру купола энергию земли пустыни и большую часть из своего собственного магического Источника. Он с размаху ударил руками, словно расколол полено топором. Взрыв, раздавшийся следом, отнес Дамаска не меньше чем на две сотни метров. Белый не сразу смог прийти в себя от удара во всем теле. Волна бешеного воздуха разбила ему лицо и скорей всего пару костей. Песок смягчил приземление, сбив дыхание.
        Первое, что почувствовал Дамаск, это боль и дикий звон в ушах. Затем пришел металлический вкус крови во рту, а после, ощущение, что он плывет по быстрой полноводной реке. Вспомнив все события, Дамаск вскочил на ноги, но тут же вновь упал, утонув в движущемся песке, спешащего наполнить пятидесятиметровую яму.
        Белый попытался остановить ход стихии, но адская боль мешала. Так что получилось лишь замедлить бурный поток рассыпающихся дюн. Однако и это было большим делом. Дамаску удалось выбраться из движущегося потока. Шаг за шагом. И вот он, наконец, дополз до места, где мог не применять магию. Белый бессильно рухнул и потерял сознание.

        — Многоуважаемый визирь, не кажется ли вам, что мы зря платим деньги этому шарлатану?  — глухо раздался язвительный голос Шаха.
        Ему ответил второй незнакомый для Дамаска голос:
        — Господин, я лекарь, а не волшебник. В моем распоряжении лишь настойки, пара заговоренных напитков да морфий. Савит сильно пострадал. Полагаю, его магический Источник поврежден, а это куда серьезнее, чем телесные раны.
        — С чего это его Источник поврежден?
        — Не знаю, господин. Только этим я могу объяснить столь долгую потерю сознания. Савит ведь необычный чародей, насколько я наслышан.
        — И что? Он творил волшбу и похлеще этого хлопка.
        — Не скажите, господин, не скажите… Как именно работает магия савита?
        Вмешался Бирм, которого слышно было уже намного лучше:
        — Савит Дамаск управляет энергиями. Питает ими свою магию,  — объяснил он.
        — Хм…  — задумчиво протянул лекарь.  — Тогда, наверняка, все дело в пустыне. Если, конечно, савит пытался использовать именно ее Силу.
        — А что не так с ее Силой?  — раздраженно спросил Шах.
        — Фаджар необычное место, господин. Никто не может объяснить, что с ним происходит. Пустыня живет своей жизнью. На Эве таких мест не много. Фаджар, висячие сады Хасара, Запретные Леса Вейлира, Граница. Уже не одно тысячелетия люди пытаются узнать секреты этих творений Оркуса. Пока тщетно. Известно лишь одно, коль хочешь жить, лучше не соваться туда, а уж тем более не пытайся использовать Силу этих мест.
        — Что за висячие сады?  — поинтересовался Шах.
        Дамаск не услышал, что ответили на этот вопрос, вновь провалившись в целебный сон.

        Глава 13
        Прощание

        Поле для стрельбы выглядело как большой овал, со всех сторон окруженный перелеском. Располагалось оно на юге замка Квихл, и чтобы до него добраться, требовалось минимум пятнадцать минут. Обычно квихельмы постигали здесь науку стрельбы из лука, арбалета, метания копья, кинжалов и дротиков.
        Энира не любила приходить на занятие мальчишек именно сюда. Всегда находился криворукий, который мог ненароком запустить в нее каким-нибудь из своих снарядов. Но выбора у нее не было. Селиру ведь она сказала первое, что пришло в голову, а значит, придется дожидаться его здесь.
        Энира пересекла перелесок по натоптанной тропке и вышла на полигон для стрельбы. На дальнем конце поля находились большие круглые выцветшие мишени, продырявленные везде, где только можно. В двухстах метрах от них, выстроившись в линию, стояли четверо мальчишек с натянутыми луками. Чуть поодаль двое парней метали кинжалы, а рядом с ними, сидя на земле, наматывал тонкую веревку на изогнутую палку еще один длинноволосый квихельм. Все они находились спиной к Эни, так что понять, кто есть кто, было сложно.
        — Говорю тебе, уже через три года он будет круче Кутреда,  — донесся до Эниры разговор четверых мальчишек, стрелявших из лука.
        Они были в одинаковых одеждах, с одинаковыми длинными хвостами, даже роста, примерно, одного. Так что различить их, даже приблизившись, являлось задачей непростой. По времени сейчас должна заниматься группа Кифа и Юхана, состоявшая из семи человек. Всех этих семерых парней Энира хорошо знала, как знала и цвета их аур. Она редко прибегала к этой своей способности, но сейчас решила посмотреть на них через призму магии.
        Стоило перейти на истинное зрение, как лира Бэр без труда определила, что говоривший слева — Фихад Хлотар. Он имел яркую оранжевую с фиолетовыми пятнами ауру. Справа от него стоял его брат-близнец Фибад Хлотар, аура которого также светилась оранжевым, но вплетавшиеся в нее капли имели голубой цвет.
        Третий точно был Юхан. Его аура яичного желтка прямо-таки резала глаз. Справа от него только что запустил стрелу Иман Лорентайн, джувельский барон и обладатель редкой в Квихле фиолетовой энергетической оболочки.
        В поисках лира Гальморта, Энира оглядела мальчишек в отдалении и безошибочно узнала насыщенную синюю ауру друга, в числе метателей кинжалов. Как только Киф и Юхан были найдены, она перешла на обычное зрение.
        — Сдурел? Круче Кутреда только вареные яйца!  — отозвался Юхан, выпустив стрелу.
        — Ты видел, как он уделал Подмастерьев? А ему еще только… А сколько ему?  — спросил Фихад, повернув голову в сторону брата.
        — То ли девятнадцать, то ли двадцать,  — ответил Фибад.
        — Вот! А он УЖЕ стал Подмастерьем! Говорю вам, бог войны спустился на землю и точно обрюхатил его мамку. Как уж его там звали?
        — Инкрон,  — подсказал Фихаду близнец.
        — Точно, Инкрон! А ведь когда-то он был такой же как мы.
        — Лет в семь,  — подал голос Иман, до этого молча пускавший стрелы одну за другой. Когда Фихад непонимающе посмотрел на Лорентайна, тот пояснил:  — Лет в семь, по развитию он был, как ты в свои пятнадцать.
        Юхан довольно заржал.
        Натянув тетиву, Фихад со свистом спустил стрелу.
        — Посмотрим-посмотрим, кто первый из нас станет Младшим учеником!
        — А чего тут смотреть,  — как всегда ровным тоном произнес Иман (в какой бы ситуации он не находился, ничто не могло вывести его из равновесия).  — Киф, Непс, я и Юхан.
        — И давно ты у Сарахи подрабатываешь?  — скользнуло в голосе Фибада явная досада, очевидно, он рассчитывал услышать и свое имя среди этой компании.
        — Да тут и к Сарахе ходить не надо,  — просто пожал плечами Иман.
        Фибад и Фихад одновременно повернулись к нему. По их лицам можно было сказать, что намеривались они ответить что-то очень ядреное, но их опередил Юхан.
        — Вот было бы здорово, если бы Хардраг взял к себе в ученики!
        — Хардраг!? В ученики?  — хором хохотнули братья Хлотары, после чего Фибад уточнил:  — Он в ученики не брал, даже когда Старшим был, а уж Подмастерьем став, так и подавно брать не будет.
        — Тем более кого-то из нас!  — дополнил Фихад.
        — Хоть мы и одна из самых сильных групп,  — продолжил мысль Фибад.
        — Да и взять он может только одного ученика,  — опять подхватил его близнец.
        — Но не будет.
        — Ну разве что Райна.
        — Райна?  — переспросил Фибад у брата.
        — Ну Райн. Райн Раймонд,  — ответил Фихад, смотря на непонимающе уставившегося на него близнеца, словно в отражение.
        — Ах, Раймонд!  — вспомнив Младшего ученика почти настолько же знаменитого, насколько и Тэйп Хардраг в Квихле, понимающе протянул Фибад.  — Да, он хорош.
        — Шутишь? Да он лучший!  — встрял в разговор братьев Фалемот.  — Его Братство уже загоняло по заданиям. Он в Квихле и не появляется почти.
        — А сколько ему, кстати?  — спросил Фибад.
        — Двадцать четыре вроде,  — ответил Иман.
        — Скоро, наверное, на Старшего будет защищаться,  — с предвкушением сказал Фихад.
        — Обычно же лет в двадцать шесть экзамен проходят?  — уточнил Юхан, глядя на Лорентайна.
        — Так-то да, но это же Раймонд!
        — Но до Хардрага ему все равно далеко,  — хмыкнул Фибад.
        — Сильно далеко,  — согласился с ним брат.
        Парни вразнобой одобрительно замычали, после чего замолчали и начали стрелять по мишеням.
        Решив нарушить паузу, Энира достаточно громко произнесла:
        — Как успехи, лучшая семерка квихельмов?
        — О, привет, Эни!  — первый обернулся на нее Фибад.
        — Привет, Эни,  — радушно улыбнулся Иман.
        — Привет, красавица. Какими судьбами?  — по-донжуански ухмыльнулся Фихад.
        Особо в Квихле заигрывать было не с кем, так что при любом удобном случае, этот близнец оттачивал свои чары на Энире. Братья Хлотары были далеко не красавцы, но харизмы им не занимать. Так что будь на месте лиры Бэр любая другая девчонка, этот пятнадцатилетний мерзавец смог бы легко вскружить ей голову.
        — Дай-ка я поприветствую тебя по-человечески!  — подбегая к Энире, воскликнул Фихад, уже успев приобнять ее за талию и почти поцеловать в щеку.

        Его тут же обезвредил Юхан, ударив по рукам и оттолкнув от подруги.
        — Убери свои грязные керибюсские ручонки, Хлотар,  — без особого возмущения сказал Фалемот, после чего вновь безмятежно вернулся к своему занятию.
        — Эссорские! Прошу не путать!  — ни капли не оскорбился Фибад.
        — Эни! Какими судьбами?  — раздался знакомый голос Кифа.
        Энира глянула в сторону мишеней для метания ножей. Там стоял Гальморт с двумя парнями. Один из них был Эйд Битан, сын рыбака. Добрый малый, но со своими тараканами в голове. Поэтому он сразу сошелся с Иманом. Второй, Непс Изендар, сын богатого купца. Смелый, умный и очень целеустремленный парень, ко всему относился серьезно и ответственно. Наверное, именно так должен выглядеть настоящий квихельм. Хотя Энира до сих пор не могла понять, как их отбирают в Квихл, точней Сараха находит своим внутренним оком, а маги потом их собирают по Эве. Достаточно посмотреть на группу Юхана и Кифа, где все семь ребят были абсолютными полярностями друг другу.
        — Непс, Эйд,  — театрализовано кивнула Энира мальчишкам, в качестве приветствия, которые точно также поприветствовали ее. Вдруг поняв, что на поле нет учителя, она спросила:  — А где Мастер Троган?
        — Ты что, такое событие в Квихле,  — отозвался Эйд.  — Новый Подмастерье! Все Мастера отправились на совет. И оставили своих лимосов заниматься самостоятельно.
        — А почему бы вам не дать выходной день, в таком случае?
        Парни дружно прыснули со смеху.
        — Отдых это не по нашей части,  — пояснил Непс, заметив удивленно вспорхнувшие брови Эниры.  — По мнению Мастеров, лимосы должны максимум тренироваться, минимум есть и желательно не спать.
        — Но так же нельзя!  — негодующе воскликнула лира Бэр.
        — А ну-ка, разберись-ка с этим немедленно,  — раздался насмешливый голос Имана позади, заставивший Эниру развернуться.  — Это приносит свои плоды. К примеру, Непс хоть сегодня может спокойно пройти экзамен на Младшего ученика, в рукопашке ему нет равных. Он знает все точки на теле человека и сотни комбинаций из них, в результате которых может с легкостью обездвижить или убить. Мы их тоже, конечно, знаем, но применять знания так как он, не можем.
        Эйд обычной цепью управляет, как своими собственными руками. А Киф владеет мечами так, что некоторые Старшие позавидуют. Хлотары в бою выделывают такие трюки, о каких даже не слышали кемизские акробаты.
        Все мы в чем-то хороши, в итоге. И все благодаря бесконечным тренировкам.
        — А в чем хорош ты?  — поинтересовалась Энира у Имана.
        — Моя стихия — это метание кинжалов. Могу с закрытыми глазами попасть в цель.
        — Ого! А Юхан?
        — Юхан лучший в стрельбе из лука.
        — Что, правда? Дай-ка посмотреть. Где твоя мишень?
        — Вон та,  — тут же оживился Юхан, указывая на третью мишень слева.
        Энира прищурилась, чтобы разглядеть откуда именно там торчат стрелы.
        — Ого! Да ты хорош, Юхан Фалемот. Очень даже хорош!  — без шуток произнесла лира Бэр, разглядев пучок стрел в самом центре мишени, находившихся практически одна в одной.  — Либо ты повелитель лука, либо это намного проще, чем кажется.
        — Так попробуй,  — с довольным лицом протянул Фалемот свой снаряд подруге.
        Энира взяла лук. Она долго пыталась приспособиться, но стрела жила своей жизнью. Проклятая палка все время съезжала с кулака на древке лука, стоило зажать ее перо. Но это оказалось полбеды. Как только Энира более-менее разобралась со стрелой, она начала растягивать тетиву, точней попыталась растянуть. Было такое ощущение, что это что-то железное или деревянное, но определенно совершенно не гнущееся.
        — Как?.. Как вы это делаете?  — под смех парней, пораженно рассматривала Энира лук, словно впервые его увидела.
        — Позвольте, я вам помогу, лира Бэр,  — подскочил к ней Фихад.
        Он встал за спиной и положил свои руки на ее по ходу лука, предварительно уложив стрелу. Энира чуть было не открыла рот, когда почувствовала, с какой легкостью Фихад оттягивает тетиву. Словно она была старой растянутой резинкой!
        Пару секунд он прицеливался.
        — На счет три, отпускаем,  — негромко проинструктировал ее Хлотар.  — Раз, два, три!
        Энира почувствовала, как зажатый кулак Фихада на ее кулаке, державшем тетиву, разжался, и она, волнуясь, что может все испортить, старательно расправила пальцы веером. Стрела со свистом рассекла воздух и улетела вперед. Энира, затаив дыхание, смотрела на мишень. Ее стрела торчала с краю. Не яблочко, конечно, но тоже неплохо. Пусть даже и стреляла не совсем она.
        — Ай! За что!?
        Услышала крик прямо у себя над ухом Энира и вздрогнула от неожиданности.
        — Убери от нее свои похотливые грабли, а то следующий кинжал вонзиться пером,  — потрясывая острым ножиком с потертой рукояткой, предупредил Киф Фихада.
        — Убрал, убрал,  — не сильно расстроившись, сказал Хлотар.
        Энира сначала не поняла в чем дело. И только после ответа Фихада, почувствовала, как он убирает с ее талии руки. Видимо, увлекшись процессом стрельбы, она не заметила, как близнец их туда положил.
        После этого решив, что сильно отвлекает парней от занятия, Энира села чуть в отдалении на траве, наблюдая и время от времени перебрасываясь с ними парой фраз.
        — Эй, малец, тебе чего?
        Краем уха услышала Эни Кифа, принимая вялое участие в пустой болтовне с Юханом и близнецами, разомлев под лучами Илара.
        — Я лиру Эниру искал,  — пропищал детский голосок.
        Разносившиеся над полем басы стихли, и все головы повернулись в сторону Гальморта. Перед ним стоял мальчонка с большущими перепуганными глазами, лет пяти-шести, одетый в квихельский костюм.
        — Зачем?  — не очень-то любезно спросил Киф.
        — Мне сказали, она здесь…  — ушел от ответа маленький лимос.
        — Я здесь,  — подала голос Энира.
        Сидя прямо на земле, она откинулась на локти, чтобы ее стало видно из-за Фибада, который уселся рядом и точил кинжалы. Когда мальчик увидел светловолосую девушку, его глаза стали еще больше, а крохотная челюсть отпала. Энира уже привыкла к подобной реакции людей, впервые с ней встретившихся.
        — Так зачем ты меня искал?  — прервала Эни затянувшуюся паузу.
        — Вы та самая лира Энира?
        — Та самая,  — утвердительно кивнула лира, позабавившись вопросом.
        — Савит Селир велел передать, что ждет вас у главных ворот,  — пискляво сообщил лимос, разглядывая Эниру.
        — Хорошо,  — улыбнулась она мальчику.  — Беги вперед и передай ему, что я сейчас буду.
        Маленький лимос заторможено кивнул, но с места не сдвинулся. Он словно не мог перестать на нее пялиться.
        — Давай, чеши отсюда!  — прикрикнул на него Киф.
        Мальчонка сдвинулся с места, но чуть шею не свернул пока уходил.
        — Твой брат вернулся?  — как только ушел маленький лимос, спросил Гальморт с тревогой в голосе.
        — Да, но он только из-за Хардрага здесь. Сегодня они уезжают. И похоже, что сейчас,  — поднимаясь с земли и отряхивая юбки, ответила Энира, после чего обращаясь ко всем парням, добавила:  — Так что я пойду. Приятно было с вами со всеми повидаться.
        — Почаще приходи,  — раздались ей вслед вразнобой голоса.
        — Юхан, пошли,  — скомандовал Киф.
        — Куда это вы пошли?  — затормозила Энира, разворачиваясь.
        — С тобой пошли,  — поравнявшись, ответил Гальморт.
        — Но у вас же занятие! Вам нельзя уходить!
        — А кто нам запретит?  — плутовато улыбнулся Киф.
        — Тогда быстрей, быстрей! Я не хочу из-за вас опаздывать,  — сорвавшись на бег, подогнала их Энира.

        Мальчишки не смогли ее догнать до самых главных ворот Квихла, и Энира звонко радостно смеялась, когда затормозила, обернувшись посмотреть насколько их обогнала.
        — Тоже мне квихельмы! Неудачники!  — громко крикнула она им, торжествуя и глубоко дыша полной грудью.
        — Когда отец выдаст тебя замуж, муж будет тебя ненавидеть,  — выдал запыхавшийся Киф, стоило им ее нагнать.
        — Это почему же?
        — Нам нужно всегда проигрывать. Ты совершенно не разбираешься в мужской психологии,  — пояснил Гальморт.
        — Мне все равно,  — чуть ли не нараспев протянула Энира и снова ликующе рассмеялась.
        Но смех ее резко оборвался, когда она встретилась взглядом с Тэйпом Хардрагом. Он стоял возле большого коричневого коня рядом с Сарахой, активно убеждающей в чем-то Селира. У брата было такое печальное лицо, что аж слезы наворачивались. Но Энира заметила это не сразу. Вообще сложно кого-то заметить, когда на тебя так смотрят. Хардраг прямо-таки испепелял ее взглядом. Складывалось впечатление, что он впервые услышал смех и ему были крайне неприятны эти звуки.
        — О-о-о-о, тут же Тэйп!  — благоговейно протянул Юхан.
        Энира не разделяла восторга Фалемота, предпочитая, чтобы Хардрага здесь не было. Не хочется при нем прощаться с Селиром.
        — Ладно, ждите здесь. Селир вас недолюбливает, не хочу, чтобы что-то омрачило его отъезд…  — сказала Энира мальчишкам.
        Не дождавшись ответа, она пошла. Старая прорицательница и Селир так увлеклись разговором, что похоже не услышали Эниру. Помог Хардраг. Он хлопнул друга по спине, поведя головой в сторону его сестры, после чего развернулся и направился к своему вороному коню, нетерпеливо фыркающему в отдалении. Ну хоть частично избавил от своего присутствия.
        Сараха глянула себе через плечо, увидела девочку и, что-то сказав магу напоследок, быстро засеменила в сторону своей хижины. Так что удивление Эниры лишь возросло. Селир же, заметив сестру, тепло ей улыбнулся и приглашающе развел руки. Эни бегом преодолела расстояние между ними, прыгнув брату на шею.
        — Долго ж ты ходишь,  — держа ее на весу и покачивая из стороны в сторону, сказал брат.
        Сцена с Сарахой вновь пробудила в лире Бэр беспокойство, так что спустившись на землю, она внимательно заглянула в глаза брату, озадаченно спросив:
        — В чем дело, Селир? На тебе лица нет! Ты можешь мне нормально рассказать, что происходит и где папа? Я же волнуюсь.
        — Я уже все тебе рассказал. А лица нет, потому что мало побыл дома. И уже нужно уезжать.
        — Так не уезжай!
        Лира Бэр не принадлежала к числу плакс. Она не ревела, наверное, лет с девяти. Живя среди квихельмов, чему-нибудь да учишься.
        Но сегодня Энира ничего не могла с собой поделать. Селир даже дня дома не побыл. А отец и вовсе неизвестно где. Стоило об этом подумать, как в носу начинало щипать, а глаза мокнуть.
        — Эй, ты чего это?  — рассмеялся Селир, увидев слезы сестры и сразу прижал ее к груди.  — Ты же знаешь, что я не могу остаться.
        «Только хуже сделал…» — подумала про себя Энира, когда почувствовала, как слезы, которые только собирались в глазах, тут же вышли из своих берегов.
        — Да знаю,  — недовольная собой, буркнула лира в жилетку Селира.
        — А чего тогда ревешь?
        — Я не реву.
        Селир рассмеялся уже в полный голос. Он отстранил сестру, чтобы посмотреть на нее.
        — Ты будешь по мне скучать?  — спросил брат, обхватив руками лицо Эниры и вытирая большими пальцами слезы на щеках.
        — Не буду.
        — Тогда и я не буду.
        — Ты будешь.
        Селир снова рассмеялся.
        — Береги себя,  — сказал он, поцеловав сестру в лоб.
        — Со мной же всегда Киф да Юхан.
        Селир посмотрел за спину Эниры, где вдалеке стояли Фалемот и Гальморт.
        — Эни, береги себя!  — уже серьезнее повторил брат.
        — Хорошо. И ты себя,  — улыбнулась Энира (Селир никогда, наверное, не будет доверять этим двоим).  — Ты ведь увидишь папу?
        Засовывая ногу в стремя, брат ответил крайне емко:
        — Угу.
        — Я давно от него писем не получала, скажи, чтобы написал мне.
        — Угу.
        — И сам пиши.
        Селир фыркнул:
        — Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу.
        — Ну я должна была попробовать.
        Уже разворачивая коня к воротам, Селир сказал напоследок, сразу приподняв настроение Эниры:
        — Если эти недоразумения тебя опять во что-то втянут, передай, что я их сожгу в «огне Солара».
        Маг произнес это достаточно громко, настолько громко, что два «недоразумения» его прекрасно услышали. После этого он щелкнул поводьями и поскакал к Тэйпу, который уже заждался его у самых ворот. Энира решила напоследок посмотреть на брата магическим зрением. Сначала она любовно осмотрела слепяще-оранжевую ауру Селира, в которой ярким всполохами переливались пятна цвета красного огня. Эни перевела взгляд на спину Хардрага, вспомнив, что не помнит цвета его ауры и оторопела. У него ее вообще не было! Но такого не может быть! Или может?
        Энира уже несколько минут смотрела на закрытые ворота квихельской крепостной стены, за которым скрылся ее брат со своим подозрительным другом. Все мысли ее были устремлены не туда, куда отправился Селир, а к Сарахе. Нужно срочно узнать, что же с Хардрагом не так, и что она сказала ее брату?
        — Пойдем что ли,  — раздался голос Юхана из-за спины.
        — Пойдем. К Сарахе.
        — Ой, нет! Вот это давай без нас!  — начал отфыркиваться Фалемот.
        — Да, у нас есть дела поважней,  — тут же поддержал друга Гальморт.
        Энира посмотрела на них поочередно. Все-таки странные создания эти мальчишки. Как кромсать друг друга стальными мечами или бегать от сдуревших бешенных рвачей — им не страшно, а как просто постоять возле старой прорицательницы — лучше смерть.
        — Ладно, деловые, найду вас потом,  — махнула она на друзей, уже шагая в сторону хижины Сарахи.
        — Ты нам расскажешь, что узнала?  — с надеждой крикнул ей вслед Фалемот.
        — Расскажу, расскажу,  — снисходительно улыбнулась про себя Энира.

        Глава 14
        Крутой поворот

        В тот день лире Бэр все-таки удалось выпытать у Сарахи, что же она говорила ее брату перед отъездом. Савира предупреждала брата, чтобы он был осторожен. Стоило ей взглянуть в его будущее, перед ее взором постоянно вставало черное, словно ночь, лицо и такие же глаза. Энира тогда подумала, что провидице почему-то явилось лицо фархара, но потом девочка вспомнила, что у фархаров не бывает черных глаз (по крайней мере, так говорил Жизор). Да, их кожа иссиня-черная, но глаза стального, серебряного цвета. Исключений среди них не было. Так что Энира подумала, что это обычное предупреждение Оркуса.
        Когда прошло два месяца после отъезда брата, а ни он, ни отец не вернулись, Энира забеспокоилась. Сроки всегда рассчитывались Советом плюс-минус седмица. Но минула одна седмица, вторая, началась третья. Никто не прислал обещанного письма и так и не вернулся.
        В свободные от занятий с учителями часы, она, словно тень, ходила за Сарахой с одинаковыми вопросами: «Ты видишь их? Посмотри! Ты же их видела! Ты посмотришь?». Это страшно нервировало провидицу. Ее неизменный ответ был «нет». Но Энира знала, что савира лжет.
        Месяц и шестнадцать дней назад произошло знаковое событие, которое лира никак не могла выкинуть из головы.
        Она раскладывала желтые головки пижмы на улице перед домом, когда услышала звон разбивающейся посуды внутри. Чисто из праздного любопытства, Эни оторвалась от своего нудного занятия и отправилась посмотреть, что случилось, заранее уверенная, что ничего интересного в хижине не произошло. Первое, что она увидела, когда вошла — застывшая посреди комнаты Сараха со стеклянным взглядом и выражением ужаса на лице.
        Ни одно видение за всю сознательную жизнь Эниры не вызывало у провидицы таких эмоций. Однако, как бы лира не просила ее рассказать, что той привиделось, савира была неумолима. Сараха просто-напросто выдворила Эниру дальше раскидывать вонючую пижму.
        Однако девочка так легко сдаваться не собиралась. День и ночь она ходила по пятам за провидицей. Сараха ругалась, кричала, угрожала, но ничего не помогало. Тогда старуха придумала более действенный способ избавления от своей воспитанницы. Она нагружала Эниру всевозможными хозяйственными делами, отдыхая в эти блаженные минуты тишины и покоя. Но длилось это не долго. Как только дела были выполнены, Энира бежала к Сарахе и с остервенением продолжала свои пытки. Она даже практически не виделась с Кифом и Юханом, которые были очень недовольны таким положением дел.
        — Ой, да брось, Эни. Не нагнетай. Ты ж сама сказала, что Селир был в Волде, когда первый раз вернулся. Опять, наверное, они туда с Тэйпом двинули. Путь ведь не близкий. Через седмицу вернуться. Вот увидишь,  — в который раз уже повторил Юхан эту фразу, поджаривая на прутике черный хлеб.
        Время подходило к полуночи. Они сидели на опушке, позади дома Сарахи, вокруг разведенного Кифом костра. Провидица не выдержала очередного вечернего бубнежа Эниры, которое довело ее до страшной мигрени, и велела ей катиться к своим друзьям.
        — Ты сто раз это уже говорил!  — с отчаяньем воскликнула Энира, чуть не всхлипнув.  — А никто так и не вернулся. Прошло уже почти пять месяцев!
        — Ты паникуешь раньше времени,  — глухо произнес Киф, сидящий напротив подруги.
        — Раньше времени!?
        — Да я не в этом смысле. Мастера же никого не отправили на их поиски. Значит, время возможной задержки пока не прошло.
        — А если оно пройдет, но они еще не вернуться?
        Слова Кифа слегка успокоили лиру Бэр, но разъедающий желудок страх все равно никуда не исчез.
        — Вот когда не вернуться, тогда и будешь сходить с ума. Но они точно вернуться, даже не сомневайся. «Самил дерих вискамер чаллэр, анатэр виссапорх гуллер»,  — закончил саргатской поговоркой Киф, которая дословно переводилась как: «Из пекла выведет дорога того, по ком мольба возносится богам».
        Саргатский был родным языком не только для Гальморта, это был язык матери Эниры. Она хорошо его знала, благодаря Селиру. Поэтому благодарно улыбнулась Кифу.
        — Кстати, Непс теперь Младший ученик,  — как бы невзначай обронил Юхан, откусывая горелый хлеб.
        — Правда?  — искренне удивилась Энира.  — Когда он им стал.
        — Четыре дня назад. Он самый старший из нас, да и дерется получше, так что ему первому разрешили…
        — А почему вы меня не позвали?
        — Так мы хотели!  — растянул последнее слово Юхан, изображая расстройство.  — Да только не нашли тебя. Сараха тебя в лес отправила. Мы по нему добрый час бродили, если не больше. Да и заблудиться побоялись, сама знаешь, обитатели в глубине не самые радушные создания. Особенно саблезубые кабаны. Да говорят и пострашней там твари водятся. Киф, помнишь, Эйд про замогильников рассказывал?
        — Кого?  — спросила Энира, впервые услышав о таких существах.
        — Замогильники!  — продолжил Юхан, распахнув свои светло-карие глаза шире.  — Когда духи леса заманивают человека в самую чащу, где не водятся ни белки, ни птицы, и не пробивается сквозь деревья свет, они оставляют его среди темноты. А в ней живут замогильники, существа, которые питаются душами. Они столетия ждут заплутавших путников, а когда те попадают в их владения, жадно набрасываются и высасывают ее из человека. Но это не самое страшное. Обездушенный человек привлекает сжиртов.
        — Кого?  — переспросила Энира слегка севшим голосом.
        Ее не очень пугали эти бредни. Но темный лес за спиной храбрости не прибавлял.
        — Сжирты. У них нет ног, только половина туловища с длинными руками и тонкими когтистыми пальцами. С помощью них они ползают по земле, издавая страшные тяжелые хрипы. А когда сжирты подбираются к человеку, они сдирают сначала с него всю кожу, пожирают ее, а потом принимаются за кишки и остальные внутренности. По мере того, как они наедаются, белки их глаз, без радужки и зрачка, становятся кроваво-красными. Сжирты не оставляют даже косточек. Так что найти кого-то в квихельском лесу, если Духи увели его в самую чащу, невозможно…
        — А-а-а-а!!  — заверещала Энира, вскочив и одним прыжком перелетела к Юхану через костер, когда почувствовала по спине чью-то ползущую руку. Хорошо хоть она была в штанах, которые ее заставила одеть Сараха, отправив собирать каштаны с деревьев еще днем. Если б была в платье, вспыхнула, как факел.
        Лира Бэр посмотрела на прежнее свое место и увидела там заливающегося в гоготе Кифа. Она настолько увлеклась рассказом Юхана, не сводя с него глаз, что даже не заметила, как сидящий рядом с ним Гальморт тихонько переполз по темноте на ее сторону.
        — Ты идиот! Идиот, идиот, идиот!!  — топая ножкой, кричала от бессилия и пережитого страха Энира.  — Я чуть не умерла тут! Это не смешно!
        — Это смешно,  — ржал Юхан.
        Энира, бубня слабые ругательства, плюхнулась на бревно. Она вновь вступила в дискуссию, только когда Киф начал вспоминать подробности экзамена Непса. Так прошло часа полтора. Время перевалило за полночь. Всех начало клонить в сон, но уходить не хотелось. У костра было тепло и уютно, а самое главное мальчишки смогли отвлечь Эниру от мрачных мыслей.
        — Бэр, вставай и иди за мной,  — раздался в темноте низкий голос, нарушивший мирную беседу троих друзей.

        Энира вновь чуть не закричала. Собравшиеся вокруг костра оторопело уставились на черный силуэт. Привыкнув к огненному свету, они не могли разглядеть лица их гостя.
        — Мне нужно повторять дважды? Поднимайся, Бэр!  — снова скомандовал незнакомый голос.
        Энира даже сначала и не поняла, кому был адресован вопрос. Только несколько секунд спустя она вспомнила, что Бэр — это ее семейное имя. Но к ней так никто никогда не обращался. Голос был настолько повелительным, что как-то даже и не возникло мысли его ослушаться. Энира неуверенно поднялась с бревна.
        Глаза, наконец, пригляделись к обнимающей костер тьме. Сердце лиры радостно подпрыгнуло, когда она признала в незнакомце Тэйпа Хардрага. Значит Селир вернулся.
        — Иди за мной,  — приказал Тэйп, разворачиваясь к девочке спиной и указывая направление.
        Энира напоследок взглянула на Кифа и Юхана, истуканами смотрящих на удаляющуюся фигуру. Они были похожи на двух филинов, перепутавших свои дубы с бревнами на земле. Посчитав, что парни еще нескоро придут в себя, лира Бэр поспешила за Хардрагом.
        — Где Селир?  — стоило нагнать квихельма, сразу же спросила Энира.
        Но Тэйп не стал ничего ей отвечать. Просто шел куда-то вперед и молчал. Неудивительно, что Эни не узнала его голос у костра. Она почти никогда его и не слышала.
        — Вы вдвоем вернулись или вся группа?  — не стала отчаиваться лира.
        Они шли уже минут десять, а Энира не переставала сыпать вопросами. Но гадкий Хардраг продолжал хранить гробовое молчание. Эни даже не заметила, как они вышли на тренировочное поле для мечников.
        — Ты можешь быть нормальным человеком и ответить!?  — от бессилия крикнула на него лира, резко остановившись ровно посередине утрамбованной площадки, намереваясь хоть так привлечь внимание свежеиспеченного Подмастерья.
        Но Тэйп будто и не заметил ни крика, ни заминки. Он прошел чуть поодаль, нагнулся к земле, что-то поднял и развернулся к Энире.
        — Лови!  — спокойно предупредил он и кинул ей палку, в другой руке держа такую же.
        Энира ничего подобного не ожидала. Она инстинктивно вытянула руку, но с реакцией у нее было слабовато. Палка лишь больно ударила ее по пальцам и благополучно упала на землю. Энира тут же баюкающе схватилась за пострадавшую руку, сморщив нос.
        — Подними,  — приказал Тэйп, указывая своей палкой, на валяющуюся в траве.
        Лира Бэр вперилась в него ошарашенным взглядом. Она не понимала, что происходит, и зачем все это нужно. Но Хардраг не утруждал себя объяснениями, продолжая молча ждать, когда повеления его величества исполнятся.
        Надеясь, что после всего этого цирка, Энира получит ответы на свои вопросы, она подчинилась, подняв палку с земли. Но тут ее постиг новый удар. Только-только лира Бэр выпрямилась в полный рост, как Хардраг, без предупреждения, шарахнул своей палкой по ее, снова вышибая оружие (определенно, это вдруг стало оружием) из рук Эниры и незаметным движением сделал ей подсечку. Как было больно пятую точку, на которую она приземлилась, словами не передать!
        — З… За что!? За что ты меня бьешь!?  — со всей скоростью, с какой могла, отползая от этого страшного человека, возопила Энира.
        — Не бью, а учу,  — все также спокойно прокомментировал Хардраг, возвышающийся над девочкой и ждущий, когда она поднимется.
        — Бить слабых и беззащитных!?
        Энира смотрела во все глаза на Подмастерье. По лицу Хардрага никогда ничего не удавалось прочесть. Но сегодня она могла поклясться, что он в бешенстве.
        — У тебя плохая реакция,  — зачем-то сказал Тэйп.
        Лира Бэр и без него это прекрасно знала, и как-то не горевала по этому поводу никогда. Прожила же пятнадцать лет, и еще столько же проживет. Где тут связь с ее «обучением», она не поняла, поэтому в безмолвном изумлении продолжала пялиться на Хардрага.
        — На тебя можно легко напасть.
        — В Квихле на меня никто не нападает, кроме тебя,  — язвительно заметила она, поднимаясь с земли, но палку трогать не стала, побоявшись, что это станет красным флагом для новой атаки.
        — Ты не всегда будешь в Квихле. За его пределами тебя некому будет защищать.
        Энира опешила.
        — Я покину пределы Квихла, только когда меня выдадут замуж. А уж там обо мне позаботятся, можешь не сомневаться!
        Хардраг ответил не сразу. Он долго сверлил своими черными глазами Эни, так что она даже засомневалась в своих словах.
        — Тебя некому будет выдавать замуж,  — жестко произнес он.
        Сердце пропустило пару ударов.
        — О чем ты?
        — Твой отец смертельно ранен и находится сейчас у вейланов, в Запретных лесах. А твой брат в плену у фархаров. Возможно, его уже убили. Единственное, что Селир успел попросить, так это чтобы я за тобой присматривал. У меня нет ни желания, ни времени всю жизнь таскаться за тобой и следить, чтобы ты не свернула себе где-нибудь шею. Так что тебе теперь придется узнать, как можно постоять за себя при нападении. У тебя не осталось никого, кто смог бы тебя защищать. Я дал твоему брату слово, поэтому буду учить тебя, как это нужно делать.
        Энира не поверила ни одному его слову, и подумала, что у него шутки еще тупей, чем у Юхана. Но у Хардрага было такое железобетонное выражение лица, что невольно начали брать сомнения. Энира нервно рассмеялась.
        — Смешно,  — наконец, выдавила она, а затем, резко сведя бровки домиком, с надеждой и страхом добавила:  — Только не понятно.
        Лицо Хардрага изменилось. На нем проступило уже четко определяемое бешенство с примесью беспомощности, он даже глаза отвел, с яростью бросив палку на землю. Лира Бэр поняла, что он не шутит.
        Поверить в это было невозможно. Энира сорвалась на бег, чтобы быстрей узнать все у Сарахи. Теперь-то ей придется все рассказать.
        — Стой, Бэр!  — послышался за спиной голос Хардрага, но Энира его не услышала.
        Так быстро она еще не бегала. За сущие минуты она добралась до черной хижины и влетела в нее ураганом.
        — Сараха!
        Время было позднее, но савира не спала. Она сидела за столом, словно уже давно дожидалась ее, невероятно старая и как-никогда уставшая.
        — Где папа и Селир!?  — задыхаясь от бега и перехватывающих горло слез, тоном, не терпящим никаких увиливаний, спросила Энира.
        — Тэйп вернулся?  — тихо ответила вопросом на вопрос Сараха.
        — Где папа и Селир!? Что с ними?  — сделала два шага вперед лира Бэр, сжав кулаки и сверкая глазами. Ей казалось, что если она не зацепится хотя бы за злость, которую сейчас испытывала к Сарахе, то лишится чувств.
        За спиной скрипнула дверь, а следом дыхнул прохладный ночной воздух. Энира быстро повернула голову. Хардраг. Она вновь уставилась на Сараху, ожидая ответа.
        — Он у них?  — спросила провидица Тэйпа.
        Тишина. Сараха покачала опущенной головой.
        — Кто-нибудь выжил кроме тебя?
        Снова тишина. И снова савира скорбно вздохнула.
        — Сараха!  — крикнула Энира.
        — Да, Эни,  — громко отозвалась савира, подняв на воспитанницу глаза полные жалости и сочувствия.  — Все твои страшные мысли оказались верны. Твой отец у вейланов, а брат у фархаров.
        Пол пошатнулся и начал уходить из-под ног. Эниру сильно мотнуло в сторону, но она устояла, из последних сил цеплялась за реальность. Нужно было узнать все точно.
        — Как?.. Как они?  — еле протолкнула сквозь непослушные губы этот простой вопрос Энира, смотря на Сараху через мутное стекло слез.
        — Они живы, Эни. Твой отец пока без сознания, а Селир… Селир пока что жив. До них не добраться. Так что остается лишь ждать, Эни.
        — Ждать!?  — не поверила своим ушам Энира. Такая злость в душе поднялась, что даже слабость испарилась.  — Ждать чего!? Когда отец умрет!? Или когда Селира убьют эти животные!? Как ты вообще могла молчать столько времени!? Как!? Я же просила рассказать мне!
        — Ты все равно ничего не смогла бы сделать!  — попыталась Сараха перекричать Эниру, находящуюся уже на грани истерики.  — Я оберегала…
        — Аррр!  — в исступление зарычала лира Бэр, схватив себя за голову.  — Прекрати!! Вы все всегда мне врете, прикрываясь своей этой проклятой опекой! В итоге, отец присмерти! Ты полтора месяца мне голову морочила, говорила, что скоро они все вернуться. А Селир, оказывается, в лапах черных демонов! Неизвестно жив или нет! Вы все врете! Ты всем врешь! Мне врешь!!
        — Так было лучше для тебя!
        — Не тебе решать, что лучше для меня!  — безжалостно кинула Энира жестокие слова, женщине, которая взрастила и любила ее, как родную дочь.  — Из-за тебя Мастера не знают, что случилось с их группой. Они бы давно отправили на подмогу людей и Селира бы вытащили оттуда!
        — Они знают, что группу уничтожили. И ничего бы не смогли сделать,  — подал голос Тэйп.
        — Ты!!  — прошипела Энира, вспомнив о существовании Хардрага, развернувшись к нему всем корпусом.  — Ты был прикреплен к Селиру! Должен был защищать его! Он считал тебя своим другом! А ты его предал! Сам спасся, а его бросил! И после этого, ты еще посмел вернуться в Квихл!? И говорить мне, что что-то там пообещал моему брату перед тем, как кинуть в лапы фархаров!? Ты гнусный, подлый храг!..
        Энира почти вплотную подошла к Тэйпу и хотела со всей силы толкнуть его в грудь. Но Хардраг, стойко выслушивающий все оскорбления, последнего снести не мог. Он перехватил руки Бэр за запястья и грубо дернул ее на себя.
        — Будем считать, что ты расстроена потерей близких и эти слова произносить не хотела. Как только успокоишься, найдешь меня. Когда придешь в себя, мы начнем тренировки. Если ты сама не захочешь, я тебя заставлю,  — без эмоций негромко сказал Хардраг, склонившись к уху Эниры, после чего оттолкнул от себя и, смерив ее мрачным взглядом, вышел из черной хижины.
        Это возымело эффект не хуже, чем пощечина. Энира прекратила истерику, но злость все равно никуда не делась.
        — Пошел ты к Кардашу, проклятый фарх! Я не буду у тебя ничему учиться!  — громко кинула Бэр вдогонку Хардрагу. Сейчас она никого и ничего не боялась.
        Оскорбление Энира крикнула очень громко, но Тэйп, очевидно, предпочел сделать вид, что ничего не услышал. Это почему-то взбесило сильней. С мокрым лицом она развернулась к Сарахе, которая облокотилась на стол, устало прикрыв ладонью глаза и положив руку на грудь. Энире больше не захотелось ей ничего говорить, так что она просто ушла в другую комнату. Забравшись на кровать, лира не стала плакать, а принялась усилено думать, как помочь отцу и брату.
        Ночь пролетела незаметно, а ей так и не удалось понять, как быть с Селиром. Фархары — это не добрые вейланы, это огромные, страшные, безжалостные создания, владеющие мощнейшей магической силой. Они хранители древнейших знаний. Чтобы встретиться с ними лицом к лицу, нужно иметь такое преимущество, которое недоступно им. А что может им противопоставить Энира? Ничего. Она даже добраться до них не сможет без чьей-либо помощи. Как ни прискорбно это осознавать, но Хардраг прав. Энира совершенно беспомощна. Ей нужны умения Тэйпа, чтобы быть в состоянии хотя бы постоять за себя при необходимости.
        Но даже если ей удастся научиться хоть крохе того, что умеет Хардраг, что она будет делать, когда доберется до фархаров? Одна против Темных! Это даже в голове выглядит жалко и нелепо. Вот если бы она владела хоть какой-нибудь магией! Хотя бы защитной. Благодаря которой они не могли бы ее убить и ранить… Убить и ранить… Бессмертие! Артефакт дающий бессмертие! Такой есть на Эве!
        Вот оно! Ей нужен медальон Айдана III, о котором все уши прожужжал Мюроль Жизор. Все это было так просто, что лира сама удивилась, как сразу не додумалась до этого гениального плана. В окно уже пробивались первые рассветные лучи. Энира спустила ноги на пол и собиралась идти искать Хардрага, но в комнату вошла Сараха. Она проковыляла к своей кровати у противоположной стены, под сопровождающий взгляд Эни, и тяжело плюхнулась на нее.
        — Тебе не нужно уходить так скоро из Квихла,  — прохрипела савира, смотря воспитаннице прямо в глаза.  — Они будут держать его живым минимум полгода.
        — Полгода?  — удивилась Энира. Обида и злость на провидицу прошла бесследно.  — Зачем он нужен им живым целых полгода?
        — Я видела, как один из них спрашивал Селира о каком-то кольце Спящих. Говорил, что на нем есть следы их магии.
        — Так это же то кольцо с кровавиком, с которым он везде таскался, а потом отдал папе!  — воскликнула лира Бэр, осознав, что то самое противное украшение на целых полгода продлит жизнь ее брату.  — Я же говорила, что у него мерзкая аура. А кто такие Спящие?
        — Не знаю, дочка, не слышала о таких.
        Энира спрыгнула на пол и, неприязненно поморщившись, добавила:
        — Ладно. Я пойду… найду Хардрага.
        — Ты решила учиться у Тэйпа?  — уточнила савира, наблюдая, как девочка надевает легкие черные тапочки.
        — Да. Думаю, жизнь за стенами Квихла, куда опасней, чем я могу представить.
        — Эни,  — окликнула Сараха Эниру уже в дверях.  — Тэйп может и не всему тебя научит. Но очень многому. Ты главное учись и слушайся его, это очень поможет тебе, когда решишь покинуть Квихл. Если не для себя, то делай это, по крайней мере, ради отца и брата.
        С серьезным лицом девочка кивнула.
        — И еще. Не злись ни на меня, ни на отца, ни на брата. Ты же знаешь, что мы тебя любим.
        — Я знаю.
        Энира направилась к выходу. Стоило выйти за дверь, как настроение обезобразилось вконец. Даже представить тошно, что придется сейчас идти к Хардрагу. Вдохнув поглубже ледяной утренний воздух, она направилась в сторону поля, куда привел ее ночью Тэйп. Энира даже не сомневалась, что он там.
        Вокруг поля были расставлены небольшие скамейки. На одной из них сидел Хардраг и медленно, как палач перед казнью, точил меч. Собравшись с духом, Энира двинулась к нему, пересекая площадку для тренировок. Она вспомнила про странную особенность Подмастерья. И, не удержавшись, перешла на магическое зрение, чтобы посмотреть на его ауру. Ее не было так же, как и в прошлый раз.
        — Я согласна, чтобы ты меня обучал,  — на одном дыхании протараторила Эни, остановившись в трех шагах от Тэйпа, перейдя на обычное зрение.
        Хардраг и ухом не повел. Он все также продолжал гладить оселком сталь, а Энира чувствовала себя все глупее и глупее. Это начало ее злить, и она уже собралась развернуться и уйти, попросив помощи у своих друзей. Но Хардраг, словно подгадав момент, поднял голову и посмотрел на нее.
        — Ну?  — взмахнул он рукой, будто ждал, что она сейчас перед ним спляшет.
        — Что ты хочешь?  — недоумевала лира.
        — Я жду извинений,  — пояснил Хардраг.  — Ты назвала меня проклятым фархом. Такое я с рук не спускаю.
        «Ах, вот ты какой!» — пронеслось у Эниры в голове.
        — Прошу прощения, что оскорбила,  — вслух сказала Бэр, с лицом искренне раскающегося ангела.
        — Браво. Я почти поверил,  — без каких-либо эмоций, произнес Тэйп, вернувшись к полированию оружия.  — Теперь иди спать, завтра в шесть утра придешь сюда.
        — У меня с утра уроки,  — опешив от подобной реакции, напомнила Энира.
        — Я договорюсь с твоими учителями. У тебя больше не будет уроков.
        — Но…
        — Твой учитель теперь я, и ты должна слушаться меня. Если я сказал идти спать, значит, иди спать,  — строго посмотрел на Эниру Тэйп, кажется, начав терять терпение.
        «Так давай я тебя сразу королем буду звать и при встрече в ноги кланяться…» — подумала лира Бэр, продолжая удивленно смотреть на Хардрага. Он с такой властностью все говорил, что аж оторопь брала.
        — Иди,  — мягко скомандовал Подмастерье.
        Самое удивительное, Энира развернулась и пошла в сторону дома, пару раз непонимающе обернувшись напоследок, видя, как Хардраг провожает ее взглядом, словно хотел удостовериться в четкости исполнения своего приказа.

        Глава 15
        Учитель Тэйп

        Еще месяц назад Эни никогда бы не подумала, что может испытывать столько неприязни к человеку. Но Тэйп Хардраг делал все, чтобы эти чувства в ней росли, как на дрожжах. Если раньше он был ей просто неприятен, то теперь можно было смело сказать, что еще пара таких месяцев, и лира Бэр будет способна на убийство.
        — Он не учит меня ничему!  — сидя на голой земле тренировочного поля для стрельбы в одних штанах и нагрудной повязке, жаловалась Энира Кифу, зашивая огромную дыру на своей рубашке, которую она разодрала в лесу о корягу.  — Я целыми днями только и делаю, что бегаю. Изо дня в день. Тридцать три дня подряд. Седмица за седмицей. Я бегу, бегу и бегу. Зачем, спрашивается, мне нужен этот «учитель»?
        — Может он считает, что ты плохо бегаешь?  — предположил Киф, метнув очередной кинжал в мишень.
        — Я хорошо бегаю!  — от всей души крикнула Энира, тыкая себя в грудь.  — Этого достаточно, чтобы скрыться от врагов. Но в случае с фархарами никакой бег не поможет. Я не собираюсь с ними участвовать в «веселых стартах». Каждый день одно и тоже: «Вперед, Бэр. Плохо, Бэр. Еще раз. Плохо. Снова, Бэр. Давай еще десять кругов. Двадцать! Тридцать! Беги через лес. Не то. Слишком долго, Бэр. Прибавь темп, Бэр. Беги. Прыгай. Взлетай!» Если б не папа с Селиром…
        Энира откусила нитку от свежезашитой раны своей белой рубашки.
        — У тебя еще не все так плохо. По крайней мере, ты не кидаешь целыми днями ножи в мишени,  — хмыкнул Киф.
        — Ты что меня не слушал?  — спросила Энира, надевая на себя рубашку.
        В разгаре была весна, грозящая раньше времени перейти в жаркое лето. Илар палил нещадно, вызывая желание спрятаться подальше в тенек. Страшно представить, что будет дальше, учитывая такие аномалии.
        Энира предпочла провести редкие свободные часы (Тэйпа срочно вызвали на совет) с Гальмортом, который, в отличие от Юхана, был в это полуденное время относительно свободен. Дело в том, что несколько дней назад Киф стал Младшим учеником. Теперь он тренировался отдельно от своей группы с наставником, в лице Старшего ученика Фалеза Мара.
        — Эни, это уже тысяча пятьсот третий кинжал за сегодня. Как думаешь, случайно мне известна эта цифра?  — многозначительно потряс Гальморт затасканным ножичком, после чего со всей силы метнул его вдаль.
        Киф приложил ладонь козырьком ко лбу, закрываясь от Илара, чтобы лучше рассмотреть мишень. Удовлетворившись своим средним результатом, Гальморт не пошел вытаскивать кинжалы. Вместо этого он плюхнулся на землю перед Энирой.
        — Уже пять дней как Младший ученик. И чем я занимаюсь все эти пять дней? Правильно, метаю ножи. И ничего более! Просыпаюсь, иду к Мару, получаю от него задание на день (угадай какое), беру десять кинжалов, прихожу сюда, как идиот тут целый день торчу, сюда приходят и уходят несколько групп лимосов, а я все тут; вечером меня посещает мой дорогой Фалез Мар, качает головой, цокает языком и отпускает. Из всех существующих наставников, мне достался худший из худших,  — с каким-то фатальным равнодушием сказал Киф, лениво вытягивая ноги.  — Ты же даже не квихельм. Однако тебе достался Тэйп Хардраг. Тэйп Хардраг! Подмастерье! А ты сидишь тут и плачешься. Мне!
        — Так он тоже меня ничему не учит!  — возмутилась Энира.
        — О нет, нет, нет! Ты Хардрага с Маром не сравнивай. Мар и рядом с ним не валялся. Ни по таланту, ни по способу преподавания. Фалез лентяй и бездарность. Ему до себя-то дела нет, а до меня и подавно. Я теперь даже не надеюсь, что Братство меня на задание отправит. Мой карьерный рост закончился, так и не успев начаться. И поверь мне, это навсегда!
        Другое дело Хардраг. Не надо мне говорить, что ты только бегаешь. Я это уже слышал!  — недовольно зажмурился Киф, когда Энира начала протестовать.  — Ни одного дня не было, чтоб ты на него не кляузничала. Да дай Оркус всем такого учителя! Он же от тебя не отходит! Знает все твои слабые и сильные стороны. К тому же ты не только бегаешь. Сама говорила, что он тебя и на брусьях заставляет заниматься, и рукопашке учил, и на палках что-то там пытался показывать, и из лука ты стреляла, и медитировала.
        Чтоб ты знала, Мар вообще о моих способностях ничего не знает. Когда меня к нему прикрепили, единственное, что он спросил, когда мы с ним впервые встретились, какая область у меня хромает. По глупости и наивности своей, я сказал, метание кинжалов. И вот теперь подтягиваю именно это. Но лучше я метать все равно не научусь. Остальным заниматься мне не дают. А приказы наставника не обсуждаются. Так что скоро из плохого квихельма, я превращусь в никакого.
        Да на твоем месте каждый лимос и Младший мечтает оказаться! Да что там! Я бы все отдал лишь бы быть на твоем месте.
        Энира задумалась. В сравнении с Кифом-то, у нее, и правда, обучение шло полным ходом. Но все, что он перечислил, было почти в самом начале. В первое занятие Тэйп заставил ее подтянуться на брусьях (пять раз стало для Эниры личным рекордом, Хардраг, кажется, был в ужасе от подобных результатов). Потом велел отжаться (ситуация выглядела лучше, чем на турниках, тридцать раз, но, видимо, и здесь Подмастерье не впечатлился). Следующий, был бег вокруг поля на самой высокой скорости (тут Хардраг хмурился не так сильно). После этого он показал на Энире точки, куда можно бить, чтобы сделать человеку очень больно. От этих наглядных пособий ныло потом все тело, но Хардраг сказал, что так надо, якобы для лучшего понимания. На этом, как оказалось позже, очень простое первое занятие закончилось.
        А дальше начался ад. Энира уже всерьез подозревала, что Хардраг испытывает какое-то тайное наслаждение, издеваясь над ней. Он показывал ей приемы рукопашного боя, постоянно повторяя, что сила, рост и вес противника не имеет значения, но лира была с ним категорически не согласна и очень хорошо осознавала, что драться — это не ее.
        Энира уже месяц ходила в разноцветных синяках, как никогда ясно осознавая, что мужчина должен заниматься своим делом, а женщина своим. И нельзя лезть в чужое корыто! Нельзя!
        Единственное, чему радовалась Энира, так это медитациям. Точней бесполезному сидению с закрытыми глазами, которое Тэйп называл медитацией, а если еще точнее — вхождение в состояние Эртаха. Видимо, он видел между ними разницу и злился, говоря, что Эни настолько бездарна, что даже на это не способна. Вот по поводу этих медитаций, ей совершенно было безразлично мнение Хардрага. Она вообще не понимала, для чего они нужны.
        Начались занятия по этому странному «предмету» седмицы две назад. Энира это связала с тем, что Тэйп заметил, как она, бывало, на него смотрела, когда переходила на магическое зрение, чтобы поглазеть на отсутствие его ауры. Лира старательно щурилась, смотря не на Хардрага, а вокруг, и так увлекалась, что не замечала, как он сам начинал на нее подозрительно смотреть. После этого и появилось новое занятие. Чего именно он этим хотел добиться она не понимала, но так откровенно пялиться на него перестала.
        Однако все эти тренировочные мучения, как и безрезультатное метание кинжала и стрельба из лука, было в первой половине месяца. Потом же что-то случилось, и Хардраг поменял систему обучения, отдав львиную долю бегу, а для остального выделил несколько часов в день. Хотя разницы большой не ощущалось. К вечеру Энира все равно была ни жива, ни мертва.
        — Может ты и прав, конечно. Но как-то не так я представляла все это,  — погладив на плече синяк, задумчиво произнесла Эни.
        — А как ты представляла? Думала, Тэйп тебе шепнет волшебное слово и сразу передаст часть своих сил и умений?
        — Нет, но и что лупить будут, тоже не ожидала.
        — Зуб даю, с таким учителем как Хардраг, ты уже многому научилась,  — ободряюще сказал Киф.
        — В том-то и беда, что ничему,  — приуныла Энира, осознавая, что слова Тэйпа про бездарность, в общем-то, имеют под собой основание.  — С мечами дела хуже некуда, без них тоже, с метанием ножей — полный ноль, а про лук вообще говорить не хочу, я даже тетиву натянуть не могу.
        — Ну, в метании ножей я и сам не силен, да и с луком не очень дружен. Это тебе к Юхану. А вот с мечом и обычной дракой, я могу тебе помочь. Хоть что-то из ничего будет,  — улыбнулся Энире Гальморт.
        — А я-то все думаю, куда можно потратить часы, которые Хардраг отводит мне на сон.
        — Ладно,  — ухмыльнулся парень, поднимаясь с земли.  — Давай проверим хотя бы сейчас, чему ты научилась. Вставай.
        — Если бы ты добавил еще «Бэр», клянусь, я бы тебя ударила,  — поднимаясь следом, хмуро буркнула Энира, настолько ей надоели бесконечные команды Хардрага.
        — Буду знать. Ладно, нападай на меня,  — отсмеявшись, произнес Киф, сделав подманивающее движение пальцами.
        — Не буду я на тебя нападать!
        — Почему?
        — Потому что не хочу валяться на земле. А иного исхода не будет, если я буду нападать первой.
        — А говоришь, ничему у Хардрага не научилась,  — довольно протянул Гальморт.
        — Я это и без Хардрага знала.
        — Ну тогда я буду на тебя нападать. Готова?
        Энира улыбнулась. Тэйп никогда не спрашивал, готова она или нет.
        — Нет, но давай попробуем,  — честно ответила Бэр.
        Киф шагнул вперед и вытянул правую руку, намереваясь схватить подругу. Вполне ожидаемый прием. Это было первое, что ей показал Тэйп.
        Энира резко нагнулась, ушла влево и ударила Гальморта в чревное сплетение (она очень хорошо запомнила это место, когда ее легонько стукнул туда Хардраг, казалось, что ей тогда больше никогда не удастся вздохнуть).
        — Вах!  — вскрикнула лира Бэр, тряся отшибленными пальцами.  — Что у тебя под жилеткой!?
        — Люди называют это пресс. У квихельмов он неплохо развит,  — наставительно произнес Киф.  — Так что когда имеешь дело с ребятами вроде нас, старайся бить в глаза, между ног…
        — Да знаю я, знаю,  — раздраженно прервала друга Энира, сжимая и разжимая ушибленный кулак.  — Хардраг показал мне миллион точек. Но мой вариант — шлепнуть в пах и убегать.
        — Ну в общем, да,  — согласился Киф.  — Попробуем еще раз?
        Где-то около часа они с Гальмортом полушутя, полусерьезно играли в эту игру. Несмотря на то, что побеждал неизменно Киф, осторожно, даже не кидая, а укладывая Эниру на землю, она с удивлением поняла, что чему-то да научилась у Хардрага. Очень часто ей удавалось ударить Гальморта так, что парень морщился.
        — А ты молодец,  — похвалил Эниру Киф, когда в очередной раз помогал подняться ей с земли.  — У тебя неплохая скорость и реакция.
        — Подмастерье Тэйп с тобой не согласился бы,  — тихо посмеивалась девушка, чувствуя удовлетворение от похвалы друга. От Хардрага слова доброго не дождешься, хоть дракона победи.
        — Лира Энира?  — позвал кто-то из-за спины.
        Энира обернулась и увидела того же самого мальчишку, прибегавшего за ней перед отъездом Селира.
        — Я тебя слушаю.
        — Подмастерье Тэйп велел вам явиться на пятнадцатое поле!  — очень напыщенно сообщил лимос, словно царь его послал. Он, как и в прошлый раз, неприлично разглядывал лицо Эниры.
        — Что еще за пятнадцатое поле?  — недовольно спросила Бэр. Когда речь заходила о Хардраге, настроение всегда портилось.
        — Самое дальнее. Оно близко к дому ведьмы, окружено лесом, там вяст еще огромный растет. Озеро к нему близко,  — со знанием дела пояснил мальчишка.
        — Не ведьма, а савира. Ладно, послание получила, можешь идти.
        Обиделась за Сараху Энира. Она так и не поняла, где это поле. В Квихле полно таких.
        Маленький лимос, как и в прошлый раз, ушел не сразу, очень часто напоследок оборачиваясь.
        — Нет, видал! Велел явиться на пятнадцатое поле…  — передразнила мальчишку Энира.  — Что это за поле вообще такое?
        — Это там, где квихельмов учат с магами драться,  — пояснил Гальморт.  — Савит Кеий там преподает, когда в Квихле находится.
        — А, поняла. Тебе удачи, а я пойду получать нагоняй.
        — За что?
        — За то, что Хардраг сказал мне медитировать, а я ушла к тебе,  — самодовольно ухмыльнулась Энира. Ну что Хардраг может ей еще сделать?

        Лира Бэр довольно быстро нашла нужное пятнадцатое поле. Там, действительно, рос гигантский черный вяст с раскидистыми ветвями, под которым сидел полуобнаженный Тэйп. На шее у него висел неизменный спутник — золотой медальон с изображением головы толи тигра, толи еще кого-то из кошачьих. Подмастерье подогнул ноги крестом и, держа спину невероятно прямо, медитировал. Энира ожидала увидеть там еще одно лицо — мага (зачем-то ведь Подмастерье велел ей прийти именно на это поле). Но там никого больше не было.
        Эни максимально тихо подошла к Тэйпу, надеясь, что он как можно дольше не будет ее замечать. Но надежды не оправдались.
        — Ты не стала медитировать и ушла. Почему?  — стоило лире остановиться, тут же спросил Хардраг своим до омерзения спокойным тоном, открывая глаза.
        — Потому что ты ушел. А мне захотелось повидать Кифа.
        Увиливать Энира не стала, к тому же врать этому человеку было бесполезно. Она пробовала, но Подмастерье без труда ловил ее на лжи. Так что Эни перестала даже пытаться, отныне всегда предельно честно отвечая на его вопросы. Ей вообще казалось, что Тэйп умеет читать мысли.
        — Еще раз ослушаешься приказа, пожалеешь,  — просто сказал Хардраг и, поднимаясь с земли, бросил Энире палку. Лира без труда ее поймала, с внутренней дрожью понимая, что заниматься она сейчас будет именно с ней.
        Тэйп прошел ближе к центру поля. Энира неохотно поплелась следом. Он остановился и развернулся к ней лицом. Как всегда девушка почувствовала неуверенность и страх. Она крепко вцепилась обеими руками в палку, как в единственное спасение.
        Хардраг без предупреждения, быстро и плавно махнул своей деревянной тростью, метясь в левый бок ученицы. Энира тут же поставила блок. Для нее удар был очень сильный, но она выстояла и даже не пошатнулась. Но Подмастерье время на раздумья не давал. Встретив преграду, он тут же махнул оружие в другую сторону, делая подсечку. Энира резво подпрыгнула, избегая удара, но стоило ей приземлиться, как палка, словно бумеранг, повторила свой полет в обратную сторону, больно ударив и опрокинув Эни на плотный грунт.
        Раньше бы на этом дело кончилось. Хардраг бы прекратил атаку и приказал встать. Но, спустя месяц, он решил, что нужно двигаться дальше. Ведь в жизни никто не будет ждать, пока Энира поднимается с земли. Первый раз, когда Тэйп начал учить «по-новому», стало для лиры неприятной неожиданностью, и она седмицу потом ходила с огромным синяком на животе. Теперь же Эни была готова.
        Палку, летевшую на нее сверху, она отбила. Перекатившись боком, лира быстро встала, но тут же вновь упала, после очередной подсечки Хардрага. В последний момент, успев встретить его деревянную трость крестом, прямо перед своим лицом, она пнула учителя по рукам, и, перекувырнувшись назад через голову, вскочила на ноги.
        Энира смогла отбежать на несколько шагов. Все тело трясло от напряжения. Щеки раскраснелись, а с виска сползала капелька пота. Как обычно в Хардраге изменений не наблюдалось. Занятия с Энирой физических усилий у него требовали.
        Тэйп стоял и чего-то ждал от своей ученицы.
        — Ты когда-нибудь будешь меня атаковать или нет?  — спросил он.
        — Тебя!?  — Энира подумала, что что-то неправильно услышала.
        Ситуация, что он ее атакует, абсурдна до невозможности, а уж, что она его, вообще выверт больной фантазии.
        — Тебе нужно научиться не только защищаться, но и нападать. Иногда, чтобы выиграть — это необходимо.
        Глаза Эниры округлились. Она просто физически никого не могла ударить палкой. Даже ненавистного Хардрага.
        — Я не могу… нападать!  — нахмурилась Энира.
        — Почему?
        — Потому что глупо нападать на человека, который сильнее, вооружен, искуснее и ждет этого!
        — Хорошо. Я упрощу задачу,  — безэмоционально сказал Тэйп, отбрасывая палку в сторону.  — Теперь у тебя передо мной преимущество. Можешь спокойно нападать.
        Глаза Эниры округлились еще больше.
        — Нет у меня перед тобой никакого преимущества. Ни с палкой, ни без нее.
        — Я сказал, нападай!  — в голосе Хардрага прозвучал металл, а его брови сошлись на переносице.
        Это подействовало. Чувство самосохранения говорило, что это плохая затея, но Энира все же сделала несколько неуверенных шагов вперед. Она покрепче схватилась за палку, уставившись на торс Хардрага, на котором все мышцы были словно из камня высечены, обдумывая, куда бы можно его ударить. Эни честно пыталась заставить себя сделать это. Но несмотря на то, что Хардраг ее доконал уже, она поняла, что не сможет.
        — Дьявол, Бэр! Что ты за размазня такая! Иди за мной!  — зло рыкнул Тэйп, стремительным шагом направившись в сторону вяста.
        Это было так неожиданно, что Энира даже нисколько не обиделась, а поспешила за Подмастерьем, чтобы не злить его еще больше.
        Хардраг прошел мимо огромного черного дерева, углубляясь в лес. Двигался он быстро, словно на его пути не встречалось никаких препятствий в виде поваленных деревьев, кустов и бесконечных коряг из-под земли. Энира же почти бежала за своим учителем, вся исцарапавшаяся и вновь изорвав недавно зашитую рубашку. Судя по тому, с какой силой Хардраг лупил мешающиеся ветки на своем пути, злился он довольно сильно, что не вселяло оптимизма в девушку.
        Наконец, они вышли на более-менее свободное от деревьев и кустарников местность. Продравшись сквозь ветки, Энира увидела перед собой озеро. К нему-то и двигался Тэйп. Это очень не понравилось лире.
        Хардраг остановился у воды.
        — Иди сюда, Бэр,  — спокойно позвал он.
        Энира помедлила, но все же пошла.
        — Где твоя палка?
        — Ты не говорил, что надо взять ее с собой!  — начала оправдываться Эни.
        Ноздри Тэйпа гневно раздулись.
        — Ладно. Заходи в воду.
        — Зачем?  — тут же вскинулась девушка.
        — Если говорю, значит, так надо. Давай, без вопросов!
        Хардрагу обычно подчинялись сразу, и сию же секундное неисполнение его приказов Энирой, бесило Подмастерье.
        Померившись с Тэйпом взглядами, лира Бэр все же начала заходить в воду.
        «Ради папы и Селира… Ради папы и Селира…» — уговаривала она себя. Но кто бы знал, как ей не хотелось этого делать!
        — И долго мне идти?  — недовольно поинтересовалась Энира, находясь уже по пояс в воде.
        — Столько сколько нужно.
        Прямо как Сараха. «Я знаю, что ты не знаешь, но очень хочешь узнать, но я не дам тебе узнать, потому что знать тебе не положено». Понятно теперь почему провидица испытывала к нему симпатию.
        За спиной раздался сначала треск, а потом плеск. Зайдя уже почти по грудь в воду, Энира обернулась посмотреть. С острой веткой в руке, к ней шел Хардраг. И шел он не хорошо. Страшно шел. Энира поняла, что идет он не с добрыми намереньями. Она начала отходить спиной назад, погружаясь все глубже.
        Когда Тэйп подошел вплотную, по его лицу невозможно было что-то прочитать. В гробовой тишине, он положил руки Энире на плечи и с силой надавил.
        Она никогда не понимала методов его обучения, но это уже что-то запредельное. Сначала лира думала, еще секунда и Тэйп ее отпустит. Но время шло, воздух в легких кончался, а руки на плечах давили все сильней и сильней. В ужасе поняв, что ее топят, Энира вцепилась ногтями в запястья Хардрага и начала брыкаться. Но это равносильно жуку, двигавшему гору.
        Эни чувствовала, что грудь уже ломит от невыносимого желания вдохнуть хоть глоточек воздуха. Если сейчас не помочь себе, никто не поможет, и она умрет. Энира, ненавидя всей душой Хардрага, которому так наивно доверилась, извернулась и со всей силы врезала ему ногой в живот. И сразу почувствовала, как давление на плечах исчезло.
        Она тут же выскочила из-под воды, жадно глотая воздух и одновременно работая руками, чтобы отплыть подальше от этого чудовища. Лира посмотрела на Хардрага и не поверила своим глазам. Он довольно улыбался! Она никогда не видела, как улыбается Хардраг, и увидела только тогда, когда он ее топил!
        «Плохо! Плохо! Очень плохо!» — метались в голове перепуганный мысли. Когда Тэйп нырнул под воду, Энира чуть не завопила от ужаса. Она со всей скоростью, на которую только была способна, поплыла к противоположному берегу. Но плавала Бэр плохо, медленно и совершила страшную ошибку, когда направилась к центру озера.
        Энира вскрикнула, ощутив руку на своей лодыжке. Хардраг дернул ее и утащил под воду. Он обхватил ее за талию и, прижав спиной к себе, сильно сжал, так что весь тот небольшой запас воздуха, что ей удалось вдохнуть, вылетел большими прозрачными пузырями.
        Она пыталась вырваться, била его локтями, пинала ногами, но результата не было никакого. Энира уже отчаялась, когда ее рука неожиданно наткнулась на какую-то деревяшку. Она дернула и, не раздумывая, воткнула ее в бедро Хардрага. Железное кольцо вокруг талии исчезло, и Эни тут же начала всплывать на поверхность. Вынырнув, она без промедлений поплыла к берегу. Услышав позади плеск воды, Энира заработала руками и ногами интенсивнее.
        — Можешь так не спешить, Бэр. Сегодня с тебя хватит. Теперь я тобой доволен,  — раздался позади насмешливый голос Тэйпа.
        Энира шла по пояс в воде, когда он говорил эти слова. Она резко остановилась.
        — Что!?  — не поверила лира, развернувшись к мирно плывущему Хардрагу.  — Что ты сейчас сказал!?
        Он не отвечал до тех пор, пока не доплыл до нее. Энира сама не заметила, как отошла от Тэйпа подальше.
        — Что ты неплохо сегодня потрудилась, и поднялась с уровня безобидного червя до агрессивного хорька. Поздравляю,  — ухмыльнулся Хардраг, вытаскивая из середины бедра палку. Энира узнала в ней его же собственную ветку, с которой он на нее напал.
        Она проводила корягу взглядом, когда Тэйп откинул ее в сторону, а затем уставилась на него, как на психа.
        — Ты чуть не утопил меня!  — крикнула Энира, не зная, как еще реагировать в подобной ситуации.
        — Ну не утопил же,  — ответил Хардраг, достав из кармана штанов черную склянку и отпив из нее.
        — И в чем смысл? Если он был вообще?
        — Был.
        Как всегда, углубляться Хардраг не стал и, пройдя мимо Эниры, вышел из воды.
        — В чем!? В чем, Кардаш раздери!? Ты можешь хоть раз нормально ответить!?  — ударила лира Бэр кулаками по воде, так что в разные стороны полетели брызги, глядя на его длинный черный до самого пояса хвост.
        Тэйп развернулся и долгим спокойным взглядом смотрел Энире в глаза, пока она не почувствовала, что злость исчезает, уступая место смущению за свое поведение.
        — В том, что когда тебя будут убивать, Бэр, теперь есть вероятность, что ты хоть слабо, но будешь сопротивляться. У тебя есть час, чтобы прийти в себя. Потом отправляйся на шестое поле. Это где турники.
        Стоя соляным столбом в воде, Энира провожала взглядом Хардрага, пока он не скрылся за деревьями. Только после этого она вышла на берег, сняла мокрую рубашку, расплела хвост, рассыпав влажные волосы по плечам, и бессильно рухнула на землю. От всего пережитого, тело ощутимо потряхивало. Энира хотела встать и пойти в черную хижину, но совершенно не было сил. Она просто лежала целый час и смотрела в голубое небо, где лениво ползали пушистые облака, думая об отце, Селире и как круто обернулась ее жизнь.
        По истечении времени, Энира поднялась, чувствуя слабость и острое нежелание куда-либо идти. Но она упрямо встала и пошла, на ходу натягивая рваную высохшую рубашку.
        Хардраг уже ждал ее на шестом поле, возле высокого одиночного турника, до которого чтобы достать, даже ему нужно хорошо так подпрыгнуть. Рядом с ним лежали три больших скрученных рулона.
        — Я не смогу подтягиваться,  — устало предупредила Энира, останавливаясь возле турника.
        — И не надо. Запрыгивай.
        Лира Бэр уже ничему не удивлялась, но даже Хардраг должен понимать, что она не сможет допрыгнуть до турника. Он долго смотрел на нее, ожидая, когда же выполнится его команда, так что Энира, устало вздохнув, произнесла:
        — Я не смогу,  — безразлично сказала она, подтягивая съехавшую с плеча рубашку.
        Тэйп оглядел ее с ног до головы, после чего сказал:
        — Встань под турником.
        Энира послушно выполнила приказ. Хардраг подошел и легким движением поднял ее к турнику.
        — Говорю же, что подтягиваться не смогу,  — повторила лира Бэр, повиснув на перекладине.
        Тэйп не ответил. Он подошел к загадочным рулонам, которым Энира не придала значения. Взяв один из них, Хардраг встал под турником и развернул его. Это оказалось длинной широкой дорожкой, усеянной несколькими сотнями острых высоких шипов. Тэйп расстелил опасный ковер прямо под Энирой таким образом, что она ни за что бы не смогла без травмы проткнутых ступней спуститься на землю, даже если бы раскачалась и прыгнула вперед или назад. Однако этим все не ограничилось. Оставалось еще два рулона. Их Хардраг развернул по обе стороны от турника.
        Поняв, что от нее требуется только висеть, Энира произнесла одно единственное слово:
        — Долго?
        — Сколько потребуется.
        Тэйп сел на корточки перед средним ковром, лицом к Энире, приготовившись наблюдать.
        Вроде бы простое занятие. Веси и веси сколько влезет. Но уже спустя две минуты Энира почувствовала, как кожа на ладонях собирается в болезненные мозоли, а пальцы начали предательски разжиматься.
        — Я больше не могу,  — выдохнула она, крепче хватаясь за перекладину.
        — Можешь,  — просто ответил Тэйп, испытующе смотря на ученицу, словно чего-то ждал от нее.
        — Не могу, я тебе говорю!
        Хардраг молчал. Молчал он и на протяжении последующих десяти минут, пока Энира надрывалась. Пот в десять ручьев стекал по спине, лбу, капал на глаза, так что приходилось постоянно жмуриться, и уже возникала опасность, что руки разожмутся не от боли, а просто-напросто соскользнут.
        — Разорви демоны твою душу! Убери этот проклятый ковер!!  — не в силах больше терпеть, выкрикнула лира Бэр, сильно дернув ногой, запуская в Хардрага тапкой. Это стало большой ошибкой. Вспотевшие ладони сорвались с перекладины, и Энира почувствовала, что падает. И падает спиной на шипы.
        Она ощутила мощный удар, выбивший воздух из легких, но не почувствовала ожидаемую боль от сотни проколов разом. С трудом набрав в грудь воздух, Энира из лежачего положения переместилась в сидячее и поняла, что находится на обычной голой земле.
        — На сегодня все. Можешь идти,  — не глядя на нее, разрешил Хардраг, скручивая шипастую дорожку.
        Перебарывая в себе страстное желание наговорить гадостей, Энира поспешно встала и молча ушла, даже не забрав тапку, которую запустила в Подмастерье.

        Последующие два месяца не сильно отличались от предыдущего, как и ежедневные занятия, повторяющиеся друг за другом. Однако все же наблюдался ряд изменений.
        Бегом Эниры Тэйп все больше становился недоволен, говоря, что она замерла. Это страшно бесило девушку, так как быстрее бегать просто физически невозможно! В рукопашном бою и на палках, как ни странно, дела шли в гору. Нет, все эти драки по-прежнему заканчивались для лиры позором и унижением, но уже не таким масштабным. Подтягивалась и отжималась Энира с каждым разом все больше, так что даже самой стало заметно, как в руках появилось хоть немного силы. Хардраг тоже это заметил, поэтому вновь начал обучать ее стрельбе, соорудив для нее лук с ослабленной тетивой. Стрелять из такого можно было не так далеко, как из обычного, но, по крайней мере, теперь она хоть так могла стрелять.
        Самое отвратительное для Эниры стало висение над шипами. Смекнув, что Тэйп в любой момент вытянет ковер из-под ног, лира Бэр собралась жульничать. Но Хардраг предвидел это. Теперь, как только ее руки касались перекладины, Тэйп куда-то испарялся, неизменно появляясь, как только Эни срывалась. Как он это делал, лира Бэр никак не могла понять. Она готова была поклясться, что его не бывало поблизости, когда силы ее оставляли.
        Все эти тренировки изо дня в день настолько лире опостылели, что казалось она ходит по замкнутому кругу. А дело стояло на месте. Селир все также у фархаров, а отец у вейланов. С этим нужно было что-то делать. Однажды Энира заикнулась об этом Сарахе, на что провидица сказала, что с братом в данный момент все в порядке. Он подружился с одним фархаром и его дела заметно улучшились (только Селир мог подружиться с фархаром!). Поэтому она по-прежнему продолжала заниматься с Хардрагом.
        — Бэр, ты даже не пытаешься!  — злился Тэйп, во время очередной медитации.
        Чтобы погрузить Эниру в состояние Эртаха, Хардраг перепробовал уже много всего: менял местность, время суток, даже чаем гадким поил. Но ничего не помогало. Для Эниры медитация ассоциировалась лишь с сидением с закрытыми глазами и обдумыванием плана, как спасти брата и вернуть отца.
        — Я пытаюсь!  — открыв глаза, угрюмо посмотрела Энира на Хардрага.
        Они сидели под черным вястом на пятнадцатом поле уже около двух часов.
        — Нет, не пытаешься,  — уверенно произнес Тэйп.
        — Я даже не знаю, что ты от меня хочешь! По мне, напрасная трата времени. У меня друг сегодня на Младшего защищается, а я тут застряла.
        — Ты будешь сидеть здесь, пока не войдешь в состояние Эртаха!  — прожигая на Энире дырки своими темно-карими глазами, грозно пообещал Тэйп.
        — Ты два с половиной месяца заставляешь меня заниматься этой ерундой. Какой в том толк? Зачем мне вообще нужно погружаться в это непонятное «состояние»?  — искренне недоумевала Энира, чувствуя раздражение от того, что не может попасть на экзамен Юхана, который начинался через полчаса.  — Оно что, может как-то помочь при встрече с фархарами?
        — Да. И если я говорю, что ты должна что-то делать, то делай. Без лишних разговоров и вопросов.
        — Можно подумать, я не делаю. И так все слова принимаю за чистую монету…  — проворчала себе под нос Энира, закрывая глаза.
        — Расслабься. Откройся миру. Почувствуй себя не отдельно от него, а частью целого…  — начал говорить Тэйп уже набившие оскомину пустые слова.  — Выбрось все мысли из головы. Позволь информации, что идет извне, влиться в тебя потоком.
        «Какая информация? Какой поток? О чем ты вообще говоришь?» — раздраженно думала про себя Энира, пытаясь «открыть себя миру».
        Прошло минут двадцать, а лира никаких изменений не почувствовала, только поняла, что засыпает. Продолжая сидеть с закрытыми глазами, она распрямила спину, чтобы скинуть сонную одурь. Зашуршали тихие шаги. Энира изо всех сил сдерживала себя, лишь бы не посмотреть, что происходит вокруг, иначе Хардраг опять рассвирепеет. Когда раздался тихий бубнеж, Эни не выдержала и открыла глаза.
        Тэйп испарился. Лира повернула голову в сторону голосов и сразу нашла Хардрага, стоящего в центре поля с незнакомым мужчиной лет двадцати пяти — тридцати. Они о чем-то мирно беседовали. Энира откинулась на локти, чтобы лучше рассмотреть гостя. Он был красив. Нет, не так. Он был божественно красив! Энира таких не видела никогда. Высокий, ростом примерно с Тэйпа, темные длинные волосы с бритыми висками, великолепная фигура, а лицо! Лицо просто загляденье. Красивые миндалевидные глаза (они казались светлыми, но Энира могла ошибаться на таком расстоянии) с длинными ресницами, прямой острый нос, пухлые чувственные губы. Он бы выглядел очень слащаво, если бы не темные брови, которые, изящно изогнувшись, собирали две хмурые складки на переносице. На него было очень приятно смотреть.
        Хардраг обернулся в сторону Эниры, продолжая что-то говорить мужчине, который тоже внимательно на нее посмотрел. Взгляд был долгий, словно он запоминал ее. Энира же не возражала, и сама без стеснения его разглядывала. Затем Хардраг хлопнул мужчину по плечу и как-то угрожающе указал на него пальцем. После этого красавец поклонился Тэйпу и пошел прочь, а Хардраг направился в сторону вяста.
        — Кто это?  — продолжая лежать на локтях и с интересом наблюдать за удаляющейся фигурой, спросила Энира Тэйпа, как только он подошел.
        — Старший ученик Райн Раймонд.
        — Райн Раймонд? Это он?  — удивилась Бэр, чувствуя, как интерес в ней растет.  — А разве он не Младший ученик?
        — Недавно защитился на Старшего,  — пасмурно посмотрел Хардраг на ученицу.  — Откуда ты его знаешь?
        — Мальчишки рассказывали. Юхан говорит, что он почти также хорош, как и ты…  — не подумав, беззаботно ответила Энира, и сразу же закусила язык, быстро глянув на Тэйпа. В ее планы не входило возносить ему почести.
        — Юхан — это тот, что сегодня проходит экзамен?
        — Да.
        Хардраг зловеще усмехнулся.
        — Тогда, вероятно, он будет необычайно счастлив, что принимать его будет именно Раймонд.
        — Не-е-ет!  — собрав бровки домиком, протянула Энира, пытаясь отыскать в лице Подмастерья признаки лжи. Но их не было.  — Он же его убьет!
        — Лимосов не убивают.
        — Тогда он не даст ему стать Младшим!
        — Значит, не судьба.
        — Ты же Подмастерье!  — первый раз Энира решилась что-то попросить у Хардрага, зная, как Юхан мечтает стать Младшим учеником. Только он и близнецы Хлотары все еще лимосы, остальные уже благополучно прошли экзамен.
        — И что?
        — Поменяй Старшего ученика. Ты же это можешь!
        Хардраг молча смотрел на лиру, что-то обдумывая.
        — Ты считаешь своего друга настолько ничтожным, что он не способен пройти самый простой экзамен?  — бесстрастно спросил он.  — Если да, то я поменяю Раймонда.
        Энира открыла было рот, но тут же закрыла. Она не считала Юхана ничтожным! Юхан хороший квихельм! Но ему не выстоять против Райна.
        — Это же Раймонд!  — выступила Эни в защиту Фалемота.  — Юхан отличный квихельм. Да он из лука может в комара со ста ярдов попасть. И мечом он владеет почти также, как Киф…
        — Значит, ему нечего бояться.
        — Но… Это же Райн Раймонд! Кто из лимосов с ним может тягаться?
        — Уймись, Бэр, не будет он сильно мучить Фалемота,  — теряя терпение, недовольно произнес Хардраг.
        Энира удивилась, что он назвал фамильное имя Юхана, ведь она вроде не упоминала его.
        — И, ради всех богов, сделай, наконец, то, что от тебя требуется,  — добавил он, закрывая глаза.
        Лира Бэр последовала его примеру, чувствуя, что больше донимать Подмастерье не стоит. Она прилежно пыталась очистить свое сознание, но, увы, все ее мысли вертелись вокруг Юхана. Энира переживала за друга и, время от времени, она начинала тяжело вздыхать и ерзать.
        — Ты бесполезна, Бэр! Что в этом сложного!?  — спустя час, прорезало лесное спокойствие гневное негодование Хардрага.
        — Ничего. Если б ты по-человечески объяснял,  — на манер своего учителя, спокойно ответила Энира.
        — Слепоглухонемой бы уже понял! Ладно, поднимайся и иди на экзаменационную площадку.
        Энира аж подобралась вся от радости, подумав, что Хардраг отпустит ее посмотреть экзамен на Младшего ученика. На Юхана она уже опоздала, но не на близнецов. Однако Тэйп умел быстро спускать с небес на землю:
        — У каждого квихельма, начиная со старших лимосов, есть свой именной кинжал. Тебе нужно вытащить хотя бы один и принести мне. Я буду в замке, в зимнем саду. И повяжи на голову черный платок, волосы спрячь, чтобы сильно не выделяться.
        Энира не сдвинулась с места, смотря на него во все глаза.
        — Вставай и иди, Бэр. Можешь быть спокойна, если тебе удастся стащить нож, я верну его хозяину.
        — Они же убьют меня!  — обрела дар речи Энира.
        Ей стоит только руку протянуть к квихельскому ножу, как ее им же и прирежут!
        — Именно поэтому тебе нужно быть предельно внимательной и хитрой,  — нравоучительно сказал Хардраг.  — Да, Бэр, это поможет тебе при встрече с фархарами. А теперь поднимайся и иди.
        Продолжая неверящим взглядом смотреть на Тэйпа, Энира поднялась на затекшие после долгого сидения ноги.
        — Моя смерть будет на твоей совести,  — дрогнувшим голосом сказала она, затем, подумав, добавила:  — Если она у тебя вообще есть.
        После этого лира направилась в черную хижину за платком.

        Энира долго присматривала себе квихельма, которого можно обворовать с меньшим для себя ущербом. Сначала она хотела стащить нож у какого-нибудь тщедушного лимоса, но потом, подумав, решила, что от более крупного парня, преимущество которого в силе, убежать будет легче. А в том, что убегать придется, она даже не сомневалась.
        Приметив одного очень дородного и широкоплечего старшего лимоса, сидящего на траве в компании четверых таких же амбалов, Энира бесшумно подбиралась к нему. Она полностью сконцентрировалась на своей цели, так что ее не отвлекало даже то, что происходило на поле. Эни знала лишь, что там сейчас дерется кто-то из Хлотаров.
        Перед глазами стояла торчащая сбоку рукоятка ножа с черным полупрозрачным набалдашником, внутри которого были залиты небольшие золотые буквы — Скирт Гизон. Парни так увлеклись зрелищем на поле, что даже не заметили, как Энира подобралась к ним из-за спины (а ведь их учили чувствовать врага затылком).
        Непомерным усилием воли, заставив пальцы не дрожать, лира протянула руку к ножу и прикосновением перышка положила ее на рукоятку, замерев. Лимос ничего не почувствовал. Энира начала аккуратно вытягивать нож. Вот уже почти показался его конец…
        — Какого!?..  — раздался непонимающий возглас.
        Энира быстро подняла взгляд. На нее смотрели бешеные черные глаза, но как только Эни посмотрела на парня, бешенство сменилось изумлением. Перед тем как прийти на экзаменационную площадку, она, как и велел Тэйп, повязала на голову черную бандану, спрятав под ней свои золотые волосы. Так что, вероятнее всего, лимос думает, что перед ним сейчас светлоглазый мальчишка с очень девчачьим лицом.
        Пользуясь моментом, пока парень в ступоре, Энира подскочила и задала стрекача в сторону замка.
        — Ах ты ушлепок!  — взревел за спиной лимос.
        — Ты че орешь, бизон?  — послышался второй голос.  — Ух ты ж ё! Парни!
        Энира обернулась через плечо и с ужасом поняла, что ее гениальный стратегический план по выбору лимоса с треском провалился. Выбрать здорового большого парня было ошибкой. С ростом и шириной медведя, он бежал, как легкая лань, а за ним бежали еще четыре таких же «лани». Энира припустила так, что казалось сейчас взлетит. Оборачиваться больше она не рисковала.
        До зимнего сада оставалось еще немного. Но парням до воришки оставалось намного меньше. Энира почувствовала, как сзади дернули за длинный конец банданы, содрав ее с головы и выпустив светлый ковер длинных волос.
        — Что за демон, Бизон!? Что это за демон!? Кто это!?  — заорал позади кто-то из парней, увидев метаморфозы.
        — Не знаю! Ловите урода!  — ближе всех послышался голос Гизона.
        «Только бы Тэйп был там!» — колотилась в голове одна единственная мысль.
        Энира влетела в один из коридоров замка, ведущий в зимний сад. Топот нескольких пар ног теперь, словно камнепад в горах раздавался эхом о стены. Пробежав еще несколько коридоров, Энира, наконец, добралась до вожделенной арки цветочной оранжереи. Это было огромное помещение со стеклянной крышей и сотнями разнообразнейших растений.
        Как среди этих джунглей найти Хардрага!? Как!?
        Не сбавляя темпа, Энира свернула влево, постоянно перепрыгивая через корни, бесконечные каменные и глиняные горшки. Лимосы не отставали. Точней не отставал главный пострадавший. Это Энира поняла, когда еще раз решилась обернуться. Она еще подумала, что ему очень подходящую кличку подобрали. Бизон — определенно его тотемное животное. Такой бык, если догонит, затопчет своими копытами.
        Чтобы оторваться, Энира завернула за высокую живую изгородь, которая отделяла широкий коридор с множеством красивых каменных скамеек вдоль стены и увидела сидящего на одной из них Тэйпа, испытав при этом что-то сродни щенячьего восторга.
        Не раздумывая, она бросилась к нему, легко перепрыгнув через скамью и встав за спину Хардрагу, крепко держа в руке проклятущий нож. Красный от бешенства лимос несся на Эниру, не замечая ничего и никого, кроме нее.
        Тэйп спокойно поднялся со скамьи. Парень, похоже, этого даже не заметил.
        — Иди сюда, тварь!  — прохрипел он, уже оттолкнувшись и собираясь перемахнуть через каменное препятствие к лире.
        Энира испугалась, дернулась в сторону, полностью скрывшись за спиной Хардрага, и инстинктивно схватила его за жилетку. В это время Тэйп совершил резкое смазанное движение рукой, после чего послышался глухой удар и звук падающего тела на каменный пол. Энира выглянула из-за его плеча.
        Перед Хардрагом распластался Гизон, прижав руку к носу, откуда через пальцы лилась кровь. Он смотрел на Тэйпа так, словно перед ним ожил самый страшный из его кошмаров.
        — Бизон!  — раздались голоса наперебой с топотом ног. В коридор вылетели четверо сопровождающих Гизона.
        Они встали как вкопанные, когда увидели представшую перед ними картину. Парни переводили перепуганные взгляды с Гизона на Хардрага, но когда их взор наткнулся на Эниру, они больше никого не замечали. Теперь всем присутствующим стало ясно, что она девушка. В Квихле их крайне мало, а таких, как лира Бэр и на Эве вряд ли найдешь.
        — Нож,  — как ни в чем не бывало, нарушил воцарившуюся тишину Хардраг, не глядя, протягивая руку за спину.
        Энира вложила в его ладонь нож. Хардраг без долгих прелюдий кинул его лимосу.
        — Пошел отсюда,  — ледяным тоном сказал он.
        Гизон вскочил, ударил кровавым кулаком по сердцу, приложил его к губам, поклонился Подмастерью и, последний раз, исподлобья глянув на Эниру, побежал к толпившимся четырем лимосам.
        — Пошли, пошли!  — полушепотом начал подгонять парней Гизон.
        Лимосы, словно маленькое стадо баранов, растерялись, с трудом оторвав взгляды от Эниры. Они неуклюже поклонились Тэйпу и поспешили удалиться.
        — О чем ты думала, когда выбирала этого здоровяка?  — спросил Хардраг, когда затихли шаги.
        Он начал садиться на скамью, но резко остановился. Энира поняла, что все еще клещом держится за его жилетку.
        — Ой, прости!  — спохватилась она, отдергивая руку, словно от горячего чайника.
        — Так о чем?  — повторил Тэйп, глядя на Эниру снизу вверх, усевшись на скамью верхом.
        — Что большой и неуклюжий. Думала, от такого-то убегу в два счета.
        — Внешность обманчива. Тем более у квихельмов.
        — Да я знаю,  — расстроенно протянула Энира, плюхнувшись напротив Хардрага.  — Просто нужно же было кого-то выбрать. Вот я и подумала, что от жилистого парня будет сложней убежать, он же сам по себе легче, да и когда бежит… сопротивление воздуха у него меньше.
        Энира слегка покраснела, озвучив свои мысли, жалея, что не оставила их при себе, заметив, как дернулся уголок губ Хардрага в подобии усмешки.
        — Да. В следующий раз, выбирай наподобие Эйда Битана.
        — В следующий раз?  — переспросила лира Бэр, перестав плести косу из мешающихся волос.  — Будет следующий раз?
        — Это был пробный забег. Они закончатся тогда, когда ты принесешь мне нож, и за тобой никто не прибежит следом,  — не обращая внимания на опешивший взгляд девушки, говорил Тэйп, затем скользнув взглядом по недоплетенной золотой косе, недовольно спросил:  — Где платок? Я велел тебе спрятать волосы.
        — Я прятала. Этот здоровяк его с меня стянул,  — неопределенно махнула в сторону оранжереи Энира, с грустью вспомнив о потери.
        — Ты позволила ему стянуть его с себя?  — казалось, Хардраг был неприятно удивлен.  — Не смей оставлять свои вещи врагам. Запомни, раз и навсегда.
        — Мне что, надо было по рукам ему нахлопать?
        — Тебе вообще не нужно было от него убегать.
        — Потому что… я хочу… чтобы меня убили?  — изогнув бровь, спросила Энира, пытаясь понять мысли Хардрага.
        — Ты не должна была подкрадываться и вытаскивать нож. Можно было сделать это громче, но незаметнее.
        Повисла немая пауза, во время которой лира поочередно смотрела то в один глаз Хардрага, то в другой, пытаясь понять, что он имеет в виду.
        — Хорошо. В следующий раз так и сделаю,  — неуверенно произнесла она, про себя гадая, шутит Подмастерье или нет.
        Иногда, когда Энира не могла понять истинные чувства, мотивы или просто врет человек или нет, она смотрела на его ауру. Но у Хардрага ее ведь не было!
        — Ты никогда не поймешь, вру я тебе или нет. Так что можешь даже не пытаться,  — неожиданно произнес Тэйп, словно прочитал мысли.
        — Это еще почему?  — с вызовом спросила Энира.
        Хардраг криво усмехнулся.
        — Потому что сама врать не умеешь. Поэтому и не сможешь распознать этого в других.
        — Многие бы с тобой не согласились.
        Тэйп о чем-то задумался. После чего облокотился на колени, и, прищурившись, пристальней начал смотреть Энире в глаза.
        — Мои любимые животные — чафы. Я бы с удовольствием их разводил, но нет возможности. Хотя один у меня есть. Считаю, что любого даже самого страшного хищника можно приручить. По мне, так именно светлоглазость наделяет человека магией. И я ненавижу маленьких толстых карликов, они меня пугают.
        Лира вдруг осознала, что совершенно ничего не знает о своем учителе. Но говорил он очень правдоподобно.
        — У тебя есть чаф?  — только и смогла спросить Энира.
        — Нет, Бэр, все, что я сказал, абсолютное вранье,  — возвращаясь в свое исходное положение, спокойно ответил Тэйп.  — Об этом я и говорю, в тебе есть зачатки хитрости, но они в зародышевом состоянии. С такими умениями, ты не сможешь выжить за стенами Квихла.
        — Ты так говоришь, будто за стенами Квихла каждый встречный будет пытаться меня облапошить, а потом убить…
        — Так и есть. Ладно, скажи мне что-нибудь, а я определю, лжешь ты или говоришь правду.
        Всю жизнь лира не сомневалась в своих талантах дурителя, так что подобное предложение расценила, как личный вызов ее способностям.
        — Я в совершенстве знаю четыре языка. Геллийский, квихельский, саргатский, энкарский,  — начала Энира.
        — Вранье,  — уверенно произнес Тэйп.
        — Нет, это правда. Я знаю эти языки,  — довольно заулыбалась лира Бэр.
        — Нет, ты знаешь намного больше.
        — Да, ты прав,  — согласилась Энира (это был несложный вопрос, достаточно было спросить Варбина Инкора.
        — Кстати, сколько ты знаешь?  — поинтересовался Хардраг.
        — Тридцать пять, если не считать фархарский и вейланский. Их я почти не знаю,  — бесхитростно ответила Эни.
        — Хорошо. Дальше,  — узнав то, что хотел узнать, скомандовал Тэйп.
        Энира продолжила врать и говорить правду, по очереди, пытаясь поймать Хардрага на неправильном ответе. Но он ни разу не ошибся! Она уже начала думать, что Тэйпу откуда-то известна вся ее жизнь. Но когда Энира говорила или придумывала события, которые известны лишь ей, Фалемоту и Гальморту, Хардраг и здесь не ошибался. Сама того не замечая, она рассказала ему почти все о себе. Подробности знакомства с друзьями, шалости, совершенные вместе с ними, истории за которые было стыдно в прошлом, и которые сейчас вызывали смех. Энире показалось, что каменное сердце Тэйпа вовсе не каменное, когда на его лице появлялась скупая улыбка, после очередной правдивой истории из ее жизни. Было и много выдуманного. Но Хардраг без труда вычислял, где правда, а где ложь.
        Злясь на себя, за то, что никак не может обмануть Подмастерья, Энира выпалила:
        — Я, Киф и Юхан нашли древний источник черной магии под Квихлом.
        Она специально сказала то, на что Тэйп, без раздумий, должен был ответить «ложь». Тогда бы Энира внутренне удовлетворилась, что смогла его обвести вокруг пальца, несмотря на то, что это была правда.
        В Квихле находились маги, а маг, в независимости от своей Силы, просто не мог не почувствовать такие мощные чары, практически под самым своим носом (это любой дурак знал).
        — Правда…  — словно не веря самому себя, сказал Хардраг, пораженно смотря на Эниру, сведя черные брови на переносице.
        — А вот и нет! Это ложь!  — радостно заулыбалась она, несмотря ни на что, решив идти до конца, чтобы ее не изобличили в этом вопросе, хотя внутренне испугалась и уже всерьез начала думать, что Хардраг умеет читать мысли.
        Но ее слова ни капли не смутили Подмастерья. Он грубо схватил Эниру за подбородок, заставив слететь радость с лица, и так пристально смотрел в глаза, что, казалось, просвечивал до самого мозга.
        — Что за источник? Когда вы его нашли?  — спросил Тэйп, словно это был вопрос жизни и смерти.
        — Говорю же, это не правда,  — убирая его руку, ответила Энира, хмурясь.  — Нет никакого источника. Я его выдумала.
        — Не ври мне, Бэр! Я никогда не ошибаюсь!
        — Значит, в этот раз ошибся!
        Хардраг посверлил ее взглядом, после чего в своей обычной тошнотворно-спокойной манере сказал:
        — Иди,  — указал он головой в сторону выхода между двумя живыми изгородями.  — Завтра в семь, на пятнадцатом поле.
        Какая несправедливость! Только Хардраг начал казаться Энире нормальным! Ничего не сказав напоследок, лира злобно на него посмотрела, затем встала и ушла.

        Глава 16
        В чужой шкуре

        После странноватой игры в «правда — ложь», Хардраг будто с ума сошел! Он практически перестал заниматься с Энирой физическими тренировками, и почти все время заставлял медитировать. Но так как за еще один прошедший месяц никаких успехов у нее не наблюдалось, привычным состоянием учителя стали гнев, ярость и негодование, что не делало жизнь лиры слаще.
        Но появились и хорошие моменты, а для Эниры так вообще прекрасные. Айдан III, обладатель медальона бессмертия, захватил Энкарн, Симзу и небольшое королевство Васса, все ближе подбираясь к Лисбету. Значит, скоро он будет очень близко к Энире, а это как нельзя лучше, согласно ее замыслам.
        Естественно, король Лисбета Адемар переполошился не на шутку. Гонцы от него появлялись в Квихле почти ежедневно. Конечно, Мастера не могли его проигнорировать. И, как и предсказывал Селир, квихельмов в замке становилось все меньше и меньше.
        Начал покидать Квихл и сам Тэйп, неизменно возвращаясь через несколько дней. Хоть и недолго, но Энира по-настоящему блаженствовала, освободившись от гнета своего мучителя. Но так как это был Хардраг, просто так уехать он не мог. Подмастерье заставлял Эниру заниматься самостоятельно. Конечно же, она этого не делала. Однако спасение брата от фархаров все же требовало подготовки, поэтому тренировки по отдельным дисциплинам лира не бросала.
        Решив совместить полезное с приятным, Энира целыми днями проводила со своими друзьями на поле для стрельбы. Она всеми силами пыталась постичь непростую науку стрельбы из лука. Помогал ей в этом Юхан Фалемот — Младший ученик. Удивительно, но он прошел экзамен у Райна Раймонда с первого раза. Однако, как выяснилось, был недоволен. Оказалось, что Райн настолько откровенно поддавался ему, что Фалемот теперь чувствовал себя незаслуженным Младшим учеником. Киф его, как мог, успокаивал, говоря, что если Раймонд и поддавался, то это было совершенно незаметно. Но Юхан не верил. Он постоянно огрызался на все утешения, повторяя одно и то же: «Как это можно было не заметить, когда я валялся перед Раймондом на земле, с вышибленным оружием!? Он подопнул меч к моей руке!? Подопнул! Уж лучше б он меня пнул! И то не так унизительно… Вот Хлотарам он не поддавался, поэтому-то они до сих пор лимосы!..»
        Энира ничего не могла сказать по этому поводу, так как не присутствовала на экзамене друга. Но Киф, когда они остались наедине, клялся и божился, что о поддавке Раймонда узнал только от Юхана. Фалемот, конечно, не блистал на поле, но и полным профаном его нельзя было назвать. Держался он на уровне.
        В любом случае, Юхан теперь Младший ученик, и ему достался наставник немногим лучше, чем Кифу. Звали его Зигар Дож, и был он таким же неудачником, как Фалез Мар. Их уже несколько лет не посылали на задания Братства. И эта же участь, по всей видимости, теперь грозила Кифу с Юханом.
        История Фалемота, повторилась почти в точности, как и у Гальморта. С одним маленьким отличием. Первое, что спросил Зигар у Юхана при встрече, какая дисциплина ему дается лучше остальных…. Одним словом, Фалемот теперь целыми днями торчал на том же поле, что и Киф, без конца стреляя из лука.
        Когда Хардраг покидал Квихл по своим тайным делам, Энира присоединялась к мальчишкам. За это время Юхан здорово натаскал ее стрелять по мишеням, и она теперь с гордостью могла похвастаться, что отлично это делает.
        Однако любой день неизменно становится ночью. Для Эниры беспробудная ночь наступала, когда возвращался Тэйп.
        — Плохо, Бэр. С каждым разом все хуже и хуже. Две двадцать восемь,  — заключил Хардраг, нажав на заводную головку секундомера.
        Тяжело дыша и опираясь руками о колени, Энира волком глянула исподлобья на Тэйпа. Что!? Что еще нужно сделать, чтобы он был ею доволен!? Она уже третий час бегает, отдыхая лишь короткими передышками. Конечно, результаты будут хуже! Чего он ожидал? Она же живая — устает!
        Стояла невероятная для Лисбета жара, и это, на пару с Хардрагом, просто убивало Эниру. Вся мокрая, потная, липкая, задыхающаяся от бега и духоты, она всеми силами ненавидела сейчас Подмастерья, и мысленно придумывала триста тридцать три кровожадных способа убийства.
        «Две двадцать восемь хорошее время для километра! Хорошее! Я не могу прыгнуть выше головы!» — про себя негодовала Энира, замучившись уже нарезать круги по огромному третьему полю.
        Тэйп задумчиво посмотрел на лиру, затем в сторону замка, а после снова на девушку. Эни терпеть не могла, когда он так смотрел, обычно это ничем хорошим для нее не заканчивалось.
        — Иди, надень платье, только без корсета и приходи на второе поле,  — велел Хардраг, придя к какому-то решению.
        — Что за поле?  — недовольно спросила лира, вытирая пот со лба.
        — То, что за замком, рядом с псарней.
        Энира, конечно, удивилась, но не так что бы очень.
        — А платье зачем?  — без энтузиазма поинтересовалась она.
        — Если говорю, значит, надо.
        — Жарко же,  — дергая за отворот мокрой насквозь рубашки, нудно пожаловалась Энира.
        — Отправляйся. Через пятнадцать минут, чтоб была на месте.
        Эни настолько вымоталась, что не было сил ни на споры, ни на протесты. Она просто развернулась и пошла переодеваться. Ровно через пятнадцать минут, одетая в простое платье нежного мятного цвета, которое удушающе облегало все тело, Энира пришла в назначенное место.
        Второе поле было небольшое. Метров пятьсот-шестьсот в длину и где-то триста в ширину. В разных концах там стояли две деревянные вышки, назначение которых было не совсем понятно. Неподалеку раздавался лай собак из псарни.
        Тэйп стоял перед одной из вышек, держа на поводке двух рвачей, которые спокойно сидели возле него. Они не зарычали, не залаяли и вообще никак не отреагировали на появление Эниры.
        — Готова?  — спросил Хардраг, как только девушка к нему подошла.
        — К чему?  — настороженно поинтересовалась лира, с опаской поглядывая на черных рвачей.
        Эти жуткие собаки невероятно агрессивные, высокие, с огромными зубищами и мощными лапами, они готовы растерзать любого, стоит хозяину дать команду.
        — К бегу,  — пояснил Тэйп, накручивая поводки себе на руки.
        — К бег?…  — начала было Энира, но догадавшись к чему ведет Подмастерье, уставилась на него во все глаза, ткнув пальцем в рвачей.  — От этих чудовищ!?
        — Да,  — как ни в чем не бывало сказал Тэйп.
        Ей показалось, что она спит и видит дурной сон. Ведь даже Хардраг не мог до такого додуматься. Нет, додуматься он, конечно, мог, но не стал бы заставлять ее бегать от выдрессированных потрошителей.
        — Ты сошел с ума! Они же сожрут меня!
        — Нет, если ты будешь бежать быстрее, чем обычно. Ты это можешь,  — подбодрил Тэйп ученицу.
        — Я же в платье! Зачем ты велел мне надеть платье!?  — чуть ли не плача воскликнула Энира, заранее зная, что бы она сейчас не сказала, Хардраг все равно спустит рвачей с поводков.
        — Чтобы ты поняла, наконец, свои возможности. К тому же, чем больше тряпок, тем сильнее растравливаются собаки. Они захотят разодрать тебя в клочья, так что тебе нужно хорошенько постараться, чтобы убежать от них.
        — Я не буду от них убегать! Не буду, не заставишь!!
        — На счет пять, я спускаю их с поводков,  — безмятежно предупредил Хардраг.  — Раз…
        Энира никак не могла поверить, что это происходит наяву. Ступни так и вросли в землю.
        — Два…
        Тэйп сел на корточки, протянув руки к крючкам на ошейниках рвачей, которые услышав счет, привстали и начали рычать.
        — Три…
        Поняв, что он все-таки их спустит, а времени все меньше, Энира развернулась в сторону вышки на другом конце поля, подобрала юбки и что есть мочи понеслась к ней.
        — Четыре…  — громче произнес Хардраг, (лира могла поклясться!) со смехом в голосе.
        — Пять!
        Раздались злобные рыки за спиной, но Энира не стала оглядываться. Чувствуя разгоняющий до предела страх, она выжимала из себя все силы. Наконец, она влетела на перекрещенную обрешетку вышки, на другой стороне поля, подпрыгнув чуть ли не на высоту своего собственно роста. Однако оказалось все не так благополучно.
        Вскрикнув, Энира почувствовала мощный рывок вниз. Одна из собак схватила ее за юбку и, в сопровождении громкого треска, начала стаскивать с вышки. Ткань не выдержала, дав лире возможность подняться чуть выше. Рвач приземлился на четыре лапы с куском платья в зубах, угрожающе рыча. В этот момент, вторая псина, словно на пружинах, высоко подпрыгнула и ухватилась за другой край юбки. Первая же зверюга, разобравшись с тем, что мешало ее пасти, вновь собралась вцепиться в девушку.
        Еще секунда и Энира бы разрыдалась от страха и безысходности, но произошло нечто необъяснимое. Лоб полоснула беспричинная боль, раздался собачий визг, треск окончательно разрываемого платья, лиру сильно дернуло в сторону, и тяжесть здоровенной собаки исчезла. Эни быстро забралась на несколько пролетов вверх и только после этого посмотрела, что творится внизу.
        С земли, жалобно поскуливая, поднимались рвачи. У одного вся морда была разбита в кровь, а второй болезненно ссутулился. Подумав, что это дело рук Хардрага, Энира глянула на противоположную вышку. Но он стоял все на том же месте. А около ее временного прибежища не было никого. Кто тогда покалечил псов?
        Тэйп громко свистнул. Рвач с разбитой мордой тут же понесся к нему, будто это был самый его любимый друг на свете. Второй же, тоже попытался бежать, но подбитые левые лапы позволили лишь медленно ковылять.
        Когда собаки добежали до Хардрага, он вновь посадил их на поводок.
        — Спускайся, Бэр. Неплохо поработала,  — крикнул Тэйп издалека.
        Энира спрыгнула на землю и быстрым шагом направилась к Подмастерью. Она готова была его убить! Из-за него она испытала ни с чем несравнимый ужас! Вся юбка клочками разорвана и разошлась по швам до самых бедер, и от платья теперь одни воспоминания, а ей нравилось это платье!
        Подойдя к нему, Энира хотела сказать что-то, что по-настоящему достойно его. Но поняла, что таких слов не существует ни в одном известном ей языке. Но самая большая гадость, что привела ее в окончательное исступление, так это то, что Хардраг искренне веселился. В глазах было довольство, а на губах мерзкая ухмылка.
        — Тридцать две секунды, Бэр, твой личный рекорд.
        Первое желание, которое возникло, это со всей силы врезать ему по самому слабому мужскому месту. Но пересилив себя, Энира резко развернулась и пошла прочь.
        — Завтра в девять утра на пятнадцатом поле,  — донесся спокойный голос вслед.
        Остро захотелось повернуться и показать неприличный жест. Но вместо этого, она лишь прибавила шаг.
        «Будь выше этого насекомого… Будь выше…» — уговаривала себя Энира, сжав до боли зубы.
        Несмотря на то, что время было еще относительно раннее (всего шесть вечера), Хардраг, видимо, решил, что сегодня с ученицы достаточно. Хотя попробовал бы он заставить ее еще что-нибудь делать! Она была в таком состоянии, что смогла бы забыть на пару минут, что ее воспитывали лирой.

        Всю следующую седмицу Энира ожидала от Хардрага еще какой-нибудь подлости. Но, кажется, после забега смерти, он был удовлетворен и не так сильно к ней цеплялся. Все тренировки проходили в обычном режиме. Исключение составляла лишь медитация и воровство ножей. В первом случае наблюдалась уверенная стабильность, а во втором, заметно ухудшилось. Весть о том, что у Подмастерья Тэйпа появилась светлоглазая, светловолосая девчонка, таскающая кинжалы, быстро распространилась среди лимосов, так что они теперь были постоянно начеку.
        Так как Хардрагу было глубоко на это параллельно, Энире пришлось перейти на Младших учеников. Здесь ее постигла моментальная неудача, она, в прямом смысле слова, была поймана за руку, и, если бы не возникший из ниоткуда Тэйп, не миновать лире смерти.
        Младшие ученики же, принявшие Эниру за мальчишку, а после с ужасом и потрясением узнав, что это девушка, быстро предупредили остальных. А дальше история повторилась в точности, как с лимосами. Но, слава Оркусу, Тэйп временно решил не заставлять ее охотиться на именные ножи. Хотя зачем он вообще воспитывал в лире эти ужасные человеческие пороки, до сих пор оставалось неизвестным, как, в общем-то, все, что касалось Хардрага.
        Только одно событие за всю эту седмицу порадовало Эниру. Она снова увидела Райна Раймонда. Красавец! Настоящее произведение искусства Оркуса! Говорят, бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, течет вода и сияет звездное небо. Энира добавила бы сюда еще Раймонда.
        Он снова приходил во время медитации. И хотя Хардраг велел лире не отвлекаться и продолжать медитировать, она его не послушалась, и бессовестно пялилась на Раймонда. Тэйп что-то ему довольно долго объяснял, иногда поворачивался в сторону Эниры, грозно кричал «Бэр!» и вновь возвращался к разговору. После этого Райн очень почтительно ему поклонился и ушел, вызвав легкое разочарование у лиры.

        Стояла глухая ночь. Чара входила в полную фазу и ярко освещала свои дремлющие владения. Энира сегодня долго не могла заснуть, после тяжелого дня. Но мягкий голубоватый свет, заглядывающий в окно и заливающий спальню в доме Сарахи, в конце концов, усыпил уставшую девушку. Старая провидица бродила в лесу, искала травы, которые собирают только в этот период Чары. Так что тишину в доме не нарушал ее тихий храп.
        Энира стояла на высокой отвесной скале. Далеко внизу, у ее подножья, бушевало море, разбегаясь и врезаясь в ее твердыню, рассыпаясь затем пенистыми брызгами. Лира никогда не видела море, и, повстречавшись с ним сейчас, с наслаждением им любовалась. Соленые просторы обнимали пасмурные сумерки, но вдруг свинцовые капризные тучи разбежались, и Илар осветил все вокруг своими теплыми золотыми лучами. На душе стало так хорошо, словно никаких проблем в жизни и вовсе не было.
        Из серого и угрюмого, море превратилось в нежно-голубое. Оно успокоилось, лишь слегка шелестя и любовно облизывая подножье скалы. Энира услышала чудесные звуки откуда-то снизу. Она нагнулась и увидела прекрасных сирен. Их кожа переливалась в лучах Илара. Они звали ее к себе. Они ждали Эниру уже давно, она была одна из них. Ей нужно только прыгнуть к ним, и все станет совсем хорошо.
        Эни скинула ночную рубашку, мешавшую ей стать свободной, и, разбежавшись, легко сорвалась вниз. Но кто-то неожиданно ее поймал и не дал упасть.
        — Проснись, Бэр,  — эхом раздался до боли знакомый голос.
        Энира вдруг поняла, что она никуда не падает, а лежит в своей кровати, и ее трясут за плечо.
        — Не-е-т,  — простонала она, поняв, что будит ее Хардраг.  — Нет. Нет. Нет! Ну почему ты не можешь хоть поспать мне спокойно дать?
        Лира тяжело, словно вместо головы был большой чугунный шар, села в кровати и сонно посмотрела на сидящего перед ней на корточках Тэйпа. Великоватая ночная рубашка съехала с плеч, но ей было не до правил приличий, она хотела одного, чтобы незваный гость немедленно убрался из ее владений.
        — Отлично,  — сказал Хардраг, поднимаясь в полный рост.  — Одевайся и иди за мной.
        — Что? Куда? Зачем? Ночь же!
        — Вставай и следуй за мной!
        — Никуда я не пойду,  — падая обратно на подушку, ответила Энира.  — У меня есть право хотя бы на сон.
        — Твой брат у фархаров, а отец присмерти, в Запретных лесах — у тебя нет никаких прав.
        Произнеся эту жестокую фразу, Подмастерье вышел в соседнюю комнату.
        Энира открыла глаза и злобно уставилась в потолок. Хардраг прав.
        — Подлый удав,  — тихо пробубнила девушка себе под нос, сползая с кровати и направляясь к стулу, где кое-как были покиданы ее рубашка со штанами.
        — Что ты сказала?  — раздался голос из входной комнаты.
        — Говорю, ты прав,  — поспешно произнесла Энира, удивленно вскинув брови (как он услышал?).
        Она неохотно стянула с себя ночную рубашку, поежившись от холода, после чего быстро напялила мальчишескую одежду и вышла к Хардрагу, который в развалку сидел за столом.
        — Ты долго,  — поднимаясь и направляясь к двери, недовольно сказал он.
        — Так ты же не предупредил, что почтишь меня своим визитом,  — язвительно проговорила она, затем увидев, как Тэйп перешагивает через порог, удивленно спросила:  — А как ты сюда вообще попал? Ты же должен был ослепнуть!
        — Сараха дала мне таблетку, перед тем как уйти.
        — Сараха…  — зло прищурившись, тихо прошипела Энира, поняв, кто виновник ее предстоящих ночных мучений.
        Они дошли до третьего поля, когда лира не выдержала и спросила:
        — Так куда мы идем?
        Хардраг не ответил, продолжая идти вперед, в сторону леса. Когда они достигли первых деревьев, он остановился и повернулся к Энире. Вытащив из кармана черную тряпичную полоску, Тэйп обошел лиру со спины и начал завязывать ей глаза.
        — Что ты делаешь?  — с внутренней дрожью спросила Энира, но повязку не тронула.
        Вновь не удостоив девушку ответом, Хардраг взял ее за руку и повел дальше в лес. Время от времени, он давал ей короткие указания: «Подними ноги, нагнись, осторожней». Когда же на пути попадалось препятствие покрупней, в виде поваленного бревна, Хардраг просто поднимал ее и перетаскивал, дабы не терять время. Так шли они очень долго. Энире показалось где-то час или два. Пока, наконец, не остановились.
        Хардраг отпустил руку Эни.
        — Мы пришли?  — спросила лира, чувствуя, как страх начинает царапать душу своим коготком.
        Но ей никто не ответил. Энира не знала можно ли снять повязку.
        — Тэйп?  — позвала лира.
        Снова тишина. Энира резко сорвала черную тряпку. Она завертелась на месте в поиске своего учителя. Но вокруг кроме деревьев, чахлых маленьких кустов и стелющейся по земле синеватой дымки не было никого.
        — Тэйп!?  — уже громче позвала Энира, чувствуя, как горло перехватывает от ужаса.
        За спиной громко стрельнула сломанная ветка. Лира моментально развернулась в сторону звука.
        — Тэйп?  — уже намного тише, почти шепотом, произнесла Энира, начав медленно отходить назад. Что-то ей подсказывало, что это был не Тэйп.
        В темноте, куда практически не пробивался тусклый свет Чары, лира увидела два мелькнувших отблеска, а следом еще пара хрустов раздавленных сухих веток кем-то очень большим и тяжелым. Сразу вспомнились рассказы Юхана о замогильниках и сжиртах.
        Ждать пока из нее высосут душу, а потом будут глодать до косточек, Энира не собиралась. Она, как ужаленная, понеслась туда, откуда, как ей казалось, привел ее Тэйп. «Проклятый Хардраг! За что он так со мной!? Чтоб я еще раз его послушалась!..» — с ненавистью думала лира, пробегая мимо деревьев странной кривой формы.
        Но все ее злые мысли бесследно исчезли, когда за спиной раздался рык. Рык огромного свирепого, наверняка, голодного животного. Ни на минуту не прекращая бег, Энира обернулась и, увидев то, что за нею гналось, испугалась так, что у нее чуть ноги не подломились. За ней бежал саблезубый барс! Гигантский, белоснежный, с толстенным хвостом и длиннющими клыками, торчащими из пасти, саблезубый барс! Страшнейший хищник, который мог убить одним лишь ударом своей мощнейшей лапы с десятидюймовыми когтями, но у него ведь еще, в придачу, были гигантские клыки, острые, словно бритвы.
        Как в квихельском лесу мог оказаться барс, совершенно не интересовало Эниру.
        За спиной то и дело раздавался обиженный рык, сотрясающий все вокруг. Сердце колотилось так, что казалось сейчас взорвется. Оно гоняло кровь с такой силой, что Энира не чувствовала никакой усталости, будто не бежала, а летела.
        Как можно убежать от барса!? Но Эни бежала. И бежала уже довольно долго и так быстро, как никогда в своей жизни не бегала! Ей все время казалось, что она чувствует дыхание животного. Спину постоянно сводило от предчувствия, что вот-вот в нее воткнутся два острых клыка.
        Деревья начали редеть, кусты встречались чаще, пней больше, пока, наконец, не показалось родное третье поле. Энира вылетела на пустое пространство, ни на секунду не собираясь останавливаться.
        — Стой, Бэр!  — окликнул ее знакомый голос.
        Энира резко затормозила, кинула быстрый взгляд в сторону леса (никто оттуда не выпрыгнул) и только после этого предостерегающе крикнула:
        — Тэйп!.. Беги!.. Барс!!  — еле выговаривая от беспрерывного глотания воздуха, бурно жестикулировала лира, на последнем слове подняв руки кверху, чтобы Тэйп понял масштаб всей грозящей опасности.
        — Успокойся. Все нормально,  — ухмыльнулся Хардраг, сидя на земле и облокотившись на ствол толстого дуба.
        Что-то блеснуло серебром у него в руках. Присмотревшись, Энира узнала круглый секундомер. Ужасная догадка еще не до конца успела оформиться в сознание лиры, как из-за деревьев медленно и грациозно вышел белоснежный хищник.
        — Барс!  — ткнув в сторону зверя пальцем, крикнула Энира, подскочив и начав отходить спиной назад.
        Тэйп не испугался. Он также медленно и грациозно, как и барс, поднялся с земли и подошел к хищнику, запустив руку в его густой мех. Казалось, огромный зверь, доходивший ростом Тэйпу до ребер, сейчас замурлычет от удовольствия. Ирбис, словно кот, начал ласково тереться о Хардрага, запрокидывая голову вверх.
        — Хорошее время, Бэр. Я думал, ты будешь гораздо позже. Но у тебя, оказывается, неплохо развито восприятие пространства. Быстро дорогу нашла. Не без помощи, конечно. Тебе стоит поблагодарить Берхана.
        Энира опешила. Берхан — это, видимо, этот огромный кот, который сейчас умрет от счастья, что его гладит Хардраг. Во все происходящее просто невозможно было поверить! Энира добрых две минуты стояла и надувалась воздухом, смотря то на Подмастерье, то на его питомца.
        — Ты ненормальный! Ты… ты… Ты псих!!  — пришла в себя лира, закричав на все поле так, что барс даже прекратил ласкаться и посмотрел на нее.  — У тебя нет ничего святого! В Магнуге есть больница для душевнобольных, так вот, тебе туда! Ты душевнобольной! У тебя дурные методы обучения! Дурной характер! И сам ты дурной! Тебя нужно изолировать от людей! Ты болен! Тебя нужно лечить!
        Ее слова вызвали смех у Хардрага. И пока он смеялся, барс прям-таки обезумел от счастья и начал тереться об него, привставая на задних лапах.
        — Хватит, Берхан!  — осадил Тэйп зверюгу, которая норовила лизнуть его в лицо.
        Терпеть и смотреть на все это, не было сил. От бешенства скулы сводило. Энира резко развернулась и пошла прочь.
        — Завтра, в три, на пятнадцатом поле,  — донеслось из-за спины.
        Аж зубы скрипнули. Энира повернулась к Подмастерью, который облокотился на барса и деловито за ней наблюдал.
        — Иди ты лесом, Тэйп Хардраг!  — злобно проговорила лира Бэр.  — Не буду я у тебя заниматься. Мне не нравишься ни ты! ни то, что ты делаешь! ни то, что заставляешь делать меня! Катись ты со своими отмороженными идеями куда подальше, и не приближайся ко мне даже на пушечный выстрел. Занимайся со своими рвачами и саблезубыми барсами. Пусть они хоть сожрут тебя, а ко мне не подходи!
        Сказав все, что хотела сказать, Энира окинула Хардрага уничтожающим взглядом, потом развернулась и стремительно покинула третье поле.

        Энира не появилась на пятнадцатом поле ни в три часа, ни в четыре, ни в пять. Ждал ли ее там Хардраг — ей было все равно. Хотя внутри присутствовало тягостное чувство, что этого он просто так не оставит. Но день прошел и наступил вечер, а Тэйп никак себя не проявил, и Энира успокоилась.
        Сидя возле костра на небольшой опушке квихельского леса вместе с Кифом, Юханом и еще пятью мальчишками из их бывшей группы лимосов, Энира наслаждалась царившей атмосферой спокойствия, умиротворения и веселья. Близнецы Хлотары наконец-таки защитились на Младших учеников, и теперь группа смело могла отметить общее повышение в ранге. Юхан и Иман подстрелили в лесу несколько ланей, Энира выпросила у Барни сладостей и пряной медовухи, и теперь парни поджаривали куски мяса на своих мечах, ели вкусности и обсуждали детали каждого из своего экзамена.
        — …Да если б тебе, как нам, Раймонд попался, ты б в жизни экзамен не сдал!  — отбивался от нападок Непса поддатый Фихад, сидя по другую сторону от костра.  — Видрима бы я вообще за пять минут уделал. Вот с Раймондом бы ты попробовал сойтись, не так бы запел.
        — Пф!  — издевательски захохотал Непс Изендар.  — Видрим не такая уж и бестолочь, мечом владеть он умеет.
        — Непс, ты трепло,  — пьяненько ответил ему второй близнец.  — Сам же говорил, что Видрим как девчонка дерется. Ему, мол, в младшую группу лимосов надо. Получается, либо ты тогда брехал, либо сейчас брешешь.
        — Это кого ты брехлом назвал!  — поднялся со своего места Изендар, ткнув в сторону Фибада мечом, на середине лезвия которого все еще был насажен кусок мяса.
        — Здесь кроме тебя никто не треплется попусту, так что да, очевидно, тебя,  — тоже вставая, ответил Хлотар, одним движением освобождая меч от жареной лани.
        Медовуха не ахти какой крепкий напиток, но этого хватило, чтобы ударить в голову не привыкшим к выпивке парням. Энира глубоко вздохнула. Она вырвала кусок мяса из рук Юхана, с азартом наблюдающего за наклевывающейся дракой, и запустила его в Непса, попав прямо в грудь.
        — Эни!?  — возмутился он, когда понял, кто в него кинул «снаряд».
        — Вы же уже Младшие ученики. Сколько можно? Как дети, честное слово,  — начала стыдить Энира взрослых парней, которые обменялись между собой хмурыми взглядами.  — Если не прекратите, я сама вам по булкам надаю.
        Все мальчишки сначала на нее удивленно уставились, а когда смысл дошел до их захмелевших голов, громко заржали. Непс и Фибад тоже от души веселились, плюхаясь обратно на свои места.
        — А не боишься, что мы тебе по твоим булкам надаем? Мелковата для нас будешь,  — пошленько осклабился Фихад.
        — Следи за своим словами, Хлотар,  — прищурившись и подавшись вперед, предупредила Энира.  — Я теперь тоже кое-что умею.
        Это вызвало новый взрыв хохота среди мальчишек.
        — Ты б поостерегся. Она, правда, кое-чему научилась,  — насмешливо скалясь, поддержал Киф подругу, облокотившись ей на плечи.
        — О! Что, прям правда-правда?  — глумливо спросил Фихад, икнув толи от смеха, толи от выпитого.  — Может продемонстрируете, лира Бэр?
        — Не буду я ничего тебе демонстрировать, пьянь.
        — Ух, какие мы грозные!  — довольно протянул близнец.
        — Утухни, Хлотар,  — встрял Юхан.  — Спой лучше что-нибудь веселое.
        — Да, точно!  — поддержали Фалемота голоса со всех сторон костра.
        Близнецы отлично пели. Точней обычно пел Фихад, а Фибад подыгрывал ему на свиринге, которую постоянно таскал с собой. Может и Фибад обладал певческим даром, но Энире не довелось его послушать.
        — Хорошо, хорошо,  — великодушно согласился Фихад, словно это была великая честь для собравшейся здесь челяди, затем, организовав тишину, торжественно объявил:  — Старинная эссорская!
        Энира тихо фыркнула, но, как и все, затихла. Ей нравилось слушать Хлотаров. Фибад достал из-за спины тонкую свирингу, и, прикрыв глаза, начал в нее дуть. В ночной тишине разлилась дивная музыка, призывая мурашки бегать по коже. Дождавшись нужного момента, Фихад начал петь своим красивым с легкой хрипотцой голосом:

        В Эссоре, в чаще, на холме,
        Жила красавица Палет.
        Умна, строптива, холодна,
        Сводила всех мужчин с ума.
        Влекло их в чащу ту, на холм.
        А на холме том, старый дом.
        Но в дом тот просто не войти.
        В нем чары нужно обойти.

        Энира хмыкнула. Прямо песня про молодую Сараху.

        И много сгинуло мужчин,
        Их не найти, как не ищи.
        В округе поползла молва,
        Что нету в чаще той добра.
        Что ведьма злая там живет,
        И ночью демонов зовет.
        Поведал это парень Герт.
        Он видел демона с Палет.
        В Эссоре, в чаще, на холме,
        Они стояли в темной мгле.
        Но демон тот был не простой.
        Светился, точно золотой.
        Его глаза, как неба синь,
        В руке одной клубился дым,
        Второй же не было совсем.
        Он, слушав Палет, веселел.
        Закончив ведьма свой рассказ,
        Осела наземь, и тут раз!
        Исчез тот демон, след простыл,
        Исчез, как будто и не был.
        Герт все народу рассказал,
        Но люд Палет не наказал.
        Пытались ведьмин дом спалить.
        Но взвился ветер, стал он выть,
        Задул огонь и стал кружить.
        Он разогнал толпу вокруг,
        Как будто лучший Палет друг.
        И больше в чащу не ходили.
        Курганом ведьмы имя наделили.
        Уж сколько сотен лет прошло,
        Молва не смолкла все равно.
        В Эссоре, в чаще, на холме,
        И в наши дни живет Палет.

        Фихад закончил петь и под громкие хлопки начал драматично кланяться.
        — Вот ты Кардаш сладкоголосый,  — запустил в Хлотара ягодой черешни Непс, лениво развалившись на земле и положив руки на поваленное бревно за спиной.  — Хорошо ж получается у тебя, засранец.
        — Вы ведь с Эссора, Фибад? Там на самом деле есть такой курган?  — поинтересовался Эйд.
        — Есть,  — ответил Фибад.  — Мы мелкие еще были. Услышали вот эту песню от деда, спросили про этот ведьмин курган. Он сказал, что в лесу, в какой-то там деревне (название уже не помню), есть холм со злым домом. Мы с Фихадом собрались уже туда смотаться, но нас забрал в Квихл Мастер Гирнап…
        Парни начали рассказывать разные истории и легенды тех мест, где они родились. Энира с интересом их слушала, поражаясь воображению людей. Половина из того, что она услышала, было таким бредом, что аж смех пробирал.
        Про себя посмеиваясь, лира усердно отдирала кусочек мяса от большого обгоревшего ломтя, внимательно слушая историю Имана о драконе, что жил в каком-то болоте, но неожиданно он замолк. Энира удивленно подняла голову, чтобы посмотреть на рассказчика (вроде по сюжету паузы не должно быть). Иман замер в положении сидя, смотря в сторону. Сидящий рядом с ним Эйд и Фибад, застыли точно в таких же позах. Энира посмотрела туда, куда все смотрели, и с шипением выпустила воздух сквозь зубы.
        — Вставай, Бэр. Пошли,  — холодно, без каких-либо эмоций произнес Хардраг, возвышающийся над всеми сидящими Младшими учениками.
        Повисла мертвая тишина. Казалось даже температура вокруг понизилась. Энира, пропустив слова Тэйпа, продолжила спокойно отрывать кусочки мяса, кипя от гнева. Она была единственной из сидящих, кто хоть как-то шевелился. Парни же, будто превратились в многовековые окаменелости. По идеи, они должны были вскочить и поклониться Подмастерью, но никто не двигался.
        — Я десять раз повторять не буду.
        — Никуда я с тобой не пойду,  — с полным безразличием ответила Энира.
        Она закинула кусочек мяса в рот и начала лениво его пережевывать, смотря на языки пляшущего огня, всем своим видом подтверждая сказанные слова. Хардраг сделал два шага по направлению к ней, но перед ним стеной вырос Юхан.
        — Если она сказала, что не пойдет, значит, не пойдет,  — уверенно произнес Фалемот.
        Энира чуть не поперхнулась, ошарашено посмотрев на спину своего друга. Она и раньше знала, что он неладен с головой, но чтоб настолько! Тэйп медленно перевел взгляд с лиры на Юхана, посмотрев ему прямо в глаза. Эни хорошо знала, как Хардраг может поставить на место одним лишь взглядом, и вполне представляла, что сейчас твориться в душе Фалемота. Однако он не отступил, а только до побеления сжал кулаки.
        Не спеша, Хардраг вытащил из ножен меч. Дальше случилось одновременно много всего. Юхан отошел на шаг назад, вытаскивая свой меч; с другой стороны, резко поднялся Киф, также расчехлив оружие; а следом повставали остальные парни.
        Атмосфера враз накалилась. Эни понимала, что у Хардрага и минуты не займет, чтобы раскроить эти семь непокорных черепушек. И все по ее вине. Хотя, видит Оркус, они сами виноваты, заступаться за себя она не просила.
        — Так, ладно. Куда мне идти?  — спросила Энира, вскакивая с бревна и вставая перед Юханом, заслонив его от Подмастерья.
        Хардраг наградил ее убийственным взглядом, после чего молча развернулся и пошел.
        Злость на него уже перешла все мыслимые и немыслимые пределы! Как можно быть таким извергом!? Почему нельзя оставить ее в покое? Энира так здорово проводила время с мальчишками. А Хардраг взял и все испортил. К тому же, наверняка, он не спустит всем семерым парням такое поведение, в особенности Юхану.
        — Какой же ты мерзкий,  — со злостью бросила Энира в спину Тэйпу, пока он куда-то ее вел.
        Хардраг оставил ее слова без внимания.
        Похоже, он направлялся на пятнадцатое поле. Неужели у него всегда все так по жизни просто? Если сказал что будет так, то так и будет. Энира все-таки пришла на это поле для магических тренировок, как он и велел.
        Дойдя до вяста, Тэйп развернулся и дождался, когда Эни подойдет к нему.
        — Я же сказала, что не буду больше с тобой заниматься,  — первая нарушила молчание девушка, враждебно смотря на Подмастерье.
        — Мне плевать, что ты сказала.
        — Ну и хорошо,  — кивнула лира Бэр.  — Тогда я, пожалуй, пойду. Время-то позднее, а ты тут… Ну, в общем, пойду.
        Энира уже сделала шаг в сторону, как Хардраг грубо дернул ее за руку, схватив выше локтя.
        — А теперь слушай меня внимательно, соплячка,  — агрессивно произнес он, до боли сжимая руку Эниры.  — Я за тобой бегать не собираюсь. Не будь ты сестрой Селира, я бы уже давно самолично сжег тебя, как кардашева демона. Но вместо этого мне приходится нянчиться с тобой…

        — Так не нянчись!  — перебив, оскорбленно воскликнула Энира, пытаясь вырвать руку из стальной хватки Хардрага.  — Просто оставь меня в покое! И тебе хорошо, и мне приятно. Ты, наконец, спокойно сможешь верхом на своем саблезубом барсе скакать по опасным заданиям Братства. А я буду скромно спасать своего брата, раз уж ты не захотел…
        Если до этого все, что говорила лира никак особо не трогали Подмастерья, то последние слова привели его в настоящее бешенство. Руку, которую Энира так и не смогла освободить, пронзила такая боль, что она чуть не вскрикнула. Но сжав зубы, лира молча сверлила Тэйпа таким же взглядом, что и он ее.
        Прошли долгие секунды, прежде чем Хардраг пришел в себя, поняв, что перед ним не парень. Он грубо оттолкнул ее.
        — Я тебя не за этим сюда привел. Как уже было сказано, твое мнение меня мало интересует. Слово, данное твоему брату, я сдержу. Хочешь ты этого или нет,  — снова исчезли какие-либо эмоции из его голоса.  — А теперь к сути. Я говорил с Сарахой. Она сказала, что вейланы не смогли спасти твоего отца, а фархары начали жестоко пытать Селира, так как он ничего им не говорит… Бэр?
        Голова закружилась, ноги перестали чувствовать твердь, в ушах поднялся шум, а лицо Тэйпа начало исчезать.
        — Бэр?  — снова позвал Подмастерье откуда-то издалека.  — Соберись! У тебя есть возможность помочь брату.
        Это была спасительная соломинка. Энира начала цепляться сознанием именно за нее. Первое, что она почувствовала, это руки Хардрага, которые не дали ей упасть.
        — Ты хочешь помочь Селиру?  — уже намного четче слышался голос Тэйпа.
        — Как?  — чувствуя, что готова сделать все что угодно, лишь бы не потерять еще и брата, тихо спросила Энира.
        — Тебе нужно войти в состояние Эртаха. Как только ты это сделаешь, мы сможем ему помочь. Готова?
        Эни не была готова. Она за время всего обучения так и не поняла, что это за состояние и как им пользоваться.
        — Готова.
        Хардраг усадил ее на землю, после чего сел напротив.
        — Выброси все мысли из головы. Забудь о проблемах. Оставь все обиды, злость, ненависть, горе. Очистись от этих эмоций. Не думай ни о ком. Ни об отце, ни о Селире, ни о друзьях. Ни о чем и ни о ком. Пусть твое сознание будет чистое. Если хочешь помочь, ты обязана это сделать. Освободи свой разум от всего лишнего и пустого.
        Только Оркус знает, как тяжело Энире выбросить все мысли из головы. Как можно забыть о том, что одного родного любимого человека больше нет, а второго жестоко пытают? Это невозможно! Но Эни пыталась. Она всеми силами хотела помочь брату, и начала концентрировать свое внимание на бесцветной точке у себя в сознании. Там не было ничего. И все мысли медленно начали таять, время от времени, срываясь в эмоцию, связанную с Селиром или отцом. Но с каждым разом становилось легче это контролировать.
        Когда в голове осталась лишь пустота, звуки, запахи, какие-то образы что окружали, словно начали входить в область сердца. Исчезла боль от потери. Не стало страха, разрывающего душу. Наверное, это и было то самое состояние Эртаха. Оно было прекрасно! Полная гармония с окружающим миром. Энира чувствовала себя ее частью.
        Она могла находиться в этом состоянии вечно. Но что-то будто ударило ее в чревное сплетение, заставив на несколько секунд задохнуться. Когда Энира вновь смогла вздохнуть, она поняла, что больше не в единении с природой, и открыла глаза, чтобы узнать причину этого.
        Первая мысль — резкое непонимание. Она сидела напротив самой себя. То есть напротив нее сидела медитирующая Энира Бэр. Слегка испугавшись, Эни вновь закрыла глаза, подумав, что это, наверняка, последствие медитации. Может, соединившись с природой, она не до конца соединилась со своим телом?
        Но когда Энира второй раз открыла глаза, ничего не изменилось. Напротив, все также сидел ее близнец.
        — Что происходит!?  — непонимающе спросила лира Бэр, и от того как она это спросила, перехватило горло. Вместо ее обычного голоса, прозвучал голос Хардрага.
        Ее близнец напротив медленно с ленцой открыл глаза и посмотрел на нее, словно на маленького неугомонного ребенка. Очень знакомый взгляд. Очень!
        — Все нормально, Бэр. Так и должно быть,  — ответила сидящая напротив девушка.
        Энира быстро осмотрела себя и вскрикнула мужским хардровским голосом. Она была Тэйпом!
        — Что за дьявольщина!? Что со мной! Как я оказалась в твоем теле!?  — крикнула лира Бэр. Очень громко крикнула! Звучно! Сложно проигнорировать такой крик.
        Сидящему в теле Эниры Тэйпу, это не сильно понравилось. Он неприязненно поморщился маленьким аккуратным носиком.
        — Успокойся ты, ради всего святого, и не ори,  — шикнул на нее Хардраг.
        Это было бы очень смешно, если б не было так страшно. Энира даже не слышала раньше о таком! А ведь она с пеленок вращается в магических кругах и знает как магию савитов, так и магию савир. Как могли они с Хардрагом поменяться телами!?
        — Мне нужно кое-что выяснить,  — задумчиво произнес Тэйп, положив руки на живот и глубоко вздохнув.
        — Тебе нужно кое-что выяснить?  — переспросила лира Бэр.  — А как же Селир? Ты же сказал, что если я войду в «состояние», то смогу ему помочь!
        — Ему не нужна помощь. С ним все в порядке. И с отцом твоим тоже. Я не виделся с Сарахой, и она мне ничего не говорила,  — продолжая сидеть с закрытыми глазами, безразлично ответил Хардраг.
        У Эниры открылся рот. Это каким же надо быть низким и подлым человеком, чтобы врать людям о смерти родных!
        — Ты все это выдумал?  — безжизненно спросила лира Бэр, еще не определившись, толи радоваться, толи крушить все вокруг.
        — Да. Мне нужно было, чтобы у тебя все получилось. А как показывает практика, ты способна на очень многое только в стрессовом состоянии.
        — Ты!.. Да ты!..  — она даже слов не могла подобрать, как же можно его назвать!  — В аду для тебя будет приготовлен отдельный чан! Гореть тебе за все, что ты делаешь! О-о-о! Да тебя убить мало!
        — Убив меня, убьешь себя. Так что я бы сперва подумал,  — насмешливо посмотрели на Эниру ее собственные глаза аквамаринного цвета.
        — О нет, нет! Я избавлю мир только от тебя. Хотя в тебе жить я тоже не стану. И когда придушу тебя голыми руками, начну творить в твоем теле страшные непотребства, а потом убью себя, принеся тебе позорную, бесславную смерть.
        — А ты коварна, Бэр,  — усмехнулся Хардраг, изломав розовые губки Эниры.
        Он старательно щурился и вертел головой в разные стороны, будто пытался увидеть невидимое.
        — Сейчас я в твоем теле и физически намного сильнее тебя!
        — Даже в моем теле, ты со мной не справишься.
        Энира злобно сопела, но прекрасно понимала, спорить бессмысленно. Скорей всего так оно и было. Она решила оставить Хардрага в покое и принялась изучать его тело. Эни с легкой завистью ощущала, насколько в его руках силы больше, чем в ее собственных. Она не удержалась и взяла лежащую рядом с ней толстую палку. Обхватив ее с двух концов, лира слегка напряглась и без труда переломила плотную деревяшку пополам.
        Ничего себе! А ведь ей практически не пришлось прилагать никаких усилий! В своем теле она бы сломала ее только с помощью ноги, и то не факт. Наверное, надо сказать Хардрагу спасибо, что он не использует и десятой доли этой силы на тренировках. И впредь стараться не выводить его из себя. Если Тэйп разозлиться по-настоящему, ему ничего не стоит прихлопнуть ее, как муху.
        — Шшшах!  — зашипел от боли Хардраг, завалившись на бок, и, закрыв лицо руками, ругаясь на незнакомом языке:  — Ашаркез бизран грилас!
        — Эй!  — слегка испугавшись, окликнула Тэйпа Энира.  — Ты это… Побереги меня! Я не хочу оказаться калекой, после твоего… посещения.
        Протерев слезящиеся глаза, Хардраг, подслеповато щурясь, посмотрел на лиру.
        — Ты можешь спокойно пять минут посидеть? Молча!  — недовольно спросил он, болезненно смаргивая с длинных темных ресниц блестящие капельки.
        — Да, если ты скажешь, зачем все это нужно. Я имею право знать.
        — Я, кажется, говорил тебе о твоих правах… Ладно, ладно. Только создай тишину! Все это, чтобы понять есть ли в тебе магия.
        — Так я тебе и без этого могла сказать, что нет!
        — Тишина, Бэр, тишина,  — закрывая глаза и расслабляя все мышцы на лице, напомнил лире Хардраг.
        Он сидел так, совершенно не двигаясь, далеко не пять минут.
        Энира начала наблюдать за своим лицом, напротив. Оно не было спокойным. Сидя в ее теле, Хардраг видимо занимался далеко не медитацией. На лице появлялась то улыбка, то хмурое выражение, то печаль.
        — Что ты делаешь!?  — подозрительно спросила Эни.
        Но Тэйп не ответил. Казалось, он погрузился глубоко в себя.
        Злясь на Хардрага, за то, что он так ловко ее обманул и залез в нее, Энира решила выгнать его из своего тела. Она усиленно начала концентрироваться на пустой точке в сознании. У нее почти получилось, но неожиданно перед глазами промелькнула яркая незнакомая картинка. Острова, зависшие прямо в воздухе и падающий с неба водопад.
        Энира заволновалась и живая картинка исчезла. Лира попыталась сконцентрироваться снова, но бьющееся сумасшедшее сердце сильно мешало. Получилось лишь после того, как удалось успокоиться. Вновь возникли неяркие образы. Но теперь Энира была к ним готова.
        Корабль, вокруг стоят квихельмы, они просто смотрят и ничего не делают. Внутри страх, злость и непонимание. «Но это не мои эмоции!» — пронеслась мысль в голове Эниры. Двое мужчин в черном расступились, и в свет Чары вышел знакомый мальчик. Селир!
        Картинка сразу исчезла, как только Эни испытала радость при узнавании маленького брата. Это было очень похоже на воспоминания. Воспоминания, хранившиеся в голове Тэйпа.
        «Невероятно!»
        Она хотела погрузиться в детские воспоминания, но ничего не получалось. Видимо, это контролировать было нельзя. Так что лира Бэр решила довольствоваться тем, что есть. Она видела разрозненные фрагменты его жизни, и чем больше видела, тем яснее становилось, что не так-то легко пришлось Хардрагу, на пути становления к тому, кто он есть сейчас.
        Самые яркие были картины драк и бесконечных тренировок, пропитанные болью, кровью и какой-то глубинной ненавистью, тянущейся далеко из прошлого. Но настроиться на эту ниточку, чтобы понять причину, не получалось. Были и более приятные образы. В основном, они связывались с Селиром. С ним Тэйп был другой, и на душе у него было по-другому. Легко, светло и беззаботно. Он шутил и смеялся. Энира никак не могла перестать этому удивляться, поэтому воспоминания быстро обрывались, под волной ее собственных чувств.
        Были и более странные вещи. Одно из таких, когда Тэйп, лет четырнадцати-пятнадцати, стоял перед треснувшим грязным зеркалом, в заброшенном доме. Он расстегнул жилетку и со всей силы жал себе чуть ниже ребер. При этом все тело его обливалось потом и словно горело заживо. Было безумно больно, из носа полилась кровь от напряжения, но Тэйп продолжал упорно жать себе на живот, смотря затуманенным взором в отражение своих собственных черных глаз. Момент, и Энира с внутренним торжеством смотрит уже откуда-то сбоку на Хардрага и захламленную комнату.
        Удивление снова вышибло ее из воспоминания. Но она не сильно расстраивалась, уверенная, что у Тэйпа еще много чего интересного хранится в памяти. В основном, все картины шли в относительной хронологической последовательности. И пока сама Энира в них не появлялась.
        Последнее, что ей удалось увидеть, это своего брата. Очень яркое и четкое воспоминание. Они были на корабле, в открытом море. Илар клонился к закату.
        — Чувствую, потреплют нас фархары,  — мрачно произнес Селир.
        — Было бы куда спокойней, если б твой отец был здесь,  — ответил Хардраг.
        — Тэйп,  — позвал маг и замолчал, ожидая пока его друг посмотрит на него.  — Ты ведь в курсе, что сказала мне Сараха. Короче, если со мной что-то случится сегодня, присмотри за Энирой. Знаю, ты считаешь, что у нее шило в заднице, и легче уследить за ветром… Но она должна быть в безопасности. Фархи прошли границу, но до Эни они добраться не должны. Чую, все это не просто так. Ты мне как брат, Тэйп. Стань и для нее братом, если меня рядом не будет.
        Внутри Хардрага появилось чувство тайной радости, злости, раздражения, тяжести и грусти.
        — А с чего ты взял, что если с тобой что-то случится, то со мной будет все в порядке? Вряд ли фархары сделают для меня исключение, когда будут убивать нас.
        — Мы оба знаем, что ты в любую щель без мыла,  — засмеялся Селир, и Энира, расчувствовавшись, чуть не потеряла связь с этим воспоминанием. Отсмеявшись, брат серьезно добавил:  — Тэйп, пообещай. Она должна жить. Я не смогу быть спокоен, если не буду знать, что за ней не присматривает кто-то, кто способен по-настоящему справиться с фархами, магами и остальными храговыми выродками…
        Что ответил Тэйп, Энира уже не узнала. Она почувствовала, как невидимый кулак вновь ударил ее под дых, лишив возможности дышать. Через несколько секунд все вновь встало на свои места. Энира открыла глаза, и нисколько не удивилась, что вернулась в свое тело. Теперь она по-другому смотрела на Хардрага, который тоже как-то иначе ее рассматривал. У нее даже сомнений не было, что он просмотрел не одно ее воспоминание.
        — Можешь идти,  — нарушил затянувшееся молчание Тэйп.  — Завтра, в девять, на третьем поле.
        Энира послушалась. Последнее воспоминание с Селиром, заставило ее чуточку лучше относиться к Хардрагу. Теперь-то она знала, что он может быть другим.
        — Можно вопрос?  — уже уходя, решилась спросить лира.
        — Все зависит от вопроса,  — поднимаясь с земли, ответил Тэйп.
        — На каком языке ты ругался?
        Хардраг мгновение внимательно смотрел ей в глаза, ища подвох, но решив, что вопрос вполне безобиден, в своей спокойной манере ответил:
        — На дарском.
        — Ты дарс?  — удивилась Энира.
        У нее не было знакомых дарсов, но мальчишки рассказывали ей о них, и были они не самого лучшего мнения об этой нации.
        — Да.
        — Из Актаса?
        — Из Хасара.
        Эни вдруг захотелось задать ему еще кучу вопросов, но что-то подсказывало, что на сегодня лимит терпения Тэйпа на ее любопытство исчерпан. Но оставалась еще одна животрепещущая тема, требующая немедленного разрешения.
        — Ты ведь ничего не сделаешь парням? Они же не виноваты, что дураки,  — с надеждой спросила Энира.
        — Дураков надо учить.
        — Но… Это моя вина! Я по глупости рассказала Юхану и Кифу об этих твоих гонках по лесу и о рвачах. Они же просто за меня переживают!
        — Значит, учить нужно тебя. И лучший способ сделать это через твоих друзей.
        Энира поняла, что сделала мальчишкам только хуже и теперь от безысходности захотелось расплакаться. Это явно отразилось на ее лице, так как Хардраг нахмурился и с раздражением произнес:
        — Ладно, Бэр. Я подумаю, что с ними можно сделать.
        Плакать моментально расхотелось. Радость перемешалась с изумлением, так что лира застыла, как вкопанная, не веря, что Тэйп поменял решение.
        — Еще вопросы?  — любезно поинтересовался он, с лицом палача перед повешеньем.
        Вопросы были. И была их масса! Но Энира решила не злить Подмастерье.
        — Нет,  — поспешно ответила она.
        — Тогда иди.

        Глава 17
        Игры не по правилам

        Фостэйн, Къюнгонд, 3037 г.

        Как же необъяснимо приятны глазу плавные линии, изгибы, нежные очертания. Ласковый шелк, укутывающий бархат кожи совершенного женского тела, его легкое скольжение во время вдоха и выдоха. Как невинен этот легкий трепет длинных ресниц, скрывающих сон прекрасных глаз. Как очаровательны эти приоткрытые дыханием покоя уста.
        Сидя в мягком кресле, Айдан потерял счет времени, наблюдая за спящей баронессой Адориндой Бармор. Столько лет эта девушка была для него заветным желанием. Столько ночей он мечтал о ней, а она даже не знала об этом. Все четырнадцать лет, наполненных событиями и свершениями, принц, а теперь уже и король Фостэйна, не видел баронессу, но когда, после долгого отсутствия в столице и очередного завоевания процветающего королевства Ракуэль, Айдан вернулся в родной замок, его ожидала двойная радость. Первая, на встречу своего короля-победителя собрались все жители Фостэйна. Они чествовал его, словно он завоевал весь Материк. Вторая же, Адоринда Бармор, прибывшая из своего имения, на юге королевства, в числе прочих именитых дворян, чтобы почтить своего правителя. Прошедшие года пошли на пользу баронессе, ее красота расцвела так, что затмила всех дам при дворе.
        Больше Айдан ждать не стал, и на следующий же день Адоринда стала его официальной фавориткой. Каждая красавица двора возненавидела баронессу, но никто не смог осудить ее за столь скоропалительное решение оказаться в покоях короля. Ни для кого не секрет, что если мужчина богат, то будь он похож хоть на креветку, больную всеми видами лишая, для многих женщин он будет неотразим. Мало того что Айдан был безмерно богатым и влиятельным королем, так он еще и отличался редкой для мужчины красотой. Это был двойной удар по женским сердцам и их корыстным душам.
        Поэтому совсем неудивительно, что так полюбившаяся изначально милая скромная баронесса вдруг резко стала неприятна всем дамам без исключения. За ее спиной распускали грязные слухи, некоторые особы даже обращались к савирам, чтобы убрать соперницу, но в лицо ей пели соловьями, прикидываясь самыми преданными друзьями. Каждый хотел урвать кусочек золотой кормушки, к которой Адоринда была ближе прочих.
        Прошло всего несколько месяцев, но Айдан уже смотрел на свою любовницу, понимая, что страсть его с каждым днем гаснет. Его душу почти не трогали ни улыбка пухлых губ, ни томный взор черных глаз, ни грациозные тонкие кисти, ни тихое дыхание вздымавшее высокую грудь. Очарование такой желанной мечты стремительно таяло, и правитель Фостэйна все чаще обращал внимание на других женщин.
        Король знал, что рано или поздно это случится. Это происходит всегда. Но он верил — взамен пылкому желанию, придет более крепкое чувство. Однако к своему глубочайшему разочарованию, Айдан не мог ни за что зацепиться. Адоринда была красива, но пуста. Да, баронесса хорошо образована, могла поддержать разговор, ограничивающийся книжными знаниями, однако она являлась предсказуемой до абсурда. Айдану не хотелось ее разгадывать, а нет ничего хуже, когда мужчина не хочет разгадывать женщину.
        Когда в спальне почти рассеялась ночная тьма под светом утреннего Илара, Айдан услышал в коридоре тихие шаги. Не дожидаясь стука в дверь, король, не поднимаясь с кресла, легким движением пальцев открыл ее.
        С поднятым кулаком на пороге замер худосочный юноша со значком родового герба династии Борнов — золотого льва на груди. В поисках короля, круглые глаза слуги, размером с маленькие шашечки, метнулись первым делом на огромную кровать, но увидели они лишь обнаженную Адоринду, едва прикрытую шелковой простыней. Мальчишка так и прикипел взглядом к этому великолепию.
        Какое-то мгновение Айдан наблюдал за юнцом, давая ему возможность насладиться зрелищем, которое он вряд ли еще раз увидит в своей жизни. Посчитав, что с него достаточно, король послал мысленный приказ: «Поверни голову вправо».
        В точности все исполнив, слуга посмотрел на полуголого короля и тут же залился густой краской стыда. Он кособочась поклонился и уже было открыл рот, чтобы произнести то, ради чего он сюда пожаловал. Но Айдан опередил его, прижав указательный палец к губам, призывая к тишине. Слуга вновь поклонился и, глядя в пол, попятился в коридор, скрывшись за дверью.
        Поняв, что начался новый день и королевские обязанности его зовут, Айдан поднялся из теплого кресла. Надевая свежую рубашку, он продолжал задумчиво разглядывать мирно спящую Адоринду.
        «Как же молодость слепа…» — с легкой грустью подумал король, после чего вышел из спальни. Стоило ему закрыть за собой дверь, охраняемую двумя латгардами, как к нему тут же подскочил все еще румяный слуга.
        — Ваша Величество, в зале заседаний вас ждет посол Ардала, он прибыл сегодня ночью…  — неотрывно пялясь на каменный пол под ногами, негромко заговорил юноша.  — С ним сейчас герцог Люхтерстейн.
        Настроение короля вмиг упало. Он ненавидел всех этих ардальских посланников больше всего на свете. Если раньше Айдан мог спокойно внушать им свои мысли, то благодаря проделкам этого мерзавца Кронуса, который проведал о занимательной способности короля Фостэйна, теперь это было невозможно. Люди Ардала больше не слышали невербальных приказов короля, поэтому отныне ему приходилось делать то, что велят Правители.
        Выслушав новость, Айдан молча направился в зал заседаний, находившийся в другом конце замка. Проходя мимо кланяющихся слуг и придворных, король даже не смотрел на них, поддавшись раздражению предстоящей встречи. Чтобы ни с кем больше не встречаться, на половине пути, он свернул за постаментную скульптуру головы девочки с правдоподобно развевающимися волосами на невидимом ветру. Нажав едва различимый квадратик на затылке статуи, в стене открылся проход в темный коридор.
        В къюнгондском замке было полно потайных ходов. Зал заседаний исключением не являлся. Открыв полукруглую дверь, сливавшуюся с декоративной лепниной в виде колонны, Айдан вошел в светлое помещение. Здесь не было ничего кроме овального длинного стола, окруженного несколькими десятков стульев. Однако большего и не требовалось, стоило поднять голову к потолку, украшенному невообразимо яркими и насыщенными событийными картинами народов Материка.
        — … Эти решения принимает лишь король, савит Диспор! С каких пор Правители стали столь жестоки?  — застал Айдан конец возмущенной речи Мерода.
        Он сидел лицом к тайному проходу, но короля заметил не сразу, хмуро смотря на тучного мужчину в красном камзоле перед ним.
        — Это первое негласное правило! Король Айдан должен знать его как никто другой!  — парировал глухой голос ардальского посланца.  — Он должен был убить Рамида! Таков закон!
        — Король Рамид сдался сразу после того, как мы вошли в Ракуэль. Сейчас он у нас в плену.
        — И что ваш господин намерен с ним делать?
        — Рамид сулил большой выкуп за себя. Его Величество обещал подумать…
        Мерода прервал странный звук, который издал посол, что-то очень похожее на недовольное цоканье вперемешку с храпом крупного животного.
        — Правители будут недовольны. Я больше чем уверен, что они будут настаивать на смерти Рамида.
        Наблюдая за мужчинами, король как обычно попытался внушить несколько мыслей послу, но все оказалось тщетно. Предпочтя принимать непосредственное участие в разговоре, Айдан раскрыл свое присутствие.
        — Не беспокойтесь, савит Диспор…  — оттолкнувшись от колонны и направившись к столу, с ленцой проговорил он.  — В мои планы не входит оставлять Рамида в живых. Он умрет смертью, которую выберет сам, до последней секунды оставаясь в центре людского внимания…
        Под пристальными взглядами поднявшихся на ноги двух савитов, Айдан дошел до центра зала и сел во главе стола. Мужчины последовали его примеру.
        — Я не мог вернуться в столицу с пустыми руками,  — продолжил король уже сидя, смотря на гладкое упитанное лицо Диспора, сливавшееся цветом с его камзолом.  — Рамид будет казнен на глазах моего народа. Конечно же, я великодушно позволю ему выбрать способ казни. Повешенье, отсечение головы или яд. Так что Правители могут быть спокойны. Их законы я нарушать не собираюсь.
        — Что ж в таком случае, по этому делу вопросов больше нет. Разве что… На какое число назначена казнь?
        — На шестнадцатое.
        — Замечательно. Раз с Рамидом все решено, остался еще один очень щепетильный вопрос, Ваше Величество. До Правителей дошли сведения, что на вас с завидной регулярностью организуются покушения квихельмов…
        Услышав это, Мерод начал ерзать на стуле.
        «Спокойно, мой друг, сиди смирно. Он ни о чем не узнает» — послал мысленный приказ Мероду король, неотрывно глядя в серые глаза посла. Герцог Люхтерстейн замер.
        — Правители интересуются, куда они исчезают. Неужели вы убили всех до единого? Если да, то вам придется сказать, где находятся захоронения. Если же нет, тогда, очевидно, они у вас в плену. В этом случае, Правители требуют, чтобы всех пленных вы передали нам.
        Скрывая бешенство, Айдан расхохотался. Первое возникшее желание было разорвать этого выскочку одним щелчком пальцев. Но он не мог! Это будет равносильно объявлению войны Ардалу. Такое мероприятие Айдану не по силам.
        — Помилуйте, савит!  — притворно отсмеявшись, заговорил король.  — Квихельмы не сдаются. Их невозможно взять в плен. Они бьются лишь до смерти. Чаще всего чужой, но случается так, что и своей. Всех Детей Оркуса, что послало Братство убить меня, мне пришлось отправить в объятья их Отца. Они все погибли…
        — Все до единого, Ваше Величество?  — уточнил посол.
        — Абсолютно все.
        На несколько мгновений посол впал в ступор. Его остекленевшие глаза, устремленные на короля, явно говорили о том, что такой вариант развития данного вопроса он ожидал в самую последнюю очередь, а если быть точнее — совсем не ожидал.
        — Тогда…  — уже не так уверенно, как прежде, заговорил Диспор.  — Тогда полагаю… Я могу взглянуть на захоронения?
        — Это совершенно невозможно, савит. Все тела были кремированы. Квихельмы знают, что я их убиваю, но давать им в руки неопровержимые доказательства этого довольно опасно. С несколькими Сынами Смерти справится несложно, однако если все Братство восстанет против меня — одолеть их будет куда сложнее.
        — Несложно? Даже один квихельм — это огромная проблема! А, по полученным сведениям, на вас было совершено более тридцати покушений, Ваше Величество!
        Легкая улыбка, находившаяся на лице Айдана с самого начала разговора, немедленно сползла.
        — И что вы хотите этим сказать?  — догадываясь куда ведет посол, спросил король.
        — Правители знают, что два года вы провели в Вейлире!
        Айдан почувствовал на себе тревожный взгляд герцога. Ни один мускул не дрогнул на лице короля. Он все с той же мрачностью взирал на посланника Ардала.
        — Так-так? И что же из этого следует?
        — Вы используете нестандартную магию! Запретная магия карается по закону! Ардал следит за порядком на Эве. И ему не важен король или обычный смертный нарушает его!
        Это была последняя капля. Айдан знал, что он один из самых сильных… нет, он самый сильный маг! Он король, практически император! Почти весь Север склонил перед ним голову. А тут какая-то букашка говорит ему о наказании? Ему!?
        — Слушайте внимательно, савит. Я говорю это в первый и последний раз,  — не повышая голоса, угрожающе произнес Айдан III.  — То, где я был два года, не касается никого, кроме меня. Ваши догадки, что я находился в Вейлире — это лишь догадки. Путешествовать по миру не запрещается ни одним Законом Ардала. Я не использую Запретную магию, иначе бы ваши проявители, насованные по всему Материку, это давно бы уже засекли. Мне хватает Сил и умений, чтобы одолеть квихельмов. Они всего лишь люди, а я маг. Если вам и другим ардальцам это сложно сделать, вина в том не моя, а в ваших скудных способностях.
        Лицо посла резко начало багроветь.
        — И последнее. Думайте с кем разговариваете, Диспор. В следующий раз, имя Ардала меня не остановит.
        — Вы мне угрожаете!?
        — Да.
        Спокойствие, с которым Айдан это сказал, заставило бордовость лица Диспора сойти на бледность.
        — Вы не можете…
        — Для вашего же блага, больше в Къюнгонде не появляйтесь. Правителям передайте, чтобы прислали другого своего представителя.
        Теперь из просто бледной кожа Диспора превратилась в белоснежно-меловую. Казалось, он вот-вот отдаст Оркусу душу.
        Король не спеша поднялся, и, ничего более не сказав, величественной поступью направился к выходу. В коридоре его нагнал герцог Мерод.
        — Это может нехорошо нам аукнуться, Ваше Величество…
        — Нет,  — уверенно заявил Айдан.  — Правители тоже стараются не портить со мной отношения. В случае чего, я могу доставить им массу неприятных хлопот. А они этого не любят.
        Король и его спутник завернули в просторный коридор, стены которого на всем протяжении украшали картины достойные лучших галерей мира, где столкнулись с совсем еще молоденькой служанкой. Девушка поспешила поклониться, попутно спрятав милое личико, густо залившееся краской, в тот момент, когда она не смогла удержать взгляд на своего короля.
        — Этот Диспор может сильно приукрасить ваши слова, повелитель…  — обеспокоенно произнес Мерод, когда они минули служанку, не обратив на нее внимания.
        — Может. Однако то, что я велел ему не появляться в замке, вряд ли поможет его дальнейшей карьере.
        Мерод понимающе хмыкнул.
        — Я уже начал волноваться, когда он заговорил о захоронениях. Кстати, зачем ему это знать?
        — Правители думают, что я использую Запретную магию. Хотели проверить фонят ли трупы ею. Любая магия оставляет следы, что уж говорить о Запретной.
        — Думаете, они поверят, что вы убиваете всех квихельмов?  — поднимаясь по лестнице с ажурными стеклянными перилами, спросил Мерод.
        — Нет. Поэтому отныне буду инсценировать их казнь, чтобы подобных вопросов больше не возникало.
        — Будете создавать иллюзии, Ваше Величество?
        — Иного выхода нет.
        Добравшись до самого верхнего этажа своего замка, где было тихо, как нигде, Айдан и Мерод направились в самый конец темного коридора, освещенного лишь факелами. Дойдя до двери, охраняемой двумя латгардами в полной экипировке, король невербально приказал им ее открыть. Перед Айданом и герцогом предстал зимний сад, имевший вид длинного заросшего балкона.
        Среди всевозможной зелени стояли два стула друг напротив друга, на одном из которых сидел мужчина с бритыми висками и маленьким золотым кольцом в левом ухе. Король был жадным ценителем женской красоты, не замечая мужскую. Но даже он не мог не признать, что этот квихельм щедро одарен природой.
        Первое, что король сделал — это настроил связь с мыслями пленного.
        — Напомни свое имя,  — произнес Айдан, сев напротив.
        — Райн Раймонд.
        — Тебя послали убить меня?  — спросил король и мысленно добавил приказ: «Говорить только правду».
        — Нет, меня послали выяснить, живы ли остальные квихельмы.
        — Сколько всего квихельмов в Братстве?
        — Около пяти тысяч.
        — Как зовут главного?
        — Мастер Кутред.
        — Он дал тебе это задание?
        — Нет. Мастер Брут.
        Если до этого момента Айдан и чувствовал что-то странное со связью между своим сознанием и сознанием этого квихельма (именно поэтому король решил пообщаться с ним повторно), то сейчас это ощущение стало практически осязаемым. Словно связующую нить где-то на секунду пережали.
        — Откуда ты родом?
        — Гиллиан, Магнуг,  — продолжал равнодушно отвечать квихельм, смотря на короля стеклянными янтарно-желтыми глазами.
        Если бы не этот безучастный взгляд, являющийся главным признаком того, что Айдан держит мысли под контролем, он бы подумал, что на мужчине стоит защита, как на ардальских послах. Хотя нет, этого быть не может. С послами связь не устанавливалась вовсе, а здесь она чувствовалась, но не так как обычно. К тому же если нет связи, то и его мысленных приказов не слышно.
        — Кто ты по национальности?
        — Саргат.
        Опять возникло это неприятное ощущение.
        — Кем были твои родители?
        — Отец рыбак, мать торговала на рынке.
        — Как ты попал в Квихл?
        — Меня выбрала савира.
        — Кто ты сейчас по рангу?
        — Старший ученик.
        — А татуировка креста на шее, какой это ранг?
        — Подмастерье.
        — Каково же отличие Мастера?
        — Крест, обвитый плющом.
        Король отложил это в своей памяти.
        — Братство хочет убить меня?
        — Да.
        — Ты верен Братству?
        — Да.
        «Смотри прямо мне в глаза»,  — мысленно приказал Айдан. Его невербальные приказы (если, конечно, не стояла защита Кронуса) всегда исполнялись в точности и беспрекословно, но если их произносить вслух, эффект неизменно становился мощней.
        После того как Райн Раймонд перевел пустой взгляд с плеча короля в его синие глаза, правитель Фостэйна заговорил:
        — Отныне ты будешь верен мне. Братство теперь твой главный враг. Главная цель для тебя — сохранность моей жизни. Любой мой враг — твой враг. Я для тебя отныне царь и бог.
        Квихельм тут же встал со стула, опустился перед королем на колено и, смотря в пол, произнес:
        — Моя жизнь — ваша жизнь, повелитель!
        Айдан протянул ему руку. Раймонд взял ее и поцеловал кольцо с огромным рубином, венчавшим средний палец правой руки. Показалось или нет, но правитель Фостэйна видел, как на долю секунды ноздри мужчины гневно дрогнули.
        — Отправляйся к начальнику охраны и доложи ему, что ты в его личном подразделении.
        Не глядя на короля, Раймонд поднялся, поклонился и молча вышел. Айдан смотрел ему задумчиво вслед.
        — Вы чем-то обеспокоены, Ваше Величество?  — поинтересовался герцог, садясь на место квихельма.
        — Что-то не так в этом Раймонде…
        — Это же квихельм, Ваша Светлость, в них во всех что-то не так.
        Попытался успокоить Мерод короля, однако тревога не развеялась.
        — Нет, нет. Этот такой первый. Что-то в его голове.
        — Защита?
        — Тоже нет. Что-то другое… Приведи его ко мне вечером, в тронный зал. Хочу еще с ним побеседовать. Посмотрим, как он отреагирует на предложение отправиться с войной в родные земли.
        — Вы хотите взять его с собой в Магнуг?  — спросил Мерод тоном, словно сомневался в здравом рассудке короля.
        — Да. Посмотрим, кажется мне или нет, что он может обходить мои приказы.

        Глава 17
        Побег

        Нет хуже вещи, чем сидеть и ждать, когда близким людям нужна помощь. У каждого свои причины бездействия. Кто-то слишком слаб; у кого-то нет средств, чтобы помочь себе и тому, кто нуждается; а кому-то необходимо выждать определенное количество времени, чтобы начать действовать.
        Энира же стала обладательницей всего этого унылого букета. Прошло пять с лишним месяцев, как Хардраг взялся за нее. Нельзя не отдать ему должное, толк был. От мортенийца она, конечно, не отобьется, но убежать запросто сможет. Однако, по словам Подмастерья, этого было недостаточно, якобы, она еще не готова для встречи с «опасным миром» за стенами Квихла.
        Самое обидное, Сараха его полностью поддерживала. На слова же воспитанницы, что полгода уже почти истекли, провидица сказала, что видит Селира в добром здравии еще на несколько месяцев вперед. Фархары изучают его магические способности, чтобы понять — повлияла ли на него магия Спящих из кольца.
        Что касается отца, то он был в надежных руках, и эти руки до сих пор не дали скользнуть ему за грань насовсем.
        Все бы ничего, если бы в Квихл не пришла весть о том, что Айдан III захватил столицу Лисбета, а до нее всего каких-то пара часов езды верхом. Вот! Вот он ее шанс завладеть медальоном! Протяни руку и бери! Но Хардраг строго-настрого запретил ей это делать.
        Квихельмы покидали Квихл пачками, чтобы убить короля Фостэйна. Но пока никто из них не вернулся, ни Младшие ученики, ни Старшие, ни трое Подмастерьев. Даже Мастер Гирнап исчез бесследно. По слухам, доходившим из Гиваргиса, почти каждый день на площади казнили двоих-троих длинноволосых мужчин с бритыми висками. Правда это или нет, оставалось неизвестно, так как все квихельмы, которые были отправлены на обычную разведку, не вернулись.
        Все чаще уезжал и Тэйп, но он всегда (всегда!) возвращался. Ездил ли он в Гиваргис или куда-то еще, Энира не знала, да и не интересовалась особо. При общении с Хардрагом, у нее вообще появилась привычка ни о чем не спрашивать.
        Лира Бэр с относительным спокойствием выполняла приказы своего учителя, до тех пор, пока на задание не отправили Юхана. Он был на седьмом небе от счастья, когда рассказывал подруге, что его посылают выяснить, куда пропадают квихельмы. Энира не разделяла восторга Фалемота, все время чувствуя, как начинает побаливать сердце, учитывая то, что предыдущие разведчики до сих пор не дали о себе знать. Но в этой ситуации она была бессильна, поэтому решила из плохого взять хоть что-то хорошее, попросив Юхана забрать медальон у Айдана. Но прошло две седмицы, а Фалемот так и не вернулся.
        Следующие пропали Непс, Иман и близнецы Хлотары. Тогда-то, сходя с ума от неизвестности, не зная жив Юхан с мальчишками или нет, Энира решилась сбежать в Гиваргис во время очередного отъезда Хардрага, полагая, что уж ее-то казнить не будут, если поймают, она ведь не квихельм. Но ее постиг удар в лице двух Старших учеников, которых Тэйп приставил к ней, в качестве охраны.
        Пыхтя от злости и негодования, лира бурно протестовала. Хардраг ответил просто — девушка покинет Квихл только тогда, когда он ей разрешит. С этого момента Энира возненавидела его во сто крат сильнее.
        Произошедшее же почти сразу после того, как лира смогла войти в состояние Эртаха, странное событие, натолкнувшее ее на мысль, что Тэйп все-таки шарился в ее голове, очень сильно насторожило и взволновало девушку. Как-то ночью она услышала тихий бубнеж Сарахи, доносившийся из соседней комнаты черной хижины. Она явно кого-то ругала. По такому делу, Энира даже не поленилась встать и посмотреть. Особо она не пряталась, когда выглядывала из-за занавеси, облокотившись на косяк. Ее все равно никто не заметил.
        Оказалось, что их посреди ночи посетил Хардраг. Сначала было не совсем понятно, какая причина привела его, но когда савира отошла к запертому сундуку, где хранила свои самые ценные настойки, Энира непроизвольно тихо охнула. Правая нога Тэйпа была сильно обожжена. Хотя нет, не так, она была, словно разъедена кислотой! Такое лира уже встречала. Юхан и Киф долгие недели провалялись в больничном крыле от точно таких же ранений, после их не самого удачного похода по катакомбам, под Квихлом.
        Похоже Подмастерье тоже там побывал. Но как смог он выбраться оттуда? Один! Без чьей-либо помощи? Ведь, очевидно же, тот жуткий постамент тоже пытался его сожрать. Юхан и Киф погибли бы там, если бы не Энира. У них не было никакой возможности спастись самим. Как же это сделал Тэйп?
        После этого случая, он пропал на седмицу, автоматически прекратив занятия с Энирой. Был ли Подмастерье в Квихле или где-то в другом месте, она не знала. Да в общем-то, не сильно и переживала. К тому же поводов для переживаний было и без того предостаточно.
        Спустя восемь дней Тэйп все же вернулся, целый и невредимый, поразив этим Эниру (мальчишкам потребовался целый месяц на восстановление!). Но это быстро забылось, под возобновившимися тренировками, на которых Подмастерье выжимал из лиры все соки, словно пытался нагнать пропущенные дни. Понимая, что тратит свое драгоценное время из-за его дурацких занятий и запретов, Эни на каждом «уроке» устраивала маленькие бунты, тем не менее тщательно выдерживая ту грань, переступив которую Хардраг мог применить против нее силу. Однажды, во время висения над шипами, лира подтянулась и уселась на перекладину, всем своим видом показывая, что заниматься подобной ерундой она больше не намерена. Как ни странно, но Подмастерье не разозлился. Он молча убрал шипастую дорожку и позволил ученице спуститься на землю.
        История же с воровством кинжала имела похожий финал. Когда Тэйп в очередной раз велел ей принести именной нож, лира Бэр задала единственный вопрос — какими способами ей можно пользоваться. Получив ответ «любыми», она надела платье, распустила свои шелковые волосы, и, присмотрев себе Старшего ученика, «случайно» сбила его, выбежав из-за угла. Пока Энира сердечно извинялась, лежа на нем сверху и проникновенно заглядывая в глаза, ее рука медленно и верно вытаскивала кинжал у него из-за пазухи. Обворованный Старший ученик, так и не обнаружил свою пропажу, зачарованно провожая девушку взглядом. После этого Эни торжественно вручила Хардрагу нож, и, как и было обещано ранее, эти занятия прекратились.
        К сожалению, остальные тренировки продолжались, и когда Тэйп был в Квихле, и когда его не было.
        — Серьезно, Бэр, мне иногда кажется, что ты с закрытыми глазами стреляешь,  — издевательски произнес Тэйп, облокотившись на деревянный парапет, являющийся барьером, за который квихельмы не должны выходить во время стрельбы.
        Стояла невыносимая духота. Илар палил так, будто хотел сжечь все живое. Даже трава вокруг болезненно пожухла. Заниматься в таких условиях было невозможно. Но для Хардрага не существовало такого слова. Так что Энира, изнывая от жары, уже который час подряд, стреляла из лука и тихо бесилась от его комментариев.
        На поле находились лишь она да Подмастерье. Число квихельмов сильно поредело за последний месяц, так что их внезапного появления можно было не опасаться. Энира, без стеснения, стянула с себя мокрую насквозь рубашку, оставшись в одной нагрудной повязке и штанах. Помогло не сильно. Она все равно мокла как мышь, то и дело, ощущая, стекающие капельки пота по шее, спине или животу. Одно радовало, что хоть рубашка теперь мерзко не приклеивалась к телу.
        — Как можно метиться в десятку, а попасть чуть ли не в соседнюю мишень? У тебя, наверное, что-то с глазомером. Надо бы сказать Сарахе, чтоб посмотрела тебя. Хотя метишься ты, действительно, правильно. Но в последний момент, стрела срывается в другую сторону. Скорей всего проблема в руках. Надо еще их подкачать, а то как бы не подвели в самый ответственный момент.
        Энира так сжала челюсти, что, казалось, сейчас зубы начнут крошиться. Она ничего не ответила, продолжая метиться в красный кружок.
        — Ты же говорила, что Фалемот в комара попасть может,  — продолжил свою изысканную пытку на нервах Тэйп.  — Я столько раз уезжал из Квихла, неужели нельзя было попросить его позаниматься с тобой пару часов? Или он занимался, да только не настолько хорош, как ты его расписала?
        Терпение лопнуло. Да она целыми днями занималась с Фалемотом, стоило ему выехать за ворота! Ладно он унижает ее, но Юхана!..
        Уже несколько секунд стоя с растянутой тетивой, собираясь выстрелить в мишень, Энира резко развернулась к Хардрагу и, с осознанной хладнокровностью, выпустила стрелу в его сторону, пробив плечо. Тэйп зарычал.
        — Ой, прости!  — ядовито произнесла она, не испытывая ни раскаянья, ни мук совести (все равно выпьет эту черную дрянь из склянки, и к вечеру будет как новый).  — Наверное, руки подвели, да и с глазомером сегодня что-то не то! Пойду к Сарахе. Проверюсь!
        Агрессивно смерив взглядом Тэйпа, который хищно улыбался, она демонстративно кинула лук себе под ноги и, амплитудно развернувшись, пошла прочь. За спиной раздался громкий смех, от которого захотелось развернуться и добить! добить! добить! мерзкого Хардрага. Но лира Бэр достойно сдержала этот низкий порыв, даже не обернувшись.

        — Дочка, тебя Тэйп у ворот ждет. Он уезжает. Так что поспеши,  — издалека крикнула Сараха, приближаясь к черной хижине.
        Сидя на большом полене, Энира перевела вмиг помрачневший взгляд с лежащего перед ней Кифа на провидицу. Гальморт же, услышав знакомый хриплый голос, резко сел.
        — А давно ты у Хардрага вместо почтового голубя?  — недовольно спросила лира Бэр.
        — Ты мне поворчи еще тут. Скажи лучше спасибо, что он тебя после того, как ты его продырявила, в живых оставил.
        — Ну, конечно. Непременно нужно его поблагодарить! Он же всегда так добр ко мне!
        Провидица лишь улыбнулась, став похожей на счастливый изюм.
        — Иди, иди. Сама же знаешь, если ты не придешь, то придет он. А последствия даже я предвидеть не могу.
        Сараха над чем-то радостно рассмеялась, с таким звуком, будто кузнечные меха заработали, после чего скрылась за дверью хижины. Энира проводила ее пасмурным взглядом, а затем обратилась к Кифу, который как раз заваливался обратно на траву:
        — Знаешь, что меня больше всего выводит из себя?
        — Наверно, то, что она права?  — предположил Гальморт, лениво зажевывая длинную травинку.
        — Да! А я, к слову, у Хардрага не в рабстве. Я вообще лира! А он кто? Правильно, хасарский огрызок.
        В самом скверном расположении духа, Энира поднялась.
        — С тобой сходить? А то он может после вчерашнего злится еще,  — участливо предложил Гальморт.
        — Да нет,  — протянула лира, с отвращением вспоминая, что вся та ситуация со стрельбой, наоборот, крайне развеселила Подмастерье.  — Хардраг из тех, кто сразу убивает или калечит, когда ему что-то неугодно. Сомневаюсь, что он всю ночь напролет придумывал для меня месть позаковыристей.

        Когда Энира подошла к главным воротам, Тэйп разговаривал с двумя Старшими учениками. Именно эти два громилы обычно оставались с ней в качестве сиделок, когда он уезжал.
        «Наверняка, свои гадкие распоряжения раздает…» — пронеслась злобная мысль в голове. Но на удивление, квихельмы, поклонившись Подмастерью, запрыгнули на коней и выехали за ворота.
        — В чем дело?  — недружелюбно спросила Энира, когда приблизилась к Тэйпу, закрепляющему подпругу на своем вороном жеребце.
        Ответил он не сразу. Только когда разобрался с седлом, Хардраг повернулся к лире, вытаскивая из-за спины небольшой свиток.
        — Меня не будет седмицу. Занятия не бросай. Программа свободная. Делай что хочешь, но главное делай (основной упор на бег). Это передай Гальморту.
        Не желая с ним разговаривать, Энира молча взяла бумажную трубочку и поспешила уйти.
        — В этот раз я решил не приставлять к тебе охрану. Будем считать, что я тебе доверяю. И ты не решишь отправиться в Гиваргис, в мое отсутствие.
        Эни итак еле сдерживалась, но услышав эти надменные слова, не выдержала:
        — Радость-то какая! Какое счастье что я, наконец, заслужила твое доверие! Но может будем считать, как есть? Может в Квихле осталось слишком мало квихельмов для того, чтобы Братство могло выделить тебе парочку для бесполезного хождения вокруг меня? Не думай, что мне пять лет, и я ничего не понимаю. Если я захочу попасть в Гиваргис, будь уверен, я туда попаду.
        — Ты попадешь туда, только…  — начал было Хардраг, засовывая ногу в стремя и запрыгивая на коня.
        — Только когда ваше величество позволит мне это сделать!  — перебила его рассвирепевшая Энира.  — Знаю! Слышала!
        — Так и будет.
        — Это мы еще посмотрим!
        Энира собиралась сбежать при первой же возможности, когда Тэйпа не будет в Квихле. Вот только ставить его в известность об этом, в ее планы не входило. Она уже не могла спокойно находиться взаперти, не зная, что с Юханом.
        — Бэр, мне не нужны люди, чтобы заставить тебя сидеть на месте,  — самодовольно ухмыльнулся Подмастерье, снисходительно смотря на ученицу сверху вниз.  — Теперь иди. Свое задание ты получила, отнеси Гальморту его.
        После этих слов, Хардраг пришпорил коня и скрылся за воротами. Энира же, чувствуя, что сейчас лопнет от негодования, развернулась и направилась обратно к дому Сарахи.
        — Каков мерзавец, а! Дрессированной собакой меня считает!  — гневно начала возмущаться лира, дойдя до Кифа, который остался лежать там, где она его оставила, швырнув в него свитком.  — Место, Бэр! Сидеть, Бэр! Бежать, Бэр! С этим нужно срочно что-то делать! И ты мне в этом поможешь!
        Последняя фраза была произнесена тоном, не терпящим никаких возражений. Киф лениво наблюдал за суетливо мечущейся перед ним подругой.
        — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но хорошо,  — спокойно сказал он, медленно разворачивая письмо, после чего интеллигентным тоном добавил:  — Буду признателен, если уточнишь в чем именно.
        — В побеге, Киф, в побеге! Ты должен помочь мне перебраться через стену, а до Гиваргиса я уж как-нибудь сама доберусь.
        Повисла недолгая пауза, после которой Киф, криво улыбнувшись, произнес:
        — Эни, ты настолько наивна, что над тобой даже смеяться неудобно.
        — Что не так?  — предчувствуя нечто нехорошее, спросила лира Бэр, перестав мельтешить.
        — Как ты думаешь, почему почти никто не знает, где находится Квихл?
        — Потому что он находится довольно далеко от города и окружен лесом?
        Киф от души рассмеялся, запрокинув голову. Не понимая, в чем заключался юмор, Энира легонько пнула друга по ноге.
        — Киф!
        Гальморт прекратил смеяться, но когда начал задавать вопросы, видно было, как ему сложно сдержаться:
        — Ты думаешь, что твоя главная проблема заключалась в тех двух гориллах, таскавшихся за тобой день и ночь, когда Тэйп уезжал? Да в высокой стене?  — спросил Гальморт, вопросительно выгнув свою смоляную бровь.
        — А разве нет?
        Киф устало выдохнул.
        — На расстоянии двух миль, по периметру, вокруг всего Квихла, окруженного сотнями километров стен, расположены посты. И даже если у тебя есть надежда пройти мимо квихельмов, то мимо сторожевых артефактов, которые моментально обнаружат тебя, стоит попасть в их радиус действия, шансов нет. А радиус действия у них ни больше, ни меньше вся стена.
        Это стало для Эниры неприятным сюрпризом.
        — Но нужно же что-то делать! Должен же быть какой-то обходной путь. Ты должен знать это. Сколько вообще постов в сторону Гиваргиса, Киф? Киф?
        Гальморт не ответил. Он лихорадочно бегал глазами по письму.
        — Киф?  — настороженно позвала Энира друга, вспомнив, кто дал ей это послание.  — Что там?
        — Есть Оркус на свете! Есть!  — воскликнул Гальморт, вскакивая с земли и подбегая к подруге. Он обхватил ее за лицо, звонко поцеловав в лоб.
        — Что?.. Что там написано?  — никак не могла понять лира, наблюдая за радостно хохочущим другом.
        — Хардраг отправляет меня в Гиваргис! В Гиваргис, Эни! Мне надо узнать, что случилось со всеми пропавшими. Кто бы знал, как мне надоело гнить в этом Квихле! Я уже и не надеялся… Спасибо, Оркус, что услышал мои мольбы! Спасибо!
        Пока Киф благословенно возносил руки к небесам, лицо Эниры стремительно бледнело. Из всех близких людей, у нее остались только Сараха да Гальморт, а Хардраг отправляет его в пасть к этому шакалу из Фостэйна!?
        — Киф, тебе нельзя ех…  — начала было лира Бэр, но запнулась на полуслове, когда ее озарило.  — Когда тебе надо ехать?
        — Сегодня вечером.
        — Ты возьмешь меня с собой!  — схватив Гальморта за руки, радостно воскликнула Энира.
        Киф даже сначала и не понял, что она сказала. Но когда, смысл дошел до его сознания, и стало понятно, что подруга не шутит, он тут же вырвал свои руки из ее, будто она сказала жутко гадкую вещь.
        — Что? Нет! Я не возьму тебя с собой! Если меня с тобой поймают, вернут обратно в…
        — Успокойся. Не вернут. Я оденусь под мальчишку, сяду сзади тебя на лошади и спрячусь под твоим плащом. Тебе ничего не стоит провести меня через посты! Киф, ты только подумай! Мне намного легче будет стащить медальон у фостэйнского короля. Без него он станет уязвим. Как убивать магов, тебя учили. Так что ты без труда его прикончишь, и сразу же станешь главным достоянием Квихла.
        Идея для любого квихельма была заманчива, а уж для лимоса, недавно ставшего Младшим учеником, заманчива вдвойне. Чувствуя, что от любого сказанного слова зависит, в какую сторону перевесит чаша весов решения Гальморта, Энира поспешно добавила:
        — Давай, Киф, решайся! Ты только представь! Никто не смог убить короля Фостэйна, никто! Даже Мастер! Тебя же послали на обычную разведку, а ты принесешь Братству его голову. Считай, ты уже почти вошел в историю Квихла. Да чего там… Всего мира!
        — Уверен, что потом я об этом крупно пожалею, но так и быть. Иди, собирайся,  — задумчиво сведя брови, согласился Гальморт.  — В полночь будь у северного выезда конюшни. Если по каким-то неведомым причинам ты не придешь, я уеду без тебя.
        — Ты чудо, Киф! Ты оркусово чудо!  — подпрыгнула от радости Энира и побежала в черную хижину.
        Нужно придумать, что делать с Сарахой. Лира была уверена, что Хардраг попросил ее присматривать за ней.

        Энира еще раз заглянула в спальню, дабы удостовериться, что Сараха крепко спит. Хотя еще бы ей не спать! После такого-то количества страстоцвета и зюзника, что она подсыпала ей в кумыс, который провидица пила на ночь.
        За полчаса до полуночи, покрепче перетянув грудь нагрудной повязкой, надев великоватую мальчишескую рубашку, штаны и спрятав волосы под черной банданой, Энира бесшумно выскользнула из дома. Но стоило ей закрыть дверь за собой, как с крыши спрыгнула огромная рычащая тень.
        Громко вскрикнув, лира вжалась в стену. К ней неторопливой мягкой поступью приближался тот самый барс, совсем недавно гонявший ее по лесу. Его шерсть была белоснежного режущего глаз цвета и только черный крест, тянущийся со лба на нос, выделялся, словно клякса на снегу. Агрессии ирбис не проявлял, но можно было не сомневаться, если Энира вдруг вздумает направится в какую-либо иную сторону, кроме как по направлению к дому, эта киска спокойно отоварит ее лапой.
        Под сопровождение умных янтарных глаз, Энира нервно начала нащупывать ручку на двери, и как только нашла, со скоростью гепарда, скользнула обратно в дом. На улице послышался предупреждающий рык. Вот что имел в виду Хардраг, когда говорил, что ему не нужны люди, чтобы заставить сидеть Эни тихо и смирно.
        Думая лишь о том, что Киф может без нее уехать, Энира выглянула в окно, стараясь придумать, как можно пройти мимо хищника. Барс по-хозяйски лег напротив дома, начав наблюдать за дверью. Он выглядел очень спокойным, если не считать мощного хвоста, раздраженно постукивающего по земле. Энира поспешно подбежала к большому шкафу, где Сараха хранила свои зелья. В волнительной лихорадке, она пыталась отыскать хоть что-то, что поможет против гигантского кота.
        Дело двигалось бы куда быстрее, если бы на всех этих баночках и бутылочках были хоть какие-нибудь надписи. Время поджимало. Лира наткнулась на флакон с фиолетовым порошком на дне. Вроде бы Сараха говорила, что это сонная пыльца какого-то гриба с юга. Животных вроде срубает наповал.
        Тщательно все взвешивая, Энира постояла еще немного и подумала, под аккомпанемент сарахинового храпа, из соседней комнаты. Но делать нечего, другого плана у нее нет. Ссыпав остатки порошка в руку, она побежала к выходу. Стоило лире оказаться на улице, как ирбис тут же вскочил и угрожающе зарычал, обнажая и без того хорошо видимые желтоватые клыки.
        Трясясь шумливым листком, Энира сделала два быстрых шага вперед и, со всей перепуганной души, дунула на ладонь, обдав барса фиолетовым облаком, после чего помчалась на всех парах в сторону конюшни. За спиной послышалось громкое чихание, мурлычущее рокотание и похожий на хрюканье всхрап.
        «Если я что-то напутала и дунула в барса ядом, Хардраг меня убьет…» — пронеслась шальная мысль в голове, когда Энира обернулась и не смогла различить, дышит или нет белоснежная гора перед черной хижиной.
        Однако это быстро вылетело из головы, стоило выбежать к северному выходу конюшни, где ждал Киф, с уже запряженным рыжим рысаком.
        — Мне вот интересно. Ты вечно опаздываешь, исключительно, из любви к опозданиям, или у тебя есть какие-то особые волшебные часы, который каждый раз говорят тебе: «Посиди еще немного. Тебе некуда спешить»?  — недовольно проворчал Гальморт.
        Испытывая страшное волнение, Энира лишь широко ему улыбнулась, подбегая к красивому блестящему коню.
        — В этот раз точно не моя вина. Там… в общем, непредвиденная ситуация.
        — Ты бы хоть слова поменяла. Всегда одно и то же ведь говоришь,  — со вздохом сказал Киф, сажая Эни на рысака и запрыгивая следом.
        Лира Бэр спряталась под плащом, крепко прижавшись к другу, пытаясь слиться с его спиной в единое целое, чтобы, не дай Оркус, никто не раскрыл ее тайник.
        — Совсем необязательно ломать мне ребра,  — пробубнил Гальморт.  — Ослабь хватку. В ночи тебя никто не увидит.
        Энира расслабила руки, но все же до последнего опасалась, что их могут заметить. Но Смотрящие у ворот, без лишних слов, отворили тяжелый засов и выпустили Гальморта в большой мир.

        Глава 18
        Волк в овечьей шкуре

        Кругом люди, люди, люди! И они все пребывают и пребывают, словно где-то прорвало плотину, и через нее хлынул бурный человеческий поток. Все стремились на событие, которое всегда одновременно пугает и завораживает. Казнь.
        Сегодня был как раз тот день, когда должно произойти массовое убийство лиц, неугодных королю Фостэйна. На высоком эшафоте, специально для такого случая, соорудили восемь добротных виселиц. Такое событие не могло оставить равнодушными жителей Гиваргиса. Им, похоже, было все равно, кто ими правит — законный король Адемар или пришлый захватчик Айдан III. Они, как большое жаждущее крови и зрелищ стадо, шумно толпились на закрытой площади, примыкающей к западной стороне замка.
        Энира с отвращением наблюдала за всей этой разномастной толпой, сидя в тени покосившихся стропил, верхом на треснувшей бочке. Эти люди пугали ее. Всю жизнь она видела лишь крепких, сильных и здоровых квихельмов. Здесь же большинство мужчин и женщин были как-то болезненно худы (некоторые, наоборот, чересчур толсты), грязны и сальны. Эти люди пришли посмотреть на смерть беспомощных пленных, которых лишили возможности на элементарное сопротивление, и теперь с предвкушением радостно гомонили и смеялись.
        Киф растворился в толпе, как только они пришли на площадь. Он оставил подруге свой именной кинжал, с серьезным лицом наказав ей молчать, что бы ни происходило, никуда не отходить от гниющих строительных лесов и убегать лишь в случае нападения, или если с ним что-то случится. Ножом же пользоваться разрешил, когда душа пожелает.
        Энира быстро потеряла его из поля зрения, поэтому переключилась на окружающих. На зубчатых стенах важно вышагивали королевские стражники, вооруженные арбалетами и луками. Увитый пожелтевшим плющом балкон, украшенный длиннющими, больше похожими на ковры, синими гербами, с изображением золотых львов. Почетное место короля.
        Стоило об этом подумать, как из распахнутых дверей балкона вышел мужчина, одетый в цвета герба. Был ли это король Фостэйна собственной персоной или кто-то из его приближенных, оставалось лишь гадать. Но одно точно, это не король Адемар. Однако толпа внизу при виде его возликовала. Энира снова с омерзением окинула собравшихся мужчин и женщин.
        «Гнусные, мелочные людишки. Кинь вам кусок побольше, ноги целовать будете. Предатели…» — разочарованно подумала лира, понимая, что Хардраг был прав. Мир не таков, каким она его себе представляла.
        — Любишь смотреть как убивают, сынок?  — раздался почти над самым ухом старческий голос.
        Закопавшись глубоко в свои мысли, Энира вздрогнула от неожиданности и посмотрела на говорившего. Это был всего лишь невероятно худой, словно высохший дед, опирающийся на клюку. Но немощным он не казался. Наоборот, Эни в полнейшем изумлении уставилась в его невозможно синие глаза. Маг! Эти глаза излучали бешеную силу. Им захотелось ответить. Лира уже открыла было рот, но вовремя спохватилась, вспомнив, что старик думает, будто перед ним светлоглазый мальчишка.
        Старец, казалось, был удивлен, что его вопрос проигнорировали. Он подошел поближе, с неприятным прищуром вперившись взглядом в Эниру. Дед слегка повернул голову, подставив свое большое обвисшее ухо поближе к ее лицу, словно ждал от нее шепотка. Эни лишь подальше отстранилась, смотря на него как на сумасшедшего.
        — Может ты не понимаешь бивайсарского языка?  — с обиженным выражением на морщинистом лице, спросил старик на бивайсарском, после чего перешел на общепринятый геллийский:  — Ты не местный, парень? Откуда ты?
        Понимая, что дед от нее не отстанет, пока она что-нибудь ему не ответит, Энира постучала себе ладошкой по горлу, мол, нема.
        — Немой, значится…  — задумчиво хмыкнул старик.  — Откуда ты? Можешь объяснить на языке жестов, я его понимаю.
        «Настырный старикан! Не отстанешь ведь!» — с раздражением подумала Энира. Она знала много языков, и геллийский и бивайсарский, но язык жестов ей был неизвестен. Желая, чтобы дед от нее отвязался насовсем, лира вновь похлопала себя по горлу, прикрыла ладонями уши и, отрицательно качая головой, развела руки в стороны, якобы, ни слова не понимает, что он говорит.
        — Интересно, интересно…  — подозрительно протянул старик.
        Донимать Эниру расспросами он больше не стал, однако так и не ушел, присев на соседнюю бочку и с любопытством стал на нее глазеть. Время от времени, она бросала на него недовольные взгляды, но сделать ничего не могла.
        — Ведут! Ведут!  — послышалось со всех сторон.
        На мгновение толпа затихла. Порядком заскучавшая Энира тут же оживилась, вытянув шею, чтобы получше разглядеть, что происходит впереди. Открылась большая решетчая дверь и на свет вывели шестерых мужчин. Народ тут же заголосил, заулюлюкал и, пока заключенных вели к помосту, начал бросать в них всем, что было в руках.
        В квихельмов! В их защитников! Энира даже не могла поверить, что видит это!
        Вот первый мужчина, закованный в железные кандалы на руках и ногах, начал подниматься на эшафот, постепенно возвышаясь над толпой, так что его стало хорошо видно даже самым дальним рядам… Иман!
        «Нет, нет, нет!» — в панике заколотилось у Эниры в голове. Она запрыгнула на бочку, выпрямившись в полный рост, с ужасом смотря на следующих длинноволосых квихельмов. Одного Эни не знала, но остальные!.. Непс! Близнецы! Юхан!! Но этого не может быть! Почему они покорно идут на свою смерть? Почему не сопротивляются? Они же квихельмы! Что им какие-то кандалы!
        — Что, парень, знакомые лица?  — со смешком спросил старик.
        Лира Бэр, не обращая на него внимания, яростно начала отыскивать глазами Кифа. Но его нигде не было. Страх захлестывал. Энира метнула взгляд на балкон, где, облокотясь на перила, стоял король Фостэйна и наблюдал за воцарившимся внизу оживлением. Она снова посмотрела на эшафот. Квихельмам начали накидывать петли на шеи. Стоявшие рядом палачи подняли головы на Айдана, ожидая его сигнала.
        Плохо понимая, что делает, Энира спрыгнула с бочки и со всех ног бросилась к выходу с площади. Она знала, что вряд ли уже успеет, но стоять и смотреть, как убивают ее друзей, не могла. Оббежав стену с другой стороны, Эни добралась до круглой башни, к которой примыкали все защитные зубчатые стены площади. Именно здесь должен быть вход на балкон. В башню вела старая выцветшая черная дверь, с чугунной ручкой в виде головы орла.
        Совершенно не обратив внимания на отсутствие стражи, Энира остервенело начала дергать за тяжелое кольцо, торчащее из клюва металлической птицы. Но ничего не получалось. Дверь была закрыта. Зарычав от отчаяния, лира от злости ударила кулаком по черному дереву. Дверь натужно скрипнула и открылась. Стараясь не думать о том, что такие тяжеленые двери сами по себе не открываются, Энира нырнула в темноту башни, бегом взбираясь по спиральной лестнице. На последних ступенях она сбавила темп, стараясь не топать (хотя прекрасно понимала, что если перед ней открыли дверь, то, наверняка, уже ждут).
        — Давай! Вешай их к Кардашу! Сколько можно ждать!  — раздавались снизу крики. Значит, Айдан еще не отдал приказ.
        «Где Киф!? Где чертов Киф!?» — беспомощно морщилась девушка. Понимая, что остаются считанные секунды, Энира вытащила из-под рубашки кинжал Кифа и, отбрасывая все чувства, с разбегу всадил его в шею короля. Из-под позолоченной рукоятки потекли кровавые струйки, заползая под ворот синего бархатного камзола.
        — Оркус…  — в ужасе выдохнула лира, смотря как оседает на пол непобедимый Айдан III.
        «Я убила человека! Я убила человека!» — забыв о шестерых квихельмах, с наброшенными петлями на шеях, в отчаянье думала Эни, застыв на месте. Но она быстро пришла в себя, когда мимо уха просвистела стрела.
        Энира припала к каменному полу, неожиданно вспомнив, что на стенах, ведущих к этому самому балкону, куча вооруженных стражников.
        — Король! Короля убили! Что с королем? Король мертв?  — уже более взволнованно зашумела толпа снизу. По крайней мере, отвести внимание от пленников получилось.
        С кристальной ясностью осознавая, что с минуту на минуту балкон заполнится стражниками, Энира быстро подобралась к Айдану и, стараясь не смотреть в помертвевшее лицо с пустым глазами, начала трясущимися руками ощупывать его шею, в поисках медальона (мысль, что он не помог своему хозяину, она отгоняла, как назойливую муху). Зацепившись пальцами за толстую цепочку под камзолом, лира с силой ее рванула. Это было что-то плоское, ребристое и золотое.
        Крепко зажав медальон в руке, чувствуя, как неровные края до боли впиваются в ладонь, Энира, согнувшись, побежала к выходу. Добравшись до тени лестничной площадки, она распрямилась и с разбегу в кого-то врезалась, отлетев назад. Кувырком уйдя в сторону, Эни вскочила на ноги, бросив мимолетный взгляд на возникшую преграду, и так и застыла на месте. Перед ней, целый, невредимый и, самое немыслимое, живой! стоял Айдан III. Она рывком повернула голову назад, чтобы посмотреть на тело. Оно лежало на месте, но стоило лире скользнуть по нему взглядом, как мертвый король растворился в воздухе. Губы самопроизвольно приоткрылись от изумления.
        Энира вновь устремила пораженной взгляд на живого Айдана. Он с интересом осматривал ее с ног до головы. Его задумчивые глаза были насыщенного лазурного цвета. Должно быть он невероятно сильный маг!
        — Может отдашь мне мой медальон? Ох, нет, какая жалость, он же испарился!  — издевательски произнес король, глумливо улыбнувшись и сделав шаг вперед.
        Стоило ему произнести эти слова, как лира почувствовала, что медальон в руке исчез. Поняв, что план провалился (хотя планом это можно было назвать с большой натяжкой). Не раздумывая, Эни рванула в сторону выхода на правую зубчатую стену. Но стоило ей добежать до первых зубцов, из-за поворота показались двое стражников. Энира круто развернулась и побежала к левой стене. Пробегая мимо заинтригованного Айдана, она со злостью осознала весь идиотизм происходящего. Король даже не пытался ее остановить или поймать. Он просто смотрел, как она мечется туда-сюда, словно мышь в клетке.
        Убежать по левой стене тоже не получилось. Оттуда навстречу Энире выбежал здоровенный латгард с обнаженным мечом. С трех сторон выходы были перекрыты. Оставался последний, четвертый. Словно загнанный зверь, лира запрыгнула на каменные резные перила балкона. Она глянула вниз. Гиваргисцы все как один, подняли на нее головы, показывая пальцами и что-то выкрикивая. Казалось, они где-то бесконечно далеко. Энира поняла, что спрыгнуть не сможет.
        — Вот это не обязательно, парень,  — со смешком сказал Айдан, так что девушка резко развернулась, чуть не сорвавшись вниз.  — Спускайся, незачем убивать себя раньше времени.
        «Раньше времени…» — эхом начали раздаваться его слова в голове. Значит, убийство в его планы все-таки входит. Энира снова бросила быстрый взгляд через плечо, вниз, раздумывая, какая смерть ей больше по душе. Но выбора ей не дали. По немому приказу короля, двое подоспевших стражников, грубо стащили ее с бордюра и заломили руки за спину.
        Довольно ухмыляясь, Айдан вальяжно подошел к скрученной Энире и, внимательно изучая ее лицо, со смешком произнес:
        — И кто это у нас здесь? Очередной квихельм? Хотя не похоже. Должно быть маг. Маг, который ни разу не использовал свою магию. Или ты еще не умеешь ей пользоваться? Сколько тебе лет, парень?
        Энира упорно продолжала молчать. Король Фостэйна долго ждал ответа, тщательно рассматривая ее лицо, как вдруг неожиданно рассмеялся, показав на щеках глубокие ямочки.
        — Клянусь, если бы не светлые глаза, я бы подумал, что ты девчонка. Ну хорошо. Может ты и немой, но понимать меня должен. Так ты здесь из-за этого медальона?
        Король вытащил из-под камзола тот самый медальон в резной золотой оправе. Украшение было из белой кости с большим синим прозрачным камнем в центре. Несмотря на бившийся внутри животный страх, Энира не смогла удержаться и жадно посмотрела на артефакт вейланов.
        — Или ты один из тех, кто все еще верен и предан Адемару? А может те висельники твои знакомые? Или ты верен ардальским хозяевам?
        Лира не изменилась в лице, продолжая злобно смотреть на короля.
        — Или может ты пришел за компанию со своим другом?  — еще подлее растянулся в ухмылке Айдан.
        Он кивнул стражникам, что держали Эни, и те развернули ее в сторону помоста с виселицами. Мир пошатнулся… под одной лишней петлей стоял скованный по рукам и ногам Киф, такой же безучастный, как и другие квихельмы.
        — Видишь ли, так уж повелось, что во время казни квихельмов, обязательно приходят еще. Так что я всегда держу парочку лишних,  — довольно сообщил Айдан, покрутив пальцем в воздухе, повелевая обратно развернуть к себе Эниру.
        Стражники услужливо исполнили приказ. После пережитого потрясения, она успела взять себя в руки и ничем не выдала своих эмоций. Лира усиленно пыталась понять, почему квихельмы все еще живы, и почему ее еще не убили.
        — Мне стоит только щелкнуть, и они будут мертвы. Разве их жизни стоят твоего молчания?
        Улыбка сползла с лица короля, когда лира снова не удостоила его ответом.
        — Что ж, значит, будем вздергивать их по одному, пока ты не придумаешь способ, как все мне рассказать.
        Гипнотизируя Эни взглядом, Айдан, подойдя к перилам, махнул рукой. Раздался удар раскрывающейся деревянной створки на эшафоте, вслед которым по толпе прокатилось дружное: «Ох!». Первый же был Иман!
        Энира испугалась. И испугалась настолько сильно, что плохо соображала, что делает дальше. Повиснув на руках стражников, она подтянула колени и со всей силы прыгнула им на ноги. Мужчины вскрикнули. От неожиданности один из них разжал руки. Второй оказался более устойчивым к боли. Но лиру это не остановило. Она крепко сжала освободившийся кулак и с размаху ударила латгарда в кадык. Он тут же разжал руки, страшно засипев. Как стражник заваливается на пол, Энира уже не видела, перемахнув через перила балкона. Девушка схватилась за длинное гладкое полотно герба и стремительно начала скользить по нему, обжигая ладони. Когда ткань закончилась, она сорвалась вниз, даже не подумав, что может сейчас разбиться. Люди внизу с криком, начали расталкивать друг друга, освобождая пустой пятачок.
        Энира уже почти приземлилась, но вдруг почувствовала, как что-то резко дернуло ее и потащило вверх, закидывая обратно на балкон. Воздух на мгновение вылетел из легких, когда она приложилась спиной о каменный пол. Все мысли сразу испарились из головы, вытесненные болью в ушибленном теле. Эни не сразу почувствовала, как ее грубо подняли, вновь заломив руки за спину.
        — По крайней мере, мы выяснили, что ты квихельм,  — раздался сардонический голос короля, тут же заставив Эниру прийти в себя и вспомнить, что Имана вздернули на петле.  — Думаю, нет смысл дальше возиться с остальным. Народ жаждет зрелищ!
        Айдан III щелкнул пальцами.
        — Не-е-е-т!!!  — заглушив звук одновременно раскрывшихся шести люков на эшафоте, безнадежно закричала лира.
        Она пыталась вырваться, но ее крепко держали. По щекам полились слезы, ноги подкосились, и она, рыдая, бессильно повисла на руках стражников. Кто-то что-то говорил, но слова не доходили до сознания.
        — Что это!? Он же из ваших! Ты знаешь этого парня?
        — Это не парень, Ваше Величество. Это девчонка…
        «Квихельм? Здесь квихельм!?» — словно лучик света в темноте, прорезалась мысль. Энира обернулась, чтобы посмотреть на говорившего, и обомлела. В проходе, ведущему к лестнице, стоял Райн Раймонд.
        — Что!? Девчонка!? Быть не может!  — изумленно воскликнул Айдан III.
        Он быстро преодолел разделяющее его и Эниру расстояние и, сев перед ней на корточки, уже иным взглядом начал рассматривать заплаканное лицо. Король потянулся рукой к щеке девушки, но как только его пальцы коснулись ее кожи, она резко повернула голову и, со всей яростью и болью за убитых друзей, вонзилась зубами ему в ладонь. В рот хлынула соленая горячая кровь. Айдан вскрикнул и попытался вырвать руку, но Энира лишь сильнее сжала зубы.
        — Кардашева ведьма! Эштерхаз!
        Закушенная кисть короля вспыхнула синевой. Лицо лиры тут же обожгло льдом, и челюсти сами собой разжались. Отошедший на пару шагов назад правитель Фостэйна мгновение потрясенно смотрел на девушку, повисшую на руках растерявшихся стражников, а затем радостно расхохотался. Чувствуя, как кровь короля стекает по подбородку, Энира с ненавистью глядела на него, жалея лишь, что не оторвала кусок от его ладони. Она ждала, что Раймонд что-нибудь предпримет. Но он не двигался, спокойно наблюдая за всем происходящим.
        — Ты посмотри! Сколько страсти!  — восхищенно проговорил Айдан III.
        Энира призывно посмотрела на Райна, в немой мольбе о помощи. Но в светло-карих, почти желтых глазах не было ничего кроме скуки и безучастия. Страшная догадка обдала холодом. Раймонд предатель!? Нарушил клятву Братству и переметнулся к фостэйнскому королю!?
        Пока Энира неверяще смотрела на Райна, она не заметила, как Айдан подошел к ней и сорвал с головы платок. По плечам сразу рассыпалось золото волос.
        — Богов всех матерь!! Кто ж ты такая!?  — очень громко воскликнул король.
        Лира гневно посмотрела на Айдана, который, казалось, сейчас захлопает в ладоши от восторга.
        — Как звать тебя, красавица?
        Аж скулы свело от ненависти.
        — Это лира Энира Бэр, Ваше Величество,  — ответил Райн за девушку.  — Она дочь квихельского мага. У нее есть брат, тоже маг. В Братстве их считают погибшими…
        — Замолчи!!  — в бешенстве заорала Энира, вскочив на ноги и дернувшись, чтобы броситься на Раймонда, но ее без особого труда удержали стражники.  — Поганый предатель! Метнулся к тому, кто больше заплатил!? К убийце своих братьев!? Ты хуже грязи, Раймонд!
        Энира от души плюнула в квихельма, но, к величайшему сожалению, промазала. Ноздри Райна гневно раздулись, однако это была его единственная реакция.
        — А она строптивица, да, Раймонд?  — весело спросил король.  — Сколько ей лет?
        — Пятнадцать, Ваше Величество.
        Энира вновь окинула Раймонда взглядом полным презрения. Как же она в нем разочаровалась!
        — Пятнадцать… Какая прелесть,  — довольно протянул Айдан, обратив на себя внимание лиры.  — Знаешь, Энира. Ты мне нравишься. Пожалуй, возьму тебя с собой в Фостэйн.
        У лиры даже щеки вспыхнули от злости. Казалось, из глаз сейчас искры сыпаться начнут.
        — Никуда я с тобой не поеду, дрянь,  — с омерзением на лице, сказала она сквозь зубы.
        Айдан от души расхохотался, а затем, посмотрев на Райна, сказал:
        — Слыхал, Раймонд? Она назвала меня дрянью!  — он снова захохотал, а когда успокоился, растроганно посмотрел на девушку и добавил:  — За что ж ты так меня ненавидишь?
        «За что!?» — мысленно повторила Энира.
        — Там были два ее лучших друга, еще четверых она знала близко…
        — Заткнись! Заткнись, мерзавец!  — в бешенстве оборвала его Энира, не собираясь позволять ему говорить о тех, кто убит в результате его предательства и бездействия.
        — Близко?  — поспешно переспросил король, с интересом разглядывая девушку.  — Любовники?
        Энира задохнулась от такого грязного вопроса.
        — Нет. Не думаю,  — преспокойно ответил Раймонд.
        — Не думаю!?  — снова начала вырываться из рук стражников лира, мечтая затыкать его до смерти ножом Кифа.  — Да чтоб твой гнилой язык отсох! Они были моими друзьями! А из-за тебя их не стало!
        — Так только в этом проблема?
        Энира уставилась на короля. «Только в этом проблема?»! Он думает, что ничего особенного не произошло?
        — Ты! убил! моих! друзей! Ты убийца!
        — Ты все еще злишься из-за своих друзей? Не стоит. С ними все будет хорошо.
        — Хорошо!? Ты их убил!!  — чувствуя, как по щекам вновь хлынули слезы, закричала Энира, с полным ощущением, что разговаривает с птицой.
        Айдан наклонил голову на бок и, словно говорил с пятилетним ребенком, умиленно протянул:
        — Так маленькая девочка еще не поняла, что я добрый волшебник?
        Энира прекратила плакать и в недоумение воззрилась на короля. Она усиленно пыталась отыскать смысл в его словах.
        — Видишь ли, я фокусник. Великий иллюзионист!  — подходя ближе к лире, шепнул король.  — Это спектакль, для гиваргисских жителей. Ну, и еще кое для кого. Твои друзья живы. Они уже давно в Къюнгонде.
        Лира Бэр раньше думала, что странней Хардрага не найти. Так вот, теперь с уверенностью можно было сказать, что он потерял свой титул. Казалось, что Айдан III болен каким-то тяжелым психическим расстройством. Он странно себя вел, его жесты были излишне театральны, а слова попахивали легким бредом. Энира очень бы хотела, чтобы ее друзья были живы. Но невозможно создать настолько правдоподобные астральные проекции.
        Совершенно было не понятно врет ли король или говорит правду. Энира перешла на магическое зрение, чтобы увидеть отражение его чувств в ауре. Пришлось даже зажмуриться — настолько она была яркая. Вся переливалась, светилась и двигалась. Перетекала из красного в фиолетовый. Аура Айдана была чиста и сильна. Он не врал, когда говорил, что мальчишки живы.
        — Ты не врешь… Но это невозможно!  — еле слышно проговорила Энира, переходя на обычное зрение, чтобы убрать резь в глаза.
        Король расплылся в улыбке.
        — Это ты-то говоришь про невозможность чего-либо?
        — Но я же своими собственными глазами видела, как… как…
        — Смотри, кто это?  — со смешком спросил Айдан, указав пальцем в сторону.
        Энира повернула голову и увидела идущего к ней Кифа.
        — Киф!  — крикнула она, снова попытавшись вырваться.
        Когда Гальморт подошел вплотную, Энира поняла, что что-то с другом не так. Посмотрев через призму магии, она поняла, что это вовсе не Киф. Вокруг него была не ярко-синяя, а тусклая красно-фиолетовая аура. Жалкое отражение ауры Айдана III.
        — Так вот почему тебя никто не может убить!  — осознала она простую истину.
        Король Фостэйна, не отрываясь от глаз Эниры, продолжая масляно улыбаться, так что спину обдавало жаром, обратился к Райну:
        — Раймонд, через три часа мы выезжаем в Къюнгонд, прекрасная лира Энира на тебе.
        — Да, Ваше Величество.
        — Я не поеду никуда!
        — Разве ты не хочешь повидаться со своими пропавшими друзьями?  — удивленно спросил король.
        — Я с ними повидаюсь и без твоей помощи!
        Айдан III коварно ухмыльнулся и миролюбиво произнес:
        — Конечно, повидаешься.
        После этого он приложил два пальца к виску Эни, и она почувствовала, как сознание затуманивается, затягивая в беспамятство.

* * *

        В богатой, роскошно обустроенной комнате властвовала тьма. Лишь пробивающийся через неплотно занавешенные тяжелые шторы голубой лучик Чары падал на огромную королевскую кровать, с четырьмя колоннами, тянущимися к потолку. На ней спала девушка с длинными светлыми волосами.
        Казалось, она в комнате одна. Но это было не так. У дальней стены, в самом темном углу, забравшись на лаченую тумбу, сидел Айдан III и уже который час подряд наблюдал за ней. Он мог в любую минуту подойти и разбудить ее одним прикосновением своих пальцев, но ему хотелось, чтобы она проснулась сама.
        Король был удивлен, когда не смог внушить мысль светлоглазому мальчишке, наперед зная, что он не принадлежит Ардалу, но это не шло ни в какое сравнение, с тем, что мальчишка оказался прекрасной девчонкой. В ней бушевало столько злости и огня, что ему хотелось посмотреть, останется ли от этого пламени хоть что-то, когда она проснется. Или же все это влияние внешних обстоятельств.
        Вот она пошевелилась.
        «Наконец-то!» — с предвкушением подумал Айдан. Девушка приложила ладонь ко лбу, резко села, начала озираться по сторонам, но его не заметила, затем соскочила с постели и рванула к двери. Там она вдруг остановилась, обернулась, чтобы посмотреть на кровать, возле которой стояла ее обувь. Посчитав, что она ей пригодится, девушка вернулась за ней и бросилась обратно к выходу. Она начала неистово дергать за ручку, но дверь была заперта. Озлобленно ее ударив, юная прелестница развернулась лицом к комнате, ища другой выход.
        Айдан с удовольствием за всем этим наблюдал, и наблюдал бы и дальше, но когда его гостья побежала к зашторенному окну, он решил раскрыть свое присутствие.
        — Не слишком-то вежливо уходить, не предупредив о своем уходе,  — прорезал тишину мирный голос короля.
        Энира застыла на месте, прикипев взглядом к темному углу. Чтобы ей было удобней видеть, Айдан мысленно начертил руны и напитал их Силой, после чего из его ладони вылетело три золотых светящихся шарика, зависших под потолком. Большую комнату они не озарили ярким светом, а придали ей уют, с приятным налетом романтики.
        Как только золотые лучи сделали Айдана видимым, на лице девушки отразился целый калейдоскоп чувств. С настороженности и испуга до гнева и злости, затем все эмоции словно испарились, оставив лишь скучающее выражение на красивом личике.
        — Не слишком-то вежливо насильно привозить людей туда, куда им не хочется ехать,  — заметила Энира, направившись обратно к кровати. После того как забралась в ее изголовье, подобрав под себя босые ноги, она перевела на него свои невозможные глаза, смешавшие в себе чистую синь неба и зелень сочной листвы, и утверждающе добавила:  — Я так понимаю, я в Къюнгонде.
        Потрясающие ощущения! Айдана приводило в восторг все, что она говорила. Ему казалось невероятным, что девушка, очень похожая на Светлых из легенд, действительно существует, сидит сейчас на его постели и разговаривает! Поднявшись с тумбы, король, довольно улыбаясь, начал не спеша к ней подходить.
        — Верно. Прошу прощения, что пришлось заморозить тебя на несколько долгих седмиц,  — без особого сожаления извинился король.
        Под сопровождение ничего не выражающего взгляда девушки, он подошел к кровати, встал на другом ее конце прямо в сапогах на бежевое покрывало и, чтобы видеть свою гостью во весь ее небольшой рост, сел на широкую резную спинку из красного дерева.
        — Но я просто не мог оставить тебя в этом забытом всеми богами Гиваргисе. Такой бриллиант как ты должен сверкать всеми своими гранями, принося своему обладателю почет, уважение и черную зависть окружающих…
        Айдан ожидал услышать или увидеть реакцию удовлетворения, неизменно следовавшую, когда он говорил подобные комплименты своим прежним пассиям, но Энира лишь молча взирала на него с зеленой тоской. Ощущая легкое разочарование, все более растущий интерес и азарт, он продолжил говорить:
        — Раймонд сказал, что друзья зовут тебя Эни. Я могу звать тебя Эни?
        — Нет. Ты можешь звать меня Энирой,  — холодно ответила девушка.
        Айдан рассмеялся. Он так привык, что его все обожают, лебезят перед ним и стараются вечно заслужить внимание, что такое явное пренебрежение Его Величеством вызывало почти чувство эйфории.
        — За что ты так меня ненавидишь?  — с легкостью изобразив драматичное лицо, спросил Айдан.
        — А за что мне тебя любить?
        Король лишь ухмыльнулся одним уголком губ.
        — Меня все любят.
        — Люди глупы.
        Здесь правитель Фостэйна сдержаться не смог и расхохотался. Ему определенно все больше становилась интересна эта ворчливая девчонка.
        — Я король. Ты не боишься, что я могу покарать тебя за подобные слова?
        — Нет. У тебя были более веские основания, чтобы покарать меня. Ты не сделал этого ранее, не сделаешь и сейчас.
        Айдан захотел вывести ее из этого замороженного состояния, поэтому, хищно оскалившись, он вкрадчиво спросил, надеясь привести девушку в волнение:
        — А не боишься, что я могу воспользоваться ситуацией и тобой?
        — А мне стоит бояться?  — вздернув брови, уточнила Энира.
        «Хороша-а,» — протянул про себя король, любуясь кукольным бледным личиком.  — «Была бы ты, красавица, чуть постарше, тебе бы, определенно, стоило бояться».
        — Нет. Пока что волноваться тебе не о чем,  — успокоил он девушку, затем посмотрев на нее еще внимательней, добавил:  — Твоя необычная внешность… Ты владеешь магией?
        Айдан знал ответ, он уже спросил об этом Райна, но все-таки хотел послушать, что на это скажет Энира. Однако ответ последовал неожиданный.
        — Квихельмы здесь? В этом замке?  — ответила она вопросом на вопрос.
        Становилось все интереснее! Видимо, златовласка решила, что ее вопросы намного важнее, чем его, и что король настолько очарован, что незамедлительно на них ответит. Что ж, она была права.
        — Хорошо. Давай сыграем в игру. Я задаю тебе вопрос — ты честно мне на него отвечаешь. Затем ты задаешь мне свой, и я также со всей искренностью даю ответ.
        Энира на мгновение задумалась, затем молча позволительно махнула рукой, вручая ему право первого слова. Это позабавило короля.
        — Так ты обладаешь магией?
        — Нет. Квихельмы здесь?
        Айдан думал, что лира соврет, но она сказала правду. Он это оценил.
        — Не все. Некоторых пришлось убить, чтобы сохранить свою жизнь и жизни моих людей. Но твои друзья, за которых ты так яро заступалась, живы. Они и еще несколько сотен квихельмов здесь, в карцерах,  — честно ответил Айдан, с наслаждением заметив появившееся обеспокоенное выражение на личике девушки при слове «карцер», но он не стал медлить и следом спросил:  — Почему же у тебя такая необычная внешность? В твоем роду есть иллиры?
        Вероятно, Айдан был не первый, кто задавал ей подобные вопросы, так как девушка отвечала с явным раздражением.
        — Мне это не известно. В роду иллиров не было. Почему ты не убил всех квихельмов, а привез их в Фостэйн? У тебя на них какие-то планы?
        — Да, у меня на них планы.
        — Какие же?
        — Не спеши. Моя очередь задавать вопрос,  — мягко осадил Айдан девушку, с легким разочарованием заметив, как живой интерес вновь сменился на выражение пустоты.  — Так все же. Если твои родители обычные люди, хотя отец и брат маги, почему же ты такая? Может ты родилась в необычное время или же твоя мать что-то употребляла, когда вынашивала тебя?
        — Я родилась в обычное время, и моя мать ничего не употребляла,  — быстро ответила Энира.  — Зачем тебе нужны квихельмы?
        Король пару секунд думал, рассказывать ли ей свои далеко идущие планы, и не аукнется ли ему это в будущем. Но посчитав, что опасности эта маленькая бестия не принесет, даже если каким-нибудь чудом ей удастся сбежать от него, он ответил:
        — Видишь ли, я довольно сильный маг. Но не настолько сильный, чтобы противостоять Ардалу. Квихельмы же лучшие воины на Эве. Они отлично натренированы убивать магов. Я хочу, чтобы они встали во главе моего войска и обучили солдат сражаться против мортенийцев и тех, кто наделен магией. Тогда я смогу пойти против… В чем дело?
        Энира скинула безразличие с лица и, изогнув брови, смотрела на него изумленным взглядом.
        — Ты надеешься, что квихельмы встанут под твои знамена и будут тебе служить?
        — Более чем в этом уверен.
        Юная лира заливисто рассмеялась, обнажив ровные зубки. Айдан даже замер, чтобы не спугнуть ее мимолетно приподнявшегося настроения, откровенно любуясь девушкой. Он всегда восхищался красивыми вещами, величественными строениями, самыми простыми и невероятно сложными творениям Оркуса, рождающими в душе спокойствие и благодать, но больше всего он любил женщин, прекрасных женщин, которые будили внутри такую богатую палитру чувств. Айдану и раньше доводилось с замиранием сердца смотреть на своих прекрасных любовниц, однако то, что он испытывал, когда смеялась эта девушка, не шло ни в какое сравнение. Словно внутри зажегся Илар и начал быстро расти, согревая своим теплом.
        — Квихельмы не станут тебе подчиняться. Они никому и никогда не будут служить. У них нет короля. Их владыка Братство и Оркус. Ты же убивал квихельмов, и теперь Братство будет мстить за своих детей. Те же, что сейчас под замком, первым делом отрубят тебе голову и воткнут в сердце нож, стоит им выбраться. И я не думаю, что смерть твоя будет так уж легка. Тот факт, что ты упрятал сотню квихельмов в своих застенках, вряд ли сделает их дружелюбнее.
        — Ты многого обо мне не знаешь, Энира. Я не только мастер иллюзий. В моей копилке хранятся фокусы намного более серьезные, чем ты можешь себе представить,  — слегка подавшись вперед, интригующе произнес Айдан.
        — Какие бы фокусы не хранились в твоей копилке, ни ты, ни кто-либо другой не способны заставить квихельмов подчиняться против их воли.
        — Я способен внушать свои мысли в головы других людей так, что они начинают думать, что это их собственные мысли. Моя воля становится их волей. Для абсолютного подчинения достаточно хорошего зрительного контакта. Но я могу влиять на сознание и без этого.
        Особого эффекта эта новость на девушку не произвела. Энира лишь внимательней посмотрела на короля, прищурившись, словно увидела что-то яркое.
        — Отчего же я еще не у ваших ног?
        — Оттого, что моя магия на тебе не работает. Ты меня не слышишь. Считай, только благодаря этому ты и осталась жива. Мне просто стало интересно, почему мальчишка не делает то, что я велю. Конечно, если бы я сразу знал, что…
        — Ты создаешь иллюзии,  — непочтительно оборвала короля девушка, вновь неприязненно прищурившись.  — А можешь ли ты создать иллюзию другого человека на самом себе? Можешь ли превратиться в кого-то иного?
        Айдан почувствовал, куда подул ветер.
        — Этого не могу даже я, красавица.
        — Не может быть! Так тот старик на площади был ты!
        От изумления Айдан в первые секунды даже не нашелся, что сказать. Как она догадалась!? Да еще так в этом уверенна!
        — Хорошо,  — хмыкнул король, понимая, что отпираться бессмысленно, да и не очень-то и хочется.  — Чем я себя выдал?
        Эти слова напугали девушку. Она побледнела, а в ясных глазах появились страх и непонимание.
        — Что ты за демон?  — одними губами, еле слышно проговорила Энира.
        — Знаешь, а это даже немного обидно,  — грустно улыбнулся Айдан.  — Я, по крайней мере, на обычного человека хоть похож. А на счет тебя вопрос спорный.
        Казалось, это ее задело, и Айдан с удовольствием заметил, как аккуратный носик злобно дернулся.
        — Ты меня с собой не сравнивай. Все мое отличие заключается лишь в светлых волосах и глазах. Я не умею создавать массовые иллюзии, превращаться в разных существ и внушать мысли другим людям.
        — Не все так ужасно. Мои иллюзии ограничены. Превращаться в разных существ я не могу, лишь в человека. И внушать мысли способен только определенному количеству людей. Это требует концентрации. Но постоянные тренировки с каждым разом расширяют мои возможности.
        — Поэтому ты держишь квихельмов взаперти? Потому что тебе сложно контролировать одновременно такое большое количество людей?
        Айдану пришлась по душе сообразительность девушки.
        — Да. Я беру их по одному и начинаю внушать свои мысли. Со временем, они полностью роднятся с ними, и мне уже не требуется их контролировать. Их преданность становится неподдельной. А теперь мой вопрос. Зачем тебе нужен мой медальон?
        — Зачем?  — непонимающе переспросила Энира.  — Он дает бессмертие, вот зачем.
        Король удивленно хмыкнул. Он первый раз слышал о таких возможностях своего украшения, которое было найдено в Запретных лесах. Да, медальон действительно обладал редкими способностями. Он питал хозяина дополнительной Силой, увеличивал концентрацию. Магия с ним становилась мощней и опасней. Но бессмертия он не давал. Айдан вообще ни разу не слышал о подобных артефактах.
        — Ты хочешь жить вечно?  — с любопытством спросил он, пытаясь понять мысли юной лиры.
        — Я хочу помочь одному человеку. А для этого мне нужен этот медальон. Он ведь, правда, дает своему обладателю бессмертие?
        Энира вновь сощурилась, и король подумал, что делает она это не просто так.
        — Правда,  — без зазрения совести солгал Айдан, наблюдая, как глаза девушки округлились.
        — Неправда…  — сокрушенно выдохнула она.  — Значит, все было зря!
        — Как ты это делаешь!?
        — Какая разница как я это делаю?  — устремив остекленевший взгляд на золотистое покрывало, бездумно спросила она.
        — Ты должна ответить на мой вопрос! Только честно!
        Энира со злостью на него посмотрела, будто он отвлек ее от очень важного дела.
        — Ты же на мои врал.
        — Это-то и удивительно! Как ты поняла?
        — Я не обладаю магией,  — наконец, заговорила она.  — Но у меня есть способности. Я… могу усилием воли переходить на магическое зрение и видеть ауры, энергии и любые манипуляции мага при колдовстве.
        В это сложно было поверить! Хоть Айдан и был потрясен до глубины души, но не сумел провести связи с тем, как Энира могла различать правду и ложь.
        — Так как же ты распознаешь обман?
        — Так и распознаю. По ауре. Когда человек врет, она начинает мерцать, в некоторых местах образуются провалы или воронки, бывает даже она начинает терять свой цвет. Если человек мастер в этом деле, то определить сложнее, но это видно всегда. В любом случае.
        — О чем ты говоришь? Как можно различить по ауре чувства и мысли человека? У некоторых же она настолько слабая, что выглядит как белесое облако!
        — Это вы так видите. Маги. Я же вижу намного ярче и четче. Это, пожалуй, единственное, что я делаю лучше вас.
        У Айдана в голове родился гениальный план. Да если у него под боком всегда будет такой определитель любых видов магии, он же станет непобедимым! С поддержкой квихельмов, безделушкой Древних и с этой девушкой никакой Ардал не страшен.
        — То есть ты можешь определить любые изменения в ауре?  — уточнил он, думая о Кронусе и о защите, которую глава Карающих научился ставить на своих людей, чтобы Айдан не смог им ничего внушить. Если Энира видит тончайшие нити магии, то возможно она разглядит, где нужно пробить заслон, чтобы добраться до сознания врагов.
        — Если у него есть аура, то да.
        — Да я с тобой горы сверну!  — возликовал король, развернувшись и спрыгнув со спинки кровати на пол.
        — А с чего ты решил, что я буду помогать тебе сворачивать горы?
        А, действительно, с чего это он решил? Эта девчонка вряд ли будет делать что-то просто так.
        — Хорошо. Давай так. Ты остаешься у меня, а я отдаю тебе медальон,  — компромиссно предложил король.
        Энира рассмеялась.
        — Зачем мне теперь твой бесполезный медальон.
        Так просто такой талант Айдан упустить не мог. Хотя не в одном таланте дело. В отношениях с Ардалом он, со сложностями, но мог и без способностей Эниры обойтись. Однако ему хотелось наблюдать за Эни, хотелось понять, что творится в ее голове, хотелось любоваться этой редкой непривычной красотой. И король во что бы то ни стало заставит юную лиру остаться в Къюнгонде.
        — Что ж, тогда, думаю, тебе будет не очень приятно, если твои друзья распрощаются с жизнями,  — пожал плечами король.
        На мгновение на лице Эниры прорезались две хорошо заметные морщинки, тянущиеся от носа к дернувшимся вниз уголкам губ. Это был единственный признак того, что Айдан попал в нужную цель, но через мгновение исчез даже он.
        — Я остаюсь у тебя на два месяца, помогаю тебе с твоими «горами», а ты отпускаешь квихельмов.
        Король не сдержался и от души расхохотался, услышав такое предложение.
        — Два месяца!? Отпустить всех квихельмов!? Извини меня, конечно, красавица, но такого бессовестного предложения, я не получал даже от Ардала. Давай так, ты остаешься у меня минимум на полгода, а я отпущу… семерых (семь хорошая цифра) квихельмов.
        Это была далеко не случайная цифра. Раймонд сказал, что ровно столько друзей девушки он держит взаперти. И двое из них ее лучшие друзья.
        — Ты отпустишь их сразу?
        — Сразу? О нет, Энира. Только по истечении назначенного срока.
        — Не пойдет!  — возмутилась девушка.  — Отпусти их сразу!
        — Будь по-твоему. Я отпущу пятерых квихельмов. Называй имена.
        Энира уже открыла было рот, как Айдан ее предупредил:
        — Кроме Кифа и Юхана. Они будут главным залогом.
        Девушка нахмурилась.
        — Раймонд?  — только и спросила она.
        — Раймонд,  — с улыбкой подтвердил король.  — Так кого ты хочешь освободить.
        — То есть ты освобождаешь сейчас пятерых квихельмов, а через полгода еще двоих и меня?
        — Нет. Сейчас я освобождаю пятерых квихельмов, через полгода еще двоих, а тебя, как карты лягут.
        Айдан полагал, что Энира взбунтуется, но вместо этого она задумалась на минуту, после чего спокойно ответила:
        — Хорошо. Освобождай Непса Изендара, Имана Лорентайна, Эйда Битана и близнецов Хлотаров.
        — И ты согласна со всеми условиями?  — подозрительно осведомился король.  — Даже на то, чтобы остаться в Къюнгонде дольше, чем твои друзья?
        — Почему бы и нет. Ты отпустишь моих квихельмов, они вернутся в Квихл, а дальше, ты сам сказал, как карта ляжет. А лечь она может и в мою пользу.
        Айдан растянулся в улыбке. Эти полгода обещают быть очень занимательными.

        За деревянной ширмой с изображениями белых лилий раздавалось громкое шуршание и шелестение. Айдан, облокотившись на широкий комод, смотрел на изогнутые створки глазами довольного кота.
        — Знаешь, мне бы не очень хотелось, чтобы Ардалу стало известно обо мне,  — раздался из-за перегородки голос Эниры.
        Айдан шумно втянул воздух. В его планы это тоже не входило. Король внутренне чувствовал, что о лире Бэр лучше не распространяться. И если подданным своего двора он внушил, чтобы они о ней молчали, то в случае с Ардалом возникали проблемы. Для этого он и берет ее на торжество, где должны появиться посланники страны магов, чтобы она смогла отыскать брешь в защите их сознания. Это риск, но остается надеяться, что оправданный.
        — Им и не станет,  — заверил девушку король.  — Ты заглянешь в их ауры, отыщешь, где находится защита, опишешь мне, как она выглядит, и скажешь, куда бить.
        — А ты уверен, что получится?  — выходя из-за ширмы, спросила Эни.
        Король с нескрываемым наслаждением заскользил по ее ладной фигурке, обтянутой в тонкий голубой атлас, в который раз подумав, что развита она не по годам. Он предпочитал женщин с более пышными формами, но Энира, несмотря на некоторую суховатость, все равно радовала глаз. К тому же через несколько лет, она обещала стать идеальной, по представлениям короля.
        — Уверен,  — улыбнулся Айдан, возвращаясь взглядом к встревоженному лицу.
        Энира подошла к большому зеркалу, отражавшему ее в полной рост.
        — Хорошо если б так оно и было. Не хотелось бы попасть под лупу Ардала,  — сказала девушка, затем кряхтя начала подтягивать корсет платья, в надежде поглубже спрятать два упругих мячика груди.
        Айдан прям-таки упивался этим зрелищам, мысленно восхваляя себя за введение подобной моды в Фостэйне. Он считал, что женщина не должна прятать свою красоту.
        — А нет платья более открытого, а то в этом я чувствую себя недостаточно голой?  — ядовито поинтересовалась Энира, когда ее старания не увенчались успехом, после чего с затаенной злобой добавила:  — Гори в аду, кто это создал.
        — Это создал я,  — хмыкнул Айдан.
        — Ну, тогда ты гори в аду,  — спокойно исправилась лира, посмотрев на короля в зеркале, заметив, как он ее рассматривает, она развернулась к нему и с насмешкой сказала:  — Ты для меня слишком стар.
        Не то, чтобы король не понимал, что Энира еще юна и неопытна, но услышать, что он слишком стар, не приятно.
        — Это пока,  — многозначительно растянулся в улыбке Айдан.  — Пока тебе еще пятнадцать лет. А вот лет через пять, когда тебе будет двадцать…
        — Ты будешь старее еще на пять лет, и мое отношение к тебе по-прежнему не изменится.
        Это был удар под дых. Чтобы спрятать задетые чувства, Айдан плотоядно осклабился и деланно ласковым голосом, в котором затаилась угроза, произнес:
        — Это мы еще посмотрим. Через пять лет представления о достоинствах мужчин у тебя полностью поменяются.
        Энира рассмеялась. Направившись к двери, она, проходя мимо короля, пренебрежительно бросила:
        — В отношении старости представления мои не поменяются.
        Айдан подумал, что юная лира еще плохо понимает какое влияние может оказывать на мужчин, но определенно начинает потихоньку это осознавать. И убереги их всех Оркус, когда она осознает силу своей красоты окончательно.
        — Не такой уж я и старый,  — сказал Айдан, оттолкнувшись от комода и следуя за ней, любуясь видом сзади.

        В Белом зале на высоком помосте стоял белоснежный трон, отделанный сапфирами. Но эти яркие драгоценные камни меркли на фоне лазуритных глаз мужчины, восседающего на престоле. Его цепкий взгляд впивался в двоих сероглазых мужчин, стоявших перед ним. Однако смотрели они не на короля, а на златовласую девушку, удобно устроившуюся на широком подлокотнике трона. Один из мужчин, который говорил, время от времени отводил от нее взгляд, но было видно, как тяжело ему это давалось. Второй даже не пытался.
        Айдан с раздражением выслушивал послания от савита Бонифация, в нетерпении ожидая, когда Энира сообщит ему хорошие новости. Было нелегко сдерживать себя, когда эти два колдунишки говорили, что ему нужно сделать для блага его же королевства. Король скользнул рукой по бедру юной лиры, сидящей на его подлокотнике, и, призывая ее к ответу, легонько похлопал пальцами. Даже если бы она ничего не ответила, эта маленькая шалость отлично подняла настроение. Однако девушка послушно откликнулась. Склонившись к королю ближе, Энира начала шептать ему на ухо:
        — Не знаю, то это или нет. У одного из них, который говорит, в ауре черные заслоны. От бровей до подбородка. По кругу. И на уровне чревного сплетения такая же преграда. Но у второго колдуна этого нет. Может он без защиты? Попробуй ему что-нибудь внушить.
        Без лишних слов, Айдан отправил неотрывно пялившемуся на Эниру послу команду-мысль почесать нос и подергать себя за мочку уха. Секунда, и вот мужчина покорно исполняет его приказ. Стоящий рядом с ним маг, говоря о плачевном состоянии Ракуэля, после вторжения Айдана в это королевство, подозрительно покосился на чесоточного. Король посмотрел на лиру, коварно ухмыльнувшись. Девушка понимающе ответила ему такой же ухмылкой, после чего вновь к нему склонилась.
        — А теперь попробуй разорвать эти черные обручи в ауре. Ты начинай колдовать, а я буду следить, в правильном ли направлении ты действуешь.
        Еле заметным движением пальцев, Айдан вывел в воздухе простенькую руну, напитав ее Силой. От трона к глашатому пополз тоненький голубой щуп, невидимый обычным зрением. Король до конца не был уверен в своем плане. Если он где-то напортачит и повредит саму ауру посла Ардала, Правители это так просто не оставят.
        В магическом зрении было видно, как щуп подполз к послу и начал подниматься вверх, вдоль тела.
        — Осторожней, не коснись ауры, он может почувствовать,  — шепотом предупредила Энира.
        Король хоть и поверил в способности девушки, но все равно не смог еще раз не удивиться, что она действительно «видит». Выполняя наставления, он подогнал щуп на уровень лица ардальского мага и уже собрался вонзиться острым кончиком в зеленую, с переливами синего ауру, как Энира вновь на него зашипела:
        — Ниже, ниже! Да, вот сюда.
        Айдан совершенно не видел никаких черных заслонов, а оттого тыкал вслепую. Он внимательно слушал все, что говорила сидящая рядом лира.
        — Все, остановись. Заслоны распались, но еще не исчезли,  — спустя несколько минут согрела Энира своим горячим дыханием ухо короля, заставив пробежать приятные мурашки по спине.  — Они начинают пропадать. Думаю, пока не стоит отдавать приказов. Он может их услышать, но выполнить не выполнит.
        Айдан расслабленно откинулся на троне, довольный собой.
        — … Также савита Бонифация настораживает массовое исчезновение квихельмов. Служба савита Талорка донесла, что Братство посылало их убить вас, Ваше Величество. Но они все пропали. Правители получили сведения от посла, но все же повторно задают вам этот вопрос — живы или нет квихельмы?  — тем временем продолжал нудеть посол.  — Так же он обеспокоен исчезновением короля Адемара и вашим бездействием, в его поисках. По слухам, он сбежал в Тихнур, но мортенийцы его так и не нашли. Савиты Бонифаций и Кронус недовольны таким положением дел. Адемар может устроить беспорядки на Материке, поэтому настоятельно советуют Вам уделить этой проблеме больше внимания…
        «В каждой бочке затычки. Какое вам вообще дело до Адемара?» — неприязненно подумал Айдан. От мрачных мыслей короля отвлекла Энира.
        — Думаю, пора бы ему умолкнуть,  — тихо прошептала она.
        Правитель Фостэйна услышал в этом шепоте отражение своих собственных недобрых чувств. Посмотрев прямо в серые глаза говорившего посла, он властно заговорил:
        — Ты скажешь Правителям Ардала все, что они хотят услышать. В Фостэйне вы не видели никого и ничего необычного, подозрительного или странного. Все прошло скучно и непримечательно. В вопросе с квихельмами, передай савиту Бонифацию, что все они мертвы,  — закончив с одним, Айдан посмотрел на ошарашенного второго посла, который был возмущен речью короля.  — Ты будешь подтверждать каждое слово Тимира. Все что было сказано ранее, касается и тебя.
        По остекленевшим на несколько секунд глазам послов Айдан понял, что отправленные в пространство мысли нашли своих адресатов.
        — Благодарим за оказанную честь, Ваше Величество,  — с глубоким поклоном произнес Тимир.
        Второй посол, имя которого король не запомнил, последовал примеру своего спутника.
        — Доброго пути, друзья,  — напутственно сказал Айдан, не желая, чтобы ардальские выродки задерживались дольше положенного.
        Энира поднялась с подлокотника и, грациозно откинув рукой завитую золотую прядь за спину, обратилась к королю:
        — Они точно ничего не расскажут обо мне?  — с сомнением спросила она.
        — Они даже не помнят, что видели тебя. Так что думаю, нет, не расскажут.

        Уже месяц прошел, как Энира появилась в замке Къюнгонда, а Айдан никак не мог перестать ею восхищаться. Она оказалась необычной не только внешне, но и по характеру. Возможно, свою роль здесь сыграла ее жизнь среди квихельмов или то, что ее воспитала савира, но факт оставался фактом, не было ни дня, чтобы она не удивила его. За месяц лира стала относиться к нему теплее. Казалось, она все больше привыкала к королю. Уже не было этого неприятного чувства, что стоит повернуться спиной к Эни, как та вонзит в нее нож (буквально и фигурально). Хотя даже это очаровывало Айдана.
        В традиционный праздник в честь богини Геллы, король решил устроить торжество не в душном бальном зале, а в къюнгондском саду. Сумерки уже отдали власть мраку ночи, а празднество было еще в самом разгаре. Кругом горели факелы, заливая пространство своим теплым светом. Оркестр не замолкал ни на минуту. А на выложенном посреди большой поляны паркете кружились в бесконечных танцах десятки пар. Повсюду раздавался смех мужчин и женщин, довольных атмосферой веселья и радости. Вино лилось рекой, а столы ломились от всевозможных яств. Гостей развлекали факиры, кемизские акробаты, дрессировщики тагеров, шуты, танцовщицы и фокусники.
        К Айдану то и дело подходили его подданные, с восторгами и со словами почтения. Обычно король спокойно относился к подобному вниманию к себе, но сейчас это его слегка тяготило. Они отвлекали от созерцания Эниры, которая не переставала звонко смеяться и охать, восторгаясь примитивными карточными обманами обычного фокусника. Айдан никак не мог понять, чему она так удивляется, и сосредоточенно следил за трюкачом. Но там было все настолько просто и очевидно, что для него так и осталась тайной таких искренних восторгов девушки.
        Неожиданно сторожащее кольцо на среднем пальце обожгло огнем. Айдан, не раздумывая, махнул рукой. Вино из журчащего рядом фонтана вылетело из своих каменных берегов, и ледяной красной стеной окружило короля. Послышался хрустящий удар треснувшей защиты и женские испуганные крики. Айдан одним движением растопил лед вокруг себя. Вместе с растаявшим вином на землю упала резная стрела. Расслабившиеся было латгарды тут же подбежали к своему королю, заключив его в защитный круг. Правитель Фостэйна развернулся в сторону выпущенной стрелы, мысленно послав приказ невидимому врагу сложить оружие и выйти к нему. Установившаяся было связь с чужим сознанием, вдруг резко оборвалась. Айдан тут же сложил цепочку магических символов, щедро вбрасывая в нее Силу. Когда они обрели ярко-синее свечение, в его руках появились по небольшому дрожащему пульсару. Одновременно с этим он послал повторный мысленный приказ.
        Незнакомец не заставил себя долго ждать. Из тьмы деревьев къюнгондского сада вышел мужчина. В одной руке он держал обнаженный меч, в другой что-то, что очень походило на человеческую голову. Несколько латгардов тут же бросились ему навстречу, но король быстро их осадил, приказав разойтись в стороны.
        «Убери меч» — не произнося ни слова, приказал Айдан. Мужчина послушно выполнил приказ, вложив оружие в ножны. На праздничной площадке повисла гробовая тишина. Все, как один, следили за приближающимся к королю незваным гостем.
        Сначала Айдан подумал, что это квихельм (раньше только они решались нападать на него в его же замке), но когда мужчина вышел на свет, король понял что это не так. У него не было длинных волос как у всех квихельмов хотя виски были выбриты.
        — Кто такой?  — спросил Айдан, стоило мужчине подойти на расстояние трех метров и остановиться.
        — Тэйп Хардраг, Ваше Величество. Наемник.
        — Это кто?  — кивнул король на голову, с которой стекала кровь на землю, и мысленно добавил: «Говори правду».
        — Стрелял в вас из-за дерева,  — спокойно ответил Тэйп, бросив голову к ногам Айдана.
        — Ты пробрался мимо моей охраны?
        Хардраг криво ухмыльнулся.
        — У вас не очень хорошая охрана, Ваше Величество.
        Латгарды синхронно сжали рукоятки своих мечей. Айдан злобно скривил губы, подозрительно окинув наемника взглядом синих глаз. Охрана короля сегодня была как-никогда сильна. Куча сторожевых артефактом, маги, латгарды. И он так просто прошел мимо них?
        — Ты квихельм?  — вслух спросил король, мысленно послав приказ: «Правду!»
        — Нет, Ваше Величество, я обычный наемник. Ищу сильного и достойного покровителя. По слухам, сильнее вас на Материке никого нет, если не считать Ардал, конечно, но у меня с ним давние счеты.

        Айдан был удивлен. Все это выглядело подозрительно. Да и сам Хардраг доверия не вызывал. От него веяло необъяснимой угрозой. Почему-то даже сомнений не возникало в его талантах убивать. А такие люди для него сейчас на вес золота.
        — Не такой уж и обычный, раз так просто пробрался в замок,  — произнес король, запустив пульсары в наемника.
        Огненные синие шары пролетели в миллиметрах от его головы, но Хардраг даже ухом не повел, невольно вызвав в Айдане уважение. Далеко за его спиной раздался взрыв, и король с грустью подумал, что должно быть пульсары врезались в статую морской девы.
        — Что ж, и в каком качестве ты хочешь мне служить?  — спросил правитель Фостэйна.
        — В каком пожелает Ваше Величество,  — почтительно ответил наемник, смотря не на короля, а в сторону.
        Айдан проследил за его взглядом и увидел Эниру. Она покинула фокусника, вышла в первый ряд и уставилась на Хардрага. Королю это не понравилось. Он вновь посмотрел на наемника и с внутренней злостью заметил, как тот осматривает лиру с головы до ног изучающе-порочным взглядом.
        Неожиданно Энира дернулась и быстро подскочила к королю. Она схватила его за рукав и грубо дернула, так что ему пришлось нагнуться.
        — Не бери его. Он плохой человек. Он мне не нравится,  — зашипела лира ему на ухо.
        Так вон оно что! Вероятно, она что-то увидела в его ауре. Айдан-то грешным делом подумал, что все как раз наоборот, и Хардраг понравился его маленькой вздорной пленнице, но после ее слов, даже от сердца отлегло. Он окончательно решил взять наемника к себе на службу. Вскоре ему вновь придется уехать из Фостэйна. На северо-западе осталось единственное не завоеванное королевство — Фергас. Король планировал быстро с ним разобраться и вернуться. Естественно, Эниру с собой не потащишь. И в последнее время он все чаще думал, кого бы приставить к ней для охраны, чтобы не сбежала. Сначала он думал поручить это дело Раймонду, но этот Раймонд был чересчур смазлив, король боялся, что наивное сердечко юной лиры может подпасть под его чары. С квихельским Мастером и Подмастерьями он еще не работал, а остальные до нужного уровня не дотягивали. Мерод же и другие маги нужны были в походе.
        Проблема решилась неожиданно, в лице так удачно подвернувшегося наемника. Осталось только проверить, как далеко он готов зайти ради своего нанимателя.
        Король ухмыльнулся напряженно ожидающей ответа Энире и, обхватив ее за талию, вывел вперед себя.
        — Правда хороша, Тэйп?  — обратился Айдан к наемнику.
        Он ласково убрал золотые пряди лиры, обнажая и без того откровенно оголенные плечики и, поддавшись искушению, медленно и с чувством поцеловал нежную шейку, которую украшали изумрудные капли элегантного ожерелья из золота. Энира же не шелохнулась, продолжая смотреть на Хардрага со страхом. Отличный набор для ее личного охранника.
        — Это жемчужина моего двора,  — растягивал слова король. Он неторопливо погладил ладонями обнаженные руки девушки от плеч до тоненьких кистей.  — Ее зовут Энира. Прекрасное имя. Но, видишь ли, эта нимфа непокорна, строптива и чувствует надо мной власть. Такое положение дел меня не устраивает. Избавиться от нее самому, не хватает духа. А вот ты можешь это сделать.
        Айдан прекратил ласкать нежную кожу девушки и довольно грубо вытолкнул ее навстречу Хардрагу.
        — Отруби ей голову. Но только быстро, чтоб не мучилась.
        — Ч… Что!?  — не поверила своим ушам Энира, обернувшись на короля.
        Искренне веселясь, Айдан трагично вздохнул и, с серьезным лицом, печально произнес:
        — Я буду скучать, Эни.
        Глаза лиры расширились. Пока она пыталась понять шутит он или нет, король послал мысль-приказ Хардрагу: «Действуй, как считаешь нужным».
        Наемник медлить не стал. Услышав звук чиркнувшей стали о ножны, Энира резко развернулась к Тэйпу. Мужчина с каким-то жутковатым безразличием, замахнулся и рассек воздух поперек. И вот голова юной лиры отлетела в сторону, под сопровождение громких оров и визгов перепуганной толпы.

        Глава 20
        Неизвестная сторона

        Ожидаемая боль не пришла. Все? Мертва? Энира открыла глаза и не поняла, где находится. Первое что она сделала, судорожно схватилась за горло. Поняв, что шея не пострадала, лира ощупала голову. Убедившись, что все на месте, она начала озираться по сторонам. Вокруг живые изгороди, увитые виноградной лозой, освещаемые лишь тусклым серебряным светом Чары. Лира помнила это место. Они с Айданом проходили здесь часа четыре назад, когда шли на праздник. Он еще зачем-то распустил охрану. Король сорвал кисть винограда, очень настаивая, чтобы Энира попробовала. После того, как ягода попала в рот, в глазах начало сильно двоиться. Так вот почему она жива! Айдан создал ее двойника! Но как? Энира же была на празднике! Или она думала, что была? И зачем он вообще это сделал? Разве король мог знать, что появится Хардраг?..
        «Хардраг!» — пронеслась ненавистная мысль.  — «Убил меня! И даже не поморщился! А Селиру обещал, что присмотрит за мной. Что за лицемер!?». Кипя от гнева, Энира пыталась выйти из лабиринта виноградных зарослей. Спустя только минут тридцать, злая, как Кардаш, она, наконец, вышла на дорожку, усыпанную гравием. Вдоль нее до самого замка стояли статуи мифических существ, чередуясь с фонтанами. В противоположной стороне мерцали огни факелов, и разносился гомон вперемешку с криками собравшихся людей. Энира даже не обернулась, сразу направившись в замок. Злиться или нет на Айдана, она пока не решила. Ох, уж эта его любовь к представлениям! Он приказал ее убить, но в то же время как бы и спас, создав двойника. За месяц лира уже почти привыкла к его играм, многие из них казались ей даже забавны, однако подобного еще не случалось. Но вот Хардраг!..
        — Бэр!  — словно вторя мыслям Эниры, послышался за спиной голос Подмастерья.
        Лира даже не попыталась справиться с вмиг нахлынувшими чувствами. Она быстро нагнулась, схватила с дорожки горсть мелкого белого гравия и, развернувшись к Тэйпу, со всей силы запустила в него камнями. Хардраг находился метрах в десяти от нее, так что парочка снарядов все же попала по его руке, которой он успел закрыть лицо.
        — Сволочь! Голову мне отрубил!  — закричала на него Энира.  — Да чтоб ты в Бездну уже провалился! Сколько можно!? Какого Кардаша ты сюда притащился!?
        Пока лира яростно выплескивала свои эмоции, она бессознательно отходила спиной от приближающегося к ней Хардрага. Но, несмотря на оскорбления и брошенные в него камни, он, похоже, нисколько не злился. На его лице играла до боли знакомая ухмылка.
        — Спокойно, Бэр. Разве я похож на человека, который может отрубить голову?
        Энира не оценила сарказма.
        — О, так смешно! Куда смеяться, покажите!
        Когда лира поняла, что Тэйп движется быстрее, чем она, Эни предупреждающе крикнула:
        — Не подходи ко мне, понял!
        Хардраг пропустил угрозу мимо ушей. Тогда Энира резко наклонилась и схватила с дорожки еще одну горсть, твердо намереваясь в него запустить. Но стоило ей распрямиться и замахнуться для броска, как вдруг поняла, что оказалась приподнятой над землей, прижатой спиной к Хардрагу, а руку с камнями ломит от боли. Пальцы самопроизвольно разжались. Мелкий гравий с тихим шуршанием посыпался на землю.
        — Не доводи до греха, Бэр,  — сказал Тэйп опасно-вкрадчивым голосом ей на ухо.  — Я знал, что ты всего лишь иллюзия. И успокойся, здесь я не по твою душу.
        Может оттого, что Энира повзрослела за прошедшие месяцы или из-за того, что больше не в Квихле и ни от кого теперь не зависит, но ни Хардраг, ни его слова ее не напугали. Единственное, что она чувствовала, так это острую неприязнь и неуют положения, в котором оказалась.
        — На землю отпусти меня,  — холодно сказала лира.
        Подмастерье выполнил просьбу. Развернувшись к нему лицом, Энира деловито подтянула корсет, расправила складки своего бежевого платья и, с презрением посмотрев в его глаза, спросила:
        — И как же ты понял, что я всего лишь иллюзия, если даже я не поняла?
        — Этот павлин так тебя облизывал и восторгался, что только дурак мог не понять, что он никогда бы не приказал тебя убить. К тому же он постоянно лез в мои мысли. Все это было чистой воды проверкой.
        — Неужели? И как же тебе удалось соврать, что ты не квихельм? Меня ты можешь обмануть, Айдана нет. Как ты смог обойти приказ говорить правду?
        Это еще тогда, в саду, показалось Энире странным. Хардраг, конечно, уникум, но всего лишь человек, не маг. Ему не под силу тягаться с правителем Фостэйна.
        — Твой Айдан не так силен, как ты думаешь. Его воля ничто, по сравнению с моей,  — ледяным тоном ответил Тэйп, словно тот факт, что его вообще посмели с кем-то сравнить страшное оскорбление.  — Я здесь не для того, чтобы служить этому шуту. Как только дело, что привело меня сюда, будет сделано, я незамедлительно покину Къюнгонд.
        — Дело? Ты пришел освободить квихельмов?
        Неужели Хардраг все время знал, что они в Фостэйне? Даже когда Энира еще была в Квихле?
        — Нет.
        — Какое же тогда?
        — Это не твоего ума дело. Но то, что ты здесь, облегчает мою задачу.
        Захотелось ударить Хардрага. Если задача облегчается в ее присутствии, то это как раз-таки ее ума дело!
        — Ты пришел, чтобы освободить… меня?  — в противоречие своим злым мыслям, миролюбиво предположила Энира вслух, в надежде получить хоть какое-то объяснение.
        — Я уже сказал, что здесь не из-за тебя. Можешь развлекаться с этим фигляром сколько влезет,  — грубо ответил Хардраг, после чего с неприязнью добавил, направившись к замку:  — А теперь иди за мной. Мне велено сопроводить тебя до твоих покоев.
        — С чего бы вдруг?
        Не двинувшись с места, лира подозрительно уставилась в спину Подмастерья, чувствуя приближение нечто такого, что может сделать пребывание в къюнгондском замке невыносимым.
        Квихельм, раздраженно вздохнув, обернулся к Энире. Очевидно, это самое нечто особого восторга в нем тоже не вызывало.
        — Король назначил меня твоим охранником. И теперь, когда его не будет рядом, это придется делать мне.
        — Черта с два! Не будешь ты моим охранником! Еще полгода с тобой я не вынесу!  — очень грубо для воспитанной лиры, обескураженно выкрикнула Энира.
        Похоже, Хардрагу ее слова совсем не понравились. Ноздри гневно раздулись, а глаза блеснули недобрым огнем.
        — Твое мнение никто не спрашивал, Бэр. Хочешь ты этого или не хочешь, так будет. Мне нужно сделать дело, и пока я его не выполню, ты будешь меня слушаться. Если король поручит петь тебе колыбельные на ночь и кормить с ложки, значит, ты будешь восторженно внимать песни и послушно открывать рот. А теперь иди за мной.
        — Я. Никуда. С тобой. Не пойду!  — сквозь зубы отчеканила Эни, сжав кулаки.
        Несмотря на то, что всего несколько минут назад лира собиралась прямиком в замок, она вдруг решила идти куда угодно, только не туда.
        — Бэр, я в любом случае выполню приказ короля. Есть два варианта развития событий: либо ты идешь своим ходом, либо я приволоку тебя в спальню силой. Выбор за тобой.
        Хардраг произнес это настолько равнодушно, словно выбирал между двумя кусками пирога с разными начинками. Энира сейчас очень жалела, что у нее под рукой нет лука со стрелами. С каким удовольствием она всадила бы в него что-нибудь острое.
        — Никуда ты меня не приволочешь. Тебе не известно, где мои покои!
        — Хочешь проверить?  — развел руками Тэйп, гадко усмехнувшись.
        Скорей всего он не знал и сейчас просто блефовал. Но в любом случае, испытывать судьбу, когда речь заходила о Хардраге, Энира не собиралась. Скрипнув зубами, она молча направилась в сторону замка, пройдя мимо него.
        Они миновали фонтан в форме двух красивых переплетенных друг с другом рыб, когда Энира, несмотря на всю свою бешеную злобу, не выдержала и, развернувшись к Хардрагу, с осуждением не спросила:
        — Как ты мог обрезать свой хвост? Ты же квихельм!
        — Это всего лишь волосы, Бэр.
        — Это ваш отличительный знак! Люди узнают вас по вашим прическам! Это же трусость, обрезать волосы, чтобы тебя не приняли за квихельма. Даже самые никчемный квихельм никогда не сделает этого, даже если ему прикажут идти в логово сотни мортенийцев. Но ты же не такой! Зачем ты это сделал?
        Хардраг насмешливо хмыкнул.
        — Я не считаю себя квихельмом.
        Энира встала как вкопанная. Тэйп один из лучших! Если он не считает себя квихельмом, то кто тогда вообще может себя им считать?
        — Иди.
        — Что значит ты не считаешь себя квихельмом?
        Удивительно, но Тэйп сегодня был на редкость откровенен.
        — То, что мне далеко параллельно на все Братство вместе взятое. Меня не волнуют ни его проблемы, ни его враги, ни его законы. Квихл был нужен мне лишь для того, чтобы научиться убивать.
        Это показалось Энире жутчайшим святотатством.
        — Но… Братство ведь научило тебя всему! Мастера дали тебе знания, крышу над головой, передали свои умения, а ты… ты даже не чувствуешь благодарности? Как ты можешь!?
        — Братство делало это в первую очередь для себя. Долг свой я ему отдал, четыре года мотаясь по свету и выполняя такие приказы, о которых тебе даже знать не стоит. Я ничего не забываю, в том числе и добро. Квихельмы могут быть спокойны. Их я не трону.
        — Не тронешь?  — со смешком выдохнула лира, подумав, что ослышалась. Хардраг, конечно, искусный воин, но не настолько, чтобы противостоять Братству.
        На этот вопрос Подмастерье не стал утруждать себя ответом. Он лишь кивнул головой в сторону замка, сказав одно слово:
        — Иди.
        «Оркус ты мой!.. До чего ж самоуверенное создание! Смотри как бы пупок не развязался…» — издевательски подумала лира, послушно развернувшись и направившись в замок. Эта мысль настолько веселила, что даже неплохо подняла настроение. Дойдя до своей спальни, Энира открыла было дверь, но подмывающие ядовитые слова, вертевшиеся на языке, не дали ей зайти внутрь. Она повернулась к Тэйпу и с подлой веселостью сказала:
        — А знаешь, я ведь все-таки сбежала из Квихла, несмотря на то, что ты мне «не позволял». Справедливость-то существует.
        Хардраг посмотрел на нее тяжелым взглядом, вызвав внутри неприятное волнение, и, сделав пару шагов навстречу, подошел почти вплотную.
        — Твои друзья сидят в казематах, а ты в заложницах у короля Фостэйна,  — слегка склонившись к лицу Эниры, растягивал он каждое слово.  — Так что да, пожалуй, справедливость существует.
        Тэйп также медленно, как говорил, отстранился, после чего шагнул к двери и толкнул ее, жестом показывая, чтобы Энира вошла внутрь. Чувствуя, что ее прям-таки раздавили, в надежде хотя бы уйти достойно, лира горделиво распрямила спину, смерила Хардрага надменным взглядом и, не говоря ни слова, переступила порог, хлопнув перед носом Подмастерья дверью.
        А ведь Тэйп прав, чего ей удалось добиться всем этим побегом? Только лишь дополнительной потери времени. Накатило горькое чувство ненаправленной обиды на все и ни на что сразу.
        Втянув живот к позвоночнику, Энира расстегнула тугие крючки на корсете и с блаженством стянула с себя переливающееся золотым блеском бежевое платье. Закинув его на ширму, она начала медленно снимать изумрудное ожерелье и такие же серьги, небрежно кинув их в глубокую шкатулку, стоящую на туалетном столике, возле комода.
        После того как последняя шпилька была вытащена из высокой прически, а волосы выпущены на свободу, Энира залезла в просторную белую рубашку и с наслаждением повалился на широкую кровать с белоснежным балдахином, где могло бы поместиться еще десять таких Энир.
        Она не стала зажигать свечи, ограничившись светом Чары, что рассеяно светил в широкие окна с обеих сторон от изголовья кровати. Лира была уверена, что скоро придет Айдан. Он почему-то постоянно расшибался в лепешку, чтобы расположить ее к себе. И в том, что король заявится объяснить свою выходку, даже сомнений не возникало.
        Энира не ошиблась. Через полтора часа Айдан ввалился к ней в комнату, в крайне игривом расположении духа. При его появлении, лира неохотно села в кровати, вытянув ноги на прикроватный белый пуф. Король подошел к комоду, стоящему напротив и вальяжно на него облокотился, начав рассматривать Эниру довольным хмельным взглядом.
        — Ты, наверное, злишься на меня, за то, что я велел отрубить тебе голову?  — спросил он, когда его взгляд, наконец, дополз от ног до лица девушки.
        За месяц лира хорошо усвоила одну вещь, как бы Айдан на нее не смотрел и что бы ни говорил, он ее не тронет, поэтому спокойно отнеслась к этому неприятному разглядыванию.
        — Нет. Я злюсь на тебя за то, что ты приставил ко мне этого душегуба.
        Айдан оттолкнулся от комода и медленно подошел к пуфу, сев на корточки перед лирой и мягко обхватив руками ее лодыжки.
        — Чем же он тебе так не по нраву?  — с улыбкой спросил он, водя пальцами по гладкой коже.
        — Тем, что…  — с раздражением начала Энира, пытаясь убрать пронырливые лапы короля, но он лишь ловко поймал ее за пальчики, поцеловал в запястье и дальше продолжил гладить ровные ножки. Не став с ним больше бороться, лира продолжила:  — …ты, Айдан, странный до невозможности, а он так вообще в голову раненый.
        — А вы что знакомы?  — подозрительно спросил король, внимательней посмотрев в глаза напротив.
        На мгновение появилась соблазнительная мысль, рассказать, кто есть Хардраг на самом деле, чтоб его вытурили куда подальше. Но Энира отказалась от этой идеи, посчитав, что смерть Подмастерья ни к чему.
        — Он голову мне отрубил. Как после этого я должна к нему относиться?
        Айдан рассмеялся, мягко сжав икры.
        — Он выполнял мой приказ, чем и заслужил доверие.
        — Это как-то должно улучшить мое отношение к нему?
        — Нет, но…  — продолжая посмеиваться, начал король, но Энира его перебила.
        — Айдан, такого уговора не было. Ты выполнил часть нашего соглашения, отпустив пятерых моих квихельмов. Я же в свою очередь собираюсь выполнить свою. Мне не нужна сиделка.
        — Я его приставил к тебе в целях безопасности, а не потому что не доверяю тебе.
        — Ну конечно!  — теперь уже Энира смеялась. Их отношения с самого начала прям-таки пропитаны доверием!
        — Это правда!  — с таким искренним лицом сказал король, что даже сам Кардаш бы прослезился.  — Я через седмицу уезжаю. Мне нужно чтобы ты была под присмотром.
        — Под присмотром кого? Хардрага!? Уж лучше ты меня с собой возьми, куда бы ни ехал, чем оставлять с этим!
        Хмель из синих глаз Айдана исчез, и он скрупулезно начал что-то высматривать в лице Эниры.
        — Вы точно с ним не знакомы?
        — Как я могу быть с ним знакома, если всю жизнь провела в Квихле?  — без труда солгала лира, после чего со слезами в голосе, начала жалобно просить:  — Айдан, пожалуйста, не оставляй меня с ним. Не поступай так со мной!
        Король на мгновение застыл. Энира подумала, что мольба возымела действие, но следующие слова разбили ее надежду в пух и прах:
        — Я не понимаю, почему это тебя так пугает. Но не волнуйся, он тебе ничего не сделает. Он просто будет следовать за тобой тенью, чтобы оберегать до моего возвращения. Вот и все. В этом нет ничего страшного. Для лир это вообще в порядке вещей.
        — А нельзя приставить ко мне кого-нибудь другого?  — попыталась она схватиться за последний спасительный плотик.  — Ты мог бы не брать с собой герцога Мерода или хотя бы того же самого Раймонда?
        — Нет!  — грубо отсек король, так что лира даже удивленно распахнула глаза (за все время их знакомства, он ни разу не повысил голос). Айдан поспешил реабилитироваться:  — Зачем кто-то еще, если есть этот Хардраг. Лучшего на роль твоего охранника не найти. У него на лице написано, что он отличный воин.
        Тон короля был безапелляционный, но он все же решил смягчить слова улыбкой, показав ямочки на щеках.
        «Что ж ладно. Хочешь со мной по-плохому, значит, и я с тобой буду так же.» — недружелюбно подумала Энира, после чего мило улыбнулась королю в ответ и ласково спросила:
        — Как долго тебя не будет?
        — Месяц, может чуть меньше,  — благополучно обманувшись, спешно ответил Айдан.  — Ты будешь по мне скучать?
        — Нет. У меня же теперь есть Хардраг.
        Король залился хмельным смехом. Затем, ласково погладив ноги лиры, мягко заговорил, неотрывно смотря ей в глаза:
        — Я слепну от губ твоих сладких, медовых,
        Не зная, что прячешь под ними оскал.
        Я слышу твой голос столь чистый знакомый.
        Мне невдомек, что себя потерял.
        Так манка, так тербка и так непокорна,
        Твой образ преследует, мучит меня!
        И в мыслях моя ты! Моя ты всецело!
        Я в пламе горю, я сошел уж с ума!
        Но ты лишь смеешься… смеешься презренно.
        Как лезвием ранишь ты сердце мое.
        От слов твоих горьких так больно! так скверно!..

        — Что нет больше смысла, не нужен никто…  — закончила за него Энира, вспомнив как несколько лет назад, ей рассказывал этот стих Фихад.
        Выражение лица Айдана с одухотворенно-поэтичного сменилось на удивленное.
        — Потрясающе!  — рассмеялась девушка.  — Что король, что сын рыбака. Умоляю, Ваше Величество, не пытайтесь более покорить меня стихами из романов. Мне кажется, я знаю их все.
        — Откуда же?
        — Не важно… Ах да, Айдан!  — вспомнив, про свои странные путешествия в пространстве, сменила тему Энира.  — Как так вышло, что на празднике был мой двойник, а я даже этого не заметила?
        — Если бы сегодня тебе не отрубили голову, ты бы и дальше не замечала.
        Лиру это потрясло, но внешне ее чувства никак не проявились.
        — Хочешь сказать, что уже не первый раз меня раздваиваешь? Но почему я не замечала раньше?
        — Похоже, внимательность не твой конек.
        — Но как ты это делаешь?
        — Пожалуй, я оставлю пару секретов для себя. Ты не возражаешь?
        Энира возражала, но настаивать не стала. Вместо этого она наклонилась чуть вперед и уважительно произнесла:
        — Великолепная магия, Ваше Величество. Мои восхищения.
        Айдан вновь рассмеялся (лира до сих пор не понимала, что его вечно так смешит).
        — Завтра у меня аудиенция с тихнурским послом, мне понадобится твой глаз-алмаз,  — уже серьезней сказал он, затем, поцеловав Эниру в обнаженные коленки, заботливо добавил:  — Сладких снов, красавица.
        Дождавшись от лиры улыбки, Айдан поднялся и направился к выходу, обернувшись в дверях. Как только король вышел, Энира откинулась на мягкое покрывало и, уставившись в потолок, начала думать, как можно пробраться в подвальные темницы, чтобы освободить Юхана и Кифа, когда правитель Фостэйна покинет свое королевство. Проблема в том, что квихельмы необычные заключенные, поэтому и сидят они в отдельных камерах и охраняются великим множеством латгардов. Мимо них и муха не пролетит, а уж человек… Размышляя как попасть в эти подвалы, Энира не заметила провала в туман сна.

        Через седмицу Айдан уехал, забрав с собой Раймонда и квихельмов, которые после «зомбирования» беспрекословно ему подчинялись. За все время подготовки к походу, лира ни разу не встретила в замке Хардрага, чему была чрезвычайно рада. Но стоило королю покинуть Къюнгонд, как на следующий же день ее ожидал прегадкий сюрприз.
        Нежиться в объятьях сна утром, когда знаешь, что никуда не надо вставать, сладчайшее чувство. Но оно неизбежно превращается в наимерзейшее настроение, если тебя неожиданно будят. Энира проснулась от странного звука, раздающегося в ее комнате. Это было похоже на шаркающий металлический скрежет. В полном недоумении, она открыла глаза и села в кровати. Сначала лира подумала, что все еще спит.
        На комоде, по-хозяйски сидел Хардраг, поставив ноги на выдвинутый второй ящик, и гладил оселком лезвие кинжала. Энира протерла глаза ладонями, но сидящий на шкафу Тэйп не исчез.
        — Ты… Ты что здесь делаешь?  — ошарашено спросила она.
        Хардраг перевел ленивый взгляд с ножа на лиру.
        — Много спать — дела не знать, добра не видать, Бэр,  — просто сказал он и вновь принялся полировать кинжал.
        Вспомнив, что Айдан наказал Подмастерью охранять ее, Энира в ужасе поняла, что Хардраг воспринял его слова слишком буквально. И если сейчас что-нибудь не предпринять, то он так и будет будить ее по утрам. Соскользнув с постели, лира выбежала на середину спальни и яростно ткнула пальцем в сторону двери.
        — Убирайся из моей комнаты!
        — Скромнее надо быть, Бэр,  — с усмешкой сказал Хардраг, глядя на встрепанную после сна Эниру, одетую лишь в короткую, до середины бедра, рубашку.
        Это ее нисколько не смутило, наоборот, взбесило еще больше. За два больших шага преодолев расстояние до комода, лира яростно пнула по открытому ящику, с треском его захлопнув и выбив опору из-под ног Подмастерья.
        — Ты меня еще скромности поучи!  — гневно крикнула она, а затем вновь эмоционально указала пальцем на дверь:  — Убирайся, я сказала!
        Тэйп спокойно спрыгнул со шкафа и, криво ухмыльнувшись, с расстановкой произнес:
        — Я теперь твой надзиратель. И мне велено охранять тебя так, словно ты дитя Геллы и Оркуса. Так что отныне я могу появляться в твоей комнате, когда посчитаю нужным.
        Кровь закипела от бешенства. И самое безобразное, Энира ничего не могла с этим поделать. Силой с Хардрагом не померишься, убеждения не помогут, даже пожаловаться некому! Айдан, сам того не подозревая, дал ему в руки практически неограниченную власть над ней!
        — Вон! Вон! Вон!  — от бессилия топнув ногой, начала она кричать, тыкая пальцем в дверь.  — Катись отсюда, проклятый дарс!
        В последнее слово лира вложила все свое презрение, но на Хардрага это впечатление не произвело. Он лишь неспешно засунул кинжал за пояс и спокойно сказал:
        — А теперь, когда ты осознала истинное положение дел, можешь, наконец, одеться и выйти из комнаты.
        После этого он развернулся и направился к выходу, заставив Эниру клокотать от гнева.
        — Да я лучше здесь буду сидеть, пока Айдан не вернется!
        — Прекрасно. Мне хлопот меньше,  — сказал он и вышел из комнаты.
        Чувствуя, что сейчас лопнет, Энира, плотно сжала челюсти, закрыла глаза и с шумного дыхания медленно начала переходить на более ровное. Разжав кулаки, она неприязненно фыркнула, поняв, что сидеть целый месяц взаперти не выход, и, в отвратительном расположении духа, пошла выбирать платье.

        Такого скверного дня у Эниры, наверное, за всю жизнь не было. Последние полгода в Квихле, она хоть и была вынуждена находиться в обществе Хардрага, но чтоб так… Никогда! Весь день он просто молча сопровождал ее везде, куда бы она ни пошла и этим невообразимо действовал на нервы. Чтобы себя развлечь, она пыталась общаться с обитателями замка, но у Хардрага был настолько мрачный вид, что никто не мог расслабиться в его присутствии. Так что у всех собеседников лиры вдруг возникали неожиданные дела.
        Как только к вечеру Энира вернулась в свою комнату, хлопнув перед Хардрагом дверью, она твердо решила пробраться ночью в темницу к мальчишкам. Страха не было. Неважно, попадется лира или нет. Все равно ей ничего за это не будет.
        Когда время перевалило за полночь, Энира, надев черную великоватую рубашку и штаны, выскользнула из своей комнаты, молясь, не наткнуться на Хардрага. К счастью, никто не встретился. В это время суток, казалось, замок вымер. Лишь тихое шипение волшебных светящихся шаров в лампах на верхних этажах и потрескивание факелов на нижних. Энира не была уверена, что движется в правильном направлении. Она вообще не была уверена, что квихельмы в замке. Но как только лира с трудом отворила тяжелую дисовую дверь, ведущую в холодный подвал, сразу поняла, что на верном пути. Стоило ей зайти в темный коридор, как на нее изумленно вытаращились два латгарда.
        — Лира Энира?  — опомнился первый стражник с пышными, раскидистыми рыжими усами-щеточкой.
        То, что он знал, кто она такая, нисколько не удивило лиру, о ней в замке неизвестно было разве что мышам да мокрицам.
        — Я…  — начала было Энира, собираясь соврать, но вдруг решила действовать так, как научил ее Тэйп.  — Я слышала, что здесь держат квихельмов. Мне столько про них рассказывали! Говорят, они могут убивать одним только взглядом. Всю жизнь мечтала их увидеть! Они, правда, здесь?
        Латгарды переглянулись между собой. Затем вновь посмотрели на Эниру. Она широко распахнула полные надежд глаза, пытаясь всколыхнуть в стражниках трепетные чувства, уже не раз замечая, что стоит придать подходящее выражение своему лицу и сказать правильные слова, как мужчины дают слабину. Пусть Оркус обделил физической силой, зато наградил другой.
        — Д-да,  — неуверенно сказал усач, заикнувшись, словно уже на середине этого короткого слова пожалел, что начал говорить.  — То есть, нет!
        Но Энира сделала вид, что последнего не слышала. Она восторженно охнула и, лучезарно улыбнувшись усачу, подбежала к нему и обхватила его неприятно мокрую холодную руку своими теплыми ладошками.
        — Не может быть! А вы не могли бы мне показать их? Хотя бы одним глазком на них посмотреть! Пожалуйста!
        Латгард оцепенел, он с каким-то ужасом и безнадежностью смотрел в глаза лиры. Усач глянул на дверь в другом конце коридора. Энира поняла, что он уже почти готов ее провести к квихельмам, но все испортил второй латгард, похожий на тролля.
        — Вам нельзя здесь находиться, лира Энира. Вы должны уйти,  — пробасил он, заставив одновременно вздрогнуть лиру и усача.
        Рыжий латгард встряхнул головой и сведя свои кустистые брови, очень уверенно и наставительно сказал:
        — Да, лира Энира. Вы должны немедленно уйти. Сюда запрещено посторонним. Я провожу вас до ваших покоев.
        Усач аккуратно взял Эниру чуть выше локтя и повел к выходу. Лира поняла, что пора действовать радикально.
        Как только рыжий латгард подвел ее к двери, Энира резко вырвала свою руку и со всей силы, что в ней была, ударила мужчину головой о каменную стену. Раздался громоподобный звук упавшего на пол крупного тела, закованного в железные доспехи. Ждать пока второй стражник придет в себя лира не стала. Она быстро подбежала и от души зарядила «троллю» между ног. Латгард, взвыв, повалился на пол. Энира выхватила у него из-за пазухи кинжал и тупой рукояткой ударила по затылку. Стражник затих.
        Лира понимала, что все получилось лишь благодаря эффекту неожиданности. Поэтому и дальше решила идти этим путем. За дверью на другом конце коридора послышался глухой металлический звон, словно кто-то тряс мешок с железными кубками. Энира стрелой полетела в сторону шума, прижавшись к стене, за дверью. Сердце колотилось, как бешеное. Пара секунд и в коридор вышли еще трое латгардов. Эниру они не заметили, направившись к оглушенным мужчинам.
        Бесшумно, она скользнула в открывшийся проход. Пусто. Затем в следующий, откуда вело три двери. Выбрав ту, что посередине, Энира пробежала еще в один плохо освещенный проход. Потом еще в один, и еще, и еще. Казалось, она попала в какой-то коридорный мир. Им просто не было ни конца, ни края! В некоторых встречались латгарды, из чего Энира делала вывод, что она на верном пути. Справиться с ними не составляло никакого труда. Все мужчины впадали в ступор, не зная, что делать с любимицей короля.
        Добравшись до очередной обитой железными балками двери, Энира уже схватилась за ржавое кольцо ручки, но ее неожиданно открыли с другой стороны, и навстречу вышел Хардраг.
        «Не-е-е-т!» — внутренне завопила лира, узнав Тэйпа. Брови Хардрага удивленно взлетели. Похоже, встретить ее здесь он тоже не ожидал. Она проделала такой путь! Смогла пройти через стольких латгардов! И в одном шаге от цели так нелепо споткнулась!
        Все еще чувствуя адреналин в крови, Энира заглянула за спину Подмастерья, надеясь пройти мимо него.
        — Разворачивайся, Бэр,  — словно прочитав ее мысли, спокойно сказал Хардраг, закрывая за собой дверь, ведущую к Кифу и Юхану.  — Нечего тебе здесь делать.
        Хотелось драть, рвать и метать. Энира от переполнявших чувств до побеления в кулаке сжала рукоятку кинжала. Тэйп это заметил. Все также без какого-либо выражения на лице, он взял лиру за руку и без труда разжал ее пальцы, забрав оружие.
        — Да почему ты-то!!  — в бессилии крикнула Энира сорвавшимся голосом, чувствуя как слезы горькой обиды жгут веки.
        — Разворачивайся. Пошли.
        — Нет! Я хочу поговорить с Кифом и Юханом!
        — Ты не будешь с ними разговаривать,  — смотря на Эниру, как на маленького капризного ребенка, просто сказал Тэйп.
        Не зная, как переубедить Подмастерье, лира начала часто и тяжело дышать, пытаясь сдержать слезы.
        — Ну, почему?  — не придумав ничего более умного, безысходно спросила она.  — Тебе что трудно пропустить меня?
        — Бэр, у меня приказ не только относительно тебя.
        — Что?
        — Мне велено присматривать за Гальмортом и Фалемотом,  — пояснил Хардраг.
        — Но… Зачем?.. Как он?… Почему!?
        — Потому что король не дурак.
        — Но…
        — Все, Бэр. Пошли. Тебе давно пора спать!  — потеряв терпение, сказал Хардраг, схватив лиру за руку и развернув в противоположную от желанной двери сторону.
        — Нет, Тэйп, пожалуйста!  — схватив дрожащими пальцами Подмастерье за запястье, со всей искренностью взмолилась Энира, чувствуя, что это ее последний шанс попасть к мальчишкам.  — Позволь мне поговорить с ними! Хотя бы узнать, как они.
        Лицо Тэйпа посуровело. Умоляюще сложившиеся бровки лиры жалобно дрогнули. Хардраг шумно выпустил воздух из легких.
        — Я не нарушаю приказы, Бэр.
        — Ты и не нарушишь!  — тут же схватилась Энира за сказанные ранее Подмастерьем слова.  — Тебе же велено просто за ними присматривать.
        — Мне велено не подпускать тебя к ним.
        Это был полный крах! Если Хардраг получил такой приказ, то он его выполнит на совесть. Подмастерье до омерзения ответственен. У Эниры не осталось надежд. Уж Тэйп об этом позаботится, узнав, как далеко его ученица может зайти.
        Внутри словно что-то погасло. Даже злости не было. Только обида, тоска и невыплаканные слезы. Ни на что не рассчитывая, Энира, опустив глаза в пол, спросила:
        — А ты?
        — Что я?  — не понял Хардраг.
        Даже думать противно, что нужно у него что-то просить!
        — Ты можешь поговорить с ними?
        Повисла недолгая пауза. Энире было настолько тошно, что она никак не могла оторвать взгляд от пола.
        — Могу,  — раздался в тишине голос Тэйпа.
        Энира моментально посмотрела ему в глаза, не поверив.
        — Можешь?  — переспросила она, чтобы удостовериться.
        — Могу,  — с железобетонным лицом, подтвердил Хардраг.
        — Можешь…  — обескураженно повторила лира.
        — Здесь что эхо?  — с неудовольствием спросил Подмастерье, затем слегка раздраженно поинтересовался:  — Надеюсь, теперь мы можем уйти?
        Все еще пребывая в потрясении, Энира без лишних слов двинулась к выходу. Обратная дорога оказалась быстрее. Во-первых, потому что лиру вел Хардраг, а он, очевидно, знал путь короче. А во-вторых, Энира глубоко погрузилась в свои мысли, думая о том, что Подмастерье не такая уж и бездушная скотина, так что даже не заметила, как оказалась возле своей комнаты.
        Энира открыла дверь и уже собиралась войти, но неожиданно поняла, что душа ее требует благодарности.
        — Тэйп!  — тихо позвала она.
        Уходящий Хардраг обернулся.
        — Спасибо…  — еще тише сказала лира и неуверенно улыбнулась.
        Тэйп ничего не ответил, он просто развернулся и ушел. Таков уж Хардраг. По крайней мере, Энира теперь узнает, как там Киф с Юханом, а остальное уже неважно.

        Глава 20
        Ночной гость

        Следующее утро началось точно так же, как и предыдущее. Тот же странный звук разбудил Эниру, и та же картина предстала ее глазам. Только в этот раз она была почти даже рада сидящему на ее комоде Хардрагу. Первое, что лира спросила — был ли он у мальчишек. Словно обсуждая погоду на сегодня, Тэйп рассказал, что с Юханом и Кифом все в порядке. Единственное, о чем они переживали, так это о ней. Но Хардраг их успокоил, сказав, что лира спит на шелковых простынях, живет и радуется жизни, развлекаясь на балах с местным королем.
        Энира не была в восторге в каком свете представил Подмастерье мальчишкам общую картину ее здесь пребывания, но хотя бы она теперь знала, что они живы, здоровы. Да и им волноваться о ней не придется. Она ведь под присмотром Хардрага!
        В остальном ничего примечательного больше не происходило. Дни походили друг на друга. Делать в замке было нечего. В отсутствие короля, большинство дворян разъехались по своим имениям. А после истории с вылазкой Эниры в темницу, по дворцу поползли слухи, что она вовсе не дитя Оркуса, за которое ее принимали из-за внешности, а злобное отродье Кардаша. Теперь лира вдруг стала кровожадным, безжалостным демоном, искушающим одними лишь своими речами и убивающим, если посмеешь воспротивиться.
        Так что теперь девушку обходили стороной вовсе не из-за Хардрага. Даже взгляд отводили, когда случайно на нее натыкались. Это было неприятно. Да, может лира слегка и переборщила с латгардами, но ей нужно было попасть к друзьям. К тому же никто ведь не умер. Так что историю, на ее взгляд, раздули до неприличия.
        Прошло девять дней, и Энира уже была готова волком выть от скуки. Все от нее отвернулись, и единственной ее компанией стал молчаливый Тэйп.
        Сидя на бордюре большого круглого фонтана, в центре которого красовалась каменная женщина с длиннющими, струящимися волосами, ниспадающими на самое дно бассейна, лира опустила босые ноги в теплую воду и лениво ими балакала, млея под лучами припекающего Илара. Хардраг сидел рядом, спиной к воде, и точил меч. Он все время что-то точил. Энира уже серьезно начинала подумывать, что это у него какая-то жизненная потребность.
        Изнывая от тоски, она решила хоть как-то себя развлечь. Тэйп ведь человек, почему бы с ним не поговорить. Лира открыла глаза и повернула голову на Хардрага, посмотрев на его сосредоточенный профиль.
        — Вот скажи мне,  — начала она.  — Как ты собираешься исполнять свою наиважнейшую миссию, которая привела тебя в Къюнгонд и заставила служить Айдану, если постоянно торчишь возле меня?
        Тэйп ничего не ответил, продолжив гладить точильным камнем сталь своего меча. Энира не стала отчаиваться.
        — Ты всех от меня разогнал, так хоть разговаривай со мной.
        — Не я пустил слух, что ты кардашев демон, поешь сиреной всем мужчинам песни, после чего убиваешь их, а по ночам пьешь кровь младенцев.
        Сонная одурь, вызванная бездельем и Иларом, вмиг слетела. Пьет кровь младенцев по ночам!? Это что-то новое. Энира поморщилась.
        — Да какая, в общем-то, разница,  — лениво уронив голову на плечо, безрадостно сказала она, поняв, что свалить всю вину на Хардрага не удастся.  — Вряд ли наступит конец света, если ты со мной просто поговоришь.
        Хардраг оторвался от своего занятия и посмотрел на лиру мрачным взглядом.
        — Бэр, ты знаешь, почему король выбрал именно меня твоим охранником?
        — Потому что ты хороший воин. И, по его мнению, не квихельм,  — предположила Энира, тихо радуясь хоть какому-то диалогу.
        — Нет. Потому что я отрубил тебе голову, без его мысленного приказа. Это заранее подразумевает, что беседы со мной тебе вести нельзя. Да и не о чем. Король считает, что я не падок на красоту и мне плевать, кто ты — женщина, мужчина или ребенок. По его мнению, я единственный кого тебе обдурить не под силу. К тому же, он думает, что после того, как я тебя «убил», ты должна ненавидеть меня всей душой. А это значит, что между нами ничего быть не может. Сейчас этот фарсер никаких видов на тебя не имеет, он считает себя слишком высокоморальным, чтобы опорочить совсем еще девчонку. Но через пару лет, это его вряд ли остановит.
        Энира встревожилась. Нет, она, конечно, догадывалась об этом. В словах Айдана всегда проскальзывало нечто такое, что раскрывало его планы в отношении лиры на будущее, но одно дело ощущать это где-то на задворках сознания, и совсем другое, услышать от кого-то, тем более от Хардрага.
        — Ой, фу, нет!  — с отвращением сморщилась Энира.  — Он же старый!
        Хардрага это развеселило.
        — Он тебя на пятнадцать лет всего старше.
        — Да он мне в отцы годится! Какой всего!?
        — С годами представления о возрасте меняются.
        Энира с неудовольствием отметила, что уже не первый раз ей об этом говорят.
        — Да что вы заладили?  — раздраженно начала она бултыхать ногой в воде фонтана.  — Ничего с годами у меня не поменяется. Старость, она и на Заршоре старость.
        — Какой же возраст должен быть у твоего нареченного?  — издевательски спросил Тэйп, широко ухмыльнувшись.
        Дурацкий разговор, Энире не нравилась эта тема. Тем более не нравилось обсуждать ее с Хардрагом. Но уж лучше так, чем совсем никак.
        — Года на два-три старше,  — буркнула она, брызгая водой на статую.  — Можно и ровесника, но только, чтоб не с интеллектом сверчка. Хотелось бы, чтобы поговорить можно было с ним. Как с Кифом, например.
        — Ты неравнодушна к Гальморту?  — с интересом спросил Тэйп.
        — Смотря с какой стороны посмотреть. Как к человеку, очень даже неравнодушна (Киф умный парень). Как к потенциальному мужу — нет. Я думала о его кандидатуре раньше, когда отец начал вести разговоры, подготавливающие меня к будущему замужеству,  — честно призналась Энира.  — Замуж ведь мне можно только за знатного, я лира, как-никак. За барона ведь не пойдешь. А Киф тоже лир. Вот я и подумала, что лучше свой, родной, тот, которого знаю, как облупленного, чем чужой дяденька. Я долго пыталась заставить себя влюбиться в Гальморта, но мой мозг всячески отторгал подобное насилие над собой. У нас с ним слишком… братские чувства друг к другу. Как представлю, что… Бррр!
        Эниру передернуло от картинки супружеской жизни ее и Кифа, услужливо подкинутой богатой фантазией. Раздался тихий смех Хардрага, так что лира на него непонимающе воззрилась.
        — Что?  — спросила она.
        — Ты думаешь, твой отец в качестве мужа выбрал бы для тебя какого-нибудь сопляка твоего возраста?  — задал встречный вопрос Тэйп, когда Энира нахмурилась, ничего не отвечая, он пояснил:  — Лирские и гранские щенки мелочны, слабы и порочны. Их ничего не интересует, кроме самих себя. Твой отец никогда бы не отдал тебя такому. Так что савит Кеий подыскал бы тебе какого-нибудь мага, старше минимум лет на десять-пятнадцать. Минимум. Думаю, если бы этот фостэйнский павлин, узнав о тебе, предложил свои руку и сердце, отец бы отдал тебя ему, не раздумывая.
        Смотря на Хардрага со смесью отвращения, ужаса и понимания, что он прав, Энира уже начала жалеть о заведенном разговоре. Так что она решила планомерно уйти от этой щекотливой темы.
        — Я думаю…  — начала она с серьезным видом.  — Что проблема с замужеством у меня сама по себе отпала. В любом случае, становиться чьей-то женой, я никогда не стремилась. Просто положение обязывало. Сейчас меня ничего не обязывает, и я лучше сброшусь с башни, чем подпущу к себе какого-нибудь Айдана. Так… как там твое дело? Продвигается?
        Хардраг тут же посмурнел и принялся вновь точить меч.
        — Продвигается.
        Ну, хоть ответил, и на том спасибо. Энира не хотела оставлять его в покое, поэтому, предположив, что, видимо, свое тайное «дело» Подмастерье осуществляет по ночам, так как днем он постоянно с ней, с любопытством поинтересовалась:
        — Смысла спрашивать, что именно ты делаешь, нет. Но меня давно мучает вопрос… Тебе нужен сон?
        — Что это вообще за вопрос? Конечно, нужен. Я же человек.
        — Ну, я бы не сказала…  — тихо пробубнила Энира.
        Хардраг все прекрасно расслышал и посмотрел на лиру сумрачным взглядом.
        — Бэр, ты, правда, думаешь, что таким образом можно расположить к себе людей?
        — Обычных нет, тебя да…  — очень уверено сказала она и, померившись с Тэйпом взглядами, мило ему улыбнулась.
        Он покачал головой и вновь начал гладить камнем свой меч. Но Энира могла поклясться, что видела, как Подмастерье едва заметно ухмыльнулся.

        После этого дня, жизнь начала более-менее налаживаться. Общение лиры с Хардрагом было очень странным общением. Видимо, он решил подсластить горькую пилюлю вынужденного общественного гонения Эниры, снизойдя до разговоров с ней. Светские беседы они не вели, чаще всего спорили, и из всех споров Тэйп неизменно выходил победителем. Энира с удивлением для себя заметила, что его общество ей нисколько необременительно, а временами она ловила себя на мысли, что ей очень даже интересно с ним. Раньше лира никогда не считала себя необразованной девушкой, но пообщавшись две седмицы с Хардрагом, поняла, что ее знания о мире в целом ничтожно малы. Откуда Тэйп все знал, Эни не понимала, но каждый день узнавала от него что-то новое.
        К примеру, что аяшские северные барсы водятся не только в Аяше, но и в Гутвальских горах, на юге. Или то, что дарсы делятся на касты по силе и знаниям, так что некоторые из них превосходят многих прославленных мужей из развитых стран. Как-то в одном из разговоров, он упомянул об удивительных бабочках в пустыне Фаджар, которые пьют слезы черепах, чтобы выжить. В другой раз, о ползущих камнях, о волшебном озере Вейлир в Запретном лесу вейланов, о котором никогда не рассказывал Мюроль Жизор, об острове Огненный череп в Мировом океане, что там никогда не жили фархары, что, по легендам, это якобы пристанище иллиров. И еще много-много всего.
        Энира сама не заметила, как начала к нему тянуться, стараясь, в очередной раз, вывести Подмастерье на разговор, в ходе которого жадно слушала все, что он говорил. Но, увы, не все было так безоблачно. Бывало, что-то перемыкало у Хардрага в голове, и он не разговаривал с ней целый день, ограничиваясь лишь парой слов. В такие дни было очень тоскливо, и с чем это связано, Энира не понимала. Толи с фазой Чары, толи с ветром с севера, толи потому что у Хардрага был лимит по количеству произнесенных слов за седмицу. В общем, оставалось только смириться.
        Сегодня Хардраг почему-то не пришел будить лиру утром. Не сказать, что она очень уж расстроилась, но ей показалось это странным. Хотя может все потому, что было еще слишком рано. Приведя себя в порядок после сна и, быстро натянув легкое платье из голубого атласа (за время проживания в Къюнгонде лира даже начала привыкать к этим вульгарным туалетам), Энира выскользнула в коридор, столкнувшись нос к носу с новым помощником повара, поступившим на службу седмицу назад. Это был парнишка лет шестнадцати, звали его Лени, и, похоже, он не на шутку влюбился в лиру. Так, что его даже не пугали все эти жуткие кровавые бредни про нее.
        — О, здравствуй, Лени,  — тут же улыбнулась Энира, узнав парня.  — Что ты здесь делаешь?
        Несмотря на то, что помощник повара был очень бойкий и общительный, перед лирой он слегка тушевался. Вот и сейчас, Лени густо залился краской. Он поспешно опустил глаза, но получилось так, что взгляд его упал на декольте девушки. Парень покраснел еще сильней, вновь посмотрев в глаза Энире. Было такое ощущение, что он сейчас развернется и убежит. А лира не хотела терять последнего человека, который хоть как-то с ней разговаривает.
        — Тебя Эберн прислал?  — решила она помочь парнишке.
        Это сработало.
        — Да, он спрашивает, что бы ты хотела на завтрак,  — отважно взял себя в руки Лени, кашлянув вначале для смелости.
        — Не знаю. Пусть будет овсянка с медом. Слушай, Лени, ты не видел Тэйпа?
        — Кого?
        — Высокий такой, с бритыми висками. Он со мной еще все время ходит,  — описывая Хардрага, Энира активно жестикулировала, показывая высоту и прическу, так как ей показалось, что слов будет недостаточно. Лени словно загипнотизированный смотрел в глаза лире.  — Так что, видел?
        — Да, видел. Он на площадке за замком,  — очень бодро ответил помощник повара, словно проснулся.  — Он там каждое утро такие трюки выписывает! Мама дорогая! Если б не знал, то подумал, что он квихельм, не больше, не меньше. Да еще и кемизский дарс.
        Энира от души рассмеялась. Если б только парень знал, как близко подобрался к истине.
        — Спасибо, Лени. Если что, ты знаешь, где меня искать.
        После этого она прошла мимо помощника повара, направившись по длинному коридору, ведущему к лестнице. Спокойной походкой зайдя за угол, она тут же сорвалась на бег, подобрав юбку. Тренировки квихельмов — это всегда захватывающее зрелище, а уж тренировки Хардрага это что-то по-настоящему волшебное.
        Споро спустившись по всем лестницам с третьего этажа на первый, лира помчалась по длинному открытому коридору, чтобы добраться до арки, ведущей на задний двор. Она уже почти добежала, но резко затормозила, заметив двух богато одетых женщин, обмахивающихся веерами. Одна из них была в роскошном темно-зеленом бархатном платье со сверкающими на нем драгоценными камнями, другая в более скромном наряде цвета ракуэльского вина.
        Энира сбавила шаг и бесшумно зашла за каменную колонну, находившуюся в пределах слышимости. В женщине в темно-зеленом платье она узнала баронессу Адоринду. Насколько было известно лире, она являлась фавориткой Айдана. Рядом с ней стояла ее верная спутница. Имени Энира не знала, но лицо было знакомо.
        — Оркус Всемогущий! До чего ж хорош!  — с волнующим придыханием сказала дама в красном, интенсивно работая веером, так что смоляные пряди, выпущенные из высокой прически, разлетались в стороны.
        Энира глянула туда, куда смотрели женщины, и увидела обнаженного по пояс Хардрага, который выделывал что-то невообразимое со своими мечами.
        — Побойся Оркуса поминать при живом-то муже, Эрика,  — засмеялась высоким чистым голосом Адоринда.
        — Ох, не побоюсь, баронесса. Вы посмотрите на эту ходячую безупречность. Я думала, что нет никого прекраснее нашего короля, но глядя на этого мужчину!.. При дворе нет ни одного мужчины с таким телом. Да я готова своего старика вместе со всем его состоянием обменять хотя бы на одну ночь с этим Инкроном.
        Энира чванливо поморщилась.
        — Мне приходилось с ним сталкиваться, Эрика. Он поистине опасен. И холоден, как лед. У меня от него мороз по коже.
        — Уж я бы его отогрела,  — в плотоядной улыбке растянула пухлые губки Эрика, словно тигрица, следя за Хардрагом своими красивыми черными глазами.
        — Его и без тебя греют,  — насмешливо сказала Адоринда.
        — Вы про эту светловолосую ведьму? А разве она не нацелена на короля?  — с тайным ехидством произнесла Эрика.  — Думаете, она стала бы размениваться на обычного вояку?.. Хотя, Оркус спаси мою душу, я бы разменяла!
        «Фу, до чего ж вы испорченные!» — пронеслась брезгливая мысль в голове Эниры.
        — Я уже говорила тебе, Айдан держит ее у себя, как экзотическую зверушку!  — в голосе королевской фаворитки появились гневливые нотки.  — Ты же знаешь, как он любит все необычное. К тому же Айдан сам говорил, что его сердце принадлежит только мне.
        — Но и сводником Его Величество никогда бы не стал,  — парировала Эрика, параллельно продолжая упиваться видом Хардрага.  — Поэтому и приставил к ней этого титана. Он один из немногих, кто не купился на ее колдовство и без колебаний снес голову ведьме. Жаль, что король решил ее помиловать.
        Энира чуть не рассмеялась. Они что думают, что всемогущий Айдан ее воскресил? Что она, действительно, умеет колдовать? Что Хардраг, в самом деле, ее убивал?
        «Глупые куклы…» — подумала про себя Энира.
        — На счет колдовства, баронесса,  — словно вспомнила нечто важное, сказала Эрика.  — Я тут уже не раз замечала, что как только соберусь рассказать про эту кардашеву ведьму, сразу забываю обо всем на свете, и только после того как распрощаюсь с человеком, которому хотела о ней поведать, вновь вспоминаю о ней. Как думаете, это ее проделки?
        — Конечно!  — без тени сомнений подтвердила Адоринда.  — Ты не одна такая. Все в замке вдруг обрели этот странный недуг, влияющий на память.
        «А Айдан молодец!» — мысленно похвалила Энира короля.
        — Нет, ну как же прекрасен! Оркус, до чего ж совершенно его тело!  — после недолгой паузы вновь восторженно воскликнула Эрика.  — Вы не знаете никакого запретного способа заполучить этого красавца, баронесса?..
        Все, слушать их уже не было никаких сил. Такое ощущение, словно она в грязи вывалялась. Энира бесшумно повернула назад и, отойдя подальше от дворянок, перелезла через бордюр между колоннами, обходным путем направившись к Хардрагу. Когда лира вошла в зону видимости женщин, она обернулась и посмотрела на них долгим взглядом. Королевская фаворитка и ее спутница тут же прикрыли свои хорошенькие личики веерами, словно боялись сглаза, после чего поспешно удалились. Ну хоть какая-то польза от распускаемых слухов на счет ведьмы.
        Лира подошла к площадке и села на мягкую траву, в отдалении, приготовившись насладиться великолепным зрелищем демонстрации человеческого совершенства. Но Тэйп неожиданно остановился и развернулся к ней.
        — Бэр? Что ты здесь делаешь?  — строго спросил он, тяжело дыша.
        Появилось чувство, словно ее поймали на месте преступления.
        — Пришла посмотреть на твою тренировку. Мне всегда нравилось смотреть, как занимаются квихельмы.
        — Я не об этом. Как ты вышла из комнаты?  — сведя брови на переносице, серьезным тоном перебил Тэйп, подняв с земли рубашку.
        Энира даже немного подумала, прежде чем ответить.
        — Открыла дверь и вышла. Если хочешь, могу показать.
        — Я запер дверь.
        А вот это уже было неожиданно. Лира не сразу решила, чему удивляться в первую очередь. Толи тому, что он вообще имеет ключ от ее двери и запирает, толи тому, что она вышла из комнаты, несмотря на запертый замок.
        — Значит, плохо запер,  — пожала плечами Энира, не в настроении устраивать разборки.
        Хардраг шумно выдохнул, грозно на нее глянув.
        — Впредь, не смей без моего сопровождения покидать спальню.
        Захотелось запустить чем-нибудь в этого командира, но лира пересилила себя, заранее зная, что если поссорится с Хардрагом, то он не будет разговаривать с ней несколько дней. Такая перспектива ее не прельщала.
        — Хорошо,  — послушно сказала она, заставив Подмастерье подозрительно на нее посмотреть.
        — Ладно, пошли,  — вполне удовлетворившись, сказал он.
        Энира тут же вскочила на ноги и последовала за Тэйпом.
        Добравшись до фонтана с длинноволосой женщиной, лира тут же на него забралась, начав внимательно наблюдать, как Хардраг брызгает на себя водой. Подслушанный разговор не прошел для нее бесследно. Энира иначе посмотрела на Тэйпа (он, оказывается, нравился женщинам!).
        — …Никто в мире не сможет построить портал!  — спустя минут двадцать, спорила Энира с Тэйпом, который полировал очередной кинжал.  — Папа говорит, что даже фархары на это не способны. А уж про человеческих магов и говорить нечего.
        — Нельзя принимать на веру все, что говорят, Бэр,  — словно ребенку, терпеливо втолковывал ей Хардраг.  — Люди долго верили, что Эва стоит на плечах десяти титанов Оркуса, а что в итоге?.. Если правильно раздвинуть пласты, можно создать портал.
        — Тебе-то откуда знать! Ты ведь не маг. Астрал материя тонкая, там даже опытному чародею сложно разобраться.
        — Я не про астрал говорю.
        Энира стушевалась, потеряв связь, и, только через несколько секунд, поняв, что Тэйп имеет в виду, пораженно охнула и возмущенно сказала:
        — Бездна? Ты серьезно? Кто кроме грагелей полезет в Бездну? Демоны просто так никого не пускают в свои владения. И цена слишком высока.
        — Если Сил достаточно, никакие демоны не страшны. Ты слышала про марлогронтов?
        — Не так чтобы очень, но да,  — удивилась лира.  — Мюроль упоминал как-то про них, сказав, что они вроде как первые пришли на Эву.
        Хардраг хмыкнул.
        — Марлогронты не просто первые жители. Это истинные Хозяева Эвы. Никто и никогда не обладал такими Силами, какими владели они. Они создали фархаров и иллиров. Марлогронты отцы всего. Они подчиняли себе такие энергии, что могли менять реальность. Построить порталы для них, это как обычному магу зажечь огонь. Самые глубокие пласты Бездны они ворочали так, словно это картонные листы. И если могли они, почему не можем мы?
        — Потому что мы не марлогронты.
        — Мы их дети. Не мы конкретно, но маги, да. Просто управление большими энергиями, требует немалых усилий, а это всегда боль. А боль, если ее не удержать, может сжечь. Страх перед ней заставляет людей бояться разбить стену, скрывающую от них огромный мир, со всеми его возможностями. Оттого они всегда будут жить в своем маленьком ограниченном мирке, всю жизнь считая, что это и есть целая вселенная. Маги цепляются за свои артефакты, но не артефакты дают им Силу, а они дают ее артефакту. Это всего лишь вещь, проводник. Он трансформирует энергию в нужном направление, а маги думают, что магия, которую они творят, заключена в каком-нибудь бесполезном посохе, медальоне или кольце.
        Мир словно поменял свою ось вращения, перевернув все с ног на голову. Энира никогда об этом не задумывалась.
        — А как же тогда истории времен Великой Войны, когда фархары создавали целые полчища двойников всего лишь с помощью кольца?  — непонимающе спросила она.  — Или Скипетр Власти, который помог победить в этой Войне?
        — Существуют мириады видов энергий,  — казалось, у Хардрага на все вопросы есть ответ.  — Управлять ими могут немногие. Это великое искусство. Марлогронты были истинными виртуозами. Они умели сплетать разные нити энергий, создавая настоящие шедевры. Это как рисование картины. Направленные штрихи создадут образ или сюжет. Ненаправленные приведут к мазне и хаосу. Также и с магией. Направив определенные виды энергий, можно получить заранее продуманный эффект, такой как, например, создание правдоподобных иллюзорных копий. Кольцо, которым пользовались фархары, являлось творением марлогронтов, а они знали, как управлять энергиями. Не в чести сегодняшним колдунам любой расы. То же самое и со Скипетром, над которым работали лучшие маги мира. В него вплели астральные нити таким образом, что он поглощал Силу из окружающего мира, а мощней энергии самой Эвы быть ничего не может. Магу нужно было всего лишь воспользоваться вобранной мощью, направив в нужное русло. Но чтобы подчинить себе такие Силы, необходимо пройти через адскую боль, а на это не каждый способен. Тот маг, что активировал Скипетр в самый важный
момент битвы в Великой Войне, сгорел.
        Повисло молчание. Энира до глубины души была поражена, переосмысливая реальность, в которой она так была уверена. А Хардраг, как ни в чем не бывало, вновь принялся полировать нож.
        — Откуда… Откуда ты все это знаешь?  — с настороженностью смотря на Подмастерье, изумленно спросила лира.  — Откуда тебе известно столько про марлогронтов?
        — Какая разница.
        — Любопытно!

        — Бэр, женщина, чей нос был, как картофель, любопытством выпрямила профиль,  — медленно проговорил Тэйп.  — Много знать будешь, скоро состаришься.
        — То-то я смотрю, ты на свои года не выглядишь,  — хитро улыбнулась Энира.

        Последующие две седмицы прошли… безотрадно. Тэйп постоянно был мрачен и неприятен. Он мало говорил и постоянно хмурился. Так что, изнывая от тоски, Энира уже с нетерпением ждала возвращения Айдана.
        Прошло уже больше месяца, а король так и не вернулся. Энира с новой силой ощутила, что бесполезно тратит свое время на пустое сидение, все чаще думая об отце, брате и новых способах, как можно им помочь. Из-за этого она плохо спала ночью, часто бродя по комнате и часами смотря на мерцающий голубой свет в своем окне.
        Одной такой ночью, забравшись на комод, Энира, давно переодетая в ночную рубашку, сидела и смотрела в пространство, потеряв счет времени. Как вдруг в дверном замке раздалось скрипение, после чего дверь с грохотом вломилась в стену. Лира спрыгнула на пол и уставилась на полуночного гостя. Это был Хардраг, и выглядел он, мягко говоря, неважно. Подмастерье как-то неуклюже прижимал правую руку к левому плечу. Его лицо заливало потом. Оно было белее первого снега.
        — Бэр, нужна твоя помощь,  — выдохнул Тэйп.
        Его сильно мотнуло, и он врезался в стену плечом, за которое держался, болезненно рыкнув. Чувствуя, как у самой отливает кровь от лица, Энира бросилась к Хардрагу, поднырнув ему под правую руку, становясь опорой. Он был мокрый насквозь, словно только что вылез из воды. Лира отвела его к пуфу, помогая сесть.
        — Что с тобой?
        — Быстро, Бэр, помоги снять рубашку,  — болезненно морщась, хрипло сказал Тэйп.  — С правой руки.
        Энира поспешила выполнить приказ. Она споро стянула с него черную рубашку, стараясь не делать больно. Когда дело было сделано, Энира охнула от ужаса. Грудь Хардрага рассекало множество глубоких порезов. Они были затянуты корочкой, так что складывалось впечатление, будто раны далеко не новые. Однако напугали лиру вовсе не порезы. В плече Тэйпа торчал обломок стрелы, а из раны струилась не кровь, а что-то черное и вязкое, словно смола. Она быстро перешла на магическое зрение, чтобы лучше видеть. И обомлела. Эта дрянь была чистейшим совершенно запредельным убийственным ядом. Да Хардраг должен был моментально умереть, как только его коснулась эта пакость! Как он жив-то еще!?
        — Вытаскивай, Бэр!  — прохрипел он, зажимая рану.
        — А сам?  — в панике спросила она, искренне не понимая, почему он не вытащил этот огрызок, правой рукой удобно же!
        — Кисть сломана, еще не восстановилась. Быстро, Бэр! Не бойся!
        Энира глянула на его правую руку, которая выглядела как деревянная (очевидно, он выпил черную квихельскую настойку, она-то и помогла ему так долго продержаться). Уперевшись коленом в пуф, лира обхватила обломок стрелы двумя руками, но вдруг замерла. Если наконечник хвостатый, она разворотит все плечо Тэйпу.
        — Дери, Бэр!  — прикрикнул Подмастерье.  — Перетерплю! Давай, со всей силы!
        Энира глубоко вздохнула и рванула обломок на себя, разодрав внушительную дыру. Хардраг зарычал от боли, прижав правую руку к плечу. Не зная, чем помочь, лира беспомощно смотрела, как он страдает, чувствуя жжение слез на глазах.
        Через минуту, продолжая дышать так, словно бежал от Лисбета до Фостэйна, Тэйп прохрипел:
        — Возьми нож…
        Энира тут же вытащила именной квихельский кинжал у него из-за пояса и крепко его сжала, ожидая дальнейших указаний.
        — Свечу принеси…
        Лира метнулась к комоду, где стоял подсвечник. Она быстро зажгла пару свечей и вернулась к Тэйпу.
        — Раскаляй нож…  — все тише говорил он. Каждое слово давалось ему все трудней.
        Это заняло довольно много времени. Пока металл медленно краснел, Энира то и дело смотрела на лицо Хардрага, боясь, что он вот-вот отключится. Пот лился с него градом. Дышал он все тяжелей. А черная дрянь вытекала из него, словно попала в его плечо не в маленьком наконечнике стрелы, а залилась в размере ничуть не меньше ведра.
        Как только кинжал раскалился, Тэйп вновь заговорил:
        — Воткни нож в рану.
        Все еще держа кинжал над огнем, Энира оторопела. Болезненно морщившись, он запрокинул голову и начал часто дышать.
        — Через несколько минут, эта дрянь меня убьет. Так что ты либо втыкаешь этот нож в меня, либо на утро будешь объяснять латгардам откуда у тебя труп в спальне!  — злобно просипел он.
        Энира со страданием всего человечества во взгляде, гипнотизировала взглядом рану, словно надеялась, что она сама рассосется.
        — Давай, Бэр!  — гаркнул Тэйп.
        — Не ори на меня! Мне и так страшно!  — ставя подсвечник на пол, крикнула лира.
        — Эни, давай…  — почти шепотом взмолился Тэйп.
        Он первый раз назвал ее по имени. Энира не смогла не выполнить его просьбу, вонзив раскаленное перо в Хардрага. Он прижал сломанную руку к зубам и со стоном замычал.
        — Ох, Оркус Светлый! Тэйп, прости! Прости!  — от бессилия заплакала Энира, прижав свободную ладонь возле раны, чтоб хоть как-то облегчить его страдания.
        Тэйп резко прекратил стонать, хотя лира до сих пор не вынула кинжал. Он открыл глаза и пораженным до глубины души взглядом воззрился на нее. Продолжая заливаться слезами и хлюпать носом, она тоже удивленно на него посмотрела.
        — Ты чего?  — первый нарушил он молчание.
        — А так непонятно? Жалко мне тебя!  — громко хлюпая носом, грубовато выдавила Энира, после чего взволновано спросила:  — Сильно больно?
        Хардраг изумленно уставился на свое плечо, потом на лиру, затем снова на плечо.
        — Нет,  — удивленно произнес он.  — Поверни нож в ране.
        — Что?
        — Говорю же, мне совсем не больно. Нужно вычистить эту дрянь из раны. Самое страшное позади.
        Продолжая все еще тихо плакать от всего пережитого, лира посмотрела Хардрагу прямо в глаза, пытаясь понять, обманывает он ее или нет.
        — Давай,  — подбодрил он, ухмыльнувшись.  — Вычищай, пока не пойдет чистая кровь.
        Глубоко вздохнув, Энира повернула нож в ране. Но Подмастерье даже не поморщился.
        — Как ты?…  — изумленно выдохнула лира.
        — Не отвлекайся!  — точно в таком же изумлении, что и она, перебил ее Тэйп, не сводя взгляда со своей раны.
        Энира последовала его совету, старательно выскребая всю черную гадость из плеча Хардрага. Когда она стала более жидкой и светлой, смешавшись с кровью, лира потянулась за покрывалом рукой, которую прижимала к груди Тэйпа, чтобы не дать липкой жидкости залить всю комнату. Но стоило ей это сделать, как Хардраг зашипел от боли, напугав лиру.
        — Не убирай руку!  — выдавил он сквозь зубы.
        Энира поспешно приложила ладошку обратно. Лицо Подмастерья вновь расслабилось. Он начал улыбаться, а затем и вовсе счастливо рассмеялся.
        — Что? В чем дело?
        — Все отлично, Бэр. Все просто замечательно. Ты умница!  — радостно сказал он, вытерев слезы у нее с щеки.
        Энира грустно ему улыбнулась, продолжив чистить рану. Она выскребала до тех пор, пока оттуда не полилась чистая кровь. Лира поспешно оторвала от покрывала кусок и приложила к ране. Пока Тэйп сидел, зажимая плечо, она убирала следы всего этого кошмара. Такое чувство было, словно всю душу вытрясли.
        — Принеси иголку, леску… И что-то, чем обработать,  — попросил Хардраг, время от времени убирая окровавленную тряпку и смотря на состояние раны.
        Достав из нижнего ящика туалетного столика иголку, леску, набрызгав на небольшую тряпочку духами и, тщательно протерев, Энира принесла это все Тэйпу.
        — Зашивай,  — спокойно сказал он, отнимая кусок покрывала от плеча.
        Энира мрачно на него посмотрела.
        — Сам себя зашивай!
        — Я бы рад, да пальцы еще плохо слушаются.
        В качестве подтверждения, он показал ей свою плохо гнущуюся руку.
        Поджав губы, Энира начала шить. Стоять согнувшись в три погибели было до чрезвычайности неудобно, поэтому лира бесцеремонно забралась к Хардрагу на колено. Решив, что с ее рукой ему не так больно, она прижала левую ладошку поближе к ране, а правой рукой аккуратно протыкала кожу на рваных краях, предварительно изогнув иглу.
        Спустя минут пять дело было сделано. Энира завязала последний узелок и отрезала лишнее ножницами. Затем убрала все остатки на туалетный столик и, вернувшись с влажной тряпкой в руках, начала протирать зашитую рану.
        — Видишь, не все так ужасно,  — пока лира вытирала кровь с его плеча, насмешливо произнес Хардраг.
        Энира смерила его хмурым взглядом, посмотрев в черные глаза, которые на мгновение метнулись в сторону двери.
        — Ашаркез!  — тихо прошипел он, неожиданно резко вновь усадив ее к себе на колени, после чего запустил правую руку в ее распущенные волосы и, приблизившись, шепнул на ухо:  — У тебя гости. Сейчас медленно возьмешь с кровати рубашку, оденешь ее на меня и только после этого можешь подняться. Медленно. Не бойся меня, Бэр.
        После этого Тэйп облокотился на спинку кровати, зачем-то положил руки на бедра Эниры и начал медленно поднимать их вверх к ягодицам. Мягко обведя ее изгибы, он скользнул ей под рубашку, заставив вытаращиться на него в немом изумлении. Обычно Хардраг ничего просто так не делал, и лира очень надеялась, что после всего этого у него будут очень веские оправдания, почему он гладил ее голое тело.
        Пока Энира пребывала в полном недоумении, Тэйп тем временем скользнул руками к пояснице лиры. Слегка надавив, он медленно прижал ее к себе. Из его груди вырвался прерывистый выдох, затем такой же вдох. Между ними не было ничего кроме тонкой рубашонки Эниры. И лира с тайным злорадством осознала, что Хардраг, оказывается, мужчина, и как обычный мужчина очень недвусмысленно реагирует на нее. Вся происходящая ситуация вдруг начала ее безумно веселить. Раз уж на то пошло, Энира решила отыграться перед Тэйпом за все пережитое. Она, как он ей и велел, медленно потянулась за его черной рубашкой, брошенной на кровати, скользя грудью по его груди. Хардраг задышал чаще и, спустив руки чуть ниже поясницы, сжал ягодицы. Она почувствовала, как его губы скользнули по ее шее, опаляя нежную кожу горячим дыханием.
        Теперь уже Энира с неудовольствием заметила, что ее тело начало отзываться на ласки Подмастерья, поэтому, поспешно схватив рубашку, она уже не так медленно, как изначально, вернулась в исходное положении, походя шепнув Хардрагу на ухо:
        — Я тебя не боюсь, но если ты не прекратишь меня лапать, я сделаю тебе очень больно. Вытяни левую руку.
        Смотря на лиру пьяными глазами, Тэйп послушно вытянул левую руку. Энира засунула ее в рукав черной рубашки, затем тоже самое проделала с правой. Она потратила, наверное, целую минуту, но все же полностью одела Хардрага, скрыв все раны, которые он сегодня получил.
        — А теперь не обессудь. Это приказ,  — ухмыльнувшись, прошептал Подмастерье.
        Он схватил ее за плечи и довольно грубо оттолкнул в сторону. Так что Энира еле успела вскочить на ноги.
        — Ах, ты ублюдок!  — сразу же взревел за спиной знакомый голос.  — Она же еще ребенок!
        Лира амплитудно развернулась. Как произошел первый удар, она не увидела. Но ей хватило и того, что последовало за ним. Появившийся из ниоткуда Айдан, словно молотобоец дубасил Хардрага по лицу. Самое ужасное, что тот не сопротивлялся!
        — Айдан, хватит!  — крикнула перепуганная Энира, когда в руке у него зажегся синий пульсар.
        Король остановился и обернулся на лиру. У него был такой вид, словно небо вдруг обрушилось без предупреждения. Он поднялся на ноги и, подойдя к ней, обхватил ее за лицо.
        — Как ты могла, Эни!?  — слегка ее встряхнув, сокрушенно спросил Айдан, смотря взглядом абсолютного безумца.
        Энира даже не сразу поняла, что именно она могла. Но потом, посмотрев на все глазами короля, в ужасе заговорила:
        — Нет, нет, нет, Айдан! Это вообще не то, что ты подумал. Мы… Я просто…
        — Эни, не оправдывайся, здесь итак все ясно,  — подал голос с пола Тэйп, вытирающий рукой кровь с подбородка.
        — Ничего здесь не ясно!  — запротестовала Энира, злясь на Хардрага за то, что ей приходится оправдываться, а он еще и усугубляет дело.  — Айдан…
        — Помолчи, Эни,  — с трагичным лицом сказал король, после чего обернулся к Тэйпу.  — Ты ее тронул, паскуда? Правду говори!
        По тому, как Хардраг оскалился, обнажив красные от крови зубы, Энира поняла, что ничего хорошего он не скажет.
        — Мы уже давно с ней любовники, Ваше Величество,  — с довольной физиономией бессовестно соврал он.
        Лира обескураженно охнула.
        — Ты что такое говоришь?  — подскочив к Хардрагу, с ненавистью зашипела она, а затем, от души, кулаком ударив его в больное плечо, скомандовала:  — Скажи ему правду!
        Схватившись за залатанную рану, Тэйп расхохотался.
        — Какой смысл теперь скрывать, малышка? Нас застукали. Любовь в мешке не спрячешь.
        У Эниры челюсть отпала. Она знала, что Айдан велел ему говорить правду, но Хардраг умеет обходить его приказы, однако королю-то это не известно!
        — Айдан, он все врет!  — в отчаянье крикнула лира, развернувшись к правителю Фостэйна, у которого был такой страдальческий вид, словно перед ним ангела распяли.  — Он мне даже не нравится!
        Энира снова крутанулась к Хардрагу и, пнув его по ноге, разъяренно крикнула:
        — Скажи ему правду, ненормальный!
        — Довольно, Энира!  — повелительно сказал Айдан, затем обратился к Тэйпу:  — А ты, поднимайся!
        Квихельм послушно встал и направился к королю.
        — Ваше Величество, вы ведь меня не убьете? Эни этого не переживет. Она не сможет вам простить мою смерть,  — озабоченно произнес он, затем повернулся к лире и с гадкой усмешкой ей подмигнул:  — Не так ли, любимая?
        Сжав кулаки, Энира промолчала. Она представления не имела, зачем Хардраг все это устроил, но Айдан действительно мог его казнить за нарушение приказа, а несмотря на то, что ей очень сейчас этого бы хотелось, в будущем, лира знала, что пожалеет. Поэтому, чувствуя, как спазм сводит челюсти, она самоотверженно сдерживала пустые оправдания и грязные ругательства, зная, что ни до кого из присутствующих они все равно не дойдут.
        Когда король выталкивал Хардрага за дверь, Энира решилась предпринять еще одну попытку:
        — Айдан!..
        — С тобой я поговорю позже!
        После этого правитель Фостэйна захлопнул дверь и запер ее на ключ.
        — Хардраг… что ты за человек…  — закрыв лицо дрожащими руками, устало проговорила Энира, оставшись в комнате одна.

        Глава 21
        Тень династии Берханов

        Семь с лишним месяцев прошло с момента возвращения Бирма, Шаха, Дамаска и валорцев из Фаджара. За это время много воды утекло. Первое, что сделали по приезду визирь и скорпус (Белый в тот момент все еще не пришел в сознание), отправились в ардальское консульство. Рассказав о своем путешествие в пустыне, якобы для изучения слепых коридоров, о которых им поведала местная знаменитая савира, они в красках описали встречу с фархарами. Неопровержимым доказательством стал Дамаск, два дня провалявшийся без сознания. Зная Силу и крепкое здоровье светловолосого мага, над которым, по приказу султана Асалбега, все это время «колдовали» лучшие целители, послы с трудом, но поверили в историю про Темных. Тем же вечером двое представителей Ардала отправились на Остров, чтобы доложить обо всем Правителям. Теперь в Эссоре был лишь один маг из ардальской братии.
        Конечно же, о загадочном кубе визирь умолчал. Он пытался выяснить, в чем его Сила, пока Дамаск почивал на мягких матрасах, но все было тщетно. Какие только заклинания Бирм не применял, используя все существующие руны и обливая серый камень всевозможными зельями, в приготовлении которых равных ему не найдешь на всем Востоке. Однако для визиря это был простой бесполезный куб, подходящий разве что для колки орехов.
        Очнувшийся вскоре Дамаск тоже пытался в нем разобраться. Видел он, гораздо больше Бирма, но за потраченные седмицы изучения камня с бороздами волн на ровной поверхности пришел лишь к одному выводу — использовать куб могли только фархары. В итоге, Шах отвез куб в Валор, где спрятал в свой сейф, нашпигованный таким количеством защитных чар, что даже Белый сто раз подумал бы, прежде чем в него лезть.
        Самые же большие изменения начали происходить с жителями Эссора. Точнее с людьми, в жилах которых текла южная кровь. В султана Асалбега, будто сам Кардаш вселился. Десятки, быстро перерастающие в сотни, мужчин, женщин и детей казнили через отрубание головы, повешение, сжигание или обливание кислотой. У султана не было цели выгнать со своей земли южан, он целенаправленно их уничтожал, говоря об очищении Эвы от скверны этих низших народов. Асалбег приказал перекрыть все границы султаната. Так что у пытавшихся сбежать из страны людей не было выхода, кроме смерти.
        Лилджи, ладжиты, дарсы, агирцы, чалмирцы, алоисы, дейтиры, акасисы, кандарцы спасались как могли. Кто-то пытался спрятаться в шахтах, кому-то удавалась стать валорцем, некоторые богачи сумели подкупить нужных людей и перейти границы, оставив Эссор как страшный сон.
        Султан объявил вознаграждение в тридцать золотых акиров за голову южанина. И многие продались. Эссорцы, которые вначале пытались защитить своих бывших друзей, теперь сдавали их карберам. Теперь это были не люди другой национальности, отныне все южане считались чужаками, близкими к грязным обезьянам. Асалбег дошел даже до того, что внес исправления в святую книгу Хорал, где люди Юга представлялись как порождение Кардаша. Именно этим объяснялось, почему их кожа темнее кожи «нормального» человека, а глаза чернее. Обратившись к Хоралу, можно было узнать, что Оркус против этих богомерзких людей, что его пророки якобы во все века призывали очищать землю от них.
        Дабы укоренить эту мысль в своем народе, Асалбег велел карберам изъять все старые Хоралы и выдать новые. Число читающих было небольшим, оттого особых затрат не потребовалось. Под страхом смерти, проповедники в Сакре и кластрах стали внедрять разрушающие мысли. И, как оно и бывает, люди разделились на несколько лагерей.
        Первые, поддались всеобщему гипнозу и стали яро ненавидеть всех, кто хоть как-то был похож на южан. Вторые, понимали, что их активно настраивают против тех, с кем они долгое время жили бок о бок, однако не принимали жестокую политику своего султана, но и не выступали против. Третьи, были крайне возмущены всей этой кровавой бойней. Они выходили на улицу и кричали слова протеста. Этот лагерь просуществовал недолго. Их быстро уничтожили карберы, а те, кто вовремя понял свою ошибку, разумно перешли во второй лагерь.
        Четвертые, были в вечном метании. Ведь святые отцы и проповедники являлись авторитетами в Эссоре, как они могли обмануть? Это немыслимо! Невозможно! Но видя, как невинных людей истязают, народ из четвертого лагеря начинал в этом сомневаться.
        И, наконец, пятые, это те, которых совершенно не интересовало, что происходит вокруг. Главное, чтоб их не трогали, а остальное неважно.
        Самое удивительное, что никто не вмешивался в происходящие бесчинства в Эссоре. Ни Ардал, ни квихельмы, ни какие-либо высшие силы. Всем было известно о беспределе, устроенном Асалбегом, но никто не пытался помочь несчастным людям.

        Дамаск стоял на балконе и до треска сжимал каменные перила серого балкона. В воздухе стоял едкий запах дыма и жаренного мяса. Внизу, посреди площади пылал огромный костер. Душераздирающие крики сжигаемых заживо десятерых мужчин разносились над безмолвной толпой. Неподалеку от кострища сидел на переносном троне султан, стоящем на трехметровом широком постаменте. Он спокойно наблюдал. На его лице не отражалось ни сочувствия, ни брезгливости. Одно лишь явное удовлетворение.
        — Все! Довольно! Это пора заканчивать!  — оттолкнувшись от балюстрады, выкрикнул Дамаск, разворачиваясь лицом к просторной комнате покойного визиря Хаштабара.
        Теперь это помещение не изменялось по желанию хозяина, а было в своем устойчивом состоянии кабинета, куда беглых керибюсцев привели пятнадцать лет назад. Вот только за стеклянным столом-пузырем теперь сидел не савит Маркеш, а савит Бирм. Он внимательно читал какие-то бумаги, время от времени делая в них пометки. Раздирающих сердце криков он не слышал, ну, или старательно делал вид, что не слышал.
        У Шаха была далеко не такая выдержка. Он расположился напротив, в напряженной позе сидя на диване, дергая ногой и мрачно уставившись в пол. У самой двери стоял Ганс, облокотившись на шкаф с книгами. Глаза его были закрыты, а кожа отливала белизной. Сейчас он очень походил на прекрасную скульптуру невероятно красивого божества.
        Пиксар находился в Валоре. Он вообще в последние шесть месяцев большую часть времени проводил там, а не во дворце.
        — Дамаск, сядь!  — не поднимая глаз, гаркнул Бирм, продолжая что-то старательно выписывать скрипучим пером.
        — Вам не удастся удерживать меня все время!  — злобно выкрикнул он.
        — И не надо,  — спокойно ответил Бирм.  — Подожди еще немного.
        — И сколько будет длиться это твое немного? Ты тоже самое говорил три месяца назад! А люди гибнут! Счет скоро пойдет на тысячи!
        — Ты обещал Маркешу,  — напомнил визирь, оторвавшись от своих бумаг и строго посмотрев на Дамаска.
        — Откуда я знал, что Асалбег превратит Эссор в бойню!?
        — Ты обещал, Дамаск!  — повысил голос Бирм, особенно выделив слово «обещал».
        — Да плевать мне! Люди гибнут!
        — Ты думаешь, нам легко за всем этим наблюдать?  — вмешался Шах, с осуждающим прищуром посмотрев на друга.  — Думаешь, мы не слышим эти крики? Эти рыдания, стенания, мольбы? Думаешь, ты один видишь всю катастрофу происходящего, а мы с закрытыми глазами и заткнутыми ушами сидим!? Да я бы своими собственными руками свернул шею этому проклятому расисту. Моя мать из Дейтира, я наполовину южанин. У меня на протяжении всех этих шести месяцев одно желание — переломить Асалбегу хребет и отдать собакам на растерзание. Но еще рано, и я это понимаю. Пора бы и тебе понять.
        — Да вашу мать!!  — заорал Дамаск, схватив со шкафа стеклянный шар и со всей силы запустив его в стену.  — Когда будет не рано!?
        — Девять месяцев и две седмицы!  — отчеканил каждое слово Бирм.
        Дамаск уставился на визиря, пытаясь осмыслить сказанное.
        — Откуда взялся этот срок?  — спросил он.
        — Маркеш перед смертью мне это сказал.
        В памяти всплыл момент, когда Бирм склонился к умирающему визирю.
        — И почему именно девять месяцев и две седмицы?
        — Я не знаю,  — кинув перо на стол и уставши протерев глаза, произнес Бирм.
        — Ну он что-то же сказал. Что-то ведь должно произойти за это время?
        — Я не знаю, Дамаск, ясно!  — отрезал визирь.  — Единственное, что я знаю, так это то, что Маркеш как-то предвидел всю эту ситуацию. То ли он настолько хорошо знал Асалбега, то ли опыт подсказал ему, а может с савирой какой посоветовался. Но перед тем как умереть, он один в один описал все, что происходит теперь. И сказал, через сколько мы должны действовать. Смотря на то, с какой точностью исполняется его пророчество, у меня нет оснований не доверять той дате, которую он назначил нам для свержения Асалбега.
        Дамаск осуждающе помотал головой. Пройдя к небольшому бежевому креслу у стены, он тяжело рухнул в него. Крики, что так тревожили, больше не раздавались, а значит, еще десять человек прибавилось к списку убитых.
        — Кардаш… Сколько еще душ он загубит…  — негромко произнес Дамаск, невидящим взором смотря на столп черного густого дыма в балконном проеме.

        На следующий день султан вызвал Дамаска и Шаха к себе. Когда они пришли в просторные покои правителя, Бирм уже был там, сидя вместе с Асалбегом на крупноворсинчатом ковре с золотыми узорами и облокотившись на шелковые подушки. Султан выражал собой образец расслабленности и довольства, потягивая мягкий дурманный дым из трубки кальяна. Бирм же наоборот излучал тревогу.
        Как только Дамаск и Шах вошли, Асалбег тут же произнес:
        — А, мои добрые друзья! Присаживайтесь.
        Мужчины молча прошли вглубь, куда не проникал свет Илара из-за плотных темно-красных штор, в цвет общей гаммы всей комнаты. Усевшись напротив султана, они в немом вопросе воззрились на него.
        — Друзья мои, у меня есть для вас важное поручение,  — сонно проговорил Асалбег, выпустив кольцо дыма изо рта.
        Белый внутренне ощетинился, готовый послать султана ко всем демонам Бездны, если он хоть заикнется об их участии во всей этой резне. Видит Оркус, Дамаск сделает это!
        — Мой дальний родственник, король Лисбета Адемар, сейчас находится в очень неприятном положении,  — все также лениво продолжил султан.  — Этот проклятый Айдан добрался до его королевства. Адемар был вынужден бежать. Насколько мне известно, его любимые непобедимые квихельмы не смогли помочь (а я предупреждал его уже много раз!),  — Асалбег самодовольно хмыкнул, выпустив облако дыма.  — Ардал тоже не откликнулся. Конечно же, теперь он обратился ко мне. Адемар наслышан о вас, ребята. Весь Восток под впечатлением от Триады, слухи о вас распространяются уже и в другие части Материка. Что ж, Адемар многое на себя брал, кичась своими квихельмами. Они спасти его не смогли, а мы сможем.
        Сейчас он скрывается в Тихнуре. Так что ваша задача маленькая, отправиться в Тихнур, забрать Адемара и привезти в Эссор.
        Пока султан говорил, Дамаск ловил себя на мысли, что ему до омерзения противно смотреть на него. Слегка сросшаяся бровь, черные широко расставленные глаза с красноватым отливом (возможно, это из-за цветовой палитры комнаты, но впечатление все равно оставалось сильным и неприятным), отросшая за последние месяцы неаккуратная борода, густые черные волосы, покрывающие руки вплоть до самых пальцев, и знание, что этот человек без колебаний пытает и истязает людей до смерти — все это в глазах мага делало Асалбега похожим на порождение Бездны.
        — Это все?  — без какого-либо почтения спросил Дамаск.
        Султан не заметил неуважительного тона.
        — Да. Вот здесь адрес, где находится Адемар,  — правитель Эссора достал из-за пояса клочок бумаги и протянул его Белому.  — Отправляйтесь немедленно. Я надеюсь на вас.
        Поднявшись на ноги, Дамаск и Шах молча склонили головы, вместо поклона в пояс, и посмотрели на Бирма. Однако визирь продолжал сидеть.
        — Вы отправляетесь вчетвером. С Гансом и Пиксаром. Я не еду,  — без особого воодушевления пояснил он.
        — О, я уверен вы и вчетвером прекрасно справитесь,  — оживился Асалбег.  — А в такие неспокойные времена мне и самому нужен визирь. Так что поезжайте без него.
        У Дамаска заиграли желваки на скулах, после слов «неспокойные времена». Кто устроил-то эти неспокойные времена!? Быстро глянув на Бирма, который еле заметно кивнул, Белый вышел из комнаты. Шах последовал за ним.
        — Храгова мразь…  — сквозь зубы выдавил скорпус уже в коридоре.
        Белый ничего не сказал, но, в общем и целом, был полностью с ним согласен.

        За месяц они добрались до Тихнура и забрали бывшего правителя Гиваргиса из таверны «Спелые груши», где он снимал комнату. Адемар выглядел, мягко говоря, не по-королевски. Одет он был в темно-зеленую потрепанную джеллабу, дешевые на вид кломпены, а седую нечесаную голову венчала нелепая маленькая оранжевая тюбетейка. На его груди путалось огромное количество всевозможных амулетов с драгоценными камнями. Запястья почти до самых локтей были обвешаны браслетами, а на руках куча перстней по несколько штук унизывали все десять пальцев. Но больше всего поражали перепуганные до полусмерти глаза. Если бы Дамаск не знал, что перед ними правитель королевства, на территории которого проживали квихельмы, то однозначно принял бы этого человека за помешанного.
        Однако все прелести туалета Адемара, гости рассмотрели не сразу. Стоило четверым мужчинам войти в запертую комнату короля, как их тут же очень жарко встретили. Казалось, их атаковало минимум десять магов. И если бы не молниеносная реакция Дамаска, то наверняка не обошлось бы без жертв. Едва поставленный магом щит перестали сотрясать довольно мощные заклинания, как Шах заорал во все горло:
        — Мы от султана Асалбега! Мы пришли, чтобы помочь вам!
        Сняв защиту, Дамаск увидел замершего в оконном проеме полного мужчину, который уже свесил одну ногу за раму.
        Потребовалось какое-то время, чтобы до Адемара дошло, кто перед ним. После чего последовал еще более горячий прием. Король, словно легкий воробушек, спрыгнул в комнату и принялся расцеловывать и обнимать мужчин, будто родных сыновей.
        Когда Дамаск, Шах, Ганс и Пиксар отошли от поражающего воображение первого впечатления, то поняли, что Адемар совершенно один! Без какой-либо охраны! На логичный вопрос, куда делись королевские стражники, ну или хотя бы преданные люди, последовал тупой на взгляд Белого ответ:
        — Я их распустил, чтобы меня сложней было найти. Когда речь начинает идти о жизни, тут, знаете ли, не до традиций и правил. На любые жертвы пойдешь.
        Дамаск ни грамма не одобрил короля, но и осуждать не стал. Дело хозяйское. Главное, они добрались до него раньше людей Айдана (если он вообще кого-то за ним посылал).
        Долгих приготовлений к отправке в Эссор Адемару не потребовалось. Ровно пять секунд, чтобы вытащить из-под кровати небольшой мешок.
        Через две седмицы они уже были на полпути к Эссору, переходя бескрайние пески Фаджара. Передвигались путники ночью, а днем спали под магическим колпаком с прохладным воздухом, каждый раз создаваемый Дамаском. В это время года бури не беспокоили просторы пустыни. Лишь невыносимая жара, когда в небо всходил Илар, и дикий холод, когда он падал за горизонт.
        Через несколько дней, по мере приближения к северному тракту, перед тем как лечь спать, помимо изменения температуры воздуха, Дамаск стал добавлять чары невидимости к месту их привала. Фархары еще были свежи в памяти.
        Стоило минуть северный тракт, как люди расслабились. Всего каких-то полторы седмицы, и они прибудут в Эссор. Однако, несмотря на то, что вроде бы места, где подстерегала опасность, были пройдены, Дамаск все равно продолжал скрывать их привал. Но, как выяснилось, не для всех они были так уж хорошо спрятаны.
        Илар окрасил небо в кровавые тона, и люди под волшебным куполом уже начали постепенно пробуждаться. Первым проснулся Ганс. Следом Дамаск. Лежа с закрытыми глазами и нежась ощущением сна, в котором Белый спал в своей теплой мягкой постели, его вдруг сильно ударили в плечо.
        — Ты чего?  — резко открыв глаза, недовольным хриплым голосом спросил Дамаск рядом сидящего Ганса.
        Немой дерганным движением приложил указательный палец к губам, а затем ткнул им в сторону. Проследив взглядом, куда было велено, Дамаск вскочил на ноги. В том месте, куда указывал Ганс, стоял высокий черный силуэт, напоминающий темную густую дымку или тень. Белый отчетливо помнил, как менял структуру созданного им же купола, чтобы сделать его невидимым. Но эта странная тень, что стояла снаружи, смотрела прямо на них.
        Он уже перешел на магическое зрение и потянулся к энергиям, которые обволакивали все вокруг. Стараясь не совершать резких движений, Белый сплетал нити воздуха и земли, как тень, неожиданно, рассеялась.
        — Разорви демоны!..  — удивленно выдохнул Дамаск, смотря в пустоту, которая только что была вполне осязаемой.
        Рядом стоял Ганс, расчехливший шпагу и первый раз в жизни готовый ее применить. Шах, Пиксар, король Адемар и пятеро белых верблюдов продолжали мирно спать.
        — Ты тоже это видел?  — спросил Белый у встревоженного Ганса.
        Парень кивнул.
        — Я пойду, осмотрюсь, а ты поднимай всех,  — скомандовал Дамаск, покидая невидимое убежище.
        Поставив для себя магический маячок над привалом, он минут двадцать блуждал в песках, пытаясь отыскать следы загадочной тени. Но кроме пары скорпионов, так ничего не нашел.
        Когда Дамаск вернулся, на него тут же набросился с расспросами Шах:
        — В чем дело, Дамаск? Этот безголосый ничего объяснить толком не может. К чему такая спешка? Илар ведь еще не сел…
        — За нами кто-то следил. Нужно уходить,  — коротко пояснил Белый, подходя к своему верблюду и заставляя его подняться.
        Молниеносно отреагировал лишь Адемар. Схватив свой заплечный мешок, он удивительно резво для своей комплекции подбежал к верблюду, одним пинком поставил его на ноги и лихо запрыгнул на животное, в который раз вызвав изумление в Дамаске. На лицах Пиксара, Шаха и Ганса читались похожие эмоции. Поистине, страх творит чудеса.
        — Чего же вы ждете!? Нужно немедленно покинуть это место!  — воскликнул король, вцепившись в поводья мертвой хваткой.
        Запрыгивая на своего верблюда, Дамаск поспешил успокоить Адемара.
        — Не волнуйтесь вы так. Тот, кого мы видели, испарился в воздухе.
        — Испарился в воздухе!?  — взвизгнул еще больше напуганный король.  — Что значит, испарился в воздухе!? Люди не умеют исчезать. Никто не умеет! Это демоны! Демоны грагелей! За мной послали грагелей!! Нас всех убьют!
        — Успокойтесь, Ваше Величество!!  — осадил Дамаск начинающуюся истерику.  — Никто вас не убьет! Вы под защитой Триады. То, что мы видели, были не демоны. Мы вообще не уверены, что кого-то видели. Возможно, это все нам привиделось спросони. Не так ли, Ганс?
        Ганс, не раздумывая, согласно кивнул.
        — Но все же нам, и правда, лучше поспешить,  — подытожил Белый, разворачивая верблюда в сторону родного Эссора.

        Странная тень больше не появлялась, но, посоветовавшись, мужчины решили по очереди дежурить (естественно, кроме опального короля), чтобы, в случае чего, поднять тревогу. Однако волновались они зря. До самого султаната ничего примечательного не случилось.
        Когда мужчины в компании с бывшим правителем Гиваргиса с большим трудом въехали в Эссор из-за долгой процедуры открывания всех замков на высоких воротах, Дамаск испытал чувство злости и ненависти к султану Асалбегу.
        Улицы некогда чистого и красивого города были пропитаны кровью. Стены белых домов местами словно покрасили красной краской. Некоторые светлые здания выглядели так, будто их коптили. Одна половина деревьев и цветов представляла из себя черное пепелище, а вторая тоскливые увядшие прутья с сеном. В воздухе стоял запах гари, трупов и приторно-сладких трав, жгущихся, чтобы заглушить запах гниения, чем делали только хуже.
        Илар стоял в зените, однако людей практически не было видно. Как за такой короткий промежуток времени можно разрушить все, что так старательно строил Маркеш Хаштабар? Это нужно прекращать. Но с чего начать? Люди уже не так верят в Триаду. Не было к ним прежнего доверия. Многие и вовсе стали ненавидеть их ничуть не меньше, чем самого султана.
        И как теперь с такой черной популярностью идти к власти?
        Вопросов была куча, а все ответы ушли в могилу вместе со Старцем.
        Мерно качаясь на своем верблюде, Дамаск предавался мрачным мыслям, как неожиданно за спиной раздался взрыв. Горячая волна ударила в спину, сбив мага с верблюда. То маленькое количество людей, что курсировало по улице, начало с криками разбегаться в соседние дома и переулки.
        Раздался истошный вопль Адемара.
        «Да не может быть!..» — пронеслась мысль в голове Дамаска, пока он вскакивал на ноги. Он точно не видел, где находился король, но по звуку примерно понял. Мощный выброс адреналина позволил Белому создать из воздуха жгут такой Силы, что даже фархары бы не спаслись. Развернувшись со всей этой конструкцией, Дамаск рубанул созданным алым хлыстом по воздуху, метко попав в высокого мужчину, который как раз в этот момент замахнулся двумя мечами над побелевшим королем. Как-то сразу стало понятно, что это наемник. И именно его послал Айдан III, чего так страшился Адемар.
        Жгут вовремя хлестанул коротко стриженного черноволосого убийцу по спине. Это отвлекло его от короля. Дамаск ожидал, что мужчину разорвет на части, располовинит и все вокруг зальет фонтан крови. Но каково же было удивление мага, когда его мощное оружие не только не уничтожило убийцу, но практически и вреда-то никакого не нанесло! Весь ущерб заключался лишь в том, что у наемника рубашка на спине разошлась, и его слегка шатнуло в сторону. Даже полоски на коже не осталось! Будто у него не кожа, а броня! Ведь если бы его окружал обычный, но (Белый допускал) крайне мощный щит, то он бы точно не дотянулся до рубашки. А тут, словно само тело наемника излучало защиту, прилипнув к коже.
        Это выбило Дамаска из колеи. Но он не позволил страху завладеть собой. Вслед первому удару, Белый, не задумываясь, послал второй, сорвав пласт бетонной дороги и запустив его в развернувшегося к нему наемника. Однако и это не принесло ожидаемого эффекта. Убийца (уму непостижимо!), словно ножом по теплому маслу разрезал каменную плиту мечами.
        Воспользовавшись моментом, находившийся ближе всех к королю Шах схватил Адемара за шиворот и поволок в тень подпаленного дома. Пиксар и Ганс тоже поспешили ретироваться в стороны, чтобы не мешать своему магу. Что касается верблюдов, то они сразу после взрыва, очень резво убежали, кроме одного, на котором ехал король. От него остались лишь кровавые шматки мяса, разлетевшиеся по всей улице.
        Однако Белый ничего этого не заметил. Все его внимание сконцентрировалось на единственном человеке. Непонимание, каким образом этот убийца обходит столь мощное колдовство, приводило Дамаска в бешенство. Вслед за вторым, он послал третий удар. Затем четвертый, пятый, шестой, седьмой, десятый, пятнадцатый. Но с него хоть бы волос слетел! Наемник без труда уворачивался от всех ударов, а те, что били прямо в лоб, он рикошетил своими мечами. Но как!? Очевидно же, что это не маг! Глаза, которыми наемник сверлил Белого, имели темно-карий цвет.
        Посылая один за другим удары, становившиеся все мощней, Дамаск неожиданно поймал себя на мысли, что наемник стоит на месте и просто отбивает его чары. Складывалось впечатление, что он наблюдает. Будто ему интересно, какая следующая волшба полетит в него. Смотря на все через призму магии, Белый вдруг понял, что что-то в его противнике не так. И когда до него дошло, застыл.
        «У него нет ауры!» — пронеслась в голове ужасающая мысль.
        От осознания этого, Дамаск впал в ступор. Заметив, что Белый замер, Ганс и Пиксар решили, что у мага закончились силы или с ним что-то произошло. Поэтому взяли ситуацию в свои руки. Они бросились к наемнику, на ходу вытаскивая оружие из ножен. Очевидно, парни не так хорошо понимали на кого нападают. Пока они бежали на наемного палача, у того не дрогнул ни один мускул. Дамаск в последнее мгновение успел поставить щиты на друзей, перед тем как убийца крутанул мечами, убрав острую сталь подальше и ударив мужчин тупыми рукоятками в живот. Удар был такой силы, что Ганс отлетел аж за спину Белому, а Пиксар влетел в стену дома, образовав в ней глубокую вмятину с узорными трещинами. Если бы не щиты, они бы моментально погибли.
        Это привело Дамаска в чувство. Маг понимал, что наемник почему-то решил не убивать Пиксара и Ганса, иначе просто проткнул бы их своими чудо-мечами, без проблем минуя щиты. Однако Белый четко осознавал, что это неведомое создание, не имеющее ауры и обладающее такими невероятными Силами, необходимо как-то убить. Поэтому следующий удар должен стать для него последним.
        Вплетая в очередную волшбу энергию своего магического Источника, Дамаск создал такую адову смесь, что она точно должна была распылить этого проклятого наемника. Вокруг убийцы образовался гудящий шар, внутри которого находился огонь, а снаружи лед, по микрокаплям воды собранный из воздуха. Поймав мужчину в свой плен, шар начал быстро сжиматься. Дамаск выпрямился и стал с замиранием сердца ждать, когда ловушка схлопнется. Почему-то даже сейчас он не был уверен в эффективности одного из самых мощных своих чародейств. И оказался прав.
        На ледяной поверхности шара пробилось серебряное острие меча, разрубившее его напополам. Негасимого огня из магического Источника Дамаска внутри смертельной ловушки не было и в помине, лишь хрупкая скорлупа льда упала на землю.
        — Кардаш!..  — не поверил своим глазам Белый, после чего заорал во все горло на керабском:  — Шах, уводи короля!!
        Скорпус, все это время жавшийся к одной из стен домов, до последнего уверенный, что Дамаск прикончит этого даже не мага, без промедления дернул Адемара, утаскивая за собой в проулок.
        Наемник, не отрывавший глаз от Белого до его командного крика, резким движением повернул голову в сторону удаляющихся Шаха и короля. В этот момент, Дамаск черпнул из Источника Силы и направил ее к кулаку, образовав на ней кристалл, по крепости сравнимый с алмазом, и уже замахнулся, чтобы ударить по земле. Но не успел. Наемник негромко произнес незнакомое слово, и Белый понял, что все его тело сковало. Он застыл, словно ледяная скульптура. Ему совсем чуть-чуть не хватило дотянуться до земли. Единственное, что оставалось в движении — глаза.
        Дамаск видел, как наемник, стянул с себя обрывки своей разорванной рубахи, и зачем-то обмотал эти тряпки вокруг пояса. После чего он, не спеша, направился в переулок, где замерли Шах и Адемар. Пока убийца шел, Белый пытался освободиться, но все тщетно. Он не понимал как. Энергии, что опутывали все вокруг и в обычном состоянии находились в постоянном движении, сейчас представляли из себя замерзшие нити, которые намертво обездвижили запутавшихся в них людей. Но что это за магия!? Как этот убийца смог подчинить себе пространство и время. Это невозможно! Что за артефакты он использует? И использует ли вообще?
        Додумать Белый не смог. Немой крик застрял у него в горле, когда он увидел, как убийца отрубает голову Адемару. Но не это привело мага в ужас. Наемник уже было замахнулся мечом на уровне шеи Шаха, но почему-то остановился. Он убрал мечи в ножны, затем поднял за волосы истекающую кровью голову Адемара и бросил ее в мешок, вытащенный из кармана на поясе. Мужчина перевел взгляд на Дамаска. Магу сделалось очень нехорошо, когда он направился в его сторону.
        Не зная, чего ждать, Белый приготовился к самому худшему. Однако, когда наемник подошел к нему, то просто сел перед магом на корточки и с пристальным вниманием начал рассматривать его лицо. Затем взгляд переместился на волосы, а после начал скользить вокруг замороженного. Не знай Дамаск, что темноглазые не могут быть магами, то подумал бы, что этот странный человек видит его ауру. Пытаясь отыскать что-нибудь, что будет похоже на Древний артефакт, Белый быстренько прошелся глазами от макушки до пят мужчины, но кроме круглого золотого медальона с гравировкой тигра, ничего не нашел. Он, определенно, где-то раньше уже видел этот символ.
        Дамаск весь напрягся, когда наемник с бритыми висками потянулся к карману на поясе, ожидая увидеть оружие или чего похуже. В руках мужчины что-то блеснуло. Присмотревшись, Белый с облегчением узнал обычный золотой акир.
        Однако радовался он рано. Наемник без труда преодолел непреодолимый магический кристалл на кулаке Дамаска и с силой прижал монетку к коже. Белый ощутил такую боль, будто его рука начала заживо иссыхать. Если бы он мог произнести хоть звук, то орал бы как резанный.
        Боль исчезла так же быстро, как и возникла. Рука была цела и невредима, вот только кристалл, сплетенный из энергий, исчез.
        Пока Дамаск ошалело осматривал себя, наемник убрал акир обратно в карман и вновь посмотрел магу прямо в глаза.
        — Непобедимая Триада… Вся Сила которой заключена в одном человеке…  — на геллийском задумчиво протянул убийца.  — Ты необычный маг. Достойный. Мне не хочется тебя убивать, только потому, что ты служишь не тем.
        Наемник замолчал и перевел взгляд за спину Дамаска. Не понимая в чем дело, Белый начал усиленно прислушиваться. Но, казалось, даже звуки на этой улице застыли.
        Продолжая смотреть вдаль, убийца выпрямился.
        — Пошлешь карберов или сам попытаешься пойти за мной, я убью и тебя и остатки твоей Триады,  — со спокойным равнодушием произнес он, и Дамаск как-то сразу ему поверил.
        Подняв с земли мешок с головой Адемара, наемник покинул поле зрения Белого. Он оставил после себя смешанные чувства. Жизнь столкнула его с сильным противником. Маг очень хотел узнать кто он, но не мог рисковать, посылая за ним. Что-то подсказывало Дамаску, если не прислушаться к предупреждению убийцы, то неминуемая кара настигнет его даже в Бездне.
        Продолжая недвижимо висеть в воздухе, Белый пытался выбраться. Он тянулся к Источнику, чтобы черпнуть из него Силы, но к своему изумлению даже не ощущал его в себе! Дамаск первый раз в жизни испугался, что его лишили магии!
        Испытывая страшное потрясение, Белый чувствовал, что задыхается, как вдруг невидимые путы исчезли, и он рухнул на землю. Магия наемника исчезла. Первое, что сделал Дамаск — скрутил пару нитей воздуха и земли. Пыль тут же взметнулась ввысь. Белый облегченно выдохнул.
        Вспомнив про друзей, маг обернулся.
        — Ганс! Ты как?  — крикнул он.
        Лежащее на земле тело вскинуло вверх руку, оттопырив большой палец. Убедившись, что младший жив, Дамаск повернулся в сторону дома с вмятиной в стене, под которой мешком валялся Пиксар.
        — Пикс, живой?
        — Да… Только у меня рука кажется сломана и с бедром что-то.
        — Кардаш…  — сквозь зубы ругнулся Белый, поднимаясь.
        В это же время из переулка вышел Шах, то и дело оглядываясь на безголовое тело Адемара.
        — Что это за хрен был?  — слегка испуганным голосом спросил он, приближаясь к дому с вмятиной, где Дамаск как раз осматривал торчащую кость из руки Пиксара.
        — Кажется?  — пропустив вопрос Шаха, маг недовольно переспросил Пикса, укоризненно посмотрев ему в глаза.
        Переломанный мужчина лишь болезненно поморщился.
        Тяжело плюхнувшись в разрушенную клумбу рядом и облокотившись спиной о треснувшую стену, ни на кого не обращая внимания Шах начал причитать:
        — Я думал он нас порвет, как волк зайцев… Давно нас так никто не кошмарил. И где таких делают!? Надо признать, что меня сложно напугать, но этот мясник заставил поволноваться. Я уж грешным делом даже молитвы вспоминать начал…
        Пока Дамаск помогал Пиксару подняться, из окон домов неуверенно начали выглядывать люди, не решаясь выйти. А в конце улицы показались пятеро карберов, запоздало спешащих на звуки взрыва. Шах презрительно хмыкнул:
        — Как всегда вовремя.
        — Кстати, о волках,  — вдруг вспомнил Белый.  — Ты видел у него медальон на шее?
        — Откровенно говоря, я мало что видел. Этот отморозок здорово меня напугал. Нам бы такие игрушки, которыми он нас сегодня развлекал, думаю, мы бы даже Ардал умыли.
        Дамаск не был уверен, что все дело в артефактах, но говорить об этом Шаху не собирался.
        — Неважно. У него медальон был, круглый, золотой. На нем гравировка с мордой тигра или пантеры. Неважно в общем, но где-то я это уже видел.
        — Голова тигра? Без оскала?  — уточнил повисший на плече Белого Пиксар.
        — Да!
        — Так это же символика Берханов,  — пыхтя от подпрыгиваний на одной ноге, сказал Пикс.
        — Это того неудачника, что развалил объединенный юго-восток?
        — Нет. Это того, который объединил,  — поправил Пиксар.
        — Но там же всю семью вроде убили? Наследников быть не должно,  — непонимающе произнес Дамаск, вспоминая уроки Маркеша.
        — Да. Но некоторые, после того как всю семью вырезали, начали носить вещи с этой символикой, доказывая тем самым верность истинным Берханам, а не тому предателю, что носит их фамилию.
        — Я слышал об этом…  — задумчиво произнес Шах.  — Но вроде бы символ с головой тигра можно носить лишь Берханам. А те, кто им предан носят символ клыка тигра.
        — Да. Но истинных Берханов-то уже не осталось. Думаю, некоторые решились носить голову тигра. В качестве доказательства безграничной преданности. Ведь клык не самая четкая сигнатура,  — поделился своими измышлениями Пиксар.
        — А разве символика этого… как его… Хмириса не такая же?  — поинтересовался Дамаск.
        — Нет. Он взял родовую символику своей матери — орла.
        Слева послышался громкий хлопок, заставив медленно бредущих Дамаска, Шаха и Пиксара одновременно вздрогнуть.
        Держась за ребра, к ним хромал Ганс.
        — Ты точно в порядке?  — спросил его Дамаск.
        Парень вновь показал тот же жест с оттопыренным большим пальцем кверху. Доковыляв до друзей, зеленоглазый остановился и начал жестами что-то активно объяснять. Сначала он указал в сторону (Дамаск понял, что имелись ввиду главные эссорские ворота, значит, речь пойдет о наемнике), потом двумя руками провел по вискам, затем по голове до поясницы, после чего похлопал себя сзади по шее и нарисовал на ней невидимый крест.
        — Не понятно, Ганс!  — озвучил общую мысль Шах.
        Парень раздраженно выдохнул, с недовольством посмотрев на скорпуса. После чего повторил все жесты заново.
        — Ганс говорит, что наемник квихельм!  — перевел Пиксар.
        — Этого не может быть. У него стриженные волосы. Маркеш говорил, что квихельмы лучше руку себе отрежут, чем свои хвосты,  — не согласился скорпус.
        Ганс вновь начал интенсивно хлопать себя по шее сзади. Ничего не поняв, скорпус злобно выматерился. На помощь опять пришел Пиксар, уточняюще спросив:
        — У него на шее что-то было?
        Интенсивно качая головой в знак подтверждения, парень нарисовал в воздухе крест.
        — Татуировка?
        Ганс вновь утвердительно кивнул.
        — У него была татуировка в виде креста на шее,  — перевел Пикс, после чего обратился к немому:  — А крест обвивал плющ?
        В этот раз ответ был отрицательный.
        — Да. Это, однозначно, был квихельм. В ранге Подмастерья,  — подытожил Пиксар, забыв про сломанную руку.  — Но как-то все странно… Очень странно…
        Шах обменялся с Дамаском взглядами, в которых смешались непонимание, изумление и сильное беспокойство. Они же неприкосновенны для квихельмов. В этот момент, к ним подбежали карберы.
        — Савит!..  — задыхаясь, начал было один из стражей султана.
        Но Дамаск не дал ему говорить, перебив твердым приказом:
        — Вы трое отправляйтесь к главным воротам. А вы помогите савиту и грану Пиксару.
        Видя плачевное состояние господ, трое карберов стремглав бросились в сторону въезда в Эссор. К Гансу подбежал оставшийся на месте стражник и, став ему опорой, направился в сторону дворца. Дамаск передал Пиксара второму карберу, а сам подошел к отставшему от всей этой компании Шаху.
        — Зачем ты послал к главным воротам?  — спросил на керабском скорпус.
        — Надо забрать трупы несчастных,  — сведя брови, ответил маг.
        — Какие трупы?
        — Не думаю, что квихельм оставил кого-то в живых, когда входил в Эссор.
        — А за ним ты никого не пошлешь?
        — Нет,  — отрезал Дамаск.

        Глава 22
        Возвращение былого

        Бывает, чего-то ждешь с замиранием сердца, боишься, волнуешься, переживаешь, а в итоге, происходит обычный «пуф!». Разговор с Айданом был как раз из этой серии. Энира решила, что оправдываться перед ним не будет. Во-первых, не было смысла, король уверен, что Хардраг говорил ему только правду и ничего кроме правды. Во-вторых, лира не понимала с чего она вообще должна оправдываться. Но он так грозно сказал: «С тобой я поговорю позже», что волей-неволей она ожидала чего-то большего.
        Однако вместо нравоучений, чтений морали, оскорблений или еще что-то в этом роде, был лишь повествующий рассказ Айдана о его принципах в отношении молодых особ, вроде Эниры. Какие-то туманные речи о возвышенности чувств, о красоте душевной и физической, о власти и надежном тыле. В общем, лира воспринимала все это как полнейшую ахинею больного королевского сознания. В итоге, наступил момент, когда Энира перестала его слушать и начала думать, где же все-таки Хардраг словил эту жуткую стрелу, так сильно искалечился, и почему, несмотря на то, что его грудь была исполосована так, будто об нее чесался дикобраз, рубашка Тэйпа была целой и невредимой, даже на месте проткнутого плеча.
        Энира пришла в себя, когда услышала лопотание Айдана что-то на счет свадебных обрядов, принятых в его королевстве. В этот момент, она поинтересовалась, кто собрался жениться. Ответ поверг в ужас. Король сказал, что, изначально, он планировал дождаться двадцатилетия Эниры для того, чтобы стать для нее всем — другом, братом, отцом, мужем, любовником. Сделать ее своей королевой и королевой не просто Фостэйна, всего мира. Но так как Хардраг слегка нарушил его планы, он решил осуществить задуманный план, как только ей исполнится шестнадцать.
        Впервые за все время, лира почувствовала настоящую угрозу для себя. Становиться женой взрослого мужчины, который на ее взгляд, годился только в отцы, она явно не собиралась.
        Впадать в истерику Энира не стала и на вопрос Айдана о дате ее дня рождения, сказала, что для него ей всегда будет пятнадцать. Он тогда посмеялся и сказал, что все равно это выяснит. Но лира ждать не собиралась и отныне при первой же возможности постарается освободить мальчишек и сбежать. Однако нужно было очень потрудиться, чтобы Айдан не догадался о ее намерениях.
        Жизнь медленно начала входить в накатанное русло, и Энира, усердно делающая вид, что ей совсем не отвратителен правитель Фостэйна, никак не ожидала нового удара. Через три дня после инцидента с Хардрагом (где он, лира так и не выяснила, стоило ей заикнуться о Подмастерье, король тут же хмурился и замолкал), Айдан под целым конвоем вывез Кифа и Юхана из Къюнгонда. То, что это были именно они, а не иллюзия, лира убедилась, посмотрев магическим зрением.
        На все ее бурные возмущения, король просто сказал, что до их свадьбы, Гальморт и Фалемот побудут в другом месте, чтобы у Эни вдруг не возникло неожиданного желания, выпустить своих друзей на свободу и убежать с ними на горизонт. А если она все-таки захочет от него сбежать, их ожидает неминуемая смерть.
        Что теперь делать, Энира даже отдаленно не представляла. Лира перестала скрывать свои истинные чувства, пытаясь всеми способами доказать, что она, мягко говоря, ему не пара и что кругом полно желающих на его руку и сердце. Но король на все ее горячие убеждения в пользу красавиц его двора, лишь улыбался и качал головой.
        Тогда в ход пошли более веские аргументы. Энира с пеной у рта доказывала свою неприязнь, говорила, что Айдан совершенно ей не нравится, что она лучше выпьет яду, чем станет его женой. Но ее слова совершенно не трогали короля. Он с железобетонной миной, преспокойным голосом говорил, что очень скоро она изменит свое мнение.
        Спустя семь седмиц она сдалась, и больше не переубеждала этого упрямого барана. Айдан же, как и прежде развлекался сам и пытался развлечь Эниру. Но она в присутствие короля отныне превращалась в некий предмет интерьера.
        Сидя на скамье из голубого камня, в дырявой тени от изгороди, увитой виноградом, Энира лениво смотрела на компанию четырех женщин, сгруппировавшихся кружком вдалеке. Они громко противно смеялись и постоянно оборачивались в ее сторону. Однако их внимание привлекала отнюдь не лира, а стоящий чуть в отдалении от нее Айдан III. Он негромко разговаривал на саломейском языке с савитом Меродом, полагая, что Энире этот язык не известен. Тем не менее, девушка понимала все до последнего слова, но разговор про убийство шимского царя ее ни капли не интересовал.
        С момента возвращения Айдана в Къюнгонд, королевский замок наводнился дворянами. Все стремились быть поближе к Его Величеству, чтобы в любой момент успеть «лизнуть» его руку быстрее остальных. Мужчины, женщины, старики и дети, все они старались попасться ему на глаза. Поэтому если король выходил в сад, то сад в ту же секунду наполнялся людьми. А так как Айдан всюду таскал Эниру за собой, то ей волей-неволей приходилось наблюдать за всеми этими фальшивыми лизоблюдами. Это раздражало.
        И ведь даже винить некого, кроме самой себя. Сидела бы и сидела в Квихле, как велел Хардраг, но нет! Энире же нужно было непонятно кому доказать, что она круче игольного наперстка. Вот теперь и расплачивается за свою дурость.
        Скользя взглядом по толпе, Энира вдруг заметила очень уж знакомую фигуру. Сердце екнуло. Она выпрямила спину, и вся подобралась, впившись глазами в широкоплечего мужчину, идущего в сторону замка. Надежды на то, что он вдруг, обернется не было, но Энира всеми силами заклинала небеса, чтобы это произошло. И, о, чудо! кто-то окликнул его, и мужчина обернулся.
        Тэйп! Это был Тэйп! Живой! Невредимый! Умершая надежда на освобождение вспыхнула как-никогда ярко. Уж если кто и способен помочь Энире, то только Хардраг. Осознание этой простой истины чуть не подбросило лиру в воздух, заставив со скоростью света побежать к нему. Но она вовремя вспомнила, что Айдан вряд ли позволит ей говорить с Тэйпом.
        Воровато глянув на спину стоящего рядом короля, Энира медленно и бесшумно поднялась со скамьи, и по прямой траектории, чтобы ее не заметил Мерод из-за плеча Айдана, двинулась в сторону замка. Добравшись до компании мужчин, лица которых были знакомы, но имена благополучно забыты, лира собралась обогнуть их, но заметив ее, они начали услужливо ей кланяться и громко радостно приветствовать. Испугавшись, что Айдан или Мерод могли их услышать, Энира злобно шикнула на мужчин и бегом преодолела оставшееся расстояние до компании. Оказавшись за спиной одного дворянина, лира глянула назад и с облегчением выдохнула. Король все также разговаривал со своим верным магом, ничего не заметив.
        — И вам доброго дня, господа,  — улыбнулась Эни удивленно взирающим на нее мужчинам, после чего развернулась и, подхватив пышную розовую юбку, рванула, что есть духу, к Хардрагу.
        — Энира!  — громыхнул далеко за спиной голос короля, когда до Тэйпа, разговаривающего с проклятым Раймондом, оставалось каких-нибудь метров пятьдесят.
        Перед лирой тут же выросла иллюзия шестерых синеглазых здоровенных мужиков, вытянувших руки, чтобы поймать девушку. Тормозить Энира не собиралась.
        Прибавив ходу и добежав до одного здоровяка, лира нагнулась и лихо проскользнула у него между ног, вылетев с другой стороны.
        Рассеча обнаженные руки о траву, Энира даже не почувствовала боли. Она резво вскочила и, пробежав еще немного, со всего маха врезалась в повернувшегося к ней Тэйпа. Ощущения были, словно лира влетела в бетонную стену. Энира сбила его с ног, навалившись сверху.
        — Найди способ со мной поговорить,  — полушепотом не попросила, а грозно потребовала она, для пущей убедительности, мертвой хваткой вцепившись в рубашку Подмастерья.
        — Окна не закрывай,  — только и успел он сказать, как Энира почувствовала, что ее от него отрывают и поднимают в воздух.
        Ребра до боли сжали сильные руки, а ухо обожгло горячее дыхание Айдана:
        — Ах, ты маленькая врушка. Еще раз увижу тебя с ним рядом, пощады больше не будет. Поняла меня?
        Энира ничего не ответила, наблюдая, как Хардраг поднимается на ноги, с таким лицом, словно не произошло ничего необычного.
        — Эни, отвечай, иначе я прямо сейчас щелкну пальцами, и его тушка разлетится в разные стороны. Чтоб больше я не видел тебя рядом с ним. Ты меня поняла?  — елейно шепнул он лире, касаясь губами ее шеи.
        Было настолько противно, что Энира, неприязненно морщась, поспешила ответить.
        — Поняла, поняла!  — слегка громче, чем нужно ответила она.  — Отпусти меня на землю, ради всего святого!
        Тихо посмеиваясь, Айдан поцеловал ее в мочку уха и поставил на землю. Эниру передернуло. Было такое ощущение, словно по обнаженной коже паук пробежал своими мерзкими крохотными ножками.
        — Вечером жду тебя у себя,  — уже совсем другим тоном обратился король к Тэйпу.
        — Да, Ваше Величество,  — почтительно кивнул головой Хардраг.
        Айдан взял Эниру за руку и повел прочь от Подмастерья. Зачем он будет ждать его у себя, лира старалась не думать. Покорно следуя за королем, она обернулась на Тэйпа и выразительно посмотрела ему в глаза.
        — Эни,  — предупреждающе протянул Айдан, слегка дернув ее за руку, словно она трехлетний ребенок и с первого раза не понимает.
        — Да иду я, иду,  — недовольно проворчала лира, отворачиваясь от Подмастерья.

        Энира прождала Хардрага всю ночь. Открыв окна настежь, она не сводила глаз с черных прямоугольников, в которых мерцало усыпанное звездами небо. Но он так и не объявился. Злая и не выспавшаяся, лира весь день проходила пришибленная. Айдан же наоборот был бодр и весел, словно случилось нечто поистине великолепное. Уставший мозг плохо соображал, и только к вечеру Энира перестала злиться на Хардрага и начала волноваться. Что если посещение Подмастерьем правителя Фостэйна закончилось печально, а может даже трагично?
        Об этом даже думать не хотелось! Вновь начались терзания по поводу своего будущего, и сон как отбило. Если с Тэйпом, не дай Оркус, что-то случилось, надежды не оставалось вовсе. Как только Айдан проводил лиру до ее комнаты, пожелав ей сладких снов и получив гробовое молчание в ответ, она, как и в прошлую ночь, открыла окна и приготовилась ждать.
        Забравшись на излюбленное место на комоде, Энира вся измаялась, чувствуя, как страх одолевает все сильнее. Время перевалило за полночь, когда послышался скрежет за окном. Сердце лиры пропустило пару ударов, а когда в проеме показался Хардраг, плавно и легко спустившийся откуда-то сверху, оно бешено забилось от облегчения и радости. Но язвительного замечания она сдержать так и не смогла:
        — Смотрите, кто пришел. Мой возлюбленный. Мой дорогой!  — протянула Энира.
        Хардраг мягко, словно барс, спрыгнул в комнату и на мгновение застыл, услышав слова лиры. Когда смысл дошел до него, Тэйп ухмыльнулся.
        — Я смотрю, тут кто-то злится?  — проходя к пуфу, спросил Подмастерье, по-хозяйски на нем развалившись и откидываясь на спинку кровати.
        — Злится!? Ах, ну что ты! Как я могу? Ты же жив, любимый,  — надавив на последнее слово, со злостью сказала лира и замолчала, наблюдая за Хардрагом.
        Этот мерзавец просто сидел и молчал все с той же кривой ухмылкой на лице. Энира не выдержала и агрессивно на него зашипела, стараясь говорить как можно тише, так как покои Айдана были рядом:
        — Что это вообще такое было, Тэйп!?
        — Чистой воды импровизация. Мое дело в Къюнгонде еще не закончено, так что нужно было любыми путями суметь здесь задержаться.
        — Ты!..  — Энира задохнулась от возмущения, спрыгнув с комода.  — Да ты хоть знаешь, что теперь мне будет из-за твоей импровизации! Этот псих…  — она ткнула пальцем в сторону стены, где была комната короля.  — … надумал сделать меня своей женой, как только мне исполнится шестнадцать! А знаешь почему? Потому что, по его мнению, ты — гад, меня обесчестил! И теперь, видите ли, ему незачем ждать, когда мне стукнет двадцать. Так что после всего, что между нами «было», ты как честный и добропорядочный человек обязан вытащить меня отсюда.
        — Бэр, ты же умнее всех. От меня же сбежала. Что тебе стоит повторить свой успех?
        — Ты! Остряк! Айдан не кто-нибудь — король! И сильнейший маг, которого я когда-либо встречала. У него в распоряжении куча латгардов и марионеточные квихельмы. Как ты представляешь мог побег?
        — А как ты представляешь побег со мной?  — ответил Тэйп, вопросительно вскинув брови.
        Энире не понравился его вопрос, но отступать она не собиралась.
        — Ты из любой воды сухим выходишь. Тебе что фархары, что мортенийцы, что маги. Как ты вообще выкрутился из всей этой истории с Айданом? Почему он тебя не убил, да еще и в замке оставил?
        — Все просто. Я сказал, что виной всему ты. Ты меня совратила.
        — Что, что я сделала?  — сделав два быстрых шага вперед, неверяще спросила Энира.
        — Да, Бэр, король приказал мне говорить правду, и я, положа руку на сердце, признался, что сопротивлялся тебе, как мог, но ты способна соблазнить даже святого,  — издевательски ответил Хардраг, напустив на себя трагичный вид.  — Я сказал, что верен ему всей душой и готов сложить за него жизнь.
        — И он тебе поверил?
        — Конечно. Я был очень искренен. К тому же, король неровно дышит к разного рода талантам. Мой талант — убивать. Для него сейчас это большая ценность. Он покопался в моих мозгах и теперь наивно полагает, что я предан ему как никто. Этот колдунишка считает меня великим воином, но всего лишь малолетним пацаном, который не смог сдержать свою похоть. Он решил дать мне второй шанс, приказав держаться от тебя на расстоянии пушечного выстрела и принести ему голову Адемара на блюде. Якобы, если я это сделаю, то буду прощен.
        — И… ты сделал?  — неуверенно спросила Энира, представив голову на блюде.
        — Сделал.
        Лира поморщилась.
        — Ты еще ужасней, чем я думала.
        — Бэр, иногда цель оправдывает любые средства.
        Энира рассмеялась.
        — Что смешного?  — спокойно спросил Хардраг.
        — Ничего,  — резко прекратила смеяться она.  — Как не смешно было, когда ты весь этот спектакль устроил! Ради чего? Что произошло той ночью? Где ты был? Где поймал ту стрелу? Что это за дело такое, что ты ради него готов так низко пасть? И не говори мне, что это не мое дело! Оно стало моим, как только ты попросил у меня помощи, а после так жестоко подставил!
        Эти слова явно не понравились Хардрагу. Он долго ничего не говорил.
        — Я не подставлял тебя…  — наконец, изрек он. Но это было самое последнее, что хотела услышать Энира.
        — Тэйп! Что тебе нужно в Къюнгонде?
        Подмастерье молча поднялся с пуфа и направился к окну. Энира тихо охнула.
        — И ты вот так уйдешь!? Знаешь, я много чего от тебя терпела, но это даже для тебя край. Это по твоей вине Айдан собирается затащить меня под алтарь, а после в свою постель! А я… не хочу…
        Страхи, которые душили лиру все это время, вдруг навалились разом, перехватив горло и заставив задохнуться от нахлынувших эмоций. Еще чуть-чуть и она готова была разрыдаться. Хардраг остановился и обернулся на нее. Казалось, он был удивлен.
        — Ты что, боишься короля?
        Энира почувствовала, как глаза увлажнились, а под ложечкой засосало холодом. Пытаясь успокоиться, лира приложила ладонь ко лбу и закрыла глаза. Да. Она дьявольски боялась короля.
        — Месяца через два, ты мне понадобишься, чтобы закончить дело,  — вновь заговорил Хардраг с озабоченным выражением на хмуром лице.  — После этого я заберу тебя отсюда.
        — Мне через полтора месяца шестнадцать…  — еле слышно проговорила Энира, перебарывая себя, чтобы не разреветься.
        — Хорошо. Я постараюсь успеть за месяц.
        Хардраг встал на подоконник и уже подтянулся наверх, когда Энира вдруг вспомнила важную вещь:
        — Тэйп!  — позвала она Подмастерья, так что ему пришлось спуститься обратно, когда он посмотрел на нее, лира поспешно добавила, с виноватым видом:  — Он сказал, что убьет Кифа и Юхана, если я сбегу.
        Хардраг шумно выпустил воздух из легких.
        — Бэр, твои друзья, рано или поздно, сведут тебя в могилу.
        Энира просительно взметнула брови, с надеждой смотря на Тэйпа.
        — Их я тоже вытащу,  — недовольно добавил он.
        — Только они не в Къюнгонде. Айдан отправил их в другое место,  — участливо поделилась Энира известной ей информацией.
        Но Хардраг лишь хмыкнул на ее слова.
        — Обдурить тебя, Бэр, проще, чем носом шмыгнуть.
        — Что?
        — Гальморта и Фалемота никуда не увозили. Легче из ада сбежать, чем из къюнгондской тюрьмы, когда король здесь. Смысла нет, их отправлять отсюда. Это маленькое представление было устроено специально для тебя.
        Энира испытала одновременно гнев и радость.
        — Так я же тогда могу!..
        Начала было она, но Тэйп быстро ее перебил:
        — Нет, не можешь! Король тебя поймает, а после этого прикует к себе цепью, тогда даже я не смогу тебе помочь. Так что сиди на своей прекрасной попе ровно, пока я не приду за тобой. Поняла?
        — Поняла,  — кивнула Энира, как-то сразу поверив Хардрагу.
        Он окинул ее долгим взглядом, напоследок, а затем, легко подтянулся и исчез из оконного проема.

        После той ночи, Тэйп пропал ровно на три седмицы и три дня. Энира уже начала сильно переживать, ведь с каждым новым днем настроение Айдана становилось все радостнее, а улыбка шире. Даже ардальские послы, которые появлялись в Къюнгонде с вестями о странных исчезновениях магов, во всех концах Эвы, не омрачали радужный мир короля.
        Несмотря на запрет, Энира всерьез начала обдумывать мысль об освобождении мальчишек и немедленного побега с ними, но пока ей удавалось вовремя себя отговорить.
        — Вы простите нас, лира Энира, что отнимаем у вас короля. Но сами понимаете, Правители должны его известить о делах на Эве…
        «Да отнимите его уже хоть кто-нибудь насовсем…» — горько пронеслось в голове девушки.
        Сидя на серой каменной скамье в коридоре замка, открывающимся прямо в сад со статуями и фонтанами, не переставая заискивающе улыбаться, извинялся Гермас Фрот — невысокий маг, с большими залысинами и блеклыми водянистыми глазками.
        Он был одним из трех послов, присланных Ардалом. Двое сейчас разговаривали с Айданом, стоя возле красивой, словно живой, скульптуры бегущих лошадей. Судя по пасмурному лицу короля и по тому, что Эниру оставили с этим Фротом, разговор был серьезным.
        — Дела королевства превыше всего,  — без особого энтузиазма сказала лира, про себя тихо радуясь, что ее хоть ненадолго избавили от общества Айдана.  — Савит Гермас, не окажите ли вы мне любезность, пока савиты Брельд и Змар общаются с Айданом?
        — Лира Энира, ради вас я готов на все,  — благоговейно поцеловав руку Эни, поспешил ответить слегка порозовевший Фрот.
        — Ох ну что вы, савит! Всего и не требуется. Будьте так добры, расскажите мне, пожалуйста, что происходит сейчас за стенами Къюнгонда. Я многое знаю, но от подробностей меня уберегает Айдан.
        Фрот неуверенно завозился на скамье.
        — Лира Энира, мне нельзя разглашать сведения, касающиеся политики Ардала…
        — Бросьте, савит,  — нетерпеливо перебила мага Энира.  — Я спрашиваю вас не для дальнейшего распространения. Айдан недооценивает меня, считая дурочкой. Очевидно, как и вас в Ардале, иначе вряд ли бы вы сейчас составляли мне компанию, пока другие на дипломатической миссии.
        Фрот кинул злой взгляд на спины ардальских послов, в саду. Энира, определенно, нажала на больную мозоль.
        — Дорогой Гермас,  — переводя внимание на себя, лира взяла своими аккуратными ручками грубую ладонь Фрота.  — Поверьте, никто ничего не узнает, зато вы успокоите мое сердце ясностью.
        Не дыша, ардальский маг, словно зачарованный посмотрел на державшие его ручки, затем перевел взор в обволакивающие теплом аквамариновые глаза, после чего выдохнул:
        — Хорошо, лира Энира, я расскажу вам… Жизнь на Материке теперь не так спокойна, как раньше. Граница между фархарами и нами разрушена. Раньше они не могли выйти за ее пределы, вспыхивая заживо. Теперь же только Темные могут спокойно пересекать Границу, и никто кроме них. Правители отправляли корабли в Темные воды, но они все сгорели. Фархарам удалось ее изменить. Их острова надежно защищены, но теперь мы в большой опасности. Савит Талорк сказал, что у Темных новый гир. Черноглазый фархар. Черноглазый, лира Энира! Даже Правители никогда не слышали о черноглазых Темных! Именно он сумел изменить Великую Границу, которую тысячелетия назад возвели Скипетром Власти. Он смог преодолеть эту защиту. Пока его планы не ясны. Граница разрушена вот уже почти год, но активных действий новый гир не предпринимает. Фархаров вообще видели лишь единожды. Что у них на уме, не понятно. Но Правители сильно обеспокоены. Если Темные решат затеять войну, вряд ли в этот раз мы сможем их одолеть. Иллиров нет. Вейланы скрылись в своих лесах, лайты в морях, да и капты с грагелями отошли от дел. Мы все полетим в Бездну, в пасть
Кардашу, если новый гир решит завоевать Материк. Именно поэтому Ардал прислал нас к королю Айдану. Он один из самых сильных магов на Эве. Он должен быть готов встать на защиту людей, если фархары пойдут против нас. Правители собирают все свои силы. Наши гонцы отправлены даже к нелюдям. Результаты, к сожалению, мне пока неизвестны. Поднимаются все летописи. Ардальские историки пытаются выяснить, где находится утерянный Скипетр. Мы должны быть во всеоружии. Пока что Правители не объявляют о появлении фархаров, дабы не сеять панику. Но попомните мои слова, это ненадолго. Уже бесследно пропали довольно сильные маги. И хоть фархары не были замечены, думаю, это их рук дело… Ох, простите, лира Энира. Я вас напугал?
        Напугал?! Не то слово! Черноглазый фархар! Сараха видела черноглазого фархара в своих видениях! Значит, он, и правда, существует. И Селир у него!
        — Нет, что вы, савит. Я не из пугливых,  — побледнев, ответил Энира, чувствуя, как уголки губ, растянутые в вежливой улыбке, предательски дрожат.  — Новость, конечно, шокирующая. Но я уверена, что Правители отыщут Скипетр и смогут нас всех защитить.
        — Есть небольшая проблема на этот счет,  — слегка успокоившись, проговорил Гермас.
        — Какая же?  — тут же отозвалась Энира, а затем, взяв мужчину под руку, добавила:  — Давайте пройдемся, не могу сидеть.
        Когда они двинулись вдоль по коридору, Фрот пояснил:
        — Дело в том, что создавали Скипетр иллиры и вейланы. И вполне возможно, что возникнут проблемы с использованием артефакта, даже когда его отыщут.
        — Пусть иллиров и нет больше, но ведь есть вейланы. Они, наверняка, знают, как пользоваться оружием, которое сами создали. Повелители ветра хоть и уединились в своих Лесах, но я уверена, в час нужды, они помогут нам…
        Руку пронзила резкая боль, и из светлого открытого коридора, Эниру вместе с Фротом утащило в темноту прохода в стене.
        — Парсматр!..  — начал было говорить маг заклинание, но раздался глухой удар головы о каменную стену и звук падающего тела.
        Кто это был, Энира выяснять не собиралась. Она рванула обратно на свет, тут же набрав в грудь воздуха для крика:
        — Айд!..
        Ребра обхватило тугое кольцо мужской крепкой руки, подняв девушку в воздух, а рот зажало теплой ладонью.
        — Тихо, Бэр!  — шикнул на нее знакомый голос.
        Энира сразу прекратила брыкаться, испытав ни с чем несравнимую радость и облегчение. Хардраг опустил ее на пол.
        — Теперь слушай внимательно,  — разворачивая ее к себе лицом, повелительно сказал он.  — Ты будешь делать все, что я тебе прикажу. Без лишних вопросов. После этого я освобожу Фалемота и Гальморта, и мы покинем Къюнгонд. Поняла?
        — Да,  — не раздумывая, ответила Энира.
        — Иди за мной.
        Хардраг развернулся и нырнул в темноту. Спустившись в темные подвалы, Энира вдруг поняла, что уже была здесь, когда пыталась попасть к мальчишкам. Однако, как и было велено, спрашивать Хардрага ни о чем не стала. Пройдя через непроглядное сырое помещение, с низкими потолками, Тэйп толкнул дверь перед собой, впустив теплый свет внутрь неуютной комнаты, на стенах которой лира увидела вбитые цепи с кандалами.
        — Что!?..  — раздался непонимающий мужской голос из освещенного коридора.
        Однако он быстро оборвался. Энира видела, как Хардраг едва уловимо дернулся, и на пол, сползая по стенке, рухнули два стражника, стоявшие по обе стороны от двери. Пораженно распахнув глаза, лира вбежала следом за Тэйпом в освещенный факелами коридор, мимоходом глянув на лежащих латгардов. Один был определенно без сознания, а второй мертв. На его шее зиял глубокий порез, из которого щедро лилась на пол кровь, собирая багровую лужу под своим хозяином.
        «Вот так просто? Взял и убил?» — вся похолодев, у самой себя спросила Энира, глянув на спину удаляющегося Хардрага.  — «Цель, конечно, оправдывает средства, но не такие же!»
        Так повторилось еще не один раз. Почти за каждой новой дверью стояли латгарды, и Тэйп с пугающим хладнокровием убивал снова и снова. Лира насчитала уже пятнадцать человек. Пятнадцать! Она сказала, что не будет что-либо говорить Хардрагу или задавать лишних вопросов, но когда он одним легким ударом размазал голову семнадцатого латгарда о стену, смолчать не смогла:
        — А нельзя быть чуть более человечным?
        — Мало времени для церемоний. И так опаздываем,  — не останавливаясь ни на секунду, даже не оборачиваясь, спокойно сказал Тэйп.
        — Куда можно так опаздывать?  — посмотрев на размозженную голову лежащего мужчины и с трудом подавив в себе рвотный позыв, спросила Энира.
        Хардраг не ответил. Они прошли еще через пару переходов, где он угробил еще троих. Наконец, Тэйп остановился в пустой широкой квадратной комнате. Он постоял у стены, что-то высчитывая и, подойдя ближе, с силой вдавил кирпич посередине. Раздался скрежещущий грохот, и в противоположной стене, у самого пола, открылся небольшой проход.
        Энира изумленно смотрела, как Хардраг проходит мимо нее, берет из подставки зажженный факел, что-то шепчет над огнем, подходит к открывшемуся проходу и бросает туда пламя. Послышался стук упавшей деревянной палки о камень.
        — Следуй за мной,  — обернувшись на лиру, сказал Тэйп, после чего спрыгнул вниз.
        Все это очень не нравилось Энире, но она послушно последовала за Подмастерьем. Подойдя к проходу, лира села на пол, спустив ноги, и, собравшись с духом, скользнула вниз. Тэйп ловко поймал ее. После того как мягко поставил лиру на ноги, он подобрал горевший факел и направился вглубь. Энира поспешила за ним.
        Шли они довольно долго. Это походило на подземные пещеры. Проходы то сужались, то расширялись. Лира с трудом себя сдерживала, чтобы не задавать вопросы. Света факела вполне хватало, но Энира решила посмотреть магическим зрением, и как только она это сделала, то вросла в землю.
        — Тэйп, куда ты меня ведешь?  — с явным страхом в голосе, спросила лира, оглядывая стены и пол пещерного прохода.
        Под ногами стелился знакомый мерзкий туман с бледно-розовыми крапинами, а стены светились голубым светом. Лишь однажды она видела такое, под Квихлом. И воспоминания оставшиеся после того дня, до сих пор возвращались к ней во снах кошмарами.
        — Бэр, без лишних вопросов.
        — Я не пойду! И ты не пойдешь!  — резко запротестовала Энира.  — Ты даже не представляешь, что нас там ожидает. Надо возвращаться. Немедленно!
        Тэйп развернулся к лире.
        — Мне прекрасно известно, что нас там ожидает. Ты согласилась выполнять все мои приказы. Так что пошли.
        — Тэйп, пожалуйста, давай вернемся!  — чувствуя, как страх все сильней и сильней заползает в душу, словно стелющийся под ногами туман, заканючила Энира.
        Хардраг тяжело вздохнул.
        — Бэр, тебе нечего бояться. Ты со мной. Так что прекрати трусить и не отставай.
        Очевидно, он ожидал, что лира тут же кинется за ним следом, но ужас надежно приковал ее к полу.
        — С тем, что впереди даже тебе не по силам справиться!  — бросила Энира ему вдогонку, Тэйп тут же развернулся и направился к ней, пока она продолжала говорить:  — Поверь, я не сомневаюсь в твоих способностях. Но там спит Древняя Черная магия. Ни ты, ни я не маги, никто из нас не потянет тягаться с…
        Хардраг молча схватил девушку за запястье и поволок за собой. Сопротивляться ему было бессмысленно, но Энира все же пыталась вырвать руку.
        — Тэйп, отпусти меня! Ты сошел с ума! Мы погибнем там! Дай мне уйти отсюда! Тэйп! Ты мне сейчас руку оторвешь!
        — Дьявол, Бэр!  — обернувшись к лире, злобно рыкнул Хардраг.  — Неужели ты думаешь, я бы потащил тебя сюда, если бы все не проверил. Я здесь не первый раз. Да. Эти пещеры были нашпигованы разными смертельными ловушками. Стрелу я словил здесь. Про твою Древнюю Черную магию я тоже в курсе. Как видишь, я все еще цел и невредим. Но чтобы закончить дело, мне, к несчастью, понадобилась ты. Я обещал тебя вытащить? Я тебя вытащу, но и ты выполни обещание. Так что, будь добра, иди за мной.
        После этого он отпустил руку лиры и вновь начал движение. Враждебно глянув на него исподлобья и потирая запястье, Энира все-таки двинулась следом. Минут через двадцать, они вышли из прохода в огромную пещеру с бесконечно высоким потолком. Два ее далеких берега разделял обрыв, соединяющийся ненадежным каменным мостом.
        Вдруг Тэйп остановился и бросил факел на пол. Огонь погас. Зачем он это сделал, лира не поняла. Она была уверена, что пещеру укутала непроглядная тьма и Тэйп теперь ничего не видит. Магическим зрением Эни начала за ним внимательно наблюдать, встав чуть позади.
        Хардраг достал из-под черной рубашки медальон. Он поднес его к губам и что-то зашептал. Энира почувствовала, как переносицу начало неприятно покалывать, а кулон потихоньку начал светиться белым светом. Он становился все ярче и ярче, а голова болела все сильней и сильней. Спустя пару секунд, лира больше не смогла смотреть истинным виденьем и перешла на обычное зрение, как раз в тот момент, когда из медальона вылетел сноп желтых ярких шаров, разлетевшихся по пещере. Все вокруг озарилось ярким светом, будто под землей зажегся Илар.
        Боль потихоньку начала стихать. Ощущения были очень знакомые. «И где только Хардраг откапывает такие мерзкие артефакты?» — неприязненно подумала Энира. Они, несомненно, оказывались очень действенными, но заключенная в них магия была нехорошая.
        — Пошли. Надо торопиться.
        Тэйп уверено ступил на очень тонкий непрочный мост и двинулся вперед. В обрыв гулко посыпались камни. Хоть он был и неглубокий, падать в него не хотелось.
        Энира уже прилично отстала от Подмастерья, так что поспешила его нагнать. Она сначала очень неуверенно шла по каменному мосту, но потом осмелела и уже быстрей зашагала, пытаясь догнать Хардрага, почти дошедшего до другого конца. Лира уже была на середине, ощутив треск под ногами, звук редких сыплющихся камней вдруг сменился шумным дождем, а неустойчивая опора исчезла, сменившись чувством свободного падения.
        Все произошло настолько быстро, что Энира даже не поняла, что уже лежит на холодном камне. Ударившись затылком, она слышала лишь громоподобный грохот рушащегося длинного моста. Спустя минуту, пришло ощущение тяжести на ногах, а еще через несколько мгновений правую ногу словно прострелило в разных местах невыносимой болью. Она застонала.
        — Ашаркез кардашэр! Бэр, твою мать, смотреть под ноги надо!  — раздался сквозь волны боли, злой голос Хардрага.
        Это было так обидно. Она-то здесь при чем!?
        — Хватит меня во всем обвинять!  — хрипло выдохнула Энира, болезненно морщась.  — Сам пронесся там, слонопотам, все разнес, а я виновата теперь…
        Вновь накатила такая боль, что она закусила губу и застонала. Хардраг отбросил камни, придавившие ей ноги. Кровь тут же бросилась в недоступные ей до этого места. Энира зажмурилась так, что перед глазами поплыли белоснежные круги, и впилась зубами в руку, почувствовав металлический вкус.
        Она услышала треск разрываемой ткани и с трудом открыла глаза. В ногах сидел Хардраг и сосредоточенно драл ее юбку до самых бедер. Но лиру привело в ужас совсем не это. Правая нога выглядела совсем не так, как положено выглядеть ноге. Колено смотрело наружу, а ступня была жутко вывернута под немыслимым углом.
        — Оркус всемогущий…  — очень часто задышала Энира, начав хныкать.
        Что делать с такой ногой!? Она теперь калека на всю жизнь!
        В отличие от лиры, Хардраг не растерялся. Он зашел Энире за спину, приподнял ее и, сев сзади на колени, сделал так, чтобы она облокотилась спиной ему на грудь.
        — Сейчас будет больно,  — предупредил он, слегка обхватив ее за вывернутое колено.  — На счет три. Раз…
        Пещеру прорезал крик лиры.
        Досчитывать до трех он не стал, как не стал ждать, пока боль во вправленном колене утихнет, и попутно вывернул в нормальное положение ступню лиры. От боли даже горло перехватило и невозможно стало кричать, так что она лишь со всей силы ударила Подмастерья кулаком по бедру. Несколько секунд и все начало стихать.
        — Сейчас будет еще больней…  — сказал Тэйп, когда Энира утихла.
        — Что?..  — не поняла она, но Хардраг объяснять не стал, он лишь влил ей в рот ту черную квихельскую дрянь из склянки.
        Вкус был такой, словно лира ацетона глотнула. О какой боли говорил Тэйп, она поняла, только когда жидкость упала в желудок. Внутри будто вулкан взорвался, а в затылок и ногу словно пустили по огненной стреле. Первое возникшее желание было схватиться за колено, чтобы унять то, что его разъедало, но Хардраг зажал ее, полностью обездвижив. Огонь внутри усиливался, словно расплавляя все кости. Сдерживаться стало невозможно. В ушах стоял звон от боли и собственного крика. Из глаз лились слезы. Спину выгибало дугой, и, если бы не Хардраг, позвоночник, наверняка бы, сломался.
        Сколько это длилось даже предположить сложно. Но постепенно ужасающие муки сменились на тупую, но хотя бы человеческую боль. Энира обмякла в руках Хардрага. Ничего больше не хотелось. Ни идти делать дело Тэйпа, ни спасать мальчишек, ни сбегать от Айдана. Просто остаться здесь. Полежать.
        — Пошли,  — раздался тихий голос Хардрага над ухом.
        — Куда я тебе сейчас пойду?  — вяло огрызнулась Энира.
        — Твоя нога практически срослась, Бэр. Ты уже можешь ходить.
        — Ты шутишь!?
        — Сейчас подходящее время для шуток?  — спокойно спросил Тэйп, вставая на ноги и поднимая лиру за собой.
        Когда он ее отпустил, она не сразу поверила, что стоит сама. На двух ногах! Держась за Хардрага одной рукой, она посмотрела на него ошарашенным взглядом.
        После этого он без труда вытащил лиру из обрыва и привел в полукруглое сквозное помещение, где, наконец-то, остановился.
        — А теперь, собственно, то, ради чего я тебя сюда привел,  — сказал Тэйп, разворачиваясь к лире лицом.  — Нужно снова поменяться с тобой телами.
        — Что? Нет!  — рьяно возмутилась Энира, отойдя на пару шагов назад.
        — Ты слово дала. Так выполняй его!
        — Надо конкретней формулировать задачи! Уговора об обмене телами не было!
        — Я не понял, тебе так не терпится стать женой Айдана? Хочешь побыстрей вкусить все прелести взрослой жизни?
        Так уж был устроен мозг Эниры. Все услышанные слова она облекала в яркие картины. Лира зажала кулаки, чтобы унять подкатывающее чувство тошноты, и злобно проговорила:
        — Это последний раз, когда мы меняемся телами, Тэйп Хардраг. Пусть хоть судьба мира будет на кону, больше меняться мы не будем!
        — Отлично,  — равнодушно бросил Хардраг, усаживаясь на каменный пол пещеры.
        Чувствуя, как распирает от негодования, Энира все же последовала его примеру, аккуратно вытягивая травмированную ногу. Она закрыла глаза и попыталась успокоиться. Наконец, в душе воцарилось спокойствие, которое перешло в благодатную гармонию. Однако все это резко прекратилось, знакомым, но все таким же неожиданным ударом в живот.
        Когда вновь удалось вздохнуть и открыть глаза, Энира была уже в Хардраге, и нога больше не ныла. Тем временем, Тэйп в теле лиры уже поднялся и посмотрел на «себя» все еще сидящего на земле.
        — Жди меня здесь,  — слегка поморщившись, сказал он девчоночьим голосом, после чего похромал дальше, к дальнему темному проходу.
        Энире показалось это донельзя забавным. Смотреть на себя такую всю зачуханную, пыльную, в рваной юбке, хромую и знать, что в этом теле сейчас Хардраг, было просто верхом наслаждения.
        Как только Тэйп скрылся в темноте, до которой не доставал свет золотого шарика, зависшего в полукруглой пещерке, Энира сразу же закрыла глаза и начала концентрироваться, чтобы попасть в воспоминания Хардрага. В этот раз все оказалось куда быстрей, чем в прошлый.
        Тэйп стоял у огромного высоченного стеллажа с книгами и искал что-то под названием Бекрель. Он повернулся и направился к следующим полкам, соседней секции. Энира, наблюдающая это воспоминание, не смогла не поразиться представшей взору гигантской библиотеки с бесконечными рядами. Тут же картинка пропала. Отругав себя за проявление своих эмоций, она вновь начала концентрироваться.
        Лира увидела себя, сидящую за столом Сарахи, напротив нее развалился Селир. Она выглядела совсем еще маленькой, хотя было это не так уж и давно. Энира помнила этот день. Тогда вернулся Селир и рассказывал ей о своем путешествии. Однако теперь она смотрела на все глазами Хардрага, и чувства, которые он испытал при виде лиры, были странные. Смесь восхищения, злости и страха. Ему не понравилось, как лира посмотрела на него, когда он велел Селиру выпроводить девчонку. Но он не смог оторваться взглядом от ее светлых глаз, уже не в первый раз поражаясь, что такие, действительно, существуют. Когда она вышла за дверь, Хардраг испытал нечто вроде облегчения и разочарования.
        Энира вылетела из воспоминания. Такие яркие эмоции к ее персоне, поражали до глубины души. Лира поспешила вновь погрузиться в голову Хардрага, надеясь увидеть что-то еще связанное с собой.
        Перед Подмастерьем стоял Райн Раймонд. Энира узнала пейзажи пятнадцатого поля в Квихле. Они разговаривали на неизвестном ей языке. Лира не понимала ни слова. Хардраг отдавал Раймонду какой-то очень важный приказ. Тэйп замолчал, перед его мысленным взором предстало лицо Эниры и, с внутренним переживанием, он добавил что-то еще к своему приказу. Продолжая говорить, Тэйп развернулся к черному вясту, где оперевшись на локти полулежала Энира и с нескрываемым интересом разглядывала Раймонда. Внутри вдруг начало подниматься гадкое чувство ревности. Но Хардраг без труда его переборол и к просьбе прибавил строгий приказ, который отдавал явной угрозой:
        — Каштар бирмак кардашэр вирмас грилас.
        «Дарский?» — узнала Энира знакомые ругательства, которые слышала от Тэйпа.
        — Аяр, ман вартал,  — поклонившись, ответил Райн.
        «Раймонд дарс!?» — пронеслась мысль в голове лиры, вышибая ее из воспоминания.  — «Райн Раймонд абсолютно не дарское имя! Как он может быть дарсом!?»
        Боясь, что вот-вот вернется Хардраг, Энира поспешила вновь погрузиться в память Подмастерья. Закрыв глаза и успокоив свои всклоченные чувства, она оказалась в каком-то кабаке, сидящей в самом дальнем темном углу. Со стороны барной стойки раздавался пьяный гомон, смех и бесконечная брань на разных языках. Стояла вонь спиртного, жареного мяса, сырой рыбы, грязных тел и незнакомый соленый запах. Лира знала, что поблизости море. Это знание было в голове Тэйпа. Напротив, сидел невысокий мужчина в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Он развернул на столе кусок пергамента, расчерченный неровными горизонтальными линиями. Энира пригляделась и поняла, что это похоже на какие-то этажи, где в каждом помещались непонятные символы и закорючки. На самом верхнем были нарисованы деревья, горы, птицы и люди. А дальше, в нижних отсеках, изображались мерзкие уродливые создания. И чем ниже был этаж, тем гаже становились чудовища. Мюроль Жизор никогда не рассказывал Энире о созданиях, живущих в параллельных реальностях на Эве, но что-то подсказывало ей, что это некая схема пластов Бездны, с ее милыми
обитателями.
        Хардраг оторвался взглядом от рисунка и посмотрел на своего собеседника. Мужчина напротив тоже поднял голову, и Энира чуть не потеряла связь с этим воспоминанием от изумления. Грагель! Серолицый, желтоглазый грагель сидел перед Тэйпом!
        — Если их и способен удержать хоть один этаж, то только самый нижний,  — негромко сказал грагель.  — Никто из ныне живущих не способен до него добраться. Всего тридцать три этажа. Самые сильные из нас погружались лишь до девятого и то только во времена Великой Войны. Гарнаас пытался спуститься глубже и черпнуть Силу из десятого, но от него осталась лишь пыль.
        Демоны всегда просят плату, и никто не может предложить достойную, чтобы их пропустили вниз и разрешили там хозяйничать. На сегодня наш потолок это четвертый уровень, ниже погружаемся редко, да и незачем.
        — Как вы удерживаете четыре верхних этажа?  — спросил Тэйп, рассматривая мерзкую рожу уродливой твари на пятнадцатом уровне.
        — Силой, конечно. Демоны четырех уровней мелкие сошки. Они бояться магической Силы живых. Однако те, что ниже, управляют такими энергиями, которые недоступны нам. Оттого и просят крови за свои услуги.
        — А если и их подчинить себе Силой?
        Желтоглазый внимательней посмотрел на Хардрага, после чего, ведя пальцем по картинке вниз, ответил:
        — Тогда они пропустят ниже и вольют в тебя дополнительную энергию. Только нужно помнить, что порабощенные демоны всегда пытаются освободиться и не упустят случая, если ты дашь слабину. Каждый новый пласт отодвигается тяжелей предыдущего, но если уж ты пройдешь через него, то неизменно становишься сильнее. Наша реальность тоньше реальности Бездны, и если ты покоришь ее, здесь, на Эве, равных тебе не будет. Ты сравняешься с самим Оркусом. Но если ошибешься, от тебя не останется даже косточки. Бездна не терпит, когда ее гармонию нарушают.
        — Самая мощная энергия нашей реальности способна помочь пройти через пласты?  — спросил Тэйп.
        Энира ощутила, как в нем борются два чувства — сомнение и воодушевленное удовлетворение. Сидящий напротив грагель несколько мгновений осмысливал вопрос Подмастерья. А затем, удивленно наморщив лоб, ответил:
        — Думаю, да. Но это должно быть поистине мощнейшая энергия. Энергия самой Эвы. Не меньше. Да где ж ее взять? Хотя, даже если ты найдешь такую Силу, вряд ли она поможет пробиться тебе в самый низ, к ним.
        — А с чего ты решил, что я буду куда-то пробиваться?  — спросил Хардраг, наблюдая, как грагель начал скалиться в улыбке, обнажив острые зубы.
        — Не просто так ты вытащил меня с Гелл и сейчас выспрашиваешь про демонов Бездны. Мы знаем кто ты, Тэйп Хардраг. И готовы пойти за тобой, когда ты нас позовешь. Мы храним древние знания. Небесный огонь уже пролился. Все знамения указывают на то, что скоро Эва начнет гореть и гнить. Мы не хотим быть на стороне проигравших…
        — Как не хотели быть там во времена Великой Войны? Вы служили фархарам, а после создания Скипетра переметнулись к иллирам. Да, мне известно, что было тысячелетия назад,  — протянул Тэйп, с удовольствием наблюдая, как вытянулось лицо грагеля.  — Я из тех, кто учится на чужих ошибках. Чтобы между нами не возникло недопониманий, мне понадобятся ваши знания, и, возможно, я призову вас, но, можешь передать своим сахранам, что один неверный шаг с вашей стороны, и вас останется столько же сколько и иллиров. Если вам известно кто я, то…
        Стремительно растущее внутри Эниры чувство волнения, удивления и непонимания вдруг резко накатило, скрыв под собой воспоминание Хардрага.
        — Да что ж ты!  — тихо ругнулась лира, успокаиваясь и вновь погружаясь в память Тэйпа.
        Перед взором возникло квихельское озеро. Тэйп стоял в тени деревьев и с тоской наблюдал за стоящей по колено в воде Энирой, с лица которой не сходило выражение омерзения. В одной руке она держала небольшое ведро, другой вылавливала лягушачью икру и с отвращением бросала ее в посудину. Недалеко от нее, в высоких камышах, ползал Фалемот и все пытался кого-то поймать, постоянно ругаясь, когда его постигала очередная неудача. А метрах в пятнадцати от берега, лениво плавал на спине Гальморт.
        Энира вспомнила этот момент. Это было как раз, когда Тэйп на седмицу пропал, после того, как заявился ночью к Сарахе с обожженной ногой. Так он, оказывается, все это время был в Квихле?
        — Эй, Киф, глянь!  — радостно крикнул Фалемот, зажав в руках небольшую лягушку.
        Плавающий Гальморт переместился из горизонтального положения в вертикальное, подплывая ближе к берегу. Тэйп заметил в руках Юхана соломинку, которую он вставил в лягушку сзади и начал ее надувать. Внутри Хардрага возникло чувство гадливости и непонимания, как Энира может дружить с этими кретинами.
        — Юхан, ты дебил,  — вяло засмеялся Киф.
        Это привлекло внимание лиры. Она разогнулась с новой порцией икры в руке и повернула голову в сторону Юхана. Выражение брезгливости на красивом личике тут же сменилось на очевидную злость, что вызвало в Хардраге явное одобрение.
        — Фалемот, немедленно отпусти бедное животное. Иначе я сделаю с тобой то же самое,  — серьезно пригрозила Энира, кидая склизкую икру в ведро.
        Хардраг облокотился на ствол дерева. Его это очень развеселило, и лира почувствовала, как его губы растягиваются в довольной (Оркус всемогущий! она чуть не вылетела из воспоминания), умилительной улыбке.
        — Да брось, Эни!  — запротестовал Юхан, поворачиваясь к ней корпусом.  — Смотри, как она надувается!
        Он еще раз дунул в соломинку, и лягушка раздулась до невероятных размеров. Энира смотреть на это не стала. Она обхватила ведро двумя руками и с силой плеснула всем его содержимым прямо в Фалемота.
        — Ой! Фу-у! Эни, ты думай, что делаешь!  — тут же заголосил парень, выронив шароподобную лягушку и начав остервенело убирать слизь со своей физиономии.
        — Иди утопись, живодёрина,  — враждебно посоветовала девушку, выловив всплывшее земноводное.
        Хардраг с противоречивым чувством теплоты и холодного страха, наблюдал, как она выходит на берег, садится на землю и, что-то шепча перевернутой на спину лягушке, бережно гладит ее по животу. В это время, вынырнувший из-под воды Фалемот обижено закричал:
        — Когда ты стала такой занудой!? Это же весело, Эни! Весело! Она раздулась, как шар! Это смешно!
        — Это гнусно, Юхан! Нельзя так делать!  — выпуская в озеро изрядно схуднувшую лягушку, осадила его лира.
        — Почему нельзя!?
        — Ты глупый? Нельзя и все! Нет здесь объяснений. Это ненормально.
        — Кто сказал?
        — Киф!  — потеряв терпения, обратилась Энира к мирно плавающему на спине Гальморту, который уже настолько привык к подобным препирательствам, что даже внимания не обращал.
        Но стоило подруге его окликнуть, как он тяжко вздохнул и произнес:
        — Юхан, нельзя раздувать лягушек через задницу. Они братья наши меньшие. Прояви к животине уважение.
        — Вечно ты ее сторону принимаешь,  — обиженно буркнул Фалемот, запустив в друга шматок травы.
        — Ну, я ж не виноват, что она чаще всего права, а ты вечно ерундой какой-то занимаешься,  — зависнув в воде, точно поплавок, преспокойно ответил ему Гальморт.
        Энира вновь зашла в озеро, подобрала ведро и разочаровано заглянула внутрь.
        — Фалемот, слизняк, из-за тебя опять эту гадость собирать!  — недовольно сказала она.
        — Это потому, что Оркус все видит!  — хохотнул Юхан, нырнув под воду.
        Стоя на другом берегу, Тэйп продолжал все также ухмыляться. Он уже должен был уйти, но ему не хотелось. В последние три дня, что он не видел Эниру, постоянно присутствовало чувство беспокойства, сейчас же оно прошло.
        — Что, и в твое черное сердце запала моя девчушка?  — раздался за спиной хриплый старушечий смех.
        Тэйп узнал Сараху, но ни оборачиваться, ни отвечать не стал. Зачем? Она итак все знает. Савира была единственным человеком, кто догадывался о мыслях Хардрага. Поначалу его это злило, потом он просто с этим смирился.
        — Иди сюда, черноглазый. Ногу твою посмотрю.
        Подмастерье послушно подошел к Сарахе и сел возле нее на пень, закатав широкую штанину. Старуха внимательно осмотрела покрасневшую кожу в волдырях, потыкала в нее пальцами, вызвав болезненные ощущения, после чего достала из глубокого кармана на юбке небольшую баночку, открыла ее и начала намазывать в строго определенных местах вонючую зеленую мазь, которая приятно холодила.
        Тэйп никак не мог заставить себя не смотреть на другой берег озера, где мальчишки начали играть в догонялки в воде, а Энира с лицом каторжницы заново набирала икру в ведро.
        — Ты до сих пор ее боишься?  — негромко прохрипела Сараха.
        Ни один мускул не дрогнул на Хардраге, но внутри обдало холодом, когда савира озвучила вслух то, что он чувствовал большую часть своей жизни.
        — До сих пор,  — подтвердил Подмастерье.
        Энира настолько удивилась, что начала терять картинку памяти, но вовремя спохватилась и начала цепляться за пустоту, и воспоминание вновь обрело яркость и четкость.
        — Напомни-ка мне почему?  — спросила савира.
        — Кто бы мне напомнил. С первого дня, как увидел ее на руках Селира, она вызывает во мне лишь ужас.
        — Так уж кроме ужаса больше и ничего?  — хохотнула провидица, зачерпывая мазь из банки и плутовато смотря на Тэйпа.  — А сюда ты пришел, чтоб напугаться посильней?
        — Можно и так сказать,  — хмыкнул он, наблюдая, как Энира радостно залилась смехом, когда Гальморт запустил в лицо Фалемота шматок ила с водорослями.
        — Я много чего повидала, черноглазый. Люди часто пытаются разглядеть таинственные знаки, где их и в помине нет. Судьба не простая вещь. Она не ходит за каждым человеком по пятам и не тыкает его носом в «предначертанное». Но она существует. Мне это известно, как никому другому. Судьба — это капризное, избалованное и всемогущее создание. В ее распоряжении миллионы жизней, которыми она играет, словно дитя. Но как у любого ребенка есть любимые игрушки, так и у Судьбы есть любимчики среди людей. Она следит за ними чаще, чем за другими. А чтобы за ними было интересней наблюдать, она придумывает своим игрушками необычные истории со сложностями, со страданиями, с трагедиями и бедами. Судьба проверяет, достойны ли они ее любви, и если каждый раз любимцы преодолевают препятствия, которые она воздвигает им на пути к заранее придуманному финалу, любовь ее растет все больше. Она всегда вознаграждает тех, кого помучила ради своего веселья.
        Люди встречаются. Кто-то влюбляется, а кто-то убивает друг друга, предает или обворовывает. Кто-то тонет, кого-то съедает дикий зверь, а кто-то находит потерянный мешок денег. И все говорят, что это Судьба. Это не Судьба. Это Случайность. Но в случае с тобой и Энирой, это действительно Судьба. Вы родились не случайно в одно время. Не случайно, я увидела тебя и велела Кеийю взять Селира с собой. Не случайно, что мальчишка несмотря ни на что вытащил тебя из хасарского дворца. Не случайно, что фархары появились именно сейчас, забрав у нее отца и брата. Не случайно, что все это время ты был лучшим другом Селира и именно тебя он попросил защищать ее. Не случайно даже то, что я сейчас тебе все это говорю.
        Ты здесь, потому что тебе просто хочется на нее посмотреть. Раньше такого не было. Не привычные чувства, верно? Но сейчас все изменилось. И будет меняться с каждым днем. Энира растет. С годами она будет лишь умнеть и хорошеть. И если ты сейчас не сделаешь все, чтобы завоевать ее, твоей она никогда не станет.
        Сердце Хардрага стучало как бешеное. Внутри зародилась паника. Но за столько лет практики, спрятать свои истинные чувства не составляло никакого труда.
        — Поздно уже,  — безразличным тоном произнес Тэйп.
        — Никогда не поздно,  — довольно крякнула савира, заворачивая пробку на банке с мазью.
        — Она ненавидит меня не меньше, чем фархаров. Я же не слепой, вижу, как она на меня смотрит…
        — Ты еще разрыдайся мне тут!  — оборвала Сараха Подмастерья, хлопнув его по плечу, чем вызвала у него улыбку.  — Кто в этом виноват-то, дурилка картонная? Муштруешь ее, как лимоса сопливого. Девчонка надрывается, чтобы тебе угодить, а ты хоть бы слово доброе сказал.
        Чувствуя безысходность, Хардраг устало провел ладонью по лицу:
        — Про что я и говорю. Что еще тут обсуждать?
        Сараха рассмеялась.
        — Конечно же, как я не подумала… Тебе же это незнакомо. Видишь ли, Энира обладает редким качеством. Таким, которым тебя при рождении обделили. Она способна к прощению. К настоящему, истинному прощению. Тебе этого, конечно, не понять. Ты, пока не сотрешь с лица Эвы всех своих обидчиков, спокойно жить не сможешь. Думаю, это еще одна причина, почему тебе необходимо быть с ней. Эни будет учить тебя милосердию. Она чиста, и со временем ты сам будешь стремиться к этой чистоте.
        Ты хоть и пытаешься нагнать ужас на каждого жука, но мне-то известно каков ты на самом деле. И для Эниры я бы не пожелала никого кроме тебя. Достойней, умней и сильней мужчины ей не найти. Ее безграничная ненависть к тебе сейчас, может также легко стать всепоглощающей любовью. А уж как ее любить, думаю тебя учить не надо…
        Энира прям-таки вылетела из этого воспоминания, распахнув глаза и одурело уставившись в стену пещеры.
        «Это еще что такое!? Хардраг! Хардраг способен на чувства? Ко мне!? Как такое возможно!?»
        Слово любовь Энира даже мысленно не могла произнести.
        В этот раз быстро прийти в себя никак не получалось. Потребовалось несколько минут, прежде чем Энира смогла найти точку пустоты и долго-долго на ней концентрировалась, то и дело, теряя ее под нахлынувшим потрясением.
        Наконец, удалось успокоиться, и лира вновь переместилась назад во времени. Взору предстало какое-то закрытое помещение без окон, освещенное теплым золотисто-красным светом магических шаров, парящих под ровным гладким потолком. В голове Хардрага быстро пронеслась и пропала мысль на квихельском, что жить в горах он бы не стал, прячась в каменных твердынях, как мокрица. Хотя грагели неплохо все здесь обустроили.
        Напротив Тэйпа, за простым, но добротным столом из черного дерева, сидел серолиций мужчина с янтарными глазами, одетый в свободную ярко-красную мантию, очень неприятную для восприятия. Он не сильно отличался от людей, если не считать цвета кожи, отсутствие хоть какого-нибудь оволосинения и слегка удлиненных клыков.
        — … Это очень темная магия. Даже маги моего уровня вряд ли решатся на нее,  — продолжил говорить речь грагель, начало которой Энира пропустила.  — Чтобы подчинить чей-то разум, с ним нужно слиться. Можно попробовать сделать это через астрал, но я не слышал в наше время о кудесниках, способных справиться с этим. Здесь нужно невероятно тонкое восприятие малейших энергий того, кем овладевают, свой эфир, энергии нашей реальности и самого астрала. Даже фархары на это вряд ли способны, хотя Темные единственные, кто могут подчинять разум. Однако делают они это через Бездну. По крайней мере, три тысячи лет назад делали. Прости, Тэйп Хардраг, но своими знаниями потомки марлогронтов не делились никогда. Я не знаю, а оттого не могу сказать тебе, как выполняется этот обряд.
        — Не имеет значения, сахран. Мне интересно знать, как это действует на людей, наделенных магией,  — медленно откинувшись на спинку твердого дивана, стоявшего у противоположной стены, ответил Подмастерье.  — Если подчинить их разум, можно ли использовать Силу, заключенную в них?
        — С магами всегда проблемы. Они от рождения имеют сильную защиту. Ты можешь подчинить разум, но вряд ли сможешь воспользоваться их Силой. Магический Источник блокируется, он подчиняется лишь своему истинному хозяину…
        — Если я отдам приказ хозяину, почему он не сможет колдовать?
        — Потому что ты вплетешь свою энергию в энергию мага, чужую для него. Источник тут же закроется,  — спокойно пояснил серолиций.  — Этот вопрос до сих пор не изучен. Неизвестно, почему магия вообще проявляется. Как происходит закладка Источника, как он активируется, как открывается и закрывается, все это пытались выяснить самые ясные умы всех рас, во все времена, но до сих пор ответы не найдены.
        Тэйп испытал что-то вроде разочарования. Но идеи у него еще были.
        — А возможно извлечь Источник из мага?  — спросил он, очень надеясь на положительный ответ.
        Грагель вдруг с неподдельным интересом начал разглядывать Хардрага, прямо как его собрат в таверне. Казалось, он хотел его о чем-то спросить, но вместо этого медленно проговорил:
        — Теоретически, да. Ты получишь его энергию, отдельные способности, если у него они есть, но на краткий промежуток времени.
        — А если поместить Источник в запечатывающий артефакт? Смогу я многократно использовать магию, заключенную в нем?
        — Я слышал, что марлогронты были способны на это… Если ты сможешь изготовить такой артефакт, то да,  — утвердительно кивнул грагель.  — Но мне не известно, чем можно удержать целый Источник в какой-нибудь безделушке. Спящие унесли эти знания с собой в могилу.
        Тэйпа эта новость воодушевила. «Значит, все-таки можно.» — пронеслось у него в голове.
        — Допустим, у меня есть этот артефакт, в нем заключен магический источник колдуна, могу я вернуть его обратно, когда выполню все, что было необходимо?
        Серолиций тихо рассмеялся, слегка разозлив этим Тэйпа. Заметив, как поползли к переносице брови Подмастерья, грагель замолчал, кашлянув, и поспешил ответить:
        — Ты убьешь мага в тот самый момент, как извлечешь Источник. Возвращать уже будет некуда.
        Хардраг почувствовал такой гнев, что Эниру, словно огнем опалило, и она бессознательно вырвалась из обустроенной горной пещеры грагельского сахрана.
        Решив обдумать увиденное позже, лира потянулась обратно в воспоминания Тэйпа. Была невероятная жара, но Подмастерье этого практически не замечал, все его внимание приковала стоящая с натянутым луком Энира. Она сняла рубашку, оставшись в штанах и нагрудной повязке. Всего за несколько месяцев лира сильно изменилась. Тело ее налилось, а фигура приобрела практически идеальные изгибы. Сейчас ее загорелая кожа приятно блестела. То и дело по тонкой шее и подтянутому животу стекали капельки пота. Тэйп вдруг осознал, что следит за траекторией скольжения каждой из них. Ему безумно нравилось то, что он видел, а это не давало думать больше ни о чем, кроме как о переливающемся теле лиры. Кровь начинала закипать, и дело было далеко не в палящем Иларе. Хардраг понял, что нужно срочно себя отвлечь:
        — Серьезно, Бэр, мне иногда кажется, что ты с закрытыми глазами стреляешь… Как можно метиться в десятку, а попасть чуть ли не в соседнюю мишень? У тебя, наверное, что-то с глазомером. Надо бы сказать Сарахе, чтоб посмотрела тебя. Хотя метишься ты, действительно, правильно. Но в последний момент, стрела срывается в другую сторону. Скорей всего проблема в руках. Надо еще их подкачать, а то как бы не подвели в самый ответственный момент.
        Тэйп видел, как Энира сжала зубы от злости. Ему очень нравилось, что она так злиться, это куда лучше, чем ее вечный страх перед ним. Лира ничего не ответила, а Хардрагу захотелось, чтобы она проявила к нему более открытые эмоции, пусть это будет даже агрессия.
        — Ты же говорила, что Фалемот в комара попасть может,  — продолжил он выводить Эниру, заранее зная, что при упоминании ее друзей, смолчать она не сможет.  — Я столько раз уезжал из Квихла, неужели нельзя было попросить его позаниматься с тобой пару часов? Или он занимался, да только не настолько хорош, как ты его расписала?
        Тэйп видел, как носик Эниры злобно дернулся, но он совсем не ожидал, что она выпустит в него стрелу.
        — Ой, прости!  — ядовито произнесла она (раскаянья в ее голосе слышно не было).  — Наверное, руки подвели, да и с глазомером сегодня что-то не то. Пойду к Сарахе. Проверюсь!
        Энира демонстративно кинула лук себе под ноги и пошла прочь. Тэйпу нравилось, когда она проявляла свой характер. Это щекотало ему нервы и будоражило кровь.
        «Так вот почему он тогда так веселился?» — пролетела в голове у Эниры мысль, оборвав связь с памятью Хардрага, но она быстро спохватилась и тут же увидела новое воспоминание.
        Посреди захламленной книгами и пергаментами комнаты, перед Тэйпом стоял совсем крохотный старик, с двумя маленькими встрепанными клочками волос на голове, кривыми очками на горбатом носу и обрюзгшими щеками. Его руки тряслись толи от старости, толи от страха перед Хардрагом.
        — Я не знаю, где укрыты все его части, господин,  — сказал неожиданно глубоким голосом для такого маленького сухого тела дед.  — Все, что было мне известно, я уже поведал вам.
        — Ты ничего не поведал мне, старик,  — спокойно произнес Тэйп, внутри кипя от злости.  — То, что Скипетр разделен, я и без тебя знал. Ты роешься в этих летописях каждый оркусов день. Вспомни легенды, пророчества, сказки времен Войны. Не заставляй меня показывать тебе насколько может быть многогранна боль.
        Хардраг, даже не пытаясь напугать взглядом, просто посмотрел в мутные карие глаза старика. Но деду хватило. Его пергаментного цвета кожа резко посветлела, приняв сероватый оттенок.
        — Когда-то по молодости, я слышал историю об одноруком иллире,  — слегка заикаясь, начал говорить старик.  — Это было уже после Великой Войны…
        — Кто-то из иллиров выжил в Войне?  — удивился Тэйп, одновременно с Энирой, чуть не потерявшей связь.
        — Я… Неизвестно точно. Это лишь легенда. Говорят, этот иллир навестил правителей каждого из народа Эвы. После чего исчез бесследно. Никто его больше не видел.
        — Зачем он навещал правителей?
        — Это никому не известно, кроме самих правителей, которые уже давно на том свете. Но по рассказам, в некоторых местах, он задерживался надолго. Говорят, несколько лет иллир провел у квихельмов. А также на месте последнего сражения с фархарами, где уничтожили всех его братьев и сестер.
        — В Фостэйне?  — уточнил Хардраг.
        — Да, в Къюнгонде…
        Сердце Эниры непроизвольно забилось чаще. «Так вот зачем Тэйп здесь! Он ищет то, что оставил здесь иллир! Вот, что за катакомбы в Квихле! Это все дело рук Светлого! И вот почему я смогла пройти через ту круглую комнату! Я сама отчасти Светлая!». Это все настолько волновало, что лира начала стремительно терять нить с воспоминанием Хардрага, услышав лишь его последнее:
        — А где еще? Где остальные три части?
        — Я не знаю, господин. Больше о таких долгих стоянках иллира ничего не…
        Воспоминание, словно заволокло дымкой, и оно исчезло, под собственными эмоциями Эниры. Она злостно себя отругала, и вновь начала сопротивляться своим мыслям и чувствам.
        Первое, что пришло после успокоения, плохо контролируемый взрыв чужого бешенства. Захотелось тут же покинуть это воспоминание, но Энира, пересилив себя, решила остаться. После чего возникла картинка дома Сарахи, где перед шкафом с порошками стояла савира и разглядывала свои бутылочки с разноцветным содержимым.
        — Как она могла сбежать у тебя из-под носа!?  — негодовал Тэйп, с острым желанием разнести эту черную хибару в щепки.
        — Также как смогла сбежать от твоей саблезубой морды?  — с хмурым спокойствием ответила Сараха вопросом на вопрос, достав крохотную бутылочку, и, поднеся ее к глазам почти впритык, начала изучать содержимое чего-то желтого на дне.
        — Ашаркез, Сараха, я же просил!
        — Успокойся, сынок!  — оборачиваясь к Тэйпу, строго сказала савира.  — Все с ней будет в порядке. Я видела синеглазого мужчину, к которому она попадет. Зла он ей не желает. К тому же там твой Раймонд.
        — Мне нужно быть в другом месте, а не отлавливать ее по Эве!
        — В каком конкретно месте тебе нужно быть?  — прошаркав к сундуку, держа в руке бутылочку с остатками желтой жижи, поинтересовалась савира.
        — В Къюнгонде.
        — О, ну тогда тебе повезло. Через несколько седмиц, синеглазого я вижу там.
        Ответ Тэйпа порадовал, но он все равно испытывал жгучую агрессию. Ничего больше не говоря, Подмастерье направился к выходу.
        — Тэйп,  — позвала его Сараха. Хардраг остановился.  — Не знаю, что ты надумал. Я с твоего рождение плохо тебя «видела». И с каждым годом все хуже и хуже. Теперь же не вижу вовсе. Но что бы ты не затеял, не смей оставлять Эниру без присмотра. Ты сам об этом пожалеешь.
        Лира четко ощутила, что Хардраг это знал и без Сарахи, однако слова савиры все равно задели его. Он глубоко вздохнул, после чего просто молча вышел из черной хижины. Тэйп быстрым шагом шел в сторону замка, чтобы взять что-то важное (что именно Энира не поняла, так как эта мысль у него мелькнула и пропала). Но лира почувствовала, как Хардрага разрывало от ярости. Он вспоминал рассказы Райна об Айдане III, и ему совершенно не нравилось то, что Энира попала именно к нему. Одно радовало, этот синеглазый решил вернуться в Къюнгонд…
        На этот раз Энира сама прервала воспоминание, начав быстро обдумывать все, что увидела. Да уж, мир потерял гениальнейшего актера! Как можно так скрывать свои чувства? Она глянула на проход, где скрылся Тэйп, и вдруг судорожно спохватилась. Он же скоро вернется, а ей еще так много хочется о нем узнать.
        Неизвестно сколько прошло времени. Но Энира с каждым разом контролировала свои эмоции все лучше и лучше. Следующие воспоминания были связаны с Къюнгондом. Она видела, как Хардраг по ночам искал проход, ведущий в пещеры, рыща по всему замку. Наблюдала, как он обходит ловушки в виде бесконечных стрел, обваливающихся крепких на вид стен, разлом пола прямо под его ногами, странные шары и эфемерные создания. Все это Тэйп преодолевал с завидной ловкостью. И Энира не понимала, как он это делает. Она часто ловила себя на мысли, что теряет связь с воспоминанием, когда Хардраг попадал в самое пекло. Лира думала, что вылетала из них, но нет. Она неизменно возвращалась именно в тот день и место, которые видела несколько секунд назад, только вот ловушка уже была пройдена.
        Однако это все быстро забывалось, когда память Тэйпа показывала ей воспоминания, связанные с ней самой. И если до этого у нее были серьезные сомнения, что Хардраг к ней неравнодушен, то теперь они напрочь отпали. Она видела, как Подмастерье смотрел на нее, ощущала то, что он испытывал. И это казалось совершенно невероятным!
        Самое удивительное, что все чувства Тэйпа были под таким тотальным контролем, что просто зависть брала. У него в голове постоянно присутствовал план — покинуть Братство и забыть прошлую жизнь. На его новом жизненном пути Эниры быть не должно. Для нее, да и для него, это слишком опасно. Оттого нельзя ее к себе подпускать. Однако Хардрагу было сложно с собой справляться, и, несмотря на свой собственный запрет, он не мог отказать лире, когда ей нужна была его помощь.
        Когда Энира попросила его о такой простой вещи, как обычное общение с ней, Хардраг был резко против этой затеи. Но что-то толкнуло его на ответ, и понеслось. Тэйп видел завороженное личико увлеченно слушающей лиры. Она искренне удивлялась всему, что он говорил, и это нравилось ему. Ему нравилось и то, что Энира хочет его общения, пытаясь всеми путями разговорить.
        Со временем Хардраг стал замечать, что ему очень спокойно с ней, почти также, как с ее братом. Что внутри становится тепло, когда она улыбается именно ему, когда восхищенно смотрит на него. Сараха была права, Энира будто забывала о своей неприязни. А Тэйп начинал ловить себя на мысли, что он привязывается к девушке все больше. А это было опасно для него. Тогда он прекращал вообще с ней общаться.
        Все эти сменяющиеся воспоминания были очень живые и яркие, но одно из них прям-таки опаляло сознание своей реалистичностью. Энира сосредоточенно протирала влажной тряпкой заштопанное плечо Тейпа. Он чувствовал, как она слегка дрожала после всего произошедшего и от того постоянно хмурилась. Лира так переживала за него, что от этого, помимо воли, начинала петь душа.
        — Видишь, не все так ужасно,  — насмешливо произнес Хардраг, наблюдая за ее насупленным личиком. Сейчас он испытывал к ней очень нежные чувства, даже гордился ею.
        Энира мрачно на него посмотрела, и Тэйпа это очень позабавило, но он неожиданно почувствовал угрозу. Взгляд метнулся к выходу. Там стоял король Фостэйна.
        — Ашаркез!  — тихо прошипел Хардраг.
        Не вовремя! Айдан не знает, что находится под его замком, и знать ему не следует. Если он увидит Тэйпа изрезанного, со свежезашитым плечом, придется отвечать на вопросы. Нужно срочно сделать так, чтобы все его внимание поглотилось чем-то намного более впечатляющим. Хардраг мысленно представил, как выглядит картина, которую застал король, и идея как-то сама пришла в голову. Это повлечет за собой ряд не самых хороших последствий, но Тэйпу было плевать.
        Он резко притянул Эниру к себе, усадив на колени, и запустил правую руку в распущенные мягкие волосы, зашептав ей на ухо:
        — У тебя гости. Сейчас медленно возьмешь с кровати рубашку, оденешь ее на меня и только после этого можешь подняться с моего колена. Медленно. Не бойся меня, Бэр.
        Нужно было сделать так, чтобы Айдан подумал, будто Энира не просто так сидит верхом на неизвестном мужчине. Тэйп облокотился на спинку кровати, положил руки на бедра Эниры и начал медленно поднимать их вверх к ягодицам. Подмастерье боялся, что лира все испортит, начнет возмущаться, задавать вопросы, обернется или не станет выполнять то, что он сказал. Но месяцы дрессировки, очевидно, пошли на пользу, и она послушалась.
        Было нелегко гладить ее изгибы, но стоило скользнуть под рубашку лиры и ощутить бархат ее кожи, как из просто нелегко, стало невыносимо. Мысли начали путаться, стоявший Айдан у двери стал уходить на второй план, но Тэйп упорно убеждал себя, что дело превыше всего. Он слегка надавил лире на поясницу и медленно прижал к себе. Это было настоящей пыткой. Сорочка, в которую Энира была облачена, не помогла. Тэйп почувствовал все, что под ней находилось. Дышать стало очень тяжело. Когда Энира потянулась за рубашкой, валяющейся за его спиной, медленно скользя по его груди, это стало последней каплей. Вдруг резко захотелось, чтобы в комнате никого кроме них двоих не осталось. Хотелось стянуть с Эниры этот кусок тряпки и увидеть то, что так давно хочется увидеть. Но нельзя! Однако руки не слушались Хардрага (неизвестно, когда еще представится такая возможность). Они скользнули вниз по пояснице лиры и спустились к такой желанной упругой округлости. Тэйп не удержался и сжал ее, чувствуя, что еще немного и совсем потеряет контроль. Он был так близок к шее Эниры, от нее так сладко пахло карамелью, но она вдруг
очень быстро начала от него отстраняться и тихо шепнула на ухо:
        — Я тебя не боюсь, но если ты не прекратишь меня лапать, я…
        Резкий удар в чревное сплетение, перекрыл доступ к кислороду, и связь Эниры с этим ярким воспоминанием оборвалась. Как только лира открыла глаза, то поняла, что вернулась обратно в свое тело. К ней подошел Хардраг и забрал какую-то палку из рук. Она даже не глянула, что это было. После всего увиденного, Энира не могла спокойно на него смотреть. Она даже не смотрела, а невоспитанно пялилась на Подмастерье, словно перед ней был совершенно незнакомый человек.
        Тэйп это заметил. Какое-то время он постоял и подождал.
        — Пошли,  — просто сказал Хардраг, выдержав ту вежливую паузу, когда человек, который так на тебя вылупился должен что-то сказать.
        Он направился к выходу. Энира последовала за ним, чувствуя, как боль стреляет в правую ногу при каждом шаге. Все это просто не укладывалось в голове! Она и думать больше ни о чем не могла, кроме как о впереди идущем Хардраге. В абсолютной прострации, лира не заметила, как они вышли в гигантскую пещеру с обрушенным мостом. Стоило Энире подойти к обрыву, как дожидавшийся у края Тэйп, без лишних слов, подхватил ее на руки и спрыгнул вниз. После чего также молча поставил лиру на ноги. Энира не отрывала от него взгляда. У Хардрага ничего не отражалось на лице. Совершенно ничего! Словно это и не лицо было вовсе, а фарфоровая маска.
        Добравшись до другого края обрыва, Тэйп ловко забрался наверх, следом вытаскивая Эниру. Все то время пока они шли по бесконечным тоннелям к выходу, она таращилась в спину Хардрага, искренне недоумевая, как можно испытывать такие сильные чувства к человеку и так пренебрежительно к нему относиться.
        Тэйп неожиданно остановился и развернулся к лире.
        — Бэр, ты хочешь меня о чем-то спросить?  — раздраженно произнес он, видимо затылком чувствуя, как она смотрит на него.
        «О! Я много чего у тебя хочу спросить!» — про себя воскликнула Энира. Но в очередной раз удивившись, как можно так мастерски играть роль сухаря, спешно ответила:
        — Нет.
        Она вообще не представляла, как с Хардрагом разговаривать на эту тему.
        — Тогда прекрати на мне дыры прожигать. Это действует на нервы!
        Энира заторможено кивнула. Тэйп окинул ее подозрительным взглядом, но ничего не сказал, вновь начав движение. Когда они, наконец, выбрались из тайного прохода, где было намного теплей, и горели факелы, Хардраг сказал:
        — Ты дорогу помнишь? Выйти отсюда сможешь?
        Энира не помнила дорогу, но вопреки этому, утвердительно кивнула.
        — Бэр, с тобой все в порядке?  — обеспокоенно спросил Тэйп, со все растущей тревогой смотря на лиру.
        Энира снова лишь утвердительно качнула головой. Хардрагу это не понравилось, но он очень спешил, поэтому решил удовлетвориться малым.
        — Сейчас поднимаешься в замок. Маячишь перед королем, а ночью, уже готовая, ждешь меня. Поняла?
        Лира кивнула. Это совсем разозлило Тэйпа, судя по тону, каким он ее выпроводил:
        — Ладно. Иди уже.
        Направляясь к двери, Энира несколько раз оборачивалась на Хардрага, словно боялась забыть, как он выглядит. С каждым ее поворотом Подмастерье хмурился все сильней и сильней. Наконец, лира добралась до выхода и вышла в другой коридор. Какое-то мгновение она постояла у двери, борясь с желанием вернуться, но разумно решила, что это-то Хардраг точно не оставит без внимания, поэтому чисто интуитивно двинулась искать выход из подвалов.
        Все оказалось не так сложно. Кровавый след, который оставил Тэйп, неплохо ориентировал. Но как только Энира добралась до темной комнаты с цепями на стенах, начались трудности. Туда-то она шла с Хардрагом, даже не подумав запоминать дорогу, найти путь обратно без его сопровождения, казалось невыполнимой задачей. Лира постоянно выходила в тупиковые камеры, так что приходилось возвращаться.
        Сколько она так плутала, одному Оркусу известно. В конечном счете, Энира все-таки вышла к длинной тянущейся вверх лестнице. Превозмогая боль в ноге, она добралась до двери наверху и открыла ее. Но то, что предстало ее глазам, приморозило лиру к земле.
        Это был задний двор замка, точней то, что от него осталось. Вся трава была выжжена, от фигуристых кустов остались лишь обугленные прутья, некоторые декоративные деревья все еще горели, а каменные стены были похожи на расплавленную свечку (что может расплавить камень!?). Вокруг не было ни души, но Энира слышала отдаленный крик и шум взрывов с другой стороны замка.
        «Что здесь произошло!?» — в ужасе подумала лира. Стоило этой мысли пронестись в голове, как из-за угла открытого коридора выскочил Тэйп и резко остановился, начав озираться по сторонам. Как только он увидел Эниру, тут же крикнул:
        — На землю, Бэр!!
        Лира беспрекословно подчинилась, упав на живот. Спину опалило жаром, а затем раздался громкий бум! Рядом что-то упало. Энира повернула голову и непроизвольно вскрикнула, резко сев. В метрах трех от нее лежало гигантское черное тело с разорванным до позвоночника горлом, словно его драли тагеры. На лиру мертвым взглядом уставились глаза стального цвета. Фархар!?
        Потрясение было столь велико, что Энира не могла пошевелиться. Она в ужасе разглядывала убитого фархара, пока не почувствовала, как ее грубо дернули, ставя на ноги.
        — Бэр, на меня смотри!  — приказал Тэйп, схватив ее за подбородок.  — Бэр!
        Энира с трудом перевела взгляд с черного тела на всерьез обеспокоенного Хардрага. Как только она это сделала, он тут же спросил:
        — Бежать сможешь?
        Нога болела, но не смертельно. Энира глянула через плечо на фархара, а затем на Тэйпа, после чего кивнула. На секунду на его лице проступило выражение злости и беспомощности, но это быстро прошло.
        — Давай за мной,  — скомандовал он и пошел очень быстрым шагом в замок.
        Нога плохо гнулась, а ступню сильно ломило, стоило опереться на нее. Однако от Тэйпа Энире все же удавалось не отстать. Он вел ее через весь замок к северному выходу. Что-то ужасное происходило снаружи. Канонада взрывов каждый раз заставляла подпрыгивать сердце к самому горлу. Казалось, весь замок трясется.
        Как только Хардраг открыл дверь, ведущую на улицу, в прилегающий просторный светлый холл залетела целая какофония звуков, чуть не оглушив. Тэйп вытащил два меча и обернулся к перепуганной лире.
        — От меня ни на шаг!
        «Я что совсем больная от тебя отходить?» — подумала Энира, спеша за Хардрагом как за путеводной звездой. Он вел ее в северный сад — единственный путь к конюшням.
        Желание лиры следовать за Тейпом усилилось в сто крат, когда она увидела то, что происходило снаружи. Около десятка трехметровых черных фархаров находились в северном саду. Энира перешла на магическое зрение и внутри все похолодело. Колоссальные энергии тянулись к троим Темным, стоявшим ровным треугольником на месте, где всего несколько часов назад находился самый большой в Къюнгонде фонтан Оркуса и Геллы. Они методично, следуя четкому ритму, напитывали свои ладони Силой, которая соединялась магическим тросом с соседними фархарами. Когда темно-синяя энергия начинала трещать от втянутой извне мощи, Темные синхронно сбрасывали ее с рук, и земля на несколько десятков метров проваливалась вниз, в форме ровного треугольника.
        Однако это было не самое страшное. Эти фархары не обращали внимания на рассыпавшихся по всему саду латгардов, магов и квихельмов, а вот десяток других Темных были поистине ужасны. Одни из них зачем-то пытались разрушить замок, другие запускали в людей разрывающие в клочья пульсары, накрывали их ядовитыми сетями, поджаривая заживо, рассекали тела мужчин ожившим воздухом. Все это излучало такую бешенную Силу, какой Энира никогда не видела у человеческих магов.
        Некоторые квихельмы пытались атаковать фархаров, без труда подбираясь к ним. Но как выяснилось, этого было недостаточно. Как только они пытались вонзить в Темных свои мечи, достигнув незримого человеческому глазу магической защиты, сталь рассыпалась в пыль, а квихельм незамедлительно уничтожался кошмарным образом.
        Все это Энира оценила за доли секунды, быстро семеня следом за Хардрагом. Взгляд ее метался по всему саду, пока не остановился на Айдане. Он один против четверых Темных! Стоящие в отдаление ардальские послы втроем никак не помогали, с трудом отбиваясь от атак одного черного гиганта.
        Фархар, стоящий слева от короля запустил в него ядовито-желтый пульсар, метко попав в бок, разъев там огромною дыру. Айдан отлетел в сторону.
        — Нет!  — крикнула Энира, чувствуя, как слезы брызнули из глаз.
        Тэйп тут же грязно выругался и толкнул ее себе за спину, встав лицом к саду с фархарами.
        — Это не он!  — рявкнул Хардраг.
        Что значит «не он», лира поняла спустя несколько секунд. За спиной того фархара, что запустил в короля пульсар, прямо из воздуха возник еще один Айдан и снес Темному голову белой вспышкой. До Эниры вдруг дошло, что правителя Фостэйна возможно даже и нет в северном саду. И то, что она крикнула, было очень зря.
        Фархар, стоявший неподалеку, обратил внимания на этот возглас и повернул голову, до того, как Тэйп успел спрятать лиру за своей спиной.
        — Сахжар!  — низким утробным голосом произнес Темный, заметив Эниру. Казалось, он был очень удивлен и, спеша поделиться своим удивлением, крикнул уже намного громче:  — Сахжар!!
        Трое фархаров, громивших замок, обернулись на этот крик. Один из них, увидев лиру, загоготал жутким гулким хохотом. Он что-то сказал на фархарском, и остальные Темные присоединились к его радостному веселью.
        Тэйп начал спиной отходить от черных великанов, толкая Эниру делать то же самое. Ближайший фархар смотрел на него как на жалкую блоху и непринужденно бухал своим низким вибрирующим смехом, попутно создавая в ладони темно-зеленый искрящийся шар.
        Переносицу лиры тут же заломило, и она поспешила перейти на обычное зрение, чтобы не упасть в обморок. В этот момент, Хардраг дернулся, и его фигура резко смазалась. Энира не заметила, как он оказался возле Темного и отсек ему руку (как!? почему его меч не рассыпался, как у других квихельмов!?). Тэйп поймал в воздухе отрубленную кисть с примагниченным к ней зеленым пульсаром и с силой, словно ракеткой, запустил искрящийся шар в другого фархара. Он еще не долетел до своей мишени, как Хардраг пустил ему следом кинжал. Не став смотреть, как пульсар пробивает защиту Темного, а кинжал вонзается ему прямо в сердце, Подмастерье развернулся к фархару с отрезанной кистью, неуловимым движением резанул его по сухожилиям на ноге, заставив упасть на землю, после чего отрубил смоляную голову. Все это заняло десять секунд!
        Стоя на одном месте, Энира превратилась в сплошное зрение, пытаясь уследить за всем, что делает Тэйп, но было такое чувство, что она следит за ветром. После убийства собратьев, двое оставшихся фархаров вдруг резко стали серьезными.
        — Жихрэн сахжар,  — скомандовал один другому.
        Что он сказал, Энира не поняла. Она первый раз слышала эти слова, хотя Варбин Инкор пытался научить ее языку фархаров. Но лира не прикладывала особых усилий, чтобы его узнать (ей и в голову никогда не приходило, что это может пригодится), о чем сейчас очень жалела. Однако Тэйп, похоже, понял. Она видела, как он обернулся на стоящего справа от него фархара, которому была отдана команда и который нехорошо сейчас смотрел на Эниру, медленно к ней приближаясь. Тот Темный, что был прямо напротив Хардрага, не стал ходить вокруг да около. Он гаркнул незнакомое слово, и на Тэйпа сверху упала шипящая золотая сеть. Энира вскрикнула, но через мгновение поняла, что Подмастерья нет под магической ловушкой. Он исчез! Испарился!
        Неожиданно раздался страшный низкий рык фархара, приближающегося к лире. Он рухнул на колени, и его голова отлетела в сторону, забрызгивая все кровавым дождем. Черное тело упало, и Энира увидела Тэйпа, метнувшегося от трупа к оставшемуся Темному. Фархар атаковал его трещащей шаровой молнией, ядовито-красными пиками, пульсарами (поразительно! все это он творил за доли секунд!), но Тэйп словно знал, куда будет направлен следующий удар. Он безошибочно отпрыгивал в нужную сторону и отбивал мечами опасную волшбу (да что ж у него за мечи-то такие!? фархарскую защиту обходят на раз, магическая дрянь их не берет).
        Когда Тэйп подобрался вплотную к фархару, было видно, как Темный начал заметно нервничать, он даже шагнул назад. Черный великан выбросил руки вперед, и сквозь Хардрага прошла стена света, не причинив ему никакого вреда. Серебряные глаза фархара расширились. Тэйп попытался воспользоваться его заминкой и замахнулся мечом поперек черного туловища. Но Темный оказался из числа расторопных. Он ловко перехватил руку Подмастерья, и, выкрикнув связку слов, его ладонь, обхватившая Тэйпа за плечо, вспыхнула голубым огнем.
        Какой эффект должен был последовать за этой волшбой, в точности неизвестно, но вряд ли он рассчитывался на злобное шипение Хардрага. Вот теперь фархар по-настоящему испугался. Тэйп взмахнул свободным мечом, срубая обхватившую его плечо огненную руку Темного, и, не останавливаясь, вонзил оружие в живот фархара. Подмастерье воткнул клинок глубже, повернул и с силой рубанул вверх, распарывая торс великана до самой грудины.
        Фархар осел на колени, неверяще смотря на стоящего перед ним человека. Из его приоткрытых губ потянулась вязкая темная жидкость. Он еще был жив, но больше не сопротивлялся.
        — Шархазр хермак шрахэн висшар фаджар…  — прохрипел Темный, пытаясь сфокусировать взгляд на лице Тэйпа.
        — Ашрам. Килнахсар бэрмэк жран,  — с ненавистью ответил ему Хардраг, после чего резко выдернул меч и снес голову фархару.
        Смотря на заваливающееся безголовое туловище, он одним рывком оторвал прожженный рукав своей рубашки, обнажив жутковатый ожег на плече, зачем-то засунул подпаленную тряпку в карман штанов и развернулся к Энире. Все произошедшее выбивало почву из-под ног.
        Хардраг обернулся через плечо, посмотрев на разрушенный сад. Там по-прежнему трое фархаров пробивали треугольную дыру в земле, и еще пятеро окружили Айдана, пуская все новые и новые заклятия в него. Казалось, что иллюзия короля становилась все слабее, и ее магия почти не причиняла вреда Темным. Тэйп быстро подошел к Энире и, схватив ее за руку, потащил в противоположную сторону.
        Когда они проходили вход в замок, оттуда выскочили Киф и Юхан.
        — Где вас носит!  — рыкнул на них Подмастерье.  — Быстро к конюшне. Берете лошадей и несетесь отсюда как можно дальше. За нее головой отвечаете.
        Тэйп пихнул Эниру в спину, подталкивая к мальчишкам, а сам направился в сторону северного сада. Киф схватил подругу за руку и потянул за собой. Лира вдруг осознала, что Тэйп с ними не идет, мало того, он возвращается к этим монстрам. Она резко выдернула руку и встала как вкопанная.
        — Эни, храгова бездна, что ты делаешь?  — прикрикнул на нее Гальморт.
        — Тэйп!  — не обращая внимания на друга, которого так долго не видела, окликнула Энира Подмастерье.  — А ты?
        Лира хотела, чтобы Тэйп пошел с ними, чтобы не оставлял ее. Она вдруг осознала, что боится его потерять. Остановившийся Хардраг сначала не понял, чем вызвано это ее беспокойство за него, но через несколько секунд его глаза вдруг расширились, он побледнел, и на его лице Энира первый раз в жизни увидела страх.
        — Уводите ее!  — приказал он парням, которые тут же схватили лиру за руки и потащили в сторону конюшен.
        На этот раз вырваться она не пыталась, понимая, что Тэйп все равно сделает по-своему. Гальморт перешел на бег, и это сильно отразилось на самочувствии Эниры, разведя настоящий пожар в поврежденной конечности.
        — Киф, будь ты неладен! Медленней! У меня нога сломана!  — крикнула она ему.
        — Что?..  — начал было Гальморт, притормозив, но его опередил Юхан, быстро подхвативший Эниру на руки, продолжив бег.
        — Я сама!  — возмутилась лира.
        — Заткнись!  — тут же оборвал ее Фалемот.
        Когда они добрались до бесконечно длинной конюшни, Гальморт пробежал внутрь, а Юхан остановился у широкого входа и поставил Эниру на ноги.
        — Жди здесь, мы приведем лошадей,  — скомандовал он и побежал за Кифом.
        Лира никогда прежде не видела Юхана таким серьезным, собранным и сосредоточенным. Теперь ее совсем не удивляло, что Сараха разглядела в нем квихельма.
        Со стороны северного сада по-прежнему раздавался грохот. Энира загнанно смотрела туда, с обливающимся кровью сердцем думая, как там Тэйп и Айдан. И зачем Хардрага вообще туда понесло.
        — Сахжар!  — бухнул низкий удивленный возглас за спиной.
        Лира резко развернулась и в ужасе уставилась на гигантскую черную фигуру, вышедшую из-за угла конюшни. Потрясение фархара быстро сменилось донельзя противным оскалом. Темный побежал к ней. Энира дожидаться его не стала. Страх подкинул ее так, что она забыла про больную ногу, сорвавшись на бег. И это стало ее роковой ошибкой. От резкого разворота, сильного прыжка нога подломилась. Ничего бы страшного не случилось, если бы не высокий порог конюшни. Энира запнулась и кубарем влетела внутрь помещения, с размаху врезавшись в деревянный загон.
        Воздух вылетел из легких, зрение на несколько мгновений померкло. Когда лира вновь смогла дышать, то поняла, что лежит на полу, а во входные ворота конюшни уже заходит фархар. Она попыталась встать, но нога стрельнула сильной болью, и лира рухнула обратно. Темный уже не бежал. Он, мерзко скаля свои белые острые зубы, медленно подходил к перепуганной насмерть девушке. Она прижалась спиной к загону и с задранной кверху головой на него взирала, словно кролик на обеде у удава. Горло перехватил жесткий спазм, так что лира даже крикнуть не могла, чтобы позвать мальчишек на помощь.
        Все произошло очень быстро. Фархар начал нагибаться, протягивая к Энире свою черную длинную лапу, в тот момент она заметила движение справа. Словно из воздуха появился Хардраг. Он высоко подпрыгнул на уровень загона, с силой от него оттолкнулся, и, крутанувшись в воздухе, одним легким движением снес голову Темному.
        — Когда на тебя нападают, сопротивляйся! Беги! Или хотя бы кричи!  — в бешенстве набросился на нее Тэйп, поднимая с пола и осматривая бледное, потерянное лицо.  — Где Гальморт и Фалемот!?
        — Ушли за лошадьми,  — находясь словно в дурном сне, ответила Энира.
        — Идиоты…  — сквозь зубы выдавил Хардраг, посмотрев в темноту конюшни.
        Он грубо схватил лиру за руку и повел за собой. Ощущения в ноге были такие, точно кто-то вставляет в нее раскаленные прутья. Но Энира даже дышать боялась, не то что жаловаться. Она сильно хромала, практически не опираясь на поврежденную ступню.
        Наконец, из-за очередного поворота появились спешащие Гальморт и Фалемот, ведущие под уздцы трех рысаков. Увидев Подмастерья, парни слегка стушевались, но тормозить не стали. Только они подвели коней, Тэйп, не произнося ни слова, запрыгнул на одного из них, подхватил Эниру и посадил впереди себя. Он пришпорил взволнованное животное и направил его к выходу. Через несколько секунд, сзади послышался догоняющий цокот копыт рысаков мальчишек.
        Они обскакали практически весь замок, чтобы обойти северный сад, направляясь к задним воротам. Но их все равно поджидал неприятный сюрприз.
        Трое всадников миновали виноградники и выскочили в южный сад, где наткнулись на огромных, просто гигантских жутких черных животных, отдаленно напоминавших коней. У них были мощные ноги, длиннющая грива с хвостом и белки глаз без зрачка и радужки. От такого далеко не убежишь.
        Энира насчитала около тридцати этих созданий. В северном саду было тринадцать фархаров, у конюшни и на выходе из подвала Тэйп убил еще двух, где же тогда остальные?
        — Пистор сахжар!?  — неожиданно раздался изумленный возглас позади.
        — Сахжар!!  — добавился еще один не менее удивленный крик (Энира вдруг подумала, что слово «сахжар» как-то связанно именно с ней).
        — Ашаркез…  — злобно выдохнул Тэйп над ухом лиры, сильно стеганув рысака.
        Она быстро обернулась на голоса, и одним взглядом выхватила шестерых бегущих к животным фархаров и троих, оставшихся стоять на месте. Они начали запускать в стремительно приближающихся к воротам людей темно-синие пульсары. Энира, не чуя себя, увидела, как один летит прямо в спину Кифа, но магический шар вдруг резко поменял направление и улетел в сторону. То же самое происходило и с остальными снарядами фархаров. Какая Сила заставляла менять их свою траекторию, было совершенно непонятно. Темных это сильно разозлило. За спиной начали раздаваться гневные крики на незнакомом языке, а затем громоподобный топот копыт.
        Убежать от этих гигантский животных просто не было шансов. Тэйп это тоже понял. Он на несколько мгновений отпустил талию Эниры, чтобы достать что-то из кармана штанов, и как только они миновали ворота, громко скомандовал:
        — Закрыть глаза!!
        Энира зажмурилась, почувствовав, как Хардраг с силой дернулся. Даже сквозь закрытые веки, глаза заломило от ярчайшей вспышки света, быстро перешедшей из красной в белую.
        Когда все закончилось, лира открыла глаза и с ужасом поняла, что кроме черных кругов ничего не видит. Но, буквально, через минуту, это, слава Оркусу, начало проходить. Тэйп гнал рысака во весь опор, словно боялся, что их вот-вот догонят. Но разве тот свет не испепелил фархаров? Или стоит опасаться чего-то другого?
        Когда они миновали несколько миль, покинув город, и выбежали на огромное поле, окруженное лесом, начав его стремительно пересекать, Тэйп стал очень часто оборачиваться назад.
        Это напугало Эниру. Она, чтобы успокоиться и (чего греха таить) проверить, правда ли то, что увидела в пещере под Къюнгондом, положила свою руку на руку Хардрага, которая лежала у нее на животе, надежно удерживая. Сначала Тэйп никак не среагировал. Но спустя мгновение, Энира пораженно выдохнула, когда он повернул кисть и крепко сжал ее ладошку, сильнее прижав к себе.
        Все сомнения отпали. Это был не выверт больного воображения, и лира действительно видела воспоминания Хардрага. Теперь на все она смотрела совершенно иным взглядом, по-иному рассматривала поступки Подмастерья, и поняла, что, как и говорила Сараха, больше не чувствует к нему ни злости, ни ненависти. Совсем наоборот, Энира восхищалась им, ей казалось, что он самый сильный и смелый человек на планете! Она готова была сделать все, что скажет Тэйп, пойти за ним куда угодно. Хотела, чтобы слова савиры про Судьбу оказались правдой…
        Тэйп в очередной раз обернулся через плечо и очень грязно выругался. Он резко затормозил коня, так что тот чуть не взвился на дыбы. Мимо пролетели на полном ходу Юхан и Киф. Заметив, что Подмастерье остановился, они тоже поспешили затормозить. Хардраг спрыгнул с рысака и стащил следом Эниру. Но он не стал опускать ее на землю, а притянул к себе и крепко обнял. Лира сначала растерялась, не зная, что делать, но затем просто обняла его в ответ. Она обхватила Тэйпа за шею и провела рукой ему по волосам. Он тяжело вздохнул.
        Почему, Энира поняла, когда ее взгляд притянула быстро растущая черная точка в облаке пыли.
        — Фархары!  — выдохнула она.
        Тэйп тут же отпустил ее и поставил на землю. Он вытащил из-под черной рубашки свой золотой медальон с изображением головы тигра, снял с шеи и надел на Эниру.
        — Запомни три слова: вирнас, фирмут, звирт,  — быстро и четко произнес Хардраг.  — Повтори.
        В переносицу будто ударил разряд, но Эни не обратила на это внимание.
        — Тэйп!  — вместо этого со страхом произнесла она имя Подмастерья, предчувствуя нечто очень плохое.
        — Эни, повтори!  — обхватив ее лицо руками, строго потребовал он.
        — Вирнас, фирмут, звирт,  — тут же подчинилась лира, и незаметная ломота в области лба прекратилась.
        Хардраг достал из-за пояса короткую палку, которую вынес из пещеры и, кинув деревяшку Кифу, который ловко ее поймал, каменным голосом произнес:
        — Сдохни, но сделай все, чтобы она не попала к фархам.
        Гальморт ударил себя в грудь и поднес кулак к губам.
        Тэйп перевел взгляд на Эниру и долго смотрел ей в глаза, будто пытался запомнить, после чего прижался губами к ее лбу и, склонившись к уху, шепнул:
        — В тебе есть магия. Найди ее. Отправляйся в Запретные Леса, тебе там помогут. Никому не доверяй кроме Гальморта и Фалемота. Береги себя и будь умницей, Бэр.
        Он обхватил Эниру за талию и поднял к Юхану. Фалемот быстро перехватил ее и посадил впереди себя.
        — Тэйп, что ты?..  — с застывшим в легких ужасом произнесла Энира, догадываясь, что собирается сделать Подмастерье.
        — Чтоб глаз с нее не спускали, иначе я вас с того света достану,  — пригрозил Хардраг парням, после чего хлопнул рысака Юхана по крупу, отправляя животное в галоп.
        — Дьявол!.. Тэйп!  — разозлилась Энира, пытаясь вывернуться в руках Фалемота.
        — Эни, сиди спокойно!  — пытался угомонить ее друг.
        — Отстань! Тэйп!!
        Лире удалось лишь слегка развернуться (на скачущем рысаке это крайне сложно сделать!). Она видела, как Тэйп несется навстречу фархарам. Видела, как Подмастерье, добравшись до середины поля, соскочил с коня и встал. Он просто стоял и смотрел, как к нему приближается дюжина Темных на своих кошмарных животных! Как только они вошли в зону поражения, в Тэйпа полетели разноцветные сверкающие шары и молнии, но Темные, словно окосели. Ни один снаряд не попал в Хардрага.
        Энира не заметила, как воткнула ногти в руку Юхана. Они все дальше и дальше удалялись от поля. Лира уже начала щуриться, чтобы разглядеть, что происходит. Вот от группы скачущих фархаров отделилась часть, направившись к Подмастерью, остальные же двинулись в сторону Юхана, Кифа и Эниры.
        «Зачем ты это делаешь!?» — пытаясь сдержать слезы, простонала про себя лира, глядя на крохотного вдалеке Хардрага.
        Стоило об этом подумать, как фигура Тэйпа резко уменьшилась. Он склонился к земле и уперся в нее кулаками. Скачущие к нему фархары тут же затормозили, вздыбив своих животных и, развернув их в противоположную сторону, погнали во весь опор. Все поле тряхнуло так, что рысак Юхана оступился и чуть не упал. Но Фалемот быстро выровнял испуганное животное и заставил его бежать дальше. Земля начала ощутимо вибрировать. Энира тихо охнула, когда увидела, как вокруг Тэйпа образуется белоснежная сфера. Она росла все больше. Под ней вытянулась воронка, засасывающая весь воздух. Глаза уже начали слезиться от невероятно яркого света, излучаемой гигантской сферой. На мгновение все затихло. Воздух словно завяз. Рысаки двигались с трудом. Дышать стало тяжело.
        Раз! И словно пробки из ушей вытащили. Поднялся страшный утробный гул, разросшаяся сфера вокруг Тэйпа вдруг начала уменьшаться. Она становилась все плотней и ярче. На нее невозможно стало смотреть, и Энира закрыла глаза. Раздался громовой взрыв. Жар ударил в лицо и подбросил в воздух. Лира почувствовала, что ее оторвало от Юхана, что она больше не сидит на рысаке, а куда-то летит. Затем мощный удар, боль и темнота…

        Глава 23
        Новый султан

        «… к объединенному Югу он присоединил еще и Восток. Чтобы завоевать страны Побережья, ему потребовалось пять лет. В 3014 году, во время похода на Аром, ярмалы захватили сотню мужчин и шестьдесят шесть молодых дев, в числе которых была будущая жена султана Бархиса. Юная Хелла, как и многие женщины завоеванных султанатов, попала в плен кемизского правителя. У султана было сорок четыре наложницы. Самые красивые женщины Юга и Востока находились в его гареме. Обычным пленницам туда было невозможно попасть. Однако Бархис ценил не только физическую красоту.
        Надзиратели вели строгий отбор в султанский гарем. Чтобы из ранга рабыни перейти в наложницы, мало иметь прекрасные формы и лицо. Только знатное происхождение, образованность, острый ум и мудрость, в купе с внешним совершенством, открывали дверь из услужничества в роскошную жизнь повелительницы.
        Таких женщин находилось немного. Даже среди отобранных сорока четырех наложниц под абсолютное описание ни одна не подходила, хотя многие и приближались к идеалу.
        Хелла отличалась редкой красотой и врожденным внутренним благородством, которому позавидовали бы многие знатные дамы. Но она не имела богатой родословной. Поэтому двери в султанский гарем оставались наглухо закрыты перед ней. Но это не помешало Хелле стать первой и единственной женой правителя целой империи. Через два года после ее пленения, молодая женщина смогла попасть на глаза хану Юга и Востока Бархису. После чего она и стала его возлюбленной, которой он оставался верен до самой смерти.
        До появления жены, у султана всех султанов было двенадцать детей. Восемь сыновей и четыре дочери. В 3018 году Хелла родила ему последнего тринадцатого ребенка. Бархис назвал сына Тайхар, что в переводе с древнего дарского означало „рожденный из огня“.
        Существует мнение, что единственный законный сын султана остался в живых, после убийства всей семьи Бархиса хана Берхана. По слухам, принц Тайхар находился на охоте в тот роковой день.
        На сегодня империей Берханов правит брат Бархиса — Хмирис. Из достоверных источников известно, что именно он убил всю семью султана…».

        Все что написано дальше, Дамаск хорошо знал. Поэтому бросив читать, он перевел взгляд в самый конец свитка. Там стояли две нарисованные печати, одна с головой тигра, другая с головой орла и указан год, когда писался данный документ. В углу были выведены мелкие цифры 3035.
        Найдя, наконец, то, что так долго искал, Дамаск испытал нечто вроде торжества. Пришлось хорошенько повозиться, чтобы перелопатить отдельную библиотеку Маркеша, где хранились записи и документы о всех странах Эвы и каждом государе, когда-то правившим.
        Оторвав от свитка взгляд, Белый слепо уставился в пространство, прикидывая в уме сколько сейчас должно быть лет принцу Тайхару, если он, действительно, жив. Ни безмолвно спешащих мимо людей, ни звук журчащей воды, ни шума стройки вакфа, ни криков Шаха, который материл строителей на втором этаже, маг не замечал. Скрытый от любопытствующих глаз плащом с глубоким капюшоном, он сидел у фонтана, напротив будущего величественного здания, обнесенного строительными лесами.
        По подсчетам принцу Тайхару должно быть двадцать один год. Вспомнив наемника с медальоном Берханов, Дамаск разочарованно вздохнул. Маг никогда бы не дал ему двадцать один год. Этот мужчина с тяжелым взглядом и матерым лицом выглядел раза в два старше Белого. Хотя, зная небольшой кусок его истории, можно предположить, что жизнь могла здорово его пообтесать.
        «Он Подмастерье! Квихельмам не дают этот ранг раньше сорока лет!» — запротестовал здравый смысл в голове Дамаска.
        «Тоже верно…» — согласился сам с собой маг.  — «С другой стороны, такие таланты как у него не каждому даны, да и меня он разделал под орех. Такому и в двадцать один не грех Подмастерья дать…».
        «Как принц империи Берханов мог попасть к квихельмам? И мог ли после получения такого высокого ранга уйти в услужение к какому-то корольку?» — вновь раздался явный протест очевидного факта.  — «Зачем очень влиятельной фигуре в таком сильном Братстве, имеющем вес во всем мире, опускаться до уровня обычного наемника? К тому же не похож он на дарса. Кожа слишком светлая.»
        «Может он…» — усиленно думал Дамаск, отметая мысль о том, что наемник может даже и не дарс.
        Но зачем он перешел от почитаемого Подмастерья квихельмов к наемнику короля, маг так и не смог придумать. В конце концов, у него разболелась голова от всех этих дум и нещадной полуденной жары.
        С первого этажа все ближе слышался крик Шаха:
        — Руки из жопы сначала высуньте, потом и называете себя строителями! Чтоб к завтрашнему дню переделали! И молитесь, чтобы архитектор этого не видел, иначе он вас под эти кривые плиты и закатает!
        Сворачивая в трубку свиток, Дамаск наблюдал, как Шах, выходя из входной арки, спотыкается о доску. Эта доска, вместе с другими такими же досками, на честном слове держала приколоченную плотную пленку со стружкой. От сильного удара деревянная подножка отлетела в сторону, и вся конструкция полетела на скорпуса. Дамаск из воздушных нитей быстро соорудил путы и отбросил леса в противоположную от входа сторону. Но от летящего мусора уберечь друга не успел.
        Очевидно, Шах пережил не самые лучшие мгновения своей жизни и, как только пришел в себя, начал долго и от души материться. На верхних этажах даже работа остановилась. Грязные и пыльные мужчины свешивались через недостроенные оконные проемы, чтобы посмотреть, что произошло. А мимо проходящие люди замедляли ход.
        — Самоделкины вшивые!  — спустя несколько минут, произнес он первые более-менее цивилизованные слова, запуская в показавшегося молодого строителя камнем.
        Метко попав мальчишке в бок и заставив его вскрикнуть, Шах пришел в себя. Дамаск точно знал, что калечить он точно никого не собирался, просто хотел дать выход праведному гневу. А парнишка, к своему несчастью, решил не вовремя спуститься на первый этаж.
        Но как бы то ни было, Шах не из тех, кто приносит извинения. Поэтому грозно сведя брови, говорить он начал уже не таким громким голосом.
        — Уберите все немедленно!  — пнув гору мусора, рявкнул скорпус.  — Руки и ноги повыдираю, если завтра такой же бардак застану. Как в свинарнике! Развели срач!
        После этого Шах стремительным шагом направился к фонтану, где его ждал Дамаск. С головы до ног обваленный в кудрявую стружку, скорпус вызвал улыбку на лице мага.
        — Обезьяны криворукие…  — рывками стряхивая с себя опилки, гневно причитал он, подходя.  — Понастроили всякой ерунды! Стены и пол им мозгов не хватает свести, зато здесь фантазии хоть отбавляй!
        Наклонившись, скорпус зачерпнул воды в фонтане и шумно умылся.
        — Как думаешь, сколько лет тому наемнику, что Адемару голову отрубил?  — как бы между прочим поинтересовался Дамаск.
        Продолжая плескаться в воде, Шах на мгновение замер и посмотрел на друга.
        — Не знаю. Эти вояки безвозрастные,  — безразлично произнес он, тряхнув мокрой головой, слегка забрызгав мага.  — Тридцатка, наверное, хотя, могу поверить, что и сороковник. А тебе зачем?
        — Да так…  — разочарованно ответил Дамаск, затем, вставая, добавил:  — Ладно. Пойдем во дворец. Бирм просил к двум часам обязательно быть.
        Однако он не успел сделать и шага, как кто-то вцепился ему в руку, да так крепко, что Дамаск едва не применил магию. Но вовремя заметил, что это была обычная старая нищенка. Присмотревшись, Дамаск понял, что это очень старая и страшная нищенка. Ее черный левый глаз был раза в три больше правого, напоминавшего щелку. На щеке у нее болталась неприятная коричневая родинка. Курносый нос сильно напоминал вареник, а тонких губ, от которых глубокими бороздами тянулись морщины, и вовсе не было видно.
        Первым очнулся Шах, подскочив к старухе. Он попытался оттащить ее от Дамаска. Но нищенка словно клещ вцепилась в мужчину. Несмотря на то, что ростом она доходила магу до груди, силы в ней было на троих.
        — Эй, бабуля!  — крикнул скорпус.
        Старуха как будто его и не слышала. Она помешанным взором смотрела на мага.
        — Пора!  — изрекла бабка, еще шире распахнув свой левый глаз.
        Дамаск остолбенел.
        — Мать, иди-ка ты домой,  — предложил ей скорпус.
        — Пора!  — повторил еще громче старуха, повернув голову на Шаха.  — Пришло время!
        — Ты о чем, мать?
        — Сейчас или никогда! Помедлишь и все потеряешь. Пора!
        На этот раз и Шах растерялся.
        — Спешите, глупцы, спешите!  — с истерикой в голосе крикнула нищенка, дернув Дамаска за руку и вытолкнув его вперед.
        Опешивший от подобного обращения, Белый пробежал несколько шагов, обернулся и оторопело уставился на взволнованную старуху. Шах был следующим. Его она тоже толкнула так, что он остановился только рядом с Дамаском.
        — Бегите! Бегите! Освободите всех!  — словно мельница, махала руками ненормальная.
        Белый перешел на магическое зрение, в тот момент, когда скорпус решил разобраться с дерзкой старухой.
        — Слушай ты, ведьма, да ты хоть знаешь, кто перед…  — начал он, но Дамаск резко его оборвал, уперевшись рукой ему в грудь.
        — Заткнись, Шах! Это савира,  — не отрываясь взглядом от яркой фиолетовой ауры бабки, испуганно произнес он.
        Краска слегка отлила от лица скорпуса.
        — Живо! Пошли!  — потащил за собой друга Дамаск.
        Он вдруг понял, что во дворец им надо не к двум часам, как просил Бирм, а прямо сейчас. Чтобы добраться до сераля требовалось минимум минут сорок ходьбы, так как вакф строился не в самом богатом районе Эссора. Бегом мужчины добрались в рекордное время.
        Стоило переступить порог дворца, как Дамаск громко крикнул:
        — Бермес!
        Через секунду, за спиной раздался тихий голос:
        — Слушаю, господин.
        Мужчины одновременно обернулись. Перед ними стоял маленький жутковатый человечек, один из тех, что много лет назад, по приказу Маркеша Хаштабара, проводил юных керибюсцев в их новые спальни. Только потом они узнали, что эти редкие создания, рождаются от союза грагелей и людей. Их называли мелигралы. У них практически не было магических способностей. Лишь некоторые из них могли творить маленькие чудеса, но те, что находились во дворце Асалбега не имели даже таких способностей. Так что Дамаск всегда поражался, как эти странные создания быстро откликаются на зов.
        — Где савит Бирм?  — спросил он.
        — Семь минут назад был в Зале Славы, господин. Он и савит Ганс сопровождали повелителя,  — с поклоном ответил Бермес.
        Дамаск и Шах обеспокоенно переглянулись.
        — Куда они его сопровождали?
        Прежде чем ответить, мелиграл вновь почтительно поклонился.
        — На внутреннюю площадь, господин,  — не поднимая глаз от пола, сообщил он.
        — Зачем?  — вмешался Шах.
        Бермес слегка развернулся в сторону скорпуса и поклонился уже ему.
        — Карберы поймали южан, пытающихся перелезть через стены Эссора. Их собираются казнить, господин.
        Вопросов больше не последовало. Дамаск и Шах сорвались с места, стоило услышать слово «казнь». Самый близкий путь к внутренней площади был через второй этаж.
        Пробегая через длинные светлые галереи, мужчины, наконец, добрались до балконного коридора, высоким колодцем окружавшим площадь. Оставалось его пересечь и в конце него спуститься по лестнице на место казни. Но стоило приблизится к выходу на длинную лоджию, как до Дамаска донеслись жуткие детские вопли.
        Выбежав под яркие лучи Илара, мужчины резко затормозили и посмотрели вниз. Никогда на этой площади не было столько людей. Они плотно жались друг к другу, с трудом не вываливаясь за веревочные барьеры, перед которыми стояли карберы с алебардами. Женщины в толпе вскрикивали, прятали лица в ладони и плакали. Мужчины стояли бледные, у некоторых по щекам тоже текли слезы.
        Первопричина всего находилась в центре площади. Асалбег стоял ровно посередине, раскинув руки в стороны. Вся свободная площадка перед ним была улита кровью. Там же трое рослых палачей в масках истязали потерявшего сознание или уже мертвого мальчика, лет пяти-шести. Двое из них держали ребенка за руки, а второй сдирал с него кожу, бросая ее в большой наполовину наполненный чан. Рядом с ним стоял позеленевший отец святой сакры с Хоралом подмышкой. А в стороне от всего этого кошмара, в окружении карберов, орали и брыкались связанные мужчины и женщины, рядом с ними также скованные рыдали маленькие дети. Их волосы иссиня-черные, темная кожа, ощутимо контрастировала с цветом кожи собравшихся людей за ограждением. Если бы народ всем скопом кинулся на карберов, то уже давно бы все закончилось, но толпа была словно загипнотизирована.
        — … Да очистится тело этого несчастного дитя!  — громко говорил султан.  — Да не станет на плоти грязных отметин Кардаша. Освободите душу грешного!
        Бросив в таз последние куски плоти, палач вытащил из-за пояса меч и отрубил окровавленную голову.
        — Ублюдок!  — выплюнул Шах и сорвался с места, с бешеной скоростью направившись к выходу с балкона.
        Дамаск последовал за ним. Но встал, как вкопанный, когда один из палачей вытащил за волосы следующего связанного мальчонку. Ребенок орал, словно его уже начали мучить.
        — Нет! Остановитесь! Смилуйтесь! Господин! Повелитель! Молю, не убивай!  — визжала одна из связанных женщин, извиваясь всем телом.
        Рука у палачей была набитая. Дамаск знал, что если побежит за Шахом, то с мальчишки уже сдерут скальп. Собрав невидимую глазу воду, распыленную в воздухе, Белый заставил ее стянуться в плотные тяжи и смерзнуться в острые пики. Он с силой запустил их в двух палачей с ювелирной точностью попав одному в лоб, а второму в сердце.
        Мальчишка, которому только-только успели распороть веревки, без сознания рухнул на мокрый от крови камень. К султану тут же бросились карберы обступив его со всех сторон. Притихшая толпа, насильно собранная на это кошмарное представление, сразу загомонила.
        В это время Дамаск уже перепрыгнул через балюстраду балкона, мягко приземлился среди теснившихся людей и быстро направился по освобождаемому для него коридору к месту казни.
        — Отпусти этих людей, Асалбег!  — предупреждающе крикнул маг, выйдя в центр площади.
        — Дамаск?  — удивленно протянул султан.
        — Больше не будет никаких казней! Ворота Эссора откроются, и все южане смогут покинуть столицу! Карберы уберутся из соседних городов и деревень, не станут более выискивать и отлавливать несчастных, измученных людей!
        Испепеляя мага безумным взглядом, Асалбег растолкал охрану и выпрыгнул вперед.
        — Ты смеешь!!..
        — Ты перешел все границы, Асалбег!! Правитель должен управлять, а не убивать! Ты не достоин чести обладать властью! Лишь то, что ты султан, помазанник Оркуса, останавливало Нас и вынуждало не вмешиваться! Мы больше не намерены смотреть, как ты истязаешь невинных мужчин, женщин и едва вступивших в жизнь детей! Отрекись от престола добровольно, Асалбег. Иначе мы силой заставим тебя сделать это!
        Лицо султана залила краска ярости. С перекосившейся гримасой, он трясущейся рукой указал на Дамаска.
        — Предатель! Предатель!!  — брызгая слюной и вытаращив глаза, орал правитель Эссора.  — Взять! Схватить и бросить в темницу!! Гнусная змея, которую я пригрел на своей груди! Заковать!!
        Карберам было хорошо известно, кто перед ними. Стражники даже в мыслях не допускали, чтобы напасть на светловолосого мага. Они знали его Силу, видели в действии на карательных операциях. Вся мощь Триады зиждилась на нем. Но приказ султана, есть приказ. Неуверенно, они двинулись на мага.
        Дамаск видел страх в каждом карбере. Достаточно было лишь пары смерчей, которые выросли по обеим сторонам от него, чтобы охрана султана остановилась и начала пятиться назад.
        — Схватить предателя!!  — заголосил Асалбег.
        Но карберы не сдвинулись с места. Султан совсем потерял голову от такого неповиновения.
        — Я всех вас убью, трусы!!
        Не помня себя от бешенства, он вырвал из рук карбера меч и бросился с ним на Дамаска. Маг трансформировал смерчи в щит, но он так и не пригодился. Возникший из ниоткуда Шах вогнал в тело султана меч. Асалбег замер, с удивлением посмотрев сначала себе на живот, а после на Шаха. Их лица были совсем рядом.
        — Гнить тебе в аду, паскуда, за все, что ты сделал,  — срывающимся от ярости голосом хрипло произнес скорпус.
        Глаза Асалбега закатились. Шах мощно пнул его в грудь, вытаскивая из плоти сталь. Весь его вид выражал крайнюю степень омерзения, когда он смотрел на тело султана. Дамаск до конца не был уверен, что будет делать с Асалбегом. Шах все решил за него, и маг нисколько его не осуждал.
        Подойдя к завалившемуся на спину султану, Белый попытался прощупать пульс. Но Асалбег уже был мертв.
        Выпрямившись, Дамаск повернулся к застывшим карберам.
        — Развяжите пленных!  — скомандовал он.
        Послушались его моментально. Пока карберы разрезали веревки на все еще рыдающих южанах, Дамаск развернулся лицом к толпе, в тот момент, когда стоящий рядом Шах громко выкрикнул:
        — Султан Асалбег мертв! Да здравствует Триада! Да здравствует новый султан Дамаск!!

        Эпилог.
        — Что происходит, Киф!? Мы что померли!?  — сквозь звон в ушах пробился крик Юхана.
        — Хорош чушь пороть!  — отозвался раздраженный голос Кифа.
        — Тогда почему мы полупрозрачные!? Что это вообще такое было!? Куда подевались!?…
        — Не ори!  — взбесился лир Гальморт.  — Где Эни?
        — Эни!  — словно вспомнил нечто важное, испуганно воскликнул Фалемот.  — Эни! Эни, где ты!? Небесами заклинаю, ответь! Эни!
        Не понимая, где верх, где низ, лежит она, стоит или сидит, Энира медленно приходила в себя. Мальчишки звали ее, кричали, но эти крики доносились словно издалека. Болело все, в особенности голова.
        — А если ее забрали фархары!? Что если ее забрали фархары, Киф!? Что мы будем делать!? А если… убили…  — ужас пропитывал каждое слово Юхана.
        — Эни!!  — в разы громче тут же заголосил Киф.
        Начав уже немного соображать и понимать, что зовут именно ее, Энира негромко произнесла:
        — Я здесь…
        Повисла моментальная тишина.
        — Ты слышал?  — спросил Юхан.
        — Да. Эни!?
        — Я здесь…  — повторила лира громче, чувствуя, как при этом сильней заболела голова.
        — Эни, Эни, где ты!?  — тут же наперебой заголосили мальчишки.
        Появилось ленивое чувство злости. Голоса Энира слышала где-то совсем рядом. Лира открыла глаза, чтобы посмотреть, где находится. Каково же было ее удивление, когда она поняла, что лежит абсолютно на ровной поверхности, прекрасной для обозрения. Еще большее удивление возникло, когда мимо пробежали ноги, едва на нее не наступив.
        — Эни, отзовись!  — позвал голос Юхана рядом.
        — Ты слепой?  — непонимающе ответила ему лира, тяжело поднимаясь на корячки.
        Фалемот замер на месте.
        — Где ты? Я тебя слышу, но не вижу!
        Проверяя правдивость слов друга, Энира подняла взгляд кверху, пересиливая разливающуюся ломящую боль во лбу, висках и переносице. Почему-то полупрозрачный Юхан и правда шарился взглядом по земле, несколько раз слепо проскальзывая прямо по подруге.
        — Ты…  — начала было она, но закончила болезненным вскриком.
        Спешащий на зов Фалемота Киф, запнулся о лиру, нечаянно отопнув ее обратно на землю, и сам кубарем полетел следом.
        — Слава Оркусу! Нашли!  — вместо сочувствия, облегченно воскликнул Юхан.
        — Эни! Прости Оркуса ради! Ты как?  — едва приземлившись, тут же запричитал такой же эфемерный, как и Фалемот, Киф.
        Он подскочил к месту, где примерно должна была быть Энира, и начал осторожно водить руками над землей.
        — Было лучше пока ты меня не пнул…  — ворчливо ответила лира, хлопнув Гальморта по руке, чтобы он не ткнул ей ненароком в лицо.
        — Ты совершенно невидимая!  — виновато пояснил Киф.
        — Я это уже поняла.
        Чувствуя непонятную тяжесть на шее, Энира села. Она пыталась вспомнить, что произошло. Но последний фрагмент в памяти, был разговор с ардальским послом. Энира никак не могла понять, что она делает на этом поле, и как заключенные мальчишки оказались рядом с ней.
        Сосредоточиться мешал непомерный груз на шее, который казалось сейчас ее сломает. Что-то огромное весело на ней. Пытаясь понять что, лира ощупала грудь, обнаружив лишь маленький кругляш на веревке. Она попыталась его сначала снять — не получилось, затем сорвать — вновь фиаско, как неожиданно в памяти всплыли три глупых непонятных слова. Не в силах больше терпеть эти муки, Энира выкрикнула:
        — Вирнас, фирмут, звирт!
        И тут же боль в голове исчезла, тяжесть спала, а рядом находящиеся Юхан и Киф стали плотные и хорошо видимые. Очевидно, она тоже.
        — Разорви меня Бездна!  — подскакивая к подруге воскликнул Киф, обхватив ее лицо и с таким выражением ужаса на нее смотря, что лира даже немного испугалась.  — Где болит? Где рана?
        — Ты о чем? Какая рана?
        Искренне недоумевала лира. Острой боли больше не было. Ныли ребра да колени с руками саднило. Но вряд ли они вызвали бы такую панику друзей.
        — Ты вся в крови!
        Прислушавшись к ощущениям, Эни поняла, что кожу в открытых местах действительно неприятно стягивает, но ран на ней точно не было. Дотронувшись до липкой щеки, она удивленно произнесла:
        — Это не моя…
        Киф обернулся на обеспокоенного Юхана, присевшего рядом на корточки.
        — Ты не ранен? Может это с тебя?  — спросил Гальморт.
        — Нет. Я цел…  — озадаченно произнес Фалемот.  — Рысак тоже исключается, у него свернута шея, но открытых повреждений нет. Странно…
        — Странно, что мы ничего себе не свернули. Непонятно как мы вообще уцелели после этого взрыва. Ни от фархаров, ни от самого Хардрага даже кости не осталось.
        Вот теперь в памяти Эниры что-то неприятно всколыхнулось.
        — Да… Невероятный человек был. Пожертвовать собой ради других, да еще так! Это какой же силой надо обладать!  — грустно произнес Юхан, затем, спохватившись, добавил:  — Нам надо убираться отсюда. Скоро сюда однозначно кто-нибудь нагрянет. Либо фархары, либо Ардал, либо люди короля. Надо спешить.
        Все сложилось. Недостающий фрагмент памяти ярко вспыхнул. Энира вспомнила все до мельчайших подробностей. И грудь пронзила такая боль, какой она никогда в своей жизни не испытывала.
        — Тэйп…  — непослушными губами выдохнула лира, вскакивая с земли и, не замечая дрожания в уже почти зажившей ноге, бросилась к огромному темному кратеру.
        — Эни!  — вдогонку последовали голоса друзей.
        Однако ей было плевать на все на свете. Главное для нее добежать до места, где она последний раз видела Тэйпа. Расстояние было очень большое, но Энира быстро его преодолела, не замечая, что уже давно бежит не по траве, а по пепелищу. Добежав до гигантской ямы, метров сорок диаметром, лира без раздумья спрыгнула вниз.
        Достигнув центра кратера, она, наконец, остановилась. Тяжело дыша и вращаясь вокруг собственной оси, Энира пыталась найти хоть что-то от Хардрага. Но ничего не было.
        Грудь сперло спазмом. Чувство непоправимой беды и животного страха накрывало с головой. Шок и непонимание пригвоздили Эниру к земле. Она не могла произнести ни одного звука, пока в яму не спрыгнули сильно отставшие от нее друзья.
        — Эни! Что ты делаешь!? Нам нужно убираться отсюда! Хардраг мертв!  — крикнул Киф, добравшись вместе с Юханом до центра кратера.
        — Нет!  — тут же оборвала его Энира.  — Тэйп не может умереть! Это же Тэйп!
        — Мы все смертны, Эни. Хардраг не исключение. После такого взрыва никто не выживет…  — произнес жестокие слова Гальморт.
        — Замолчи! Он жив! Он должен быть где-то здесь!
        От горя и злости из глаз брызнули слезы. Под непонимающие взгляды друзей, Энира начала носиться по кратеру.
        — Его здесь нет, Эни!  — заговорил Юхан, слегка удивленный действиями подруги.  — Здесь ничего нет! Нам срочно нужно уходить. Хардраг отдал за нас свою жизнь. Не делай так, чтоб это было напрасно. Уходим, Эни!
        Еще никогда в жизни Энира не испытывала такое бездонное чувство потери. Ни когда узнала, что Селир у фархаров, ни когда стало известно, что отец на грани жизни и смерти у вейланов. Лишь сейчас она поняла, что не боялась ничего, только потому, что всегда подсознательно знала — придет Тэйп и решит все ее проблемы. Он был бесстрашен, мог защитить от любого зла на свете! И его теперь нет?
        Казалось, рухнула защитная крепость вокруг Эниры, открыв перед ней жестокий беспощадный мир. Вдруг стало холодно и страшно. Глядя на друзей, Энира стояла как вкопанная, безостановочно плача. Она потеряла Его!..
        Понимая, что подруга впала в ступор, Юхан быстро подбежал к ней, схватил за руку и решительно потащил прочь из этой дыры в земле. Он не понимал, почему Эни пребывает в таком состоянии, ведь она всегда открыто ненавидела Хардрага. Но что-то подсказывало ему, что спрашивать об этом не самое подходящее время. Главное сейчас покинуть этот поганый Къюнгонд.
        Переместившись ближе к лесу, Фалемот повел всех вдоль его кромки. В голове Юхана жужжало тысячи мыслей, начиная с фархаров и заканчивая нуждой достать лошадей. Рядом шел Киф, также погруженный в себя, и Энира, которая вообще словно отсутствовала. Она плакала, и Юхан ловил себя на неприятном чувстве, что тоже не прочь разрыдаться. Дабы отвлечь себя, он заговорил, обращаясь к другу:
        — Что за палку он тебе дал?
        По тому оживлению, с которым Киф ответил, стало понятно, что он тоже испытывает непонятные преотвратительные для себя эмоции.
        — Не знаю. Черенок какой-то, разрисованный иероглифами.
        — И что нам с ним делать?
        — Беречь.
        — Для чего? Или для кого?
        — Ты слышал тоже самое, что и я. Так что не спрашивай,  — огрызнулся Киф.
        — Куда двинем? В Квихл?  — таща за руку Эниру, спросил Юхан, только бы не молчать.
        — Да. Надо Мастерам рассказать все, что видели и слышали. Да и Сараха может подскажет, что это за палка.
        Киф повертел перед носом испещренный символами черенок, после чего спросил, показывая головой на Эниру:
        — Ты не слышал, что он ей шептал?
        Глянув на подругу, проверяя, как она отнесется к вопросу Гальморта (но лира словно совсем ничего не услышала), он ответил:
        — Нет. Может сама расскажет, когда в себя придет?

* * *

        Из развороченного проема, раньше являющимся входом в замок, вылетел Айдан III. Правая половина его лица была залита кровью. Но он этого даже не замечал.
        — Мерод!  — эхом разлетелся его сильный голос по разрушенному северному саду, наполненного десятками трупов людей и небольшим количеством мертвых фархаров.
        Сидящий на расколотом фонтане, с хлещущей в разные стороны водой, уставший герцог Люхтерстейн поднял взгляд на приближающегося короля. Он бы встал, но не мог из-за порванных связок на правой ноге и изорванной раны в боку, куда попала всего лишь искра от пульсара Темного. Неподалеку сидели такие же семеро квихельмов и едва живой единственный выживший латгард.
        — Где Энира!?  — приблизившись спросил Айдан.
        — Я не видел ее, Ваше Величество.
        — Раймонд!!  — на весь сад гаркнул король.
        Если Айдан хоть раз связывался с сознанием человека, то в последующем он мог почувствовать, если тот находился поблизости. Король знал, что квихельм где-то на территории замка.
        Через пару минут Раймонд вышел со стороны конюшен. Его меч проливал на землю чужую кровь, да и сам он с ног до головы был ею перепачкан.
        Стоило квихельму подойти, как король приказал:
        — Найди и приведи ко мне Эниру!
        — Ее нет в замке, Ваше Величество,  — спокойно ответил Раймонд.
        — Что значит нет в замке!?
        — Ее увез Тэйп Хардраг. Думаю, они уже покинули Къюнгонд.
        От нахлынувшего бешенства, Айдан не смог сдержать крика:
        — Догнать!! И вернуть обратно!
        Квихельм поклонился и уже пошел выполнять приказ, как король резко его остановил.
        — Стой!  — сдерживая ярость, крепко зажмурился и приложил ко лбу кулак Айдан (Энира не самая острая проблема).  — Где ардальские послы?
        — Двое погибли, третий сбежал.
        — Дьявол…  — сквозь зубы выдавил король.
        До Правителей не должна дойти вся история произошедшего, без корректировки Айдана. От собравшихся здесь остатков воинов толку не было, поэтому король закрыл глаза, пытаясь найти связь с кем-нибудь из живых латгардов. Их было немного. Поймав одну, он тут же приказал: «Отправляйся вслед за послом Ардала! Вернуть любыми путями!».
        — Что с заключенными квихельмами?
        — Они не смогли преодолеть вашего приказа, атаковать только если вы позволите. Все убиты,  — ответил всеведущий Раймонд.
        Айдан не по-королевски выругался. После чего отрывисто приказал:
        — Отправляйся за Энирой и привези ее обратно! Хардрага убей.
        — Слушаюсь, Ваше Величество.
        Поклонившись, Раймонд быстрым шагом пошел прочь из сада.
        Глянув на своих раненных людей, Айдан магически усилил свой голос.
        — Все, кто остался в живых и прячется в замке — покиньте его! Лекари и сведущие в целительском искусстве немедленно в северный сад!  — разнеслись громовые слова по всей территории.
        Исполнив свой долг, король снял усиление. После этого, испытывая лишь гнев и плохо контролируемую ярость, он отошел от разбитого фонтана, направившись к новообразованной дыре в центре сада. Рядом с ней лежали мертвые фархары, ее создатели. Айдан до сих пор не мог до конца поверить в то, что увидел.
        Находясь в укрытие на втором этаже замка, он пытался биться с фархарами при помощи иллюзий. Но хватило его ненадолго. Темные были слишком сильны, их защита невероятно крепка и магии проекции Айдана не хватало, чтобы побороть гигантов. Его людей убивали, замок рушили, зачем-то пробивали эту дыру на месте статуи Оркуса и Геллы, так что он уже принял решение выйти и бороться в полную силу. Однако ход битвы перевернул Хардраг.
        Наблюдая за происходящим сквозь иллюзию самого себя (только так можно было слышать, видеть и действенно применять боевую магию, однако при этом смертельные удары ощутимо чувствовались на живом теле), он видел, как ему на помощь подоспел Тэйп. За считанные мгновения наемник разделался с тремя фархарами, которых Айдан уже несколько десятков минут не мог одолеть. При этом он словно и не напрягался, без труда преодолевая их практически непробиваемую защиту.
        После этого он крикнул гортанную фразу Темным, не принимавшим участие в битве. При этом Хардраг поднял высоко над головой небольшой деревянный обрубок. Ничто до этого момента не могло отвлечь трех фархов от продалбливания дыры в земле. Но после слов Хардрага один из них обернулся. По гневному рыку и короткой емкой фразе, который Темный бросил своим двум собратьям, Айдан понял, что Тэйп сказал что-то очень правильное в данной ситуации.
        Фархары бросились на мужчину. Наемник же, дождавшись, когда они подбегут ближе, произнес всего одно незнакомое слово и мир замер. Застыли звуки, остановилась бойня в саду, всех живых словно сковало льдом. Не двигался никто, кроме Хардрага. Он быстро и слаженно расчленил тела фархаров, зачем-то оставив в живых двоих.
        Айдан, проникший в такие глубины магии, в которые никто не проникал, не мог поверить в то, что наблюдал. Пока Хардраг не ушел, король послал ему приказ освободить себя и убить двух оставшихся в живых фархаров. Квихельм его услышал, но вместо того, чтобы исполнить, со злостью произнес, обращаясь к иллюзии Айдана:
        — Освободить? Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я бы убил тебя. Но в грядущей войне ты еще можешь быть полезен миру, поэтому придется оставить тебя в живых. Но только попробуй попытаться вернуть Эниру, клянусь, я отправлю тебя вслед за Темными!
        Тогда Айдан еще не совсем понял, что произошло. После того как Хардраг покинул сад, он долгие минуты не мог ни пошевелиться, ни использовать магию. Когда же чары, в существование которых король не верил, спали, вместо того, чтобы кинуться вдогонку, ему пришлось разбираться с оставшимися двумя фархами. Один из них сбежал сразу, второго все же удалось убить, жертвами двоих квихельмов, одного мага и трех латгардов.
        Теперь правитель Фостэйна стоял на обрыве глубокой пропасти в своем саду и пытался осмыслить все до конца. Почему Темные выбрали это место? Что они хотели найти? Не ту ли кочерыжку, принадлежащую Хардрагу? И кто такой этот Хардраг? Какими артефактами он владеет, без труда убивая фархов и беспрепятственно обходя внушения Айдана? И что теперь делать с Темными, вырвавшимися на свободу?

* * *

        В кабинете с видом на прекрасный орканов залив повисла тишина. Сидящий в мягком кресле савит Бонифаций задумчиво молчал. Также как и стоящий возле стеклянного окна савит Кронус. Оба они смотрели на цветную проекцию из кристалла Эрора, с беззвучной записью коронации нового султана Эссора.
        В мраморном зале сераля, на янтарном троне, восседал светловолосый молодой мужчина с яркими голубыми глазами. Голову его венчала высокая золотая корона, а плечи укрывала накидка, сплошь усыпанная рубинами. В левой руке султан перебирал золотые четки, смотря на непомещающийся в зале народ жестким взглядом.
        Справа от трона стоял чернокожий голубоглазый высокий мужчина в длинном темно-синем одеянии. Лицо его было серьезным и сосредоточенным, в отличие от молодого человека, стоявшего по левую руку султана. Взгляд зеленоглазого юноши был мягок, казалось, ему все равно что происходит вокруг.
        Перед самым троном расхаживал черноволосый черноглазый мужчина с лицом ястреба, одетый в ярко-желтую джеллабу. Он энергично жестикулировал и что-то громко говорил собравшимся людям. Время от времени он поворачивался на султана, показывая на него рукой, после чего зал начинал рукоплескать.
        Когда речь оратора закончилась, он отошел в сторону. Новый султан Эссора поднялся с трона и в воздух тут же полетели шапки, тюрбаны и прочие головные уборы. В царившем там шуме можно было не сомневаться.
        Запись прервалась и в ардальском кабинете стало чуть тусклее.
        — Надо же! А эти трое оборванцев высоко забрались!  — с легкой ноткой удивления в голосе, произнес Бонифаций.  — Это ведь их подобрал покойный Маркеш?
        — Их…  — задумчиво ответил Кронус, поглаживая короткую каштановую бородку.
        Ему не нравилось, что на Востоке появилась эта Триада, столь стремительно набирающая популярность. Люди всегда любили ребят из народа. Пусть этим молодым магам далеко до Ардала, но они могут стать ощутимой проблемой для них. Триада! Три мага правителя, один из которых восседает на престоле. Больно уж напоминает Ардал. И этот факт нервировал Кронуса.
        — А не кажется ли тебе, что эти щенки слишком быстро набирают силу?  — как бы между прочим поинтересовался Бонифаций.
        — Кажется.
        — Думаешь, стоит показать им свое место?
        Скинув задумчивость, Кронус вернулся в свое обычное состояние безразличия.
        — Да нет. Пусть детишки пока развлекаются. К тому же, сигнал о фархарах от них пришел. Так что надо кинуть им косточку. Да и сам знаешь, каратели разбросаны по всей Эве из-за этих проклятых Темных. Сейчас не до разборок в этой эссорской песочнице.
        Глава верховной власти вмиг посмурнел.
        — Кстати, да. Как там с Саданским заливом? Нашли следы фархов? Или как всегда, все свидетели загадочно испарились?
        — Отчего же, есть следы,  — равнодушно произнес Кронус.  — Прибрежная деревушка, где они предположительно высадились, выжжена дотла. И более ничего. Ни один сторожевой артефакт не сработал. Такое ощущение, что они и не пользуются магией. По-старинке они что ли костры разжигали. Не понятно…
        Происходящая ситуация на Эве сильно тревожила Кронуса. Многие факты указывали на то, что фархары, действительно, прошли через Границу. Более того, как оказалось, изменилась сама Граница, ее защита теперь была выстроена в пользу Темных. Великая магическая стена отныне убивала людей, а не тех, против кого она возводилась. Но как бы то ни было, главного доказательства Ардал так и не получил. Никто из островного государства магов не видел воочию фархов. Одни лишь панические наводки не самых достоверных источников в разных концах Материка.
        — А куда конкретно они высадились? В Магнуг или Гиваргис?
        В дверь настойчиво постучали, так и не дав Кронусу ответить.
        — Войди!  — громко ответил Бонифаций.
        В кабинет вошел секретарь верховного мага по имени Дэр. На худощавом лице его огромными буквами была написана крайняя степень оскорбленности.
        — Вашей аудиенции требует Гермас Фрот, савит Бонифаций!  — поджав губы объявил Дэр.
        — Прямо-таки требует?  — саркастично хмыкнул Кронус.
        — Именно, савит Кронус! Именно требует!  — не шутя, негодовал Дэр, после чего стало понятно его настроение.
        — Напомни-ка, кто такой этот Фрот?  — перебирая в памяти имена и не находя среди них знакомого, спросил Бонифаций.
        — Это один из трех послов, что был послан в Фостэйн, вместе с савитами Брельдом и Змаром.
        — Зови!  — тут же произнес Кронус, опережая верховного мага.
        По лицу Дэра было видно, как в одну секунду в нем смешались явная обида и изумление. Но ему ничего не оставалось, как покинуть кабинет и пригласить войти посла.
        Буквально через три секунды вбежал Гермас Фрот в очень пыльном и местами рваном дорожном костюме. С чумазыми щеками и безумным взглядом, он был похож на помешанного, и это вызвало легкое беспокойство в магах.
        — Повелители!..
        — Где Брельд и Змар?  — перебил Гермаса верховный маг.
        — Погибли!  — выпучив глаза, со страхом воскликнул трясущийся посол.
        — Что значит погибли? Их убил король Фостэйна?
        — Нет, нет!  — тут же поспешил опровергнуть вопрос Бонифация Фрот.  — Я не знаю жив или нет король! Мне удалось бежать…
        — Бежать от чего?  — свел брови Кронус.
        — Фархары, савиты!!  — сорвался на мерзкий писк голос Фрота.  — Много! Тридцать может быть сорок фархаров! Они напали на людей в къюнгондском замке. Если бы не магия короля и его квихельмы, мне бы не удалось уйти!
        — Что фархарам надо было в замке Къюнгонда?  — пытаясь вычленить самое важное, спросил Кронус.
        — Я не знаю, савит!
        — Что значит, я не знаю!?  — теряя самообладание, взорвался глава Карающих.  — Ты имел право оставить поля боя только в том случае, если узнал важную информацию для нас! В противном случае, ты просто бросил своих напарников. А это карается по закону!
        — Я должен был вам рассказать все, что видел, повелители!  — пытался оправдаться посол.  — Я не знаю для чего, но они пытались пробиться под землю. Они использовали такие энергии, савиты, ужасней которых я за всю свою жизнь не встречал! Еще там была девушка, лет шестнадцати — семнадцати. Она очень сильно напоминает иллиров из легенд — светловолосая и светлоглазая. Я слышал, как фархары называли ее «сахжар», и мне кажется они хотели ее схватить. С ней был человек, вроде квихельм, а вроде и нет. Я не знаю кто он, но Темных он убивал, словно это были дети.
        Если информации про фархаров еще походила на правду, то история с иллиром вызвала сомнения и у Кронуса и у Бонифация.
        — Иллир?  — уточнил верховный маг, первый нарушив повисшее молчание.
        — Не совсем, савит. Очевидно, девушка лишь частично иллир.
        — Ты уверен?
        — Да, савит Бонифаций. Ее имя Энира. Я лично разговаривал с ней, за несколько часов до нападения фархаров.
        — Это все?  — спросил Кронус.
        — Да, савит.
        — Хорошо. Оставь нас!  — резко произнес глава Карателей, но когда Фрот уже взялся за ручку двери, вновь обратился к нему:  — Ты сказал квихельмы?
        — Что, простите?  — не понял вопроса Гермас.
        — Ты сказал у короля были квихельмы?
        — Да, савит. У короля на службе есть квихельмы, и они безоговорочно ему подчиняются.
        Кронус и Бонифаций обменялись взглядами. После этого глава Карателей молча указал головой на дверь Гермасу. Поклонившись, посол вышел из кабинета, оставив савитов в тягостной тишине.
        Хорошо править в спокойные времена, зная, что ты самый сильный, что тебя боятся, с тобой считаются. Но как быть, когда появляется тот, кто сильней тебя в разы? Тот, кто не собирается свергать тебя с престола, а хочет уничтожить? И уничтожить не только тебя, а всех.
        Беря в свои руки всемирную власть, когда не было ни единой угрозы извне, Правители обещали мир на Материке. А смогут ли они теперь обеспечить этот мир, в который пришли фархары? Хватит им сил, магии и знаний, чтобы пытаться спасти не только себя, но и все человечество?
        Не собираясь терять время, Кронус через переговорный амулет передал приказ, чтобы к нему пришел начальник Дознавателей — савит Хиртруг. Через пять минут в кабинет явился высокий мужчина с седыми кудряшками и хитрым прищуром голубых глаз.
        — Савит Хиртруг, немедленно отправляйтесь в Къюнгонд. Досконально осмотрите территорию Белого замка. Запишите на кристаллы Эрора. Допросите выживших. Узнайте у короля Фостэйна все подробности битвы с фархарами. Заставьте держать ответ о квихельмах в его подчинении. И любыми путями выясните все, что касается девушки по имени Энира. Кто такая, где родилась, где выросла, как попала к Айдану. Ну и прочую подноготную. И про человека, что ее сопровождал. Я даю вам полную власть. Делайте что хотите, но чтобы информация у нас была полная и не позднее, чем через месяц! Отправляйтесь!
        Не став дожидаться, когда Хиртруг, так и не обронив ни слова, поклонится и выйдет, Кронус вновь заговорил в свой гранатовый амулет, приказывая немедленно явиться к нему командиру мортенийцев.
        Через десять минут в кабинете стоял двухметровый лысый амбал с татуировками глаз на затылке и с лицом матерого волка.
        — В северных королевствах есть девушка по имени Энира. Она имеет глаза, как у магов, и светлые волосы. Девушка похожа на Светлых. Возможно она движется в сторону Гиваргиса, но есть смысл проверить и южнее Лисбета. Твоя задача привести ее в Вурадех, Каин. Брось на это дело хоть всех мортенийцев, но доберись до девушки раньше фархаров!
        — Это все, савит?  — просипел Каин.
        — Да.
        Командир мортенийцев поклонился и вышел. Кронус сразу же схватился за переговорный амулет.
        — Талорк, зайди!
        — Да, да…  — пришел в ответ отреченный ответ, словно приказ Кронуса прошел мимо него.
        — Талорк! Немедленно!  — повторил Кронус, повысив голос.
        Послышался вздох.
        — Да иду, иду!
        Пока савиты ждали главу тайной разведки, Бонифаций в полной прострации наблюдавший за бурной деятельностью своего друга, наконец, заговорил:
        — Ты веришь в историю с иллиром?
        — Верю,  — отрезал Кронус, усаживаясь в кресло рядом с верховным магом.  — Фрот сказал, что фархары называли ее сахжар. С фархарского языка это Светлая. Он не мог этого знать.
        — Фархары… Иллиры… Изменение Границы… Появление на Материке грагелей, которые столько сотен лет вообще не слазили со своих гор. Что-то явно идет не так, Кронус. Мир зашевелился. Не так я планировал встретить свою старость. Не так…
        И без того пребывая в диком напряжении, Кронус не стал отвечать на слова давнего друга.
        — Зачем ты подорвал всех мортенийцев? Думаешь, девчонка может принести вред? Или пользу?
        — Это иллир, Бонифаций! Пусть не чистокровный, но иллир. Единственный в мире. И если он так нужен фархарам, то значит девчонку ни в коем случае нельзя им отдавать. Необходимо сделать все, чтобы она не попала к ним в руки. Если потребуется убить, значит убьем.
        Дверь кабинета отворилась и вошел покрытый с ног до головы копотью Талорк.
        — Что на счет Библиотеки?  — едва глава Разведки переступил порог, спросил Кронус.
        — Как и следовало ожидать, ничего.
        Савит недовольно хмурился, оттирая белым платком черные разводы с лица.
        — Ни одной похожей истории из твоего описания найдено не было. Никто кроме твоего старика не слышал никаких-таких пророчеств. Больше смахивает на то, что он сам его выдумал, Кронус.
        — А самого старика не нашли?  — зная ответ, но все же лелея надежду, спросил глава Карающих.
        — Побойся Оркуса хоть! Триста лет прошло! А он даже не маг был!  — хохотнул Талорк.
        Чувство легкого разочарования постигло Кронуса. Он почему-то отчаянно был уверен, что история про четырех сынов, услышанная в детстве, не выдумка, и она вполне могла ответить на многие вопросы.
        — Может быть в Библиотеке были утеряны какие-то рукописи? Может был пожар или какая-либо кража?
        — Да там такая система охраны, что сам Кардаш ничего не украдет. Хотя, ты прав, был один случай. Совсем недавно. Буквально пару лет назад. Пропала очень древняя книга под авторством Бекреля.
        — Найти!  — сурово скомандовал Кронус, так что Талорк даже слегка удивился.
        — Хорошо. Так ты только за этим меня звал?  — спокойно произнес начальник Разведки.
        — Нет. Похоже игра началась, Талорк. Фархи начали действовать…

* * *

        Из стеклянной башни, возвышающейся над гигантским черным замком Шахронда, вновь повалил густой белый дым. Несмотря на ее неприятное название — лабораторный купол, внутри было довольно уютно, тепло и светло. За год, проведенный в ней, Селир выучил здесь каждую трещинку, каждый предмет, каждую травинку. Вот и сейчас он уже битых три часа сидел в центре круглой башенной комнаты, обложенный шестьюдесятью четырьмя пучками засохших трав и порошковой смесью из сухой горчицы, орегано, сумаха, тмина, чабера и еще несколько разноцветных составляющих, названия которых Селир не знал.
        Все это хозяйство подожгли, но, слава Оркусу, оно уже прогорело. Вонь стояла страшная.
        Напротив Селира, в позе лотоса, сидел трехметровый фархар, размахивающий веером дым, направляя его в сторону человека. Получалось у него отлично, так как веер был размером с приличный коврик.
        Волшебный дым не вызывал кашля и вообще никак не действовал. Первые полгода он вгонял в легкую дрему, но теперь не было и этого.
        — Что? Нэ пробэрает тэбя больше?  — с акцентом на геллийском спросил фархар.
        Селир лишь усмехнулся.
        — Так вроде выяснили, что уж как полгода не берет.
        — Я добавил душицу и куркурум… Видымо, снова не то.
        Фархар поднялся и пошел к огромному столу, где стояли сотни небольших чашечек, плошечек, баночек, колбочек, коробочек и прочих вместилищ под самые разные агрегатные состояния полезных и не очень веществ.
        — Слушай, Харгот, долго ты меня еще будешь тут держать?  — спросил Селир Темного.
        — А ты хочэшь побыстрэй умэрэть?
        Селир даже не расстроился такому ответу, ведь слышал он его несколько раз в седмицу. Каждый раз, как задавал фарху именно этот вопрос.
        — Зачем я вам вообще нужен? Не легче ли меня просто отпустить?
        Развернувшись к человеку, фарх направился к нему, толча в маленькой ступке свое очередное зелье.
        — Я бы отпустил тэбя, ты же знаешь, мнэ нэ жалко. Но другые фархары мэня нэ поймут,  — просто ответил он, усаживаясь на свое прежнее место и протягивая Селиру крохотную для его огромных рук человеческую ложку с мерзкой на вид зеленой кашицей.  — За этот год ты слышком много узнал и увидэл.
        Послушно взяв ложку и проглотив жижу, от вкуса которой на глаза навернулись слезы, савит Бэр спросил:
        — А почему вы хотите убить самых сильных представителей рас, а остальных поработить?
        Ожидая эффекта от смеси стимулирующих трав на человека, Харгот ответил, смотря на него своими светлыми с поволокой глазами:
        — Наш новый гир, как впрочэм и прэдэдущие гиры, считает нашу рассу самой сыльной расой. Настолько сыльной, что вы должны нам подчыняться. Прыслуживать. Быть нашими рабами. Чтобы нэ было проблэм и сопротивлэния, самых сыльных нужно убить. Он хочэт, чтобы нас боялысь и почытали, также, как марлогронтов. Их слава и память нэ дает ему покоя. А тысячилэтия заключэния на островах лишь разожгли в нем дополнытельную злость. Он счытает, что мы настоящые хозяева Эвы.
        — А ты так не считаешь?
        — Я?  — рассмеялся Темный своим жутким низким смехом.  — О нэт, нэт. Я так ныкогда нэ считал. Я до сых пор скорблю по нашим погыбшим братьям — иллирам. И счытаю, что каждая из рас достойна жизни. В особэнности люди. Вы схожи с нами по Сыле, ваша магыя блызка к нашей. Но вы как дэти. Мы должны вам помогать, а нэ убывать. Вы никогда нэ превзойдете нас Сылой, но можете научить тому, чего мы нэ видим. Именно поэтому вам удалось нас побэдить тогда. Я так считал и во времэна Вэликой Войны, так считаю и сэйчас.
        — Ты жил во времена Великой Войны?!  — удивился Селир.
        — Жил. До сых пор эта боль жывет со мной. Я был согласэн с решением заточить нас в блокаду. Мы это заслужылы.
        — Так вы бессмертны?
        — Нэт, смэртны, просто живем намного дольшэ, чэм вы, если нас нэ убивать.
        До попадания в плен к фархарам, Селир думал, что все эти создания заслуживают исключительно мучительной смерти, но познакомившись с Харготом, маг больше так не считал. Этот ученый все что мог выяснить на счет заключенного человека, выяснил в первый месяц, остальные же одиннадцать, он просто делал вид, что ставит над ним эксперименты, желая продлить ему жизнь. Более того, фарх не только сохранял жизнь Селиру, он еще и развивал его магические способности. Так что, если савиту Бэру удастся выбраться с Шахронда, то он будет только рад, что побывал здесь.
        Лир Селир узнал многое не только о самом себе, но и фархах (он был уверен, Харгот говорит ему только то, что должны знать все люди). И савит хотел донести эти знания. Не все Темные заслуживали смерти. Ведь по рассказам Харгота, он был такой не один, просто большинство молчало.
        — А как вы прошли через Границу?  — полюбопытствовал Селир, чувствуя, как зелье ученого начинает на него действовать и внутри появляется дополнительная энергия, исходящая из его магического Источника.
        — Это все гир Шикоба. Мы бы ныкогда нэ смогли ее прэодолэть. Новый гир самый сыльный фархар, что когда-лыбо рождался срэди нашэго народа. Он самый молодой, но самый могуществэнный. И это страшно, вэдь по нашим мэркам, он еще совсэм рэбенок. Рэбенок, который нэ подчиняется никому, который в силу своей молодости и гдэ-то глупости, хочит подчинить себэ не только фархаров, но и всэх на Эве. И судя по тому, что он смог пэрэстроить Граныцу, ему по силам сдэлать и это.
        Селир вспомнил, как всего единожды видел жуткого на вид фархара, пришедшего посмотреть на человека. Он был выше всех остальных Темных минимум на пол головы. А глаза его были столь же черны, что и кожа. Селир никогда не забудет того чувства подавленности, которая вызывала мощь Силы, исходившая от этого гиганта.
        — Скажи, пожалуйста, Харгот. Вот вы уже больше года, как перешли через Границу. Почему же вы все еще не захватили Материк?
        Прежде чем ответить на этот вопрос, Темный протянул еще одну ложку зеленой гадости Селиру.
        — Съешь еще…
        Маг проглотил жижу, и фарх заговорил:
        — Гир Шикоба, нэ смотря на свой юный возраст, довольно дальновидэн. Он нэ хочет, чтобы повторылась история. Поэтому фархи собырают все части лэгендарного Скипэтра Власти. Попади он в руки такому могущественному гиру, то тогда он поистинэ сможэт сравныться с ушедшими марлогронтами. Но этот артэфакт бесполэзен без сахжара. Только сахжар мог активировать Скипэтр. Однако, к моему страху, на Эву пришел сахжар именно в приход Шикобы. Похоже грядет болшая Тьма.
        — Сахжар? Кто такой сахжар?  — не понял Селир.
        — Иллир или, как вы обычно называете, Свэтлый.
        Что-то нехорошо екнуло внутри мага.
        — Светлый?
        — Да. В Фостэйнэ, где как раз нас и низвергли много тысяч лэт назад, наши братья встретили человеческую дэвочку со свэтлыми волосами и глазами.
        Во рту моментально пересохло, а в ушах поднялся шум. Селир понял, что речь шла об Энире. Фархары знают о ней! И если этот Шикоба хочет активировать Скипетр то, наверняка, ему понадобится она!
        — … Конэчно, дэвочка нэ чистокровный иллир. Я даже нэ уверэн, что она способна на магыю. Но гир Шикоба приказал ее схватить любой ценой… На тэбя начали действовать травы? Ты побелэл.
        Селир перевел на него насмерть перепуганный взгляд. И Харгот, похоже, понял, что дело не в травах.
        — Ты знаком с этим иллиром?  — угадал фарх.
        Зная, что этот Темный на его стороне, маг слегка хрипловатым от волнения голосом произнес:
        — Это моя родная сестра.
        — Оу!  — произнес очень нехарактерный для себя звук Харгот.  — Как интэресно!..
        — Я надеюсь, ей удалось сбежать?
        — Конэчно!  — успокоил фарх человека.  — Любому бы удалось сбэжать, еслы бы его охраняло создание, храняшее магию Спящих.
        «Тэйп!» — облегченно подумал Селир.  — «Слава Оркусу ты держишь свое слово!»
        — Как бы мнэ было интэресно с ним поработать!  — сокрушенно произнес Харгот.  — Жаль, что этот чэловек погиб.
        — Как погиб!?
        — Да, погыб. Не рассчитал сылу артэфакта, которым пользовался…
        На уровне сердца, что-то беззвучно оборвалось. Лучший друг! Брат!..
        — Харгот! Прошу, отпусти меня! Помоги сбежать!  — вдруг решительно воскликнул Селир.
        В лаборатории на несколько секунд повисла тишина.
        — Ты же знаешь, Сэлир Бэр, я нэ могу этого сдэлать…
        От злости и отчаянья, маг раздраженно мотнул головой и уставился в каменный пол, пытаясь в голове найти выход из сложившейся ситуации. Не только погиб его лучший друг, теперь еще и сестра осталась абсолютно беззащитна!
        — … Но если у тэбя появится возможность сдэлать это самому, я прэпятствовать нэ стану.

        Толмач

        АРДАЛ — единственное государство на Эве, являющееся республикой. Управление находится в руках выбранных гражданами людей. Последние столетия у власти стоят три значимых фигуры — савит Бонифаций, савит Кронус и савит Талорк. Именно они создают «климат» отношений между странами на Эве. Ардал — это островное государство, где преобладающее большинство жителей маги.
        ВАЛОР —специально созданная организация для продвижения власти Триады на Востоке. База располагалась в нескольких километрах от столицы Эссора. Члены группировки — выходцы из низов и сомнительных профессий, через Валор проходили некое подобие очищения и прощения за прошлые грехи и становились воинами, выполняющими приказы главы организации — Шаха. Их называли валорцами. Так как управлял ими человек, приближенный к Триаде, отношения с законной властью у них были неоднозначные.
        ВЕЙЛАНЫ (ПОВЕЛИТЕЛИ ВЕТРА, ДЕТИ ВЕТРА)  —магическая раса, живущая в Запретных Лесах, занимающих отдельный континент. После Великой Войны и истребления Темными своих господ — иллиров, ушли в добровольную изоляцию. Вейланы подчиняют воздушную стихию, отчасти сами ею являясь.
        ГРАГЕЛИ —магический народ, обитающий в горах Геллы. Черпают Силу для своих ритуалов из Бездны, обращаясь к ее обитателям — демонам. Грагели — безволосые создания, имеют серо-пепельный цвет кожи и янтарный цвет глаз, раковины ушей их слегка вытянуты и заостренены. После Великой Войны лишь они, время от времени, выходят на контакт с людьми.
        ИЛЛИРЫ (СВЕТЛЫЕ)  —миротворцы Эвы. Светлый народ, имеющий исключительную внешность и особенную магию. Вся их жизнь была направлена на любовь и созидание. Любое живое существо, какова бы темная натура у него не была, подпадало под их чары и становилось абсолютно безвредным, спокойным и счастливым. Иллиров уничтожили в Великой Войне фархары. После их истребления, на Эве не встречались светловолосые синеглазые создания.
        КАПТЫ —приземистый трудолюбивый народ. Живут в горах Гутвал. Прославленных магов среди них в истории не упоминалось. Поэтому их принято считать не магическими существами. Однако это заблуждение. Среди каптов есть шаманы, они не так сильны, как маги других рас, но все же наделены магией. Именно шаманы наделяют Силой знаменитые на весь мир своим качеством артефакты горного народа. Капты низкорослы и чрезвычайно волосаты. Радужка их глаз в основном черных оттенков, но шаманы имеют светло-карий, в редких случаях, зеленый цвет. После Великой Войны, также как и вейланы, ушли в изоляцию.
        КАРБЕРЫ —воины султанов, являются правоохранительными органами стран Востока и Юга.
        КВИХЕЛЬМЫ —тайное Братство, строго следующее заповедям Оркуса, по средству убийств искореняющее несправедливость на Материке. До времен Великой Войны были практически неизвестны, после нее получили широкую известность, став самой устрашающей сектанской организацией.
        КРИСТАЛЛ ЭРОРРА —природный минерал из гутвальских гор. Обладает визуальной и фонической памятью. Благодаря магии, ученые Ардала научились воспроизводить запечатленные в кристалле данные.
        ЛАЙТЫ —магическая раса, живущая исключительно в водах океанов Эвы. Способны или нет выходить на сушу — доподлинно неизвестно. Внешне очень сходны с людьми. Однако кожа их более плотная и грубая, на шее имеются пластины жабр, некоторые представители имеют хвост с плавниками, некоторые лишь перепонки.
        ЛАТГАРДЫ —воины королей Севера и Запада.
        МАРЛОГРОНТЫ —в истории известны как Хозяева Эвы. Создатели фархаров и иллиров. Самые могущественные создания. Бессмертны. До сих пор неизвестно, действительно ли фархары и иллиры заточили их в Великие Темницы, или они сами решили покинуть мир.
        МЕЛИГРАЛЫ —считаются помесью людей и грагелей, обделенные магическими способностями. Однако неизвестна ни одна женщина из людского рода, имеющая связь с грагелем (и наоборот). Сами мелигралы о своем происхождении молчат. Когда они появились ни один из народов точно сказать не может. Из себя представляют довольно незаметные невзрачные создания, ведущие скромный образ жизни, чаще всего неся службу у правителей людей.
        МОРТЕНИЙЦЫ —считаются независимым кланом наемных убийц. Однако ни для кого не секрет, что они выполняют приказы Ардала. По слухам, именно Правители Ардала создали эту организацию, для борьбы с популярными в народе главными защитниками — квихельмами.
        ПРАВИТЕЛИ —это понятие вошло в оборот, когда к власти главного государства Эвы — Ардала — пришли три значимые фигуры — Бонифаций, Кронус и Талорк. По сути эти люди стали править не только островной республикой, а всем миром.
        САВИРА —женщина, имеющая дар предвидения (иногда без него) и обладающая тайными знаниями, недоступные простым смертным.
        САВИТ —мужчина-маг, обязательно имеющий светлый цвет глаз.
        ТРИАДА —тандем трех магов невероятно популярных среди народа. Откуда родом достоверно неизвестно. Но попав под покровительство визиря Эссора вскоре стали знамениты и любимы. В 3038 году пришли к власти, убив самого жестокого султана Востока Асалбега. Савит Дамаск стал султаном Эссора, а савит Бирм новым визирем. О третьем члене Триады — савите Гансе — информации не много. Есть предположение, что его обязанности выполняет глава Валора — Шах.
        ФАРХАРЫ — они же фархи, Черные, Темные. Одна из самых могущественных рас на Эве. Считают себя последователями марлогронтов. Имеют необычайно высокий рост, черную кожу, имеют глаза стального, светло-голубого цвета.
        ЯРМАЛЫ —личная гвардия султана Кемиза. Ярмалы — воины, беззаветно служащие своему господину. Однако они единственные, кто имели права голоса, то есть чтобы стать законным султаном Кемиза необходимо получить признание ярмал. Одни из самых профессионально обученных воинов на Эве, по сей день являются грозной силой на Юге и Востоке Материка.